Читать онлайн Я изменю тебе с…, или Большая игра бесплатно

За полгода до описываемых событий

– Милая, не доставай чемодан. У меня все прекрасно поместится в саквояж, – муж решительно засовывает обратно в гардеробную приготовленный для командировки чемодан на колесиках.

– Ты едешь на полторы недели черт знает куда. Как ты собираешь уложить все в этот саквояж? – недоумеваю я. – А белые рубашки? А костюмы? Обувь под каждый костюм в конце концов.

– А зачем мне костюмы? Одного достаточно. И пара рубашек. Обувь та, что на мне. А с собой возьму джинсы, футболки и мокасины, их не жаль и помять если что.

– Как-то странно… – хмурюсь я. – И совсем на тебя не похоже. Ты обычно так трепетно относишься к тому, как воспримут тебя деловые партнеры.

– Во-первых, я еду в Испанию. А там не очень любят настолько формальный подход к переговорам. А во-вторых, все люди меняются, – пожимает плечами супруг и отворачивается, чтобы вытащить несколько футболок с полки.

Меняются.

Увы.

Не всегда в лучшую сторону.

В нашем случае мне кажется, что все происходящие с нами перемены случаются все чаще и лишь ухудшают ситуацию. И чем дальше, тем эта частота и ухудшение заметнее глазу.

– Один костюм, две рубашки, одна пара туфель. У тебя всего одна встреча? Но при этом надо ехать на десять дней? – Пожалуйста, придумай что-то такое, чтобы у меня был крохотный шанс поверить тебе. Пожалуйста.

Муж вскидывает на меня обиженный взгляд:

– Детка, что за вопросы? Ты мне не доверяешь?

Придумай, черт возьми! Не дави на чувство вины и не манипулируй. Пошевели извилинами. Ты же у меня такой умный.

Муж глубоко вздыхает, сгоняя с лица мимолетно проскользившее на нем “как-же-меня-достали-твои-вопросы” выражение, и обнимает. А я привычно обхватываю его руками за талию. Такая старая привычка – обнять его покрепче, приникнуть всем телом, обвить плющом, что порой полностью скрывает цвет стены дома, по которому ползет это не растущее вверх без надежной опоры растение. Говорят, оно в результате губит дерево и разрушает стены. Может, и я такая? Лишаю воздуха и ограничиваю свободу любимого?

– Мой потенциальный инвестор – любитель гольфа. – Так же привычно, как я обнимаю, супруг целует меня в макушку и шепчет в нее же, согревая теплым дыханием. – Он пригласил меня в свои апартаменты прямо на территории огромного закрытого гольф-клуба. И костюм понадобится только на один официальный ужин. Формы и спортивного инвентаря для гольфа у меня отродясь не было, придется все покупать на месте. Зачем тащить с собой одежду, которая все равно не пригодится, милая?

Логично.

Собственно, в логике ему не откажешь.

И, с одной стороны, слава богу, что с логикой у него все в порядке. Потому что именно благодаря ей мой муж достиг всего того, что у него теперь есть.

Он каждый раз поправляет, что это есть не у него, а у нас.

Но я понимаю, что моей заслуги в том ничтожно мало.

Ну чем может гордиться домохозяйка с тремя детьми на руках, целый день мотающаяся между садиком, школой, спортивными секциями, музыкальной и художественной школами, родительскими домами и аптеками, в перерывах занимаясь готовкой, стиркой, уборкой, глажкой и уроками?

Нет-нет, я не жалуюсь. Это был наш совместный выбор – распределить семейные обязанности именно таким образом. И надо отдать мужу должное – он не ограничивает меня в тратах на дом и детей, не запрещает нанимать помощников для выполнения всех этих задач, беспрекословно оплачивает все счета в СПА, фитнес-клуб, регулярно пополняет мою карточку немалыми суммами. Не то чтобы я так много тратила на шмотки или гонялась исключительно за новыми коллекциями. Я довольно скромна в своих запросах. Детская привычка. А детство у обоих было непростое.

Но, с другой стороны, наши миры, бывшие когда-то одним единым, стремительно разбегаются в разные стороны.

У него теперь – встречи, переговоры, деловые ужины с партнерами, постоянные командировки в пределах страны и за рубежом. Даже дома, даже в выходные дни ему частенько звонят в самый неподходящий момент, и он, извинившись перед детьми и родителями, выходит в соседнюю комнату, прикрывает дверь и долго разговаривает по телефону, старательно приглушая голос.

У меня – все перечисленные выше скучные хлопоты, плюс регулярные визиты к его и моим родителям, родительские комитеты, детские утренники, поездки на соревнования со старшей дочкой, совместные вылазки с садовником на распродажу сезонных саженцев, мои любимые компьютерные игрушки в маленьком личном кабинетике и редкие девичники с подружками в дальнем летнем домике, чтобы не мешать детям спать, а мужу в кои то веки посмотреть футбольный матч в одиночестве, в компании пива и креветок.

И я боюсь, что затормозить центростремительное ускорение этого процесса совсем скоро станет невозможно.

Может, правы девчонки?

Может, хватить распускать сопли и тратить силы на то, что невозможно вернуть, а направить взгляды на новые перспективные направления? Попробовать вернуться на работу, расширить круг знакомств, начать ходить на вечеринки в закрытые клубы и в конце концов…

В конце концов поступить как все нормальные тетки в моем возрасте и положении – завести любовника?

И, может, у него уже тоже есть… любовница?

***

У нее опять подозрительно-неверящий взгляд.

Снова.

И я в который раз не могу подобрать верную интонацию или, черт его знает, может, правильные слова, чтобы доказать свою непричастность к ее надуманным обидам.

Порой в такие дни, как сегодня, я чувствую себя загнанным рысаком, которому осталось до финиша совсем чуть-чуть. Еще буквально полкруга продержаться и можно выдохнуть, можно лечь и просто расслабиться. Просто сорвать с шеи душащий галстук, собрать рядом самых близких, пожарить мясо на углях, жахнуть сто грамм и никуда не ехать, не спешить, не лететь сломя голову, чтобы не опередили более успешные соперники.

Но как только я набираю в грудь воздуха, чтобы сказать “Нах все”, как тут же слышу:

– Милый, папе снова было нехорошо, всего полгода прошло после санатория, и снова приступы. Мы тебя не беспокоили, потому что понимаем, что у тебя сложные переговоры. Но… его бы на обследование отправить в Германию, на пару недель хотя бы. Да и мама твоя жаловалась, что ее машина барахлит. Ей уже пять лет точно есть. Ты не планировал поменять на что-то посвежее? И, да, помнишь, мы как-то говорили, что не помешало бы купить апартаменты где-нибудь в Европе, поближе к морю? Я присмотрела несколько вариантов, и один прям в душу запал. Не курортный город, скорее, промышленный, но район неплохой, воздух чистый, до серферского пляжа буквально сотня метров. Три спальни, три санузла, большая жилая комната и огромная терраса с шикарным видом на океан. Просто, стильно и без пафоса. Как ты и хотел. Глянешь?

И да, черт возьми, я безумно счастлив, что она одинаково заботится не только о своих родителях, но так же внимательна и к моим, называя и тех, и других “нашими”. И я безусловно рад успехам дочери в учебе и спорте, хотя часть этих заслуг вовсе не дочкины, а мамины. И мелкие развиты не по годам, соответственно, отдать их в простую школу было бы неразумно. Конечно же, таким вундеркиндам прямая дорога в лучшие лицеи, и, возможно, в будущем им светит учеба в Европе.

В результате пол круга превращаются в полтора, а там и два, и три.

Нет, я даже мысли не допускаю просто проигнорировать все эти запросы. Да за каким бы я тогда так надрывался, если не ради собственной семьи?

Но это беспросветное состояние загнанности скоро переполнит меня. Прорвется. Разнесет к е*еням башку, или сердце, или душу.

– Слышь, ты чё так паришься? Ну хоть бы раз с нами по-пацански, по-простому отдохнул. Мы такую тему надыбали – закачаешься. Девчонки тебе массажик сделают, кайфанешь по нашему, по-мужицки. Не хватит массажика, отсосут хотя бы, раз ты у нас такой чистоплюй. Чё ты за эту юбку зацепился так намертво?

А я прикипел. Прилепился так, что оторваться от нее – все равно что руку или ногу без наркоза отпилить. Мы с ней прошли вместе через такие сложные испытания, поднимали собственный бизнес с нуля практически вдвоем поначалу. Учились в инстиках по очереди, помогали друг другу, как самые настоящие напарники. Она делала для меня такое, что не всякий мужик сдюжил бы, не зассал. А она не зассала. Она все время была рядом. Была моим самым надежным тылом, самой верной крепостью, самой тихой гаванью. Самым беспрекословным, понимающим с полуслова соратником. Мне достаточно было просто вернуться домой, увидеть ее ясные глаза и понять, что ради этой улыбки, ради этого света, ради этих нежных объятий я готов в ту же секунду вернуться на поле битвы и разнести нахрен всех своих недругов.

И возвращался. И разносил. И приносил домой на щите добычу.

– Бля, мужик, ты серьезно? Ты ни разу ей не изменял? Ну ты… дурак, наверное, – ухмыляется приятель.

Да не приятель ты, а самый настоящий змей подколодный. Или ты думаешь, я не знаю, каким хищным взглядом ты следишь за моей женой? Полагаешь, я не расшифрую эти твои задумчивые кривые ухмылки? Ты просто тупо завидуешь тому, что на твоем жизненном пути не попалось вот такое. Настоящее.

Но только в последнее время это настоящее все больше и больше отдаляется от меня. Или это я отдаляюсь от него, стараясь успеть за набирающим обороты современным миром с его вечным ускорением.

Мне иногда кажется, что любой современный топ-менеджер, попади он во времена Александра Македонского, заткнул бы того за пояс, как слепого кутенка. Потому что та многозадачность и мультифункционал, которым владеем мы, даже не снилась правителям ни Древней Греции, ни Великой Римской империи.

Я веду свою бесконечную битву во внешнем мире, пока она обустраивает мирный, уютный внутренний мирок. Ну, так оно и должно быть. Разве не?

