Читать онлайн Фарфоровые куклы бесплатно

Фарфоровые куклы

Пролог

В 1937 году в Детройте дворник по имени Джозеф Фиглок находился в переулке, когда из окна четвертого этажа прямо на него свалился ребенок, благодаря чему тот выжил. 

Год спустя двухлетний малыш Дэвид Томас выпал из окна четвертого этажа уже в другом месте и… приземлился на руки дворника Фиглока…

The Times, 1938

5 декабря 1664 года затонул корабль. Спасся только один человек по имени Хью Уильямс. 

5 декабря 1785 года, ровно через 121 год, в проливе тонет другое судно, и гибнут все его пассажиры, за исключением человека по имени Хью Уильямс. 

5 декабря 1860 года в том же проливе ко дну идет маленькая шхуна, и спасается лишь один человек по имени Хью Уильямс…

Из отчетов Британского адмиралтейства

«При помощи совпадений Бог сохраняет анонимность…»

Альберт Энштейн

Часть I

Их лица – гладкий фарфор,

и алые губы нежны́.

Глава 1. Полотно

Последний штрих кисточки мастера на чувственных губах, застывших в едва заметной и умиротворенной улыбке, завершил филигранную работу над первым в его жизни «полотном». Образ, с которым он ни на минуту не расставался почти всю свою сознательную жизнь, воплотился в лежащей перед ним бездыханной женщине. Удовлетворение и покой обогрели разум уставшего «художника». Впервые за многие годы он избавился от боли, бесконечно терзавшей его неспокойное сознание и покалеченную душу.

Запах красок, тщательно выглаженной одежды, чистого тела и мягких волос, бережно вымытых персиковым гелем, смешался с теплым весенним воздухом, когда он выкатил каталку на задний дворик, чтобы погрузить мертвое тело в черный фургон.

Перед тем как сесть в автомобиль и тронуться, он постоял над ней около минуты с таким отрешенным видом, будто сейчас на земле оставалась лишь его телесная оболочка, помещенная в большую плохо освещенную скорлупу, а разум и душа витали где-то за пределами этого мира, наблюдая картину со стороны. Оглядев свой «шедевр» усталым, но удовлетворенным взглядом, человек в длинном темном плаще еще раз удостоверился, что проделал все манипуляции без помарок, аккуратно потянул за пуллер и до конца застегнул черный мешок для трупов.

Он толкнул каталку в кузов фургона и тихо закрыл двери.

Вернувшись назад, он припарковал машину там же, на заднем дворе, и поднялся в свое жилище. Немного отдохнув, он вышел на улицу и направился пешком неприметными закоулками к одному бездомному, за которым следил уже около месяца.

Бродяга спал в коробке из-под холодильника на своем привычном месте. Он разбудил его пинком ботинка в костлявый бок, отчего пожилой нищий резко подорвался и простонал, испуганно прижавшись к обшарпанной стене из красного кирпича. Заброшенное придорожное кафе с заколоченными окнами, располагавшееся когда-то в одноэтажном здании за его спиной, построенном еще во времена Великой депрессии1, давно покрылось мхом и плесенью в самых уязвимых местах. Одинокая ночлежка, которую бродяга оккупировал в одиночку, источала настолько едкий запах сырости вперемешку с вонью тушки ее постоянного обитателя, что зловоние ударяло в ноздри аж на расстояние десяти футов.

Незнакомец достал купюру в пятьдесят долларов из кармана плаща, ворот которого закрывал половину его лица, и так неразличимого в безлюдных сумерках городской окраины, и протянул ее бродяге. Бездомный удивленно посмотрел на мрачную фигуру нежданного гостя, пытаясь разобрать черты его лица, но из-за ворота и низко натянутой шапки незнакомца разглядел лишь тусклые белки глаз, перепугавшись еще сильнее.

– Ты должен позвонить в полицию из ближайшего автомата, чтобы сообщить о трупе в заброшенном депо в нескольких милях к северу. Ты получишь полтинник, если сделаешь все, как я тебе скажу.

Бродяга оторопел, но быстро собрался с духом и поинтересовался, почему этот человек не может позвонить в полицию сам? Незнакомец спокойным и убедительным голосом ответил, что лучший способ получить пятьдесят баксов прямо сейчас – не задавать лишних вопросов.

– Позвонишь утром на рассвете. Я случайно наткнулся на тело и просто не хочу связываться с копами. С тобой ничего не станет – на кой черт ты им сдался, – а мне вся эта волокита может изрядно подпортить жизнь. Но мы ведь должны сообщить о происшествии, не так ли? Как законопослушные граждане…

Бездомный кряхтя поднялся на ноги и со словами: «Полтинник мне точно не помешает», – взял деньги трясущейся рукой в шерстяной перчатке с обрубленными пальцами. Он засунул купюру во внутренний карман драного, заблеванного пиджака так поспешно, будто сейчас ее заберут обратно – и не видать голодному старику жирного бургера и виски, которые были сейчас главной его мечтой, засевшей в мыслях.

– Не раньше рассвета, – напомнил незнакомец, поправив натянутую на брови шапку. – Сделай, как я сказал, и не вздумай самовольничать, – с угрозой прибавил он, бросив на землю звякнувшую при ударе десятицентовую монету: – Это на телефонный автомат.

И торопливо скрылся за ближайшим углом.

Он поднялся в свою скромную обитель, тяжело рухнул на кровать и долго смотрел в потолок, вспоминая свою «сегодняшнюю работу» в мельчайших деталях. Пытаясь сравнить образы двух женщин, он никак не мог отчетливо разглядеть в своем воображении ту, которая уже давно и прочно захватила его разум, поселилась в нем вечным призраком, напоминанием о далеком прошлом…

Картинки хаотично менялись одна за другой, не давая сконцентрироваться на ее лице. В памяти всплывали события детства, качели на огромном дереве, амбар, громкий хлопок; кисточки с красками, черный фургон, тело, депо и рельсы; покрытое язвами лицо бездомного и неработающий уличный фонарь… В конце концов он смог отбросить в сторону смешанные образы, приложив немалые психические усилия, и она возникла перед ним на фоне яркого света: красивая, с доброй улыбкой, ее белые волосы теребил легкий ветерок, а глаза сверкали подобно голубым кристалликам. Она то махала ему рукой издалека, то оказывалась рядом и нежно обнимала, гладя по голове и одаривая поцелуями влажных губ…

Он просунул руку под подушку, достал потрепанный блокнот в темно-коричневом переплете с ручкой между страниц и записал идеальным каллиграфическим почерком:

7-е апреля, 1979 года.

Сегодня я впервые свершил задуманное. Мы снова были вместе. Она стала как прежде. На целом свете нет никого безупречнее. У нее гладкое лицо, чистая одежда и ухоженные волосы… Моя боль ушла… Эти тени, эти страшные фигуры, проклятые звуки… все исчезло, они больше не приходят и не преследуют меня…

Через неделю эйфория сменилась нарастающим чувством тревоги. Это произошло настолько стремительно и неожиданно, что он запаниковал. По его мнению, погружение в прежнее состояние, с которым приходилось жить и мучиться ежедневно, не должно было произойти вообще. Он надеялся совсем на другое и не планировал делать это снова, чтобы только лишь избавиться от бесконечных страданий.

Воспоминания прошлого нахлынули с еще большей силой и вызвали острую душевную боль. Его раздирало изнутри, внутренние органы выжигало неумным огнем. Не в состоянии себя контролировать, он начал метаться по комнате, сбрасывать с мебели предметы, швырять на пол книги и выть зверем… Ее изуродованная голова, едва держащаяся на залитой кровью шее, отразилась в зеркале у двери, а затем шатающееся тело в легком сарафане появилось в дальнем углу комнаты: сначала она хрипела, а после стояла там молча, приводя его в неописуемый ужас и зачем-то беззвучно открывая и закрывая раскуроченный рот.

Он примкнул щекой к холодной стене, несколько раз ударил по ней кулаками, содрав кожу с костяшек, повернулся спиной и медленно сполз на пол, в отчаянии опустив между ног охватившие неконтролируемым тремором руки. Злость и одиночество выжирали нутро. Он стиснул зубы и тяжелым взглядом исподлобья уставился в никуда. Закололо в сердце, глаза налились кровью, голова потяжелела, комната поплыла…

Через несколько минут он взял себя в руки и успокоился. Жуткие картинки, возбудившие разум, постепенно растворились, и на смену им пришли с юности укоренившиеся в мозгу навязчивые фантазии, тщательно скрываемые от окружающих. Он взял с полки несколько профессиональных книг, из которых черпал необходимые знания для своей работы, и с головой ушел в чтение, представляя, как будет воплощать в жизнь свои «творческие задумки».

Тело в углу вскоре исчезло.

6-е июня, 1979 года.

Наконец я решился с ней заговорить. Сегодня она пришла в бюро во второй раз. У нас много общего. Недавно она потеряла мать и осталась совсем одна. Она нуждается в моей помощи. Я не могу оставить ее наедине с этой ужасной проблемой и позволить несчастной девушке страдать. Она этого не заслуживает. Никто этого не заслуживает…

Глава 2. Место преступления

– На первый взгляд ничего существенного, – докладывал прибывшим офицерам криминалист Лэнс в синих перчатках. – Жаль об этом говорить, хоть такое и нередко случается, но серьезных улик пока не обнаружено. Боюсь, найти что-нибудь интересное нам не светит.

Они с Даггертом стояли над телом мертвой женщины лет двадцати восьми-тридцати. Переминаясь рядом на корточках, Флинн внимательно рассматривал жертву в черном патологоанатомическом мешке, одетую в светлый летний сарафан с короткими рукавами, покрывающими плечи.

