Читать онлайн Волки и боги бесплатно

* * *

I. Звезда

Селена

Магия

Тонкая ниточка золотого света вьется из рук Эльвы. Она прядет – превращает клятвы в клубки драгоценной пряжи. Особый дар: никто из богов больше не умеет такого. Эльва опутывает тонким золотом мои запястья, и я изо всех сил делаю вид, что мне хорошо. По правде говоря, я ненавижу помогать этой пряхе. Но мне есть ради чего терпеть. Я терплю, потому что хочу нарушить закон Рея, нашего главного бога, бога богов, бога-короля. «Никто из нас, членов Совета Восьмерых, не имеет права ни просить за смертных, ни снова ходить по земле», – так звучит закон. Но Эльва снова и снова оборачивает нить вокруг моих рук и говорит, что я могу вернуться на землю. «Ты можешь вернуться, – говорит она. – Но пока ты среди них, ты будешь смертна, как и они. К тому же силы твои будут ограничены, и попасть назад ты сможешь только тогда, когда умрет последний из твоих оборотней. Ты уверена, что хочешь этого?» – спрашивает она. Я киваю и крепче сжимаю золотую нить, которой теперь связано мое обещание.

И почему только Эльва попала в Совет Восьмерых? Она глупая девчонка и лишь наполовину богиня. У нее круглые глаза, золотистые волосы, а на лице большую часть времени такое выражение, будто она не понимает, что происходит. Я терпеть ее не могу, но что поделаешь, если она – единственная, кто способен помочь мне нарушить закон ее отца. И кто готов это сделать.

– Это все из-за Сала? – спрашивает она, и в этот момент мне хочется вырвать ей язык, вонзить ногти в ее белую нежную кожу и царапать, царапать до тех пор, пока не доберусь до костей.

– Конечно из-за Сала, – цежу я сквозь зубы.

– Но оборотни ведь никогда не причиняли вреда твоему брату!

– Нет, они просто позволили ему умереть, вот и все. Я создала их для защиты, а они даже не пошевелились! И теперь они заслуживают наказания.

Я знаю, что на самом деле во всем виноваты люди, но я не могу их наказать. Они – наши тени, одетые в неуклюжую плоть. Избалованные существа Рея. А мой брат… Он был богом жизни и вольности. Главой порядка и мудрости. Люди были его любимцами. Он дал им оружие, правила и благословил на чудеса и на ужасы.

То, что люди переубивали всех существ, которых любил Сал, Рея мало тревожило. Мало того: он еще и на нас наложил запрет – запретил нам использовать свои силы против людей. Так они размножались и поглощали дикие земли, оставляя после себя только вред и горе. Оказалось, что они, эти нелепые тени, куда более свирепые и жадные, чем любое другое существо. Не остановишь их, и они уничтожат луга и озера, сожгут леса, пожрут друг друга, и будут делать все это до тех пор, пока от некогда прекрасного мира ничего не останется.

Я не создавала жизней, я лишь наделила волшебной силой тех существ, которые больше всего нравились моему брату. Волков, ворон и фениксов. Сама того не осознавая, тем самым я подвергла их опасности. Ведь люди всегда тянулись к волшебному и красивому. А уж если им что нравится, они это обязательно уничтожат, можно не сомневаться. Что, например, они сделали с птицами Сала, теми прекрасными птицами с переливчатыми перьями? Переубивали их всех – только за тем, чтобы украсить их перьями свои наряды. Свои дома они украшали чешуей золотых рыб. Они убили всех четверорогих оленей, этих послушных и величественных животных, которые спокойно ходили, взирая на мир своими белесыми глазами, полными мудрости. Они принесли в жертву последнего единорога и вырезали украшения из его костей.

Ужасы, которые люди сделали с любимыми созданиями моего брата, убили его. Сал всегда был очень чувствительным, слишком чувствительным, чтобы видеть такое. Он понял, что жизнь его больше не имеет смысла, и сдался. Я ненавижу его за то, что он сдался. Я любила его до безумия. И за то, что он решил позволить себе умереть, я готова сжечь все города на земле. О, если бы я могла, я бы всю землю залила кровью и заполонила бы ее людскими криками и стонами. Я бы выследила всех людей, одного за другим, и лично наказала бы каждого. Я сплела бы накидку из человеческой кожи. Я повесила бы последнего из людей на дереве у могилы моего брата, чтобы он медленно и страшно умирал.

Мои воины, те, которых я благословила, одев в волчьи шкуры, те, которым я приказала быть защитниками, не сделали ничего, чтобы предотвратить все эти ужасы. Мои главные оборотни, пятерка первых из них, никогда бы меня так не подвела. Я выбрала пятерых смертных и до сих пор горжусь каждым из них. Я плакала вместе с тремя, которые решили умереть. Тогда я предложила Рею превратить одну из женщин-оборотней в младшую богиню и согласилась взамен взять на себя наказание.

Я даже полюбила одного из них страстью смертных. Я отдала ему свое сердце и потеряла его, но все равно ни капли не жалею о том, что мы пережили вместе.

А дальше, дальше… Дальше на свет появились поколения, которых соблазнила жадность. За дары человеческих царств, за комфорт и удовольствия они готовы были платить кровью. Им разрешили охотиться на тех, кого они должны были защищать, и в них проснулась ярость. Они готовы были отчаянно мстить, если до их волков кто-то просто дотрагивался пальцем. И при этом жестоко убивали любимых созданий Сала.

Мой брат. Мой бедный брат уже давно не отвечает на мои призывы. Он отдался темным недрам земли.

Я крепко хватаюсь за нить золотого света, которой связывает меня Эльва, и спускаюсь на землю. Клянусь, когда я буду покидать ее, я заберу с собой луну. Я не оставлю ее тем, кто так подвел меня, не позволю магии им помогать.

Да, я обещаю: вернусь только тогда, когда умрет последний оборотень.

Эльва кивает. Все вокруг заливает свет. Золотой огонь окутывает меня, и, утопая в нем, я как падающая звезда лечу на землю. Небеса трещат: это предупреждение богов. Меня видят, за мной наблюдают. Но я не думаю об этом… Мой полет длится недолго, но я знаю, что он опасен и может сломать меня. Впрочем, чтобы убить богиню, даже в человеческом облике, нужно нечто большее.

И вот я уже стою босиком на земле, мое тело хрупкое, мои волосы распущены, а сердце полно ненависти к тем, кого я когда-то любила. Пусть же теперь они увидят, как мне больно, пусть потеряют силу, которой больше недостойны, и пусть умрут.

Кажется, я забыла представиться. Я – Селена, богиня луны, член божественного Совета Восьмерых. Сал был моим любимым братом. И я сделаю все, чтобы отомстить за него.

Сьерра

Когда Сьерра вернулась с охоты, Ветерка в хижине не было. Волчица фыркнула и стиснула зубы. Она уже не удивлялась тому, как изобретательна была ее сестра в своем умении найти очередной способ вывести ее из себя. Не добьешься, сестренка, не в этот раз. Сьерра подняла голову и принюхалась к запаху скромного жилища, которое они делили на двоих. Судя по всему, Ветерок ушла довольно давно. Сьерра села и вытянула шею вверх, как если бы собиралась завыть. Но она не завыла. Вместо этого произошло кое-что другое. Серовато-рыжеватые волосы на ее теле поредели, сначала немного, потом еще и еще, и вот уже под ними обнажилась мягкая загорелая кожа. Ноги удлинились. На животе показался выпуклый пупок, к нему от самых ребер протянулся длинный шрам. Сьерра сняла волчью шкуру и оказалась девушкой. Брови ее были нахмурены, а руки проворны. На этот раз обращение заняло больше времени, чем обычно, позвоночник пронзила боль, такая острая, что Сьерра невольно охнула. Она открыла корзину, в которой хранила свою одежду, и надела одно из коротких свободных платьев, которые носила в человеческом обличье. Села на койку, чтобы надеть ботинки, проклиная про себя эту девчонку и ее вечное желание нарушать правила. Они никогда не были очень близки, даже в раннем детстве. А когда Сьерра стала подростком, Ветерок уже настолько бесила ее, что иногда ей хотелось кричать от раздражения. Тогда их отцу приходилось вставать между дочерьми, чтобы они не подрались.

Он брал Сьерру за запястья и продолжал держать до тех пор, пока та не переставала трястись от гнева.

«Держи себя в руках, зверь», – говорил ей отец. Он учил ее многим вещам. Объяснял, как правильно дышать, как растопыривать пальцы, следя за ногтями, чтобы они не вытягивались и не загибались, превращаясь в когти. Учил сдерживать ярость и рассказывал, как оставаться человеком, даже если это причиняет боль. Обычно после таких уроков он смеялся. Смеялся и обнимал ее грубо и горячо, от души.

Сьерра поджала губы и простояла так несколько секунд. Мысль о том, что отца больше нет рядом, вызывала острую боль. Открытая рана на сердце еще не зажила.

Сьерре всегда было трудно держать свой гнев под контролем. У большинства ликантропов были человеческие предки, у некоторых даже родители были людьми. Смешения кровей и культур привело к тому, что племя оборотней все активнее использовало человеческий язык и перенимало многие людские обычаи и привычки. Сьерра отличалась от своих собратьев тем, что не носила в себе человеческой крови. Она произошла от оборотней и волков: это делало ее более выносливой, но и более дикой. Иногда у нее возникало ощущение, что ее чувства слишком сильны и слишком быстро сменяют друг друга, чтобы она могла понять их, а уж тем более контролировать.

Ярость была самым надежным из всех. Она помогла ей стать более жесткой и одновременно закрыла ее от всего, что заставляло ощущать себя уязвимо или некомфортно. Ярость помогала Сьерре жить. Но даже с ее помощью она не могла заставить себя уйти от сестры.

Ветерок зависела от нее. От этой мысли в желудке Сьерры заполыхало – гнев всегда давал о себе знать именно так. Она фыркнула и решительно встала на ноги, намереваясь распрощаться с грустными мыслями. Если бы от печали можно было избавиться, как от дорожной пыли, которая забивается в кожу, она взяла бы тряпку и терла бы себя до тех пор, пока ее собственный запах бы не улетучился. После этого она бы подожгла бы эту тряпку со всей грустью, которая в нее впиталась, а пепел сбросила бы в самый глубокий колодец на свете.

Но Сьерра не могла так сделать, поэтому лучшим способом справиться с печалью было просто перестать обращать на нее внимание. А для этого нужно было, во-первых, выйти из хижины. Сьерра решительно встала и вышла на улицу. Она осмотрела деревню. От закатного света тени от деревьев стали длинными, а сами они зазолотились так ярко, будто кто-то поджег их кроны. В стае уже готовились к ужину. Одни разжигали костер, другие приводили в порядок шкуры. Кто-то занимался повреждениями, нанесенными последней бурей.

В деревне царила тяжелая атмосфера. Воздух сгустился. Люди, которых она привыкла видеть энергичными и уверенными, были не похожи сами на себя. Они согнули спины и ссутулили плечи. Глаза! Сьерра заметила, что все вокруг ходили с опущенными глазами и не решались смотреть на небо. Не удивительно: ведь теперь на нем не было луны. Сьерра не знала точно, страх ли руководил ее собратьями или стыд. Вероятно, они сделали что-то ужасное, раз их собственная богиня покинула их.

Впрочем, это не сильно ее волновало. Единственным чувством, которое по-настоящему владело ей в тот момент, была ярость. Сначала, значит, они отняли у нее отца. А теперь и богиня повернулась спиной к ее племени.

Богиню звали Селена. Селена знала, что люди с их оружием и деньгами были сейчас еще могущественнее, чем всегда. Знала и все равно бросила ее племя на произвол судьбы. Она просто ушла. И в результате их племя стало слабее: теперь и исцеления, и обращения давались им нелегко. Все происходило трудно и медленно. Вдобавок они перестали слышать волков! Волки, существа, которые были такой же частью их племени, их истории, их самих, теперь избегали их и хранили молчание.

Больше всех из-за этих изменений пострадали ликантропы – оборотни, рожденные от волков, как и сама Сьерра, мать которой была волчицей. Существа более сильные, чем все остальные, с более грубыми и яркими эмоциями, которые нередко брали над ними верх. Ликантропы редко спаривались друг с другом. Когда они росли в стае, они чувствовали себя братьями. А вот между оборотнем и человеком это вполне могло произойти. Несмотря на то, что племя людей было вражеским племенем, многие мужчины и женщины, которые не приживались у себя в городах и деревнях, оставляли насиженные места, чтобы стать частью стаи, и в конечном итоге образовывали семьи с оборотнями. Многие из таких семей, правда, быстро распадались. Большинство людей не были приспособлены для такой жизни из-за своей хрупкости.

«А может, стайная жизнь попросту не очень их интересовала», – подумала Сьерра, вспоминая мать своей сестры и тот ущерб, который она им всем нанесла своим исчезновением. Ликантропка так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Но через секунду она вспомнила, что нужно делать. Сьерра опустила голову, выпустила из ноздрей обжигающий, как дым от костра, воздух, и заставила себя раскрыть пальцы, уперев ладони в бедра.

Задержала дыхание, досчитала до восьми, своего счастливого числа, и только потом снова сделала вдох и тронулась в путь. Для того чтобы выйти на след сестры, ей не нужно было превращаться в волчицу. Она и так слишком хорошо знала ее запах: мягкий, слегка приторный, как если бы на свежевыстиранное белье капнули капельку меда. Она шла по тропинке среди елей и думала, что наверняка Ветерок опять пошла на ту дальнюю поляну, куда щенкам ход запрещен. Ужасная девчонка! Вечно она хотела казаться старше, чем есть на самом деле. И из-за этого постоянно сталкивалась с миром, который был для нее слишком велик. Сьерре хотелось первой дойти до поляны, чтобы рассмеяться Ветерку в лицо. Но ей не пришлось этого делать, потому что тропа внезапно оборвалась, и Сьерра увидела перед собой огромное старое дерево. Она погладила кончиками пальцев кору: сухую, похожую на старую, в шрамах, кожу. Сморщила нос, прищурилась, внимательно прислушиваясь к шорохам и приглядываясь к знакам вокруг. Подняла голову.

Она заметила его практически сразу, на одной из веток. Белое платье Ветерка белело как флаг молящего о спасении.

Глаза Сьерры загорелись. Она широко улыбнулась, обнажив острые клыки.

– Решила жить с белками? Ну живи. Я буду только рада. Но при одном условии: назад ты уже не вернешься.

– Если рада, то зачем тогда ходишь за мной?

– Хочу посмотреть, как ты грохнешься, когда будешь спускаться, и сломаешь себе что-нибудь.

Сьерра отошла на пару шагов, повернувшись спиной к Ветерку, и села на землю. Она старалась казаться отстраненной и спокойной. Хотя внутри вся пылала от ярости.

– Спорим, сейчас ты начнешь ныть как щенок, которого оторвали от груди.

– Заткнись!

Спровоцировать Ветерка было легче легкого, от движения девочки ветка сильно затряслась. Сьерра невозмутимо приподняла одну бровь. Ей ужасно хотелось, чтобы эта дурочка упала и хорошенько треснулась о землю. Возможно, она, как и Сьерра, из тех, кто учится на падениях и ударах. «Но ее раны не заживут без луны», – вспомнила Сьерра и тихо зарычала. Она еще не привыкла к тому, что теперь они стали такими хрупкими.

– Может, прекратишь этот театр и просто спустишься?

– Ты говоришь, что не любишь меня, а сама пристаешь ко мне, – крикнула с ветки младшая, похоже, и не думающая слезать.

– А ты говоришь, что ненавидишь меня, но всегда прячешься так, чтобы я могла тебя найти.

– Не беспокойся, в следующий раз спрячусь так, что не найдешь!

Сьерра стиснула зубы. Она хорошо знала повадки своей сестры: бросаться пустыми угрозами, как камнями. И все только ради того, чтобы причинить боль.

Сьерре хотелось завыть от ярости, но она взяла себя в руки и сдержалась.

– Не трать мое время, – фыркнула она. – Я устала и хочу есть, и меньше всего мне хочется, чтобы меня обвиняли в том, что моя безмозглая сестра разбила себе голову.

– Вот уйду насовсем, тогда пожалеешь.

– Ага.

– Ты даже не представляешь, как мне плохо. Как все ужасно!

Сьерра закатила глаза.

– Закончила сцену?

– Ты мой единственный родной человек. А относишься ко мне хуже, чем любой чужой. Ты должна заботиться обо мне.

– Может, если бы ты не была такой невыносимой, я была бы к тебе добрее.

