Читать онлайн Личные дела бесплатно

Личные дела

Disha Bose

DIRTY LAUNDRY

This edition is published by arrangement with Marianne Gunn O’Connor Literary, Film & TV Agency and The Van Lear Agency LLC.

В книге присутствуют упоминания социальных сетей (Instagram,Facebook), относящихся к компании Meta, признанной в России экстремистской и чья деятельность в России запрещена.

© Disharee Bose 2023

© Сазанова А. А., перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

* * *

«Боуз мастерски создает глубоко прописанных и совершенно живых персонажей в своем мощном, леденящем душу дебюте».

– Лив Константин, автор бестселлера «Последняя миссис Пэрриш»

Двадцать девятое сентября

В доме пахло кашей, чистящими средствами и грязными подгузниками, хотя всего несколько лет назад здесь витали ароматы пачулей, фильтр-кофе и духов «Black Opium» от Ив Сен-Лорана.

– Ненавижу его! Ненавижу тебя, папу и бабушку! А его – больше всех!

– Белла, ты же это не всерьез. – В разговоре с четырехлеткой было бессмысленно прибегать к логике, так что Сиара не особенно пыталась это сделать.

Она осторожно качала Финна, малыша, сидевшего у нее на коленях. Когда он был совсем маленьким и постоянно плакал, то это был единственный способ сделать так, чтобы он не синел от крика. Она старалась не брать его на руки слишком часто, чтобы не формировать дурную привычку, но осознавала, что сын нужен ей в качестве своего рода подушки безопасности между ней и Беллой.

– Нет, я серьезно. Ненавижу его больше всех. – Белла указала пальцем на невозмутимое личико брата.

– А я что могу с этим сделать? – Сиара уставилась на кучку засохших чайных пакетиков, лежавших на мраморной столешнице, под которыми расплывались пятна и разводы. Вот уже несколько дней она не складывала их на блюдечко, чтобы выбросить, и не протирала стол.

– Я ему волосы отрежу.

Сиара взглянула на дочь. Ей жутко захотелось вышвырнуть ее из дома и оставить во дворе. Но, несмотря на это, она не могла позволить другим людям увидеть, как таскает за шкирку свою дочку, пока та орет и пинается. И дело было не в одежде: на ней были надеты абсолютно уместные легинсы и толстовка, полностью соответствующие ее образу. А вот при всех ругаться на дочь было нельзя, ведь всем было известно, что ее дети никогда не устраивают истерик.

Год назад она завела видеоблог, в котором поведала о своей шестиступенчатой системе ухода за кожей. Хотя она и не возлагала на него особых надежд, он внезапно стал популярным. Она вдруг превратилась в звезду соцсетей и с тех пор продвигала уход за собой и необычные домашние процедуры. Например, массировала лицо замороженным нефритовым роллером, чтобы сузить поры. Теперь у нее было все, о чем может мечтать женщина: и дети, и экспертные знания по уходу за кожей.

Но ее последнее видео, опубликованное всего неделю назад, отличалось от предыдущих. В нем она позволила подписчикам одним глазком заглянуть в свою личную жизнь. Некоторые зрители восхитились ее откровенностью и отсутствием фильтров. Ей стали доверять еще больше, ведь теперь она была обычной женщиной с понятными всем проблемами. Сейчас как никогда было важно сохранить видимость спокойствия, чтобы жители городка не заметили, что что-то неладно. Ей нужно было показать им, что она держит себя в руках, хотя это было совсем не так.

То, как дрожал и срывался ее голос, когда она разговаривала с Беллой, ее выдавало. Сиаре казалось, что ее мозг буквально лезет из ушей от напряжения. Она не могла никому позволить увидеть ее такой, ведь это перечеркнуло бы все, что она сказала в том видео.

– Ну, хорошо, давай. Вот ножницы. Отрежь братику волосы. Посмотрим, что получится, – прошипела она. Ее сердце заколотилось, потому что она не исключала, что Белла все-таки сделает это из принципа. В подобные моменты она видела в дочери себя. Они были очень похожи внешне: у обеих были золотистые волосы и овальные лица, а еще – привычка наклонять голову при улыбке.

Сегодня в доме повсюду валялись игрушки. В раковине была гора посуды, которую Сиара не загрузила в посудомоечную машину. Корзина для белья, полная одежды, стояла возле постирочной. Если нельзя было добиться дома идеальной чистоты, она предпочитала вовсе не наводить в нем порядок.

Белла надула ноздри, а щечки ее начали наливаться сливовым оттенком. Сиара ощущала себя опустошенной. Ей так хотелось, чтобы все оставили ее в покое! Все до одного, черт возьми!

Финн молчал. Он просто смотрел на сестру своими широко распахнутыми глазами, словно пытаясь запечатлеть эту сцену в памяти. Сложно было сказать, многое ли он понимал в этом возрасте. Ему было всего полтора года: у Сиары было в запасе еще несколько лет до того, как начать переживать о том, что из него вырастет. А вот Белла от нее уже не зависела. Из всех ошибок прошлого Сиара в первую очередь хотела бы исправить ошибку, допущенную с Беллой. Но она никогда и никому в этом не признавалась.

Когда Белла наконец пошла на попятную, обливаясь горькими слезами и всхлипывая, Сиара повернулась и направилась в сторону лестницы. Финну пора было спать. Оставшись в одиночестве, Белла через несколько минут перестанет рыдать, а еще усвоит важный жизненный урок. В отличие от матерей, которые отвечали лаской на каждую истерику, Сиара не собиралась поощрять дочь за то, что та ведет себя как сучка.

Когда Сиара вернулась на первый этаж, Белла уже сидела в гостиной с пультом в руке. Финн должен был поспать два часа. Это время Сиара могла уделить себе, но ей не хотелось прибираться. Ей хотелось с кем-нибудь поругаться.

Телефон Сиары разрывался от уведомлений, приходивших из чата поселения в WhatsApp, в котором местные мамочки, казалось, объединились в коллективный разум. Сегодня днем одна из женщин подняла тему борьбы с заложенностью носа, и у всех было свое мнение на этот счет.

«Горячая ванна перед сном отлично помогает».

«Тебе надо потратиться на диффузор. Масло эвкалипта хорошо прочищает дыхательные пути и помогает выспаться».

«А ты не пробовала втирать ему в ножки Baby Vicks?»

«У тебя нет такой штуки, высасывающей сопли?»

Сиара пролистала сообщения и, закатив глаза, закрыла чат. Ей казалось, что все ждут ее ответа, но она не собиралась тратить на них свое время. Вместо этого она решила позвонить Джерри.

В последнее время они редко разговаривали по телефону. Обычно их общение ограничивалось текстовыми сообщениями. Они не болтали почем зря.

«Ужин?»

«Да».

«Финну нужны подгузники».

«Окей».

Сиара изредка поглядывала на его сообщения.

«Яйца закончились».

«Окей».

«Когда будешь дома?»

«Не знаю».

Поэтому сейчас, когда она позвонила Джерри, он быстро ответил, а в его голосе проскальзывала нотка беспокойства. Она едва его узнала.

– Сиара, что-то не так?

Да, что-то точно было не так. И, задумавшись об этом, она осознала, что многое в ее жизни шло не так. Но она ожидала большего от других, особенно от него.

– Ты о чем? – спросила она.

– Дети в порядке?

– Разумеется, в порядке. Это ведь моя работа – следить, чтобы они были в порядке. Я каждое утро просыпаюсь и забочусь о том, чтобы у них все было хорошо. А на следующий день повторяю весь процесс.

– Ладно, Сиара, тогда зачем ты мне звонишь?

– А когда ты в последний раз спрашивал, в порядке ли я? – Она просто не могла этого не произнести, потому что именно так обычно говорят в фильмах.

Джерри вздохнул, но теперь, зная, что с детьми все хорошо, уже не казался таким напряженным.

– А что случилось?

– Сегодня тут был настоящий цирк. Финн отказывался от еды. Он даже апельсины не ест, которые – не знаю, в курсе ли ты, – обычно уплетает с аппетитом. Не понимаю, что с ним такое. Белла сказала, что ненавидит тебя, меня и твою маму, но больше всех – Финна. Повезло же ему.

– Сиара, но ей же всего четыре года, она не всерьез.

– Ага. Ей четыре года, и она хочет проколоть уши. С этого все и началось. Она пригрозила, что отрежет Финну волосы, потому что я отказываюсь отвести ее к Клэр и сделать то, что она просит.

Джерри ничего не ответил, но она и не ожидала другой реакции. Она представляла, как он сидит за своим столом в офисе – стеклянном кубе. Наверное, опирается локтями о стол и прикрывает ладонью нижнюю половину лица, держа телефон возле уха.

– А дома сраный бардак.

– Может быть, наймем Руби на большее количество часов, чтобы ты не переживала о порядке в доме?

– Ее зовут Рита, и нет, мне не нужно больше помощи с уборкой.

Она не рассказала ему, что решила не открывать Рите, когда та пришла и позвонила в дверь, потому что не хотела, чтобы кто-то заходил в дом и увидел ее в таком состоянии. Она точно закричала бы, если бы увидела, как Рита вытаскивает из-под кровати пустые бутылки от вина, которые она там спрятала.

– Я помню, что в прошлый раз ты не хотела это обсуждать, но, может быть, нам стоит нанять няню?

– Никто другой наших детей воспитывать не будет. – Сиара резко провела рукой в воздухе. – Ты правда хочешь, чтобы они начали копировать дурные привычки какого-то чужого человека? Перенимали его словечки? Я слышала много жутких историй о том, как няни задабривают детей фаст-фудом, лишь бы те заткнулись.

– Тогда скажи мне, что я могу сделать. Хочу найти способ тебе помочь, Сиара.

– Ничего из того, что ты мне скажешь, не решит эту проблему. Ты сам – ее часть. – Она замолчала в надежде его разозлить. Но как бы сильно она ни пыталась, Джерри никогда не делал выпадов в ее сторону и даже не пытался ей ответить. Иногда она задумывалась – а если бы она на него напала, нашли бы ее ДНК у него под ногтями? Или обнаружили бы какие-нибудь признаки того, что он защищался? Или он просто лежал бы, принимая ее удары и подзатыльники? – Иногда я не могу заснуть и начинаю предаваться мечтам о том, чтобы побыть в одиночестве. Без детей, без этого дома, без тебя. – Джерри молчал. – Но тебе не понять этого чувства, потому что у тебя никогда не было таких дней, как у меня.

– Сиара, я хочу тебе помочь. Скажи, что я могу сделать.

Он уже наскучил ей своими повторяющимися фразами.

– Ты мне никогда не помогал, так почему сейчас что-то должно измениться? Не знаю, зачем я вообще тебе позвонила.

Она отключилась еще до того, как он успел ответить. Вряд ли он сказал бы что-то, что стало бы для нее неожиданностью. Он уже давно перестал ее удивлять.

Сиара жадно взглянула на стеллаж с вином. Никто не должен был видеть, как она пьет днем – ни дети, ни, конечно, Джерри. Телефон снова запищал от уведомлений из чата.

– Ой, а не пойти бы вам всем на хрен? – закричала она, поднося телефон прямо к лицу. Ей хотелось, чтобы все ее услышали. Хотелось сказать им в лицо, какими жалкими они были со своим миллиардом страхов по поводу воспитания детей. Сиара никогда не задавала вопросов – ей не нужна была ничья помощь. Она просто с этим смирилась.

Сиара еще раздумывала, не налить ли себе бокал вина, когда в дверь вдруг позвонили. Она не успела навести порядок и надеялась, что это всего лишь почтальон. Но это была Мишти с дочерью Майей. Обе уставились на Сиару своими большими карими глазами.

– Ой! – Сиара не ожидала, что Мишти к ней заявится. После их последнего разговора, который случился восемь дней назад, она пребывала в полной уверенности, что между ними все кончено. Сиара ощутила сладкий вкус победы, ведь Мишти не смогла без нее! Они обе нуждались друг в друге.

– Извини, ничего страшного, мы можем зайти попозже. Или, может, завтра? – извинилась Мишти. Она постоянно просила за что-то прощения – даже сейчас, когда оправдываться должна была Сиара.

В любой другой день ей было бы стыдно за то, в каком состоянии находился ее дом. Она бы даже не пустила Мишти внутрь. Но сегодня ей было абсолютно наплевать.

– Нет-нет. Заходите. Я очень рада, что ты пришла, нам надо поговорить. Прости за беспорядок… Ну, ты, наверное, все понимаешь. Но ведь осуждать меня не будешь, правда? Я знаю, что ты отнесешься ко мне с пониманием. Ты же в курсе, что происходит.

Любая другая сразу побежала бы сплетничать о том, как неидеально шли дела у идеальной Сиары. Но Мишти некуда было бежать.

Сиара была ее единственной подругой, да и у Сиары, если честно, не было других друзей. Но сейчас их дружба находилась на грани разрыва, и все из-за Лорен.

– Конечно, бери сколько хочешь, малышка, но обязательно поделись с Майей. – Сиара очень постаралась обратиться к Белле максимально ласково. Она положила девочкам на кофейный столик пшеничные крекеры и сырные кубики. Они вот уже в который раз смотрели «Холодное сердце». Сиара никак не боролась с одержимостью дочери этим фильмом: она надеялась, что это пройдет само по себе. Сейчас она вполне могла бы выдернуть вилку из розетки. Но нет, не сегодня.

На кухне Мишти наливала воду из чайника в две большие фарфоровые чашки.

– Я не особенно следила за чатом. Там было что-нибудь важное, кроме соплей и подгузников? – Сиара попыталась начать разговор с легкомысленной нотки.

– Ты о том, обсуждали ли они твое последнее видео? – ответила Мишти, не поднимая глаз.

– А они говорили об этом?

– О чем конкретно? О травле, которую ты упомянула?

Сиара наклонила голову набок.

– Мишти, ведь очевидно, почему я сказала то, что сказала. Лорен кто-то должен остановить. Послушай истории, которые рассказывают женщины, которые ходили с ней в школу. Она творила просто жуткие вещи. Это не должно остаться безнаказанным. – Мишти отвела взгляд. – Если хочешь что-то сказать, Мишти, то сейчас – самое время.

– Мне кажется, травля – не совсем подходящее слово. То, что произошло между тобой и Лорен, просто не надо было выносить на публику. Вот и все.

Сиара редко ощущала угрозу как со стороны мужчин, так и со стороны женщин, но сейчас презирала Лорен еще больше, чем раньше, потому что, казалось, Мишти встала на ее сторону.

– Я пользуюсь тем, что имею, чтобы поставить Лорен на место. Всю жизнь она ужасно обращалась с людьми, и это сходило ей с рук, но с собой я так поступать не позволю. – Молчание Мишти успокоило Сиару. Она попробовала зайти с другой стороны: – В последнее время мне было довольно тяжко, и я решила временно уйти из соцсетей. Если честно, мне вообще не удавалось сосредоточиться на работе. Но меня завалили сообщениями и письмами просто потому, что я ничего не постила несколько дней. Поэтому я подумала, что надо объяснить все моим подписчикам, и сняла это видео.

