Читать онлайн О людях на войне. История девушки-снайпера и не только бесплатно

Глава 1. Ира

Деревенские праздники – крайне шумные и утомительные мероприятия, и я уверена, кто хоть раз присутствовал на чем-то подобном, точно со мной согласится. А если ты не придешь – потом еще очень долго вспоминать будут, а слухи по деревне распространялись очень быстро. А уж если праздник как-то касается семьи председателя колхоза, то отсутствие на празднике и вовсе сочтут оскорблением. И простая мирная жизнь сильно осложнится.

Бабушка моя это понимала. Да и я, несмотря на свой юный возраст, тоже. Поэтому сейчас мы сидели в доме председателя за столом. Да не просто абы где, а на местах почетных гостей, то есть совсем рядом с семьей председателя. И если сам Владимир Афанасьевич довольно радушно общался с моей бабушкой, то его жена, Наталия Владимировна, слывшая по всей деревне женщиной с тяжелым характером, явно была недовольна таким соседством. Правда, я не могла понять, что ее раздражает больше: соседство моей бабушки с ее семьей или то, что меня посадили рядом с ее сыном.

А сын председателя, Миша, был довольно красивым. Высокий, под два метра роста, голубоглазый блондин, с фигурой как у богатырей, которых обычно рисуют на картинках в книгах. В перерывах между опрокидыванием в себя бокалов с пшеничной водкой и заеданием их закуской, которая на столе стояла в избытке, парень то и дело бросал на меня многозначительные взгляды. Правда, я была уверена, что чувств во всем этом нет совершенно, просто, хотя я уже год жила в деревне, все еще оставалась чужой.

Разумеется, эти взгляды, которые бросал на меня Миша, не ускользнули от внимательного, хотя уже довольно пьяного взгляда председателя.

– Что, сын, нравится тебе Иришка?

– Нравится, – легко и просто согласился Миша, снова переводя взгляд из своей тарелки на меня. Отчего-то от его пьяного взгляда мне стало не по себе.

– А ты что думаешь, Дарья Ивановна, может по осени свадьбу-то и сыграем? Мой сын – партия завидная, каждая девка, небось, хочет стать женой председателя колхоза. А парень он и сильный, и умный. Мужем хорошем твоей внучке будет.

– Поглядим, – скромно опустила очи долу моя бабушка.

Председатель снова улыбнулся, а затем громко объявил тост за помолвку своего сына. Я почувствовала, что краснею: неловко стало от большого количество взглядов, разом устремившихся на меня. Правда, у всех в глазах читалось скорее любопытство. Только у Наталии Владимировны взгляд, направленный на меня, был совершенно недобрым.

– Доброе утро, внученька, – бабушка уже накрыла на стол. – Хорошо выспалась, птичка моя?

– Да не особо, – честно ответила я, действительно чувствуя себя уставшей. Деревенские праздники заканчивались поздно, поэтому с бабушкой домой мы вернулись уже за полночь. – Ночью гроза была, но странная какая-то… Ты слышала?

– Слышала, – кивнула бабушка. Морщины на ее круглом лице стали сразу заметнее, как всегда было, когда она задумывалась. Я тоже отхлебнула из своей чашки, несколько радуясь, что все же пошла лицом в маму, а она в деда, и оно было не круглое, как у бабушки, а овальное. Да и в принципе я, по словам отца, была больше похожа на маму: рост у меня средний – метр семьдесят, довольно худая, я всегда выглядела младше своих лет, однако силы воли мне было не занимать. Именно поэтому я, в четырнадцать лет, пошла на курсы сверхметких стрелков при ОСОАВИАХИМе, куда пригласили моего отца, майора Красной Армии, преподавать снайперскую подготовку. А если быть точной – стрельбу. Два месяца спустя я получила знак «Юного Ворошиловского стрелка», а год спустя почетный для моих лет знак «Ворошиловского стрелка первой степени». Единственное, о чем я жалела, что пока не могла получить этот же знак, но второй степени. До него допускались только те, кому уже исполнилось восемнадцать, а мне только-только семнадцать стукнуло.

Но стрелять я всегда любила. Этим я точно пошла в отца. Рано, – в три года, – оставшись без матери, я росла под его опекой. Он, человек военный, прошедший Гражданскую, был человеком чести и слова. Долго горевать о матери себе не позволил, но больше не женился. Однажды я, рыдая после того, как Илья из параллельного девятого «Б» пригласил на школьные танцы не меня, а мою подругу, Полину, спросила, почему же папа не нашел больше никого себе, он, ласково погладив меня по волосам, ответил так:

– Поверь мне, Ирочка, влюбленностей у человека может быть в жизни много, а вот любовь – она одна. И на всю жизнь. А маму твою я любил.

– Задумалась о чем-то? – ласково поинтересовалась бабушка.

– Так, – ответила я, поднимая на нее взгляд. – Об отце я думала.

– Хороший он был человек, отец твой, – улыбнулась бабуля. Она уже поставила на стол старенький радиоприемник и сейчас крутила ручки громкости. – Хороший, да только где это видано, чтобы детей в шесть лет в школы отправляли, а девочек стрелять учили. Эх, – она покачала головой. – Спросить тебя хотела, Ира. Сын председателя, Миша, кажется тебе милым?

– Ну, – нахмурилась я. – Он красивый очень.

– Красивый, – задумчиво протянула бабушка. – Ну, ничего, может, действительно слюбитесь. До осени еще долго. А породниться с председателем нам бы было очень кстати. Шаткое у меня положение, понимаешь это, девочка моя?

Я нахмурилась. О чем говорит бабушка мне было понятно. Мой отец был очень умным человеком, да и говорил со мной всегда прямо. И некоторые решения Советской власти он не одобрял, но и никогда в ней не сомневался. Одно из того, к чему отец относился со сдержанным неодобрением, была политика против «недобитков царского режима». То есть против князей, графов и некоторых других благородных людей. С чем это было связано, я начала догадываться довольно рано, но еще раньше я запомнила, что не стоит слишком много рассказывать о своей семье. А если кто спросит про маму, то говорить коротко, что она родилась в начале века в Киеве и умерла от воспаления легких, когда мне было три года. В принципе, в этой истории все было правдой, кроме одной вещи. В ней не говорилось, что мой дедушка был княжеского рода.

Хотя, если быть до конца честной, а к честности меня отец приучил тоже с ранних лет, на момент рождения моей матери дед мой князем уже не был. А было оно так: в свои шестнадцать молодой княжич Дмитрий Хованский приехал в деревню, где сейчас жила я, чтобы обсудить вопросы наследства со своей родной теткой. И встретил мою на тот момент шестнадцатилетнюю бабушку, дочь крайне зажиточных крестьян. Влюбился он в нее без памяти, в город увез, через некоторое время они поженились. За это его родственники лишили единственного наследника титула, позволив ему лишь фамилию сохранить. Зато родителей бабушки в деревне все резко зауважали. А через некоторое время у них дочь родилась.

Маму свою я практически не помнила, дедушку, который рано умер, заразившись тифом, тоже. Но от отца и бабушки слышала, что мама моя в дедушку пошла. И внешностью, и характером. Боевой она девушкой была. В восемнадцать встретила моего отца, поженились. А через год я родилась. Зимой, за пару месяцев до того, как мне бы исполнилось три года, мы поехали в деревню, бабушку навестить. Отец тогда в городе оставался. И здесь мама, пойдя на реку, под лед провалилась. А через три недели умерла от тяжелого воспаления легких.

Тогда-то отец меня и забрал с собой в город. Все свободное время со мной занимался, но из-за сильной занятости в школу меня отдал, как только мне шесть исполнилось. Но с отцом мы хорошо жили. И мое увлечение военным делом в целом и стрельбой в частности поощрял. А потом Финская началась. Отец на фронт уехал. И погиб через год. Я на тот момент десятый класс заканчивала. Тут-то бабушка Даша подключилась, отправила мне телеграмму, попросив, чтобы после окончания школы и до восемнадцати лет я пожила у нее. И, судя по вчерашнему вечеру, не просто так. Об этом я начала догадываться уже пару месяцев назад. С приходом советской власти разлюбили в деревне «княгиню Дарью», как иронично называли они вдову Дмитрия Хованского. Правда, отобрать дом и хозяйство не могли, но поглядывали довольно косо. Бабушка, будучи женщиной умной, это понимала. Вот и нашла способ положение свое улучшить. Только вот я этого не хотела. Потому что «красивый» это еще ни разу нелюбовь. А я хотела полюбить. Как папа маму. Крепко и на всю жизнь.

