Читать онлайн Приключения Папы Бобра, который знал много секретов бесплатно

Часть первая

Опасное и Таинственное Путешествие Папы Бобра.

Необычное путешествие Папы Бобра началось так… Нет. Лучше сперва рассказать про Предлинную Реку и плотину Папы Бобра, а то вы ничего не поймете.

Предлинная Река.

В наши-пренаши времена, в одном далеком-предалеком Лесу текла Предлинная Река. И была она очень извилистой. Если измерять Предлинную Реку вместе со всеми ее извивами, вместе с ручейками и речушками, которые в нее впадали, то это была самая длинная на свете реке. Длина ее была в тысячу километров, а может в миллион.

Недалеко от места, где Предлинная Река вытекала из Леса, стояла деревянная плотина. У одного края плотины, того, что ближе к нам, стояла хатка, где жили бобры: Папа Бобер, Мама Бобриха, Сынок Бобренок. Еще была младшая дочка, которую все, даже Папа Бобер и Мама Бобриха, звали Сестренка Бобренок, но она была совсем-совсем маленькая, даже не знаю, рассказывать про нее или нет.

Скажу только, что больше всего Сестренка Бобренок любила пугаться, заглядывая и забредая в комнаты, комнатки, комнатушки, кладовки, закутки, подлесенники, подстольники, подтабуретники, а также колодцы и подводные тоннели. Да, такая интересная была бобриная хатка. Сестренка Бобренок звонко щелкала зубами от испуга, когда ей казалось, что какая-то тень пошевелилась или стала чернее обычного. Она взвизгивала от неожиданности, когда на нее натыкался или проносился мимо Сынок Бобренок, и навсегда переставала вредничать до следующего утра.

Сынок Бобренок, когда был маленьким, тоже любил бродить по дому и пугаться. Сейчас он стал совсем взрослый, поэтому ему нравится по дому носиться – по всем этим комнаткам, кладовкам и закоулкам. С лесенок он уже умел допрыгивать до колодцев, такой он стал отважный. Умел скользить подводными тоннелями, так, чтобы вода позади бурлила и чмокала. Умел выныривать из колодца с фырканьем и пугать Сестренку Бобренка.

Пугаться же по-настоящему его водили в Старый Лес на Пепелище. Лес, в котором жила семейка Бобров, был Молодой Лес. Лес – он далекий-предалекий , но еще Молодой. Если Папа Бобер, Мама Бобриха, Сынок Бобренок и Сестренка Бобренок возьмутся за руки, то смогут обхватить любое самое старое дерево в Молодом Лесу. Деревья не были против, деревья любят обнимашки.

Но деревья в Старом Лесу нельзя обхватить, даже если Папа Бобер позовет еще десять бобриных семейств. Были деревья в Старом Лесу толщиной с гору. И высотой с гору. Их нижние ветки такие большие, что на них, вообще, росли молодые деревца. Было деревьям в Старом Лесу тысяча лет, а может миллион.

Бобриная семья путешествовала в Старый Лес, как вы отправляетесь в парк развлечений или в кинотеатр, только они проходили без билетов. "Не всякого бобра пускают без билетов!" – гордился Папа Бобер.

Когда лесу столько лет, в нем много чего можно разглядеть. В одном месте Папа Бобер, рассказывал, как однажды увидел здесь летающего бобра, и все смеялись. А место, где однажды случился страшный лесной пожар, Пепелище, было для бобрят как фильм ужасов. Сынок Бобренок всегда ужасался и очень быстро убегал, а Сестренка Бобренок замирала на месте и часто стучала зубами так, что кедровые шишки из ведерка высыпались. Кедровые шишки вкуснее попкорна – правда, правда – и кидаться ими больнее.

Но Мама Бобриха говорила, что раньше было страшнее. Может, Пепелище начало зарастать травой и кустарниками, а может быть они с Папой Бобром на Пепелище насмотрелись.

Мама Бобриха больше всего на свете любила заходить в воду по тине. Перед плотиной было большое озеро, по берегам которого водилась замечательная, нежная, теплая, хлюпающая, сонно пахнущая тина. Мама Бобриха в тину всегда вступала первой. Папа Бобер держался позади и поддерживал Маму Бобриху под левую руку. Правую руку Мама Бобриха тоже поднимала – для красоты и равновесия. Глаза Мамы Бобрихи были томно полузакрыты. Она улыбалась от блеска солнечных лучей на шерстке мордочки и усах. Усы у Мамы Бобрихи были длиннее, чем у Папы Бобра – настоящая красавица. Она взволновано дышала и ступала медленно-медленно. Заходить по тине в воду Мама Бобриха могла целый день.

Папа Бобер больше всего на свете любил хлопать хвостом по воде. Когда в лесу наступала пятичасовая тишина, и замолкали даже комары над тиной, все бобриное семейство собиралось на крылечке над водой у плотины, чтобы попить чай молоком и вареньем. Тогда Папа Бобер высовывал наружу широкий и длинный бобриный хвост и плашмя молотил им об воду что было сил. Хлопки разлетались в разные стороны по лесу, ударяясь, как мячики, о деревья. Вслед за ними разлетался довольный хохот Папы Бобра.

Папа Бобер никогда не унывал и не забултыхивался. «Забултыхиваться» на бобрином языке означало «переживать попусту». А чего забултыхивался? Действительно, чего?

Плотина Папы Бобра.

У бобриной хатки был секретный ход. Он вел в плотину Папы Бобра. Плотина была похожа на длинный-длинный домик с крышей. Только в комнатах домика лежали камни вместо стола и стульев. И вместо кроватей, и телевизора, и шкафа, и компьютера, и обоев, и ковриков. И вместо пола были валуны. Оставались не занятыми только ходы-тоннели от одного окошка к противоположному. В них Папа Бобер пускал толстые и тяжелые струи реки. На чердаке под крышей находились штурвалы, шестерни, вороты и рычаги, сделанные из солнечной сосны. С их помощью Папа Бобер открывал и закрывал отверстия в плотине.

Сквозь чердак тоже текли струйки воды – по желобам – а когда светило солнце, то Папа Бобер пускал струи просто так, по воздуху. Струйки изгибались и сверкали, а над крышей плотины на брызгах образовывалась радуга. Еще красивее получалось зимой. Предлинная Река никогда не промерзала насквозь и текла даже подо льдом. Папа Бобер так настраивал бег струек через плотину, чтобы они застывали тонкими полукруглыми сосульками.

Струи воды, проходя сквозь плотину, звучали как птицы. Как стон и писк деревянной щепы, торчащей из высокого пня. Как рык и тяжелое гудение деревянной щепы, торчащей из низкого пня. Как трубный рев лосей и взвизг Сестренки Бобренка.

Плотина тоже звучала – как глухой удар снега, соскользнувшего с крыши, да так, что щекотно было в ушах. Как треск дятлов, пение кота, посвист бурундука, звон сосулек, дребезжание шишек. Еще звучала мелкая галька, но я о ней потом расскажу.

Вода перед плотиной, там, где она крутилась в водоворотах, хлюпала и чпокала, шлепала, выла по волчьи, бряцала, шуршала, кричала «Ура!».

Папа Бобер заходил на чердак плотины и замирал от восхищения – так нравились деревянные штурвалы, шестерни и рычаги их золотистой сосны. Если никто не видел, Папа Бобер их крутил – просто так, только чтобы покрутить. Папа Бобер был уже взрослым, а взрослым разрешают шалить, если немножко. Он еще сквозь окошки в плотине сам катался, а Сыночку Бобренку не давал!

Опасное и Таинственное Путешествие Папы Бобра.

Необычное путешествие Папы Бобра началось так… Нет. Лучше сперва рассказать про странное происшествие ровно в полдень у плотины Папы Бобра, а то вы ничего не поймете, даже если очень умные такие.

Странное происшествие ровно в полдень каждый день у плотины.

Ровно в полдень каждый день, но каждый день внезапно, плотина замолкала, а потом издавала корабельный скрип похожий на "Плескать всех наверх!". Это река ударялась о плотину и искала проход. Но большинство тоннелей и отверстий в плотине были надежно перекрыты. Не найдя прохода, вода прогибала плотину, натягивала ее, как тетиву лука, чтобы, словно стрела, водяной вал побежал от плотины навстречу течению Предлинной Реки, подминая ее и увлекая за собой.

Дело в том, что лесные жители отправляли по Предлинной реке разные посылки, и путешествовали по ней сами. Очень просто отправить посылку вниз по течению. А как быть, если нужно доставить орехи против течения реки? Для этого и нужна была плотина, которая ровно в полдень выстреливала обратно водяной вал.

Папе Бобру по реке приплывало зерно, горячие булочки и молоко. Зерно Папа перемалывал в крупу и возвращал вверх по течению. Для перемолки зерна в плотине была устроена мельница, и плотики с зерном прямо к прямо к ней. А плотики с горячими булками и молоком приплывали к веранде бобриной хатки – это Папа Бобер так настроил, чтобы они сами приплывали.

Мама Бобриха каждое утро варила Папе Бобру манную кашу из крупы, которую Папа Бобер намолол на своей мельницы. Папа Бобер очень любил манную кашу. Он называл ее Летняя каша. Манная каша казалось ему такой же солнечной, как и чердак плотины с шестеренками и штурвалами.

Сама Мама Бобриха, а еще Сынок Бобренок и младшая Сестренка Бобренок утром любили пить чай с горячими булочками. Кто булочки пек, а потом отправлял плотики по реке? Кто первым печку занял, тот и выпечку в ней выпекал. А кто проспал, тот за печкой запеканки запекал.

В лесу много разных дел, и каждый занимался тем, что ему нравилось. Еноты глину мяли, фляги ваяли. Бурундуки во фляги свистели: если свист плохой, то и фляга дырявая. Ежи, понятно, навострились собирать грибы-орехи и разные травы, кроты над крупой кропели, хомяки на лугах коровье молоко сливали, Филин будущие события предвидел. Кто-то шил мешки, забравшись внутрь, и никто не знал, кто это. Может быть, только Папе Бобру было известно – Папа Бобер любил секреты и знал их очень много.

Белки притворялись стрелками и запутывали грибников, а зайцы их пугали. Не для того, чтобы порадоваться чужому страху, а чтобы грибников много не разводилось. И чтобы увидеть новое и неведомое, что грибники роняли. Как зайцы пугали грибников? Они сцеплялись в большую мохнатую фигуру на двух ногах выше грибников и грозно рычали. Это они так думали, что рычали. Зайцы рычать совсем не умеют, у них получалось что-то вроде всхлипа: «Йетти, йетить!» .

Неведомые коробочки от грибников белки таскали по всему лесу и тоже роняли. Тогда коробочки можно было долго осматривать, обнюхивать, обстукивать и обкусывать.

Скунсу зайцы приносили духи, одеколоны, спрей от насекомых и пахучие спиральки от комаров. Если поджечь такие спирали, они не горят, а дымят и пахнут. Пахнут ничего, но комарам не нравится. Зайцы плохо разбирались в пахучих спиралях и жидкостях и тащили Скунсу даже завитушки из резины, пластика или ниток. Они отвратительно пахли, когда горели, и от Скунса исходили разные тревожные запахи.

Так что по реке вверх-вниз плавали плотики с компасами, смартфонами, очками, зонтиками, ножами, книгами, перчатками, ведерками, бейсболками, печеньем, фляжками, платками, стаканчиками и многими другими загадочными вещами… А, вообще, зайцы были самыми большими хулиганами в лесу. Вы знаете, они сказали, что один раз даже курили за кустами!

Секрет Папы Бобра.

Все бобры во всех лесах стоят плотины на реках, но речная почта была только в этом Лесу. Никто не может так, как Папа Бобер, настраивать бег воды сквозь плотину. Никто не знает, как Папа Бобер устраивает водяные водовороты перед плотиной. Никто не умеет, как Папа Бобер, перекрывать бег реки через плотину.

Папа Бобер знал секрет, который не рассказывал особо никому. Да и сложно пересказать такой секрет. Секрет был в песнях, которые пели плотина, водовороты и струи воды. Для каждого места в лесу, для каждой речушки, ручейка, для каждого адреса была своя песня. Вот для чего Папе Бобру были нужны все эти рычаги, валы и упоры из золотистой сосны внутри плотины. Но мало было настроить песню для каждого адреса. Нужно было, чтобы они ладно звучали вместе. Все удивлялись, как в лужу в самом далеком углу к какому-нибудь лягушонку попадала корзинка с подарком от какой-нибудь знакомой жабы, пожелавшей остаться неизвестной. Из лужи даже ручеек не вытекает! Это Папа Бобер так настроил плотину, что обратный вал воды с докатился до нужного места и брызгами перенес корзинку в лужу.

Своему секрету Папа Бобер научился сам. Когда Папа Бобер был маленький, то каждую весну очень любил строить запруды на ручейках от тающих сугробов. Домой он возвращался весь мокрый и замерзший. Его постоянно ругали за грязный и мокрый след, который тянулся за его широким бобриным хвостом. Но когда пришло его время строить плотины, Папа Бобер уже столько знал о воде, о течениях, струях, водоворотах, вихрях, брызгах, водопадах, лужах, болотцах, сугробах, сосульках, водяном паре, дожде, грязи, сколько не знает даже самый взрослый и ученый бобер на свете. Этого бобра я лично не знаю, но должен же быть такой. Так вот, Папа Бобер больше знал, чем он.

А если найдется на свете другой бобер, такой же ученый, только еще взрослее, который бы разбирался лучше, чем самый большой и ученый бобер на свете, то Папа Бобер знал больше, чем и другой ученый бобер, о течениях, струях, водоворотах, брызгах, водопадах, лужах, болотцах. Знал, каким бывает вкус сугроба и сосулек, каким бывает запах пара и тумана.

Опасные и Таинственные Приключения Папы Бобра.

Опасные и таинственные приключения Папы Бобра уже начались, но он об этом еще не знал. И никто не знал.

Странный завтрак Папы Бобра.

– Вот тебе твоя манная каша, – сказала Мама Бобриха и скривилась.

Папа Бобер впервые видел Маму Бобриху с таким выражением лица и громко расхохотался. Он проглотил половину тарелку манной каши и замер. Если бы в этот момент Папе Бобру под нос сунули зеркальце, то он бы увидел, что лицо его надулось, а рот скривился. Папа Бобер не знал, что он сам скуксился, потому что раньше никогда такого не было. Он даже слова такого не знал. Папа Бобер посмотрел на Сынка Бобренка и Сестренку Бобренка, которые пили чай с молоком и были готовы заплакать. Папе Бобру так за них стало неудобно, что он решил выйти на веранду.

