Читать онлайн Семнадцать дней под небом бесплатно

Семнадцать дней под небом

1. Смена экипажа

– Куда ты гребёшь? Ну куда?! Давай назад отгребай! Назад, говорю!

– Мы же камень справа решили обходить?

– Решили, не решили… Несёт-то нас налево! Давай назад! Да не правым, левым назад!

– Там мы на подводную гряду сядем! Давай правее!

– Нет, нет! Не успеем! Левее бери!

– Под водой торчит что-то, я вижу!

– Да что там может…

Хрясь!

И байдарка села брюхом на какую-то штуковину под водой – скорее всего, камень. Или топляк. А хуже всего было то, что днище при этом распоролось и в разрез хлынула вода. Течением лодку развернуло на месте и вынесло боком на здоровенный пологий бульник посреди реки, который и был предметом спора.

– Вылезай давай! – сказал Санёк, сидевший впереди, и перекинул ноги через борт.

– Куда вылезать?! – подскочила Селена. – На этот камень?

– Больше некуда. А то лодка сейчас утонет.

В итоге они оба оказались посреди реки, на камне размером с теннисный стол. Байдарку, на дне которой угрожающе плескалась вода, Санёк тоже втянул на валун.

– Ну всё, с приплыздом… – сказала Селена с таким видом, словно Санёк был причиной всех несчастий в её жизни.

Этого похода Санёк Доломитов ждал несколько месяцев – с тех пор как узнал, что Селена ходит в туристическую секцию «Костры» в детско-юношеском центре.

Селена Лисицына – самая красивая девочка, какую он видел, и в этом году она перешла в их восьмой «А». В классе она держалась всегда несколько обособленно, хотя училась достаточно хорошо. Этакая красивая загадка, которую так хотелось разгадать. Ладная фигурка, правильные черты лица, густые пушистые ресницы, коса до пояса – было от чего потерять голову.

Санёк разыскал ту самую туристическую секцию, где она занималась, и записался туда, с трудом убедив родителей, что это вовсе не помешает учёбе. Он полагал, что если тоже будет ходить в походы, то сумеет найти с девочкой общий язык.

И вот он – общий язык! То «греби!», то «не греби!», то ещё что-то из этой оперы. Как и мечталось Саньку, они оказались в одной байдарке, только руководитель кружка Татьяна Терентьевна, строгая женщина с короткой, почти мужской стрижкой, капитаном назначила Селену, как более опытную, а его посадила матросом. Для тех, кто не в курсе: капитан в байдарке сидит сзади, – оттуда удобнее управлять лодкой, а матрос находится впереди и выполняет команды капитана.

Поход проходил в Карелии, по красивой и относительно спокойной реке, которая время от времени выкидывала фортели в виде порогов, перекатов и шивер. Порог – это резкий перепад уровня воды на реке, перекат – совсем невысокий порог, а шивера – как понял Санёк – просто хаотично разбросанные по реке камни, сильно мешающие спокойно плыть по течению.

Природа вокруг была сказочной, просто Берендеево царство, и Санёк любовался ею от души. Он и не знал, что сосны над рекой, освещённые солнцем, могут быть так красивы. Сколько раз порывался сфотографировать, но Селена была строга: «Греби давай, нечего отвлекаться!»

Когда Санёк только пришёл в турклуб, он подумывал о том, что в походе, если подвернётся какая-нибудь подходящая катастрофическая ситуация, он может спасти Селену от неминуемой гибели и этим завоюет её расположение. Иногда он даже представлял, что они попадают на необитаемый остров… И ведь мечта практически сбылась, только радости от этого было маловато…

Теперь они стоят на проклятом камне посреди реки, напоминая двух оранжевых пингвинов: спасжилеты любого делают яркой и толстой нелетающей птицей, жёлтые каски довершают впечатление, а вёсла в руках усиливают комичность пропорций.

Перекрывая шум бурлящей вокруг шиверы, Селена кричит:

– Я тебе говорила – греби! А ты?!

– Мы договаривались справа оплывать, я же не знал, что у тебя семь пятниц на неделе!

В спасжилете и каске Селена уже не такая загадочная, как в классе. А когда она кричит, что Санёк сам во всём виноват, её обаяние и вовсе пропадает. Так и хочется стукнуть её веслом по шлему (ей-богу, ей бы не повредило – шлем очень надёжный).

«Неужели я мечтал попасть с нею на необитаемый остров?» – думал Санёк.

– Эй, на камне! – донёсся до них звонкий голос Вени Братушкина. – Вы там ночевать собрались? Ловите «морковку»!

«Морковка», она же «спасконец» – длинный красный мешочек с уложенной в него особым образом верёвкой для спасения таких вот бедолаг. Когда «морковку» кидают, верёвка сама разматывается на нужную длину.

– Байдарку сперва вытащим! Пристегни к ней карабин! – скомандовал Веня, когда Санёк поймал верёвку.

Карабин – это не оружие, а толстый металлический крюк, который защёлкивается и превращается в замкнутое, слегка вытянутое кольцо.

– Днище пробито! – предупредил Санёк.

– Ничего, разберёмся…

– А не затонет?

– У неё ж ёмкости непотопляемости. Даже если полная воды будет – не затонет!

Санёк пристегнул карабин «морковки» к байдарке и спихнул её с камня. Веня ловко вытянул верёвку и переправил байдарку на берег, где её подхватили другие ребята.

– Теперь вас вытащим, – сказал Веня, упаковав «морковку» для нового броска.

Селена шагнула вперёд, ловя верёвку, но вдруг поскользнулась и с визгом улетела в поток.

«Вот он, твой шанс! Спасай её!» – пронеслось в голове у Санька, и он бросился вслед за нею.

– Ну вы даёте… чокнутые чижики! – охнул Веня и побежал по тропке вниз по течению.

Прыгнув в реку, Санёк с головой ушёл под воду, но только на секунду, поскольку спасжилет моментально вытолкнул его на поверхность. Но и этого хватило, чтобы холодной водой залило глаза, нос и уши. Не говоря уже о моментально промокшей и отяжелевшей одежде.

Вокруг шумно пенилась шивера. Селена успела уплыть дальше, она пыталась грести веслом, но течение не давало ей приблизиться к берегу. Санёк уже почти догнал её, но тут грохот воды усилился, и девочка внезапно исчезла. А через секунду и Санька утянуло в грохочущее месиво воды и водяной пены.

«Это же порог! – подумал Санёк, стараясь пробиться вперёд и вверх. Воздуха в лёгких не хватало. – Ещё немного, ещё…»

Когда его наконец вынесло на поверхность, вода вокруг была удивительно спокойной. Бурлящая пена порога удалялась, рядом барахталась Селена.

«Надо спасти её…» – снова подумал Санёк.

Но Селена быть спасённой, судя по всему, не хотела.

– Не приближайся ко мне! – завопила она, когда он попытался протянуть к ней руку. – Всё из-за тебя! А-а-а-ааааа! Не-е-е-еееет!

Последние вопли уже относилось не к мальчику, а к чему-то у него за спиной. Он оглянулся.

Прямо на них с порога летела байдарка Пети и Василисы. Сидящая впереди Василиса была совсем крохотная, спасжилет скрывал её почти с головой, виднелся только верх каски. Зажмурившись от страха, она вслепую молотила вёслами по воде.

Петя сидел сзади и увлечённо пытался руководить движением.

– Р-р-ряз! И-и, р-р-ряз! И-и, р-р-ряз! – надрывался он, но Василиса его не слышала.

А Петя слышал только самого себя.

Ребята бросились в разные стороны от идущей на них тараном байдарки. Когда опасность быть нашинкованным дружескими вёслами миновала, Санёк обнаружил, что оказался ещё дальше от левого берега, к которому пристали первые лодки. Селена подгребала именно туда и вскоре уже вышла на сушу.

Санёк же оказался возле лесистого островка у правого берега. Он почувствовал под ногами землю и выбрался на берег.

«Ну вот, опять необитаемый остров… – подумал он. – Но этот уютнее. Начать с того, что он в принципе больше…»

Санёк сел на поваленный ствол берёзы.

Ребята на берегу что-то кричали и размахивали руками. Саньку вдруг стало абсолютно всё равно, что там происходит. В группе он чужой. С единственной девочкой, которая ему нравилась, разругался, и теперь она его терпеть не может. Ну и пусть. Ему и одному хорошо. Цель, ради которой он отправился в это безумное приключение, самоликвидировалась, а новой он ещё не придумал…

Солнышко припекало, и мокрая одежда уже не казалась такой холодной.

Он оглянулся по сторонам. Хороший островок. Ёлки, берёзы… Под деревьями можно укрыться от дождя, а ещё там мягкий мох. Дикие звери здесь не водятся. Да, и грибы есть!

Первый гриб рос совсем рядом с поваленной берёзой, второй он нашёл неподалёку. Куда бы их сложить? Санёк снял шлем и перевернул его. Минут через десять импровизированная «корзинка» была полна грибов.

Санёк ещё не успел придумать, каким образом разведёт огонь и в чём будет готовить грибы, как к острову причалила байдарка. Спасать «робинзона» явилась сама Татьяна Терентьевна. Только она могла вести двухместную байдарку без матроса, не теряя в управлении. Опыт в водных походах у неё был приличный.

– Саша, – сказала она, – я надеюсь, ты уже отдохнул. Поехали в лагерь. Каску надень.

– А у меня это… грибы здесь… – показал Санёк свою «корзинку».

– Господи боже! Это ж поганки! Выброси немедленно и руки помой хорошенько!

Саньку ничего не оставалось, как подчиниться, сесть на свободное место и грести к левому берегу.

Веня, как главный по снаряжению, уже залатал пробоину на их с Селеной байдарке, но требовалось время, чтобы клей как следует схватился. Поэтому было решено дальше не идти, а разбить лагерь прямо возле порога. Ребята пошли за дровами, девочки занялись палатками.

