Читать онлайн Дорога правды бесплатно

Животные – это такие твари, хуже которых только человек.

Георгий Александров

Посвящается моим родителям.

Мам, пап, спасибо, что вы всегда рядом.

Я вас очень люблю.

Пролог

– Ты все еще здесь? Быстрее, Терри не любит ждать… Или ты уже забыла?

Забыла ли я? Конечно нет. Разве можно забыть боль, которая мучала тебя целую ночь, отдаваясь во всем теле, начиная с головы и заканчивая теми частями тела, которые не должны болеть у девятилетнего ребенка? Не успевшего освежевать подстреленных взрослыми мелких лесных грызунов, а то и вовсе получившего с утра оплеуху, только лишь за то, что задремал после буйства, устроенного внизу мужчинами, которые только и дожидались дня, когда « наконец соберутся для серьезного разговора.

– Что за чертовщина, ты что, оглохла, девочка? – грозный, хриплый от слишком крепкого табака голос раздался прямо над ухом и принес с собой еловый запах, исходивший от дубленки, пропитанной потом и старым одеколоном, которые смешался в тошнотворный «аромат». – Этот промах может стать последней каплей, не заставляй меня разочаровываться в тебе, Анда, – тяжелая обветренная рука легла на плечо, придавливая к полу давая понять, что это было последнее предупреждение.

«Не заставляй меня разочаровываться… Не заставляй…»

– Да, Джон, я тебя не разочарую.

Глава 1

Анда

Девять лет спустя

Ветер. Треск веток. Запах осенней листвы, которая хрустит под ногами при малейшем движении.

Я не могу потерять ее и сегодня…

Если к вечеру я не вернусь с лисицей, дедушка и его дружки оставят меня ночевать на улице, чего, конечно, мне и так не избежать. Ведь он стал настолько стар, что сам не помнит того, о чем рассказывает всем подряд: серые лисицы становятся активными к закату, а в дневное время они предпочитают отдыхать и прятаться в своих норах, а иногда взбираться на деревья. Да, новость о том, что лиса может залезть на дерево в случае опасности или для отдыха, не очень вдохновляла. Как и навязчивая ежедневная мысль, что это животное придется убить.

Все свои детство и юность я провела в рыбацком доме своего дедушки, который взял меня к себе на попечение после несчастного случая с моими родителями. Впрочем, этот случай уже не казался «несчастным», ведь они были «виновны в случившимся сами» – именно так написали большими буквами в газете, разлетевшейся по их городу за считанные часы, а до нас дошедшую спустя день.

Старик не разрешал мне читать ее ни «до», ни «после». Об их смерти я узнала от странной, но добродушной женщины в очках, с черными волосами, завивающимися в маленькие пружинки. Она приехала в тот день рано утром, забрав мою сумку с собранными накануне вещами и меня вместе с ней от друзей родителей, первым же самолетом привезла сюда. Я еще не ожидала никакого подвоха и с озорством тараторила про новый город, в котором мне предстояло жить, угадывая какой он: большой или маленький, теплый или холодный, не зная, что мое будущее уже предрешено. Та монотонно отвечала, не зная, как поделикатнее сообщить, что я в одночасье осталась сиротой. Газету, с новостью, ставшей сенсацией в Колд-Лейке, я и в глаза не видела. Какое это имело значение? Дали бы мне кусок бумаги с отпечатанными буквами или просто рассказали все, как есть, суть осталась бы прежней: я осталась одна и направлялась в незнакомую страну. .

В нашем доме постоянно бывали гости.. Говоря «нашего», я имею в виду «его» дома. Для меня он перестал таковым быть, когда в ответ на все свои простые повседневные действия, я стала встречать постоянное рукоприкладство со стороны старика. В конце концов мне надоело. Стало ясно – либо он, либо я. И я стала ждать момента, чтобы убраться подальше.. Появись шанс, и это случилось бы быстрее, чем Джон успел бы выговорить внятно слово «дьявол», которым бросался порой так часто, будто других в его голове уже не осталось..

Джон… Он велел называть себя так. Никаких «дедушек» и никаких соплей – это мой родственник объяснил при первой же встрече, когда встречал меня на пороге своего ветхого дома и стоял надо мной с куском вяленой оленины в руке. Увидев «того самого» человека, которого я представляла совсем иначе, я уже не считала ту женщину неприятной и была бы рада остаться с ней, но он лишь подтолкнул меня в дом и, сухо распрощавшись, запер дверь, будто бы и не ждал вовсе. А может, просто позабыл… Но я не заметила ни горя, ни хотя бы грусти от потери сына, моего отца, в его глазах. Ни тогда, никогда-либо после.

Поначалу я пробовала заводить разговоры о папе, но каждый раз получала грубую затрещину как напоминание о том, что эта тема под запретом, а я напрошусь на неприятности, если не прекращу. Я умолкала, а позже, по детской наивности, начинала снова, будто бы пробуя дедушкино настроение на вкус. Если он просто выругается, то день будет ничем не примечательный, без конфликтов из – за моего так называемого «шального поведения», а если замахивается, значит, жди беды. Замахиваться он стал все чаще, поэтому я стала больше молчать, мне не хотелось «расстраивать» его – так я это называла. Но мне было девять лет, и я верила, что все обязательно наладится.

Самое противное и страшное – думать, будто всему виной твои же родители, которых якобы задрал черный медведь, когда те, приехав на новое место, решили прогуляться по округе. Какая разразилась трагедия, когда стало известно о смерти молодой пары, у которых осталась дочка в Виннипеге… Для большинства это казалось нелепой случайностью, но порой у меня закрадывались подозрения, что все было не так банально, как говорили в новостях. С каждым годом, после очередной встряски от дедушки, все чаще возникал вопрос: как далеко он может зайти? Мне было тяжело думать, что точно такой же «радушный прием» мог ожидать и мою маму, когда она только познакомилась со своим свекром. Относился ли Джон так ко всем представителям женского пола или его вспыльчивость была выборочна – этого мне узнать пока не доводилось. Но его диктаторские замашки явно не способствовали моему психическому здоровью. Возможно ли, что в тот день старик просто не остановил моих родителей, не предостерег, и поэтому отправил прямиком навстречу смерти? Или они, по его мнению, как взрослые люди должны были понимать, что здесь не город, и опасным животным будет бездомная дворняга, а трехсоткилограммовый барибал, который как раз вышел из спячки и готов принять за добычу что угодно..

Но, честно говоря, за все время, проведенное здесь, я и обычного-то медведя не видела, не говоря уже о «лесном дьяволе». Впрочем, от северной стороны леса все же далековато, мало ли, что могло оттуда выскочить…

Опаленное чувством несправедливости, мое сознание сразу же стремилось найти любые доводы, чтобы обернуть всее против Джона. Он становился в моих глазах виновным во всем. Но, спустя время, все вскипевшие и нахлынувшие от обиды мысли утихали, оставляя после себя лишь неприятный осадок. Который, однако, все копился и копился с годами.

Если посмотреть на этого старика со стороны, то он вовсе не показался таким, какой есть на самом деле: раздражительным, агрессивным… Но даже не это пугало меня в нем. Каждый раз, возвращаясь в дом, я поражалась его мелочной мстительности, не понимая, что происходит с этим человеком. Спокойный еще мгновение назад, он мог тут же обернуться монстром, готовым заставить любого «поплатиться за поступки» – иными словами, за все, что пришлось ему не по душе. Что еще я могла бы сказать про своего «деда»? Пожалуй, лишь то, что, несмотря на свой характер, он способен испытывать страх. Хотя иногда, в случае опасности или непредвиденной ситуации, в его глазах мелькала паника, и уже это радовало меня. Радовало, что даже у этого монстра есть слабые места.

Солнце еще было высоко в небе, когда я нашла одну лисью нору в восточной части леса, там, где был небольшой холмик между лиственными деревьями – они отлично прятали логово от глаз людей и других лесных хищников. При виде его в моей груди остро кольнуло от одного и того же чувства – разочарования. За себя и за животных. За себя, потому что внимательно слушала деда и научилась «читать» даже самые запутанные следы его очередных «трофеев», а за животных – что они не умеют лучше прятаться сами и скрывать свои убежища надежнее.

Эта болезненная душевная тяжесть была еще хуже, чем телесная боль от наказаний Джона.

Впервые, когда тот принес и положил на лакированный кухонный стол нескольких крольчат, у которых были выколоты глаза, я расплакалась, и меня стошнило. Не потому, что я испугалась, мне просто стало жалко и противно. В тот момент я подумала, что Джон поймет и пожалеет, что показал их мне. Но едва я успокоилась и вернулась на кухню, он проронил лишь одну фразу:

– Не позорь меня! Ты же не хочешь, чтобы Терри пришел и увидел, как ты распустила здесь сопли?!?

За этим последовал удар, который, как первый «трофей», останется в моей голове на всю жизнь. Щека тогда болела сильнее некуда, она распухла и стала лилового оттенка. Я думала, что умру, ведь меня никогда раньше не били, тем более по лицу. Но спустя несколько дней синяк стал выглядеть лучше, и я успокоилась, но ненадолго. Пусть не каждый день, но раз в месяц Джон распускал руки, и у меня оставалось «напоминание» о допущенной ошибке, которые относились к работе с добытой им дичью: там шкуру разрезала не так, здесь слишком долго возилась, не до конца выпотрошила…

Все это – будто страшные истории, которые можно прочитать и забыть, но все же это была моя жизнь и, казалось, этот кошмар никогда не кончится. Но нет, всему есть конец.

Терри. Терри. Терри…

Это имя мелькало чаще остальных из числа его знакомых, о которых я когда-либо слышала, а их было предостаточно. Джон, бывало, проговаривал себе под нос имена, которые писал на почтовых упаковочных пакетах, и я определенно знала – все те, кого он называл, были мне незнакомы.

Ах, да, еще один момент.

Если мой дед был трусом и старался маскировать это, то я была врушкой, и тоже скрывала… Или, по крайней мере, старалась сделать все для этого возможное.

Помню, одним летним днем, после дождя, когда на улице появились первые комары, я сидела на прогнившем дощатом полу веранды и чистила рыбу. Руки были все в мелких порезах и ранках, потому что нож Джон дал мне тупой. Легче было бы очистить ее канцелярским ножом, но тот, конечно же, как назло куда-то делся, да и не удалось бы сделать это незаметно. Если Джон сказал ножом – значит, ножом, а то можно и без него остаться, и без ужина. Стараясь выполнить свою работу как можно быстрее, я изредка поглядывала на установленные дедом ловушки для кроликов, которые он припрятал и замаскировал ветками ели. Конечно, рядом с домом никто особо не пробегал, но в тех редких случаях, когда какое-нибудь глупое животное и появлялось, то сразу же попадалось на уловки старика. Вот и сегодня, когда я закончила с чешуей, мой взгляд привлекло движение и глухой стук упавшей корзинки, которая накрыла сверху несчастное создание.

Кинув быстрый взгляд на дверь и досчитав до десяти, а потом еще до пятнадцати и убедившись, что на звук никто не явится, я осторожно положила рыбу и кинулась к пойманному животному. Корзинка дергалась и подскакивала, но была слишком тяжела, чтобы скинуть ее и выбраться. Приподняв ее немного и взяв на руки несчастного кролика, я поспешила скрыться за домом, в той части, где не было окон, чтобы можно было отпустить зверька в лес. Стараясь тихо ступать по усыпанной сухими ветками земле, я опустила серый комочек на землю, и тот сразу кинулся обратно в чащу. Улыбнувшись ему вслед, я услышала, как дверь приоткрылась, и оттуда, прихрамывая, вышел Джон.

– Анда! Что за…

Вот теперь мне точно было несдобровать. Побег кролика был очевиден, и нужно было срочно придумать правдоподобную ложь, только это мало чем помогло бы. Ошибка номер один уже появилась на счету в тот момент, когда я положила рыбу на пол, и за это наказания не избежать.

Я скорее подбежала к побагровевшему от злости деду и постаралась принять как можно более уверенный вид. .

– Что это за черт, Анда?! Где животное? – яростные, пропитанные злобой, словно вытекающая из дерева сосновая смола, слова резали вечернее спокойствие.

– Я хотела позвать вас, Джон, но, когда он начал убегать, подумала, что легче будет его пристрелить, –мои слова прозвучали неожиданно убедительно , теперь самое главное – не извиняться. Это была бы ошибка. Извиняться следовало лишь в том случае, если он начинает заикаться, а то подумает, что моя вина здесь все же есть, а ее нет… – «Спокойней, Анда… Дыши…»

Старик еще несколько секунд буравил то ловушку, то меня взглядом. Я уже было подумала, что он спросит, где же мне удалось взять ружье, из-за чего все во мне тряслось, словно я сама – загнанный зверек. Но, похоже, в доме его ждали дела более важные, чем девчонка, которая гоняется за очередным кроликом, и, ко всему прочему, отвлекает от работы и будто сама получает удовольствие от наказаний. Поэтому он лишь пнул корзину и, сплюнув под ноги, сказал:

– Поставь новую и унеси рыбу с веранды, сегодня останешься без уж… Уж-жина, – его лицо перекосилось в искаженную гримасу, которая, как и заикание, стала проявляться у него довольно часто, куда чаще, чем раньше. Невнятное произношение и затрудненный выговор стали заметны совсем недавно. Если раньше я могла не обращать на все это внимания, то теперь в разговоре встречались слова, которые было совсем трудно разобрать из-за его заплетающегося языка.

Сейчас же я думала лишь об одном.

Ужин – четыре буквы, а включают в себя так много, но не больше, чем жизнь одного маленького кролика.

Стараясь скрыть победную улыбку, я склонила голову и кивнула, про себя начиная вести счет.

Один – ноль, и сегодня победа была за мной.

Глава 2

Анда

Наступило утро следующего дня. Долго ли я не могла подготовить себя к тому, что совершу? Да. Почему? Ведь для меня это должно быть привычным делом, животные – это еда и мех, они для того и созданы Господом, чтобы помогать людям и дарить им все необходимое для выживания. Так говорит мой чокнутый родственничек, который, если призадуматься, тоже представляет из себя лишь мясо и кожу, так что лучше бы ему держать язык за зубами.

Убийство животных – это грех для меня, если животное не нападает само и не представляет опасности, и я уверена, что никогда не смогу от него отмыться и очиститься. С того дня, когда я отпустила первого кролика, прошло шесть лет, и за эти годы наш с дедом « счет» был равен приблизительно пятидесяти к ста. К моему горькому сожалению, иногда я замечала их слишком поздно, чтобы успеть спасти. . Раньше Джон уходил ловить рыбу или ставить капкан на кабана, но со временем стал все чаще и чаще оставался дома, а это означало, что проверять ловушки и силки вокруг он стал сам.