Бабушка покивала головой, когда я ей это высказала, но приготовилась спорить. Однако в этот момент музыка, игравшая по радио, затихла. Вместо этого раздались слова нашего знаменитого диктора, Левитана:

– Внимание! Говорит Москва! Передаем важное правительственное сообщение… Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, 22 июня, в 4 часа утра, без объявления войны фашистские войска атаковали наши границы во многих местах, подвергли бомбежке наши города… Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Наше дело правое, враг будет разбит. Победа будет за нами!

Мы обе: я и бабушка, застыли как громом пораженные. Первой очнулась бабуля. Быстро убрала громкость в ноль на приемнике и сказала:

– Миша, вроде, тебя вчера погулять хотел позвать. Так, давай, собирайся и иди.

– Но, – начала спорить я. – Ты же слышала, война началась.

– Все я слышала, – хмуро отозвалась бабуля. – Иди давай.

Когда бабушка была в таком настроении – спорить с ней было бесполезно, поэтому, быстро сменив домашнее платье на уличное, я вышла из дома и пошла к дому председателя.

А деревня продолжала жить своей жизнью, будто бы только что по радио не прозвучали страшные слова. Казалось, это известие повлияло только на меня, повергнув в глубокую задумчивость. А поразмыслить было над чем. Еще на курсах ОСОАВИАХИМа нас готовили к тому, что, возможно, придется защищать свою Родину. Один раз похожий разговор у нас случился и с отцом. Как раз в это время я с упоением читала биографии Надежды Дуровой, Марии Бочкаревой и мечтала быть похожей на них. Тогда отец довольно жестко объяснил мне, что война – далеко не такое романтичное место, каким его могут описывать в книгах. Но также он сказал, что раз я сама попросила его, вопреки некоторым правилам, записать меня на курсы сверхметких стрелков, то у меня появилась определенная ответственность перед государством и самой собой.

Когда началась Финская, я еще училась в школе, а сейчас… да, мне еще не исполнилось восемнадцать, но я уже год как закончила школу, имела два знака за отличную стрельбу, да и не только этому меня научили на курсах. Я определенно могла принести пользу Родине, больше того, это было моей обязанностью комсомолки. Вот только как объяснить это бабушке?..

Размышляя, я сама не заметила, как пришла к дому председателя. Наталия Владимировна, занимавшаяся огородом, сразу заприметила меня.

– Сейчас Миша выйдет, – она даже не старалась казаться приветливой.

– Пойдем в клуб? – предложил парень, выйдя со двора ко мне навстречу. Его мать, крайне недовольная, следила за нами веранды. – Там «Волгу-Волгу» сегодня показывают.

– Идем, – согласилась я. Шли мы молча. Вернее, молчала я, а вот Миша мне рассказывал что-то о жизни деревни, что мог знать только сын председателя колхоза. Впрочем, очень скоро ему надоела такая невнимательная слушательница, и он, недовольно, задал вопрос:

– Ну и о чем ты таком думаешь?

– Прости, – отозвалась я. – Миша, что твои родители говорят? Война…

– Ох, и ты туда же. Отец как ошалелый на работу подорвался. А ведь сегодня воскресенье! Мать пускать не хотела, но он все равно, – Миша сплюнул на землю, но сразу повеселел. – Но мне чего бояться? Он мне бронь сделает. Так что не переживай за меня. Сыграем мы свадьбу по осени. Тут я останусь.

Ответить я не успела.

– Миша! – к нам поспешили три девушки в легких сарафанах. Двоих я узнала: красавица Женя, дочь первого помощника отца Миши и ее младшая сестра Оксана. Третью я не знала, но видела вчера на празднике. – И тебе привет, Ира, – скорее из вежливости поздоровалась Женя и, не дожидаясь моего ответа, повернулась к парню. – Скажи, что вы в клуб! Там такой фильм сегодня показывают!

– Да, мы в клуб, – начал было парень, а я внезапно поняла, что больше не выдержу всего этого. Точно не сейчас. Не после такого известия.

– Прошу прощения, но я, пожалуй, домой пойду.

Сын председателя догнал меня у ближайшего поворота. Довольным он не выглядел.

– Ну и что ты творишь? Что я отцу скажу?

– Миша, извини, но я правда не смогу.

– Я понял, о чем ты думаешь, – внезапно он повеселел. – Но зря. Тебе все равно придется остаться в колхозе. Не берут женщин в армию.

– Я домой пойду, – хмуро отозвалась я. – Пока, Миша.

– До завтра, Ира, – отозвался парень и ушел по направлению к клубу, где его ждали три подруги.

Дома у бабушки я оказалась быстро. Та, хлопотавшая у плиты, крайне удивилась.

– Вы что, уже погуляли?

– Да, – не желая вдаваться в подробности, ответила я. – Я к себе.

– Зачем?

– Собирать вещи, – это качество, как иногда смеялась бабушка, у меня явно было от нее самой. Могла сказать, как отрезать. Поэтому бабуля лишь молча проводила меня взглядом. До ужина мы с ней не разговаривали. К этому моменту я уже успела собрать вещевой мешок, в который положила документы, ключи от квартиры в Киеве и вещи на десять дней.

Ужинать начали мы в тишине, но бабушка была бы не бабушкой, если бы не попыталась со мной поговорить.

– Послушай меня, Ирочка, – начала она. – Не стоит тебе туда идти. Война – страшное место. Я и революции видела, и Гражданскую пережила. Нечего делать там девушкам. Молодая ты еще…

– У нас был похожий разговор с отцом, – ответила я, глядя в глаза бабушке. – Раньше он бы меня не пустил. Но сейчас… Сейчас я уверена, что он бы разочаровался во мне, если бы узнал, что я буду отсиживаться в деревни, воспользовавшись бронью.

– Война – не подходящее место для девушек…, – начала бабушка, но я ее перебила:

– Для девушек, может, и да, но я училась на курсах при ОСОАВИАХИМе, хорошо стреляю, знаки отличия имею. Я должна. Я чувствую, что мое место там.

– Девочка моя, – заправила бабушка мне за ухо прядь черных волос, которая выбилась из косы. – Да, вижу я, что моя ты дочка моей дочери: и норов у тебя такой же, и похожа ты на нее сильно… А вот глаза у тебя, такие же, как у отца… Карие, глубокие, словно озера лесные.

– Бабуль, ну к чему это?

– Да, видно, видит Бог, нагрешила я, когда за дворянина замуж вышла, – вздохнула она. – Раз столько испытаний на головы родным моим сыпется.

– Бога нет, – я спрятала улыбку.

– Нет, не буду я с комсомольцами спорить, – махнула рукой бабушка. – Еду я тебе соберу. Завтра с утра Георгий в город едет, тебя отвезет. Будешь дома – сразу дай телеграмму, что добралась и все в порядке. А теперь спать ступай. Рано разбужу.

На следующее утро на рассвете я выехала из деревни. Подпрыгивая на кочках и ревя, будто дикий зверь, на горках, грузовик, в кузове у которого я лежала на тюках сена, вез меня в город. Я прижимала к себе свой вещевой мешок, а также мешок с едой, который собрала мне бабушка и смотрела на синее небо. Лишь на востоке оно только-только начинало окрашиваться первыми лучами восходящего солнца. Я смотрела на него и не знала, что через некоторое время после того, как окажусь в городе, в мою деревню войдут фашисты и спокойная, даже размеренная жизнь, к которой я, если быть честной, так и не успела привыкнуть, навсегда изменится. Но меня там уже не будет. В этот момент я буду уже на фронте.

Глава 2. Дима

Иногда, вспоминая то, как родители провожали его на вокзале, Дима думал, что его мама уже тогда что-то чувствовала. Уж больно она не хотела отпускать сына в гости к своему товарищу по армии. С одной стороны, парень мог понять свою мать – он только месяц как был дома после двухгодовой разлуки, но ему, молодому двадцатиоднолетнему парню очень сильно хотелось съездить к своему другу до того, как в химическом институте города Куйбышев начнутся экзамены. Поэтому он бормотал какие-то слова утешения, пока ждал поезд, а его мама тихо плакала, вытирая глаза платочком.

– Ну, полно тебе, – наконец сказал его отец, когда к перрону подошел поезд. – Наш сын всего на две с половиной недели уезжает. Он – парень взрослый, в армии отслуживший. Ничего с ним не случится.

