Читать онлайн Истории мёртвой зимы бесплатно

Об авторе

Российский писатель-фантаст, работающий в жанрах твёрдой научной фантастики, гуманитарной и социальной фантастики, философской новеллистики, антиутопии.

Автор сценариев для короткометражного фестивального кино. В этом качестве участвовал в кинофестивалях «КиноШок» и «Метрополис». В настоящее время – дизайнер и веб-разработчик, пишет сценарии для кино, ТВ и рекламы. Исполняет обязанности заместителя главного редактора в журнале «Парус».

Публиковался в изданиях «Знание – Сила», «Знание – Сила: Фантастика», «Искатель», «Подвиг», «Новый журнал» (США), «Нева», «Дарьял», «Байкал», «Смена», «День и Ночь», «Нижний Новгород», «Машины и механизмы», «Инвожо», «Южная звезда», «Истоки», «Крылья», «Дальний Восток», «День литературы», «Парус», «Северо-Муйские огни», «Эмигрантская лира», «Дрон», «Сура», «Бийский вестник», «Рукопись», «Белая скала», «Вещь», «Литературная Россия», «Литературный Крым», «Причал» (журнал отд. СПР г. Ярославль), альманахах «Под часами», «Литературный оверлок» и «Литературный альманах» (г. Хабаровск), «Эдита» (Германия), сборниках: «Тайны и приключения», «Наука веселья», «Мастера прозы», «Modus operandi», «Открытый космос», «Художественная верификация», «Мистический писатель», «Паттерны» (изд. «Перископ-Волга»), интернет-изданиях: «ВеликороссЪ», «Невечерний свет», «Автограф», «Пять стихий», электронном приложении «Мастерская» журнала «Семь искусств». Автор романа в рассказах «Великий Аттрактор», иронического фэнтези «Кампания Тьмы», хоррор-повести «Первыми сдохнут хипстеры», сборника «Ноотропы» и сатирического справочника «Это ваше FIDO».

Поддержать автора и донаты

Эта книга выкладывается совершенно бесплатно. Но если она вам всё-таки понравилась, и вы хотите поддержать дальнейшее творчество, то можете поблагодарить автора, послав ему в подарок небольшую сумму

на карту Сбера: 4276 1300 1177 1031

Тинькофф: https://www.tinkoff.ru/cf/8wOxpp2M6Ws

или в TONcoin: UQAuG_4DzexBD3zRyqmW-vrB7eMk4C3Zc1ER0NaUM5p4DrTq

Аннотация

Настала мёртвая зима… Снежным квантовым комом прокатилась по городам и весям. Электромагнитной вьюгой всё перепорошила. Перепутала всё. Повернула стрелы времени. Энтропийные процессы поломала. Поменяла местами всех. А может, наоборот? По местам поставила. Это мёртвая зима. И здесь её истории.

Красные маги

– Таким образом, видно, что символы Советской Эпохи зачастую носили сакральный и даже магический смысл…– Лазарь Самуилович испытующим взглядом обвёл аудиторию, сделал паузу и посмотрел на часы, – а на этом наша лекция сегодня завершена. Надеюсь, вы не передумали посещать мой исторический факультатив. До следующего раза!

Профессор, небольшой кругленький и капитально лысеющий мужчина в очках, начал торопливо собирать с кафедры бумаги и неуклюже засовывать их в старомодный и вытертый от времени кожаный портфель с массивной блестящей застёжкой. Студенты, грохочущей стульями и столами, шумной толпой начали постепенно вытекать из аудитории. Нарушая общий стройный человеческий поток, к преподавательскому столу протиснулся худощавый молодой человек с взлохмаченной головой, в наглухо застёгнутой рубашке в нелепую коричневую клетку и мятых джинсах.

– Лазарь Самуилович… Лазарь Самуилович! – повторил он чуть громче, чтобы обратить на себя внимание профессора в общем шуме, – вы посмотрели мой реферат?

Лазарь Самуилович одарил студента слегка презрительным взглядом, молча кивнул, а потом, по-отечески подтолкнув его пухлой ладонью к двери, вместе с ним вышел в коридор.

Осень в Н-ске в этом году была необыкновенно затяжной и тёплой. Кажется, бабье лето само пригрелось на солнышке и не хотело покидать золочёные листвой парки и скверы.

– Видите ли, Константин, – проговорил Лазарь Самуилович, небрежно размахивая портфелем, – вы сообразительный студент, заинтересованный… Но ваша беда, что вы слишком глубоко копаете…

– Не понимаю, – искренне признался молодой человек, держа руки в карманах и загребая листву ногами, старясь не отстать от торопящегося профессора, – так вам понравилась моя работа или нет?

– Я поставлю вам «удовлетворительно» за оригинальность. Но только за оригинальность.

– Почему?

Профессор резко остановился и сердито посмотрел на студента.

– Вы серьёзно не понимаете, Константин?! В таком случае, я всерьёз начинаю беспокоиться о вашем здоровье! – Лазарь Самуилович тяжело вздохнул, – взять хотя бы то место, где вы «расшифровываете» символизм серпа и молота.

– Ну…

– «Молот», по-вашему, это ничто иное, как Молот Тора, а «серп» и вовсе – тот самый серп, которым бог Сатурн оскопил своего отца Кроноса. Дескать, это символ «победы над временем», «радикального отказа от прошлого наследства», знаменующий новый революционный процесс исторического развития.

– Да… И что вы думаете? – с воодушевлением во взгляде и голосе спросил студент.

– Я думаю, что это полнейший бред. Чистейший! Бред высочайшей пробы!

– Но как же… Я же сопоставлял источники… – бессильно забормотал Константин.

– Довольно, Константин! Довольно! – прервал его профессор, – пожалуйста, не тратьте больше ни моё, ни своё время. До свидания, Константин!

Он всё так же, но уже не по-отечески и без какой-либо доброты, похлопал студента по плечу, и снова заторопился по аллее, усыпанной жёлтой листвой. Константин пару минут постоял, глядя ему вслед, а потом, ссутулившись и ещё глубже засунув руки в карманы мятых джинсов, побрёл в противоположную сторону.

* * *

– Хорошо, что ещё «пару» не влепил, – резонно заметила Света и закурила. Сейчас она сидела на общажном подоконнике вполоборота к окну, высоко подогнув под себя одну ногу в узких разрезанных на коленях джинсах и поставив шнурованный ботинок прямо каблуком на батарею, и периодически стряхивала пепел в щель между приоткрытыми рамами. Солнце словно просвечивало сквозь её худые обнажённые плечи и утопало в длинных угольно чёрных волосах.

– Ну и пофиг! – обиженно пробормотал Костя, сидевший на лестнице прямо напротив окна.

– Пересдачами бы запарил.

– Ты не понимаешь, – серьёзно ответил Константин, – ещё никто до меня не работал с источниками так глубоко, не проводил такие исторические параллели. Революция победила фактически только в нашей стране. Потом было восстановление из разрухи, индустриализация, победа в Войне… Каким образом большевикам всё это удалось?

– Энтузиазм. Идеология. Пропаганда. Диктатура. Репрессии, – спокойно констатировала Светлана, выдохнув колечко дыма.

– Слишком просто, – отмахнулся Костя, – когда читаешь и сопоставляешь документы, понимаешь, что было что-то глубже. Намного глубже. Долбануться можно.

– Слушай… А ты сам-то ничего не долбил, когда читал свои документы? – девушка мерзко засмеялась

– Только пиво.

– Вот, значит, и с ним завязывай.

– Смейся! Смейся! – загадочно усмехнулся Костя, – я уже вплотную приблизился к практической части.

– К практической? – Света, наконец, окончательно отправила весь окурок в пространство между рамами.

– Я говорю о реальных ритуалах, которые, как я уверен, тайно проводились и которые можно восстановить и даже воссоздать.

Света закатила глаза и, изображая медиума, картинно выставила вперёд руки с вытянутыми тонкими пальцами:

– Дух Сталина… приди!.. И порядок наведи… Ха-ха-ха.

– Я бы не стал шутить такими вещами…

– Ой, ладно тебе, Кость… – перешла Света на мягкий и вкрадчивый голос, – я с удовольствием посмотрела бы на это… Если тебе, конечно, нужна моя помощь…

* * *

Ночной парк был погружён во тьму. Дорожка и силуэты лавочек по её сторонам лишь с трудом угадывались в тусклом свете одинокого фонаря, который остался уже далеко позади. Обнажённые деревья плотно сплелись искривлёнными ветвями над головой на фоне чернеющего неба и окончательно отгородили аллеи от спасительных огней светящихся окон близлежащих домов.

Константин хорошо знал конечную цель этой полуночной прогулки, днём он проделывал этот путь уже много раз, поэтому теперь шёл уверенным шагом, освещая дорогу фонариком на мобильном телефоне больше для Светы, чем для себя. Она, плотно застегнув свою кожаную куртку и слегка поёживаясь от ночной прохлады, следовала за ним на полшага позади.

– Блин, Костя… Я думала, прогулка по парку будет как-то романтичнее что ли…

– Прости…

– Одними извинениями ты за такую «шикарную» ночь точно не отделаешься… Долго нам ещё идти?

– Мы уже пришли, – Костя остановился и поднял мутноватый луч фонарика вверх.

Из темноты появилось большое каменное лицо с волевым подбородком, рубленым носом и пустыми глазами под грозно нахмурившимися бровями. Над студентами во всей своей железобетонной выправке возвышался монумент солдата.