У нее дети, дом, родители, садик, клумбы, маникюр, йога.

А у меня таможенные ставки скачут, как спермотоксикозный кроль по весне, меняются с бешеной скоростью, только успевай отслеживать, херовы законодатели уже достали своими нововведениями и поправками, налоговая сторожит каждый шаг, инвесторы выеживаются, а засланцы из прокураторуры умудряются доставать очередные наспех слепленные дела чуть не каждый месяц. И я как теннисист, одновременно отбивающий подачи от десятка игроков с другого конца поля. Бля… тот, кто сказал, что много печали во многой мудрости, просто ни разу не был в шкуре современного бизнесмена. Вот где кабздец. И чем больше сумма на твоем счету, тем этот полярный пушной зверь толще и, сука, бесшумнее.

– Ты совсем меня не слушаешь, – вздыхает она и отворачивается, слегка поджав губы.

Спасибо господи, что свои губы, своя мягкая, нежная грудь, вскормившая наших троих обожаемых детей, спасибо, что все то же милое лицо – нежные веснушки по весне, длинные, выгорающие летом до легкой рыжины ресницы… Спасибо, что не идет на поводу у своих шумоголовых силиконовых подружаек, которых, будь моя воля, на пушечный выстрел не подпустил бы к ней с их бля*скими взглядами и такими же мыслями в пустых башках. Мне даже не верится, что она до сих пор не поняла, что они только и ждут, когда она последует их советам, чтобы тут же с печалью в телячьих взорах дрожащим писклявым голоском спалить ее. Мне. И занять тепленькое местечко. В моем доме, в моей кровати и в моем кошельке.

Ага. Я же такой тупой по их мнению.

А, с другой стороны, может…

Может, действительно сорваться с резьбы?

И пойти по проверенному сотней мужиков до меня пути?

Вдуть ее задушевной приятельнице, да не одной, а всем по очереди, только и ждущим подходящего для этого момента, купить каждой по брюлику, и наезжать периодически то к одной, то к другой, чисто чтобы спустить пар?

И перестать уже накручивать себя на тему жены и моего заклятого друга? Или уже поздно накручивать?..

Дорожная бабочка

– Как добрались? Все в порядке?

Вообще-то жена неплохо водит, уверенно, не гоняет, не тупит за рулем. Конечно, я бы предпочел, чтобы они с детьми поехали с проверенным водителем. Но она внезапно заупрямилась. Мол хочу сама проехаться, вспомнить молодость. И я решил, ну да бог с ним. Хочет, пускай тащится эти несколько сотен километров до деревни, где не так давно мы купили летний дом на огромном участке. Лес, речка, свежий воздух, родители заодно отдохнут вместе с внуками.

– Да, все замечательно, любимый. Дорога прошла почти незаметно. Мы уже к обеду были на месте.

У нее довольный голос, из которого пропали нотки недовольства и обиды.

Ну и прекрасно. Даже если она порой считает меня бесчувственным чурбаном, я искренне волнуюсь о ней. И беспокоюсь о детях. И хочу, чтобы моя семья была в безопасности и ограждена прочной стеной от бурь и штормов внешнего враждебного мира. Им не обязательно знать, какие усилия я, глава этой маленькой стаи, прилагаю для того, чтобы так и оставалось до конца дней. Точно так же как не обязательно знать, что в моей жизни наступил тот самый неизбежный кризис, что настигает каждого второго мужика.

Нет, я не перестал их любить. Я по-прежнему дорожу ими, я как и раньше порву глотку любому, кто посмеет покуситься на их душевный покой или благополучие. Никто лучше меня не знает, что им нужно и чего это стоит мне. Поэтому я всего лишь хочу хоть чуть-чуть оторваться. Выпустить на прогулку давно рвущихся с поводка внутренних демонов. Накормить их свежей кровью, дать возможность поваляться в дурно пахнущей грязюке, а потом снова надеть строгий ошейник и глухой намордник, выкупать, почистить и вернуть на цепь.

– Я рад, милая.

– Ты уже встречался со своим инвестором?

– Нет. Только еду.

– Как там погода?

– Офигенская. Тут царит просто вечная весна. И пейзажи просто ох…

Твою мать!

Я давлю на тормоз так резко, что за малым не расквашиваю нос о руль.

Вот. Это. Да!

– Милая, прости, тут звонок на вторую линию. Возможно, это господин Гонсалес как раз звонит. Я наберу тебя чуть позже. Люблю, целую.

– Я тоже тебя люблю. Чмоки-поцелуйки.

Я сбрасываю звонок и приспускаю на нос темные очки, обозревая тот самый пейзаж, который оху… запоминающийся, я бы сказал.

Мимо этих ног не смог быть проехать равнодушным и папа римский, ей богу. Они начинаются с умопомрачительных шлюшьих шпилек и заканчиваются где-то так высоко, что шею заломит смотреть на них снизу вверх.

А я даже не верующий ни разу. Сейчас я реально ощущаю себя озабоченным волчарой из какого-то старого мультика, у которого при виде такого бесстыдно манящего лакомства вылетают глаза на пружинках и язык с водопадом слюны до земли. Хотя по факту вылететь желает не только язык, и протечь готово отнюдь не во рту. Поэтому…

– Привет, подкинуть до ближайшего города? – окликаю сладкую приманку, и не думая скрывать похотливую хрипотцу в голосе.

Она приспускает солнцезащитные очки почему-то неожиданно розового цвета. Хотя почему неожиданно? При наличии розовых локонов в спутанных волосах цвета спелой пшеницы все удивительно гармонично. И вообще, несмотря на ну очень нескромный вид, эта дорожная бабочка не вызывает ни ощущения брезгливости, ни даже намека на отвращение. Наоборот – так и просится в руки. И на член. Немедленно.

– До го-о-орода? – хрипловато под стать мне тянет она и внимательно осматривает меня. – До города мне не надо, красавчик.

– А куда надо? – Детка, прокатить я тебя страстно желаю не из пункта "а" в пункт " б", а до конечной станции "оргазм". В идеале обоюдный, но мой в приоритете.

– На другой конец острова. Боюсь, нам не по пути, – она отталкивается руками от дверцы с открытым окошком, и я гулко сглатываю, видя, как всколыхнулись не прикрытые даже намеком на лифчик груди под тонкой блузочкой с приспущенными рукавами.

Сука.

Ни хрена себе вставляет.

– Эй, погоди! – пока не передумал, надо брать. – Сколько?

– Что сколько? – она отходит на пару шагов и наклоняется, чтобы поправить ремешок босоножки. Бл*дь, я ослеп, или под этой юбчонкой-разлетайкой тоже нет нижнего белья?

– Сколько стоит отвезти тебя на другой конец острова? – Хорош болтать впустую. Мой член требует конкретики. И я с ним солидарен.

– Первый час сто евро. А там посмотрим. Может, скину немного. За опт. Но только если мне понравится твой… – она усмехается на этот раз неприкрыто провокационно, – хм… опт.

Она смотрит на мою вздыбленную ширинку настолько откровенно, совершенно не стесняясь, чуть приоткрыв розовые, пухлые губы, что я прям чувствую, как мой нижний приятель уже изнутри пытается зубами расстегнуть молнию на штанах. Так что я решительно киваю.

– Поможешь закинуть чемоданчик в багажник? – указывает она на обочину.

Я съезжаю чуть дальше, вглубь придорожных зарослей, по какой-то незаметной с трассы тропинке. Интересно, у нее тут подельники, которые сейчас свернут мне шею и вытряхнут карманы, или реально просто чемодан тяжелый? Да и хер с ними, подельниками. Если немедленно не вставлю ей, мозг и без посторонней помощи взорвется. И хоть подраться я не любитель ни разу, но своего мастера спорта по боксу заработал по чесноку. Так что пар спустить по-любому смогу. А в случае победы просто закину добычу на плечо и утащу в глубокую и темную пещеру. Еще никто не придумал ничего лучше, чтобы смыть остатки адреналина, как натрахаться всласть.

Заглушаю двигатель и выхожу из арендованного джипа. Я слышу шум проезжающих мимо авто, но не вижу их за густо разросшимся цветущим кустарником. Что ж, значит, есть надежда, что и меня – нас – не видно с дороги. Вот и прекрасно. Еще не хватало схлопотать срок за непристойное поведение в публичном месте, причем в чужой стране.

– Эй, где там твой чемоданчик? – я иду на шорох и буквально с размаху впечатываюсь в упругие ягодицы, откляченные от усердия, с которым она, пятясь, тянет по неровной тропинке чертов чемоданчик. Розовый. Разумеется.

Попалась, бабочка.

– Куда тебе засунуть первую сотню, м-м-м? – спрашиваю я, моментально без церемоний пристроившись сзади и, крепко обхватив тяжелую грудь, начинаю ее жадно мять, даже не дождавшись ответа. Я не за ответами вытащился на эту адскую жару.

– А куда ты хочешь мне… засунуть… первую? – все так же хрипловато уточняет она, отзываясь охотно и моментально. Изогнулась течной кошкой и потерлась о гудящий в ширинке, как высоковольтный провод под напряжением, член ладной, упругой попкой. Приникла по мне, как вода, волной покатилась, доводя окончательно.

Вот же сучка похотливая. Это реально все проститутки тут такие, или мне повезло нарваться на особенную?

– Держи, – протягиваю я ей заготовленную купюру одной рукой, а второй откидываю яркую тряпицу с ягодиц.

Не ослеп. Трусиков на ней нет.

Бл*дь.

Я рву трясущейся рукой ремень, а второй, пока джинсы не упали, успеваю выхватить из кармана квадратик со столь необходимым в подобной ситуации латексом. Ну его нах. Приключение что надо, но к некоторым последствиям я не готов. Да и жена, сто процентов, не обрадуется случайному “сувениру”.

Раскатываю по стволу тонкую, прочную пленку, пока девица с розовыми локонами ерзает и потирается об меня.

