Читать онлайн Либерти бесплатно

«Не дай вам Бог судьбу такую,

Что легче умереть, чем жить»

1

Говорить, ходить и убивать Либерти научилась почти одновременно. Думаю, что большинство из вас сейчас ужасается этому признанию, но другого выбора у неё тогда не было, ибо жила она в таком месте, где за свою жизнь приходиться бороться всем – от детей до стариков. В ход шли любые средства – кулаки, ножи, зубы и палки, и действовал всего один закон – ты или тебя. А называлось это местечко Эонфлаксом.

Более злачного и опасного городишки не сыскать во всём Прериале. Здесь убивали прямо посреди бела дня, на глазах у десятка свидетелей и никто не обращал на это внимание – это было нормой жизни. Воры, убийцы, проститутки, мошенники всех мастей, сумасшедшие, авантюристы – таков был людской контингент Эонфлакса, люди без совести, страха, жалости и без будущего. Если ты попал в это болото, т обратного пути практически не было, оно развратит твою душу, разрушит тело, а потом забудет, словно тебя никогда и не существовало.

Лучше всего было бы облить весь город бензином и сжечь до тла, но увы, любое дело будет жить, если оно кому-то нужно. А Эонфлакс был нужен всем – даже у святых есть свои тайные грешки, а что уж говорить о тех людях, которые имеют все пороки в изобилие. Им одна дорога – в Эонфлакс, где можно нанять проститутку, убийцу, поиграть в азартные игры, купить раба, продать незаконнорожденного ребенка, спрятаться от ведонгов – королевской стражи. Здесь можно всё, даже продать душу вездесущим магам-чернокнижникам, так что Эонфлакс вечен, как вечно людское зло.

И вот в этом месте кто-то однажды оставил корзинку с трехмесячным ребенком – девочкой в бархатном платьице и с очень дорогим медальоном на шее.

***

Было раннее утро, солнце только-только показалось над горизонтом и всё население Эонфлакса расходилось по домам после бурной ночи, словно спеша скрыть свои лица от солнечного света.

Три молоденькие проститутки брели по улице, но вот, что-то привлекло их внимание.

– Ой, девочки, посмотрите, ребёнок – пропищала черноволосая Гресия, и они все склонились над корзинкой, в которой лежал младенец, сосредоточенно пускающий пузыри.

– Выбросил кто-то, эка невидаль – сказала Фернанда.

– Не похоже – Нивея, красивая, словно кукла, взяла ребенка на руки – посмотрите, какое дорогое платье, и одеяльце да и сама девочка не худая, значит она из богатой семьи. Так, а это что, медальон, на нем написано – Либерти = Свобода, видимо её зовут Либерти.

– А медальон-то золотой – бросила в пространство Фернанда.

Жадная до денег Гресия тут же предложила его продать и поделить деньги.

– И платье можно продать, и одеяльце, да и ребёнка тоже – захлёбываясь Гресия – пойдемте прямо сейчас к Эрдунгу, он уж нас точно не обманет.

Нивея посмотрела на Фернанду, но та лишь пожала плечами и буркнула:

– Не себе же её оставлять, самим жрать нечего.

А малышка тем временем чему-то безмятежно улыбалась.

– Ну чего застыла, если ты такая нежная, я могу сама всё провернуть – и Гресия протянула руки, чтобы забрать ребенка.

– Не трогай её – Нивея сняла с девочки сначала медальон, потом платьице и швырнула их на землю, вскоре там оказалось и одеяльце – теперь это моя дочь – и, развернувшись, она ушла.

– Вот дура, через месяц сама побежит её продавать за гроши, а я бы могла хорошую цену у Эрдунга выбить – возмущалась Гресия, собирая вещи с земли.

– Заткнись, Гресия – грубо оборвала её Фернанда – тебе в жизни такого поступка не совершить, слишком мелкая душонка.

– Можно подумать, вы святые – одна найденыша подбирает, чтобы вместе с голоду веселее было пухнуть, а другая морали читает, хотя только что чуть детоубийцей заодно со мною не стала. Ты еще от денег откажись!

– Закрой рот, Гресия, давай, веди к своему торговцу.

– Так-то лучше.

***

Нивее не было еще 20 лет. Но всего пережитого ею хватило бы на несколько жизней. Она родилась в нищей семье, не получила никакого образования, так что путь ей был прямиком на улицу, в ряды продажных женщин. Единственный подарок судьбы – красивая внешность, помог ей завести несколько постоянных клиентов, так что жилось ей не очень то плохо, у неё был даже свой домик, правда на окраине Эонфлакса, но лучше это, чем ничего. Денег хватало, чтобы поесть два раза в день, и раз в полгода купить что-то из одежды, и по всем местным меркам Нивея была элитой, ибо та же Гресия спала под мостом. Подруг у Нивеи не было, семьи тоже (их взял мор), но вместо всего этого была мечта – вырваться из Эонфлакса на свободу, уехать далеко-далеко за горизонт и больше никогда не вспоминать об этом месте. Обычно такие надежды угасают в душах проституток с возрастом, знанием жизни и высокой смертностью, но у Нивеии было перед ними преимущество – у неё был жених и счет в банке. Эти факты тщательно скрывались от всех, а от жениха скрывалось место жительство и род занятий. Он жил в столице империи Прериаль Инваре и служил учителем у лорда Гиленхаала, одного из богатейших людей их страны. Они встретились, когда Нивея приезжала в столицу, чтобы положить свои скудные накопления в Имперский банк. Вальмор случайно оказался там же и не смог устоять перед её красотой.

Нивея представилась крестьянкой из глубинки, ухаживающей за своей больной тетушкой, так что они не могли часто видеться, но даже те короткие встречи позволяли им все больше привязываться друг к другу – Вальмор учил Нивею читать и писать, хорошим манерам, прививал ей изысканный вкус, а взамен Нивея любила его и мечтала за двоих, ибо при всей свое образованности Вальмор был начисто лишен воображения. Но было одно но – Вальмор был привязан к дому Гиленхаалов, а Нивея не хотела жить в столице, где многие люди могли уличить её перед Вальмором во лжи. И тогда она решила подождать, когда услуги Вальмора уже не будут нужны, тогда она продаст дом, они вместе заберут из банка все свои накопления и уедут в прекрасное – далекое. И то, что найденную ею девочку звали Свободой, показалось Нивее добрым знаком. Да и жаль стало бедняжку, ну не похоже было, что её выкинули, скорее всего потеряли или украли. А так как своих детей у неё не будет из-за двух варварских абортов, то Либерти будет ей дочерью, а Вальмору она как обычно скажет полуправду – что этот ребенок дочь ныне покойного внучатого племянника её выдуманной тетушки, круглая сирота, Вальмор любит детей и будет только восхищать её, Нивееной, добротой.

А кто сказал, что любой добрый поступок не содержит в себе долю хитрости и расчетливого бескорыстия?

2

Либерти оказалась непроблемным ребенком – ела всё что давали, засыпала без колыбельной и не требовала к себе повышенного внимания. Но всё же она была младенцем и ей нужны были забота и уход, поэтому Нивее пришлось, так сказать, взять всю «работу» на дом.

Последней ниточкой связывающей Либерти с прошлым стали забавные бумажные трусики, Нивея никогда раньше не видела таких вещей, сначала она хотела оставить их на память, но они стали дурно пахнуть и их пришлось выкинуть.

Но как говориться, маленькие детки – маленькие бедки. Из спокойного младенца Либерти стала превращаться в очень любознательную и подвижную малышку. Нивея ели успевала вытаскивать её то из печки, то из реки, то из сточной канавы, или снимать с деревьев и крыш домов. А вот Вальмор был от Либерти в восторге, ибо девочка с с легкостью осваивала любые знания и просто обожала читать. По его мнению она была намного умнее всех детей лорда Гиленхаала вместе взятых.

Шло время, у лорда Гиленхаала подрастал единственный сын и Вальмор решил остаться в поместье еще ненадолго, пока ему не найдут достойную замену. Нивея не протестовала, прекрасная зная, что безумно обрадованный появлением наследника лорд будет сыпать деньгами направо и налево, и в первую очередь под «золотой дождь» попадут няни и учителя будущего лорда Гиленхаала – младшего. Простодушный же Вальмор с благодарностью принял понимание невесты и даже купил ей обручальное кольцо, истратив целую полугодовалую заначку.

Тем временем Либерти постигала правила жизни в Эонфлаксе. Ей уже исполнилось пять лет, и она прекрасно понимала, что все истории, описанные в книгах дяди Вальмора – это сказки, и что настоящая жизнь намного сложнее; что не всегда всё кончается хорошо, и что есть богатые люди, которых она видела, когда ездила с Нивей в Инварь, и есть такие как она, которых обычно называют – отбросы общества. Но как ни странно, Либерти не завидовала богатым, не злилась на них, как большинство людей из её окружения, честно говоря, они её просто не интересовали, Либерти гораздо больше любила сидеть на крыше дома и смотреть на облака, чем ездить в Инварь и глазеть там на прохожих и их наряды. Нивея старалась как могла, чтобы Либерти не поддалась тлетворному влиянию Эонфлакса и не повторила её судьбу – больше всего теперь Нивея хотела отдать Либерти в какой-нибудь пансион, и Вальмор даже согласился поговорить об этом с миледи Гиленхаал, всем известной любительницей добрых дел.

Либерти росла здоровым и физически крепким ребенком, никогда не капризничала, но уже имела свой взгляд на то, что хорошо, а что плохо. Как то местная детвора собралась толпой и отлупила Либерти до потери сознания, так как та не хотела признавать главенство Торкида, наглого мальчишки. Отлежавшись, Либерти по одному выловила своих мучителей и сломала кому руку, кому ногу, проявив недетскую жестокость и изворотливость в таком страшном деле, как месть. Все соседи замечали, что Либерти слишком умна для пятилетнего ребенка и стали её побаиваться, называя за глаза ведьминым отродьем, так что вскоре у Либерти не осталось ни одного друга. Впрочем это её не очень расстроило, ибо она любила быть одна.

Первый страшный удар ждал Либерти в день рождения, когда ей исполнилось шесть лет, Нивея уехала за подарком и Либерти была дома одна, она готовила праздничный салат. В дверь постучали, и так как на пороге стояла Гресия, знакомая Нивеи, то Либерти её впустила.

– Вижу, по дому уже управляешься, хорошая из тебя хозяйка получиться.

