Читать онлайн Зов ветра бесплатно

Пусть невозможного в стремительной погоне

Достичь ты хочешь, человек –

Не бойся, что замедлят бег

Дерзанья золотые кони!

(Эмиль Верхарн)

Пролог

Девушка бежала из последних сил. Мокрый песок затягивал босые ноги по самую щиколотку, будто пытаясь остановить ее. Разгневанное море швыряло пенные волны на берег, словно всей своей яростью старалось разбить землю, раздробить ее на мелкие части, чтобы полностью завладеть сушей. Затопить все вокруг, овладеть всем пространством земли, и беспрепятственно гоняться по бескрайним просторам наперегонки с облаками, подчиняясь только упругим порывам ветра.

Соленые брызги и клоки пены летели девушке в лицо, мешая ей как следует рассмотреть дорогу. Она торопливо вытирала их рукой, откидывала назад растрепавшиеся, висящие мокрыми сосульками волосы, и продолжала упрямо бежать и бежать вперед, не обращая внимание на бешено колотящееся сердце, которое грозило выскочить прямо из горла, на пульсацию крови в висках, стараясь не думать о том, что случится, когда ее силы кончатся и она просто свалится на мокрый песок, не в состоянии больше двигаться. И тот, кто сейчас гнался за ней, ненадолго отставший где-то там позади в развалинах старого маяка, нагонит ее. Страх гнал ее вперед, не оставляя в голове никаких других мыслей, как только добраться до стен крепости. Там светят фонари, там должны быть люди. Она не слышала ничего кроме завывания бури, шума, бьющихся о берег волн, да гулкого стука собственного сердца. Когда стены замка, сложенные из серого, угрюмого камня много столетий назад, уже нависали над головой, чья-то сильная рука схватила девушку за плечи, повалив на землю. Она упала, больно ударившись головой о выступающий камень, и мир вокруг померк.

Глава 1

– Марта!! Ты чего сидишь тут, как Аленушка у ручья??! А ну, давай быстро в бухгалтерию, там начальство уже лютует. Говорит, что мы уже должны быть на вокзале.

Голос моего приятеля Пашки вывел меня из задумчивости, в кою я впала, получив известие, что меня отправляют незнамо куда и незнамо зачем. А именно, на курсы повышения неведомой квалификации, куда-то аж на берега Балтийского моря. Я сидела и с тоской размышляла, чего я там не видела на этом самом море? Мне и здесь жилось совсем неплохо. А тут, как снег на голову… Ну, с точки зрения начальства, все было вполне логично. Мы с Пашкой, два самых молодых сотрудника отдела, и повысить нашу квалификацию было просто жизненно необходимо. Тем более, что разнарядка пришла соответствующая. Вынь, как говориться, и положь, двух специалистов. А с начальством, все знают, не очень-то и поспоришь.

Я поднялась тяжело со своего стула, как будто на моих плечах лежал груз вечности, и уныла побрела в бухгалтерию. Пашка, хлипкий очкарик, шел рядом со мной. Пританцовывая от нетерпения, и, захлебываясь от восторга, пересказывал мне содержание туристических буклетов, которые во множестве валялись у нас в комнате отдыха на журнальном столике.

– Ты представляешь!! Мы увидим старинные рыцарские замки, которые построены были аж в 13 веке!!

На что я угрюмо пробурчала себе под нос:

– Ага… До нашей эры…

Пашка моего бурчания не расслышал, поэтому, пытаясь заглянуть мне в глаза, с интересом переспросил:

– Чего до нашей эры?

Я вяло от него отмахнулась.

– Ничего… Это я так… Восторг свой выражаю.

Пашка с сомнением посмотрел на меня, восторга на моем лице не обнаружил, и загрустил.

– Ну, чего ты? Это же здорово!! Чем ты недовольна? – Потом, не дождавшись от меня ответа, с подозрением произнес. – Или тебя моя компания не устраивает?

С самого первого дня моего пребывания в отделе мы с Пашкой подружились. Пришли на работу, практически, в одно время, и по возрасту были самыми молодыми в отделе. Пашка был достаточно высок ростом, чтобы я его заметила, но худой и бледный до невозможности. Казалось, что он ни разу не ел в своей жизни досыта и уж точно, ни один солнечный луч не касался его кожи. Старшие «товарищи» прозвали его за глаза «бледнолицая ящерица», что по понятным причинам, Пашку не радовало. Но, отнестись к нему с пренебрежением этим самым «товарищам» не позволяла Пашкина голова, точнее, то, что в ней находилось. Иногда, наш начальник останавливал взгляд на склоненной над перфоратором для ленты, Пашкиной спине, и с нескрываемым восторгом, с каким-то придыханием, шептал: «Гений! Настоящий гений!»

Пашка был обладателем уникальных мозгов, решающих со скоростью хорошего компьютера любые поставленные перед ним задачи, а также, энциклопедических знаний во многих областях, начиная от микробиологии и кончая астрономическими изысканиями, чем беззастенчиво пользовались все в отделе. А у меня это вызывало небывалую гордость, будто он был не моим другом, а моим ребенком. Собственно, это было не так уж далеко от истины. Если бы я не взяла над ним шефство с самого первого дня, то Пашка вполне мог уже раз сто умереть от голода или заблудиться в хитросплетениях коридоров и состариться где-нибудь в одном из кабинетов с пыльными папками на полках.