Каково же было мое отчаяние, когда я, возвращаясь, обнаруживала если не «того самого» спасенного зверька, то обязательно лежащего на кухонном столе в ожидании своей скорой кончины – другой несчастный. Слезы были невидимыми, а крик отчаяния беззвучным…

Я поднялась с земли и разминая затекшие и озябшие после ночи ноги и руки, поплотнее запахнула свою протертую в некоторых местах куртку из кожи оленя. Отвращение от того, что приходилось надевать снятую с живого существа кожу, преследовало всегда, пока нужна была одежда, но делать было нечего. Если не хочешь замерзнуть, нужно было молча, стиснув зубы и задвинув подальше все свои чувства носить, что есть, а точнее то, что сошьешь себе сама. О поездке в ближайший город не могло быть и речи, как и об обучении, мысли о котором быстротечно пронеслись мимо, оставив лишь смутные представления: как могла бы сложиться жизнь, если бы все обстояло иначе. Осень в этих краях была не столько холодная, сколько влажная, когда каждое утро пронизывает сырость, которая поднимается от земли и оставляет за собой туман почти на весь день. . Вот и сегодня так же –непроглядная дымка тумана вилась над землей, скрывая дорогу до дома. Любой человек, оказавшись впервые в этих лесах, подумал бы, что отсюда легко выбраться, но нет, они непроходимы и бескрайни.

В детстве я часто интересовалась у Джона, где мы находимся, но тот всегда отвечал одинаково: лес – наш дом, цени свой дом, и Господь будет ценить тебя. Я знала одно, что с той женщиной… Мари, мы направлялись в Канаду, в городок под названием Колд-Лейк. Я даже видела вывеску у въезда, а когда мы переселив серый автомобиль размером чуть меньше автобуса, я сразу же потеряла дорогу и ориентир. Когда мы выехали за пределы города и направились в сторону лесной тропы, которая, как змея, извивалась и вела нас по глухим лесам и полям. Я, возможно, и запомнила бы дорогу, но к тому моменту, как мы прибыли на место, и женщина попросила водителя подождать несколько минут я уже спала, видимо, сильно утомилась с дороги. Неудивительно, ведь такой долгожданный перелет разбил меня на кусочки, и почти весь путь над бескрайним небом я проплакала.

Имя моей наставницы из детского дома всплыло неожиданно, после случая, когда я случайно нашла фотографию со своими друзьями из Виннипега. Там стояла дата: двадцатое апреля, две тысячи пятнадцатый год. Плохо помню этот момент, но на фотографии я улыбалась, не во все лицо, конечно, но все же… Тогда я еще не знала, что дедушка неодобрительно отнесется к этой находке (как же иначе), и я показала ему. Позже она послужила розжигом для уличного костра, на котором он приготовил жаркое. С тех пор я научилась надежно прятать самые дорогие для себя вещи. Например, блокнот, в котором я рисовала с мамой в детстве – он был мне очень дорог, все наши смешные каракули и рисунки хранились на его страницах. А еще детское кольцо, которое со временем стало мало. Папа подарил его просто так, а может, и за что-то – я не могу сказать. Немного повзрослев, я разрезала старый кожаный ремень, найденный в сарае, на мелкие полоски, и сплела из него шнурок – на браслет, куда и повесила кольцо, ставшее для пальца совсем крошечным. Эту безделушку удобно прятать под рукавами кофты, а вот летом приходилось хитрить, чтобы оставить свое сокровище незаметным.

Казалось бы, все счастливые моменты должны были остаться в подсознании, но у меня не было ничего, ни одной зацепки о моей прошлой жизни. Только мелкие фрагменты, которые я иногда прокручивала в голове столько раз на дню, что она начинала болеть, а мысли сбивались в кучу. Тогда мне приходилось немного остыть и продолжать делать свою рутинную бытовую работу, которая была готова для меня заранее.

Подняв с земли рюкзак и повесив за спину двуствольное ружье, отданное дедом для грязной работы, я тяжело вздохнула и посмотрела за деревья, в сторону Солнца, которое медленно поднималось и освещало кроны деревьев. Красиво, жаль, что за красотой скрывается весь тот кошмар, который приходится совершать. Стараясь не смотреть на застреленную лисицу, я подняла ее за хвост и опустила в мешок, специально приготовленный «заботливым» дедушкой для зверя. Эта лисица была небольшой, значительно меньше, чем та, о которой говорил Джон. Если он сказал, что она приблизительно весит футов четырнадцать, то эта была футов семь-восемь. Такой вес подойдет для того, чтобы удовлетворить его, но не даст разозлиться и послать еще за одной. Хотя бы не в ближайшее время, тут не угадаешь.

Один раз я пыталась немного схитрить и принесла вместо указанных трех зайцев всего лишь одного, но крупного. Он забрал его, но велел принести еще и крольчат, которых он заметил, когда проходил на другом берегу под кустистым оврагом. Вот тогда я заплакала по-настоящему. Всю дорогу до кроличьей норы из глаз катились слезы, и раздавались мое завывания, казалось, что это крольчиха плачет по своим малышам. Когда же мне удалось поймать один пушистый комочек, я гладила и гладила его, я знала, что ничем не помогу: отнести в лес не получится, а спрятать тем более. Джон все видел, он перестал мне доверять, когда заметил, что я подолгу стала выполнять его работу, и все реже прихожу с пойманной дичью. Это не входило в его планы, ведь он должен был продать ее в кратчайшие сроки своим заезжим друзьям из города. И поэтому он стал за мной следить.

Я слышала, как позади он пробирается грузными шагами по кустам , сопровождающимися ругательствами, но мне было все равно, в тот момент я хотела остаться с несчастными существами и видеть все, что сотворит с ними этот безжалостный человек Я пробыла там до самого конца, даже когда он подошел и оттолкнул меня, от чего я едва не расшибла себе голову о поваленный ствол дерева. Он взял каждого кролика и умертвил так легко, будто это всегда были бездыханные тельца, а не живые создания. Когда его мешок был наполнен, а сам он успокоился, мне оставалось лишь ждать дальнейших его действий. Джон развернулся, положил мешок и наклонился ко мне так близко, что я могла ощутить его зловонное дыхание, видеть почерневшие зубы и бегающие злые глаза.

– Ты дурная девчонка, я сразу понял это, – приговаривал он и качал головой, – твои родители плохо тебя воспитали. Говорил же я им, что добром это не кончится, а они не слушали. Теперь мне все разгребать.

С этими словами он ушел, а я уже подумала, что легко отделалась, но, когда вся заплаканная и чумазая пришла к дому, тот был закрыт, а изнутри раздавались громыхающие звуки . Было бесполезно проситься внутрь, но и сидеть на улице мне не хотелось. Мало ли, кто мог выйти из лесной чащи. Конечно, сюда мало кто забредал, кроме мелких зверьков, но опасаться все же стоило. Всегда приходилось выжидать момент между «подождать» и «извиниться». После часа пребывания на воздухе, я жалобно попросила простить меня и, после нескольких униженных попыток, наконец – то смогла попасть внутрь, отделавшись парой тычков.

Стараясь не споткнуться и не распластаться на влажной земле, я осторожно выбирала дорогу. Ноги сами вели меня к дому, будто торопясь доставить свою хозяйку в тепло и дать ей немного подкрепиться. Сегодня вторник – узнала я это по календарю в дедушкином столе, который он забыл закрыть на ключ. Улучив момент, я не упустила возможности полазить там и нашла много старого барахла: пустые ручки, ржавые монетки, спички без коробка, несколько патронов пятого калибра… Но по-настоящему стоящей находкой стал маленький, пожелтевший и обгоревший в одном месте календарь с картинкой моря и пальм. Воспоминания об очень похожем пейзаже, такие же смутные, как если долго смотреть на яркий свет: мама улыбается, а папа закапывает меня в теплый песок. Вот мы смеемся, вот теплая вода лижет наши пятки и приносит из глубин мелкие ракушки, словно даря нам воспоминания об этом дне, но я почти все позабыла и ненавижу себя за это.

Дом располагался на расчищенной полянке между редкими деревьями, перед ним протекала река, несущая белую пену потоками обманчиво спокойными: если упадешь, без сомнений, уже не выплывешь.

Отличное место для проживания со стариком, который готов рукоприкладствовать под любым предлогом .

Перешагивая через кочки и расставленные силки, я начала продираться ко входу. Джон сидел на пне у самодельного стола и выбивал отбойником на свежей блестящей коже окружности для шнуровки. Всегда удивляюсь, откуда у такого отшельника, как мой дедушка, есть знакомые и друзья, которые готовы заплатить приличную сумму за его товар. Конечно, поспорить тяжело, его заготовки и вправду хороши, но я ему об этом никогда не скажу. Ноги стерлись и промокли, хотелось быстрее просушить носки и что-нибудь съесть. Тем более, я не ела нормальной еды уже несколько дней, перебиваясь «сухими остатками» прошедших дней.

– Стол занят, – ему даже не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, что я вернулась, и не нужно было смотреть, чтобы убедиться, что не с пустыми руками. Он знает – я не посмела бы вернуться «пустой».

– Хорошо, я сделаю все на веран…

– После тебя вечно все заляпано кровью, – он немного повернул голову и застыл. – Иди к ручью и нож с собой возьми.

Ручей. Немногим лучше, чем остаться здесь, с ним, и едва дышать при каждом его пронизывающем взгляде. Когда я еще не умела свежевать дичь правильно, то делала множество ошибок, которые за несколько ударов по рукам научилась быстро исправлять. Мне нравилось работать в тишине одиночестве, но, если же Джон был поблизости и проходил будто невзначай мимо меня, то даже тогда не так сильно напрягалась, как раньше. Но, если честно, оставаясь одна, я очищала шкуру и мясо, как было удобнее и быстрее, не хотелось долго возиться со всем этим кошмаром. Летом мне нравилось сидеть у ручья, но сегодня, после ночного похода, эта идея мне не улыбалась. Носки противно прилипли к ногам и при каждом движении напоминали о том, чтобы я их сняла и просушила, а на рукавах куртки темнели пятна от влажной земли, которые мне еще предстояло оттереть.

Я поудобнее обхватила мешок и хотела было сначала войти в дом, чтобы сменить обувь на сухую.

– Ты куда это? – Джон развернулся, так и продолжая держать в руках молоток, ручка которого от времени раскололась и стала неровной, глаза его прищурились, а губы сжались под бородой. – Сегодня ко мне заглянут друзья, надо закончить все побыстрее. Сколько она весит? Четырнадцать?

Ладони немного вспотели от напряжения, а в горле стоял неприятный привкус тревоги. Так всегда: стоит ему переключить внимание, как все мои чувства обостряются, а тело напрягается, словно я голодная пума, готовая вот-вот прыгнуть и разорвать никчемного старика. Иногда в моей голове рождались мысли, которые приносили удовлетворение после попыток Джона наказать меня. Когда его удары или ругательства прекращались, я выдумывала, как случайность могла бы «наказать» его за меня.. Представляла, как он идет по лесу и нечаянно проваливается в глубокою нору, из которой уже не может выбраться, или же я запираю дверь, а он всю ночь скитается на улице, когда в темноте раздается вой и близкое рычание, но спрятаться негде… И тогда я позволяла себе немного успокоиться, выплеснув свой гнев через фантазии. Но всегда вставал вопрос: а смогла бы я по-настоящему дать своему деду отпор и ударить в ответ? Мои родители точно не хотели бы, чтобы я била его, ведь не поехали бы они к нему в гости, зная, какой он монстр. Но, с другой стороны, насколько сам Джон раскрывался перед ними и показывал себя «настоящего» – это осталось навсегда тайной.. Поэтому я поступала так, как подсказывало сердце: ради родителей я должна была выдержать все и попробовать уехать отсюда. Сколько бы я ни злилась, сколько бы ни ненавидела этого старого дьявола, все мысли могли оставаться только лишь мыслями и не более.

– У тебя что-то есть для меня, Анда, или ты решила меня расстроить? – его голос стал более угрожающим, а тело приняло напряжено-нападающую позу. Сейчас между нами происходила демонстративная «схватка» двух хищников, один из которых в итоге проиграет, и покажет смирение и получит пощаду. Но стоит выпустить когти и показать характер – ты проиграл.

Со временем его карие глаза и выцвели до совсем тусклого оттенка , а морщины, словно множество ручейков, пересекали лицо – и как же мне хотелось, чтобы это были следы от заразительного смеха или от широкой улыбки, которые он дарил всем, когда спешил на работу или возвращался домой к своей семье, будучи молодым. Но нет, это была просто старость, а не приятные воспоминания из прошлого. Не уверена, что он знал, что такое смех или радость. Может быть, порой он и улыбался, но каким-то своим мыслям, понятным ему одному Это выглядело немного пугающе, стоило мне застать его однажды внизу, когда он сидел в кресле и с легкой ухмылкой смотрел в пространство перед собой, а потом перевел взгляд на меня, и улыбка растаяла так же быстро, как и мелькнула. В тот день я старалась с ним не пересекаться.

Сейчас он мог выглядеть как обычный мужчина, который уже прожил свою счастливую жизнь и пытается чем-то занять свою старость, но глаза –зеркало души, так ведь? Может, раньше у этого человека и было то, что называют «душой» , но в какой-то момент она исчезла, оставив вместо себя оболочку, полную только злобы. .

– Восемь с половиной футов, никак не меньше, – я постаралась придать голосу уверенности, если поверю я – то и он поверит в мою ложь. – Хотите посмотреть?

У него немного дернулась щека, так бывало, когда он раздумывал и принимал решение, и сегодня удача сыграла в мою пользу. Он благодушно отмахнулся, сказав лишь, чтобы к десяти все уже было готово к отправке, а я сидела у себя.

Мельком взглянув на дверцу дома, я закинула мешок на плечо и пошла в сторону воды.

Глава 3

Анда

Нож я обнаружила воткнутым прямо в мокрую доску на пирсе, который был построен самим дедушкой. В некоторых местах деревяшки расшатались и проламывались, но устоять в целом было еще возможно. .

Я присела на корточки и развязала мешок. Рука скользнула внутрь и нащупала пушистый хвост, который по-прежнему ощущался как живой, от чего отвращение поднялось тошнотой прямо к горлу. Если бы маленькой мне сказали, что меня ожидает такая жизнь, честно, я бы испугалась и не поверила. Но теперь это стало моим образом жизни. .

Речной пейзаж был прекрасен. Вода умиротворенно застыла, казалось, будто она вообще не течет, если бы не журчание, которое едва слышно разносилось над округой, стоило затаить дыхание. Со дна отсвечивали гладкие речные камушки, которые, выступая из воды, становились скользкими.. Иногда поодаль можно было заметить лося или оленя, которые, осторожно ступая, решались подойти и испить воды, прислушиваясь к каждому шороху. Такие места как рисуют и печатают на открытках или блокнотах: величественная природа, животные –покой и умиротворение. Мне не надоедало смотреть на всю эту красоту, на неожиданные дары, которые она приносила.. За поворотом, который можно обойти с другого берега, можно было увидеть настоящую силу этих тихих вод – там они падали на камни и яростными потоками устремлялись дальше, навстречу Солнцу. Мне довелось это узнать, когда я заблудилась во время первой самостоятельной вылазки в лес. После долгих скитаний, с громко стучащим на выбросе адреналина сердцем, я вышла к тому месту, где вода превращалась в неукротимые маленькие волны, стремящиеся унести любого, кто попадет в пенную пучину. В конечном итоге мне удалось выбраться из дебрей лишь потому, что дед вышел на меня во время своих «стрельбищ» и показал дорогу домой. По дороге, конечно, не упуская повода меня припугнуть.

Первые дни своего пребывания в доме Джона я плакала всего один раз, но даже не из-за него, а из-за запоздалого осознания потери родителей. Они были для меня всем, в таком юном возрасте я еще мало понимала это, но все, что мне удалось испытать всего за один вечер в доме дедушки, оставило глубокую рану в душе, которая затянулась неровным шрамом. Я знала, стоит немного дать слабину, и он точно откроется, а вот что последует дальше… Я не могла даже представить.

