Читать онлайн Избранница Тьмы. Книга 3 бесплатно

Глава 1

Как только исгар ушёл, я откинулась на шкуры и прикрыла ресницы. Сердце стучало безумно, тело разморённое и уставшее, не желало слушаться, к тому же духота легла тяжестью придавливая к постели, и это, не смотря на то что за тонкими стенами лютый холод. Но скоро тепло начнёт таять. Поэтом поправив сорочку я натянула на себя меха, уберегаясь от сквозняков, хоть здесь казалось закупорена каждая щель. Я прикрыла веки, наслаждаясь накатывающими волнами теплом и благодарила Великую Ильнар что всё обошлось. Я проваливалась в сон, и только удары ветра о шатёр, вынуждали вновь выплывать из желанного марева, но усталость побеждала, и я вновь погружалась тонула в золотистое топкое пламя. Где-то на краю сознание, я почувствовала, что исга́р вернулся, но не было сил пробудиться и открыть глаза, только ощущения. Ощущения его сильного тела рядом с собой, обволакивающего жара, размеренного дыхания на своём плече, тепло тяжёлой ладони на бедре. Я вновь обрела спокойствие, и на этот раз окончательно провалилась в сон, окутанная его силой, такой необъятной, и опасной в то же время.

Проснулась резко от шума. Мужские голоса прокрались в пелену сна, грубо раскрыв его объятия. Открыла глаза, уставившись мутным взглядом в перегородку, кожей ощутила, что исгара рядом уже не было. Повернулась, выдохнула. В шатре я одна. Угли всё ещё тлели в очаге, бурлил в котелке, по сладко-кислому запаху, ягодный взвар. Может мне это всё приснилось, что Маар приходил. Насытившись он всегда уходил на всю оставшуюся ночь.

Я поёжилась, подбираясь на мехах, собирая волосы, перекидывая через плечо, поспешила снять с огня отвар. Перелила в плошку, отставив посуду. Ждать стража не следовало и нужно поторопиться со сборами. Выпив, обжигая губы и язык целебного в этих стылых краях напитка, поспешила одеться. Я научилась это делать быстро, за время непрекращающегося пути, что начался от самой Сожи. Наверное, так будет всегда – бесконечный путь и ночи под открытым небом. У ассару не может быть своего очага, дома. Моя мать не долго задержалась в семье бросив двоих взрослеющих дочерей. Но я, не она! Зло бросила мешок на постель. В глазах потемнело резко.

Присела, чтобы переждать, когда пройдёт головокружение. Полог откинулся, я вздрогнула, невольно расправив плечи. Внутрь тенью вошёл Маар. Он смерил меня мрачным взглядом, потом окинул им костёр. Страж уже снаряжён, и сейчас в этом тесном укрытии он глыбой нависает надо мной.

– Съешь всё, – поставил у очага плошку, что принёс с собой, с кусками белого мяса, по-видимому только с костра – от мякоти клубился пар. – Неизвестно, когда следующий привал.

Я не стала упираться, сейчас это было бы глупо с моей стороны, поэтому принялась есть, отрывая мякоть, обжигая пальцы. Маар не торопился уходить, молча наблюдал за мной. И мне только приходилось гадать, о чём он думает сейчас, что предпримет в следующий миг.

Вчера всё обошлось, но что будет потом? Я не знала ответа. Я видела, как в глазах исгара клубится тьма, она вливалась мне в душу ледяным ручьём, пугала. Страх раньше мне был неведом, но теперь я боялась, боялась не за себя. Пока у меня не было иного выбора, кроме как следовать за Ремартом. Но одно я понимала отчётливо – оставаться с ним мне нельзя, одна мысль, что сделает исга́р, когда я рожу ребёнка, приводит в оцепенение. Бежать. Бежать как можно дальше. Но сначала нужно уйти от погони, перейти Щит и остаться в живых. Непростая задача, но по-другому и не может быть. А дальше… Я что-нибудь придумаю, но не позволю ему добраться до ребёнка. Не позволю причинить ему вред. Я буду делать всё, что он желает, пусть берёт моё тело, лишь бы только усыпить его контроль надо мной. Бессмысленно к нему взывать, его просить, до него не достучаться, он не желает принимать то, что случилось.

– Не пытайся что-то замыслить, – вдруг вырвал из задумчивости исга́р.

«Я едва не поперхнулась. Прочёл мои мысли?» – всплеснулось внутри беспокойством, но тут же напомнила себе, что это невозможно, он может только считывать потоки и делать свои предположения.

– Я думаю о том, как нам перейти Излом.

– С каких это пор ты начала говорить «нам»?

Я перестала жевать, сжав плошку.

– Больше не хочу, – отставила еду, вытерла руку о полотенце, сложив его, поднялась и охнула, когда Маар неожиданно подступил, сковав мой подбородок. В глубине глаз исга́ра полыхнул и погас пепел гнева, его взгляд сполз к моим губам, застыв, а потом вновь вернулся на глаза.

– Если я сказал съесть всё, значит ты съешь всё, – глухо проговорил он, выпуская резко, толкая обратно на постель.

Гневный жар прильнул к щекам, затопил с головой, когда я плюхнулась обратно на шкуры. Хотелось ответить ему, выкинув всё в огонь, но вспомнила о своём решении, послушно взяла плошку обратно, намереваясь доесть всё до кусочка. Маар отступил.

– Жду тебя на улице, – бросил он и вышел.

В глазах защипало от вспыхнувшей в груди обиды. Жестокий и непоколебимый исга́р, он останется таким. Жадный до моего тела и души.

Но только ты ничего не получишь!

Как только он вышел, снаружи поднялся шум. Я поторопилась покинуть шатёр, не заставляя никого ждать и не мешая свободно собрать лагерь. Ремарт вместе с остальными занят сборами. Лойонов осталось в отряде немного. Фолк, Шед, Улф, Бирт и во главе Маа ван Ремарт, остальные отсоединились от отряда ещё по пути. Фолк подвёл мне взнузданную лошадь, навьючив моими вещами.

Ночной буран поутих, но всё равно ветер шумел вдали в коронах, завывал между лысых скал. Небо, набитое серыми облаками, давило, и его тяжесть я чувствовала на своих плечах. Лагерь собрали быстро, поднявшись в сёдла, мы покинули становище, устремляясь на север. Маар держался впереди, а потому я могла немного расслабиться, хотя для меня в той яме, в которой я сейчас находилась, это почти невозможно. Усталость навалилась на меня слишком быстро, к тому же кружилась голова, я цеплялась за луку, рискуя свалиться в снег. Окружение расплывалось одним белым пятном, разбавленное силуэтами тёмных скал и леса. Всё же три дня непрерывной скачки давали о себе знать, но силы прибывали, стоило мне подумать о той крохотной частичке, что внутри меня. Даже не думала, что это вызовет во мне столько тёплых чувств, трепета и дрожи, неудержимых, волнующих, а ведь я этого так боялась, опасалась всячески, но теперь это стало самым главным в моей жизни, самым важным, тем, ради чего можно жить и выстоять. Маленькое тельце внутри меня перевернуло мой мир. Неужели Маар этого не понимает? Не чувствует его биение, пульсацию, жизнь? Я невольно выискала взглядом стража, его линию плеч, надувающийся ветром тяжёлый плащ, покрывавший его мускулистую спину. Жестокий безжалостный исга́р, не приемлющий соперничества, не терпящий неповиновения. Внутри меня росла буря обиды, ярости, ненависти. Я была глупой, надеясь, что он услышит, примет. Глупая. Какая же глупая. Он никогда меня не услышит. Никогда.

Я смахнула слёзы, что проступали без конца от стылого ветра, как вдруг изнутри кольнуло острой иглой собственное неверие того, что я хочу этого, хочу, чтобы он принял горячо и отчаянно. Так же, как и я приняла. Это так важно для меня, настолько, что под сердцем немеет и обрывается дыхание.

Ветер к вечеру стих, и стало как будто бы холоднее. Лес сменился редкими чахлыми деревцами, но и те вскоре перестали попадаться, только окружали скалы, серые, засыпанные снегом. Внутри меня всё дрожало от предчувствия того, что мы стремительно приближаемся к границам Излома. Ночь вынудила отряд вновь встать на постой и раскинуть шатры в ущелье. Пока готовились к ночлегу, Маар не приближался ко мне, как будто не замечал. И хорошо. Этого я и хотела.

И когда в шатре было всё приготовлено и разожжён очаг, он не пришёл. Я забралась под шкуры, изнурённая и вымотанная дорогой и холодом, наблюдала за огнём, ощущая ласковое прикосновение меха к коже. В голове никаких мыслей, но и сон не шёл. Я чувствовала Излом, его стылое дыхание, что обнимало душу, сковывая льдом, и только очаг рассеивал скверное наваждение. Раздался шорох. Я пронаблюдала, как вошёл Маар, приготовилась, внутренне напрягаясь. Волнение охватило меня, когда на шкуры упали наручи, потом пояс и вся остальная одежда. Меня затрясло от предчувствия. Я не поднимала взгляда на обнажённое мужское тело, боялась неизвестно чего, тех опаляющих чувств, что разжигал невольно во мне исга́р. Рассматривала его литые икры, любовалась, как напряжённо перекатываются под бронзовой кожей мышцы, ощущая, как внутри меня поднимается жаркая волна, омывая с ног до головы. Тело заныло, а лоно пульсировало, жаждало его, увлажняясь. Сумасшествие. Я разозлилась на себя. Маар направился ко мне, и только тут я пошевелилась, разворачиваясь. Его воля, сила и желание били порывами, накатывали горячими потоками, будто вулканическая магма, отяжеляя меня так, что голова закружилась и застряло дыхание в горле комом, хоть грудь вздымалась и опадала во вздохе судорожно. Идеальная линия ног, бугры мускулов на бёдрах руках, оплетающие руки вены, тёмная полоска, идущая от пупка к паху, разрасталась чёрным треугольником, обрамляя налитую упругую плоть, вздыбленную, готовую к действию. Меня обожгло собственное желание раздвинуть ноги и впустить его, желание, ставшее слишком сильным, слишком бесконтрольным, слишком неуравновешенным – моё тело хотело его до умопомрачения вопреки его угрозам, до тягучего томления, что разливалось во мне жидким огнём, и хотелось изнывать и плакать, и просить, кусать губы, ощутить его упругий бьющийся жар внутри себя. Но я только плотно сжала колени, унимая внутреннюю подступающую к самому горлу дрожь. Я глотала желание и страх, что он вновь попытается отнять, но сама стянула с себя меха, проведя по непроизвольно ладонью по животу вверх, огладив грудь и шею, вздрагивая под темнеющим взглядом Маара, жадно обгладывающим меня. Духота привычно объяла меня, и дышать стало ещё труднее. Маар опустился рядом на колени, одним рывком сбросил меха, разворачивая меня на живот, перекинул через меня ногу, нависая надо мной, но не касаясь, собрал полы сорочки, задирая к поясу. Я не видела его, ощущая только жар тела, мне хотелось прогнуться, коснуться его, толкнуться на встречу. Горячие губы обожгли плечо, скользнули к шее, Маар прикусил нежную кожу, обхватив горло ладонью, вынуждая запрокинуть голову назад. Жадные губы накрыли мой рот, властно толкнулся язык, размыкая мои губы, одновременно я ощутила его член на своих ягодицах, оставляющий влажной след смазки, он потёрся им настойчиво твёрдо.

