Читать онлайн Казачество: территория тайн. Свет и тени бесплатно

Казачество: территория тайн. Свет и тени

© Коломиец В. Г., 2023

© Оформление. ООО «ИТД «СКИФИЯ», 2023

Вступление

  • Как рано молодость уходит.
  • Как поздно мудрость к нам приходит.
  • И хорошо, коль в трудный час
  • Наш Разум не оставит нас.
Николай Белоусов – московский поэт

В жизни сейчас стремительно меняется всё. Меняются мир вокруг, города и сельские поселения, в которых мы живём.

Меньше других, если послушать телевизор, меняются Афины и Рим, сохраняющие очарование тысячелетних руин и отталкивающие своей обычной безалаберностью и бесхозяйственностью, из-за которых рассыпаются ещё не старые здания, соседствующие с величественными памятниками древних веков.

Заметно меняется в последние годы Москва. Изменения происходят в лучшую сторону, и воспринимаются они с восхищением и оптимизмом – ведь они сулят такие же изменения для всей страны.

Меняется город Нальчик – столица Кабардино-Балкарской республики, в которой я живу.

Центральные, да и не только, улицы превратились в царство новых офисов, магазинов и магазинчиков. Растут дома-многоэтажки. А частные – коттеджи, похожие на небольшие крепости, с высокими кирпичными заборами и коваными воротами, – даже удивляют.

Радуют площади и скверы Нальчика, за которыми чувствуется уход. Благоустраивается и ласкает взор людей Атажукинский парк в Долинске с его инфраструктурой отдыха.

Крупные города теперь оживлены и днём, и вечером. А вот город, где я живу, словно застыл в своём развитии. Он остаётся провинциальным. После работы народ как-то быстро расползается по домам. Пройдутся люди по магазинам, купят что требуется, и быстрее домой, к телевизору… И часам к восьми-девяти, а то и раньше, улицы города пустеют. Редко проскочит машина, а ещё реже маршрутка и. всё? Город отходит ко сну.

А город носит такое приятное название – Майский, и местные поэты величают его «райский».

Один из поэтов пишет так:

  • Городок есть такой, очень маленький он,
  • Если быть невзначай в нём придётся,
  • Встретит вас его церкви серебряный звон,
  • Городок этот Майским зовётся.

А в песне на слова поэтессы (тоже местной) есть такие слова:

  • Городок провинциальный
  • В зелени садов
  • Поселенцев помнит давних,
  • Терских казаков.
  • Пусть в стране не самый видный,
  • Он в моей судьбе.
  • Прости, город детства дивный,
  • Здесь теплее мне.

И припев:

  • Город Майский,
  • Город Майский,
  • Не ищи чудес,
  • Этот уголочек райский —
  • Благодать небес.

Впервые предки современных горожан появились здесь в 1819 году. Это были терские казаки, которые основали здесь военный пост. Волны Терека омывали побережье поселения и прибивались к берегу, «пришибались», – как говорили казаки. Впоследствии пост Казачий получил название Пришиб. Сегодня это часть города, который носит имя самого цветущего месяца года. Дать такое живописное название сперва посёлку, а затем объединению посёлка и станицы в город в 1965 году решили жители. «Май – время расцвета, благоухания природы. Это месяц, когда у нас останавливался Пушкин. Май – это месяц надежд и счастья», – так говорили люди.

Итак, если посёлок (а впоследствии – город) Майский имеет относительно недавнюю историю, то о его северной стороне – станице Пришибской – было известно давно.

В 1824 году укрепление Пришиб представляло собой «…маленький квадратный четырёхугольник с глубоким рвом и валом, обнесённый частоколом, из амбразур которого выглядывали орудия. Там, за оградой, среди врытых в землю казарм, выделялся небольшой домик для приезжих».

В таком виде Пришиб застал великий русский поэт А. С. Пушкин во время поездки на Кавказ в 1829 году. Следуя по тракту «.Военно-Грузинской дороги 16 мая он прибыл в Екатериноград. 18 мая выехал с оказией[1] из Екатеринограда и ночевал в укреплении Пришиб, 19 мая выехал из Пришиба в укрепление Урухское». В августе того же года по дороге в Петербург Пушкин снова останавливался в Пришибе.

Впоследствии укреплению присваивается наименование «станица», а жители переводятся в казацкое сословие.

Вскоре преобразуются в станицы и другие русские[2] поселения на территории нынешней Кабардино-Балкарии – Котляревская (1840), Александровская (1838). Во второй половине XIX века приток русского населения на Кавказ усиливается. Увеличивается и население Пришибской и других станиц.

Примечательно, что казаки этих станиц быстро вступили в добрососедские, а со временем и куначеские отношения с горцами. Историки свидетельствуют, что Терек сближал народы. А куначество было своеобразным побратимством горского и казачьего населения.

Местные жители близлежащих аулов заимствовали у казаков опыт ведения земледелия, в частности возделывания пшеницы и других зерновых культур, садоводства и овощеводства. В их рационе появились продукты, о которых они не имели представления.

Казаки, в свою очередь, охотно изучали экономику и культуру горцев. Перенимали опыт ведения овцеводства и коневодства, особенный интерес проявляя к последнему. Из одежды большим спросом пользовались бурки, башлык, черкеска. Всё это нашло отражение в экипировке казака.

Со временем стала обычным женитьба казаков на горянках. На это явление обратило внимание даже Антропологическое общество Петербургского университета. В заслушанном ими докладе, в частности, говорилось: «Вследствие недостатка русских женщин казаки брали себе жён у кабардинцев, кумыков… и путём смешения образовался особый могучий тип гребенского казака и казачки. Поразительная физическая красота и крепость этого типа общеизвестны.»

«Казаки отличаются от горцев только небритою головою: оружие, одежда, сбруя, ухватка, всё горское. Почти все говорят по-татарски, водят с горцами дружбу, даже родство по похищенным жёнам», – писал А. А. Бестужев-Марлинский, лично побывавший на Кавказе и хорошо знавший терских казаков.

История происхождения и формирования своеобразной группы славянского старожильческого населения на Северном Кавказе «терских казаков» (самоназвание – терцы) издавна интересовала исследователей, историков и писателей России.

О них писали В. Н. Татищев, Н. М. Карамзин, С. М. Соловьёв, В. О. Ключевский и другие.

Яркие представления о жизни и быте терского казачества дают произведения и воспоминания русских писателей, живших на Кавказе: А. С. Грибоедова, А. И. Полежаева, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого. Того же Бестужева-Марлинского, высказывания которого я привёл выше. Особенно правдиво и ярко изображена жизнь терских казаков в повести Л. Н. Толстого «Казаки».

Славянское древо породило чудную ветвь – казачество: запорожское, донское, терское, уральское, сибирское, кубанское… Наш долг – восстановить историческую правду о казачестве, возродить его добрые традиции.

Может возникнуть вопрос: чем же привлекателен этот, казалось бы, давно канувший в Лету казачий мир, почему до сих пор живы старые казачьи песни, да ещё и новые «под казаков» и про казаков сочиняются?