Я вынула лисицу за хвост и разложила ее на досках, оглядев еще раз свою добычу: казалось, еще секунда, и она вскочит, быстрым семенящим бегом скроется в кустах, слившись с травой, но нет… Нам предстояла тяжелая работа. Завязав волосы, которые с годами стали темнее, чем были в детстве, приобретя из светло-русого более насыщенный золотисто-каштановый оттенок, мои руки будто сами приступили к работе. Джону обязательно нужна была роскошная шкура этого животного – если нет качественно обработанного товара, то нет и денег. Вот только я никогда не понимала, куда он их тратит. Дорогих покупок он не совершал, по крайней мере, в доме не стало водиться вещей, которых я раньше не видела. Поэтому мне казалось, он их отдает их кому-то. Вот только кому? На такую мысль меня навело то, как увидела, что один мужчина приезжает к нему и берет свой заказ, а вместе с ним и бумажный конверт, недавно лежавший на кухонном столе. Я не смогла разглядеть, что в нем, но он был подписан чернилами, и на нем стояли, кажется, марки. К сожалению, дедушка забрал его раньше, чем я успела рассмотреть получше, и мне пришлось сделать вид, что я не заметила эту находку, и дальше развешивать сухое белье, которое уже отдавало затхлостью. Джон всегда забывал постиранное мной в тазике, который мог простоять за тумбой на стуле целую неделю. Приходилось заново идти и перестирывать все в речной воде. Не говорю, как это было тяжело делать зимой, когда руки отваливались, стоило лишь выйти из дома – не то, что стирать. Джон рассказал мне все правила его дома, и, даже несмотря на ненависть, я их не нарушала. Стирка в самом доме запрещалась в любое время года, зима или знойное лето – неважно, запаха чистящих средств не должно быть внутри, так же, как и меня, когда он был погружен в свою работу.

Честно, в каких-то редких моментах, ранее, я и сама старалась сгладить обороты и как – то подольститься к нему, получить его одобрение или похвалу, но все мои добрые слова или разговоры его не интересовали, он угукал или просто молча продолжал делать свои дела.

Пункт номер один – шкуру необходимо тщательно очистить от грязи до идеального состояния, не оставляя ни капли крови и ни клочка спутанной шерсти. . Чтобы сделать это, нужно воспользоваться специальной металлической щеткой – на материалы и инструменты старик не скупился, не говоря уже о снаряжении, которое было необходимо для поимки добычи. Но новым оборудованием пользовал только сам Джон и Арнольд, его старый товарищ, который бывал у нас дома чаще остальных. Джон всегда при его упоминании говорит, что они – сродни братьям…

Пункт номер два – не вздумай вырезать поврежденные участки. Никогда. Даже если это кажется быстрее и правильнее, этого делать совершенно не стоит, иначе не сносить головы. Я подошла к краю дощатого помоста и наклонилась с тазиком, который любезно был оставлен для меня. Вода всем видом так и манила, но, стоило окунуть в нее руки и набрать воды, как они сразу же замерзли и покрылись гусиной кожей, посылая неприятные импульсы холода по телу. Я чувствовала, как горло начинает саднить, что было предвестником простуды. Не помня, болела ли я раньше часто или у меня был крепкий иммунитет, когда я еще жила в городе , здесь я относилась к больному горлу как к обычному состоянию.

Серьезная болезнь настигла меня несколько раз, и я считаю, что это вполне естественно , когда живешь в лесу без удобств и приличного отопления. Но не настолько естественно, чтобы твоему родственнику было на тебя плевать. В первый месяц приезда, я, будучи маленькой девочкой, простыла и заболела, подхватив кашель, который перерос в воспаление, температура поднялась выше ста двух градусов1, а меня всю будто то окунали в холодную воду, то вновь доставали и клали в огонь. Только после того, как я не откликнулась на зов Джона из-за нехватки сил, в беспамятстве, он позволил Арнольду приехать и отвезти меня в ближайшую клинику. Всех подробностей я не помню, только тяжелый запах лекарств и глубокий окутывающий жар. Меня оставили лежать там на неделю, после чего за мной явился дедушка и настоял на моем отправлении домой. Мне было лучше, но врачи сомневались и не хотели выписывать меня. После нескольких дней уговоров и даже угроз Джон забрал меня.

Дома он говорил со мной по-другому – шептал успокаивающие слова, которые тогда были мне так необходимы и которые казались мне такими искренними. Он передвигался по кухне своей косолапой походкой и едва слышны были его шаги, когда он подошел и, подняв мой подбородок, поднес ко мне трубку. Она была горячей, и от нее странно пахло, но дедушка сказал, что это лекарство, которое мне следует вдохнуть, чтобы я скорее выздоровела.

– Врачи не знают, что делают, а я знаю, – он вставил трубку между моих раскрытых детских губ и велел вдохнуть. – Я вылечу тебя, я обязательно тебя вылечу.

«Вот же, он помогает мне, в нем еще есть капля добра», – мелькнуло в голове, и я вдохнула.

После этого «лекарства», которое дал мне Джон, лучше сразу не стало, я все так же находилась в бреду, лежала и проваливалась то в сон, – то в явь. Мне снилась мама, ее волосы и смех, она тянула ко мне руки и шептала ласковые слова, которые, просыпаясь, я вспоминала и хранила в голове, повторяя их про себя снова и снова, боясь забыть. Возможно, после поступка Джона прошло не более пары часов, а возможно, и дней – все это происходило стремительно, и я не могла понять, сколько времени провела в таком состоянии, но скоро мне и вправду стало легче. Дедушка меня вылечил.

Второй такой случай произошел в более старшем возрасте, но я смогла позаботиться о себе сама. Мне было пятнадцать, когда я провалилась в неглубоком месте реки, прямо у берега. Тонкий лед треснул из-за моей невнимательности, стоило мне ступить на него, подбираясь немного ближе к укатившемуся манку. Вымокнув насквозь, я никак не могла сориентироваться и дойти до дома. В тот момент в голове крутилась мысль лишь о том, что я точно упаду в сугроб, если споткнусь, и меня задерут звери, либо я замерзну насмерть, чего мне очень хотелось назло дедушке, чтобы тот помучался и понял, что совершил ошибку, когда вел себя так по отношению ко мне… Но я брала себя в руки и продолжала идти.

В тот день я застала Джона выпивающим с незнакомыми для меня людьми в гостиной, окутанной теплом пламени из камина. Их было человек пять, гораздо больше народу, чем обычно, но мне было все равно. Во рту одного из них была точно такая же «лечебная» трубка, которую давал мне дедушка. Я запомнила ее, но вот человек, который точно так же вдыхал дым, не выглядел больным – напротив, он был бодр и улыбался. Только взгляд, которым он оглядел меня, был неприятным: скользким и липким, словно он залез ко мне под кожу и разглядывает меня изнутри. Я не выдержала и отвела глаза. Пусть это и стало обыденностью , но искры обиды вспыхивали в груди . Несправедливо, что тот спокойно сидел вместе с друзьями, выпивая, и не задумывался ни на миг, где сейчас девочка, почему она вернулась так поздно. В таком состоянии он был более мягок и сговорчив, но опасаться его все же стоило. Так же, как и всегда, он просто кинул на меня остекленевший от выпитого виски взгляд и продолжил обсуждение с «новыми» знакомыми. Я знала, что заболею, но была рада тому, что все пальцы остались при мне и не отмерзли по дороге. Сколько бы я не отогревала ноги в горячей воде и не пила горячий чай с лимоном и корнем имбиря, это было бесполезно, я заболела. К тому моменту, как дедушка заметил мое отсутствие и невыполнение утренней работы, он явился в мою комнату и был не так милостив, как в первый раз. Начались ругань и оскорбления в мою сторону, он сказал, что я неблагодарная и делаю все это специально, чтобы пропустить домашние пропустить домашние дела, а после этого хлопнул дверью. Сквозь полудрему я понимала: мне никто не поможет.

Вечером, после еще нескольких «приятных» визитов Джона в мою комнату с бранью и неприязнью, которая становилась в какой-то момент все агрессивнее, а его вид не давал и надежды на понимание, он все же ушел ненадолго в лес, чтобы проверить капканы и ловушки на мелкую дичь. Которые, как ни прискорбно, – всегда были важнее, но, благодаря этому, у меня был примерно час, чтобы осуществить свой план. Вот только сил, чтобы встать с кровати, у меня не было, и при каждой попытке голова гудела, я находилась словно в густом тумане, руки и ноги были как чужие, но и остаться было нельзя. Кое-как, медленно ступая к гостиной, где должен был лежать домашний телефон, я старалась держаться за стену и не упасть. В моей голове всплывал лишь один номер, который дедушка великодушно велел мне запомнить – номер Арнольда, но мне разрешалось совершать звонки лишь в тот момент, когда Джон не мог ответить, а нужно было срочно отдать готовый заказ. Такие звонки я совершала не более трех-четырех раз в месяц. Бывало, что Арнольд мог даже изредка между делом спросить, как у меня дела, и я одним кратким ответом всегда говорила одно и тоже: «Спасибо, все хорошо». Несмотря на то, что дедушка давал мне порой такую крошечную свободу, которой тогда я была рада, трогать телефон без разрешения, для своих нужд, я не имела права.

Горло саднило при каждом сглатывании, а конечности, словно сахарная вата, казалось, еще немного, и повалят меня на пол. Уже почти добравшись до места назначения, я прислушалась, чтобы удостовериться – дедушка не решил остаться или вернуться неожиданно домой. Ни того, ни другого, я решила, не произошло. Помню, как я взяла в руки телефон и уже поднесла трубку к уху, даже успела сказать несколько слов, навроде: «Больница… Пожалуйста…»

Как вдруг… Резкий рывок назад, и телефон отлетает прямо на пол, где продолжает лежать до следующего дня. Не понимаю до сих пор, как я упустила тот момент, когда дедушка успел вернуться в дом, а я не услышала его приближающихся шагов. Через переднюю дверь он не заходил, я бы точно его увидела, но задняя старая дверь, ведущая во двор, была закрыта на замок. Неужели он так бесшумно сидел в кладовке?

Даже сквозь полузабытье, могу легко вспомнить его бешенный взгляд и слова, которые он повторял будто в истерике..

– Мелкая дрянь, ты звонила в полицию? Ты вызвала сюда копов? Они приедут… Точно, да, я уверен, что ты это сделала, точно уверен. Девчонка, я же говорил им… Так нельзя, а ты, ты все испортила, надо было… Надо было меня слушать! – этот безумный монолог не заканчивался, а старик в это время ходил по комнате и даже засунул палец в рот, покусывая ноготь. Теперь этот монолог кажется мне страннее, но, возможно, в тяжелом состоянии я просто могла запомнить что-то не так.

При чем здесь полиция и почему первыми его мыслями стали именно эти, еще предстояло размышлять. Одно я знала наверняка – в тот момент он испугался, как никогда, и я даже не могла подумать, что он может не справиться с собой. Так заволноваться и потерять контроль… Тем более, однажды я видела человека, который напоминал полицейского, в точно такой же темно-синей форме, он выходил из нашего дома, и дедушка даже пожимал ему руку. Но сейчас… Даже несмотря на мои жалкие попытки убедить, что я позвонила всего лишь его другу, что легко проверить, не принесли результатов. Он схватил меня за шиворот и приволок обратно в комнату, а потом принес пахнущие гнилью доски и заколотил окно. При этом он не произнес ни слова. Я тоже сидела и молчала, проваливаясь в неглубокую дрему и думая, что же хуже, когда он кричит или же… Когда остается бесшумным. На этот вопрос у меня был готов ответ сразу же после того, как он вышел из комнаты и захлопнул дверь, следом подперев ее с другой стороны то ли шваброй, то ли просто палкой, благо ключей от всех комнат у него не было. Он просто ушел, оставив свою заболевшую внучку наедине с темнотой…

Не знаю, прошел тогда день или даже пара дней – пока я сидела одна, закрытая, Джон приносил мне еду и не обделял меня лекарствами, которые уже давал мне ранее. Каждый раз аромат, исходивший из этой трубки, менялся, заставляя глаза слезиться, а губы неметь, но такова была плата за мою болезнь – таково было лечение. Все напоминало первую мою ночь после принятия дымной терапии (так он называл ее), вот только вместо больной и пустой головы, слабости, меня настигала тошнота, из-за которой я не могла есть. Во рту пересыхало, но воды не было. Я покорно лежала в холодном поту и ждала выздоровления, думая, что так и надо. Во снах видела родителей, море, песок…

Однажды мне приснился плохой сон, в котором незнакомый мужчина трогал меня, его руки были на моей кофте, на штанах. Он пах потом и одеколоном, от которого даже во сне у меня образовался мерзкий ком в горле, который никак не хотел исчезать, который не давал мне вдохнуть, мешал дышать. Я слышала звук молнии – неприятный голос, который нашептывал мне непонятные слова, шорох одеяла, которым я все это время была накрыта, но дальше… Видеть я не могла, сон был расплывчатый и нечеткий, словно я смотрела сквозь мутную воду. Я хотела проснуться, но не знала, как. А позже… Все кончилось. Когда мне все же удалось открыть глаза, в комнате никого не было, мое одеяло было на мне, никакой мужчина не прятался за дверью. Но уже проваливаясь обратно в дрему, я подумала, как же правдоподобно выглядел этот сон, ведь на мне была точно такая же кофта.

Спустя немного времени, Джон принес мне воды и сэндвич, который наполнил комнату ароматом теплого хлеба. Я чувствовала себя лучше, но слабость и неприятная боль внизу живота, которая появилась тем же утром, заставляя меня елозить на кровати от неприятной истомы, стоило мне окончательно проснуться, все еще не покидали меня. Поев и умывшись, я наконец-то заметила, что тот выпустил меня, и, скорее всего, сделал это не из чистых побуждений. Весь день прошел обычно, даже боль, мучающая меня еще днем, к вечеру прошла. Вот только меня все же беспокоило, что, когда я пошла в туалет, на моем белье я увидела смазанные, уже впитавшиеся следы крови, всего несколько капель, но это точно была она.

«Женские дни» не должны были начаться у меня так скоро, но другого объяснения этому неожиданному совпадению я не находила, а потом и вовсе решила, что это может быть побочным эффектом от «лекарств», которые давал мне дедушка. Через несколько дней – все благополучно забылось, а я снова стала проверять силки.

Через пару-тройку дней Арнольд все-таки решил заехать и поинтересоваться, почему девчонка несла ему в трубку ересь и почему я звоню, когда мне вздумается. Видимо, после этих слов Джон убедился, что я и вправду не накликала беду на его голову, а лишь «доставала» его прихвостня, поэтому… Более не запирал меня.

Тщательно промыв весь мех и прополоскав его, я начала свежевать тушу.

Спустя примерно двадцать минут все было готово, а я уверенным шагом направилась обратно – торопилась отдать все Джону.

