Читать онлайн Карта оборотня бесплатно

Карта оборотня

ПРИМА ПАЛАТ

Жаркий летний день разморил меня. Я праздно подрёмывал в гильдии, когда в окно, хлопая крыльями, вдруг влетел почтовый голубь. Я даже вздрогнул.

Отделив от голубиной лапки обрезок гусиного пера и прочитав первые строки письма, я затаил дыхание. Мне писал сам Лев Палат. Неужели он здесь, в Романии? Дальнейшие слова написанного на тряпичном куске письма вернули мне дыхание, но не до конца.

Пять лет я заведовал романским цехом Льва Палат, но персональное письмо от него получал впервые. Он был сказочно богат и столь же жесток в правлении своей фамильной пушной коллегии, раскинувшейся по всему миру. Когда Лев Палат пишет тебе лично, это равноценно приглашению на пир в Новеград к Великому хану Тартарии. Поэтому от этого голубя я ожидал неприятностей. То, что это будут неприятности, я нисколько не сомневался. Я не мог и представить себе, что этот великий человек может написать, будучи всем доволен.

В письме уведомлялось о визите в столицу Романии дочери Льва. Я должен был её встретить в порту и проводить на лучший постоялый двор «Белая Гора».

О наличии у главы меховой империи дочери я не знал. О его четырёх жёнах и бесчисленных наложницах я слышал, но дочь оказалась для меня настоящей новостью. Судя по письму, она прибывает для обучения в коллегии жриц, и всё, что ей понадобится, должен ей предоставить я. Кроме денег – Лев писал, что он дал её в дорогу достаточно: «В Романии ей предстоит обучение, и, если она выполнит его подобающе, ей не придётся нуждаться. Но я должен быть уверен, что кто-то будет под рукой, если ей что-либо понадобится», – писал хозяин нашей коллегии. Получается, здесь у неё никого нет – размышлял я. Недобрая весть. Как нянька, я недорого стою.

Я представил себе надменного толстяка-коротышку с подбородком, как у Вакха, глазами, острыми, как пугио, и ртом, походящим на пасть льва, поэтому наскоро нацарапал ответ с кратким описанием состояния дел коллегии, подтверждением готовности выполнить распоряжения, взял из клетки голубя, приторочил к его лапке письмо, выпустил посланца в окно и вновь перечитал письмо Льва. Постскриптум на оборотной стороне вернул меня в состояние душевного волнения: «О тебе говорил Крокет, он считает, что пора направить тебя сюда», – я медленно перевёл дух: это для меня была желанная, на протяжении года, весть.

Я подошёл к окну, чтобы вольготней раздышаться, и уставился на улицу. Однако, прохаживающиеся матроны с сопровождающими их рабами мало занимали меня. Я думал о том, как здорово было бы отправиться из этой провинции в Новеград. Не то чтобы в Романии мне не нравилось, нет. Однако, я осознавал, что, сидя здесь, шансов на улучшение своей жизни я не получу. Только роскошная Гардарика, присылающая такие шикарные меха, была страной возможностей для меня.

После этих напряженных раздумий я прошёл в комнату Зену. Зенуния Пуэлла, темноволосая, симпатичная девица двадцати лет, фактически стала моим доверенным заместителем с тех пор, как я начал работать в ромейском торговом доме Палата. Официально, в силу местных предрассудков, сделать её начальницей я не мог, но меня покорило, насколько умна может быть девушка с такой внешностью.

Она перестала пересчитывать колонки с мехами и вопрошающе посмотрела на меня.

Я сообщил ей о дочери Палата.

– Потрясающе, не правда ли? – сказал я, присаживаясь за её стол. – Какая-нибудь долгая ростом, толстая портельщица, которая нуждается в моих советах и внимании. На что только не пойдёшь ради коллегии!

– А может быть, она красивая? –предположила Зену спокойно. – Многие девушки Тартарии красивы и привлекательны. Ты можешь полюбить её. Женитьба на Палат сулит немало выгод.

– У тебя на уме только одно, – отозвался я со смехом. – Все вы, ромейские девушки, одинаковы. Ты не видела самого Палата, а я – я видел. Он родом из ромеев. Кобылка, вышедшая и такой конюшни, с такой наследственностью – навряд ли может быть красивой. К тому же Лев не захочет меня в зятья. Для своей дочери им, наверняка, уже запланирована куда более выгодная партия!

Она посмотрела на меня неторопливым и долгим взглядом из-под полуопущенных, загнутых черных ресниц, чернёных толчёным свинцом. Затем повела точёными плечами и произнесла:

– А ведь ты её ещё не видел.

________________________

На этот раз мудрая Зену ошиблась. Красивой Прима Палат не оказалась. Но и я не угадал – не была она ни толстой, ни верзилой. Она предстала совершенно безликой: сплетённые в шесть тугих кос русые волосы под капюшоном широкого, свободного балахона, крепкие дорожные туфли из бычьей кожи. Словом, она напоминала пресную лепёшку коллегии весталок, в которую прибыла. Единственное, что меня обескуражило – отсутствие какого-либо сопровождения и охраны у дочери столь состоятельной особы. Ни дуэньи, ни сколь-нибудь завалящего ликтора. В чём в чём, а в смелости ей не откажешь.

Я встретил её в порту и отвёз в «Белую Гору». Всю дорогу я, памятуя о разговоре с Зену, рассыпался в любезностях, но она отвечала столь вежливо и холодно, что напоминала северную германскую богиню. Пока мы ехали на постоялый двор по улицам, наполненным сбродом, она успела изрядно мне надоесть, и мне не терпелось избавиться от неё поскорее. Я попросил прислать мне в гильдию трактирного служку, если ей что-нибудь понадобится, и с облегчением откланялся. Во мне появилась уверенность, что трактирному служке посетить нашу гильдию не придётся. В ней подспудно чувствовалась прямо-таки фамильная торгашеская расторопность. Она явно не собиралась пропадать в этом городе и просить моих советов или помощи.

Зенуния от моего имени послала на постоялый двор корзину печенья. Она также отправила голубя Палату, с сообщением о благополучном прибытии девушки. С чувством выполненного долга я напрочь выбросил Приму Палат из головы и вплотную занялся новой поставкой из Гардарики.

Дней десять спустя Зену предложила мне навестить девушку и узнать, как она поживает. Я так и сделал. На постоялом дворе мне сказали, что она выехала шестью днями раньше. В неизвестном направлении. Недоброе предчувствие посетило меня. Зену сказала, что мне следует разузнать, где она, на тот случай, если вдруг поинтересуется доминус Палат.