Мишти держала кружку возле груди, пытаясь согреться. Хотя на дворе был сентябрь и погода еще была довольно мягкой, Мишти постоянно мерзла. За несколько лет дружбы с ней Сиара запомнила, что скоро она начнет одеваться теплее.

Из гостиной доносились голоса девочек, подпевавших песне по телевизору. Белла казалась счастливой, когда к ней кто-нибудь приходил в гости.

– Белла капризничала. Может, потому, что в последнее время редко виделась с Майей.

Мишти продолжала изучать чашку:

– Я рада, что они так сблизились. Здорово, что у Майи есть такая замечательная подруга. Подруга детства, с которой вместе растешь.

– Ага, у меня никогда такой не было. – Сиаре так хотелось, чтобы Мишти на нее посмотрела и они поговорили как следует. – Иногда у меня возникает чувство, что я вообще не знаю, что мне делать с детьми.

– Ты всегда все знаешь, Сиара. – Когда Мишти наконец на нее взглянула, в ее взгляде не было сочувствия.

– Вот так ты считаешь? Ты что, не понимаешь, что мне страшно, как и всем остальным?

– Тебе страшно? – Она опешила.

– Я не понимаю, что творю. С детьми, со своей жизнью в целом. Вот поэтому я сейчас в таком состоянии.

Ей хотелось, чтобы Мишти заметила, насколько она уязвима, но та уже смотрела в другую сторону.

– Пойду девочек проверю, – сказала она.

– С ними все в порядке. Они смотрят фильм и едят снеки. Нам надо поговорить, – остановила ее Сиара.

Мишти ушла в гостиную, сделав вид, что ничего не услышала. Сиара никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. Когда Мишти снова появилась в дверях, она уже было понадеялась, что им удастся замять эту тему и продвинуться дальше, но снова ощутила холодность с ее стороны. Мишти никогда раньше не ставила под сомнение ничего из того, что делала Сиара: как минимум в таких незначительных вопросах. Очевидно, за этим стояло что-то еще. Или кто-то еще.

А потом боковым зрением Сиара увидела через окно сцену, развернувшуюся в саду Лорен Дойл.

Трое детей Лорен гонялись друг за другом. Старшая, шестилетняя Фрея, пускала мыльные пузыри через огромную соломинку. Гарри, четырех лет от роду, голышом бегал за своей сестрой и визжал. Младшая же, Уиллоу, была еще совсем малышкой и тоже носилась с голой попкой. Лорен пыталась ее поймать, размахивая в воздухе подгузником.

Сперва, глядя на них, Сиара ощутила, как ее переполняет гнев. Ее раздражал один лишь вид Лорен, учитывая, что именно она могла быть как-то связана с тем, что Мишти так изменилась. Но потом она вдруг расплылась в улыбке, осознавая, что эта идиллия может в любой момент развалиться. Лорен удалось схватить Уиллоу, но удержать ее в руках было невозможно. У нее практически не было шансов надеть на нее подгузник.

У Сиары поднялось настроение. Ей не терпелось запечатлеть эту сцену и показать ее Мишти. Она сделала несколько смазанных снимков издалека: на них были непослушные дети Лорен и она сама с недовольным лицом. Прекрасное свидетельство того, каким хаосом на самом деле была ее жизнь. Если Мишти и теперь будет на стороне Лорен, то это станет для нее огромным шагом назад.

Сиара отчаянно ждала реакции Мишти – хоть какого-то подтверждения того, что они могли снова стать подругами. Она не могла быть откровенной ни с кем, кроме Мишти. Рассказать кому-либо из окружающих ее людей о том, во что она вляпалась, стало бы социальным самоубийством. Но эта скромная мигрантка, женщина, разлученная со своей семьей и с миром, в котором выросла, была единственной надеждой Сиары. Мишти обладала всем, в чем она нуждалась: абсолютной и неизбывной преданностью.

Тем не менее в последнее время между ними словно пробежала черная кошка. Мишти и раньше была не слишком болтливой, но теперь говорила еще меньше. Сиара замечала ее растущую симпатию к Лорен и знала о силе женской солидарности. А еще понимала, как быстро общественное мнение могло обернуться против нее и как легко Мишти поддавалась чужому влиянию. Если бы Лорен поставила ее перед выбором, осталась бы она верна своей подруге? Сиара не могла поверить в происходящее: она чувствовала уколы зависти к Лорен.

Тем временем Лорен уже удалось надеть подгузник на Уиллоу, но с Гарри пока не везло. Внезапно она подняла глаза, щурясь на солнце и глядя прямо в кухонное окно Сиары. Скорее всего, она почувствовала, что на нее смотрят, хотя и не видела, что происходило в доме.

Сиара решила напомнить всем, почему Лорен никогда не сможет ее победить. Не отходя от окна, она начала листать галерею на своем телефоне. Фото детей, которые она сделала в лучшую пору своей жизни. Сиара дошла до серии фотографий, сделанных на пляже на Инчидони несколько месяцев назад. Белый песок, словно драгоценные камни, сверкал в волосах Беллы, напоминавших канитель. Финн учился ходить, пытаясь найти опору в песке. В тот день Сиара сделала много фотографий, пока ей наконец не удалось получить идеальный снимок: на нем дети улыбались и вместе смотрели в камеру. Хотя морской бриз и растрепал их волосы, их одежда выглядела идеально.

Из гостиной звучал тихий нервный смех Мишти, сопровождавшийся более пронзительным и высоким хихиканьем девочек. Сиара выбрала фотографию и приступила к работе. С профессиональной сноровкой она сделала несколько быстрых движений и кликов по экрану. Это было ее работой, как бы ни воспринимали такой род занятий другие, и приносило неплохой доход, о большей части которого Джерри даже не знал.

Сиара позаботилась о том, чтобы не слишком сильно ретушировать фото, а потом открыла список хэштегов, который сохранила в отдельном документе, и придумала короткую остроумную подпись. Она знала, что Лорен, как и все остальные женщины в поселке, была подписана на нее. Сиара была уверена, что женщина увидит эту публикацию, когда в следующий раз с раздражением залезет в телефон, чтобы на пару минут отвлечься от своих неуправляемых детей. К этому моменту пост Сиары уже наберет несколько тысяч лайков и комментариев. Обычно они прилетали за несколько минут со всей Ирландии, а в последнее время и из других уголков планеты. Чем больше она сотрудничала с крупными брендами, тем шире становилась география ее подписчиков.

Что же касается того, чтобы задушить в зародыше потенциальную дружбу между Лорен и Мишти, ей хотелось сделать это элегантно. Если (и когда) ей надо будет донести до Мишти свою точку зрения, она просто покажет ей те размытые фото с детьми Лорен, бегающими по саду.

Сиара надеялась, что публикация с ее безмятежными, залитыми солнцем детьми – которых обожали даже незнакомцы – ранит Лорен в самое сердце, словно нож, которым отрезают куски идеально приготовленного мяса.

Услышав, как открывается входная дверь, Сиара была вынуждена отложить телефон.

– Папочка! – донесся из гостиной голос Беллы.

Джерри вернулся очень рано, можно сказать, неприемлемо рано, но Белла уже мчалась через прихожую ко входной двери. Муж Сиары снимал броги. Он всегда следовал протоколу: сначала снимал свое легкое осеннее пальто, затем аккуратно вешал его и только потом брал дочь на руки.

Но все это уже не имело значения. Он мог бы войти в кухню, даже не снимая ботинок: Сиаре было все равно. Теперь все стало по-другому.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы дотащить себя до гостиной.

Мишти и Майя в обнимку сидели на диване, словно защищая друг друга. Обе они были одинаково неуклюжими в обществе других. Сиару на мгновение разозлила их близость, но потом она увидела, как Белла висит на шее у Джерри, видимо, забыв, как сильно ненавидела папу всего час назад. Вообще, казалось, в последнее время она была намного счастливее рядом с ним, чем рядом с Сиарой. Это было как-то нечестно и нелогично, ведь роль Джерри в воспитании детей была в лучшем случае декоративной. Но видя, как сильно Белла была к нему привязана, Сиара замечала, что дочь была больше похожа на него, чем на нее. У нее была такая же пухлая нижняя губа и розовые пятнышки в уголках рта, словно нарисованные цветными мелками. А еще у них были одинаковые широкие лбы, слегка выпирающие в середине, как будто оба они недавно ударились головами о дверной косяк.

Он болтал о погоде с Мишти. Как и Белла, с ним она была гораздо более отзывчивой, чем с Сиарой. Пользы в этом было мало, потому что ей все еще нужно было поговорить с подругой наедине. Она хотела как можно быстрее все уладить.

Исторически сложилось, что Мишти всегда занимала ее сторону. И как бы ни хотели остальные женщины в поселке занять ее место, она была единственной, кому Сиара доверяла. Единственной, кому она могла рассказать свои секреты. Единственной, кто не побежит создавать закрытый групповой чат, чтобы посплетничать о том, что Сиара перестала быть идеальной. Она знала, что когда их отношения снова наладятся, у нее появится стимул загрузить посудомоечную машину.

– Мне кажется, я никогда не привыкну к дождю, – сказала Мишти. Джерри вежливо улыбнулся и повернулся к Сиаре, которая в этот момент как раз садилась в кресло, стоявшее в другом углу комнаты.

– Можно тебя на одно слово? – обратился он к ней чересчур вежливым тоном, каким обычно общался со своей секретаршей. Сиара предпочла бы, чтобы он взял ее за локоть и силой утащил на кухню. Устроил бы скандал на глазах у Мишти. Пробудил бы в ней немного сочувствия. Она загнала эту мысль на задворки своего сознания.

Сиаре нужно было вернуть доверие Мишти. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы ее жалели, поэтому она не собиралась становиться жертвой домашнего тирана. Но, возможно, ей придется вмешаться в обстоятельства ради Мишти. Нужно было сделать так, чтобы она восприняла ее как женщину, нуждающуюся в помощи и защите.

В этот раз Сиаре потребовалось особенно много времени, чтобы встать, пока Джерри пытался оторвать от себя Беллу. Ему пришлось пообещать дочери, что они вместе досмотрят фильм попозже.

– Мы, наверное, пойдем, – нерешительно проговорила Мишти.

– Нет! Никуда не уходите. Вряд ли Джерри вернулся насовсем. Что бы он ни хотел мне сказать, это ненадолго. Он… он не будет устраивать сцен, пока вы тут.

Глаза Мишти расширились. Семя сомнения было успешно посеяно.

Джерри стоял на кухне, стараясь не смотреть на грязные тарелки в раковине. За шесть лет их брака он ни разу не возвращался в дом, который выглядел бы так. Его вид заставил Сиару улыбнуться и даже вызвал желание засмеяться. Насколько же нелепыми были ожидания, которые он на нее возлагал.

– Зачем ты пришел? – спросила она.

– Я решил вернуться пораньше, потому что ты сказала, что у тебя дерьмовый день, и я хотел помочь. Но теперь я вижу, что ты тут развлекаешь гостей и ведешь себя так, словно этого телефонного разговора не было.

– Хочешь, чтобы я попросила ее уйти?

– Я не об этом, Сиара.

– Не понимаю, что ты тут делаешь. Думаешь, твое присутствие в доме хоть немного изменит мой день?

– Нам надо поговорить о том, что с тобой происходит. Это может плохо повлиять на детей.

– Думаешь, ты знаешь, что для них хорошо?

– Я просто хочу для них только лучшего.

Нужно было отдать ему должное. Впервые за долгое время он хоть как-то попытался с ней поспорить.

– Джерри, большое спасибо за то, что делишься мыслями и соображениями на этот счет. Я обязательно приму эту энергию и твой позитивный настрой. Возможно, они помогут мне успешнее воспитывать детей в одиночку.

– Ты не должна растить их в одиночку.

– А какие у меня варианты?

– Позволить мне тебе помочь.

Эти слова прозвучали так просто из его уст. Он никогда раньше такого не предлагал. Сиара всегда брала все в свои руки. После того, как они поженились, она занималась домом, украшала его, планировала беременности, находила друзей семьи, следила за интересами детей и за тем, чтобы в поселке их уважали.

– У тебя было четыре года, чтобы предложить помощь. Четыре года ты сидел и ничего не делал, в то время как мне пришлось отказаться от карьеры.

Она ждала, что он ответит ей, что вообще-то никогда не заставлял ее бросать работу. Ей так хотелось, чтобы он это сказал. Эта фраза была приманкой, чтобы потом заявить, что он недостаточно ценил ее карьеру в соцсетях. Но он ничего не ответил.

Когда они впервые встретились, Джерри был красавчиком, а сейчас, в свои тридцать пять, выглядел еще лучше. Ее всегда восхищало его умение ухаживать за собой. Все в нем говорило об опрятности. О богатстве. Под ногтями у него никогда не было грязи. В салоне его автомобиля было безупречно чисто и вкусно пахло. Он менял зубную щетку каждые восемь недель. Даже когда он был холостяком, у него была уборщица, которая помогала ему поддерживать дом в идеальном состоянии – в таком же, в каком и он сам представал перед окружающими. И у него всегда была аккуратная стрижка. Еще одной его особенностью было то, что он каждое утро укладывал волосы. Это было первой вещью, которую он делал после того, как ходил в туалет. Он заботился о своей внешности и вещах. Как и она. Вместе они должны были сделать так, чтобы все выглядело непринужденно. Так они планировали.

Она посмотрела в сторону, вспоминая, как выглядели руки ее отца. Несколько лет назад она подробно описывала их Мишти, единственному человеку, которому она могла рассказать, как он выглядел. Руки у него были толстые, большие. Чересчур загорелые. Кожа вокруг ногтей – в ранках и заусенцах, словно бесплодная земля на заднем дворе.

Мишти никому ни слова об этом не рассказала.

Встретив Джерри, Сиара почувствовала, что наконец нашла мужчину, который хотел того же, что и она. Иметь идеальную семью, оставить след на земле. Но теперь они были на одной стороне, лишь когда Сиара планировала фотосъемку для одной из своих публикаций в интернете. Он молча принимал все ее тщательные приготовления, проверку света и расчистку фона. Его улыбка на фото не была искренней, но это замечала только Сиара, потому что хорошо его знала.

– Я сегодня вечером отвезу детей к маме, и у тебя будет возможность побыть одной. Сегодня у нее день рождения, и я уверен, что она будет рада провести с ними вечер.

– Это ты мне намекаешь, что я забыла о дне рождения твоей мамы?

– Я просто хочу, чтобы ты немного передохнула.

Сиара закатила глаза.

– Джерри, очень вовремя, черт возьми.

– Мне жаль, Сиара, что ты считаешь, что я никак не участвую в жизни детей. Или в твоей.

Она пожала плечами.

– Не знаю, чего ты пытаешься добиться. Хочешь, чтобы я тебя поблагодарила за то, что ты забираешь детей сегодня вечером? Даже не отвечай, все равно это будет звучать глупо.

Ей показалось, что его веки дрогнули. Но этим все и ограничилось. Одно небольшое движение – и снова тишина. Если бы он действительно хотел изменить ее жизнь, то бил бы фарфоровые кружки вместе с ней. Срывал бы занавески. Смеялся бы, пока она плакала навзрыд. Они могли бы вытворять все это на улице, во дворе, чтобы все видели.