Наверное потому, что их многочисленная общность сумела просуществовать много, много веков. Слово «казак» вошло практически во все ныне существующие языки. А интерес к традиционной культуре народов, к их языкам, обычаям, обрядам, истории за последние десятилетия необычайно возрос во всём мире. Это, безусловно, закономерное явление, которое имеет самые разнообразные социальные, культурные, политические, национальные, религиозные и иные причины.

Процессы, происходящие в нашем обществе, вызвавшие бурный рост национального самосознания, ощущения своей самобытности, неповторимости, не обошли стороной и потомков терских казаков, история появления которых на Кавказе уходит в глубь веков.

Молодёжь хочет знать свою историю. Мысль о том, что без всестороннего знания прошлого не может быть понято настоящее и тем более будущее, сегодня становится аксиомой.

«Обращение к старому, возрождение старого, сохранение его – это не отказ от нового, это новое понимание старого, своих корней, это ощущение себя в истории», – писал академик Д. С. Лихачёв.

Глубокое изучение своих истоков позволяет легче ответить и на самый главный вопрос: что же делать нам сегодня для духовно-нравственного возрождения народа, как действовать, чтобы процесс развития культуры носил естественный, закономерный характер, вытекал из своеобразия истории и культурных традиций края, где мы живём.

А казаки, несмотря на огромные жизненные сложности и превратности судьбы, не исчезли с этнографической карты человечества. Их репрессировали, но не сломили морально.

В этом их духовная и нравственная крепость. И я предпринимаю дерзкую попытку ещё раз попробовать разобраться в этих жгучих и непростых вопросах.

Так кто же они, казаки, как появились на Северном Кавказе?

Часть первая. Вехи истории Терского казачества

1

Поселения русских вольных людей на Тереке – казаков – были с самого начала XVI века связующим звеном России с народами Северного Кавказа, в частности с кабардинцами, часто именуемыми в это время пятигорскими черкесами или пятигорскими черкасами.

Кабардинцы раньше других побратались с казаками. Один из авторов пишет: «Кабардинцы, увидев, что приезжие носят оружие – а это признак их свободы и достоинства, да ещё оружие огнестрельное, редкостное в то время на Кавказе, – предложили: селитесь, кунаки, здесь, эта земля на стыках горских владений – ничейная, порожняя». Так на берегах Сунжи, Терека, Малки зазвучали русские и украинские песни. Горцы стали привечать казаков, стараться завести с ними дружбу. Верили: в нужный момент эти люди выручат. Так и случилось. В 1583 году турецкие войска с победой возвращались из Ирана и направились в Кабарду – пограбить население. Но навстречу им стремительно двинулась кабардинская и казачья конница. Грозные победители персов подверглись стремительной атаке и в панике бежали в Крым. И так было не раз. Кабардинцы вместе с казаками ходили в Крым, к стенам Темрюка и Тамани. В 1558 году их стяги победно реяли в далёкой Ливонии. Они штурмовали Мильтен и Дерпт, громили лучшую в Европе немецкую армию, были в Берлине. Всё помнит, ничего не забыла седая история.

«Переселение казаков на Терек не оспаривалось ни кумыками, ни кабардинцами, – пишет В. Г. Гаджиев[3], – более того, прибывшей вольнице были предложены земли, где они построили свои городки. Скоро казаки вошли в дружественные и даже родственные связи с горцами Северного Кавказа, от которых брали на своё обзаведение зерновой хлеб, скот, лошадей и даже жён невенчанных»[4]. Казаки поддерживали оживлённые связи с горцами, и чем отдалённее историческое время, тем прочнее были эти связи[5].

Казачество стремилось поддерживать и другие связи с «горчаками», т. е. горцами.

Подтверждением этому может служить письмо горцев Дагестана коменданту Кизляра: «Понеже же имели мы с терскими казаками доброе обхождение и, будучи в согласии, как они, так и мы довольны»[6].

«Горец, – писал Попко, – любит путешествовать, видеть новые лица, новые обычаи, даже страны – не дальше двух-трёх переездов коня. Ещё больше он любит померяться даром слова с новым человеком, поболтать, и гребенской казак был к услугам, потому что знал его язык. У гребенского казака мог он вкусить и запрещённой влаги»[7]. В ходе общения зарождалось и укреплялось куначество – этот своеобразный обычай кавказского побратимства. Горцы и казаки гордились своей дружбой и передавали её детям как священный завет от поколения к поколению.

В очерках «Истории Адыгеи» читаем: «Черкешенка не прочь была выйти замуж за казака, а казачья старшина считала за честь жениться на черкесских княжнах».

«Гребенская женщина, – писал Попко, – во множестве случаев была местного происхождения». Брачные отношения между терско-гребенскими казаками оказали известное влияние на физический тип казака, поразительная красота и крепость которого общеизвестны. Один из авторов писал: «Гребенцы совсем не похожи на обычных казаков. Вроде бы и русские, и в то же время чужие. Обличьем похожи на кавказцев: чёрные как смоль волосы, большие чёрные, с проницательным взглядом глаза, прямой, с чуть заметной горбинкой нос. Редко встретишь русоволосого и голубоглазого». Язык, религию, песни, поверья, обычаи хранили в первозданной чистоте. И совсем другими становились, когда встречали мирных горцев, приезжавших к ним в гости, когда легко и свободно начинали говорить по-татарски. Могли изъясняться по-кабардински, по-ингушски, по-чеченски и на других языках. А знанию языков способствовало аталычество: казаки и горцы по обоюдному согласию отдавали друг другу на воспитание малолетних детей.

Но не всегда отношения между казаками и горцами были мирные. Бывали времена, когда они становились неприязненными. Такой характер они стали принимать в конце XVIII – первой половине XIX века, и виною тому – разделяющая рука самодержавия. Как пишет дворянский буржуазный историк П. Г. Бутков: «В то время наблюдалось правило древних римлян, чтобы для пользы Кавказского края ссорить между собой разных кавказских народов»[8].

С превращением казаков в «оплот государственных интересов» самодержавие, имея целью разжечь вражду между ними и горцами, щедро наделяя казаков землёй, делало всё, чтобы внушить им мысль о превосходстве над горцами, стараясь убедить, что рост их благополучия зависит от «усмирения» и «покорения» горцев. Немалую роль в разжигании вражды к казакам сыграли и представители местного духовенства – «благочестивые таррикатисты», которые возбуждали в мусульманах вражду к христианам.

Всё это, а также и в особенности Кавказская война, нанесло весьма серьёзный удар по добрососедству горцев с казаками.

Однако представлять XVIII и начало XIX века периодом сплошной вражды между терско-гребенскими казаками и горцами неверно. «Если случайные факты не принимать за целое, – пишет А. Фадеев, – то следует признать, что взаимоотношения русского населения Северного Кавказа в XVIII веке остались мирными»[9].

Связи казаков с горцами не прерывались и в период Кавказской войны.

«Казаки, – писал в разгар Кавказской войны Л. Н. Толстой, – уважают врага – горцев – и стремятся наладить с ними добрососедские отношения».