– Займись этим немедленно, – ответил я. – У меня дела.

Зенуния отправилась на улицы. Оказалось, Палат сняла двухкомнатную таберну в инсуле Дианы. Прима так же напрочь забыла обо мне, как я – о ней. Меня это несколько задело. Но я успокоился, узнав, что дела у неё идут прекрасно. Однако, чтобы дать ей понять, что я в курсе её передвижений, я послал к ней цехового серва с письмом, на которое она тут же ответила в холодно-тактичной манере богатых выскочек.

Зену, которая все поняла по выражению моего лица, когда я читал ответ, тактично заметила:

– В конце концов, она дочь магната.

– Да, – ответил я. – И с сего дня пусть сама заботится о себе.

На том и согласились.

Около трёх седмиц я ничего не слышал о Приме Палат. В цеху было много забот, поскольку после Сатурналий я собирался дать себе отдых и хотел сдать дела Друзу Марциалу, который должен был прибыть из Гардарики и сменить меня.

Я планировал провести месяц в Финикии. Это должен быть мой первый долгий отпуск за пять лет. Я ждал его вожделенно. Я собирался путешествовать в одиночестве. Я люблю одинокие странствия, свободу, люблю сам решать, где, и надолго ли останавливаться. В компании свобода стеснена.

Спустя двадцать два дня после той памятной переписки с Примой Палат мой закадычный друг, Домициан Марцелл, пригласил меня на вечеринку, устраиваемую ланистой Грацианом Маркусом в честь нового бестиария, который произвёл фурор на меритиях в Финикии.

Мне нравились вечеринки Маркуса. На них всегда весело, а еда отвечает вкусам самых изысканных гурманов.

Когда лектика принесла нас к домусу Грацианов, дорога уже была забита октафорами, колесницами, и нашим лектикариям пришлось долго искать место, куда бы пристроить наши носилки.

Вечер удался. Большинство гостей были мне знакомы. Романцы составляли в них лишь половину, но у Грациан всегда имелось вдоволь не только фалернских вин, но и медовой кервезии для иностранных гостей. Когда луна была на середине пути, я, уже изрядно нагрузившись, вышел в атриум, чтобы немного освежить хмельную голову.

Там в одиночестве стояла девушка в белой столе без паллы поверх. Её обнажённая шея и руки с чашей тёплой калиды в лунном свете блестели, подобно фаянсу.

Опершись спиной на балюстраду, слегка запрокинув голову с косами, уложенными вокруг головы, она разглядывала полнолуние. В его лучах светлые волосы девушки играли, как хороший куний мех. Я тихо приблизился, остановился чуть поодаль и тоже воззрился на луну.

– После этого чада и шума под крышей на просторе просто блаженство, – произнёс я.

– Верно.

Она даже не повернулась и не удостоила меня взглядом. Я же украдкой скосил глаза на её профиль.

Она была мила: мелкие черты лица, поблёскивающие губы, отражение луны в глазах.

– А я предполагал, что знаю в городе всех, – заметил я, – а с Вами почему-то мы не знакомы…

Она повернула голову, отчего полупрозрачная накидка на голове всколыхнулась, и, посмотрев на меня, улыбнулась.

– Вам бы следовало меньше пить, доминус Феликс, – отметила она. – Неужели я настолько изменилась за несколько седмиц, что меня и не узнать?

От неожиданности я вытаращился на неё и почувствовал, как заколотилось моё сердце и что-то сжало грудь.

– Я не узнаю Вас, – сказал я, определённо заключив, что это самая милая и соблазнительная женщина, из встречавшихся мне когда-либо.

Она громко засмеялась:

– Вы так уверены в этом? Я – Прима Палат.

_________________________________

Первым желанием, возникшим при звуках её имени, было выразить восхищение от неожиданного превращения в настоящую красавицу, однако, заглянув в её залитые лунным светом глаза, я передумал, осознав признание очевидного ошибкой.

Мы провели на балюстраде около часа. Неожиданная метаморфоза выбила меня из седла. Я отчётливо понимал разницу между нами. Она была сдержанна со мной, но отнюдь не скучна. Мы беседовали на посторонние темы – о вечеринке, о гладиаторах, о гостях, о деликатесах и о славной ночи. Меня к тянуло к ней. Я не мог оторвать от неё глаз. Я не мог поверить себе, что это нежное создание и девушка, которую я встретил в порту – один и тот же человек. Это было похоже на пьяный морок, но было правдой.

Неожиданно, прервав нашу чрезмерно чопорную беседу, она спросила просто:

– Вы прибыли на октофоре?

– Да. А что?

– Сможете отвезти меня домой?

– Как?! Сейчас? – воскликнул я разочарованно – вечеринка снова оживится немного погодя. Ещё не выступали акробаты!

Её синие глаза пытливо и тревожно всмотрелись в мои.

– Прошу прощения. Я не хотела уводить Вас. Я лишь воспользуюсь Вашим октофором.

– Ну что Вы! Если Вам, действительно, надо уйти, я с удовольствием составлю вам компанию! Мне казалось, Вам тут по душе.

Она накрыла плечи паллой и улыбнулась:

– Где наш октофор?

– В конце улицы – под белым паланкином.

– Там и встретимся.

Она отошла, сделав мне знак, чтоб я не следовал непосредственно за ней. Я понимал – нас не должны видеть вместе. Слишком разного полёта птицы.

Проводив её взглядом, я в два глотка осушил оставленную Примой чашу. Неожиданно у Феликса и Примы Палат появились общие тайны. Неожиданно для себя я отметил заметное дрожание моих пальцев рук. Немного выждав, чтоб успокоить дрожь, я прошёл через огромный триклиний, набитый возлежащими гостями. Не пытаясь попрощаться с Марцеллом и хозяином домуса, я спустился вниз и направился по протяжённой подъездной аллее к октофору с белым палантином. Где. Меня. Ждала. Прима. Палат.

– К инсуле Дианы.

За всю дорогу она ни разу не заговорила со мной, чему я был даже рад, поскольку волнение моё усилилось от её близости, от запаха мускуса, исходившего от её тела.

– Остановите здесь, – приказала она лектикариям.

Носильщики остановились по общей команде плавно опустили лектику на землю, я вышел, отодвинул покров паланкина и подал Приме руку. Опершись на неё, она тоже вышла и осмотрела безлюдную ночную улицу.

– Подниметесь ко мне? Мы найдём общую тему для разговора.

Я ни на мгновение не забывал, чья она дочь.

