Читать онлайн Философия и медицина. Вечные темы и современные проблемы бесплатно
Светлой памяти моей матери, посвятившей медицине более 55 лет своей жизни
Введение
Представляется, что форма постижения философских проблем медицины может быть воплощена в метафоре калейдоскопа. В зеркале философии медицина раскрывается узорами разнообразных проблем, при этом обнаруживается, что возникающий тематический калейдоскоп обусловливается не только масштабом медицины, но и спецификой философии как рефлексией над основаниями культуры и искусством вопрошания.
Как верно заметил А. М. Пятигорский, «для философа не может быть ни высокого, ни низкого, ни хорошего, ни плохого. Для философа может быть интересное и неинтересное. Интересное – это то, на что он направляет свое мышление. Неинтересное – это то, чем он в данный момент в своем мышлении не занимается»1. Поэтому философ, как правило, заменяет восклицательные знаки на вопросительные, исследуя окружающий мир, словно ребенок, радостно и несколько нахально, называя вещи своими именами, зачастую вопреки здравому смыслу, за который у нас принимается мнение большинства.
Известно, что медицина издревле с особым пиететом относилась к философии. «Из всех наук самыми великими и почитаемыми мыслю философию и медицину. Они целебно возделывают тело и душу человека… Врач-философ Богу подобен», – писал Гиппократ. В то же время проблемы медицины находились в центре внимания философии. «Медик занимает в пределах любого общества, любой цивилизации совершенно особенное положение: он повсеместно является предметом общественного внимания и почти всегда незаменим», – отмечал Мишель Фуко2. Что вполне очевидно, поскольку центром взаимного притяжения философии и медицины является Человек.
Медицина и философия – сферы элитарной культуры. «И от Вышняго врачевание…» – гласит Библия (Сир. 38:1). «Философия не есть «знание», которого можно достигнуть и сразу использовать. Она касается всегда только ограниченного числа людей и не может быть оценена с помощью общих критериев. С этим ничего нельзя поделать: ведь именно она делает из нас что-то, если мы ею занимаемся», – резюмирует М. Хайдеггер3.
Философия – умозрение, она имеет дело с тем, что непросто визуализировать, нельзя увидеть обычными глазами, поскольку открытие подлинного бытия, того, что определяет природу видимых нами явлений, как правило, требует значительных духовных усилий. Философский взгляд позволяет на многие известные нам вещи смотреть иначе, видеть невидимое, понимая внутренний смысл предметов и явлений. «Исследовать в медицине, – полагал нобелевский лауреат Ганс Селье, – это видеть то, что видят все, но думать так, как не думает никто». Данной способностью медицина обязана философии, снабдившей ее специальным предметно-понятийным методом клинического мышления.
Существует объект, исследование которого является исключительной прерогативой философии. Этот объект – истина. Все науки заняты поиском истины в своей предметной области. Но только философия ориентирована на поиск истины об истине. И в этом плане философия, являясь учением об общих принципах и методах познания, выступает как металогическая основа диагностики в медицине, при этом напоминая, что, «раскапывая одну истину, не всегда стоит закапывать другую».
Философия живет в пространстве языка, в режиме аргументации. В этом ее привлекательность, поскольку ничего более интересного, чем обмен аргументами, человечество не придумало. Если соотнести философию со спортом, то ее можно определить как состязание аргументов. Сила аргументов, как известно, определяется не столько их количеством и громкостью произнесения, сколько их весом, как правило, простотой, но не банальностью, очевидностью, на которую не обращают внимание. Каким образом, к примеру, убедить человека в необходимости избавиться от табачной зависимости? Поскольку мотивом курения является удовольствие, и с этим согласится любой курящий, следует помочь ему обнаружить еще большее удовольствие. И в чем же оно? В том, чтобы не курить! До тех пор пока курящий этого не осознает, он будет находиться в табачной зависимости.
Если взглянуть шире, то обнаруживается родовая связь и функциональное единство между философией и фармакологией. Жак Деррида даже предложил рассматривать философию как «фармакон» – своеобразную словесную микстуру, эффект воздействия которой определяется дозировкой и составом компонентов. Как прозорливо заметил А. Секацкий, «слова «лекарь» и «лектор» восходят к одному общему корню, равно как и слова «лекарство» и «лекция». Заменив инъекцию адреналина на инъекцию слова, в принципе можно получить тот же эффект»4.
Специфический статус философии, несовпадающий с познанием или самопознанием, придает ее рефлексивная функция. «Я мыслю, следовательно, я существую», – констатировал Р. Декарт. В то же время, как заметил Ж. Лакан, «я мыслю там, где я не есть, и я есть там, где я не мыслю». Это означает, что субъект мышления и субъект существования неидентичны, мысль зависит от культуры, в которой происходит социализация человека, от ситуации, в которую он попал, мысль приходит из разных сцен, в том числе, как говорится, «все больше и больше людей в графе «место жительства» пишут «интернет"». В этом плане философия позволяет врачу оценивать явления в контексте времени и обстоятельств.
Есть известная методологическая притча, иллюстрирующая композицию настоящей книги. Повествует она об обращении дилетанта к методологу с просьбой объяснить, что есть рефлексия. «Ну, это как бы способность взглянуть на явление со стороны», – ответил методолог. «С которой из сторон?» – продолжил дилетант.
Если, воспользовавшись намеком дилетанта, обратиться к медицине с позиции философского вопрошания, то, очевидно, в многомерной оптике философской рефлексии отобразятся: взгляд на медицину со стороны мифологии и религии; ее видение в контексте исторических типов рациональности; отражение медицины как формы духовно-практического освоения действительности; репрессивные фигуры медицины, порождаемые логикой функционирования техногенной цивилизации; проблемы существования человека в свете новых биомедицинских технологий; художественно-ассоциативные представления врачей о здоровье и медицине.
Однако каким бы ни был калейдоскоп – сей забавный «узорник» (В. И. Даль), – его оптические возможности фрагментарны. Так же настоящая книга ограничивается лишь некоторыми, но знаковыми философскими вопросами в медицине.
Часть I
Культурологические основания медицины
Если задуматься над тем, что обеспечивает особое положение Человека в Космосе, то, без преувеличения, таким фактором является культура. Жизнедеятельность человека не закодирована в молекулы ДНК, а возобновляется на стремительно расширяющейся культурной основе. Каковы основания культуры, обеспечившей облик техногенной цивилизации? Ответить на этот вопрос призвана философия как рефлексия над мировоззренческими основаниями культуры, ее социокультурных институтов, важнейшим из которых является медицина как искусство исцеления, область научной и практической деятельности по исследованию нормальных и патологических процессов в организме человека, различных заболеваний, их лечению, сохранению и укреплению здоровья людей.
Глава I
Мифологические начала медицины
Сотни воителей стоит один врачеватель искусный.
Гомер
Современная цивилизация, ее институты лишь тонкий слой лака на массиве человеческой природы, основы которой закладывались в мифологическую эпоху первобытности5. Кристаллизация основ европейской цивилизации осуществлена в античной мифологии, в художественно-аллегорической форме обобщившей социальные практики и нормы древнего общества. К примеру, образ Фемиды, ее атрибуты, – 1) повязка, закрывающая ее глаза, олицетворяющая беспристрастность наказания; 2) весы, выражающие соразмерность наказания; 3) меч, воплощающий неотвратимость наказания – является непреходящим символом института правосудия.
Естественно, и медицина как древнейший социальный институт опирается на проверенные временем архаические нормы и практики, воплощенные в античной мифологии. Сила мифологии в образно-ассоциативном отражении фундаментальных оснований медицины. По мере продвижения во времени образность и фантастичность мифологических терминов угасает, и они воспринимаются вполне нейтрально. Так, в терминах «гигиена», «венерология», «психиатрия», «микрофлора», «танатология» и им подобных современный пользователь терминологии едва ли ощущает их мифологический контекст, ведь он напрямую связывает эти обозначения с реальными объектами медицинской науки. Между тем вибрация смыслов, заключенных в оболочку волшебного термина, много дает для понимания связи времен и истории культуры.
В XIX веке знаменитый анатом Йозеф Гиртль, автор книги «Анатомическая ономатология» иронизировал по поводу того, что мифология ссудила анатомии имена своих богов и богинь: cornu Ammonis, mons Veneris, os Priapi6.
1.1. Эскулап как символ медицины
В сонме мифологических образов особое место занимает фигура Эскулапа (лат. Aesculapius, греч. Ασκληπιός). Культ Асклепия как бога-целителя сложился в Элладе к VII в. до н. э. По всей вероятности, прообразом этого мифологического героя был реально существовавший легендарный врачеватель времен Троянской войны (XII в. до н. э.) – царь Фессалии и глава семейной врачебной школы – Асклепий. Первое упоминание о нем и его сыновьях Махаоне и Подалирии.
Когда Менелай – «многославный царь» ахейцев (греков) – был ранен, его брат царь Агамемнон повелел разыскать Махаона:
- Сколько, Талфибий, возможно скорей позови Махаона, –
- Мужа, родитель которого – врач безупречный Асклепий,
- Чтобы пришел осмотреть Менелая, любимца Ареса…
- Тотчас, бессмертным подобный, вошел Махаон в середину
- И попытался стрелу из атридова пояса вынуть;
- Но заостренные зубья обратно ее не пускали.
- Пояс узорный тогда расстегнул он, а после – передник
- С медной повязкой, – немало над ней кузнецы потрудились.
- Рану увидел тогда, нанесенную горькой стрелою,
- Высосал кровь и со знаньем лекарствами рану посыпал,
- Как дружелюбно родитель его был обучен Хироном7.
В греческой мифологии Асклепий – сын Аполлона, бога солнечного света, музыки и поэзии, который почитался так же, как врачеватель богов и бог врачевателей. Согласно легенде, Асклепий был рожден кесаревым сечением, которое произвел его отец Аполлон, вырвавший новорожденного младенца из чрева умирающей матери Корониды – дочери огненного титана Флегия.
Особый интерес представляет не только реконструкция его внешних атрибутов8, но, в первую очередь, жизненное кредо Эскулапа, его поступки. Все содеянное в этом мире в сфере медицины представляет, в сущности, внешний, материальный, результат, практическую реализацию и воплощение поступков и предназначения Эскулапа. Эскулапу от рождения было предначертано, что многие смертные будут обязаны ему жизнью, поскольку он будет обладать не только совершенными способностями к исцелению, но и уникальным даром воскрешения умерших. Но, сделав это раз против воли богов, как ему было наречено, он навлечет на себя гнев Зевса и погибнет от его громовых стрел. Однако Эскулап, рожденный смертным, обрел бессмертие. Поступок Эскулапа, сумевшего преодолеть страх смерти, если мы возьмем его подлинное зерно, обладает неувядаемым этическим смыслом. Врачу следует быть храбрым: он должен идти вперед и оправдывать себя, вверяясь непоколебимо выбору высших сил. «Мыслящее» мировоззрение характеризуется тем, что отдает себе ясный отчет о собственной исходной точке и элементарной основе. Как здание долговечно только тогда, когда возведено на фундаменте более прочном, чем все строительные материалы, так и мировоззрение: чтобы обрести необходимую устойчивость, должно покоиться на мысли, которая является мыслью в большой мере, чем все прочие входящие в его состав мыслительные конструкции. Таким фундаментом выступает неувядаемый образ Эскулапа, заложивший моральные ориентиры развития медицины, имеющие непреходящее значение.
