Читать онлайн Меня не видно изнутри бесплатно

Моей Марго.

Глава 1. «Семейство Равел»

Мы с Марго ехали в вагоне пригородного поезда совсем одни – несказанная роскошь для первокурсниц. Впрочем, прошу прощения: уже второкурсниц.

Сам факт нашего одиночества был ситуацией из ряда вон. Летом все отправлялись отдыхать за город: в вагоне или салоне автобуса не протолкнёшься, но сейчас силой чудесных обстоятельств рядом не было ни души. Бодренькая старушка с саженцем вишни в мешке вышла пару станций назад, не проехав и половины пути, а компания шумных школьников тут же высадилась в Альбе.

Оказавшись одни, мы дурачились и горланили песни, но уже спустя полчаса запал прошёл – без красноречивых взглядов невольных слушателей занятие потеряло свой шарм. Погрузившись в медитативное ожидание, я слушала тишину, сопровождаемую лишь мерным перестуком колёсных пар по рельсам. В вагон просачивался влажный, слегка подкопчённый запах старого железнодорожного состава. Мы наслаждались долгожданной свободой после экзаменов и никуда не торопились. В конце пути сигнальными флажками мелькали каникулы в Атермонте, а также знакомство с семьей и друзьями Марго. Меня это слегка тревожило. Коммуникабельностью я никогда не отличалась, сколько себя помню.

Судя по статье из поисковика, Атермонт был небольшим курортным городком на побережье Тихого моря. Стабильный приток туристов позволял ему расти и процветать даже в зимние месяцы, а горная гряда, укрывающая город с юго-запада, обеспечивала практически райский климат: за исключением середины лета с её адовым пеклом.

Городок средневекового типа спрятал мощёные улочки в объятиях обширных лесов, в сорока километрах к югу от Либерга – регионального центра. Из Академии свободных искусств и наук Билберри, где мы с Марго учились, туда можно было добраться часа за три. Тем не менее, за оба семестра моя лучшая подруга съездила домой лишь однажды, на Рождество. Почему она предпочитала не видеться с близкими по выходным, я не знала. О личной жизни она обычно не распространялась, а расспрашивать я стеснялась.

Изначально никакой поездки мы не планировали, но Марго, не удосужившись даже спросить, хочу ли я этого, уговорила родителей пригласить меня погостить. Так не хотела ехать одна? Когда мне стало известно о приглашении мистера и миссис Равел, отказываться было уже невежливо. К тому же мне самой не хотелось покидать Марго – за год я к ней слишком привыкла.

Было стыдно в этом признаться, но я вовсе не горела желанием возвращаться в родной город. С одной стороны, в глубине души боялась перемен, произошедших за время отсутствия. С другой, напротив, не хотела снова сталкиваться с неизменными проблемами.

Вся моя семья ютилась в маленькой квартирке на окраине города. Перспектива спать в одной постели с бабушкой, боясь разбудить её любым неловким движением, мало походила на предел мечтаний. Хотя Равелы тоже жили под одной крышей из поколения в поколение, всё же это была крыша огромного трёхэтажного особняка, а не многоквартирного дома, обдуваемого всеми ветрами.

Равелы представлялись мне невероятно единодушными и гостеприимными людьми. Марго иногда развлекала меня рассказами, как каждое лето кто-нибудь из родственников и старых друзей семьи наведывался с нежданным визитом или, если быть точнее – с набегом на уютный дом, и к отъезду чуть ли не срастался со стенами, задерживаясь ещё на пару дней, потом на недельку, и до тех пор, пока осень не вступала в свои права. Казалось бы, спустя столько времени, терпению хозяев должен был прийти конец, но гостевая комната в любое время была готова к приезду посетителей.

Несмотря на весомые аргументы «за», принятое в спешке решение влекло за собою сомнения. Всё это великолепие походило на уютную ловушку, искусно обставленную сценаристом фильма ужасов. В чудесный город заманить «и заключить во тьме» 1. Улыбнувшись мрачноватой строчке, невесть почему всплывшей в памяти, я списала всё на банальное волнение.

Повсюду пустило корни горячее лето. Не спасали ни тень, ни ветер – точнее, его несвоевременное отсутствие. Июньское солнце сговорилось с испаряющимся морем и окутало побережье невыносимой духотой. Влажный воздух собирался под одеждой, превращая её в парник. Даже Марго в её лёгком коротком сарафанчике взмокла так, что была готова раздеться до трусов.

В ответ на её взмыленный вздох я в очередной раз побурчала, что мы могли бы сейчас ехать в комфортабельном автобусе с кондиционером – если бы Марго предупредила о поездке заранее. Билеты пришлось искать в последний момент, когда все парные места уже раскупили, а ездить отдельно она люто ненавидела. Марго всегда закидывала мне на колени свои длинные ноги, вечно затекающие между сиденьем и спинкой впереди стоящего кресла, и, уткнувшись в моё плечо, всю дорогу дремала под музыку из плеера – тоже одного на двоих.

В вагоне Марго предложила купить нам по мороженому, но я отказалась – после сладкого только больше захочется пить. Пожав плечами, она расплатилась с продавщицей, тоскливо проводила взглядом переносной холодильник и раскрыла обёртку фруктового льда. С азартом его попробовав, Марго протянула: «М-м-м… Мороженое. Со вкусом холодильника, как я люблю» и развалилась на пустом сиденье напротив.

В движущийся поезд сквозь открытые окна проникал ленивый ветерок, но на станциях скорость стремительно снижалась, отчего мы вскакивали с мест, высовываясь наружу прямо как две радостные собаки. Пытаясь охладиться, я обмахивалась помятым ежемесячником «Билберри», купленным на станции. Читать в такой жаре было сложно. Очерк о местных легендах Атермонта оказался неожиданно скучным, и плавящиеся предложения скользили мимо разума. Зато следующий литературный скетч заставил меня задыхаться от смеха. На середине я чуть не сползла на пол, и Марго полезла проверять, не хватил ли меня солнечный удар. Когда я сунула журнал ей под нос, пытаясь сквозь слёзы дочитать последний абзац, гоготали уже мы обе.

Умереть от смеха в поезде, так и не доехав до нужного места, было бы обидно. Едва успокоившись, всё ещё изредка посмеиваясь, я запихала журнал в рюкзак и с подрагивающей улыбочкой прильнула к прохладному двойному стеклу. Вдали плыло марево горы – дымчато-сизой как голубика в молоке. Мимо проносились лохматые изумрудные ветви, меж рощ мигали луга, полные сочной травы и мирных пасторалей. В темнеющем к вечеру небе парили беззаботные стайки птиц. Вдалеке время от времени проскальзывал туманный, подёрнутый оранжевым горизонт, подсказывая, что вот-вот покажется ласковое море.

Я долго молча смотрела в окно в ожидании этой секунды. И когда гладь воды просочилась тоненькой прозрачной ленточкой, а потом и бескрайним переливом медной чешуи Серого залива – от вида захватило дух. Не то чтоб я была столь впечатлительна, но даже самый бесчувственный чурбан не сможет сидеть с каменным лицом, когда в невесомой закатной дымке перекатывается древнее дыхание волн, успокаивая берег исцеляющим шёпотом: «Всё прошло… Всё пройдёт… Всё прошло… Всё пройдёт».

Всё пройдёт.

Море всегда рядом.

Море было рядом весь год, но не так, как сейчас. Хотя Академия Билберри располагалась недалеко от побережья, чтобы попасть на пляж, приходилось как следует потрудиться. Попотеть, пересекая холмистые дорожки, крутые подъёмы и усыпанные камушками пыльные спуски. Либо собраться с духом и перенести утомительную дорогу в душном автобусе, плотно набитом пассажирами. Или же сгорать от стыда в такси, которое оплачивает (опять) Марго. Ездить на море из Билберри я не любила.

Я часто отказывалась, ссылаясь на гору учебных долгов. Или жаловалась на «ужасное самочувствие». Или говорила, что работаю над своей несуществующей книгой – с течением времени Марго стала чуть ли не вытягивать её из меня клещами. По сути, уговаривая меня поехать в Атермонт, она надеялась, что уж там-то, в кругу новых лиц и впечатлений я точно создам шедевр. Учитывая мою замкнутость, затея весьма сомнительная, но кто я такая, чтоб спорить с Марго?

В остальном всё шло просто прекрасно. Разве что… странная корова, сидящая на лугу по-собачьи с автомобильной шиной на шее, заставила меня усомниться в адекватности происходящего. Не успев отойти от шока, я попыталась разглядеть стремительно удаляющийся вид, но спустя секунду луг скрылся за поворотом вместе с лёгким налётом абсурда.

На окутанном туманом перроне нас ждал красивый ухоженный мужчина лет пятидесяти – отец Марго. Мистер Равел сосредоточенно хмурился, глядя на светящийся экран тонкого как английский юмор смартфона, но стоило ему услышать голос дочери – тут же убрал гаджет во внутренний карман пиджака. Он с бескрайней улыбкой развёл руки в стороны, готовый принять Марго в покровительственные объятия.

Напористостью, подвижной мимикой и даже манерой говорить – они были похожи как две капли воды. В каждом жесте Марго чувствовалась отцовская непоколебимая уверенность, успешно превращённая благодаря детской непосредственности в обаятельную назойливость. Я же беззастенчиво окрестила эту черту «заноза в заднице».

Без преувеличения, Марго была настолько же упряма, насколько красива. Светло-каштановые волосы блестели лёгкими естественными локонами, как в рекламе шампуня. Синева глаз глотала глубиной точно небо на туристических брошюрах. С её лица можно было писать портреты высших эльфов, а фигура выглядела бы безукоризненно даже на полотне кубиста.

Всё в ней нравилось всем. А благодаря богатству семьи Марго половина Академии набивалась к ней в друзья. Весь учебный год я безуспешно гадала, почему же она выбрала лучшей подругой именно меня? Желала выгодно выглядеть на моём фоне или из жалости? Но спрашивать, разумеется, я не собиралась.

Высокая, стройная, гибкая и воздушная как ангел, Марго представляла собой влажную фантазию большинства студентов Академии. Мечты их так и оставались мечтами – ни на одну симпатию за всё время она ни разу не ответила взаимно. Её непоседливость и широта интересов вкупе с женственными нарядами – например, игра в футбол в шифоновом платье – окончательно и бесповоротно дурманила мозги парням. Я же рядом с ней становилась незаметной для всех, будто оставленный в углу мешок картошки. Впрочем, меня это вполне устраивало.

Долгое время я была убеждена, что у Марго вовсе нет недостатков и комплексов. Только спустя семестр, случайно наткнувшись на её дневник, я узнала, что у Марго буквенная дислексия. Вечная путаница в символах казалась достаточно серьезной помехой для журналиста, однако моя подруга умудрилась не только блестяще сдать вступительные экзамены в Билберри, но и получить высший итоговый балл по каждой дисциплине на курсе. Весь январь я звала её ведьмой, на что Марго только улыбалась, даже не пытаясь этого отрицать.

Из размышлений меня вытянуло настойчивое прикосновение.

Отец Марго выхватил из моей руки чемодан. Увесистый саквояж дочери, её рюкзак и море пакетов в мгновение ока оказались в другой его руке, а сама она сарделькой повисла на его шее, расцеловывая то одну, то другую щёку. На миг опустив чемодан, мистер Равел с нежностью прижал губы к растрёпанной макушке Марго и погладил её по взмокшим от духоты волосам. Обаятельная ямочка на его безупречно выбритой щеке смутно напомнила улыбку моего папы.

Я сразу соскучилась по родителям и пожалела о том, что не поехала домой. Чтобы не прослезиться, пришлось сделать вид, что я увлеченно поправляю лямки рюкзачка. Немного поморгав, как бы протирая воспалённые от дорожной пыли глаза, я одарила мистера Равела улыбкой от уха до уха и представилась…

Ах, да. Что это я молчу. Я представилась.

– Здравствуйте. Меня зовут… Алекс.

– Очень приятно, Алекс, – сдержанно, с вежливым обаянием произнёс он. – Я Айзек Равел, отец Маргариты. Рад знакомству.

– И я.

Он протянул свободную руку, чтобы пожать мою. Ладонь его оказалась крепкой, тёплой и слегка грубой – похоже, несмотря на сферу интеллектуальной деятельности, Айзек не брезговал и ручным трудом. У моего папы ладони тоже всегда были сухими и немного мозолистыми – он работал плотником. Мистер Равел мало походил на плотника: одет он был с иголочки, а взгляд голубых глаз был слишком уж цепким. Взгляд человека волевого и расчётливого – судьи, а не ремесленника.

Мистер и миссис Равел владели адвокатской конторой. Судя по историям Марго, исполненным слепого детского обожания, фирма её родителей была одной из крупнейших в регионе. Равелы не один год занимались юридической практикой и достигли столь высокого престижа, что превратили профессию в семейное дело. Было ясно – как прозрачен деревенский воздух, – что со временем благосостояние фамилии будет только расти. Вместе с благосостоянием росло и количество детей Равелов – у Марго было два брата и две сестры.

Не будь я наслышана о родителях Марго, в жизни бы не подумала, что у них пятеро детей. Несвойственная возрасту миловидность миссис Равел вызывала какой-то недоверчивый интерес. Незнакомые люди часто принимали Марго и её мать за сестёр. Ошиблась и я, впервые увидев их общий снимок. Неуёмная фантазия наталкивала меня на мысль, что где-то под особняком Равелов спрятан вампирский склеп или философский камень. Но, прежде чем проводить расследование, нужно было, по крайней мере, добраться до их дома.

Под стук колёсиков чемодана, подпрыгивающего на гладкой бордовой плитке, мы пошли по перрону к зданию вокзала. Марго не умолкала ни на секунду, болтая с отцом то о погоде, то о сессии, то о мороженом. Потом вдруг сменила тему и принялась рассказывать о забавном жуке, который застрял между двумя стёклами вагонного окна. А я шла чуть позади них и молча наблюдала, как, окрасившись густо-баклажановым, непривычно быстро темнеет небосвод.

Я родилась на крайнем севере и с детства привыкла к белым ночам, не питая ни малейшего интереса к висящим по соседству друг от друга солнцу и месяцу. Северные летние ночи были полны света и цвета, позволяя даже читать без лампы, – и я читала. До рассвета никто меня не тревожил. Вокруг царили тишина и безмятежность, прерываемые только отдалённым шумом железной дороги, извивающейся змеёй среди таёжных болот.

Чтение по ночам осталось моей любовью на всю жизнь. Так и не научившись заводить дружеские связи ни с одноклассниками, ни с ребятами во дворе, я часами скрывалась от одиночества в книжном мирке. Представляя из себя самого покладистого ребёнка, какого только можно было пожелать, я всегда возвращалась домой вовремя, прилежно училась и не связывалась с плохими компаниями. Собственно, мне не было никакого дела до школьных разборок и вредных привычек. Я слишком любила комфорт и покой, а при таком образе жизни было довольно сложно попасть в неприятности. По этой причине родители прощали мне что угодно, даже бессонные ночи в компании книг, и позволяли несравненно больше, чем было разрешено кому-либо из ровесников.

Здесь же, в Билберри, как я ни старалась, читать ночами я не могла. Чернильная гладь июньского неба под адамантовой крошкой звезд действовала на меня как покрывало на клетке попугая. Хотя прошёл почти год, мне так и не удалось свыкнуться с этой кромешной мглой. Вместо глотания книг по ночам я отрубалась, едва возвращалась в общежитие.

Нырнув в прохладное нутро вокзала сквозь автоматические двери, мы прошли по отполированному мраморному залу прибытия. Свернули на площадь перед главным входом. Преодолели исчерченную тенями деревьев автомобильную парковку.

Пока мистер Равел закидывал вещи в багажник, мы с Марго с самым типичным девичьим хихиканьем забрались в кожаный салон. Я очень старалась не глазеть на каждую деталь, пахнущую сладковатым ароматизатором, так что сдержанно выразила восхищение визгом и уставилась в окно, пока Марго продолжала профессионально расписывать последние события в духе сводки новостей.

Дорога к особняку Равелов была короткой. В ней обрывками смешались средневековые мощеные улочки, черепичные крыши маленьких домиков и шпили башенок… Тут же среди старинной архитектуры пестрели неоновые вывески ресторанчиков, баров и трактиров. Уютом светились витражные окна коттеджей, чистенькие пешеходные дорожки постепенно пустели, а колесо обозрения сверкало из-за деревьев полудолькой апельсина. Пара ветхих церквушек, старомодные фасады лавочек, и утопающие в диком винограде каменные изгороди – всё это было похоже на работу талантливого художника-пейзажиста. Не успела я ступить на улицы Атермонта, а уже влюбилась в этот волшебный городок.

Впрочем, ложка дёгтя не заставила себя ждать. Не потребовалось и пяти минут, чтобы понять, что мощёные улочки выглядят очаровательно ровно до тех пор, пока ты по ним не прокатишься. Дороги из крупного булыжника, пускай и отполированного временем, превратили поездку на люксовом седане в вибромассаж. Надо отдать должное, Марго и её отец, даже подпрыгивая на ухабинах, выглядели представительно, а вот собой я была недовольна, ощущая, что из-за каждой неровности тело дрожит как желе.

Вскоре автомобиль нырнул в тихий просторный двор через распахнутые двустворчатые ворота и, полукругом обогнув беседку, остановился у огромного крыльца. Я чувствовала себя новоиспечённой голливудской звездой на ковровой дорожке «Оскара». Маленькие садовые фонарики, низко пригнувшись к земле, подсвечивали клумбы с кремовыми цветами. Кубические кустарники недвижимо замерли вокруг дорожки, присыпанной слоем гравия, а мягкая ровная шёрстка газона простиралась во все стороны до внешней каменной изгороди.

Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы оглядеться, и даже этого было недостаточно чтобы взор мог охватить масштабы особняка Равелов. Это был замысловатый трёхэтажный дом, обвитый плющом. Он был гораздо больше, чем представлялось, и, как и подобает особняку, стоял особняком. Серые шлифованные каменные стены чередовались со старой замшелой кладкой. По сторонам крыши зловещими готическими рожками возвышались две башни в средневековом стиле. За вальмовой крышей, пронзённой чердачными окошечками, точно огромный мыльный пузырь спрятался стеклянный купол. Окна в особняке Равелов тоже были разными, но цветные витражи в лакированных рамах из красного дерева, несмотря на эклектичность, органично сочетались с современными стеклопакетами во французском стиле.

Мы поднялись на крыльцо по широкой светлой лестнице и, торжественно прошагав между гранитными колоннами, оказались внутри. В холле было безукоризненно чисто. И безлюдно. К моему удивлению – и даже несвойственному разочарованию – нас никто не встречал.

Марго говорила, что её родители устроили праздничный ужин в честь нашего приезда, но в моём понимании он включал традиционное знакомство – топтание в дверях. Оказалось, семейный ужин представлял собой именно ужин. Идеальный вариант, чтобы мне, уставшей и помятой с дороги, приветливо завалиться в столовую посреди вечера и чувствовать себя максимально неловко.

Будь я сейчас дома, заказала бы пиццу или сделала бы сэндвич, а потом завалилась бы с книжкой в постель.

Мимоходом оценив мою напряжённую мину, Марго улыбнулась и подмигнула. Что поделать, надо взять себя в руки и всех очаровать. Устало стащив кеды, я прошлёпала по холлу в носках и заглянула в гостевую ванную.

Мы вымыли руки. Марго поправила макияж. Я попыталась распутать волосы – слишком длинные для современных реалий, – но на скорую руку не сумела. Пока мы торчали у раковины, мистер Равел несколько раз торопливо прошагал мимо ванной комнаты и, судя по звуку, исчез в столовой.

Оттуда доносились веселые голоса и громкий тёплый смех. Что ж, они явно не снобы. Щелкнув меня по носу, чтобы выудить из раздумий, Марго протянула мне мягкое белоснежное полотенце:

– Вытирайся скорей, а то до завтрашнего ужина так будешь стоять.

Мы ступили в прохладный светлый зал: столовая была совмещена с гостиной. Вопреки моим ожиданиям, хозяева дома не питали любви к неприличной роскоши. Эффект от встречи с семьёй Марго был таким же, как если бы я врезалась в добротный классический шкаф-купе посреди музейного зала в стиле рококо.

Равелы в духе падающей шеренги домино обернулись в мою сторону и замерли, излучая идентичные рентгеновские улыбки. В чистой минималистичной обстановке, среди гладких отполированных поверхностей мебели они смотрелись обескураживающе просто. Я застенчиво уставилась на громадный прямоугольный стол, за которым все собрались. Огроменный дубовый стол. Класс.

— Добрый вечер, – сказала я и от души улыбнулась столу.

Кажется, у меня со школы не было такой неубедительной улыбки, как сейчас.

В первом классе, узнав имя учительницы, я тут же благополучно его забыла, а уточнить его так и не осмелилась. При каждой попытке обратиться к ней я просто молча улыбалась, выжидая, пока ей станет не по себе, и меня не спросят, в чём дело.

– Алекс, здравствуй! – послышался мягкий радушный голос.

Светловолосая женщина – очень красивая женщина, просто потрясающе красивая — плавно поднялась со своего места, чтобы разглядеть меня.

– Меня зовут Лидия.

Это была мама Марго.

Их совместный снимок всегда стоял на прикроватном столике: подставляя лица ласковому солнцу, обе застыли на фоне огромного окна с зелёной рамой. Лидия обнимала дочь за плечи одной рукой, а Марго выставила пальцы в знаке «мир». И хотя фото было слишком мелким и не очень чётким, чтобы как следует разглядеть черты лиц, в нём чувствовались живость и душевность, точно такие же, как и сейчас.

Миссис Равел была на каблуках и в платье, но не вечернем. Тонкая светло-серая ткань прямого кроя была собрана поясом на изящной талии. Рукава в три четверти открывали тонкие запястья – украшений, кроме обручального кольца, она не носила. Разве что, возможно, серьги, но под уложенными вьющимися волосами их видно не было.

– Здравствуйте, – я неловко помахала, стараясь поприветствовать всех одновременно и поскорее проскочить этап знакомства.

Она улыбнулась, и за этим простым открытым жестом я увидела сияющую доброжелательностью Марго. Та самая улыбка покорила меня в день знакомства с Академией.

Но началось всё не с улыбки.

Первое впечатление от встречи с Марго было обманчивым. Со скучающим и одновременно свирепым видом она застряла в очереди посреди дворика Академии. Каждый первокурсник должен был получить магнитный пропуск, буклеты и прочую макулатуру, чтобы ознакомиться с расписанием и расположением корпусов на кампусе, но, забегая вперёд, замечу, что все эти многочисленные бумажки только сбивали с толку, и в итоге мы с завидным постоянством опаздывали везде, куда только можно было опоздать.

Народу перед столиками собралось прилично. Скопление людей утомило даже болтунов, а уж мне и подавно хотелось махнуть на всё и спрятаться где-нибудь в теньке, пока шумная плотная толпа не рассосётся. Тем не менее я мужественно простояла всю очередь… и тут всё застопорилось. Прошла минута. Две. Прокручивая в голове ругательства, я придирчиво изучала девичью фигурку, битый час торчащую перед глазами, но изъянов в ней не обнаружила.

Меня охватило любопытство. Я выглянула сбоку. Оказалось, девушка и сама в бешенстве. Измученный аспирант-иностранец копался в коробке с именными карточками, и в очередной раз вопросительно произнёс её имя на французский манер: «Раве-е-ель?»

– Нет. Маргарита Лаура Равел. Равéл – через твёрдую «л», – отчеканила она, явно представляя, как надевает парню на голову мусорное ведро жестом настолько же твёрдым, как и буква в конце её фамилии. – Что ж так всё сложно-то! Пишется ведь одинаково!

– Он, наверное, думает, что ты великий композитор лет ста сорока, – хихикнула я себе под нос, не рассчитывая, что это прозвучит так громко.

Мой неловкий комментарий заставил аспиранта покраснеть. Тот тут же выискал папку, предназначенную Марго, и рассыпался в извинениях, любуясь, как она ставит подпись в табличке.

– Аллилуйя! – девушка с добродушной улыбкой схватила приветственную папку вверх ногами и вдруг повернулась ко мне. – Меня зовут Марго.

– Я слышала, – смущение превратило ответ почти в шёпот, но имя я запомнила.

Тогда я ещё не представляла, сколько раз произнесу его, и сколь часто буду видеть эту ободряющую всепрощающую улыбку.

Я потянулась за своим набором и вдруг обнаружила, что аспирант куда-то испарился. На его место встала рыжая безразличная ко всему старшекурсница. Марго высунулась из-за моего плеча:

– А этот… музыковед где?

Только спустя пару месяцев мы узнали от второкурсниц, что тот аспирант втрескался в Марго, и чтобы поглядеть на неё подольше, притворялся, что не может найти её документы. В итоге он так и не решился заговорить с ней.

Пока я боролась с ностальгией, моя лучшая подруга порхала от одного родного лица к другому с восторженным приветственным чмоканьем. Прерываясь на визгливое: «Привет! А-а-а! Привет-привет!», она задушила в объятиях рослого красавца – тот без усилий подхватил её за талию и покружил в воздухе. Потом чмокнула в щёку седого старичка, сидящего в массивном кресле возле обеденного стола, и утопила в потоке болтовни старшую сестру. Спокойная брюнетка, заметив мой взгляд, одарила меня ироничной улыбкой Моны Лизы.

Тут же мимо промелькнула чья-то златовласая макушка. Хихикающая девчушка – точная копия коллекционной фарфоровой куколки, с тоненьким писком погналась за кем-то по столовой. Её целью был худой мальчишка в подобии лётного комбинезона. На макушке его даже пестрели специальные защитные очки с апельсиновыми стёклами. Поравнявшись со мной, прыгая на одной ноге, чтобы развернуться в другую сторону, паренёк протараторил невнятное приветствие. На ангельском личике заиграла шкодливая улыбка дьяволёнка, из-под длинных ресниц с озорством сверкнули огромные синие глаза.

– Привет, На́тан, – угадала я.

Он был единственным из Равелов, кого я знала по имени задолго до визита в Атермонт. Младший брат Марго, которому весной исполнилось двенадцать, пока ещё не вошёл в подростковый возраст, чтобы трансформировать искреннее детское любопытство в «я и так всё знаю, отстаньте от меня». Он беспрестанно терроризировал обитателей дома безумными идеями и экспериментами. Пока что они не вышли за рамки баловства, но порой причиняли беспокойство: не по поводу целости и сохранности особняка Равелов, а, главным образом, за жизнь самого Натана.

Вкупе это складывалось в картину-катастрофу, включающую в себя, по рассказам Марго: попытку подарить дяде Альберту волосы при помощи клея-момента и крысы; масштабный новогодний фейерверк в ванной; а также великую любовь к полётам – когда маленький изобретатель сиганул из окна третьего этажа с самодельным дельтапланом. Попытка эта едва не стоила брату Марго жизни. Ситуацию спасла старая яблоня, в которую тот врезался, пикируя вниз, и в итоге отделался лишь боязнью высоты и ненавистью к домашним арестам.

Не знаю, как с таким подходом к развлечениям Натан всё ещё не ходил с каторжной гирей на ноге, но Марго не раз рассказывала, что дядя Альберт настаивал отправить Натана – и не только его, в закрытый пансионат. Идея не имела должной поддержки. Айзек и Лидия, как люди справедливые и либеральные, прекрасно понимали, что запреты лишь подстегнут интерес сына к опасным опытам. Жизненные поиски Натана можно было только регулировать – явно не ограничивать.

Тем временем ультразвук детских голосов продолжал испытывать терпение присутствующих. Облюбовав траекторию вокруг стола, брат и сестра по очереди донимали друг друга щекоткой. Айзек мягко привлёк их внимание, подав голос:

– Натан. Лили.

Лили пожаловалась на брата, но тычки не прекратила.

– Не имеет значения, кто первый начал, – спокойно и сдержано ответил ей мистер Равел. – Натан, пожалуйста, садись за стол.

– Да, сейчас…

Они описали ещё один круг. Миссис Равел, не произнося ни звука, повернулась к Натану. Натан пулей отскочил от сестры и прилип к своему стулу, для полной картины криво засунув обеденную салфетку за ворот.

Я едва не зааплодировала авторитету матери Марго. Вряд ли она успела оценить мою реакцию, так как в эту секунду с прозаичным видом подхватила опрокинутый Натаном пустой стакан. Айзек благодарно поцеловал её в плечо.

Обладая неоспоримой мужественностью во всём прочем, мистер Равел совершенно не умел отчитывать своих детей. Трепет, который он внушал незнакомым людям, в том числе и мне при первом знакомстве, в стенах особняка сменялся душевной мягкостью. Он искренне не любил семейные конфликты, потому, даже бурно выражая недовольство, тут же сменял гнев на милость. Дети этим, разумеется, пользовались. Лили, только что жаловавшаяся на брата, страдала недолго, и уже мастерила катапульту против Натана из вилки и скомканной салфетки.

Я всё ещё стояла возле стола в замешательстве. Дедушка Марго, видимо, всё это время, внимательно меня изучавший, красноречиво глянул на Марго. Она послушно кивнула и мигом подскочила ближе, прямо как консультант магазина бытовой техники. Похихикав над тем, как я вежливо топчусь на месте, она приобняла меня одной рукой – совсем как мама обнимала её.

– Чего стоишь как не родная? Садись, ещё успеешь обменяться со всеми любезностями. Или ты хочешь со всеми лично познакомиться?

Не-не-не-не-не…

Попытавшись что-то промямлить про вежливость, я развела руками. Марго переквалифицировалась в семейного гида:

– Хорошо. Давай так, – она указала в сторону мистера и миссис Равел, – Это мама, папа, мой старший брат Э́тан, младший брат Натан, старшая сестра Роза, младшая сестра Лили, дядя Альберт, тетя Амалия, их дочь Крис, и наш любимый дедушка Реган. Вот так. А это Алекс – моя лучшая подруга. Она будущий филолог. Мы учимся на одном курсе.

Представив всех с такой скоростью, что я не успела даже задержаться на каком-то из лиц, Марго указала на свободный стул. Похоже, никто не возражал против такого экспресс-знакомства. Решив, что ещё пообщаюсь с каждым из Равелов попозже, я села. Марго опустилась рядом и тут же накинулась на жареную картошку с мясом.

– Страшно хочу есть, – объяснила она, набивая рот, – наверное, подумала, что это недостаточно очевидно.

Учтиво передавая друг другу желаемые блюда, семья продолжила неторопливую беседу. Я впервые видела столько еды в одном месте. Здесь были огромные расписные глиняные миски с жареной и вареной картошкой, блюдо со шницелем, блюдо с отбивными, копчёная рыба, цветастый салат с горячей фасолью и сухариками, «Цезарь» и кордон блё… Рядом – жульен, покрытый запеченной корочкой. Мясная нарезка со специями и орехами. Сырная тарелка, и даже мраморный голубой сыр, совсем не внушающей доверия. Выложенные башенками кусочки овощей в окружении салатной зелени. Ржаные и пшеничные булочки, хрустящие хлебные палочки, соусники…

Восхищаясь натюрмортом, мой желудок зашёлся песней одинокого кита. Что ж так громко… Поверх блюд на моё оторопелое лицо уставилось десять пар глаз. Я решила, что есть мне хочется не так уж сильно. Марго была единственной, кто не глазел, и то только потому, что увлеченно сметала со стола угощение. И хотя спустя секунду все продолжили беседу, привлекать внимание шуршанием по блюдам мне пока не хотелось.

Попивая яблочный сок, который чудом появился в моём стакане – видимо, об этом позаботилась Марго – я взглянула на супружескую пару в правой части стола. В наголо выбритом крепко сложенном мужчине я тут же угадала её дядю, потому что историю с крысой и клеем забыть было невозможно. Судя по внешнему сходству, он скорее приходился братом Айзеку, чем Лидии. И всё равно трудно было сказать, кто из них был старше.

У дяди Марго – и только у него из всей семьи был особый оценивающий взор. Спокойный, уверенный и профессионально проницательный. Сразу становилось не по себе, будто я когда-то в чём-то провинилась, а он всю жизнь об этом помнил. Постаравшись запихать подальше внезапно проснувшуюся совесть, я перевела взгляд на его жену – неприметную женщину с идеальным каре. Движения её были плавными и аккуратными, а голос, если уж звучал, то только на несколько секунд, как реакция на сказанное. Сама она почти не говорила, и если можно было кивнуть вместо «да», так и поступала. Вот бы мне такую способность сливаться с местностью…

Но центром внимания в той части стола, вне всяких сомнений, была их дочь.

Поначалу я приняла её за студентку, но потом поняла, что так кажется только благодаря неподвижным правильным чертам лица и умелому макияжу. Видимо, почувствовав взгляд со стороны, она вздохнула. Голос девушки зазвучал неожиданно прямолинейно, точно вовсе не я была старше, и вообще никто на всём белом свете не был достоин смотреть на Её Величество:

– Я Крис. Только не таращись так, плиз 2.

Сама того не ожидая, я покорно отвернулась, но отвлечься от её присутствия и вообще от её внешности было трудно. Я понаблюдала за кузиной Марго искоса.

Крис была высокой худой неформалкой, одетой в безразмерную укороченную футболку с логотипом «Rammstein». Проколотая бровь, кожаный шипастый браслет, один наушник в ухе – всё в ней воинственно вопило «Не подходи!». Потопывая ногой под столом, она явно слушала музыку, делая вид, что следит за общей беседой. Интереса в её глазах было ноль. Возможно, на самом деле Крис не имела ничего против меня, но точно не отказалась бы провести этот вечер где-то еще.

Мистер Равел с легким хлопком откупорил бутылку полусухого вина. Пользуясь общей оживлённостью, я решила положить себе немного еды. Пока Айзек разливал вино по бокалам, Лидия обратилась к Марго:

– Как добрались? Папа сказал, ты жаловалась, что было очень душно.

– Да не, не жаловалась. Просто думала, что из меня вся вода испарилась. Что приеду – и вы встретите сморщенную старушонку… Зато мы ехали совсем одни, и можно было разлечься на всё сиденье, – мечтательно добавила Марго. – Ой, прости, дедушка.

Она случайно пихнула деда локтем, демонстрируя свободное пространство. Мистер Равел-старший молча положил сухонькую ладонь на её запястье.

– Какие планы на завтра? – спросила Лидия.

– Пока не знаю, мам. Наверное, познакомлю Алекс с ребятами и покажу ей город, – она повернулась ко мне. – Как ты думаешь?

В этот миг маленькая вареная картофелина, которую я начала аккуратно выуживать из большой миски, развалилась на две части. Я ретировалась и положила вилку. Снова эти взгляды.

– Да, это было бы здорово.

– Алекс, ты пьёшь вино?

Мистер Равел вопросительно взглянул на меня. В свою очередь, я вопросительно уставилась на Марго. Я пью вино здесь? Она с возмущением отпасовала мне взгляд: «Я тебе что, личный опекун?», а потом смягчилась и подбодрила легким тычком в ребро:

– Не стесняйся. Я тоже буду.

Я смущенно пожала плечами.

– Всё никак не могу привыкнуть к тому, что мы уже не школьницы.

Все вежливо рассмеялись под тихий звон столовых приборов. С самой макушки по мне стёк неудержимый румянец. Под мерную беседу домочадцев мистер Равел наполнил бокалы красным вином. Ещё и вино красное – отлично, как будто я и так недостаточно покраснела… Мне все-таки удалось положить себе немного «Цезаря» и не разбросать его по скатерти, но, как назло, едва я успокоилась – послышался хрипловатый мужской голос:

– Алекс, расскажи о себе. Вы с Маргаритой учитесь на одной специальности?

Ну вот, опять. Я замерла, нацепив на вилку кусочек курицы в сырной стружке. Дядя Марго буравил меня дружелюбным открытым взглядом. Неужели не слышал, что говорила Марго?

– Неф, она фивовог! – Марго попыталась вступиться за меня, активно прожёвывая фразы вместе с картошкой, но под ироничным взглядом матери закрыла рот и стала есть молча.

– Мы однокурсницы, – ответила я. – Только Марго учится на журналиста, а я на филолога.

Вот. Ответила же. Не так сложно, правда?

Как у человека стеснительного, склонного к одиночеству и самокопанию, у меня была привычка беседовать с собой. Обычно не вслух, но для вывихнутого воображения звук никакой роли не играл – внутренний голос порой был даже назойливее, чем у радиодиктора, и его комментарии, уже почти родные, сопровождали меня всюду.

– Я много о тебе слышал, – признался дядя Марго. – И это удивительно. Не помню, чтобы Маргарита рассказывала о ком-то из друзей – очень уж она скрытная. Ни слова нельзя вытянуть.

– Ой, да прям уж! – фыркнула она и принялась за свиную отбивную, ловко орудуя ножом.

Скрытная Марго – тот ещё нонсенс. Серьезно, я бы ни за что не подумала, что она может заткнуться хоть на минуту. Энергия всегда бьёт в ней ключом, и чтобы моя подруга что-то от кого-то утаила, по моей логике нужно было заклеить ей рот скотчем. И даже это вряд ли помогло бы.

– А вы брат мистера Равела? – уточнила я, раз уж он сам ко мне обратился.

– Да, – мужчина закивал и представился, – Альберт Равел. Маргарита, как обычно, весьма стремительно и невоспитанно проскочила этап знакомства. А это моя дорогая супруга – Амалия.

Альберт кивнул в сторону жены, но от этого она более заметной не стала.

– Здравствуй, Алекс. Очень приятно, – мягко произнесла Амалия.

Мы одновременно улыбнулись.

– А это Кристина…

– Я Крис. И вообще, я уже представилась, – она недовольно перебила мать, рывком вставая из-за стола – из неровных прорезей на коленках джинсов виднелись чёрные колготки в сеточку, натянутые до самой талии. – Пойду погуляю.

Я улыбнулась Крис в знак поддержки, но её безразличный взгляд скользнул сквозь моё лицо. Видимо, посчитала, что я над ней смеюсь. Она стремительно исчезла в холле. Я повернулась к Марго, чтобы почувствовать себя увереннее, и тут же расплылась в улыбке. Она всё ещё увлеченно набивала щёки едой. Помогло.

– Не обращай внимания. Крис редко с нами ужинает. – подбодрила меня брюнетка с улыбкой Моны Лизы, до этого слишком увлечённая околоюридическим диалогом со старшим братом. – Мы все старпёры. Ей с нами скучно. Кстати, я Роза.

С расположением глядя на меня, она положила в рот кусочек сыра и зажмурилась от наслаждения. Роза единственная из всей семьи была брюнеткой. Похоже, красила волосы, потому что такого жгучего оттенка не было ни у кого из Равелов. Старшей сестре Марго было слегка за двадцать, но она явно пыталась выглядеть ещё взрослее при помощи косметики и манеры говорить медленно и расслабленно. Кажется, я поняла, от кого Крис переняла эту черту.

– Эй! Мы вот с Натаном младше, чем Крис, но не бубним же, – подала голос малышка Лили. – Мне вообще девять, а мозгов явно побольше, чем у некоторых.

– Лили, – не строго, но требовательно окликнул её отец.

Лили насупилась, подперев щёки ладонями, искренне не понимая, в чём её вина. Пока она бубнила что-то насчёт свободы слова, мистер Равел, стараясь не смеяться над пламенными речами дочери, взглянул на брата. Альберт лишь коротко улыбнулся и подлил Амалии вина.

Наконец все плотно занялись ужином. Предоставленная самой себе и размышлениям о сущем, я не заметила, как смела с тарелки три порции салата, два шницеля и целую гору хлебных палочек. А вот попробовать голубой сыр так и не рискнула – всё-таки пристрастия гурманов казались мне слишком извращёнными.

Потихоньку потягивая вино, я исподтишка наблюдала за старшим братом Марго – Этаном. Как и всех детей Равелов, природа не обделила его красотой. Этан был атлетично сложенным мужчиной, исполненным обоснованного достоинства. Одевался он практично и без изысков, но пуловер и джинсы, судя по идеальному крою, были точно не из обычного магазина одежды.

При всём своём очевидном обаянии, Этан отличался поразительной молчаливостью. Пока мы беседовали, он спокойно, почти бесстрастно слушал и ел, изредка переговариваясь с матерью, и иногда – с Розой. Порою он посматривал на меня, оценивая реакцию на дурацкие и при этом ужасно смешные шутки Натана. Я не любила привлекать внимание, но почему-то мне до одури хотелось произвести на него хорошее впечатление. Я даже попыталась поймать его взгляд, но по давнему закону социофоба тело точно остекленело.

Личное знакомство с Этаном случилось неожиданно – выскочив из тесной уборной, я живописно врезалась в его поджарую фигуру. Этан ловко поймал едва не прилетевшую ему в лоб дверь, успокоительно коснулся моего плеча и усмехнулся:

– И тебе добрый вечер, Алекс.

– Ой, простите.

Выдавив из себя вставшее поперёк горла виноватое бормотание, я попятилась.

– Вот только давай без «вы». Мне не девяносто лет, а двадцать четыре, – на лице Этана расплылась неотразимая улыбка.

Несмотря на харизму и красоту, у Этана был чуть надменный вид, почти как у Крис, только высокомерие это было намеренным. Прекрасно зная обо всех своих привлекательных чертах и положения семьи, он подавал себя в обществе со знанием дела: осанисто и обманчиво открыто. Взгляд его был мягким и завораживающим – но при этом оценивающим.

– Этан Равел, – из полумрака ко мне потянулась антично пропорциональная кисть руки с ровными чистыми ногтями.

– Я… Меня Алекс зовут.

– Я знаю.

Ненавидя себя за волнение, я дрожащей рукой пожала его руку. Так и не выпустив моих пальцев, Этан без колебаний приблизился и слегка наклонился, с лучистой улыбкой глядя сверху. От его наслаждающегося жизнью вида, взора голубых глаз, блестящих чистотой и безмятежностью океанской лагуны, меня бросило в жар.

Я почти покорилась этому прямолинейному обаянию, как вдруг из гостевой ванной показалась разгневанная Марго:

– Этан, это же моя лучшая подруга! – зашипела она и влезла между нами, готовая расцарапать брату лицо. – Сгинь отсюда, эмоциональный вампир!

Вместо применения силы Марго облизала указательный палец и едва не запихала его Этану в ухо. С омерзением скорчившись, он увернулся в сторону и послушно отступил:

– Понял-понял, не кипятись.

У Этана пропал и малейший намёк на интерес ко мне. Он ловко и бесшумно – практически в танце скользнул в столовую. Марго направилась следом.

– Я за тобой слежу, упырь! – буркнула она вполголоса, и, хищно схватив меня за руку, продолжила шипеть: – Ты что ли меня не слушала весь год? Мой брат – ловелас каких поискать. Даже не думай пополнять его коллекцию, дурочка наивная.

Я виновато пожала плечами и, оглядев Марго, заметила, что теперь на ней вместо сарафана просторные джинсы и футболка.

– Когда это ты успела переодеться?

– Сарафан можно уже выжимать. Фу, – она умилительно сморщила носик и покрутилась, проверяя одежду, – А что, не нравится?

– Ты, как и всегда, прекрасна.

Мы вернулись за стол. Этан игриво улыбался. Хоть он и обещал Марго, что поползновений в мой адрес больше не будет, порой всё-таки позволял себе проникновенные взгляды, от которых земля уходила из-под ног. К счастью, держа в голове, что это исключительно спортивный интерес с его стороны, я вскоре перестала обращать на них внимание.

За окном стемнело. Мистер Равел включил музыку – что-то из джаза или блюза, а Лидия, почти не притронувшись к еде, вышла, чтобы дать указания насчёт десерта. Я только сейчас заметила, что в доме есть прислуга. Ну разумеется, в таком огромном особняке есть прислуга, Алекс. Вскоре полноватая приятная женщина в униформе вкатила резную стальную тележку с двумя подносами: один с чайным набором, а второй с…

– О, шоколадный торт! – от восторга Лили едва не стянула на себя скатерть.

– А тебе последней, – рассудительно заявил Натан и снова запихнул выскользнувшую салфетку за ворот лётного костюма – уже чем-то заляпанного.

– Чего это мне последней? – обиделась Лили.

– А ты и так хомяк – щеки жмяк, – ловко протянув руку перед носом Розы, Натан потрепал Лили за щеку.

Послышался возмущенный вой, а за ним – обещание Лили не есть до самой старости. Равелы, тщательно скрывая снисходительные ухмылки, убеждали Лили не отказываться от десерта. Натан глумливо корчил рожи: набирал в щёки воздух, изображая хмурого хомяка. Лили так старалась сердиться на брата, что в итоге действительно стала похожа на его пародию.

Ехидно хихикая, Натан влез локтем в тарелку с тортом:

– Вон опять надулась как мышь на крупу.

– Ната-а-ан! Я с тобой не разговариваю! Мам, я с ним не разговариваю! – хомячий облик Лили достиг апогея.

Первой прыснула Марго, затем мягким переливом зашлась Роза. Смех повалился по столовой как яблоки из опрокинутой корзины. Остальные поддались заразительному хохоту. Даже дедушка Реган прерывисто, хрипловато посмеивался в кулак.

Дядя Альберт голосил так, что звякали бокалы. Амалия пыталась его утихомирить, но ухающий бас её мужа стал только громче. Этан долго корчил из себя серьезного парня, но и он в конце концов сдался под натиском порозовевшего со смеху Натана. Мистер и миссис Равел, прислонившись друг к другу плечами, весело поглядывали на детей.

Спустя минуту дружный гогот заполнил всю столовую, отзываясь блестящим эхом. Нам потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться и вернуться к десерту. То и дело мы с Марго косо оборачивались друг к другу и истерически дышали – потребовалась вся сила воли, даже похлеще, чем на лекциях, чтобы не сорваться в новый приступ хохота. В конце концов рассмеялась даже Лили.

Торт в самом деле был потрясающий: начинка из свежей сладкой вишни, ромовая пропитка, шоколадный бисквит, крем из взбитых сливок; сверху растеклась глазурь, посыпанная влажной ореховой крошкой. И хотя Натан продолжал исподтишка подтрунивать над сестрой, Лили молча ела торт, пропуская мимо ушей эти остроты.

Лили заметно притихла. Мне захотелось её приободрить:

– Мой старший брат тоже прикалывался надо мной, когда я была маленькой.

Все повернулись ко мне. Надо же, кто подал голос. Лили сразу оживилась:

– Правда? И что же ты делала? Придумала, как его проучить?

– О да! Я мстительно ревела.

За разговорами торт незаметно исчез. Когда я наконец решилась встать, то поняла, что не просто объелась, а будто бы принесла жертву демону чревоугодия. После вина ноги служили неверно. Горячий румянец приливал к щекам.

Сколько бокалов я выпила? Когда мистер Равел успел налить ещё?

– Большое спасибо за ужин. И за гостеприимство, – алкоголь настойчиво подталкивал к болтовне, и я уже без стеснения обратилась к маме Марго.

Она посмотрела на меня с вежливой улыбкой человека, привыкшего к частой благодарности:

– Добро пожаловать, Алекс. Чувствуй себя как дома.

Марго взяла меня за руку, не дожидаясь, пока я пожелаю спокойной ночи всем Равелам.

– Пойдем. Покажу приготовленную для тебя комнату.

Она, как и я, слегка покачивалась. Лицо её порозовело.

Мы всё-таки пожелали всем доброй ночи, а потом отправились наверх по лакированной деревянной лестнице с балюстрадой. Свет на втором этаже был приглушён. Марго наощупь щёлкнула впотьмах выключателем. Я слегка зажмурилась – предпочла бы идти в уютном полумраке.

После шумной беседы было непривычно тихо. Осторожно ступая по отполированному паркету, я с любопытством осмотрела просторный, почти пустой зал – у стены приютился небольшой диванчик с прямоугольными ручками и парочка аккуратных угловых тумбочек. Усевшись на одну из них, Марго повела рукой в сторону точно ведущая прогноза погоды:

– В западной части страны ожидается комната дедушки. На севере у нас грозовой фронт в комнатах Натана и Этана, а если взглянуть чуть дальше на восток – можно заметить резкое потепление климата… в спальне родителей, – тут из её груди вырвался гулкий шкодливый гоготок. – На юге страны нас ждёт похолодание в комнате дяди Альберта и тёти Амалии. А рядом «нелюдимое убежище» Крис. Там всегда… хех… ядерная зима.

Я с улыбкой слушала её разливающийся ручейком голос и мимоходом разглядывала фикус Бенджамина, разросшийся на кофейном столике возле перил.

– Это доктор Джекил, – представила мне фикус Марго.

Я решила ей подыграть и поклонилась приветливо замершему растению:

– Добрый вечер, сэр! Очень приятно познакомиться с вами!

Марго уже отвернулась, но по звуку её голоса я услышала, что она тоже улыбается:

– Отсюда мы пойдем по башенной лестнице. Можно было попасть на неё с первого этажа, но ты у нас важный гость, потому следует торжественно провести тебя по парадной лестнице.

Когда она открыла дверь, ведущую внутрь башни, я поняла, в чём было отличие между этими двумя способами подняться наверх: ширина парадной лестницы без труда вмещала троих человек – здесь же довольно просто, но без фанатизма можно было пройти только одному.

По пути мимо нас проплывали высокие ланцетовидные окна с мозаичными витражами, по виду ещё более старые, чем на фасаде.

– Мы с Розой и Лили заняли весь третий этаж, – задорно заявила Марго, продолжая экскурсию. – У нас две ванны на троих… на четверых теперь. Родители сразу поняли, что если не решат этот вопрос, то утром все остальные останутся без душа. Папе надоело уходить на работу вымазанным зубной пастой – Роза терпеть не могла ждать.

– Какая она мстительная. И он ничего не сделал?

– Она не мстительная – она хитрая, – на её лице родилась ухмылка. – Как думаешь, кто уговорил родителей отдать нам весь верхний этаж? А папа… Он добрый, но его лучше не злить.

Марго встала напротив одного из окон. Словно в честь сестры Марго в центре витража распустилась геральдическая роза. Её обвивала длиннющая лента с текстом на латыни:

________

«Omnia autem auibus vulgus inhiat ultro citroque fluunt: nihil dat fortuna mancipio. Sed haec quoque fortuita tunc delectant cum illa ratio temperavit as miscuit: haec eat quae atiam externa commendet, quorum avidis usus ingratus est».

__________

– Что тут написано? Ваш фамильный лозунг? Такой длинный?

– Нет. Не помню. Что-то из Сенеки, – отмахнулась она. – Что-то в духе: «Ничто не вечно».

Башенными окнами я любовалась недолго – весь подъём передо мной маячила подтянутая задница Марго. Из вредности я зацепилась указательным пальцем за задний карман её джинсов.

– Я устала, вези меня.

Послышался возмущенный возглас, но потом она рассмеялась:

– Тоже мне принцесса нашлась. Отпусти, а то с меня так штаны свалятся.

Я отпустила и продолжила лениво и тяжело подниматься по крутой лестнице: после плотного ужина штаны с меня не сваливались, как с Марго, – они едва сходились.

– Марго, а у вас дома всегда так много еды?

Она задумчиво почесала лоб – в смысле, много? – потом хмыкнула и стала объяснять:

– Ну, во-первых, нас самих много: сразу две семьи. А во-вторых, у дедушки было голодное детство в военные годы. Отец его погиб на фронте в первые месяцы, трое старших братьев умерли от тифа и мать была тяжело больна. Особняк сильно пострадал, и их с сёстрами на время отправили в детский дом, только там лучше не стало. Дедушка Реган хорошо помнит то время. Говорит, приходилось даже выкапывать луковицы тюльпанов, чтоб прокормиться. Когда всё это закончилось, когда он женился и появились дети, – у папы, помимо дяди Альберта есть ещё две старшие сестры, – дед брался за любую работу и всегда следил, чтобы семья не просто не голодала, но чтоб еды всегда было вдоволь. Потом папа, вступив в права владения, взял на себя почётную обязанность заботиться, чтобы дома всегда был пир горой. Скажем так, это дань уважения дедушке.

– Я думала, недвижимость передают по наследству? После смерти, в смысле…

Марго с пониманием кивнула, едва переводя дух:

– Дедушка у нас противник завещаний. Он ещё при жизни подписал дарственную на моего отца. Тёти сюда приезжают только погостить, а дядя Айзек – простой полицейский, он не смог бы содержать такое огромное здание. Одно отопление чего стоит…

– Твой дедушка вообще разговаривает? – неловко спросила я Марго, надеясь, что не задела её таким вопросом, – Мне показалось, что он только улыбается и кивает.

За весь вечер дед Марго не сказал ни слова, наблюдая за происходящим со стороны. Он был настолько органично молчалив, что я на миг задумалась, не немой ли он часом. Добравшись до третьего этажа, мы остановились. Марго и тут зажгла свет и, пользуясь случаем, показала мне язык.

– Ты, когда стоишь в компании незнакомых людей, тоже только улыбаешься и киваешь. Дед просто неразговорчивый. И любит одиночество. Если как-нибудь предложит вместе выпить чаю, считай, тебе повезло. Обычно он либо сидит в своей комнате, либо предаётся воспоминаниям молодости в обсерватории. Папа говорит, когда-то он был действительно крутым, очень уважаемым астрономом, но я никогда этой темой не интересовалась.

Я угукнула и поглядела с площадки вниз. У винтовых башенных лестниц были тонкие чугунные, очень высокие перила, ограничивающие пространство прохода – они не позволяли даже при большом желании перевалиться вниз.

– Тоже думаешь, что отсюда невозможно свалиться? – прозаично спросила Марго.

– Я такая предсказуемая?

Она повела плечами:

– Все об этом спрашивают. Скоро я вместо цитат на латыни напишу вдоль ступенек: «только не спотыкайтесь, пожалуйста», «только не спотыкайтесь, пожалуйста», «только не спотыкайтесь…». Конечно – почему бы не полюбоваться видом? Всё равно не свалишься.

Мне стало не по себе.

– Никто тут не умирал?

– На лестнице? Нет, – хихикнула Марго.

– А не на лестнице?

– Да нигде, – фыркнула она, – Только дядя Альберт однажды сломал ногу, когда… ну… напился, короче, и застрял лодыжкой между перил, проверяя, какое от его голоса громкое эхо. А потом как-то забыл о лодыжке, продолжил подниматься, ну и вот…

Наше повторяющееся гыканье доказало, что эхо тут вполне себе гулкое, и мы продолжили подниматься. Обернувшись на свет внизу, я опять подёргала Марго за карман:

– А выключать свет не будешь?

– Он автоматически вырубается.

– А-а-а… – я ещё немного помолчала, изучая лестницу, и попыталась объяснить ход мысли: – Это, может, стереотипно, но мне казалось, что за всё время в старинном доме что-то должно было произойти. Либо я просто перечитала историй про всякие дома с привидениями.

– Нет тут никаких привидений, – Марго ободряюще улыбнулась через плечо. – И вообще всё довольно скучно. Слишком скучно. Вот и третий этаж.

Наверху, под конусами башенных крыш, в зальчиках с витражами выстроились полукруглые палисандровые скамеечки с позолоченной резьбой и мягкими сидениями из красного бархата.

А, нет, всё-таки тяга к роскоши в некотором роде у Равелов присутствует – одна такая скамеечка стоит как семестр обучения в Академии. Однако больше подобной мебели я в доме не видела, и уже потом постепенно пришла к выводу, что скамеечки достались Равелам по наследству. Хотя всё-таки мне становилось неловко от мысли, насколько обеспеченными бывают люди.

Прочтя замешательство в моём взгляде, Марго бодро подтолкнула меня в коридор, соединяющий две башни между собой. По его сторонам раскинули объятия большие круглые арки с каменными сводами. С правой стороны через одну из них виднелся бильярдный стол, а за ним – четыре двери. Внутри левой арки темнел просторный зал, напоминающий домашнюю библиотеку, только вместо мягких диванчиков там уныло застыла пара рабочих столов.

Мы прошли мимо арок по коридору ко второй башне, где на лестничной площадке виднелась единственная неприметная дверь.

– Прости, тут довольно скромно… – смущённо произнесла Марго.

Всё же обычно смущение было моей прерогативой, и я, не сдержавшись, хихикнула:

– Да, конечно. Витражи, резьба, каменные арки. Сама скромность.

Цокнув языком, Марго прижала вниз резную дверную ручку из латуни. Скрипнула тяжёлая дубовая дверь. За ней оказалась просторная и всё же уютная комната.

Внутри было прохладно. Створки окон – тоже витражных – приоткрыли. Обои в вечернем свете казались сиреневыми. Марго зажгла торшер около входа. Оказалось, что стены на самом деле небесно-голубые, украшенные тонкими золотыми линиями и такими же маленькими цветами.

– Это… типа… скромно по-твоему? – прищурилась я, уставившись на Марго.

Она засомневалась, точно соображая, как объяснить пещерному гоблину степень изысканности королевских блюд.

– По сравнению со всем домом здесь не так много места.

– Умоляю, Марго. Я и так ощущаю себя победителем лотереи. Места более чем достаточно! И здесь так приятно… – я завертела головой по сторонам, выбирая, что похвалить первым, но тут меня что-то понесло. – Ты только глянь, целая кровать! Тут же поместится четыре меня … У меня никогда такой не было. А огромные окна? А какой вид!

Я прыгала от одного окна к другому, путаясь в длинном кремовом тюле из органзы. Снаружи веяло травами и влажной летней свежестью. Ночной городок рассекал темноту цепочками цветных огней. От этой картины на сердце было так легко и радостно, что, несмотря на усталость и количество съеденного, хотелось танцевать. Не веря в происходящее, я схватила Марго за руки – от неожиданности она аж подпрыгнула.

– Спасибо! Спасибо огромное!

– Да не за что, отстань, – она поглядела на меня, сконфуженно поджидая, когда же кончится мой поток пламенных восхвалений.

Марго ненавидела сентиментальность, и уже тем более – объятия, но ради меня иногда терпела и то, и другое. Хотя я старалась сдерживать душевные порывы, сейчас хладнокровие было мне неподвластно. С восторгом прыгая вокруг Марго, я кружила по комнате.

– Обалдеть! Это в самом деле не сон? Я буду тут жить?!

Нелепо запутавшись в ногах, я накренилась и поскакала в сторону, воздев руки к небесам:

– Посвящаю этот ритуальный танец великолепной Марго!

От души рассмеявшись, она смягчилась и обняла меня:

– Так приятно, когда ты ничего не успел сделать, а человек уже безумно счастлив.

– Неправда. Ты всё сделала. Абсолютно всё, о чём только можно было мечтать. Спасибо, моя хорошая. Я тебе бесконечно благодарна. Ну, и твоим родителям, конечно.

– Да ладно тебе. Хватит уже. – она покраснела и отвернулась, указывая на шкаф. – Твой чемодан тут. Полотенца, халат и зубная щетка – на тумбочке. Ванные комнаты – две центральные двери за бильярдным столом, мы проходили мимо. А вообще отдыхай и ни о чём не думай.

Марго собралась было уйти, но тут услышала мой душещипательный вздох. Повернувшись, она наверняка сразу пожалела об этом, потому что встретила взгляд, полный обожания и трогательных слез. Чтобы откреститься от нежностей, Марго состроила ехидную гримасу:

– Ох, да не страдай ты так… Нет тут никаких привидений.

Я с укором взглянула на неё – к чему такая скромность?

– Марго…

– Если будет страшно – вход в мою комнату находится в учебной. Он там один, не потеряешься, – продолжила Марго, отмахиваясь от сантиментов как от комаров.

– Ты насчет привидений правда не пошутила? Их тут точно нет?

– Правда, – в этот раз Марго ответила без тени улыбки. – Никаких привидений. Хотя, тут, разумеется, умирали люди.

– Ты сказала, никто тут не умирал!

Она развела руками:

– Не хотела тебя пугать.

– Не вышло. – Я поджала губы.

Марго так устала, что даже объясняться не стала. Просто продолжила рассказывать:

– Это же логично. Много поколений мы жили на этой земле и передавали её по наследству. Но ничего кровавого или жуткого не случалось. Вроде. Все умирали вполне мирно и прозаично…

– Марго, тебе бы рубрику страшилок вести…

– …А дом не такой уж старинный, как ты думаешь. От первоначальной постройки остались только башни и частично – донжон. И то витражи пришлось восстанавливать. А вот современной части дома не больше ста лет. За это время особняк успели перестроить дважды: один раз в середине прошлого века, после войны, и второй раз, когда я только в школу пошла. Папа решил, что подземная парковка удобнее и практичнее погреба. Хотя часть места оставили под винные полки.

– Да уж, у вас там, наверное, в подвале катакомбы, – сказала я с неловким смехом.

– Ха-ха-ха, – передразнила меня Марго. – Между прочим, спуск в гараж такой узкий и мрачный, что может, там и скелеты в стенах замурованы…

Меня передёрнуло. Марго со смехом зевнула в ладонь. Поддавшись заразительному примеру, я тоже растянула губы в зевке, уже не надеясь спать без кошмаров:

– А что-нибудь приятное тут есть?

– Ну а как же. На крыше, например, обсерватория с огромным стеклянным куполом. Раньше там была центральная башня. Но так как дедушка Реган астроном и до сих пор увлекается звёздными картами, папа решил подарить ему обсерваторию. Не хотел, чтобы дед мёрз на улице с телескопом… Правда, в обсерватории он редко бывает – тяжко подниматься по лестнице. Раньше, пока я не уехала в Билберри, мы с народом торчали там по выходным – вид бесподобный. Слушай, пора спать уже-а-а….

Она опять широко зевнула и потерла глаз, не заморачиваясь по поводу макияжа, но, даже засыпая на ходу, всё продолжала расслабленно болтать:

– Я, если честно, не представляю, как что-то страшное может происходить среди родных людей. Мне кажется, призраки в мрачном замке – это просто раздутый сюжет для детектива или исторического романа.

Марго по-хозяйски осмотрелась, проверяя, не забыла ли о чём-то рассказать. Наконец довольно кивнув, она направилась в коридор, но замерла в дверном проеме:

– Если что нужно, средство там от призраков, например – кричи от ужаса.

– Марго, блин!..

Послышался издевательский смешок. Фыркнув, я села на кровать.

– Или если вдруг проголодаешься, я всегда готова совершить ночную вылазку за вкусняшками, – Марго чмокнула свою ладошку, и через всю комнату до меня долетел её воздушный поцелуй. – Доброй ночи, солнышко.

– Доброй ночи, Марго.

Дверь закрылась за её спиной. Борясь с соблазном просто перекатиться на кровати и тут же захрапеть, я уговорила себя умыться. Я с трудом выдрала себя из коварных объятий постели, отыскала ванную и едва сообразила, как включается вода в суперсовременном навороченном душе, хотя меня так клонило в сон, что я готова была отключиться стоя.

Смыв с кожи дорожную пыль, косметику и остатки напряжения, распаренная и пахнущая лавандой, я нырнула в белый махровый халат. Из-за моего маленького роста он чуть ли не волочился по полу. Даже уютнее. С чувством выполненного долга я вернулась в свою – в свою! – комнату.

Выудив из разверзнутой пасти чемодана первую попавшуюся футболку и белье, я быстро оделась, погасила свет и – о, счастье! – упала спиной на мягкую упругую постель.

Под гигантским сатиновым одеялом я словно превратилась в тёплого бурого мишку, впавшего в спячку в сугробе, но вскоре стало нечем дышать, и, высунув голову наружу, я в бессвязной полудрёме уставилась в потолок. Латунная люстра отбрасывала по сторонам причудливые тени. Её длинные побеги с миниатюрными лампочками на концах опутывали комнату точно диковинное растение.

– Просто чудо, – пробормотала я, погружаясь в темноту под баюкающий шепот ветра.

Глава 2. «Атермонт»

– Солнышко, вставай. Эй. Вставай, слышишь?

– Сколько времени?

– Шесть.

– Что?! Шесть вечера?!

Я села на постели, облепленная облаком из одеяла. Перед глазами в сумраке радостно заплясали звёздочки. Глаза свело в кучку. Рядом послышался сокрушённый вздох:

– Шесть утра, конечно, прозорливая моя.

Не по-летнему прохладный, влажный утренний воздух нырнул в лёгкие. Я нахохлилась и окосело уставилась на слабый свет. Окна открыты настежь, но ничего толком не разглядеть. Марго разбудила меня ни свет, ни заря.

– М-м… Дай поспать, – я рухнула обратно, в объятия тёплого, мягкого ложа.

– Вставай! Не время подушку слюнями заливать. Нас ждёт Атермонт!

– М-м?.. Какой Атермонт?

– Дожили… Ты так скоро и меня узнавать перестанешь.

Я недовольно уткнулась лицом в подушку:

– Марго, давай через пару часиков?..

– Кто-то ещё планировал книгу писать… Ага, уже вся по локоть в чернилах.

– Угу…

– Можно подумать, тебе там снится нобелевская премия по литературе, – пробурчала Марго, хотя ладонь её всё равно ласково погладила меня по голове. Я в наслаждении улыбнулась.

– Мне приснилось, что мне в ухо попала вода…

Повисла озадаченная пауза.

– И вот это сопящее существо называет себя творческим человеком, да? Алекс?

Алекс?

– Кто такая Алекс?..

– Ай, неважно…

Я зевнула и погрузилась в темноту. Послышался стук оконной рамы, затем ещё один. Так и не дождавшись продолжения банкета, Марго укутала меня и куда-то испарилась, а я осталась досматривать невнятный сон о старушках, что выращивали младенцев из саженцев, поливая их из зелёных леечек. Когда урожай поспевал, старушки стряхивали с новорождённых землю, приговаривая: «Вот не в капусте тебя нашли, не в капусте…»

Проснулась я в лёгком недоумении. Часы показывали восемь.

Теперь встать было труднее. Тело точно сварили в молоке. Зависнув между сном и реальностью, я с усилием откинула одеяло – тяжёлое как женская доля. Футболка была мокрой насквозь. Я с трудом стянула её и отбросила в сторону. В лицо бил цветастый из-за витражных стёкол солнечный свет. Поспишь тут…

Нигде не будет мне покоя… – покачнулось внутри смирение.

В ожидании каникул мы с Марго праздновали успех каждого экзамена с соседями по этажу. Немыслимое количество дешёвой выпивки, навязчивая музыка, запрещённые вещества в цветных упаковках от жевательных конфет, от которых я шарахалась в ужасе, и бесконечные сплетни: кто с кем спит, кто из преподавателей взяточник, где достать конспекты на халяву – всё это повторялось изо дня в день в духе хитроумной пытки. Точно примерный мученик я надеялась, что хоть раз последняя «сова» отрубится до рассвета и тогда воздастся мне за страдания. Как бы не так. К концу сессии я была готова спать на улице.

В тусовках я принимала весьма косвенное участие, и моего отсутствия никто, кроме Марго, не замечал. На её заботливые предложения всех выгнать я с завидным идиотизмом отвечала, что всё в порядке, что просто хочу «подышать свежим воздухом», и куковала ночами напролёт во дворе общежития. Она вряд ли верила в это, но и правду не выпытывала.

Я очень хотела сказать Марго, что все эти вечеринки, полные хаоса и громких речей, морально и психологически загоняют меня в могилу, но так и не призналась и, сидя в три утра под светлеющим звёздным небом с блокнотом, ручкой и фонариком под подбородком, стараясь пропускать мимо ушей оглушительный хохот, доносящийся сквозь музыку из открытых окон, только размышляла о глупой покладистости и бренности бытия.

Чего я не умела, так это выражать недовольство, и молча избегала шумных компаний. Тот, кто в школе был отщепенцем, знает не понаслышке: гораздо страшнее любого неудобства прослыть занудой и кайфоломом. Меня от незавидной участи спасала, конечно же, Марго.

Все же такой друг встречается лишь раз. И дело было даже не в том, как её все любили, а в том, как она относилась ко мне: не принуждала к веселью, не обижалась на отказы, не задавала щекотливых вопросов, чтобы меня пристыдить. Её забота, внимание и любовь – невообразимо прекрасные, как со страниц книги, делали нашу дружбу незабываемой. Рядом с Марго всегда было легко, поэтому даже её раздражающая привычка будить меня по поводу и без отходила на второй план. Она понимала меня.

Мы обе были творческими и жадными до свободы. Оказываясь наедине, могли вытворять всё, что взбредёт в голову. Снять видеопародию на «Nyan cat» 3 про дворового кота c радужной мишурой на хвосте – пожалуйста. Испечь шоколадные булочки-пингвины и сделать для них флажки из зубочисток с надписью «ИЗЮМ» – не вопрос. Водить вдвоём хоровод вокруг столба посреди кампуса – почему нет? Вреда мы никому не причиняли, никто на нас не жаловался, разве что посматривали порой как на пациентов психологического диспансера. Но какая разница?

Когда мы были вместе, не было ничего невозможного. Самое лучшее чувство на свете, когда с тобой рука об руку идёт человек, способный видеть мир твоими глазами.

Послышался стук в дверь. Придавленная к постели силой гравитации, я всё ещё пыталась открыть глаза – на веки словно уложили ритуальные погребальные монетки. Услышав из моих уст нечто напоминающее гостеприимный ответ, Марго пожелала доброго утра и энергично потеснила меня попой. Я приподняла голову. Волосы у Марго были влажные – только вышла из душа после пробежки. В одной руке она держала глянцевое зелёное яблоко, в другой – стакан апельсинового сока. Сок Марго поставила на столик у кровати, а в яблоко с хрустом впилась зубами.

Я убедительно пробормотала подушке, что уже не сплю и вот-вот сейчас уже встану, но Марго так просто не обманешь. Она ласково поцарапала ногтями мою ступню. Я скрючилась на постели в приступе спазматического хохота и вдруг вспомнила, что лежу без футболки.

– О, какой соблазнительный вид, ma chérie,4 – жеманно хихикнула Марго на манер героини любимого фильма «Мари Дезир». – Tu ed belle. 5

– Блин. Марго, отстань.

Чтобы она не смотрела на меня так пристально, я нашла одеяло и натянула его до подбородка. Может, под ним и остаться до самого отъезда? Не то чтоб Марго меня смущала – всё-таки мы почти год жили в одной комнате, просто, сравнивая её и мою фигуру, я чувствовала себя горбуном из «Собора Парижской Богоматери».

– Красота моя, выползай из кокона. Сегодня чудесный день!

– Нет, я гусеничка.

– Сок, – напомнила Марго, указывая на стакан.