На месте преступления работала группа экспертов, фотограф делал снимки, полицейские младших чинов охраняли периметр, огороженный специальными желтыми лентами на расстоянии нескольких десятков футов от заброшенного депо – повторяющая на протяжении всей длины черная надпись заглавными буквами предостерегала:

POLICE LINE CRIME SCENE DO NOT CROSS

– Преступник нам кое-что оставил. – Лэнс подозвал человека с чемоданчиком из своей команды, отвечающего за хранение улик, и попросил его достать какой-то вещдок.

Он протянул его детективу. Внутри оказался небольшой лист бумаги, на котором были наклеены вырезанные из газет журналов буквы, собранные в имя:

ТРЕЙСИ ПАЛМЕР

– Он хочет, чтобы мы идентифицировали жертву быстро. – Даггерт покрутил пакетик в руке.

– Как и в прошлый раз. Мы проверим листок, но вряд ли найдем следы или отпечатки. Относительно прочего ничего определенного сейчас не скажу. Нужно провести все необходимые исследования. Любая мелочь может оказаться значимой.

– Преступник должен был оставить хоть какие-то следы – здесь очень… – сказал детектив, оглядев под своими ногами пол; его начищенные с вечера ботинки и низ брюк покрылись седой пылью.

– Нам удалось обнаружить следы обуви десятого размера. Они могут принадлежать человеку, который доставил сюда тело. Это видно по тому, как проделан его путь. А вот эти от каталки, – криминалист начертил пальцем невидимую линию от входа в депо к трупу, указав на рваную местами колею, – она отпечаталась в приличном слое цемента и частично сохранилась вместе с рисунками обуви.

– Каталки?

– Медицинские носилки на колесах, я думаю. Очевидно, они имели опускающий механизм, иначе преступнику было бы тяжело стащить тело на шпалы, не повредив облик жертвы. Как видите, она ухожена тщательным образом, поэтому, предположу, тот, кто привез сюда эту женщину, внимательно следил за тем, чтобы не испортить антураж, если можно так выразиться. Ничего удивительного, это вторая аналогичная находка.

– Похоже, ее облик имеет для него особое значение. Все должно было рано или поздно повториться, – досадно заметил Даггерт.

– Округ ни разу прежде не сталкивался с подобными убийствами, – сказал Флинн.

– Преступник не просто без всякого сопротивления жертвы ее умертвил, он провел над ней своего рода посмертный ритуал, – отметил Лэнс.

– Я помню первое дело, его поручили Стивенсону из отдела убийств. Так оно и зависло. Ни улик, ни свидетелей, ни зацепок… – дунул ветер, Даггерт поправил воротник плаща.

– Мы нашли волосы жертвы на мешке для трупов и частицы разных типов тканей. Похоже, он орудовал в специальном костюме, маске и перчатках. Возможно, перед уходом убийца подправил свою «работу».

– Потому что подпортил ее, когда укладывал тело?

– Полагаю, так.

– Если только убивает и проделывает все эти манипуляции один и тот же человек.

– Может быть, ты прав, – вздохнул Лэнс. – Но, хотя я могу ошибаться, при таком внимании к трупу вряд ли в это дело вовлечен некий подельник.

– Хочешь сказать, тут зарыто нечто глубоко личное, что убийца не доверил бы кому-то другому?

– Просто посмотри на нее, Даггерт.

Детектив остановил изучающий взгляд на лице убитой.

– Следов посторонних мы также не обнаружили.

Флинн промычал снизу что-то невнятное.

– Значит, он возит с собой все эти принадлежности: каталку, косметику и прочее… – едва слышно, как будто обращаясь к самому себе, произнес Даггерт.

– Интересно, где и когда произошло убийство? – вопросил Флинн.

– Насчет где – сложный вопрос. Что касается времени, то, предположительно, смерть наступила прошлым вечером около 7.00. Тело доставили сегодня ночью в районе 2.00. Снаружи также обнаружены следы шин автомобиля, на котором, как мы полагаем, сюда привезли жертву.

– И он успел проделать все это за несколько часов?

– Почему бы и нет, если все инструменты заранее приготовлены, а рука набита.

– Сколько времени уйдет на анализ? – поинтересовался Даггерт.

– Несколько часов.

– А что с отпечатками?

– Отпечатки отсутствуют. Никакого биоматериала при поверхностном осмотре мы тоже не нашли. Исходя из предварительной картины, какая, по моему мнению, вырисовывается вероятнее всего, убийца тщательно обработал тело и позаботился о том, чтобы не оставить следствию серьезных улик.

– Одна обувь и следы шин автомобиля с каталкой мало что дадут.

– И тем не менее у нас есть хоть что-то, – ответил Лэнс.

– Ты ведь осматривал место обнаружения первой жертвы, не так ли?

– Да, я проводил осмотр со своей командой и давал заключение. Кто же еще мог этим заниматься. Все отражено в соответствующих материалах.

– Похоже, тебе добавилась работа.

– Это я уже понял, – усмехнулся Лэнс. – Вам она тоже добавилась. Насколько я понимаю, расследованием теперь займетесь вы двое, а не Стивенсон.

– Мы не знакомы детально с первым делом. Выехали сюда сразу после звонка Ремса. Может быть, есть какие-то отличия от предыдущего трупа: характер убийства, ритуал, как ты выразился, прочие нюансы?..

– Первой женщине убийца зашил рот, в то время как для этой жертвы он использовал специальные фиксирующие скобы и клей.

– О боже, – Даггерт сдавил пальцами переносицу и на мгновение зажмурился.

– Чем это вызвано? – полюбопытствовал Флинн.

– В морге вам все объяснят. В остальном манипуляции проведены в точности, как в предыдущем случае. Посмотрите на ее лицо, – Лэнс и Даггерт присели на корточки рядом с Флинном. Криминалист потянул за пуллер мешка вниз и приоткрыл его шире. – Видишь, грим нанесен после ее смерти.

– Вопрос глупый, но, для общего понимания картины, откуда такая уверенность?

– В противном случае, если бы он сделал это раньше, во время непосредственно умерщвления женщина могла бы все испортить мимикой и конвульсиями. Впрочем, думаю, умирала она спокойно. Но проделать такую сложную и долгую работу все-таки лучше на трупе, а не на живом еще человеке.

– Я тебя понял. Как будто красишь манекен или большую куклу.

– Это я и хотел сказать.

– Красивая, – вздохнул Флинн.

Детектив и криминалист переглянулись.

Лэнс потянул за пуллер еще ниже, почти до колен убитой.

– Взгляните, на ней такой же светлый сарафан, усыпанный синими колокольчиками.

– Флинн, напомни потом проверить магазины, где могут продаваться такие сарафаны.

– Угу.

– Дело хорошее, но вряд ли успешное, – сказал Лэнс.

– Объясни, – попросил Даггерт.

– В прошлый раз мы установили, что это самодельная работа, а колокольчики нанесены вручную несмываемой краской.

– Умный сукин сын.

– Если причина не чем-то в другом.

– Еще один фетиш?

– Не исключено. Или просто освоенный навык, от которого он испытывает крайнее удовлетворение.

– Досталась же нам работенка, – выдохнул Флинн.

– Грим в точности совпадает, – продолжил Лэнс. – Ли́ца обеих невероятно похожи. Если не всматриваться, то их можно принять за одного человека.

– Что бы все это значило? – прозвучало риторически.

– Загадка, детектив. Но она уже по вашей части, а не по моей.

– Вы нашли орудие убийства? – спросил Флинн.

– Нет. Но и так ясно, что это обычный медицинский шприц, – криминалист бережно взял левую руку жертвы и указал на локтевой сгиб, на котором выделялись две точки – следы от инъекций. – Скорее всего, смерть вызвал химический состав, введенный напрямую в кровь женщины. Правильнее сказать – два состава, поскольку были сделаны две инъекции.

– Выходит, что и способ убийства повторяется? – уточнил для себя Даггерт и так очевидный факт.

– Не только, и состав препаратов, я уверен, – тоже, – подтвердил Лэнс.

– Вы сказали, что жертва не оказывала сопротивления, – Флинн встал с корточек, хрустнув коленками, Даггерт и Лэнс поднялись следом.

– Совершенно верно. При поверхностном осмотре следов сексуального и физического насилия не обнаружено.

– Без шприца можно как-то идентифицировать состав инъекций? – спросил детектив.

– Точный химический состав, пропорции и нюансы установить невозможно.

– Получается, лишь сам преступник поведает нам этот секрет, – неохотно констатировал Даггерт.

– Дело осталось только за малым: вам необходимо его поймать.

– Легко сказать, – хмыкнул Флинн.

– Какова технология процесса? – Даггерт продолжал внимательно разглядывать жертву.

– Полагаю, такая же, как и в случае первого убийства: преступник ввел снотворное, за ним последовал смертельный укол.

– Можно ли как-то идентифицировать основной состав препарата по анализу органов, крови… или как там это делается?

– Это несложно, если элементы препарата известны науке и, тем более, если мы имеем дело с тем же составом, что вводили первой жертве, в чем я уверен. Такие препараты базируются на распространенных в медицинской среде компонентах.

– Вроде каких-нибудь барбитуратов?

– Да. Осталось установить, каких именно и каким образом убийца их добыл.

– Как я полагаю, такие препараты не отпускают в каждой аптеке на углу по желанию любого посетителя и без рецепта? – сыронизировал Даггерт.

– Ни в коем случае.