2.1. Мифологические образы в медицине
Атлант (греч. Ἄτλας), в греческой мифологии Титан, за участие в повторной титаномахии против олимпийских богов был приговорён держать на голове и руках небесный свод. В другой версии этого мифа после поражения в битве с Зевсом к раненому Атланту пришел его внук Гермес и предложил раскачать небосвод и скинуть оттуда олимпийских богов, но это был обман, и не смог Атлант отнять рук от небосвода. По другому мифу, Персей с помощью головы Медузы Горгоны превратил Атланта в скалу (гора Атлас в Северо-Восточной Африке).
Атлант является символом выносливости и терпения. Atlas, Atlantis – атлант, первый шейный позвонок. Издревле имя Атланта, греческого титана, державшего на своих плечах небесный свод, применяли к первому шейному позвонку. Так же считает и современная медицинская номенклатура: атлант – первый шейный позвонок. Имеет строение, отличное от прочих шейных позвонков, в связи с участием в подвижном сочленении с затылочной костью.
Тело у атланта практически отсутствует, так как в процессе развития организма отходит ко второму шейному позвонку (лат. axis). В этой связи позвоночное отверстие атланта значительно увеличено, а от тела остается лишь короткая передняя дуга (лат. arcus anterior), на внутренней поверхности которой находится суставная ямка с суставной поверхностью (лат. facies articularis dentis), к которой прилегает зуб (лат. dens) второго шейного позвонка, образуя атланто-дентальный сустав. В этом суставе происходит вращательное движение атланта, а с ним и затылочной кости относительно зуба.
Верхние суставные отростки атланта лежат в горизонтальной плоскости и сильно утолщены (нижние суставные отростки также утолщены), в результате чего образуются боковые (латеральные) массы (лат. massae laterales), по которым с внутренней стороны проходит парная борозда для нервно-сосудистого пучка. Поперечные отростки атланта имеют отверстие, в котором проходит вертебральная артерия. Вместе с аналогичными отверстиями других шейных позвонков они образуют вертебральный канал.
Ахиллес (др.-греч. Ἀχιλλεύς, Ахиллэус). Тendo Achillis (t. calcaneus) – ахиллово сухожилие (пяточное). Названо по имени героя Троянской войны Ахилла (Ахиллеса). По мифу, мать Ахилла Фетида окунула младенца в воды реки Стикса; тело Ахилла стало неуязвимым, осталась уязвимой только пятка, за которую она его держала. Ситуация послужила источником известного фразеологического словосочетания «ахиллесова пята».
Ахиллово сухожилие или пяточное сухожилие, – самое мощное и крепкое сухожилие человеческого тела, может выдержать тягу на разрыв до 400 килограммов, а в некоторых случаях и более. Несмотря на это, оно относится к наиболее часто травмируемым сухожилиям. Проксимальная часть берёт своё начало в месте слияния камбаловидной и икроножной мышцы, зона его дистальной фиксации на задней поверхности бугра пяточной кости.
Разрыв ахиллова сухожилия обычно бывает полным. Чаще разрывы происходят при внезапной резкой нагрузке на сухожилие при старте у спринтеров, в момент отрыва ноги от земли при прыжке, при резком тыльном сгибании стопы – падение с высоты. При прямой травме режущим предметом может возникнуть частичное повреждение сухожилия. Пациент жалуется на боли в области ахиллова сухожилия. В момент травмы возникает ощущение удара по сухожилию. На задней поверхности нижней трети голени возникает кровоизлияние, отек. В области разрыва обнаруживается западение. Подошвенное сгибание стопы отсутствует – пациент не может встать «на носочки». При оказании первой помощи пострадавшему надо дать обезболивающее и доставить в больницу.
Ахиллово сухожилие – это сухожилие, которое крепится к пяточной кости. Ахиллово сухожилие является самым толстым и самым крепким из всех сухожилий человеческого тела. Ахиллово сухожилие образуется из соединения сухожилий m. gastrocnemii и m. solei, иногда с ними соединяется также и сухожилие m. plantaris. Прикрепляется ахиллово сухожилие к задней поверхности пяточного бугра. В верхнем своём отделе ахиллово сухожилие широко и сравнительно тонко, но, по мере того как спускается вниз, становится уже и толще9.
Амо́н (Амен, Амун, Имен) (греч. Ἄμμων; Аммон) – имя Зевса у египтян.CornuAmmonis – Аммонов рог, по имени древнеегипетского божества Амона Ра, изображавшегося в виде зрелого мужа, похожего на Зевса, но с бараньими рогами. Позднейшие греки отождествляли Амона Ра с Зевсом и называли Аммоном. Термин «аммонов рог» ввел в медицину болонский медик Дж. Аранций (1530–1589) для обозначения вала, вдающегося в просвет нижнего рога бокового желудочка мозга.
Сейчас термин считается устаревшим, вместо него рекомендуется «гиппокамп» – морской конек. Но и hippocampus тоже мифический зверь, у которого передняя часть тела была как у лошади, а задняя походила на рыбий хвост. Как термин «гиппокамп» также ввел в медицину Дж. Аранций. В клинической анатомии наряду со словом «гиппокамп» и его производными, встречаются «борозда аммонова рога», «извилина аммонова рога» и т. д. Знаменитый храм Аммона, который некогда посетил Александр Македонский, находился в оазисе среди Ливийской пустыни. Сюда собирались паломники на верблюдах. Из запаха этих стойбищ возникло слово «аммиак», тоже в связи с Аммоном.
Гиппокамп (от греч. Hippocampos – морской конёк) – часть лимбической системы головного мозга (обонятельного мозга). Участвует в механизмах формирования эмоций, консолидации памяти, то есть перехода кратковременной памяти в долговременную.
Гиппокамп – парная структура, расположенная в медиальных височных отделах полушарий. Правый и левый гиппокампы связаны комиссуральными нервными волокнами, проходящими в спайке свода (commissurafornicis) головного мозга.
Гиппокампы образуют медиальные стенки нижних рогов боковых желудочков (лат. ventriculus lateralis), расположенных в толще полушарий большого мозга, простираются до самых передних отделов нижних рогов бокового желудочка и заканчиваются утолщениями, разделёнными мелкими бороздками на отдельные бугорки – пальцы ног морского конька (лат. digitationes hippocampi). С медиальной стороны с гиппокампом сращена бахромка гиппокампа (лат. fimbria hippocampi), являющаяся продолжением ножки свода конечного мозга. К бахромкам гиппокампа прилегают сосудистые сплетения боковых желудочков.
Такие сочетания, как abususin Venere (злоупотребление в сфере Венеры – богини любви) или corona Veneris (корона Венеры, сифилитическая сыпь на лбу), caput Medusae (голова Медузы), morbus Heracleus (болезнь Геракла, эпилепсия) понятны и поражают образностью мифологических ассоциаций. Поясним эти понятия10.
Горго́на Меду́за (греч. Μέδουσα, точнее Медуса – «стражник, защитница, повелительница») – наиболее известная из сестёр горгон, чудовище с женским лицом и змеями вместо волос. Её взгляд обращал человека в камень. Была убита Персеем. Упомянута в «Одиссее» (XI 634). Написание: «горгона Медуза», где «горгона» – вид чудовища, а «Медуза» – имя собственное. Своё имя морская медуза получила из-за сходства с шевелящимися волосами-змеями легендарной горгоны Медузы из греческой мифологии. Caput Medusae (голова Медузы) – так называется расширение подкожных вен передней брюшной стенки со змеевидным ветвлением вокруг пупка, наблюдаемое при портальной гипертензии. У мифического чудовища Медузы на голове вместо волос росли извивающиеся змеи, что и вдохновило ренессансного медика Северина Боеция на создание термина (1643 г.).
Голова медузы. Патологическая венозная сеть на брюшной стенке, которая встречается у больных с портальной гипертензией, носит название «голова медузы». Основной причиной ее появления является цирроз печени, при котором происходит реканализация пупочных вен. «Голова медузы» представляет собой клубок расширенных брюшных вен, которые расходятся в радиальном направлении от пупка, напоминая змеиное гнездо. Некоторые из этих вен дренируются краниально во внутреннюю вену молочной железы, а некоторые – каудально, в нижнюю вену молочной железы. Свое название эта венозная сеть получила из-за сходства со знаменитой головой Медузы, которая, по греческой мифологии, являлась одной из трех сестер горгон и имела довольно зловещую репутацию. На ее голове вместо волос росли змеи, а лицо было настолько ужасным, что каждый, кто смотрел на нее, превращался в камень. В конечном итоге Персею удалось убить горгону, глядя на ее отражение в отполированном щите. Щит был подарен ему богиней мудрости Афиной. После убийства Медузы Персей прикрепил ее голову на свой щит и использовал как «биологическое» оружие, превращая своих врагов в камень. Его примеру в дальнейшем последовали многие греческие пехотинцы, которые традиционно рисовали на щитах голову горгоны.
Гера́кл Herculēs. (Геркулес) – в древнегреческой мифологии герой, сын бога Зевса и Алкмены – жены фиванского царя Амфитриона. При рождении был назван Алкидом. Неоднократно упомянут уже в «Илиаде» (II 658 и др.). Среди многочисленных мифов о Геракле наиболее известен цикл сказаний о 12 подвигах, совершенных Гераклом, когда он находился на службе у микенского царя Еврисфея. Культ Геракла был очень популярен в Греции, через греческих колонистов он рано распространился в Италии, где Геракл почитался под именем Геркулеса. В северном полушарии неба расположено созвездие Геркулес.
Болезнь Геракла (Геркулеса), эпилепсия. Знакомство человека с эпилепсией произошло в незапамятные времена. Термин «эпилепсия» (греч. epilepsia – схватка, судорога, припадок) введен древнегреческим врачом Hippocrates (460–370 гг. до н. э.) в 400 г. до н. э. как обозначение особой болезни мозга, проявляющейся припадками (Jones, W.H.S., Hippocrates 1952–1958). Гиппократ полагал, что эпилепсия может быть наследственной, а приступы «провоцируются солнцем, ветрами, холодом, изменяющими консистенцию мозга». Он отметил также, что, помимо эпилептических, существуют пароксизмы, имеющие не эпилептический генез.
С древних времен до наших дней к эпилепсии прикована врачебная мысль. Описание приступов можно встретить еще в трактатах ученых Древней Греции, Рима, Востока, Средневековья. Так, одно из первых упоминаний об эпилепсии дано в работах арабского врача Абу Али ибн Сины (Авиценна).