Пошевелив вялыми со сна пальцами, я вслепую обхватила холодное стекло. Не поднимаясь, сделала осторожный глоток. Сок был свежевыжатым и приятно бодрил. Марго умиротворённо наблюдала, как с непривычки к свету я щурюсь одним глазом. Уголки её рта приподнялись.

– Рассказывай. Что приключилось с тобой во сне сегодня? – спросила она.

Я медленно села в постели, стараясь не разлить сок, и оперлась о спинку кровати.

– Странно. Почти ничего не помню. Вроде… снился поезд, только вместо леса кругом было небо. Горы облаков. А потом – старушки с лейками. Они выращивали детей в земле как корнеплоды…

– Романтично, – Марго снова укусила яблоко и вытерла стекающую струйку сока запястьем. – Я ожидала пиратские приключения, или новую драму про зомби-апокалипсис, или про песчаную бурю… Но старушки тоже ничего, сойдут.

Каждое утро я описывала Марго свои сны. Она любила слушать. Говорила, что это как мини-сериал, только каждая серия с новым жанром и новыми героями. Я не сразу привыкла рассказывать ей о снах. Может, боялась показаться странной или навязчивой, а может и Марго при всей своей обаятельности пугала открытостью. Общительные люди всегда казались мне чересчур болтливыми.

Марго тыкнула меня в кончик носа, привлекая внимание.

– Вставай. У нас большие планы. Пойдём к самому прекрасному месту в твоей жизни.

– На кухню? – расплескивая кругом иронию, я сползла с кровати.

Халат куда-то подевался. Пытаясь вспомнить, куда именно, я гуськом прокралась по комнате, но так ничего и не нашла. За пределами одеяла было всё ещё прохладно.

– На кухню тоже, мой маленький ценитель прекрасного. Но нет. Мы будем купаться в море.

Самые приятные моменты жизни были связаны с домашним теплом, уютом и сухой одеждой. Брызги моря в эту категорию не входили. Я поёжилась, представляя, как холод волн накрывает тело, «гусиная кожа» стискивает окоченевшие мышцы, а сердце бешено прокачивает кровь, чтобы их согреть. Где-то на фоне плавают ледники и белые медведи.

– В море? Сейчас?

– Нет, после дождичка в четверг, – с издёвкой ответила Марго. – Давай, Алекс! Тебе понравится! Сегодня отличная погода, а к полудню море прогреется в самый раз.

Я наконец отыскала халат под сползшим на пол покрывалом и, стуча зубами, закуталась в него по уши как несчастная бродяжка. Утренние перепады температуры начинали меня бесить.

– Сомневаюсь, что от моря пойдет пар, – саркастично проклацала я. – Можно мне посмотреть с берега, как ты купаешься?

Марго с укором посмотрела на меня и демонстративно спрыгнула с кровати. Это означало категорическое и бесповоротное «НЕТ». Именно так – жирными огромными буквами, исполненными отборного психологического давления.

Я вздохнула. Никакое, даже летнее утро не казалось мне приятно свежим. Во многом благодаря многочисленным зимним пробуждениям, что врезались в память как ледокол альпиниста: кромешная темень, сквозь утеплённую поролоном раму ноет вьюга, за морозными узорами на окнах тлеют фонари, а я сонно сижу на кровати в наполовину надетых шерстяных колготках.

Представив, что было бы, если бы Марго посетила мой город в качестве гостя, я усмехнулась. Кто бы кого тогда будил?

Марго по-прежнему ждала положительного ответа. Будто есть выбор… Я готова следовать за ней куда угодно. Даже купаться утром в мокром море.

– Ладно. Сейчас соберусь.

– Отлично. Жду внизу, – она улыбнулась и, подхватив пустой стакан, протанцевала к двери, – Не забудь про купальник, а то я тебя прямо так в воду спихну.

Марго игриво погрозила мне указательным пальцем и скрылась в коридоре.

Очереди в ванную не было. Все давно встали.

Повернув защелку на двери, я пустила в душе горячую воду и, пока нагревалась кабинка, осмотрелась. Над раковиной висело широкое, квадратное, ангельски чистое зеркало. Взглянув в него, я поморщилась и пригладила пальцами всклокоченные волосы.

Бледная девушка в отражении тоже устремила на меня любопытный взгляд. Маленький рост. Обычные черты лица. Очень и очень длинные темные волосы – сейчас все спутанные как после игры в чехарду, с одной стороны заправлены за ухо. Глаза, небольшие и близко посаженные – голубые с жёлтым – прячут подсолнухи посреди ясного неба. Рот, на первый взгляд невыразительный, легко превращается в широкую улыбку. Девушка повернулась, и я искоса взглянула на классический греческий профиль – то был отголосок древних корней.

От воды поднялся пар. Я повесила халат на крючок и повертелась перед зеркалом, пока оно не запотело – никто не смотрит, мне не стыдно. Я никогда не была по-настоящему худой или толстой, разве что пухленькой, и утешительно называла свою фигуру классически женственной, а однажды даже нашла приятное сходство с моделью на картине Роберто Ферри «Anima Mundi».

В мягких, сглаженных формах не было ничего удивительного. Спорт давался мне нелегко, да и любовь ко вкусной еде стройности не способствовала. Ужины, как накануне, грозили тем, что подобными темпами к отъезду я приму форму шара. Как вообще можно похудеть, когда даже Равелы кормят как на убой – при их-то привычке ужин скармливать врагу?.. Хм…

Надеюсь, я им не враг?

Я быстро приняла душ, снова влезла в халат и отправилась вниз. Родители Марго и Этан сегодня работали дома – они собрались в столовой, обложившись бумагами. Остальных видно не было. Только из комнаты Натана слышался подозрительный треск. Завтрак накрыли на кухне. Марго сидела за столом напротив пустой тарелки, скрашивая ожидание игрой в тетрис на мобильном, но, услышав шаги, даже не подняла головы от экрана.

– На море шторм, – мрачно заявила она и насупилась пуще прежнего, словно это я выплясывала ночью на берегу ритуальные танцы с бубном. Я чуть не извинилась.

На сервированном столе, покрытом хрустящей отглаженной белой скатертью, стояла большая коробка фруктовых мюсли, рядом возвышались стопки блинчиков и вафель, окружённые баночками с джемом, маслом, сыром, сгущенным молоком, термостатным домашним йогуртом…

Кто-то заботливо поджарил тосты, но для них уже не хватило места в желудке: блинчики были слишком сытными. Свежесваренный кофе со сливками – а приготовление кофе в Атермонте было национальной гордостью – оказался просто божественным, только наслаждалась я им в одиночестве. Марго редко пила кофе и пообещала позже угостить меня любимым чаем.

Так как купание отменилось, нас с Марго отправили за хлебом к обеду. Несмотря на проказливый ветер, погода стояла отличная. Под отдаленный шум моря, томящегося в ожидании, мы неспешно прошлись по ярко освещённому двору, подставляя лица тёплым лучам.

Ворота на участке Равелов были весьма внушительными, и потому их оснастили специальным механизмом с кодовой панелью доступа. Но, что парадоксально, при всей этой официальности они всегда были гостеприимно распахнуты. Чужие шагнуть во внутренние владения просто не решались. Для пущего веселья мы с Марго по-хозяйски прокатились на тяжеленных створах туда-сюда и в приподнятом настроении выпрыгнули на сияющий Лазурный проспект.

Атермонт предстал во всей красе: сочные цвета, свет, фактура… Нас точно окружило сказочное Средневековье. Не хватало разве что горожан в исторических костюмах. Гладкие мостовые из плоского булыжника складывались в чистые узкие улочки. По сторонам вдоль жёлтых плиточных тротуаров выстроились дома с классическими эркерами или прагматичным фахверком стен. Яркие фасады венчали щипецы, декорированные лепниной и резьбой. На крышах переливалась чешуя черепицы. Среди зелени прятались аккуратные калитки, а живые изгороди – туя, кипарис, можжевельник – скрывали дворики кружевной тенью. Глаз не отвести.

Несмотря на разностилицу, всё гармонично сочеталось между собой. Симметричную классику разбавлял воздушный прованс, гротескную изящность модерна – незатейливый рустик. Встречалась и неоготика: стройные рядки ланцетовидных окон, заполненные цветными витражами, в дневном свете раскладывались радугой. Высокие, увенчанные шпилями башенки особняков точно старательные дети копировали выступающую над городом крышу Кафедрального собора.

Я и не заметила, как мы оказалась на месте. Вход увенчивала деревянная вывеска:

Пекарня-кондитерская

«Золотистый хруст»

Звякнул колокольчик. Сладковатый запах поджаренного хлеба принял нас под свой покров, и сразу же, несмотря на недавний завтрак, в животе заурчало. За прилавком суетилась полноватая, румяная от жара печей женщина с крепкими опрятными руками. Марго направилась к ней:

– Доброе утро, миссис Рубус!

– Марго, золотце! Кто к нам пожаловал! Доброе утро, дорогая, – ответила та с теплотой, заинтересованно поглядывая на меня. – Всё как обычно? Сейчас соберу.

Марго кивнула, а я застыла возле двери, стараясь не привлекать внимания, но постепенно аромат вытянул из меня расслабленную улыбку. Солнечные лучи проникали сквозь решётчатые рамы французских окон, освещая пол, стены и мебель яркими квадратиками. Миссис Рубус достала изнутри прилавка объёмную корзину и принялась складывать туда выпечку из разных коробок.

– С тобой приехала подружка? – спросила миссис Рубус, кивая в мою сторону.

Не успела начаться борьба вежливости со смущением, Марго избавила меня от необходимости подбирать слова:

– Это Алекс – моя лучшая подруга. Мы тут почти на всё лето.

– Здравствуй, Алекс!

– Здравствуйте, – я почти незаметно приподняла ладонь.

– Рада знакомству.

– И я.

Марго ободрила меня улыбкой:

– Как ты уже догадалась, миссис Рубус – пекарь-кондитер. И мама Фрэдди.

– С Меркурием-то повидались? – спросила миссис Рубус, опережая мой вопрос.

– Не успели пока. Вечером, наверно.

Фрэдди. Меркурий… Сплошные имена.

– Марго, а кто такой Фрэдди? – спросила я, от незнания сгорая со стыда.

Она так громко хлопнула себя по лбу, что я подскочила.

– Вот я балда… Совсем забыла, что ты с ним не знакома. Фрэдди – сын миссис Рубус. Ничего, скоро увидитесь. И поверь, ты пожалеешь, что не кинулась обнимать миссис Рубус прямо с порога!

Они рассмеялись дуэтом, а я растерянно поглядела на маму неизвестного мне Фрэдди и, встретив её озорную усмешку, уставилась себе под ноги. Перед глазами предстал вычищенный до блеска паркет. Мои пыльные с дороги кеды рушили всю эстетику.

Миссис Рубус продолжала складывать в корзинку бумажные пакеты различной формы: наполненные багетами, караваями, хлебными палочками, булочками, печеньем, круассанами и ещё множеством всего, названия чему я не подобрала. На припудренном мукой фартуке не было ни пятнышка. Закатанные рукава пекарского халата сияли белизной. Оценив армию искусных фигурных пирожных, поблескивающих из-под стекла холодильника, я пришла к выводу, что кондитером миссис Рубус была высококлассным.

Мы вышли на улицу, довольно хрустя угощением – парочкой круассанов с шоколадной начинкой. Выпечка в самом деле была восхитительной.

– Всё купили? Идём домой? – я подхватила корзину из рук Марго.

Она закусила губу. По ту сторону дороги виднелась детская площадка, наполненная бесконечно утомительным веселым визгом, но непоседа Марго, разумеется, вошла в азарт.

– Сто лет не качалась на качелях…

Она резво потянула меня за локоть.

– Туда?.. А мы не оглохнем?

Спустя минуту мы обе выписывали пируэты среди мячиков, беговелов и самокатов. В центре площадки вращалась карусель, отдающая такой апельсиновой рябью, что меня замутило. До качелей, однако, Марго не добралась. Она повисла вниз головой на перекладине детского турника и превратилась в восторженный маятник. Юбка или сарафан не остановили бы её, но сегодня Марго, к счастью, нарядилась в джинсовый комбинезон – мне не раз приходилось наблюдать прохожих, откровенно пожирающих взглядом её точёную фигурку.

Я опустилась на качели – скрип едва пробился сквозь какофонию детских голосов. От упругого толчка под ложечкой приятно затянуло. Откидываясь то назад, то вперёд, я болтала ногами и слушала Марго. Она рассказывала о городе, но шум слишком мешал.

Детскую площадку со всех сторон окружала невысокая тисовая изгородь, и на этом обустроенном пятачке умещалось столько ребятни, сколько я ещё никогда за всю жизнь одновременно не видела. Поисковик гласил, что в Атермонте живёт пятьдесят тысяч человек. Судя по открывшейся картине, было похоже, что половина из них – дети.

Там, где я родилась, семью и детство возводили в культ, но традиции эти граничили с вопиющей бедностью. Устраиваясь на две-три работы, северяне всё равно были по уши в долгах. На каждом шагу их ждал нелёгкий выбор. Жить одним днём или крепко стоять на ногах? Одеться, чтоб было не стыдно выйти в люди или не голодать? Получить высшее образование или уже сейчас обеспечивать семью? Следовать за мечтой или привести в этот мир ребёнка, теша себя надеждой, что он когда-нибудь будет жить лучше? Люди никогда не выбирали себя. Будущее – это дети.

Попасть в университет было так же сложно, как выиграть в лотерею, – для всех, кроме сливок общества. Простые люди это знали. Как ни старайся, ни зубри, этого всегда недостаточно. Будучи бедным, проигрываешь ещё до старта.

Мне повезло. Идея-фикс подать документы в Академию Билберри за тысячу километров от родного дома заела в голове как шестерёнка механизма. Я наплевала на страх остаться ни с чем. Забросила всё, что не имело прямого отношения к поступлению. Писала и переписывала. Часами корпела в библиотеке, читая так много, что колонии оживших букв мне снились. Впрочем, кошмары были редки – я дремала пару часов в сутки, и только в воскресенье позволяла себе изобразить Спящую (только не Красавицу).

Я не могла остаться там. Не могла покориться обстоятельствам, смириться и никогда не совершить ничего важного. Но на риск меня толкал не страх провести жизнь в провинциальной серости, а мысль, что когда-нибудь я проснусь, и это меня волновать совсем не будет.

Мне хотелось бежать. Не видеть ограниченности, молчаливой тревоги и нищеты. Рутина, несправедливость и неравенство били больнее любого кнута. Впрочем, бежала я от всего и отовсюду. Раньше моим убежищем были книги, другие миры. Со временем границы расширились и в прямом смысле. Стремление скрыться на краю света, никому не знакомой, никогда меня не покидало, и при этом чудно́ граничило с отчаянным желанием найти друзей. Но реальность, далёкая от сказки, всегда брала своё. Я находила в ней всё больше недостатков и снова бежала. Как точно подметил Сайлес из «Истории с кладбищем» Нила Геймана: «Куда бы ты ни поехал, ты везде берешь с собой себя».

Вот и в этот раз я взяла с собой себя и отправилась подальше от того, что так меня тяготило и мучило. Атермонт. Этот город первый и единственный меньше чем за день подарил мне истинное умиротворение. Крылось ли всё дело в волшебной архитектуре, или в приветливых жителях, или в том, что рядом была Марго? Я не знала. Разбираться в причинах не хотелось – слишком велика была вероятность не подняться с этой глубины.

Пока мы с Марго качались, поддерживая сквозь шум иллюзию разговора, откуда-то незаметно подкрался рыжий мальчуган. Он выдал в адрес Марго хитрющую обворожительную улыбку без двух передних зубов и громко спросил:

– Тётенька, а вы чего висите? Вы уже длинная! Хотите ещё вырасти и до солнышка достать?

– Какая я тебе тётенька! – запыхтела Марго, спрыгивая на землю.

Догнать гогочущего мальчишку ей не удалось. Она махнула в его сторону, вытаскивая волосы, попавшие в рот.

– Ну и беги!.. Стендапер недоделанный. Прям Рем, чесслово…

Я не стала спрашивать, что за Рем такой. Хватило Фрэдди. Марго расправила сбившуюся вверх футболку внутри комбинезона и, подхватив корзинку с соседней качели, с картинностью пажа подала мне руку.

Прыжок. Из-под ног поднялось легкое облачко красной пыли от кирпичной крошки. Коснувшись руки Марго, я присела в выразительном книксене, а она склонилась ещё ниже: «Ваше высочество, очень приятно, позвольте вашу лапку…» Вести себя как взрослые? Куда там. Ни на секунду не прекращая дурачиться, мы направились к пешеходному переходу. Даже дети на площадке стали смотреть на нас как на равных.

Пока я чуть отставала, любуясь местными красотами, Марго терпеливо мерила шагами плитку, а вместе с ней и простенький стишок – как важно быть осторожным и внимательным на пешеходном переходе.

– Ты так и не услышала, что я рассказывала про соседей? – уточнила Марго.

Я виновато покачала головой.

– Это важно?

– Видимо, не очень, – она озорно улыбнулась. – Но смотри: скоро люди в магазинах и кафе начнут здороваться с тобой по имени, а ты их и знать не знаешь.

– Можно подумать, я вообще с кем-то смогу заговорить. Буду, как всегда, вежливо улыбаться и кивать.

– Можно подумать… О! «Капельки»! Наконец-то!

Марго ринулась наискосок через проезжую часть на другую сторону улицы вопреки всем назидательным стишкам. Я бросилась следом и на мгновение растерялась: откуда в такой солнечный день взялись капельки? И вдруг мы вклинились в толпу…

За поворотом простирался городской рынок. Гудящая живая масса обступила нас со всех сторон. Где-то впереди маячила хлебная корзинка, лодыжки Марго в серебряных балетках, её отливающие золотом каштановые волосы…

Атермонтцы петляли меж торговых рядов, и я невольно петляла вместе с ними, стараясь двигаться в общем направлении. Это была старая рыночная площадь, оформленная в традиционном средневековом стиле. Деревянные торговые лавки и шатры выстроились незамкнутым кругом, в центре которого бил большой фонтан. Тканевые треугольные флажки тянулись с одного края площади к другому. На длинных вымпелах пестрели гербы гильдий мастеров и герб самого Атермонта – солнечный диск над чёрной горой посреди лазурного полотна. Алекс, не отвлекайся.

Изучая колоритный антураж, я окончательно потеряла Марго из виду. Посреди июньской жары по спине потянуло холодом. Я старательно вглядывалась в фигуры людей в том направлении, где испарилась Марго. Но разве можно что-то разобрать в движущемся потоке? Капельки… Думай. Где тут капельки? Явно не фонтан – он в другой стороне.

Единственной зацепкой оказался небесно-голубой плакат. Под логотипом в виде четырёхлистного клевера, заключённого в белый круг, вывели каллиграфическую надпись:

«Россыпь росы»

Новая коллекция

Наметив цель, я ловко пробиралась между чужих плеч и локтей. С моим-то ростом это было нетрудно, но приходилось задирать голову, чтоб что-то видеть и хоть иногда дышать. Наконец мелькнула знакомая корзинка. Марго, сияя от восторга, перебирала какие-то блестящие штуковины, а я гневно таращилась на её раздражающе-радостный профиль.

Владельцами голубого шатра оказались стеклодувы. На прилавке, на тоненьких металлических «ёлочках» для демонстрации украшений позвякивали миниатюрные стеклянные шарики с разнообразным содержимым: минералами или живыми растениями. Каждую сферу, как ёлочную игрушку, венчало стеклянное ушко, в которое был вдет плетёный атласный шнурок. Подвешенные на стойках, «капельки» покачивались с едва слышным звоном и наполняли окружение радужными бликами.

– Какая красота… – я наконец выдохнула, разглядывая малюсенький дубовый листик внутри сферы, что сама была не больше пары сантиметров. – Они не вянут там?

Из тени мне улыбнулся широкоплечий лоточник в круглых очках:

– Глицерин. Он сохраняет первоначальный вид. Хотите примерить?

– Ой, нет, спасибо, – я вжала голову в плечи, стараясь скрыться среди посетителей.

– Не стесняйтесь. Я не заставлю вас его покупать.

– Я правда не…

– Надевай, – ободряюще шепнула Марго мне на ухо. – А я тебя сфотографирую на память. Должны же у тебя остаться хоть какие-то воспоминания об Атермонте. Давай. Примерь.

Я послушно взяла с прилавка «капельку» с листочком. Марго помогла, нежно продев шнурок под моими волосами. От её прикосновений по коже посыпались приятные мурашки. Торговец достал большое прямоугольное зеркало и замер с ним напротив.

– Смотрится очень женственно, – с симпатией заметил он. – И отлично сочетается с цветом глаз.

Не сдержав довольной улыбки, я подумала о том, что комплиментами надо бы засыпать самого мастера, но похвалить его так и не посмела.

– Спасибо.

Язык меня не слушался: видимо, я произнесла это слишком тихо. И всё же стеклодув улыбнулся. В уголках его глаз появилась паутинка дружелюбных морщинок. Глядя в отражение, я поняла, о чём он говорил – в тени прилавка мои радужки, смешав голубой и жёлтый цвета, приобрели зеленоватый оттенок. Удивительно, как мастер сумел разглядеть их с такого расстояния?

– Улыбочку, – привлекла моё внимание Марго.

Я повернулась к ней и услышала, как щелкнула камера смартфона.

– Отлично вышла.

– Пойдём?..

Я покачала на ладони легкий шарик, прежде чем вернуть его владельцу. Малыш-листочек, просвеченный и окрашенный солнцем в нежно-травянистый цвет, медленно вращался внутри «капельки». Несмотря на миниатюрность было видно каждую прожилку внутри. И пока я рассматривала изделие, мастер наблюдал за мной с довольной усмешкой.

– Просто потрясающе, как вам удалось поместить листочек внутрь! – наконец пропыхтела я, пытаясь протащить ленту через голову. В толпе не хватало воздуха.

Люди вокруг с умильными улыбками глазели, как я вожусь с растрёпанной, взмокшей на жаре копной волос. Взяв капельку из моих рук, Марго без какого-либо волнения и спешки с цветущей улыбкой подала подвеску мастеру. Едва дыша от восхищения, он кивнул.

Они ещё о чём-то побеседовали, но я уже покинула шатёр, торопясь выбраться на свободу. Пришлось подождать Марго. Я села на бортик работающего, позеленевшего от цветения воды фонтана и подставила спину прохладным брызгам. Народу и здесь было немало, но это не имело значения – главное, фонтан привлекал внимание, спасал от жары, и позволял удобно наблюдать.

– Держи. Это тебе, – добравшись до меня, радостно заявила Марго, и вручила маленький холщовый мешочек с логотипом в виде клевера.

– В смысле?

– Теперь эта «капелька» твоя.

Вид у неё был, чёрт возьми, бесстыжий и воодушевленный.

– Марго!

– Пошли домой.

– Подожди. Я не могу принять такой подарок. Это же очень дорого!

– Не-а, совсем не дорого. «Капельки» чуть ли не бесплатно раздают – они пользуются спросом, а для изготовления нужны всего-то: чуть-чуть стекла, глицерин и матушка-природа. Зато какая прелесть! И у тебя есть уникальная частица мира прямо рядом с сердцем.

– Ты уверена, что писателем хочу стать я, а не ты? – я рассмеялась, оценив эффектный словесный оборот, больше похожий на рекламный слоган. – Предложи стеклодувам писать эту фразу в буклетах. Отбоя не будет от покупателей.

– А я не хочу покупателей, – тихонько сказала Марго. – Эти слова для тебя.

Это было слишком уж душевно. Она никогда не снисходила до сантиментов, но сейчас, в сердце этого удивительного городка всё становилось другим. И Марго становилась другой.

Я торжественно надела подвеску и стиснула Марго обеими руками так крепко, как только могла. В ответ послышался сдавленный вздох. Помимо нелюбви к объятиям у неё была также привычка из вредности прерывать их щекоткой, и Марго не преминула этим воспользоваться.

Я боялась, вдруг Равелы будут недовольны, что нас так долго нет, но они ни слова не сказали. Хотя обеденный стол был накрыт, никто не притронулся к еде. Мистер Равел хмуро наблюдал за Розой. Роза стойко и почти успешно объясняла, что она никому не должна ничего объяснять. Мы сели – стулья протяжно скрипнули в паузе, возведя неловкость в апогей. Чтобы разбавить напряжение, Марго стащила сырную хлебную палочку и с аппетитом откусила от неё.

– Нет, я уже всё решила, – похоже, Роза произнесла это не первый раз, – Я бросаю юридический. И мне всё равно, согласны вы или нет.

Марго подавилась. Я похлопала её по спине. Дедушка Реган заботливо придвинул внучке стакан воды и принялся за мясное рагу. Я опустила взгляд в пустую тарелку. Что-то подозрительно часто в этом доме случаются неловкие трапезы.

– Роза, давай позже поговорим? – сдержанно предложил Айзек.

– А минуту назад ничто не останавливало тебя, пап. Что, неловко делать мне замечания при всех? Может быть, всем тогда будет неловко, не только мне?

– Роза, – миссис Равел строго взглянула на дочь, что удивительно, вовсе не теряя обаяния.

Роза мгновенно умерила тон:

– Мама, я очень… очень хочу заняться фотографией профессионально. Ты же знаешь, это важно для меня.

– Я знаю, Роза. Нам с папой нужно серьезно обдумать твоё заявление, и я предлагаю сделать это после обеда. А сейчас давайте начнём есть, пока всё не остыло. Хорошо?

Роза смиренно кивнула и все немного расслабились. Лили красная как рак поспешно застучала вилкой, нанизывая кусочки картофеля и мяса.

– Лили, не звени, пожалуйста, – ласково попросила Лидия.

– Лили, не дыши, пожалуйста, – добавил Натан.

– Натан, заткнись, дурацкий дурак, – огрызнулась Лили.

– Лили, – в голосе и взгляде мистера Равела чувствовался благодушный укор.

Лили с сопением завозила вилкой:

– Бе-бе-бе.

Пока мы наполняли тарелки, миссис Равел перевела разговор в иное русло:

– Этан, у тебя есть планы на вечер или останешься дома?

– Мы с парнями поедем играть в бильярд. Готовимся к соревнованиям.

– Ясно, – задумчиво протянула она, отчего Этан занервничал. – Уверена, вы отлично проведёте время… Роза, Марго – может быть, вы присмотрите за Лили и Натаном? Мы с папой сегодня вернёмся поздно.

– Но мы уже взрослые! – возразила Лили.

– Лили, не дыши, – повторил Натан.

– Ма-а-ам!

Не успели Роза и Марго ответить, как Лидия поймала мой заинтересованный взгляд. Пришлось поделиться мыслями:

– Давайте я останусь? Я как раз хотела что-нибудь почитать… и слышала, что у вас чудесная библиотека. Вы правда коллекционируете книги, миссис Равел?

Я очень старалась выразить восхищение так, чтобы оно не походило на откровенную лесть, но миссис Равел польщённо кивнула в ответ:

– Да. Маргарита упоминала, что ты хочешь стать писательницей. Я правильно помню?

Я смущённо кивнула. Нащупав точку соприкосновения, Лидия уверенно улыбнулась:

– В таком случае, действительно чудесная библиотека находится на улице доктора Эрика Розенберга. Это в четырех кварталах отсюда. Очень рекомендую посетить её и не переживать из-за Лили и Натана. Мы как-нибудь решим этот вопрос. Отдыхай.

Она снова посмотрела на Розу и Марго, и я поняла, что «мы решим» – значит «мы решим этот вопрос в кругу семьи», и дала себе твёрдое слово больше не лезть во внутреннюю политику Равелов. В этот раз обязанности няни приняла на себя Роза. Думаю, желание расположить к себе родителей играло в этом немалую роль. А вот Марго, свободная как радикал, победоносно вскинула руки: «Юху!»

Мистер Равел спрятал ухмылку за салфеткой, вытирая губы. Лидия снисходительно покачала головой, но промолчала.

Хотя Марго успела до полусмерти напугать меня, подкравшись со зловещим завыванием: «У-у-у, море ещё отомстит!», она ничуть не обижалась, что я променяла купание на библиотеку. Точно литературный агент, озабоченный судьбой будущей книги, Марго была даже рада, что в Атермонте так быстро нашлось подходящее место для работы. Она решила проводить меня у порога и благословить на литературный крестовый поход, но до холла мы так и не добрались: замерли на лестнице. Из столовой доносилась приглушенная дверью семейная размолвка:

– А что? Деньги у нас есть. Без хлеба я не останусь, – голос самоуверенной Розы звучал отчётливей других.

– Думаешь, мы всегда будем тебя обеспечивать? – ответил ей мистер Равел.

– А ты намекаешь, что оставишь меня без крыши над головой?

Похоже, я покраснела, и, когда повернулась к Марго, увидела, что она тоже. В разговор вступила миссис Равел:

– Разумеется, нет. Но ты никогда не увлекалась фотографией, Роза. Ты помнишь, сколько у тебя было хобби? Балет, сноуборд, мыловарение… – она замялась, явно о чём-то умолчав. – …вышивка крестиком, крикет, кулинария (когда ты кухню чуть не уничтожила). Помнишь? Пришлось бы в третий раз дом перестраивать, если бы не…

– Помню я, помню…

– Так вот. Каждый раз ты бросала новое занятие спустя пару месяцев, а то и недель. Снова и снова. Никто не торопит тебя, Роза. Выбирай свой путь, сколько потребуется. Но давай ты получишь диплом и уже после этого будешь делать всё, что взбредёт тебе в голову?

Отвлекая меня от очередного, исполненного патетики ответа сестры, Марго прошептала:

– Роза бегает на бесконечные свидания со сменяющимся списком ухажеров.

– А это плохо? Ты это к чему?

Марго пожала плечами:

– Родители давно махнули бы рукой. Только каждый новый кавалер прививает Розе новое хобби. А потом они расстаются и всё повторяется. Сама понимаешь, как это надоедает.

За дверью столовой послышались мерные шаги. Затем шумный медленный вздох.

– Дело не в деньгах или одобрении, Роза, – постановил мистер Равел. – Ты прекрасно знаешь: я никогда ничего не жалел для вас. Меня заботит количество времени, которое ты бездумно тратишь на занятие, к которому вскоре потеряешь интерес. И фотокамера будет пылиться на полке до тех пор, пока её не оккупирует Натан для воплощения своих безумных идей. Смею заметить, как и большинство инвентаря, купленного по твоей прихоти.

– Особенно балетную пачку, – хихикнула Лили за моей спиной.

Марго сцапала её за руку, не давая сбежать.

– Подслушивать нехорошо.

– А ты тоже подслушиваешь.

– Мне можно – я взрослая.

Прижав сестрёнку к себе, Марго дала нам знак помалкивать, но часть разговора всё равно промелькнула мимо. Не прошло и минуты, сверху лестницы послышался осуждающий кашель. На нас с полным снисхождением смотрел Этан. Лили порозовела, а вот Марго тихо передразнила брата, надменно покашляв. Покачав головой в знак полной безнадежности, Этан неслышно спустился к нам. Широкая фаянсовая улыбка заставила меня занервничать.

– Слушайте, давайте я пойду?..

Все трое зашикали. Пришлось замереть возле перилл, как и все они, вслушиваясь в слова.

– …Вообще-то балет мне на самом деле очень нравился! – Роза агрессивно хлопнула на стол что-то увесистое – звякнули бокалы.

Этан усмехнулся:

– Натану балет нравился больше.

Все трое скрючились от немого смеха. Под моим непонятливым взором Марго собралась и, ненадолго прекратив хихикать, объяснила, в чём дело:

– Натан ради любопытства примерил балетную пачку Розы, и выглядел в ней так же элегантно, как крыса в шляпке. Потом он превратил пачку в костюм пчеловода, но все, чего добился – насобирал туда насекомых и бегал неделю с опухшим лицом.

– Он по незнанию влез в осиное гнездо вместо пчелиного, – Этан хохотнул. – Хотел посмотреть на «пчелиную мамку».

– Бедняга.

Улыбку я сдержать не смогла, как ни пыталась, и уставилась под ноги. На коленке предательски проклюнулось фиолетовое пятнышко гематомы – аккурат в прорези на джинсах.

Когда я успела поставить синяк?

Без интереса обведя взглядом вход в столовую, Этан осторожно коснулся ладонью моего плеча, чтобы пройти мимо. Я невольно выгнулась от удовольствия – к счастью, он не видел этого, уже оказавшись ко мне спиной, и неторопливо спускался вниз. Привычным движением пятерни Этан схватил с углового столика ключи от машины и выскочил на улицу.

Марго всё ещё с улыбкой слушала драматичную речь Розы. Лили, присев на ступеньку, обняла её за ногу – вдвоём они представляли почти идеальную неподвижную композицию. Чтобы не мешать сестринской идиллии, я подала немой знак, что собираюсь уходить. Разговор мог продолжаться бесконечно, а я и так влезла в непозволительно частные отношения.

Марго догнала меня уже на пороге, не забывая при этом передвигаться на цыпочках.

– Напиши, как освободишься.

Я кивнула ей и, расправив лямки рюкзачка, отправилась по гравийной дорожке к воротам. Мерный шум послеобеденных полупустых улочек подействовал сродни медитации. Марго нарисовала мне схему – как дойти до библиотеки, но она не пригодилась. Здание находилось в той же стороне, что и пекарня, только чуть ближе к горному склону и морю.

По пути со мной поздоровались по имени трое незнакомцев. Растерявшись, я даже не спросила, как их зовут, но потом решила, что довольно странно выяснять имя человека, который словно бы отлично тебя знает. Так что вежливого кивка – заключила я – было вполне достаточно.

В начале второго я добралась до внушительного классического здания, украшенного фигурами атлантов и лепниной. Сверху короткой лестницы строго взирала массивная деревянная дверь. Поначалу я подумала, что попала не по адресу – такая архитектура объективно напоминала мэрию или здание суда, но поднявшись ко входу, изучила бронзовую табличку слева от него. Буквы выстроились аккуратным рядком, напоминая тонкие древнеримские литеры:

«ЦЕНТРАЛЬНАЯ ГОРОДСКАЯ БИБЛИОТЕКА

ИМЕНИ ПРОФЕССОРА ДЖОЗЕФА ДАРРЕНА»

– Ну конечно…

Ниже висела похожая табличка с подробной информацией:

__________

«Джозеф Леонард Д́аррен (1928‑1983) – выдающийся учёный и деятель искусства, доктор исторических наук, крупнейший медиевист страны, писатель и поэт. Родился и всю жизнь провёл в Атермонте. Профессор Даррен внёс неоценимый вклад как в мировую литературу, так и в публицистику. За годы работы в Атермонтском университете систематизировал обширный архив исторических документов, многие из которых обнаружил лично. Имя Джозефа Леонарда Даррена присвоено библиотеке в 2003 году».

__________

Почему-то я сразу не подумала, что библиотеку назовут в его честь. Ещё более глупым, чем моё удивление, был тот факт, что как раз его книга была мне нужна.

Я потопталась в холле. Из-за маленького роста не сразу увидела девушку за стойкой регистрации, по совместительству служившей и пунктом выдачи книг на руки. В конце концов пришлось едва ли не подтянуться, опершись на отполированную стойку. За ней скрючилась администратор… или библиотекарь. Она увлеченно читала что-то с экрана ноутбука.

Молодая девушка, едва ли старше меня, взглянула так, как это делают пожилые несчастливо замужние дамы – сочувственно приподняв брови и терпеливо поджав губы, будто я непрошено пришла к ней за мудрым советом. Кудрявые, отливающие медью волосы были забраны в тугой пучок. Из-под поблескивающих зеленоватым очков в тонкой оправе меня сканировали серые сосредоточенные глаза.

Взгляд этот выдавал человека умного, начитанного, но ему не хватало живости. Все-таки для широты души нужно пропускать эмоции через себя. А судя по сдержанности, единственным, что она пропускала через себя, были буквы и кислород.

На пластиковом бейджике золотилась гравировка: «Илона Брассика. Администратор библиотеки». Илона Брассика буднично изучила мои документы, выдала читательский билет в виде магнитной карты, и, пропустив мимо ушей слова благодарности, снова хищно нависла над ноутбуком.

Вход в читальный зал искать не пришлось – это была огромная арка в конце единственного коридора, в стороны от которого расходились две лестницы к другим этажам. Книжные полки – тысячи фолиантов занимали целые стены от пола до потолка, выстраивая восхитительные, пахнущие старой бумагой и пылью лабиринты. Особняком располагался внушительный отдел средневековой литературы, отделённый плотным стеклом.

Зал был полон. Посетители работали и за широкими деревянными столами с лампами, больше похожими на роботов, и в открытой зоне с жёлтыми креслами и мягкими диванами. Дальнюю стену освещал проектор. Улыбчивая женщина читала немногочисленной аудитории лекцию об одноклеточных организмах.

Современная техника и мебель слегка не вписывалась в облик старинной библиотеки. Особенно странно она выглядела в сочетании с расписным потолком в стиле ренессанс. Но мысль эта испарилась из разума со скоростью болида Формулы-1 – я обнаружила раздел исторических очерков и уже не обращала внимания на анахронизмы.

Почти две недели я безуспешно перерывала научную библиотеку Академии Билберри вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, а тут всего за пару минут отыскала столько книг, что стопку было не унести.

Остановившись на четырёх вариантах, я провела читательским билетом по электронному замку рядом с каждым изданием и выпустила их на свет. Прекрасные книги – опубликованные в начале двадцатого века, в отреставрированных кожаных переплётах с тиснением и позолотой, с пожелтевшими, но всё ещё плотными страницами. Запах бумажной пыли щекотал нос, но я даже чихала радостно.

С материнской заботой прижав фолианты к груди, я отправилась на поиски подходящего местечка. Открытая зона отпадала сразу – там собрались читатели с электронными девайсами, благодаря чему волшебная библиотечная атмосфера изрядно проседала. В основной части зала было свободнее и светлее. Большинство посетителей расположилось подальше от приоткрытых окон, избегая шума улиц. Я же намеренно последовала туда – звуки города не мешали, а вот тесное соседство с людьми меня нервировало.

Не успев положить книги на стол, я замерла. Невесть откуда явилось странное предчувствие плохой оценки. Как будто ты не готов. Тело стало чугунным и неповоротливым. Лёгкие сдавило. В попытке справиться с неприятным ощущением, я не шевелилась, тянула секунды, пытаясь отсрочить неизбежное, но время было непокорно.

В углу зала застыла знакомая мужская фигура. Погружённый в чтение, над письменным столом склонился мой преподаватель литературы.

Я хорошо помнила его – Алан Делир. Студенты звали его мистер Нет за особую непроницаемую, неэмоциональную манеру общения. В отличие от других преподавателей он никогда не выказывал снисхождения и никому не прощал долгов. Он хорошо разбирался не только в своём предмете, но и в любом вопросе, касающемся культуры и искусства, так что я неволей задумывалась, можно ли его вообще чем-то удивить.

Для профессионального сообщества имя его тоже не было пустым звуком. Алан Делир снискал славу молодого сильного писателя-романиста благодаря «прямой, неприукрашенной манере изложения, сочетающейся с психологической глубиной». Так писали в обзорах на его книги. Критики все как один твердили, что эта самая глубина тяготеет к фрейдовскому Id. Я верила им на слово. Стыдно признать, но я до сих пор не читала ни одного романа Делира, предпочитая более «сказочную», приятную литературу. Прямолинейность никогда не была моим любимым качеством в людях.

Несмотря на собственноручно данное отрицательное прозвище, мы уважали мистера Делира, а некоторые девчонки вообще были готовы вешаться ему на шею. Образ строгого и неподкупного ментора вызывал у них аморальные ассоциации, но сам он в упор не обращал внимания на попытки строить глазки.

Надо бы поздороваться.

Я обратилась к самой себе, пытаясь собраться с духом.

В этом же нет ничего плохого?

Впервые за несколько месяцев я решилась добровольно подойти к кому-то и заговорить первой. К тому же было приятно видеть в Атермонте хотя бы одно знакомое лицо помимо лучезарной мордашки Марго. Был в этом и другой интерес. Писатель, профессионал одним своим присутствием мотивировал меня погрузиться в усердную работу над книгой. А может быть, он когда-нибудь оценит и мою рукопись, и даже даст рекомендацию в местном издательстве…

Что-то меня совсем занесло.

Так и не положив книги, я снова прижала стопку к груди и сделала несколько шагов к столу, где сидел мистер Делир. Оказавшись рядом, я почтительно замерла в ожидании, когда он обратит на меня внимание, но, к сожалению, писатель был полностью поглощен чтением. Момент был неподходящий. И всё же отступать было неразумно. Воспользовавшись ситуацией, я наконец рассмотрела преподавателя вблизи, пока не мешало ответное наблюдение.

Мистер Делир был гармонично сложенным брюнетом лет тридцати. Он был очень высок, хотя в положении сидя это ощущалось не столь явно. Впрочем, за весь год мне так и не довелось постоять рядом, чтобы почувствовать разницу. Я привыкла сидеть в глубине лектория, в отдалении, не высовываясь и довольствуясь позицией стороннего наблюдателя.

В Академии он носил рубашки и вообще придерживался делового стиля, идеально сочетая одежду, отточенность движений, ровный тон голоса. Увидев теперь лектора в футболке и джинсах, я напрочь сломала выстроенную за год систему, хотя как ещё одеваться в такую жару? Не в шортах – и то хорошо.

Лекции мистер Делир вёл неспешно, порою и вовсе замолкая. В такие минуты сквозь его отстраненный безэмоциональный вид просачивался усталый взгляд одинокого художника. Длинноватые волосы и аккуратная короткая борода удачно подчёркивали творческий образ, делая писателя узнаваемым, как борода и водолазка – Хемингуэя, как нос и стрижка – Гоголя.

Мистера Делира нельзя было назвать красавчиком. В его внешности проступало что-то странное и нескладное, но именно это в итоге и привлекало внимание, побуждая подолгу рассматривать черты его лица и ломаные линии позы. Сейчас он выглядел даже более сурово и сосредоточенно, чем обычно, изучая исписанный красным блокнот, лежащий на столе.

Внутри зародилось сомнение. Стоит ли обратиться прямо или, может быть, кашлянуть? Помахать рукой? Это, пожалуй, было бы слишком. Мне не хотелось отвлекать его. Я молча помялась в паре метров от мистера Делира, и ноги сами развернули тело на сто восемьдесят градусов, понеся прочь.

– Раз уж вы подошли, потрудитесь изложить, зачем? – послышался знакомый, хорошо поставленный голос за спиной.

Остановившись, я обернулась. Мистер Делир смотрел на меня чуть исподлобья, придерживая страницу смуглой ладонью. Левая кисть расслабленно лежала на столе. Между неподвижными пальцами пригрелась тяжёлая ручка. На острие пера зависла мысль, и мистер Делир выжидающе замер, стараясь её не упустить. Я замялась.

– Извините. Я не хотела вас отвлекать.

– Тем не менее, вы меня отвлекли, – точно подметил он. – Есть какая-либо уважительная причина для этого?

От нервов слова вылетали изо рта быстрее, чем я успевала осознавать, что говорю:

– Я учусь в Академии Билберри, где вы преподаете нам литературу, мистер Делир. Теорию литературы… Я хотела просто поздороваться. Подумала, что невежливо узнать вас здесь и сделать вид, что мы незнакомы. Я не буду вас больше задерживать. Еще раз прошу прощения.

Не знаю, заметил ли он, но после такого сухого речитатива у меня затряслись руки. Выпалив всё на одном дыхании, я отвернулась в надежде слинять, но мистер Делир медленно и спокойно обратился ко мне. Пришлось посмотреть на него опять – взгляд его вечно усталых пронзительных глаз, переполненных хмурой морской глубиной, стал беспечным и расслабленным.

– Послушайте… Как вас?..

Я моргнула. Состояние ступора накатило немного не вовремя. Не ожидала, что при личном общении он окажется таким… строгим? Чопорным? Снобом?

Разумеется, он не помнит, как меня зовут – сколько у него студентов на потоке? Сто? Двести? Даже зачёт мистер Нет умудрился свалить на коллегу. Тогда пришлось отвечать на вопросы, что не имели ничего общего с лекциями Делира. Не потому, что ответы расходились с нужными темами, а потому, что экзаменатор ожидал услышать прямое цитирование заданного материала, хотя Делир всегда учил нас мыслить широко и творчески. Вот и вышло, что половина потока поплыла в оценках. Не особо мы ему сдались.

Я ухмыльнулась про себя, но, похоже, мистер Делир уловил отголосок этой усмешки. Выражение его лица стало жёстким. Я поспешила представиться:

– Алекс.

– А фамилия? – неотзывчиво спросил он.

– Саликс.

– Даже в рифму… Мисс Саликс, вы здесь по какому поводу?

Проигнорировав едкий комментарий, я перенесла тяжесть стопки на одну руку и по привычке заправила прядку волос за ухо. Оно оттопырилось. При всей ненависти к торчащим ушам, вытаскивать всё обратно теперь было бы глупо. Я крепко обняла книги.

Мисс Саликс, вы здесь по какому поводу?

– Поздороваться…

– Это я уже понял, – не то чтоб Делир меня перебил, но и продолжать говорить не хотелось. – Я имею в виду, что вы делаете здесь, в библиотеке Атермонта, вдалеке от Билберри?

– Читаю, – обескураженно ответила я.

Мистер Делир вопросительно поднял брови, потом нахмурился – их ломаная линия задумчиво и крепко собрала кожу над переносицей. Черты его лица и так были достаточно резкими, а теперь и вовсе проступили как вырубленные скульптором. Высокие острые скулы, отчётливо выделившаяся носогубная складка, и прямая точёная линия рта – всё в нём ошпарило меня ледяным потоком. Я демонстративно, практически защищаясь, воздела перед собой книги, – Как хорошо, что я не оставила их на столе! – Делир оценивающе оглядел обложку верхней.

– «Сказания Средневековья» Джозефа Даррена?

– Я пишу книгу. Хотела изучить тему.

Мистер Делир хмыкнул, то ли презрительно, то ли одобрительно – от волнения я не сообразила, как именно.

– И о чём ваша книга?

– Я пока не знаю. Я её ещё не начала.

Вот дурочка.

– Интересный способ писательства, – его неожиданная улыбка, не удержавшаяся в рамках безразличия, добила меня как контрольный выстрел.

Какой чёрт меня дернул обратиться к нему? Делиру и без меня работы хватает, не говоря уже о примитивных незрелых обсуждениях.

Я молчала, не желая давать повода ещё раз посмеяться надо мной.

– Что ж, – произнёс мистер Делир, не дождавшись ответа. – Если я вам ничем боле помочь не могу, надеюсь вернуться к работе.

– Да, конечно, – ответила я. – Извините ещё раз.

К счастью, теперь мне удалось уйти. Опустившись за самый дальний стол от места, где сидел мистер Нет, я всё равно чувствовала сквозь спину его насмешливый взгляд. Пропади он пропадом, зазнавшийся сноб. Я была о нём гораздо лучшего мнения.

Впрочем, сердитость эта быстро улетучилась. Вместо неё пришло раздражение на саму себя, а затем и оно сменилось унынием. Какой из меня писатель? Я выбрала тему, над которой не каждый, даже высококлассный мастер пера возьмётся работать. Надо было в журналисты пойти – и Марго было бы проще, и мне спокойнее.

Прокорпев над «Сказаниями Средневековья» почти три часа, ко второй книге о быте и обычаях Средних веков я так и не притронулась. Слова не задевали разума. Настроения работать не было. Уныло листая труд профессора Даррена, я уж было думала пойти домой, но тут внимание привлекла знакомая тёмная фигура, спрятавшаяся в середине книги – поразительно реалистичный для той эпохи мужской портрет в полный рост.

Это был не подлинник, а всего лишь печатная репродукция, но как она была убедительна! Грозный граф де Лисс в полном боевом облачении. Густая борода, смоль волос, хмурые брови…

Ужас, точно после кошмарного сна, охватил меня смирительной рубашкой. Каким образом граф де Лисс, живший в четырнадцатом веке, мог быть так похож на реального и несомненно живого мистера Делира? Разница была, пожалуй, разве что в том, что мой преподаватель не носил брони за ненадобностью.

М-да… Если я его спрошу об этом, мистер Делир решит, что я тронулась умом… Какой нормальный человек указывает на подобные «случайности» при первой «случайной» встрече?

Я всё смотрела на репродукцию и никак не могла отойти от потрясения. Человек, родившийся семьсот лет назад, сидит моей за спиной и беспечно пишет – будешь тут спокойной. Обернувшись, чтобы убедиться в сходстве, я тут же пожалела об этом. Мистер Делир был полной копией де Лисса. Я схожу с ума?

Пока Делир не заметил мой взгляд, я вернулась к «Сказаниям Средневековья» и прочла историю, связанную с графом де Лиссом. Это была короткая легенда о затворничестве во время чумы, приправленная сословным законодательством и большим объёмом мистики. Легенда гласила, что граф отказался от всех привилегий во имя любви, ради брака со служанкой. Но было ли это правдой? Конца истории не знал никто – оба бесследно исчезли за день до свадьбы.

Не успела я подумать, может ли эта легенда пригодиться для исторического романа, разум без объявления войны атаковала непрошеная идея…

__________

«Все спали, а Энни не могла сомкнуть глаз. Зуб на зуб не попадал. Энни куталась в ветошь, поминая то время, когда жалась к остывающей закоптившейся печке на кухне, среди таких же уставших и голодных слуг. Но теперь у неё был свой угол, холодный и тёмный. Она всё бы отдала, чтобы вернуться на прежнее место.

За окном выл ветер. На обрыве с шумом раскачивались старые дубы, царапая ветвями каменную кладку. Сквозь ставни сочился мертвенный лунный свет, мешая спать. Энни неподвижно глядела на каменистый свод.

В коридоре послышался скрип половиц. Некто гулко и тяжело ступал, то и дело останавливаясь, медленно подбираясь к её комнате. Пол снова скрипнул под весом гостя. Послышался глухой удар по двери, а затем – нечеловеческий стон.

– Кто здесь? – в ужасе спросила Энни, но ответа не последовало.

Призраки так не гремят. Они проходят сквозь стены, не так ли?

Сев на край постели, она ждала. Незнакомец стоял за дверью, больше не издавая ни звука, но и не уходя. Энни начала дрожать – холод беспрепятственно пробирался под исподнее. Безвестность пугала больше, чем призраки. Энни спустила ноги с постели и нашарила на холодном липком полу башмаки. Затем добралась до двери и распахнула её: раз уж суждено умереть от проклятия старого замка – пускай! Только бы быстро.

У порога, покачиваясь, ждал граф де Лисс.

– Господин? – Энни онемела от стыда и спряталась за дверью.

Хозяин уперся ладонью в створку, не давая её закрыть. Энни неумело сопротивлялась и уже даже не чувствовала холода.

Граф де Лисс – белее мела – глядел на неё безумным, исполненным боли взглядом. Рубашка его медленно чернела в темноте. Энни остановилась, чтобы разглядеть, что это, и сквозь вой ветра услышала хриплое неровное дыхание. По ткани расходилось густое алое пятно. Плечо было изодрано. Рука бессильно повисла. С пальцев капала кровь. Граф едва стоял на ногах.

Очнувшись, Энни бросилась к нему, чтобы поддержать – хозяин истекал кровью на пороге её комнаты, а у неё не хватило ума сразу прийти на помощь. Ухватив его под здоровое плечо, насколько могла крепко, Энни попыталась довести господина до постели, но граф де Лисс точно врос в пол. Помотав головой, он с глухим ударом прислонился к двери. Его сбивчивое дыхание обжигало ей лицо.

Он был слишком тяжёл. Крупная крепкая фигура графа накренилась вбок и сползла на пол. Энни не хватало сил, чтобы удержать его.

– О нет. Господин… Погодите. Я помощь приведу. На помощь!

Энни выскочила за дверь, крича во всю глотку, чтобы кто-нибудь проснулся. В замке заслышалась возня. Тишину постепенно заполняли сонные растерянные голоса. Стража проснулась.

Энни показалось, что её рубашка зацепилась за что-то. Вглядевшись в темноту, она поняла, что это граф де Лисс схватился за подол, да так и не выпустил его. На грубом сероватом портне отпечатались липкие кровавые следы. После она так и не смогла их отстирать.

– Волк… – едва слышно прошептал хозяин, прежде чем провалиться в беспамятство».

__________

– Пишете любовный роман? – встревожил меня терпкий голос мистера Делира.

Я поспешно захлопнула раскрывшийся блокнот и прижала его ладонью. Почему страницы распахнулись именно сейчас – на стойке регистрации? Блокнот не отвечал на мой вопрос.

– С чего вы взяли? – я сердито запихала свои напрасные труды в рюкзак.

Еще не хватало, чтобы мистер Нет подумал, что я несерьезно отношусь к литературе. Любовный роман…

– «Его сбивчивое дыхание… Крупная крепкая фигура…» – задумчиво процитировал мистер Делир, к счастью, без какого-либо намёка на пошлость или иронию.

– Никакой это не любовный роман, – я не смогла удержаться и огрызнулась.

После того, как мистер Делир со мной «поздоровался», мне не хотелось с ним беседовать. Застегнув молнию на рюкзаке, я накинула одну лямку на плечо и в ожидании упёрлась плечом в стойку регистрации. Опора придала уверенности, но, похоже, мистер Нет всё прекрасно понял, поскольку уши мои горели.

Я наконец взглянула на него. Мистер Делир действительно был очень высоким человеком.

Он нисколько не смутился грубости и глядел прямо на меня. Скорее даже ему было ровным счетом всё равно, и от этого было ещё более неловко. Спустя целую вечность я получила читательский билет из рук мисс Брассики, что в присутствии мистера Делира оказалась намного приветливее, чем несколько часов назад. Не оборачиваясь, я с позором ретировалась на улицу, окрашенную багровыми лучами заката – небу тоже было за меня стыдно.

По мостовой прогуливались прохожие, парочки и семьи. Здесь было гораздо оживлённее, чем на Лазурном проспекте, где среди миниатюрных домиков гордо возвышался особняк Равелов. Прохожие, улыбаясь, с интересом разглядывали меня. К счастью, их было не так много, как на Центральном рынке, но один мужчина всё же поздоровался.

Описывать лирику в общественной библиотеке – ну что за гений? Мистер Делир, прочтя эту ерунду, теперь и считать меня за писателя не станет. Отличное начало!

Стараясь ни на кого не смотреть и ни с кем не разговаривать, чтобы не расстроиться окончательно, я направилась к особняку. Больше ко мне никто не обращался – я умело прятала лицо за длинными волосами, перейдя в режим невидимки.

Волосы были моей гордостью, силой и волшебной броней. Я редко забирала их в хвост или пучок – только во время уборки или занятий спортом. В остальное время мне была жизненно необходима защита от взглядов со стороны. Волосы постоянно путались в цепочках и вокруг пуговиц, не раз были завязаны в шнурки, застревали в застёжке-молнии, цеплялись за дверные ручки и сплетались с наушниками. На них даже садились люди в общественном транспорте, но я бы никогда не подстриглась коротко.

Включив музыку в наушниках на полную громкость, надеясь отвлечься, я разглядывала закатные улочки, но, как бы ни хотела стереть из памяти последний час в библиотеке, всё возвращалась к снисходительному выражению лица мистера Делира. Лучше бы он так и остался для меня далёкой фигурой на другом конце лектория. Ах, если бы только это было возможно…

В холле никого не было. На кухне – тоже. В котелке под крышкой томилось ароматное овощное рагу. Есть не хотелось.

Марго была у себя – лёжа на диване, качая ногой, она читала «Еженедельник Атермонта». Журнал накрыл её как крыша домика.

– Долго ты сегодня, – заметила Марго. – Мы уже поужинали. Ты поела?

Я покачала головой и села рядом, рассматривая, что за статью она читает. Разумеется, журнал был открыт на страничке, посвященной кинематографу. Раздел вёл любимый журналист Марго – Авер Сильва. Она его боготворила и мечтала когда-нибудь создать такую же колонку. Я предпочитала не соваться в сферу интересов Марго, чтобы не ввязаться в спор – в чём мы редко бывали согласны, так это в вопросах массовой культуры.

– Что случилось? – спросила Марго, отложив журнал.

– Настроение не очень.

Я переживала – вдруг Марго как примерная старшая сестра заставит меня есть? – но она не настаивала на ужине.

– Вдохновение испарилось?

– Ты же знаешь, я не верю во вдохновение. Вдохновение – отговорка ленивых.

– Знаю. Так что тогда? – она вальяжно перекатилась вбок и села рядом. – Ты даже не написала, что освободилась, хотя обещала. Обещала!

– Точно. Извини. Наверное, просто не в духе сегодня. Вся в своих мыслях…

Стоит ли рассказать ей о встрече с мистером Делиром? О том, как он холодно говорил со мной? Не лучшая идея, да и жалость неуместна. Я сама нарвалась.

– Какие планы на вечер? – спросила я, надеясь избежать расспросов.

Марго улыбнулась и пошарила ладонями по дивану. Мобильный телефон запал между ручкой и сидением – она достала его, взглянула на оповещения и положила гаджет на столик.

– Как и грозилась, покажу тебе город. Познакомлю с друзьями детства… – голос её звучал ностальгически. – Одевайся тепло, но красиво. Пойдём в парк аттракционов, на колесо обозрения. Ветер жуткий, но вид оттуда – шедевр.

– Отлично.

Я с облегчением направилась к себе, решив, что тему с библиотекой мы проехали, но радость эта была преждевременной.

– Только не думай, что я забыла про твоё настроение, – добавила Марго, увязываясь следом и сбивая все карты. – Не бывает ерунды, из-за которой тебе плохо.

– Бывает.

– Нет, Алекс. Ты слишком добра и слишком терпелива, чтоб расстраиваться из-за фигни.

Чёрт. Неужели это в самом деле для меня так важно?

– Не знаю, фигня это или нет. Я встретила в библиотеке нашего преподавателя.

Раз уж пришлось отвечать, пусть всё выглядит как неудачное стечение обстоятельств.

Марго молчала, поощряя продолжать. Я не знала, как правильно подать историю, потому не спешила с ответом, и, оказавшись в спальне, сразу нырнула под кровать за чемоданом, чтобы подобрать наряд на вечер – вещи так и не разобрала. Молчание затянулось. Вопросов не было.

– Мистер Делир, – напомнила я, решив начать с имени.

– А, да, я его помню, – видимо, Марго не удивилась. – Делир живет по ту сторону леса. Часто бывает в библиотеке. Театр в соседнем здании. Бывало, иду вечером на представление, а он как раз к парковке топает. Значит, вы поговорили?

– Да, если принять за разговор его остроумные реплики в мой адрес… Ай, чтоб тебя!

Пытаясь перевернуть чемодан набок, я забыла, что молния открыта. Одежда вывалилась на пол. Я принялась заталкивать обратно мятые платья и рубашки. Гладить и раскладывать их по местам? Пф-ф… Явно не мой конёк.

– Дай помогу, – Марго опустилась рядом и теперь складывала всё в стопочку. – Издевался? О, он умеет. Ирония – его второе имя. Так Делир защищается от нежелательного общения, и в особенности – от неуместных влюблённостей.

Она многозначительно ухмыльнулась. Я раздражённо вздохнула в ответ.

– Я знаю. Но мне-то без разницы, кто в него влюблён. Я просто хотела поздороваться! Лучше б не видела его вовсе. Морда кирпичом. Тоже мне Терминатор 6 нашёлся…

Марго выудила со дна чемодана – правда, дно в данном случае было наверху – отличную, почти не мятую рубашку в красную клетку.

– Вот эту возьми, я поглажу, – она ободряюще потрепала меня по плечу. – Не кисни. Всё быстро забудется, особенно если ты сама не будешь на этом зацикливаться.

– Ладно, я попробую.

Марго так заботливо гладила рубашку, что даже утюг фыркал от удовольствия. Я нашла чистые джинсы. Порепетировала приветствие перед зеркалом в ванной – нужно произвести на друзей Марго хорошее впечатление. Вид всё равно был кислый. Я вернулась, прошлась по комнате и уставилась в открытое окно. В отдалении медленно вращалось и помигивало колесо обозрения, ожидая встречи и заставляя меня нервничать всё больше и больше.

Главное с ними так же не облажаться, как в библиотеке. Любовный роман… Молодец.

– …Алекс!

От прикосновения к плечу я вздрогнула. Марго стояла рядом, протягивая рубашку – похоже, она уже не раз позвала меня по имени. Я машинально схватила клетчатую ткань. Она была приятно горячей и сухой. Заметив мой плавающий взор, Марго уставила руки в боки:

– Забудь ты об этом цинике. Пуп земли. Вот ещё! Наслаждайся моментом, ясно? – она красноречиво ткнула пальцем в сторону колеса обозрения. – Ребята, с которыми я тебя познакомлю – просто бомба. Сейчас же выкидывай из памяти всё плохое, иначе не останется места глупым выходкам и гениальным шуткам.

– Ладно.

Прозвучало бодрее, чем я ожидала, но не настолько, чтобы Марго отстала от меня. Синева её глаз сверкнула предвкушением в свете «кальмарной» лампы.

– Пообещай! – потребовала она. – Я хочу, чтобы это лето было лучшим в твоей жизни.

– Обещаю. Никаких грустных мыслей.

– Вот и отлично.

Я взглянула на рубашку. Ни единой складочки. Как Марго это делает?

Мы ждали ребят, наблюдая за цикличным движением аттракциона-маятника. Сверху то и дело сыпались испуганные, радостные, безумные визги. К третьему запуску «Маятника» – влево-вправо-влево-вправо-вле-е-ево-впра-а-а-аво – начало подташнивать не только посетителей. Меня мутило ещё и от волнения. Встав спиной к аттракциону, я наблюдала, как Марго снова и снова набирает номер, подписанный именем «Шейла». Своим колючим взглядом она способна была полопать шарики на стенде для метания дротиков безо всяких дротиков.

Наконец послышался ответ. Марго с энтузиазмом обрушила на трубку весь свой гнев:

– Где вы там потерялись, боевые улитки? Сто лет уже прошло!

Над парком вновь прокатился смазанный хор криков, а следом за ним чуть с опозданием – мужской испуганный бас: «Мама!». Я расхохоталась и повернулась к Марго, чтобы оценить её реакцию, но она как раз съёжилась, прикрывая динамик, и моего веселья не разделила.

– У какой скамейки? Это мы здесь стоим! У «Маятника». Не слышу… Что?

Её лицо оживила резиновая улыбка:

– Вот они! Засранцы…

Из сумрака с неразборчивой болтовнёй и хохотом на нас выпрыгнули четверо парней и девушек. Окружённая незнакомцами, я прижалась к Марго. Она пыталась вкратце рассказать о друзьях по пути в парк, но имён было так много, что всё смешалось в голове. Теперь, глядя на новую компанию, я думала, может быть, стоило хоть попытаться запомнить?

– Ну и какого… – поприветствовала их Марго.

– Привет, Марго, – бесцветный девичий голос опал шелестом за моей спиной.

Обернувшись, чтоб разглядеть его обладательницу, я наткнулась на её огромные круглые очки, поблескивающие в огнях аттракционов. Из-под стёкол на меня глядели такие же огромные ясные глаза, и под этим прямым, всеобъемлющим взглядом я чувствовала себя как под микроскопом. Голос зашелестел, обращаясь ко мне:

– Привет… Эм-м…

–…Алекс.

Бледная и хрупкая как снежинка брюнетка легко покачивалась из стороны в сторону, молча ожидая, пока утихнет гомон, но не дождалась. Запустив аккуратные пальчики-веточки в копну кудрявых волос, она отбросила их с лица.

– Привет, Алекс. Я Диана. Лучше – просто Ди.

Голос Ди был больше похож на шёпот. Удивительно, что я его слышала. Мы одновременно кивнули друг другу, и на том знакомство было окончено, но я всё разглядывала её. Диана обладала, без преуменьшения, странной внешностью. Кукольно-фарфоровая кожа почти светилась на фоне угольно-чёрных кудрей. Невыразительные черты лица – тонкие губы, приплюснутый нос, гладкий уголок подбородка – казались непропорционально маленькими, какими-то анимешными в сравнении с очками, а разрез глаз сильно сужался к краям, прикрытый эпикантусом. Диана была метисом.

Ди всё смотрела на меня, спокойно и терпеливо, не смущаясь непрошенному вниманию. Хотя бы не придётся разбавлять неловкое молчание. Мы могли бы стоять так и дальше, но тут на моё плечо с энергичным хлопком опустилась чья-то ладонь.

Чумазая рука принадлежала нескладному рыжему пареньку, смахивающему на пугало в мешковатой одежде: широкие спортивные штаны заправлены в длинные белые носки, на ногах гигантские белые кроссовки на липучках, под расстёгнутой ржавой толстовкой на измятой белой футболке размазано пятнышко зубной пасты.

– Хай, Алекс. Я Рем, – до меня долетел запах нечищеных зубов и чипсов.

Вот и Рем. Заметив, как я скукожилась от энергичного прикосновения, он опустил руку.

– Окей, понял-понял… Ты жива? Надеюсь, «наша радость» не проела тебе мозг со скуки?

Паренёк увернулся от подзатыльника Марго и расхохотался. Его широкая, почти клоунская улыбка зеркально отразилась на моём лице.

– Очень смешно, Элапс, – Марго для вида попыталась прогнать Рема пинком, но промахнулась и любезно обратилась к мрачному верзиле. – Север, а где Вероника?

– За попкорном пошла, – глухо буркнул Север – голос его, громкий, но гулкий, словно доносился с другой стороны полой медной трубы. – Щас придёт.

Верзила махнул головой в сторону касс. Длинные чёрные волосы взметнулись и опали на лицо, точно он сошёл с обложки альбома альтернативной рок-группы – для полной картины не хватало только бас-гитары. Заметив невыразимое волнение на лице Марго, рокер поднял ладонь:

– Не парься, она там не одна. Я ж не дурак.

Потом помолчал и добавил:

– С ней Марк пошёл. Всё путём.

Север был не просто высоким, а по-настоящему длинным. Для того, чтобы рассмотреть его, пришлось запрокинуть голову. Весь он был какой-то отталкивающий и угловатый, даже черты лица будто наспех начертили углём. Впрочем, если бы не его байронический равнодушный взгляд и снисходительный тон, я могла бы назвать Севера загадочным.

Марго обнимала его так долго, что я потеряла счёт времени. Не любит она обниматься, как же. Так же пытливо на них глядела восточная красавица. В конце концов Север ощутил пристальное внимание и разомкнул ладони.

– С Марком ей никакое дерьмо не страшно. Ну ты и так знаешь… – заметил он.

– О, мой герой – спасает всех и сразу, – с игривым восхищением вздохнула красавица.

Речь её была переливающейся и подвижной как крохотная рыбка. Мельчайшие нюансы интонации дополняли друг друга будто элементы мандалы, сходясь в единый гармоничный круг.

Услышав её звучный, серебрящийся голос, Марго вся подобралась. Она отвернулась от Севера и замерла, с неспешным вниманием разглядывая подругу. В ответ её окутала мягкостью улыбка глаз – тёплых, мерцающих, сладких как орехи в меду.

– Шейла! Как же я по тебе соскучилась! – вдруг заявила Марго с таким восторгом, будто её подменили, и обе повисли друг на друге, сцепившись в радостных крабьих объятиях.

А ведь болтая с ней по телефону, Марго вовсе не была такой милой. Даже матом ругалась.

От объятий подол платья Шейлы пополз вверх, открывая покатые бёдра и стройные длинные ноги. Неожиданно для нас обоих мы с Севером скрестили взоры, изучая изгибы её фигуры, и он, помедлив, с напускным безразличием отвернулся в сторону.

Марго подскочила ко мне с тихим смехом:

– О-у, ну тебя прямо перекосило от ревности…

Я несогласно фыркнула, демонстрируя, что это вовсе не так.

– Прости-прости, я увлеклась, – сказала Марго с самым невинным выражением.

Она схватила меня за плечи и с гордостью выставила перед собой – в точности как художник представляет публике новый проект:

– Это Алекс – моя лучшая подруга. Мы вместе учимся.

Я улыбнулась. У меня задёргался глаз.

– Всем привет.

– А это мы. Мы просто какие-то чуваки. Мы не вместе учимся, – ответил рыжий и заржал. Шейла игриво отпихнула его в сторону:

– А не помешало бы поучиться, ума палата… Алекс, прости что так насели на тебя. Ты всех по имени запомнила? – её прохладные руки опустились на мои предплечья.

– Ты Шейла.

Я с удивлением обнаружила, что воодушевлённо обнимаюсь с ней, позабыв о ревности. От Шейлы приятно веяло тонким ароматом цветов – шалфеем или жасмином, и от самого её присутствия всё тело почему-то расслаблялось.

Она единственная из всей четвёрки обняла меня – неощутимо, почти воздушно. Пожалуй, так обнимают старушек, боясь их сломать… Чудесно. Похоже, остальных отталкивала моя стеснительность. Или, может быть, они сами не были расположены к проявлениям чувств. Ожидать объятий от Севера я бы уж точно не стала.

– И всё? Только Шейла? Как ты могла! – Рем драматично изобразил сердечный удар.

– Тебя-то уж сложно не запомнить, – хихикнула я, – Ты Рем, верно?

– Наш вечный клоун, – Марго поаплодировала, чтобы он поскорее раскланялся и умолк.

– Север Сальвиа.

Уже знакомый гулкий бас прогромыхал совсем близко, заставив меня подпрыгнуть. Север взирал сверху как хищная птица, размышляющая, стоит ли пробегающая мышь лишних телодвижений. Придя к определённому умозаключению, он протянул длинную жилистую руку. Я пожала её, ужасаясь тому, как пальцы теряются среди прутьев его цепкой хватки.

– Сейчас познакомишься с моей младшей сестрой Вероникой. И с Марком. Вон идут…

Голова моя покорно закивала. Потребуй Север в знак приветствия сделать двойное сальто, дабы произвести впечатление на его сестру, я бы уже вовсю кувыркалась среди аттракционов.

Из темноты топала аккуратная девчушка… девушка в розовом платье-пачке. В приглушённом освещении она сильно смахивала на перевернутое эскимо в клубничной глазури. На ногах у неё были полосатые носки – один носок сполз, и красные видавшие виды конверсы. Сунув в руки брата бумажное ведерко с попкорном, девушка остановилась около Рема и мимолётно потрепала его по волосам:

– Сладкая вата кончилась. Прости.