Сначала Пашка, следуя своей пылкой натуре, решил, что влюбился в меня. Но, я ему довольно быстро объяснила, что наши дружеские отношения могут продлиться намного дольше, чем романтические. И он, пораскинув своими гениальными мозгами, вынужден был признать, что я была права.

И теперь, на его дурацкий вопрос я даже не сочла нужным отвечать. Просто хмыкнула, и сокрушенно помотала головой. Это Пашку слегка взбодрило. И он опять принялся вдохновенно расписывать мне все прелести нашей поездки. Я понимала его. Пашка знал географическую карту мира, так же хорошо, как я родную квартиру. Спросонья, мог безошибочно назвать столицу любого государства, и рассказать о нравах и обычаях народов мира, начиная от высоких цивилизаций и кончая каким-нибудь маленьким туземным племенем, затерянном в дебрях джунглей. Но, знания эти у него были, так сказать, больше теоретическими. Нигде дальше, чем за пределами родного города Пашка не бывал. Разве что, в деревню в детстве ездил пару раз, о чем у него остались весьма смутные воспоминания.

Что касается меня, то несмотря на свой не очень пожилой возраст, объехать я успела почти всю страну. И все, благодаря моему деду, который был носителем миллиона различных званий и являлся почетным членом кучи всяких Академий наук. Так как во все свои многочисленные поездки он брал меня с собой, начиная с четырнадцати лет, то и повидать я успела много чего. Поэтому, к путешествиям относилась довольно сдержанно, очень рано поняв простую истину, что хорошо там, где нас нет, а еще, в гостях хорошо, а дома лучше. Именно поэтому, внезапная командировка на три месяца на берега Балтийского моря, меня не особо вдохновила.

Я, постучав в двери с табличкой «бухгалтерия», дождалась грозного рыка «Да!», и робко просочилась внутрь кабинета. Главный бухгалтер, могутная женщина пожилого возраста, слегка напоминающая львицу, которой неведомо как удалось сбежать из зоопарка, с мелкими кудряшками на голове и ярко-красной помадой на губах, при виде меня, нахмурилась еще сильнее. Хотя, на мой взгляд, сильнее вроде бы, было некуда. Три девчонки-бухгалтерши сидели притихшие, стараясь слиться с мебелью, не отрывая глаз от своих бумажек, и только изредка кидали заинтересованные взгляды на меня. В душе я им очень сильно сочувствовала. Да, если честно, и себе не особо завидовала. Еще в первые дни, когда я только пришла в отдел устраиваться на работу, и «пообщавшись» с Раисой Петровной (так звали «львицу), задала дурацкий вопрос, не работала ли она, случайно, раньше в колонии строгого режима? После чего, за ней устойчиво закрепилось прозвище «хозяйка». Понятное дело, в глаза ее никто так назвать бы не осмелился. Но, я думаю, она догадывалась, как о своем прозвище, так и о том, благодаря кому оно появилось.

Поэтому я тихой мышкой скромно встала около ее стола и опустила очи долу. Раиса Петровна еще раз грозно глянула на меня. Надо бы изобразить трясущиеся поджилки от этого взгляда. Но, как назло, мои поджилки трястись категорически отказывались. И я решила, что сойдет и так, и тяжело вздохнула, словно испытывая вселенскую скорбь и полнейшее свое раскаянье, за то, что вообще умудрилась без ее разрешения появиться на свет божий.

– Карельцева?? – Строго спросила «львица».

От подобного тона, хотелось тут же бухнуться на колени и начинать каяться в неведомых грехах. Но, так как, отказываться от своей фамилии я не видела ни малейшего повода, поэтому покаянно закивала головой. Мол, так и есть, матушка, он самая. Раиса Петровна, удовлетворенная моей «покорностью», зашуршала бумагами, выудила из стопки командировочное удостоверение и расходный ордер. Протянула мне, кивнув головой в сторону притихших бухгалтеров.

– Получай командировочные и не забудь отчет как положено составить. – И опять хмуро глянула на меня, как видно, стараясь уловить на моем лице малейшую тень неудовольствия, или, спаси, Господи, какого-либо протеста.

Я, чуть ли не с поклоном, взяла документы и засеменила к ближайшему столу, где сидела наша кассирша Леночка. Расписавшись во всех положенных местах, я забрала положенные мне деньги, документы, и бочком выбралась из кабинета. В самых дверях, не удержалась, и лихо подмигнула девчонкам, провожающих меня тоскливыми взглядами. На их лицах явно читалось одно слово «счастливица».

Пашка ждал меня в коридоре, и встретил так радостно, будто не ожидал меня увидеть с целой головой и безо всяких увечий конечностей.

– Ну, как…? – С придыханием спросил он.

Я пожала плечами.

– Двадцать восемь…

Друг похлопал в недоумении на меня глазами.

– Чего, двадцать восемь?

Я усмехнулась, глядя на его растерянную физиономию.

– А чего «ну, как»? Того и двадцать восемь.