Еще в Древнем Риме на рынке рабов использовали вращение гончарного круга, ритмично отражающего солнечные лучи, для выявления у них эпилепсии, которая считалась заразным заболеванием. У древнего населения Месопотамии судьба больного эпилепсией предопределялась по его грехам богом Mooн. Ацтеки обращались к Chihuapipiltin для лечения конвульсий испарениями ладана, устраняющими, по их представлениям, «тяжелое дыхание по искривленным линиям».
В работах ученых, а порой и в обыденной жизни эпилепсия именуется то «черной немощью», то «священной болезнью» (болезнь святого Валентина, болезнь святого Иоганна), то «болезнью Геркулеса» (по преданию, известный мифический герой страдал этим заболеванием) и т. д 11.
Окидывая взглядом медицинскую терминологию на протяжении двух с половиной тысячелетий (разумеется, основываясь на лексикографических источниках, которые, к счастью, хорошо сохранились), можно составить целый список греко-римских богов, демонов, героев и других фантастических существ, оставивших свой след в медицинском словаре. Адонис, Арахна, Атропа, Афродита (Киприда), Бахус, Венера, Геба, Гелиос, Гигиея, Гименей, Гипнос, Дионис (Вакх), Марс, Меркурий, Морфей, Нарцисс, Нимфа, Панацея, Пигмалион, Приап, Психея, Сатир, Танатос, Уран, Флора, Эрот и т. д.
Адо́нис (др.-греч. Ἄδωνις) – в древнегреческой мифологии, по наиболее популярной версии, сын Кинира от его собственной дочери Смирны; либо сын Кинира и Метармы; либо (по Гесиоду) Феникса и Алфесибеи; либо (по Паниасиду) Фианта и его дочери Смирны.
Адонис славился своей красотой: в него влюбляется богиня любви Афродита. Его также называют возлюбленным Диониса. Был пастухом и охотником на зайцев. Похвала муз охоте вдохновила его стать охотником.
Адонис – многолетнее травянистое растение с многоглавым корнем, развивающим несколько ветвистых стеблей. Стебли густолиственные, но у основания почти голые, покрытые лишь редкими бурыми чешуйчатыми низовыми листьями. Нижние стеблевые листья сидячие, у основания полустеблеобъемлющие, очередные, голые, в очертании округлые, пальчато-рассеченные на 5 долей; из них 2 нижние доли короче, а 3 остальные – почти одинаковой длины, у верхушки шиловидно-заостренные. Цветки у адониса золотисто-желтые, крупные, одиночные, верхушечные.
Адонис – одно из важнейших сердечных средств. Отличается от наперстянки отсутствием кумулятивного действия, менее сильным систолическим и диастолическим эффектом. Применяют в сравнительно легких случаях сердечной недостаточности.
Фармацевтическая промышленность выпускает и особые препараты, приготовленные из адониса:
адонизид, сухой экстракт и таблетки (драже) адонис-бром, содержащие сухой концентрат адониса, бромистый калий и кодеин.
Гигие́я (др.-греч. Ὑγιεία, Ὑγεία) – в греческой мифологии богиня здоровья, дочь Асклепия / Эскулапа и Эпионы либо Афины. По орфикам, Гигиея – супруга Асклепия. Они различают две Гигиеи, причем старшая – дочь Эрота и Пейфо. Культ Гигиеи существовал в Оропе, статуя в Мегарах. Своего отца Эскулапа / Асклепия она всюду сопровождала, заботилась о его змеях. Отец был богом врачевания, а дочь стала богиней здоровья. Ее изображали кормящей змею из чаши. В честь богини Гигиеи и названа наука гигиена. Гигиена подразумевает здоровый образ жизни, заботу о здоровье, что способствует продолжению жизни. Гигиею изображали кормящей змею из чаши. Отсюда происходит один из знаков медицины – чаша со змеёй символом мудрости и святости, чистоты и неприкосновенности. Змея кусает того, кто нарушает это правило12.
Марс (лат. Mars). В римской религии Марс – один из древнейших богов Италии и Рима, входил в триаду богов, первоначально возглавлявших римский пантеон (Юпитер, Марс и Квирин).
В Древней Италии Марс был богом плодородия; считалось, что он может либо наслать гибель урожая или падеж скота, либо отвратить их. В его честь первый месяц римского года, в который совершался обряд изгнания зимы, был назван мартом. Позднее Марс был отождествлен с греческим Аресоми, стал богом войны. Храм Марса, уже как бога войны, был сооружен на Марсовом поле вне городских стен, поскольку вооруженное войско не должно было входить на территорию города. Марс считался родоначальником и хранителем Рима. Символом Марса было копьё, хранившееся в жилище римского царя – регии. Там же находились двенадцать щитов, один из которых, по преданию, упал с неба во времена царя Нумы Помпилия, а потому считался залогом непобедимости римлян. Остальные одиннадцать щитов были изготовлены по приказу царя как точные копии упавшего с неба, чтобы враги не могли распознать и украсть подлинный. Отправляясь на войну, полководец приводил в движение копьё и щиты, взывая к Марсу; самопроизвольное движение считалось предзнаменованием страшных бед.
Марсупиализация (лат. marsupium кошелек, сумка) – оперативный прием, используемый при некоторых кистах органов грудной и брюшной полости, заключающийся в подшивании краев стенки вскрытой кисты к краям операционной раны с последующим заживлением путем заполнения грануляциями открытой глубокой полости.
Меркурий (лат. Mercurius) – в древнеримской мифологии бог торговли, прибыли, разумности, ловкости, плутовства, обмана, воровства и красноречия, дающий богатство и доход в торговле, бог атлетов. К его атрибутам относятся жезл кадуцей, крылатые шлем и сандали, а также часто денежный мешочек. Меркурий ассоциируется с ртутью, духом, скрывающимся в материи.
Ртуть (Mercury) – серебристый металл, находящийся в жидком виде при комнатной температуре. Его токсичность в значительной мере ограничивает применение соединений ртути в медицине в настоящее время, однако ранее мази, в состав которых входили соединения ртути, использовались для лечения сифилиса. Сегодня соли ртути применяются в основном в антисептических, антипаразитарных веществах и в фунгицидах. Ртуть широко используется в стоматологии в качестве одного из компонентов амальгамовых пломб; в сочетании с основой пломбировочного вещества она теряет свои токсические свойства.
Морфей (др.-греч. Μορφεύς – «формирователь», «тот, кто формирует [сны]») – бог сновидений в греческой мифологии. Его отцом является Гипнос – бог сна. По одной из версий, его матерью была Аглая, дочь Зевса и Эвриномы, одна из трех граций, спутниц Афродиты, имя которой в дословном переводе означает Ясная. По другой Никта – богиня ночи.
Морфей может принимать любую форму и являться людям во сне. Он умеет абсолютно точно подражать голосу и стилю речи человека, которого изображает. Греки почти всегда изображали его в виде стройного юноши с небольшими крылышками на висках, однако на некоторых памятниках искусства он представляется в образе бородатого старца с цветком мака в руке. Морфей обязан следить за снами царей и героев. Главная эмблема Морфея – сдвоенные ворота в мир сновидений. Это – ворота из слоновой кости для лживых снов и роговые ворота для снов истинных.
Из символики и атрибутики бога всегда особо выделяют чёрный цвет (как цвет ночи и забытья) и цветы мака. Морфея зачастую изображали в чёрной одежде с рассеянными по ней серебряными звёздами. В руках он держал кубок с маковым соком, обладающим расслабляющим, обволакивающим снотворным действием. Иногда считается, что он носит на голове корону из цветков мака, что символизирует сновидения. Греки обычно изображали его на вазах, а римляне – на саркофагах.
Сын Гипноса, бог сновидений Морфей, которого изображали в виде старика с крыльями, остался в названиях препаратов наркотического и снотворного действия, содержащих морфий (ср.: «почивать в объятиях Морфея», то есть спать). Только не надо путать этот термин с омонимичным «морфе» от греческого слова morphe – форма, откуда морфология, наука о строении, форме чего-либо.
Морфи́н – один из главных алкалоидов опия, содержится в маке снотворном (Papaversomniferum). В медицине применяют производные морфина, в частности гидрохлорид (для инъекций) и сульфат (в качестве перорального препарата) как болеутоляющее (анальгетик, слабый анестетик, успокаивающее) лекарственное средство. Морфин способен эффективно подавлять ощущение сильной физической боли и боли психогенного происхождения. Обладает также седативной активностью, подавляет кашлевой рефлекс. Понижая возбудимость болевых центров, он оказывает также противошоковое действие при травмах. Используют при остром инфаркте миокарда. Для обезболивания родов морфин обычно не применяют, так как он проходит через плацентарный барьер и может вызвать угнетение дыхания у новорождённого.
Морфином иногда пользуются в рентгенологической практике при исследовании желудка, двенадцатиперстной кишки, желчного пузыря. Введение морфина повышает тонус мышц желудка, усиливает его перистальтику, ускоряет его опорожнение и вызывает растяжение двенадцатиперстной кишки контрастным веществом. Это способствует выявлению язвы и опухолей желудка, язвы двенадцатиперстной кишки. Вызываемое морфином сокращение мышцы сфинктера Одди создаёт благоприятные условия для рентгенологического исследования желчного пузыря13.
Нарци́сс (точнее, Наркисс, др.-греч. Νάρκισσος) – в древнегреческой мифологии сын речного бога Кефисаи нимфы Лириопы, либо сын Эндимиона и Селены.
Тиресий предсказал Нарциссу, что он будет жить долго, если не увидит своего отражения. Когда ему было 16 лет, его полюбила нимфаЭхо. Прекрасный, но холодный и гордый, отвергнув любовь нимфы, он был наказан богиней Афродитой.
Согласно Овидию, в него были влюблены многие юноши и девушки, но он отвергал их. Тогда они воззвали к Немесиде, и та вняла их просьбам. По одному из рассказов, Аминий, один из отвергнутых влюбленных, покончил с собой перед домом Нарцисса, прося божество о мести.
Во время охоты он увидел в реке своё отражение, влюбился в самого себя, не смог с ним расстаться и умер от голода и/или страдания. Когда пришли за его телом, его там не было, но на том месте, где оно должно было быть, вырос цветок нарцисс, его сестры-наяды оплакали его.
Источник Нарцисса показывали в местности Донакон (Тростниковое ложе), на земле феспийцев. Умер у источника. По другому сказанию, у него была сестра-близнец, в которую он влюбился и, когда она умерла, стал ходить к этому источнику и утешился.
Имя Нарцисса стало нарицательным и символизирует гордость и самовлюблённость.
В восточной медицине листья нарцисса считались средством от головной боли, болезни седалищного нерва, болей в коленных суставах, геморроя. Растертые листья нарцисса применяли как средство, заживляющее раны.
Панацея – Панакея (др.-греч. Πανάχεια) – в греческой мифологии персонификация исцеления. Дочь Эскулапа, её братья – знаменитые врачи, исцеляющие героев Троянской войны Махаон и Подалирий, её сестры Гигиея («здоровье») и Иасо («лечение»). В переносном смысле (иронически) – средство, избавляющее от всех зол, для решения всех проблем. Обычно употребляется с частицей «не». Например: «Фитотерапия эффективна при лечении многих болезней, но она всё же не панацея».