– Я бы с удовольствием, домина, но, уже поздно, может, не стоит? – ответил я. – Не хочется никого беспокоить.

– Мы никого не побеспокоим, у таберны же отдельный вход.

Я испытывал огромную неловкость от того, что посещаю жилище такой девушки в столь поздний час. Я представил, что бы сказал Лев Палат, если бы узнал, что я входил в жилище его дочери после захода солнца.

Моя судьба была в руках Палата. Одно его слово – и я нищий. Резвиться с его дочерью для меня столь же опасно, как играть с дикой львицей. Мы поднялись по лестнице и незаметно вошли в жилище, состоящее из трех комнат. Она провела меня в гостиную, освещённую масляными лампадами и украшенную цветочными гирляндами.

Она бросила паллу на резные подлокотники бизеллиума и подошла к столу:

– Вино?

– Мы тут одни?

Она вполоборота посмотрела на меня:

– А разве это преступление?

Я ощутил, как вспотели мои ладони.

– Вам виднее, домина.

Она оценивающе осмотрела моё лицо и брови её поднялись.

– Боитесь Льва Палата?

– Дело не в том, боюсь я Льва Палата или нет, – промолвил я в досаде от того, что так быстро разоблачён. – Я не должен здесь находиться, и Вы это знаете.

– Какие глупости! – сердито воскликнула она. – Вы – жрец Кибелы, скопец? Присутствие с женщиной в одном помещении не подразумевает чего-то предосудительного!

– Разве в этом дело… Что могут подумать люди?

– Никто не видел, как мы вошли в инсулу.

– Но могут увидеть, как я буду выходить. Но это ещё и вопрос принципа…

Она заливисто рассмеялась:

– Перестаньте разыгрывать из себя аскета и отошлите лектикариев!

Вот здесь мне следовало уйти.

Но моя бесшабашность, глушащая порой мою деловую осторожность, именно в этот миг одержала верх. Поэтому я отправил лектику обратно, к домусу Маркуса, уселся на бизеллиум и стал наблюдать, как Прима Палат смешивает вино с водой. Сама она, не преставая, смотрела на меня с полуулыбкой.

– Ну, как Ваши дела в коллегии весталок? – поинтересовался я.

– О, это была выдумка для доминуса Палата – бросила она небрежно. –Я строю из себя святошу, иначе он не выпустил бы меня из дома.

– То есть вы не ходите в коллегию?

– Разумеется.

– А если Лев узнает?

– С чего вдруг? У Льва Палат слишком много дел, ему не до меня. – Прима отвернулась, и в её голосе прозвучала горечь. – Доминусу интересен только он сам, его жёны и наложницы. Дочь лишь путается у них под ногами. Моя ложь, будто я хочу войти в коллегию весталок, пришлась как нельзя кстати. Романия достаточно далека от Гардарики. Отсюда я не могу помешать ему убеждать очередную юную гетеру в том, что он гораздо моложе, чем выглядит. По этой причине он с удовольствием и отправил меня сюда.

– Получается, белый балахон, обувь из кожи быка, и шесть кос – всего лишь часть розыгрыша? – уточнил я, уже понимая, что моя осведомлённость, превращает меня в её сообщника. Теперь, если Палат всё узнает, возмездие опустится не только на её голову, но и на мою. И неизвестно, кому придётся хуже.

– Разумеется. Это моя обычная домашняя одежда. Отец всерьёз полагает, что я хочу стать весталкой. Если бы видел меня в прозрачной столе, он бы снарядил мне в сопровождающие старую и почтенную даму.

– Вы так спокойно к этому относитесь?

– Почему бы и нет? – Она опустилась на скамнум. – Доминус Палат было трижды женат. При этом две из трёх его супруг были всего на два года старше меня сегодняшней, а последняя – и вовсе моложе. Им всем я поперёк горла. Я привыкла к самостоятельной жизни и провожу её очень весело.

Оценив сегодняшний вечер, я поверил, что Прима Палат живёт очень весело. Возможно, гораздо веселее, чем положено будущей матроне.

Она засмеялась и процитировала поэта:

– «Пусть юность поёт о любви!», – Такая жизнь меня вполне устраивает.

– К чему Вы все это рассказываете мне? Я могу признаться во всём Вашему отцу.

Прима с улыбкой покачала головой:

– Вы не сделаете этого. Я говорила о Вас с Домицианом Марцеллом. Он о Вас очень высокого мнения. Я бы никогда не стала с Вами откровенничать, если бы не была уверена в Вашей надёжности.

– Так зачем же Вы меня сюда привели?

Она посмотрела на меня так, что у меня перехватило дыхание.

– Вы мне нравитесь, – объявила она. – Это я попросила Домициана привести Вас к Маркусу, и вот – вы здесь.

Подобная откровенность показалась мне слишком уж деловитой. Такой подход со стороны девушки обескуражил. Кроме этого, на кону было моё будущее, место главы гильдии значило для меня куда больше. Я поднялся:

– Всё ясно. Уже поздно, я пойду.

Она, посмотрев на меня, сжала губы.

– Вы не можете же так вот просто уйти.

– Простите, домина. Я должен покинуть Вас.

– Значит, вы не хотите остаться?

– Хочу или нет, но иду.

Она подняла руки и поправила волосы тем притягательным жестом, который не может оставить равнодушным, если проделывающая его женщина смотрит на мужчину так, как смотрела на меня Прима. Но я нашёл в себе силы устоять.

– Останьтесь. Я так хочу.

Я покачал головой:

– Мне пора.

Она долго, изучающе смотрела на меня, безо какого бы то ни было выражения, затем встала и пожала плечами.

– Ну что ж, Ваше решение… – Прима подошла к двери и потянула её на себя.

– Быть может, мы ещё когда-нибудь встретимся…

– Спокойной ночи. – ответила она вежливо.

Она улыбнулась и закрыла дверь. Её отрешённая улыбка преследовала меня всю дорогу домой.

___________________________________

В последующие дни я думал о ней постоянно. Я не делился с Зену историей о встрече с Примой на вечеринке, но она обладает наитием, и я заметил, как моя помощница озадаченно поглядывает в мою сторону.

В день Солнца я навестил её.

Когда она открыла дверь, я обнаружил, что онемел. Я мог лишь восхищённо таращиться на неё. Она же была спокойна. Спокойна и холодна. И одновременно до безумия соблазнительна. Пригласив меня войти, она предложила вина, и я с благодарностью осушил чашу.

– Через пару седмиц я уезжаю. Я зашёл узнать, не нуждаетесь ли Вы в чём-либо?