Пашка надулся на меня, пытаясь обидеться. Получилось плохо, и он махнул рукой, будто, отгоняя надоедливую муху.

– Вечно ты… Со своими шуточками. – Я сочла за благо промолчать. А он, опять повеселев, спросил. -Ну, что, на вокзал?

Я только головой помотала.

– Прямо сейчас? Паш, побойся Бога, поезд отходит только вечером, через шесть часов. Еще домой надо съездить, вещи собрать. Не на неделю же едем, на три месяца. В общем, давай, друг, до встречи на вокзале. – Помахав ему ручкой, я заскочила в кабинет, взяла свою сумку и, попрощавшись с коллегами, направилась на выход.

Глава 2

Поезд отходил от станции ровно в семь вечера. Сборы в дорогу не заняли у меня много времени. Я привыкла к путешествиям, и поэтому, собиралась достаточно быстро. Как шутил мой дед, по-солдатски. Дед проводил меня до остановки троллейбуса, мечтательно проговорив:

– Балтийское море… М-м-м-м… Увидишь старые замки, песчаные косы с шумящими соснами на берегу. Ты записывай свои впечатления. Потом с тобой обсудим.

Я усмехнулась.

– Дед, ты так говоришь, будто, я в турпоездку еду. Курсы повышения квалификации! У нас лекции по плану по шесть часов в день! Какие замки, какие пляжи?

Дед сурово глянул на меня из-под седых бровей.

– А остальные восемнадцать часов ты что, спать будешь? Не глупи. Когда еще в те края доведется попасть. Вот увидишь, поездка будет незабываемой!

Ох, если бы я тогда знала, или, хотя бы, догадывалась, насколько она, эта поездка, станет «незабываемой», я бы тут же вернулась домой, распаковала чемодан, и поехала куда-нибудь в Рязанскую губернию помогать колхозникам собирать морковь. Но, увы… Как там сказал поэт? «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» Конечно, вряд ли Федор Иванович подразумевал подобную ситуацию, когда писал свои строки. Но, классик, он потому и классик, что становится в какой-то степени, пророком.

На вокзал я прибыла за пол часа до отхода поезда. Заняла свое место в купе. Посидела минут пять, и решила, что могу смело еще немного погулять по перрону, в купе еще успею насидеться. Не успела я выйти из вагона, как в снующей толпе увидела высокую суетящуюся Пашкину фигуру. Он беспрестанно останавливался у каждого вагона и спрашивал у проводников, какой это номер. Проводники смотрели на Пашку в недоумении, но исправно отвечали, указывая ему на номер, прикрепленный к вагону. Я стала махать ему руками, как ветряная мельница, чтобы обратить на себя внимание. Пашка, наконец, оторвался от созерцания своего билета, и увидел мои старания. Расплылся в улыбке и, какой-то ковыляющей походкой, направился в мою сторону. Причина его неуклюжести мне стала понятна, когда он подошел поближе. В руках он тащил громадный чемодан, судя по тому, как он пыхтел, довольно тяжелый. Остановился рядом со мной, бухнув этого монстра «чемоданостроения» на перрон прямо у моих ног. Достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.

– Уф… Еле дотащился… – Произнес он, тяжело дыша.

Я, пряча улыбку спросила его осторожно.

– Паш, ты, наверное, первый раз на поезде едешь?

Мой простой вопрос, почему-то его слегка обидел. И он буркнул нехотя, глядя себе под ноги.

– Почему, первый? И вовсе, не первый. Я в деревню, к бабке, на электричке с мамой ездил.

Я про себя тяжко вздохнула, но продолжать эту тему не стала.

– Ладно, Паш. Иди в купе, четвертое от купе проводника. Увидишь, там сверху на полке мой плащ лежит.

И тут я заметила, что Пашка застыл столбиком, и, неприлично широко открыв рот, смотрит мне куда-то за спину. Я повернулась назад, чтобы увидеть, что так сильно удивило моего друга. И едва тоже, как Пашка, не разинула рот. По перрону шли… Нет, чего это я?! Не шли, а шествовали двое мужчин, выделяясь в толпе, как две диковинные райские птицы, случайно оказавшиеся в курятнике. Когда-то, года три назад, мне в руки попал альбом изобразительного искусства. Мое внимание привлекла одна из картин художника Альма-Тадемы, называлась она «Триумф Тита». Великий римский император, изображенный в момент своего триумфа, поразил меня тогда высокомерным выражением, которое, как маска, лежало на его лице. Так вот, сейчас, когда я увидела эту необычную пару, мне почему-то, вспомнилась та картина. Высокомерие и некая брезгливость была на лице впереди идущего пожилого мужчины с седой шевелюрой и небольшими ухоженными усиками. Он опирался на трость, темно серый костюм на нем сидел, как влитой. Во всей его фигуре чувствовалась некая властность, и привычка повелевать. И, сразу было понятно, что подобная манера держаться была, скорее, врожденная, нежели приобретенная. Отстав от него на шаг, словно, тень за его плечами, шел молодой мужчина. По тому, как на него оглядывались все, присутствующие в тот момент на перроне, женщины, причем, буквально, всех возрастов, что называется, от мала до велика, можно было с уверенностью сказать, что наша сестра сходила с ума, и была готова упасть в обморок от счастья при одном его взгляде. Хотя, по мне так, если ты пытаешься связать свою жизнь с подобным типом, то я могу смело сказать, что с умом у тебя точно не все в порядке.