Очень необычно было как-то вокруг. Необычно было на озере перед плотиной. Необычной была сама плотина. Папа Бобер прислушался, но вместо новых звуков он почувствовал новых запах. Запах шел из крынок из-под молока, они стояли в плотике возле веранды, готовые плыть вверх по течению. Папа Бобер осторожно засунул свой мохнатый бобриный нос в горшок. Пахло очень кисло и невкусно.

Уши Папы Бобра остались снаружи горшка, и они услышали, как тихо стало вокруг. Поэтому озеро перед плотиной казалось непривычным, поэтому такой необычной была плотина и река. Они не шумели и бурлили. Предлинная Река, вообще, была самой шумной в лесу. Сейчас она тихо-тихо, медленно-медленно проныривала сквозь плотину, и оставалась за плотиной. Там, за плотиной ее собралось уже столько же, как и перед плотиной.

– Устала или заболела, – сказал Папа Бобер.

Устала река или заболела, но ночью она замедлила течение. Булочки и плюшки успели остыть, пока доплыли до бобриной хатки. Фляжки с молоком попали под лучи утреннего солнца и нагрелись. Молоко в них скислось, и Папа Бобер впервые в жизни скуксился.

А чего куксится, чего забултыхиваться? И Папа Бобер начал думать, что с самого детства не носился по хатке. Ну, может не с самого детства, но в своей хатке он не носился точно. Просто еще не успел. Когда закончил строительство хатки, надо было достраивать плотину. Когда закончил строительство плотины, надо было ставить все эти штурвалы, шестеренки и рычаги. Потом надо было делать мельницу – с одними жерновами и шестеренками сколько провозился.

Хатка Папы Бобра.

Как еще радоваться своему дому, если не носится и играть в нем? Это ведь очень необычный дом с такими же, как у плотины, крепкими стенами.

В дом Папа Бобра можно было попасть только по воде. Вокруг хатки были насажены такие дебри, наломаны такие буреломы, что не могла пройти даже мышь, а бурундук лапу сломал. Лучший ландшафтный дизайн в Лесу!

Веранда дома была частью крыши, потому что одной стороной хатка выходила на озеро перед плотиной. Если Папа Бобер пускал воду через верх плотины, то он поднимал воду в озере вровень с верандой. К веранде могли приставать лодки, бревна и плотики, если визитеры не могли, как все нормальные гости, заныривать в хатку через подводный тоннель. Зато, если смотреть на хатку с другой стороны – не со стороны озера, а со стороны реки за плотиной, то можно увидеть, что в хатке несколько этажей. Это только над водой.

Пристраивать задний двор папа Бобер не стал. Потому что Сыночку Бобренку и Сестренке Бобренку было веселее гулять в озере. И потому что им разрешалось гулять по Лесу вокруг озера до Высокой сосны. И за Высокой сосной тоже можно было.

Спальню Папа Бобер поместил к плотине, чтобы вода за стеной шуршала о мелкую гальку, как океанский прибой, а саму комнату плавно покачивало.

Кровать у Папы Бобра прикреплялась к стене, и под кроватью все было видно. Если не видишь, что под кроватью, то как знать, что никто страшный там не прячется.

Кровать Папа Бобер сделал двухярусной, но второго яруса вечером не найти. Дело в том, что кровати второго яруса выдвигались сквозь стены в комнаты Сыночка Бобренка и Сестренки Бобренка. Если ночью Сестренка Бобренок проснется и встревоженно сядет на кровати, то кровать наклонится и, как санки, скатится в комнату к папе и маме на второй ярус кровати. И не надо будет самой перебегать.

Окошко в спальне стояло напротив шестеренок мельницы, где крутились шестеренки. Они крутились, крутились, крутились, крутились, крутились, крутились… Папа Бобер смотрел, смотрел и засыпал.

Остальные комнаты Папа Бобер строил по настроению или по случаю. Поймет Папа Бобер, что с этого места будет замечательный вид, построит балкон. Потом к этому балкону приделывает дверь с окном, а позади двери с окном – комнату.

Случилась ссора между Сыночком Бобренком и Сестренкой Бобренком – и Папа Бобер уже строит комнату только для того, чтобы в ней можно было спорить о разных вещах: "Это мое – Нет, мое! – Это моя идея! – Это очень глупая идея…" . Или о местах: "Это мое место – Нет, мое! – Я на этой стене рисую! – Нет, я".

В одной из комнат стоял маленький домик, чтобы играть и днем ночевать. Несколько комнат Папа Бобер построил только для того,чтобы в них носится.

Под хаткой были тайные ходы и подземелья, про которые знал только Сынок Бобренок. Папа Бобер строил их с закрытыми глазами. И потом забыл.

Кухонь в хатке было две – большая и маленькая. На большой кухарила Мама Бобриха, на маленькой – Сестренка Бобренок, кухаркина дочь.

Главной комнатой в хатке была гостиная, а главным предметом гостиной – знаменитый бобриный круглый стол, о котором речь еще впереди.

Разумеется в гостиной была печка и тресковод. Тресковод – это маленький- маленький, изогнутый-изогнутый, коридор, больше похожий на трубу, выходил к самому льду.

Вдоль стен стояли лестницы с перилами, которые никуда не вели. На них сидели, под них забирались, их можно было вспоминать через много-много лет, особенно перила.

Слева от окна Папа Бобер устроил лежанку, чтобы в окно лежа смотреть. А справа – еще одну кладовочку с дверцей. Мама Бобриха любила открывать дверцу кладовки и долго смотреть внутрь.

Гонки Папы Бобра.

Можно, конечно, заняться заготовками на зиму, ведь наступила осень. Но с заготовками постаралась Мама Бобриха. Мама Бобриха больше всего, после захода в тину, конечно, любила заготовки. Она первой забила морковью, кореньями, орехами, травами, кашами и разными вкусностями все кладовки и закоулки бобриной хатки, а главное, она пополнила подшкурные запасы. В два раза толще стала за лето Мама Бобриха.

«В два раза шире, в два раза красивее» – подумал Папа Бобер о Маме Бобрихе. Папа Бобер постучал по своему тугому животу. Все отъелись за лето. Сестренка Бобренок уже не могла залезть под нижние ступеньки лестниц. «Вот там я и буду прятать от нее вкусности», подумал на бегу Папа Бобер, но это он подумал просто так. Папа Бобер никогда не наказывал ее. И Сынка Бобренка.

И Папа Бобер начал носиться по дому.

Он скатываться с лесенок, так, чтобы хвост грохотал по ступенькам. Вытягивался в струнку в закоулках, словно в него кидались шишками, а он прятался. Засовывал под нижнюю ступеньку руку и делал «туки-луки». Влетал в кладовки и отбивался от вываливающейся на него моркови. Выпускал пузыри изо рта и гудел в подводных тоннелях, чтобы все думали, что это моторная лодка плывет. Разгонялся так, чтобы проскользить сквозь всю комнату, как по льду. Потом сквозь еще одну комнату, и еще комнату.

– Это нечестно, – подумал Папа Бобер, остановившись посреди комнаты.

Это было нечестно. Сынок Бобренок мог пугать Сестренку Бобренка, а кого пугать Папе Бобру? Сынок Бобренок и Сестренка Бобренок носились друг за другом в озере, стреляли в друг друга из тростниковых трубочек струйками воды, шумели, как до сегодняшнего дня шумела Река и плотина, и даже с собой не позвали.

– Взяли бы меня с собой играть, – подумал Папа Бобер. – Я знаю секрет, как из трубочки можно орешками стреляться. И репьями.

А где Мама Бобриха? Когда-то она так замечательно пугалась.

Бобер – Всемирная загадка.

Папа Бобер принюхался – Мама Бобриха сидела за столом в гостиной и пополняла запасы. Но в гостиной не было колодца до подводного тоннеля, из которого можно вынырнуть. По лестницам нельзя с воплем скатиться, прокравшись по другому этажу. Можно было бы подползти, прячась за стол, но стол у Папы Бобра был особый.

Все знают, что большой бобриный стол похож на большую детскую пирамидку. Он состоит из кругов: большой круг на широкой ножке из пня, на нем круг поменьше, на круге поменьше круг еще меньше.

Однако в столе Папы Бобра в каждом круге прорезаны дырки в форме лепестков ромашки, так что каждый круг стал похож на колесо. У бобров коротенькие ручки, им не удобно держать длинные стебли камыша или длинные куски осиной коры. Приходилось грызть куски покороче, и, чтобы вдоволь наесться, раз по десять бегать в кладовку за едой. Со столом Папы Бобра такого не было: в прорези нижнего круга можно было вставлять стебли и кору, высотой с Сыночка Бобренка. В прорези среднего круга – морковь, свеклу, корзинки с желудями, стебли кувшинок и ириса, а еще фляги с молоком и тарелки с кашей. На верхнем круге прорезей не было, на нем лежали булочки, плюшки и пахучие горшочки – горшочки с пахучими травами. Сынок Бобренок называл их «вонючие горшочки» и громко хохотал. Но из горшочков доносились восхитительные и удивительные запахи.

Запахи ванили, который вызвал мирную счастливую улыбку.

Запахи апельсина, от которого хотелось загадочно улыбаться.

Чабреца, от которого появляется усталая улыбка, как после дальнего похода.

Душица заставляла щурится, как от солнца.

Корица навевала сытую и довольную улыбку.

Пахло даже гвоздикой, от который бывает пьяная улыбка.

Что может быть лучше отдыха за столом, снизу доверху заставленном едой, вокруг которого пихаются локтями бобриное семейство и многочисленные гости! Можно рассказывать страшные сказки, чтобы все попрятались под лестницы, или смешные враки, чтобы все с хохота попадали на пол. Зимой, днявечерами, о которых рассказ впереди, можно было прислушиваться к треску дров в печи или – через тресковод – льда на озере. Летом же из столовой можно было смотреть в окно с балконной дверью и время от времени вздыхать от того, как хорошо.

Но с таким столом Маму Бобриху не напугать! Она увидит ползущего Папу Бобра сквозь прорези в столе.

Папа Бобер продолжал стоять, замерев, посреди комнаты, пока не родилась идея.

Если река собирается за плотиной, значит за плотиной вода стоит выше.

Если вода стоит выше, то расстояние от воды до балкона в столовой меньше.

Если расстояние до балкона меньше, то когда Папа Бобер разгонится в воде до бешенной скорости, а потом выпрыгнет из воды, можно пролететь перед балконом, а то и влететь в окно.

Интересно, когда Папа Бобер с гудением ввалится в окно, Мама Бобриха взвизгнет или фыркнет? Наверное, фыркнет. Потом скажет, что, когда Папа Бобер смеется, он щурится как выдра.

Значит надо залетать с воплем «Боевые топоры!», тогда она точно испугается. "Боевые топоры" – это штурмовой клич бобров. Так надо завопить в начале схватки, шлепнуть широким бобриным хвостом и щелкнуть широкими бобриными зубами.

Папа Бобер знал секрет, как в воде разогнаться очень быстро: надо гудеть как маленький мотор. Если гудеть как большой мотор, то пузырьки будут выходить из-за рта большие, весь Папа Бобер будет внутри облака пузырьков, и скорости совсем не будет. Надо – чтобы внутри пузырьков была только голова.

– Сколько все-таки я знаю секретов о разных загадочных вещах в этом мире, – подумал Папа Бобер. – Просто не Бобер, а Бобер – Всемирная загадка.

Еще Папа Бобер подумал, пока плыл подводным тоннелем за плотину, что ему очень бы подошли черные очки. Такие очки были у Высокого Филина. Три раза хотел Папа Бобер попросить очки у высокого Филина Папа Бобер, и три раза не попросил, потому что постеснялся.

Невысокий Высокий.

Высокий Филин был невысоким. Его прозвали Высоким, потому что взлетал высоко вверх над одним местом. Филины не взлетают выше деревьев, потому что плохо видят. Если взлетишь высоко, то совсем ничего не увидишь. Глаза у филинов болят от солнечного света, поэтому филины летают ночью. Если днем летать прищурившись, можно очень больно врезаться в ствол.

Но Высокому Филину зайцы подарили в знак глубокого уважения особые очки. Они и темнели от света, и увеличивали. Зайцы называли эти очки волшебными, но Высокий Филин считал, что так говорить ненаучно.

Высокого Филина зайцы уважали за умные ответы. Поспорят зайцы между собой, подерутся, а потом идут к умному Филину, чтобы он ответил. Раньше зайцы просили ответа у первого встречного зверя или птицы, и всем надоели. Только Высокий Филин терпеливо отвечал на их вопросы.

– Скажи нам, о, Филин, любимец небес, – говорили зайцы ему. – Не сбираются ли охотники, не придут ли в наш Лес?

– Что за глупый вопрос-мапрос! Конечно-манечно, когда-нибудь придут, – отвечал Высокий Филин. – И страшнее тех, что не пришли в прошлый раз.

Услышав ответ, зайцы с воплем разбегались. Так они тренировались набрасываться на охотников, догонять их и даже обгонять. Сделав петлю и снова собравшись в кучу, зайцы принимались топать сплоченными рядами, печатая шаг. Так они репетировали марш героев на торжественном параде в честь победы над охотниками. Ясно, что всякий раз весть о грозном параде доходила до охотников, пугала, и охотники возвращались в уютный погребок.

С очками Высокий Филин мог взлетать днем и высоко-высоко. Выше макушки дерева. И еще выше в тысячу раз.

Высокий Филин полюбил предсказывать будущее. «Предвижу-предвещу! Скоро появятся в лесу грибники!», «Прячьтесь все! Предчувствие-послевкусие у меня! Рыбаки нагрянут». Никто не догадывался, что теперь с высоты Высокий Филин дальше видел и мог заметить людей, которые только подходили к Лесу. Но очки елозили то вверх, то вниз, и Высокий Филин бывало принимал куст за машину рыбаков, а за грибника – пень, на который налетел пустой пакет.

Папа Бобер не боялся ни охотников, ни грибников. То, что к бобриной хатке можно было добраться только по воде, вы уже знаете, но и по воде просто так не попадешь. На всех тропах к озеру перед плотиной Папа Бобер поставил капканы и ловушки. Звери пройдут по тропам спокойно, а если охотники потащат к озеру надувную лодку, их или дубиной с тропы собьет, или шишками с дерева закидает.

Папа Бобер – крокодил.

Только Папа Бобер вынырнул за плотиной, как на голову ему свалились черные очки. Те самые черные очки Высокого Филина.

– Эй, Бобер! Бобрина! Бобрище! Бобруня! Бобрулька! Бобруха! Вставай-поднимайся! Завалило реку на горизонте! Надо плыть, реку освобождать! – кричал Высокий Филин и делал странные круги в воздухе. Без очков он, кажется, не понимал, где верх, где низ, где вода, где деревья.

– Вот еще, – буркнул Папа Бобер, разглядывая очки. – Только я начал играть, а тут отправляют какой-то завал разгребать.