– Да, да, – покивала женщина, наконец-то отступая от сына. – Пора. Но ты дай телеграмму, как только приедешь. Пообещай!

– Обещаю, – улыбнулся Дима. Он снова обнял маму и, наконец, зашел в вагон. Мог ли он тогда подумать, что сейчас, уезжая всего на две с половиной недели, увидит свой родной дом еще очень и очень нескоро?

Две недели пролетели незаметно. Йося, так товарищи прозвали Диму еще в детстве и именно это прозвище он использовал в армии, отдыхал, ездил вместе со своим хорошим другом на рыбалку, снова пообщался с его сестрой, веселой девушкой шестнадцати лет. В те выходные они поехали на дачу к другу и до вечера развлекались: играли в фанты, запекали в огне картошку, жарили рыбу. А проснулся парень на рассвете. Сначала он списал все на армейскую привычку, где подъем был в шесть, а иногда и в четыре утра, но друг, который тоже не спал, спросил у Димы:

– Слышишь? Взрывы какие-то…

В тишине, со стороны города, действительно доносился непонятный гул…

– Слышу, – кивнул Йося. – Как думаешь, что это может быть?

– Не знаю. Давай-ка спать, а днем в город вернемся.

На том и порешили, а утром соседка по даче огорошила их новостью, что «Гитлер яклятый» границу перешел, и война началась.

Пришлось срочно решать, что делать. И решать очень быстро. До первого автобуса в город оставалось всего два часа, а идти до остановки чуть больше часа. Все же решили вернуться. А сам Дима думал над еще одним вопросом: то ли попробовать вернуться обратно в Сызрань, то ли не ждать, дать телеграмму родителям и идти в военкомат.

Конечно, ему хотелось вернуться. Утешить свою родную, любимую маму, которую до этого он не видел два года, посоветоваться с отцом, но на страну напали. Им еще во время срочной службы говорили, что скоро война будет и придется Родину защищать. Только вот парень не ожидал, что это случиться так скоро. А значит… Значит надо действовать, а не сидеть сложа руки. Оказавшись в квартире у друга, Дима собрал вещи, попрощался с ним, а сам пошел в военкомат, узнав заранее адрес. Его друг тоже собирался пойти, но мать уговорила дождаться отца, – врача местной больницы, – с дежурства. Так что Дима шел один.

В военкомате уже была довольно большая очередь. В основном, как отметил Йося, его ровесники. Наконец, он тоже попал в кабинет. За столом сидел пожилой полковник.

– Очередной доброволец? – слегка неприязненно поинтересовался он у парня.

– Так точно, – ответил Йося.

– Вот те раз, как отвечаешь, – мужчина слегка повеселел. – Как звать-то?

– Старший сержант запаса Дмитрий Давыдов, – ответил Йося, протягивая документы.

– Так значит ты и отслужить успел, – полковник становился все более и более приветливым. – Что ж, старший сержант… Так ты не местный. Из Сызрани? А это…

– Город в Куйбышевской области, – ответил парень. – Я сюда к другу приехал.

– Значит, домой к родителям решил не возвращаться?

– Какая разница откуда идти Родину защищать? – пожал плечами Дима.

– И то верно. Ладно, старший сержант Давыдов, идите в четвертый кабинет на медосмотр, потом получите обмундирование. Дальше у вас будет ровно два часа на то, чтобы переделать все свои дела, если что-то нужно. А потом вас будет ждать машина около военкомата.

Медосмотр Йося прошел быстро, и, получив форму, переоделся и отправился на почту, откуда отправил короткое письмо, где говорил, что домой уже возвращаться не будет, так как ушел в армию. Извинился перед матерью, сказав, что любит ее, а также попросил отца позаботиться о ней. Еще он отправил телеграмму отцу, в которой сказал кратко: «Домой не ждите, ушел в армию. Ждите письмо.»

Через пару часов грузовик подвез его и еще одного парня с треугольниками младшего сержанта на петлицах к старой военной части. Судя по тому, как выглядели здания, она уже некоторое время как не использовалась. Однако сейчас солдаты активно заносили туда мебель. Командир, руководивший этим, только бросил короткий взгляд на новоприбывших сержантов и велел им присоединиться. Поэтому нормальное знакомство состоялось только вечером, когда всех отпустили на ужин.

– Никита Лопухов, младший сержант, – говорил парень слегка нечетко, так как набрал в рот полную ложку еды. – А ты кем будешь? – обратился он к Йосе.

– Дмитрий Давыдов, старший сержант, – ответил он, слегка скосив взгляд на петлицы.

– Извините, – спал с лица Никита. – Виноват…

– Да брось, – хмыкнул Дима. – Добровольцем на фронт пошел?

– Ну, не совсем, – слегка улыбнулся он. – Я сейчас срочную прохожу. Проходил… В часть приехали, выбирали почему-то из младшего командирского состава, вот я и…

– Понятно, – Дима подавил улыбку. – Будем знакомы, – он протянул парню руку. – Кем у себя командовал?

– Да никем почти, – снова потупился парень. – Мне месяц как звание дали, я только второй год начинаю. Так что не успел особо, еще новеньких почти нет.

Йося удивился. Такого он точно ожидать не мог. Надо же… Конечно, духом называть его уже было бы неправильно, но с точки зрения Йоси именно таким он и являлся.

– Старший сержант Давыдов!

– Я, – Дима машинально поднялся, увидев, как к нему подошел майор, командовавший сегодня разгрузкой мебели из машин.

– После ужина к командиру части.

– Есть! – слегка удивленно ответил Йося, гадая за какие такие заслуги его в первый день к командиру вызывают.

Но приказ есть приказ, это он усвоил за время срочной службы. Никита, тоже слегка разволновавшийся за новоприобретенного товарища, сказал, что подождет его в курилке. Дима задумался, но отказываться не стал. Через пару минут он дошел до одноэтажного здания с вывеской «штаб». Двое солдат, которые уже несли караульную службу, пропустили его без вопросов.

– Товарищ начальник воинской части, старший сержант Дмитрий Давыдов по вашему приказанию явился, – отрапортовал он, как только ему разрешили войти в кабинет.

– Вольно, – подполковник внимательно смотрел на Йосю. Это был пожилой мужчина лет пятидесяти на вид. Под глазами пролегли большие тени, но смотрел он остро, появилось ощущение, будто он видит людей насквозь. – Значит, ты у нас доброволец, пару месяцев как со срочной службы?

– Так точно, – кивнул Йося, все еще не понимая, зачем его вот так внезапно вызвали к командиру.

– Я навел справки про тебя. Служил в стрелковом полку?

– Так точно, – повторил Дима.

– Ладно, разрешаю пока говорить как гражданский, – слегка улыбнулся подполковник. – Садись, разрешаю, – он и сам стоять не стал и сел за стол. Дима, слегка поджав губы, воспользовался разрешением. Подполковник улыбнулся краешком губ, отчего его круглое лицо внезапно стало добрым. – И ты считался одним из лучших в стрельбе у себя в роте, насколько знаю.

– Да, – кивнул Йося, поборов желание ответить, как предписывал устав.

– А на в специальную роту для стрелков почему не пошел? Тебе вроде рекомендовали.

– Я хотел, но зрение не идеальное, – признался Дима. – Не прошел медкомиссию, поэтому служил там, где и начинал.

– Жаль, – подполковник задумался. – Значит по зрению для сверхметких стрелков, снайперов то есть, ты не проходишь, но стреляешь при этом хорошо, да и с памятью все нормально… И как командир отделения ты себя неплохо проявил тогда…

– Да, – снова кивнул Йося.

– Что ж, тогда вот для тебя первая боевая задача. Как ты знаешь, официально у нас здесь ускоренные курсы радистов, что, в принципе так, но армии гораздо больше нужны хорошие стрелки. Поэтому я попросил Ивана Васильевича, того, кто вас в военкомате встречал, направить сюда только тех, кто хорошо умеет стрелять. Теперь лично к тебе, – подполковник смотрел на Диму внимательно. – Первая и вторая рота тебя не касаются. Тебя я лично своим приказом назначаю командующим второго отделения третьей роты. Задача для тебя будет сложная. Все отделение – девушки.

– Разве девушек призывают? – удивился Дима.