Газета «Кавказ» сообщала: «Свободные жители губернии (Ставропольской), казаки, отставные солдаты, мещане ездят в Кабарду… на работы, строят кабардинцам дома, мельницы, конюшни, разводят сады, делают мебель и разные полезные вещи; жители с любопытством смотрят на их работу и слушают их наставления и замечания. Казаки безопасно ездят в Кабарду прививать оспу детям и взрослым, и народ сам не раз просил местное начальство о назначении ему постоянного оспопрививателя; многие князья просят завести в их аулах училища для преподавания русского, татарского языков.»[10].

«Кабардинцы завели даже плуги, и усадьбы их улучшились, и вообще хозяйство многих кабардинцев стало приближаться к русским», – писал «Русский вестник»[11].

Казаки, в свою очередь, перенимали у местных народов, в том числе и у кабардинцев, их положительный опыт.

Исследователь истории военного дела Кабарды В. Б. Вилинбахов в статье «К истории влияния кабардинцев на военный быт казачества» пишет, что «кавказские казаки заимствовали от горцев, в первую очередь от кабардинцев, буквально всё, начиная от одежды и кончая тактикой ведения боя, резко выделялись среди всех казачьих войск»[12].

Говоря о тесных связях терских казаков и горцев, хороший знаток их жизни и быта Л. Н. Толстой в своей повести «Казаки» писал о том, что эти народы «перероднились».

2

«Казак» – слово нерусского происхождения и занесено на Русь, по-видимому, татарами, поскольку в первые века русской истории, до татарского нашествия, его нет ни в каких документах, ни в книгах. Но татарами в те далёкие времена называли многие народы и племена, поэтому точный перевод этого слова установить трудно. Некоторые варианты я описал в своих ранних книгах: «Казачьему роду нет переводу» (СПб., ИТД «Скифия», 2021) и других – не буду на этом останавливаться.

В русском языке слово «казак» употреблялось как в общем смысле – бездомник, бродяга, – так и в более узком смысле – одинокий вольный человек.

В дальнейшем слово «казак» стало распространяться на весь вольный люд, «кто искал себе спасение от холопства невольного, от прикрепления к земле, тяглу, к помещику», – пишут историки.

Первое упоминание о казаках в русской исторической литературе мы встречаем в «Сказаниях» рязанского митрополита Стефана, оставленных по мотивам народных преданий о Куликовской битве. Когда великий князь Дмитрий Иванович, говорится в «Сказании», возвращался с победою в Москву, то его встречали «народ христианский воинского чина, живущие зовомии козаци».

В русских летописях упоминание о казаках встречается при описании битвы с татарским царевичем Мустафой в 1444 году, когда на реке Листоши на царевича напали с одной стороны «ополчение мордвы… а с другой – казаки рязанские»[13].

В зависимости от степени экономической и административной подчинённости правительственной власти казаки делились на городовых и вольных.

Городовые казаки имели такую же организацию, как и стрельцы, но если те по службе относились к числу гарнизонных воинов и редко высылались за пределы городской черты, то городовые казаки несли службу в степи, по засекам, в дозорах и в секретных доездах и караулах. По Уставу князя Воротынского от 1571 года городовые казаки выселялись в район Волго-Донской переволоки, в «дикое поле» и на Муравский шлях, для наблюдения за движением татар, для ловли «языков» и доставки их в ближайшие города.

Во время разъездов казакам запрещалось без надобности ссаживаться с лошадей, дважды разводить огонь на одном и том же месте, останавливаться на открытых местах для ночлега и под страхом смертной казни запрещалось покидать пост до прибытия очередной смены. За небрежное несение службы виновники подвергались жестокому публичному наказанию[14].

В разряд городовых казаков Московское правительство приглашало всех желающих из числа вольных, бродячих и всякого рода гулящих людей. За службу им платили из казны «кормовое жалованье», наделяли землёй, давали оружие и лошадей[15].

В отличие от городовых казаков, вольное казачество не подчинялось Москве и формировалось исключительно за счёт беглого люда, уходившего из родных мест по различным социальным причинам.

По национальному составу вольное казачество отличалось большей разноплемённостью: это были люди «разных племён, – писал Исаак Масса, – из земли Московской, татарской, турецкой, польской, литовской, карельской и немецкой, но большей частью – москвитяне»[16], с преобладанием в разговорной речи русского языка. Это сообщение подтверждает и Г. Катошихин, который писал, что казаки «породою москвичи и иных городов…и многие из них московских бояр, и торговые люди, и крестьяне»[17].

По своему общественному устройству казачьи общины (независимо от их местоположения – будь то на Дону, Яике или на Тереке) имели чисто русские свойства: они строились по образу существовавших в Древней Руси народных собраний – Вече – и имели в основном много общих черт. Руководство в общине обычно принадлежало одарённым и сильным натурам, обладающим определёнными военными способностями. Выборы предводителя – атамана – происходили на общем собрании членов общины – Круге. Избранный атаман в повседневной жизни пользовался только исполнительной властью, однако во время военных походов он наделялся правами военачальника, и его распоряжения являлись законом для всех и выполнялись беспрекословно.

Казачество, разбросанное волею судьбы по всем окраинам России, имело одну общую казацкую идею, один мощный казачий дух. Казачество стояло за свою свободу, за права обиженных и угнетённых, за свои земли и за свою веру.

А были они православными христианами.

Итак, из вышеописанного мы уяснили, что при первоначальном своём возникновении казачество разделялось на две совершенно различные группы – вольные общины и служилое городовое казачество.

Но со временем часть городского казачества слилась с мелким поместным дворянством, со стрельцами, с иными городскими и сельскими сословиями, а остальные или вошли в состав бывших вольных общин, или послужили к образованию новых казачьих войск. Из бывших вольных: Донское, Уральское, Терское, Кубанское. Из бывших городовых: Астраханское, Оренбургское, Сибирское, Семиреченское, Забайкальское, Амурское и Уссурийское.

Старейшим и крупнейшим, как по своей численности, так и по своему историческому значению, является Войско Донское, возникновение которого относится к первой половине XVI века, а старшинство считается со времени первой милостивой Царской грамоты, посланной Донцам Иваном Грозным в 1570 году.

Следующим является Войско Уральское, переименованное в 1775 году из бывшего Яицкого, образовавшегося около середины XVI века и считающего своё старшинство с 1591 года, когда впервые яицкие казаки приняли участие в походе царских войск против Шамхала Тарковского.

К той же середине, или даже к началу XVI века, относится возникновение и Терского Войска, основание которому положили вольные казаки, поселившиеся в Терско-Сунженских гребнях, от которых и получили имя Гребенских. Впоследствии к ним присоединилось войско Терско-Семейное, аграханские и кизлярские казаки, большая часть прежнего Волжского войска, составившая Моздокский и Волжский полки, и казаки малороссийские, образовавшие Владикавказский полк. Кроме того, Терское казачество пополнялось как русскими выходцами и переселенцами с Дона, из Малороссии и из различных губерний центральной России, так и иноплеменниками – татарами, осетинами, грузинами. Старшинство Терскому Войску считается с 1577 года, когда терские казаки впервые действуют под царскими знамёнами.