– Предвижу-провижу, как унесет, заговорит, подпрыгнет, обернется и превратится, – кричал Высокий Филин. Без равновесия он не мог закончить ни одной фразы. – В воздухе будет носиться.

Папа Бобер решил ничего не отвечать Высокому Филину. Без очков Высокий Филин его не разглядит, висеть в воздухе на одном месте долго не сможет. Покричит, покричит Высокий Филин и быстро улетит. А очки ему Папа Бобер ему потом отдаст. Поиграет немного и отдаст.

– Ой! – взвизгнула Мама Бобриха.

Это Высокий Филин врезался в балкон и с треском махал крыльями. Он старался и не упасть с балкона, и вежливо расшаркаться перед Мамой Бобрихой. Улетать Высокий Филин явно не собирался.

– Мадам-Бадам, – обратился Высокий Филин к Маме Бобрихе. Ему, наконец, удалось раскланяться перед Мамой Бобрихой, и даже шаркнуть в воздухе свободной лапой. Второй лапой он крепко держался за перила балкона. – А где Бобридзе?

– Если и его напугать? – подумал Папа Бобер и решил притвориться крокодилом.

В Предлинной Реке крокодилы не водились, но Папа Бобер знал секрет, что в далекой жаркой Африке водятся крокодилы. Он даже знал крокодильский секрет – они часто притворяются бревнами. Как Папа Бобер узнал эти секреты – отдельная история.

– Если в Африке жарко, – сказал сам себе Папа Бобер. – Значит там светит солнце, а если там светит солнце, значит крокодил надевает черные очки.

Папа Бобер улегся на воду спиной, надел очки и выставил руки, будто это ветки. Из-за того, что очки увеличивали, в глазах резало. Но мордочка у Папы Бобра была шире очков, поэтому Папа Бобер мог подглядывать мимо очков. Получалось и загадочно, и проницательно.

– Два завала-навала на Реке было, – Высокий Филин высадился на Папу Бобра и со вздохом расхаживал по нему, как по палубе. – Один прорвало, от него большой водяной поток-переток идет, всех в себя утягивает-затягивает. Ненадолго это, до второго завала. Разберешь второй завал – очки, так и быть, твои.

"Расхаживает, как капитан по деревянной палубе парусника. Может поверил, что я бревно", подумал Папа Бобер и зажмурился.

Высокий Филин осторожно снял с носа Папы Бобра очки и начал протирать стекла краешком крыла.

"Это что, выходит, я один в лесу про крокодилов знаю?", подумал Папа Бобер и зажмурился что-есть-сил. "Пора Филина пугать".

Только собрался Папа Бобер крикнуть «Ага!», вытаращить глаза и щелкнуть зубами, как сильный поток потащил его прочь от плотины. Высокий Филин взлетел, оттолкнувшись от Папы Бобра, как от бревна. Папа Бобер ушел под воду.

– А-хр! – это Папа Бобер крикнул «Ага!!!», но под водой в рот хлынула вода и получился только глухой бульк «А-хр» и еще два булька.

Папа Бобер вынырнул, выпустил аккуратную изогнутую струйку воды изо рта. Струйка получилась такая же изогнутая и сверкающая, как и струйки внутри плотины.

Вдруг Папа Бобер увидел, как далеко его унесло от плотины.

Если знал бы Папа Бобер о происшествиях и проблемах, что ожидают его на впереди, то поплыл бы к хатке в тысячу раз быстрее! Если бы только знал!

Папа Бобер поплыл к плотине, загребая ручками. Бесполезно! Течение не заметило его гребков. Папа Бобер замахал руками что есть сил. Потом еще начал грести ногами. Потом еще начал грести хвостом. А хвост у бобров шире чем весло, даже чем два весла, а сильнее чем десять весел. Все было бесполезно! Когда Папа Бобер поднял голову, плотина казалась маленькой-маленькой.

– Только по-человечески! Рта не открывай! Не развязывай, – кричала ему с балкона Мама Бобриха. Она сбрасывала с балкона бесполезный канат со спасательным кругом. А может быть это кричал Высокий Филин. И Мама Бобриха, и Высокий Филин что-то кричали ему. Их крики слились в один шум вместе с шумом Предлинной Реки.

«Какой ужас! Что же делать? Что теперь будет? Как вернуться домой? Все пропало!», – так подумал бы любой заяц, или бурундук, или белка, или мышь, или даже бобер.

Но не Папа Бобер. Он-то знал, что недалеко, там, где Предлинная Река делает поворот, с берега в воду выходит длинная и крепкая коряга. Это даже не коряга, а корень большого куста. Папа Бобер зацепится за корень и дождется, когда поток ослабнет. Вот так, все очень просто.

Но что ему кричали?

«Открыть человека»? Но человек – не дверь, и какой такой человек?

«Завязать рот»?

«Развязать канат»? Зачем, когда, почему?

Забыл Папа Бобер свое правило никогда не забултыхиваться. Глубоко задумался Папа Бобер. И пропустил тот поворот, где можно было уцепиться за корягу! Дальше Река стала совсем незнакомой для Папы Бобра. Слишком высоко поднялась вода, слишком быстро она неслась. Не подплыть к берегу на повороте! Не уцепиться за камень или ветку! Не дает поток плыть в одном направлении. Крутит и вертит Папу Бобра, несет его куда-то прочь из Леса.

– Ну и ладно, не больно-то и хотелось, – сказал себе Папа Бобер. – Не будем забултыхиваться.

Действительно, чего забултыхиваться? Вода через плотину сейчас потечет. Запасами на зиму забита вся хатка. Сынок Бобренок и младшая Сестренка Бобренок играют без него. А сам Папа Бобер давно хотел куда-нибудь попутешествовать. Хотел попасть куда-нибудь за пределы Леса. Надо, конечно, разобраться с этим завалом, чтобы потом безобразий таких не было, но и здесь не о чем беспокоиться – поток сам принесет его к завалу.

"А принесет ли?", сказал сам себе Папа Бобер и поднял голову.

Он уже лежал на воде кверху пузом, позволяя потоку воды нести его. Папа Бобер заложил руки за голову, и рассматривал дальние тучки, которые очень походили на снеговые. Хотя еще была осень, и рано для снеговых туч.

Высокий Филин говорил про два завала на Реке. Папу Бобра тащило потоком, который образовался после того, как Предлинная Река прорвала первую запруду. Но что будет, когда водяной поток ударится о второй завал? Будет тоже самое, когда Предлинная Река в полдень ударялась о плотину Папа Бобра. Вода побежит назад, и куда вынесет Папу Бобра не понятно: может быть в левый приток, может быть в правый ручей, может быть закрутит посередине Реки до самых холодов да так, что Папа Бобер вмерзнет в лед. Надо домчаться до завала раньше, чем об него ударится водяной вал!

Тогда Папа Бобер перевернулся на живот, развернулся носом вперед, что есть сил заработал хвостом и зарычал, словно маленький мотор. Место, где можно было разогнаться, было полно, и Папа Бобер разгонялся-разгонялся-разгонялся. Он разгонялся и посматривал по сторонам – нет ли на берегу зайцев. Если на берегу будет заяц, то можно вильнуть поближе к берегу, крикнуть что-нибудь обидное, и мчаться дальше с зайцем наперегонки… Ну, хорошо, крикнуть не обидное, а что-нибудь страшное, типа «Йеетти!», или что-нибудь беззаботное, типа «Шагом марш!».

Работа Папы Бобра.

Долго ли коротко ли, коротко ли это продолжалось, но вдруг наступила тишина, а Папа Бобер во что-то врезался. Это был второй завал.

– Ого-го-го! – воскликнул Папа Бобер, потирая лоб. – Ничего себе катка!

«Катка» на бобрином языке означала гонки во время игры.

А как же происшествия и приключения на его пути?!

Происшествия и приключения, конечно, были, но Папа Бобер так мчал, что проскочил мимо всех неприятностей и бед.

Папа Бобер огляделся и увидел, что вокруг много лягушек. Обычные маленькие лягушки, меньше даже Сестренки Бобренка.

Лягушки сидели на стволах деревьев, на грязных ветках у завала, в воде перед завалом, высунув из воды только глаза. Глаза смотрели на Папу Бобра и неожиданно часто моргали.

Это были незнакомые лягушки. Папа Бобер не стал с мелюзгой разговаривать. И смотреть на них. Он им не улыбнулся. Отвернулся и все. Нахмурился только на всякий случай.

"Может быть, им еще кулак показать?", подумал Папа Бобер.

Это были совсем незнакомые лягушки.

Папа Бобер посмотрел на завал – здоровая куча из сломанных деревьев, веток и всякой травы. С дом высотой, а может с гору. Хорошо, что Папа Бобер врезался в завал. На лбу, конечно, вскочила шишка, но половина завала разлетелась. Не у всякого бобра такая остроумная голова, чтобы сходу пол завала раскидать!

Со стволов деревьев свисали какие-то тряпки. Папа Бобер пригляделся – это свисали обрывки коры. Такого Папа Бобер никогда не видел. Деревья не были подпилены или подгрызены, как это делают бобры, лесорубы или туристы. Деревья сломали, а части стволов с яростью оторвали.

– Кто ж это так? – проговорил заробевший Папа Бобер.

– Да был тут такой, – затрещали лягушки.

– Приходил.

– Медведь.

– Черный.

– Когда снег вдруг пошел.

– Злой.

– Все крушил и вредничал.

– Зевал.

– Обзывался.

– И зевал. Все обзевал нам тут.

– Не снег, а град.

– Здоровый, как гора.

– Мы ему: "Давай, до свиданья".

Но Папа Бобер уже не слушал. Он обхватил ближайший ствол и потянул его завала. Не получилось! Ни обхватить ствол, ни вытащить его из завала.

И со вторым бревном не получилось.

И с третьим не получилось.

И когда Папа Бобер устал считать попытки – не получилось.

"Может придумать еще раз что-нибудь остроумное?", подумал Папа Бобер, потирая шишку.

И тут Папа Бобер услышал еле слышный и знакомый треск. Так потрескивала его плотина под натиском вод Предлинной реки: капельки за капельками плечом к плечу давили и давили на завал. Папа Бобер захлопал хвостом по воде. Вот кто ему поможет.

– Мы давно готовы, – закричали лягушки, как будто это им постучал Папа Бобер.

– Давай поможем.

– Поможем, поможем.

– Бобер, начинай справа.

– Вот за это бревно.

– Чего не начинаешь.?!

Папа Бобер их опять не слушал. Он вспомнил старинную бобриную поговорку «Если забыл про рычаг и клин – ты не бобер, блин!». Рычаг и клин – вот кто ему поможет. Рычаг и клин – вот кто ему помогал построить плотину и хатку.

Рычаг – это те же качели. Когда один конец доски идет вниз, другой идет вверх. Клином может быть любая щепка, забитая в бревно. Три или четыре клина расколют самое толстое бревно.

Папа Бобер устраивал рычаги так, что на конец жерди давила Предлинная Река, капля за каплей плечом к плечу. Надо только приготовить для воды первый проход, дырочку. А тот конец, на который поток упирается, надо на половину стесать, чтобы как весло было.

Папа Бобер начал работать. Он оттаскивал, переворачивал, сдвигал бревна, давая воде давить на рычаги. Раскалывал стволы и ветки на доски, жердочки и дрова. Вязал из освободившихся бревен плоты. Складывал на плоты доски, жердочки и дрова. Если этого не сделать, и просто отправить стволы и ветки вниз по течению, то рано или поздно они снова собьются в завал или начнут гнить вдоль берегов.

– Давай, поможем, – все это время кричали лягушки. – Дада-давай поможем, да. Помо-поможем, да. Давай – давай.

– Бобер, бери вон то бревно.

– Бери вон это бревно.

– Хватай вот так.

– Вот так и так.

Были еще лягушки, которые начали петь:

– Работай живей.

– Работай с приветом.

– Не так все делаешь, работать не умеешь.

– Ты меня слушаешь или опять о чем-то мечтаешь?

– Вымой руки!

– Сделай уроки!

Но от удара широким бобриным хвостом эти певцы улетали куда-то ввысь, будто теннисные мячики. Они улетали так высоко, что их не было видно. На такую высоту даже Высокий Филин не залетал.

– Подавай по-другому!

– Ногу подверни!

– И застони громко, когда хвостом попадешь.

– Тогда улетят еще выше.

Так тоже трещали лягушки, но большинство пело:

– Давай поможем, да, дава-дава-да, да! Помо-поможем, ва, дададада!

Целый день работал Папа Бобер, а может быть целых десять дней, а может даже месяц.

– Давай поможем!!! – тянули лягушки, и от воплей Папа Бобер не слышал своих мыслей и собственной усталости. Самые трудолюбивые запрыгнули на бревно и пели в самые уши Папы Бобра.

Когда завал был разобран, Папа Бобер смотрел на бегущую воду, на свои руки и не верил своим глазам. Лягушки тоже тяжело дышали. Некоторые повалились на спину от изнеможения, раскидывая капли пота.

– Спасибо, ребята, – сказал Папа Бобер лягушкам. – А моргаете-то зачем?

– Мы так красивее.

– На крокодила не похожи.

Тревоги Папы Бобра.

Вдруг пошел снег. Папа Бобер впервые видел, как красные, желтые и зеленые листья становятся белыми и мохнатыми от снежинок. Снег всегда выпадал, когда листья уже ушли, а ветки закрылись и дремали, туго натянув на себя кожицу. Сейчас деревья, ветки и тростники, согнулись. Это значит, что они глубокого задумались, как и Папа Бобер. Папа Бобер думал, что вода начала двигаться, и как было бы хорошо…

Не додумав, Папа Бобер метнулся в воду. Ему показалось, что по реке проплывает плотик, а он как раз начал думать о том, что хорошо бы, если Мама Бобриха отправила ему плотик с чем-нибудь вкусненьким. Но проплывала коряга, облепленная ветками. И как Папа Бобер мог принять ее за аккуратный бобриный плотик?

Конечно, как только вода зашевелилась, Мама Бобриха отправила плотик со вкусненьким Папе Бобру, это ей Сынок Бобренок подсказал и Сестренка Бобренок. Просто плотик еще не успел доплыть. Предлинная Река была предлинной и медленно разгонялось. Там, где находился Папа Бобер, она уже стремительно неслась, и Папа Бобер еле выбрался на берег. Там, где стоили плотина и бобриная хатка, Река больше кружила на месте, чем текла вперед.

Но Папа Бобер, не увидев плотика, начал беспокоиться, что пока он мчал, он залетел в какой-нибудь не тот приток реки, и это не тот завал, и плотик проплывет не туда.