– Давай, кабальеро, не тяни резину, – порочно усмехается она, оглядываясь через плечо и сама уже дыша часто и рвано. Если и притворяется, то очень достоверно. Да и наплевать сейчас, когда яйца уже как в огненном кулаке. Сдохну, если не засажу. – Вставь так, чтобы искры из глаз посыпа-а-а… Ах!

Да, детка. Твое желание уже исполнено. Не знаю, как из твоих, а из моих глаз точно сыпятся искры. Искры вперемежку с раскаленной окалиной, как при работе болгаркой по металлу.

Она такая тугая, узкая, охеренно горячая и скользкая внутри, что мой член ревет и рычит при попытке вытащить его оттуда. Он хочет только туда, внутрь, еще глубже. Где еще жарче, еще теснее, еще мокрее. Где жадные стенки хищного женского лона хватают его, не отпуская, доят, тискают, облизывают, как самого желанного гостя.

Вдавившись в жадную мокрую мягкость, я торможу себя, несколько секунд пережидая и смакуя это адски кайфовое ощущение первого вторжения в женщину. Войти, ворваться, получить наконец вожделенное, вот этот краткий момент “ты-уже-в-ней” –  это особый сорт удовольствия. Новый вид предвкушения. Когда знаешь, что уже получил и впереди еще лучше, но медлишь, не желая отнимать у себя ни единого нюанса.

Над головой трещат цикады. А может, это просто трещит у меня в башке от лавины полузабытых ощущений: адреналина, дикой похоти, сдерживаемого желания вколотиться как можно яростнее в это податливое женское тело, что не сопротивляется, а, похоже, хочет того же, что и я.

Она точно проститутка?

Будто услышав мои мысли, она еще шире расставляет ноги, чудом не ломающиеся на высоченных каблуках, и хватается руками за собственные ягодицы, раздвигая их и демонстрируя мне еще одну тугую, красивую дырочку. И протяжно стонет "ну же!". Точно стремясь добить меня так, чтобы уже наверняка.

Охереть. И все это лишь за сто евро? Мда, кто-то явно слишком поспешно и небрежно изучил столь специфический рынок услуг. Промахнулась ты с расценками, бабочка-обманщица.

Отступаю, не отрывая взгляда от блестящей от соков розовой плоти, из которой, весь мокрый и обцелованный ее тугими внутренними стеночками, появляется мой член. Почти выскользнув, толкаюсь обратно. Резко, до пошлого шлепка кожа о кожу. До ее благодарного "да-а-а!". До новой волны темноты в башке от тесного алчного облизывая сверхчувствительной головки и пульсирующего, как под шарашащим по нервам током, ствола. А вот и нет, сучка сладкая. Недостаточно. Загребаю пятерней ее волосы, мягкий шелк, чье ласковое скольжение между пальцами не удается игнорировать даже сейчас. Сжимаю, позволяя и этой капле наслаждения влиться в общую песню, натягиваю не жалея. Она стонет протяжно, совсем уже по-животному, прогибается до предела, чуть не ломаясь в талии. А я, дав себе лишь мгновенье полюбоваться видом, резко подаюсь назад и врезаюсь в нее уже жестоко. По самый корень. И срываюсь. Зверею окончательно. Врываюсь в нее в диком темпе, рыча пошлую ересь. Молочу бедрами, как одержимый, рывками натягивая ее на себя с такой силой, будто собираюсь пропахать надвое. И все мало-мало. И мне и ей. Жадная, безумная и хрипящая, как и я, эта хищная бабочка требует больше. Сильнее. Еще. Еще. Все.

В голове плывет от полуденной жары, сухого, раскаленного воздуха и влажных звуков ритмично шлепающих друг о друга тел. По лицу, наверняка красному, как у вареного рака, градом льется пот, капая на изящную женскую спину.

Слишком она ухоженная для проститутки. Слишком… холеная. И слишком… жадная до секса.

И не надо меня дурить.

Я ни за что не поверю, что пропускающие через себя десятки мужских тел каждый день девушки ТАК кончают.

Она вытягивается в моих руках звенящей гитарной струной, накрученной на колок так туго, что вот-вот рванет и порежет в кровь пальцы неосторожному музыканту. Ее трясет как в лихорадке, а пышная грудь ходит ходуном под мнущими ее мужскими пальцами. И эта дрожь перекидывается и на меня. Жесткие доящие тиски в ее теле досуха выжимают меня, скрипящего зубами в усилиях не сотрясти округу финальным рыком. Тщательно, требуя все до капли, без поблажек. Меня колбасит так, что чуть колени не перешибает. Спазмы от промежности до мозга бьют раз за разом, сотрясая все тело. Плещутся никак не могущими угомониться волнами внутри, чуть не разрывая меня в клочья.

Охереть можно. Такое чувство, что еще на одно деление в кайфомерте выше – и уже насмерть.

Она откидывает голову на мое плечо, и я вижу и прилипшие к потной коже влажные завитки, и бисеринки сладко-соленой влаги над искусанными губами, и дрожащие от утихающих спазмов ее удовольствия ресницы.

Горячая девочка. Огненная. Такой за раз не наешься. Одним разом только аппетит разжечь.

– Не передумала ехать на другой конец острова со мной, крошка? – бормочу я, и не выходит сдержать разочарованного вздоха, когда мой обмякший боец выскальзывает из влажного жара, стоит ей поерзать.

– Хм, пожалуй, не откажусь от второй сотенки, кабальеро, – мурлычет она сипловато. Она-то криков и не думала сдерживать. Что, бабочка-обманка, ничего так зашел тебе мой опт? Достаточно глубоко и качественно?

– Как тебя зовут? – я оправляю ее юбчонку и разворачиваю девушку лицом к себе.

– Как ты там меня назвал? Крошкой? Пусть так и остается. Пара сотен – не повод для обмена анкетными данными, – лукаво улыбается она и томно потягивается, дразня меня своими изгибами. – А попить у тебя есть?

– Вода в машине, – киваю я на авто, виднеющееся в десятке шагов. – Давай свой чертов гроб на колесиках.

Я подхватываю довольно увесистый чемодан и тащу его к багажнику. Хорошо, что воду я предусмотрительно засунул в бардачок, где она хоть немного охлаждается от исправно работающего в машине климат-контроля. Иначе это был бы кипяток.

Девица жадно хватает бутылку и пьет, проливая воду на себя. Поблескивающие, извилистые струйки обильно бегут от пухлых, нежно обхвативших горлышко бутылки губ вниз, по подбородку, дальше по ритмично двигающемуся изящному горлу и нахально ныряют под одежду.

Черт. Она это специально?

Намокшая блузочка становится почти прозрачной, облепляя грудь и отчетливо видные сквозь тонкую ткань съежившиеся соски.

Похоже, вторая соточка случится очень скоро. Тянущее сладкое ощущение в паху, где еще и не затухло с первого раза, и заметное потяжеление однозначно на это намекают.

Она плюхается на сидение рядом с водительским и тут же принимается расстегивать свои жуткие босоножки.

– Как ты умудряешься передвигаться на этих орудиях пытки? – недоверчиво качаю я головой, выруливая аккуратно на трассу.

– Скажи еще, что они тебя не заводят, кабальеро, – она вытягивает ножку и кладет ее на переднюю панель. Мда. Раскованная для НЕ проститутки. Но точно не шлюха. Зуб даю. Хотя явно отчаянная любительница самого процесса. Чисто за бабки вот так натурально кайфовать нельзя. Если она это умудрилась сыграть, то Оскар по такой шлюхе плакать горькими слезами должен.

– На таких только на пилоне в стрип-баре ногами махать. Не касаясь земли, –  ухмыляюсь я, косясь на стройные лодыжки.

– В самую точку попал, – легко соглашается она. Действительно стриптизерша? –  Знаток местных стрип-баров?

– Да не особо. Я здесь первый день вообще-то.

– О! Тогда тебе повезло, – оживляется она. – Как минимум дорогу на север проедешь со старожилом этих мест. Ты здесь вообще никогда не бывал?

– Первый раз, – повторяю я, гася легкую волну раздражения. Чем? Внезапно мелькнувшей мыслью о том, сколько же еще тут перебывало удачливых засранцев, чьим очень особым гидом она с такой же охотой подработала? Да не похрен ли!

– А какими судьбами? – она без спросу лезет в бардачок, что-то выискивая.

– Что ищешь? – хмурюсь я. Крошка, смотрю, теряться точно не привыкла. Как там? Везде себя как дома ведут проститутки и королевы. Угу, как-то так.

– Салфеток влажных нет?

– На заднем сидении большая упаковка.

Крошка отстегивается, ловко разворачивается на переднем сидении, потираясь задницей о мое плечо, и копается в завалах, кучей разбросанных на заднем сидении.

– Вообще-то ты виляешь голой задницей у меня под носом, – замечаю я, сцепив зубы и руки на руле. И обреченно констатируя, что у меня реально начинает течь слюна и сводить челюсти от того, как она там пахнет. Готовой быть снова жестко оттраханной самкой.

– Я не стеснительная, – фыркает она через плечо и потирается об меня уже явно нарочно. Одаривая, а точнее уж, поддразнивая еще одной порцией аромата-возбудина.

– Успел заметить. Всегда так ходишь?

– Когда настроение как сегодня. Нравится задница?

– Очень. – К чему лукавить, если попка и правду чудо как хороша.

– А что еще нравится? – она возвращается и снова пристегивается, отчего ремень безопасности туго натягивает так и не высохшую ткань, и грудь чуть не выпрыгивает из низкого выреза.

Сучка. Ну какая же сучка. А я кобелина самая натуральная, что послушно реагирует на каждую ее нехитрую приманку. Но опять же – похер, если это доставляет удовольствие.

– Губы. Очень… аппетитные.

– Хотел бы почувствовать их на своем члене? – откликается она ожидаемо, но это ни черта не значит, что на мне не срабатывает.

Как у нее получается говорить столь пошлые и вульгарные вещи так, что от них не воротит? Не просто не воротит, а заводит. Не подетски.

– Очень, – принимаю я правила игры.

– А хочешь… м-м-м… прямо сейчас?

– Si! – Это уже не только я, но и мигом подперший ширинку нижний отзывчивый дебил.