– А вот и наш беглец! – сказала Селена, когда Санёк подошёл к костру. – Сначала утопить меня хотел, а потом и вовсе отравить.

– С чего ты взяла? – удивился Санёк.

– Я видела, как ты там мухоморы собирал. А потом Тэ-Тэ заставила их выбросить. Так?

– Я же не знал… И это не мухоморы.

Девчонки хихикали. Санёк махнул рукой и пошёл за дровами.

После ужина Татьяна Терентьевна устроила «разбор полётов».

– Кто что хочет сказать про сегодняшний день? – спросила она.

Ребята притихли. Санёк приготовился, что сейчас его заклеймят позором раз и навсегда, как неспособного к туристической жизни.

– Я хочу сказать! – вдруг поднял руку Петя Плавченко. За фамилию и заодно и за фигуру ребята прозвали его Поплавком.

– Говори, – разрешила Татьяна Терентьевна.

– Почему мне такой матрос достался? Не матрос, а недоразумение какое-то! – это он про Василису.

– Ты о чём?

– Она же порогов боится!

– Все порогов боятся. Это опасные места, к ним нельзя легкомысленно относиться, – ответила руководитель.

– Так она же глаза закрывает!

– Это когда брызги… – тихо сказала Василиса.

– И до воды веслом не достаёт, – завершил обвинительную речь Петя.

– Я же не виновата, что такая маленькая… – оправдывалась Василиса. На самом деле ей было тринадцать, просто росточком не вышла.

– Так… Петя, а ты что предлагаешь? – спросила Татьяна Терентьевна.

– В «трёшку» её отправить, в серединку, пусть как багаж едет! – заявил Поплавок.

– Нет, нет! – закричали девочки из обеих трёхместных байдарок. – Мы только сработались! И мы меняемся. Как она в «трёшке» выгребет, если в «двушке» не может?

– Видишь, они не хотят. Какие ещё будут варианты? – спросила Татьяна Терентьевна.

– Греби, Поплавок, за двоих, ты сильный!

– Ты бы Василиску хоть подкармливал иногда, она бы и выросла!

– Никто такого матроса к себе не возьмёт!

– Я возьму! – вдруг сказал Санёк неожиданно для всех и для самого себя в том числе.

Ведь он только подумал о том, что хорошо бы оказаться в другом экипаже, с кем угодно, только без Селены, а выходит, что вслух сказал.

– А ты справишься?– спросила Татьяна Терентьевна. – Капитаном идти придётся…

– Не знаю. Но я попробую.

– Ладно. Будем вас страховать.

В сумерках, проходя по лагерю, Санёк услышал, как возле одной палатки шептались девчонки:

– Из-за этого Доломитова столько времени потеряли…

– Да, теперь или впахивать придётся, или без днёвки останемся…

– А мне кажется, Доломитов симпатичный… и Василису он спас.

– Сегодня спас, а завтра утопит. Или мухоморами накормит.

Девочки захихикали.

– Он же не нарочно, он просто не знал…

– А он что, тебе нравится? Обломись, не видишь, у него селеномания в острой форме!

– А у тебя селенофобия, – быстро нашлась собеседница.

Санёк постарался пройти тихо, чтобы его не заметили, но сухие ветки предательски захрустели под ногами, и девочки замолкли, уставившись на него.

– В медицинский собираетесь? Ну-ну… – сказал Санёк и пошёл дальше.

Его провожал дружный смех.

2. Жизнь продолжается

На следующий день сразу после завтрака продолжили сплав. Теперь Санёк сидел на капитанском месте и руководил экипажем в составе миниатюрной Василисы.

– Привет, Доломакин! С повышением! – крикнул, проплывая мимо, Веня.

– Я Доломитов, – ответил Санёк, – Это горы такие – Доломиты. В Италии.

– Байдарки ломать перестанешь, – будешь Доломитовым. А пока – Доломакин! Пока, Доломакин! – и «трёшка», слаженно загребая вёслами, легко заскользила вперёд.

Венины матросы, Катя и Аня, радостно заверещали:

– Догоняй, Доломакин!

Василиса, для которой Санёк соорудил сиденье повыше, чтобы до воды доставала, в основном молчала, старательно пытаясь правильно грести. Саньку приходилось подстраиваться под её ритм, чтобы не стукаться вёслами, и загребать сильнее, чтобы не отставать от группы. В миниатюрности Василисы был свой плюс – байдарка меньше давала осадку на нос, что хорошо сказывалось на её ходовых качествах и маневренности.

Немного попривыкнув к управлению, Санёк с удивлением заметил, что догоняет байдарку, идущую впереди. Это был экипаж Поплавка и Селены. Поравнявшись с ними, Санёк услышал знакомые голоса:

– Да куда ты гребёшь? Правее бери! Нет, это слишком! Левым назад! Сейчас в берег впилимся!

– Топляк не видишь? Отгребай быстрее! Р-р-ряз! И-и, р-р-ряз! И-и, р-р-ряз!

Санёк и Василиса прошли мимо. Сказочные карельские красоты открывались по обеим сторонам реки. В заводях отражались стройные высокие сосны, выбеленные солнцем пригорки пестрели пятнами мхов, мимо с треском пролетали большие золотисто-зелёные стрекозы.

Пройти в этот день надо было много, чтобы наверстать время, упущенное вчера. Хорошо, что никаких серьёзных порогов не предвиделось, лишь иногда встречались небольшие шиверы, которые можно было проскочить с ходу, по основному потоку.

Зато приходилось много грести. Приноровившись к Василисиному ритму, Санёк грёб почти машинально, стараясь не думать о ноющих мышцах рук. Пытался отвлечься. И приходили ему в голову разные мысли. Например, о том, как это странно, что всё, к чему он привык – дом, родители, школа, друзья, да и вообще вся Москва, – где-то там, далеко-далеко, а он сам – здесь. И это «здесь» какое-то неустойчивое, размытое, не имеющее даже точки на карте, поскольку река течёт, лодка плывёт, и где сегодня группа поставит палатки, неизвестно. Чувство это было необычное, непривычное, но, кажется, не плохое. Даже наоборот, все ощущения были свежими, голова ясной, а в душе пробуждалось что-то новое, до этого неизвестное даже ему самому…

Санёк чувствовал себя крохотной песчинкой, заброшенной невесть куда. В Москве он никогда не ощущал себя таким маленьким. Там вокруг всегда были люди, – друзья, родители – в их отсутствие – интернет-сообщества, телевизор, а на улице – просто случайные прохожие.

Когда окружение его не устраивало, он включал музыку в наушниках и словно отгораживался от всех, переносился туда, к любимым исполнителям. И опять был как бы не один.

А здесь телефон пришлось выключить, чтобы не разрядился раньше времени, батарейки в плеере сели ещё в поезде, и осталась вокруг – тишина. Тишина была наполнена множеством звуков: плеском воды под веслом, шелестом ветвей над головой, голосами неизвестных птиц… а ещё в тишине в голову приходили мысли. Не чужие мысли, навязанные песней, интернетными роликами или звуками телевизора, а какие-то другие, свои. Слушать их поначалу было мучительно: они не складывались во что-то цельное, постоянно метались между «сейчас бы включить…», «да когда ж, наконец…», «что я здесь делаю?», «обед ещё точно не скоро…» и прочими несвязными обрывками.

Вот пришло же в голову отправиться в этот поход! Если бы ему полгода назад сказали, что он из-за какой-то пусть даже и красивой девчонки будет кормить комаров за восемьсот километров от дома, он бы не поверил.

Теперь отношение к нему Селены, похоже, было ещё хуже, чем в школе… И стоило ради такого поворота менять тёплую московскую постель на жёсткий туристический коврик? Хотел побыть героем, а оказался «чайником», как называют всех новичков, творящих свои программные глупости в процессе получения нового опыта.

Другие ребята в группе были ему почти незнакомы. Перестав концентрировать внимание исключительно на Селене, Санёк начал присматриваться к остальным. Мальчиков всего четверо: он сам, Петя-Поплавок, Веня Братушкин и Боря Бобров. Все, кроме него, даже смешной Поплавок, уже ходили в походы и гораздо более опытны. Но примкнуть к кому-то из них на правах подшефного Саньку не позволяла гордость – выгребать, так выгребать самому. В принципе, у него это более-менее получалось. На первой стоянке, когда собирали байдарки, он узнал много нового. Оказывается, все металлические части лодок – это не просто «трубочки» или «железяки», а стрингера (прямые, продольные) и шпангоуты (поперечные, округлые), причём шпангоуты делятся на бимсы (замкнутые) и полубимсы (разомкнутые). От этого всего у Санька гудела голова, но, потренировавшись соединять их в цельную конструкцию, он вполне освоился. «Главное, – говорил Веня, – не прихватить чужой шпангоут. А то точно ничего не соберётся». До последнего момента сборки для Санька было загадкой, как на алюминиевый каркас натягивается шкура байдарки: у неё же отверстие не очень большое, а примерно как дырка на пододеяльнике, сделанная сверху и не доходящая до краёв. Но ведь алюминиевый каркас не одеяло, его так просто внутрь не всунешь, разве что одним углом. Оказалось, всё просто, каркас собирается не до конца, а отдельно носовая и хвостовая части, потом обе они вставляются на свои места, и серединка дособирается уже внутри шкуры.

Все вещи, которые едут в байдарках, сперва упаковываются в специальные гермомешки (или просто «гермушки») и в случае пробоя шкуры или вообще переворота лодки (оверкиля) остаются сухими.

Всего в этом походе байдарок было пять, три двухместные и две трёхместные. Ребята уже пытались как-то назвать свои «корабли», но никак не могли прийти к общему решению. Поэтому для простоты каждая байдарка имела номер, от одного до пяти. У Санька – номер четыре. «Борт номер один», конечно же, у Татьяны Терентьевны. А идёт она обычно сзади, замыкающей, чтобы всех видеть.