– Прости, пойду побуду достойной хозяйкой перед нашими гостями. А тебе лучше вернуться на работу. Делай то единственное, в чем ты хорош. Зарабатывай деньги! – грубо бросила она.

Тридцатое сентября

– Папочка, нет! – раздавались детские голоса, пока малыши, задыхаясь от радости, играли с отцом. Лорен наблюдала эту сцену со своей половины кровати. Все внутри у нее сотрясалось от их прыжков. Она была так близка к тому, чтобы все потерять. Потерять человека, который был лучшим отцом, чем ее собственный. Лучшим отцом, чем кто-либо. Сегодня Лорен решила подольше поваляться в кровати, любуясь этой счастливой сценой. Все, что она имела, чуть не ускользнуло от нее.

Вчера вечером они наконец помирились после большой ссоры. Утром Лорен уже точно знала, что это было правильным решением. Он пообещал, что теперь все будет по-другому, и она ему верила. Она тоже решила кое-что поменять.

Лорен не спала этой ночью. Она вообще мало спала за последние шесть лет, после того, как родила свою старшую дочь Фрею. Женщина была убеждена, что недосыпание было как-то связано с тем, как шли дела в последнее время. Наличие троих детей с такой маленькой разницей в возрасте очень сузило их с Шоном мир, словно вне их пузыря и вовсе ничего не существовало. Их отношения длились около десяти лет. И сейчас, больше, чем когда-либо, Лорен была полна решимости их улучшить. Хотя их проблемы еще не остались в прошлом, уже скоро ее надежды могли воплотиться в жизнь. Нужно было только переехать.

– Пойду приготовлю блинчики для этих пострелят. Тебе надо полежать. Я сам проверю, как там Уиллоу, – сказал Шон, чмокнул ее в щеку и вылез из кровати. Потом подхватил детей под мышки и унес из спальни. Малыши размахивали ручками и веселились, а их рыжие головы подпрыгивали вверх-вниз.

Лорен снова закрыла глаза, но понимала, что это ненадолго. Скоро проснется Уиллоу и разнесет весь дом, если Лорен немедленно не засунет ей в рот сиську.

Опьяненная спокойствием и благодарностью, она не могла ни на чем сосредоточиться. Все сработало, как всегда. Что бы между ними ни происходило, Шон и Лорен всегда находили способ помириться.

Когда они переставали разговаривать, она ощущала себя одинокой, словно бесконечные американские горки их отношений наконец закончились. Смирившись с тем, что он ушел, она ощутила неожиданное умиротворение. Но когда прошлым вечером он вернулся, практически умоляя, чтобы она приняла его назад, она испытала облегчение.

Она любила его почти полжизни.

Когда они впервые встретились, он знал все, а она ничего не понимала. Он был старше ее на четырнадцать лет и покорил ее своей брутальной красотой. Непринужденные очарование и изящество, рваные кожаные куртки и отсутствие дезодоранта. У него был свой книжный магазинчик, и он мог заполучить любую девушку или женщину. Черт, он мог заполучить даже супермодель. Когда она познакомилась с ним, у него было все, а у нее – ничего.

Лорен не могла поверить своему счастью, когда он нанял ее ассистенткой. Она была полна надежд, переехав в новый город, и наконец одно из ее мечтаний начало сбываться. Хотя у нее пока и не было здесь ни одного знакомого, но она устроилась на настоящую работу.

Книжный магазин был маленьким, если не сказать тесным. Они постоянно наступали друг другу на ноги. В каком-то смысле это было похоже на первобытный брачный танец. Она слышала все его телефонные разговоры и стеснялась пользоваться маленькой уборной, расположенной в глубине магазинчика. Особенно – хрустящего звука страниц из старых книг, которые они пустили на туалетную бумагу. Он же, в свою очередь, едва замечал ее присутствие.

Друзья Шона были поэтами, у которых брали интервью радиостанции. К нему естественным образом притягивались творческие личности, возможно, потому что его дом всегда был для них открыт. По утрам у него на кухне после рейвов джемили музыканты, пока в духовке готовился ирландский завтрак. Кто-нибудь всегда спал у него на диване, делал самокрутки на балконе, оставлял пятна от чашек на поцарапанном деревянном полу. Лорен была совсем на них не похожа: она и читала не так уж много. Только судьба могла свести их вместе. Он мог нанять кого угодно из своих друзей, но взял ее. А может, ему просто нужно было, чтобы кто-нибудь приходил на работу вовремя.

– Сколько блинчиков хочешь? – крикнул Шон из кухни.

– Четыре. Не знаю, несколько, – громко ответила она.

Лорен сомневалась, что он услышал ее сквозь крики детей. Вообще, блинчики ее мало интересовали: она не была голодна. Ей просто хотелось валяться в постели и думать о том, насколько больше ей повезло, чем Сиаре Данфи.

Скоро проснулась Уиллоу, так что Лорен наконец пришлось встать. Она пошла в ее спальню и вытащила малышку из колыбельки, вдыхая ее сонный запах. Дочка была уже не такой маленькой. Ей было почти два года, и она быстро росла. Лорен знала, что больше детей у нее не будет. Она покормила Уиллоу, сменила ей подгузник и отнесла на кухню.

Сидя за столом, Гарри и Фрея делали месиво из голубики и кленового сиропа.

– А вот и она. – Шон поднял Уиллоу на руки и поцеловал в макушку, одновременно переворачивая блинчики. – Я сегодня встречусь с Пэддером! – крикнул он, чтобы она смогла услышать его сквозь гвалт детских голосов.

Лорен выложила на стол арахисовое масло и клубнику.

– Ты с ним разговаривал? У него для тебя что-то появилось?

Шон пожал плечами.

– Думаю, в конечном счете он что-то найдет. Кто-нибудь из парней обязательно поможет. Пэддер хочет узнать, чем бы мне было интересно заниматься. Лорен, я не буду раскладывать чипсы в Aldi.

Шесть лет назад ему пришлось забросить книжный магазинчик, и с тех пор он ничем особенно не занимался. Фрея только родилась, когда они переехали в поселок, в котором выросла Лорен. Шону, который провел всю жизнь в городе, пришлось подстраиваться к новым для себя условиям. Уезжая отсюда, Лорен думала, что ей удалось сбежать, но спустя несколько лет, она вернулась с младенцем и мужем на буксире. То же место, те же лица. Шон совершенно не умел жить в таком крошечном пространстве. Когда родился Гарри, а потом и Уиллоу, то он заявил, что вместо поиска работы хотел бы посвятить себя отцовству. Книжный магазин все равно не приносил много денег.

Хотя Лорен и провела с ним практически всю жизнь, она все еще не понимала, какими умениями он обладал.

– Да, ты прав, кто-нибудь тебе что-нибудь предложит. – Она, как всегда, поддерживала его.

Пока им все удавалось. У них был собственный дом. Ее дом. Еще она унаследовала кое-что от бабушки, но деньги подходили к концу. Вообще, они рисковали в ближайшее время стать кандидатами на пособие по безработице. Если только Шон что-нибудь не придумает. Лорен старалась не заглядывать на свой сберегательный счет, на котором было все меньше и меньше денег. Когда она это делала, то срывалась на Шона из-за каждой мелочи.

Чем старше становились дети, тем дороже они обходились. Такой образ жизни нельзя было продолжать вести. Друзья Шона несколько раз приглашали его подработать на свои концерты, но, видимо, он был не настолько хорош, потому что его почти никогда не звали снова. Вероятно, причина была в том, что вместо того, чтобы заниматься рекламой их выступлений, он всю ночь пил бесплатное пиво в пабе с музыкантами.

Что-то должно быть пойти по-другому, чтобы они смогли преодолеть то, что между ними недавно случилось и привело к большой ссоре. Лорен теперь отказывалась быть в таком положении. Она никогда не думала, что окажется настолько близко к тому, чтобы его потерять, и, возможно, деньги смогут все решить.

Она не рассказала ему о своих планах переехать, но эта идея уже казалась не просто шальной мыслью.

Шон выложил блинчики на тарелку и позвал Гарри, чтобы тот помог ему отнести их на стол. Потом он наклонился к Лорен, заметив, что она пристально на него смотрит.

– Я все улажу, милая. Все изменится.

Сегодня она была настроена оптимистично. Казалось, что-то уже было по-другому.

Иногда Лорен курила. Она делала это только когда Шон был в доме с детьми. Сигареты наполняли ее чувством вины, которое заставляло ее ругаться на себя вслух. Если бы кто-нибудь увидел ее, то решил бы, что она сходит с ума, поэтому она убедилась, что делает это без посторонних глаз.

Мерзко. Это мерзко, Лорен. Это – твоя последняя сигарета. Вот так вот. А что, если кто-то из детей тебя увидит?

Теперь она даже не могла получить удовольствие. Из всего, что она больше всего в себе ненавидела, курение занимало первую строчку. За ним следовали веснушки и толстые щиколотки, из-за которых она никогда не носила босоножек.

Лорен курила с двенадцати лет. Она воровала сигареты без фильтра из папиного пальто, висевшего у входной двери, зная, что он их не считает. Лорен складывала их на ладони, одну к другой, а потом подносила к лицу, вдыхая их никотиновый запах.

Ее брат тоже курил, а папа всегда держал между пальцами недокуренную сигарету, которая дымилась, пока он обувался. Окурки шипели, когда он швырял их в пивные банки, а еще он всегда курил за рулем. Мама жаловалась, что его одежда пропахла табаком, но и у нее была собственная заначка, спрятанная под кучей бюстгальтеров. Именно сигарету из ее запасов Лорен выкурила в первый раз. Это было так же неизбежно, как попробовать кофе или сдать на права. Даже сейчас, открыв новую пачку и вдохнув аромат табака, Лорен вспоминала детство. Так пахли пальцы ее отца.

Она бросала курить во время каждой беременности. Ну, хоть так. Однако снова начинала после каждых родов. Каждый раз. Сигареты были ее единственной слабостью, помимо Шона.

Обычно ей хорошо удавалось контролировать тягу к табаку, порой неделями она сдерживала гложущее ее чувство. Но потом ни с того ни с сего оно снова брало над ней верх. Иногда она просыпалась утром и слышала голоса в голове, которые утверждали, что ничего страшного не случится, если она выкурит всего одну штучку.

Каждый раз закуривая, она мучилась и словно становилась меньше в размерах. Она еще не успевала докурить сигарету до конца, как из-за чувства вины у нее вдруг начинали дрожать руки, и, затушив окурок, она убегала обратно в дом, а потом несколько минут судорожно мыла ладони и пальцы. Если получалось, она еще и принимала душ до того, как притронется к детям.

– Я, наверно, покурю перед тем, как ты уйдешь, – шепнула она Шону. Они стояли у раковины, отмывая тарелки после завтрака.

Он бросил сигареты несколько лет назад и был единственным, кто знал, что она все еще курила. Вот такими они были друг с другом. Она всегда могла сказать ему что угодно.

– Иди сейчас. Дети не заметят.

Они взглянули на малышей, сидевших за столом над альбомом с наклейками.

Иди сейчас, настаивал голос у нее в голове.

Лорен не курила нигде, кроме сада. Там она могла скрыться от пытливых взглядов своих детей, но оказывалась на виду у Данфи. Их дворы выходили один на другой.

Она переживала, что Сиара Данфи может застать ее с сигаретой. Сиара Данфи, обладательница светлых волос, собранных в конский хвост, и идеально нарумяненных щек. И ее дети-херувимчики в безупречно выглаженной одежде, на которой нет крошек от Weetabix[1]. В глазах всех остальных родителей в деревне Сиара была абсолютно безупречной. Но Лорен было жаль ее бедных детей, и она была уверена, что и Сиара испытывала то же чувство по отношению к своим малышам.

Лорен видела фото, которое Сиара вчера запостила в Instagram. Она не могла понять, как ей удалось заставить детей стоять неподвижно достаточно долго, чтобы фото получилось не смазанным. И почему они всегда выглядели веселыми, улыбались на камеру, подмигивали матери. Лорен не была дурочкой: она понимала, что все это – не более чем красивая картинка. Особенно это касалось фото Сиары и ее мужа, на которых они изображали идеальную пару. Идеальными в них были только зубы.

Проще от этого не становилось. Как и в случае с сигаретами, Лорен могла прожить несколько дней, не заглядывая в Instagram, чтобы оградить себя от ненужных эмоций. Это была не зависть – она не хотела быть Сиарой Данфи. Речь шла о чем-то другом – о какой-то эмоции, которую она помнила еще из подросткового возраста. Тогда ей хотелось, чтобы такие девочки просто перестали существовать.

Но последнее фото, опубликованное Сиарой через неделю после того поста с обвинениями, особенно раздражало Лорен. Она знала, что все посмотрели видео и знали, о ком шла речь. Теперь Лорен ожидала, что со дня на день что-нибудь произойдет. Сиара не понимала, в какую опасную игру ввязалась, потому что не знала, на что способны эти женщины. Она не общалась с ними будучи подростком.

Лорен стояла в углу своего сада, держа тлеющую сигарету за спиной и нервно раскачиваясь. После каждой затяжки она озиралась и быстро выпускала дым. У нее было трое детей. Если бы кто-нибудь застал ее за курением, то возле ее двери быстро бы образовалась толпа, готовая ее линчевать.

Большую часть жизни она чувствовала себя изгоем. Она к этому привыкла. Но в последнее время события приняли другой, более мрачный оттенок.

Местные женщины обращались к Сиаре за советом и одобрением. Она составляла списки сайтов, посвященных воспитанию детей, и отправляла ссылки в местную группу в WhatsApp, утверждая, что внимательно изучила все страницы. Местные мамочки, доверявшие ей, отчаянно ловили крошки одобрения, которые она оставляла на своем пути. Они восхищались ее прекрасным домом и пускали слюни на ее красавчика-мужа, который, похоже, переложил все обязанности на нее. Но самое главное – Сиару ценили в интернете, и всем этого было вполне достаточно. Таким образом, тот факт, что Лорен публично осудила Сиару, мог иметь ужасные последствия для всей ее семьи.

Стоя с сигаретой, Лорен попыталась через сад заглянуть в кухню Сиары. Она была почти уверена, что соседка смотрела на нее вчера, когда она гонялась за детьми. Уиллоу в истерике, Гарри без единого предмета одежды и Фрея, бегущая во всю прыть. Дети Сиары точно себя так не повели бы: они просто этого не умели. То фото появилось в ленте как будто по сигналу, словно некое сообщение, которое заставило Лорен сравнить себя с ней.

Сегодня все было наоборот: Лорен была уверена, что на нее никто не смотрит. Дом Данфи казался неподвижным, тихим, почти безжизненным. Даже горшки с фиолетовыми анютиными глазками, висевшие у них на крыльце, не шевелились. Казалось, что дом отделен от всех стихий каким-то щитом, заключен в невидимый пузырь.

Лорен докурила и пошла в дом. Гарри и Фрея кидались друг в друга вилками. Уиллоу залезла на кухонную стойку, подставив себе стул. Шона нигде не было видно.

– Твою ж мать! – пробормотала Лорен себе под нос и помчалась снимать Уиллоу со стола. Она даже не успела вымыть руки после сигареты. Чувство вины за то, что ей пришлось прикоснуться к ребенку пальцами, пропитанными никотином, накрыло ее.