– Нет! Единственное, чего ты хочешь, – это чтобы я молчала и не доставляла тебе неприятностей. А на меня саму тебе наплевать! Ты эгоистка!

Сьерра медленно выдохнула через нос. Больше всего на свете ей сейчас хотелось самой залезть на это проклятое дерево и стряхнуть сестру вниз, чтобы та упала.

– Ты обуза. Я не подписывалась нянчиться с тобой.

Ветерок вздохнула, пытаясь найти, что ответить. Но так и застыла с нелепым выражением на лице. Рот открыт, ручонки цепляются за дерево. Сьерра рассмеялась бы, но последняя фраза вышла уж очень грубой, стало как-то не до смеха.

Она отвернулась и скрестила руки на груди, делая вид, что все это не имеет для нее значения. О, как бы она хотела, чтобы все это и впрямь было для нее неважно. Старейшины говорили, что из-за отсутствия луны на небе многие будут сходить с ума и вести себя жестоко. Впрочем, Сьерра и раньше была такой по отношению к своей сестре.

Она сделала вид, что не смотрит на нее, когда Ветерок наконец решила спускаться с дерева. Сестра спускалась медленно, но с куда большей ловкостью, чем представляла себе Сьерра. Держась тонкими напряженными ручками за ствол, она оглядывалась назад, чтобы понять, куда ставить ногу, и, только убедившись, что место есть, делала следующий шаг.

Сьерра почувствовала запах пота Ветерка, смешанный с запахом коры. Добравшись примерно до половины ствола, девочка оступилась и съехала по стволу вниз примерно на пару метров, раздирая лицо о ветки и кору. Сьерра почувствовала, как напряглись ее мышцы и забилось сердце. Но она не пошевелилась. Силой ухватив ткань своего платья по бокам – верный способ, чтобы в порыве чувств не разодрать себя ногтями, – она сморщила нос. Пахло кровью. Ветерок сильно поцарапалась: у нее были повреждены щека и бровь, а посередине брови зияла уродливая рана. К тому же она выглядела бледнее обычного: впрочем, возможно, это было просто от испуга.

Тем временем Сьерра досчитала про себя до восьми, чтобы успокоиться. Но прежде чем она успела закончить и прийти на помощь сестре, та уже успела долезть до самого низа и спуститься на землю. Встав на ноги, Ветерок вытерла кровь с правой брови, но рука была так сильно испачкана в смоле и коре, что она лишь перепачкала лицо.

Сьерра почувствовала, как плечи ее напряглись от гнева и раздражения. Стиснув зубы, она смотрела, как Ветерок зашагала в сторону деревни, изображая достоинство, которого у нее определенно не было. Но Сьерра была старше и сильнее, поэтому ей нетрудно было, ухватив сестру за плечи, силой заставить ее повернуться.

– Ты катастрофа, – сказала она.

– А тебе-то какое дело?

– А такое, что мне вечно приходится чинить за тобой все, что ты портишь. Даже когда ты портишь саму себя, – прорычала она.

С этими словами она грубо потянула за рукав платья Ветерка и провела тканью по голове сестры, чтобы вытереть кровь. Рана оказалась несерьезной. Если бы луна не покинула их, она бы зажила прежде, чем девчонка успела спуститься с дерева. Сьерра не привыкла быть уязвимой и костями ощущала новое для себя чувство – неуверенность.

– Теперь так и будешь ходить – со шрамом и рассеченной бровью, – предупредила старшая.

– Тем лучше. Зато каждый раз при взгляде на меня ты будешь вспоминать, что я пострадала из-за тебя.

– В следующий раз я даже искать тебя не пойду, ясно? Пошевеливайся, я голодная.

– Отцу не понравилось бы, как ты себя ведешь со мной.

Сьерра с силой схватила сестру за руку. Девочка вскрикнула от неожиданности. Но в следующую секунду ее губы сложились в улыбку. Сьерру буквально трясло от ярости.

Мелкая провокаторша: единственное, что ей было нужно, – это вывести ее из себя.

И как всегда, она этого добилась. Как ни старалась Сьерра казаться беспристрастной.

– Не смей больше говорить о нем, – начала было она. Но вовремя одернула себя. Если сказать это Ветерку, она будет говорить нарочно – и ни криками, ни ударами ее не остановишь.

Поэтому вместо этого она оттолкнула сестру от себя и сказала:

– Отец умер, а мертвые не злятся.

Сьерра не стала обращать внимания на взгляд старой Снегини, которым та встретила ее, когда они вернулись в стаю. Ликантропка уважала старших и никогда не спорила с ними, даже когда ее разрывало от желания сделать это. Ветерок шла почти на цыпочках, с прямой спиной и высоко поднятым подбородком. Она выглядела такой истощенной, как будто много месяцев не отдыхала. И хотя по росту она была Сьерре уже выше плеча, по весу она казалась вдвое легче. Кожа да кости: вот из чего состояло ее еще детское тело. Длинные тонкие кости и кожа, усыпанная веснушками, которые собирались в группы как созвездия. Больше всего Ветерок была похожа на ту человеческую особь женского пола, которая бросила ее, решив, что жизнь стаи слишком трудная, скучная или просто неудобная, в общем, не для нее. Сьерра никогда не могла взять в толк, как ее отец мог влюбиться в такое существо, и всем сердцем ненавидела мать Ветерка, а заодно, видимо, и ее саму. Этот ее аромат, слишком сладкий – ну в точности, как у матери, – эти капризы…

Поэтому она была рада, когда та ушла, хотя сердце ее замирало каждый раз, когда она видела, что в глазах отца стоят слезы.

– Предательница, – рычала она.

– Нет, Сьерра. Она любила нас. И тебя тоже, хоть ты ей и не позволяла.

– Почему же она тогда нас бросила, раз так любила?

– Жизнь в лесу слишком тяжела для человека. Она просто не выдержала, – вздохнул отец и улыбнулся ей такой грустной улыбкой, будто ее ржавым ножом на лице вырезали.

Сьерра отчетливо помнила его рыжие волосы. Они были слишком длинными и падали прямо на лицо, из-за чего глаз, и без того запавших от усталости и горя, совсем не было видно. Она помнила, как положила руки на лоб отцу и откинула его пряди назад. И как потом он стоял в нескольких сантиметрах от нее и хмурил брови. А в его зрачках мелькала та особая пугающая грусть.

– Предательница и злодейка, – повторила она. – Она даже Ветерка с собой не взяла.

– Ветерок такая же, как мы. Никто не должен уводить ее от нас.

Сказав это, он посадил ее на колени и обнял, как маленькую. Сьерра положила голову ему на плечо и краем глаза посмотрела на сестру – на это бледное круглое существо, не способное пока ни на что, кроме того, чтобы беспорядочно плакать и спать.

– Мы всегда будем семьей. Что бы ни происходило, кто бы ни входил в нашу жизнь и ни выходил из нее, мы всегда будем вместе.

«И ты солгал, папочка», – подумала она с горечью.

Она не держала зла на отца за его уход. Он не выбирал рану, которая унесла его из жизни. Не злилась она и за то, что он не мог явиться к ней духом и поговорить с ней. Сьерра хорошо знала правила: те, кого ты знал при жизни, никогда не посещали своих близких после смерти.

Что было по-настоящему невыносимо, так это осознавать, что он всегда лгал ей. Что не подготовил ее к жизни без него. И хотя с тех пор она стала значительно старше, взрослой она себя не ощущала. Вдобавок Ветерок перестала быть теплым белым комочком, пахнущим молоком. Она стала резкой, неуправляемой, и Сьерре надоело быть все время старшей вечно угрюмой сестрой. Но и по-другому вести себя она не умела.

Ветерок стала для нее слишком взрослой, и она не хотела нести за нее ответственность. Но старейшины решили, что должна – и именно она, – потому что у них одна кровь. А для стаи это самое главное. Иногда Сьерре хотелось, чтобы мир сгорел. Она представляла, с какой радостью будет смотреть на этот пожар и какую легкость испытает, когда будет шагать, разбрасывая ногами пепел.

Нестор

Он проснулся в холодном поту. Сердце как бешеное билось где-то в горле. Он сел на кровати, кажется, еще не до конца проснувшись, и сжал одеяло с такой силой, что, если бы на небе была луна и силы его были бы прежними, ткань порвалась бы на клочки.

Луна ворвалась в сны Нестора. Его тяжелое дыхание разбудило Санде, его мать.

Он слышал, как она двигалась на отделенной тканевой занавеской половине хижины, которую делила со своим возлюбленным. Бессмысленная предосторожность: и без нее, даже если бы Нестор хотел подглядеть за взрослыми, он не увидел бы ничего, кроме размытых пятен. Зато у мальчика был дар ясновидения. Правда, по иронии судьбы, получил он его от той богини, которая бросила их в тот момент, когда они больше всего в ней нуждались. Может, это у шутка такая? У богов часто бывает странное чувство юмора. А возможно, ликантропы просто надоели ей и она устала покровительствовать им.

Нестор вспомнил свой сон и снова вздрогнул. Он был ослепительно ярким. Селена в нем была вспышкой серебра и света – разрушающего света. Она держала кого-то за руку, но из-за сияния он мог видеть только силуэт. Кто-то маленький и человекоподобный, возможно, ребенок. Нестор стоял перед ней, неподвижный. А в это время земля разверзла свои челюсти и поглотила всех людей. Он слышал, как они завывали от ужаса, когда бездна пожирала их.

А он просто стоял и смотрел на все это. И ничего не делал. Уже незадолго до пробуждения он услышал позади себя рев. Это было похоже на шум бури, но живой бури, как если бы она была одушевленной. Он не видел, что происходит за его спиной, но мог поклясться, что там хозяйничает луна, пронзая все своим светом. Крики, вспышки, ужас и смерть – все смешалось в темную спираль хаоса. Неудивительно, что проснулся он весь в поту и слезах. Его руки были напряжены, а голова болела так, что едва не лопалась.

Но хуже всего было даже не это. Хуже всего было то, что даже в своих снах, даже в своих видениях он был беспомощен. Нестор почувствовал движение матери. Она села рядом с ним и положила ему на лоб что-то прохладное, какую-то ткань. Мальчик продолжал лежать не шевелясь, со стиснутыми зубами и глубокой невидимой дрожью в костях. Мать обняла его и притянула к себе. Ее грудь поднималась и опускалась мерно, спокойно, и Нестор, закрыв глаза, отдался этому ритму. Вскоре его тело расслабилось, отяжелело, накатила усталость. Эта характерная усталость приходила каждый раз, когда его посещали видения. Кстати, это происходило не только ночью. Порой он мог просто идти по улице – и тут вдруг его тело коченело, череп начинал раскалываться, а дальше – хаос, движение и свет. Так жестокий язык богов через кости проникал в самую глубь его тела.

И почему только боги выбрали такой страшный способ, чтобы говорить с ним?

– Тебе лучше? – это была многолетняя семейная привычка: задавать ему этот вопрос и спрашивать о видениях.

Он кивнул. Прежде чем отстраниться, она обняла его покрепче и спросила:

– Что-то страшное было?

Нестор прикусил щеку изнутри. Ему не хотелось рассказывать матери о том, что он видел. Ни ей, ни кому-либо еще в деревне. Видения никогда не были ошибочными, но из-за сбивчивости и неясности их порой было очень трудно объяснить. Тут в сознании снова раздались те ужасные крики. Нет, едва ли это могло означать что-то хорошее.

Он услышал, как Мэй пошевелился у себя в постели. Но не звал к себе мать: не хотел нарушать интимности их общения. Нестор испытывал по поводу него странные чувства: симпатии и смущения одновременно. Мэй был очень немногословен, нетороплив, спокоен. При этом будто все время был начеку. И он любил его мать. Нестор знал это точно: по тому, как он догонял Санде, когда та ускоряла шаг, по шороху объятий и страстной глубине шепота, который раздавался из-за перегородки. Мэй не пытался навязывать себя в качестве члена семьи, и Нестор был благодарен ему за это. Ведь у него был собственный отец. И хотя он находился далеко, они старались по возможности поддерживать с ним связь. К тому же Нестор был почти взрослым, и еще один опекун рядом ему был совершенно ни к чему. В общем, Мэй делал счастливой его мать, а больше от него ничего и не требовалось.

– Расскажи, что ты видел, – попросила его мать.

Несколько секунд он колебался. Ему хотелось бы верить, что если игнорировать боль, если прогнать ее, забыть о ней, будущее сложится иначе. Но увы. То, что было решено там, наверху, пробивалось сквозь что угодно и неизменно происходило. И лишь пророческие видения давали хрупкую надежду на то, что ужас можно предотвратить.

– Я видел хаос. Но там была Селена, – Нестор слышал, как мать затаила дыхание, и ненавидел себя за то, что дал ей надежду. Он облизал губы и продолжил быстро говорить. – Потом земля разверзлась. Была темнота и крики. Я слышал, как вы падали, и я… Я ничего не сделал, не помог вам.

– Это видение, ты не можешь его контролировать.

– Но что это значит? Что я буду стоять и смотреть, как вы страдаете?

– Объяснять видения не твоя задача, – ответила мать, нежно поглаживая его по волосам.

У нее был такой приятный голос, что в нем почти не слышалось холодного беспокойства, острой болью пронзившего ее легкие. Она обнимала его еще некоторое время. Она любила так делать: долго обнимать, прижиматься всем весом, это всегда успокаивало его.

Но его мир под тяжестью пророческих видений разваливался на куски, и с этим ничего нельзя было поделать.

Он видел, как молодая мать превратилась в фигуру из пепла, которую прямо у него на глазах унес ветер. В ту зиму ее народ заботился о ней больше чем когда-либо. Они следили, чтобы она не переутомилась и не простудилась. Все зря: когда пришла весна, женщина проснулась мертвой. Он видел невинные вещи – такие, как первый снег, и ужасные – когда бог Сал решил умереть, оставив тех, кого он создал, сиротами.

Он позволил матери уложить себя обратно на подушку. Она сидела рядом и задумчиво расчесывала влажные волосы. Ему вдруг страшно захотелось попросить ее остаться рядом с ним, пока он не заснет, как если бы он снова был малышом. И именно потому, что его мать сделала бы это, он ничего ей не сказал. Нестор закрыл глаза и заставил себя дышать глубоко и ритмично. Он лежал и думал, интересно, чем заняты сейчас мысли матери? Может, она беззвучно плакала про себя, запирая в плотно сжатых губах свою тоску. Может, сожалела о своей доле быть матерью провидца.

Когда она встала, ему резко стало холодно, но он не подал виду. Большую часть ночи он просто лежал, притворяясь спящим. Так продолжалось до тех пор, пока рассвет не очистил горизонт и он не услышал первые песни жаворонков.

* * *

– Ну, рассказывай, что они тебе передали, – сказала Снегиня, как только они показались у нее на пороге.

Снегиня была самым старым оборотнем в стае, главной старейшиной. Тяжелая и мрачная – она источала удивительный запах, кисловато-терпкую смесь сосновой хвои и дубленой кожи. Нестор подошел чуть ближе и рассмотрел белое пятно, короновавшее то, что видимо, было головой Снегини. Оно спускалось вниз по плечам и действительно напоминало снег. Вот почему ее так зовут. Все старейшины в стае при смене статуса выбирали себе новое имя. Снегиня сделала это много лет назад, когда Нестор был еще ребенком.

После каждого видения, еще до того как мудрецы стаи принимались разбирать сообщения, присланные ему богами, Нестор отправлялся на доклад к Снегине. Та умела сохранять хладнокровие и не давать воли эмоциям. Для самого Нестора же рассказы об увиденном превращались порой в сущую пытку. Прежде всего это касалось тех из них, в которых, как сейчас, ему грезилось неизбежное. Ужас, который он не мог предотвратить. Или мог? В таком случае он становился виновником, обрекал своих товарищей на смерть. Он все еще не до конца отошел от последнего видения, предсказавшего нападение людей. Да, он смог предупредить, да, смог предотвратить самое ужасное. Но многих храбрых воинов в результате они все-таки потеряли. Его дядя, брат Мэя, отец Сьерры – все они погибли. Сьерра… До того момента, когда она ворвалась к нему в хижину со сжатыми кулаками, плюясь полными боли и ярости словами, которые как соль разъедали ее собственные душевные раны, они были друзьями. «Мой отец погиб, а ты ничего не сделал. Ничего не сделал!», – кричала она. И Нестор отлично понимал ее. Он и сам винил себя. Даже у Снегини при общении с ним голос становился напряженным, а жесты – резкими. Нестор для всех был как сорока, которая приносит дурные вести. И вроде бы надо знать их, а не хочется. Видения редко были приятными или легкими. Богам незачем было тратить свои силы, чтобы пожелать хорошего сезона охоты. И если уж они рассказывали, то рассказывали о по-настоящему серьезных вещах. И вот сейчас, стоя перед Снегиней, он говорил о луне, свет которой ослеплял все вокруг и будто вырывался изнутри человеческого тела. Он говорил о криках и голодных челюстях земли, пожравших всех ликантропов. И о том, кого Селена держала за руку.