– Вы уезжаете?

Её голос прозвучал резко, будто мои слова её заинтересовали.

– Да. Еду в Финикию.

– С кем же?

– Один.

На ней была голубое шёлковое платье, светлые волосы в причудливых локонах рассыпались по плечам. Она выглядела притягательно, знала об этом, и улыбалась мне снисходительно.

Я толчком закрыл дверь. – Вы знаете, наши свидания добром кончатся.

Она пожала точёными плечами:

– Вам совершенно необязательно оставаться со мной.

Я приблизился к ней:

– А я и не собираюсь оставаться.

– Кассий! – в нетерпении вскликнула она. – Да успокойтесь Вы хоть на миг!

Теперь, когда я вновь был наедине с ней, моя осторожность вновь обнаружила себя. Одно дело – мечтать оказаться наедине с ней, и совсем другое – в действительности быть рядом с дочерью Льва Палат. Я пожалел, что пришёл.

– Послушайте, – начал я – мне нужно думать о работе. Если Ваш доминус прознает, что я провожу время с его дочерью, я пропал. Уж будьте уверены, он позаботится о том, чтобы я оказался на дне. Если не на морском, так на дне нищеты.

– Да разве Вы проводите со мной время? – наигранно удивилась Прима, округлив глаза.

– Это, как раз необязательно. Достаточно будет одних слухов.

– Откуда бы узнать, да и есть ли у него интерес к подобному знанию?

– Он может узнать, что я выходил от Вас.

– Значит, Вы будете осторожнее, доминус Феликс.

– Эти заботы не по мне, Прима. Они угрожают моей жизни.

– Да Вы не поклонник Купидона? – Засмеялась она. – Мои возлюбленные мечтают не о работе, а обо мне!

Она подошла к столу.

– Вам калиды или воды?

– Воды, пожалуй.

Я наблюдал за девушкой, гадая, зачем я ей нужен. Она не казалась обделённой мужским вниманием.

– Ах да, Кассий, взгляните-ка на этот браслет. Я привезла его из Гардарики. Вы разбираетесь в украшениях? Не правда ли – чарующая вещь?

Она протянула мне руку с массивным браслетом на запястье. Он был из серебра, с какими-то сакральным орнаментами и выпуклым узором сверху.

– Ого! Действительно, – воскликнул я. – необычное украшение! Оно, должно быть, дорогое.

Она снова рассмеялась.

– Цена за него уплачена, действительно, немалая. – Она бросила лёд в оба кубка. – На старости лет будет, что проживать.

Я ещё раз взглянул на диковинный браслет. Мне вдруг пришло в голову, что домина Палат живёт, должно быть, не по средствам. Лев писал, что не хочет баловать дочь деньгами. Я знал расценки на таберны в центре города. Столик, заваленный всевозможными украшениями, одежда из дорогих заморских тканей… Как же одинокая девушка умудряется поддерживать подобный уровень жизни?

– Вы получили наследство?

Она заметно смутилась. Но это, непривычное для дочери Палат, чувство продлилось лишь мгновение.

– Хотелось бы. А к чему этот вопрос?

– Это конечно, не моё дело, домина, – сказал я, показывая взглядом на гору дорогих безделушек, – но всё это великолепие, наверное, недёшево? –

Она повела плечами:

– Наверное. Доминус Палат щедр.

Говоря это, Прима не смотрела мне в глаза. Я кожей почувствовал ложь. Я был этим заинтригован, однако, отложил обдумывание на потом, и переменил тему разговора:

– Так что, Вы планируете где-то осесть с этим богатством? –

Она вновь отвела глаза, проявив нерешительность.

– Большую часть времени я планирую провести в Суррентуме.

– Суррентум? – Ответ меня озадачил. – Вы собрались в Суррентум?

Она мягко улыбнулась:

– Вы не единственный, кому необходим отдых. Вы когда-нибудь бывали в Суррентуме?

– На такой дальний юг я ещё не выбирался.

– Я сняла домус вблизи Суррентума. Он очень славный и уединённый. Я даже уже наняла одну горянку из близлежащей деревни, чтобы она мне готовила и убирала, а её муж – следил за хозяйством.

Я вдруг понял, что этот рассказ возник неспроста. Я бросил на Приму быстрый взгляд.

– Прекрасно. Когда выезжаете?

– В то же время, в какое и Вы во Фракию. – Она провернула браслет на запястье узором вниз, подошла и присела рядом со мной на скамнум. – И, так же, как и вы, я путешествую в одиночестве. – Она посмотрела на меня.

– Домина… – начал было я, но она опустила руку на моё плечо, останавливая меня.

– Я понимаю, что Вы чувствуете. Я давно не ребёнок. Я по отношению к Вам испытываю то же самое – сказала она. – Едем со мной в Суррентум, Кассий. Все уже устроено. Я вижу Ваше трепетное отношение к отцу и гильдии, но – гарантирую Вам полную безопасность. Я сняла домус, назвавшись женой доминуса Бландуса Северуса. Вы будете доминусом Северусом, партенопским купцом. Там нас не опознает никто. Разве у Вас нет желания… провести со мной… вдвоём… месяц?

– Мы не можем сделать этого, – возразил я, в душе понимая отсутствие препятствий.

– Не переживай, милый. Я все очень тщательно спланировала. Я поеду в наш домус в своей новой биге. Вы же приедете на день позже. Всё будет очень славно. Домус стоит особняком, на высоком холме, над самым морем. До ближайшего селения не меньше мили. При вилле есть сад с апельсиновыми деревьями и виноградом. Вам там понравится.

– Ещё бы, Прима, – признался я. – Мне уже хочется посетить это место. Но что будет с нами, когда закончится этот благословенный месяц?

Она рассмеялась:

– Если вы опасаетесь, что я ожидаю от вас предложения замужества, то тут Вам опасаться нечего. Замуж я не собираюсь. Скорее я, действительно, стану весталкой. Я даже не уверена в своих чувствах к Вам, Кассий. Но в одном я уверена – я хочу пробыть с Вами наедине этот благословенный месяц.

– Это заманчиво, Прима. Но это будет ошибкой.

Она прикоснулась пальцами к моему лицу и заглянула мне в глаза.

– Я только что вернулась из Партенопы, очень устала. Обсуждать больше нечего. Я обещала Вам безопасность и тайну. Теперь все зависит от силы Вашего желания. Думайте. Встретимся в Суррентуме. Если Вас не будет на вилле, я Вас пойму.

