Читать онлайн За стеклом бесплатно

До Главы 1

– Кажется, мы – единственное, что осталось друг у друга.

– Черт, и как мы до такого докатились?

«Если я изменю название города, спрячу за аббревиатурой собственное имя и не дам ни единого намёка на внешность, ничего не изменится. Вы не зададитесь вопросом, не станете судорожно листать страницы, движимые внезапно проснувшимся азартом. Ничего не изменится, потому что ничего не имеет значение. Из этой истории мог бы получиться неплохой детектив. Жаль, я совсем не умею держать интригу.»

Вкус горечи я ощущаю задолго до того, как делаю первый глоток. Со вздохом заглядываю в кружку. На поверхности, помимо желтоватой пенки, которая выглядит скорее жалко, чем аппетитно, плавает осевшая с плафонов пыль и ошметки, природу которых я так и не смогла определить. Нет, у этого напитка изначально не было шансов. Его не спасла ни добрая половина сахарницы, ни кусочек шоколадного пирога, приторного и похожего на камень.

Мои ноги отбивают неровный лихорадочный ритм. Привычка, принесенная из прошлой жизни. Вроде как движение, хоть и такое незначительное, разгружает голову. А я не помню, когда в последний раз в моем сознании утихал разъяренный рой беспокойных мыслей.

Руки пробивает дрожь, и несколько тёмных капель падают на клетчатую клеенку. Торопливым движением стираю грязь и вытираю вспотевшие ладони. Изо всех сил сдерживаю порыв вскочить и начать мерить шагами комнату. Мне просто необходимо успокоиться. В моем деле нужна холодная голова, а я чувствую себя так, словно подцепила острую форму гриппа.

Что там нужно сделать, чтобы отвлечься? Отставляю кружку, она жалобно звякает о блюдце. На ручке у неё трещина, и я надеюсь, она появилась там не только что. “Нужно сконцентрироваться на том, что видишь. Думай о самых простых вещах, описывай все, что находится вокруг тебя” – проносится в голове до боли знакомый, но такой далёкий голос. Что ж, посмотрим.

Я в душной, дешёвой забегаловке. Погода разыгралась и теперь я словно заперта на поверхности солнца. Оно пробивается сквозь грязные, замыленные окна и надо признать, немного украшает унылое пространство. Пару раз я вижу в свете собственную кожу, и она уже не кажется мне настолько болезненной.

Мебель здесь выглядит так, словно никогда не была новой. Покосившиеся столы, прикрытые выцветшими скатертями, потрескавшиеся стулья. Я уже пробовала облокотиться о спинку. И успела оттащить пару поломанных штук на задний двор. К остальному мусору, которому уже не суждено быть убранным. Глядя на меня, официантка лишь пожимает плечами. Будто это совершенно обычное дело. Такое действительно происходило бы здесь каждый день, заглядывай сюда кто-то, кроме мух. Готова поспорить, я первый посетитель за многие месяцы, и кофе в моей кружке остался от предыдущего гостя.

Несмотря на все это, не могу не признать: никогда прежде я столь остро не ощущала всю прелесть богом забытых придорожных закусочных. Где еще можно добиться абсолютной тишины и уединения? Она с лихвой компенсирует даже напрочь высохший хлеб и заплесневелый сыр. А после двадцати пяти часов в дороге и пары часов относительно спокойного сна, возможность перевести дух и собраться с мыслями была сродни глотку свежего воздуха – жизненной необходимостью.

Метод, неплохо работающий в рамках групповой терапии и четырех стен, на практике производит скорее обратное действие. Чем больше деталей я подмечаю, тем больше закусочная напоминает мне тщательно спланированную ловушку. Клеенчатые скатерти, замысловатые узоры на выцветших обоях, картины и черно-белые фотографии – всё это некогда часть моей прошлой жизни, а теперь её до боли реалистичная инсталляция. И чем внимательнее я вглядываюсь, тем сильнее сужаются стены и потолок. Мне не хватает кислорода. Судорожно пытаюсь вспомнить действенные методы борьбы с клаустрофобией, который никогда раньше не страдала.

Хлопает дверь, я вздрагиваю, перевожу взгляд, и стены возвращаются на привычное место. Нет нужды поднимать голову. Вот уже в третий раз за последний час официантка появляется в зале и с деловитым видом принимается натирать бокалы, даже не пытаясь скрыть подозрительные взгляды. Полагаю, проверяет, не сбежала ли я без оплаты (будто обед, пусть и бесплатный, может заставить хоть кого-то сюда заглянуть). А может не меньше меня удивлена, что кто-то решил задержаться здесь чуть дальше, чем необходимо для похода в туалет. Как бы то ни было, парочка таких взглядов, и во мне твердо укореняются две уверенности – происходящее, действительно, реально, и я все-таки что-то у нее украла.

Словно по команде тянусь к внутреннему карману. Мягкая обложка обжигает кожу, и я выуживаю небольшую бордовую книжку. В прошлой жизни я презирала две вещи: личные дневники и растворимый кофе из аппарата. И что теперь? Страшно представить, что ждет мои предрассудки дальше. Ведь сейчас я всерьез планирую сделать первую запись.

Рука замирает над пустым листом. Я мало что знаю о личных дневниках. Ну и как мне начать? Дорогой дневник, сегодня мой десятый день в бегах. Или дорогой дневник, я пережила собственную смерть, а сейчас, в некотором роде, жива. Или что делать, если такое создание, как я вроде как считается чем-то противоестественным и не должно существовать? На идеально белой странице появляется яркая клякса. А в голове ни единой мысли. С чего мне начать? «С самого начала» – вновь проносится знакомый голос, и я ощущаю покалывание в ладонях. Перелистываю страничку. Посмотрим, окажешься ли ты права на этот раз.

Глава 1

Мне только исполнилось шестнадцать, когда я попала в Гранхолл. Оптимальный возраст, надо признать. Я была достаточно внушаема и чересчур категорична, чтобы это признать. Идеальная мишень.

Экспериментальная группа, девять подростков из разных уголков страны, на первый взгляд никак не связанных между собой. Программа для одиноких и сломленных. Я не относила себя ни к первым, ни ко вторым. Не чувствовала себя таковой (по крайней мере большую часть дня).

У меня была семья, были друзья, мечты и планы на жизнь. И в эти планы точно не входило оказаться за высоким забором в смирительной рубашке. Одно хорошо, заточение даёт возможность подумать и многое переосмыслить. И теперь я точно знаю, с чего всё началось. А точнее, на чём закончилось. Но обо всём по порядку.

Первый понедельник октября. На Фоксдейл – крошечный городок на задворках штата Вирджиния неожиданно обрушились первые морозы. На часах без одной минуты семь утра. Горячий душ и завтрак второпях, потому что на сборы ушло слишком много времени. Перепрыгивая через две ступени, я мчалась на первый этаж. На подъездной дорожке нетерпеливо тарахтел старенький, красный форд.

Впереди бесконечный школьный день. Всё, как всегда. За одним исключением. Сегодняшний день обещал стать худшим в истории.

– По-моему, ты слишком нагнетаешь. Подумаешь, тройка, тебе не хватило какой-то пары баллов. – Пытались подбодрить меня подруги.

Мы заняли лучший столик в Мэй энд Дэй – скромном кафе на подъезде к школе. Им заведовала миссис Роуз, интерьер был выполнен в лучших традициях уютных, домашних гостиных. Здесь был выложен миниатюрный камин, а окна украшали занавески ручной работы, расшитые рюшами и цветами.

Столик был заставлен тарелками с десертами и закусками, но к еде никто не притронулся. Упадническое настроение оказалось заразительным.

– Если бы мои родители ставили условия, я давно очутилась бы в институте благородных девиц. Подальше и под замком. – Эйприл решительно отбросила со лба цветную прядь.

– Ты не под замком, только потому что родители ни разу не застали твоих вечеринок. Серьезное упущение. – Усмехнулась Карин, помешивая воздушную шапочку на клубничном коктейле.

Она оставалась невозмутимой в любой ситуации и служила в нашей компании чем-то вроде голоса разума.

Мы перебрались в Фоксдейл из Бостона, когда мне исполнилось четырнадцать. Маме предложили повышение, и всей семьей мы отправились исполнять мечту всей её жизни. Я была новенькой в городе, в котором все знали друг друга с пеленок и не рассчитывала завести друзей.

Карин была первой, с кем я познакомилась. Мы жили по соседству, на одной улице и случайно столкнулись в магазине. Адаптация проходила со скрипом, и первое время я часто путалась в одинаковых переулках. Карин предложила мне помощь, и следующим утром мы ехали в школу вместе.

Гиперответственная, заботливая Карин страдала обостренным чувством долга и привыкла оберегать близких. Высокая, хорошо сложенная блондинка. Ни грамма жира, сплошь литые, крепкие мышцы. Высокие скулы, пшеничный оттенок длинных, прямых волос, бездонные синие глаза. Из-за их оттенка нас частенько принимали за родню.

Эйприл тоже переехала несколько лет назад. Но её, в отличие от меня, позиция чужака нисколько не смущала. Она любила внимание и знала, как заставить его работать на себя. Худощавое телосложение, румянец на щеках и невысокий рост едва ли гармонировали с властным характером подруги. Внешне Эйприл больше напоминала фарфоровую куклу. С неординарным стилем.

То, что они диаметрально разные сидели бок о бок за одним столом, означало одно – у вселенной определенно есть чувство юмора.

– Вы же знаете, как мама обожает условия. Мы разве что не заверили тот договор. Да и комитет она не жалует. До сих пор мне удавалось оставаться на плаву только благодаря неплохим оценкам.

Я чувствовала, как моя жизнь разваливается по кускам. А вечером мама ещё раз пройдется по её руинам. На прошлой неделе среди старшеклассников проводилось промежуточное тестирование по тригонометрии. Оно совпало с комиссией в комитете. И я оказалась в весьма затруднительном положении. Точные науки всегда давались мне с трудом, а работа в комитете отнимала всё свободное время.

Чтобы хоть как-то поддерживать свою социальную жизнь, я согласилась на издевательский ультиматум. Мама не вмешивается в процесс подготовки к экзамену, а мой результат будет не ниже четверки. В противном случае – полный и безоговорочный отказ от комитета и вечеринок до конца учебного года. И это в выпускном то классе. Прямо перед грандиозным празднованием дня рождения Карин. Просто кощунство.

По воле судьбы мне не раз приходилось недоговаривать и обманывать. Но надо отдать мне должное, в этот раз я действительно старалась. За плечами была не одна бессонная ночь. Я постоянно нервничала и выглядела соответствующе.

Хотелось провалиться сквозь землю. Но вместо этого я неожиданно оказалась в воздухе. Стул накренился, и мои ноги вместе с ним оторвались от пола. Спина вжалась в спинку, пальцы рефлекторно сцепили сиденье. Усилием воли я сдержала испуганный вскрик.

Перед моим лицом возникли знакомые золотисто-карие глаза и взъерошенная шевелюра. Вновь захотелось закричать. Но уже от негодования. Я настойчиво дернулась вперед, стул не сдвинулся ни на миллиметр.

– Уэс, ты спятил? Верни меня на место.

Пухлые губы растянулись в улыбке. С нового ракурса была различима их легкая асимметрия. Но вряд ли кому-то открывался подобный обзор. Повезло лишь мне одной.

– Вы, прогульщицы, своим видом распугиваете посетителей. По чём траур?

Для всех остальных шёл последний урок физкультуры. Я была не в настроении наматывать круги по стадиону. Эйприл всегда была ярой противницей спорта и по возможности избегала занятий, прикрываясь то комитетом (иногда мне казалось, она придумала его только для этого), то выдуманными болезнями. Тренер шутил, что в справочнике уже не осталось подходящих болячек, а подруга повторяла, что пот – главный враг прически, а баскетбольный мяч – её нового маникюра. Карин – ярая любительница спорта просто не могла оставить меня в таком подавленном состоянии.

Пользуясь подвернувшейся возможностью (и невнимательностью тренера Деборы), мы выскользнули через запасную дверь женской раздевалки. Обычно она всегда была заперта на ключ, но сегодня привезли новый спортивный инвентарь. И затаскивали его как раз через нашу раздевалку. До парковки мы добрались по витиеватой, подъездной аллее. Полусогнувшись, чтобы избежать лишнего внимания.

– По моей свободе. – Я чувствовала, как покидают меня последние нервные клетки. – Если не хочешь растерять оставшихся гостей и мыть пол, не устраивай конфликт с моим вестибулярным аппаратом, хорошо?

Уэсли хитро сощурился, но ноги всё-так почувствовали опору. Я облегченно вздохнула. В неестественном положении я могу находиться от силы несколько секунд. С детства передо мной закрыты парки аттракционов, аквапарки и верховая езда.

Друг знал это, поэтому периодически устраивал моему организму взбучку. Вот и сейчас, абсолютно довольный, он придвинул стул ближе к себе и оперся о спинку локтями.

– Можно поподробнее?

Удивительно, как Уэсу одним своим присутствием удавалось разрядить обстановку. Все заметно расслабились и оживились. Эйприл потянулась за фотоаппаратом. Карин наоборот придвинулась ближе к нам. Она сторонилась Эйприл с тех пор, как та неожиданно решила стать фотографом и ловила преимущественно неудачные моменты.

– Результаты за тест объявили сегодня. – Объяснила Карин.

Уэс окинул меня внимательным взглядом, и мне тут же захотелось отвернуться. Несмотря на окружавшую его ауру легкомыслия и беспечности, друг был на редкость проницательным. Он не упустил из виду покрасневшие глаза и залегшие под ними тени, но ничего не сказал. Вместо этого он неожиданно сменил тему.

– Открываешь пляжный сезон, Флойд?

Мы с Карин удосужились выглянуть утром в окно и захватили с собой теплые парки. А Эйприл… ну, она осталась верна себе и поверх легкой, ситцевой блузки с орнаментом накинула плащ из водоотталкивающей ткани. Тепла он не давал, зато как плащ-палатка отлично защищал от дождя.

– Олицетворяю стиль в этом захолустье. – Парировала подруга. – Кто-то же должен.

– Точно. Пневмония отлично олицетворяет стиль. – Вмешалась Карин.

Эйприл фыркнула. Открылась входная дверь, и в помещение ворвался ледяной воздух. Плечи её дернулись, по коже побежали мурашки. Эйприл смущенно опустила рукав.

– Когда намечается разбор полётов? – Повернулся ко мне Уэс.

– Сегодня. Это будет буквально первый её вопрос.

Уэсли легонько сжал мою ладонь. Во время разговора он всегда смотрел прямо в глаза и умело обезвреживал этим собеседников. Россыпь золотых вкраплений вокруг зрачков притягивала, как пламя обычно притягивает мотыльков. Стыдно признаться, я и сама не раз попадалась на эту удочку.

– Может мне пойти с тобой? Подожду во дворе, а после прогуляемся. Поверь, я профессиональный утиратель слез.

Возможно, со свидетелем мои шансы немного увеличились бы. Но свидетель переговоров означал свидетеля сцены, которая развернётся после. А этого мне не хотелось.

– Пожалуй, воспользуюсь твоими услугами в другой раз. Звонок как раз прозвенел. Нам пора возвращаться.

– Хорошо. Но сначала общее фото. – Эйприл вскочила и принялась выстраивать кадр. – Мел, сдвинься чуть правее, Уэс сядет ближе к тебе, а Карин пусть развернется в пол-оборота. Не обижайся, но ты меня загораживаешь.

– Не сильно я выше. – Возмутилась та.

– Но не когда я сгибаюсь в три погибели. – Они пристроилась левее нас и широко улыбнулась. – А теперь притворимся, что мы счастливы.

На пару минут я выбросила из головы все мысли.

Глава 2

– Ну, как всё прошло? – С жаром воскликнула Эйприл. Они с Карин заехали за мной перед школой. Не успела захлопнуться дверца, как подруга мертвой хваткой вцепилась в мою руку. Хрупкая на вид, она могла побить любого в поединке по армрестлингу. Джеффри, которому доставалось чаще остальных, сравнивал её рукопожатие с пронырливостью своего питбуля Рокки.

С заднего сиденья Карин бросила на меня полный сожаления взгляд, но вмешиваться не спешила. Вчера состоялось её первое свидание с нападающим футбольной команды. Выбор стоял просто – либо она, либо я. И я только что избавила её от шквала назойливых вопросов.

Мы всегда добирались до школы вместе. Карин сменяла Эйприл зарулем, но я в гонке водителей не участвовала. Как бы не пытался, отец никак не мог привить мне любовь к вождению. На прошлый день рождения я даже получила от друзей наградную ленточку с надписью «профессиональный пассажир». Засчитав шутку, я прикрепила её к доске над столом, аккурат рядом со снимком с праздничной вечеринки.

– Вы что, разучились здороваться? И, эй. Руки мне ещё пригодятся.

Эйприл в нетерпении дернула меня за рукав. Ей не терпелось узнать подробности. Карин молча смотрела в окно. В отличие от Эйприл, она предпочитала слушать истории с конца. Обычно мы с Карин делили внимание подруги между собой, но сегодня она была особенно молчалива.

Я задумалась. И что мне ответить? Я ведь так и не поняла, как прошёл вчерашний разговор. Подперев рукой щеку, я разглядывала пейзаж за окном. За прошедшие два года он ни разу не менялся.

Когда я вчера добралась до дома, солнце уже село. Стемнело, зажглись фонари, подстриженные кусты отбрасывали на асфальт причудливые тени. В коридоре аппетитно пахло сыром и базиликом. Папина фирменная паста. Родители были на кухне и негромко переговаривались. Скорее говорила одна мама, отец негромко угукал в ответ.

Я тихонько подкралась к двери.

– Я же говорила, сыр натерт слишком крупно. Эти шматы и до полуночи не расплавятся. – В голосе матери укор всегда причудливо смешивался с самодовольством. Она одновременно и оказывалась права, и получала возможность поучать. В такие моменты мама радовалась, словно ребенок на ярмарке.

– Эллен, пожалуйста, сядь. Мне вовсе не нужна ещё одна пара глаз.

– Я просто хотела помочь. Иначе сегодня мы не поужинаем.

Лучшее качество моего отца – абсолютная, безоговорочная неконфликтность. Он мог найти общий язык с любым. И мало кто мог задеть его по-настоящему. Мама вот не могла. Я услышала, как со скрипом отодвинулся стул, и зашуршали на столе бумаги. Эллен Скотт вернулась в привычную среду обитания – к работе сверхурочно.

Мысленно досчитав до десяти, я вошла в просторную столовую, которая с легкой руки матери в нашем доме была ещё и гостиной. Отец улыбнулся и помахал мне рукой с зажатым в ней ножом. На доске перед ним были аккуратно нарезаны овощи.

– Амелия, наконец-то. Мы тебя уже заждались. Ужин почти готов.

Мама подняла на меня взгляд с таким видом, будто только мгновение назад заметила меня.

– Амелии стоит меньше пропадать с друзьями. Экзамены на носу, о каких встречах может идти речь. – Она собрала документы и громко постучала ими по столу. – Томас, ради бога, убавь огонь. Я одна чувствую запах гари?

Мы с отцом обменялись понимающими взглядами. К такому нам не привыкать.

– Присаживайтесь, дамы, а я пока разложу спагетти. На повестке важная новость.

– Не у тебя одного. – Оборвала мама. – Амелия, как там твой тест? Кажется, результаты должны были объявить сегодня?

Я замешкалась. Сказать правду и нарваться на неприятности или соврать, сходить на вечеринку, а уже после схлопотать двойные неприятности? Я так и не смогла определиться с вариантом.

– Э-э, кажется, у папы новость поважнее моей.

Мама бросила на меня строгий взгляд поверх тонкой оправы очков, но ничего не сказала. Я буквально видела, как крутятся в её голове колесики подозрения. К счастью, она всегда быстро отвлекалась.

– Томас, сколько раз я просила не трогать эти тарелки. Они праздничные, а вы постоянно царапаете их вилками. Амелия, переоденься к ужину, пожалуйста. Где ты только нашла этот свитер? Отвратительная вещица. Совершенно не твой цвет.