– Я хорошо готовлю салат, яичницу, умею мыт пол и вытирать пыль – похвасталась Либерти – скоро мама научит меня готовить кашу и суп.

– Мило, а я вот тебе подарок принесла – и Гресия протянула Либерти две стальные спицы, которые чуть уплотнялись с одного конца.

– Что это?

– Это стелпсы, орудие убийства с Драконьих островов, достаточно воткнуть их в ухо или шею и твой враг будет повержен в считанные секунды. Ты у нас растешь красавицей, так что скоро они тебе понадобятся – «жизнерадостно» пояснила Гресия, и тут увидев бутылку огневухи мигом к ней присосалась – а где Нивея-то?

– Мама поехала купить мен подарок.

– Подарок – это хорошо – через некоторое время Грейс уже была пьяна в стельку – а мне вот никто подарков не дарил, росла одна, неделями голодала. Эх, повезло бы мне как тебе попасть к добрым людям, где я бы сейчас была. А ведь это я тебя первой увидела, прости, Оте наш, даже продать тебя хотела, но Нивея, добрая душа, пожалела тебя и взяла к себе. Вот так-то.

– Что вы такое говорите, тётя Гресия?

– Не дочь ты Нивее, девочка, нашли мы тебя на дороге в корзинке, с медальоном на шее, где и было написано твое имя – Либерти, Свобода то бишь. Вот она какая жизнь, жестокая и страшная, ох, горе-то то горе.

И туту вернулась Нивея, одного взгляда на пьяную подругу и заплаканную Либерти хватило, чтобы понять, что здесь произошло. Выкинув Гресию на улицу, Нивея обняла Либерти.

– Ты моя дочь, хоть и не я родила тебя, помни об этом всегда.

– А где мои настоящие родители?

– Я не знаю, мы нашли тебя в корзине, никаких записок или писем рядом с тобою не было.

Либерти немного подумала, а потом сказала:

– Если они меня бросили, и не нашли за столько лет, то значит я им не нужна, а ты меня всегда любила, моя мамочка.

Так что больше этот вопрос не подымался. Гресия была с позором исключена из круга подруг Нивеи, но по иронии судьбы её подарок сослужит Либерти хорошую службу.

3

Как не крути, а Нивея была проституткой – факт малоприятный, но неизбежный. Пока Либерти была маленькой, то Нивея просто приводила клиентов домой, но с каждым годом это было делать всё труднее и труднее, ибо Нивея боялась надолго оставлять Либерти одну и поэтому её просто выдворяли на крыльцо, где она была обязана сидеть, пока её не позовут. Но ребёнок есть ребёнок, как только за Нивеей закрывалась дверь Либерти с крыльца словно ветром сдувало – она шла гулять, ловить рыбу или драться с детьми из центра Эонфлакса. И как Нивея не старалась оградить Либерти от всей грязи, но всем людям рты не закроешь – к шести годам Либерти уже просветили, чем занимается её мать, откуда берутся дети и что об этом думают все более-менее приличные жители не только их квартала, но и всего Прериаля в целом. Либерти всё усвоила, намотала на ус и прямиком направилась к Нивее за дополнительными объяснениями – Нивее пришлось покаяться во всех грехах и попросить Либерти ничего не рассказывать Вальмору, ибо кроме ненависти, зависти и злорадства в этом мире существует еще такое понятие, как любовь, ради которой можно пожертвовать всем.

– Вот когда ты вырастишь, моя девочка, и впервые полюбишь, то тебе будет не важно, что о тебе говорят и думают тысячи людей, лишь бы тот единственный считал тебя самой лучшей девушкой в мире.

Либерти, обожавшая Нивею, пообещала сохранить эту тайну, а всех злопыхателей она или колотила или делала им мелкие пакости.

К семи годам Либерти уже держала в страхе всю свою улицу, где слыла очень жестокой, злопамятной и сильной девчонкой тире злобным троллем. Нивея же лишь пожимала плечами в ответ на все жалобы соседей, думая, что они как обычно всё преувеличивают и перевирают, ибо дома Либерти была сама доброта, милой, послушной и очень умненькой малышкой, просто жечужинка.

Что же до Либерти она была всем этим вместе и это её устраивало. Годиков через три – четыре она явно бы сколотила шайку и стала новой головной болью Эонфлакса, но как то во время своих прогулок она встретилась с магами, которые проводили на базарной площади отбор в Имперскую Академию Магии. Если у человека были способности, то он мог пойти учиться на мага и сразу стать на голову выше всех своих сограждан, выше магов был только Император. Очень одаренные люди учились бесплатно, остальные должны были платить, но без малейшей крупицы дара в Имперскую Академию не мог поступить никто, даже лорд или служитель Храма Великого Оте. Либерти очень поразило, как один из магов вызвал гром и заставил рыбу выскакивать из воды, ей тоже захотелось стать такой же сильной и всем нужной, ведь если она станет магом, то сможет заработать много денег и увезти Нивею и Вальмора далеко отсюда, как они всегда мечтали – за горизонт. Додумав до этого места Либерти, пристроилась в хвост длиннющей очереди и вот, через полтора часа ожидания подошла её очередь.

Маг внимательно на неё посмотрел – Либерти выглядела старше своих лет, но всё же была по детски пухленькой, рыжие волосы заботливо заплетены Нивеей в косу, чистое платье, хорошая обувь, не ребенок – конфетка; но вот он посмотрел этому прелестному созданию в глаза, и умиления как не бывало – так не свойственные рыжеволосым карие глаза были холодны, в их не было даже тени детской наивности.

– Я хочу стать магом – первойначала разговор Либерти.

– Все хотят.

– Я не все.

Маг досадливо крякнул, обычно с ними так говорить не решались.

– А что ты умеешь делать?

– Я умею читать, писать, немножко шить и готовить. Убираться. Драться, ругаться.

– Девочка, т в служанки поступать хочешь или в маги, я спросил про необычные способности – ты умеешь заговаривать раны, руководить животными, менять погоду или может проклинать, видеть будущее, а?

Либерти подумала.

– Вряд ли.

– Значит в маги ты не годишься.

– Но я хочу, у меня получиться, вот увидите.

– Следующий.

– Но …

– Уйди, девочка, не мешай.

– Пусть останется – вдруг прошелестел кто- то у мага за спиной, тот чуть со стула не упал.

– О, Бальтар, вечно подкрадываешься незаметно, ну, что тебе?

– Как тебя зовут, дитя? – спросил Бальтар, не обращая внимания на вопрос мага.

Либерти было не по себе, ибо выглядел Бальтар как палка на которую натянули высохшую человеческую кожу, абсолютно лысая голова, глаза щелочками, да еще этот черный балахон с серебряной пентаграммой на груди. Вся толпа замерла в благоговейном ужасе, ибо это был главный Чернокнижник, который помимо обучения темных магов тренировал отряд «Черные летуны», идеальных убийц, лучших из лучших. Если во время войны в вашей армии будет хотя бы один Черный летун, то победа вам обеспечена, мрачную славу этому отряду добавляло и то, что Бальтар брал туда только детей.

– Либерти, это переводиться как свобода – Либерти уже обрела привычную хладнокровность.

– Чудесно – Бальтар поманил её пальцем к себе и кое-кто из баб в толпе всхлипнул – не боишься?

– Пока нет.

Бальтар улыбнулся, оскалив зубы.

– Ты сирота, Либерти?

– Нет, у меня есть мама.

– Вы приезжие?

– Нет, я здесь выросла.

– Странно, не похожа ты на местных, аура у тебя какая-то другая.

– Вообще-то я найденыш.

– Да? Но всё же я раньше никогда таких аур не видел. Скажи-ка. А убивать тебе приходилось?

– Нет, но как убивали, я видела два раза.

Бальтар задумался, постукивая сложенными вместе ладонями по подбородку.

– Вот что – наконец сказал он, доставая из мешочка, который висел у него на поясе кольцо из черного опала – как останешься сиротой и прольёшь кровь, то приходи в Императорскую Академию Магии и покажи это кольцо. Если до 16 лет успеешь, то я лично возьму над тобой опеку. Поняла меня, Либерти?

Либерти кивнула и, чуть помедлив, взяла кольцо.

– Оно мне большое.

– Одень, впору будет – сказал Бальтар, похлопал её по голове и ушел.

Кольцо и впрямь идеально село на палец и Либерти, переполненная впечатлениями, побежала домой.

4

Либерти скакала вприпрыжку до самого дома, но на крыльце замерла как вкопанная – входная дверь была приоткрыта, и это при том, что в Эонфлаксе двери запирали даже выходя к калитке. Либерти прислушалась – внутри явно кто-то был, может быть, Нивея просто забыла запереть или это сквозняк? Размышляя таким образом Либерти продвигалась в вглубь дома, зашла в просторную комнату, служившую одновременно гостиной и спальней и ели подавила крик – посредине неё к стулу была привязана Нивея с кляпов во рту, а какой-то мужик ей избивал. Впервые в жизни у Нивеи вышел прокол, соблазнившись большими деньгами, она привела в дом какого-то изувера, который при виде крови трясся как безумный, пуская слюни.

Так как Либерти продолжала стоять столбом, то мужик вскоре её заметил.

– А вот и ребеночек, ну-ка, иди сюда.

– Уходите из нашего дома! – заорала Либерти и бросилась на него с кулаками, но тот мигом врезал ей по лицу, и она отлетела к стене.

– Какая невоспитанная, но ничего, я научу тебя слушаться старших, но сначала закончу с мамочкой – и мужик достал из-за пояса огромный нож.

Либерти же, воспользовавшись тем, что убийца отвернулся, незаметно подползла к полке, где лежали стелпсы и взяла их – один зажала в правой руке, другой в зубах, а потом разбежалась и, запрыгнув мужику на спину, не раздумывая, воткнула ему один стелпс в шею, а другой в глаз. Мужик даже не понял, что он умер, мешком свалившись на землю.

Повисла тишина.

Либерти без остановки вытирала кровь, которая сочилась у неё из рассеченной при ударе брови и неотрывно пялилась на красную лужу, расползавшуюся от головы мужика. Но вот связанная Нивея замычала и Либерти пришла в себя – подобрала нож и разрезала ими веревки.

– Мамочка, а я скоро магом стану – спокойно поделилась Либерти своей новостью – со мной сам Бальтар говорил, и даже кольцо дал, вот, смотри.