– Где ты был, пока я вышла покурить?

Лорен обнаружила Шона в спальне. Он надевал пиджак и не заметил, как она вошла, пристально вглядываясь в свое отражение в напольном зеркале. Раньше они часто им пользовались, но сейчас оно было почти полностью скрыто под шарфами, бусами, коронами и крылышками феи, принадлежавшими Фрее.

Лорен удалось загнать всех трех детей в одну комнату и заставить Фрею пообещать, что она не позволит Уиллоу делать ничего опасного. Всего десять минут.

– Ой, да мне пописать надо было.

– Ты сейчас уходишь?

– Ага, Пэддер меня ждет. Тебе надо помочь собрать детей в школу? – спросил он.

– Нет, я сама. Все нормально.

Шон подошел и потрепал Лорен по щеке, а потом притянул к себе ее лицо. Его улыбка все еще была красивой, а борода за последние дни стала немного более неопрятной. Лорен нравилось ощущение холода от его колец на коже, когда он так держал ее лицо.

– У нас все будет хорошо, моя любовь, моя милая, дорогая Лорен. Хватит переживать.

Она оттолкнула его руки, слегка покраснев.

– Но… – начала было говорить Лорен, но не смогла найти правильных слов.

– Что?

– Не знаю.

– Ты можешь мне сказать, о чем думаешь. – Он внимательно посмотрел на нее.

– В последнее время происходит какое-то безумие, и я не могу разобраться в собственных мыслях.

– Все встанет на свои места. Очень скоро. Просто нужно, чтобы прошло немного времени. Мы с тобой вместе, наша семья вместе, и это – самое главное. – Было странно слышать, как он говорит в такой манере. У него была душа поэта, но обычно он не был особенно сентиментальным. Он старел, и, наверное, это было к лучшему. – Мне надо, чтобы ты держала себя в руках. Не наделай глупостей, – добавил он. После этих слов Лорен от него отстранилась. – Я ненадолго. Всего на несколько часов. Давайте сегодня днем займемся чем-нибудь вместе: ты, я и Уиллоу. Пока пострелята не вернулись из школы.

– Может, займешь ее чем-нибудь, пока я посплю?

– Что угодно, милая, но сейчас мне пора. Не хочу заставлять Пэддера ждать.

Она проводила его до входной двери, а потом смотрела, как он садится на свой мотоцикл и с ревом уезжает. Первым, на покупке чего она настоит, когда продаст этот дом и получит немного наличных, будет семейный автомобиль. Она не рассчитывала, что Шон найдет работу.

Стоя в дверях, Лорен посмотрела в сторону дома Данфи. Красный «Жук» Сиары стоял на подъездной дорожке, значит, кто-то наверняка был дома. Когда Лорен вернулась к детям, Фрея уже оделась в школу. Гарри голышом валялся в кровати. Уиллоу плакала, потому что никто не уделял ей внимания, которого, как ей казалось, она заслуживала.

– Гарри, давай надень что-нибудь.

– Но я не хочу в школу.

– Я тоже не хотела, и посмотри, что из меня выросло, – ответила Лорен.

В это время года на земле было больше листьев, чем на деревьях. Сначала Лорен отвела в школу Фрею, потом забросила Гарри в детский сад. Уиллоу крепко спала в плетеном слинге у нее на спине. Лорен время от времени брала смартфон и использовала фронтальную камеру, чтобы проверить, все ли с ней в порядке. Уиллоу была единственным ребенком, не унаследовавшим ее рыжие кудри. Ее волосы были мягкого каштанового цвета, более светлыми на кончиках и неукротимыми, как ее дух. Они лежали на плече Лорен и почти полностью закрывали лицо малышки.

Несмотря на то, что на дорожке все еще стоял «Жук» Сиары, Лорен ненадолго остановилась напротив дома Данфи. Это было внушительное сооружение с фигурами, похожими на гаргулий, сидевшими на высоких колоннах возле входа. Ворота находились в тени раскидистых деревьев. Угольно-серый цвет фасада уравновешивали элементы из камня и стекла. Дом был современным и ухоженным, а еще выглядел внушительно, словно особняк, высившийся среди крестьянских домиков.

Она уже несколько раз пробиралась к дому Сиары, но лишь ночью или если ее автомобиль не стоял на подъездной дорожке. Лорен в темноте перелезала через изгородь, разделявшую их сады, когда была уверена, что Данфи не было дома.

Затем прогуливалась по пышному, аккуратно подстриженному саду, восхищаясь усилиями, которые в него вложил ландшафтный дизайнер. Идеальная игра света и тени. Потом она заходила на задний двор и смотрела сквозь стеклянные двери на зимний сад. Ее приводили в восторг книги по саморазвитию, лежавшие на кресле. Игрушки, выглядывавшие из ящиков для хранения. Эспадрильи, которые Сиара оставила валяться на ковре. Затем Лорен шла туда, откуда можно было увидеть кухню. Казалось, она была самым чистым и сияющим местом во всем доме. В ней вообще не было никаких следов пищи, кроме хромированной миски с аккуратно выложенными фруктами.

Наконец она доходила до кабинета – домашнего офиса Джерри. Он выглядел более обжитым, чем все остальные помещения в доме, которые ей довелось увидеть. На столе лежали стопки бумаг и стоял стакан с недопитым виски. Галстук свисал со спинки кресла на колесиках. На полу даже валялись смятые бумажные пакеты из-под фастфуда.

Лишь однажды Лорен чуть не поймали на месте преступления. Это произошло несколько месяцев тому назад. Она стояла напротив кухонного окна Сиары, держа руки в карманах мешковатого кардигана. Лорен потеряла счет времени, представляя, как залезает на один из барных стульев горчичного цвета. Двойные стекла были практически звуконепроницаемыми, так что она не услышала, как Белла заходит на кухню. Заметив вспышку ее розового плаща, Лорен резко пригнулась, как только девочка отвернулась от открытого холодильника. Она сползла вниз, и ее замшевые ботинки утонули в клумбе. Лорен зажала голову между коленями и крепко зажмурилась, ожидая, что Сиара сейчас выйдет на улицу и начнет ей угрожать. Но ничего не произошло. Казалось, тогда она чудом спаслась, однако это никак не удержало ее от того, чтобы снова туда пойти.

Сегодня Лорен заметила, что входная дверь дома была приоткрыта. Она снова проверила Уиллоу через смартфон. Все еще спит. Ей вдруг стало интересно, почему в доме было так тихо, но была одна вещь поважнее: Лорен надо было ей кое о чем сказать. Еще до того, как объявить об этом Шону, она хотела рассказать Сиаре о своем решении переехать.

Она представила, как Сиара радуется и испытывает облегчение, узнав о ее планах. Переезд стал бы своего рода оливковой ветвью. Он положил бы конец всем этим годам вражды и пререканий между ними. Как только семья Лорен уедет, никому из них не придется жить рядом с плохими соседями.

И ей хотелось, чтобы Сиара узнала об этом до того, как нанесет ей новые удары.

Направляясь к дому, Лорен улыбалась, предвкушая, как разделит прекрасную новость о своем отъезде с человеком, который хочет, чтобы она исчезла.

Ожидая, что Сиара в любой момент появится в дверях и спросит, что соседка делает на ее участке, она не строила иллюзий. Лорен знала, что ей тут не рады.

Однако никаких признаков присутствия Сиары не было, даже когда Лорен уже дошла до самой входной двери. Она заглянула в прихожую, стараясь не переступать порог.

– Сиара?

Никто не ответил. Дети Сиары всегда хорошо себя вели, но даже по их меркам сегодня было слишком тихо. Возможно, Белла ушла в детский сад, но Финна тоже совсем не было слышно.

– Это Лорен. Есть кто дома?

Она должна была быть там. В отличие от Лорен, которой приходилось везде ходить пешком, Сиара покидала дом исключительно за рулем.

Лорен зашла в прихожую, больше похожую на обложку журнала, посвященного дизайну: ряд высоких розовых орхидей в хромированных горшках стоял вдоль одной стены; люстра, ниспадающая с потолка водопадом пузырьков, и гигантское позолоченное зеркало у противоположной стены. Дальше по коридору была дверь, которая, как уже знала Лорен, вела в гостиную. Напротив нее находилась кухня, и дверь в нее была распахнута настежь. Все это казалось каким-то запретным и странным, как когда ей было тринадцать лет и она забрела в секс-шоп в городе, пока ее мама разглядывала украшения в витрине на другой стороне улицы. Лорен стояла возле входа, изучая постеры на стенах и странные предметы, которые ей ни о чем не говорили. Например, кожаный ошейник с шипами казался слишком опасным для питомца. Продавцы болтали между собой, не замечая, что Лорен зашла в магазин. А потом мать с криком выволокла ее оттуда за руки.

Все еще ожидая, что Сиара появится в любой момент, Лорен кралась по коридору, который заканчивался внушительной винтовой лестницей, ведущей в спальни. Если Сиара отдыхала наверху, то где были дети? Лорен знала, что не должна была тут находиться, еще с прошлого раза. Но смутное ощущение, что что-то не так, заставляло ее идти вперед.

И тут она увидела на полу что-то похожее на кучу тряпок. Копна золотистых волос. Это была Сиара, неподвижно лежавшая с повернутым в сторону лицом. Она была такой же тихой, как и весь ее дом. Лорен прикрыла рукой рот, чтобы не закричать и не разбудить Уиллоу. Она протянула руку и, чтобы хоть немного успокоиться, потрогала дочь за свисавшую ножку. Лорен ощутила мягкое сонное дыхание малышки на своей шее.

– Сиара! Ты в порядке? – спросила она напряженным шепотом, бросаясь к соседке, но затем резко отшатнулась. К горлу подкатила тошнота. Вокруг головы Сиары расходилась лужа свернувшейся крови. В ноздрях тоже запеклась кровь, а руки и ноги были неестественно согнуты, словно у человечка, нарисованного ребенком.

Сиара была мертва, и Лорен понимала, что должна уйти. Пусть кто-нибудь другой возьмет на себя эту ответственность и вызовет полицию. Не она. Особенно после того, какое предупреждение ей сделал Шон.

Был ли это несчастный случай или нет, неважно. Лорен не должна была стать тем, кто найдет тело.

Ведь именно этого Сиаре и хотелось бы.

Часть первая Тогда

Глава первая

Тридцатое августа

Лежа на своей половине кровати, Мишти до самого подбородка натянула теплое одеяло. Она никак не могла согреться, что бы ни делала. Казалось, холод проник в ее кости и поселился в них сразу же, как она приехала в Ирландию. Тогда первый дождь промочил ее ноги прямо сквозь ботинки. Она пробовала все: носить толстые шерстяные носки, надевать под одежду термобелье и заворачиваться в кашемировую шаль, которую ей подарили на свадьбу. Ничего не работало: в последние пять лет у нее постоянно был насморк, и от этого все время хотелось есть.

Мишти родилась в Калькутте у родителей, которые, как ей казалось, желали ей всего самого лучшего. И этим самым лучшим для нее стал доктор Парт Гуха. «Я – врач, ставлю тебя в известность», – сразу сказал он на свидании, которое они им устроили.

Парт был академиком с докторской степенью по психиатрии и не слишком робким человеком. Он жил и работал в Ирландии, но прекрасно осознавал, каким ценным женихом считался в Индии. Родители рекламировали его потенциальным невестам на брачном рынке, как прекрасный вариант, и они не преувеличивали. Он был выше, чем средний бенгалец. Он в относительно молодом возрасте самостоятельно устроился в западной стране, и ему неплохо платили. Родители сообщали его точную зарплату, словно речь шла об акциях на Уолл-стрит. Он происходил из хорошей семьи, и штампы в его паспорте говорили сами за себя. Если бы он был домом, а родители – риелторами, то он стоил бы миллионы и находился в великолепном месте с непревзойденным видом. Родители Мишти не могли поверить своему счастью: они участвовали в «торгах» наряду с другими нетерпеливыми «покупателями».

Все они, склонив головы и сложив руки в жесте благодарности, представляли своих дочерей. Некоторых из них принимали, пожимая плечами, других же сразу отвергали, не давая им второго шанса.

Мишти и Парт впервые встретились в калькуттском ресторане, который позиционировал себя как настоящая американская закусочная. Там стояли диванчики, обитые коричневой кожей, а столики были отделены друг от друга прозрачными перегородками. Посетителям подавали молочные коктейли, картошку фри и гамбургеры с котлетами из куриного фарша. Их родители заранее продумали все, включая время и место свидания.

За нее тоже все решили, даже то, что на ней будет надето (джинсы, чтобы показать, что они достаточно прогрессивны, но более традиционная курта вместо блузки – это поможет сформировать правильное впечатление о семье, к которой она принадлежала, и продемонстрировать, что она сумеет поддерживать традиционные ценности в западных условиях), что она закажет (только бургер и, возможно, молочный коктейль, если он будет настаивать, но из вежливости нужно сказать, что она слишком сыта, чтобы брать еще и десерт) и список тем (его научные достижения, погода в Ирландии, по чему он скучает в Калькутте; главное – позволить ему рассказать о себе).

Времена изменились. Раньше муж не знакомился с женой до последнего, до момента, когда на свадьбе ей поднимали фату, а брак связывал их навсегда. Теперь тебе давали шанс (на самом деле даже несколько) встретиться и получше узнать человека, с которым проведешь всю оставшуюся жизнь.

Мишти даже не думала, что у нее есть хоть какой-то шанс. Она никогда не была за границей и не интересовалась психиатрией. И хотя ее уровня английского хватало, чтобы преподавать первоклассникам в англоязычной школе, она говорила с индийским акцентом и путалась в тридцати пяти предлогах. В отличие от многих из девушек, с которыми она работала в школе, и некоторых из ее двоюродных сестер, Мишти никогда не мечтала устроиться за границей. Ее вполне устраивало то, что она имела: жизнь в Калькутте с семьей, учениками, в уютном и знакомом окружении.

Парт смерил ее взглядом перед тем, как они сели за стол. Точно так же на нее посмотрела и мама, когда она выходила из дома. Оба оценивали ее пропорции, ее пригодность. Стоимость за килограмм. Мишти казалось, что он был для нее слишком хорош собой. У Парта были широкие плечи и кожа светло-золотистого оттенка, какая часто встречается у бенгальских мужчин. Благодаря этому они словно не старели. А может, из-за того, что у них не росла густая борода и при этом были по-детски пухлые щеки, но в то же время мужественные плечи. Парт зачесывал волосы набок. У него были длинные пальцы и расслабленные руки. Мишти представляла себе, что его почерк должен быть разборчивым и аккуратным. Парт был немногословным, но ему всегда было, что сказать, когда от него это требовалось: например, когда он дирижировал целой аудиторией непослушных студентов. Но как рисовала себе в голове Мишти, своих клиентов он превосходно умел выслушать.

Ему было интересно отвечать на вопросы, только когда она спрашивала его о работе. Но если речь заходила о личной жизни, он начинал читать меню или смотрел сквозь нее.

– Я работаю допоздна, у меня нет времени на развлечения, – отрезал он, изучая список десертов.