За столом его не оказалось. Развернувшись и пройдя за дом, я увидела привязанную к более новому настилу лодку, в которой уже стояло несколько белых пакетов. Раньше я никогда ее не видела, обычно «покупатели» приезжали на моторках таких же старых, как и сами хозяева. Но мужчина, который стоял рядом с Джоном, выглядел не так, как прочие. Конечно, и молодым его назвать было нельзя, но фору этим старикам он мог дать. Мужчина был среднего с виду возраста, высокий и темноволосый. Лицо было невозможно четко разглядеть с дальнего расстояния, но я сразу же заприметила на нем довольно хорошую одежду, которая выделялась на фоне обносков Джона. Между прочим, даже тот сегодня был какой-то не такой. Несколько минут я старалась понять, что же не так, в голове мелькнули его обычные образы и вид со стороны… Он смеялся. Что-что, а его смех я слышала лишь, когда он находился в полупьяном состоянии. А сейчас, я видела будто бы «настоящего» Джона.

Стараясь не наткнуться на стоящие инструменты, я развернулась и пошла в дом, стараясь выкинуть из головы только что увиденное.

Глава 4

Белая земля. Колючие снежинки, падающие с неба, таяли холодными каплями, оставляя на лице прохладу. Облачко пара из приоткрытых губ вырывалось легким облаком, словно птица, которая только и ждала, чтобы оказаться на свободе. Шаги тяжелые, безжалостно утопали в сугробах, оставляя позади темные углубления.

Что-то я совсем подзабыла что я здесь делаю… Одета в теплые вещи, за плечами рюкзак, правое оттягивается от дополнительного веса, который уже давно мне привычен – ружье, не раз выручавшее меня зимой. Вроде бы все как всегда, эта часть леса мне смутно знакома. Дедушка несколько раз водил меня этой дорогой, я помню сломанное дерево, которое лежит выкорчеванными корнями вверх, и несколько тонких елей, которые, словно три худеньких девушки, следят за каждой заблудшей душой.

Поправив меховой капюшон, прислушалась к нагнетающей тишине. Такое безмолвие напрягало. Но еще больше напрягало то, что эта тишина наступает лишь в случае опасности. Какой-то хищник находился рядом, нужно было быть начеку и держать ружье наготове.

Стоило мне опустить взгляд, как белизна снега сменилась на ярко алый, с неровными, хаотично разбрызганными каплями,, словно неуклюжий художник потерял равновесие и уронил краски прямо на землю.

– «Что за…» – я слышала, как произнесла это, но чувствовала, что рот оставался неподвижен. Рука дернулась к горлу, пальцы коснулись кожи… Стараясь выдавить из себя хоть слово, я лихорадочно прокручивала варианты, что могло произойти.

Кровь, везде была кровь, но чья?

Переведя взгляд немного правее, туда, где пятен было больше всего, я увидела неподвижную тушу оленя, который лежал, запорошенный снегом, в нескольких метрах от меня. Хищник, которого лесные животные боялись, был крупнее волка, это точно – бок оленя был разодран длинными полосами когтей, а одна нога висела на том, что осталось от сухожилий.

Чуть левее, на лесной дороге, раздались смех и шум. Разговор двух голосов.

Стараясь приглядеться, я сделала шаг. Но ничего не вышло, словно ноги вросли прямо в сугроб. Я дергалась сильнее и сильнее, пока не почувствовала слабое онемение, но мое тело так и не сдвинулось с места. Странно, но ни паника, ни страх так и не появились, поэтому я принялась смотреть, когда из-за поворота покажутся незнакомцы.

Один голос явно принадлежал мужчине, более низкий, а вот второй был звонкий и задорный – это точно женщина, но что они забыли в самой чаще? Ни один человек не отправится на прогулку в сумеречный лес, если только он не последний идиот.

Из-за поворота показались два силуэта, два разноцветных пятна. Голубое и зеленое. Мне показалось, или они мне кого-то напоминали…

Так странно, почему-то голова неожиданно потяжелела, а в глазах появились пятна – такие бывают, если их долго тереть. Стараясь отогнать неприятные ощущения, я потрясла головой и постаралась сфокусироваться на долетавших до меня фразах.

– Виннипег … Неправда… Скажи… – а потом послышался смех, и голоса стали приглушенными, но звук, который превратил кровь в лед, был хуже всего.

Этот рев… Я никогда такого не слышала, но знала, кому он мог принадлежать.

Еще только что там, где находились люди, было спокойно, но миг, и черная тень накрывает их, а рычание заглушает отчаянный крик.

Рука дергается чтобы вскинуть ружье, но чувствует сопротивление и неприятное покалывание, взгляд темнеет и тело безвольно падает в снег.

Резко сев в кровати, я почувствовала, как тяжело поднимается грудь, дыхание было сбивчивым и неровным, и обхватила голову руками. Из груди, вырвался не то всхлип, не то вздох.

Этот сон начал сниться мне в последнее время постоянно. Иногда какие-то моменты запоминались, но некоторые фрагменты были настолько незначительны, что не остаются в памяти, как только я просыпалась. В самом сне я не понимала, кто эти люди, но в реальности была уверена, что это мои родители. Было тяжело видеть, пусть даже и во сне, их смерть, но еще хуже было каждый раз понимать, что даже там мне не удастся им помочь.

Глава 5

Анда

– Сегодня отличный день для нас обоих, Анда, знаешь, почему? – Джон ловко, не смотря на свой возраст, завернул упаковки с мясом в бумагу и замотал их в пленку, попутно завязав бечевкой. – Мне нужно будет отъехать на несколько часов по делам в город, решить некоторые дела, так что ты сегодня – вольная пташка, справишься?

По его голосу было понятно, что он доволен собой, в особенности тем, что успел закончить «работу» дома. А если точнее, тем, что вся неделя прошла прибыльно и без моих «выходок». Но в тоже время он был недоверчив ко мне, и я не верила, что Джон оставит все просто так и уедет.

Для меня непредвиденная поездка Джона оказалась приятным сюрпризом, на который я даже и не надеялась. Он и раньше ездил в город, выбирая для этого строго выходные дни, поэтому я иногда была предоставлена сама себе, но он так же стремительно возвращался, как и уезжал. Вся его поездка занимала не более полутора часа, а в «тот самый» день, когда я увидела его с улыбкой на лице и опрятном виде, в котором он не показывался при мне никогда… Он принес и оставил на столе сверток, который был подписан его фамилией. Я не надеялась, что дедушка отдаст мне его, поэтому приняла решение разузнать, что тот незнакомец ему передал. А для этого мне нужно было перерыть весь дом и сарай. В сарае было столько хлама, что нескольких часов для поисков дедушкиного тайника не хватило бы однозначно. Уверена ли я, что он скрывает что-то от меня? Безоговорочно.

– Молчишь, значит… – он перевел взгляд из-под кустистых бровей на часы и обратно на меня. – Думаю, я слишком мягок с тобой, девчонка, иногда я себя за это виню.

Старик еще раз посмотрел на окно, в котором с минуты на минуты должна была показаться та же самая лодка, что и на прошлой неделе.

– Прости, мне осталось сделать несколько заготовок, и вся работа на этот месяц будет сделана, – мои руки автоматически завязывали пакеты с травами и сушеными цветами, которые он собирал сам. Со всеми своими думками я не заметила, как прослушала его слова, стараясь придать голосу более уверенное и покаянное звучание. Никак нельзя было допустить чтобы он передумал и остался дома.

– Заканчивай, я жду тебя на улице.

Я всегда поражалась, как в таком возрасте его взгляд оставался жестким и прожигающим насквозь

Прихрамывая, Джон прихватил с клетчатого кресла свой рюкзак и вышел во двор. Сегодня с самого утра я была как на иголках из-за моего перевозбуждения в ожидании его ухода, руки перестали нормально слушаться и все валилось на пол.

Тот раз, когда я застала на заднем дворе Джона с незнакомцем, был не единственным. На следующий же день день тот мужчина заехал к нам вечером. Меня тогда опять не было дома – делала ночной обход ловушек, но, когда я вернулась, то заметила, как тот выходит из открытой двери и, махнув на прощанье, скрывается в ночи на своей лодке.

Будь все по-другому, то, скорее всего, ноги несли бы меня на всей скорости к дому, чтобы удостовериться, в порядке ли мой дедушка. Но зная Джона, нужно было проверять, все ли хорошо с теми, кто остается наедине с ним.

Так же, как это уже было в тот раз…

Три года назад.

Трава сочного зеленого оттенка так и манила поваляться в ней и немного подремать, ловя на коже солнечные лучи и приятное тепло исходящее от прогретой земли.. Тело так сильно пекло под одеждой, что пришлось закатать штаны по колено и завернуть рукава рубашки, которую можно было выжимать от пропитавшего ее липкого пота. Мне нужно было вернуться только через час, так почему было не позволить себе совсем немного отдохнуть?

Скинув с ног ботинки и носки, я раскинула руки и легла на мягкую подстилку лесной поляны. Даже если где-то под всей этой красотой скрывался муравейник или неприглядная нора грызуна, мне было все равно. Тело ломило после изнурительной борьбы с сигом, который никак не хотел попадаться и все время сходил с крючка. Несколько рыбешек – это не такой уж большой улов, но со вчерашнего вечера в моем животе не было ни крошки, поэтому даже такая маленькая радость стоила убитого дня.

Засыпать было нельзя, но глаза не поддавались голосу разума – тело не хотело подниматься и идти обратно домой, поэтому, не сумев перебороть свои потребности, я уснула…

Разбудил меня шум, который исходил со стороны дома, а точнее – из-за него.

Шум был похож на крик птицы, но чем ближе я подходила, тем беззвучнее становилось вокруг. Босые ноги наловили заноз, которые определенно предстояло вынимать вечером под светом, просачивающимся из окна, больше времени точно не найдется.

За домом никого не обнаружилось. Покрутив головой по сторонам, я решила вернуться за оставленной в садке рыбой, но заметила на причале движение двух фигур – одна повыше, а другая чуть потощее и пониже. Именно оттуда и раздавались крики и звуки, похожие на борьбу.

«Не ввязывайся – это не твое дело…» – такая мысль мелькнула и тотчас же пропала, ведь спустя несколько секунд я уже стояла рядом с местом происшествия.

Разодранный садок, разбросанные по настилу несколько дохлых рыбин свидетельствовали о том, что здесь произошла настоящая борьба. Все доски были в опилках, которые отсырели и стали похожими на склизкие ошметки, высыпавшиеся из подранного мешка, понуро висящего в руке дедушки. Тот стоял спиной ко мне, в своей обычной майке, поверх которой была надета рубашка с мазутными пятнами – в ней он чинил мотор своей лодки, стоящей в сарае еще с его молодости. Сколько времени ни прошло бы, но он не терял надежды починить ее – иногда из сарая доносились фыркающий рев и резкие хлопки, но больше ничего не менялось. Все бы ничего, мне нравилось, когда Джон закрывался там и пропадал на несколько часов, а то и на целый день. Эта рубашка повидала все моменты ремонтных работ.

Сейчас же висящий запятнанный кусок ткани трудно было назвать рубашкой, рукав был порван, отчего Джон казался еще больше похожим на бездомного или отшельника, но вот позади него я увидела картину поинтереснее…

Мальчишка!

Мальчик немногим старше меня, с взлохмаченными волосами, стоял, подобравшись и хмуро сведя брови на переносице. Я уже видела такую позу, обычно она проявляется, когда человек готов обороняться, даже если он сам и старается не показывать виду.

В этот момент сердце будто подскочило и, перевернувшись, упало обратно. Я не знала, куда деть руки и что делать. Это был первый подросток, которого я увидела за все пять лет на этом «необитаемом острове», да к тому же такой симпатичный. Солнце нещадно слепило глаза, отчего хотелось прикрыть их, но я не могла позволить себе такой наглости. Все же разглядеть его черты мне удалось. Худое лицо – если же у меня были более округлые черты, то у него все казалось резким и точеным, но в меру. К сожалению, это все, что мне удалось разглядеть. Тогда мне так хотелось знать, какие, какие у него глаза, по глазам можно определить, что перед тобой за человек.

Они еще не заметили меня, но было видно, как оба напряжены. Рука у паренька была немного розоватого оттенка, а его светлая футболка с непонятными перечеркнутыми надписями была покрыта пятнами. Присмотревшись, я уловила на его щеке порез, который рассекал кожу в верхней левой части лица. Все было в разводах, понятно, откуда грязная рука. Насколько все могло далеко зайти? Если это еще не предел, чего же тогда можно ожидать дальше?

Подойдя к дедушке со стороны, так, чтобы он меня заметил, я стала ожидать его дальнейшей реакции, которая была совершенно непредвиденной.

– Мелкий говнюк, тебе повезло, что я встретил тебя здесь, а не в лесу у прогалины, – было трудно разобрать слова, которые сливались у деда в неразборчивое бормотание из-за нервного перевозбуждения.

Прогалина – место, которое дедушка считает «святым» благодаря довольно обширному свободному пространству, удачно скрытому со всех сторон деревьями, но удачным для установки разнообразных приманок и ловушек. Я ходила туда несколько раз без его ведома и, удостоверилась в том, что все остальные его секретные места просто жалки по сравнению с обширной «поляной для пыток», я начала называть ее так.

– Еще бы чуть-чуть, дедуля, и ты бы уже за решеткой сидел, гнил бы как все твои чучела, – малец был не промах и ни капли, не испугавшись дал отпор. – Молись, чтобы об этом никто не узнал…

Мое сердце забилось так, словно это я говорила дедушки те самые слова, но по-настоящему выскакивать оно начало, когда Джон замахнулся и кинул в него рулеткой, которая лежала у него в заднем кармане. Благо, тот успел увернуться, и рулетка сгинула в реке.

– Выродок! Если я тебя еще раз здесь увижу, живьем закопаю! – грязные ругательства так и сыпались из него, словно этот самый несчастный мешок проткнули, а вместо опилок из него хлынули вся накопившаяся злоба деда.

Нужно было придумать, как успокоить его, иначе все может закончится плохо… Очень плохо.

– Джон, – мой голос прозвучал так громко, что я сама не ожидала этого, но, набравшись смелости, решила довести дело до конца. – Сегодня приезжает твой друг. В восточной части леса, где ты на той неделе пробовал вылазку, завелся лось – я видела его следы. Недавно проходил, и ветки сломаны, думаю, я успела бы его «приготовить» к вечеру. Может, стоит попробовать?

Конечно, выбирать не приходилось, когда на кону стояла жизнь человека, да еще и ровесника, который стоял и, немного прищурившись, смотрел уже в мою сторону.. Я привыкла только ко взгляду дедушки, и потому ощутила такую неловкость, что невольно отшатнулась . и опустила глаза в землю, в надежде утихомирить бурю.

Конечно, я никогда не пользовалась косметикой или чем там еще пользуются девочки-подростки. Золотисто-каштановые волосы были убраны в один нетугой колосок, который я совсем недавно научилась плести, чем очень гордилась. Но в тот момент мне казалось, что я выгляжу, как пугало, сбежавшее от ворон, которые клевали и выщипывали волосы со всех сторон. Да и кому вообще понравится тощая шпала в широких штанах и рубашке, пропитавшейся потом от палящего солнца и послеобеденной работы?

Мне стало стыдно за себя, тем более за вид, который оставлял желать лучшего.

– Ты еще что здесь делаешь? – моя очередь принятия негодующего «шквала» наступила довольно быстро. – Где твой садок? Только попробуй сказать, что ты оставила его в реке…

Мои слова насчет желаемой охоты остались незамеченными, что ухудшало ситуацию, ведь надежда была только на это.