В своей комнате я переоделась в домашний костюм, подаренный матерью. Может, хоть так удастся заслужить её одобрение. Ужин проходил в спокойным молчании, и я даже начала наслаждаться вечером. Отец готовил не так часто, как хотелось бы, но из-под его рук всегда выходили шедевры.

– Так что это за новость, о которой ты хотел рассказать? – Поинтересовалась мама, раскладывая по тарелкам порции салата.

Отец выдержал театральную паузу.

– Джонс уходит на пенсию, и его место займу я. Пусть я работаю не так давно, но после командировки в Оклэнд должность моя.

– Ого, пап, поздравляю. – Обогнув стол, я крепко обняла его, почти забыв, что мои новости не такие хорошие. Папина жизнь явно налаживалась.

Мама тоже улыбалась и одобрительно сжала его руку. Они часто обменивались подобного рода жестами. Думаю, он понял, как сильно она гордится им.

– И когда нужно ехать? – Осведомилась она. – Мы собирались к моей сестре, какие-то проблемы на ферме, помнишь?

– Да. Не переживай, я успею аккурат к этому времени. Вылетаю в следующее воскресенье.

– А когда вернешься?

– Поездка рассчитана на две недели.

Восторг мой поубавился. Две недели наедине с матерью. Особенно после того, как я поведаю о заваленном тесте. Лучше бы мне предложили провести эти две недели в медвежьей берлоге. По крайней мере, это было бы безопаснее. Будто бы прочитав мои мысли, мама развернулась.

– Итак, раз уж с папиной новостью мы разобрались, вернемся к твоему тесту. Что там с оценкой?

Видимо, оттягивать дальше не получится.

– Для начала хочу сказать, я очень старалась и долго готовилась.

– Понятно. Насколько всё плохо?

– До четверки не хватило всего ничего. – Начала было я, но сама понимала, как нелепо звучит отговорка. Падение метеорита или зомби-апокалипсис сгодились бы куда лучше. С непроницаемым видом мама щедро засыпала свою порцию сыром. Помешкала и проделала то же самое с папиной тарелкой. Трудно было сказать, о чем она думала. Радовалась своей победе или боролась с разочарованием. Наконец, она заговорила.

– Что ж, этого стоило ожидать.

– Мам, я не сильна в цифрах. Ты же знаешь.

– Знаю, что приложи ты больше усилий, результат был бы лучше.

Надежда таяла на глазах. Оставалось идти напролом.

– Я понимаю, что сама предложила этот договор…

– Сейчас последует какое-то «но». – Закончила она.

– Но у Карин день рождения уже через две недели. И я в числе организаторов.

– Прекрасно, если это не будет отвлекать тебя от учебы.

– Да, но можно мне пойти? Будет даже не вечеринка, просто небольшая посиделка. Всё-таки это последний её праздник в нашем кругу.

– Но не в жизни. Ничего страшного, если ты пропустишь эту вашу посиделку. Уверена, ничего особенного там не произойдет.

– Мам, пожалуйста…

– Амелия. – Мама повысила тон, я явно исчерпала лимит её терпения. – Разве эта ситуация не показала, что тебе нужно подналечь на учебу? Это выпускной год, впереди экзамены и поступление в колледж. Если, конечно, ты не хочешь остаться здесь и работать сменщицей этого твоего Уэда.

– Уэсли. – Поправила я.

– Неважно. Оставайся в числе организаторов, если хочешь. Пары часов в день будет достаточно. Но не в числе гостей. Ты и так потратила впустую слишком много времени.

Она принялась собирать тарелки, но, видимо, посчитала, что мудрости на сегодня недостаточно.

– И не сутулься. Хочешь к тридцати сложиться пополам?

Отец бросил на меня предостерегающий взгляд. Он никогда не вступал в конфликт напрямую и не вставал на мою сторону открыто. Папа предпочитал слушать и защищать мою позицию издалека. И это работало. Практически всегда.

Я знала, что значит этот взгляд. Папа ещё сомневается, но поговорит с мамой в спокойной обстановке. Слишком мало ему нужно было, чтобы поддержать меня.

– Кстати о Карин. – В свете лампы глаза матери хищно сверкнули.

Я вяло возила по тарелке ужин. За столом я всегда оставалась последней. Даже если начинала есть раньше всех. И с гораздо большей скоростью.

– А что с ней? – Вера робко вскинула голову и тут же увяла.

– Какой у неё результат?

– Какая разница? Её результат не добавит мне баллов.

– Просто любопытно. Кажется, она лучше тебя распоряжается свободным временем.

– Ты знаешь, Карин профи в тригонометрии.

– И ты ничуть ей не уступаешь. Во всём виновата лень. Но эту проблему мы решим.

Я постаралась не вдумываться в эти слова. И представлять не хочу, что мама может для меня придумать. Обида кольнула сильнее провала. Я слишком боялась разочаровать собственную мать. И так мало требовалось, чтобы сделать это. Кажется, я влачила жалкое существование.

Я вкратце пересказала подругам разговор с родителями.

– Поверить не могу. Просто кощунство, вот так лишать тебя веселья. – Эйприл с досадой стукнула рукой по рулю. Машина вильнула в сторону.

Сегодня её волосы отливали благородным фиолетовым оттенком. Вьющиеся, длиной до плеч, они задорно пружинили при ходьбе. Заглянув в салонное зеркало, подруга принялась поправлять помаду на губах, чем тут же привлекла внимание Карин. Та ловко перегнулась через сиденья и выхватила тюбик.

– Прошу тебя, следи за дорогой. Ровный контур не стоит сломанной челюсти. Это я тебе как будущий врач говорю.

Впереди начинался густой подлесок, служащий чем-то вроде школьного указателя. Сквозь просветы в деревьях уже виднелись стены из непривычного для Фоксдейла белого камня. Погода постепенно налаживалась. Сквозь редкие сгустки облаков бодро пробивалось солнце. Ночью прошёл ливень, и песчаные тропы развезло. Машины образовали глубокую колею, из-под колёс во всех стороны летели комья грязи.

– Хорошо, что сегодня твоя очередь, Эйп. – Поджав губы, Карин наблюдала за тем, как отчаянно борется с бездорожьем высокий внедорожник.

– Твой старичок остался бы здесь навеки, как памятник допотопному автопрому. – Согласилась Эйприл, чем заслужила в ответ испепеляющий взгляд. Красный, потрепанный временем фордик достался Карин от дедушки. Она не чаяла в подарке души, переоборудовала заброшенный гараж в мастерскую и отменяла любые дела, стоило старичку «захворать». Подруга не променяла бы его ни на что другое, даже будь у её семьи средства на это.

Этот факт был столь же известен, как безответственность Эйприл. А значит автоматически становился поводом для шуток.

Впереди показалось здание школы. Мы въехали на подъездную аллею, усаженную кедром и лиственницей. Будто директору не хватало густого, непроходимого леса, обрамляющего здание с востока на запад. Здесь дорога округлялась, плавно огибая пологий склон.

Общественная школа города Фоксдейл была его главным достоянием. Она была отстроена на невысоком холме и возвышалась над однотипными постройками и темнеющими кронами. Высокие окна, асимметрия стен, много света и воздуха. Зимой виды становились еще более живописными. Лес темнел на фоне сверкающего уклона, а школа буквально растворялась в инее. Хоть я и терпеть не могла зиму, эти виды всегда завораживали.

Нарушив несколько правил дорожного движения и еще больше правил приличия, Эйприл втиснулась в последнее свободное место на ближней парковке. Позади раздался возмущенный гудок, и с самым несчастным видом наш одноклассник Джонни покатил на дальнюю парковку. Она была вдовое больше ближней, но располагалась у подножия холма и не защищалась навесом. Если дождь все-таки настигнет нас, опоздавшим придется тащиться по уклону по глине и песку. Эйприл сделала вид, что не заметила конкурента.

Не успел мотор заглохнуть, Карин стремглав выпорхнула из салона, ещё опасаясь расспросов. Но Эйприл растеряла привычную разговорчивость и, казалось, была занята другим.

– Мне пора, нужно заглянуть в химический клуб перед уроками. Увидимся за ленчем.

Подруга скрылась за стеклянными дверьми. В первой половине дня её расписание отличалось от нашего.

– Ну, наконец-то. У меня закончились предлоги. Нужно обсудить сюрприз к дню рождения Карин. Джеффри никак не уймется, нам нужен третейский судья, чтобы убедить его. Пойдем, я расскажу всё по пути.

Глава 3

– Я думала, теперь у твоей свободы есть лимит. – Усмехнулась Эйприл, с досадой осматривая свежие дыры на джинсах. Пару недель назад над Фоксдейлом прошел настоящий ураган. Город до сих пор зализывал раны. Досталось и окрестным лесам. Разметавшийся кустарник, поваленные деревья и выкорчеванные корни. Подруга как раз устроилась на стволе старого дуба. Прямо посередине виднелся чёткий разлом.

Грязные, вспотевшие, исцарапанные и местами покрытые синяками, наперевес с лопатами, секаторами и бензопилой мы больше походили на затерявшихся дровосеков, чем на добровольческую группу.

– Так и было, пока мама не узнала, чем именно мы будем заниматься. Она считает, физический труд на свежем воздухе пойдет мне на пользу.

– Труд? Да это сплошная каторга! Я принесла в жертву этому празднику три пары брюк. А всё благодаря нашему гению. – Съязвила она, с недовольством глядя на Джеффри.

Я бросила на землю садовую лопатку и утерла со лба пот. Глинистая земля была вязкой и хлюпала, но прогноз обещал потепление, и мы рассчитывали, что грязь подсохнет.

Идея Джеффри провести вечеринку на лесной поляне казалась всем (кроме Эйприл, разумеется) идеальной ровно до того момента, как мы приступили к её осуществлению. Карин обожала природу, часто выбиралась с семьей в походы и однозначно пришла бы в восторг. На примете даже было подходящее, вполне благоустроенное местечко – пристанище прогульщиков и романтических парочек.

Энтузиазм поугас, стоило нам пробраться сквозь сплетение деревьев. Приуныл даже абсолютно бесстрашный Джеффри (спасибо клубу бойскаутов). Ураган превратил пригодную поляну в одичавшие заросли. Эйприл ткнула Джеффри в бок.

– Бессменная классика, стопроцентный вариант. – Передразнила она. – Можешь поискать его вон там, под залежнями мокрой листвы и веток.

– Рановато сдаешься, Флойд. Кажется, нашему профсоюзу нужен новый лидер. У этого кишка тонка. – Парировал он.

Пусть парень и был шокирован куда больше нашего, он всегда оставался собой. Друг стоял бы на своем, даже если бы поляну начисто стерло с поверхности земли.

– Подумаешь, небольшая уборка. Подключим дополнительные силы. – Продолжал он.

– Да кто придёт разбирать завалы? Может, нам поискать другое место? – Подключилась я. – Время ещё есть.

– Ну вот. Неуверенность заразна? Смотрите и учитесь. К нам на помощь придут те, кто больше всего в этом заинтересован.

И Джеффри достал из кармана мобильный.

С тех пор прошло две недели, каждый вечер мы неизменно пилили, перетаскивали и расчищали. Джеффри удалось собрать небольшую ударную группу, и работа шла довольно быстро. Поляна практически приняла прежний вид. Мы с Эйприл даже успели разбить по периметру нечто вроде цветника. Нарциссы, герберы, фрезия – аромат стоял невероятный.

Сегодня мы заканчивали последние приготовления. Я была одновременно и рада, и расстроена. За время активных работ мы все изрядно вымотались, но теперь, здравствуй, заточение. Полевые цветы я увижу лишь на страницах учебника биологии.

Суббота баловала отличной погодой. Пользуясь этим, часть группы уже разъехалась. Оставшиеся расселись по пням и стволам. Джеффри собирал инструменты, но заслышав своё имя и претензии тут же встрепенулся.

– Ты просто завидуешь, что идея не твоя, мисс «я же говорила».

Теперь на кону стояла победа в словесной перепалке.

– Завидую тому, как ловко ты заманил всех копошиться в грязи? Ах, ну да, куда мне до тебя. Я всего-то постоянно организовываю вечеринки.

– Ха! Какие? Детские?

Она надулась и бросила в него кусочком мха. Джеффри рассмеялся и примирительно поднял руки.

– Ладно, ладно, королева бала. Пусти и меня погреться под лучами софитов.

Конфликт был исчерпан раньше, чем успел разгореться. Позади раздался голос Уэса.

– Ну что, готовы ехать? Мне потребуется полдня, чтобы смыть грязь с волос.

Кофейня никак не могла найти ему сменщика, и Уэс работал почти без выходных. Несколько раз он умудрялся удрать и снабжал нашу компанию авторскими напитками. Сделав глоток остывшего латте, я почувствовала вкус счастья.

Эйприл вскочила.

– Да, пойдем. Нам же еще столько плутать по лесу. Нужно обязательно начертить карту.

Джеффри закатил глаза. Но по пути обратно трижды путал повороты и чуть не свалился в болото. Мысленно я сделала пометку насчет карты.

Мы разъехались по разным сторонам. Уэс вызывался подвезти меня, а Джеффри покатил к дому Эйприл. Они продолжали препираться, и я, как никогда, порадовалась законному выходному Уэсли.

Дом встретил меня молчанием. Ставлю все свои карманные деньги на то, что мама работает наверху. Или уехала на работу. Ну, или уехала по делам, связанным с работой. Вариантов немного.

Отец был на кухне и собирал пластиковые контейнеры в коробки. Крышки были подписаны маркером, но сами контейнеры не просвечивали. Отец накинул теплую, флисовую рубашку, в которой часто работал в мастерской. На лице легкий налет щетины, волосы спрятаны под кепкой.

– Привет, пап. Ты один?

– Привет, ребенок. Мама уехала с миссис Стью. В пригороде открылась текстильная выставка, и им жизненно необходимо на неё взглянуть.

Плакали мои карманные деньги…

– А ты чем занят? – Я подошла ближе и взяла одну упаковку с надписью «Консервы». – Мы переезжаем? Такими темпами ты не скоро всё упакуешь…

Он забрал у меня контейнер.

– Мама вернется только завтра, так что развлекать себя будем сами. И у меня есть одно предложение. Но только если ты умеешь хранить секреты. – Мой отец только что подмигнул? Что вообще здесь происходит?

– Слово скаута. Пап, что за тайны?

– Жду тебя в машине через десять минут. Я отнесу коробки, а ты пока можешь привести себя в порядок. Если, конечно, не думаешь и дальше ходить в таком виде.

Я знала, как печально выглядит многострадальная рубашка. Комья подсохшей грязи, рваные рукава, дыры. Ещё несколько минут, и её придется срезать с меня ножницами.

– Если вы с мамой вдвоем решили приобщить меня к тяжелому труду, то я, пожалуй, не буду торопиться. Хоть не так жалко будет её выбрасывать.

Отец вновь сверился с часами.

– Нас уже ждут. Пожалуйста, не задерживайся.

Почти бегом я поднялась в ванную. Я не только ела, но и собиралась дольше всех. Может, я попадаю в персональную временную дыру? Но в этот раз мне удалось уложиться в отведенные крохи. Я отскребла грязь, прошлась по волосам расческой и запихала грязные вещи в корзину ровно за 8:30. Оставшиеся полторы минуты ушли на гардероб.

Отец ждал меня в машине. На месте пассажира. Я в замешательстве остановилась у привычной двери.

– Если это и есть твой сюрприз, я лучше останусь дома.

– Брось, давненько мы не практиковались в вождении. У тебя уже неплохо получается.

– Да, днём. – Я обеспокоенно глянула в ту сторону, где солнце таяло за линией горизонта. – А на дворе почти ночь.

– Не ты ли жаловалась, что знаешь Фоксдейл, как свои пять пальцев? Садись, мы уже опаздываем.

– Нечестно использовать мои аргументы против меня. Тем более, что в моём случае они не сработали. Вы ведь так и не отпустили меня в ту поездку. – Ворчала я, застегивая ремень безопасности.

Сдержанность – не самая выдающаяся моя черта. Терпеть не могу сюрпризы.

– Надеюсь, твой сюрприз того стоит.

Отец умело поддерживал интригу. О следующем повороте он предупреждал лишь на подъезде к нему, и я едва успевала вывернуть руль. Совсем скоро город остался позади. Ровный асфальт сменился рваным грунтом. Вдоль дороги тянулась густая, темная роща. И лишь когда впереди замигали подсвеченные указатели, я поняла, где нахожусь.

Мы приблизились к запретной зоне Фоксдейла. Когда-то в этом квартале обосновались коренные жители города. Теперь в проржавевших трейлерах, в нищете и полнейшей изоляции существовали их потомки, в народе прозванные «отстраненными».

Трагичная история преподносилась учителями, как гений неизбежной индустриализации, акт победы прогресса над невежеством и глупостью. В ходе множества междоусобиц и притеснений город заняли новаторы, превратившие настоящий зеленый уголок в рассадник однотипных улиц и построек.

Воинственному меньшинству выделили территорию, соразмерную с габаритами одной деревушки. И в качестве показательной мести отрезали им любые пути сообщения с городом. «Отстраненным» запрещалось посещать общественные заведения. В случае экстренной необходимости их мог осмотреть врач. Но вряд ли они пользовались этим правом.

Местные тесно слились с природой. Не высовывали носа из чащи, а нам запрещалось даже близко приближаться к тропе, уже затерявшейся среди зарослей. Годами никто не сталкивался с отстраненными, а всё неизвестное всегда порождает страшилки и выдумки недалеких умов. Типа того, что они промышляют людоедством и проводят старообрядческие церемонии с жертвоприношениями и кровопусканием. Глупости, но желания проверять не возникало.

– Припаркуйся здесь. – Папа махнул рукой в сторону съезда с дороги. Может, там и была лужайка, но даже в свете фар я не могла её различить.

– Где?

– Здесь есть небольшая лужайка.

– Здесь? – Я чувствовала себя китайским болванчиком, сбитым с толку.

Отец вздохнул.

– Ну да.

– В темноте?

– Горят фары.

– Ты шутишь?

– Нисколько. Ты справишься.

И не дожидаясь моего ответа, папа растворился в вечерней мгле.

Глава 4

«Лужайкой» оказался небольшой квадрат с примятой травой. Я постаралась повторить контур предыдущих шин. Мистер Дейв – мой инструктор при виде такого добился бы официального, судебного запрета на контакт с машиной.

– Так, теперь я совсем ничего не понимаю. Зачем мы здесь?

– Хочу тебя кое с кем познакомить.

Словно по команде из темноты появились четверо. Фары осветили их лица. Двое – брюнеты средних лет, рослые, крупные выступали в качестве охранников. Сразу за ними стоял пожилой мужчина. Седые волосы собраны в косу на затылке, сухое, морщинистое лицо расслабленно и даже выражает радушие. Рядом с ним в нетерпении подпрыгивал совсем юный мальчишка. Рыжеволосый, веснушчатый, с округлым лицом и курносым носом. Все, как один в длинных, клетчатых рубашках, джинсах или тренировочных брюках. Я рефлекторно отступила на шаг. Но отец, к моему величайшему изумлению, доброжелательно раскинул руки. Седой мужчина ступил ему навстречу.

– Томас, как я рад. Мы тебя уже заждались.

– Пришлось задержаться… семейные дела.

Они пожали руки, а я придерживала своими отвисшую челюсть. Мы в самом сердце оживших легенд. В поселении «отстраненных». Ночью. И в тайне от матери.

Старик уделил внимание и мне.

– А ты, стало быть, Амелия. Твой отец много о тебе рассказывал.

Интересно, когда это он успел. Во взгляде, обращенном к отцу, я постаралась выразить всё свое недоумение. Во взгляде к старику – благодарность.

– Э-э, спасибо. – Я едва коснулась потрескавшихся пальцев.

– Пойдемте скорее, ужин почти готов. И, Томас, не поверишь, что смогла урвать Шелби. Ты будешь в восторге. Ной, Мэттью, помогите гостям с вещами.

Грозные охранники без слов направились к багажнику. Отец указал на нужные коробки.

– Постарался собрать всё, о чем вы просили. В белых коробках лекарства, в красных одежда и обувь, в зеленой консервы, а в синей скоропортящиеся продукты. И вот ещё. – Он выудил из кармана шоколадный батончик и перебросил его мальчику. – С орехами, как ты любишь.