– Благодарю тебя, Лэнс. Будем ждать результатов экспертизы.

– Сделаю все возможное. Фергюсон даст более детальное заключение после обследования трупа.

– Что-то давно я не видел нашего замечательного старика.

– Я с ним созванивался до вашего приезда. Он сейчас в морге. Сказал, что займется процедурами сразу, как только тело доставят к нему на стол.

«Доставят тело к нему на стол…» – Даггерт нашел это выражение своеобразным.

Глава 3. Кто он?

Офицеры возвращались к темно-бордовому двухдверному Додже Чарджер2 Флинна 1969 года выпуска, припаркованному у тротуара неподалеку. Машина стояла напротив длинного бетонного ограждения из полуразрушенных секций с витой охранной колючкой над парапетом. Они свернули с подъездной дороги, ведущей в заброшенное депо обанкротившейся десять лет назад промышленной фабрики по переработке цемента и производству разных видов кладки. Даггерт шел молча, постепенно вырисовывая в голове картину преступления, манипуляции с трупом, возможные шаги убийцы на каждом этапе своих действий.

Это было третье серийное дело за все время его службы в полиции после того, как он перевелся восемь лет назад в новый отдел. Дебютом стало успешное расследование нескольких убийств, совершенных руками двух изощренных и незаурядных маньяков, работавших в паре. Ими оказались муж и жена, извращенцы, заманивавшие в свои сети бездомных сирот и юных красоток, по разным причинам сбежавших от своих родителей. Главная роль в обработке неокрепшей психики доверчивых жертв отводилась супруге; этой змее почти во всех случаях удавалось под разными предлогами затащить бедняг в свой зловещий двухэтажный дом в пригороде, в подвале которого девушек ждали немыслимые издевательства, принудительные оргии и мучительная смерть от пыток как финальная точка мерзкого шабаша. Не каждая пытка нацистами в концлагерях Третьего Рейха или японскими «врачами» Отряда-731 могла бы похвастаться столь чудовищной изобретательностью. На участке дома этой парочки полицейские нашли останки четырнадцати тел, из которых идентифицировали только девять. По утверждениям самих извергов, еще два трупа были закопаны в окружном лесу – что-то пошло не так во время их объезда на автомобиле в поисках жертва на загородных дорогах, и девушек убили на месте, чтобы не оставлять свидетелей: одних из-за подозрений, других – из-за сопротивления. Благодаря успешному расследованию Даггерта, супругов поймали, упекли за решетку и под давлением прямых и неопровержимых улик назначили смертную казнь. Однако в 1972-м был введен мораторий. Ситуацию спас новый закон 1973 года, по которому за некоторые тяжкие преступления все-таки полагалось лишение жизни, и сладкую парочку задушили в газовой камере окружной тюрьмы на мысе Сан-Квентин в штате Калифорния с интервалом в несколько месяцев.

Иногда Даггерт спрашивал себя, какое наказание должно настигать таких преступников: электрический стул, виселица, смертельный укол?.. Или пожизненное заключение, гарантированное в случае присуждения двухсот или трехсот лет отбывания в тюрьме округа или штата? Вот только жертвам, в отличие от их палачей, никаких шансов на жизнь не предоставили. Для чего все эти глупые сроки? Недавно одного нью-йоркского убийцу собственных родителей, брата и трех сестер приговорили к шести срокам по двадцать пять лет за каждого члена семьи.

Но ведь и казнь не панацея. Скольких человек судебные ошибки отправили на тот свет? Невиновные люди, подвергшиеся аду на земле вместе с их несчастными близкими. Все они пострадали из-за системы, пока настоящая правда не всплыла на поверхность спустя годы. А сколько правды так и утонуло на дне бюрократического океана, сгинуло в секретных документах несовершенной Фемиды, всеми силами покрывающей собственные ошибки, этого никто и никогда не узнает. Они умеют прятать концы в воду, а поговорка о том, что все тайное рано или поздно становится явным – не более чем людское самоутешение.

– К черту философию, – он вслух прервал поток ненужных сейчас умозаключений и опять сконцентрировался на убийствах, сопоставляя материалы первого дела с подробностями нового преступления.

– Философию? – удивленно переспросил Флинн, поравнявшись с детективом, но тот ничего не ответил, еще глубже погрузившись в собственные мысли.

Этот тип тщательно готовится, продолжал Даггерт. У него свой неповторимый, даже неотразимый и качественный почерк. Не просто неповторимый, а он им восхищается! Один только вопрос: это восхищение процессом или результатом своей работы? Вполне может быть и то, и другое. Любой человек, делающий вещи «красиво» и вкладывающий в них душу, восхищается своим конечным творением… даже если сам процесс ему кажется важнее.

Он использует забытые Богом и муниципалитетом окраины – опустевшие уголки земной преисподней из городских легенд, покинутые даже бесами… изучает их, словно под микроскопом, исследует местность, выискивает пути отхода, проверяет округу на наличие возможных свидетелей… А затем находит будущую жертву, следит за ней, наблюдает, скрупулезно планируя задуманное, и в час икс осуществляет свой дьявольский ритуал, как выразился Лэнс, после чего доставляет их по «назначению». Он больной – очевидно. Но что это даст расследованию? Они ведь все больные – здоровый человек на такое не способен.

Борьбы и сексуального контакта не было. Почему? Он просто не может, потому что импотент, и таким образом отрывается на несчастных женщинах из-за своей неполноценности? Не факт, но тоже – версия. А возможно, сексуальный аспект вообще не играет роли. То, как он с ними обращается, нельзя назвать словом «отрывается», скорее – «заботится». Хотя, одно другому не помеха.

И что это еще за посмертный грим, жуткий маскарад с непонятными целями? Я больше чем уверен, что все это имеет для убийцы сакральное значение. Именно сакральное – какая удачная формулировка. Сказать проще, это его фетиш. Двигатель. Стимул. Мотивация. Отдушина, наконец.

Убийца оставляет жертву на рельсах уже второй раз. Заброшенный тоннель… здание фабрики… и неизменно на рельсах. Что он хочет этим сказать? Они всегда хотят нам сказать что-то своими убийствами. Это своего рода обращение, диалог с внешним миром его внутреннего зверя. Даже если оба места, которые он выбрал, имеют железнодорожную колею, можно было оставить тела просто на земле, но он так не сделал. Совпадение? Я так не думаю. В этом есть определенный смысл, который известен пока только самому убийце.

Куда и как он их заманивает? Приглашает к себе? Если так, то нужно понять, почему они с легкостью соглашаются идти в его чертово логово. Откуда такая уверенность, что с легкостью? По крайне мере физически они не сопротивляются. А если он приходит к ним сам? Значит, женщины спокойно впускают к себе своего же душителя, доверяют ему… Выходит, жертвы были знакомы с убийцей до совершения им преступления, и, возможно, продолжительное время. Интересно, он пользуется успехом у женщин, как пользовался Тед Банди3, или здесь нечто иное? Нет, в этом случае почерк совсем другой. Банди не обожествлял своих жертв, только показуху перед ними крутил, и уж тем более не относился трепетно к их мертвым телам. Напротив, эта сволочь не гнушалась некрофилии и прочего свинства. Он был крайне небрежен и туп, вопреки его разрекламированному газетами интеллекту, а наш убийца – эстет, он тихий, неприметный, осторожный… Осторожность – признак высокой организации ума и инстинктов.

Кто он? Сколько ему лет? Какого он роста и комплекции? Он местный? Или это вообще она? Все может быть…

Нескончаемые предположения, словно рой назойливых пчел, вихрем крутились в загруженной голове детектива. Вопросов появлялось больше, чем можно было найти ответов. И только в вероятности новых убийств у Даггерта не было ни малейших сомнений.

Жертвой, которую офицеры осматривали несколько минут назад, была Трейси Палмер, симпатичная женщина двадцати восьми лет. Ее оставили в черном мешке для трупов поперек шпал, аккуратно положив вдоль рельсов. Как и в случае с первым убийством все детали подготовки трупа совпадали с мельчайшей точностью, не считая способа фиксации челюстей. Обе жертвы при жизни не были похожи, но после манипуляций с гримом, волосами и одеждой стали выглядеть практически как две капли воды. Сделать такое – искусство, требующее мастерского навыка и чрезвычайной филигранности, понял Даггерт.

– Он захочет еще одну Фарфоровую Куклу.

– Фарфоровую куклу? – вопрос Флинна повис в напряженном воздухе без ответа.

Глава 4. Кэрри Уайт

Кабинет начальника отдела по расследованию серийных убийств полицейского департамента округа Риверсайд.

– Дело Кэрри Уайт. – Ремс положил на стол перед двумя сидящими напротив офицерами папку с делом об убийстве женщины.

Он достал сигару из фирменной коробки, подаренной шефом полиции на шестидесятилетие, и с удовольствием закурил. Приоткрытая за спиной форточка пропускала легкий сентябрьский ветерок, дробя и разнося сгустки дыма по кабинету.

– Расследованием занимался Стивенсон… – Даггерт вопросительно посмотрел на Ремса, отмахнувшись от налетевших на него клубов. – О трупе сообщил какой-то бездомный. Некий таинственный незнакомец вручил ему вознаграждение, велел позвонить в полицию и сообщить о находке…

– Незнакомца, конечно, тот бродяга не разглядел, потому что было темно, – иронично добавил Флинн.

– Да, об этом убийстве здесь знают все. Слишком оно странное. Напомню, труп обнаружили семь месяцев назад в одном из заброшенных тоннелей. Место безлюдное, в радиусе пары миль ни души, ни свидетелей. Убийца оставил тело поперек шпал в мешке для трупов.