– О, горе мне!..

– Никки, ты ничего необычного не заметила? – с кривой насмешкой уточнил Север.

«Мороженка» застыла в ступоре, оглядывая ребят, а потом издала удивлённый звук:

– Аоаыао! Чего молчите! Молчат они!

С визгом счастливого порося она подлетела к Марго и крепко стиснула её ручками. Потом обняла и меня, почему-то сразу назвав по имени. Никки что-то тараторила мне на ухо, но от нетерпеливых подпрыгиваний и восторженных восклицаний её слова прерывались и путались. Ничего не разобрав, я расплылась в неуверенной улыбке и безотчётно погладила её по спине:

– Угу.

Спинка розового платья оказалась открытой. Под тонкими как шёлковая нить и светлыми как лён волосами, собранными в хвостики, подушечки моих пальцев ощутили тепло нежной кожи. От Никки пахло карамельным попкорном и чистотой. Так пахнут маленькие дети, только что выкупавшиеся перед сном. Наивно распахнутый взгляд и прелестное детское личико выдавали в ней школьницу, но очень уж высокую – с одинаковым успехом ей можно было приписать и восемнадцать лет, и четырнадцать.

Вероника набрала побольше воздуха:

– Алекс, я так рада! Я про тебя уже всё знаю – Шейла рассказала… Когда Марго…

Она на секунду замолчала, встретив цепкий взгляд медовых глаз.

– Ой, Шейла, не волнуйся, Марк уже идёт. Он там с кассиршей заболтался. Ой…

Шейла заинтересованно приподняла бровь. Закусив язык, Вероника ретировалась за спину брата и принялась набивать рот попкорном. Пока Марго тревожно жестикулировала за спиной Шейлы, та с улыбкой суккуба поджидала приближающуюся крепко сбитую фигуру. Даже мне от её охотничьего вида стало не по себе.

Вопреки нарастающему напряжению, подлетевший к Шейле Марк – этакий ротвейлер в человеческом облике – одной рукой сгрёб её в охапку и крепко поцеловал. Тяжёлая спортивная сумка оттягивала его плечо, но он даже не скинул её и быстро закружил девушку в воздухе. Слившиеся силуэты зарябили в пелене цветных вспышек. Хоть видеоклип снимай.

В безопасном кольце сильных мышц Шейла мгновенно оттаяла. Она довольно уткнулась носом в крепкую грудь Марка, пока руки его с жадной нежностью исследовали её талию, спускаясь ниже. Я стояла напротив парочки неподвижно и молча, не зная, как реагировать.

– Не обращай внимания. Так каждый день, – прозаично заметила Ди.

Я улыбнулась ей, но ответить не успела. Марк и Шейла направились ко мне, держась за руки. Чуть склонившись, так что я разглядела капельки пота на его лбу, Марк провёл пятернёй по русым волосам, уложенным гелем. Его ровнозубая улыбка полоснула темноту.

– Алекс, рад знакомству. Марк.

Марка я бы скорее назвала мужчиной, чем парнем – слишком уж зрелое впечатление он производил. Так же как и Север, он размашистым жестом пожал мне руку. От горячей мозолистой ладони резко потянуло дезодорантом и гелем для душа. Идеально сочетаясь с духами Шейлы, запах окружал меня спокойствием. Едва завершилось рукопожатие, ладонь Марка недвусмысленно опустилась на бедро Шейлы, поглаживая и пощупывая.

Пока этих двое не слиплись, я прикинула, куда бы от них деться, и подобралась к Марго. Только устроила голову у неё на плече – Марк с Шейлой вплотную занялись друг другом. Посмотрев сквозь них, Марго спокойно достала смартфон. На экране светились цифры «20:37».

– А где Фрэдди? – нахмурилась она. – Опять маме помогает? Поздновато уже вроде.

– Не …наю. Скоро …удет. Сказал …поздает, – ответил Марк, не отрываясь от поцелуя.

Вероника скривилась, высунув розовый язычок – весь в кусочках попкорна:

– Не болтай с набитым ртом, Марк.

– Кто бы говорил…

Рем счёл хорошей идеей разрядить обстановку пародией на тираннозавра. Прижав кисти рук к груди на манер крохотных лапок, он сунул лицо в ведёрко с попкорном.

– Фу, Элапс! Фу! Теперь всё в твоих слюнях!

Воздушная кукуруза облаком посыпалась на землю. Никки недовольно вопила и требовала прекратить, не забывая при этом тоненько хихикать.

– Как это можно есть?! Фу-у-у!!! Рем! Хи-хи-хи…

– Уа-р-р-р!!! – ответил Рем в своё оправдание.

– Дурачок.

Брезгливо отвернувшись от ведёрка, держа его кончиками пальцев, точно это был гигантский дохлый таракан, Вероника всучила попкорн брату:

– На, держи.

– Э! Ты, что, думаешь, я что ли буду это есть?

Но она уже упрыгала прочь. Закатив глаза, Север со стоном развёл руками:

– И за что мне это вот досталось?

Его вздох прервал сигнал сообщения. Шейла мягко высвободилась из хватки Марка и потянулась к телефону. Острое личико, освещённое ярким экраном, заулыбалось:

– Фрэдди скоро будет. На подходе уже. Идём – займём пока места в очереди.

– На колесо обозрения?

– Оборзения, – хохотнул Север.

Марго вежливо улыбнулась и потянула меня за руку – видимо, привыкла к таким шуткам.

– Жаль, что не на крышу собора, – посетовал Рем. – Круче любого колеса.

– Если добудешь нам пригласительные на обзорную экскурсию, сходим.

– Вот ещё, за такую фигню платить…

Отвлекая Марго от любования Севером, что одиноко шагал впереди, рассекая толпу как носовая фигура фрегата, я настойчиво пожала её пальцы:

– Скажи, что за таинственный Фрэдди? Второй раз за день про него слышу.

– Скоро сама увидишь. Отличный парень – тебе понравится.

– Только не говори, что ты мне уже и парня подобрала.

Она ответила на это выразительно приподнятой бровью.

Добравшись до хвоста очереди, Север выбросил испорченный попкорн в ближайшую мусорку, чем вызвал бурное негодование Никки. Напомнив, что она сама жаловалась на слюни, он лишь усугубил истерику, и, чтобы успокоить сестру, согласился купить новый попкорн. Не успел Север собраться в путь-дорогу, как друзья завалили его личными заказами.

– Да вы издеваетесь, – буркнул Север и поспешил скрыться в темноте.

– А это честно по отношению к нему? – спросила я у Марго.

– Купить всем еды за мой счёт? Более чем, – она скрестила руки. – Пусть не жалуется.

Мы заняли очередь. Толпа двигалась быстро, но людей было много, и когда Север вернулся, впереди по-прежнему змеилась длинная живая цепочка. Стаканчик карамельного попкорна Север держал зубами – руки были заняты газировкой и бумажными пакетами с едой.

– Да ты издеваешься, слюнявый гад! – просопела Вероника, приподнимаясь на цыпочки, чтобы схватить добычу. пока Север безуспешно пытался то ли огрызнуться, то ли оправдаться сквозь стиснутые зубы.

Набив щёки сладким, Никки тут же забыла о недовольстве и переключилась на Рема.

– Тьфу ты…

Север раздал пакеты и потянулся за сигаретой. Уже зажав фильтр губами, он вспомнил, что в очереди курить нельзя, и выругался, пряча сигарету обратно в пачку.

– Туда с едой тоже не пускают, кстати, – он ткнул узловатым пальцем в сторону таблички с правилами посещения, где красовался зачёркнутый гамбургер, но друзья были заняты хот-догами, и никто ему не ответил.

Север сунул руки в карманы и прислонился к ограждению. В очереди перед нами осталось не больше десятка людей. Кабинки медленно приближались и удалялись.

– Так. Если Фрэдди сейчас не появится, я второй раз на колесо не пойду, – заявила Ди.

– Да вон он идёт. Хах, опять в любимой цветовой гамме.

Со стороны продуктовых палаток, откуда пришёл Север, прогулочным шагом приближался миловидный парень. Чем была так примечательна его любимая цветовая гамма, я так и не поняла. Фрэдди был в длинной темно-фиолетовой клетчатой рубашке, выправленной из чёрных узких джинсов, и кислотно-зелёных кедах. На этом отличительные черты заканчивались.

Заметив нас, Фрэдди ускорил шаг. Его широкая улыбка – не такая клоунская как у Рема, а открытая и лучащаяся светом, показалась прежде, чем удалось рассмотреть лицо.

– Добрый вечер всем. Ри, наконец-то! – фиолетовое пятно мелькнуло в сторону Марго.

«Ри»? Ни разу не слышала, чтоб Марго так кто-то звал.

Обняв его, она небрежно потрепала друга по вихрастым пепельным волосам.

– А ты вырос, Фрэдди!

– А ты отлично выглядишь. Как и всегда.

Фрэдди чмокнул её в щёку и перевёл взгляд на меня – я подняла ладонь.

– Привет.

Это я сказала?! Уже второй раз за день здороваюсь первая.

Марго хотела было меня представить, но Фрэдди её вежливо опередил:

– Здравствуй, Алекс. Я о тебе слышал.

Когда это он успел?

По американской горке с адским грохотом пронёсся состав вагончиков – жуткие крики посетителей, напоминающие сводный хор Судного дня, не дали мне произнести ни слова. Фрэдди приблизился. И хотя вокруг было темно, а парк освещали только редкие цветные блики, я ясно разглядела его тёплые хвойно-зелёные глаза.

Хотелось верить, что Фрэдди не мог так же легко разглядеть меня – щёки предательски пылали. Фрэдди был симпатичным, но не сногсшибательным, и беспричинное волнение изрядно раздражало. Помалкивая, ребята с интересом наблюдали за нашим знакомством.

– Значит, ты Фрэдди? Я уже виделась с твоей мамой – мы с Марго ходили за хлебом.

Какая интересная история, Алекс…

Он собирался кивнуть, но передумал.

– Мама назвала меня Меркурий, но я терпеть не могу своё имя. – А вот и Меркурий. – Ребята зовут меня Фрэдди.

– В честь Фредди Крюгера? – я старалась не смеяться, но хохоток вырвался сам собой.

Он коротко улыбнулся и переступил с ноги на ногу.

– В честь Фредди Меркьюри. Я люблю «Queen»… И мне так нравится больше.

– М-м… А-а… Мне тоже.

Во рту пересохло.

Фрэдди смотрел на меня, я – на него, ребята – на нас обоих. Сверкая нимбом вокруг его головы, колесо обозрения вращалось неповоротливо и грузно, точно мешало цемент. Возгласы посетителей доносились до меня далёким эхом, и даже музыка казалась приглушённой. Чтобы заполнить неловкую паузу, я отняла у Марго свою газировку и крепко ухватила трубочку губами. Ледяной напиток тут же отморозил мне мозг.

От глубокой криоконсервации мои внутренности спасла Вероника, потащив упирающегося Севера к освободившейся кабинке. Выставив «фак» под ироничное улюлюканье друзей, он согнулся как Гэндальф под потолком хоббичьей норы, чтобы пробраться внутрь низкой люльки. Пока они с Никки препирались, кто где сядет, следом увязался Рем. Никки усадила Рема рядом, а Севера выпихнула напротив. Он засел в углу со стоическим видом, будто готовился к долгой пытке. Дверца с грохотом захлопнулась перед его мученическим лицом.

Не успев даже разместиться в следующей кабинке. Марк и Шейла опять слиплись друг с другом. Под немым давлением ожидающего контролёра, Диана с мольбой взглянула на Марго:

– Ничего, если я пойду с вами? А то меня стошнит, и впервые не из-за высоты.

Даже голос её зазвучал громче. Рассмеявшись, Марго мягко погладила Ди по плечу.

– Спрашиваешь еще. Солнышко, спрячь газировку, – эта фраза была адресована мне.

Тревога промаршировала по моему желудку. Я взглянула на картонный стаканчик.

– Что? В смысле «спрятать»? Как? Куда спрятать?

– Давай помогу, – Фрэдди бережно коснулся моих пальцев и забрал газировку.

Руки у него были тёплые и нежные.

Прикосновения всегда действовали на меня сильно, а теперь и вовсе превратились во что-то невообразимое. Я не могла пошевелиться. Мурашки завоевали всё тело, а сердце отплясывало ирландские танцы. Пытаясь понять, отчего возникло такое замешательство, Фрэдди внимательно изучил моё лицо, но Диана подтолкнула нас обоих в спину:

– Идём, а то всё укатится к чертям.

Я что-то благодарно промычала. Мы запрыгнули в шатающуюся кабинку. Фрэдди и Диана сели напротив нас с Марго. Как Фрэдди пробрался внутрь с газировкой – понять я не могла. Прятать её было негде. Фокусник, не иначе.

Вернув мне стакан, Фрэдди подмигнул. Я ему дежурно улыбнулась и отвернулась в надежде, что наконец перестану краснеть. Тело в подробностях помнило нежное прикосновение его пальцев и раз за разом пропускало по нервам отголоски возбуждения. Кабинка, покачиваясь, набирала высоту. Я сосредоточилась на вращающемся механизме, что приводил конструкцию в движение, но вскоре обзор заслонила боковина кабинки, и на виду остался только Атермонт.

Вокруг нас будто на старинной карте раскладывались черепичные крыши домов. Далеко внизу вертелись пёстрые карусели. Повсюду гулял ветер. Волосы, подхваченные вихрем, разметались по сторонам, то и дело влезая в лицо не только мне, но и Марго. Прохлада освобождала разум от повседневной мишуры, а живописный вид настраивал на поэтический лад.

Тёмный горизонт покачивался в мерном гуле волн, сливаясь с отдалённой полифонией аттракционов. Глянцевая бухта тянулась по окружности, как золотое кольцо, усыпанное бриллиантовой крошкой звёзд и огней ночного освещения, что подсвечивали золотом уютные улочки и крылечки таунхаусов, красноречиво подтверждая облик лучшего города на свете. Венчал это кольцо огромный сапфир – бесконечное Тихое море. Атермонт сиял во всей красе. Как Марго и сказала, истинный шедевр: от гладкого булыжника мостовой до самых верхушек лесных деревьев.

За спиной возвышалась огромная чёрная гора. Незыблемая и безмолвная, она присматривала за городом как древний страж. Луч старого маяка крадучись облизывал склон, отражаясь от него истёртым золотом, потом соскальзывал далеко в плодородные земли и снова терялся над волнами. По другую сторону кабинки в пушистой зелени леса тонула окраина города. Меж черепичных крыш виднелись башенки-«рожки» и крошечный стеклянный купол – отсюда особняк Равелов казался миниатюрным, похожим на кукольный домик.

Кафедральный собор тоже напоминал архитектурный макет, но, расположенный гораздо ближе, по-прежнему смотрелся монументально. Возвышаясь в центре города веками, он горделиво ощетинился готическими башнями, аркбутанами и контрфорсами, а полные черноты оконные розетки взирали на улочки старыми глазницами.

Атермонт пульсировал энергией. Не бешеным ритмом ночных мегаполисов, а мерным и спокойным ходом жизни. Если бы пришлось сравнить его с природным явлением, это была бы могучая широкая река с неторопливым величавым течением.

Марго отвлекла меня от раздумий, отобрав стакан с колой, и поставила его на край лавочки, а потом протянула Фрэдди телефон:

– Снимешь нас на память? Не хочу делать селфи.

Он молча запустил камеру и подобрал нужный ракурс. Марго обняла меня, прижалась щекой к моей щеке – такая близкая и родная. Уголки губ потянулись вверх сами собой.

– Самая искренняя улыбка из всех, что я видел, – сказал Фрэдди и тоже улыбнулся в свете экрана.

От смущения щёки закрыли мне глаза – я пыталась справиться с эмоциями, но отчего-то сияла ещё сильнее. Глянув на меня, Марго покачала головой:

– Снимай давай, пока у Алекс лицевой нерв не защемило от умиления.

Наш дружный хохот разнёсся по округе. Камера щёлкнула снова, а сверху послышался бодрый, полный иронии голос Марка:

– Вы там что, запрещенные вещества с собой протащили? Поделились бы что ли!

– Зачем тебе наркотики, Панакс? Ты и так пьян от любви, – бросила Ди, не поднимая головы. Пальцы её крепко сжимали край сиденья, а лицо было цвета вчерашней овсянки.

– Ты как? Плохо себя чувствуешь? – спросила я с беспокойством.

– Нормально, просто не люблю высоту.

– А чего тогда катаешься?

– Если бы я не делала всего, чего боюсь, я бы и из дома не выходила. Что теперь, всю жизнь прятаться? – ответила Диана с видом Конфуция.

От разговора про высоту ей определённо не стало лучше – Ди поспешила зажмуриться. Я перевела беседу в иное русло:

– Ди сказала: «Панакс». Что значит Панакс?

– Марк Панакс. Это его фамилия, – объяснил Фрэдди, на секунду подняв голову.

Свайпая большим пальцем по экрану, он бегло пролистывал недавние снимки.

– А, вот как… А у Рема фамилия Элапс? – спросила я.

Фрэдди кивнул. В голове начала складываться общая картина.

– Фамилии – это ещё понятно. Но почему ты назвал Марго «Ри»?

– Марга-ри-та. Ри, – вклинилась Марго. – Фрэдди в детстве не выговаривал «р». Я его дразнила. До того достала, что он назло научился говорить правильно. Всю школу меня донимал.

– Вот уж месть так месть… – булькнула Ди.

Нацелив фронтальную камеру на себя, Фрэдди наклонился к Диане и обнял её за плечи.

– Давай, держись, полпути уже проехали.

Ди открыла глаза и, нетвёрдо улыбнувшись, к моему изумлению, скорчила забавную рожицу. Мимика у неё была выражена настолько слабо, что это казалось невозможным.

Постепенно кабинка начала опускаться. Сквозь ветер до нас долетел всеобщий приступ хохота, настолько заразительный, что, даже не разбирая, о чём речь – кажется, снова что-то про попкорн, – я тоже расплылась в невольной улыбке.

– Вы всегда так помираете со смеху? – спросила я у Марго.

– О да, не сомневайся. Это ещё цветочки.

Снисходительно вздохнув, она умыкнула телефон у хихикающих Дианы и Фрэдди.

– Сколько можно рожи корчить… Вас что, Рем укусил?

Как приятно было оказаться на земле после шатающейся кабинки – понять меня могла только Диана. Я присела на скамеечку вместе с ней и, пока Ди приходила в себя, перекидывала фотографии с телефона Марго на свой. Чуть в стороне от нас молча курил Север. Вид у него был ещё более мрачный, чем обычно. Заводить беседу я не решилась.

Остальные крутились возле продуктовых палаток: почему-то не наелись. Мне же, несмотря на отсутствие ужина, кусок в горло не лез. В ожидании я наблюдала, как Марго, повиснув на плече Фрэдди, изучает прейскурант. Рядом Шейла и Марк делили один вафельный рожок на двоих. Вероника с Ремом ловко сновали в толпе, раздражая всех игрой в салочки.

Решив присоединиться к Марго, я предупредила Диану, что скоро вернусь – она так неуловимо качнула головой, что это было больше похоже на глоток, – и оставила её на попечение сумрачно-задумчивого Севера.

Толпа плотно сходилась вокруг касс. Мимо протискивались люди с бумажными пакетами и воздушными шариками. Не разбирая пути, я с трудом отыскала Марго, но так и не смогла добраться до неё. Мой оклик в шуме чужих голосов она не расслышала. С трудом выглядывая между чужих плеч, я подобралась ближе и почти коснулась её руки, как вдруг услышала обрывок речи, явно не предназначенный для сторонних ушей:

– Так что, серьезно, у них роман? Мистер Ледум это кто, бакалейщик?

– Да.

– И влюбился в девчонку-флористку из «Цветов радуги»?

– Типа того. Сохнет по ней.

– Она же мелкая. Мы вроде в одной школе учились. Ей сколько лет-то, восемнадцать?

– Двадцать. Но всё равно он её в два раза старше. Ему сорок пять.

Друзья нисколько не стеснялись щекотливой темы, прекрасно понимая, что слова потонут в плотном людском гомоне, но я стояла близко и всё слышала. Никто меня так и не заметил, и теперь было неловко обнаруживать своё присутствие.

– Погоди. Он что, этот… sugar daddy? 7 – игриво хихикнула Марго.

– Тихо ты, – шикнула на неё Шейла. – Ты ещё в газете напиши.

– Я бы написала. Только кому это надо? Все же и так про них всё знают, – голос её принял примирительно-рассудительный тон. – Как там её зовут?

– Ангелина, – сообщил Марк.

После короткого замешательства послышался возмущённый вздох Шейлы:

– Уже и познакомиться успел.

– Ах, ну конечно, у неё же на бейджике написано «Эй, девушка, пэрсик души моей!». Вот так я должен к ней обращаться, когда покупаю тебе цветы? – недовольно пробубнил Марк.

Не обращая внимание на их колкости, Марго вдруг зажала нос щепотью пальцев и загнусавила мерзким голоском, как стереотипный горе-репортёр с насморком:

– «Мистер… э-э… Ледум – закоренелый бобыль в поисках… э-э… любви. Какого лешего… э-э… ему понадобилась романтика… на старости… э-э… лет? И что от него нужно… э-э… сошедшей с… э-э… небе-е-ес красавице Ангелине? Оплатит ли он ей обучение в… э-э… университе-те-э? Или откупится ма-а-ароженым? Оставайтесь с нами!».

Вероника и Рем покатывались в голос.

– Не сказала бы, что она красавица, – хмыкнула Шейла. Её всё это явно не забавляло.

– Не красавица вообще, – подтвердил Марк с горячим убеждением. – Смысл в том, что с такой разницей в возрасте они весь чудесный разрыв поколений нам попортят, и будем мы чинно-мирно распивать чаи в компании родителей за просмотром мемов…

Марго прыснула в кулак.

– Ну тебя понесло, Марк…

Фрэдди, прежде молчавший, подал голос – тон звучал буднично:

– Давно это у них?

Я совсем не ожидала, что Фрэдди, такой тактичный, обходительный, может интересоваться сплетнями, однако Шейла не удивилась и лишь нетерпеливо охнула:

– Камо-о-он, Рубус… Ты не в курсе что ли? Вроде живёшь в трёх шагах от бакалеи. Понимаю там – Марго год дома не была, а ты-то что?

– Ну уж извините, Ваше Дерзейшество, мисс Пиерис – мне некогда следить за жизнью соседей. Я своей занят. Это ты в курсе, кто с кем спит, кто кому денег должен…

– Ну уж не настолько…

– Эти двое уже месяц шифруются, – вклинился Марк, пока горячая тема не слилась. – Торчат после закрытия под аркой у бакалеи и целуются. Все делают ставки, когда Ледум наконец позовёт её на свидание.

– А ты-то откуда знаешь, когда они целуются? Следишь что ли?

– Ага, каждый вечер на машине круги вокруг квартала наворачиваю… Ну наконец-то!

Увидев, что заказ готов, Марк ринулся к кассе. Я попятилась назад, чтобы он меня не увидел – благодаря росту это удалось без проблем, – и, на всякий случай пригнувшись, аккуратно выбралась из плотной очереди.

Я не хотела думать о сплетнях, но подслушанный разговор застрял в голове. Если бакалейщик и флористка ни разу не были на свидании, почему все так уверены, что у них роман? Верят Марку на слово? Тоже караулят их за поцелуями? Интересно, герои происходящего сами-то в курсе, что всем известно об их чувствах?

Что-то мне подсказывало, что нет.

Маленький город. Не такой уж спокойный, как могло показаться на первый взгляд. Аналогия с глубокой медленной рекой была верной – кто мог знать, что скрывается на дне? Я всё ещё не до конца понимала, что здесь происходит, но чувствовала нутром, что в этом месте стоит быть очень и очень осторожной. А лучше всего – держать язык за зубами.

Тайны и были тем самым подводным течением Атермонта.

Глава 3. «Синяя дверь»

Я проснулась рано. Неясное предчувствие заставило меня открыть глаза и, как только я это сделала, сон больше не возвращался.

Мне снились развалины старого замка на одинокой кривой скале, белой от морской соли. Останки некогда величественного оплота, окутанные лучами солнца. Море застыло внизу обломками аквамарина и недовольно гудело.

Я должна была найти Марго.

Я звала её, блуждая в одиночестве между поваленными, подернутыми паутиной трещин мраморными колоннами. Выискивала её фигуру в каждой тени. Но единственными зрителями были сизые чайки. Они планировали над обрушенным временем сводом, обнажившим синеву неба. Сверху сыпались холодные перья.

Я здесь, – чей-то голос коснулся слуха, и я огляделась.

– Кто здесь?

Ответа не было. Эхо рассеялось. Зал заполнила гулкая тишина.

Я осторожно пошла по выцветшей тканой дорожке среди обломков мрамора. Под шагами взметались облачка пыли. Уцелевшая колоннада походила на тронный зал, но вместо трона вела к замшелому тупику.

Стену прореза́л тонкий потусторонний свет. Под густым покровом мха притаилось малюсенькое мозаичное окошко не больше ладони. На нём был изображён подсолнух. От прикосновения к рисунку кусочки стекла провалились наружу и посыпались. Как высохшие лепестки они вращались над морем.

Танец снежных перьев всё продолжался. Одно из них нырнуло в пустое оконное отверстие и опустилось на горячий мрамор. Спустя секунду от пера осталась лишь пара солёных капель, да и те мигом испарило солнце. Я растерянно провела подушечками пальцев по острым крупинкам соли.

Где ты?

Надежды на ответ не было. Впереди стелилась пустынная даль неба да лазурная гладь воды.

– Я здесь, – послышался спокойный шёпот за моей спиной.

И чья-то тёплая тяжелая рука легла мне на плечо.

Я знала, кому она принадлежит.

Я наконец моргнула и поняла, что всё ещё лежу. Из теплой мягкой постели выбираться не хотелось. Хотелось не шевелиться и наблюдать весь день, как тонкий тюль колышется в потоке прохладного ветерка. За приоткрытым окном, сбрызнутым цветом витража, медленно светлело. По словам Марго, отсюда открывался бесценный вид на живописные закаты, но уже второй день мы возвращались затемно.

Я нащупала телефон и, зажмурившись, поднесла его к лицу. Четыре утра. Как вообще можно открыть глаза спустя три часа сна и чувствовать себя бодро? Я решила умыться и поискать на кухне что-нибудь поесть, а потом, когда наступит полноценное утро – заглянуть к Марго. Может быть, сегодня мы всё же пойдём на пляж? Вчерашний шторм, конечно, устраивала не я, но мою совесть это не волновало.

Я аккуратно прикрыла дверь в комнату, и, радуясь успеху, чуть не вписалась в темноте в отполированный бильярдный стол. Чуть не выругавшись, вдруг остановилась. Сквозь щель в коридор скользил тусклый оранжевый луч света. Дверь в комнату Розы была приоткрыта.

Сидя спиной к двери, Роза склонилась над ноутбуком и ожесточённо клацала по клавиатуре – за спиной не было видно, пишет ли она сообщение или роман-эпопею. Так как Роза не заметила меня, я решила не шуметь водой в душе и тихонько спустилась по восточной винтовой лестнице.

В кухне было пусто и прохладно. Из приоткрытого вверх окна доносился запах влажной земли. Стоять босиком на холодном кафельном полу было неприятно. Я быстро добралась до холодильника. Полки его были заставлены доверху, и это многообразие пугало. Отыскав в дальнем углу безобидные сэндвичи, я потянулась к добыче.

– Хоть бы меня позвала, – недовольно буркнула Марго над ухом.

Подскочив, я с чувством выронила бутерброды. К счастью, кроме ругани на пол ничего не посыпалось.

– Марго! Чёрт тебя дери…

Она сложилась пополам и тихонько захихикала. Сердце глухо ухало в моей груди, прибивая тело к земле. Чтобы не осесть на пол, я вцепилась в дверцу морозильной камеры.

– Нельзя же так пугать…

Всё ещё смеясь, Марго мирно опустила ладони на мои плечи, а потом погладила по голове.

– Прости, солнышко… Прости. Я думала, ты слышала, как я иду за тобой.

– А чего ж не окликнула?

– Боялась испугать.

– Иронично…

Мы снова повернулись к холодильнику. Тарелка с сэндвичами едва не превратилась в неопознанный летающий объект – она держалась на весу между дверцей и полкой исключительно благодаря везению. Я вернула тарелку на полку и сдвинула с неё пищевую плёнку.

– Чем сегодня угощают? – аккуратный носик Марго поравнялся с моим.

– Сэндвичи… кажется, с индейкой, – достав один, я приподняла кусочек тоста вверх. – Да… И ещё апельсиновый сок вон стоит.

– О, супер! – извернувшись, Марго отхватила огромный кусок моего сэндвича.

– Воришка!

– Прифол, увивел, отфусил!

Она уютно забралась с ногами на стул и подтянула к себе колени. Марго была в сиреневой пижаме: мягкой кофте и смешных штанах с мишками. С пола на меня таращились её серые тапочки-броненосцы. Вид нелепый, но было в этом что-то душевное, домашнее.

– А ты мне сегодня снилась… ну почти.

Любопытные синие глаза пришпилили меня к земной тверди. Подвинув пару пустых стаканов, стоящих в центре стола, я разлила сок – к счастью, не по скатерти – и рассказала Марго о сне, пока в памяти были свежи детали. Но о том, чья рука коснулась моего плеча, умолчала.

Я слишком много думаю.

Позавтракав, мы перебрались в комнату Марго, где укрылись большим мягким пледом. На фоне журчал телевизор. По экрану в океанической толще планировали стайки перламутровых медуз, похожие на диковинные гибкие пионы. Это был первый фильм без актёров, который мы смотрели вместе, и с непривычки к документалистике Марго молча моргала перед экраном. Прижавшись щекой к её груди, перебирая пальцами мягкий флис пижамы с мишками, я наслаждалась убаюкивающим теплом её тела. Пока Марго меня не отпихивала, я предпочитала не напоминать, что она ненавидит обниматься.

– Может, сегодня искупаемся?

Марго озадаченно пошевелилась.

– Ты серьезно? А как же риск замерзнуть насмерть в «ледяном южном море»?

Я лениво пихнула её в живот.

– Тоже мне мастер сарказма. Хотела тебя порадовать… Но если ты боишься за мою жизнь…

– О, не-не-не. А ну прекрати. Я только убедилась, что ты не бредишь во сне, – хихикнула Марго. – Ты же знаешь, я всегда «за». Обожаю море. Ди называет меня морской богиней.

Она горделиво расправила плечи, но побоялась меня потревожить и погладила по локтю.

На экране огромный скат уплывал в темноту точно гигантский инопланетный корабль. Его стальные крылья прорезали глубины океана, и светящиеся песчинки подводных организмов поблескивали вокруг, как крошечные далёкие звёзды.

– Марго, если Вселенная постоянно расширяется из-за Большого взрыва, то почему в нашу сторону что-то постоянно летит? Кометы там всякие, астероиды… У нашей галактики, что, такая сильная гравитация?

– А может не гравитация, а просто одни объекты, двигаясь быстрее других, врезаются в них, и от столкновения их отбрасывает в обратную сторону?.. – задумчиво ответила она.

– М-м… Может и так, да.

– Фрэдди считает, что Большой взрыв был не один. И до сих пор что-то происходит в космосе: чёрные дыры, слияние и взрывы звёзд, смена траекторий. Мало ли что еще.

Марго выглядела серьезно – точно учёная на конференции. Я вспомнила Фрэдди, его непринужденную улыбку и легкость в общении – в этом они с Марго были очень похожи. А ещё я вспомнила их тесные объятия, поцелуй в щёку и радость от встречи друг с другом…

– Тебе нравится Фрэдди?

Вопрос прозвучал прежде, чем я решила его озвучить. Марго медленно повернула голову и с ухмылкой склонилась сверху, глядя на меня как на любопытную сестрёнку. Я покраснела.

– Ох, ладно, поняла. Забудь.

– Не «нравится», Алекс. Он мне как родной, – без стеснения объяснила Марго. – Мы дружим с начальной школы. И как-то в третьем классе даже пробовали целоваться…

– О… И как?

Думаю, мои выпученные глаза были не лучшей маскировкой интереса.

– …и в десять лет ничего хуже с тобой произойти не может, по-моему, – рассмеялась она. – Он нормальный, правда. Просто мы были детьми. Мы сделали это из любопытства, облизали друг другу лица… пытаясь понять, как всё вообще происходит. Но никогда ничего друг к другу не испытывали в романтическом плане.

– И что дальше?

Марго прозаично пожала плечами, не отрываясь от просмотра.

– А что дальше? Случайным свидетелем сего неуместного эксперимента стал мой отец. Он так наорал на бедного Фрэдди, что тот… пха-хах… две недели боялся… показываться около нашего дома, – она начала смеяться и теперь делала паузы. – Папа подумал, мы, типа… Ромео и Джульетта. На самом деле я была так рада, что не придётся видеться. Было очень неловко и ужасно смешно. Но скорее неловко… Мама еле успокоила папу. Стоило ему показаться на горизонте, Рубуса как ветром сдувало. Тоже мне «хлаблый лыцарь».

– Рубус – это фамилия Фрэдди, – сказала я вслух, чтобы запомнить, и Марго улыбнулась.

– А «миссис Рубус» тебе ни о чём не говорит?

Смущённо кивнув в ответ этому очевидному замечанию, я отвернулась к экрану. Марго тему не продолжала. Снова устроив голову на её груди, я долго глядела на крадущегося по дну осьминога, что маскировался под цвет то одного, то другого кораллового рифа, и в конце концов зарылся в песок. Под мерцание океана и ровное дыхание Марго я вскоре задремала.

За завтраком, для нас уже вторым по счёту, Роза выглядела устало. Хотелось предложить ей стопку блинчиков вместо подушки. Рядом с её тарелкой, полной несчастной остывшей овсянки, лежал открытый учебник по фотографии для начинающих. Когда она успела его раздобыть?

Мне хотелось расспросить Розу, почему она так выматывает себя, не спит ночами, но если уж она увильнула от расспросов родителей – надо заметить, так же умело, как и от требований унести книгу, – то мне и вовсе не стоило к ней лезть. Судя по беспечному выражению лица Лидии Равел, всё было под контролем.

Дедушка Реган по обыкновению молчаливо завтракал, неловко, но самостоятельно отламывая вилкой омлет, и кивал кому-то неизвестному в ответ на незаданные вопросы. Лили следовала примеру Марго и молча копалась в телефоне. Все так сосредоточенно поддерживали иллюзию спокойствия, что упустили это из виду. Оказавшись без главного зрителя, Натан со скуки строил башенку из порезанной кубиками вафли.

В дверях столовой показались Альберт и Амалия Равелы. Дочери с ними не было. Её место за столом пустовало.

– А где Крис? – спросила я.

Альберт поглядел на меня с неуютно весёлой улыбкой, не вязавшейся с его проницательностью, и поведал, что Кристина поднимается не раньше полудня. А Марго ещё жаловалась, что я поздно встаю. Айзек с иронией отметил, что если спать столько, сколько Кристина, то можно всю жизнь проспать. Амалия молча улыбнулась ему и положила на тарелку мужа пару тостов с джемом.

– Крис ложится поздно, а встает под вечер… Тот ещё упырь, – отметил Натан.

Он вовремя склонился над своей башенкой – брошенная Марго салфетка дугою промелькнула над его макушкой.

– И в кого ты такой уродился… Тролль высшей категории.

Мне показалось, что в столовую пробралась осипшая, простуженная мышь. Оказалось, это засмеялся дедушка Реган. Мы с Марго переглянулись и едва удержались, чтобы не присоединиться. Возможно, мы единственные расслышали его смех.

Марго, как всегда в бодром расположении духа, расправлялась с третьей вафлей. Она заглатывала их чуть ли не целиком, увлеченно листая ленту новостей под столом.

– Куда ты так спешишь? – спросила миссис Равел, не глядя отставив открытую маслёнку в сторону от Натана – он то и дело норовил вписаться туда локтем.

– Уж сегодня-то мы точно пойдем купаться! – категорично заявила Марго.

Мистер Равел пожал плечами – в точности как Марго пару часов назад.

– Сомневаюсь. На море шторм.

– Опять?!

– Это море, радость моя. Оно никому ничего не должно.

Марго замерла с вилкой в руке. От её расстроенного вида я почему-то опять почувствовала себя жутко виноватой и всерьёз задумалась, может и правда есть какие-то заговоры на погоду?

– Алекс, – обратилась ко мне миссис Равел, обаятельно улыбаясь. – Мы с тобой так и не познакомились как следует. Всё не до того. – Расскажи о себе? Чем твоя семья занимается?

Вопрос сработал как бомба замедленного действия. Две ночи прошло! Я физически ощутила, как краска сходит с лица. Но так как смотрела на меня не только Лидия, но и все остальные – и особо пытливо Этан, – пришлось собраться, чтоб не упасть в грязь лицом:

– Моя мама преподаёт пение, а папа плотник. У меня есть старший брат Эван. Он торговый представитель, — человек-оркестр, что меняет работу раз в месяц, но разумеется, об этом я промолчала, – С нами ещё живёт бабушка. Она раньше была директором музыкальной школы.

– Вы тоже живёте в одном доме? – обрадовался мистер Равел.

– В одной квартире, – ответила я слегка смущённо. – Мама всегда мечтала о том, что у нас будет собственный дом, но пока что не получается.

Самоуверенная улыбочка Этана сошла с его лица.

Интересно, как он теперь запоёт – и смотреть на меня не станет, наверное?

Я честно рассказала о том, как мы живём и где мы живём. Равелам, кажется, было невдомёк, как можно покорно прозябать в нищете, ютиться в двух комнатах целой семьёй. Я боялась, что Марго будет стыдно за такую подругу, но она поддерживала меня сочувственным взглядом. Равелы никогда ни в чём не нуждались, для них достаток был прямым следствием упорного труда, а бедность говорила о неумении распоряжаться деньгами. Но как распоряжаться тем, чего у тебя нет?

У папы были «золотые руки», он мог собрать что угодно – всегда всё сам, ладно, на совесть. Настоящий мастер. Но это не помогало. Папа безуспешно атаковал газеты объявлениями, заказов стало совсем мало, так что мы были на мели. Маме приходилось работать на три ставки, но на жизнь всё равно не хватало. Немного выручала, разве что, пенсия бабушки, да и Эван крутился как мог. Найти нормальную работу, не попавшись на обман, было очень трудно.

Когда-то великий, процветающий город с развитой промышленностью и культурой, теперь был разворован чиновниками, мошенниками, переполнен жадными до наживы владельцами торговых центров. Захудалое место. И пока я наслаждалась деликатесами и восхищалась достатком Равелов, дома третий год от стен потихоньку отклеивались обои.

Скорее бы выучиться и начать работать.

Как тут не уехать? Невыносимой была мысль, что придётся всю жизнь провести на краю света, перебиваясь с воды на хлеб. Я старалась не вспоминать об этом, чтобы не портить настроение, но в одном была убеждена на сто процентов – что бы ни случилось, как бы ни было трудно, жить на родине ни за что не стану.

Лидия смотрела на меня мягко, с сочувствием, как и Марго. Удивительно, как она была добра ко мне – такая собранная, деловая, и всё же чуткая, душевная женщина. Миссис Равел спросила, нужна ли нам помощь, но, естественно, я отказалась.

– Извините. Мне нужно позвонить родителям. Спасибо за завтрак, очень вкусно.

Я улыбнулась Лидии, большим глотком допила божественный кофе и выскочила в холл. Мама взяла трубку почти сразу. Из динамика блеснул привычно взволнованный, оживленный голос.

– Доченька!

Даже несмотря на расстояние и долгую разлуку, а может и благодаря им, голос мамы действовал на меня как мощное успокоительное. И хотя я ненавидела телефонные разговоры, звонки родителей были приятным исключением. Не было заботы, правильно ли я говорю, какое впечатление производят мои слова – мама и папа и так знали меня как облупленную.

– Ты уверена, что готова остаться там так надолго? Ты никому не помешаешь?

– Мам, мы же всё сто раз обсудили. И я уже тут.

– Но полтора месяца! Это так ДОЛГО. У меня сердце не на месте. Я волнуюсь…

Мама. Холерик напополам с сангвиником. Несмотря на её весёлый нрав, доброту и открытость, эта взрывная смесь каждый раз съедает добрую половину моей энергии. В общении с мамой я всегда чувствую себя как на захватывающей карусели из пороховых бочек. Пока ты сидишь смирно, всё хорошо, но стоит накалить градус общения, начинается катастрофа. Спорить с ней бесполезно, всё равно что с зеркалом (и даже хуже, чем с Марго).

– Я знаю. Мам, не переживай. Мне здесь очень нравится.

– Ты можешь вернуться в любой момент!

– Я знаю, мам.

– Я надеялась, ты сразу приедешь! Так соскучилась по тебе…

– Я тоже соскучилась.

– У тебя точно всё в порядке?

– Всё хорошо, мам.

В трубке послышался сентиментальный вздох.

– Как устроилась на новом месте?

– Прекрасно! Равелы так радушно меня приняли. Выделили мне целую комнату! – я поспешно замолкла, боясь показаться корыстной, и улыбнулась. – Они чудесные люди, очень гостеприимные. Спрашивали, как у вас с папой дела…

– Дела хорошо! Всё хорошо, выкручиваемся. Ты им тоже от нас большой привет передавай!

– Конечно, – конечно, я, как обычно, забуду этот привет передать.

– Чем сегодня займётесь? Будешь книгу писать?

Опять про книгу. Мысль о Делире без спросу вклинилась между радостью и любовью. Я небрежно отодвинула скептичного писателя на задворки сознания.

– Мы с Марго хотели искупаться, но поднялся шторм. Похоже, придётся торчать дома.

– Шторм только на море? А в городе? Сходите погуляйте! Чего дома сидеть?

Тоже верно.

– Может быть. Здесь очень красиво, зелено, солнечно… Такой маленький средневековый городок. Тебе бы точно понравилось… А особняк Равелов прямо-таки здоровенный!

– Я очень рада, что тебе там хорошо! – было слышно, что мама улыбается.

– Жаль, что тебя… что вас с папой нет рядом. Ты бы отдохнула… Я… скучаю очень.

– Мы тоже скучаем и очень ждём твоего возвращения! – ответила мама, задушив меня волной теплоты. – У меня сегодня частники после обеда, я готовлю завтрак. А папа собирается чинить машину, но пока вот тут замер – слушает, хочет тоже поговорить. Включаю громкую связь!

Мама принялась воздавать похвалы папе. Машина дышала на ладан, но папа упрямо возился с ней, то разбирая, то собирая, то пересобирая до тех пор, пока что-то опять не ломалось. Он наотрез отказывался ехать в автомастерскую. Платить мастерам было нечем.

Родители рассказали о планах забрать Веронику на каникулы. Наша Вероника – да, её звали точно так же, как и сестру Севера, – приходилась мне племянницей. Она была дочерью моего старшего брата Эвана. Пока Эван был женат, он жил с семьёй в другом городе, но, когда его брак развалился, ему осталось только вернуться к родителям. Они очень любили внучку и не хотели мириться с расстоянием, поэтому каждое лето забирали её на каникулы. Несмотря на мамины вздохи, моё нескорое возвращение был весьма кстати: спать втроём вместе с бабушкой и Вероникой на одном диване было бы уже слишком.

Перелив дверного звонка оглушительно обрушился на холл. Я было ринулась открывать, но нерешительно застыла. Это ведь не мой дом. Пока мама расписывала последние события, заполняя всё пространство между короткими тёплыми возгласами папы, я под гнётом сомнений топталась на коврике у входа. К счастью, из столовой показался Этан. Он улыбнулся так проникновенно, что аж зубы свело – надо же, не передумал меня очаровывать, – и пересёк холл, чтобы отворить дверь.

На пороге стояли две девочки – смугленькая темноволосая, повыше и постарше, и маленькая рыжая с веснушками. На мой немой вопрос, что они тут делают, ответил Этан:

– Мия, Нелли – заходите. Лили сейчас позавтракает и выйдет.

– Я уже пожавтракала! – с набитым ртом заявила Лили.

Послышался звон брошенной вилки.

– Лили, дорогая, сначала прожуй, – попросила миссис Равел. – Девочки подождут.

– Ну я же тожоплюсь!

– Пять секунд тебя не спасут, – спокойно ответила Лидия. – Возьми салфетку.

В ответ ей послышался громкий смиренный вздох. Натан едва различимо фыркнул, но Лили показательно обделила его вниманием. Прикрыв дверь, Этан отошёл в сторону: нужно было проводить Лили вместе с её подружками. Пока Марго не было рядом, он якобы бесхитростно, между делом потянулся, хвастая пропорциями Аполлона. Я обалдело отвернулась – совсем обнаглел – и легонько помахала девочкам:

– Привет, Мия. Привет, Нелли. Я Алекс.

– Здр-сьте.

Мия и Нелли переглянулись и прижались друг к другу как воробушки на ветке. Смутились ничуть не меньше меня. Этан с силой сжал губы, пряча улыбку.

Голос мамы в трубке возмущённо воскликнул. Я вспомнила о разговоре и согласно хмыкнула в знак поддержки. Речь потекла дальше. Длинные монологи утомляли, но я скучала по маме и готова была терпеть даже это.

В столовой скрипнул отодвинутый стул. Затем послышался стремительный, почти слоновий топот. Чуть не врезавшись в меня, шёпотом извинившись, Лили, вся розовая, ускакала к подружкам. Почему-то рядом со мной она совсем терялась и в ответ на любые вопросы только качала головой. Когда я поделилась наблюдениями с Марго, она тайком намекнула, что Лили меня очень стесняется, но почему – неясно. Наверное, это была общая черта всех девятилетних девочек.

Я попробовала вспомнить себя в её возрасте – и не вспомнила.

– Добрый день, дорогая Мия! Добрый день, дорогая Нелли! Как же я рада вас видеть! – Лили старательно копировала деликатную манеру речи матери. – Сейчас. Вы подождите немного, хорошо? Я только туфли надену, и мы отправимся на прогулку.

Пока она доставала с подставки обувь, я рассматривала Мию и Нелли. Этакие девочки-ангелочки. Они тихонечко подсказывали Лили, какие туфли надеть – сиреневые с блёстками или розовые с бантиками. Выбрали розовые. Девочки искоса посматривали то на «дядю» Этана, то на меня с телефонной трубкой у уха – похоже, в их представлении я тоже была взрослым человеком.

Этан перешёл ко второй стадии плана «Свести Алекс с ума». Он вальяжно, по-семейному встал рядом и прижался ко мне плечом. По лицу его расползалась сентиментальная насмешка: «Ах, дети… Как быстро они растут…». Этан смахнул фантомную слезу в уголке глаза. Я рассеянно улыбнулась, не отвлекаясь от голоса мамы.

Лили, Мия и Нелли с хихиканьем шушукались у двери. Вначале мы с Этаном делали вид, что не замечаем их внимания, сосредоточившись каждый на своём – я на телефонном разговоре, а Этан – на мне. Но потом как-то вышло, что, не сговариваясь, мы синхронно повернулись к девочкам. Точно пойманные за подглядыванием в замочную скважину, они ещё громче заговорили о туфлях. И даже мне начала нравиться эта забава.

Этан поймал волну. Он игриво прищурился и, наклонившись ближе, ласково убрал прядку волос, опавшую на моё лицо.

– Отличная погода для прогулки. Как считаешь? – тихо и глубоко спросил он.

Прикрыв трубку ладонью, я нервно засмеялась, но ничего не ответила. Мне едва удавалось вовремя хмыкать в ответ маме. Было совершенно не до любезностей. Тогда Этан, пользуясь ситуацией и откровенно наслаждаясь любопытством подружек Лили, положил руку мне на талию.

– Хочешь со мной прокатиться, солнышко? – спросил он с томной улыбкой, от которой колени подгибались. Я даже не сразу смогла его отпихнуть.

Откуда он знает, что Марго называет меня солнышком?

Покуда меня от нежности не расщепило на атомы, я сердито вывернулась из смыкающихся объятий Этана. В зеркале отразилась красная с головы до ног девушка. Ой, видела бы Марго – позор мне. Спасаясь от неудержимой страсти её братца, я устроилась у стены на нижней ступеньке лестницы. Этан только добродушно посмеялся и закрыл за девочками дверь, а потом – наконец-то – скрылся в столовой. Я с огромным облегчением вернулась к телефонному разговору.

– Знаешь, Вероника сказала, что хочет жить с нами, – произнесла мама дрожащим голосом. – Хочет жить здесь, когда станет старше.

Эта растерянная, печальная интонация была знакома мне до боли. Тоска проклёвывалась настойчивым ростком, едва речь заходила о семейных отношениях, а они всегда были непростыми. Сдерживая слёзы, мама с гордостью рассказала об успехах Вероники: как она прилежно учится и старается во всём быть похожей на меня.

Хотя родители меня не видели, захотелось уставиться в пол.

Почему-то они считали меня отличным примером для подражания. Особых успехов я не достигла, а те, что случались, были заслугой мамы. Она преподавала мне пение – и я пару раз побеждала в вокальных конкурсах. Она привела меня в литературное объединение – и стихи мои стали печатать в маленьких газетах. Это мама привила мне с детства любовь к слову: лаской, настойчивостью и вниманием. И любовь эта осветила мне путь в Академию Билберри.

Семья гордилась тем, что я училась в Билберри, только вот зачисление случилось чудом: мне не хватало баллов, чтобы пройти конкурс, и в последний момент одна из абитуриенток выбрала другой университет. Я заняла её место, потому что мне просто повезло. В общем, на этом поводы для гордости заканчивались.

Двери столовой снова распахнулись. Я было приготовилась к контратаке Этану, но вместо него показалась Роза с горячо любимой книгой под мышкой. Я радостно помахала ей.

Слегка взъерошенная, как хэллоуинская ведьма, с рассредоточенным взглядом и сероватыми кругами под глазами, Роза вяло хмыкнула и принялась скручивать волосы в пучок. Этот не вдохновляющий образ сразу сменился быстрым шагом через арку к задней части дома, где находился огромный, почти пустой зал, в котором, видимо, Равелы проводили званые вечера. Посреди зала стоял большой старинный чёрный рояль и несколько мягких стульев. Марго сказала, что раньше на инструменте играла бабушка, потом училась Роза, но ей это дело быстро наскучило.

Отсюда вели два прохода, прикрытые резными дубовыми створками: слева был кабинет мистера Равела, справа – домашняя библиотека. Позади рояля раскинулась двойная белая застеклённая дверь с видом на задний двор. Это был выход на веранду.

Роза скрылась за роялем и, запутавшись в длинном тюле, гневно дёрнула дверные ручки. В зал ворвался озорной летний ветер, но тюль вскоре опал – створки с оглушительным звоном захлопнулись за спиной Розы. Следом в танце проскакала Марго.

– Я скоро вернусь, – прошептала она одними губами, стараясь не прервать телефонного разговора, и помахала в трубку. – Маме привет.

Я не успела сообразить, что происходит. Марго стремительно пересекла зал и выскользнула наружу. Я попрощалась с родителями, поднялась со ступенек и задумалась, куда это Марго так срочно понадобилось? Миссис Равел как раз вышла из столовой, сосредоточенная на смартфоне.

– Айзек, я готова ехать, – негромко сказала она через плечо и подошла к зеркалу у комода.

Положив гаджет перед собой, Лидия краем глаза наблюдала за экраном, пока шли гудки. Я любовалась плавными движениями её рук, бегло поправляющих причёску, и даже не сразу сообразила, что голос мой стал тихим и почтительным:

– Миссис Равел, не подскажете, куда так внезапно сбежала Марго?

Лидия обернулась. Взгляд её был тёплым, открытым, и казался обманчиво простым. Помедлив, она задумчиво повернулась в сторону веранды.

– Загляни в оранжерею. На заднем дворе.

Гудки прекратились. Звонок остался без ответа, и надпись «Обадия Тис» погасла. Лидия спокойно глядела на меня, ожидая, пока я перестану изучать её телефон. Я смущённо отвела глаза.

– Ах вот оно что. Марго не говорила, что любит растения.

Миссис Равел набрала номер ещё раз. В мягком свете экрана её лицо было видно ещё лучше: совсем не такое как на снимке с Марго. Сквозь вежливую сдержанность проскальзывало лёгкое утомление, как у любого человека, взявшего на себя много обязанностей. Лидия тщательно следила за собой: мимические морщинки были почти незаметны, глаза светились юношеской уверенностью, а губы, увлажнённые помадой безупречно подходящего тона, таили улыбку Джоконды.

Мама Марго была женщиной красивой, самодостаточной, чертовски умной, и при всей внешней хрупкости – с железным характером. Даже муж не смел с ней спорить. Обычно Лидия Равел ограничивалась спокойными замечаниями, но, когда дело доходило до красноречивого взгляда в сторону любого из членов семьи – каждый из них становился паинькой.

Я плохо знала родителей Марго и из уважения немного их побаивалась. Мне и не хотелось знакомиться с ними слишком близко. Равелы-старшие всегда были заняты, поэтому, если не брать в расчёт выходные, мы виделись только за ужином и изредка утром.

Отметив, что я всё ещё стою рядом, миссис Равел опустила смартфон и молча на меня посмотрела. Ох уж эти фирменные взгляды Равелов… Я поспешила на поиски Марго. Хотелось порадовать её – позвать прогуляться. С высоты колеса обозрения Кафедральный собор выглядел впечатляюще, и мне было интересно, таков ли он вблизи.

На заднем дворе было ещё просторнее, чем перед особняком – на огромном и пустом зелёном газоне легко поместился бы ещё один такой же дом. Многозначительно присвистнув, я вдруг вспомнила, что не одна, и смущённо потупилась, но Роза меня демонстративно не заметила.

Роза читала на краю веранды, развалившись на софе с пастельным цветочным принтом. Вряд ли она позволила бы себе такой видок на людях: в мешковатом полинялом пуловере, цветастых леггинсах и мягких шерстяных тапочках с помпонами. Роза собрала волосы кое-как, и теперь пучок на её голове напоминал макушку мамонта. Стараясь не улыбаться, я спустилась с веранды.

Оранжерея находилась на дальнем краю участка, около каменного ограждения, поросшего плющом. Высокая и стеклянная, с тёмно-изумрудным каркасом и гнутыми декоративными элементами, она загадочно поблескивала запылёнными окнами. Сквозь вату облаков по стёклам сочился мягкий маслянисто-жёлтый свет солнца. Я вспомнила эти зелёные рамы и поняла, что та фотография Марго и её матери, стоявшая на столике в Билберри, была сделана на фоне оранжереи.

Любовно переплетаясь с деревянным трельяжем, вокруг оранжереи вился виноград. Лозы описывали каллиграфические кривые, раскрываясь точёными симметричными листьями. В поезде я успела помечтать о том, как буду срывать налитые грозди с прямо с ветки – как в старых фильмах про каникулы в сельской местности, но Марго обломала мне все планы, объяснив, что виноград собирают в октябре. В июне он только-только отцвёл.

Наконец отлепившись от прекрасного вида, я заглянула внутрь. В нос ударил горячий запах земли, залежалой листвы и удобрений. Марго, довольно напевая, суетилась среди глиняных горшков, вазонов и ампельных растений. Маленький садовый секатор казнил сухие веточки. Не успела я осмотреться, как в голове что-то щелкнуло.

__________

«Лунный свет пронизывал заросший, цветущий великолепием сад. Внутренний двор старого замка полнили печальные воспоминания. Истекая кровью, граф пробирался вглубь зарослей. Его белая кожа блестела от пота, запятнанная дрожащими тенями деревьев. Дыхание едва доносилось сквозь стрёкот кузнечиков».

__________

Вдохнув пришедший ниоткуда образ, я как вкопанная встала в дверях.

– Вот ты где! …Я пошла.

Я сделала шаг назад, и Марго растерялась:

– Что такое?

– Хотела сходить с тобой к собору – посмотреть, как там что, но меня только что озарило, так что предлагаю нашу вылазку ненадолго отложить. Если я упущу это состояние…

– Знаю-знаю. Эти «занозы» твои… Иди, – с пониманием махнула Марго. – Я всё равно по уши в ботанике.

– Не думала, что ты так любишь растения.

– Люблю нашу оранжерею, – протянула она с наслаждением. – Почти всё здесь посадили мы с мамой, и кое-что бабушка. Я даже даю своим любимцам всякие имена.

– Например?

Марго прогнала меня на улицу, пшикнув водой из пузатого пульверизатора:

– Дуй писать книгу, любопытный слоник, сующий свой миленький хобот в любой незнакомый жизненный поворот.

– Ты мне льстишь.

– Топай давай. А то твоя муза тебя из шланга обольёт.

– Сдаюсь-сдаюсь.

Я мирно воздела ладошки и, помахав Марго, вернулась к дому. Заботливо укрытая книгой, Роза сладко дремала на веранде. Всё-таки сон взял своё. И, если честно, я была этому рада.

В библиотеке сегодня было мало людей. Виновника моего позорного дезертирства и эмоционального упадка в зале тоже не было. Я этому осторожно порадовалась и отметила, что почти не переживаю из-за мистера Делира. Почти.

«Сказания Средневековья» после меня никто не трогал. Закладка из обычного листочка, сложенного втрое, была на месте – отмечала биографию графа де Лисса. Я негромко поздоровалась с его портретом, чтобы разрядить обстановку, собралась с мыслями и уставилась на пустую страницу блокнота. С чего же начать: сразу писать текст про сад или сначала набросать эскиз?

Может быть, это было не вполне обычно для писателя, но иногда я рисовала сцену, прежде чем описывать её. Даже блокнота у меня было два: один обычный – для записей, а второй с цветными страницами – для зарисовок. Я рисовала не потому, что мне не приходили в голову тексты. Просто, если занять руки, голове становится скучно, и постепенно фигуры складываются в образы, а образы – в фразы. И рисунки постепенно отходят на второй план, давая простор словам.

– Эта книга может быть вам полезной.

Откуда он тут взялся? Что за тень отца Гамлета…

Мужская рука опустила на мой стол плотный томик в поблёкшем шелковом переплёте. Бархатный низкий голос отозвался дрожью в сердце. Я глубоко вдохнула и уловила тонкий терпкий аромат духов. Минутку, куда испарилась гордость тем, что я о нём не вспоминала?

Я подняла голову. Мистер Делир выглядел эффектно. Он был в черных брюках и выглаженной рубашке, настолько белой, что бронзовая кожа шеи была окутана легким бледным сиянием. Его тёмные волосы и борода аккуратно очерчивали лицо, сосредотачивая внимание на глазах. Глаза эти взирали на меня с такой невозмутимостью, будто не он вчера потешался над наивными ответами. Неудивительно, что я напрочь забыла, как разговаривать.

Мистер Нет не дождался моих слов и добавил:

– Дома у меня есть несколько книг на историческую тему, которых вы не найдёте в библиотеке. Я мог бы одолжить их на время. Если вам это интересно.

Ах, так вот в чём дело. Я наконец выдохнула.

– А-а… Было бы чудесно, спа… с-сибо.

Ух ты, я всё ещё умею говорить.

– Я принесу, – сказал мистер Делир. – Всего хорошего.

Он двинулся к своему столу, и тут меня понесло:

– А почему вы решили мне помочь? Вроде бы, в прошлый раз я вас не особо впечатлила своими литературными талантами, и вообще ясно, что я никудышный писатель без единой строчки.

Делир обернулся, точно улавливая, откуда идёт звук. Первую секунду он выглядел сбитым с толку. Я смотрела на него вполоборота, вцепившись пальцами в гладкую деревяшку спинки стула.

– Вам нужна была помощь с книгой – я помог, – помедлив, ответил он. – Вы же не просто так подошли вчера?

Я кивнула. Потом помотала головой. М-да… Разум работал без связи с телом. Вместо ответа я чихнула.

– Простите.

Зажав нос в ладонях, я спряталась за ними и вдруг увидела, как лицо мистера Делира пронзает фирменная ироничная полуулыбка-полуухмылка… Опять.

Может, отвлечь его вежливостью?

– Спасибо за помощь. Обожаю старые книги.

Он коротко и небрежно кивнул. Я снова чихнула.

– Будьте здоровы.

Теперь это была полноценная улыбка, причём – чёрт возьми – улыбка взрослого, наблюдающего за неуклюжим ребенком. То же самое выражение лица, что и у моей мамы, когда я в детстве с серьезным видом назвала бутерброд – «булкинврот». Ибо с моей стороны всё было логично: булка, которую кладут в рот, иначе называться не могла.

Наверное, стоило улыбнуться тоже, но от напряжения мне свело лицо. Готова поспорить, со стороны было похоже, будто мне что-то прищемили, потому что мистер Делир уже не мог прекратить ухмыляться.

Алекс, это что, так трудно – не выставлять себя посмешищем?

Самокопание слишком затянулось.

– Спасибо, – сказала я ещё раз. – Извините. У меня аллергия на книжную пыль.

– У жизни занятное чувство юмора, – покачав головой, ответил мистер Делир и почти сразу вернулся к своему столу.

Вот так просто. Без приветствий и прощаний. Спокойно и уверенно.

Почему я так не могу?

Я повернулась к новой книге. Сборник средневековых баллад с золотым тиснением.

Интересно, он сам это читал?

Было сложно представить в одном ряду мистера Делира и любовную поэзию. Ну, ладно. Допустим, не только любовную… Но ответ пришёл сам собой. Он преподаватель литературы. Конечно же, читал. Он не стал бы рекомендовать книгу, с которой не знаком.

Полистав сборник, я остановилась на искусной гравюре: менестрель под окном башни, из которого маленькая женская ручка выпускает легкий как дым платок. Как и все тексты в этой книге, балладу начинала гротескная рукописная литера. И слова, льющиеся из глубины веков, замерли на пожелтевшей странице:

__________

Ты свежа как рассвет,

Но во мне цветенья нет.

Как, тоску уняв, оплёл меня мечтами

Голос твой, шёлк волос?

Лепестками нежных роз

От любви трув́ера 8 сердце расцветало.

Больше не коснусь подола платья:

Ввысь уходит стена – взаперти мечта моя.

Каждый вдох вблизи оков – моё проклятье.

__________

Мы с Марго встретились на Центральной городской площади – которая, к слову, находилась вовсе не в центре города – и теперь шли мимо торговой галереи к Кафедральному собору. У галереи была высокая стеклянная крыша, сквозь которую уже издалека было видно, как небеса пронзают многочисленные шпили и причудливые башенки пинаклей, увешанные краббами и крестоцветами.

Марго была в кремовом ситцевом платье. Её распущенные волосы сверкали при каждом движении, лицо озаряла сладкая улыбка, а ножки в полутанце цокали по тротуару из жёлтого кирпича, вдоль рядка стройных ажурных фонарей.

На пути показался незнакомый парень. Завидев Марго, он улыбнулся ей и зашагал ещё уверенней – чтобы произвести весомое впечатление. И уже ничто не могло сбить его с курса.

Я видела такое не однажды. Не очень-то надеясь на успех, мы попытались предупредить незнакомца, но тот оставил без внимания и меня, и Марго, поднявшую руку.

Дзын-н-нь.

Парень с гулким металлическим звуком обнялся с фонарным столбом. Сцена этой любовной встречи уже привлекла взгляды прохожих, а Марго неловкости не любила, поэтому поскорее обошла её стороной. Парень валялся на тротуаре, потирая лоб. Вроде бы, ничего не расшиб.

– Бедняжка. Наверное, у него двоится в глазах.

Нет, Марго было ничуть его не жаль, потому что она всё пытала меня вниманием. Как мы вышли из библиотеки, так она всю дорогу и не отставала с расспросами, что случилось.

– Да нормально всё.

С поддельным интересом я уставилась сквозь стеклянный свод, якобы стараясь разглядеть чудо готической архитектуры. Мне в самом деле было не до психоанализа, но от Марго так просто не отвяжешься.

– Признавайся. Опять мистер Нет настроение испортил, индюк надутый?

Марго просто обожала спускать меня на землю прямолинейными вопросами.

– Что? Нет! Тихо ты, – я огляделась, проверяя, не идёт ли он следом.

Атермонтцы вряд ли знали прозвище мистера Делира, но после слухов про бакалейщика я не могла сказать наверняка. По закону подлости объект тайного обсуждения становился его свидетелем в самый неподходящий миг. Но беспокоилась я зря – рядом никого не было.

– Расслабься, параноик.

Марго похлопала меня по плечу. Мне захотелось перестать с ней разговаривать.

До собора оставалось рукой подать, и теперь он занимал весь обзор, только я глядела под ноги и никак не могла понять, что не так. Настроение было отличное: мистер Делир всё-таки решил мне помочь. Сборник средневековых баллад, что он принёс, невероятно вдохновлял. Баллады оказались не только любовными, но и о ратных подвигах, и злободневными, и поучающими, и шутливыми. Жаль, книга была библиотечная. Она едва не рассыпалась от старости, и взять её с собой не удалось.

– Всё в порядке, просто слишком много мыслей, – я пнула камушек по жёлтой плитке. – Ты же знаешь, как непросто вернуться в реальность после работы над книгой. Хорошо еще, что не приходится топать с блокнотом, сочиняя на ходу.

– Это да, – Марго припомнила мою раздражающую привычку записывать всё, что приходит в голову. – Рада, что ты так успешно взялась за книгу.

– Я тоже. Правда не знаю, что ещё можно-о… О-о…

Вид собора вблизи привёл меня в оцепенение. Перед нами всею мощью и весом разверзлись грандиозные литые ворота, зеленоватые от патины. Изнутри собора манило живописное убранство, но я не могла двинуться и, запрокинув голову, пыталась охватить всю эту громаду целиком. Когда-то подкопчённый огнём, влагой и временем, но почти отчищенный горный песчаник складывался в строгие вертикальные линии. Карнизы и водостоки облюбовало семейство горгулий. Выражения их чудовищных морд, то пристально наблюдающих свысока, то перекошенных яростью и страданием, в окружении голубей показались мне неожиданно комичными и нелепыми. Я расхохоталась. Марго, ожидавшая раболепного благоговения, поспешила оттащить меня в сторону, пока я не распугала всех птиц в округе, а вместе с ними и туристов.

– Хы-ы-ы… Он как будто на горшке сидит, страдает – и орёт. Несчастны-ый…

– Алекс, ну и сравнения у тебя… – сквозь хохоток Марго закатила глаза. Пару минут она энергично обмахивала меня ладонями, а я пыталась отдышаться, чтобы не дойти до слёз.

Но как только собор принял нас в свои чертоги, нервный смех сразу утих. Людей здесь было даже больше, чем на Центральной площади. Торжественная обстановка, величие и размах архитектуры, математическая точность каждой составляющей – поглощали внимание целиком.

Неразборчивое журчание речи и шелест фотозатворов устремлялись в высоту веерных сводов, теряясь среди света и призрачного эха. Сотни подошв с робким стуком опускались на треснувшие каменные плиты, изрезанные отголосками латыни. Я вспомнила свой сон, разрушенный замок, и сердце сжалось от мысли, что эта красота тоже когда-то падёт под натиском времени.

Венцом великолепия был роскошный тринадцатиметровый оргáн под присмотром хора скульптур: ангелов, апостолов и монархов. Тело его, ладно собранное – деталь к детали, лоснилось от сусального золота и полироли. Дым амбры и смирны окутывал нас невесомой как паутина пеленой. Дыхание само собой становилось медленным и глубоким, напитывая покоем самое нутро. Двигаться было всё труднее.

Марго по памяти, кратко и очень тихо пересказывала историю реставрации собора. Это не мешало ей лавировать среди толпы, увлекая меня следом: сквозь стрельчатые арки, отделяющие нефы друг от друга, между проходов, устланных алыми коврами, между огромных, сажевого цвета деревянных скамей с необычными выступами внизу. Марго сказала, что эта ступенька называется генофлекторий, и люди становятся на неё коленями, чтобы не опускаться на пол во время молитвы.

Солнце окончательно растопило облака – и всё преобразилось. Монументальное кружево розеток и трилистников заиграло сотнями оттенков. Радуга, пойманная стрельчатыми окнами, брызнула на пол и стены. Масверк бережно хранил средневековые мотивы и старинные гербы, картины из жизни святых, окруженных ангелами с крыльями, тяжёлыми от позолоты, и чернильно-синими демонами с высунутыми красными языками, с глазами, выпученными для пущего ужаса. Вот бы бродить здесь часами…

Обойдя нефы несколько раз, мы оказались у подножия резной винтовой лестницы. Её протёртые с годами ступени поскрипывали под шагами спускающихся и поднимающихся людей. Цветочный орнамент балясин, любовно очерченный рукой краснодеревщика, ложился на фигуры ажурными тенями. Марго сказала, что наверху меня ждёт ещё сюрприз. Я красноречиво взглянула на генофлекторий и взмолилась, чтобы она наконец меня бросила и спасалась сама.

– Это ещё что, – ухмыльнулась Марго. – Вот в Маастрихте есть целый книжный магазин в старинной доминиканской церкви. Тебя было бы оттуда не вытолкать.

Лестница вела в маленькую душную библиотеку под крышей собора. Она оказалась очень тесной, вдобавок ко всему перетянутой ограничительной лентой, но древнее собрание книг придавало крохотной комнате неповторимую атмосферу значимости. Стеллажи, украшенные резьбой, упирались острыми навершиями в низкий полукруглый потолок, как в монашеской келье, и неровные ряды книжных корешков на полках наполняли сердце лёгкостью и надеждой. Здесь ты чувствовал себя причастным. Точно подмастерье, прикоснувшийся к ладони мастера.

И я улыбалась.

Выйдя на улицу, окрылённая, опьянённая чувством вечности, я снова уставилась в небо – теперь ни горгульи, ни облака не мешали мне видеть всю широту, весь простор мироздания, любящего и любимого. Воздух хлынул в лёгкие, наполнив их сочным сладким ароматом свежескошенной травы. В невероятном восторге я обхватила себя руками, как бы пытаясь втиснуть разошедшуюся душу обратно.

– Тебе помочь, бедолага?

Бережно и мягко Марго обняла меня, словно боясь потревожить мгновение: так мы замираем, чтобы не спугнуть севшую на подоконник птицу. И пока я не успела разгадать её хитрый план, она попросила прохожего сфотографировать нас на фоне собора.