Нивее стало не по себе, Либерти только что убила человека, но видимо она даже не расстроена, может просто еще не осознала?

– Мамочка, труп нужно куда-то деть, я сейчас схожу за тётей Фернандой, она нам поможет.

Нивея, переступив через тело, присела около дочери, взяла за плечи и, смотря прямо в глаза, спросила:

– Либерти, это был плохой человек, и ты поступила абсолютно правильно, но тебе не хочется поплакать, не держи страх в себе.

– Страха нет, мамочка, и плакать я не хочу, так ему и надо, лучше он, чем ты. Так я пошла за тётей Фернандой?

Нивея кивнула, и когда Либерти ушла, то она впервые за семь лет подумала о том, что она совершенно не знает свою приёмную дочь.

***

Труп мужика был закопан, кровь в комнате отмыта, но, увы, здоровье Нивеи было сильно подорвано, она угасла за три дня, видимо от какого-то внутреннего кровотечения, ибо до прихода Либерти изверг успел её хорошенько избить. Почувствовав приближение смерти, Нивея написала письмо Вальмору, в котором во всём признавалась и просила позаботиться о Либерти.

– Как похоронишь меня, езжай прямо в Инварь к Вальмору, он устроит тебя в пансион.

– Мамочка, а может ты поправишься? – Либерти сутками сидела у кровати Нивеи, отказываясь от еды и сна.

– Может быть, но всё же я лучше сразу всё скажу – о Бальторе забудь, он твою душу мигом заложит тёмным силам.

– Но я хочу быть магом.

– Будь им, но с Бальтором дела не имей, а лучше всего выучись в пансионе простой работе, найди хорошего парня и живи счастливо, а главное, никогда не возвращайся в Эонфлакс, не повторяй мою судьбу.

Вскоре у Нивеи началась горячка, Фернанде кое-как удалось уложить Либерти спать, но вскоре её пришлось разбудить.

– Либерти, вот еще что – сказал Нивея ненадолго придя в себя – если ты когда-нибудь еще будешь искать родителей, то скорее всего их фамилия Хаггис.

– С чего ты это взяла, мама? – удивилась Либерти.

– На твоих бумажных трусиках было написано это слово.

Вскоре Нивея опять впала в забытьё, а к полудню следующего дня её уже не стало. На похоронах были только Фернанда и Либерти, которая плакала навзрыд и все мешала могильщику начать закапывать гроб.

– Увели бы вы её – наконец посоветовал Фернанде старый смотритель, наблюдавший эту сцену из своей сторожки.

Фернанде пришлось приложить немало усилий, чтобы увести упирающуюся девочку с кладбища. Дом без Нивеи казался таким пустым. Либерти наконец справилась с собой и собрав свои нехитрые пожитки пошла к двери.

– Ты куда? – удивилась Фернанда.

– В Инварь, у меня там дядя.

– Дядя? Что за дядя? И дом как же?

– Дядя – старый знакомый мамочки, а дом забирайте себе, я сюда больше не вернусь.

– Либерти, постой.

– Тётя Фернанда, неужели у вас есть лишние деньги на моё воспитание и образование?

– Нет, но …

– Я всё понимаю, но у меня своя жизнь. Прощайте.

– Прощай – Фернанда долго смотрела вслед уходящей Либерти, молясь про себя, чтобы всё у неё сложилось хорошо.

5

Либерти с Нивеей иногда бывали в особняке Гиленхаалов, поэтому стража пропустила её без лишних разговоров. Зайдя в дом через чёрный вход, Либерти попросила знакомого лакея позвать Вальмора. Меньше чем через минуту Вальмор просто ворвался на кухню, где Либерти разрешили его подождать.

– Что случилось, Либерти, и где Нивея? – Вальмор окинул взглядом бледное лицо девочки, её сумку и ему внезапно стало дурно, ноги подкосились и он осел на пол – что с ней?

Либерти слезла со стула, подошла к Вальмору и обняла его, а потом только сказала:

– Мамочка умерла.

Либерти услышала судорожный вздох, а потом Вальмор её крепко обнял и … заплакал.

Впервые за свою жизнь Либерти видела как плачет мужчина, ибо в Эонфлаксе все представители мужского пола были сильными, грубыми и бесчувственными. В её душе даже шевельнулось презрение, но потом она сказала себе, что если ей можно оплакивать Нивею, то почему этого нельзя сделать Вальмору, ведь он любил её не меньше чем она, Либерти.

– Как же так, ведь она была здорова? – Вальмор наконец смог взять себя в руки.

– Её убили.

– Что? Кто? Почему?

– Я не знаю кто, просто позавчера вечером к нам пришли ведонги и сообщили об убийстве, а вчера мы её похоронили – выдала Либерти заранее приготовленную ложь.

– О, Оте, Оте, почему же ты забираешь к себе лучших из нас, Нивея, моя любимая Нивея – запричитал Вальмор, и подслушивающая под дверью кухарка кинулась наливать ему успокоительный отвар.

Ближе к вечеру Вальмор всё же смог ненадолго прекратить упиваться своим горем и подумать, что делать с Либерти.

– Либерти, девочка, а почему тётя Нивеи сама не приехала, а прислала тебя?

– Тётю забрали другие родственники, а меня мамочка отправила к тебе, она хотела, чтобы я училась в пансионе.

– Конечно, я всё сделаю, ведь Нивея тебя так любила, и теперь я буду заботиться о тебе, мы станем семьёй.

– Мамочка вот что еще просила передать тебе – и Либерти отдала Вальмору обручальное кольцо, чем вызвала новый приступ истерики. Воспользовавшись этим, она подошла к очагу и бросила туда письмо Нивеи – пусть уж Вальмор навсегда запомнит её только с хорошей стороны.

***

А уже утром Либерти представили миледи Гиленхаал – высокой и улыбчивой молодой женщине.

– Конечно, Вальмор, я позабочусь о вашей протеже, Либерти будет устроена в один из лучших пансионов.

– Благодарю, миледи, но я бы хотел, чтобы её отправили учиться в заведение попроще – тут Вальмор понизил голос – я боюсь, что она может привыкнуть к роскоши, а ведь её когда-нибудь придется идти работать. Девочка может очень болезненно это пережить.

– Вздор, я беру её под своё крыло, когда её исполниться 16, мы просто выдадим её замуж за незнатного, но обеспеченного молодого человека.

– А может всё-таки какой-нибудь пансион поскромнее, за дорогой я не смогу заплатить.

– Не думайте об этом, Вальмор, все расходы я беру на себя – и миледи Гиленхаал тут же села писать письмо в пансион «Единорог», где директрисой была её добрая знакомая.

Ах, как иногда в порыве доброты мы невольно причиняем боль другим людям. Да миледи Гиленхаал была любительницей делать добрые дела, но о том, что Либерти будет среди богатеньких и титулованных сверстниц чувствовать себя «белой вороной» ей и в голову не пришло, ведь её попросили устроить ребенка в пансион, пожалуйста, она устроила, теперь можно принимать заслуженную похвалу.

Не прошло и недели, как Вальмор повез Либерти в пансион, который находился за городом.

– Деточка моя, ты обязательно каждую неделю пиши мне письма, а о каникулах сообщай заранее, чтобы я мог отпроситься и приехать за тобой. Учись хорошо, я знаю, тебе это не трудно, ты ведь у меня умничка.

Либерти оставалось только кивать – честно говоря, она ехала в пансион с радостью, ибо в небольших количествах Вальмор был еще ничего, но вот постоянно – он сюсюкал с Либерти словно она была младенцем, прыгал вокруг неё, постоянно справлялся о её самочувствие, в конце концов Либерти подумала, что у него просто немного замкнуло в голове после всего пережитого и она решила переносить все его закидоны со стойким смирением, ибо она чувствовала, что Вальмор её искренне любит.

Пансион «Единорог» поражал своим великолепием, не менее шикарный парк вокруг него и несколько десятков карет, среди которых экипаж на котором приехали Вальмор и Либерти выглядел ну очень уж убого. Все пансионерки их слуги (родители никогда не отвозили своих чад сами) просто рты пораскрывали от удивления, когда Либерти без чей-либо помощи вылезла из экипажа, сама взяла свой багаж, состоявший, о Оте, всего из одной сумки, и первой пошла к входу, оробевший Вальмор с письмом шел следом.

Директриса была сама любезность, слаще сахара и меда, но в глазах сквозило презрение, когда она смотрела на Либерти, которая впрочем выглядела нелепо в подаренном миледи Гиленхаал платье, все эти рюши и оборки совершенно ей не шли. Трясясь от волнения Вальмор передал директрисе, госпоже Тетель, письмо от миледи, потом еще долго благодарил и в конце концов отбыл, не забыв однако прочитать Либерти на прощание лекцию о том, как ей стоит себя здесь вести.

– В нашем пансионе девочки обучаются хорошим манерам, придворному этикету, ну и конечно смирению, благонравию и покорности. Ты научишься вышивать, управлять домашними делами, ездить на лошади – госпожа Тетель говорила без остановки, ведя Либерти в отведенную ей комнату – миледи Гиленхаал просила не делать различия между тобой и всеми остальными, но ты же понимаешь, что ты не такая как они?

– Конечно – не утерпела Либерти – я лучше.

Госпожа Тетель поджала губы, но ничего не сказала.

Комната Либерти была под стать пансиону – красивая и богато обставлена, кругом стоят фарфоровые безделушки, шелковое постельное бельё, с которого Либерти в первую же ночь скатилась на пол, мебель из дорогих пород дерева, мраморный камин.

А что, всё не так уж и плохо – подумала Либерти, когда на обед им подали сразу три вида хлеба – может мне здесь еще и понравиться.

6

Первый месяц Либерти присматривалась к своему новому окружению, а потом ей стало скучно и неинтересно.

Целыми днями тётки в возрасте, или как их тут называли, классные дамы, вдалбливали в головы девочек знания о том, как делать поклон перед Императором, а как перед лордом, как сочетать цвета, как нанимать слуг, а еще их заставляли вышивать, рисовать, петь и танцевать. Либерти всё быстро схватывала, и любая работа спорилась у неё в руках, но обычно другие девочки были не столь быстрыми и поэтому на большинстве уроках она скучала. Конечно, можно было взять в библиотеке книжку и замаскировать её нуднейшим столовым этикетом, но вскоре эту хитрость раскрыли, и Либерти приходилось вышивать бесконечные цветочки. Единственное, что нравилось Либерти, так это уроки верховой езды и пикники, на которых она вовсю бегала по полям и лазила по деревьям, пока её сверстницы чинно пили чай.