– Пропитанном каким-то вонючим составом, при этом о теле он позаботился, словно о божестве, что как-то не вяжется. – Даггерт взял папку со стола, положил ее на правое колено и прижал сверху ладонью, не торопясь заглянуть внутрь. – Сегодня на месте я сразу понял, почему вызвали нас.

– Потому что это серия, – закончил за него Флинн.

– Догадайтесь с трех раз, кто сообщил в полицию? – Ремс взмахнул рукой.

Офицеры переглянулись.

– В том-то и дело, – начальник отдела подтвердил их догадку.

– Надеюсь, не тот же самый бездомный? – пошутил детектив.

– Это было бы явным издевательством над полицией со стороны преступника и попыткой нас дискредитировать. – Флинн закинул ногу на ногу.

– К счастью, это не он, – Ремс развеял деланные опасения молодого помощника, – а другой нищий из противоположной части города. Однако легче от этого не становится.

– Слишком много всего повторяется, – сказал Даггерт. – И этот бомж, наверное, также не видел лица предполагаемого убийцы…

– И у нас не будет даже фоторобота, – грустно заключил Флинн.

– Проклятые алкаши даже рост и комплекцию толком не описали. Первый тогда утверждал, что незнакомец худощавый и высокий, а этот говорит, – что среднего роста и плотный. – Ремс беспомощно развел руками.

Начальник отправил офицеров на место преступления, как только получил сообщение от Стивенсона, который выехал туда первым. Увидев труп, тот сразу запросил Даггерта и Флинна, затем вернулся в свой кабинет, чтобы достать для Ремса дело первой жертвы и высказать свои соображения.

– А может, убийц двое? – навскидку предположил Даггерт.

– Оба трупа теперь на вас. – Начальник выпустил очередной клуб сигарного дыма в засмоленный потолок.

– Новый закрученный «сериал», – вздохнул Флинн.

– Скверное кино. – Ремс затянулся слишком сильно и откашлял в пространство еще две порции смога. – Мы имеем дело не просто с серийными убийствами – у нас тут целый маскарад, черт бы его побрал.

Ремс высоко поднял брови и словил на мгновение стоп-кадр с нелепым выражением лица. Затем он встал из-за стола, подошел к окну и раздвинул металлические жалюзи, посмотрев на доставленного утром бездомного: тот сидел в одиночестве на скамейке ожидания, а проходившие мимо полицейские воротили носы, обходя смущенного бродягу стороной.

– Не забудьте еще раз допросить этого бедолагу, он ждет вас снаружи. Желательно в противогазах, если не хотите подохнуть раньше времени прямо в департаменте на глазах у изумленной публики.

Офицеры кинули беглые взгляды на окно, пока Ремс возвращался на место.

– Маскарад – очень подходящее слово. – Детектив открыл папку с делом, пролистал несколько файлов и перешёл к фотографиям. Он достал снимок лица жертвы крупным планом и внимательно присмотрелся: едва заметная улыбка застыла на неестественно гладком лице, больше напоминавшим лицо куклы; светлые до плеч волосы отдавали шелковым блеском и выглядели безупречно причесанными; каждая деталь посмертного грима была прорисована с тщательной педантичностью. С фотографии на него смотрела та же женщина, которую он видел пару часов назад в заброшенном фабричном депо, при том что это были разные личности. В деле также имелась фотокопия имени жертвы, собранное из разных наклеенных на белый лист букв:

КЭРРИ УАЙТ

– Дела нужно объединить и поймать мерзавца как можно скорее, пока нам на хвост не сели федералы, – подытожил Ремс. – И без них придется держать отчет перед полицией штата – они уже точат свои длинные носы, чтобы сунуть их поглубже в наш зад. Лишняя шумиха с проверками тут ни к чему.

– Это все? – Даггерт ожидал более детального пояснения. – Мы имеем странности не только с их лицами, которые невероятно похожи между собой. Сарафаны на женщинах одинаковые, даже рисунок повторяется. На теле сегодняшней жертвы обнаружены следы от двух инъекций.

– Инъекций… инъекций… – раздраженно повторил Ремс. – Я не удивлен.

– Двух инъекций, – уточнил Флинн.

– Стивенсон выехал из дома на место обнаружения тела сразу, как получил сообщение. Он быстро вернулся, поскольку стало очевидным, что убийство не одиночное, – объяснил начальник отдела.

– Мы были удивлены, что он нас не дождался, – детектив поправил рукава плаща.

– С этим я разберусь. Стивенсон готовит сейчас отчет и ждет вас для передачи дела и консультаций. Вспомни свое прошлое расследование: пока ты спал до обеда, полиция работала! – неожиданно вспыхнул Ремс. – Мы не могли найти тебя несколько часов, и труп пришлось забирать без твоего осмотра!

Ремс тщетно пытался пристыдить Даггерта, задним числом понимая, что это бесполезно. Детектив не показывал на людях угрызений совести, и вообще, редко их по-настоящему испытывал. Он обычно поступал наперекор правилам, из-за чего окружающим приходилось с ним нелегко. При этом Даггерт оставался профессионалом высокого уровня и с ним считались. Что касается независимости, то данная неискоренимая черта его характера всегда вызывала уважение, в том числе у завистников, которые не могли себе этого позволить. Ремс не был из их числа, он относился к Даггерту с теплотой, порой даже по-отечески, и чувства эти были взаимны. Его подопечный раскрывал сложные дела, даже помогал в этом другим коллегам, и начальству приходилось закрывать глаза на его частые опоздания, грубоватое общение и самовольность в некоторых служебных вопросах.

– Какого черта? – сдался отходчивый Ремс. – Зачем тебе дома телефон, если ты никогда на него не отвечаешь? У тебя даже звонок в квартире не работает.

– На моем телефоне постоянно западают кнопки. Дисковый был лучше. Со звонком та же беда, поэтому я обрезал на хрен провода. И слава богу – у него была отвратительная мелодия, словно звонил колокол в башне замка Дракулы. Пусть лучше стучат в дверь, лишь бы не ногами.

– Боже… – Ремс хлопнул себя по лбу рукой, в которой держал сигару, и толстый слой пепла упал на пол.

– Меня это устраивает, – издевательски улыбнулся Даггерт. – К тому же, ту серию преступлений я все-таки раскрыл, и мой затяжной сон до обеда никак этому не помешал.

– За полгода две жертвы в пределах одного округа, – посетовал начальник, вернувшись к делу убитых женщин.

– Пока две, – неохотно поправил его детектив. – Мы же понимаем, что он попытается сделать это снова. Вот ещё что: зачем убийце сообщать о своем преступлении? Очевидно, маньяк решил либо с нами поиграть, либо информирует полицию из других соображений. Он боится оставлять их надолго.

– Боится оставлять их надолго?..

– Иначе зачем он так старался со всеми этими приготовлениями? От излишней передержки трупа испортится вся его тщательно прорисованная «картина».

– Вы хорошо умеете находить подходящие слова, детектив, – польстил Флинн.

– Боюсь, что ты прав. У меня такое же мерзкое чувство насчет того, что он обязательно продолжит свою жатву. К великому сожалению, в этом нет ни малейших сомнений. А чувства мои, как ты знаешь, подкреплены многолетним опытом. – Ремс помолчал где-то с полминуты, несколько раз затянулся выкуренной наполовину сигарой и дал офицерам указание: – После того как опросите бродягу, не забудьте сразу же зайти к Стивенсону.

– Кэрри Уайт, – детектив задумчиво произнес имя первой жертвы, снова достал из папки ее фотографию и еще раз внимательно посмотрел на лицо женщины. – Фарфоровая Кукла, – сказал он, положил снимок обратно, поднялся и направился к двери.

Флинн последовал за ним, не уточнив в этот раз ни про каких кукол.

На столе начальника отдела затрещал телефонный аппарат:

– Слушаю, – ответил он, взяв трубку и нервно раздавив в пепельнице окурок сигары.

Офицеры застыли у выхода, когда Ремс остановил их жестом пальца, вскинутого к верху.

– Понял. – Он сбросил звонок и сказал: – Через несколько минут тело будет в морге у Фергюсона.

Глава 5. Что с ней случилось?

Допрос бездомного ничего нового не прояснил. Напуганный бродяга рассказал все в точности, как это произошло с другим его «коллегой» по несчастью; разница была только в описании предполагаемого преступника, что в довесок к отсутствию серьезных вещдоков усложняло расследование. Под утро к нему подошел незнакомец среднего телосложения, ростом около пяти с половиной футов, заплатил пятьдесят баксов и велел сообщить в полицию о трупе. Какому возрасту мог бы принадлежать голос незнакомца, бродяга затруднялся ответить, потому что странный человек говорил с ним, прикрывая лицо воротом и, возможно, намеренно искажал свою речь. Бродяга пояснил, что из-за темноты, натянутой на брови шапки, высоко поднятого ворота и длинного плаща предполагаемого убийцы, он вообще мог ошибиться.

Сам бездомный оказался ветераном войны во Вьетнаме. Вернулся в 1969-м. Даггерт поинтересовался, почему тот живет на улице, и получил невнятные ответы что-то про заложенный в кредит дом и супругу-блядь. Но, судя по возрасту, – а ему не стукнуло и сорока, – и пропитому не по годам лицу, дело было не только в жене и бессердечных банковских акулах. Чертовы «долгосрочные последствия»4, скольких людей сожрала эта ублюдская война, подумал детектив. Он подсказал бедолаге, где в городе есть ночлежка, в которой дают горячий суп для таких скитальцев, как он, и адрес профсоюза ветеранов, но бездомный отмахнулся и зашагал на выход, когда его отпустили, записав показания. Передвигаясь вразвалочку, он своими шевелениями распространил вокруг еще больше вони, чем принес с собой до этого, и пришлось еще долго потом проветривать помещение.