Высокий, подтянутый, в шикарном светло-сером костюме, волнистые светло-русые волосы падали ему на плечи. Глаза цвета закаленной стали, смотрели жестко и пристально. Нос с легкой горбинкой, острые скулы и губы, раздвинутые в легкой насмешливой улыбке. В общем, эталон, идеал, призрачная мечта. Одним словом, упасть в обморок в его объятия, и не приходить в себя лет этак, тридцать-сорок. Но, дело было не только в их внешности или манере держаться. От них обоих веяло какой-то силой. Не физической, нет, хотя, судя по тому, что видели мои глаза, и с этим у них был полный порядок. Эта сила была совсем иного рода. Они не предпринимали никаких действий, и не делали никаких ненужных жестов. А толпа на перроне раздвигалась перед ними, словно выдавливаемая какой-то тугой невидимой волной, идущей впереди них. Они шли, будто заключенные в невидимый кокон, сохраняя невозмутимое спокойствие, словно они одни были в тот момент на перроне.

Не удержавшись, я тихонько присвистнула, слегка подзабыв о приличиях. Не иначе, и на меня эта парочка оказала свое воздействие. Проводница, стоявшая неподалеку, чуть не перекрестилась мелким крестиком, проворчала тихо себе под нос, но я услышала:

– Спаси и помилуй от таких пассажиров…

Я толканула застывшего, словно соляной столп, Пашку в бок.

– Чего замер? Тащи свой шифоньер в купе, а то скоро поезд тронется, а ты тут со своим баулом. На ходу вряд ли запрыгнешь.

Пашка посмотрел на меня ошалелыми глазами и зашипел так, что его услышал почти весь перрон.

– Это кто ж такие?

По его выражению лица я поняла, что он все еще пребывал в эстетическом шоке. Я сердито глянула на него.

– Не знаю, и, самое главное, знать не хо-чу! – Произнесла я по слогам последнее слово. – А ну, быстро марш в купе, а то поезд без тебя уйдет. Потом будешь с начальством, да с Раисой Петровной объясняться!

Имя нашего главбуха возымело на друга волшебное действие. Он сразу как-то засуетился, и принялся затаскивать свои пожитки в вагон. А я демонстративно отвернулась от приближающейся пары, которая наделала такой переполох на перроне, и стала смотреть в противоположную сторону. Мне казалось, что у меня на затылке появились глаза. Потому что, я спиной чувствовала их приближение. Почему-то, я даже не сомневалась, что они войдут именно в наш вагон. Не стала дожидаться этого радостного события и направилась занимать свое место, так сказать, согласно купленным билетам. Не знаю, почему, но я была уверена, что они сядут именно в наше купе. И, затаив дыхание ждала отправления поезда. Чтобы не сидеть без дела, помогла Пашке затолкать его чемодан наверх, испугавшись, что при сем действии он сломается (имея в виду Пашку, а не чемодан). Не успели мы, тяжело дыша, сесть на свою полку, как двери купе растворились, и колоритный дуэт предстал перед нами. Первым вошел молодой представитель харизматического ансамбля. Окинул холодным взглядом, способным заморозить вагон с рыбой, наше купе, и вежливо поздоровался.

– Здравствуйте…

Мы сидели с Пашкой, как примерные детишки в детском саду. На краешке стула, ручки на коленях, глазками хлоп-хлоп, и только кивнули в ответ на его «здравствуйте». Он прошел в купе, закинул небольшой саквояж наверх, в багажное отделение, и вышел, пропуская внутрь своего спутника. Тот вошел, словно змеюка заползла внутрь. Я едва удержалась, чтобы не поджать ноги. Сладкая улыбочка смотрелась на его лице, как что-то инородное. А глаза при этом оставались, как у хищного зверя, который вышел на охоту, выглядывая, кого бы слопать в первую очередь. Бр-р-р… Я успела про себя подумать, что поездочка нам предстоит еще та. Из-за его спины маячило перепуганное, бледное до синевы, лицо проводницы. Она лепетала, чуть заикаясь.

– Чай скоро подам…

Старший из пассажиров барственно махнул рукой, и проронил с прежней сладенькой улыбочкой.

– Ступай, голубушка, успеется…

Тетку долго уговаривать не пришлось, ее словно ветром сдуло. Я охотно последовала бы ее примеру, только мне, в отличие от нее, бежать было некуда. Поезд дернулся и покатил, медленно набирая скорость. За окном поползли дома, складские постройки, за которыми виднелись высотки города, как что-то инородное, не вписывающееся в общий пейзаж, словно, пришедшее сюда из другого мира.

Наши попутчики уселись на противоположную от нас с Пашкой полку, и принялись расточать нам улыбки. Я бы их оценила, как ехидные. Но, возможности подискутировать на эту тему с другом, у меня не было. Поулыбавшись так минуты три, старший заговорил. Голос у него был вкрадчивым, обволакивающим, просачивающимся в самый мозг.