Ребенок расплылся в беззубой улыбке.

Коробки были выгружены. Ной и Мэттью поделили их между собой. Оба, казалось, совсем не чувствовали немалого веса. Мальчик убежал первым, старик поспешил за ним. Я, как вкопанная, наблюдала за тем, как непринужденно отец препирается с местными, пытаясь помочь им с ношей. Лица тех двоих больше не выражали угрозы. Втроем они притворно боролись, пихались локтями и смеялись. Прямо как дети на детской площадке. Прямо как лучшие друзья.

Брюнеты ушли вперед, а я уличила удобный момент.

– Пап, что происходит? – Я перешла на шёпот. – Что мы здесь делаем?

– Просто привезли помощь.

– И часто ты это делаешь?

– Время от времени.

– Мама этого точно не одобрит.

– Именно поэтому её здесь нет. А ты обещала сохранить мой секрет.

– Это уже не секрет. – Зашипела я. – Это настоящая двойная жизнь. Чего ещё мы не знаем? Здесь припрятан секретный бункер, а ты работаешь на правительство?

– Это обычный пикник. Пожалуйста, не паникуй. Ну или хотя бы не делай этого так открыто.

Мы шли по извилистой тропе. Периодически она терялась в зарослях, и нам приходилось бороться с разбушевавшейся растительностью. Перешагивая очередной ядовитый куст, я прикидывала, что увижу впереди. В голову лезли страшные мысли. Дикие люди, пыточные камеры, кровь. Глупо, я знаю. Тем более, что провожатые выглядели вполне обычно. Но поздний вечер, луч двух фонарей и густой лес не наталкивал на мысли о милой, тайной деревушке.

Деревья расступились, и мы вышли на открытое пространство. Круглая поляна, ограниченная живым, зеленым забором. В центре ярко горел костер, вокруг которого были разброшены обструганные бревна. Ноя и Мэттью тут же обступила возбужденная толпа. Дети, подростки, взрослые наперебой кричали, хватали коробки и вытряхивали содержимое. Папа присоединился к ним, а я, оглушенная осталась в стороне наблюдать за всеобщим ликованием.

Пользуясь случаем, я хорошенько огляделась. По шкале от «не выберемся живыми» до «сказочной деревушки из мира Диснея» это поселение уверенно держалось где-то посередине. Оживали истории и рассказы. Старые трейлеры, нищета и запущенность.

Но было здесь и нечто другое. То, с какой радостью эти люди встречали моего отца. Как они рассаживались у костра, очень близко друг к другу, как делили между собой печеный картофель и ломти хлеба. Эти люди любили друг друга. Кристально чисто, открыто. Просто так, а не за что-то конкретно. Никакой атмосферы обреченности. «Отстраненные» знали об искренности куда больше нашего.

Засмотревшись, я потеряла из виду отца. Байки про жертвоприношения, конечно, бред, но что-то в этой истории определенно было не чисто. Поселение с боем размещалось на четырех, не слишком длинных бревенчатых скамьях. А я, поддавшись интуиции, выбрала противоположное направление.

Отец в окружении седовласого старика, Мэттью и Ноя скрылся от посторонних глаз за одним из трейлеров. Этот разговор точно не предназначался для моих ушей. Но любопытство – не порок, и вжавшись в ржавую стенку, я прислушалась.

– Они служат в Гранхолле и им не помешают лишние руки. – Донесся до меня обрывок разговора.

– Ага, или еще какие-нибудь органы. Говорю вам, что-то затевается. Иначе зачем им приходить сюда?

– Мартин, а вы что думаете? – Отец. Я выступила чуть ближе к краю, молясь, чтобы не скрипнул старый металл.

– Будь осторожен, Томас. Мы – легкие мишени и не способны им помешать. Одно их желание, и от деревни не останется и пустого места. Гранхоллу нужно что-то ещё.

– Но что? – Откликнулся Мэттью. Его голос было легко отличить – грудной, с хрипотцой и выражением бесконечной скуки.

– Давайте выясним. Почему мы просто сидим и ждём, когда они вновь заявятся. Даже если сейчас у нас нет того, что они хотят, где гарантии, что потом они не передумают?

– Успокойся, Ной. – Осадил Мартин. – Нам не нужна бойня. Ясно одно, нужно быть начеку. Ищейки не пойдут далеко. Их следующая остановка – Фоксдейл. За чем бы они не пришли, это обернется трагедией. Так было всегда.

– Ной?

Новый голос, женский. Я отпрянула от стены. В трейлере зажегся свет и распахнулось настежь окно. Сердце моё заколотилось, я спешно пригнулась.

– Тереза? Чего ты раскричалась? Я битый час укладывала ребенка спать. Не вздумай его разбудить.

– Где твой брат? Нужна помощь с едой, иначе эти троглодиты откусят мне руки.

Свет погас, но послышалась тяжелая, торопливая поступь. Пользуясь образовавшейся форой, я метнулась в кусты и притаилась, пока женщины, не переставая препираться, скрылись из виду.

Я обогнула поляну по лесу, скрываясь за огрубевшими кронами. Сердце всё ещё бешено колотилось. Примкнуть к толпе оказалась несложно, на бревнах едва насчитывалось несколько свободных дюймов. Спустя несколько минут появился отец, а за ним две невысокие, тучные женщины в длинных, льняных сарафанах и шерстных кофтах. Оставшихся мужчин видно не было. Начали раздавать еду – хот-доги и домашний лимонад. Я ела молча, ни к чему больше не прислушиваясь. Хватит на сегодня информации.

Не зря говорят, меньше знаешь – крепче спишь. Я вновь и вновь прокручивала в голове подслушанный разговор. С каждым новым разом он обрастал всё большим количеством вопросов. Что такое Гранхолл? Кто преследует отшельников? И как, черт побери, с этим связан мой отец?

Непринужденный ужин плавно перетек в непринужденный кинопросмотр. Обещанным сюрпризом оказались два древних, запылившихся вестерна. Отец с упоением наблюдал за жизнью на Диком Западе. А я тихонько сидела рядом, чересчур взвинченная, чтобы следить за сюжетом. К нам присоединилась отсутствующая троица, которая, как я поняла из разговоров, приходилась друг другу кровными родственниками.

Все участники секретного разговора вели себя так естественно, что я почти убедилась в том, что мне всё почудилось. Может, я просто схожу с ума?

Просмотрев обе кассеты, жители начали расходиться по домам. Поднялся и отец.

– Думаю, нам пора.

Я молча поплелась следом. Путь обратно мы преодолели в считанные минуты. За руль папа сел сам. Город погрузился в сон. Мы мчались по темным улицам, отблески фонарей освещали салон.

– Почему ты взял меня с собой? – Спросила я, когда половина пути осталась позади.

– А ты как думаешь? – Он посмотрел на меня, в полутьме я не могла разглядеть его взгляд.

– Эти люди ничем не отличаются от нас. Да, их условия хуже, но в чём-то они и превосходят. Я не должна верить глупым слухам.

Отец кивнул.

– А ещё я хотел показать, что радоваться тому, что имеешь – большая награда. Особенно, когда у тебя почти ничего нет. Эти люди счастливы. Да, по-своему. Да, в условиях, которые нам сложно представить. Но они счастливы.

– Ты думаешь, что я на это не способна? Или это затравка к плохим новостям?

– Амелия, я говорил с мамой. И думаю, что в этом случае она права.

– То есть ты на её стороне? – Я развернулась, насколько позволял ремень безопасности.

– Нет её и моей стороны. Это выпускной год, и тебе стоит обратить внимание на оценки. Пожалуйста, попробуй воспринять это спокойно.

Последняя надежда вдребезги разлетелась.

– Но почему? Я же объясняла, это в последний раз и всего на один вечер… – Голос упал и сорвался.

– Ты говорила то же самое, когда отпрашивалась на ночевку к Эйприл. Там тоже был всего один вечер, чтобы перевести дух перед экзаменом.

– Я готовилась, честно. Ну почему вы мне не верите? – Я вытерла рукавом непрошенные слёзы. Меньше всего мне хотелось устраивать истерику. Но справиться с ней я не могла.

Как рассыпанный паззл перед глазами потянулись обрывки ссор и обид. Мне пять. На коленях лежит сломанная кукла. Я плачу от досады и огорчения. А мама шипит под нос недовольства в кухне. Я испортила её подарок.

Мне десять. Я шаркаю по улице, низко опустив голову. Слезы градом катятся по щекам, падая на пыльный асфальт. Я возвращаюсь из школы. В рюкзаке грамота за выигранный литературный конкурс. А еще контрольная работа, на контрольной алым клеймом жирнеет неуд. Мама не будет кричать или ругаться. Она лишь вздохнет. И по этому протяжному вздоху я пойму, как сильно разочаровала её.

Таких ситуаций за мою недолгую жизнь накопилось предостаточно. Нет, мама заботилась обо мне. И даже любила. Но вместе с этим настойчиво стремилась вылепить из меня (как она сама выражалась) «сильную и уверенную личность». То есть копию самой себя. Ни один вечер не обходился без разбора моей одежды, прически, речи или манеры держать себя. Мама всегда знала, как будет лучше и называла это закалкой. Я же – формой психологического насилия.

Отец всегда был рядом. Утирал слезы, вселял утраченную веру. Но теперь мой единственный союзник переметнулся на другую сторону. Меня не волновала вечеринка. Отец не верил в меня, и это причиняло боль.

Машина катилась по нашей улице. Отчаяние сменилось раздражением.

– Знаешь. Мои результаты далеко не так плохи. Родители Эйприл ничего не сказали о её заваленном тесте. Они ничего не сделали, даже когда застукали её с сигаретой. А я? Я знаю, что такое комендантский час, не была замечена в плохих компаниях и уж точно не числюсь в отстающих в школе. Вы ко мне несправедливы. Просто привыкли к моему соглашательству.

Мы въехали на подъездную дорожку, и я решила, что не в полном объеме выразила недовольство. Отстегнув ремень, я напоследок бросила.

– И вот ещё что. Мне вообще не следовало спрашивать разрешения.

Я хлопнула дверцей так громко, что наверняка перебудила половину района.

Глава 5

Я съехала с главного шоссе и покатила по ухабистой, проселочной дороге. Асфальт здесь заканчивался. Из-под колёс вздымалась густая песчаная пыль. На ухабах и глубоких трещинах старенький форд возмущённо кряхтел. Я ободряюще похлопала по приборной панели. Если этот день станет последним в жизни этой машины, Карин заодно убьет и меня.

Город остался позади. Вдоль дороги тянулись поля. Бескрайние, они уходили далеко за линию горизонта. Я вдохнула чистый, ночной воздух и покрутила ручку радио. Из динамиков донеслось сдавленное шипение. С трудом мне удалось поймать единственную работающую станцию.

Сердце всё еще бешено колотилось. Неужели я действительно это сделала? Нарушила строжайший запрет, вылезла из окна второго этажа и доверила свою жизнь старой, трухлявой лестнице? Спортивная сумка в багажнике свидетельствовала об одном: да, я действительно сбежала из дома. И вопреки собственным ожиданиям не испытывала угрызений совести.

Идея играть в молчанку показалась мне самой удачной. Я не заговорила с родителями ни в тот вечер, ни на следующий день, ограничиваясь кивками и односложными фразами. Я была сильно расстроена и сразу собрала конференцию с группой поддержки. На удивление, мнения разделились. Эйприл неожиданно встала на сторону родителей. Уэс пытался меня поддержать. А Джеффри в своей непревзойдённой манере начал строить планы побега.

– Жаль, ты не живешь на первом этаже. Подкоп отпадает. – Он принялся загибать пальцы. – Остается два выхода: лезть через крышу или прыгать из окна. Кстати, как у тебя со спортивной подготовкой? Потому что то, что я видел на физкультуре не особо обнадеживает.

Эйприл закатила глаза.

– Послушай, нет ничего в том, чтобы пропустить один вечер. Уверена, Карин не станет обижаться.

– Дело не в этом. – Я вздохнула. – Неужели я не заслуживаю поощрения, даже после своего идеального поведения?

– Стоит ли этот праздник последующих проблем? Ты будешь сидеть под домашним арестом до пенсии. – Поспорила Эйприл.

– Естественно, стоит. Это будет грандиозная вечеринка. Ради такой можно сбежать из тюрьмы. – Вмешался Джеффри. – А тут всего-то второй этаж. Записывай, что нужно делать…

Я отсчитывала повороты.

Первый. Мимо пронеслась встречная машина. Тяжёлый рок ворвался в салон и на мгновение смешался с мелодичной джазовой композицией. На удивление, вышло вполне неплохо.

Второй. Деревья сгустились, стало ещё темнее. Мне вдруг стало не по себе, я тревожно огляделась.

Третий. Вдали, наконец, показалась импровизированная парковка. Она была почти заполнена. Побег занял больше времени, чем я рассчитывала, и я прибыла в числе последних.

Я заглушила музыку и выбралась в вечернюю прохладу. Прислушалась. Формально, территория не принадлежала школе и не подчинялась её правилам. Но это не исключало возможного наказания. Стоило кому-то нас заметить, и новость о нелегальной вечеринке мгновенно облетела бы город.

Пение цикад нарушил шум работающего двигателя. Тед Картер, проезжая мимо, радушно помахал мне рукой. Больше ничего. Поляна была достаточно далеко, чтобы густая растительность поглощала всеобщее оживление. Я облегченно выдохнула.

До места, указанного на карте, я добралась в считанные минуты, то сбавляя темп, то вновь переходя на бег. Перспектива в одиночестве гулять по лесу не прельщала. Темнота с детства навевала ужас. Сквозь просвет в деревьях мелькали силуэты, я взглянула на часы. Появление Карин запланировано на двенадцать, Джеффри как раз везёт её к началу их маршрута.

Я вступила на поляну и ахнула. Поддавайся понятие «грандиозность» градации, Эйприл заняла бы весь пьедестал. Лесная чаща буквально преобразилась с того момента, как я видела её в последний раз. Обуреваемая любопытством я часами просиживала в интернете в поисках любой информации о Гранхолле. Найти удалось немногое.

«Гранхолл – инновационное медицинское учреждение с психиатрически-экспериментальным уклоном. Специалисты работают строго с подростками до 18 лет – с помощью новаторских методик меняют установки в психике, перепрограммируют личность, побуждая ту отказаться от разрушающих ее зависимостей. Результат – 100 % вылечившихся из 1000 % поступивших. Программа открывается раз в год. Гранхолл проводит серьезный отбор, количество участников программы строго ограничено. Набор ожидается в феврале».

Всё. Больше ни слова о прославленной клинике. Ни отзывов, ни рекомендаций, ни упоминаний (даже вскользь) персонала или пациентов. И уж тем более никакой связи с поселением или отцом.

Теперь же я, наравне с гостями, впервые наблюдала результаты стараний Эйприл. Дикая местность буквально утопала в свете. Он был повсюду. В мерцающих, каплевидных гирляндах на ветвях кустарников, в декоративных светильниках и фигурных подсвечниках на столах. Беспокойными, скачущими лучами свет отражался в огромном диско-шаре.

Придирчивый взгляд подруги не упустил ни дюйма площадки. Праздничные скатерти, мягкие пледы и подушки в зоне отдыха. С её подачи Джеффри раздобыл современную стереосистему и вызвонил из Нью-Гемпшира родного брата. Стив работал диджеем в местном клубе и редко наведывался в родной город.

Ошалевшая от звуков и световых всплесков, я остановилась у стола с закусками. И тут же услышала голос лучшего друга.

– Она что, ночевала здесь? – Уэс, как и я, изумленно оглядывался. Гремела музыка. Ему потребовалось вплотную приблизиться ко мне, чтобы я смогла хоть что-то расслышать. Меня обдал мускусный запах одеколона. Я сфокусировала на Уэсе взгляд и оторопела.

В этом мире неизменным оставалась лишь пара вещей: мамино недовольство мной и любовь Уэса к гавайским рубашкам. Он сочетал их в любой сезон, абсолютно с любой одеждой и по любому поводу. Мы не раз предлагали ему поэкспериментировать со стилем. Пригладить волосы, выкинуть растянутые шорты. Бесполезно. Подаренные обновки Уэс складировал в шкафу и стабильно укладывал волосы взмахом руки. Всегда, но не сегодня.

– Решил смахнуть пыль с моего подарка? Или все остальное в стирке?

Больше по устоявшейся привычке, чем по необходимости Уэс провел рукой по аккуратно зачесанным волосам. Строгая тенниска с высоким воротником выгодно подчеркивала рельеф тела и оттеняла светлые волосы. В мышечной массе Уэс ничуть не уступал Джеффри, но был почти на голову выше. Он выглядел довольно органично, но чувствовал себя при этом не в своей тарелке.

Звучный бас заставил меня подпрыгнуть.

– Надо же. В Мэй энд Дэй была фотосессия лучшего работника месяца? Мог не стараться, ты вроде как вне конкуренции. – Джеффри облокотился о стол. – Или, может хочешь представить нам свою плюс один?

Он как раз оставил шокированную Карин принимать поздравления и подошёл к нам. Я чуть не стукнула себя по лбу. Ну, конечно. Что ещё может вытеснить из сердца и гардероба Уэса пальмы и песчаные пляжи? Друг пришел на вечеринку не один.

– Неужели я не могу принарядиться просто ради Карин? – Возмутился Уэс. – Не ты ли трубил об эпохальности этой вечеринки? Я хочу соответствовать.

Джеффри, не меньше Эйприл стремящийся знать всё обо всех, крутился подобно флюгеру на ветру. Но на вечеринке не было ни одного незнакомого нам гостя. Информационная недостаточность притягивала их с Эйприл, как притягиваются противоположные полюса магнита. Джеффри стремительно распрощался. Стив встретил брата с благодарностью. Подруга как раз стояла прямо перед ним, тыкала пальцем в планшет и что-то рьяно доказывала.

Она прибыла на праздник первой, но мне так и не удалось с ней пообщаться. Расплывчатым силуэтом Эйприл порхала по поляне, стремясь быть во всех местах сразу. Буквально неделю назад она до хрипоты доказывала Джеффри, что не помешана на контроле. Приближаясь к ней, он самодовольно улыбался. Намечался очередной спор.

Уэс всегда помогал мне, так что теперь я чувствовала себя обязанной помочь ему в ответ. Пусть и принудительно. Я начала понимать Эйприл.

– Ну так что? Джеффри прав?

– Ты всерьез думаешь, что он прав?

– Не знаю, а он прав?

Уэс усмехнулся.

– Только в том случае, если тебе нравится так считать.

В заговаривании зубов ему не было равных. Но не на ту он напал.

– Брось, я интересуюсь не просто из праздного любопытства.

– Разве? – Он посмотрел мне в глаза, и я потеряла дар речи. Слишком многое этот взгляд выражал.

Спасение неожиданно пришло от Карин. Она упала на стул и устало потерла переносицу.

– Поверить не могу, что у нас столько знакомых. Или Эйприл созвала соседние штаты?

Подруга прикрыла глаза. Каждый стремился перекинуться с хозяйкой вечера парой-тройкой слов. Закрытой, интровертной Карин внимание давалось с трудом.

Уэс тут же переключился на неё и опустился на соседний стул.

– Ты же сама подписывала пригласительные.

– Да. И не напоминай мне об этом. У меня мозоли на пальцах.

– И долго ты планируешь тут прятаться?

Карин приоткрыла один глаз. Почти сразу закрыла обратно. Откинулась на спинку кресла.

– Будем честны, это вечер Эйприл. Пусть развлекается, а я пока побуду здесь. – Она махнула рукой в сторону танцпола. – Не выдавайте меня. Веселитесь, а я присмотрю за порядком.

Позже она скажет, что впервые знала всех гостей на этом празднике и будет благодарить Эйприл. Но в тот момент Карин предпочла скрыться от толпы и криков за пушистыми лапами деревьев. Близился рассвет. Стив приглушил музыку, плавно переводя вечер в следующую, более спокойную фазу. Мы понемногу готовились к отъезду. Планировалось продолжить праздник в доме Карин.