Стивенсон был следователем отдела по расследованию убийств. Худощавый мужчина сорока лет, в прямоугольных очках и высокого роста. Он имел британские корни, держался по-английски чопорно и при этом нарочито изображал из себя доморощенного джентльмена.

Будучи педантичным дознавателем, хорошо знающим свои возможности, он с радостью передал скрипку Даггерту, поскольку не имел в подобных делах ни опыта, ни желания их расследовать. Стивенсон из тех людей, которые безуспешно пытаются прятать слабости от чужих глаз, по-детски веря в успешность своего неумелого притворства. Он любил нагонять на себя важный вид, правда только в отсутствие рядом жены. Как-то раз она умудрилась припереться в участок и устроить ему разнос, бог знает из-за чего. В тот момент у него был вид покорного пса с поджатым хвостом. Ремс тогда полыхал от ярости:

«Здесь полиция округа, а не проходной двор?!»

Детектив и помощник вошли без стука.

– Вы даже не постучали, а я не имел шанса сказать «войдите».

Даггерт проигнорировал замечание Стивенсона и бесцеремонно приземлился на стул. Они недолюбливали друг друга, хотя между ними, в сущности, не было никаких разногласий. Просто люди из разного теста. Такое бывает, когда ты натыкаешься на человека с «несовместимой энергетикой», как это принято говорить в народе. Если выразиться проще, то Стивенсон был чистейшим каблуком, что вызывало у Даггерта некоторую брезгливость, хотя сам он на брутального патриарха альфа-самца даже близко не походил.

Флинн более деликатно сел на соседний стул, но тоже не дождавшись приглашения.

– Чем могу быть полезен, джентльмены? – слово «джентльмены» Стивенсон произнес, будто английский пэр.

– Кэрри Уайт. – Даггерт бросил ему на стол папку с первым делом – приземлившись, она издала противный громкий хлопок, отчего Стивенсон недружелюбно поморщился.

– Кэрри Уайт, – передразнил он детектива.

– Ты как-то продвинулся в расследовании ее убийства?

– Ничего нового.

– Хочешь сказать, у тебя полный висяк? – детектив расплылся в ядовитой улыбке.

Флинн сдержал усмешку.

Глаза Стивенсона вспыхнули злобой, когда коллега по цеху сделал акцент на слове «висяк».

– Как поживает твоя супруга, дружище? Что-то она больше к нам не заглядывает.

Хозяин кабинета не поддался на провокацию и промолчал со спокойным видом.

– Ладно, раз ничего нового, тогда расскажи про старое.

– Что ты хочешь узнать?

– Все: тонкости, детали, обстоятельства…

– У тебя же на руках ее дело.

– Живое общение проясняет намного больше. – Лицо Даггерта приняло серьезный вид.

Лояльный Стивенсон уловил сигнал перемирия и начал говорить:

– Ее нашли в заброшенном тоннеле в десяти милях от города на северо-западе. Следов насилия нет, сопротивления – тоже.

– Улики?

– Существенных улик не обнаружено.

– И у нас не густо, – посетовал Флинн.

– Даже под ногтями все было вычищено. – Стивенсон излагал детали более чем лаконично.

– Что-нибудь еще?

– Грим, одежда, рельсы, шпалы… Больше ничего. Такая же картина, какую вы наблюдали сегодня утром.

– Жаль, что ты нас не дождался…

– У меня много работы и два нераскрытых убийства.

– А что ты скажешь про смертельные препараты? – Даггерт хотел было пошутить насчет раскрываемости Стивенсоном вверенных тому уголовных дел, но милосердно не стал его добивать.

– Химический анализ показал базовый состав, однако в поимке преступника это не помогло.

– Пока не помогло, – оптимистично поправил его детектив.

– География мест обнаружения трупов значительно разнится… – намекнул Флинн.

– Вряд ли направление света имеет для убийцы важное значение. – Стивенсон снял очки и протер их специальной салфеткой.

– О теле сообщил бездомный, не так ли?

– Угу. – Он нацепил очки обратно.

– Скажи, Стивенсон, почему бродяга не позвонил в полицию сразу?

– Да просто испугался. Думал, что если не сделает, как велит ему незнакомец, тот вернется и расправится с ним.

– И пятьдесят баксов жалко было терять, верно?

– Для нищего это огромные деньги, – согласился Стивенсон.

– Для меня тоже, – сдавил улыбку Даггерт.

– В деле есть фотография и данные того бездомного на случай, если захотите допросить его снова, если он не сдох еще в какой-нибудь вонючей подворотне.

– А что с автомобилем? Он ведь должен был привести труп на колесах.

– Криминалисты обнаружили следы шин в самом тоннеле и на подъезде.

– То есть, он завез ее прямо туда?

– Иначе как убийца дотащил бы тело в такой сохранности? К тому же, непосредственно на оставшемся отрезке он, вероятно, использовал стол-каталку.

– Этот был риторический вопрос.

– Я думаю, он перемещался на фургоне. Например, какой-нибудь трехдверный Форд Шато5 с грузовым отсеком, они до сих пор в моде. Анализ следов шин подпадает под размер, который обычно используют на таких моделях.

– Этих фургонов в округе легион.

– И те редкие камеры, что установлены в городе, в основном сосредоточены в центре возле ключевых учреждений, так что надежды питать в этом плане не стоит.

– Придет время, и они будут установлены на каждом шагу.

– Он мог съехать на менее приметную дорогу и скрыться окольными путями, чтобы не попасть в поле зрения свидетелей или объективов, – предположил Флинн. – А номера и вовсе испачкать или заменить на поддельные где-нибудь в лесу, например, в заранее подготовленном отстойнике.

– Можно было бы подумать, что преступник не местный, если бы не характер убийств, – Даггерт почесал ногтями щетинистый кадык.

– Что ты хочешь сказать? – Стивенсона обуяло любопытство.

– Он поддерживал с женщинами продолжительный контакт до их смерти. Пусть даже этот больной сукин сын не из нашего округа, но наверняка обитает где-нибудь поблизости. Мотаться туда-сюда на большие расстояния – значит часто привлекать ненужное внимание.

– Теперь это придется устанавливать вам, офицеры.

– У Кэрри были родственники или друзья?

– Все контакты жертвы отражены в материалах дела. Пара соседей, немного друзей, вернее знакомых, продавец в лавке неподалеку от ее дома… и все в таком духе.

– Как насчет мужчины… любовника?

– Кэрри встречалась довольно долго с одним парнем, но этот человек последние три года живет в другом городе, у него семья и безупречное алиби. Женщина была одинока в романтическом плане.

– Молодая, красивая и одинокая… – досадно заметил Флинн.

– Но при этом они с убийцей как-то друг друга нашли, – произнес Даггерт.

– Отработка ее немногочисленных связей с людьми ничего существенного не дала. Женщина была сиротой и до совершеннолетия жила в приюте.

– Ты отработал приют?

– Я отработал все.

– А потом?

– Переехала к своей бабушке.

– Что рассказала бабушка?

– Ничего. – Стивенсон пожал плечами. – Старушка отъехала в иной мир несколько лет назад.

– Я видел в деле медицинское заключение, что ты о нем скажешь?

– Несколько лет назад у Кэрри диагностировали рак. Лечение протекало тяжело, с переменным успехом. Качели, одним словом. В конце концов, ее лечащий врач…

– Ты его проверил?

– Мы проверили всех, кто так или иначе фигурировал в деле.

– Продолжай.

– В конце концов, лечащий врач Кэрри незадолго до ее убийства посоветовал приготовиться к худшему. Она должна была протянуть еще максимум год, принимала наркотические препараты, чтобы купировать боль.

– Кто видел женщину в последний раз? – спросил помощник.

– Отец Шепард.

– Шепард? – повторил названную фамилию Даггерт.

– Отец? – переспросил Флинн.

– Местный священник. Он был довольно близким для нее человеком, руководил некогда тем самым католическим приютом, поэтому знал жертву с детства. Они иногда общались, когда Кэрри посещала его приход. Отец несколько раз принимал у нее исповедь, в том числе за несколько дней до смерти.

– Она поведала священнику что-нибудь интересное для следствия?

– Вы можете расспросить его об этом сами.

– Мы так и сделаем.

– Как насчет алиби этого… Отца Шепарда? – Флинн подался вперед.

– Ты не находишь эту связь подозрительной? – недоверчиво спросил детектив.

– На следующий день после очередной исповеди Кэрри он уехал на какую-то конференцию пасторов и вернулся лишь через неделю после того, как обнаружили труп. Мы тщательно проверили священника в первую очередь. Все это не более чем совпадение.

Стивенсон взял блокнот, лежавший на столе возле телефона, и что-то в нем записал.

– Мне больше нечего вам рассказать, – с этими словами он вырвал из блокнота листок и протянул его детективу:

Ориол-авеню, Церковь Святого Павла

Глава 6. Морг

Отделение судебно-медицинской экспертизы трупов располагалось в небольшом двухэтажном здании напротив полицейского департамента – их разделяла внутренняя служебная парковка, а время в пути занимало всего три минуты неспешной ходьбы; в другой части здания находился отдел криминалистики, что делало обмен информации оперативным как в при живом общении, так и при передачи материалов. Безликая кирпичная постройка, похожая на книжный депозитарий, из которого Освальд стрелял в Кеннеди; только она была светло-серого цвета.

