Читать онлайн Сборник рассказов «Ужасы Абсурда» бесплатно

Редактор Сергей Кулагин

Дизайнер обложки Григорий Родственников

Иллюстратор Григорий Родственников

Иллюстратор Энни Нилсен

Иллюстратор Татьяна Осипова

Иллюстратор Полина Александровна Бирло

Иллюстратор Татьяна Шумная

Иллюстратор Дмитрий Серов

ISBN 978-5-0062-8176-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От составителей

Сборник посвящён творчеству замечательного автора Энни Нилсен. В сборник вошли рассказы конкурса «Ужасы абсурда» – организатор Литературное сообщество «Леди, Заяц & К».

Авторы сборника придумывали и сочиняли рассказы, а художники, вдохновлённые их творениями, рисовали. И все пытались пугать, ведь абсурд и страх всегда рядом. В итоге получился иллюстрированный сборник ужасов или абсурда – решать читателям.

Отдельная благодарность Григорию Родственникову за изумительную обложку и серию рисунков, подготовленных специально для сборника.

Читайте, наслаждайтесь, и пусть мечты вас не пугают.

Редакция Литературного Сообщества «Леди, Заяц & К»:Сергей Кулагин,Григорий Родственников,Дмитрий Зайцев,Татьяна Осипова,Денис Моргунов,Дмитрий Королевский,май 2024 года

Денис Моргунов «ЗАЖИГАЯ ПЛАМЯ»

Иллюстрация Сергея Кулагина

Донёсся страшный гул. Пол дрогнул, качнулись стены, с которых большими пластами посыпалась штукатурка. Вскочив с кровати, я осмотрел комнату. В серванте позвякивала посуда.

Землетрясения у нас явление периодическое, но такого сильного на моей памяти не было. Со скрипом и хрустом подламывающихся ножек рухнул шкаф. В ушах зазвенело. С улицы доносились крики людей вперемежку с пронзительным воем автосигнализаций.

Схватив висящие на спинке стула вещи, я бросился прочь из комнаты, попутно уворачиваясь от падающей с потолка плитки. Кинулся в прихожую. Из кухни донёсся грохот. Остановился оглушённый. Повернулся. Бабушкин буфет вдребезги. Схватил кроссовки. Рванул дверь и на выход.

Остановился на площадке. С каждым новым толчком подъезд осыпался пылью и кусками штукатурки, угрожая сложиться в любой момент. Вцепившись в периллу, я начал спуск. Быстро двигаться не получалось. Один неверный шаг может стоить не только здоровья, но и жизни. Достигнув второго этажа, поймал себя на мысли, что в подъезде никого нет. Выбежав на улицу, остановился в изумлении. Народу во дворе было не меньше, чем на центральной площади во время празднования Дня города.

– Ага! Вот вы где. Я уж было подумал, что мне кранты.

В надежде отыскать в толпе кого-то из знакомых, завертел головой. Тут же увидел, что соседняя семиэтажка разрушена.

– Ни хрена себе! Как так-то?! – выпалил я, и тут же почувствовал, как по спине пробежал холодок.

Несколько человек столпились вокруг лежащей на земле старушки. Молодой парнишка делал ей непрямой массаж сердца. Взглянув на зарёванную женщину лет сорока, он отрицательно покачал головой. Здесь и без слов было ясно – бабуля покинула сей бренный мир.

Сильный порыв ветра чуть не свалил с ног. Мигнула яркая молния. Заглушая исходящий из-под земли грохот, грянул гром. Следом начался ливень. Спустя мгновение потоки воды сменились крупным градом.

Несколько мамаш загнали перепуганных детей под железный купол, разукрашенный в цвета мухомора. Малыши ревели, но их плач утопал в царящем вокруг шуме. Сосед, дядя Вася, вытаращив глаза, промчался мимо, а затем уселся в свою старенькую «копейку», припаркованную у го подъезда.

Сошедшая с ума погода не переставала удивлять. Град закончился. Выглянуло яркое солнце, заливая двор своим светом.

Немного в стороне упал кирпич, который, столкнувшись с асфальтом, рассыпался в мелкую красную крошку. Испуганно отпрыгнув в сторону, я отбежал от дома. Не ровен час, что следующий прилетит мне в голову.

– Здорово, дядь Вась! – зачем-то крикнул я, пробегая мимо автомобиля.

Но сосед не обратил на меня никакого внимания. Отбежав от дома подальше остановился. Что-то неприятно впилось в ногу. Опустив глаза, осознал, что стою посреди улицы в одних трусах.

– Ох, ты ж ёжик! – воскликнул я и тут же принялся натягивать штаны.

Засунув одну ногу в штанину, услышал страшный грохот. Переведя взгляд, увидел, что подъезд полностью обрушился. Лоб в тот же миг покрылся потом, а волосы встали дыбом. Задержись я в квартире на пару минут дольше, был бы погребён под обломками. Испуганно попятившись назад, наступил на пустую штанину. Свалившись на землю, больно ударился задницей обо что-то жёсткое. Всё тряслось и гудело. Земля снова заходила ходуном.

Наконец-то натянув джинсы, обулся, а затем, стараясь удерживать равновесие, поднялся, накидывая на плечи рубашку. В это мгновение разделённый надвое дом начал качаться из стороны в сторону. Первый и второй подъезд, с грохотом обрушился на проспект Филатова, что пролегал по ту сторону многоэтажки. Четвёртый и пятый качнулись в сторону двора.

«Твою мать! Он сейчас на двор рухнет!»

Проведя взглядом примерную траекторию его падения, заметил соседа, который до сих пор возился со своим чудом советского автопрома.

– Дядь Вась! Брось свою колымагу! Дом валится!

Но мой крик утонул в грохоте и гвалте, мужчина его не услышал.

– Далось тебе это корыто! – прорычал я, бросаясь к неудачливому автолюбителю. – Беги, дурак старый!

Земля под ногами качнулась, и я, не удержавшись, свалился на клумбу. Словно повторяя за мной, рухнул дом, погребая под собой незадачливого соседа. Вверх взметнулась стена пыли. Следом раздался оглушительный взрыв. Волной меня отбросило в сторону. В глазах потемнело.

* * *

Яркий свет, пробивающийся сквозь закрытые веки, стал первым, что я почувствовал, придя в сознание. Потянув воздух, поморщился от отвратительной вони. Разило тухлыми яйцами и гарью. Затем пришла боль. Она медленно расползлась по всему телу. Голова гудела. Казалось, что ещё немного и череп не выдержит, разломится пополам. Открыв глаза, щурясь от яркого света, осмотрелся.

Я находился в каком-то незнакомом и очень странном помещении. Пол усыпан обломками бетона и кирпича. Одна из стен накренилась и упёрлась в противоположную, придавая помещению форму треугольника. Из пролома в одной из них лился свет.

– Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. Поднявшись на ноги, почувствовал сильное головокружение. Упёрся рукой в стену, чтоб не упасть.

– Люди! Меня кто-нибудь слышит?

Покачиваясь, побрёл к пролому, надеясь, что через него смогу осмотреться и понять где нахожусь. Жарко. Возникло ощущение, что сейчас не середина сентября, а самый разгар лета. Утерев взмокшее от пота лицо, наконец-то доковылял до своеобразного окна. Прикрыв глаза ладонью, выглянул наружу и тут же отпрянул назад. Льющийся с улицы свет, словно пламя пожара, обжёг кожу.

«Господи, что происходит?» – подумал, стараясь найти происходящему хоть какое-то объяснение. – «Пожар? Взрыв! Точно! Что-то рвануло, перед тем как я отключился. Скорее всего, газовая магистраль, и сейчас она полыхает в непосредственной близи от моего укрытия. Поэтому так жарко. Нужно скорее отсюда убираться. Не ровен час, снова бахнет, тогда уж наверняка так не повезёт».

Безумная карусель в голове наконец-то остановилась, оставив после себя лишь чувство тошноты. Оглядевшись по сторонам, заметил висящее на стене фото. Присмотревшись, понял, что это плакат из какого-то журнала, на котором изображён волосатый мужик в чёрной футболке без рукавов. Уставился на меня грозным взглядом, демонстрируя своё превосходство и крутость.

Показав ему средний палец, я развернулся. Заметил лежавшие на полу фоторамки. Подняв одну из них, стряхнул разбитое стекло и взглянул на портрет. От удивления я округлил глаза. На фото были запечатлены двое: Алекс, мой старинный друг, и его жена Юстина. Схватил другую рамку, третью – везде они. К тому же все эти фотографии делал я. И ту, где Алекс изображал из себя то ли ассасина, то ли ниндзя, надев чёрную маску и остроконечный капюшон. И ту, где Юстина вешала воздушный шар, украшая квартиру для какого-то праздника. А эта, где они изображали зомби перед вечеринкой, посвящённой Хэллоуину, вообще самая классная.

Отложив рамки в сторону, закричал:

– Алекс! Юстина! Где вы?

Но мой голос утонул в пустоте пространства. Понимая, что, сидя на месте, не смогу разобраться, что всё-таки произошло и куда все подевались, решил исследовать дальнюю часть помещения. Прошмыгнув мимо пролома, остановился. Пахнуло палёным. Затем припекло правое плечо. Повернув голову, тут же принялся хлопать ладонью по тлеющему рукаву рубашки. В итоге, пришлось его оторвать. Уж слишком неприятно царапала кожу оплавленная ткань.

Осмотревшись, понял, что ничего интересного, кроме разбитой белой кружки, здесь нет. Присел на корточки и задумался. Я пытался мысленно восстановить хронологию событий произошедших до моей отключки:

«Проснулся. Землетрясение. Выскочил на улицу. Люди в панике мечутся по двору. Сосед пытающийся завести машину. Обрушение подъезда, а затем рухнул дом, погребая под собой дядю Васю. Потом взрыв. То есть по логике меня должно было либо убить, либо отбросить взрывной волной. Как же тогда я оказался здесь? Ответ один – кто-то нашёл меня в бессознательном состоянии и притащил сюда. Зачем это ему или им было нужно? Это точно не Алекс и не Юстина. Они на прошлой неделе улетели на отдых за границу. Тогда почему я оказался именно здесь, в их квартире? Вернее, в том, что от неё осталось. Чёрт возьми! Вопросов стало только больше. Нужно позвонить Алексу и спросить. Может они вернулись, а я просто не знал? Ага, разбежался. Мобильник-то дома остался. Вот же непруха!»

Пока копошился в мыслях, не заметил, как похолодало. Взглянув на пролом, увидел, что льющийся снаружи свет померк. Посчитав, что приехали МЧСники и с пожаром покончено, бросился к дыре, надеясь поскорее сообщить, что я здесь и меня нужно спасать. Они уж точно помогут выбраться. Но то, что предстало взгляду, повергло в шок.

Город лежал в руинах. Кое-где вспыхивали и гасли всполохи пламени. Земля выжжена и изрезана множеством глубоких трещин. Истлевшие деревья, словно чёрные огарки спичек, торчали то тут, то там, испуская клубы дыма. Судоходная река, из которой куда-то исчезла вся вода, напоминала огромный овраг, а на его дне лежали обгоревшие катера и баржи.

Подумав, что сплю, а всё происходящее не что иное, как дурной сон, больно ущипнул руку. Как оказалось – ни хрена это не сон. Я не мог поверить своим глазам. Конечно, подобные картины не раз показывали в фильмах про конец света, но то кино, а это самая настоящая реальность.

Заметив белые лучи фонариков, рыскающих по земле, обрадовался, что спасатели начали поиски уцелевших. Перегнувшись через край пролома, собрался было позвать на помощь, но заметив тех, кто бродил внизу, замер, удивлённо разглядывая их. Из-за обломков дома вышли трое. Все как один одеты в скафандры, подобные тем, что носят космонавты. Остановившись, они начали что-то обсуждать, но о чём именно шла речь, не было слышно. Оно и ясно, в шлемах установлено средства связи. Спустя несколько минут бурных жестикуляций, один из них обречённо опустил руки, покачал головой, а затем, словно ощутив на себе взгляд, поднял голову.

Космонавт пристально смотрел на меня. По спине пробежали мурашки. Не знаю почему, но звездолётчиков я боялся. То ли расшатанные последними событиями нервы сдавали, то ли их необычный вид нагонял жути. Боясь пошевелиться и тем самым выдать себя, замер и даже старался дышать через раз. Некоторое время мы неподвижно сверлили друг друга взглядами. Озябшее от холода тело дрожало, а из-за нервного напряжения взмокли спина, ладони и лоб. В груди неистово стучало сердце, норовя выскочить.

В конце концов, космонавт отвернулся и, похлопав одного из своих по плечу, зашагал к следующему разрушенному зданию. На душе отлегло. Медленно, стараясь не издавать ни звука, я отошёл от пролома, уселся на пол, разглядывая брутального рокера, смотрящего на меня с плаката.

«Кто они такие? Почему в скафандрах? Что они ищут? На спасательную операцию это не похоже. Во-первых, их всего трое, а во-вторых, нет никакой техники. Чёрт! Что происходит?»

На четвереньках подобрался к дыре и осторожно выглянул. Люди в скафандрах находились на краю засыпанного фрагментами зданий двора. Один водил лучом фонарика по завалам, остальные, что-то паковали в большой чёрный мешок.

«Неужто трупы собирают? Зачем они им? Странно. В таких случаях стараются сначала помочь живым. И куда они его денут? Бросят здесь или на своём горбу потащат?»

Ответ на мой вопрос пришёл сам собой. Со стороны, откуда вышли эти трое, вырулил грузовик. Ревя мотором, он, словно на автодроме, объезжал завалы, направляясь к космонавтам. С хрустом камней под колёсами автомобиль остановился около троицы. Двое подняли увесистый мешок, а затем, раскачав его из стороны в сторону, перекинули через борт грузовика. Мешок с грохотом упал на железное дно. Космонавт что-то крикнул водителю, после чего тот со скрежетом переключил скорость в коробке передач и направился к соседнему двору. Переглянувшись, собиратели трупов последовали вслед за удаляющимися вдаль габаритными огнями.

Дождавшись, пока они скроются из виду, я перевалился через край пролома в поисках пути вниз. Высоко. Внизу груда битого бетона и кирпича. Прыгать не вариант.

С досадой хлопнув ладонью по бетону, начал нервно бродить по помещению из стороны в сторону, пытаясь придумать как попасть наружу. Внимание привлекли какие-то тряпки, щедро присыпанные штукатуркой. Раскидав её, обрадовался. Это были не совсем тряпки. Падая со стены, штукатурка раздавила пластиковый бачок для белья. Связав из найденной одежды и постельного белья некое подобие каната, скова высунулся в пролом. Сразу под ним, заметил торчащую из стены арматуру. Подёргав её и убедившись, что сидит крепко, привязал к ней один конец импровизированной верёвки. Второй сбросил вниз.

– Была не была, – с этими словами я свесил ноги вниз. Повиснув на канате, осторожно спустился на груду бетона.

На улице оказалось намного холоднее, нежели в помещении. Зябко вздрогнув, спрыгнул на землю. Потирая ладонями плечи, осмотрелся. Все дома разрушены. Трава под ногами превратилась в пепел. Деревья обуглены. Железные фонарные столбы неестественно согнуты, а пластиковые плафоны в прямом смысле слова стекли на асфальт.

– Что здесь происходит? И, чёрт возьми, почему днём так жарко, а ночью колотун как в Арктике?

Взглянув на небо, удивлённо выкатил глаза. Только сейчас я заметил, что на нём отсутствует луна. Мерцающие звёзды на месте: Малая и Большая медведицы, Орион на своих местах, а спутника нашей планеты нет.

«Ладно, с этим потом разберёмся. Нужно отыскать людей и не нарваться на космонавтов. Я почему-то уверен, что добра от них ждать не стоит».

Перебегая через дорогу, чуть не угодил в один из разломов. Вовремя остановившись на самом его краю, взглянул в бездонную тьму расщелины. Меня передёрнуло от осознания того, что мог свалиться в неё. Поняв, что перепрыгнуть препятствие в этом месте вряд ли удастся, решил идти вдоль него в надежде найти более узкий участок.

Бредя по асфальту, поймал себя на мысли, что вокруг царит полнейшая тишина. Ни людей, ни животных, никого. Озираясь по сторонам, не заметил обломка бетонной плиты. Споткнувшись об него, чертыхаясь, свалился на дорогу. Поднимаясь, заметил движение среди фрагментов здания напротив. Замер на месте. Прислушался. От завалов донеслись чьи-то стоны. Понял, что кто-то застрял под обломками.

– Сейчас, потерпи немного, – протараторил я, подбежав к завалу.

Отбрасывая в сторону обломки, принялся откапывать человека. Замёрзшие пальцы отказывались гнуться. Выскользнувший из рук кирпич больно ударил по ноге. Стиснув зубы, продолжил разгребать завалы.

– Там никого нет… – прохрипел кто-то.

Повернувшись на звук, увидел человека, лежащего на камнях немного выше того места, где я усердно разбирал фрагменты дома.

– Беги… Прячься, пока солнце не встало…

– Я тебе помогу! Сейчас, погоди, уже поднимаюсь.

– Ромыч? – человек назвал меня по имени. – Какого хрена ты здесь… – он закашлялся.

Его голос показался довольно знакомым. Быстро взобравшись вверх, я остановился около него.

– Зачем ты покинул мой дом? Оставь меня. Возвращайся. Вали отсюда поскорее. Уже светает.

– Алекс? – удивился я. – Нет брателла, мы вернёмся вместе.

– Отойди от меня, – прохрипел он. – Я облучён.

– Что ты несёшь?! Какое, к чёрту облучение?

Наклонившись, я увидел, что тело Алекса покрыто ожогами. Быстро скинув с себя рубашку, накинул её на друга, а затем, подхватив его, взгромоздил на плечо.

– Оставь меня. Спасайся сам. Я уже не жилец.

– Заткнись! – рявкнул я, осторожно спускаясь с груды обломков. – Потерпи немного.

Выйдя на асфальт, застыл на месте, испуганно глядя вперёд. Навстречу мне бежали трое космонавтов. Я замешкался, не понимая, куда от них скрыться, но этого делать не пришлось. Троица пронеслась мимо, даже не обратив на нас внимания. Проводив их взглядом, зашагал к квартире Алекса. Но пришлось снова остановиться. С рёвом на дорогу вырулил грузовик. Он нёсся прямиком на нас. Я быстро перебежал к руинам дома. Водитель в спешке то ли не заметил разлома, то ли не справился с управлением. Грузовик с грохотом скрылся в глубокой яме. Я понимал, что бедняге не выбраться и помочь ему не смогу, поэтому постарался скорее покинуть место аварии. Сейчас я должен помочь Алексу. Хотя даже не представляю как и чем.

С каждой минутой становилось всё жарче. Пот крупными каплями скатывался со лба. Рассвет стремительно набирал обороты, разгоняя ночной сумрак.

– Брось меня. Ты ещё можешь… – прохрипел Алекс, а затем обмяк.

Уложив друга на землю, я долго пытался привести его в чувство, но ничего не помогало. Он умер. Затем пришла боль. Появилось ощущение, что всё тело горит огнём. Взглянув на себя, заметил, что на покрасневшей коже появились кровавые волдыри, а джинсы начали тлеть. Испуганно вскочив на ноги, я всеми силами старался их потушить, но ничего не помогало.