– Дедуль, я …

Резкая пощечина опалила щеку еще большим жаром и принесла миллиард покалывающих мурашек

– Я. Тебе. Не. Дедуля! Сейчас же иди и только попробуй потерять хотя бы одну рыбину или утопить садок, а ты… – его глаза снова устремились на чужака. – Господь был милостив к тебе, не знаю, почему, но покажешься тут еще раз… Не играй с судьбой, маль…

Не успел он договорить последнее слово, как парень схватил Джона за руку и со всей силы оттолкнул, и тот едва не свалился на землю, а я так и стояла, даже боясь пошевелиться или, хуже того, засмеяться.

Когда дед вскочил и готов был наброситься на парня с кулаками, я сделала первое, что пришло на ум – встала между ними и обратилась к старику.

–Не дружись с гневливым и не сообщайся с человеком вспыльчивым, 2, – на память протараторив строки из Библии, я посмотрела на Джона, а тот, в свою очередь, будто бы на глазах стал успокаиваться, взгляд его стал уже не яростным, лишь чуть недовольным – не более. Утвердительно кивнув, он поднял мешок и, вновь обернувшись на того мальчишку, сказал ему еще что-то, чего я не смогла расслышать.

Вдруг мне на глаза попался странный предмет, выглядывающий из гравия. Он был едва заметен и сливался с пестрыми камушками, но казался непохожим ни на что знакомое. Посторонних вещей здесь быть не могло, у меня не было ничего подобного, а дедушка и подавно не увлекается побрякушками. Оставался только один человек, которому это могло принадлежать. Пока несколько слов в сторону юнца все еще перекрывали все остальные звуки, и про меня забыли, я сделала вид, что обронила коробку с червями и, ловко подцепив вещицу, постаралась делать свой обычный смиренный вид.

Судя по всему, подобранный только что медальон теперь покоился у меня в сжатом кулаке. Неожиданная находка могла накликать беду, поэтому нужно было быть куда осторожнее и приложить все силы, чтобы оставить его незамеченным.

Как только все было решено, и голос Джона резко смолк, я не смела поднять глаза. Казалось, вот-вот его рука вытряхнет все признания: что у меня в кармане? Но этого не произошло. Я все же решилась и подняла взгляд на парня. Оказывается, тот тоже смотрел на меня и готов был что-то сказать – я предупреждающе качнула головой, а рука сжала медальон с такой силой в кармане, что казалось, еще чуть-чуть ион вплавится в кожу..

Теперь возникал вопрос: как его отдать владельцу?

– Девочка, за работу!

Немного расслабившись от того, что шторм затих, я отступила назад, ожидая, пока прихрамывающий старик пойдет прочь, по дороге пихнув ведро с очищенным уловом.

Даже если дедушка и направился в сарай или в дом для подготовки новой наживки, он наверняка не спустил бы с меня глаз, я была в тупике и вернуть находку не могла, по крайней мере, прямо сейчас.

Мне нужно было бежать опрометью к реке и думать над тем, чтобы повернуть день в привычное русло, но даже то, что дедушка может заметить… Я в последний раз посмотрела на незнакомца и, как только тот подошел к вынутой на сушу синей лодке со смешной надписью: «Плавучий буй», прежде чем спустить ее в воду и забраться внутрь, я успела поймать его последний взгляд. Хотела было сказать хотя бы что-то, но слова застряли в горле, поэтому я смогла лишь знаком показать на карман, в котором был спрятан медальон. Заметив мое замешательство, он улыбнулся уголком губ и так же, как недавно это сделала я, – качнул головой. В потом, легко вскочив за борт, завел мотор и отправился подальше от этого кошмарного места.

Все то время, пока я вытаскивала одну рыбу за другой, мне было и радостно, и грустно одновременно. Первое: я не хотела, чтобы он возвращался сюда, рискуя пострадать, а второе… Мне было страшно, что это, возможно, последний раз, когда я увидела человека, совсем не похожего на тех, кто окружал меня прежде. Как я это поняла? Легко. У него были добрые глаза, а в-третьих… За меня никогда никто не заступался.

В тот раз мне даже не пришлось хитрить, чтобы узнать, что случилось на помосте – дедушка рассказал все сам, пока, как помешанный, чистил свежий улов, что мне удалось поймать.

Оказалось, паренек приплыл сюда и начал ловить рыбу. Джон увидел это и стал прогонять его, но тот не думал уходить. Тогда, конечно же, дедушка взбесился, доказывая, что это частная территория (что не являлось правдой), и, собираясь вышвырнуть всю пойманную рыбу, накинулся на паренька. Про порез на щеке сказано не было, но факт оставался фактом – мой дедушка еще более неуравновешенный, чем я предполагала.

Уколовшись о торчащие ножницы и не обращая внимания на воспоминания, которые так и крутились у меня в голове, я доделала все заготовки и собрала со стола все нужные для поездки вещи Джона. Вышла на улицу, сама не замечая, как рука потянулась к тому самому медальону, спрятанному в прорехе кармана куртки, который стал новым тайником.

Погода стояла дождливая, руки зябли, и неприятный влажный осадок сразу же покрывал одежду.. Такую погоду, правило, писатели выставляют уютной. Еще бы, когда сидишь в теплом доме с чашкой горячего напитка и, закутавшись в клетчатое покрывало, смотришь на серость из комфортного кресла, все покажется уютным.

Большая прозрачная капля с козырька веранды упала прямо за шиворот, скатываясь все глубже под одежду. Одежда, которую нужно было просушить, так и останется в доме, окутывая его запахом сырого смрада.

– Погода благоволит нам сегодня, думаю, не могло быть лучшего дня, чтобы совершить эту поездку, – старик пригладил свою постриженную, с сединой, бороду и вдруг поманил меня к себе рукой. – Подойди сюда, Анда, посмотри на ту сторону, девочка…

Между двух деревьев олень гордо шествовал по своим делам среди листвы. Было похоже, что это самец, который еще молод, но достаточно осторожен, чтобы безопасно выйти к самой реке.

– Видишь? Красиво, не правда ли? – я уже было подумала, что дедушка и вправду сегодня из-за хорошего настроения стал думать по-человечески.

– Да, это прекрасно, – я скромно улыбнулась, стараясь немного наладить наше общение после неловкого утра.

– Представляешь, сколько бы сюда съехалось покупателей за такую-то шкуру? Такого окраса, поди, в обычном магазине не сыщешь, тем более, там все в химикатах, жаль… Жаль…

Украдкой взглянув на него, я про себя покачала головой и постаралась направить все мысли на предстоящие поиски каких-либо доказательств, которые могли открыть правду о смерти родителей.

В этот момент раздалось знакомое гудение, и из-за поворота выплыла черная точка, которая постепенно стала принимать знакомые очертания.

Притащив все вещи поближе к помосту, Джон уже был погружен в свои мысли и, когда я попрощалась и хотела было уйти, его рука резко вцепилась в мое плечо.

– Помни, о чем я тебе всегда говорил, девочка, не иди наперекор Господу, – его глаза казались темнее обычного, я знала, что он хочет услышать от меня.

– Да, Джон, – я посмотрела прямо на него. – Я тебя не разочарую.

Глава 6

Анда

За последние полчаса я чихнула уже по меньшей мере десяток раз. В носу неприятно щекотало от всколыхнувшейся в воздухе пыли, забившей, кажется, самые укромные уголки моего организма.

Кроме марок и конвертов в одном из дальних заколоченных ящиков мне не удалось откопать ничего примечательного. Конечно, было интересно разглядывать вырезки из газет и старые журналы тысяча девятьсот пятидесятых годов. Мне понравилась одна черно-белая фотография, на которой молодой мужчина стоял рядом с «кукурузником» и широко улыбался. Буквы расплылись от влажности, и было непонятно, что за человек на снимке.

Убрав все обратно в угол, я слезла со старого табурета и постаралась получше обдумать, где же Джон мог сделать для себя тайник. Самое подходящее место находилось под полом, но это было слишком легко для него – нужно было быть полным дураком, чтобы, с таким опытом пристрастия к ловушкам и манкам, оказаться таким легкомысленным в серьезных вещах.

Поэтому…

Выйдя из сарая и приперев его деревянной палкой от ветра, я направилась в дом. Уже несколько попыток обыскать каждый подозрительный угол не увенчались успехом – дальше, чем закрытые ящики и непримечательные шкафы, я не продвинулась.

Собравшись духом, я решилась пойти прямо в логово Джона. Мне нужно было взять с собой все необходимое, я нередко видела, как он берет лопату и уходит в чащу, в ту самую сторону, где находится прогалина. Конечно, шанс был минимальный, что там окажется что-то полезное. И даже если мне удастся найти запрятанные вещи, тогда нужно будет думать, что делать с ними дальше.

Для такого похода мне понадобилось оружие, но двуствольное ружье мне не хотелось брать с собой. И все же, если я и могла быть милосердной к зверям, увы, это не гарантировало , что они не загрызут меня при попытке высвободить их из капкана.

Быстро собравшись, я опрометью кинулась на то самое место.

У меня оставалось меньше полутора часов.

Выскочив на поляну, я даже сначала не заметила шевеления в траве, но, когда раздался протяжное поскуливание и подвывание, поняла – я здесь не одна.

Серый волчонок лежал на земле. Передняя лапа угодила прямо в капкан. Завидев меня, он забился и завизжал еще сильнее, причиняя себе все более жестокую боль. Это было уже слишком, мои глаза наполнились слезами, а в горле стоял тяжелый ком, который мешал дышать. Земля вокруг капкана была пропитана кровью. Шерсть зверя в месте, где металлические зубья воткнулись под кожу, приняла грязный оттенок не то бордового, не то коричневого цвета.

У меня не было с собой ничего, чем можно было бы удержать морду этого зверька, если он вздумает огрызнуться. Посмотрев на часы, я прикинула про себя, что осталось приблизительно чуть больше часа, но Джон был непредсказуем и мог вернуться раньше назначенного времени. Воткнув рядом лопату, мне пришлось возвращаться обратно к сараю, чтобы соорудить палку наподобие той, что используют для отлова животных. Палка имелась, а вот с петлей возникла проблема – леска могла порезать волчонку шею, так что нужно было придумать инструмент получше. Старая веревка, валявшаяся под сараем, пришлась как нельзя кстати. Стараясь соорудить ловчую петлю, которая никак не хотела выходить даже после нескольких неудачных попыток, я на ходу завязывала крепкий узел, когда послышался рев лодки. Сердце пропустило удар. Спрятавшись за угол дома, я стала наблюдать, в глубине души надеясь, что не ошиблась, и все драгоценное время не ушло так быстро. И если не удастся найти «тайник» дедушки, то хотя бы посчастливится освободить волчонка, попавшего в адский капкан.

Время шло, но вместо той лодки, которую я уже ожидала увидеть, мимо проплыла та,о которой я не могла и думать..

«Плавучий буй» с первой и последней нашей встречи стал выглядеть неузнаваемо, рулевого совершенно не было видно. Секунду, и я уже было понадеялась, что лодка остановится у того самого помоста, но этого не случилось. Гул мотора постепенно стал затихать, оставляя после себя маленькие борозды на воде.

Не давая воли фантазиям о том, как могла бы пройти вторая встреча без Джона, полностью заполонить мозг, я покрепче ухватила корявую палку и пошла к ожидавшему ее маленькому хищнику.

Ставить капканы приходилось не раз, а вот доставать из них кого-то – никогда. Маленькие ловушки не в счет, здесь все обстояло намного труднее. Волчонок постоянно скалился при каждом движении и попытке зафиксировать его голову петлей. Конечно, он был мелковат, но зубы не внушали доверия. И, сколько бы он ни показывал свое недовольство и агрессию, в глазах читался испуг.

Подобравшись к нему с другого бока, так, чтобы он не прыгал по всей поляне с капканом, я резко сделала выпад палкой в одну сторону, но, когда тот дернулся, изловчилась и просунула его голову под веревку. Издав победный возглас, стала думать, как приоткрыть массивную ловушку. Страшнее всего оказалось то, что без помощи мне все равно было не обойтись, сколько бы я ни плясала здесь свои неуклюжие танцы с железным дьяволом, он выигрывал.

Казалось, что прошла вечность, пока я пыталась разжать пружины. Сил не хватало, а осложняло задачу то, как рука с палкой рефлекторно опускалась, и волчонок резво из нее выныривал, клацая зубами опасно близко.

– Да что же ты… – когда еще одна из попыток была провалена, мои силы стали подходить к концу. Хотелось просто встать и представить, что такой ситуации вообще не было, все это просто игра расстроенного дедушкиным воспитанием воображения.

Но нет…

Серая шерсть, золотисто-желтые глаза, которые смотрели настороженно и недоверчиво.

– Черт бы тебя побрал, Джон, – вырвалось сквозь зубы ругательство, – я тебя ненавижу!

Не знаю, сколько еще таких попыток было предпринято, но рядом раздался лай, и быстрая тень выскочила из-за сосен. Черная овчарка резвыми скачками пересекла кусты и, едва увидев меня и еще больше взъерепенившегося волка, навострила уши.

– Еще собаки для полного счастья не хватало, – я, недовольная своей невнимательностью, покачала головой. – Надеюсь, твой хозяин не окажется кретином и не явится за тобой сюда. Арнольд, если это вы, то Джон уехал в город, уберите, пожалуйста, своего пса.

Почему в голову первым пришел именно он? Первое – я больше никого не знала, кто мог бы иметь собаку, а дедушка уже упоминал, что у его друга она есть, но не упоминал породу. Других вариантов у меня все равно не было. е

Тем временем, убедившись, что опасности нет, пес обнюхивал землю и приближался, не обращая внимания на голос и попытки отогнать. Все его внимание было приковано к зверю которые и сам напоминал собаку, и прижавшись к земле, он вздыбил шерсть.

– Фу! Назад! – стараясь отогнать любопытного пса ногой, я в то же время держала на вытянутой руке свою самодельную петлю, которая вихлялась от тряски. – а он же тебе нос откусит, куда ты…

Видимо, эта овчарка оказалась таким же щенком, а чувство самосохранения у нее будто отсутствовало от слова «совсем». Хвост вилял из стороны в сторону, а наглая морда пыталась просунуться ближе, стараясь понюхать похожего «сородича», не обращая внимания на то, как тот рычал и, насколько позволяла зажатая лапа, пытался вывернуться.

– Блэк! Ко мне!

С той же стороны, откуда выбежал пес, появилась чья-то высокая фигура. Боковым зрение было плохо видно, но голос уже казался отдаленно знакомым.

– Я была бы вам очень признательна, если бы вы ушли отсюда! – моя просьба разнеслась над всей округой. Никогда раньше я так не кричала. – Пожалуйста.

– Знаешь, тебе точно требуется помощь, – раздалось над самым ухом, – у тебя не хватит сил разжать пружину одной рукой.

– Спасибо, конечно, но, мне кажется, вам не сто…

Однако большая рука уже мягко отодвинула меня в сторону и, заняв место, человек за несколько секунд разжал механизм. Хорошо, что в этот момент я крепко держала палку – стоило ловушке открыться, как волчонок сразу же выскочил из нее и, все также надрывно воя, оказался освобожден. На лапы он вскочил быстро, да вот только передвигался очень тяжело. Я подумала, что он тут же рванет в кусты, что облегчило бы задачу. Но тот, все так же пятясь боком и протяжно завывая, поджимал под себя раненную переднюю лапу.