Психе́я, или Психе (др.-греч. Ψυχή, «душа», «дыхание») – в древнегреческой мифологии олицетворение души, дыхания; представлялась в образе бабочки или молодой девушки с крыльями бабочки. Представления о душе находим уже у Гомера, но миф о Психее впервые был разработан древнеримским писателем Апулеем в его романе «Метаморфозы, или Золотой осёл».
Психиатри́я (от греч. ψυχή – душа и греч. ιατρός – врач; греч. ιατρικός – врачебный, медицинский) – отрасль клинической медицины, изучающая психические (душевные) расстройства, занимающаяся их лечением, профилактикой и оказанием помощи психически больным.
Та́натос, Та́нат, Фа́нат (др.греч. Θάνατος, «смерть») – в греческой мифологии олицетворение смерти, сын Никты (Ночи), брат-близнец бога сна Гипноса. Живет на краю света. Упоминается в «Илиаде» (XVI 454).
Танатос обладает железным сердцем и ненавистен богам. Он единственный из богов, не любящий даров. Культ Танатоса существовал в Спарте. Танатос чаще всего изображался крылатым юношей с погашенным факелом в руке. Изображен на ларце Кипсела как черный мальчик рядом с белым мальчиком Гипносом14.
Танатоло́гия (от др.-греч. θάνατος – смерть и λόγος – учение) – раздел теоретической и практической медицины, изучающий состояние организма в конечной стадии патологического процесса, динамику и механизмы умирания, непосредственные причины смерти, клинические, биохимические и морфологические проявления постепенного прекращения жизнедеятельности организма. Термин «танатология» в обиход медицинской и биологической науки был введен по предложению И. И. Мечникова. У истоков танатологии стояли выдающиеся учёные М. Ф. К. Биша, К. Бернар, Р. Вирхов, И. И. Мечников, Г. В. Шор и другие, положившие начало изучению смерти как закономерного завершения жизни.
В начале XX века танатологию было принято делить на общую, которая изучала статику и динамику смерти, морфологические и патофункциональные изменения, пост-мортальные явления, взаимодействие трупа с окружающей средой, технику судебно-медицинского или патологоанатомического исследования трупа, и частную, которая рассматривала виды смерти, основные и непосредственные причины смерти при конкретных заболеваниях или состояниях и их диагностику на трупе, а также трупные явления их сопровождающие.
В 1961 году на Международном конгрессе травматологов в Будапеште получила своё название новая медицинская дисциплина – реаниматология, которая по многим своим аспектам тесно соприкасается с танатологией. Областью научных интересов реаниматологии являются патофункциональные процессы, происходящие во время умирания, терминальные состояния и восстановление жизненных функций. В то время как область интересов танатологии в большей степени смещена в сторону патоморфологических аспектов умирания и постмортальных изменений, наблюдающихся в трупе в различные сроки после наступления смерти при различных внешних условиях, особенности исследования трупа, а также диагностика причин смерти15.
Неудивительно, что наука о врачевании души, вероятно, больше, чем другие отрасли медицины пользуется терминами из арсенала мифологии. Нарциссизм и пигмалионизм, венерофобия и нимфомания, синдром проклятья Ундины и т. д. Использовано и само слово «мифология». Mithologia – патологическая лживость. В XX веке появилась новая серия мифологических терминов в рамках учения Зигмунда Фрейда (1856–1939) о психоанализе. Источником для них послужили миф об аргонавтах и так называемый Фиванский цикл мифов, известный также по произведениям древнегреческих писателей. Их персонажи – Эдип, Антигона, Иокаста, Медея, Орест, Федра, Электра. Приведем некоторые определения из «Словаря эпонимических терминов в психиатрии».
Атропос, Atropos (Άτροπος, «неотвратимая») была одной из трёх Мойр, богиня судьбы и предназначения; старейшая из трёх богинь судьбы; была известна как «непреклонная», или «неминумая». Именно Атропос выбирала механизм смерти и конца жизни каждого смертного прерыванием его нити жизни своими ножницами.
Атропин, Antropinum. Алкалоид, содержащийся в растениях семейства пасленовых (Solanaceae): красавке (Atropa Belladonna L.), белене (Hyoscyamusniger L.), разных видах дурмана (Daturastramonium L.) и др. В медицинской практике применяют атропина сульфат.
Атропин применяется при язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, пилороспазм, холелитиаз, холецистит, острый панкреатит, гиперсаливация (паркинсонизм, отравление солями тяжелых металлов, при стоматологических вмешательствах), синдром раздраженной толстой кишки, кишечная колика, желчная колика, почечная колика, симптоматическая брадикардия (синусовая, синоатриальная блокада, проксимальная AV блокада, электрическая активность желудочков без пульса, асистолия), для предоперационной премедикации; отравление м-холиностимуляторами и антихолинэстеразными ЛС (обратимого и необратимого действия), в т. ч. фосфорорганическими соединениями; при рентгенологических исследованиях ЖКТ (при необходимости уменьшения тонуса желудка и кишечника), бронхиальная астма, бронхит с гиперпродукцией слизи, бронхоспазм, ларингоспазм (профилактика). Используется в офтальмологии для создания функционального покоя при воспалительных заболеваниях и травмах глаза (ирит, иридоциклит, хориоидит, кератит, тромбоэмболия и спазм центральной артерии сетчатки).
Прямые ассоциации с древней мифологией содержатся в названиях европия, прометия, тантала, титана, тулия. Названия других химических элементов (ниобий, нептуний, палладий, плутоний, уран, церий и другие) непосредственно образованы от астрономических терминов и представляют собой промежуточные лексические единицы между собственными и нарицательными именами, но, в конечном счете, исходят от мифа16.
Как говорил Ж.-Ж. Руссо, «время – движущийся образ неподвижной вечности». Так и для медицины древняя мифология не столько реликт минувшего, сколько ее основание, настоящее и будущее. Мифология заложила онтологические основы медицины, определила ее ценностные ориентиры. Ассоциативная природа мифологии содействует формированию образного представления о происхождении медицинского знания.
Глава 2
Религия и медицина
И от Вышняго врачевание…
Сир. 38:1
В современном мире религиозный фактор занимает видное место, оказывая заметное влияние на протекающие в нем процессы. И это закономерно, ведь религия представляет собой не только вероисповедание как таковое, но и особый образ жизни и мышления. Религиозные каноны регламентируют самые различные стороны индивидуальной и общественной жизни.
Медицина во все времена была связана с религией, религия с врачеванием. И это не случайно, поскольку и религия, и медицина стоят у истоков жизни и смерти. «Существование Верховного разума, а следовательно и Верховной воли, я считаю необходимым и неминуемым требованием (постулатом) моего собственного разума, так что если бы я и хотел теперь не признавать существование Бога, то не мог бы этого сделать, не сойдя с ума», – так очертил свое мировоззрение великий хирург Николай Иванович Пирогов17.
Между тем развитие медицинской технологии, кардинальные сдвиги в медико-клинической практике побуждают многие «горячие головы» к скептическому отношению к религиозной традиции. Оправдано ли игнорирование фундаментальных религиозных ценностей, оказывающих громадное влияние на духовный строй общества? Насколько продуктивно влияние религии на развитие современной медицины? Не препятствуют ли устойчивые религиозные максимы постоянно расширяющейся, динамичной структуре медицинской мысли?
1.2. Природа религии
Религия представляет собой древний и многоликий элемент жизни человечества. Слово это латинского происхождения, reliqio означает набожность, предмет культа. Оно образовано от глагола reliqar – связывать. Религия являет собой связь субъекта с Богом, со всем и всяческим. Именно Бог внушает, сообщает людям необходимость веры и определяет особенности поклонения ему и ведения праведного образа жизни. С точки зрения любой религии источником определенных верований является откровение. Последнее определяется как «проявление Высшего Существа в нашем мире с целью сообщить нам более или менее полную истину о себе и о том, чего от нас требует»18. Следует признать, что каково бы ни было личное отношение к отдельным формам откровения или к откровению вообще, нельзя не признать его несомненную реальность в качестве психического факта, реальность Божества или богов для верующего.
Стержнем всякой религии является вера, которая определяется как «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (К евр. 11:1). Определение состоит из двух частей. Первая – верим в будущее, что оно состоится. Вторая – на каком основании? На основании уверенности в невидимом – в Боге, который нам дан. При этом знание не может быть без веры, в конечном счете оно упирается на то или иное аксиоматическое основание, но вера может существовать и без знания.
При этом следует отличать веру от суеверия. Как известно, над дверью лаборатории Нильса Бора была прибита подкова. Как-то его спросили: «Неужели вы верите, что подкова приносит счастье?» «Не верю, но подкова приносит счастье независимо от того, верю я в это или нет, – ответил Бор. Лицемером можно считать человека, который пишет книгу, восхваляющую атеизм, и молится о том, чтобы её хорошо покупали.
Специфика религиозной веры нашла блестящее освещение в творчестве датского философа С. Кьеркегора. Как подчеркивает мыслитель, в отличие от этической регуляции, ориентирующей отношения на самопрезентацию индивида перед социальной общностью, «вера – это парадокс, согласно которому единичный индивид в качестве единичного стоит в абсолютном отношении к Абсолюту»19.
Л. Н. Толстой, комментируя значение веры, отмечал, что «человек, исповедующий закон, есть человек, стоящий в свете фонаря, привешенного к столбу. Он стоит в свете этого фонаря, ему светло, и идти ему дальше некуда. Человек религиозный несет фонарь перед собой на более или менее длинном шесте; свет всегда впереди его и всегда побуждает его идти за собой и вновь открывает впереди его новое, влекущее к себе освещенное пространство»20. Это означает, что индивид, имеющий свой «источник света», в качестве которого выступает вера в Бога, не нуждается в назойливом «полицейском фонаре» власти, принуждающем его к тому или иному способу жизнедеятельности. Он отвергает зло не потому, что оно запрещено, а потому, что это зло.