– Кто был с Селеной? Это был кто-то из наших? – допытывалась Снегиня.

– Не знаю, я не понял. Человек или ликантроп… Ребенок, кажется.

– А шум, который ты услышал в конце? На что он был похож?

– На рычание, но очень-очень громкое. Поэтому я и подумал, что это мог быть шторм. И мне показалось, что этот шторм угрожает Селене. Не уверен, что она пыталась нам помочь, похоже, что она сама была в опасности, – Нестор сглотнул. – И даже если пыталась, это все равно не сработало, потому что в конце концов мы все упали в пропасть.

Снегиня молчала. Чувствуя растерянность Нестора, мать взяла его руку и нежно сжала, пытаясь успокоить, чем поселила в нем еще больше тревоги.

По старухе нельзя было понять, расстроена она или нет, но его мать точно была взволнована и этим жестом пыталась защитить его. В очередной раз в голове Нестора пронеслась мысль, как здорово было бы родиться без этой особенности, которую все вокруг упорно называли даром. И дело было не столько в том, что видения каждый раз потрясали его. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы его мать перестала беспокоиться о нем.

– Пусть мальчик отдохнет, он, похоже, нуждается в этом, – наконец проговорила Снегиня, и Нестор почувствовал слабое движение ее головы. – Я соберу старейшин. И сегодня вечером мы разберем видение, посланное богами.

Кто из богов посылал им эти предупреждения? И на какую помощь можно было рассчитывать, если та, которая создала их, отвернулась от них?

Он лежал в постели, и в сознании пролетали обрывки видения, которые заставляли его желудок сжиматься. Некоторое время он просто лежал, прислушиваясь к шумам, которые издавали члены его стаи, как если бы это это была странная и трагическая музыка. Смех детей, которые развлекались какой-то игрой. Чей-то тихий шепот, шаги, звон кухонной утвари, чье-то беспомощное возмущение.

«Неужели все это закончится вот так – вдруг?

Неужели наша богиня решила спуститься, чтобы прикончить нас?»

Нестор повернулся, ища какое-нибудь удобное положение, но это было невозможно. Нервы будто ядовитые спруты впивались ему в кишки и проделывали дыры во внутренностях. Да, наверное, это было так. Их богиня спустилась, чтобы убить их.

Ликантропы не обращали внимания на действия людей, пока они были далеко от их части леса. Не беспокоило их и то, что они становятся все более сильными и жестокими – в конце концов, для них они не представляли угрозы. До тех пор, пока луна заживляла их раны, давала им силу и скорость, они были практически неуязвимыми. И вот теперь они остались ни с чем. Луна забрала у них все свои дары, и даже волки перестали разговаривать с ними – просто ушли, оборвав все связи с оборотнями, не дав возможности попрощаться, не дав шанса задать последние вопросы.

С фениксами, четырехрогими оленями или воронами была та же история. Создания Сала обладали интеллектом, в разы превосходящим разум обычных животных. По сути, это был интеллект людей. Но с тех пор, как Селена спустилась с неба, волки молчали и сторонились их, как чужих. Лунная богиня создала брешь между двумя мирами, мирами, которые всегда составляли часть одного целого. Еще одно изменение было связано с тем, что теперь они очень медленно обращались. И наконец, последняя тревожащая Нестора вещь, о которой почему-то никто не говорил, потому ли, что не замечали, и просто потому, что не хотели: с тех пор, как Селена спустилась с небес, ни один из недавних щенков не совершил своей первой трансформации. Конечно, прошло еще не так много времени. Но те из ребят, которые явно готовы были впервые в своей жизни обратиться, не могли этого сделать. Трансформация могла происходить в момент ярости, или страха, или, наоборот, в момент покоя, без потери контроля. Так или иначе, ни Ивану, который уже несколько месяцев добивался обращения, ни Драго не удавалось получить то, что в иные времена проходило естественно, просто потому, что пришло нужное время.

В глубине души Нестор полагал, что пока их небо будет оставаться пустым, они так и останутся навсегда детьми, маленькими недооборотнями. Уязвимыми, как люди, и сжигаемыми изнутри волчьим огнем, неспособные дать ему ходу.

От этих печальных размышлений Нестора отвлекли шаги. Кто-то приближался к его хижине. Он поднял голову и втянул носом воздух, стараясь не издавать никаких звуков. Улыбнулся. Пахло приятно и сладко: девичий запах.

– А у меня в хижине опять сквозит из всех щелей, – хихикнула девушка. – Почему тебе разрешают спать так долго? Это нечестно!

– Сестра заставляет тебя рано вставать?

– Ну нет, не заставляет.

Если бы Сьерра узнала, что ее сестра опять убежала в гости, она бы ее, наверное, поколотила. И зная об этом, Нестор испытывал жгучее желание убить злодейку. Ветерок была совсем не такая, с ее нежным голоском и такими вот, запросто, приходами в гости.

Нестор был не против этих визитов. Он знал, что, имея приятеля со сверхспособностями, девочка чувствовала себя особенной. А еще он знал, что ей нравилось не подчиняться своей властной сестре. Что до него самого, то его грела мысль о том, что в кои-то веки рядом с ним человек, который знает, что он в любой момент может объявить об очередной катастрофе, и не боится этого. Не боится его.

– Значит, ты, Ветерок, встаешь рано, не потому что тебя заставляют, а просто так? Из протеста?

– Ну как сказать… Просто она встает ни свет ни заря и принимается ужасно шуметь, понимаешь? Иногда, умываясь, она даже водой в меня брызгает. А еще, когда она ест, у нее вечно рот нараспашку. Клянусь, в состоянии волка ее манеры гораздо, гораздо лучше.

Девочка непроизвольно хихикнула. Судя по шуршанию, Ветерок по традиции рассматривала и трогала украшения его матери. А ему было так приятно, что хоть кто-то рядом с ним чувствует себя спокойно и не тревожится ни о чем. Кто-то, с кем можно запросто посмеяться и хотя бы на время почувствовать себя нормальным.

– Ты больше не сбегала?

– Один раз, не очень далеко.

– Ветерок, ты в любой момент можешь потеряться. Лес опасен сейчас. Что если ты пострадаешь? Мы уже не такие сильные, как были раньше. На скорое исцеление рассчитывать не приходится.

– Я знаю, – ответила он так поспешно, что Нестор задумался, не случилось ли с ней чего-нибудь. Может быть, она споткнулась о корни и разбила колени? Или поцарапала ноги о какой-нибудь колючий куст?

– Говорят, у тебя было еще одно видение, – пробормотала она и наклонилась к нему. В ее голосе звенело любопытство, но оно было таким невинным, что Нестор не испытывал вины, что происходило всякий раз, когда он рассказывал об увиденном.

Его сознание вновь наполнили страшные крики, и ему стоило усилий сдержать себя, чтобы она не увидела в его лице собственные будущие муки.

– Расскажи мне, что ты видел!

– Узнаешь вместе со всеми остальными, – пробормотал он глухим голосом.

– Почему? Там было что-то ужасное?

– Видения всегда трудно объяснять, – он пожал плечами, пытаясь сменить тему. – Я лишь проводник. И не могу судить о том, что боги хотят сказать через меня. Поэтому мне приходится пересказывать свои видения старейшинам, и мы все вместе пытаемся их растолковать.

– Иногда ты и сам угадываешь. Помнишь, в тот раз, когда тебе привиделось падение луны? Ты ведь тогда сразу все понял. А они сказали, что нет, это что-то другое.

– Я думаю, что просто в это невозможно было поверить. Что богиня вдруг возьмет и бросит нас, – он прикрыл глаза. То видение было особенно ясным: луна превратилась в каплю света и просто упала с неба: тихонько, без единого звука. А спустя несколько дней именно это случилось в реальности. – Кому могло прийти в голову, что богиня, давшая нам жизнь, вдруг возьмет и отвернется от нас?

– Мне могло прийти в голову, – сказала Ветерок, и в голосе ее послышались едкие нотки, отчего он впервые показался Нестору скорее взрослым, чем детским. – Есть матери, которые бросают своих детей, и отцы, которые их убивают. Есть братья, которые ненавидят друг друга до смерти. Если боги создали нас такими, значит, они и сами не очень от нас отличаются.

Нестор открыл было рот, чтобы возразить, но слов не было и он смог только покачать головой. То, что только что сказала Ветерок, было непростительным богохульством, результатом невежества или хитрости. Говоря такое, она, видимо, хотела произвести впечатление и так заигралась, что сама не поняла, насколько опасно то, что она говорит.

– Никогда так не говори. Слышишь? Нигде и никому. Если кто-то из богов услышит подобное, они преподадут нам такой урок, что мало не покажется.

Ветерок пошевелилась. По ее движению Нестору трудно было понять, кивает она или возмущенно поводит плечами. Поэтому решил для верности повторить:

– Я серьезно, Ветерок. Нельзя провоцировать богов.

Да, у богов не было ушей повсюду. Но проблема была в том, что подслушать они могли абсолютно в любой момент. И тогда даже самым хитрым могло не поздоровиться.

Среди оборотней ходила одна известная история о человеческом правителе, который осмелился сравнить себя с Реем. Слухи об этом дошли до ушей бога богов. Наказание было жестоким: каждый раз, когда правитель совершал ошибку, часть его тела превращалась в золото. Сначала отнялись ноги, потом глаза потеряли способность видеть, а затем в тяжелый неповоротливый слиток обратился и язык.

Рассказывали, что останки того монарха – жуткую смесь залитых золотом костей – хранили в храме бога Рея, чтобы никто не забыл цену обиды богов. Ветерок слышала и другие подобные истории, но беда была в том, что она приближалась к тому опасному возрасту, когда щенки думают, что они умнее и сильнее взрослых.

– Да, я понимаю, – пробормотала она, поднимаясь медленно и, видимо, нехотя. – Мне надо идти, пока меня не начали искать. Встретимся вечером. Удачных видений.

– Не влипай в неприятности, – отозвался он и с трудом сдержал вздох, который рвался наружу, пока девочка выходила из палатки.

Стоило ему оказаться одному, как напряжение от предстоящего визита к мудрецам охватило его внутренности и принялось грызть изнутри. Та капля спокойствия, которая у него еще оставалась, готова была испариться прямо сейчас. Он прикусил щеку с внутренней стороны и вдруг почувствовал себя таким маленьким, что уже готов был позавидовать смелости этой крошки. Тем более, что понимал он ее, похоже, лучше, чем она сама.

Заэль

Мать и сын. Привычные слова. Взгляды. Жесты, проникнутые нежностью и любовью. Как все было бы просто и понятно, если бы их отношения сводились только к этому. Если бы они были просто мать и сын. Но Заэль знал, что, когда появляются боги, просто не бывает. Поэтому на его матери сейчас серебряный намордник. А на запястьях у них обоих наручники. Вокруг десятки глаз, которые следят за каждым их жестом. Факелы сияют, отражаясь в лезвиях направленных на них орудий. Как будто они с матерью кусачие бешеные псы. Ведьм, как и псов, всегда привязывали накоротке.

Взгляд матери, в глубине которого, он знал, таилась нежность, сейчас горел яростью.

Женщина уже не могла контролировать свой огонь, но языки этого пламени по-прежнему шевелились в ее душе. Заель попытался скрыть боль и насмешливо улыбнулся.

Смех не придавал ему сил, не возвращал контроля над ситуацией, но давал надежду на то, что это все еще возможно в его жизни. Одна из стражниц сняла со старой ведьмы намордник. Засверкали лезвия. Все затаили дыхание.

– Ты будешь сопровождать группу разведчиков, – прошептала стражница прямо в ухо моей матери.

– Ты будешь сопровождать группу разведчиков, – повторила мать холодным голосом, глядя в упор в глаза сыну.

– И поможешь выследить оборотней, – продолжила женщина.

Мать Заэля повторила и это. Голос ее был кроткий, но в нем отчетливо слышалась ненависть.

– Отныне ты во всем подчиняешься Юпнии, нашей общей госпоже и исполнительнице воли Рея, короля богов.

На этот раз колдунья не стала повторять за стражницей. Сердце Заэля бешено забилось. Он гордился матерью, но всякий раз, когда она обращалась в свое упрямое молчание, его охватывала паника.

И не без причины. Вскоре один из солдат поднес к шее матери лезвие и слегка надавил. Выступила кровь. Заэль попытался было обратиться к своей магии, но безрезультатно. Магическая сила плохо подчинялась ему, хотя и определяла, по сути, всю его жизнь.

Ему до смерти хотелось, чтобы мать приказала ему убить их всех, и тогда, возможно, у него бы и получилось. В какой-то момент, когда рана на шее матери стала глубже, а кровь потемнела, ему показалось даже, что она тоже об этом думала. Но что толку, если они оба знали, что живыми отсюда им не выбраться. Мать скривилась. И голосом, полным ненависти и разочарования, повторила:

– Отныне ты во всем подчиняешься Юпнии, нашей общей госпоже и исполнительнице воли Рея, короля богов.

И только когда стражник отвел оружие от шеи матери, она смогла опустить голову. Заэль знал, что это вызывающее молчание еще аукнется им. В голове пронеслась мысль: что бы он отдал, чтобы освободить ее? Руку, глаз, сердце? Да всю жизнь! Но даже этого было бы недостаточно. Поэтому он просто молча кивнул, чтобы не провоцировать солдат еще больше. Но презрительную полуулыбку на лице все же сохранил: чтобы его мать гордилась им так же, как он гордился ею.

Нестор

Воздух в хижине для переговоров был таким густым, хоть топор вешай. Он путался в руках и волосах. Каждый новый вдох вызывал у Нестора приступ головокружения. Пепел, ладан, розмарин… Эти запахи использовали, чтобы привлечь второстепенных духов – они помогали старейшинам объяснять видения. Нестор медленно вдохнул, выпрямил спину и смазал лоб смесью масел. Сумрак и шепот вокруг были ему на руку: в такой обстановке проще было обратиться к видению.

– Это была Селена? Ты уверен, что это была она?

– Уверен, как если бы она назвала свое имя.

– В каком обличье она явилась тебе?

– Она предстала в теле, которое таяло. – Нестор нахмурился, на лбу у него выступил пот. – Она будто бы замаскировалась под человека, но потом человеческое тело начало распадаться и обращаться в свет. Свет был очень яркий, перед ним невозможно было устоять. И ликантропы падали, ослепленные им.

– Вспомни существо, которое было с ней. Ты говорил, что оно было похоже на ребенка. Мог бы этот ребенок быть кем-то из наших? – Робле стоял совсем рядом, говорил спокойно, и Нестор цеплялся за спокойствие его слов, как за ветки могучего дерева. Самый младший из старейшин, по возрасту он мог быть еще воином. Но серебряные орудия людей необратимо повредили его позвоночник, и ноги стали его подводить. Робле был само спокойствие и, даже сильно страдая (а Нестор был уверен, что тот мучается), не позволял себе проронить ни звука, не давал понять другим, что что-то происходит.

В новую роль старейшины он вжился так быстро и начал выполнять ее с таким рвением, будто готовился к этому делу годами.

– Это могла быть девочка. Мне кажется, у нее были длинные и светлые волосы, и, по-моему, она была одета в белую мантию. Я не могу сейчас воспроизвести ее запах. Тут очень много движения и оборотней. – Нестор задумчиво прикусил щеку. – Но если бы она закричала, я точно узнал бы голос. В тот момент мне почудилось, что она плачет или дрожит от страха.

– Похоже, она выбрала ее для жертвоприношения, – проговорила Снегиня. – Это мог быть человек или кто-то из других созданий Селены.

– Не думаю, что это был кто-то из наших, – послышался надтреснутый голос Росио.

Росио была старой ликантропкой и низенькой, как ребенок.

– Если бы богам было это важно, он показали бы Нестору больше, – Робле говорил убежденно, и от его уверенности Нестору становилось легче.

– То, что ты слышал в конце, – был ли это голос другого бога? – спросила Снегиня. – Может быть… это был Сал? – шепнула она, и в ее голосе послышалась надежда.

Сал не создавал их, но он был отцом волков и покровителем всего дикого. Он был братом Селены. В хрониках говорилось, что он всегда ходатайствовал за смертных. Но Сал умер вместе со многими из его созданий. И созданные им существа умерли. Нестор покачал головой:

– Вряд ли это был бог. В том звуке не было божественной энергии. Да и не был он похож на бога. К тому же Селена готовилась напасть на него.