– Конечно. Твоя работа – это важно. – Мишти осталась довольна тем, как ответила, и представила, как ее мама улыбается.

– У меня правда очень важная работа. В Индии никто не занимается психическим здоровьем. А ведь депрессия – это такая же болезнь, как радикулит или диабет.

Мишти удивил его тон. Показалось, что он разозлился.

– Это потрясающе. Хотелось бы больше узнать о том, чем ты занимаешься. – Ее мама уже захлопала бы в ладоши от радости.

Парт отложил меню и оглянулся в поисках официанта. Не найдя его, он поднял руку, словно ловил такси.

– Когда я дома, то не люблю обсуждать работу. Тебе придется самой изучить вопрос.

Мишти замолчала. У нее закончились хорошие ответы. Вместо этого она просто виновато смотрела на Парта, пока тот жаловался официанту на медленный сервис.

Вернувшись домой, Мишти узнала от мамы, что Парт в ней заинтересован. Она рассмеялась: эта идея показалась ей нелепой. О чем они будут разговаривать всю оставшуюся жизнь? Но она ничего не сказала вслух. Ее родители тоже не слишком много друг с другом общались. Мама бы восприняла ее недовольство как личное оскорбление.

Они быстро поженились, потому что Парт не хотел еще раз ехать в Индию ради свадьбы. Он уже выбрал себе невесту, а вот Мишти едва хватило времени, чтобы обдумать его предложение, не говоря уже о том, чтобы сказать «нет». Ее пугал как он сам, так и их совместное будущее, но все остальные уже приняли важное решение.

– Твой отец поехал бронировать банкетный зал, – радостно сообщила ей мама на следующее утро после их встречи с Партом.

В тот же вечер с нее сняли мерки для свадебных сари. Оставшись наедине с собой, она попыталась понять, что же такого Парт в ней увидел, но так и не смогла ничего придумать.

После недельного медового месяца, проведенного в Дарджилинге, он вернулся в Ирландию, а Мишти осталась в Индии в ожидании супружеской визы. Парт пока был для нее чужим человеком, но был единственным мужчиной, который видел ее обнаженной.

Друзья и семья поздравили Мишти с тем, что она заполучила такого хорошего жениха. Следующие несколько месяцев она провела в его доме, вместе с новыми родственниками. Она в одиночестве ложилась спать в его детскую кровать, по ночам глядя на медленно вращающийся вентилятор на потолке. Порой ей хотелось сбежать в родительский дом, поспать в собственной постели и проснуться от того, как дедушка напевает в ванной, пока бреется.

Мишти была полна надежд. Ей уже не терпелось начать новую жизнь с новым успешным мужем. Но вместо этого она жила с его родителями в Калькутте, всего в одной автобусной остановке от своего дома, куда пока не могла ходить, потому что ее свекровь решила, что еще рано и она должна уделить больше внимания браку. Браку с мужем, который жил в другой стране.

Когда ей наконец разрешили воспользоваться телефоном, чтобы позвонить домой, то мама прочитала ей лекцию о том, что она должна воспринять это как возможность получше познакомиться с его родственниками и семейными обычаями и что это поможет ей правильно обустроить быт для мужа, когда придет время. Свекровь инструктировала Мишти, какие даал[2] и карри из барашка любит ее сын, а свекор рассказывал о выдающихся успехах Парта, начиная с детского сада. Она выслушала все их истории, но новоиспеченный муж позвонил ей всего дважды за несколько месяцев. При этом с матерью он разговаривал каждое воскресенье.

Только наконец переехав в Ирландию, Мишти поняла, почему он выбрал ее, хотя мог жениться на ком угодно. На какой-нибудь более достойной невесте из обеспеченной семьи, которая отдыхала за границей, имела престижное образование, обладала чувством стиля и, соответственно, была более уверенной в себе.

Но Парт искал кое-что совершенно противоположное. Ему нужен был чистый лист.

Мишти повернула голову и взглянула на спящего рядом Парта. Он уснул при свете лампы, стоявшей на прикроватном столике, и она не стала ее выключать. Его плечи поднимались и опускались с каждым тихим храпом. Она рассматривала его профиль и то, как его пальцы, лежавшие на груди, время от времени вздрагивали. Его адамово яблоко выпирало на тонкой шее, покачиваясь, словно буек. Она понятия не имела, о чем мечтал ее муж. Вряд ли вообще кто-то это знал.

За пять лет их брака Мишти так и не набралась храбрости задать ему важные вопросы. Спросить о вещах, о которых ей надо было узнать еще во время первого свидания.

Чего ты больше всего боишься? Каким ты был в детстве, когда родители не смотрели? Почему ты решил изучать психиатрию? Что ты обо мне думаешь? Ты бы хотел обо мне что-то узнать?

Майя открыла дверь и на цыпочках вошла в спальню. Она знала, что будить папу нельзя. Когда, будучи младенцем, Майя просыпалась ночью и плакала, Мишти делала все что могла, лишь бы не прервать сон Парта.

В Индии мамы всегда спали рядом со своими малышами. Тут же для этого был создан термин – «совместный сон», и эта практика вызывала горячие дебаты на форумах по всему интернету. Мишти не знала, правильно ли поступает, разрешая Майе спать в своей кровати, хотя она уже была не такой маленькой. Особенно после того, как это осудила Сиара. Но в конце концов, это все равно оказалось невозможным, потому что, просыпаясь, Майя каждый раз будила и Парта, который в ярости вскакивал и уходил спать в другую комнату. Он говорил, что ненавидит детский плач, и Мишти чувствовала себя виноватой. Ей казалось, что она плохая мать, раз не может сделать так, чтобы Майя спала всю ночь.

Итак, первые два года жизни Майи они вместе спали в одной из свободных комнат, как можно дальше от Парта, чтобы его не побеспокоить. А теперь ей не хотелось, чтобы Майя взрослела и спала в собственной комнате.

– Мам, я не могу уснуть, – прошептала она, все еще стоя на цыпочках.

Мишти взглянула на мужа и приложила палец к губам, напоминая дочери, что нужно вести себя тихо. Потом она вылезла из кровати и отвела Майю из спальни вниз по лестнице к кухне.

– Хочешь что-нибудь съесть?

Она уже накладывала в миску йогурт и добавляла туда кусочки джаггери[3]. Лишь обнаружив в городе магазин с азиатскими продуктами, Мишти наконец ощутила, что освоилась в стране. Сдав на права, она начала ездить туда раз в месяц. Все блюда становились вкуснее с маслом гхи[4]. Ей больше не приходилось варить рис в пакетиках – теперь она могла закупиться большими мешками с басмати. У них даже продавалось кокосовое масло для волос той марки, которой она пользовалась много лет назад. Теперь все простыни и наволочки пахли ее детством.

Майя с аппетитом ела йогурт, пока Мишти рассасывала кусочек джаггери, который отломила для себя.

– Почему ты не можешь уснуть?

Майя пожала плечами. Эта привычка появилась у девочки, только когда она начала ходить в детский сад.

– Уже поздно, давай немного поспим. Тебе завтра в школу.

– Скоро пойду, мам.

– А чем сейчас хочешь заняться?

– Может, чуть-чуть посмотрим телевизор?

– Майя, нет, для этого слишком поздно.

– А можем почитать?

– Возможно.

– А ты почему не спала?

– Думала.

– О чем ты думала, мам?

Из уст дочери бенгальский язык звучал иначе. Майя всего однажды была в Индии, и через несколько лет она вообще забудет, что туда ездила. И дело не в том, что Парт не мог позволить себе еще одну поездку. Он просто не собирался ее повторять, а Мишти не знала, как его об этом спросить. Это были не ее деньги, и большую часть времени она ощущала себя лишь гостьей в его жизни.

– Я думала о доме.

– А тут не твой дом, мам?

– Ты же знаешь, я выросла в Калькутте. Калькутта всегда будет моим домом.

– Но тут мой дом.

– Да, так и есть. Твоим домом всегда будет Ирландия.

Чем старше становилась ее дочь, тем меньше у них было общего.

Они вместе прочитали несколько книг, а потом Майя начала укладываться спать, рассказывая о своих друзьях. Малышка уснула на полуслове, но Мишти никуда не ушла. С ней ей было гораздо комфортнее, чем рядом с мужем.

Смартфон на прикроватном столике вибрировал от уведомлений из WhatsApp. Она взяла его в руку.

Мамочки обсуждали вечеринку, которую Сиара запланировала на послезавтра. Обычно Мишти читала эти диалоги, но не участвовала в них, потому что не знала, что сказать или как поддержать шутку. Но сейчас она почувствовала себя спокойнее, зная, что кто-то, кроме нее, не спит в столь поздний час.

И несмотря на то, что Сиара обычно отвечала быстро, было непохоже, что она не спала из-за детей. Уже к годовалому возрасту она приучила обоих своих отпрысков засыпать на всю ночь. И хотя Мишти этого не понимала, она верила, что Сиара знает, что делает. Она никогда не признавалась ей, что обожала, когда Майя ее будила. Они часто ели йогурт с джаггери посреди ночи. Мишти знала, что однажды дочка перестанет приходить к ней в спальню и она будет скучать по этим моментам.

Женщины начали обсуждать парикмахеров, и разговор быстро ушел от темы детей. Сообщения приходили очень быстро, так что Мишти было сложно за ними уследить. Наконец, Лорен Дойл сказала, что вот уже несколько лет стрижет себя сама, и никто ей не ответил. Обычно ее все игнорировали. Если учитывать, что другие женщины порой говорили у нее за спиной, было странно, что ее вообще добавили в чат. Возможно, они просто следили за ней таким образом.

Теперь Мишти жила на другом континенте, но женщины тут общались по тем же правилам, что и в Калькутте. Она быстро поняла, что Лорен была изгоем в их маленьком сообществе. Она одевалась не так, как остальные: носила блузки с яркими узорами, укороченные джинсы, купленные в благотворительном магазине, и длинные струящиеся юбки. Лорен была почти чересчур худой и любила подолгу рассказывать о своем хобби: вязании крючком. Все остальные мамочки закатывали глаза, пока она не видела.

Мишти чувствовала: ей очень повезло, что Сиара взяла ее под крыло. Она знала, что если бы не Сиара и ее дружба, то это место оказалось бы гораздо более холодным и промозглым. Когда Мишти была беременна, совершенно одинока и находилась далеко от своей семьи, Сиара спасла ей жизнь.

Глава вторая

Тридцать первое августа

Лорен и Уиллоу пошли в магазин. Единственный настоящий магазин в поселке, находившийся возле рыбного ресторанчика, зажатого между двумя пабами. До центра было недалеко, но они решили срезать через лес, так что Лорен могла показывать Уиллоу, висевшей у нее за спиной, разные деревья и растения. Она хорошо знала этот лес, потому что большую часть детства провела, гуляя по нему в одиночестве.

Они прошли мимо хорошо знакомой Лорен сцены: пустые банки от алкогольных коктейлей, бычки от сигарет, подожженная шина, свисающая с дерева, и толстовка в следах от ботинок. Повсюду стоял запах мочи. Деревенские подростки десятилетиями посещали одни и те же внеклассные занятия. Она начала отвлекать Уиллоу, напевая песенку, пока они шли мимо.

В магазине Лорен остановилась в проходе между стеллажами, чтобы не пересекаться с двумя женщинами, с которыми когда-то ходила в школу. Она все еще помнила обидные прозвища, которые они придумали ей в детстве. Картофельная рожа. Волосатая Лори. Бо Пип[5]. Они тоже их не забыли.

Возвращение Сиары в общину возродило эти воспоминания и, казалось, вновь подстегнуло этих женщин. Она словно дала им разрешение на то, чтобы снова начать вести себя как подростки, а ведь Лорен казалось, что все это уже в прошлом. Приехав абсолютно внезапно, Сиара и Джерри купили самый дорогой участок в поселке. Они словно установили планку для всех остальных, и те стремились стать такими, как семья Данфи.

Лорен торчала в отделе с сухофруктами и орехами, стараясь быть максимально незаметной, пока две женщины болтали возле холодильников с молочными продуктами. Она услышала, что они упомянули Сиару. Какой-то бренд для ухода за кожей, который она рекомендовала в Instagram. А потом одна из них оглянулась и заметила Лорен. Их взгляды встретились, и Лорен судорожно вцепилась в пакетики с миндалем. Дамы с самодовольными лицами удалились.

Лорен быстро выбрала товары и расплатилась за них на кассе. Женщины уже вышли из магазина, а Уиллоу ныла у нее за спиной. Выйдя на тротуар, Лорен ощутила, что ее дыхание сбилось от волнения. Она увидела, что женщины сидели в своих автомобилях, припаркованных на противоположных сторонах узкой главной улицы. Стекла машин были опущены, и женщины перекрикивались друг с другом перед тем, как уехать. Когда они снова заметили Лорен, то она подняла руку, чтобы помахать им, но сдержалась. Словно по команде, те завели моторы и уехали, оставив ее стоять с зависшей в воздухе рукой.

Материнство пришло к Лорен естественно и так же неожиданно, как первая беременность. Когда она была молодой и наивной и везде следовала за Шоном, словно преданная ученица, то даже не представляла, что когда-нибудь будет носить за спиной детей. И она, выросшая с единственным старшим братом, не была в курсе самого главного: как часто нужно было держать малышей на руках и каким душераздирающим может быть их плач. К недосыпу она тоже привыкла далеко не сразу. Шесть лет спустя, даже если ей удавалось поспать дольше четырех часов подряд, она просыпалась с ощущением, похожим на похмелье.

Но несмотря на эти сложности, стать матерью для нее стало так же легко, как влюбиться в Шона. Она была словно рождена для этого: быть матерью троих детей и любить мужчину, ставшего их отцом.

Что же касается Шона, он не сразу влился в отцовство. Когда он впервые взял на руки Фрею, Лорен увидела на его лице выражение безысходности. С одной стороны, он ощутил такую сильную любовь, какой никогда до этого не испытывал, но с другой, был в ужасе от хнычущего существа, которое держал на руках. Тогда он практически швырнул Фрею обратно жене.

Лорен была готова к тому, чтобы все делать в одиночку. Она не ожидала, что Шон начнет активно во всем этом участвовать. Так что в больнице, когда он сказал, что ему нужно подышать свежим воздухом, она не стала спрашивать, когда он вернется. Она подумала, что он и вовсе покинет город, попытаясь сбежать от нее и малыша. Но когда он вернулся через три часа, пахнущий виски и сигаретами, она удивилась. В одной руке у него был букет роз, а в другой – плюшевый медвежонок.

– Прости. Я не знал, что делать. Не надо было тебя вот так вот тут оставлять, – он с трудом подбирал слова, пока Лорен теребила рыжие волосики Фреи, лежавшей у нее на груди.

Она на секунду перестала гладить малышку, взглянув на него.

– Теперь ты здесь, – улыбнулась она, а потом поцеловала дочь в лобик. – Но если ты все-таки решил не уходить, то нам надо будет уехать из города. Нельзя растить ребенка в такой крошечной квартире, как твоя. Ей когда-нибудь понадобятся отдельная комната и сад.

Шон сидел на стуле, стоявшем возле больничной кровати, и растирал руками красное лицо.

