Читать онлайн Привет, Фрида! бесплатно

Глава 1

01/01/2022

«Как быть, если знаешь, что скоро умрёшь? Рыдать и молить об искуплении грехов? Или продолжать просыпаться по утрам, как ни в чём ни бывало?

Мы все знаем, что умрём. Знаем, но ведём себя так, словно нам предназначена вечность. И только конкретная дата не оставляет нам времени для раздумий, заставляя действовать немедленно.

Ладно, хватит философствовать, вернёмся ко мне и к тебе – в этом году ты будешь моей лучшей подругой. Почему я решила доверить тебе эту неблагодарную роль? Случайность. Чистая случайность.

Твоё угловатое, не по-женски суровое лицо с угольно-чёрными бровями, похожими на размашистые птичьи крылья, заворожило меня, как только я его увидела. Тогда я не знала о тебе ничего, кроме того, что ты то ли муза, то ли жена какого-то художника. Прости, но я даже не знала, что ты и сама художник. Что ж, у нас ещё есть время, чтобы познакомиться.

Ах да, привет, Фрида! Извини, что не поздоровалась вначале, у меня теперь всё перевернулось с ног на голову.

Ведь мне остался лишь год… А потом… я умру…»

Ри резко захлопнула ежедневник, последний в её жизни, с обложки которого жёстким прямым взглядом пронзительно смотрела Фрида Кало.

Неделей ранее

В небрежно распахнутом лёгком кашемировом пальто цвета латте поверх белой майки-алкоголички и спадающих на бедра голубых джинсов Ри неторопливо шла по пустынной набережной.

Зимнее солнце пригревало её каштановые волосы и нежно ласкало бледное лицо, наполовину скрытое под зеркальными очками-авиаторами.

Рождество. Сегодня, наконец, она могла прогуляться без мужа. Тео не любил, когда Ри ездила в город одна, говорил, что ревнует. В этот день он забывал о ревности традиционно готовя праздничный обед – индейку с клюквенным соусом. Ри уже около пяти лет не ела мясо, Тео не желал поступиться обычаем из-за каприза – видите ли, ей стало жалко зверушек – на рождественском столе должна быть запечённая индейка и точка!

Ри не спорила, просто, закончив ужин, выносила почти нетронутую огромную птицу бездомным котам, которых подкармливала у мусорных баков. Коты благодарно мурчали и тёрлись об её ноги, после чего Ри приходилось принимать душ – у Тео была страшная аллергия на шерсть.

Не спеша, смакуя каждый шаг своей одинокой прогулки, Ри добралась до конца набережной и вошла в книжный магазин, открытый в рождественское утро специально для неё. Хотя, возможно, и для всех тех, кто отложил покупку поздравительной открытки на самый последний момент. Возможно. Но, на протяжении почти двух десятков лет Ри нравилось думать, что только для неё.

Хозяин магазина, Николас, за это время превратился из худощавого длинноволосого юнца в огромный лысый шар. Увидев его в этот раз с младенцем, Ри остолбенела.

– О, мадам Айрин! Вы – островок постоянства в нашем непостоянном мире, – хозяин книжного, фигурно лавируя между стеллажей, подкатился к Ри и крепко расцеловал её в щеки. – С Рождеством и днём вашего рождения, моя милая! Новые ежедневники там, на полке, как обычно. Но, прежде, я бы хотел вас познакомить с Николасом младшим, моим первым внуком!

Ри не успела опомниться, как в её руках оказался орущий краснолицый младенец. Это его внук?! Она даже не догадывалась, что Николас женат, ведь все эти годы он оказывал ей недвусмысленные знаки внимания.

«Даже у шарообразного есть ребёнок?! Несправедливость какая! Господи, да что это я… Просто заберите его у меня!» – Ри дрожащими руками передала младенца, пытаясь изобразить на лице некое подобие улыбки.

– Спасибо за поздравления, Ник… Но, как говорится, после двадцати не нужно напоминать женщине о её возрасте…

– А вам больше? И не скажешь, мадам Айрин! Вы юны и свежи, как в тот первый раз, когда я вас увидел! Жаль, что вы были замужем… А то бы… – Николас, улучив момент, снова расцеловал Ри в чуть покрасневшие щёки.

– Двадцать мне было… двадцать лет назад… И, кстати, я всё ещё замужем, – она тяжело выдохнула, потрепала по густым чёрным волосам наследника книжного, который уже не орал, а с интересом наблюдал за происходящим, и направилась к угловой полке у окна, украшенного переливающимися разноцветными гирляндами.

«Вот же память у человека, хоть раз бы забыл поздравить… Неужели, его внук, когда вырастет, облысеет как дед? А какая мне вообще разница?» – мысли роились в голове Ри, как назойливые мухи, которых нужно было немедленно прихлопнуть, ведь сейчас ей предстоял ответственный выбор – новый ежедневник.

Кому-то, возможно, это покажется странным, но выбор ежедневника для Ри был сродни выборам президента страны, не меньше. Она отбирала нескольких кандидатов, расставляла их на отдельной полке и мысленно голосовала за двоих, а затем предстоял самый сложный тур – выбрать тот самый, единственный, в котором была бы и качественная бумага, не кипенно белая, а немного желтоватая, и чтоб полосочки удобные – не широкие и не узкие. Но самое главное тот, кто изображён на обложке, должен был стать лучшим другом Ри на весь следующий год.

Она старалась выбирать женщин – с мужчинами дружить сложнее. Однажды, лет десять назад, Ри соблазнилась красавцем Дэвидом Бэкхемом в нижнем белье.

Особо не раздумывая, привела, точнее, принесла его к себе домой, и сразу же обнаружила массу сложностей.

Во-первых, дневник пришлось тщательно прятать от Тео, нет, он не стал бы читать, они уважали личное пространство друг друга, просто Тео привык быть единственным мужчиной в жизни жены, и конкурент в трусах, лежащий на видном месте, его бы не порадовал. Во-вторых, Ри и сама чувствовала некую неловкость, у неё не получалось делиться сокровенным с ныне живущим красавчиком, к тому же ещё и женатым. После месяца мучений она вынесла Дэвида в сад и закопала – выкинуть в мусорный бак у неё не поднялась рука. Взамен Ри приобрела ежедневник с милым пёсиком, назвала его Дружок, с ним и вела разговор по душам.

После года общения с собакой Ри придумала и единолично проголосовала за строгое правило для кандидатов в дневники – на обложке должна быть женщина, которая уже умерла!

В этом году Ри дружила с Мерлин Монро. Иметь в подругах блондинку мирового масштаба было непросто, но крайне интересно! К последним листам дневника Ри жутко не хотелось с ней расставаться, ей так нравилось делить с Мерлин каждый день своей жизни, но ещё одно «правило по ведению дневника» гласило – нельзя дружить с одним и тем же человеком дважды. Поэтому выбор предстоял сложный – кто сможет сменить Мерлин? Этого Ри не представляла.

Она медленно, немного прикрыв веки, приближалась к полке с потенциальными друзьями, решив на этот раз обойтись без долгой процедуры выборов, а брать того, кто первым бросится ей в глаза, пусть это будет даже мужчина или розовый единорог. Хотя таковых там быть не должно – за два десятка лет хозяин книжного привык к странному пристрастию Ри. Каждый год он пытался разнообразить выбор под её запрос, лишь бы угодить постоянной клиентке, тем более, что она всё это время являлась предметом его не таких уж и тайных фантазий.

Вот полка уже близко, на расстоянии вытянутой руки. Щёлк. В глазах Ри потемнело, она лишь успела подумать, что Ник зачем-то вырубил в магазине свет.

– Айрин! Айрин! Что с вами?! Вам плохо? – хозяин книжного легонько тряс Ри за плечо, его мясистое раскрасневшееся лицо нависало над ней, как гигантский спелый томат. – Вы не ударились?

Ри молча наблюдала приоткрыв веки. Что произошло?

– Я в порядке… – пробасила Ри и вздрогнула, не узнав свой голос. – Помоги встать, чего это я разлеглась…

Ник протянул ей тёплую большую ладонь, поставил на ноги и заботливо отряхнул её пальто.

– Может, вам к доктору? Что-то вы совсем бледная…

– Спасибо, не нужно. Больше ничего не нужно. Я возьму ежедневник и поеду домой прилягу… Сорок лет, видимо, по голове стукнуло… – Ри попыталась отшутиться.

Аккуратно, чтобы снова не рухнуть, она повернулась к полке, и её взгляд тот час же выхватил ярко-красную обложку с суровым женским лицом:

– Приве-е-т… Ты же, Фрида? Пойдём со мной, – прошептала Ри и облегчённо выдохнула. – Ник, вызови мне такси.

Через час она уже лежала на диване и вглядывалась в лицо своей новой подруги, водила пальцем по её широким угольно-чёрным бровям, по чётко очерченным скулам, по венку из ярких цветов, повторяя в голове одну фразу: «Какая красивая и некрасивая женщина…»

– Милая, обед почти готов! – радостно объявил Тео, высунув голову из-за угла кухни. – Пойди переоденься к столу. Тебе так идут платья, а ты влезла в эти джинсы! У тебя же… Праздник…

Он внезапно замолчал, словно взболтнул лишнего, и вернулся к готовке.

– Не нуди, пожалуйста! Переоденусь. Как всегда, к столу будет индейка и я в платье. А праздник сегодня у всех христиан, прошу заметить… – Ри села на диване, ещё раз провела ладонью по обложке ежедневника и громко, чтобы услышал муж, задала вопрос. – А чьей музой было Фрида Кало?

– Прежде всего, она была музой самой себе! – Тео тотчас выскочил из кухни, он любил, когда жена интересовалась искусством. – Только представь, она написала пятьдесят пять автопортретов! Пятьдесят пять! Её мужем был Диего Ривера, может быть, ты и не знаешь его… Но Фрида выходила за него замуж дважды!

Ри медленно встала с дивана, боясь ненароком снова рухнуть в обморок – честно говоря, она даже не знала, как бы на это отреагировал муж, ведь он привык, что жена всегда в строю и готова на всё ради рождения его новых шедевров.

«А вышла ли бы я ещё раз замуж за Тео? Хороший вопрос… На него я отвечу Фриде, как только мы начнем наш разговор по душам».

Обед прошёл как обычно, Ри не ела индейку, а Тео сокрушался, что мясо птицы не такое уж и вредное – котам у мусорных баков снова повезло. Дорогущее шампанское, которое было шумно открыто к празднику тоже осталось почти нетронутым.

Тео первым встал из-за стола – снова вдохновение накрыло внезапно, так что он не мог усидеть и сбежал в мастерскую. Ри спокойно допивала кофе и доедала шарлотку с корицей, которая у мужа получалась выше всяких похвал. Да, в их браке несомненно были и плюсы.

Расправившись с десертом, она методично собрала грязную посуду со стола, в душе проклиная этот новый дом, на скорую руку украшенный к Рождеству, но в котором ещё не было посудомойки. Придётся всё мыть самой – после шефства Тео в раковине возвышался самый настоящий Эверест!

– С днём рождень-я тебя-я! С днём рождень-я тебя-я-я! С днём… – Тео задорно затянул поздравительную песню, его басистый голос разлетался эхом по полупустому особняку.

– Я же просила! Не надо! Не надо! – взвыла Ри, тарелка выскользнула из её рук в ядовито-жёлтых перчатках, со звоном ударилась о плитку пола и осколками разлетелась по кухне. – Я же просила!

Ри замолчала и уставилась в окно над раковиной, на которое ещё не успела купить занавеску. А может его стоит оставить так как есть? Вид на лужайку, окруженную пышными кустами и пальмами, походил на картину импрессиониста – можно мыть посуду и любоваться. А можно размышлять над убийством, как Агата Кристи. Сейчас Ри точно выбрала бы последнее, например, можно было задушить мужа подушкой накануне своего дня рождения, которое по божьему провидению, совпало с Рождеством, и больше никогда не слышать эту тупое поздравление на американский манер! И почему она не решилась на это прошлой ночью?!

– С днём рождения-я, Ай-ри-ин! – песня приближалась, словно раскаты грома, заставляя сердце Ри колотиться от негодования.

К дверям кухни, словно крадущийся кот, медленно шёл Тео, прикрывая зажжённые свечи широкой ладонью от сквозняков, которые беспрепятственно гуляли по огромному дому. К следующей зиме особняк нужно капитально утеплить, что за бездари его строили?!

– С днё-ё-ём рождень-я-я…– пробасил Тео, убирая ладонь от торта со свечами в виде цифр четыре и ноль. Огонь потух. – Ну вот… Подожди! Сейчас зажгу!

Ри не смотрела ни на торт, ни на мужа, она сжимала со всей силы зубы, чтобы не наговорить ему гадостей. Каждый год одно и тоже – она ненавидит свой день рождения, а он обожает её с ним поздравлять.

– Сорок лет не отмечают, плохая примета, – едва смогла выдавить Ри. – Ещё и эта тарелка…

Тео чуть ли не бросил торт на мраморную столешницу, раздраженно дунул на свечи – не хочешь, мол, не задувай – и, что-то гундя под нос, поднялся в спальню.

«Ура! Празднование окончено! Господи, столько лет одно и тоже… – Ри проводила мужа пристальным и жёстким, как прицел снайпера, взглядом. – Какого хрена ты издеваешься надо мной каждый год?! Какого, мать твою, хрена…»

Ри проснулась посреди ночи, голова раскалывалась так, что отдавало в глаза. Она нащупала под подушкой телефон и, чуть приоткрыв веки, посмотрела на время – почти три.