– Ты хочешь меня, асса́ру? – освободив мои губы, спросил, обжигая рваным дыханием, скользя головкой члена по моим взмокшим складкам, но не входил. – Говори, как ты хочешь меня? Покажи. Как ты хочешь, чтобы я тебя взял, моя ассару? – шептал он, покрывая плечи поцелуями, трясь каменным членом о мокрое лоно.

Почему он спрашивает, разве не чувствует, нарочно хочет позлить, измучить? Внутри меня расплескался ядом протест, преграда, замыкающая меня в ловушку. Я сжала зубы. Не буду его просить, не могу. Всё внутри выворачивалось от этого. Не хочу ему покоряться. Он меня уничтожит, растопчет и сожжёт. Он исга́р, незнающий сострадания, незнающий любви… Но почему мне так больно от этого? Я сухо сглотнула подступивший к горлу ком.

– Гори в пекле, – процедила сквозь зубы, но тут же захлебнулась воздухом от того, как он толкнулся в меня на всю длину, быстро, неожиданно, хотя я была готова. Но, видимо, нет, чувствую наполненность, вздрагивая.

– Уже тлею, – он отвёл бёдра и вновь ударился, прибивая своим весом и напором к постели. – Но ты будешь гореть вместе со мной, Истана, – вновь грубый толчок.

Маар пропихнул руку под мой живот, вынуждая приподнять бёдра и прогнуться в пояснице, заскользил внутри меня влажно, размеренно, упруго, так что перед глазами золотистые круги расходились. Проклятый демон! Я яростно сжимала его изнутри, опасаясь, что он вновь попытается что-то сделать. Но плавные, глубокие проникновения ускорились, быстро довели меня до ослепительной вспышки, так неожиданно, что я задохнулась от возмущения и собственного стыда, получив такой яркий, такой проникновенный, невыносимо бурный оргазм, что, вцепившись пальцами в шкуры, уткнулась лицом в меха, вскрикнула, задыхаясь. Это неправильно, так не должно быть! Жгло изнутри злостью, и в то же время меня всю трясло от удовольствия глубокого, умопомрачительного. Дыхание Маара участилось, он не намеревался останавливаться, продолжал яростно вбиваться, врываясь тараном жёстко. Собрал мои волосы, потянул назад. Больно. Я зашипела, а следом исгар накрыл ладонью мои губы, зажимая, долбясь безудержно, с надрывом. Я зажмурилась, выгибаясь ощущая, как новая волна вибрирующего где-то на грани блаженства накрывает на меня, утягивая вслед его неистовому вожделению. И мне только оставалось вынести эту сладко-горькую муку, снося то, как Маар толкался вглубь, всаживая член на всю длинную, держа крепко в своей хватке. Дико, остервенело, по-звериному. Окружение вздрагивало и шаталось от мерных тычков, мне показалось, что я задохнусь, когда он, качнув бёдрами, с силой взрезался до основания, крепко держа бьющуюся в его мёртвом захвате меня. Горячими толчками его бурной страсти он излился внутри, заполняя семенем, вязко стекающим по моему бедру. Последний рывок и толчок тугой струи внутри меня. По взмокшей шеи прокатился его горячий стон, дрожью пронёсся по спине к пояснице. Я бессильно обмякла в его хватке, моргая часто, сбрасывая с ресниц проступившие слёзы – противоречие наслаждения и ярости скрутило, выжимая до остатка.

Маар вынул свой член из меня, выпустил, дав глотнуть воздуха.

Глава 2

Маар чувствовал то пульсирующее тепло внутри неё, и его это злило. Злило, что она любым способом хочет сохранить его, он ревновал. Ревновал, ведь она готова жизнь отдать ради плода. Маар хотел того по отношению к себе. Блаженствуя от узости горячего лона, он забылся на миг, наблюдая, как медленно и порочно Истана покачивает бёдрами, выгибается, вынуждая его вздрагивать. Маар рванулся в последний раз, звонкий шлепок отдался гулом в потяжелевшей голове. Все мысли истлели, осталась только Истана горячая, желанная. Он вышел, склоняясь, собирая с виска проступивший пот, развернул её к себе, впиваясь в припухшие губы, целуя медленно, тягуче, ощущая, как она утихает, как успокаивается рваное дыхание.

Она не сопротивлялась сейчас, разморённая, уставшая, его губы заставляли Истану дрожать, истекать под ним соками. Маар всё пробовал: сладость её блаженства, терпкость беспокойства – ему нравилось это всё. Нравилось, когда её сопротивление оборачивалось беспомощностью, а после – податливостью обжигающей, топкой, тягучей. Маар смотрел ей в глаза, наблюдая, как трепещут её ресницы, как туман наслаждения застилает их голубизну, как приоткрылись сжатые губы, и как глубоко, жарко она дышит. Маар глядел на неё жадно, чтобы запечатлеть этот миг, клеймом выжечь в памяти и в душе. Ему удалось погасить её недоверие.

– Тебе нужно спать, – прошептал Маар, скользя губами по её горячим губам.

Истана выдохнула, ресницы дрогнули, она смотрела на него неотрывно, а внутри он ощутил покой, безбрежный тихий. Маар огладил изгиб её шеи с налипшими на неё светлыми завитками волос, отстранился, опрокидываясь набок, прижимая Истану к себе, уставившись в огонь, слушая, как потрескивают дрова и мороз за стенами. Сейчас что-либо решать не вовремя. Завтра тяжёлый путь, они уже на границе Излома, и силы нужны будут асса́ру. Он не мог лишить её их сейчас, как не мог оторвать её от себя и уйти. Маар думал над словами Шеда, и внутри него всё бурлило огнём и жгло. Это слишком рискованно… впервые Маар не знал, что ему делать, остановившись на перепутье всех штормов. Один шаг, и он сорвётся, а терять разум непозволительно. Сила росла в нём, он это чувствовал, исгар бушевал, лютуя, требуя выхода, и его уже не остановить. Маар боялся навредить Истане, боялся собственного срыва, боялся того, что внутри неё. Впервые он боялся.

Маар слушал биение костра, как завывает буря, слушал дыхание Истаны…

Он проснулся за время до того, как его негромко позвал Фолк. Истана только заворочалась во сне, раскинувшись тугой лозой на постели, не открыла глаз – утомлённая асса́ру спала крепко.

Фолк топтался у шатра, подступил тут же к стражу, когда тот вышел.

– Прибыл один из дозорщиков. Нужно сворачивать шатры, немедленно. Лойоны короля идут попятам, их около полсотни по виду, но есть сведения, что и больше.

– А Шед где?

– Он обходит местность, приказал мне поднять тебя, скоро вернётся.

– Поднимай лойонов, – распорядился Маар, глянув в сторону леса: небо только светлело, но рассвет уже близок.

Фолк удалился, Маар вернулся в шатёр. Истана уже не спала, приподнялась, сжимая пальчиками шкуры на груди.

– Что случилось?

– Лойоны Ирмуса на хвосте.

Маар прошёл к мешкам, к вещам, которые были приготовлены для перехода. Выпотрошил всё, кладя под ноги Истаны броню. На её фигурку было раздобыть сложно, пришлось перекупить в Кронвиле у одного кудесника, который делал на заказ одному из сыновей лойона. Литые пластины для подростка подходили по росту и ширине плеч асса́ру. Она не стала упираться и позволила себе примерить их. Маар усмехнулся, надев на неё наплечники из тонких листов железа, наложенных друг на друга, и нагрудник, рассыпав волосы по плечам. Кажется, он сыграл сам с собой злую шутку, потому что от представшего перед ним вида Истаны член в штанах призывно вздрогнул. Воительница. Холодная, непреступная его ледяная девочка.

– Тяжёлое, – повела она плечами.

– Придётся потерпеть. Жалею, что не научил тебя, как справляться с оружием.

Истана выразительно приподняла бровь. Сейчас она как никогда соблазнительна: теплая, немного сонная, чистая, нежная, как лотос, блики от натёртого до блеска железа озаряли её лицо и глаза. С того мига, как он забрал её из Колодца, и несмотря на безостановочный путь асса́ру набрала немного веса и уже не была такой тощей, и впалости на щеках пропали.

– Жаль, что у нас нет времени. Я бы научил тебя ещё нескольким приёмам удовольствия, которое горячит кровь похлеще, чем уроки боя, – скользнул он ладонью под волосы, обхватив слегка шею, огладив, всматриваясь родниковые глаза. – Не думал, что это может быть так возбуждающе, – пожалуй он бы взял её, не снимая этих доспехов, но сейчас каждый миг дорог. Он обязательно наверстает чуть позже. – Одевайся, – поторопил, убирая руку, видя, как изумление Истаны сменяется злостью, и как темнеют голубые глаза.

Это сейчас и нужно. Злость даёт силы.

Маар покинул шатёр, позволив асса́ру справиться самой, широким шагом направился к общему шатру. Улф и Фолк были уже снаряжены, сноровисто собирали вещи, гася костры, пока Маар облачался в броню, вернулся Шед.

– На полдня пути отстают от нас, – произнёс он с порога.

– Для полсотни это не мало. Быстро передвигаются, – хмурился Фолк, отпивая из кувшина вино, делая большие глотки.

– Успеем добраться, – вогнал в ножны меч Маар подхватывая плащ.

– Обсудим всё по пути, – сказал Шед, последовав за Мааром.

Пока они седлали лошадей, лагерь собрали. Внутри взметнулся огонь, когда Маар увидел асса́ру. Чистое порождение Бездны, дочь Ильнар – он не сомневался. Железо ей явно к лицу. Она прикрывалась плащом, ожидая, когда ей подведут лошадь.

– Начинаю верить в легенды, – Маар спрыгнул на землю, подступая к Истане, помогая взобраться в седло.