«Хорошо, что Василиса молчит, – думал Санёк. – Если бы и она пыталась командовать мной, можно было бы сразу утопиться… А так ещё ничего…»

Девочек в группе было семеро. И все они, кроме Василисы, бывалые походницы. В байдарке с Татьяной Терентьевной шла Фима, невысокая неразговорчивая девочка в очках. Она отвечала за походную аптечку. Одевалась Фима очень неброско – сплошь в серое и коричневое, и только красные резиновые сапоги выделялись на ней ярким акцентом. Сане она казалась смешной и немного странной. В байдарке Вени было две девочки – Аня и Катя. Катя была более высокой, подтянутой, с хвостом каштановых волос. Аня казалась пониже, порыхлее, с детским личиком и округлым носиком. Она с самого отъезда таскала за собой гитару, но песен у костра пока не было. Веня своих матросов постоянно чем-то веселил, и они звонко смеялись на всю реку.

Про Веню надо сказать отдельно. Ему пятнадцать, и он давно уже ходит в походы. Как узнал из разговоров Санёк, Веня где-то подцепил привычку чертыхаться. В группе любые бранные выражения запрещены, и за нарушение этого правила от строгой Татьяны Терентьевны (которую ребята за глаза называют Тэ-Тэ) можно получить персональное наказание в виде отмывания грязного жирного котла, или, как говорят ребята, кана. И теперь Веня напрягает фантазию, изобретая самые разные смешные словечки. И придраться не к чему, и всем весело.

Капитаном другой «трёшки» идёт Боря Бобров. Он единственный из ребят уже не школьник, ему восемнадцать, и он учится в гидрометеорологическом колледже. Боря числится в группе вторым руководителем, хотя никакого командования, исходящего от него, Санёк пока не заметил. В его байдарке матросы Вера и Тоня. Вера отличается крепким сложением, и, похоже, таким же характером. Она сидит впереди и может одним мощным зацепом (есть такой особенный гребок) развернуть лодку на сто восемьдесят градусов. Худенькая Тоня Топоркова отвечает за лоцию и постоянно что-то записывает или зарисовывает. В этой байдарке почти не болтают.

Официальных фотографов в группе было два – Тоня и Катя.

На собрании группы Татьяна Терентьевна сказала:

– Ты, Тоня, на отчёт работаешь. Так что фиксируй. А ты, Катя, для отчётного вечера стараешься. Так что подмечай.

«А в чём разница? – подумал Санёк, но не спросил, чтобы не выглядеть глупо. – Ну ладно, раз никто больше не удивился, то и я как-нибудь потом разберусь…»

В экипаже Поплавка теперь была Селена, и они чуть ли не всю дорогу увлечённо ругались.

«Только бы Селена обратно от Поплавка не сбежала, – рассуждал Санёк. – Мне её и на расстоянии уже многовато… Уж лучше пусть маленькая молчаливая Василиса. А вообще, интересная компания собралась, и все такие разные… Но ребята давно уже дружат, а я сам по себе… Ладно, поход не бесконечен, доживу как-нибудь».

Вечером группа разбила лагерь на живописном берегу с хорошим подходом к воде и местом для палаток. В лесу можно было найти чернику, а иногда и землянику. И всё было бы хорошо, если б не комары. Они буквально ждали момента, когда человек пойдёт в сторону леса, и набрасывались всем скопом. А в лес ходить надо было – как минимум за дровами. Относительно походов в лес и прочих отлучек из лагеря Татьяна Терентьевна на первой же стоянке объявила: «Все выходы за пределы лагеря или видимости группы поодиночке запрещены. Категорически. Минимум по два человека. Некоторые в одиночку могут за камень зайти и уже заблудиться!» «Мы не такие!», – сказал тогда Веня. «Возможно. Но проверять не будем. Правило одинаково для всех».

Санёк удивился и спросил: «А если мне надо… ну… как бы это сказать… короче, берёзу в лесу полить…» На что Татьяна Терентьевна тут же ответила: «Берёшь с собой друга, и поливаете две берёзы». Вот так. И никакой частной жизни…

На стоянке байдарки лежали на траве, как гигантские рыбы, выброшенные на берег. Санёк вспомнил, что бывают такие киты – полосатики. Как выглядели эти киты, мальчик не помнил, а вот байдарки действительно были полосатые – поверх каждого стрингера, проступающего под шкурой, тянулись длинные наклеенные полоски – леи. Это, как объяснил Веня, заботливо осматривая байдарочные днища, для прочности, чтоб шкура не протёрлась. На байдарке Санька красовалась свежая чёрная заплатка размером с ладонь. Такую же Веня приклеил и изнутри. Санёк подумал, что теперь-то он всегда отличит свою перевёрнутую лодку от остальных.

Веня ходил вокруг байдарок, цокал языком, вспоминал каких-то то ли «чайников», то ли чижиков и, как показалось Саньку, был не очень доволен осмотром, но в чём дело, мальчик так и не понял.

3. Хрючево

Когда Санёк узнал, что приготовление еды в походе – это обязанность дежурных, а его экипаж дежурит уже завтра, он почти испугался. Почти – потому что была надежда на то, что Василиса умеет готовить. Она, конечно, миниатюрная, как Дюймовочка (а ещё конопатая и с торчащими в разные стороны двумя тонкими косичками), но должны же быть у человека скрытые таланты.

Когда в обед все выбрались на берег, он отозвал Василису в сторонку.

– Василис… тут вот один вопрос…

– Какой вопрос?

– Ты же умеешь готовить, да?

– Немножко… А что?

– Нам завтра дежурить, оказывается…

– А ты разве не умеешь?

– Я?! С какой стати?

– Ты старше. А я в походе в первый раз.

– Я тоже в первый раз. А ты – девочка.

– Ну и что? Если девочка – то с пелёнок у плиты, по-твоему?

– Ладно, ладно… Только дела это не меняет – мы оба не умеем готовить.

– Я могу сделать яичницу.

– Я тоже. Но в походе данный полезный навык рискует остаться невостребованным. Что делать будем?

– Не знаю.

– Пошли к Татьяне Терентьевне. Сдаваться.

– И что? Думаешь, она за тебя обед приготовит?

– Я бы и от ужина не отказался.

– Ну ты на-а-аглы-ы-ый…

– Наглость города берёт.

– Это смелость города берёт, так Суворов сказал. А наглость получает по носу.

– Тоже Суворов сказал?

– Нет. Тогда наглых не было. А если и были, то сидели тихо и не высовывались.

Главной по продуктам выбрана Вера Поликарпова, и она отлично справляется со своим делом. Ребята ласково называют её Карпушечкой. Вере четырнадцать, как и Саньку, но она в отличие от него уже опытная походница. Даже ходит в тельняшке, как, впрочем, и Веня. Поэтому для начала Санёк с Василисой отправились со своей проблемой именно к ней.

Без всякого удивления Вера выслушала их покаянную речь, пожала плечами и сказала:

– Вначале никто ничего не умеет. Потом у всех всё получается. Вы что, особенные?

– Права на оригинальность развития отдельной человеческой личности ещё никто не отменял, – попытался ввернуть Санёк.

– Не до такой степени, юный психолог. Короче. Первое дежурство в обед – это суп из пакетиков. Всё элементарно. Воду вскипятить – раз. Пакетики засыпать – два. В большом кане чай заварите. Горстку. Маленькую, как у неё, – Вера показала на Василисину руку.

– Понятно, – кивнул мальчик.

Вера достала блокнот и углубилась в его изучение. Потом Санёк узнал, что это была раскладка, то есть полное содержание завтраков, обедов и ужинов до самого конца похода. Но только со второго своего дежурства он догадался, что раскладка, как Периодическая таблица Менделеева, имеет свой период, равный количеству экипажей, поэтому каждый экипаж готовит в своё дежурство одни и те же блюда.

– На ужин – макароны по-флотски, то есть с тушёнкой, – продолжала Вера. – Это сложнее только на один пункт. Воду вскипятить – раз, макароны засыпать – два, тушёнку вывалить – три.

– Сразу вывалить?

– Нет, когда макароны сварятся. Посолить не забудьте. Самое сложное – завтрак. Но вы к тому времени уже освоитесь. Каша имеет свойство подгорать. Пришкварите кан – сами его будете отскребать… Ладно, утром встану, помогу вам, сѝротам… Продукты на всё дежурство выдам после завтрака. Понятно?

– Понятно.

– Черничкины пяточки! – рявкнул вдруг подошедший Веня. – Как я люблю макароны по-флотски!

Весь день Санёк наблюдал за дежурными – Веней и его экипажем: сколько наливают воды, как засыпают продукты, как регулируют огонь в костре. Только завтрак проморгал – грохот половника о крышку кана разбудил спящий лагерь, когда всё было уже готово.

Этот день был объявлен днёвкой, то есть днём отдыха. Никуда не надо было плыть, красота!

После завтрака Вера, как и обещала, выдала Саньку с Василисой продукты на сутки.

– А классно, что на днёвку выпало, – сказал Санёк. – Спокойненько дров принесём, костёр разведём, никуда не будем бежать, торопиться.

– Угу… – согласилась Василиса. – И денёк хороший.

Лагерь стоял на крутом берегу, среди высоких сосен. Где-то неподалёку, говорили, есть посёлок, до которого можно дойти. После завтрака некоторые ребята купались, но не долго – водичка в реке холоднецкая. Всё-таки Карелия – это север…

Веня зашёл по щиколотку, и лес огласился его возмущённым юношеским баском:

– Да что за ч-ч… чудесное утро сегодня!