3

Первым слоем казачества на Тереке явились Гребенцы, появление которых на Северном Кавказе надо отнести к середине или даже, быть может, к первой половине XVI века. А некоторые исследователи считают, что первоначальное поселение этих казаков в здешних местах относится примерно к концу первой четверти XVI века, когда с присоединением Рязанского княжества практически завершился процесс объединения русских земель и образования централизованного государства. По мнению И. Попко, Московское правительство, присоединяя Рязань, повторило те же меры, какие оно предпринимало прежде по отношению к другим городам: значительная часть населения выселялась в северные области, а освободившиеся плодородные земли раздавались местным и иногородним служилым людям. Вначале Московское правительство очистило центральную часть Рязанского княжества, а затем приступило к захвату окраинных земель, границы которых проходили по Средней Оке и по дальним берегам Дона и его притоков. В сферу испомещения[18] попадали, естественно, и земли рязанских казаков, державших караулы в Червленном Яру и по Хопру, которых решено было выселить в Суздальскую землю. Однако возмущённые рязанцы отказались исполнить княжеский указ, и многие из них (молодые и небогатые), составили ватагу и отправились в путь, но «уже не само-дурью, а обдуманно, с родом и племенем, у кого такие были»[19]. Они опустились по Хопру и Дону до Переволоки, затем вышли на Волгу и морем достигли реки Терек. Далее, двигаясь вверх по реке, они осели по берегам реки Сунжи, ниже устья Аргуна, «за Тереком в гребнях (то есть в горах)… по коим местам гребенскими казаками поименовались». Нельзя, конечно, отрицать отдельных выходов с Дона, через «дикое поле», но основной поток беглых людей, как и в последующие годы, шёл на Терек по Волге и Каспийскому морю. Об этом же сообщается в грамоте царя Фёдора Ивановича в 1584 году турецкому султану: «А на Тереке… живут казаки волжские, опальные беглецы, без государева ведома»[20].

После высадки на берега Сунжи (приток Терека) казаки поселились «в урочищах Голого Гребня, в ущелье Павловом, при Гребне и ущелье Кашлаковском и при Пименовом дубе». Здесь они основали три станицы: Курдюкова, Гладкова и Шадрина, названные по именам своих атаманов. Затем, когда «за утеснением их жилищ, хотя и целыми городками те деревни сделались, принуждены были ещё два городка построить, Новогладков и Червлёный, с которого времени стало их пять станиц»[21]. В 1711 году казаки в целях безопасности переселились на левый берег Терека и поставили в линию на протяжении 80 км пять станиц: Червлённую, Щедринскую, Новогладковскую, Старогладковскую и Курдюковскую. В этом порядке они оставались до середины XIX века, хотя местоположение отдельных станиц менялось по причинам различных стихийных бедствий: пожаров, наводнений и тому подобного. Из вышеприведённого мы можем только представить, как сотни, тысячи русских людей пустились в дальний путь, не боясь трудностей, борясь со стихией, чтобы добыть воли. Давайте представим, как плыли казаки по Волге, как шли, сгорая под жгучими лучами взбесившегося солнца. Шли под потоками ливней, тоскливо поглядывая на небо. Гибли от напряжения, лишений, простуды. Шли. Искали новую жизнь, новую правду.

При строительстве станиц прибывшие казаки занимали свободные, пустопорожние земли, при этом руководствовались не только задачами обороны, но и состоянием источников существования: наличие плодородных земель, лугов, возможность промысловой охоты и рыболовства. Они вступали в тесные дружественные отношения с соседними горскими народами, особенно с чеченцами, которые по своему развитию стояли ниже пришельцев, казаков, оказывали им посильную помощь, вели с ними меновую торговлю[22].

Помимо гребенских казаков в середине XVI века в дельте нижнего течения Терека начинает складываться ещё одно северокавказское казачество – Терское Низовое. В отличие от гребенских, терские казаки формировались из числа беглых, разрозненных групп русских людей и горских народов. Об их происхождении сообщается, что они «составились само собою в древних временах разными людьми из кавказских черкесов, донских и гребенских казаков, поляков и грузин»[23]. Первое документальное известие о появлении терских казаков относится к 60-м годам XVI века. В Ответе Московского правительства на жалобу посла ногайского мурзы Исмаила говорится: «а которые казаки поговаривали и людей били, и государь приказал тех казаков многих казнить, а иные от государя нашего опалы бежали в Крым и Черкасы»[24]. Известно, что в 1559 году эти казаки овладели городом Теркольте или Тюмень, расположенным на одном из рукавов Терека, хотя он был для них только опорным пунктом, а жили они по-прежнему – небольшими юртами в удобных для промысла местах, занимаясь рыбной ловлей, охотой, скотоводством. В минуты всеобщей опасности они собирались на сборном пункте, отражали набег или сами уходили в поход «за зипунами», то есть для грабежа проходящих купцов, а затем снова возвращались на прежние места.

По численному составу Терское Низовое казачество было непостоянным: они свободно пополнялись с Волги, Дона или с гор и так же свободно уходили в другие, облюбованные ими места, и нередко массами гибли во время перехода по Каспийскому морю.

Приток беглого люда на Терек особенно усилился после 1576 года, когда стольник Мурашкин разгромил на Дону многие поселения вольных казаков. Напуганные такими решительными мерами правительства, волжские казаки решили, не дожидаясь участи донцов, покинуть Волгу: одна часть с атаманом Ермаком ушла служить к именитым купцам Строгановым и покорила затем Сибирское ханство; другая – с атаманом Нечаем перебралась на реку Яик (Урал) и положила начало Яицкому казачеству; а третья часть – с атаманом Андреем Шадрой ушла на Терек и заняла там пустующие места.

В начале 70-х годов XVI века терско-низовые казаки поставили в урочище Баклакове, при впадении одного из рукавов реки Терек в Каспийское море, город с пристанью, с высокими земляными укреплениями, ограждавшими его с трёх сторон, получивший название по форме застройки – Трёхстенным. Современники не оставили нам описание города, однако археологические исследования позволили профессору Е. И. Крупнову восстановить его очертания и указать на основное занятие жителей[25].

Развитие Терско-Гребенской казачьей общины как военной организации происходило в условиях ожесточённой борьбы с крымско-турецкими и персидскими захватчиками и их союзниками – горскими феодалами. Постоянная тревога прививала казакам особые качества, свойственные порубежному казачеству.

«Меня всегда поражала, – писал князь Гагарин, много лет живший среди казаков, – постоянная готовность казака к бою и к встрече с опасностью».

Отмечая прекрасные боевые качества терских казаков, генерал Ермолов писал, что они «всегда отличались от всех прочих казаков особенной ловкостью, исправностью оружия и добротою лошадей».

По мере расширения русской колонизации на Северном Кавказе терско-гребенские казаки всё больше и больше попадали в сферу влияния московских воевод и постепенно утрачивали свою самостоятельность. В 1668 году, после разрушения Трёхстенного городка морским прибоем, терские низовые казаки переселились на реку Копай, в старый город (Тюмень) и оказались в ближайшем соседстве с Терской крепостью. И здесь тесная зависимость от царских воевод установилась уже сама собой, и «казаки 27 августа 1688 года были включены в общий состав гарнизона под именем Терского казачьего войска»[26].