Тео крепко спал рядом, посапывая, повернув лицо к Ри и нелепо приоткрыв рот. Он снова завернулся в одеяло, как в кокон.

«Вечно ты всё перетягиваешь… – Ри попыталась достать край одеяла. Не вышло. – Превратился в африканского слона…»

Она перевернулась на другой бок и отодвинулась на самый край кровати. Ей захотелось быть как можно дальше от мужа, хотя бы в пределах их брачного ложа.

«Вечно всё для тебя… Даже мой чёртов день рождения как будто тоже для тебя! – Ри кричала, что есть силы у себя в голове, пытаясь переорать сверлящую мозг боль. – А ты когда-нибудь задумывался, чего я хочу? Чего хочешь ты, я прекрасно знаю: вскакивать по твоему непредсказуемому вдохновению и бежать в студию, бросив все дела! Конечно, великий Теодор должен писать! Так и пиши свои портреты, а я здесь причём?! Почему я должна сидеть рядом и молча наблюдать за процессом, потому что тебе так нравится? А я хочу написать роман, да, представь себе, я мечтаю стать хотя бы писателем, раз уж матерью мне, похоже, не светит, но кого это волнует? – Ри резко повернулась, превозмогая головную боль, широко раскрыла глаза и взмолилась. – Господи… Дай мне возможность изменить мою жизнь!»

Она сняла с тонкого пальца обручальное кольцо и бросила его на прикроватный столик, освобождая себя от брачных уз хотя бы до утра. Тео мирно посапывал, из его нелепо раскрытого рта потекла слюна.

Утром Ри проснулась раньше будильника. Она лежала не шевелясь и не открывая глаз. После вчерашней выходки с поздравлением Ри злилась на мужа, и желание задушить его подушкой до сих пор не исчезло. Голова по прежнему гудела, хотя вчера она не выпила ни капли спиртного.

Около месяца Ри замечала, что всё чаще просыпается с головной болью, иногда чуть ощутимой, иногда более явной, независимо от того пила она накануне или нет.

Ри открыла глаза. Солнечные лучи проникали в спальню сквозь неплотно закрытые шторы. От яркого света её замутило, к горлу комом подкатила тошнота. Зажимая рот ладонью, она выскользнула из кровати и на цыпочках бросилась в ванную комнату.

Закрыв за собой дверь, Ри повернулась к зеркалу, огромному, в половину стены от потолка до пола. В нём она рассматривала своё тело после душа, порой мысленно ругая за набранный килограмм или внезапно ставший заметным целлюлит на бёдрах. Странно, но сейчас Ри понравилось её отражение – лицо, конечно, бледновато, так что тёмно-карие глаза казались почти чёрными, а тонкие идеально очерченные губы, наоборот, потеряли яркость, зато она заметно похудела. Чёткие линии скул, немного впалые щеки сделали её похожей на Киру Найтли.

Тошнота незаметно отступила. Ри собрала волосы в высокую гульку, закрепив металлическим гребешком с жемчужинами – уловом с воскресного блошиного рынка, ещё раз одобрительно взглянула на отражение нагого стройного тела, улыбнулась и выскочила из ванной.

Тео уже проснулся и полусидел в постели, откинув одеяло – к утру в комнате становилось довольно жарко от двух электрических обогревателей, которые им пришлось приобрести после первой ночи в новом доме, чтобы не заледенеть во сне.

– Доброе утро… – Ри решила заговорить первой, злиться дольше не имело смысла – муж не изменится, и это просто нужно принять.

– Доброе-доброе, моя богиня! – Тео вскочил с кровати и тут же оказался позади жены, крепко обнимая её и целуя в шею. – Тебе никак не может быть сорок, ты только взгляни на себя!

Он вытянул гребень из её гульки, и волны густых каштановых волос с выгоревшими у лица прядями, обрушились на хрупкие плечи, закрывая спину до половины. – Я хочу написать твой портрет… Прямо сейчас!

– Подожди-подожди, – Ри ловко освободилась из его объятий и встала у зеркала, сложив ладони на животе. – Мне кажется, у нас получилось! Наконец-то!

Глава 2

02/01/2022

«Привет, Фрида.

Твои слова на обложке оказались для меня именно теми, необходимыми до боли в сердце. Спасибо за поддержку!

Ты говорила, что в конце концов мы можем вынести гораздо больше, чем думаем. Ты права! Теперь я уверена в этом на все сто.

Интересно, был ли в твоей жизни такой день, когда утром на тебя обрушилось самое огромное счастье, а вечером – самое огромное горе? День, когда жизнь щедро одарила, а затем жестоко наказала…

Мне бы только успеть разобраться, за что? А ты разобралась, зачем судьба чуть не угробила тебя в аварии в восемнадцать лет? Может, без этого ты не стала бы художником? Всевышний уложил тебя на больничную койку и всучил в руки кисть, да уж, ничего себе ход! Что ж, попытаюсь разгадать план Создателя на меня.

И, кстати, на вопрос, вышла ли бы я снова замуж за Тео, сейчас я могу точно ответить – НЕТ!»

Ри закатила глаза, чтобы не заплакать, но это снова не сработало, что за глупый трюк? Крупная слеза уверенно скатилась по щеке и шлёпнулась на желтоватую страницу, превратив слово «НЕТ» в уродливую кляксу.

Неделей ранее

– Милая, можно просто купить тест на беременность? Зачем выдёргивать доктора из дома в законный выходной? – Тео накинул на плечи пушистый тёмно-синий халат и вернулся в постель. – Давай, я проверю, какая аптека сегодня дежурит.

– Нет, – Ри всё ещё стояла у зеркала со сложенными на животе руками, к горлу подкатил комок. – Я хочу, чтобы меня осмотрел специалист. Мы же так ждали. Я поеду одна.

Она бросилась к шкафу, схватила с полки спортивный костюм и начала одеваться.

– Спортивные вещи только для спорта, – поучительно заметил Тео, набирая номер её гинеколога. – И зачем дёргать человека в Рождество?

Ри молча положила костюм на полку и натянула джинсы и чёрную водолазку, да она и сама осуждала женщин, которые в спортивном и в пир, как говорится, и в мир.

– Не отвечает, – отключив телефон на третьем гудке, Тео засунул его под подушку. – Я бы тоже не ответил… Ты же каждые два месяца объявляешь себя беременной!

– Сейчас всё иначе, – прошептала Ри и аккуратно присела на край кровати. – Я уверена. Почти на все сто.

Она улыбнулась, подняла одеяло и забралась под него, всем телом прижавшись к мужу.

– У нас будет малыш… Я знала, Бог сделает нам подарок за усердие! Ты счастлив, скажи? Счастлив? – Ри вскочила на ноги и стала прыгать на кровати. – Ну же, Теодор! Скажи!

Тео молча наблюдал за женой, теребя пояс от халата, завязывая и развязывая узел.

– Теодор! Теодор! Ты скоро-о-о станешь папой-ой! Ура! Ура! – напевала Ри, подпрыгивая почти до потолка, её щеки заметно раскраснелись.

– Айрин! Успокойся сейчас же! – Тео резким движением схватил её за ноги и усадил на кровать. – Ещё ничего не ясно, чтоб так дуреть!

– А мне уже ясно, – Ри пыталась перевести сбившееся дыхание. – Меня утром тошнило – это раз, вчера в городе я упала в обморок – это два, и я просто чувствую, что чудо свершилось – это три!

Она снова хотела вскочить, но перед глазами появился рой тёмно-серых мушек.

– Упала в обморок? – Тео повернул её лицо за подбородок к себе. – Почему ты мне не сказала? Вот и отпускай тебя одну!

– Я беременна, все признаки на лицо, – Ри одной рукой задрала водолазку и приложила его большую ладонь к своему животу.

– Это невозможно… – Тео одёрнул руку.

– Возможно, – громко произнесла Ри, а затем почти прокричала. – Возможно!

– Что с ней?.. Доктор, это серьёзно?

Ри едва разбирала слова. Она не могла понять, был ли это голос Тео. Шум заполнил голову. Горло пересохло.

– Думала, что беременна… Это невозможно… Я сделал…

«Что он несёт? Что он сделал? – Ри с усилием приоткрыла веки, белый больничный свет резанул глаза. Она зажмурилась. – Господи!»

Другой мужчина говорил тише, так, что Ри не смогла ничего понять.

– Спасибо, доктор… Я должен сам.

«Вот это точно Тео. О чём это они там? Что должен сам?» – мысли стремительно пролетали одна за другой. Шум в голове постепенно утихал, и соображать становилось легче. Только открывать тяжёлые веки не хотелось.

– Милая, ты меня слышишь? – голос Тео отчётливо раздался у самого уха, Ри вздрогнула всем телом.

«Чёрт бы его побрал!»

– Девочка моя, – большая тёплая ладонь легла ей на лоб. – Как же так? Как же так?..

Ри не шевелилась, зачем-то делая вид, что она всё ещё не пришла в себя. Ладонь Тео пахла лосьоном для бритья «Old spice» – он пользовался только им с тех самых пор, как Ри подарила его на день рождения ещё до их свадьбы – запах въелся в его кожу.

– Если ты меня слышишь, подай какой-то знак, – дыхание защекотало ушную раковину, и Ри инстинктивно повернула голову в его сторону. – Милая! Ты проснулась?

Она приоткрыла веки и прямо перед собой увидела его лицо с лёгкой щетиной – странно, Тео всегда тщательно брился, прежде, чем выйти из дома. Он мог позволить себе щетину в исключительных случаях, например, если писал картины дни напролёт, не выходя из студии.

– Как ты меня напугала! – он поцеловал Ри в приоткрытые веки – Почему же сразу не рассказала про обморок в городе? Надо было прямиком к доктору, может тогда…

На последних словах голос Тео дрогнул, затем он резко встал и отвернулся.

– Что с ребёнком? – чуть слышно спросила Ри.

Тео не отвечал. Он стоял к ней спиной, застыв, как каменное изваяние, слегка сгорбившись под тяжестью невыносимой тишины, которая заполнила палату – такую тишину нарушают только правдой, и жизнь после этого меняется безвозвратно.

– Только не волнуйся. Обещаешь? – Тео повернулся, опустив глаза.

«После этих дурацких слов мне явно нужно начать волноваться…» – съязвил голос в голове Ри.

– Милая… – Тео присел на стул у кровати, по-прежнему не поднимая глаз. – Знай, я буду рядом.

– Что с ребёнком? – едва шевеля губами, повторила Ри.

– Ребёнка не было. Совсем не было и быть не могло, – Тео схватил её руку и начал теребить большой палец. – Я… сделал вазэктомию. Пару лет назад. Прости, что не сказал. Прости. Прости. Прости. Но сейчас это и к лучшему. Именно сейчас, это нам на руку. Мы можем заниматься только тобой, милая, а то ещё и ребёнком пришлось бы. Так наши шансы увеличиваются, понимаешь?!

Он прижался к щеке Ри губами, затем начал целовать её глаза, лоб, волосы, словно виноватый пёс, пытаясь чрезмерной нежностью зализать свои прегрешения.

– Ты же годами цинично наблюдал, как я заходила в ванную с тестом на беременность и выходила в слезах. Ты… Ты сейчас всадил мне не нож в спину, а долбанул топором по самому темечку… – Ри выдернула руку из ладони Тео, его прикосновение стало ей отвратительно, и с силой обхватила голову. – Наверное, поэтому и раскалывалась так! В ней же долбанный топор!

Она отвернулась, подтянула колени к животу, подбородок к груди. Вся сжалась, словно хотела стать маленькой, как в животе матери, чтобы успокоится под размеренный стук её сердца. Тук-тук. Тук-тук. И всё хорошо. Тихо и тепло.

– Милая, это не топор. Это опухоль. Доктор сказал, остался год… Но я не верю, слышишь! И ты тоже не верь!

И снова наступила тишина. Страшная, необратимая, зажатая, словно пленница, меж больничных стен. Ри бесшумно повернулась на кровати. Тео сидел закрыв ладонями лицо, его крупные плечи тряслись, как от мелких разрядов тока.

Она дотянулась до его руки и, с силой отняв ладонь от его лица, выкрикнула:

– Я и не верю! Тебе!

Глава 3

03/01/2022

«Привет, Фрида.

А ты философ! Кладезь зрелой женской мудрости. Спасибо! Я читала о тебе почти всю ночь. Ты отвлекла меня от головной боли и помогла понять, что делать дальше.

Как же тонко сказано тобою о мужчинах – ты заслуживаешь мужчину, который любит тебя растрёпанной, со всеми причинами, заставляющими тебя резко просыпаться, и со всеми демонами, которые не дают тебе спать. Эти слова перевернули мой идущий прахом мир!

Я поняла – Тео не любил меня растрёпанной! Любил вылизанной, чтоб во всём волосок к волоску, и демоны мои были ему до лампочки! Он водился только со своими. А я так… Для него я просто приставка при-.

Я при- нём… Без него меня будто и не было вовсе. А я ЕСТЬ! Я просто потерялась в тени славы великого Теодора, растворилась в заботе о нём, забыла, что я тоже могу что-то дать миру.