Даггерт и Флинн пересекли стоянку, пропетляв среди нескольких машин. Они вошли в стеклянные двери, отметились у дежурного и направились в цокольное помещение, где проводится осмотр тел. Извилистый, скудно освещенный потолочными лампами коридор с монотонными бледно-голубыми стенами привел их в прохладный морг, где стоял тошнотворный запах бальзамических жидкостей, смешавшийся с ароматами чистящих средств.

– Офицеры, – сгорбившись над обнаженным трупом женщины, лежащим на столе аутопсии, Фергюсон бегло взглянул поверх очков на вошедших детектива и помощника. Поверх льняного халата на нем висел пластиковый фартук, а на руках были надеты длинные перчатки.

– Как успехи? – поинтересовался Даггерт, остановившись возле тела напротив.

Флинн встал рядом и молча кивнул доктору в знак приветствия. В стене справа осталась приоткрытой дверца одной из холодильных секций, и полицейские увидели чью-то сплющенную голову.

Фергюсон поторопился закрыть дверцу:

– Кто-то разбил ему череп кувалдой… – он вернулся к трупу женщины. – Одежду, – а это только летний сарафан, – забрали подручные Лэнса и сейчас исследуют ее в противоположном крыле. Позже начну вскрытие и возьму необходимые анализы. Общий доклад будет готов к сегодняшнему брифингу, а вот на детальный отчет уйдет пара-тройка суток: содержимое желудка, ткани, кровь… – работы много. В настоящий момент я должен осмотреть полость рта. – Подручным инструментом Фергюсон принялся раздвигать челюсти жертвы, одновременно используя какую-то жидкость, которую он вливал из небольшой колбы в рот трупа; раздались неприятные звуки: треск рвущегося засохшего клея и челюстных суставов.

Детектив поморщился, пробежав глазами по металлическим стеллажам, заполненным сосудами с органами в формалине.

– Лэнс говорил что-то о разных способах фиксации…

– Убийца использовал нитки, когда обрабатывал первую жертву. Причем сделал это довольно небрежно, но необходимого эффекта в итоге добился.

– Почему он зашил ей рот тогда, а сейчас просто заклеил?

– Он не просто его заклеил, – ответил судебный патолог. – Здесь установлены специальные скобы, чтобы рот не открывался при транспортировке, причем самодельные, так что не утруждайте себя розыском профильных продавцов, реализующих для моргов и ритуальных бюро подобные приспособления.

Даггерт недовольно покосился на труп.

– Где этот чертов стажер? Отправился по моему поручению за необходимыми бумагами, и его нет уже целых полчаса. – Фергюсон раздвинул инструментом челюсти, бегло осмотрел полость рта, затем оставил запись на листе в планшете, который снял со стены под узким продолговатым окном, расположенным ближе к потолку в пяти футах над головой, и повесил его обратно на крючок.

Казалось, будто женщина просто спит, находится под наркозом, и Даггерт задумался о том, как можно привыкнуть к такой работе или вообще полюбить ее.

– Надеюсь, вы понимаете, что если бы он не зафиксировал им рот, то выражение лиц его подопечных выглядело бы, мягко говоря, не очень, – отметил доктор. – Профи сказали бы: «некрасиво».

– Эту же манипуляцию проделывают в похоронных бюро, насколько я знаю, – отметился поверхностными знаниями Флинн.

– Процедуру. – Эксперт кашлянул в сторону. – И не только ее. Наш убийца определенно энтузиаст, поскольку работа сделана довольно хорошо. Однако он не выполняет в полной мере всего того, что положено совершать с телами умерших в упомянутых вами учреждениях. И я не вижу здесь профессионального почерка, отточенного годами, хотя, признаюсь, заметно это не сразу. Макияжем он владеет куда более классно, практически безупречно.

Последние слова доктора услышала идущая от дверей Элис.

– Потому что преступника не интересуют прочие аспекты ухода за мертвым телом, при том, что он мог освоить гораздо больше технических приемов.

– Мисс Рид, – Фергюсон улыбнулся.

Офицеры обернулись. Даггерт бросил на нее хмурый взгляд, Флинн произнес: «Доброе утро».

Элис обогнула стол и встала рядом с доктором, поправив волосы и пиджак. Ее взгляд на детектива через стол с трупом был несоизмеримо теплее:

– Он тщательно ее вымыл, обработал ногти, причесал, склеил рот и глаза, после чего нанес грим и одел в сарафан… Большего ему не требовалось.

– Склеил глаза? – покривил губами Флинн. – Ну и жуть.

– Правильнее сказать – веки, – поправил обоих Фергюсон. – При этом пластиковые вставки для устранения впалости глазных яблок он не использовал. Глаза я тоже примусь осматривать, но только после вашего ухода – вы меня отвлекаете. – Эксперт продолжил осматривать полость рта женщины с включенным фонариком, светя промеж раздвинутых инструментом челюстей. – Правда, стойкое чувство мне подсказывает, что и там ничего не найдется. Мисс Рид права: преступник зафиксировал рот и веки, произвел внешнюю ароматизацию, сделал маникюр, прическу, нанес защитный состав и грим – причем только на лицо, шею и верхнюю часть груди, потому что они на виду… – даже прибегнул к тампонированию отверстий…

– Тампо… что? – запнулся Даггерт.

– Проще говоря, закупорил отверстия, чтобы… – Фергюсон немного помялся, – не потекли жидкости и не возник плохой запах.

– Ясно, – детектив потер нос костяшками пальцев.

– Откачка жидкостей, определенные инъекции, бальзамирование, маски… – всего этого нет ни в первом случае, ни сейчас. Полагаю, мисс Рид знает причину.

Даггерт покосился на Элис, та незамедлительно пояснила:

– Во-первых, у него мало на это времени.

– Я хорошо помню о промежутке между предполагаемым временем смерти жертв и их обнаружением, – детектив дал понять, что уловил мысль.

– Во вторых, – продолжила психолог, – его увлекает сам процесс и результат, который он может лицезреть, но недолго. Думаю, фантазии о том, что и другие могут это видеть при обнаружении, не менее для него важны.

– Вдобавок ко всему, – вмешался Флинн, – убийца делает так, чтобы тело нашли как можно скорее.

– Абсолютно верно, – подтвердила Элис. – Труп не должен начать разлагаться и потерять… – она сделала паузу, – презентабельный вид к моменту своей находки.

– Может, наш маньяк и прибегнул бы к дополнительным сложным процедурам, но, по каким-то причинам, он не в состоянии это сделать, скажем, негде хранить и постоянно обрабатывать тело, – высказался Даггерт. – С другой стороны, кажется вероятным, что преступник хочет, чтобы полиция нашла тело в том виде, в котором он его подготовил. И поэтому слава или игры со следствием могут не интересовать маньяка.

– Обратите внимание на эти закрашенные борозды, – перебил Фергюсон, протерев под подбородком и в районе голеностоп трупа тряпкой, пропитанной некой жидкостью из подручного сосуда.

– Он вводит снотворное, затем фиксирует повязкой челюсть и ноги, чтобы они сохранились в необходимом положении при окоченении. Что касается первой жертвы, то преступник по какой-то причине не сделал этого – возможно, он перенервничал, потому что совершал процедуру впервые. И если с конечностями все обошлось так, как он задумал: руки по швам, а стопы вместе… – то с челюстями вышла накладка, и он прибегнул к сшиванию. Как видите, на сей раз он избежал ошибки и сумел выполнить задуманное правильно. Скобы он использовал для подстраховки.

– После снотворного?.. – переспросил Даггерт.

– Не будет же он просить женщину перед смертью позволить ему зафиксировать ей челюсти и ноги.

Все смущенно потупили взгляды.

Окруженная людьми, Трейси Палмер лежала на столе с приоткрытым ртом и как будто все слышала.

– В полости есть повреждения. Похоже, это вызвано монтажом скоб. Если, конечно, следы не от чего-нибудь другого. Позже гляну повнимательнее – внутри могут оказаться невидимые на первый взгляд артефакты.

Даггерт присмотрелся к лицу женщины, затем перевел глаза на живот и ноги – трупные пятна бледнели.

Часть II

Во мраке путь им предстоит,

В охоте за разгадкой тяжкой…

Глава 7. Священник

– Я не знаю, что еще вы хотите от меня услышать, офицеры. Я уже рассказал вашему коллеге, который пришел ко мне сразу после этого ужасно события, все, что мне было известно.

– Мы в курсе вашего с ним разговора. Это был детектив Стивенсон.

– Чем же тогда я могу вам помочь сейчас?

– Возможно, наш коллега упустил нюансы и не осведомился о важном, – ответил Даггерт.

– Или вы забыли упомянуть нечто, как вам показалось, несущественное, не придав этому значения, – деликатно подключился Флинн. – Нам бы пригодилась любая деталь.

– Я сообщил все, что знал, – настаивал священник.

– И тем не менее, Отец…

– Какой еще информации вы от меня ждете?

Офицеры попросили служителя церкви повторно изложить известные ему факты, но ничего нового, чего не было бы отражено в деле, от него не услышали.

– На днях был найден новый труп женщины, – выслушав Шепарда, заявил Даггерт.

– Двадцать восемь лет. Она была красивая и свободная, – добавил Флинн.

– Еще одно убийство? – удивленно переспросил священник.

– Ее звали Трейси Палмер.

– Господи, – возбудился Шепард. – Это ужасно, офицеры.

– К великому сожалению.

– Что же с ней произошло? Как это случилось?

– Мы не можем пока ничего сказать вам на этот счет, – Даггерт не стал посвящать священника в оперативные подробности.