«С такой раной в лесу он не выживет один», – опять эти жалостливые мысли, но я – это я … Ничего не могла с собой поделать.

Честно, в моем случае, я должна была бы отблагодарить незнакомца, но из-за всех этих мыслей обычной любезности как не бывало головы, что не удивительно.

Обернувшись, я стала разглядывать парня, сидевшего передо мной на земле и разглядывающего дедушкины ловушки. Я не упускала деталей, да вот только…

«Не может быть!»

– Что ты здесь делаешь? –недоумевала я, так как передо мной оказался тот самый мальчишка в запятнанной футболке, что дрался с Джоном… Уже больше двух лет назад. Теперь же это был молодой человек, не без ответного любопытства разглядывавший меня.– Если он увидит, что ты ходишь здесь со своим псом… Тебе несдобровать.

Я старалась не выдавать паники, но вот руки всегда подводили меня. Стоило хотя бы чуть занервничать, как они начинали дрожать.

Это не может быть он… Или может?

Те же волосы, которые тогда торчали в разные стороны, теперь были коротко подстрижены. Прямой нос, подбородок, скулы… Вот только взгляд стал другой.

Конечно, не так представляла я себе наш разговор без присутствия дедушки, но и такая ситуация тоже не входила в мои планы. Становится вдвойне опаснее. Едва заметив признаки чужака на якобы «своей» земле, Джон не успокоится, пока не узнает, кто это. А он узнает. Тогда у меня не будет шансов предотвратить последствия, да еще этот волк… Что делать с ним, я не имела понятия. Забрать к себе я его не могла даже чисто гипотетически. Мне негде было бы его держать, здесь любое место – это стопроцентная смерть.

«Думай, Анда, ты же умная, должна что-то придумать…», – мысленно подбадривая себя, я пожевывала губу.

– А что, запрещено? Ты здесь одна?

Его усмешка и непринужденный тон разозлили меня еще сильнее. Неужели он так и не понял после того случая, как опасны эти места?

– А есть разница? – вдруг вопросом на вопрос откликнулась я.

Парень поднялся и погладил подбежавшую собаку, которая, навострив уши, шевелила носом и внимательно следила за серым комочком, повиливая хвостом, но ближе подойти не решалась. – Да, есть. Знаешь, этот лес не лучшее место для девушки.

– Нам нужно придумать куда деть его, –кинула я в сторону, – со мной остаться он не может. –

Сознательно игнорируя его последние слова, я подошла к волчонку, который не бросал попыток удрать.

А этот парень стал выше, заметно выше с момента последней встречи, даже под одеждой было видно, что с годами его тело приняло более мужественный вид. Широкие плечи, подбородок с маленькой ямочкой… Из-под куртки торчал край темно-зеленой клетчатой рубашки, а из кармана виднелись рабочие перчатки. Мне так и оставалось непонятным, что же он здесь делает. Не просто же так он приплыл на этот край леса, чтобы порубить дров на зиму?

Пока я старалась подобраться и одновременно ухватить за шкирку изворотливое, клацающее зубами создание, мой «сообщник» подошел и, не обращая внимания на попытки прокусить перчатки, взял его на руки, стараясь не задевать лапу.

Видимо, в моих глазах отразились восторженность и удивление, потому как он, ухмыльнувшись, свистнул, подзывая собаку, и направился в сторону, откуда пришел. Вот так просто, даже не попрощавшись. Не знаю, почему, но такое поведение задело меня, хотя несколько минут назад я специально игнорировала его и вела себя грубо, чтобы он скорее ушел, но сейчас…

– Куда ты? – вопрос вдруг вырвался сам собой. – Ты же не думаешь забрать его к себе?

Стараясь подстроится под его широкий шаг, проворно перепрыгивая через коряги, я поспешила следом.

– А есть разница? – вернув мой же вопрос, парировал парень, быстрым шагом двигаясь к реке.

Прищурившись, я на несколько шагов опередила парня, и остановившись у него на пути, выжидающе посмотрела на него.

– Разница большая, если ты взял его не с благими намерениями. Если это так, то лучше отпусти.

Наверное, в тот момент в моем голосе промелькнула угроза. Он смерил меня взглядом, и, стараясь вытянуть кожаную перчатку из рта волка и качая головой, сказал:

– Я отвезу его к себе домой. Думаю, что смогу его подлатать, а потом уже решу, куда можно будет его пристроить, как тебе такая идея?

В груди затеплилась благодарность, но следом на ее месте возникло недоверие, которое я всеми силами старалась не показывать.

– Далеко до твоего дома?

– Неблизко, – ответил он, забираясь в лодку и усаживая волчонка на дно. Парень подозвал собаку и посадил ее так, чтобы звери были на расстоянии друг от друга, а сам устроился между ними. – Иди домой, скоро стемнеет, завтра докопаешь.

– Откуда ты знаешь, что я собиралась копать? –я убрала руки в карманы, сдерживая себя, чтобы не показать его медальон, про который, видимо, тот даже и не вспоминал. А еще обиднее было то, что он, похоже, и забыл, что несколько лет назад мы уже встречались.

Парень еще раз кинул быстрый взгляд, и на его лице появилась знакомая ухмылка. – Ты лопату там оставила.

– Обещаю, все будет хорошо, – ловко заведя мотор, который уже не гудел, как раньше, он уселся поудобнее и, оглянувшись через плечо, неожиданно добавил: – Кстати, я Вайден, если что.

Улыбнувшись уголком губ, я кивнула, позволяя себе немного расслабиться.

– Приятно познакомиться и спасибо тебе… За всее, – я указала на волчонка, который прижался к полу и уже не казался таким уж и свирепым. Скорее испуганным и потерянным. – Думаю, это лучшее, что можно для него сделать.

Парень на мгновение нахмурился, но потом, улыбнувшись, кивнул, уже поворачивая ручку мотора. – Ну, бывай, лесная защитница!

глядя вслед медленно отплывающей лодке, я произнесла:

– Что ж, прощай, Вайден.

Лодка взревела и, подняв брызги, двинулась вверх по течению, туда, где наши пути расходились.

Все это напоминало то же самое, что случилось три года назад, вот только на душе стало еще противнее, чем в первый раз. Сегодня был упущен шанс попросить помощи и сбежать отсюда. Идти было некуда, но и ждать я не могла… Если не начать действовать, то выбраться в нормальный мир, к обычным людям никогда не получится. Нужен был план, и он уже постепенно созревал в голове. Только сейчас предстояло вернуться к своей привычной жизни, туда, где на каждом углу подстерегают лишь боль и разочарование.

А уже на полпути обратно я поняла, что так и не назвала ему свое имя.

Глава 7

Анда

Конечно, пришлось признать, что мой план провалился. Спасение волчонка заняло слишком много времени, и срок отсутствия дедушки истекал. .Он все еще мог решить задержаться, а то и вовсе заявить о двух часах поездки наобум, но рисковать не следовало. . Сожалений о потерянном дне не было, и после я как будто делала все на автомате, стараясь не разбавлять заученные действия непривычными. .

Едва я успела занести лопату в сарай и закрыть его проволокой, прислонив к дверце палку, как послышались громкие голоса, всплеск и невнятное бормотание.

– Байрен, сукин ты сын, кому говорю, отпусти меня на землю, я в состоянии передвигать ноги, – Джон причитал так, что я не сомневалась – он был нетрезв.

– Вы слишком много выпили, вам так не кажется? – другой голос не показался мне странным, были слышны неровные шаги и звук открывающейся двери. – Думаю, вам нужно перестать пить, отец.

Отец?!

Я напряглась и медленно подкралась к двери, стараясь не упустить не единого слова.

– Это ты скажи своему другу, а меня можете оставить в покое, я еще достаточно силен и могу задать вам всем жару… – дальше послышалось кряхтенье и скрип пола.

Мужчина, что вел Джона, от души рассмеялся.

Но вот только мне было не до смеха.

– Мира просто чудо, скажи ей, я расцелую ей руки в следующий раз, как увижу.

– Думаю, она и так поняла все, что ты хотел ей сказать. Дети тоже оценили твое чувство юмора, особенно Джордан, а у него… Довольно специфичный характер, как ты, наверное, уже заметил.

– Да он просто противный щенок, которому нужна крепкая рука, вот привезешь его сюда, я научу его настоящей жизни, а не вашей, городской.

– Согласен, Джордана нужно немного направить, но вот Эмили… Моя дочурка души в тебе не чает.

Эмили… Дочурка…

Имя двоюродной сестры продолжало звучать в моей голове, пока я шла по тропинке выше по реке Там стоял полуразвалившийся рыбацкий домик, который сгорел в незапамятные года, но остов продолжал, накренившись, прочно стоять на балках. Я нашла его, когда бродила вдоль берега летом, еще когда только приехала сюда. Тогда я собирала цветы, чтобы научиться плести венок и немного развеять скуку тоскливых дней. Дом показался мне опасным, ведь неизвестно, кто мог выбраться оттуда и наброситься на меня. Но, переборов страх, я пролезла через обгоревшие доски и, удостоверившись, что здесь никого нет, смогла спокойно сделать его своим укромным местечком, в котором иногда пряталась на несколько казавшихся вечностью минут и радостная убегала обратно. Я не была в нем с двенадцати лет, в полах зияли дыры, сквозь трухлявые доски проросла трава, но мне было наплевать.

Забравшись внутрь к дальней стене, одной из уцелевших , я села на пол. Не обращая внимания на забирающийся под одежду неприятный холод, я впервые за все эти годы позволила себе заплакать. Ни разу не вспомнив о том, что утром меня ждет наказание.

Глава 8

Белая земля. Колючие снежинки, падающие с неба, таяли холодными каплями, оставляя на лице прохладу. Облачко пара из приоткрытых губ вырывалось легким облаком, словно птица, которая только и ждала, чтобы оказаться на свободе. Шаги тяжелые, безжалостно утопали в сугробах, оставляя позади темные углубления. Опускаю взгляд и вижу кровь… Везде кровь…

Я уже видела это. Тот же пейзаж, деревья, кусты, сугробы, олень… Но что я здесь делаю?

Чуть левее, на лесной дороге, раздались смех и шум. Разговор двух голосов.

Я остановилась, прислушиваясь. Через несколько минут, на дороге показались две фигуры.

В голове нет мыслей, тишина и пустота, но прошла секунда, и я все вспомнила. Ранее я застряла на этом же месте, не имея возможности пошевелиться, теперь же уверено шла вперед, все глубже проваливаясь в сугроб, и снег доходил до голени.

«Так держать, Анда…»

Тяжело дыша от усердия, я все приближалась к людям, которые и не подозревали об опасности.

Разговор звучал все ближе. С трудом, но мне удалось приблизиться к молодой паре, различить их голоса, а также то, что у одного из них за спиной висело ружье .

– Виннипег … Неправда… Скажи…

Сердце замерло, но не от того, что я вновь услышала этот рев, а из-за того, что я находилась еще слишком далеко, чтобы успеть как-либо предотвратить несчастный случай.

– Стреляйте, стреляйте, черт подери! – мой крик разнесся по всему лесу, я видела, как они остановились, словно прислушиваясь. Я замерла, рядом раздался хлопок.

Неужели услышали?

Мое сердце пустилось в галоп, а легкие судорожно сжимались, втягивая воздух, словно я стояла на заснеженной вершине горы, а не на покрытой снегом промерзлой земле.

Казалось, что ничего уже не произойдет, как вдруг…

Черная тень настигла их неожиданно, оставляя красные борозды на снегу и отчаянный крик боли в моем сердце…

Я вновь проиграла.

Глава 9

Анда

Неприятное сырое пятно между ног мешало нормально спать, а холод пронизывал все тело от порывов ветра.

Открыв глаза, я почувствовала, что промокла, а штаны были темного цвета от влаги, которая пропитала их насквозь. Маленькие лужицы образовались на полу, скатываясь в одну большую. Даже скудная крыша не помогла от ливня, который неожиданно начался под самое утро.

Я встала и, выбравшись на улицу, озябшими руками попыталась натянуть капюшон поплотнее, но мокрая одежда делала свое дело. Руки не слушались, а озябшие пальцы хотелось окунуть в самую горячую воду, чтобы почувствовать теплое покалывание, которое медленно разлилось бы по всему телу.

Издали дом казался привлекательным, можно даже было сказать, загадочным: легкий туман, река, которая симпатичной дугой протекала почти у самых его дверей. А вот и он, главный тролль этого королевства.

Джон стоял прямо у входа, в своей шапке, которая съехала немного на бок, держа в руках коробку и уставившись на дверь.

Оно и хорошо, успею подобраться поближе, прежде чем его взгляд начнет прожигать меня за несколько метров.

Рот плавно приоткрылся в сонном зевке , а барабанящие по крыше капли прогнали последние отголоски сна. Дверь скрипнула, и на пороге появился парень. Его черные волосы были забраны сзади в пучок, и внешность казалась довольно странной: острые скулы, смугловатая кожа. Больше всего в глаза бросилась его обувь, которая никак не подходила для этой местности. Кроссовки – вроде так это называется. У меня были раньше розовые кроссовки, но сейчас, мне кажется, нет ничего лучше, чем просто сухая обувь.

– Эмили забыла свою игрушку, – парень спустился с лестницы и пошел вместе с Джоном за дом.

– А что я могу сделать? Нужно было тщательнее все проверять, придумаем что-нибудь, – одной рукой удерживая коробку, другой Джон достал что-то из кармана и отдал пареньку, который спрятал это в карман своей ветровки.

Я прошмыгнула в дом, и в глаза мне сразу же бросились беспорядок и грязь, которая склизкими пятнами расползалась в коридоре на полу и даже на ковре. Сразу было видно, что «гостям» разрешалось все.

Значит, то, о чем говорили вчера вечером дедушка и дядя, если можно их так называть, сейчас обстояло вот так. Двое ребят, мои тогда еще незнакомые мне двоюродные брат с сестрой, приехали к нам в дом, и Джон разрешал им вольности, которых не позволял мне никогда. Теперь мне предстояло познакомиться поближе с новыми появившимися родственничками и постараться выведать у них побольше всего о Джоне, об их дяде, и о моих родителях

Эмили оказалась не совсем такой, какой я себе представляла. Это была маленькая девочка, а не подросток, и, когда я впервые увидела ее, она стояла на первой ступеньке лестницы и протяжно плакала, размазывая следы своего расстройства по лицу грязной ладошкой..

Ее волосы цвета спелой ежевики, были заплетены в косички, перевязанные крошечными резиночками . Ее штанишки на коленях были странного коричневого цвета – видимо, уже успела поскользнуться и упасть, пока добиралась сюда, а свитер с каким-то мультяшным персонажем был заляпан розовым густым пятном, которое уже начало впитываться. Карие глаза, покрасневшие от непрошенных слез, влажно блестели.

Поставив свои ботинки рядом с комодом, чтобы не задеть нагромождение коробок, я осторожно подошла к девочке.

– Привет, ты Эмили? – я, стараясь не напугать ребенка, улыбнулась. – Меня зовут Анда, тебя кто-то обидел?

Конечно же, я слышала разговор на улице. Но мне нужно было убедиться, что дядя уверен в «хорошем дедушке» достаточно, чтобы оставлять маленького ребенка с ним.