Пахнуло палёными волосами. Проведя ладонью по голове, понял, что они обгорели. Не понимая, что происходит – закричал. Становилось всё жарче. Обессиленный, я рухнул на колени, корчась от нестерпимой боли, что вонзилась в тело миллионами острых игл.

Повернув голову, увидел непривычно огромный солнечный диск, восстающий из-за горизонта. Собрав последние силы, бросился к болтающемуся на стене канату, ведущему в укрытие.

Вцепившись в него руками, пополз вверх. И в тот миг, когда до спасительного пролома в стене оставалось меньше метра, верёвка вспыхнула. Я протянул руку вверх, стараясь ухватиться за край дыры, но схватил лишь раскалённый воздух. Канат оборвался. Я падал. Лаз в укрытие стремительно удалялся. Затем последовал удар, а за ним тьма.

* * *

– Валерий Иванович, что скажете? – спросил невысокий парень в белом халате.

– Знаете, Виктор, я был уверен, что моя теория верна. Новый питательный раствор помог восстановить большую часть воспоминаний. По сравнению с прошлыми результатами – это большой прорыв. Мы смогли увидеть не просто статичные кадры сотканные из обрывков памяти, а пережить то, что пережил её владелец. Думаю, мы должны сказать спасибо тем, кто произвёл крионизацию трупов.

– Вы считаете, что это сделали те люди в скафандрах?

Мужчина лет пятидесяти, также облачённый в белый халат, массируя надбровные дуги, одобрительно кивнул.

– А зачем они это сделали? Почему не поместили в криокамеры живых?

– Насчёт мёртвых – не знаю, но благодарен тем, кто решил это сделать. Живых тоже замораживали. Сейчас ими занимаются в Омске. Профессор Кулагин писал, что в ближайшее время, нам удастся пообщаться с одним из них.

– Профессор, как вы считаете, что могло привести к столь масштабной катастрофе?

– Здесь даже думать не о чем. Виновники произошедшего – люди. Вернее их несговорчивость и жестокость. Благо в наше время ядерное оружие запрещено всемирной конвенцией. Слишком дорого нам обошлось его существование. С другой стороны, возможно, всё произошедшее пошло на пользу всем выжившим. Именно благодаря случившемуся, мы научились жить…

– Так они тоже жили, – перебив Валерия Ивановича, произнёс Виктор.

Проведя ладонью по подбородку, профессор продолжил:

– Жили, но не ценили ни свои жизни, ни природу. Посмотрите документы за две тысячи тридцать пятый год. В них вы найдёте большинство ответов на свои вопросы. Затем сравните политическую и экологическую ситуации в мире с настоящим.

– Да. Я с вами согласен. В университете нам рассказывали об упадке экологии в середине позапрошлого века. О всемирной войне мне известно не так много, но я обязательно восполню этот пробел в своих знаниях.

– Как говорили наши предки – всё, что ни делается, всё к лучшему. Мы можем убедиться в мудрости этих слов. Мир восстал из ядерного пепла. Мы научились жить в гармонии с природой и друг с другом. Что ж. Нам пора заканчивать, – сняв очки, Валерий Иванович протёр линзы краем халата. – Виктор, поместите мозг в питательный раствор. Его память очень важна для нас, а также для будущих поколений.

– Этот человек, один из немногих представителей своего времени, что проявил настоящую выдержку и самопожертвование. Он настоящий герой. Жаль, что он не смог этого осознать при жизни, – рассматривая стеклянную колбу, наполненную жидкостью с качающемся в ней мозгом, произнёс Виктор.

– Вы слишком сентиментальны молодой человек. Но в ваших словах есть доля истины.

Учёные вышли из лаборатории. Потушили свет, оставив на большом экране, встроенном в стену, застывшее изображение уничтоженного города.

Дмитрий Королевский «ПОРОЖДЁННЫЕ СТРАХОМ»

Иллюстрация Григория Родственникова

Смерть всегда внезапна и нелепа.

Диагноз установлен, врач больше не скрывает, что тебе остаётся пара дней. Но кто в точности до секунды может сказать, когда это произойдёт? Да, она наступит в своих традициях, и считаться с кем-то, конечно же, не станет. Все, как всегда, неожиданно и поэтому нелепо.

Когда Элина (ну или просто Эля, как ласково называл её парень) появилась в жизни Дмитрия, то молодой человек едва мог предположить, насколько сильно она теперь изменится. Их роман закрутился неосторожно смело и бурно, с пропуском конфетно-букетного периода и переходом сразу к постельным сценам. Вы скажете: это ненадолго. Такие отношения обречены. Однако любовь с первого взгляда есть, она существует. Что и подтверждала счастливая пара.

После восьми месяцев горячих встреч они решили, что пора переходить на новую ступень отношений. Их маленькая, со старыми ободранными обоями квартирка, которую молодые люди сняли, стараниями Элины превратилась в настоящее любовное гнёздышко, в котором паре было светло, легко и уютно, а мир вокруг стал просто неинтересным. Всё самое важное было здесь, в их личном однокомнатном микромире.

Начавшаяся бытовуха не стала преградой, как это часто бывает. Все финансовые вопросы решались обоюдно, без скандалов и ненужных обид. Доход молодой семьи был невелик, но его хватало вкупе с помощью родителей, что, конечно же, поддержали пару в её становлении.

Вскоре была сыграна свадьба, после которой последовало и самое важное событие в семье: рождение ребёнка.

Дочку, родившуюся здоровой и красивой, назвали Настей. Счастливые родители были без ума от своего крохотного ангелочка. Появление ребёнка, в котором смешались кровь и внешность обоих родителей, ещё больше сплотило влюблённых.

Дмитрий, с детства увлекавшийся живописью и даже в начале отношений пытавшийся утаить это от любимой, так как считал свои работы никчёмной размазнёй, обрёл второе дыхание. Его холсты, на которых изображались вымышленные герои на фоне иных миров и планет, космические сражения и далёкие галактики, поразили до глубины души: сначала Элю, а потом и других людей. Несколько раз Дмитрий занимал первые места на проходивших в их небольшом городке престижных художественных конкурсах, что, конечно же, способствовало его развитию как художника. Появились первые заказы: пусть за них и не платили как за подлинник «Улыбка Джоконды», но и вырученных денег вполне хватало. Финансовое положение улучшалось день ото дня. Сам Дмитрий, сменивший за свою жизнь немало работ и освоивший массу профессий, наконец нашёл себя. Стал заниматься любимым делом, которое к тому же приносило весьма немалые деньги.

– Интернет – поистине великое изобретение человечества! – восклицал иногда мужчина. – Чтобы я делал без него! Смотри, солнышко, новый заказ по электронке пришёл! Мою «Кровавую бурю на Марсе» хотят повесить в каком-то новом ресторане!

– Я нисколько не сомневалась, эта одна из моих любимых картин! – воодушевлённо отвечала Эля, на всех парах несущаяся к сидевшему у монитора мужу. – Ты у меня молодец!

Несмотря на всю идиллию в их жизни, художник нередко думал о том, что всё это может когда-нибудь закончиться. Жизнь – непредсказуемая, стервозная и жестокая барышня. Он боялся потерять то, что стало нормой в его жизни.

– Зачем ты всё время думаешь о плохом? – укоризненно спросила женщина. Они лежали на широкой, застеленной шёлковым бельём кровати, едва отдышавшись от любовных игр – их разгорячённые сердца ещё не пришли в спокойствие и норовили выпрыгнуть из груди. Дочка тихо посапывала в своей кроватке: сегодня ей исполнилось два годика. – Если думать об этом постоянно, то можно навлечь на себя беду: мысли материализуются.

– Я не думаю об этом постоянно, – искренне ответил Дмитрий, проводя рукой по горячему животу жены. – Просто когда мне очень хорошо, то я начинаю бояться потерять все это. Я очень этого боюсь! – возбуждённо шептал мужчина, уткнувшись в так вкусно пахнувшие волосы любимой.

– Всё у нас будет хорошо! – Эля резко крутанулась в постели, садясь верхом на улыбающегося мужа. Глаза её блестели, Дмитрий знал этот взгляд – он сулил безумно страстную ночь. – Во всяком случае, сегодня!

Кошмар вырвал его из сна. Дмитрий, вздрогнув, вскочил. Дурак! И это взрослый мужчина?! Так ведь дочку с женой можно напугать. К счастью, его самые дорогие люди на земле не проснулись. Он с облегчением вздохнул, посмотрел на мирно спящую жену. Совсем как маленькая. Спит, подогнув к груди колени, – и куда делась в ней та чертовка, совсем недавно вытворявшая такое…

Дмитрий осторожно чмокнул её в щеку. Эля сонно промямлила нечто непонятное, невольно вызвав улыбку на поросшем недельной щетиной лице мужчины.

Художник тихо встал с кровати, первым делом проверив дочурку. Настя была тихим, спокойным ребёнком, на радость родителям, но забота лишней не бывает. Мужчина поправил сбившееся в комок одеяло, на что наигравшаяся днём в различные игры девочка даже не отреагировала.

Включённый ночник мягким светом освещал просторную спальню. В новую трёхкомнатную квартиру семья переехала полгода назад. Всё это время продолжался ремонт, который они делали сами, собственными силами. Хотя давно могли позволить себе нанять бригаду рабочих и сделать все в считаные дни. Однако не хотели доверять столь нелёгкий процесс никому, так как вся планировка нового жилища и его интерьер были их личным вымыслом. И здесь уж в Элине сполна проявились все её скрытые дизайнерские таланты. Женщина даже подумывала о том, чтобы пойти учится заочно и стать профессиональным дипломированным дизайнером.

Мужчина присел на мягкий пуфик; на стеклянном передвижном столике, что стоял недалеко от их кровати, расположилась не доеденная с вечера трапеза. Дмитрий налил красного вина в стеклянный фужер, сделал глоток. Что же ему приснилось? Как только он ни пытался вспомнить – ничего не получалось. Ни секунды из того, что оставило неприятный, холодный и липкий осадок в душе.

Он вгляделся в чёрную космическую даль, где холодно поблёскивала россыпь далёких звёзд. А сверху на всём этом великолепии расположился противень с зажаренным гусем и картошкой, салатницы, блюдца, стаканы и наполовину съеденный торт с розовой циферкой «2» из крема посередине. Стеклянную столешницу он разрисовал давно с обратной стороны, и теперь сам столик был чем-то вроде дизайнерского креативного решения.

Осушив стакан вина и налив себе ещё, Дмитрий понял, что просто неистово, до дрожи в руках хочет взяться за кисть. Память вспыхивала от проступивших откуда-то из глубины сознания фрагментов ночного кошмара. Почему-то мужчина не сомневался, что стоит ему взять чистый холст и краски – всё непременно вспомнится.

– Спите, мои девочки, – тихо произнёс он, оглядев спящих, и выскользнул из спальни.

В одной из комнат, где ремонт практически не коснулся ничего, Дмитрий устроил свою художественную мастерскую. Туда-то он и прокрался, не включая в коридоре свет, захватив с собой непочатую бутылку вина из холодильника. Обычно молодой, но талантливый художник работал, что называется, на сухую. Но сегодня он с неожиданностью отметил, что непременно хочет выпить в процессе написания. Однако самым необычным было то, что до последних мгновений, пока кисть не коснулась белой глади холста, Дмитрий абсолютно не знал, что именно будет рисовать.

– Дима, милый, ты что меня бросил? – услышал он сонный, обиженный голос жены. – Я проснулась, тебя рядом нет… Я испугалась: ты никогда так рано не вставал…

Дмитрий разлепил невероятно тяжёлые веки глаз, пошевелился. Затёкшее в неудобном кресле тело отозвалось болью. Эля стояла напротив, смешно уперев одну из рук в бок, а во второй вертя пустую бутылку из-под вина.

– Напился тут в одиночку, – продолжила она укоризненно, нахмурив бровки. – Что с тобой, ты на что-то обиделся?

«Что я тут делаю? Блин, а что башка-то так болит?» Эти вопросы вертелись в голове, когда мужчина вставал из кресла.

Мольберт с наброшенным на него покрывалом удивил, и даже очень. Дмитрий застыл, открыв рот. Так значит, это ему не приснилось, он и вправду рисовал? Вернее, сон был, но до этого, кошмарный такой, он-то его и разбудил. А после он оказался здесь, с жутким желанием изобразить что-то… или кого-то. Странно – ничего не помню. Даже то, что нарисовал.

– Дима! – в голосе Элины проступили нотки недовольства. – Ты что молчишь, я с кем тут разговариваю, по-твоему?

– Подожди, не заводись, – осипшим голосом вымолвил мужчина. Как же раскалывается голова! Вино дорогое, всегда одно и то же брали. Неужели паленку подсунули? – Я тут вчера начудил немного.

Дмитрий сдёрнул с подставки заляпанное красками покрывало и, не сдержав эмоций, выругался.

– Что это… Какой ужас… Вернее сказать, она прекрасна… но там… там изображено что-то ужасное! Дима, это Люцифер? Дьявол? И как тебе пришло такое в голову?

Поток вопросов обрушился на не понимающего ничего художника. Он смотрел на картину с не меньшим удивлением, что и жена, будто впервые видел её. Да, Эля, конечно же, была права, когда говорила, что ему не надо думать о плохом. Такое изобразить на картине – да как он мог? Мрачные мысли, засевшие глубоко в подсознании, дали себе волю, выплеснувшись на холст. Но одно Дмитрий знал точно: это лучшее, что когда-либо удавалась ему написать.

Крылатый исполин, восседавший на вырубленном в скале троне, по краям которого струились реки раскалившейся магмы, смотрел с насмешкой и презрением. Зубастая пасть его была вымазана в крови, которая заливала почти всё пространство каменной преисподней с пылающими повсюду пожарами. Напротив Люцифера (только это имя ассоциировалось с изображённым на картине гигантом) стоял огромный чан, до краёв заполненный кровью, внутренностями и кусками растерзанных тел, в нём плескались, топя друг друга, десятки несчастных людей. В одной когтистой длани хозяин ада сжимал молодую женщину в разорванном платье, которое почти не скрывало аппетитных форм. Женщина кричала, вцепившись в сомкнувшиеся на её бёдрах пальцы. Как же она похожа… О боже, ему никогда не удавалось изобразить жену настолько достоверно! Вторая же рука, покрытая буграми до безобразия огромных мышц, держала мужчину, в котором трудно было не узнать самого художника. Пусть и изображён он раненым и истекающим кровью.

– Что на тебя нашло? – теперь в голосе Элины чувствовался страх. – Зачем было изображать нас в таком месте?

– Не знаю, Эля, честно говорю: не знаю! – обрёл дар речи встревоженный художник. Привлёк жену к себе, обнял. Она ещё была невероятно тёплой, едва покинувшей нагретую за ночь кровать. А его знобило, только вот не понятно: замёрз ли он в своей мастерской или это похмелье даёт о себе знать. – Я проснулся от кошмара, а потом пришёл сюда…

* * *

Новый заказ был приятной и сулящей немалую финансовую выгоду неожиданностью. Дмитрию позвонили и попросили разрисовать стены нового байкерского бара. Позабыв о своём ночном приключении, художник, позавтракав и проглотив несколько таблеток аспирина, поспешил на встречу. День явно удался, и тем подтверждением стала внушительная сумма, что согласились заплатить крутые ребята в кожанках после того, как Дмитрий осмотрел помещение и назвал свою цену.

– Солнышко, привет, как у вас там дела? – широко шагая, художник быстро шёл в сторону ближайшей остановки и громко, стараясь перекричать шум города, говорил по телефону. Выезжать сегодня на собственной машине он не стал – права дороже. – А-а-а-а, кушаете, значит! Как там мой маленький мышонок, всё ест, не капризничает?

Говорят, это судьба сводит людей. Сводит и разводит: это всё она, злодейка! А иногда эти встречи бывают роковыми, и от этого уже никуда не деться.

Вот и сейчас, выскочив на проспект Ленина, тонированная наглухо «Audi Q7» с неминуемой быстротой приближалась к ничему не подозревавшему Дмитрию.

– Ну как вам, пацаны? Крутую мне тачку батя подогнал? – пьяный несовершеннолетний детина с явными признаками ожирения, довольно ухмыляясь, посмотрел на двух своих товарищей. – Сейчас за тёлочками, а потом в сауну рванём!

– …Они согласились и даже предоплату дали! – радостно рапортовал Дмитрий об удачной сделке. – Ну ладно, я пешеход перехожу, скоро дома буду, пока!

– Да срать я хотел на этих мусоров, что они мне сделают! – ерепенился пьяный детина, от всей души топя педаль газа. – Я и при них также проеду!

– Пешеход, Колька! Стой, тормози! – надрывно взревел один из его друзей.

Так же, как когда-то жизни Дмитрия и Элины пересеклись в одной точке, случилось и здесь, сегодня, но эти жизни соприкоснулись лишь для того, чтобы исчезнуть навсегда. Нелепая ситуация, нелепая смерть!

Последнее, что успел услышать Дмитрий, – скрежет тормозов, увидеть – мелькнувшее небо.

* * *

Со свойственным его творческой натуре взглядом он неоднократно представлял, что будет там, после смерти. Но все его представления, основанные в большей степени на кинематографических образах и литературе, были ничем по сравнению с тем, что он увидел.

Люцифер, сидевший на своём троне, с безразличием глядел на него. Его картина – она была жива, и он находился в ней. По-прежнему пылали костры и текли реки магмы, только вот котёл, где должны были утопать в собственной крови люди, был пуст.

Ещё через мгновение мир вокруг подёрнулся серой мглой, чтобы спустя миг ударить в лицо красным марсианским песком. Дмитрий узнал знакомый ландшафт: это его «Кровавая буря на Марсе», и он находился в самом её центре. Где на рогатом монстре, напоминающем быка с крокодильей кожей, сидел диковинный гуманоид, одетый в доспехи из шкур и панцирей различных животных.

– Ты можешь остаться здесь, – сказал неожиданно громко и ясно его оживший персонаж, – а можешь отправиться в любой другой из своих миров, благо у тебя их предостаточно.

– Я не хочу! – осознание того, что он никогда не увидит своих любимых, было сейчас самым страшным. – Почему я? Я ведь не делал ничего плохого?! Я безумно люблю свою жену, свою маленькую дочку! Как я теперь без них, как они там без меня?!

– Да, ты не делал ничего плохого, но так устроен ваш мир, вы в ответе за те злодеяния, что когда-то сотворили предки!

– Бред! Просто бред! Это, что получается: я теперь должен отвечать за то, что мой дед в войну перешёл на сторону врага и расстреливал своих?!

– И за это тоже.

– И это говорит нарисованный персонаж, плод моего воображения?! – Дмитрий кричал от возмущения, щурясь от летящего в лицо красного песка. Он стоит на Марсе! Кто бы мог подумать! А как же скафандр, разве он здесь не нужен? А как же ад или рай, куда попадают все души умерших?

– После смерти человек попадает туда, во что больше всего верил, – невозмутимо продолжил инопланетянин. – Вот ты верил в ад или рай? Что после смерти твоя душа отделится от тела и предстанет перед судом Божьим?

– Нет.