– Но если мы не остановим преступника, в скором времени убийства могут повториться.

– Вы полагаете, что это дело рук одного человека?

– Возможно, Отец, – ответил детектив.

– Нам пригодятся любые сведения, – сказал Флинн.

– Боже, упокой душу этой несчастной… – с глубоким состраданием начал священник, но запнулся. – Как, вы сказали, ее зовут?

– Трейси. К сожалению, теперь уже – звали.

– Господи, упокой душу несправедливо убиенной рабы твоей невинной Трейси, – он перекрестился и поцеловал распятие на четках, которое достал из широкого рукава сутаны.

– Это действительно несправедливо, и Господь непременно займется спасением ее души на том свете… А сейчас нам необходимо спасать тела потенциальных жертв хладнокровного преступника – на этом, так что рекомендую приземлиться, – настойчиво и грубовато проговорил Даггерт.

– Будьте вежливы в доме Божьем! – строгим тоном возмутился священник.

– Простите, Отец, мы не хотим вас обидеть, – сгладил углы Флинн.

– Меня вы не обидите своими колкостями, а вот Бога вам стоит побояться. – Священник окинул укоризненным взглядом обоих.

Даггерту хотелось закатить глаза, как это делают подростки, но он не стал этого делать.

– Откровенно говоря, – смягчился Шепард, – я не знаю, что еще я мог бы вам рассказать. Могу только помолиться, чтобы Господь помог в вашем расследовании.

– При всем уважении, молитвы нам не помогут, – деликатно произнес Флинн.

– Как знать, как знать, молодой человек. Не стоит так уверенно утверждать то, в чем вы не разбираетесь.

Помощник мысленно пристыдился.

– За свою жизнь я видел много невероятных вещей, и совпадениями назвать их трудно. У вас опасная работа, но вы до сих пор целы и невредимы – возможно, это следствие того, что вы под охраной Господа и Его ангелов. А быть может, за вас кто-нибудь тайно молится, например, женщина, которая боится признаться вам в своих чувствах, и, благодаря ее любви и молитвам, вы еще ходите по этой земле в добром здравии; руки, ноги и симпатичное личико, подаренное свыше, как я вижу, на месте.

Перед детективом мгновенно всплыла картина подрыва на мине сержанта, шедшего первым, когда их взвод пробирался сквозь джунгли после очередного задания в тылу врага. Ногу оторвало по самое колено, и она пролетела возле лица Даггерта, ударившись о толстый ствол Огненного дерева. Монсон так орал, что Роджерс его пристрелил, и эту тайну до конца своих дней хранили мертвые, и будут хранить живые.

После короткой назидательной лекции Шепарда Флинн вдруг вспомнил набожную Милли. Молодой офицер безуспешно пытался завести с ней «несерьезные отношения», но нарвался на редкую по современным меркам порядочность и потерпел фиаско. «Я буду молиться за вас и ждать, что вы исправитесь», – это были ее последние слова перед тем, как они прекратили общаться. После этого Флинн осознал, что нехорошо «портить» таких девушек, как она, если не собираешься разделить с ними жизнь. К сожалению, Милли в него влюбилась и долго страдала, однако это не помешало ей устоять перед соблазном – она не предалась добрачному греху, хотя и осталась с разбитым сердцем. Флинну очень хотелось, чтобы девушка нашла наконец свое счастье с достойным ее мужчиной и закрыла главные женские потребности: любить и быть любимой.

Даггерт переключил внимание снова на дело, продолжив задавать вопросы священнику более мягкой речью:

– И все-таки, есть ли у вас какая-то дополнительная информация? Любовник, подозрительные связи?.. Кэрри ведь могла делиться с вами о разном, когда приходила на исповедь.

– В сущности, ничего подозрительного ею сказано не было. Да я и не нарушу профессиональную тайну, если открою вам содержание ее откровений, поскольку ничего, что бы вы и так не знали, я от Кэрри не услышал. Только что она с горечью поведала о своей депрессии из-за смерти бабушки. Вы знали, что она потеряла родителей, будучи еще маленькой девочкой?

– Мы пока не успели ознакомиться со всеми фактами дела, Отец.

– Мы отправились с места преступления в департамент, а оттуда сразу к вам, – Флинн держал наготове карманный блокнот и ручку.

– Ее мать и отец погибли в автокатастрофе, когда возвращались из гостей: попали под выехавший на встречную полосу большегруз на 60-м шоссе. Бабушка была для нее самым близким человеком. В свое время опека не позволила забрать Кэрри домой из-за физической и финансовой неспособности пожилой женщины позаботиться о внучке. По крайней мере так они посчитали. Однако бабушка регулярно ее навещала, а после совершеннолетия Кэрри переехала жить к ней. Девочка была верующей, хоть и не воцерковленной, и долго не могла найти себе соответствующего партнера.

– Наш коллега сказал, что у нее был роман.

– Я не знаю подробностей, она лишь вскользь упомянула о каком-то прощелыге. В конечном итоге он бросил бедное дитя, спутавшись с другой, разведенной женщиной с ребенком, и вскоре покинул город вместе с новой семьей. После этого Кэрри еще больше замкнулась в себе. Думаю, вы уже в курсе, что я знал Кэрри с детства, еще со времен руководства католическим приютом…

– И мы не могли пройти мимо этого факта.

– Понимаю вашу настороженность, но в последние годы Кэрри мало со мной общалась, даже звонила редко, и мы встречались с ней вживую только в этих стенах и всего несколько раз.

– Что вам известно о ее болезни?

– О, да. Это страшно. Она боролась со своим недугом почти восемь лет, но так и не смогла победить рак щитовидки. В итоге врачи отвели ей год жизни.

– А как же молитвы о выздоровлении, Отец? – Флинн не удержался и задал этот вопрос в ответ на предыдущее нравоучение.

– Божий замысел не всегда постижим для нас в полной мере, – спокойно ответил священник, по многолетнему опыту готовый к подобным вопросам.

Флинн хотел было сказать, что это одна из типичных отговорок верующих, дремучий шаблон, ведущий в диалектический тупик, но не стал лишний раз нервировать Шепарда.

– А вам, молодой человек, стоит избавиться от дурного тона и обзавестись терпением в беседах с людьми, мыслящими иначе.

Помощник получил легкий нокдаун.

– Отец, скажите, где вы были в день ее убийства? – переключил внимание священника детектив.

– Кэрри? – переспросил Шепард.

– Кого же еще?..

– Вы сказали, что найдено тело еще одной жертвы.

– Это так.

– И при этом полиция навещает меня уже второй раз, а вы спрашиваете, где я был в день убийства.

– Не вижу в этом ничего странного.

– Что все это значит?

– Пожалуйста, просто ответьте на вопрос, – дружелюбно попросил Флинн. – Это формальность.

– Где вы были в обоих случаях? – изменил свой вопрос Даггерт.

Священнику стало не по себе, и это бросилось офицерам в глаза.

– Меня вызвали на собор, если дело касается Кэрри. Об этом я тоже сообщил вашему коллеге. Вы можете легко проверить данную информацию.

– Коллега проверил ваше алиби, не беспокойтесь. Мы задаем вопросы в рамках положенного протокола, даже если знаем на них ответ.

Подобная тактика помогала Даггерту считывать реакцию собеседника, отмечать колебания его настроения, улавливать мимические особенности в ключевые моменты допроса. В деле имелось подтвержденное алиби, и он об этом знал. Как опытный детектив, он использовал любые возможности, чтобы выстроить логическую цепочку и прояснить картину причинно-следственных связей. Эмоции и поведение людей играли не менее важную роль, чем факты и улики. К тому же, убийца мог действовать в паре с сообщником, либо некто его покрывал, чего детектив не должен был исключать.

– Вы никуда не отлучались во время вашей деловой поездки?

– Боже, да ведь я мотался в другой штат.

– Да-а, конечно… – пробубнил Даггерт. – А если дело касается новой жертвы?

– Что касается новых обстоятельств, то здесь я могу ответственно заявить, что приехал лишь сегодня ранним утром.

– Вы опять куда-то уезжали?

– Меня не было в городе почти неделю. Вы можете проверить нашу бухгалтерию, в ней хранятся все документы по расходам и транспортные билеты. Поскольку я не держу здесь собственного бухгалтера, чтобы оптимизировать бюджет церкви, этим занимается специально нанятая фирма…

– Мы обязательно установим и этот факт – в деле имеются контакты этой финансовой конторы.

Даггерт выдержал длительную паузу, заставив Шепарда понервничать сильнее.

– Вам не стоит беспокоиться, но я попрошу вас уведомить моего напарника, если вы снова запланируете отлучиться из города. – Даггерт посмотрел на Флинна, того приласкала мысль о том, что детектив назвал его напарником, а не помощником.

– Есть много свидетелей, – Шепард неловко засуетился, как это делает испуганный подозреваемый, на которого давят полицейские.

– Не переживайте, Отец. Дело серьезное. Мы столкнулись с серийными преступлениями. Не забывайте, что мы на работе и следуем должностным инструкциям. Не принимайте наш допрос близко к сердцу, – попытался успокоить его детектив.

Офицеры еще несколько минут расспрашивали священника о работе в приюте и переводе на службу настоятелем в городской Храм, после чего заторопились на выход.

– Спасибо за помощь и всего доброго, – Флинн протянул визитку.

– Если вспомните новые детали или что-нибудь важное, мы всегда на связи, – напомнил Даггерт.