– Селена никогда бы не напала на Сала, – разочарованно кивнула Снегиня. – Только если он сам первым причинил бы ей вред.

– Что тоже маловероятно, – добавил Робле.

Нестор нахмурился и стиснул зубы. Он изо всех сил пытался воспроизвести недавнее видение. Капля пота выступила у него на лбу и покатилась по носу. Но вот парадокс: чем больше юноша погружался в бурю ощущений, тем больше отдалялось видение. Наконец, сила старейшин и благовония сделали свое дело. Вспышка – яркая, смертоносная. Рев, дикий, запредельный. И серая мгла вокруг, такая густая, будто воздух обратили в камень.

И все это так реально, что, кажется, дотронься и почувствуешь рукой. А потом мороз – обжигающий, ядовитый. И оглушительный, раскалывающий череп шум. Нестор едва мог дышать, его голова кружилась, но он держался. И его старания были вознаграждены. В конце концов рев позади него перестал быть просто хаосом. Он вдруг начал его понимать!

Нестор вернулся в реальность, весь дрожа и жадно хватая ртом воздух. Но от воздуха заболело в груди, а от того, что он так жадно хватанул его, у него заслезились глаза. Провидец облизал пересохшие губы. Все вокруг ждали, затаив дыхание, никто не смел проронить ни звука.

– Это была не гроза. Это был волчий вой. Вой очень мощного волка, я слышал в его голосе огромную силу.

– Ты понял, что значит вой?

– Это был боевой клич, мне казалось, он разломит меня пополам.

Нестор заметил, что старейшины переглянулись. Он был настолько изнурен, что если бы он не сидел, у него подкосились бы ноги и он упал бы на землю. Провидец закрыл лоб руками. Кожа была горячая и липкая, а в висках пульсировало, как будто он запыхался после изнурительного бега. Он слышал перешептывание старейшин, но усталость была сильнее любопытства. От душного воздуха снова закружилась голова. Робле положил руку ему на плечо, а затем медленно, будто прося разрешения, приложил влажное полотенце к его лбу. Живительная сила воды помогла навести порядок в голове, и Нестор смог, наконец, прислушаться к тому, о чем говорили старейшины.

– Сегодня нам нельзя терять времени, – надтреснутым, но твердым голосом проговорила Снегиня. – Как только зайдет солнце, мы позовем наших предков. Нам будет очень нужна их помощь, и мы попросим их дать ее нам.

Щенки были не похожи на себя и хранили торжественное молчание. Из первых пяти ликантропов трое выбрали своим долгом умереть, когда придет их время. Богиня даровала им право разорвать завесу смерти и продолжить вести за собой свое племя. Фе, Азанора и Ливию вызывали в очень особых случаях. В день осеннего солнцестояния, когда все щенки, прошедшие через первое обращение, становились взрослыми, Ливия касалась их лбов пальцами из дыма и смерти, после чего они становились полноправными членами стаи. Весной приходила Фе и принимала всех, кто погиб за прошедший год. Еще ее звали, если умирал самый главный старейшина – и предки-защитники нашептывали напутствия следующим после него. Азанор был советником в чрезвычайных ситуациях. Если на них с войной шло человеческое племя или если болезнь поражала стаю, и надежда на выживание была смутной, звали всегда его. В случае с провидцами все три предка могли являться им в видениях и говорить с ними напрямую. Но с Нестором такого никогда не случалось. Да он бы и не хотел этого. Лишняя ответственность была ему не нужна: он и так едва справлялся со своей миссией. Он чувствовал себя неполноценным. Недопровидцем: слишком слабым и слишком невежественным, чтобы помочь своему племени. Ему казалось, что кто угодно на его месте справился бы лучше. И еще казалось, что все вокруг это понимают и только из вежливости не говорят ему об этом.

Азанора никто из детей еще не видел. Малыши кучковались у костра и с трудом сдерживая эмоции, напряженно вглядывались в пламя. Горячие его языки потрескивали и меняли цвет и аромат – в зависимости от того, какие ингредиенты по приказу Снегини всыпали в него взрослые.

Волосы невинного. Имбирь. Прах умершего человека. Корни тиса. Кровь воина. Белладонна и птичьи кости, измельченные до состояния порошка. Рецепт вызова мертвых был настолько же точен, насколько и сложен. Ритуал сопровождался завываниями воинов, песнопениями целителей и странным выжидающим молчанием детей. Нестор уловил запах Ветерка и сразу понял, где она находится. Девочка сидела с семьей своего друга у костра. Нестору не нужно было видеть ее и даже находиться рядом, чтобы понять, какие эмоции переполняют ее. Очарованная необычной магией, она дрожала от восторга и нетерпения. Нестор чуть приподнял голову и принюхался, стараясь не привлекать к себе внимания. Сьерра была где-то рядом. На таком расстоянии от сестры, чтобы иметь возможность следить за ней. Но и на достаточном для того, чтобы подчеркнуть, что они обе – сами по себе. Он отвернулся, чтобы не обращать на себя внимания, но похоже, что Сьерра все-таки его заметила. Ему очень хотелось сделать что-нибудь, чтобы сблизить сестер, пусть даже ценой их с Ветерком дружбы. Ему не нравилась резкость, с которой Сьерра обращалась с малышкой. Но, с другой стороны, ему хватало и своих проблем. К тому же откуда ему было знать, что сухость и резкость Сьерры были следствием плохо сдерживаемого внутреннего огня и боли за родного человека, которые полыхали в ее сердце. Напряженная тишина гулко отдавалась в ушах. Нестор сглотнул. Огонь становился все больше и больше, но – странное дело – почти не давал света. Мать мягким жестом положила руку ему на плечо: она всегда так делала, чтобы дать понять, что она рядом. И тут послышались изумленные возгласы детей. Тогда Нестор понял: духи явились.

Он и сам почувствовал это – на своей коже. Она вдруг стала влажной, но эта влажность не имела ничего общего с водой. Что-то разорвалось в атмосфере, но это были не тучи, которые рвутся от наполняющей их влаги, а завеса, отделяющая мир живых от мира мертвых. Некоторые из человеческих существ, которых касались боги (злые или добрые, особой разницы тут не было), могли проникать на территории обоих миров. Некоторые животные, такие как козы, кошки или вороны, тоже могли проходить через барьер.

Что касается ликантропов, то они могли приоткрывать завесу и звать сквозь нее своих предков, но пересекать ее не могли. К тому же повсюду ходили легенды о тех, кто попробовал это сделать – в результате находили сухую окоченевшую мумию. Эти истории были такими красочными и убедительными, что проверять, насколько они были правдивыми, никто не решался. Только Фе, самая молодая из первых пяти оборотней, смогла пересечь барьер между двумя мирами с такой легкостью, как будто это был переход через реку.

– Тяжелые времена? – проговорил Азанор голосом, похожим одновременно на вой волка и завывание ветра.

Голоса духов доносились снаружи, но эхо проникало внутрь живых, как если бы это в них говорили их собственные мысли.

– Селена покинула нас, – торжественно объявила Снегиня.

– Вот уже несколько месяцев как, мы знаем. Ваш мир – это наш мир.

– Мы потеряли силу, скорость и все способности, которыми она нас одарила. Все, кроме смены обличия. Но даже это сейчас стоит нам куда больших усилий, чем раньше.

– Вы потеряете и это, если богиня не вернется на небеса. Вы потеряете все, – тон у Азанора был устрашающий.

– Но нам кажется, что у нас еще есть время это изменить. Помогите нам!

Разговор Снегини и Азанора внушал такой трепет, что казалось, будто все перестали дышать, лишь бы не нарушать ход судьбоносной беседы.

– Нашему провидцу было видение, – продолжала Снегиня. – Ему явилась Селена, которая обрекла наше племя на тьму. Сначала мы видели в этом трагедию, но потом поняли, что надежда есть. Кто-то вышел навстречу богине, и этот кто-то намеревался вступить в битву с ней. Мы думаем, что это был дух в обличии волка.

– Надежда есть, – согласился Азанор, и Нестор снова смог дышать. – Нашу богиню еще можно убедить вернуться на небеса. Но она не будет слушать мольбы. Боюсь, придется побороться.

– А кто нам поможет?

– Кто, если не первый воин? – чей-то возглас из толпы нарушил всеобщее молчание.

Дети с любопытством смотрели на старших, взрослые перешептывались, охваченные беспокойством, надеждой и отчаянием одновременно.

А Нестор вдруг почувствовал, что у него непроизвольно отвисла челюсть и открылся рот. Первый воин Селены был фигурой, о которой ходило столько легенд, что трудно было поверить, что он действительно существовал когда-то в реальности. А уж тем более что он сможет пробудиться. И все же попробовать обратиться к его помощи имело смысл: ведь он так много сделал для своего народа, что отказался от смерти и стал вечным странником, полубогом, способным подниматься на небеса и сопровождать луну. Из всех ликантропов Селена любила его больше всех. И не просто любила, а уважала: принимая даже те его решения, которые печалили ее.

Первому воину было разрешено спать до тех пор, пока он не станет нужен своему народу – так говорили. И вот этот момент настал. Едва ли кто-то мог подозревать, что повод, по которому потребуется разбудить воина, будет связан с защитой от Селены – богини, которая его создала.

– Как мы можем его призвать? – шепот Снегини был едва слышен, не голос, а шуршание, как от движения сухого листа, потревоженного лапами бредущего по лесу животного.

Нестор почувствовал, что его пробирает озноб. Он уже знал ответ.

– Провидец будет тем, кто его найдет. А духи укажут ему путь.

Нестор сглотнул. Взгляды членов его клана впивались в его кожу как острые щенячьи зубки. И точно также пронзали его сердце страхи и сомнения всех вокруг. Страхи, которые в тот момент он ощущал своими.

А следующие слова и вовсе заставили его съежиться:

– Если ты хочешь попасть туда, где спит Фернер, ни один член стаи не сможет тебя сопровождать.

Не то что Нестор был удивлен. Нет. Он ждал чего-то подобного. Но потрясение все равно было велико: внутри будто что-то лопнуло. Он тяжело дышал. Вокруг слышался беспокойный шепот, мамин протест, скрипучие голоса стариков, быстрая болтовня молодежи. Но все это была так далеко. На сердце огромным камнем легла тяжесть от предстоящей дороги и возможной неудачи. Нет, он совсем не подходил для роли того, на кого стая могла бы возложить свою хрупкую надежду. Дышать стало совсем трудно, а мир казался запутанным клубком, состоящим из зубов и когтей.

Сьерра

Олень поднял голову. От тени деревьев, падающей на него, его шкурка казалась темной, почти черной. А глаза стали похожи на зеркала в темной комнате. Глубокие, мудрые и почему-то древние. Сьерра продолжала прятаться, напряженные лапы предательски гудели, дыхание было влажным, сердце колотилось. Странное все же задание дали ей мудрецы: охотиться на кроликов, зайцев, мелких животных. Как будто она снова стала щенком. Но что поделаешь. Это все отсутствие луны: оно наводило на старейшин беспокойство, из-за чего по всей деревне расползался липкий страх.

Олень, на которого она смотрела, был крупный. И не просто крупный: это был великолепный олень. Его грациозное спокойствие и эта роскошная корона из рогов будто бросали вызов всему лесу. Сьерра была гораздо меньше его, но ее это не смущало. Ведь, как бы то ни было, олень был добычей. А волк, даже не обладающий магическими способностями, – хищником.

Олень слегка повернул голову, чтобы убедиться, что в лесу все тихо и спокойно. И снова обратился к низким ветвям, усеянным густой зеленой листвой. Сьерра медленно вздохнула, отвела уши назад, сконцентрировалась и, не раздумывая больше ни секунды, выскочила из своего укрытия, чтобы броситься на животное.

Еще до того, как клыки и когти Сьерры вонзились в упругую молодую плоть оленя, она пожалела о своем решении. Но это не остановило волчицу. Несколько месяцев назад все произошло бы быстрее и ловчее. Ведь тогда у нее была сила. Да одна бы ее аура навела бы на оленя такой ужас, что он бросился бы бежать со всех ног, даже если бы это было бесполезно.

Но теперь все было по-другому. В глазах животного не было ни намека на страх, ни намерения убежать. Вместо этого олень крепче уперся ногами в землю и, повернувшись к Сьерре, опустил голову со своими роскошными рогами. Разбежался… И… мгновение спустя бок Сьерра пронзила боль, и она не смогла сдержать унизительного стона, который вырвался у нее из груди. Олень отшвырнул ее в сторону, и она упала на мокрые скользкие камни. Ликантропка забыла как дышать. Она попыталась встать, но ноги не слушались ее. Сердце колотилось. Из груди раздался отчаянный вой. Сьерра закрыла глаза и заставила себя принять человеческий облик. Боги, никогда еще обращение не причиняло ей столько боли! Когда девушка закончила, по щекам ее градом катились слезы, а пальцы, скрюченные от напряжения и потому похожие на когти, впивались в черную лесную землю.

Тем временем олень даже не приблизился к ней. Он просто стоял на своем месте и насмешливо наблюдал. Сьерра стиснула зубы. Боль в ребрах мешала ей дышать.

– Я убью тебя, – прорычала она, – живьем сдеру с тебя кожу. Сломаю тебе рога и ноги. Разорву тебя на куски голыми руками.

Словно найдя это скучным, олень отвернулся и сосредоточился на дереве. Одно только радовало Сьерру: что на охоту она отправилась в одиночку. По крайней мере, никто не видел ее позорных слез – беспомощных, как у ребенка. Преодолевая боль и стыд, Сьерра встала и попыталась ощупать бок там, где выступало красное. Одно из ребер точно было сломано. Несколько месяцев назад она бы внимания не обратила на такую рану: одна ночь, и от нее не осталось бы и следа. А сколько теперь уйдет времени на заживление? Теперь, когда она лишена магической силы.

С тех пор как Селена покинула их, весь мир как будто залили смертоносным серебром. Опасность таилась повсюду. Они стали хрупкими. Но главное, они не умели быть осторожными, ведь раньше это качество попросту было им не нужно.

Вздохнув, Сьерра направилась обратно в деревню. Возвращаться с пустыми руками было стыдно, поэтому она специально выбрала маршрут в обход деревни, чтобы избежать вопросов и упреков.

Она ненавидела, когда на нее смотрели с жалостью: это было даже хуже, чем наказание за неисполнение своего долга. Дойдя до своей хижины, она опустилась на койку и застонала. Ребра болели так сильно, что мир вокруг поблек. Неловким жестом натянув на себя меховую шкуру, она накрылась с головой и попыталась забыться в сумраке своей комнаты. Боль в сломанных ребрах и разорванной плоти не давали заснуть, и она погрузилась в болезненное забытье. Через какое-то время Сьерра услышала свое имя. Кто-то звал ее. Ликантропка не отозвалась. Тогда зов повторился, впрочем, не очень настойчиво. В стае знали ее характер. Знали, что после смерти отца она стала жестокой и была способна укусить первой, без предупреждения. Поэтому шли у нее на поводу и не лезли к ней. Из-за этого она частенько ощущала себя чужой своей стае, и это не было плохим чувством. Наоборот, она, казалось, нуждалась в чем-то таком. Особенно в такие моменты, как сейчас. И меньше всего в этот момент она хотела бы присутствия Ветерка рядом. Девчонка приходила несколько раз, напевая или разговаривая сама с собой – детский способ привлечь к себе внимание. Каждый раз, когда это происходило, Сьерра покрепче стискивала зубы и пыталась заставить себя заснуть. Но Ветерок как будто специально делала все, чтобы нарушить ее покой. Сначала она принялась греметь мисками – зачем, скажите на милость, вытаскивать их все, чтобы тут же засовывать обратно? Ясное дело, чтобы подействовать ей, Сьерре, на нервы. Когда Ветерок принялась петь особенно громко, деланным радостным голоском, терпение старшей сестры лопнуло окончательно.

– Можно узнать, что ты делаешь? – заревела она, резко отбрасывая накидку и корчась от боли, которая пронзила ее насквозь.

– О, ты здесь? А я и не знала, – делая невинное лицо, проговорила Ветерок. – Ты же вечно меня бросаешь.

– Нечем заняться?

– Ты про себя? Это ж ты в постели валяешься не я, – тон у Ветерка был откровенно издевательский, и Сьерре хотелось ее придушить.

– Уйди отсюда!

– Я не хочу. Это моя хижина.

– Не твоя, а моя. Я здесь старшая! – прорычала Сьерра и преодолевая жгучую боль, встала на ноги.