Потом Папа Бобер думал, что пока он мчал под водой, он заблудился, и хорошо было бы Маме Бобрихе самой приплыть на плоту и забрать его домой. Вокруг уже никого не было, Папа Бобер остался на берегу последним, и он еще раз испугался – что, если он на самом деле потерялся, и Мама Бобриха его не найдет.

А может быть Папа Бобер не испугался, а замерз. Когда мерзнешь, всегда чувствуешь себя одиноким.

– Чего мерзнуть? – сказал себе Папа Бобер.

Действительно, чего?

Папа Бобер начал быстро-быстро сооружать себе хатку. Из веток и бревен, которые остались от завала. Конечно, это не было похоже на его хатку рядом с плотиной. Если бы раньше Папе Бобру показали такую же хатку, он ее не то что за дом, за шалаш не принял. Но хатка получилась крепкой, в ней можно пережить зиму.

Да, Папа Бобер готовился зимовать здесь. Он видел, как быстро и стремительно наступает зима. Он чувствовал, как бьется от быстроты вода в Предлинной Реке. Папа Бобер понимал, что ему не выгрести против такого течения. Если он зайдет в воду, его унесет еще дальше.

Папа Бобер подошел к реке и громко застучал по воде хвостом. Может быть эти тревожные и оглушающие хлопки долетят до Мамы Бобрихи, Сыночка Бобренка и Сестренки Бобренка, а те поймут, что Папа Бобер жив-здоров, вернуться не может, но все будет хорошо.

Мудрое решение Папы Бобра.

Тут Папа Бобер увидел плотик со вкусняшками, которые отправили ему. Он даже не поверил, не полез в воду и вытаскивал упрямо крутящийся плот длинной палкой. Но это был плотик со вкусняшками! Папа Бобер съел половину и сразу захотел домой, где его ждали Мама Бобриха, Сынок Бобренок, Сестренка Бобренок. И полные кладовые припасов. И плотина с шестеренками и рычагами. И комнатки, и лесенки.

Еще Папа Бобер понял, что ему будет скучно. Всю зиму провести непонятно где в маленькой скучной хатке, больше похожей на кучу! Папа Бобер понял, что надо придумать: Короткий Путь Домой. Предлинная Река была очень извилистой, она петляла то влево, то вправо, и если найти путь по прямой, то домой можно добраться до больших холодов. Можно будет не плыть против течения Предлинной реки, а переплывать ее поперек, двигаясь через поля и леса.

Как придумать короткий путь домой? Папа Бобер оглянулся, и увидел высокий холм. Это был очень высокий холм, даже выше чем гора. Если залезть на самую вершину холма, а потом еще на дерево на вершине холма, то он обязательно увидит самый быстрый путь домой.

Папа Бобер все придумал, но не двигался с места. Он не мог решить, доесть ли вкусняшки, или сохранить их на дорогу.

Папа Бобер решил доесть вкусняшки, а сохранить приятные воспоминания и хорошее настроение, которые совсем ничего весят, занимают мало места, в дороге не испортятся. И руки будут свободны.

– Эо быбо му еене, – «Это было очень мудрое решение» сказал с набитым ртом Папа Бобер, довольно улыбнулся и полез на холм.

Палки – подпорки Папы Бобра.

Полез Папа Бобер на заснеженных холм, поскользнулся и тут же с него скатился.

– Вот бы взлететь, – подумал Папа Бобер.

Он забежал на холм с разбега, но сделал только два шага и хряпнулся вниз.

Папа Бобер пополз на пузе на холм, и все равно скатился вниз, медленно так, но скатился.

Бобер под водой стремителен, плотен и гибок, но, когда бобер идет по земле на двух ногах, даже если нет на земле ни снега, ни льда, он неловко раскачивается из стороны в сторону. Можно, конечно передвигаться на четвереньках, но на четвереньках хорошо разгоняться, чтобы потом проскользить сквозь комнату в бобриной хатке, а потом еще через одну. На четвереньках по холмам, полям и лесам слишком медленно получается. И все равно скользко.

– Вот бы мне такие длинные руки, и чтобы когти были не стриженные, – сказал сам себе Папа Бобер и придумал палки-подпорки.

Он быстро сделал себе палки-подпорки, стал забираться на холм – и стало получаться. Если бы вы увидели эти палки-подпорки, то сказали, что они очень похожи на горнолыжные палки.

– Но я их сам придумал. Это неправда! – закричал бы в ответ Папа Бобер. – С горнолыжными палками что делают? На лыжах с гор скатываются? А я со своими подпорками на лапах в гору забираюсь! И горнолыжных палок я никогда не видел. Правда-правда.

Папа Бобер размеренно поднимался на холм.

"Не каждый бобер придумает такие палки-подпорки", с гордостью думал Папа Бобер и даже, перехватив палки в одну руку, довольный, похлопал по дереву, мимо которого поднимался.

"Не по каждому дереву постучит Папа Бобер", с гордостью подумало дерево.

Полет Папы Бобра.

Чем выше поднимался Папа Бобер, тем больше он слышал незнакомый шум и чувствовал незнакомые запахи. Пахло шоколадными батончиками, долгожевательными конфетами и картофельными чипсами. Потому что на вершине холма были ребята, которые шумели, толкались, боролись и скатывались с холма по первому снегу. От них не пахло, как от охотников и они не казались достаточно взрослыми, чтобы его испугаться, но Папа Бобер застеснялся выйти из кустов.

– Может быть потом, – пробормотал Папа Бобер. – …Вон еще у этого ребенка снегокат починить надо.

Папа Бобер оглянулся. Внизу хорошо была видна Предлинная Река, но не был виден Лес.

Папа Бобер осторожно перешел на другую сторону холма, не высовываясь из кустов. Он увидел Лес, и Лес был недалеко! Предлинная река петляла, но, если пойти по прямой, можно будет добраться домой до больших морозов.

Папа Бобер увидел Лес, но не разглядел за деревьями бобриную хатку. Надо было залезть еще выше. Еще выше – это значит забраться на ель на самой вершине холма. Думаете, Папа Бобер вспомнил белок и их секреты залезания на деревья? Нет, Папа Бобер начал сооружать трап из высохшей сосны.

Ребята как раз скатились с горы, когда Папа Бобер, пыхтя, вытолкал трап к елке и забирался наверх. Ребята катились вниз, крича что есть сил, и Папа Бобер догадался, что это такой секрет, чтобы катиться быстрее. Он, чтобы плыть быстрее, гудел как маленький мотор и выпускал маленькие пузыри, а ребята для бешеной скорости кричали. "Сколько интересных секретов могут рассказать эти ребята", подумал Папа Бобер и решил, что обязательно с ними поговорит и может быть сам расскажет парочку секретов взамен.

Залез Папа Бобер на верх трапа и увидел Лес. Он увидел там, вдалеке озеро за тоненькой линией – это плотина. А рядом маленькая точка – это была бобриная хатка. И даже Папе Бобру показалось, что на крыше-веранде он увидел своих: Маму Бобриху, Сынка Бобренка и Сестренку Бобренка. Так захотелось Папе Бобру встать на цыпочке, чтобы получше разглядеть, но елка качалась, и трап шатался.

– Вот это санки! – крикнули за спиной Папы Бобра.

Это на холм возвращались мальчишки. Вообще, какое беспокойное слово – «мальчишки»! Как только Папа Бобер назвал ребят мальчишкам, так сразу стало понятно – скоро быть неприятностям.

Папа Бобер аккуратно обернулся, чтобы не раскачать трап сильнее, улыбнулся и помахал рукой.

– Можно на лесенку залезть? – сказал второй мальчишка.

Папа Бобер снова обернулся, и трап вместе с елью зашатался. Первый мальчишка ухватился за боковину трапа, второй наступил ногой первую лесенку.

– Это кто в собаку переоделся? – на холм поднимались и поднимались ребята.

– Собаку на дереве поймали?

– Смотри кого поймали!

– Держите его, а я дядю Сережу позову, он охотник.

– Дядя Сережа, бежите сюда с ружьем!

Папа Бобер возмутился. А ведь он еще хотел починить снегокат, секретами поменяться и, вообще, разрешил на трап подняться. До слез обидно стало!

– ЗАМКНИ ТВО РТО, НУ-КО, – сказал Папа Бобер (да, Папа Бобер умел по-человечески!), и добавил по-волчьи для убедительности. – Порван, брын.

– Он взрослым расскажет, – закричали мальчишки. – Что мы без спроса играли, там где медведь бродил.

– Это медведь?

– Он не кусается?

Мальчишки отпрыгнули от трапа. Трап зашатался вместе с елью. Руки Папы Бобра запутались в еловых ветках. И тогда тот мальчишка, кто звал дядю с ружьем, разбежался и толкнул трап сбоку.

Папа Бобер слетел с трапа и покатился вниз с холма все дальше и дальше от родного Леса и родной хатки.

Это не были злые мальчишки, им просто не объяснили, что надо делать добрые дела, а злые лучше не делать, даже в шутку, даже в игре.

Долго катился вниз Папа Бобер, может, целый час, а может целый день. А может быть целый месяц. Хотел было Папа Бобер сказать еще раз «Вот это катка!», но никак не мог уцепиться за заснеженные кусты. От деревьев он сам уворачивался, на кочках тихо ойкал. Тихо – потому что только что узнал секрет, что от крика катишься с горки быстрее. Падать быстрее Папе Бобру не хотелось. Если бы кто-то посмотрел со стороны, то ему показалось, что снежный вихрь несется вниз по холму, подпрыгивает на высоком обрыве и улетает вдаль, в глубину Другого Леса.

Загадки Папы Бобра .

Упал Папа Бобер в самой чаще Другого Леса, проломил ветки и снова куда-то полетел вниз. Он упал на какие-то тряпки и мох, скатился с них и остановился окончательно.

– Что это за загадочный падучий мир?! В моей плавучей местности мне нравилось значительно больше, – удивился Папа Бобер. – Может быть от того, что я знаю столько секретов-загадок, просто большую кучу секретов-загадок с меня ростом, со мной и происходят разные загадочные происшествия.

Огляделся Папа Бобер и понял, что попал в глубокую яму, на одну стену которой была навалена гигантская куча из какого-то меха, мха веток и листьев. Рядом с кучей лежали какие-то тряпки или занавески. Одна из них была желтой и грязной. Вторая тряпка, была такой грязной, что казалась черной, но кажется, она тоже была желтой. И может быть даже была не отдельной тряпкой, я углом первой тряпки. Третья из них была такой грязной и черной, что казалась темно-красной. А еще привиделось, что тряпка или тряпки прикрывают ход в какой-то лаз вниз, из которого идет темно-красный свет. Но подходить ближе и рассмотреть получше Папе Бобру не хотелось – очень уж они ему не понравились, так от них было тревожно.

– Надо выбросить их отсюда вместе с листьями, – решил Папа Бобер. – И нормальный трап наверх сделать – из того ствола, который лежал в яме и который листьями придавило.

Да, Папа Бобер немедленно начал обживаться на новом месте, еще не признавшись себе в этом. В яме, даже в пещере было веселее, чем в том крохотном шалашике у завала. То, что не попасть ему домой до весны, он понял, когда с холма летел. Он успел еще и попечалится от этой мысли, и свыкнуться с ней – так долго он летел.

Папа Бобер постучал рукой по стене. Стены здесь крепкие. У одной стены он сложит припасы. На другую сторону – здесь Папа Бобер вздохнул – повесит нарисованные портреты Мамы Бобрихи, Сыночка Бобренка и портрет Сестренки Бобренка, такой же большой. Рисовать Папа Бобер не умел, у него и красок никаких не было, но вдруг за долгое время зимовки он узнает секрет рисования. Если удастся за зиму обжиться, то можно будет сюда летом приплыть всем семейством – будет как дача.

"Здесь есть вода поблизости?", задумался Папа Бобер. "Речка или ручеек. Где, вообще, я?"

Папа Бобер подошел к куче, чтобы лезть наверх, и пнул по ней. Не пнуть по листьям было просто невозможно. Листья разлетелись, как подвзорванные. «Подвзорванные» – это слово специальное. Когда листья красиво разлетаются, говорят, что они подвзорванные. Папа Бобер поддал ногой второй раз и решил листья пока не выкидывать.

Конечно, лезть оказалось скользко – как могло быть иначе в этой скользучей местности. Папа Бобер нацелился на сучок, который торчал из кучи на самом верху. С него можно будет выпрыгнуть из ямы на свет. Только Папа Бобер встал на сучок, как сучок сморщился и чихнул. Папа Бобер слетел вниз.

"Может быть я уже не Папа Бобер?", подумал Папа Бобер, пока слетал вниз. "Может быть, как только я сказал по-человечески, то превратился в шматок глины? Все время шмякаюсь и шмякаюсь".

Встал Папа Бобер, отряхнулся и снова наверх полез.

– Сейчас доберусь до тебя, и сломаю, – сказал Папа Бобер сучку и обмер.

Это был не сучок, а нос. Это был медвежий нос. А куча – это не куча, а медведь. Большой черный гигантский медведь. Папа Бобер такого никогда не видел, о таком никогда не слышал. Лягушки говорили о большой медведе, но Папа Бобер даже подумать не мог, что он такой огромный. Откуда он явился?

Еле-еле дышал Папа Бобер и смотрел на Черного Медведя. Еле-еле дышал Черный Медведь, но на Папу Бобра не смотрел. Глаза Черного Медведя были закрыты.

"Спит", подумал Папа Бобер.

Перед тем, как впасть в зимнюю спячку медведь закрыл яму ветками и деревцами, а сам зарылся в куче листьев. Часть веток упало вниз, когда Папа Бобер пробил навес над ямой. И вот из них, тихонько-тихонько, стал Папа Бобер мастерить гибкую лесенку. А как смастерил, тихонько-тихонько полез наверх. Лез Папа Бобер по дальней-дальней от Черного Медведя стене и еще к ней прижимался, на Медведя не смотрел и дышал еле-еле. Где-то Папа Бобер себе ступеньки в стене выкапывал, где-то за корень хватался, где-то на выступ вставал, где-то гибкую лесенку цеплял и по ней залез, потом еще раз цеплял и снова лез. Ступеньки осыпались, корни вырывались, зацепки для гибкой лесенки прогибались и надо было быстро перебираться с одного места на другое.

Почти до самого верха залез Папа Бобер, но ему так захотелось обернуться и посмотреть на Черного Медведя, что мочи никакой удержаться не было. Зайцы, самые большие хулиганы в лесу, рассказывали, что однажды зимой они забрались в берлогу к медведю на северном крае Леса. И подглядывали. Они узнали как медведь и медведица могут во время долгой зимы не есть, не пить, не ходить в туалет. Но они никому не скажут и сейчас убегут. И убегали.

Нестерпимо любопытно стало Папе Бобру. Он обернулся и посмотрел на Черного Медведя.