– Зато как творческий человек ты верил в то, что создавал. В свои миры: они жили для тебя, они были реальны, ты чувствовал их! В этом плане творческим людям везёт куда больше обычных. Писатели, поэты, художники – они вольны выбрать любой из созданных ими миров и остаться там.

– Я не хочу здесь больше находиться.

– Скоро ты научишься мысленно выбирать любое из своих полотен, и переносится туда, а пока я, конечно же, сделаю это за тебя.

В один миг пропало всё, наступил полный мрак, после чего пространство вокруг заиграло новыми красками. «Рассвет на далёкой планете», как не узнать столь дорогую ему картину! Он рисовал её специально для жены, это был подарок на её двадцатипятилетие.

Прекрасная дева, сидевшая на бирюзовом берегу, свесив ноги в розовую, мирно протекающую речку, встала, отряхивая длинное платье. Несмотря на цвет кожи, а он у неё был светло-голубым, выглядела она совсем по земному. Ну и, конечно же, напоминала Элю, пусть это и не совсем удачная копия его жены…

Дмитрий почувствовал, как защемило сердце. Сердце? Но как, он же умер?!

– В своих картинах ты будешь жить вечно, – как будто читая его мысли, произнесла девушка, приближаясь. – Вернее, в одной из них, а пока у тебя есть время, чтобы побывать в каждой и сделать правильный выбор, – к счастью, голос девушки остался прежним, она говорила так же, как и гуманоид. – А после мы расстанемся, и ты никогда не вспомнишь обо мне.

– Но я не хочу так! Я хочу домой, к родным, к семье! – закричал Дмитрий, чувствуя, как слёзы покатились по его щекам. – Так нелепо уйти, не видя, как вырастет твоя дочь, не узнав будущих внуков… – тихо зашептал он, садясь на сочную траву. Траву, которую сам рисовал, а теперь она стала реальностью, и капельки росы на ней быстро пропитали его одежду.

– Смерть может показаться нелепой, случайной, глупой, но только для вас, людей. На самом же деле это не так. Смерть – это закономерность, и она наступает тогда, когда надо.

– А ты… вы… кто вообще со мной разговаривает? Откуда вы все знаете?

– Я ангел. Твой ангел-хранитель.

Девушка вдруг засветилась, заставив Дмитрия зажмурится, а потом на её месте возникло абсолютно нагое существо. Да, оно напоминало человека, черты белого, как новый холст, лица сочетали в себе как женскую, так и мужскую красоту, другие половые признаки просто отсутствовали. Ангел взмахнул крыльями и опустился на траву.

– Ангел-хранитель, говоришь?! А что же тогда не уберёг меня? Почему не остановил ту машину? Меня же сбили на переходе, правильно?

– Да, тебя сбила машина, после чего врезалась в столб, и все, кто в ней был, покинули ваш мир, – не обращая внимания на резкие реплики художника, ровным голосом продолжил ангел. – Ваша жизнь – это череда совпадений, и не всегда хорошо заканчивающихся, поэтому я всегда был рядом, с самого твоего рождения, не давая уйти раньше положенного срока. Твоя смерть наступила ровно тогда, когда и должна была наступить, я всю жизнь вёл тебя к ней.

Мысли в голове Дмитрия заплелись в тугой узел. Такого просто не может быть…

– Я не хочу жить в созданных собою мирах. Лучше бы меня совсем не стало, – поняв, что не в силах ничего изменить, спокойно заговорил мужчина. – Как я могу жить спокойно, зная, что моя семья там, без меня.

– Ты забудешь о них, забудешь обо всём, что сейчас было и отправишься в один из своих миров, где начнёшь новую жизнь.

– Но я не хочу забывать! Неужели нет способа что-то изменить?

– Способ, – задумчиво протянул ангел, на его бледном лбу возникли морщинки. – Способ есть…

– Я снова смогу увидеть семью?! – мужчина аж вскочил. – Мою семью?!

– Ну не совсем свою, – невозмутимо поправил ангел. – Не перебивай, прошу, дай всё разъяснить, а потом ты решишь, как поступить.

– Хорошо, говори.

– Существует масса параллельных миров. Миров-клонов среди них немало. В одном живёт твоя семья, та, в которой ты ещё не умер. Абсолютно те же люди, только судьба у них другая. С помощью меня твоя энергетическая составляющая, ну или дух, душа – я называю лишь те слова и термины, которые тебе известны, другие ты просто не поймёшь – вселится в твоего клона. Учти, это всё временно, у тебя есть сутки. С той минуты ты будешь под защитой другого хранителя, того, что оберегает тебя там. Не наделай глупостей, или навсегда останешься в том измерении, став его призраком. Большего я просто не могу сделать, выбирай.

– А что я, собственно говоря, теряю? – спросил мужчина, обращаясь скорее к самому себе. – Согласен!

Шанс увидеть свою семью, пусть и из параллельного мира, был единственным утешением.

– Согласен! – ещё раз более смело выкрикнул художник. – Что для этого надо сдел…

Дмитрий почувствовал, как горло сдавил спазм, не дав ему договорить. По телу (только сейчас он обратил внимание на то, в чём был одет: рубашка и джинсы, в которых уходил утром из дома) пробежала дрожь. Яркий свет ударил в глаза.

Боль. Мрак. Свист ветра в ушах и…

* * *

– Диман! Ты что поник? – кто-то ткнул его в плечо. Дмитрий встрепенулся. Наверное, сейчас он выглядел, мягко говоря, неадекватно судя по тому, как вытянулись физиономии двух дворовых забулдыг – Стаса и Серёги. Художник огляделся. До боли знакомый двор, цветочки, клумбочки, шумевшая детвора, даже бабуси на соседней лавочке возле его подъезда. Дом! Но что он делает здесь, в беседке, среди местных алкашей, с которыми раньше и рядом бы не встал, да к тому же в этом старом, заштопанном трико и заляпанной майке? – Опять белочку словил, что ли?

– Ты что пялишься-то? – испуганно проскрипел Стас, отсаживаясь подальше. – Опять башню сорвало? Серый, ты вон, если что, бабкам скажи, пусть скорую вызовут!

– Не надо! – резко оборвал его Дмитрий, поняв, что язык его заплетается. – Всё нормально, мужики! – немного совладав с собой, сказал художник, чувствуя во рту застоялый запах перегара и табака. Стоп, но он же никогда не курил!

– О-о-о-о, да ты совсем плох, братан! – приобнял его за плечи Сергей. – Стас, начисли мужику стопарь, а то стоит тут бледный как смерть.

Отказываться Дмитрий не стал – да и кто откажется после всего пережитого! За порцией спирта последовал надкушенный помидор, который любезно протянул Серега.

– Вот щас поправишь здоровье и начнёшь нам трещать про то, какой бы из тебя вышел отличный художник, если б не твоя Элинка! – краснолицый Стас подмигнул Серёге. – Давненько ты в наш двор не захаживал, соскучились!

«Наш двор»? Это, что получатся, я здесь не живу больше? Эля? А она-то в чем виновата?

Начавшийся сумбурный поток мыслей в одно мгновение просто иссяк. Потому как из подъезда, цокая каблучками, вышла его Эля, нагнулась к дочке, поправляя платьице, поздоровалась с бабушками, а потом их глаза неожиданно встретились.

Дмитрий готов был заорать от счастья, но жена быстро отвела взгляд и повернулась к нему спиной, заслоняя Настю.

Художник вскочил. «Твоя семья… абсолютно те же люди, только судьба у них другая», – всплыли слова ангела в его сознании.

Что я тут успел натворить? Что вообще происходит?

Он бросился из беседки, не обращая внимания на оклики собутыльников, и в один момент оказался возле жены. Без умолку тараторившие бабки замолчали, готовясь получить новую порцию сплетней. Элина обернулась, в её глазах стоял страх!

– Зачем ты пришёл? – холодно спросила она.

– Да, зачем ты пришёл? – вторила её словам дочка, выглядывая из-за подола незнакомого Дмитрию платья. – Когда ты приходишь, маме всегда плохо, она плачет…

– Настя, дочка, не надо, – мягко оборвала её жена. – Уходи! – это уже к Дмитрию, жёстко, с неприязнью.

– Эля, солнышко, что произошло?

– Ой, какие слова мы умеем говорить – последние полгода я слышала только «сука» да «шлюха»! Что на тебя нашло, очередной приступ белой горячки?

– Как же так, Эля? Настенька, дочка, – мужчина протянул руки, подходя ближе, чувствуя, как слёзы бегут по лицу.

– Не подходи! – выставив вперёд руку, на безымянном пальце больше не было кольца, выкрикнула Эля. Настя захныкала, прижимаясь к матери. – Она боится тебя. Оставь нас в покое! Сейчас приедет Денис! Забыл, что он тебе в прошлый раз обещал сделать, если ещё раз увидит рядом с нами?

– Денис? – заикаясь, переспросил художник. – Что ещё за Денис?

Шум мотора заставил обернуться. Совсем рядом остановился внедорожник «Land Cruiser», из которого поспешил вылезти бритый наголо здоровяк. В руках его самым волшебным образом возникла бита.

– А вот сейчас узнаешь! – прокудахтала одна из старух.

Громила с самым что ни на есть серьёзным выражением на квадратном лице бросился, занеся орудие над головой. А потом вдруг резко остановился, улыбнулся и сказал самым чудесным голосом на земле: «Дима, милый, просыпайся…»

* * *

Дмитрий резко открыл глаза, рывком встал из кресла. Боль, всколыхнувшая голову, накатила тошнотворной волной.

– Ушёл посреди ночи, бросил меня! – уперев руки в бока, нарочно обидчивым голосом говорила жена. – А если бы нас с Настей украли? А ты спишь тут в мастерской, да ещё и пьяный, – катнув ногой пустую бутылку из-под вина, сердито спросила она.

Сон! Это всего лишь кошмарный сон! Но до чего же он был реальным! Душа Дмитрия ликовала.

Он метнулся к жене и крепко её обнял.

– Мне приснился сон! Ужасный сон, – зашептал он, покрывая её шею поцелуями. – Как будто я вас потерял…

– Колючий, – отстранилась жена, проводя рукой по его подбородку. – Да и перегаром от тебя несёт будь здоров! – она нахмурилась. – Говорю тебе – прекращай думать о плохом, тогда и сны будут хорошие!

Элина быстро чмокнула его в губы, заглядывая куда-то за спину Дмитрия.

– У тебя было вдохновение? Ты рисовал? – от её слов вся спина художника в одно мгновение покрылась потом. – Покажи!

– Нет, нет, солнышко, – несколько запоздало ответил мужчина. – Она не закончена, ты же знаешь, незаконченные картины я никому не показываю.

– Ну и ладно, жмот, – надулась она. – Я завтрак пошла готовить, пока Настя спит. Если захочешь есть, тебе придётся показать картину.

Она быстро упорхнула из спальни, не дав Дмитрию возможности для ответа.

Он обернулся: мольберт с накинутым на него покрывалом казался чем-то безумно страшным. Как же он вчера надрался, что не помнит практически ничего? Будь что будет! Рука скинула скрывающую картину ткань.

Прекрасный ангел из сна парил в глубинах синего неба, и не было здесь ни Люцифера, ни крови и ни убийств.

Не успел художник подивиться тому, что за ночь смог закончить картину, да ещё в нетрезвом состоянии, как на пороге возникла жена. В руках её был его телефон.

Дмитрий заслонил мольберт. Пусть для неё это будет сюрпризом.

– Тебе звонят из какого-то байкерского клуба, хотят, чтобы ты приехал, – выполняющая роль секретарши Эля вопросительно посмотрела на мужа. – Что им ответить, подъедешь?

– Солнышко, ну, посмотри на меня, какой из меня сегодня водитель, – Дмитрий развёл руки в стороны, показывая всю свою неготовность. – А на маршрутке я не потащусь, где бы их бар ни располагался. До завтра подождут?

– Але. Да. Муж подъедет завтра. Вас устроит? Да. Ну хорошо, – она отключила телефон, лукаво взглянула на мужа. – Там твои любимые блинчики с мясом. Показывай картину!

Энни Нилсен «ИЁХЭЭЭЭ, ИЁХЭЭЭЭ…»

Иллюстрация Энни Нилсен

Рваный всю свою не-жизнь был ортодоксальным зомби: сильно не вонял, конечности не терял. Разве что один раз правое ухо и фалангу левого мизинца, но это случилось в автобусной толчее, а там все чего-то лишались. Конечно, настоящие автобусы давно не ездили, и зомби просто приходилось сбиваться в кучу и двигаться по маршруту, но традиции оставались незыблемыми.

Так Рваный добирался до работы – большого отеля в центре города. Естественно, в отель давно никто не приезжал, номера пустовали, но Рваный стоял у входа в любую погоду и ждал, перед кем нужно будет открыть дверь. Перчатки, бывшие когда-то белыми, прохудились и посерели. Костяшки пальцев торчали из них, словно птичьи когти. Заношенная блёкло-бордовая ливрея висела, как на пугале. Высокий чёрный цилиндр завершал картину и даже придавал Рваному былую респектабельность. Стоять было скучно, и тогда он тихонечко хрипел любимую песню: «Иёхээээ, иёхээээ…» Жаль, что никто не приходил в отель.

Вечером Рваный возвращался в таком же автобусе. Иногда заходил в магазин, полки которого, разумеется, пустовали. Он медленно катил между ними скрипучую и хромую тележку, кивал знакомым, а потом шёл домой, размахивая дырявым пакетом. Всё было как положено.

Дома Рваный ложился в постель и спал. Само собой, он не спал по-настоящему, лишь лежал с закрытыми глазами, но устои при этом не нарушались. Сны зомби обычно придумывали, а потом рассказывали друг другу, но у Рваного это не очень получалось. Зато страшные истории соседа Косого, тщедушного одноглазого зомбика, пугали всех до жизни. Послушать его приходили даже из других домов. Особенно ему удавались сны про нашествие людей, воскресающих зомби.

– И тут он выскакивает передо мной из кустов и кричит: «У меня аллергия на глютен и лактозу!» – скрипел Косой замогильным голосом. Слушатели держали друг друга за руки и дрожали от страха.

На выходные Рваный смотрел футбол. И не как остальные – в кафе по чёрному экрану, а ездил на настоящий стадион. Тот, правда, давно зарос фиолетовой травой выше любого зомби, но футбол от этого хуже не становился. Рваный подолгу сидел на пустых трибунах и внимательно таращился на поле, не дыша и не моргая, чтоб ничего не пропустить. Иногда ветер со стуком гнал вниз по рядам пустую пластиковую бутылку. Такие футболы были редкими и считались большой удачей.

Всё было замечательно, пока Рваный не затосковал. Мама сказала, что ему надо перестать маяться дурью и, наконец, жениться. Тем более, у её подруги есть замечательная дочь Мокроушка. Рваный сидел, потупив взгляд. Он пытался вздыхать остатками лёгких, сверлил скатерть костяшками и обещал подумать.

Сосед был уверен, что вся тоска от паразитов и предлагал очистить организм жидкостью «Крот», – у него ещё со старых времён была припасена бутылочка десятилетней выдержки. Рваный отказался, но на всякий случай решил сходить к врачу.

В поликлинике длинная очередь зомби-бабушек, как положено, отругала его, а потом пропустила в кабинет. Самим бабушкам диагнозы были известны со времён жизни, но обычаи они крепко соблюдали.

Врач послушал стетоскопом, как не бьётся сердце у Рваного в груди, и рекомендовал тому нездоровый образ жизни: меньше солнца, движения, вредную пищу и земляные процедуры. Рваный выполнял все указания врача, но тоска не уходила. Он часами лежал, закопавшись с головой, и размышлял. Временами думать надоедало, и тогда из-под земли неслось: «Иёхээээ, иёхээээ…».

Однажды его осенило. Он понял всё-всё про себя, соседей, других зомби, про всю вселенную. Рваный хотел вылезти из ямы и рассказать всем об этом, но пока он лежал в земле, черви сожрали его мозг.

Григорий Родственников
«ИСПЫТАТЕЛЬ

Иллюстрация Григория Родственникова

В полной мере Иван ощутил себя подкаблучником, когда поддался на уговоры жены выбросить «игрушки» деда. Раньше, даже прикоснуться к ним, считалось в их семье величайшим табу. А сейчас, он безропотно сваливает в мусорное ведро приборы, которые, по словам деда, прославят их фамилию в веках. Что поделать, супруга была слишком убедительна, когда кричала, что не потерпит в квартире «бесполезный хлам» и требовала сделать выбор: она или «ржавое, никому не нужное барахло». Деда больше нет, а ссориться со Светкой не хотелось.

Иван выудил из-под кровати очередную картонную коробку, открыл, с тоской взглянул на странную, переплетённую проводами конструкцию и печально вздохнул. Вспомнились слова деда: «Это волшебная палочка, способная переместить человека в тело любого животного. Хотел бы ты стать на время соколом? Посмотреть на мир с высоты птичьего полёта глазами гордой птицы? Воспарить прямо к солнцу?»

«А ты уже пробовал?» – спросил Иван.

Дед нахмурился.

«Мощности не хватает. Диапазон не более двух метров. Но это дело времени…».

– А времени тебе и не хватило, – вслух сказал Иван. Он гладил руками диковинное ни на что не похожее устройство, какие-то клеммы, проводки, лампочки. А вот и кабель со штепселем. Интересно, если включить?

Он вставил вилку в розетку, и аппарат ожил, загудел. Замигали лампочки. Помнится, руку надо положить вот на эту стальную пластину…

Под ладонью явственно ощущалось тепло. Иван улыбнулся.

«Эх, дедушка, неисправимый мечтатель. Думал перевернуть мир своими изобретениями, а на деле удостоился лишь двух коротких заметок в журнале „Наука и жизнь“. Мир не понял тебя, или ты не понял мир».

Иван сидел долго, утешая себя грустными воспоминаниями и пребывая в меланхолии, когда из неприметной щели в полу высунулась маленькая серая мордочка. Мышь! Иван вздрогнул. Вот, возможность проверить аппарат в действии. А что, если…

Он не успел додумать мысль до конца, как пол неожиданно прыгнул ему навстречу, а потолок взлетел высоко вверх. Иван даже зажмурился, а когда открыл глаза – мир изменился. Он стал серым и мутным. Накативший страх сменился безудержной эйфорией. Он превратился в мышь. Дед был гением. Иван захохотал, но не услышал никаких звуков. Попробовал закричать и издал тоненький писк. В течение нескольких минут он прислушивался к ощущениям. Быть мышью не слишком прикольно. Оказывается у них плохое зрение, и они не различают цвета. Зато, чтобы посмотреть в сторону, не нужно поворачивать голову, достаточно скосить глаз. А вот посчитать пульс у Ивана не получилось, мышиное сердце билось с какой-то немыслимой частотой. Ноги слишком короткие, пузо так и волочится по полу. Но зато, сколько запахов недоступных человеку! Из кухни пахнет борщом с мясом, и запах этот буквально валит с ног. Иван даже сглотнул в предвкушении. Побудет мышью минут пять и хватит, человеком быть намного лучше. А ещё чесались зубы – удивительное ощущение. Иван-мышь подбежал к белому квадратному столбу. Запах приятный, деревянный смолянистый. Куснул, с восторгом ощущая, как легко поддаётся жёсткий и твёрдый материал остроте его новых зубов. «Похоже, я грызу ножку табуретки». Это откровение вызвало в душе безудержное веселье.

