Читать онлайн Слабое утешение бесплатно

Глава 1

Посвятить день себе – все, о чем мечтала Эстер Терсби, и сегодня, дождавшись наконец выходного, она собиралась использовать его по полной программе во что бы то ни стало. Эстер оставила видеоняню на прикроватной тумбочке со стороны похрапывающего сожителя Моргана и выскользнула из дома, ведя на поводке бассет-хаунда по кличке Вафля. О’кей, может, по пути она и заглянула в спальню трехлетней племянницы Кейт – просто убедиться, что малышка все еще жива. Ладно, возможно, не просто заглянула, а подкралась к огромной кровати, на которой, обложенная баррикадой из мягких игрушек, кроха и спала. Ну, может, еще испытала огромное облегчение, увидев, как Кейт трет кулачком носик и переворачивается с боку на бок. Кейт жила у Эстер с Морганом с сентября, и как бы Эстер ни стремилась ничего не менять в своем образе жизни, она все никак не могла привыкнуть, что изо дня в день, сутки напролет приходится заботиться о другом человеке.

– Приспосабливаемся на ходу, малышка, – прошептала Эстер, целуя Кейт в лобик.

Снаружи было тихо и темно, как бывает только студеным декабрьским утром. Сегодня был черед Моргана сидеть с Кейт, и Эстер впервые за последние месяца три получила свободу. Ведя собаку, она направилась прямиком в кафе «Блок 11» на Юнион-сквер в Сомервилле. Там она заказала самую большую чашку кофе и скон, который разделила с питомцем. Добавила в напиток сливок и семь пакетиков сахара. В парке спустила Вафлю с поводка, чтобы та порезвилась с другими собаками, а сама принялась планировать день. Может, она сходит в кинотеатр «Браттл» на марафон фильмов Джорджа Ромеро, или прогуляется по улицам Кембриджа, или просто наклюкается… А может, сделает и то, и другое, и третье.

– Ау, ты здесь?

Над Эстер нависла Прачи (впрочем, над Эстер могли нависнуть и некоторые десятилетки), «мамочка» борзой по кличке О’Кифи. Прачи, партнер в юрисконсультской фирме, как всегда, выглядела свежо: кожа цвета какао и ясные глаза выспавшейся женщины, не обремененной детьми.

– Замечталась, – ответила Эстер.

– Нам тебя вчера не хватало, – сообщила Прачи.

Прачи и ее супруга Джейн каждый год устраивали вечеринку в честь начала зимы – такую, на которой гости заполняли каждую комнату и в воздухе пахло не гвоздикой, а карри. Эстер весь год ждала этого события, но вечеринка начиналась не раньше восьми вечера, точнее, в девять, а в это время Кейт как раз пора было укладывать спать.

– Оказывается, найти няньку декабрьским вечером в пятницу почти невозможно, – ответила Эстер. – Кто бы знал.

– Милая моя, ты все еще можешь кутить, – ответила Прачи. – Ты же не умерла, а Кейт нам всем нравится.

– Учусь всему по ходу пьесы. Жаль, никто не написал инструкцию по воспитанию чужого ребенка.

– От Дафны новостей так и нет?

– Ни слуху ни духу.

Дафна была матерью Кейт и сестрой-близнецом Моргана.

А еще – лучшей подругой Эстер. Они знали друг друга еще с колледжа, задолго до того, как Дафна познакомила Эстер с Морганом. Три месяца назад, в сентябре, она куда-то пропала: Эстер с Морганом ужинали с Прачи и Джейн, потом все четверо завалились к Эстер, пьяные и готовые пропустить еще по стаканчику напоследок, и обнаружили Кейт в кровати, а рядом – записку. В ней крупными буквами было написано: «Вернусь через час, самое большее».

С тех пор о Дафне ничего не было слышно.

Эстер, впрочем, не удивилась: Дафна и раньше пропадала, а потом неожиданно объявлялась так, словно бы вышла на часик в спортзал, – и все же она переживала за подругу, а ситуация с ребенком, мягко говоря, все обостряла. Сама Эстер детьми так и не обзавелась, да и не собиралась.

Она подозвала Вафлю, но та, как всегда, почуяла запах чего-то очень вкусного и проигнорировала Эстер.

– Пойду гляну, что у нее там, – сказала Эстер. – До завтра.

С порога Эстер услышала, как Кейт произносит:

– Нет.

Это было ее давнее любимое слово. Она открыла дверь как раз вовремя, чтобы увидеть летящую на пол кухни пластмассовую плошку с хлопьями. Морган в это время говорил с кем-то по телефону. Его рыжие волосы стояли торчком, как всегда по утрам. У Моргана было доброе симпатичное лицо, наплывшие друг на друга веснушки и зеленые, как у сестры, глаза. Он ходил в спортзал, но занимался без фанатизма. Он прошептал одними губами: «Прошу», – и передал Эстер тарелку обжигающе горячей овсянки. С тех пор как Кейт поселилась у них в доме, Морган проявил полную несостоятельность в уходе за детьми: на завтрак давал Кейт апельсиновую газировку или отпускал без присмотра носиться по парку, а сам в это время трещал по мобильнику. А стоило заговорить о Дафне или о том, в какой они оказались ситуации, как он делал вид, будто бросить трехлетнего ребенка в чужом доме и сбежать из города – это для родителя совершенно нормально. Впрочем, Морган с Дафной всегда, несмотря ни на что, защищали друг друга. Они же близнецы, до мозга костей.

Эстер отпустила Вафлю разбираться с хлопьями на полу, а сама достала Кейт из детского кресла.

– Кейт неавиди хопья! – вопила она, хотя в иной день ничего, кроме них, не ела. Эстер отпустила Кейт и погналась за ней через гостиную, вокруг обеденного стола, потом по кабинету Моргана, вверх по лестнице, через все спальни, назад вниз по лестнице и, наконец, поймала ее, подхватила, принялась щекотать. Усадила в кресло и пристегнула, насыпала еще плошку хлопьев, которые Кейт стала уписывать за обе щеки, словно ее неделю морили голодом.

– Никогда, – произнесла Эстер, ероша кудряшки на голове Кейт, – и ни за что мне не понять логики трехлетнего ребятенка. В жизни не понять.

– В зызи не понять, – передразнила ее Кейт.

Морган тем временем положил трубку.

– Звонили из ветклиники на Портер-сквер.

У Моргана была своя ветеринарная практика, но когда у них поселилась Кейт – и в дом стали приносить счета за садик, – он при возможности брал дополнительные смены.

– Нужны свободные руки, все решилось в последнюю минуту.

Эстер улыбнулась Кейт и знаком пригласила Моргана отойти на другой конец квартиры.

– Ты издеваешься, что ли?! – прошептала она.

Морган улыбнулся своей обычно обезоруживающей улыбкой. В другой день Эстер уступила бы, но сейчас она чувствовала, как ее долгожданный день наедине с собой тонет в концентрированной ярости.

– Прости, госпожа, – сказал Морган.

Какая-то часть Эстер, та самая, которая знала: нужны деньги, – все понимала. Но вот другой, большей, хотелось орать. К тому же Эстер ненавидела, когда Морган называл ее госпожой.

– Должен будешь, – предупредила она. – Дешево не отделаешься.

Морган поцеловал ее в щеку, накинул куртку и свистнул, подзывая Вафлю. Вскоре послышался шум мотора, когда он задним ходом вывел пикап на подъездную дорожку.

– И осталась ты сегодня со мной, – сказала Эстер, обращаясь к Кейт, которая, однако, целиком сосредоточилась на плюшевой мартышке. Мартышка, которую так и звали – Мартышка, скакала у нее на коленях, и Кейт приговаривала: «Мартышка Сто Сорок Дурацких Штанишек ест бананы», что прозвучало как: «Матыска со соок дуаси санисек ес бааны». Эстер даже не верилось, что она хоть что-то понимает. Это был тайный язык, доступный только ей, Кейт и Мартышке. Сказать по правде, Эстер вообще слабо верила в происходящее, однако вот же оно, происходит.

Сев за стойку, она постучала пальцем по гранитной столешнице. Впереди ее ждал длинный хаотичный день. Одна из мамочек в ясельной группе еще вчера спрашивала, в какой день им удобнее будет прийти в гости. Эстер ответила уклончиво: она ничего не знала наверняка, все еще гадая, не вернется ли Дафна как ни в чем не бывало – с таким видом, будто дальше все будет нормально. Хотя что такое нормально? Эстер проверила с телефона расписание сеансов в кинотеатре. Интересно, думала она, Кейт высидит «Ночь живых мертвецов»? Не перепугается?

Да уж, мама из нее паршивая.

Телефон зазвонил. Номер с кодом Нью-Гэмпшира Эстер не знала, но все же ответила.

– Говорят, вы находите пропавших людей, – произнес женский голос, – и не болтаете лишнего.

У Эстер имелось небольшое «левое» дело: поиски случайных незнакомцев, которое она начала больше пятнадцати лет назад, еще когда готовилась защищаться на степень магистра библиотечного дела. В то время библиотека давала доступ к информации, закрытой для обывателей, и у Эстер получалось заново сводить совершенно разных людей: пары с выпускного бала, детей с общими биологическими родителями. Со временем Интернет дал людям инструменты для поисков пропавших, и Эстер уже подумала, что ее дело ждет та же участь, что и пункты видеопроката на углу. Однако выяснилось, что по-прежнему есть те, кто предпочитает жить тихо, вне системы, уединенно, держась подальше от современных технологий.

Эстер вывалила овсянку в мусорку.

– Могу и не болтать, – ответила она. Всякий раз, слыша подобные вопросы, она прислушивалась к тону голоса собеседника. Поразительно, сколько людей всего несколькими предложениями выдают в себе психов.

– Сегодня я буду в вашем городе, – сказала женщина. – Мы можем встретиться?

– Как вас зовут?

– Лайла Блейн.

– Кого ищете?

– Брата, зовут Сэм. Он пропал двенадцать лет назад.

– Озовый пудей! – воскликнула Кейт.

Они с Эстер ехали на автобусе от Юнион-сквер до Кембриджа и по пути гадали, что кому на Рождество подарит Санта. С утра успели покататься на коньках, потом сходили в океанариум, где Эстер совершила типичную ошибку начинающего опекуна: рассказала Кейт, что акулы – людоеды. Кейт как раз положила руку на стенку аквариума, а когда морская хищница проплывала мимо, с криком отпрянула.

– Акуа ес юдей!

– Только дяде Моргану не говори, – попросила Эстер. – А то он мне устроит…

Сейчас они ехали к Гарвард-сквер, где договорились встретиться с Лайлой Блейн.

– У пуделя розовая одежка или прямо мех розовый? – уточнила Эстер.

Кейт пнула ножкой спинку впереди стоящего сиденья и пронзительно отчеканила:

– ОЗОВЫЙ МЕХ!

– Мы не на улице, – напомнила Эстер.

Это она сказала? Чего только Эстер не говорила в эти дни ради дружбы! Она познакомилась с Дафной лет двадцать назад в Уэллсли, на недельном курсе по самообороне для женщин. В первый же день Дафна, на глазах у десятка участниц, повалила Эстер на пол и, прижав коленом, прокричала:

– Рост не важен! Бейся!

Дафна играла в хоккей на траве и была куда крупнее, но Эстер не сдавалась. Она принялась извиваться, выкручиваться… Получалось не очень. Остальные подбадривали ее, кто-то хихикал.

– Надо выжить! – кричала Дафна. – Используй свои сильные стороны. Думай. Сосредоточься на том, как выжить.

Эстер расслабилась. Стала еще меньше, углубилась в себя и, как только давление на грудь слегка ослабло, вывернулась. Ударила локтем наотмашь, попав во что-то теплое и мягкое. Хрустнуло. Дафна отшатнулась, зажимая руками лицо: из сломанного носа хлестала кровь.

– Прости, я не хотела, – сказала Эстер.

– «Прости»? – переспросила Дафна. – В задницу твое «прости». Иначе не выживешь.

Дафна привыкла добиваться всего боем. Они с Морганом росли в семье, где было десять детей, да еще в Южном Бостоне, где в избытке хватало только голодных ртов. Они присматривали друг за другом, хотя этой заботы Эстер, которой всегда приходилось думать лишь о себе, не понимала. И Морган, и Дафна добивались успеха своими силами, своей головой: Дафна поступила в Уэллсли по спортивной стипендии, а Морган отправился в Массачусетский университет. К тому времени, как Эстер познакомилась с Дафной, та превратилась в оторву, затянутую в черную кожу и называвшую Национальное общественное радио слишком консервативным. Почти каждое воскресенье она заманивала Эстер в «Трах-мобиль» и везла в общагу МТИ на вечеринки студенческих братств, где быстренько исчезала в спальнях на верхнем этаже.

Окончив колледж, они сняли квартиру в Олстоне. Тогда-то Эстер и познакомилась с Морганом. Как и Эстер, Морган любил Дафну больше всех на свете и предпочитал не замечать, как часто сестра меняет работу, всякий раз сжигая за собой мосты. Они оба искали оправдания опасным связям Дафны, даже когда ее увлечение наркотой переросло в зависимость. Все изменилось с рождением Кейт. Точнее, все только начало меняться: отношения Эстер с Морганом и Дафной, приоритеты, взгляды… Эстер подозревала, что сложностей впереди еще много.

Автобус остановился у Гарвард-сквер.

Эстер работала в Гарвардской библиотеке Уайденера, а когда в сентябре у нее поселилась Кейт, взяла отпуск. Возвращаться предстояло с началом весеннего семестра, и какая-то часть ее с нетерпением ждала, когда можно будет вновь окунуться в знакомую рутину. Однако сейчас Эстер взяла Кейт за ручку, и они торопливо пошли по промерзшей улице через Уинтроп-сквер к «Пещере Гренделя», богемному пабу в нескольких кварталах от остановки. Там заняли столик с видом на входную дверь; Эстер достала из сумки раскраску «Мой маленький пони» и коробочку цветных карандашей.

– Тете Эстер надо поговорить с другом, он сейчас придет, – объяснила она Кейт. – Посидишь тихонько, пока мы разговариваем?

– Кейт тихо! – совсем не тихо пообещала девочка.

К столику подошла очень молодая татуированная официантка.

– Пиво «Сэм Адамс», – заказала Эстер, расстегивая на Кейт курточку.

– Удостоверение, – попросила в ответ официантка.

Эстер выложила на столик права.

– Настоящие? Вам на вид лет двенадцать.

Эстер при росте в четыре фута и девять с тремя четвертями дюймов не хватало всего четверти дюйма, чтобы выйти из категории «маленьких». Она весила восемьдесят девять фунтов, у нее были черные волосы, алебастровая кожа и голос как у заядлой курильщицы. Не раз находился какой-нибудь бестактный незнакомец, замечавший, что она похожа на фарфоровую куклу, но Эстер давно научилась компенсировать недостаток в росте уверенным поведением. Даже если уверенность приходилось имитировать. Как не раз повторял Морган, нет ничего сексуальнее инициативной женщины.

– Сколько лет тете Эстер? – спросила она у Кейт.

– Тидцать сесть.

– Довольны?

Официантка кивнула.

– Девочка что-нибудь будет?

– Апесиновую газиовку, – ответила Кейт.

Официантка кивнула, принимая заказ.

– Может, лучше яблочный сок? – намекнула Эстер, уже готовясь к истерике, но Кейт – вот чудо! – увлеклась раскраской и розовым карандашом.

Эстер воспользовалась затишьем и с планшета перечитала все, что она узнала в Сети о Лайле Блейн. Быстрый просмотр странички в Facebook показал, что она высоко ценит приватность. Еще у Лайлы не было аккаунта на LinkedIn, но все же Эстер выяснила, что ей тридцать пять лет и живет она Холдернессе, что в штате Нью-Гэмпшир, анклаве белых англосаксонских протестантов Новой Англии. Единственный раз она засветилась в Сети, когда подписала петицию за изменение условий наследования некой собственности на берегу озера. Эстер представляла себе Лайлу женщиной, с ног до головы одетой в продукцию Patagonia[1], фанаткой лыж, пешего туризма, прогулок с друзьями на дорогом катере, который сама же холит и лелеет.