– Они добровольцы и подходят, хоть и не все, под призывной возраст. Все комсомольцы с отличными характеристиками. Так что мы их взяли. Да и девушки всегда были радистками на редкость отличными. Твоя же задача – следить за их дисциплиной, научить их всему, чему учили тебя в первые месяцы службы, но и присмотреться к некоторым из них. Вернее к одной, – с этими словами он протянул парню дело.

– Ирина Ковальчук? – слегка удивился Йося, просматривая то, что на нем было написано. – Почему именно она? И… Ей же семнадцать! Почему ее?..

– Да, верно, – кивнул Сергей Иванович, так звали подполковника. – Но она – дочь офицера, я его лично не знал, но о нем слышал. Снайпер, погиб в Финскую. А дочь стрелковые курсы при ОСОАВИАХИМе закончила. Награды имеет. Нет знака второй степени, иначе ее бы сразу куда надо, но, если проявит себя хорошо, я позабочусь, чтобы ваши таланты не пропали даром.

– Понятно, разрешите идти, товарищ подполковник?

– Разрешаю, – кивнул командир.

Через три дня привезли пополнение, до этого они все проходили карантин. Действительно, в роте, которая носила третий номер и, как и первая, тех, кого, как и Никиту набрали со срочной службы, и вторая, состоявшая из выпускников военных училищ, включала в себя два отделения. Командиром первого отделения их командир, лейтенант Мартынов, назначил Никиту, а вот командиром второго, одновременно и своим помощником, назначил Йосю. И, сразу, как приехали, велел Диме и Никите выбрать дневальных. Самого Диму он сделал дежурным по роте. Парень задумался, а потом выбрал двоих парней и двоих девушек, а также Никиту, которому велел объяснить им все обязанности и помочь, если что.

День прошел без происшествий. Сам Йося особо в дела не вмешивался, лишь пару раз отчитался лейтенанту, что все идет хорошо, а сам слегка приглядывал за Ирой, которая была одним из дневальных и за другой девушкой, Катей Сырниковой.

Время до отбоя пролетело незаметно, а после к нему в каптерку пришел Никита.

– Уф! Со времен первого года так не вкалывал, – произнес он устало, глядя на Диму. Парень в ответ лишь хмыкнул. – Нет, ну правда, – продолжил распаляться Никита, глядя на Йосю. – Я, между прочим, сильно устал. А мне еще подшиваться сейчас!

– Им гораздо тяжелее, – слегка меланхолично отозвался Йося.

– Знаю, – горячо продолжил младший сержант. – Но сам помню, как деды… А вообще, о, идея! Ну-ка, ну-ка, – он вышел в коридор и через некоторое время вернулся крайне довольный собой.

– Ну и что ты сделал? – поинтересовался Дима. Сам он, пока было время, тоже приводил свою форму в порядок.

– Увидишь, – не успел Никита это сказать, как к ним в каптерку зашла Ира. Бросив быстрый взгляд на Диму, она перевела взгляд на Никиту.

– Вот, – протянул он ей форму. – Подшей мне воротничок, да смотри, чтоб аккуратно было.

– Но я читала устав. Вроде это не входит в обязанности дневальных, – возразила девушка.

– Нет, ну ты посмотри, какие духи нынче наглые пошли, – разозлился Никита.

– Отставить! – Йося сам не понял, что именно в тот момент его задело. Он и сам прекрасно помнил, что деды заставляли их делать во время первого года службы. Если говорить кратко, то абсолютно все. Но сейчас… ему почему-то не хотелось, чтобы парень заставлял ее что-либо делать. – Ты не на срочке, поэтому забудь про духов и прочую лабуду, – уже спокойно сказал он Лопухову, потом перевел взгляд на девушку. – Ты свободна.

Девушка поспешила покинуть каптерку. Никита ушел тоже, пробормотав что-то вроде: «Зануда».

На следующий день за ужином, Йося и Никита пришли позже обычного, так как ходили помогать в город тушить пожар после налета, поэтому, когда зашли в столовую, обнаружили, что свободных мест практически не осталось. Отдельно ото всех сидели Катя Сырникова и Ира Ковальчук, которые уже успели неплохо так сдружиться.

– Приятного аппетита, – вежливо сказал Дима, присаживаясь за их стол напротив Иры. Никита сел молча и начал есть. Девушки же наоборот во все глаза смотрели на сержантов, напрочь забыв о еде.

– Останетесь голодными – ваши проблемы, – пожал плечами Никита. Катя прыснула, но к еде обе поспешили вернуться.

После ужина был час, отведенный под самостоятельные занятия. Так как солдат сейчас было гораздо меньше, чем помещений, которые они занимали в части, то найти пустое помещение или помещение, где было бы мало людей, не составляло большого труда. А учитывая погоду, лейтенант Мартынов позволял своей роте заниматься на улице. В одной из пустых курилок, которая стояла дальше ото всех, Йося, к своему небольшому удивлению, нашел Иру. Она сидела на скамейке с тетрадкой в руках и шептала что-то, одновременно постукивая пальцем по дереву.

– Не помешаю? – поинтересовался парень, заставив ее оторваться от своего занятия.

– Ничуть, – покачала головой девушка. Некоторое время они занимались молча. Дима периодически чувствовал, что девушка смотрит на него, но старался не придавать этому значения, хотя и сам пару раз поймал себя на том, что смотрит не в тетрадку, а на Ковальчук. Молчание становилось более напряженным.

– Слушай, – наконец произнес Дима. – Ты извини Никиту. Он относительно недавно в армии, а уж сержантом стал всего месяц назад, вот и не наигрался еще.

– Да ничего, тебе спасибо, – подняла на него свои глаза девушка. Они у нее были карими и очень глубокими, казалось, в них можно утонуть… – А ты давно в армии?

– Вообще, тоже относительно недавно, – позволил себе чуть-чуть улыбнуться Йося. – Ну, как, я добровольцем пошел, но до этого на срочке был. Так что, – он пожал плечами.

– Понятно, – Ира тоже улыбнулась уголками губ. – У меня отец офицером был, часто рассказывал… Но для меня тут все в новинку. Кроме того, что рассказывают про оружие разве что.

– Увлекалась этим? – хотя Дима и так знал ответ, ему внезапно захотелось, чтобы девушка сказала это сама.

– Ну, можно и так сказать. Стрелковые курсы закончила, – кивнула она. – Там учили.

– На полигон вас послезавтра отведут, там и поглядим, как и кто стрелять умеет, – парень склонил голову, глядя на Иру. Она взгляд не отвела, более того в карих глазах появился интерес и даже искорка вызова.

– Поглядим, – согласилась. А Йося отвел взгляд, пряча улыбку. Она так легко и непосредственно попалась на небольшую уловку… Видно по ней, что еще девочка совсем, хотя с первого взгляда так и не скажешь. Просто сейчас, наедине… Будто исчезла часть доспехов, под которыми она прятала саму себя.

– Ладно, пошли, – Дима решительно поднялся. – Отбой скоро.

– Идем, – девушка тоже встала и направилась к казарме, соблюдая небольшую дистанцию от Димы. Доспехи будто вернулись на место, и сейчас она слегка опасалась идти рядом со своим командиром. Уже подходя к казарме, парень поймал себя на мысли, что ему очень и очень интересно, что же будет послезавтра во время стрельб.

Глава 3. Ира

– Рота подъем! – уже ставшая привычной команда дневального моментально убрала весь сон, заставив быстро встать и начать одеваться. Вот уже два месяца, как я попала на ускоренные курсы радистов. И уже два месяца наша страна воевала с фашистской Германией. Та мирная жизнь, которая была раньше, сразу стала казаться даже не просто далекой, а какой-то нереальной, несуществующей. Будто никогда не было папы, бабушки, деревни и нашей городской квартиры в Киеве, а была только казарма, в которой мы начали жить, когда приехали на курсы, командиры и команды.

Должна сказать, что привыкли мы довольно быстро. Может, за это стоило благодарить наших командиров, не знаю. Тогда никто из нас об этом не думал. Вся наша третья рота состояла из комсомольцев, которые добровольно отправились на фронт, причем первое наше отделение было целиком мужским, а наше, второе, женским. И было у этого немало плюсов – гораздо приятнее, когда кроме тебя есть еще девушки, с которыми можно решать те проблемы, о которых стесняешься говорить даже своим командирам. Но особых поблажек нам никто не давал. Ни в самом начале, ни, тем более, сейчас, когда мы уже привыкли. И если некоторым из нашего отделения первоначально казалось это несправедливым, то сейчас все подобные разговоры уже прошли.