Знаешь, дорогая моя Фрида, я когда-то писала стихи… И у меня даже неплохо получалось, так я сама считала. Но однажды Тео прочёл вслух Цветаеву, а после попросил меня прочесть моё стихотворение, и, знаешь, я не смогла. Я уверовала в свою никчемность, согласилась быть просто приставкой при большом художнике. Хотя он сам всегда величал меня его вечной музой! Вот ты, Фрида, не побоялась быть равной своему мужу, а я…

Я двадцать лет была просто МУЗОЙ! Слово даже какое-то дурацкое. Я отдала ему всю себя… Но последний год я не отдам никому! Он мой! Я готова разделить его только с тобой, подруга. Мы проведём незабываемое время!»

– Спасибо тебе, ты так вовремя появилась, – Ри с улыбкой аккуратно закрыла дневник, поцеловала Фриду в щёку и на цыпочках вернулась в постель.

Номер в отеле, который Ри сняла на неделю, был крохотным, но тёплым и уютным – двуспальная кровать с высоким мягким, как зефирина, матрасом, занимала почти всё пространство. От белоснежного скрипучего белья чуть уловимо пахло лавандой, а гора до невозможности удобных подушек и вовсе вызвала у Ри детский восторг. И в каком тайном месте отельеры покупают такие? В магазины для простых смертных их точно не завозят, заставляя людей мечтать хотя бы об одной ночи в гостинице, чтобы уложить голову на вожделенную подушку!

Ри завернулась в объемное невесомое одеяло, как в кокон, и закрыла глаза. В номере было темно, плотные шторы не пропускали свет – ещё одно гостиничное чудо, ночь может продолжаться круглосуточно! За окном уже давно наступило утро, но Ри решила не вставать, а зачем? Готовить завтрак для Тео не нужно, сидеть с ним рядом, вдохновляя на новый шедевр, тоже – он больше не перетянет одеяло на себя, чёртов гений!

Неделей ранее

– Вы отдаёте себе отчёт в своих действиях? Простите, я обязана задать этот вопрос, – юрист клиники, молодая пухлая женщина, положила на стол перед Ри напечатанный мелким шрифтом документ. – Если да, то подпишите, пожалуйста, там, где отмечено галочками.

Ри, не читая, подписала. Ей хотелось покинуть это место как можно скорее – здесь её не вылечат, нигде не вылечат, а валяться на больничной койке, как овощ, в последний год жизни – сущий кошмар, особенно учитывая, что три дня уже безвозвратно утрачены.

Все эти дни Тео верным псом сидел рядом, даже не уходил домой переодеться. Говорил, что боится оставлять её одну, а всё, о чём мечтала Ри,– остаться, наконец, одной! Примириться с этим топором в голове.

– Милая, я должен ненадолго отлучиться, справишься здесь без меня? – Тео поцеловал руку Ри, лежащую поверх одеяла. – Но если хочешь, я останусь.

– Нет! – выкрикнула Ри – не смогла сдержаться. – Уходи!

Эти слова были первыми, которые она адресовала мужу после его признания – три дня Ри не могла с ним говорить, он стал для неё чужим – двадцать лет совместной жизни растворились в небытии, словно их и не было. Возвращаться домой нельзя. Тем более, что особняк, в который они переехали два месяца назад по настоянию Тео, так и не стал её домом.

Всё исчезло – нет мужа, нет дома, нет будущего. А что осталось? Осталась только она и её год.

Ри попросила медсестру передать Тео записку, когда он вернётся, затем вынула из своего телефона сим-карту, бросила её в урну и вызвала такси.

Отъезжая всё дальше от клиники, она представляла, как Тео вбежит в палату, а её там не будет, он начнёт кричать, обвинять персонал в некомпетентности и халатности. В ответ на это, юрист клиники с профессиональной строгостью и спокойствием ответит:

– Мадам Айрин приняла решение и подписала все соответствующие документы. Мы не могли держать её здесь против воли.

Тео сядет у опустевшей кровати и положит голову на подушку, пытаясь поймать едва уловимый запах её волос.

– Она просила передать вам это, – медсестра протянет ему листок бумаги.

Он с трудом приподнимет голову, вытрет ладонью глаза и развернёт записку.

– Господи, как же ты коряво пишешь, милая, – обязательно прошепчет Тео и тут же замолчит, её голос зазвучит в его голове:

«Когда-то ты подарил мне крылья. Но именно ты мне их и сломал».

2000 год. Май.

– Простите, могу ли я задать вам вопрос? – совсем рядом послышался приятный мужской голос, но Айрин даже не повернулась в его сторону, продолжая методично затягиваться сигаретой и шумно выпускать вонючий дым в душный предливневый воздух.

Она сидела в центральном парке у фонтана уже минут сорок, то и дело поглядывая на часы, стрелки которых недвусмысленно намекали – он не придёт.

– Девушка, прошу прощения, но я всё же осмелюсь, – голос прозвучал почти у самого её уха, Айрин дёрнулась, закашлялась – сигаретный дым вышел белёсыми струйками сразу из двух ноздрей, её щёки вспыхнули.

– Господи, не надо так пугать! – вскочив со скамейки, воскликнула она, и тут же встретилась взглядом с высоким, лучезарно улыбающимся брюнетом. – Ничего смешного, между прочим…

– А я и не смеюсь, просто дым из ноздрей придал вам крайне угрожающий вид, – незнакомец попытался сделать серьёзное лицо. – У меня к вам предложение.

– Я на улице не знакомлюсь, ясно? И вообще, у меня и без ваших предложений проблем выше крыши, – Айрин затушила окурок о кованую ножку скамейки и выбросила его в урну. – Тошно от вас!

– Лично от меня? – решил переуточнить незнакомец, отступив на шаг. – Или от людей в целом?

– От мужчин… – пролепетала Айрин, уклоняясь от взгляда. Ей вовсе не хотелось откровенничать с первым встречным, но слова будто вырывались сами по себе. – Обманщики вы все. Предатели.

Она снова опустилась на скамейку и уставилась на детей, играющих на парковой дорожке.

– Не все. Поверьте, не все. Вот, возьмите, это адрес моей мастерской. Я буду вас ждать завтра в одиннадцать утра, – брюнет положил на скамейку рядом с Айрин визитную карточку. – Я хочу написать ваш портрет. Вы увидите вашу красоту со стороны и удивитесь, насколько, порой, мы недооцениваем себя, и связываемся не с теми…

Он отступил ещё на несколько шагов, ожидая ответа, но она молчала, подперев подбородок кулаками. Её молчание говорило громче любого крика – с вами, особями мужского пола, не о чем говорить, просто исчезните!

Незнакомец медленно удалялся по протоптанной между деревьями дорожке. Айрин мельком взглянула ему вслед, и он, будто почувствовав, обернулся, улыбка заиграла на его лице. Щёки Айрин снова покраснели, она схватила листок с адресом со скамейки и нервно его скомкала.

Дверь единственной квартиры на верхнем третьем этаже внезапно распахнулась. Ри удивилась, она ведь даже не успела нажать кнопку звонка, ей хотелось вначале перевести дыхание, сбившееся от быстрого подъёма по лестнице, – значит он ждал её, и, наверное, подглядывал в глазок.

Он широко улыбнулся и жестом пригласил войти. – Заранее прошу прощения за беспорядок, для меня мастерская это что-то вроде поля боя. Но ведь, как говорится, только дурак нуждается в порядке – гений господствует над хаосом! Вы всё же пришли!

– Пришла. И ещё я люблю порядок… – Ри наигранно улыбнулась одними уголками губ, её щеки с милыми ямочками тотчас заалели. Она нервно одёрнула подол короткого, жёлтого, в нежный голубой цветочек, платья.

– Простите… Я не имел ввиду ничего такого. Я – Теодор, – машинально вытерев ладонь о льняную белую рубашку, расстёгнутую на несколько пуговиц, он протянул руку Ри. – Вчера мы даже не познакомились.

– Айрин. Любящая порядок дура, – она не смогла не съязвить ещё раз – вот же самомнение у человека, сходу зовётся гением!

– Если вы даже и дура, в чём я, конечно, сомневаюсь, то с лицом ангела, – Теодор галантно поцеловал её изящную кисть.

Красивый ответ и прикосновение его тёплых губ заставило Ри покраснеть ещё больше.

– Давайте перейдём к делу. Покажите, где мне встать или сесть. Я никогда не позировала гениальным художникам, поэтому вам придётся со мной повозиться.

Теодор, не выпуская её руки из своей, провёл Ри по длинному тёмному коридору, мимо нескольких закрытых дверей, в просторную комнату, с двумя высокими, под самый потолок, окнами без штор. Майское утреннее солнце нагло лезло через эти окна в мастерскую, заполняя всё пространство теплом и золотистым светом. Посередине комнаты стоял деревянный мольберт с натянутым на подрамник девственно чистым холстом. На стенах – несколько законченных картин, с которых ничуть не смущаясь, глядели обнажённые женщины, и совсем юные, и не очень. На полу повсюду валялись наброски с разными частями тел. Какое точное сравнение он подобрал – выглядит и правда, как поле боя.

– Мне придётся раздеться? – тихо спросила Ри, сглотнув подступивший к горлу комок, она никак не ожидала такого поворота, соглашаясь позировать для портрета.

– Как хотите, Айрин, я не могу указывать ангелу, что делать, – Теодор поставил у окна деревянный стул и накинул на него полотно белой ткани. – Выбор за вами. Можете остаться в этом милом платье, но мне бы очень хотелось нарисовать ваши крылья.

Он, больше не улыбаясь, встал у мольберта. Его пристальный взгляд скользил по контурам её тела, прядь тёмных волос небрежно спадала через красно-белую полоску банданы, завязанной на лбу.

– Увы, крыльев у меня нет, – Ри отвернулась к окну, не выдержав наглого натиска его голубых глаз.

– Есть. Просто вы их не видите, – Теодор медленно приблизился к ней сзади. – Позвольте мне вам их показать.

Ри стояла не шевелясь, почти не дыша, но внутри она вся кипела от внезапно нахлынувших, неизведанных, терпко-сладких чувств. Еще вчера ей казалось, что весь мир против неё, и выход только в окно или в петлю, а сегодня она стала для кого-то ангелом.

Спиной она ощущала частое дыхание, улавливала аромат пряных духов смешанный с краской, запах совершенно чужого мужчины, и вдруг она осознала, что ей нравится этот запах.

Артур всегда пах пόтом из-за его бесконечных тренировок. Он не делал комплиментов, и ласково не называл, просто «малышка». И ей казалось, что так нормально, ведь не это главное в отношениях, главное – любовь, а они, наверное, любили друг друга. Только вчера, когда тест показал две полоски, любовь резко закончилась.

Замок на спинке платья медленно поехал вниз. Ри не могла пошевелиться, словно под анестезией. Платье упало к её ногам. Сердце бешено заколотилось. Тук-тук-тук. Готово выскочить из груди. И пусть выскакивает! А что ей теперь терять? Тёплые большие ладони нежно взяли её за плечи и развернули от окна.

Глава 4

04/01/2022

«Фрида,

мне страшно… Ты говорила, что весело ждёшь ухода и надеешься никогда не возвращаться. Ты была сильной. А я… Не такая. Ты рисовала цветы, чтобы они не умирали, рисовала себя, поэтому ты и не умерла до конца, не исчезла. А я боюсь, что исчезну… Понимаешь? Я боюсь, что исчезну совсем!

Меня даже нет на картинах Тео. Ага, вот такая я муза… Он хотел написать мой портрет в нашу первую встречу, но я не согласилась, не смогла… Теперь я очень жалею об этом. На той ненарисованной картине я была бы счастливой, хотя тогда я считала себя самой несчастной.

Мне очень страшно…»

Ри отложила раскрытый дневник на прикроватную тумбочку и укрылась одеялом с головой. Лежала, поджав колени к груди, будто в лавандовой пещере, пока не стало тяжело дышать, в голове появился болезненный шум. Она резко села на кровати – пора на воздух.

Два дня Ри просидела в номере, не маячила в городе, чтобы Тео её не нашёл – а он наверняка искал. Как он теперь без неё? Голодный, наверное. Хотя нет, еду приготовить сумеет. Но работать не сможет, как же рисовать без музы…

– Я больше не его муза! – посмотрев на себя в зеркало у двери, чётко произнесла Ри. – Хватит о нём! Думай о себе!

Она надела солнечные очки, схватила пальто и вышла из номера. Опустив голову, прошмыгнула мимо столпившихся у стойки регистрации туристов, оживлённо говорящих по-русски – ей не хотелось, чтобы в ней признали соотечественницу и принялись расспрашивать о пустяках, но всё же родная речь всколыхнула волну ностальгии.

Она слишком давно не была на родине – Тео не любил летать, укоренился на острове, как куст папоротника, и не выкорчевать. О том, чтобы отпустить её одну, хотя бы на могилы родителей, он и слышать не хотел. Говорил, что мёртвым без разницы, ходишь ли ты к ним на могилу, главное память. Память.

«А кто будет помнить меня?» – Ри будто вся съёжилась внутри от своего вопроса. Она неторопливо шла по набережной, распахнув пальто, которое и вовсе можно было снять, но ей не хотелось тащить его в руках.

Январь в Средиземноморье похож на игривую кокетку – утром нежно ласкает солнечными лучами-пальцами, днём крепко сжимает в жарких объятиях, а когда приходит ночь, отталкивает, внезапно наступившим холодом, который пробирает до самых костей.