Ровно в пять часов дверь открылась, и в паб вошла женщина, образ которой полностью соответствовал ожиданиям Эстер. Минус благосостояние. Темно-синяя парка, тугая коса каштановых волос до пояса и здоровое телосложение человека, привыкшего работать на свежем воздухе и не готового мириться со всем подряд.

– Лайла? – спросила Эстер.

– А вы Эстер Терсби?

– Она самая.

Лайла уперлась руками в спинку стула и оглядела сцену перед собой. Миниатюрная женщина и трехлетняя девочка во всем розовом. Оставалось гадать, что творится у нее в голове.

– Долго, наверное, добирались? – предположила Эстер. – Промочите горло.

Кейт закинула на столик розовый резиновый сапожок.

– Тетя Эстей, касивый сапог? – спросила она.

– Просто прелесть, – ответила Эстер.

– Вы не предупреждали, что придете с ребенком, – напомнила Лайла.

– Я и сама еще к ней не привыкла, постоянно забываю об этом довеске. Бывает, за мной еще и собака увязывается. Но, как я сказала, вы мне ничем не обязаны. Если решите, что лучше нанять кого-то другого, я не в обиде.

Лайла пожала плечами и, подозвав официантку, заказала чаю. Пока она снимала куртку, принесли чайник. Лайла дрожащей рукой наполнила чашку и положила сахар. Наконец она призналась:

– Я ожидала кого-то…

– Выше ростом? – подсказала Эстер.

– И…

– Круче?

– Да, и это тоже.

Эстер привыкла разочаровывать клиентов в их ожиданиях и насторожилась бы, если бы кто-то с ходу решил ее нанять.

– Я не ношу оружие, не боец, зато у меня приличный послужной список найденных людей. И, если вам от этого легче, я нашла много пропавших родственников. Как-то меня наняла пара отыскать взрослую дочь. Седьмую из тринадцати. Оказалось, о ней слегка подзабыли, а она тем временем в соседний городок перебралась. В общем, я в состоянии отыскать вашего брата, если вы именно этого хотите.

Лайла остервенело почесала указательный палец.

– Что вам нужно знать?

Эстер открыла папку.

– Начнем с основных сведений: как зовут брата?

– Я понятия не имею, под каким именем он живет сейчас.

Вот как? Уже интересно.

– Его усыновили? У меня было много случаев с приемными детьми. Обычно все решается довольно просто.

– Его не усыновляли.

– А вас?

– Нет, дело в другом. – Лайла откинулась на спинку стула. – Я уже сказала, брата зовут Сэм Блейн, и я пробовала искать его сама, но безуспешно. Он на восемь лет младше меня, и я помню его еще подростком. Мы тогда повздорили. Крепко повздорили и больше не общались. Пришла пора мириться.

– Из-за чего вышла ссора?

– Чтобы о таком рассказывать, мне надо узнать вас получше, – немного резко ответила Лайла, и Эстер сделала в уме пометку вернуться к этой теме позднее.

– Сегодня без особых усилий можно найти почти любого, – заметила она. – Почему же вам не удалось отыскать брата?

– Долго рассказывать.

– Я не спешу.

Лайла перекинула косу с одного плеча на другое.

– Мне бы чего-нибудь покрепче чая.

– Ненавижу пить в одиночку.

Лайла заказала пиво, а потом в тишине налила его себе в полулитровый стакан, который с ходу ополовинила большими глотками.

– Ну так?.. – напомнила о себе Эстер.

– Похоже, Сэм не хочет, чтобы его отыскали.

– Почему?

Лайла чуть ли не в кровь расчесала палец.

– Я почти уверена, что он сменил имя. Может быть, он назывался по-разному всякий раз, как переезжал из города в город. А переезжал он часто.

Глава 2

Лайла достала из сумки фотографию двух мальчиков на лесистом берегу озера. Один из них выглядел задиристо, в объектив камеры смотрел неохотно и злобно сквозь упавшую на глаза челку. У него была стройная фигура спортсмена и тонкие кости – с таким телосложением человек даже в возрасте выглядит молодым.

– Какой симпатичный, – заметила Эстер.

– Это Сэм, – сказала Лайла.

– Итак, вы пробовали искать его самостоятельно. Я, может быть, опережаю события, но не думали ли вы, что он мертв?

– Он жив. Уж это я знаю наверняка.

Лайла снова открыла сумку и достала из нее стопки перетянутых резинками открыток. Бросила их на стол.

– Сэм прислал. И продолжает слать, примерно раз в два месяца. Сам печатает из снимков. Смотрите, вот этот был сделан в Сан-Франциско.

Лайла протянула Эстер открытку с видом на мост Золотые Ворота. Фото было сделано с мыса Марин: затянутые туманом мост и город на заднем плане. На оборотной стороне красивым каллиграфическим почерком было написано: «И вы на моем месте поступили бы так же».

– Опережая ваш вопрос, – произнесла Лайла, – скажу, что понятия не имею, о чем он. Сами увидите: подписи ни на что не намекают.

Перебрав открытки, она показала ту, на который была изображена сельская ярмарка. Сэм подписал ее: «Научный отдел должен помочь нам».

– Похоже на «Стар трек»[2], – заметила Эстер и перечитала подпись. В этот момент Кейт, все это время сидевшая на удивление тихо, подняла взгляд.

– Писить.

– Бежим-бежим! – откликнулась Эстер, одной рукой хватая стопку открыток, другой – Кейт за ручку и срываясь в сторону туалета, пока не случилась авария. В кабинке, пока Кейт, сидя на унитазе, вовсю описывала свой процесс, Эстер изучила открытки. Сэм присылал их со всех концов Соединенных Штатов; на каких-то были изображены знаменитые достопримечательности вроде того же моста Золотые Ворота или Эмпайр-стейт-билдинг, на других – совершенно непримечательные места вроде дверей или дорожных знаков. Скорее всего, открытки он выбрал потому, что отследить их труднее, чем ту же электронную почту или телефонный звонок, но и они хранили множество данных, по которым его можно если не отыскать, то хотя бы определить, где Сэм был. По маркам, например, несложно понять, где и когда он жил, да и в подписях должен быть какой-то намек. Эстер невольно признала, что дело подвернулось интригующее.

– Знаете номер социального страхования Сэма? – спросила она, вернувшись из туалета и кое-как снова усадив Кейт за раскраску.

– Он им двенадцать лет не пользуется, – ответила Лайла. – Я этот вариант уже пробовала.

– Ладно, займусь. Как насчет даты рождения? Без нее у меня мало что получится.

– Третье апреля 1992 года.

– Полное имя? Сэмюэль?

– Просто Сэм Блейн. Родители не заморачивались.

– Кстати, о них… Они как-то участвуют в деле?

– Нет. Они мертвы. Оба. Умерли, когда мне было девятнадцать, и мы с Сэмом жили вдвоем. По крайней мере, пока он не съехал.

– Значит, вы двенадцать лет не виделись. Ему тогда было… четырнадцать? пятнадцать? Это называется не «съехал», а сбежал. Полиция его не искала?

– Еще как искала, да и я тоже. Его все искали.

– У Сэма были друзья? Кто-нибудь, с кем он поддерживал бы связь все эти годы?

Лайла взяла в руки снимок.

– Вот. – Она указала на второго мальчика, на которого Эстер едва обратила внимание первый раз. В камеру он смотрел с улыбкой, но на фоне крупного Сэма как-то терялся.

– Это Гейб Ди Парсио, – сказала Лайла. – Приютский ребенок, жил у нас тем летом. Они с Сэмом сбежали вместе. – Лайла насилу оторвалась от снимка. – Гейб вел себя… как бы это сказать… тихо. Что есть, что нет его. Сэм привел Гейба к нам после школы весной того года, как какого-то бродячего щенка, и сказал, мол, Гейб у нас переночует, но с тех пор он почти поселился у нас. А вообще жил на другом конце города, у одной женщины вместе с другими мальчишками, их человек пять-шесть было. Опекунша, по-моему, даже не заметила, как Гейб переселился к нам, пока ей не донес соцработник.

Эстер перебрала заметки.

– Сколько вам тогда было? Двадцать три? – ткнув в сторону Кейт большим пальцем, она призналась: – Я совсем взрослая, но с ней одной управиться не могу. А вы присматривали за двумя подростками…

– Гейб просто жил у нас. Неофициально. Я, конечно, могла прогнать его, но капля совести у меня все же есть. Ну, кто бы пустил в дом четырнадцатилетнего приемыша, особенно такого, как Гейб? Он едва ходить научился, а его уже мотало по приемным семьям. Мать – наркоманка, отец – пьяница. Никаких шансов на нормальную жизнь.

– Его родители еще живы?

– Может быть. Когда Гейб сбежал, они подали иск в суд против штата, а потом переехали в Рино.

– Хорошо, попытаемся сложить картинку. Как звали ту женщину? Опекуншу, у которой жил Гейб. Она еще в городе?

– Шерил Дженкинс, – ответила Лайла. – Да куда она денется? Нью-Гэмпшир ее не отпустит. Копы говорили с ней, но она тоже ничего не знает.

– А как же соцслужба? Не дознавались, что стало с Гейбом?

– Не особо. Соцработник даже рад был избавиться от него.

– Соцработник? Мужчина?

– Да, Роберт Инглвуд. Бобби. Мы с ним в школу ходили. Он точно еще в городе. К несчастью.

Эстер записала все имена.

– Дату рождения Гейба, случайно, не знаете?

– Он жил у нас всего несколько месяцев. Можно у Бобби спросить.

Эстер еще раз просмотрела заметки: только имена и несколько дат. Даже имея на руках открытки, найти Сэма будет трудновато. Тем не менее задачка обещала стать любопытной.

– Откуда пришла последняя открытка? – спросила Эстер. – Хоть буду знать, с какого города начинать поиски.

Из сумки Лайла достала еще одну, тонкую стопку открыток. Верхняя изображала таунхаус где-то на Бикон-Хилл, или даже в Бэк-Бэй. Снимок был сделан осенью: вдоль улицы горели красным клены.

– С марта Сэм живет в Бостоне, – подсказала Лайла.

Эстер взглянула на оборот открытки, где Сэм написал: «Забавно, как быстро привыкаешь к такому большому помещению». На остальных открытках тоже были виды города, вроде стены кирпичного здания, сетчатого забора или кафе. На последней Сэм запечатлел дорожный знак с надписью «Луисберг-сквер».

– Может, там он и живет, – предположила Лайла.

– Он богат? Иначе как бы он жил на Луисберг-сквер?

– Я бы не удивилась, – сказала Лайла. – У него вкус к хорошей жизни. С детства. Но если честно, я понятия не имею, кто сейчас Сэм или каким он стал. Знаю только, что уже в четырнадцать он был умен и хитер, это притом, что жил на задворках Нью-Гэмпшира. Одному богу известно, что принесла ему жизнь в большом городе.

Эстер снова перебрала открытки.

– Забирайте, – сказала Лайла. – И фото тоже.

Эстер сложила открытки и фотографию в манильскую папку.

– Насчет Сэма точно скажу одно, – предупредила она, – вы правы. Он не хочет, чтобы его нашли. Ни вы, ни кто-то другой. Обычно у людей есть веские основания скрываться. Почему же сейчас вы бросились искать его? После стольких-то лет?

Лайла допила пиво.

– Если честно, я и сама не знаю, хочу ли найти его. Просто любопытно, что с ним стало. Этим я ему обязана. У родителей была мелкая собственность на берегу озера, и я весной выставляю ее на продажу. Хижина развалилась, да и надоело следить за этим клочком земли. – Помолчав, она добавила: – Вы вроде умная. Я бы поставила на то, что вам повезет. Если даже Сэм не захочет видеть меня, передайте, что я продаю «Уютный уголок».

Вечером, уложив Кейт спать и поужинав с Морганом, Эстер разложила открытки на кофейном столике, устроилась перед ним по-турецки и с планшетом на коленях. Немного порыскав в Сети и позвонив в Рино, она убедилась, что родители Гейба Ди Парсио давно о нем ничего не слышали и, судя по их тону, не сильно-то переживали.

Закончив разговор и отложив телефон, Эстер услышала из-за стены храп Моргана. О своей встрече с Лайлой она не рассказала. Было чувство, что он не одобрит ее поведения – копаться в жизнях незнакомцев, таская за собой Кейт, – и в споре Эстер неохотно признала бы правоту Моргана. Однако, говоря по чести, ей нужно было отвлечься. И вот она, опираясь на марки с открыток, занялась хронологией переездов Сэма. Первая карточка пришла из Сан-Франциско в ноябре того года, когда Сэм сбежал из Нью-Гэмпшира, больше двенадцати лет назад. То есть между тем, как он сбежал, и тем, когда пришла открытка, прошло примерно четыре месяца. За такое время кто-то обязательно бы заметил пропажу двух подростков и встревожился. Как поступила Лайла, когда от брата пришла первая весточка? Сообщила ли местной полиции, чтобы те связались с властями Сан-Франциско, или сохранила все в тайне? Она, конечно, призналась, что была только рада избавиться от Сэмова приятеля Гейба. Так, может, двойственные чувства распространились и на брата? Каково ей, двадцатитрехлетней, было воспитывать подростка?

Эстер записала мысль в блокноте и, поставив на плиту чайник, принялась вынимать из мойки грязные тарелки. Эстер была в своем собственном гнездышке на третьем, чердачном этаже их с Морганом жилища. Дом в сердце сомервилльской Юнион-сквер они купили семь лет назад, еще до того, как место стало популярным у хипстеров. Всего в доме было три квартиры: та, что на первом этаже, пустовала в ожидании, когда вернется Дафна. Морган жил в самой большой части, занимавшей второй и третий этажи. Это была квартира для взрослых, где они с Эстер развлекались и вместе ужинали. Эстер почти всегда ночевала в спальне Моргана, на перинах и простынях плотностью тысяча нитей на квадратный дюйм, а по утрам они пили кофе за гранитной стойкой-островом, почитывая с планшетов утренние новости. Морган любил порядок: когда ключи висят у двери, книги стоят на полках и нигде не копится пыль.

Эстер порой ощущала себя как в тюрьме.

У нее в квартире стоял двухместный диванчик, накрытый красно-зеленой шотландкой, и видеомагнитофон, подключенный к еще более древнему телевизору. Вдоль косых стен стояли штабеля видеокассет, романов и купленных на дворовых распродажах диковинок. В спальне имелась одноместная кровать и забитый туфлями тесный шкаф. Эстер не могла даже вспомнить, когда последний раз тут прибиралась. Здесь пыль могла спокойно лежать веками. В квартире у нее вообще оседало все подряд. Тут было ее личное прибежище, символ независимости. Морган оставил надежду добиться руки и сердца Эстер пару лет назад, когда она в – дцатый раз отказалась выйти за него. Причину Морган и понимал, и не понимал одновременно, может быть, даже лучше, чем она догадывалась. Их союз Эстер уже воспринимала как состоявшийся брак, но что ее пугало в законных отношениях, она не знала. Возможно, отчасти Эстер боялась признать, что и правда хочет брака, или же думала, что стоит ей это признать, как все неким образом пропадет.

В спальне она залезла в шкаф и отыскала в дальней стенке собачью дверцу, проход в стенной шкаф Моргана. Отверстие было таким маленьким, что даже она могла просунуть в него только голову.

– Вафля, – прошептала Эстер, – ко мне.

Вафля заскулила в темноте и спрыгнула с кровати Кейт. Застучали по половицам коготки, и вот лица Эстер коснулся влажный язык.

– Идем, – позвала она, – посиди со мной.

Вафля протиснулась в отверстие.

– Хорошая девочка, – похвалила Эстер.

На кухне она достала из щербатого коричневого чайничка старые листья и насыпала свежего чая. Когда заварка настоялась, Эстер сложила грязные тарелки обратно в мойку и поставила в магнитофон оригинальный фильм «Пятница, 13-е», просто чтобы создать фон, пока она нежилась с Вафлей под клетчатым пледом. Собака пристроила мордочку у нее на коленях и зевнула.