– И о чём эти легенды? – мелькнул во взгляде интерес.

– Узнаешь, асса́ру. Как только перейдём Излом, я расскажу тебе об этом в ярких красках.

Глаза Истаны вдруг сделались холодными и внимательными. Маар отмечал малейшее проявления её эмоций. Губы асса́ру дрогнули, в желании что-то сказать, но только вытянулись в лёгкой улыбке, она обожгла, словно солнечным лучом. Ещё один миг, который Маар запечатлел в памяти, чтобы прокручивать бесконечно в своих мыслях. До зуда хотелось залезть в её светлую головку и увидеть, о чём она подумала, что вызвало улыбку на её лице?

Они выехали, покидая ущелье направляя лошадей в сторону синей ледяной гряды. Маар больше не разговаривал с асса́ру, даже почти удалось не смотреть в её сторону, подгоняя жеребца. Маар не понимал мыслей и чувств Истаны, и сейчас казалось, что эта теплота в ней хуже, чем её отстранённость и ненависть. Она выбивала почву из-под ног. Маар не знал, чего ожидать в следующий миг. Очередная уловка асса́ру? Попытка запутать его? Что она замыслила?

Несколько часов они гнали лошадей без остановки, гряда впереди приближалась медленно, а порой казалось, что они ни на милю не стали ближе к Излому. Но изменившийся воздух, что давил на голову и спину, говорил о том, что вскоре они доберутся до места. После полудня, на коротком отдыхе, Истана от усталости привалилась к чахлому стволу низкого деревца, дышала полной грудью, расширившимися глазами рассматривая очертания скал. Отсюда они действительно казались синими. У самых подножий разливались озёра, скованные льдом. Передохнув немного, тронулись дальше в путь. Горы становились всё выше, теперь они не казались синими, а слепили белизной, острыми вершинами царапали брюхо неба, утопая в нём самыми пиками.

На границе Излома даже птицы не кружат. Шерсть животных покрылась белым инеем, как и меха плащей, смерзались ресницы, а вскоре поднялась вьюга, заметая движущихся вереницей всадников.

Маар рассматривал скалы, в которых не был с того мига, как умер брат… Он тронул поводья, направляя жеребца на узкую горную тропу, благодаря которой к Излому можно было подобраться, укрываясь от стылого ветра. Это была единственная дорога, и она должна охраняться стражами Излома. Должна была охраняться Мааром. Теперь этой охраны не будет, и твари Бездны продолжат вырываться из прорех Щита.

– Поблизости должен быть Ортмор? – вдруг спросила Истана, поворачиваясь и прикрываясь мехами.

Отрешённая асса́ру желает знать о крепости? Маар, хмыкнув, глянул на дорогу.

– Через него мы и пройдём в Излом. Скоро всё увидишь своими глазами.

Истана кивнула. Маар, переборов желание коснуться её, согреть, отвернулся, и вдруг дрожь воздуха прошлась сквозь тело, а следом раздался протяжный звук рога.

– Лойоны короля! – выкрикнул Шед с другого конца вереницы.

Маар вгляделся в дорогу, но только ничего не увидел, лишь белую пелену метели и мутные силуэты серых скал.

– Шед, бери всех и уходите к Излому. Я догоню, – Шед глянул за спину, потом вновь на Маара, кивнул, натягивая поводья, но страж его задержал, сжав руку, склонившись, проговорил: – Смотри за ней…

Маар хотел добавить, чтобы берёг её как следует и не позволил наделать глупостей этой дрянной девчонке, но Шед догадался и так, о чём просит Маар.

– Я всё понял, только… – Шед вновь глянул за спину, – …может, поручить это Фолку? Я давал клятву королю не отступать от своего предводителя, – с издёвкой усмехнулся он.

Маар хмыкнул в свою очередь, отпустив стража, слыша за спиной нетерпеливое фырканье лошадей лойонов. Почувствовал асса́ру спиной, её пристальный взгляд и хотел обернуться, но только натянул поводья, резко ударил пятками жеребца, пуская его обратно по тропе, с гневом загоняя это необоримо острое желание внутрь себя. Маар боялся увидеть в глазах её ликование с примесью удовольствия и позорно бежал от этого. Она столько раз желала ему смерти, и сейчас был самый подходящий повод праздновать этот миг в полной мере.

Маар гнал коня галопом, под копытами метались брызги снега, в ушах свистел ветер. Внутри исга́ра с каждой милей поднимался жар, охватывая тело дрожью, сила ударила в груди и остервенело рванулась наружу, просачиваясь. Маар так долго ждал этого, что внутренности переворачивало от биения огня и боли, от злости, ярости, какой-то глухой, отупелой. Он злился на себя за то, что не посмотрел на неё, за то, что не мог принять её отчуждённости, равнодушия. Маару не были страшны ни лойоны короля, ни порождения, ни само Пекло, в котором он верно будет тлеть вечно, ликующий взгляд этой сучки мог убить его быстрее. Если бы Ирмус знал, что смогло бы уничтожить исга́ра, он бы избавился от него гораздо быстрее. В руках короля было оружие самое мощное против него, но Ирмус глуп и труслив, он поторопился, не сумел понять, как им воспользоваться.

Знакомые утёсы скользнули по обе стороны, ещё один поворот – Маар ощущал приближение лойонов, исга́р уже пожирал их. Метель ударила с новой силой, плащ захлопал на ветру, ещё немного, и глазам Маара открылись белые просторы – не различить горизонт, всё слилось в одно сплошное снежное море. От ледяной крупы, что вьюжила на пустынном взгорье, тяжело разглядеть хоть что-то. Но вскоре снизу, у подножия, из пелены показывались серые силуэты всадников. Воины, как муравьи, поднимались по снежному взгорью, быстро передвигались, приближаясь к Маару. Внутри всё ухнуло, когда Маар разглядел их число. Лойонов должно быть больше полсотни. Где остальные? Проклятье! Маар опустил руку на меч, обхватив рукоять, рванул его из ножен, пустил коня на шаг. Было рано возбуждать силу. Маар ждал. Смотрел вниз, сдерживая беспокойно фыркающую коня.

– Вперед! – отдал приказ один из предводителей, увидев стража.

Полетели стрелы, но они не достигали цели, их сбивало ветром. Маар сполна ощущал жерло пекла, что бурлило в нём. Сила, которая все эти годы тлела в нём, зрела, возрастала и ширилась, сплетаясь с глухой яростью, которая сейчас ревела в нём оглушительно. Маару стало смешно. На что они надеялись, когда погнались за ним? Ничтожества! Во что верили? Маару стало слишком мало воздуха, слишком быстро билось сердце – тянуть больше не оставалось воли. Удар. Удар. Сердце остановилось, а по венам разлилась смерть, лишая человеческого обличия, заливая глаза Маара тьмой, дрожащей бездонной, мёртвой. Исгар сошёл на землю, жеребец шарахнулся от него прочь. Все звуки пропали, остался по ту сторону сознания рёв рога. Окружение провалилось, разум Маара будто за занавесью, где-то далеко от него, и исга́р не слышал его голоса, только голод. Маар шёл вперёд, его шаги были неимоверно тяжёлыми, он будто обратился в гиганта, что, казалось, одним разом перешагивал эти горы, подпирая плечами небо. Сила бурлила в нём, как в громадном котле, разливалась, топила собой всё больше пространства – он давал ей волю, больше не держал, пока тело Маара не содрогнулось, а разум не накрыло разрушительной тьмой, подкатывающей волнами, с каждым мгновением все выше, больнее, невыносимей. В Мааре было сейчас всё: сила разъярённого зверя, мощь природы, ярость грозового неба. Тьма рванулась вперёд.

Раздался громогласный рёв. Ринулись вперёд лойоны, во что бы то ни стало атаковать врага. Убить. Сравнять с землёй. Маар чувствовал их гнев и животный страх, но лойоны бросали себя вперёд, под удар, не признавая поражения. Тьма сползала чёрным туманом, тьма клубилась сгустками, сплетаясь в тела существ сродни нойранам, только гораздо опаснее, они дымились и тлели пеплом, из глаз и пастей сочилось пламя, они оставляли за собой чёрный смог смерти. Тьма настигла первых всадников, поглотила, вгрызаясь, обгладывая огнём жертвы, поедала плоть, разбивая отряд. Сила металась по взгорью смерчем, разбрасывая лойонов, разя, обжигая. Кто-то пытался отбиться, кто-то бежал прочь, бросив оружие.

– Уходим! Назад! – пробилось сквозь толщу.

Лойоны падали с истошным рёвом, исга́р голодал их кости. Бежать было некуда. Маар жаждал убивать. Внутри него билось удовольствие от собственной мощи оглушительной, свободной, бесконтрольной, могущественной, питаясь всеобщей болью, выжигающей кровь. Исгар напивался ей жадно, и ему было мало. Слишком. Он жаждал ещё, рвясь вперёд. Но больше не осталось никого.

Маар качнулся, когда сквозь толщу пробилась тревога. Нужно спешить… Назад.

Обессиленно упав на колени, Маар глотал воздух жадно, запрокидывая голову, и вновь корчился в судорогах, сжимаясь пополам. Но вскоре всё закончилось. И только перед глазами всё ещё плавали тёмные пятна, в ушах стучала кровь. Сердце било как в набат, громко, больно. Он тряхнул головой, вынуждая себя очухаться. И когда исгар утих, залегая на самое дно, Маар открыл глаза и поднялся.

Склон усеян тлеющими останками тел, буря стремительно засыпала их снегом, погребая под белым покровом навечно. Все уничтожены. До одного.

Пошатнувшись, Маар повернулся, утирая хлеставшую из носа кровь, выискивая взглядом своего жеребца.

Глава 3

Я сначала не поняла, что это был звук рога, прокатившийся над головой пронзительным рёвом и унесённый бурей прочь. А когда Шед сказал, что это лойоны короля, сердце горячо затрепыхалось в груди. В оцепенении я пронаблюдала, как Ремарт что-то сказал Шеду, а тот, посмотрев на меня напряжённо, кивнул стражу, ответив. Но когда Маар поддел пятками коня и пустился прочь, в груди похолодело. Я беспомощно проводила его взглядом, пока метель не скрыла его от глаз. Ничего не понимая, вернула взгляд на Шеда и тут же одёрнула, себя удержав язык за зубами, и отвернулась, хоть внутри и распирало всё, и рвалось сердце куда-то прочь. Мы продолжили путь уже без предводителя.