– Ну, что… давайте знакомиться?

Я с готовностью растянула губы в улыбке, чтобы не оставаться в долгу, и промурлыкала:

– Давайте… – И уставилась на наших новых соседей, не собираясь первой начинать новое знакомство.

Молодой, чуть усмехнулся, глядя на меня, но ничего не сказал. А старший продолжил петь:

– Меня зовут Аристарх Евгеньевич Крестов… – Я чуть опять не присвистнула, второй раз за последний час, а Пашка тихо икнул. Новый «знакомый» произнес свое имя так многозначительно, как будто, мы должны были от счастья упасть немедленно в обморок, или, по крайней мере, восторженно заахать, хлопать в ладоши от восторга, и начать кланяться.

Мы с Пашкой переглянулись. В его глазах был вопрос, на что я едва пожала плечами. Ни звучное имя, ни фамилия этого гражданина нам ни о чем не говорила. Знать не знали, и слышать не слышали. Наша реакция его слегка разочаровала, но вида он не подал. Умел дядька себя в руках держать. И он, как ни в чем небывало, продолжил:

– А это, – он указал кивком головы на своего спутника, – Валдис, Валдис Янсонс, мой надежный помощник и друг.

Еще не легче…! «Надежный друг» криво усмехнулся, а я подумала, что он больше похож на крутого охранника, нежели на «друга». Но, по понятным причинам, высказываться на этот счет не стала. А «помощник и друг» насмешливо проговорил, глядя, на слегка ошалевшие от эдакого соцветия, наши физиономии.

– Можете звать меня Володя, если вам трудно выговаривать мое имя…

Пашка вдруг очнулся от своего столбняка, перестал икать, и проблеял:

– Володя, значит Вова…? – Как-то чувствовалось, что имена наших попутчиков его совсем добили, и он сидел в легкой прострации, утрачивая с каждой минутой связь с реальностью.

Уж лучше бы он продолжал и дальше изображать из себя суслика у норы. Я чуть не расхохоталась в голос. Ага, Вова… Он такой же «Вова», как я Атауальпа1. Его можно было назвать, как угодно, только не «Вова». Нелепее я себе ничего не могла представить. И не удержавшись, слегка фыркнула.

– Не волнуйтесь, мы вполне способны произнести имя «Вальдис». Меня зовут Марта, а это Павел. – Представилась сама и заодно своего друга, который прибывал в легком смущении, после своего выступления.

Вальдис-Вова усмехнулся и пропел, глядя на меня с легкой издевкой:

– О… Марта? Какое редкое имя для девушки.

Мне их ухмылочки уже порядком надоели, и я решила ответить, ни в чем себе не отказывая.

– Если вы хотите сказать, что имя «Марта» больше подходит для коров, не могу с вами не согласиться. Но, это дело вкуса. А что касается его «редкости», то я и сама девушка довольно редкая. – И я расплылась в улыбке, демонстрируя все свои зубы.

После моих слов, Вальдис-Вова как-то заметно сник. «Ну, не один ты на свете остряк», – Довольно злорадно подумала я.

Пашка сидел и с удивлением смотрел на меня, не понимая, что это на меня нашло. И тут наш пожилой спутник решил вмешаться в процесс разговора, пока он не перерос в хорошую потасовку, как если бы мы продолжали в том же духе вести беседу. Аристарх Евгеньевич, мило улыбаясь, спросил.

– Позвольте полюбопытствовать, куда молодые люди направляются?

Его чуть насмешливый вкрадчивый голос раздражал меня с каждой минутой все больше и больше. Не успела я открыть рот, чтобы достойно ответить, как Пашка очнулся, и начал охотно пояснять.

– Мы едем на курсы повышения квалификации в Н…ск, в командировку. Мы работаем на заводе… – Тут, я, не стесняясь спутников, толкнула его локтем в бок.

Похоже, Пашка потерял бдительность. Его, внезапно проснувшаяся и не совсем уместная страсть к светским разговорам, меня удивила. Он, вроде бы, никогда не отличался особой болтливостью. То, что мы работали на номерном заводе, знать каждому совсем не полагалось. Услышь наш разговор кто-нибудь из первого отдела, проблем бы у моего друга заметно прибавилось. После моего тычка Пашка замер на середине фразы и растерянно посмотрел на меня. Чтобы как-то сгладить неловкую паузу, я договорила за него.

– У нас довольно скучная работа. А у меня встречный вопрос, чем занимаетесь вы, что вам необходим такой… – Я не смогла подобрать вежливого слова, а хамить не любила. И выкрутилась из положения довольно просто. – … такой помощник?

Аристарх Евгеньевич по достоинству оценил мои способности и вдруг, весело и вполне открыто рассмеялся.

– Ну, будем считать, что наше знакомство состоялось. Мы с Вальдисом историки. Мы были в вашем городе в командировке, а теперь возвращаемся домой. Кстати, если вы вдруг захотите познакомиться с нашим городом поближе, с исторической, так сказать, стороны, то, милости просим. Вальдис с удовольствием организует вам экскурсию со всеми подробными пояснениями и рассказами. – И он посмотрел на своего спутника требовательным взглядом.