– Соцреализм, – коротко прокомментировала Света и щёлкнула зажигалкой, – надеюсь, ты не против, я пока курну?

– Да, – рассеянно ответил Костя, посмотрев на часы, – ещё есть время.

Света затянулась и с интересом стала наблюдать, как Костя начал мелом вычерчивать вокруг на асфальте огромную пентаграмму.

– Мы теперь сатанисты, да?

– Ошибочное мнение, – отозвался Константин, не отвлекаясь от процесса, после вчерашнего дождя асфальт был ещё мокрым и мел рисовал плохо, –

пентаграмма появилась намного раньше, чем христианство, и соответственно раньше, чем представления о Сатане. Это древний символ, объединяющий в себе четыре природных начала, четыре стихии: огонь, воду, воздух и землю, и пятый элемент – человека. И если у сатанистов перевернутая пентаграмма символизирует контроль сил природы над человеком, то прямая, соответственно, наоборот, власть человека над природой.

– А причём тут Советы?

– Как при чём? Красная звезда. В качестве символа для Красной Армии её решил использовать Лев Троцкий, которого, кстати, звали Демоном Революции.

Костя спрятал кусок мела в карман и внимательно обошёл монумент, словно оценивая свою работу.

– Да. Так пойдёт, – он поравнялся с обрамлённой в звезду горелкой, где когда-то горел вечный огонь, – жаль, что его отключили… Может ничего не получится.

– Ты про газ? Конечно, отключили, – памятник собираются демонтировать уже через пару месяцев.

– Именно поэтому сегодня мы здесь. Нам нужно было успеть. Ты принесла, что я просил?

– Да, конечно, – Света вытащила из-за пазухи сложенный лист с напечатанной фотографией.

– Это же Николай Ежов!

– И что? Ты мне не говорил, что нужно выбрать кого-то конкретного, а на фото он показался мне симпатичным.

– Да уж… Ладно… Это просто символическая жертва. Давай его сюда, – согласился Костя.

Он секунду вглядывался в чёрно-белое лицо наркома, а потом смял лист в кулаке и поместил в горелку вечного огня.

– Не верю, что мы действительно всё это делаем…– проговорила девушка.

– Не отвлекайся, – в руке Константина блеснуло лезвие, которым он, не долго думая, разрезал свою ладонь.

– Бу-э-э… – с наигранным отвращением прокомментировала Света, глядя, как кровь течёт на скомканную бумажку.

Подождав ещё минуту или две, Костя встал и подошёл к каменному солдату.

– Теперь поджигай

Света кивнула и щёлкнула зажигалкой. Оранжевый огонёк медленно пополз по испачканной кровью бумаге. Костя повернулся к солдату и кровью написал на его груди «ЛЕНИН». На мгновение он замер, а потом взволнованно обернулся:

– Мы делаем что-то не так…

– Да! – подтвердила Света, – мы занимаемся вандализмом.

– Нет…– не обращая внимания на язвительные замечания девушки, вслух рассуждал Костя, – нужно было написать имя… Тетраграмматон.

– Имя Бога? Как в Каббале?

– Почти… Среди большевиков было много евреев, и они активно использовали каббалистические практики… Что-то не так…

– Только согласные!

– Что?

– Тетраграмматон состоит только из согласных, в иврите нет гласных букв! Поэтому имя бога непроизносимое.

Костя торопливо размазал лишние буквы, оставив только «Л Н Н».

– Погоди, Свет, но так остаётся только три буквы… Тетраграмматон состоит из четырёх.

– А почему ты тогда вообще писал «Ленин»?! Разве «Ленин» может быть именем бога? Ленин – вождь, но никак не бог… Думай! Бумага почти сгорела.

– Блин… Я идиот. Должно быть что-то объединяющее, общая цель, смысл, эгрегор… «Коммунизм», «Маркс»…

– Четыре согласные буквы! «ГКЧП»? «СССР»?

– Нет… Раньше! Большевики объединились ещё до создания СССР…

Костя ещё раз взглянул в каменное лицо солдата и, взволнованный внезапно озарившей его догадкой, размашисто написал «ВКПБ». В то же мгновение из горелки вечного огня в ночное небо взметнулся столб пламени. Раздался громкий хлопок, сбивший ребят с ног и отбросивший на пару метров в сторону.

На какие-то секунды Костя, как ему показалось, потерял сознание. Очнулся он, лёжа на асфальте. Правое плечо, на которое он упал, сильно ныло. Из пореза на руке всё ещё сочилась кровь. Превозмогая глухую боль во всём теле, он сделал усилие и, пошатываясь, поднялся на ноги.

Воздух вокруг был наполнен запахом гари и оседающей цементной пылью. Повсюду валялись мелкие куски раскрошенного бетона. В паре шагов, раскинув в стороны свои худые руки, словно подстреленная птица, лежала обсыпанная пылью Света. Костя, прихрамывая, подошел к ней, и, боясь, что произошло непоправимое, замер, вглядываясь в измазанное сажей лицо. Но Света всё-таки издала стон, её лицо дернулось, и на нём изобразилась гримаса боли. Костя осторожно помог ей встать. У него у самого ещё очень сильно кружилась и гудела голова. Этот гул почему-то раздавался у него в голове, мелодией и словами «Варшавянки»…

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут…

Константину вдруг показалось, что за пеленой из оседающего цемента, он видит чёрную фигуру в форме.

– Света, ты видишь это?!

Девушка, опираясь рукой на плечи Кости, посмотрела туда, куда показывал парень, и где недавно стоял монумент.

– Вижу, бл*дь.… Это полный пизд*ц… Административкой нам теперь не отделаться.

– Да, ты права, – уверенно кивнул Костя и торопливо повёл девушку к выходу из парка, – Надо поскорее валить отсюда.

– Какой же ты всё-таки м*дак…

* * *

Костя проснулся ранним утром. Солнце ещё не взошло, а предрассветный полумрак делал все предметы в комнате словно лишёнными цвета. Он помнил, как проводил Свету до общежития, но совершенно не представлял, как сам добрался домой. Ушибленное плечо сильно болело, но ощущение, что в комнате кто-то есть, заставило его через силу повернуться.

На фоне окна Костя увидел странный силуэт. У стола, опершись щекой на руку, сидела девочка лет двенадцати. На ней было надето темно-коричневое форменное школьное платье с белым фартуком, волосы, завязанные в хвостики, украшали два больших белых банта, а на шее был повязан красный пионерский галстук.

– Ты проспишь, Костя, – заботливо проговорила девочка.

– Но сегодня… Выходной…

Девочка злобно захихикала.

– Ты разбудил того, кто не знает никаких выходных. Теперь всё изменится. Тебе придётся исправлять свои ошибки, – она грозно погрозила пальчиком в воздухе.

– Кого я разбудил? Какие ошибки? – непонимающе переспросил Костя.

Внезапно на столе зазвонил непонятно откуда взявшийся большой круглый будильник.

– Ну вот, мне уже пора, – проговорила девочка и, торопливо сунув будильник в свой портфель, вскочила с места.

– Постой! Почему я?…

– Ты – «вОда»! – вдруг выпалила девочка и, смеясь, с размаху весело хлопнула Костю портфелем по голове.

Константин проснулся от яркого света, бьющего из окна прямо ему в глаза. Кошмар был таким реалистичным, что парень долгое время оглядывал комнату. Потом он всё-таки встал, оделся и вышел на улицу.

Солнце дарило городу свои последние тёплые лучи, по голубому небу где-то вдали проплывали редкие белые облака, но в воздухе уже чувствовалась прохлада неумолимо приближающейся зимы. Казалось, что все события прошлой ночи растворились и исчезли с наступлением нового дня, как и странный предрассветный кошмар. Прикрыв глаза, Костя глубоко вдохнул чистый воздух и вдруг получил резкий толчок в бок.

– Ну и козлина же ты! – сквозь зубы процедила на ухо Света.

– Привет! – растерянно ответил Костя, – я думал, ты ещё спишь… А что случилось?

– Что случилось?! Да сегодня весь универ на ушах стоит! – Света решительно взяла Костю под руку и потащила за собой, – пошли, прогуляемся.

– Универ? Сегодня? Воскресенье же…

– Совсем дурак? Понедельник сегодня! Я вчера весь день названивала. Ты хоть на телефон-то смотрел? Ты что забухал что ли?

– Я… спал… – неуверенно проговорил Константин, – а что всё-таки случилось?

– Ректора нашего вчера убили.

– Михаила Владимировича? Как?!

– А вот так! Нашли вчера в его квартире мёртвым. Говорят, застрелили.

– Жесть какая…

– Да ваще! Весь день только об этом и разговоров. Есть версия, что это из-за его махинаций с недвижкой. Аренда площадей в общагах и всё такое… Ну, об этом разве что глухой не слышал. Может, не поделился с кем-то… Но что бы так! Не 90-е же, блин…

– А куда мы идём?

– Никуда. Угостишь меня кофе.

* * *

Кафе было полупустым. Офисные работники уже расправились со своими бизнес-ланчами и разбрелись по конторам. А свободно шатающаяся публика ещё не вышла на свой вечерний променад. Света и Костя, взяв по кофе и десерту, устроились в дальнем углу.

– Думаю, ты зря забоялся сегодня приходить. По телику только и говорят про убийство ректора. Ни слова про…– девушка замялась и перешла на шёпот, – историю в парке.

– Да не испугался я, – мрачно пробормотал Константин, – говорю же… Проспал. Кошмары мучили…

– Ещё бы… Кто мог подумать, что в этой горелке накопился газ…

– Ты думаешь, это был просто взрыв газа?