Санёк взял топор и отправился в лес. Набрав кучу дров, с запасом на обед и, как он надеялся, на ужин, мальчик позволил себе тоже залезть в речку, а потом поиграть с ребятами в мяч. А потом Татьяна Терентьевна заставила всех, а особенно новичков, отрабатывать на воде различные гребки – прямой гребок, обратный, подтяг, зацеп… Оказалось, что грести – это не просто так, а целая наука!

– Тяжело в ученьи – легко в бою! – заявила руководитель. – У нас впереди пороги второй и третьей категории, а тут экипаж совсем новичковый. Гонять вас и гонять, красавчиков. После обеда ещё потренируемся.

«Да, и на днёвке не особенно отдохнёшь», – подумал Санёк.

Ближе к обеду он занялся костром.

Тут пришла Катя и как ни в чём не бывало поставила рядом большой пакет с грибами.

– Там в лесу столько белых, ты не представляешь! Мы с Анькой собрали немного, можно приготовить.

У Санька словно оборвалось что-то внутри.

– Как – приготовить?

– Ну-у… сварить, наверное.

И ушла. Обратно в лес, не иначе теперь за ягодами.

Санёк побежал к Василисе:

– Василиса, у нас проблема. Называется – грибы. Много. Катя притащила. Я понятия не имею, что с ними делать!

– Не такая уж и проблема, – заметила вовремя оказавшаяся рядом Вера. – Просто добавьте в суп.

– Но у нас суп куриный! Там на пакетиках написано.

– Будет курино-грибной. Это нормально сочетается, как в жюльене. К тому же ни одна курица при приготовлении этого супа, скорее всего, не пострадала, а так наваристее будет.

Пришлось Василисе учиться чистить и варить грибы.

Зато супчик получился и вправду мировой, за уши не оттащишь. Ребята ели и искренне нахваливали дежурных.

«Рано радуетесь, мы ещё ужин не сделали», – думал Санёк.

Не зря Санёк волновался. Ближе к ужину появились ходившие с Татьяной Терентьевной в поселковый магазин Боря и Петя, а также увязавшаяся за ними Селена. С тех пор как Санёк сбежал из её экипажа, она, кажется, искала случая взять реванш.

Селена перехватила у Пети сумку с продуктами и подошла к Саньку.

– Вот. Тут молоко и яйца. Тэ-Тэ сказала омлет сделать.

«Как говорится, с приплыздом вас…» – подумал Санёк.

А вслух сказал:

– Омлет так омлет, – и забрал пакет.

Как можно спокойнее он спросил Василису:

– Василис, а ты омлет делать умеешь?

– Что? – она удивлённо округлила глаза.

– Ничего особенного. Надо сделать омлет. Это почти как яичница, которую ты умеешь.

Идти опять к Вере было неловко. Обращаться к Татьяне Терентьевне – тем более. К тому же она была занята: они с Фимой бились над заклинившей молнией на тенте.

– Подожди… я сейчас… – Василиса исчезла в палатке и появилась с телефоном в руке. – Хорошо, что здесь Интернет ловит. Пошли делать омлет.

Вскоре она уже колдовала над миской с яйцами и молоком. Санёк занимался костром.

– Сковороды у нас нет, но можно залить в крышки от канов, – объявила Василиса.

Так они и сделали.

На таганке стояли рядком кан с кипящими макаронами и две крышки с омлетом, который вёл себя как-то странно. Он совершенно не собирался равномерно запекаться, а норовил подло подгореть. По краям уже просматривались рыжеватые корочки. При этом жидкая серединка весело побулькивала.

– По-моему, пригорает, – сказал Санёк. – Может, помешать его?

– Кто ж омлет помешивает? – резонно возразила Василиса.

Они сидели на корточках, сунув носы почти в самое варево и периодически вскакивая, когда дым вдруг задувало в их сторону.

– Червоточина ты черешневая! – вдруг услышали они Венин ломающийся баритон. – У вас же всё сейчас сгорит к чумазой черёмухе!

– А что делать? – спросил Санёк.

– С огня снять для начала.

– Так не пропеклось же!

– И не пропечётся уже.

Санёк послушно снял омлет с огня.

– Так, – распорядился Веня, – будете сидеть, как чинные чижики, манна небесная с неба не свалится. Думать надо. Короче. В котле что?

– Макароны.

– Отлично. Макароны, яйца, молоко… нормально. Значит – вываливай!

– Что – вываливай?

– Омлет ваш недоделанный в макароны вываливай, там всё вместе и проварится.

– Да что за ерунда! – возмутился Санёк. – Кто ж так делает?

– Ну не знаю… возможно, вы будете первыми.

На шумное обсуждение подошли Аня и Катя.

– О чём спорите? – спросила Катя.

– У них омлет пригорает, а эти чокнутые чижики не хотят его в макароны вылить.

– Так не делают! – упирался Санёк. – А ты что молчишь, Василиса?

Та пожала плечами:

– Я думаю, Веня вообще-то дело говорит…

– Правильно! – поддержала Аня.

– И это будет лучше, чем просто сгоревший омлет, – согласилась Катя.

– Ну как знаете! Вы сами этого хотели! – сказал Санёк и опрокинул несостоявшийся омлет в почти готовые макароны.

– Пахнет вкусно, – констатировала Катя.

– Ещё бы, черничкины пяточки! – довольно улыбнулся Веня.

К костру подошла Вера.

– Ну как, справляетесь? Ребята помогают? Молодцы! Группа у нас – просто класс! А что это у вас макароны как-то странно выглядят?

Веня внезапно вспомнил про какое-то неотложное дело и побежал его выполнять. Аня и Катя тоже моментально испарились.

– Ну… – сказал Санёк, – короче, мы с омлетом не справились…

– С каким омлетом?

– Который Тэ…Татьяна Терентьевна велела приготовить…

– Она велела вам приготовить омлет?! На ужин? Да ла-адно!

– Нам так Селена сказала.

– А, ну если вам Селена сказала… Так, а с тушёнкой что будем делать?

– С какой тушёнкой?

– Которая в макароны шла. Я её обратно в Москву не повезу.

– И что теперь?

– Вываливайте туда и тушёнку.

– В молоко?!

– Молоко – продукт съедобный, тушёнка тоже. А если смешать два съедобных продукта, получается что?

– Что получается? – переспросил Санёк.

– Новый съедобный продукт. Всё нормально сочетается. Короче, тушёнку надо утилизировать. Это лишний вес в моей байдарке, – она выразительно сделала ударение на слове «моей».

– Ну что ж, попробуем… – сказал Санёк, открыл банки и вывалил тушёнку в кан.

То, что получилось в итоге, не было похоже ни на один съедобный продукт. И, придя на ужин, все были весьма удивлены видом этого самого ужина. В тарелках лежала комковатая масса весьма неаппетитного светло-коричневого цвета.

– Ой, крачки мои чумовые… даже не буду говорить, что мне это напоминает… – хрипло пробормотал Веня.

Девочки фыркнули.

– Это что? – спросила Селена. – Я это есть не буду. Это… это же хрючево какое-то, а не еда! – она сфотографировала на телефон содержимое миски, а потом демонстративно вывалила всё в кусты.

– Вы что, пиявок нам наварили? – спросила Тоня.

– Скорее, мухоморов… – вставила Селена.

Остальные тоже энтузиазма не проявляли.

Одна Вера спокойно села, зачерпнула ложку макарон и отправила в рот.

– Ух ты! – сказала она. – Вкусно-то как!

– Вкусно? – переспросил Петя.

– Тебе точно понравится.

Петя с сомнением на лице принюхался, попробовал варево кончиком языка, потом съел пол-ложечки, следом целую ложку и воскликнул:

– А хрючево-то – ничего!

Вера достала из кухонного пакета бутылку кетчупа:

– Да, чуть не забыла… Можно добавить, кто хочет… для цвета, – и передала бутылку по кругу.

– Карпушечка, ты гений! – констатировал Веня.

Когда к костру подошли Татьяна Терентьевна с Фимой, ребята уже за обе щёки трескали получившееся «хрючево» и только Селена сидела, отвернувшись от костра.

– Петя, а куда ты поставил сумку с яйцами и молоком? – спросила Татьяна Терентьевна. – Что-то я её нигде не вижу.

Повисла пауза.

– Селена у меня её взяла. Селена, где сумка?

Селена оглянулась.

– Вы сказали, омлет надо сделать, я дежурным отдала.

– Я же сказала, что сама сделаю омлет утром, поскольку дежурные ещё неопытные… – возразила Татьяна Терентьевна. – Так где же оно всё?

– Там, – показал Санёк на остатки макарон в кане. – Просто омлет у нас не получился, и пришлось всё смешать…

– Мировая вещь получилась! – одобрил Веня. – Почаще бы так готовили! Я добавки возьму? Чумовое хрючево!

– Веня, мы же договорились, что ты не ругаешься… За тобой уже скоро вся группа повторять будет!

– Да разве ж я ругаюсь? Это же чистая похвала до последней чертёжной чёрточки!

– Ладно… пока… Но я за тобой наблюдаю, запомни.

– Вообще ни на секунду не забываю!

– Смотри у меня… А кан после этого вашего «хрючева» будет сегодня мыть…

Ребята затихли. Мытьё кана являлось в группе универсальным наказанием за самые разные провинности. Если же все были просто паиньками, эта обязанность оставалась за дежурными.

– Кан сегодня будет мыть Селена, – безапелляционно подытожила Татьяна Терентьевна.

– За что? – вскинулась Селена. – Я этого даже не ела!

– Как бы тебе сформулировать… Венечка, помоги, пожалуйста.

– За ч-чрезвыч-чайное ч-человеколюбие! – радостно объявил Веня.

– Можно и так, – согласилась руководитель.

Ребята улыбались. Все всё поняли.

4. Письма на родину

– А после ужина все пишем письма на родину, – объявила Татьяна Терентьевна.