– Я заставляла себя тебя любить, – она перешла на шёпот. – А теперь не буду. У меня слишком мало времени, чтобы обманываться…

Ветер усилился. Волны с остервенением нападали на прибрежный песок. Ри поднялась со скамейки, прошла несколько шагов и обернулась – там, в конце набережной, виднелся книжный магазин, где целых двадцать лет она выбирала себе друзей… В следующем году хозяин книжного, как всегда, будет ждать мадам Айрин, расставит на полке у окна новые дневники с белыми и желтоватыми странВ полдень гулять было неприятно – прохладный ветер поднимал с пляжа мелкий колючий песок, дожди нынешней зимой где-то затерялись, и сухая земля жаждала спасительной влаги. Редкие высоченные пальмы с облезлыми пучками листьев на макушках не защищали от палящего солнца, десятилетиями они служили лишь украшением променада, названного в их честь Пальмовым.

Ри почти доплелась до книжного магазина, но резко почувствовала себя обессиленной и присела на скамейку лицом к морю. Она вынула руки из рукавов пальто, оставив его на плечах, её подмышки вспотели, над верхней губой и на лбу появилась испарина. Море шумело, выгоняло вспененные волны на берег, выбрасывая вместе с ними клочья тёмно-зелёных водорослей. Зимнее море суровое, от него пахло холодом и опасностью.

– Я не люблю тебя, море! Не люблю! – внезапно выкрикнула Ри, вздрогнув от этого безотчётного порыва. Из под зеркальных очков покатились слёзы.

ицами, пахнущими типографской краской и надеждой. А она не придёт…

Ри резко развернулась и, запахнув пальто, быстро пошла в сторону гостиницы.

– А вы верите в Царствие небесное? – чей-то голос вырвал её из тяжёлых мыслей.

– Что, простите? – она остановилась и сняла очки.

– Вы верите, что смерти не существует? – сухонькая старушка в аккуратном тёмно-сером платье с отглаженным белоснежным воротником, с аккуратно зачёсанными серебристыми волосами, протягивала ей тонкий журнал с изображением Иисуса Христа.

– Совсем скоро я узнаю наверняка… – Ри взяла из её рук журнал и машинально скрутила его в трубочку. – Я умираю.

Она впервые произнесла эти слова вслух. Всё. Теперь это часть реальности, неумолимая, неизбежная. – Я боюсь…

– Нужно бояться не смерти, дитя моё, а пустой жизни, – старушка по-матерински погладила Ри по волосам. – Пустая жизнь это грех, милая, страшный грех…

«Фрида, я поняла! Как же просто всё было на самом деле! Я прожила пустую жизнь, понимаешь? ПУСТУЮ! Господи, что ж ты мне раньше этого не сказал?! Грешница я… Страшная грешница. Вот за это и наказание своё получила – топором по башке, чтоб опомнилась наконец! Я исправлюсь! Клянусь самым дорогим, последним моим годом, больше мне клясться нечем…

Господи Боже и дорогая подруга Фрида, я сделаю всё, чтобы наполнить мою жизнь тем, чем боялась, ленилась и куча ещё всяких отмазок. Клянусь! Аминь!»

Ри закрыла дневник, прижала его к груди и закружилась по комнате. Раз-два-три, раз-два-три. Как же давно она не танцевала! Раз-два-три. Как же давно не жила для себя! Запыхавшись, она рухнула на кровать, отдышалась, сбросила на пол кроссовки и схватила телефон:

– Добрый день, я хочу улететь ближайшим рейсом.

2000 год. Май

Свет из высокого окна мастерской расстилался по паркетному полу косым прямоугольником, Айрин неподвижно стояла в нём, ощущая обнаженной спиной нежное солнечное тепло. Её глаза были опущены, ладони стыдливо прикрывали грудь.

– Расправь крылья и посмотри на меня… – Тео занёс кисть над холстом.

Айрин приподняла взгляд и снова застыла, словно превратилась в одну из древнегреческих скульптур из белого мрамора.

– Не бойся, ангел. Я лишь хочу показать тебе тебя, – зрачки его голубых глаз расширились. – И запомни, ни один мужчина в этом мире не достоин твоих страданий.

Тео сделал первый мазок.

– Нет! Я не могу! – Айрин вскрикнула, будто её окатили ледяной водой. – Не надо меня рисовать такую!

Она подхватила платье, начала натягивать его на себя. Запуталась, не устояла и неуклюже рухнула на пол – слёзы брызнули из глаз.

– Да, что с тобой? – Тео отбросил кисть и подбежал к Айрин, пытаясь её приподнять.

– Не трогай! Вам всем только одно надо! – она кричала, била его кулаками по плечам и груди. – Не трогай меня!

– Окей, окей! Не трогаю! Только успокойся, да что на тебя нашло?! – он отступил, снял с головы бандану и, скомкав, бросил в угол – прядь чёрных волос упала на глаза, Тео небрежно зачесал её наверх.

Айрин резко замолчала, будто у радиоприёмника вырубили звук. Всхлипывая, она отползла к стене и прижалась к ней, подтянув колени к груди. Расстёгнутое на спине платье обнажало хрупкие плечи и выступающие ключицы, густые каштановые волосы упали на лицо, спрятав его от солнечного света.

– Я беременна… Я не знаю… Не знаю, что мне делать… – она тихонько завыла.

– Господи! Ты же девчонка совсем! – Тео стукнул кулаком в стену. – Тебе есть восемнадцать? В милицию нужно заявить.

– Да… – убирая волосы с лица неуверенно ответила Айрин. – Точнее, нет… В милицию не надо. Мне восемнадцать. Есть закурить?

– Найдётся, – Тео снова поправил непослушную прядь и вышел из мастерской.

Айрин, выкрутив руку за спину, попыталась застегнуть замок на платье – смогла дотянуться до середины, затем пересела на стул и прикрыла ноги наброшенной на него белой тканью.

– Какие предпочитаешь? Есть с ментолом, как в той песне… – Тео держал на раскрытых ладонях две пачки и, увидев Айрин сидящей на стуле, улыбнулся. – Во-о-от, так намного лучше, чем жаться к стене, точно тебя убивают.

– Можно и с ментолом, мне всё равно. Мне теперь вообще, всё всё равно, – она привстала, чтобы взять сигарету, скользкая ткань сползла, обнажив её тонкие ноги. – Блин, платье такое короткое. Я… обычно в джинсах… Но я же позировать пришла, вот и нарядилась, как дура.

– Забавная ты, – Тео встал у мольберта. – Вот так замри. Тебе идёт курить.

Айрин глубоко затянулась и выдула в потолок струйку белёсого дыма.

– Не надо меня рисовать. Пока не решу… проблему.

– А что говорит тот, кто эту проблему создал? – Отложив кисть, он присел по-турецки на пол и закурил такую же длинную, тонкую сигарету.

Айрин усмехнулась, глядя на его большую руку с дамской сигаретой, сбросила пепел в пустую банку из-под краски, которую Тео установил между ними посередине, проведя невидимую границу её неприкосновенности.

– А ничего не говорит. Как в дешёвых историях – сбежал, узнав, что станет отцом. Но самое интересное… – она замолчала, сделала несколько затяжек, подняв глаза, изо всех сил пытаясь снова не заплакать. – Он не поверил, что это его ребенок! Кто-то наплёл Артуру какую-то чушь про меня…

– Избавься от него, – Тео затушил сигарету в банку и закурил новую.

– От Артура? – Айрин поперхнулась дымом.

– О, ты снова похожа на дракона, – улыбнулся Тео и тут же серьёзно продолжил. – Да нет же. От ребенка. Не порти себе жизнь. Я старше тебя на десяток лет, поверь, знаю, о чём говорю.

– Вам двадцать восемь?! Ого…

– Почти. Двадцать шесть. Но я повидал женщин. – Он машинально обвёл взглядом портреты на стенах. – Что за идея фикс – ставить продолжение рода во главу угла? Себя нужно ставить на первое место! Себя! Понимаешь? У меня есть подруга-гинеколог, вон она, кстати, прям у тебя над головой висит, может помочь с абортом.

Айрин подняла голову и уставилась на портрет жгучей брюнетки с красной помадой на губах, во взгляде которой читалась откровенная похоть.

– Нифига себе доктор!

– Одна из лучших в своём деле. Но считала себя совсем несексуальной, вот я и показал ей её истинную сущность – женщина-вамп, повелительница мужчин. Она поверила в себя и замуж вышла, и всё благодаря мне, представляешь? – Тео гордо похлопал себя по груди.

– Она мне поможет? – виновато спросила Айрин, переведя взгляд с брюнетки на свои пальцы с неровно накрашенными розовым лаком ногтями. – Я бы, всё же, с Артуром хотела поговорить ещё раз. Объяснить. Может…

Она снова резко замолчала. Закрыла ладонями лицо.

– В вопросе детей я полностью поддерживаю великого Дали. – Тео встал у мольберта и с выражением процитировал:

– Великие гении всегда производят на свет посредственных детей, и я не хочу быть подтверждением этого правила. Я хочу оставить в наследство лишь самого себя.

– Мне нужно срочно позвонить, – Айрин смахнула слезу и заложила волосы за уши. – Здесь есть телефон?

– Я смею предположить, что звонить ты собралась некому Артуру, не так ли? – потянувшись за очередной сигаретой, с иронией в голосе поинтересовался Тео.

– Именно. Это и его ребёнок тоже, я не могу принять решение одна… Где телефон?

– В прихожей, на тумбочке у двери. Но решение очевидно, Ри. Можно тебя так называть? Айрин слишком официально, а мы за пару часов изрядно сблизились.

– Называйте, как хотите, мне всё равно. Только не выходите в прихожую, я хотела бы поговорить без свидетелей, – Айрин вышла из мастерской и захлопнула за собой дверь.

Через пару минут она вернулась, бледная, как покойница, уселась с прямой спиной на стул и махнула головой вверх, указывая на портрет.

– Звоните, этой своей… женщине-вамп.

Глава 5

5/01/2022

«Фрида,

я лечу! Мы с тобой летим на мою Родину! Это невероятно. Почти двадцать лет я там не была.

Столько раз во сне и наяву я мечтала об этом путешествии, оно казалось каким-то недостижимым, что ли… А вот лечу! Стоило просто купить билет. Как же всё в этой жизни просто и сложно одновременно.

Я очень хочу домой. Здесь, на острове, мой дом был там, где Тео мог творить, там, где он находил вдохновение. Я никогда не выбирала. Наш последний особняк совсем мне не нравился, но Тео нужно было больше пространства, вот мы и переехали. В огромную и холодную домину…

Я во всех деталях помню квартиру, где мы жили с родителями. Простая и теплая. У меня была своя комната – мой маленький мир, моё маленькое счастье. На стене висел календарь с рыжим котом, на шкафу, который перекочевал из бабушкиного дома, коллекция наклеек из вкусно пахнущих жвачек…

Фрида, мне так грустно, что этой квартиры больше нет. Она, конечно, существует, но в ней живут чужие люди, теперь это их мир. Не знаю, смогу ли я ещё раз войти туда… Впустят ли новые жильцы?..

Со смертью родителей умер и дом. Ведь настоящий дом это не стены и потолок, а люди, любимые люди… Нет, я не пойду туда, моих людей там нет.

Ладно, не будем о грустном, подруга, всё же мы летим на Родину!»

Самолёт начал снижение. Ри прильнула к иллюминатору, как в детстве, когда они с родителями летели в Крым. Ей было лет десять, и недавно умерла прабабушка. На поминках люди говорили – царствие небесное, рабе божьей, ушла к Всевышнему. Тогда Айрин, ковыряясь ложкой в рисовой поминальной каше, пыталась представить себе, как же прабабка могла попасть на небо, если её закопали в землю.

В первый раз в самолёте, увидев белоснежные плотные, как пастила, облака. Айрин поняла – вот оно, царствие небесное! И Всевышний где-то здесь, восседает на золотом с алмазами троне! Души умерших поднимаются к нему с Земли, и он серьёзно так спрашивает – был ли человек хорошим при жизни или грешил иногда, а потом раскрывает врата в чудесный белый город. И тогда ей очень сильно захотелось, чтобы все умерли поскорее и попали в это царствие, она даже рассказала об этом родителям. Мама только ахнула в ответ, перекрестила дочь три раза и заставила сплюнуть через левое плечо. Видимо, не помогло…

Родители попали в аварию, когда Айрин едва исполнилось двадцать. На скользкой дороге отец не справился с управлением – бах и всё. Врачи уверяли, что они даже не успели испугаться – смерть наступила мгновенно. Но было ли Айрин от этого легче?.. Она винила себя. Долго. Вспомнила желание поскорее умереть, и что некачественно сплюнула через плечо десять лет назад, перепутав левое с правым. Потом решила, что это наказание ей за грех детоубийства – хотела отравиться таблетками, которые ей выписал психотерапевт, но Тео вовремя её обнаружил.

Самолёт сделал круг над аэропортом. Там, внизу, всё было серым – январь выдался скупым на снег. После ярких красок Средиземноморья Ри показалось, что она смотрит на новенькую раскраску, над которой ещё не потрудился художник с цветными карандашами. Тёмно-серые контуры зданий, голые ветви деревьев, чёрно-траурные ленты шоссе.

«Родина

Еду я на родину

Пусть кричат: уродина…»

В голове Ри голосом солиста ДДТ зазвучала песня. Заложило уши, стало тяжело дышать.Она отвернулась от иллюминатора, изо всех сил вцепившись в подлокотники кресла.

– Вам плохо? Вот, возьмите воды, – стюардесса протянула Ри пластиковый стаканчик.

– Спасибо, – Ри залпом выпила воду. – Порядок… В родном небе уже не страшно.

Самолёт приземлился. Пассажиры вяло похлопали в ладоши и вскочили со своих мест, включая телефоны. Ри тоже встала, ей хотелось поскорее выйти – от спёртого воздуха в салоне разболелась голова, щеки и глаза горели.