Тут зацепка, за которую зацепил лесенку Папа Бобер разогнулась, выступ, на который наступал Папа Бобер, посыпался, и Папа Бобер плюхнулся на дно.

Черный Медведь открыл левый глаз, который смотрел прямо на Папу Бобра.

– Упитанный какой, – сказал Черный Медведь.

– КЛЮЧ НА ШЕСТНАДЦАТЬ, – сказал по-человечески, совсем без акцента, Папа Бобер. – НУ-КО.

Вдруг этот медведь явился из цирка, раз про него ничего не известно. Тогда медведь-гастролер примет Папу Бобра за дрессировщика. Папа Бобер скомандует ему: «АЛЛЕ-АП, НУ-КО!», и пока медведь ищет велосипед или шары для жонглирования, Папа Бобер улизнет.

Но Черный Медведь закрыл левый глаз, открыл правый глаз и сказал:

– Ды кдо дакой?

– Это большая всемирная загадка, – вздохнул Папа Бобер.

– Загадка? Догда надо … эдо… – сказал Черный Медведь. – Давай… или чего-до там.

– Ты, главное, не забултыхивайся, – сказал Папа Бобер. – Давай, загадки загадывать буду я.

– Давай, – согласился Черный Медведь.

Что такое загадки – это секреты задом наперед, а секретов Папа Бобер знал ого-го. Ни за что не отгадает его загадки Черный Медведь, и придется ему отпустить Папу Бобра.

Все было бы хорошо, но тут Черный Медведь заснул.

Заметался Папа Бобер, отыскивая новую дорогу наверх и нашел. Новый быстрый путь, из выступов и кореньев, по которым можно было бы быстро-быстро выбраться на свет! И все было бы хорошо, но тут Черный Медведь открыл левый глаз.

“Сейчас опять скажет: «Ты кто такой?», подумал Папа Бобер и закричал первым:

– Первая загадка. Здоровый, но не гора. Дерево ломает, но не ураган. Ствол когтем на половинки расщепляет, да не топор. Что хочешь в землю вобьет, а не молот…Зимой еще спит.

– Дык, эдо я, – сказал Черный Медведь.

– Да, не ты.

– Да, да я.

– Докажи.

– Докажу.

– Вон, бревно за тобой лежит, – сказал Папа Бобер. – Можешь его разломить напополам?

Не успел Папа Бобер моргнуть, как Черный Медведь держал в лапах по обломку ствола.

– А расщепить?

Провел Черный Медведь когтем вдоль одного обломка и разделил на половинки.

– А вдавить в землю? – сказал Папа Бобер. – Нет, нет, к себе поближе… Ровнее.

Две расщепленные половинки обломка ствола торчали из земли между Черным Медведем и Папой Бобром, как два передних зуба.

– Про тебя, выходит, загадка, – согласился Папа Бобер с Черным Медведем, но тот уже спал.

Или притворялся? Засомневался Папа Бобер, замер и не знал, что делать. Пока Папа Бобер сомневался, Медведь открыл левый глаз.

– Вторая загадка. – сказал Папа Бобер. – Оно любит обнимашки и может все – может плыть, может тонуть, может воду держать, может наверх вести, может на месте стоять и уют создавать, может еду давать, может компанию собирать, может греть, может звуки издавать – что это такое?

– Эдо проигрыватель? – сказал Черный Медведь.

– Нет.

– Эдо не я? – застенчиво спросил Черный Медведь.

– Это дерево! – сказал Папа Бобер.

– Как же дерево может петь?

– А ты срежь у половинки ствола верхний угол полукругом, изнутри который, – сказал Папа Бобер, показывая на вбитые в землю деревяшки. – Теперь у второй половинки верхний угол, тоже изнутри.

Черный Медведь сделал, и между Черным Медведем и Папой Бобром торчали две расщепленные половинки с вырезанным полукругом вверху, словно это была щербина в зубах.

Подергал и пощелкал Папа Бобер за верхушки половинок.

– бадя-бадя-бадя-бадя, – запела одна половинка.

– будю-будю-будю-будю, – запела вторая половинка.

– папам-папам-папам-пам-пам, папам-папам-папа-пам-пам-пам, – запели две половинки вместе.

Поддел когтем тоненькую верхушку Черный Медведь, щелкнул по второй.

– бадя-бадя-бадя-бадя, – запела одна половинка

– будю-будю-будю-будю, – запела вторая половинка

– папам-папам-папам-пам-пам, папам-папам-папа-пам-пам-пам, – запели две половинки вместе.

Обрадовался такой веселой музыке Черный Медведь и заснул.

Вздохнул Папа Бобер, с превеликим усилием поднял второй обломок дерева и положил его в выемку у половинок, так чтобы один конец торчал вверх в сторону носа Черного Медведя, а другой, дальний лежал на земле. Со стороны это было похоже, как будто на полукруглую щербину между очень толстыми зубами положили очень толстую зубочистку.

Залез Папа Бобер на тот конец, что вверх торчал, сел на самый краешек, под самый нос Черного медведя. Открыл левый глаз Черный Медведь. Принюхался. Облизнулся.

– Третья загадка, – сказал Папа Бобер.

– Вдорая, – сказал Черный Медведь.

– Третья.

– Вдорая, – сказал Черный Медведь. – Ды что, счидать не умеешь?

– Вторая, – согласился Папа Бобер. – Носится в воде, но не рыба, строит дома, но не строитель, летает, но не птица. И считать умеет до трех, но то что ты, дубина дурацкая!

Конечно, если так обзываться, можно и затрещину схлопотать. Хлопнул в ярости лапой по Папе Бобру Черный Медведь. Затрещал ствол в том месте, где сидел Папа Бобер, но Папы Бобра там уже не было. За мгновение кувыркнулся Папа Бобер на нижний конец, а когда Черный Медведь ударил по верхнему, взлетел вверх. Да, на самом деле Папа Бобер соорудил с помощью Черного Медведя качели, рычаг по-бобриному, и все что ему нужно было, это чтобы Черный Медведь ударил по верхнему концу.

Полетел, раскинув руки, как крылья, Папа Бобер. Махнул хвостом Папа Бобер, уворачиваясь от медвежьей лапы и прокричал:

– Носится в воде, но не рыба, строит дома, но не строитель, летает, но не птица – это я, Папа Бобер!

Щелкнул зубами Черный Медведь, но снова махнул хвостом Папа Бобер, просвистел мимо медвежьей морды и вылетел на свет, увлекая за собой вихрь из листьев, тревожных занавесок и веток.

Куда улетел Папа Бобер и что с ним стало дальше – это уже другая история.

А Черный Медведь зевнул и сказал:

– До засыпаю осенью, до просыпаюсь зимой. До летом снегопад, до бобропад зимой. До трескучие лягушки, до приставучие волки. Нед, что-до неладное у нас с экологией.

Часть вторая

.

Странная стая или Битва в пути.

– Летать – дело нехитрое. Как бы еще приземляться не больно. Вернусь, выведаю этот секрет у Высокого Филина, – рассуждал Папа Бобер, труся в сторону дома по снежному полю.

Папе Бобру снова показалось, что-то кто-то вертится в небе у него над головой. Папа Бобер посмотрел на низкие облака. Может быть эта странная стая под облаками? Три птицы в ней махали крыльями словно это были тряпки, которых несло ветром, и летели они не на юг, а на север, к Большому Городу. Или это Папа Бобер заблудился и сам пошел не в ту сторону?

Оглянулся Папа Бобер и увидел, что по его следу бегут цепочкой волки! Поняли волки, что их заметил Папа Бобер, и начали вставать в боевое построение. Это был волчий клин. Вперед выдвинули самый робкого и слабого волка, который хотел бы убежать назад за чужие хвосты, но сзади него встали два волка, которые толкали его вперед. Этим двум волкам тоже не нравилось быть впереди, но сзади них стояли четыре волка, которые не давали им свернуть назад. Самые сильные и умные волки выстроились сзади.

– Та-ду-дам, – тихо пели волки, чтобы было страшно. – Та-ду-дам.

Волки пели по-волчьи, не разжимая зубов. Чем тише пели волки, тем становилось страшнее. Да, волки были одними тех самых бед и неприятностей, мимо которых проскочил Папа Бобер, пока несся к завалу.

Можно было бы уплыть от волков, но замерзла вода, стала снегом и льдом. Можно было скатиться куда-нибудь, но волки перехватили Папу Бобра в ровном поле. Можно было что-нибудь придумать и полететь, но облака летели плотно и низко над землей – нелетная погода для тех, кто не птица и не может ничего придумать в такой страшной обстановке.

Стали волки обкуражать Папу Бобра. «Обкружать» – это совсем не то, что окружать. Если тебя обкружают, значит, вокруг тебя кружат. Одни волки хотели напасть сзади, потому что очень боялись бобриных зубов, тяжелых и острых как боевые топоры. Другие кружили, чтобы напасть спереди:

– Зубы-то что, зубы у нас у самих есть, – говорили они. – Страшнее его хрвост. Попадет по голорве – это как рвеслом по голорве врезали. С Червным Медрведем не так стрвашно было. А Червный Медрведь вырвался, порвян.

Папа Бобер вертелся не переставая, поворачиваясь то хвостом, то зубами, при этом медленно куда-то двигался. Волки обкружали его, сталкивались, запинались о хвосты, обзывали друг друга «рвян» – «порвян», и даже взвизгивали, когда им казалось, что столкнулись не с другим волком, а это бобер на них напрыгнул.

– Слушай, может, ты сдашься? Мы тебе ничего не сделаем, – сказали волки. – Очень жрвать хочется.

– А В НЮХ? – сказал по-человечески Папа Бобер. – В НЮХАНЬСКИЙ ХТО ХОТИТ, НУ-КО?

Надо было с самого начала с ними по-человечески поговорить, но Папа Бобер очень заволновался, заметив волков.

Эти волки тоже были не дрессированные, и даже хуже. Услышав человеческие слова, у них в глазах появились плоские злые огоньки, и они стали теснее обкружать.

Другой бы давно сдался от страха, от боязни быть смешным или от усталости. Но Папа Бобер не мог представить, как можно сдаваться. Он слова такого не знал, честно-честно.

Целый час, а может быть целый день, а может быть целый месяц кружил Папа Бобер, размахивая хвостом и щелкая зубами. При этом Папа Бобер неуклонно двигался куда-то, пока не скатился по склону вниз. Оказывается, все это время Папа Бобер двигался в сторону Реки и теперь летел вниз на лед, окруженный снежной пылью!

На льду Папа Бобер, не отряхаясь и не оглядываясь, вскочил на ноги и заскользил по льду как на коньках. Помните, Папа Бобер все знал о струях и водоворотах, а еще о льде и сосульках. Еще маленьким он научился настраивать когти на ногах так, чтобы на них можно было мчать как на коньках, крутиться как на коньках и финтить, как на коньках – быстро и неуловимо. Так что, если бы волки скатились вслед за ним на лед, Папа Бобер смог от них увернуться. Но волков за спиной не было.

Папа Бобер успокоился, отдышался и размеренно заскользил, как конькобежец, по льду, поднимая хвостом снежную пыль.

Долго ли, коротко ли скользил Папа Бобер по льду, как вдруг с берега перед ним скатилась снежная лавина, из которой торчали серые хвосты и светились глаза плоскими злыми огоньками. Это были волки. И сзади него скатились на лед волки.

Предлинная Река очень извилистая. Волки не стали бежать по берегу за Папой Бобром, петляя вместе с Рекой. Они побежали по прямой вперед и устроили засаду.

Снова Папа Бобер оказался в окружении. Он вертелся, барабанил хвостом по льду, щелкал зубами и передвигался. Только в этот раз Папа Бобер не стремился к какой-то цели, а метался то туда, то сюда, наверное, не знал, что делать. Наконец, Папа Бобер перестал передвигаться, он только крутился на одном месте, щелкая зубами и барабаня хвостом, все реже и реже. Волки почувствовали, что Папа Бобер устал и не знает, что делать.

– Рвалить надо этого барвабашку, робя, – закричали волки и разом кинулись на Папу Бобра.

Это Папе Бобру только и нужно было. Как только волки подскочили вплотную к нему, лед треснул, и волки, и Папа Бобер провалились под воду. Папа Бобер ведь все знал о снежках, льдинах и сосульках. Он знал, что вначале зимы лед еще не успел окрепнуть, и он обязательно найдет место с самым тонким льдом. Поэтому Папа Бобер метался из стороны в сторону, обстукивал лед хвостом. А когда нашел лед, который проломится под его и волков тяжестью, то все, что ему нужно было – это обколотить кружок из трещин во льду и дождаться, когда на него запрыгнут волки.

Странная прорубь или Две трубочки из тростника.

Папа Бобер стремительно уплывал в холодной воде от того места, где их побоище провалилось под лед.

– Интересно, а в этих местах волки плавают под водой? – подумал Папа Бобер. – Такие, как крокодилы, но только волки, с шубой и меховым хвостом?

И Папа Бобер сильнее замахал хвостом, по-заячьи пытаясь заглянуть назад.

Плыл он долго.

Холодная вода была тяжелой и липкой. Холод прилипал к лапам и хвосту, двигать ими становилось все труднее и труднее. Становилось душнее. Папа Бобер подумал, что хорошо бы глотнуть свежего воздуха и боднул лед. Однако лед не поддался. Тогда Папа Бобер стукнул по льду хвостом. Но сам отлетел вниз, вглубь реки, а льда не разбил. Папа Бобер лихорадочно поплыл вперед, стараясь углядеть лед потоньше. Тогда он разгонится и прорвет лед снизу. Можно еще погудеть, чтобы по отраженному от льда звуку найти тонкий лед. Но воздуха у Папа Бобра совсем не осталось. Папа Бобер начал задыхаться.

Он плыл в воде подо льдом, почти не различая, чем лед слева отличается ото льда впереди. Перед глазами возникали и крутились темно-красные, темно-желтые, темно-зеленые обручи, которые сипели и звенели. И тут он заметил пятно впереди и справа. Оно было не то, чтобы светлее, не то чтобы синее, и не то, чтобы круглее, но Папа Бобер твердо знал, что плыть надо туда.

Из последних сил, ничего не видя, ничего не соображая, Папа Бобер врезался в отверстие проруби, пробил тонкий ледок над поверхностью воды и выскочил наружу.

Взлетел надо льдом Папа Бобер, вздохнул полной грудью, зрение его прояснилось, настроение резко улучшилось, но какая-то неведомая сила потащила его снова вниз под воду.

Хотел было в воде Папа Бобер резко развернуться к тому, что тащило его и щелкнуть зубами, но что-то не давало ему обернуться. Решил Папа Бобер, не глядя, ударить хвостом назад. Но и хвост что-то или кто-то держал. Замер Папа Бобер, замерло и то, что его держало. Или кто.