Эстетичные виды всегда действовали на Марго необычно – её тянуло пожрать. Протащив меня по улице мимо торговой площади с цепочкой лавочек, мимо крыльца с синей дверью и лаймовым деревом, мимо полупустой цирюльни, она нацелилась на «Золотистый хруст».

Из пекарни показался жующий Фрэдди. Налетев на друга с радостным визгом, Марго повисла на его шее. Сквозь кособокий смех прозвучал чмок и какие-то непереводимые прозвища. Неловко и ужимисто покрутив её вокруг себя, Фрэдди вернул Марго на землю. Как бы с оглядкой он скользнул взором по моему лицу, с усилием проглотил то, что жевал, и потянулся ко мне:

– Здравствуй, Алекс.

Может быть, Фрэдди этого и ждал, но кидаться в его объятия как Марго я не стала. Только тихонечко помахала в ответ:

– Привет.

Марго не тратила времени на светскую беседу и заглянула через витрину в пекарню.

– Уже открыто? – спросила она. – Кушать хочется.

– Только что открылись, – пожаловался Фрэдди. – Мне, вон, пришлось запихать в себя обед за шестьдесят секунд, чтоб маме не мешать.

Заставив всех вздрогнуть, на той стороне улицы с приветственным воплем показался Марк.

– Добрый день, дамы! …И не дамы, – Марк театрально поклонился, повращав кистью руки аки дворянин, и подмигнул, явно наслаждаясь нашей реакцией.

– О, привет!

Далее случился долгий, очень долгий и полный смеха путь навстречу через переход. Марк сыпал виртуозными комплиментами, заигрывая с воображаемой и присутствующей публикой: с автомобилистами. Фрэдди в ожидании прислонился к двери пекарни, сложив руки на груди.

– Ну давай быстрее, маркиз де Карабас 9.

Приблизившись, Марк понизил голос и очаровательно поклонился, взведя на Марго глаза тёплого орехового цвета:

– Enchanté, mademoiselle 10.

Она сделала реверанс и вложила пальчики в его властно протянутую ладонь. Поцеловав её руку, Марк с улыбкой послал мне воздушный поцелуй, после чего поглядел на Фрэдди – мол, тебя целовать не буду. Фрэдди фыркнул и кивнул в сторону пекарни, обращаясь к Марго:

– Сходить с вами?

Марго, кажется, уже забыла про обед.

– А? А… Не потеряемся, не переживай.

– О, а в кино мы уже не идём, да, Рубус? – подколол его Марк.

– Иди, я догоню.

– Нет! Я позвоню Шейле, скажу, что всё отменяется, раз такое срочное дело – дамы в беде. Город незнакомый, вокруг темень. Того и гляди, нападут потомственные маньяки и всех украдут…

– Ай, отстань, Марсоход, – Фрэдди от души треснул его по подтянутому животу и замер.

– О нет! Предательство! Что ж, сударь, вы подлец! – Марк принял картинную борцовскую стойку, но бицепсы его действительно налились.

Про себя я порадовалась, что это всего лишь дурачество. Марк без труда мог бы вырубить Фрэдди. В парке аттракционов он поднял Шейлу одной рукой.

Марк производил впечатление типичного мужчины с простым и понятным характером. Выражалось это в трёх категориях: секс, еда и движение. По словам Марго, помимо ореола альфа-самца, он также обладал редкостной вспыльчивостью, что со временем трансформировалась в философию пневматической боксёрской груши: «Не лезь ко мне – и я не дам тебе в глаз».

Я вдруг вспомнила, как зимой Марго жаловалась мне на какого-то парня, и теперь поняла, что она имела в виду Марка. Шейла встретила его в медицинском университете в День открытых дверей, и Марк, будучи старшекурсником, предложил помочь ей подготовиться к поступлению. Когда Шейла привела его в старенькую сложившуюся компанию, Марго была не в восторге.

Теперь Марго привела меня, и не в восторге были уже все остальные. Так мне казалось.

Было непросто совместить сфабрикованный Марго злодейский образ Марка с приятным и энергичным молодым мужчиной. У Марка было светлое одухотворённое лицо, уверенный открытый взгляд, и при всей его экспрессивности – мягкая, расслабленная манера речи, как у человека, не придающего большого значения сложностям и житейским неурядицам. Весь его вид так и говорил: держись меня – и мы выберемся из любой задницы.

– А чего это вы мен… нас не позвали в кино? – обиделась Марго.

– А чё? Вашему высочеству нужно отдельное приглашение в чате?

– Точно… Чат…

– Так как насчёт?..

Марк передумал устраивать дуэль. Фрэдди с облегчением выдохнул и, помедлив, добавил:

– Алекс, ты с нами?

Опять кино… Но в компании Фрэдди и Марка?

Марго мигом повернулась ко мне. Она обожала кино.

Сценический шлейф сопровождал Марго всюду. Отрепетированные жесты, цитаты из постановок, ежедневная смена образов и, наконец, восторженные набеги на кинотеатр всякий свободный вечер. В Академии мы смотрели фильмы десятками. Я так устала от них открещиваться, что выработала иммунитет, втайне думая о своём, пока Марго липла к экрану.

Даже в спальне Марго – просторной и полной воздуха – был донельзя тривиальный гримёрный столик, утыканный лампочками по периметру зеркала, отчего комната больше походила на будуар эгоцентричной кинозвезды. Спальня воплощала все чаяния Марго. Обилие студийного света, высоких бра-прожекторов и дизайнерской подсветки в нишах превращало нежные обои цвета телесного грима в несколько контрастных съёмочных зон.

Я прямо-таки осязала, как Марго тянет пойти. Чтобы она да отказалась от нового фильма, требовались недели изощрённых пыток. Предложение было заманчивым, но я пока не привыкла к друзьям Марго и волновалась рядом с ними. Однако и отказать не могла, рискуя показаться невежливой.

Марго угадала моё смятение и ответила:

– Нет, люди, мы не пойдём.

О, я не это имела в виду…

– Тебе не обязательно отказываться из-за меня.

– Я знаю. Просто хочу побыть с тобой, – Марго потрепала меня по плечу. – С этой легендарной компашкой мы ещё успеем провести время.

Она подмигнула ребятам. Если Фрэдди и расстроился, это не было заметно.

– Ладно, мы тогда потопали. Дамы, – Марк склонился в очередном почтительном па.

– Играет он блестяще. Сдалась ему эта медицина, – проронила Марго себе под нос.

Марк и Фрэдди направились в сторону кинотеатра. Я с укором посмотрела на Марго, чувствуя себя предательницей из-за её отказа, но не вышло – она глядела не на меня, чего-то ожидая. Спустя секунду стало ясно, чего именно. Перейдя на другую сторону улицы, Фрэдди с улыбкой оглянулся.

Миссис Рубус категорически отказалась брать с нас деньги.

Две свежие творожные слойки с нежной хрустящей корочкой и тончайшими нотками пропитанного сиропом миндаля таяли во рту. Либо мой голод обрёл вселенский масштаб, либо мама Фрэдди в самом деле была гениальным пекарем. Я была готова чуть ли не пальцы себе откусить.

– Чем займёмся? – спросила Марго, аккуратно сворачивая бумажную обёртку и метким броском отправляя её в урну на выходе из пекарни.

Рот был занят, и я на всякий случай пожала плечами:

– Ни малейфего префсфавления…

– Значит, будем бездельничать.

Я с тоской взглянула на последний кусочек слойки, прежде чем запить его прохладным летним кофе. Мимо с сонным жужжанием прокатил маршрутный микроавтобус. В его стёклах отразился слепящий солнечный луч – настойчиво, как блик рекламной улыбки, будто пытаясь на что-то намекнуть…

Чего дома сидеть?

– Погода вроде наладилась. Раз купаться нельзя, так, может, хоть на пляже поваляемся?

Марго на секунду зависла.

– Алекс, кто тебя подменил? Ты превращаешься в веселого и энергичного человека. Тебя что, тоже Рем укусил?

Я скорчила рожицу.

– Ты меня укусила – только раньше у меня был иммунитет. Или у тебя яда было недостаточно. Может, я сейчас бьюсь в счастливой предсмертной агонии, и последние часы моей жизни будут наполнены ужасающим ликованием и нервным восторгом?

– Дурочка моя, – она рассмеялась, прикрыв рот пальцами, хотя больше самой Марго продолжали смеяться её трясущиеся плечи.

Из соседней двери с табличкой «Бакалея» показалась низенькая круглая фигурка. Владелец выглянул на улицу. В его пухлой руке были зажаты мокрая тряпочка и кусочек мела – похоже, чтобы сменить надпись на меловой доске перед входом.

– Это мистер Ледум, – шепнула Марго. – А там…

Она указала в сторону, но вдруг о чём-то вспомнила и замолчала.

Мистер Ледум оказался неторопливым мужчиной средних лет. Он носил старенькие брюки, подобранные ремнём под кругленьким животиком, на который как на глобус был натянут клетчатый жилет. Из-под жилета виднелась рубашка с коротким рукавом, в которой ему всё равно было жарко – с загорелого лба, попавшего во вражеское окружение залысин, стекали струйки пота.

Заметив нас у крыльца, бакалейщик расплылся в вежливом приветствии и, приняв явно неудобную позу вполоборота, стал сосредоточенно стирать надпись с доски. Наверное, мистеру Ледуму казалось, что никто не замечает, как он украдкой поглядывает через дорогу.

По ту сторону улицы, где расположился цветочный бутик, среди разноцветных ваз вертелась худенькая светленькая девушка. Выглядела она неестественно беспечно, как и бакалейщик, и временно обладала таким же любовным окосением от тайной перестрелки глазками. В лёгком платье лилового оттенка, с бледной кожей и неземными, даже скорее инопланетными пропорциями лица, она была похожа на лесную фею.

– Добрый день, мистер Ледум!

– Добрый день, мисс Астильба! – зарделся бакалейщик, улыбаясь во весь рот, и принялся ещё усерднее натирать меловую доску.

Мисс Астильба энергично помахала ему, но сразу отвернулась и увлеклась делом – стала медленно и аккуратно сливать воду из ваз в решетку водостока, точно из канализации на неё могло наброситься чудовище или какой-нибудь зубастый клоун с красным воздушным шариком.

Марго заговорщически сияла, беззвучно, но в лицах передразнивая героев любовной драмы. Я покачала головой и потянула её в сторону особняка Равелов – смотреть здесь было не на что.

Вот уж точно, во всём виноваты «бесстыжие сплетники».

Мистер Делир напрочь забыл об обещании помочь мне, или, может быть, передумал. Всю следующую неделю от него не было никаких вестей, и в библиотеке он тоже не появлялся.

Как-то раз, исключительно по воле случая, я увидела его выходящим из аптеки на другой стороне улицы. Не замечая меня, мистер Делир перешёл дорогу и спокойно прошествовал мимо. Он с кем-то беседовал по телефону, а мешать разговору было невежливо, так что я промолчала, провожая его взглядом.

В другой раз заметила его на террасе кафе. Он пил американо, увлеченно вгрызаясь в свежий том «Бездны ужасов» Томаса Сиберия – эту книгу не нужно было видеть близко, чтобы узнать: обложка анатомически мясного цвета с острыми как лезвия серебряными буквами. Просто попадаясь на глаза, она каждый раз нагоняла жути.

Последней каплей стал случай, когда я любовалась миниатюрным замком из янтаря в витрине магазина, а мистер Делир остановился в двух шагах и уставился сквозь меня. Он и бровью не повёл, продолжил свой путь. О какой помощи могла идти речь?

Может быть, это к лучшему. Я слишком зациклилась на мистере Делире в роли Deus Ex Machina 11 , и это меня морально расслабило. Он ничего мне не должен.

В последние дни мне разонравился непоколебимый покой залов городской библиотеки. Писала я в основном дома и иногда выходила на прогулку. Впрочем, в Атермонте невозможно было просто гулять – жара и перепады высоты превращали обычный шаг в тренировку. Не представляю, как Марго умудряется бегать по этим холмам.

И всё-таки в этот раз я выбралась на свет божий вовсе не для того, чтобы успокоить Марго, убеждённую, будто я готова всю жизнь просидеть взаперти. Я искренне, нежно полюбила улочки Атермонта. Живые, дышащие лёгкостью, они завораживали пестрыми красками, зеленью и тайнами. Мне нравилось бывать и у моря, и на юго-западе, у подножия огромной горы. Ноги гудели от усталости, мозоли ныли под аппликациями из пластыря, но город манил неизведанностью.

Едва стоило ступить на улицы Атермонта, в глаза сразу бросалась ослепительная чистота. Город точно обернули гигантским свежевыстиранным пододеяльником. С непривычки мне казалось, будто всё здесь без остановки драят и чинят, как только я отвернусь, потому что дворников на улице видно не было. Не следить же за ними, в самом деле.

Как оказалось, здесь было много не только детей, но и пенсионеров. Старички и старушки здоровались со мной в сквериках и магазинах, на набережной с солнцезащитными зонтиками, в парке с умильно серьезными собачками, на детских площадках вместе с внуками – и мне впервые в жизни совсем не было стыдно за то, что я молода, полна сил, быстро хожу и наслаждаюсь жизнью, как это обычно бывало перед немощностью пожилых людей.

Это были такие маленькие сияющие счастьем безвозрастные леди и джентльмены. Интеллигентные, аккуратные, доброжелательные – они никогда не навязывали мне своего общества, учтиво подсказывали дорогу и от вежливости расцветали улыбками. Женщины носили модные шляпки, мужчины держали в руках резные тросточки – именно держали, а не опирались на них, и при желании могли дать фору в скорости даже мне, пока я постыдно запыхалась на склонах Чёрной горы (оказалось, я угадала с названием). Что полностью покорило меня в старожилах Атермонта – задорный огонёк в глазах, точно им вовсе и не было по семьдесят лет.

Врубив в наушниках музыку для бодрости духа, я слонялась вверх и вниз по холмистым крутым улочкам. Было тяжело, и, хотя я делала вид, будто останавливаюсь, чтобы полюбоваться видом, сердце превращало грудную клетку в бешеный барабан. Косо уложенный булыжник, – чтобы не скользить по камням во время дождя, сейчас только усложнял путь. Солнце плавило воздух над дорогой, и подошвы скользили по острым краешкам как размякший пластилин.

Иногда я спасалась от полуденного зноя в небольшом симпатичном кафе, белеющем цветочками тентов на высоком предгорье. Оно так и называлось – «Предгорье». Сидя за столиком, я потягивала ледяной молочный коктейль через трубочку, немного сочиняла и изредка срисовывала детали пейзажа: не всё же тексты катать. Отсюда открывалась чудесная панорама: крыши и яркие башенки, контрастирующие с тенью улиц, длинные щёточки кипарисовых аллей, жужжащие жучки автомобилей. Совсем близко сквозь морскую лазурь и зелень белела колонна маяка.

Шершавые ступени старинных каменных лестниц, опутывающих город сложным кружевом, могли привести куда угодно. То и дело сталкиваясь лицом к лицу с замшелыми тупиками, я стирала с лица щекотные капельки пота и под зубной скрежет возвращалась туда, откуда свернула.

В последнюю прогулку-тренировку я вышла к живописным руинам древнего амфитеатра, скрытым в глубине заброшенного, заболоченного, заросшего осокой парка, но в другой раз найти его не смогла и заблудилась в так называемом Новом городе – в нескольких километрах от особняка. Плутание среди незнакомых многоэтажек пугало меня больше самого дремучего леса, так что с тех пор я изучила вдоль и поперёк единственный путь и всегда им следовала, а в Старый город покатила на автобусе – к счастью, маршрутная сеть в Атермонте была проще некуда.

Когда погода позволяла, мы с Марго валялись на пляже. Постепенно меня перестало волновать даже купание, правда, последующие дни мало напоминали ту первую, волшебную вылазку на море, несмотря на шторм. Я часто вспоминала её: пальцы перебирают, пересыпают теплый песок, над головой простирается пушистый персиковый градиент неба – солнце клонится к закату. Устроившись у холма, поросшего метлицей, что служит надёжным укрытием от буйного ветра, мы говорим и никак не можем наговориться.

Покрывало наше как куцая скатерть-самобранка. Нехитрый провиант составляет бутылка грушевого лимонада и кусочки пиццы, сложенные башенкой – невероятно вкусно, – зато хватает места, чтобы не сваливаться в песок. Мы с Марго лежим рядом, окружённые утекающим солнцем и мерным шумом волн, жуём пиццу, говорим о прошлом, о будущем, делимся страхами и мечтами, и просто болтаем обо всякой чепухе. И нет ничего важнее этой чепухи.

А вечера – совсем другая жизнь. Вечера я проводила с семьей Марго и самой Марго, стойко выдерживая поток её восторженной болтовни о кино. Подтрунивания Натана над Лили атаковали меня эффектом дежавю, напоминая отношения с братом. Я старалась разгадать непонятную персону дедушки Регана, так ни разу и не заговорившего в моём присутствии, и безуспешно пробовала подружиться с необщительной Крис или произвести хорошее впечатление на дядю Альберта, но каждый раз в тревоге сбегала из-под его неусыпного аргусового взора.

Постепенно я начала Альберта понимать: из комнаты Натана то и дело доносился подозрительный грохот, но так как Марго не обращала внимания на шум, я с ним постепенно свыклась. Когда Натан затихал, слуху открывались и другие звуки.

Дом Равелов был полон собственной музыкой, как живой организм. Тишина старинного особняка никогда не была стерильной. Что-то клокотало и позвенивало на кухне, мерно и буднично пели водопроводные трубы, дедушка Реган медленно, систематично топал по лесенкам. Поскрипывали старые ступеньки. Шаги его доносились на протяжении всего дня: судя по всему, утром он начинал восхождение у подножия винтовой лестницы восточной башни, чтобы к вечеру наконец добраться в обсерваторию.

Роза следовала завету Бродского и не выходила из комнаты. У неё было тихо. Я бы не сказала, что круглосуточное чтение статей и книг о фотографии – успешная тактика убеждения родителей. Большую часть времени они работали. Наблюдать за её усердием было некому.

Редко бывали дома не только Равелы-старшие, но и Этан. Уезжая по поручениям родителей в любое время дня, он почти всегда возвращался за полночь. Когда мы пересекались, Этан был привычно вежлив, приветлив и обаятелен, но – секунда, другая, – и из-за неприкрытого флирта общаться с ним становилось невыносимо, так что отсутствие Этана меня ничуть не беспокоило.

Тётя Марго – Амалия работала в больнице и часто оставалась на ночные дежурства. Дядя Альберт тоже дежурил, правда в полицейском участке. Крис была предоставлена самой себе. Натан недалеко ушёл от правды в суждениях – постепенно она действительно стала напоминать упыря. Возвращаясь под утро с воспалёнными от табачного дыма глазами, Крис утаскивала в «убежище» немного еды, аспирина и заваливалась спать. Это её отца почему-то ни капли не волновало. Кажется, Крис была загадкой даже для собственных родителей. Временами Альберт и Амалия тактично выпытывали, куда она хочет поступать после школы, и вид у неё при этом был растерянный и удивлённый, как у младенца: мол, нужно кем-то становиться? А можно как-нибудь не расти?

Пару раз я виделась с друзьями Марго. Назвать ребят своими друзьями у меня язык не поворачивался. Не из-за пренебрежения. Я просто не считала себя достойной войти в их число. Я не раз пожалела, что мы с Марго не пошли с ними в кино. После вечера в парке аттракционов компания никак не могла собраться. У всех был забот полон рот.

Марк, заручившись поддержкой Шейлы, присматривал за младшими братьями и сестрами, и готовился к практике в местной клинике. Рем просто где-то пропадал – Марго даже не стала утруждать себя объяснениями. Северу и Веронике пришлось уехать в Либерг, чтобы проведать бабушку, а Диана круглыми сутками пахала в кафе. Помимо этого, на её плечах был ещё и дом, помощь матери, и сад – из-за чего следом за Ди вечно тянулся мрачный, навязчивый запах сырой земли, совсем непохожий на оранжерейный. Я привыкла к нему не сразу.

С Фрэдди мы встретились лишь однажды, когда нас с Марго снова отправили в пекарню. Он был взмылен как скаковая лошадь, занят по уши, таская мешки с мукой. Мы успели перекинуться лишь парой фраз.

– Моя мама, – крякнув, пояснил Фрэдди. – Из категории людей, которые нагружают тебя горой обязанностей, стоит только появиться в поле их зрения. Так что «бегите, глупцы…» 12

Наверное, это правило распространялось только на Фрэдди.

Марго отметила, что миссис Рубус уже не смотрела на меня как на незнакомку. Аккуратно и по-дружески она коснулась моей руки, передавая неизменно увесистую корзинку с выпечкой. Отчасти миссис Рубус напоминала мою маму: такая же деятельная и заботливая, она всё держала в своих руках. Правда, мама Фрэдди всё-таки была строже и молчаливее – значительно молчаливее. Я на всякий случай вела себя с ней как сапёр: не хотелось портить отношения. Кто знает, вдруг Фрэдди взбредёт в голову, что я ему нравлюсь.

В один из вечеров в особняке было особенно пусто и тихо – Равелы почти в полном составе уехали в гости к друзьям, захватив с собой безуспешно сопротивляющихся Крис, Лили и Натана. Роза, естественно, заперлась в комнате, её никто не трогал, но вот Марго ждала бы участь младших сестёр и брата, если бы не мой приезд. Разыгрывать драму она умела как Сара Бернар. Вздыхая, как же одиноко мне будет без неё, как нечестно тащить меня в гости к незнакомым людям, Марго в два счёта убедила родителей позволить ей остаться дома. Виртуозно, должна признать.

Я бы легко поверила в её шоу, если бы не была собой. Мне было одиноко крайне редко. Я могла спокойно провести круглые сутки, размышляя в пустой закрытой комнате, а если бы там были блокнот и ручка – то и всю неделю.

У домработницы сегодня был выходной. После ужина в формате съём-всё-что-вижу мы покормили посудомоечную машину и расположились в комнате Марго под драматичные звуки оркестра. Она только что приобрела в онлайн-каталоге мелодраму начинающего, но уже гениального режиссёра Романа Лапонски. Фильм назывался скучнее и пафоснее некуда – «Мгновения жизни». Философские глубокомысленные сюжеты нагоняли на меня тоску, но Марго, естественно, об этом не знала. Признать, что мне не нравится выбранное ей кино – всё равно что преподнести в подарок увесистую кувалду и услужливо подставить голову.

Несмотря на понимание, как всё это важно для Марго, существовать постоянно в подобной среде было непросто. Я очень старалась вникнуть в мудрёный сюжет фильма, но чувствовала себя непроходимо тупой. Будучи подкованной в вопросах кинокритики, Марго убедила меня, что «главная темы ленты филигранно передана благодаря новаторской операторской работе». Да, это снова была цитата. Принадлежала она любимому кинокритику Марго – Аверу Сильве. Я безоговорочно признала его правоту, чтобы не развязать войну с «высоким искусством».

Услышь Марго мою реальную точку зрения, у неё бы волосы встали дыбом. Мне было трудно обойтись без иронии: эти многозначительные театральные паузы, напряжённое молчание под музыку, прописные истины, произносимые с каменными лицами. Если кто-то из авторитетов индустрии однажды заявлял, что увиденное гениально, остальные годами повторяли его слова без опоры на изменившиеся реалии, боясь сойти за профанов. Впрочем, кого волнует моё мнение?

Фильм я смотрела краем глаза, выводя в блокноте нескладные строчки. Сюжет романа не клеился. Мысли витали где-то в эфире. Мешали ли мне диалоги с экрана, или я просто стала до одури рассеянной – удовольствия работа над книгой не приносила совсем.

Стоило признать, меня выбило из колеи наплевательское отношение мистера Делира. Это был единственный человек в Атермонте, способный помочь мне с романом, но для него самого я была случайной, незначительной деталью в окружающем мире. Собственная догадка оказалась болезненной, и, чтобы не расплакаться, я нервно рассмеялась.

– Ты чего? – удивлённо поглядела на меня Марго. – Такая сцена трогательная…

– Прости, о своём задумалась.

Она мгновенно погрузилась в просмотр снова, а я ещё раз обвела ручкой имя де Лисса и вздохнула. Был ли смысл сидеть тут дальше, если сюжет фильма меня не интересовал, и даже само присутствие только мешало Марго?

Я поднялась с места и принялась собирать скатившиеся в угол дивана гелевые ручки. Навязчивая мысль, что мои попытки писать книгу ужасно банальны, сводила с ума. Неужели мистер Делир указал на средневековые баллады из чистой жалости, предполагая, что я не найду их сама? Это было обидно, но, что самое неприятное, похоже на правду.

«Люди охотно верят тому, чему желают верить», – в фильме кто-то процитировал Цезаря, словно бы в ответ, и я ощутила, как всё внутри перевернулось – у жизни и правда очень странное чувство юмора.

– Ладно, я сдаюсь, – сердито заявила Марго.

Я приготовилась каяться, что мешаю ей, но вместо того, чтобы ругать меня, Марго раздражённо зажала кнопку на пульте. Экран погас.

– Чушь какая-то. Сценарист явно не выспался и ловил глюки.

У меня глаза на лоб полезли. Марго вскочила с дивана и направилась к гигантскому платяному шкафу с зеркалами во всю ширину. Не без оснований она почитала свой гардероб за личное божество: найти там можно было что угодно.

Сейчас начнётся… В эфире передача «Уголок стилиста».

– Мы идём в бар, – провозгласила Марго. – Все выходные впустую! Пусть эти засранцы только попробуют отказаться – я им устрою!

Засранцы. Она частенько называла так друзей. Из уст Марго ругательства звучали совсем не обидно, потому что не содержали ни грамма негативного подтекста. И вообще, каждый, кто знал Марго хоть сколь-нибудь хорошо, легко привыкал к её частым и бурным сменам настроения. Лично я уже ничему не удивлялась.

– Тоже мне президенты с плотными графиками нашлись, – бубнила она, выуживая вешалку с вопиюще коротким платьем. – Ты чего стоишь? Наводи красоту – будем зажигать!

Не дожидаясь ответа, Марго набрала чей-то номер и, зажав трубку между ухом и плечом, стала стягивать штаны. Я поспешила в свою комнату, пока Марго не взбрело в голову вытолкать меня из дома в чём мать родила.

Бар «Синяя дверь» находился неподалёку от пекарни, на перекрёстке Лазурного проспекта и Первой улицы, и его входная дверь действительно была синей. Я видела её несколько раз, но мне и в голову не пришло, что именно сюда мы завалимся такой ватагой. Снаружи бар казался довольно тесным. Синяя дверь была не единственным сюрпризом – в центре помещения, под потолком висел крышей вниз «Фольксваген-жук». Он тоже был синий.

Качок-бармен с татуировками по всему телу оказался владельцем бара, и колоритом ничуть не уступал своему заведению. Перемигнувшись с ним, на входе нас встретила не менее эффектная женщина-неформалка с синими волосами и бейджиком «Администратор» на груди. Пока парни толпились на пороге, делая вид, что сосредоточенно читают надпись на бейджике, мы с Марго, Шейлой, Никки и Ди снисходительно переглянулись и отправились искать место потише.

Играла рок-музыка. Не слишком громко – но и не поговоришь.

Народу было немного. Пик активности приходился на пятницу и субботу, и сегодня, в воскресенье все отдыхали дома. В полумраке, освещаемом причудливыми лампами накаливания и медленно вращающимися цветными прожекторами, Вероника и Диана приметили уютный столик, окружённый диваном с трех сторон. Рем был единственным, кто ещё не появился, поэтому на его место мы свалили сумки и куртки. Ребята грозились искупаться в ночном море после бара, так что подготовились заранее.

Я спряталась за одной из пухлых подушек в укромном уголке. Марго аккуратно приподняла мои волосы с сиденья и села рядом. Я свернула пряди петлёй, чтобы не мешали, и уложила их на плечах. С интересом оценив это ухищрение, Фрэдди расположился с другой стороны. От него заманчиво пахло выпечкой.

– Интересно, пацанам память отшибло, что они муж и жена? Схлопочут… – пробормотал он, бросив беглый взгляд на вход, и переключился на карту бара.

– Марк точно в курсе, – ответила Шейла, – У Эфов двое детей: дочка и сын. Ходят в один детский сад с его братом и сестрой.

Она стояла около стола, спокойно наблюдая, как Марк заговаривает зубы миссис Эф. Шейла словно бы и не принимала во внимание, что там происходит. В этот момент она была так невозмутима и так восхитительна, что я не могла отвести от неё взгляда.

Я бы так не смогла.

Наконец все расселись. Нескончаемый список алкоголя пугал. Марго, готовая к такому повороту событий, ткнула блестящим ноготком в какое-то труднопроизносимое название:

– Бери пиво, не пожалеешь. Лучшее в городе. Это. Или вот это.

Я последовала её совету и выбрала крик – вишнёвый ламбик. Отметив, что девушки обычно пьют сладкий и лёгкий алкоголь, парни понимающе заулыбались.

Подали напитки. Фрэдди, Марк и Марго заказали тёмный лагер. Север, сегодня особо молчаливый, остановился на белом пиве, а Диана и Шейла потягивали грушевый сидр. Вероника единственная из всей компании пила безалкогольный мохито. Не потому, что была школьницей – просто она любила сладкое, а алкоголь, включая ликёры, был для неё недостаточно сладким.

Взяв большой грушевидный бокал, я недоверчиво понюхала наполняющий его напиток – аромат был густой и сочный. Сделала маленький глоток. Необычный вишнёвый привкус с кислинкой весёлых пузырьков разлился по языку и скользнул в желудок настойчивым теплом. Компания с интересом наблюдала за мной. Лица у них были хулигански-хитрые.

– О-о-о, да она же никогда не пробовала наше пиво! – вычислил Марк. – Ха! Торжественно посвящаем тебя в рыцари Круглого градуса!

Он перекрестил меня пивной подставкой и полез обнимать Шейлу.

– Не смущай мою любовь, – требовательно заявила Марго. – Свою смущай.

Она ласково потрепала меня по волосам и внимательно взглянула в лицо, чтобы убедиться, что всё хорошо. Ласковое прикосновение расслабило покруче всякого алкоголя. Сама Марго ещё ничего не выпила, а уже всех привела в движение. Ей и не требовалось пьянеть, чтобы вести себя свободно. На меня же ламбик действовал весьма и весьма ощутимо. Впервые в жизни я пила, не давая свободы сомнениям: правильно ли это, достаточно ли я взрослая? Приютившись на диване в обнимку с полюбившейся подушкой, я слушала местные истории, порой смеясь до колик в животе, и чувствовала себя по-настоящему… настоящей.

Напитки обновили. На столе появились тарелки с сырными шариками, копчеными колбасками и чипсами. В моей руке оказался ещё один бокал, полный пива. Я быстро вошла во вкус и с наслаждением потягивала напиток, пропуская кисло-сладкие пузырьки между языком и нёбом. Поймав на себе приметливый взор Дианы, я прочла в нём намёк на снисходительность. В самом деле, сколько можно себя сдерживать? Когда ещё балагурить, если не на каникулах? И всё же свобода давалась со скрипом: несмотря на объем выпитого, я переживала, что обо мне подумают.

Я постоянно сомневаюсь. Мне вечно кажется, что я что-то делаю не так.

Я осушила второй бокал одновременно с заявлением Севера о том, что девушки не умеют пить. Его расширенные зрачки, окаймлённые маслянисто-грифельной радужкой, уставились на меня с одобрением. Север оттого что выпил, стал вдруг неестественно весел и улыбнулся мне. Лучше бы не улыбался. Его угрюмый вид тоже пугал, но я уже начала привыкать к этой мрачности.

Рем заявился в середине вечера. Видок невозможный, смутьянский – чумазое лицо, расцарапанные пальцы, неряшливо подобранная одежда, что первой из шкафа выпала. Но неизменно восторженная, хитрая улыбка приукрашала его диковатый облик. В руках Рем держал светящийся клубок из браслетов и обручей с рожками на пружинках, похожий на запутавшегося Кракена, разве что больно сказочного и радужного.

– Какая красота! – оценила Вероника и нахлобучила рожки на Севера.

Пыхтеть недовольством он не стал. Просто с ухмылкой бросил обруч с рожками на стол.

– Обормот, где ты всё это взял?

Раздав «красоту», Рем с гордостью перетянул одеяло общения на себя и поведал, как они с друзьями забрались на крышу кинотеатра, где и обнаружили коробку «светящихся штук».

Мне стало неуютно от мысли, что мы только что нацепили на себя краденные вещи. Диане, похоже, тоже. Но так как никто не придал происходящему значения, неловкость быстро замяли. Избегая сурового взгляда Ди, Рем для вида поклялся утром вернуть всё на место.

Я высказаться не решалась: боялась ляпнуть что-нибудь не то. И как бы ни старалась влиться в беседу, сразу из неё выпадала – как ребёнок выскальзывает из примеренных маминых туфель. Марго делала всё, чтоб я вписалась в компанию: пересказывала нюансы старых историй, расшифровывала коронные фразочки и локальные шутки, которых я не знала и не могла знать. Она аккуратно переводила разговор в привычное русло, а я кивала, делая вид, что всё понимаю. Но это не работало. Ты можешь разбираться в итальянской опере, любить поэзию и живопись, но всё равно будешь ощущать себя бестолковым туземцем, потому что пропустил последний мем в интернете.

Я лежала на мягкой спинке дивана плечом к плечу с Фрэдди. Как это произошло – сама не заметила. Расплывчато, словно в тумане, с миловидного лица на меня глядели умиротворяющие лесной прохладой глаза. Осознав, как же он близко, я попыталась отодвинуться. Фрэдди это заметил. Он тактично отклонился в сторону и переключился на спор с Марком насчёт фильма, что они смотрели в кино. Стоило отдать должное Фрэдди – ненавязчивая деликатность была редкой чертой для парня. Особенно для того, что нравился девушкам и явно об этом знал.

Неожиданно я обнаружила себя в центре внимания, рассказывая, как Марго под Рождество разыграла сцену из «Лица со шрамом» 13, использовав вместо кокаина два килограмма сахарной пудры. Войдя в азарт, она так надышалась пудрой, что весь вечер чихала и подкрепляла каждый чих фразой: «Познакомься с моим маленьким носом!». История произвела неожиданный фурор. Под бурные аплодисменты друзей Марго одарила их голливудской улыбкой, и, наклонившись ко мне, шёпотом пообещала подбросить мне ночью лошадиную голову за то, что я «слила компромат».

Еще никогда я не находила себя такой лёгкой и такой смешной. Мы делились анекдотами, травили байки и хохотали над виртуозной пародией Рема на Севера. Но вдруг сквозь смех – словно ниоткуда – послышался знакомый голос. Я единственная обратила на это внимание и притихла.

– Давай покажу, как это нужно есть.

«Я здесь» – вторил тот же тембр в глубине моей памяти.

Это был мистер Делир.

Его голос доносился из-за высокой перегородки, отделяющей столы друг от друга, спускаясь по изгибам фигурной панели мягкой бархатной лентой. Судя по женским обворожительным фразам в ответ, в бар Делир пришёл не один.

Без колебания совести я пропустила ту часть, в которой Фрэдди под умилительные комментарии Вероники повествовал, как ему пришлось убегать от матери из-за дюжины пропавших шоколадных пирожных. Для вида улыбаясь, я прислушалась к беседе за ширмой:

– Нравится? В барах такое редко подают – а здесь иногда бывают. Говорю же, устрицы – это вкусно. Глотай, – в голосе мистера Делира сверкнули мелодичные оттенки.

– Ого… М-м-м… – хриплый женский стон, полный наслаждения, отозвался непрошенной истомой внизу моего живота.

– Удивлён, что ты их не пробовала. Столько пишешь о местной кухне. Неужели не приходилось?

– Я пишу о молекулярной кухне. Деликатесы без тепловой обработки не мой профиль. Спасибо, что помог познакомиться с ними поближе.

В её голосе прозвучала неприкрытая лесть.

– Ты познакомила себя со мной, я познакомил тебя с устрицами – всё честно.

В ответ послышался сладкий смешок. Меня затошнило.

– Хочу ещё.

– К вашим услугам, прекрасный эпикурей. Καὶ τἀγαθὸν μὲν εὔκτητον 14 , – пророкотал Делир.

Он что, греческий знает?

Женский голос перешёл в проникновенный шёпот:

– Как это переводится?

– Благо легко достижимо, – мистер Делир протяжно вдохнул. – Желанного легко достичь, несчастия легко преодолеть. Эпикур считал, что высшее благо – наслаждение жизнью…

Конечно… Чтобы наслаждаться жизнью, помогая красивым девушкам, у него время есть, а я… кому я нужна? Чёртов мистер Нет. Даже просто поздороваться не может, будто я невидимка. Очень по-джентельменски. Эстет хренов.

– Алекс? Ты где там? Спишь что ли? – Марго коснулась моего запястья холодной рукой.

Я открыла глаза.

– Ты скрипишь зубами. С тобой всё хорошо?

Приняв вертикальное положение, я прислонила её ладони к лицу, что горело от злости.

– Ох, да… В порядке. Слишком много выпила. Клонит в сон.

Голова у меня в самом деле была какая-то мутная. Услышав жалобы, Марк выразительно воздел руки:

– Да ладно, всего-то пара бокалов! Тебе просто надо пожевать что-нибудь или проветриться. Закажем сухариков с чесноком? Отменные!

– Предлагаю поесть и вместо моря прошвырнуться к дому на дереве.

– Ой, Рем, ну нам же не по двенадцать лет, – возмутилась Диана.

– Кто бы говорил. Сама на прошлой неделе туда ползала курить.

– Что поделать, если крыльцо – единственное место, где меня никто не достаёт?

– Прячешься как школьница, – передразнил её Рем.

– Как будто плохо быть школьницей, – накуксилась Вероника.

– Ди, ты куришь? – удивилась я.

Друзья уставились на меня, явно не ожидая подобного вопроса. Меньше морали, Алекс… Образ правильной Дианы перевернулся с ног на голову. Так вот, почему она так пристально на меня смотрела – пыталась понять, насколько мы похожи.

– Иногда, – кивнула Диана. – Пытаюсь бросить. А ты в курсе, что Марго тоже курит?

Наблюдая за моим вытянувшимся лицом, Ди сама смутилась и пожала плечами в ответ на железный укор Марго:

– Могла бы и помолчать.

– Я думала, ты лучшей подруге всё рассказываешь.

Ди вызывала во мне странную симпатию. Её заявление о том, что Марго курит, не походило на случайную оговорку. Но это не было и злым умыслом, чтобы нас рассорить. Ди хорошо понимала, что делает. Дружба не должна хоронить себя под накопившейся горой секретов.

По какой-то причине мне было всё равно, почему Марго решила не делиться этим фактом. Наверное, курила она нечасто, раз уж я не заметила этого за целый год.

Ничего не объясняя, Марго достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку. Раздала по одной Диане, Северу и Рему, а свою зажала в губах. Пока она прикуривала, я взяла пачку и, рассмотрев пёстрый логотип, вытащила сигарету для себя.

Первая её реакция была бесценна – прямо как у кошки, которую парализовали изолентой. Придя в себя, она поразмыслила и согласно кивнула. Щёлкнуло колёсико зажигалки. Изогнув тонкое запястье, Марго затянулась и медленно выпустила дым в ожидании, не струшу ли я. Она наставнически наблюдала за происходящим, борясь то с ответственностью, то с любопытством, прилагая массу усилий, чтоб не кинуться меня отговаривать.

– Эта тихоня в жизни не делала ничего запретного.

Как в шахматной партии все перевели взгляды с Марго на меня. Её синие глаза сверкали сквозь дым. Я поднесла фильтр ко рту. Марго приподняла брови. Её мягкие губы приоткрылись.

– Почему бы не попробовать, – сказала я.

Голос прозвучал на удивление твёрдо. Я жутко нервничала. Бахвальство было мне несвойственно. Импульсивная попытка изменить образ жизни могла принести больше вреда, чем пользы. Впоследствии я всегда жалела об опрометчивых решениях, но раздумье длилось недолго: не хотелось бы, чтобы и здесь меня запомнили занудой.

Щёлк. Пламя подпалило кончик сигареты. Бумага занялась. Я последовала примеру Марго и втянула чуть воздуха сквозь фильтр, чтобы табак начал тлеть – и вот уже поднимается тонкая едкая струйка дыма. Во рту отдаёт горечью, а лёгкие неприятно тянет. Хочется кашлять, но я терплю, чтобы не разрушить смелый образ.

Фрэдди заворожённо наблюдает. Он хочет помешать, но не решается.

Сделав ещё одну неглубокую затяжку одновременно с Марго, откидываюсь на диван и снова ловлю на себе внимательный немигающий взгляд сквозь клубы дыма. Но в этот раз он принадлежит не Диане, не Марго, и даже не Фрэдди. Нет. Из темноты бара на меня взирают пронзительные взрослые глаза, полные внутренней силы и… власти.

Живот сводит холодом. Я задерживаю дыхание, пытаясь прийти в себя, и быстро опускаю сигарету под стол. Глупо. Он всё видел. Мистер Делир стоит около нашего столика с женским жакетом в руке, и не отводит глаз, оценивая мою развалившуюся на диванчике фигуру. Растрёпанные волосы и затуманенный взгляд – явно не то, чем бы я хотела его впечатлить.

Вот уж «впечатлила»…

Я вытягиваюсь по струнке и сажусь, игнорируя вопросительный взгляд Фрэдди. От резкого движения начинает кружиться голова. Ухающие басы рок-музыки не позволяют мне собраться:

__________

Паденье вниз… И ты всё ниже…

Не глядя на меня, парила ты всегда…

И я теперь смотрю,

Как ты падаешь вниз…

Всё ниже…

Куда уж ниже…

__________

Марго оборачивается в направлении моего взора, и её тело уверенно выгибается под мужским взглядом. Минималистичное алое платье с узким вырезом до солнечного сплетения подчеркивает стройную талию и красивую грудь. На неё пялятся парни из каждого уголка бара.

– Добрый вечер, мистер Делир, – учтиво произносит Марго, пока я, пользуясь моментом, рассматриваю нашего преподавателя в повседневном образе.

Он расслабленно стоит в джинсах и черной футболке, обтягивающей крепкий торс. Такой обольстительный и спокойный – только взгляд его напряжён. Волосы чуть намокли от жары, и даже на расстоянии я ощущаю, или додумываю, как от него пахнет: свежо и пряно.

Мистер Делир открыто встречает мой взгляд, давая понять, что прочёл в нём нездоровый интерес. Я краснею. Вовсе не хочется напоминать бестолковых однокурсниц, бесконтрольно пялясь на него как на объект влажных фантазий. Отворачиваюсь к Фрэдди, лишь бы не смотреть, – и застывшее как желе время восстанавливает свой ход.

– Не успели познакомиться, а уже посвящаете подругу в религию раздолбаев? – поинтересовался мистер Делир, одарив присутствующих своей неповторимой усмешкой.

– Да она всего-то ничего выпила. И вообще только попробовать… – завёлся Рем, и тут же замялся, услышав его удивительно мягкий и одновременно холодный смех.

Все молчали, ожидая слова Делира. Он обладал гипнотической способностью удерживать внимание любой аудитории, просто находясь в помещении. На его занятиях никто не смел болтать, и уж тем более – дремать. Как только что-то шло не так, пространство сковывал могильный холод. Не было ни выговоров, ни отстранений от занятий. Делир просто замолкал.

Какое-то время старшекурсники пугали нас университетской легендой, что одному идиоту приспичило вывести его из себя – отпускать клоунские шуточки за спиной мистера Делира. Медленно и тихо он подошёл к возмутителю спокойствия, наклонился к нему, упершись кулаками в парту, и неслышно для всех остальных с ласковой улыбкой сказал что-то такое, что парень онемел на сутки. А когда обрёл дар речи, наотрез отказался рассказывать, что за фраза так его испугала.

– Спокойно. Я не собираюсь вас отчитывать, – произнёс мистер Делир, со скукой наблюдая за наигранным, раздражающе подростковым безразличием Марка и Севера. – Просто проследите, чтобы все добрались домой. Особенно девушки.

Не дожидаясь послушного ответа, он развернулся и подал жакет подошедшей красавице в обтягивающем чёрном платье. Его спутницей была высокая блондинка с тонкой талией, что казалось, обнимешь её – и она переломится пополам. Про таких обычно говорят: «Всё на месте». Марго, осознавая бессмысленность конкуренции, расслабилась и откинулась на спинку дивана.

Блондинка всем доброжелательно улыбнулась, отчего парни приосанились – даже Марк позабыл, что держит Шейлу за руку. Мистер Делир подставил плечо, чтобы девушка взяла его под локоть. Сверкнул свежий маникюр. Они направились к выходу. Парни чуть не свернули шеи, дружно провожая пару взглядом.

Марк кивнул в сторону Делира и его спутницы, а затем продемонстрировал Северу какой-то пошлый жест. Оба заржали.

Я затушила сигарету в пепельнице и сделала несколько больших глотков пива, чтобы заглушить противный привкус во рту. Согласно играющей песне, падать ниже мне было некуда, поэтому остаток вечера я молча пила и слушала беседу.

Марго тоже затушила окурок и обняла меня. Стало лучше, хоть и недостаточно для того, чтобы избавиться от ощущения никчёмности. Делир, его проницательный взгляд, отпечатался в моей памяти мощной пощечиной.

Глава 4. «Фанатизм»

Большего отвращения к себе я не чувствовала никогда и предпочла бы всю ночь кататься на карусели, сбившейся с оси, чем ещё раз спать пьяной. Каждое движение шарахало в голове отбойным молотком.

Нужен аспирин.

Мысль о лекарствах извлекла из памяти обрывок прошедшей ночи, больше похожий на утомительный сон:

…Тусклый свет в окнах аптеки. Мимо пролегает наш путь к морю. На крыльце в кресле-качалке затаился аптекарь, мистер Морелиа – пожилой мужчина, похожий на измученную веками мумию. Он мрачно мигнул из темноты, и от этого потухшего, пустого взгляда меня придавила потусторонняя тоска.

– Он вообще спит?.. Три часа но-ночи.

– У него бессонница, – скомкано ответила Ди.

– Почему ч-ловек… не спит ночами? – запинаясь, спросил Север – он в край охмелел. – Либо в его жиз-зи случилось что-то плохое, либо он сам сдел-л что-то плохое!

Он воздел указательный палец.

– Сломаешь о небесную твердь, – предупредила Шейла и засмеялась.

– Ой, вс-с-сё.

Мистер Морелиа медленно повернул голову в нашу сторону. От страха я споткнулась и схватилась за Фрэдди.

– Мистер Морелиа вдовец. Он живет один, – серьёзно пояснила Вероника. – Когда мы приходим за лекарствами, всегда приносим ему гостинцы.

Похоже, Вероника искренне сочувствовала мистеру Морелиа. А я нет. Север поджал губы.

– По-моему, не-так-ж-он стр-дает. Прост- сидит ночами как филин и пырит в небо.

Если бы в небо. Я поёжилась, до сих пор ощущая на себе кощеев взгляд. Марк, заметив это, зловеще протянул:

– На са-а-амом деле он высматривает жертву. Похищает и расчленяет молодых девушек. Закапывает их ночью в своем саду…

– Марк, прекрати! – сердито зашипели Шейла и Марго.

Марк и Север громко расхохотались и с хлопком отбили «пять»…

Тело было чугунным.

Я с трудом перекатилась на спину и тут же пожалела об этом. Люстра на потолке танцевала. Зажмурилась. Стало только хуже. Перед глазами плыли мутные обрывки вчерашнего вечера, готовые выскочить наружу вместе с содержимым желудка. К горлу подкатывало какое-то склизкое и вонючее морское чудище.

Вчера мы были у моря.

…Брызги солёной воды. Гитарные переборы. Танцы вокруг костра. Дрожащее на ветру пламя с хрустом пожирает ветки. Шейла выплывает из ряби волн, выжимает мокрые волосы. Парни гуськом выбираются на берег, покрытые крупными каплями, стуча зубами от холода. Силуэт Марго на фоне звёздного неба. Фрэдди и Рем со светящимися рожками на голове. Объятия Вероники.

– Ты хорошая, Алекс.

– А ты вообще чудесная, Никки.

Пространный взгляд Дианы, застывшей по ту сторону огня. Непрошеная честность.

– Ты боишься любить. Боишься, что тебе сделают больно.

– Иногда мне кажется, что любовь – слишком раннее чувство для тех, кому нет двадцати.

– Что бы мы тогда делали? Учились что ли? Когда ещё совершать ошибки, как не в юности?

Она рассмеялась. Я рассмеялась тоже, для виду. Выход за рамки научил меня лишь одной вещи: негативный опыт, прежде всего, учит не ошибаться.

Песок. Ямы в песке.

Мы закопали под лохматым от костреца холмом бутылку из-под вина с посланием самим себе, а вот прошлогоднюю не нашли. Едва стояли на ногах. Я не знала, вернусь ли в Атермонт, но очень на это надеялась, поэтому, кажется, целую вечность старательно царапала на клочке бумаги цитату из фантастического романа Эрика Грамма «Громада»:

__________

«Если есть хотя бы одна живая душа, способная в этот короткий миг выслушать тебя без скуки, или как высший знак – понять тебя по-настоящему, должно воспринимать это как бесценный дар судьбы. Друг не тот, кто слепо следует за тобою всюду, а тот, кто не даёт тебе чувствовать себя одиноким, даже если находится на другом конце Вселенной».

__________

Гравий.

Алкоголь взял верх, и память стала забрасывать меня рваными кадрами. Там было что-то про такси, потому что Вероника засыпала стоя. Весь обратный путь я прохихикала:

– Гравийная дорожка та-а-ак смешно шы-ыршит, гы-гы.

Зелёные глаза. Так близко. Тепло его ладони. Фрэдди надевает на мой палец кольцо. Моё кольцо. Он поймал его. Кольцо соскочило в гравий. Отыскал его в такой темноте?

Игривый шепот Марго:

– Кажется, кто-то к тебе не-ров-но дышит…

Пошутила она или нет? Не знаю.

Последним, что я помнила, тоже был Фрэдди. Он медленно удалялся по смешно шуршащей дорожке к воротам. Потом оглянулся и, кажется, даже улыбнулся. Мысль о том, что в этот раз улыбка предназначалась мне, была, несомненно, приятной.

Двадцать минут в ванной комнате в обнимку с унитазом были настоящей пыткой. Наверное, сил мне придала злость на себя. В аптечке нашёлся аспирин. Я радостно запила его водой из-под крана, а потом лет сто спускалась на первый этаж. Аспирин вовсе не был волшебной пилюлей, и я всё равно чувствовала себя паршиво. С больным смехом уткнувшись лбом в холодильник, так и не рискнув завтракать, я твёрдо решила, что ни за что, ни за что в жизни больше не буду пить.

Ласковая утренняя тишина манила на пляж и почему-то – почитать. В способности к чтению верилось весьма слабо, но я себя не жалела и всё-таки пробралась в библиотеку Равелов. Первым на глаза попался сборник рассказов в голубой обложке. Книга называлась «Сбежавшие облака» и показалась мне лёгкой. Даже не читая аннотацию, я сунула её вместе с пледом в пляжный мешок.

В нише книжного стеллажа стояло несколько деревянных фоторамок. На одном из снимков семья Равелов спускалась в байдарках по реке. В спасательных жилетах, с лицами полными ужаса и экстаза, Равелы выглядели счастливыми. Даже Лили, несмотря на нежный возраст, с восторгом подбадривала гребущего Этана. Натан в соседней байдарке, лишившись привычного способа развлечения, орал от страха.

Равелы были заядлыми путешественниками и довольно позировали на фоне достопримечательностей из разных уголков света. Только Натан и Лили разбавляли восторг кислыми минами. Я бы предположила, что они ненавидят фотографироваться… но нет. Эти двое просто не выносили столь тесное общество друг друга.

На общих фото Марго всегда пряталась за отца или Этана. Удивительно, но она – по натуре человек улыбчивый и энергичный, – выглядела на этих снимках загадочно и слегка грустно.

Я с трудом узнала самодостаточную Розу в светловолосой загорелой девочке, одетой в розовую футболку с Микки Маусом. Да и щупленький прыщавый подросток с кривыми резцами напоминал Этана лишь отдалённо. Его вид так контрастировал с образом мачо, что у меня случился приступ смеха. Голова разболелась ещё сильнее.

Кто-то собирался читать.

Путь был не самый приятный: полный перепадов высоты и позорных спотыканий. Качаясь и дрожа как чихуахуа, я подумала, что раньше прогулки по Атермонту были ещё ничего.

Наконец показался чистый, песчаный и – самое главное – почти безлюдный пляж. Было слишком рано. Сейчас можно было встретить только бегунов и хозяев, выгуливающих собак, да и те быстро исчезали из поля зрения. К слову, я вообще никогда не видела разговорчивых собачников.

Небо покрыли перламутровые облака. Кружево морской пены рассыпалось о шершавые камни и щёточки волнорезов. Отлив превратил песок у бетонных свай променада в гладкое зеркало, и в нём отражалось ровное медленное движение неба.

Читать было трудно. Сидя поодаль от воды, я то и дело поднимала голову от книги и, разминая шею, разглядывала море. Непоседливые чайки бегали по берегу в попытках увернуться от волн. Они почему-то не взлетали, и выглядело это невероятно комично.

Я не сразу заметила, что в дикой стороне пляжа движется фигура. Но когда нежданный гость приблизился, угадала знакомый сдержанный облик и ритмичное покачивание плеч. Ветер развевал его волосы. Походка его была твёрдой и быстрой: как у человека, который никогда не подстраивался под чей-то шаг.

Я опустила книгу на колени.

Если он и был удивлен встречей – мистер Делир этого не выразил. Учитывая, в каком «разобранном состоянии» я вчера была, мне хотелось, чтобы он мою персону вообще не помнил. Втайне я надеялась, что мистер Делир пройдет мимо, как делал всю прошлую неделю, не удостоив меня и взглядом, но походка его замедлилась, и шаг сменил направление.

Он шёл ко мне.

Меня одолела паника. По разуму назойливым роем кружили дурацкие оправдания и извинения. Чтобы от них избавиться, я потрясла головой, и она заныла пуще прежнего.

Мистер Делир остановился в паре метров, щурясь от дыма зажатой во рту сигареты. Я так и не нашлась, что сказать, и заправила за ухо волосы, норовившие влезть в рот вместе с ветром.

– Ну что, беспечная жрица Диониса, как ваше самочувствие? – едва улыбнувшись, покровительственно спросил мистер Делир. – Разгильдяи проводили вас вчера домой?

– Да. Всё нормально, – прохрипела я. Во рту пересохло.

В памяти всплыл Фрэдди. Как я повисла у него на плече, пока они с Марго тащили меня домой. Видок тот ещё, и сейчас, наверное, не лучше.

– Простите, что вчера застали такую картину.

Мне было так стыдно! Всё шло из рук вон плохо – чем больше я старалась представить себя в особенном свете, тем настойчивее жизнь выкручивала лампочки. Делир не сразу понял, о чём речь. Хмурые брови сложились в удивлённую галочку, губы – в ухмылку. Кажется, я его позабавила.

– Алекс, вы вроде не школьница уже. Зачем за это извиняться?

Его низкий голос стал на йоту мягче. Я удивилась, уж не сочувствует ли он мне часом? Но важно было не это. Мистер Делир назвал меня по имени. Впервые. Раньше он не обращал на меня внимания. До встречи в баре, разумеется.

– Не ожидала, что вы меня узнаете… не в библиотеке.

– Это нетрудно – у вас самые длинные волосы среди всех, кого я знаю.

– А, ну да… – я машинально погладила себя по затылку, пропуская пряди сквозь пальцы.

Значит, в городе он меня замечал. Просто не хотел подходить.

Фигура напротив не двигалась. Делир был в тонком чёрном пуловере, мягко облегающем торс. Взгляд мой неотрывно скользил по каждой линии, по каждому изгибу ткани, очерчивая грудную клетку, рёбра вокруг солнечного сплетения, подтянутый живот, опускаясь к помятым джинсам… Ой. Подняв голову, я встретила удивлённый прищур в ответ. Я снова пялюсь на своего преподавателя.

Да что ж это такое-то…

Он ничего не сказал. Держа сигарету между фалангами указательного и среднего пальцев, мистер Нет затянулся, чуть запрокинул голову, и поглядывал на переливающееся небо. Курение в его исполнении выглядело органично и даже эстетично. Обычно эта вредная привычка казалась мне процессом неприятным.

– Мне всё равно ужасно стыдно, что я курила.

Делир молча посмотрел на меня и выпустил дым. Поняв, насколько нелепо прозвучало признание, я стала тщательно отряхивать джинсы.

– Только ребятам не говорите, что я так сказала – издеваться будут.

– Делать мне больше нечего, – почти весело произнёс он, обнажив зубы – молочно-белые, с чуть выступающими клыками, не то чтоб вампирскими, скорее просто острыми.

От его типичной ухмылки стало немного легче. Всё-таки было в этом что-то умиротворяющее: то ли я привыкла, то ли перестала бояться. Хотя, бывало, при взгляде на Делира по спине и затылку у меня маршировали мурашки – слишком уж сильное впечатление он производил. Я поёжилась, собираясь с мыслями.

– Холодно? – спросил мистер Делир и кивнул, указывая на плед.

– Я родилась на крайнем севере, мне не привыкать.

Не хотелось признавать, что вот-вот начнут стучать зубы, хотя подспудно я понимала – знобит меня не от ветра. Делир постоял. Шумно втянул носом морской воздух. Резким движением пальца стряхнул пепел в песок. А потом подошёл ближе. Только сейчас я заметила, каким усталым было его лицо. Человек не спал всю ночь, Алекс.

Не реагируя на мой взгляд, полный ожидания, Делир остановился рядом. Без какой-либо скованности он размял плечи и неслышно зевнул в кулак.

– Как вам Атермонт? Успели что-нибудь увидеть?

Вероятно, вопрос был задан от скуки, потому что, спрашивая, Делир на меня не смотрел. Я долго пыталась собрать слова в голове, залитой тяжестью свинца.

– Город пока не весь изучила, но мне очень понравилось море. Тут спокойно и красиво. Я обычно читаю утром, если погода хорошая. Сегодня решила посидеть здесь…

Речь приятно удивила меня своей размеренностью и ясностью.

– Что читаете? – перебил меня Делир с нетерпением – похоже, его интересовала книга.

– М-м… Оливер… Кейзи, – метнув короткий взгляд на обложку, я снова уложила сборник на коленях и суетливо пригладила разворот.

Делир с недоверием оценил страницы, прыгающие под порывами ветра. Потом перевёл взор на моё лицо, точно сравнивая его с обложкой. Он очень долго молчал, неосознанно огибая взглядом каждую черту. Мне было неловко – именно таким я запомнила его в баре.

И я теперь смотрю, как ты падаешь вниз… И ты всё ниже…

Тишина затянулась. Сердце ухало в груди с таким грохотом, точно началась Третья Мировая. Я пыталась не дышать, почему-то боясь, что Делир может услышать. Нужно заполнить вакуум.

– Когда мы в Академии, я обычно читаю в библиотеке или в парке. А здесь захватывающий вид. Хоть и ветрено.

Мистер Делир ответил не сразу. Он пересчитал песчинки под ногами и снова затянулся дымом сигареты. Широкая ладонь пригладила растрёпанные бризом волосы. Спустя минуту, когда я уже думала вернуться к чтению, Делир неожиданно заинтересованно поднял голову и кивнул.

– Да, здесь хорошо утром. Особенно в те дни, когда остаешься дома и никуда не идёшь.

От напряжения я рассмеялась слишком громко. Румянец согрел лицо. Ну вот, а если он палец покажет, я тоже буду хихикать как дурочка?

Делир утомлённо улыбнулся, не размыкая губ. Мне хотелось верить, что красноречивый взгляд, полный терпения, получился у него просто так, от усталости, а не был адресован мне. Впрочем, после ночного кутежа у меня и так было не лучшее представление о себе. Вчера моё в зелень пьяное тело тащили домой двое друзей, а мистер Делир ушёл из бара в сопровождении соблазнительной спутницы.

Интересно, утром она проснулась в его постели?

Элегантный стиль, умопомрачительный запах духов, сильное тело, дьявольский огонь во взгляде, – воображение издевалось надо мной… – Томительная жара, ритм музыки… У вечера, проведённого Делиром в «Синей двери», мог быть только один финал…

– Ну а вы как – у вас с той девушкой что-нибудь вышло?

О нет-нет, нет…

Алекс, что ты несёшь?! Ты совсем мозги отморозила?

Я осознала, что брякнула вопрос вслух. Щеки залила густая краска.

В неподобающих подробностях посреди фантазии в наслаждении сплелись две фигуры. Простынь смята. Одеяло отброшено на пол. Рука жадно ныряет под изгиб талии. Стоны и хмельной шёпот. Капли пота стекают по коже. Белое и чёрное – волосы падают на лица, проглатывая зверский поцелуй.

Вдох.

Делир резко тряхнул головой, будто в ухо попала вода. Я встретила его сдержанный, непонимающий взор не мигая. От ветра и песка слезились глаза.

– Это очень личный вопрос, – собравшись с мыслями, констатировал он.

– И?

– Я на личные вопросы не отвечаю, – твёрдо сказал мистер Делир.

– Без проблем.

Я равнодушно склонилась над открытой страницей, хотя на самом деле внутри черепной коробки под сигнал аварийной сирены бегал орущий гном.

То, что Делир так просто: болезненно, но беззлобно осадил меня, принесло огромное душевное облегчение. Какая-то часть меня была уверена, что он, не церемонясь, зачитает желчную лекцию о морали. И всё-таки неловкий вопрос ничего не изменил. Разговор не клеился.

Какой смысл беседовать, если мне постоянно приходится подыскивать нужные слова?

Странно, но я почти не чувствовала вины за то, что коснулась табуированной темы. Даже получила запретное удовольствие, созерцая, как мистер Делир переменился в лице. Не то чтоб разозлился. Скорее растерялся.

Кажется, я нашла рычажок к тому, чтобы не выглядеть неуклюже – вести себя смелее. Я устала балансировать на струнах этики. К тому же мистер Делир так и не принёс мне обещанные книги, и невысказанная обида просилась наружу.

– Что-то случилось? – спросил он, прервав хмурую паузу, и снова поднёс сигарету к губам.

Играть так играть.

– Вы забыли обо мне, – я посмотрела ему в глаза.

Взгляд Делира стал сосредоточенным. Реакцию, полную оттенков, нельзя было описать. Всё моё естество победоносно прыгало, добившись хоть каких-нибудь эмоций от этого сдержанного, закрытого и непонятного человека. Такой дерзости я сама от себя не ожидала.

Что я буду делать, если он всё-таки выйдет из себя?

Разозлить мистера Делира мне хотелось меньше всего.

– Вы обещали помочь с книгами и ничего не принесли. Это обидно.

Он озадаченно повёл головой, выпуская дым. Раздумывал, усмехнуться ли в ответ на глупую шутку, или огреть едким комментарием. Наконец Делир серьёзно произнёс:

– Я не забыл. С чего вы взяли?

Не было в этом и тени дружелюбия.

– Так уже почти неделя прошла.

Адреналин, шарахнувший по нервам, утопил меня. В лице Делира промелькнуло нечто строгое, учительское. Затем переродилось в знакомую недобрую усмешку. Всё моё тело напряглось под его усталым колючим взглядом. Он разгадал мою игру. Зря я всё это затеяла.

Мистер Делир набрал воздуха в грудь.

– Любой работе требуется время. Или вы считаете, я должен был на следующий день притащить пакет с литературой, не отбирая нужное? Вот уж не думал, что вы с таким… нетерпением, – мурлыкнул он. – …ожидаете сего грандиозного события.

Он улыбнулся, но взгляд его остался безучастным. Это была такая обезоруживающая жёсткая улыбка, исполненная понимания моей симпатии к нему, что я готова была копать могилу.

Я не хотела, чтобы он думал, что нравится мне. Это была просто минутная дурость. Да, мысли такие были – но не настолько бесстыдные, как у сверстниц. Во всяком случае, повода для подобных улыбок я давать не собиралась.

– Извините. Я думала, вы правда забыли, – мой ответ был настолько невыразительным, насколько возможно.

Я получила по заслугам, ступив на слишком личную… чужую территорию – как если бы оказалась в ванной Делира, наблюдая, как он чистит зубы, обернув бёдра банным полотенцем…

О нет. Стоп. От непрошенного образа разум заволок туман.

В отличие от меня, мистер Делир трезво и бескомпромиссно глядел перед собой.

Короткая забава того не стоила. Я пошла на попятную. Уставилась на замёрзшие пальцы в тон белых листов бумаги и чуть не расплакалась. Этот равнодушный взгляд стал невыносим. Мне хотелось, чтобы он скорей ушёл.

– Я принесу. Всего хорошего, – словно прочтя мои мысли, подытожил Делир с пренебрежением, и лицо его снова стало непроницаемым.

Какое быстрое прощание.

Он докурил сигарету и, затушив её о сваю, поддерживающую променад, направился к мусорной корзине. Затем дальше, вверх по лестнице и вдоль по набережной. Я уставилась на море, потом – в книгу.

Настроение читать пропало.

– Ты какая-то кислая. Не выспалась? – спросила Марго, принимаясь за завтрак.

Я подумала о «Синей двери» и снова ощутила приступ тошноты.

– Даже не спрашивай. Невозможно хорошо себя чувствовать после вчера-а-а…

Марго незаметно, но очень больно меня ущипнула. С мычаньем подскочив на месте, я запихала в рот большую ложку творога.

– М-м-м, как вкусно…

Мистер Равел, что до сего момента сливался с обстановкой, расположившись в мягком кресле, опустил утреннюю газету и посмотрел на нас исподлобья. Правда, ничего не сказал. Марго красноречиво сверкнула зрачками – дескать, с чего вдруг стала такая разговорчивая?

– Прости, – прошептала я беззвучно.

К счастью, она не успела меня испепелить – в дверях появилась Роза, которая, судя по мрачному виду, собралась трапезничать кровью присутствующих.

У нас тут собирается семейка кровопивцев.

К моему облегчению, Роза попросила передать ей джем.

Тётя Амалия вежливо протянула ей баночку, не забывая кивать дяде Альберту. Он увлечённо пересказывал подробности последнего дежурства – что-то про хулиганов, повесивших на фасад мэрии гигантские трусы в сердечко. Мы с Марго безысходно захрюкали, избегая назидательного взгляда Альберта, а вот Розу эта история не веселила. Абы как размазав джем по книге, которую держала в руках, и немного – по поджаренному тосту, она с усердием затолкала его в рот.

Знамя игнора перешло к мистеру и миссис Равел. Они вдруг завели увлечённую беседу с Этаном, раздавая указания, куда нужно будет завтра заехать. Фыркнув, Роза исчезла из поля зрения.

Этан во всём был опорой родителей. Их чаяньем. И хотя благодарность его была скорее демонстративной, а послушание – неестественно беспрекословным, я понимала, что не так-то просто идти против воли матери и отца, пока на банковском счёте копится заоблачная цифра. Стоило ли упоминать, что дети Равелов на нехватку карманных не жаловались.

Обычно Этан уезжал рано, вместе с отцом, пока все спали, но сегодня сбой на сервере спутал их планы. Утро было тихим и безмятежным как заставка компьютера, деловые темы быстро кончились, и теперь, лёжа на диване напротив телевизора, Этан с кошачьим спокойствием наслаждался подвернувшимся выходным. Мистер Равел вернулся к чтению. Остальные завтракали.

– Лили, не бери, пожалуйста, пример с сестёр. Я понимаю, вы все любите свои телефоны – но не за столом.

– Мам, ну пожалуйста…

– Лили. Закончи завтракать, а потом занимайся, чем хочешь.

Лили недовольно вздохнула, но всё-таки спрятала гаджет. Натан злорадно ухмыльнулся:

– Слабачка.

– Ма-а-ам, Натан обзывается!

– Натан, не трогай Лили.

– Ещё и ябеда, – добавил он.

– Ма-а-ам!!!

– Угомонитесь уже. Можно хотя бы с утра не ныть? – буркнула Крис.

Я была рада этому бухтению. Кристина редко польщала нас своим присутствием. Правда, общаться со мной она по-прежнему считала ниже собственного достоинства.

Сквозь шум спортивной передачи донёсся вкрадчивый голос Этана. Голубые глаза хищно сверкнули с другой стороны зала.

– Марго, у вас с Алекс есть на сегодня планы?

Вспомнил о моём присутствии.

Марго лениво потягивала чай, явно не в настроении куда-то идти.

– Поваляемся дома, наверное. Мы вчера много гуляли – хочется отдохнуть.

– Вчера бездельничали и снова бездельничаете? – спросил Этан и повернулся, поудобнее располагаясь на диване. – «Время – деньги». Выжимай из жизни всё, что можно, сестрёнка.

Прежде чем ответить ему, Марго осторожно глянула на мать.

– Я думаю, нет ничего плохого в том, что у людей появилось столько свободного времени. Только подумай: человечество впервые за долгие годы ничего не делает. Мы наслаждаемся жизнью. Раньше, если ты останавливался, то умирал. Как акула.

– Да ты философ, – в голосе Этана сквозила усмешка.

Мистер и миссис Равел с иронией переглянулись.

– А что насчёт планов? – прищурилась Марго. – Что тебе от меня надо, признавайся?

Этан мирно воздел руки:

– Спокойно. Расслабься. Сдалась ты мне… Хотел проявить гостеприимство к Алекс. Вы как приехали – всё где-то пропадаете. Может, сгоняем в Либерг? Пройдётесь по магазинам?

Марго сладко потянулась, и мишки на её пижамных штанах – тоже.

– Ну ты посмотри на меня, чудик. Думаешь, я побегу сейчас собираться? – спросила она.

– Понял. А ты, Алекс? – Этан понизил голос. – Алекс-то точно хочет. Поедешь со мной?

Мне представился олень в фарах грузовика.

Марго притаилась как папарацци, готовый без промедления нажать на кнопку. Миссис Равел тоже смотрела на меня: открыто, но это не был подбадривающий взгляд. Она явно знала, какой Этан ловелас. Поездки мне нравились, но оставаться наедине с Этаном – ни за что.