Ветерок сдвинула брови и противно надула губы.

– Хижина принадлежит нам обеим. А он был и моим отцом тоже. И любил меня не меньше тебя.

Не в состоянии больше сдерживать боль, Сьерра рухнула спиной на кровать. Ветерок подняла брови и с раздражающим беспокойством бросилась к сестре.

– Сьерра! Ты ранена! Не волнуйся, я смогу позаботиться о тебе.

Раненая ликантропка хотела было рассмеяться этой дурочке в лицо, но смех застрял у нее в горле, и единственное, что она смогла, – это пронзить ее взглядом, полным злобы и презрения. Больше всего на свете ей сейчас хотелось бы порвать ту связь, которая делала их сестрами, уничтожить их общие воспоминания и заставить ее убраться из своей жизни раз и навсегда.

– Оставь меня в покое, – медленно проговорила она и снова накрылась одеялом с головой. Если бы кости Сьерры могли кричать, их крик, наверное, и на небе бы услышали. Так ей было больно. – Мне наплевать, любил тебя отец или нет. Он умер. А я тебя никогда не любила!

– Это неправда!

– Я никогда по-настоящему не заботилась о тебе, Ветерок. Никогда. И не собиралась этого делать, – в словах Сьерры сквозили холод и желчь. – Уходи, очень тебя прошу.

– А вот возьму и уйду! И ты будешь в этом виновата!

– Хватит мне угрожать. Уйди! Сделай хоть что-нибудь. Уйди и больше не возвращайся!

Дав волю своей ярости, Сьерра чувствовала себя так, будто наконец-то вытащила лезвие, которое давно и глубоко сидело в ране. Небывалая легкость, а потом пустота. Голова была такой тяжелой, словно череп набили свинцом. Боль перешла в тупое онемение. Ликантропка прикрыла глаза, и сон, которому она не могла или не хотела сопротивляться, унес ее в иные миры.

Когда она проснулась, стояла глубокая ночь, а ее раны почти зажили. Кожа была в синяках и пульсировала, но она явно шла на поправку, о чем можно было судить по голоду, который сковал ее внутренности. Сьерра, кряхтя, поднялась и, стараясь не производить шума, направилась в угол, где хранились зерна, хлеб и вяленое мясо.

У нее было странное ощущение, что эти раны и этот странный лихлорадочный голод не имели к ней никакого отношения. Будто ее тело было чем-то отдельным, чужим.

Она с усердием жевала мясо, будто вымещая в этом куске остатки своей злости и разочарования, когда вдруг почувствовала отсутствие чего-то или кого-то. Ветерок! Во рту у Сьерры пересохло, мясо колом встало в глотке. Подкатила тошнота. Стало холодно. Сьерра завернулась в одеяло и принялась обдумывать произошедшее. Ветерок была, конечно, дурочкой, но не настолько же отмороженной, чтобы и правда уйти насовсем. Наверное, болтается по хижинам своих друзей. С другой стороны, какое это имело значение для нее, для Сьерры? Она ведь не лгала, когда говорила, что хочет, чтобы ее не было. То, что испытывала Сьерра, не было чувством вины. Но волнение не давало ей покоя и острыми шипами кололо под кожей. Хотела она этого или нет, но Ветерок была ее ответственностью, и ее долгом было следить за ней. Когда отец был жив, он часто говорил, что они с сестрой – потомки Фернера, любимого воина богини Селены, для которого долг был превыше всего на свете. Да, Ветерок была для нее не более чем обузой. Но случись с ней что, винить будут ее, Сьерру. Что не выполнила свой долг. Что опорочила честь предков.

Думая об этом, Сьерра кружила по комнате, чувствуя боль, которая с каждым шагом отзывалась в ребре. Остановилась, силой надавила большим пальцем место ушиба. Признаваться даже себе самой в том, что она волнуется, ликантропке не хотелось. Нет, она не волновалась. Просто странно, что эта дурочка не вернулась, как обычно бывало после ее выходок, когда она в слезах принималась карабкаться на дерево или пряталась за камнями. Сьерра втянула носом воздух. След сестры, наверное, уже не был свежим, но она могла бы найти его, если бы захотела. Раздраженная, она поморщилась, накинула плащ и решила пойти на поиски. Спать все равно уже не хотелось, да и делать было нечего. Выйдя в темноту ночи, ликантропка направилась сквозь спящую деревню в сторону леса, невольно обходя палатку провидца. Нестор не нравился ей, но в эти минуты она внутренне сочувствовала ему. Ее ноша была тяжелой, но не шла ни в какое сравнение с той, которую вынужден был нести этот бледный худой мальчик, от видений которого зависели все они.

Главное, никто, казалось, по-настоящему не верил, что он сможет их спасти. Сьерра пожала плечами, как будто вела диалог с незримым собеседником. Если они были обречены на смерть, она предпочла бы погибнуть, защищая свой народ, а не затеряться среди далеких дорог, обремененная неудачами и потерями. Она чувствовала, как след Ветерка то появляется, то снова теряется между опавшими листьями и звериными следами. Не знай она ее так хорошо, наверное, сбилась бы со следа. Ветерок шла как обычно, руководствуясь интуицией, куда глаза глядят. У ручья, где, возможно, сидела сестра, Сьерра остановилась. Она не чувствовала усталости, но чувствовала, как внутри начинает с новой силой разгораться бешенство.

Никогда еще до этого Ветерок не заходила так далеко. Никогда еще она не позволяла себе не вернуться к ночи. У поляны запах девчонки стал сильнее. Сьерра взглянула на свои ботинки: они были полны мокрой грязи. Ликантропка вздохнула, подняла глаза и вдруг увидела старое дерево, рядом с которым лежала какая-то фигура. С трудом сдерживая бешено колотящееся сердце, Сьерра приблизилась к ней. Ветерок была не похожа на себя. Она выглядела как тряпичная кукла. Окровавленные волосы прилипли к лицу, губы синие. Хуже всего были глаза. Красные, как кровь, они были направлены к небу и не выражали абсолютно ничего.

– Ветерок! – завыла Сьерра.

Мгновение она ждала, что сестра со смехом встанет, вытрет кровь и как обычно скажет какую-нибудь глупость про сестринскую любовь. Но та продолжала лежать, не шевелясь. Когда Сьерра подошла поближе, она поняла, что щеки сестры заледенели. Мышцы ликантропки напряглись, из сердца по всему телу разлилось что-то – то ли ярость, то ли боль. Хотелось бежать, рвать, кусать, драться, но с кем? Дрожащими руками Сьерра убрала прекрасные рыжие волосы с лица сестры и рыдая, позвала ее по имени. В какой-то момент ей даже захотелось позвать отца, как будто мертвые могли слышать. Сьерра наклонилась к лицу сестры и почувствовала едва заметное дыхание. Она дышала, она все еще дышала! Ликантропка хотела поднять сестру, но тут заметила, что шея девочки была как-то странно, неестественно скручена. Охваченная горем и отчаянием, она бросилась на землю и заплакала. Счастье, это продолжалось недолго. Через несколько минут Сьерра встала и резким движением вытерла слезы.

– Я найду подмогу, Ветерок. Идиотка! Даже не думай умирать! Ты не имеешь права сдаваться, глупая, глупая дуреха!

Холодный лунный свет сиял, отражаясь в каплях росы и тускло освещал листья деревьев. Для ночного леса это было такое распространенное явление, что Сьерре потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это значит. Желудок девушки свело, по спине пробежала дрожь. Она посмотрела на пустое черное небо, похоже на гигантскую зияющую пасть. Свет падал не сверху… Девушка обернулась, и тело ее затрясло крупной дрожью, как при судороге. Перед ней стояла Селена. У нее был человеческий облик, темная кожа и длинные волосы, небрежными прядями рассыпанные по плечам. Но по свету, который излучали ее глаза, было ясно: это была она. Черты лица Селены были мягкими, женственными, но при этом оно выражало столько гнева и презрения, что, глядя на него, Сьерре хотелось провалиться сквозь землю, зарыться в грязи, съежиться, лишь бы не видеть этого. Но даже этого она не могла сделать. Сила Селены, скрытая за хрупкой внешностью, была такой мощной, что ликантропка ничего не могла поделать. Вытянув шею, она украдкой взглянула на сестру. Та продолжала лежать, волосы, испачканные в крови и грязи, глаза пустые и мертвые, ничего не выражающие. Лицо мягкое и расслабленное. Ни намека на то напряжение, которое бывает в лицах тех, кто пытается вырваться из холодных лап смерти. В сознании Сьерры пронеслась горькая мысль, что никогда, никогда больше эти глаза не загорятся.

И тут, с удивлением слыша себя саму, Сьерра заговорила. Никогда еще она не говорила так ясно, твердо и искренне.

– Пожалуйста, спасите мою сестру, – проговорила она.

Она знала, что их богиня обиделась на них и в глубине души не ждала от нее ни ответа, ни тем более помощи. «Сейчас она уйдет и станет такой же далекой, как свет самой дальней звезды», – подумала она.

Однако что-то в ее словах тронуло богиню. Может быть, интонация Сьерры или то сквозившее отчаяние, которое шло прямо от сердца. Так или иначе, Селена на мгновение задумалась, а потом направилась в сторону ликантропки. По мере того, как она медленно приближалась, свет становился все ярче и ярче. Смотреть на нее было больно, и Сьерра старалась не поднимать взгляда выше ног богини. Тем временем та подошла к Ветерку, и старшая сестра с неохотой отстранилась, задержав дыхание.

Богиня погладила лоб Ветерка, и в глазах девочки засияли звезды.

– Ветерок! – закричала Сьерра, но сестра ее не услышала.

Полными звезд глазами девочка смотрела на богиню Селену. Она смотрела на нее так, как будто весь ее мир был сосредоточен в ней, как будто не было на свете ничего более прекрасного и более ужасного, чем она. Взгляд Селены тоже был обращен на нее, и хотя выражение лица богини не изменилось, атмосфера вокруг нее явно стала другой. Воздух сгустился и наполнился штормовой энергией, и Сьерра почувствовала, что теряется в этом облаке гнева и ярости. Селена легонько похлопала Ветерка по подбородку, и та резко поднялась.

– Ветерок?! – Сьерра сглотнула и протянула руки к сестре, которая, казалось, по-прежнему ее не видела. – Спасибо, спасибо, моя богиня! У меня нет слов, чтобы выразить…

– Замолчи! – холодно отозвалась Селена, оборвав Сьерру на полуслове.

Ликантропка взглянула в глаза богини. В них сверкнуло такое выражение, будто никогда еще та не встречала настолько презренного существа.

– Я видела, как ты вела себя со своей сестрой. Что ты заставляла ее испытывать. Мне стыдно за тебя. И я не хочу иметь с тобой ничего общего!

– Но…

– Замолчи! – повторила Селена.

И хотя тон и жесты богини оставались прежними, сердце девушки сжало таким ледяным холодом, что все тело ее покрылось мурашками.

Ей оставалось лишь повиноваться. Сьерра была охотницей и знала, что в особенно опасных ситуациях, балансируя между жизнью и смертью, бывает лучше вести себя тихо.

– Я презираю себя, – проговорила Селена.

Сьерра задыхалась. Ее сердце билось как сумасшедшее. Пытаясь взглянуть на свою сестру, Ветерок сделала движение в ее сторону, но сила богини снова увлекла ее. Тем временем пальцы Селены ласкали рыжие волосы девочки. И с каждым прикосновением они становились все чище.

– Ты не заслуживаешь ни своей сестры, ни своих предков, ни той магии, которая у тебя осталась, – говорила богиня, обращаясь к Сьерре, и ее слова как серебряные осколки, впивались в самое сердце.

Селена встала и протянула руку Ветерку, и та покорно приняла ее. Сьерра чувствовала себя опустошенной, боль сдавила ей горло.

– Отныне я лишаю тебя всего, чего ты не заслуживаешь. Ты забудешь свою сестру. А твоя сестра забудет о тебе. В тебе будет продолжать течь наша общая кровь, которую я не в силах забрать у тебя, но миру волков ты больше не принадлежишь. В тебе слишком много человеческой подлости, вот и оставайся человеком до конца дней своих!

Сьерре казалось, что с нее живьем сдирают кожу. Она попыталась открыть рот, чтобы молить о пощаде или прощении, но боль была настолько невыносимой, что мысли путались, а перед глазами разливалась кровавая муть. Когда все закончилось и девушка смогла отдышаться, она почувствовала, что стала инвалидом, как если бы у нее отняли ноги, руки или целую душу.

II. Наказание

Эльва

Правда

– Что ты сделала, Эльва?

В голосе отца слышится гнев, но он так тщательно скрывает его, что не знай я его тысячу лет, я бы ничего не заметила. Я подхожу к нему, наклоняюсь, чтобы взять его за руку и поцеловать в щеку. Как ни крути, это должно было случиться. Нам нет никакой нужды вечно пребывать в этом обличье: с руками, ногами, костями, обтянутыми кожей и волосами на голове. Титаны, например, те никогда не принимали человеческого облика, правда, и мы не титаны. Что касается богов, то они выглядели как люди еще до того, как мой отец материализовал их, и когда он это сделал, всем так понравилась эта форма, что членам Совета Восьмерых тоже захотелось стать похожими на людей. Я же вообще родилась человеком, поэтому для меня это был единственный способ чувствовать себя естественно. Мой отец садится рядом со мной. У меня нет трона, да он мне и не нужен, мне достаточно дворца, который отец построил для меня из золота и звезд. Селена частенько смеялась, что в моем теле тоже течет кровь богини, которую убил мой отец, чтобы отдать мне ее сердце и ее силу как главной своей любимице.

Возможно, я еще слишком молода. Но мне кажется, что я знаю правду. А правда обычно сложнее, чем ее преподносят. Поэтому ни слова отца, ни обвинения Селены не есть правда. Вот Альба, она знала правду. Знала, что ее время пришло еще до того, как мой отец решил, что будет с ней делать. Увы, даже боги не живут вечно. И даже Совет Восьмерых с нами не навсегда.

Я не из открытых: делюсь только тем, что считаю нужным показать в тот или иной момент. Отец смотрит на меня очень серьезно, и я взглядом пытаюсь успокоить его. В нем не так много человеческого, чтобы по морщинкам на лбу можно было понять его настроение. Но я могу это сделать. Он протягивает мне руку, и я кладу свою поверх, так, чтобы он смог обхватить меня своей ладонью.

– Я знаю, что вы с Селеной не ладите, и что она много раз вела себя грубо по отношению к тебе, – говорит он. – Но она тоже моя дочь. И я забочусь о ней. Поверь, мне тоже многое в ней не нравится, но кое-что в моих силах исправить.

– Она меня ненавидит.

– Речь не об этом.

– О чем же тогда?

– Зачем ты позволила ей спуститься? Чтобы она уничтожила тех, кого сама же и создала?

– В конце концов все проходит, отец. Это самая истинная правда. Ничто не вечно: мы все в движении. Мы можем танцевать медленно или танцевать дико, но песня всегда заканчивается, меняется, и в какой-то момент музыка прекращается. Рано или поздно это начнется снова. Может быть.

Я наклоняю голову.

– Но нас здесь уже не будет, – говорит отец. – В лучшем случае Селена убьет своих оборотней. В худшем – погибнет сама. Зачем ты это сделала?

– Не я это начинала, отец. И не мне заканчивать.

– И кто же это сделал тогда? – спрашивает отец, взгляд его устремлен на меня с такой силой, что, кажется, может убить. Стараясь сохранять спокойствие, я улыбаюсь. Улыбаюсь той улыбкой, которая возникает, когда ты уже знаешь конец истории. А конец состоит в том, что раз эти двое пришли в этот мир вместе, то и уйти должны будут тоже, взявшись за руки. Когда придет их время.

Сьерра

Пересечь лес было гораздо проще, чем преодолеть кошмар внутри себя. Боль в ребрах казалась теперь сущей ерундой по сравнению с душевной мукой, вызывающей жгучее желание разорвать себя на части. Сьерра задыхалась от отчаяния и, погруженная в переживания, сама не заметила, как сбилась с дороги и заблудилась. В голове царили туман и муть, на лбу выступил пот, тошнило. Ликантропка подошла к ближайшему дереву, прислонилась к сухой коре и попыталась отдышаться. Но воздуху что-то мешало, он будто застревал на подходе к легким. Ужас свел желудок. Сьерра закричала, но ее крик больше не был похож на вой волка. Стиснув зубы, она попыталась обратиться. Раньше это было для нее таким же естественным, как пить или дышать. А сейчас… Сейчас она смогла добиться лишь того, что судорога свела ее тело и согнула пополам, ноги, не желающие превращаться в лапы, предательски подкосились, и Сьерра рухнула на колени. Расплакалась – горько, от ужаса и отчаяния. Голова страшно кружилась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось быть кем угодно, но только не собой. Или вообще не быть. Лучше бы богиня Селена убила ее, чем так мучить. Рыдания усилились, и Сьерра закашлялась, чувствуя, что вот-вот задохнется. Никогда до этого она не плакала так сильно, так горько, так отчаянно. Никогда до этого она не переставала быть собой. Селена лишила ее части личности, и не было таких мыслей, таких чувств, таких оправданий, которыми можно было заделать ту огромную дыру, которая зияла сейчас у нее на месте сердца. К тому же она забрала Ветерка, которая больше не была ее сестрой.