Она направилась к двери, держа светильник в руке. Неожиданно складка её платья опустилась на его огонь и мгновенно вспыхнула. Прима вскрикнула, огонь пожирал лёгкую ткань, причиняя девушке боль. Я метнулся к ней, лоскутами срывая горящую материю и топча её на полу. Когда с огнём было покончено, Прима схватила паллу и закуталась в неё. Однако, я успел заметить чёрный рисунок на её спине.

– Что это? – спросил я, указывая на татуировку.

Прима Палат потупилась:

– Это тартарский оберег. –

Я подошёл к ней:

– Подождите, Прима…

– Прошу Вас, Кассий, давайте оставим разговоры на потом. Нужно проветрить комнату. Либо Вы прибудете на виллу, либо нет. Вот и всё. – Она коснулась своими губами моих. – Спокойной ночи, доминус Северус.

По лестнице я спускался, уже твёрдо зная, что буду на вилле. Упругое, почти обнажённое, тело Примы в клубах дыма долго стояло у меня перед глазами.

ДОБРЫЕ ВЕСТИ

До отъезда в Суррентум оставалось четыре дня. За это время предстояло ещё многое сделать, но я обнаружил, насколько трудно мне теперь сосредотачиваться.

Я был похож на влюблённого подростка, трепещущего в ожидании первого свидания с любимой. В моменты просветления – а я должен признаться в их небольшом числе – я убеждал себя, что спятил, если готов на такое, но тут же утешался тем, что на Приму можно положиться. Поскольку уж она утверждала отсутствие угрозы, значит, так оно и есть. Я был бы последним дураком, если бы отказался от того, что мне предлагает Прима Палат.

За два дня до моего отъезда прибыл Друз Марциал, для замены в гильдии в моё отсутствие. Я работал с ним ранее, он был опытным в торговых делах, у него был нюх на прибыль. Но он мне не очень нравился. Он был чрезмерно красив, чрезмерно обходителен, чрезмерно изысканно одет, его первым именем, вообще, могло бы быть: «Несравненность».

По моему мнению, неприязнь была взаимной. После того, как мы провели полдня вместе, обсуждая его предстоящие обязанности, я предложил ему отобедать.

– Потрясающе, – согласился он. – Посмотрим, что за кухня в этом древнем городе. Но хочу предупредить Вас, Кассий, я ожидаю, что пир будет по высшему разряду.

Я повёл его в свою инсулу, где заранее предупреждённый повар угостил нас торжественно вынесенным сервами тюрбо, фаршированным кабаном, абрикосами под соусом гарум и фалернским вином.

После того, как кувшин вина на две третьих был опустошён, Друз стал вести себя гораздо непринуждённее и дружелюбней.

– Вы счастливый человек, добрый Кассий, – сказал он, поднимаясь на локте с триклинии. – Вам, возможно, это и неизвестно, но в Гардарике Вы любимчик. Крокет очень высокого мнения о торговых делах Вашей коллегии. Открою секрет – через несколько месяцев Крокет отзовёт Вас туда. – он неопределённо махнул рукой в восточную сторону. Вам достанется торговый двор в Новеграде, а мне, благословенный Кассий, придётся сменить Вас в этом городишке.

– Даже не верится, – отозвался я, разволновавшись. – Вы, верно, шутите?

– Такие несмешные шутки – не в моём амплуа.

Я пытался не сдержать проявление радости. Не думаю, что был в этом успешен. Получить в управление торговый двор в главном городе мировой торговли пушниной было за пределами моих мечтаний. Это станет поворотом не только в моём финансовом положении – во всей нашей торговой империи лучшую должность занимал только сам доминус Лев Палат.

– Со дня на день ждите голубиную почту с этой доброй вестью, – сообщил Марциал. – Старик сам одобрил Ваш назначение. Вы – счастливчик, богоравный Кассий! Пью за Вашу удачу!

Я поднял кубок вместе с ним.

– Вам не жаль будет покидать это место?

– Привыкну. – усмехнулся я. – Ради такого повышения можно пожертвовать этой жарой, вонью и сточными канавами.

Марциал пожал плечами:

– Я бы, персонально, был против. Работать рядом со стариком Палатом – та ещё каторга. Я бы не вынес. – Он расслабился и откинулся на подлокотник кушетки. – Да, тюрбо-то ничего оказалась. Пожалуй, мне здесь всё по вкусу!

Он отпил из кубка и вытер губы краем скатерти.

– Кстати, как тут здравствует неистовая Прима?

– Кто?

– Прима Палат. Вы ведь тут вроде её няньки?

Я растревожился. Марциал обладал чутьём на скандал. Малейшее его подозрение о наших с Примой отношениях – и он будет рыть землю, как свинья в поисках жёлудя, пока не докопается до горячей сплетни.

– Я нянчился с ней ровно один вечер, – небрежно бросил я. – Пока довёз до постоялого двора из порта. С тех пор я её почти и не видел. Я полагаю, она занимается в коллегии весталок.

Друз прыснул.

– Она… чем? Где занимается?

– В коллегии весталок, – повторил я.

– Прима?! – Он подался вперёд, вперил в меня взгляд расхохотался до слёз. – Смешнее каламбура я ещё не слыхивал сроду. Прима – весталка! Ну и ну! – Марциал откинулся на подлокотник клинии и застонал от хохота. Я еле сдержался, чтобы не запустить кубком в его смазливую рожу.

Отсмеявшись, Друз поймал мой взгляд. Очевидно, он понял, что мне не так смешно, и насмехаться при мне над дочерью Льва Палата неуместно. Поэтому он осёкся и, как бы извиняясь, сказал:

– Простите, любезный Кассий. – Он приложил к глазам край скатерти. – Если бы Вы знали Приму ближе… – И снова засмеялся.

– Да чему Вы смеётесь? – возмутился я, с несдержанной резкостью в голосе. – В чем дело?

– Это, поверьте мне, действительно – смешно. Она и Вас провела. Видели бы Вы себя! До сих пор из всех, кто её знал до Вас, остаётся в неведении только её отец.

– Не понимаю. О чём, во имя Веритас, речь?

– Да Вы и вправду мало с ней знакомы. Я предполагал, что она втрескается в Вас: Вы – в её вкусе. Она падка на атлетов. Только не рассказывайте мне, что она предстала пред Вами в балахоне, тяжёлой обуви и со стянутыми назад волосами.

– Я по-прежнему не понимаю Вас, Друз. Что это все значит?