– Я побуду с Марго. Спасибо.

– Вот это моя лучшая подруга! Ясно?

Марго показала мне большой палец, а Этану под столом «фак».

Похоже, её брат и не надеялся на успех: неудача его не расстроила. Выключив телевизор, Этан беспечно подмигнул мне и вышел из столовой. Только когда его шаги вверх по лестнице стихли, я поняла, как было напряжено всё моё тело, и теперь оно расслабленно размякло.

Следом за Этаном и Равелы-старшие разошлись по делам. Стоило им покинуть зал, как из кухни с чашкой чая и журналом вернулась Роза.

– Наконец-то. Достало там торчать, – выдохнула она, опускаясь в кресло.

– Надо было с ним поехать, – сказала Крис. – Этан бы вам столько всего накупил.

Марго категорически замотала головой:

– Ещё чего не хватало. Его же не остановишь! – вдруг они с Розой обменялись понимающими улыбками. – Что мне потом делать с горой одежды? Опять ползать по песку в золотом вечернем платье? Или, может, по лесу гулять на лабутенах? И так из шкафа всё вываливается… Хотя стоило Алекс приодеть. Блин. Что-то я не подумала. Блин… Алекс, прости…

Марго с сожалением почесала макушку. Я поспешила прервать её самобичевание.

– Марго, прекрати. Ты прекрасно знаешь, что я не люблю подарки. Это для меня слишком.

– И тут мы запускаем второй сезон реалити-шоу: «Как научиться принимать помощь, если ты – застенчивый олень»! – проскандировала Марго, вызвав дружный смех сестёр.

– Сама ты олень! А это не помощь. Это подкуп.

– А Роза бы тебя поснимала в новом луке 15, – добавила Крис, проигнорировав мои слова.

– Или в капусте, – фыркнул Натан.

– Ага, на коленку Роза поснимает, – скептично отозвалась Роза.

– Но ты так круто сфоткала меня на телефон! Никакая камера не нужна.

– Кстати, да, – вклинилась Марго. – Крис, новый юп 16 просто потрясный.

– Пасиб. Мы вчера гуляли у залива. Там красота – все готовятся к регате. Круто, что с Розой пересеклись. Просила одноклов 17 меня сфоткать, так у них у всех руки из задницы, а у неё реально круто получается снимать. Не знаю, чего ваши предки раздули из этого такую проблему. Заоблачные траты… Купили бы камеру – и всё.

– Ты же знаешь, как трудно их в чём-то убедить, – Роза печально поглядела на Марго. – А вообще Крис права: на променаде красота неописуемая. Сходите, пока не слишком людно. Открытие регаты в пятницу. За неделю успеете.

Согласно улыбнувшись, Марго подвинула к себе маленькую баночку с розовой пахучей жидкостью, в которой плавали тонкие кусочки непонятно чего. Немного зачерпнув это непонятно чего чайной ложкой, Марго опустила её в рот и довольно облизнулась.

– Алекс, я специально для тебя попросила родителей купить розовое варенье. Попробуй – это очень вкусно.

Я с сомнением посмотрела на «варенье». Горлышко банки было обвязано шпагатом с ярлычком в виде винтажного розового букета.

– Оно же пахнет как шампунь…

– Давай-давай, не бойся. Если не понравится – доедать не обязательно.

Под пытливыми взглядами я положила в блюдце немного розового варенья. Набралась храбрости, зачерпнула его краем ложечки, попробовала… и поморщилась. По запаху оно оказалось как жидкость для мытья посуды, а по вкусу – как сладкая жидкость для мытья посуды. Засахаренные лепестки непривычно скрипели на зубах.

– Бр-р… Какое странное…

Марго с претензией уставилась на меня – прямо как пучеглазый мопс, которому заявили, что он не самая грациозная на свете собака.

– Да что тебе не нравится? Отличное розовое варенье!

Я прополоскала рот кофе, но едкий приторный аромат не выветривался.

– Это же как мыло! Жидкое мыло – у вас такое в ванной стоит.

Лили и Натан дружно хохотнули, не отвлекаясь от пёстрой игры на смартфоне Лили. Но Марго всё ещё с непониманием глядела на меня, убеждённая, будто я её разыгрываю. Что я вот-вот выдам себя. Наконец она сдалась и отобрала у меня открытую баночку.

– Эх, я так надеялась, что ты оценишь… Ну кто тебя ещё таким угостит?

– Конечно. Ты первый человек, который решил накормить меня мылом!

В этот раз адский хохот пробил броню непонимания Марго. Засмеялась даже Крис, застенчиво прикрыв лицо ладонью. Впервые я взглянула на неё непредвзято, и решила, что Крис очень даже милая. Просто каждому, даже самому замкнутому человеку, нужна подходящая компания, чтобы раскрыться.

Марго ускакала в кино, чтобы дать мне поработать, но день был ленивый, и текст романа из меня не лез. Валяясь на диване в библиотеке Равелов, я таращилась на многоярусный потолок, украшенный классическим греческим орнаментом. Он был ничем не примечателен. Тем не менее, я разглядывала потолок второй час. Было стыдно, что я ни черта не делаю, но я продолжала лежать.

Выбранная для чтения книга – «Сбежавшие облака» Оливера Кейзи оказалась напряжённой и даже неприятной, полной пренебрежительного тона. Утомительная повседневность, социальная грязь и безысходность лежали на страницах плотным слоем. Пытаясь заглушить отвращение, я долго шарила по книжным полкам среди классики, и наконец – надо сказать, совершенно случайно – обнаружила на самом верху ранний роман Леви Норвича «Я и моя воображаемая семья».

Норвич был моим любимым писателем, а, его «Семья» возглавляла список любимых книг. Волшебное, почти детское мировосприятие, душевные описания и беззлобный своеобразный юмор – всё это мало походило на современный бестселлер, терроризирующий соцсети цитатами и рекламой, но для меня истории Норвича, полные лёгкости и любви, были лекарством.

Я помнила тихие вечера и ночи в компании его книг. Приютиться в уголке постели, отгородиться от всего, и вздыхать, когда слово, образ попадает в самое сердце. Я тоже так думаю. Я тоже чувствую это. Задержать дыхание и перечитать страницу ещё раз. Прижать книгу к груди. Беззвучно смеяться через нос, чтоб никого не разбудить.

Истории с большой буквы, ни на что не похожие.

__________

«Нет ничего невозможного. Магия рождается изнутри. Увидеть её может только тот, кто сам творит волшебство».

__________

Мне хотелось быть такой же, писать так же. В сердце крохотным одуванчиком расцветала надежда, что когда-нибудь я увижусь с мистером Норвичем и пожму ему руку. Человеку, вытянувшему меня из серой реальности в мир фантазий.

Когда я была маленькой, родители часто читали мне сказки и слушали мои сказки, но детство кончилось, и веру в волшебство, болтовню про рыцарей и эльфов окрестили наивностью. И хотя именно сказки рвались изнутри, я хотела, чтобы меня наконец восприняли всерьёз, поэтому начала исторический роман, только волшебная атмосфера Атермонта сама просилась на бумагу.

За время, проведённое здесь, я научилась различать сотни оттенков кирпича и черепицы: от кисельно-розового до горько-шоколадного. Закатный, багровый, огненно-рыжий, ржавый, охряной, ореховый, венозно-бурый, кофейный, кофе с молоком, мокко, крем-брюле, сухой цитрус, жжёное дерево, лиственно-жёлтый, грязно-песчаный, потёртое золото… Список можно было продолжать и продолжать. Палитра Атермонта порадовала бы даже придирчивого художника.

Я любила разглядывать городские полотна, их маленькие детали и символы, в единстве образующие восхитительный гармоничный узор. Город цвёл жизнью: по изгородям бодро ползли букашки; вокруг желобков и ливневых решёток пробивались упорные травинки и подчищенный мох; распластавшись на солнце, жмурились довольные кошки, окружённые нотками нагловатых птичек. Всё здесь было напитано любовью и теплом.

Особенно ярко эту любовь являло солнце. Оно старательно облизывало округу, намекая, что днём прохладнее не станет, что едва шагнёшь на улицу – сразу вспотеешь с головы до ног. Дышать было мокро. Приходилось хлебать кислород изо всех сил. В один из таких дней, крепко затворив за собой дверь, спустившись по раскалённым мраморным ступеням, я с радостным упрямством выплыла из ворот. Бояться зноя – по Атермонту не гулять.

В особняке мы тоже умирали от жары, но не так скоропостижно. Мистер Равел научил нас с Марго смешивать холодные фруктовые коктейли в домашнем баре, и мы заедали их мороженым под издевательски медленное гудение кондиционера – чтоб не продуло. Страшно подумать, как люди раньше спасались от пекла, без кондиционеров и вентиляторов. Никакого льда, никакого мороженого, фраппе и айс-латте за полцены. В сравнении с улицей прохлада дома расслабляла, но от неё хотелось лежать часами. Провести все каникулы лёжа – глупости какие.

Я прошла через Центральный рынок. В эту секунду маленькая бойкая служанка Энни из моей книги, весёлая и будто бы вовсе не выдуманная, просеменила мимо, напевая немудрёную мелодию. Она ловко ступала по мощеной дорожке от старого колодца – который, конечно, на самом деле был фонтаном посреди торговой площади. На лице Энни застыла счастливая усталая улыбка. В каждой руке по крепко сбитому ведру студёной воды. Ах, вот же как они спасались от жары…

Думая про Энни, я играла в глупую игру сама с собой – старалась не наступать на стыки жёлтой тротуарной плитки. Толком не разбирая пути, я обнаружила себя на подходе к библиотеке. Надо же, ноги сами принесли. Задвинув Энни на задворки сознания, я позволила себе немножко подумать и помечтать о Делире – как внимательно он смотрел на меня в «Синей двери». Как изучал на берегу. Я таяла в болезненных лучах его внимания как мартовский снеговик…

Потехи ради я представила, как было бы волнующе и странно, как в романтическом фильме, выходя из-за угла, врезаться в крепкую, пахнущую пряной свежестью фигуру мистера Делира.

Словно в замедленной съемке его руки уверенно хватают меня за талию, не давая потерять равновесие. В хмуром взгляде мелькает приятное удивление. Морщинка между бровей Делира разглаживается, и губы приоткрывают точёную линию. Неодолимое притяжение повисает между нами в духоте, ускоряя неровный пульс. От непривычной близости я робко вздыхаю, растворяясь в его глазах. Он мягко ставит меня на землю и долго не отпускает из своих объятий…

Но я шла спокойно. Не так уж быстро и, как всегда, очень осторожно, поэтому на повороте ни в кого не врезалась. Почти.

Это «почти» было таким обидным и нелепым, что по лицу расплылась идиотская улыбка – ведь Делир действительно оказался за углом – я виртуозно проскочила в сантиметре от него. Глаза писателя сверкнули узнаванием. Внутри себя я разочарованно орала от абсурдности происходящего, но в реальности выдавила лишь нервный смешок:

– Здрасьте, – и ноги понесли меня дальше.

Я оглянулась, чтобы убедиться, что мистер Делир не крутит пальцем у виска. Выглядел он озадаченно, обескураженно и не успел молвить ни слова, прежде чем я скрылась за поворотом.

К сожалению, несмотря на частую неловкость, неуклюжей я никогда не была. Со мной не работали шаблоны и рычаги любовных романов: рассыпающиеся бумаги, хватания за руки от страха, рыцарское спасение от неминуемой гибели… Я не пятилась спиной в объятия мужчин, не спотыкалась о невидимые препятствия, не подворачивала ног и не падала в обмороки. Может, потому и не могла «встретить свою судьбу». Фатальные встречи обходили меня стороной, в захватывающие происшествия я не попадала, и, похоже, была сама по себе не такой уж особенной.

Вернувшись домой, я застала Марго на диване в библиотеке. Она хмуро созерцала потолок, как и я пару дней назад, и вслепую вертела в пальцах мудрёную металлическую головоломку.

– Ты тут?

Мой вопрос не встретил радостного ответа. Бросив рюкзак на пол у входа, я подошла к дивану, чтобы убедиться, что с Марго всё нормально.

– Мы что, приехали сюда в четырёх стенах сидеть? – Марго накинулась на меня с таким жаром, точно вовсе не она лежала здесь сто лет в одиночестве.

– Кто бы говорил, – я улыбнулась. – А ты-то чего дома сидишь?

Она резко села, точно ужаленная:

– Может, потому что я хочу балагурить с лучшей подругой, а не смиряться с её отсутствием, хотя мы живём в одном доме! Ни сообщения, ни звонка – ты даже записки мне не оставила. Всё свободное время проводишь в своей библиотеке. Я так хотела показать тебе Атермонт! Уже неделя прошла, а ты так нигде и не побывала.

Наверное, не стоит ей рассказывать, что я избродила в одиночестве полгорода…

Я готова была признать свою вину. Было стыдно, что я почему-то не звала Марго с собой.

– Давай собирайся, пойдём, куда тебе захочется, – мирно сказала я, подавая ей руку.

Марго обалдело сидела на диване. Я помогла ей подняться. Несмотря на высокий рост, в своих домашних штанах с мишками она выглядела как маленький обиженный ребёнок. Я улыбнулась, встретив недоверчивый взгляд.

– Ну-ну, не дуйся.

– Что это с тобой сегодня? – неуверенно спросила Марго и проверила, не хватил ли меня солнечный удар. Я послушно подставила лоб под руку и посмотрела ей в глаза.

– Думаю, ты права. Мы, правда, никуда не ходим. Нам нужны новые воспоминания, и я хочу насладиться этим временем с тобой. Есть идеи, куда пойти?

– О! – внезапно воскликнула Марго, меняясь в лице с мастерством мима. – Тебе обязательно понравится! Подожди, я оденусь. Я быстро.

Это значило, что ждать придётся очень долго. Марго кинулась к лестнице, на ходу заканчивая фразу из-за плеча:

– Пообедай пока. Идти далеко.

Соображая, что это за глушь такая, я похозяйничала на кухне, подогрела вчерашний мятый картофель и отыскала в холодильнике немного ветчины, а ещё дальновидно соорудила для нас по паре бутербродов и набрала в бутылку воды. Спрятав всё это в рюкзак, завязав волосы в высокий хвост, чтоб не мешали, я проверила одежду на пригодность к дальнему пути, – джинсы и футболка, по-моему, были вполне подходящим вариантом, – и в ожидании уселась в кресло в углу холла.

От нечего делать я наблюдала, как Лили и Натан носятся друг за другом по лестнице. Я уж было подумала, что стоит к ним присоединиться, но Лили как раз с визгом споткнулась о нижнюю ступеньку и расшибла коленку. Стараясь не улыбаться, глядя на её крокодиловы слёзы, я кинулась утешать Лили, но издевающаяся гримаса Натана сработала лучше любого пластыря:

– Ха, ты водишь!

Передумав плакать, Лили вскочила на ноги и, прихрамывая, опять погналась за братом. В её взгляде читалось мучительное желание пнуть его.

Наконец спустилась Марго. Она была одета в белую майку и джинсовый комбинезон до щиколоток. Что ж, похоже, мы не замёрзнем. С исключительным мастерством старшей сестры она прогнала Натана и Лили играть наверх и, удовлетворённая безграничностью власти, притворно по-злодейски расхохоталась. Натан воинственно натянул на лицо защитные очки. Сегодня он снова был в своём любимом лётном комбинезоне. Я подумала, больно карикатурно он выглядит.

– А Натан всегда одевается как лётчик?

– Да нет, не всегда. Но он считает, что авиакостюм придаёт ему солидности.

– Где он его раздобыл?

– На Рождество попросил.

В руках Марго держала две широкополые соломенные шляпы. Протянув мне одну из них, а также солнцезащитные очки с радужным отливом, Марго заколола волосы в очаровательный небрежный пучок под затылком и быстро влезла в сиреневые конверсы, расшитые пайетками. Её движения были проникнуты предвкушением прогулки.

Идти пришлось действительно далеко. Солнце даже после полудня жарило нещадно. При всей моей нелюбви к головным уборам, в которых я казалась себе подобием грибочка, стоило отдать Марго должное – шляпа пришлась весьма кстати.

Сначала мы шли через ближний лес, наконец добрались до шоссе, пересекли его и оказались ещё в одном лесу. Кривые тёмные тропы, поросшие сорной травой, терялись среди старых иссохших стволов и звериных нор. Люди здесь бывали редко. Лес был большой, старый и дикий.

Невольно разгоняя зайцев и мышей, мы лавировали между выступающими корнями деревьев, ямками и камушками. Спустя полчаса тропинка свернула в сумрачную чащу, с одной стороны заваленную буреломом. Марго задумчиво почесала подбородок, вглядываясь в темноту.

– Мы же туда не пойдём? – спросила я с беспокойством.

– Нет. Мы пойдём другой дорогой.

– Кстати. А что там?

– Там начинаются болота. Лучше не соваться.

– Ясненько.

Мы пошли туда, где было светлее. Досадно, что солнечный свет не спасал от оголодавших комаров, как от вампиров. Мы энергично размахивали руками как две ветряные мельницы.

– Ты же знаешь, что кровь пьют только самки комаров? – спросила я Марго.

– Да! – с гордостью ответила она. – А что?

– Интересно, почему тогда говорят комары, а не самки?.. Как будет «женщина-комар»?

Марго со смеху схватилась за живот:

– Супергероиня! Женщина-комар! – она уцепилась за моё плечо, чтобы отсмеяться.

– Ладно, я забыла слово «комариха»… Ну хватит ржать уже.

– Ой, не могу.

Здесь тропинка расширялась, но всё равно была нехоженой – то и дело она пропадала, заросшая осокой. Петляя и изворачиваясь, то прыгая через канавки, стянувшие в себя рогоз, то продираясь сквозь молодые рощицы, мы вывалились на тропу ещё более дикую. Где-то в голове зазвенела цитата из стиха:

– «И не видно пути, коль туда не ступал человек», – тихо, с важным театральным жестом продекламировала я. – Надеюсь, тут нет медведей?

– Ох, не нервничай ты так, – Марго с ободрением взяла меня за руку. – Дикие звери здесь почти не появляются.

– Почти?! – голос прозвучал так высоко, что я с опаской оглянулась.

– Если они на нас набросятся, я беру это на себя, – храбро сказала Марго и тут же рассмеялась. – Да успокойся же. Никого тут не бывает. Я здесь брожу сколько себя помню.

В голове вертелись истории о пропавших людях и разъярённых появлением человека лесных обитателях. Ещё и моя история про волка и графа де Лисса… Опасаясь нарушить мёртвую тишину и то, что в ней таится, я то и дело осматривалась: колючие кусты, поваленные стволы, скрючившиеся в узлы ветки мерещились мне неведомыми чудищами из забытых былин.

Преодолев заросли, мы наконец вышли обратно на освещённую тропинку. Сразу стало спокойнее. Чтобы отвлечь меня от мрачных размышлений, Марго радостно указала на пушистый заячий хвост, одним прыжком скрывшийся в чёрной норе под старым пнём. Я немного повеселела и топала уже пободрее. Заскучав в тишине, Марго стала расспрашивать меня о Фрэдди.

Она хотела знать, что я о нём думаю, а я надеялась об этом не говорить, поэтому, вступив в шутливое противостояние, полпути мы хихикали и беззлобно поддразнивали друг друга. Марго поняла, что из меня слова не вытянешь, и сама превратила прогулку в ностальгический экскурс:

– Однажды Фрэдди нашёл чеканную монетку в овраге на Старом склоне. Вон в той стороне, – она куда-то указала. – Мы думали, это настоящая археологическая находка. Фрэдди хотел отнести монетку в музей, грезил, как о его открытии напечатают в газете, но его отец поглядел на неё и сказал, что этот жетон сделали исторические реконструкторы. Фрэдди очень расстроился, так плакал… Ну, ты не подумай только, что он размазня – мы маленькие были. Тогда не зазорно было пореветь. Я потащила его в парк аттракционов, чтобы развлечь, но по дороге он подобрал бездомного котёнка, так что до парка мы не дошли. И хотя родители были не очень-то рады, отец всё-таки позволил ему оставить питомца. Котёнок был дымчатый, чумазый, так что Фрэдди назвал его Черныш.

– И на самом деле котик, конечно, оказался белым? – смекнула я.

– Ага! Самое смешное: Фрэдди так и не передумал насчёт имени. Решил, так интереснее.

– А куда подевался папа Фрэдди? – осторожно спросила я, надеясь пролить свет на его прошлое. Рановато задавать напрямую такие личные вопросы.

– Его родители развелись, когда Фрэдди было четырнадцать. Жилось ему несладко. Хоть отец его часто пил, Фрэдди его обожал, и когда мистер Рубус уезжал на заработки в Либерг, Фрэдди каждый вечер ждал его во дворе дома. Сидел там один, рисовал. Я составляла ему компанию. А потом оказалось, что у его отца есть другая семья, представляешь? Другая женщина, ещё дом, трое детей…

Отец его часто пил… Я хотела что-то сказать, но только удручённо покачала головой. Мне стало не по себе – Фрэдди видел меня пьяной в доску. Что он обо мне подумал? Наверное, не самое хорошее. Марго, щурясь, глядела на солнце, проклёвывающееся сквозь ветки.

– Когда Фрэдди приняли в Либергский университет, он передумал туда ехать и остался в Атермонте. Убеждал всех, что должен помогать матери в пекарне, быть с ней рядом, но я знаю, что это из-за нежелания видеться с отцом. Город большой, но закон подлости та ещё скотина…

Настрадался бедный Фрэдди. Мне было его жалко. Он был хорошим человеком, заботился обо всех, отодвинул свои желания на задний план, терпеливо выполняя сыновий долг. И того, как поступил с ними мистер Рубус, ни Фрэдди, ни его мама не заслуживали.

Привлекая внимание, Марго пощекотала мою руку ромашкой.

– Как думаешь, Фрэдди догадается сам тебя поцеловать? – неожиданно спросила она.

Я споткнулась и чуть не прорыла носом землю. Сердито отряхнула ладони от песка и сухой глины.

– Марго!

– Что?!

– Ты же ненавидишь сводничество.

– Я ненавижу неоправданное сводничество, – её лицо вытянулось, но Марго быстро вернулась к теме. – Я же знаю, как Фрэдди к тебе относится, так что это только вопрос времени.

– А вдруг он не нравится мне? – я уставилась на неё с вызовом, отчего Марго и сама неожиданно врылась кедами в землю.

– Не городи чепухи, ладно?

Она склонила голову, скривив губы в усмешку, но я не сдавалась:

– Я серьезно, Марго. Ты же знаешь, как я осторожна. Когда кто-то внезапно подкатывает ко мне, я не успеваю растить в себе ответные чувства. Мне нужно время, чтобы что-то почувствовать, понимаешь? Фрэдди – чудо, но я боюсь, вдруг он влюбится в меня, а я успею с ним только подружиться? И зачем нам такая фрэндзона? Я уезжаю через месяц. Он живёт в Атермонте.

– Я тоже живу в Атермонте.

– Не переводи стрелки. И что мы с ним будем делать? Он – слать мне письма о своей одухотворённой любви на расстоянии, а я – мучиться угрызениями совести?

– Ты придумываешь себе сложности, мой любитель страданий. А нельзя просто сказать: «Да, Фрэдди, ты мне тоже нравишься, давай попробуем быть вместе, вдруг из этого получится ЛЮБОВЬ ВСЕЙ НАШЕЙ ЖИЗНИ», – последняя фраза была больше похожа на попытку гипноза, так как Марго настойчиво замахала руками у меня перед лицом.

– Это ты придумываешь нам любовные отношения, – мягко ответила я, отводя её пальцы и не желая продолжать разговор. – Не надо. Пусть всё идёт своим чередом, ладно?

Она недовольно вздохнула.

– Ладно, я умываю руки. Разбирайтесь сами.

Марго поняла, что перегнула палку и попыталась всё сгладить смешной бессмысленной песенкой про пчёл. В конце каждой фразы она вдохновенно восклицала «Бз-з-з!» и, наконец добившись, чтобы я рассмеялась, немного успокоилась. На том конце тропинки показалась опушка леса. Стало совсем светло.

– Что сегодня придумала для книги? – поинтересовалась Марго, сдувая прядку со лба. – Мистера Нет не было? Не заболел он?

Судя по ехидному видочку, Марго от души желала мистеру Делиру затяжной простуды.

Она ведь не знает о прогулках вместо библиотеки. Про то, как я чуть не вписалась в Делира на углу, я не обмолвилась – не хватало ещё расспросов. Пришлось выкручиваться:

– Не заболел. Мне, знаешь, как-то неловко его о помощи просить. Похоже, он сам не успевает работать над книгой. Надо его поменьше дёргать.

– Трезвый подход, – похвалила меня Марго.

От стыда мои уши запылали, к счастью, укрытые волосами.

– Ты же этого хотела, чтобы я была осторожнее, – добавила я.

– Правильно, нафиг он сдался. Лучше будь почаще со мной, ладно?

– Договорились, – улыбнулась я, и мы вышли на солнце.

На сотни метров впереди раскинулся сочный, ароматный луг. Целые ковры полевых цветов устилали его, смешиваясь в ароматные пёстрые узоры, привлекая сладкоежек-насекомых. К счастью, бабочек пока видно не было.

Да, я до жути боялась бабочек. Люди боялись пауков, высоты и клоунов – а я бабочек.

По другую сторону возвышалась тёмная острая каменная груда. Я бы приняла её за поросшую мхом, травой и кустарником скалу, если бы Марго, вдохновлённая как художник на пленэре, не встала прямо перед ней, любуясь видом. Поправив шляпу, чтобы её не сдул ветер, я вгляделась в эту груду камней и поняла, что это – руины старого замка, почти исчезнувшие среди разросшейся зелени.

– О-о! Ого!

– То-то же. А то «Делир то, Делир сё…», – Марго очень похоже передразнила меня.

Я миролюбиво улыбнулась Марго. Она покачалась на месте:

– Я подумала, тебе пригодится для книги древняя локация. Вдруг придёт вдохновение? Да, я помню, что «вдохновение – отговорка ленивых», но всё-таки… Даже если это никак не поможет – мы хотя бы просто погуляем вдвоём.

– Ты чудо! – заявила я, подскакивая от восторга.

Марго неподвижно вытерпела объятия. В этот раз шляпы всё-таки свалились, причём обе, столкнувшись в движении. Я скорей подобрала их, стряхнула прицепившиеся травинки, нахлобучила свою и отдала вторую Марго, а потом отправилась изучать руины.

На вершинах обвалившихся стен проросли деревья. От замка остались только общие очертания, но широкое основание терялось далеко в лугах. Я боялась подумать, насколько огромным был этот замок, и, сравнивая его с величественным городским собором, чуть загрустила. Вот так исчезают гиганты культуры… Марго бродила в высокой траве кругами, щёлкая камерой смартфона. Снимала она не только развалины, но и цветы, и причудливые коряги, и медитативно жужжащих жуков, и даже обнаружила зелёную ящерку, которая грелась на раскалённом камне.

Неподалёку от руин в траву осыпался яркими пятнышками кармина дикий мак. Этот вид вызвал у меня печальную ностальгию. Мы с Марго так хотели посетить Фестиваль цветущих маков в Атермонте, полюбоваться пламенеющими бутонами, но мечта так и не сбылась: праздник проходил на третьей неделе июня, и экзамены порушили все планы. Всё, что нам осталось – любоваться остатками былой красоты.

Впервые Марго рассказала мне о Фестивале цветущих маков в прошлом году, когда мы только переехали в одну комнату. Ноябрь тогда выдался аномально холодный и тянул скорее на январь, прямо как дома, на севере. Столбик термометра каждый день ставил рекорды, побить которые не смогли даже рождественские морозы. Скупив последний уплотнитель в строительном магазине, наспех заткнув щели в окнах, мы с Марго вдвоём выживали в крепости из одеял под аккомпанемент тарахтящего, временами плюющегося искрами обогревателя. Марго спряталась в безразмерном чёрном свитере с гигантским капюшоном и стучала зубами по чашке с горячим какао. От бледноты она была похожа на религиозного макового фанатика. Её синие глаза мерцали из космоса капюшона как неизведанные планеты-океаны.

Маки были нашим паролем. Забегая друг к другу на перерыве, прежде чем отправиться на другую лекцию, мы всегда интересовались:

– Ну что, как там твои маки?

Это значило: «Как твоё настроение?» или «Как проходит твой день?». Если же вопрос не звучал, значит кто-то цветники потоптал.

– Как твои маки? – ухмыльнулась Марго, думая о том же – вспомнила старую забаву.

– Маковеют, – улыбнулась я в ответ. – А твои?

– Цветут и пахнут.

Набродившись, мы легли прямо в прохладную щекотную траву – жевать бутерброды. Отложив в сторону мешающие шляпы, беспечно растянулись под безупречно синим небом, что обнимало землю шёлковым полотном. Над головой пролетали редкие птицы, гудели насекомые, ветер качал полевые травы – всё наполняло душу гармонией. И хотя горячее солнце баюкало меня, закрывать глаза не хотелось, чтобы не упустить это маленькое волшебство. Прислушиваясь к довольному урчанию животов, уткнувшись носом в каштановые волосы Марго, опутавшие её плечо золотистым сиянием, я наслаждалась долгожданной пустотой в голове, и мне было хорошо.

– Север предложил собраться вечером. В «Бельведере», – сказала Марго – Название тебе, конечно, ничего не говорит, но, поверь, это душа Атермонта. Хочешь пойти?

Она говорила быстро, будто весь день готовилась спросить. После недовольства Марго тем, что мы нигде не бываем, после того давнего отказа пойти в кино у меня не было выбора.

– Я не против. А ты сама хочешь? – спросила я Марго.

– Конечно, хочу. Нельзя же пропускать выходки Рема!

Ресторан «Бельведер» занимал лучшее место на побережье: он находился на возвышении, достаточно далеко от шумного рынка, достаточно близко к морю, но не настолько, чтоб шквальный ветер мешал посетителям на террасе.

Это было двухэтажное здание, слегка напоминавшее аквариум скруглённым фасадом и панорамными окнами. На крыше светилась вывеска из каллиграфических букв: «Belvedere». Название означало «красивый вид», что было чистой правдой. Море как на ладони.

В марину, выкрашенную рыжим закатом, прибывали разноцветные парусники – участники регаты. Пришвартовав судна к пристани, экипажи шумно сходили на берег, чтобы отдохнуть и пропустить кружку-другую пива в пабе. По молу прогуливались горожане и туристы. По правую сторону бухты, на юго-западной стороне города, посреди Каменного мыса высилась белая колонна старого маяка. Он ещё не ожил и безмолвно охранял необъятную морскую гладь в ожидании своего часа.

Сочную зелёную лужайку перед террасой «Бельведера» облюбовали местные собаки с жёлтыми чипами на ушках. В Атермонте к бродячим животным относились с заботой и пониманием. Не только волонтёры, но и простые жители подкармливали их и лечили. Мне нравилось смотреть, как пёсики сладко дремлют в тени парковых деревьев. Как возятся в траве, покусывая друг друга за уши и загривок. А особенно ласковым посетителям, которые сами тянулись их погладить, почесать за ушком, приветливо лизали руки.

В бедро мне уткнулся мокрый собачий нос – вдруг накормлю вкусненьким. Потрепав пёсика за ухо, я посмеялась над его неугомонным хвостом и поспешила в ресторан вслед за Севером. Марго была права: если Кафедральный собор был сердцем города, то «Бельведер» – его душой.

Зал наполняла музыка. Чистые, до дрожи знакомые ноты:

__________

Ты лети словно свет звезды!

Мир твой смех озарит, и пусть в сердце мечта горит.

В путь скорей! Ты люби сильней

И не верь никогда мудрецам – лжи их нет конца.

__________

Любимая книга. Теперь любимая песня. Все эти виды, эти люди, этот город… Атермонт настойчиво умасливал меня, убеждал остаться навсегда. Не удержавшись, я стала подпевать. Марго и Фрэдди слов не знали, поэтому просто покачивались в такт.

__________

Вверх – к солнцу мчись.

Цепи – вниз!

Улетай от боли ввысь!

В пляске смерти сквозь тьму стремись.

Дверь распахни

В сны свои —

Свет горит в конце пути.

В море жизни встретимся мы.

__________

Светлый аккорд завершил песню, и все, кто оказался рядом – администраторы, официанты и просто посетители – захлопали. Марго и Фрэдди со смехом раскланялись.

– Алекс, это было… потрясающе! Почему ты не сказала, что так офигенно поёшь?

Шейла подскочила ко мне, задыхаясь от восторга. Я покраснела и попятилась к Марго.

– Да тут ведь ничего необычного: музыкальная школа, десять лет мучений…

– Шейла права, – кивнул Фрэдди. – Это было супер! Тебе надо на сцене выступать.

Я покраснела ещё больше. Пришлось признаться, что сцена была пройденным этапом, так как мама преподавала мне оперный вокал. На самом деле не оперный, а академический, что включал и оперные арии, и классические романсы для камерного исполнения, но, чтобы не пускаться каждый раз в нудные объяснения, я говорила: «оперное пение». Коротко и ясно. Уловив волнение в голосе, Вероника обхватила моё запястье тонкими маленькими пальчиками.

– Вот же прицепились! Алекс сюда отдыхать приехала, а не концерты устраивать. И вообще, пошли скорей кушать. Я сейчас с голоду помру. Где там папа…

Диана и Марк пошли вместе с ней искать заказанный столик. Рем увязался следом, сопровождая процесс несуразными шуточками. Я вопросительно взглянула на Марго:

– Папа?

Мне ответил Фрэдди:

– Рестораном владеет отец Севера и Вероники. И он же тут шеф-повар…

– Ух ты…

– Без подробностей, Рубус! – громыхнул Север, заставив меня вздрогнуть, а потом басовито добавил: – Алекс, ты нам потом ещё что-нибудь споёшь? Я на гитаре подыграю.

От испуга я кивнула:

– Конечно!

Что ты сказала?!

Прошла всего неделя. Куда подевалась застенчивость?

Похвалы, потом запугивание – куда денешься…

Пока я с собой беседовала, Север прислушался к музыке и с сомнением прищурился:

– Интересно, чей плейлист? Отец такое не слушает. Я ща. Садитесь пока.

– Спроси там про рыбу, ладно? – бросила ему вдогонку Диана.

– Если хочешь, могу заодно узнать, какая есть… альтернатива, – Север улыбнулся уголком рта и сложил пальцы в «козу» 18, прежде чем скрыться в дверях кухни.

Изнутри «Бельведер» напоминал огромный салон в стимпанковской 19 подлодке. Обтекаемые формы, скруглённые рамы окон, медь и красное дерево, декоративные стенды с морскими узлами. Казалось, он вот-вот погрузится в пучины океана.

Под потолком косяками серебряных рыбок зависли плафоны люстр. В центре зала было несколько круглых столиков, покрытых аквамариновыми и белыми скатертями внахлёст. Их окружали мягкие кресла с витыми ножками, похожие на степенных дипломатов. У стен и окон выстроились открытые кабинки с квадратными столами и синими диванчиками. Одну из таких кабинок мы и заняли.

Чтобы не проваливаться в сон в уютном уголке, как было в «Синей двери», я села с краю. Марго раскачивалась на стуле – рядом, но по внешнюю сторону стола, а Фрэдди пробрался вглубь и сел слева от меня.

От него пахло средством для укладки волос и, вместо ожидаемого аромата выпечки, почему-то краской. На Фрэдди был джемпер оттенка спелой клубники, исписанный фигурными буквами: «Fantastic Feasts» 20 – аллюзия на название книги и одноимённого фильма о волшебных тварях.

– Классный джемпер.

– Спасибо, Алекс, – бодро отозвался Фрэдди.

Марго гордо тыкнула указательным пальцем в надпись на джемпере:

– Он сам его разрисовал.

– В смысле? Правда? Обалдеть! Фрэдди, ты так здорово рисуешь!

Так вот откуда запах краски…

Застенчиво улыбнувшись, Фрэдди подвинул мне меню – текстурированную под пергамент книжицу. Пока я изучала ассортимент, Марго нараспев расхваливала всяческие яства и фирменные блюда мистера Сальвиа.

Посреди одной из страниц была фотография шоколадного куличика под шапкой взбитых сливок. Незнакомое название блюда казалось непроизносимым.

– Мо-о-ор им… Мо-о-ор… Что это?

– Морим голодом, – пошутила Марго.

Фрэдди усмехнулся и наклонился, чтобы прочесть надпись. Придерживая меню, его тёплые пальцы коснулись моих. Нежность растеклась по коже, пробуждая каждую клеточку тела, добираясь до самого солнечного сплетения. С трудом выдохнув, я сдвинула руку в сторону. Фрэдди прикосновение ничуть не смутило. Ему было приятно.

– Mohr im Hemd. «Мавр в рубашке». Это десерт, – прочитал Фрэдди и повернул ко мне лицо – так близко, что его дыхание щекотнуло висок. – Шоколадная баба… ну вроде как кекс… только с миндалём и пропитанный вином.

Он наклонился ещё ближе и, задержав дыхание, замер.

Интересно, он со всеми девушками такой милый?

Я переживала, что Фрэдди до сих пор любит Марго. Вдруг он проявляет ко мне внимание, только чтоб расположить её к себе, или хочет, чтоб она ревновала? Марго утверждала, что он всего лишь друг детства, но их общение было таким лёгким, таким личным, что мне в это не верилось. Фрэдди был обаятелен и открыт, целовал Марго в щёчку при встрече, обнимал Диану в кабинке колеса обозрения, позируя для фото. Теперь вот я… Что-то перехотелось, чтоб он меня трогал.

– А есть здесь что-нибудь… безалкогольное? – спросила я, возвращаясь к меню.

Скрыв ироничную мину, Фрэдди пролистал страницы до горячих блюд. Музыка сменилась – в колонках заиграл классика рока, и я сразу догадалась, кто воспитал в Севере музыкальный вкус.

– Надо подождать. Весь персонал занят, – ухнул знакомый бас.

Север приземлился на стул, соседний от Марго, и теперь со скуки постукивал по столу длинными ногтями, покрытыми облезшим чёрным лаком. Пока мы ждали, Рем баловался загадками:

– Что бесконечно у салфеток?

Диана задумалась над ответом, словно Рем мог придумать что-то адекватное.

– Это не власть, – таинственно прошептал он, как будто уточнение могло чем-то помочь.

Север откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди:

– Пф-ф… Да ты что – а я-то думал, салфетки захватят мир.

– Тааа-дам… Тааа-дам… Там-дам-дам-дам-дам-дам-дам-дам…

В его сторону поползла подставка с салфетками. Ей управляла Марго, всё громче и громче напевая саундтрек из фильма «Челюсти» 21. В первую секунду Север с пренебрежением фыркнул, мол, что за детские забавы, но вдруг разохотился и игриво схватил Марго за руку:

– О, ужас! Ужас! Я захвачен в плен салфеток ужас-но-красивой девушкой. Помогите.

Она рассмеялась.

– Глупенький. Это кто ещё кого в плен захватил…

Они сцепились в шуточной борьбе, поддевая друг друга. Вот уж кто и походил на давнего приятеля Марго, так это Север. Не Фрэдди.

Север вошёл в раж и перешёл к запрещённому приёму – щекотке. С глухим хохотом Марго уворачивалась от его пальцев, пытаясь не сползти со стула. Глядя на её радостное покрасневшее лицо, невозможно было не улыбаться. Как же мне хотелось быть простой и естественной, как она. Не считывать оттенки голосов. Не подпрыгивать от прикосновений. Я не могла даже спокойно здороваться за руку. Людные места были настоящим испытанием. Стоило кому-то случайно задеть меня плечом, вежливо коснуться локтя, чтобы пройти мимо, всё тело пронзал мощный импульс.

Конечно, Фрэдди этого не знал и наверняка не видел ничего плохого в прикосновениях, но меня его близость сводила с ума – не потому, что Фрэдди мне нравился (хотя он действительно мне нравился), а потому что чувства были обострены до предела.

Понаблюдав за вознёй Марго и Севера, Шейла кокетливо вскинула брови:

– М-м, Север прямо-таки Дон Жуан.

Это было сказано тихо. Но услышали все. После короткой паузы Север озадаченно спросил, кто такой Дон Жуан, и следом на нас обрушился нестройный смех. Беспечность Марго медленно испарилась, уступив пренебрежению. Пока все перебрасывались многозначительными взглядами, подшучивая над Севером, Марго мягко вытянула руку из его ладони и спряталась за меню.

Чтобы вернуть внимание аудитории, Рем громко прокашлялся. Загадка всё ещё оставалась без ответа. По большому счёту, ответ никого и не интересовал, но Рем заключил, что просто никто не способен превзойти его гениальность. Так что он с полным превосходством озвучил разгадку:

– Итак, что же безгранично у салфеток? Конечно же, срок годности!

Услышав, как Вероника хихикает и хвалит Рема, Север закатил глаза.

– Может, по бокалу мерло? Что скажете?

Марк показал Северу большой палец:

– Я за. Сегодня и повод есть.

Фрэдди оживился, подвигаясь к столу и одновременно ко мне.

– Что за повод?

– У нас годовщина отношений. Иди ко мне, моя конфетка…

Шейла не успела издать ни звука: Марк атаковал её страстным поцелуем. Рем тут же спародировал их, повернувшись спиной и обхватив себя ладонями за плечи. Сквозь хохот доносилось его самозабвенное чмоканье. Даже чавканье.

– Фу, Рем! Это ужасно… – зажмурилась Никки.

– Ах, любовь… – мечтательно вздохнув, Рем послал Северу воздушный поцелуй.

Пока тот не начал беситься, Вероника с таинственным видом обвела всех взором:

– Кстати, про любовь. Я вчера слышала кое-что про Ангелину и мистера Ледума.

Марк отлип от Шейлы. Рем прекратил паясничать. Марго медленно подняла голову от меню.

И тут к столу наконец подошла официантка.

Мы наперегонки выпалили каждый свой заказ, но, когда настала очередь Рема, он намеренно тянул резину. Пробуя каждый звук на вкус, Рем неторопливо расспрашивал, что есть в меню, свежая ли рыба, какого она качества и из какого региона прибыла – дошло чуть ли не до драки, когда он стал выпытывать, в каком месяце лосось идёт на нерест. Рем прекрасно понимал, как все жаждут услышать историю Ангелины и бакалейщика, и от души наслаждался своей забавой.

В конце концов Марк пнул его под столом, окрестив это карой Божьей.

– Мне-салат-«Цезарь»-ещё-фраппе-И-ПОБОЛЬШЕ-ЛЬДА, – выдавил Рем на последнем издыхании, драматично стеная и страдая. – Бедный я, несчастный я…

Марго пробормотала: «Карету мне, карету!», но никто, кроме меня, не услышал, так что погоготали мы вдвоём. Официантка широко улыбнулась и исчезла из виду.

– Выкладывай уже скорее – что там с нашей парочкой? – нетерпеливо спросила Шейла.

Вероника, гладившая Рема по голове, покраснела как отборный томат:

– Ну… Короче… Утром папа послал меня в канцелярский за чековой лентой для кассы. Север чё-то там копался в компьютере, так что его он просить не стал. Ну, я пришла в магазин, но ничего не могла найти, а тётя Эмилия была «ужа-асно занята», – Вероника скорчила жеманную рожицу, – Так что я просто рылась в коробках и…

– Извини. А тётя Эмилия – это чья-то тётя или просто тётя? – спросила я.

– Это наша тётя, папина сестра, – ответил Север. Никки кивнула.

– И я совершенно случайно услышала, как она говорит с мисс Брассикой по телефону…

Опять мисс Брассика. Та надменная девушка из библиотеки.

Я спросила у Никки, откуда тётя Эмилия и Илона Брассика друг друга знают, хотя догадывалась, что в Атермонте друг друга знают все. Оказалось, что Брассика со школы дружит с тётей Никки и Севера. Мисс Сальвиа как раз работает в канцелярском магазине неподалёку от библиотеки, поэтому они частенько заглядывают друг к другу поболтать или висят на телефоне. И Веронике даже делать ничего не пришлось, чтобы услышать подробности свидания из первых уст.

– Ну и громкость у её динамика, я тебе скажу.

– Или это Никки – фенёк лопоухий с ушами-локаторами.

– Никакой я не фенёк! – рассердилась Вероника. – Я тут вам важную информацию рассказываю, между прочим, а вы…

– Не фенёк, не фенёк. Не злись, мой хомячок, – ласково потрепал её за щеку Север.

Выдохнув, чтобы успокоиться, Никки тихонько порычала.

– Вообще, мне кажется, тётя Эмилия была бы только рада включить громкую связь. Она же так гордится, что всё про всех знает. И пока она болтала, у кассы собралась прям очередь. Я битый час ждала, пока она освободится. Папа меня чуть не четвертовал.

– Ну да, – Север кивнул, поджав губы в знак глубокой поддержки. – Папа строго на неё посмотрел и покачал головой. Страшная казнь.

Вероника с важным видом пропустила его слова мимо ушей.

– Мисс Брассика рассказала тёте Эмилии, как мистер Ледум и Ангелина гуляли вчера по бульвару у её дома. Прикиньте, она не только запомнила, во что они были одеты, но даже посчитала, сколько раз они посмотрели друг на друга…

Я поёжилась. Фрэдди подумал, что мне холодно, и спросил, не принести ли плед? Я покачала головой, не отвлекаясь от истории Вероники.

– Сначала мистер Ледум и мисс Астильба не выдавали себя ничем: не держались за руки, не целовались. Словом, вели себя благовоспитанно. Но пото-ом спрятались под сенью старого каштана, думая, что там их ник-то не ви-дит…

Никки выдержала театральную паузу и изобразила глубокое возмущение мисс Брассики, да так похоже, что захотелось в неё чем-нибудь запустить. Но под рукой были только салфетки.

– …И вот… влюблённые… слились в долгом чувственном поцелуе.

Вероника мечтательно прикрыла глаза и захихикала:

– Это было настоящее свидание. Мисс Брассика чутко следила и не могла ошибиться.

Ребята помирали со смеху над эмоциональным пересказом, а мне было тошно. Я представила тёмный бульвар, ничего не подозревающих влюблённых и пытливые бесцветные глаза. Брассика. Вот же сплетница… Из-за неё маленькое чудо любви превращалось в страницу жёлтой газеты.

Все долго обсуждали услышанное, дополняя его новыми деталями, историями и домыслами. Я молча жевала киш с ветчиной и сыром. Мне хотелось домой. Оказалось, Фрэдди тоже безучастен к происходящему. Он задумчиво глядел сквозь панорамное окно, и в его зелёных глазах отражались цепочки прибрежных огней. Захотелось взять Фрэдди за руку, но я не решилась.

Вдруг кто-то настойчиво потеснил меня в его объятия:

– Я уже всю попу на стуле отсидела. Двигайтесь.

Марго хорошо знала, что скорей рак на горе свистнет, чем я откроюсь Фрэдди, и наверняка сделала это специально, но меня клонило в сон. Возражать было лень.

Как ни странно, о нас с Фрэдди никто не шушукался и двусмысленные взгляды не бросал. Парни болтали о парусном спорте. Шейла и Ди завели разговор о любимых актёрах, а Веронике было скучно, и она кривлялась на селфи-камеру для истории. Рем маячил за её спиной – с удовольствием портил кадры, подставляя Никки «рожки». Их детские невинные препирания наполняли атмосферу дружеским очарованием. Полулёжа, сонно мурлыкая в такт музыке вместе с Марго, я рассматривала довольную компанию, когда поняла, что Марк, по-прежнему сидящий за столом, в открытую заигрывает с официанткой.

Шейла и ухом не повела. Безразлично оглядев, как эти двое хохочут, она продолжала увлеченную беседу с Дианой. Я не понимала, почему Шейла не злится на Марка. Как она терпит такое – тем более, в их годовщину? Неужели это происходит не впервые?

Мне вспомнился вечер в парке аттракционов… «Марк уже идёт. Он там с кассиршей заболтался…». «Уже и познакомиться успел». Потом – «Синяя дверь». «Интересно, пацанам память отшибло, что они муж и жена? Схлопочут…»

Не поднимать скандал на людях? – пожалуй, это правильно. Но не сказать ни слова? Ни единым жестом не выразить как некрасиво, неправильно поступает Марк? Заметив, что я замолчала и в каком я замешательстве, Марго тоже перестала петь. Она прижалась лбом к моему виску и прошептала:

– Шейла в нём души не чает. Тут ведь ничего такого – Марк просто тешит самолюбие. У него храбрости не хватит с кем-то всерьёз закрутить. Другой такой девушки, как Шейла, ему не найти.

Голос у Марго был усталый. Ровный, будто оцепеневший. Это было на неё не похоже. Я думала спросить, что случилось, но рядом сидел Фрэдди. Фрэдди слышал каждое слово, а мне не хотелось начинать при нём личный разговор.

Если бы мистер Делир заявил, что после разговора на пляже знать не хочет никакой Алекс, я бы не удивилась, но этим утром в библиотеке он только спокойно посмотрел на меня, кивнул и продолжил записи. Делир всё ещё ничего мне не принёс, и я, втайне надеясь на чудо, продолжала сама неумело копаться в мудрёных справочниках по истории Средних веков. К счастью, сегодня мой стол был повёрнут к окну, освобождая от привычки поглядывать на Делира. Это помогало сосредоточиться. Ворох имён, дат, пёстрых карт и даже оглавление – всё выбивало из колеи.

Я искренне любила средневековье со всеми его контрастами. Его жестокость и лиричность, ограниченность и возвышенность, набожность, глупые суеверия и великие открытия. Я много читала о нём, но на деле ни капельки не разбиралась ни в обычаях, ни в законах, ни в исторических событиях, поэтому черновики будущего романа выглядели нелепо и лысенько. Всё равно что пытаться вслепую, без инструмента расписать свод Сикстинской капеллы.

Выбрав прототипом главного героя реальную личность – графа де Лисса, я надеялась избавиться от лишних хлопот с датами и именами, но план провалился, и к стыду перед писателями добавился ещё и страх перед историками. От навязчивой идеи написать сказку разило самооправданием, поэтому я упрямо шуршала страницами справочника и готова была рыдать.

Хмурый вид Делира морально готовил к тому, что он пошлёт к чёрту любого, кто посмеет его потревожить. В общем, мне потребовалась вся сила воли, чтоб это сделать:

– Мистер Делир?

Не отрываясь от блокнота, он предостерегающе воздел указательный палец. Пауза тянулась целую вечность, и постепенно ожидание смертной казни сменилось любопытством. Пока мистер Делир не буравил меня проницательным взглядом и не гнался следом с топором, я могла рассматривать его безо всякого стыда. Поза напряжённая. Рукава рубашки закатаны до локтей. Перьевая ручка в левой руке – чёрная, тяжёлая, блестящая, с золотым наконечником – уверенно и быстро скользит по бумаге, оставляя красные линии, похожие на кардиограмму. Должна признать, весьма эксцентричная привычка – писать красными чернилами.

Только сейчас я обратила внимание, что Делир пользуется паркером, причём не абы каким, а Duofold Prestige – я помогала Марго с презентацией про эту модель для зачёта по дизайну. Теперь ясно, у кого она эту ручку увидела.

«Нержавеющая сталь. Гравировка. Перо из золота, восемнадцать карат».

А обложки романов Делира тоже из золота?

Несмотря на то, что я училась у него литературе, я не видела ни одной книги Делира, не говоря уже о том, чтобы их читать: в учебную программу его труды не входили. Отчасти я даже испытывала пренебрежение к романам Делира. Фанатичные однокурсницы болтали о них постоянно, доводя всех до белого каления. Но теперь мне стало любопытно, о чём он пишет. Я изо всех сил сдерживала интерес, потому что понимала – если открою книгу Делира, то не успокоюсь, пока не дочитаю её до конца. И даже если дочитаю, потом займусь не рукописью, а писательским самобичеванием – мне до уровня Делира лететь и лететь, – так что «внеклассное чтение» пришлось отложить.

Закончив писать, мистер Делир закрыл ручку колпачком и раздражённо поглядел на меня:

– Мисс Саликс, я занят.

Его облику явно не хватало мягкости и обаяния, но я вовремя вспомнила о своих глупых вопросах тем ранним утром на берегу, и весь запал как ветром сдуло. Какое к чёрту обаяние, Алекс?!

– Извините.

С топором он, конечно, не гнался, но холодный, суровый взгляд ранил больнее любого оружия. Я себя переоценила. Шагнув назад, понимающе кивнула – даже сказать ничего не смогла. Набрав в грудь, наверное, тонну воздуха, Делир вздохнул. В голосе чувствовалось громадное терпение:

– Что там у вас? – он поджал губы.

Не могу поверить. Согласился…

– Я пыталась сама разобраться, но тут такое оглавление…

– Ближе к делу, мисс Саликс.

– Я запуталась!

Я так нервничала, что тряслись руки. Страницы справочника словно склеились намертво.

Да открывайся ты!

– Подойдите.

Я подошла.

– Дайте сюда, – Делир ловко выхватил книгу из моей руки и раскрыл её. – В чём дело?

– Там оглавление такое странное. Почему-то не в порядке хронологии, а по алфавиту. Я ничего не могу найти.

– Возьмите стул и сядьте, – сдержанно сказал он.

Я послушно разыскала один из сотни стульев. В полуметре от мистера Делира, сев у самого края письменного стола, я искоса поглядывала на уверенные движения писателя. Спустя секунду Делир прекратил листать, отвлёкся от книги и терпеливо посмотрел на меня, оценивая расстояние.

– Я не кусаюсь.

Я подвинула стул ещё – теперь можно было без труда дотронуться до плеча мистера Делира, отчего стало как-то не по себе. Он быстро отыскал нужную страницу ближе к концу и опустил палец на столбик номеров. Речь звучала чётко, без спешки, но в темпе:

– Понимаю, вёрстка не верх гениальности, зато справочник подробный. Смотрите, здесь список указателей, но уже с датами…

От него повеяло чем-то едва уловимым, пряным, дразнящим. В знакомой гамме запахов не было названия этим пьянящим нотам. Я гадала, что же это за странный аромат, и не заметила, как застыла, дыша глубоко и медленно. Делир чуть развернул голову в мою сторону, чтоб его было лучше слышно.

Когда он рядом, меня совершенно парализует.

Задержав дыхание, я впилась ногтями в ладони, чтоб успокоиться. Передо мной застыл грубый профиль Делира, отчасти скрытый за тёмными волосами и бородой. Длинные ресницы отбрасывали тень на скулы. Губы целовали слова. Алекс, это уже ни в какие ворота… Как споткнувшийся прохожий хватается за воздух, я искала любую опору вместо Делира, и в конце концов вонзила взгляд в справочник. На весь разворот раскинулось гигантское фамильное древо.

Наконец сквозь глухоту пробился связный, разборчивый голос:

– Здесь можно проследить, кто кому кем приходится. Что касается дат, до середины пятнадцатого века они стоят не везде. И не всегда точны. Сами понимаете: какие-то документы были утрачены, подделаны, какие-то вовсе не дошли до наших дней. Пожары, потопы, войны. Время. С другой стороны, временные рамки в художественной литературе не всегда жёсткие.

Фраза вывела меня из оцепенения.

– В смысле? То есть в исторических романах тоже бывают неточности?

– Чаще, чем вы думаете. Если хорошо разбираться в вопросе, где угодно можно найти нестыковки, – пояснил Делир. – Это не умаляет значимости «Собора Парижской Богоматери» Гюго или «Синухе, египтянин» Валтари. Смысл заключается, прежде всего, в самой истории, а не в том, произошла она на год раньше или позже. Разумеется, если это не противоречит правилам, созданным самим автором.

Я ещё раз взглянула на древо. Масштаб работы пугал. Но мистер Делир был прав. Какая разница, в каком году и в каком графстве родились мои герои, если с ними происходит что-то невероятное? Я ведь пишу не исторический трактат.

Делир вернулся к справочнику. Он что-то говорил, а я следила за движением смуглых широких кистей с грубо очерченными контурами костяшек и квадратными подушечками пальцев. Аккуратный чистый ноготь указывал на очертания букв и линий. Смысл летел мимо.

Склонившись над книгой, мы случайно соприкоснулись плечами. Если бы мир был электрическим, в нём выбило бы пробки, но пока что их выбило только у меня в голове. В животе творилась феерия, будто я проглотила катушку Теслы, но Делир, заметив, что мы слишком близко, отклонился в сторону. Ему было некомфортно.

Он просто мой преподаватель. Я его не интересую.

Глубокое дыхание начало меня выдавать – если дышать так часто, Делир всё поймёт, а если не дышать, то задохнусь. Я понимала, что выгляжу глупо, но кивала как заведённая. Делала вид, что всё в порядке. Это не помогло. Делир вдруг замолк, прислушиваясь.

Точно задохнусь.

Скомкано поблагодарив его за потраченное время, я пулей вылетела в коридор.

Не знаю, поверил ли мистер Делир, что я хоть что-то поняла.

За углом возле уборной мне окончательно снесло крышу – по-идиотски улыбаясь, я закрылась в кабинке и села на крышку унитаза. Я и сама не понимала, почему Делир имеет надо мной такую власть. Да, внимательный преподаватель, которого я очень уважаю, несмотря на всё своё нытьё. Да, опытный писатель, у которого есть, чему поучиться. Личность с сильным характером. Но при чём тут я?

Мистер Делир жёстко пресекал любые попытки влезть в его личную жизнь. Недвусмысленно давал понять, что знаки внимания его не интересуют. Держал дистанцию. Даже учебные вопросы в Академии обсуждал исключительно публично, чтоб не было пересудов о беседах тет-а-тет. Он был нисколько не либерален и никогда не воспринимал студентов как равных себе. А я ещё и подтвердила, что это верное решение, своей вчерашней дуростью.

Всё очевидно. Там, в читальном зале, я не могла пошевелиться, как кролик перед удавом, а мистер Делир не чувствовал ничего, равнодушно пересказывая сухие факты.

Но он пересказывал их мне.

Пусть Делир не в восторге, что приходится мне помогать. Главное, что он пытается помочь.

Остудив разум, я вернулась за свой стол. Снова соваться к мистеру Делиру с вопросами после побега было плохой идеей. Рядом с ним я не могла даже думать связно.

Вдруг по спине прошлась сладкая дрожь, невыносимая как пытка. Протянув сверху руку, мистер Делир молча положил передо мной справочник, забытый на его столе. По плечу шоркнул рукав его рубашки. Меня словно сунули в кузнечный горн.

Это просто одежда. Обычная ткань. Это просто одежда. Просто одежда. Он даже не заметил, а я всё ещё думаю о дурацком куске ткани. Что со мной?

На его правой руке были массивные стальные часы. Секундная стрелка бесшумно следовала по кругу, завораживая движением. С трудом подняв глаза, я встретила хмурое молчание Делира. Уперевшись ладонью в спинку стула, он спокойно стоял рядом и взирал на меня свысока, будто что-то хотел добавить.

Нужно поблагодарить. Или это прозвучит слишком подобострастно? Обычная благодарность. Что в этом такого? Почему я так зациклилась? Какая разница, что Делир думает о благодарностях? Черт, почему я всё ещё о нём думаю? На лекциях же всё было нормально!

Может быть, потому что он никогда не обращал внимания на тебя?

Когда я очнулась, мистер Делир сидел за своим столом, полностью поглощенный рукописью.

Меня разбудил оглушительный визг.

Землю, казалось, выдернули из-под ног, и я падала, не разбирая, где верх, где них, но наконец непослушные, затёкшие ладони нащупали тёплую ткань. Подо мной была кровать. Я никуда не падала, а точнее – с трудом могла пошевелиться после резкого пробуждения, будто асфальтоукладочный каток впечатал меня в матрас.

В живот больно упирался углом блокнот со сморщенной гармошкой страницей. Ручка укатилась на пол. Вернувшись из библиотеки с чугунной от мыслей головой, я пыталась что-то сочинять лёжа, но жара, даже несмотря на открытое настежь окно, сморила меня в сон, и я отключилась как была, прямо в одежде.

Визг повторился снова.

Тело было ватным. Я медленно села на постели, пытаясь понять, откуда идёт звук: пронзительный и высокий. Если в дом пробрался маньяк-убийца, я была ужасным спасателем.

Но потом появилась Марго. Она раздражённо бухнулась на кровать рядом и объяснила, что это папа разрешил Розе выбрать фотокамеру. Радостный визг Розы долетал до нас аж из холла, сквозь винтовую лестницу башни, с лёгкостью преодолев все три этажа.

– Ей бы в опере петь, – заметила я, сползая с постели – всё равно уже не усну.

– Не напомииай. Был у нас и вокальный период, – вздрогнула Марго.

Снизу послышался глухой грохот, будто кто-то уронил стойку с шарами для боулинга. Марго предположила, что это Роза от счастья вписалась макушкой в потолок.

– Если она превратилась в дракона о семи головах, то да, – моё сравнение Марго повеселило и немного успокоило. – Значит, у Розы всё-таки будет камера? А она убедительна!

Марго не без зависти окрестила эту убедительность лизоблюдством.

Но у любой сделки есть свои условия и, как оказалось позже, соглашение Розы с родителями мало чем отличалось от рабочего контракта. Роза не должна была бросать профессию юриста, пока её снимки не опубликуют в престижном журнале или на профессиональной фотовыставке. Взамен она получала любую камеру, которую захочет. Будучи на месте Розы, я бы сто раз подумала, стоит ли того сделка. Но я не была на её месте, а Роза была нетерпелива.

Опять что-то громыхнуло. Я поняла, что звук доносится из комнаты Натана, потому что Марго уже не обращала на него внимания.

– Ты не боишься, что с Натаном что-то случится? – спросила я её.

Марго выдержала паузу, позволяя и мне прислушаться. Снизу нечто заскреблось.

– Слышишь? Шуршит – значит всё окей. А вот если у Натана тихо, значит что-то стряслось. Тогда я побегу его спасать.

Вечером миссис Равел увезла Натана на приём к зубному. Натан упирался до последнего, утверждая, что это наказание за его эксперименты, и требовал свободы науке и творчеству. Собственно, в категорию наказаний для него попадало всё, что не гремело, не горело и не взрывалось. Натан даже попросил прощения за то, что «ради эксперимента» вылил папин одеколон в унитаз, – о чём, к слову, мистер Равел сам не помнил, – но к дантисту поехать всё-таки пришлось.

Дом сразу же накрыла редкая, непривычная тишина, будто кто-то вытащил из машины двигатель. Дедушка Реган дремал в кресле перед выключенным телевизором, Роза быстро клацала по экрану планшета, прочёсывая интернет-магазины в поисках камеры, а Лили наслаждалась долгожданным отдыхом от братца, играя в ветеринара с электронными животными в виртуальной клинике. Но без Натана она сразу заскучала, и уже спустя полчаса лениво водила пальцем по экрану мобильника, отсылая подружкам стикеры в виде улыбающихся какашек с глазами.

Пока Этан не вернулся домой, мы с Марго тайком рубились в гонки на его игровой приставке. «Берлога» Этана была типично мужской зоной – отделка грубым камнем, коллекция ножей, стеллаж со стопками автомобильных изданий, стереосистема. Логично, что он был не в восторге, когда кто-то туда заходил, но Марго был закон не писан.

Вначале я никак не могла совладать с управлением в игре, но на втором круге наконец сумела обогнать машину Марго, и со злости она дважды въехала мне в зад.

– Ты где весь день пропадала?

Голос её вдруг приобрёл ледяной оттенок, точно Марго обнаружила перед собой Иуду, Брута, Сарумана и Питера Петтигрю одновременно. Не надо было её обгонять…

– Исчезла и даже не сказала, куда пошла! – пожаловалась Марго.

– Извини. Ты утром была на пробежке – не буду же я гоняться за тобой по городу.

Гонка встала на паузу – в таком виде она нравилась мне даже больше.

– Вообще-то есть такое гениальное изобретение, как интернет. Алекс. Написала бы мне. В девять тебя уже не было дома. Ты никогда не вставала так «рано». В чём дело?

Я попробовала на вкус воздух – он был чуть солоноватый. Марго вдруг осенило:

– Погоди. Ты опять была в библиотеке?

Хотелось отвернуться, но она пригвоздила меня взглядом.

– Мистер Делир обещал принести книги. Вот я и хожу…

– Чего-о-о?

Лицо её озадаченно вытянулось. Чёрт. Я забыла рассказать.

С досады Марго аж выронила контроллер. Игра снялась с паузы, и обе наши машины укатились в кювет.

– Опять мистер Делир! Ты же говорила, как он всё портит своей надменностью!

– Да не… Это я просто слишком болезненно всё воспринимаю.

– Kütterödräk… 22 Алекс, никаких умляутов на тебя не хватает…

От крепкого словца даже игра зависла. Я этично пропустила его мимо ушей. Не знала, что Марго умеет так выражаться…

– Ну что поделать, раз я вечно попадаю в нелепое положение? Он-то тут ни при чём! Уверена, мистер Делир вовсе не пытается меня унизить. Зачем ему надо мной издеваться? У него куча других, более интересных дел. Ты сама часто напоминаешь, какая я чувствительная – забыла?

Мистер Нет имел полное право на менторское отношение – он был преподавателем. К тому же внутри меня ещё теплилась призрачная надежда, что он станет моим наставником. Но вид Марго не выражал ничего кроме скепсиса. Я добавила:

– Кстати… если в бутылку не лезть, мистер Делир может быть довольно приятным.

Марго тихо присвистнула. Я положила контроллер на журнальный столик напротив телевизора и собралась идти. Надоело объясняться.

– Да-а, разумеется… Приятный. В те дни, когда он не занят раздачей автографов, мистер Делир ведёт неторопливые беседы о творчестве Чосера за чашечкой чая.

– Мне и чая не надо. Пусть хоть водку глушит из горла. За пару разговоров с ним я узнала больше, чем за весь год.

Поняв, что уговаривать меня бесполезно, Марго сбавила обороты.

– Алекс, будь осторожна. Он не лучшая кандидатура для почитания.

– Почему? – ляпнула я.

Марго посмотрела на меня как на пьяного пловца возле знака «Купание запрещено».

– Блин, ну ты и спросила. Мистер Нет наш препод вообще-то…

– …А то я не знаю…

– …Кроме того, ты разве забыла, какой он – себе на уме? Внутри его головы совсем другой мир, и я ни капельки не уверена, что он наполнен поющими пони. А ещё у него… репутация…

– Что «репутация»? – я передразнила Марго жутковатым голосом, но это был блеф.

Всё тело сковало – можно было им гвозди забивать.

– У него было много… много… – она попыталась подыскать подходящий эвфемизм. – …свиданий. Но Делир по-прежнему один. Всегда один. Не трать время на пустые фантазии, ладно?

– Вовсе и не думала об этом, – соврала я, моргнув. – Я вообще-то в курсе, что крутить романы с преподавателями аморально. Не заморачивайся.

Пока Марго меня не раскусила, я накинула ещё парочку аргументов:

– Он на меня и не взглянет. Помнишь, как тогда сказал? «Я на свидания со студентками (и студентами тоже) не хожу и не собираюсь». Ему это не интересно. Серьёзно. Видела бы ты его пренебрежение. И эти его усмешки… Но я справлюсь. Всё под контролем.

Я поймала себя на мысли, что для безразличного человека слишком много болтаю. Однако Марго больше заботила моя ранимость, чем возможный роман. Она почему-то вбила себе в голову, будто я всё ещё ужасно страдаю от критики Делира. Голос её тонул в сочувствии:

– И ты действительно снова пойдёшь туда, зная, что он будет издеваться?

– Да, пойду. Есть вещи поважнее, чем самолюбие.

Ответ её убедил. Марго улыбнулась.

– Вот это моя девочка.

Вдруг её мобильный запиликал оповещениями.

Что случилось?

Марго сняла блокировку и развернула на весь экран текстовый чат – переписку с друзьями:

__________

Fræddie: Не удивлюсь, если наше высочество @Queen Марго, как всегда, проводит время с Алекс.

__________

Это он обо мне?

От любопытства шея у меня вытянулась как у жирафа. Я осторожно заглянула Марго через плечо.

– Ой, да не шифруйся ты, шпиён, – сказала она, цокнув языком.

Марго быстро заклацала ногтями по экрану, набирая ответ, потом что-то где-то нажала, и спустя секунду телефон завибрировал уже у меня. На иконке мессенджера сменялись циферки: «1… 2… 4… 6…»

Шесть сообщений за раз? Я открыла переписку:

__________

Queen: Можно подумать, что ты ревнуешь, Рубус. *смайлик закатывает глаза*

Fræddie: Конечно, ревную, Ри. Раньше ты проводила всё время с нами.

LeDi: А @Xela – это кто?

Queen: Я пригласила Алекс в чат. ЛОЛ. Вы ещё не заметили?

SeVer: Марго, какого хрена?! -(сообщение отредактировано)-

Ver-unique: Ай-яй-яй, тут же дети…

CD-REM: Агу!

__________

Я усмехнулась. Казалось, мы знакомы с ребятами лет сто. Марго посмотрела на меня с пониманием, а я и забыла, что мы в одной комнате.

– Давай напиши что-нибудь, ниндзя, – подбодрила она меня.

__________

Xela: Всем привет! Простите за вторжение. Если вам неприятно, я уйду :)

LeDi: Всё норм, Алекс. Мы тебе рады. Давно пора тебя пригласить.

Queen: Настал момент, которого все так ждали! 23 Особенно я.

Fræddie: Здравствуй, Алекс! Добро пожаловать в нашу гавань.

Xela: Спасибо, Фрэдди. Это очень мило :)

Queen: А где Шейла пропадает?

Ver-unique: Они с Марком где-то тусят. Наверное, воркуют вдвоём, позабыв о времени.

Queen: Счастливому часы не бьют. 24

Ver-unique: Да! Витают в облаках, слившись в страстном поцелуе…

SeVer: Фу, давай без этих слюней. *смайлик-черепушка*

__________

Сверху появилась надпись «Markus пишет…», и все в ожидании замолкли.

__________

Markus: Очень смешно. Единственные облака в радиусе километра – те, которыми кашляет мой джип. Похоже, тачка накрылась медным тазом.

Ver-unique: Ой. Плак-плак. *смайлик со слёзкой*

__________

Шейла прислала в чат гифку 25 с ползущим по земле ленивцем.