– Приготовь вторую сотенку, кабальеро. Это удовольствие идет по отдельному прейскуранту, – ухмыльнулась она, не скрывая цинизма, но с ним и… предвкушения? Так, словно отсосать мне ей не терпится едва ли не сильнее, чем мне очутиться как можно глубже в ее горле. Это от него, этого чуждого для настоящей профи предвкушения меня мигом так торкнуло, или оно почудилось, ведь и так уже как по голове ударенный от одной перспективы.

Черт с тобой, жадная стерва, и похер на то, что реально, а что мне только льстиво подсовывает распаленное воображение. Беру не глядя!

Я вытаскиваю из кармана рубашки еще одну банкноту и машу перед ее лицом. Моя крошка улыбается так светло и радостно, что в горле начинает першить. Я ни хрена не понимаю свои эмоции. Разве мне не должно быть противно от того, что странная дорожная “не шлюха” так предвкушающе ухмыляется легкому заработку? Заработку! Ничего сверх этого!

Она расстегивает ширинку и вдруг… облизывается. Как кошка, учуявшая миску со свежими сливками. Как гурман, зашедший в случайно приглянувшийся ресторан и уловивший запах любимого блюда из приоткрытой кухонной двери. Как алкоголик, которому долго никто не наливал и вдруг предложили пинту холодного пива в жаркий день. И все мои странные эмоции испаряются, оставляя голое вожделение. Такое же обнаженно острое, как и в первый раз на той обочине. Такое, будто первой разрядки и не было.

Не успокоившийся с предыдущего стремительного заезда преданный товарищ в познании всех граней низменных порывов бодро взбрыкивает, а девица тихо и радостно смеется ему, как давнему приятелю. И снова, сука, так искренне и смотрит с восхищением, что нечто лишает меня на мгновенье способности вдохнуть.

Она пробегается тонкими пальцами по подпрыгивающему и с готовностью пускающему в нетерпении слезу попрошайке, прослеживая рисунок все отчетливее проступающих вен. Как если бы любовалась. Доводя до предела моего терпения с непостижимой стремительностью. Берет быстро каменеющий ствол в руки, обхватывая с обстоятельностью полноправной хозяйки, и уверенно гоняет тонкую кожу по жесткому уже до боли основанию, вызывая безнадежное помутнение моего разума. Наклоняется и начинает что-то приговаривать по-испански, касаясь головки еще только обволакивающими выдохами, а моя нога невольно ищет точку опоры, выжимая  газ со всей дури.

– Эй, не гони, – мурлычет она дразняще, нисколько не отрезвляя, потому что сказанное у самого сейчас концентрированно чувствительного в моем теле места не доходит до сознания, только вибрация звуков, что прокатываются от паха повсюду, все только усугубляя. – Тут ограничение скоростного режима. Не думаю, что тебе улыбнется предстать перед дорожной полицией с моими губами, надетыми на твой член. Хотя… они тут наверняка и не такое видели.

Место для первого касания рта она выбирает убийственно точно. Кончик горячего языка скользит по уздечке, и я дергаюсь, простреленный кайфом насквозь. За ним  поцелуй-ожог, от которого я шиплю и матерюсь сквозь зубы, пауза, чтобы дать мне прочувствовать, насколько же жажду продолжения, и она убийственно медленно насаживается ртом. Убивает меня бесконечно неспешным погружением, пока головка не утыкается в жаркую тесноту горла. Снова пауза, и уже я рычу нечленараздельно, требуя от нее движения. Сучка, смерти моей точно хочет! Сглотнув напоследок, отчего меня мотнуло на сиденьи, она с пошлым хлюпаньем выпускает меня из адски сладкого плена, жадно хватает воздух и берется за процесс моего убийства наслаждением всерьез.

Вести машину, отслеживая дорожные знаки, немного отличающиеся от привычных, и при этом чувствовать ее язык, пробегающийся по всей доступной ей длине, ее мелкие, белоснежные зубки, периодически игриво цепляющие плоть, ее дыхание в паху – адреналин покруче самой высокой водной горки из их знаменитого аквапарка. Ей явно неудобно в такой позе, потому что она вошкается и ерзает на своем сидении. И в конце концов отстегивается и нажимает на кнопку, полностью откидывая сидение.

– Прости за перерывчик, кабальеро, но у меня нога затекла, – смущенно улыбается она и вновь тянется к ширинке.

Смущается. Шлюха. И задыхается, глядя на мой пах так, будто умирает от жажды. Будто хочет мой оргазм до смерти. Как я сейчас.

Я съезжаю совсем, потому что хватаю в кулак розовые волосы и подтягиваю ее губы к своим.

Она пахнет… просто чистым телом. Слегка солоноватым после наших недавних упражнений на свежем воздухе, чуть заметной мускусной кислинкой ее собственных соков и совсем незаметно свежескошенной травой.

– Кто ты? – требую я, отвлекаясь от дороги.

– Просто… крошка, – ускользает она, дурит меня, облизывая распухшие губы, затопляя остатки разума похотью. – Путешествую по острову автостопом.

– Поэтому без белья? – рычу во внезапном бешенстве, стискивая мягкий шелк сильнее. Бесит! Почему, бля?! – Чтобы не тратить время при оплате?

– Тебе какая разница, красавчик?

Действительно, какая мне нахрен разница?

– Соси, лягушка-путешественница, – грубо тыкаю я ее обратно к паху, где недовольный затянувшейся паузой член уже плачет мутной слезой.

И получаю кару-вознаграждение за свою грубость. Она сосет, о да, как же она сосет. Жадно, мокро, грязно. Принимая меня так глубоко, как только возможно в таком положении. Обволакивая горячей теснотой горла, цепляя зубами ровно так, чтобы подкидывало от почти боли и тут же заглаживая, зализывая эту вину, за которую наверняка не испытывает ни грамма стыда. Выпускает совсем, дразня лишь кончиком языка, коварно и бесшабашно пьяно глядя мне в глаза, провоцируя снова стиснуть пшенично розовые пряди и грубо насадить на член, испытывая ее способность принять. И подчиняется этой грубости тоже охотно, крышу снося этой алчной покорностью. Стонет с моим членом в горле, и от вибрации меня колбасит так, что вовсе зверею. Мне нужно уже кончить так, что чуть заживо до пепла не сгораю. И вот оно, маячит край, уже почти переваливаюсь за грань, но хочу еще. Еще чего-то.

Наверное, я все же превышаю пару раз разрешенную скорость, потому что предусмотрительно активированный навигатор язвительным женским голосом намекает на потенциальные штрафы. Но контролировать себя нереально сложно, когда  в пояснице разгорается пламенный шар, от которого все волосы на теле встают дыбом, как у наглаженного шерстяной перчаткой кота, а хлюпающие звуки ввинчиваются в уши почище сверла от бормашины, заглушая рев двигателя и шум не пустеющей даже на время сиесты трассы. Мой предел наступает внезапно, как удар прилетевший в башку, когда она опять протяжно стонет, часто сглатывая вокруг моей головки, и мой одурманенный взгляд натыкается на ее руку между ее же ног.

– А-а-ар-р-р, сука-а-а, – я колочусь затылком о жесткий подголовник водительского сидения и с трудом удерживаю машину на полосе, выплескиваясь досуха. – Охр-р-ренеть, крошка.

– Как тебе мои губы? – спрашивает она, облизываясь, сквозь собственное тяжелое дыхание.

Ну что ж, вторая сотка отработана на пять с плюсом. С этим трудно поспорить. Так же трудно, как удерживать руль, скользящий в мокрых ладонях. Адская чертовка.

– Горячи, как сковородка для грешников, детка, – бормочу сипло и, сам не отдавая себе отчета, хватаю за запястье правой руки и прижимаю ее еще мокрые пальцы к лицу, жадно вдыхая аромат ее оргазма. Это ощущается как догнаться, добрать свою норму алкоголя, за которой и приходит полное желанное расслабление.

Она лишь усмехается и снова тянется к бутылке с водой.

Не знаю, что меня сподвигает на следующую фразу, но я ее произношу:

– Ты голодна? Не хочешь перекусить?

Она с изумлением смотрит на меня, словно не веря услышанному.

– Эм-м-м, пожалуй, да. Каким бы питательным не был мой белковый коктейль, но перекусить я бы не отказалась.

А я вдруг внезапно замечаю легкие темные круги под глазами – яркими, нереально пронзительно-голубыми, которые раньше были скрыты от меня дурацкими розовыми очками, а потом спутанными прядями тяжелых волос.

– Есть что предложить? Чтобы вкусно было. По-настоящему вкусно.

– И недорого, – бормочет она, просматривая свой телефон, становясь на несколько секунд совершенно другой. Кстати, аппарат у нее весьма навороченный, одна из последних моделей не самой дешевой марки.

Кто же ты такая, мое загадочное дорожное приключение?

– Есть одно местечко. Очень… – она так же быстро возвращается к прежней роли беспечной придорожной бабочки, щелкает пальцами в попытке подобрать правильное слово, – аутентичное, да. Только придется свернуть с основной трассы.

– Бешеной собаке сто верст не крюк, – пожимаю я плечами и киваю на ее телефон. – Командуй.

Через пятнадцать минут мы сворачиваем с шоссе, и еще минут десять я плутаю по узким улочкам небольшого курортного городишки. Собственно, на Тенерифе все городишки курортные. Здесь круглый год то ли конец весны, то ли начало лета, и круглый год туристы как минимум со всей Европы, и круглый год теплый океан и волны, на которых катают умелые и не очень серферы, кайтеры и виндсерферы. Нереально красивая сказка. Нереально красивые пейзажи, в которых марсианские красные пустыни перемежаются с тропическими лесами. И нереально горячие девушки. Если тут все такие, что попавшаяся мне попутчица неопределенного рода занятий. Не шлюха. Не проститутка. Скорее, чья-то неверная жена, вырвавшаяся на недельку-другую, чтобы уйти в отрыв, найти веселых приключений на свою хорошенькую задницу и через какое-то время снова вернуться к скучной и унылой жизни послушной домохозяйки и примерной матери троих детей.