Осторожно повернул голову назад Папа Бобер. Что-то, намотанное вокруг головы, мешало ею крутить. Понял Папа Бобер, что попал в сеть. Подводные концы сети были привязаны к каким-то тяжелым штукам, которые волочились по дну от его рывков. Очень тяжелым штукам, вылезти с которыми не было сил. Распутаться в воде тоже было невозможно, потому что верхние концы сети крепко привязаны толстыми веревками к дереву на берегу. Решил Папа Бобер перегрызть веревки сети острыми бобриными зубами, но она так плотно намоталась вокруг головы, что он не мог рта раскрыть. Попробовал Папа Бобер выкрутиться из сети, но ему мешали края узкой проруби. Чем больше он бился, тем больше запутывался. Так и повис Папа Бобер под самой поверхностью воды.

Вскоре почувствовал Папа Бобер, что замерзает. Наверху, надо льдом, наступала ночь и становилось все холоднее и холоднее. Прорубь снова затянуло льдом. Корка льда нарастала и опускалась все ниже в воду, все ближе к голове Папы Бобра.

Конечно, у Папы Бобра были обширные подшкурные запасы. С такими запасами не страшен никакой мороз, никакая холодная вода. Но за время путешествия подшкурные запасы заметно истончились. Папа Бобер захотел есть.

Тут Папа Бобер, заметил нечто, что тоже запуталось в сетях. Очень осторожно, чтобы не запутаться еще сильнее, Папа Бобер подтянул сеть так, чтобы нечто оказалось перед носом и понял, что это плотик со вкусняшками! Плотик был маленький, криво собранный, значит делал его Сынок Бобренок. Зато вкусняшки в плотике были самыми настоящими! И еще две трубочки из тростника, чтобы плеваться водой. Наверное, их отправила Сестренка Бобренок. Совсем маленькая, совсем глупая, хотел вздохнуть Папа Бобер. Но не смог – воздух кончился, вздыхать было нечем.

Но это Папу Бобра, совсем не расстроило. Воздух, конечно, кончился, зато идеи начались. Папа Бобер знал, что ему надо делать.

Во-первых, одним рывком головы он разбил лед на поверхности проруби и выставил на воздух две трубочки из тростника. Он будет через них дышать.

Во-вторых, надо подкрепиться вкусняшками. И нарастить запасы. Но не всеми.

В-третьих, оставшимися из посылки веточками, корешками и корой он так сдвигал и распирал сеть вокруг себя, что она превратилась в сетчатый кокон. Теперь, если мороз будет крепчать, а лед –нарастать, то намерзать лед будет по этим сетчатым аркам. И получится, что Папа Бобер окажется в внутри ледяного кокона. В этот кокон будет поступать воздух. В этом коконе будет тепло от тепла самого Папы Бобра. А тепло Папе Бобру будет от вкусняшек. Папа Бобер отдохнет, а потом с новыми силами и новыми мыслями решит, что дальше делать.

Так и произошло. Как только ледяной панцирь нарос вокруг Папы Бобра, он тут же сладко заснул.

Странные рыбаки или Полеты во сне и наяву.

– Я л-е-ч-у. А р-а-нь-ш-е ж-и-л с-п-о-к-о-й-н-о и з-д-о-р-о-в-о, – пооодууумааал Пааапа Боообеер. – Э-т-о к-а-к-а-я-то з-а-г-а-д-к-а, к-а-к-о-й-т-о- с-е-к-р-е-т.

И тут же очнулся. Сколько он спал? Может быть день, может быть неделю, а может месяц. Только ледяной скафандр стал ему велик, а сам Папа Бобер снова хотел есть и был готов скакать и веселиться.

– Да-да-да, – сказали снаружи. – Ту-ту-ту. Га-га-га.

Папа Бобер понял, что он не летит, это сеть вместе с его ледяным коконом куда-то тащат трое мужиков. Они были одеты также, как его знакомые рыбаки, но немного страннее. С ними был и четвертый, который заходил то с одной стороны сети, то с другой, и что-то постоянно произносил:

– Ва-ва-ва… Бу-бу-бу… Скада-дида-дуба-да.

Это бубнение можно было принять за слова:

– Это какая-то меховая рыба.

Рыбаки молча пожали плечами.

– Нет, это белый медведь, – продолжал четвертый. – Вы слышали, что белые медведи во льду зимуют, как черные в берлоге?

Рыбаки молча перехватили сеть с коконом другими руками.

– Или это дохлый инопланетянин во льду замерз! – воскликнул четвертый. – Вон у него две антенны из головы торчат?

Рыбаки молча кивнули.

– Хотите отнести его в Город, на эту гигантскую Выставку? Но там, говорят, уже есть инопланетяне. Штормом принесло!

Конечно, можно было бы разбить кокон – теперь Папа Бобер мог свободно в нем двигаться – поздороваться, представиться, и послушать интересные истории. Но у четвертого, у того, кто говорил и ходил вокруг сети, было ружье. Поэтому Папа Бобер извернулся и стал слушать сквозь трубочку для дыхания.

– Думали волка поймали? Я тоже следы заметил, – человек с ружьем начал кричать, потому что снаружи все сильнее подул ветер и зашуршал снег. Ледяной скафандр Папы Бобра дергало и качало.

Наконец, ветер задул слабее.

– Домой заходить не будем, сразу в город отправимся? – кричал человек с ружьем рыбакам.

Рыбаки радостно закивали, но сами подняли и положили сеть с Папой Бобром внутрь какой-то металлической коробки на трех ногах высотой с человеческий рост, а потом пошли назад, в глубину снежного шторма с удочками наперевес. Дяденька с ружьем шел с ними. Он держал свое ружье за дуло и махал им, как веслом.

"Какие странные рыбаки", подумал Папа Бобер и попытался осмотреться сквозь ледяной скафандр.

С одной стороны стояли невысокие дома. С другой стороны, там, куда ушли рыбаки, крутилась снежная буря.

"Интересно, я смогу полететь сам, без рыбаков", подумал Папа Бобер. "Скафандр у меня уже есть".

Пока Папа Бобер раздумывал над этой загадкой, из снежного шторма, но из другого места, вышли рыбаки и охотник. Они шли также с удочками наперевес и вели перед собой двух девчонок и четырех мальчишек.

– Я говорил, надо сети проверить, – кричал дяденька с ружьем, забегая то с одной, то с другой стороны. – Стая рядом бродит… Или это бобры?

– Мы не волки. Мы не звери, – возмущались мальчишки. – Дядя Сережа, мы – дети.

– Мы пошли сети воровать, и запутались. Пришлось рвать эти сети, – кричала рыжая девочка, которая шла первой. – Какие-то лопухи сети в поле оставили.

Рыбаки в нерешительности остановились.

– Сейчас бы в баньке погреться, или телевизор посмотреть, – сказал им охотник дядя Сережа.

Рыбаки радостно закивали, но пошли они не к домам, а в поле, в сторону снежного шторма. Охотник дядя Сережа забежал вперед них и начал копать в снегу тропинку прикладом ружья.

– Ух ты! Смотрите, что бурей принесло, – закричали мальчишки, заметив металлический бак на трех ножках, и начали шатать его и стучать по нему.

– Это от сбитой летающей тарелки!

– Это от вертолета!

– Это увеличенная стиральная машина. Она стояла в городе у входа в магазин стиральных машин !

– Да тут еще одна сеть, – закричала рыжая девочка. – В ней какой-то дохлый бобер.

Она принялась тащить сеть на себя, а когда вытащить не удалось, начала кидать снежки внутрь железного бака.

Вторая девочка, которая все это время стояла в сторонке, тихо сказала:

– Я, наверное, домой пойду. Меня Мампап к обеду заждалась.

– Света! Тебе плохо с нами, да? Отвечай быстро-быстро-быстро! Мы плохие, да? Зачем тебе домой идти есть! Мы сейчас этого зажарим, а сеть себе заберем! – закричала рыжая девочка, показывая на Папу Бобра. – Ищите все ветки и дрова. Под баком костер разведем.

Мальчишки начали выкапывать сухую траву из-под снега и ломать кустики. А рыжая девочка побежала к рыбакам. Рыбаки стояли и ждали, когда охотник дядя Сережа выроет им тропинку. Рыжая девочка подбежала к ним, и стала вырывать удочки на дрова. Рыбаки удочки не отдавали. Тогда рыжая девочка начинала их раскручивать, уцепившись за удочки. Рыбаки улетали по одному в снежный шторм, а удочки оставались в руках у девочки. Только один дядя Сережа никуда не улетел. Он обнял ружье, сел на снег, стал страшно ругаться и еще более страшно выдыхать из себя воздух.

Рыжая девочка вернулась к баку и развела под ним костер. Вид у нее был сонный.

Папе Бобру сквозь ледяной кокон показалось, что когда рыжая девочка не кричит и не кружиться, у нее то вырастают, то уменьшаются нос, уши и руки.

– Дядя Сережа, – закричала рыжая девочка. – Пламенем не поможете? Еще лучше порох или динамит. У меня закончились.

"Какая странная злобная девочка", подумал Папа Бобер. "Нет, в реке все-таки было спокойнее".

Охотник дядя Сережа подошел к баку и спросил:

– Что будете делать, злая девочка Злата?

– Бобровый суп! – закричала рыжая Злата прямо в ухо дяди Сережи, и оглянулась в поисках тихой девочки. – Куда ушла эта лопухушка? Мы же еще тусуемся. Давайте все над ней смеяться: ха-хаха, Света тусоваться не умеет!

А дальше произошло вот что. Конечно, если под кем-нибудь развели огонь, не было бы никакого дальше, потому что этот кто-то превратился бы угольки. Но Папа Бобер был в ледяном коконе. От жары кокон таял, а Папе Бобру было не жарко. Но вот снежки, которые накидали в бак, давно растаяли, превратились в пар. Пар накапливался в баке за Папой Бобром и этот пар выталкивал Папу Бобра в люк. И только дядя Сережа повторил за злой рыжей девочкой «Бобровый суп!», как Папа Бобер со свистом вылетел из бака в сторону домов. Дядя Сережа громко икнул и выронил ружье. Но Папа Бобер этого уже не слышал. Он летел над домами и думал, как бы ему помягче приземлиться. По пути у дороги стоял дом, а рядом с ним маленький домик. Папа Бобер подумал, как было бы здорово скатиться с крыши большого домика на крышу маленького домика, а с крыши маленького – на земли. Так и получилось. И получилось ни капельки не больно.

Странные стуки или Необычный кросс.

Папа Бобер так быстро летел, что снова замерз. А еще на него лаяли собаки. Они даже выбегали на улицу следом за ним. Поэтому Папа Бобер решил не сразу бежать в сторону поля, а переждать в маленьком домике. В том домике, с крыши которого он скатился на землю.

– Тук-тук, кто в домике, можно зайти, спасибо, – сказал Папа Бобер.

Только проговорил он это не снаружи, а уже заскочив в домик.

Выполнив вежливости, Папа Бобер с любопытством оглядел домик. Домик был ладно построен, то есть в нем было уютно и весело. Только зачем-то с досок была стесана кора и Папа Бобер с трудом отыскал несколько кусочков коры для перекуса. Еще он нашел какие-то тряпки и закутался в них.

Перекусив, Папа высунул в проем двери нос и стал смотреть, что происходит во дворе.

– Долговечно к нам пожаловали? – произнес кто-то сзади Папы Бобра.

Папа Бобер замер и сделал вид, что ничего не слышит и ничего не понимает.

Кто-то прополз мимо Папы Бобра, и в прорезь двери просунулся еще один нос, темный и мокрый собачий нос. Потом нос развернулся к Папе Бобру и принюхался:

– ЙА. ИСТ. ЗОБАК, – произнес на человеческом языке пес. – МОЯ. ЗОФУТ. БАРБОС. А. ТИ. СЛУШАЙНО. НЕ. БОБР. БУТИШЬ?

– Бобер, – подтвердил Папа Бобер. – Можно пожить у тебя немножко?

– От бобрового супа исключиться хочешь? Тоже дело, – пес перестал говорить по-человечески, но по-прежнему разговаривал с Папой Бобром как с маленьким и глухим. – Это мой домик. Это не будка. В домике есть еще другая дверь залезания тихо. Как я сейчас засунулся. Она еще дверь сбегания тихо.

Проходящая по двору кошка посмотрела на торчащие из прорези двери два мохнатых носа, четыре моргающих глаза и фыркнула.

– Этот зверь зовется "Кошка", – говорил Барбос. – В ваших краях таких нет. Совсем нет. Она зовется "Кошка Принцесса". Видишь, как фыркает. Ее девочка учила азбуке, но прошли только букву «Ф».

Барбос попытался также фыркнуть, но получилось, что всхлипнул. Папа Бобер попытался фыркнуть, но получилось, что чихнул. Они всхлипывали и чихали, и не заметили, как к ним подбежала девочка. Это была та самая тихая девочка Света, которая торопилась домой. В руках у нее была тарелка, из которой вкусно пахло.

– Барбосик, милый, съешь еще добавку, пожалуйста. Подставь свою миску, пожалуйста. Только Мампап ничего не говори, пожалуйста. И Папмам тоже.

Когда-то, очень давно, когда девочка Света была очень маленькая она плохо различала, кто папа, а кто мама. Она называла маму «Мампап», а папу – «Папмам». Потом она научилась их различать, но продолжала называть Мампап и Папмам, чтобы было смешнее. Так и повелось.

Чтобы выдвинуть из домика миску Барбоса, Папе Бобру пришлось вылезти наружу.

– Барбос! Это твой маленький сыночек?! – удивилась девочка Света. – Что же так плохо укутал ляльку?! Он весь дрожит.

– Я не лялька, я – Папа Бобер, – хотел сказать Папа Бобер, но девочка уже убежала в дом.

Она вернулась с маленьким пестрым одеяльцам, в которое запеленала Папу Бобра, сверху повязала бантик и быстро вернулась домой.

"Ну вот, опять повязали", подумал Папа Бобер. "Сейчас куда-нибудь полечу. В этой местности всегда так: вначале скрутят, потом потом улетаю".

Но ничего не происходило, только из дома начали доносится какие-то стуки и приятные звуки. И еще манная каша – манная каша пахла восхитительно. Вдыхал аромат манной каши Папа Бобер, вдыхал и решился.

– Костей-то тебе совсем не дают? – сочувственно сказал Папа Бобер.

– Почему? – грустно возразил Барбос. – Так-то в рацион пайкуется.

– Значит, кашу перед костями дали, чтобы она все место в пузе заняла, и ты меньше костей у них съел, – прищурился Папа Бобер. – Что, пока кашу не съешь, косточек – таких крепеньких, таких мозговых – тебе не вкусить?