__________

Shake: Если мы с Марком СЕЙЧАС ЖЕ не сдвинемся с места, я и правда утоплю его в слюнях. От голода. Я так хочу есть…

Queen: Поужинаем где-нибудь?

Shake: Пока мы доедем, вы сами с голоду помрёте. И вообще мы собирались сегодня поиграть в «Правду или действие». Встретимся у домика?

Queen: Когда это вы успели «собраться»? Я не в курсе.

LeDi: Наверно, Шейла сама с собой планировала. Я тоже не в курсе. У меня ещё смена не кончилась. Часа через два буду свободна.

__________

– Тебя не раздражает наша болтовня? Не пишешь ничего.

Отлипнув от смартфона, Марго выключила приставку и телевизор, а потом аккуратно расставила всё по местам – и не заметишь, будто кто-то здесь был.

– Всё хорошо, я просто за вами не успеваю. Вы так быстро печатаете… А ещё не могу никак запомнить, кто есть кто.

– Это нормально, привыкнешь. А что насчёт домика на дереве?

– А что насчёт домика на дереве?

– А, точно. Ты ж не в курсе…

В полной тишине грянула песня о том, что нужно ловить момент и наслаждаться свободой – она стояла у Марго на звонке. Я эту песню ненавидела. Припев заедал в голове намертво: «Свободная любовь… свободная любовь…»

К счастью, Марго взяла трубку:

– Слушаю тебя, мой пупсик.

Голос у пупсика был женский. Марго жестом поманила меня за собой, прочь из комнаты Этана, и включила громкую связь. Шейлу стало слышно на весь коридор – услышав её голос, дедушка Реган добродушно улыбнулся и зашаркал прочь.

– Эй, давай поднимай свою жопку и собирайся, а то ты прям как прикованная к Алекс! – потребовала Шейла. В трубке послышалось шуршание, будто открыли пакетик чипсов.

Марго беззвучно отмахнулась, убеждая не воспринимать слова Шейлы всерьёз.

– Приятного аппетита.

– Фпафибо… – из динамика донёсся аппетитный хруст. – Ну так что?

– Вообще мы с Алекс никуда не собирались. Уже поздно. Но если будет очень надо, я приду.

– Но мне надо, чтоб ты ответила сейчас, – судя по нажиму в голосе, Шейла была разочарована – похоже, она ожидала, что Марго, лёгкая на подъём, тут же кинется на встречу.

– Какая ты нетерпеливая! – Марго улыбнулась и посмотрела на меня с теплотой.

– Да, потому что очень важно, фтобы вы с Алекс прифли…

О, всё-таки с Алекс. Неужели мне удалось вписаться?

Шейла, наверное, подумала, что без меня Марго вообще никуда не пойдёт, и сменила тактику. Я тронула Марго за плечо, уговаривая согласиться – было бы глупо отказываться из-за меня. К тому же мне самой хотелось побывать внутри загадочного домика на дереве.

– Хорошо. Будем вовремя.

– Супер!

– Только давай без хитрых планов, умоляю.

– Это как пойдёт. Как пойдёт, – задумчиво протянула Шейла и снова зашуршала чипсами. – До фтречи, пупфик.

Нажав на красную кнопку, Марго завершила звонок, и пока она копалась в телефоне, я изучала чат. У него было смешное название: «Фанаты указательного пальца». Позже спрошу, почему. Сообщений накопилось прилично, но большую часть я не понимала и просто пролистала.

__________

CD-REM: Согласен, Ваше Дерзейшество. Хочу тусить! Требую!

__________

– Что за «Ваше Дерзейшество»? – спросила я Марго.

– Вечером узнаешь, когда будем играть, – она повела меня вверх по винтовой лестнице. – Играем мы всегда у домика на дереве, сидя вокруг костра. Надеюсь, ты выспалась – ночь будет долгой и очень весёлой. Пойду пока душ приму.

Марго подмигнула мне и свернула в ванную комнату, а я направилась к себе.

__________

Markus: Марго, а ты сидр будешь или да?

LeDi: Она, похоже, не в сети, лучше позвони. Слушайте, у меня тут вопрос. Кто-нибудь знает, на регату ещё нужны волонтёры?

SeVer: Вроде да. Глянь на @my-atermont

LeDi: Точно. Спасибо.

__________

Я тоже зашла в публичную группу Атермонта и подписалась на неё – вдруг пригодится. Почти все посты были посвящены работе волонтёров и подготовке к грядущей регате. Регата должна была продлиться целую неделю, до будущей пятницы.

Писали в группе и о мелких происшествиях: кто-то потерял кошелёк, кто-то его обнаружил и искал владельца, одна атермонтка продавала коляску, другой горожанин приглашал всех на вечер арфы в кафе в Новом городе. Атермонт в очередной раз меня приятно удивил.

Из ванной донёсся шум воды и громкое фальшивое пение. Марго прихорашивалась.

Надо тоже навести марафет.

В половину девятого – ровно в срок – мы были на крыльце дома. В гостеприимно отворённые ворота торжественно вплыл старенький красный минивэн. За рулём был Север – фургон принадлежал его отцу, и он иногда просил ключи. Остановившись перед крыльцом, фургон мигнул фарами. Из приоткрытого окна показалась ладошка Вероники. Помахав в ответ, Марго ухватилась за чёрную пластиковую ручку и сдвинула дверцу. Внутри нас ждала громкая шатия.

В фургоне было тесно как в банке кильки, даже на передних сидениях. Между Севером и Вероникой под лозунгом «Слабоумие и отвага» разместился радостный Рем. Рем, как и всегда, валял дурака и сыпал остротами, доводя Севера до безумия. От того, чтобы придушить шутника, Севера останавливал только уголовный кодекс.

На втором ряду, возле окна свалили гору пакетов с едой, что с шелестом нависали над Шейлой, грозя завалить её своей массой. С другой стороны Шейлу прижимал качок Марк – она не жаловалась, и в среднем всё уравновешивалось. Пол заставили вещами. Зацепившись ногой за одну из сумок, я рухнула на колени к Марку. Он с улыбкой поймал меня и, путаясь в длинных волосах, помог перелезть дальше, пока я с пыхтением извинялась – скорее перед Шейлой, чем перед ним.

В задней части салона уже поджидали Марго, Фрэдди и Ди. Нас было четверо, и мы каким-то чудом уместились на трёх сиденьях. Наверное, благодаря худенькой Диане. Всю дорогу Марго и Фрэдди оживлённо переговаривались. Я не влезала в их беседу без приглашения. Не то, чтоб мне хотелось поболтать, но сидеть плечом к плечу с неподвижной, безмолвной Ди было странно.

Почти сразу мы свернули в лес. Было уже темно. Свет фар освещал только короткий участок тропы, но путь был почти прямым, и Север знал его наизусть. Он уверенно огибал ямы и выбоины, так что кабину даже не трясло.

Но вдруг что-то пошло не так.

Криво скрипнули тормоза. Север матюгнулся, вывернул руль и матюгнулся ещё раз.

– Никки!

Фургон подскочил на кочке и, забуксовав на неровной дороге, съехал в кювет.

Глава 5. «Правда или действие»

– Там была женщина – вся в белом. Мне, наверное, показалось…

– Север, какая женщина?

– Не знаю. Обычная такая. Только волосы очень длинные, чёрные.

Все разом обернулись на меня.

– Ты, случаем, на Алекс в зеркало не загляделся?

– А, может, «Звонок» 26 пересмотрел?

– Север, а та женщина – она на четвереньках не бегала? Или вверх ногами?

– Ай, отвали, – Север нервно стукнул по рулю. Вякнул клаксон. – Говорю как есть. У меня фантазия не то, что ваша. Волосы – значит волосы. Обычная – значит обычная.

– А волосы совсем чёрные или тёмно-русые?

– Да не знаю я ниху… ху.

Он глянул на Никки, проверяя, не сработал ли её матерный радар. Радар не сработал.

– Вероника, ты её тоже видела? – Диана наконец пошевелилась.

– Никого не видела. Меня Рем отвлёк.

– Да её, кроме печенья, вообще ничего не интересует, – отмахнулся Север.

– Неправда. Я ещё конфеты люблю.

Опершись на плечо Марка, Шейла выбралась из-под пакетов с едой:

– Так, давайте вылезем из этой бочки, пока Севера опять кто-нибудь не напугал.

– Я такой херни ваще не боюсь, – бросил он вполоборота и заглушил двигатель.

До домика было рукой подать. Марк, Север и Фрэдди отправили нас раскладывать вещи, а сами остались выталкивать фургон. Фургон был старенький и небольшой, но всё-таки это был автомобиль. Я волновалась, вдруг кого-нибудь затянет под колёса? А вдруг Фрэдди? Выслушав мои размышления, Марго только усмехнулась:

– Нет, ну вы с Севером точно ужастиков пересмотрели.

Я огляделась, выискивая в темноте женщину в белом. Я же не боюсь призраков?

Остаток пути мы преодолели пешком. Никого, кроме меня, не беспокоило, что происходит позади. Даже Марго не согласилась вернуться. Так и не добравшись до местного чуда архитектуры – домика, я остановилась неподалёку и одиноко мерила шагами тропинку, высматривая во тьме ребят. Почему-то даже не было страшно. За себя.

Южное небо, оцарапанное силуэтами деревьев, заливал густой сумрак. Смешанный лес медленно затихал, кутаясь в паутину и мох. Сквозь редкий треск веток и стрёкот вечерних птиц доносился далёкий гул моря, больше похожий на белый шум.

Марго вернулась налегке, с видом ещё более скептичным, чем прежде.

– Солнышко, пойдём костёр разводить. Не хочу, чтоб ты одна в темноте торчала.

– Может, надо было с ребятами остаться? Посветить фонариком?

– Алекс, парни справятся. Это просто маленькая канавка. Ты думаешь, им впервой что ли машину из ямы выталкивать?

И в самом деле: на повороте показались перемазанные дорожной пылью Марк и Север. Они подсвечивали путь телефонами. Следом тащился Фрэдди, увешанный сумками.

Тоже мне, ослика нашли.

Поравнявшись с нами и встретив мой вопросительный взгляд, Север пробурчал, что они оставили фургон там, где он ещё мог проехать. Мимо, по-геройски выпятив грудь, прошлёпал вспотевший Фрэдди.

– Мне ни капельки не тяжело, – заметил он, сворачивая к домику.

– Проспорил – тащи. Не шаришь – так неча спорить, – заявил Север.

– И правильно – нечего, – прокряхтел Фрэдди.

– О чём речь?

– Рубус решил, что Марку слабо одному вытолкнуть фургон.

– А чего тогда вы оба пыльные? – спросила Марго Севера.

– А?.. Ах, это… Да мы там фоткались, в грязи. Брутально же!

– Дурачки вы – вот вы кто, – она с улыбкой качнула головой и потянула меня следом за Фрэдди.

Возле домика было просторно и чисто. Такое миленькое название ему не шло – он был огромным, прямо как настоящий, и пропускал сквозь дощатые стены несколько веток, полукругом огибая ствол. Домик возвели поодаль от чащи, на огромном дубе, да так бережно, что не только не повредили дереву, но и не помешали лесным обитателям. Фрэдди дал мне знак не шуметь и указал далеко вверх. Я пригляделась. В густой зелени мелькнул пушистый рыжий хвост. Затем ещё один. И ещё… Под многолетней кроной сновали белки.

Высоко вверх тянулись крупные ветви, поскрипывая под собственной тяжестью. Дерево было действительно старое, если не древнее. Одна его половина поросла мхом, а другая, голая и сухая, была испещрена неровностями и походила на причудливую каменную глыбу. В корнях его и вовсе можно было заблудиться – извилистые, путаные, они пронизывали землю, мешая ступить. Кажется, в этой путанице мелькнула мышь.

К крыльцу или же балкону домика накрепко прибили приставную лестницу, обработанную красноватой морилкой. Грубо сколоченная, с широкими ступенями, она была метра четыре в высоту и уходила ножками глубоко в землю. Я запрокинула голову, чтобы охватить взглядом всю высоту.

Вдруг на крыше домика кто-то завозился – среди веток мелькнула знакомая физиономия. Рем забрался на верхотуру. Шейла неторопливо подняла голову и прозаично посмотрела на него. Ни капельки не удивлённая выходкой, она вздохнула и глотнула воды из бутылки, которую вручил Марк.

– Рем, ты сдурел?

Рем весело поболтал ногами. Марго задорно помахала ему в ответ.

– Слезай оттуда, чучело, – сказала она ласково.

Рем передразнил её и, спустившись в считанные секунды, вытер руки о штаны. Он был в голубой футболке с принтом из плачущих тучек, надетой шиворот-навыворот. Когда я ему сказала об этом, Рем очень удивился и ответил, что всегда её так носит.

Вдруг свозь скрип старого дерева донеслось жалобное мяуканье. Я замерла:

– Ребята, тихо! Тут что ли котенок потерялся?

За спиной кто-то сдавленно фыркнул.

– Что?

Пугающе широкая улыбка расползалась по лицу Севера. Он сомкнул губы так крепко, что они побелели, и изо всех сил старался не поддаться порыву общего гогота.

– Да что такое? – мне было не до смеха. Откуда же звук?

– Сказать ей? – он глянул на Марка и Шейлу. Те зафыркали пуще прежнего, отвернувшись в стороны.

– Что сказать?

Даже Марго хихикала.

– Ох, только не говорите, что это какой-нибудь сигнал телефона…

– Не-е, не телефон… – выдавила Никки.

– Ну а что тогда?

Марго легко похлопала Севера по плечу, дескать, рассказывай. Он отбросил волосы с лица, набрал воздуха в грудь, но басовито расхохотался. Диана подала голос издалека —растянувшись на бревне у кострища, – было видно, как она закатила глаза:

– Это сойка. Они умеют подражать звукам. Мы близко к городу, так что чего тут только не услышишь. И дрель, и музыку, и детский смех…

– Ах вот оно что… А смеётесь почему?

– Жуть была месяц назад, – наконец объяснился Север. – Посреди ночи как младенец завопит! Я чуть с дуба не рухнул.

– В прямом смысле, – добавил Рем.

Он достал откуда-то булочку и стал выковыривать из неё изюм. Север отпихнул Рема в сторону от лестницы и окликнул меня. Мы поднялись в домик.

Света внутри не было. На полке у входа Север нащупал светодиодный фонарик и включил его. Фонариков было несколько. Вручив мне второй, Север показал, где на корпусе кнопка, пускающая разряд тока.

– В целях безопасности, – пояснил он. Хотя это больше пугало, чем успокаивало.

В домике было две комнаты – обе гостиные. На входе их объединял закуток, придающий планировке форму подковы. С противоположной стороны проделали два окна без стёкол. Сейчас они были закрыты деревянными ставнями. Темень.

В свете фонарика я разглядела, что ветви, извиваясь, проходят прямо сквозь комнаты. Их явно украшали не один год. Сплошь увешанные чем попало – бумажными гирляндами, оригами на ниточках, талисманами, ловцами снов с выкрашенными перьями, бусами и цепочками, уже знакомыми «капельками», пёстрыми фенечками, монетками на шнурках и цветастой бахромой ленточек, – они навевали мысли о тайной лавке магических артефактов.

Под креслами-мешками, плотно уставившими пол, едва просачивался потёртый бордовый ковролин, прожжённый в нескольких местах. Видно, на него частенько роняли сигареты. К одной из стен прилипло пестрое безвкусное панно ручной работы. Я сначала подумала, что оно служит утеплителем, но потом оказалось, что панно закрывает горелое пятно после неудачной попытки задуть свечи на торте – как это произошло, мне так никто и не признался, но с того дня друзья договорились не приносить в домик ничего горючего. Я сразу воспылала любовью к электрическим фонарикам.

Стеллаж у дальней стены доверху завалили кухонной утварью, тёплыми вещами, одеялами и пледами, коробками с консервами, снеками, старыми газетами, книгами, журналами, настольными играми, спортинвентарём и разным хламом. На нижней полке, у баррикады из свёрнутых спальных мешков стоял закопчённый медный чайник и несколько больших бутылок с водой. Во второй комнате – почти такой же – даже был раскладной стол, прислонённый к стене. Марго сказала, что его ни разу не доставали – стол занимал слишком много места.

А ещё здесь было много фотографий. Они придавали домику обжитой, личный облик. Без рамок, приколотые вразнобой цветными канцелярскими гвоздями, снимки ершились ворохом вокруг панно. Яркие, выцветшие, пересвеченные, смазанные, чёрно-белые, помятые… Поездки в фургоне и посиделки у костра. Марк с удочкой у озера. Север щурится в камеру, по горло в воде – стройная, гибкая Шейла в красном купальнике стоит у него на плечах, готовясь к прыжку. Удивлённая Вероника и исчезающий кусок торта – у Рема изо рта торчит сломанная свечка. Диана с бокалом вина укуталась в плед на увитом цветами балкончике. Фрэдди в костюме рождественского оленя. Марго в широкополой соломенной шляпе греется на солнышке перед особняком – позади неё Лили и Натан возятся с облезлой, лохматой, но очень счастливой собакой.

Марго не говорила, что у них была собака.

Стенку стеллажа обклеили рисунками с зомби, постерами компьютерных игр и ретрофильмов. Север упомянул, что эта коллекция – дело рук Фрэдди. А фотографии, кажется, развесила Марго. Слишком похоже на сериалы о подростках. Она любит, чтобы всё как в кино.

Достав из стеллажа стопку пледов, Север выпрямился во весь рост и живописно треснулся макушкой о ветку – талисманы со звоном закачались в луче фонарика. Чертыхнувшись, Север резким ударом сбил пару побрякушек и с шипением почесал голову. Судя по шраму вместо пробора в его волосах, такое случалось часто.

Север пропустил мимо ушей мой сочувственный возглас, сгрёб своими ручищами ещё что-то со стеллажа и принялся наполнять огромную корзину, привязанную кручёной верёвкой к перилам. Вместе с пледами, чайником, кружками и фонариками там оказались несколько цветных дождевиков в силиконовых чехлах, две стопочки стикеров, дешёвые шариковые ручки, и поверх всего – плоские квадратные подушки в клеточку.

– А подушки зачем? – спросила я.

– Вот просидишь на бревне пять часов, так не будешь задавать глупых вопросов, – буркнул Север и, крепко держа верёвку обеими руками, принялся опускать добычу вниз.

Так и не обогнав корзину, цепляясь за балки, я осторожно спустилась по лестнице. Марк на корточках разводил огонь. Кострище устроили на прогалине среди больших поваленных брёвен с вырезанными сидениями. Фрэдди раскладывал по ним подушки.

Полулёжа на одном из брёвен, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой после смены, Ди читала «Коллекционер» Фаулза. Она сдвинулась только для того, чтобы Фрэдди мог подложить подушку. Вероника нетерпеливо рылась в сумках с продуктами в поисках маршмеллоу, а Рем сновал рядом, сопровождая её действия несуразным возгласами. Вскоре показался Север. Он бросил Фрэдди рулон фольги – тот ловко поймал свёрток и стал быстро заворачивать в фольгу клубни мытого картофеля. У него это выходило так ладно, что я постеснялась помогать – мешать не хотела – и прошлась по округе, осматриваясь.

Марго и Шейла о чём-то перешёптывались в стороне, уставившись друг на друга как на дебатах. Похоже, разговор не был приятным. Может, Марго нужна моя помощь? Я подошла ближе, надеясь, что меня не прогонят. Они не были против.

– В чём дело?

Прежде чем Марго успела ответить, Шейла заговорщически понизила голос:

– Северу нравится Диана. У меня есть план, как ему помочь.

– А как ты это выяснила?

– Я ещё не выяснила. Но мы выясним сегодня.

– Тогда зачем им помогать?

Марго положила руку мне на плечо, останавливая. Мимо прошлёпал Марк с ветчиной и сыром, не забыв по пути одарить Шейлу плотоядным взглядом. Она подмигнула Марку и, вернувшись к разговору, важно процитировала Достоевского:

– Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно.

– Шейла, ты тоже любишь литературу?

– Цитаты люблю.

– Может, не будем вмешиваться? – голос Марго приобрёл несвойственный нажим.

– А что, у тебя есть аргументы против?

– Я чего-то не знаю? – меня тревожило их противостояние.

Марго и Шейла – обе – повернулись ко мне: две горгоны за игрой в гляделки.

– Молчу-молчу.

– Всё нормально. Я просто не люблю сводников, – заметила Марго.

– Только скажи, что тебя это расстраивает – и я мигом перестану.

Шейла приподняла уголки губ. Не было в этом никакой наглости – сплошное очарование. Шкодливость в ней так и искрилась. Киндер-сюрприз во плоти. Сахар с перцем. Солнечный зайчик летним утром. Вот такая она была. Я всё пыталась угадать, чего же хочет Шейла. Почему Марго не может пойти ей навстречу? Почему бы ей не сказать прямо, что не так?

Марго всё-таки сдалась:

– Ох, ну хорошо. Можешь думать, что меня это «якобы», – она изобразила пальцами кавычки, – Расстраивает.

– «Якобы» не считается. – Шейла оставалась всё такой же невозмутимой – Если бы это правда было важно для тебя, я бы ещё подумала. Но тебе ведь всё равно, верно?

– Вы совершенно правы, Ваше Дерзейшество, – устало брякнула Марго.

Ничего больше не сказав, она потащила меня в сторону кустов малины, усеянных маленькими белыми цветочками. Шейла довольно глядела нам вслед. Я всё гадала, что она имела в виду, и запуталась ещё больше, когда Марго добавила:

– Хоть бы тебя постеснялась что ли…

Видимо, она надеялась, что моё присутствие образумит Шейлу, а Шейла ждала, что я смогу расположить Марго к откровениям. Только парламентёр из меня вышел не очень.

В зарослях малины мы обнаружили затаившуюся Веронику – спрятав пустую упаковку в карман, она сказала, что ищет веточки, чтобы жарить маршмеллоу на костре.

– Марго, только не говори, что тебе тоже веточки понадобились, – вздохнула я.

Она только невинно улыбнулась.

Чай из малиновых листьев кипел в чайнике над костром, разгоревшимся в самый раз, чтобы разогнать сумерки. Пламя пылало так близко, что его тепло отпечатывалось на щеках. Картошка в фольге, выложенная серебристой горкой, ожидала своего часа – когда же отойдёт зола. Не обращая внимания на терпкий дым, кусающий глаза, мы жарили на веточках тосты и с удовольствием ими хрустели. В воздухе разносился маслянистый, подкопчённый аромат горячего хлеба с ветчиной и сыром, чад жжёной древесины и влажный лесной холод.

Марго по привычке закинула ноги мне на колени, объясняя правила игры:

– Игра называется «Правда или действие». Есть два варианта заданий: либо отвечаешь на вопрос – то есть говоришь «правду», либо выполняешь «действие».

Она указала на две пачки стикеров в корзине, которую спустил из домика Север.

– На жёлтых стикерах мы пишем вопросы, на розовых – действия. Чем безумнее и смешнее, тем лучше. Игрок выбирает «правду» или «действие» и должен выполнить задание. Если корзинка далеко, можно попросить ведущего прочитать текст на стикере вслух. Корзинку над костром лучше не таскать.

– Один раз мы чуть пожар не устроили! – трепетно воскликнула Никки – аж хвостики на голове подпрыгнули. Фрэдди многозначительно посмотрел на неё:

– Один раз? Один?! М-да…

– А кто ведущий?

– Кто всех собрал, того и тапки. Сегодня в тапках Шейла, – ответил Север.

У меня зачесалась щиколотка. Я хлопнула по ней, но поздно – комариха лакомилась давно, и теперь кожу нестерпимо жгло. Наблюдая, как я чешусь, ёрзая по бревну, так что подушка уползла в сторону, Север о чём-то вспомнил и полез в корзинку.

– Надо средство от комаров зажечь, – широко зевнув, заметил Рем.

Север посмотрел на него очень внимательно, раздумывая, съязвить или нет в ответ на этот безумно полезный, донельзя очевидный совет, и достал спираль от насекомых.

– Спасибо, – сказал он с превеликой признательностью в голосе.

Среди нас покатился тихий хохоток. Север поджёг спираль – потянулась тоненькая дымная ниточка. Вскоре комаров стало меньше, и всё же ещё один успел укусить меня прямо в лоб. Класс. Последний единорог. К Фрэдди я старалась не поворачиваться, а вот Рем, покосившись сбоку, заулыбался. Его эта картина позабавила:

– Алекс, ты теперь Избранная лесом, – Рем сунул пальцы в остывшую золу на краю кострища и чинно провёл ими над своей переносицей. – Я буду твоим последователем.

– Спасибо, – вдруг захотелось отрастить чёлку.

Окинув Рема недовольным взглядом, Север достал из заднего кармана помятую пачку сигарет и подпалил одну из них веточкой, наполовину сожжённой в пламени костра.

– Я быстро, – выдохнув через нос, он скрылся среди деревьев.

Марго и сама не заметила, как облизнулась Северу вслед, а потом продолжила:

– В конце игры мы определяем победителя – самого изобретательного игрока. Это Дерзкий Король или Королева. Мы обращаемся к нему или ней «Ваше Дерзейшество», пока не появится новый победитель. Дерзейшество априори считается во всём правым, самым умным и самым красивым.

Шейла, что с азартом рылась в стопке вещей, растопырила пальцы в знаке «Victory». Я наконец поняла, почему Рем и Марго так её называли. Выудив из стопки сложенный вчетверо джемпер, смешно подпрыгивая, Шейла стала натягивать его на себя. Марго наблюдала за её вознёй с мягкой улыбочкой, словно и не было того странного разговора.

– Мы «ходим» по очереди: слева направо. «Правду» говорим сразу. «Действия» обычно тоже, но бывают такие задания… Растягиваются аж до конца игры. У нас есть условие: нельзя выбирать только «правду» или только «действие» три раза подряд… Ди, расскажи ты. У тебя так коротко выходит.

Диана отложила книгу и вытянула к костру длинные худые ноги с угловатыми коленками. Её бледное лицо румянили отблески пламени, помигивая в стёклах очков.

– Мы не покидаем место игры – округу домика, – сказала Ди. – Не ездим в город, не вовлекаем незнакомцев и всегда держимся вместе. Не задаем вопросы на тему секса и вероисповедания. И о личной жизни других людей. Еще под запретом унизительные задания. Вообще, в любой момент можно отказаться от игры, но тогда выбываешь.

Голос Шейлы засверкал свежим ручейком:

– Есть ещё «секретные задания». На них мы рисуем букву «S». «S» это значит «secret»27. Игрок читает задание, но другим не говорит, что должен делать.

– Это как? – я с сомнением взглянула на Марго. Она резковато качнула головой.

– Не волнуйся, разберёшься. Всё проще, чем кажется.

– Север, давай возвращайся – мы начинаем, – окликнула его Диана.

Она поджала ноги, чтобы Север смог пройти. Следом за ним тянулся резкий запах табака. Ди поморщилась, но едва заметно. Я бы и вовсе не обратила на них двоих внимания, если бы не спор Марго и Шейлы. Украдкой посматривая на Диану, Север стал раздавать жестяные кружки, сложенные одна в другую. Ди взяла кружку из его рук, замялась и уткнулась в книгу. Шейла умильно поглядела на них, спрятав ладони в рукавах джемпера.

– Раз опоздал, то и ходишь первый, – решила она.

– Э! Когда это я опоздал? Что за беспредел?

– Как-то ты странно произносишь: «Да, Ваше Дерзейшество», – хмыкнула Шейла.

– Валяйте, Ваше Дерзейшество. «Действие».

Север в хищном ожидании оперся локтями о бёдра, свесив кисти между ног. Взгляд исподлобья. Длинные волосы скрывают один глаз. Подушечки длинных пальцев сомкнуты. Шейла достала стикер и тут же рассмеялась. Она пыталась говорить, но сквозь смех ничего было не разобрать. Северу даже хмуриться не требовалось – он всегда так выглядел:

– Что там за мерзость? Чё заливаешься?

– «Каждый раз, когда кто-то произносит «я»… игрок должен… игрок должен добавлять: «…маленький пупсик»», – повторила Шейла, с трудом прервав хохот.

– Э-э, не интересно, – Марк даже расстроился.

– Хорошее начало, – пробормотала Диана, не поднимая глаз от книги.

А вот Север такой поддержки не оценил и тихо выругался.

– Да вы издеваетесь!

– Я… Север, давай-давай! Я-а-а… – Шейла нарочно тянула звук, чтоб его позлить.

– …маленький пупсик, – проскрежетал Север.

Вероника гаденько захихикала, глядя на перекошенное раздражением лицо брата.

– Будешь потешаться – стану называть тебя исключительно «мелкий шпендик», – пригрозил он и сердито хлюпнул чаем.

– Сам ты шпендик!

– Фрэдди, вперёд, – подбодрила его Шейла, пока эти двое не начали пререкаться.

Фрэдди дотянулся до корзинки, выудил оттуда жёлтый стикер, прокашлялся и прочёл вопрос вслух:

– «Если бы ты должен был поцеловать человека своего пола…» То бишь, парня, – пояснил Фрэдди. – «…ты бы сам его поцеловал или позволил поцеловать себя?»

Марк и Север дружно отвернулись, сделав вид, что блюют. Марго показательно прислушалась, Шейла затаилась, Никки смущённо закусила костяшку пальца, а вот Диане, ожидаемо, было плевать. Что касается меня… Было интересно, как Фрэдди целуется.

Щекотливая тема не вызвала в нём ни капли смущения. Поймав мой взгляд, Фрэдди лучезарно улыбнулся.

– Давайте, вы не будете ставить меня в неловкое положение перед нашей гостьей? – спросил он весело. – Я… м-м-м… могу назвать это задание унизительным?

– Отвечай давай! – Марго выставила перед собой смартфон и сделала снимок.

Фрэдди вздохнул. Пригладил волосы. Улыбнулся опять.

– Сам бы поцеловал. Так бы хоть подготовился…

– Фу! – скорчился Марк.

– Ае-е-е! – Шейла затанцевала на месте. – Так и знала! Я знала… Север?

– Что? Я? А… Маленький пупсик, – мрачно вставил Север.

– А он разве не должен говорить «маленький пупсик», когда сам говорит «я»? – с затаённой надеждой спросила Вероника. Север подобрал с земли веточку и переломил её.

– …маленький пупсик. Ля, нельзя как-то без этого обойтись?

И вновь никто не разделил его недовольства.

– Кажется, я понял, кто придумал вопрос про поцелуй. – Фрэдди проникновенно взглянул на Шейлу. Руки в боки. Вид серьёзный, как на собеседовании. – Что ты там знала?

– Что ты всё равно ответишь. Не откажешься. Наш латентный…

– …пупсик, – добавила за неё Ди.

– Очень смешно.

Веточка в руках Севера постепенно превращалась в щепочки. Он отряхнул ладони.

– Спасибо, Ди. Теперь это звучит ещё более унизительно.

Диана неслышно закрыла книгу и, изогнув кисть, изящным движением опустила её рядом. Потом спокойно посмотрела на Севера, не мигая.

– Север, ты порою примитивен как квадрат.

Пальцы его забарабанили по коленям. Север смутился, но всё равно стоял на своём:

– Я просто прямолинейный – прямо говорю то, что думаю.

– Ты не прямолинейный, ты бестактный.

Пришла очередь Шейлы выбирать задание. До конца игры она должна была мяукать, как только все замолкнут.

– А чего так просто? – от возмущения Рем промахнулся мимо маршмеллоу.

Он всё это время дразнил Веронику, пытаясь похитить сладость с её палочки, а тут даже потерял интерес к столь увлекательному развлечению.

– Вот я…

– …маленький пупсик.

– Ты тоже пупсик – так и быть, – согласился Рем, снисходительно глянув на Севера. – Почему мне вечно приходится отдуваться, терпеть щекотку, сидеть в кустах, кричать петухом, а она вот так просто отделывается?!

Шейла послала ему воздушный поцелуй и протянула Марку бумажку с «действием». Задание оказалось секретным. Никто кроме Марка не знал, что именно он будет делать.

Никки едва не забыла ответить на вопрос – она бдительно караулила остывающую подушечку маршмеллоу, покрытую золотистой корочкой гретого сахара. Рем не отступал.

– «Если близкий человек, например, твоя бабушка, попросит тебя убить кого-нибудь, согласишься ли ты на это?»

Насладившись лакомством, сладкоежка крепко задумалась. Пауза затянулась.

– Мяу.

– Это что – снова сойка? – я огляделась.

– Это я, – коротко отозвалась Шейла и вернулась к вопросу: – Никки, у тебя там что ли сезон вольной борьбы со своей совестью?

Вероника многозначительно прищурилась… и принялась неторопливо облизывать с пальцев сахарную пудру. Очаровательное личико оживила работа мысли.

– Вы только гляньте – ещё и сомневается! – хохотнул Фрэдди.

– Конечно, надо ведь сразу соглашаться, – смех Марка, низкий и тёплый, слился с треском пламени. Уютно запрокинув руки за голову, он с наслаждением потянулся. – Бабушкам вообще-то помощь нужна.

Север тоже не упустил возможности поддеть сестру:

– Давай, не шифруйся, мой маленький розовощёкий маньяк.

– А ты бы кого угодно придушил, – хмыкнула Никки. – И просить не надо.

– Тебя – в первую очередь, моя доставучая заноза.

– Вот его бы я точно грохнула, – она миловидно похлопала ресницами – ангел, не иначе. – Шучу. Я никого даже обозвать обидно не могу. Мой ответ – нет.

– Класс. – Марк бодро потёр ладони, поторапливая игру. – Рем?

Рему выпало весь круг поддакивать соседу слева, и как только тот заговорит, почтительно кланяться и лебезить: «Вы совершенно правы, мой лорд». Этим самым соседом оказалась Марго. Она пыталась рассказать историю о самом нелепом вранье в детстве, но с участием Рема история звучала слишком абсурдно. Мы всё хохотали и хохотали: едва один замолкал – в голосинушку заливался другой.

– Мне было пять лет…

– Вы совершенно правы, мой лорд…

– Я-а-аха-ха…

– …маленький пупсик…

– Ещё тебя тут не хватало!

– Вы совершенно пра-а-авы, мой лорд!

– …Аха-ха-ха!.. Не могу!..

– Вообще-то я миледи, – заметила Марго сквозь прерывистое завывание Фрэдди.

– Вы совершенно правы, мой лорд.

Марго с тяжким вздохом отпихнула Рема от себя.

– …Короче, я ночью…

– …маленький пупсик…

– …слизала весь крем с именинного торта Розы…

– Вы-ы-ы совершенно правы, мой лорд…

– Да заткнись ты!

– Ы-ы-ы-хы-хы-ы-ы!..

От хохота мы с Марго чуть не свалились с бревна и крепко схватились друг за друга. У меня разболелись щёки. Я крепко зажала их руками, чтобы не улыбаться. Это не помогало. Никки пришлось защекотать Рема, чтобы он хоть на секунду замолк, но Марго уже не могла остановить смех и мелко тряслась, закрыв лицо ладонями:

– Аха-ха-заткните кто-нибудь этого… ха-ха… Не могу!

– Вы-ы-ы совершенно пра-ха-ха-вы, мой лорд!

– «Прахахавы»… Хи-хи-хи, помогите-спасите! – Никки, розовенькая как ранняя клубника, едва дыша схватилась за плечо Рема и свалилась в траву за его спиной.

Задыхаясь, вся в слезах, Марго глотнула чаю, чтобы наконец перевести дух:

– Рем, я тебя обожаю.

– Вы совершенно… гы-гы… правы, мой лорд…– психика Рема несла его невесть куда. С громким гоготом он из последних сил, как раненый солдат, уполз в заросли малины.

Диана поторопила меня, пока Марго не добавила что-нибудь ещё:

– Иначе Элапс умрёт со смеху…

Марк повернулся ко мне с тостом в зубах:

– Алекф, «пвавда» или «дейфтвие»?

– «Правда».

Никки с Шейлой обменялись улыбками. Все дружно загудели.

– Ой, зря… Ой, зря… – высунувшись из куста, Рем усмехнулся и коварно потер ладошки, как муха, вынашивающая злодейский план. – Готовься к каре!

– Рем, я…

– …маленький пупсик…

– …бы на твоём месте помалкивала. Ха-ха-ха… Ой, сколько можно ржать! – устало добавила Марго. Она заслонила ладонью свет костра, выискивая Рема среди веток.

– Вы совершенно правы, мой лорд… – рыжая голова кивнула и снова исчезла.

Корзинка стояла далеко. Не хотелось идти к ней у всех на виду. К тому же от волнения дрожали не только пальцы, но и коленки. Я обратилась к Шейле:

– Достанешь вопрос для меня? Пожалуйста.

Шейла не глядя вытащила желтый стикер:

– «Твой самый глупый поступок?»

Что бы это могло быть? Как я заставила всех детей в округе перенести воду из одной лужи в другую формочками для песочных куличиков? Слишком давно и наивно. Как впервые призналась в любви – а в ответ получила только улыбку? Личная история. Или вспомнить, как я пыталась испечь сдобные булочки вместо духовки на сковороде?

А, вот оно…

– В детстве я как-то опрокинула на себя трехлитровую кастрюлю с кипятком.

– Зачем?! – Рем с драматичным криком выполз из зарослей.

– Захотела спагетти в полночь, а родители уже собрались спать. Спагетти сварила, но тяжёлую кастрюлю не удержала.

Вероника тихонечко заойкала, вскинув ладошки. Марго передёрнуло. А Шейла и Марк как начинающие медики находили в историях болезни особый интерес. Только Диана и Север обошлись без ярких переживаний и спокойно ждали продолжения.

– Ай… Наверное, ужасно больно…

Не нужно было даже смотреть на Фрэдди, чтобы ощутить полноту его сочувствия.

– Я вовремя отпрыгнула, так что ошпарило меня не всю. Но ору было – жуть…

– Ну ты даешь! – воскликнул Рем. Меня тревожил его неподдельный восторг.

– Кстати, спагетти я по-прежнему люблю. Есть по ночам – тоже.

Фрэдди рассмеялся.

– Надо было вместо киша накормить тебя пастой «alla sorrentina». В «Бельведере» туда добавляют столько моцареллы – просто объеденье! Как-нибудь исправлюсь.

– Отличная идея! – вдохновенно добавила Вероника. – Папа готовит лучше всех!.. Ой, прости, Фрэдди. Твоя мама тоже очень вкусно готовит.

– Да ладно тебе, Никки. Не извиняйся, – Фрэдди подмигнул. – Спасибо.

– А чем тебе ожоги мазали?

Глаза что у Марка, что у Рема, светились странным азартом. И если в случае с Марком я понимала причины любопытства к ожогам, то вот этот безумный блеск и радостная полуулыбка Элапса выглядели действительно пугающе. Шейла это тоже заметила и энергичным жестом поторопила Диану, пока мы не переключились на разговоры о травмах.

– «Ты больше любишь делать что-то на спор или спорить о том, что делаешь?»

Ди поразмыслила, неторопливо повторила вопрос себе под нос ещё раз, хмыкнула и поправила на переносице тонкие круглые очки:

– Вообще-то ни то, ни другое.

– Надо всё-таки что-то выбрать, – напомнила Её Дерзейшество.

Диана неосознанно поглядела на Севера, потом на Марго – ноздри её раздулись.

– Тогда выберу сделать что-то на спор.

– Вот это наш человек, – Марк с глубоким, и, конечно, совершенно притворным, уважением поклонился. – Ди всем даст фору. Север, давай, не ссы. Повеселимся.

Марк прицельно запустил в него картофелиной. Поймав клубень под шорох фольги, так же метко бросив его обратно, Север потянулся, сложил пальцы в замок и довольно хрустнул костяшками. Ди поморщилась. Он того не заметил и, подумав, выбрал «действие».

– «Сидеть как олень весь игровой круг», – фыркнула Шейла.

– Да сколько можно, ядрён орех! – возмутился Север. – Я… маленький пупсик… не хочу выглядеть как олень!

– Почему «как»? – вставил Рем со смехом, забираясь на бревно как наездник.

– Я тебя урою … маленький пупсик… – пробурчал Север, но всё же поднял палочки с земли и приставил их к макушке точно рожки. Мы покатились со смеху.

– Ушами ещё пошевели! – прыснула Вероника. – Хорошенький!

– Мозгами лучше пошевели… – булькнул Север.

– Какие мы нежные…

Что такого сделала Никки, что Север был с ней так груб? – неизвестно. Время от времени его переклинивало. Никто Севера за язвительность не осуждал, но мне почему-то всё равно было стыдно за его непрестанные, хоть вроде бы и шутливые, колкости.

Фрэдди должен был соорудить скульптуру человека напротив из подручных средств. Одноглазая шишка на кривых тоненьких ножках-веточках, с юбочкой из лопуха, с пышным бантиком-маршмеллоу, оказалась портретом Вероники.

– А что, похожа! Красотка! – выдавил Марк, оценивая работу мастера.

Все так хвалили работу Фрэдди, что Никки расстроилась. Север неожиданно проникся её страдальческим видом и глазами, полными слёз, прошёлся вокруг костра и сел рядом. На время он сунул один «олений рог» в карман, и освободившейся рукой в знак утешения потрепал сестру по макушке. Никки вздохнула и с обидой глянула на Фрэдди:

– Пощады тебе не будет!

– Ну пощади, – ласково попросил Фрэдди.

– Ну ладно.

– Чудо-выхухоль, – не сдержался Север, и всё понеслось по новой.

– А ты вообще молчи, хохлатый олень! – обиделась Никки.

– Лупоглазая руконожка!

– А ты, а ты… свиноногий бандикут!

– Щас забодаю, – примирительно пробасил Север.

– Рога не потеряй, маньяк, – она показала язык и мигом скрылась в кустах малины.

Север нырнул следом. Медленно повернув голову туда, где оба исчезли, невзирая на доносящиеся издалека вопли и гоготание, Диана устало заворчала:

– Рекламная пауза…

Марк и Шейла торжественно чокнулись чашками.

– Когда у этих шальных батарейка сядет, дайте знать, – Ди вернулась к чтению.

Шейла пожала плечами и нырнула за вопросом. Было слышно, как она озадачена:

– Гм… «Ты когда-нибудь дралась с девушкой? За что?»… Надо подумать…

Север мигом вернулся на место, а Марк и вовсе уставился на Шейлу как отощавший усталый путник, отыскавший оазис. Ответ был не таким эротичным, как бы им того хотелось, и Шейла, не уделив должного внимания поползновениям Марка, невозмутимо рассказала, как они с Марго подрались в первый день в школе, а потом до самого выпуска сидели за одной партой.

Я попыталась представить эту картину. Неугомонная Марго вполне органично вписалась в образ девичьей драки, а вот Шейла почему-то нет: очень уж она была лёгкой в общении. Острой на язык – да, может быть, но никак не драчливой.

– Странно, – подумала я и поняла, что брякнула слово вслух.

– Что странно? – спросила Шейла. – Что мы подрались?

– Не-е, – у меня запылали щёки, да вовсе не от костра. – Не ожидала, что вы с Марго сидели за одной партой. Думала, Марго и Фрэдди такие неразлучные друзья…

Они переглянулись. Я сделала глоток чая, чтобы успокоиться.

– А что такого? Ты в школе все годы сидела рядом с одним другом?

– Эм…

Лицо моё дёрнулось. Зачем я вообще заговорила? Поставив кружку и растерев пальцы, будто согревая их, я потянула время. Марго молча наблюдала. Она хорошо знала, в чём дело, и была готова помочь, но я решила, что справлюсь сама:

– Со мной вообще никто не хотел сидеть. А если приходилось, мы обычно не разговаривали, или меня просто дразнили. Но чаще просили отсесть подальше.

Север огорошено моргнул – лицо его стало ещё более хмурым, чем обычно.

– Почему?

– Если бы я знала, почему – наверное, у меня были бы друзья.

– Алекс, за что тебя дразнили? – голос у Никки был очень грустный. Чувствительная, понимающая, она трогательно глядела на меня, сложив ручки на груди.

– Самое худшее из прозвищ, что у меня были – это моё имя, – голос показался каким-то хрипло непослушным и чужим.

– В смысле, твоё имя? – ещё мрачнее отозвался Север.

– А што такого в имени Алекш? – Рем пытался зубами открыть пачку орешков.

– Ничего такого, – я поджала губы.

Друзья молча переглянулись. Диана прикрыла книгу, заложив страницу мизинцем, и уставилась на меня – в глазах проснулся неподдельный интерес.

– Оно рифмуется с чем-то обидным? – спросила она.

– Нет, «Алекс» не рифмуется. Просто с моим именем связана одна история, из-за которой одноклассники постоянно потешались надо мной.

Вдаваться в подробности не хотелось. Пересказывать историю детских страданий – тоже. Мы отлично проводили время. Зачем портить такой вечер нытьём и жалобами? И хотя любопытство едва начало набирать обороты, хотя Фанаты с нетерпением ожидали продолжения, только Фрэдди и Марго обратили внимание, как меня потряхивает. Фрэдди громко покашлял, принимая огонь на себя:

– Над моим именем тоже все в школе смеялись. Шейла с Марго, наверно, помнят. Когда мы изучали римскую мифологию, весь класс звал меня «Жулик». Моё имя Меркурий, – а бог Меркурий покровительствует торговцам, жуликам и ворам, так что ребята сочинили байку, будто я помогаю маме обвешивать покупателей. Знаешь, Алекс, вот вроде несусветица такая, а прозвище прицепилось. И если бы Ри вовремя не вспомнила про Фрэдди Меркьюри, не подсадила бы всех на Queen, так бы меня и кликали Жуликом до выпуска.

Значит, я не одинока в этом. Фрэдди светло, ободряюще улыбался, хотя воспоминание ничуть не было приятным. Он поведал о своей боли, защитил меня от расспросов. Оттого признательность ему становилась всё глубже. Меркурий. Красивое имя.

Вдруг меня неприятно осенило – слишком часто эта фраза звучала из чужих уст. Моё имя хвалили, не представляя, как оно мне невыносимо. Пусть уж лучше будет Алекс – просто, понятно, без лишних вопросов. Я привыкла к нему, но это произошло не сразу.

– Слушай, золотце, – наплевав на исповедь Фрэдди, Север пристально, настойчиво глянул на Марго из-под бровей. – Может, ты тогда насчёт Алекс объяснишь?

– Слишком много «правды», золотце, – передразнила его Марго и обняла меня одной рукой. Встретив отпор, от нетерпения Север всё пуще раздражался:

– Опять девчачий сговор… И как же тогда вас звать, Ваше Высочество?

Его наезд меня насторожил.

– Алекс, как и прежде, – пролепетала я едва слышно. – Пока никто не знает, что значит моё имя, издеваться не выйдет.

Ребята молча переглянулись. Лица у них были как на подбор. Мы сделали перерыв, отправившись, кто куда: погулять, набрать ещё еды, поболтать друг с другом или просто молча выкурить сигарету.

Забравшись на крыльцо домика, где было тихо и темно, я наблюдала с высоты за общей картиной: Марго залезла на соседнее дерево – не такое огромное, как дуб, но тоже внушительное, и, галочкой зацепившись за ветку ногами, повисла вниз головой.

– Всё! Вот, видите, до чего вы меня довели? С вами повесишься со скуки.

– Вы посмотрите на неё. Никто Ваше Сиятельство не развлекает? – спросила Ди.

– Да!

Марк и Север, поспорив друг с другом, пытались закинуть кеды Севера на высокую ель – кто выше, а потом сами же ползали вокруг ствола в попытках их достать. Диана меланхолично прислонилась к лесенке, скрестив руки на груди, и молча созерцала. Вероника пританцовывала и напевала что-то шутливое про брата и рога, то и дело уворачиваясь от брошенных им шишек. Шейла растянулась на бревне, подложив под голову университетскую куртку Марка, и объедая пару веточек молодой черники. Фрэдди неподалёку беседовал с Ремом. Оба были неожиданно серьёзны и не смеялись.

Внутри одной из комнат на полке с припасами был припрятан мешочек орехов. Пока никто не видел, я набрала оттуда чуть-чуть фундука, чтобы покормить белок. Уселась на краю площадки, держась за ограждение, и, свесив ноги, болтала ими в прохладном ночном воздухе. Среди ветвей танцевали пушистые хвостики, но ни одна из белок не спустилась за угощением. Пришлось грызть орехи самой.

Снизу показался Фрэдди. Он ловко забрался на крыльцо и отряхнул штаны.

– Отсиживаешься в уголке, застенчивый цветочек?

– Какой цветочек? – я внимательно проследила в темноте за губами Фрэдди – вдруг мне что-то не так послышалось? Они чуть мерцали в полумраке, тая улыбку.

– Застенчивый цветочек. Тот, что прячется в тени, в укромном, неприметном местечке, подальше от толпы и солнечного света? Так говорят о людях, что предпочитают компании одиночество, – Фрэдди замер, положив руку на перила. Пальцы едва заметно сжали балку.

Фрэдди попал в точку. Я не ответила – смущение выдавало меня с потрохами, и вместо этого пожаловалась на неудавшееся знакомство с белками. В ладони осталась пара орешков. Тоскливо вздохнув, я отправила их в рот.

– Пытаться подружиться с лесными белками летом – дохлый номер, – объяснил Фрэдди. – Совсем не то, что с парковыми. Эти не жалуют людей. Вот зимой подкармливать – другое дело. Хотя ты вряд ли просидишь здесь так долго.

Фрэдди подал мне руку, намекая, что пора возвращаться. Я взялась за его тёплые пальцы, и, поднимаясь, задержала их в своих немного дольше, чем требовалось – ноги затекли от неудобного свешенного положения. От притока крови их остро закололо.

Я поблагодарила Фрэдди сквозь болезненный смех и размялась, прежде чем спуститься по лестнице. Спокойный, уравновешенный, вежливый – Фрэдди улыбался мне, и улыбка эта говорила, что всё в порядке. Такой дружочек-пирожочек, тёплый и мягкий как утренний тост. Пытаясь поддержать беседу, я несла какую-то чушь о белках. Меня словно прорвало. Поток речи хлестал изнутри. А потом в одну секунду разум переклинило, и слова вдруг растерялись. Мы в полной тишине спустились вниз.

Фрэдди подал руку и помог мне спрыгнуть на землю, а потом машинально, похоже, по давней привычке, с ободрением похлопал по спине – так по-домашнему, будто знал всю жизнь. От его прикосновения всё тело пробило дрожью. Либо это было уловкой, либо чистой наивностью, но Фрэдди почему-то решил, что я замёрзла, и набросил на мои плечи свою кожаную куртку – тяжёлую и тёплую. С одной стороны, жест личный, который мне пока не хотелось принимать, а с другой – слишком уютно, чтобы отказываться.

– Оу, погоди секунду! – воскликнул Фрэдди и осыпал меня новой порцией мурашек, аккуратно запустив руку во внутренний карман.

Оказалось, он хочет достать портативную колонку, скетчбук и карандаш. Довольно оценив, как я кутаюсь в его куртку, Фрэдди вернулся на место и стал возиться с колонкой. Север, неотрывно следивший за нами ещё от лестницы, как-то зловеще хитро, понимающе подмигнул. В ответ я пожала плечами и чуть не споткнулась.

Вдруг лицо Севера странно перекосило – он услышал первые ноты заунывной мелодии:

__________

Боль, что мог я причинить —

Стыд внутри —

Только время притупит.

Вся любовь, что я украл,

Меж сердец засияв,

Утекла.

Всё, что сделать я хотел,

Лишь рушить смел.

Боюсь строить заново.

__________

– Рубус, а нельзя чё-нить повеселее?

– Вот колонку принесёшь – хоть венгерский марш ставь.

__________

Всё не исправлю,

Но скажу, как мне жаль.

Разве я

Хоть чуть-чуть тебя узнал?

Я так скучаю…

Мир без тебя мне мал.

Как же так

Друга детства – потерял?

__________

«Друга детства…» Может, Фрэдди пытался что-то этим сказать Марго? Ни она, ни он себя не выдавали. А не едет ли часом у меня крыша? Почему мне везде и во всём мерещатся тайные символы?

Алекс, это просто песня.

Да, просто песня, которую включил Фрэдди.

Однако он всё же сменил музыку. Над костром покатились замысловатые народные мотивы на современный лад. Фрэдди опять взял скетчбук, поглазел на чистый лист и, вращая карандаш в паузах, принялся что-то чертить. Марго зверски мучила пакетик чипсов, который не хотел открываться. Вдруг взглянув на меня, она так и зависла.

Наверное, со мной что-то было не в порядке, потому что Марго настойчиво потянула меня за руку, усаживая на бревно, придвинулась поближе и зашептала:

– Алекс, все это видят, не только я… – голос её потонул в шуршании упаковки.

– Что? Что видят?

Ребята в самом деле посматривали с интересом. Я в куртке Фрэдди. Фрэдди тяготеет к заунывным романтическим песням. Марго хрустит чипсами. Картина – во!

Марк выбрал «правду». Он статно оглядел окружающих, заложил руку за спину и вальяжно выставил ладонь перед собой:

– Ваше Дерзейшество, не окажете ли вы такую честь – лично выбрать для вашего суженого замысловатую желтоцветную бумагу, дабы не приходилось ему нижайше кланяться сему плетёному изделию?

Шейла весело рассмеялась. Она отвесила такой же картинный поклон, насколько было возможно сделать это сидя, радостно чмокнула Марка в щёку и передала ему из корзины нераскрытый стикер. Довольный поцелуем, Марк прочёл задание громко, с чувством, и уже после понял, что именно произнёс:

– «Парням стоит брить волосы под мышками, а также грудь и ноги? Или их бреют только… женоподобные мужчины?»

Марк посмотрел на нас как на неандертальцев, тщательно выискивая в круге автора вопроса. Возмущение одолело его. Он запыхтел, подбирая слова. Трагично скрючил пальцы.

– Да вы чего? Какие бритые подмышки? А ноги?! – Марк натянуто улыбнулся, —Вы серьёзно что ли? Тьфу, ужас какой!

Ди, усмехнувшись, подперла подбородок рукой:

– Марк у нас проповедует бодипозитив. 28

– Такие вопросы после разговора о поцелуях с мужиками, – он покосился на Севера. – Смерти моей хотите?

Рем от смеха опять сполз с бревна, и пока Никки проверяла, не хватила ли его лихорадка, всё-таки умудрился умыкнуть маршмеллоу с её веточки. Разобидевшись, Вероника отказалась продолжать игру, но так как её задание оказалось очень кстати – устроить себе гнездо из подручных средств – нахохлилась в кучке пледов и пригрозила сидеть там до конца своих дней.

– Теперь ты в безопасности, моя маленькая наседка, – улыбнулся Север. Он наконец с упоением сжёг ненавистные «рожки» в пляшущем пламени.

Никки запустила в него подушечкой маршмеллоу, но снаряд не долетел и, отскочив от плеча Фрэдди, пропал в пламени костра. Разочарованно воскликнув, сластёна подобрала ноги, обняла их ручками и с печальным вздохом устроила голову на коленях. Чтобы её развеселить, Рем выбрал «действие». Он ужасно, невыносимо изобразил старую капризную дверь, при каждом движении издавая противные нестройные звуки – один в один настоящий скрежет.

– Ты меня бесишь, – забрюзжал Север. Всё лицо его сморщилось. – Прекрати.

– А-а, так он, значит, не дверь изображает, а тебя… – хмыкнула Диана. – Ворчун.

Идея пришлась Рему по душе. Он притворился дверью ещё раз, только теперь протяжный скрип вышел низким и глухим, до того похожим на голос Севера, что тому пришлось снова выйти покурить.

Марго добралась до корзинки и теперь внимательно изучала стикер:

– «До конца игры привязать любого игрока к кусту». Начинается… Кто это придумал? Нельзя было написать что-нибудь попроще, вредители?

– Вон Север не в курсе – его привяжи, – лукаво посоветовала Никки.

Марго подмигнула ей, быстро скатала стикер в ладонях и щелчком пальцев пульнула шарик в огонь. Бумага мгновенно почернела и рассыпалась. Пока Шейла неразборчиво объясняла Никки что-то насчёт правил игры, Марго сходила к малине за новыми веточками и снова устроилась у костра, согревая руки.

Похолодало. Мы укутались в цветные пледы. Фрэдди разлил новую порцию чая по кружкам, и так как буйное пламя наконец поутихло, зарыл картошку в подостывшую золу. Ребята вовсю пользовались отсутствием Севера. С мечтательными улыбками они вспоминали, как в прошлом году Север проспорил Марку желание – весь вечер, запинаясь и матерясь, декларировал романтические стихи. Погружённая в образы прошлого, Марго тепло прижалась ко мне и с ностальгической улыбкой глядела в звёздное небо.

На лес опустилась тёмная летняя ночь. Я как следует укуталась в куртку Фрэдди. Холодный свежий ветерок просачивался под одежду сладкими ароматами трав, земли и ягод. Костёр плясал в объятиях народных песен. Бурдон колёсной лиры полнил поляну вдохновением, словно пришёл из старинных легенд о лесных духах и языческих ритуалах. Захотелось поскорее вернуться к истории графа де Лисса и Энни, и пока не настала моя очередь в игре, я выводила прутиком на земле замысловатые кракозябры.

Как же быть с любовью графа и служанки? Если писать искренне, правдоподобно – счастливого финала не будет. Никаких браков между знатью и прислугой. «Джейн Эйр», конечно, приятное исключение, но это же не четырнадцатый век. Как часто сказки случаются в реальной жизни? И уж тем более в настоящем, а не сказочном средневековье?

Столько страданий, разбитых сердец из-за условностей, созданных самими людьми… Разум не находил утешения. Если писать серьёзную, не голословную историю, ни о какой сказке не могло идти речи. Создать трагедию с драматическими переживаниями, ураганной любовью и безысходностью? Разве люди и так недостаточно страдают? Они терпят несправедливость, боль, страх – и то же самое будут видеть в книге? Кому лучше от такой «настоящей» истории?

Обойтись без препятствий и проблем в книге нельзя. Это так. Но что будет, если пойти против правил? Как грустно, что счастливая жизнь для нас – только вымысел. То, как в жизни не бывает. Неужто дело в том, что мы не любим, когда всё хорошо? Нам от этого скучно или злит чужая радость? «Так не бывает». Неужели в мире нет ни одного счастливого человека, который бы не страдал? Почему все страдают?

Рассказать о противостоянии влюблённых закосневшей среде, обществу и культуре? Наверняка так бывало, только никто о таком не кричал направо и налево. Если примеры были, их наверняка погребли под горой благочестия. Согласно историческим источникам, свадьба де Лисса и Энни не состоялась. Не была ли она легендой, вымыслом? Оба исчезли накануне – и это всё, на чём я могла строить догадки. О дальнейшем история умалчивает.

Переписать финал реальных событий? Историки сожрут меня с потрохами. Или всё же сказка? Магический реализм? Исторический роман? Пойти по следам Шекспира?

Ох, я понятия не имею, как со всем этим быть.

Я мечтала просто рассказывать историю. Не думать о реальном мире, о его правилах, но и здесь они поджидали на каждом углу. Парадокс: начать писать книгу для того, чтобы сбежать от реальности – ради эскапизма, но вновь и вновь возвращаться к давлению шаблонов и серой повседневности, ещё и царившей несколько веков назад.

Меня опоясывало странное давящее ощущение. Решив, что проголодалась, я положила прутик и потянулась за поджаренным хлебом с сыром и ветчиной – одним из многих, сложенных у кострища на замасленном, почерневшем от сажи листе фольги.

Лес покачнулся. Ладони больно ударились о сухую шершавую землю. Оклик, больше похожий на кряканье, вырвался из груди. Я свалилась перед костром на колени – прямо под носом оказался сбитый носок высокого кожаного берца. Просаленные шнурки, крепкие грубые подошвы, испачканные травой и грязью, да и размер великанский. Север вернулся. Я взглянула наверх – с этого ракурса его рост показался бесконечным. С недоумением изучив открывшуюся картину, Север сделал шаг назад. Я осторожно оперлась на ноющие ладони и села на землю. По ней тянулась верёвка. Первое время Фанаты не понимали, что происходит, а потом до нас дошло, и мы, не сговариваясь, захохотали…

– Алекс, кто тебя перестраховал? – фыркнул Марк.

– Хи-хи-хи… – Никки указала на меня. Палец трясся от смеха.

Вокруг моего пояса болталась верёвочная петля – не слишком тугая, но достаточно плотная, чтобы не спадать. Я дёрнула за свободный край верёвки – она тянулась к кусту малины, что дрожала от каждого моего движения, рассыпая лепесточки белых цветков. Марго без сил упёрлась руками в колени и смущённо пофыркивала. Глаза хитрющие. Вот кому взбрело в голову породнить меня с малиной…

– Так это ты?! – если бы не мешал Север, вставший между нами столбом, я бы дотянулась до Марго и обняла её, но получилось только сесть на корточки.

– Я-а-а!..

Надо же – повязала верёвку так аккуратно, что я даже не почувствовала.

– …маленький пупсик… – вздохнул Север. От него резко повеяло табаком.

– Предательница, – я попыталась освободиться от верёвки под далёкий шелест листвы, но потерпела неудачу – узел был завязан на совесть. – Марго!

– Я любя! – она с неразборчивыми, по большей части театральными оправданиями отскочила в сторону, поближе к Рему, чтоб я точно не добралась.

Шейла и Марк со смеху накренились вбок и схватились за руки, чтобы удержаться на месте. Фрэдди беззвучно покатывался, спрятав лицо за скетчбуком. Марго тихонько утёрла слёзы в уголках глаз, чтоб не смазать макияж:

– Прости, Алекс, но ты единственная могла потерять бдительность. Остальных так просто не проведёшь.

– Отвяжи меня! – под общий свист я направилась к злополучному кусту.

– Не вздумай! Дай камеру включу, – гогоча, вклинилась Вероника.

– Вероника, уж от тебя я…

– …маленький пупсик… – смиренно добавил Север.

– …не ожидала.

– Это ты зря, – Север дал Марго «пять». – Как раз Никки придумывает самые дурацкие задания вроде этого.

Я в шутку пригрозила Никки пальчиком, в одиночестве присела около малины и, сдерживая смех, от которого тряслись руки, принялась с ворчанием развязывать узел.

– Ну что ты бухтишь. Смешно же – прям как в кино, – подбодрила меня Марго.

– Тогда беги за границу кадра, потому что, как только я освобожусь от этой чёртовой верёвки – тебе крышка.

– Я помогу, – вдруг серьёзно произнёс Фрэдди. – Играйте дальше пока.

Явившись ниоткуда, он принялся за узел. Ловкие, перепачканные графитом пальцы легко и быстро продевали петли верёвки друг через друга. Я взглянула в его расслабленное лицо.

Так близко. Дыхание касается моей щеки. Руки проникают под тяжёлые полы куртки. Прикосновения щекочут талию, словно нас вовсе не разделяет тонкая ткань футболки.

Я внимательно разглядывала Фрэдди и постепенно примирялась с вторжением в личное пространство. От его неторопливости, деликатности стало так спокойно, что даже процесс начал мне нравиться. Фрэдди оценил, что в этот раз «гусиная кожа» несмотря на куртку, никуда не делась, и негромко пробормотал:

– Милая северная девушка, похоже, вас беспокоят вовсе не морозы.

– Ай, да ладно, это пустяки. Мне не холодно… В смысле, прохладно… но ничего. В общем, спасибо, – я лепетала нечто бессвязное, наслаждаясь исходящим от Фрэдди запахом корицы, ванили и краски, приправленным дымом костра.

Марго с улыбкой оглянулась на нас. Я ответила ей красноречивым взором. Не она ли это подстроила? От детективного расследования меня отвлёк вопрос Шейлы:

– Алекс, «правда» или «действие»?

– «Правда». Прочитай, пожалуйста, вопрос вслух. Не дотянусь с этим поводком.

Шейла выхватила из корзинки жёлтый стикер, бегло проглядела текст, застыла и, кажется, даже покраснела. Справившись с собой, она медленно подняла глаза:

– Алекс… – проникновенный голос было едва слышно. – «Ты влюблена сейчас?»

Я приросла к земле, к планете, к верёвке, и к пальцам Фрэдди намертво.

Это что, вопрос такой?

Фрэдди замедлил движения. Он с волнением поднял голову и неловко взглянул на меня. Губы его приоткрылись. Потом перевёл взгляд на Шейлу – красноречиво приподняв брови. Она помахала стикером в ответ: «Таково задание». Окинув взором замерших в ожидании друзей, я гадала, на самом ли деле на стикере такой текст или это личный интерес, но выражать недоверие не хотелось. А вдруг это обидит Фрэдди?

Марго так и не отвернулась от нас. Помогать в этот раз она не спешила – уверена, этот вопрос Марго сама была бы не прочь задать.

Ты влюблена сейчас?

Всего на секунду – но навзничь выбившую меня из равновесия – в памяти возникла фигура мистера Делира, склонившегося над книгой. Его затенённый профиль, слегка скрытый волосами, неторопливый голос, уверенное движение пальцев по строчкам, крупные вены, проступающие под смуглой кожей…

Я забыла, как дышать на виду у всех. Фрэдди не шевелился. Сердце зашлось дробью.

– Я… не знаю.

– Маленький пупсик, – Север попытался приглушить фразу, но голос не слушался. Когда все обернулись на его громкий бас, он хмыкнул. – Я должен.

Сам того не ведая, Север помог мне выждать паузу. Я улыбнулась ему, невольно скользнула взглядом по лицу Фрэдди, полному ожидания и любопытства, и добавила:

– Мне нравится кое-кто, но я пока не уверена.

– Ха! Мы это быстро выясним! – Марго зажала нос и перешла на гнусавый голос пронырливого репортёра. – В Атермонте секреты долго не живут. Оставайтесь с нами!

Мы рассмеялись: кто искренне, кто для виду, но тут я вспомнила рассказ Вероники о свидании бакалейщика и цветочницы, и мне стало не до смеха:

– Звучит пугающе, между прочим.

Мирно подмигнув, Марго послала мне воздушный поцелуй. От вопросов будет не отвертеться… Фрэдди заметил наши перемигивания, но только хмыкнул. Наконец путы ослабли, и тёплые пальцы коснулись моей руки, напоминая, что можно идти.

– Спасибо, Фрэдди.

Он только вежливо кивнул и вернулся к зарисовкам.

Я смотала верёвку, прежде чем сесть на место. Диана проводила меня долгим выразительным взглядом поверх книги. Она была наблюдательна и явно отметила, с каким облегчением я освободилась: но вовсе не от верёвки, а от всеобщего внимания. Неловко схватив хлеб, до которого так и не добралась из-за падения, я принялась за еду. Фрэдди, в отличие от меня, не переживал по пустякам. Пока ребята шутили на тему вездесущих городских сплетен, он спокойно заполнял скетчбук, и постепенно тема сошла на нет. Игра продолжалась – настала очередь Дианы.

– Каким был лучший день в твоей жизни? – прочла Шейла.

Ди не раздумывала долго. Закрыв книгу, она ответила негромко, но прямо:

– Когда маме сказали, что рост метастазов удалось остановить.

Всё помертвело и затихло – даже сам лес. Веселая музыка в полном безмолвии звучала жутко. Я не слышала раньше о том, что мама Дианы больна, и не представляла, что сказать. Посочувствовать или отвлечь? Хотя друзья давно и хорошо знали Ди, никто из них не заговорил, не поддержал её. Рем перестал улыбаться.

Это был единственный раз, когда Диана упомянула в разговоре маму. Ди не говорила о матери, ей это было трудно. Они с Марго понимающе переглянулись, и от их молчания потянуло чем-то личным, но мрачным. Я сосредоточилась на Фрэдди, но и он не двигался.

– Мяу, – виновато протянула Шейла. – Прости.

– Ничего, – Диану было едва слышно. Она сразу перевела взгляд на Севера.

– Действие, – сказал он слегка растерянно.

Шейла отыскала в корзинке розовый стикер:

– Поцелуй в губы любого из присутствующих, – замявшись, она тут же добавила: – Сестра не в счёт.

В мгновение ока макабрическая тишина превратилась в бессвязный набор возмущённых возгласов. Север вспыхнул как спиртовая горелка, взвинченный до предела:

– Ты совсем что ли?! Что за беспредел?! Ты откуда-то знаешь, что там написано?

– Да? А ты уверен? Или, может, струсил? – Шейла выпрямилась, манерно сложив руки на груди. Теперь она до зубного скрежета напоминала школьную заводилу.

– Вот щас как возьму и поцелую тебя – будешь знать, как козни строить!

– Э-э! Ну-ка! – пробасил Марк, покровительственно обнимая Шейлу одной рукой. – Ты думай башкой-то своей, что говоришь.

– Дамы, спокойно, – вклинился Рем.

– Любого из присутствующих, да, Марк? – поддразнила его Вероника.

Они с Ремом дружно прыснули. Рем вытянул губки трубочкой и громко зачмокал в пустоту.

– Пусть лучше меня тогда поцелует, – насупился Марк, сжав кулаки.

Марго вступилась за Севера:

– Шейла, послушай, он прав. На этот раз, правда, перебор.

– Если тебя что-то волнует, скажи об этом – я не умею читать мысли, – Шейла елейно уставилась на неё. – Это игра. А задание – только задание. Север всегда может отказаться, если это такая непосильная ноша для него. Или я не Дерзейшество и я не права?

– Север, не слушай ее, – Вероника уже не издевалась. Видимо, поняла, к чему всё идёт. Слова прозвучали поразительно душевно в адрес человека, который саму её вечно поддевал по поводу и без оного.

– Чего вы так переживаете? Он же всё равно этого не сделает. Север у нас волк-одиночка, – Шейла чинно устроилась на подушке.

Рем нахмурился, пораздумал… Видно, уловил логику в её рассуждении. Он закивал. Север косился по сторонам в ожидании поддержки, но Марго больше не встревала. Фрэдди отгородился от Севера скетчбуком, не на шутку напрягшись:

– Слушай, у меня конечно был вопрос про поцелуй с парнем, но ты это… Не смотри на меня так, ладно?

– Ай, не мели чепухи, Рубус! – махнул Север. Он резко выдохнул и, собравшись с духом, повернулся вправо.

Книга в руках Дианы так и осталась закрыта после ответа на вопрос о матери. Ди не двигалась, не смотрела на Севера. Он приблизился к ней в безмолвном ожидании. Она испытующе глядела на костёр, ковыряя тонким бледным пальцем потрёпанный корешок «Коллекционера». Мы опять молчали – что будет дальше? Решатся ли они на поцелуй?