Что-то я… кхм… не туда мыслями зарулил. Не надо сейчас о жене.

Повинуясь ее указанию, я паркуюсь впритык к стене неказистого домика с закрытыми ставнями.

– Здесь жарят самую вкусную на всем острове рыбу. И подают с гарниром, который они называют «папа буэна» – а это всего-навсего молодой картофель. Только у них тут это считается чем-то вроде национального блюда. И стоит по местным меркам недешево. Но только по местным. Поверь, оно того стоит.

Она собирается выскочить из машины, но я хватаю ее за руку.

– Так и будешь сверкать своими прелестями на всеобщее обозрение?

С какого хрена в моем голосе вдруг звучат собственнические нотки? Кто я ей, чтобы делать замечание за то, чем сам недавно с удовольствием воспользовался?

– Ну, я же рядом с тобой, – склоняет она голову и лукаво прищуривается. – Или собираешься оставить меня здесь? В первом случае мне не страшно, ведь ты такой сильный и грозный, – засранка улыбается и проводит пальцем по моей руке, держащей ее за предплечье. – А во втором… – она стряхивает мои тиски, после которых на ее нежной коже какое-то время видны следы, – во втором случае зачем их надевать, если все равно снимать придется?

– Я с тобой еще не закончил, – оскаливаюсь я и даже слегка клацаю зубами. – И после обеда ты поедешь со мной. Дальше на север.

– Ну ок, – соскакивает она с подножки и сладко потягивается, от чего легкое недоразумение, называемое блузкой, натягивается на роскошной женской груди с острыми, тугими сосками, обнажая при этом упругий животик, покрытый золотистым загаром. Как есть вся от макушки до изящных щиколоток тягучая, сладко-пряная карамель, которую хочется немедленно развернуть от этих ненужных обертов и засунуть целиком в рот.

– Тогда открой багажник, кабальеро, мне в чемоданчик надо залезть.

Ворча, как старый сторожевой пес, я выползаю из прохладного нутра машины и иду к багажнику, боковым зрением замечая, как идущие мимо молодые загорелые парни восхищенно раскрывают рты при виде моей попутчицы. А она времени даром не теряет, вовсю улыбается им и вертит попкой, шкандыбая на своих уродских ходулях. Бл*дь, ну ведь вся задница же напоказ!

Я рывком открываю багажник и одной рукой достаю ее чемодан. Она наклоняется, чтобы дотянуться до него, и до моего слуха долетает громкий одобрительный свист.

– Черт бы тебя побрал, крошка! Тебя сейчас всей толпой поимеют прямо здесь. И моей защиты не хватит! – я пристраиваюсь так, чтобы заслонить безбашенную девицу от посторонних взоров, и обнимаю ее сзади, в четыре руки открывая розовое чудовище на колесиках.

– Тебе придется еще немного потерпеть, горячий кабальеро, – мурлычет она мне в ухо, прикусывая мочку и умудряясь при этом достать из недр передвижного склада нечто яркое и легкое и провокационно потереться откровенно просящей неприятностей задницей об мой пах. Само собой не безответно, даже не смотря на окружающую обстановку. – Мне же еще надо где-то переодеться.

– Лезь в машину, – безапеляционно рявкаю я и запихиваю ее на заднее сидение вместе с новой тряпкой.

– М-м-м, не хочешь вместе со мной? – манит она пальчиком.

– На улице постою. Покараулю.

Стекла заднего сидения затемнены, и с внешней стороны совершенно не видно происходящее внутри. Но я-то знаю, что именно сейчас она вывинчивается из своей юбчонки разлетайки, под которой нет ничего, кроме красивого женского тела, покрытого легкий загаром. А следом стаскивает блузочку, цепляя все еще мокрыми краями темно-розовые соски.

Словно в ответ на горячечные картинки, мелькающие в башке, стекло немного приспускается, и я невольно заглядываю в него.

От красоты совершенного обнаженного женского тела в горле перехватывает. Она полулежит на заднем сидении, положив одну ногу на опущенное переднее, и медленно ласкает себя сама.

– Не хочешь помочь мне, кабальеро? Одной так скучно играться, – мурлычет эта кошка ненасытная, бесстыдно ослепляя меня блеском влаги на розовой манящей мягкости.

– Немедленно одевайся и идем жрать. Я с тобой чуть позже поиграю.

Уж так «поиграю», что ты долго не забудешь это веселье. Демонова крошка.

Я зря думал, что командного рыка будет достаточно. Через минуту я осознаю, что стою рядом с машиной, из которой раздаются довольно явственные женские стоны и всхлипы. С громким чертыханием обхожу гребаный автомобиль и протискиваюсь на водительское сидение. Думаете, она меня послушалась? Как бы не так. Я оборачиваюсь, чтобы сграбастать ее за непослушную гриву, но натыкаюсь на женскую руку, мокрую от ее собственной смазки. Она сидит в моей машине, на моей одежде, с широко разведенными ногами, абсолютно голая в центре пусть небольшого, но городка, и мастурбирует. И делает это с таким явным удовольствием, что острый, пьянящий аромат ее плотского голода начисто выключает свет в моей голове. Ну что мне, убить мерзавку, что ли?

Я хватаю ее за обе руки и тихо рычу прямо в затуманенные от подкатывающего наслаждения глаза.

– Сперва мы пойдем и поедим. А потом я сам сделаю ЭТО с тобой. Так, как Я этого хочу. Поняла, крошка?

Она гневно сверкает глазищами, но через мгновение покорно кивает и начинает напяливать на себя новую тряпку.

А когда выходит в ней из машины, мне остается только за голову схватиться. Потому что эта тряпочка, хоть и закрывает ее условно с головы до пят, но реально ненамного лучше предыдущего развратного комплекта.

Нет, ткань не прозрачная.

И да, это платье фактически длинное. И даже с длинными рукавами.

Но у него совершенно открыта спина, включая поясницу и даже чертовы ямочки над аппетитной задницей. И лишь прозрачная условная шнуровка скрепляет этот лоскуток непрозрачной, но, сука, тонкой ткани. Настолько тонкой, что даже слепому понятно, что под платьем нет никакого белья.

Наверное, легче, и правда, убить.

Место, в которое она меня привела, странное. Такое же странное, как она сама. На первый и даже на второй взгляд, паршивая забегаловка с паршивыми колченогими столами и стульями. Клеенка на столе далеко не первой свежести, стул подо мной поскрипывает, а я придирчиво рассматриваю уже поданные приборы и тарелки. Но нет. Тут без дураков – вымыто до скрипа.

– Что, не хватает привычного пафоса? – усмехается она, сидя напротив и потягивая колу из запотевшей стеклянной бутылки, которую хозяин этой столовки открыл для нее собственным обручальным кольцом, слегка заикаясь и косоглазя от вида ослепительно прекрасной женской спины. А я предлагал ей сесть у стеночки, чтобы не светиться перед прохожими. Но нет. Уперлась, мол ей там жарко и ветерок не обдувает. А масляные взгляды пускающих слюну прохожих мужского рода от пятнадцати до девяносто пяти лет тебя, значит, освежают?

Она что-то быстро щебечет по-испански, водя пальчиком – аккуратным, без пошлого, вульгарного “ногтевого наращивания”, просто покрытым прозрачным лаком – по простому, потрепанному меню. А принимающий заказ толстячок лишь мычит и продолжает пялиться на ее спину. У нее что, нет с собой легкого парео, чтобы прикрыть это… умопомрачительное безобразие?

Крошка не обманывает.

Еда оказывается не просто хорошей, а офигенской. Казалось бы, что может быть настолько восхитительного в простой жареной рыбе и молодом картофеле? Но что-то же есть. Что-то такое, отчего ты понимаешь мозгами, что в тебя уже ничего не лезет, ты уже обожрался по самое “немогу”, но тянешься лапой за еще одним кусочком охренительно вкусной рыбки.

– Блин, что за рыба, как называется?

– Какая разница, кабальеро? Такой тебе все равно нигде больше не светит. Только тут. Местное чудо. Местный колорит. Единственный остров на всей земле, где тебе перепадет кусочек подобного блаженства.

Она говорит вроде про рыбу, но мне кажется, что имеет в виду себя.

Ест крошка аккуратно и мало. Кусочек того, кусочек этого, но делает это с непередаваемым блаженством, буквально разлитом на ее лице. С таким же выражением, как она облизывалась буквально… Стоп! Жри давай, скотина похотливая, бери ее в охапку и уматывай, пока не разложил прямо на этом колченогом столе.

– Может, кофе? Он тут тоже очень вкусный, – она закатывает глаза и причмокивает.

Нет. Без кофе я обойдусь, а вот другой не менее восхитительный десерт пора организовать как можно скорее.

– Как насчет того, чтобы не спешить на север, а тормознуть со мной в апартаментах, которые я снял неподалеку?

– Где именно?

– В Лос Хигантес, это…

– А, знаю, там кайфово. Почему бы и нет? – пожимает она плечиком и тут же подрывается со стула.

Хозяин рассыпается в любезностях, мешая испанские и английские слова при виде более чем щедрых чаевых, оставленных на треснутом блюдечке.

– А ты не жадный, – небрежно замечает она, напяливая новые очки, на этот раз темные, каплевидные, придающие ее неожиданно серьезный вид.

Крошка, за удовольствие надо платить не скупясь. Чтобы оно не обошло тебя своим вниманием в следующий раз.

Пока я выезжаю на трассу, бурча на водителей, норовящих втиснуться передо мной на узкой горной дороге, она умудряется заснуть. Вот так просто берет и засыпает рядом с незнакомцем, что только что оттрахал, а потом покормил ее. Чисто бродячая кошка, разомлевшая от случайной ласки и непривычно обильной кормежки возле разожженного камина.

Полсотни евро на ресепшене позволяют мне решить вопрос с заселением двух человек вместо одного в роскошные апартаменты. Ну, не то чтобы роскошные, но огромная гостиная с видом на Атлантику и внушительные скалы, давшие имя этому городку, такая же огромная терраса с джакузи у самых стеклянных перил, со всех сторон закрытая от нескромных взглядов соседей, и “комплимент” от отеля в виде охлажденной бутылки местного шампанского и целого блюда свежих фруктов дают им право называться таковыми.