– В каком смысле? – спросил Санёк.

– В смысле – домой, – подсказал ему Поплавок. – Чтобы мама не волновалась.

Поскольку остальные объявлению не удивились, Санёк понял, что это, видимо, такая добрая традиция. Или розыгрыш какой-нибудь.

– А моя мама и так не волнуется, – сказал он.

– Откуда ты знаешь? – спросила Катя.

– Я звонил ей из Петрозаводска.

– А теперь ещё и письмо напишешь.

– По интернету?

– По почте.

– Ну я и говорю… по электронной почте?

– По обычной почте! Ты что, никогда писем не писал? Почта… ящик такой на стене висит, оттуда тётенька-почтальон руками письма достаёт и ногами по адресам разносит, – прояснил Веня.

– Ногами не разносят, – поправила его Катя.

– Я фигурально… короче, вы поняли.

– Н-нет… Я по телефону общаюсь, или «ВКонтакте»… – растерялся Санёк. – Так же проще! Двадцать первый век, в конце концов!

– А ты вообще писать-то умеешь? – поинтересовался Поплавок.

– Естественно, я же в школе учусь…

– Да кто тебя знает…

– У меня, кстати, четвёрка по русскому!

– Вот потому и четвёрка, что писем не пишешь, – вставила Аня. – А то бы точно пятёрка была.

– Да чего там писать-то? «Привет, мам, у меня всё хорошо»? Я это и по телефону ей скажу.

– Нет, ты не понимаешь! Письмо – это исторический документ. Может, оно потом из поколения в поколение как реликвия передаваться будет! – торжественно произнёс Веня.

– А моя бабушка до сих пор письма от прадеда с войны хранит! – вздохнула Аня. – Хотя ничего особенного он, вроде, не писал – только что любит, скучает, идёт в наступление… А она плачет каждый раз, как их достаёт.

– Я так написать не смогу, – признался Санёк.

– А тебе так и не надо, – сказал Веня.

– Или ты хочешь, чтобы мама плакала, читая, что ты чуть мухоморов не налопался? – спросил Поплавок.

– Ну сколько можно?! – возмутился Санёк. – Я теперь вообще на грибы смотреть не буду!

– Ладно, ладно, и о продырявленной байдарке не пиши.

– Я что, нарочно?!

– Да чего ты так завёлся-то? Мы же шутим! – примирительно сказал Веня.

– Шуточки у вас… не смешные.

– Извини, не подготовились. Ладно. Напиши так, – Веня театрально провёл рукой по воздуху. – «Многоуважаемые мои маменька и папенька! Удостоверяю сим, что путешествие, предпринятое мною этим летом, хотя и доставляет моей персоне некоторые незначительные неудобства, в целом протекает успешно и не без приятности…»

– Ага, такая приятность вокруг, что просто ужас… – процедил Санёк.

– «Особенное же удовольствие получаю я, – с пафосом продолжал Веня, – от интересных и высокоинтеллектуальных собеседников, с которыми свёл меня случай в этом судьбоносном приключении».

– Ну ты даёшь! – восхитился Поплавок. – А я думал, ты только про чокнутых чижиков можешь…

– А чем тебе чокнутые чижики не нравятся? Да, Санёк, и не забудь про погоду! Про погоду обязательно надо вспомнить: «Погоды в здешних местах стоят чудесные, тёплые и достаточно солнечные. А ежели и случается когда ветерок, так это только способствует благотворному для здоровья и пищеварения обогащению кислородом…»

– Лучше про комаров напиши! Зажрали совсем! – добавил Петя.

Комары и правда что-то обнаглели в последнее время, особенно когда ветра не было.

– «Звери же в лесу, к величайшему нашему сожалению, дикие, хотя и дюже мелкие, но отменно кровососущие… Но, увы, такова их природа, не поддающаяся культурному исправлению и воспитанию, а нам остаётся только смириться с этим досадным обстоятельством и благодарить судьбу за предоставленную возможность отточить выдержку и стойкость характера». А ты, Петь, сходи к Фиме, у неё была какая-то мазюкалка от комаров. Только всё не забирай, другим тоже надо.

– Если я так напишу, – сказал Санёк, – меня по возвращении или в дурдом сдадут, или, наоборот, в школу для вундеркиндов. А меня ни то, ни другое не устраивает.

– Ну ладно, не пиши, – пожал плечами Веня. – Наше дело предложить.

Когда все закончили с ужином, помыли миски и опять подтянулись к костру, Татьяна Терентьевна раздала каждому по двойному тетрадному листу в клеточку и по конверту с маркой.

«Прямо как в школе…» – усмехнулся про себя Санёк.

Он долго думал, что же написать родителям, вспоминал Венин экспромт, но в итоге его письмо уложилось в несколько строчек:

«Здравствуйте, мама и папа.

У меня всё нормально. Погода хорошая. Плывём по реке. Скоро увидимся. До встречи. Ваш Саша».

Санёк посмотрел на лист. Большая часть его осталась пустой. Чтобы хоть как-то заполнить это пространство, мальчик изобразил улыбающуюся рожицу-смайлик. Потом пририсовал к смайлику уши, сверху нахлобучил каску, а внизу добавил спасжилет, ручки-ножки и весло. Получился почти автопортрет.

Санёк вздохнул и запечатал послание в конверт, на котором аккуратно вывел свой домашний адрес.

Когда он сдавал письмо Татьяне Терентьевне, она огорошила его ещё одной новостью. Оказывается, все дети в группе ведут дневники путешествия! И об этом говорилось ещё в Москве, но Санёк благополучно пропустил всё мимо ушей.

– Так у меня и блокнота-то даже никакого нет… – сказал он.

В ответ Татьяна Терентьевна просто выдала ему чистую тетрадь на 18 листов.

В глубокой задумчивости Санёк вернулся к костру. Там сидела Василиса и старательно писала что-то уже на второй странице.

– Василис, это у тебя письмо или ты роман сочинить решила? – спросил он.

– Да так, просто много всего интересного произошло, – пожала плечами девочка. – Я маме про наше первое дежурство написала…

– Чего там писать? Ничего хорошего не сделали… Кстати, с нас ещё завтрак…

– Ой, не напоминай…

– Представляю, на сколько страниц у тебя дневник будет…

– Какой дневник?

– А ты не слышала? Мы ещё и дневник похода вести должны. Тэ-Тэ лично проверять будет…

– Ну ладно, напишем.

– Вообще не представляю, что там написать можно…

– Наверное, правду и только правду.

– Позитивненько… – Санёк повертел в руках чистую тетрадь. – Ладно, на сегодня писанины достаточно… завтра начну.

– До завтра ты всё забудешь.

– Склерозом пока не страдаю.

– Хорошо, тогда вспомни, что было на ужин в первый день.

– А это что, тоже надо записывать? Картофельное пюре было… кажется…

– Вот видишь! Пюре было во второй день, а в первый, когда только байдарки собирали, гречка.

– Да какое это имеет значение? Содержание меню я уж во всяком случае перечислять не собираюсь. А то вдруг конкуренты найдут, а мы наше «хрючево» в качестве бренда не успели запатентовать…

– Ладно. Тогда во сколько был вчера подъём?

– Какая разница? С утра был подъём, в обед был обед, вечером был ужин. Кого интересуют подробности?

– Если ты так напишешь, то можно подумать, что и из Москвы не уезжал.

– А вот и ошибаешься! Я как раз собирался писать не о том, когда встал и что ел, а о походе, о порогах, о реке, о Карелии…

– Ну я, в общем-то, тоже… только это труднее, чем про подъём и обед… У меня столько впечатлений, самых разных… даже не знаю, как написать… Тебе тетрадь Татьяна Терентьевна дала?

– Ага.

– Пойду тоже возьму…

Пока одни дописывали письма (надо сказать, что у остальных ребят послания были не намного длиннее, чем у Санька), другие с чистой совестью рассаживались у костра. Аня достала гитару, настроила её и тихонько запела. Песня была совершенно незнакома Саньку, но она настолько ложилась на душу, что он, сам того не ожидая, сел и стал вслушиваться в простые и тихие её слова. Ребята вокруг начали подпевать, причём достаточно слаженно, видимо, уже не в первый раз.

«Ходят ко-о-они… над реко-о-ою… Ищут ко-о-они… водопо-о-ою…» – раздавалось над тихой вечереющей рекой.

Словно в другой мир окунулся Санёк. Нет вообще никакой Москвы, да и других больших городов, нет компьютеров, телевизоров, высотных домов… сказки всё это… А есть только то, что здесь и сейчас: белое вечернее небо, горстка ребят у костра, высокие, стройные сосны над головой, уютный говорок реки неподалёку и это вот – «Ходят ко-о-они…»

Ну да, и комары.

«Никогда, никогда ведь не любил поэзию, – думал Санёк, – сколько разных стихов в школе ни учили, ничего не нравилось. Все они какие-то… ненастоящие, что ли… А вот это – хочу выучить. Даже уже почти запомнил. Почему? Как получаются стихи, которые хочется запоминать? Которые сами запоминаются. А может, не в стихах дело? Может, дело в этих соснах, реке, людях вокруг? Да нет же, слова такие простые, но такие… такие…» – Определений не хватало, а в голове возникали всё новые вопросы и догадки.

Песни сменяли одна другую, ребята пели, усевшись тесным кружком вокруг костра, а ночь всё не наступала.

– Ну ладно, давайте последнюю, пора уже, – сказала Татьяна Терентьевна, – а то завтра на воде спать будете…

Санёк включил телефон и посмотрел на время. Ничего себе, скоро двенадцать, а ещё довольно светло.

– Вот они, оказывается, какие, белые ночи… – протянул Санёк. – Что ж я раньше-то не замечал?

– Нет, это уже не белые ночи… – возразил Веня. – Белые были в июне. А сейчас только белые вечера остались.