А расписание на наших курсах было простым. И понятным. В шесть утра подъем, затем зарядка, уборка кроватей и утренний туалет, потом поверка, завтрак, до обеда занятия, потом обед, снова занятия, ужин, полтора часа на самостоятельную подготовку, вечерняя прогулка, всегда строем и с песнями, вечерняя поверка и отбой. Первые дни от такого уставали мы жутко, но сейчас организм привык к нагрузкам и стало легче.

В дни, когда в расписании стояли занятия по стрельбе, нас водили на полигон. В этот день подъем был в четыре утра, а занятия по радиосвязи тоже проводились на полигоне. К обеду, когда первые занятия были пройдены, приезжала полевая кухня, а в часть мы возвращались только к ужину. И, должна сказать, что это были мои самые любимые дни на неделе, и я очень жалела, когда не могла пойти туда, если была дневальной или в карауле.

Настроение сразу немного улучшилось. Я вспомнила наше первое занятие по стрельбе. Тогда это было гораздо сложнее – с непривычки встать не в шесть, а в четыре утра, да и долгий поход большей радости не добавлял. Зато на полигон пришел сам начальник наших курсов, Яблонько Сергей Иванович. Раздав всем нам патроны, он подошел к одной из мишеней и остановился около нее.

– Ну, соколики, кто хочет попробовать сделать первый выстрел? – поинтересовался он. По строю пробежал ропот. Никому не хотелось рисковать. Попадешь в подполковника – трибуналом явно не отделаешься. Я бросила короткий взгляд на командира нашего отделения, старшего сержанта Дмитрия Давыдова. Он хмурился, губы были поджаты. Тоже не хочет брать на себя такую ответственность.

– Я попробую, – внезапно сказала я, сама от себя не ожидая подобной смелости. Подполковник внимательно на меня посмотрел, усмехнулся.

– Шаг вперед и назови свою фамилию, – велел он.

– Рядовая Ковальчук, – ответила я, чувствуя на себе взгляды всех остальных. От этого становилось неуютно – вот никогда я не любила быть в центре внимания, но и отступать уже поздно. А значит придется отвечать за свои поступки. Эх, вот кто меня за язык тянул? Вот верно мне всегда отец говорил: сначала подумай, взвесь все варианты, а лишь потом действуй. Нет, не удержалась. И что теперь мне делать?

– На огневой рубеж, стреляешь с колена, – подполковник явно не хотел упрощать мне жизнь.

Я слегка поморщилась, выходя на рубеж и занимая нужную позу: следовало опираться коленом правой ноги в землю и сидеть при том на каблуке. Винтовку нужно было удерживать с помощью ремня, пропущенного под согнутый локоть левой руки. Одновременно ею я должна была упираться в левое колено, держа цевье ружья, сдвинув кисть ближе к дульному срезу. Такие упражнения были после курсов мне не в новинку, но требовали силы, устойчивости и хорошего баланса.

– Огонь! – скомандовал подполковник, а дальше… дальше было делом техники.

Нам не раз говорили на курсах, что долгое прицеливание – обычная ошибка. Но я от нее уже давно избавилась, так что все произошло в течении восьми секунд: задержка дыхания, прицеливание и выдох с плавным нажатием на спусковой крючок.

– Восьмерка, – объявил результат Сергей Иванович. – Неплохо. А теперь первая пятерка на огневой рубеж. Всем отстрелять двойной боекомплект.

– Слушай, не пойму я, выглядишь такой скромной, а на самом деле выделываться любишь, значит так? – начал Никита, когда мы пришли на ужин. Уже стабильно младший сержант Лопухов и старший сержант Давыдов сидели вместе с нами.

– Нет, не люблю, – ответила я, глядя на парня с легкой неприязнью.

– Тогда что это было? На полигоне? – завелся младший сержант, а мне стало понятно, чего он вдруг начал на меня нападать. Его сегодняшние успехи были гораздо более скромными.

– Выполнила приказ командира? – невинно поинтересовалась в ответ.

– Да ты…, – начал было Никита, но подошедший Дима перебил его:

– Отставить! И сам ешь давай, и другим не мешай тоже, – серые глаза поглядели поочередно на Катю, затем на меня. – Вас этот приказ тоже касается.

Мы с Катей переглянулись, но спорить не стали, а вот уязвленный Никита был намерен поспорить.

– Нет, ну скажи, – не уступал он. – Что это делается? Чтобы духи, – он бросил взгляд на нас с Соловушкой, как мы прозвали Катю, которая до войны училась в консерватории и обладала потрясающим голосом. – Стреляли лучше нас с тобой. Они же пороха еще не нюхали…

– А ты будто бы нюхал, – голос старшего сержанта звучал спокойно, но серые глаза недобро блеснули. – Да и к тому же, прежде чем делать какие-то громкие заявления, сначала посмотри, с кем сражаться придется.

– Ты о чем? – не понял Никита.

– Я о том, что она, – Дима с легкой усмешкой посмотрел на меня, заставив внезапно покраснеть. – Курсы мастеров точного выстрела при ОСОАВИАХИМе закончила.

– Чего? Правда, что ли? – вылупился Никита.

– Я тебе врать не буду, – вместо меня ответил Дима, а я внезапно почувствовала, что начинаю слегка злиться. Вот зачем он это сейчас рассказал?!

После ужина было время на самостоятельную подготовку. Погода была хорошая, поэтому я, как обычно, решила позаниматься на улице. И, кто б мог сомневаться, что старший сержант решит присоединиться, хотя это был всего лишь третий или четвертый раз, когда мы занимались друг подле друга, обычно меня такая компания устраивала, но сейчас я на него слегка злилась. Видимо, Дима это заметил.

– И что происходит? – поинтересовался он, заставляя меня оторваться от изучения азбуки Морзе.

– Ничего, – ответила я.

– Врать не надо, я же вижу, – он вздохнул, будто понимая, что я ничего не скажу, а потом его глаза внезапно хитро блеснули. – Говори. Это приказ.

Я скрипнула зубами. Не подчиниться я не могла – Дима был старше меня по званию, но…

– Зачем ты рассказал ему про курсы? – подняла на него взгляд. – Я не хочу быть в центре внимания, а теперь, наверняка, стану. А это неправильно. И, между прочим, нарушает то, чему меня на этих самых курсах и учили.

– А то, что на полигоне произошло, не нарушает? – в спокойном голосе парня звучал интерес и что-то еще, чего я понять не могла.

– Нарушает, – вздохнула. – Сама не могу понять, почему я вдруг так поступила… Но больше я такого не хочу.

– Ладно, – Дима вздохнул. – Извини меня пожалуйста. Я не подумал.

Я удивленно моргнула несколько раз, глядя прямо на парня. Внезапно в свете потихоньку уходящего за горизонт солнца, он показался мне очень красивым: округлое лицо с мягкими чертами, довольно крупный нос, пухлые губы и довольно глубоко посаженные глаза не портили картину, скорее наоборот, добавляли лицу что-то такое, что можно было бы охарактеризовать домашним. Серые глаза блестят в лучах уходящего солнца. Я нервно сглотнула, понимая, что парень ждет моего ответа, но, прежде чем мне дали что-то сказать, раздался голос Никиты.

– И что это сейчас было? Кто перед кем извиняется, а? – младший сержант зашел к нам в курилку. В руке у него уже была самокрутка. По лицу старшего сержанта будто тень пробежала. На секунду оно стало совсем недобрым, но потом снова вернулось равнодушное выражение.

– Это старший сержант, который совершил сегодня ошибку, извиняется перед рядовым, – ответил он Никите. – И не кури очень долго, поверка скоро, – парень поднялся и направился к казарме, я секунду подумав, тоже решила не задерживаться. Оставаться наедине с Никитой отчего-то не было желания.

Я шла чуть сзади от Димы и… невольно поддавшись тому, что было в курилке ранее, продолжила его рассматривать, подмечая детали внешности, на которые не обратила внимание ранее. Он был довольно высоким, где-то метр восемьдесят ростом, если не выше. Коренастый, а через ткань гимнастерки на руках проступали мышцы. Почувствовав мой взгляд на себе, парень обернулся, и я поспешила отвести глаза, снова ощущая, что краснею.

– С Никитой я сам поговорю, – Дима слегка вздохнул и протянул мне руку. – Мир?