У меня от подобной перспективы заныли зубы. Не знаю почему, но я была твердо убеждена, что держаться от таких «экскурсоводов» нам следует как можно дальше. Они были опасны, как хищные звери, вышедшие на охоту. Причем, сейчас эти хищники были сыты, если так было можно сказать. Но, упаси нас, Господи, встретиться с ними в их «голодную» пору. По-видимому, хоть и очень старалась, я не очень успешно могла скрыть свои эмоции. Потому что, Вальдис, протягивая мне свою визитную карточку, насмешливо улыбался. Я взяла кусочек картона двумя пальцами, словно боялась, что он меня сейчас укусит, и, напрягая мышцы лица в улыбке, вежливо поблагодарила. Крестов довольно хмыкнул, и продолжил подробно, с явным удовольствием, описывать их деятельность.

– Тема наших исследований, вторая половина Великой Отечественной Войны. Примерно с 1943 по 1945 годы. Ведь именно здесь, на берегу Балтийского моря, разворачивались интереснейшие события, последствия которых еще ощущаются и в наше время.

Я в третий раз за вечер мысленно присвистнула. А вслух, только и сказала:

– Это, наверное, очень интересная, я бы сказала, увлекательная тема. Если возможно, расскажите об этом поподробнее…

Глава 3

Ночью я почти не спала. Нет, в поездах я, вообще-то, сплю очень даже хорошо. Перестук колес, почти как музыка дождя, убаюкивает меня быстро. Но, в этот раз, сон не шел ко мне. Я ворочалась с боку на бок на своей нижней полке, пытаясь понять, что мне мешает отдаться объятиям Морфея, но все было безрезультатно. Ни сон, ни понимание причины своей бессонницы, не приходили ко мне, пока, я случайно не подняла взгляд. На верхней полке напротив меня спал Валдис. Вернее, я думала, что он спал. В неясном свете, проникающим в купе из окна, когда мы проезжали какой-то полустанок, я увидела его внимательный взгляд, направленный на меня. В этом взгляде было мало приятного, скорее, интерес ученого, разглядывающего на предметном столе микроскопа неизвестную бактерию. К щекам прилила кровь, стало трудно дышать.

Злясь, в основном, на себя, за то, что так реагирую на взгляд совершенно постороннего мне человека, я повернулась лицом к стене, и крепко зажмурилась, пытаясь начать считать овец, слонов и прочую экзотическую живность. Овцы разбегались, слоны вообще подались куда-то на водопой. Другими словами, этот прием оказался бездейственным в данной ситуации. Ну, не могла же я, в конце концов, встать и напрямую спросить: «Мил человек, чего тебе надобно, чего ты пялишься?» И тогда я стала читать стихи. Читать стихи про себя, это значит, потерять все их очарование. Поэтому, я стала читать их тихим, едва слышным, шепотом. Замахнулась я ни много ни мало, а на поэму Лермонтова «Демон». И постепенно, мне удалось переключиться на прекрасные, порой яростные и неукротимые строки великого произведения. Перед глазами поплыли картины, так великолепно и тонко описанные, четырнадцатилетним поэтом. Высокие, закованные в ледяной панцирь, пики гор, ясное прозрачное небо, стройные пирамидальные тополя, и бурные потоки горных рек. И, отдавшись полностью этим образам, я не заметила, как заснула.

Наш поезд прибыл в Н-ск точно по расписанию, в полдень. Часы на башне старой ратуши приветствовали нас своим боем, который люди слушали в подобном звучании и восемьсот лет тому назад. Атмосфера города завораживала с первых минут прибывания. Окутывала, словно неуловимо- прозрачный газовый шарф, слетевший под порывами сильных балтийских ветров, с плеч средневековой богатой горожанки.

Мы остановились на перроне, осматриваясь по сторонам. Хотя, высматривать нам было нечего и некого. Нас никто не встречал. Пока Пашка выкорячивал свой чудовищный чемодан из вагона, я достала из сумки бумажку с адресом нашего будущего проживания, пытаясь прочитать собственные каракули. Помимо корявенького почерка, который и в доброе-то время было проблематично разобрать, название улицы носило, я бы сказала, специфически-национальный прибалтийский характер, что русскому слуху, как и языку было не совсем привычно. Пока я стояла, уткнувшись носом в бумажку, пыталась разобрать свой почерк, позади меня раздалось вежливое покашливание. Я слегка подпрыгнула от неожиданности, обернулась с виноватым выражением лица, готовая извиняться, думая, что перегородила кому-то проход по перрону. Но, не угадала. Позади меня стояли наши попутчики, и с крокодильей ласковостью смотрели на меня. Заговорил старший из них, Аристарх Евгеньевич.

– Марточка, мы можем вас подбросить. За нами должна прийти машина. – Меня слегка передернуло. Никто и никогда меня не называл «Марточка». И, конечно, я собралась отказаться от столь любезного предложения, но Крестов театрально замахал на меня руками, будто, прочитав по моему лицу о моем намерение отказаться. – Отказа не приму! Вы в этом городе впервые. А таксисты здесь, как, впрочем, и везде, народ ушлый. Оглянуться не успеешь, обдерут, как липку. А глядя на вас, даже непрофессиональному глазу заметно, что вы не местные. Так что, покорнейше прошу, не отказывайте старику, хотя бы, ради собственного блага.