Как бы ни пыталась отрешиться, я то и дело оборачивалась в надежде увидеть исгара, но дорога неизменно пустовала, а отряд продолжал своё шествие меж скал. Шед беспощадно поторапливал, пуская жеребца едва ли не в галоп.

– Он что, собирается со всем войском один справиться? – всё-таки не вытерпела я, спросила у Фолка, что ехал рядом со мной почти неизменно.

– Если решил вернуться один, значит, так, – ответил тот спокойно, не слишком вдаваясь в подробности.

Я нахмурилась, мне делалось неспокойно с каждым вдохом, и неуёмная метель шептала что-то, от чего по спине прокатывался лёд. И чем дальше мы уходили вперёд, тем хуже мне становилось – сердце то замирало в предчувствии, то пускалось вскачь. Я немного отвлеклась, когда скалы стали расти грядами, словно рыбьи спинные плавники. Среди этих каменных волн наконец появились очертания пограничья. Ортмор высился на откосе неподвижной глыбой: мрачный, чёрный и внушительно хищный. Как каменное чудовище, похожее очертаниями на горгулью: голова – башня, две расходящихся в стороны стены с более низкими башнями крепости – раскинутые крылья чудища, так и застывшего навечно, омываемого ветром и снегом. И чем ближе становилась твердыня, тем громаднее казалась. Выходит, здесь должна была пройти моя жизнь, в этих неприступных стенах, на вершине снежных скал, где нет поблизости даже чахлой деревеньки. На краю мира, наедине с исга́ром. Даже дыхание спёрло от раздирающей смеси чувств, слишком противоречивых.

Шед взял направление чуть севернее, уклоняясь от Ортмора, и вскоре это пугающее великолепие скрылось за пеленой снега и скалами вместе с моим смятением и чем-то ещё… Стены, не ставшие мне домом, и не стали бы никогда.

Стало совсем холодно, пронизывающий ветер и снег беспощадно хлестал, смотреть вперёд приходилось с трудом, я доверяла лошади, которая следовала за остальными всадниками неуклонно. В этой творящейся стихии, в которой были мы словно крошки в океане, я различила стену. Огромную гигантскую каменную стену, вставшую перед нами преградой, казалось, подпирающую небо, которое будто держалось именно на этой несокрушимой опоре. В ней и чернел тот самый Излом – гнев Великого Бархана – лоно, порождающее нойранов.

Я обернулась. Маар не возвращался, а Излом становился всё ближе и ближе. От меня не ускользнуло, что и Фолк всё время оборачивался и напряжённо оглядывал местность. Внутренности сжимало, а дыхание, напротив, застревало где-то в груди и немело под быстро бьющимся сердцем. Я не понимала собственной тревоги, но она вновь и вновь, чем ближе мы подирались к Излому, тем чаще заставляла смотреть назад, а тело сопротивлялось движению вперёд, я сжимала поводья, хотелось остановиться. Закрыла глаза, передёрнув плечами, сбрасывая тяжесть, пытаясь успокоиться, как тут что-то с шелестом пронеслось мимо меня, и ехавший впереди Улф вскинулся в седле, чуть завалился на бок, безвольно рухнул каменной тяжестью в снег. Из его шеи торчала стрела, хотя не совсем стрела, что-то металлическое, длинное, толком я не поняла, потому что меня тут же оттеснил, закрыв собой, Фолк.

– В укрытие! – громыхнул он над ухом, хватая поводья из моих рук, управляя лошадью, загоняя к скалам.

Я слышала беспокойное ржание встревоженных животных, мельком видя из-за плеча Фолка, как со стороны утёса хлынули сокрушающей волной всадники, послышался лязг оружия, крики, рычания.

– Прячься, – бросив мне в руки поводья, велел Фолк, выдёргивая клинок из ножен. – Быстрее! – рыкнул, ударив мою лошадь по крупу.

Та испуганно взвилась, взбрыкнув, пустилась по снежным ухабам, так что внутренности встряхивало. Я только и успела вцепиться крепко и прижаться к холке, чтобы не вывалиться из седла и не разбиться об камни. Лошадь несла меня вперёд, как тут кобыла резко шарахнулась в сторону и взметнулась, поднимаясь на дыбы, вставая свечкой, скидывая меня всё же. Я полетела кубарем и, если бы меня не защищали доспехи и мягкий поддоспешник, я бы разбилась, разрезав кожу камнями, переломав кости.

– Держи её!! – послышался мужской окрик через звон в голове.

Снег забился за ворот, слепил глаза, я часто заморгала, стирая его с лица, пытаясь хоть что-то понять, как тут на меня набросился лойон. Я взвилась, закричала, пытаясь вырваться, била ногами, да только без толку, мне на голову что-то опустилось, и я теперь ничего не видела, лойон грубо поволок меня куда-то.

– Приказано убить, – оцарапал слух простуженный чужой голос.

– Убьём, но чуть позже, – ответил ему другой, – ты видел её? Какова малютка! Сначала развлечёмся.

Резко стало не хватать воздуха, я задыхалась. Меня кулем швырнули на землю и содрали с головы тряпку. Я судорожно огляделась, кругом камни, снег и больше ничего. Где-то там остались стражи. Двое королевских лойонов стояли предо мной, оглядывая, ухмыляясь. Я осторожно опустила руку под плащ, нащупывая на поясе нож, который мне благосклонно оставил исга́р. Пусть только приблизится кто-то из них, и я всажу лезвие в глаз, не раздумывая.

– Смотри, какая красавица!

– Да, жаль такую убивать сразу, – один из них двинулся ко мне, а я вскочила, выхватывая нож.

Лойон остановился, увидев в моей руке оружие, но только как-то оскалился гадко, глянул на своего сообщника.

– Смотри, поиграть хочет, – усмехнулся и вновь вернул на меня похотливый взгляд. – Ну, хорошо, давай поиграем, куколка, – ощерился на все зубы.

Я сглотнула, крепко сжимая нож. Сейчас я готова была убить, без всякого сожаления броситься в атаку. И я ударила, яростно, свирепо, метясь в лицо, в единственное открытое место. Рука прошла сквозь пустоту – лойон легко увернулся. Потеряв равновесие, я упала на колени и тут же вскочила, бросаясь вновь, замахиваясь, чтобы убить то, что угрожало мне и тому, что жило внутри меня. Я снова промахнулась, споткнувшись о камни. Лойоны смеялись, им становилось весело, им нравилось играть со своей жертвой, обречённой на смерть, как котам, поймавшим мышь, замучить, использовать, а потом убить и выбросить. Глаза слезились, но уже не от гнева, а от прошибающего насквозь страха, они получат своё, а я только изматывалась. Мои попытки атаковать смешны. Натренированные выносливые воины лишь забавлялись со мной. Ледяные снежинки обжигали разгорячённую кожу, я глубоко и часто дышала, ловя губами воздух. Надо признать, что попала в ловушку. Ярость бушевала во мне от того, что я бессильна. Всё внутри тряслось, жгло, и в какой-то миг я почувствовала, что мои ноги подкосились от усталости – доспехи стали слишком тяжёлыми. Из дрожащих пальцев выскользнул нож.

– Хватит ждать, скоро другие вернутся, – в нетерпении рявкнул лойон другому, сделал шаг ко мне, а я закрыла глаза.

Вскрик боли прорезал слух. Лойон подался вперёд, рухнул прямо на меня, сбивая с ног, придавливая своей тушей. Я отчаянно заелозила под ним, пытаясь вырваться из плена, как тут же громадная туша исчезла, и я ощутила желанную лёгкость. Я не успела опомниться, как меня вздёрнули на ноги сильные мужские руки. Сумрачные, полные лютой ярости глаза обожгли самую душу.

– Так и знал, несносная девчонка, что тебя нельзя одну оставлять!

– Я не виновата, – огрызнулась я, пытаясь вырваться из хватки исга́ра.

– Где остальные?

– На нас напали. Фолк отправил меня прочь. Они где-то на перевале.

Ремарт нахмурился и отпустил меня наконец, глянув куда-то в сторону.

– Сколько их? – вернул на меня взгляд, а я дыхание потеряла от его холодной тьмы, что заполняла всю радужку, поглощая зрачок, и ничего человеческого в этом взгляде не было сейчас.

– Я не знаю, – забормотала, – много… Улф мёртв.

Маар подхватил меня, отрывая от земли, перекидывая через плечо,

– Куда ты? Отпусти. Я могу сама!

Маар крепко держал мне ноги, понёс куда-то прочь, перешагивая через мёртвые тела лойонов. Шёл, казалось, передвигаясь быстро, почти срываясь на бег, а я, зажатая в его руках, качалась безвольно, бросив попытки сопротивляться. Чудилось, что прошла вечность, как ветер вдруг изменил своё направление, свирепо пихая исга́ра вперёд – Излом будто втягивал воздух гигантским вдохом. Меня запоздало обожгло понимание, что мы скоро окажемся по ту сторону… Волнение подкатило к горлу комом, страх перед неизвестностью сжал ледяным кулаком сердце. Но Маар не дал утонуть в нём, поставил меня на землю, сжав плечи, топя во тьме своих глаз, утягивая меня в горячий вихрь своих эмоций, которые я ощутила вдруг, как свои собственные, они оглушил меня, обездвижив, но в следующий миг между нами вновь пролегла пропасть, разделяя нас. Я панически пыталась вновь дотянуться: что он думает? Чувствует? Что собирается сделать?

– Иди, – подтолкнул он меня к переходу.

– А как же ты? – развернулась я, замерев.

Маар быстро оглядел меня, оставаясь невыносимо недосягаемым.

– Дойдёшь до конца. Вздумаешь вернуться – накажу, – пригрозил, вновь толкая, на этот раз грубо.

По языку разлилась горечь. Я сжала губы и попятилась, уже больше не задерживаясь. Шквальный ветер подтолкнул в поток, он безвозвратно утянул меня вглубь сумрачного гигантского грота. Всё поплыло, но я всё же обернулась. Тёмная фигура удаляющего прочь Маара на фоне белого снега растворилась в буране и померкла…

Глава 4

Лойонов Ирмуса оставалось всё меньше, но даже и те отчаянно нападали, стараясь во что бы то ни стало убить стражей, объявленных предателями его величества.