– Я сделаю все что захочешь, любовь моя. Хочу, чтобы мы были семьей. Не знаю, куда мы можем поехать, но ты права, мы не можем тут жить, особенно учитывая, что книжный магазин не приносит денег.

– Можем вернуться домой. Ко мне домой. Бабушкин дом там простаивает.

Они пристально смотрели друг на друга, пока снова не расплылись в улыбке. Это было хорошей идеей.

Ее бабушка умерла в этом доме. Лорен понадобилось несколько месяцев, чтобы собрать и вывезти все ее вещи и избавиться от старушечьей атмосферы, которая там чувствовалась. Тем не менее дальние уголки кухни сохранили ее запах. Аромат ржавых банок от печенья и пожелтевших салфеток. Лорен провела в бабушкином доме большую часть детства. Она тайком угощала кошек печеньем с заварным кремом и сидела с бабушкой в саду. Может, бабуля и принадлежала к другому поколению, но она отлично понимала, что сверстницы творили с Лорен. Девочки вообще веками говорили на одном языке.

Все предпочитали, чтобы она жила с бабушкой, особенно родители. Денег было мало, брат постоянно попадал в переделки, и родителям было проще, когда не надо было кормить еще одного человека. А Лорен считала, что ей повезло, что бабуля к ней так добра и любит ее.

Бабушка умерла, когда Лорен был двадцать один год, и дом перешел к ней по закону. Тогда она переехала в город и сдавала его за наличные. Она не планировала возвращаться.

Теперь она больше не задумывалась о том, насколько сильно могла измениться ее жизнь, если бы она уволилась из книжного магазинчика после того, как впервые увидела на складе раздетую женщину. Когда она постучала в дверь, то Шон вышел, как ни в чем не бывало и даже не попытался ее загородить. Ну, хотя бы сама женщина выглядела смущенной. Она застегивала пуговицы на блузке.

– Я собиралась уходить, уже почти шесть, – дрожащим голосом сказала Лорен, удивленная тем, что вообще смогла хоть что-то произнести. Тогда она впервые увидела Шона с голым торсом, но не в таких обстоятельствах она себе это представляла.

Шон уже целовался с Лорен в пабе несколько недель назад. Этого поцелуя было для нее достаточно – ее судьба была предрешена. Она решила, что с тех пор они были парой, но, похоже, он пока так не считал.

– Ага, тебе лучше пойти. Я скоро закроюсь. Только не забудь перевернуть табличку на двери, – сказал Шон, прислонившись к дверному косяку. Он говорил медленно и четко, словно не спеша вернуться к женщине, которая съежилась позади него.

Наконец он закрыл дверь склада. Лорен не могла понять, зачем он ее поцеловал, если были другие женщины, с которыми он мог целоваться. Что же это значило? Пока она шла к выходу из магазина, ей казалось, что пол под ногами ходит ходуном, словно море во время шторма. Ослепленная слезами, которые обжигали ее лицо, Лорен боялась врезаться в стеклянную дверь.

Однако на следующее утро она снова надела на лицо широкую улыбку. Шон пришел поздно. Его солнечные очки сползли, а в руке он держал большую кружку с кофе, которую принес из дома, расположенного совсем недалеко от магазина.

Лорен провела ночь не сомкнув глаз. В темноте она разглядывала потолок, лежа на грубых простынях в тесной квартире, которую снимала в складчину. Она была поглощена мыслями и мечтала о том, чтобы сейчас вдохнуть аромат крема из бабушкиной баночки, чтобы хоть на секунду успокоиться.

– Лорен! – крикнул Шон, словно она слушала громкую музыку в наушниках. Она стояла прямо перед ним, за кассой.

– Я уже повесила ценники на книги из вчерашней партии, – сообщила она.

Может, если бы она дала ему шанс, он бы что-нибудь ей сказал, попытался бы объясниться. Просто нужно было намекнуть на ту женщину, с которой он был прошлой ночью. Но она не стала этого делать, потому что ей не нужно было никаких оправданий. Он не должен был ни в чем ее убеждать. Она и так никуда не собиралась уходить.

Неважно, со сколькими девушками он целовался, пока он целовал и ее.

Итак, когда родилась Фрея, они вместе переехали в деревню. Она надеялась, что теперь все пойдет по-другому. Начнем с того, что ее родители умерли, а с братом она не общалась уже почти десять лет. Он злился на нее из-за наследства, хотя Лорен ни разу не видела, чтобы он приходил к бабушке, пока она была жива. Теперь она и сама была матерью, и у нее был муж. Она стала другой – взрослой женщиной. Но самым важным было то, что другой образ жизни они не могли себе позволить.

Шон раньше никогда не жил в маленькой деревне. Всю жизнь он провел в городе, так что ему пришлось привыкать к тишине и наличию всего одного магазина и двух пабов. Раньше его дом всегда был открыт для друзей и их приятелей, но у него не укладывалось в голове, как можно пригласить почтальона на чашку чая.

И хотя Лорен была хорошо знакома его городская квартира, она не ожидала, сколько всего он привезет с собой. Среди его вещей были книги, виниловые пластинки, постеры, столовые приборы, кружки с отбитой эмалью, гитары, банджо и боуран[6]. К тому же для мужчины, который постоянно чередовал три наряда, у него было чересчур много одежды.

Но Лорен не жаловалась: она была счастлива. Измена Шона осталась в прошлом. Он посвятил себя малышу. Теперь он полностью принадлежал им. Они жили свою прекрасную жизнь в этом доме втроем. Но теперь их стало пятеро.

Вернувшись из магазина, Уиллоу захотела поспать, и Лорен воспользовалась этой возможностью, чтобы приготовить ужин. К моменту, когда дочка проснулась, она уже успела нарезать грибы, перец, брокколи и помидоры. Когда плач малышки усилился, она бросила мытье посуды и помчалась в ее комнату.

Шон пришел немного позже и поцеловал в лоб сначала Уиллоу, а потом Лорен.

– Я поеду в город. Надо кое-что починить в мотоцикле, – объяснил он.

Звучало это весьма расплывчато, и Лорен поняла, что с мотоциклом все было в порядке. Время от времени он встречался со своими старыми друзьями. Сидя в пабе, они обычно выкуривали несколько сигарет, выпивали несколько пинт пива и импровизировали, как в старые добрые времена. Ничего такого.

Лорен не стала обижаться, что он не сказал ей правду о том, куда направляется. Она решила позволить ему поверить, что ему хорошо удается оставаться незамеченным. Шон заслуживал того, чтобы чего-нибудь с нетерпением ждать – чего-нибудь, что помогло бы ему отвлечься от детей на несколько часов. Он ведь не был их матерью, хотя и был отличным отцом. Ему больше, чем Лорен, нужно было свободное время.

– Мы, наверное, поужинаем сегодня пораньше, я уже все приготовила. Можешь не торопиться, – сказала она.

Шон ушел, и она устроилась поудобнее, прижав к себе Уиллоу и укачивая ее в детской кроватке. Малышке понадобится время, чтобы достаточно взбодриться после сна и продолжить день. Для Лорен это еще и было поводом подольше поваляться и ничего не делать. Через час ей нужно было идти в детский сад, чтобы забрать Фрею и Гарри. Все снова будут в сборе.

Лорен была рада, что бабушкиному дому наконец нашлось хорошее применение. Она заполнила его своей собственной семьей.

Глава третья

Первое сентября

Сиаре было семнадцать, когда она решила, что выйдет замуж по расчету.

Теперь ей не приходилось закрывать глаза, чтобы услышать, как капли дождя барабанят по окну кухни в доме ее родителей. В тот день в доме висела зловещая тишина, если не считать стука воды по стеклу. Поток стекал по подоконнику маслянистыми ручейками, пока она смотрела на подъездную дорожку из серого гравия. Папиной машины там больше не было. Он ушел. Сиара была уверена, что мама сейчас плачет в подушку в спальне: за эти годы она уже заставала эту сцену много раз. Но в этот раз все было по-другому, и Сиара не собиралась успокаивать мать, укладываясь сверху, словно тяжелое одеяло. Она знала, что отец не вернется, и чем быстрее мама это примет, тем будет лучше для всех.

Перед тем как уйти, он на целый час запер Сиару на кухне, чтобы убедиться, что она соглашается с тем, что он собирается сделать. Он заваривал все новые чашки чая, и все они успевали остыть. Ей хотелось убежать, потому что было невыносимо выслушивать все его объяснения и оправдания. Наконец отец добрался до сути. Он сказал, что ему пора жить своей жизнью, потому что Сиара уже достаточно взрослая. Что он жил с ними только из-за нее: не хотел портить ей детство. Он считал, что поступил благородно.

Она молча слушала, пока он запинался и путал слова. Годы спустя, когда ей показалось, что она уже забыла морщинки на его лице, а запах его сигарет выветрился из стен их дома, она решила ему написать. Сиара исписала целый блокнот неотправленными письмами, а потом выбросила его.

Через несколько часов после того, как отец ушел, мама пришла на кухню. Ее глаза опухли от слез, а волосы растрепались.

– Он ушел? – спросила она булькающим голосом. Звучало, словно она забыла, как разговаривать. – Он ушел, Сиара? Ушел к своей сраной шлюхе?

И именно в этот момент Сиара поняла, что замуж надо выходить по расчету. Только так она сможет уберечь себя от того, чтобы превратиться в свою мать. Унылую женщину в грязном сатиновом халате, перебивающуюся тостами без начинки и сигаретами и отчаянно цепляющуюся за историю, которая уже много лет ничего не значила.

От матери ей досталась как минимум внешность. На отца она совсем не была похожа.

– Да, ушел и никогда не вернется.

Мама закашлялась и потрогала шею.

– Он вернется, не переживай, малышка. Он же всегда возвращается, разве не так?

Сиара встала и собралась выйти, оставляя этот вопрос висеть в воздухе.

Семнадцать лет спустя, лежа на своем супружеском ложе, она уже не задумывалась о родителях. Дисплей смартфона освещал ее лицо, пока она листала сообщения в WhatsApp. Одна из мамочек отправила в групповой чат фото сыпи, которая четыре дня назад появилась у ее двухлетки. Женщина беспокоилась, потому что раздражение не проходило. Она спрашивала совета. Среди ответов были и предположения, что это могло бы быть, от стригущего лишая до экземы или аллергии на кондиционер для одежды, и советы, какую мазь можно использовать. Она пробовала Sudocrem? Да, конечно.

Когда Сиара увидела в конце чата ответ Лорен, то была вынуждена перечитать его дважды.

Я всегда сначала пробую грудное молоко. На все подряд его наношу. Почти во всех случаях это срабатывает. Оно обладает какими-то магическими свойствами, или типа того. У меня лежит куча замороженного грудного молока. Если хочешь, могу с тобой поделиться. Если, конечно, ты не слишком брезгливая. Ха-ха.

Сиара села в постели, заметив, как у нее задрожали пальцы. Она начала маниакально набирать ответ на сообщение Лорен.

Орла, серьезно, последнее, что ты сейчас можешь сделать, – это спрашивать медицинского совета у кучки мамочек без специального образования. А мы тут все такие. Сейчас не время веселых историй. Завтра утром сразу же позвони семейному терапевту и запиши Чарли на прием. Скорее всего, ничего страшного. Надеюсь, это просто потница, но все равно проконсультируйся со специалистом. А грудное молоко – не чудодейственное средство. В чем бы там Лорен ни пыталась тебя убедить.

Через пару секунд другие участницы чата, преданные мудрости Сиары, начали вторить ей. Они восхищались тем, какой разумный совет она дала, хотя никто из них даже не подумал предложить Орле сначала обратиться к доктору.

Когда Сиара уже собиралась отложить телефон, на экране вдруг вылезло уведомление о личном сообщении. Ей написала Лорен. Сиаре хотелось бы обладать достаточной силой воли, чтобы ответить ей только утром, но она не выдержала. Втайне она на это даже надеялась. Ей хотелось узнать, насколько сильно она разозлила Лорен.

В сообщении был список ссылок. Сиара перешла по одной из них, хотя уже знала, о чем там будет написано. Статьи о лечебных свойствах материнского молока. Некоторые – основанные на официальных данных и научных исследованиях, другие – просто чье-то мнение и записи из блогов. В любом случае, Сиара не собиралась их читать. Ей хотелось отправить в ответ несколько собственных ссылок, но она передумала, когда услышала, что кто-то поднимается по лестнице. Она спрятала смартфон под подушку и закрыла глаза.

Дверь открылась, и в комнате появился Джерри. Он ждал, пока глаза привыкнут к темноте. Вот он, человек, за которого она решила выйти замуж. Не по любви. Не только по любви.

У него под ногами скрипели половицы, пока он бродил вокруг кровати, на ходу раздеваясь. Она повернулась к нему спиной, представляя его худые лысые ноги в клетчатых трусах, которые он так любил надевать. Учитывая, что ни смартфон, ни лампы не освещали комнату, наверное, он решил, что она спала. Джерри старался двигаться как можно тише, потому что не хотел, чтобы она проснулась. Но если бы он был настоящим мужчиной, то не побоялся бы разбудить ее, сорвать с нее одежду и получить что захочет. А вместо этого он осторожно крался по комнате, словно крыса.

Потом в темноте он лег рядом с ней и вдруг начал мычать себе под нос мелодию. Раньше он никогда так не делал. Это была какая-то веселая песенка, которую она не могла вспомнить. Может быть, из детской передачи или заставки на радио. Ее бодрый тон звучал почти маниакально. Джерри звучал так, словно у него есть все поводы чему-то порадоваться. Как будто его не волновало то, в каком состоянии были их отношения, и он не лежал рядом с женщиной, которая не скрывала, что ненавидит их брак. Словно это был саундтрек к тому, что он собирался сделать.

Сиара смотрела в темноту и старалась не шевелиться. Джерри продолжил громко мычать.

От него исходил жар, когда он вдруг начал трогать ее под египетским хлопковым одеялом. Сиара ощутила отчаянное желание вылезти из постели и убежать.

Глава четвертая

Второе сентября

Утром Мишти отвезла Майю в детский сад, а вернувшись, увидела, что Парт уже проснулся. Обычно он уходил вести лекции около десяти утра и был дома, когда дочка уже ужинала. Весь день у него были встречи с клиентами и консультации. Так себе это представляла Мишти. Он никогда не делился с ней своим графиком.

Сидя за столом и потягивая растворимый кофе, он выглядел сердитым.

– Ты почему так долго? – спросил он.

Она еще даже не успела бросить ключи в маленькое блюдечко, лежавшее возле кухонной двери.

– Надо было поговорить с одним из воспитателей. – Мишти надеялась, что эта фраза пробудит в нем интерес к тому, как были дела у дочки в детском саду. Но он никогда не задавал вопросов. Можно было воспринять это как комплимент: вероятно, он доверял ей образование дочери и не вмешивался. А может, ему просто было все равно. В любом случае, тут ее некому было поддержать. – Что будешь на завтрак?

– Омлет. И два тоста. – Он сказал это так, словно находился в ресторане.

Мишти знала, какой омлет он любил. Это был рецепт его матери. Она начала резать лук и помидоры, пока он сидел, глядя в телефон.