Ну, со «стариком» он, конечно, погорячился. Кокетничал. Подобное поведение в мужчинах меня несказанно раздражало. Я, было, уже открыла рот для настойчивого и вежливого отказа, как тут появился запыхавшийся Пашка со своим чудо-чемоданом. Вытирая платком опять вспотевший от неимоверных усилий, лоб, он радостно проквакал:

– О!! Это было бы очень здорово!! Спасибо большое!!

Я мысленно закатила глаза. Но, пререкаться, стоя на перроне, считала большой глупостью и признаком плохого воспитания. А своим воспитанием я гордилась. Поэтому, подавив тяжелый вздох, была вынуждена согласиться на предложение Крестова. Нехотя протянула бумажку с адресом «другу и помощнику». Вальдис взял протянутый ему листок, с едва заметной усмешкой глядя на меня, затем, легким, и я бы сказала, привычным жестом, подозвал носильщика. Погрузив вещи на тележку, мы бодро потрусили за своими «благодетелями». По дороге, я шипела рассерженно в ухо Пашке:

– И чего ты встрял со своим «было бы здорово»?! Добрались бы сами прекрасно!

Пашка виновато хлопал глазами и бормотал мне жалостливым голосом в ответ:

– … Чего-то не подумал…

Я махнула рукой. Чего теперь -то уж…! Придется еще потерпеть некоторое время наших попутчиков. Около выхода из вокзала нас поджидала черная «Волга» (конечно, черная, а какая еще в данной-то ситуации?). Водитель предупредительно распахнул дверцу перед хозяином. А что Крестов был именно хозяином этого громоздкого чуда со сверкающими боками, я нисколько не сомневалась. Затем, затолкали в багажник наши вещи, и машина покатила по улицам города. А я принялась с любопытством крутить головой, осматривая древнее здание вокзала, площадь перед ним, и шпили старого города, маячившие за огромными кронами старых лип. Все это очаровывало, восхищало и завораживало. Казалось, будто ты переместился при помощи машины времени на несколько сотен лет назад. Окончательно почувствовать себя в средневековье не давало присутствие современных зданий, ниток трамвайных линий и изрядного количества автомобилей. Я так увлеклась созерцанием, что даже не заметила, когда машина остановилась возле старого четырехэтажного здания из красного кирпича с тихим и уютным зеленым двориком.

Пашка легонько задел меня по плечу.

– Приехали…

Прощались с нашими попутчиками весьма душевно. Особенно старался Пашка. Он беспрестанно улыбался, раскланиваясь, как на светском дипломатическом рауте, с частотой китайского болванчика, короче, старался за нас обоих. Не иначе как, на него оказали влияние готические старинные здания, носильщики и черная «Волга». Я вела себя весьма сдержанно, стараясь чтобы это не было похоже на грубость. Далось это мне не без труда, но я с блеском справилась. И когда машина скрылась за углом, я, наконец, вздохнула с облегчением. Но, внутренний голос мне настойчиво нашептывал в ухо, что не последняя эта наша встреча, ох, не последняя…

Квартирная хозяйка открыла нам двери только после пятого звонка. Я уже начала, было, сомневаться, а правильно ли я написала адрес, и, не придется ли нам ночевать на улице. Но, слава Богу, дверь со скрипом отворилась и перед нами предстала тетка в старом домашнем халате, с заспанными глазами и взлохмаченными волосами, которые давно не мыли, и судя по отросшим темным корням, не красили. Она оглядела нас с подозрительным прищуром с ног до головы. Взгляд ее наткнулся на Пашкин чемодан, глаза слегка расширились, и она уважительно хмыкнула.

– Студенты, что ли?

Пашка, при виде тетки, спрятавшийся за мою спину, пискнул:

– Почему студенты??

Тетка нахмурилась и совсем уже собралась захлопнуть перед моим носом дверь. Я поспешно расплылась в улыбке, задвинула легонечко Пашку опять за спину, и проворковала:

– Студенты, студенты… На курсы повышения квалификации прибыли.

Хозяйка что-то неразборчивое проворчала себе под нос, типа «ездят тут всякие», и распахнула дверь на возможную ширину. Я уже настроилась увидеть какой-нибудь шалман-вокзал, с пустыми бутылками и пьяными завсегдатаями по углам, потому как, первое впечатление от тетки было, мягко говоря, не очень оптимистическое. Но, когда мы вошли в прихожую, я была приятно поражена. Пол был чистым, и никаких посторонних запахов, вроде вчерашней попойки, как я себе уже нафантазировала, не чувствовалось. На первый взгляд, это была довольно просторная квартира с потолками под четыре метра, старой застройки. Деревянные паркетные полы, чисто выбеленные стены, и несколько дверей, выкрашенных в темно-синий цвет, ведущих из основного коридора. Скорее всего, когда-то это была коммуналка, позже расселенная.

Тетка еще раз нас оглядела с ног до головы, и проговорила ворчливым голосом.