Снег уже был залит кровью. В груди Маара горело, ярость билась в нём смерчем, неутолимая, жестокая. Он убивал, отсекал, колол, лойоны падали с отрубленными конечностями, головами. Он готов был бросаться, как дикий зверь, вырывать глотки и сердце, выкалывать глаза, и его ничто не могло остановить. Исга́р бушевал в нём, изматывал, но Маар не мог его задушить, убивая тех, кто пришёл за жизнью ассару и его собственной. Где-то рядом бился Шед, Маар видел его красный плащ, мелькающий в этом кровавом месиве, и Фолк, который встал на его сторону. За них Маар тоже был готов убивать, беспощадно, неумолимо, так, что глаза застилало багряным светом. За этим буйством он ощутил движение воздуха и биение недр Излома. Голову сдавило, что-то тёмное полезло и надвигается с той стороны, а в следующий миг вонь серы обожгла ноздри и глаза.

Нойраны пришли на запах крови.

Пробивая броню, Маар вогнал меч в грудь рухнувшего от мощного удара лойона, обернулся. Нойраны хлынули на поле кровавой бойни. Шед отступил и уже торопился к Маару.

– В круг! – крикнул Фолку, что расправлялся с напавшим с левого бока лойоном.

Маар вынул меч и отошёл к скалам. Шед, подбежав, ударился плечом о его плечо, становясь рядом, выставляя перед собой окровавленный меч, тут же подоспел Фолк. Стражей мало, слишком, чтобы отбиться от стаи – Маар насчитал уже пять нойранов, ещё семеро подкрадывались с левого бока. Оставшиеся королевские воины в страхе отступили, сгрудившись жалкой кучкой, ужас метался в их глазах, когда нойраны окружили их: голодные, свирепые, вселяющие панику в простых солдат, видящих порождения Бездны впервые. Нойраны чувствовали их страх, слабость. Они подобрались уже к мёртвым телам, раскиданным на снегу, рвали плоть, мотая их, как тряпичные куклы, другие устремились на тех, в чьих венах ещё шумела кровь. По воздуху будто прокатилась рябь и прошла сквозь всё тело, уходя в землю. Маар ничего не понял, когда исга́р в нём вдруг утих, и он услышал пробившийся сквозь туман зов. Тот зов, который Маар испытывал, когда Истана оказалась в беде, взятая в плен короля. Горячая дрожащая волна прокатывалась по телу снова и снова, непрерывно, тянула нутро наизнанку, пробуждая инстинкт бежать, следовать на этот зов, немедленно. Но не до одного Маара он доходил – нойраны замерли, перестав поедать мертвецов, настороженно задрали уродливые морды, прядая ушами, смотрели куда-то в сторону Излома.

– Что происходит? – Шед опустил меч, оглядывая напряжённо застывших тварей.

– Похоже, они что-то чуют, – сплюнул Фолк.

Асса́ру… Они чувствуют её. Нойраны взметнулись, поднимая клубы снега, пустились прочь с места битвы, бросая наживу. Маар сорвался с места, взбежал на каменную плиту, пронаблюдал, как порождения бегут обратно… в Излом.

«Дрянная девчонка, вновь куда-то влезла!» – взяла было ярость, но она тут же остыла, сменяясь оцепенением – с Истаной что-то случилось там, по ту сторону!

Потеряв контроль над собой, Маар сцепил зубы, незамедлительно бросился к Излому вслед за тварями.

Глава 5

После того, как Ремарт пропал в затихающем сознании, меня будто швырнуло в воронку. Я барахталась в ней, как песчинка в целом океане. Я шла вперёд через тьму. Я точно помнила, что переставляла ногами, минуя Излом, только ноги утопали, будто в трясине, были неимоверно тяжёлые, как и всё тело. Воздух стылый сдавливал со всех сторон, не давал дышать толком, казалось, что голова лопнет от давления, и тысячи световых всполохов, как вспышки молнии, проходили через всё тело током, вытряхивая, выворачивая наизнанку. Мне сделалось страшно, я не понимала, что происходит, боялась за ребёнка, боялась того, что это могло как-то навредить ему. Это продолжалось неизвестно сколько, время совсем перестало существовать. Сколько я уже шла? Как долго?

Белый свет ослепил, разорвав тьму – выход из расщелины, с другой стороны! Я изо всех сил устремилась туда. Я не помнила, как вышла, как прошла сто шагов и рухнула в снег. И думала, что не поднимусь, наверное, больше – тело не слушалось – останусь под слоем снега навечно. И только на краю сознания я боялась за пульсирующую так трепетно жизнь внутри себя, она призывала меня подняться, вынудила пошевелиться. Со стоном я всё же приподнялась, выныривая из стылой пустоты.

Голова была тяжёлая и звенела, наверное, последствия перехода. Смахнув волосы с лица, я огляделась, загребая руками снег. Кругом бело и всё те же скалы пустынные, хищные. И никого, ни единой живой души. Я одна здесь. Прислушалась к себе и успокоилась, чувствуя тепло жизни внутри себя. Всё хорошо, и стало немного легче – не одна. Улыбнулась, так было радостно это осознавать. Собрав все силы, я поднялась. Голова ещё кружилась, меня потряхивало, но уже не так сильно. Я повернулась в сторону ущелья, откуда вышла. С этой стороны Излом был такой же, как и с той: гряды и снежные горы тянулись во всю ширь, насколько хватало глаз, но буря скрывала дали горизонта.

Я прошла чуть вперёд, к каменной стене, разгоняя по телу кровь, согреваясь, сжимала и разжимала задубевшие пальцы и смотрела на расщелину, ожидая увидеть стража, но Маар не появлялся. Там, по ту сторону, нападающие лойоны и бойня. Тревога всплеснула, но я тут же успокоилась – Маар непобедим, много раз мне в этом удавалось убеждаться, но сердце всё же сжималось от чего-то и замирало. Я не отрывала глаз от входа, ожидая увидеть исгара, кутаясь в меха. Король всё же решил уничтожить его. Тревога всё больше забиралась внутрь, и кружилась голова от предчувствия дурного так, что я забыла о холоде и о буране, что заметал меня на краю, верно, самой Бездны. Но мне было страшно не за себя – проклятый исга́р всё не появлялся.

Что, если его убили? Эта мысль ударила камнем. Нет, я не хочу, чтобы он сейчас умирал. Только не сейчас! Когда я его так жду. Несколько раз я порывалась идти обратно, но одёргивала себя, вспоминая его угрозу. Дождаться. Надо дождаться. Но время текло, казалось, так медленно, невыносимо, изводило и выпивало остатки сил.

Земля подо мной вдруг дрогнула едва ощутимо, но я почувствовала, как в глубине Излома что-то произошло. Насторожилась, оцепенев, неотрывно смотря во тьму расщелины, желая увидеть в ней Ремарта. Сердце ухнуло в пропасть, когда оттуда один за другим выбежали нойраны. Огромные чудовищно, опасные, с крылами и горящими голодом глазами, шерсть клочьями спадала с боков, морды уродливые, похожие на кабаньи, но в то же время это были волки. Они двинулись в мою сторону. Я попятилась, повалившись в снег, подобрала ноги, когда один из нойранов бросился вперёд, прыгая, как гепард.

– Нет!! – вскрикнула, закрываясь руками, задрожала безумно, сердце едва не выпрыгнуло и потом застыло, меня затошнило от страха, казалось, что я вот-вот лишусь чувств, и тогда твари растерзают меня, разорвут на части… Но ничего не происходило.

Я боялась открыть глаза, ощущая их смрадные запахи, что забивали горло, порождения были рядом, но они не нападали. Я всё ещё жива. Что происходит? Хотелось посмотреть, и в то же время мне было страшно даже пошевелить пальцами, казалось, как только это сделаю, сразу стану едой для исчадий. Решившись, медленно, сантиметр за сантиметром повернула голову, едва дыша, посмотрев в сторону тварей. Они совсем рядом, но и не приближались, кружились возле, поскуливая, рыча, встряхивая тяжёлыми холками. Что, Великая Ильнар, происходит?

Я пошевелилась осторожно, медленно поднялась на ноги, делая шаг назад в попытке бегства. Насчитала семерых нойранов, и все они смотрели в мою сторону, не выпуская, тревожно метались. Я пятилась, а в следующий миг сорвалась с места и побежала. Нойран всколыхнулся и рванулся за мной. Я остановилась, резко разворачиваясь, выставляя руку вперёд.

– Нет, не подходи! – страх скребнул по спине, поднимая волоски на затылке.

Результат изумил меня до глубины души, тварь остановилась, фыркнув недовольно, мотнув массивной мордой. И тут пронзило понимание – они слушаются меня. Каким-то немыслимым образом чудовища слышат меня?! Вибрация вновь колыхнула землю. Я подняла взгляд, и поток силы, знакомой и такой узнаваемой, такой горячей, мощной коснулся меня – Маар, я его почувствовала внутренне. Не знаю, как это возможно объяснить, но связь была такой явной, такой осязаемой, что спокойствие разлилось по всему телу от ощущения его близости. Нойраны тоже почувствовали вторжение, тут же оживились, ощетинившись, зарычав, напрягаясь, готовы были броситься на того, кто вот-вот появится из Излома. Моё сердце встрепенулось, ударилось о грудь с такой силой, что даже заломило в рёбрах. Твари бросятся на него. Страх сковал льдом и обездвижил. Я рванулась вперёд.

– Нет, стойте! Нет!

Глава 6

Маар погрузился во тьму, устремляясь через Излом. Дикая паника охватывала его. Он словно зверь, попавшийся в капкан: стоило только представить, что с асса́ру что-то случилось, что её разорвут нойраны, шипами пронизывала боль. Ещё никогда он не ощущал девчонку так мучительно остро. К Истане никто не должен прикасаться кроме него, её жизнь принадлежит ему. Он решает, будет она дышать или нет. Страх ослеплял вместе с яростью, исгар ревел внутри и свирепствовал. Маар вышел из Излома, сжимая в руках меч, готовый сносить всё на своём пути, и когда увидел нойранов, кружащих возле ассару, бросился вперёд с рёвом. Нойраны всколыхнулись, скаля зубы, прижимая морды к земле, готовые броситься в атаку, но вскрик Истаны остановил их.

– Нет! Нет, не подходи. Не зли их!

Маар остановился, но не потому, что об этом попросила Истана, а потому, что порождения, окружив его, не нападали, а лишь прожигали своими ядовитыми глазами, издавая утробное рычание, нетерпеливый клёкот, наблюдали за исгаром, Истана приблизилась сама, обводя взглядом нойранов, и те расступались, позволяя ей пройти к Маару.

– Какого чёрта, асса́ру?

