Читать онлайн Бес бесу рознь бесплатно

Глава 1

Бесконечный коридор…Скрежет несмазанных петель позолоченных дверей… Плотный слой пыли покрывает остатки не вынесенной мародёрами мебели. Январский ветер продирает до костей, но я продолжаю двигаться вперёд…

Что вы видите?

Серый зал, где когда-то царили светские встречи и праздные беседы. Хорошо одетые люди давно ушедшей эпохи вальсируют под аккомпанемент до боли знакомой и одновременно незнакомой мелодии.

Узнаёте кого-нибудь из них?

Их лица слишком расплывчаты, но очертания очень напоминают прапрадедушку и прапрабабушку.

Какой сейчас год?

1912.

А что слышно из разговоров?

Голоса перекликаются, сложно разобрать.

Попытайтесь, пожалуйста, это очень важно.

Хорошо, Роман Николаевич. Я попробую.

Роман Николаевич Муринский только-только закончил вечерний обход своих дражайших пациентов. Последняя палата длинного стерильного коридора с белыми стенами в очередной раз заставила его задержаться на добрые полчаса. Говорят, психиатры способны полностью вывернуть из человека душу, заставить воспринимать реальность такой какая она есть на самом деле, убить и воскресить в одно мгновение… Данные суждения чересчур преувеличены. Роман Николаевич не использовал сверхъестественные методы лечения и не пытался превратить подопечных в живые трупы, напичканные множеством транквилизаторов и их корректоров. Он пользовался доверием, техникой гипноза и навыками пространственного анализа. Последний предполагал тщательной сортировки истории болезни, непосредственных тестов на понимание первопричин её возникновения (прошлое пациента) и коррекцию возможных лекарственных препаратов. К сожалению, случалось и так, что некоторые больные никогда таковыми и не являлись. Одни притворялись по причине элементарного страха перед ближайшим будущим, а другие жаждали внимания и не в полной мере осознавали последствия своих решений. В многолетней практике Муринского таких случаев было всего два, но каждый из них он будет помнить всю жизнь. Да и как тут забыть, если совсем зелёные парни, возраста лаборантов не давали спать спокойно. Можно сказать, что бессонница стала единственной неизменной вещью в буднях психиатра.

Другого ты сам не захотел, – насмешливо пропищал внутренний голос, – кто тебе мешал обзавестись семьёй? Неужто диагноз? Какой вздор!

Роман скривился, но не стал отвечать на провокации своего разума. В последнее время посторонние звуки в виде абстрактных голосов и полузнакомых людских теней стали проявляться всё чаще и чаще.

– Мне просто нужно отдохнуть, – вслух проговорил он.

Миновав лестничный пролёт, мужчина попрощался со знакомыми охранниками, которые старательно делали вид, что заняты чем-то очень важным. Муринский хмыкнул, но не стал комментировать плохо скрываемого туза «крести» в рукаве одного из них. Пусть ребята развлекаются, – решил он. В конце концов не ему выставлять рослым мужикам выговор. Да и не его проблема, если Нефёдов не следит за своими подчинёнными.

Всю дорогу до дома Романа не покидал последний опыт, который он провёл с пациенткой из последней палаты. Поистине занимательный случай. Женщина, пережившая своих детей и мужа, в один прекрасный день просто перестала узнавать близких, коллег по работе и даже себя в отражении зеркала. Отчаявшийся отец, отставной полковник, не нашёл иного выхода, кроме как обратиться к нему, к Муринскому Роману Николаевичу, психиатру со стажем. Увы, бедная женщина настолько погрузилась в себя, что её воображение вкупе с воспалённым самосознанием вырисовывало картины далёкого царственного прошлого. Как бы ни старался психиатр понять причину – ничего не выходило. Не было никаких объективных причин, которые могли бы послужить катализатором столь масштабных игр разума.