У ее сестры никогда не было такого отсутствующего выражения лица.

Это будто бы была не она, а ее оболочка. Словно богиня украла сущность Ветерка, наполнив ее голову смутными мечтами и звездным светом. Чтобы не разрывать еще не заживших ран на себе, Сьерра в отчаянии вонзила пальцы в землю и долго плакала от ярости и обиды. В конце концов ни сил, ни слез не осталось, и она просто лежала, разбитая, убитая горем, потерявшая надежду, не нужная никому, даже себе. Невозможно было поверить, как целая жизнь может в одночасье оказаться разрушенной до основания. И все из-за этой дурочки, все из-за сестры! Сьерра сжала кулаки. Нет, себя она все же ненавидела больше, чем ее, – не стоило обманываться. Наконец, Сьерра встала и шатаясь, двинулась в сторону деревни. Сил на то, чтобы придумать что-то еще у нее попросту не было. Солнце поднималось из-за горизонта, и его свет никогда еще не казался таким далеким. Сьерра знала, что все, что сказала ей Селена, было правдой, а не пустыми угрозами. И ощущение, что теперь все бессмысленно и бесполезно, и абсолютно никто, никто не сможет ей помочь, петлей стягивалось вокруг шеи. Тем не менее она вернулась в стаю и стояла сейчас среди хижин своих соплеменников, которые на самом деле никогда не были по-настоящему своими, а теперь и вовсе перестали ими быть. Просить о помощи не было сил. Поэтому она стояла и просто ждала, опустив руки и плечи, наблюдая, как солнечный свет ласкает, будто омывает, деревню от ночного мрака.

Первой из хижины вышла Калин – одна из главных охотниц в стае. Увидев ее, Сьерра задрожала. Она ждала, что охотница обернется к ней, скажет хоть что-то. Лицо бывшей ликантропки было перепачкано и заревано, волосы растрепаны, одежда грязная. Все это как минимум должно было привлечь внимание Калин. Заставить ее подойти, спросить, что случилось, забрать грязную одежду в стирку и предложить хоть какую-то помощь. Но ничего этого не произошло. Вместо этого Калин просто прошла мимо, не говоря ни слова. Внутри у Сьерры все сжалось. Ей захотелось позвать охотницу, чтобы привлечь к себе внимание. Но сил на это не было никаких. А в том, что сама она теперь не обернется к ней, она почему-то не сомневалась. В общем, Сьерре не оставалось ничего другого, как ждать, что медлительное холодное солнце поднимется еще выше, из хижин выйдут остальные и хоть кто-то обратит на нее внимание.

Она едва держалась на ногах и дрожала от боли и усталости. Никогда еще до этого она не чувствовала себя настолько слабой. Она была как желтый сухой лист на ветке дерева осенью, готовый улететь с первым порывом ветра. Вслед за Калин из хижин начали выходить другие члены стаи, но и они не обращали на Сьерру никакого внимания. Не то чтобы они не видели ее. Они смотрели на нее, но не делали никакого встречного жеста. Ни даже презрительного или раздраженного. Ее для них как будто не было вовсе. Один из щенков, суетившихся в ногах, налетел на нее, но не подняв головы, убежал прочь. Тут Сьерра заметила белые волосы Снегини и сжав кулаки, отчаянно впилась ногтями в ладони. Нужно было набраться смелости и подойти к ней. Тем временем старейшина потягивалась, подставив лицо солнцу. Она выглядела умиротворенной, но Сьерра заметила тонкую полоску беспокойства, пересекающую ее лоб.

– Снегиня? – Сьерра слышала свой голос, напоминающий воронье карканье и не узнавала его.

Снегиня нахмурилась. Обернулась. Сьерра вдруг почувствовала острое желание обнять старую женщину. Но та посмотрела куда-то сквозь нее и отвела взгляд.

«Твоя стая забудет о тебе, – вспомнила Сьерра слова Селены. – У тебя осталась твоя кровь, потому что я не могу забрать ее у тебя, но миру волков ты больше не принадлежишь». О, как много бы она отдала сейчас, чтобы никогда не слышать этих слов. Уставшая, грязная, раненая, Сьерра потянулась к Снегине.

– Пожалуйста, пожалуйста, вы должны мне помочь! – в отчаянии закричала она и схватила женщину за руку. Но та никак не отреагировала, казалось, она даже не осознавала, что что-то мешает ее движениям. Слова Сьерры таяли в воздухе, не найдя своего адресата. Распираемая болью и яростью, она бросилась искать помощи у кого-нибудь еще. Но все было бесполезно. Ни сестра отца, ни ровесники, с которыми она проходила первый обряд обращения, ни наставники – никто не видел ее, для всех она оставалась невидимкой. В отчаянии Сьерра схватила за руку какого-то ребенка, но тот вырвался, не глядя в ее сторону, словно оторвал от себя прицепившуюся ветку или колючку.

И тогда Сьерра закричала. Она кричала так, как не кричала никогда в жизни, на разрыв аорты. Но ни одно существо не повернуло головы в ее сторону. И даже когда обессиленная, она упала в обморок прямо посреди улицы, жители деревни все также продолжали ходить по своим делам, не видя ее и не ощущая ее присутствия. Но самое страшное было даже не это. Ужасней всего было то, что в этом хрупком человеческом теле Сьерра не узнавала саму себя. Кое-как она доползла до своей хижины. Дома пахло Ветерком, и этот запах заставлял Сьерру снова и снова воспроизводить в сознании события последних часов. Несчастная упала на койку и затряслась в сухих бесслезных рыданиях. Когда в очередной раз сознание было готово покинуть ее, она подумала, что больше всего на свете хочет сейчас уснуть и никогда больше не просыпаться.

Когда Сьерра открыла глаза, было уже очень поздно. Ее тело больше не страдало от той смертельной усталости, но она продолжала чувствовать себя такой несчастной, что едва могла почувствовать разницу. В хижину явно никто не наведывался, и в голове Сьерры вдруг промелькнула мысль о сестре. А что если стая забыла и Ветерка тоже? Что если Селена стерла и о ней память? А их отца? Помнили ли они о нем? От мысли о папе в глазах у девушки защипало, как будто по ним хлестнули веткой крапивы. Продолжая лежать в кровати, она думала о том, что не представляет, что будет делать, когда встанет. Жить как привидение среди знакомых, которые отныне никогда не смогут ее видеть? Заняться поисками сестры, чтобы попытаться вернуть ее?

Но Ветерку с Селеной явно было лучше, к тому же она сильно сомневалась, что богиня проявит хоть каплю терпения, если встретит ее снова. Пойти к людям? От этой мысли у Сьерры начинало сводить желудок. Нет, только не это. Лучше уж стать удобрением для лесных деревьев, чем иметь дело с людьми.

По крайней мере, так она стала бы частью чего-то общего, частью леса – умирающего, так же, как она, теряющего листву и надежду. Сьерра посмотрела на свои руки. Царапины от падения еще не зажили и бывшая ликантропка не представляла, сколько еще времени могло понадобиться на их заживление. Она больше не была оборотнем. Не была Сьеррой. Это тело, ненавистное, слабое тело не имело к ней никакого отношения, не могло принадлежать ей.

Время от времени Сьерра проваливалась в сон, но потом снова просыпалась с тяжестью и беспокойством в груди. Наконец, взяла себя в руки, крепко ухватилась за краешек одеяла и огляделась вокруг. В хижине царил беспорядок: обычный беспорядок из прошлой жизни. В углу была свалена в кучу грязная одежда: Сьерра оставила ее там, рассчитывая, что Ветерок займется стиркой. Кровать сестры была разобрана, и, глядя на нее, складывалось ощущение, что непоседа в любой момент вернется, и все случившееся рассеется как дурной сон. Войдет в момент, когда ее меньше всего ждут, с этой ее невыносимой ребяческой улыбкой, начнет что-то болтать по своему обыкновению, какую-нибудь надоедливую чушь… Но на этот раз Сьерра не будет ненавидеть ее. Вместо этого она почувствует радость и облегчение. А эта тяжесть, которая мешает дышать и ломает позвоночник, исчезнет, рассеется как дурной сон. Но шрамы были на месте, и запах сестры почти улетучился, так что мечтать о таком было бесполезно. И с мыслью о том, что еще никогда в жизни она не чувствовала себя настолько одинокой и уязвимой, Сьерра крепко зажмурила глаза.

* * *

Ночь она провела в странной полудреме и только на рассвете смогла заснуть крепким сном. Разбудили ее голоса соплеменников, такие громкие и торжествующие, что она решилась вылезти из постели и выйти посмотреть, что происходит. Несмотря на то, что на Сьерру никто не обращал внимания, а может быть, как раз поэтому, она старалась держаться в тени, в стороне от всех. Первым она увидела Нестора. Держа большую сумку, он обнимался с матерью, и даже со стороны было понятно, что это очень крепкие объятия. Причем обнимала в основном мать, а Нестор был тем, кто позволял это делать. Когда мать и сын, наконец, оторвались друг от друга, Сьерра заметила беспокойное выражение на лице женщины. Хотя гордость блестела в ее глазах и звенела в голосе:

– У тебя все получится. Вот увидишь. Ты принесешь нам спасение.

Взглянув на Нестора, Сьерра нахмурилась. Его лицо не выражало ничего похожего на гордость. Глядя на него, казалось, что он вот-вот расплачется. Будучи провидцем, Нестор привык к тепличным условиям, к тому, что его холили и оберегали, и явно сомневался, что сможет безопасно добраться до горы Фернер. Главное, сопровождать его было нельзя никому. Так сказал Азанор. Глядя, как Нестор удаляется, Сьерра непроизвольно скрестила руки на груди. Темный лес, в дебрях которого фигура Нестора постепенно растворялась, будто пожирал его. И в сознании Сьерры на мгновение пронеслась мысль, что она не удивится, если узнает, что видит его сейчас последний раз в жизни. Не исключено, что именно в этом и состоял план богини: заманить провидца в ловушку невыполнимой миссии, чтобы он погиб, а вместе с ним погибла бы и последняя надежда на спасение племени. И судя по выражениям лиц остальных ликантропов, Сьерра была не единственной, кто размышлял в таком духе. Тем не менее сейчас она много бы отдала за то, чтобы оказаться на его месте. Чтобы иметь миссию, которой можно было бы посвятить себя. Сьерра не очень боялась опасности и предпочла бы встретить верную, но почетную смерть, чем бесцельно таскаться из одного места в другое, не нужная ни себе, ни другим. Когда Нестор полностью скрылся за деревьями, Сьерра увидела на глазах его матери слезы, которые та больше не в силах была сдерживать. Тут к ней подошел Мэй и, обняв любимую за плечи, повел ее куда-то: наверное, туда, где в тишине и уединении та могла оплакать своего сына. Скорее всего, ликантропка и правда верила в своего ребенка, верила, что ведомый подсказками богов он сможет найти верный путь. Но, как и все, знала, что путь этот будет полон трудностей и опасностей. На этом пути ему встретятся звери, которых он не видел никогда раньше, возможно, даже люди. Ему придется найти себе еду, когда запасы закончатся, и спать под открытым небом – а ведь ночи сейчас становятся все холоднее и длиннее. Сьерра была убеждена, что будь она на его месте, сложности не испугали и не остановили бы ее. Она привыкла бросать вызов самой себе, и хотя теперь ее тело было ей чуждо, навыки и умения никуда не исчезли. Она знала, как развести огонь, как поймать рыбу в реке и где найти съедобные грибы. Если бы кто-то такой, как она, мог помочь Нестору… Стоп! Свежая мысль заставила девушку подпрыгнуть. Азанор не сказал, что Нестору придется путешествовать одному. Яростно сжимая кожу в районе предплечий, Сьерра пыталась в точности воспроизвести его слова. Он сказал… Он сказал… Точно! В этом не было никаких сомнений: Азанор сказал, что никто из стаи не сможет его сопровождать, то есть, никто из ликантропов.

Но Сьерра ведь не была теперь ни членом стаи, ни оборотнем. Селена сделала ее человеком, притом никому не известным. Сердце девушки бешено колотилось. И если так, если следовать словам Азанора, у нее есть право сопровождать Нестора. Не думая больше ни о чем, Сьерра, тяжело дыша, ворвалась в свою хижину. Не было больше смысла разглядывать все эти вещи, которые напоминали ей о Ветерке. Сестра не вернется. Есть кошмары, от которых невозможно проснуться. А раз так, нужно просто перестать жаловаться и начать действовать. Резкими движениями Сьерра сбросила с себя грязную одежду, бросила ее в угол и надела чистое. Схватила рюкзак, который брала с собой только в тех редких случаях, когда отправлялась в длительные путешествия, и побросала туда оставшееся вяленое мясо, фрукты и сухой хлеб. Как следует зашнуровала ботинки и, уже на пороге, вспомнив, потянулась к теплой накидке, которую брала с собой только зимой. Ее тело было теперь другим, и его приходилось сильнее согревать, вот и сейчас холод острыми зубами уже впивался в кожу. На кровати Ветерка лежало ожерелье из глиняных бусин и костей, которая та смастерила несколько недель назад. Глупышка, она так гордилась им. Сьерра почувствовала, как внутри нее растекается противная пустота. Протянула руку к ожерелью и, прежде чем надеть его на себя, погладила бусины большим пальцем. Оглядывать комнату в последний раз не стала. Ее дом, ее стая, сама ее природа – все это осталось в прошлом. Но зато теперь у нее появилась цель. Ей не с кем было обняться в последний раз, обмолвиться прощальным словом, некому было помахать рукой. Поэтому, не тратя больше времени, Сьерра, не замечаемая никем из бывших соплеменников, добежала до хижины Нестора и принялась искать его след. След того, кто в это время отважно шагал сквозь темный лес навстречу неизвестности.

Она знала, что он не мог уйти слишком далеко, но все равно чувствовала себя потерянной и сбитой с толку. Было похоже, что от долгого плача или сна ее обоняние притупилось.

Она не сразу поняла, что дело не в плаче и не в сне: просто ее звериный нюх почти полностью покинул ее. То же самое произошло и со слухом: она не слышала и половину того, что могла слышать раньше. На расстоянии нескольких метров от нее звуки будто отключались, уходили под землю. Вот как, оказывается, работают человеческие органы чувств. Что ж, в таком случае от них весьма мало пользы. Горькая усмешка заиграла на губах Сьерры. Потерянная и уязвимая – такой она себя ощущала в тот момент. Сжав кулаки, путешественница решила сосредоточиться на дороге. Хорошо хоть зрение было таким же, как и раньше. А это значит, что она могла распознать следы Нестора по отпечаткам на мокрой земле. Сьерра получше закуталась в плащ и ускорила шаг. Она шла, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не пропустить ни единого отпечатка. Сейчас, когда у нее не было ни острого обоняния, ни нормального слуха, она не могла себе позволить роскошь свернуть не туда. Следы Нестора были действительно неплохо видны, и, глядя на них, Сьерра с удивлением спрашивала себя, как за столь короткое время он успел зайти так далеко? Наконец, у реки ей удалось нагнать провидца. Нестор искал брод, как вдруг резко выпрямился и обернулся. С его зрением на таком расстоянии он не мог ее увидеть, даже пятна, но было ясно, что что-то он заметил. Может, вспомнил? Все-таки он был провидцем, и кому, как не ему, могла быть дарована свобода от проклятия Селены.

Сьерра с трудом сглотнула, чтобы прочистить комок в горле. Подошла поближе, стараясь делать ботинками как можно больше шума – насколько это позволял прибрежный песок.

– Кто здесь? – спросил Нестор. Голос его слегка дрогнул.

– Я, Сьерра.

Он явно слышал ее. Сердце бывшей ликантропки бешено колотилось. Конечно, провидец был не таким, как все. Он чувствовал ее присутствие. Может быть, даже узнал ее?

В этот момент Нестор поднял голову чуть выше, и сердце Сьерры наполнилось надеждой. Секунды тянулись так медленно, что это было почти физически больно.