– Будешь? – сказал Барбос, с отвращением глядя на манную кашу у себя в миске.

В одно мгновение, одним взмахом языка, в один глоток Папа Бобер съел кашу. Ему даже показалось, что на миг солнце, похожее на манный диск, вышло на небо.

Из дома продолжали доноситься звуки и стуки.

– Что они делают?! – изумлялся Папа Бобер, осторожно вылезая из одеяла.

– Танцевательством рук и ног занимаются, – сказал Барбос, и у него загорелись глаза.

Оказывается, у родителей и у девочки Светы были магнитные кулончики – магнитные фигурки на длинном шнурке. Когда они уходили из дома, то надевали кулончик на шею, а когда возвращались, то прилепляли кулон к дверце высокого белого металлического ящика. Высокий белый ящик был совершенно волшебный, в нем хранилось множество вкусной еды, и про него Барбос обещал рассказать отдельно. А еще они танцевали вместе, слепив кулончики. Нужно было кружиться, вскидывать руки и ноги так, чтобы магнитик не отлепился от остальных и шнурок не запутался. Победителем становился тот, у кого магнитик не разу за танец не отлепился, и чтобы еще свободный, не запутавшийся кончик шкурка самый длинный, и еще тот, кто самый красивый. Проигравший моет посуду. Выигрывала всегда девочка, проигрывал всегда Папмам, но посуду мыла Мампап. Девочка просила Папмам ее покатать. Папмам сажал ее на шею, но далеко не уходил. Он кружил вокруг Мампап, или просто стоял рядом, и они разговаривали.

Развеселились от звуков и стуков Папа Бобер и Барбос и тоже начали скакать и прыгать, потом по двору друг за дружкой носиться, потом бороться. Боролись, боролись, а затем как-то подрались. Барбос Папе Бобру по уху заехал, Папа Бобер Барбосу синяк под глаз поставил. Сели они в разных углах двора, сердито дышат, друг на друга с обидой глядят.

Барбос дышал-дышал и сказал Папе Бобру:

– Ну все, я с тобой больше дружбу не хоровожу и не играю. И других собак подговорю, чтобы с тобой не водились.

А Папа Бобер как раз в дорогу засобирался. Решил Папа Бобер перед уходом в окошко большого дома заглянуть, очень ему было любопытно, что в человеческом доме внутри творится.

Мампап мыла посуду. Папмам стоял рядом с девочкой Светой на плечах. Они разговаривали.

– А ты помнишь, как ты однажды пришла из садика и сказала, что теперь мы должны тебя звать «Клипса – Калипса», – говорил Папмам. – Не нравится тебе больше имя Света.

– Нееет, – засмеялась девочка Света. – Я сказала зовите меня «Каролина».

– Нет? Пришла из садика и говоришь: зовите меня «Драздрапендрой», – продолжал Папмам.

– Неет! – закричала девочка Света.

– А кем? «Бухтобарахтой»? – вспоминал Папмам.

– Нет! – хохотала девочка.

– Хорошо, что у нас девочка, – сказала Мампап.

– Может, лучше все-таки было завести попугайчика, – сомневался Папмам. – Так же бы сидел на плечах, только на шею не давил.

– Не хочу быть попугайчиком. Кто бы тогда Мампап развлекал? – хохотала девочка. – Мампап, тебе спеть или потанцевать?

– Спой ей, – сказал Папмам.

– Станцуй, – сказала Мампап.

И девочка, не слезая с Папмам, принялась танцевать, то разводя руки, то упирая их в бока, а Папмам вскидывал то одну, то другую ногу, приседал и кряхтел.

Посмотрел Папа Бобер в окно и еще сильнее домой захотел.

Побежал Папа Бобер прямо по дороге к полю, и ни одна собака даже не гавкнула. Пока Папа Бобер в окно смотрел, Барбос всех окрестных собак обтрезвонил. Теперь те делали вид, что Папу Бобра совсем не замечают.

Но кто-то другой заметил следы Папы Бобра и что-то зловещее задумал.

Странный запах или Битва снежных вихрей.

Никогда в жизни Папа Бобер не ходил по такому глубокому снегу. В Лесу редко бывают большие сугробы. Снег ложится на ветки и иголки, стволы и пеньки. Всякий раз, когда в Лесу шел густой и мохнатый снегопад, Папе Бобру казалось, что это Лес несется куда-то вверх и вбок. Может быть Лес действительно улетал, а потом незаметно возвращался на место, стряхнув лишний снег по дороге. Может Папа Бобер не забредал в снежные места.

Вокруг своей плотины и хатки у него были натоптаны тропинки и пробиты сугробные ходы. А лед на озере они каждый день чистили, чтобы по льду кататься было удобно.

Вначале Папа Бобер вышагивал по полю, словно по тине в озеро вступал. Но с каждым шагом лапы Папы Бобра погружались в снег.

Тогда Папа Бобер сел на хвост как на доску и начал грести ногами и руками. Получилось быстрее, но снег задирал волосинки на хвосте, и было неприятно, словно снег за шиворот попал. И не очень быстро получалось. И совсем не быстро получалось. Вообще, не получалось.

Кто-нибудь другой очень бы расстроился, или замер в нерешительности, или бы повернул назад, или начал ждать весны, но Папа Бобер не стал даже забултыхиваться и нырнул под снег. Он рыл сугробный ход, в котором не нужно было укреплять своды, и двигаться получилось быстрее. Когда пошел снег поплотнее, Папа Бобер делал вид, что в нем плывет и получалось совсем быстрее. Папа Бобер пытался гудеть как маленький мотор или кричать как мальчишки, но видимо, для скоростного плавания в снегу нужен другой секрет. Очень глубоко в снег Папа Бобер решил не заплывать – очень уж в странную местность он попал.

Душный и тревожный, знакомый и незнакомый запах заставил Папу Бобра замереть. Папа Бобер осторожно разрыл снег перед носом, потом еще подальше и понял, что чуть на врезался в сеть.

Под ногами было твердо. Папа Бобер осторожно высунулся из снега. Сети стояли лабиринтом по всему полю.Только у них появился еще один верхний ряд. Неподалеку по сетям лазали мальчишки, трясли из, а рыжая девочка Злата кидалась в мальчишек снежками. Один из мальчишек показал за спину Папа Бобра на темную тучу над домами. Но Папа Бобер подумал, что показывают на него и поспешил занырнуть в снег.

Папа Бобер заметил, что сетей не было там, где сквозь поле проходила дорога.

Это были те самые сети, которые рыбаки поставили по всему полю, чтобы ловить ушедших далеко от дома детей. Теперь они были еще и в воздухе – на той высоте, на которой Папа Бобер вылетел из бака на трех ногах.

Снаружи за сетями Папа Бобер увидел мальчишек и рыжую девочку Злату. Они залезали на сети как на снасти парусника и качались на них. А еще растоптали площадку для футбола и били мячом по сетям, которые служили воротами Он заметил проход между сетями и уверенно погреб под снегом туда.

Вдоль дороги совсем не было снега. По дороге проносились автомобили. То, что это были автомобили, Папа Бобер узнал по запаху. Автомобили иногда заезжали на опушку Леса. Сейчас Папе Бобру показалось, что за рулем автомобилей сидят какие-то звери. Но не это задержало Папу Бобра на открытом месте, хотя ему нужно было быстро-быстро прошмыгнуть мимо сетей. Папа Бобер во все глаза рассматривал автомобили, стараясь понять, как они движутся. Секрет оказался не хитрый – сзади каждого автомобиля из специальной трубы под днищем вырывался пар. Такой же пар вырывался из чайника, когда Папа Бобер кипятил в нем воду для чая. Только у машин пар был синеватый, наверное, чай был с черникой. Когда у чайника нет колес, он подпрыгивает на месте. Если у чайника были бы колеса, то пар утолкал бы чайник далеко-далеко.

Неожиданно снежок больно ударил Папу Бобра в спину. Мальчишки! Они тоже подбежали к дороге с другой стороны сетей и бросались в Папу Бобра снежками, а злая девочка Злата лепила снежок, засунув внутрь камень. Папа Бобер метнулся назад к сугробу. Конечно, он мог поиграть с мальчишками в снежки. Конечно он даже мог такую снежную крепость соорудить, в которой бы отстреливался от всех и в него никто снежком с камнем внутри не попал. Но Папа Бобер видел, что ребята куда-то торопятся, и не хотел их задерживать. Ему самому надо было побыть одному, полежать, еще подумать о странностях местности, куда он попал.

Эти сети ловили ребят, чтобы они далеко не заходили, или этими сетями от них защищались?

Какими же разговорчивыми должны здесь быть рыбы, если охотники так молчаливы? Папа Бобер знал, что любимым занятиям рыбаков были разговоры вокруг костра. Он любил иногда вечерами найти вдалеке от хатки лагерь рыбаков, осторожно устроится неподалеку, и слушать разные истории.

Хорошо, что сейчас Папа Бобер спрятался в сугроб, потому что вскоре налетел снежный шквал. Папа Бобер почувствовал, как наверху все летает и крутиться. Казалось, что снежный шторм, который был в поле, и прилетевший снежный шквал бьются друг с другом.

Когда снежная драка немного утихла, Папа Бобер высунулся на разведку. Сквозь сильную метель Папа Бобер разглядел, что сетей впереди нет. Значит с этой стороны были дома, а Папе Бобру надо в противоположную сторону. Он снова занырнул в снег и пополз. Если бы Папа Бобер знал, что налетевший из темной тучи снежный вихрь оборвал и унес все сети, что Папа Бобер гребет туда, откуда пригреб.

Странное Теремошко или Сундучок, в котором что-то лежит.

Папа Бобер снова замер потому, что почувствовал хорошо знакомый запах. Под снег проник запах дыма. Папа Бобер аккуратно высунул голову из снега. Дым шел из трубы дома, который Папа Бобер не узнал, хотя это был дом девочки Светы. Снежный шквал не только сорвал все сети, но и передвинул все дома и фонари, и деревья. Дом девочки Светы стоял теперь самым крайним.

Перед домом рядом с дорогой лежало странное сооружение, побольше домика Барбоса, но не на много. Оно напоминало сундук без одной стенки. Внутри него что-то лежало, и одно из этих «что-то» даже поблескивало. А еще внутри была морковь!

Папа Бобер понял, что это такое. В Лесу в самых глухих местах стояли теремошки – маленькие домики, в которых путники, люди или звери, могли переждать ночь, дождь, стужу и прочие неприятности. Еще в них можно было подкрепиться. Всякий, кто побывал в теремошке, обязательно оставлял запас еды на случай, если в теремошке будет искать приюта тот, у кого совсем не осталось припасов. Или не осталось сил, чтобы припасы добыть.

Папа Бобер одно теремошко даже сам построил – подальше, подальше от хатки. В этом теремошке бобриная семья ночевала на пути в Старый Лес. Если же не случалось собраться в Старый Лес, то перед первым снегом Папа Бобер специально приходил его починить.

Теремошко, перед которым оказался сейчас Папа Бобер, тоже следовало бы починить. Оно шаталось и скрипело, когда Папа Бобер обстучал его на крепость перед тем, как залезть внутрь. И дверь была нараспашку. Только Папа протиснулся внутрь, как в теремошке что-то упало, хрустнуло и с хлопком опустилась дверь. Дело в том, что Папа Бобер залез не в теремошко, а в ловушку.

Как все было.

После того, как Папа Бобер влетел во двор дома девочки Светы, рыбаки молча ушли по своим делам, ребята разбежались по домам, собаки успокоились – все забыли про Папу Бобра. Или сильно не интересовались. Кроме одного, охотника дяди Сережи. Он решил, что в сетях был какой-то мутант. Или белка-мутант, которая может плавать, или бобер-мутант, который может летать. Дядя Сережа очень испугался, даже начал икать, когда после слов «Бобровый суп!» Папа Бобер вылетел из бака. Поэтому дядя Сережа решил выследить и застрелить бобра-мутанта. Он долго бродил по улицам, пока не наткнулся на странный след. Этот след оставил Папа Бобер, когда бежал к полю. Точнее, след оставил широкий бобриный хвост. Хвост заметал шаги и понять, в каком направлении бежал Папа Бобер было невозможно. Поэтому, дядя Сережа взял ружье на изготовку и спрятался недалеко от дороги. И если бы Папа Бобер сдался и повернул назад, то дядя Сережа обязательно в него выстрелил. А Папа Бобер не сдался, и дяде Сереже ни с чем просидел в засаде. Когда стала приближаться черная туча со снеговым вихрем, та что напугала мальчишек, дяде Сереже пришлось идти домой, а на дороге поставить ловушку. Внутрь ловушки дядя Сережа положил морковь, а еще металлическую ложку – чтобы лежала и блестела.

Может быть дядя Сережа и был хороший охотник, но работник он был плохой, поэтому ловушка получилось плохой. Папе Бобру в ловушке ничего не сделалось. Папа Бобер съел одну морковку, взял другую с собой, осторожно попробовал на зуб металлическую ложку, положил ложку назад, и решил, что пора двигаться дальше. Но просто так уходить было неправильно. Папе Бобру нечего было оставить в теремошко, поэтому он решил починить его. Сделал Папа Бобер теремошко, как было, только лучше и крепче, и пошел. То, что это была ловушка, а не теремошко, Папа Бобер так и не понял.

Странный и невероятный секрет (даже два) или С легким паром!

Даже зайдя во двор, Папа Бобер не сразу не понял, что это тот же дом девочки Светы и домик Барбоса. Он почувствовал много знакомых безопасные запахов и зашел. Он и не узнал сразу нос Барбоса, который высунулся из домика. Но в этот момент на улице неподалеку дико завопили:

– АААААааааааа! ААААааааааААААА!

В одно мгновение Папа Бобер оказался в домике и тоже выставил нос наружу.

– Бдыкперпер, – сказал Барбос.

– Тыдым, – сказал Папа Бобер.

Барбос хотел сказать: «Обратно-таки бобер?», а «Бдыкперпер» получился потому, что он прикрыл нос лапой. Папа Бобер хотел сказать: «Это ты что ли?!!», но тоже прикрыл нос лапой.

Носы лапами они прикрывали потому, что вспомнили про кошку Принцессу, которая могла сейчас пройти по двору, увидеть два торчащих носа, четыре мигающих глаза, свежие синяки на мордах и снова над ними фыркнуть. С синяками они гораздо смешнее.

Но кошка Принцесса была на улице рядом с домом. Она запрыгнула на ловушку, внутри которой орал, брыкался и бил по стенам ружьем охотник дядя Сережа. Кошка посмотрела вниз на него, фыркнула и спрыгнула на землю, потому что к ловушке подошли рыбаки.

Это были те же рыбаки, только без удочек и сетей.