– Всё равно здорово…

– Ребята, а давайте наши байдарки как-нибудь назовём! А то что они у нас только под номерами? – предложила Вера.

– А какие варианты? – поинтересовался Петя.

– Тебе лишь бы варианты были, как в тесте, – усмехнулась Вера. – Название надо самим придумать! Вот мы хотим свою лодку назвать «Авророй».

– Как крейсер в Питере? – спросил Петя.

– Аврора – это богиня утренней зари в римской мифологии, – объяснила Тоня. – Ну и в Питере, да, крейсер. По-моему, красивое название.

– А остальные?

– А остальные сами называйте!

– Тогда у нас будет «Авиатор» – чтоб и плавала, и летала! – сказал Веня.

– Байдарки знаешь, в каком случае летают? – спросил Петя.

– В каком?

– Когда их по суше обносят вместо прохождения порога.

– Нет, наша не такая! Наша все пороги пройдёт!

– А мы назовём… Селена, как лодку назовём?

– Не знаю.

– Тогда давай назовём её «Удача»!

– Ну давай, – согласилась Селена.

Санёк задумался, как бы назвать их с Василисой байдарку, но пока ничего в голову не приходило. Он спросил Василису, но она лишь пожала плечами. Ну ладно, срочности особой нет.

Сегодня Саньку очень понравилось, как поёт Аня. Внешне она обычная девочка, такую встретишь и не заметишь: прямые русые волосы до плеч, нос картошкой, глаза… просто глаза. А когда поёт – словно раскрывается в голосе, наполняет им пространство, и уходить не хочется.

Последней была песня из мультика про бременских музыкантов: «Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету! Тем, кто дружен, не страшны тревоги. Нам любые дόроги дорόги!» И это было очень символично, даже невзирая на то, что Веня сильно переигрывал, изображая Осла и его громкое «Е! Е-е! Е-е!!!»

5. Собака понимает по-русски

Вера, как и обещала, встала вместе с дежурными, чтобы помочь приготовить завтрак. На завтрак была молочная пшёнка. В качестве молока использовали сгущёнку.

– Это самая вкусная каша, которую я когда-нибудь ел! – воскликнул Санёк, пробуя то, что получилось, и попутно доскребая из банки остатки сгущёнки. – Школьная столовка даже рядом не стояла с этой кашей!

– Пища богов! – согласилась Вера. – Ещё курагу по кучкам разложи, на всех, – она протянула ему пакетик. – Ну вот, а говорил, – не могу готовить, это выше моих личных человеческих возможностей…

– Я этого не говорил.

– Значит, думал слишком громко.

После завтрака все помыли посуду, уложили вещи в байдарки и поплыли дальше. За поворотом реки показался тот посёлок, где был магазин.

– Причаливайте здесь! – крикнула Татьяна Терентьевна, показывая на полоску песка у берега. – Надо ваши письма в почтовый ящик бросить. Вы подождите, я быстро.

Она вышла из байдарки и начала подниматься к посёлку.

– А можно, я с вами? – спросил Санёк.

– Пошли. А ты чего хотел-то? – поинтересовалась Татьяна Терентьевна, когда мальчик догнал её.

– В магазин зайти, если есть поблизости… Хочу тетрадь купить… или блокнот.

– Понятно. Вон там, у дороги, магазин… Вывеска белая, видишь?

– Вижу.

– Беги туда, а я дальше, на почту зайду. Встретимся на берегу.

– Хорошо! – и мальчик побежал в сторону домика с надписью «Ласточка».

В отделе хозтоваров Санёк купил себе удобный толстый блокнот.

Он уже собирался спускаться к лодкам, как вдруг решил позвонить домой. Включил телефон, а сети нет.

«Странно… – подумал Санёк, – в лесу у Василисы даже интернет ловил, а здесь вообще сети нет…»

И он пошёл вдоль улицы, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал. Внезапно его остановила пожилая женщина:

– Что потерял-то, милóй? Заблудился, что ль?

– Нет… просто позвонить хотел… а телефон сеть не ловит…

– А, ну так у нас тут нигде не ловит… Лес же кругом. Хотя есть одно место… Вон там, на горе, домик видишь?

– Ну.

– Это сестры моей домик. Вот там, с южной стороны, есть сигнал. Не слишком хороший, но есть.

– Далековато…

– А ничего, к ней весь посёлок звонить ходит… Я и сама туда иду. Калитка у неё открыта, мы двери-то и не запираем… Да, там во дворе собака большая, так ты ей скажи: «Свои!», она по-русски понимает, не тронет тебя.

– Собака? По-русски?

– Ну да. А то некоторые только по-карельски понимают.

– По-карельски? – удивился Санёк. – А есть такой язык?

– Конечно есть, – улыбнулась бабушка. – У нас половина посёлка на нём разговаривает. Тут ведь разные люди – и русские, и карелы. Так-то все по-русски говорят, но у себя в семьях карелы по-своему общаются.

Незаметно они прошли почти всю улочку. Саньку показалось, что он волшебным образом перенёсся в какую-то сказку: дома вокруг деревянные, бревенчатые, на окнах наличники резные, занавесочки белые. На заборах крынки висят вниз горлышком. Впрочем, стеклянные банки тоже встречаются. По улице ходит петух красивый, с яркими бордовыми перьями, вокруг него куры-пеструшки ногами песок разгребают. Вот прошла женщина с вёдрами, воду из колодца понесла. А на лавочке возле дома две бабушки сидят судачат. И бабушки какие-то старомодные, не в джинсах и кроссовках, а в платьях в мелкий цветочек. Санёк и не знал, живя в Москве, что такая жизнь ещё существует. Думал, только в сказках народных осталась. Он во все глаза смотрел вокруг. И даже про группу свою забыл, настолько всё здесь было необычно. А сейчас ещё собака появится, которая по-русски разговаривает… или только понимает?

Из сказки его выдернул большой синий туристический автобус, который вырулил с соседней улочки и остановился перед ближней избой. Из автобуса высыпали люди (эти-то как раз были в джинсах и футболках), бурно что-то обсуждающие на ходу, и пошли в дом. И ни слова из их разговора Санёк не понимал.

– Это и есть карельский язык? – спросил он женщину, всё ещё идущую рядом.

– Что ты, милóй! Это финский. Финны приехали!

– Финны? Сюда? Зачем?

– А карельский язык изучают. У нас тут курсы карельского языка баба Нюра ведёт. И денежка ей, и общение, опять же. Финны с удовольствием приезжают.

– Ничего не понимаю. А зачем им это?

– Кто ж их знает! Язык-то родственный. Может, культуру сохранить хотят?

Так, за разговорами, Санёк дошёл до домика на горе и даже сумел оттуда позвонить домой. Русскопонимающая собака посмотрела на него из будки, всё поняла вообще без слов, а выходить не сочла нужным. Потом бабушка, с которой он пришёл, дала ему пакет пирожков, и он побежал обратно к реке.

Приблизившись к берегу, мальчик понял, что что-то не так. То есть он знал, конечно, что подзадержался в посёлке, но чтобы всё было так серьёзно… Ребята высыпали на берег и гудели, как растревоженный пчелиный рой. На подошедшего Санька смотрели по-разному. Селена недобро усмехалась, Боря хмурился. Даже Веня не шутил и не смеялся. Поплавок и девочки смотрели как-то устало, а у Василисы глаза были круглые, словно она увидела привидение.

Зато уж Татьяна Терентьевна откровенно метала молнии.

– Саша, ты где бродишь?! – спросила она, как только Санёк подошёл.

– Я позвонить хотел…

– И что, позвонил?

– Позвонил.

– А мы уже не знаем что и думать! У нас ребёнок пропал!

– Не такой уж я и ребёнок, – обиженно сказал мальчик, – и вовсе не пропал… А мне порожков дали, вот…

– Судя то твоему поведению, совершенно детсадовский ребёнок! Ты же в магазин пошёл, ни о каких прогулках по посёлку и речи не было. Тебя что, только с нянькой отпускать можно? Я уже до магазина два раза бегала! Хорошо, что МЧС вызвать не успела…

Санёк хотел было сказать, что для того, чтобы вызвать МЧС, пришлось бы идти к тому самому домику на горе, где ловит телефон, а там бы все и встретились… но посмотрел на Татьяну Терентьевну и передумал.

– Короче, следующий котёл – твой! – вынесла вердикт руководитель.

– Да меня и не было-то… ну, наверное, всего минут десять! И куда бы я делся? – начал оправдываться Санёк.

– Два котла! – сказала Татьяна Терентьевна.

Санёк почувствовал, что тут пахнет арифметической, а то и геометрической прогрессией, и нашёл в себе силы промолчать.

Прошло несколько секунд. Напряжение, висевшее в воздухе, начало спадать.

– Быстро понял, – произнёс Поплавок, – А Веня однажды так до четвёртого котла дошёл…

Веня осторожно подкрался к нему сзади и изобразил «Отелло в гневе».

Петя, ощутив холодные руки у себя на шее, завопил:

– А-а-а-ааааа! Татьяна Терентьевна, он меня задушить хочет! Дайте ему котёл!

– Сейчас я тебе котёл дам, за провокацию, – отозвалась та.

– А я нашёл дом, где сеть ловит… и ещё там собака, оказывается, по-русски понимает… – сказал Санёк, которому не терпелось поделиться своим открытием.

– Вот видишь! Даже карельская собака понимает по-русски! А московский мальчик не понимает, что уходить в посёлок без разрешения нельзя… – покачала головой Татьяна Терентьевна.

– Я понимаю. Но я же быстро. И я финнов видел…

– Больше никаких таких «быстро». И никаких финнов. Всё, по байдаркам!

И все побежали занимать свои места.