– Да, – я кивнула, отвечая на рукопожатие.

– Тогда действительно пойдем, в казарму. Мне еще журнал забрать, – будучи помкомвзвода, старший сержант обычно проводил вечернюю поверку сам, иногда в присутствии лейтенанта. – И, да, можешь звать меня Йося.

После этого наша дружба только крепла. Йося действительно старался во многом помогать, хотя никаких поблажек не появилось. Да и с Никитой уже ближе к концу первого месяца мы сдружились – он оказался неплохим парнем, как только прошли первые тараканы в его голове. В столовой мы теперь всегда сидели вчетвером: я, Йося, Соловушка и Молчун, такое прозвище мы дали Никите за очень длинный язык.

Сегодняшний ужин не стал исключением, однако все наши мысли, да и разговоры, которые пресек своим приказом «Отставить!» Йося, занимало пополнение в виде трех новых бойцов в нашем отделении. Уж больно сильно эти три девушки отличались от нас, а практически все наше отделение состояло из комсомолок, пошедших на фронт добровольно. Эти трое казались крайне неприятными личностями, особенно самая высокая среди них с темными вьющимися волосами, что создавало впечатление вороньего гнезда у нее на голове. Да и вторая, которая казалась ее тенью, тоже особо теплых чувств не вызывала, хотя и была очень миниатюрной, а ростом даже ниже меня.

Третья, которая держалась даже от них особняком, казалась среди них наименее опасной. Была она настоящей красавицей: довольно высокая и худая, овальное лицо с правильными и очень нежными чертами. Казалось, что она сошла с картинки из книги, рассказывающей о царских временах. Эта девушка должна была бы стать самой милой в отделении и стала бы, наверное, в первый же день, если бы не ее взгляд синих глаз, который портил всю общую картину – затравленный, будто у волчонка в клетке.

Остаток ужина прошел в тишине и только под самый конец Йося тихо обратился к нам с Катей:

– Они все втроем с зоны. Вроде начальник за них поручился, но все равно будьте осторожны обе и лишний раз с ними связываться не стоит.

Мы прониклись и старались напрямую к ним обращаться как можно реже. Остальные в нашем коллективе тоже не сильно доверяли новоприбывшим, но те и сами общения не искали, а самая красивая из них, Тамара Меньшикова, вообще держалась что от нас, что от них как можно дальше. Неизвестно, чем бы оно все закончилось и как бы продолжалось, если бы не произошло кое-что, что сдружило нас с Тамарой.

В ту ночь я не могла уснуть: живот болел очень сильно и я, тихо ругаясь про себя, всеми словами, которые папа запрещал мне говорить, ворочалась в постели. Нет, если кто-то думает, что быть девушкой – здорово, тот никогда не сталкивался с ноющим животом. В какой-то момент мне это надоело, и я, стараясь не разбудить никого, аккуратно встала, благо нашему отделению парни уступили нижний ряд двухярусных кроватей, и направилась в уборную. Конечно, толку от этого было бы мало, но хотелось хоть чуть-чуть посидеть на широком подоконнике, который находился в этой комнате, с влажным полотенцем на животе.

Планы часто остаются только планами. Это я поняла, едва зашла в нужное мне помещение. То, что я увидела, заставило меня замереть в нерешительности – на подоконнике сидела Тамара Меньшикова и рыдала. Она даже не сразу заметила меня, настолько ей было плохо, а как только увидела, сразу огрызнулась:

– Ну и что тебе тут надо? Пришла по своим делам, так сделай и свали.

– Ну уж нет, – я решительно подошла к ней. – Что случилось?

– Случилось? – подняла на меня свои затравленный глаза красавица. – А может и случилось, тебе какое дело?

– Я постараюсь помочь, – упрямо возразила я. Пионеров и комсомольцев всегда учили помогать тем, кто нуждается в этой помощи, и я была настроена действовать по этим принципам, даже несмотря на то, что Тамару я опасалась.

– Помочь она постарается, как же, – Тамара невесело усмехнулась. – Какая же ты наивная! Никто мне не поможет! Никто! – она снова было начала рыдать, но быстро взяла себя в руки, заметив, что я уходить не собираюсь. – Ну, раз уходить не хочешь, то слушай. Может и правда чем-то поможешь, – эта фраза прозвучала со злой усмешкой, но что-то еще в ней было. Может, надежда?..

Глава 4. Тамара

Тот апрельский день навсегда изменил, даже перевернул прежде спокойную жизнь Тамары. А начиналось все так хорошо: девушка шла домой в необычайно приподнятом настроении – ее картину, нарисованную ко дню рождения Ленина, по достоинству оценили на выставке в школе. Тамаре не терпелось рассказать об этом родителям.

Но только повернув на знакомую улицу, Тамаре стало ясно, что случилось страшное – около дома собралась довольно большая толпа. Что происходит, разглядеть за спинами Тамара не могла, но уже было понятно, что ничего хорошего не происходит. Одна из женщин, заметив девочку, отделилась от толпы и подошла к ничего не понимающей Меньшиковой.

– Идем за мной, – это была уборщица магазина бакалеи, находившегося на другой стороне улицы, куда Тома часто ходила за покупками с матерью.

– Что происходит? – Тамара даже сопротивляться не могла, да даже если бы смогла, то вырваться из жилистых, но крепких рук Олеси Михайловны не смогла бы при всем своем желании. – Где мои родители? Мне домой надо!

Олеся Михайловна хранила молчание до самой каморки, в которой хранила свои принадлежности для уборки, и только зайдя туда и проверив, нет ли никого рядом, закрыла дверь и обняла Тамару, всхлипывая и повторяя: «Бедная девочка!»

– Нет больше твоих родителей, – наконец сказала Олеся Михайловна. – И дома у тебя тоже больше нет.

– Как… нет?.., – от шока у девушки пропал дар речи. – Как же это?..

– Забрали твоих родителей, девочка моя, забрали…, – Олеся Михайловна замолчала. – Узнал кто-то о том, что они – князья. Донесли на вас языки злые.

– Но…, – Тамара с ужасом посмотрела на уборщицу. – Что же мне делать?

– Эх, – женщина со странным выражением посмотрела на девочку. – Маленькая ты еще, но, ничего, помню я добро, что отец твой семье моей сделал. Помогу тебе. Драгоценности есть?

– Да, в смысле вот, – Тамара сняла и протянула женщине фамильные серьги и медальон, которые мать подарила ей семь лет назад и строго-настрого наказывала не снимать, так как у этих фамильных драгоценностей стоимость была немаленькая: медальон был украшен россыпью мелких бриллиантов, а в серьги помимо такой же россыпи, был вставлен другой камень – бриллиант голубого цвета, который считался одним из самых редких и дорогих камней. Но князья Меньшиковы, потомки тех самых Меньшиковых, роскошь ценили, хотя налево-направо и не хвастались своим богатым наследством.

– Жди меня здесь, – велела она. – Я скоро вернусь.

Но вернулась Олеся Михайловна только поздно ночью. Все это время Тамара плакала, время от времени забываясь коротким, но тяжелым сном, а когда не плакала и не спала  – молилась, хотя и прекрасно понимала, что родителей она уже не вернет. Ее родители были людьми очень умными и прекрасно понимали их шаткое положение в этом новом обществе, но старались. Продали большую часть фамильных драгоценностей, свое поместье, а все деньги пустили на Революцию и восстановление России, которая теперь именовалась Советским Союзом после затяжных войн. Сами после этого жили скромно: мать работала учителем в школе, отец на какой-то неважной должности на заводе. Своим наследством не светили, а Тамару воспитывали в глубоком уважении к своим предкам и к своей стране. Но все равно вот как оно вышло.

– Просыпайся, девочка, – разбудила Олеся Михайловна Тамару. – И слушай. Сейчас пойдем с тобой на вокзал, сядешь на поезд до Житомира. А там я тебе записку передам, пойдешь прямо по адресу, который в ней указан. Мои родственники тебе помогут.

Дальнейшие воспоминания слились в один большой ком: вот Тамара на вокзале, вот Олеся Михайловна сажает ее на поезд, вот долгий переезд из Минска в Житомир, вот она выходит из поезда, вот достает записку из кармана форменного платья и… обнаруживает, что она пуста…

– Ну, че слезы льем крокодильи? – Тамара просидела на лавке около вокзала весь день. Солнце уже скрылось за горизонтом, когда от компании неприятного вида мужчин откололся один и подошел к ней.