– Тяжелый день?

Вскоре Вафля уже вовсю храпела.

Эстер взяла еще одну открытку. Это была фотография кинотеатра «Кастро», здания с испанским колониальным фасадом в сердце Сан-Франциско. На козырьке красовались афиши фильмов «Чужой» и «Чужие», на которые Эстер и сама бы сходила. Эту карточку Сэм подписал: «Какой приказ ты получил?» Эстер перечитала подпись. На мгновение ей показалось, что она ухватила нить, но ощущение быстро прошло.

На прочих открытках красовались виды города, в том числе залив Сан-Франциско с прекрасным домом на переднем плане (наверное, Пасифик-Хайтс, подумала Эстер), дорожный знак «Пасифик-авеню» и фото сельской ярмарки. Последней Эстер взяла открытку с мостом Золотые Ворота.

Она составила таблицу, в которую стала заносить даты, города, индексы, изображения на открытках и подписи к ним. В Сан-Франциско Сэм прожил почти полтора года и отправил оттуда всего девять открыток. На большинстве стоял индекс 94110 – район Мишн.

После девятой карточки из Сан-Франциско последовала пауза в девять месяцев, и лишь потом пришла очередная открытка, на сей раз из Чикаго. Что в эти девять месяцев думала Лайла? Надеялась, что Сэм просто переехал на новое место, или боялась, что случилось несчастье? Расчесывала от беспокойства пальцы, как сегодня на встрече? Что творилось у нее в душе каждый раз, как приходила очередная открытка? За годы поисков пропавших людей Эстер уяснила одну истину: все семьи разные, очень разные – как, например, ее странная семейка: Кейт, Вафля, Дафна и Морган, – а клиент редко рассказывает всю правду.

Открытки из Чикаго приходили год, потом снова был перерыв, а следующую карточку Сэм прислал уже из Балтимора, затем из Нью-Йорка. Прежде чем перебраться в Бостон, Сэм успел пожить в четырех городах, но нигде не задерживался дольше чем на два с половиной года.

Наконец Эстер разложила перед собой открытки из Бостона. Всего их было пять, первая пришла в марте этого года. На большинстве стоял индекс 02144, это почтовое отделение располагалось на другом конце Сомервилля. Эстер перечитала подписи, но как и остальные, вне контекста они ни о чем не говорили.

Эстер зевнула. Она совсем заработалась, на часах было уже два ночи. «Пятница, 13-е» еще не закончился, но все вожатые, кроме Последней Выжившей, погибли. Девушка схватила мачете и приготовилась спасти свою жизнь – до начала второй части, – но Эстер смотрела этот фильм десятки раз и знала наперед, что будет дальше. Погасив свет, она растянулась на диванчике. Вафля проснулась и тут же со вздохом улеглась обратно. Эстер, закрыв глаза, прислушивалась к звукам фильма, к нагнетающей атмосферу музыке и звукам (ч-ч-ч-ха-ха-ха-ха), репликам, воплям. Она все помнила наизусть. Может, поспать прямо тут, а Морган с утра сам займется Кейт? В конце концов, завтра как раз его очередь. А Эстер позволит себе проспать до девяти.

Сон вдруг прошел, и Эстер резко села. Включила свет. Мысль, мимоходом посетившая ее чуть ранее, вернулась во всей красе. Эстер отыскала самую первую открытку от Сэма, с видом на «Кастро», и заново перечитала подпись: «Какой приказ ты получил?». Она забила фразу в строку поиска браузера. Так и есть. Вот только что это, черт возьми, значит?

Глава 3

Три дня спустя Эстер сидела в кабине пикапа с Вафлей на пассажирском сиденье и, слушая Национальное общественное радио, смотрела в заиндевелое окно в сторону особняка на Луисберг-сквер. Сравнила его с домом на открытке. Определенно, здание то же самое: четыре этажа строгой красоты и рождественский венок на каждом окне. Отыскать дом оказалось нетрудно: достаточно было открыть карты Google и методично «прогуляться» вдоль улицы, пока на экране не возникло знакомое изображение с открытки. Узнав адрес, Эстер получила доступ к имущественным ведомостям, из которых выяснила, что дом принадлежит Пэрли и Элайзе Ричардс, мультимиллионерам и бывшим владельцам местной компании по производству кроссовок. Компанию они продали несколько лет назад и стали известными защитниками природы. Они были достаточно известны, чтобы нанять журналиста, который освещал их путешествия. На одном из фото Пэрли, красавец-мужчина, взбирался на гору. На другом Элайза, блондинка во всем облегающем, была запечатлена произносящей речь об охране местных памятников архитектуры. Сейчас они вышли в море на каяках где-то у берегов Чили, на территории которого купили 2,2 миллиона акров земли, чтобы сохранить дождевые леса.

Дочь Пэрли и Элайзы, Вэнди, преподносила себя как филантропа и гуру лайфстайла, но больше походила на этакую Кардашьян бостонского пошиба. Кто она такая, знали все, но откуда – объяснить не могли. Вэнди, которой навскидку можно было дать лет тридцать, заполонила собой все соцсети, публикуя посты про сельские ярмарки и йогу. Высокая и поразительно красивая, с волосами каштанового цвета, она успевала везде. Входила в разнообразные советы и комитеты, даже посвященные чартерной школе[3], женскому приюту и фонду помощи ветеранам. Посетив ее страничку на LinkedIn, Эстер выяснила, что Вэнди окончила бакалавриат в Бостонском колледже и школу бизнеса в Гарварде и с тех пор управляет внушительным состоянием семьи.

– Кейт хосет сок!

Эстер глянула в зеркало заднего вида: Кейт проснулась. Пришлось лезть в сумочку. Эстер достала коробочку сока и воткнула в мембрану из фольги соломку. Срочно нужно было придумать план В для таких дней, как этот, когда Кейт просыпалась с соплями и в садик ее было не отвести. Слежка за типом, который меняет имена всякий раз, как переезжает из города в город, – это еще одна галочка в списке родительских недостатков Эстер.

– Что-нибудь еще?

Кейт присосалась к соломке и покачала головой.

Эстер снова посмотрела на дом.

Благодаря фото кинотеатра «Кастро» с двойной афишей фильмов про «Чужих» Эстер определила, что подписи к открыткам – это цитаты из фильмов. Для каждого города Сэм выбрал свою фразу: для Сан-Франциско – из «Чужого», для Чикаго – из «Большого Лебовски», для Балтимора – из «Языка нежности», для Нью-Йорка – из «Побега из Шоушенка» и, наконец, для Бостона – из «Сияния». Одни цитаты были на слуху, другие оказались просто случайными фразами героев, и если бы Эстер не смотрела «Чужого» с полдюжины раз, она бы и не узнала тот вопрос об особом приказе. Проверяя, как связаны фильмы, она нашла некоторые зацепки: основой для двух из них послужили романы Стивена Кинга «Чужой» и «Сияние» – ужастики, в которых раскрывалась тема побега из дома. Любопытно, но что это значит для Сэма, сказать мог лишь он. Больше ничего общего между фильмами Эстер не увидела. Их не связывали даже режиссеры и исполнители ролей.

Ну, нашла она особняк с открытки, а дальше? Ей отчего-то казалось, что если просто постучаться в дверь, это ничего не даст, да и кто она такая, чтобы ломиться к Ричардсам? Впрочем, Эстер уже собиралась с мужеством, чтобы выйти из машины, но тут зазвонил телефон. Вафля вскинула мордочку, готовая залаять.

– Умничка моя, – сказала Эстер, – но ты уж посиди тихо.

На экране высветился номер с кодом Нью-Гэмпшира – 608.

– Есть новости? – спросила Лайла Блейн.

– Похоже на то, – ответила Эстер. – Я кое-что нарыла. Скажите, Сэм в детстве любил кино?

– Мы брали фильмы напрокат.

– И все?

– Больше ничего такого не вспоминается. Ближайший кинотеатр был в Мередит, мы туда нечасто наведывались.

– Что ж, ладно. Сэма я пока не нашла, можете выдохнуть.

– Сделайте одолжение, – попросила Лайла. – Если все же найдете его, выждите несколько дней. Понаблюдайте и расскажите мне, что видели.

Эстер выпрямилась и убавила звук радио. Лайла не первая из ее клиентов боялась, однако это говорило о том, что она не до конца честна.

– Вы же участок продаете, – напомнила Эстер.

– Так и есть. Если дело выгорит, я пришлю брату чек. Просто мне надо немного времени. Имею право, после двенадцати лет, что он слал эти свои паршивые открытки. Кстати, о птичках, мне еще одна пришла. Сейчас пришлю фото.

Эстер нажала отбой, и тут же пришло сообщение. Лайла сфотографировала новую открытку с изображением паба «Бикон-Хилл» в снежную ночь с подписью: «Мне нужно побыть одной и все обдумать». Ну, хотя бы снег соответствует сеттингу фильма «Сияние». «Бикон-Хилл» располагался за углом, а первый в этом году снег выпал полторы недели назад, в субботу, и на следующий же день растаял. Должно быть, в ту ночь Сэм и заглянул в паб.

Эстер вылезла из кабины и придержала дверцу, чтобы Вафля выпрыгнула на улицу. Потом открыла заднюю дверцу.

– Мы куда? – спросила Кейт, когда Эстер доставала ее из детского автокресла.

– В паб заглянем. – Эстер глянула на часы. – Как раз уже за полдень.

«Бикон-Хилл» был одним из последних старомодных ирландских пабов, сохранившихся на Чарльз-стрит: тяжелая дубовая дверь, липкие полы и теплый воздух, насыщенный запахом подгнивших пивных кранов. Полдень едва миновал, и в пабе сидело всего два посетителя, поднявших взгляд на Эстер с Кейт. Вафля, прошмыгнув внутрь, тут же вошла в режим настоящей собаки, принялась обнюхивать углы и даже что-то сжевала. Только бы потом салон машины не провонял, подумала Эстер.

– Вы всегда с ребенком по барам ходите? – спросила посетительница, женщина со светло-русыми волосами.

– Надо же ей когда-то начинать, – ответила Эстер.

Женщина отсалютовала ей стаканом и снова уткнулась в мобильник.

– Иисусе, к нам с пёськами нельзя, – проворчал бармен с зубодробильным акцентом ирландского селянина. Он был белобрыс, а на носу и щеках у него краснела венозная сеточка. – Оставьте-ка его снаружи.

– Это она, – уточнила Эстер, усаживая Кейт на табурет и снимая с нее шапку и шарф. Кейт помахала бармену ручонкой в розовой варежке, и тот тяжело вздохнул.

– Нам бы минуточку, – попросила Эстер.

– Санинспектор оштрафует меня за секунду. Валите. Я серьезно.

– Сжальтесь, мы только погреться. Снаружи градусов десять, наверное. Я чуть жопу не отморозила.

– Зопу маозиа, – подхватила Кейт.

– Не говори так, – укорила ее Эстер.

– Как мило, – невольно улыбнулся бармен.

– Не осуждайте, – попросила Эстер. – Я иногда забываю, как надо себя вести, а вы, поди, и не такое слыхали.

Она достала из сумочки фото Сэма с Гейбом.

– Может, взглянете на снимок? Мы сразу уйдем. Не видели, случайно, этого парня? Который слева. Снимку, правда, уже двенадцать лет.

– Какое вам до этого человека дело?

– Старый друг.

– У всех есть старые друзья, – сказал бармен.

– Часто он заглядывает?

Бармен принялся натирать стойку тряпочкой.

– Он был тут, да? – надавила Эстер.

– Разок видал его, – наконец признался бармен. – Может, два. Он тут на днях с одним завсегдатаем встречался. Ушли вместе.

– Имя не запомнили?

– Так он же ваш старый друг.

– А вам до этого какое дело?

– В следующий раз, как он тут объявится, передам, что его разыскивает какая-то малявка. Как вам такое?

– Эй, налей-ка мне еще, – позвала женщина на другом конце бара, подняв пустой стакан.

– Вы обещали убраться через минуту, – напомнил бармен. – Уносите-ка пёська.

Эстер подозвала Вафлю, но та была слишком занята – вынюхивала что-то под столиком. Тогда Эстер соскочила с табурета, оставив Кейт сидеть на месте, чтобы оттащить собаку от находки, и запоздало сообразила, что со своего стула Кейт легко сверзится и разобьет себе голову. Эстер отпустила Вафлю, и питомец устремился обратно под столик.

– Мне правда не помешало бы выпить, – пробормотала она, перехватывая Кейт поперек талии.

– Да и мне тоже, – ответил бармен.

– Может, скажете просто, знаете вы этого типа по имени или нет?

– Если я скажу и вы уйдете, то нет, не знаю. Он был слишком увлечен разговором с новым приятелем.

– А он кто? Этот его друг.

– Женщина, приходит сюда раза по четыре или пять в неделю. Какая-то Фелиция. С виду милая, но дерганая. Пухленькая такая. Прилично одевается. Японская фамилия. Работает на семью, что живет на холме. Это те, которые владеют компанией по производству кроссовок.

– Ричардсы? – уточнила Эстер.

– Ага. Больше я вроде ничего не знаю.

– Ну, вот видите, не так уж и трудно. – Эстер положила на стойку десять долларов. – Все, мы пошли.

– Слава те, господи.

В машине Эстер разблокировала планшет и принялась искать в Интернете имя «Фелиция» в сочетании с именами всех членов семьи Ричардс, пока наконец не наткнулась на фото со светского раута, на котором Вэнди Ричардс возвышалась над приземистой пухленькой азиаткой по имени Фелиция Накадзава. Порывшись в Сети еще немного, Эстер выяснила адрес Фелиции, данные о рабочем стаже (а работала она только на семью Ричардс) и нашла фотографию на ее страничке в Facebook: размытое изображение кого-то, танцующего в ночном клубе, очень похожего на Сэма. Фелиция подписала фото «Тусуюсь с новыми друзьями», и 223 человека, включая Вэнди Ричардс, лайкнули ее.

– Зопу маозиа!

В зеркало заднего вида Эстер посмотрела, как Кейт играет с Мартышкой и бормочет что-то себе под нос. Ребенок весь день вел себя тихо и терпеливо.

– Кейт, мы с тобой сегодня славно провели время.

Порой Эстер напоминала себе похвалить Кейт, но сейчас сама удивилась тому, что говорит совершенно искренне и без натяжки. Выясняя новые детали о загадочном Сэме Блейне, она и правда отлично провела время.

– Поедем в магазин «Дисней» в Пру[4], только пообещай, что не станешь говорить про попу при дяде Моргане. Не то у меня неприятности будут.

– Зопу маозиа!

– Вот-вот, этого не говори. Может, тоже пообедаем пиццей?

– Кейт юбит пиццу!

– Тетя Эстер тоже.

– Дядя Моган юбит пиццу?

– И дядя Морган любит пиццу, особенно гавайскую. К несчастью.

– Вафя пиццу юбит?

– Вафля все любит.

– Мамочка пиццу юбит?

Это удивило Эстер. Кейт уже несколько месяцев не упоминала родную мать, и Эстер даже подумала, не забывает ли она Дафну. Эстер сама не сразу вспомнила хоть что-то хорошее о женщине, оставившей на нее ребенка, а ведь Дафна, несмотря ни на что, ее самый-самый близкий друг. Иначе стала бы Эстер ради нее терпеть такие неудобства? Работа Эстер – находить пропавших людей, она могла за день, самое большее за два, отыскать Дафну, но понимала, что подруга скрылась не просто так, что ей нужно время побыть одной, и Эстер, невзирая на все неудобства, уважала это ее желание.

– И мамочка пиццу любит, – ответила она Кейт. – С анчоусами, которая, наверное, еще хуже гавайской.

– Кейт юбит анёусы.

– Не сомневаюсь, сладкая.

В этот момент открылась парадная дверь особняка.