Люди толпились в проходе, двери никак не открывали. Ри оказалась зажата между пышногрудой блондинкой, пахнущей всеми духами из дьюти-фри, и мужчиной, держащим на руках ребёнка лет двух, который проснулся под конец полёта и не переставая орал.

– Любимый, я приземлилась, скоро буду, – блондинка смачно чмокнула прямо у уха Ри. – Соскучилась страшно, Артурчик, готовься!

Услышав это имя, Ри дёрнулась и невольно обернулась. Нет. Это не её Артур. Её Артур не мог бы влюбится в такую. Он любит худых и не таких грудастых.

«Господи, с чего я взяла, что это мой Артур? Мой… Ха, не успела ступить на родную землю, а уже старая любовь в голове. Я вообще не знаю, что с ним. Не мой он. Не мой…».

Ри прикрыла глаза и помотала головой, прогоняя навязчивые мысли. Толпа двинулась к выходу. Наконец-то.

Новый аэропорт оказался просторным и светлым, только девушка-офицер на паспортном контроле подпортила впечатление: работа у неё такая – смотреть на всех с подозрением. Её «добро пожаловать» прозвучало неискренне и даже враждебно. Ри, словно чувствуя вину за то, что столько лет не была в родной стране, разволновалась и выронила паспорт. Пару мгновений, которые показались вечностью, она не могла поднять его с пола, уложенного вымытой до блеска бежево-серой плиткой.

– Женщина, проходите. Не задерживайте очередь! – скомандовала из окошка «доброжелательная», ещё раз окинув подозрительным взглядом.

Всё. Аэропорт позади. Ри стояла на автобусной остановке, переминаясь с ноги на ногу – тонкие кроссовки подходили для средиземноморской зимы, здесь же они считались, скорее, летней обувью. До отправления ещё полчаса. Чёрт, с одеждой, конечно, вышло по-дурацки!

– Миленькая, что ж ты раздетая такая? С луны свалилась, что ли?

Ри обернулась, поднимая воротник пальто. Кто там? Вроде не было никого.

– Это вы мне?

Старушка в сером добротном пальто с каракулевым воротником и вязаной шапке с брошью-совой сняла с плеч пуховый платок и протянула его Ри.

– А кому ж ещё?! Только ты здесь и стоишь. Дрожишь как осиновый лист. Накинь на голову, не то уши отвалятся, вон уже какие краснючие. Автобус минут через десять прибудет. Там отогреешься.

– Я в порядке… – Ри прикоснулась ледяными ладонями к ушам – они и правда горели, то ли от холода, то ли от головной боли, которая не унималась ещё с самолёта. – Хотя… Не в порядке. Забыла, что в январе здесь холодрыга.

Она накинула мягкий, невесомый платок, убрав под него волосы, и завязала вокруг шеи – в миг стало теплее, словно ласковые мамины руки погладили её по голове.

– Спасибо вам, и правда, так намного лучше, – Ри улыбнулась, приложив правую ладонь к сердцу. – Я не с луны, я с юга, как птица перелётная. Только они туда летят зимовать, а я, наоборот…

– А вот и автобус. Пойдем, миленькая, – старушка ловко подхватила свою сумку на колёсиках и подтолкнула Ри к открытым дверям автобуса. – Иди на задние места – там и поспать можно.

В салоне было тепло и приторно пахло ванильным ароматизатором. Желающих уехать вечером из аэропорта в город В оказалось немного, не набралось и половины

автобуса – и, слава богу, младенцев среди них не было – поэтому, как только все расселись, воцарилась тишина.

Ри устроилась на последнем сидении у окна, старушка рядом с ней, словно не хотела оставлять её одну.

– Вот, возьмите, ещё раз огромное спасибо! Вы спасли мои уши, – сняв с головы пуховый платок, она протянула его хозяйке. – Такой тёплый и нежный. Мне, почему-то, мама вспомнилась…

Ри всхлипнула, достала из кармана пальто салфетку и промокнула глаза.

– Ты к родителям едешь, милая? – старушка зашуршала целлофановым пакетом и вынула из него несколько конфет. – С моими зубами только сосульки и можно, угощайся.

– Барбариски? Мамины любимые… – Ри зажала конфету в ладони. – Еду навестить. На кладбище… Заждались они с папой меня. Я плохая дочь.

Она отвернулась к окну, вжала голову в плечи, словно хотела уменьшиться, исчезнуть от стыда, что жила себе свою жизнь за тридевять земель, а они были здесь одни почти двадцать лет…

За могилой ухаживали чужие люди за небольшую плату, даже цветы свежие приносили по церковным праздникам. Чужие люди. А родная дочь должна была «топором» по башке получить, чтобы взять чёртов билет на самолёт. Конечно, кому же теперь плакаться, как не маме с папой? Странно, но они сейчас младше неё получаются – погибли за год до своих сорока, ровесники, со школьной скамьи вместе, рука об руку. Наверное, им повезло, что в машине тогда вдвоём были – в царствие небесное так и вошли, рука об руку…

– Не кори себя, милая, – старушка погладила Ри по спине. – У каждого есть множество причин уехать и множество причин не уезжать. Каждый делает выбор, единственно правильный для него. Тогда ты не могла поступить иначе – очень страшно было остаться одной. Они то вдвоём, им хорошо, хоть на этом свете, хоть на том. И любовь их к тебе меньше не стала, помни об этом, и не вини себя, милая, не вини…

За окном пролетали раздетые деревья, фонарные столбы и редкие дома, Ри сквозь застывшие в глазах слёзы смотрела в тёмноту январского вечера и мочала – говорить больше не хотелось… Хотелось ворваться с мороза в тёплую уютную квартиру, скинуть обувь у двери и вбежать на кухню, где мама разливает по тарелкам горячий суп, а папа читает ей вслух какую-то взрослую книгу… Ри заплакала. Тихо, благостно. Ей вдруг стало легче – они же там вместе, и нисколько не винят её. Они её любят.

Автобус въехал в город около полуночи, Ри беспокойно дремала, прислонив голову к окну.

– Прибываем на остановку «Вокзал» через четверть часа, – хриплый голос водителя внезапно зазвучал из динамиков у потолка. Ри, вздрогнув, выпрямила спину, потерла глаза и уставилась в окно – вот он, её город! Старушки рядом не было, наверное, вышла раньше.

Автобус мчался по пустынным улицам и проспектам, припорошенным грязным не по-зимнему скудным снегом. На обочинах деревья беспорядочно махали голыми ветвями, будто звали на помощь. В сонных окнах домов почти не было света.

Город не изменился. Двадцать лет назад Ри уезжала из тёмного и пустынного, в такой же и вернулась.

– «Вокзал», конечная, – снова прохрипели динамики.

Вдруг Ри осознала, что не хочет выходить – напридумывала себе, что как только она пересечёт границу города с жизнеутверждающим приветствием «Добро пожаловать», тут же увидит старых знакомых, которые будут улыбаться и приветственно ей махать. А здесь… Темень, холодрыга и никого, даже собак бездомных и то не видать.

Город не скучал по ней. Даже не заметил. Городу наплевать.

Ри стояла посередине вокзальной площади с рюкзаком за спиной и небольшим чемоданом на колёсах. Тонкое пальто не согревало, уши и нос снова начали замерзать – она подняла воротник, пытаясь хоть как-то согреться.

Куда идти? Город ей не рад, как дальний родственник, к которому постучались в дверь без предупреждения.

2000 год.. Июнь

– Ты выйдешь или нет? Доктор ждать не будет! И потом не проси меня снова договориться! – теряя терпение Тео прикрикнул на Ри, которая сидела вжавшись в сиденье его машины. – Это правильное решение, хватит уже, выходи!

– Я хочу ещё раз с ним поговорить, – глухим, замогильным голосом произнесла Ри. – Пожалуйста…

– Пойдём в клинику. Я попрошу, чтобы тебе разрешили оттуда позвонить, – Тео вышел, обойдя машину, открыл пассажирскую дверь. – Идём!

Ри, как в замедленной съёмке, поставила на асфальт одну ногу, немного подождав, поставила другую и снова замерла.

– Или ты сейчас же выходишь, или иди ты к чёрту! Я тебе не мамаша, чтоб с тобой возиться! – Тео схватил её за руку и потянул на себя. – Кстати, а твои родители в курсе твоего положения?

Ри ещё больше побледнела, изо всех сил сжала челюсти – лицо вмиг стало старше лет на десять. Она встала на ноги и твёрдой походкой направилась к дверям клиники.

– Родители не в курсе. Я совершеннолетняя, могу сама решить свои проблемы, – не оборачиваясь фыркнула Ри.

На крыльце она остановилась, давая себе ещё несколько мгновений для размышления.

– Хочешь? – поравнявшись с ней, Тео протянул пачку с тонкими мятными сигаретами.

– Ага, давай, – Ри обрадовалась, что можно ещё потянуть время. Она затянулась, выпустила дым вниз. – А вдруг потом я не смогу… Ну… ещё раз ребёнка?..

– Сможешь. Что за глупости? Все же могут… И ты сможешь, – Тео замолчал, словно обдумывал только что данное обещание, затем мастерски двумя пальцами швырнул окурок в мусорку. – Пойдём!

Они вошли в здание, держась за руки. Опустив глаза в пол, прошмыгнули мимо регистратуры и завернули к лифту. На четвёртом этаже, у кабинета с фамилией «Зиновьева Н. Л» на табличке, Тео попросил подождать, а сам, постучав три раза, вошёл.

Через пару минут он выглянул в коридор.

– Эй, заходи, – полушёпотом подозвал Ри. – Телефон на столе. Звони, пока доктор готовится. Только недолго.

На цыпочках она подбежала к столу, схватила телефонную трубку и, быстро нажимая указательным пальцем на кнопки, набрала номер.

Тууу-тууу-тууу… Нет ответа. Тууу-тууу… Ри до побелевших костяшек сжимала трубку. Тууу… Сердце разбивалось вдребезги.

– Да клади ты уже! Не отвечает, значит не хочет! – Тео с силой выдернул трубку из её руки, приложил к своему уху и выкрикнул: – Козёл!

Вдруг на секунду он изменился в лице и резко ударил ладонью по рычагу.

– Добрый день, – из смотровой вышла женщина-вамп с портрета, только сейчас на ней была не красная, а розовая помада. – Всё готово, проходите.

Глава 6

9/01/2022

«Привет, Фрида и прости.

Не писала целых три дня. Многое произошло.

Я была у родителей. Как же приятно это произносить – была у родителей…

Ты говорила, иногда чувства между двумя людьми настолько сильны, что им может казаться, что они существуют как единое целое. Вот они и есть то целое навеки вечные. Только памятник уродливый какой-то. Я уже заказала другой, обещали быстро сделать.

Хотела и своё фото на этот памятник прилепить, а чего ждать? Времени то в обрез. Но потом решила, что нечестно вот так взять и примазаться к маме с папой после двух десятилетий отсутствия. Скажешь, они же родители, поймут, дочь единственную приютят… Но я не могу, не хочу нарушать эту их целостность. Главное, они простили меня, я это чувствую, простили и отпустили с богом.

Только я не знаю, куда мне теперь идти…»

Ри бережно закрыла дневник, устало проведя ладонью по лицу Фриды. На цыпочках подошла к окну номера лучшей в городе В гостиницы и задёрнула плотные шторы – хотелось темноты и тишины. Бутик-отель с претензией на европейский уровень, с латте на миндальном молоке в меню, едва уловимо отдавал юностью Ри.

Темные обои с витиеватыми узорами и голубой ковролин, наверное, не меняли со времён открытия, в них впитался сигаретный дым и бесчисленные людские судьбы, тенью промелькнувшие в этих стенах. Гостиницы знают о людях гораздо больше, чем их дома.

Ри свернулась калачиком на кровати с жёстким матрасом и подмяла под голову подушку, превратив её в бесформенный комок, – почему-то на родине подушки были дрянными, от них утром страшно ломило шею. Шум в ушах за последние дни усилился, он мешал думать, заставлял менять планы и лежать даже днём. Ри грешила на холод, но шапку так и не купила, обходилась капюшоном худи, которое надевала под пальто.

Вечером она собиралась в гости к старой знакомой, учились в одной школе. Они случайно встретились у входа на кладбище – Ри шла от родителей, а Василиса – к мужу.

Крупная черноволосая, с длинными кукольными ресницами и заметными усиками, в школе она была Васей. Мальчишки уважали Васю, потому что она дальше всех метала гранату, знала несколько приёмов самообороны и просто могла крепко врезать, если что не так. Многие считали, что Васе нравятся девочки, но слухи не оправдались, она выскочила замуж за выходца из средней Азии, как только получила аттестат.

– Айриша? Это ты, или я с ума схожу? – громкий голос со знакомыми нотками заставил Ри остановиться, в её глазах стояли слёзы, поэтому не сразу удалось разглядеть лицо обратившейся к ней женщины.

– Да-да, я…

– Вот так встреча! – тяжёлые руки обхватили Ри за плечи и прижали к объемной груди, щёку и нос приятно защекотал длинный мех шубы. – Василиса я, Вася! Помнишь? На год старше в школе училась. Курили с тобой у пятиэтажки! Ну, вспомнила?

В облачке пара, повисшем в морозном воздухе, Ри уловила запах перегара, отстранилась и, отойдя на шаг, наконец, смогла рассмотреть лицо. Усики на месте, из-под шапки, через плечо, перекинута коса. Рядом коляска с ребёнком в наглухо застёгнутом комбинезоне, только нос торчит.