И хотя то, во что мы верим, отличается от всего остального именно тем, что оно не имеет видимых оснований для своего осуществления и бытия, кроме самой веры, история культуры привела немало различных способов рационального обоснования бытия Бога. Приведем наиболее известные аргументы, ставшие классическими:
– Фома Аквинский. В природе происходит движение. Ничто не может начать двигаться само по себе, для этого требуется внешний источник действия. Бесконечный поиск источника предыдущего действия бессмыслен. Следовательно, должно существовать нечто, являющееся первоначальным источником всякого движения, не будучи само по себе движимо ничем иным. Это и есть Бог – недвижимый Движитель;
– Фома Аквинский. Каждое следствие имеет свою причину. Бесконечный поиск предыдущей причины бессмысленный. Следовательно, должна существовать «беспричинная причина», первопричина всего последующего. Это и есть Бог;
– Фома Аквинский. Все предметы мира находятся во взаимосвязи и взаимоотношении друг с другом, и их существование возможно только во взаимосвязи и взаимоотношении. Однако бесконечный поиск предшествовавших друг другу взаимоотношений и взаимосвязей бессмыслен. Следовательно, должно существовать нечто, абсолютно независимое и совершенно самодостаточное. Это и есть Бог;
– Фома Аквинский. В окружающем мире наблюдается последовательное иерархическое возрастание сложности строение предметов и существ (например, от насекомого до человека), нескончаемое всеобщее стремление к совершенству. Следовательно, должно существовать нечто абсолютно совершенное, являющееся источником всякого совершенства. Это и есть Бог;
– телеологическое (Фома Аквинский). В окружающем мире наблюдается определённый порядок и стройность, происхождение которых невозможно приписать самому миру. Этот порядок заставляет предположить существование некоего разумного организующего начала, установившего этот порядок. Это и есть Бог;
– нравственное, антропологическое (И. Кант). Всем людям свойственно нравственное чувство, категорический императив. Поскольку это чувство не всегда побуждает человека к поступкам, приносящим ему земную пользу, следовательно, должно существовать некоторое основание, некоторая мотивация нравственного поведения, лежащие вне этого мира. Всё это с необходимостью требует существования бессмертия, высшего суда и Бога, учреждающего и утверждающего нравственность, награждая добро и наказывая зло;
– Августин, Кальвин. Всякий нормальный человек рождается с идеей о Боге, внедрённой в само его сознание. Эта идея бывает подавлена в людях неправедных (Рим. 1:18). По мере роста человек всё яснее осознаёт её. Критические жизненные ситуации зачастую побуждают эту идею к жизни;
– мистическое. Человеку свойствен прямой мистический контакт с Богом, приводящий человека в экстатическое состояние. Этот опыт соединения с Богом настолько уникален и настолько ошеломляющ, что сам по себе он уже является свидетельством бытия Божия;
– Августин. Все люди верят в то, что истина существует. Если Бог является Богом истины и истинным Богом, следовательно, Он и есть Истина. Эта Истина с большой буквы является условием существования всякой другой истины. Таким образом, существование какой-либо истины подразумевает существование и Истины с большой буквы, которая, в свою очередь, означает и существование Бога;
– онтологическое (Ансельм). Первая предпосылка: человеку свойственно понятие о бесконечном и совершенном. Вторая предпосылка: существование является обязательной и необходимой частью совершенства. Вывод: бесконечное и совершенное – то есть Бог – существует, постольку само определение совершенства включает в себя и существование;
– Аристотель. Человек осознаёт свою конечность, ограниченность и смертность. Откуда происходит это сознание? Бог постоянно напоминает ему об этом через Свою бесконечность, безграничность и бессмертие. То есть, конечность человека сама по себе является доказательством существования бесконечного Бога;
– Августин, Фома Аквинский. Человек безутешен. Он жаждет благословения. Этой жаждой наделил его Сам Бог, чтобы человек нигде не мог найти утешения, пока не обратится к Богу. Присутствие этой жажды в человеке является косвенным доказательством бытия Божия;
– Беркли. Человек способен воспринимать (чувствовать) окружающие его предметы, что не может являться следствием ни каких-либо физических явлений, ни волеизъявлением самого человека. Следовательно, эта человеческая способность к восприятию подразумевает существование Бога как единственного разумного объяснения этой способности;
– экзистенциальное. Бог являет себя людям через евангельское откровение – провозглашение Своей любви, прощения и оправдания человека. Человек, принявший это откровение, сразу узнаёт и Бога. Никакого иного свидетельства не требуется. Бытие Божие не столько «доказывается», сколько «познаётся», и это познание не интеллектуально, а экзистенциально;
– чудесное. Чудо – это явление, единственно объяснимое существованием и непосредственным сверхъестественным вмешательством Бога. Существует множество засвидетельствованных фактов чудесных событий. Следовательно, существует множество событий, единственным убедительным объяснением которых может быть существование и сверхъестественное вмешательство Бога. А следовательно, Бог существует;
– интеллектуальное. Мы знаем, что мир устроен разумно. То есть мы способны разумно познавать его. Следовательно, либо и познаваемый мир, и наш познающий его разум, являются продуктом чистой случайности, либо и то, и другое создано высшим разумом. Случайность нам кажется менее вероятной. Следовательно, и разумный мир, и сам разум являются порождением высшего разума, т. е. Бога. Следовательно, Бог существует;
– Каждому нашему естественному внутреннему желанию или стремлению соответствует реальный объект, способный это желание удовлетворить. Однако присутствует в нас и такое желание, которое не может быть удовлетворено ничем временным, ничем земным, ничем тварным. Следовательно, должно существовать нечто превосходящее всё временное, земное и природное. Это «нечто» люди и называют Богом и вечной жизнью с Ним;
– эстетическое. Музыка Баха («Битлз», Пушкин, Сезанн и т. д.) существует, следовательно, Бог есть;
– религиозное. Множество людей разных времён и разных культур имели опыт общения с Божественным. Невозможно допустить, чтобы все они настолько одинаково «ошибались» в описании природы и содержания этого опыта. Следовательно, Божественное существует;
– общественное. Вера в Бога – в верховное существо, Которому по праву надлежит поклонение и прославление всего сущего, – является общей чертой практически всех народов мира. Невероятно, чтобы все эти люди были неправы относительно этого самого важного и значительного элемента их жизни. Гораздо более вероятно, что они были правы, а следовательно, Бог существует;
– Паскаль. Разумное доказательство существования Бога невозможно, однако то или иное решение о Его бытии-небытии каждый из нас принять должен. Если вы решите, что Бог есть («поставите на Бога»), то вы, во всяком случае, ничего не потеряете, даже если после вашей смерти окажется, что вы были неправы. Если же вы решите, что Его нет и ошибётесь, то вас ждёт страшное наказание. Если вы выиграете, то получите всё, если проиграете, то не потеряете ничего.
Однако очевидно и то, что ни один из приведенных аргументов, ни их совокупность не являются бесспорными. Не случайно поэтому многие философы для познания Бога прибегали к негативной теологии. Вот выдержки из поэтического произведения Ангелуса Силезиуса «Паломник херувима»:
- «Что есть Бог? Мы этого не знаем: Он ни свет, ни дух,
- Ни правда, ни единство, ни один; он не то, что называют
- божественным:
- Ни мудрость, ни ум, ни любовь, ни воля, ни доброта;
- Ни вещь, ни тем более ни сущность, ни сердце;
- Он есть то, что ни я, ни ты, никакое другое создание,
- Прежде чем Он станет тем, кто Он есть, никогда не узнаем»21.
Очевидно, в связи с принципиальной невозможностью рационального постижения бытия Бога в основе православия, в отличие от католицизма и протестантизма, лежит не рациональная теология, а сверхрациональное богословие. Очевидно, в этом смысл знаменитой максимы Тертуллиана «Верую, ибо абсурдно!».
Основным общественным институтом, объединяющим людей, считающих себя приверженцами данной религии, является церковь. В православной традиции церковь определяется как собрание верующих во Христа, в которое Им Самим призывается войти каждый. В ней «все небесное и земное» должно быть соединено во Христе, ибо Он глава «Церкви, которая есть Тело Его, полнота наполняющего все во всем» (Еф. 1:22-23). В церкви действием Святого Духа совершается обожение творения, исполняется изначальный замысел Божий о мире и человеке. Церковь представляется богочеловеческим организмом. Будучи телом Христовым, она соединяет в себе два плана – божеское и человеческое – с присущим им действованиями и волениями. Церковь связана с миром по своей человеческой, тварной, природе. Однако она взаимодействует с ним не как сугубо земной организм, но во всей своей таинственной полноте.
Согласно библейскому вероучению церковь не от мира сего, так же, как ее Господь, Христос не от мира сего. Но Он пришел в этот мир, «смирив» Себя до его условий, – в мир, который надлежало Ему спасти и восстановить. Целью церкви является не только, спасение людей в этом мире, но также спасение и восстановление самого мира. Церковь призвана действовать в мире по образу Христа. Члены церкви призваны приобщаться миссии Христовой, Его служению миру, которое возможно для церкви лишь как служение соборное, «да уверует мир» (Ин. 17:27). Спаситель говорит о Себе: «Я посреди вас как служащий» (Лк. 22: 27). Члены церкви соприкасаются с Христом, понесшим все грехи и страдания мира, встречая каждого голодного, бездомного, больного, заключенного. Помощь страждущим есть в полном смысле помощь Самому Христу, и с исполнением этой заповеди связана вечная судьба всякого человека (Мф. 25, 31-46). Жизнь в церкви, к которой призывается каждый человек, есть непрестанное служение Богу и людям. К этому служению призывается весь народ Божий. Члены тела Христова, участвуя в общем служении, выполняют и свои особые функции. Каждому дается особый дар для служения всем. «Служите друг другу, каждый тем даром, какой получил, как добрые домостроители многострадальной благодати Божией» (1 Пет. 4,10).
Поскольку религиозные устремления находятся в сфере подсознания, постольку индивид может считать себя неверующим, но фактически соблюдать ценности той или иной религии. Об этом свидетельствуют и результаты проведенного в 2009 г. Российским межвузовским центром гуманитарного образования по религиоведению социологического опроса студентов высших учебных заведений Санкт-Петербурга. Так, верят в Бога из числа опрошенных 59%. 80,1% респондентам среди религиозных конфессий ближе православие. Особый интерес для нас представляют ответы на вопросы, связанные с ценностной ориентацией. На вопрос, с чего начинается Ваше обращение к иконе с образом Иисуса Христа, 31,6%, опрошенных ответили: с покаяния перед Богом за свои грехи, 20,5% – с обращения к Богу о содействии успеху в служебных делах. 79,2% респондентов заявили о том, что самореализация человека в мире предполагает преображение и воспитание самого человека, и лишь 16,6% утверждают, что самореализация возможна на путях внешней работы в нем. На вопрос, какой из приведенных факторов составляет наиболее глубокую основу общественно полезной деятельности, 36,7% респондентов ответили: совесть, 20%: деньги, 17,6%: наглядный успех. На вопрос: на каких ценностях возможно дальнейшее развитие России, 38,1% респондентов назвали соборность, 38% – коллективизм, 20,1% – индивидуализм. 51,6% опрошенных отдают предпочтение обществу, в котором идеи ценятся больше денег, и только 18,3% не приемлют подобного общества. Результаты опроса позволяют предположить, что Россия и в перспективе сохранит свое православно-христианское духовно-нравственное ядро, что позволит ей сохранить свою самобытность.
В контексте анализа природы и функции религии особую важность приобретает проблема соотношения религиозной и естественнонаучной истины.
Так, в известном процессе суда над Галилеем, очевидно, речь шла не о выяснении истины, а о конфликте между духовной формой общества, которая должна быть чем-то более устойчивым и постоянно расширяющейся структурой научной мысли. Еще два века спустя И. Гете с ужасом говорил о тех жертвах, которые потребовало признание коперниковского учения. «Едва лишь признали мир закругленным и законченным, – утверждал писатель, – как пришлось отказаться от неслыханного преимущества быть центром Вселенной». Быть может, никогда еще человечеству не предъявлялось столь грандиозного требования. После согласия на это разве не превращалось все в дым и туман?..