Пока она готовила, они оба молчали, и запах лука медленно пропитывал ее темные локоны. Даже спустя несколько часов после готовки Мишти не могла от него избавиться: он оставался на ее пальцах и в волосах. Парт любил лук во всех блюдах, и было слишком поздно говорить ему, как сильно она его ненавидела.

Нарезая лук, она вытерла ладонь о джинсы. Теперь одежда тоже будет вонять: она сама сделала все еще хуже. Рука вдруг соскользнула, и Мишти порезала кончик большого пальца. Закряхтев, она заметила, что Парт поднял на нее глаза. Мишти подставила руку под кран, вода была такой холодной, что она поджала пальцы в кроссовках. Парт все еще на нее смотрел, и она виновато оглянулась через плечо, боясь, что он заметит ее неловкость. Он цокнул языком, покачал головой и продолжил смотреть в ноутбук. Мишти была далека от совершенства, и Парт был этим недоволен.

Миши мечтала уехать, и эта мысль часто приходила ей в голову в подобные моменты. Но если она его бросит, если сможет бросить, то потеряет все. Неважно, насколько одинокой она чувствовала себя в этом браке, ей нельзя было уходить. Она не могла с позором вернуться в Индию. Родители бы никогда этого не поняли: они бы не приняли ее обратно. У нее в семье не было разводов, и она не собиралась становиться первой, кто это сделает. И вряд ли она смогла бы просто взять и вернуться к преподавательской деятельности после стольких лет.

Он еще не допил кофе, когда она поставила перед ним тарелку с едой. Для себя она достала банан. Мишти мало ела по утрам, во всяком случае после переезда в Ирландию. После завтрака она чувствовала себя объевшейся и вялой, тогда как голод в сочетании с тем, что она постоянно мерзла, помогал ей весь день чувствовать себя бодро. А вечером она съедала все, что попадется под руку. На спине, в месте застежки бюстгальтера, у нее были складки жира. Мишти боялась, что, увидев, какой она стала, семья просто-напросто не узнала бы ее. В подростковом возрасте ее двоюродные сестры смеялись над ней, потому что у нее не было бедер как таковых. Теперь же они были определяющей линией ее силуэта.

Парт удивился, когда она села на стул напротив него. Обычно он ел в одиночестве, а Мишти хлопотала вокруг. Сегодня же Парт почувствовал, что она что-то хочет ему сказать, и не был слишком доволен этой перспективой.

Мишти почистила банан, но положила его на стол, в животе у нее глухо заурчало. Ей не хотелось отвлекаться от речи, которую она придумала, пока была за рулем.

– Что такое? – спросил Парт. Его тон не был грубым, но в голосе промелькнула нотка нетерпеливости. Мишти была к этому готова, поэтому решила продолжать в том же духе.

– Я тут подумала, мы могли бы съездить в Индию.

– А зачем?

– Да, в общем-то, нет конкретных причин. Просто мы давно там не были. Было бы здорово, если бы Майя туда съездила, пока маленькая. Позже это может стать для нее слишком большим культурным шоком.

– Для нее это и сейчас станет культурным шоком. Ее воспитание очень сильно отличается от того, что она там увидит.

– Разве это важно? – Мишти представила, как уезжает на машине вместе с Майей, куда угодно и не за счет Парта. Но такого места не существовало.

– Ты же сама упомянула культурный шок.

– Я его упомянула, потому что ты хотел, чтобы я как-то аргументировала, почему мы должны съездить в Индию.

Мишти почувствовала, что ее сердце бьется быстрее, чем обычно. Она редко разговаривала в таком тоне, особенно с Партом. Он нахмурился, и у нее на лице появилось разочарование:

– Я просто не понимаю, зачем нам ехать. Мама с папой прилетят к нам следующим летом, так что Майя сможет с ними увидеться.

– А как же вторые бабушка с дедушкой? Когда мои родители ее увидят?

– Они же общаются по видеосвязи, разве нет?

Мишти на мгновение ощутила укол обиды на родителей. Ведь это они сделали так, что она сюда переехала. Теперь она заперта в чужой стране и зависима от мужчины, который подарил ей Майю.

Майя. Для ее дочери эта страна не была чужой. Это был ее дом. Мишти не могла уехать и оторвать дочь от единственного знакомого ей места на земле.

Мишти взяла банан и засунула большую его часть в рот. Щеки у нее надулись, как у хомяка. Только так она могла удержаться от того, чтобы не выплеснуть на мужа все, что она о нем думала. Если бы она все-таки это сделала, все стало бы еще хуже. Порезанный большой палец пульсировал, и она прижала его к столу, позволяя тупой боли распространиться по руке, бедру и ноге.

– Просто мне кажется, что было бы неплохо познакомить ее с корнями. Показать, откуда мы приехали, – с усилием проглотив кусок банана, объяснила она.

– Это пустая трата времени и денег. Ты же знаешь, сколько мы платим за ипотеку, сколько тратим в целом. Я деньги не печатаю. Тебе надо было выйти замуж за адвоката или бизнесмена, если хочешь вести такой образ жизни.

Мишти опустила голову. Он обвинял ее в жадности и эгоизме, снова напоминая, что их деньги ей не принадлежали и что всю оставшуюся жизнь ей надо будет спрашивать его разрешения, если она захочет что-то купить. В детстве абсолютно такая же ситуация была с отцом.

– Мне не нравится раз за разом тебе это объяснять, – добавил он. Она никогда раньше не поднимала эту тему. Мишти не нравилось обсуждать деньги, потому что именно таких споров она избегала. – Нам приходится чем-то жертвовать, чтобы жить в этом доме. Чтобы жить так, как живем, в этой стране, – продолжал Парт.

Мишти хотелось позволить себе заплакать прямо при нем, но она знала, что это лишь еще больше его подстегнет.

– Хочешь еще что-то сказать? – спросил он уже спокойнее. Она помотала головой и встала. Ее ждали тарелки, которые нужно помыть, белье, которое нужно сложить, простыни, которые нужно сменить. – Сделаешь мне еще чашечку кофе, пока ты здесь, ладно? Этот уже остыл.

Он остановил ее на полпути, когда она уже была готова ускользнуть. Мишти не стала резко брать кружку со стола и даже не топнула ногой, когда пошла ставить чайник. Он внимательно следил за ней в поисках хоть каких-нибудь признаков агрессии и намеков на бунтарство.

Но у него не было поводов для беспокойства. Мишти этого просто не умела.

В тот день она прощупала почву с Сиарой. Они шли к игровой площадке, где должны были встретиться с другими мамочками из чата. За годы их дружбы Мишти редко говорила о своем браке: ей казалось, что в этом нет нужды. Это было одной из вещей, которые она больше всего ценила в Сиаре – она никогда не задавала неудобных вопросов. В особенности тех, на которые и так знала ответ.

– Ты завариваешь мужу вторую чашку кофе, когда предыдущая остыла? – спросила Мишти еще до того, как Сиара закончила говорить. Та бросила на нее непонимающий взгляд.

Мишти посмотрела на Финна, который спал в коляске. Майя и Белла шагали впереди, танцуя вокруг деревьев, заглядывая в лужи и держась за руки. Прыгая рядом, они выглядели настолько разными, что у Мишти от радости и волнения прихватило живот. Темные волосы и светлые кудряшки, похожие на пружинки, и прямые локоны Беллы, похожие на сухие спагетти. Маленькие округлые руки Майи, сжатые светлыми тонкими пальчиками. Немного кривые ножки ее дочери и угловатая фигурка Беллы. У девочек были одинаковые рюкзаки, расшитые пайетками, а на ногах – кроссовки с подсветкой.

– Я вообще не помню, когда в последний раз заваривала Джерри кофе, – ответила Сиара, глядя прямо перед собой. – А ты делаешь? Он этого от тебя ждет?

Когда их взгляды встретились, Мишти ощутила дрожь где-то глубоко внутри, словно Сиара могла видеть ее насквозь. Ей было неловко. Столько всего ставило их на абсолютно разные ступени.

– Мишти, он что, ждет, что ты будешь ему прислуживать? Я надеялась, он оставил подобные ожидания в Индии.

Мишти уже пожалела, что задала Сиаре этот вопрос. Она не знала, с чего начать, чтобы объяснить ей все тонкости социальных конструктов и норм, которые сопровождали ее брак.

Сиара взяла ее за плечо, и они остановились.

– Ты меня слушаешь? Неправильно, если он обращается с тобой, как с прислугой.

У Мишти в животе забурлило от голода, и она судорожно потянулась в сумку за протеиновым батончиком, лишь бы не смотреть на Сиару.

– Нет, он от меня этого не ждет. Я иногда сама так делаю. Тут кофе так быстро остывает, в Индии у нас нет такой проблемы. – Мишти натужно захихикала, и даже ей самой звук собственного смеха показался каким-то металлическим. Горячие слезы начали покалывать ее веки изнутри.

Но Сиара не уходила от темы:

– Просто подогрей в микроволновке. А лучше скажу мужу, чтобы он сам подогрел. – Мишти снова начала хихикать, как будто совет был нелепым. Она не могла перестать дрожать от холода и холода. Сиара похлопала ее по плечу, словно зная, что это ее успокоит. – Просто не делай ему вторую чашку кофе, Мишти.

Голос Сиары звучал уверенно. Это было не советом, а приказом.

– Да ничего, я не против. Все нормально. Просто стало любопытно.

Сиара продолжала в упор на нее смотреть, хотя они уже почти пришли. Девочки уже забежали на площадку. Боковым зрением Мишти увидела группу женщин, бодро идущих к ним.

– Не сомневаюсь. Парт не похож на человека, который о таком попросит, – со вздохом ответила Сиара, наконец сдавшись.

Мишти спасли остальные женщины, подоспевшие как раз вовремя. Они чуть не разорвали Сиару на кусочки, как только Мишти сделала шаг в сторону. На короткий момент ей стало страшно, что она расскажет Сиаре обо всем. О том, как ненавидит спать в одной комнате с Партом. О том, что никогда не видела, сколько денег у них на счету. О том, как каждую ночь идет на кухню, чтобы доесть то, что осталось в холодильнике.

Она знала, что Сиара отнеслась бы к этому с пониманием, ведь ее отец тоже не любил маму.

Проведя определенное время на игровой площадке, дети стали плохо себя вести, как обычно и происходило, когда они собирались вместе в таком количестве. Люди, у которых не было собственных малышей, а еще те, кто бодро шагал или бегал трусцой по дорожке, окружавшей парк, качали головами и бросали на непосед недовольные взгляды. Если у них и были дети, то явно постарше, и, похоже, они уже забыли, каково это.

Матери разбивались на пары и по очереди присматривали за детьми, пока остальные болтали и пили кофе. Количество скамеек для родителей не соответствовало тому, сколько детей помещалось на площадке. Большинство мамочек сбились в кучу возле ворот, рядом с горой велосипедов и самокатов.

– Мне нравится твой шарф, – сказала Лорен, садясь на лавочку, где Мишти сидела в одиночестве, в стороне от группы мамочек, молча слушая их. – Индийский?

Мишти покраснела, потому что никогда не знала, как реагировать на комплимент. От этих слов она начала нервничать и робеть.

– Да, я купила его в Индии, – кивнула Мишти. – Точнее, не купила, а мне подарили. Моя сестра. Вообще, она не родная моя сестра, а двоюродная, но для меня она как родная. Она мне его подарила перед отъездом.

Мишти понимала, что выдает слишком много подробностей, и надеялась, что Лорен все равно. Но, к сожалению, она выглядела заинтересованной и постоянно кивала.

Взглянув через плечо Лорен, Мишти заметила наблюдающую за ними Сиару. Она стояла с группой мамочек. От пристального взгляда Сиары Мишти почувствовала себя неловко.

– Выглядит, словно он ручной работы. Очень красивый, – продолжила Лорен.

– Да.

– И цвета такие яркие!

– Да.

Теперь Лорен улыбалась, теребя собственный клетчатый льняной шарф. Мишти было нечего добавить. Там, вдалеке, Сиара наконец переключила внимание на кого-то еще. Она над чем-то громко засмеялась.

– В городе, где я росла, раньше был магазинчик, и его владелица продавала очень красивые шарфы и сумки. Она привозила их из Индии, и еще много что. Но такого я никогда не видела.

– Угу. – Мишти не знала, что ответить, так что уставилась на ободранный зеленый лак на обгрызенных ногтях Лорен. Сейчас она впервые заметила, что руки у нее были похожи на мужские, с большими кулаками и квадратными, широкими запястьями. Пористая зеленая вена бежала вверх по ее правому предплечью, исчезая под коротким рукавом ее выцветшей пестрой футболки.

– Мне бы очень хотелось побывать в Индии. Она – в первой пятерке стран, куда я мечтаю съездить. Может, когда-нибудь получится.

Мишти продолжала смотреть на Сиару, которая теперь отделилась от группы женщин, одетых практически одинаково: в безразмерные толстовки или стеганые жилеты и лайкровые легинсы. Сиара решительно направилась к Мишти. Все остальные с тоской провожали ее взглядом.

– Кажется, теперь наша очередь следить за детьми, Мишти, – сказала Сиара. Голос ее звучал мягко, но в нем слышалась нотка раздражения. – Надо дать Ашлин и Норе передышку. А то они скоро волосы на себе рвать начнут. – Сиара на секунду улыбнулась Лорен, а затем снова переключилась на Мишти.

– Да, надо бы. – Мишти встала.

– Сиара, я могу пойти с Мишти, если ты хочешь допить кофе, – предложила Лорен, и Мишти вздрогнула. Она не понимала, испытывала ли Лорен Сиару на прочность или просто была глупой.

Сиара внимательно посмотрела Мишти в глаза. Ее длинные ресницы дважды опустились на бледные щеки, словно она била в барабан. Она невыносимо долго поворачивалась к Лорен, а затем посмотрела на нее сверху вниз, словно не услышала.

– Мне передышки от детей не нужно, – проговорила Сиара. Мишти услышала, что она улыбается, хотя и не видела ее лица. Казалось, кожа на лбу Лорен натянулась, отчего глаза стали выглядеть влажными и большими. На какую-то секунду Мишти показалось, что она готова расплакаться.

Сиара взглянула в сторону детей. Малыши Лорен были самыми шумными: они неистово гонялись друг за другом, визжали и бросались на упругую поверхность детской площадки. Гарри, похоже, где-то потерял штанишки.

– Может, тебе надо прогуляться, подышать свежим воздухом. Ничего страшного, мы за ним последим, – продолжила Сиара. Лорен продолжала смотреть на детей. Несколько секунд назад ее глаза были полны слез, но теперь у нее было каменное лицо.

Мишти резко встала, словно в ожидании взрыва.

– Спасибо, Сиара, это так мило! Я стараюсь не торчать все время возле моих детей и направлять каждое их движение. Так у меня остается больше времени на себя, – неожиданно улыбнувшись, ответила Лорен.

Она бросила взгляд на группу женщин, наблюдавших за ними с расстояния и отчаянно желавших узнать, о чем же шел разговор, а потом встала и ушла, сев на одни из свободных качелей.

Сиара глубоко вздохнула. Ее грудь поднялась и опустилась так, словно она изо всех сил пыталась сдержаться.