– Сын? Или дочь? – Ри попыталась улыбнуться.

– Да ты что?! Это внучка младшая! – Вася звучно рассмеялась. – Какими судьбами-то к нам? Слышала, ты на островах каких-то с художником своим.

– К родителям приехала. Не была давно, не по-людски как-то… – начала оправдываться Ри и опустив глаза. – А у тебя, кто здесь?

– Вдова я, Айриша, давно уже… Живу рядом, две остановки всего, вот и ходим с внучкой деда проведывать почти каждый день. – Вася поправила ребёнку капюшон. – А мама моя на другом кладбище, там редко бываю.

– Царствие им небесное… – тяжело вздохнув, Ри подошла и прижалась к Василисе, к её крупному телу в шубе, и в этот миг почувствовала, что город, наконец-то, узнал её, снова принял в свои объятия.

– А приходи вечером ко мне, Айриш, посидим, помянем. Школу повспоминаем… Про Артурчика твоего знаю кое-что, расскажу, – Вася загадочно улыбнулась. – Запиши мой номер, я тебе адрес сообщением скину, ты ж новых районов, наверное, и не знаешь.

«Про твоего Артурчика» – Ри непроизвольно вздрогнула, словно давно запертая дверь в прошлое снова резко отворилась, от этих слов сердце забилось быстрее, щёки заалели.

– Приду, Васенька, помянем. И повспоминаем, конечно…

В новом районе все дома были на одно лицо – типовые панельные девятиэтажки. От домов района, где Ри жила раньше, их отличала только несуразная весёленькая расцветка – наверное, чтобы люди с ума не сошли от окружающей серости. Молодой таксист делал вид, что знает дорогу и, упрямо не прислушиваясь к подсказкам навигатора, плутал между домами-близнецами, а может, и специально наматывал лишние рубли.

От обогревателя в салоне Ри начало мутить, она зажала ладонью рот, изо всех сил сдерживая рвотный позыв.

– Остановите! – прохрипела она после очередного резкого поворота и, как только открыла дверь, её вырвало на серо-коричневое снежное месиво.

– Пьяная что ли? – таксист даже не обернулся, лишь повнимательнее пригляделся в зеркало заднего вида. – На сиденье только не наблюй.

Ри захлопнула дверь и вытерла рукавом рот.

«Зато теперь уверена, что не беременна, и на том спасибо», – она усмехнулась внезапно возникшей мысли. Такси резко затормозило напротив подъезда, выкрашенного небесно-голубой краской, местами уже изрядно потрескавшейся и обнажившей серое исподнее.

– Приехали. Идти сможете?

– Смогу, спасибо, – Ри протянула таксисту деньги – больше, чем показывал счётчик. – Извините, за это… Я не пьяная. Просто болею.

Она вышла из машины и мелкими шагами, чтоб не поскользнуться, засеменила к подъезду.

– И вы извините тогда, обычно пьяные так. Выздоравливайте!

Ри, не оборачиваясь, махнула ему рукой, гадкий комок снова подступил к горлу.

Домофон не работал, пришлось вызывать Васю вниз.

– Господи, Айриша, что ты бледная-то такая? – Вася, в нарядном голубом халате под цвет подъезда, с распущенными чёрными волосами, с не замаскированной сединой, втянула её внутрь.

– Да так, в такси укачало. Ничего. Только руки помыть бы… – Ри незаметно понюхала рукав пальто, ей казалось, что от неё воняет блевотиной.

– Давай, проходи, проходи, – дверь квартиры на первом этаже была распахнута, выпуская на площадку ароматы жареной картошки и какого-то мяса. – В конце коридора, налево. Будь как дома!

Ри закрылась в ванной, включила кран и, оперевшись о раковину, смотрела на воду, пока тошнота окончательно не отступила. Затем умыла лицо, слегка похлопала себя по щекам, прогоняя бледность, и, глубоко вдохнув-выдохнув, вышла.

Вася уже накрыла на стол – жареная картошка на большом круглом блюде окружала сложенные горкой отбивные, обильно покрытые майонезом и расплавленным сыром. Маринованные грибы и огурчики, салат с крабовыми палочками – словно машина времени перенесла Ри в те времена, когда на уютной кухне такие блюда готовили её родители. На острове первые пару лет она тосковала по привычной с детства еде, а потом приспособилась, отказалась от мяса, хотя Тео упорно его ей навязывал, нахваливая местные стейки.

Порой, когда Тео вдохновенно работал и не замечал её кратковременного отсутствия, Ри мчалась в русский магазин и покупала селёдку под шубой. Потом отправлялась с ней на пляж и, глядя на море, уминала порцию грамм на триста прямо из пластикового контейнера. В эти мгновения она будто соединяла в себе два несовместимых мира, как перепутанные детальки из разных пазлов – море и «шуба»! Затем Ри возвращалась домой и, храня эту маленькую тайну, чувствовала себя по-детски счастливой.

– Айриша, накладывай, не стесняйся. Худая совсем, глазищи провалились, – Вася наколола на вилку отбивную и плюхнула её на тарелку перед Ри. – Тебя там что, не кормят на островах?

– Я не ем мясо. Лет пять, наверное… – Ри переложила отбивную Васе, а сама аккуратно скинула с блюда в свою тарелку немного картошки. – Что-то аппетита нет, акклиматизация… Ты про себя расскажи, Вась, про детей.

– Да что про меня, кручусь, как белка или как лошадь. Ой, нужно же за встречу! – Она метнулась к холодильнику, извлекла из морозилки литровую бутылку водки и заботливо вытерла её кухонным полотенцем. – Берегла для особого случая – вот он и наступил! Как же я рада тебя видеть!

Вася сняла с полки над столом пузатые хрустальные рюмки и наполнила их доверху.

– У нас тоже такие были… – Ри подняла рюмку двумя пальцами, рука задрожала. – Папа их пузаньчиками называл. Говорил: “Ну что, мать, хлопнем по пузаньчику…”

– Хлопнем, Айришенька, хлопнем. Давай помянем и твоих, и моих. Царствие им небесное! – Вася отточенным движением запрокинула голову, выпив до дна, и со стуком поставила рюмку на стол. – Ну, между первой и второй, как водится, перерывчик небольшой.

– Спите спокойно, родные… – Ри только пригубила, сразу закусив картошкой, но во рту и в горле тут же вспыхнул пожар.

Вася снова налила себе до краёв.

– Ну, за встречу теперь! И как время пролетело? Давай, давай, до дна! И аппетит появится, вот увидишь.

Следом за второй она выпила «за любовь» и только после этого приступила к закуске.

– Я, Айришенька, наверное, проклятая. И не смейся даже, вот, как ты рассудишь мою жизнь? – Вася раскраснелась, расстегнула замок халата до груди. – Я двух девок родила, муж помер, тянула их одна, ну, помогала его родня какое-то время, а потом… Им самим там жрать нечего. Старшая моя, в выпускном классе бабкой меня сделала, и младшая через год туда же – даже на выпускном не погуляли. А главное, что и у них по девке, а мужика ни одного. Плодимся как кошки!

Она громко рассмеялась, налила ещё.

– Бегают дочки хвост задравши, детей на меня скидывают. Я боюсь, что и малые, как подрастут, тут же прабабкой сделают… – Вася стукнула кулаком по столу, так что вилки подпрыгнули. – Когда ж мне покой будет? Сейчас вот на пару часов выгнала мамаш этих непутёвых с детьми погулять, чтоб хоть пообщаться спокойно. А вернуться – кормить, мыть, спать укладывать! Ор, сопли, говно бесконечное! Бесконечное, Айриша!

Ри молчала, подцепила вилкой огурец, выдохнув, опрокинула в себя рюмку, и быстро зажевала. Теперь пожар распространился по грудине, опустился в желудок.

– Мне что, помереть, чтоб полежать на диване спокойно? – Вася театрально схватила себя руками за горло и высунула язык.

– Не шути так, Василиса. – не улыбаясь на эту выходку, Ри пристально посмотрела ей в лицо. – Не шути. Благодари Бога, что дети есть, и здоровая… Как конь или как белка…

От запотевшей бутылки по столу растекалась лужица. Ри скомкала салфетку и, промокнув глаза, начала вытирать воду.

– Да оставь, – Вася оттолкнула её руку. – Айриш, ты плачешь что ли? Тебе то чего сокрушаться? Сидишь там, на морях, в теплоте, в красоте – ни говна тебе, ни соплей.

По щекам Ри поползли ярко-бордовые пятна. Она с трудом налила себе – рука дрожала, Вася, заметив это, перехватила бутылку.

– Я умираю, Васенька… Без всяких дурацких шуток! – Ри осушила рюмку и даже не закусила. – Может до конца года протяну, а может… – она сглотнула. – После меня не останется ни-че-го! Детей не нажила, полезного для мира не сделала. Сгину я, и не вспомнит никто! Так вот и подумай, кому сокрушаться, а кому нет!

Лицо Васи побледнело, на лбу выступила испарина. Она наклонилась, вытерлась подолом халата и застегнула замок, спрятав грудь.

– Я знахарку одну знаю, – её голос сделался твёрдым и серьёзным. – Она многих с того света вытащила. Ты прям завтра же к ней, Айриша! Поняла?! Адрес пришлю. Врачам бы всех поскорее в морг уложить штабелями…

Ри прислонилась спиной к стене, её мутило, голова тяжело давила на плечи, будто на макушку положили пару кирпичей.

Вдруг запищал домофон. Вася встрепенулась:

– Девчонки мои вернулись, сейчас сбегаю открою. Ты закусывай, Айриша, и мясо бери, чего уж теперь вегетарианить, тебе силы нужны, чтоб бороться!

Несмотря на свои внушительные габариты и количество выпитого, она изящно, как гигантская бабочка, вспорхнула со стула и вылетела в подъезд. Из распахнутой двери потянуло холодом. Ри съёжилась, спрятала кисти в рукава худи и закрыла глаза. Голова гудела, захотелось прилечь.

Через мгновение маленькую квартиру плотно заполнили голоса – Вася причитала, что дети на улице замёрзли, малышки выли, одна громче другой, пока с них стягивали комбинезоны, мамаши малышек, что-то не поделив между собой, ругались, не стесняясь в выражениях.

– Всем привет. Я – Айрин, школьная подруга вашей мамы, – Ри поднялась со стула и с трудом вышла в прихожую – алкоголь ударил по ногам, и они сделались неустойчиво-ватными. – Я уже ухожу. Чёрт! Даже конфет вам не захватила… В другой раз, обещаю.

Она вынула из кармана телефон, чтобы набрать номер такси.

– Посиди ещё, Айриш, я быстро. Сейчас малых в ванную и спать. А эти вертихвостки поедят, да сбегут из дома. Не уходи, я ж тебе про Артурчика ещё не рассказала. Ну, пожалуйста! – чуть ли не взмолилась Вася, затолкала Ри обратно на кухню и закрыла дверь.

Детские крики быстро смолкли, наступила блаженная тишина. Ри снова уселась за стол, сгребла в тарелку картошку и двумя пальцами выудила из банки солёный огурец. Она с аппетитом, который внезапно проснулся, точно как предсказывала Вася, похрустывала соленьем, и глядела в окно с бежевой кружевной занавеской. И стало так тепло и уютно на этой маленькой кухне, что даже запах мяса показался приятным.

За окном расползались сиреневые зимние сумерки, загорались фонари, превращая обычный двор типовой девятиэтажки в сказку.

«Вот бы ещё снега побольше… Чтоб снеговика слепить… А нос можно из огурца солёного сделать, почему бы и нет?» – Ри заулыбалась своим мыслям.

И вдруг с тёмно-черничного неба полетели белые, лёгкие, как лебяжьи перья, хлопья снега, словно кто-то в царствии небесном взбивал пуховую перину…

По-шпионски тихо открыв дверь, беззвучно ступая на цыпочках, вернулась Вася.

– Девчонки все улеглись, и малые, и большие. Не пошли никуда вертихвостки мои, сказали, сиди, мол, мама, с подругой сколько захочешь, а то совсем ни с кем не общаешься, одичала, – она говорила почти шёпотом, вытирая катившиеся по щекам слезинки. – Хорошие они у меня, Айриш… Просто росли без отца. Я на работе всё время была, воспитать толком не смогла.

– Замечательные – и малые, и большие. Счастливая ты, Василиса. Береги девчонок своих. – Ри налила по половине рюмки водки. – Давай за детей…

Они чокнулись, едва соприкоснувшись боками рюмок, и выпили до дна.

– А у вас то почему детей нет?.. Да ладно, не объясняй – нет и нет. Давай я про Артурчика лучше расскажу, – Вася снова оживилась, на её лице заиграла загадочная улыбка. – Случайно узнала, от соседки, её сын боксом занимается. И как можно молотить человека ни за что? Никогда не понимала этот спорт.

Ри молчала и терпеливо ждала, когда же Вася перейдёт к делу, от внутреннего напряжения слегка подергивался левый глаз. Артур. Артурчик. Казалось, что всё забыто… А если и не забыто, то спрятано в самые потайные уголки памяти. Но оказывается нет, лишь стоило услышать это имя, как сердце заныло от фантомной боли – любовь уже давно ампутировали, а в груди щемит так, будто она ещё жива.

– А ты что же, совсем не следила за его жизнью? – Вася пододвинула стул поближе к Ри – не дай Бог разбудить малышек, стены панелек тонкие, как из картона. – Ну вот совсем-совсем не интересовалась? Вы же, вроде, так любили друг друга.