Маар опустил меч, но ни одну нежить не отпускал из своего внимания, в два шага настиг Истану и сжал её в объятиях, впиваясь в её губы, холодные и бесцветные совсем, но нежные, податливые и слабые. Он так соскучился по ним, великий бог, как он соскучился! Маар целовал её так ненасытно, с жадностью захватывая рот, будто не касался её целую вечность, неистово, горячо. Она цела. С ней всё хорошо. Истана с ним. И она отвечала на поцелуй сама, без принуждения, без приказа, отвечала, болезненно морщась, его требовательным губам, языку, настойчиво заполняющему её рот. Утолив первую жажду, Маар отстранился, окинув Истану взглядом: ветер подхватывал её белые локоны с плеч, трепал, крупные хлопья снега запутывались в них, на щеке краснела царапина. Маар стиснул зубы, злясь на то, что её кожа повредилась. Эти выблядки хотели её там, Маар почти скорчился от укола ревности и гнева. Никто не смел к ней прикасаться, никто. Кроме него. В глазах асса́ру, как ни странно, не было ничего, что бы могло напомнить Маару, как она его ненавидит, презирает. Она лишь внимательно оглядывала его.

– Ты в крови… – прошептала. – Я думала, ты не придёшь.

– Ты так отчаянно звала меня, что на твой зов откликнулись все нойраны Бездны.

– Звала? – удивление окрасило её холодные глаза искрами, невыносимо завораживающими.

– Я могу уйти, – с долей издёвки добавил Маар, глянув на порождения, что держались поодаль, развалившись на снегу, как сытые львы.

Потом Ремарт вернул взгляд на Истану, обхватил её затылок, вороша волосы. Он и шага не сделает, и не отпустит её никуда. И вне зависимости от её слов его отношение к ней останется неизменным: он болен острой одержимостью Истаной и необходимостью чувствовать её рядом с собой, потребностью в ней, как в воздухе. Маар зависим. Он не свободен, да, он зависим от воздуха, зависим от Истаны.

– Останься, – тихо попросила она, щуря от ветра слезящиеся глаза.

Маар усмехнулся – Истана, к удивлению, поверила в то, что он может отпустить её так просто? Или…

– Это перемирие, асса́ру? Или я ослышался? – спросил он с недоверием, чувствуя, как что-то внутри рушится.

Он ткнулся лбом в её лоб.

– …скажи ещё раз, – прошептал глухо, уже без доли насмешки.

Истана опустила взгляд, скосив его в сторону, медлила, раздумывая. Он бы мог вытряхнуть из неё ответ, вытряхнуть то, что он желает слышать, но почему-то Маара впервые это не устроило. В груди метался горячий вихрь раздражения от того, с какой жадностью он ловит каждое её движение, в безумном нетерпении ожидая её слов. Ждёт, как пёс, когда ему кинут кусок. Она управляет им, даже сейчас, когда он вздумал подразнить её свободой, которую ей никогда не даст. А в итоге сам попался в западню. Она посадила его на цепь, маленькая сучка.

Вопрос повис в воздухе, становился густым и тяжёлым, как перед штормом. Истана немного отстранилась, и Маар окончательно понял, что не хочет ломать её, рушить стены, которыми она загораживалась от него сейчас. Маар ждал, что она скажет, что ответит и ответит ли сама, или закроется от него ещё глубже. Маар, который не приемлет отказа, которому доставалось всё с одного лишь взгляда, а если нет, то он ломал, подчинял и брал своё. Он в своей жизни перепробовал всё, что только может доставить ему наслаждение, но ещё никогда не чувствовал столь острое и мощное желание. Но было и ещё кое-что. Кроме плотского удовольствия Маар чувствовал такую несвойственную ему… тягу, она смягчала его внутри точно так же, как смягчало её присутствие дыхание этих чудовищ. Маар хотел стоять так вечность и не отпускать асса́ру. Отказаться от этого слишком сложно. Отпустить её, оставить – невозможно. Если бы она только знала, не пыталась бы. Он вспомнил, как Истана выгибалась в его руках, стонала, была горячая и влажная для него, сжимала его внутри себя, и Маар кончал, выплёскивая горячее семя в сокращающиеся стенки её лона, заполняя долго остро и горячо.

Дыхание сбилось, а тело отозвалось столько мощным возбуждением, что в глазах потемнело, и мгновенная тяжесть в паху подняла член. Маар немного наклонил голову, подхватывая воздушную белую прядь асса́ру. Истана не могла ответить на его вопрос, но Маар ощущал, как его тело омывают приятные волны и не только нарастающего возбуждения, но и чего-то другого, что выталкивало его на поверхность, разжимая давно заржавелые тиски. Маар опьянел от необычных ощущений, слишком упоительных, чтобы затолкнуть их обратно. Есть ли что-то ещё, или это просто эйфория после непрерывной битвы? А может… Маар выпустил прядь, позволяя ветру трепать её. А может, ассару пытается воздействовать на него так же, как на нойранов? Управлять Мааром? Кошмар, которого он так остерегался.

– Ты всё ещё мне не ответила… – погладил он её по скуле. – Хочешь, чтобы я дал тебе свободу?

– Ты уже получил ответ, Маар, ещё за долго до того, как предложил мне такую щедрость.

– И ты не жалеешь? Не передумаешь?

– Позади у меня нет ничего, – ответила Иатсна просто, – а что будет впереди, мне неизвестно. Всё, что я имею, я имею сейчас.

– Порочная ледяная асса́ру. Моя асса́ру. Моя Истана, – выдохнул Маар.

Слишком хрупкое состояние, чтобы держать его долго. Он смотрел на неё, желая верить, и верил, не доверяя одновременно её сладким словам, нежным, робким прикосновениям, жаркому дыханию. Маар нахмурился. Асса́ру что-то задумала. Маленькая лгунья хочет запутать его, отвести внимание. Внутри разрастался гнев, как снежный ком. Зачем? Зачем она это делает? Хотелось ворваться в её мысли и узнать правду.

– Что ты задумала? – выпустил её Маар, каменея, беря себя в руки.

Наверное, отпустил резче, чем хотел, но её ложь, слишком откровенная, слишком колючая, резала, вынуждая его звереть, как дикое животное, и нападать. Лучшее оружие против врага – это нападение, и похоже, Истана осваивает этот урок в полной мере.

– Нет… Ничего не задумала… Я… – в глазах Истаны мелькнула и тут же погасла растерянность, – …мне…

Она раскрыла губы, чтобы сказать ещё что-то, но тут же сомкнула, вздрогнув. Нойраны всколыхнулись, встревоженные дрожью земли. Маар разомкнул руки и обернулся, всё же решая уничтожить этих тварей, что посмели прервать их.

Из разлома вышли сразу двое: Шед и Фолк. Ничего не понимая, остановились, сжимая оружие, оглядывая настороженными взглядами нойранов. Маар подал им знак. Стражи свободно спустились к подножию Излома.

– Что здесь, Великий Бархан, творится? – выкрикнул Шед, приближаясь. – Или я всё же умер, и мне это снится?

– Кажется, на наших зверей нашлась управа, – усмехнулся Фолк, следуя за стражем, осматриваясь.

Маар вернул мрачный взгляд на побледневшую заметно Истану. Он бы тоже хотел узнать, как ей это удалось. Может, он, как и нойраны, опоен каким-то дурманом, и эти слова, произнесённые асса́ру – обман?

Глава 7

– Куда теперь? – оглядел Шед белые дали. – Похоже, поблизости нет ни одной живой души.

– Не считая этих уродцев, – покосился на нойранов Фолк.

Я всё ещё не была уверена в том, что порождения меня слушаются, и мне не было понятно, каким образом это может происходить. Я вздрогнула, когда Маар вернул на меня взгляд, обжёг. Он отвернулся и прошёл вперёд, поднялся на возвышенность, а я почувствовала облегчение и вместе с тем не могла оторвать от его спины своего взгляда. И даже не бралась понять тот шквал чувств, клубящийся грозовым небом, что вызывал он во мне. Это сложно и невозможно, по крайней мере, сейчас. Быть может, чуть позже я подумаю обо всём, но не сейчас. Слишком многое на меня навалилось, и единственное, о чём я мечтала, так это немного отдохнуть. Свернуться клубком, положить руки на живот и уснуть, чувствуя, как меня омывают тёплые волны, что рождает во мне крохотная жизнь.

Маар развернулся и сошёл с холма, молча указывая жестом следовать за ним. Я оглядела нойранов, посылая мысленный импульс, чтобы они оставались на месте, здесь, у подножия Излома, и последовала за стражами, а когда обернулась, то изумилась – порождения не пустились попятам, жутковато поглядывая нам в след, остались у Излома. И было в этом что-то особенное, какое-то превосходство и ощущение себя хозяйкой. Новые чувства повергли в жар, вынуждая ощутить себя неуютно. Я беспокойно оглядела каменные стылые пустоши, случайно напарываясь на взгляд Шеда, серьёзный и внимательный. Неприятное чувство полоснуло меня – стражу верно не нравилось что-то в моём умении. Он настороженно посмотрел назад, туда, где остались порождения, и отвернулся, не сказав ни слова.

С того мига, как мы пересекли Излом, минула середина дня. И после мы шли по каменистым ухабам, бороздя девственно чистый снег, казалось, вечность. От усталости я выпала из времени и только по глубоким сгущающимся теням в скалах понимала, что приближается вечер. Я прислушивалась к разговорам стражей, стараясь не думать о том, как пустой желудок скручивает от голода, не думать о слабости и о том, что придётся ночевать под открытым небом. Но я была готова и на это: костёр можно запалить, срубив еловых веток, палатку соорудить, чтобы не прошибало сильно морозом. Впервые, валясь с ног, я грезила о горячих объятиях исга́ра. И пусть вещи и вьюки остались по ту сторону. Сколько нам предстоит скитаться в диких первозданных местах – неизвестно, сколько без еды и тепла, главное, что теперь в безопасности, и Ирмус не доберётся теперь до меня и до… Я глянула в спину Маара. Исга́р вдруг остановился, а я задержала дыхание. Казалось, он слышит каждую мою мысль и желание, но страж не обернулся, глядел вперёд. Шед поравнялся с ним. Я, кутаясь в меха, осторожно подошла, чтобы понять, что их так привлекло. В опускающихся сумраках среди плешин леса бурей заметало крохотный домик, его было почти незаметно, а если бы стемнело ещё на немного, то и вовсе, верно, прошли бы мимо.

– Огней не видно, – повернулся к Маару Фолк.

– Там никого нет, – ответил Маар, уверенно направляясь к сторожке. Ремарт будто с самого начала знал, куда нас вёл без передышки.

Мы поспешили, спускаясь с нагорья. Фолк поддерживал меня, помогая сойти, когда склон стал слишком крутой. Ремарт даже не смотрел в мою сторону, будто меня и вовсе нет. А мне хотелось ли, чтобы смотрел? Нет, ничего подобного! Но почему-то досадливо сжала губы, и внутри точило… разочарование.