– Я сабыла мистера Пуд… Пудс… – ее всхлипывания не давали ей выговорить слова, оставляя меня в смятении, что это за игрушка. Впрочем, это было не так важно, я все равно не умела общаться с детьми и в любом случае не могла вернуть ей потерянную игрушку.

– Слушай, а давай мы тебя отмоем, а потом вместе поищем твоего друга, как тебе такая идея? –я протянула руку, в глубине души одновременно волнуясь, но и не понимая, что эти дети здесь забыли. – Дедушка тебя покормил?

Девочка сперва посмотрела на протянутую ладонь.

– Да, мама дала мне с собой йогурт, и я его раслила, когда упала…

А потом, когда она хотела было уже взять меня за руку, сзади раздался голос:

– Ты еще кто?

Джордан – вроде бы так звали этого мальчишку – стоял в дверях с еще одной коробкой и с нескрываемым возмущением смотрел прямо на нас с Эмили. – Кто разрешил тебе войти в дом?

А мальчишка за словом в карман не лезет… Но даже несмотря на то, что передо мной стоял «новоиспеченный» двоюродный братец, нужно было все же немного его приструнить.

– Меня зовут Анда, –я все же взяла девочку за руку и подвела к раковине, из которой постоянно капала вода. – Я здесь живу, если вам обо мне еще не рассказали.

Этот кран давно пора было починить, а еще лучше выбросить, но Джон сказал, что попробует отремонтировать его в самую первую неделю следующего месяца. Оставалось подождать приблизительно дней… Девятнадцать и надеяться на то, что он все же не забудет про свои слова. Хотя, если говорить о домашнем хозяйстве, с этим у дедушки все было в прядке: никогда еще не бывало, чтобы в доме не была заменена лампочка, которая работала от генератора в сарае, или же чтобы инструменты разбросаны в беспорядке. В этом он был настоящим, что называется, перфекционистом, чему я сама же у него научилась..

Мыть маленькие ладошки Эмили было страшно – еще никогда в жизни я так не волновалась, как сейчас. Все остальные мысли и переживания из-за вчерашнего моего непоявления дома казались пустяком. Что же ожидает нас дальше…

– Дедушка не рассказывал, что здесь помимо нас будет жить еще кто-то, – парень поставил коробку и с явным недоверием и напряженностью в голосе прошел прямо в ботинках вглубь дома, туда, где располагалась моя комната.

Минуточку… Я просушила руки малышки полотенцем и выглянула из-за угла, стараясь разглядеть, что там происходит. Догадаться, почему комната открыта, не составляло труда. Несколько коробок уже стояло у двери, и Джордан по-хозяйски заносил вещи, то появляясь, то скрываясь внутри.

– Мосно мне моего Пудсо, я хочу поиграть с ним, – Эмили уже немного успокоилась и, потянув за край моей синей толстовки, посмотрела на меня своими большими карими глазами, все еще немного красными от слез. У нее не хватало одного молочного зуба, поэтому некоторые слова она смешно прошепелявила. – Дшордан сказал, что я себя плохо вела, но я вела себя хоросо, почему дедуля не найдет моего пусистика?

– Мы постараемся его найти, но давай я дам тебе другую игрушку. Думаю, дедуля приготовил для тебя несколько.

От того, что кто-то, помимо меня, был знаком с Джоном еще меньше, чем провела с ним я, и уже имеет право называть его «дедулей», даже не вызвало никаких эмоций. Стало лишь искренне жаль эту девочку, которая стояла сейчас, потерянная в малознакомом доме, да и к тому же, никто из взрослых не позаботился, чтобы она по приезду чувствовала себя здесь комфортно . Родители могли хотя бы убедиться, что все ее вещи на месте. Конечно, насчет других игрушек, которые якобы «приготовил дедушка»… Я не имела представления, куда тот убрал их, ведь накануне того вечера, когда я вернулась и застала уезжающего «дядю», в доме, рядом с кладовкой, лежало несколько пакетов, из которых торчали плюшевые уши и мягкие лапы разных игрушечных зверей. Даже здесь мягкие животные, только, к счастью, эти были набиты холлофайбером и не умели бегать.

– Но я думала, что сегодня буду спать с ним… – мысли девочки были такими отчаянными, что на несколько секунд я представила себя девять лет назад. Выглядела ли я так же? Или же Джон сразу увидел во мне «неблагодарную девчонку»?

– Эмили, хватит уже! – ее брат появился словно из ниоткуда, он уже снял куртку и остался лишь в одном лонгсливе, скрестив руки, и все так же рассматривал меня. – И давно ты здесь живешь?

– Это Анда, я ее взял к себе по просьбе приятеля. А это мои внуки, как вижу, вы уже познакомились, – Джон занес еще одну коробку, оставив дверь приоткрытой, из-за чего в доме мгновенно стало прохладно, а огонь в камине неровно задергался из стороны в сторону. – Девочка живет здесь уже несколько лет, в обмен на кров и еду помогает мне по хозяйству и по работе. Помоги-ка мне, сынок, нужно еще несколько перенести.

С этими словами он кивнул в сторону двери, потирая озябшие руки, а уже у самого выхода повернулся и, ухмыльнувшись, обратился ко мне:

– Анда, думаю, тебе нужно тоже немного помочь нам… Извини, пришлось поселить в твою комнату Джордана. Ты могла бы перенести вещи в дворовый домик, с утра я привел его в порядок, и теперь он полностью в твоем распоряжении, пока мы не придумаем, как вас расселить. Только внизу осталось еще «парочка» коробок, которые нужно просто отставить подальше… Очень непривычно видеть здесь столько молодежи, я пока свыкаюсь, – вдруг, улыбнувшись, он весело хлопнул парня по плечу, а тот хмыкнув пошел за ним.

Смех, эти улыбки и дружеские похлопывания – все казалось непривычным и таким… Правильным, что ли. Вот только едва ли в эту семью можно было вписать меня. Ведь мне даже отвели место в «дворовом домике», который простыми словами назывался «сарай». Я прошла в свою старую комнату, и мне показалась, что она стала еще меньше. Первые коробки были открыты, и из них уже торчали рукава футболок и даже носки. Остаться они явно планировали здесь надолго. Но вот из всех вещей, которые были разбросаны на кровати, в душе кольнуло от бейсболки, на которой был знак Виннипега: истребитель и красный символ, похожий на кленовый лист…

– Уильям, пожалуйста, будьте осторожнее, – мамин встревоженный голос словно раздался прямо за спиной, – ты же знаешь, какая у нас неугомонная дочь…

– Вся в меня, правда, солнышко? Скажи маме, что мы ничего не боимся, – смех, озорные глаза папы, который держит меня на руках и кружит так, что синяя кепка «Виннипег Джетс», которую папа давно купил на хоккейном матче, съезжает козырьком и закрывает мне глаза, от чего дух захватывает еще больше.

– Дочка, хочешь показать маме тот трюк, который мы с тобой проделывали в гостях у Мии? Давай на раз, два…

– Забирай, если хочешь, – Джордан прошел мимо и положил ноутбук на комод, который еще недавно стоял в гостиной. – Когда я приехал, твоих вещей здесь не было, думаю, он перенес их в твою новую комнату.

Присмотревшись повнимательнее, девушка отметила про себя, что парень, должно быть, живет небедно. Вся одежда выглядела дорого и модно, а электронные гаджеты, которыми он пользовался, выглядели современно – часы на руке были не похожи на те, которые мне приходилось видеть до этого. Вместо циферблата на них был квадратный черный экран, на котором не оказалось стрелок.

– Если ты еще хочешь порыться в моих вещах, то вперед, может, найдешь что-то более интересное, – при этих словах он недвусмысленно перевел взгляд с коробки на меня. – Сколько тебе, если не секрет?

Я положила бейсболку обратно на кровать и, быстрым взглядом окинув комнату, сделала шаг к двери, мечтая поскорее разобраться, с какими дедушкиными планами имею дело.

– Боюсь спросить, как ты добираешься из этой глухомани в школу. Ну и дыра.

Мне определенно не нравилось, как этот парень норовил поддразнить меня, но рассказывать про себя всю правду и вступать с незнакомым прежде родственником в словесную дискуссию было опасно, неизвестно, как это могло повлиять на всех обитателей дома. Придется немного подыграть Джону, пока не станет ясно, что здесь происходит, и что за секреты скрывает в себе каждая частичка этого места.

– Знаешь, я не могу учиться, мой … Отчим запрещает мне ходить в школу. Поэтому, мне повезло, что ваш дедушка позволил мне немного поработать у него, – вот теперь следующее слова нужно было произнести максимально убедительно. – Я ему очень благодарна за это.

Ну вот, врать я научилась мастерски. Осталось выведать про их отца, чтобы можно было выйти на первые зацепки о родителях.

– А вот вы, часто видитесь с дедушкой? Мне кажется, вы довольно близки.

Джордан еще раз взглянул на меня и пожал плечами. Присев на корточки, он начал убирать ненужные коробки под кровать, где находился еще один мой маленький тайник, в котором я хранила несколько мелких купюр. Их я смогла утащить у Джона, когда тот прибывал в полупьяном забытье на прошлой неделе. Нужно было хорошенько облазить пол, чтобы найти их свернутыми в трубочку и запрятанными за отошедший обои, которые немного выпирали, если приглядеться.

– Он приезжал к нам почти каждые выходные, они с отцом ездили по делам, а потом он забирал Эмили и гулял с ней почти до самого вечера. Родителям это было на руку, они постоянно работают, поэтому нам придется надолго засидеться в этой лесной дыре.

Мне показалось, что парень на несколько секунд замер, и я уже подумала, что он заметил неровность на стене, но нет…

– А ты… – я отвела взгляд от стены в тот момент, когда он посмотрел туда же. – Как ты проводил с ним время? Тебе он нравится?

В этот момент на его лице промелькнула эмоция, которая сменилась так же быстро на обычное его скептическое выражение: отвращение. Неужели он все-таки что-то знает о нем?

– Никак, а не многовато ли вопросов для обычной домработницы? – Джордан скептически приподнял бровь и фыркнул, выжидая моей реакции, которая была немного не такой, как он рассчитывал. Несмотря на то, что мне хотелось узнать кучу подробностей и малейшие детали побыстрее, он был прав… Обычный человек, не имеющий никак личных отношении с этими людьми, не стал бы выспрашивать так настырно. Следовало остановиться и замять неловкую ситуацию.

Я скромно улыбнулась, будто бы ей и вправду стало неловко.

– Ты прав, извини. Мне нужно быть немного сдержаннее. Было приятно познакомиться, Джордан, я пойду, – с этими словами я хотела удалиться и обдумать свои дальнейшие действия в «дворовом домике», но вдруг…

…Со двора послышались глухой шлепок и каркающий вскрик.

Джон сидел на земле, а вокруг него порхал разлетающийся пух, который мягким облаком взлетел вверх и опустился белой пеленой на землю, облепив его одежду, и плавал теперь в мокрых пятнах луж, словно маленькие кораблики.

– Ох уж эти старческие ноги, стали подводить меня, как моряка подводит желудок во время шторма. Детишки, не хотите помочь мне? Что-то сегодня ваш дед немного неуклюж, – старик сидел и старался подняться, а для меня было странным, с чего это вдруг он стал обращаться за помощью, никогда даже неделю назад ему не требовавшейся?

– Дед, ты в порядке? Давай руку.

Джордан подоспел вовремя. Казалось странным, что внук так заботится о дедушке и спешит ему на помощь, хотя при упоминании о нем недавно выказал пусть мимолетное, но отвращение. Мне не могло показаться, в комнате и вправду он не захотел говорить о нем больше, потому что ему это было неприятно.

– Спасибо, мальчик. Анда, поможешь старику?

Я взяла его с другой стороны под подмышку, ощутив мягкость его куртки, не самодельной, а из обычной дутой ткани. Я почувствовала, как его пальцы впились мне в руку, что со стороны могло показаться обычным жестом, ведь он старался удержаться на ногах. Но то, насколько сильно он сжал их на мне, не было ни чем иным, как жестом предупреждения и угрозы.

– Спасибо, спасибо, ребята. Зимой здесь такая срань, что можно кататься на коньках. Сейчас – это еще ерунда, правда, девочка?

– Да, вам нужно быть аккуратнее, Джон.

Когда он стал подниматься по лестнице, из прорехи кармана моей куртки показался шнурок от медальона, который по чистой случайности едва не выпал от движения. Мое дыхание замерло. Стараясь не привлекать внимания, я медленно запихнула его обратно, делая вид, что поправляю выправившуюся из штанов кофту, надеясь, что медальон не выпадет из кармана , как прежде. Переведя взгляд, я заметила, как Джордан отвел глаза, но, возможно, мне это всего лишь показалось, так как в одну секунду мы уже были на веранде. Казалось, все обошлось.

– Джордан, пожалуйста, принеси с кухни ножницы. Мне нужно срезать скотч с одной из коробок и посмотреть, в какой из них стоит водяной насос вашего отца, который он подарил мне. Не хочу таскать его в дом, поэтому лучше сразу оставлю на улице.

Парень скрылся в доме, не сказав ни слова, а рука Джона обхватила мое предплечье, и его голос раздался прямо над самым ухом,

– Слушай меня внимательно, девочка. Захочешь или даже случайно расскажешь, кто ты и в чем состоит твоя «работа» – тебя ждет то, что покажется всеми кругами ада даже по сравнению с тем, что было твоим ужасным сном все это время. И ты будешь жалеть, что открыла рот, поняла меня? И даже тот паренек, что приезжал сюда вчера, не успеет тебе помочь. Увижу его – пристрелю из того самого ружья, что подарил твоему отцу, – я выдохнула, а он продолжал: – Не думай, будто я не знаю, что ты замышляешь… За все эти годы я выучил тебя наизусть, и, если ты решишь сбежать, лучше бы тебе быть благоразумнее, чем ты себя считаешь. И принять тот факт, что ты теперь со мной, а если же не хватит ума, как не…

– Ножницы затупились, придется их немного наточить, – Джордан протянул кривоватый инструмент, прерывая старика, который уже стоял как ни в чем не бывало и делал вид, что, неуклюже пошатываясь, спускается с лестницы.

– Спасибо, парень. Думаю, скоро я закончу, и мы все вместе сможем нормально пообедать, а вы расскажете, что у вас нового произошло время, что я пропустил. Джордан, помоги Эмили разгрузить вещи, а ты, – он перевел свои искрящиеся от предвкушения моего поражения глаза, – приготовь нам обед, девочка, не хочу, чтобы пришлось кормить гостей одной кроличьей лапкой.

Когда все разошлись по своим делам, я только почувствовала, как все это время не шевелилась, а руки стали холодными, словно меня окунули в ледяную прорубь. Если же раньше я и вправду надеялась, что мои попытки что-то утаить от него были незаметными, то сейчас была уверена – он просчитал каждый мой шаг.

«Как не…» – «не» что?

Все это время я вела счет своим мысленным «победам» над ним, стараясь обмануть его хотя бы в мелочах, но оказалось, что в своей голове он вел точно такой же.