– Любили, да разлюбили… – Ри с наигранным безразличием отправила в рот остывшую картошку.

Вася, не вставая, дотянулась рукой до полки над столом, пошарив там, достала сигарету и зажигалку.

– Я вообще не курю, и девчонок ругаю за это дело, но иногда грешу под водочку. Так вот, Артурчик твой, как только вы расстались, слинял в Америку. Вроде, на соревнования какие-то, так и остался там. Мыкался первое время, а потом его продюсер какой-то боксёрский приметил, деньги стал приличные зашибать, – выдала она на одном дыхании, затем прикурила, затянулась и выпустила дым в сторону окна. – Женился на ком-то, развёлся, школу боксёрскую открыл. Короче, он теперь тренер.

– Что ж, неудивительно, он, кроме бокса, ничем другим и не хотел заниматься, – Ри прислонилась плечом и головой к стене, спина ныла от долгого сидения. – Помнишь, в школе он же с двойки на тройку с трудом перебивался. Здесь был бы бандитом, а в Америке человеком стал.

– Именно, Айришенька! – Вася налила полную рюмку, быстро выпила, а затем ещё раз налила и Ри тоже. – Так вот человек этот на следующей неделе приезжает к нам в город! Соревнования юношеские будут, международные – сын соседки моей на них выступает, и Артурчик воспитанников своих привезёт, представляешь?! Это судьба! И ты здесь, и он сюда!

Вася, не дожидаясь реакции Ри, снова выпила, и от охватившего её возбуждения забыв, что за стеной спят дети, стукнула рюмкой по столу – тотчас раздался плач. Скорчив страдальческую гримасу, Вася стремительно выпорхнула из кухни.

В голове Ри вдруг стало непривычно тихо – мысли будто затаились, не зная куда им двигаться. Через пару дней Артур будет здесь, в городе, в котором они выросли, влюбились, поклялись быть вместе до гроба… Ирония судьбы или божественное провидение, возможность выяснить, наконец, всё, что настойчиво выгрызало её душу столько лет?

Не дождавшись возвращения Васи, Ри убрала недоеденное в холодильник, перемыла посуду и вызвала такси. Она тихонько оделась и, почти бесшумно захлопнув за собой дверь, вышла к подъезду.

Снегопад продолжался. На низком чёрном небе мерцали редкие звёзды, от вечернего морозца при вдохе щипало в носу. Крупные снежинки падали на лоб, щёки, губы и тут же таяли, превращаясь в ледяное ничто…

Внезапно раздался автомобильный сигнал. Ри вздрогнула.

– Вы заказывали? – открыв окно, выкрикнул таксист, из салона доносилась громкая музыка.

Она кивнула, вытерла ладонями лицо и, бросив взгляд на Васины окна, пошла к машине.

В стареньком Форде играл шансон, на зеркале на длинном шнурке болтался деревянный крест и стойко пахло бензином, вперемешку с приторным освежителем. Закрыв заднюю пассажирскую дверь, Ри словно провалилась в чёрную дыру дежавю.

“Тебе, моя последняя любовь,

Вложу в конверт

Чуть пожелтевший снимок.

Наивный взгляд,

Приподнятая бровь…”

Она машинально начала подпевать – слова песни Круга всплывали в её голове сами собой.

“И губ незацелованных изгибы…”

Вдруг накатили слёзы, горло сжалось, сердце заколотилось – Артур всегда слушал шансон, хоть она и не любила эту музыку, но, чтоб ему было приятно, подпевала – первая любовь, чего только не сделаешь ради неё.

– А вы случайно не знаете, где будет турнир по боксу проходить? – Ри попыталась перекричать музыку.

– Что говорите? – таксист повернулся к ней в пол-оборота.

– Турнир, говорю, боксёрский, – она сжала кулаки и с силой пробила по спинке сидения, бам-бам, как когда-то учил Артур.

– Ааа, соревнования… В центральном доме культуры, ринг там организуют, – таксист сделал музыку потише. – И ветераны мастер-класс покажут молодым, даже этот приедет, как его, чемпион наш из Америки.

– Матвеев? – тут же спросила Ри.

– Ага, он самый! А вы, что же интересуетесь?

– Да так, в одной школе учились… Отвезите меня к Дому культуры, пожалуйста, моя гостиница, как раз там рядом, я прогуляюсь.

Прослушав по дороге ещё несколько знакомых с юности песен, она расплатилась и вышла из такси.

Снегопад прекратился. В морозном воздухе приятно пахло свежестью, как от только постиранного постельного белья. Ладонью, спрятанной в рукав худи, Ри расчистила скамейку у фонтана, надела на голову капюшон, присела, плотнее закутавшись в пальто, и подняла глаза в небо.

Звёзды уже не мерцали, теперь они ярко светили, как маленькие электрические лампочки, складываясь в знакомые рисунки созвездий. Всё те же звёзды, что и двадцать лет назад, всё те же, что они с Артуром дарили друг другу, ведь тогда дарить было больше нечего.

В кармане пальто завибрировал телефон. Она тут же ощутила, что изрядно замёрзла. С трудом разблокировав экран замёрзшими пальцами, Ри прочла сообщение от Васи и улыбнулась.

«Кленовая 12. Адрес знахарки. Айриша, прям с утра к ней! И не вздумай помирать! Спасибо за вечер!»

Убрав телефон в карман, Ри подышала на ладони, пытаясь хоть немного их согреть, но вместо тепла ощутила устойчивый запах перегара. И вдруг на неё, как огромный тяжёлый медведь, навалилась пьяная радость – она не одна! Теперь у неё были Вася с её двумя дочками и двумя внучками и… Артур.

«Я отказываюсь умирать. От-ка-зы-ва-юсь!» – проговорила Ри про себя, а потом, снова подняв лицо к небу, во весь голос выкрикнула:

– Я не умру!

2000 год. Май

«Ри… Так меня ещё никто не называл, – Айрин, в наполовину расстёгнутом платье, медленно шла по длинному тёмному коридору мастерской Тео. Двери всех комнат были плотно закрыты, пряча солнечный свет. Ри выверяла каждый шаг, пристально глядя вперёд, словно там, в конце пути, был не телефон, а эшафот. – Я выбираю реальность, где Артур любит меня и хочет ребёнка. Я выбираю эту реальность. Я выбираю эту реальность…»

Когда-то она услышала о теории мультивселенных, где человек одновременно проживает все возможные варианты развития событий, и всё в жизни зависит от того, в какой вариант он попадает в каждый момент времени. Вчера, когда Артур не пришёл на встречу в парке, Ри оправдала его тем, что вселенные просто не пересеклись, поэтому сейчас пыталась пересечь их насильно.

«Я выбираю эту реальность… – дойдя до телефона, она начала набирать номер, похолодевшим пальцем нажимая на кнопки. – Он любит меня».

Гудок. Ещё один. Сердце бешено билось. Ещё один. Оно готово было выскочить из груди.

– Алё… – раздался голос Артура. – Алё! Это ты?

Сердце резко остановилось, во рту пересохло, вместо ответа раздался только тихий всхлип.

– Послушай, малая, я знаю, что это ты. Не реви там! Поздно теперь реветь! – Артур говорил громко и жёстко, стреляя словами прямо в голову Ри – она отняла трубку от уха, словно пыталась спастись от обстрела. – Ребёнок не мой! А чей, я выяснять не собираюсь. У меня соревнования, не до тебя!

– Он твой… – шёпотом выдавила Ри, прислонившись спиной к стене, её ноги дрожали. – Как ты можешь… такое говорить?..

– Не звони мне больше! Не приходи! Поняла? Намутила делов, сама и разбирайся! – звонок оборвался.

Наступила тишина. Ри с зажатой в руке телефонной трубкой медленно сползла на пол. Её подташнивало, словно прямо в лицо плеснули помоями. Мерзко и грязно.

Сколько времени прошло, когда она поднялась с пола, Ри не понимала – может, минуты, может, часы. Голову заполнил вязкий туман, тело охватила смертельная слабость. Оставив телефонную трубку на полу, она, чуть передвигая обмякшие ноги, направилась обратно в мастерскую, навстречу вселенной, в которой Артура больше не существовало.

Глава 7

11/01/2022

«Если бы я могла дать тебе одну вещь в жизни, я бы дала тебе возможность увидеть себя моими глазами. Только тогда ты поймёшь, насколько ты особенный для меня…

Привет, Фрида!

А я бы хотела увидеть себя глазами Артура, чтобы понять, наконец, кем я была для него. Ты скажешь, что в юности всё виделось иначе, а мне кажется, что именно в то время мы и являлись теми, кто мы есть. Настоящими.

После Артура я изменилась. С Тео я изменила самой себе. Двадцать лет пыталась забыть ту настоящую Айрин, затолкать её в тело Ри и отдать в услужение большому таланту Тео в благодарность за то, что он подобрал меня, приютил, когда во всём мире я осталась одна. Конечно, я всегда буду ему благодарна. Но благодарность это НЕ ЛЮБОВЬ!

Мне осталось так мало, и я хочу ЛЮБИТЬ! По-настоящему, как тогда…

Спасибо, Фрида! Ты и сама того не ведая, даришь мне надежду, что можно войти в одну реку дважды, ведь вы с Диего разошлись, чтобы оказаться снова вместе! Вот и нас с Артуром судьба желает свести не случайно… Я верю в это!»

Ри отложила раскрытый дневник на прикроватную тумбу. Ей хотелось написать ещё, будто написанные слова были важнее, чем просто мысли – на бумаге они становились магическим заклинанием, которое могло изменить реальность, но головная боль снова заставила свернуться калачиком на кровати, подмяв под щёку худую подушку.

Батареи в номере кочегарили во всю – к вечеру воздух становился сухим, раздражая слизистую носа, зато было восхитительно тепло. На острове Ри отвыкла от этого. Ей вдруг вспомнилось, как в новом особняке они с Тео залезали в холодную постель и пару минут изо всех сил жались друг к другу, чтобы согреться.

«Как там Тео? Кажется, ему теперь легче без меня. Пытался ли он меня найти?

Тихо звякнул телефон, потом ещё раз и ещё – Вася, больше никто не знал этот номер. Тремя длиннющими сообщениями она отчитывала Ри за то, что та так и не сходила к знахарке. Уверяла, что у одной её знакомой после целительных заговоров и трав рассосалась опухоль то ли в груди, то ли где-то в животе. Знакомая эта потом родила мальчика на четыре кило и до трёх лет кормила его своим молоком.

Ри, представляя, как гигантский младенец бегает за матерью и, клацая зубами, требует грудь, улыбнулась и отправила Васе клятвенное обещание завтра же пойти к этой чудо-знахарке, во избежании ещё одного живописного примера исцеления.

Утром, открыв глаза, Ри увидела, что за окном плотной стеной валит снег. Молочные бесформенные хлопья липли к стеклу и съезжали на подоконник, образуя на нём миниатюрный сугроб. Она откинула одеяло и присела в кровати, подтянув к себе колени. Невольное ощущение радости вдруг охватило всё её худенькое существо – не ощущая головной боли, сидеть в одних трусах в тёплой комнате, смотреть на снежный танец за окном – не счастье ли это?

Ри чувствовала себя на редкость бодрой и отдохнувшей. Может, и правда податься к знахарке? Хуже, чем есть, она не сделает. А вдруг излечит, как ту Васину знакомую? Ри вслух хохотнула, вспомнив гигантского младенца.

В районе, в котором принимала знахарка, Ри не бывала, даже когда жила в городе, – он считался бандитским. Здесь обитали цыгане, по слухам, торговавшие травкой и ещё чем-то покрепче. Их кирпичные дома безвкусными громадинами, окружёнными скульптурами львов с уродливыми мордами, возвышались над деревянными домишками обычных горожан, по большей части, пенсионеров, которые до сих пор держали небольшие огороды и не желали перебираться в панельные скворечники.

Такси медленно пробиралось по нерасчищенным после снегопада улицам неблагополучного района. Ри с любопытством разглядывала нелепые постройки, гадая, не в таком ли псевдо-дворце проживает знахарка.

– А вы, случаем, не Марийку ищите? – таксист, приглушив радио, обратился к Ри. – Я слышал померла она. Давно уже не возил сюда никого.

– Померла? – Ри отвернулась от окна и придвинулась ближе к водителю. – Как померла? Вася же меня к ней отправила…

– Старая была, а всё людям голову морочила, – таксист тяжело вздохнул. – Вот вы сами подумайте, медицина на каком уровне и на каком бабка замшелая… Ну надо же мозги включать!

Он резко затормозил у аккуратного добротного дома из белого кирпича – не цыганские хоромы, но и не деревянная развалюха.

– Вон какую себе избушку построила на денежки страждущих!

– Спасибо, я пойду всё же проверю, померла ли Марийка, что б уж точно знать. А то, как-то… – словно оправдываясь, пролепетала Ри и вышла из машины.

– Дело ваше, – буркнул таксист и задним ходом покатился прочь.

Сквозь прутья кованой калитки Ри заглянула во двор, он был расчищен от снега, сугробы высились только у самого забора. К крыльцу с тремя ступенями вела дорожка из серой и бордовой плитки, уложенной повторяющимся узором, из такой же плитки немного поодаль были обозначены места для летних клумб. Ри про себя заключила, что Марийка, скорее всего жива, иначе, кому бы здесь убираться?