– А ты что думаешь? – Света отпила кофе и пристально посмотрела на своего собеседника.

– Не знаю… Мне кажется… Что-то не так. Что-то изменилось…

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, – повторил Костя, – не могу объяснить… Может, просто странный сон.

– Странный ты, – проговорила девушка, – сегодня даже страннее, чем обычно… Вон, даже вкусняшку свою не съел.

Света встала с места

– Ладно. Ты сиди, откисай… Скушай сладенького, помогает. А я пойду. Вечером позвоню, ты только трубку бери.

Костя молча кивнул, а она лёгкой походкой вышла из кафе, закурила и, зажав сигарету в зубах, отправилась в сторону общаг. Асфальтовая дорожка, обычно всегда наполненная шумными студенческими компашками, сейчас почему-то была совершенно пуста. Девушка посмотрела на небо, погода начала резко портиться, солнце скрылось за серой свинцовой пеленой, и всё вокруг сразу стало каким-то бесцветным. Света свернула в арку под воздушным переходом между двумя корпусами и чуть не столкнулась со странной девочкой в старомодной школьной форме. Она медленно подняла глаза и чётко проговорила:

– Он не спит. Он придёт за всеми… И за тобой, и за твоим другом. И он становится сильнее.

– Кто?! О ком ты говоришь, девочка?

– Палач, – девочка захихикала.

– Какой ещё палач? Что ты мелешь, мелкая?!

– У твоего друга есть моя вещь. Пусть проверит вентиляцию в туалете.

Договорив последнюю фразу, девочка вдруг сорвалась с места и, сверкая своими маленькими ножками, выскочила из арки и скрылась за углом. Света хотела было догнать мелкую шкоду и хорошенько надрать ей уши, чтобы та не шутила со взрослыми, но, выбежав из арки, уже никого не увидела. Ярко светило солнце, по голубому небу всё так же проплывали редкие облака. По асфальтовой дорожке прогуливались небольшие группы студентов.

Пожав плечами, девушка закурила очередную сигарету и неторопливо побрела к своему корпусу, где ещё издали заметила какое-то непонятное движение. Подойдя ближе, она увидела взволнованную толпу. Около входа с включёнными мигалками стоял полицейский УАЗик и «скорая». Двое медбратьев не без труда вытащили из подъезда носилки с грузным телом, покрытым сверху клеёнчатой материей, и погрузили в машину. Впрочем, даже не видя лица, Света по одной только фигуре и комплекции догадалась, что под тканью лежал труп коменданта общежития.

– Допрыгался старый козёл, – услышала Света над ухом злорадный шепот Наташки, старшекурсницы с пятого этажа, – кто-то его ё*нул всё-таки.

– Ну, нельзя же так… Человек же был…

– Г*ндон он был редкий. Говорят, половину первокурсниц пере*бал, старый извращенец.

– Это ж слухи.

– Да прямо! Меня регулярно пытался за задницу ущипнуть…

– Ну, тебя-то всем надо щипать…– съязвила Света.

– Не веришь? А зря! Это ты ничего не знаешь, потому что постоянно зависаешь со своим Костиком не пойми где, а остальным про этого старого козла прекрасно известно. Видать, какому-нить парню не понравилось, что он к его девушке яйца подкатывает…

«Скорая» отъехала от общаги. Толпа стала постепенно расходиться. Света докурила сигарету и, нервным движением размяв окурок в пальцах, бросила его в лужу. В последнее время действительно начало твориться что-то странное…

* * *

– Может, это всё-таки был только сон? – неуверенно проговорил Константин, стоя на самом верху стремянки и с трудом пытаясь открутить заржавевшие от времени шурупы с замазанными краской шляпками, – да держи ты меня!

Потолки в «сталинке», где он жил, были высокими, а вентиляционная решётка в туалете находилась под самым потолком, и то ли от этого, то ли от волнения, у него кружилась голова. Света, двумя руками придерживая лестницу, прищуривалась от летящей сверху пыли и побелки.

– Да держу я! Держу! Не сцы! Ты откручивай там, не возись! Если ты и спал, то я-то точно не спала! Думаешь, я тупая? Это всё было наяву!

Наконец, последний шуруп упал на пол, и решётка со скрипом поддалась.

– Что-то есть, – сказал Костя, извлекая из прямоугольного проёма свёрток в ветхой ткани.

Через несколько минут Костя и Света уже стояли, склонившись над столом, где на развёрнутой материи лежал пионерский значок и пистолет. Студент взял оружие и повертел в руках.

– Наган… Как новый. Хорошо сохранился.

– А это что? Пионерский? – спросила Света, разглядывая значок, – я думала, он с Лениным должен быть.

– Только с 1962 года… А это… Дай-ка… – Костя забрал предмет из рук девушки, –настоящий раритет. Такие зажимы для галстука носили в 30-х примерно до начала войны. Если эта штука принадлежит нашей пионерке, то она годится нам в бабушки… А то и в прабабушки.

– И зачем она нам показала это?

– Пока не понимаю… Но, по крайней мере, мы знаем её имя. Вот. Держи.

Костя положил железку на ладонь Светы. На оборотной стороне зажима аккуратным почерком было иглой нацарапано «Надя».

– Винтажно, – улыбнулась Света, прикалывая зажим к краю своей джинсовой рубашки,– но Надя определённо хочет нам что-то рассказать.

В полумраке комнат вдруг заработал телевизор. Костя был уверен, что выключал его. Ведущий программы «Происшествия» в своей привычной зловещей манере сообщал очередные кровавые подробности:

«Шокирующая криминальная история прямо в центре города. На территории аквапарка «Южный» обнаружены три трупа. Жертвами стали хозяин, совладелец и коммерческий директор спортивно-развлекательного комплекса. Тела мужчин с огнестрельными ранениями были найдены в бассейне в 10 часов утра. В настоящее время следствие не выдвинуло определённых версий. Однако не исключён мотив личной мести. Напомним, месяц назад на территории аквапарка «Южный» уже происходила трагедия. В результате неисправности оборудования аттракционов трое детей погибли и 7 получили ранения…»

– Ты вообще понимаешь, что мы сделали?… – Костя обессилено опустился на стул и уставился в одну точку.

– Думаешь, у нас всё-таки получился ритуал? – почти шепотом спросила Света, – безумие какое-то…

– Неужели ты не видишь? Всё складывается. Мы вызвали… оттуда… кого-то… или что-то…

– Палача. Так сказала Надя.

– Нам нужно его остановить, – решительно сказал Константин.

– И как же мы это сделаем? – спросила Света, но Костя ничего не ответил, игнорируя её вопрос.

Он молча взял со стола пистолет, многозначительно поднял палец вверх и прислушался.

– Ты слышишь это?

– Что? Я ничего не слышу, – непонимающе ответила Света.

– Вот именно. Опять эта тишина. Прямо как у меня во сне… Это появилось сразу как ты прицепила на себя эту штуку.

Света потянулась рукой к зажиму, но Костя остановил её и, взяв за руку, повёл в соседнюю комнату. Оттуда слышалось еле заметное тиканье. На фоне окна около стола сидела девочка в школьной форме. Улыбнувшись, она непринуждённо сказала:

– Как хорошо, что вы зашли к нам в гости. У нас так редко бывают гости!

– Ты… Надя? – осторожно спросил Константин.

– Да, – всё так же непринуждённо и бойко ответила девочка, – наверное, вам нужен мой папа?

– Да, Надя, где мы можем его найти?

– Он уехал по вызову в райисполком. Но вы не должны долго тут оставаться, – девочка взяла со стола тикающий будильник, перевела стрелку и с металлическим треском завела пружину, – мне ещё надо сделать уроки. Поторопитесь, если хотите успеть…

Продолжая тянуть Свету за руку, Костя быстро вышел из квартиры, сбежал вниз по лестнице и вылетел из подъезда.

* * *

– Райисполком?!

– Здание городской администрации! Он отправился туда!

Город выглядел пустынным и каким-то выбеленным. Вдоль улиц нависали тёмные силуэты домов с чёрными прямоугольниками окон. Серое небо, подёрнутое плотной пеленой облаков, казалось, обесцвечивало всё вокруг. Даже золочёные кроны деревьев почему-то смотрелись сейчас пыльно-коричневыми.

– Где мы? – озираясь, спросила Света.

– Понятия не имею… Наверное, это его мир… Вероятно, так он перемещается, – коротко ответил Костя, – надо торопиться.

Молниеносно пересекая квартал за кварталом, студенты оказались в центре города. Не было ни привычного мельтешения светящихся вывесок и витрин магазинов, ни даже одного прохожего. На площади у здания администрации, где в это время всё обычно было заставлено дорогими правительственными машинами, сейчас тоже было пусто.

Косят и Света беспрепятственно прошли через тяжёлые входные двери с медными ручками, поднялись по широкой лестнице с массивными деревянными перилами, застеленной красной ковровой дорожкой, и оказались у дверей зала собраний, откуда доносились голоса. Костя немного помедлил, а потом распахнул дверь…

Внутри творился хаос. Повсюду были разбросаны стулья. Между ними на полу валялись окровавленные мёртвые тела. Несколько человек в дорогих деловых костюмах вжимались в стену напротив занавешенных тяжёлыми шторами окон. Некоторых из них Света и Костя знали по именам, других только видели в выпусках местных новостей или на предвыборных рекламных биллбордах.