Позже никто из нас не сможет в точности вспомнить, как всё случилось. Часть событий рассеялась, выпала из памяти. Часть осталась лишь в докладах полицейских. Спустя время мне стало казаться, что в тот вечер я была лишь наблюдателем. Смотрела со стороны и с трудом воспроизводила происходившее.

В какой-то момент гости заскучали, и небольшая группа отправилась изучать окрестности. Игнорируя указания и предостерегающие таблички. Я собирала со столов пустую посуду, когда с восточного края поляны показался неустойчивый, дрожащий силуэт. Кажется, парнишку звали Коди, и он был на год младше. Тарелка со звоном ударилась о край деревянного стола, и он поднял на нас глаза. Время остановилось. Все мы разом затаили дыхание.

Поляна в одно мгновение превратилась в площадку для ожившего фильма ужасов. На бескровном лице Коди читалось чистое безумие. В глазах не было ничего, кроме всепоглощающей пустоты. Он был потерян, едва стоял на ногах, будто душа его отделилась от тела, а его самого больше не существовало. Позже я ещё увижу этот взгляд. В зеркале.

Коди рухнул на землю. Настороженная толпа в замешательстве потянулась к нему. Тут то я разглядела самое главное. Парень был буквально залит кровью. Руки, лицо, одежда. Он оставлял следы на всем, к чему прикасался. Послышались первые крики – знаменатели паники и хаоса.

Сильные руки тут же обхватили меня за плечи и потянули в сторону от всеобщей паники. Я, наоборот, стремилась в самый её центр. Лихорадочно соображая, я вглядывалась в темный тоннель чащи. Парень вышел с той стороны, которую избегали даже заядлые путешественники.

Болотистая местность, сплошь из оврагов, поваленных деревьев и выступающих валунов. Джеффри наткнулся на неё случайно, когда в прошлом году с треском провалил спортивное ориентирование. По возможности мы пытались обезопасить территорию. Нам это не удалось.

Вокруг Коди уже стягивалось плотное кольцо испуганных лиц и тянущихся рук. Расстояние в десяток метров вдруг показалось мне бесконечным. Когда я преодолела его, казалось, напряжение разорвет меня изнутри. Я бросилась на колени. За спиной неустанно следовала тень.

– Коди, где Кейти? Что произошло?

Задорная Кейти Боун – напарница Карин по химическому клубу. Мы успели пообщаться, прежде чем Коди полностью завладел её вниманием. На прогулку они отправились вдвоем, но вернулся парень один. Я вспомнила удаляющуюся спину.

Мне пришлось с силой сжать его ладонь, чтобы он увидел меня. Кожа была ледяной, я едва не отдернула руку. Но парень больше не раскачивался. Его взгляд прояснился. Я отсчитывала секунды. На семьдесят первой послышался приглушенный всхлип.

– Мы гуляли. Решили сделать небольшой круг, побыть в тишине. Я хотел показать ей поляну. Почти отцвела амброзия, я хотел показать ей, но ошибся. Поляна была в другой стороне.

– Что было дальше? – Следовало поторопиться. Кейти срочно требовалась помощь.

– Я отвернулся буквально на секунду. Кейти уколола палец. Совсем чуть-чуть, но начался приступ. Она упала, а там этот камень. И..и так много крови.

Он зарыдал.

Глава 6

– Что ж, – плохо скрывая удовлетворение, продекларировала она, – это была долгая неделя, не считаешь?

Я пожала плечами.

– Не заметила особой разницы.

– А я заметила. – Она пролистнула стопку белых, стандартных листов. Доклады, жалобы, кляузы. Всё, что местным надзирателям удалось наскрести из моей жалкой социальной жизни. – Ты знаешь, что это?

– Причина нашей сегодняшней встречи? – Предположила я.

– Причина, по которой ты всё ещё здесь. Амелия, мы многое уже обсудили, но ни разу не затронули главного. И я хочу составить собственное мнение. – Она смяла листы и бросила их в урну.

Я не шелохнулась.

– О чём вы хотите поговорить?

– Ты знаешь, какая пометка стоит в твоём личном деле? «Повышенная агрессия». За тобой наблюдают не ради компромата, а для поддержания безопасности. Никто не желает тебе зла. Конфликты в реальности лишь плод твоего внутреннего конфликта. Незажившие травмы дают о себе знать.

– Доктора считают, что я абсолютно здорова. Мне не требуется дополнительное лечение.

– Я не о физических травмах. – Перебила она. – Поговорим о том вечере. Понимаю, это сложно. Но мы должны. В противном случае последствия будут непредсказуемы.

– Разве в ваших бумагах нет нужной информации? – Как могла, я боролась с подступающей скукой. – В день прибытия меня буквально допросили.

– Я хочу услышать это от тебя.

Я натянула выше шерстяную шаль. За окном вовсю цвела весна, но я никак не могла согреться.

– Я мало что помню о том дне. Посттравматическая амнезия или типа того.

– С физической точки зрения ты абсолютно здорова. Блоки в твоём подсознании. С ними и будем работать.

Я пожала плечами. Лучше бы мой мозг достали и изучили в больнице. Участие в подобных беседах действовало на нервы. Хотелось швырнуть стаканчик с успокоительным и закричать, что я не нуждаюсь в работе. Вместо этого я промолчала. Расценив это как согласие, она попыталась меня подбодрить. Вяленькой вышла попытка.

– Давай попробуем собрать те события по кусочкам.

Я закрыла глаза и вжалась в спинку кресла. Горькая ирония, я так старательно избегала травмирующих воспоминаний, что угодила сюда, где теперь эти воспоминания неистово выкорчевывают.

– Хорошо. Давайте посмотрим, что из этого получится.

Со дня аварии прошло немало времени. Мозг неплохо постарался. Моя память выдавала события как старая, потертая дискета – нелогичными, бессвязными отрывками. Но запах забыть тяжело – кровь и жженый металл. И боль – адская, всепоглощающая. Слишком сильная, чтобы сохранить рассудок. На какой-то промежуток времени в мире не осталось ничего, кроме неё. Тогда казалось – мне не вынести этой пытки. Я и представить не могла, что пытка только началась.

В агонию то и дело врывались голоса и пронзительные звуки, раздражающие вспышки света и отрывистые толчки, вызывающие новые приступы боли. Я слышала знакомый шепот, но не могла уловить источник. А после не стало ничего.

Это напомнило мне глубокий сон, только без образов и видений. Меня затягивало в глухую, бездонную пустоту, а я отчаянно сопротивлялась. Никакой силы притяжения. Никакого тоннеля или света, о котором я так много слышала. По ту сторону не было ничего. Ни эмоций, ни чувств, ни привязанностей. Я ощущала свободу, пока вокруг медленно стягивалось кольцо тьмы.

Реальность оказалась куда мучительнее и отдалась болью во всём теле. Болела нога, ребра, рука. Но больше всего болела голова. Лекарства отчасти притупляли её, но туманили разум. Мысли разлетались, как испуганная стая птиц.

Пальцы легонько сжали. Я попыталась повернуться.

– Нет-нет, не двигайся. Врачи говорят, тебе нужен абсолютный покой.

– Мама? – Сейчас я рассчитывала на интуицию, нежели на органы восприятия.

– Да, милая. Я здесь. Тебя что-то беспокоит, позвать врача? – Мама засуетилась.

Меня, действительно, кое-что беспокоило. Но вряд ли с этим справится врач.

– Ч-что случилось? Мы ехали по шоссе, возвращались домой. – В голове шипел белый шум, и я сдалась. – Я совсем ничего не помню.

– Вы попали в аварию. Машина не справилась с управлением на размытой дороге.

Мама только что всхлипнула? Мама никогда не плакала. Случилось нечто ужасное, это дошло и до моего воспаленного сознания.

– Мам, где папа? Он здесь, в соседней палате?

Слишком долгая пауза. Я забыла о капельнице и переломах.

– Мам? – Невзирая на капкан из трубок, я развернулась. Плевать я хотела на боль. Мне нужно знать правду.

– Амелия, пожалуйста, не нужно так крутиться. Иначе мне придется вызвать медсестру.

– Папа здесь?

– Нет, папы здесь нет.

Мама плакала. Опухшие, красные глаза резко выделялись на стянутой, посеревшей коже. Осунувшаяся, растрепанная, в мешковатом свитере, без макияжа она меньше всего напоминала всегда собранную и элегантную Эллен Скотт. Я видела её слезы лишь раз, когда не стало бабушки. И с тех пор чётко усвоила – не существует вещей, из-за которых стоит проливать слёзы. Разве что речь не заходит о том, чего больше нет.

В детстве я не раз собирала карточные домики. Множество раз они разваливались. Оказывается, жизнь рушится так же просто.

Воспоминания посыпались, как осколки битого стекла.

Прошло немало времени, прежде чем Коди смог говорить и передвигаться без сторонней помощи. Половина гостей рассеялась, а вторая половина разделилась на группы, чтобы увеличить радиус поиска. Я помнила влажную, зыбкую землю и накрапывающий дождь. Помнила несколько падений, ободранные колени и испачканную одежду. Никогда не забуду крик Карин – жгучая смесь ужаса и облегчения.

Кейти неподвижно лежала у основания валунов. Косые капли гнали по серому камню алые ручьи. Я чувствовала, как по пищеводу поднимается ужин. И слышала, как со свистом втягивает воздух стоящая позади меня девушка. Кейти ещё дышала. Тяжело, прерывисто, но дышала. Мы вызвали службу спасения и расселись вокруг неровным полукругом. Начался обратный отсчет.

Под конвоем полицейских нас доставили в приемный покой местной больницы, предварительно завалив бесчисленным количеством вопросов. Я слушала их вполуха и отвечала невпопад, глядя на то, как мертвенно бледную Кейти укладывают на носилки. Из полсотни гостей остались считанные единицы.

В приемном покое нас уже ждали. Полиция сообщила об инциденте родителям, и в тесном коридоре столпилась добрая половина улицы. К своему облегчению среди прочих я не увидела лица матери. Но к ужасу, обнаружила лицо отца. Он стоял чуть в отдалении и выглядел… недовольным, разочарованным? Не знаю, может всё вместе. На нем были рабочие брюки и мятая, домашняя футболка. Вероятно, одевался впопыхах. Звонок сержанта застал его врасплох.

Грязные и продрогшие, мы выстроились в одну шеренгу. По одному нас вызывали в процедурный кабинет. Зачем? Кажется, в крови Кейти обнаружился наркотик. Он и стал причиной приступа. А после ей просто не повезло. Падая, она сильно ударилась головой о камни. Вряд ли Коди успел бы хоть что-то сделать.

В кабинет врача я зашла не одна. Всё это время Уэс следовал за мной по пятам, не выпуская рук и не сводя пристального взгляда. Доктор был не слишком сговорчив. Задал несколько беглых вопросов о моем самочувствии, взял кровь на анализ и велел приезжать, если вдруг почувствую себя хуже. Ни одного лишнего слова. На все манипуляции не больше десяти минут. Но я уже едва стояла на ногах. Слишком долгий день. Хотелось поскорее оказаться дома. Принять горячий душ и забраться под одеяло. Но перед этим предстояло выдержать суд отца.

Он стоял у стойки медсестры и как раз заканчивал заполнять документы. В качестве приветствия папа протянул другу руку.

– Уэсли, кажется? Тебя подвезти?

После того, как место праздника за черно-желтой лентой превратилось в место потенциального преступления, я не могла оставить Уэса в одиночестве. Беспокойство победило неловкость. Я ухватила его за края тенниски.

– Конечно, пап. Он сегодня без машины. Мы подбросим его.

Отец бросил на нас многозначительный взгляд, но ничего не сказал.

– Спасибо, сэр. Это было бы кстати.

Обвив мои плечи, папа уверенно зашагал вперёд, открывая двери свободной рукой. Друг превратился в тень и бесшумно следовал за нами до машины. И так же бесшумно проскользнул на заднее сиденье. Я устроилась впереди и сжала виски. Шумиха понемногу улеглась, и я чувствовала себя разбитой.

– Пристегнись. – Почти в унисон донеслось с двух сторон. Вновь повисла неловкая тишина.

– Без паники. Свои тридцать три несчастья за сегодня я уже собрала. – Защелкивая ремень, я потянулась к печке. Выкрутила её на максимум. – Лучше расскажите мне, что с Кейти? Она жива? Была жива, пока её грузили в машину.

Отец кивнул.

– С Кейти все будет в порядке. Рана на голове не глубокая, сотрясения нет. Какое-то время ей придётся побыть под наблюдением. Но в целом, ваша подруга настоящая счастливица. Если это уместно в данных обстоятельствах.

Я закрыла глаза. С сердца упал тяжёлый камень.

– Теперь хоть смогу спать этой ночью.

Я чувствовала, как нарастает недовольство отца. В отличие от мамы, его было практически невозможно вывести из себя. И теперь причина его злости во мне. Это пробивало зияющую брешь в моей уверенности, вытаскивая на поверхность стыд и чувство вины. Так ли нужен был мне этот побег?

Остаток пути я всеми силами старалась поддерживать атмосферу непринужденности. Перебирала аудиодорожки, болтала с Уэсом, прекрасно чувствуя собственную фальшь. Папа смотрел прямо перед собой, крепко обхватив руль обеими руками. На первый взгляд он был абсолютно спокоен. Его выдавала гримаса. Подрагивающие, плотно сжатые губы и межбровная складка. Она появлялась в моменты особенных сильных эмоций.

Вскоре за Уэсом захлопнулась дверь, и я помахала ему на прощание. Мелькнула мысль притвориться спящей, но я сразу отбросила её в сторону. Слишком глупо. Вместо это я сама сделала шаг к совей казни.

– Давай, пап. Выкладывай.

– Что?

– Как, что? Разве ты не хочешь сказать, что разочарован? Что не ожидал такого от меня?

– Ты и сама все понимаешь. – Папа отклонился назад.

– Я понимаю, что ты недоволен. Но знаешь, я не жалею. Вы с мамой первыми проявили недоверие. Я пыталась объяснить, но…

– Видимо, не понимаешь. Я не зол. Я расстроен. Мы всегда старались разговаривать, спокойно решать любые вопросы. Мы так хорошо понимали друг друга, но что произошло в этот раз? Я совсем не узнаю тебя, дочка. Манипулируешь, врешь, потом сбегаешь. И все ради чего? Одной, несчастной попойки в лесу?

Теперь уже мои губы изогнулись в горькой улыбке. Они так ничего и не поняли.

– Это был день рождения. Моей лучшей подруги. Её последний день рождения с нами. И он очень много значил для меня. То, что произошло сегодня – роковая случайность. Всего лишь стечение обстоятельств. Но все закончилось относительно благополучно.

– Как ты думаешь, что я почувствовал, когда среди ночи мне позвонил полицейский? Знаешь, они предпочитают не вдаваться в подробности. А когда увидел пустую комнату и открытое окно и убедился, что это не ошибка? Я ехал в больницу, даже не зная, что произошло.

Я не нашлась, что ответить. Как я могла предположить, что почувствует отец, если в самых худших мыслях не планировала оказаться в компании санитаров и полиции? Отец огорченно ударил по рулю руками.

– Очевидно, мама была права. Зря я вообще ввязался в спор с ней.

– В чем она была права?

– Мой кредит доверия к тебе слегка преувеличен. Пока ты до конца не осознаешь возможные последствия своих решений.

Я опешила, словно получила оплеуху. Открыла и закрыла рот. Всё было зря. Вся моя жизнь, все жалкие попытки соответствовать представлениям родителей перечеркнула одна несчастная нелепость. Ради чего, в таком случае, это было? Мои собственные родители считают меня никем. Злость и обида затопили меня, но я обрушила их не на того человека.

– Знаешь, будь у меня выбор, я поступила бы точно так же.

Папа отвлекся. Каждый из нас думал в это время о своем.

– Что ты имеешь ввиду?

– Обернись время вспять, я все равно сбежала бы на эту вечеринку. А знаешь, почему? Я всегда должна была слушать вас. Делать, думать и говорить так, как вам бы этого хотелось. Я не взрослый, самостоятельный человек, я подопытный кролик для ваших воспитательных экспериментов. Я впервые сделала то, чего хотела сама и не жалею об этом.

Складка разгладилась. Широко распахнутыми глазами папа смотрел на меня.

– Мы могли бы договориться и об этом. Возможно, в некоторых моментах мы были неправы, но это не повод сбегать и заставлять нас нервничать. Подобное не решается путем подростковых мятежей. Так я свою дочь не воспитывал.

Я отвернулась, чтобы не расплакаться. Нельзя показывать свою уязвимость. А лучше всего она маскируется наглостью и ложью. Этому научила меня старшая школа.

– Что ж. В таком случае, жаль, что я твоя дочь.

Следующие десять секунд слились в одно непреодолимо долгое мгновение. С пронзительным скрипом на дорогу вылетела встречная машина и неожиданно вильнула в нашу сторону. Фары осветили салон. Как раз в тот момент, когда отец чуть вывернул руль и ударил по тормозам. Я успела закрыть лицо руками. И пришла в себя уже в больнице.

– Очень хорошо, Амелия. Ты делаешь огромные успехи. А теперь давай ответим на главный вопрос. Что произошло той ночью?

Я подняла голову. Все это время я сидела, съёжившись, и шея затекла.

– Моего отца больше нет. И это моя вина.

До Главы 7

«Спроси меня о том, что я чувствую, и я впервые скажу правду. Мне страшно. Я всегда была трусихой, но за столько лет научилась мастерски это скрывать. Вместе с другими отправлялась в пугающе долгие походы, поднималась на крыши высотных домов ради удачных кадров и исследовала потерянные, заброшенные местности. Оставаясь одна, я редко поднималась на лифте, спускалась в подвал и никогда не сворачивала в сторону дома старика Фреда и его злобного бульдога. Тогда мне было стыдно за свои страхи. Теперь я их принимаю. Я босюь. И каждая проведенная здесь секунда сводит меня с ума.

За прошедшие тридцать шесть часов я пересекла границы трех штатов, сменила пять гостиниц и три машины. За мной тянется след из мелких (и не очень) правонарушений, и я не знаю, что убьет меня раньше: погоня или только что выпитый кофе. Я всерьез попробовала его. Когда-то я спросила у тебя, как ощущается отчаягние. Теперь я знаю его вкус. Прогорклого кофе из нечищеной кофемашины».

Стоя над раковиной, наблюдаю за тем, как в сливное отверстие с шумом убегает вода и мечтаю о том же самом. Сбежать. Слиться с проржавевшим потоком и оказаться как можно дальше отсюда. Подставляю под прохладную струю руку. Туалет в заведении под стать общей обстановке. Грязный и унылый. Зияющие трещины в пластиковых дверях, паутина и единственное, замыленное окно под потолком. В другое время и в другом мире я оценила бы абсолютное созвучие стилей.

Выравниваю дыхание и аккуратно выглядываю в образовавшуюся в замке щель. Они все еще здесь. Первые посетители кафе за много часов. Двое мужчин, облаченные в грубые ботинки и черные куртки. Практичная, но предельно несезонная одежда. В такой удобно в бою, но совершенно неудобно на палящем солнце. Я знаю людей, отдающих предпочтение подобному сочетанию. И совсем не жажду встречи с ними. На негнущихся ногах, окольными путями добираюсь до уборной. Заперев дверь, спиной прижимаюсь к настенной плитке. Сердце бешено колотится.

Они ищут меня, в этом нет сомнений. Но как? Пытаются они опередить меня, просчитать мой маршрут, просочиться в него? Или предпочитают оставаться в стороне? Предложат достойную награду или объявят меня опасной преступницей, деля с напуганными возможность захвата. Ранее мне не доводилось видеть процесс изнутри. В том месте, откуда я бежала, публике обычно преподносят лишь последствия. И чаще всего в карательной форме.

Продолжаю наблюдать исподтишка. Они расположились за барной стойкой. Лучшее место с точки зрения стопроцентного обзора. Непринужденно потягивая кофе, они могут незаметно следить за каждым уголком помещения. Ты знаешь о контроле всё, если в нем вся суть твоей жизни. Точно так же ты можешь контроль распознать, побыв какое-то время в их обществе. Они молчат и почти не притрагиваются к еде. Так тихо, что я слышу, как гремит посуда на кухне, как работает дряхлый плеер и жалобно жужжит муха, зажатая в дверных петлях. Официантки поблизости нет. Вероятно, считает минуты до окнчания смены. Не каждый день увидишь столько психов в одном месте.