– Кто ты? Что делаешь в этом лесу?

Сьерре до смерти захотелось развернуться и стукнуть по одному из деревьев так, чтобы от удара с костяшек пальцев содралась кожа. А еще закричать что есть мочи или даже заплакать. Но вместо этого девушка нацепила на лицо улыбку и продолжила шагать по направлению к Нестору.

По крайней мере, он мог слышать ее, обращать на нее внимание. Для него она не была невидимкой, как для остальных членов стаи. И это было уже очень много! Это наводило на мысль, что Сьерра все правильно сделала.

– Я чувствовала, что должна пойти с тобой, – солгала она. – Будто сами боги меня попросили. Я знаю твое имя. Ты ведь Нестор, провидец, верно?

Брови Нестора удивленно приподнялись. И Сьерра почувствовала горький привкус во рту от того, что ей пришлось сказать неправду. Ей нечасто приходилось это делать, но здесь она использовала всю свою выдержку, чтобы ее голос звучал убедительно. Ну и кроме того, Нестор действительно нуждался в помощи.

Провидец явно колебался, но не останавливал Сьерру. И та встала рядом в надежде, что тот узнает ее по голосу, по запаху, по манере резко произносить слова – будто воздух плеткой хлестают. Но она уже не была собой, и даже на таком близком расстоянии провидец не узнал ее. Сьерре захотелось закричать, но вместо этого она, сжав кулаки, старалась дышать спокойно и улыбалась.

– Что ж, раз так, думаю, тогда нам следует отправиться в это путешествие вместе, – пробормотал Нестор, и хотя его голос звучал не очень убежденно, Сьерра с готовностью кивнула. Сопровождать его, в надежде спасти свой народ, было ее единственной целью. Единственным, что у нее осталось. И она ни за что не хотела это терять.

Нестор

Девчонка была странной. Она принадлежала к человеческому племени, ее запах был не таким, как у ликантропов, но что-то в ее поведении отличало ее от людей, которых знал Нестор. У Сьерры была дикая, какая-то ненасытная аура. Рыжие волосы, огонь которых пробивался даже сквозь пелену его слабого зрения, решительность в движениях… Когда она двигалась, она делала это так, будто вся обращалась в ярость. Когда сидела или стояла неподвижно, словно обращалась в камень: казалось, что все ее мышцы напряжены. Нестор не был дурачком и понимал, что достаточных причин, чтобы доверять ей, у него пока нет. Но то, что она выглядела уверенной, когда говорила, что она нужна ему в его миссии, – это факт. Она знала, куда он идет. Знала его имя… Конечно, она могла быть ведьмой, но обратившись к своему опыту анализа голосов, Нетор не услышал в ее интонациях никакого злого намерения. И, положа руку на сердце, ему хотелось ей доверять. И причина этого отнюдь не была благородной. На самом деле ему просто не хотелось идти одному. В конце концов, Азанор сказал, что никто из стаи не может сопровождать его, а Сьерра была человеком. Человеком явно необычным и, возможно, опасным, но она точно не была ликантропом. Сьерра двинулась вперед, и от того, что Нестор шел теперь за кем-то, следуя шороху его шагов, сердце его успокаивалось, а душа наполнялась надеждой.

– Ты пришла издалека?

– Нет.

Это был уже не первый уклончивый ответ Сьерры, и она подумала, что долго кормить Нестора такими отговорками получится едва ли. Чтобы совладать с раздражением, девушка медленно выдохнула, считая про себя до восьми. И добавила:

– Я родилась в окрестностях леса. Постоянного дома у меня не было, мы с отцом много путешествовали. Не очень далеко, впрочем.

– Ты сказала, что тебя позвали боги. У тебя всегда были видения?

Нестор внимательно смотрел на Сьерру, которая то ли собирала вместе свои мысли, то ли придумывала, что бы солгать.

– Я бы не сказала, что это видения. Это, скорее, импульсы, что ли. Ты вдруг резко понимаешь, что тебе нужно сделать что-то и идешь выполнять это. В такие минуты я слежу за своим телом, оно лучше меня знает, что нужно делать. Что касается мыслей, то их как будто кто-то кладет мне в голову. Там может быть какое-то место, имя, идея. Например, сейчас там было твое имя и имя Фернера.

Сердце Нестора заколотилось. Может быть, Дестра нашептала этой смертной, чтобы та помогла им? Она была единственной из первых пяти ликантропов, принявшей дар Селены и ставшей второстепенной богиней. Богиня охоты. Она помогала волкам и, если была преисполнена щедрости, заблудшим путникам. В отличие от богов из Совета Восьмерых, второстепенные боги не жили на небе и не имели такой большой власти над людьми. Дестра была неуловимой, ее видели очень редко. Но она точно была способна выбрать человека, не имеющего к ним никакого отношения, чтобы сделать из него помощника, даже если это было против воли самой Селены. В конце концов, Азанор тоже делал это, и они собирались разбудить самого Фернера, чтобы противостоять ей.

Тем временем Сьерра, которая не добавила к своему рассказу больше ничего, двинулась вперед. А Нестор последовал за ней, обдумывая услышанное. Что ж, это вполне могло быть правдой. Потому что какой еще смысл мог содержаться в этом появлении никому неизвестного человека? Но Нестор все равно не понимал, почему именно она, почему именно эта девчонка. Может быть, в ее жилах текла разбавленная волчья кровь? Ведь не все человеческие дети и даже не все ликантропы рождались с волчьим благословением.

Возможно, кто-то из ее дедушек или бабушек или даже пра-пра-предков был оборотнем, а следующий в их поколении – человеком, который покинул стаю, чтобы жить с себе подобными. Или, может, она просто заслужила благосклонность Дестры, потому что была такой дикой и бесстрашной.

– Ты когда-нибудь терялась в лесу?

– Здесь? – голос девушки звучал растерянно, рыжее пятно задрожало, – видимо, она повернула голову. – Бывало, но очень давно, в раннем детстве. Я не заходила так далеко в лес. Думаю, для ребенка это нормально. А что?

– Ты помнишь, как выбиралась?

Те немногие ликантропы, которые встречали Дестру, описывали ее как волчицу с черным мехом и яркими темными глазами. Изредка – как немногословную женщину с холодным выражением лица. Так или иначе, она являлась людям всегда на расстоянии, неуловимая, готовая вести заблудших, но не позволяющая приближаться к себе.

Возможно, с девчонкой было что-то подобное. А может быть, богиня даже разрешила ей приблизиться, чтобы поговорить. Иначе как объяснить тот факт, что спустя годы девочка вернулась в этот лес, чтобы указать ему путь.

– Я мало что помню, я была совсем маленькой. Помню, мы играли, я убежала далеко. А когда очнулась, поняла, что не знаю, где нахожусь. Я попыталась найти дорогу обратно, но вместо этого зашла глубже в лес. Начало темнеть, и я очень испугалась. Люди очень слабы, – Нестор не мог не заметить той горечи, с которой девушка произнесла последнюю фразу. Она будто злилась на свою хрупкость, на свою человеческую природу.

– И как ты вышла?

– Я услышала отца. Он пошел на поиски и бродил по лесу, выкрикивая мое имя. Думаю, он тогда испугался еще больше меня.

Голос Сьерры стал мягче. Нестор знал, что не каждое слово этой девчонки стоит принимать на веру, но почему-то испытывал к ней необъяснимую привязанность. И эта горечь в ее голосе была такой живой. Такой настоящей. Эта была горечь того, кто пережил настоящую потерю.

– Жуткая история, да.

– А потом отец исчез… Это давно было.

Сьерра хотела было пояснить, что имеет в виду. Но потом решила, что сейчас это будет неуместно. Пока они были просто двумя незнакомцами, которые не очень-то доверяли друг другу и просто шли в одном направлении. Вполне возможно, в какой-то момент он решит прогнать ее, и это будет его право. Но сейчас им было хорошо вместе. А Нестору было приятно слышать шорох шагов впереди себя, этот звук вел за собой и не давал чувствовать себя одиноко в чаще леса, который становился все гуще и темнее.

Девушка была быстрее, и Нестор знал, что поначалу ей много раз приходилось останавливаться, чтобы подождать его. Но она была человеком, и поэтому быстро начала уставать. Нестор заметил это по ее дыханию, которое стало тяжелым и утомленным. При этом она не жаловалась и не просила устроить привал. В итоге, когда они дошли до источника с пресной водой, Нестор сам предложил отдохнуть на близлежащей поляне.

– Сделаем перерыв?

– Все в порядке, – ответила она.

Нестор улыбнулся, делая вид, что не слышит, как сильно она запыхалась. Ощупал ногой землю перед собой. Опустился на колени и потянулся к воде. Все руки и лицо были липкие от пота и грязные от дорожной пыли. Потом он открыл свою сумку, достал какие-то свертки, сделанные из листьев или кусочков грубой ткани. В одном из них были орехи и он протянул пригоршню Сьерре.

– У тебя есть с собой еда?

– Есть, спасибо.

– Я не против поделиться, бери.

Нестор почувствовал, как та замешкалась. А потом быстро-быстро, как испуганный зверек, схватила пару орехов, и резко отвела руку.

– Спасибо. У меня есть хлеб и мясо, хочешь?

– Если ты не против, давай поедим вечером. Днем я предпочитаю шагать с легким желудком, – ответил провидец.

– Тогда твои ноги будут слабее.

– Ликантропы выносливые, – Нестор пожал плечами. – Я далеко не самый сильный в моем племени. Но точно сильнее тебя, человека.

– А вот этого не надо, пожалуйста, – в голосе Сьерры чувствовались горечь и раздражение.

Нестор, жуя, молча смотрел на нее и пытался понять, где он совершил оплошность. Вроде ничего оскорбительного не сказал. Когда пауза слишком затянулась, он решил извиниться:

– Я не хотел показаться высокомерным, правда. У меня нет для этого никаких оснований. Любой из наших оставил бы меня далеко позади по силе и скорости.

– Дело не в этом, – Сьерра вздохнула. – Мне нужно немного пройтись, обдумать кое-что.

– Тебя ждать?

– Да, конечно. Я не уйду далеко.

По тяжелому неровному дыханию девушки, которое не успело восстановиться после долгой ходьбы, было ясно: далеко она точно не уйдет.

Нестор покусывал внутреннюю часть щеки и перекатывал оставшиеся в горсти несколько орешков. Интересно, что ее беспокоило? Версия, что она произошла от кого-то из ликантропов, казалась все более реалистичной. Но ее реакция наводила Нестора на мысль о том, что оборотни вызывали у нее неприятные чувства. Возможно, был какой-то неприятный опыт. С другой стороны, по отношению к себе неприязни он не чувствовал… Но и он был не таким, как все. Оборотни верили в свою борьбу, для них честью было умереть, защищая свои леса. Миссия же провидцев была другой. К тому же они вообще были редкой кастой. Провидцы были не во всех поколениях, бывало так, что вырастало три-четыре поколения, прежде чем появлялся провидец. В хрониках говорилось, что ими становились те из детей, которых посещал Азанор в день их рождения. Считается, что те из малышей, на которых Азанор оставлял специальную метку, получали способность видеть будущее.

Вот почему не только мать, но и все племя так бережно относились к нему. Вот почему не учили вместе с другими ликантропами охотиться и добывать пищу. Его миссия была другой, и всегда находился кто-то, кто мог принести ему еду. Драться и убивать он тоже не умел. И присутствие Сьерры, которая была человеком, но все же умела больше, чем он, отчасти успокаивало его. Хотя он еще и не решил для себя до конца, стоит или нет доверять ей. Слишком рано еще было для подобных решений. Возможно, в какой-то момент ему придется расстаться с ней, но хотя бы часть пути они смогут пройти вместе. И он сможет выполнить то, что поручил ему Азанор.

Девушка действительно вернулась довольно скоро. Прислушиваясь к ее шагам, голосу и дыханию, Нестор подумал, что успокоиться как следует ей не удалось. Но, по крайней мере, гнев в ее голосе уже не был таким звенящим, а в шагах чувствовалось то ли смирение, то ли разочарование.

– Ну что, идем?

Нестор кивнул и встал, чтобы последовать за ней. На мгновение ему показалось, что он где-то слышал этот голос – немного хриплый и требовательный. Но мысль быстро ускользнула – как рыба, которую ловишь голыми руками. И как только они снова тронулись в путь, от нее не осталось даже воспоминания.

* * *

Когда наступила ночь, мир Нестора превратился в океан теней. Большинство оборотней нормально чувствовали себя даже в ночи новолуния. Ему же, лишенному нормального зрения, приходилось особенно сильно напрягать обоняние и слух, чтобы не сбиваться с пути и продолжать движение. Он шел медленно и, если бы не Сьерра впереди него, которая направляла его своими шагами, в какой-то момент, наверное, вовсе остановился бы.

– Нам надо найти место, где переночевать, – наконец, сказал он. – У тебя есть с собой покрывало? Дни сейчас короткие, ночью будет холодно.

– Я умею добывать огонь, – ответила она. – Тут недалеко холмы, если мы доберемся до них, можно будет устроить ночлег там.

– Хорошо, веди, – кивнул Нестор.

Во время ночлега он планировал обратиться в волка. Так было безопаснее: в случае чего он сможет вовремя почуять приближение хищника. Хотя к волкам и так мало кто рисковал приближаться. Волки были хозяевами леса, а аура оборотней придавала им еще большую силу. Иногда это затрудняло охоту: при их приближении вся живность разбегалась врассыпную. Если же ликантроп в обличье волка приближался к деревням, где жили люди, сторожевые собаки поднимали такой страшный вой, что уйти незамеченными было попросту невозможно. Разве что вороны спокойно терпели их присутствие. Иногда они сопровождали их, а иногда даже гнездились вблизи их хижин.

Как равных их воспринимали только волки. Они вместе охотились, приглашали их на свои ритуалы, общались с ними и вообще делили свою жизнь с ликантропами. Вот почему между ними так часто образовывались дружеские связи, а иногда и семьи. В конце концов, волчьего в ликантропах было не меньше, чем человеческого. Говорили, что Селена создала ликантропов, чтобы те защищали весь лес. Но в итоге получилось так, что по-настоящему они заботились только о волках. Да и сами волки тоже нередко приходили на зов ликантропов, если те нуждались в их помощи.

Для Нестора ночевка под открытым небом была не очень сложной задачей. По крайней мере, это было не сложнее, чем шагать по лесу, которого не знаешь. Но Сьерра была человеком, и ночной лес таил для нее массу опасностей. Ей были опасны не только хищники, но сам ночной холод. Да и не только ночной. Даже днем зимой людям приходилось надевать на себя кучу одежды, чтобы согреться.

Нестор не знал, насколько хватит его спутницы, если поход продлится долго. Старейшины сказали ему, что это может занять от одной до двух недель – за это время осень запросто могла перейти в зиму.

По звуку шагов Сьерры, по тому, как тяжело ее ботинки волочились по тропе, и по ее дыханию, которое она тщательно пыталась скрывать, чтобы не проронить лишнего вздоха, Нестор понял, что его спутница очень устала.

Но она хорошо держалась, шла бодро, держала темп. Если бы не дикий холод, который пронизывал ее насквозь, она, наверное, и спала бы спокойно. Нестор тоже устал, его тело страдало от нехватки лунной энергии. С тех пор как Селена покинула их, на небе и в душах ликантропов зияла черная рана. Магия луны, которая делала их сильными, постепенно угасала, и самым ужасным было то, что, если не исправить этого, дальше будет только хуже. Нестор спрашивал себя, каково это, быть человеком, как Сьерра. Если лунная сила иссякнет окончательно, это будет неизбежным. Остатки острого слуха и обоняния уйдут. И как только люди узнают об этом, они войдут в лес и уничтожат его, уничтожат все их племя.

Постепенно земля под ногами стала более твердой, каменистой. Сьерра попросила подождать ее немного, и он прислушивался к ее движениям между камней.

– Здесь, – наконец сказала она. – Только шагай осторожнее, тут расщелины.

Нестор медленно шел на ее голос. Прежде чем сделать следующий шаг, он прощупывал ногой поверхность перед собой и только потом делал следующее движение. Сьерра нашла укрытие между больших валунов. Оно было неидеальным, но, по крайней мере, могло прикрыть их спины от ветра на время ночевки.

Нестор уселся и попытался найти удобное положение, чтобы вытянуть ноги и дать мышцам отдохнуть. Тем временем Сьерра принялась собирать сухие ветки для костра.