– Неважно, – после рыданий голос казался хриплым. – Уходите.

– Нет, девочка, так не пойдет, – покачал головой мужчина. На вид ему можно было дать лет тридцать-тридцать пять. Невысокий, пухлый и какой-то неприметный. Внешность самая обычная, какая только может быть у человека. – Идем-как со мной.

– О, смотрите, Портной нашел себе подружку. А нам поразвлекаться позволишь? – заржал один из этой компании, которая решила подождать, что же будет делать их знакомый.

– Заткни свой рот, Уж, тебя забыл спросить, – огрызнулся Портной.

Так Тамара и начала жить с Портным. Этот мужчина, которому этой зимой исполнилось тридцать два, днем работал на швейной фабрике, не стеснялся брать приписки и частные заказы, а также подворовывал. В основном у своих клиентов, и делал это очень умело. А милиция на все это закрывала глаза, так как жена какого-то вышестоящего начальства в милиции активно пользовалась услугами Портного. И всегда была довольна. Да и сам Портной шить и любил, и умел, а когда Тамара, которая так и осталась жить у преступника, поинтересовалась, зачем же он ворует, если у него есть довольно прибыльное и надежное дело, Портной, настоящее имя которого было Егор Александрович, сказал так:

– Из семьи я воровской происхожу, жить привык по понятиям, да на жизнь нечестно зарабатывать. А шитье для меня всего лишь дело любимое да пыль в глаза.

Тамара такое «увлечение» мужа, а мужем он стал ей вскоре после того, как ей исполнилось шестнадцать, не одобряла, но и не лезла. А вскоре сын у них родился, которого в честь деда Портного Олегом назвали. И вот рождение сына заставила Егора Александровича призадуматься, а может чувствовал он, что, став семьянином, уважение в их воровском мире потерял. Но когда Олежке пять лет исполнилось, пришел он к Тамаре и сказал ей за ужином:

– Принял я решение, Тамарочка, не буду я воровать больше. Ни к чему сыну у вора расти. Отныне я буду зарабатывать на жизнь честно.

Вот только не всем это решение понравилось. Был у Портного лучший друг, кореш, если говорить на жаргоне, прозвище у которого было Стервятник. За характер соответствующий такое ему дали. Да за дела его. Не понравилось ему, что от дел отошел Портной, ведь часто он его прикрывал, но, вроде, смирился со временем да успокоился. Так казалось Тамаре и Егору. Казалось.

Тамара и сама не могла понять, что разбудило ее в ту ночь, но что-то явно происходило. С кухни доносился шум какой-то. Стараясь встать максимально тихо, чтобы не разбудить сына, выскользнула Тамара на кухню и замерла, не в силах сделать ни шагу. Связанный, весь в порезах, на стуле сидел Портной, рядом лежали два уже мертвых человека, которых Тамара не знала, а Стервятник что-то вырезал на груди у мужа.

– Нет! – вскрикнула Тамара и практически сразу потеряла сознание – с такой силой ударил ее бывший кореш мужа женщину о стену.

Впрочем, очнулась она довольно быстро. Может сам Бог ей помог, может чуткое материнское сердце, а может и удар был не таким сильным на самом деле – Тамара не знала. Да только первым делом, едва взглянув на мужа, который лежал весь в крови и, судя по всему, не дышал уже, поспешила она в спальню к сыну. И как раз вовремя успела, чтобы увидеть, как Стервятник душил ее сына.

Что было дальше, Тамара помнила смутно: вот она как во сне схватила статуэтку, стоявшую на полке, вот огрела Стервятника сзади по голове, вот проверила сына. Благо, Олежка просто испугался, но не пострадал. Вот она вызвала милицию. А дальше быстрый суд, и уже Тамара оказалась в тюрьме.

– Ну ничего ты такая, – выслушав ее историю, сказала Зоя, высокая женщина тридцати лет, которую называли Вороной за тяжелый характер и неприглядную внешность: грубое лицо, которое обрамляли черные, похожие на лицо волосы. – Что скажешь, Кукла, возьмем ее под опеку?

– А давай, – согласилась верная подруга Вороны, миниатюрная девушка с нежными, почти детскими чертами, однако, не делавшими ее безобидной, скорее наоборот. Настоящее ее имя было Елена.

С тех пор началась у Тамары жизнь на зоне. Ее сильно не трогали – Ворону уважали и боялись, а Княжна, так прозвали девушку «подруги», жила только мыслью, что через десять лет она снова увидит своего сына, поэтому, по заветам семьи, честно работала, да молилась каждый день: за сына, мужа и родителей.

Когда пошел четвертый год срока Тамары, началась война. Вот тогда-то Вороне и пришел в голову гениальный план: пойти к начальнику тюрьмы с искренним желанием пойти добровольцами на фронт, а потом сбежать. Тамара желание сбежать не разделяла, а вот пойти защищать Родину искренне хотела. Поэтому к начальнику пошли все втроем. Та долго сомневалась, однако в конце концов в часть их отправили. И вот через некоторое время после начала службы Ворона и Кукла снова заговорили про побег. План был прост: убивают часового и сбегают. Да и день решили подгадать специально такой, чтобы в карауле стоял кто-то из их роты, мол, своих убивать проще, так как их лучше знаешь.

– Ну вот они и решили бежать завтра, – Тамара затушила очередную самокрутку о стену. – У нас как раз несколько бойцов в караул идет. А я не хочу с ними, понимаешь, – она взглянула в кажущиеся огромными от ужаса глаза Иры. – Западло им, видите ли, на красноперых пахать, – сплюнула слюну. – Не хочу такого.

– Мы что-нибудь придумаем, – голос девушки звучал уверенно. – Честное комсомольское.

– Если ты мне поможешь, – не то, чтобы Тамара верила в это, но все-таки… – Век за тебя Бога молить буду.

– Помогу, – серьезно пообещала Ира.

Глава 5. Ира

То, что рассказала Тамара, выбило меня из колеи настолько, что уснуть я так и не смогла. Итогом моих размышлений стала только одна, кажущаяся самой дельной мысль: поговорить с Йосей. Как-то незаметно я стала доверять нашему командиру отделения настолько, что казалось, что если он ничего сделать не сможет, то хотя бы подскажет, как действовать мне.

За завтраком я специально подгадала время так, чтобы закончить трапезу одновременно с Димой и, стараясь не смотреть в сторону Тамары, тихо шепнула парню:

– Мы можем с тобой поговорить?

– Можем, – кивнул он.

Мы пошли в ту курилку, в которой любили заниматься во время самоподготовки. Йося закурил самокрутку. Вообще, в отличие от Молчуна, курил он редко, но вчера ему здорово досталось. Двое солдат из нашего первого отделения решили сбегать в самоволку в город, и разумеется, попались патрулю. Этих двоих отправили на гауптвахту, но и Йосе с Никитой досталось от лейтенанта Мартынова, а потом Никита получил еще раз от старшего сержанта на орехи.

– Чего хотела-то? И не тяни кота за хвост, мне сегодня в караул заступать.

Я, сглотнув, пересказала все, что мне рассказала ночью Тамара. Дима слушал внимательно, не перебивая, а когда я закончила рассказывать, поднял на меня пристальный взгляд светло-серых глаз. Довольным он не выглядел.

– Значит так, жди меня здесь, я скоро вернусь, – хмуро произнес старший сержант.

Он действительно пришел быстро и не один, а с Тамарой. Та выглядела испуганной и растерянной.

– Сейчас пойдем к командиру, – объявил старший сержант. – Расскажите, что за сон на двоих был у вас сегодня ночью.

– Это был не сон, – начала было Тамара, но хватило лишь одного взгляда со стороны Йоси, чтобы она замолчала.

– Ну, товарищи красноармейцы, – произнес подполковник, стоило нам только войти в кабинет. – С чем пожаловали?

Йося посмотрел сначала на меня, потом на Тамара, сделал шаг вперед и начал рассказ. Подполковник выслушал его, не перебивая.

– Что ж, – произнес он, стоило Йосе замолчать. – К вашему счастью, подозревал я о чем-то подобном, но, я думаю, вы понимаете, что бывает за дезинформацию, верно?

– Так точно, – отозвался Дима.

– Тогда слушаем меня внимательно. И начну я со старшего по званию. Старший сержант Давыдов!

– Я!