Один из них стягивает с носа солнцезащитные очки. Потирает переносицу. Его лицо искажено усталостью, и мне начинает казаться, что мы похожи. Оба хотим быть где угодно, но не здесь. Они молоды. Едва вышли из подросткового возраста. Восемнадцать лет – по мнению професоров, идеально подходящий период для вступления на начальную ступень защиты. Они достаточно развиты физически, чтобы выдерживать многочасовые тренировки. И достаточно внушаемы, чтобы с легкостью впитать главные правила их службы: верить, беспрекословно подчиняться и не задавать вопросов. Если я права, и эти двое защитники первой ступени, а не плод моего воспаленного сознания, шанс ещё есть. Но нужно торопиться.

Оглядываюсь. Две узкие кабинки, одна из которых с трудом закрывается. Кто-то повредил крепления и вырвал замок. Один рукомойник с ошметком некогда ароматного мыла. Простое, круглое зеркало с необработанными краями. Одно неосторожное касание и порежешься. В борьбе все это окажется бесполезным. Вот оно, единственное спасение. Небольшое, прямоугольное окно. Оно достаточно высоко, но вполне сможет вместить одну миниатюрную фигуру. Рама местами поцарапалась и потемнела, но осталась целой. Наполовину сломанная ручка повисла на последнем шурупе. Прямой луч света образует на каменном полу фигуру почти такой же идеальной формы. Я справлюсь. Стоит только вспомнить свои тренировки.

Права была недоверчивая официантка. Сегодня я не расплачусь за обед. Прикидываю примерное расстояние до подоконника. Простого прыжка будет недостаточно, придется забираться на унитаз. Под ногами хлюпает грязгная вода. Стараюсь не дышаать через нос и не делать резких движений. Напоследок нащупываю во внутреннем кармане блокнот. Рассказ пришлось прервать на самом интересном месте.

Меня всегда хвалили за ловкость и точность, но я далека от легкой атлетики. Поднять на руках собственный вес без устойчивой опоры будет непросто. Пальцы сжимают край подоконника, я делаю первую попытку прыжка. Нога соскальзывает, и я едва удерживаю на весу вторую. Восстанавливаю равновесие и оцениваю шансы следующей попытки, когда под тяжестью чужого веса дверь в комнату начинает жалобно скрипеть. Кто-то принимается с силой дергать её на себя. Вновь воцаряется тишина. Я давно научилась классифицировать её. И тишина, полная неизвестности, в моем личном рейтинге много лет уверенно стоит на первом месте.

Я замираю, перестаю дышать уже полностью, будто от этого могу стать невидимкой и просочиться сквозь стену. С обратной стороны стены делают то же самое. Вновь толчок, на этот раз сильнее. Я чувствую, как пульсирует в висках кровь. От страха меня начинает мутить. Луч солнца разбивается об архипелаг облаков и рассеивается, не дотягиваясь до земли. Становится темно. За дверью слышатся голоса. Улавливаю обрывки разговора.

– Ну, что там? – Недовольный голос. Грубый, с хрипотцой.

– Заперто. Наверное, заело.

– Поторопись, нас уже ждут. А они не любят ждать.

– Придется ломать. – Голос выше, но ранг определенно ниже. Не он тут командир.

– Значит, ломай. Только без шума, не за чем привлекать к себе внимание. За это точно не похвалят.

– Нас не похвалят при любом раскладе.

Вздох. На этих плечах словно сосредоточилась вся тяжесть этого мира.

– Тогда как тебе шанс дожить до завтра? Чем дольше ты тут возишься, тем призрачнее он становится. Заканчивай, а я пока расплачусь за кофе.

– Куда мы поедем?

– На юг. Согласно подсчетам, мы должны встретить её на границе. Машину уже отслеживают.

Чувствую, как страх сдавливает грудную клетку. Под ребрами колет. Не хочется проверять, о ком они говорят. Несколько раз дергаю за поломанную ручку. Оконная рама поддается, и я принимаюсь уже за нее. В лицо летят куски высохшей, старой грязи, когда окно, наконец, распахивается. Отмахиваюсь от пыли. Несколько раз безуспешно пытаюсь забраться на узкий подоконник. Дверь уже ходит ходуном. Не сегодня. Я не попадусь вот так просто и неожиданно для них. Без боя, без погони, в грязном туалете посреди пустынной местности.

Кожа краснеет от натяжения, кое-где наряду со старыми образуются свежие царапины. Неудачи отнимают слишком много энергии, от страха я едва поднимаю руки. Стискиваю зубы и вкладываю в прыжок последние силы. Наконец-то. Наполовину оказываюсь на улице. В лицо бьет встречный ветер. Полностью выскальзываю на песчаную парковку. Слышу, как скрипит позади распахнутая дверь.

Глава 7

Нескончаемые больничные недели слились в одно пятно. Темное и беспросветное.

Было время процедур – монотонное, болезненное. Медсестры без конца щебетали, а я испытывала непреодолимую усталость вперемешку со стыдом. Радушные женщины искренне сопереживали мне и старались хоть как-то скрасить моё пребывание в больнице. Но мне хотелось лишь одного – чтобы они замолчали. Хотя бы на мгновение.

За высокими окнами, тем временем, кипела жизнь. Рождались и умирали люди, строились новые города, осваивались территории, мои одноклассники готовились к выпускному и обдумывали будущее. В моём чистилище время остановилось. Я присвоила ему номер 128 – этот же номер носила моя палата.

Запертая в собственной голове, я часами гоняла из стороны в сторону одни и те же мысли. Я злилась. Злилась на судьбу, на друзей, на тех, кто всё ещё жил и был счастлив. Но больше всего я злилась на себя. Сожаление, испепеляющее чувство вины, оцепенение, жгучая боль, страх, вновь вина и сожаление. Эмоций было слишком много для меня одной. Они рвали меня на части.

Почему я? Это наказание, но за что? Я буквально потратила большую часть сознательной жизни на то, чтобы быть хорошим человеком. Я старалась быть внимательной к нуждающимся, никогда не грубила старшим, проявляла заботу о близких. И вот она, расплата? Я тратила часы на поиск рациональных ответов на риторические вопросы. А засыпая, видела кошмары. Вновь и вновь оказывалась в перевернутой машине, чувствовала запах крови, слышала крики. Я просыпалась в слезах каждую ночь. И в конечном итоге медсестры приняли решение ставить мне снотворное.

Мне не удалось попрощаться с отцом. Врачи посчитали моё состояние слишком тяжелым и нестабильным для любых перемещений. Я хотела сказать врачам, что плевать я хотела на своё состояние, что согласна на всё: блокады, каталка, инвалидное кресло. Я была готова приползти туда на руках. Только лишь для того, чтобы сказать, как мне жаль. Искупить малую толику вины, оставить её там, с ним.

Но мало кто собирался меня слушать. Гипс и катетер говорили сами за себя. Мама заглянула ко мне после. Она храбрилась и выглядела спокойно, почти буднично. Почти. Но я видела её глаза. Если я планировала оставить с отцом часть вины, она оставила ему часть своей души. Глаза, цвета отточенного малахита были пустыми. Наверное, в тот момент я поняла, чему должна посвятить собственную жизнь.

Как птица в клетке, в голове лихорадочно билась одна мысль: я убила собственного отца. Уничтожила его душу, прежде чем размытая дорога проделала то же с его телом. Я не могла рассказать об этом. Говорить вслух означало признаться. Это трусость, я знаю.

Стандартный врачебный вопрос: «Как ты себя чувствуешь?» приобрел оттенок откровенной издевки. Хотелось кричать: неужели вы не видите? Я в ловушке, заживо сгораю в собственном теле. Ваши навороченные аппараты не показывают, что боль стремительно пожирает клетку за клеткой и внутри у меня сплошь мертвое, обугленное пепелище? Моё сердце вырвано, а вместо него тугой, ядовитый комок страданий и горя?

Тело говорило об обратном. Чем хуже я чувствовала себя, тем активнее затягивались раны. Я встала с костылями. А вскоре смогла обходиться и без них. Желтели синяки, сходили ссадины и царапины. После почти двух месяцев изнурительной реабилитации тело практически вернуло былую форму. Осталась легкая хромота на левую ногу и микроскопический шрам на локтевом сгибе. Я была в порядке. Но только физически.

Часть моей души умерла там, в смятом, искореженном салоне. Та, что могла любить и знала, какого это – улыбаться и радоваться жизни. Внешне я этого не показывала. В день похорон отца я дала себе клятву – отныне никто не будет страдать по моей вине. И мужественно соблюдала этот обет. Механически отвечала на вопросы и точно копировала сочувственные улыбки. Засыпая, я мечтала вернуться в пустоту, туда, где легко и свободно. Просыпаясь, я вновь и вновь училась принимать тот факт, что кто-то вокруг ещё способен быть счастливым.

Друзья забегали ко мне практически каждый день. Пересказывали сплетни, делились новостями. Карин с её проектом пригласили в следующий этап, на конкурс штата. Это сулило ей стипендию в университете. Оплатить учебу самостоятельно она не могла, так что воодушевленная практически парила над землей.

Джеффри тренировался. Очень много тренировался. Близились отборочные, тренер увеличил длину марафона и не выпускал команду из тренажерного зала. Если друг и заглядывал ко мне, то всегда с таким видом, что вот-вот рухнет от усталости. А на коже его всё чаще проступали свежие царапины. Иногда я шутила, что продолжай он в том же духе, и вскоре мы поменяемся местами.

Эйприл, с её слов, зашивалась в комитете. Но в те краткие мгновения прогресса, когда я получала в руки телефон, её соцсети пестрили фотографиями с незнакомой мне брюнеткой. И лишь у Уэса, казалось, не было совсем никаких дел. Он приезжал по первому зову, дежурил у дверей палаты. Следующим шагом было разве что разбить палатку под моими окнами.

А я? Ну, месяц спустя меня уже тошнило от специфического больничного запаха с примесью медикаментов. Я как-то пожаловалась на это друзьям.

Эйприл потянула носом.

– По-моему, вообще ничем не пахнет. У тебя же постоянно открыто окно.

– Да нет, чем-то отдает, но мне даже нравится. Успокаивает. – Пробубнил Джеффри, переворачивая пакетик с чипсами и стряхивая крошки в рот. Вопреки его стараниям, больше половины оказалось на полу. Я стиснула зубы, глядя на то, как подошвой превращает их в пыль.

– Знаешь, медсестра Хоукс не раз грозилась выставить тебя за беспорядок. И я всё жду этого момента. Или ты думаешь, что тараканы лучшая для меня компания?

Друг состроил гримасу и отряхнул рубашку.

– Подумаешь, несколько кусочков. Хочет чистоты? Она вообще видела здешние коридоры?

– Эй, Эйприл, может, нужна помощь в комитете? Домашнюю работу мне пока не доверяют, а я умираю со скуки. – Перевела я беседу. Если старшая медсестра услышит понукания от главной неряхи города, Джеффри точно понадобится соседняя палата.

Ребята переглянулись. Возникло стойкое ощущение третьего лишнего, когда тебя вроде как не хотят обидеть лишней информацией. Но молчанием обижают ещё больше. Джеффри выбросил пакетик с чипсами.

– Что-то не так? – Я не стала дожидаться конца паузы. Меня теперь сложно чем-то удивить. – Выкладывайте.

– Понимаешь… – промямлила Эйприл, – мы не были уверены, как скоро ты вернешься и набрали в команду новых людей.

– Мы? Не особенно ты с нами советовалась. – Поддел её Джеффри. Больше в шутку, на самом деле его не сильно-то волновал комитет.

Эйприл метнула в него острый взгляд.

– И кто же теперь вместо меня?

– Эмбер Уилсон. Та, что из класса биологии.

– Эмбер Уилсон. – Повторила я. Знакомое имя вертелось на языке. Внезапно незнакомая брюнетка оказалась очень даже знакомой. Курносый нос, россыпь веснушек, верхние зубы крупнее нижних. – Погоди-погоди, Эмбер «занудная крыса» Уилсон?

– М-м, вроде того.

– Ты ненавидишь её.

Подруга потупилась.

– Мы зрелые люди. Глупо продолжать детское соперничество. Эмбер предложила всё обсудить, и мы, вроде как, помирились.

– Настолько, что теперь она в комитете? Что же такого она тебе сказала?

– А что мне оставалось? Карин всё время пропадает в лаборатории, Джефф на стадионе. Я одна разгребаю дела комитета. Уж прости, если хотела дать тебе возможность восстановиться.

Меньше всего мне хотелось выяснять отношения. И уж точно не из-за комитета.

– Эйп, выдохни. Чего ты так раскипятилась? – Попытался призвать нас к миру Джеффри. Поздно.

– Ну, знаешь ли, я тоже тут не от большого желания. – Взвилась я. Порой я обижалась на друзей за то, что они так просто довольствовались моей фальшивой бодростью. Я не хотела признавать, как сильно их равнодушие ранит меня. Они видели смысл, могли смеяться и не просыпались в страхе, что собственные чувства сотрут их в порошок. Одним словом – они всё ещё жили. И я не собиралась им сочувствовать.

В глазах Эйприл вспыхнул нехороший огонек. Прежде он предназначался Эмбер, парочке парней из волейбольной команды и … Джо. Одним словом тем, кого подруга не выносила.

– Я, может быть, тоже не хочу нести ответственность за наши общие проекты. Никому из вас директор Нортон не названивает по пять раз на дню.

– Что ж, можем поменяться. Не думаю, что Нортон хуже иголок, которые в меня без конца засовывают. – Парировала я. Впервые моя злость обрела конкретный объект. Эмоции, которые я сдерживала, разом вырвались наружу.

– Чудесно. Давай считать, что плохо тебе одной. Здравая позиция, ничего не скажешь. – Процедила подруга. Я потеряла дар речи. Джеффри, кажется, тоже.

– Э-э, кажется, нам уже пора. Верно, Эйп? Не хочу опоздать на тренировку. – Он легко обнял меня, едва касаясь руками. Наверное, боялся сделать больно.

Ничего не ответив, Эйприл последовала его примеру. Меня обдал запах едких, цветочных духов.

– Не скучай, мы ещё заглянем. – Бросила она через плечо, выходя из палаты.

Джеффри ненадолго задержался. Поджав губы, он оглядывал меня с ног до головы.

– Не обижайся, подруга, но выглядишь ты скверно. Как оживший труп. Или очень удачный грим на Хэллоуин. – Джеффри вынес свой вердикт и широко улыбнулся. На него было сложно злиться. Я улыбнулась в ответ.

Не хотелось признаваться, но в каждый визит друзей больше всего я ждала его окончания. Ребята были уверены, что непринужденные беседы отвлекают меня от тягостных мыслей. На деле они всё больше напоминали мне о моем горе.

Теперь они ушли. А мне захотелось проветрить палату.

Месяц спустя в полном одиночестве я усаживалась в такси. Мама ещё накануне извинилась, сославшись на важное совещание. В этой больнице прошли последние минуты отца, так что я не винила её. Уэс не смог перенести смену в кафе, Карин была в отъезде. А с Эйприл мы почти не говорили с того самого посещения.

Она присылала мне ободряющие сообщения, извиняясь за отсутствие. Общалась сухо и объясняла всё завалами по учебе. В то же самое время телефон разрывался от активности в её соцсетях. За месяц подруга провела по меньшей мере три тайные вечеринки.

В салоне пахло бензином и хвоей. Двигатель утробно тарахтел. С самого переезда я не покидала пределы города так надолго. Короткая поездка была сродни долгожданному возвращению домой. Но теперь в этом доме меня никто не ждал. Я покинула свой островок безопасности и стремительно приближалась в обитель воспоминаний, самое сердце страданий.

Дорога показалась мне слишком короткой. Тикали минуты, мы уже стояли у подъездной дорожки моего дома. Водитель бросал на меня всё более нетерпеливые взгляды. А я не могла двинуться с места. Сдерживаемая боль грозилась вырваться из груди, раскрошить асфальт, развернуть землю под ногами.

– Вы в порядке? – Испуганно спросил пожилой водитель, глядя на то, как по щекам градом катятся слезы.

Я молча кивнула и сунув ему купюру, спешно покинула салон. Крепло ощущение, что я никогда больше не буду в порядке.

Глава 8

Кофемашина мигнула и требовательно загудела. Я отставила чашку в сторону, остывать. Помешкала и вылила кофе в раковину. Стекая в слив, он напоследок обдал меня клубом густого, ароматного пара.

Какой смысл в бодрости, если реальность всё еще виделась через мутную, искаженную призму? Я ворочалась каждую ночь, чтобы под утро ненадолго провалиться в забытье. В мясорубку клокочущего ужаса, металла и боли. Стремительно пустела заветная коробочка с успокоительным. Не так давно врач торжественно вручил мне последнюю упаковку, клятвенно заверив, что я абсолютно здорова.

Так что сегодня мне предстояло вернуться в школу. К жизни, частью которой я больше себя не ощущала. Запивая злаковый батончик обыкновенной водой, я усиленно вспоминала какого это – быть Амелией Скотт.

Накануне я до зубного скрежета талдычила свой инструктаж. Мне только-только стукнуло пятнадцать. Я люблю оттенки бирюзового и яркую одежду в полоску. Мечтала стать искусствоведом, а теперь надеюсь вспомнить, какого это – о чём-то мечтать. У меня трое лучших друзей, и я основала комитет, чтобы пропускать уроки и легально устраивать школьные вечеринки.

Несколько лет назад, в восьмом классе я репетировала перед зеркалом. В театральной студии ставили Суровое испытание, и мне досталась роль Эбигейл Уильямс. Какая-никакая, не безликая массовка в одинаковых, серых костюмах. Я летела домой, почти не чувствуя почвы под ногами. И часами терзала лицевые мышцы, оттачивая то страх, то злость, то благоговение, как того требовал мистер Сибболт. Я пошла ещё дальше. Чтобы вжиться в амплуа лгуньи, я научилась выгибать одну бровь и поджимать челюсть так, чтобы лицо выглядело жестче.

Этим утром мне предстояло сделать то же самое – натянуть непроницаемую маску, изобразить благодарность и умиротворение. Одно и то же действие, две совершенно противоположные причины.

С чем не справлюсь я, справится маскировка. Искусный макияж и улыбка – не слишком скомканная, чтобы быть убедительной, не слишком широкая, чтобы не выдать фальшь. Не пройдет и часа, как одноклассники начнут убеждать себя сами: «ничего интересного, пустая трата времени».

Я сильная. Я смогу справиться с этим. Эмоциональная калека внутри, внешне я не покажу разницы. Глубоко внутри возведена прочная стена, заживо захоронены за ней переживания. Отражение ответило мне тоскливым взглядом.

Одним глотком допив остатки воды, я следила, как свинцовые тучи поглаживают парусные своды черепичных крыш и пыталась нащупать внутри предвкушение или тревогу. Ничего. Пустота внутри и снаружи.

Раскатистый гудок ворвался сквозь приоткрытое окно. Круглосуточным сменам в школьной лаборатории Карин предпочла многочасовые дежурства в гараже, вознамерившись облагородить «зверя». Теперь округу постоянно сотрясал утробный рев. Трюк работал. Ровно до того момента, как потрепанный фордик попадал в поле зрения.

Я помчалась на второй этаж, попутно закинув чашку в раковину к оставшимся лужицам кофе. Позже они присохнут к каменной поверхности, и мама прочитает мне длинную лекцию о прямой связи порядка в доме и порядка в голове.

Но это будет вечером. А пока я судорожно металась по комнатам. Перетряхнула содержимое рюкзака, проверила розетки, пощелкала выключателями и подергала краны. Задушенные чувства дали волю тревоге, всецело занявшей мои мысли.

Пытаясь застегнуть замок на куртке, я так и видела, как Карин постукивает пальцами по рулю, нервно выглядывает в окно и дергает за рычажок магнитолы. В подруге так удачно соседствовали терпимость и нетерпеливость. Она не любила опаздывать и ненавидела ждать.