Директриса Тетель впервые столкнулась с таким экземпляром, который абсолютно не приемлет правила пансиона, не хочет быть благонравной, а о смирении смешно даже вспоминать. В «Единороге» воспитанниц не били, но могли лишить еды или посадить в карцер, но пока единственной его посетительницей была Либерти, которой даже там нравилось, ибо там было тихо и безлюдно.

Что касается подруг, то их у Либерти за целый учебный год так и не появилось. Богатенькие, высокомерные и правильные до омерзения девочки не хотели водиться с этой выскочкой, которая всегда была самой первой по всем предметам, и ужасно плохо вела себя и её периодически публично наказывали. Классные дамы просто рыдали от счастья, когда Вальмор забирал Либерти на каникулы – теперь можно было не опасаться, что тебе в стол подложат крысу, на стул колючки, а на спину не прицепят бумажку с обидным прозвищем. Госпожа Тетель хваталась за голову, но исключить Либерти не осмеливалась, ибо за ней стояла миледи Гиленхаал.

Бедный Вальмор изо всех сил старался повлиять на Либерти, но любая нотация отскакивала от неё как горох от стенки. Тем более стоило ей взглянуть на Вальмора своими кристально честными глазами и все слова застревали у него в горле, а в голове появлялись подозрения – а не врут ли классные дамы, чтобы выжить бедную девочку из пансиона? Либерти же не без основания считала Вальмора рохлей и умела вертеть им, как ей заблагорассудиться, но всё же она знала границы дозволенного и по-своему была привязана к нему, он хоть на героя и не тянул, но был добрым, отзывчивым и умным, поэтому Либерти уважала его за лучшие стороны его характера.

После смерти Нивеи Вальмор еще год проработал у Гиленхаалов, а потом был уволен, ибо в семье лорда случилось страшное происшествие – единственный сын и наследник упал с лошади и оказался обездвиженным. Получив расчет, Вальмор купил себе в пригороде Инваря небольшой домик и стал давать уроки на дому для детей торговцев и крестьян, денег он брал немого, тем более у него был солидный счет в Имперском банке. Эти деньги, которые они с Нивеей копили на свадьбу, он не трогал, берег для приданного для Либерти. Вальмор был человеком с большим сердцем, он полюбил чужую ему по сути девочку как родную, и Либерти всегда с радостью возвращалась домой, где они проводили тихие семейные вечера только вдвоём, читая и обсуждая книги, запас которых казался был неисчерпаем. Лето Вальмор возили Либерти к морю, вместе с ней ходил на ярмарки, в театры – одним словом он полностью посвятил себя воспитанию либерти, при взгляде на которую он всегда вспоминал столь любимую им Нивею.

Прошло почти четыре года, и вот наконец грянул гром в доселе мирном и безмятежном пансионе «Единорог».

***

– Я так больше не могу – рыдала классная дама госпожа Вайс в комнате директрисы – выбирайте, или я или она!

Госпожа Тетель с сочувствием посмотрела на раскрашенное лицо женщины – когда она случайно заснула на уроке домашнего рукоделия, то Либерти нарисовала чернилами на ее лице пару кружков и линий. Вообще-то эти чернила смывались, но плохо, так что еще примерно пять дней госпоже Вайс придется походить с таким лицом.

– Я вас искренни понимаю, моя дорогая Энид, ибо сама имею зуб на эту несносную девчонку, вспомните, как на бал-маскарад она нарядилась духом и постучала в моё окно, я тогда думала, что умру. Но видите ли её не за что исключать – она первая ученица пансиона, за неё исправно платят и она протеже миледи Гиленхаал. Вот если бы она устроила драку и покалечила бы кого-нибудь, или завела роман со слугой, но, увы, ей всего одиннадцать лет.

– А за драку её точно исключат?

– Да, это единственное правило, написанное самой основательницей этого пансиона, и за его нарушение следует самое тяжелое наказание – исключение.

Ох, если бы госпожа Тетель знала к чему приведут ей слова. Ровно через неделю Либерти устроила драку, хотя точнее будет сказать, она просто дала в нос одной пансионерок, которая посмела плохо отозваться об её мамочке и Вальморе. Кто же мог знать, что за её плечами нелегкое детство, проведенное в Эонфлаксе, где день, прожитый без драки, считался пропавшим зря и что банальным пощечинам, принятыми в высшем свете, она предпочитает свои маленькие, но очень сильны кулачки. Науськанная госпожой Вайс девочка и глазом моргнуть не успела, как ей сломали нос, особой жалостью Либерти не грешила и била наверняка, по самым болезненным точкам. Разнимавшая их госпожа Вайс позволила себе влепить Либерти подзатыльник и тут же получила в ответ серию коротких ударов в живот – охнув, она осела на пол, вторая классная дама заорала благим матом и через пару минут в комнате уже была куча народа. Треснув напоследок одну из главных ябед их класса ногой по коленке, Либерти позволила себя увести. Госпожа Тетель и не скрывала своей радости

– Всё, Либерти, это последняя капля, я сейчас же подпишу приказ о твоём исключении.

– Хорошо – Либерти не выглядела огорченной, наоборот, в душе она ликовала, теперь она с чистой совестью может покинуть это пристанище скуки и королевство зевоты, ибо на драку её спровоцировали, Вальмору не в чем будет её упрекнуть – если можно, то я уеду прямо сегодня, полуденным экипажем.

Директриса слегка опешила, но спорить не стала.

– Кстати, не пишите миледи Гиленхаал, я сама к ней схожу и объясню причину своего ухода. Не волнуйтесь – хихикнула Либерти, увидев, как напряглась госпожа Тетель – я представлю всё в лучшем для вас виде, это будет мой подарок вам за ваше терпение – и Либерти побежала собирать вещи.

После её ухода директриса поймала себя на мысли, что она возможно даже будет скучать по этой несносной девчонке.

7

Вальмор поахал два дня, а потом пристроил Либерти в пансион поскромнее, но оттуда её выперли быстрее, чем он успел моргнуть, так как Либерти до чертиков надоело подчиняться дурацким правилам принятых в этих заведениях. Одна драка – и вуаля, она опять дома.

– Вальмор, миленький, давай я лучше закончу образование под твоим руководством, а то мне так тоскливо в разлуке с тобой – Либерти сделала грустные глаза и Вальмор сдался. Теперь каждые будни с десяти до трёх Либерти прилежно занималась, впрочем при её уме она могла уделять этому занятию не больше часа в день. Всё остальное время она делила между делами по дому и беготнёй по улице.

Как и обещала, Либерти пошла к миледи Гиленхаал сразу после своего приезда из «Единорога», Вальмора она предусмотрительно с собой брать не стала – зачем ему лишние огорчения. Слуга проводил её в сад, где миледи сидела рядом с мальчиком, который был закутан в одеяло по самые уши. О, как же миледи Гиленхаал изменилась, причем в худшую сторону – постарела, подурнела и, теперь совсем не улыбалась.

– Либерти, у вас что, в пансионе внеплановые каникулы?

– Нет, миледи, меня исключили за драку, и я хотела лично сообщить вам об этом. Госпожа Тетель сделал всё, что могла, но, увы, мой характер уже не изменить.

Голова мальчика в одеяле дернулась.

– Ты умеешь драться?

Все нравоучения застыли у миледи Гиленхаал на языке – её сынок опять заговорил, и это почти после годового молчания.

– Умею – сказала Либерти.

– Покажи.

– На тебе что ли?

– Нет, мама сейчас вызовет слугу.

– Я не буду бить человека ни за что, извините миледи Гиленхаал, мне пора – и Либерти ушла, размышляя, отчего эти богачи такие жестокие, ведь у них есть всё, что нужно, им не надо с оружием в руках защищать свои жизни, а вот поди-ка.

***

А вскоре у Либерти появилась первая в жизни подруга – одна из учениц Вальмора, ужасно долговязое, страшненькое и пугливое создание, на пять лет старше Либерти. Её привезла мама и, сделав ужасающее внушение, оставила на произвол судьбы посредине двора – девочка и так робкая от природы, теперь вообще боялась пошевелиться, как застыла на одном месте – ни туда, ни обратно. Либерти наблюдала за это сценой из окна и, поняв, что новенькая вообще даже не моргает, сжалилась и крикнула:

– Эй ты, иди сюда, сейчас уже уроки начнутся.

Привычка подчиняться взяла вверх, и девчонка поковыляла к крыльцу.

– Давай, проходи, тебя как зовут? Меня вот Либерти.

– Лилия.

– Красивое имя – сказал Либерти, а про себя подумала, что она больше похожа на лопух, чем на лилию.

– Ты на полный курс или только набраться умных фраз для ярмарки невест?

Лилия вмиг стала пунцовой и пролепетала:

– На полный, мама сказала, что с таким лицом как у меня на ярмарке невест делать нечего, так хоть на старость смогу себе заработать.

– Добрая у тебя мамочка.

– Да, просто я не оправдала её надежд – бесхитростно пояснила Лилия.

Либерти презрительно фыркнула – ну разве можно быть такой нюней. Но вскоре Либерти изменила свое мнение – Лилия в атмосфере всеобщего дружелюбии оттаяла, проявила недюжий ум, и ей было не в тягость помочь отстающим, испечь для всех пирог или найти для каждого доброе слово. Но вот только стоило явиться её маме и всё – критика, издёвки и прочий «набор злобной личности» – Лилия терялась и становилась похожей на слабоумную, ведь если человеку постоянно говорить, что он свинья, то он в конце концов он захрюкает.

Либерти понемногу подбивала подругу на бунт – та иногда приходила к ней в гости, говоря маме, что они занимаются уроками, а на самом деле Либерти таскала лилию по самым разным местам – от леса до кабаков, где она участвовала в кулачных боях. Лилия каждый раз отнекивалась, но не уступить не могла, пока не хватало силы воли.

– Вот, смотри, ты уже врешь, дальше больше – начни огрызаться, а потом вообще хлопни дверью и приходи жить к нам.

– Нет, я так не могу.

– А хочешь, я сама выскажу твоей маме всё, что мы о ней думаем? Тогда она сама тебя выгонит.