– Как же я ее ненавижу!

На дворе было начало осени. Между листьями на деревьях появились просветы, и сквозь них просачивался свет. Голубые глаза Сиары сияли на солнце.

Мишти была рада, что не оказалась на месте Лорен. Каким-то чудом Сиара выбрала ее, хотя легко могла тоже превратить ее в изгоя. И кем бы она тогда стала? Без Сиары у Мишти бы ничего не было. Она не чувствовала привязанности ни к одной из женщин из поселка, и кроме Майи ей не с кем было поговорить. Не с кем выпить чашечку чая. Некому написать или съездить вместе в город пообедать. Даже если бы Мишти захотела заступиться за Лорен, она знала, что этого делать нельзя. Она выбрала сторону, когда пустила Сиару в свой дом.

– Я заметила, что тебе стало неловко, поэтому пришла на помощь, – пояснила Сиара. – Что она тебе говорила?

– Ей нравится мой шарф. Сказала, что хочет съездить в Индию.

Сиара закатила глаза и вместе с Мишти направилась к Ашлин и Норе.

– Ну серьезно, неужели ей не о чем больше с тобой поговорить, кроме Индии? Ты же теперь практически ирландка.

Они несколько минут разговаривали с Норой и Ашлин, пока наконец снова не остались вдвоем. Мишти сосредоточилась на детях, которые все еще были полны энергии. Многие толпились возле подъема на горки, а некоторые из них висели на перекладинах. Правил безопасности для них сейчас не существовало, и она начала нервничать.

Мишти смотрела на Майю, сидевшую с двумя девочками. Они играли в ладушки и пели незнакомую ей мелодию. Мишти росла с другими песенками.

– Только посмотри на ее детей, они даже не умеют играть с другими. Чему она их вообще учит? – Сиара выдернула Мишти из задумчивости. – И она еще хвастается, что не следит за ними.

Как и их мама, Фрея, Гарри и Уиллоу обычно играли друг с другом и держались в стороне от других детей. К счастью, малыши пока не замечали, что уже превращались в изгоев.

Они направлялись домой. Хотя до их домов, стоявших рядом, было совсем недалеко, дорога была узкой и извилистой, к тому же нужно было присматривать за девочками. Автомобили, притормозившие перед ехавшим впереди раскрасневшимся велосипедистом, медленно двигались рядом с ними. Вдоль тротуара, на большом расстоянии друг от друга, стояло несколько домов. А по другую сторону дороги было море – чистое и бурное, испещренное плавающими в нем оранжевыми буйками и кружащимися чайками.

– И речь не обязательно о сахаре. Это распространенное заблуждение. Именно кофеин, который содержится в шоколаде, делает детей перевозбужденными, – говорила Сиара, пока они шли.

Майя и Белла скакали позади них, а Финн молча сидел в коляске, которую Сиара толкала перед собой. Он был спокойным малышом и редко капризничал или требовал маминого внимания. В его возрасте Майя отказывалась сидеть пристегнутой.

– Ого, я никогда об этом не задумывалась, – отреагировала Мишти.

– Ага, вот-вот. Большинство людей этого не знают. Ну, я не говорю, что переизбыток сахара – лучше. – Блестящий хвостик Сиары покачивался во время ходьбы. На ее кроссовках не было ни капли грязи. – Я не даю Белле никаких вкусняшек после трех. Это крайний срок, и она об этом знает. Поэтому даже не просит ни сладкого, ни снеков после трех. С детьми надо устанавливать границы, не правда ли?

Мишти даже не хотелось представлять, что Сиара скажет об их с Майей ночных поеданиях йогурта с джаггери.

– Ты права. Идет постоянная борьба за власть.

– Точно, и нужно, чтобы они всегда были в курсе, кто тут главный. Ну ладно, – вздохнула Сиара, – сегодня все вроде бы прошло хорошо, да?

– Да, детям было весело.

– Ага, а мамочки отдохнули. Как же жили в прошлом? С тремя, четырьмя, пятью детьми, прилипшими к сиськам и повисшими на ногах.

– Понятия не имею. Грустно даже думать об этом. – Мишти представила, как ее мама готовит на кухне, и пот стекает у нее по лбу, пока она помешивает сразу несколько кастрюль. Другие женщины в доме присматривали за детьми и стирали белье. Ни минуты покоя, но всегда кто-то приходил на помощь. Мишти не могла решить, кто же жил лучше – ее мать или она.

– И мужья им тоже никогда не помогали.

Мишти покраснела. Она не видела большой разницы между Партом и собственным отцом. Майя так же нервничала в его присутствии, как она – рядом со своим папой.

– А теперь вся информация у нас под рукой. Можно самим решать, что с ней делать. Ну правда, сейчас уже нет оправдания, чтобы принимать неправильные решения в воспитании детей.

– А вы с Джерри всегда во всем сходитесь? – спросила Мишти.

– Он мне доверяет. Я тщательно изучаю всю информацию.

Когда они подошли к дому Мишти, Парт выходил из автомобиля, припаркованного на подъездной дорожке.

– А вот и он! – воскликнула Сиара, когда они подошли достаточно близко, чтобы он их услышал.

Парт повернулся к ним с ухмылкой.

– Сиара, как дела?

– Сама не знаю. Мы провели последние два часа с толпой детей и их мамочек, поэтому накачались сахаром и кофеином.

– Я вам сочувствую.

Мишти сделала шаг в сторону, отчетливо понимая, что является лишней в этом диалоге.

Сиара и Парт стояли очень близко друг к другу, и между ними чувствовалась непринужденность. Мишти могла видеть лишь широкую улыбку Сиары и как взгляд Парта блуждает по ее бедрам. Он посмотрел в сторону, когда мимо проехала машина, и поднял руку, чтобы помахать соседу, с которым, насколько знала Мишти, раньше не общался.

– Был рад увидеть тебя, Сиара. – Он улыбнулся, а потом пошел в дом.

Засияв и раскрасневшись, Сиара обернулась к Мишти.

– Давайте как-нибудь вместе поужинаем. Двумя семьями. Будет весело.

Мишти улыбнулась и кивнула, стараясь не винить Сиару в том, что она сейчас чувствовала. Это все Парт. Если бы он так взглянул на Мишти, она бы тоже залилась краской.

Глава пятая

Второе сентября

Сиара не испытывала чувства вины, думая о Парте Гуха, пока накрывала на стол перед ужином. Она имела право фантазировать о чем и о ком угодно.

Белла опять прилипла к экрану, а Финн сидел на коврике гостиной, окруженный игрушками, которые редко его интересовали. Парти представлял собой прекрасный пример иммигрантской мечты. Он был образованным, очаровательным, успешным, настоящим украшением своего сообщества. Как только семья Гуха переехала в соседний дом, Сиара сразу решила, что возьмет их под свою опеку.

Она знала, что у них был брак по договоренности, хотя Мишти и редко рассказывала о муже. Казалось, у них натянутые отношения и что с Партом трудно жить, но разве не у всех так? Если бы у Сиары была возможность, она бы поставила его на место.

Она редко видела их вместе, поэтому сложно было представить их себе как пару. Мишти была ее подругой, главным доверенным лицом. Парт был симпатичным соседом. В ее голове они существовали отдельно друг от друга.

Сиара прикусила губу, нарезая лимон на дольки. Она любила эти моменты, когда могла поразмышлять в одиночестве.

Как только результат ей понравился, Сиара достала телефон, чтобы сфотографировать еду. Ей пришлось встать на цыпочки, чтобы поместить камеру ровно над блюдами и сделать несколько попыток, чтобы остаться довольной углом и освещением. Ее подписчики такое любили – моменты из ее повседневной жизни. Она была точно такой же, как они, словно говорила эта фотография. Их более здоровой, сияющей и вдохновляющей версией. Немного недоступной.

– Мамочка, я хочу конфет, я очень голодная! – Белла зашла за кухню, ее ноздри раздувались. Она как будто не замечала, что ее мама практически висит в воздухе над столом.

– Тебе придется подождать ужина, если ты хочешь есть. – Сиара сделала еще несколько снимков, а потом немного подвинула тарелки для новых фото.

– Но я хочу есть.

– Иди посмотри, как там твой братик. – Она встала прямо и начала листать фотографии.

– А можно немного Haribo?[7]

– Нет, Белла. Уже почти время ужина.

– Но я сейчас хочу есть.

– Иди проверь Финна.

Сиара запостила один из снимков в истории Инстаграма, сопроводив его несколькими улыбающимися смайликами с глазами-сердечками. Еще до того, как она положила телефон, ей начали приходить ответы и реакции.

Белла сердито затопала ножками. Когда она уже была готова взорваться, вдруг открылась входная дверь, и она услышала, как заходит ее отец.

– Папа! – помчалась она к нему.

Джерри купался в лучах обожания дочки, потянувшись к Белле и подняв ее высоко над головой, а потом начал с ней кружиться. Они оба начали дурашливо хихикать. Сиара подумала было заснять этот момент, чтобы запостить его на своей странице, но отвернулась. Ей не хотелось, чтобы Джерри считал, что она поощряет их связь.

Вскоре они сели за обеденный стол. Белла пересказывала сюжет «Холодного сердца». Сиара и Джерри его уже знали, но у них не было выбора, кроме того, чтобы слушать. Финн сидел на своем высоком стульчике и мало интересовался едой. Он брал квадратные кусочки жареной курицы, один за одним, и бросал их на пол. Сиара сфотографировала малыша, положив его еду на поднос, чтобы не переживать о беспорядке, который он устроил.

– Я могу вытащить его из стульчика и подержать на руках, пока мы едим, – предложил Джерри.

– Ты обычно тут не бываешь, когда он ест. Он всегда такой. Подержишь один раз – он будет требовать этого постоянно. Я не могу позволить, чтобы это превратилось в привычку.

– Папочка, ты меня не слушаешь!

– Я слушаю, детка.

– Ему просто надо научиться самостоятельности. Не хочет есть в высоком стульчике – не будет есть вообще. – Джерри виновато посмотрел на сына, чем еще больше разозлил Сиару. – Ну, подержи, если хочешь.

– Не будем раздувать из этого историю.

– Ты уже начал.

– Папуля!

– Да, малышка, хорошо, давай, расскажи мне. Я слушаю.

Белла пересказала сюжет «Холодного сердца», словно говорила о своем личном опыте. Сиара воспользовалась этим моментом, чтобы снова погрузиться в теплые воспоминания о слишком долгом взгляде Парта. Она начала ерзать на стуле.

– Папочка, а можно мне десерт? – услышала Сиара и сердито взглянула на Джерри через стол.

– Не знаю, есть ли он у нас. – Джерри тянул время, надеясь, что жена вмешается в ситуацию. Она увидела, насколько он напряжен, и промолчала.

– Мамочка, дашь мне сладостей?

– Можно ли мне немного сладостей, – поправила ее Сиара. – И нет, у нас ничего нет.

Белла опустила вилку и оттолкнула тарелку.

– Я сегодня не ела ничего сладкого. Хочу шоколада.

– Белла, в такое позднее время ты ничего не получишь.

– А почему нельзя съесть что-нибудь вкусненькое после ужина? – как бы между прочим спросил Джерри.

Сиара и Белла пристально смотрели друг на друга, а потом девочка слезла со стула.

– Пойду смотреть телевизор.

– Нет, ты не будешь смотреть телевизор. Есть еще куча всего, чем ты можешь заняться. Например, у тебя целый ящик пазлов.

Белла сделала вид, что не услышала маму, и ушла из кухни. Сиара положила вилку и нож, а Джерри сделал глоток воды в ожидании того, что будет дальше.

– Тебе надо перестать ее поощрять, – нахмурилась она.

– Как я ее поощряю?

– Ты говоришь, что ей вообще можно десерт.

– Сиара, об этом не было речи.

– У нее зависимость от сахара.

– Сиара…

– Ты же видишь то, что тут происходит в течение дня. И не знаешь, какая она, а я, значит, плохая из-за того, что ей препятствую. – Джерри, как всегда, молчал. Ей было даже не интересно, что было у него на уме. Не сегодня. – И это уже заметно.

– Заметно?

– Ее любовь к сладкому.

– Сиара, ты о чем?

– Окей, хочешь, чтобы я прямо сказала? Скажу. Не буду политкорректной, Джерри. Белла начала набирать вес. Если она не ест сладкое, то сидит перед телевизором. А большую часть времени она делает и то, и то. – Она не стала упоминать, что переживает, что подумают о ней другие мамочки, если ее дочь начнет страдать детским ожирением.

Джерри уставился на сына, и на секунду Сиаре показалось, что он бы сейчас выругался, если бы не присутствие Финна.

– Белла просто растет, она не толстая.

– Я и не говорю, что она толстая. Просто у нее развиваются нездоровые пищевые привычки.

– Ладно, ну, давай поговорим с ней.

– А что мы ей скажем?

Джерри надавил пальцами на виски и закрыл глаза.

– Не знаю, Сиара. Понятия не имею, что мы скажем. Но точно знаю, что лучше поговорить с ней, чем бороться с этим таким способом.

Сиара резко встала. Ее стул с шумом заскрежетал и чуть не упал.

– Ты пока посиди здесь и подумай, а я пойду оторву ее от телевизора. И опять я одна всем занимаюсь.

Выйдя из кухни, Сиара услышала, как Джерри отстегивает Финна от высокого стульчика. В гостиной Сиара начала отчитывать дочь:

– Белла, тебе же сказано, что сегодня вечером больше нельзя смотреть телевизор.

Девочка скривила лицо, пытаясь выдавить из себя слезы. Сиара приготовилась к тому, что это будет долгий вечер.

Сиара прикрепила к ноге радионяню, пока загружала посудомоечную машину. Белла с криками и истерикой наконец пошла спать. Сиара все еще слышала фантомный плач дочери, разлетавшийся по дому. Она обернулась и увидела, как Джерри откупоривает бутылку вина.

– Хочешь немного?

– Да.

Они редко выпивали вместе, во всяком случае вдвоем. Сиаре было любопытно, пришел ли он пораньше, чтобы поужинать с детьми, но она не стала задавать вопросы, потому что не хотела ничего слышать о том, как муж провел день или как напрягся, чтобы наконец проводить побольше времени с семьей.

– Кажется, Белла с трудом засыпает, – заметил Джерри, а затем подошел к Сиаре с бокалом вина в вытянутой руке.

Посудомоечная машина уже была набита под завязку, и на кухне больше нечего было делать. Теперь, когда дети ушли и родители были свободны, между Сиарой и Джерри в воздухе повисла неловкость.

– Она не любит, когда ей говорят, что делать.

– Извини, что я сегодня не очень помог, прости, если все сделал только хуже.

– Она проверяла мой авторитет в твоем присутствии.

– Да, хорошо, но я старался не принимать чью-то сторону.

– Ты должен уметь с ней бороться.

– Обязательно нужно бороться?

1 Название сухого завтрака (Здесь и далее прим. пер.).
2 Индийский бобовый суп-пюре.
3 Индийский коричневый сахар в брикетах.
4 Индийское топленое масло.
5 Персонаж «Истории игрушек», кукла-пастушка.
6 Ирландский бубен.
7 Название бренда мармеладок.
Читать далее