День выдался хороший, солнечный, у всех было отличное настроение, порогов не предвиделось, и ребята весело болтали и перекидывались шуточками, подкрепляясь карельскими пирожками. Ширина реки позволяла лодкам идти по две-три параллельно, чтобы общаться.

А Санёк думал о своём первом в этом походе наказании. Сначала ему было жутко стыдно, что его отчитывают перед всей группой. И даже возникло было опасение, что его вообще отправят за плохое поведение в Москву… Но потом, когда он получил свои два котла, а Тэ-Тэ вроде как успокоилась, он понял, что проблема решена.

Как сказал однажды Веня, «отмоешь горшок – отмолишь грешок». Сам Веня получал и отрабатывал наказания легко. Судя по его рассказам, котлы – это такая же часть походной жизни, как и дежурство. «Кто-то же должен их мыть, в конце концов!» – говорил он. Да и Поплавок получал котлы, и даже девочки, вот, например, Селена.

Значит, всё идёт как надо. И всё же лучше больше не влипать…

– Петя, ты что делаешь? – послышался над водой грозный оклик Татьяны Терентьевны.

– А что? – не понял Петя, который всего-навсего пил речную воду, набирая её для удобства в пластиковую бутылку.

– Сырую воду пьёшь!

– Ну чистая же…

– Схватишь дифтерию, будет тебе чистая. Прекрати немедленно. Воду пьём только кипячёную! Тем более возле посёлка!

– Но я же бутылирую! – попытался отшутиться Поплавок.

– После Сашиных следующий котёл – твой!

Петя понял, что благоразумнее промолчать и согласиться. Конфликт был исчерпан.

6. Черничкины пяточки

В обед сделали привал на песчаной отмели. Дежурили Поплавок и Селена. Пока они доставали продукты и каны, группа углубилась в лес, чтобы собрать веток для костра. А в лесу оказалось полным-полно черники! Она и раньше встречалась ребятам на стоянках, но не в таких количествах. Теперь каждый, кто выходил к берегу с охапкой сухих веток, сиял фиолетовой черничной улыбкой. Глядя друг на друга, все улыбались и показывали зубы и языки. Селфи с высунутым «чернильным» языком, одиночные и коллективные, приобрели невиданную популярность.

– Вот же они – черничкины пяточки! – ликовал Веня, скосив глаза и пытаясь рассмотреть свой высунутый язык. – Я же говорил!

– Я вижу только черничкины язычки, – возразила Катя.

– А вот завтра проснёшься и посмотришь на свои пяточки. К утру как раз до них дойдёт, вот и покрасятся!

– Что, правда? – спросил Санёк.

Ответом ему был дружный хохот.

– Уж больно ты доверчивый! – сказала Катя. – Для Вени – просто находка!

Через некоторое время ребята стали выходить к костру не только с черничными языками, губами и зубами. Аня и Катя сделали друг другу жутковатый черничный макияж, а Поплавка раскрасили под тигра. Потом Веня пожелал стать индейцем, и вскоре все, включая даже серьёзную Фиму и молчаливого Борю, улюлюкали, раскрашенные в зигзаги, полосочки, ёлочки и цветочки.

После обеда двинулись дальше – в таком виде. Татьяна Терентьевна только качала головой и говорила:

– Вот вернёмся, всех отправлю в старшую группу детского сада.

За весь день на реке попалось всего несколько шивер, и больше пока не предвиделось, как сказала Тоня. И тут Санёк с удивлением узнал, что группа идёт по реке не просто так, вслепую, а имея на руках лоцию (слово-то какое, прямо настоящее мореходное!), на которой показан весь их маршрут и отмечены пороги, перекаты, шиверы, удобные места для стоянок. Сложные пороги нарисованы подробно, чуть ли не до каждого камня, со стрелочками по линии самого удобного прохождения. А Тоня не только следит по карте, где находится группа, но и вносит изменения, если надо. Ведь бывает, что одни камни исчезают, а другие, наоборот, выступают из воды, иногда намываются новые отмели, а иногда река и вовсе меняет своё расположение, словно ей надоедает течь строго по карте. Тогда она прокладывает новое русло, а на месте старого образуется так называемая старица. Старица со временем мелеет, зарастает травой, может и вовсе пересохнуть, а может остаться в виде озерка. И всё это надо не пропустить, отметить в отчёте. А по новой лоции, которая получится после этого похода, вполне возможно, пойдёт другая группа, и она будет ориентироваться на те замечания, которые сейчас выводит Тоня своим аккуратным каллиграфическим почерком.

К тому моменту, когда Татьяна Терентьевна велела искать подходящее место для стоянки, получилось так, что впереди шла байдарка Санька и Василисы.

– Вот здесь нормально будет? – спросил Санёк, показывая на пологий берег.

– Причаль, посмотри! – ответила Татьяна Терентьевна.

Санёк причалил, как положено, развернув байдарку на границе улова и зайдя к берегу снизу по течению, оставил Василису возле байдарки, а сам выбрался наверх. Место было ровное и красивое.

– Хорошая полянка! – крикнул он остальным.

– Причаливаем!

– Место на нашу палатку займи! – крикнул с воды Веня.

– Ага!

– Нет, нет, мы первые! – завопили Аня и Катя. – Тоня! Вера! Вы ближе, займите место под нашу палатку!

Санёк пошёл занимать место. Обычно для этого достаточно было бросить на полянку весло или спасжилет (а лучше то и другое), а потом уже подтаскивать остальные вещи. Но оказалось, что бросить весло решительно некуда: весь берег был занят густым черничником. Санёк растерялся.

– Я не могу… я не знаю… – Санёк развёл руками.

– Что случилось? – спросила Василиса, поднимаясь навстречу.

– Там сплошные ягоды! Черничник!

– Так это же здорово! – ответила она.

– Черничкины пяточки! – пробасил Веня, взбираясь на полянку. – Такого я ещё не видел! Ну и чего место под палатку не занял?

– А куда ставить? Не в чернику же!

– Конечно, не в чернику! Всю чернику придётся съесть! Приступаем немедленно!

И вот, прежде чем ставить палатки, все ползали на карачках и объедали черничные кустики. Ведь жалко же – и грязную палатку, и раздавленную чернику.

– А я думал, что так не бывает: и вкусно, и полезно, и крайне необходимо для общества! – говорил Веня, облизывая перепачканные ягодой пальцы.

– Для общества, вообще-то, не только это необходимо, – послышался Петин голос. – Кто-то должен ещё и за дровами ходить!

Ребята оглянулись. Петя выходил из леса, держа на каждом плече по еловой сушине.

– Ну, Петь, ты гигант! – восхитилась Тоня.

– Уважуха! – поддержала Катя.

– Подожди, постой минутку, я сфоткаю! – крикнула Селена и полезла за телефоном.

С брёвнами на плечах Поплавок казался уже не увальнем, а настоящим богатырём. Он и правда был сильным, и всеобщее внимание ему понравилось. Но когда девочки затянули фотосессию, снимаясь по очереди на его фоне, вид у него был уже не гордый, а измученный. Наконец ему позволили сбросить брёвна. Мальчики сходили в лес и принесли ещё дров, но внимания девочек этот процесс не привлёк. Поплавок же занялся костром.

Когда палатки были поставлены, а байдарки разгружены, все разбрелись по своим делам. Некоторые пытались смыть с лица черничные узоры, некоторые наносили новые.

Санёк присел к костру с тетрадью для дневника.

«Что же написать? Кстати, а число-то сегодня какое? – Он включил телефон. – Надо же! Только пятый день похода, а кажется, что прошло недели две…»

Мальчик пролистнул первые четыре странички и начал сразу с пятой:

«5-й день похода. Сходил в посёлок. Получил два котла. Встали лагерем в черничнике. Черники очень много». Потом написал на предыдущей странице: «4-й день» и начал вспоминать, что же было вчера. Странная штука память! Вроде всё помнишь, а когда это было – вчера или позавчера – непонятно… Так много всего произошло! Но и предыдущий день уложился у Санька в несколько скупых фраз.

Подняв голову от дневника, мальчик заметил, что дежурным Пете и Селене помогает Василиса, хотя дежурство вовсе не её. Это показалось ему настолько странным, что он даже бросил вспоминать позавчерашний день.

«Вот пойми этих девчонок! – подумал он. – Буквально вчера Селена нам такую свинью подложила с этим своим омлетом, который мы якобы должны были готовить, чуть не опозорила перед всеми… хорошо, что ребята понимающие оказались… А теперь Василиса как ни в чём не бывало помогает ей готовить! Что-то там старательно в кане перемешивает! Да я посмотрел бы, как Селена сама приготовит хоть что-нибудь съедобное!»

– Ты чего, привидение увидел? – спросила Вера.

– Да так. Вчера Селена нам дежурство чуть не сорвала, а теперь Василиса помогает ей готовить! Где логика? Или она у вас у всех женская?

– Глупый ты, – сказала Вера.

– Это почему же?

– Василиса за твоим каном следит, чтоб не пришкварили, а ты – ноль благодарности. Да ещё на неё же баллоны катишь.

– Да?.. – только и смог вымолвить Санёк. – А я и не подумал…

– Ага, а всё туда же – где у вас логика! Со своей логикой разберись.

И Вера ушла в палатку.

Саньку стало стыдно. И правда, как же он об этом не подумал! Точно Вера подметила, это же его котёл! Первый, обеденный, после супа, он уже помыл, и это была большая удача, что попался суповой, который пришкварить можно только при большом кулинарном «таланте». Молодец Василиска – сообразила, помогла! После такого почина Санёк уже не удивился бы, если бы она и мыть котёл вызвалась за него. Но девочка этого не сделала. Когда каша была готова и кан сняли с огня, она даже не посмотрела на него.