– О! Джакузи? Хочу-хочу-хочу! – хлопает в ладоши блондинка, носясь босиком вокруг огромной ванны, наполненной прозрачной голубой водой. – Ты умеешь пользоваться этой штукой?

– А ты нет?

– Да как-то не приходилось включать. Еще не то врублю. Лучше ты.

Я с умным видом подхожу с незнакомой конструкции. Слава богу, все надписи на английском. Разберусь, чай не ребенок.

– А я пока открою шампанское! – кричит она уже откуда-то из гостиной.

Через какое-то время вода в джакузи начинает бурлить и нагреваться. Солнышко потихоньку клонится к кромке водной глади, а крошки все нет и нет.

– Эй, ты где там?

Я захожу в приятный полумрак комнат и вижу, что она нарезает и красиво укладывает на тарелку фрукты. Хорошенький лобик нахмурен, а губы поджаты.

Я подхожу сзади и обнимаю ее гибкое тело.

– Все хорошо, крошка?

– Пока я рядом с тобой, кабальеро, у меня все прекрасно, – со вздохом, похожим на облегчение, она откидывается на мою грудь и потирается макушкой о подбородок.

Отчего я слышу такую неприкрытую грусть в ее голосе?

– Готова опробовать джакузи? Я проверил, вода уже достаточно теплая.

Она облизывает пальчики, испачканные в соке, и я перехватываю узкую ладошку, помогая ей слизать сладкие капельки.

– Я хочу, чтобы ты облизал мне не только пальцы, – шепчет она, сверкая в сумерках яркими глазищами, от взгляда которых сердце гулко бахает где-то в середине грудины.

– И во сколько ты оцениваешь это удовольствие? Тоже отдельный прейскурант?

– Если мне понравится, то я тебе его подарю, – она спускает свое условное платье с плеча, освобождая грудь.

– Тогда мне придется постараться, чтобы тебе понравилось.

Она скользким угрем выворачивается из моих объятий и мелкими шажками идет к выходу на террасу. Остановившись на секунду у порога, словно в раздумьях, решительно стягивает платье и переступает через него.

– Ты же сказал, что джакузи уже готово? Хочу там.

– Э-э-э, ты эксгибиционистка? А если увидят?

– Я проверила, раз мы не видим соседей, значит, и они не видят нас.

– А если услышат?

Она лишь лукаво улыбается и грациозно соскальзывает в бурлящую голубую воду, на полминуты погружаясь в нее с головой. Облако золотистых вперемежку с розовым волос окутывает ее, как русалку, подплывшую слишком близко к лодке с любопытным рыбаком. Ох, рыбак, зря ты смотришь так пристально в эти колдовские голубые глаза. Не успеешь заметить, как вильнет роскошным хвостом и скроется в синей бездне, унося с собой твои потаенные желания, что с легкостью вытащила из самых глубин подсознания.

Воровато озираясь, я тяну вниз льняные штаны, измятые за сегодняшний день до состояния тряпки, и чуть не взвизгиваю, как истеричная барышня, почувствовав короткий болючий укус за задницу.

– Экий ты нервный, кабальеро. Реально испугался? – тихо смеется неслышно подкравшаяся из воды засранка.

Вот я тебе сейчас…

Я кулем сваливаюсь в воду, расплескав целую лужу за бортики и на ощупь пытаюсь поймать ее в подсвеченной прозрачной воде. Но хитрая бестия выскальзывает из жадных рук, как самая настоящая рыбка, и даже не в самой большой по размеру ванне умудряется замотать меня за каких-то буквально пару минут.

– Весело тебе, крошка? – шепчу я на ушко, когда она сама подплывает и обхватывает тонкими, но сильными руками мою шею, чуть ниже так же крепко обвивая ногами за пояс и потираясь промежностью об исправно стоящий член.

– Давно так не веселилась, – соглашается она и, коротко поцеловав меня в губы, отпускает руки, продолжая держаться ногами, и ложится на воду, подставляя лицо и острые вершинки сосков стремительно темнеющему звездному небу.

Я подхватываю ее руками под ягодицы и приподнимаю в воде. Моему взгляду предстает гладко выбритый лобок и аккуратные розовые губки. Пиршество для глаз. А если развести эти послушные ножки пошире и закинуть одну на свое плечо…

– М-м-м, ты даже на вид сладкая, крошка, – шепчу я, только проведя носом по влажным складочкам.

– Ты еще не попробо…

Бульк.

И я слегка притапливаю ее, не дав договорить, и одновременно припадаю губами к губам. Таким же мягким и сочным, как те, что только что целовали меня.

На удивление она не барахтается, пытаясь вырваться, а лишь покорно расслабляется, и я отпускаю руку, позволяя ей всплыть и вдохнуть глоток свежего воздуха.

Она коротко всхлипывает и принимается медленно водить руками в воде, поддерживая себя на плаву. А я так же медленно, круговыми движениями обвожу крохотный бугорок, что начинает набухать и несмело показывается из-под скрывающего его кожаного капюшончика.

– Он у тебя такой красивый, ладный, как вся ты, – я нежно посасываю клитор, изредка мягко прикусывая его, ощущая под руками, как мышцы начинают мелко подрагивать в такт движениям языка. – Ладная такая крошка. Ладная и сладкая.

Язык проникает в узкую расселину, где горячо, несмотря на разницу температур воды, воздуха и тела. Она запрокидывает голову, выгибаясь от первого спазма приближающегося оргазма.

– Не так быстро, крошка. Быстро – слишком скучно.

Не отрывая губ от требующего моего пристального внимания десерта, я устраиваю ее голову на бортик и продолжаю неторопливое поглощение сладкого. Довожу ее до края и отпускаю, снова кружу и дразню, и в очередной раз отступаю, не забывая при этом мять аппетитные полушария в воде.

– Ты за что-то наказываешь меня? – хрипло сипит крошка, безуспешно пытаясь прижаться к моему рту во время следующей паузы.

– Разве что за то, что ты слишком торопишься, сладкая. А я люблю долго и ме-е-едленно.

– Днем ты не особо возражал.

– Днем мне казалось, что я уснул от адской жары и брежу.

– А сейчас?

– А сейчас у нас вся ночь впереди.

И, может быть, не одна?

– Ты эгоист, – стонет она от явного разочарования.

– Почему это?

– Я тоже хочу… подразнить тебя. Как ты меня сейчас.

А ты недостаточно дразнила меня в течение дня? Каблуки, юбчонка-разлетайка, мокрая блузка, открытая спина и никакого белья, отсутствие которого так отчетливо было видно всем… Нет уж, розово-золотая бабочка. Теперь мой черед. И даже плевать, что могут увидеть или услышать соседи.

Я переворачиваю практически невесомое в воде тело и прикусываю аппетитную задницу, с удовлетворением дождавшись легкого “ах”. Приподнимаю ее на бортик и, урча, как голодная псина, жадно накидываюсь на доступные нежно-розовые складочки. Я вижу, что ее кожа, с которой стекает теплая вода, покрывается мелкими пупырышками – то ли от прохлады ночного воздуха, то ли от неумолимо накатывающего оргазма. В этот раз я не торможу – облизываю, посасываю, прикусываю и снова с оттягом прохожу по самой сердцевине, проникая языком так глубоко, как только достаю.

– Я-а-а-а, – сдавленно стонет она, пытаясь что-то сказать. – Я хочу кончить на тебе, не хочу-у-у-у впустую. Хочу на тебе-е-е.

И я сдаюсь этой мольбе, насаживая ее на себя. Глубоко, под корень. Резко, до темноты в глазах. Одним мощным ударом врываясь в горячие, пульсирующие тиски. И замираю, наслаждаясь этими тесными объятиями, этими судорожными всхлипами-стонами-шепотом.

Она даже не замечает, что я умудряюсь выбраться из бассейна вместе с ней и тащу ее на руках в спальню. Где-то же в этих огромных апартаментах должна быть обещанная двуспальная кровать, на которой я собираюсь провести почти весь отпуск.

Вместе с ней.

С крошкой.

С этой безбашенной сладкой бабочкой с невозможными глазами, гибким и щедрым на ласки телом, ее гортанными стонами-всхлипами-криками, бесстыдными руками, безнаказанно блуждающими по моему телу, и припухшими от моих жалящих и карающих поцелуев-укусов губами.

Мокрые от наших тел и ее волос подушки и покрывала очень скоро оказываются на полу. Простыни под нами сбились, из идеально ровных, выглаженных превратившись в скомканные тряпки. А я не могу остановиться. Словно бес какой вселился. Я не знаю, что я буду чувствовать завтра или через неделю, но сейчас я ощущаю себя пресловутым вечным двигателем, работающим от одного взгляда на это тело – изящное, подтянутое тело женщины, которая выглядит лет на двадцать пять, хотя ей может быть и меньше, и больше. Черт их разберет, этих женщин. И черт возьми, как же мне повезло наткнуться на эту конкретную.

Я засыпаю уже под утро, крепко прижимая ее к своей груди и утыкаясь носом в затылок, пахнущий все той же свежескошенной травой.

А проснувшись, начинаю лапать кровать в поисках сбежавшего тепла.

– Крошка?

Меня подкидывает на кровати, но, заслышав шум воды в душе, я снова ложусь и прикрываю глаза.

Это было… нереально сказочно. И я уверен, что пока она рядом, сказка продолжится. Я потягиваюсь и зеваю, а потом решаю совершить забытый джентльменский поступок и сварить своей бабочке-мечте кофе. Горячий, крепкий и сладкий. Как она сама.

Шлепаю босыми ногами в гостиную, поднимая с пола брошенное накануне платье. Оно пахнет ею. Невесомая тряпица, которую вчера так хотелось поскорее сорвать, чтобы добраться до фантастического десерта.

Через пару минут кофе готов. А она все плещется.

– Эй, крошка, ты там не сотрешься? – стучусь я в дверь.

В ответ тишина, да звук падающей из душа воды.