– Нет-нет, Либерти, не надо.

– Зря, нельзя же всю жизнь бояться.

– Вот в этом главное отличие между нами – сказала Лилия – ты, Либерти, не боишься быть свободной, на тебе нет всех тех оков, которые обычно присущи человеку.

Либерти и впрямь обладала какой-то болезненной склонностью к свободе и опасным приключениям. Любые правила, предписания, советы её раздражили, и ей всегда хотелось сделать всё наоборот, а если от этого нельзя было никуда деться, то она, скрипя зубами, подчинялась, зато ночью, когда её никто из знакомых не мог видеть она отрывалась по полной. Дождавшись, пока Вальмор заснет, она брала стелпсы и вылезала в окно, а дальше, как повезет – то в драку впутается, то на стаю бродячих собак наткнется, или пойдет на погост попугать случайных путников. Невзрачные с виду стелпсы превращались в руках Либерти в грозное оружие, один она обычно носила в пучке волос на затылке, другой в миниатюрных ножнах на левой руке – убивать, конечно, она людей не убивала, но двух особо приставучих мужиков слегка порезала, и это в одиннадцать-то лет.

Так что можно было сказать, что в Либерти уживались два человека – один хладнокровный, хитрый и жестокий любитель опасных авантюр, а другой – добрый, веселый и справедливый. И пока они находились в равновесии, но надолго ли?

И вот, как то одним вечером свободолюбивая натура Либерти была поставлена перед неприятным для неё выбором.

8

Либерти уже собиралась отправиться на свою обычную ночную развлекуху, как тут к их дому подъехала карета.

Кого это еще принесло на ночь глядя? – удивилась Либерти и пошла открывать, зажав в одной руке стелпс. Эта привычка осталась у неё с Эонфлакса, где ночью дверь или вовсе не открывали, а если открывали, то с ножом в левой руке и топором в правой, а если у вас был лук, то приходилось возиться с замками ногам, а что делать, жить то всем хочется. В окрестностях столицы нравы конечно были другими, но Либерти предпочитала не рисковать.

Но полуночный гость превзошел все ожидания – эта была миледи Гиленхаал. Вальмор в своём дурацком ночном колпаке только глазами хлопал от удивления и поэтому не заметил, что у Либерти из-под ночнушки торчат штаны.

– Чем обязан, миледи? – Вальмор не знал как себя вести и только наматывал кисточку от колпака на палец.

– Я хотела бы пригласить Либерти пожить у нас недельку-другую – выдала наконец миледи Гиленхаал, а потом просто рухнула на колени и заплакала.

Вальмор засуетился, принес воды, а Либерти пока стояла с открытым от удивления ртом – если учесть, что она видела миледи Гиленхаала всего три раза, включая этот, в жизни, то это предложение было больше чем неожиданным, а миледи тем временем говорила:

– Вы знаете, Вальмор, что мой сын два года назад упал с лошади и теперь не ходит. Мы делали всё, что могли, но даже лучшие лекари и маги не смогли вернуть ему былую подвижность – Данай может только двигать руками и головой, но ходить – увы. Мы уже смирились, но вот в прошлом году он еще и замолчал, и молчал почти целый год, но тут пришла Либерти и сотворила чудо – Данай заговорил, и он очень просит приехать её к нему, он так оживился, у него снова возник интерес к жизни. Либерти, душа моя, не откажи мне в этой просьбе, я заплачу, я сделаю всё, что угодно.

Либерти наконец закрыла рот и задумалась – ехать к заносчивому и избалованному калеке ей не хотелось, но с другой стороны миледи Гиленхаал сделала ей и Вальмору немало добра, а за него тоже надо платить, тем более всего неделька…

– Если Вальмор будет не против…

– Я не против – поспешно заверил всех присутствующих Вальмор, тайно надеясь, что в доме Гиленхаалов Либерти будет под круглосуточным присмотром и хоть немного отучиться от уличных манер.

Одним словом, восход солнца Либерти встречала уже в особняке лорда Гиленхаала.

Её накормили, выкупали, приодели и повели к Данаю – этакий караван – во главе вышагивает чета Гиленхаалов, за ними их дочери и Либерти, с непривычки путаясь в длинном платье, потом слуги, последними плелись собаки. Дурдом на выезде, как сказал бы Нивея. И вот – торжественный миг, они зашли в комнату Даная. Он сидел в кресле по своему обычаю укутанный в одеяло, по обе стороны от него стояли слуги.

– Дорогой мой, вот Либерти, я привезла её.

Но Данай ничего не ответил, он лишь слегка наклонил голову и всех присутствующих вынесло из помещения словно порывом ветра.

Либерти не спешила начинать разговор, она пока рассматривал мальчишку получше – лицо осунувшееся, тонкий нос, голубые глаза, а под ними не мене голубые, а местами даже черные круги, бледный, и на удивление красивые и густые золотые локоны, бескровные и потрескавшиеся губы, да уж, впечатление такое, что он вот-вот преставится.

– Насмотрелась? – Данай с трудом вытащил из-под одеяла руку, больше похожую на плеть и указал ею на маленькую табуретку около себя – а теперь сядь сюда.

От удара этой табуреткой по башке Даная спасло то, что он калека – убогих Либерти не трогала.

– Ну, и зачем я тебе понадобилась? – спросила Либерти.

– Я буду через тебя жить. Домашние меня всё время жалеют, во всём потакают и стерегут как алмаз, не могу я так больше, хочу хоть с кем-то поговорить, кто не будет со мною цацкаться.

– И с чего ты взял, что я подхожу на эту роль?

– А ты единственная, кто меня по носу щелкнул, помнишь, тогда в саду. Мы будем вместе гулять, играть, есть, одним словом ты станешь моими ногами, руками и глазами.

– Эка ты шустрый, я всего-то на неделю приехала.

– Останешься на столько, на сколько я пожелаю. Или тебе и вправду хочется вернуться домой в нищету, да, я знаю, что ты беднячка, а все бедняки хотят денег, ты их получишь в изобилие, а также платья, драгоценности, только скажи.

Либерти с трудом сдерживала ярость, ах, как же хочется влепить этому мальчишке оплеуху, а лучше две.

– Я не кукла, которую можно купить, и дома у меня остался Вальмор и подруга Лилия, и за все деньги мира я не променяю, как ты выразился, свою нищету с ними, на все богатства мира с таким козлом как ты под боком, ясно? – и Либерти повернулась, чтобы уйти.

– Если ты уйдешь, я приложу все усилия. Чтобы дорогие тебе люди сгинули в казематах Имперского острога – выдал Данай свой последний аргумент.

Ох, не следовала ему этого говорить – Либерти медленно подошла к Данаю и, наклонившись, прошептала:

– О, только попробуй, и я лично вот этими руками убью тебя, но перед твоей смертью я на твоих глазах убью всех, кто тебе дорог. Запомни это.

Надо же, какой интересный разговор, просто идеальный пример поведения для всех будущих злодеев и тиранов – смесь злости, лжи, угроз, а ведь обоим говорящим только по одиннадцать лет.

Либерти больше ни минуты не хотела оставаться в этом доме, но когда она уже садилась в карету, то окна комнаты Даная распахнулись, и он сам перевесился через подоконник.

– Прости меня !!! – завопил Данай – я больше так не буду !!!

На заднем плане бестолково метались домочадцы и слуги, но он их не замечал. И столько раскаяния было в этом крике, что Либерти решила сменить гнев на милость. Но всё же заходя опять в комнату Даная, она четко сказала:

– Это всего на неделю, понятно?

– Данай лишь кивнул, у него кончились все силы.

9

У лорда и миледи Гиленхаалов было пятеро детей – четыре дочери и сын – последний и самый любимый отпрыск. Это ему должно было достаться всё богатство, накопленное его предками, и это ему предстояло продолжить славный род. Но случилось страшное, роковое падение с лошади перечеркнуло все планы и надежды, в девять лет Данай Гиленхаал стал калекой.

Целый год его сматривали и лечили самые разнообразные лекари и маги, и он снова мог двигать головой и руками, но вот вернуть ему ноги не смог никто. Подвижный, жизнерадостный мальчик оказался прикован к креслу, а это очень тяжелое испытание, ибо в отличие от периодических телесных болей, душевные раны терзали его не переставая. Избалованный, привыкший всё получать немедленно Данай чувствовал себя ужасно – ведь теперь, чтобы просто попить воды ему приходилось просить об этом маму или слугу. Всё, что он раньше воспринимал как должное, теперь стало для него таким далеким. Он бы отдал всё, чтобы одеться самому или самому принять ванну, но из-за приказа матери он теперь никогда не оставался один, даже ночью.

И еще эта жалость, которая давила на него со всех сторон – никто из его окружения не мог удержаться от слёз, когда его выносили в сад или к столу, а отец вообще перестал заходить к нему, ссылаясь на всевозможные дела. Данай уже прошел все стадии – надежды, злости, отчаяния, на смену им пришла апатия, он сдался, у него кончились все сил, чтобы бороться, он просто устал так жить. Но и умереть он не мог, его держала любовь к матери, которая изо всех старалась облегчить ему его страдания.

А потом он увидел Либерти, которая просто лучилась энергией, которая не стала выделять его из общей толпы, и она стала первой, кто сказал ему нет. И Данай захотел, чтобы она была рядом с ним – но мама робко заикнулась о том, что Либерти не их круга и что она очень своенравна, но Данай стоял на своём – хочу её видеть и всё тут. К решению этого вопроса был привлечен даже сам лорд, в конце концов после моря пролитых слёз и тысячи просьб о благоразумие, Данай добился своего – миледи Гиленхаал помчалась за Либерти, а папа пообещал сделать всё, чтобы она осталась здесь подольше, а еще лучше навсегда.

***

Ох и трудно же пришлось Либерти в первые дни проведенные в доме Гиленхаалов. Нет, дело было не в её поведение или манерах, когда она хотела, и то и другое было безупречным, а в том, как к ней относились окружающие – лорд Гиленхаал её вежливо игнорировал, юные барышни презрительно морщили носики, слуги откровенно завидовали, ну а миледи Гиленхаал её просто тихо возненавидела, и все потому, что Либерти стала для Даная важнее неё.

Дети всегда по большей части бессердечны, вырастая, они, не переставая любить родителей, причиняют им много горя. Но виноваты, конечно, обе стороны, просто никто не хочет понять, что всё со временем меняется и надо лишь смириться с неизбежным.