На крыльцо вышла Вэнди Ричардс – на шпильках, в сшитом на заказ костюме. На вид она была футов семь ростом, грива ее каштановых волос развевалась за ней, как шлейф пафосного платья на выпускном. Она обратилась к кому-то внутри дома, ее дыхание на холоде застывало белыми облачками. Вслед за ней вышел Сэм Блейн. За двенадцать лет он возмужал, но Эстер нисколько не сомневалась, что это именно Сэм. У него был все тот же, как и на старой фотографии, заносчивый вид, из-за которого озерный пейзаж и второй мальчик просто терялись. Вот и сейчас на его фоне особняк, праздничные украшения и даже Вэнди Ричардс с ее уверенностью, данной ей привилегиями, словно отошли на второй план.

Сэм поцеловал Вэнди в щечку и помахал на прощание рукой. Вэнди вернулась в дом. Эстер велела Кейт сидеть смирно, а сама вышла из машины. Сэм тем временем подошел к урчащему на холостых оборотах автомобилю и обернулся к дому, раскинул руки, словно обнимая все перед собой. Выглядел он удивленным – тем, какой выдался день, какая у него жизнь. Это был счастливый, благодарный и гордый человек. Но, как и Эстер, он явно успел познать, что все очень быстро может перемениться как в хорошую, так и в плохую сторону.

Глава 4

За полторы недели до этого Сэм Блейн покинул железнодорожную станцию на Парк-стрит в центре Бостона. Наступили ранние зимние сумерки, снег валил тяжелыми хлопьями. Была первая суббота декабря. Сэм заправил клетчатый шарф за воротник, застегнул бушлат, который стащил со спинки стула в кофейне, и направился в сторону парка Бостон-Коммон. Деревья вокруг – вязы и клены – были освещены длинными, витыми нитями белых огней. На Лягушачьем пруду отдыхающие нарезали круги на коньках. Сэм проследовал в сторону Бикон-Хилл, где стояло увенчанное золотым куполом здание Капитолия – его газовые фонари разливали теплое сияние по узким мостовым.

Сэм бесцельно блуждал по парку, пока не оказался на Луисберг-сквер… снова. Он остановился в тени, глядя через рощу на особняк Ричардсов. За последние несколько месяцев Сэм несколько раз наведался на площадь с тех пор, как познакомился с Вэнди Ричардс на благотворительном вечере, где подрабатывал официантом. Он присматривался к ней, почти не приближаясь, следил, как она перемещается по залу – такая уверенная, в черном коктейльном платье, выше почти любого гостя. Под конец вечера она сунула в руку Сэму стодолларовую купюру, лишь бы он подливал ей вина.

– Без этого я тут просто не выдержу, – шепотом призналась Вэнди.

Сэм легко отыскал ее дом и с тех пор приходил посмотреть, как она живет. А жила Вэнди хорошо, как Сэм мог только мечтать и как он правда мечтал жить: тачки, шмотки, полезные знакомства. Вэнди состояла в клубе University[5], играла в гольф в Бруклине, а по выходным моталась на остров Нантакет. Вот она стоит у окна второго этажа и смотрит в зимнюю ночь, огонь в камине освещает комнату позади нее. Наверняка у нее планы на вечер. А как же! Суббота, декабрь, люди вроде Вэнди не сидят дома и не смотрят сериалы на Netflix, если можно смотаться на вечеринку. В городе куда ни глянь, всюду вечеринки. Парочки вылезают из такси в нарядах от Brooks Brothers и бархате, с дорогими подарками из дорогих магазинов, обернутыми в дорогую красно-золотую бумагу. Сэм ощущал себя как та девочка со спичками на морозе. Его, может, и исключили из этого круга, но тут ему самое место. Ему бы только втереться. Выпал бы хоть один, крохотный шанс…

Сэм потерял счет времени, глядя из тени на особняк, но вот открылась парадная дверь. Даже через улицу он узнал подтянутую фигурку Вэнди, которой дворецкий помогал надеть пальто. Волосы она собрала в жутко неустойчивый с виду высокий конус. Сжимая в руках подарок, Вэнди спустилась с крыльца и, цокая каблучками, засеменила по тротуару. Сэм двинулся следом, бесшумно скользя из тени в тень. Улица, совсем недавно кипевшая жизнью, внезапно опустела. Было холодно, и Вэнди плотнее закуталась в пальто. Она шла очень быстро, почти бежала, и все же Сэм подобрался достаточно близко, чтобы услышать аромат ее духов.

Наконец она подошла к лестнице одного из домов, в гостиной которого, как видел Сэм в окне, вовсю шла гулянка. На полпути к двери Вэнди остановилась и обернулась. Бьющий в спину свет лампы над дверью превратил ее бледное лицо в темный силуэт.

– Кто здесь? – позвала она.

Сэм отошел в переулок. В будущем, сказал он себе, придется поумерить прыть.

– Я слышу тебя, – сказала Вэнди. – Слышу, как ты там пыхтишь. Вали на хер!

Она постучала в украшенную к празднику дверь.

Ей открыл дворецкий и выпустил наружу, в ночь, фортепианную музыку и аромат хвои. В окно Сэм видел, как Вэнди, отдышавшись, румяная с морозца, входит в гостиную. Взяв с подноса бокал шампанского, она приветствовала каждого, кто встречался ей на пути. Сэм вообразил себя рядом с ней, как вживую почувствовал, что берет ее под локоть. Она засмеялась, засмеялся и он. Он уже слышал тиканье часов, аромат льняного масла, глухое гудение светской болтовни: абонементы на игры Red Socks или выступления симфонического оркестра, вылазки в выходные на Нантакет, своя земля, заседания советов директоров, кроссфит. Оказавшись внутри, в тепле, он стал бы прислушиваться к тому, как говорят эти люди, к тональности их голосов, ловя детали, похожие на миллион ключиков к миллиону замков, и когда пришло бы его время говорить, его приняли бы за своего, как будто он всю жизнь был частью их мира. Ничего Сэм так не желал, как оказаться в центре этого мира.

Он вышел из тени и чуть не врезался в прилично одетую пожилую пару, шедшую неверной походкой по улице.

– Прошу прощения, – сказал он, подхватывая женщину под руку. Вдохнул насыщенный аромат Chanel № 5.

– О, благодарю, дорогуша, – ответила та, оправляя седой шиньон.

– Совсем не смотрю, куда иду! – попенял себе Сэм. – На вечеринку выбрались?

– К Уигглзвортам! – ответил мужчина таким тоном, будто больше и пойти-то некуда.

– А, ну да, – сказал Сэм. – Уигглзворты!

Старички со скрипом поднялись по лестнице и присоединились к празднеству, а Сэм бегом спустился с холма в сторону магазинов и ресторанов на Чарльз-стрит. Коротко стриженный юноша с холеным видом члена студенческого братства смотрел на Сэма не отрываясь, когда тот проходил мимо. Сэм подумал, что за плодотворный день заслужил перепихон, однако ему еще предстояло заглянуть в несколько мест. Вскоре он уже ворвался, распахнув дубовую дверь, в пустой паб «Бикон-Хилл».

– Налей-ка мне индийского пейл-эля, – сказал он бармену, который попросил его показать документы и сам же едва на них взглянул.

Сейчас Сэм Блейн использовал личность Аарона Гевирцмана. Это имя, к которому он еще не привык, принадлежало юноше, похороненному на кладбище под Нью-Йорком, у которого Сэм позаимствовал номер социального страхования. В прошлом году он жил в Нью-Йорке под именем Кейси Кроуфорда, а до того – в Чикаго под именем Джастина Роджерса, в Балтиморе – как Гэвин Кеннеди, в Сан-Франциско – как Джейсон Ходж. Теперь он уживался с Аароном двадцати шести лет от роду, на год младше самого Сэма. Аарон родился 22 июля (Рак по гороскопу) и носил контактные линзы. Вырос в Нью-Йорке и успел поработать на нескольких временных должностях, где, как надеялся Сэм, никто не вспомнит ботаника, погибшего в автомобильной аварии. К счастью, за свою короткую жизнь настоящий Аарон Гевирцман почти не покидал Манхэттена, и шансы встретить кого-то из его знакомых стремились к нулю.

Опорожнив первый стакан, Сэм заказал еще, но не успел допить его, как открылась входная дверь. В паб неустойчивой походкой вошла женщина в черном платье из лайкры, которое пару лет назад, наверное, еще было ей впору. Наморщив пухловатые красные губы, она подождала, пока глаза привыкнут к полумраку, потом, пошатываясь, словно только-только выучилась ходить на каблуках, направилась в сторону уборной.

– Водку, – бросила она бармену и тут же принялась остервенело строчить в телефоне.

– Вернулась, – заметил Сэм, подсаживаясь к ней. Первый раз он встретил ее две ночи назад, на том же месте.

Хлопнув водки, женщина обернулась к нему.

– И ты, – сказала она, знаком попросив бармена повторить. Сэм кивнул, когда она указала и на его стакан тоже.

– И все? – спросила женщина.

– Мне тоже водки, – попросил Сэм. – Встречаешься с кем-то сегодня?

– Тебе что за дело? – Она отсалютовала рюмкой. – За новых друзей, – произнесла она, выпила и наморщилась. Сэм высокомерно и уверенно выгнул бровь. Этот жест он репетировал перед зеркалом. Водка скользнула вниз по горлу.

– Аарон Гевирцман, – представился он, протягивая женщине руку.

– Фелиция Накадзава, – ответила женщина, хотя Сэм это уже знал.

Впервые он увидел Фелицию Накадзаву выходящей из дома Ричардсов два месяца назад. С тех пор он выяснил о ней все, что только сумел нарыть. Она жила в Саут-Энде, в «Ателье», причудливом доме с привратником. В Бостон перебралась пятнадцать лет назад, когда приехала поступать в Бостонский колледж. Окончила его со степенью бакалавра и там же подружилась с Вэнди, соседкой по комнате. С тех пор работает личным секретарем семьи Ричардс.

– Сегодня вечеринок нет? – спросила Фелиция. – Сезон же.

– Чья бы мычала.

– Вечеринки – мое все. – Фелиция потрясла телефоном, на который как раз пришло сообщение. Прочитав его, она быстро набрала ответ. – Я наготове. И сегодня, и всегда.

Отправив сообщение, она отложила телефон.

– Ты алковрач? – спросил Сэм.

– Если бы, – ответила Фелиция. – Скорее мастер на все руки. А ты? С виду прикольный! – Она еще раз оглядела Сэма с головы до пят. – Знаю я твоего брата. Ты как мой друг Рон: испорченный мальчик-гей, которому толерантный папаша платит за квартирку в Бэк-Бэй. У тебя вид, словно ты только с регаты.

– Если бы, – ответил Сэм, поднимая еще один шот.

– Боже, хотела бы я знать, каково это, вообще не париться из-за денег, – вслух подумала Фелиция, и тут у нее снова завибрировал телефон. – Хотя мне положено знать, я ведь каждый день смотрю на такую жизнь.

Насколько Сэм мог видеть, Фелиция и сама не больно-то парилась из-за денег. Но, полагал он, если речь заходит о семье Ричардс и их деньгах, все относительно.

– Все на свете отдала бы, чтобы в кои-то веки пожить без забот, – сказала Фелиция. – Сегодня первая суббота декабря, а я торчу тут. Расскажи что-нибудь. Например, обо мне.

– При параде, пьяная в доску, и тебе некуда пойти.

Фелиция ударила его в плечо.

– Хочешь увидеть меня пьяной? Закажи мне водку с мартини. «Грязный».

Сэм сделал знак бармену.

– Как тебе такое… – начал он. – Сегодня ты встречаешься с мужчиной, только это не совсем свидание, но и не совсем не свидание. Он старше тебя, лет за сорок, и, если не врет, разведен. Детей не хочет, намерения несерьезные. Кто знает, может, он отвезет тебя в отель, где угостит шампанским и клубникой в шоколаде. Или на юг Франции к себе на виллу… Шансов у него нет, ведь ты слишком умная и понимаешь, что ему лишь бы найти девочку на одну ночь, но ты спрашиваешь себя: а может, была не была?

Фелиция махом ополовинила бокал с мартини.

– Сам придумал?

– На две трети это «Секс в большом городе» и на треть «Рядовой Бенджамин».

– Ты гей. Даже близко не угадал, но зачет ставлю.

Сэм допил водку и, уходя, достал из бумажника стодолларовую купюру, полученную ранее от Вэнди. Фелиция накрыла его руку своей.

– Посиди со мной, – попросила она, подвигая назад ему деньги и выкладывая на стойку платиновую American Express. – Сегодня я угощаю. Мне все равно надо еще тут побыть.

– Зачем?

– Работа такая.

– Сидеть в баре и напиваться в одиночестве?

– Не совсем. Моя задача – чтобы все шло гладко, но болтать про это нельзя. Вторая часть работы – держать рот на замке. Я договор о неразглашении подписала.

– Ясно, – произнес Сэм, прикидывая, сколько еще Фелиции надо выпить, чтобы развязался язык.

Они проболтали час, и за это время Сэм развил легенду Аарона, стараясь говорить в общих чертах и вместе с тем так, чтобы подробности совпадали с деталями его собственной биографии. Аарону нравилась мода, бейсбол и ходить в качалку, как и самому Сэму. Правда, он болел за Yankees, но так было даже логичнее, и Фелиция, похоже, решила, что он из состоятельной семьи. Ну и ладно, может, в конечном итоге, это пригодится. Сама же Фелиция написала практически все посты в блоге Вэнди Ричардс – разглашать это, наверное, и запрещал договор, – а ее отец до сих пор надеется, что Фелиция первой из Накадзава полетит в космос.

– Это вряд ли, – сказала она. – Только если Пэрли Ричардс купит шаттл… – У нее зазвонил телефон. – Надо ответить.

Она принялась кого-то в чем-то заверять, и вскоре, повесив трубку, сделала бармену жест, чтобы он рассчитал ее.

– Прости, мне пора. Надо отвести Вэнди домой. – Она едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. – Она думает, что кто-то преследовал ее по пути к Уигглзвортам на вечер украшения елки.

– Часто так за ней… следят?

– Недавно началось.

– Дело важное.

– Важное для нее, а значит, и для меня. Только так, иначе без работы останусь! – Фелиция накинула пальто. – Это за углом. – Она уже перешагнула порог, но обернулась и позвала: – Ты же со мной?

– По ходу дела, да, – ответил Сэм.

Собирая вещи, он незаметно сунул в карман рюмку, а снаружи сфотографировал дверь, у которой уже навалило сугроб.

– На память о сегодняшнем вечере! – пояснил он.

По пути к Бикон-Хилл Фелиция обеими руками держалась за Сэма. Снежинки усыпали ее длинные черные волосы. Вот они подошли к дому Уигглзвортов, и Фелиция отправила сообщение. Вскоре в окне гостиной появилась Вэнди, все в том же красном платье и с тем же конусом волос на голове. Чтобы обнять на прощание хозяев, ей пришлось наклониться.

– Какая высокая, – заметил Сэм.

– Шесть футов и четыре дюйма на каблуках! Только при ней об этом молчок, если хочешь понравиться. Ее это… оскорбляет. А тебе не стоит оскорблять Вэнди Ричардс, уж поверь. Зато она умная и много работает. Когда мы познакомились, я понятия не имела, кто она такая и что у нее до хрена денег, и ее семья всегда была щедра ко мне. Берут меня с собой в путешествия, платят за квартиру и приглашают ужинать.

– К себе?

– Куда же еще!

– А ее родители, они какие?

– Пэрли и Элайза? Ну, они… – Фелиция осеклась. – Я перебрала. Мы ведь друг друга едва знаем.

Открылась дверь таунхауса.

– Спасибо, спасибо, – сказала Вэнди, обнимая Фелицию. – Понимаю, звучит как бред, но клянусь тебе, я слышала, как кто-то идет за мной. Я напугалась до ус… – Она не договорила, когда в круг света от фонаря вступил Сэм. Фелиция отстранилась и поспешила представить его:

– Это Аарон, – протараторила она. – Мой приятель. Мы выпивали недалеко, когда ты написала.

Вэнди протянула ему руку в перчатке:

– Приятно познакомиться. Мне жаль, что я прервала вашу беседу. Мой дом всего в нескольких кварталах отсюда. Проводите меня и гуляйте дальше.