Его лицо расплылось в улыбке. – О, да Вы гораздо счастливее, чем я считал, благородный Кассий! Или несчастнее – это при всей моей честности. В Гардарике она просто ходячая притча о плохой репутации. Когда наша шумная компания прослышала о том, что Вы, по приказу доминуса Палата, будете за ней присматривать, мы решили, что Ваша песенка спета. Волчица Палат не пропускает ни одного стоящего мужчину. А к Вам она даже не приставала? Абсурд!

Меня бросало то в жар, то в холод. Но я собрал всё своё самообладание, чтобы небрежно бросить:

– Это для меня новость. –

– Да, Прима Палат – настоящая гроза для мужчин. Я признаю – она хороша, но вся беда в том, что она может втянуть в историю. Не будь доминус Палат таким крупным дельцом, она не избежала бы широкой огласки и позорного клейма. У неё огромный талант вляпываться в любую грязь, какая только возможна. И сюда она примотала только потому, что оказалась замешанной в резне Соловья. Она смылась из Гардарики только поэтому.

Я уставился на него и притих. Соловей был главой бунтовщиков, разбойничьей шайки, известным по всей Тартарии настолько, что легенды о нём достигали даже побережья нашего моря. Соловей довольно долго держал в руках целую провинцию, был сказочно богатым, влиятельным, неуловимым, жестоким правителем.

– Какое отношение к Соловью она имела? – спросил я.

– Доверенные люди утверждают, она была любовницей этого лемура. – ответил Марциал. – Она везде его сопровождала. Поговаривают, что при ней его и закололи.

Несколько месяцев назад Соловья зверски зарезали прямо в его логове. Его женщина скрылась. Убийцы тоже исчезли. Считается, что Соловей убит по приказу Хана-Кристофана, главаря соперничавшей банды. По слухам, он обретается теперь где-то в Романии.

– Вам-то кто всё это поведал? – спросил я.

– Детинец, под его началом всё ещё состоит Тайный приказ Государева двора. Ему-то можно верить. Но – даже если он ошибся, одно точно – слухи о связи Примы с Соловьем обоснованные, и она уехала в Романию после его убийства. У Детинца есть довольно точное описание женщины, замешанной в этом деле, и оно полностью совпадает с внешностью Примы Палат.

– Ясно, – промолвил я.

– Ну, поскольку Вам смачные подробности её местной жизни, неизвестны, похоже, она не на шутку испугана и, наконец, взялась за ум. – Друз осклабился. – Но, со всей моей честностью, я разочарован. Когда я услышал, что сменю Вас, по правде сказать, решил и сам подкатить к этой особе. Это стоящая жрица любви. Я рассчитывал услышать от Вас, что вы уже близки.

– Путаться с дочерью Льва Палата? Я не настолько глуп! – разгорячился я.

– Отчего же? Она того стоит. И, когда Прима берётся за такое дело, она следит, чтобы доминус Палат никогда ничего не проведал. Палат до сих пор ничего не знает о табунах её мужиков. И если Вы не видели ее без балахона, то много потеряли. Она потрясающая деваха, и, по заслуживающим доверия источникам, безмерно страстная волчица.

Каким-то чудесным образом я смог увести захмелевшего гостя от темы Примы и вернуться к обсуждению дел гильдии. Побыв в его обществе до заката, я отвёз его обратно на постоялый двор. Он сказал, что утром придёт в коллегию, чтобы принять все дела, и долго благодарил меня за угощение.

– Вы и впрямь счастливчик, благородный Кассий, – сказал он, еле ворочая языком, при расставании. – Новеградский торговый двор, можно сказать, лучшее место во всём деле Палата. Есть люди, Кассий, и их немало, готовые руку отдать на отсечение, лишь бы заполучить это место. Я-то нет, мне оно не нужно. Очень уж оно походит на каторгу, со всей моей честностью. Но вот для Вас… – Речь его оборвалась на полуслове, и он пьяно и самодовольно улыбнулся. – Человек, упускающий таких женщин, как Прима… Да чего Вы ещё достойны, кроме как пахать на каторге! Я закончил!

Довольный, что закончил шуткой, Друз хлопнул меня по плечу и тяжело направился, посмеиваясь, в свою квартиру.

Я залез в лектику и поехал домой по забитым городским сбродом улицам. Во время этой поездки я о многом передумал. В правдивость Марциала я верил. Я также знал, что и Детинец врать не будет. Получается, она путалась с изменником Соловьём. А с кем же она связалась в Романии? Если в Гардарике её тянуло к отступникам и убийцам, вполне возможно предположить, что и тут она направилась по тому же пути. Не в этом ли кроется истинное объяснение шикарной жизни, которую она ведёт? Неужели её содержит какой-то разбойник?

– Нет, милая – прошептал я вслух. – Езжайте в свой Суррентум в одиночестве. Мне там не место. Поищите себе какую-нибудь другую куклу. Я еду в Финикию.

_______________________________

Однако, послезавтра я уже сидел в общественном курсусе, следующем в Суррентум. Я все ещё повторял про себя, что я дурак, но понимал – это напрасный труд. Колесница катилась, и мне казалось, что лошади переставляют копыта убийственно медленно.

Прежде чем отправиться, я заглянул в гильдию, чтобы проверить личную почту. Это было утром. Марциала на месте не оказалось, а Зену привычно разбирала счета и письма.

– Есть для меня что-нибудь? – спросил я, усаживаясь сбоку её стола.

– Личных писем нет, а со всем этим может разобраться сам доминус Марциал, – отозвалась Зену, перебирая папирусные свитки унизанными перстнями пальцами. – Тебе, вроде бы, давно полагается быть в дороге? Я подумала, что ты хочешь выехать пораньше.

– О, у меня ещё уйма времени.

Колесница отправлялся в Партенопу только после полудня. Зену я соврал, что еду в Финикию.

Тут с улицы криком позвали управляющего, и Зенуния вышла. Я склонился к столу и принялся праздно рассматривать письма.

– Кто это? – послышался голос Зену. – Домина… кто? Подожди. Я не уверена, здесь ли он. – Зену хмуро воззрилась на меня, и по её глазам я понял, как она озадачена. – Тебе письмо от домины Бландус Северус.

Я уже было отмахнуться, сославшись на ошибку, что я никогда не слыхал о Северус, когда вдруг увидел печать на свитке и тут же всё вспомнил. На печати чётко был виден необычный орнамент чудного браслета Примы, а Северус – номен, которым воспользовалась Прима, когда нанимала виллу в Суррентуме. Неужели Прима мне написала? Неужто она дошла до такого безрассудства, что пишет прямо в гильдию?