Наблюдая за Дианой и Севером под милое мяуканье Шейлы, я не сразу обнаружила, как отвисла челюсть. И если бы Марго не прикрыла мне рот, даже не задумалась бы об этом. Вот уж действительно – сцена фильма. Только, кажется, Марго не была этому рада.

– Ди, просто откажись, и задание будет выполнено, – обалдело прошептала Вероника, от волнения прижавшись к Рему, но ответа не последовало.

Ди повернулась к Северу и посмотрела на него.

Придвинувшись к ней, Север наклонился, ласково обхватил ладонями голову Дианы и осторожно коснулся губами её приоткрытых губ. Поцелуй, недолгий и целомудренный, повис в воздухе как туман. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем они отстранились друг от друга. В тусклом свете костра я увидела, как бледное лицо Дианы обрело свекольный цвет, и шёпотом обратилась к Марго:

– Похоже, Ди впервые покраснела с той минуты, как мы познакомились.

– По-моему, она впервые покраснела с той минуты, как родилась.

Пальцы Марго оцепенело сжимали край пледа.

Наконец Север поднял голову и обвёл нас взглядом, предостерегая от насмешек и шуточек. Никто и не думал подтрунивать. Рем как-то очень уж довольно притих. Шейла могла бы ещё раз мяукнуть, но словно сама не ожидала, что поцелуй произойдет. Никки мечтательно и слегка ошалело улыбалась – будто после экскурсии по шоколадной фабрике. Фрэдди закусил карандаш. Он ощутил на себе мой взгляд и одарил меня плутовской улыбкой. Я знала Диану и Севера всего ничего, но и меня их поцелуй выбил из колеи.

Всегда сдержанный, даже в чём-то равнодушный Север вдруг потерял самообладание. Он часто дышал. Взгляд его стал совсем иным. Робко облизнув губы, не шевелясь, Север что-то невнятно пробормотал. Диана смотрела на него снизу, всё ещё красная от ушей до кончиков пальцев. Север коснулся её плеча, как бы извиняясь, и медленно отстранился. Оба застыли в замешательстве, гадая, что теперь делать.

Не говоря ни слова, незаметно для других, Марго уплыла в темноту. Я последовала за ней – осторожно, чтобы не потревожить. Ступив под сень деревьев, она ускорила шаг и направилась в сторону моря, где едва различимый шум волн становился отчётливее. Я включила фонарик. Тонкий яркий луч позволил разглядеть под ногами хоть что-то. Земля, покрытая мхом, подлеском, низенькими растениями, таила ямки, норы, канавки и прочие неровности. Деревья подступали ближе, плотнее. В белом свете влажно поблескивала кора. Лес пронизывал ночной холод. Как же хорошо, что Фрэдди одолжил мне куртку.

Марго не заметила, что я следую за ней, или просто не оборачивалась. Движения её становились всё тяжелее, увереннее. Юркие тени у земли бросались врассыпную – потревоженные зверьки спешно прятались. Распуганные птицы исчезали у верхушек деревьев. Одна из них, метнувшись из зарослей, шумно захлопала крыльями, заставив пригнуться нас обеих. Вскрикнув, Марго тихо выругалась и, сердито пнув попавшуюся под ногами шишку, отправила её прямиком в пушистую сосну. Землю осыпало иглами.

Я неловко ковыляла по неровной земле, то и дело проваливаясь в мягкий шуршащий мох. Когда я её наконец догнала, Марго курила, зябко сгорбившись у старого ясеня.

– Марго, что происходит? – спросила я, погасив фонарик.

– Всё нормально.

Глаза не привыкли к темноте. Пришлось полагаться на слух. Я всё же разобрала, почувствовала, как Марго поёжилась. Звякнули пуговицы, зашуршала ткань – она крепко запахнула джинсовку и скрестила руки на груди. Облачко сигаретного дыма замерцало в тусклом лунном свечении. Было темно и неуютно, но лесные звуки не обнаруживали вокруг ничего враждебного. Затлел оранжевый огонёк на кончике сигареты.

– Ты сама не своя, – сказала я.

Она не ответила. Такой я Марго никогда не видела. Я беспокоилась о ней, но не знала, что делать. Неловкость встряла между нами, мешая сблизиться.

Похоже, я совсем её не знаю. Марго так растерялась! Она напустила равнодушный вид, но и дураку понятно, что это не просто дружеское недовольство сводничеством Шейлы. Была на то причина куда серьезнее, а я, занятая собственными переживаниями, так и не спросила Марго о её чувствах.

– Всё нормально, Алекс, – повторила она и подняла голову, чтобы снова выдохнуть дым в небо. – Я просто удивилась… и немного злюсь, ведь мы всегда были друзьями.

У меня внутри всё похолодело – что я сделала не так?

– Фанаты – друзья, а не пары, – объяснила она, и страх ошибки ненадолго отступил. Фанаты… Так дело не в нас двоих. – Хотя Марк, конечно, всю картину смазал…

– Почему ты не стала мешать Шейле? Ты ведь могла…

– Я не хочу говорить об этом. Что случилось, то случилось.

Если Марго хоть что-то разглядела в кромешной тьме, её мой хмурый укор нисколько не впечатлил. Она сделала вид, что никакой проблемы нет:

– Пора возвращаться.

– Марго…

– Пожалуйста, пойдём.

Со злости я ускорила шаг, обогнала её, оставив позади, и тут же пожалела об этом. Надо было остаться, обнять Марго, утешить, найти слова поддержки. Уверить, что Север поцеловал Диану только из-за задания, что ещё не всё потеряно. Рассмешить, отвлечь, разговорить… Был десяток вариантов помощи, но замкнутость Марго – вид непривычный, неестественный, отдалил меня от неё. Она не подпускала меня. Такого раньше не бывало.

Я боялась тянуться к ней, словно она укусит как раненый зверь, посмей задеть за больное. Нераскрытая тема осталась подвешенной точно сигаретный дым в холоде ночного леса, и как только мы ушли оттуда, чувство стыда нахлынуло на меня. Я поступила сгоряча.

Путь обратно словно бы растянулся вдвое. Я возвращалась медленно, уныло подсвечивая дорожку фонариком, и надеялась, что Марго вскоре догонит, но так и осталась в одиночестве. К счастью, свет костра служил надёжным ориентиром – иначе заблудилась бы. Наконец ступив на поляну, наполненную смехом ребят, я отыскала Фрэдди. Он вращал в пальцах карандаш. Заметив меня, Фрэдди хотел подняться, пойти навстречу, но я покачала головой, останавливая его, и подошла сама.

– К Марго сейчас лучше не лезть, – шепнула я, присев на бревно полубоком.

Фрэдди держал скетчбук на коленях. Он запечатлел наш вечер у костра. При должной доработке из скетча могла бы получиться атмосферная книжная иллюстрация. Фрэдди перенёс на бумагу самые значимые, яркие подробности: неудобные изломы позы Севера, манекенную неподвижность Дианы, кривляния Рема, детскость Вероники, нахохлившейся в своём «гнезде». Неприкрытые нежности Шейлы и Марка…

Марго всё ещё занимала своё место на его рисунке, загадочно улыбаясь и щурясь от света костра – её фигурка и лицо были проработаны подробнее остальных. Этот образ Фрэдди чувствовал как никто другой. Я бы даже заревновала, не изобрази он и меня рядом с Марго: черты передал общими штрихами, но точно и бережно. Сравнивать просто глупо.

– Вау… – протянула я.

– Нравится? – Фрэдди взглянул на меня с неуверенной улыбкой.

– Ты здорово рисуешь.

– Спасибо.

Он вырвал рисунок из скетчбука и протянул мне.

– Фрэдди, ты что! Это же твоя работа.

– Это просто скетч. Я ещё нарисую. Держи. А то я решу, что тебе на самом деле не нравится. Что ты похвалила меня просто так.

Я могла сказать прямо, что Фрэдди рисует бесподобно, но постеснялась – вдруг он примет эти слова за личную симпатию? Моё тёплое отношение и без того было очевидно.

В ту же секунду я встретила взгляд Шейлы, притаившейся под плечом Марка. Возможно, она думала о том же, но вскоре переключилась на перешучивающихся Веронику и Рема. Что ж, главное, что в центре внимания сейчас не Марго.

Она вернулась во время хода Фрэдди. Вопросов никто не задавал. На меня Марго не смотрела, на Шейлу – тем более, и, занявшись маршмеллоу, старательно нанизывая сладкие подушечки на веточку, выражала только одно желание – чтобы её оставили в покое. Надо было всё-таки убедить Марго поговорить, помочь ей открыться, а я не стала даже пробовать и сбежала как последняя трусиха.

Разве ведут себя так настоящие друзья?

Мы пытались играть дальше. Выходило ужасно. Диана и Север друг друга в упор не замечали. Марго залипла в телефоне. Фрэдди насчёт выпавшего вопроса отшутился: заявил, что если по случайности придёт на свидание в тапочках, то оправдается, будто хотел сделать его более уютным. Но шутки звучали неестественно, вопросы – натянуто, а слова – шаблонно. Даже детская песенка в исполнении Шейлы показалось какой-то грустной.

Марку выпало «действие» все свои фразы заканчивать выражением: «Ибо так было предначертано», однако никто больше не горел желанием общаться, и пару минут неловкое молчание нарушала только Шейла – ещё более неловким мяуканьем.

Когда настал звёздный час Рема, кажется, уже никто не верил, что вечер может закончиться хорошо. Если бы Рем не смог разрядить тухлую обстановку – не смог бы никто. Развернув стикер со значком «секрет», он хитренько ухмыльнулся и попросил минуту тишины. Мы затаили дыхание в предвкушении:

– Итак, леди и джентльмены! Добрый вечер! Добрый вечер! – Рем раскланялся под ленивые аплодисменты – Поистине волшебный вечер, не находите? Ах, эти весёлые пирушки на свежем воздухе… Сама природа пропитана любовью и едким ароматом дыма, от которого слезятся глаза – что может быть лучше?

Никки звонко расхохоталась. Рем просиял и заговорил уже смелее:

– Сегодня в концертной программе вас ждёт самый лучший, невзъерепенный, распрекракслекс, супер-мега-пупер тренер по спортивному дыханию! Встречайте!

Марк и Фрэдди громко, фальшиво, но всё же весело завопили в знак поддержки. Шейла и Вероника переглянулись, да как завизжат – один в один фанатки на ковровой дорожке. Покосившись на Марго, что всё же чуть приподняла голову, я бодро похлопала. Рем опять раскланялся:

– И поэтому… Дамы и господа, мальчики и не очень, имею безграничное, ошело-о-омительное счастье представить вам несравненного… СЕБЯ! Встречайте – главный фанат воздуха на планете, неповторимы-ы-ый и всеми любимы-ы-ый, славный Ре-е-ем Эла-а-апс по прозвищу «Реми Безумный», также широко известный под псевдонимом «Рыжий чахлик» или, как его кличет достопочтенная леди Вероника, «Фу-у-у, Рем, отстань!»

Губы Марго дрогнули в улыбке. Разогретая публика дошла до пика ожидания.

– Давай, Рем! – крикнула Вероника, помахивая веточкой. – Вперёд!

Началось действие в трёх частях.

Подбежав к Диане, Рем уставился на её нос, подождал пока все станут нетерпеливо выглядывать из-за его спины, а потом с важным видом измерил пальцами расстояние от её носа до своего и заявил:

– Ты недостаточно быстро дышишь! Плохо стараешься! Используй нос! Используй нос!!! Ты сможешь! Вдо-о-ох!!! В-ы-ы-ыдох!!! Вдо-о-ох… Вы-ы-ы-ыдох!

Её тихий хохоток Рема не устраивал:

– Почему я не слышу сопения?! Вдо-о-ох!!!

Диана спрятала лицо за книгой.

– Рем, отстань, – промычала она. В голосе слышалась улыбка.

– О-о-о! Это что – вызов?!

Недовольно топнув, Рем прислушался к дыханию присутствующих. Затаился… Подкрался к Северу и недоверчиво уставился на него:

– Ах, ты, воришка! Я знаю: ты украл спортивный инвентарь. Выдохни сейчас же!

И стал бесстрашно хлопать Севера по спине, будто тот серьёзно подавился. К счастью, Севера разобрал смех. Я едва держалась, глядя, как Рем жадно и глубоко, до одури всасывает кислород. Рыжий строительный пылесос на ножках.

Дышит и смеётся. Дышит и смеётся. А потом уже не дышит – некуда, – но всё равно ржёт. Поглядит на нас да загогочет пуще прежнего. Марго держалась-держалась, и тут её как понесло… От смеха по щекам покатились слёзы. Из-под пальцев, укрывших лицо, сверкает истерическая улыбка. Едва набрав воздуха, Рем сорвался на сиплое протяжное хихиканье как у старой сумасшедшей гиены. Видок у него был диковатый. Глядя, как Рем сползает на землю, уцепившись за бревно, мы попадали рядком и выли от смеха так оглушительно, так долго, что с деревьев стали падать шишки.

– Чуваки, у меня уже голова кружится, – выдавил Рем на последнем издыхании и распластался на спине, мучительно схватившись за ребра. – Не могу я…

– Маленький пупсик, – хрюкнул Север.

– Так и быть, мой пупсик… – Рем пополз прочь.

Диана, тихонько икнув, обняла книгу обеими руками. Марк, весь красный, вспотевший, обмахивался ладонью: в глазах его от хохота полопались сосуды. Кое-как вытерев слёзные протоки щепотью, Марк поднялся на ноги и попросил минутку внимания, но так и не дождался, пока все замолкнут.

– Фух… Предлагаю… хе-хе-хе… не доигрывать, – с трудом выдавил он, – Думаю, все согласятся, что Рем сегодня победил… Ибо так было предначертано.

Бедняга Рем всё ещё хохотал. Он не мог даже толком ответить на бурные овации. Припудренный с ног до головы землёй и сажей, присыпанный опавшими листьями, веточками и иглами, Рем с трудом выставил вверх указательный палец и благодарно потряс им в воздухе.

Мы вернулись домой далеко за полночь, но сна не было ни в одном глазу. Непреодолимая сила звала, тянула меня вверх, на крышу, прочь от уютных спален и мягких кроватей. Эта сила звалась Марго.

Я была здесь впервые. Стеклянный купол обсерватории выступал над крышей огромным заледеневшим пузырём. Его охраняли две остроконечные старинные башни, соединённые длинным некрытым валгангом – крепостным каменным проходом с большими зубцами по краям.

Ровненькие спящие улочки Атермонта были как на ладони. Оранжевый свет витых фонарей поблескивал среди ветвей и изгородей, настраивая поток мыслей на самотёк. Я стояла у края валганга, опершись на зубец, и умиротворённо рассматривала беззвёздный, испещрённый огнями пейзаж, когда за спиной скрипнула дверь.

– Не включай свет, – велела Марго. Я последовала за ней.

Марго подняла пультом многослойные механические рольставни. Они с гудением сомкнули чёрную зубастую пасть вкруг стекла точно древний Кракен. Низко нависший бархат ночи превратился в кромешную искусственную тьму. Я опустилась на мягкий пуфик – один из множества в обсерватории, но передумала садиться и сползла на пол, устроив на пуфике лишь голову. Под ладонями шоркнул жёсткий ковролин. На предплечье мне легла лёгкая холодная рука. Отыскав мои пальцы в темноте, Марго крепко сжала их.

Несмотря на ноющую боль в ладонях после падения, я пожала её руку в ответ. Я надеялась, что беспокойство отпустило Марго. Хотелось верить в это. Я долго ждала, что Марго заговорит, признается, что её волнует, но молчание затянулось. Тогда я спросила:

– Что происходит между тобой и Шейлой?

– Да ничего не происходит. Глупости всякие, как всегда.

Её отстранённость снова окатила меня холодом. Я решила, что больше не стану спрашивать. На этот раз твёрдо. Она дважды оттолкнула меня.

– Только не уходи, ладно? – вдруг попросила она. Голос её дрожал.

Я убедила Марго, что никуда не собираюсь, и она опять замкнулась в себе.

Вспыхнул луч проектора, но комната по-прежнему была в полумраке. Запрокинув голову, я ожидала увидеть на куполе очередной фильм, выбранный Марго, но обомлела. Мерцающая проекция космоса наполнила черноту, точно мириады игл проткнули вселенную насквозь и допустили к нам этот бледный, бессмертный и поразительно живой свет.

– Марго, это…

– Я знаю, да.

– Как ты умудряешься это делать?.. Я так тебя люблю… Ох… Ну ты поняла. Не в том смысле, если что.

– Не парься, поняла. Я тоже тебя люблю.

Глава 6. «Храни свои секреты»

«Свободная любовь… Свободная любовь…»

У Марго зазвонил мобильник.

– Марго… Телефон…

Смартфон настойчиво жужжал под плечом. Я покосилась на него, и подкравшееся солнышко щедро засветило прямо в глаз. Сквозь блик едва читалась надпись: «Север Гнусный». Рядом белело время: «7:13». Какого чёрта тебе понадобилось столько общения в семь утра, Гнусный Север?

«Свободная любовь… Свободная любовь…»

Ненавижу тебя, Север.

Спросонья я не могла сообразить, как всё выключить, и, настойчиво потыкав в единственную кнопку, почему-то только прибавила звук. Странное расположение окон и стены телесного цвета подсказывали, что я в комнате Марго. Лёгкое одеяло пахло лавандой и ванилью – так же как и она.

Не выпуская телефон из рук, я растянулась на гигантской постели. Рядом было пусто. Может, Марго пошла в душ?

«Свободная любовь… Свободная любовь…»

Со злости я пихнула орущий гаджет под подушку.

– Марго!

Ответа не было. Я тихо выругалась под приглушённое завывание телефона и попыталась спрятаться от солнца. На лицо свесились запутавшиеся волосы.

Доброе утро, Алекс.

– Марго, где ты, блин?

Музыка внезапно замолкла. Держа перед собой смартфон как бомбу с нитроглицерином, я спустилась вниз – на поиски. Холл пустовал. Вокруг стояла тишина. Похоже, дома никого не было.

Тут же, опровергая моё предположение, с кухни показался мистер Реган Равел. Он бодренько кивнул мне. Я спросила, где Марго, но мистер Равел, наверное, не расслышал вопроса и, по обыкновению молча, внимательно и неторопливо зашагал с чайным подносом наверх по лестнице. Телефон снова заорал, сводя меня с ума.

«Свободная любовь… Свободная любовь…»

В столовой Марго не было. Уже бесстрастно, с буддистским спокойствием глядя на неутомимый гаджет, я наполнила большую кружку из остывшего пузатого кофейника, добавила молока и продолжила поиски. Хотелось петь, и я мурлыкала под нос:

– Свободная любовь… Свободная любовь… Свобо… Тьфу ты!

Где же Марго?

Она могла отправиться на утреннюю пробежку, но раз беспроводные наушники были на привычном месте – на комоде в холле. Значит, не сегодня.

Оранжерея. Точно.

Глотнув холодного кофе, я выглянула на веранду. С порога веяло духотой и морской влажностью. Румянилось жаркое июньское утро. Садовые растения медленно покачивались на безветрии, цветы распластались внутри кубических клумб, а зеленые кустарники, высаженные полукружьями по сторонам крыльца, стали похожи на взъерошенных инопланетных зверей.

Сегодня совершенно равнодушная к ботанике, Марго читала газету, развалившись на софе в маленьком льняном платье – один-в-один модель с прованской картины. Одна её нога была небрежно согнута. Из-под подола виднелись округлые бёдра и белый треугольник трусиков. На животе у неё стояла большая полосатая миска вишни, наполовину опустошённая.

Марго уписывала ягоды одну за другой и, пока никто не смотрел, швыряла косточки через слепящую от солнца мраморную балюстраду. Утомлённая и растрёпанная, будто не спала всю ночь, безразличным видом она удивительно напоминала Розу. Только старшая сестра Марго красила волосы в жгучий чёрный, не носила платьев и не была способна на такой бесстыдный залп вишнёвой артиллерии. Обиженно уворачиваясь от косточек, среди деревьев слонялась нескладная ворона. Она то рассеянно замирала, как героиня романтической пьесы, то, упорная как шпион, принималась карабкаться по шершавой ветке тополя, ощипывая кору в поисках жучков.

– Доброе утро, – я улыбнулась и подала Марго её телефон, но не рискнула произносить имя Севера. – Тебе кто-то звонил.

Взглянув поверх газеты на пропущенный звонок, она лениво махнула рукой и перевела телефон в беззвучный режим. Я села рядом, зажала чашку между коленей и без вежливых вопросов загребла горсть вишни из миски – было бы более странно спрашивать разрешения. Восхитительные, сочные ягоды с лёгкой спелой кислинкой. Понятно, почему Марго столько умяла.

– Ну, что сегодня снилось? – спросила она больше по привычке, чем из интереса, и плевком отправила очередную косточку в полёт.

Говорить с набитым ртом было неудобно. Я жестом попросила Марго подождать и молча пожевала, перекидывая твёрдые вишнёвые косточки на одну сторону рта. Наконец абсурдный сон воскрес в памяти.

– Какая-то бородатая девочка… – оторопело проронила я, – Мы пытались выдать её гормональный сбой за суперспособность.

– Тебе вообще нормальные сны снятся?

– Когда они мне снятся, то кажутся нормальными.

Я пожала плечами и выплюнула косточки в ладонь. Вяло улыбнувшись, Марго отложила газету в сторону.

– Сегодня снова библиотека?

– Пока что обойдусь.

Пожалуй, для меня фраза прозвучала мрачновато, но Марго не обратила внимания. Облизнувшись, я вытерла рот свободной ладонью. Губы были липкими и сладкими, и руки тоже.

– Не хочешь поговорить о том, что случилось в лесу?

– Не хочу. Не знаю, что на меня нашло, – сухо ответила Марго.

Она в праве хранить секреты – я это понимала. Мне не хотелось тревожить Марго, но что-то щемящее в глубине души не позволяло уйти. Дружба между нами натянулась до предела как эластичная резинка. Если без оглядки шагнуть прочь, разрыв причинит боль каждой.

– Вот что я хочу сказать, – от волнения голос плавал, – Я знаю, что что-то тебя беспокоит, и знаю, что ты всегда всё держишь в себе. И может быть, на самом деле я тебе не такой уж близкий и не такой хороший друг, чтоб спрашивать о самом сокровенном. Но дружба – это не только веселье, приключения и безрассудство. Это и когда ты кому-то нужен. Я не давлю на тебя. Я согласна с тобой. Просто помни, что я хочу помочь. Хочу, чтобы ты позволила помочь тебе. Быть нужной тебе. Я хочу быть тебе лучшим другом, чем сейчас.

Марго слушала, то отводя взгляд, то снова направляя его на моё лицо – неуверенно, словно пробуя отпить горячий чай. Она перестала жевать, опустила миску на софу, рядом с телефоном и неторопливо выпрямила ноги. Я боялась, что она посчитает мои слова слишком прямыми или, чего доброго, менторскими… Мне казалось, Марго хочет, чтобы я оставила её в покое, но должна из вежливости выслушивать назойливую болтовню, чтоб не обидеть меня.

Она почти заговорила, но передумала и с долгим каторжным вздохом подняла телефон к лицу.

– Фанаты нас убьют.

– Что, прости?

В синих глазах читалась глубокая досада и немножко матерных слов.

– Регата. Мы про неё забыли.

Мы забыли про открытие парусной регаты. Честно признаться, я почти не жалела об этом – яхты и корабли никогда не входили в список моих увлечений. Я совершенно не разбиралась в парусном спорте и понятия не имела, чем отличается румпель от штурвала.

– Наверное, ждут там битый час…

Марго сорвалась с места, оставив меня наедине с вишней. Я принесла миску в дом и прислушалась. Тишину нарушал только топот Марго – она неслась по лестнице с досадным шипением, словно шило в заднице было вовсе не фразеологизмом.

Быстро умывшись в гостевой ванной, я заглянула на кухню в поисках завтрака и от неожиданности впала в ступор. У плиты хлопотала домработница: кругленькая энергичная женщина в синем рабочем халате с белыми манжетами. Это она вывозила торт на тележке в день нашего с Марго приезда.

Спрятавшись за дверным проёмом, я украдкой наблюдала, как домработница поднимает то одну, то другую крышку над кастрюлями и сковородками, сноровисто шинкует овощи, что-то помешивает в миске. В стороне от огня в большой кастрюле поднималось тесто, накрытое полотенцем – мама тоже так накрывала, когда пекла пироги.

– Заходи-заходи, – вдруг мягко сказала женщина.

Я проверила, нет ли у неё глаз на затылке. Никаких глаз там, разумеется, не оказалось. Я прокралась к кухонному столу и спряталась за ним.

– Меня зовут Алекс.

– Я – Элла.

Элла приветливо улыбалась, уголки её рта окружали мягкие морщинки – моя племянница Вероника называла их «смешинками».

– Завтракать будешь?

– А что осталось?

Еды у Равелов всегда было навалом: можно было и не спрашивать. Но то были Равелы, а от старых привычек не так-то просто избавиться. Я всегда вставала позже всех, и дома – дома у родителей, а не здесь – приходилось греть остатки завтрака. Папа, конечно, всё равно откладывал для меня что-нибудь вкусненькое, а сам доедал вчерашнее, но вопрос звучал часто. Папа всегда был таким – отдавал нам с мамой всё до последнего, а сам обходился малым. Всю жизнь это казалось мне само собой разумеющимся, и только теперь я поняла, как трогательна его забота.

Я никак не могла взять в толк, почему именно здесь, в этом огромном, блестящем полиролью доме с его архитектурными изысками во мне проснулась тоска по непримечательному прошлому, о котором я не вспоминала даже после переезда в студенческий городок Билберри.

На завтрак была простая деревенская каша с тыквой и орехами. После модных вафель с сиропом и пышных блинчиков она была как глоток свежего воздуха. Уплетая рассыпчатую кашу за обе щёки, запивая её свежим горячим кофе, я знакомилась с Эллой. Мы разговорились так живо, будто встретились после долгих лет разлуки. Я с интересом слушала. Элла оказалась человеком с лёгким сердцем: собеседником мягким и удивительно открытым. У неё были блестящие русые волосы, пока что собранные в пучок, смугловатое лицо и раскосые глаза. Мягкий певучий акцент выдавал в ней уроженку юго-востока.

Семья Эллы переехала в Атермонт, когда она была ребёнком. Ещё учась в школе, Элла стала подрабатывать в разных домах – помогать по хозяйству и присматривать за детьми, но Равелы стали той самой семьёй, что приняла её как родную. Рядом с ними никто не чувствовал себя чужим. Элла заботилась о Равелах больше пятнадцати лет, и это говорило само за себя.

В холле послышался шорох. Я ожидала, что сейчас войдёт Марго и накинется на меня с обвинениями, что я всё еще не собралась, но на кухню заглянула Лили. Оказывается, она тоже пропустила открытие регаты.

Лили хотела утащить к себе в комнату сок и пачку печенья, только пока доставала его с верхней полки, заслушалась рассказом о том, как ещё в школе Элла по уши влюбилась в будущего мужа – моряка. Потом у них родились две дочери и сын, и теперь, когда дети создали свои семьи, Элла нянчила внуков – и не было для неё большего счастья. Вскоре на пороге появилась и Марго, безукоризненно идеальная при полном параде. Застав нас врасплох, она сама потеряла дар речи и несколько раз возмущённо развела руками.

Я объелась кашей и почти лежала на стуле, не в состоянии двинуться, Лили стояла рядом, сентиментально обнимая хохлатый ананас, а Элла рассказывала нам о своей молодости, раскладывая по тесту ягодную начинку. Марго оценила мой довольный домашний вид и заключила, что на открытие регаты мы уже точно не попадём – какое счастье. Чтобы её приободрить, я спросила:

– Может, тогда кино посмотрим?

Позабыв про регату, Марго потащила меня в гостиную. Я едва успела поблагодарить Эллу.

После беседы мне больше всего хотелось вернуться на веранду и там что-нибудь написать, но глянув в окно, я заметила, что стало как-то подозрительно мрачно. Ещё пару часов назад шпарило солнце, а теперь небо заволокли густые свинцовые тучи. Сквозь черноту шарахнула молния, затем ещё одна, и далёкий бурный грохот возвестил город о грозе. Я чуть не ослепла. Небо сверкало так, будто кто-то натворил глупостей, и весь мир был в гневе.

– Ты прямо как кинозвезда, атакованная папарацци, – заметила Марго, глядя на моё дрожащее от всполохов лицо. – Знаешь, всё-таки я не расстроена, что мы не пошли на регату.

Надо же.

Фильм оказался приятной и душевной комедией – как раз в моём вкусе, но мысли мои почему-то уносились прочь. Для работы над книгой мне нужно было тихое, отстранённое, скрытое от всех место, где никто не будет требовать внимания, и где нет всяких отвлекающих загадочных фигур.

Если писать книгу не в библиотеке, не в особняке, то где? На кафе нужны деньги, на берегу ветрено – бумага бьётся в истерике, да и волосы щекочут лицо. В парках жёсткие скамейки и куча народу. И если Марго узнает, что я брожу по городу одна, обидится, что я снова сбегаю от неё. Головоломка не давала мне покоя. Спустя полчаса я поймала себя на том, что гляжу не на экран, а, вывернув шею, пялюсь в окно через щель в тяжёлых кремовых шторах. Запотевшее стекло омывал такой поток, точно его поливали из шланга.

Дверной звонок пронзил пространство электрическим разрядом. Мы с Марго приросли к дивану, наперебой гадая, кто мог посетить нас в такой ливень. Явно не родители – рабочий день, и звонить они бы не стали. Точно не Фанаты – те бы ещё и поколотили кулаками с требованиями быстрее открыть. Друзья Лили или Натана? Никого не пустили бы из дома в такую погоду… Соседи? Кому придёт на ум визит в грозу?

Мы кинулись в холл. С кухни послышался крик Эллы: «Сейчас иду!», но Марго остановила её и как единственный достаточно высокий человек в этом помещении, чтобы взглянуть в глазок, замерла перед ним в тотальном ступоре.

Я подёргала её за рукав. Марго поддалась не сразу. Она медленно повернулась ко мне. Лицо её застыло, точно через это маленькое окошечко Марго шибанула молния вселенской силы.

– Что? Кто там? – беспокойно спросила я и приготовилась звать Эллу на помощь.

Очнувшись и одарив меня несвойственным ей растерянным взглядом, Марго молча открыла дверь. Тут уже я сама вросла в пол. Грянул гром.

На пороге стоял мистер Делир.

Я не могу пошевелиться. Он стоит перед нами, моргая, чтобы сбить с ресниц поток. Снаружи сверкают молнии, озаряя холл мрачным серебряным светом. Мистер Делир недовольно морщится – вода ручьями стекает по его волосам и лицу. Капли теряются в бороде. Тёмно-синяя, ставшая от влаги почти чёрной футболка прилипла к телу, джинсы обрели густой оттенок тусклого грозового моря. Обеими руками Делир держит что-то увесистое, обёрнутое в его голубую рубашку. Я успеваю лишь коротко скользнуть по вымокшему свёртку взглядом, прежде чем Марго шагает назад и встаёт между нами, чтобы дать посетителю войти.

Дверь позади Делира закрывается, отделяя нас от оглушительного грохота. Витражные стёкла холла жалобно звенят, и воздух зыбко шатается под низкой гулкой вибрацией. Происходящее с каждой секундой всё больше становится похожим на сновидение.

Алекс, соберись.

– Здравствуйте, мистер Делир, – с улыбкой сказала Марго, отступая ещё на шаг, неуклюже спихивая меня в сторону.

– Добрый день. Я пришёл к мисс Саликс, – отрывисто ответил он, для проформы внимательно посмотрев ей в лицо, и сразу перевёл ожидающий взгляд на меня.

Ко мне пришёл.

– Проходите, пожалуйста…

Кивнув и повернувшись к нему спиной, Марго медленно обвела меня развратным взором, достойным фанатки рок-звезды. Она беззвучно произнесла по слогам: «О-мой-Бог!» и с томной усмешкой поплыла к лестнице наверх:

– Я принесу полотенце.

От её игривого вида я так сильно покраснела! Не сомневаюсь, если Делир всё происходящее прочёл по моему лицу, сгорающему от стыда.

– Здравствуйте, – выдавила я. На том моё красноречие кончилось.

– Я принёс вам книги.

– Там такой дождь!

Он хмыкнул.

А то без комментариев непонятно, конечно…

– Знаете, про погоду в Атермонте говорят: «La donna è mobile» 29, – добавил Делир. – Когда я выходил, на небе не было ни облачка.

Он шёл пешком?

– Как вы нашли, где я живу?

– Вписал в поисковике «Особняк Равелов». Вообще не знаю, как нужно потрудиться, чтобы не обнаружить такое огромное здание среди соседских домиков.

Хм… Значит, Марго по фамилии он помнит, а меня в библиотеке не узнал. Грустно.

– Возьмите книги, – настойчиво попросил Делир, пока я хмурилась.

Что я делаю? Сколько можно думать?

Я обхватываю по нижнему краю стопку книг в его руках – какая же она тяжелая! Боюсь уронить, слегка сдвигаю центр тяжести, скользя по влажной ткани, и встречаю пальцы Делира. Прикосновения острее лезвий.

От волнения мне сводит спину, точно по всему позвоночнику сверху вниз прошлись острым ногтем. Не смотрю Делиру в глаза вопреки желанию, иначе несомненно потеряю контроль. Быстро подцепляю свёрток и, опустив его на угловой столик, разворачиваю голубую рубашку. Она приятно пахнет кондиционером. В спешке оцениваю огромный временной разброс книг, что принёс Делир.

Логично, с эпохой в своём романе я так до конца и не определилась.

Здесь есть что-то из сказаний раннего Средневековья, в том числе «Песнь во имя Господа», сборник исторических трактатов о Европе XV века, лекции по куртуазному роману, очерки о быте и костюме, «Геральдика» Герберта Сорги, осовремененные копии иллюминированных рукописей…

Как я успею всё это прочесть?

Вдруг меня переполняет благодарность. Он на самом деле постарался выбрать самое полезное, сам пришёл с этим огромным собранием, ещё и пешком – протащил кипу книг в руках и сберёг её под ливнем! На минутку задерживаюсь около столика, рассматривая обретённые сокровища и соображая, как его поблагодарить.

Вернувшись к Делиру, не хочу выпускать его рубашку из рук. Промокший с головы до ног, слегка на взводе, он ждёт. Думаю предложить ему переждать грозу внутри. Хочется, чтобы он задержался здесь, может быть, объяснил бы мне, что именно принёс. Мечта оказаться с ним наедине в тихой библиотеке Равелов отзывчиво мурлыкает внутри. Соображаю, что всё ещё молча мнусь у порога с чугунной головой, уверяясь, что мне это всё не снится.

– Выпьете горячего чаю? – выпаливаю я, взволнованно теребя пальцами рукав рубашки.

– Не стоит, Алекс. Я просто принёс книги. Полотенце тоже не нужно. Передайте своей подруге, что я благодарен.

Он протягивает ко мне руки.

В смысле, конечно, не ко мне – он хочет получить назад свою рубашку.

– Вы уходите?

– Да.

Волнение охватывает меня. Кажется, будто я не видела его вечность после того, как сбежала тогда в библиотеке. И теперь после такого подарка судьбы так просто отпустить?

– Но ливень ещё идет – вы простудитесь, – я стараюсь говорить убедительно. – Останьтесь, подождите хотя бы, пока гроза не утихнет.

Молчание смешивается с дождём. Звук падающих в гравий капель превращается в белый шум. Приближаясь к Делиру, я прислушиваюсь к его дыханию. Взгляд задумчивый. Он прикидывает, как лучше поступить. Как правильно поступить – он взрослый мужчина, непрошенный гость, мой преподаватель, и преподаватель Марго в её доме. Происходи это в другом городе, в Либерге, например, никто бы и слова не сказал. Здесь же со всех сторон глаза и уши.

Алекс, ты превращаешься в параноика. Вряд ли он думает именно об этом.

Тяжело вздохнув, Делир мягко, но настойчиво берет намокший свёрток из моих рук и вытирает лицо. С ужасом ловлю себя на мысли, как хочется прикоснуться к нему. Через силу прекращаю тянуть ладонь, и застываю в оцепенении от смутного, несоответствующего ситуации порыва, исполненного такого сильного эмоционального голода, что больше он похож на психоз. Поднимаю голову. С волос по скулам Делира всё ещё стекает вода. Он глядит на меня из бесконечности туманных мыслей. Выдохнув, незаметно хватаю себя за пальцы, складываю их в замок, и опускаю руки. Делир отстраняется. Похоже, что-то решил.

– Алекс, я живу здесь с детства. Поверьте, в приморском городе ливни бывают по несколько часов. Я вызову такси.

Он достал телефон из кармана джинсов и набрал номер. Отбросив волнистые от влаги пряди с лица, чтобы те не лезли в глаза, Делир зажал трубку между ухом и плечом, и стал слушать гудки. Я рассматривала его исподтишка.

– Добрый день, – наконец произнёс он. – Будьте добры, машину на Лазурный проспект, дом семнадцать. Да. Семнадцать.

В который раз я отметила как хорошо поставлен его голос. Низкий, разборчивый, но несколько хриплый из-за частого напряжения – профессиональная болезнь лекторов и певцов. Помню, как моя мама, тоже педагог – и, кроме того, по натуре человек очень разговорчивый, возможно, даже неумолчный – приходила домой с работы, выражаясь её словами, «с языком на плече», когда не хотелось произносить ни звука.

Мистер Делир опустил взгляд, разбирая речь диспетчера, и неосознанно кивнул.

– Да. Старый склон, дом три… Как можно скорее.

Как можно скорее… Ему бы ещё реактивный ранец вручить, чтобы не опоздал.

Делир выглянул в окно, но через витражи, умытые всемирным потопом, нелегко было разглядеть что-то кроме цветных пятнышек.

– Через две?.. В самый раз. Да, номер этот. – Он посмотрел на наручные часы и сделал долгую паузу, запоминая номер автомобиля. – Благодарю.

Повернувшись ко мне, Делир как будто не ожидал, что я всё ещё здесь. Он молча посмотрел мне в глаза. Боже, у меня хоть всё в порядке с лицом?

Я вспомнила, что стою перед ним вся в домашнем, не расчесавшись. Позор какой. Хорошо хоть умыться успела. Я тихонько помотала головой, чтобы сбить внутреннюю речь, но вышло скорее похоже на нервный тик. Делир приподнял бровь, размышляя, не показалось ли ему, а я поспешно вклинилась в молчание:

– Мистер Делир, вы точно не хотите воды или чего-нибудь ещё? Понимаю, из вежливости всегда отказываются, но для меня это правда нетрудно…

– Нет, не хочу, Алекс.

Вот же мистер Нет…

Беспомощно оглядываясь в поисках предлога, чтобы Делир задержался, я обнаружила стойку для зонтиков возле кресла в углу холла. Кто вообще догадался спрятать её за кресло?

– Возьмите хотя бы зонтик, – предложила я и мысленно отмахнулась от раздумий, стоит ли так бесстыдно распоряжаться чужим имуществом.

– Сомневаюсь, что в этом сейчас есть необходимость, – Делир шмыгнул и поморщился, когда очередная капля стекла с его волос и прокатилась по носу.

Что ещё я могу сделать?

– Я даже не знаю, как лучше поблагодарить вас за книги.

– Не надо. Я обещал помочь и помог. Вот и всё. Мне пора – ещё придётся дойти отсюда до ворот, – он усмехнулся, и впервые эта недовольная улыбка была адресована не мне, а ситуации в целом. – До свидания.

– До свидания, – я так и не нашлась, что ответить, чтобы переубедить его.

Быть может, это к лучшему. Я не должна сходить с ума из-за его присутствия. Почему я так зациклилась на Делире? А ему всё равно. Разве трудно улыбнуться от души нормально хоть раз? Не так, как будто всё в мире утомило его до смерти, а я – в особенности.

Я была очень расстроена его уходом, но лучше уж расстраиваться, чем ловить странные помутнения рассудка, как в случае с рубашкой…

Делир укрылся ей – развёрнутой и растянутой над головой полотном, чтобы хоть что-то видеть в застилающем глаза потоке, и, шагнув за порог, стремительно преодолел крыльцо. Снаружи громыхнуло. Припаркованные у дороги машины заполнили сигнализацией всю улицу, приводя округу в состояние хаоса.

Неужели я ему настолько не нравлюсь, что он готов уйти отсюда в ливень, да ещё и в такой спешке?

Я выскочила следом и в нерешительности остановилась перед верхней ступенькой.

– Мистер Делир?

– Да?

Повернувшись, он недовольно поморщился и мотнул головой, сгоняя попавшие на лицо капли воды. Я поняла, что он не останется, что бы я ни сказала, даже если небеса окрестят особняк Равелов знамением свыше. И это нормально. А то, что я не могу сдержать лишние мысли и страдаю от них – это моя забота.

Сделав усилие, чтобы перекричать громовой раскат, напоследок я произнесла:

– Спасибо вам за книги. Они мне, правда, очень пригодятся.

– Не стоит, – небрежно бросил он вполоборота и скрылся в пелене дождя.

Я вернулась обратно. Марго в приподнятом расположении духа спустилась в холл, с музыкальным бормотанием перепрыгивая через ступеньку. В руках она держала огромное красное махровое полотенце.

– А где мистер Нет? – спросила Марго, недоверчиво оглядываясь, точно мистер Делир каким-то образом мог спрятаться поблизости – например, за креслом у зонтиков.

– Ушёл. Передал тебе спасибо за полотенце.

– Это что, сарказм насчёт моей медлительности?

– Скорее просто вежливость.

Марго взяла меня за руку и оценивающе посмотрела в глаза. Что она ожидала там увидеть? Стыд? Смущение? Грусть? Судя по всему, последнее, потому что произнесла она вот что:

– Ты приуныла.

– Нет, просто в сон клонит, погода такая, – ответила я не без лукавства.

Мне хотелось, чтобы она отстала от меня. Я очень устала. Лишняя эмоциональность меня выматывала и мешала жить. Глупая, глупая Алекс.

– Пойдем, выпьем чаю. Я угощаю, – сказала Марго, задорно пихая меня в бок, чтобы отвлечь от печальных размышлений.

Я не смогла сдержать усмешки. В семье Равелов чай пили так часто, что эта традиция могла тягаться с варкой хвалёного атермонтского кофе. Порой мне казалось, что в их жилах вместо голубой крови течёт заварка. Как говорила Марго: плохо тебе – пей чай с шоколадом, хорошо тебе – пей чай с печеньками, волнуешься – пей ромашковый чай, раздражён – зелёный с мелиссой и мятой, напряжён – пей травяной, вымотан – закинься пуэром.

Разумеется, список сортов был длиннее раза в три, но суть оставалась той же – для любой ситуации у семьи Равелов был готов план действий и чайная коллекция.

– Опять чай? И повод есть?

– Чай можно пить по любому поводу.

– Всегда мечтала жить в семье, где любую проблему можно исправить чашкой чая.

– Ты уже тут.

Мы с Марго так долго сидели на тёплой, душной после готовки кухне, что я сама стала похожа на пузатый чайник. Мы были здесь одни: Элла возилась со стиркой. Попытки избежать беседы о Делире оказались тщетными. Его визит, слишком неформальный для преподавателя, никак не давал Марго покоя, и разговор плавно перетёк в сферу романтических фантазий.

Мы успели в шутку посчитать, сколько бы у Делира было романов, если бы однокурсницы не встречали его постоянного отпора – насчитали шестнадцать, и это только среди явных почитательниц его таланта. Но вдруг Марго картинно наклонилась в сторону, глядя мне за спину:

– А чьи это ушки пришли? – спросила она.

Я обернулась. В дверях стояла Лили – интересно, как давно? Застигнутая врасплох, Лили сконфуженно похлопала длинными ресницами и убежала. Я снова посмотрела на Марго:

– Кажется, она обиделась.

– Ничего, – Марго на всякий случай проверила, ушла ли сестрёнка. – Лучше так, чем перед мамой объясняться, откуда Лили знает о контрацептивах и о том, почему нельзя понижать градус алкоголя.

Беседа продолжилась, словно её ничто не прерывало. Марго предложила при удобном случае поинтересоваться у Делира, что он думает по поводу влюблённых фанаток. Хотелось рассказать ей, как я сглупила на берегу, спросив его про свидание с девушкой, но здравый смысл мне этого не позволил. Впрочем, Марго от души похохотала, пока я в подробностях «предполагала», как мистер Делир отреагирует на такие тупые вопросы.

– Да это глупости, не бесись. Никто ж тебя не заставляет его допрашивать.

Мне всё больше надоедало обсуждать Делира в таком ключе, в общем-то ничего особенного не совершившего – разве что мокрая одежда натолкнула Марго на игривые мысли. Что касалось дождя, он, конечно, был не лучшим сопровождением для пешей прогулки, но ведь Делир отправился к особняку в минуты затишья и не мог предугадать непогоду.

– А если бы мы ушли смотреть церемонию открытия регаты? Что бы он тогда делал?

Меня сбил с толку этот вопрос. И правда, что? Но потом я представила себя на месте мистера Делира – он человек изобретательный, его трудно выбить из колеи.

– Он бы что-нибудь придумал. Оставил бы их на крыльце. Там сухо.

– Смотри вон, какую кипу притащил. Вымок весь. Чем ты его так зацепила?

– Не знаю.

Кокетливые намёки звучали из её уст волнующе, но непривычно – сколько я её знала, Марго не была сплетницей. Она, конечно, могла поговорить о чужой личной жизни, если таковая попадалась ей на глаза, но сейчас это было не просто любопытство.

В её стремлении говорить со мной о Делире и сыпать предостережениями я обнаружила настораживающую закономерность. Марго словно делала это намеренно, как бы предсказывая исход событий – а я ненавидела следовать чужим планам. Конечно, она хотела защитить меня от невзаимной влюблённости в наставника. Пожалуй, в этом Марго всё же была права. Хотя она свои опасения не выразила, я мысленно дала себе оплеуху за слабохарактерность.

По словам Марго, я всегда была склонна к раздуванию несуществующих чувств со стороны других и видела в них больше, чем следовало. Наверное, поэтому я так тормозила с Фрэдди. Намёки не казались мне убедительными. Нужно было, чтобы он сам прямо сказал, что я ему нравлюсь.

Я молча уткнулась носом в чашку, вдыхая аромат листьев смородины и мяты. Он успокаивал.

Умиротворение нарушило возвращение Розы. Хлопнув входной дверью, мокрая и злая как бродячая кошка, она с чувством поставила фотокамеру на комод, скинула ботинки, прошлёпала по холлу мокрыми носками, на ходу срывая с себя куртку – хоть выжимай – и просто бросила её на пол перед гостевой ванной. Марго не успела спросить, в чём дело, прежде чем её сестра скрылась за дверью и включила в раковине воду во весь напор, чтоб заглушить ругань.

Уволив себя от участия в семейных делах, я сгребла с углового столика книжные издания и отправилась наверх их изучать. Марго осталась внизу. Ей нужно было поговорить с Розой, а это значило, что я смогу полностью посвятить себя литературе, которую отобрал Делир.

Не успела я подняться в комнату, как странный шум, всё более и более усиливающийся, глухо забился за скрипучей дверью. Повернув ручку, я на миг остолбенела. Взбесившееся из-за ливня окно щедро одаривало комнату холодным фонтаном и с трагичным скрежетом колотило рамой по стене. В панике бросив на кровать книги, я кинулась закрывать его.

Хорошо ещё, что мы на регату не попали, а иначе тут был бы потоп.

Окинув взглядом масштаб работ и решив, что с мокрым тюлем уже ничего не поделаешь, а блестящий от воды пол хотя бы мыть не надо, я вернулась к бумажным сокровищам. Завёрнутые в рубашку мистера Делира, они выглядели гораздо романтичнее, но что уж тут…

Раскрыв самую массивную книгу в стопке – из-под обложки которой виднелся помятый мокрый край бумажного листа, красного от чернил, я несколько раз старательно моргнула. Записка от Делира удивила меня ничуть не меньше, чем его персона на пороге дома. Что странно, почерк его, угловатый, с резкими перепадами линий, читался очень легко:

__________

«Приветствуй день единый с ночью.

Средь лабиринта многоточий

Читая судьбы наперёд,

Рождай миры: за фразой фразу.

На пепелище старых сказок

Твоя история взойдёт.

(Р. Айтош)

Не люблю письменных приветствий, но в качестве эпиграфа – почему бы и нет. К делу.

Судя по всему, вы ещё не установили временной период для событий романа, поэтому я выбрал всего понемногу. В основном здесь собрано раннее Средневековье. Не знаю, насколько оно вас устроит, но это лучшее, что может предложить литература того времени. Думаю, вам как девушке приглянутся альбы и поэмы – в качестве источника вдохновения из них многое можно почерпнуть.

Уделите особое внимание трактатам, в частности «О феодальном строе» и «О сословиях», и циклу исторических очерков «Средневековье: костюм и быт». На первый взгляд они кажутся скучными, но при должном внимании – это кладезь информации. «Геральдику» прилагаю для общего ознакомления. Чтобы её понять, нужно посвятить данной науке немало времени и практики. Не думаю, что вы ставите перед собой такую цель.

«Рыцарский роман: мифология реальности» – отличная книга. Написана живо, с юмором. Я читал её трижды. Если есть время, пригодится также «Великий часослов», сопровожденный исключительными иллюминациями. Разумеется, это не подлинник, но тем лучше, так как каллиграфию на старом языке разобрать практически невозможно.

P.S. Если будут вопросы, я по-прежнему открыт для помощи.

Делир».

__________

Я с трепетом несколько раз перечитала его письмо – да, всё-таки это было письмо – и полюбовалась на его подпись. Приветственный эпиграф звучал воодушевляюще, но автор оказался мне не знаком. Я не ожидала, что мистер Делир отнесётся к моей книге хоть сколько-нибудь серьёзно. Никогда не выражая этого лично, он смог найти нужные слова и подтолкнуть меня к работе парой строк, чего порой не удавалось даже самой блестящей из приходящих в голову идей.

Бережно сложив письмо, я убрала его на прежнее место – внутрь «Рыцарского романа». И вовремя, потому что в следующий миг в комнату яростно впорхнула Марго:

– Прикинь, Роза передумала быть фотографом! Говорит: это не моё, – вокруг посыпались умляуты. – Она поснимала новым фотоаппаратом всего день! Промокла до нитки на открытии регаты – и всё. Карьеристка, блин!

Я понимала, что вряд ли обычный ливень был тому причиной. Дело было не в погоде, и, скорее всего, даже не в поверхностных интересах Розы. Что-то серьёзное должно произойти, чтобы человек пришёл домой такой взбешённый.

Марго возмущённо прошагала к тумбочке около кровати и без зазрения совести заглянула внутрь. Сообразив, что посягнула на моё личное пространство, она со смехом задвинула ящик обратно и повалилась на кровать, но тут же съёжилась от соприкосновения с влажным покрывалом.

– Фу-у… Чего тут мокро-то так?

– Розу так сильно расстроил дождь? – я незаметно отодвинула в сторону «Рыцарский роман», наугад поддерживая разговор, хотя мне было совершенно не до того.

– Больше всего она бесится не из-за непогоды, а потому что родители опять оказались правы. У нас теперь уговор. Если мама и папа не узнают о её провале в ближайшие две недели, я взамен смогу брать камеру, когда захочу. Будет глупо, если из-за этой нелепости папа отправит фотик обратно в магазин.

Не то чтобы меня не интересовало благополучие Розы, но тема её жизненного выбора порядком наскучила. Я пожала плечами:

– Окей, я тебе подыграю.

– Прикинь, она сказала, – Марго прокашлялась и очень похоже изобразила сестру, – «Я настолько долго этого хотела, что желание притупилось. Момент вдохновения упущен!». О-о, а ты уже изучаешь, что принёс мистер Нет?

– Нет, что ты, просто так тут сижу, – с сарказмом ответила я. – А книги вокруг разложила, чтобы умнее казаться.

Я украдкой глянула на потёртую сливовую обложку «Рыцарского романа». А вдруг она заметит письмо? Мне хотелось выгнать Марго и перерыть всю эту кипу книг на кровати, на случай если Делир оставил внутри что-то ещё. В душе рождался трепет при мысли, что он тоже их читал, может быть, подчеркивал что-то карандашом. Или, может, стоило открыть «Альбы и поэмы», чтобы проверить, так ли он точен в суждениях обо мне? Но рядом сидела Марго.

Она ещё раз оценила литературный масштаб:

– Такими кирпичами и убить можно… А Википедия 30 уже не работает? Можно же просто статьи полистать или хотя бы краткое содержание. Больно много букв…

– Я люблю книги, Марго. Я люблю читать.

– Мой маленький библиофил. – Она подсела ко мне с огоньком в глазах, прямо как у фокусника. – Стой-ка. Давай кое-что проверим. Говорят, обычно книги раскрываются на тех же местах, что были открыты последними. Попробуем?

Было страшно, что она схватит «Рыцарский роман» с письмом Делира, но Марго азартно сцапала «Альбы и поэмы». Я с укором посмотрела на неё:

– Это сборник любовной поэзии. Ты в самом деле думаешь, что я увижу там что-то помимо несчастных воздыханий?

– Да успокойся ты, мы просто повеселимся. Немного погадаем. Открывай давай.

Пытаться её переупрямить было бессмысленно. Если ей приспичит, Марго всегда выходит победителем. Я послушно развернула фолиант, чихнула и стала читать вслух:

__________

Кем было сердце ваше пленено,

Когда в толпе я видел Вашу милость?

Вокруг сейчас же сделалось темно,

И лишь улыбка жемчугом искрилась.

Пускай не мне был послан нежный взгляд,

Решил я: будет здесь любви начало.

Я вас хочу навек завоевать

Во что бы то ни стало.

__________

Прочла – и молчу. И никак не могу прекратить краснеть. Марго рассмеялась:

– Вот видишь, а ты переживала. По-моему, очень даже хорошее предсказание. Фрэдди на тебя постоянно так смотрит.

Я с сомнением взглянула на неё. Ах, да, Фрэдди.

– Марго, ну перестань. Ему же все девушки нравятся, не я. Он сам по себе такой милый.

– Он лично мне сказал, что ты ему нравишься, но не знает, как к тебе подступиться – ты всё время молчишь.

– Зато ты у нас в меру разговорчивая, – я намекнула на её неумение хранить чужие тайны. – Он же тебе по секрету сказал про меня?

– Если что, я тебе этого не говорила.

– Вот оно как, – я улыбнулась. – Надеюсь, это всё не выдумки, а то постигнет тебя вселенская кара. Давай, хватай книгу – теперь твоя очередь.

Марго захлопнула сборник и, выискав ногтем приглянувшийся лист, открыла его снова:

__________

Враг, подкравшись, поджидает.

Вижу я, как жизнь теряют

Мои верные друзья.

Как от мук страдаю я!

Все обманно как в тумане.

Мы залечиваем раны,

Мы бежим: за стягом стяг.

Душит нас холодный мрак.

__________

– Оптимистично, – я со смехом покосилась на Марго.

Разочарованная предсказанием, Марго надула губы и стала похожа на недовольную утку.

– Ты уверена, что это точно сборник любовной поэзии, а? «Душит нас холодный мрак…» Придумают же…

Тем не менее она быстро оттаяла и с восхищением повертела книгу в руках:

– Поэзия на высоте, конечно. Делир шикарный преподаватель. Думаю, он тебе здорово поможет. Кстати, ты как, много глав уже написала?

– Если честно, одну. И, судя по всему, откуда-то из середины. В ней море нестыковок, фактических ляпов, анахронизмов и просто банальностей. Например, я написала в самом начале про волка, а теперь думаю, откуда вообще в замке взялся волк? И это явно не фантазия – граф ранен. Я не знаю. Может, сделать графа безумным или лучше вообще всё переписать? Или граф наткнулся на волка в катакомбах, может быть?..

Встретив озадаченный взгляд Марго, я опомнилась:

– Ой, прости, я думаю вслух. В общем, моя «книга» ужасна. Я, наверное, брошу эту затею.

– Ты что! Столько сил и времени потратила! Уверена, твоя книга не так плоха, как ты думаешь. А ещё появилось столько нового материала, и рядом с тобой крутой наставник… Да ты просто обязана её написать! Представь, как мистер Делир будет сердиться, если все его старания, и твои тоже, пропадут зря. Давай, не кисни. Есть хочешь?

Этот перескок с темы на тему был очень в духе прежней Марго. Похоже, она возвращалась.

Я есть не хотела, но кивнула. Когда Марго бодрым шагом покинула комнату, я убрала подальше «Рыцарский роман» вместе с письмом Делира – мой маленький секрет – и разложила остальные книги на письменном столе. К счастью, его не залило водой. Вокруг было тихо, только в окно сонно барабанил дождь. Я подумала о Делире: как он добрался до дома, не простудится ли.

Живо как в дурном сне передо мной возник образ: граф в окровавленных повязках лихорадочно ворочается в постели. Энни заботливо отирает его лицо мокрым полотенцем.

– Может, волк не такая плохая идея? Если покинуть замок… – я начала думать вслух, пока никого не было рядом. – Например, ночью. Зачем графу покидать замок ночью? Что-то важное и срочное. Может, он поедет не в одиночку, а с отрядом?.. А это окажется ловушка. И он единственный спасётся. Расправится с волком – ведь он рыцарь. Но волк его ранит…

Я нащупала мысль. Вот оно! Нужно всё срочно записать.

Перерыв всю комнату в поисках блокнота, я ничего не нашла. В рюкзаке был только скетчбук для зарисовок. Я не пишу в скетчбуке. Это кощунство. Куда я подевала рукопись?

Марго вошла с подносом. На нём стояли две чашки чая и тарелка бутербродов:

– Ланч для моего любимого писателя!..

– Ш-ш! – останавливая её от болтовни, моя рука застыла в воздухе с букетом гелевых ручек и снова вонзилась во внутренности рюкзака.

– Всегда пожалуйста, – Марго со вздохом поставила поднос на стол. – Опять у тебя «золотая заноза»?

Отложив в сторону попавшийся под руку паспорт и обратные билеты, я коротко кивнула. Это я изобрела выражение «золотая заноза». Оно означало блестящую идею, которую ни в коем случае нельзя забыть, но и записать тоже нет возможности. Вот и выходит, что ты носишься с этой идеей как дурень с писаной торбой и никак не можешь ей места найти.

– В телефон, может, запишешь?

– Слишком быстро. Пока пишешь от руки, сто раз предложение переделаешь в голове. Глядишь, оно уже и звучит сносно.

– Дать тебе тетрадь?

– Лучше листочек.

Я застыла, проговаривая про себя мысль слово за словом, чтобы ничего не упустить. Марго напомнила мне про бутерброды и на какое-то время пропала за дверью. Как я умудрилась потерять блокнот? Он же всегда под рукой, я за ним бережно слежу, не бросаю где ни попадя…

И тут я догадалась, что блокнот остался в библиотеке.

Со стоном отчаяния я подвинула к себе тарелку с бутербродами и стала уныло жевать. Успокаивало только то, что в этом маленьком городке бессмысленно было что-то красть, а особенно – мои неубедительные рукописи, поэтому блокнот наверняка лежал там, где его оставили, в полной сохранности. Например, на столе в читальном зале. Или его унесли на стойку регистрации.

– Вот же дрянь.

– Что, так невкусно? – разочарованно спросила Марго, возвращаясь со стопочкой белоснежной бумаги.

– Что ты, очень вкусно! Это я себя ругаю.

– Вот, держи, у папы из принтера стащила.

– Как много… Мне хватило бы и одного листочка. Спасибо за заботу, Марго.

Вооружившись ручкой, я молниеносно вывела на бумаге несколько неразборчивых предложений, пока не успела потерять мысль. Надеюсь, потом расшифрую. Марго всё это время наблюдала за мной с ободрением.

– Так. Вроде нормально. Пойду до библиотеки прогуляюсь.

– Опять? – ошалела Марго. – А книг тебе мало?

– Да нет. Не за книгами. Думаю, я именно там блокнот оставила…

Ну что, надменная Илона Брассика, готовься к визиту!

– Алекс.

– …Быстренько сбегаю и всё перепишу…

– Алекс! Ау!

– Ну что? Опять будешь про мистера Делира бубнить?

Я сердито укусила бутерброд.

– Сегодня тридцатое. Последний день месяца. В библиотеке санитарный день.

– В смысле, санитарный?..

– Ну, уборка, ремонт всякий… Библиотека закрыта. До завтра тебе никак туда не попасть.

– Ясно.

Затолкав в рот последний кусочек бутерброда, я облизнула пальцы и встала:

– Очень вкусно, Марго. Ты просто прелесть!

– Прелесть не я, а Элла, – смутилась она.

Я добралась до шкафа, порылась там и принялась одеваться. Марго изменилась в лице.

– Ты куда собралась-то?

– За блокнотом.

– Солнышко, библиотека не ра-бо-та-ет!

– А я не в библиотеку. Я за новым в магазин.

– С ума сошла? Посмотри на улицу! Или берёшь пример с мистера Делира?

Потешив самолюбие этим сравнением, я взглянула в окно. Гром и молнии иссякли, но ливень только усилился. Наверное, я сейчас кажусь Марго безумной. Или глупой.

– Ничего, зонтик возьму, – сказала я, – Мне правда очень нужен новый блокнот.

На улице лило плотной пеленой – ветра не было, зато его с лихвой окупала громада воды, обрушающая весь свой вес на мостовую. По пути мне не встретилось ни души, но вместо прохожих приходилось отскакивать от проезжающих машин, что окатывали тротуар высокими волнами воды.

Бродячие кошки жалобно мяукали и топорщили шерсть, забившись под припаркованные автомобили, под скамейки, в подвалы. Поток, выходящий за пределы желобков и ливневых каналов, цеплял за собой веточки, листочки и травинки. Заметив, что в воде беззащитно барахтается вверх лапками радужный жук, я поймала его и выпустила в мокрую траву – очень уж было жалко беднягу. Надеюсь, мироздание не рухнет из-за «эффекта бабочки». Это ж только жук.

Дождь меня не пугал. Я любила гулять в такую погоду без зонтика, чувствуя, как капли умывают лицо, стекают по волосам. Это настраивало на миротворческий лад. Я попросила у Марго зонтик только чтоб она меня не ругала. В своей покровительственной манере она порой была невыносима.

Поймав себя на том, что за вымокшего Делира волнуюсь больше, чем за себя, я с удивлением хмыкнула. Тем не менее, чтобы добраться до книжного магазина с заветным канцелярским отделом, мне нужно было пять минут, и у меня был зонтик, а мистер Делир жил… как там сказала Марго, в сорока минутах ходьбы от их дома? Нет, не так. «В двадцати минутах езды, по ту сторону леса». Что-то в этом роде. Минутку, он что, шёл через лес?

А если бы мы в самом деле отправились на открытие регаты? Зачем идти пешком и самому всё тащить? Почему бы не отправить книги курьером, ведь свободное время на вес золота?

Задумчиво разглядывая плитку под ногами, я низко опустила зонтик перед собой и чуть не врезалась в фонарный столб. Я прям как почитательница Марго. С хихиканьем обогнув столб, я помахала старушке, глядящей из окна кирпичного домика по ту сторону дороги. Впереди показалась Торговая улица.

Проходя мимо пекарни, я встретилась взглядом с миссис Рубус. Она протирала огромную витрину, стоя наверху стремянки, под самым потолком. Вцепившись в стальные ножки, стремянку крепко держал сердитый Фрэдди и явно пытался уговорить мать поменяться с ним местами, но она только отмахивалась. Витрина была высотой метра три. Мне было понятно негодование Фрэдди.

Он меня не заметил, занятый бубнежом, а миссис Рубус улыбнулась в знак приветствия и покачала головой: «Ну и погода!». Пожав плечами, я помахала ей зонтиком. Миссис Рубус жестом пригласила меня внутрь – на стенде заманчиво румянилась горячая выпечка. Скрепя сердце, пришлось отказаться. Хотелось скорей добыть блокнот и вернуться к книге. Но не успела я ступить и пары шагов, как из пекарни выпрыгнул Фрэдди. На ходу он натягивал ветровку с капюшоном:

– Ты чего в такой ливень вышла? Простудишься!

Остановившись, я впустила его под объёмный купол зонта:

– Ничего. Не сахарная. К тому же вот – у меня зонтик есть.

– Хоть бы куртку надела.

Куртка.

Фрэдди накинул мне на плечи свою куртку у домика на дереве. Я совсем про неё забыла – той ночью все мои мысли были заняты Марго.

– Ох, прости, я так и не вернула тебе куртку. Вылетело из головы.

– Ничего. У меня достаточно одежды, Алекс. Но вот то, что никто не позаботился о тебе, действительно плохо. Куда вообще Марго смотрит? – проворчал он.

– Не наезжай на Марго. Я просто упёртая. Как и она, должна заметить. Если мне что-то надо – всё равно сделаю. Она это знает, – я подставила ладошку под тяжёлые капли, – Я люблю дождь. Она бы и носа не показала в такую сырость.

Я с улыбкой вспомнила, как Марго, фыркая аки мокрая кошка, комично драпала под крышу автобусной остановки. Как она тогда бубнила под нос, что ходить по музеям в этакую холодину – просто злодейство.

В прошлом году непогода застала нас во время учебного похода в Либергский музей изобразительных искусств. Несмотря на то, что идти оставалось всего квартал, на лекцию по истории искусств мы так и не попали, ибо Марго твёрдо решила дождаться окончания дождя. Что ж, зато мы отлично провели время в маленьком кафе, уминая булочки и глинтвейн. Мою Марго вовсе не беспокоил прогул, наоборот – она лениво развалилась на диванчике, закинув ноги в цветных носках на соседнее сиденье и, перемазавшись любимой сахарной пудрой, выглядела как заядлый торчок. А, вот, с чего началась её пародия на «Лицо со шрамом».

– Она такая утончённая, чего тут ещё ожидать, – неожиданно сказал Фрэдди.

Я всё ещё думала про сахарную пудру и с трудом подавила смех. Марго могла быть обаятельной, обольстительной, лёгкой и взбалмошной, дотошной в своей правоте, смешной и дурашливой, важной и надутой как обидевшаяся лама, душевной и ласковой, когда тебе был не мил весь мир, но никогда не вела себя как потомственная аристократка.

– Мне кажется, ты плохо знаешь теперешнюю Марго. Видел бы ты только, как по весне она двадцать минут гонялась по комнате за мухами с лаком для волос.

– Зачем? – серьёзно спросил Фрэдди, хотя я ожидала, что это его рассмешит.

– Они спать мешали. Тогда под окнами что-то ремонтировали, и мухи слетелись. То ли кто-то мусор внизу оставил… Словом, мухи нашли пристанище в нашей комнате. Кстати, Марго таки удалось их извести, – подытожила я. – Она очень настойчива.

– Не то слово, – улыбнулся Фрэдди. – Куда идешь?

Я подняла руку, указывая направление:

– В канцелярский. Оказалось, я оставила блокнот в библиотеке. Мне нужен новый. На листочках и в телефоне я писать не люблю.

– Давай я тебя провожу, чтоб не скучно было.

Это был не вопрос – я поняла сразу. Фрэдди взял меня под руку, и мы оказались так близко, что можно было разглядеть бледные веснушки на его носу. Двигаясь по скользкой мостовой, стараясь не ухнуть в одну из коварных луж, скрывающих глубину под игривыми пузырьками, я внимательно следила за расстоянием между булыжником. Фрэдди как уроженец Атермонта практически танцевал по знакомым неровностям.

Снова вцепилась в плечо Фрэдди, прямо как в тот вечер после «Синей двери». Гравийная дорожка та-а-ак смешно шы-ыршит, гы-гы… Хорошо, что в этот раз я хотя бы соображаю, что делаю. Но щёки всё равно заливал румянец, больше похожий на демонстрацию химической реакции с выпадением в осадок нового элемента – стыдобина.

Мы поболтали про регату. Из слов Фрэдди я поняла только что-то про линию фарватера и что это не то же самое, что ватерлиния, и про то, что парусный спорт в Атермонте был сродни национальной гордости, как кофе. Ни одно из имён спортсменов не было мне знакомо, но перебивать увлёкшегося Фрэдди я постеснялась.

Несмотря на ливень, по детской площадке неподалёку носились близнецы в одинаковых красных дождевиках и разноцветных резиновых сапожках. Хохоча и кривляясь, они прыгали из лужи в лужу, и мне безумно хотелось присоединиться к их игре. Фрэдди тоже не мог без улыбки наблюдать, как дети раз за разом обегают по кругу гипсовую скульптуру жёлтой банной уточки.

«Книжная лавка» встретила нас расслабляющим теплом и уютом. Я обожала такие магазины за неформальную обстановку. Можно было бесконечно слоняться между стеллажами. Внутри негромко играла музыка. Цветные лампочки окрашивали стены, увешанные ретро-плакатами старой школы, в мягкие радужные оттенки. С блеском вращались витрины, уставленные фигурками героев игр и аниме, заманивая любоваться каждой гранью ещё и ещё.

Здесь продавались не только книги и канцелярия, но и комиксы, сувениры, товары для творчества и рукоделия. Я брела по залу, а стеллажи всё не кончались. Большую часть помещения занимал отдел художественных товаров. Холсты на подрамниках, багеты, бумага всех возможных видов и размеров, несколько полок с красками, масло, акварель, акрил, гуашь, пачки кистей, грифельные и угольные карандаши, линеры, маркеры, каллиграфические перья и чернила – всё это можно было купить в одном месте. У меня разбежались глаза.

Фрэдди с улыбкой в пол-лица наблюдал, как я в восторге мечусь от стенда к стенду. Я надеялась, что выгляжу не только смешно, но и мило.

– Фрэдди, спаси меня, я тут всё сейчас куплю, – я заворожённо нырнула вглубь полки.

– Любишь красивые блокноты?

Фрэдди опустился на корточки рядом и помог мне вытащить бесконечно красивую толстую тетрадь с серебряной мягкой обложкой и благородно-синими страницами.

– Ну уж нет, так я белых ручек не напасусь… – передумала я, а потом ответила ему. – Люблю покупать красивые блокноты. Писать мне в них жалко, а покупаю постоянно.