Я поворачиваю ручку. Не заперто. Захожу в такую же просторную, как все остальные помещения апартаментов, ванную, полную паров от горячей воды.

Ее нет.

Я начинаю метаться по всем комнатам в поисках чертового розового чемодана или каких-либо ее вещей.

Пусто.

Ноль.

Ни записки, ни послания губной помадой на зеркале, ни даже кривовато нарисованного на стикере сердечка.

Ничего.

Словно и не было вчера ее здесь.

Только невесомая яркая тряпочка в моей руке является свидетельством того, что вчерашний день и эта ночь мне не приснились.

Я в два глотка опрокидываю в себя горяченный кофе, подпрыгивая на одной ноге, впихиваюсь в первые попавшиеся в чемодане джинсы и неглаженую футболку и несусь на ресепшн.

– Доброе утро, сеньорита. Подскажите, пожалуйста, девушка, моя… подруга, что заехала вчера со мной в апартаменты-люкс, когда она выехала?

– Секунду, сеньор, я проверю наши записи.

Девушка что-то просматривает на мониторе, шевеля губами, и через несколько мгновений виновато улыбается мне.

– Простите, но по вашему номеру нет никаких записей о втором посетителе. Вы один, сеньор.

Черт!

Как я мог забыть.

– Простите, это я запамятовал. Столько перелетов за последнюю неделю, отели, перемещения…

Она с пониманием кивает.

– Подскажите, а девушка, блондинка с розовыми волосами и розовым чемоданом… Такая посетительница не выезжала сегодня утром? Может, она оставила мне что-то?

– Какой номер, еще раз подскажите?

Я называю, и администратор проверяет лежащие на ее столе конверты.

– О, да, что-то есть. Это с ночной смены осталось. Для вас, сеньор.

Она протягивает мне конверт, и я с жадностью хватаю его в надежде на… что?

Записку с благодарностью за великолепную ночь? Счет за нее же? Лучше счет, по нему я смогу отследить получателя.

Но в руки мне выпадает лишь банкнота в сто евро, исписанная мелким убористым почерком.

“Ты был самым горячим и нежным кабальеро в моем путешествии”.

Бабочка упорхнула, оставив на руках лишь тонкий аромат свежескошенной травы и легкую грусть.

Я тяжело опускаюсь на одно из пустующих в зоне ресепшена кресел и бездумно уставляюсь в окно, за которым ослепительно сверкают под солнцем экватора океанские волны. В кармане просторных льняных штанов рассерженным шмелем зудит телефон. Не глядя на экран отвечаю на вызов.

– Милый, ты не перезвонил вчера. У тебя все хорошо? – Голос жены как холодный душ после жаркого полуденного солнцепека – проносится табуном мурашек по шкуре. Я слышу ее настолько хорошо, словно она сидит рядом, на соседнем кресле, а не находится на расстоянии в несколько тысяч километров.

– Да, детка. Прости. Совсем закрутился.

– Ничего, я все понимаю.

Я будто воочию вижу, как морщинка на ее лбу разглаживается, а в уголках глаз собираются милые лучики. Она у меня любит улыбаться. И ей безумно это идет.

– Ты у меня самая лучшая, солнышко мое.

Мне легко это говорить, потому что правду сказать вслух несложно. Она действительно самая лучшая.

– Я тебя люблю. И уже очень соскучился.

– Я тоже. Возвращайся скорее.

– Непременно, детка.

Непременно вернусь. Закончу кое-какие дела и вернусь.

За четыре месяца до описываемых событий

– Драсьте, драсьте. Ну давайте, хлопайтесь пока вон там на диванчик, а мне еще пять сек надо. Я тут монстрика одного замочу. Ах ты ж… сученок! А если я тебя так? А вот с этого ракурса? А ракетой? На! На! Получай, фашист…

Кабинет психолога, которого нам посоветовал хороший знакомый, похож скорее на спальню откровенно игнорирующего родительские просьбы “прибраться” подростка: огромная плазма на стене, высоченные усилители по бокам, приставка, куча разноцветных журналов, разбросанных под телевизором, большой кожаный диван с небрежно сваленными на пол спинками, такие же дорогущие кожаные кресла, одно из которых буквально завалено дисками с бродилками, стрелялками и прочими пожирающими время играми.

На экране мелькают уродливые монстры, текут реки виртуальной крови, огненными вспышками слепят глаза взрывы. И во всем этом бунтарском великолепии пубертатного периода сидит… ну, возможно, сын того самого успешного семейного психолога и азартно дергает джойстик.

Он мимолетно оглядывается на нас и небрежно кивает на тот самый раскуроченный диван за своей спиной.

– Мы, возможно, не туда попали. Или не вовремя. Пойдем, пожалуй, – брезгливо приподнимает бровь супруг, оглядывая кабинет, и берет меня под локоть, направляя обратно на выход.

– Возможно, и не туда. Возможно, и не вовремя – либо слишком рано, либо совсем уже поздно. Можете, конечно, идти. Но раз уж не хотите тратить время на меня, зачем тогда тратить время на брак, где вам обоим стало скучно и неуютно из-за того, что вы потеряли вкус к играм?

– Простите? – уже явно раздраженный, муж разворачивается к говорящему, а я чуть внимательнее всматриваюсь в по-прежнему сидящего на полу парня и понимаю, что он не так уж и молод. Лет тридцать, возможно даже наш ровесник. Хотя выглядит он… ну… как-то несолидно, что ли.

– Сука! – вопит этот психолог-неформал в экран. – Я тебя все равно добью! Хэщь! Йеэ-э-э-э! Я тебя сделал, падлюка!

Он ставит игру на паузу и разворачивается лицом к нам. И вот теперь, вглядевшись внимательнее, я совершенно уверяюсь в том, что показавшийся на первый взгляд подростком – на самом деле взрослый человек. Да, несколько выбивающийся из привычного образа профессионала, занимающегося вопросами и проблемами семейных пар. Но такой слишком цепкий, слишком пронизывающий, слишком внимательный взгляд, буквально сканирующий нас, не может принадлежать юнцу.

– Я говорю, играть надо чаще. Детям вашим тоже наверняка быстро становится скучно, если их лишить возможности играть. А чем вы отличаетесь от своих детей?

– Тем, что мы… взрослые? – несколько неуверенно отвечаю я, едва касаясь рукава мужа, которому совершенно не по душе этот разговор и этот специалист.

– Ага, – кивает психолог и пружинисто встает, оказываясь одного роста и комплекции с моим далеко не тщедушным супругом. – Взрослые, скучные, забывшие, что можно обрадоваться не только росту акций, но и простой радуге, отражающейся в луже. А ведь в луже можно еще и попрыгать.

– Мы ответственные родите…

– Которые планируют развод? И думают при этом, что расставание родителей не станет травмой для детей?

– Да что вы знаете о нас и нашей семье? И с чего вы взяли, что мы планируем развод?

– Если вопрос был чисто риторическим и вы просто хотели немного выплеснуть свои эмоции, то я могу лишь загадочно улыбнуться – эффектный и при этом работающий прием любого профессионала. Но я люблю шокировать своих клиентов. Поэтому скажу в лоб, что я понял о вашей семье за эти пару минут.

– Ну-ка, удивите нас, профессиона-а-ал, – чуть пренебрежительно тянет муж, явно готовый развернуться и уйти.

– Извольте. Успешный бизнесмен. Не высший эшелон. Пока не высший. Потому что до сих пор так и не приняли окончательное решение – стоит ли лезть туда, куда лезть не только слишком затратно, но и опасно. Похвальная и редкая в наши дни осторожность, должен заметить. Ваша жена домохозяйка. Двое, хотя, скорее, даже трое детей, которых обожаете и не хотите огорчать. Оба любите своего кота, ну, или кошку, в поле питомца не уверен. Родители живы, но кто-то из них болеет. Любите и на самом деле уважаете друг друга, однако при этом последнее время в вашей жизни наметился разлад, и вы не понимаете его истоков и причин. И вроде даже трахаетесь регулярно, но уже как-то без огонька. Как-то рутинно, слишком привычно, слишком… пресно. Вы консервативны во взглядах на семью, как множество людей вашего поколения, тем не менее влияние внешней среды и близкое окружение буквально подталкивает вас к тому, что настала пора что-то менять. Увы, их советы вам претят, а как справиться с навалившимися вопросами сами вы не знаете. Конкретно вы, – психолог, обойдя стол и присаживаясь в кресло с высокой спинкой, кивает на Никиту, – терпеть не можете, когда вам приходится обращаться к сторонним специалистам, в квалификации которых вы не уверены. А вы, – кивок в мою сторону, – вы и есть тот самый серый кардинал этой семьи. Именно вы, несмотря на наличие номинального главы, управляете этим маленьким государством, пока ваш супруг с присущим ему азартом ловит своих мамонтов. И именно вы готовы уцепиться за любую возможность сохранить то, что вам дорого, и уговорили мужа прийти сюда. А теперь скажите мне, какие жуткие тайны вы храните друг от друга и почему эти секреты так испортили вашу жизнь в последние пару месяцев?

Никита после секундной заминки довольно резко отвечает на эту тираду:

– Что ж, досье вы собрали вполне профессионально. Вы это проворачиваете со всеми своими клиентами?

– Мне не нужно собирать досье, – неожиданно мягко и немного даже грустно улыбается мужчина. – Ваши лица и позы буквально кричат обо всем озвученном мною. Только эти крики о помощи может услышать не каждый.

– А вы, получается, смогли? – все еще пренебрежительно морщится Никита. – Мошенник, – припечатывает он. – Мы уходим.

– Ваше дело, – пожимает он плечами. – Пока будете искать хороших адвокатов на развод, почитайте на досуге одну занимательную книженцию про игры. Вон, на столе лежит. Специально для вас приготовил. Считайте это подарком. А счет за услуги вам в приемной выпишут.

– Но вы их не оказали!

– Так это не мой выбор, а ваш. Я отказал другим клиентам, потратил на вас свое время. А оно стоит очень дорого.

– Никита, пожалуйста…

– Что?