Захлопывая дверь, я несколько раз подергала за ручку. На холоде тут же свело зубы. Каменную кладку прикрыла плотная снежная шапка. Город заволокла туманная дымка, термометр покрылся легкой корочкой инея. На ходу натягивая шапку, я медленно пробиралась по обледеневшей подъездной дорожке. И только захлопнув за собой дверцу, я обнаружила, что забыла дома перчатки.

Карин недовольно поджала губы.

– Извини, что разбудила.

– В смысле? – Выдвинув зеркало, я пыталась укротить непослушную челку. Короткие прядки выбивались из наспех собранного узла и лезли в глаза.

– Я стою уже пятнадцать минут. За это время вполне можно полностью собраться. – Она кинула многозначительный взгляд на обгрызенные ногти и толстый, несуразный свитер, местами изрядно истрепавшийся.

– Эйприл укусила тебя? Или в свободное время ты подрабатываешь в полиции моды? – Возмутилась я.

– Да нет. Просто этот свитер выглядит так, будто упал на тебя с самой дальней полки.

Да, вещичка цвета хаки, исполосованная разноцветными линиями, упала мне на голову, когда я открыла шкаф. Но не признаваться же в этом подруге. Мне тут же стало жаль отвергнутый трикотаж.

– Меньше всего я хочу думать о том, откуда этот свитер. – Я прикрыла глаза и откинула голову на спинку сиденья. – Пережить бы этот день.

Я сильная. Я смогу справиться с этим. Я сильная. Я смогу справиться с этим– я так часто повторяла про себя эту мантру, что к этой минуте энергичную пульсацию в висках сложно было отличить от головной боли.

Открыв глаза, я перехватила жалостливый взгляд Карин. Впрочем, подруга быстро взяла себя в руки.

– Ну ладно, поехали. Если повезет, на ближней парковке останется местечко. – Она выглянула сквозь лобовое стекло на запад, прямиком туда, где чёрные тучи сталкивались и сплетались, образуя настоящий грозовой архипелаг. – Кажется, намечается ураган. Не хотелось бы топать пешком.

Подруга тряхнула волосами – густой копной пшеничного цвета, аккуратно отброшенной на спину. В тех местах, где сверкали бисеринки растаявших снежинок, локоны пушились, обрамляя узкое лицо подобно не задутому одуванчику.

Через пять минут растаяла надежда на то, что мы сможем занять место на ближней парковке. Через десять – что мы сможем добраться в школу до окончания учебного дня. На дороге Карин была примерным водителем и не сводила глаз со скользкого асфальта. Локтем я прижалась к стеклу, а ладонью подперла щёку. Сейчас нас мог обогнать даже мистер Томпсон. А ведь последние три года он не расставался с ходунками.

Путь в школу пролегал практически через весь город. Отличная возможность своими глазами увидеть малейшие изменения. Или проверить, как сильно на фоне застывшего Фоксдейла изменилась я сама. Всякий раз боль стегала наотмашь, как взмах раскаленного кнута.

Я впитывала колючий запах мороза и брусчатки, заново заучивала вывески, вспоминала направления улиц и городских автобусов. Я заносила их в свой мысленный список мест, куда больше не ступит нога отца. И чем ближе мы были к школе, тем длиннее становился перечень.

Много позже я пришла к неоднозначному выводу, что смерть, какой бы она не была – удивительная штука. Она означает конец точно так же, как символизирует начало. Начало новой жизни, полной горя и самобичевания. Отец больше не пройдет под декоративным зонтом миссис Стедд. Не наведается за свежесваренным кофе и не завернет в парк. Но и я больше не увижу Фоксдейл прежним. Город потемнел, и меня успокаивала мысль, что он скорбит вместе со мной. Я стояла, а вокруг кружилась чужая вереница знакомых лиц.

В конце концов, меня начало укачивать.

Когда до школы оставалось около мили, Карин приглушила музыку. Всю дорогу она бросала на меня озабоченные взгляды, так что начало задушевного разговора оставалось вопросом времени.

– Мел, я хотела поговорить с тобой. – Начала она, аккуратно нащупывая мою реакцию.

– Я слушаю. – Я, действительно, переключила внимание с иссохших древесных частоколов на подругу. Но не без стыда признаюсь, я была бы не прочь сохранить молчание до конца поездки.

– На днях я заглядывала в Мэй энд Дэй, срочно нужен был заряд кофеина. – Подруга сделала выжидательную паузу, но я не нашлась, что ответить.

– И?

– И встретила там Уэса.

– Удивительно.

Карин с тихим шипением выпустила воздух сквозь сжатые зубы.

– Извини. Ну так что, ты встретила Уэса на его законном рабочем месте. И что произошло?

– Он спрашивал о тебе. Сказал, ты давно не выходишь на связь. Уэс переживает.

– Не стоит. – Я качнула головой. Вспомнила одну из заготовленных масок и поджала губы. Кажется, это раньше означало досаду. – Уэс преувеличивает. Ты же видишь, я в полном порядке.

Карин потерла переносицу, на долю секунды доверив управление рулем только одной руке. Красный уровень опасности.

– По правде говоря, я тоже переживаю. Мы договорились, что я поговорю с тобой. Ну, когда увижу лично.

– Вы с Уэсли открыли за моей спиной линию психологической помощи?

– Не совсем. В смысле, совсем нет. Просто… – Она замолчала, и краем глаза я заметила, как она хмурится. Такое выражение появлялось на лице Карин лишь в одном случае. Подруга не в своей тарелке. – Просто я хотела извиниться перед тобой.

Вот тебе раз. При всём желании не могу представить Карин в своем списке обидчиков. Черт, да ей не светит первая тысяча в любом подобном списке.

– Извиниться? Но за что? – Моё удивление было искренним. Я даже отлипла от бокового стекла.

– За то, что бросила тебя. Я говорила с Эйприл. Она передала ваш разговор в больнице.

Я нехотя прокрутила в памяти больничную хронику. Между процедурами и самокопанием всплыла небольшая склока. Не припомню, чтобы в тот день я упоминала Карин.

– И что же сказала Эйприл? – Меня охватило любопытство. Настоящее, неподдельное. Я не окаменела окончательно, была способна воспринимать чувства. Может, для меня ещё не всё кончено? Осознание этого рождало в груди приятное тепло.

– Не припомню точно, но, если вкратце – ты вроде как считаешь, что нам на тебя плевать.

– Я…

– Нет, постой. – Подруга затараторила. – Ты права, ну, по крайней мере насчет меня. Я ведь и правда почти не навещала тебя в больнице.

– Ничего, у тебя же проект. Я понимаю, как это важно для тебя.

– Плевать на него. Тебе нужна была моя помощь, а меня не было рядом.

На полупрозрачной коже проступили ярко-алые пятна. Подруга слилась с ситцевой блузкой, в которую была одета. Я поспешила её успокоить.

– Всё в порядке. – Я потрепала её за плечо. Едва касаясь, чтобы не создавать помехи в дороге. – Я не обижаюсь. Эйприл неправильно меня поняла. – Сложно правильно понять то, что придумываешь самостоятельно. А ведь Эйприл так и поступила. Выдумала всё от первого до последнего слова. Но затрагивать эту тему я не собиралась.

– Если это правда, то предлагаю закрепить перемирие. Мы так давно никуда не выбирались. – Карин задумалась. – Предлагаю девичник в Берке. Кино или шоппинг. Или шоппинг после кино.

До Берка в лучшем случае было два с половиной часа в пути. Столько же предстояло ехать обратно. Мне не хотелось тащиться в такую даль, но воодушевление Карин было слишком заразительным. Я оставила ложку дегтя при себе. В конце концов, вырваться из душных стен, ненадолго сменить обстановку и расслабиться – не этого ли я хотела?

– Обеими руками за.

– Тогда я заеду за тобой после уроков, идёт?

– Идет.

Красные пятна постепенно таяли. Карин с довольной улыбкой вырулила на парковочную колею. Острый взгляд водителя со стажем тут же выцепил изъян в безупречном автомобильном строю. Ловко петляя в узких рядах, Карин втиснула фордик в последнее свободное место и гордо похлопала старичка по приборной панели. Она выглядела счастливой, и я волей-неволей прониклась её настроем.

– Ну что, идём?

Я смотрела прямо перед собой, ожидая, что под школьным зданием вот-вот разверзнется черная пропасть.

– Всё будет хорошо, вот увидишь. В конце дня ты и не вспомнишь про своё отсутствие.

Карин бодро протиснулась в крошечный зазор. Мы почти вплотную прижались к соседней машине.

Наблюдая за тем, как подруга, не признающая головные уборы, ловко наматывает на голову шарф, я пыталась унять внутреннюю дрожь.

Я сильная. И я смогу пережить этот день.

Глава 9

История циклична. Я убедилась в этом, переступив порог школы. Безудержный, кипучий гомон буквально сбил меня с ног, телепортируя прямиком в прошлое, на ферму бабули Льюис – маминой мамы. Я гостила там каждое лето с рождения до десяти лет. Роскошная природа, чистый, свежий воздух, намертво сколоченная мебель. Что ещё нужно растущему, гиперактивному организму?

Так считала мама. Я же лелеяла одну единственную мечту – пробиться к местным, «дрянным девчонкам». Они носили драные шорты и короткие топы, собирали волосы в два неровных, высоких хвоста, лепили на лицо стразы и не расставались со жвачками.

Одной ногой в подростковом возрасте, не обремененные родительским контролем и комендантским часом – весь их вид так и сквозил своеволием и развязностью. По правде говоря, мало кого вообще интересовала их судьба. Но за границей выбеленной калитки и накрахмаленных носочков, я смотрела на них сверху вниз. И всё искала шанс подступиться.

Заносчивых девчонок не впечатлил ни заботливо засушенный гербарий, ни воздушные кексы с изюмом. Оставался один вариант – пройти боевое крещение, профессиональный костолом. Никто точно не помнил, откуда взялись две ржавые, алюминиевые трубы, спаянные с металлическим листом и пятью деревянными ступенями. Никаких балясин на верхней площадке, опор и бортовых досок.

Мама запрещала мне даже смотреть в сторону этой горки. На ней никогда не катались дети. Но мне было восемь, и жажда признания оказалась сильнее инстинкта самосохранения. Я не видела преград, и совсем не заметила, что и у горки их нет.

Успех сопутствовал мне недолго. Неудачно примостившись к основанию спуска, я скользнула к краю ската, не удержалась и сорвалась с высоты трех метров. По ощущениям летела я недолго, но на несколько мгновений из тела напрочь вышибло дух.

Пролетев через весь коридор и уткнувшись носом в полутораметровый глянцевый взрыв, я почувствовала нечто схожее. Ощущения непередаваемые. Как у боксера, пропустившего на ринге удар под дых. Я так и замерла, упершись рукой в стену.

За столько лет я привыкла к помпезности Эйприл. Думала, что привыкла. Кислотно-фиолетовый плакат с россыпью неоновых капель заставил меня в этом усомниться. Подруга вышла за рамки разумного.

– Что это? – Я ткнула в плакат пальцем.

Карин подошла ближе и присмотрелась.

– Приглашение на зимний бал. В этом году решили отказаться от листовок. Оно и к лучшему, с моих пальцев так и не сошли прошлогодние вмятины от ножниц.

Близилось рождество. Воздух вибрировал от переполняющего его возбуждения. Пахло еловыми шишками, имбирем и вишневым соком. Администрация расчехлила скудные украшения. Многострадальную ёлку, потрескавшиеся, местами расколотые игрушки, облезлые рождественские венки и гирлянды. Декор видал виды ещё до моего рождения, но директор неизменно называл старье раритетом.

Рождество означало лишь одно – предшествующий ему зимний бал. Экватор выпускного года, тематическая вечеринка с танцами и кинопросмотром. Я вчиталась в текст. Зажмурилась. Прочла ещё раз. Нет, никакой ошибки быть не может.

– Оно фиолетовое. – Констатировала я.

– Верно. – Скрупулёзный взгляд будущего врача уже просвечивал меня на предмет слабоумия или травмы головы. – И что?

– И не смотри на меня так. Я не ударилась и амнезии у меня нет. Я прекрасно помню итоги голосования, на котором мы определенно выбрали голубой цвет.

В голове подруги картинки тоже сложилась. Её брови удивленно поползли вверх.

– Ох, точно. Мы же выбрали голубой. Я совсем забыла.

– Неудивительно, когда ты в последний раз заглядывала в комитет?

Прозвенел звонок, и Карин подхватилась.

– Давно, и не хочу из-за него получить нагоняй за опоздание. Пойдем.

Она потащила меня сквозь толпу снующих по коридору студентов, пытающихся вырвать последние крупицы общения.

К четвертому уроку, когда я, бросившись за парту рядом с Эйприл, принялась разъяренно массировать виски, одноклассники были поделены на три одинаково раздражающие меня группы. Смельчаки – те, кто не боялся подойти, перекинуться парой слов, а заодно справиться о моём самочувствии. Скорбящие – они молчали, но провожали меня такими тоскливыми взглядами, что это мне хотелось выразить им сочувствие. И распространители новостей – никакого сочувствия, просто очередные порции сплетен.

По большей части Фоксдейл уже разжевал и переварил трагическое известие. Окружающие знали, что произошло, но не питали особого интереса к подробностям. В городках, не богатых на события это в порядке вещей. Новость в считанные мгновения набирает обороты, обрастает слухами и так же стремительно угасает. Ничего особенного.

Эйприл холодно улыбнулась. В воздухе было слишком много жалости, я физически ощущала её давление.

– Слишком долгий день. – Простонала я, когда в классе прозвенел звонок.

– А? – Эйприл нехотя отвлеклась от телефона. Пальцы в это время продолжали скользить по дисплею. – Ты что-то сказала?

– Что этот день становится бесконечным. Чем занята?

– Ерунда. – Она махнула рукой. – Решаем, что делать с зимним балом. Телефон уже плавится. – Она снова улыбнулась. Неубедительно.

В замешательстве я еще раз проверила свой мобильник. Абсолютная тишина. Каждая подготовка к зимнему балу превращалась для нас с Эйприл в негласную гонку. Подруга так и не смогла смириться с тем, что именно моя идея пришлась директору по душе и пыталась компенсировать неудачу неусыпным контролем.

В этом году она, очевидно, решила пойти дальше. И просто вышвырнуть меня из состязания.

– Странно, мне не приходили сообщения. Я бы поучаствовала в обсуждениях.

– Ах, это. Совсем забыла сказать, мы создали новый чат, специально для подготовки к балу. Ну, знаешь, чтобы не засорять основной.

– Вот как, ясно. Ты добавишь меня? Хочу знать подробности.

Эйприл понаблюдала за всплывающими оповещениями, но ничего не ответила.

– И ещё. Сегодня же понедельник, день общего собрания в комитете. Здесь хоть ничего не изменилось?

– Нет, всё по-прежнему. Но сегодня мы не встречаемся, решили перенести всё в электронный формат. – Она кивнула на телефон.

В классе появился учитель, и я не ответила. А отворачиваясь, заметила, что Эйприл неровно выдохнула.

К ленчу я произнесла «я в порядке, спасибо» уже семьдесят три раза. Это вместе с теми, кто никак не хотел мне верить. На открытом, переполненном одноклассниками пространстве концентрация внимания угрожала переполнить мою чашу терпения. Я выбрала самый эффективный метод борьбы с чужим любопытством – избегать его.

Больше травяных настоек, классической музыки и изобретения всё более изощренных наказаний для провинившихся, директор Нортон любил, пожалуй, старье. Ёлка была только началом. На собственные средства Нортон отремонтировал библиотеку и создал между вековых стеллажей целую экосистему. Теперь все книги проходили его собственную цензуру и, как правило, подвергались одному критерию – степени ветхости. Чем дряхлее и тоньше были страницы, тем более высоким становился их шанс попасть на полку.

Но, увы. Несмотря на все ухищрения, в помещении библиотеки обитали только пыль и тишина. Ну и библиотекарь – милая старушка, засыпающая за стойкой.

Бесспорный выбор, но для пущей конспирации я расположилась в дальнем углу, рядом с разделом: «Мифы и легенды древней Румынии». Желающих проверить подлинность существования вампиров в старшей школе Фоксдейла не находилось.

– Глянь-ка, Рок, королева похмелья собственной персоной.

Я едва не подскочила от неожиданности.

Через один стеллаж от меня стояли двое парней. Кажется, они оба играли в футбольной команде, и мы вместе ходили на английский. Их я отнесла к распространителям новостей. Нарочито выразительным шепотом они обсуждали рядом со мной тормозной путь автомобиля на мокрой дороге.

Но теперь они не говорили обо мне. Всё их внимание приковал вид за окном. Я быстро оглядела пейзаж. Обычная зима в Фоксейле. Снегопад прошёл, на смену ему припустил ледяной дождь, отчего мой обычный путь до дома увеличится втрое. Сугробы величиной с человеческий рост и аномальные морозы. Для меня они пахли хвоей, колючими иголками инея и талым снегом. Но я все равно не любила зиму.

Но сегодня типичный вид заснеженного Фоксдейла разбавила вполне нетипичная картина. Только если подросток с похмелья – обыкновенная история в вашей школе. В этом городе мы все были под колпаком. В ожидании новостей сосед следил за соседом, родитель за ребенком, одноклассник за одноклассником. Нужно же было хоть как-то утолять информационный голод.

Джорджина Клэр – одновременно главный источник сплетен, головная боль директора Нортона и заклятый враг Эйприл неловко разместилась на уличной скамейке, уже припорошенной ранними осадками. Явно не в себе, она завалилась на один бок, подперев спиной деревянные балки.

Блестящая, угольно-черная копна волос спутанными сталактитами обрамляла заострившееся лицо. Дорогая, но изрядно помятая одежда мало соответствовала сезону. Хлопчатобумажная рубашка, тонкое, кашемировое пальто и полусапожки на шпильке. Бездонные, ещё вчера карие, а теперь цвета полопавшихся капилляров глаза с подтеками туши и подводки. Дыхание рваное и прерывистое.

Джо регулярно влипала в неприятности. И чаще всего они имели не совсем легальный характер. Нарушение комендантского часа, похмелье на уроках, курение и распитие алкоголя в школьных туалетах. Девушке не раз грозили отчислением. И ни разу это не срабатывало.

В прошлом году, следуя авторской программе исправления трудных подростков, директор пытался запихнуть Джорджину в комитет. Но встретил неожиданно яростное сопротивление Эйприл. С пеной у рта подруга утверждала, что комитет – не рехаб, и бороться с чужими зависимостями она не собирается. Тогда мы поддержали её, но сейчас я сомневалась, что выбрала бы ту же позицию.

Эйприл ненавидела Джо. Ходили слухи, что когда-то девушки были закадычными подругами. Росли вместе, вместе отмечали дни рождения, ходили в одну школу и жили по соседству. В Фокслейл они тоже переехали вместе. А вскоре после переезда, встретили одного парня, но он предпочел Джо. В один день заклятые друзья стали заклятыми врагами. Вернее, врагом обзавелась только Эйприл. Джо же делала вид, что не замечает в свою сторону взглядов, мечущих молнии.

– Ставлю пять баксов, она явно под кайфом. – Вступил в спор Рок.

– Слышал, вчера у нее была вечеринка.

– По какому поводу?

– А ей нужен повод?

Парни в унисон рассмеялись. От этого их грязные сплетни стали ещё противнее.

– Наверняка, папочка не купил очередную дизайнерскую побрякушку. Или не угодил с цветом машины.

– Как-будто он знает, какой цвет она любит.

Смех перешёл в хриплое карканье.

– Рэй, шевелись, в меню сегодня острые крылья. Не хочу снова разглядывать пустой поднос.

– Не ной, старуха Гилморт дала мне всего день на доклад. Иначе неуд. И плакал мой весенний выезд. Нашел. Пойдем, мы ещё успеем в столовую.

Они ушли. А когда я повернулась к окну, Джо уже исчезла. Я не интересовалась её биографией, это сошло бы за предательство. Эйприл однажды обмолвилась, что Джо живет с отцом. Очевидно, в их отношениях не всё гладко. Только почему меня это волнует?