К столбу у калитки, под номером с указанием дома, был приделан звонок, похожий на чёрный зрачок. Ри зачем-то перекрестилась, нажала указательным пальцем на кнопку и, сосчитав про себя до пяти, отпустила. Никто не вышел. Она снова тыкнула в глаз звонка и досчитала до десяти. Занавеска в одном из окон пошевелилась, ура, в доме кто-то есть! Ри вскинула руку и помахала.

Дверь дома приоткрылась, из-за неё выглянул статный мужчина лет пятидесяти, в красном спортивном костюме, очень ярком на фоне белого кирпича постройки. Ри подумала, что он похож на упитанного красногрудого снегиря с какой-то старомодной открытки – зачёсанные назад тёмные, чуть с проседью волосы, выдающийся живот.

– Добрый день! – широко улыбаясь и притопывая на месте – ноги в кроссовках начали мёрзнуть – махнула рукой Ри.

– И вам добрый, – мужчина вышел на крыльцо, подняв в ответ правую ладонь.

– Мне бы Марийку повидать, говорят, она чудеса творит.

Мужчина прикрыл дверь, грациозно соскочил со ступенек и, шлёпая кожаными тапками по цветной плитке, подошёл к забору.

– Мама умерла, полгода уже как… – он отщёлнкул замок изнутри и открыл калитку. – А люди всё идут и идут. Она и правда помогала. Вы проходите, чаем горячим угощу. Вы как-то не по погоде нарядились…

Лицо Ри тотчас сделалось серьёзным, она почувствовала, как между бровей залегла заметная морщина. Чай бы сейчас не помешал – холод от ступеней, под широкими штанинами джинсов, подкрадывался к коленям, нос и уши уже привычно покраснели.

– Спасибо, не откажусь… Царствие небесное вашей матушке… – опустив глаза, она пошла по дорожке, следом за хозяином дома, наступая зачем-то только на бордовые плитки.

В квадратной просторной прихожей было удивительно тепло, несовременная деревянная отделка и запах сушёных трав делали её похожей на деревенскую баню.

– Давайте ваше пальто. Я Святослав, сын Марии Сергеевны, как вы уже поняли. А Марийкой её неверующие окрестили, – мужчина протянул Ри широкую розовую ладонь.

– Айрин, – Ри пожала её замёрзшей рукой. – Простите, я не знала… Это таксист так назвал, вот я, дура, и повторила.

– Ничего. Идёмте к столу, сейчас заварю что-нибудь из маминых сборов, чтоб не простудились. Она впрок заготавливала, на год ещё точно хватит…

Небольшая кухня, как и прихожая, была отделана желтоватым деревом, на окне молочные занавески с кружевом ручной работы, на круглом столе льняная грубая скатерть. Уютно и светло. Ри вдруг подумала, что кухня, это сердце дома – если на кухне есть жизнь, то и дом живой. В их с Тео особняках всегда были несуразно огромные кухни, с кучей ненужной техники, из которой они пользовались только кофемашиной, с гигантскими столами, за которые можно было усадить два десятка гостей, но к ним никто не приходил. Она не любила готовить. Быть может, она не любила готовить для Тео? А он для неё любил… Или он просто любил готовить? Шарлотка ему особенно удавалась. Да, божественная шарлотка от Теодора!

– Что же вы всё стоите? Присаживайтесь, чай сейчас будет, – голос Святослава вернул Ри к реальности.

Она присела лицом к окну, поставила локти на край стола и положила голову на сложенные в замок, заметно потеплевшие руки. На улице снова пошёл снег. Святослав расставил перед ней сервиз из нежно-перламутрового фарфора – чашки с блюдцами, молочник, сахарницу. От заварника поднимался душистый пар.

– Жаль, что я не застала Марию Сергеевну… – тихо, словно боясь нарушить красоту чайной церемонии, сказала Ри. – Я уверена, она бы мне помогла.

– Да, мама многих спасла. Она медсестрой всю жизнь работала в раковом отделении, – Святослав разлил чай по чашкам. – И только на пенсии призналась, что видеть могла… Почти безошибочно. Видела, где рак сидит. Ладони прикладывала. В больнице думали, что это лекарства так помогают. А мама знала, что это она… Но болезнь ей отомстила, у себя она рака-то и не заметила. Вот такие дела…

Святослав сделал глоток и с чуть слышным звоном поставил чашку на блюдце.

– Очень жаль… – Ри аккуратно придвинула сахарницу и положила одну ложечку себе в чай. – Я тоже не замечала. Даже, знаете, смешно сказать, думала, что меня тошнит совсем от другого. А оказалось…

Она медленно размешивала сахар в чашке, опустив глаза. Впервые у неё получилось рассказать о болезни так спокойно, даже как-то буднично.

– У вас рак? Господи, что ж я так бесцеремонно… – Святослав встал и слегка прикоснулся к плечу Ри. – Простите, ради Бога.

– Ничего, не извиняйтесь. Я его «топором» окрестила. Стукнул Создатель меня изо всех сил по темечку… – пошутила Ри, пытаясь разрядить обстановку.

– Разрешите? – Святослав подошёл сзади и положил ладони ей на голову. – Закройте глаза.

Ри подчинилась. Приятное тепло разлилось по всей голове, большие мягкие ладони легонько сжимали виски. Все мысли исчезли, она словно провалилась в пустоту, и в этой пустоте было спокойно и безопасно. В ушах слышался стук сердца. Тук-тук. Тук-тук.

Внезапно перед глазами начали появляться разноцветные пятна. Они хаотично прыгали, меняя направление, точно отталкивались от невидимого препятствия. Из этих пятен вдруг сложилось лицо Артура, затем разлетелось на мелкие кусочки и, как в калейдоскопе, собралось лицо Тео. Ри вздрогнула и открыла глаза.

Святослав отпустил её голову, молча подошёл к раковине и обмыл руки проточной водой. Затем он вернулся за стол и сел напротив Ри, его лицо было серьёзным, взгляд сосредоточенным.

– Вы что-то… увидели?.. – шёпотом спросила Ри, хотя не была уверена, что хочет услышать ответ.

– Айрин, – Святослав смахнул со стола невидимую крошку. – Моя мама, конечно, сказала бы вам больше, но я тоже кое-что могу… Но прошу вас, не принимайте мои слова, как истину в последней инстанции.

– Там что-то ещё? Я проклятая? – по телу Ри пробежала мелкая дрожь. – Мои родители погибли, не дожив и до сорока… Может, на нашей семье какая-то порча?

Она закрыла ладонями лицо, готовясь услышать страшный приговор, что могло быть ещё страшнее?

– Айрин, очень сочувствую, но ваши родители здесь не причём. Иногда болезнь даётся человеку, для того, чтобы он обратил, наконец, на себя внимание. – Святослав подлил в чашки остывшего чаю. – Вам нужно посмотреть внутрь, заглянуть в свою душу. Понять, чего же вы хотите на самом деле. А недуг – это некий таймер, чтобы вы уже не могли отвлечься на других. Знаете, как в плохих американских фильмах, когда на бомбе тикают часики, отсчитывая секунды до взрыва.

Ри непроизвольно усмехнулась – «топор» в голове превратился в бомбу. Да уж, идеальный способ заставить человека думать только о себе!

– Значит, по вашей теории, я должна определить проводок, который нужно обрезать, чтобы остановить бомбу? – Ри в упор посмотрела на Святослава. – Если ошибусь, то кранты, это понятно. А если сделаю правильный выбор? Что тогда? Часики остановятся? Бомба будет обезврежена?

Святослав встал со стула и начал мерить шагами кухню. Его кожаные тапки звонко шлёпали по полу, застланному линолеумом под паркет.

– Я не знаю. Мама сказала бы вам больше, а я не знаю… – он отвернулся к окну. Снег тихо падал, снова укрывая расчищенный двор белоснежным покрывалом. – Слушайте себя. Сделайте то, что давно хотели. А про таймер забудьте, просто живите. Здесь и сейчас. Как бы банально это не звучало.

Святослав проводил Ри до калитки, они молча постояли, пока такси пробиралось по заснеженной улице, а когда машина подъехала, галантно открыл ей заднюю дверь.

– Айрин, – он придержал Ри за локоть. – Моя мама говорила, что жизнь ценна не её продолжительностью, а процентом в ней счастливых моментов. Позвольте себе побыть счастливой…

В ответ Ри смогла только кивнуть, глаза наполнились слезами, но это были хорошие слёзы, потому что теперь она знала, куда ей идти. В памяти вдруг всплыли строчки из её стихотворения, которые она, как и сотни других, никогда никому не читала:

«Капельками красной тёплой крови

На холодном зимнем покрывале

Снегири чуть слышно ворковали

О моей несбывшейся любови…»

– К кассам Центрального Дома Культуры, пожалуйста. – Такси тронулось, Ри закрыла глаза, пытаясь представить, каким теперь стал Артур, но память упорно выдавала его образ двадцатилетней давности.

2000 год. Апрель

– Родители скоро придут, вставай уже, а то в лоб дам, – Айрин легонько стукнула Артура. – Тебе, вообще-то, на тренировку пора.

Она взъерошила его светлые волосы и откинула одеяло.

– Ну малыш, давай ещё поваляемся, – он сгрёб её мускулистой рукой и прижал к себе. – Тебе уже восемнадцать, ты отчитываться перед ними не обязана.

Артур навалился на Айрин всем телом и начал щекотать её подмышки.

– Отпусти! Отпусти, дурак! – завизжала она, извиваясь и царапая его широкую крепкую спину. – Вот женись и будем валяться сколько влезет!

– А не рановато ли для женитьбы? – Он резко отпустил её, сел на кровати и схватил с пола штаны. – Ты ещё школу не закончила.

Он оделся, доел бутерброд с варёной колбасой, который Айрин вынула из школьного рюкзака, и, крикнув из прихожей, что вечером будет занят, ушёл.

Айрин сидела на кровати, подтянув к себе ноги и обняв колени. Артур. Артурчик. Самый завидный кавалер района, а может, и всего города, высоченный красавец, чемпион республики, валялся пару раз в неделю в её кровати. Ей завидовали все девочки школы, начиная с пятого класса, когда видели, как Артур встречал её после уроков, закидывал на мощное плечо её рюкзак и брал за руку. В эти мгновения Айрин готова была умереть от счастья – бабочки в животе размером превосходили крупную птицу, а может даже и кошку.

Они познакомились на дискотеке в феврале, в День Святого Валентина, о боже, более романтичного начала отношений нельзя было и придумать. В холле школы, который по праздникам превращался в танцпол, из всех выстроившихся в ряд у стены девчонок, Артур выбрал её, и они танцевали медляк под незабвенную композицию Roxette «Listen to your heart».

Однажды Айрин спросила, чем же она привлекла его в тот вечер, он сказал, что только у неё сиськи не выпрыгивали наружу, и с чего девчонки взяли, что это красиво? Странно, подумала она тогда, зато честно. С тех пор Айрин гордилась своей маленькой, почти мальчишеской грудью.

Артур был старше её на три года, он, с горем пополам закончил ту же школу, где училась Айрин. Его дотянули до конца одиннадцатого класса исключительно за спортивные заслуги. Когда Артур благополучно выпустился, его фотографию с чемпионским поясом и очаровательной улыбкой пришпандорили на школьную доску почёта, сделав его живой легендой и недосягаемой мечтой. Айрин заполучила эту мечту на тарелочке с голубой каёмочкой – от такого подарка вселенной её ноги в танце подкашивались, мозг отказывался здраво мыслить, поэтому, когда Артур предложил ей продолжить праздник в более подходящей обстановке, она сразу же согласилась.

Они катались на стареньком БМВ по вечернему городу, уютно застланному снежным покрывалом. Артур говорил мало, включил сборник шансона и кивал в такт музыке, а Айрин и не нужно было слов. Она медленно проваливалась в другое измерение – новое, неизведанное чувство распирало изнутри, словно мотылёк с розовыми крыльями, прорывался на свет, разрывая кокон, в котором ему стало тесно.

– А тебе уже есть восемнадцать? – в паузе между песнями спросил Артур, погладив Айрин по коленке в телесных капроновых колготках.

– Да. В декабре ещё исполнилось, – она смотрела на его большую руку со сбитыми костяшками, ощущала тепло от его ладони.

Зачем ему эта информация, Айрин в тот момент не подумала. Не подумала даже, когда он остановил машину у новой гостиницы со звучным названием «Серенада», просто доверилась ему, как её мама когда-то в школе доверилась папе, и с тех самых пор они были счастливейшей парой.

Из номера с голубым ковролином и обоями, на которых расцветали пёстрые цветы, Айрин позвонила домой и счастливым шепотом сообщила маме, что задержится на пару часов. И за эти пару часов она пропала в пучине первой, ни с чем более в жизни несравнимой, неопытной страсти. Артур был красив, молчалив и ласков – настоящий мужчина, таким его и представляла Айрин с своих девичьих мечтах.

С тех пор он стал появляться в её квартире, пока родители были на работе, иногда Айрин даже сбегала с уроков ради этих встреч. Учёба отошла на задний план, а на переднем появились ясные планы на ближайшее будущее – Артур женится на ней, как папа сразу же после школы женился на маме, и у них будет ребёнок, тоже, наверное, совсем скоро.

Айрин вылезла из кровати, застелила её покрывалом и тщательно его разгладила. Затем вытащила из рюкзака дневник, раскрыла его и обратной стороной ручки вслух посчитала дни, начиная с прошлой субботы – раз, два, три… м-м… шесть… Сегодня была ровно неделя задержки.