Протягиваю ему книгу, приготовленную для нас, и зачитываю вслух всего одну фразу, на которую Никита точно обратит внимание:

– Продано более пяти миллионов экземпляров.

– О дурацких играх?

– О сценариях, по которым вы проживаете свою жизнь. О поведенческих реакциях. О скрытых мотивах ваших поступков. О том, что все, чем вы занимаетесь в этой жизни, – является игрой. Так что, уходите? Я могу продолжать мочить своих монстров?

***

– В одном вы оказались правы. Я действительно не люблю расстраивать свою жену…

Собственно, господин профессиона-а-ал, только поэтому я сегодня здесь, у тебя на приеме. Отнюдь не потому, что был поражен твоими вчерашними выводами о нас якобы “с первого взгляда”. Ты можешь считать меня простаком и лохом, который повелся на твои цирковые трюки. Но я умею не только строить “покер фейс”, но и держать удар. Иначе в бизнесе не выжить. А посему…

– Она слишком мне дорога, чтобы тревожить ее по пустякам. Поэтому я разозлился, когда вы сказали о неких жутких тайнах и секретах. И, кстати, мне не нравится, когда ее называют домохозяйкой. Имейте это в виду.

– Но ведь с таким мужем, как вы, ей не надо заботиться о хлебе насущном, экономить на всем, каждое утро нестись на работу и просиживать целый день в скучном офисе, верно? Или это вам стыдно, что ваша жена не работает? – Психолог бросает на меня укоризненный взгляд, который как бы должен пристыдить меня. Ну-ну.

– Нет. Не стыдно ни капли. Она на высоте в любой ситуации – от совместных ужинов с деловыми высокопоставленными партнерами до семейных сплавов по горным рекам. Просто, видите ли, в наше время к этому почетному женскому занятию привыкли относиться к огромным пренебрежением. И именно этот оттенок в отношении данного слова меня и возмущает. Она моя супруга, ведущая не только хозяйство, но и семейный бюджет, хранительница нашего очага, воспитательница наших детей и в последнее время, к сожалению, периодически сиделка у наших родителей. Если бы кто-то спросил, как я называю то, чем она занимается, я бы сказал, что она мой первый заместитель по общим вопросам. И это будет самое точное определение ее обязанностей. Кстати, та книга, которую вы нам подсунули…

– Да-да, действительно кстати. Что вы о ней думаете?

– Любопытно. Но лишь исключительно в целях общего развития.

– Вот как? И вы не нашли в ней ничего такого, что применимо к вашей ситуации? – он склоняет голову на одно плечо, демонстрируя заинтересованность.

Ну а мне пора начинать выказывать свою “открытость” и “искренность”. Спокойно, Никита. Теперь очень важно не спешить. С профессиональными лжецами наподобие того, кто сидит напротив, тоже можно играть по их правилам. И ты это умеешь.

Поэтому… “зеркалим” его позу и выражаем идентичную заинтересованность в разговоре.

– Знаете, это как с пресловутыми знаками Зодиака, в которые так верит моя мама. Описание каждого – классическая средняя температура по больнице. При этом в живом человеке, конкретном представителе этого самого знака, можно найти что-то, относящееся ко всем оставшимся одиннадцати. А можно вопрос?

– Конечно, – он широко улыбается и даже разводит руками, словно говоря “вот он я, весь как на ладони, верь мне”. – Я абсолютно открыт для вас во время наших встреч. Иначе зачем мы встречаемся?

Вот и мне это ужасно интересно, господин “психолог”.

– Я допускаю, что вы с первого взгляда определили во мне довольно успешного бизнесмена – одежда, обувь, часы, знающему человеку несложно примерно представить их стоимость, чтобы сделать такой вывод. Точно так же предполагаю, что информацию о любимце могла выдать либо замеченная вами царапина на руке у жены, либо приставшая к темной одежде шерсть. Верно?

– Изумительно. У вас потрясающий аналитический склад ума, – с неподдельным уважением кивает мой визави. – Вы совершенно точно проследили ход моих мыслей.

– То же самое относится к выводу о наличии детей и их количества. Но мне остались совершенно непонятны три вещи.

– Какие же?

– Как вы узнали о наличии секретов от жены, о том, что кто-то из родителей болеет, и на основании чего сделали вывод, что моя жена серый кардинал и я при этом ее уважаю?

– Я начну, пожалуй, с последнего. Итак, серый кардинал. Вашей супруге понадобилось всего лишь едва прикоснуться к вашей руке, без единого слова, чтобы вы тут же остановили свой порыв немедленно уйти. При этом, заходя в комнату, вы держали ее немного за спиной и продолжали стоять некоей преградой между мной и ею. И это вовсе не неуважение, а как раз наоборот – проявление того самого инстинкта защитника. Вы ее цените, уважаете и любите, раз готовы закрыть своим телом. И готовы во многих вопросах слушать ее.

– Ладно. Принято. С этим все ясно. Действительно очень просто.

– С тем, что кто-то из родителей болеет, еще проще. У вашей супруги из кармана сумочки торчал самый краешек рекламного проспекта дорогой клиники, специализирующейся исключительно на медицинских услугах для пожилых людей. Я просто знаю, как выглядит эта брошюра, и прикинул, что сами вы себя точно не относите к таковой возрастной категории, а вот для родителей это может быть актуально. И третье – секреты.

Я заинтересованно приподнимаю бровь. Потому что от его ответа многое зависит в моем дальнейшем поведении.

– Ваше лицо в тот момент, когда я упомянул о консервативных взглядах на семью и брак и о влиянии внешнего окружения на вас. Вы в этот момент отвели глаза, словно испытали чувство вины. Консервативность в отношении семьи подразумевает верность клятве данной у алтаря. И именно за нарушение этой клятвы вы чувствуете свою вину перед женой. Я прав?

Бинго.

Есть.

Рыбка заглотила наживку.

И при этом думает, что клюнувшая рыбка это я.

Я сокрушенно качаю головой.

– Что ж. Похоже, жена права. Вы действительно профессионал, которому можно довериться. С чего мы сегодня начнем?

– Раз уж проблема, с которой вы ко мне пришли, касается вашего брака, то начну с прямого вопроса, от искренности ответа на который зависит успех нашего дела. Вы изменяли своей жене?

В принципе, мне не надо особо сильно напрягаться, чтобы обмануть почти любого психолога. Любого, кто не знает мой крохотный секрет, который я тщательно скрываю от всех. Я – урожденный левша. Но в свое время научился действовать правой рукой так же ловко, как и левой. И в обыденной жизни мне это ничуть не мешает. Мешает таким вот “психологам”, которые, учась по модным учебникам, забывают сделать поправку на совершенно противоположные знаки, подаваемые моим телом.

Правда, здорово?

В покере есть такой термин. Игрок “рыба”. То есть простак, за счет которого можно поживиться. А сидящий напротив меня, если использовать те же покерные термины – самый настоящий “охотник за лохами”, что играет лишь против самых слабых участников. Ну что ж. Пусть именно так все и выглядит.

Продолжай гнуть свою линию, профессиона-а-ал.

А мы посмотрим, насколько ты будешь хорош против такого “камнелома”, как я (еще один покерный термин, описывающий самого опытного и опасного игрока – прим. Автора).

Бродячий пес

Я держу руль вспотевшими ладошками и молюсь только об одном – дотянуть хоть до какой-нибудь парковки, желательно, с крохотным магазинчиком, где смогу купить воды и постараться выяснить, как вызвать этот гадский “сервисио”, чтобы специально обученный человек приехал и посмотрел, что за чертовщина творится с этой машиной.

Я, конечно, когда-то давным-давно училась на механике, но это было столько лет назад, что руки-ноги напрочь отказываются выполнять положенные операции. По большому счету, бедная машинка не виновата, что у меня не хватило денег на нормальный автомобиль. Вернее, их бы хватило. Но только на автомобиль. В котором мне пришлось бы спать все следующие дни отпуска. А еще вернее… я просто не хочу светить карту, на которой денег вполне достаточно, чтобы снять на несколько дней не только нормальный автомобиль и приличный коттедж, но и местного гида-водителя. Но я предпочитаю играть роль шпионки в тылу врага и расплачиваюсь только наличкой. А вот ее как раз совсем немного.

Понятное дело, что если произойдет какая-то экстраординарная ситуация, я буду вынуждена раскрыть свое условное инкогнито. Но до тех пор, пока есть возможность притвориться простой смертной с ограниченным запасом денег, собранных на маленькие каникулы тайком от мужа и семьи, я буду вести себя в соответствии с выбранной ролью одинокой женщины, наслаждающейся редким отпуском.

Хренов отпуск.

Хренова поездка.

И вообще… Все хреново.

Не надо было идти на поводу у собственной обиды и лететь черт знает куда одной. Захотелось мне, видишь ли, побыть немного наедине со своими мыслями.

Ну вот и будь теперь наедине со своими проблемами – в незнакомой стране, на незнакомой трассе, за рулем незнакомой и совершенно не приспособленной к такому горе-водителю машине.

Дергаясь и кашляя, как астматик во время приступа, мой хромой на все четыре колеса конь заползает наконец на благословенную парковку. Спасибо господи. Добралась. Тут не так страшно, как на скоростном шоссе с тремя полосами в каждую сторону. А мне еще предстоит преодолеть горный серпантин, чтобы добраться до места моего уединенного обитания.

Я неловко притыкаюсь на крохотном пятачке под раскидистым деревом. Отпускаю сцепление, от выжимания которого у меня уже трясется левая нога, и автомобиль, резко дернувшись вперед, тут же обиженно глохнет.

Ну, блин! Опять забыла вернуть ручку на нейтралку. Ненавижу механику! Какой садист вообще придумал эту головоломку для всех конечностей? Чувствую себя, как на каком-то космическом тренажере для координации движений: выжать левой ногой, передвинуть рычаг, плавно отпустить левую, плавно нажать правой, снова выжать левой, переключить скорость, отпустить, правой на газ. И так до бесконечности перед и после каждого поворота, торможения, попытки вписаться в поворот. Что я, матушка моя родная, буду делать в горах? Одна, за рулем этой колымаги?