«Ну правильно, – подумал Санёк, – это же мой котёл, а не её. Если б она этот помыла, за мной всё равно остался бы ещё один». После ужина он пошёл к реке отмывать кан. Удивительное дело, но когда кан засиял изнутри глянцевым металлическим блеском, мальчику показалось, что именно теперь он по-настоящему прощён за то волнение, которое доставил Татьяне Терентьевне и всей группе своей прогулкой по посёлку.

На душе стало легче, и Санёк побежал выполнять своё заветное желание, ради которого он тогда в магазин и напросился. Он достал купленный блокнот, сел на брёвнышко у костра и замер в ожидании. Пока ждал, успел вспомнить и записать в дневнике четыре фразы про третий день похода.

Наконец к костру пришла Аня с гитарой, настроила её и запела своим потрясающим, берущим за душу голосом:

Развесёлые цыгане

По Молдавии гуляли

И в одном селе богатом

Ворона коня украли,

А ещё они украли

Молодую молдаванку,

Посадили на полянку,

Воспитали как цыганку.

И с теx пор она пропала

Под сенью

загара,

У неё в рукаx гитара,

Гитара,

гитара.

Позабыла всё, что было,

И не видит в том потери.

Аx вернись, вернись, вернись,

Ну оглянись, по крайней мере.

Саньку показалось, что Аня поёт про себя, и «цыгане» в песне – это не настоящие цыгане, а туристическая группа, сидящая сейчас вокруг костра. Мальчик старался ухватить хотя бы начала строк, чтобы потом восстановить по памяти или спросить. А песня продолжалась:

Мыла в речке босы ноги,

В пыльный бубен била звонко

И однажды из берлоги

Утащила медвежонка.

Посадила на поляну,

Воспитала как цыгана,

Научила бить баклуши,

Красть игрушки из кармана.

И с теx пор про маму, папу

Забыл

медвежонок,

Прижимает к сердцу лапу

И просит

деньжонок.

Держит шляпу вниз тульёю,

Так живут одной семьёю,

Как xорошие соседи –

Люди, кони и медведи.

(стихи Новеллы Матвеевой)

Для Санька и тут всё было ясно. «Медвежонок» – это он сам, случайно попавший к туристам-«цыганам», и, похоже, не так уж и случайно… Он даже задумался и совсем пропустил последний куплет. А песни сменяли друг друга, Санёк записывал, что успевал, и надеялся впоследствии выучить их все, чтобы петь у костра с ребятами вместе, легко и свободно, как будто всегда знал.

Он и не заметил, как за плечом у него вырос Веня.

– Что, уже к отчётному вечеру готовишься? – спросил он.

– Чего? К какому вечеру? – не понял Санёк.

– Так у нас традиция такая – в конце каждого похода делать отчётный вечер.

– У вас тут вообще одни сплошные традиции: котлы мыть, дневники писать…

– Так это же классно! Кстати, ты дневник написал? Списать дашь?

– Что?!

– Да шучу я, шучу… А про отчётный вечер – чистая правда. Вот что ты умеешь делать?

– В смысле?

– Например: петь фальцетом, изображать громоотвод, утюг, холодильник, ходить на ушах, показывать фокусы, резать по дереву, камню, пенопласту, делать вертикальный шпагат, читать стихи от конца к началу, писать эпиграммы, оды, эпитафии…

– Всё, всё, хватит! Я понял: цирк уехал, а клоуны в лесу заблудились…

– Что-то из этого ты наверняка умеешь делать, просто никогда не пробовал. Так вот, к отчётному вечеру надо раскопать в себе хоть какой-нибудь талант и выдать на публику. Подсказка первая: это обязательно должно быть связано с нашим походом. И вторая: не обязательно мучиться в одиночку, можно с кем-нибудь сделать общий номер. А можно и так и эдак.

– А если я ничего не умею?

– Такого просто не может быть, ты себя недооцениваешь. А низкая самооценка приводит к снижению результативности. Так что, поверь мне, в себя нужно верить.

– Что-что? – спросил Санёк, у которого от этого каламбура в голове всё смешалось, но Веня уже ушёл.

Не было ещё и десяти вечера, когда Татьяна Терентьевна объявила:

– Ну всё, сейчас отбой, завтра подъём в шесть утра, а для дежурных – в пять. Выход на воду – в семь.

– А чего это так сурово? – спросил Поплавок.

– Завтра проходим озеро. Его надо пройти или рано утром, или поздно вечером.

– А днём?

– А днём из воды вылезает Лохнесское чудовище! – объявил Веня и показал в лицах, как именно оно вылезает, как не вовремя вышедший на воду турист встречается с ним и что из этого получается, включая трагический финал и последнюю конвульсию невинной жертвы.

Все чуть с брёвен не скатилась от хохота.

– Веня, прекрати! – одёрнула его Татьяна Терентьевна. – А если серьёзно, то днём на озёрах бывает сильная волна.

– А с дровами что? – спросил Боря. – Надо бы забрать сушинки, они хорошие.

От пяти принесённых ребятами лесин к тому моменту осталось три.

– Заберём, только надо подумать, как их довезти, – сказала Татьяна Терентьевна.

– Так мы распилим и в байдарки положим.

– Тогда начинайте уже сейчас, чтобы утром только погрузить.

– А завтра погода может испортиться, – как бы невзначай сказал Боря, когда мальчики распиливали двуручной пилой оставшиеся сушины.

– Почему ты так думаешь? – поинтересовался Петя.

– Закат был красный, в облака.

– И что?

– Ничего. Поживём – увидим.

– Нечего сказать, успокоил.

Ночью действительно похолодало, и Санёк пожалел, что не взял с собой какой-нибудь шапки: голова вне спальника реально мёрзла.

7. Стихия мысли

Утром Санёк проснулся от того, что кто-то трогал его за ногу. Он открыл глаза. В их мальчишечьей палатке сидела Селена.

– Тебе чего? – спросил Санёк.

– Поплавка толкни, пожалуйста, – попросила девочка.

– Зачем?

– Мы с ним дежурим.

– А-а… Сама бы и толкнула, раз уже залезла… а то всех сейчас перебудишь…

– А я знаю, где он?

Санёк оглянулся. И правда, видно было только Борю, он спал в вязаной шапочке и поэтому не мёрз. Остальные двое с головой залезли в спальники.

– Поплавок с вечера тут был, – сказал Санёк и толкнул лежащий рядом куль.

Внутри что-то завозилось и послышалось Петино: «Да что ж это такое-то… и поспать толком не дают…»

– Угадал, – улыбнулся Санёк.

Тут он вспомнил, что когда у него самого ночью стала мёрзнуть голова, он намотал на неё то, что нашёл, а именно тренировочные штаны, наподобие чалмы. Видок у него, должно быть, теперь аховый… Так бы и не понять, что это штаны, но широкие белые лампасы выдают с головой… а одна штанина вообще на глаз спадает…

– А тебе идёт, – Селена кивнула на его головной убор. – Ладно, не комплексуй, только Поплавка мне выпихни, а то одной так ску-учно завтрак готовить…

Она таким тоном сказала это своё «ску-учно», что и глухой бы догадался, что она не только не собирается ругаться, а даже как бы зовёт составить себе компанию у костра. Санёк предпочёл притвориться глухим и недогадливым. Он ещё раз толкнул Поплавка и заставил-таки его осознать необходимость выхода в зябкое карельское утро.

Когда Петя ушёл, Санёк упал на коврик и моментально заснул снова, до общего подъёма.

С утра все были сонные, как зимние мухи, и вёслами шевелили вяло. К тому же в каждой лодке под ногами мешались чурбаки от вчерашних сушин. Над рекой стали появляться чайки. Их крики казались Саньку пронзительно печальными, словно они плакали о чём-то или о ком-то.

«Странно, – думал мальчик, – ведь много раз видел чаек, но так печально они ещё никогда не кричали… или я не замечал просто…»

Помня о холодной ночи и Борином предсказании, Санёк не стал убирать в гермушку ветровку, а положил её поближе к себе. Через некоторое время ему действительно пришлось утеплиться. А Василиса уже с самого утра была в куртке весёленького жёлтого цвета и напоминала цыплёнка.

Часа через полтора за поворотом реки открылась бескрайняя гладь озера – спокойная, серебристо-голубая, сливающаяся на горизонте с куполом неба.

– Бобёр, а Бобёр! Ты чего вчера народ пугал? – крикнул из своей байдарки Поплавок. – Облака там, то-сё… завтра дождь будет… Где он, этот твой дождь?

– Судя по форме и цвету облаков вчера на закате, сегодня велика вероятность дождя, – ответил Боря, как студент гидрометеорологического колледжа.

– Велика вероятность… Эка загнул! Так будет дождь или нет?

– Чего ты от него хочешь? Когда это у нас синоптики правду говорили? – поддержала Поплавка Селена.

– Не скажи! Я слышал, их прогнозы сбываются всегда, но только не в том месте и не в то время, – развил тему Петя.

Боря благоразумно промолчал.

Перед выходом в озеро экипажи выстраиваются в заранее оговорённом порядке: первой идёт байдарка Бори, за ней – Пети, потом Санька, Вени, а замыкает цепочку Татьяна Терентьевна. На озере гонки и перестроения запрещены.

Байдарки идут вдоль правого берега: путь получается длиннее, но безопаснее. Мелкая рябь на воде слегка раскачивает лодки из стороны в сторону. Течения совсем не чувствуется, приходится активно грести. Так проходит час, другой.

Постепенно ветер усиливается, и волны увеличиваются. В небе появляются рваные сероватые облака. Татьяна Терентьевна кричит, чтобы ребята не шли вдоль волны. Приходится плыть галсами – то к берегу, по ветру, то обратно, против волн, при этом продолжая двигаться вдоль озера. Фокус в том, что когда волна разбивается о нос или корму байдарки, она лодку не перевернёт. А вот если бьёт в борт, может раскачать, как в гамаке, и опрокинуть – на радость русалкам.

Читать далее