– Мы только рады сделать небольшой крюк, – ответил Сэм, подражая ее аристократическому стилю так, словно это его привычная манера речи. – Но вы же не собираетесь домой прямо сейчас? Время всего девять часов!

Вэнди взглянула на Фелицию, потом на Сэма.

– Мы знакомы? – спросила она.

– Сомневаюсь. Я бы вас запомнил.

– А вы двое не хотите уединиться?

– Чем больше народу, тем веселее, – ответил Сэм.

– Пойдем в клуб «Кафе»? – предложила Фелиция.

– Куда же еще! – отозвался Сэм.

– Клуб «Кафе»! – повторила Вэнди и как-то по-новому взглянула на Сэма. – Сто лет там не была!

– Если тебя и правда преследуют, – Фелиция взяла подругу за руку, – то самое безопасное место – это гей-бар!

В клубе Вэнди распустила волосы, пышная грива которых будто зажила своей жизнью. Они танцевали под музыку восьмидесятых в окружении слепящих экранов, по которым шли клипы. В перерывах пили водку и выкладывали фото в Instagram, но Сэм всякий раз старался вылезти из кадра или делал нечто, из-за чего его лицо смазывалось. Всеми силами он старался не попасть в социальные сети. Он чувствовал на себе чужие взгляды и, когда народу в клубе прибавилось, снял рубашку, заткнув ее за пояс джинсов. Может, сегодня ему наконец повезет?

– Кто-то у нас качается, – сказала Фелиция, погладив его плоский живот.

– Каждое утро, – ответил Сэм.

– Так держать.

Мимо проходил парень в облегающих шортиках с шотами «Дэй гло». Фелиция купила три и сунула ему в шорты две купюры по двадцать долларов.

– Она всегда любила зависать с геями, – прокричала Вэнди на ухо Сэму.

– Ой, заткнись, – хихикнула Фелиция и влила в себя синеватый напиток.

– Мы, когда учились, постоянно здесь тусовались, – рассказала Вэнди. – Лучшее место, где можно потанцевать и к тебе никто не пристанет.

– Да вам обеим, похоже, это нравится, – сказал Сэм.

Вэнди тоже выпила.

– Любим отрываться, – сказала она.

– И я, – ответил Сэм.

– Селфи! – прокричала Фелиция.

Сэм успел спрятать лицо в волосах Вэнди. Позднее Фелиция пьяная и в ярости вылетела из бара. Что ее разозлило, Сэм не видел, но думал, что к этому имеют отношение одна лесбиянка и ее девушка.

– В чем дело? – спросил он у смеющейся Вэнди.

– Она пить не умеет. Погоди, вот увидишь, как она ревет в туалете. Пойдем, поищем ее.

Снаружи, под снегопадом, Фелиция настаивала, что она не пьяная.

– Но вы все равно можете проводить меня домой.

– Разве это не ты должна была проводить меня? – напомнила Вэнди.

– Вызовем тебе Uber, – предложила Фелиция, ковыляя по тротуару, – или оставайся с нами.

Она пробормотала еще что-то и чуть не упала, но Вэнди с Сэмом подхватили ее с обеих сторон и помогли добраться до дома. Там поднялись на лифте и проводили в огромную квартиру типа лофт с окнами от пола до потолка и видом на Пруденшиал-билдинг.

– Пойду принесу ей имбирного эля, – сказала Вэнди, направляясь в сторону кухни.

Проводив ее взглядом, Фелиция всем своим весом обрушилась на Сэма и прижала его к стене. Пытаясь поцеловать его, она невнятно пробормотала:

– Я чертовски возбуждена, а ты охренеть какой красивый.

Сэм застыл, опустив руки, и ждал, пока ее отпустит. Он много раз изображал натурала, но если он хочет узнать Вэнди поближе, лучше оставаться другом Фелиции, а не заводить с ней шашни. Наконец она сдалась и ринулась в туалет, подвернув по пути ногу. Сэм услышал звуки рвоты и затем всплеск.

– Ну за что, за что, за что! – сквозь слезы пролепетала Фелиция. – Боже, кто-нибудь, подержите мне волосы!

Вэнди прибежала из кухни и собрала ей волосы в конский хвост, скрепив их резинкой.

– Ты тут располагайся, – прошептала она Сэму. – Я о ней позабочусь.

– Разве не ей положено заботиться о тебе? – напомнил Сэм.

– Мы меняемся.

Сэм оставил их сидеть на полу ванной. Он вышел в коридор, где постоял, прислушиваясь, и затем направился в спальню. Там открыл шкаф и стал шариться в груде кашемировых свитеров, пока не наткнулся на пакетик кокаина, из которого отсыпал в рюмку в кармане пальто. Фото на прикроватном столике изображало Вэнди и Фелицию рядом с человеком, в котором Сэм узнал Пэрли Ричардса, они стояли, по-видимому, на вершине Килиманджаро. На кухне Сэм прихватил коробку крекеров и отнес ее в ванную, где Фелиция лежала лицом на кафельном полу, а Вэнди сидела рядом спиной к стене.

– Это поможет? – спросил Сэм.

– Сейчас вряд ли что-то поможет. – Вэнди встала, стараясь не потревожить Фелицию, и сняла туфли. Без каблуков она стала чуточку ближе к земле. – Проведаем ее позже, проверим, чтобы в собственной рвоте не захлебнулась.

Она взяла Сэма за руку и отвела его в гостиную. Там откупорила бутылку красного вина и наполнила два бокала. Вкус к мебели у Фелиции представлял собой дорогую смесь из современного скандинавского направления и mid-century modern. Они уселись на мягкий диван и зажгли газовый камин. Над каминной полкой висела репродукция картины Алекса Каца[6].

– Так откуда ты? – спросила Вэнди, погладив Сэма по колену. – Утонченный ты наш.

– С улицы.

– Мое любимое место!

Даже спустя столько лет Сэм поражался, как доверчивы могут быть люди, как они спешат впустить симпатичных незнакомцев в свои дома и жизни. С такими, как Фелиция, которая отчаянно искала внимания, было легко – так же было и с Эллен из Сан-Франциско, куда они с Гейбом бежали из Нью-Гэмпшира и где все казалось возможным. Эллен работала в интернет-стартапе, куда Сэм устроился администратором под именем Джейсона Ходжа. Эллен была толстой, и от нее пахло мокрым тальком. Слушая, как говорят о ней другие сотрудники, Сэм поначалу принял ее за офис-менеджера, никак не владельца компании, которую она основала вместе со своими братом Заком.

Эллен была одинока. Ее брат, привлекательный и общительный, свободно заигрывал с девушками и при встрече с корешами давал им пять, а Эллен запиралась у себя в кабинете без окон и, по-видимому, смущалась всего, кроме игры «Сапер», вечно запущенной на ее компьютере. Она казалась человеком, который хочет просто нравиться окружающим, и Сэм начал с чая. Травяного, как он быстро выяснил, и приносил ей имбирный с лимоном. Затем в ход пошли печеньки. Без глютена.

– Ты вряд ли захочешь, – сказал он, в один день заглядывая к ней с контейнером покупного печенья с шоколадной крошкой, – я испек их на рисовой муке.

Эллен взяла одну штучку. Потом вторую.

– У меня от молочки сыпь, – призналась она.

– А у меня от орехов крапивница, – сказал Сэм.

Эллен взяла еще печенюшку и улыбнулась.

– Ладно, не буду отвлекать от работы, – сказал Сэм, отступая от нее.

– Оставайся, – ответила Эллен.

После этого она взяла его под крыло, а Сэм, узнав, насколько она богата, удивился, с какой стати она вообще работает. Эллен жила в Пасифик-Хайтс, в доме с четырьмя кошками и видом на мост Золотые Ворота, в мире одиночества и роскоши, в мире, где стоимость чего-либо не имеет никакого значения. Сэм проскользнул в этот мир на свое место и вышел из него с подаренными электроникой и одеждой, – и все это далось ему ценой нескольких мгновений слюнявого пыхтения по воскресным утрам, прогуливающихся по его лицу кошек и перешептываний на работе. Против сплетен Сэм не возражал, к тому же вскоре он и вовсе перестал появляться в офисе. А потом «Джейсон Ходж» исчез из города.

Порой он задавался вопросом: что, если бы он так и остался Джейсоном, а брат Эллен Зак не присматривал за финансами семьи… Впрочем, напоминал себе Сэм, нет смысла оглядываться на прошлое.

Судя по звукам из ванной, Фелицию снова вырвало.

– Надо бы ее проверить, – сказала Вэнди.

Сэм коснулся ее руки.

– Останься, – попросил он.

Как бы ни было просто втереться в доверие к Фелиции, он получал удовольствие оттого, что бросал вызов избранным вроде Вэнди, которым ни от кого ничего не нужно и которые инстинктивно никому не верят. Сэм налил ей вина.

– Будем, – произнес он.

Вэнди собрала волосы в узелок, а Сэм отпил вина. Вкус у него был землистый.

– Ты же сегодня к Уигглзвортам на вечеринку ходила? – спросил он. – Откуда их знаешь?

– На холме Уигглзвортов знают все, – ответила Вэнди. – Они из старинного бостонского рода. Таких надо знать, если хочешь общаться с равными им.

– У них дети есть?

– Разумеется. Надо же им как-то продолжать род. Бреннан почти такой же милашка, как ты.

– Сколько ему?

– Двадцать семь или двадцать восемь.

– Так и думал. Мы, наверное, вместе в колледже учились.

– Он тебя помнит?

– Мы не настолько хорошо знакомы, – ответил Сэм. – Или вообще незнакомы.

– Он придет ко мне на вечеринку через неделю. Пообщаетесь.

– Что за вечеринка?

– Крокусовая! Я каждый год ее устраиваю. Благотворительный вечер в честь ветеранов. Мы даем стипендии ветеранам-инвалидам. Наш девиз: «Спеши развиваться! Выделяйся!» От людей в форме будет не протолкнуться!

– А крокусы при чем? Декабрь на дворе.

– Цветы тепличные, глупый! Стоили мне целого состояния. Ты ведь придешь?

Сэм фыркнул, не отнимая бокала от губ.

– Дорогая, ты, конечно, не то что некоторые, – он указал большим пальцем в сторону ванной, где Фелицию, судя по звукам, снова рвало, – но все равно пьяна в стельку. Завтра уже ничего не вспомнишь. Я приду к вам, и меня вышвырнут.

– Заткнись, – велела Вэнди. – Тебя я не забуду. Пожалуйста, приходи. – Она положила руку ему на бедро и, понизив голос, добавила: – Я не из тех, кому обычно приходится умолять.

– Если бы я вас не знал, то подумал бы, что вы со мной флиртуете, мисс Ричардс.

– Разве не так? – спросила Вэнди.

– С чего ты взяла, что я на это ведусь?

– Это я и пытаюсь выяснить. Ну так?..

Сэм отпил еще вина. Внезапно он увидел, как перед ним открываются новые перспективы, светлое будущее, полное возможностей. Опустив бокал на подставку, он ответил:

– Думаю, да.

Через несколько секунд они, перенеся храпящую Фелицию в спальню, взяли Uber и поехали на Луисберг-сквер, где Вэнди жила в гостевом доме позади родительского особняка. Сэм провел ее через внутренний двор, обрамленный фонтанами и деревьями на шпалерах, и подождал, пока она откроет дверь.

– Доставил до дома в целости и сохранности, – произнес он, когда Вэнди распахнула дверь и встала на пороге. – Ты, должно быть, уже протрезвела.

– Возможно.

Вэнди прошла внутрь, оставив дверь открытой, и Сэм проследовал за ней в крохотную гостиную, совмещенную с небольшой кухней. Потолки здесь были низкие, такие низкие, что Вэнди приходилось чуть ли не сгибаться. Достав из холодильника бутылку шампанского и откупорив ее, она отпила прямо из горлышка.

– Поможешь добить?

Сэм сделал большой глоток вина, которое стоило, наверное, полсотни долларов.

– Значит ли это, что ты не завсегдатай клуба «Кафе»? – спросила Вэнди.

– Ты разве не слышала, что ожидание вознаграждается?

– Я ничего не жду, – ответила Вэнди, хватая Сэма за воротник рубашки.

Она яростно поцеловала его, оставаясь при этом мягкой. Непривычно мягкой для Сэма. Наверху она сама толкнула его на кровать, а когда он спустя несколько часов проснулся, то не сразу сообразил, где находится. Затем увидел на соседней подушке бурю волос, ощутил мягкое одеяло, что окутывало его. Вэнди повернулась к нему, и ее волосы закрутились вихрем кудрей. Сэм ощутил на бедре ее ладонь.

– Уже? – спросила Вэнди.

– Так у нас интрижка? – спросил Сэм.

– Тебе не все равно?

– А тебе?

– Не знаю даже.

Он с улыбкой перекатился на нее. Убрал локон с ее лица и поцеловал в шею. Она предпочитала смотреть в стену. Его бедра нашли нужный ритм. Он мог бы привыкнуть к этому, как тогда с Эллен. Да, он определенно мог бы к этому привыкнуть.

Со временем.

Глава 5

Сэм поражался, как все может перемениться всего за несколько дней. Он легкой походкой поднялся по крыльцу особняка Ричардсов и позвонил в дверь. Ему открыл Гарри, дворецкий, и Сэм вошел, как к себе домой. В каждой комнате небольшая армия декораторов развешивала венки, гирлянды, елочные шары. Они готовили дом к Крокусовой вечеринке, которая, как оказалось, больше походила на светский раут и обещала стать по-настоящему крупным событием.

– Вэнди ждет меня, – сказал Сэм Гарри, когда тот снимал с него пальто.

Дворецкий кивнул и ушел, оставив Сэма одного. В доме витали ароматы хвои и расплавленного воска. В фойе от черно-белого мраморного пола до самого украшенного потолка высилась двадцатифутовая канадская пихта. Слева была бальная зала с паркетным полом и люстрами, из которой в преддверии праздника убрали всю мебель. Справа через всю столовую тянулся стол красного дерева, заставленный свечами и венками. Еще несколько дней, и дом украсят горшки с похожими на брызги пурпурной, желтой и белой красок выгнанными крокусами. Готовились как к визиту сановников, и Сэм уже ощущал себя частью процесса, словно этот мир принял его с распростертыми объятиями, и он стоял там, вбирая в себя все это, как будто во всем том, что его окружало, был какой-то особенный смысл, как будто ему нужно было собирать этот пазл, пока он не найдет в нем свое место.

Обойдя пихту, он снял с нее и спрятал в карман серебряный шарик. Посмотрел в сторону мезонина. Провел рукой по деталям барельефа мраморной лестницы, представляя, сколько труда и денег вложено в строительство дома. Дома, который точно ему подходил.

– О боже, ты пришел! Только о тебе подумала, а ты тут как тут.

Сэм обернулся. Фелицию он не видел с тех пор, как оставил ее на полу ванной в лофте, но обращалась она к нему как к давнему знакомому.

– Вот уж не думала, что снова тебя увижу, – призналась она. – До вечеринки меньше недели, а сделать надо еще ого-го! Мне бы пригодилась любая помощь.

– Где Вэнди? – спросил Сэм.

– Ты пришел к ней?

– Вроде как да.

– Она с Твиг, – Фелиция закатила глаза. – Она соучредитель благотворительного вечера. Мы втроем учились в колледже, но Твиг – самая умная красотка Америки. Когда Вэнди и Твиг встречаются, результат всегда только один – длинный список дел для меня. Предполагается, что это Твиг должна зазывать ветеранов на вечеринку, но догадайся, кто займется этим на самом деле. Идем. Я тебя озадачу.

Фелиция взяла Сэма за руку и повела по дому. Сперва они заглянули на кухню, где попробовали образцы блюд от поставщиков, включая «Знаменитых крабиков Вэнди».

– Надо над ними поработать, – сказала Фелиция, – а то на вкус как кошачий корм. Рецепт я нашла в выпуске «Домашнего очага» за 1973 год. Вэнди Ричардс в жизни ни одной банки крабовых консервов не открыла.