У мышей отменный слух. Потому еле слышный скрип двери показался Ивану оглушительным. В комнату шагнул гигантский монстр. От него повеяло такой запредельной жутью, что сердце мгновенно ушло в пятки. Чудовище воззрилось на Ивана огромными глазищами с вертикальными зрачками. Да это же кот. И зовут это страшилище Барсик…

Кот неторопливо шёл прямо на него, упруго и неслышно. Но Иван ощущал всем телом, как вибрирует пол под тяжёлой поступью хищника.

Барсик остановился, замер. Наклонил голову и выгнул спину. «Сейчас прыгнет», – обожгла сознание страшная мысль. Блеснули огромные мокрые клыки. И тогда Иван сорвался с места. Серой тенью метнулся к гудящему прибору, и успел вскочить на серебристую панель в тот момент, когда чудовищная лапа с немыслимыми по размеру когтями опустилась ему на голову.

Сердце колотилось от страха, но Иван отметил, что окружающая действительность вновь изменилась. Комната стала заметно меньше, а очертания чётче. Звуки и запахи усилились. А ещё увеличился обзор. Он видел всё помещение разом. Предметы стали объёмнее, фактурнее. Иван взглянул на свою руку и обнаружил, что та покрыта густой шерстью. Теперь человек стал котом. Почему-то эта мысль не принесла радости. Слишком сильным было пережитое потрясение. Его едва не сожрал домашний питомец. «Нет, на фиг эти игры. Дед, конечно, гений, но отложим эксперименты на потом». Иван решительно направился к прибору, но не дошёл…

Кто-то ухватил его за шкирку и поднял вверх.

– Попался, грязнуля! Опять за помойными кошками бегал?!

Иван-Барсик беспомощно болтался в руке Светланы. Глаза женщины горели праведным торжеством:

– С меня хватит! Давно пора было тебя кастрировать. Поехали к доктору!

Его уносили всё дальше и дальше от волшебного устройства.

И тогда Иван ощутил глубинный запредельный ужас.

Татьяна Осипова «ЗАЙЧИК»

Иллюстрация Татьяны Осиповой

– Варенька, посиди сегодня дома, – тихо проговорила бабушка Прасковья. Девушка её не расслышала, смеялась, разговаривая по телефону. – Варюш, ты слышишь меня?

Прасковья Никифоровна, тяжело охая, потёрла больную спину, вставая со стула.

– Да, ба, – отозвалась, наконец, внучка. Девушка она яркая, красивая, с рыжими волосами и глазами-изумрудами. Бабуля тревожилась за неё, такая выросла ягодка. Кожа белая как снег, губы алые, а золотистые локоны делали её похожей на принцессу из сказок.

– Куда собралась, ночь уже на дворе? – Бабушка жевала сморщенные губы и качала головой.

– Да я к Ленке, она позвонила, говорит, приходи.

– Это к Зерновым, что ль?

– Ну да.

– Вот удумала, ночь на дворе.

– Бабулечка, ещё только девять вечера! – Варя нетерпеливо скрестила руки на груди. – Там светло, фонари горят.

– Вот родители приедут, и отпрашивайся у них, а я не пущаю.

– Блин, – протянула сквозь зубы девушка.

Ей было четырнадцать, а подруге Леночке двадцать, она как раз хотела о парне своём рассказать, а бабушка включила «охранную сигнализацию». Приехала на каникулы и надеялась встретиться со старыми друзьями. Обычно летом гуляли, ходили на дискотеку. Клуб в посёлке был замечательный. Раньше бабушка ничего подобного не говорила, хотя Варя младше была.

– Не дуйся, глупая. – Прасковья Никифоровна ласково потянула Варю к себе. – Подождёт твоя Зернова до завтра, идём, я тебе расскажу кое-что.

– Ну ба, мы ж договорились…

– Варенька, ты у меня единственная внучка. Если есть повод чего-то опасаться, не стоит дёргать тигра за усы. Завтра же ночь на Ивана Купалу.

– Что это за предрассудки, ба?

– Я соскучилась по тебе, побудь этот вечер со мной.

Со словами «ладно» Варвара плюхнулась на скрипучий диван, который испуганно пискнул. Бабушка поставила чайник на плиту, вытащила из духовки пирожки.

– Вот, твои любимые.

Варя с удивлением отметила про себя, что, когда она уходила, никакими пирожками и не пахло. Насупилась и обняла любимого плюшевого мишку.

Бабуля налила в большую чашку ароматный чай, подвинула тарелку с пирожками, которые были с картошкой и капустой. Улыбнулась, зная, что внучка обожает именно с такой начинкой.

– Не пыхти, а послушай, я тебе историю одну расскажу.

– Ну?

– Что нукаешь? Ежели не хочешь, не буду.

– Нет, хочу, – продолжая дуть губы, ответила Варвара.

– Ну так усаживайся удобнее, милая, – улыбнулась Прасковья Никифоровна. – Хочешь верь, а хочешь не верь, Варенька. Рассказывали старые люди о ведьме, что жила на окраине посёлка. Много лет назад это было, ещё до революции, в те годы, когда крепостное право было. Ты же знаешь, что это такое?

– Конечно, бабуль, знаю, у меня же по истории пять, – потеплев, ответила Варя.

– Вот и умничка. – Прасковья Никифоровна налила и себе чаю. – Ведьма та приходилась прапрабабкой бабке Маргарите. Она сейчас в соседях у Зерновых. Ведьмовство передавалось по наследству, и умирали всегда колдуньи тяжело. Мучила их нечисть, которая прежде верно служила. В тот год неурожай был, а сын помещика Верещагина из города приехал. Звали его Степан, отправили его родители в Москву на юриста учиться. Не знали, что он не погостить приехал, а сбежал от кредиторов. Проиграл в карты большие деньги и приехал к отцу, упал в ноги да стал просить выручить его.

Фёдор Пантелеевич и рад бы помочь, да сам в долгах, как в шелках. Пшеница в полях гниёт, дождливая весна и половина лета почти что уничтожили урожай. Конюшня сгорела. На свиней напал мор. Жена Фёдора Пантелеевича женщина приметливая была. Сопоставила она как-то, что дочка ведьмы Ефросиньи, что жила на перекрёстке, полгода назад к ним в работницы напросилась. Работала хорошо, убирала у животных не хуже подёнщика Егорки. Тот на пожаре в конюшне угорел, увезли его в город и ни слуху ни духу. Верещагины подумали, что, верно, помер Егорка, отправили посыльного, который вернулся с печальными новостями. Авдотья была милой и прилежной девушкой. Замуж никто брать не хотел только. Парни матери её боялись. Разговоры шли, что если жениться на дочке ведьмы, то это точно с самим дьяволом договор заключить. Обходили дом на перекрёстке трёх дорог стороной.

Как-то рассказала Авдотья Анне Спиридоновне, жене Верещагина, что замуж она всё равно выйдет. Говорит, время её не настало, а самой-то уже двадцать годков. В то время это уже, считай, старая дева. Сказала, что сама жениха себе найдёт, да и он хочет или не хочет, всё равно под венец её поведёт.

Анна Спиридоновна осерчала поначалу, вспомнились козни Ефросиньи, как женила на себе кузнеца. Красивый, сильный парень был, всем девкам на загляденье, а какие вещи делал, словно металл его слушался. Играючи молотом по наковальне стучал – клинки, розы, оградки, решётки, перила. Семейство Верещагиных у него много изделий заказывало в своё время. Как женился кузнец, его словно подменили – нелюдимым и замкнутым стал. А как понесла Ефросинья, ушёл он в кузню и работал, не выходя ровно девять месяцев. Родила ведьма девочку, Авдотью. В этот же день вспыхнуло горнило в кузне, все, кто были в помощниках у кузнеца, погибли вместе с ним. Пламя было настолько жарким, что никак его потушить не могли. Остались лишь головешки и пепел.

Знала Авдотья, что её слова задели хозяйку. Та была женщиной мудрой и не стала спорить с молодой ведьмой. Она ещё не вошла в полную силу, всё ждала, когда Ефросинья помрёт.

Обдумывая недавний разговор с Авдотьей, Анна Спиридоновна вспомнила, что проблемы в хозяйстве начались после смерти матери работницы. Умирала ведьма с криком, с мучениями. Зерновы заколотили ставни, засов задвинули на двери, сидели дома и молились. Боялись, что ведьмовская сила может им навредить.

Бояться не им надо было, а тем, у кого был большой дом – поместье около реки. Разделял деревню и усадьбу помещиков мост. Верещагины и не слышали, как воет Ефросинья, как скрежещут её зубы. Не видели они, и как она закатывала чёрные глаза, вцеплялась скрюченными пальцами в мокрые простыни и металась на кровати.

Степан Верещагин приехал в усадьбу за месяц до смерти Ефросиньи. Анна Спиридоновна вспомнила его слова: «Словно бес попутал, не знаю, что нашло на меня, намедни сон приснился, что я могилу копаю, а там золота столько, что понимаю, как мне нужен мешок. Проснулся сам не свой, отправился в трактир, потом в игорный дом. Дальше плохо помню. Очнулся в гостинице какой-то скверной, картины срамные на стенах, стыд, да и только, девки голые. Заходит Макарка Фельцман, ростовщик, и говорит, мол, проигрался ты в хлам, расчёт когда ждать. Погоди, говорю, дай с мыслями собраться. Он такой кивает, лыбится в рыжую бороду, а сам бумагу мне даёт, по которой я ему две тысячи рублей должен».

Рассчитался Фёдор Пантелеевич с Фельцманом, пришлось дом заложить. Велел Степану не возвращаться в город, сказал отрабатывать отцовские деньги.

С тех пор занялся Стёпка охотой. Отложил учебники, остался ему всего год до выпуска. Верещагин-старший в Москву съездил, уладил вопрос в университете, рассказывая, что сын заболел и придётся ему только через полгода приступить к занятиям.

Опасался Фёдор Пантелеевич, что дружки московские парня к столичной жизни, к кутежам приучали. Подумал, что в поместье всё больше пользы будет от него.

Бил Степан в основном зайцев да уток. В тот год, когда неурожай был и слякоть, зверью в лесу тоже жилось плохо. Дичь, что помельче, стала на скудные огородишки крестьян бегать, а за ними волки да лисы следом.

Как-то подстрелил Степан лису чёрно-бурую – шкура загляденье, хоть и лето, а лиса словно к зиме готовилась, подпушь густая под шёрсткой, и ворс лоснящийся, как будто не по лесам и полям бегала, а у помещиков в хоромах жила.

Принёс парень добычу в дом, вывалил из мешка, показывает отцу с матерью да говорит, что вот, мол, матушка будет тебе воротник на зимнее пальто.

Авдотья побледнела, никогда её такой Анна Спиридоновна не видела. Отпросилась домой, сказывая, что нехорошо ей и голова болит так, что мозги как будто вылезут. Отправила девку хозяйка да послала за ней пацанёнка – Микитку. Наказала, чтобы проследил за ней да осторожным был. Чуяло сердце женщины, что неладное что-то случится. «Не попадись Авдотье или её матери на глаза, разузнай, зачем работница домой стремглав побежала. Дам тебе медяков на калачи и леденцы».

Малой обрадовался, поскакал, точно заяц-русак, по пятам за Авдотьей. Та так торопилась, что «хвоста» за собой и не заметила.

Вернулся Микитка напуганный, говорит, слегла старуха Ефросинья. Увидел первым, как она у порога бревенчатого дома лежала да охала. Рассказал, как Авдотья подхватила мать да внесла на руках в сени. Мальчонка пролез в дыру в заборе, кинул горбушку псу, тот и не стал брехать. Сел паренёк около калитки, поглядывал по сторонам, чтобы, если дочка ведьмина выйдет, где бы схорониться. Залез под крыльцо, места там было предостаточно, да и слышно всё на удивление хорошо.

Разузнал пацанёнок, что удар хватил Ефросинью. Поразмыслила Анна Спиридоновна, понимая, что беда пришла к старухе в тот же момент, как пуля настигла чёрно-бурую лисицу. Причитала ведьма и говорила, что помрёт скоро, как только Стёпка с лисы шкуру сдирать начнёт. Авдотья заплакала, мол, как же так матушка, ты здесь, а лиса там, как же всё это связано. Заохала ведьма да призналась дочери, что та лиса – её вторая половина: ночью ведьма обращалась тёмным духом и вселялась в животное. Убить колдунью нельзя было, часть чёрной злобной души старухи поселилась в рыжей лисице. Стала у неё шерсть чернеть да лосниться, окрепла и сделалась сильной и быстрой старая лиса, которой суждено было скоро сдохнуть. Не знала Ефросинья, что Степан охотой занялся, так бы привела чёрнобурку в дом, смогла бы и сама спастись. Сказывала дочери, что умирать тяжело будет и что силу передать хочет Авдотьюшке, кровиночке. А ты, говорит, ведьма, доведи дело до конца – что я не сделала, закончи сама. Удивилась молодуха, а старуха и рассказала ей, как приворот варила, волосы Степана в варево кинула, призналась, что давно хотела дочку выдать за сынка Верещагиных. Будут у тебя и богатство, и свобода, бормотала. Женится на крепостной и вольную даст тебе. Только запомни – завтра, в ночь на Ивана Купала, когда хороводы водить станут, песни петь, цветок папоротника искать, разожгут у реки, где мост -большие костры, будет и Стёпка гулять там. Вся челядь из поместья явится посмотреть на празднество. Брызни в глаза Степану приворотным зельем, что я приготовила, да поцелуй поскорее. Тебе главное – ребёночка зачать, чтобы родилась дочка, а как поступить с будущим мужем, сама решишь. Коли не люб он тебе, поиграйся, как кошка с мышкой, сам помрёт потом от тоски, а ежели к сердцу прилипнет твоему, решай сама.

Закричала вдруг старуха, завыла, забила ногами по дощатому полу. Посыпалась труха на голову Микитке. Он сидел – ни жив ни мёртв, страшно ему сделалось за хозяина молодого. Услышал, как успокоилась старуха, и осторожно выбрался из укрытия. Но не знал малец, что дверь из сеней отворилась, вышла на крыльцо Авдотья и уставилась ему в спину.

Крался мальчик, а потом, как закричал, чувствуя, как цепкая рука схватила его за вихры на затылке. Заревел Микитка: «Простите, тётенька, в огород залез собачку посмотреть, пуговка с рубахи оторвалась, вот я и начал искать её». Врал от души так, что Авдотья почти поверила. Втащила в сени и дверь захлопнула. Глянула на мальчишку ведьма чёрными глазами, покачала сморщенной головой на тонкой шее и сжала змеиные губы. Уличила Микитку, зная, что помогает он в поместье у Верещагиных. Засмеялась старая ведьма беззубым ртом. Смотрел в него мальчонка и видел, что рот у неё чёрный внутри, как будто на него глядела тьма из старухиного нутра. Приказала Ефросинья дочери выгнать мальчишку. Бросила вдогонку – бегать тебе зайцем вечно по болотам, коли язык за зубами держать не сумеешь.

Улепётывал Микитка что есть мочи, страшно ему было до жути, и не слышал он последних слов ведьмы. Прискакал к стенам усадьбы, когда солнце садилось, мокрый как мышонок и трясущийся. Упал в ноги Анне Спиридоновне и сказал, что не нужны ему ни медяки, ни калачи да леденцы. Заплакал, рассказывая, что старуха-ведьма извести молодого хозяина хочет. Всё, что услышал, выложил как на духу. Успокаивала его помещица, велела кухарке накормить вкусно на кухне и призадумалась.

Степан шкуру с лисицы снял, засолил, а мясо собакам отдал. Ускакал в лесную избушку, говорил, что силки хочет поставить да порыбачить немного с утра.

Мать передала слова Микитки мужу. Разгневался он, был готов ведьмин дом вместе с ней сжечь, всё сокрушался, что раньше не сделал этого. А тут ещё праздник – народ придёт к мосту, девушки венки уже плетут. Как же сына от ведьмы уберечь? Позвал Микитку, смышлёный он малый был и не робкого десятка. Решил Фёдор Пантелеевич, что в лес надобно отправиться и предупредить молодого хозяина о ведьминых кознях на Ивана Купалу. Послал вместе с мальчиком дворового, чтоб пацанёнку не так страшно было. Тот отмахивался, говорил, что знает дорогу до заимки, но Верещагин, предчувствуя неладное, настоял, чтобы дворовый Тихон отправился вместе с ним.

Не успел предупредить Микитка Степана. Только скрылись между деревьями огни усадьбы, услышал Тихон, как рядом кто-то крадётся. Был он мужиком трусоватым, однако ответственность за Микитку заставила его не показать виду, как ему страшно.

Деревья преграждали путь мальчику и мужчине, в свете тусклого фонаря тропинка петляла между кустарником и густых зарослей с колючками. Внезапно Тихон услышал, как ухнула сова, посмотрел по сторонам, сделал шаг вперёд, глядь – а Микитки нет рядом. Позвал его тихо – ответа нет. Посветил перед собой фонарём и снова позвал мальчика. Смотрит, а на тропинке сидит зверёк какой-то, прищурился, чтобы лучше разглядеть.

Тут сделалось светлее – это полная луна вышла из-за облака. Лунный свет осветил тропинку и зайца, который сидел и смотрел на Тихона. Говорил потом дворовой, что зверь тот особенный был – большой такой и морда, как человеческая, смотрит, а на глазах слёзы.

Верещагин заругался, велел Тихону убираться, назвал его пропойцей. Мужик растерялся, упал на колени и клянётся, что во рту ни капли не было. И что был мальчик, заухала сова, и нет ребёнка, зайчик вместо него.

Не верил Фёдор Пантелеевич в суеверия и колдовство. Передал жене слова Тихона о том, что произошло в лесу, и не заметил, как в отблесках свечей сделалось бледным лицо Анны Спиридоновны. Она была готова сама броситься в лес, отыскать домик лесника, рассказать сыну, что ждёт его, если он отправится на гуляния у реки. Завтрашняя ночь могла освободить его или сделать рабом на всю жизнь.

Верещагин и слышать не хотел, чтобы идти к заимке, к Степану. Говорил, что пока в своём уме, чтобы бабьи глупости слушать.

Стёпка вернулся к обеду. Удивился, что мать слегла, да и сам Верещагин-старший не понимал в чём причина её горячки. К вечеру стало ей легче, Анна Спиридоновна грешила на нервное потрясение, но как стало ей лучше, сына снова не было рядом. Опять она не могла рассказать о готовящемся колдовстве и привороте.

К вечеру Степан вышел к реке, наблюдая, как деревенские костры складывают, как девушки песни тихо напевают и венки плетут. Почувствовал он вдруг, что кто-то смотрит на него, повернул голову к мосту и видит: сидит там заяц. Удивился. Странное дело, чтобы дичь сама шла к человеку. Пригнувшись, тихо ступая, приблизился он к мосту. Заяц смотрел ему в глаза, и огромные слёзы катились из глаз животины.

– Зайчик, – улыбнулся Степан, присел на корточки и подозвал его. Зверёк резво подскочил, дал погладить себя. Удивился молодой охотник, что заяц ручной такой да плачет, как человек.