Гребенские казаки ещё сохраняли свою самостоятельность, хотя они, по неписаному соглашению, находились в номинальной подчинённости Терскому воеводе и принадлежали к местному гарнизону.

Внутри своих городков гребенцы управлялись станичными атаманами, выбиравшимися из своей среды «погодно», и по штату в них значились войсковые чины: атаман, писарь, есаулы и хорунжие. Однако дальнейшим указом Сената от 3 марта 1721 года они были подчинены военной коллегии, и им определено было постоянное жалованье по строевому составу в 500 человек[27].

С подчинением военной администрации заканчивается первый период в истории Терско-Гребенского казачества – период вольной колонизации Предкавказья – и начинается второй – превращение казаков в особое служилое сословие, в профессиональных воинов – крестьян.

В 1722 году, возвращаясь из «Персидского похода», Пётр I остановился в 20 верстах от устья реки Сулак, впадавшей в Аграханский залив Каспия, и, осмотрев эти места, приказал заложить здесь крепость, назвав её крепостью Святого Креста. По своему назначению крепость должна была служить опорным пунктом России на границе с Дагестаном, и в связи с этим размеры её были довольно значительными. Её окружала высокая стена с шестью бастионами, на которых установлено было 35 медных и чугунных пушек, а глубокие рвы и окопы вокруг крепости делали её почти неприступной. В неё были переселены все низовые терские казаки с семьями, скотом и домашним скарбом. Для усиления границы от крепости и до моря сюда перевели тысячу семей (отсюда «семейные») из числа донских, хоперских, бузулукских и других городков, и поселили в трёх станицах, и они вместе с терскими казаками образовали новое казачье войско – Аграханское. Но просуществовало это войско недолго. За десять лет донские казаки трижды меняли своё местожительство из-за климата, истощения и болезней. А тут, в 1727 году, на западном побережье Каспийского моря появилась «моровая язва» – чума. Несмотря на оградительные меры, болезнь проникла в крепость Святого Креста и оттуда перешла далее на Сулакскую линию. Потери были очень велики. В это время политическая обстановка на Ближнем Востоке складывается не в пользу России. Уступая притязаниям Ирана, Россия в 1735 году по Ганжинскому договору упраздняет границу по реке Сулак и отводит свои войска на Терек.

Наиболее удобным местом для строительства крепости и расселения казаков были признаны земли «на истоке Кизляра-реки». Новый город-крепость решено было назвать Кизляром.

С переселением на Терек Аграханское войско было разделено на две части: одну часть непосредственно терско-низовых казаков и горских выходцев поселили отдельной слободой на окраине Кизляра и назвали «Терско-Кизлярское войско», а другая, состоящая из оставшихся донских (семейных) казаков, занявших пространство между Кизляром и гребенскими станицами, получила название «Терско-Семейное войско». Они образовали три станицы: Бороздиновскую, Дубовскую и Каргалинскую.

Интересно отметить, что в 1771 году на Тереке появился, впоследствии получивший известность, донской казак Емельян Пугачёв и приписался сначала к Дубовскому, а потом к Каргалинскому городку. Весною 1772 года Терское войско, недовольное своим атаманом Татаринцевым, «заручилось» избрать в войсковые атаманы Пугачёва, но обвинённый в смуте Пугачёв был схвачен и посажен в кандалах в Моздокскую тюрьму, откуда бежал на Яик, где дела его пошли, как известно, более удачно.

Казаки новых войск на новом месте занялись землепашеством, разведением садов и виноградников. Совместно с Гребенским войском оба Терских войска стали охранять Терскую линию, держали по «кордону» «пикеты» (конные посты), а в случае чрезвычайной опасности усиливали своими отрядами гарнизон Кизлярской крепости. Об их геройстве и славе свидетельствует масса примеров.

При образовании Кавказского Линейного войска в 1832 году Терское Семейное и Терское Кизлярское войска были переименованы в Кизлярский и Терский казачьи полки, а затем, в 1836 году, слиты в один полк, названный сначала Семейным-Кизлярским, а при издании положения о Линейном Войске (1845) получивший имя просто Кизлярского полка. С 1870 года Кизлярцы и Гребенцы составили один Кизляро-Гребенский полк – старейший из полков Российской империи.

4

Передвижением Гребенских городков на левый берег Терека, постройкой Кизляра и поселением Терско-Семейного войска между Кизляром и Гребенским войском было положено начало великой Кавказской Линии, где затем разыгралась столетняя Кавказская война, история которой полна страниц настолько же славных, насколько и кровавых.

Исследователи истории Кавказской войны, хронологические и географические рамки которой, кстати, установлены далеко не однозначно, обыкновенно обходят молчанием Кабарду.

А ведь основные события изначально происходили здесь.

Со второй половины XVIII века царское правительство, укрепив свои позиции в бассейне нижнего Терека, проводит мероприятия по колонизации всего Северо-Кавказского края.

Военно-административный режим, установленный царским правительством в Кабарде, вызвал протест. Царские военные власти не учитывали сложной обстановки в крае, подозрительно относились к местному населению, допускали грубый произвол и часто не считались с обычаями и обрядами, складывавшимися здесь на протяжении веков.

Для достижения своих целей царские власти нередко провоцировали народ. Чтобы не допустить независимости Кабарды и иметь повод для вмешательства в её внутренние дела, они специально натравливали конкурирующие группировки господствующей знати друг на друга.

В конце 1763 года на пути в Астрахань, в урочище Алабуге, большой купеческий караван, шедший под защитой русского флага, неожиданно подвергся нападению, а вскоре стало известно, что караван разграблен, а сопровождающие его лица убиты.

Подозрение пало на кабардинцев, и русское командование истолковало этот акт как открытый вызов, брошенный России. По соглашению с Малокабардинским князем Канчокиным на левом берегу Терека, в урочище «Мыздогу» (дремучий лес) было построено укрепление лёгкого типа (форпост). Это вызвало резкое недовольство кабардинских князей. Они осознавали, что крепость, являясь форпостом царизма, будет ограничивать их политическую независимость. С момента её основания сюда начали бежать кабардинские крестьяне, чтобы, приняв христианство и русское подданство, получить свободу. На многочисленные требования кабардинских феодалов выдать беглецов и срыть крепость русское правительство отвечало отказом, и в результате этого часть кабардинской верхушки заняла антирусские позиции. Князья стали нападать на русские крепости. В такой обстановке Турция и Крым стремились привлечь их на свою сторону. Но были князья (и их, по-видимому, было большинство), которые со своими подвластными поддерживали Россию.

В связи со сложившейся обстановкой подполковнику Гаку Петру Ивановичу, назначенному Сенатом комендантом Моздока, было приказано в самый короткий срок окопать рвом крепость, в том числе и посад, установить дополнительные наряды пушек и готовиться на случай войны к обороне.

Однако, пишет В. А. Потто, подполковник Гак принялся за дело с такой энергией, что к 1765 году успел перестроить Моздок в значительную крепость. В 1785 году «по открытию Кавказского наместничества» Моздок был назван уездным городом[28].