В довершение ко всему в распахнутую дверь ввалился Марциал.

– Боги! Блаженный Кассий! Вы всё ещё здесь?! – воскликнул он, при виде меня. – Я думал, Вы давно уже катите в Финикию.

Я вытянул из рук Зену свиток. Марциал вопрошающе уставился на меня.

– Что это, письмо от возлюбленной? – спросил он, заинтересованно склонив голову набок.

Я постарался не показать нарастающей тревоги, но знал, что и Марциал, и озадаченная Зену смотрят на моё замешательство чересчур внимательно.

– Я зашёл узнать, не пришло ли мне личных писем, Друз, – ответил я ему. – Но мне уже, пожалуй, и вправду – пора.

– Вам просто необходимо научиться расслабляться, любезный Кассий – посоветовал Марциал. – Не будьте Вы таким деловитым и серьёзным цензором для себя. Если бы я Вас не знал, то, судя по выражению лица, со всей моей честностью, сказал бы, что у Вас на уме какая-то проделка. Это так?

– Не болтайте чепухи! – попытался отмахнуться я, не в состоянии подавить волнения в голосе.

– О-о, да Вы сегодня что-то не в духе?

Я промолчал, а он продолжил:

– Вы путешествуете не один? – продолжал он терзать меня, проказливо поглядывая на моё лицо. – Надеюсь, у Вас есть в запасе какая-нибудь приятная гетера, которая будет утешать Вас во время путешествия?

– Я отправляюсь один, – оборвал я его я, стараясь выглядеть спокойнее, чем был.

– Уж конечно! Я-то знаю, чем бы занялся, если бы отправлялся в дальние края.

– Что позволено Юпитеру, не позволено быку, – сказал я, подходя к Зену. – Присматривайте за делами. Не давайте этому распутнику совершать слишком много ошибок, а сами не утруждайтесь особо. До встречи!

– Приятного отдыха, Кассий, – спокойно произнесла Зену. Она даже не улыбнулась на прощание, и это меня не на шутку встревожило. Её явно что-то расстроило. – Не беспокойтесь о гильдии. С ней ничего не случится.

– В этом нет сомнений. – я повернулся к Марциалу: – Удачи!

– И Вам улыбок Фортуны, – широко улыбнулся он, пожимая мне запястье.

Я оставил их, вышел на улицу, завернул за угол и только здесь, сломав печать, пробежал глазами письмо Примы с просьбой поторопиться с выездом. И это была её хвалёная осторожность!

Тогда я остро осознал, что завёл здесь слишком много друзей, чтобы тайно пускаться в подобные приключения. В любой момент кто-нибудь из знакомых мог появиться и тогда до Марциала дойдёт, что вместо корабля на Финикию я сел в повозку до Партенопы. Однако, до неё я добрался, не встретив никого из знакомых.

Но только когда колесница тронулась, я испытал облегчение. Всё пока что идёт хорошо, успокаивал я сам себя. Теперь все будут считать, что Кассий Феликс благополучно отправился отдыхать.

БЕЛЫЙ ДОМУС

Я стоял на жарком солнце. Повозка прибыла в Суррентум, порядком набитая народом, и прошло немало времени, пока мои попутчики разобрали багаж и разошлись по окрестностям. Кого-то встречали друзья на колесницах и лектиках, большинство уходило пешком. Наконец, я остался в одиночестве.

Я пошёл по улицам к центру городка. В одной из дымных термополий я купил пряную копчёную колбасу и съел её на ходу, запивая водой из фляги. По объяснениям Примы я представлял себе, где находится домус. По грубым подсчётам, она была в нескольких милях от Суррентума, в предгорьях. Нужно идти до домуса пешком, и я неспеша отправился в свою долгую прогулку к Приме Палат.

Сперва мне пришлось медленно пробираться сквозь разношёрстные толпы горожан, но, выбравшись из города, я существенно прибавил в скорости. Мили через две я добрался до посёлка, у которого мне нужно было свернуть и подняться в горы. Прибавив шагу, я начал долгий, изнурительный подъем.

Домус, примостившийся на высоком холме с видом на залив Суррентума, я заметил задолго до того, как добрался до него. Он, действительно, был красив, как и описывала Прима, но сейчас мне было не до его прелестей. Мною всецело овладела одна лишь мысль – найти Приму.

То, что домус стоит на отшибе, Прима не соврала. И это было ещё мягко сказано. Домус был окружён усадьбой, а вокруг, сколько хватало глаз, другого жилья не было.

Я с усилием открыл массивные врата и пошёл по широкой подъездной аллее. По обеим сторонам её росли миртовые кусты под два моих роста в высоту. Подъездная аллея выходила на брусчатую площадку, где стояла распряжённая одноместная бига Примы. Во всяком случае, подумал я, увидев колесницу, я не разминулся с нею. Я взбежал по ступеням крыльца. Входная дверь между колонн была открыта, и я вошёл в большой коридор с мраморным полом.

– Прима! Вы здесь?

Я медленно обходил все комнаты. Тишина действовала на меня угнетающе. Там был большой атриум, таблиний, кухня и перистиль, из окна которого открывался вид на море, локтей на сто уходящий вниз. Наверху были три кубикулы. Современный домус, хорошо обставленный – идеальное место для уединённого отдохновения от суеты. И я испытал бы восторг, встреть меня здесь Прима. Однако, осмотр лишь убедил меня, что помещения пусты. Тогда я направил свои поиски в сад.

Мои многократно повторённые призывы оставались без ответа. Я уже всерьёз струсил. Одна из садовых дорожек заканчивалась приоткрытой калиткой. За ней узкая тропинка, ведущая на вершину холма, нависавшего над домусом. Может, она там? Я не стал ждать её возвращения. Было похоже, что иначе как по этой тропинке, домус покинуть, не встретив меня, нельзя. Либо Прима, забыв о моём приезде, пошла гулять, либо что-то случилось с ней.

Я прошёл около полумили и уже начал сомневаться, что Прима отправилась тем же путём, когда увидел внизу перед собой ещё один, прилепившийся к склону холма, большой белый домус, с маленькой бухточкой, где стояла на приколе большая лодка. Мне ещё ни разу не доводилось видеть виллу, построенную в столь недоступном месте. К домусу вела только крутая лестница с вершины утёса. Подобраться к этому месту можно было только со стороны моря. Домус меня не интересовал, и я продолжил шагать по извилистой тропе. Через несколько шагов я напрочь позабыл о домусе. Прямо на тропинке валялся чудной браслет Примы.