Не знал он, что это Микитка, который так и не успел предупредить его. Решил Стёпка взять зайца домой. Хотелось показать его матери, повеселить её, чтобы она быстрее поправилась.

У реки зажглись костры. Остановился Степан, разглядывая, как парни и девушки взялись за руки и водят вокруг огня хороводы. Подошёл ближе, вспоминая, что всегда любил наблюдать за праздником в ночь на Ивана Купалу. Тогда и Фёдор Пантелеевич с матушкой приходили. Сегодня же родители были чем-то расстроены, парень подумал, что это его вина, вспоминая, как проиграл деньги и разочаровал отца. Наверное, решил он, в этом дело.

Повернул к поместью да услышал голос звонкий, словно кто-то звал его по имени. Обернулся – никого. Затрясся зайчик на руках парня, погладил он его, успокаивая. Снова услышал тихий голос девичий за спиной, повернулся, тут ему Авдотья и брызнула в лицо приворотным зельем.

Затуманился взгляд Степана, сердце вспыхнуло огнём, почувствовал на губах горячее дыхание девушки да поцеловал дочку ведьмы. Забился зайчик у него в руках, не увидел одурманенный зельем молодой помещик, как выхватила зверька из его рук Авдотья. Сдавила его руками цепкими, а заяц вывернулся да ухватился острыми зубами за безымянный палец девушки, откусил его и выскользнул из её рук.

Не увидел Степан, что зайчик отхватил палец Авдотье, притянул её к себе и давай целовать да ласкать. Стерпела она боль жгучую, в темноте и не видно, как из пальца кровь лилась. Знала коварная, что первым делом надо ритуал завершить.

Темнота стала ей подругой, укрыла тело голое да изъян на руке, разожгла в сердце Стёпки страсть.

Тут Прасковья Никифоровна замолчала, а Варенька с приоткрытым ртом так и застыла, слушая её.

– И что же было дальше, бабуля? Неужели у ведьмы всё получилось? А как же Микитка? Он так и остался зайчиком?

– В скором времени старая ведьма умерла, как раз после ночи на Ивана Купалу. Передала силу колдовскую дочери, а та понесла от помещичьего сына. Привёл Степан её в дом, жениться удумал, а Анна Спиридоновна после новости о готовящейся женитьбе сына совсем слегла. Стала Авдотья в доме Верещагиных распоряжаться. Похлеще Салтычихи командовала, да гоняла дворовых людей. Степан уехал в Москву, вернулся через несколько месяцев, когда письмо получил о смерти отца и матери. Извела проклятая ведьма родителей, которые противились этому браку. Стала полноправной хозяйкой. Через год отмена крепостного права вышла, стало быть, крестьяне от царя свободу получили. Жалобы начали писать на ведьму, только в городе ближайшем никто их слушать не хотел. Да и писать мало кто умел из крестьян, только те, кто при усадьбе работал.

В марте родила Авдотья девочку. Степан никак нарадоваться не мог, любил он дочку всей душой, а вот жену боялся. Подсыпала она ему всё время зелье в пищу, потому как по сердцу ей пришёлся муж. Не последовала она совету покойной матери, которая говорила, что лучше бы избавиться от него, как родится ребёнок.

Разве может быть у кровожадной, жестокой ведьмы любовь искренней и чистой? Страсть пылала в ней, сжигала молодое тело, а Верещагин-младший стал всё чаще уезжать в город, а потом снова поехал в Москву, чтобы сдать экзамены в университете.

Вернулся, а вместо усадьбы пепелище.

Воспользовались крестьяне отсутствием хозяина. Заперли ведьму в подвале после того, как она заставила запороть до полусмерти работника. Вытащила кормилица младенца из кроватки и унесла в деревню, а мужики затолкали ведьму в подвал и подожгли приготовленные дрова, чтобы Авдотья задохнулась от дыма. Не хотели поместье сжечь, не думали зла делать молодому хозяину. Однако поднялся ветер неслыханной силы, пламя разгоралось быстрее и быстрее, вспыхнули шторы в раскрытом окне. Огонь побежал к потолку, пожирал всё, что было дорого Степану, не пощадил ничего, что было в доме.

Долго мучилась ведьма. Открыли подвал после того, как пожарище утихло, а Авдотья оказалась жива. Жар расплавил ей кожу, ни одного живого места на ней не было. Хрипела, чтобы отдали ей ребёнка. Люди боялись подходить к ней, но и добить, как зверя лютого, не решились.

Услышал Степан хриплый стон, доносившийся из открытой двери подвала, спустился туда по ступеням, покрытым пеплом. Голос Авдотьи заставил спину покрыться мурашками, просила она в последний раз дочку увидеть, сказала, что помрёт сегодня в ночь, отправится вслед за матушкой. Причитала, что не любил её муж, что одна у неё кровиночка Софьюшка осталась. Принеси, говорит, хоть посмотреть на неё.

Сжалось сердце Стёпкино от жалости, велел он ребёнка доставить. Не сказал, что хочет малышку матери показать. Отдала Софью кормилица, не думала, что к ведьме на поклон муж её отправится.

Взял он бережно дочурку на руки, покачал и с удивлением увидел, что у малышки отсутствует безымянный палец на правой ручке. Не заметил сразу, что Софья родилась с изъяном. Принёс ребёнка матери, осветил фонарём место пожарища в подвале и отпрянул от жены. От былой красоты не осталось ничего. Запах гниющей плоти и нечистот ударил в нос. Кожа у Авдотьи почти слезла, как и волосы. Лишь чёрные глаза оставались узнаваемы на обезображенном лице.

Удивился Степан, растерялся, а потом испугался, прижимая к груди Софью. Не мог и слова вымолвить, как же до сих пор жена ещё жива. Жалость царапнула сердце, опустился он рядом с ведьмой, не зная, что мерзкая гадина задумала.

Схватила она дочку за руку и завыла. Малышка расплакалась, а Стёпка пошевелиться не в силах был. Ведьма стучала зубами, изрыгала слова на странном чужом языке, а потом откинулась назад, выпустив ручку Софьи, и затихла.

Степан выбежал из подвала, столкнулся с Тихоном, который прибежал на ведьмины вопли, и бросился к мосту. Бежит и видит, что на мостике тот самый зайчик сидит и смотрит на него.

Рассказывали люди, что тронулся Верещагин умом, поседел полностью. Ушёл в домик лесника, что принадлежал семейству. На следующий день Тихон по просьбе кормилицы и других деревенских показал, где заимка в лесу. Там и обнаружили крестьяне Стёпку повесившимся. Дочку кормилица Марфа к себе забрала, так как никто не хотел к себе в дом дитя колдуньи брать. Люди говорили, что на руке у Софьюшки отметина дьявола. В том месте, где схватила Авдотья ребёнка, на запястье остались следы – родимое пятно тёмно-красного цвета.

Много лет с тех пор прошло. Воспитала Марфа приёмную дочь в набожности и кротости, но ведьмовская сила нашла выход, когда один из деревенских парней разбил ей сердце. Сразу нечисть шептать стала, да науськивать девушку. Ушла она из дома Марфы, поселилась на окраине деревни, где на перекрёстке старый обветшалый дом её бабки Ефросиньи стоял.

Приёмная мать поначалу ходила к ней, вразумляла. Софья один раз глянула на неё чёрными глазами-угольками и сказала, что если та хочет жить, пусть больше не ходит к ней. Прошипела, словно змея подколодная, что Марфа не дала ей сгинуть, потому и жива до сих пор, а теперь, говорит, не мешай мне жить по-своему.

Так и повелось в селении, проросли колдовские корни на краю села в доме, где жила Ефросинья. Из поколения в поколение рождались дочки у ведьм, и у каждой отсутствовал безымянный палец на правой руке.

– Бабуля, а почему они без пальцев рождались? И что же стало с тем самым зайчиком? – спросила Варенька.

Прасковья Никифоровна включила газ на плите и поставила чайник греться, помыла чашки и, вздохнув, снова села напротив внучки за стол.

– Это была метка Микитки, чтобы ясно было, кто здесь ведьма. Если девушка после четырнадцати не начинала колдовать, то когда ей исполнялось двадцать лет, в ночь на Ивана Купалу тёмные силы принуждали её. Нашёптывали слова, которые молодая ведьма принимала за свои мысли. Так что выбора у потомков Ефросиньи не было. Однажды у колдуньи, в третьем поколении от Софьи, родились две девочки – Елизавета и Прасковья. Умерла она при родах, так как тяжело было ей двоих родить, голодное время тогда было, суровое. Шёл сорок первый год, война началась. Воспитывала девочек бабка, была она не особо зловредной, как её мать и прабабки, но приняла силу умирающей матери с лёгкостью. Одна из девочек, когда выросла, взяла на себя всё тёмное от мира, а вторая, наоборот, обладала силой, но не делала зла людям, лечила их, помогала найти счастье.

В ночь на Ивана Купалу встретился Прасковье заяц на мосту. Она слышала о нём, но никогда раньше не видела. По поверью, приходил он в это место каждый год с шестого на седьмое июля.

Закончилась война, шёл 1955 год, и девочке тогда было столько же лет, как тебе. Худенькая, в старой одежде, жили тогда люди бедно на селе, что говорить, война многих унесла в могилы: и любимых, и кормильцев. Оставила лишь желание жить и надежду.

Увидела Прасковья зайчика, села на корточки, как это сделал Степан, когда впервые увидел Микитку в образе зверька, и ласково позвала его. Подбежал он к ней, девочка смотрит, а у него в зубах палец. Вдруг голос она услышала, испугалась и упала даже навзничь. Поднялась, а зайчик так и не уходил, ждал её. « Кто говорил со мной?» – испуганно спросила Прасковья, а сама в глаза зайцу смотрит. У того слёзы катятся, а в зубах пальчик. Положил он его на бревенчатый мостик и посмотрел на девчушку. Что-то заставило её подойти ближе и поднять его. Родилась она тоже, как и её сестра, с изъяном. В голове закружилось, и девочка увидела, как на месте, где никогда не было пальца, вырос новый. Испугалась она, точно появился он не на своём месте. «Ты добрая девочка, – услышала она снова голос в голове, он принадлежал мальчику и был сильным и чистым. – Если твоя сестра придёт, я ей тоже верну пальчик, и не станет она больше колдовать и зла людям желать». Прасковья осмелела немного и спросила, а кто же он, неужели тот самый Микитка? Зайчик закивал, но ничего не ответил. Тогда девочке стало любопытно, как же помочь мальчишке снова стать человеком, на что зайчик ответил, что спасти его сможет ведьма, добровольно отказавшаяся от чёрных чар. Сделать это, добавил он, почти невозможно, потому что нечисть туманит рассудок, застилает мраком глаза. Кажется ведьме всё прекрасное уродливым, хорошие поступки слабостью, честность – глупостью, а любовь – желанием получить удовольствия. «Вот если найдётся когда-нибудь колдунья, которая откажется от тьмы и придёт ко мне на мост в ночь на Ивана Купалу, я верну ей пальчик, она станет обычной девушкой, а я снова верну себе прежний облик».

Не смогла Прасковьюшка вразумить сестру непокорную, Лизавету, разошлись их пути. Через пять лет обе вышли замуж и через год родили дочек. У Елизаветы всё двигалось по старому сценарию, а у Прасковьи началась светлая жизнь, наполненная любовью, заботой о близких. Уехали они с мужем в город, работали и жили в любви и радости.

Однако счастье не бывает бесконечным. Умер муж, дочка и сын разъехались, и потянуло бабушку Прасковью в родное село. Раньше, бывало, дочка с детьми собирались туда на лето. Купили дети домик небольшой и любили ездить туда отдыхать, в огороде копаться. Теперь старая женщина решила вернуться в посёлок, где прожила всё детство.

Не узнавала деревни, разрослась она. Скрюченный дом на окраине так и остался стоять на перекрёстке, жила там её внучатая племянница Маргарита. Жила одна, колдовала по старинке и не ведала, что совсем под боком в соседнем доме живёт её внучка. Ума не приложу, как она этого не узнала, ведь почти каждый день видела Леночку и то, что изъян у неё такой же, как у неё, пальца безымянного нет. Когда родилась Леночка, соседка, что принимала роды, сказала матери, что ребёнок умер, и забрала девочку себе. Знали не понаслышке, что если прервётся ведьминский род, то и зло уйдёт, не найдя в кого вцепиться. Зоя Николаевна акушеркой работала в райцентре, но помогала некоторым рожать на дому, как и Арине. После новости, что ребёнок умер, мать заболела, уж как ни выхаживала её Маргарита, но ничто не могло спасти угасающую ведьму.

– Неужели тётя Зоя могла так поступить? – горячо выпалила Варя. – Это получается, Лена не её дочка?

– Она спасла девочку от мучений ведьмы, которая изводит всех при жизни, а потом нечистая сила рвёт ей душу на клочья перед смертью. Поэтому колдунья и хочет передать свою силу кровинушке, чтобы силы ада отпустили её, перестали терзать чёрную душу. Сила Маргариты стала не та, странная она ведьма была, больше гадала да порчу наводила, к счастью, урожай не сжигала заклятиями, так как сама любила покушать, и колхоз, где она раньше работала, многим помог ей в своё время. В те годы не особо верили в колдовство, в нечистую силу, хотя все в деревне знали, чей дом стоял на окраине. Она его потом заново отстроила, огород, цветник развела.

– Бабушка, – в голосе Вари появилась догадка, – я ведь не глупая.

– Конечно же, нет, – улыбнулась Прасковья Никифоровна.

– Тогда скажи, почему ты не скажешь, что ты и есть та самая Прасковья, а Ленка, получается, моя двоюродная сестра? А Маргарита твоя племянница? И ты не хотела отпускать меня потому что Лене двадцать и она готовится ведьмой стать? Никак не пойму.

Бабуля ничего не сказала, а только глянула на часы, а потом вздохнула и продолжила:

– Как-то приходит ко мне Зоя Николаевна и говорит, что боится за Леночку, кажется ей, что в ней тёмные силы просыпаться начали. Я говорю, в церковь сходи, свечку во здравие поставь, Николая Угодника проси, закажи молебен. Она расплакалась и говорит, что боится, вдруг Маргарита узнает, что обманули её. Забрали внучку и вырастили в неведении. Вот теперь я тебя спрошу, заметила ли ты в Леночке перемены?

– Бабуль, все мы меняемся, возраст у нас такой!

– Но и пальцев у тебя десять, а у неё девять, – в тон внучке ответила Прасковья. – Завтра ночь Ивана Купалы, отведи её на мост, кто его знает, может, зайчика встретите. Вдруг вернёт он ей пальчик, и станет она обычным человеком. Или пойдёт по стопам своих бабок девонька. Не дай бог. – Прасковья Никифоровна осенила себя крёстным знамением.

– Твоя история, конечно, очень занятная, бабулечка, я верю тебе, но идти на мост, чтобы встретить зайца, мне кажется бредом. Прости, пожалуйста, я не хотела обидеть тебя, – тихо проговорила Варя, видя, как побледнела бабушка.

– У него остался один шанс, – тихо проговорила она. – У Микитки. Да и у вас с Леночкой единственный способ остаться подругами и сёстрами – отвадить от неё силу нечистую. Потом уже ничего не исправить.

Глянула Варя на часы, а времени почти час ночи. Не стала звонить маме, как обычно, показалось ей уже слишком поздно. Со странным чувством легла спать и всё думала об интересной и страшной истории, которую рассказала ей бабушка.

На следующий день после обеда побежала к Зерновым. Посмотрела на дом Маргариты, соседки: не похож он на ведьмовское логово. Облицован красным кирпичом, и крыша такая красивая, цветы у ограды растут. Разве может у злой ведьмы быть такой дом?

Погуляли с Леной, Варе так и хотелось ей рассказать историю бабушки, но что-то останавливало её.

– А ты знаешь легенду о зайце? – вдруг спросила Лена.

Варя замотала головой, делая вид, что слышит о ней впервые. Подруга вкратце рассказала знакомую историю о семействе Верещагиных и о том, что раз в году заяц приносит палец ведьме, которая не хочет больше творить зла.

– Так ты тоже ведьма? – прямо спросила Варя. – У тебя же нет пальца.

– Ага, – рассмеялась подруга, – это же заяц откусил.

Девушки рассмеялись, Варе стало легко на душе. Тёплый июльский ветер нёс с реки запах свежести и прохлады. Свет фонарей освещал дорожку.

Внезапно девушки заметили движение на мостике. Варя, чуть не вскрикнув, сжала руку подруги. Прошептала:

– Смотри, там кто-то есть.

Лена сначала подумала, что Варвара шутит, а потом и сама заметила тень, а в свете луны очертания зверька. Это был заяц, который остановился на середине моста, словно ожидая, когда его позовут.

– Глянь, какой хорошенький, – проговорила тихо Лена, подошла к краю мостика и, присев, поманила зайца. Он медленно перебирал лапками.

В зубах Лена заметила у него что-то светлое – это был палец. Стало ей страшно, глянула она на место, где не хватало безымянного пальца, в глазах у неё потемнело и сделалось вдруг дурно, замутило. Варя подошла к подруге, та обернулась и посмотрела таким взглядом, что девушка закрыла рот руками. Это был взгляд ведьмы. Неужели, подумала Варвара, всё, что рассказывала бабуля, правда.

– Ответ за тобой, – услышала Лена голос. Звук исходил от зайца, хотя тот не шевелил губами. – Решай сама, на чьей ты стороне? Тьма или свет поведут тебя.

Внутри Леночки точно боролись две сущности – одна хотела схватить и задушить посланца с пальчиком в зубах, вторая же чуть не плача умоляла отречься от мрака и стать по-настоящему счастливой.

– Лена, я не хочу, чтобы ты стала ведьмой! – вдруг заплакала Варя.

Что-то в душе Лены дрогнуло, она вспомнила маму Зою, хотя голос нашёптывал ей неоднократно, что эта женщина не её мать. Потом подумала о папе, о друзьях, и перед глазами возник образ кирпичного дома старухи Маргариты, которая жила одна. Одиночество пело ей песни, целовало в закрытые веки и шило саван для будущей смерти.

– Я хочу быть человеком, – со слезами в голосе выкрикнула Леночка.

– Так будь им! – прозвучал голос откуда-то сверху.

Варя видела, как рассказ бабушки из прошлого обретал реальные очертания. Зайчик подскочил к Лене, её рука словно вспыхнула, и на месте отсутствующего пальца появился новый.

Мост засиял голубым светом. Зайчик начал расти, пока не превратился в десятилетнего мальчика. На нём были холщовые штаны, простая льняная рубаха. Прямые волосы шапкой закрывали лоб, из-под чёлки на девушек смотрели добрые серые глаза Микитки. Он улыбался и отступал, пока не растаял в сияющем свете.

Сделалось темно, звёзды рассыпались по небу. Девушки вышли на середину моста и, обнявшись, плакали. Леночка знала, что родители ей не родные, а тут ещё Варя призналась, что они двоюродные сёстры.

– Всё будет хорошо. Идём ко мне, у бабушки всегда есть пирожки, самые вкусные. Она столько всего знает о наших предках, обо всём мне рассказала. Я слушала и думала, что всё это просто легенда, а мы, оказывается, самые настоящие участники этой истории.