Выбрав небольшой блокнот с тонко разлинованными кремовыми листами и плотной картонной обложкой, расписанной абстрактными вензелями, я только вошла во вкус – передо мной заманчиво пестрела кипа красивых тетрадей, и внутри каждой из них ожидала своего часа ароматная, чистая, гладкая бумага.

– Люди-и-и, помогите! – рассмеялась я, теряясь среди стопочек.

Фрэдди, понимающе покачал головой, взял меня за руку, как маленькую, и заботливо повёл прочь от стеллажей.

На подходе к кассе мы столкнулись с блондинкой – девушкой Делира. Она неторопливо сложила острый зонтик-трость, входя в лавку, и под взглядом Фрэдди элегантно повела головой. Выглядела блондинка буднично: в брюках, а не в платье, каблук туфель-лодочек низкий, волосы забраны в высокий хвост, но в ней по-прежнему чувствовался лоск. Блондинка посмотрела на меня задумчиво, чуть прищурившись – кажется, смутно припоминала, что где-то видела это лицо, но не могла понять, где. Хорошо, что мы не знакомы. Я обратилась к Фрэдди, и мы с ней разошлись.

Несмотря на неприятную встречу, я счастливо попрыгала перед кассиром. Он поглядывал на меня как на полоумную. Фрэдди с невозмутимым видом стоял рядом и рассматривал на прилавке миниатюрные книжечки-магнитики, не больше спичечного коробка. В каких-то из них были молитвы, в каких-то известные изречения, стихи или нескладушки-«пирожки» 31.

Пока я возилась с терминалом, чтобы заплатить за новый блокнот, Фрэдди выбрал одну из книжечек. Она была в виде классического бордового фолианта с винтажным корешком. Расплатившись за покупку, Фрэдди тут же протянул книжечку мне:

– Кажется, ты говорила, что пишешь книгу?

– Да. Что ты хочешь…

– Держи, – прервал он вопрос. – Это тебе сувенир как начинающему писателю.

Мини-книжка легла мне в ладонь. Я сконфузилась.

– Фрэдди, не стоит…

– Алекс, ты что, совсем не умеешь принимать подарки? – возмутился он.

– Но это же так… это так… Умею, конечно. Марго, например, подарила мне вот эту подвеску, – я извлекла из-под воротника пуловера «капельку» и продемонстрировала ему. – Но она моя лучшая подруга.

– Позволь и мне поб… порадовать тебя. Это же такая малость.

Похоже, Фрэдди только что чуть не сказал: «…быть тебе другом».

– Ладно, только не увлекайся. Мне неловко. Я не всегда могу отплатить тем же и чувствую себя обязанной.

– Подарки для того и нужны, чтобы дарить их, Алекс. Безвозмездно. Иначе это бартер, а не подарок, – терпеливо объяснил Фрэдди, точно обращался не ко мне, а к маленькому ребёнку.

– Скажи это людям, которые меня сначала задаривают, умасливают и хвалят, а потом обзывают неблагодарной, потому что я в ответ ничего не дарю.

– И не надо ничего дарить, – Он очень старался меня приободрить. – Это просто забавная книжечка – подумаешь, какая жертва. Я всего-то хочу поднять тебе настроение, а ты только зря переживаешь.

– И ничуть не зря! Ты не понимаешь. Не раз выслушивала, мол, столько всего для меня сделали, а я… А я, видите ли, в ответ ковровую дорожку не раскатываю и ножки не целую, да ещё смею спорить и своё мнение высказывать… Ой, всё, меня понесло.

У него от удивления глаза сделались стеклянные.

– Фрэдди, не дари мне подарков, пожалуйста. Я правда этого не люблю.

– Алекс, – Фрэдди легонько взял меня за плечи и постарался серьёзно посмотреть в глаза, но ничего не вышло – улыбка сама растянула его рот.

Я в смятении потопталась на месте, привыкая к прикосновениям. И хотя ладони Фрэдди, лежащие на моих плечах, чуть подрагивали от волнения, в зелёных глазах его читалось спокойствие.

– Поняла. Прости. Принимаю твой безвозмездный подарок. Спасибо.

Фрэдди победоносно улыбался, но руки у него всё ещё тряслись.

– Что такое, Фрэдди? Что с тобой?

Он дважды собирался с духом, прежде чем спросил:

– Алекс, ты сходишь со мной на свидание?

Вот, приехали. Что мы говорили про бартер…

– Фрэдди…

– Не обязательно сейчас давать ответ, – протараторил он взволнованно, пытаясь остановить меня. – Не отказывайся сразу, ладно? Пожалуйста. Ты можешь ответить, когда захочешь. Если захочешь.

Лицо его побледнело. Обычно люди краснели от смущения, а из Фрэдди точно всю кровь выкачали. Захотелось проверить, не присосался ли к нему невидимый вампир, и это немного меня отвлекло от тревоги из-за нежданного свидания.

– Когда захочу? – переспросила я, повертев между пальцев книжечку. Она была с цитатами классиков.

– Да. Когда угодно. Что скажешь?

Марго не обманывала, говоря о том, что я нравлюсь ему. Мне хотелось познакомиться с Фрэдди поближе, дать ему раскрыться. А ещё это была отличная возможность переключиться с мистера Делира. Я всерьез и не однажды думала ограничить с ним общение, потому что непрошенные мысли и чувства порядком мешали.

Неровно дыша, весь напряжённый, Фрэдди ждал моего ответа. Я решила воспользоваться методом гадания Марго и, открыв цитатник, прочла фразу, украшенную символами четырёхлистного клевера. Она пугающе подходила ситуации:

__________

«Добро от сердца не измерить, его не требуют назад».

(Антонис Леммер)

__________

– Ладно. Сходим на свидание, – я заправила волосы за ухо. – Потом.

Фрэдди засиял своей лучистой улыбкой, от которой душа пускалась в пляс. Я ни капли не пожалела, что согласилась на его предложение.

– Проводишь меня? Куртку тебе верну.

За разговором мы так быстро добрались до особняка, что я не только не успела забеспокоиться насчёт сближения с Фрэдди, но и не заметила, когда прекратился дождь. Фрэдди поднялся со мной на крыльцо и, видимо, был не прочь зайти, но я попросила его подождать снаружи, чтоб не привлекать внимание Равелов. Тем не менее в холле я сама столкнулась с Марго.

– О, ты как раз к обеду. Я уж думала, тебя ливнем унесло.

– Я Фрэдди встретила.

– А-а-а… – Марго манерно повела плечиками. – Понятненько…

– Мы просто в книжном разговорились.

– Разговорились, понятно, – кивнула Марго, с улыбкой уставив глазки в пол.

– Щас стукну.

Послав мне беззаботный воздушный поцелуй, она прошла мимо.

Только бы на улицу не выходила…

– Мы на кухне, если что. В столовой дядя Альберт развернул деятельность.

– Хорошо. Скоро приду.

Марго улыбнулась мне и скрылась в дверях кухни.

Из столовой доносилось неразборчивое мычание. Я осторожно заглянула внутрь – напевая или скорее завывая под нос песни бурной молодости, дядя Альберт оперировал обеденный стол. Несчастный пациент был перевёрнут вверх ножками посреди зала как огромный мёртвый жук – мистер Равел взялся его выровнять. Пока дядя Марго меня не заметил, я тихонько скрылась из виду.

Похоже, утром Альберт тоже был дома, просто спал. После ночного дежурства он обычно дремал пару часов и ближе к полудню уже был на ногах, наводя порядки. Дядя Марго был мастером на все руки и мог часами заниматься мелким ремонтом. Обычно в его ведении оказывалась барахлящая сантехника, отошедшие дверные косяки, выползшие наружу шляпки гвоздей или перегоревшие лампочки. Сегодня дяде Альберту под руку попался обеденный стол, только вот несвоевременно – именно в обед.

Быстро, насколько это было возможно, я доползла по винтовой лестнице до обсерватории и отыскала там на одном из кресел куртку Фрэдди – странно, что Марго за всё это время не задала о ней ни единого вопроса. Неужели не заметила? Хотя вряд ли.

Едва отдышавшись, на негнущихся ногах я вернулась вниз. Не успела я сойти с лестницы, как из кухни долетел требовательный голос Марго:

– Алекс!

Я решила, раз уж Фрэдди ждёт, то подождёт ещё немного.

На кухне собрались Марго, Крис и, неожиданно – Этан собственной персоной. Натан и Лили как раз закончили есть и дружно проскочили мимо с самым азартным видом на свете. С одной стороны, это немного пугало – больно счастливо выглядел Натан – но с другой стороны, я была рада, что он наконец перестал терроризировать сестру и взял её в напарники. Дядя Альберт тоже был здесь. Стол он так и оставил кверху ножками в столовой, потому что проголодался.

Я слегка неуверенно подошла к Марго.

– Что такое?

– Правда ведь, что запреты только разжигают интерес? – спросила она с вызовом.

– Э-э… чего?

– Чем чаще нам что-то запрещают, тем сильнее хочется этот запрет нарушить. Так что Роза только наделает глупостей, если держать её на коротком поводке. Верно я говорю?

Они с дядей Альбертом прицельно уставились на меня.

– Н-наверное…

Вот не так я себе представляла семейный обед.

Расправляясь с бифштексом, Альберт Равел орудовал столовыми приборами с таким рвением, что вилка в его руке больше напоминала воинственно наточенные вилы. Альберт имел грозный вид неспроста. Марго за обедом вздумалось поспорить про Розу.

Этан развалился на стуле, опустошая тарелку с сэндвичами, а Крис делала вид, что меня не существует. По какой-то причине она всё ещё относилась ко мне с глубочайшим терпением, как к капризному ребёнку пришедших в гости родственников, с которым некому сидеть. Мне даже не было обидно. Мы просто были слишком разными.

Марго с видом закоренелого анархиста заталкивала измятую бумажную салфетку в пустую бутылку из-под содовой, точно готовила коктейль Молотова. То и дело она недовольно поглядывала на дядю, не принимая во внимание ни единого его слова. Казалось, что Марго вот-вот вскочит на стол с революционными лозунгами.

– Вот скажи, Алекс, если ты узнаешь, что кто-то получил хорошую оценку, потому что с преподом переспал, ты ведь не полезешь сразу делать то же самое?

Я чуть не выронила куртку Фрэдди.

– Н-нет, конечно.

– А если…

Если я сейчас же не вернусь к Фрэдди, он подумает, что я про него забыла.

– …Да, потому что это не значит, что все остальные тоже будут так делать.

– Главное, чтобы Лили, глядя на Розу, не стала так же шантажировать родителей, – назидательно заявил Альберт. – Дурной пример порождает дурной поступок.

Марго раздражали выходки старшей сестры, но и нотаций она терпеть не могла.

– Меня всегда веселит, когда говорят, что кто-то на кого-то плохо влияет. То есть косячит один, а вину сваливают на другого. Красота. Мы выражаем именно то, что сидит внутри. Дурной пример – это просто оправдание.

Мы с Крис втянули головы, чуя, что пахнет жареным. Ситуацию спас Этан.

– Сестрёнка, как насчёт проветриться? Купим тебе пару нарядов. Что скажешь? – встав из-за стола, он похлопал себя по подтянутому животу.

Марго задумчиво обернулась ко мне – на ней было розовое платье бэби-долл, которое я раньше не видела. Похоже новое. Опять переоделась? Этан обворожительно улыбнулся, хотя в глубине его глаз читалась мольба – помоги, а то они друг друга сожрут.

– Почему бы и нет, – ответила я, раздражающе быстро краснея.

Вместе с Марго в компании Этана мне было спокойно – она была своеобразным буфером, подушкой безопасности. Оставаться с ним один на один я боялась. Не то чтоб Этан меня пугал, просто из-за его неприкрытой распущенности приходилось быть начеку. Я и так переживала из-за Фрэдди и мистера Делира. Только Этана тут не хватало.

Чёрт. Фрэдди. Мне срочно надо на улицу.

Я направилась в холл, но тут Марго схватила меня за руку и вложила туда сэндвич:

– Возьми. А то ты так и не поела. А это что за куртка?..

– Крис, ты с нами? – спросил сестру Этан.

Посмотрев на отца, поглощающего мясо с яростью берсерка, она покачала головой.

– Не. У меня планы.

– Окей, – сказал Этан. – Марго я быстро за сумкой сгоняю наверх. Пять секунд.

Она кивнула. Я незаметно вернула сэндвич на тарелку. Есть мне совсем не хотелось.

Дядя Альберт проводил нас с кухни хмурым взглядом. Я чувствовала себя чем-то ему обязанной, словно это не Марго, а я весь обед вставляла Альберту поперёк горла колючие фразочки. Даже когда мы тихо ждали в холле, на кухне не прекращалось недовольное бухтение. Кристина терпеливо слушала, накручивая спагетти на вилку.

– Мне даже как-то жалко её оставлять с ним наедине, – протянула Марго. – Дурной приме-е-ер… бе-бе-бе… Пристал, тоже мне…

– Марго, мне надо на улицу. Меня там Фрэдди…

– Фрэдди что?..

– Вы готовы, дети? 32

Рассовывая вещи по карманам, в холл спустился Этан. Плечо ему оттягивала увесистая спортивная сумка.

– Да, капитан! – Марго покрутилась перед зеркалом.

– Отличное платье, – заметил Этан с восхищением. – Видимо, нет смысла ехать за покупками…

Он издевательски усмехнулся и развернулся обратно к лестнице.

– Стоять! – Марго агрессивно размахнулась сумочкой. – А то закажу по интернету на твоё имя гигантский эротический костюм горничной.

Этан оценил её выдумку и, расхохотавшись, потрепал по щеке:

– Пошли.

Перешагивая через порог вслед за Марго, я ловко увернулась от шаловливой руки Этана, почти опустившейся на талию. Этан никак не отреагировал на мой побег и шёл позади, привычно покручивая ключи на пальце.

У меня прямо гора с плеч свалилась, когда я увидела, что Фрэдди всё ещё ждёт на крыльце. Прислонившись к балюстраде, он что-то чертил в карманном скетчбуке. Я поспешила вперёд Марго и протянула ему куртку. Ладонь у Фрэдди была тёплая, сероватая от грифеля.

– Держи. Прости, пожалуйста, что так долго.

В ожидании Фрэдди слегка заскучал, но появление Этана эту скуку мгновенно развеяло. Не с первого раза попав скетчбуком во внутренний карман ветровки, он весь напрягся, внимательно изучая то меня, то брата Марго, то нас вместе.

Ревнует. Вот те раз.

– А вы куда? – спросил Фрэдди с беспокойством.

Я оглянулась на Марго. А куда мы?

– Поедем погулять. Надо же проводить время с семьёй иногда, – она с теплотой посмотрела на Этана. Тот с силой хлопнул себя ладонью по груди, почти убедительно выражая глубокую признательность.

– Вот спасибо, радость моя.

Этан расслабленно, с чувством превосходства улыбнулся Фрэдди. Фрэдди активно демонстрировал, что чихать он хотел на Этана. Марго, не находя слов, дырявила меня яростным взглядом: чего, мол, не сказала про Фрэдди раньше? Я неопределённо повела плечами: не было подходящего момента.

Мозг лихорадочно соображал, как всё разрулить. Каким же колоссальным было облегчение, когда Фрэдди сам ненавязчиво и спокойно обнял меня на прощание. Потом он с натянутой улыбкой заключил в объятия Марго, коротко кивнул Этану и, крепко держа куртку в руке, быстрым шагом направился к воротам. Марго покачала головой, глядя ему вслед. Кажется, она была мной очень недовольна.

Этану вся эта драма была до лампочки. От скуки он подбросил ключи и поймал их.

– Ну что, мы едем или хотите сначала вслед платочком помахать?

Вид беспечный до невозможного. Марго тоже недолго горевала и принялась прыгать через ступеньку вниз по широкой лестнице крыльца.

– Мадемуазель.

Этан галантно подал мне руку, приглашая к спуску. Впереди было всего ничего – ступеней шесть, и его нарочитая вежливость, как всегда граничащая с флиртом, была мне не по душе. Кроме этого, в памяти были слишком свежи рассказы Марго о любовных приёмчиках Этана.

– Спасибо, конечно, но спускаться я и сама умею, – я с вызовом умыкнула руку из хваткой, почти сомкнувшейся ладони Этана, но едва сделала шаг, как споткнулась, сбежала вниз по лестнице со звуком «тыгыдык», словно спешащий ослик, и у её подножия едва не зарылась коленями в гальку.

– Можно было бы и не строить из себя феминистку, – Этан зашёлся в гулком хохоте, обогнул нас с Марго и вразвалочку направился к гаражу.

Она молча помогла мне подняться с корточек, хотя в лице Марго читалась неравная борьба с желанием засмеяться в голос. Отряхнув саднящие ладони от пыли, я с чувством показала ей язык, и мы отправились следом за Этаном. Я украдкой рассматривала его рельефную спину и была готова в любую секунду отвернуться, но Этан и не думал оглядываться, беззастенчиво позволяя любоваться собой.

Под тяжестью сумки его мышцы бугрились. Через белую облегающую футболку было отчётливо видно каждый изгиб тела. По рукам тянулись крупные точёные вены. Этан был слишком красив и слегка не в меру себялюбив. Впрочем, зная о богатстве Равелов, люди прощали ему эту слабость. Этан наслаждался каждой секундой жизни. Он был баловнем судьбы, ему ни в чём не отказывали, и даже неудачи обходили его стороной как облака – вершину высокой горы, с которой Этан самоуверенно взирал на мир.

– А нельзя было спуститься в гараж по винтовой лестнице? – спросила я Марго.

Мне всё ещё не давало покоя, как именно можно было избежать неловкой встречи на крыльце. Этан нажал кнопку на пульте и коротко бросил через плечо:

– Можно.

– Но для этого, – добавила Марго, – Нужно пройти через отсыревший узкий коридор, а я его терпеть не могу. Совсем другое дело – подышать воздухом, пока поднимаются ворота.

Стоя около открывающегося гаража, Этан задумчиво и неподвижно следил за движением дверей. Очнувшись, он почесал подбородок и обратился к сестре:

– Марго, пока я не забыл… Хватит включать без спросу приставку. Я ж всё знаю, не дурак.

– Ничего я не включала, – промямлила она в ответ.

Это прозвучало так неубедительно, что Этан даже не стал спорить.

Я подбодрила Марго озорной улыбкой. Корча рожицы, мы прошли внутрь подземной парковки. По моим подсчётам, учитывая давность застройки особняка, под ним должны были находиться фактически катакомбы, но я ошиблась. Гараж был маленький и узкий – словом, пытка для клаустрофоба. Я поняла, почему Марго не хотела спускаться туда через ещё более узкий коридор. Внутри гаража в ожидании замер блестящий серый «Ауди». Этан при всём упорстве на работе вряд ли мог себе его позволить.

Марго, в отличие от меня, не было необходимости рассматривать автомобиль. Она ловко открыла заднюю дверь и забралась внутрь. Этан включил зажигание и теперь поправлял зеркало заднего вида, чтоб в нём не мешалась макушка младшей сестры. Я опустилась рядом с Марго. Под рукой тянулась мягкая фактура сиденья с выпуклыми шестиугольниками. Рассыпая по салону волны вибрации, сладкозвучно урчал отлаженный мотор. Пристёгивая упругий ремень безопасности, я невольно подумала о том, что Этан покруче Розы умеет выпрашивать подарки.

– Чёрт, Север опять звонил… Ладно, потом, – заметила Марго, достав телефон.

– Так перезвони, или меня стесняешься? – с улыбкой спросил Этан, выруливая на дорожку. В отличие от него я прекрасно понимала, что разговор Марго с Севером требует предельно спокойной обстановки, иначе она всех тем самым телефоном и поколотит.

– Да не, потом как-нибудь. Всё равно сейчас за город едем. Куда мы едем, кстати?

– Вообще, в Либерг. Но сначала надо заскочить за Розой и отвезти её к заливу – только об этом молчок, окей?

– Разумеется.

– Тогда, может, Розу наберёшь, пока у меня руки заняты?

– Ну ты и хмырь, – со смехом возмутилась Марго. – Ты сам-то помнишь, когда тебе это мешало трындеть по телефону?

– Я, конечно, могу и сам… – Этан подъехал к распахнутым въездным воротам и, не тормозя, демонстративно убрал руки с руля – поднял их прямо как сдающийся пленник. Мы с Марго синхронно завопили. – Спокойно-спокойно… Держу.

Улыбнувшись в зеркало заднего вида, Этан вновь взялся за руль, и, несмотря на то, что я буравила его гневным взором, обаятельно подмигнул. Растерявшись, я отвернулась.

– Ну пожалуйста, Марга-ри-та, – мягко попросил Этан, включая стереосистему.

– Фу, блин, знаешь же, как я ненавижу эту интонацию. Изверг, – с раздражением ответила она. – Позвоню я Розе – чего пристал?

Марго позвонила Розе, два раза согласно хмыкнула и передала Этану, что всё в силе. Довольный ответом, он сделал музыку погромче. Из колонок пробился мелодичный драм-н-бэйс. Я такое не слушаю… Как я ни пыталась себя контролировать, всё равно дрыгала ногами в такт. Я такое не слушаю… Не слушаю…

__________

Никогда и нигде в бесконечном ничто…

Через то, что когда-нибудь… то, что ушло… —

Посмотри на небесный обсидиан ты,

Звёзды на нём как бриллианты.

…Брилли-бриллианты… …Брилли-бриллианты…

Мы на маленьком острове пляшем вдвоём

И вокруг только вечный морской водоём.

Мы застряли. Здесь кучка песка да вода —

Невозможно отсюда сбежать никуда.

…Жать никуда… …Жать никуда…

Но пока ты со мной, хоть повсюду темно,

Я на звёзды смотрю в бесконечном ничто.

И на этой планете размером с трактир

Зарождается новый сияющий мир.

…Брилли-бриллианты… …Брилли-бриллианты…

__________

Под уханье ударных и хриплые электронные слова мы неслись мимо деревьев, смазавшихся в непрерывный зелёный цвет – точь-в-точь мазок масляной краски. Заглядывая в открытые окна, свободолюбивый ветер подхватывал музыку, заставляя танцевать даже камушки на обочине.

Пока мы ехали, Этан вкратце вводил Марго в курс дела. Обычно младшие Равелы не посвящали гостей в свои тайны, но Этан меня либо не стеснялся, либо мне доверял. Новой страстью Розы был сёрфинг. Точнее – обаятельный подтянутый сёрфер, пришедший на смену фотографу. По словам Этана, воздыхатели Розы уже имели удовольствие подраться, и победителем в этом противостоянии, конечно, вышел спортсмен. А так как Роза обещала поддерживать возлюбленного не только на соревнованиях, но и вообще во всём, она сразу записалась на занятия по сёрфингу в его группу.

Чтобы добраться до места встречи с Розой, Этан свернул от города в сторону маленького леса, в глубине которого в ожидании таился домик на дереве. Объехав полукругом лес по шоссе, Этан остановился на повороте, возле местного мини-маркета.

– Какого лешего тебя занесло на Морской проезд? – неожиданно сурово спросил Этан, наблюдая, как Роза садится рядом, снимает мокасины и беспардонно закидывает длинные загорелые ноги на приборную панель.

– А тебе-то что? – фыркнув, она отвернулась, чтобы пристегнуть ремень безопасности.

В отражении бокового зеркала Роза так сильно закатила глаза, что при большем желании вполне могла бы вывернуться наизнанку. Может, на то она и надеялась, мечтая хоть на минутку свалить из этого мира в параллельный.

– Так. Щас будешь выпендриваться тут – пешком до своего залива расчудесного пойдёшь. – Этан сурово посмотрел на приборную доску. – И ноги убери.

– Ой, ну прости-прости, золотце, милый мой кексик, – опуская ступни, Роза засюсюкала так приторно, что её брат и сестра одновременно приготовились блевать радугой. – Да в кафе я тут с подругой сидела – она живёт недалеко от Старого склона.

Старый склон… Что-то знакомое.

Я взглянула на Марго. В её лице тоже мелькнуло узнавание, но, встретив мой немой вопрос, она слегка поморщилась, как бы говоря: «Пустяки, ничего особенного».

– Это вам, девчонки, – с улыбкой сказала Роза, передавая назад мороженое.

Этан заворчал через плечо:

– Зена, ну что ж ты творишь, чёрт возьми? Какое мороженое?! Заляпаете мне опять весь салон – вы ж как люди нормальные есть не умеете.

– Это чтоб ты опять лошадей не гнал, блюститель чистоты. А то тебя на поворотах заносит. Держи-держи, Алекс, – Роза помахала упаковкой в воздухе.

Я взяла мороженое и озадаченно повернулась к Марго.

– Как он её назвал?

– Зена.

– Почему?

Отозвался Этан:

– Потому что Роза у нас в семье – главная попрошайка, в точности как была наша собака Зена. Мы назвали щенка в честь главной героини сериала… Помнишь, был такой в девяностых про королеву воинов? А, не помнишь, наверное… Неважно. Короче, собака была сильная, умная – ньюфаундленд же, а как только вкусность какую-нибудь видела, тут же теряла над собой всякий контроль и глядела на тебя тюленьими глазами.

– Роза, а тебя не смущает прозвище в честь собаки? – спросила я её.

– Ой, это та-а-ак давно приклеилось… Мне как-то всё равно, – хрипловато бросила она, – С тех пор, как Зены не стало, приятно, что хоть что-то о ней напоминает. Да и Зена звучит лучше, чем Попрошайка, а то Этан достал меня дразнить, прямо как сейчас Натан достаёт Лили. Есть с кого брать пример… Ешь мороженое, Алекс – растает.

Этан терпеливо вздохнул. Я покрутила пачку в руках. Было неловко.

– Этан, если ты против, я тогда не буду мороженое.

– Да ешь, Алекс. Всё равно эти две хрюшки всё измажут.

– Будешь с нами третьей хрюшкой, – довольно произнесла Марго, беззастенчиво во весь язык облизывая сливочный шарик.

У меня пересохло во рту. Будь я парнем, пришлось бы совсем нелегко. Похоже, природная сексуальность была общей чертой старших детей Равелов. Этан, с которым мы вообще почти не виделись и не общались, умудрялся смущать меня одним взглядом. Ради забавы или нет – мне было не по себе от любого варианта. Марго была более сдержанной, но и она могла вести себя обескураживающе. Временами порыв эмоций захлёстывал её настолько, что я не просто замечала томные взгляды незнакомцев, упоённо пожирающие мою подругу, но и ловила на этом саму себя. Про чувственность Розы можно было даже не заикаться, учитывая число её романов.

– Марго, поведай мне тайну, чего Этан раздражённый такой? – спросила Роза, оценивая недовольно уставившегося на дорогу брата.

– А, глупости… – ответила она. – Дядя Альберт опять всё настроение испоганил своим бубнежом по поводу воспитания. То он недоволен, что родители мне позволяют гулять допоздна, и вообще не следят, когда я возвращаюсь, то про Натана целыми днями ноет, что тот маленький террорист… Он, конечно, прав, я не спорю, но сколько ж можно-то? Теперь вот про тебя нудит, что ты, типа того, подаёшь плохой пример Лили – что тебе родители поддались и всё подряд покупают. Всем уже мозги сожрал. Ну я на него и огрызнулась.

– Будто кто-то от него что-то другое ожидал, – пренебрежительно отозвалась Роза.

Этан свернул на высокоскоростную трассу. Он, видимо, часто бывал за рулём и вёл машину как бы в состоянии потока, не напрягаясь. Мимо окон проносились редкие кустарники и ровные рядки деревьев, разделяющие пастбища. Мы всё ехали и ехали, оставляя позади живописные пасторали, на которых беззаботно паслись лошади с лохматыми хвостами и отары кругленьких довольных овец, похожие на пучки ваты, рассыпанные в траве.

– Дядя Альберт иногда бывает нудным, согласен, – заговорил Этан спустя какое-то время, и взглянул на меня, неясно зачем – ища поддержки или пытаясь определить реакцию на сказанное.

Я хотела было с ним согласиться, но «занудство» было не самым подходящим словом. Не помню ни одного человека, который боялся бы зануду.

– Лично меня очень пугает его проницательность, – я наконец нашла смелость для искренности. – Кажется, он знает, что вы что-то скрываете насчёт Розы – потому и ведёт все эти странные разговоры про воспитание. Докапывается до истины.

Хотя с заднего сидения мне не было видно лица Розы, судя по интонации и резко подскочившему на месте Этану, она была в бешенстве:

– Вот ведь… …старый хрыч! – в чувствах воскликнула она.

К сожалению или к счастью, гулкий длинный сигнал проезжающей мимо фуры не дал мне разобрать её пламенную речь. Зато Этану всё было слышно отлично – выражение его лица стало таким озадаченным, будто он таких слов не знал.

– Так, тихо тут с эмоциями, – брат коротко похлопал её по плечу.

– Прости. Прости. Просто есть такая категория людей, которые всегда всем недовольны. Лучше не тратить на них время, – с обидой заявила Роза. – Копается где не просят и спорит по любому поводу, даже если согласен.

– Дядя Альберт, конечно, строгий и надоедливый – что есть то есть, – попытался утихомирить её Этан, – Он часто выражает своё мнение по поводу и без, но если нужно, всегда готов помочь. Неважно, знакомый ли человек – он молча помогает, и всё. И никогда ничего не требует взамен.

Марго промычала, пытаясь что-то сказать с набитым ртом, и вовремя слизнула с вафельного рожка стекающую вниз сливочную дорожку.

– Проглоти сначала, хрюшка, – назидательно напомнил Этан через зеркало, и расслабленно постучал по рулю большими пальцами.

Марго послушно проглотила остатки растаявшего мороженого и облизала губы:

– В этом ты прав, конечно. Дядя Альберт столько раз вытаскивал Рема из передряг, заступался за озорных мальчишек, по недосмотру разбивших окно или витрину. Вылавливал пьяных девчонок, связавшихся не с той компанией, лично привозил их домой, к родителям. Не раз срывался посреди ночи, не на работу, а из-за звонков знакомых, чьи дети оказывались по уши в дерьме. Он может отчитать по первое число, довести до слёз, накричать так, что затрещат барабанные перепонки, но всегда, абсолютно всегда вызволяет из беды любого, кто просит помощи. Так что, если что случится, я знаю, что в первую очередь надо звонить дяде Альберту.

– Откуда в нём столько альтруизма? – спросила я её, откусывая кусочек сладкой вафли, но ответила Роза – наверное, хотела оправдаться после ругани в адрес дяди:

– Раньше он работал в Либерге. Жуть как намаялся с адовым замкнутым кругом: неблагополучными семьями, насильниками, педофилами, толкачами наркотиков, поножовщиной и грабежами в переулках. Он поседел, не успев даже перешагнуть за порог четвертого десятка – а ты думаешь, чего он налысо побрился? А, погоди, ты же его с шевелюрой и не видела…

– Роза, давай не будем про лысину дяди Альберта, ладно? – усмехнулся Этан.

– А о чём ещё? – она понизила голос и стала говорить хрипло и пафосно, как главный герой нуар-детектива. – Эта история о том, как простой честный полицейский потерял напарника на операции и, чтобы спасти семью от боли, зла и мести отморозков, пообещал себе никогда больше не возвращаться на улицы грязного, пропитанного беззаконием города.

– Например! – с интересом воскликнула я.

– Нормально, блин, – обиделась Роза. – Начали с того, какой он несносный и всем настроение испортил, а сейчас только и речей, что у нас под носом неоценённый герой. Вы уже забыли, как дядя Альберт папу подмывал отправить меня в школу-интернат шесть лет назад? Ой, да вы мелкие были, что вы вообще помните…

– Роза, я твой старший брат вообще-то, – снова улыбнулся Этан, и на его щеке стала заметна обаятельная ямочка, такая же как у отца.

– А ты-то и подавно молчи, старикан. Тебя вообще днями дома не было – ты якобы к университету готовился, а на деле прохлаждался с корешами из бильярдного клуба…

– Тсс… – предупредительно шикнул Этан, но я всё расслышала.

Вопросительно посмотрев на Марго, я в очередной раз встретила ничего не выражающий взгляд, точно ни о чём её брат только что не шипел. Бильярд. Что за шифры?

Трасса была проложена по побережью Тихого моря. С юго-востока её окружал клокочущий голубой залив, расчерченный на мелководье дамбами польдеров, а с северо-западной стороны – песчано-глинистый лёсс горчичного оттенка, ощетинившийся пыльными ёлочками точно недовольный ёж. Наш путь уходил далеко вдоль кромки моря, изредка отступая от спуска и давая волю шеренгам старых кипарисов.

На длинных пустых участках дороги Этан прибавлял газу и ехал очень быстро, демонстрируя скорость автомобиля – иногда движение увлекало его настолько, что на поворотах приходилось хвататься за потолочную ручку и висеть на ней. Марго от души смеялась над моими нелепыми манипуляциями. Несмотря на то, что дверца салона была заперта, я боялась, что она откроется сама собой, и я вывалюсь наружу, если не буду цепляться изнутри руками и ногами. Папа мне как-то рассказывал, что однажды именно так чуть не выпал из машины, когда его взял покататься его отец.

Мерно гудел двигатель. Через опущенные стёкла проскальзывал шум ветра. Этан вёл автомобиль легко и с удовольствием. Руль будто был продолжение его руки, и это успокаивало. Обычно высокая скорость пугала – я была пассажиром с больной фантазией. Воображение рисовало мне картинки страшных аварий из-за какой-нибудь случайности – камень на дороге, выбегающий олень, вывернувшая на встречную полосу машина, и прочие пункты из пособия «Как перестать жить и начать беспокоиться». Подумав об этом, я запихала в рот остатки мороженого, надеясь, что если и окажусь пророчицей, то хотя бы помру с довольной улыбкой на лице.

Высадив Розу у песчаных холмов на восточной стороне залива, Этан заглушил двигатель и вышел следом, чтобы проводить её и убедиться, что она будет в безопасности. Мы с Марго тоже выбрались на солнышко и, пока успевали, ловили тёплые лучи среди дырявых облаков. С моря дул холодный влажный ветер, подгоняя редкие гуляющие парусники, пассажирские катера и рыболовецкие суда. Не встречая преграды на берегу, вихрь настырно пробирался под одежду. Вокруг не было ни зданий, ни растительности, кроме лохматой травы да куцых пучков зайцехвоста. Возле пляжных кабинок собралась невнятная толпа местных тусовщиков и сёрферов, и мы молча наблюдали со стороны, как они безмятежно покачиваются под зацикленный примитивный бит из блютуз-колонки.

Этан достал из-под солнцезащитного козырька модные чёрные очки. Марго их незамедлительно отобрала и, скрестив руки на груди, состроила из себя крутую девчонку.

– Понял, понял, да? Со мной шутки плохи! – сказала она с притворным наездом.

Этан не сопротивлялся, лишь понимающе улыбнулся. Марго важно забралась на капот с ногами, подогнув их под себя по-турецки. Послышалось недовольное, но мягкое бормотание Этана:

– Вечно тебе надо куда-нибудь залезть.

Марго закивала и с удовольствием подставила лицо солнышку. Следом Этан вытянул из бардачка бутылку воды, которую Марго, разумеется, тоже умыкнула, попила, но сжалилась и вернула её брату. Мы так и застыли у капота втроём, передавая друг другу бутылку, и снисходительно наблюдали, как Роза во всеоружии, картинно размахивая копной локонов из стороны в сторону, словно кинозвезда «Спасателей Малибу», бежит навстречу бойфренду.

Уперевшись одной рукой в бок, Этан сдержано покачал головой, а потом вдруг энергично потрепал Марго за нос – она возмущённо кинулась на него, но едва не свалилась с капота и стала в отместку пихать Этана в живот – насколько могла дотянуться. Этан скрутил сестру за руки и обнял её невзирая на несогласные вопли.

– А нечего было, нечего… – приговаривал он.

Вид у Этана был торжествующий, как у Александра Македонского. Натан явно принял его за эталон в своём издевательстве над Лили.

– Ну что, а теперь – по магазинам, – неожиданно заявил Этан, заметив, как я рассматриваю их с Марго нелепые, но такие душевные объятия.

Чтоб Марго кому-то позволила себя так обнять – надо её сначала парализовать…

Мы с Марго даже не сговаривались – сразу сели в машину. То ли ветер над заливом дул особенный, то ли сам день был какой-то необычный. Спустя полчаса серый спорткар припарковался в деловом районе Либерга, среди офисных высотных зданий и огромных торговых центров. Всюду сновали толпы горожан, неизменно вызывавшие у меня приступы агорафобии.

Я не любила Либерг за полчища незнакомцев. Одиночество в толпе – куда ни отправься, повсюду ты сам по себе и нигде не останешься наедине с собой. Чаще всего мы приезжали в Либерг на экскурсии или мастер-классы знаменитостей местного розлива, иногда для разнообразия ходили в кино или бывали на рок-концертах, но в основном он всё же ассоциировался с учёбой. Недалеко от оживлённого проспекта находилась Площадь искусств, где по крайней мере один день в неделю мы проводили в плену культуры.

Как раз в один из таких облачных прохладных дней, какой был сегодня, мы с Марго поняли, что наша дружба – это надолго. Было седьмое сентября. Руководству Академии почему-то показалось хорошей идеей вместо первой лекции по теории литературы отправить нас в Либергский музей изобразительных искусств на экскурсию.

Теорию литературы вёл мистер Делир, поэтому наше судьбоносное знакомство с ним отложилось. В этот период все старшекурсники только и делали, что со знанием дела шушукались, какой он заносчивый сноб, бескомпромиссный упырь, и передавали из уст в уста прочие нелестные прозвища, которые впоследствии при первой встрече не оправдались ни на йоту.

Собственно, мистер Делир нисколько не был опечален отменой лекции, да и вообще не придал значения, что именно в тот день должен был знакомиться весь студенческий поток. Возможно, он даже забыл об этом факте, потому что, войдя в лекторий спустя два дня, написал своё имя на меловой доске и сразу перешёл к делу, без лирических отступлений. Впрочем, он всегда их не любил. Позже я стала подозревать, что мистер Делир сам попросил отменить занятие, чтоб не пришлось наблюдать за неловкими ужимками и притиркам заносчивых первокурсников.

Естественно, то, что седьмого сентября поход в музей выпал на его лекцию, не означало, что мистер Делир будет сопровождать туда группу – в качестве попутчика нам досталась миссис Аподем. Она вела историю культуры. Ей было слегка за сорок, а на вид все пятьдесят. Чрезвычайно эмоциональная, с тоненьким пронзительным голоском, она ужасно всех раздражала нескончаемыми высокопарными речами, и с аханьем тряслась над каждым упоминанием Искусства – обязательно с большой буквы – как царь Кощей над златом. Что удивительно, недавно миссис Аподем вышла замуж, и это, по словам старшекурсников сделало её ещё более невыносимой из-за возросшего чувства собственной важности.

Она умудрилась выбесить абсолютно всех, пока мы ехали в пригородном поезде, и, если бы не плеер Марго с двумя парами наушников, я бы, пожалуй, сошла с ума. Добравшись до музея, мы почему-то оказались в хвосте группы: то ли я копошилась в рюкзаке, сама не помню, в поисках чего, то ли Марго заболталась по телефону. Словом, когда опомнились, остальные уже скрылись внутри здания. Торопливо поднявшись по длинной каскадной лестнице, я ради забавы обогнала Марго и даже чуть подразнила её, а потом с силой дёрнула на себя ручку огромной массивной двери.

В точности как вываливается наружу забытая куча одежды, наспех засунутая в шкаф, из дверного проёма с растерянным и удивлённым возгласом «Х-х-хэть!?» вдруг выпал маленький круглый дядечка. Он с сомнением покачался в воздухе, пытаясь схватиться за некую невидимую материю между моим локтем и ручкой двери, но так и не решился это сделать, поэтому просто попрыгал вперёд в надежде найти точку опоры когда-нибудь в другой жизни.

Будто новорождённый оленёнок на трясущихся ножках, но изображая уверенность ледокола, дядечка торопливо и сбивчиво зацокал каблуками мимо гостеприимной Марго. Надо было видеть нервную улыбочку, с которой Марго смотрела на разворачивающуюся эквилибристику, пока мужичок ошалело добирался до ближайшей колонны, а добравшись-таки, любовно обхватил её руками.

Наспех отвернувшись от него, мы с Марго согнулись от смеха пополам. К несчастью, никто не понимал, почему мы ржём как полоумные, и не мог разделить этот воскрешающий гомерический хохот. От гоготания еле перебирая ногами, мы ввалились внутрь музея, и битый час безуспешно бормотали администратору, что отстали от своей группы. Со стороны эти попытки были скорее похожи на международное хрюканье, а розовые от истерического смеха рожицы с дорожками слёз на щеках – на лица психбольных. Нас едва не выставили из музея.

К огромному облегчению вниз спустилась староста группы Марго – Элина. Высокая девушка с лицом истукана и полным отсутствием чувства юмора. В сочетании с нелепой обстановкой это было практически новым этапом нашего просветления, и к тому моменту трястись стали не только плечи, но уже и губы, и руки, и смех предательски выскальзывал из лёгких, превращаясь в тупенькое «ыыы-хы-хыыы».

Элину отправили на поиски отставших, и она явно не ожидала обнаружить в холле музея двух человекоподобных гиен. Едва удержавшись, чтобы по обыкновению не цокнуть языком, она провела нас в выставочный зал на втором этаже. Лучше бы мы сразу отправились домой, потому что смех так и не прекратился, и не было ему конца.

Даже топая мимо эталонов классической живописи, мы всё ещё тряслись от хохота. Бедная миссис Аподем всё недовольно шикала, но сделать с нами ничего не могла. От стыда мы с Марго спрятались за перегородкой, служащей основой сразу нескольким выставочным образцам, и оттуда виновато фыркали. Едва успокоившись, но всё ещё всхлипывая, я толкнула Марго в плечо: как назло на картине застыл удивлённый маленький крестьянин – точь-в-точь бедный выпавший из-за двери дядечка. Марго зашлась в истерике, закрыв красное лицо обеими руками.

Стоило вспомнить его сдавленное, больше похожее на кряканье залихватское «Х-х-хэть!?», и как он размахивал ручками аки паникующий пингвин, всё начиналось по новой – мы покатывались на весь зал, не в силах сдерживаться даже несмотря на неодобрительные возгласы возмущённых посетителей.

Почти полгода мы пытались этой историей с кем-нибудь поделиться, но так и не сумели, потому что каждый раз, начиная рассказ бессвязным хихиканьем, так и не заканчивали его, с ржанием катаясь по полу, и в конце концов оставили эти бесплодные попытки. Решили, раз уже не судьба, пусть это будет наше тайное воспоминание на двоих.

Сегодня Либерг не пытал нас комедийными номерами.

В шоу-руме Марго принимали чуть ли не как родную – три консультантки бегали вокруг, поднося то один, то другой наряд. Кажется, они стащили сюда весь магазин. Марго постоянно находила недостатки то в фасоне, то в цвете, то в материале, и, похоже, так ничего и не выбрала. Хотелось взять рупор и завопить, чтоб она перестала выкобениваться, но вместо этого Марго сама затолкала меня в соседнюю кабинку с требованием что-нибудь примерить, потому что, по её словам: «Алекс, ты достала всё в одном и том же ходить – как героиня мультсериала, честное слово».

Стоило признать, вкус у неё был безупречный – из того, что на меня налезло, кое-что даже смотрелось впечатляюще. Только вот любимые Марго платья не приводили меня в восторг – они напоминали о волнении и выступлениях на сцене, где я была не я – а какая-то публичная персона.

В итоге мы с Марго сторговались на том, что я выберу хотя бы одно платье, на выход. Через месяц в Атермонте устраивали Средневековый фестиваль в честь Дня города, и подходили к мероприятию очень ответственно. Марго без шуток предупредила, что, если я не хочу выплясывать на празднике в традиционном деревенском костюме, лучше позаботиться о наряде заранее.

Мне тут же приглянулось одно платье: маленькое, лёгкое, молочно-голубое, с тонкими кружевными рукавами и не слишком длинной юбкой из мягкого фатина. В таком и дурака валять не страшно. Но когда я его примерила, оказалось, что у платья открытая спина. Марго меня успокоила – под длинными волосами вырез видно не будет, – и когда мы обе в этом убедились, уверенно кивнула: надо брать.

Едва не разругавшись с Марго из-за права оплатить покупку и дважды прогнав Этана вместе с его кошельком и плотоядной улыбочкой, я протянула кассиру свою банковскую карточку. Платье стоило много. Очень. И всё же в груди теплилось чувство самодостаточности – не всю жизнь Марго меня одевать. Чуть ли не половину моего гардероба составляли её вещи, почти не ношеные.

Я ожидала, что Марго так и оставит гору нарядов около примерочной, ничего не купив, но, к моему удивлению, она собрала всё и просто сгрузила на Этана. Её брат героически встал посреди зала с ворохом платьев, блузочек, юбок, кофточек и прочих объектов обожания Марго, и со смехом поглядел на мой незаметный пакетик с платьицем:

– Вот так, Алекс, выглядит поход за шмотками у нормального здорового человека. Зря ты стесняешься. Я был бы рад сделать тебе подарок.

Я ревностно прижала к груди свой пакетик.

– Спасибо, не надо.

Знаков внимания с его стороны и так было чересчур много: Этан галантно попереоткрывал на моём пути все двери, даже автоматические, угостил нас с Марго самым популярным в городе кофе – скорее красивым, чем вкусным, зато в модном стаканчике, – и довёл меня до икоты, чуть не затащив с ювелирный магазин… До тех пор, пока мы не сели в машину, я ходила за Марго хвостиком, держась подальше от её перестаравшегося брата.

По пути домой Марго довольно рылась в покупках и время от времени скидывала фото в Фанатский чат – у меня челюсть заболела столько улыбаться. Пока она была занята, я расспрашивала Этана о его увлечениях. Видимо, привыкнув к моей пугливости, он был приятно удивлён этим интересом. Я надеялась, Этан поймёт, что я так странно веду себя не из-за личной неприязни, а потому что застенчива. А может быть, он принял и то, что в моём случае ухаживания в лоб – дохлый номер.

После этого Этан как-то сразу расслабился. Его лицо приобрело подростковую открытость – в голубых глазах заплясали харизматичные искорки, рот расплылся в широкой улыбке. Этан болтал без умолку и громко смеялся, заполняя голосом весь салон, а, вывернув на трассу в направлении Атермонта, и вовсе принялся доверительно расписывать, как обожает автомобили.

Этан много времени проводил в гараже лучшего друга, копаясь в деталях и двигателях, но эта страсть была тайной. Родители, оплатившие ему, как и Розе, юридическое образование в лучшем университете региона, не оценили бы, если бы их сын вместо помощи в семейном деле сбежал «крутить гайки» как обычный автомеханик.

Марго, похоже, не ожидала от него такой откровенности – свои секреты Равелы берегли рьяно, но Этан не выказывал ни недоверия, ни беспокойства, что я могу кому-то его выдать. Наконец-то общаясь с ним безо всяких глупых намёков и флирта, я за считанные минуты прониклась к брату Марго подлинной симпатией.

Этан признался, что мечтает когда-нибудь открыть в Либерге автомастерскую, правда, для этого ему нужно не только убедить родителей в серьёзности своих намерений, но и найти инвестора. Так как Роза, выражаясь образно, разворошила осиное гнездо бесконечными необдуманными просьбами, в горнило родительской поддержки лучше было не соваться. Это звучало жутко, но после совершеннолетия даже сам факт обращения за помощью (и уж тем более – привычку клянчить деньги) в доме Равелов расценивали как признание своей полной несостоятельности.

Марго не поднимала глаз от экрана смартфона. Но фраза Этана заставила её едва заметно вздрогнуть: «Ты можешь стоять на ушах, пропадать ночами, ввязываться в неприятности – всё это прощается и заминается благодаря связям, но просить денег в нашей семье равносильно сделке с дьяволом. Это значит, что ты до конца жизни будешь делать то, что скажут родители. Беспрекословно».

За ужином кусок в горло не лез. Вернувшись из Либерга, на крыльце я вспомнила прощание с Фрэдди, его трогательное беспокойство из-за Этана, и с того момента ни сладкий картофель в медовой горчице, ни ароматное багряное вино, ни мягкий копчёный сыр с пряной корочкой меня не интересовали. Удостоившись чести первой и единственной услышать новость про (возможное) свидание с Фрэдди, Марго гордо поглядывала на меня – я-же-говорила.

От игры в гляделки нас отвлёк отец Марго:

– Мне тут птичка напела… что к нам сегодня приезжал Делир собственной персоной.

Мы так и замерли.

– Мистер Делир, – поправила Лидия мужа, напоминая про академическую этику.

Я дышала в бокал, полный вина, и старалась не смотреть на Марго – иначе мистер Равел без проблем прочёл бы всё по нашим лицам.

– Да, верно. Прошу прощения, – Айзек кивнул и развёл руками. – Соседи спрашивают, чего это к нам в гости заглядывают известные писатели, а я и не знаю, что ответить. Спросил у Эллы, что же происходит – она вся разволновалась. Говорит, никогда Делира так близко не видела.

– Мистера Делира, – снова добавила Лидия.

– Мистера Делира.

Элла? Когда она успела увидеть Делира?

Его фамилия в чужих устах, да ещё и с такой частотой, звучала непривычно. Сердце в груди быстро и тяжело заколотилось.

– Маргарита, может, поможешь прояснить ситуацию? – наконец разродился мистер Равел.

Он говорил без претензии, но в тоне голоса всё же скользило напряжение. Я не решалась открыть рот, тем более, что обращались не ко мне. Наконец Марго пошевелилась:

– Он принёс Алекс книги для её… хм… книги.

– Надо же, Алекс. Мистер Делир помогает тебе с книгой? – Лидия чуть опустила голову, с любопытством изучая мою реакцию.

Лицо матери Марго было безмятежным, в отличие от моего. Замешательство переросло в волнение: у меня начало дёргаться нижнее веко. Если я пыталась его контролировать, всё становилось только хуже – тик мог перекинуться на половину лица. Как тут врать… Чтобы визит Делира не выглядел слишком лично, пришлось представить его в нелестном свете:

– Мистер Делир принёс книги о Средневековье, чтобы я изучила эпоху и всё такое, прежде чем писать. У меня столько вопросов – а в ответ одни книжки. Ему некогда со мной возиться.

Равелы-старшие обменялись удивлёнными взглядами. Я попыталась собрать вилкой немного фасоли в соусе, но только безуспешно погоняла её по тарелке. Сижу как на суде перед присяжными.

– Его можно понять, – добавила я для убедительности. – В отпуске мистер Делир хочет отдохнуть, а не нянчиться с беспомощной студенткой, отвечая на примитивные вопросы.

Не хватало ещё привлечь внимание старших к нашему общению. Делир только и всего – принёс книги в дом Равелов, а соседи успели не только проследить за этим, но ещё и растрезвонить о происходящем родителям Марго! Вот сороки!

– Мы зовём его мистер Нет, – поддержала меня Марго. – Такого надутого индюка надо ещё поискать! Повезло, что Алекс достала его просьбами, а то он любит игнорировать. И ещё так издевательски ухмыляется, будто ты полный кретин.

В этом она действительно права…

Коротко взглянув на мужа, Лидия то ли улыбнулась, то ли так неуверенно поджала губы:

– Маргарита, я тебя прекрасно понимаю, но всё-таки ты говоришь о преподавателе. Постарайся, пожалуйста, соблюдать субординацию.

– Но он правда невыносимый, мам!.. Ладно, молчу.

Конечно, Марго слегка преувеличила, но, стоило вспомнить, как мистер Нет поприветствовал меня в библиотеке впервые, идеализированный образ сразу растаял, обнажив под ворохом наивных мечтаний закрытого, скупого на похвалу и не особо интересующегося моими идеями человека. Эпиграф его письма был ободряющим, но этих слов было мало, чтобы выразить поддержку и внимание, которые я себе напридумывала. И не должна была придумывать. Стоило поблагодарить Марго за красочную характеристику.

Равелы-старшие быстро потеряли интерес к академическим нюансам и справились друг у друга о предстоящем судебном заседании по делу о хищении бюджетных средств. Юриспруденцию, как и политику, я не переваривала и, к счастью, никто меня слушать не заставлял. Думая про книги и Делира, я со спокойной душой пропускала мимо ушей слова вроде «слушанье», «противоправные», «госконтракт», и очень удивилась, когда в разговоре прозвучала «бакалея». С наскока я даже подумала, что это какой-нибудь мудрёный юридический термин.

– Элла жалуется, что Ледум с поставками проштрафился. Забыл, – Айзек отпил из бокала и прокашлялся. – Бакалею аж к ужину открыл. Говорит, собрала на стол, что было.

Ничего себе, по сусекам поскребла…

Лидия тоже улыбнулась, отметив моё недоумение.

– А он не предупреждал? Ледум такой дядечка добросовестный, у него всё тютелька в тютельку, всё в срок.

– Нет.

– Странно.

– Я созванивался с Панаксом – он сказал, на открытии ни Ледума, ни Астильбы не было, – ухмыльнулся дядя Альберт. – Лейн совсем голову потерял.

Марго навострила уши. Я вопросительно взглянула на неё – даже в доме все судачат о романе бакалейщика и цветочницы? Вытащив под столом телефон, полагаясь на автоматическое исправление ошибок, Марго быстро набрала сообщение:

__________

«Мистер Панакс – отчим Марка. Дядя Альберт с ним дружит»

__________

Вот оно что – Марго прислушалась к беседе из-за фамилии Марка, а не из-за сплетен…

Равелы молча занялись едой. Пауза затянулась. Каждый думал о романе мистера Ледума и Ангелины, но все были достаточно воспитаны, чтоб это не обсуждать. По крайней мере, при нас. Наевшись, Айзек откинулся на спинку стула и обвёл семью взором. Вид у него был – без шуток – властный. То, что так пугало меня в дяде Альберте, не шло ни в какое сравнение с этим взглядом.

– Что насчёт Розы? Её весь день дома не было?

– Была-была! – с жаром кивнула Марго, готовясь изворачиваться. – Снимала открытие всё утро. Так старалась! Вернулась мокрая до нитки, будто в море купалась. Глаза бешеные… от восторга – я аж испугалась.

Лили нервно грызла ноготь. Натан предложил ей помочь, и они начали втихомолку пихаться.

Крис не поднимала головы от тарелки. Похоже, тоже что-то знала. Я понимала, почему они с Марго так покрывают Розу. Мир и гармония в доме были важнее правды. Вроде бы, Айзек и Лидия приняли легенду Марго за чистую монету, но дотошного дядю Альберта так просто не проведёшь:

– Лили сказала, Роза сегодня пришла домой злая как смерть…

– И страшная как смерть! – с гоготом вклинился Натан.

– Натан, – рыкнул мистер Равел.

– Ой, да ладно, – Натан весело улыбнулся.

Лидия медленно повернулась к сыну. Тот затих и покосился на Лили.

– Вы-то двое когда успели её увидеть? – недовольно спросила Крис и, сообразив, что проговорилась, поспешно захлопнула рот.

– Кристина, ты что-то знаешь? Где Роза?

Лидия напоминала уже не присяжную, а мирового судью. По спине просквозило холодом. Надо бы куда-нибудь записать: не вставать на пути у адвокатов.

Крис выдала фальшивую улыбку:

– Всё в порядке. Она просто переоделась и пошла печатать фотографии.

Прозвучало это так же неубедительно, как если бы Лили заявила, что Натан увлёкся вязанием. Крис сконфуженно смотрела на Марго – ну что? Лица у обеих обречённые. Они уже предчувствовали, что Роза, вернувшись домой, будет в ярости.

Супруги переглянулись. Мистер Равел приложился к бокалу с вином. У Лидии в краешках губ проступили усталые морщинки.

– Пойду позвоню ей, – заключил Айзек.

Лидия вышла вслед за мужем. Сёстры Равел испуганно притихли.

Крис буравила Лили пристальным взглядом. Мне было жаль Лили – она ребёнок, она не знает всех этих подтекстов и недомолвок. В ней всё ещё пышно цвела живая детская буквальность, наблюдательность, а вот умение думать наперёд пока не сложилось. Кроме этого, я целиком разделяла тягу Лили к чистосердечному признанию – непросто сохранять хладнокровие под пытливым взором дяди Альберта, который, к слову сказать, Кристина переняла один в один.

– Что-то вы недоговариваете, – внезапно сказал Альберт в полной тишине. – Надеюсь, Роза не попала в неприятности.

Я тоже очень надеялась, что никто не попал в неприятности.

Глава 7. «В глубине души»

Герберт Сорги создавал свою «Геральдику» тридцать лет. Это было не просто научное издание, но тяжеловесная, могучая книга, от которой веяло неподдельной любовью автора к своему делу. Полноцветные иллюстрации гербов графств и знатных родов, дополнительное описание и разъяснение смысла графических элементов каждого герба, подробная сортировка по периодам и географическому расположению, девизы, обширный список используемых в геральдике терминов, и даже историческая справка о выдающихся представителях знати. Всё, что касалось темы – даже если это были детали жизнеописания, символизм и отсылки к событиям второго плана, – Сорги не обошёл стороной. Книга его казалась «живой» как художественный роман.

Гербом фамилии де Лисс был лазурный лев в золотом поле. История этого знатного рода не была тайной – поколениями живший в Риене, почти полностью он почил во время эпидемии Чёрной смерти 1346 – 1353 годов, и, когда граф Леон де Лисс в 1348 году вернулся на родину, в закрытый город, выкошенный мором, ему пути не было. Единственным представителем семьи, которого слуги смогли вывезти из Риена, оказался восьмилетний брат графа – Вард. Когда граф де Лисс вернулся из Крестового похода на Смирну, путь привёл его в запустевший замок, полный скорби. Вдали от общества, знати, в окружении немногочисленных слуг, в постоянных стычках с лордами пограничных земель де Лисс и провёл последующие годы. Но ни о его решении вступить в неравный брак, ни об исчезновении графа Леона в «Геральдике» ни слова не было. Род де Лисса прервался после смерти Варда в 1366 году, так и оставшегося бездетным.

Чтобы скрасить печальное впечатление, я решила придумать собственный герб. Долго искать элементы не пришлось. Подсолнечник в геральдике назывался «helianthus» и символизировал плодородие, солнечный свет, мир и единство. Поместив его на лазурный фон – как и герб фамилии де Лисс, тем самым как бы воздав им дань уважения, я подписала снизу и девиз: «Лети словно свет звезды».

Но грусть почему-то не отступала. Я раскрыла «Рыцарский роман». Не удержалась и перечитала письмо Делира в который раз. Знакомство с книгой вышло таким лёгким и увлекательным, что, едва взглянув на предисловие, я и думать забыла обо всём остальном.

От записей устала рука. Мои заметки расползлись на несколько листов. Сообразила я это уже в пятом часу утра, когда вместо дыхания выходило только зевать. Я захлопнула «Рыцарский роман», отпихнула его подальше от себя, чтобы не помять во сне, и уткнулась лицом в подушку. Но сон меня так и не посетил.

Разум разогнался. Стоило мне прочесть слишком много или дать волю воображению, идеи лезли из головы как пчёлы из улья. «Золотые занозы» вонзались в память одна за другой. Ворочаясь с боку на бок, я то и дело тянулась к блокноту и записывала, записывала, записывала… Спустя час, лёжа в лучах рассвета с широко распахнутыми, горящими от усталости глазами, я прекрасно понимала, что думать о книге больше нет сил, но фантазия продолжала сводить с ума.

Высокопарный слог, обёрнутый в старостиль, должен был стать хорошим снотворным, но, к сожалению, и трактат «Средневековье: костюм и быт» – один из тех, что принёс Делир, оказался интересным. Тогда я взялась за «Очерки о Средневековье», и обнаружила, что слово «миниатюра» значило вовсе не «маленький», и пошло не от понятия «минимум», но от латинского minius, названия киновари – красной краски. А изящная «реликвия», что так и просилась в текст, на латыни звучала как reliquiae – в переводе: «остатки, останки».

В школе я обожала изучать значения слов, вчитываться, переставлять и прикидывать, как звучит тот или иной слог. Лингвистика была для меня чем-то вроде писательской хирургии – разбирать слова по косточкам я любила больше всего, и, может быть, поэтому так увлекалась вымышленными языками. Мне нравились и иностранные языки. Я с наслаждением слушала, как звучит незнакомая речь, на что она похожа, открывала её красочность и мелодику. Для меня слова всегда были сродни заклинаниям, хотя никто, конечно, этой тяги к волшебству не разделял.

Учителя имели более прагматичный взгляд на жизнь, а одноклассники предпочитали меня не замечать, словно пустое место. Я была этому отчасти рада. Так хотя бы никто не цеплялся к недостаткам. Хотя я училась неплохо, школа была для меня сущим кошмаром. Тяга к знаниям, любопытство, внимательность и послушность мановением пересудов превращались в занудство, дотошность, стукачество и подхалимство. И если ребёнку из богатой семьи это было простительно, а то и похвально – такое редкое умение пробиваться в жизни, то мне – пухлой девочке в толстых очках с дужками, покрытыми от времени патиной, в ношеных, линялых вещах не по моде, да ещё и в сапогах на два размера больше, никто ничего прощать не собирался.

Мне редко покупали новые вещи. Я довольствовалась тем, что было, сочетая несочетаемое – одежду, переданную от друзей и родственников со своим устоявшимся гардеробом. Конечно, никто не должен был знать, что я донашиваю за кем-то вещи, о чём мне постоянно напоминали родители, но лично у меня это брезгливости это не вызывало. Мне было невдомёк, что ужасного случится, если надеть чьи-то джинсы – целые, не рваные, чистые. Одежда одеждой. Не в мусорке же её отыскали.

Мамина яркая, сценическая, «взрослая» косметика на мне смотрелась просто нелепо, я выкручивалась как могла, экспериментируя со стрелками на глазах. Волосы привыкла заплетать в низкую тугую косичку: это был единственный способ, чтобы они не превращались в гнездо. К тому же, косички нравились бабушке. Она всё нахваливала меня, какая я аккуратная девочка. Я не знала, как выглядеть модно и не понимала, что плохого в такой одежде и в косичке – ведь человек-то я хороший. Но в круг одноклассников мне входа не было.

Вдобавок ко всему прочему, привычка носить сразу все учебники на все предметы превращала меня не только в заучку, но и в косолапого, согбенного набок тяжеловеса, что вкупе с крепкой, плотной фигурой всегда вызывало насмешки. Такие комментарии я научилась пропускать мимо ушей. Гораздо больше меня волновало то, что книги не помещались в сумку. В конце каждого урока старая ткань трещала, натягиваясь, пытаясь проглотить неподдающийся учебник. Через полотно то и дело проглядывал острый угол переплёта, готовый распотрошить швы к чертям. Чтобы это не случилось, приходилось обхватывать поклажу обеими руками и сжимать по краям, выравнивая книги внутри. Вроде получилось.

Стала застёгивать молнию. Она не поддавалась. Я дёрнула. Треск усилился. Я потянула собачку из всех сил, но молния не поддавалась. Пальцы заболели от остроты застёжки. Давай же…

– Заучка!

Сумка лопнула. Книги рассыпались, тетради полетели вниз, скользя по пыльному полу бледными листами. Карандаши и ручки покатились в стороны. Я опустилась на колени, пытаясь собрать вещи в сумку – в то, что от неё осталось. Десятки шагов вокруг: мои маленькие пластиковые ручки жалобно заскрипели, ломаясь под весом чужих ног. Тетради расползлись под партами. Мои рассказы… Сказки… Чей-то ботинок наступил на голубую обложку с дельфином. «Бесполезный мусор!». Измятые страницы в пыльных коричневых отпечатках грязных подошв. Мел, песок и пыль хрустят на ладонях.

Я прижала колени к животу. Дети окружили меня плотным кольцом.

– Ребята, что вы делаете? Дайте мне всё собрать. Мама расстроится.

Ещё одна тетрадь исчезла под ножкой в лакированном сапожке. Я не помню имя. Я потянулась к девочке, чтобы достать свой рассказ.

– Фу, не трогай меня, бешеная!

Это же мои вещи…

Это хлам, Алекс. Просто мусор.

Толпа вокруг смыкалась.

– За что? Что я вам сделала? Я ничего вам не сделала…

Слёзы, тяжело змеясь в горле, душили меня.

– Фу, плакса! Чего ревёшь как маленькая?

– Это мои вещи…

Это мусор. Всё, что ты делаешь – мусор. Как и ты сама. Ты – ничтожество.

– Перестаньте. Пожалуйста… Хватит! Хватит!

Высокий крик царапнул класс. Зазвенели стёкла. На мгновение стало тихо, но спустя секунду голоса зазвучали снова, с удвоенной силой:

– Жирную коро-ову бешеная кры-ыса… укусила больно, и она описалась!

– Дикую коро-ову выгнали на во-олю! Дикая коро-ова убежала в по-оле!

– Уходи отсю-юда, не нужна ты лю-юдям! Бешеная ду-ура, никто тебя не любит!

Дикая корова. Бешеная дура. Дикая корова. Бешеная дура. Дикая…

Пугающий детский хор заполнял комнату эхом. Отражаясь от стен, оно оглушительным рикошетом ударяло в спину. Смех всё не кончался.

Я проснулась в холодном поту. Хохот всё ещё стоял в ушах. Сердце ломало меня изнутри отбойным молотком. Острое чувство неудовлетворённости собой вынудило меня открыть глаза и убедиться в том, что я не маленькая рыдающая девочка. Надейся…

Подняв перед собой руки, я внимательно рассмотрела их как впервые в жизни. Руки принадлежали взрослому человеку. Чуть успокоившись, я повернулась на бок. Мне снова стали сниться кошмары. Чёрт подери…

Теперь это были не катастрофы, с которыми я привыкла справляться – на смену цунами и торнадо пришли реальные воспоминания, более жуткие, чем безликая природная стихия. От катастрофы можно убежать, можно спрятаться, а от памяти нельзя.

Лучше бы мне снился апокалипсис…

Снова школа, будь она проклята.

Как так вышло, что я – точно такой же человек как и все, – оказалась по другую сторону баррикады? Перед баррикадой. Перед расстрельной стеной. Откуда в детских умах рождалась такая ненависть? В чём я была им чужой? Нет, не так. Я была почти такой как они, но недостаточно.

Решив, что раз уж поспать сегодня не судьба, я нехотя поднялась с постели, приняла противный прохладный душ и занялась уборкой. Подумать только: вычистила комнату вдоль и поперёк, развесила одежду в шкафу, выгребла весь мусор, все фантики и бумажки из сумок и карманов. Мусор напоминал о ночном кошмаре. В комнате было чисто и прибрано ещё до моей ревизии: клининговая фирма отправляла работников каждую неделю, и они под руководством Эллы приводили всё в порядок. Но сейчас было жизненно необходимо сделать это самостоятельно, поэтому я по старинке вооружилась тряпочкой и шваброй.

Что-то на меня нашло. Уборку я никогда не любила, от пыли чихала, а кожа на руках сморщивалась от воды и грязи. Может быть, мне нужно было подумать, выплеснуть отрицательную энергию вместе с мутной водой в унитаз, разложить мысли по полочкам как многочисленные футболки, топики, трусы и носки. А возможно, я просто хотела как следует вымотаться физически, так как внутреннее напряжение и беспокойство не проходили.

Неестественное наслаждение охватывало меня всякий раз после тщательной уборки. И каждый раз без сил падая на кровать в идеально чистой комнате, я с глубоким удовлетворением думала о том, что теперь с пустой головой больше ничто не должно меня тяготить. Первые часы после уборки были самыми продуктивными. Пока голова не захламлялась, как и комната, всякой белибердой, писательство превращалось в истинную поэзию, воздушную и невесомую.

На кухне никого не было. Я залила в себя двойную порцию кофе, сделала бутерброд с ветчиной и сыром и вышла во двор – идти в библиотеку хочется, но рано. Я заглянула в оранжерею и к большому удивлению обнаружила там полную энергии Марго. Она была рада мне.

– Мама не заходит в оранжерею с тех пор как умерла бабушка, поэтому тут копаюсь я, – поведала Марго, собирая сухие листья из-под куста сладкого перца. – Бабушка высадила большую часть растений. Мы – мы с садовником – только поддерживаем экосистему: сеем однолетки каждый год и заботимся о долгожителях.

– А ты не думала стать садоводом? Или биологом? – спросила я, любуясь её движениями.

– Чтоб заниматься садоводством, нужно иметь определённый опыт и склад ума, – пояснила Марго. – В ботанику лезть? Да куда мне! Тут Диана меня тоже обскакала.

– В смысле, тоже?

Марго не ответила, увлечённая процессом. Взяв садовые ножницы, она стала остригать сухие веточки.

– Самое древнее растение в оранжерее – вон та карликовая слива. Она росла ещё до бабушки. Вокруг и построили теплицу – не рискнули пересаживать старушку.

– Какой она была?

– Слива?

– Очень смешно. Бабушка.

Присев на складной стул, Марго принялась наполнять из шланга большую бутылку воды.

– Её звали Катарина. Грозная такая женщина, сильная. Всех держала в ежовых рукавицах, дедушка и рядом не стоял. Помню, она костерила его астрономию, даже на старости лет называла звезданутым – а то он всё головой в небесах, болтает без умолку о космосе… А она за хозяйством следила. Всё у неё было как надо. Мама часто поминает её, когда что-то из рук валится.

Поставив бутылку на место, Марго добавила туда какой-то коричневой жидкости и направилась к маленькому декоративному перцу, пригляделась к нему и любовно похлопала один из недозрелых плодов по оранжевой щёчке:

– Молодец, расти-расти.

Я не сдержала улыбки, а она всё ностальгировала:

– Ты, наверное, знаешь, что моё имя не совсем «цветочное», как кажется на первый взгляд? Вот у Розы и Лили имена имеют определённое значение: как написано, так и есть. Мне же собирались дать имя Виолетта.

– Виолетта?

– Это значит «фиалка», – Марго выразительно закатила глаза. – Но когда мама увидела меня впервые, поняла, что имя совсем не моё. Я родилась недоношенной, с большими проблемами, и когда ей принесли крохотный свёрток – одна простыня, и где-то в ней потерялась я – мама поглядела на это, улыбнулась и говорит папе: «Айзек, ты посмотри, ну что за жемчужинка, настоящее сокровище!».