Религиозный и естественнонаучный языки означают различные вещи. Небо, о котором идет речь в Библии, имеет мало общего с тем небом, в которое поднимаются самолеты. В астрономической Вселенной Земля есть крошечная пылинка внутри одной из бесчисленных Галактик, а для нас она середина нашего мира, разве не так? Естествознание стремится придать своим понятиям объективное значение. Наоборот, религиозный язык призван избежать раскола мира на объективную и субъективную стороны. Как в этом случае быть с противоположностью естественнонаучной и религиозной истины? Очевидно, следует, чтобы наша мысль двигалась посредине между этими представлениями. Правота подтвердившихся естественнонаучных выводов не может быть в разумной мере поставлена под сомнение религиозной мыслью, и наоборот, этические требования религиозного мышления не могут подрываться рационалистическими аргументами.
2.2. Религиозно-философское мировоззрение Н. И. Пирогова
Величие того или иного ученого перед потомками в первую очередь определяется тем, насколько плодоносны и жизненно актуальны результаты его деятельности. В этой связи Николай Иванович Пирогов занимает совершенно особое место в истории медицины как профессор-теоретик, врач-клиницист, основоположник хирургической школы в России. «Воистину ни одно имя русского врача не может быть поставлено рядом с его именем»22.
Однако роль и место Н. И. Пирогова в культуре невозможно полно реконструировать, не принимая во внимание его религиозно-философские взгляды, поскольку именно они в единстве с естественнонаучными идеями дают горизонт мышления российского ученого.
Каков философский потенциал Н. И. Пирогова для настоящего и будущего? Актуальность именно такой постановки вопроса стимулируется кризисом основных ценностей (естественнонаучных и антропологических) новоевропейской цивилизации, основанной на антропологической картине мира, растущими диссонансами в уровнях развития различных областей научного знания.
Известно, что в течение трех столетий в европейской науке господствовала система мышления, основанная на механической картине мира, провозглашающая законы инерции (Р. Декарт, И. Ньютон) и самосохранения (Т. Гоббс) в качестве основных законов природы. Используя ньютоновско-картезианскую парадигму, фундаментальная наука – прежде всего физика – добилась значительного прогресса и завоевала себе репутацию среди прочих дисциплин. Умение увязывать базисные концепции и открытия с механической моделью Вселенной стало важным критерием научной узаконенности и в других областях, таких как биология, медицина, психология, психиатрия и т. д. Поначалу эта приверженность механическому взгляду на мир дала весьма позитивный толчок научному прогрессу этих наук. Однако в ходе дальнейшего развития концептуальные рамки, выведенные из ньютоновской парадигмы, утратили свою революционную силу и стали серьезным препятствием для изысканий и прогресса в науке. Из нового понимания природы была устранена целевая причина, игравшая первостепенную роль в античной и средневековой физике. Элиминирование принципа целесообразности из естествознания превращало природу в незавершенный, не имеющей в себе конца, а значит, и смыслового измерения ряд, мир предстал как объект неограниченной манипуляции и насильственного преобразования.
Подобно механической картине мироздания, оказавшей решающие влияние на развитие европейской науки, закон самосохранения становится основным объяснительным принципом антропологии и теории государства. Его открыватель – Томас Гоббс – высшее благо для каждого индивида видел в сохранении самого себя безотносительно к чему бы то ни было другому, в непрерывном успехе по достижению все новых и новых целей, из которых ни одна не может быть рассмотрена как высшая и единственная, ибо важна не цель, а само движение. В конечном счете, согласно Гоббсу, высший закон природы состоит в том, что каждая вещь стремится в своем состоянии, и притом не считаться ни с чем другим, а только с собой. Таков же смысл и верховного принципа механики – закона всей новоевропейской цивилизации, всей классической картины мира, построенной на основаниях индивидуализма и успеха.
В такой ситуации начинаются поиски иного понимания природы и другого отношения к ней человека, понимания, которое не влекло бы за собой указанных последствий.
В свете так очерченной ситуации мировоззренческие взгляды Н. И. Пирогова представляют для нас особый интерес.
Как уже было отмечено, широкой общественности Н. И. Пирогов известен главным образом как выдающийся хирург. Достаточно известны его гуманная и новаторская педагогическая деятельность, а также либеральные общественные взгляды.
Однако очевидно и то, что этот ходячий, в какой-то мере «трафаретный», образ Пирогова не должен заслонять глубинные основы его мировоззрения, очерченные им самим в его «Вопросах жизни»23. Эта книга – дневник, который Пирогов вел в последние два года своей жизни, принадлежащий, несомненно, к классическим произведениям не только русской, но и мировой литературы.
Наиболее общее своеобразие мышления Н. И. Пирогова заключается в сочетании в нем интенций к объектовому и трансцендентному постижению действительности.
Ученый с необычайной настойчивостью ищет религиозно-философское мировоззрение, которое могло бы удовлетворить требованиям научной мысли и запросам веры. Ведь именно вера является специальной психологической особенностью человека, отличающей его от животного. Ее существо в том, что эта вера не столько в предметную реальность, сколько в сверхчувственные идеалы. Н. И. Пирогов, как подлинно русская духовная натура, считает: жизнь без целостного мировоззрения невозможна. Oн одинаково противостоит распущенности мысли, заранее отказывается иметь какое-либо определенное мировоззрение, а также против всяческого догматизма, не допускающего постоянного искания и совершенствования однажды усвоенного мировоззрения. «Каждый настолько свободен, чтобы избрать для себя то или иное мировоззрение, но, избрав, должен на нем основываться, по крайней мере до той поры, пока не заменит его другим. Установление известного правила необходимо не только для согласия семей, обществ и народов, но и для согласия с самим собой, а это можно достигнуть только известным и более или менее определенным мировоззрением».
Н. И. Пирогов остро осознает, что проблема согласования мысли и веры – чрезвычайно сложная проблема. И здесь прежде всего необходимо быть безусловно честным, избегать всяческой неоткровенности и нерешительности, которые непременно приведут к разладу с самим собой. В отношении к этой задаче он разделяет людей науки на три категории: одни, будучи в науке скептиками, в деле веры остаются «верующими прихожанами приходских церквей»; другие – люди безусловно последовательные «вольнодумцы»; третьи, к которым Пирогов относит самого себя, стараются примирить свои научно-объективные убеждения с религиозно-метафизическими. Первый тип человека не удовлетворяет Пирогова именно отсутствием стремления к целостному мировоззрению, второй тип – тип людей «крепких духом» – не соответствует евангельскому завету «нищеты духа». Довольствоваться достигнутым духовным богатством, по его мнению, вовсе нельзя, или можно, но только «сделавшись подлецом перед Богом и самим собой». Остается третий путь – с помощью отвлеченной мысли логически утверждать тот минимум религиозного миросозерцания, который достижим на этом пути, и затем, здраво осознавая все же недостижимость всеобъемлющей, целостной веры для трансцендентной мысли, открыть для себя опыта веры, которая хотя и недоказуема научно, но и не противоречит действительности.
Пирогов отчасти разделяет закон самосохранения, полагая, что все сотворенные сущности стремятся к сохранению своего существования. Однако подобно тому, как в живых организмах стремление к сохранению вида оказывается сильнее инстинкта самосохранения, так и в человеческом мире любовь к источнику существования – Богу – сильнее, чем любовь к самому существованию.
Воспитанный в традициях естествознания своего времени, Пирогов тем не менее органически не приемлет господства эмпирического позитивизма в науке. По мнению ученого, привлекательный на первый взгляд позитивизм, желающий опираться только на опытные факты, неизбежно опирается в узкое доктринерство. Положительное знание, согласно Пирогову, говорит нам лишь о внешней стороне окружающего нас мира и нас самих. Между тем мышление человека не ограничивается этим внешним познанием, а стремится познать и сущность вещей. При этом не следует вовсе отказываться от эмпирии или пренебрегать ею, не признавать выработанных наукой и опытом методов или считать их малозначащими, чтобы претендовать на право выйти за пределы очерченного им «волшебного круга». Эти сложные, «запредельные» вопросы возникают с роковой необходимостью, а посему отказаться от их разрешения для Пирогова равносильно «изнасилованию» своего ума. Правда подобные вопросы, как метафизические, не могут быть точно и явно усвоены человеком, но, раз они есть, личность должна их разрешать, и потому Пирогов решительно заявляет, что он «не в силе приказать мысли: не ходи туда, где можно заблудиться». Более того, внутренний опыт необходим не только в метафизике, но и вообще в деле всякого познания. По мнению ученого, опыт наблюдения дает не только начальный толчок и материал для познания; внутренней ее силой, организующей этот материал в знание, является отвлечение и умозрение. Игнорируя природу человеческого мышления, исключая из области знания все вопросы религиозно-философского характера, позитивизм идет наперекор духовным влечениям природы человека. Напротив, кто внимательно и непредвзято всматривается в действительность, тот знает, что, несмотря на все наши опытные открытия, жизнь остается величайшей тайной и чудом, которому мы не изумляемся только потому, что видим ее ежедневно.
Таким образом, эта общая критика эмпиризма фокусируется у Пирогова в одной специальной идее, которую без преувеличения можно назвать гносеологическим открытием, в которой он на многие десятилетия предваряет открытия современной феноменологии знания. В противовес эмпиризму, для которого все непосредственно очевидное представляется как неустранимый факт, Пирогов убедительно показывает, что в основе всех чувственных данных лежит начало, которое он именует «отвлеченными фактами». Под ними он подразумевает такие данные, как пространство, время, движение и жизнь. «Нужно заметить, – рассуждает Пирогов, – что наши понятия о пространстве, времени и жизни совершенно отличны от обыкновенных обобщений, как например понятие о человеке. В обобщении «человек» мы понимаем не более как свойство, несомненно характеризующее человеческие особи. Но в понятии о пространстве исчезают все свойства отдельных пространств, как то: их измерение, форма, cодержимое и прочее»24. То же самое, по мнению ученого, мы видим и в понятии о времени: «Фактически мы судим о нем только по движению в пространстве, но сверх этого фактического определения времени мы сознаем еще, что и без движения, то есть без средств к изменению времени в пространстве существует наше я в настоящем, подобно тому, как оно существовало не для нашего одного я, а должно существовать и без него». «Это свидетельствует о том, – резюмирует Пирогов, – что измеряемое в пространстве и времени не есть еще самое пространство и самое время»25. Отсюда следует, что первое и самое очевидно для нас суть не отдельные чувственные данные, а лежащие в их основе «неизмеримое и безграничное». «Мы… неминуемо, не видя и не ощущая неизмеримого и безграничного, признаем его фактическое существование, и в существовании безграничного и безмерного мы гораздо более убеждены, чем был убежден Колумб в существовании Америки до ее открытия»26.