Она проверила по накладной поставку алкоголя, а затем повела Сэма по крутой лестнице вниз в сырой подвал, где устроила себе кабинет. Она пролистала стопку других накладных, включила ноутбук и открыла на нем таблицу. Сэм тем временем обошел крохотный кабинетик. Никто, оказавшись тут, не обвинил бы Фелицию в организованности: все горизонтальные поверхности были завалены стопками бумаг в папках и без, на полках опасно громоздились горшки с выгнанными крокусами от флористов. В столбике зимнего света из крохотного грязного окошка танцевали пылинки.

– С какой стати Крокусовая вечеринка? – спросил Сэм. – Праздники же, не тот сезон.

– Мы уже не первый год ее устраиваем, – сказала Фелиция. – Вэнди любит выделяться.

Сэм смахнул с деревянного стула стопку папок и присел.

– Ты к Вэнди по какому вопросу? – поинтересовалась Фелиция. – Видел ее с тех пор, как мы тусили в субботу?

На прошедшей неделе Сэм встречался с Вэнди чуть ли не каждую ночь. Странно, что Фелиция не узнала, они же с Вэнди близки. Гораздо ближе, чем работница и наниматель.

– Пару раз, – сказал Сэм.

– Подружились, что ли?

Сэм готов был поклясться, что вопрос с подвохом, поэтому ответил осторожно:

– Может быть. Определенно, сошлись.

Фелиция улыбнулась и, пожевав нижнюю губу, сказала:

– Не стоило мне тогда столько пить. Но ты забудь. Есть хочешь? Голоден? Гарри принесет чего-нибудь.

Сэм покачал головой, но Фелиция все равно взяла трубку телефона на стене и попросила Гарри принести сэндвичи.

– Только без майонеза, – добавила она и повесила трубку. – Вечно он забывает про майонез, мне приходится отсылать еду обратно, и день, считай, испорчен. Как насчет ростбифа? – спросила она, не дожидаясь ответа. – Я рада, что ты заскочил. Все думала, увидимся ли еще? Хотела написать тебе, но нигде тебя не нашла. Ни в «Фейсбуке», ни в «Инстаграме». Тебя словно и нет вовсе. Ааронов Гевирцманов вроде не так уж и много… Ты же Гевирцман? У меня хорошая память на имена, с моей работой по-другому никак. Богатые любят, когда их запоминают.

– Я старомоден, – ответил Сэм, предпочитавший не светиться, в том числе онлайн. – Ты всегда можешь написать мне сообщение. Оставлю тебе номер телефона.

– Значит, все это время ты был здесь, а мне никто не сказал.

– Вот, я же говорю теперь.

Фелиция снова уткнулась в таблицу на экране компьютера.

– Ты поосторожней, – посоветовала она немного погодя, но так тихо, будто не хотела, чтобы Сэм услышал. Выделив ячейки, Фелиция вбила какие-то данные. – Не дай Вэнди тебя одурачить. Она знает, когда ее используют, сразу видит. Вы познакомились всего четыре дня назад, так что не думай, будто вы с ней уже лучшие друзья.

– С чего ты взяла, будто я использую Вэнди?

– Я такого не говорила.

– Правда? Мне показалось иначе.

– Я же о тебе забочусь, – отработанно улыбнулась Фелиция. – Не хочу, чтобы ты пострадал.

Сэм прищелкнул языком. А за Фелицией нужен глаз да глаз, отметил он про себя.

– Как ты тут что-то находишь? – сменил он тему. – Бардак же натуральный.

– У себя я могу найти почти что угодно.

– Видишь, я вас обеих едва знаю, – сказал Сэм. – Мы познакомились всего несколько дней назад. Вэнди встречается с кем-нибудь?

– Ты на нее запал?

– Разве мы втроем не ходили в гей-бар в субботу?

Фелиция пролистала таблицу.

– Не видишь ничего, связанного с ледяными скульптурами? – спросила она. – Глянь под тем горшком с крокусом.

Сэм приподнял горшок с цветком и увидел под ним клейкий листочек для заметок. Прочитал вслух данные по доставке.

– Вэнди ни с кем не встречается, – ответила наконец Фелиция. – Сама говорит, что хотела бы, но каждый новый парень, с которым она знакомится, чем-то да не подходит. В этом году она месяца три встречалась с типом по имени Хиро. Кинорежиссер, и, должно быть, с трастовым фондом, потому что, видит бог, его фильмы не окупаются. Мы чуть со скуки не померли, пока смотрели его документалку «Стирка в Нонантаме», про развратника, который владел прачечной в Ньютоне. Дурное кинцо, доложу я тебе, а сам Хиро угрюмый и капризный, носил футболки в облипку. Правда, никого симпатичнее я не встречала. Я готова была исполнить любое желание Хиро, а Вэнди бросила его сразу, как мы досмотрели фильм. Типа картина показала его ограничения.

– Как насчет тебя? – спросил Сэм. – Ты-то должна с кем-то встречаться.

– Иди ты, – отмахнулась Фелиция. Она как будто снова потеплела к нему. – Я всю жизнь сбоку припека, и мне нравится. Меня никто не замечает. И потом, мы вроде все обсудили тем вечером. Я встречаюсь со старикашкой. Он везет меня во Францию, помнишь?

– Помню, – подтвердил Сэм. – А у меня богатый папенька, который платит за квартиру в Бэк-Бэй. Нам обоим мечтать не вредно.

– Папика ты без проблем подцепишь.

– Возможно, стоит этим озаботиться, – сказал Сэм.

В прежних жизнях Сэм жил за счет состоятельных мужчин и женщин. Много раз. И извлек из этого уроки. Уяснил, как далеко может завести смазливая мордашка, когда это надо, с мужчинами и женщинами, с натуралами и геями. В этом он был без предрассудков. Он научился считывать ситуацию и не брезговать возможностями, когда они предоставляются, усвоил, что скука может привести к жадности, а жадность почти всегда приводит к разоблачению. Не подбей он Эллен захватить компанию, жил бы до сих пор в Сан-Франциско, гоняя с подушки кошаков. Ведь знал же, с самого начала, что Зак своего без боя не отдаст.

У Фелиции зазвонил телефон. Она ответила и с минуту слушала абонента.

– Не понимаю, при чем тут я, – произнесла она наконец, а после очередной паузы добавила: – Вы облажались, вам и разбираться!

Нажав отбой, она уронила голову на стол.

– Фотограф, – простонала она. – Ее перехватили. Надо найти кого-то другого. О боже, боже, боже, как мне быть? Список дел уже длиной с мою руку. – У нее снова зазвонил телефон. – Что? – спросила она и, выслушав собеседника, снова нажала отбой. – Господи, а это была доставка мебели, – объяснила она. – Будут через пять минут, на два дня раньше запланированного срока. Иди наверх. Ничего не подписывай, пока все не выгрузят, и смотри, чтобы не поцарапали полы.

– Думаю, с этим я справлюсь, – заверил ее Сэм. – И позвони фотографу. Пусть пришлет помощника и как-нибудь это компенсирует, иначе ты напишешь о ней плохой отзыв на Yelp! Всегда срабатывает. Давай вечером погуляем, только ты и я. – Не стоило забывать, что лучше оставаться другом Фелиции. – Я напишу.

Дотянувшись до ее списка дел, он вычеркнул пункт «Столы и стулья», а затем направился вверх по узкой лестнице и, поднявшись из влажного подвала в холл, где активность достигла точки кипения, глубоко вдохнул свежего воздуха. Он встретил фургон доставки и проследил, как разгружают и расставляют мебель. Когда грузчики уехали, он взглянул на мраморную лестницу, воображая, как слоняется из комнаты в комнату, копается в ящиках столов, валяется на кроватях, сидит на подоконниках, уже будучи частью этой жизни. В бальной зале он топнул пяткой по паркетному полу. Провел ладонью по стенным панелям. Коснулся обоев цвета золота и слоновой кости. Пригасил хрустальные люстры. Сделал несколько вальсовых шагов с воображаемым партнером, закрыл глаза и представил, что комната полна одетых с иголочки людей. Струнный квартет наигрывал Моцарта. Сэм скользил по комнате, придерживая партнершу за талию, наклонился с ней к полу, когда музыка вышла на крещендо. Все смотрели только на них. Все хотели быть им или с ним, а ему лишь нужно было продолжать представление.

– Вот ты где.

Сэм остановился. В дверном проеме стояла Вэнди Ричардс, а льющийся через французские двери солнечный свет озарял ее темные глаза и утонченные черты. Она и правда была красивая, это видел даже Сэм. Вэнди похлопала в ладоши, так что от стен пустой комнаты отразилось эхо. Сэм залился краской, в кои-то веки искренне.

– Провалиться мне… – сказал он.

– Не смущайся. Мы этой комнатой пользуемся не так уж часто. Может, ты найдешь ей применение.

– Был бы партнер.

– Я никогда изяществом не страдала.

– Не верю. Можно? – Сэм положил руку ей на талию и с улыбкой посмотрел в глаза. – Просто следуй за мной.

– Ты об этом пожалеешь, – предупредила Вэнди. – Или, по крайней мере, пожалеют твои ноги.

Сэм повел ее в танце.

– А ты высокий, – заметила Вэнди, – я сразу и не заметила.

– Почти как ты, – ответил Сэм.

– Не каждый мужчина скажет это.

– Я – не каждый.

– Верно, – признала Вэнди. – Ты не как все. А сейчас, похоже, это ты со мной заигрываешь.

– Может быть, – сказал Сэм. – Почему ты не рассказала о нас Фелиции?

– Никаких «нас» пока еще нет, – напомнила Вэнди. – Мы просто спим вместе. Я даже не знаю, где ты живешь. – Она помолчала. – Кстати, а где ты живешь?

– В Сомервилле.

– Бедновилл, – произнесла Вэнди. – Хипово!

Сэм вспомнил квартирку на первом этаже, которую делил с Гейбом: запах вареных сосисок и плесени, сочащийся из-под двери Гейбовой спальни, дым марихуаны.

– Ага, очень понтово, – ответил Сэм.

Вэнди наступила ему на ногу и поморщилась, как бы говоря «я же предупреждала».

– Так что? – сказала она. – Фелиция устроила тебе допрос с пристрастием?

– Все прошло не так уж плохо.

– Держу пари, она растрепала про Хиро.

Сэм пожал плечами.

– Мы с ней как сестры, – сказала Вэнди. – Знаем мысли друг друга, и мне кажется, она хотела забрать Хиро себе. С тобой, наверное, та же история.

– Она считает меня геем.

– Вот и славно, – сказала Вэнди. – Будет знать свое место и не даст моему папе совать свой нос куда не надо. Я за обедом рассказала про тебя Твиг. Она меня понимает, ее отец ведет себя как мой, если не хуже. – Оценивающе посмотрев на Сэма, она взъерошила ему волосы на голове. – Очки мне нравятся. Парни в дорогих очках хорошо смотрятся в инете. В субботу сделаем что-нибудь с твоей прической. Что наденешь на вечеринку?

– Пока не решил. Надо посмотреть, что у меня есть.

– Так дело не пойдет. Я ведь персона-бренд, мне надо, чтобы люди обсуждали тебя и писали о тебе в «Твиттере». Для этого выглядеть ты должен просто супер. Напустить немного интриги не помешает. Пусть люди гадают, кто ты такой.

Это заронило в душу Сэма зерно тревоги. В Сети легко сравнить одно лицо с другим. Впрочем, довольно скоро Сэм забыл о волнении, когда обнаружил, что мчится по улицам Бостона в салоне Audi. Вэнди сидела за рулем, нажимая на педали своими длинными ногами.

– Если честно, – говорила она, – по тебе не скажешь, что ты хоть раз бывал на благотворительных вечерах.

Они мчали мимо пешеходов и тротуаров. Наконец Вэнди свернула в переулок и через Чарльз-стрит выехала в Кембридж. Остановилась у салона эксклюзивной мужской одежды Drinkwaters. Сэму пришлось бегом догонять ее, идущую широким шагом.

– Логан, – поприветствовала Вэнди консультанта.

– Мисс Ричардс, – вежливо улыбнулся Логан.

– Позаботишься о моем друге? Нужно что-нибудь нарядное и сексуальное. Что-нибудь в тему с крокусами.

– С радостью, – ответил Логан.

– Оставлю вас, – сказала Вэнди. – Скоро вернусь.

Сэм дождался, когда Логан принесет ему брюки, сорочки, пиджаки и туфли на примерку. Вдыхая аромат кожи и касаясь кончиками пальцев мягкой ткани, Сэм не смел и глянуть на ценники.

Логан показал ему одну брючную пару:

– Вот эти сидят хорошо и подчеркивают фигуру.

Переодевшись, Сэм будто сбросил старую кожу. В зеркале он видел Аарона Гевирцмана и того, кем Аарон мог бы стать, и чувствовал себя просто отлично, лучше, чем в последние несколько месяцев.

– Надо измерить их по внутреннему шву, – сказал Логан, опускаясь на колени и разматывая мерную ленту. Его окружала аура привлекательности расторопного консультанта. Аккуратно подстриженные волосы отливали проседью, хорошо увлажненная кожа сияла. – Мисс Ричардс – особа щедрая. Знаете, вы ведь у нее не первый. Ей нравятся игрушки с симпатичными лицами. Жаль, ко мне никто такую щедрость не проявляет.

А вот это было откровенно. И грубо. Повод послать подальше, однако Сэму плевать было, первый он или нет, потому что сейчас у нее был именно он. Он взглянул в зеркало, чтобы оценить, как сидят брюки, как смотрятся выглядывающие из рукавов пиджака запонки. Он занимался каждое утро: бегал по часу вокруг района в любую, даже самую холодную погоду, а потом тягал железки в тесной спальне, пока Гейб жарил бекон, которым воняло на всю квартиру. Крокусовая вечеринка станет еще одной незабываемой ночью. Разве может что-то пойти не так, когда Сэм выглядит столь великолепно? Он ткнулся пахом в лицо Логану, как раз когда его рука замерла на уровне гульфика.

– Я могу быть щедр с тобой, – сказал Сэм. Он поправил было повязанный виндзорским узлом розовый галстук, но потом решил идти без него. В конце концов, немного голой кожи никогда не повредит. – Только смотри, без пятен.

Глава 6

Многого Гейб Ди Парсио от жизни не хотел: лишь бы приткнуться к чему-то. К чему угодно.

И чтобы кто-нибудь любил его.

И любить кого-то в ответ. Завести семью и детишек, дом, собаку. Быть самым обычным человеком и жить обычной жизнью.

Любить у него получалось легко. Порой даже слишком легко, как часто говорил ему Сэм.

Прямо сейчас он был влюблен, да так сильно, что в кои-то веки решился оторваться от компа и выйти на холод. Он стоял у кинотеатра на Дэвис-сквер и смотрел на девушку за кассой. Она так ловко сновала от машины для попкорна к автомату с содовой, и кукольное платьишко, которое сегодня казалось ему особенно тонким, сидело диво как хорошо. Она наливала на попкорн масла больше, чем нужно, всем, даже тем, кто не просил об этом. Первый раз Гейб увидел ее две недели назад, когда пришел на полуночный сеанс «Назад в будущее».

– Обожаю этот фильм, – сказала она, вручая Гейбу билет.

– И я, – ответил он. По крайней мере, он хотел бы ответить. Вместо этого он просто пялился на нее, пока она не спросила, не хочет ли он чего-то еще.

Сегодня он репетировал, чтобы сказать: «Идешь на шоу “Подкаблучник” на следующей неделе?» или: «Ну и холодина сегодня!» Банальности. Такое сказал бы любой, он не выделится. Гейб не скажет, что уже знает ее имя, адрес, и что ее соседка по комнате уходит на работу строго в 8:13 каждое утро по будням. Не скажет и о запасном ключике под крыльцом. Попросит, может быть, конфет, а вот про то, что ему нравятся ее сиськи, уж точно промолчит.