В середине зала напротив перепуганных людей возвышалась фигура в форме офицера НКВД, в чёрном кожаном плаще и фуражке. Офицер неторопливо поднял руку, в которой поблескивал чёрный пистолет, и направил его на пухлого мужчину в очках с золотой оправой.

– Расхищение социалистической собственности, – прозвучал твёрдый и словно заполняющий собой всё пространство голос, – приговор: «расстрел».

Без какой либо паузы последовал выстрел. Закатив глаза, мужчина съехал по стенке с кровоточащей точкой во лбу. Офицер сделал следующий шаг вдоль стены, немигающими глазами смотря в лицо следующего человека.

– Вредительство на производстве. Приписки. Приговор: «расстрел».

Высокий мужчина в костюме из ткани в мелкий рубчик упал вперёд лицом. Послышались истеричные женские крики.

– Госспади, да вызовите кто-нибудь полицию! Я не хочу умирать! – крашеная блондинка предпенсионного возраста закрыла голову сумочкой.

– Взяточничество. Приговор: «расстрел».

Пуля прошла сквозь дорогую кожу брендовой вещицы, и блондинка, пошатнувшись, упала на своего долговязого коллегу.

– Стой! Я приказываю тебе остановиться! – набравшись смелости, выпалил Константин.

Офицер медленно повернул голову и посмотрел на стоявших в дверях молодых людей так, что от его взгляда словно повеяло холодком.

– Служу трудовому народу…– он вновь отвернулся и неторопливо поднял пистолет.

– Постойте, товарищ! – взвизгнул мужчина в красном галстуке, присевший на корточки и сжавшийся всем телом – я депутат от фракции коммунистов…

– Встать! – резко скомандовал офицер.

– Я от фракции коммунистов… – повторил депутат, поднимаясь.

– Измена Родине. Приговор: «расстрел».

Закончив, НКВДшник спокойно убрал пистолет в кобуру и невозмутимо двинулся к выходу из зала прямо на Костю и Свету, не мигая, глядя сквозь них.

– Да что ты творишь, бл*дь?! Нельзя убивать людей! – вдруг крикнула Света, сама осознав, как наивно в данной ситуации звучало это утверждение. Тем не менее, её слова почему-то заставили офицера остановиться и перевести на неё свой холодный немигающий взгляд.

– Смерть врагам трудового народа и нарушителям социалистической законности, – своим тяжёлым, всё заполняющим голосом, проговорил НКВДшник.

– Нет! Это было давно! – твёрдо ответил Костя, кажется, сейчас он почувствовал в себе какую-то необычную уверенность и силу, – СССР уже в прошлом. И твоё время тоже давно прошло! Поэтому сейчас ты уйдёшь.

Константин выхватил из кармана наган и выстрелил в офицера. Пуля угодила прямо ему в грудь, но ни один мускул не дрогнул на лице НКВДшника. Только небольшой фонтанчик бетонной пыли вылетел в воздух из отверстия в кителе, откуда должна была бы брызнуть кровь. Лицо палача вдруг стало цементно-серым, глаза замутились, и весь он рассыпался в мелкий песок.

Ошеломлённый Костя пошатывался, глядя на небольшую кучку праха перед своими ногами. Света быстро подхватил его под руку.

– С тобой всё в порядке?

– Да. Всё получилось…

– Похоже… Но нам нужно скорее уходить отсюда.

* * *

Вечерело. Залитый красноватым солнцем осенний город привычно шумел тысячами обычных звуков. На улицах кипела жизнь. Раздавался гул проезжающих по вчерашним лужам машин. Во дворах, они становились дальше и тише, зато начинали слышаться обрывки ни к чему не обязывающих разговоров, случайная музыка и посвисты птиц в жёлтых кронах облетающих деревьев.

Двое студентов сидели на лавочке у подъезда. Костя молча пил пиво из бутылки, Света так же молча курила.

– А ведь она всё сделала правильно, – вдруг задумчиво произнёс Костя.

– Кто? – выдохнула дым Света.

– Надя. Я думал она ещё совсем маленькая, но она всё сделала правильно…– он вздохнул, – поднимемся в квартиру.

Когда оба зашли в Костину «сталинку», он прямиком направился к письменному столу, открыл ящик, извлёк из щели под ним пожелтевшую ученическую тетрадь и положил на стол.

– Сюда она переписала всё, что увидела в рабочих документах. Тетрадка была спрятана в этой комнате под половицей. Как можно было представить, что её найдут почти через сто лет?

– О чём ты, Кость?

– Я об истории…– парень прошёлся по комнате и посмотрел в окно через штору, – конечно, девочка была напугана. Они приехали под утро, и, когда меня забрали, она осталась в квартире совсем одна. Обычно я сам садился в «воронок», но в тот раз меня усадили. И она понимала, что после этого не возвращаются.

Света, затаив дыхание, слушала рассказ, а Костя продолжал…

– С обыском ещё не приходили. Это обычно делала другая команда. Она первая успела найти пистолет, и, сложив его вместе со своим зажимом для галстука, провела ритуал, как было описано. Документы оставались на столе, ими будут интересоваться в первую очередь. Там найдётся всё, что нужно, так что никто не будет снимать половицы ради школьной тетрадки. Так Надя тогда решила. Наивно, но ей повезло.

Костя подошёл к шкафу и вынул ремень из старых джинсов.

– Потом в отцовских вещах она нашла ремень. Вроде этого. Она пошла в туалет, поставила стулья и табуретки друг на друга, чтобы достать до крюка… Сначала она спрятала свёрток, а уже потом закрепила ремень, – Костя поднялся на стремянку и привесил ремень с петлёй к потолку, – вот так.

– Что ты делаешь? – испуганно спросила Света.

– Возвращаю свою Наденьку, – Костя достал из кармана пистолет и направил на девушку, – залезай.

– Ты что, дурак? Совсем поехал, бл*дь?!

– Я сказал, залезай! – раздался выстрел, пуля прошла рядом и с треском разворотила ящик стола, девушка испуганно взвизгнула.

Не моргая, глядя на дуло направленного на себя пистолета, Света послушно залезла на стремянку и просунула голову в петлю. Где-то в глубине души она всё ещё надеялась, что эта какая-то глупая шутка.

– На этом месте её и нашли, когда пришли с обыском… Она уже не дышала. Но тогда она всё сделала правильно. Твой приятель тоже сделал всё правильно, – услышала Света твёрдый заполняющий всё голос, – он ошибся только в одном… Наше время не прошло, поэтому сейчас придётся уйти вам.

– Это репрессии!

– Жертвоприношение.

– А как же твоя социалистическая законность?

– Лес рубят – щепки летят.

Резким ударом ноги Костя выбил стремянку. Та сложилась и упала на бок. Издавая хрипы, Света стала извиваться в петле. Некоторое время Костя немигающим взглядом смотрел на умирающую девушку, но потом она затихла.

Последние лучи заходящего солнца, проникающие в комнату сквозь полупрозрачную занавеску, наполнили её зловещим багрянцем.

* * *

Дождь постепенно усиливался. Старая лесная просека начала заполняться водой. Мёртвый глинистый грунт, напитавшись влагой, быстро превращался под ногами в болото. По лесу двигались две фигуры в сапогах и дождевиках. Константин, уверенно шедший чуть впереди, смотрел вперёд немигающим взглядом. Чуть позади с мертвенно бледным лицом шла Света. Следуя только одним им известным приметам, они чуть свернули с просеки, прошли по давно затянутой травой тропинке и остановились на гребне большого оврага.

– Это то самое место, папа? – спросила Надя.

– Да, – он сделал паузу, – мы закапывали их здесь…

Надя открыла портфель и достала пачку пожелтевших страниц, отпечатанных на пишущей машинке. Пролистав список до конца, она объявила:

– 472 человека.

– Для начала хватит. Потом будет больше. Впереди Москва… Пора запустить Колесо Истории в верном направлении. Начинай, Надюша…

Девушка сжала страницы в руке, и те вдруг превратились в невесомый белый пепел. Подхватываемый потоками воздуха, он уносился вглубь оврага, и капли дождя быстро прибивали его к сырой земле.

Офицер подошёл к самому краю оврага и, встав, будто он находится перед боевым строем, резко скомандовал:

– Встать!

Где-то сверху лес смыкался своими верхушками, чёрными ветвями рассекая низкое серое небо. Оттуда, из этой серой разрезанной вышины, словно пулемётная очередь забили крупные дождевые капли. Казалось, что откуда-то из пустоты вместе с дождём льётся «Варшавянка»:

Нам ненавистны тиранов короны

Цепи народа-страдальца мы чтим.

Кровью народной залитые троны,

Кровью мы наших врагов обагрим!

Смерть беспощадная всем супостатам!

Всем паразитам трудящихся масс!

Мщенье и смерть всем царям-плутократам!

Близок победы торжественный час.

Мокрый грунт внутри оврага медленно пришёл в движение…

Доктор Б., или как я перестал работать и полюбил донат

* Посвящается Борису Бояршинову «со дна российской науки».

** Все совпадения случайны, а имена вымышлены.

Доктор Б. как обычно сидел перед камерой на фоне ковра. Лысый, но бодрый старик, сейчас, он походил на осовремененного Льва Толстого, потому что отпустил седую бороду, которую периодически почёсывал и лохматил рукой.