– Да, – вздохнула, соглашаясь, Леночка и снова обняла подругу. – Сейчас позвоню маме и скажу, что пойду к тебе.

– С ночёвкой?

– А можно?

– Конечно, бабуля будет только счастлива.

– Особенно если в её волшебную копилку попадёт история о том, как зайчик снова стал Микиткой?

– Да, – улыбаясь, кивнула Варя.

Николай Кадыков
«ПРАЗДНИКУ – БЫТЬ!»

Иллюстрация Бирло Полины Александровны

На центральной площади маленького немецкого городка стояла огромная ель. Когда её посадили – неизвестно, хроники были утеряны во время одной из войн, прокатившихся по городку в прошлом веке. Но старейшие горожане вспоминали, как в детстве они водили хороводы вокруг этой ели, и уже тогда она была высокой. Вполне возможно, что это было самое старое дерево в этой части Европы.

И вот теперь ель печально смотрела по сторонам и вспоминала прошлое. Много веков люди украшали её на Рождество и Новый год разноцветными гирляндами, с любовью развешивали игрушки на ветках, сыпали на широкие колючие лапы конфетти и забрасывали ленты серпантина к самой вершине. А какие ярмарки устраивали на праздники! На целый месяц площадь занимали бесконечные лавочки и лотки с новогодними подарками, хлопушками и петардами. На каждом шагу продавались всевозможные угощения, сласти и конфеты, мороженое и сладкая шипучая газировка. Вокруг таких лавочек постоянно вертелись дети, протягивая весёлым продавцам монетки, выпрошенные у родителей. Взрослые же жители городка особенно уважали ярко-красные киоски, в которых продавали яблочный и апельсиновый пунш.

Но недавно всё изменилось. Сначала в размеренную жизнь горожан вмешался карантин, по причине эпидемии какой-то странной болезни. Нет, ель тогда наряжали игрушками и гирляндами, но ярмарку отменили, и всё праздничное время дерево простояло в одиночестве, без привычных хороводов и весёлого гама вокруг. А потом ель и вовсе перестали наряжать, хотя карантин давно отменили. В рождественскую ночь на площади больше не собирались люди, лотки с подарками пропали, и лишь иногда к ели украдкой подбегали местные дети и тихо стояли рядом с ней.

Ель долго не могла понять причину такого странного поведения людей, как ни прислушивалась к разговорам прохожих. Следует отметить, что все деревья, цветы и даже грибы прекрасно понимают человеческие языки и очень любят, когда люди с ними разговаривают. Кроме, пожалуй, высокомерных баобабов, которые упорно отказываются считать людей разумными, отводя им место где-то между термитами и тараканами. Остальные деревья даже пытаются отвечать людям, но те никак не научатся разбирать слова в шелесте листьев и скрипе веток. Правда, иногда люди понимают язык некоторых грибов, но для этого им нужно эти грибы съесть.

Ещё у деревьев есть поразительные успехи в некоторых науках – математике, физике, химии. Живя сотни лет, они постоянно проводят разные эксперименты, и поэтому открыли многие законы намного раньше людей. И даже поделились знаниями с ними – все знают про случай, когда гениальная яблоня объяснила закон Всемирного тяготения посредственному человеческому учёному, догадавшись сбросить ему на голову яблоко. Или когда черёмуха – отличный химик – во сне с помощью запахов, втолковала человеку систематизацию химических элементов.

Причину отмены праздника ели поведал клёст, подслушавший разговор людей в местной ратуше. Оказывается, некоторым людям не нравится отмечать Рождество, и чтобы их не обижать, было решено праздник отменить. Что, по мнению ели, было довольно нелогично, ну не нравится тебе вид наряженного дерева – не смотри, но не мешай веселиться остальным. Впрочем, люди никогда не отличались любовью к логике, и об этом старой ели было хорошо известно.

Ель отвлеклась от тягостных раздумий и решила, что традиции забывать нехорошо. Не хотят люди праздновать и её украшать? Ну и ладно, украситься можно и самой, ничего хитрого в этом нет. Ель приметила трёх людей, проходящих мимо неё – низкорослых, смуглых и черноволосых, как на подбор – наклонилась и схватила каждого за шею колючими лапами. Потом выпрямилась и замерла. Люди дёргали ногами, пытались оторвать от шеи еловые ветки, но тщетно – дерево было намного сильнее. Минут через пять они затихли и просто висели, покачиваясь на ветру.

«Прекрасные получились украшения», – удовлетворённо подумала ель.

Ещё через десять минут вокруг дерева стала собираться толпа. Все кричали и указывали пальцами на висящих людей, многие снимали происходящее на телефоны. Потом приехали полицейские машины, их «мигалки» окрасили окрестные дома в синий и красный цвета.

«Прекрасный получился праздник, – радовалась ель. – Всё, как раньше. И людей много, и горят разноцветные фонарики. Даже полицейские сирены так празднично звучат. Так, что это? Пожарные приехали, тоже решили к нам присоединиться? Лестницы выдвигают, хотят мои украшения снять? Топоры несут… Пожалуй, праздник можно заканчивать. И так хорошо повеселились».

Ель разжала лапы, и тела висевших упали на землю. Их быстро отнесли к подъехавшей «скорой», и толпа стала расходиться. А ель всё смотрела на разноцветные огоньки, бегающие по стенам зданий вокруг площади, и думала про то, что на следующий год праздник нужно будет непременно повторить.

Сергей Кулагин «САМОЕ СОКРОВЕННОЕ ЖЕЛАНИЕ»

Иллюстрация Сергея Кулагина

Холодный северный ветер трепал ветки клёна за окном. Накануне включили отопление, но батареи были ещё чуть тёплые. Меня знобит, но не из-за отсутствия тепла.

– Игорь, ты что-то сказал? – хрипло спросил я.

– Нет. – За спиной, у камина, сидел мой друг. – Ни слова.

– Видимо, показалось…

Отрешённо я смотрел, как первые капли дождя хлестали по немногочисленным прохожим, затем вдруг резко потемнело и хлынуло как из ведра.

– Юр, ты бы прилёг, отдохнул, – произнёс Игорь.

«Вот и осень, за ней придёт зима, – думал я. – Не за горами любимый всеми Новый год. Бой курантов, подарки и целых десять дней выходных. Вот только не будет у меня всего этого. Тридцать первого числа я напьюсь вдрызг, загадаю желание, которое никогда не сбудется, и свалюсь пьяным под стол».

– Юр, ты слышал, что я сказал?

– Что сказал?

– Тебе нужно отдохнуть.

– Да, наверное…

– Ты стоишь у окна второй час.

– Я?

– Да, а ещё ты произнёс: «Не за горами любимый всеми Новый год. Бой курантов, подарки и целых десять дней выходных. Вот только не будет у меня всего этого. Тридцать первого числа я напьюсь вдрызг, загадаю желание, которое никогда не сбудется, и свалюсь пьяным под стол». Алкоголь не выход, надеюсь, ты это понимаешь?

– Ты веришь в чудеса? – ответил я вопросом на вопрос.

– Юр, желания сбываются, правда, но… – Он запнулся, а потом с грустью добавил: – Люди умирают, и никакой Дед Мороз не в состоянии их оживить.

– Тогда зачем он нужен? Зачем нас с детства приучают загадывать желания? Зачем?!

Вечерело. Дождь всё лил и лил за окном, словно вместе со мной оплакивал потерю родных.

– А зачем вообще праздновать Новый год?! – взорвался я. – Зачем все эти сказки про «желание», если главное неисполнимо?

«В самом деле, – размышлял я, – зачем? Дети чаще всего просят игрушку. В юности желания сопряжены с противоположным полом, учёбой, карьерой, деньгами. Каждый год люди загадывают всякую чушь, а когда наступает время попросить что-то поистине важное, увы, лимит исчерпан».

Ливень не прекращался, своим неумолкаемым рёвом он навевал ещё большую тоску и уныние.

– Юр, я думаю, весь фокус в радости и ощущении временного счастья. Людям нужно иногда собираться всей семьёй… Прости.

– Не извиняйся, – выдохнул я, вспоминая, как наша семья отмечала прошлый Новый год. Мама и сестра наготовили несколько «тазиков» различных салатов, отец достал и поставил на стол настойку собственного приготовления на кедровых шишках. Мы ели фрукты, выпивали, что-то вещал зомбоящик, потом достали горячее, под бой курантов бахнула пробкой бутылка шампанского. Некоторое время, выйдя во двор, наблюдали за канонадой фейерверков, посмотреть на которую желал практически каждый жилец дома, а порой не только посмотреть. Сестра и я, мы оба решили провести тот Новый год с родителями, словно чувствовали…»

Я повернулся к Игорю:

– Ты что-то сказал?

– Юр… – Игорь встал и подошёл ко мне, приобнял по-мужски, но меня рядом с ним уже не было. Мысленно я находился на участке дороги, где в лобовой атаке сошлись КамАЗ и серебристо-серый «Форд Фокус» отца. Водитель грузовика был пьян, но клялся, что сигналил, включал и выключал фары, в общем, делал всё возможное и невозможное, чтобы избежать столкновения. Тогда тоже шёл дождь. Всему виной чёртов дождь! Весёлая поездка на каток закончилась в километре от дома… Выжил, но с тех пор одна страшная, недоступная пониманию истина гложет меня – я никогда больше не увижу родных. Но даже если так, я всё равно загадаю желание».

Я заплакал. В горле запершило.

– Поплачь, – не отводя взгляда, чуть слышно произнёс Игорь. – Станет легче.

«Я… загадаю, обязательно загадаю», – упорно твердил я про себя.

* * *

Прошло три месяца. Приближался главный праздник года. Я был к нему готов. Салаты, настойка и всё остальное, как год назад. Компьютер на телевизор воспроизводил прошлогодние программы. В полночь, с последним боем курантов я громко и чётко произнёс:

– Пожалуйста, сделай так, чтобы они ожили, хотя бы до утра.

Во входную дверь позвонили. Я пулей метнулся в прихожую. На пороге стоял Дед Мороз.

– Мужик, с Новым годом! – нетрезвым голосом произнёс Дед. – Слышь извини, труба села, а я никак не врублюсь где тут у вас тринадцатая квартира?

– Этажом ниже, спустишься, и налево, красная дверь в конце коридора.

– Вообще крутяк! – обрадовался мужик. – Спасибо и пусть твоё желание сбудется, я же типа волшебник.

Я грустно ухмыльнулся и закрыл дверь.

«Глупостью было надеяться. Все мои близкие мертвы!»

Истерика, ступор. Вернуться в реальный мир помог звонок Игоря:

– Юр, привет! С Новым годом! – задорно начал друг, а потом сочувствующим тоном добавил: – Ты, как? Приехать?

Я чувствовал, что Игорь говорит искренне, он бы и правда приехал, но какой в этом смысл.

– Игорь, всё норм. С Новым годом! – ответил я и отключил вызов.

И вдруг я понял: чудес не бывает. Нужно принимать жизнь такой, как она есть. Нельзя подготовиться к потерям, они всегда приходят неожиданно. Чтобы уничтожить смерть как физическую реальность мира, надо уничтожить сам этот мир…

Неожиданно в квартире погас свет. Я приоткрыл входную дверь, осмотрелся, по всему выходило, что обесточен весь дом.

«В моём случае это уже не имеет никакого значения, главное – добраться до выпивки», – снова закрывая дверь, отрешённо решил я.

В квартире было на удивление тихо, на душе пусто. В комнату я возвращался на ощупь.

* * *

Едва я открыл дверь, в комнате вспыхнуло множество свечей. На какое-то время я оказался ослеплён, а когда проморгался, привыкая к свету, ахнул от удивления. Отец и мать сидели за столом, сестра с ногами забралась в кресло. Родные внимательно слушали диктора, вещающего какую-то муть с экрана телевизора.

Я растерялся. Сжав кулаки, поочерёдно вглядывался в лица, пытаясь убедить себя, что не сошёл с ума. Отец что-то сказал, я не разобрал, мама рассмеялась, прыснула сестра. Я боялся кричать, боялся подойти ближе, а потом увидел стоящего у окна человека со скрещёнными на груди руками. Он был мне знаком, точнее, его знал каждый живущий на Земле. Должно быть, я застонал от отчаяния. Это оказался Дед Мороз.

– Ты? – прошептал я, пытаясь убедить себя в реальности происходящего.

Голос отца эхом доносился откуда-то издалека: «Жаль, Юрки с нами нет». Я попытался подойти к родным. Остановила какая-то невидимая преграда. И тогда я закричал: «Отец, я здесь!» Ни он, ни мать, ни сестра меня не услышали.

– Бесполезно, они всё равно тебя не услышат, – ухмыляясь, сказал Дед Мороз.

Несколько минут мы стояли молча и тихо, разглядывая друг друга.

– Подойти к ним ты тоже не сможешь, – выдержав паузу, добавил он с усмешкой.

«Деда Мороза не существует. Это выдуманный герой, как Супермен. Это просто персонаж доброго человека, делающего в конце года всем людям Новогодний праздник. Праздник детства, с ярко наряженной ёлкой, стихами, песнями, шутками и весельем… Извини мужик, я не верю дружелюбным улыбкам, собаки тоже искренне скалятся. Кто ты?»

Лицо Деда Мороза стало серьёзным:

– Ты прав, Дедов Морозов не существует. – Он скинул халат и валенки, сорвал бороду и парик, бросил всё на пол. – Бог дарит людям страшные подарки. И самый страшный из них – это смерть близкого человека, о которой невозможно забыть. Несправедливо, правда?

Я молча кивнул, угрюмо глядя на неизвестного.

– Кстати, ни Он, ни это пугало, – мужчина пнул лежащий на полу новогодний наряд, – не в состоянии что-либо изменить, только я.

– Ты можешь оживить моих родных? – спросил я, подрагивающим от волнения голосом.

Сердце застучало чаще, я непроизвольно сделал глубокий вдох-выдох, пытаясь собраться с мыслями. Взгляд неизвестного упёрся в меня, человек вновь ухмыльнулся и выдал:

– Не я, твоё желание.

Я не мог выдавить ни слова. Какая-то часть меня знала, что происходящего просто не может быть. Люди не восстают из мёртвых. Страх метался в моей голове, он захватил каждую частицу тела. Я жаждал верить, но…

– Ты дьявол, да? Тебе нужна моя душа?

– Юрий, зачем же так вульгарно? – мужчина разразился хохотом. – Одной душой Великую войну не выиграть.

– Войну?

– Люди, единственные существа, у кого ещё остался остаток свободы в выборе добра и зла. Вас создали такими. А знаешь, что самое смешное?

– Что?

– Раз в тысячу лет среди вас рождается способный воплотить своё желание, но трусит, боясь потерять свою никчёмную душонку.

– Я не трус, их жизнь – моё самое сокровенное желание, но…

– Но ты боишься ошибиться. Запомни, зло смешано с добром, но сделалось злом, лишь потому, что люди сами так решили. Скажи, оживить твоих родных – это добрый или злой поступок? – Я пожал плечами. – Сатана в каждом из вас, так же как Бог, но чаще, как говорила одна известная мадам, глисты.

– Значит, ты всё-таки верховный демон зла?

– Называй как хочешь, у меня много имён. Дьявол ничем не хуже остальных. Кстати, скоро рассвет.

– И что?

– Они ожили, как ты желал. Точнее, воскресли на несколько часов. С первыми лучами солнца погаснут свечи и их праздник закончится. Твоя душа или семейное застолье – выбирай!

Это был шанс, но я до сих пор не мог в него поверить. А ещё я струсил. Боялся стоящего напротив дьявола, боялся последствий, просто до жути боялся…

– Что нужно делать?! – решительно воскликнул я, увидев, как разом погасло несколько свечей.

– Уже ничего, – заулыбался дьявол, – для воплощения желания достаточно было мысленно отдать команду, вот такие у нас в аду инновации. Здорово, правда?

Меня уже порядком утомил этот разговор, я пожал плечами, желая одного – чтоб родители ожили, а этот гад убрался туда, откуда пришёл.

– Увы, ты бессилен что-либо изменить, даже их оживление, – махнув в сторону праздничного стола, произнёс демон.

– Зачем останавливать?

– Долго объяснять, послушай моего совета – беги.

Только что дьявол стоял напротив меня и вдруг исчез. Погасли свечи, все, что ещё горели. За окном перестал идти дождь. Впрочем, я уже ничему не удивлялся. Я развернулся, собираясь шагнуть к родным, но между нами оказался вошедший в комнату Игорь.

– Юр, привет! Ты не брал трубку, и я решил… О, Господи!..

С глухим рычанием отец зубами вцепился Игорю в горло. Кровь фонтаном брызнула из разорванной артерии, вызвав радостные крики матери и сестры. Скаля гнилые зубы, сестра кинулась Игорю в ноги, схватилась за левую голень, без усилий оторвала кусок мяса, вместе с джинсовой тканью, и выскочила из комнаты. Игорь, хрипя, упал. Ко мне с вытянутыми вперёд руками шла мама…

Джей Арс «ПАПОЧКА НЕ УСЛЫШИТ»

Иллюстрация Сергея Кулагина

– Ник, проверь все ли вещи на месте, – отец Ника, Максимилиан Кейди был занят тем, что в сумасшедшей спешке укладывал свои рубашки и костюмы в увесистый чемодан, – такси будет с минуты на минуту, так что поторопись!

– Да! – отозвался Ник, выглядывая из своей комнаты. Конечно, он не успел собрать всё, что хотел увезти с собой в Бостон, отец велел ему взять только самое необходимое, но как из всего огромного количества детских вещей и игрушек выбрать те, которые необходимы? Перед девятилетним мальчиком возникла неразрешимая дилемма. Он подумывал позвать отца, чтобы тот ему помог, однако быстро отказался от этой идеи, потому как тот, был слишком занят собственными вещами, и навряд ли поднимется на второй этаж, чтобы помочь. Подобного рода попытки уже предпринимались Ником и не увенчались успехом. Была бы здесь мама, она бы точно помогла. В отличие от отца, у неё всегда находилось время, чтобы уделить внимание девятилетнему сыну. К несчастью, она умерла восемь месяцев назад. Отец недолго горевал, уже через три месяца после смерти Лорейн, познакомился с Мот, девушке, которая была младше Максимилиана на десять лет и годилась Нику разве что только на роль старшей сестры. Сейчас она сидит в машине, свои вещи уже собрала, и время от времени названивала Максимилиану, чтобы узнать, когда он и Ник будут готовы ехать. И вот сейчас опять названивает Максу, эта противная дребезжащая мелодия, которую Макс поставил себе на телефон, ужасно раздражала, как и сама Мот. Недалёкого ума девица, меркантильная и ужасно взбалмошная.

Когда отец был рядом, она играла роль невинной до омерзения ласковой овечки, но когда Мот оставалась с Ником одна, вот тогда-то показывала свою настоящую суть. Если бы в школе, где учился Ник, задали домашнее задание, отыскать живую копию мачехи из сказки про Золушку, Ник абсолютно безошибочно указал бы на Мот. Эта двуличная особа, прикидывающаяся паинькой и милашкой, с одной стороны, и сущей мегерой, с другой, снискала бы славу актрисы фабрики грёз, если была бы достаточно для этого умна. Её с Ником отношения не заладились с самой первой минуты знакомства. Когда Мот впервые переступила порог их дома, маленький Ник, только завидев её, сразу же отправился к себе наверх, и какие бы угрозы отец к нему ни применял, уговаривая спуститься и поздороваться с будущей мачехой, Ник так и не спускался. Но потом, когда Мот, наконец, ушла, между отцом и сыном состоялся очень серьёзный разговор.