До появления Либерти леди Гиленхаал окружала сына вниманием и заботой, как и следовало ожидать, перейдя все мыслимые и немыслимые границы. Будь её воля, она бы и моргать за него стала. Так что первые конфликты не заставили себя ждать.

Был завтрак, за столом сидели миледи, Либерти, Данай, а также слуга, который кормил юного лорда с ложечки. Понаблюдав немного за ними, Либерти на полном серьезе спросила:

– Данай, а почему ты сам не ешь, у тебя ведь вроде ноги не ходят, а руки-то в порядке?

Большой знак вопроса повис в воздухе – миледи вытаращила глаза, слуга не донёс ложку, а Данай, запинаясь, попытался что-то промямлить, но Либерти резко его оборвала:

– Будь добр, ешь сам, если уж ты на подоконник вскарабкался без посторонней помощи, то и ложку в состоянии поднять.

За обедом слуги-кормильца уже не было.

Потом Даная вынесли в сад, и Либерти потребовала мяч.

– Но – возразила было миледи – Данаю наверное будет грустно от того, что ты можешь играть, а он нет.

– А мы вместе будем играть – заявила Либерти и, не обращая внимания на ужас в глазах миледи, пошла в сад.

И вскоре миледи Гиленхаал услышала смех своего обожаемого сыночка. Выглянув из окна, она увидела, что Либерти кидает в Даная мяч, а он отбивает его то руками, то головой, потом они кидали его в цель, сбивали им кегли и ешё много чего. За ужином Данай неожиданно для всех попросил добавки – миледи тут же пододвинула к нему целую супницу.

– Эка вы, миледи, да если он всё это съест, то завтра же можно заказывать похороны, посмотрите, какой он худой, а жир нужно помаленьку копить, полчашки добавки ему хватит – остудила её пыл Либерти.

После ужина Данай пожелал Либерти спокойной ночи.

– Ты ложишься спать в семь вечера?

– Да, мне надо хорошо отдохнуть.

– Чтобы хорошо отдохнуть, нужно хорошо поработать, а ты сегодня ровным счетом ничего не сделал. Спать ляжешь в десять, а сейчас пойдем в библиотеку, почитаем что-нибудь интересное.

– Ты умеешь читать? – простодушно удивился Данай.

Либерти предпочла не отвечать. Уже сидя в библиотеке, она сказала:

– С завтрашнего дня ты возобновишь уроки с учителем, мозги у тебя, конечно, куриные, но ничего мы это исправим. Потом надо смастерить тебе кресло с колесами – сам себе хозяином будешь.

– А я смогу?

– А куда ты денешься?

В пол десятого Либерти пошла контролировать, как Данай готовиться ко сну.

– Ну и что вы все вокруг него пляшите? – осведомилась она у трёх слуг, которые должны были помогать Данаю умыться – для начала вы двое свободны, а ты только лей воду, до мыла он сам доберётся, а через несколько дней в своей комнате и ванной он будет передвигаться сам.

– Но как? – опешил Данай.

– С помощью рук. Некоторые предметы мебели конечно придется сделать пониже, но со временем ты привыкнешь. Заодно руки потренируешь и от пролежней избавишься.

Через 20 минут Данай уже лежал под одеялом, а Либерти деловито сгребала с прикроватного столика различные пузырьки с лекарствами.

– Так, вот эту настойку еще можешь оставить, а остальное я убираю.

– Но без них я не засну.

– Стакан горячего молока и захрапишь как миленький. Сейчас пришлю – Либерти погладила Даная по голове, взвали мешок с лекарствами на плечо и вышла из комнаты.

На кухне она столкнулась с миледи Гиленхаал, которая согласовала с поваром меню назавтра.

– Отнесите Данаю стакан горячего молока – попросила либерти одного из поварят.

Миледи Гиленхаал недовольно поморщилась – эта девчонка уже распоряжается в её доме. Но всё же она с деланной улыбкой пожелала Либерти доброй ночи, а потом пошла к сыну – тихо открыла дверь и ахнула – Данай уже спал, а ведь обычно его приходилось поить снотворным. Надо отдать Либерти должное – за один день она сотворила чудо.

10

Конечно, у Либерти не было диплома лекаря или мага, но в свои 11 лет она могла похвастаться острым умом и небывалой интуицией – всё, что она делала для Даная шло у неё не только от сердца, как у миледи Гиленхаал, но и из головы, мозгов то бишь, а так как ей никто не мешал, то она развернулась в полную силу.

Через пять дней после её приезда Данай уже вовсю разъезжал по дому в своём кресле на колёсах, пугая слуг и сбивая напольные вазы, а вслед за ним неслись причитающая миледи и хохочущая Либерти. В урочное время они вместе корпели над заданиями, а в час досуга Либерти обучала Даная игре в карты и простым способам мухлевания в них, иногда они читали друг другу вслух, а в один из вечеров Либерти устроила мини-концерт, где они с Данаем хором исполнили три песни.

Одним словом, эта неделя пролетела как один миг – воскресным утром Либерти решила съездить на прощальную конную прогулку и велела оседлать двух пони, прислуга слушалась её как хозяев.

– Что? Куда? – налетела на неё миледи.

– Мы с Данаем едем кататься на пони.

– Ну нет, это уже перебор, ты забываешь, Либерти, что мой сын калека.

Обычно спокойная Либерти тут не выдержала, как же её достала эта глупая тётка.

– Единственный, кто помнит об этом, так это вы, миледи, даже Данай уже всё забыл, дайте же наконец ему право на свободную от вашей опеки жизнь, не губите его.

– Ах вот как, я значит его гублю, сына родного, кровиночку, а ты спасаешь, да, я плохая, ты хорошая, я…

– Придите в себя, миледи – Либерти уже поняла к чему клонит миледи Гиленхаал – вы его мать и этого не изменишь, но поймите же наконец, что когда-нибудь ваше место займет кто-то другой, и уж простите меня за откровенность, но эта замена пойдет Данаю только на пользу.

– Ты на себя намекаешь? – задыхаясь от злости, выдавила из себя миледи Гиленхаал.

– Нет – Либерти хмыкнула – уж увольте меня от такой чести.

– Как ты смеешь! – миледи уже занесла руку для пощечины, но тут увидела, как Либерти изменилась – улыбка исчезла, в глазах зажегся злой огонь, и вся она как-то подобралась, словно зверь перед прыжком.

– Не советую вам этого делать – Либерти говорила спокойным и ровным голосом, но именно от этого спокойствия миледи пробрала дрожь.

Эту ситуацию разрядил подъехавший Данай.

– Ну же, Либерти, что же ты мне за сюрприз устроила, я тебя ищу-ищу, пойдем же – и он увлёк Либерти за собой.

А миледи вытерла внезапно вспотевший лоб и порадовалась, что эта девчонка уедет о них уже сегодня.

***

– Ты меня совсем не любишь, да, Либерти? – канючил Данай, когда они уже ехали на пони, юный лорд был надежно привязан к седлу.

– Как я могу тебя любить, Данай, мы знакомы всего неделю, а если учесть твоё поведение в день моего приезда, твой противный характер и гадкие барские замашки, то вообще удивительно, что я тебя еще не отдубасила.

– Но я же изменился.

– Да? Так почему же ты настаиваешь на том, чтобы я осталась, ведь мы договаривались на неделю.

– Но мне же будет плохо без тебя.

– А ты подумал, что и мне может быть плохо без моих родных и друзей, что я могу скучать по дому? Вот когда ты станешь думать о ком-то еще кроме себя, тогда я смогу назвать тебя своим другом.

Данай выглядел совсем несчастным, вообще – то он был неплохим мальчишкой, но он родился в семье лорда, со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Но хоть писать я тебе могу? – спросил Данай, когда Либерти уже садилась в карету, которая должна была отвезти её домой.

– Пиши, от меня не убудет – Либерти улыбнулась ему, а потом еще долго махала платочком из окна кареты.

***

Едва Либерти переступила порог своего дома. Как тут же почувствовала запах готовящегося ужина, да такой аппетитный, что у неё потекли слюнки. Интересно, на Вальмора что, снизошел кулинарный дар? Ведь обычно в их семье готовила Либерти, ибо вершиной достижений Вальмора на кухне была яичница.

– О, наконец-то приехала – из кухни выпорхнула Лилия в её переднике – я как раз успела торжественный ужин состряпать.

– А ты чего здесь? – вырвалось у Либерти.

– Мама с моей младшей сестрой на ярмарку невест уехали, а я сразу сюда – тебя встретить, а ты что, не рада?

– Извини, я рада, конечно, это от неожиданности, слушай, а тебя чего не взяли?

– Мама решила, что у меня нет никаких шансов, поэтому теперь за всё отдувается Клео. Да глупости это всё, ты лучше расскажи о том, как ты жила в доме лорда, интересно, жуть.

– Подожди, а где Вальмор?

– На рынок пошел, свежей сметаны купить, я из неё такой крем для торта сделаю – вы пальчике оближите.

Либерти выпучила глаза – Вальмор пошел на рынок, и это учесть, что он сам никогда ничего себе не покупал, сначала о нём заботились родители, потом он жил на всём готовеньком у Гиленхааалов, а потом с ним нянчилась Либерти. Может она ошиблась домом? Да нет, вот стоит Лилия – тоже надо сказать немного странная – весёлая, разговорчивая и дом убран до блеска и обед готов, а ведь её не было всего неделю, что произошло?

– О, Либерти, девочка моя драгоценная приехала – на пороге возник Вальмор – как мы скучали, да, Лилия? Бывало сядем вечером чаёк попить и всё тебя вспоминаем.

Либерти мигом навострила уши – это что, значит Лилия бывала здесь и раньше, пока она была в отъезде? Она зыркнула на подругу, но та мигом исчезла на кухне вместе с купленной сметаной. Так, оставим это на потом, а сейчас порадуемся её возвращению.

11

– Ах, а какие Лилия пироги печёт – говорил Вальмор, когда на следующий после её приезда день Либерти взялась за готовку. Конечно, она готовила средне, но Вальмор мог бы и промолчать.