– В общем, бояться атомной бомбы не нужно. Не нужно. Она, конечно, самое мощное оружие, но не абсолютное. И это всё, что у меня есть вам сказать про атомною бомбу. Искренне жду вашей финансовой поддержки. Для этого под роликом опубликован номер карточки, номер банковского счёта, PayPal, QIWI-кошелёк, Яндекс-деньги. Вот сейчас закончу попрошайничество и нажму на кнопочку. До свидания.

Доктор Б. протянул руку к камере, остановил запись и тяжело вздохнул. Прошло уже пять лет с тех пор, как он начал вести свой видеоблог. Успешное участие в нескольких научно-популярных передачах, помноженное на смертельную усталость от преподавания для студентов, которых практически ничего не интересовало, подтолкнули учёного к такому нетривиальному шагу. Здесь, в небольшой комнатке, во фрагменте реальности оцифрованной камерой, он мог создать собственную кафедру. Нет, даже собственный приход. Собственный храм науки, куда стекалась более или менее заинтересованная сетевая публика. Эта метафора понравилась Доктору Б. и, твёрдо решив в следующий раз непременно её использовать, он медленно поднял со стула своё грузное тело и пошёл на кухню.

За окном город начинал погружаться в темноту. В окно хлёсткой крупой бил мелкий снег. Нетипичная для марта погода немного печалила Доктора Б.

– А что если рассказать про ядерную зиму? – размышлял он про себя, ожидая пока вскипит чайник. – Точнее о том, что её не бывает. Эти наивные теоретики не учли скорость осаждения сажи, а потом и вовсе забыли о ней. Забавно, что это одновременно сотворили и наши, и американцы. Сговорились, наверное? Да нет… Точно сговорились. Везде любят дурить своих граждан… Правда, в штатах при этом учёным всё-таки платят больше. Такие вот дела.

Доктор Б. вдруг представил себя где-то в Лос-Аламосе в окружении настоящих физиков-теоретиков, которые своим числом пока что все умещались на одно фото, и от этого ему стало ещё тоскливее.

– Да, кому я там нужен-то… Не очень-то у меня с английским. Даже просить подаяния в своём блоге не смогу. Плиз, гив ми мани, май лайф соу диффикулт… Вот и всё.

Тоскливые размышления бесцеремонно прервал свисток вскипевшего от негодования чайника. Тем не менее, Доктор Б. решил запомнить и этот печальный образ обречённого на нищенство интеллектуала-мигранта, чтобы использовать его при случае. Он налил горячего чаю, взял недоеденный с обеда и уже засыхающий кусок калача и вернулся в комнату.

Уютно устроившись со своим немудрящим десертом за ноутбук, Доктор Б. принялся читать комменты, оставленные к ранее опубликованным роликам. Среди большого количества сравнительно однообразных благодарностей, глаз периодически натыкался на довольно забавные, а иногда и раздражающие высказывания.

– Хватит гнать на Советский Союз! – изливался праведным народным гневом новоиспечённый нео-большевик. – Сам-то небось, квартирку от государства получил, а когда работал, мечтал свалить из «поганого совка» к пиндосам?! Ну что, нужен ты им теперь?!

– Профессор, зачем опять говорили про политику? Может, лучше про реактор, про любимый лунный трактор? – цитатой из Высоцкого вопрошала умная и, скорее всего, одинокая барышня.

– А вы мне докажите, что Вселенная недетерминирована! Почему отвергаете наличие скрытых параметров? Ещё сам Эйнштейн писал…– не унимался неугомонный молодой человек с поверхностным пониманием квантовой механики.

– Зря вы абсолютизируете своё навязанное вам так называемое научное знание, профессор! – уверенно, так, что это граничило с безумием, вещал какой-то толстый тролль. – Известно, что в Древней Руси люди уже умели получать золото 999-й пробы, и выделяли они его из кала, предварительно выпивая ртуть. Назывался процесс «калохимией», которую потом намеренно исказили в «алхимию», а занимались ей золотари.

Доктор Б. снял запотевшие очки и потёр ладонью лоб.

– Наверное, пришла пора сделать ролик про советскую военщину, не реализовавшую свои планы на Третью Мировую войну. Так и хайп, может, возникнет… А, глядишь, и просмотры повысятся.

Утвердившись с мыслью о необходимости ролика по военной истории СССР, Доктор Б. снова нацепил очки, почесал кучерявую седую бороду и решил проверить своё финансовое положение.

– Не такое бедственное, как обычно, – сам про себя отметил он, не без удовольствия наблюдая сумму поступлений на карту, – 514,62… Однако, больше 500 целковых за сутки… Может, ну её эту советскую военщину?

Ухмыльнувшись своему собственному остроумию, которое в данный момент никто не мог оценить в денежном эквиваленте, Доктор Б. удовлетворённо закрыл крышку ноутбука и отправился спать.

Выспаться Доктору Б., однако, не удалось. Сначала посреди ночи комната вдруг наполнилась ярким сиянием, словно какой-то очумевший таксист, запарковавшийся в ожидании пассажиров, дальним ксеноновым светом пронзил окна профессорской хрущёвки. Свет быстро потух, Доктор Б. недовольно перевернулся на другой бок и, казалось бы, практически сразу опять заснул, но раздался какой-то грохот. Снова повернувшись с боку на бок, профессор по-стариковски крякнул, медленно встал и с раздражением поплотнее задёрнул тяжёлые шторы.

– В этой стране не то, что пенсию… даже поспать нормально не дают, – проворчал он, нащупав на прикроватном столике пару берушей, и основательно заталкивая их в свои ушные раковины, обрамлённые остатками былой шевелюры. – Как хорошо, что я бросил это треклятое преподавание…

Доктор Б. опять взгромоздился на свой изрядно пролёжанный диван, но, несмотря на воцарившиеся, наконец-то, темноту и тишину, сон к нему так и не пришёл. Проворочавшись в непонятной мучительной полудрёме до самого утра, Доктор Б. поднялся всклокоченный и помятый. Позавтракал на скорую руку двуглазой яичницей и сел за запись нового видео. После бессонной ночи, настроение Доктора Б. было не из лучших, но он быстро поднял его, хорошенько оттоптавшись на сетевом фрике, предлагающем синтезировать золото из ртути путём дефекации. Потом, чтобы не вставать, записал ещё один ролик, на этот раз про изотоп Гелий-3. А потом ещё один про Сталинские репрессии. Пока, наконец, не обнаружил, что уже настало время обеда.

Довольный своей продуктивностью, Доктор Б. решил в очередной раз проверить финансы, и к удивлению вновь обнаружил знакомую сумму. Нет, это не был застывший на месте баланс, но донат за истекшее время вновь составил 514 рублей 62 копейки. Слегка позабавившись такому совпадению, Доктор Б. традиционно отправился харчеваться на кухню, где совместил процесс поглощения физической пищи с вкушением пищи духовной, в виде чтения очередной горячей порции комментов к предыдущим выпускам своего блога. Впрочем, содержательных и забавных сообщений на этот раз было меньше…

– Не хватает колпака деду-звездочёту…– упражнялся в нехитрых одностишиях один из местных острословов.

– Не в обиду сказано, протирайте очки. Видно, что заляпаны пальцами…– делал замечание глазастый зритель.

– Дедуль, вот, когда вы о науке рассказываете, создаётся впечатление, что вы умный человек, но, когда в геополитику лезете, ну, ватник ватником! – подытоживал диванный политолог-либерал.

Однако, кроме этого, лента почему-то пестрила однотипными угрожающими посланиями про начало ядерной войны, рассказами о взрывах кобальтовых бомб, жертвах облучения и тому подобными страшилками. Сюжет для очередного выпуска видеоблога родился буквально мгновенно, поэтому Доктор Б. ухмыльнулся из-под усов и включил камеру.

– Здравствуйте! Вот, что я вам хочу сегодня рассказать. В 1938 году в эфире радиостанции Си-Би-Эс. Это происходило всё в США, Си-Би-Эс – это американская радиостанция. Не путать с Би-Би-Си – Британская вещательная корпорация. Так вот, в эфире американской Си-Би-Эс состоялась радиопостановка. Радиоспектакль, поставленный под руководством Орсона Уэллса по знаменитому роману Герберта Уэллса «Война миров». Надо сказать, что Орсон Уэллс помимо того, что потомок, правнук, кажется, писателя-фантаста Герберта Уэллса. Он ещё и талантливый режиссёр театра и кино. Да. Например, он снял замечательный фильм «Гражданин Кейн». Так вот, он поставил этот радиоспектакль в жанре, как бы сейчас его назвали, реалити-шоу. Ведущий выбегал из студии на крышу. Рассказывал, что видит надвигающиеся марсианские треножники, и всё в таком духе. И многие американцы – они же там все тупые, как любил говорить известный сатирик, поверили в это. Да, на полном серьёзе. Была даже некая, ну не паника, но волнение среди населения. Вот такая, значит, история. А зато потом после атаки японцев на Перл Харбор, многие наоборот не поверили сообщениям, потому что решили, что их опять разыгрывают.

Он сделал паузу, глубоко вздохнул и улыбнулся:

– Вот и некоторые из вас, моих интернет-слушателей, интернет-зрителей решили сегодня меня разыграть прямо как Орсен Уэллс, но не по радио, а по Интернету. Меня это очень порадовало, и вот поэтому я вспомнил эту историю, которую сейчас вам рассказал. Но ещё больше меня порадует, если вы поддержите меня финансово, чтобы я смог и дальше делать такие видео. Для этого внизу опубликован номер счёта, номер моей карточки, Яндекс-деньги, PayPal, QIWI-кошелёк. Всё. До свидания. Всех благ!