Поскольку опытный эмпиризм является прямым следствием механического мировосприятия, критика Пирогова неизбежно переливается в критику механической картины мироздания. При этом наиболее резкие суждения ученого посвящены анализу атоминистической теории Ньютона. По его мнению, раздробление мира на атомы, некие последние крупинки, есть недоброкачественная фантазия, приводящая к безвыходным противоречиям. «Мой умственный анализ, – отмечает Пирогов, – приходит к необходимости принять вне атомов нечто проницаемое и все и всюду проникающее, неделимое, бесформенное…» «Мой слабый ум, – иронизирует ученый, – произведя анализ вещества, разлагая его на атомы, никак не может на них остановиться и незаметно переходит от них, в конце концов, к чему-то другому, имеющему все отрицательные свойства материи»27.
Столь же неясным и неоправданным Пирогову представляется лежащее в основе фундаментальной науки допущение, что слепая внешняя причинность управляет всей мировой жизнью. Ученый не разделяет устранение целевой причины из естествознания. Обращаясь к внешнему миру, он устанавливает, что основные проявления сознания – мышление и творчество – обнаруживаются и во всей мировой жизни. При исследовании отвлеченного понятия в мировой жизни мы не в силах сладить с громоздким веществом, которым она располагает для своих проявлений. Одно только неоспоримо для каждого беспристрастного наблюдателя, – утверждает Пирогов, – это целесообразность, план и мысль во всяком проявлении мировой жизни. И в меня невольно вселяется убеждение, что мозг мой и весь я сам есть только орган мысли мировой жизни, как картины, статуи, здания суть органы и хранилища мысли художника. Для вещественного проявления мировой мысли и понадобился прибор, составленный по определенному плану, – это мой организм». По мнению Пирогова, на первый взгляд, эмпирическое определение жизни довольно верно: по этому определению, жизнь сводится к собранию отправлений, противодействующих смерти. И действительно, в живом организме, как и во всем живом мире, все отправления, все функции направлены к тому, чтобы сохранить бытие и противодействовать разрушению; ошибка этого определения, согласно Пирогову, только в том, что не отправления организма сами по себе стремятся и более или менее достигают этой цели, а другое руководящее ими начало, осмысленное, то есть стремящееся к цели и делающее все функции организма целесообразными, заключает в себе силу жизни. «Все механические действия органических снарядов и приборов, все химические процессы, весь процесс развития в организме – все целесообразно, везде мысль, план и стремление осуществить, cохранить, поддержать бытие»28.
Для более убедительной демонстрации мировой гармонии и целесообразности ученый прибегает к удивительной по красоте образной аналогии – работе музыкального инструмента. «Для меня, – пишет Пирогов, – неоспоримо то, что высшая мировая мысль, избравшая своим органом Вселенную, сделала и мой мозг органом мышления. Действительно его нельзя лучше сравнить, как с музыкальным органом, струны и клавиши которого приводятся в постоянное колебание извне, а кто-то, ощущая их, присматриваясь, прислушиваясь к ним, сам приводя и клавиши, и струны в движение, составляет из этих колебаний гармоническое целое. Этот кто-то, приводя мой орган в унисон с мировой гармонией, делается и моим я; тогда законы целесообразности и причинности действий мировой идеи делаются законами моего я»29.
Образ мира, очерченный Пироговым, резонирует с принципами универсального эволюционизма, лежащими в основе фундаментальных направлений в науке ХХI века, прежде всего таких как теория нестационарной Вселенной, идеи о синергетике, концепции биологической эволюции и развития на ее основе положений о биосфере и ноосфере.
Открытый характер картины мира Пирогова обнаруживает свою удивительную соразмерность принципам русского космизма, а также многим мировоззренческим идеям, выработанным в традиционно восточных культурах. Прежде всего это относится к представлению о мире как едином организме, различные части которого находятся в своеобразном резонансном отношении друг к другу, где целое присутствует в частях, единство проявляется в многообразии (клонирование – одно из последних экспериментальных подтверждений этого).
Для большинства людей характерно, что в их осознании образ мира существует в неоформленном, неотрефлексированном виде. Врач же принадлежит к числу тех специалистов, которые не могут довольствоваться лишь спонтанно возникшим у них обобщенным образам мира. Более того, поскольку именно картина мира синтезирует в единое целое гуманитарную и естественнонаучную составляющие культуры относительно здоровья человека и принципов его лечения. И в этом смысле религиозно-философские взгляды Н. И. Пирогова знаменуют собой особую ценность. Несмотря на неразрывную связь ученого со свои временем, столь отличным от нашего, в нем нельзя не увидеть мыслителя, идеи которого актуальны и сегодня.
Величайшее предвидение российского ученого состоит в том, что он рассматривал человеческую мысль, сознание и жизнь в целом как явление планетарного происхождения. Его мировоззренческие взгляды являют собой мощный противовес эмансипации духа от Абсолюта – эмансипации, необходимо противополагающей дух также природе.
Жизнь подтвердила правоту Н. И. Пирогова, убедила нас в том, что, пока мы не поймем, что смыслом обладает не только человек, но и природа, что причина духовного кризиса современной цивилизации в утрате надындивидуальных ценностей мы не сможем справиться с многочисленными экологическими, медико-онтологическими проблемами, проблемами духовно-нравственной жизни людей. Время работает на идеи российского ученого. Так воздадим им должное!
2.3. Религия и проблемы медицины
Забота о человеческом здоровье – душевном и телесном – издревле является заботой любой влиятельной религии. Однако поддержание физического здоровья в отрыве от здоровья духовного не является безусловной ценностью. Так, Иисус Христос, проповедуя словом и делом, врачевал людей, заботясь не только об их теле, но и о душе, а в итоге – о целостном составе личности. По слову Самого Спасителя, он врачевал «всего человека» (Ин. 7: 23). Исцеления сопровождали проповедь Евангелия как знак власти Господа прощать грехи. Проницательное описание природы чудес Христовых представил С. Н. Булгаков30. По мнению философа, будучи Богочеловеком, Христос творил человеческим и божеским естеством. А это означает, что чудеса естественны, а не противоестественны и не сверхъестественны. В них выявляются возможности, заложенные в отношении человека к миру. Явление Христа как чудотворца было прежде всего выражено в силе и власти духовной, которые открывались и в слове, и в деле. Особой силой обладает молитва, как духовная причинность в мире, она обобщающим образом выражена Господом в словах Нагорной проповеди: «Просите, и дастся вам…» (Мф. 7). Есть и 2-я черта в чудотворении – это участие в чуде не только творящего, но и приемлющего. Условием его совершения является вера, ради которой совершаются чудеса: исцеление прокаженного, воскрешение дочери Иаира, исцеление бесноватого, слепого. Христос выступает как абсолютный врач, поскольку со вторым Его пришествием связано Воскрешение человечества.
Еще выразительнее случаи обратного характера, когда отсутствие веры является препятствием к совершению чуда или, по крайней мере, к его принятию. Такие случаи прямо засвидетельствованы в Евангелии: «И не мог совершить там никакого чуда; только на немногих больных возложив руки, исцелял их; и дивился неверию их» (Мф. 13: 58). Соответственно, чудеса являются раскрытием собственных сил и потенций мира, причем в этом раскрытии участвуют обе стороны: не только совершитель, но и принимающий. Даже в чуде воскресения Лазаря мы видим наличие этой черты, именно участие веры не самого умершего, но его сестер: «Марфа сказала Иисусу: “Господи! Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой; но теперь знаю, что, чего ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог”» (Ин. 11:21-22).
Каким способом совершаются чудеса? Большинство – просто словом, прямой духовной причинностью. Однако есть целый ряд чудес, когда Господь не ограничивается одним словом, но производит известные действия, которые являются как бы средством для совершения чуда (исцеление слепого описывается следующими чертами: «Он, взяв слепого за руку, вывел его вон из селения и, плюнув на глаза ему, и велел ему взглянуть. И он исцелился и стал видеть все ясно». (Мк. 8:23-25). Прикосновением Он исцелил ухо Малха (Лк. 22:51).
Библейское отношение к медицине наиболее полно выражено в книге Иисуса, сына Сирахова: «Почитай врача честью по надобности в нем; ибо Господь создал его, и от Вышняго врачевание… Господь создал врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими. Для того он и дал людям знание, чтобы прославляли Его в Чудных делах Его: ими он врачует человека и уничтожает болезнь его. Приготовляющий лекарства делает из них смесь, и занятия его не оканчиваются, и чрез его не оканчиваются, и чрез него бывает благо на лице земли. Сын мой! В болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу, и Он исцелит тебя. Оставь греховную жизнь, и исправь руки твои, и от всякого греха очисти сердце… И дай место врачу, ибо и его создал Господь, и да не удаляется от тебя, ибо он нужен. В иное время и в их руках бывает успех. Ибо и они молятся Господу, чтобы Он помог им подать Больному облегчение и исцеление к продолжению жизни». (Сир. 38:1-2, 6-10, 12-14).
Православная церковь с неизменно высоким почтением относится к врачебной деятельности, в основе которой лежит служение любви, направленное на предотвращение и облегчение человеческих страданий. Исцеление поврежденного болезнью человеческого естества предстает как исполнение замысла Божия о человеке: «Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваш дух, и душа, и тело во всей целостности сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1 Фес. 5:23). Тело, свободное от порабощения греховными страстями и их следствию – болезням, должно служить душе, а душевные силы и способности, преображаясь благодатью Святого Духа, устремляться к конечной цели и предназначению человека – обожению. Согласно социальной концепции Русской православной церкви, «Всякое истинное врачевание призвано стать причастным этому чуду исцеления, совершаемому в Церкви Христовой»31.
Сталкиваясь с неизлечимыми недугами, православный христианин призван положиться на всеблагую волю Божию, помня, что смысл бытия не ограничивается земной жизнью, которая является приготовлением к вечности. Страдания есть следствие не только личных грехов, но также общей поврежденности и ограниченности человеческой природы, а потому должны переноситься с терпением и надеждою. Господь добровольно принимает страдания для спасения человеческого рода: «Ранами Его мы исцелились» (Ис. 53:5). Это означает, что Богу было угодно страдание сделать средством спасения и очищения, которое может быть действенным для каждого, кто переживает его со смирением и доверием к всеблагой воле Божией. По слову святого Иоанна Златоуста, «кто научился благодарить Бога за свои болезни, тот недалек от святости». Сказанное не означает, что врач или больной не должны прилагать сил для борьбы с недугом. Однако, когда человеческие средства исчерпаны, христианину надлежит вспомнить, что сила Божия совершается в человеческой немощи и что в самых глубинах страданий он способен встретиться с Христом, взявшим на Себя наши немощи и болезни (Ис. 53:4).