Смутные подозрения, появившиеся у Либерти вчера, сегодня обрели четкую форму – Лилия явно решила охмурить Вальмора, вот гадюка, а такой тихоней прикидывалась, ниже травы – тише воды. А как только Либерти за дверь, так сразу принялась сюда каждый день шляться, пироги печь, по углам сор мести, рубахи штопать, так глазом моргнуть не успеешь, как тебя выставят вон, Вальмор ведь такой мягкотелый, и если уж этой корове удалось провести её, Либерти, то Вальмора подавно проведет. Ах она такая-сякая.

– А сегодня что-то её нет.

– А тебе что, меня мало? – неожиданно даже для себя рявкнула Либерти, а потом, что еще страннее, расплакалась и убежала к себе.

Кое-как утерев злые слёзы, Либерти призадумалась – теперь она понимала чувства миледи Гиленхаал, обидно и горько, когда заменяют другим человеком, ибо всем так хочется быть кому-то нужным. Либерти знала Вальмора давно, еще с тех времен, когда была жива Нивея, она привыкла к нему, любила его и уважала, а теперь вот придется отдать его какой-то двуличной девке, змее подколодной, которую они по незнанию пригрели на груди. Да никогда, уж она расстарается. Но в то же время разумная часть Либерти шептала, что Вальмору нет еще 30 лет, что он добр, мил и совершенно не может обходиться без посторонней помощи – разве он не заслуживает счастья, ведь Нивею уже не вернешь, а жизнь продолжается. Лет через пять ты сама уйдешь от него в другую семью или за так манящий тебя горизонт, и Вальмор останется совсем один, кто сможет позаботиться о нем лучше, чем любящая жена? Додумав до этого места Либерти передернулась – так уж и быть, пусть Вальмор женится, но только не на этой подлюке Лилии, а она еще считала её своей подругой, так ошибиться, но ничего, впредь умнее будет.

***

Двенадцатый день рождения Либерти подкрался незаметно – она совсем забыла о нём, строя коварные планы как извести бывшую подругу.

Обычно в этот день Вальмор возил Либерти в Инварь, где они ходили куда она пожелает и покупали подарок. Но в этот раз, едва она открыла глаза, как увидела рядом со своей кроватью Вальмора и … Лилию, с огромным именинным тортом в руках. Раньше Либерти из себя не могло вывести почти ничего, но тут она просто позеленела от злости, что поделаешь, когда становишься подростком, то появляются не только прыщи, но и бурные всплески эмоций.

– Ты не заболела, Либерти? – участливо спросил Вальмор.

– Нет, это я так реагирую на всякого рода неожиданности – заявила Либерти, глядя на Лилию в упор.

– Неожиданности? Вы что, поссорились? – удивился Вальмор, перехватив взгляд Либерти.

– Нет, Вальмор, с чего бы это? – плюнув напоследок ядом Либерти, ушла в ванную, а когда вернулась, то Лилии уже не было.

– Она сказала, что у неё сегодня есть еще дела – обескуражено сказал Вальмор.

А, сбежала, лицом к лицу ей со мною не справиться, только со спины.

– На нет и суда нет – Либерти капризно поджала губы – так мы едем в Инварь или нет?

– А как же пирог?

– Вечером съедим, ну всё, пошли.

Вернулись они поздно, Вальмор сразу же пошел спать, а Либерти что-то завозилась, расставляя по полкам в гостиной новые книги. Тут в окошко тихо постучали. Либерти выглянула – Лилия, ну вот, теперь они смогут поговорить по душам. Несмотря на прохладную погоду и непроглядную темень, которую Лилия боялась даже больше, чем свою мать, она всё-таки решилась прийти. Либерти оценила эти жертвы, поэтому выдёргивание волос подлой предательнице решила оставить на потом.

– Ну?

– Либерти, я так больше не могу, ведь ближе тебя у меня никого нет, прошу, не отталкивая меня в такую тяжелую минуту.

– Я тебя не отталкиваю, а воздаю по заслугам. Ты зачем начала под Вальмора клинья вбивать, я бы еще поняла, если бы ты сразу всё мне рассказала, а тут, только я уехала – и вот, пожалуйста.

– Да я неделю назад ни о чём таком и не думала, ты же знаешь, я насчет совей внешности заблуждений не имею, все само собой вышло. Я ведь к тебе в гости пришла, а тебя нет, ты уехала к Гиленхаалам, а тут Вальмор сидит и есть пригоревшую яичницу, ну я и приготовила обед. А потом он пригласил меня за стол, мы разговорились, знаешь, он совсем другой дома, чем на уроках.

Еще бы Либерти не знала, обычно тихий и робкий Вальмор на своих уроках становился аки лев, ученики чуть ли не молились на него и любой предмет прочно оседал в их мозгах.

– А потом я пришла и на следующий день, и на следующий, и с каждым разом я открывала в нём всё новые и новые качества, которые меня просто обворожили, и я сама не заметила, как влюбилась. Понимаешь, ради него я теперь готова на всё – уйти из дома, целый день готовить, да что угодно. Нет – Лилия увидела, как Либерти скривилась – ты меня не поймешь, ты ведь никогда не любила.

– Я что, по-твоему, чурбан бесчувственный? – оскорбилась Либерти – я мамочку любила, и Вальмора люблю, и тебя … любила.

– Я говорю про любовь к твоей второй половинке, любовь, о т которой сердце прыгает из пяток в горло только от одного взгляда на любимого человека.

– Ах это – Либерти немного помолчала, подумала, а потом спросила – а что Вальмор?

– Не знаю, я ему еще ничего не говорила, я ждала тебя, чтобы всё обсудить, а ты сразу меня как холодным душем окатила. И теперь я не знаю, что мне делать, ибо моё будущее находится в твои руках, ведь ты самый главный человек в ЕГО жизни.

Либерти это тоже знала, Вальмор её просто обожал, так как глядя на неё он всегда вспоминал Нивею. Так-так, значит, Лилия ни в чем не виновата, просто эта глупышка влюбилась. А что, она неплохой вариант – милая, добрая, хозяйственная. Вмиг забыв обо всех своих черных мыслях, Либерти сказала:

– Завтра ты переезжаешь к нам. Собираешь вещички, говоришь маме всё, что ты хотела ей сказать за все эти годы, она тебя проклинает, и ты уходишь из дома. А там посмотрим, что делать дальше.

12

Либерти, сколько себя помнила, всегда хотела путешествовать. Конечно, на неё в немалой степени повлияла Нивея, просто мечтавшая вырваться из Эонфлакса, но тут Либерти пошла дальше – она хотела увидеть весь мир. Но пока все её задумки оставались только задумками, ибо Вальмор держал её на одном месте лучше любого якоря. И тут возникает такая возможность передать его из рук в руки, просто грех не воспользоваться предоставленным ей шансом.

Но самая главная проблема, как это не парадоксально звучит, заключалась в самой Либерти – факт её существования не позволял Вальмору обращать внимание на других женщин, ибо смотря на Либерти он видел Нивею, поэтому Либерти надо было куда-нибудь убрать, хотя бы на время, ведь не зря люди говорят – с глаз долой – из сердца вон. Если не будет Либерти, не будет и вечного немого укора, и как следствия угрызений совести и прочих душевных мук. Но куда можно деть девочку-подростка без денег и обширного круга знакомств?

Но пока суд да дело, к ним в дом переехала Лилия, у Вальмора язык не повернулся протестовать, когда он увидел плачущую Лилию и успокаивающую её Либерти с сочувственно-печальным лицом. Слёзы Лилии были настоящими, а преувеличенная забота Либерти – фальшивая насквозь, это была часть её плана по внедрению Лилии в их семью, дальше нужно было как можно чаще твердить Вальмору о её, Лилиных, достоинствах уме и прочих высоко ценимых Вальмором качеств характера. А после мозговой атаки надо переходить к действиям – оставлять их наедине, создавать всякие двусмысленные ситуации, ненавязчиво льстить, немножечко привирать – одним словом пустить в ход весь набор женских хитростей, коими Либерти обладала в полной мере и которыми она щедро делилась с подругой.

И через месяц усилия двух интриганок начали окупаться – Либерти стала замечать, что Вальмор подолгу смотрит на Лилию в глубокой задумчивости, а потом теребит кольцо, которое он подарил Нивее – оно всегда висело у него на цепочке на шее. Так, процесс пошел, нужно удвоить усилия.

– Ах, как хорошо, что Лилия теперь живет с нами – Либерти одним глазом смотрела на свою вышивку, а другим на Вальмора – она такая чудесная хозяйка, вот повезет кому-то с женой, да, Вальмор?

Вальмор что-то буркнул в ответ.

– О, как я буду расстроена, когда это случится – продолжала Либерти свой монолог – вот было бы хорошо, если бы Лилия осталась с нами навсегда, я была бы так рада.

Вальмор упорно не давал втянуть себя в разговор, и тогда Либерти пошла ва-банк.

– Забавно, но я иногда думаю, если бы вы поженились, то Лилия стала бы мне мачехой – подружкой, а ваши дети …

– Либерти, хватит молоть чепуху! – Вальмор аж подскочил на месте от всего услышанного.

– А что я такого сказала? – не теряя самообладания поинтересовалась Либерти – ты, Вальмор – хороший человек, Лилия тоже, почему бы вам не быть вместе, вы будите жить душа в душу, я уверена, а там дети пойдут, потом внуки – жизнь будет прожита не зря.

Вальмор почему-то побледнел и судорожно хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Поняв, что его сейчас хватит удар Либерти сходила за стаканом с водой.

– Так что, если ты Вальмор захочешь когда-нибудь женится, то я не буду против, но лучше бы это была Лилия. Скажу тебе по секрету – она тебя любит до умопомрачения – Либерти говорила еще долго, Вальмор только успевал хвататься за сердце и пить воду.

В конце концов Либерти ушла к себе, решив дать Вальмору время всё хорошенько обдумать.

***

Либерти дрыхла без задних ног когда с ужасающим грохотом в её комнате разбилось окно. Стекло с мелодичным звоном рассыпалось по полу и по осколкам с душераздирающими воплями уже скакала проснувшаяся Либерти, так некстати вскочившая с кровати. А с улицы тем временем неслись не менее душераздирающие крики – голос показался Либерти смутно знакомым. Так как на улице было темно то Либерти, кое-как перебинтовав ноги, спустилась вниз и зажгла фонарь, Вальмор и Лилия тоже уже проснулись.

– Что случилось? – спросил Вальмор.

– Да какой-то гад безобразничает, ну сейчас он у меня выхватит – и резко распахнув дверь Либерти швырнула в наглеца полено.