Доктор Б. выключил камеру и откинулся на спинку кресла. День сегодня определённо был очень результативным. Его остаток прошёл в привычном ритме, словно по накатанной. Он монтировал видео, как обычно, не особо утруждая себя эффектами, склейкой и обрезкой, потом выкладывал видео, читал комментарии под уже выложенными роликами и всё в таком роде.

Только один раз он всё-таки ответил на вопрос из тех, что касаются его личного персонального бытия.

– Профессор, вы что зомбоящик совсем не смотрите? Вдруг случится Третья мировая? – спрашивал один из пользователей.

– Совсем не смотрю, и вам не рекомендую, – написал Доктор Б., – от своего зомбоящика я избавился примерно 7 лет назад. До этого на протяжении лет 15-ти он был накрыт салфеточкой и исполнял роль тумбочки. А про Третью мировую в следующий раз расскажу.

Подумав ещё немного, профессор, всё-таки записал запланированный выпуск про советский милитаризм, прикинув, что тем самым обратит на себя внимание заклеймённых проклятьями пользователей с Тупичка Гоблина и других сетевых нео-сталинистов.

– … Третьей мировой так и не случилось. А наше поколение так и не поняло, почему мы всю жизнь должны были делать танки и ядерные бомбы, когда могли бы делать утюги и стиральные машинки. Вот так мы всю жизнь готовились к войне, а она так и не наступила… Такие дела, – немого грустно подытожил Доктор Б. – Благодарю вас за лайки, просмотры, правда, вот в последнее время почему-то совсем перестали комментить. Ну, хоть финансово помогаете. Не даёте старику по миру пойти. Чтобы мне совсем хорошо стало, внизу опубликован номер счёта, номер карточки, PayPal, QIWI-кошелёк, Яндекс-деньги. Присылайте мне подаяния, а я продолжу совершенно безвозмездно делиться с вами знаниями на этой паперти храма науки. Всем удачи! Пока-пока.

Доктор Б. остановил запись и отправился спать. В эту ночь он заснул поистине младенческим сном. И тому было сразу несколько причин.

Во-первых, он был как никогда доволен собой, так как выяснилось, что он способен создавать интересный и содержательный контент буквально на лету.

Во-вторых, некоторые пользователи, похоже, поставили ему донат на автоплатёж. Коммерсант средней руки, владеющий тремя ларьками, которые сам он называл «продовольственной сетью», вдруг представил себя меценатом и пожертвовал 100 рублей в сутки. Сердобольная работница библиотеки, у которой душа болела за культуру и образование, скрепя сердце, установила ежедневную выплату в размере 10 рублей. Бьюти-блогерша прикололась со «стёбного старикана», который тоже запиливает видосики, и решила задонатить ему полтинник к пенсии. Какой-то жадина, желая выказать своё презрение «ватному» профессору, бросил одинокий рубль. Наконец, язвительный молодой человек с поверхностным знанием квантовой физики и истории СССР, изображая псевдоинтеллектуала, подкинул профессору 3 рубля, 62 коп. Ведь в стабильных советских ценах такого доната как раз хватило бы на бутылку водки. Другие, куда менее примечательные личности из числа сетевых зевак, набросали виртуального подаяния в сумме 350 рублей. Доктор Б. не знал никого из них. Впрочем, всё это не имеет ровным счётом никакого значения. Намного важнее, что он уже в который раз получил свои 514,62. И, это, конечно, приводило профессора в самое приятное расположение духа, делая его сон особенно сладким.

И, наконец, третье, и, наверное, самое главное. На заснеженной улице было так темно и так тихо, что, казалось, весь город вошёл в бедственное положение старого и усталого блогера и дружно решил дать ему возможность хорошенько выспаться.

Последний экстренный

Комиссар Лаврухин пребывал в подавленном состоянии. Ожидание вымораживало душу начальника эшелона, как и всё внутреннее содержимое вверенных ему вагонов. Многотонный поезд уже пятый день стоял, застыв посреди заснеженной пустыни.

Выдохнув пар, комиссар забрался по лесенке в тамбур, где столкнулся с Венечкой – стареющим интеллигентом в круглых очках и с вечно всклокоченной кучерявой шевелюрой. За время поездки Лаврухин так и не удосужился узнать, кем был Венечка по профессии – то ли писатель, то ли инженер – намного важнее было то, что он каждый раз вызывал раздражение.

– Когда же мы поедем, любезный?– оправдал предчувствия Венечка, затягиваясь сигаретой, зажатой в замёрзших пальцах.

– Скоро. Скоро поедем,– отмахнулся комиссар и спрятался за дверью, ведущей к локомотиву, куда Венечке, как простому пассажиру, было категорически запрещено входить. Там за толстой стальной переборкой простирался широкий отсек тендера, где морозный воздух снаружи смешивался со смолистым запахом угольной пыли и уже отчётливо веял теплом от раскалённой топки. Отметив, что угля заметно убавилось, Лаврухин прошёл к кабине машиниста Путилина, но застал того в кочегарке. От масла и сажи его лицо казалось ещё более сморщенным и измождённым, чем обычно.

– Ну, как там? Сидят?– устало спросил Путилин, вытирая пот со лба.

– Сидят,– подтвердил комендант.

– И чего им надо только?…

– Да шут их знает…– пожал плечами Лаврухин.– Вроде как ждут чего-то. А чего?

– Может это…– машинист осторожно замялся.– С собой их возьмём? Чо они сидят-то?

– С собой?– комендант задумался, мысленно прикидывая, как будет уплотнять пассажиров, но, закончив свои подсчёты, ответил.– Это можно. А машина сдюжит?

– Сдюжит,– уверенно кивнул Путилин.– Чуток потише, но пойдёт точно. Ты знаешь… Ей, главное, ехать,– машинист не без удовольствия похлопал по гулкому боку топки.– Вот бы только помощника мне нашёл. На уголь поставить. А то я тут уже, как раб на галерах…

Кочегара и правда, не хватало. Помер он с месяц назад и лежал теперь где-то в ледяной степи, зарытый прямо на насыпи железнодорожного полотна.

– Пожалуй, из новеньких и найду,– согласился Лаврухин.

– Хоть не просто так уголёк им давать,– вдруг добавил Путилин, и, поймав удивлённый взгляд собеседника, пояснил. – Да, были тут ходоки… Просили. Обещали пути освободить.

– А ты что же?

– Ну, отсыпал мешок. Жалко же… Помёрзнут,– машинист грустно и даже как-то виновато посмотрел на коменданта.– Ты бы это… Поговорил с ними ещё. Ну, как ты умеешь, по-дипломатически. Нам ехать надо. Машине стоять нельзя.

– Нашёл дипломата…

Лаврухин хмыкнул и вышел, про себя обругав Путилина «либеральничающим гуманистом» и ещё парочкой мудрёных слов. А в тамбуре снова встретился взглядом с курящим Венечкой.

– И всё-таки желательно бы иметь определённость. Когда же мы поедем?

– Скоро!– ответил комендант, пытаясь сохранять самообладание.– Людей заберём и поедем. Займите своё место.

– Позвольте! Каких людей?! С какой стати?! Мы тут все за билеты платили…– Венечка хотел привести ещё какие-то аргументы, но Лаврухин уже спрыгнул с подножки и зашагал вдаль по снегу, а выходить на мороз за комендантом интеллигенту совершенно не хотелось. Он докурил сигарету и отправился в купе с твёрдым намерением выпить чаю – непременно с лимоном и сахаром.

* * *

Лагерь «ситдаунов» растянулся вдоль всего железнодорожного полотна. Старые торговые палатки были выставлены неровными рядами, иногда прямо по рельсам. Кое-как укреплённые натасканными со всей округи гнилыми досками, кирпичами, листами проржавевшего железа, каким-то тряпьём и прочей ветошью – они и представляли типичное жильё местных обитателей. Кажется те, кто изначально сюда пришли, просто очень боялись пропустить свой поезд. Но время шло, а заветный локомотив так и не показывался на горизонте. Сменялись поколения, забывались прошлые цели, и вот уже ожидание лучшей жизни постепенно стало самой жизнью. Теперешние обитатели лагеря, похоже, и сами больше не помнили, зачем сидели. Чумазые и оборванные, они жались друг к другу около костров, горящих внутри дырявых бочек. Очевидно, и внутри продырявленных душ этих людей, ещё тлел какой-то странный огонёк надежды, подпитываемый или собственной полурелигиозной верой, или личным фанатизмом их лидера. В любом случае всё здесь делалось или не делалось исключительно по воле пузатого бригадира Коровчука.

Он по-турецки сидел на горе старых покрышек и своим широким раскрасневшимся лицом и вывалившимся через ремень жирным пузом, напоминал Лаврухину какого-то азиатского хана. Не вынимая рук из карманов и никак не здороваясь, комендант сразу перешёл к делу:

– У нас были договорённости.

– Не слышал такого…– ответил Коровчук, чуть перемещая на покрышке свой толстый зад.

– Обещали же Путилину.

– Ну,– физиономия бригадира расплылась в сальной ухмылке,– ему, может, и обещали, а вам нет.

– Какая разница? Вы сказали, что освободите пути.

– Наверное… Но мы же не говорили, что будем это немедленно выполнять,– не сводя взгляда с опешившего коменданта, толстяк продолжил.– Вы нам лучше ещё угольку отсыпьте. Одного-то мешка мало будет…

– Нет,– сдавленно выдавил из себя Лаврухин.

– То есть, как это? Вы же… обязаны нам помочь.