– За то, что вы попытались в день несения караульной службы самовольно покинуть часть, назначаю вам трое суток ареста. И радуйтесь, что не дошло до трибунала.

– Но…, – невольно вырвалось у Йоси.

– Вы хотите поспорить со старшим по званию? – приподнял бровь подполковник.

– Никак нет, – хмуро отозвался Дима. Его и так светлая кожа, казалось, побледнела. Я с трудом удержала себя, чтобы не прижать ладонь ко рту. Часы на стене у Сергея Ивановича подтверждали, что у старшего сержанта еще час в запасе. За что его так?..

– Хорошо, – подполковник ненадолго вышел в коридор, а вернулся уже в сопровождении двух солдат при оружии.

– Ремень снять, – приказал один, обратившись к Диме. Тот бросил на него короткий взгляд и, не говоря ни слова, выполнил приказ. Один из солдат забрал ремень у старшего сержанта из рук и вышел из кабинета.

– Налево! – велел второй солдат. Йося молча выполнил приказ, бросив на меня странный взгляд: злобы в нем не было, скорее тоска… Я понимала почему: как и я, отправиться на «губу», парень считал крайне унизительным делом.

– Вперед шагом марш!

– Есть! – хмуро отозвался Дима, выходя из кабинета вместе со своим конвоиром.

– Рядовая Ковальчук, выйдите пока из кабинета, я вас позову, как вы мне понадобитесь.

– Есть! – отозвалась я, выполняя приказ. В коридоре я простояла недолго, однако достаточно, чтобы через окно увидеть, как по двору под конвоем вели Йосю. От этой картины защемило сердце. Было очень тяжело наблюдать, как из-за нас… из-за меня пострадал невинный человек. Дима…

Наконец-то подполковник велел и мне зайти в кабинет. Внимательно осмотрев меня, он спросил:

– Значит, ты училась на курсах сверхметких стрелков при ОСОАВИАХИМе?

– Так точно, – отозвалась я, гадая, к чему вообще этот вопрос.

– Маскироваться вас там учили?

– Так точно, – повторила, нахмурившись.

– Вот и проверим, – улыбнулся Сергей Иванович. – Сейчас мы с тобой идем к часовым. Тем, что на сторожевых башнях. И ждем там. Твоя задача, как только преступницы покинут часть, стрелять на поражение, но лучше всего просто вывести из строя. Ранить в ногу, например. Для порядка по ним откроют огонь все, но тут приказ уже отдам я, чтобы, по возможности в них не попадали.

– Товарищ подполковник, а если кто-то их ранит раньше, чем я? – поинтересовалась.

– Ничего страшного, – пожал плечами Сергей Иванович. – Но лучше, если это будешь ты.

– Так точно. Разрешите выполнять?

– Разрешаю. Только позаботься, чтобы никто не видел, как ты оружие получаешь. Бумагу я тебе выпишу.

– Так значит ваш правильный командир отделения вместо караула в самоволку решил сходить? – Никита, открывший мне оружейную комнату, пребывал в отличном расположении духа.

– Что? – чуть растерянно спросила я, занятая размышлениями о том, что мне предстоит вечером. Вместо Йоси в тот день в караул пошла Тамара Меньшикова, которая и так должна была пойти в следующую смену, так что подозрительным это не выглядело. – А, да, – тут до меня дошло, о чем говорил младший сержант.

– Вот, а я всегда знал, что он не такой правильный, каким прикидывается, – гордо продолжил Молчун. – Наверняка и во время срочной и в самоволки ходил, и на «губе» сидел, просто рассказывать не захотел. А то начал мне тут. Никогда я не был. На те, посмотрите на него.

Я промолчала, чувствуя острую обиду за своего… друга. Произошло это опять внезапно, и, хотя, Йося оставался для меня командиром, я могла спокойно называть его другом.

– И наверняка все из-за баб, – явно не понимая причину моего молчания, Никита не прекращал говорить. – Он ведь в патрули и в увольнительные в город ходит, а вообще, я слышал, что он сюда еще до войны к бабе какой-то приезжал. Наверняка и сейчас к ней убежать попытался.

Пришлось стиснуть винтовку так, что побелели костяшки пальцев. Очень сильно чесались кулаки заехать прямо в нос Молчуну, чтобы он впредь знал, что язык за зубами держать надо. Но Никита был слишком увлечен, чтобы заметить это.

Получив винтовку, пошла к часовому, который находился на караульной башне. Он был уже в курсе дел, поэтому проблем не возникло. Тамара уже заступила в караул, однако, насколько я знала, сейчас была не ее смена, значит, придется ждать. Караульные охраняли объекты по следующему расписанию: два часа на посту, потом два часа в караулке, два часа сон в той же караулке, ну и по новой.

До вечера ничего не происходило. Ваня, так звали часового, быстро понял, что разговорить меня не удастся, – я слишком сильно нервничала, – поэтому спокойно нес свою службу. Его сменщик, который тоже был в курсе, на мое присутствие отреагировал примерно так же, как на новый предмет мебели в комнате, то есть никак.

Время уже близилось к двенадцати. Мне стало казаться, что Ворона и Кукла, как их назвала Тамара, раскусили план и бежать не станут, либо это все вообще было дезинформацией, как вдруг раздался стук молотка по шпале с соседней от нас башни. У меня аж в глазах потемнело. Значит, действительно побег!

На караульных башнях имелись прожекторы, поэтому разглядеть бегущую Зою и следовавшую за ней Елену не составляло труда. Отовсюду раздавались выстрелы, так что их фигуры часто пропадали из вида, а Ворона вообще действовала крайне осторожна, и двигалась непредсказуемой змейкой, довольно резко меняя направления. Сейчас или никогда…. Осложняло все отсутствие снайперского прицела, но на курсах приходилось стрелять и из винтовок с обычной мушкой, да и по движущимся мишенями тоже учили. Но не могу сказать, что не нервничала, все же по живому человеку я стреляла в первый раз.

В казарму я вернулась уставшая, но весьма довольная собой: остановить Зою по кличке Ворона мне удалось. Не с первого раза – с третьего, но мне удалось попасть ей в ногу – причем в колено, так что больше бежать она не могла, а там подоспели двое солдат и ее взяли, быстро обезоружив. А вот в Елену даже стрелять не пришлось – Тамара налетела на нее как коршун, выбила из рук винтовку и повалила на землю. Так ее и приняли.

А на следующий день меня вызвали к подполковнику. Зайдя в кабинет, я немного удивилась – в кабинете стоял Йося. Без ремня, все же он только что с гауптвахты, он выглядел бледнее, чем обычно, но при виде меня на губах появилась тень улыбки. Мне пришлось подавить свою.

– Товарищ подполковник, рядовая Ковальчук по вашему приказанию явилась! – сказала я, стараясь не смотреть на Диму.

– Отлично, – Сергей Иванович кивнул. – Тогда начнем по порядку, и, для начала, с тебя, – он посмотрел на меня. – Молодец, что не убила, хотя. Их все равно приговорят к высшей мере…, – он помолчал. – В ногу специально целилась или просто так попала?

– Специально, вы же говорили из строя вывести, – я слегка нахмурилась.

– Не забыла, молодец, – похвалил меня подполковник. – Патроны только беречь надо, стрелять аккуратнее.

– Винтовку бы с прицелом, – слегка пожала плечами.

Подполковник лишь мне кивнул и обратился к Диме.

– Старший сержант Давыдов!

– Я! – отозвался Дима.

– Понял, почему я тебя на «губу» отправил?

– Так точно, понял, – кивнул он.

– Сообразил ты, в принципе, верно, – продолжил подполковник. – Но зря повел ко мне и рядовую Меньшикову, и рядовую Ковальчук. Хорошо, что тебя не заметили, иначе бы они, скорее всего, поняли, что что-то не так. И подловить их было бы гораздо труднее. Ну, да ладно, тактике ты еще научишься со временем. И да, сегодня после ужина на построении вашей роты я поприсутствую и при всех вынесу тебе строгий выговор без занесения в личное дело. Но, так как мы оба знаем, что караул ты не пропускал, то на завтра тебе увольнительная.

– Но у меня же еще сутки ареста, – в голосе Йоси слышалась радость одновременно с удивлением.

– До ужина чтоб был на гауптвахте, – подполковник усмехнулся. – А потом жду тебя в форме в строю. Понял?

– Так точно! – Дима бросил короткий взгляд на меня, серые глаза весело блестели, да и сам он заметно повеселел.