Для усиления Линии между Моздоком и станицей Червлёной указом на имя графа Панина 2 июля 1765 года предлагалось переселить с Волги 517 семей волжских казаков и расселить их на этом пространстве пятью станицами – «равными долями». Они основали станицы: Галюгаевскую, Ищерскую, Наурскую, Мекенскую и Калиновскую, и, по предписанию коллегии Иностранных дел, из них составили Моздокский казачий полк, для командования которым было велено «назначить не атамана, а полковника… и передать в подчинение Моздокскому коменданту». В то же время для прислуги при крепостной артиллерии было переселено с Дону 100 семей Донских канониров, образовавших станицу Луковскую при Моздокской крепости. А Моздокский полк был усилен новыми переселенцами: Донцами, Волгцами, крещёными калмыками, казаками Саратовской крепостной милиции, а также была образована ещё одна станица между Моздоком и Галюгаевской – станица Стародеревская (1799).

Устроителем полка стал старшина Волгского войска полковник (впоследствии генерал) Савельев, по имени которого были названы сады и хутора около Мекенской, впоследствии ставшие станицей Савельевской. На новом месте им отвели земли столько же, сколько они имели на Волге, получали «свободы и вольности… которыми пользуются Семейные и Терские казаки, а на обзаведение и на переселение им выдано по 12 рублей, да на содержание их в первый год муки по 6, овса по 3 четверти, круп по 3 четверика»[29].

А в Моздоке из числа переселенцев в том же 1765 году была создана Моздокская горская казачья команда численностью 105 человек, а с Дона, для обслуживания Моздокской крепости по артиллерии, переселили ещё 100 семей, основавших в 1770 году на окраине Моздока станицу Луковскую.

После поражения крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачёва в 1773–1775 годах царское правительство начинает проявлять особый интерес к захвату и освоению южных плодородных земель, особенно в Северном Причерноморье и в Приазовье. В 1774 году окончилась война с Турцией, и по Кючук-Кайнарджинскому миру Россия добилась провозглашения независимости от Турции Крымского ханства и подтверждения древних прав на Кабарду; к ней отошёл Азов, с прилегающей к нему местностью «по соседству с кубанскими владениями крымского хана Россия имела теперь обширную область, простирающуюся между реками Доном и Еей»[30].

Назначенный генерал-губернатором Новороссии светлейший князь Г. А. Потёмкин представил императрице Екатерине план создания охранной линии по защите этих мест, и военная коллегия учредила по линии от Моздока до Азова 10 укреплений. На Дону была построена крепость св. Дмитрия Ростовского (ныне г. Ростов). Для занятия Азовско-Моздокской линии с Волги были переселены остатки Волгского войска (700 семей, свыше 4500 душ), а с Хопра – Хоперский казачий полк.

Волгцы заняли на линии станицы – укрепления: Екатериноградскую, Павловскую, Марьинскую, Георгиевскую и Александровскую, и образовали Волгский казачий полк. Хоперцы основали станицы Северную, Ставропольскую, Московскую и Донскую. Впоследствии, в первые годы царствования Николая I, хоперцы были передвинуты на Кубань. Тогда же было решено заселить Черноморскими казаками степное пространство, раскинувшееся между Азовом и Кубанью, к востоку от Азовского моря. Черноморские казаки представляли из себя часть славного когда-то Запорожского войска, и в то время их число доходило до 12 600 человек. Они заняли в 1792 году отведённую им местность, а по Кубани, от устья её до впадения в неё реки Лабы, поставили охранную «кордонную» линию из укреплений и постов. По среднему же течению Кубани, начиная от пределов Черномории, расположился Кубанский казачий полк, составленный из тысячи казачьих донских семей, занявших станицы: Усть-Лабинскую, Кавказскую, Григориполисскую, Прочноокопскую, Темнолескую и Воровсколескую.

Так, в ходе военно-хозяйственной колонизации Северного Кавказа и близлежащих областей русская администрация провела ряд мероприятий, направленных на увеличение численности казачьего населения.

К началу XIX столетия по Кавказской линии жили следующие, независимые друг от друга, группы казачьего населения: Терско-Кизлярское войско, Терско-Семейное войско, Гребенское войско, Моздокский казачий полк, Моздокская Горская казачья команда, казачьи полки – Волгский, Хоперский, Кубанский и Черноморское войско. Они выставляли на строевую полевую службу до 13,5 тысяч казаков, кроме того, черноморцы – морскую флотилию в 25 судов, вооружённых 27 пушками.

5

От Моздока начинается известная дорога в Грузию.

24 мая 1783 года в Георгиевске (ныне город в Ставропольском крае) было подписано соглашение между Россией и Грузией, по которому, по просьбе царя Ираклия II, Грузия принималась в русское подданство. Чтобы обеспечить надёжную связь с Закавказьем, решено было расширить и улучшить эту дорогу. И в этом же году по приказу генерал-поручика П. С. Потёмкина 800 русских солдат, совместно с жившими там осетинами, начали работы по расчистке дороги. «Работы продвигались настолько успешно, – писал В. А. Потто, – что к концу года два батальона егерей с четырьмя орудиями и колесным обозом свободно прошли в Тифлис, для защиты царя Ираклия II»[31].

Для защиты дороги было сооружено три редута: Григориполисский, Камбелеевский и Потёмкинский, и крепость (6 мая 1784 года) Владикавказ.

И дорога получила название «Военно-Грузинской». В 1825 году генерал Ермолов дал Военно-Грузинской дороге несколько иное направление – по левому берегу Терека через Татартупское ущелье на Екатериноградскую, минуя Моздок, потерявший прежнее значение со времени перенесения центров Кавказского управления в Георгиевск и Ставрополь.

Для защиты новой дорожной линии были поставлены укрепления, которые потом заселили казачьим населением.

Так, в 1837 году возникает стоверстовая Передовая Терская казачья линия, занятая восемью станицами шестисотенного Владикавказского полка – Пришибской, Котляревской, Александровской, Урухской (впоследствии перенесена к Георгиевску), Змейской, Николаевской, Ардонской, Архонской.

Ядром для образования Владикавказского полка послужили два Малороссийских казачьих полка, сформированных в 1831 году Малороссийским дворянством для действий против польского восстания, а потом обращённых на службу в войсках Кавказской линии. К семейным казакам этих Малороссийских полков было присоединено несколько десятков или сотен казачьих семейств «Старолинейцев», солдатских из упразднённых военных поселений и переселенческих из Черниговской, Харьковской и Воронежской губерний.

Уже за период 1838–1839 годов в станицах было построено домов: Ардонской – 41, Архонской – 46, Урухской – 29, Пришибской – 35. Станица Пришибская построена в 20 километрах от станицы Екатериноградской, – говорится в одном из документов, – и по плану прапорщика Горшкова в 1844 году ей отмежёвано было в надел 9033 десятин и 54 сажен земли. Станичные земли пересечены реками Терек, Деменюк и Чёрною, и большею частью удобны к сенокосам, к приизрастанию разного хлеба и огородных овощей»[32].