Вскоре провидец услышал звук удара лезвия о камень и спустя пару мгновений – потрескивание огня, который начал жадно пожирать сухие листья и ветки. Ветер точил свои когти о голые камни, где-то вдалеке пел сверчок, а еще дальше раздавалось какое-то уханье, похожее на плач. Нестор подумал, что, после того как луна покинула их, даже звуки в лесу стали другими. Как будто исчезла та самая главная, мягкая и глубокая мелодия, которая всегда сопровождала и поддерживала их, где бы они ни были. Перестать слышать эту мелодию было словно выйти из-под невидимого защитного колпака, который неизменно защищал их, сколько они себя помнили.

– Скажи, – обратился Нестор к Сьерре, – а как на вас сказалось исчезновение луны? Вы, наверное, не так зависимы от нее, но я слышал, что ее очень почитали моряки… И на урожай, говорят, она тоже влияла.

– Я не такая, как большинство людей. И мой отец тоже отличался от других, – ответила Сьерра после небольшой паузы. – Нестор все еще не был уверен, насколько правдивыми были ее слова. Но в том, как дрогнул ее голос, он услышал искреннее чувство. – Мы не подчинялись ни королям, ни господам, ни капитанам, а просто странствовали из одного места в другое, не подчиняясь общим законам.

Нестор провел рукой по земле и подхватил горстку мелких камней. По тому, что говорила Сьерра, создавалось впечатление, что она произошла от ликантропа. Но если так, то почему она не признавалась в этом? Почему скрывала? Ведь это сблизило бы их и облегчило дальнейший путь вместе.

– Почему ты решила нам помочь?

– Потому что я должна.

– Это я уже слышал. Я хочу знать настоящую причину.

Сьерра пошевелилась. Нестор встал на ноги. Жар пламени растекался по его рукам. Из-за молчания его спутницы каждый шорох казался особенно глубоким, как следы на свежем снегу.

– Селена прокляла меня, – наконец ответила девушка.

Нестор не ожидал такого ответа. В голосе Сьерры слышалось столько искренности и острой боли, будто с незажившей раны сдирали кожу. Он не знал, что ответить, и думал, что его новая знакомая снова замолчит, но она продолжила говорить.

– Это произошло вскоре после того, как она сошла с неба. Я искала сестру, она в очередной раз заблудилась в лесу. Я была плохой сестрой… Я не хотела нести за нее ответственность, не хотела заботиться о ней, не хотела быть для нее вместо отца. И она пострадала. Пострадала из-за меня. – Сьерра поежилась. Она подбирала слова с той же тщательностью, с которой пыталась сдержать свои чувства. – Она очень сильно поранилась, и я решила, что она умирает. И тут пришла Селена. Я обратилась к ней, чтобы она помогла спасти Ветерка. И она действительно помогла нам и спасла ее. Но, кроме этого, она наказала меня. И теперь я проклята.

– Что она с тобой сделала?

– Он лишила меня моего тела. И теперь я не могу вернуться к своим.

Нестор нахмурился, не понимая. Возможно, Селена изменила ее лицо. Он же не знал, как Сьерра выглядела раньше, да и сейчас имел о ее внешности весьма смутные представления. Даже если у нее были рога на голове или глаза, как у змеи, с его зрением он бы этого не увидел. Что касается людей, то их вина перед Селеной была очевидна. Перестав поклоняться ей, они отвергли и магию, которой она щедро делилась.

– Но я не понимаю, почему ты решила помочь мне. Мы собираемся разбудить Фернера, чтобы он вступил в битву с Селеной. Не думаю, что твое участие в этом заставить ее тебя простить.

– Я знаю, но это то, что я должна сделать.

– Из мести?

– Нет, потому что мне больше ничего не осталось, – раздался грустный смешок.

Нестор не знал, что сказать. Он не знал, как бы повел себя, если бы потерял свою семью и был вынужден оставить все, к чему привык. Не знал, до какой степени отчаяния дошел бы, если бы его стая отвернулась от него. Нестору вдруг нестерпимо захотелось обнять Сьерру, сделать для нее что-то ласковое, но он был уверен, что такой жест она сразу же отвергла бы. Поэтому он не придумал ничего лучшего, как открыть сумку и поделиться с ней частью еды, которую он нес с собой. Сама Сьерра на его месте наверняка сделала бы то же самое. Понемногу Нестору показалось, что его спутница начала расслабляться. Она принялась описывать ему небо, полное звезд, но темное-темное – теперь, после исчезновения луны оно всегда было таким. Они еще немного поболтали. И когда от костра остались только угли, девушка улеглась спать. Нестор продержался немногим дольше нее. Его тело было измождено, он чувствовал себя тяжелым и вялым. По глубокому дыханию Сьерры он понял, что она крепко спит. Нестор снял с себя плащ и укрыл им спутницу. Ночи были холодными для людей, но не для волков. После этого ликантроп принял удобную позу и преодолевая жуткую боль в спине, которая заставила его прислониться к камню, обратился в волка.

В каком-то смысле отзвук этой боли оказался спасительным. Сразу заснуть не удалось, и он услышал их приближение до того, как они успели атаковать.

Заэль

У Юпнии был тот взгляд, про который говорят «пронизывающий». Каждый раз, когда она смотрела Заэлю в глаза, ему казалось, что в его черепе что-то щелкает. Люди Юпнии, за которыми ему нужно было присматривать, казалось, испытывали нечто подобное. Там был один мальчик, Армаль, совсем еще невинный, со светлыми локонами.

– Почему они заставили тебя идти с нами? – спросил его однажды Заэль, уверенный, что перед ним чей-то избалованный сынок, которому решили преподать урок возмужания.

– Я доброволец, – ответил тот и хихикнул. – Хотя моя семья рада, что я далеко.

Доброволец. Губы Заэля скривились. Брать на себя такое по собственному желанию… Этот ребенок, казалось, до конца даже не понимал, на что идет. Рисковать жизнью, отлавливая монстров, ради благополучия других. Маги, как он, ни за что бы не решились на такое, даже ради всего золота мира. Да и какая польза от этих денег? Фраза, которую так часто повторяла мать, вдруг всплыла в памяти. Жизнь Заэля была жалкой, но он все равно держался за нее. Он был готов рисковать собой только ради свободы, свободы, которую остальные так легко растратили.

– Расскажи мне, что такое магия? – попросил Армаль, чуть склонив голову. – Ты можешь делать что угодно?

Заэль улыбнулся, словно не привык к таким вопросам.

– Магия бывает разная. Все зависит от того, кто ею обладает. Это связано со стихиями. Есть водные колдуны, есть те, которые могут вызвать землетрясение. Я, например, могу играть с огнем.

– Это больно?

– Нет. Я могу пройти сквозь пламя, могу сдержать его. Мне будет больно, только если я буду применять силу по отношению к своей стихии.

Глаза мальчика загорелись. У него были очень интересные глаза: светло-голубые, почти нечеловеческие. А еще его ноги вели себя странным образом. Они не то что двигались при разговоре, во время которого их хозяин, кстати, был очень внимателен, но как будто готовы были в любую секунду двинуться, куда им прикажут. Уши тоже были на чеку: реагировали на любой шорох и заставляли мальчишку то и дело вертеть головой. Несмотря на всю эту вертлявую подвижность, он не терял нити разговора. Внимание Армаля неизменно возвращалось к предмету его интереса – магу.

– Расскажи еще про магию.

– Итари сделала так, чтобы наша магия всегда была к услугам наших предков. Она хотела, чтобы Рей ею гордился, – говоря, Заэль старался не закатывать глаза, но скрыть насмешливого тона ему не удалось. – Наши обязанности предельно ясны: сопровождать людей, выискивать племена оборотней, выяснять, сможем ли мы напасть на них или нет…

– И подчиняться Юпнии, – напомнил мальчик. Заэль кивнул, взглянув на Юпнию. Они – Итари и Заэль – договорились друг с другом о знаке, который Заэль должен нарисовать на небе в зависимости от того, с чем они столкнутся. Серебряная вспышка будет означать, что им нужна помощь. Белая будет говорить об опасности: людям нужно будет закрыть двери в домах и никуда не выходить, пока группа не вернется. Красный – близость к оборотням. Увидев вспышку этого света, люди должны двигаться за ней, чтобы атаковать стаю.

– А если бы ты не подчинился приказу? – спросил Армаль, наклонив голову. – Если бы, например, заставил гореть деревья или остановил бы мое сердце?

– Тогда мне пришлось бы нелегко, – ответил Заэль, нахмурившись. – Если бы мне это удалось, моя кровь оказалась бы отравленной. Свободных магов не бывает. Все, кто совершают бунт, погибают.

Армаль схватил его за запястье. Это был бы почти дружеский жест, если бы не та сила, с которой ногти мальчика впились в кожу Заэля. Невинное выражение на лице полностью растворилось. А блеклая голубизна глаз казалась теперь холодной и бездонной, пустой.

– Сделай это, – вдруг сказал Армаль.

Заэль удивленно рассмеялся. Мальчик продолжал крепко держать его руку. На лице его сияла ледяная улыбка.

– Сожги меня. Нарисуй руны на моей коже. Попробуй сопротивляться. Я хочу увидеть это.

– Армаль! – рявкнула Юпния. – Отпусти его! Мы вообще-то работаем.

Хохоча, как будто это была просто игра, мальчик отпустил мага и побежал догонять другого солдата. Заэль покачал головой. Ему хотелось думать, что у мальчишки просто извращенное чувство юмора. Он потер кожу на запястье. Следы, которые Армаль оставил своими ногтями, были довольно глубокими – по форме как два крошечных месяца, обращенных друг к другу.

– Это просто плохая шутка, – повторил он про себя и еще раз с силой потер кожу на руке.

Сьерра

Она ждала, что сон, как обычно, придет не сразу и в сознании всплывут мучительные воспоминания последних дней. Ветерок с окровавленными волосами, проклятие Селены и душевная боль, в тысячу раз более острая и страшная, чем физическая. Она была уверена, что еще раз переживет в сознании тот страшный момент, когда на тебя смотрит твоя стая и видит вместо тебя пустоту. Но усталость настолько притупила ее чувства и так придавила тело, что она заснула в один миг. Ни твердый неудобный камень, ни ночной холод не беспокоили ее. Она спала бы так до самого утра, если бы ее не разбудил какой-то звук. Рычание – прямо возле уха. Что-то ударило ее по плечу, встряхнуло, и, борясь с остатками сна, она потерла глаза. Проснулась. Сьерра пока не понимала, почему Нестор ведет себя так странно, зачем рычит в ухо, почему ощетинился. И решила, что лучшим решением будет сесть и напрячь обоняние и слух. О, эти человеческие носы будто ватой набиты! Но кое-что они все-таки распознают.

Люди. Прямо к ним из леса шли люди. Сьерра вскочила, разбросала остатки костра, побросала в сумку вещи.

– Сюда, – позвала, найдя укрытие среди камней.

Волк побежал на ее голос, забился в укрытие и прижался к девушке. Сьерра так жутко завидовала ему, тому, что он все еще мог обращаться, что в груди у нее все горело. Голоса тем временем приближались. Убежище находилось рядом с тропой, но если они будут сидеть тихо, их никто не обнаружит. Сьерра медленно выдохнула и попыталась хоть немного унять биение сердца. Ее спина была плотно прижата к камню, и вся она была обращена в слух. Обеспокоенная тем, что не может слышать, как раньше, она в отчаянии впилась ногтями в бедро. «Если они приблизятся еще, нас, скорее всего, заметят», – еле слышно шепнула Сьерра то ли Нестору, то ли себе самой, но провидец услышал. Конечно, она была права. Нестор был негоден для боя. И неизвестно, остались ли у нее какие-нибудь силы. В любом случае их будет недостаточно, чтобы справиться со всеми – сколько их там? Пять? Может быть, шесть?

Шаги приближались, и наконец Нестору удалось разобрать отдельные слова.

– Они убьют нас, – голос был юным, почти подростковым, но каким-то скрипучим, как будто по металлу царапают.

Отвечала женщина. У нее голос был более уверенным, а тон твердым:

– Мы не будем подходить слишком близко, мы просто исследуем местность.

– Но они могут нас обнаружить.

– Ну, значит, сразимся с ними, – сказал кто-то третий. Голос был мужской, глубокий, в нем слышались хвастливые нотки.

Сьерра еще сильнее впилась ногтями в ногу. О, если бы она была оборотнем, как раньше! Уж она бы эту спесь и хвастовство выбила из них, выцарапала бы ногтями, выгрызла бы зубами.

– Ликантропы не противостояли нам с тех пор, как луна ушла с неба, – снова послышался женский голос. – Это не может быть совпадением. Если их покинула их собственная богиня, они, скорее всего, ослаблены и, возможно, даже умирают. Возможно, они потеряли всю свою магию.

– Мы не знаем этого наверняка, – заскулил мальчишка. И Сьерра с Нестором почувствовали, что голоса стали звучать чуть тише – возможно, путники удались. – Кроме того, Селена может вернуться. Она капризная богиня.

– Вот поэтому нам лучше поторопиться и перебить всю эту мерзость к тому времени, как она вернется.

Сьерра стиснула зубы. Как и все, она знала, что люди были способны на такое. И даже ждала чего-то подобного. Но не думала, что это произойдет так быстро. Если это действительно исследователи-следопыты, то обнаружить стаю будет для них плевым делом. К тому же ликантропы действительно стали слабее, глупо это отрицать. Вот и ее ушиб, оставшийся после нападения оленя, так и не зажил до конца. А ведь тогда она еще была оборотнем! Селена оставила их на верную погибель – в этом не было никаких сомнений. Она действительно была капризной богиней. Она умела помогать, но могла и уничтожить за какое-нибудь реальное или воображаемое преступление.

– Вам не кажется, что пахнет дымом? – голос, который задавал этот вопрос, был новым и резким. Он звучал как меч, которым резко разрезают воздух.

В этот момент шаги вдруг резко остановились. И Сьерра почувствовала, что ее живот приклеился к позвоночнику. Нестор тоже застыл. Он походил сейчас на каменного волка, с запрокинутой головой и напряженной спиной. Некоторое время в группе молчали. Потом женский голос громким шепотом приказал:

– Проверь тут вокруг.

Сьерра сглотнула. Шаги приближались, и она прекрасно знала, что даже если это будет человеческий подросток, он тоже будет вооружен до зубов. Нестор мог бы убежать, но она… Самое большее, что она могла бы придумать, – это сочинить какое-нибудь оправдание и помолиться, чтобы они не причинили ей вреда.

– Беги, – прошептала она Нестору.

В конце концов, он был важнее, и это ему, а ней ей, предстояло разбудить Фернера. Нестор, похоже, понял ее. Он посмотрел на девушку своими волчьими глазами, зелеными, как лес, подернутыми молочной пленкой, похожей на туман. Но он не двинулся с места.

– Тебе надо бежать. Пока меня не нашли, ты можешь убежать далеко. Тебе нужно добраться до Фернера, – прошипела девушка.

Но волк так и стоял рядом и упрямо не желал двигаться. Тогда Сьерра толкнула его плечом, и он огрызнулся. Шаги тем временем все приближались, а бывшая ликантропка так и не решила, стоило ей встать и сдаться, прежде чем они будут обнаружены. Или терпеливо ждать участи, какой бы она ни была.

Она тяжело сглотнула и попыталась освободить голову от гула, стучащего в висках. Пусть ее жизнь кончена, но у стаи еще был шанс. Да, нужно сделать это. Она оперлась рукой о землю, помогая себе встать, и в этот момент Нестор совершил скачок. Спустя мгновение послышались крики людей и хаотичное цоканье лошадиных копыт.

– Они нападают на нас?

– В укрытие!

– Осторожно!

То, что увидела Сьерра, заставило ее открыть рот от изумления. Олени. Со всех сторон на людей из леса выбегали олени. Травоядные, которые сами всегда были добычей для более сильных животных, вели себя как самые опасные хищники. Сьерра вдруг вспомнила оленя, который ранил ее, когда она еще была оборотнем. И на мгновение ей показалось, что в одном из животных она видит черты своего обидчика. Девушка инстинктивно приложила руку к ребрам. Нет, это был не тот же олень, темнота, наверное, все же обманула ее. Но все равно он был очень похож. У него были совершенно черный мех и рога. И по тому, как олень опустил рога, Сьерре отчего-то казалось, что он делает им какой-то жест. Как будто зовет за собой. Конечно, это было абсурдно. Но нападение оленей на людей было абсурдным в не меньшей степени. Люди довольно скоро сориентировались в происходящем и достали оружие. Олени начали отступать, многие из них хромали и истекали темной кровью.

– Давай за мной, – шепнула Сьерра и, схватив свой рюкзак и одежду Нестора, как змея, поползла среди камней.

Вход для пользователей

Меню