Глава 10

Анда

«…Лучше бы тебе быть благоразумнее, чем ты себя считаешь. И принять тот факт, что ты теперь со мной, а если же не хватит ума, как не…» – предупреждение Джона так и не выходило из головы. Что же он не успел сказать мне…

Лук резал глаза, мелкие ранки пощипывало, когда в них попадал сок. Шипение масла на сковороде и манящий аромат жареного мяса, замаринованного с травами, вызывали аппетит, но вот только даже есть не хотелось так, как услышать последние слова, которые Джон благополучно не сумел договорить. Я любила готовить, получалось у меня даже хорошо . Конечно, не ресторанная еда, но и не подошвы, которые можно жевать до бесконечности, да еще и правнукам останется.

Иногда я фантазировала, как летаю на самолете и общаюсь с незнакомыми пассажирами, которые точно так же летят на Рождество к родным или по рабочим делам в другой город. Было бы так здорово посмотреть другие страны, может, даже завести собаку и назвать ее дурацким именем, которое поднимало бы настроение.

Возможно, даже создать семью…

– У тебя сейчас вода перельется, – Джордан как нельзя кстати закрыл кран, благодаря чему предотвратил потоп – вода из крана уже переполнила металлическую кастрюлю. Кивком он указал на сковороду, брызгающую маслом. – Что это?

– Мясо.

Парень усмехнулся и взял лопатку, чтобы перевернуть его,

– Вижу, что не капуста, я спросил, что за мясо. На свинину не похоже.

– Это кролик.

– Понятно.

На кухне повисла тишина.

– Слушай, у дедушки есть лодка. Я хотел бы завтра попросить его дать ее мне на несколько часов, – Джордан вынул мясо и разложил на тарелки. – Мне нужно в город. Это срочно.

Я взяла из корзинки овощи, которые Джон заранее достал из погреба, и тщательно вымыла. Проблем с водой не было, но вот теплой было слишком мало, чтобы растрачивать ее попусту. Хуже всего приходилось осенью и зимой, руки мерзли нещадно.

– У него есть старая моторная лодка, она в сарае, но не на плаву.

Я уловила, как тот тихо выругался, но не подала виду, что заметила это.

– А поблизости живет еще кто-нибудь? Может, кто-то сможет меня подкинуть? Не бесплатно, конечно.

Я разрезала помидоры, попутно заправляя салат маслом.

– Думаю, тебе лучше узнать у дедушки. Здесь я не могу тебе помочь, извини.

– Пожалуйста, я обещал одному человеку, что навещу его перед отъездом, но обстоятельства сложились иначе, – вдруг Джордан оказался рядом и посмотрел прямо мне в глаза, но на этот раз на его лице не читалось выражения заносчивости или высокомерия, – ты знаешь, но не говоришь, так ведь?

– Знаешь, между …

«…Тебя ждет то, что покажется всеми кругами ада даже по сравнению с тем, что было твоим ужасным сном все это время» – предупреждение возникло в голове само собой, заставляя меня замолчать.

– Мне правда нужна твоя помощь. Если бы всее было не так серьезно, думаешь, я просил бы тебя об услуге? – сейчас в его голосе послышались стальные нотки, но и скрытое отчаяние.

Я, собрала все силы в кулак и старалась подавить желание рассказать про Арнольда, который мог отвезти его, не за бесплатно, конечно, вот только… Без дозволения Джона это была не самая лучшая затея, тем более, здесь ребенок. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как с сожалением перестать раскладывать приборы и развернуться к парню.:

– Позови, пожалуйста, сестру, обед готов.

В глазах брата сверкнули искры, прожигая меня насквозь, а затем лицо приняло обычное выражение.

Прости, Джордан, но помощь здесь нужна не только тебе…

Весь обед, который сопровождала болтовня нашего общего «дедушки», удался, к моей радости. Конечно, если посмотреть со стороны, казалось, что даже я вовлечена в разговор. Не говоря уже о малышке Эмили, которая хохотала аж до икоты. Я и не думала, что шутки, которые рассказывал Джордан, могут быть смешными. Ведь за все эти четыре с половиной часа пребывания с ним под одной крышей и парочку разговоров он не показался человеком, который может так спокойно шутить и смеяться. Оказывается, он отучился в университете на менеджера-инженера, чем гордились все, даже дедушка. Но сам брат работал не по профессии, хотя его и уговаривали устроится на подходящую специальности работу. Основной его род занятий я так и не узнала, зато сестра быстро пришла в себя после утреннего недоразумения с игрушкой и рассказала обо всей своей городской жизни, упомянув даже про морскую свинку Торри и дорожку для машинок, которую она выпросила на день рождения у родителей.

Джон внимательно слушал их и даже в каких-то моментах дополнял их рассказы, от чего еще казался еще более милым и внимательным дедом. Он ни разу не вспомнил о том, стоит ли проверить капканы, или о заказах, которые отложил еще позавчера с вечера, что свидетельствовало об одном: Джордан, а уж тем более малышка Эмили, и знать не знают о его «работе».

Старик неожиданно стал серьезным и выжидающе посмотрел на нас.

– Слушай, мне хотелось бы, чтобы Анда показала тебе нашу землю, что скажешь, Джордан? Познакомитесь поближе на то время, пока вы с сестрой у нас, а то мне показалось, что вы не особо поладили. Анда иногда бывает вспыльчивой, – его рука похлопала меня по запястью, – может, завтра сходим на охоту все вместе, даже сможем поймать парочку кроликов, как вам такая идея?

Все мои предыдущие мысли улетучились, рука крепче сжала вилку. Джон заметил мою реакцию и рассмеялся, но Эмили восприняла, в силу своего возраста, все это за игру, которая показалась ей очень заманчивой.

– Дедуль, мы вправду погладим кроликов, а я его подерсу на ручках, а каких они светов, а я смогу забрать одного?

– Тише, тише, конечно, ты его подержишь и сможешь забрать с собой , не вижу никаких проблем.

Я резко встала, чем вызвала неодобрительный кроткий взгляд Джона, но мне поскорее хотелось закончить с едой и убраться отсюда. И спасибо присутствию его обожаемых внуков, что он не мог запретить или пригрозить мне. Хоть какой-то плюс..

– Далеко ли ты собралась, Анда? – его спокойный голос заглушил еще один смешок Эмили, которую Джордан чем-то развеселил в очередной раз. – Присядь, нам есть, что с вами обсудить.

Я подняла тарелку со стола и поставила в раковину, залив водой.

– Спасибо, мне нужно успеть закончить еще много дел. Думаю, Джон, вы не забыли, какие дали мне указания на сегодня? – я старалась двусмысленно дать понять ему, что он сам велел мне недавно освободить сарай, все вещи, которые там хранились: оружие, старые шкуры и даже чучело, непригодные для продажи, но слишком ценные для него, чтобы избавиться от них, нужно было убрать подальше, ведь он сам не хотел, чтобы все это было замечено.

Его глаза сверкнули.

– Сядь, это не займет много времени, девочка, все успеешь.

С каждым словом мне казалось, что он может сорваться. Но Джон хорошо держал себя в руках и не делал ни намека на агрессию.

Выдержав его взгляд, я все – же села.

–А теперь слушаем меня – он поочередно перевел свой тяжелый взгляд на внуков. –У меня есть для вас ряд правил.

– Дед, я думаю… – Джордан усмехнулся и покачал головой, но старик перебил его, и требуя тишины, поднял руку.

– С этого дня, чтобы не просиживать время попусту, у меня для вас будет работа, которую вы должны будете выполнять. Джордан и Анда, вы уже не дети и должны брать на себя ответственность и не заниматься непотребствами.

– Это бред, – парень скрестил на груди руки, – мы уже давно не дети, вот именно. Ты не думаешь, что, помимо всего этого, у нас могут быть и свои личные дела, которые нам нужно решать?

– Может быть, но сейчас твои родители доверили мне вас с сестрой, так что даже если у тебя и остались дела, то они подождут, мальчик, – Джон на секунду скинул свою маску гостеприимства, но лишь миг. На его лице вновь появилось выражение обманчивой доброты и заботы. – Просто я не хочу, чтобы одна давняя ситуация случилась с одним из вас, мои дорогие.

– Джон, – парень предупреждающе качнул головой, – не стоит.

В таком состоянии я его еще не видела. Он, не отрываясь, смотрел прямо на дедушку, все лицо напряглось, образуя желваки на скулах. Весь вид Джона говорил о том, что ему любопытно. Вот только что последует дальше?

– Что за история, деда? – девочка внимательно смотрела, вникая в каждое слово.

Как бы не стремился он задеть или напугать своих гостей, что-то дало в нем трещину, и он сдался, решив уступить. Он встал, потрепав ее по голове.

– Моя дорогая, не думаю, что девочке твоего возраста нужно об этом знать. Но в ней говорится о том, как не нужно вести себя непослушному ребенку, а то за неправедными поступками всегда следует справедливое наказание…

После обеда мне все-таки удалось уйти в сарай, успев захватить по дороге яблоко. Оно выглядело аппетитно и точно было привезено из городского магазина. Наслаждаясь сочным вкусом спелого фрукта, я пыталась приглядеться в полутьме. В сарае было темно, а слабая лампа, которая была подключена к генератору, светила совсем тускло, отчего глазам становилось больно.

Бросив взгляд в отражение зеркала, висячего за шпалерой, я заметила, что штаны стали еще шире, а кофта объемнее и просторнее. Можно ли меня назвать привлекательной? Я не знаю, думаю, нет. Моя проявившаяся худоба, достаточно легко позволяла пролезть в довольно узкие места, что давало мне преимущество в скорости и ловкости, но при взгляде вызывало жалость. Волосы я состригла, после того, как Джон хватанул меня за них и оставил приличное количество у себя в руках, теперь они были гораздо короче, чем раньше. Мой ещее один недостаток – шрам на правой брови, не слишком заметный, но, если убирать волосы от лица, то сразу будет видно, что в середине волосков не хватает, теперь они больше не растут в этом месте. Я помню каждый свой шрам, что заработала, когда ослушалась его, или же за то, что не удержалась и ответила грубостью на его грубость.

Что осталось во мне неизменным, так это глаза, в которых можно было прочесть мою непоколебимость. В детстве мама как-то сказала , что я строптивая. Я не понимала, что это значит, но сейчас мне кажется, что это означает «упрямая». Думаю, так оно и было, поэтому Джон меня ненавидел.

Моя нынешняя «комната» находилась на втором этаже сарая, куда вела грубо сколоченная и теперь приставленная к дальней стене лестница. Джон и вправду постарался. Весь его годами копившийся хлам был сдвинут и сложен аккуратной кучей в углу, а шкуры, про которые он мне говорил, лежали за лодкой – мне предстояло свернуть их и убрать подальше, чтобы Эмили, случайно забредя сюда, не увидела их.

Анда подошла к шкуре и начала выполнять порученную работу. Столб пыли поднялся в воздух, образуя темное облако и, плавно опускаясь обратно, ложился на все поверхности. Насколько возможно, девушка затолкала все подальше и решила приоткрыть створку окна, выходившего на сторону реки. Нельзя сказать, что в помещение было тепло, ведь это был не дом, как-никак, но, если одеться потеплее и спать в теплых носках – жить можно.

«Интересно, удалось ли Вайдену помочь волчонку…»

Вайден – я вспоминала его почти каждый вечер, ну, или пока не настолько сильно уставала, чтобы быть способной лежать и думать, а не едва волочить ноги до кровати и падать, как подкошенная.

Честно говоря, знать, что даже один человек, несмотря ни на что, не секунды ни колеблясь, забрал к себе животное, которое угодило в беду, Было приятно. но о дальнейшей судьбе зверя оставалось лишь догадываться. Так же, как и о том , блефовал ли Джон насчет моего побега. Нужно было быть предельно осторожной. Ситуацию осложняла лишь Эмили, за которую теперь было намного страшнее, чем раньше.

За окном показалось какое-то движение, заставившее меня насторожиться. В этот момент мимо сарая прошел Арнольд, держа в руке сверток. Я уже привыкла, что дружки Джона могут ходить к нему, когда им заблагорассудится, и в такие неожиданные визиты я старалась скрыться с их глаз долой, чувствуя еще больший страх за свою безопасность.

Этот мужчина никогда не вызывал такого дикого отвращения и неприязни, как дедушка, но и хорошим его нельзя было назвать, даже несмотря на то, что он порой заступался за меня во время пьяного сквернословия Джона. Что-то в нем все же казалось отталкивающим. Его темные с сединой волосы были коротко острижены, он всегда носил синюю шапку, которая уже обтрепалась в некоторых местах. Мне было интересно, вдруг он что-то скрывает за ней, может быть шрам или еще какую–то болячку? А может, это просто его стиль, который с ним уже много лет. У него всегда была аккуратно подстриженная борода, из-за чего Джон однажды посмеялся над ним и называл его «скобленое рыло», после чего случилась стычка, в которой старик впервые прилично огреб, и больше такого не происходило. Не знаю, почему, но несмотря на все малоприятные казусы, случавшиеся с ним в компании Джона, он всегда возвращался, хотя дома у него, как я знала, была жена. Никогда не видела ее и не знала, не могу сказать, что она за человек, но Арнольд никогда еще не распускал руки, в то время как один из городских «покупателей» при каждом своем приезде норовил ущипнуть меня, а один раз даже пытался зайти дальше, если бы не Арнольд… Не думаю, что это бы закончилось хорошо. Так что в какой-то мере я была ему благодарна.

Спустя еще несколько часов, которые все ближе приближали вечер к ночи, мне удалось немного разложить свои вещи и даже принести из дома постельное белье с цветочками, которое неплохо смотрелось на матрасе. Когда мой уголок был обустроен, второй этаж нашего старого сарая было не узнать. Пустые коробки я поставила так, чтобы они образовали с одной стороны стену и закрывали меня от посторонних глаз, если кто-то неожиданно решит подняться наверх, а с другой мне удалось найти покрывало и прибить его у стены, чтобы из щелей между досок не поддувало, и можно было спокойно спать. Все выглядело лучше, чем я думала, поэтому настроение даже немного приподнялось.

Жаль, что теперь мне нужно было придумать, как забрать те самые деньги, что были припрятаны в комнате Джордана. Оставалось надеяться, что он не разузнает о бреши в стене, и мне удастся незаметно войти, когда его не будет там, и забрать «накопленные» деньги.

Интересно, к кому хотел съездить мой брат… Жаль, что мы не были настолько близки, чтобы можно было довериться ему настолько, чтобы рассказать все. Кажется, у него тоже есть свои секреты. Тем более, оказывается, он на несколько лет старше меня. Наверняка, у него интересная и насыщенная жизнь, которая полна адреналина и приключений в таком-то возрасте…

Я убрала непослушные пряди с лица, присела на матрас, и достав медальон, стала теребить его в руках. Он успокаивал меня, казалось, что где-то там есть человек, который точно так же сидит и думает обо мне, хочет забрать к себе. Может, если бы кто-то знал о моем существовании, меня бы давно здесь не было и все то, о чем говорил мне дедушка, насколько я плохая и негодная, – было бы опровергнуто… Даже если это было и не так, то благодаря таким мыслям, у меня еще оставалась в душе надежда на лучшее.

После ужина, который состоял из чая и тостов с беконом, сыром и грибов, пожаренными на чугунной сковороде, Джон велел Джордану вымыть посуду, а сам ушел вместе с Эмили в ее комнату, чем спровоцировал у брата еще один из странных взглядов.

Беспокойство, вот что он обозначал.