Я остановился как вкопанный, сердце моё замерло. Я поднял его. Неся его в руке, я почти бегом спешил дальше. Ещё шагов через пятьдесят тропка резко свернула и ушла в густой лес, покрывавший последнее расстояние до вершины холма.

На повороте тропинка шла над самым обрывом. Я остановился и посмотрел вниз, на море, бившееся меж громадных валунов в ста локтях от меня.

Я вскрикнул. Внизу, на острых камнях, из воды торчал какой-то белый предмет, похожий на сломанную куклу.

Длинные светлые волосы плавно покачивались на волнах. Намокший подол белой столы плотно облегал разбитое тело. Спускаться не было нужды. Это Прима. И она наверняка мертва.

ГОСТЬ

Прима Палат – мертва. Сорвавшись с такой огромной высоты, невозможно выжить. Да и никакой живой человек так спокойно лежать на камнях, под ударами набегающих волн, не станет. И все же – я не хотел вверить в это.

– Прима! – звал я с надрывом. – Прима!

Мой крик эхом возвращался ко мне: какой-то демонический звук, от которого кровь стыла в моих жилах. Меня трясло, к горлу подкатила тошнота. Сколько времени она там лежит? Может, уже давно?

Мне требовалась помощь. Если я поспешу в деревню, мы вытащим её до темноты. Я бросился назад и резко остановился: я вдруг понял, чем обернётся расследование. Они узнают, что я и Прима запланировали провести время в этом домусе. Чуть спустя эта весть дойдёт и до Льва Палата. Стоит позвать людей, и вся эта постыдная затея выплывет наружу.

Пока я раздумывал, в бухту подо мной вошла парусная либурна. Я сразу сообразил, что прекрасно виден на обрыве на фоне неба. До лодки было приличное расстояние. Моего лица пассажирам и команде не разглядеть. Однако, страх вынудил меня молниеносно опуститься на четвереньки, спрятавшись за выступом обрыва. Вот и всё. Ты влип по полной, Кассий Феликс. Подсознательно я предчувствовал давно, что прямо-таки напрашиваюсь на скандал. И вот – результат, я влип в историю.

Стоя на коленях, я явственно представлял себе выражение жёсткого, тяжёлого лика Льва Палата, когда он проведает о моей интрижке с его дочерью, об уединении в домусе в Суррентум, о её трагическом падении со скалы. Палат наверняка решит, что мне надоела любовница и я сам столкнул её в обрыв.

Существовала большая вероятность, что и квесторы магистрата подумают то же самое. Видимо, никто не видел момента её падения. Также мне нечем подтвердить, что я прибыл после него. Дело плохо.

Единственным моим желанием стало немедленно убежать отсюда как можно скорее. Повернувшись, чтобы уйти в обратный путь по тропинке, я вспомнил о браслете, который всё ещё держал во вспотевшей руке. Я хотел было бросить его со скалы, но почему-то остановился, прижал к груди и, повернувшись, быстро пошёл по тропе. Уже смеркалось. Закат расцветил море и небо кровавым сиянием. Я бросил взгляд на одинокий белый домус и заметил, как в его окнах загорелись неверные отблески масляных ламп.

Паника мало-помалу отступала, а я торопливо убегал по тропе. Меня терзала совесть, что я бросил несчастную. Но я пребывал в уверенности в её гибели, и не хотел гибнуть сам.

Когда я добрался до сада, переживания несколько успокоились, и мой разум лихорадочно заработал. Самое верное решение – позвать городскую стражу. Чистосердечное признание в планах пожить с девушкой на вилле, объяснение обстоятельств обнаружения тела, сами по себе, не повлекут за собой сомнения в моей правдивости. А вот моё молчание, при случайно раскрытой правде, станет источником справедливого подозрения. Однако, моё признание ставило под сомнение моё желанное назначение в Новеград. Мне не видать новеградского торгового двора, как только Лев Палат узнает правду. Отказ от такого будущего был бы сумасшествием. А вот моё молчание при небольшом везении и разумном поведении даёт шанс на удачу. Я убеждал себя в её собственной вине, в том, что эта волчица, по словам Марциала, сама соблазнила меня, что я буду последним дураком, если даже не попытаюсь предпринять ничего для своего спасения. Уверившись в своей правоте, я успокоился и принялся выстраивать алиби.

Марциал и Зену считают, что я на пути в Финикию. Надежды отправиться в Финикию отсюда сегодня же вечером нет. Единственно возможным вариантом обеспечения алиби было возвращение с обоснованием отказа от поездки в Финикию. Алиби слабенькое, но лучшего я тогда придумать не смог. Квесторы магистрата легко докажут, что в Финикии я не был, но каким доводом доказать, что я весь день пробыл дома? В мою квартиру в инсуле вела отдельная лестница, моего возвращения никто не заметит. Также обескураживала необходимость проделать весь обратный путь пешком. Запрячь коня, взять бигу Примы с площадки перед домом я бы не смог – приходящая служанка из деревни, нанятая Примой вести хозяйство в домусе, наверняка знала, что она приехала на колеснице. Если бига исчезнет, квесторы магистрата придут к простому умозаключению об убийстве Примы.

Придется топать до Суррентума, и снова ехать на колымаге в Партенопу. Но я мог вполне опоздать и на неё, ведь мне ещё предстояло пройти пять миль. Я снова бросил взгляд на бигу. Искушение взять её было сильным. Огибая колесницу на пути к подъездной аллее домуса, я прошёл мимо тихого, тёмного особняка. Вдруг там раздался резкий стук, будто от падения железного предмета о мрамор пола. Меня затрясло от страха. В домусе кто-то был.

Неужели мне померещился этот звук? Я проворно метнулся за кожаные борта биги и присел на корточки. Моё сердце выпрыгивало из груди. Я пристально всматривался в тёмные глазницы окон виллы и вдруг – снова услышал какой-то неясный звук. Я ждал.

По комнатам домуса кто-то блуждал. Кто бы это мог быть? Это не могла быть служанка. Она бы зажгла настенные светильники – ей таиться не к чему. Вот теперь я по-настоящему был напуган! Низко сгибаясь, я отодвинулся от колесницы, пересёк брусчатую площадку и, прячась за кустами, перебежками удалился подальше от виллы, пока не оказался под прикрытием огромной мирты. Я спрятался за её стволом и снова всмотрелся в окна. Я жаждал узнать, кто это был. Меня подмывало подкрасться к этому гостю и напугать его. Я считал, что это вор. Однако, я помнил и о своём опасном положении – показываться на глаза мне нельзя было никому.

Читать далее