Должно же быть что-то ещё! Что-то очень важное! Даже незначительный случай в её недлинной биографии смог бы ответить на некоторые мои вопросы. Да и её отец уже не молод, вряд ли сможет справиться ещё и с потерей единственной дочери, – размышлял Роман Николаевич, уже на подходе к своей квартире.

Он ни за что бы не признался ни себе, ни кому-либо ещё, что на самом деле не считал это место безопасным. Здесь прошли последние пятнадцать лет жизни Муринского. Оттого не легче. Вечно пустующая квартирка уже давным-давно поросла объёмным слоем пыли, если бы пару лет назад Роман ни нанял домработницу. Невысокую полноватую даму средних лет с ужасным чувством юмора – Варвару Тимофеевну Грищенко. Она нисколько не стеснялась в выражениях, даже в его присутствии и казалось, полностью игнорировала некоторые нормы приличия. Временами Роман Николаевич жалел, что рассматривал её резюме сквозь пальцы, но уж тут поделать. Ему в срочном порядке требовалась домработница из-за чрезмерной чистоплотности и катастрофического отсутствия времени. Технически психиатр мог бы уволить Варвару Тимофеевну, однако пришлось бы заново искать себе домохозяйку. Да и претерпел он уже к этой взбалмошной, зато очень искренней женщине.

Бог с вами, Рома, – полушутя причитала Грищенко, – не такая сложная работа – держать пустую квартиру в чистоте. Хоть бы животину какую завели. А то так свихнуться можно, с вашей-то работой!

Муринский никогда не отвечал ей колкостями и грубостью, но в тот самый момент ему очень бы хотелось ответить что-нибудь едкое, болезненное и исчерпывающее. Увы, годы проведённые в психиатрической клинике имени Г.В. Чернышевского научили его быть сдержанным и терпеливым практически к любому проявлению человеческой недальновидности и умиляющей глупости. Закрыв входную дверь двумя поворотами щеколды, Роман Николаевич прошествовал на небольшую кухню. Остаток вечера его не покидали навязчивые размышления о судьбе своей подопечной – тридцати восьмилетней Виктории Прохоровой. Женщине, которая слишком рано похоронила большую часть своей семьи и сошла с ума спустя почти два года.

Надоедливое подсознание рисовало образ седовласого мужчины в потёртом сером пальто и бесконечной болью во впалых карих глазах.

– Вы моя последняя надежда, доктор, – говорил Роману воображаемый полковник Прохоров, – помогите ей.

Но Муринский не мог ничего сделать в собственном сне. Прохоров горько смеялся, держа на руках окровавленную дочь. Судя по характеру повреждений, Виктория вскрыла вены. Отставной офицер чуть ли не завывал в агонии, баюкая безжизненное тело своего ребёнка. Роман Николаевич почувствовал как горлу подступает тошнота, но не отводил взгляда от ужасающей картины.

– Это ты во всём виноват! – мужчина из сна, образ Прохорова, уже не держал в руках мёртвую дочь, теперь он возвышался над психиатром непоколебимой горой, – попробуй собственное лекарство, ебучий шизофреник!

Раздался звук выстрела.

******

– Твою мать, Вергесов! Какого чёрта ты творишь!

Мужчина даже не вздрогнул, заслышав истерические вскрики своего некогда товарища и друга, Турапина Алексея Александровича. Славный молодой парнишка лет двадцати семи. Обычно взъерошенные каштановые волосы Турапина теперь прилипали к мокрому лбу, а насмешливый взор голубых глаз, сейчас напоминал грозовую тучу. Вергесов помнит, какими они оба были в детстве: пара несмышлёных парнишек, не знавших горечи предательства, лжи и лелеющих надежду на светлое будущее. Увы, но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Те парнишки уже выросли и, отныне, больше не верят ни в чудеса, ни в искренность человеческой натуры. Мужчина по привычке оглядел сто раз изученную допросную. Эта комната всегда оставляла после себя неизгладимое впечатление: леденящий страх, неоправданный и беспощадный гнев, и в конце концов, неизбежное принятие своей участий.