Ник ничуть не стеснялся применять в качестве аргументов против будущей мачехи, те ругательные словечки, которым научился у старшеклассников, он всячески уговаривал отца разойтись с этой девицей. На каком-то своём интуитивном уровне Ник догадывался, что ничего хорошего от этого нового союза у отца с этой женщиной не будет. Или будет, но в таком случае страдать и отдуваться будет он, то есть Ник. Макс будто не слышал, убеждал сына присмотреться внимательнее к Мот, попробовать с ней подружится, тем более он уже принял решение жениться, обратного хода точно не будет, по крайней мере, до тех пор, пока он сам не примет такое решение. Кончилось всё тем, что Ник, объявил отца предателем и заявил, что не будет с ним общаться, пока тот не разорвёт все отношения с Мот. К глубокому удивлению Ника, отец отреагировал на его слова очень выдержано и спокойно, понимал, наверное, какого ему приходится в школе, да ещё и почти в полном одиночестве все те дни, когда Максимилиан пропадал на своей адвокатской работе, так что он всё прекрасно понимал и это понимание сказалось на его миролюбивой реакции.

Перед тем как покинуть комнату Ника, отец сказал, что подумает над его словами, а до этого времени взял слово, что пока окончательное решение не принято, Ник должен будет какое-то время потерпеть присутствие Мот в их доме. С тех пор прошло несколько недель или около того, Ник не раз видел то, как отец и эта девица целуются. И судя, по тому, как часто они обнимались, когда были вместе, Ник с грустью подумал, что отец попросту солгал. Скорее всего, он уже давно принял решение жениться на ней. Эта догадка неприятно шокировала мальчика, и он решил во что бы то ни стало, выяснить у отца его намерения. Однако в один из дней, когда Ник вернулся из школы домой, он обнаружил, что ни отца, ни мачехи дома нет.

Ник точно знал, что именно сегодня у отца должен быть выходной день, так как ещё вчера он говорил об этом за ужином. Это было так на него непохоже. Возможно, они с Мот уехали в гипермаркет за покупками, и скоро вернутся.

Возможно.

А может, нет. В таких случаях Максимилиан имел привычку оставлять на столе какую-нибудь записку. Но осмотревшись в прихожей и на кухне, Ник, так никакой записки и не нашёл. Это обстоятельство – его сильно обеспокоило. Он попробовал позвонить отцу со своего мобильного телефона, но в ответ услышал лишь долгие и протяжные гудки. Ник пытался дозвониться несколько раз, но результат оказался одним и том же. У Ника на этот счёт было только одно предположение, либо отец забыл свой мобильник в машине, либо кто-то с его адвокатской работы вызвал его по очень срочному делу.

Как-то за ужином Максимилиан обмолвился о том, что с треском проиграл дело Дика Хенриксена – серийного убийцы из Нью-Гемпшира, и проиграл только потому, что ему хорошо за это заплатили. Это была первая его взятка за всю историю его адвокатской практики, и первая за всю историю работа с лицами из федеральной службы наказаний, искренне заинтересованной в том, чтобы привлечь Дика к высшей мере наказания – смерти на электрическом стуле.

Видит Бог, этот человек определённо заслужил смерть. Хенрексен, как отзывался о нём прокурор на заседании суда – человек тьмы. Человек, чьи помыслы сравнимы с помыслами самого Дьявола! Слушая его вступительную речь, Максимилиан не мог не согласиться с этим утверждением, сидя рядом с Диком Хенриксеном. Максимилиан чувствовал неуловимые исходящие от подсудимого, вибрации тёмной энергии, и эти самые невидимые волны давили на него, заставляли сердце Макса колотиться ещё сильнее, как при столкновении с ночным кошмаром, вернее, его живым материальным воплощением.

Дик в этот момент сидел в своей клетке, прикованный наручниками к жёсткой скамье, его тело присутствовало в зале суда, тогда как тёмная сущность оставалась на свободе. В тот день это чувствовали все, кто присутствовал в зале суда на оглашении смертельного приговора, во всём огромном помещении ощущалось волнение. Звериный взгляд Хенриксена фривольным прогулочным шагом ходил по залу, лишь изредка задерживая внимание на тех немногих, кто не смотрел в его сторону, тогда как в других он чувствовал своё упоение в той злобной и неудержимой силе собственного превосходства и власти. Они все попались в его ловушку, даже прокурор. Ведь не зря он сравнил его с Дьяволом, совершенно определённо Дик Хенриксен был похож на него. Его глаза, мимика, поведение и манера растягивать слова, роднила его с лукавым.

Все присутствующие это знали, но боялись об этом сказать. Боялись, потому что страшились за свои души, за свои эмоции, и главным образом за свои страхи, в особенности за их реальное воплощение. И не зря боялись, ведь в назначенный день, когда должна была состояться казнь Дика на электрическом стуле, он сбежал из камеры смертников. Сбежал, чтобы отомстить всем, кто его предал. В частности, Дик желал отомстить своему адвокату и его семье. Ник ничего об этом не знал. Узнал только тогда, когда отец возвратился домой. А всё это время, мальчик пребывал в каком-то странном и очень тревожном состоянии. Он чувствовал, что в скором времени произойдёт что-то очень дурное, и, в конце концов, с появлением отца и Мот, его догадки неутешительным образом подтвердились. Отец велел как можно скорее собирать вещи, объявил сыну, что они уезжают из города, чтобы никогда больше не вернутся.

– Собирайся скорее Ник, мы уезжаем! – нервный и зычный голос отца раздался в самом низу, было слышно, как открывается входная дверь, внушительных размеров чемодан на колёсиках последовал вслед за ним. Ник вышел из комнаты, он собрал вещи, которые собирался увезти в другой город. В душе мальчик искренне надеялся, что на новом месте и в новой школе, у него, наконец, появятся друзья.

– Он здесь! Он уже здесь! – истерический вопль Мот раздался на улице, Ник ещё не успел спуститься по лестнице, он был напуган и не понимал, что и как ему делать. Он отчётливо слышал крики, теперь к звонкому голосу Мот присоединился ещё один. Голос отца. На улице что-то происходило. Предчувствуя плохое, мальчик оставил чемодан, сбежал по лестнице вниз, подбежал к небольшому выходящему на улицу окну, расположившемуся рядом с входной дверью. На улице непроглядная ночь. Свет фар от отцовской машины, припаркованной перед домом, стелился по земле двумя яркими полосками света, вся остальная улица тонула во мраке. Два громких и резких хлопка взорвали внезапную тишину.

– Папа… – только и смог произнести Ник, желая увидеть отца невредимым. Мальчик прислонился лицом к окну, во тьме сновала чья-то тень. Кто-то ходил позади машины, включённый мотор размеренно тарахтел, выпуская клубы серых выхлопных газов. Ник подозревал, что именно этот подвижный силуэт, является главной причиной беспокойства отца. Конечно, Нику хотелось бы верить, что этот молчаливый человек и есть отец, просто он осматривает возможные вмятины на машине, исследует на предмет царапин и прочих повреждений. Видит Бог, Макс любил свою машину. Однако сына Макс, любил намного сильнее, и первое, чтобы он сделал в такой сложной ситуации, вошёл в дом и успокоил перепуганного Ника. К тому же Мот нигде нет. Если бы она была сейчас с отцом, то на всех порах влетела бы в дом. Конечно, ждать от неё любви, ласки и утешения, всё равно что надеяться, что однажды брошенная на бумагу спичка, не подождёт её и всё же в этот тревожный час, Нику хотелось убедиться, что и с ней, и с отцом всё в полном порядке.

Ник с испугом отпрянул от стекла, когда, перед ним как гром среди ясного неба, возникло злое лицо. Незнакомец, одетый в чёрную навыпуск рубашку, с повязанным на шее красным платком, стоял там. Увидев, что мальчик на него смотрит, вставил указательные пальцы в правый и левый угол рта, медленно растягивая его, изображая жуткую гримасу. Ник, боясь пошевелиться от охватившего его ступора и страха, дрожал всем телом, наблюдая, как незнакомец отступил от оконного стекла на несколько шагов и исчез из его поля зрения.

Придя в себя, от внезапного ступора, Ник проверил замки на входной двери и убедился, что дверь надёжно заперта. Страх гораздо более сильный, чем прежде захватил его мысли. Ник представил себе жуткую картину, отец лежит на улице весь в крови, по некогда белоснежной сорочке расползается алое пятно крови, из груди торчит рукоять ножа. Глаза испуганно и широко открыты. Мот лежит рядом с отцом, её длинные светлые волосы разбросаны по земле, кровь из множественных ножевых ран медленно вытекает, огромная лужа крови расползается по газонной траве. Страшный человек всё ещё там. Бродит перед домом где-то в ночи…

Весь дом превратился в сплошной тревожный звук, таинственные и зловещие шорохи и скрипы, словно пауки расползались по комнатам и углам. Давящая тишина распустила свои длинные щупальца, лизнула мальчика холодным языком, вызывая мурашки. Несмотря на то что свет во всём доме был включён практически везде, Ник не мог избавиться от мысли, что страшный человек, где-то тут. Возможно, уже в доме и ждёт, когда мальчик совершит какую-нибудь оплошность, и вот тогда он перед ним предстанет. Ник вошёл на кухню, открыв ящик кухонного стола, достал из него большой разделочный нож. Нервно сжимая пальцами рукоять, мальчик чувствовал, что с оружием будет в безопасности, хотя при этом понятия не имел, как применять нож против человека, который намного выше ростом и сильнее. Ник держа в правой руке нож, вновь подошёл к окну, мотор отцовской машины всё ещё работал, ночной мрак закрывал улицу, обозначая лишь смутные силуэты и очертания растущих неподалёку деревьев и соседних домов. Чёрная тень, внезапно появившись из неподвижного мрака, быстро промелькнула перед глазами взволнованного Ника. Это был он. Страшный человек все ещё там. Пальцы Ника до боли сжали рукоять ножа, Нику хотелось верить, что его храбрость в момент столкновения с незнакомцем будет достаточной, чтобы сделать решительный и упреждающий удар.

Только спустя пару секунд, Ника посетило внезапное озарение, из-за сильного волнения и страха, он совсем забыл о своём телефоне. Надо позвонить в полицию, и полицейские приедут и повяжут того мерзавца. Только он собрался его найти, как в стекло, перед которым стоял всё это время, последовал мощный удар. Осколки разбитого стекла оцарапали Нику обе щеки, мальчик испуганно вскрикнул, роняя мобильный телефон. Высокий силуэт незнакомца возник перед ним как призрак, пристальный взгляд задержался на лице мальчика, страшные большие глаза Дика Хенрексена, точно светились изнутри жёлтым светом, и были похожи на глаза твари, явившейся за Ником из тёмного и неведомого мира, в котором живут ночные кошмары. Дик осклабился, демонстрируя мальчику, ровные белоснежные зубы, но куда страшнее было то, что он держал в своей правой и левой руке. Две мёртвые головы смотрели на мальчика с застывшим выражением скорби и ужаса.

– Ники, тук-тук, открой дверь! Твои мама и папа пришли… – Мальчик закричал, когда Дик, зашвырнул отрезанные головы Мот и Максимилиана Кейди в дом. Головы прокатились по полу, с ужасным и влажным звуком. Ник успел отпрыгнуть в сторону, чтобы они его не задели.

– Вечер добрый, Ник… ты у меня остался последний… – изрёк Дик, выбивая подошвой ботинка, торчащие из стены осколки стекла. Когда Дик оказался в доме, Ник с криком бежал по лестнице вверх. Вбежав в свою комнату, запер дверь, баррикадируя её всем, что попадалось на глаза. Он слышал вкрадчивые шаги по лестнице, видимо, убийца знал, что жертва никуда не денется, и поэтому уверенный в своей безнаказанности шёл за ним нарочито медленным и размеренным шагом. Единственное окно в комнате Ника, было открыто. Единственный для него выход – бежать. Бежать и позвать кого-нибудь на помощь. Возможно, ему откроют, если он добежит до дома соседей и сумеет до них докричаться.

– Ники, смелее! – раздался голос Дика Хенриксена за дверью – открой дверь! Давай повеселимся! Обещаю, что не зарежу, как отца. Для тебя я приготовил увлекательное путешествие в тёмную страну вечных снов!

Последовал удар, придвинутая к двери тумба слегка накренилась, тогда как сама дверь едва ли выстоит от следующего удара, место где крепился замок, надломилось, ещё удар, и убийца окажется в комнате. Нику ничего другого не оставалось, как залезть на подоконник, и вылезти на улицу. К счастью, когда вылез, подошвы его кроссовок упёрлись о карниз. Держась руками за небольшой выступ, Ник сделал пару неуверенных шагов, пока не добрался до решётки, приставленной к стене дома, на которой росли декоративные вьющиеся растения, – то немногое наследство, которое досталось от мамы.

– Э-э-э-эй! Ники! Ты куда? Думаешь, сможешь сбежать от дяди Дика? Не думаю! – Дик проворно вылез из окна, и быстро последовал за мальчиком.

Ник, спустившись, рванул через газон, в сторону главной дороги. Он надеялся, что, добежав до дома соседей, кто-нибудь ему обязательно откроет дверь.

Взбудораженный одуряющий паникой, Ник не заметил приближающейся к нему машины. Водитель не успел затормозить. Последовал удар, от которого Ника подбросило на капот, он ударился всем телом о лобовое стекло. Внезапный разрезающий ночную тьму и тишину визг тормозов отбросил мальчика вперёд на дорогу. Прежде чем тьма успела его поглотить, Ник услышал хлопки от выстрелов…

Ник, разлепив тяжёлые ото сна веки, проснулся в больнице. Рядом сидела бабушка. Оказалось, узнав, что случилось с Ником в ту ужасную ночь, она вернулась и прилетела за ним из Сиэтла. Потому как теперь, кроме неё, из родственников у Ника никого не осталось.

– Ба? Что со мной? где я?

– Боже, я так рада, что ты, наконец, проснулся! Ты даже не представляешь, как я за тебя испугалась!

– Что произошло, ба? – хотя ему пришлось нелегко, Ник всё приподнялся на локтях, лицо бабушки казалось ему неестественным и очень бледным. Несмотря на то что Ник давно её не видел, он знал, что так быть не должно.

– Тебя сбила машина. Этот ужасный человек… этот Дик Хенриксен…

– Его поймали? – голос у Ника был всё ещё слабым, голова сильно кружилась, он чувствовал недомогание во всём теле, но, несмотря на это, не позволял сну вновь собой овладеть.

– Ники, не беспокойся, о нём уже позаботились. Он больше никогда тебя не побеспокоит, – бабушка, сложив руки на груди, улыбнулась какой-то странной и неестественной улыбкой.

– Что с тобой, ба? – спросил Ник, понимая, что с бабушкой происходит какие-то очень странные метаморфозы, её дряблая кожа неожиданным образом стала вздуваться, словно под кожным покровом копошился рой паразитов. В белках глаз, некогда полноценных и здоровых появились какие-то чёрные, подвижные точки, тонкие нити капилляров алеющей паутиной расползлись и странным образом пульсировали, точно проталкивали через себя какие-то инородные тела. Бабуля приоткрыла рот, она задыхалась, по её пищеводу что-то проталкивалось, что-то очень большое и чёрное. Ник изумлённо наблюдая за всем этим, в конце концов, увидел дуло направленного на него пистолета. Оно явилось из утробы. Следом за пистолетом возникла рука Дика Хенриксена. Он каким-то образом напялил на себя тело бабушки Ника, и всё это время прятался в нём, чтобы явиться перед мальчиком, в своём истинном зловещем облике.

– Время умирать, Ник! – произнёс Дик Хенриксен, снимая пистолет с предохранителя и направляя чёрное дуло прямо ему в лицо. Они на той же улице, перед тем же домом, машина отца всё так же работает вхолостую, мальчик с ужасом понял, что больница и бабушка лишь остаточный след какого-то странного сна. Ник видел нависшее над ним ухмыляющееся лицо убийцы, всё, что он мог вымолвить: «Пожалуйста…»

Но к счастью сосед семьи Кейди, мистер Ален, которому не спалось, вызвал по телефону наряд полиции, предварительно предупредив, что напавшим на ребёнка человек, сбежавший из тюрьмы преступник, Дик Хенриксен. Ник зажмурил глаза, готовясь к тому, что с секунды на секунду выпущенная из пистолета пуля его убьёт. Ночную тьму разрезал вой полицейских сирен, последовали выстрелы. Один из полицейских выпустил в Дика Хенриксена половину обоймы…

Ровно через месяц после похорон Мот и отца, Ник Кейди возвращался домой из новой школы. После той ужасной ночи за Ником явилась бабушка. Явилась, чтобы забрать с собой в Сиэтл. Конечно, не всё ему там нравилось, но школьных друзей всё же завести удалось. Столкновение с Диком Хенриксеном, необратимо его изменило, он больше не был тем хлюпиком каким был до этого раньше. Лишь одно не укладывалось в его голове – если Дика Хенриксена застрелили в ту ночь, то почему об этом ничего не написано в газетах? Событие столь громкое должно быть освещено во всех СМИ, но газеты молчали, будто бы укрывали от общественности какую-то зловещую тайну. А ещё полицейские должны были сообщить о смерти Дика Хенриксена, но до сих пор этого не сделали. Возможно, Дик не убит, а ранен, и все опять его боятся. Сам Ник очень смутно помнил всё происходящее после выстрелов.

Кто-то из полицейских поднял Ника на руки и отдал в распоряжении врачей скорой помощи, там ему что-то вкололи. Затем как повторение того сна, он очнулся в больнице, рядом с ним сидела бабушка, и в этот раз из её рта не выползали руки, она была абсолютно нормальной, здоровой и жизнерадостной. Ей было за счастье знать, что её единственный внук, выжил в ту страшную ночь. Ник подходил к дому, где они с бабулей жили, поднимаясь по ступеням крыльца и подходя к двери, достал из кармана ключи, зная, что в это время бабушка, скорее всего, не вернулась с работы. Ник отпёр дверь, скинув рюкзак, переступил порог. Всё как обычно. Однако, осмотрев дом и прислушавшись к его тишине, Ник не мог не почувствовать, что в доме что-то не так. Он не мог понять, что именно, потому как все вещи и вся мебель находились на своём месте, и вроде бы ничто из всего, что окружало Ника в этот момент, могло бы натолкнуть на эту тревожную мысль. Разувшись и поставив уличную обувь туда, где ей и положено быть, Ник проследовал с рюкзаком на кухню. Его внимание сразу же привлекла оставленная на кухонном столе записка. Бабушка никогда не оставляла ему записок. Ник всем телом напрягся, однако первые несколько шагов в сторону стола всё же сделал, любопытство, заставило подойти ближе. Содержимое записки, вызвало волны запредельного ужаса во всём теле. Глаза Ника в тот момент расширились от осознания жуткого смысла послания.