Бросок был метким – полено попало хулигану, сидящему на лошади, в голову, он обмяк, но из седла не выпал.

– Ой, не ходи одна – запричитала Лилия.

– Спокойно – Либерти вышла на улицу и посветила на поверженного врага, а потом вдруг энергично замахала, зовя Вальмора. Вдвоём они втащили бедолагу в дом – Вальмор ахнул, узнав в лежащем без памяти человеке Даная, лорда Гиленхаала – младшего.

***

– Зачем ты его так? – укоряюще спросила Лилия у Либерти.

– Он первым начала – окно мне разбил, напугал, а еще я ноги порезала, да его за это вообще убить мало – огрызалась Либерти, но тут Данай зашевелился.

Они втроём склонились над ним.

– И как ты всё это объяснишь? – Либерти хотела вытрясти из Даная всю душу, но он выглядел таким жалким, и еще более больным с тех пор как она видела его в последний раз.

– Почему ты мне не отвечаешь? – прошептал Данай.

– А ты разве у меня что-то спрашивал? – опешила Либерти.

– Я писал тебе письма каждую неделю, по пять листов исписывал, в гости звал, просил о встречи, потом умолял, а ты даже одного слова не написала в ответ, почему?

– Да потому что я ни одного твоего письма не получала – в сердцах заявила Либерти – вот Вальмор и Лилия не дадут соврать.

Вышеназванные синхронно закивали, Данай немного подумал, а потом:

– Мама с папой передавали мои письма на почту…

– Вернее не передавали – ядовито заметила Либерти – и теперь я оказалась крайней, хорошо, что у тебя тарана с собой не было, а то бы ты наш дом вообще снес подчистую.

Данай пристыжено молчал.

– Ну хорошо, а как ты сюда добрался, неужели миледи и лорд так просто тебя отпустили?

– Я сбежал – вякнул Данай.

– Отлично – Либерти не утерпела и зло выругалась – я так понимаю, ты не сам на лошадь влез, тебе помогали как минимум камердинер и конюх, а значит, через пару часиков здесь будет весь клан Гиленхаалов с целой армией стражи или еще хуже – ведонгов. Ох, надрать бы тебе задницу, чтобы месяц на животе спал.

– Я просто очень сильно по тебе соскучился.

Либерти оставалось лишь развести руками – по-моему у Даная развилась какая-то мания насчет неё, ох, не к добру это, не к добру.

13

Как Либерти и предполагала на рассвете к их дому подлетели пять взмыленных лошадей – это были лорд и миледи Гиленхаалы собственной персоной и трое стражников. На крыльце их встретил Вальмор.

– Где он? – сухо бросил лорд.

Вальмор поспешно открыл дверь – лорд и миледи вошли и увидели, что их сын, словно какой-то простолюдин, сидит за деревянным столом, без скатерти и золотых подсвечников и ест кашу с грубым черным хлебом.

– Данай! – взвизгнула миледи – ты что это творишь?!

– Данай! – вторил ей муж – да мы тебя, о-о, да я … у-у-у!!!

А потом они еще увидели ссадину на его лбу, и их визг перешел все мыслимые границы. Данай хотел было вставить своё слово, но Либерти его остановила:

– Пусть проорутся.

Через 20 минут чета Гиленхаалов наконец выдохлась и тогда Данай спокойно так заявил:

– Вы сами довели меня до этого, так что теперь настала пора играть по моим правилам. Выбирайте, или я остаюсь жить здесь или уезжаю домой, но с Либерти.

Миледи Гиленхаал просто онемела, а лорд наоборот, опять начала орать, перемешивая брань с угрозами. Вальмор с Лилией давно сидели по своим комнатам заткнув уши, ну а Либерти спокойно ждала, когда отец и сын наконец выяснят отношения и она пойдет паковать вещи. На этот раз она уедет с удовольствием, а в том, что Данай настоит на своём, она ничуточку не сомневалась.

– Делай что хочешь! – взревел напоследок лорд Гиленхаал и выбежал из дома.

Данай перевел взгляд ан мать – та горестно вздохнула, но деваться было некуда.

– Я хочу, чтобы Либерти была моей сиделкой, с полагающимся ей жалованием и прочим – говорил Данай, когда его уже сажали на лошадь. Больше всего ему конечно хотелось привязать Либерти к себе веревками или кандалами, но пока и так сойдет.

Либерти же испытывала двойственное чувство – конечно, она уезжала ради Вальмора и Лилии, но если бы кто-нибудь из них попросил её остаться, она бы осталась не задумываясь. Каким-то шестым чувством Либерти понимала, что теперь всё будет по-другому, изменится её жизнь, изменится её окружение, да и сама она уже тоже не прежняя девочка, которой нравилось, когда Вальмор читал ей на ночь сказки. Почти шесть лет он был её семьей, и вот теперь она уходит, а он даже не протестует. Как грустно осознавать, что детство кончилось, что оно ушло безвозвратно.

– Либерти, т пиши нам письма как можно чаще и приезжай на каждых выходных – Вальмор обнял Либерти – жалование трать по своему усмотрению, не отказывай себе ни в чем, если что, я пришлю тебе еще денег.

– Хорошо – Либерти вдруг вытянула у него из-под рубахи цепочку с кольцом – отдай мне его, Вальмор – попросила она, смотря ему в глаза и моля про себя, чтобы он запретил ей ехать.

Вальмор долго молчал, а потом вдруг глухо сказал:

– Бери.

Либерти резко дернула, и цепочка порвалась, словно последняя ниточка, которая связывала её с этим местом, с этими людьми и её прошлым.

– Ну зачем ты её порвала.

– Ничего, куплю новую – с деланной беспечностью выкрикнула Либерти, садясь на лошадь позади Даная – до встречи!

***

Миледи Гиленхаал молилась всем богам. Просьба была одна – чтобы из их жизни исчезла Либерти. Но теперь она делала это скорее по привычке, чем надеясь на что-то. Либерти жила у них дома уже целых полгода, и слабая надежда на то, что она в конце концов надоест Данаю сошла на нет сама собой, её сын не только всё сильнее привязывался к этой безродной крестьянке. Но и вообще света белого без неё не видел.

Но как бы миледи не любила Либерти, она прекрасно видела, как изменился её сын, причем в лучшую сторону и теперь они даже могли опять начать принимать гостей и устраивать балы, тем более, что пришла пора искать женихов для дочерей. Миледи Гиленхаал уже почти смирилась, всем гостям и знакомым она представляла Либерти как свою дальнюю обедневшую родственницу, ибо компрометации низким происхождением Либерти она бы не пережила. А всем, кто знал правду, рты заткнули деньгами или угрозами, Либерти сшили новый гардероб, пару раз свозили в салон – и вот, вскоре её было не узнать.

***

Либерти всё-таки быстро привыкала к новым условиям жизни – она как губка впитывала любую информацию, осмысливала её, а потом либо отвергала, либо использовала в своих целях.

Теперь перед ней был открыт мир богатых людей, со всеми их интригами, радостями и печалями. Что же, она моментально поняла, что двуличие и лицемерие – главные достоинства высокородных особ, что здесь всё пропитано фальшью, а люди носят маски, пряча свои истинные сущности под ворохом одежды и правилами этикета. Быть не похожей на всех считалось дурным тоном, так что Либерти предстояло острым языком, твердыми кулаками, а где-то и легким уколом стелпса заставить себя бояться, нет, не уважать, такого слова в лексиконе столичной знати не существовало, а именно боятся. И только после нескольких драк, хладнокровных разоблачений перед всем честным народом и мелких стычек с любителями полапать молодых девушек в темных коридорах (для последних у Либерти всегда имелись стелпсы) она заняла своё место под солнцем среди знати Инваря.

14

Всё свое время, исключая те часы, которые уходили на сон и ванну, Либерти проводила рядом с Данаем. Она сопровождала его повсюду – на прогулках, балах, на званных обедах. О них сочиняли столько небылиц, что люди и не знали, что думать, даже сама миледи Гиленхаал не могла с точностью сказать, какие чувства испытывает её сын к Либерти – дружеские или нечто большее?

В Прериале не было традиции договорных браков, девочки посещали ярмарки невест с 14 до 20 лет, мальчики могли жениться с 16. В любом случае выбранный человек должен быть их круга, мезальянс был недопустим категорически.

Тем более, что к Данаю уже стали приглядываться наиболее шустрые невесты, и их не смущало, что он был калекой, ведь главное в этой жизни титул и деньги, да и он был весьма недурен собой. Те, кто не блистал особым умом, отсеялись сразу, как например герцогиня Эброк, которая на одном балу пригласила Даная на вальс. Либерти и Данай еще никогда так не смеялись. У некоторых пропадало желание после того, как Данай заставлял их дни напролёт играть с ним в шахматы или читать философские трактаты, других раздражало присутствие Либерти, до романтики ли тут, когда у тебя за спиной маячит эта девица. В конце концов остались самые упорные – герцогиня Деар и графиня Чарстен, 14 и 15 лет соответственно.

– Ох, как же они мне все надоели – сказал Данай, въезжая в комнату Либерти – совсем с ума посходили, сейчас эта Аглая Деар как выскочит из-за угла и сразу вопрос в лоб – как вам нравится мой платье? Я себе чуть язык не откусил, так перепугался. Эй, ты чего молчишь?

Либерти сидела на кровати и читала какую-то яркую карточку.

– Вальмор и Лилия прислали мне приглашение на свадьбу.

Данай сразу как-то весь потух.

– Ты поедешь, да?

– Конечно, и это не обсуждается, я и так дома уже почти три месяца не была.

– А ты вернешься?

– Вернусь, у них теперь своя жизнь, я буду только мешать.

– Если ты только из-за этого вернешься, то лучше не надо – в отчаянии выкрикнул Данай.

– Какой же ты дурак, Данай, совсем без мозгов, и чего я с тобою вожусь?

– И чего же? – обиженно шмыгнул носом Данай.

– И вправду с чего – жила бы себе у Вальмора, он меня не выгонял, дождалась бы 16-я и пошла бы странствовать по миру. Так нет, я сижу с тобой, таким болваном, что хоть караул кричи, жертвую своей молодостью и красотой, от женихов потенциальных отбиваюсь, и всё потому что ты для меня не просто источник денег, но и хороший друг, глупый, но хороший. Но если ты настаиваешь, я могу и не возвращаться.