Шепард проводил офицеров до парадных ворот церкви и вернулся в внутрь. Он спешно пересек широкий проход между левой и правой секциями скамеек для прихожан, встал на колени напротив алтаря перед главным распятием и погрузился в молитву, склонив голову и сомкнув пальцы на груди.

У выхода из церкви Даггерт сказал Флинну:

– Проверь еще раз этого Отца Шепарда. Биографию, связи, алиби и прочее.

– Думаете, Стивенсон небрежно проделал свою работу?

– Насчет отлучки священника я не сомневаюсь, но, возможно, наш коллега мог упустить что-то значимое. На тебе приют. Расспроси подробнее о Кэрри и пусть дадут тебе взглянуть на ее дело.

– Постараюсь выяснить все к завтрашнему утру. Куда двинемся теперь?

– Разве ты забыл про собрание?

Глава 8. Оперативное совещание

Солдат оперся плечом о толстый ствол дерева. Выдалась пара минут наедине. Это была чужая страна, и ему очень хотелось вернуться домой целым, а не по кускам, как отправляли некоторых его сослуживцев в закрытых холодных ящиках. Их группа выполняла специальные задания в тылу врага, работая то с агентурой и подпольем, то сама по себе.

Зеленый бамбук раскачивался от ветра и шумно потрескивал. Листья пальм терлись об него острыми ветками, оставляя микроскопические засечки на яркой желто-зеленой поверхности. Внезапно послышались чьи-то шаги. Из джунглей вышел враг. Оба замерли. Молчаливая тягостная сцена. Время как будто остановилось. Куда подевались остальные? Роджерс, Васкес, Горр?.. Отскочив резко в сторону и приземлившись на левый бок, солдат жмет спусковой крючок – автомат выдает короткую и точную очередь. Противник вскидывает оружие на долю секунды позже, но успевает выстрелить лишь куда-то в воздух, после чего врезается коленями в листву и падает грудью на свой автомат Калашникова.

Солдат облегченно откидывается на спину и смотрит в небо сквозь нависающие ветки деревьев. Неконтролируемый смех перемешивается со встревоженными криками разлетающихся от испуга птиц. Крупная слеза стекает по его лицу и летит в сырую землю, издает при падении на удивление громкий стук…

Автоматная очередь!!! Истерику прерывают новые выстрелы. Становится невыносимо больно в груди. Небо застывает, облака перестают плыть, словно их поставили на паузу, нажатием кнопки. Деревья замолкают и больше не раскачиваются. Пальмы затихают, пристально наблюдая с высоты. Мир замер. Солдат с трудом отрывает голову от земли, упираясь подбородком в грудь. Размытая фигура в нескольких шагах впереди сжимает в руках автомат, из дула которого струится свежий дымок.

От торможения Детектив проснулся, открыл глаза. По ветровым стеклам бил мелкий дождь. За окном нарисовался полицейский департамент.

Флинн заглушил двигатель и бодро произнес:

– Приехали.

Зал для оперативных совещаний подготовили на следующее утро после обнаружения трупа: установили экран с проектором, развесили фотографии, схемы, карты, приготовили необходимые вещи.

Офицеры, психолог, криминалисты, судмедэксперт, начальник отдела и шеф полиции заняли свои места. В помещение вошли Даггерт и Флинн, сели в первом ряду с краю.

Первым начал выступление Ремс, коренастый мужчина пятидесяти семи лет, неунывающий оптимист с хрипотцой в голосе, начальник отдела серийных преступлений. Его густые усы и седые волосы ежиком гармонично сочетались с горизонтальным шрамом над левой бровью – последствием военной службы пехотинцем в молодости, на войне в Корее. Он подошел к большому экрану и заговорил, переключая слайды с фотографиями жертв, мест преступлений, улик и прочей информацией, которой следствие располагало на этот момент:

– Что мы имеем? – перед ответом на свой же вопрос Ремс смешно поднял брови в затяжной паузе. – Два убийства за последние шесть месяцев! Белые женщины двадцати восьми и тридцати лет. Предположительно, трупы доставляют в кузове фургона, поместив тела в специальные анатомические мешки. Почерк в обоих случаях – одинаковый. Выводы? – подходил он к заключению. – Мы имеем дело с серийным убийцей, маньяком, черт бы его побрал! По всей видимости, его интересуют белые женщины со схожим типом внешности. Возможно, диапазон возрастов также ограничен. Места нахождения тел отличаются от места – или мест?! – совершения преступлений.

«Железная логика», – улыбнулся про себя Даггерт.

– Но не так все просто, коллеги, – начальник отдела снова поднял брови и завис.

«А, ну да, конечно. Совсем не просто», – Даггерт наслаждался своими едкими внутренними комментариями.

– Передаю слово нашему психологу, – Ремс бросил важный взгляд на доктора и с деловитым видом уступил ей трибуну для вещания.

Элегантные очки в тонкой металлической оправе придавали ей особый шарм. Штатный полицейский психолог Элис Рид, красивая женщина тридцати двух лет, в строгом костюме, перехватила доклад:

– Судя по характеру преступлений и их оформлению, мне видится следующий портрет убийцы: это белый мужчина, примерно от тридцати до сорока лет. Может быть, незначительная погрешность в год-два. Педантичный. Не женат.

– Откуда такая уверенность, – поинтересовался Ремс, перебив.

– Я могу ошибаться, но подобное обожествление своих «подопечных» говорит о невозможности делить с кем-либо еще любовь к некоему образу. Жив или мертв источник этого образа, или он не человек, а только плод его воображения, сказать нельзя, это должны будут установить детективы. Но я не закончила. Скорее всего, убийца подвергался в детстве насилию либо пережил сильный шок, травмировавший психику эпизод. Полагаю, преступник не испытывает неприязни к противоположному полу… – Элис смутилась, поймав на себе пристальный взгляд Даггерта, на секунду замолкла, почувствовав тепло в животе, и закончила мысль: – Такой вывод я делаю исходя из того, как он тщательно заботится о телах после смерти. Я бы сказала, он выполняет особый сакральный ритуал, который и является его ключевой целью, объектом созерцания. Убийца не садист и не сексуальный извращенец. Мы имеем дело с очень нетипичным преступником.

«Ох уж эти психологи», – Даггерт вытянул скрещенные ноги, правое колено звонко щелкнуло.

– Что ж ему надо, черт бы его побрал, если насилия он не совершает, а секс его не интересует? – прервал психолога шеф полиции Богарт, ровесник Ремса, лысый под ноль толстяк с густыми черными бровями.

Его усы по форме были похожи на усы начальника отдела, единственная разница оставалась в цвете: у Ремса они практически белые, а у Богарта – черные. К расследованиям он имел весьма посредственное отношение. Больше занимался тем, что держал отчет перед мэром, попивая на выходных виски с власть предержащими. При этом шеф полиции любил помпезно объявить прессе об очередном раскрытии жуткого преступления, делая вид, будто сыграл в деле главную роль. Если расследование затягивалось и журналисты на него наседали, он избегал брифинги и скидывал все на Ремса.

«Засранец бессовестно прошелся глазами по ягодицам Элис, когда произнес слово ”секс“, – отметил про себя Даггерт. – Интересно, твоя пухлая набожная женушка одобрила бы твои грязные помыслы?»

– Чтобы это узнать, необходимо найти ключ к пониманию мотива убийцы, мистер Богарт, – мягким голосом ответила Рид. – Очевидно, он не в состоянии остановиться. Подчеркну, не хочет остановиться, а именно не в состоянии, что делает его опасным и подталкивает к новым убийствам. У него так называемая зацикленность, навязчивая идея, если говорить простым языком. Его душа и сознание больны. Суть подобных преступлений заключается в повторении определенных манипуляций. Для преступника важным является проигрывание раз за разом самой конкретной процедуры. Как правило, маньяки издеваются над своими жертвами: насилуют, отрезают части тел, хранят их или совершают прочие жестокие действия, иногда даже прибегают к каннибализму – именно эти моменты для них наиболее важные. Не всегда сам факт просто лишь умерщвления является ключевой целью. Убийство для них – это возможность реализовать непреодолимые желания. Больному необходимо регулярно повторять специфические действия, что трудно понять здоровым людям и не специалистам…

– Специфические действия с уже мертвым телом, – подчеркнул со своего места Даггерт.

– Так и есть, – ее голос прозвучал нежно, но тут же обрел сухой рабочий тон: – В нашем случае это ритуальное обращение с телом после смерти. И в отличие от типичных маньяков, он не убивает для власти именно над жертвой, скорее над самой возможностью делать с трупом определенные вещи. В числе прочего я бы охарактеризовала его как «платонического некрофила», возможно, с «комплексом Эдипа» – зацикленностью на матери, – закончила Элис.

1 Великая депрессия – мировой экономический кризис 1929-1939 годов, начавшийся с биржевого краха в США. Наиболее острая фаза кризиса пришлась на 1929-1933-е годы.
2 Dodge Charger – автомобиль компании Dodge концерна Chrysler Corporation.
3 Теодор Роберт (Тед) Банди – американский серийный убийца, насильник, похититель людей и некрофил, чье точное число жертв неизвестно по сей день. Незадолго до своей казни на электрическом стуле в 1989 году Банди признался в 36 убийствах, которые совершил, по его словам, между 1974 и 1978 годами, однако следствие считает, что настоящее количество его жертв (в основном молодые девушки и девочки), может быть гораздо больше.
4 Долгосрочное воздействие ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) на ветеранов войны во Вьетнаме – явления в американском обществе, исследуемое учеными и имеющее масштабы национальной проблемы.
5 Ford E-150 Chateau Club серии Econoline 1975-1978 годов.
Читать далее