Администрация с особым вниманием относилась к устройству поселян в станицах. Им помогали строить дома, снабжали бесплатно гвоздями, вьюшками, заслонками, дверными петлями, стеклом для окон и т. д. Земли для посева и сенокосов они получали «в достаточном количестве», бесплатно семена, а те из них, кто не получил скот из войскового стада, получал деньгами из расчёта: за пару быков 140 рублей, за корову 45 рублей и за овцу 6 рублей 50 копеек каждому хозяйству. Одновременно с этим, приказом командира отдельного Кавказского корпуса от 12 сентября 1840 года № 40, предписывалось поселянам всегда быть готовым к защите своего поселения (станицы), постоянно проводить военные занятия, «для приучения… к отражению неприятеля», содержать оружие в исправности, готовить сыновей к цельной стрельбе и вооружать их кинжалами и шашками»[33].

Образованный и усиленный Владикавказский полк был передан в ведение наказного атамана Кавказского линейного войска, как боевая единица, имея по списку общее число населения[34]:

Рис.0 Казачество: территория тайн. Свет и тени

Коротко о Кавказском линейном казачьем войске

Расширение военных действий на Кавказе в первой половине XIX века потребовало от русской военной администрации введения определённой реорганизации в области управления местной гражданской властью и особенно в управлении казачьими войсками. Военные операции против горцев и ответные выступления последних требовали безусловной централизации власти, быстрого и оперативного решения стоящих перед командованием задач. Решение же их осложнялось тем, что казачьи войска, в отличие от регулярной армии, совершенно не связаны были между собою и управлялись войсковыми начальниками по своему усмотрению. Все эти недостатки и неудобства вынудили царское правительство свести все северокавказские войска в единое войско, получившее название Кавказского линейного казачьего войска. «Высочайшим приказом от 25 июня 1832 года»[35] Терско-Семейное, Гребенское и Терско-Кизлярское войска были преобразованы в полки и получили название Терского, Гребенского и Кизлярского полков. Помимо этих полков, в состав Линейного войска вошли: Кавказский, Кубанский, Хоперский, Волжский, Ставропольский, Горский и Моздокский, а теперь и Владикавказский, а потом и Сунженские полки, включались в состав Линейного войска[36].

На казаков возлагались военные повинности, связанные с несением полевой и внутренней службы, и на общих основаниях устанавливалось денежное и натуральное жалованье, вместе с тем каждый казак обязан был «изыскивать способы к прокормлению себя и семейства своего… пёкшись о своей безопасности и, сопрягая хозяйственный быт с военным, должен не только быть исправным воином-земледельцем, но. должен со всею деятельностью заниматься скотоводством, пчеловодством, всякого рода ремеслом и промышленностью»[37].

С учреждением Сунженского казачьего полка и назначением его командиром генерал-майора Н. П. Слепцова в 1845 году начинается активное заселение Сунженской линии.

Ядром полка стали офицеры и урядники Моздокского и других полков. В состав нижних чинов вошли кроме «Старолинейцев» (Моздокцев, Волгцев, Гребенцов, Кубанцев и Ставропольцев), поселявшихся по жребию, также и Донские казаки. Таким образом, старые «Линейцы» принимая новое имя «Сунженцев» поделили, как поётся в казачьей песне «С краёв полуночи», избыток своей славы «с безвестной струёй» новых переселенцев, ставших вместе с ними «на вражьем пороге твёрдой стопой».

Заселение Сунжи, начатое в 1845 году, продолжалось в течение 15 лет, и на Сунже и её притоках водворились три казачьих полка: 2-й Владикавказский – семью станицами, 1-й Сунженский – семью станицами и 2-й Сунженский – восемью станицами.

«Таким образом, – пишет казачий историк М. А. Караулов, – с лишком три века происходило постепенное население и разрастание казачества на Тереке, начиная с первых поселенцев – Гребенцов – и кончая самыми молодыми станицами – Сунженскими…»

6

В 40-х – 50-х годах XIX века в социально-экономической жизни России происходит ряд существенных изменений. Начавшийся промышленный переворот ускорил проникновение капиталистических отношений на Северный Кавказ, который с каждым десятилетием становится всё более ёмким рынком сбыта товаров русской промышленности и источником сырья.

Народы Кабарды и Балкарии, как и всего Северного Кавказа, вовлекались в систему экономических отношений Российской империи.

Развитие товарно-денежных отношений привело к тому, что царское правительство в феврале 1846 года издало новое положение о меновой торговле с народами Северного Кавказа. Был учреждён меновой двор и в станице Пришибской. Есть сведения, что только за один 1847 год в меновых дворах станиц Пришибской и Екатериноградской приняли участие 3519 человек. Заметно стал расти объём торговли, особенно продажи лесоматериалов.

8 января 1848 года в Пришибской впервые была открыта ярмарка, на которую съехались 1050 человек.

Огромное значение в жизни станицы имело проведение в 70-х годах вдоль западной её окраины железнодорожной линии, строительство которой было закончено в 1875 году.

В трёх километрах южнее станицы была построена железнодорожная станция Котляревская: два двухэтажных дома, первые в Кабарде, пакгауз, водокачка и водонапорная башня.

В 1888 году рядом со станцией было основано поселение в несколько домов, получившее название «посёлок Котляревский» (с 1924 года – Майский).

С проведением железной дороги и открытием станции, а затем и проведением (1902) железной дороги до Нальчика, начался интенсивный рост населения станицы. В 1900 году она представляла собой крупный населённый пункт. В нём насчитывалось 248 дворов и проживало 1770 человек. Имелись административные учреждения: станичное правление, одноклассовое училище, церковно-приходская школа, церковь, 2 мельницы, 4 торгово-промышленных заведения.

«Тихая моя родина, ты всё так же не даёшь мне стареть и врачуешь душу своей зелёной тишиной», – вспомнил я почему-то выдержку из рассказа В. Белова «На Родине» (1962).

И тут же сообразил: стоп, пару секунд… Кажется, появилась мысль. Я даже закрыл глаза, с напряжением вспоминая необходимое. Меня накрыло волной – нет, не памяти, ибо это ещё оставалось вне её и ещё не отфиксировалось сознанием. Я сразу ухнул в тёмную глубину, не подконтрольную разуму. Оказывается воспоминания и пережитое могут возвращаться с процентами, накопленными за время работы с архивными документами.

И мне подумалось.

«А ведь история терских казаков, это и история боевых действий и походов, как на Линии, так и в различных войнах, которые вела тогда Россия».

Не было ни одного похода, ни одной экспедиции, ни одного из многих боёв без деятельного участия наших лихих прапрадедов – линейцев: Кизлярцев, Терцев, Гребенцов, Моздокцев, Волгцев, Владикавказцев, Сунженцев и их собратьев. В этой неустанной борьбе, в неравных часто боях, даже сказочные геройские подвиги мужества и беззаветной отваги, которую проявляли казаки на каждом шагу, были слишком обычным явлением, не обращавшим на себя особого внимания.

Ещё весной 1802 года генерал-лейтенант Кнорринг, назначенный начальником Кавказского края, отправляясь в недавно присоединившуюся к России Грузию, сформировал на Линии семисотенный Сборный Линейный казачий полк, который взял с собой в виде конвоя.