Голос коменданта сделался твёрдым и приобрёл металлические нотки.

– Безусловно. Но никакого угля вы от нас больше не получите. Завтра поезд тронется. Желающие могут сесть и поехать с нами, остальным, так или иначе, придётся освободить пути. Всем всё ясно?!

Последние слова он буквально прорычал, поэтому Коровчук даже замахал своими пухлыми ручками.

– Хорошо-хорошо! Не будем горячиться, гражданин начальник. Идёт! Поедем! Но, в конце концов, нам нужно собраться, всё обдумать… Дайте хотя бы до послезавтра срок?

– Ну, ладно,– смягчился комендант.– Но завтра я ещё приду.

Он колючими глазами обвёл притихших вокруг людей. Все они смотрели в ответ: кто со страхом, кто с угрозой, кто с непониманием. Похоже, что в этом худощавом высоком человеке в шинельке и фуражке, они впервые увидели какой-то иной смысл, какую-то иную силу – совсем не такую, какая была у тучного бригадира – и этим она их одновременно и привлекала, и пугала. Лаврухин отвернулся и, ощущая спиной человеческие взгляды, пошёл назад к эшелону. Стянуть с себя нестерпимо жмущие сапоги, сунуть замёрзшие ноги под колючее верблюжье одеяло и, растянувшись на проводницкой полке, забыться сном – вот, пожалуй, и всё, чего он сейчас хотел.

* * *

Поутру Лаврухина разбудил истошный крик: может, бабий, а, может, и нет, но истеричный и какой-то визгливый. Впрочем, через минуту выяснилось, что кричал стареющий Венечка. Из его путаных объяснений следовало, что некто напал ночью на машиниста Путилина, по всей видимости, убил и скрылся. По снегу от паровоза в сторону лагеря действительно тянулся кровавый след. Металлический пол тамбура и скоба двери, ведущая к тендеру и кабине – тоже были перепачканы кровью. Вот только «убитый» сидел всё тут же, прикладывая к разбитой голове платок. Лаврухин даже не знал чему больше удивиться: внезапному воскрешению, или тому, откуда Путилин достал платок, который в его промасленных чёрных руках казался белоснежным.

– Ну, вроде живой,– отметил комендант.

– Да вы гляньте на нашего рулевого! У него же рука трясётся!– продолжал причитать Венечка.– Как он теперь состав поведёт?!

– Да в порядке я,– недовольно пробубнил Путилин.– Обидно, что моим же ведром меня огрел…

– Кто?! Детали!– насел Лаврухин, отодвигая ставшего бесполезным интеллигента.

– Да не разглядел. Захотел по нужде выйти. Смотрю, кто-то в тендере копается. Шугнул. А он, видать, с перепугу меня… По фигуре вроде молодой.

– Ясно. «Ситдауны» эти наведались. Уголёк им наш нужен. Проторили дорожку,– озвучил комендант очевидный вывод и задумчиво посмотрел в сторону лагеря.

Там, где-то на конце сходящихся в точку рельсов, пестрели палатки и поднимался чёрный дым, но не было видно никакого движения.

– А вы ещё этих, с позволения сказать, граждан хотели к нам в поезд определить… Звери они там все!– поддакнул Венечка, но на него снова не обратили внимания.

– Не придёт никто,– проговорил Путилин.– А нам ехать нужно… Машина должна двигаться, а то совсем встанем. Смазка загуснет – поршни заклинит, а если ещё трубопроводы во внутреннем контуре замёрзнут и гайки разопрёт…

– Вот и займись внутренним контуром. Закручивай свои гайки!– огрызнулся Лаврухин.– А на внешнем уж я. Сказал – «до завтра», значит – до завтра.

Поплотнее надвинув фуражку и подняв ворот шинели, он в очередной раз решительным шагом отправился в сторону стихийного поселения.

– Ну куда он снова? С кем там разговаривать?– покачал патлатой головой интеллигент-Венечка, провожая коменданта взглядом из-под блестящих очков.

– С людьми,– ответил машинист, хотя и сам уже не был уверен в своих словах.

* * *

В лагере и правда не наблюдалось никакой человеческой активности. Ни следов рассыпанного угля, ни тем более крови, на снегу не виднелось. Награбленное ночью было уже давно и умело сныкано где-то в недрах этого помоечного караван-сарая. Однако судьба угля волновала Лаврухина в последнюю очередь. Завидев массивную фигуру Коровчука, комендант направился к нему. Бригадир, словно на троне, восседал в старом кресле на деревянных ножках, и грел пухлые ладошки у горящей бочки, пока рядом суетились особо приближённые. Он тоже заметил приближение Лаврухина, и, не поворачивая головы, заговорил первым.

– Ты вот знаешь, комендант, куда эти рельсы ведут?

– Туда ведут.

– А что – там?

Вопрос явно перебил боевой настрой коменданта.

– Ну, не знаю… Восток…

– Во-о-от,– довольно протянул Коровчук.– А мы тут посоветовались и, стало быть, решили, что нам всем нужно на Запад. Так что ты, комендант, не торопись. Переставляй паровоз. И вот тогда мы все с тобой поедем.

– Что?!– возмутился Лаврухин.– Это совершенно невозможно!

– Ну, привыкай, товарищ начальник, у нас тут, не как у тебя… Демократия. Народ решает.

– Ясно. Снова, значит, бредим… Время тянем? Не хотим договариваться? Так я пойду, мне плевать.

Комендант действительно собрался было уйти, но из группы сидящих чуть в стороне вдруг поднялся здоровый детина. В своём сереньком ватнике и коричневых сапогах он был почти не заметен, пока не распрямился в полный рост. От нервозности или для соблюдения некого этикета он стянул с головы шапку, скомкал её в крепких пальцах, продемонстрировав свою пшенично-жёлтую шевелюру, а потом приблизился парой широких шагов и громко произнёс:

– А меня и Восток устраивает. Чего тут сидеть впустую? Ехать надо. Я так считаю.

На пятачке вокруг бригадирского кресла возникло напряжённое молчание. Лаврухин снова ощутил спиной, как оказался в центре внимания сотен глаз. Выглядывающие из-за пологов палаток, скрытые надвинутыми шапками, смотрящие исподлобья – все они сейчас чего-то ждали.

– Тебе что же, наши правила напомнить?– пробасил Коровчук.– Кто не сидит, тот лежит!

– Да мне плевать! – мужчина демонстративно вытянулся ещё сильнее, нагло зыркнув в сторону побелевшего от злости бригадира.

– Сядь!

– Не буду. Я так думаю. Ехать всяко лучше, чем тут жопу морозить,– детина огляделся по сторонам и заговорил совсем громко.– Ребята, девчата! Кто уже собрался? Давай за товарищем комендантом! Поедем уже хоть куда-нибудь! Поезд долго ждать не станет.

По палаткам пошло шевеление. К пятачку, на котором стоял Лаврухин и светловолосый мужик, начал подходить народ со своей немудрёной поклажей.

– А сам?– спросил комендант, заметив, что у здоровяка с собой ничего не было.

– А я потом. Тут ещё стариков много, баб… С детками опять же… Надо поговорить. Помочь. Завтра утром всех приведу.

– Звать-то тебя как?

– Савченко.

– Убьют тебя, Савченко…– проговорил Лаврухин.

– Кишка тонка!– усмехнулся детина.– Днём да поодиночке они трусливые. А ночью… Я не сплю.

Комендант кивнул, а потом повёл собравшихся к эшелону. По пути пожалел только, что не пожал руку этому мужику. Привык свои вечно держать в карманах. А после решил, что, может, оно и к лучшему – не раздражать лишний раз. Вдруг обойдётся?

* * *

Весь день до позднего вечера к поезду тянулись люди, замотанные кто во что. Группками по пять-шесть человек, гружёные небольшим количеством ручной клади.

Венечка стоял у открытой двери тамбура, смотрел, как новоприбывших распределяют по вагонам и по обыкновению курил.

– И почему мы, скажите на милость, должны кого-то забирать? Вы уверены, что мест хватит?– пробурчал он, завидев Лаврухина.

– Не волнуйтесь. Всех разместим.

– Вы хоть их проверяли?

– Надо будет, каждого проверю. Может, с тебя начать?– огрызнулся комендант. Венечка замолчал, но со своего наблюдательного поста не ушёл. Продолжил с подозрительностью и любопытством вглядываться в незнакомые лица. Закурил вторую сигарету.

Мужики какие-то мрачные – рожа кирпича просит. Бабы в бесформенных пуховиках, закутанные в платки – как недавно из-под коровы. Некоторые с детьми. Такими же грязными и лохматыми. Сброд одним словом.

Вот от общей массы отделилась фигурка поизящнее. Молодая девчуля, лет двадцать от силы, тоже в куртке с капюшоном, но всё-таки помоднее, и видно, что симпатичная. И сразу к коменданту. Ну, понятное дело – будет мосты наводить. Проститутка, небось. Такие сразу чуют, к какому мужику следует присосаться.

От этих размышлений тонко организованной Венечкиной натуре стало отчего-то так противно, что он бросил недокуренную сигарету и ушёл в купе. Тем более, что дальнейшего разговора новой пассажирки с Лаврухиным, ему всё равно не было слышно.

– Товарищ комендант,– залепетала девушка.– Меня Ксанкой звать. Можно к вам обратиться?

– Что?

– У меня там жених остался… Колька.

– Что ж с тобой не пришёл?