Ленч почти закончился. Я торопливо дожевывала тушеную морковь, когда прямо за стеной послышались новые голоса. Целая череда новых голосов во главе с Эйприл.

С двумя вещами школьная администрация никак не желала бороться – качество образования и отвратительная звукоизоляция. Я придвинулась к стене. Прижиматься было необязательно. Библиотеку и комитет разделяла искусственная перегородка из гипсокартона. Её возвели прошлым летом, когда директор передал часть библиотеки в дар комитету.

Высокие окна, светлый ковролин, запах бумаги и типографской краски – просто мечта после крошечного, подсобного помещения, бывшего пристанища грязных швабр и лимонного моющего средства. Теперь в комитет попадал кислород, а в кабинет помещалось больше двух человек за раз.

– Итак. – Раздавать команды у Эйприл всегда получалось лучше всего. – Напоминаю всем, что до зимнего бала осталось две недели. Пройдемся по ключевым моментам. Хизер и Лили, у нас есть три дня на триста восемьдесят четыре ледяные капли. Соберите всех свободных учащихся, нам пригодятся лишние руки. Итан и Оливер, на вас декорации. Хлои, текст для радиооповещения нужен к четвергу…

– Но этим всегда занималась Мел. – Возразила девушка. Она была одной из немногих в комитете, с кем у меня сложились по-настоящему дружеские отношения. – Кстати, как она? Не собирается возвращаться?

Воцарилось неловкое молчание.

– Насколько мне известно, Мел всё еще восстанавливается. Сейчас ей точно не до комитета. Её обязанности временно выполняет Эмбер, по всем вопросам можете обращаться к ней. – Отозвалась Эйприл.

Так-так. Это уже не удар под дых, а полный нокаут. Первой мыслью было ворваться в комитет и при всех обличить ложь Эйприл. Но зная, как ловко подруга уворачивается от обоснованных обвинений, я рискую стать всеобщим посмешищем.

Собирая вещи, я думала лишь о вечерней вылазке с Карин. Вот кому я могла бы выговориться. Но сегодня меня раз за разом преследовали неудачи. Подруга встретила меня на парковке с самым виноватым видом. Она неловко переступила с ноги на ногу и бросилась ко мне на шею.

– Мел, извини, поездку придется отменить. Звонил Дерек, просил приехать. Кажется, там что-то серьезное. Может, мы перенесем девчачьи посиделки на завтра? Позовем Эйприл, втроем будет ещё веселее.

Мне не хватило духа признаться в том, что я скорее спущусь к гремучим змеям, чем соберусь куда-то с «лучшей» подружкой. По сути, для меня не было разницы. Вместо этого я бодро кивнула.

– Конечно, нет проблем.

Карин просияла.

– Отлично. Давай, я подкину тебя, а после сразу поеду. Навигатор показывает час, а Дерек просил приехать как можно быстрее.

На обратном пути Карин развила обычно запретную для себя скорость. А я предвкушала очередной долгий, одинокий вечер.

Я сильная. Но, кажется, я не справляюсь.

Глава 10

Не тут-то было. Не успела я переступить порог, как телефон завибрировал. Ещё не взглянув на экран, я почувствовала неладное. И не прогадала. Ни дисплее высветилось знакомое имя.

– Тетя Нелли, рада вас слышать. – Впервые за четыре с половиной года, добавила я про себя.

– Амелия, дорогая, я хотела поговорить с собой. – Если бы я рискнула конспектировать тётину речь, знаки препинания пришлось бы расставлять самостоятельно. Нелли говорила много, быстро и взахлеб. – Сегодня я звонила твоей матери, и меня очень беспокоит её состояние. Ей очень нужна твоя помощь.

– Я понимаю, тётя, но что я могу поделать? Нельзя помочь человеку, который этого не хочет.

– А ты постарайся. Нужно отвлечь её от тягостных мыслей. Эллен сейчас непросто, после того как Томас… Ох, Томас. – Она всхлипнула, а я впилась в губы зубами. – Но нам нужно держаться вместе. Если Эллен захочет, она всегда может приехать к нам. Погоди, у меня тут списочек увлечений. Может, твоей матери что-то приглянется. – В трубку ворвался сначала писк, а потом целая какофония звуков. Детский плач, блеяние овец, лай собак. По наследству тёте досталась ферма родителей – та самая, на которой прошло всё моё детство. Но она не очень-то умело справлялась с хозяйством. Один бог знает, какой процент скота разбежался от нее за это время.

Нелли засуетилась.

– Не переживай, тетя, я что-нибудь придумаю.

На самом деле я совсем не хотела думать, под каким предлогом буду зазывать маму на танцы или пилатес.

– Вот и ладненько, договорились. Кстати, как ты себя чувствуешь? Прости, что не заглянула в больницу… Лесли, хватит жевать песок… эти поезда – ну, просто катастрофа… Шелби, немедленно выпусти жуков из банки, они ядовитые. И не вздумай пугать ими сестру! … Дорогая, прости, мне уже пора. Береги себя.

В ухо понеслись отрывистые гудки. Я так и замерла с мобильным в руке. После каждого подобного разговора голова гудела, как после удара молотком по железному ведру.

Мама была дома. Я поняла это по запаху замороженных вафель и травяного чая. Не трудно догадаться, где я могла её найти. Уже собираясь постучать в дверь её спальни, я услышала мамин голос. В нем одновременно слышалось и раздражение, и переживание. Второй раз за день я поддалась любопытству и прильнула к открытой скважине.

– Миранда, не нужно объяснять мне очевидные вещи. Я все прекрасно понимаю, дело отдадут Стивенсу, если мы продолжим в том же духе. И я делаю все возможное. Ладно, поговорим завтра, я подготовлю документы.

Миранда – коллега и правая рука моей матери. Вчерашняя выпускница, слишком кроткая для нотаций. Если она решилась поучать мою мать, значит у них серьезные проблемы.

Телефон с грохотом обрушился на станцию. Я досчитала до двадцати, глубоко вдохнула и несколько раз стукнула по косяку. Тишина. Аккуратно приоткрыв дверь, я заглянула в мамин кабинет. Маму я заметила не сразу, глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку. Она стояла у окна спиной ко мне и не сразу обернулась на мой голос. На сгорбленную спину накинута шерстяная шаль, хотя в комнате даже по моим меркам жарковато.

– Привет, мам.

Её кожа казалась полупрозрачной, с нездоровым землистым оттенком. В уголках глаз разбежалась в стороны россыпь новых морщин.

– Амелия. Я же просила тебя больше не надевать этот свитер. Отвратительная вещица, совершенно тебе не подходит. – Мама скривилась и устало опустилась в рабочее кресло. – Ты что-то хотела?

Я проигнорировала очередной выпад в сторону моего гардероба и уселась на край кровати прямо напротив неё.

– Да. То есть нет. В смысле, не совсем. Звонила тетя Нелли и…

– А, всё ясно. Ты тоже решила прочитать мне лекцию о здоровом образе жизни?

– Нет, просто хотела узнать, как твои дела. Может, нужна какая-то помощь?

– Всё в порядке. И будет в порядке до тех пор, пока никто не сует нос в мои дела. Что-то еще? У меня много работы. – Для пущей убедительности она похлопала по плотной стопке бумаг.

Ей хуже, чем тебе. Держи себя в руках – повторяла я про себя.

– Просто мы подумали, тебе стоит отдохнуть, сменить обстановку.

– И куда же ты планируешь меня отправить? На ферму к тете Нелли? Спасибо, как-нибудь в другой раз. Я не собираюсь пересекать половину страны, чтобы копаться в грязи.

– Ну хорошо. Не к тете. Куда-нибудь еще. Я достаточно самостоятельна, чтобы неделю пожить одна.

– О твоей самостоятельности я наслышана. – Мама сцепила пальцы в замок. – Жаль только, она всегда проявляется невовремя. Кто будет работать, если я уйду в отпуск? На что мы будем жить?

Держи себя в руках. Держи себя в руках.

– Но ты же знаешь, что всегда можешь ко мне обратиться? – Ироничное дежавю. Сегодня с утра я была по ту сторону идентичного диалога.

– Приму к сведению. А ты пока выброси этот свитер. И в следующий раз собери волосы, так будет опрятнее.

Мысленно я хлопнула себя по лбу. На что я только рассчитывала? Знала же, ничего не выйдет.

Черкнув Нелли короткое сообщение, я получила в ответ грустный смайлик. В комнате я переоделась в домашнюю футболку и старые, тренировочные штаны, в которых когда-то ходила на физкультуру. На коленке проступало застарелое, жирное пятно, но для генеральной уборки было в самый раз. Я сунула руку в дырявый карман.

За работой мама с успехом сбегала от реальности. Для себя я подобного утешения не нашла, поэтому хваталась за любое дело. Вот и сейчас, воткнув в уши наушники и вооружившись моющим средством, я ползала по кухне, оттирая стыки и полируя плитку. Удовлетворенно оглядела результат своих трудов и взялась за шарлотку. С выпечкой у меня никогда не ладилось. Полчаса спустя шматок теста с яблоками отправился в мусорное ведро, а я еще раз помыла пол.

Я перемещалась из комнаты в комнату. Села за домашнюю работы, разобрала шкаф, закинула отвергнутый свитер на дальнюю полку к таким же трикотажным изгоям. Остановиться означало дать волю жалости к себе. А этого я не хотела.

Вконец обессиленная я рухнула в папино кресло – единственное послабление, на которое мама была готова.

Она постаралась на славу. Дом, внешне ничем не отличающийся от братьев-близнецов на улице, внутри зиял пустотой и всё еще отдавал нотками хлорки. Опустели шкафы и книжные полки, со стен пропали фотографии, а со стеллажей статуэтки ручной работы. Пустота внутри меня и вокруг.

По вечерам, когда в спальне матери гас свет, я в компании одноухого пса-ночника подолгу смотрела в окно. Оно выходило как раз на задний двор и захватывало одну стену папиной мастерской. Я знала, что именно там хранятся папины вещи, но так и не нашла в себе сил туда заглянуть. Я смирилась со многими вещами в своей жизни, но никак не желала мириться с тем, что целая жизнь свелась к вороху пыльных коробок, сваленных на пол заброшенной хижины.

Когда уходят близкие, мы начинаем видеть их в мелочах, в самых обыденных вещах. Ищем знаки, пытаемся поддерживать контакт. Мама говорила с отцом через побитые кружки и выстроенные в ряд магниты. Мне досталось его кресло.

Глядя на то, как разверстая пасть сгущающихся сумерек медленно поглощает верхушки вековых елей я вдруг вспомнила давно забытые строки. «Познавший смерть никогда более не познает покоя» – было нацарапано прямо посреди абзаца про погребение фараонов в Древнем Египте. Для пущей внушительности надпись была дважды обведена жирным курсивом.

Но мне было двенадцать. До конца последнего урока оставалось каких-то двадцать минут. А после – весенние каникулы. Сидя за последней партой, я обводила отблески солнечных зайчиков, прыгающих по тетрадному листу. Все мои мысли были о предстоящих танцах с Ренди Кеннетом и синем платье с драпировкой, отложенном мамой в магазине. И мне уж точно не было никакого дела до заумных фразочек и неугомонной миссис Саммерс, размахивающей руками перед картой.

Но теперь я понимала. Так хорошо, что ощущала кожей каждый подкрученный символ. Стоило признать суровую истину. Смерть никогда не отпускает просто так. Она оставляет рваный шрам. И затягивать его мне предстояло самой. Мне больше не к кому было обратиться.

В ту ночь я впервые спала без сновидений. А наутро получила сообщение от Эйприл. Комитет больше не нуждался в моих услугах.

Глава 11

Под ухом мерно гудел работающий на пределе кондиционер. Июнь выдался исключительно жарким. Как когда-то октябрь, он обрушился на жителей всей мощью неутомимого антициклона. Город оказался к такому не готов.

– Поговорим о твоих друзьях.

Я не торопилась открывать глаза. Зачем? Обстановка досконально изучена и, увы, совершенно не меняется. Комната – ровный квадрат три на три. Недостаточно просторная для дебоша, достаточно тесная для поддержания непрерывного, зрительного контакта. Больше смотреть было не на что. А как известно, прямой взгляд – хлеб насущный любого шарлатана.

Сливочный ковер и гладкий, песочный паркет, на котором никогда не скапливалась пыль. Выбеленные стены, оштукатуренный потолок с одинокой лампочкой. Книжные полки, старомодный музыкальный проигрыватель и ровный ряд дипломов и похвальных писем. Пожалуй, всё. Не сурдокамера, но и не уютная гостиная у бабушки. Никто из нас не должен был почувствовать себя как дома.

– И что с ними?

– Это я и хочу выяснить. Расскажи, как складывались ваши отношения в последние месяцы.

Я старалась смотреть сквозь неё. Мы – запертые за высоким ограждением, поневоле начинаем верить в мистику и суеверия. Не брать четный стаканчик с лекарством, не подниматься на пятый, закрытый этаж после шести вечера, не ступать западнее главного входа и ни при каких обстоятельствах не задерживать взгляд на ней. Подобно Горгоне, она была способна превратить здорового человека в живого мертвеца.

Ни разу за свою недолгую жизнь я не видела подобных глаз. Поддернутые мутной пленкой, с бездонными зрачками. В них могла бы поместиться целая вселенная, но бурый венчик обрамлял лишь пустоту. Меня подмывало спросить, не линзы ли это, но я так и не решилась.

– Мы не особо-то много общались. Экзамены, подготовка к поступлению в колледж. Ну, вы понимаете.

– Только в этом вся причина? – Она чуть подалась вперед, я как по команде отпрянула назад. Между нами тянулась незримая нить. Конечности сплетались, движения одного подхватывали и продолжали позы другого. Четкий ритм, никаких отклонений. Прямо-таки извращенный танец.

Я покачала головой.

– Не знаю, трудно судить. Для меня – да, а что творится в головах других – не моя проблема.

– Как ты считаешь, могла ли авария сыграть свою роль?

Я считала, что моё состояние стабильно. Считала, что неплохо справляюсь. И уж точно не считала, что моё место здесь. Но вот она я, в смирительной пижаме, со стаканчиком препарата наперевес, напротив человека, наигранно изображающего сочувствие. Очевидно, мало кого на самом деле волновало, что именно я считала.

– А причём здесь авария? Моё сознание в норме, язык на месте. – Я развела руками в стороны. – Никаких проблем с коммуникацией.

– Твое сознание, может быть, и в норме. А вот подсознание… – Мы тянули словесный канат, и преимущество оказалось на её стороне. Так случалось всякий раз, стоило ей ухватить меня за язык. – Давай попробуем посмотреть глубже.

– Рано или поздно мы всё равно перестали бы общаться. Новый этап, взрослая жизнь, всё такое.

– Новое не обязует рвать с прошлым.

– Да, но это происходит само собой.

– Случаются исключения.

– Ой ли? И много таких случаев вы знаете? – Смакуя неловкую паузу, я мысленно сравняла счет.

– Возможно, твой случай – один из них. Поразмышляем. Трудный период в жизни, который, казалось бы, должен был сплотить, вместо этого вгоняет глубокий клин между лучшими друзьями. Это могло задеть тебя гораздо сильнее, чем ты думаешь. Уверена, ты очень рассчитывала на их поддержку.

Я прекрасно выучила правила игры. Увещевающий тон, едкие благовония и усыпляющая музыка – всё это доверительная бутафория, мираж, которому нельзя верить. Правило, написанное кровью – не распространяться или говорить то, что не имеет значения.

Неосознанно, я пустила её куда глубже. И мы поняли это одновременно. Эту битву я проиграла.

Узкие носы новых, купленных на скромные карманные туфель до судорог стискивали пальцы ног. Каблуки гулко стучали по фигурной, каменной кладке. Каждый шаг отдавался нестерпимой болью в лодыжках и ступнях. Не замедляясь, я стянула ненавистную обувь.

Я шла, часто моргая, чтобы справиться с рябью в глазах. Пол редкой волной разбегался под ногами. Я только что вырвалась со званого ужина в домике Барби и чувствовала острую необходимость оказаться как можно дальше от гремящих фанфар, фальшивых улыбок и фиолетового.

Теперь, я, пожалуй, никогда не смогу смотреть на него спокойно. Пурпурные скатерти и накидки на стульях, лавандовая материя над сценой и сиреневая посуда. В одном спортивном зале был собран весь золотой фонд фиолетового. Подруге пришлось перевернуть с ног на голову весь город.

Эйприл расстаралась. Превратила уютный вечер в поддержанный королевский приём. Выборы королевы вечера, подумать только. Подруга могла бы сразу вписать в бюллетени своё имя.

Голые ступни нащупали прогнившие половицы. Я добрела до заброшенного отсека школы – некогда доставшегося ей от здания городской администрации. Поначалу директор честно пытался реконструировать запущенный отросток. Стены отделали кирпичными панелями, увешали фотографиями в бордовых и синих рамках. Щербатые, деревянные рамы заменили пластиковыми, восстановили на стёклах вековые фрески.

Но рвение закончилось одновременно с бюджетом, и коридор постепенно превратился в ничем не огороженную дань минувших лет. Здесь всегда было сыро, злорадно завывали сквозняки и скрипели доски. Забредших сюда преследовало мрачное предчувствие чего-то плохого, так что ученики старались менять маршрут, предпочитая обходной путь через второй этаж.

Сейчас это было мне на руку. Я нащупала рукой колонну и глубоко вдохнула свежий, морозный воздух. Ничего общего со спертой, разгоряченной смесью дешевого одеколона, пота и лосьона после бритья. Широкий подоконник давал возможность полностью вытянуть ноги. Я помассировала измученные конечности. Целый вечер на высоких каблуках – это уж слишком.

Время близилось к десяти. Лунный свет очерчивал фрески, отражаясь на стенах причудливым, рельефным узором. Я прижалась щекой к ледяному стеклу, прикрыла глаза. Расслабиться не получилось. В следующее мгновение коридор наполнился звуками чистейшего негодования. Я была здесь не одна.

– Не смей указывать мне, как реагировать! Это ты сваливаешь на Рождество, и ты оставляешь меня в праздники совсем одну. А хотя, знаешь, плевать! Уезжай, я прекрасно обойдусь без твоего участия. Впрочем, как и всегда. Спасибо за испорченный вечер, папочка.

Швырнув мобильный в сторону, она схватилась за сумку и принялась рьяно вытряхивать её содержимое. Отступив при этом в проход, чем окончательно отрезала мне путь к отступлению. Складки на её черном платье шуршали при каждом движении. Джо сорвала с шеи массивное колье и дернула за оконную ручку с такой силой, что чудом не вырвала её целиком.

В воздух вырвалось серое облако табачного дыма. Более подходящего места для вредной привычки в школе не найти. Как и не найти более пожароопасной обстановки. Одна искра, и трухлявые доски займутся в считанные секунды. Думаю, директор только этого и ждал. Не пришлось бы платить за снос.

Джо затянулась, губы её перестали дрожать. Но девушка явно была не в себе. Я вжалась в стену и притаилась, пожалев, что теплый кардиган остался в зале. Прохудившиеся стены пропускали острые иглы морозного воздуха. Я не чувствовала половины тела.

За моей спиной, тем временем, разворачивалась сцена, которой ещё не видел Фоксдейл – на лице Джорджины Клэр проступили человеческие эмоции. До сих пор я видела лишь две – меланхолию и скепсис. Но теперь по бледной коже одна за другой бежали крупные капли, блеснувшие в свинцовых бликах. Сквозь плотно сжатые зубы со свистом вырвался воздух. Джо злилась на себя за слабость.

Я запаниковала. Что делать? Пройти мимо и сделать вид, что ничего не происходит? Попытаться завести разговор? Проклятье, я даже не должна была видеть эту сцену. Стыдно признаться, но завидев человека вроде Джо на улице, я развернусь и пойду в обратную сторону. А теперь мы здесь. Вдвоем в запустелом коридоре, вдали от малейших признаков жизни.

Всё закончилось так же стремительно, как и началось. Джо вцепилась в запястье и с силой стиснула пальцы, задышала глубоко и ровно. Минута, и я вновь увидела знакомую маску равнодушия. Единственным свидетельством остались влажные следы, расплывшиеся по подолу.