С этих пор началась постоянная служба терцев в Закавказье, где всегда находился при главном начальнике края Сборный Линейный казачий полк, численность которого колебалась от 300 до 500 казаков. Линейцы принимали там участие во всех крупных и во множестве мелких сражений, причём везде и всегда отличались с самой лучшей стороны, особенно выделяясь своей «храбростью и предприимчивостью», качествами, которые у них подметил строгий ценитель и знаток людей Ермолов.

В 1856 году наместником на Кавказе был назначен отважный и решительный князь Барятинский. Пользуясь наступившим удобным моментом, он со всех сторон двинул русские войска в глубину гор Чечни и Дагестана, окружил Шамиля на Гунибской горе и принудил его сдаться в плен 25 августа 1859 года.

В этот день замолк, наконец, боевой гром, грозно разносящийся по Кавказу в течение столетия, и только лишь на западной окраине Линии, на «Правом фланге» – ещё слышался отдалённый рокот битвы с черкесскими племенами Закубанья, куда были двинуты войска всей Линии для окончательного присоединения и Западного Кавказа, которое произошло в 1864 году, и в котором от Терского войска участвовал пятисотенный сводный полк.

За заслуги в военных трудах 4 марта 1860 года Государь Император вручил полкам Линии Георгиевские знамёна с надписью: «За военные подвиги против непокорных горцев». А по окончании военных действий на Западном Кавказе соизволил выразить свою милость Терцам в следующей грамоте от 12 июля 1864 года: «Нашему вернолюбезному Терскому казачьему войску. Покорение Западного Кавказа, достигнутое рядом доблестных подвигов и долговременных трудов наших, заключило многолетнюю кавказскую войну. С достославным событием этим тесно связано и имя вернолюбезного Нам Терского Казачьего войска, издавна стяжавшего себе громкую славу на Кавказе. Предки нынешних Терских казаков составляли из себя первых оседлых русских воинов для оплота от хищнических набегов горцев и в продолжении двух столетий храбрые обитатели берегов Терека – под именем Гребенских, Терских, Волжских, Горских Моздокских, Кизлярских, Владикавказских, Кавказских линейных, Сунженских казаков, не переставали обуздывать стремление диких соседей своих к внесению огня и меча в притеречные русские поселения и сами проникали в ущелья гор для наказания хищников в собственных жилищах их.

Геройские подвиги Терских казаков в рядах наших войск, на всём пространстве восточного Кавказа, приготовили покорение Западного и достославное окончание Кавказской войны». В ознаменование Монаршей признательности всем чинам Терского казачьего войска были сокращены сроки обязательной службы: для полевой – 15 и для внутренней – 7 лет.

Вместе с тем император Александр II выразил уверенность, что терцы не перестанут и впредь находиться в постоянной готовности переносить свою боевую опытность всюду, «куда укажут пользы Отечества».

«Славное же имя Терских казаков будет занимать везде и всегда почётное имя в рядах русских воинов», – говорится в завершении грамоты.

7

Порядок несения военной службы во всех казачьих войсках, кроме Уральского, был одинаков. Служилый состав разделялся на три разряда: приготовительный (от 20 до 21 года), строевой (от 21 до 33 лет) и запасной (от 33 до 38 лет).

Находясь в приготовительном разряде, казаки обзаводятся всем необходимым для службы снаряжением и обучаются началам военной службы; строевой разряд назначается для комплектования выставляемых Войском строевых частей и команд; казаки запасного разряда назначаются для пополнения убыли в строевых частях в военное время и для формирования в военное же время особых частей и команд.

В мирное время казаки строевого разряда должны пробыть на действительной службе 4 года.

Военные чины в казачьих войсках вполне соответствовали общеармейским чинам. Нижние чины: казак – рядовой, урядник – унтер-офицер; обер-офицерские чины: хорунжий – подпоручик, корнет; сотник – поручик; подъесаул – штабс-капитан, штаб-ротмистр; есаул – капитан, ротмистр.

Штаб-офицерские: войсковой старшина – подполковник, полковники и генеральские чины у казаков те же, что и в армии.

1 Оказия – охраняемый караван.
2 Стоит отметить, что население не ограничивалось русскими. Среди жителей были, например, и украинцы.
3 Гаджиев В. Г. Сочинение Гербера как исторический источник по истории Кавказа. М.: Наука, 1977.
4 Попко И. Д. Терские казаки со стародавних времён. СПб., 1880. С. 24.
5 Гаджиев В. Г. Указ. соч. С. 32.
6 Там же.
7 Попко И. Д. Указ. соч. С. 302.
8 Бутков П. Г. Материалы по новой истории Кавказа. ч. 2, СПб., 1862; Дон и степное Предкавказье. Изд. Ростовского университета, 1977.
9 Фадеев А. В. Очерки экономического развития степного Предкавказья в пореформенный период. М., 1957. С. 41.
10 Краткий очерк Ставропольской губернии в промышленном и торговом отношениях. Газ. Кавказ. 1848 № 22.
11 «Русский вестник» 1860. Т. 27. С. 366.
12 Учёные записки КБНИИ. Нальчик, 1965. Т. 23. С. 129.
13 Арцибашев Н. С. Повествование о России. Кн. 3, М., 1843. С. 194.
14 Соловьёв С. М. История России. М., 1960. Т. 4. С. 230.
15 Там же. С. 290–291.
16 Масса Исаак. Краткое известие о Московии в нач. XVII в. М., 1937. С. 100.
17 Катошихин Г. О России в царствовании Алексея Михайловича. Изд. 4, СПб., 1906. С. 67.
18 Испомещение – наделение землей.
19 Попко И. Терские казаки со стародавних времён. СПб., 1880. С. 13.
20 Газ. «Терские ведомости». № 179, 17 августа 1912 г.
21 ЦГАД (центр. гос. архив Дагестана) Портфели Миллера, д. 757/30, л. 2–3.
22 Попко И. Указ. соч. С. 24.
23 ЦГВИА, ф. 13, оп. 110, св. 160, л. 5.
24 Там же.
25 Крупнов Е. И. Городище «Трёхстенный городок» // Советская этнография. 1935. № 2.
26 ЦГАД Портфели Миллера, д. 757/30, л. 7.
27 ЦГВИА. ф. 13, оп. 107, св. 19, л. 125.
28 ГААО (Гос. архив Астраханской обл.) ф. 394, оп. 1, ед. хр. 3885, л. 70.
29 ЦГВИА, ф. 13, оп. 107, св.126, л. 249.
30 Дружинин Е. И. Кючук-Кайнарджинский мир 1774 года. М., 1955. С. 284.
31 Потто В. А. Два века терского казачества. Т. 1, Владикавказ, 1912.
32 ЦГА РСО Алания, ф. 2, оп. 1, д. 132, с. 46.
33 Пономарёв Ф. Материалы к истории терских казаков // Газ. «Терские ведомости» № 18, 2 января 1903 г.
34 Там же.
35 ЦГВИА, ф. 330, оп. 92, ед. хр. 146, л. 9.
36 Бентковский И. Бывшее Кавказское линейное войско. // Кубанские ведомости. № 4, 1871 г. 18.
37 Газ. «Терские ведомости» № 85, 3 апр. 1903 г.
Читать далее