В свой первый день в качестве следователя по особым делам Вергесов сам испытал всю бурную палитру эмоций. Так уж случилось, что нелётная занесла его в органы. По правде говоря, мужчина не жаловался. Работа, конечно, не из лёгких да и под прицел он попадал не раз, но что тут поделать? Особенно, если Евгений Константинович Вергесов уже не может без своей работы. Да и к тому же, долгая жизнь в лишениях и тяготах научила его быть благодарным за всё что имеешь и закалила. Нерадивый Женя Вергесов за десять лет преобразился в сурового высокого следователя с извечной грустью в сине-серых глазах. Ему ещё шесть лет до сорока, но Евгений Константинович не стремится в скором времени создавать семью. С его образом жизни и работой вторая половина будет чувствовать себя обделённой, ненужной. Мужчина до сих пор удивляется стойкости и мужеству своей девушки, Лены.

– Мне всё равно как долго ты будешь пропадать на своей работе, – девушка всегда старалась звучать убедительно, – она часть тебя и ничего уже не попишешь.

А потом шёпотом прибавляла:

– Лишь бы ты всегда возвращался домой живым и здоровым, Женя. Постарайся не умирать, хорошо?

Евгений Константинович тяжело вздохнул, грустно улыбаясь. Что ни говори, а Лена всё ещё оставалась единственным человеком, который в полной мере способен мириться с его тяжёлым характером. Но сейчас не время разглагольствовать и ностальгировать. У Вергесова есть дело. Крайне важное и нетребующее отлагательств. Турапин уже успел сходить за полотенцем и теперь старательно сушил полусальные волосы после вылитого на голову энергетического напитка. Ему осточертели не только внезапные появления давнего знакомого, но и подобные его выходки. Разумеется, Женя не собирался выхватывать из трясущихся рук Алексея энергетик с говорящим названием «Start» и уж тем более не планировал проливать эту дрань на голову товарища. Но, как это часто бывает, всё пошло не так как молодые люди предполагали.

– Ты прекратишь истерить как пятилетний ребёнок? – вместо извинений поинтересовался Евгений. Ему совершенно не нравилось столь беспечное отношение товарища к своему здоровью. Неужели ежегодные посещения гастроэнтеролога так ничему Алексея не научили?

– Ты мне не мать и не отец, Жека, – Алексей недобро сверкнул глазами, – свои дети будут, вот им и будете указывать, товарищ следователь.

Последние слова он произнёс рвано, будто отплёвываясь.

– Тебе ли говорить о детях, Лёша, – Вергесов протянул собеседнику небольшую синюю папку, – но я здесь не для ссоры.

– И что это?

– Твоё согласие на участие в операции

– А не прихренели ли вы, Евгений Константинович? – Лёша знал, что задаёт риторический вопрос, но обида и гнев на приятеля не позволяли ему подмечать такие незначительные, по его мнению, детали.

– Какая невероятная проницательность – в тоне Вергесова послышалась издёвка, – довольно давно, Алексей Александрович, вы задолжали мне услугу, а долг, как известно, платежом красен.

– Да не пойти ли тебе в долгое пешее…нахуй со своими напоминаниями, – Леша не сдержался от употребления всем известного в России направления. А как быть, если этот длинный петух в погонах не понимает с первого раза?

Женя и бровью не повёл и настойчиво всучил папку в руки возмущённого до невозможности товарища. Как только Алексей открыл рот, судя по всему вновь собираясь протестовать, следователь выдал всего одного слово, едкое, жгучее и ненавистное парню до глубины души:

– Муринский.

Турапин остервенело бросил папку в стену. Не жалея ни рассыпавшихся по комнате листов, ни покачнувшуюся фоторамку, которая долгое время преспокойно висела на стене. Вергесов всё ждал бурного продолжения только-только начавшегося, однако к его удивлению Лёша прикрыл лицо ладонью и что-то сдавлено пропищал. Что-то подозрительно похожее на «Чтоб тебе пусто было вместе с этим мудаком.»