Мы спустились к хижине. Её и в самом деле содержали, здесь лежали у стены заготовленные поленья, был расчищен порог. Только внутри никого не оказалось. Чья эта сторожка и когда вернётся хозяин – неизвестно. Внутри оказалось тепло. Целых три комнаты, везде порядок. Я отправилась в самую дальнюю, пока Фолк зажигал камин, а Шед с Мааром были ещё на улице. Все мои вещи остались там, по ту сторону, только зеркало и гребень сохранились в поясной сумке. Я скинула тяжеловесные доспехи, ощущая, как зудят от усталости ноги, осмотрелась в полумраке, разглядывая неширокую кровать, столик, на котором стояла лампа. Я взяла её и отправилась к камину.

Фолк уже расположился и следил за огнём. Я зажгла лучиной лампу, в которой ещё было достаточно масло, понесла в комнату. Страж молча проводил меня взглядом, а я, признать, так устала что язык не ворочался – хотелось уже лечь в пастель. Оставив лампу на столе, я разделась. Найдя в сундуке пару пледов и шкур, постелила и легла, наблюдая, как неровный свет колыхается по комнате, освещая низкий потолок и брусчатые стены. Голод не дал мне уснуть, а когда послышался голос вернувшегося Маара, спать вовсе перехотелось. Я смотрела на створку и ждала, когда исга́р войдёт, прошло, наверное, больше часа, но он так и не появлялся. Я терзалась тем, чего хочу больше: чтобы он пришёл или чтобы не приходил никогда. Вздрогнула, когда створка всё же открылась, и на пороге появился Маар. При виде меня его глаза вспыхнули, а у меня в горле стало сухо и захотелось пить жутко, словно меня измучила жажда. Сердце забилось, как бешеное, в груди. И это ощущение, будто я вся в ожидании чего-то, в предвкушении, и все это граничило со злостью на саму себя за слабость. За то, что дрожала от расходящихся по телу волн жара, забывая о том, что этот демон подавлял меня долгое время, ломал каждый раз и продолжает, держа меня возле себя, как свою собственность, безвольную, но я ничего не могу с собой поделать. Несмотря на это моё тело дрожало от его близости.

– Тебе нужно поесть, – он прошёл вглубь, поставив на стол поднос с нарезанным вяленным мясом и хлебом, верно, взятыми из кладовки этой хижины.

Но подумав, Маар взял поднос и поставил на постель, сел напротив, взяв кусок тонко отрезанного мяса, отщипнул, протянул мне, принуждая есть с его рук. Никогда не ела с рук мужчины, и мне было непонятно, зачем исга́р это делает. Хочет приручить? Проверить? Помучить?

Моё внутреннее упорство сжало в тиски, не давая переступить через собственный тщательно выстроенный барьер и вот так разрушить его в одночасье? Ну, нет уж, перебьётся. Я не собираюсь этого делать, мне казалось, если уберу заслонки, то исгар причинит вред. И будет ещё больнее потому, что я впустила его сама. Но мгновенный щелчок внутри меня всё изменил, теперь я не могла думать только за себя одну.

– Где же обещание, данное тобой? – спросил Маар вдруг, когда я сделала попытку отстраниться.

– Насколько я помню, – разлепила я губы, чувствуя запах специй, – моё согласие тебе не нужно, ведь ты привык брать без позволения, исга́р.

Ответив, всё же взяла кусочек губами. Так хотелось есть, что мне уже стало всё равно, что меня кормит с рук тот, кого я ненавижу, я призывала эту ненависть к себе, но она не появлялась. Ничего, совершенно. Может, я просто устала.

– Словам женщины верит глупец, а верить асса́ру – безумие, – он положил мне в рот следующий кусочек.

Я наблюдала за ним, как менялось лицо Маара, когда он подносил очередную щепотку мякоти. Он устал так же, как я, хотя, наверное, гораздо сильнее, всё же он человек, даже под глазами залегли тени, но он так же был красив, гибельно красив, сейчас, когда не держит барьеры, красив настолько, насколько может быть красив только демон.

– Добровольно покоряться исга́ру – вот где безумие, – ответила я в свою очередь.

Маар хмыкнул, проведя большим пальцем по уголку моих губ.

– Мне кажется, ты ублажала тысячи, прежде чем я взял тебя, – Маар убрал руку, подал мне плошку, судя по запаху чуть сладко-кисловатому, с брусничным отваром, – не могу понять, как ты это делаешь? Что такое в тебе, ассару? Сладкая, как нектар, и горькая, как амброзия. Что такого в твоих глазах, что тащат на дно?

Я замерла, вспомнив вдруг одно старое сказание, что пела мать в детстве, укладывая нас сестрой спать. В ней говорилось о мужчине, что был покорён одной красавицей, и о том, как он проклинал богов за то, что у неё такие невыносимо синие глаза, такие холодные, невозможно колючие, они причиняли ему боль и муку своей безответностью, и колдунья, к которой обратился молодой мужчина за помощью, в ответ говорила, что эта девушка зачаровала его, приковав к себе, и ведьма ничем не может ему помочь. Мужчина был раздавлен и зол, он пришёл к той девушке и требовал расколдовать его, но та чаровница отказала ему, сказав, что она не виновата перед ним, и что не она зачаровала его, а его мать родила его таким… таким холодным. Это воспоминание как раскрывшаяся раковина, в которой блеснула жемчужина и погасла в толще мутной воды, скрылась в недрах памяти.

– Ты улыбаешься, – вновь поднёс к губам сочный кусочек Маар, вытягивая из воспоминаний. – О чём ты подумала?

Прожевав, я отпила сладкого отвара и отвела взгляд. Отвечать я не собиралась, не хватало ещё вынимать все свои мысли наружу, достаточно того, что исга́р владеет моим телом.

Глава 8

Асса́ру играет с ним. Но довольно этих игр.

Маар отставил поднос и потянул с себя одежду. Истана смотрела на него во все глаза, бледная, растерянная, только её губы окрасились в красный. Пленительные, притягивающие к себе взгляд. Маар хотел, чтобы она ласкала его своими губами. По крайней мере, он этого заслужил. Ремарт разделся догола. Он приблизился, запустил пальцы в её густые шёлковые волосы, распущенные, струящиеся по спине до самой поясницы, помассировал голову. Истана прикрыла глаза от удовольствия, задышала часто. Сегодня был тяжёлый день, Маар выпустил исга́ра, и это забрало много сил, но желание обладать ей, раскинуть её ноги, войти в горячее трепетное лоно, разгоралось всё сильнее. Воистину, он воскреснет из мёртвых, лишь только чтобы взять асса́ру. Её желание растекалось нектаром по его венам, он хотел вкушать его и слизывать со стенок лона.

Истана вздрогнула, когда подняла на него взгляд, встретившись с его взглядом. Маар провёл пальцами по щеке, касаясь её губ, проталкивая большой палец между ними, вынуждая взять его в рот. Тугие губы обхватили плотно, а член напрягся, стал ещё твёрже и тяжелее. Истана видела его разгорающееся желание, и от этого глаза её туманились, становясь глубокими. Маар водил пальцем, вынуждая асса́ру посасывать его. В глазах Ремарта посыпались искры от накатывающей горячей дрожи. Вперёд-назад и снова вглубь. Маар предвкушал, как войдёт в неё членом. Вверх-вниз, дразня и лаская и… вновь внутрь, дыхание отяжелело, как и стук сердца. Маар вынул палец, спустился к груди, расправляя ворот тонкой сорочки, сжал гладкие соски, чуть покручивая их, пока те не набухли, затвердев вишнёвыми косточками в его пальцах. Асса́ру раскрывалась, источая густой аромат, как бутон розы, сбрызнутый росой. Свежо и сладко. Член вздыбился от того, как она возбуждается под его ласками, рвясь быть стиснутым.

– Возьми, – Маар чуть сдавил соски.

Истана чуть помедлила, а в следующий миг тёплая ладонь послушно сомкнулась на его члене, сжала несильно, до невозможности нежно поглаживая. Маар запрокинул голову от мучительной пытки, его плоть вздрагивала и пульсировала в её мягкой ладошке, вожделея оказаться в узости её влажного лона. Маар склонился над асса́ру. Пока она ласкала его так, он опустил сорочку с её плеч, оглаживая её шею, лопатки, медленно стягивая тонкую материю, окончательно высвобождая напряженные вершинки груди. Маар чувствовал, как дрожит её хрупкое тело, слышал её прерывистое дыхание, что обжигало чувственную кожу его члена. Она смотрела на него открыто, распаляя ещё сильнее.

– Возьми его в рот.

Истана замерла, но взяла его у основания рукой, склонилась, и тугие губы едва обхватили его плоть. Маар смотрел на скользящие по вздыбленному стволу губы Истаны, оглаживающие вздувшиеся вены, смотрел на красивое лицо, на трепещущие ресницы, на вздымающуюся грудь Истаны. И сходил с ума, пьянея. Неглубокими толчками принялся врываться в её рот, ощущая головкой члена её горячее дыхание, наслаждаясь ощущением гладкости её рта, погружаясь всё глубже к самому горлу. Ум срывало от её взгляда, утонув в пучине сладострастия, Маар начал двигаться быстрее, резкими и глубокими толчками, не давая отстраниться, чуть придерживая Истану за затылок, пронизывая волосы пальцами. Запрокинул отяжелевшую голову, закрыв глаза, взрываясь вулканом от бешеного возбуждения, так что его покачивало. Тут же Маар снова опустил голову и вновь посмотрел на неё жадно, напряжённо, не желая пропускать ни единого мига. Это наслаждение – видеть ублажающую его асса́ру перед собой, у своих ног, видеть, как член вбивается в её губы, и чувствовать, как она задыхается, как заволакивает её глаза туман. Маар проникал быстрее, вцепившись взглядом в её лицо и оголённые плечи, в отяжелевшие соски, вновь переводя взгляд на напряженное лицо, чувствуя, как внутри назревает взрыв. И пусть асса́ру погребёт его под пеплом своей ненависти, пусть убедится в том, насколько она может быть его.