Обратимся к христианской интерпретации здорового тела, ведь только оно – тело-здоровое, тело-канон – может восприниматься в качестве всеобщей этической и врачебной нормы. Не претендуя на широкий охват, вычленим лишь некоторые ключевые положения библейского учения:
– о Благодати, решающим признаком которой является сама Жизнь;
– о содействии телесному и душевному здоровью ближнего как основном условии, необходимом для доказательства подлинной веры. «По тому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35);
– о здоровом теле как фундаментальной ценности человека. «Лучше бедняк здоровый и крепкий, нежели богач с изможденным телом; здоровье, благосостояние здорового тела дороже всякого золота и крепкое тело лучше несметного богатства» (Сир. 30:14,15);
– о духовной природе телесного здоровья. «Светильник для тела есть око. Если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если око твое будет худо, то все тело твое будет темно» (Мтф. 6:22,23);
– о самоценности и функциональном единстве органов и частей тела. Различные органы тела находятся между собой и внешним миром в тесной связи, со-полагаются друг с другом и рас-полагаются друг в друге, и эта взаимосвязь не может быть поставлена под сомнение, ибо форма человеческого тела пред-дана Богом. «Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно. Не может глаз сказать руке: ты не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны. Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее. Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены» (1 Крф. 12:18-26);
В Ветхом Завете тело и плоть обозначены одним словом «басар», в греческом же тексте Нового Завета для этих понятий есть два слова: тело (греческий текст) (лат. Corpus) и плоть (греческий текст), то есть примерно то, что теперь в гистологии называется «тканью» и представляет собой нижестоящее понятие – структурную организацию тела. Тело есть совокупность слаженно действующих органов, состоящих из (греческий текст) ткани. Иов Многострадальный, сетуя, напоминает Богу: «Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня… кожею и плотью одел меня, костями и жилами скрепил меня» (Иов. 10:9,11). Плоть вышла из рук Божиих как бы из рук ткача, и Псалмопевец славит Бога: «Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей. Славлю Тебя, потому что я дивно устроен» (Пс. 138:13,14). Тем самым плоть достойна и нашего восхищения, ибо она была воспринята Сыном Божиим: «Слово стало плотию» (Ин. 1:14). Плоть способна преображаться Духом Божиим. Даже апостол Павел, который в термин «плоть» вносит некоторую смысловую двойственность, говорит: «Никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь; потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его» (Еф. 5:29-30).
В Послании к евреям (2:14) апостол Павел еще больше утверждает достоинство плоти: «Как дети причастны плоти и крови, то и Он (Иисус,) так же воспринял оные, дабы смертью лишить силы, имеющего державу смерти, то есть диавола». Поэтому и в молитвах, связанных с Причащением (до и после него), встречаются не только выражения «тело» Христово, но и «плоть». Например, в молитве перед Святым Причащением святитель Василий Великий обращается к Иисусу Христу: «Безначальнаго Отца соприсносущный Сыне и собезначальный, премногия ради благости, в последние дни в плоть оболкийся…». Или же в благодарственной молитве святого Симеона Метафраста говорится: «Давый мне пищу плоть Твою волею… паче же пройди во уды моя, во вся составы, во утробу, в сердце… составы утверди с костьми вкупе. Чувств просвети простую пятерицу».
Плоть представляется составной частью нашего телесного существа, когда человек здоров. Об этом говорят в контексте такие библейские выражения, как «плоть и кровь», «кость и плоть», «сердце и плоть». А в болезненном состоянии человека слово «плоть» может обозначать все тело, как например у царя Давида: «Чресла мои полны воспалениями, и нет целого места в плоти моей» (Пс. 37:8); или у апостола Павла, когда он жалуется на «пакостника плоти», пишет к Галатам: «Хотя я в немощи плоти благовествовал вам в первый раз, но вы не презрели искушения моего в плоти моей и не возгнушались им, а приняли меня…» (Гал. 4:14). Когда же апостол Павел в Послании к коринфянам о духовном человеке противопоставляет его человеку плотскому, то здесь дуализм не антропологический, а нравственный. Сказать, что человек плотский, значит, характеризовать его с той стороны его земного, телесного, внешнего аспекта, которая дает ему возможность выражать себя только (или преимущественно) посредством этой плоти.
Наше тело, по Библии, не является простой совокупностью плоти и костей, плоти и крови, которой обладает человек во время своего земного существования. Тело не только объединяет все члены, его составляющие, – оно выражает личность в ее главных состояниях. Существование души после смерти даже в Царствии Божием не является полноценным состоянием личности. Поэтому тело должно воскреснуть, как Сам Господь, ибо, по слову Апостола, «тела ваши суть члены Христовы» и «храм живущего в вас Святого Духа» (1 Кор. 6:15,19).
В ветхозаветном понимании тело достойно того же уважения, что и плоть, потому что и то, и другое выражает человека во всей его совокупности. Новый Завет более подчеркивает достоинство тела. Тогда как плоть возвращается в землю, тело посвящено Господу. Своего высшего достоинства тело не достигает на земле: «Иисус Христос уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его» (Флп. 3:1), станет «телом духовным» по образу небесного Адама (1 Кор. 15:44,49).
Относительно соотношения духа, души и тела, согласно Священному Писанию, душа – это символ жизни, но не ее источник; источник жизни – Бог, действующий посредством своего Духа. Из этого вытекает христианское понимание смерти, согласно которому смерть бывает двоякая: телесная и духовная. Телесная состоит в том, что тело лишается души, которая оживляла его, а духовная смерть в том, что душа лишается благодати Божией, которая оживляла ее высшей духовной жизнью. Душа умирает не так как тело. Тело разрушается; а душа, когда умирает грехом, лишается духовного света, но не разрушается, не уничтожается, а остается в состоянии мрака, скорби и страдания32.
Очевидно, особую актуальность для нас представляет позиция Русской православной церкви к проблемам, порожденным бурным развитием биомедицинских технологий. Согласно церкви, попытки людей поставить себя на место Бога, по своему произволу изменяя Его творение, могут принести человечеству новые тяготы и страдания. Развитие биомедицинских технологий значительно опережает осмысление возможных духовно-нравственных и социальных последствий их бесконтрольного применения, что не может не вызывать у церкви глубокой озабоченности. Церковь исходит из основанных на Божественном Откровении представлений о жизни как бесценном даре Божием, о неотъемлемой свободе и богоподобном достоинстве человеческой личности.
С древнейших времен церковь рассматривает намеренное прерывание беременности (аборт) как тяжкий грех. Канонические правила приравнивают аборт к убийству. В основе такой оценки лежит убежденность в том, что зарождение человеческого существа является даром Божиим, поэтому с момента зачатия всякое посягательство на жизнь будущей человеческой жизнью преступно. «Я образовал тебя во чреве… и прежде нежели ты вышел из утробы, Я осветил тебя» (Иер. 1:5-6). «Не убивай ребенка, причиняя выкидыш», – это повеление помещено среди важнейших заповедей Божиих в «Учении двенадцати апостолов», одном из древнейших памятников христианской письменности. «Женщина, учинившая выкидыш, есть убийца, и даст ответ перед Богом. Ибо… зародыш в утробе есть живое существо, о коем печется Господь», – писал апологет – писал Афинагор. «Умышленно погубившая зачатый в утробе плод подлежит осуждению смертоубийства… – сказано во 2-м правиле святителя Василия Великого, включенного в Книгу правил православной церкви и подтвержденных 91-м правилом VI Вселенского собора. При этом святой Василий уточняет, что тяжесть вины не зависит от срока беременности: «У нас нет различия плода образовавшегося и еще не образованного». Святитель Иоанн Златоуст называл делающих аборт «худшими, нежели убийцы».
Широкое распространение и оправдание абортов в современном обществе церковь рассматривает как угрозу будущему человечества и явный признак моральной деградации. Церковь также неизменно почитает свои долгом выступать в защиту наиболее уязвимых и зависимых человеческих существ, коими являются нерожденные дети. Не отвергая женщин, совершивших аборт, церковь призывает их к покаянию и к преодолению пагубных последствий греха через молитву. В случаях, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности, особенно при наличии у нее других детей, в пастырской практике рекомендуется проявлять снисхождение. Согласно церкви, врач должен проявлять максимальную ответственность за постановку диагноза, могущего подтолкнуть женщину к прерыванию беременности; при этом верующий медик должен тщательно сопоставлять медицинские показания и веления христианской совести.
С развитием биомедицинских технологий связано также распространение идеологии так называемых репродуктивных прав. Данная система взглядов предполагает приоритет половой и социальной реализации личности над заботой о будущем ребенка, о духовном и физическом здоровье общества, о его нравственной устойчивости. Соответственно пути к деторождению, не согласные с замыслом Творца жизни, церковь не может считать нравственно оправданными. Если муж или жена неспособны к зачатию ребенка, а терапевтические и хирургические методы лечения бесплодия не помогают супругам, им следует со смирением принять свое бесчадие как особое жизненное призвание. Пастырские рекомендации в подобных случаях должны учитывать возможность усыновления ребенка по обоюдному согласию супругов. Согласно официальной Русской православной церкви, к допустимым средствам медицинской помощи может быть отнесено искусственное оплодотворение половыми клетками мужа, поскольку оно не нарушает целостности брачного союза, не отличается принципиальным образом от естественного зачатия и происходит в контексте супружеских отношений. Манипуляции же, связанные с донорством половых клеток, нарушают исключительность брачных отношений, допуская вторжение в них третьей стороны. Кроме того, такая практика поощряет безответственное отцовство и материнство, заведомо освобожденных от обязательств по отношению к тем, кто является «плотью от плоти» анонимных доноров. Использование донорского материала подрывает основы семейных взаимосвязей, поскольку предполагает наличие у ребенка, помимо «социальных», еще и так называемых биологических родителей. «Суррогатное материнство», то есть вынашивание оплодотворенной яйцеклетки женщиной, которая после родов возвращает ребенка «заказчикам», противоестественно и морально недопустимо даже в тех случаях, когда осуществляется на некоммерческой основе. Эта методика предполагает разрушение глубокой эмоциональной и духовной близости, устанавливающейся между матерью и младенцем уже во время беременности.
Нравственно недопустимыми, согласно канонам православной церкви, являются также все разновидности экстракорпорального (вне-телесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов.
Оплодотворение одиноких женщин с использованием донорских половых клеток или реализация «репродуктивных прав» одиноких мужчин, а также лиц с так называемой нестандартной ориентацией, лишает будущего ребенка права иметь мать и отца. Согласно позиции православной церкви, употребление репродуктивных методов вне контекста благословенной Богом семьи становится формой богоборчества, осуществляемого под прикрытием защиты автономии человека и превратно понимаемой свободы личности.
Привлекая внимание людей к нравственным причинам недугов, церковь вместе с тем приветствует усилия медиков, направленные на врачевание наследственных болезней. Однако целью генетического вмешательства не должно быть искусственное «усовершенствование» человеческого рода и вторжение в Божий план о человеке.
Оставаясь верной соблюдению заповеди Божией «не убивай» (Исх. 20:13), Священное Писание и церковь не может признать нравственно приемлемой эвтаназию. Учение церкви недвусмысленно осуждают гомосексуальные связи, усматривая в них искажение богоданной природы человека. «Если кто ляжет с мужчиной, как с женщиной, то оба они сделали мерзость» (Лев. 20:13). Библия повествует о тяжком наказании, которому Бог подверг жителей Содома (Быт. 19:1-29), по толкованию святых отцов, именно за грех мужеложства.