Гейб толкнул дверь кинотеатра. Сухой и теплый воздух лобби пах попкорном. Гейб готов был поклясться, что, увидев его в конце недлинной очереди, девушка задержала на нем взгляд и, сдерживая улыбку, закусила нижнюю губу. Может, он попросит карамелек и попкорна и скажет, что если встряхнуть их вместе, то получится «попкорновый сюрприз». «Вот, сюрприз для тебя», – сказал бы он, а она виновато посмотрела бы на напарника, как бы уже согласившись на предложение Гейба. Надо было сбрить бороду перед выходом. Кто захочет целовать бородача? Да и надеть следовало что-то еще, кроме фланелевой рубашки.

Девушку звали Пенелопа.

Подошла его очередь. Гейб сделал шаг к кассе. Интересно, друзья зовут ее Пенни?

– Вы всегда тут, – сказал он.

– Работаю здесь, – ответила Пенелопа, оглядывая очередь позади него.

– Может…

– Какой фильм?

– …поужинаем?

– Знаешь, – сказала она, – ты не в моем вкусе.

В лобби вошла пара, и Гейба обдало волной холодного воздуха. Белокурые волосы Пенелопы взметнулись вокруг ее лица, а соски, готов был клясться Гейб, затвердели, проступив под тонкой розовой тканью. Как ни старался он не пялиться, Пенелопа проследила за его взглядом и скривилась.

– Билет берете или нет? – спросила она. Улыбки как не бывало.

Гейб развернулся и вышел.

Он шагал быстро, стыдливо опустив взгляд. К счастью, со станции метро повалил поток людей и, подхватив его, унес в самое сердце Дэвис-сквер. Гейб оглядел людные тротуары. Среда, середина дня, народу – не протолкнуться. Вдоль улиц тянулись праздничные гирлянды, в переполненных кафе собирались небольшие компании. О том, чтобы войти в пропаренное и шумное тепло, Гейб мог только мечтать. Он мог только мечтать о том, чтобы присоединиться к кому-то, чтобы его заметили. Интересно, думал он, где сейчас Сэм? У него дела поинтереснее, чем сидеть в четырех стенах. Если Гейб сейчас вернется домой, там ему станет еще тоскливее.

Он остановился в середине площади, в нескольких сотнях ярдов от кинотеатра. Повалил снег. Гейб задрал голову, подставляя лицо белым хлопьям. Даже здесь, посреди запруженной людьми площади, они дарили умиротворение. Гейб открыл с телефона Tinder и листал профили, пока не нашел Элли-Кэт. Судя по статусу, она «рвалась в бой». На аватарке она сделала губы уточкой, глядя в камеру. Получилось распутно и не слишком привлекательно.

Гейб смахнул профиль вправо. Для дней вроде этого Элли-Кэт – идеальный вариант.

Она вела себя как заправская шлюха, хотя титьки у нее были средние: и размер, и соски – все среднее, зато хотя бы без выступающих вен. Твердая четверка. Ей нравилось быть сверху, сидеть прямо и скакать на Гейбе строго вверх-вниз, пока он лежал бревном. А еще она любила жевать жвачку. И болтать. Болтала она с самого момента, как открыла дверь своей квартиры в Кембриджпорте и жестом пригласила войти, заканчивая телефонный звонок. Болтала, стягивая с себя футболку и расстегивая ремень. Болтала, когда оседлала Гейба, и сказала ему, что и не подумает целоваться.

– Не хватало еще подцепить герпес.

Теперь вот Элли-Кэт болтала о матери, кошке, бывшем парне по имени Рустер и работе ординатором в отделе педиатрии.

– Я так-то детей терпеть не могу. Сопли, конъюнктивит… В сериалах все врут, а иногда я вообще… – Она взвизгнула. – Ага, вот так. Иногда я думаю, что выбрала не ту специальность.

Гейб натянул сразу два презерватива – для подстраховки и чтобы быстро не кончить. Он и третий натянул бы, если бы это не выглядело так странно.

– Мне двадцать шесть, – продолжала Элли-Кэт. Вынув жвачку изо рта, она прилепила ее за ухом. – Никогда бы не подумала, что доживу до двадцати шести, стану доктором и все равно буду жить с соседкой.

Гейб закрыл глаза и мысленно отгородился от ее писклявого голоса. Стал думать об озере, Сэме и Лайле. Он представлял Лайлу в желтых плавках-бикини и футболке окраски шенье. В его мыслях они втроем гуляли по лесу, среди гранитных глыб и папоротников. Он слышал запах рыхлой лесной земли. Взяв с собой только сигареты да пиво, они шли извилистой тропинкой, пока перед ними не раскинулось голубое, как ежевичный[7] фруктовый лед, озеро. Крыша хижины давно обвалилась, но над дверью по-прежнему висела вывеска с надписью «Уютный уголок». Пирс уже дышал на ладан, на него было страшно ступать, однако Сэм все равно разбежался и сиганул с него в прозрачную воду. Он позвал остальных следовать за ним и поплыл к бухте.

Лайла зажала нос пальцами и прыгнула в воду «солдатиком». Вынырнув, поплыла на спине, а Гейб смотрел на ее грудь, на обозначившиеся под заношенной тканью футболки соски размером с монетку пятьдесят центов. У Лайлы грудь была на пять баллов.

Все, чего хотелось Гейбу, это просто лечь на прогретые солнцем доски, потягивать пиво и смотреть. Сквозь кроны берез пробивались лучики солнца, а Лайла плыла, напевая «Солнце в кармане»[8]. В бухте Сэм нырнул глубоко и, точно баклан, вынырнул в нескольких ярдах в стороне. Гейб коснулся поверхности воды. По кругам, которые разошлись от его руки, скользили водяные клопы. В камушек на дне тыкалась мордой круглая рыбка.

Лайла встала в воде перед Гейбом. Она расплела косу, и волосы расплывались вокруг нее рыжеватым пятном. Она была прекрасна. Гейб передал ей баночку ледяного Coors Light. Лайла спросила, о чем он думает, а он в ответ помотал головой. Думал он, конечно, о том, как ее ноги обвиваются вокруг его бедер, как он утыкается лицом в ее грудь, о том, как пахнет озеро. Он представлял, как затрахает Лайлу до потери пульса.

Финальный взвизг, и Элли-Кэт перестала прыгать на нем.

– Кончил? – спросила она.

Гейб кончил. Стянул презервативы и поискал, куда бы их выбросить.

Элли-Кэт указала в коридор, где была ванная. Вид у нее отчего-то сделался кислый. Да и трещать она перестала.

– А где соседи твои? – поинтересовался Гейб.

– Мы все врачи, – сказала она, так и не ответив на вопрос.

Она надела оксфордскую рубашку и трусы-боксеры, а стоило Гейбу тронуть ее руку, как она вздрогнула. Он чуть было не коснулся ее шеи. В какой-то момент жизни он перестал замечать симптомы: испарину, покалывание на коже, пустоту в животе, – помогавшие отличать хорошее и плохое, предупреждавшие, что он близок к тому, чтобы перейти грань, что логика и рассудок вот-вот оставят его. Гейб прямо здесь и сейчас сломает Элли-Кэт шею, и никто, кроме разве что ее предков, таких же, наверное, чопорных и белокурых, как она, не поймет, в чем дело. Уж они-то знают, что их доченька – прожженная шлюха. Полиция тоже догадается обо всем, отследят ее последний звонок – на его номер, и тогда Гейб с Сэмом пустятся в бега. Нет, напомнил себе Гейб, пора идти.

– Мне пора, – сказал он.

– Думаешь?

Ему пора.

Но…

Он не хотел уходить.

– Я тебя люблю, – сказал Гейб.

Элли-Кэт удивилась. Гейб и сам слегка удивился, хотя прямо сейчас хотел просто забрать ее отсюда, из этого дома, от соседей. Им обоим пора избавиться от соседей. Элли-Кэт засмеялась, наполовину пораженно, наполовину… в восхищении, что ли? Он запустил руку ей в волосы и навис над ней, прижав ее ноги к матрасу. Грудью ощутил, как колотится ее сердце. Ему стало тепло. Элли-Кэт принялась извиваться, а он не сразу вспомнил, что она не целуется.

– У меня нет герпеса, – произнес Гейб.

Она отвернулась, утыкаясь лицом в подушку, а он сосредоточился на том месте, где ее волосы прилипли к розовому комку жвачки за ухом. Из глаз Элли-Кэт покатились слезы. Гейб этого не хотел, совсем не хотел.

– Прости, – извинился он, позволяя ей вытолкать его из комнаты. – Спасибо, – добавил он у порога. – Было… прикольно.

Он уже хотел обнять Элли-Кэт, но та отпрянула. Гейб немного постоял в дверях. На плечи и голову ему падал снег. Стемнело.

– Так тебя Эллисон или Кэтрин зовут? – спросил он.

– Ни так, ни так.

Гейб улыбнулся. Игриво.

– Спорим, ты врешь?

Он вышел на крыльцо, и Элли-Кэт захлопнула дверь. Он ощущал себя таким же легким, как снег, падавший вокруг него. Так легко ему не было уже давно. Он снова чувствовал Лайлу, ее крупную косу и грудь. Она оставалась с ним все эти годы, по крайней мере, у него в душé, напоминая, что он не одинок. Были и другие женщины, Мишели, Лизы, Эми и Дженнифер. Много, очень много Дженнифер. Но больше остальных было Сэма. Сэма, который говорил об успехе, о том, чтобы стать кем-то, найти людей, которые помогут, который говорил, что надо делать что-то, хоть что-то, а не просто мотаться по стране. Сэма, который вел Гейба по миру, подобному бескрайнему и бесцветному морю. Сэма, который не позволял Гейбу сойти с дистанции. Первый раз они встретились в столовой школы, очередной новой школы для Гейба, коридорами которой он бродил в тот день, словно призрак. По зеленой перфокарте он получил льготный обед и устроился в конце длинного стола, где четверка баскетболистов, согнувшись над подносами и как будто даже не дыша, уплетала свой паек. Бывало, над ребятами, получавшими бесплатное питание, насмехались, но только не над Гейбом. Над ним никогда не смеялись. Чтобы над тобой издевались, надо, чтобы тебя заметили, а Гейб всю жизнь наблюдал за другими, оставаясь невидимым. В этом он поднаторел. Так он выживал.

Он до сих пор помнил вкус обеда в тот день: индейка и студенистая подлива, горочка разваренной моркови и похожий на шарик мороженого белый солоноватый рис. Гейб ел быстро, боясь упустить хотя бы кроху. Когда он доел, из очереди с подносом вышел Сэм. Он осмотрелся, а потом пошел по столовой, которую, как показалось Гейбу, накрыло мягкой волной тишины. Сэм шел, высоко подняв голову и улыбаясь, как будто знал, что все взгляды устремлены на него. А еще он шел прямиком к Гейбу. Гейб почти машинально собрал посуду на поднос и приготовился уходить. Он еще не знал местных порядков и уж точно не знал, где в столовке можно сидеть, а где нет, но Сэм остановил его:

– Сиди, – и, не спрашивая, сел напротив.

В тот миг чары развеялись, и баскетболисты вернулись к еде, очередь поползла дальше, в воздухе приглушенно загудели голоса. Сэм попробовал обед.

– Фигня, – пожал он плечами и продолжил есть. – Ну, как твои первые две недели?

Гейб не знал, что и сказать.

– Я – Сэм.

Если бы Гейб знал, как испаряться, тотчас исчез бы. Он не привык к чужому вниманию.

– Ты же Гейб, да? Мы на алгебре вместе были.

Гейб кивнул. Он как будто лишился дара речи, но в тот момент, в столовой, днем в начале марта, спустя месяц после четырнадцатого дня рождения, Гейб ощутил, как в животе поднимается и расходится по всему телу волна радости. Ему как будто впервые за всю жизнь улыбнулось солнце.

Войдя в дом, Гейб громко позвал Сэма, хотя во влажном и пропахшем «Дошираком» воздухе ощущалась пустота. Он потопал по вытертому ковру в прихожей, стряхивая с подошв снег и лед. В квартиру на Дэвис-сквер они переехали из Нью-Йорка, когда у Сэма разладились отношения с биржевым маклером. Теперь Гейбу полагалось называть себя Барри Беллоуз, но обычно, во время редких разговоров хоть с кем-нибудь, он забывался.

Он прошел на кухню и открыл холодильник. Выложил на ламинатную столешницу остатки вчерашней пиццы и принялся есть ее, даже не разогрев. Потом проверил, нет ли сообщений от клиентов. Гейб подрабатывал программистом-фрилансером, и с его доходов они с Сэмом платили за все, даже за машину и квартиру. Сейчас было бы неплохо зарыться в отладку какого-нибудь сложного кода, чтобы не думать об Элли-Кэт и Лайле.

Или о Пенелопе.

Раньше Гейб расстроился бы из-за отказа. Может, и в этот раз стоило. Хотя… что бы он стал делать, прими Пенелопа его приглашение поболтать? Ну, обменялись бы они любезностями, а дальше? И все же, гадал Гейб, как Пенелопа стала бы называть его после третьего свидания? «Милый»? Или «дорогой», окажись она с претензиями? Она наверняка такая. Ей, наверное, хотелось квартиру в лофте с бытовой техникой из нержавейки. Считай, спасся, сказал себе Гейб.

Он принялся расхаживать по кухне. Если сейчас пойти к Пенелопе, ее соседки еще не будет дома. Может, он не так понял ее? Вдруг она постеснялась толпы, или босс наблюдал за ней, или она просто включила фифу, а он не догадался подыграть ей?

Может, стоит еще раз заглянуть в Tinder?

Гейб отправился к себе, чтобы курнуть. Заначка была пуста. Тогда он прошел в спальню к Сэму, хотя тот никогда запасов травы не держал. В комнате было до омерзения опрятно и чисто: разложенное в строгом порядке железо ждало завтрашней тренировки, на комоде лежали зачатки будущей диорамы безделушек из этой их жизни в Сомервилле, рюмка, понюшка кокаина. Они и прежде оставляли за собой такие инсталляции. Гейб написал Крикет, что ему нужно пол-унции, и та ответила, что она уже рядом.

Открылась входная дверь.

Сэм вернулся.

Он бросил на пол прихожей понтовые пакеты, из них вывалились коробки. Сэм принялся вскрывать их и подбрасывать в воздух шелковое белье. Он все болтал о какой-то женщине, благотворительном вечере и легковом автомобиле, но Гейбу было по фигу. Он почти не слушал его. Просто радовался, что уже не один.

– Потанцуй со мной, – велел Сэм. Гейб замотал головой, но все же встал с ним в пару. Как всегда. Сэму было невозможно отказать. Он так легко получал свое.

Сэм приобнял его за талию и закружился по комнате, а потом бросился открывать очередную коробку.

– Hermès! – сказал он, показывая ярлычок на паре брюк.

Когда появилась Крикет, Гейб расплатился с ней за траву, а Сэм отчитал его за то, что заказывает такие вещи через сообщения.

– След остается, – сказал он. Впрочем, это не помешало ему растянуться на Гейбовой койке и глубоко затянуться из бонга. – Мне кажется, в Бостоне у нас все получится, – сказал он. – Этот город может стать нашим домом.

Сэм никогда не скрывал надежд, желаний и потребностей. Никогда. И эту свою отчаянную нужду стать частью чего-то тоже выставлял напоказ. Надо было только присмотреться, и она становилась очевидной. Поразительно, думал Гейб, сколько людей этого не видят. Он поджег шишки и затянулся. Он услышал, как забурлила вода в колбе, почувствовал, как дым щекочет легкие, и задержал дыхание так надолго, как только мог.

– Все идет хорошо, – сказал Сэм. – Реально хорошо.

Хорошо было и прежде, но Гейб погнал эту мысль прочь. Главное, что Сэм тут, рядом.

В дверь позвонили. Сэм спал, и Гейб прокрался в прихожую, где накинул на дверь цепочку. Эту привычку он завел, еще когда они обитали в одном наркопритоне в Сан-Франциско. Приоткрыв дверь на дюйм, Гейб в слабом полуденном свете увидел на пороге миниатюрную женщину: квадратные очки, румяные щеки, длинные черные волосы, торчащие из-под лихо сдвинутого набок берета. За ее руку цеплялась маленькая девочка, с ног до головы одетая в розовое. У ног женщины сидел бассет-хаунд.