Истана и не сопротивлялась, разжигала исга́ра своей тихой покорностью, усыпляла. Для чего, маленькая дрянь? Маара разрывало на части от недоверия, возбуждения и накатывающего мощными толчками удовольствия, вызванного движениями её губ на его стволе, погружением в горячий рот ноющего члена. Как же он хочет её, жаждет. Всегда. Везде. Маару нужно думать о дальнейшем пути, ведь он знал, что они недалеко от места, если не от целого города, то от какой-то крепостной тверди наверняка. И неизвестно, кто обитает в этих местах? Думать о том, как укрепиться здесь, думать о планах Ирмуса, который скоро узнает, что его армия легла у Излома. Нет, Маар не мог обо всём этом думать рядом с асса́ру, когда он вот так в ней. Чувствовать, какая она узкая и сладкая, тараня её губы своим членом. Он вбивался в её рот уже безудержно, неконтролируемо. Глубоко, резко. Поглаживая большим пальцем её ложбинку между ключицами, шею под затылком, горло, сотрясаясь с каждым толчком. Под собственные вырывающиеся стоны, чувствовал, как сводит мышцы паха от потребности взять её немедленно, оставить своё семя, отметить собой.

И Маар хотел видеть, как она смотрит на него, знать, что сейчас в её глазах, ему и недостаточно того, что её тело плавится в его руках.

– Взгляни на меня, Истана.

Её шумный выдох прокатился дрожью по его телу. Истана покорно подняла ресницы, встречаясь с ним взглядом. Маар чувствовал её желание, видел эти огненные смерчи в ледяных глазах, когда он с каждым разом входил глубже. Оно ответной волной скручивало тело Маара. Истана не скрывала, что хочет его так же жадно, как и он.

«Да, моя девочка, именно так ты должна отдаваться мне, покоряться».

Маар вынул член, дав асса́ру воздуха, потянул её за волосы назад, несильно, но чтоб та запрокинула голову. Прильнул своими губами к её губам, сочным и пухлым от возбуждения, слегка, раздвигая их языком, вторгаясь между ними, касаясь её языка и снова лаская губы, возвращаясь жадными ладонями к груди, сжимая и растирая соски, тяжело дыша ей в губы.

– Твоё тело покоряется мне, – прошептал глухо Маар, снова целуя.

С каждым поцелуем он чувствовал, как разбивается вдребезги её уверенность, что она сможет противостоять ему. Ему ещё может, но не своему желанию.

– И знаешь, почему? – он поднял её сорочку к животу, подхватывая под коленом стройную ногу, раздвигая для себя шире. – Потому что твоё тело создано для меня, оно отзывается моим ласкам, подчиняется мне. Ты уже покорилась мне, Истана.

Маар вошёл в её тело, опустил голову, целуя шею, задвигался, уже не в силах медлить.

А ведь Маар не собирался идти к ней… Хотел. Хотел до дрожи, но не шёл. Он устал от той стены, что воздвигала она каждый раз, когда он приближался к ней. Но эта тьма желания привела его к ней, заставляя брать и присваивать.

Горькая сладость разливалась по языку Маара, доводя до исступления, вынуждая двигаться резче, быстрее, вдавливая её в постель, распластывая так, что Истана прогибалась под ним, испуская тихие стоны. Тонкие пальцы впивались в его плечи, прорезая кожу ногтями.

Искушенная и в то же время такая невинная… Маар научил её искушать, научил призывно выгибаться, стонать, прикрывать ресницы и запрокидывать голову, открывая изгиб тонкой шеи, подставляя грудь с вытянутыми вершинками, соблазняя его до умопомрачения.

Он чувствовал её дыхание, что шелестело по покрытой влагой коже. Двигаясь в такт ему, скользя острыми сосками по его груди, Асса́ру застонала чаще, дрожа всем телом, выгибаясь, чтобы невольно принять глубже. Искушённая, похотливая асса́ру. Ревность душила, колола иглами, отравленными ядом. Он не знал её основания, чтобы вырубить на корню.

Маар с остервенением впился в её губы, так, чтобы яростно пометить нежную кожу своим безумством, чтобы оставить след своих зубов на её губах, и они тут же налились краской. Как же сильно жаждал он владеть ей, жаждал так одержимо больно, что хотел причинить и ей боль, проклиная себя за то, что делал это каждый раз, когда брал её. Продолжая врываться в неё жёстко, горячо, беспрерывно, терзая её губы, лаская языком, он хотел, чтобы она кричала, он добивался её вскриков, но асса́ру молчала назло ему. Вонзала ногти в кожу, смотрела в глаза и только сдержанно постанывала, позволяя ему брать.

И он брал… Маара обжигало осознание того, что она хочет доставить ему удовольствие, доведя его до пика, наблюдая, как его сжимает накатывающее наслаждение, когда он едва не шипит, тараня её своим каменным членом, вожделеющим только её. Нависая над ней, глядя на припухшие искусанные губы, в ледяные омуты, что при неровном свете лампы казались темными, на рассыпавшиеся по бурому меху покрывала волосы, смотрел на бешено вздымающуюся грудь с красными, сжатыми, тугими сосками и вновь набрасывался на её губы, испускающие тихие стоны, погружался быстрыми жёсткими толчками. Истана крепче обхватила его ногами, комкая в пальцах меха, глядя ему в глаза, содрогаясь от грубого вторжения, что соединяло их в одно целое в танце наслаждения, нарастающего диким штормом, от которого в глазах темнело, а голова плавилась от напряжения.

Маар понимал, что уже не сможет без неё. Что сделала с ним асса́ру, каким путами привязала к себе, что ему не под силу их разорвать?

Истана вдруг потянулась к нему, провела языком по вене на его шее, Маар почти застонал от этой невольной невыносимой ласки. Ему хотелось ещё, больше. Сейчас он едва мог думать, почему Истана решила ответить ему? Что она замыслила? Но он забыл об этом сразу, когда она перестала раздирать его спину, огладила лопатки, плечи, целуя его тело, шею, ключицы. Маар сотрясался от каждого прикосновения, от прикосновения горящих губ асса́ру и от ударяющего в живот наслаждения, что напрочь вышибало дыхание.

Маар опрокинулся на спину, усаживая Истану сверху, вновь проникая в неё, сдерживаясь, чтобы не взорваться.

Она поймала движение его бёдер, оглаживая его грудь, покачивая бёдрами в такт его принимая его глубже, полнее, задыхаясь от новых ощущений. А он не мог больше вынести такого. Удовольствие взорвалось в теле вулканом, руша все барьеры, заставляя Маара прижать асса́ру к себе и прорычать ей в губы, почти сдыхая от острых бурных ощущений, чувствуя себя на краю бездны, смерти, изливаясь в неё протяжно. Каждый следующий раз становился слаще и больнее, и предела этому нет…

Истана снова поцеловала его, на этот раз нежнее, лаская его, пленив губы своими, целуя медленно, упоительно, чувственно. Маар прижал её к себе, не желая отпускать и покидать её сжимающееся спазмами горячее лоно, такое влажное сочное для него. И в этом миге было не только это соитие тел, но большее, что-то, из-за чего он хотел продлить это ощущение как можно дольше. Слышать, как затихает дыхание Истаны, которая, обессилев, положила голову ему на грудь, чувствовать её тёплое дыхание на своей коже, сжимать её узкую талию и наслаждаться тем, как асса́ру касается подушечками пальцев его ключицы, и как колотится её маленькое сердце о его вздымающиеся в глубоком частом дыхании рёбра. Истана пошевелилась и привстала, размыкая связь, легла рядом. И Маар не стал ей мешать, давая отдых.

И сколько так будет продолжаться эта борьба, опасная, жестокая, наносящая смертельные раны? Будет продолжаться, пока кто-то не рухнет, истекающий кровью.

В теле Маара всё ещё билась истома, удовольствие от её запаха наполняло его до краёв, но в груди что-то ныло сквозной пустотой и болело…

Глава 9

Когда я проснулась, Маара рядом не было, зато на столе меня ждал завтрак. Думала, что буду себя чувствовать куда хуже, но нет, тело хоть и неповоротливо, но я встала легко, быстро собралась, перекусив всё тем же вяленым мясом, к которому ещё был нарезан сыр. Стражи уже наготове выдвигаться в путь – я слышала их голоса с улицы.

Когда я вышла из хижины, рассвет занимался уже в полную силу, снег сыпал с тяжёлого низкого неба непрестанным потоком, но ветра не было, и потому стояла такая тишина, что было слышно, как шуршат снежинки в воздухе, скрывая собой дальние горы. И где-то там Излом с нойранами. Не успела я подумать о том, что произошло вчера, как послышался приближающийся мужской голос с боковой стороны дома.

– Мы проводим вас до Инотиарта. Здесь полдня пути, вы не дошли немного.

Из-за угла дома вышли двое незнакомых мужчин, появившиеся неизвестно откуда в сопровождении Маара и Шеда. Видимо это и есть хозяева хижины. Но они не были похожи на обычных крестьян или лесничих: на каждом надета такая же броня и оружие, как и на стражах. Ко всему они вели в поводу весьма породистых лошадей.

– Это не обязательно, – остановился Ремарт спиной к двери. – Мы доберёмся сами. Тем более, выплеск и в самом деле был, и вам стоит направить силы на это.

Хижина, видимо, служила пограничным укрытием. И скорее всего эти люди следили за Изломом.

Один из чужаков поднял вдруг голову, его суровое смуглое лицо разом изменилось, когда он заметил меня, теперь оно выражало вопрос. Я невольно сжалась – любое внимание было для меня пагубно, в этом я убеждалась уже не раз. Маар обернулся следом, прокалывая не совсем довольным взглядом. Я решила не пытать его терпение и вернулась в дом. Прошла к камину. Ремарт даст знак, когда можно будет выходить, хотя мне было интересно, о чём они разговаривают там. Но, судя по всему, появление чужаков их не напугало. И настроены мирно. Слава Великой Ильнар, что здесь вообще есть люди и мы нашли укрытие, всё могло бы быть куда хуже.

Я вытянула руки к огню. Мягкое тепло обволокло, согревая ладони. На улице сегодня так же пасмурно и снежно. Не прекращающая зима… Сколько я уже в плену у исга́ра? Чуть больше двух месяцев, а такое ощущение, что вечность. Вчера он был не менее распалённым и грубым, но брал меня как-то по-другому…

Я зябко поёжилась, почему-то вдруг стало холодно, а щёки, напротив, горели, что печь. Вспоминать вчерашнюю близость не хотелось, как и чувствовать этот продирающий до основания стыд. Не первый раз Маар брал меня, но почему-то сейчас волнение прокатывалось по мне дрожью, вынуждая щёки гореть ещё сильнее, и хочется спрятаться от собственных мыслей, раствориться. Я вздрогнула, когда дверь вдруг скрипнула, и вместе со сквозняком и снегом вошёл Маар. Он оглядел меня внимательно, приблизился.