– Это я, охотник дядя Сережа! – закричал рыбакам охотник дядя Сережа. – Я ловушку залез проверить! Я гляжу, ловушка поменялась. Я залез! А это ее мутант-инопланетянин всю измутузил! И ложку изгрыз.

Дядя Сережа попытался просунуть сквозь щель в стене изогнутую ложку. Рыбаки кивнули и посмотрели на свои руки, словно после этих слов в них появятся удочки.

– Откройте ловушку, скорее выпускайте меня, – дядя Сережа забарабанил по двери.

Рыбаки кивнули, но подняли ловушку и понесли.

– Вы куда идете? – кричал дядя Сережа, которого мотало внутри ловушки. – Вы к дороге идете? Вы в город идете? Вы на Выставку идете? Я не пришелец! Перестаньте драконить меня!

Охотники остановились, кивнули, переглянулись, перехватили груз другими руками и продолжили идти.

В это время Папа Бобер оглядывал знакомый дом, знакомый двор и знакомый домик.

– Как же я заплутал, – растерянно сказал Папа Бобер. – В каком-направлении мне идти? Здесь есть какой-нибудь холм или какая-нибудь горка?

– Хлюпающий холм! – обрадовался Барбос.

Совсем недавно в поле за домами вдруг вырос холм. Он был высоким, сильно пружинил, если на нем прыгать компанией. Холм даже хлюпал, если ребята прыгали вместе с Барбосом

– Побежали быстрее! – обрадовался Папа Бобер. – Попрыгаем немножко, а потом я домой побегу.

– Нетушки, – вздохнул Барбос.

– Почему? – расстроился Папа Бобер.

– Холма, говорю, недосдача, – сказал Барбос. – Весь вывернулся. Прибежали – а холм на месте в овраг провалился. Один конец к реке извелся, другой – в непонятность. Большой провал получился.

– Давно? – изумился Папа Бобер.

– Это когда река снова потекла. Или раньше. Или позже. Я совсем запутался в путаницу. То солнышко, то снег, то яма вырыта, то дом встал.

Задумался Папа Бобер. Хорошо, что один конец образовавшегося оврага ведет к Реке. Так он сможет определить в какой стороне Река и его Лес. Но идти по оврагу к Реке Папа Бобер не хотел. Вдруг опять попадутся волки или прорубь с сетью. И в другую сторону идти не хотелось тоже – вдруг снова прикатится к Черному Медведю.

Барбос тоже опустил голову. Но о чем он задумался было неясно.

Если бы Папа Бобер и Барбос задумались, не опуская голов, то они увидели бы невероятное зрелище. Из очередной черной тучи, которая приближалась со стороны города, вылетела летающая тарелка. Она попыталась пробить снежную бурю в поле за домами, но была отброшена назад. Тогда летающая тарелка попыталась пролететь сквозь бурю по-другому, вися над самой дорогой, словно машина. Может быть у нее бы получилось, но дорогу как раз вышли рыбаки с ловушкой, в которой сидел охотник дядя Сережа. Летающая тарелка на всем ходу врезалась в ловушку. Папа Бобер сделал очень крепкую ловушку – она не сломалась, а, громыхая, покатилась назад. Рыбаки разлетелись по сторонам. Летающая тарелка, как колесо, покатилась назад к городу, а из ее иллюминаторов грозили инопланетяне. Хотя, может быть, так показалось, и это была не летающая тарелка, а круглый держатель прожекторов, который стоял на столбах над дорожной развязкой на въезде в город, и который сорвало снежным шквалом.

Ловушка остановилась на дороге напротив дома девочки Светы. Следом за ней прибежали мальчишки и злая Злата. Злата залезла на ловушку и стала по ней прыгать. Когда шум выбежала девочка Света, рыжая Злата ей закричала:

– Не ломается! Тащи из дома спички! Буду ловушку поджигать!

– Зачем? – удивилась девочка Света

– Мне нужна эта белка-мутант!

– Это разве не дядя Сережа? – девочка Света заглядывала сквозь щели. – Дядя Сережа, скажите пожалуйста, это Вы?

– Кто? Я? Нет! – удивился дядя Сережа. – Это не я!

– Это Вы! – девочка Света тоже удивилась. – Зачем Вы залезли?

– Никуда я не залазил! – возмутился дядя Сережа.

– Вы залезли в ящик, – тихо сказала девочка Света.

– В какой ящик? – недоумевал дядя Сережа.

– Вот в этот, – девочка Света осторожно постучала по ловушке.

– А… ну, да, в ящик, – сказал дядя Сережа и рассердился. – Уходите, а то заругаюсь. Хватить меня драконить! Мне надо побыть одному.

– Где тогда белка-мутант? – Злата приставила ладонь козырьком ко лбу и огляделась. – Кто это у тебя во дворе? В домике?

– Барбос живет в домике, – пожала плечами девочка Света. – Зачем тебе белка-мутант? Или ты сказала бобер?

– Белка – чтобы заснуть! – закричала Злата и спрыгнула на землю. – Бобер – для бобрового супа.

Услышав слова "Бобровый суп" дядя Сережа начал икать и целиться из ружья в мальчишек.

– Тикаем! – закричали мальчишки и побежали прочь

Девочка Света тоже побежала. Она забежала во двор и неожиданно для себя увидела Папу Бобра вместе с Барбосом в прорези домика.

"Бабабах" – снаружи раздался взрыв, и во двор кубарем закатилась Злата.

– У меня в кармане граната завалялась, – сказала, вставая и отряхиваясь, Злата. – Кто-кто в домике живет?

– Барбос. Я спрошу у него, принимает ли он гостей сегодня, а то невежливо будет просто так нагрянуть. Зачем тебе белка? – протараторила девочка Света и побежала с одеялком к домику. Она бежала так, чтобы Злата не увидела вход в домик.

С улицы доносилась икота и ругань охотника дяди Сережи, а еще треск ломающихся досок.

– Я посажу белку в колесо. К колесу привяжу банки. Белка будет бежать в колесе, банки начнут греметь, – кричала рыжая Злата и прыжками крутилась на месте. – Тогда я засну. Я засыпаю под шум. Когда я была маленькая, родители уходили и ругались, чтобы я быстрее засыпала. А у тебя родители дерутся, я видела тени в окне.

– Нет, мы танцуем! – тихо сказала девочка Света.

Пока рыжая Злата рассказывала по колесо и белку, девочка Света успела выхватить из домика Папу Бобра и укутать его в одеялко.

– Танцуют они… Деретесь на троих! – деревянно засмеялась рыжая Злата.

– Танцуем, а ты злая, – от неожиданности девочка Света чуть не заплакала.

– Меня натренировали быть доброй, – с укором сказала Злата. – Когда я в городе была с родителями. Жалко, что они рано домой засобирались и меня с собой скрутили. Так бы я была законченная доброта. Но все равно, зовите меня Добрая Злата… Это кто?!

Злата выхватила из рук девочки Светы Папу Бобра, закутанного в одеялко. Папе Бобру снова показалось, что когда Злата не вертится и не скачет, у нее вырастают – уменьшаются части тела: то руки, то нос, то уши, то волосы, то коленки.

– Это Барбосовый сынок. Он еще маленький и не умеет бегать в колесе, – девочка Света выдернула одеялко с Папой Бобром из рук Златы и запихнула его в домик. Не доставая руки из домика, девочка Света нащупала нос Барбоса и потащила на себя, так чтобы морда Барбоса запечатала вход в домик.

– Вы что за войну здесь устроили?! – оказывается, Папмам выскочил из дома и шел на улицу к дяде Сереже. – Здесь кругом дети, а Вы с ружьем бегаете!

– Я знаю –ик- что на улицах водятся дети –ик- поэтому в этот раз взял деревянное ружье, – возразил дядя Сережа. Он весь дымился, но от взрыва ему ничего не сделалось, даже одежда не порвалась. – И-и-и ничего странного в этом нет-ик. Раз я охотник, то хожу с ружьем -ик.

Дядя Сережа закинул за плечо ружье, достал из кармана фляжку и ушел, попивая на ходу. Он часто останавливался, доставал из кармана зеркальце и спорил, глядясь в него.

– Где ваша машина? Вы что, бедные? – Злата подкралась сзади к Папмам. Не дождавшись ответа, она повернулась к девочке Свете. – Почему ты все время счастливо улыбаешься, дурочка что ли? Где твоя Барби? У тебя есть домик для Барби. Ты тоже бедная? Ты не забыла, меня сейчас называют Добрая Злата?

– Видишь ли, сейчас уже не модны ни Барби, ни ее домики, – Папмам обернулся к Злате, но улыбнулся Мампап, которая тоже вышла из дома.

– Сейчас в тренде собачки, чтобы порода была по-непонятнее. Чем непонятнее, тем круче. И домик для собачки, чтобы был одно загляденье, как игрушечка, как домик у нашего Барбоса, – подхватила Мампап. Она смотрела не на Злату, а на Папмам и улыбалась. – Вы проходите в дом, попейте чаю. Мы на автобус торопимся.

– Так мне некогда! – закричала Злата.

Она побежала по улице, закрывая ладонями то нос, то уши.

Девочка Света оглядела двор, выглянула на улицу и повернулась к Папмам:

– Мы продали нашу машину?

– С чего ты взяла? – удивился Папмам.

– Машины нет! – воскликнула девочка Света.

– А на улице? – Папмам встал на цыпочки.

– И на улице нет, и во дворе.

– Да, – согласился Папмам, – Действительно, нет.

– Продали? – настаивала девочка Света. – Зачем? Новую будем покупать? Когда?

– Мы будем покупать белого коня, – сказал Папмам и вздохнул. – Только выбрать никак не можем.

– Зачем нам белый конь? – изумилась девочка Света.

– Ты видишь, что происходит? То снег посреди лета, то Черный Медведь на реке. Если сражаться с Черным Медведем, как это делать на машине? Решительно невозможно. И потом, мы с Мампап вознамерились возвращаться в сказку, а в сказке мне без белого коня никак нельзя.

– В сказку?! – воскликнула девочка.

– В сказку, – подтвердила Мампап.

Папмам и Мампап таинственно переглянулись.

– Пришло время рассказать нашу секретную правду, – сказала Мампап, понизив голос. – Видишь ли, когда ты была совсем маленькая, мы все втроем жили в сказке.

– Ты действительно не знала? – спросил Папмам у девочки Светы. – Даже случайно наш разговор не подслушала?

Девочка Света замотала головой.

– …Но сказка – не очень подходящее место для маленьких девочек. То драконы, то желтые колдуньи, – продолжала Мампап. – У нас в сказке была одна знакомая девочка, так ей, вообще, палец прокололи веретеном. И мы решили сбежать из сказки – пока ты не подрастешь.

– Папмам, ты в сказке был принцем?! – у девочки Светы расширились глаза.

Папмам кивнул и по сказочному расшаркался.

– Мампап, а ты была принцессой?!

– Я была драконом, – сказала Мампап и сделала страшное лицо.

– Нет! – засмеялась девочка Света.

– Конечно же нет, – Папмам развел руки. – Драконом был дядя Сережа.

– И ты его победил? – восхитилась девочка Света.

– С ним сражался Добрый Волшебник. Добрый Волшебник был очень большой, у него было очень большое ружье, и он был очень добрый. Потому Добрый Волшебник не стал убивать дракона, превратил в дядю Сережу и отправил из сказки. Но дядя Сережа не захотел окончательно превращаться в дядю Сережу, поэтому он пьет драконью жидкость. Ты замечала, что по утрам от него странно пахнет? Это потому, что, когда он спит и забывается, из него при дыхании вылетает пламя.

– Почему у него ночью дом не сгорает? – недоверчиво спросила девочка Света.

– Действительно, почему? – улыбнулась Мампап.

– Не знаете? – в свою очередь удивился Папмам. – Очень просто. Он спит в печке. Весь огонь в трубу уходит. И потом, это очень удобно – и поспал, и попарился. Вы с ним как здороваетесь? «Здрасьте»? А надо: «С легким паром!»

– Почему мы в сказку раньше не отправились?! – расстроилась девочка. – Я давно подросла.

– Мы забыли, как туда попасть, – сказала Мампап. – Так бывает, когда взрослыми уходят из сказки.

– Сказка находится за Старым Лесом, вернее, выходит в него, – оправдывался Папмам. – Я не могу сказать точнее. Но просто так до нее не дойдешь.

– Но есть один секрет… – тихо сказала Мампап.

При словах «Есть один секрет» Папа Бобер замер на краю колодца. Пока девочка Света разговаривала с Папмам и Мампап, Папа Бобер, вывернулся из одеялка и тихонько выполз из домика через заднюю дверь. В голове Папы Бобра появилась замечательная идея. В углу двора стоял колодец. Сруб колодца во дворе очень напоминал тоннели у него в хатке. Для того, кто все знает о реках и ручейках, о струях и тоннелях, очень просто добраться домой по подводным тоннелям или ходам. Папа Бобер залез на стенку колодца и был готов сигануть внутрь, но что-то в колодце его насторожило. А тут он услышал про секрет.

– Секрет состоит в том, что надо устроить праздник давно подросшей девочке, – продолжала Мампап. – Например, сказочный бал.

– Девочка будет радоваться, родители – смотреть на нее и тоже радоваться, – подхватил Папмам. – У них получится посмотреть на все ее глазами и увидеть сказку, увидеть путь назад.

– Так и находят дорогу назад в сказку. Поэтому, как вернемся из города, сразу устроим бал, – сказала Мампап и закричала. – Это кто в наш колодец с немытыми лапами лезет?!

Папа Бобер понял, что его насторожило к этом колодце. В нем совсем не было слышно, как плескалась вода, из него совсем не пахло водой. Из колодца пахло провалом, тем провалом, один конец которого мог вынести к Черному медведю, а другой – к волчьей засаде. Наверное, вода ушла, ход к воде стал ходом к провалу – все сместилось, когда шторм передвинул дома.

Эти мысли и запахи пронеслись в голове Папы Бобра в тот момент, когда после крика «Это кто в колодец лезет?!» он кувыркнулся вниз за колодец. То, что Папа Бобер – чемпион мира по скоростному кувырканию вниз, вы поняли еще в пещере Черного Медведя. Конечно, если бы Мампап и Папмам не торопились в Город, они вернулись бы к колодцу и заметили Папу Бобра, но они торопились и даже очки не надели, чтобы издалека посмотреть.

– Побудете вместе с Барбосом и Принцессой без нас? – сказал Папмам. – Нам надо в Город.

– Еда в холодильнике, – Мампап достала из сумочки косметичку и подводила глаза. – Мы скоро вернемся.

– Я знаю, кем ты была в сказке, – обрадовалась девочка Света, увидев, как Мампап проводит черточки в уголках глаз. – Ты стала хитрая. Ты была лисой!