– Эстер Терсби, – представилась женщина. – Я хотела бы осмотреть квартиру.

Гейб захлопнул дверь и, сняв цепочку, снова ее распахнул. В прихожую ворвался холодный воздух. Снегопад на улице к тому времени прекратился. Женщина в берете потянула носом. Весь дом, похоже, пропах травой. Женщина поправила на плече дорогую оранжевую сумку и спросила:

– Еще сдается? – Она прошла внутрь. – Мило, – заметила она, хотя наморщенный лоб говорил об обратном.

– Квартира не сдается.

– Правда? – спросила Эстер. – Клянусь вам, адрес точный.

Девочка подергала ее за рукав:

– Писить.

– Подержите, – женщина вручила Гейбу поводок. – Не возражаете? Да, и вот это держите. Внутри собачий корм. – Она протянула ему оранжевую сумку. – Где у вас туалет?

Помолчав, Гейб мотнул головой в сторону коридора.

– За кухней.

– Спасибо. Вы не представляете, как быстро это может стать катастрофой.

С этими словами Эстер убежала, оставив Гейба в коридоре с собакой, которая, поскуливая, зарылась носом в сумку. Гейб провел рукой по оранжевой коже. Порылся в карманах, нащупал там стопку чеков. Нашел пакетик с собачьим печеньем, однако рыться в сумке не перестал. Открыл бумажник. Пошерудил в кармашке с мелочью. Достал водительские права и запомнил адрес. Оказалось, Эстер живет тут же, в Сомервилле. Если бы в сумку запустил свои лапы Сэм, он бы присвоил какую-нибудь мелочь для коллекции, ручку там или помаду. Гейб был куда осторожнее. К тому времени, как Эстер с девочкой вернулись из туалета, Гейб скормил собаке половинку печенья. Он залился краской при мысли, что Эстер видела кухню: покрытые коркой грязи стойки и шкафчики цвета старого ногтя на ноге. Пора ему бросать такой образ жизни.

– Он скулил, – пояснил Гейб, протягивая Эстер открытую сумку. Она сама сказала ему про корм, но он знал, что все равно выглядит виноватым. Как бы в доказательство он бросил на пол вторую половинку печенья.

– Это она, – ответила Эстер. – Ее зовут Вафля. – Она забрала у Гейба поводок. – Простите, что потревожили…

Эстер молчала, и до Гейба не сразу дошло, что она ждет, когда он прервет затянувшуюся паузу. Что же сказать?..

– Вы вегетарианка? – спросил он.

– Вообще нет. А что?

– Просто меня достали вегетарианцы.

– Ну ладно, – сказала Эстер и тут же рассмеялась, отчего показалась участливее и добрее. – Об этом я не подумала. Меня они тоже достали.

Гейб улыбнулся. Улыбнулась и Эстер, а потом посмотрела на входную дверь. На мгновение Гейб увидел себя ее глазами: высокий небритый парень, который почти все время проводит в одиночестве, пялится в строчки кода на экране компьютера, а еще у него красные глаза. Она, с другой стороны, могла бы быть куклой с ее фарфоровой кожей и шелковистыми волосами. На ней был замшевый жилет с бахромой, серые шерстяные легинсы и крохотная мини-юбка. Ноги Эстер были по-своему, по-кукольному, очень длинны и заканчивались парой кожаных сапожек, в которых, однако, по снегу не погуляешь. Американская девочка в стиле бохо-шик. Часть Гейба хотела прикоснуться к ней, запустить пальцы ей в волосы, убедиться, что она настоящая. На всякий случай он сцепил руки за спиной.

– Тако любите? – спросил он.

– Их, по-моему, все любят. Разве что, кроме вегетарианцев.

– Я на обед съел. С котлетой.

– Вегана?

– Нет, тако.

Эстер улыбнулась:

– Да я поняла, – успокоила она Гейба и после паузы добавила: – Давно тут живете?

– Прилично, – ответил Гейб.

– И я. В Сомервилле, по крайней мере. Думала перебраться на Дэвис-сквер, но аренда тут дорогая.

– Даже на такие клоповники.

– Отпусти уже даму, пусть идет по делам.

Гейб не заметил, как Сэм вышел из спальни и встал рядом. В его присутствии Гейб почувствовал, как исчезает где-то на заднем плане. Волосы у Сэма со сна стояли торчком, однако Эстер к нему присматривалась с любопытством. Женщины – и даже большинство мужчин, – видя Сэма первый раз, всегда останавливали на нем взгляд.

– А это… – начал было Гейб. Как там ему называть Сэма теперь?

– Аарон, – подсказал тот. – Барри и сам наверняка забыл представиться. Вечно он в присутствии женщин теряется.

– Только не при мне, – возразила Эстер, закидывая сумку на плечо. – Аарон и Барри, значит?

– Верно, – подтвердил Сэм.

– Ну что ж, благодарю, что пустили в туалет.

– Не за что, – сказал Сэм.

– Простите, что потревожила. Надо уточнить адрес у риелтора.

Сэм открыл дверь, впуская свежий воздух, и Гейб проводил Эстер взглядом, пока она спускалась по крыльцу, ведя за собой девочку и собаку на поводке. Его окутал запах хвои от венка на двери. Гейб вдохнул аромат сосновых иголок и преющих листьев. Ощутил на губах сладкий привкус озерной воды и вспомнил, как нырял все глубже и глубже в холодную темноту, пока легкие не начинали гореть. Над собой он увидел луну, белое пятно на фоне черного неба. Гейб вспомнил Лайлу, которую слишком уж долго называл мисс Блейн. Она звала его Чувак, или Кучеряшка, или, как ему больше нравилось, Здоровяк.

Сейчас он смотрел, как Эстер идет по тропинке к калитке в сетчатом заборе и выходит к здоровенному синему пикапу. Забирается на подножку, чтобы усадить в салон девочку. Интересно, думал Гейб, ей хватит росту, чтобы самой сесть за руль, не говоря уж о том, чтобы вести? Может, ей пригодится его помощь?

– Не будь таким недоумком, – предупреждающе сказал Сэм, проследив за его взглядом. – Вернись на землю. Пойдем еще пыхнем. – Гейб не обратил на него внимания, и тогда Сэм добавил: – Я уже говорил о Фелиции Накадзаве? Мы с ней идем в «Баррен». Пошли со мной, познакомлю вас. Тебе же вроде азиаточки нравятся? Фелиция одинокая, пухловатая, запала на одного типа и думает, наверное, будто весь мир ополчился против нее. Ты с ней справишься лучше меня. Я вам, ребята, все устрою. – Сэм положил руку на плечо Гейбу. – И, если совсем честно, тебе не помешает хорошенько потрахаться!

Гейб стряхнул его руку.

– Брось, Гейб. У нее ребенок, а если у бабы есть ребенок, значит, дома ее ждет муж.

Даже если Сэм прав, Гейбу сейчас хотелось только, чтобы Эстер обернулась и помахала ему рукой. Хотя часть его понимала, что для нее будет лучше, если она этого не сделает, впрочем, девушки с такими дорогущими сумками вообще редко когда оборачиваются.

В этот момент Эстер обернулась.

Глава 7

Сворачивая за угол и выезжая на дорогу, Эстер чувствовала, как Гейб провожает ее взглядом. Его взгляд она ощущала на себе постоянно, пока находилась в доме: с того момента, как он выглянул через щель между дверью и косяком, до того момента, когда она схватила с кухонной стойки и спрятала в карман конверт с почтовым мусором, когда увидела, что он роется в ее сумке. Судя по всему, Гейб просто носил эту неуклюжесть как свитер – напоказ для окружающих. Таким он мог бы даже и нравиться. А вот Сэм был сама маскировка и осторожность. Он сразу же попытался спровадить Эстер, пустив в ход вежливость представителя высшего класса, которую он, скорее, выучил, а не унаследовал. С Гейбом будет проще познакомиться поближе.

Эстер записала в блокноте имя Аарона Гевирцмана, которое выглядывало в целлофановом окошке конверта.

– Все хорошо, что хорошо кончается, верно? – обратилась она к Кейт, одновременно проверяя, не пропало ли чего из сумки.

– Сё коесо сто коесо, – сообщила Кейт Мартышке.

Эстер следила за Сэмом от самого Бикон-Хилл, еще примерно час ждала у дома и лишь потом позвонила в дверь. Сейчас она набрала сообщение Лайле: «Нашла их!», но ее палец завис над кнопкой «отправить». Нет, пока еще рано, сказала она себе и стерла текст. Ей было любопытно, что еще получится выяснить.

Дома Эстер уложила Кейт на дневной сон, а сама, прихватив монитор видеоняни, уединилась в своей квартирке. Там снова рассортировала открытки и поискала в Интернете Аарона Гевирцмана, но не особо удачно. Потом забила в поисковик дату рождения Сэма и номер его социального страхования. Снова ничего. Сузив круг поиска до Нью-Йорка, она таки нашла нескольких Ааронов Гевирцманов, в том числе и того, который прошлой зимой погиб в аварии в возрасте двадцати пяти лет – ему посвящался некролог. Должно быть, Сэм украл его личность, но доказать это без номера социального страхования будет непросто. Эстер поставила кассету с «Выпускным» и устроилась на диванчике. Вафля протиснулась в собачью дверь и вскочила на диван рядом с ней. Вскоре глаза Эстер закрылись, и она провалилась в глубокий сон без сновидений.

Когда она проснулась, фильм уже закончился, а снизу доносились уютные запахи и смех домашнего вечера. Монитор ничего не показывал. Наверное, Морган отключил его с той стороны, чтобы дать Эстер отдохнуть. Снаружи стемнело, и Эстер гадала, сколько же она могла проспать. Она потянулась, желая, чтобы эти драгоценные мгновения одиночества не кончались. Вафля проснулась и лизнула ей лицо. Кейт завизжала от смеха, послышался басовитый голос Моргана, и Эстер показалось, что она что-то упускает.

– Идем, – позвала она собаку, и они вместе спустились по лестнице.

Открыв дверь к Моргану, Эстер позволила зрелищу и звукам в комнате окутать ее: плюшевые игрушки Кейт приготовились к вечеринке, на рыжей голове у Моргана сидел цилиндр, а на плите закипала кастрюлька с чили. Горела разноцветными огнями рождественская ель, Эстер поставила ее впервые в жизни. Вафля с радостным воем присоединилась к веселью.

К чили они приготовили макароны с сыром, а потом устроились на кровати Кейт и прочитали целых четыре сказки подряд, закончив «Котом в шляпе».

– Тебе машина завтра нужна будет? – спросила Эстер, когда Кейт заснула.

Морган вылез из-под стеганого одеяла и подоткнул его вокруг Кейт.

– Она в твоем распоряжении, – ответил он. – Утром поеду на автобусе. Только ты возьмешь собаку.

– Ладно, – согласилась Эстер. – У Кейт завтра садик. Забросишь ее?

– Не вопрос.

– И заберешь потом?

– Да, без проблем.

Вот из таких вещей, из этих переговоров и состояла теперь жизнь Эстер. Она поцеловала Кейт в лобик и погасила ночник на тумбочке. В темноте как-то сразу стало легче говорить.

– О Дафне что-нибудь слышно? – спросила она.

Ответил Морган не сразу.

– Нет, ничего. А ты ее не искала?

Печаль в его голосе передалась и ей, а Эстер совсем не хотела, чтобы Морган грустил. Пусть лучше злится, обижается или негодует. Пусть реагирует. Включается. Пусть участвует в происходящем, как и она день за днем. Когда Дафна только пропала, Морган настоял на том, чтобы они вместе несли бремя заботы о Кейт, но почему-то именно Эстер пришлось взять отпуск на работе. Это она просыпалась по ночам, а целыми днями переживала. Морган опекал сестру с непостижимой для Эстер силой. Годами защищал ее от собственных демонов, и теперь это, вот это вот все, заставляло его чувствовать, что он потерпел неудачу.

– Ты же знаешь, она не хочет, чтобы мы искали ее, – напомнила Эстер. – Иначе я бы ее давно нашла. Но разве ты совсем не беспокоишься? Вдруг что-то случилось? Вдруг она пострадала?

Морган обнял ее, и некоторое время они лежали молча.

– Мы бы знали, – сказал он. – Хватит об этом думать.

Вообще-то, нам стоило бы, чуть было не выпалила Эстер. По крайней мере, однажды, иначе это сгложет их. Где сейчас Дафна? Живет в какой-нибудь дыре типа квартиры Сэма и Гейба, пропахшей дешевой марихуаной и мастурбацией. Она подумала о потраченном на разъезды с Кейт времени, о детских вечеринках, тренировках по футболу – обо всем, на что она не подписывалась. Но тут Морган поцеловал ее в шею, запустил руку под свитер, и Эстер смирилась. Так было проще. Она притянула его к себе и страстно поцеловала, царапаясь о щетину. Позволила перенести себя в спальню, где они скинули одежду на пол. Морган уложил Эстер на кровать и принялся умело действовать языком и пальцами, пока наконец Эстер сама не повалила его на спину и не оседлала его высокое стройное тело. Вафля запрыгнула к ним на постель и ткнулась в ягодицу Эстер холодным влажным носом. Они засмеялись, и на время, пока Эстер выгоняла собаку из комнаты, чары разрушились.

– Остаток жизни я проведу с тобой, госпожа, – прошептал Морган, когда она вернулась в теплую кровать. Он лег на нее и плавно вошел.

– Я тоже, – ответила Эстер, закрывая глаза и растворяясь в моменте. Все будет хорошо. Она верила, что им с Морганом достанет сил пережить что угодно. По крайней мере, пока.

– Ты ее рассмешишь, – пообещал Сэм.

Гейб сомневался, что за всю жизнь сумел рассмешить хоть кого-то.

– Ты понравишься Фелиции, а если дело не пойдет, то через пять минут уже будешь дома.

Описывая Фелицию Накадзаву, Сэм не сказал ни единого доброго слова: одинокая, толстая, параноик, – но он стоял в дверях спальни Гейба и смотрел на него так, как смотрел всегда, когда не желал слышать отказов. Пришлось собираться. В баре Сэм промчался мимо вышибал и вошел в тяжелую красную дверь, а вот Гейб задержался, чтобы заплатить обоим по десятке. «Баррен», похожий на пещеру паб, располагался в самом сердце Дэвис-сквер. Здесь подавали ирландские блюда из морепродуктов, играли приглашенные группы, выпивали хипстеры, а стены были выкрашены в черный цвет. Если бы Гейб и нашел свое место, оно было бы, наверное, здесь. Казалось, тут все носят фланелевые рубашки и бороды. Сегодня фолк-роковая группа изо всех сил старалась нагнать тоску, играя на банджо и аккордеонах.

Фелиция опоздала на час, пошатываясь на каблуках, как на ходулях, накрасив губы кроваво-красной помадой. Она задержалась у входа и смахнула с рукавов кашемирового пальто воображаемые пылинки. Гейб не сомневался, что в барах вроде этого она бывает редко. Сэм махнул ей рукой, а она, подойдя, расцеловала его в обе щеки.

– Шикарно тут, – сказала она.

– Это Барри, – представил Гейба Сэм.

Гейб заметил, что ее улыбка дрогнула. После того как они с Гейбом пожали друг другу руки, он увидел, что она метала в Сэма гневные взгляды между тем, как проверяла сообщения на телефоне и переспрашивала Гейба после каждой его фразы.

– Музыка слишком громкая, – прокричала Фелиция.

Гейб спросил, сколько ей лет.

– Чего? – переспросила она.

Он извинился и пошел искать уборную, а когда вернулся, группа как раз взяла перерыв. В баре наступила благостная тишина, хотя Фелиция этого, очевидно, не заметила.

– Господи боже, он чисто Унабомбер[9] херов, – прокричала она. – Ты что, хотел меня подложить под него? Серьезно? Ну, удружил.