Не поворачивая головы, она бросила:

– Не стоит оставлять улики на видном месте. Тебе ещё есть, чему поучиться.

Я опустила глаза и увидела то же, что и она – пару отвратительных, баклажановых лодочек, небрежно скинутых у стены.

Выходит, Джо с самого начала знала, что я здесь. Переживания она доверила мне раньше, чем решилась на первый разговор. Я стряхнула оцепенение и выглянула из-за бокового откоса. Девушка стояла, прислонившись спиной к подоконнику и докуривала вторую сигарету. В руках она держала смятую пачку и тушь для ресниц. Да она настоящий гуру самоконтроля. Мне стоит взять парочку уроков.

Вместо этого я подхватила с пола туфли. Натянуть их на распухшие ступни не представлялось возможным.

– Вообще-то мне уже пора. Я, эм, не хочу опоздать на церемонию награждения.

Джо рассмеялась. Рвано, хрипло. Не всё можно замаскировать косметикой и напускной дерзостью.

– Ты думаешь, что результат тебя удивит? Дай ей волю, и мы бы весь вечер плясали вокруг её монумента.

Джо не уточнила, о ком именно говорит. На удивление, я поняла её и без этого. И не могла с ней поспорить. Она повертела в руках пустую пачку и бросила её в сумку.

– Без обид, но праздник в этом году – полнейшая ересь. Мои вечеринки в начальной школе могли бы дать ей фору.

– Ты, наверное, не в курсе, что я больше не в комитете. Но я передам твоё мнение организаторам. – Несмотря на показательную браваду, я услышала затравленность в собственном голосе. И понадеялась, что это укрылось от неожиданно проницательной Джо.

Задумавшись, она перекатывала между пальцев декоративный, металлический шарик, пришитый к её платью. Девушка в который раз наплевала на правила, и в этот раз сделала это сногсшибательно. Черное платье-футляр без бретелей с акцентом на поясе из драгоценных камней удивительно хорошо подчеркивало её фигуру

– Да, я что-то об этом слышала. – Наконец, ответила она и тут же нахмурилась, перехватив мой удивленный взгляд. – Эй, не нужно так смотреть. Знаю, здесь все считают, что моя душа в пожизненной аренде у дьявола. Мне, может и плевать на местные сплетни, но я не слепая. Прекрасно видела распад великолепной четверки.

Мнение Джо меня задело. Почему-то сразу захотелось её переубедить.

– Ты ошибаешься.

Она была совершенно права.

– В таком случае у всего зала коллективные галлюцинации, ведь сегодня ты, кажется, сидела прямо передо мной.

Мои отношения с Эйприл были очевидной темой, которую я продолжала избегать. Мы почти не говорили после того злосчастного сообщения. А если я и пыталась завести разговор, то наталкивалась на глухую и нравоучительную стену: «я делаю это ради тебя».

По правде говоря, моё место было уже занято. Эмбер Уилсон всё чаще подсаживалась к нам на ленче, и они с Эйприл о чём-то оживленно беседовали. Сначала совместными перерывами начала пренебрегать подруга. А вскоре неотложные дела появились и у Джеффри. За шумным столом стало показательно тихо.

Сегодня я удосужилась лишь короткого кивка. Подруга была в ударе. В корне поменяла концепцию праздника: пронумеровала столы, заморочилась с рассадкой и даже вытолкала на сцену директора с торжественной речью, которую предварительно написала сама.

Весь вечер Эйприл величественно вышагивала по залу в сопровождении личной тени в неприлично пышном платье с шифоновым шлейфом и выискивала подтверждения того, что её организация куда лучше моей.

Джо, следящая за выражением моего лица, скривилась. Может, из-за того, что я видела её слезы. Может, из-за того, что она позволила мне увидеть себя настоящую, любые ужимки девушки стали казаться мне более живыми. Почти дружескими.

– Можешь не продолжать. Она в своем репертуаре, знаю по себе лично.

И тут же добавила.

– Знаешь, мне очень жаль.

– Не стоит. Меня вовсе не задевает пренебрежение Эйприл.

– Я не об этом. – Перебила Джо.

– А о чём?

– О ком. О твоём отце.

Все органы разом сотряслись от ощутимого тычка. Я сжалась, пытаясь удержать болезненный вздох. Так случалось всякий раз, стоило кому-то заговорить об отце. Внутренняя стена давала отпор чужим размышлениям.

Девушка перевела взгляд на бархатный покров снега. Теперь она была не здесь и говорила не со мной:

– Пусть окружающие думают, что хотят. Мне, действительно, жаль. Я знаю, какого это. И ты отлично держишься. Гораздо лучше меня.

Она выпалила это на одном дыхании, и я впервые встретила её прямой взгляд. Горький шоколад на гладкой, кремовой коже.

– Хотя любой справился бы лучше. Я уж точно не пример для подражания.

Проехавшая мимо машина осветила коридор фарами. Вспышка – не световая. То был проблеск понимания, и я увидела картину с другой стороны. Я видела собственное отражение, спрятанное за гримасами и безучастностью. Я прятала эмоции за напускным дружелюбием, пытаясь незаметно отломить каждому кусочек боли. Джо не планировала делиться, скрываясь за бравадой и безразличием. Она – профессиональная лгунья, не подпускающая людей ближе обозначенной черты. Она – это я.

Вот почему Джо воспитывалась отцом и нуждалась в двойном размере любви и внимания. Вот почему никто не видел её мать. От полученной информации закружилась голова.

Голос, чересчур громкий и бойкий для этого места донесся откуда-то издалека и разрушил доверительную атмосферу. Зеркало рассыпалось.

– Мел, вот ты где, я обыскал всю школу. – Оценив обстановку, Уэс замолчал и потупился. – Э-э, я вам помешал?

– Всё в порядке, я уже ухожу. – Джо рывком смахнула в клатч все вещи и направилась обратно в главный корпус. Уэсли пропустил её и слегка вздрогнул от непривычной близости. Я знала его достаточно, чтобы понять – друг шокирован и едва держится на месте.

Неловкость не обошла и Джо. Она придвинулась вплотную к другу и лукаво улыбнулась.

– Кстати, я устраиваю вечеринку по случаю Рождества. Приглашаю, подробности вышлю чуть позже.

Я рассеяно кивнула. Совместная вечеринка с Джо. Мне проще прилюдно надавать Эйприл оплеух.

– Возможно, меня не будет в городе. Мы планируем поездку к родственникам.

– Окей, но сообщи заранее, хорошо? Кстати, в приглашении значится «плюс один». – Она подмигнула то ли мне, то ли Уэсу. Очевидно, друг подключил все резервы своего самообладания, чтобы не среагировать.

– И последнее. Сожги это платье. Более уродской вещи я в жизни не видела.

– Мама бы с тобой поспорила, – пробормотала я, вспомнив многострадальный свитер. Она этого не услышала. Не сказав больше ни слова, Джорджина скрылась на лестнице. Через минуту шаги стихли, и мне стало казаться, что произошедшее – плод моего воображения. Уэс, раскрывший рот от удивления и шлейф коллекционного парфюма говорили об обратном.

– И что это было? – Протянул он.

– Ты о чём?

Уэс подал мне руку и, поморщившись, я обулась.

– О вашей задушевной беседе с Джорджиной Клэр. Я чего-то не знаю, и вы стали лучшими подругами? Или где-то здесь портал в параллельную вселенную?

– Не говори ерунды, мы просто перекинулись парочкой слов.

– И она просто пригласила тебя на вечеринку. Джо неправа, платье довольно миленькое.

– Оно фиолетовое. – Вздохнула я, чувствуя себя полнейшей идиоткой.

– Я вижу, и что?

– Фиолетовый – не мой цвет, а кружево выглядит убого. Всё ради дурацкого дресс-кода. Я – жертва формальностей.

– По-моему, это ты говоришь ерунду. Пойдём, нужно успеть добраться до кафе.

– Ты разве только что не оттуда?

– Ты совсем не следишь за новостями? На Фоксдейл движется ураган. У нас не больше получаса, чтобы убраться отсюда. Если, конечно, не хочешь ночевать в женской раздевалке.

Я поджала губы. Пока ничего не предвещало катаклизмов, но Фоксдейл славился своей переменчивостью больше, чем скоростью сплетен. Подумав, я ухватила крепче его руку. Что угодно, лишь бы поскорее переодеться.

– Ладно, пошли. Но напомни мне позже сжечь вместе с платьем эти орудия пыток.

Глава 12

– Знаешь, я всё ещё считаю, что это плохая идея. – Пробурчал Уэс, одергивая края классической жилетки. Несмотря на своё недовольство, друг принарядился. И даже отгладил рубашку.

Его коллега и по совместительству мой вынужденный знакомый – Лиам вызвался подработать водителем. Двигатель новенького кроссовера заглушал его непрекращающуюся болтовню.

– Знаю, ты ведь не устаешь мне об этом напоминать.

– Если хотите знать моё мнение, то я польщен местным гостеприимством. Мы с вашей Джо даже не виделись, а уже празднуем Рождество вместе.

Сколько его знала, Лиам будто существовал в состоянии хронического подпития. Чуть осоловевший, конвульсивный и гиперобщительный. В первый же вечер парень исчерпал лимиты моего расположения.

– Вообще-то не хотим. Тебе просто повезло напроситься. – Уэс испытывал к напарнику необъяснимую, но вполне очевидную неприязнь.

Но теперь он был прав. Тот ураган не был преувеличением синоптиков. Но целую ночь Фоксдейл оказался во власти неудержимой стихии. В первый час отключили свет, потом пропала связь.

Ветер колотил по крышам, стучал в окна. Сгущались и чернели грозовые облака, непроглядная стена дождя размывала линию горизонта. По сторонам летели комья снега. К десяти гидрометцентр объявил в городе чрезвычайное положение. Горожан призывали не покидать дома и срочно искать надежное укрытие. К полуночи в приемном покое больницы случился коллапс.

Ночь выдалась долгой и сложной. Единственный источник света – ароматические свечи с тошнотворно-химическим ароматом яблок, единственное развлечение – старый, барахлящий радиоприемник.

Пытаясь справиться с волнением, я водила ладонью над подсвечником. Пламя трепыхалось и вновь разгоралось.

– Не переживай. Здание, хоть и старое, но выдержит. Здесь мы в безопасности.

Уэс выглядел чересчур довольным для ситуации. Его приподнятое настроение хоть и изумляло, но успокаивало. Он не понимал. Я не боялась за себя. На удивление, я даже смогла расслабиться. Я думала о маме. Смотрела на так и оставшееся непрочитанным сообщение и молилась, чтобы ей хватило ума не бросаться на мои поиски.

– А ты чего такой довольный? Как же твоя бабушка?

– Поверь, ей там куда интереснее, чем нам. Сегодня же вечер преферанса. Будут играть в карты, пить джин и обсуждать поправки в конституцию.

Лиам появился на пороге неожиданно. Ввалился на ступени, как никогда похожий на Веснушку – садового гнома моей соседки миссис Стью. Она единственная зимой не убирала декор, и вся братия стояла – печальная, обмороженная и занесенная снегом по самые кончики ярких колпачков.

– Эй, разве ты не должна за меня вступиться? Мы вроде как земляки. – Беззлобный Лиам никогда не парировал всерьез.

Его переезд был до боли исписанным сценарием. Карьерные перспективы отца, смена оживленного Бостона на инертный Фоксдейл, скука и беспросветное одиночество. Мне было бы жаль его, не будь он такой занозой.

Та ночь прошла на узкой кушетке, с коленями, подтянутыми к подбородку под протяжные завывания ветра и недовольное бормотание парней, проваливших единственную попытку соорудить из пледов и декоративных подушек подобия спальных мешков.

– Давай отнесемся к этому, как к эксперименту. Может, всё пройдет удачно.

– Давай, ведь ты так и не рассказала мне о том, как же так получилось. Один разговор и Джо зовет тебя к себе. Вы годами даже не общались.

Я не стала делиться с Уэсом подробностями нашей задушевной беседы. Он и так не мог до конца поверить в то, что видел.

– Я уже говорила, не имею ни малейшего понятия. Можешь спросить у нее сам, если хочешь.

– А Эйприл? Как она отреагировала?

Я не считала нужным ей рассказывать, но не учла, что кто-то может сделать это за меня. Улучив момент за ленчем, Джо передала мне записку со временем и адресом. Я знала, где она живет, как и любой другой в этом городе.

Джо было об этом известно. Но она не смогла отказать себе в удовольствии прилюдно ткнуть Эйприл в несовершенство её дружбы.

– Можешь спросить и у неё. Видишь, как много тем для начала разговора.

– Хорошо, ну а мама? Неужели отпустила тебя одну на всю ночь?

– Не одну, а с тобой. И вообще, ты решил наняться к ней в помощники? Кандидатура уже занята.

– Считаю спор оконченным. Мы уже приехали.

Тропинка до крыльца, как взлётная полоса самолёта, была заставлена уличными фонариками. В качестве извинений последние недели Фоксдейл утопал в солнечном свете. Воздух разогрелся, кое-где подтаял и сошёл снег, обнажив пожухлую траву. Пользуясь подвернувшейся возможностью, я надела юбку и не стала накидывать на пиджак зимнюю куртку.

Джо встретила нас у входной двери в серебристом, переливающемся платье и босоножках на шпильке. Я колдовала над образом не один час, но мой сдержанный, твидовый костюм тут же потерял несколько очков.

Сдержанно пожав протянутую руку Лиама, Джо пропустила нас внутрь.

– Рада, что вы смогли заглянуть. Повеселитесь.

Минув узкий коридор, мы оказались в гостиной. Уэс сдавленно присвистнул. Типовой снаружи, внутри дом Джо был жемчужиной викторианской эпохи. Настоящая фамильная усадьба – арочные своды, сплошь мрамор, резьба и тисненные орнаменты. Глаза разбегались, как на исторической инсталляции. Я бы так и стояла, раскрыв от удивления рот, если бы не Лиам, закинувший руки нам на плечи.

– Слушайте, а здесь не всё так плохо. Может, у этого городишка ещё есть шанс.

Перед нами простирался импровизированный танцпол. В качестве границ – тканный ковер ручной работы. Мы приехали вовремя, но половина гостей уже была изрядно пьяна. Люди были повсюду – сидели на подоконниках, сгружались на диваны, опирались на комоды. Пахло сигаретами и алкоголем.

Час спустя, ошалев от бешенного ритма, я отправилась бродить по дому, в поисках уединения. Не так плохо обнаружить в себе интроверта с задатками социофоба. Плохо – сделать это в разгар вечеринки.

В этом доме явно не знали финансовых затруднений и испытывали огромные проблемы в отношениях. Никаких семейных снимков – на стенах настоящие произведения искусства, оригиналы в позолоченных рамах. Из хрупкого фарфора лилось пиво, на застекленной витрине с коллекцией портсигаров ручной работы виднелся след незадачливого взломщика, шёлковая обивка мебели была затерта грязными, грубыми подошвами.

Почти поучаствовав в массовом побоище, я проскользнула в приоткрытую дверь. Ирония судьбы, комната принадлежала Джо. Я тут же попятилась, запуталась в собственных ногах, оступилась и обвалила на пол целую стопку бумаг.

Тихо выругавшись, я принялась наводить порядок. И обнаружила, что рассыпаны не бумаги, а фотографии. Рассмотрев одну, я ощутила, как за шиворот опрокинулось целый ушат ледяной воды.

Свежераспечатанный снимок двух девочек лет десяти. В одинаковых, плетеных панамах они склонили головы и широко улыбались. Я узнала Джо – иссиня-черный оттенок её волос с годами не изменился. Эйприл выдали цветные пряди у лица. Следующий снимок – подруги в костюмах феи стоят в обнимку на крыльце. Им по тринадцать.

Пролистав фотографии, я насчитала десять совместных. Джо хранила их, а я ещё раз убедилась – Эйприла была врагом лишь самой себе.

Аккуратно сложив стопку, я незамеченной выскользнула в коридор. И тут же столкнулась с Лиамом. Судя по игривому блеску глаз, стакан в его руках был далеко не первым.

– А я как раз тебя искал. – Я уже выучила насмешливый оттенок характерных колкостей. Мы были втроем: я, Лиам и его сарказм.

– Зачем? Помочь тебе найти выход?

– Составить компанию. Здесь я знаком только с тобой и Уэсом. Но тебя я нашёл первой.

– Может, не стоило напрашиваться в компанию, которую не знаешь?

– Видимо, стоило всё же поискать Уэсли. Пойдем хотя бы на улицу.

На террасе парень развалился на побеленной скамье и сделал ещё один большой глоток. В доме было не продохнуть. Я обмахнулась рукой, как веером и несколько раз глубоко вдохнула.

Я впервые рассмотрела парня вблизи. Удивительное сочетание генов. Не сильно младше Уэса, Рыжие волосы заправлены за уши, лицо и руки усеяны веснушками. Атлетическое сложение, сквозь полупрозрачную, огрубевшую кожу проступают вены и рубцы застарелых травм.

Странно, что болтун Лиам ещё не поведал мне историю о своём героическом сражении со стаей бешеных псов.

– Ты не рассказывал про свои шрамы.

Он бегло осмотрел руки, будто вспоминая о том, что они у него есть. Алкоголь в момент выветрился. Лицо его ожесточилось, задорный блеск рассеялся. Я тут же пожалела, что затронула опасную тему. Она не предназначалась для всех.

– Старая история. Мы с семьей попали в аварию. Мокрая дорога, машина на встречке. Мне было десять, я отделался царапинами. У отца диагностировали переломы, а мама… На её сторону пришелся весь удар.

– Мне очень жаль.

– Вообще-то я не особо распространяюсь об этом. Оставим это между нами, окей?

Я прикрыла глаза. Слишком много откровений в последнее время. А я ведь так и не придумала, что делать со своими собственными.

– Так и знал. Здесь каждый второй – потенциальный носитель тюремной робы. – Уэс появился в проходе, промакивая салфеткой рубашку. От груди до края простиралось рваное пятно.

– Ты испачкался. – Вставил Лиам.

– Да? Не заметил. – Уэс выглядел готовым поставить такое же пятно любому другому.

– Что случилось?

– Неудачно попил воды. Рядом с идиотом с полным стаканом. Мне нужно переодеться, я скоро вернусь.

Он исчез в проходе, но тут же выглянул снова.

– Пожалуйста, будь осторожна.

Я удрученно выдохнула.

– Иногда мне кажется, что у меня на одного больше родителей.

– Он просто заботится о тебе. Как умеет. Вот мой отец позаботился обо мне, притащив сюда. Мол прожигать жизнь под его присмотром куда полезнее, чем делать это в цивилизации. Да и смотрит он на тебя точно не как родитель. – Парень хмыкнул.

– Тебе стоит поехать с ним. Ты пьян.

– Я выпил всего-ничего. Тем более, есть вещи, которые тоже неплохо справляются. – Он похлопал по внутреннему карману пиджака и выудил небольшой пузырек. На дне позвякивали две приплюснутые таблетки.

– Скажи, что это просто успокоительное.

– Это успокоительное. Если тебе от этого легче.

Я поднялась.

– В таком случае не буду мешать тебе отдыхать.

– Ладно-ладно. – Он примирительно поднял руки. – Давай хотя бы выпьем. Мы всё-таки празднуем Рождество. А по твоему лицу так и не скажешь. Кстати, Уэс не говорил тебе, что ты отлично выглядишь?

– Спасибо.

Вечеринка была в самом разгаре. Джо облачилась в джинсы и короткий топ в пайетках. Абсолютно босая расхаживала по кухонной стойке, размахивая полупустой бутылкой и покачивалась в такт музыки.

Толпа ревела. Некоторые, видимо из тех, кто тоже неудачно выпил воды, расхаживали без футболок. На полу валялось несколько пар туфель, а Джо постепенно обрастала подтанцовкой.

Раскрепощенная, живая, счастливая. Никакой безучастной маски. Я не могла оторвать глаз.

Может, и для меня не всё потеряно? Стоит только найти подходящее лечение.

Я дернула Лиама за рукав.

– Что ты там говорил про моё лицо?

До Главы 13

«Эт