– Говорит, что не возьмёте его. Боится он…– Ксанка опустила глаза.– Это ж он у вас на днях уголь воровал…

– А ты что же тогда его закладываешь?– усмехнулся Лаврухин.

– Да он не со зла… Дурак просто!– девушка серьёзно посмотрела на коменданта.– Это его боров наш – бригадир – заставил. Велел Кольке ночью уголь таскать, чтобы меня никто не тронул, а иначе… Вот Колька меня за два мешка и выкупил. Я говорю – «вместе пошли», а он – «сама иди», а ему, мол, сюда дорога уже заказана.

– Ясно,– Лаврухин на минуту задумался.– Ладно. Завтра ещё поговорю с вашим Савченко. Одобрит – возьмём твоего Кольку. Но только под твою ответственность.

Глаза Ксанки загорелись радостью, она вдруг так крепко схватила и обняла Лаврухина, что тот аж пошатнулся.

– Ой, спасибо вам, товарищ комендант! Спасибо огромное! Можно я вас поцелую?

– Не положено!

Отстранившись, Лаврухин оставил сияющую девицу и зашагал вдоль вагонов. Нужно было проконтролировать погрузку и размещение пополнившегося личного состава. И хотя человеческий ручеёк, чёрной змейкой топавший через белое поле, к ночи окончательно иссяк, но спать коменданту не пришлось. Завтрашний день обещал быть непростым. Прокручивая в голове свои мысли, Лаврухин несколько раз наливал себе чаю, потом проверял, заряжен ли пистолет, поплотнее кутался в верблюжье одеяло, взбивал слежавшуюся подушку, но так и встретил предрассветные сумерки в каком-то полусонном забытьи.

* * *

Окончательно он проснулся, когда Путилин начал греметь тяжёлой тендерной дверью. Накинув шинельку и засунув ноги в проклятые сапоги, комендант вышел в тамбур и молча поприветствовал машиниста. Вид у Лаврухина, похоже, был настолько разбитый, что Путилин даже выдержал паузу, решаясь снова завести свою обычную шарманку:

– Ну, что? Поедем сегодня али нет? А то ведь…

– Да, знаю, я! Знаю!– перебил его комендант.– Машина ехать должна. Смазка загустнет, поршни заклинит, гайки разопрёт… Поедем мы! Поедем! Прогревай аппарат.

Удовлетворённый ответом, Путилин заулыбался, но в тамбуре появился Венечка с необычной озабоченностью на одухотворённом лице.

– Простите, я краем уха услышал, что мы собираемся ехать?

– Так точно.

– Но, позвольте! Как же?! Меня тут вчера Оксана Евгеньевна просветила… Там же, в этих трущёбах, ещё люди остались. Дети, бабушки… Мы что же теперь их бросим?

– И то правда,– согласился Путилин.– И Савченко этого так вчера и не появилось. Думал, будет мне кочегар…

– Вы, может, не будете меня нервировать?!– вскричал Лаврухин.– Успокойтесь уже! Никого не бросим.

Он буквально спрыгнул с подножки в снег.

– Совсем замёрзнете так бегать,– проявил заботушку Венечка.– Вам бы пальтишко новое справить…

– Вот бы справить мне костюм себе из стали на…– бросил в ответ Лаврухин.– Грейте машину!

Преодолев расстояние до лагеря «ситдаунов» быстрее, чем обычно, он застал его в зловещем запустении. Часть палаток были разрезаны и перевёрнуты. По всей видимости, оставшись без хозяев, они оказались мгновенно разграблены соседями или приближёнными бригадира. Сам хозяин мусорного мирка в окружении нескольких мордоворотов был тут же – на своём месте. Развалившись в старом кресле, грел ручонки у костра, подкидывая в бочку небольшие чурбачки.

Внезапно Лаврухин с ужасом заметил, что из ёмкости торчали обгоревшие ноги в знакомых коричневых сапогах. «Хоть бы обувку сняли…– мелькнуло в голове у коменданта.– Ничего-то им не жалко…». Но свой вопрос задал предельно невозмутимо и с несколько отрешённой грустинкой:

– Убили всё-таки?

– Это наше внутреннее дело, гражданин начальник,– хмыкнул в ответ Коровчук.

Откуда-то из кучи тряпья, бывшего когда-то чьим-то жилищем, вылезла маленькая девочка, бросилась к Лаврухину и, уткнувшись в полы шинели, тихо прошептала:

– Это папка мой… Больше никого не осталось…

– Понятно. Рядом стой.– Комендант не глядел на девочку, а только сверлил глазами бесформенную фигуру бригадира.– Зачем убили?– спрашиваю.

Коровчук поймал взгляд коменданта и растёкся в сальной ухмылке.

– А он сам… На шпалу упал и ударился. Несколько раз.

– Дядя милиционер, они врут всё!– пропищал ребёнок, крепче сжимая ручёнками этого странного худого дядьку, будто сейчас в нём заключалась последняя надежда.– Это они палками его ночью застучали.

– Знаю. Не бойся. Мы с тобой ещё подумаем, что с ними сделать…

– Не о том ты думать собрался, гражданин начальник,– усмехнулся бригадир.– Лучше подумай, может, не нужно тебе никуда ехать? Зачем? Оставайся. Будешь, как сыр в масле, кататься. Уголька надолго хватит. Разгрузишь свой тендер… А мы поможем.

Коровчук самодовольно хихикнул, но сразу поменялся в лице, потому что в него нацелилось чёрное пистолетное дуло. Бугаи позади главаря поднялись с мест, но ринуться вперёд без команды не решились.

– Все назад! Назад! Я ухожу. Ясно? Девочка идёт со мной.

Не выпуская из виду нацеленный на него ствол, бригадир продолжал увещевать коменданта, но тот уже не слушал.

– Так… И ещё… Есть тут Николай? Ну! Ксанкин женишок, который… Николай, выйди!– громче повторил Лаврухин.

Из-за спин подручных Коровчука показался щуплый паренёк.

– А этот папу бил, не помнишь?

– Нет… Он никого не трогал.

– Значит, тоже со мной пойдёшь,– приказал комендант Коле.– Ну! Быстро!

Тот пугливо обернулся, а потом перешёл поближе к человеку в шинели..

– Ах ты крысёныш! Задавлю!– взревел главарь.

– Сиди уж! Любишь сидеть же. А то поскачешь у меня!– осадил его Лаврухин, угрожающе ткнув оружием, а потом оглянулся по сторонам, обращаясь ко всем прочим зрителям, незримо наблюдающих за сценой из своих укрытий.– Другие желающие есть? Нет?! Ну, всё… Хотите сдохнуть, значит, сдохните. Увижу, что кто-то следом идёт – стреляю сразу в лоб.

– Далеко всё равно не уедешь,– сквозь зубы процедил Коровчук.

– Поезд невозможно остановить.

– А это мы ещё посмотрим, гражданин начальник.

Комендант не стал продолжать эту бессмысленную перепалку. Только ещё раз посмотрел в сторону палаток с притаившимися внутри людьми, с обидой прошептал:

– Дебилы, бл*ть…– плюнул в снег и пошёл назад к поезду вместе со встревоженным Колей и успокоившимся ребёнком.

Несколько раз он мысленно ругал себя за несдержанность. Никак нельзя было светить «Макаровым». Неоправданный риск. Что у него? Восемь патронов. А у них – злость, кураж и одно на всех неудержимое желание завладеть халявной волыной. Расчёт лишь на то, что жирный боров зассыт и не спустит свою шоблу. Эмоции. Ребячество. Как бы то ни было, погоня не входила в планы трусливого Коровчука, поэтому никакой погони так и не случилось. А локомотив был уже в паре шагов.

* * *

Лаврухин рассматривал поезд. Чёрная угловатая громадина, извергающая горячий пар, возвышалась на фоне белой земли и серого неба, словно фантастический дракон, вытянувший вдоль железнодорожной ветки свой длинный хвост. Одни колёса почти с человеческий рост. Спецрельс и полотно втрое шире обычного. Умели же раньше строить… Настоящий левиафан! И что он таскал? Какие-нибудь боеголовки – не иначе. Отрыжка ядерной эпохи.

А что теперь? Куда он нас везёт? И зачем? Может, и проще вот так вот – сесть и ждать, когда на тебя свалится счастье? Да и есть ли оно в конце этого пути? Кто встретит? Не такие ли морготные морды?

Тягостные раздумья коменданта прервал паровозный свисток. Глянул – все уже погрузились – один Лаврухин стоял в снегу в нещадно жмущих сапогах. Поднявшись по длинной крутой лестнице, он громко закрыл последнюю дверь, пересёк тендер и заглянул в кабину.

– Ну чего? Поехали что ли?

– Да там это…– закопчённое лицо Путилина выражало тревогу.– На рельсы какого-то говна натащили. И, кажись, шпалы пилят. Как бы жертв не было… Котёл-то у меня уже того – под парами.

Воцарилось молчание. Только громогласное урчание исполинской машины, напоминало, что ей никак нельзя останавливаться.

– Что делать-то?– повторил вопрос машинист.

Лаврухин опять задумался, но тотчас вспомнил удивлённого Кольку. Его Ксанку, проданную за пару мешков угля. Испуганную девчонку, чьё имя он пока ещё даже не узнал. Вспомнил эти мерзкие рожи, столпившиеся вокруг растерзанного трупа белокурого Савченко. Вспомнил довольную и лоснящуюся жиром харю бригадира. И неожиданно для самого себя очень чётко ответил:

– Дави их, Путилин.

Первыми сдохнут хипстеры. Часть 1