За спиной мальчика, раздались вкрадчивые шаги…

«Привет Ники… я у тебя за спиной!»

Вероника Джамбек «МАРИОНЕТКА»

Иллюстрация Григория Родственникова

Часть 1

– Кирилл, мне нужен твой совет. Профессиональный, – София подластилась к мужчине, как кошка. – Но если ты занят – я подожду.

– Иди ко мне, – Кирилл прижал к себе любимую и отложил в сторону листы с лекцией, которую правил к завтрашним парам в университете. – Ты не подождёшь – подождут лекции.

Ему хватило мужества, чтобы признать – как клинический врач он с «дистанции» сошёл безвозвратно. Но как блестящий специалист он мог дать ещё очень многое и университет с радостью за него ухватился – он читал курс «Глубинная психология».

София однажды попала на лекцию. Студенты боготворили Кирилла, заворожённо слушая занятие, похожее на волшебное действо. Он знал как и умел создавать для учащихся такую феерию образов – они не реагировали на звонок об окончании пары! Мир искажений психики, подсознания и патологий представал перед ними в такой пугающей яркости, что материал, столь мастерски поданный лектором, забыть было практически невозможно.

София с радостной гордостью за любимого наблюдала, как у студентов горели восторгом глаза. «И у студенток!» – вспомнила с лёгкой усмешкой. У кого из девчонок был шанс устоять перед голубоглазым обаятельным врачом-психиатром, с таинственной проседью в тёмных прямых волосах?!

– Говори, что за вопрос тебя мучает? Ты как котёнок, целый вечер круги вокруг меня наворачиваешь, – он с улыбкой поцеловал Софию в висок. – Считай, мышкой себя я почувствовал!

– Ты – мышкой?! – девушка с удовольствием прильнула к нему и расслабилась – наконец-то! С ним она чувствовала себя в безопасности, мало кто мог ей дать это чувство. – Мышкой – сомнительно! – засмеялась негромко и счастливо.

– А ты не сомневайся! – он усмехнулся. – Так, что за вопрос у тебя?

Кирилл от неё никогда не отмахивался и всегда был готов ради Софии отложить любые дела.

– Сегодня у меня третий раз консультировался пациент со стрессовым состоянием. Он выходит из стресса так медленно – это тревожит меня. Возможно, нарушает инструкции и продолжает находиться под воздействием стрессора или… – она задумчиво прикусила фалангу большого пальца. Кирилл знал этот жест, означавший – София чересчур увлеклась решением ситуации.

– Ты начала подозревать у него патологию. Какую именно? – он аккуратно, мягким движением вынул прикушенный палец у неё изо рта, как у ребёнка.

– У меня два варианта, оба плохи одинаково: апраксия или патология воли.

– Ух ты! Занятно, – Кирилл подобрался: – Он получал недавно травмы в области лобных долей?

– Подозреваю, что да. Но он второй раз забывает рентген.

– Что тебя беспокоит конкретно?

– Положительная динамика. Кирилл, она так незначительна, словно я бьюсь в какую-то стену! Но мне сравнивать не с чем, и я боюсь ошибиться в диагнозе – он ведёт себя вполне адекватно. Максим пришёл ко мне искать помощи, а при таких показаниях… Ты мог бы мне описать ощущения…

– Я не хотел бы тебе их описывать, – он немного напрягся. – Да в этом случае мои ощущения не пригодятся – у нас состояния разные.

– Кирилл, милый, я вовсе не это имела в виду! – София с такой нежной лаской коснулась ладонью его щеки, что он сразу расслабился. Улыбнулся и прижался к мягкой ладошке губами. – Я думала, может, ты наблюдал кого-нибудь в практике.

– К несчастью, пара таких пациентов есть в диспансере у Алексея. Военные травмы.

– О, Господи! – София прижала пальцы к губам. – Расскажешь подробнее?

– Завтра ты их увидишь сама. Всё – завтра. Сейчас вину будешь заглаживать!

– Какую вину? – женщина по-кошачьи склонила голову набок.

– От лекций меня отвлекла? Отвлекла, – шутливо вменил ей в провинность.

– И как же я эту вину буду заглаживать?

Глаза цвета лазури замерцали лукавыми искрами, угольно-чёрные зрачки расширились от возбуждения:

– Сейчас покажу…

Кирилл нежно коснулся губами её шеи там, где трепетало биение сердца – оба порывисто выдохнули. Он слишком хорошо знал все её точки чувствительности и как подарить ей максимум наслаждения. Главное – он очень хотел дарить ей наслаждение!

София знала, как сделать нежным и ласковым своего дикаря – его достаточно просто любить! Оба стремились отдать друг другу гораздо больше, чем взять.

– Люблю тебя… – шёпот обжёг его кожу, поджигая всю нейросеть миллионами сладких колющих импульсов.

– Дитя, посмотри на меня.

София открыла глаза, с трудом вырываясь из неги его губ и объятий

– Я задохнусь без тебя, – слова мужчины звучали спокойно и просто, как звучит только правда.

* * *

В диспансере София присматривалась к пациентам очень внимательно и, в конце концов, растерялась – они выглядели и вели себя вполне нормально.

– Кирилл, – зашептала неловко, – как вы с Алексеем ставили им диагноз? Они же вполне адекватны!

– О, нет, София! Адекватными они только кажутся. Легче всего их проверять в трудовой ситуации и при обучении. Сейчас у них занятия по распорядку – убедишься своими глазами.

Он провёл её к мастерским трудовой терапии. Алексей Петрович, главврач, друг Кирилла и его лечащий врач, уже был там вместе с больным. София подозревала, что энтузиазм всегда жизнерадостного и слегка взъерошенного Алексея Петровича держится исключительно на его самозабвенной любви к работе и психиатрии. Иначе в их профессии просто не выжить.

– Здравствуйте! – произнёс психиатр радостно и нараспев. – Как дела, София? Перевоспитываете моего друга?

– Даже не пробую! – улыбнулась в ответ.

Алексей Петрович давно сменил гнев на милость по отношению к ней. Даже как-то признался:

– Вы положительно влияете на Кирилла. С тех пор как вы вместе, он стал гораздо спокойнее и жизнерадостнее. Он стал стабилен. Похоже, у вас – своя терапия, вы делаете моего друга счастливым! Не буду спрашивать, как это вам удаётся!

– Не спрашивайте, – деликатно ушла от ответа.

Как сделать счастливым? Просто любить – и она просто любила…

– Алексей, Софии нужно увидеть, как выглядит поведение пациента при патологии воли.

Главврач указал на пациента у верстака с рубанком в руках:

– Виктор, у него поражение лобных долей. Он сейчас будет доску строгать, – повернулся к русоволосому крепышу лет тридцати-сорока. – Виктор, начинайте работу.

София сосредоточила всё внимание на пациенте по имени Виктор. Мужчина строгал доску суетливо и быстро, изо всех сил нажимал на рубанок.

Потом ей стало… страшно: Виктор не заметил, как сострогал доску полностью и продолжил строгать верстак!

– Господи… – потрясённо шепнула она и почувствовала, как тёплые, сильные пальцы Кирилла сжали её похолодевшую руку. – Так вот, как выглядит этот ужас…

– Тише-тише, идём.

– Виктор, достаточно. Достаточно, – послышался голос Алексея Петровича. – Вы понимаете, что переусердствовали? Вы строгали верстак, понимаете? – говорил, словно учитель – нерадивому школьнику.

– Я понимаю.

– Почему не остановились?

– Не знаю. Не смог, – ответил тот немного растерянно.

Кирилл быстро вывел её из помещения и ласково обнял слегка дрожащую девушку:

– Дитя, ну, что с тобой? Ты же знаешь симптоматику, ты даже её заподозрила у своего пациента, – он погладил её. – Одно дело – читать, другое – видеть своими глазами? Да, в наш искорёженный мир лишний раз не стоит заглядывать.

– Кирилл, они совершенно беспомощны и беззащитны! – понимание обрушилось на неё с ужасающей силой. Это были не строчки диагноза из учебника – это был живой человек!

– Да, ты точно заметила. Патология воли делает человека хм… марионеткой. Марионетка – пожалуй, самое точное определение. Он теряет способность мыслить на перспективу, поведение становится чисто ситуационным.

– Симптоматику я помню, – слабо улыбнулась в ответ и, уткнувшись в грудь Кирилла, пробормотала:

– Ты прав: читать об этом и видеть – разные вещи.

– Успокойся. Просто их отношение к окружающему изменено. Если кто-то скажет взять чужую вещь – он возьмёт не задумываясь. Если скажут искупаться в ледяном озере, потому что вода тёплая – он искупается. Он не будет жаловаться на самочувствие – он не отдаёт себе больше отчёта в своих переживаниях и соматических ощущениях. Марионетка, – закончил Кирилл.

Часть 2

– Максим, сегодня пройдём с вами тест, – София дружески улыбалась, а в уме навязчиво билась тревожная мысль: «Только бы я ошиблась! Только бы тест не подтвердил моих подозрений!»

– Вам нужно написать в строчку цифры от одного до десяти. Начинайте, пожалуйста, – кивнула ему ободряюще, положила перед мужчиной стопку чистых листов и обычную ручку.

…София обречённо зажмурилась: он продолжал писать цифры не останавливаясь! Исписал два листа и взялся за третий. Не спрашивая, для чего и сколько писать, взрослый мужчина с поспешной старательностью выводил цифру за цифрой, строчку за строчкой! Он не остановится, пока не прикажут или бумага не кончится.

– Максим, достаточно. Остановитесь.

Он сейчас же бросил писать и спокойно взглянул на неё.

– Максим, почему вы не спросили, сколько нужно писать и сами не остановились? – задала вопрос в зыбкой надежде, что, всё же, ошиблась в диагнозе.

– Не знаю. Вы сказали писать – я писал, – ответил ей безучастно.

Надежда на ошибку в диагнозе таяла с каждой минутой. Первый раз в жизни она так сильно хотела, чтобы её подозрения были неправильны!

– Максим, кто вас направил ко мне и где ваш рентген? – она наблюдала за всеми реакциями пациента напряжённо и пристально – обманет, пожалуйста, пусть он обманет! Так сохранится надежда, что он по какой-то причине хитрит – это значит…

– Сестра, младшая. А рентген я где-то посеял.

Нет, он не обманывал, никаких признаков. Ничего, она сделает ещё тесты, попросит Кирилла и Алексея Петровича…

– Сколько лет вашей сестре, она работает, учится?

– Двадцать один ей, она – младшая. В школу работать устроилась, педагогом-психологом.

София непроизвольно кивнула – девушка заподозрила неладное с братом! Несмотря на совершенно иную специализацию педагога-психолога, что-то в поведении брата её насторожило.

– Максим, вы должны пойти сегодня в больницу, сделать рентген и принести мне его завтра на консультацию вместе с медкартой. Вы меня поняли? Завтра…

– Нет, завтра я не смогу – завтра мы с другом идём по делам, – перебил торопливо.

– По делам? Замечательно! – он чем-то интересуется, куда-то с другом идёт! Возможно… – Вы идёте развлечься или ваш поход связан с работой?

– Ни то ни другое. У друга конфликт с одним человеком, надо его… вразумить, – с трудом подобрал нейтральное слово.

Но у Софии уже сработал сигнал тревоги – чутьё её не подводило.

– Ваш друг позвал вас подраться?!

– Ну… да. Мы всегда вместе, всегда друг за друга – он мой друг детства. Воевать только вместе со мной не пошёл. Да вы не переживайте, он мне вот дал… – мужчина с готовностью, чтобы она «за него не переживала», выудил из кармана… молоток.

«Друг детства… конфликт… воевать не пошёл… дал молоток…» – с ужасающей скоростью пазлы в её голове становились в картинку. Друг решил…

– Ваш друг знает, что вы консультируетесь у психолога?

– Да, я ему рассказал.

Друг решил подставить его! Сирена её интуиции взвыла на полную мощность.

«Марионетка… марионетка…» – пульсировал в голове голос Кирилла.

– Дайте мне рассмотреть молоток, – голос женщины был очень спокоен.

Максим беспрекословно отдал ей молоток. В этот момент от страшной догадки у Софии всё пересохло во рту и до тошноты сжался желудок:

– Он вам ещё что-то дал?

– Да, вот… – с простодушным видом мужчина порылся в кармане куртки и достал нож.

Нож с кровостоком – таким не режут колбаску!

– Какой интересный! Дайте, я тоже его рассмотрю. Кладите сюда, – она указала на стопку бумажных листов, и сама удивилась, что руки её не дрожат.

Максим послушно протягивал нож, когда двери кабинета открылись – в проёме показался Кирилл. Мгновение – он оказался рядом, выбил нож из руки и скрутил бедолагу. Максим не успел даже пикнуть – не то что сопротивляться!

– Кирилл, успокойся! – София вскочила и выставила плавным движением перед собой обе ладони, привлекая внимание. – Кирилл, это мой пациент, он не опасен. Я тебе говорила о нём, – голос звучал спокойно и чётко, но Кирилла так легко не обманешь – он уловил лёгкую дрожь.

Посмотрел на неё огромными от адреналина зрачками: смелая и немного испуганная, как котёнок перед двумя сцепившимися волкодавами.

– Кирилл, он не опасен. Он хотел мне всё это отдать.

Сейчас, когда единственное желание защитить её перестало блокировать все остальные мысли, до Кирилла дошло: мужчина не оказал ему сопротивления. Он держал в руках безвольную куклу.

Марионетка.

* * *

… – Ты знаешь, Кирилл, кем я себя чувствую? – София, устроившись на коленях любимого, ласково и успокаивающе гладила его руку.

– Кем? – голос Кирилла звучал немного устало, но в нём уже слышались нотки умиротворения – то, чего София и добивалась.

– Я чувствую себя… принцессой! Не меньше! – лукаво мурлыкнула в ухо мужчине.

Кирилл легко рассмеялся – и от сердца у неё отлегло. Она боялась, что эмоциональная встряска подействует на него.

– Почему?

– Хм… – София выпрямилась у него на коленях с комическим возмущением:

– Ты сомневаешься в моей «принцессовости»?!

– Нет-нет! Как можно?! Ты принцесса, с этим не спорит никто! – с лёгким смешком он поднял руки в жесте «сдаюсь».

– То-то же! – она «угрожающе» сдвинула брови. – Я принцесса и у меня есть рыцарь, благородный. Он меня защитит от всего, – она вдруг трогательно ткнулась носом мужчине в плечо и прошептала:

– Кирилл, ты не представляешь, как важно знать, что тот, кого любишь, тебя защищает! Что есть тот, кто не предаст.

Их преподаватель когда-то сказал: «Любовь – это способность к самопожертвованию без раздумий». Кирилл бросился на Максима ни секунды не думая. Он хотел защитить её.

Кирилл улыбнулся, погладил её как ребёнка и понял: её предавали. В страхе новых предательств она построила стены вокруг души, чтобы боли ей больше не причиняли, и плакала в этих стенах от одиночества, пока он не пришёл.

– Я – твой, я с тобой, – простыми словами подарил ей себя целиком, с бескорыстной щедростью любящего.

– Я – твоя, – София устроилась у него на руках поуютнее и пробормотала, ласкаясь к нему:

– Наверное, так в любви не признаётся никто, но… мне очень нравится!

– Мне тоже. Ты и сама ведь всё знаешь, мой маленький психологический ас! – в голосе было столько ласки и нежности, София даже зажмурилась, как котёнок – от удовольствия.

– Оставьте ваши шуточки, господин психиатр! – возмутилась наигранно.

«София, вы ас!» – смутил её похвалой Алексей, приехавший по просьбе Кирилла забрать Максима на госпитализацию.

– Я не шучу. Диагностировать патологию воли, да ещё без всяких условий, весьма нелегко. Ты предотвратила непоправимое, понимаешь? Твой пациент мог сделать то, что невозможно исправить. Если бы «друг» сказал, что надо убить – он бы убил, – слово «друг» Кирилл почти выплюнул с брезгливым презрением.

– Кирилл, это так страшно – быть… марионеткой! Они же беспомощны и беззащитны перед людьми! Максима предал друг детства – он хотел подставить его! Мне кажется, Максим так и не понял, что произошло. Я так хотела, так надеялась ошибиться с диагнозом! – голос Софии горько затих, девушка всхлипнула от бессильной жалости.

Кирилл ласково обхватил ладонями её голову, нежно погладил пальцами щёки: как остро она сопереживает… Немногим так искренне жаль жителей мира искажённого восприятия. И если не будет таких, как она…

– Знаешь, что я сейчас понял? – голубые глаза лучились любовью. Как ему удалось приручить это чудо?! Он защитит её, заплатит любую цену за счастье!

– Что? – взгляд коньячного цвета со смелой доверчивостью нырнул в глубину его чёрных, как Бездна, зрачков.

– Мне повезло!

Влад Костромин «НОГТИ»

Иллюстрация Сергея Кулагина

Серёжу коллеги считали странным. Впрочем, он не оставался в долгу и считал странными их. Хотя, казалось бы, что странного в том, что человек годами вёл семейный бюджет, тщательно анализируя месячные, квартальные и годовые траты, вычисляя их удельную долю в объёме потребления и думая, как можно сэкономить. Нет, Серёжа не был жадным, он просто был разумен, рачителен, прагматичен и бережлив – качества, не пользующиеся уважением в русском народе, привыкшем тратить с широкой душой кровью и потом заработанные копейки. Серёжа же, не смотря на своё доподлинно русское происхождение, характером скорее был ближе к немцам, точнее помеси немца и еврея, взяв лучшее от обеих наций.

На работе Серёжу терпели только потому, что он был самым эффективным и результативным сотрудником управления и начальник был без него как без рук.

Эффективность эффективностью, но повышать ценному работнику ни зарплату, ни должность не спешили – работает и ладно. Уйдёт – наймём другого. Тем более, что Сергей, будучи прагматиком, о повышении не просил, понимая, что для начальства важнее пристроить кого-нибудь из «блатных» или родственников, чем воздать хорошему работнику по делам его. А уволившись, устроиться на хорошую работу было мало шансов – везде тянули своих, основываясь на принципе личной преданности, а не компетентности и отношению к работе. Денег при экономности натуры на жизнь вполне хватало, даже ещё и удавалось ежемесячно откладывать большую часть зарплаты.

Вход для пользователей

Меню

Читать онлайн Сборник рассказов «Ужасы Абсурда» бесплатно

От составителей

Денис Моргунов «ЗАЖИГАЯ ПЛАМЯ»

Дмитрий Королевский «ПОРОЖДЁННЫЕ СТРАХОМ»

Энни Нилсен «ИЁХЭЭЭЭ, ИЁХЭЭЭЭ…»

Григорий Родственников«ИСПЫТАТЕЛЬ

Татьяна Осипова «ЗАЙЧИК»

Николай Кадыков«ПРАЗДНИКУ – БЫТЬ!»

Сергей Кулагин «САМОЕ СОКРОВЕННОЕ ЖЕЛАНИЕ»

Джей Арс «ПАПОЧКА НЕ УСЛЫШИТ»

Вероника Джамбек «МАРИОНЕТКА»

Влад Костромин «НОГТИ»

Вход для пользователей

Григорий Родственников
«ИСПЫТАТЕЛЬ

Николай Кадыков
«ПРАЗДНИКУ – БЫТЬ!»