– Ну, давайте, что ли, знакомиться? Меня зовут Светка…

Я пару раз в недоумении моргнула. На «Светку» она совсем не тянула, скорее, на «тетю Свету». Но, спорить не стала. Всяк волен в своем образе и имени. Как говорили наши предки, «хоть горшком назови, лишь бы в печку не ставили». Я представилась и представила своего друга. Потому что, Пашка до сих пор пребывал в какой-то легкой задумчивости. Светка опять хмыкнула, пробурчала:

– Ну, разувайтесь, пойдемте, покажу ваши хоромы.

Мы быстренько скинули обувь у порога и засеменили за хозяйкой. Она открыла ближайшую дверь и ткнула пальцем.

– Вот одна комната.

Я заглянула внутрь. Ничего особенно настораживающего. Чисто, скромно, светло и, я бы сказала, уютно. Уют комнате придавали множество вышитых салфеток и маленьких подушек, которые моя бабушка называла «думки». И даже шторы на окне и покрывало на кровати были вышиты. Мне комната сразу понравилась. Я вопросительно посмотрела на хозяйку.

– Неужели это все вы…? Можно, это будет моя комната?

Светка довольно хмыкнула, мое восхищение ей явно пришлось по душе, и кивнула головой.

– Проходи, не стесняйся.

Мы разбрелись по комнатам после полной экскурсии. Бытовые помещения, ключи от входной двери и прочие организационные моменты. В конце «посвящения в жильцы», хозяйка, грозно сдвинув брови проговорила:

– И, чтоб баб и мужиков не водить!!! Пьянки не устраивать!!

Мы ошалело уставились на нее, замерев на несколько секунд, а потом принялись энергично трясти головами в знак, что мы все поняли и обязуемся вести себя примерно. Светка оглядела нас царственным взором и уплыла в свою комнату вполне довольная произведенным эффектом, который вызвала ее последняя фраза.

Быстренько распаковав вещи (в смысле, это я – быстренько, а у Пашки с этим делом было не особо), мы решили отправиться на осмотр города в пешей доступности. Заодно и институт повышения квалификации найдем. Судя по карте, которую я внимательно успела изучить, наше учебное заведение располагалось в двух кварталах от дома. Поэтому, было бы совсем неплохо все заранее обследовать, чтобы завтра уже не бегать, как заполошные курицы.

Глава 4

Город перед нами предстал, словно пожилая дама, с мудрыми глазами, спокойная, уверенная в себе и прожитых годах, полная достоинства и неторопливой рассудительности. Аллеи с огромными старыми липами и кленами, с чуть пожелтевшей на солнце листвой, журчанием маленьких фонтанчиков в небольших скверах, цветущими клумбами астр, которые своей пестротой и яркостью будто намекали, что это последний всплеск красок уходящего лета. Это был еще не тот старый город, башни которого мы видели издалека, а как бы, его предместье. Здания здесь напоминали поживших людей, которые были внуками тому, другому, древнему городу, что незыблемо стоял не одно столетие в самом центре, ощетинившись своими шпилями и башнями, огороженному толстыми стенами из тяжелого серого камня, покрытого мхами и лишайниками у самого своего основания, которые повидали на своем веку немало осад, впитывая в свои стены кровь и боль, как губка впитывает влагу. А теперь город, как старый рыцарь, уставший от боев и сражений, с покорной мудростью в глазах, взирал на своих многочисленных потомков, сокрушаясь об их забывчивости и нежелании чтить его подвиги.

Очарованная городом, я не сразу начала ворчать на Пашку за его неуместные выступления в поезде.

– Скажи на милость, что это на тебя нашло, там, в поезде? С какого такого перепуга, ты каждому встречному-поперечному начинаешь рассказывать о месте нашей работы? Ты что, давно не стоял в кабинете первого отдела? Да, и без этого, забыл плакат у нас в отделе? «Болтун – находка для шпиона!»

Пашка, пряча глаза стал мямлить:

– Да, понимаешь… Сам не знаю, как такое вышло. Ты же знаешь, я обычно не болтливый. А тут…

Мне стало жалко друга, и я, успокаивающе проговорила:

– Конечно, знаю, Паш. Потому и спрашиваю.

Пашка вдруг остановился и посмотрел на меня слегка испуганно из-под своих очков, заговорив, почему-то шепотом:

– Марта, ты себе не представляешь… Как только этот, Аристарх Евгеньевич на меня глянул, я прямо забыл обо всем. Кто я, что я. Хотелось только отвечать и отвечать на его вопросы, повиливая хвостом, в ожидании хозяйской ласки. – Я с легким недоумением смотрела на друга. Пашка тяжело вздохнул, понимая сам, как неубедительно звучат его слова. Потом, посмотрел с надеждой на меня. – А у тебя так не было? Ты ничего не почувствовала?

Я задумчиво смотрела куда-то себе под ноги, воскрешая в памяти свои ощущения, совершенно забыв, что Пашка все продолжает пялиться на меня в ожидании ответа. Так и не дождавшись ничего внятного с моей стороны, он тронул меня за руку.

– Мартышка, ты чего? – Сразу поясню. Мартышкой мог меня называть только Пашка, и никто другой.

Я, будто очнувшись, рассеянно ответила:

– Ничего, Паш, все нормально. Нет, я не почувствовала. Просто, не хотелось бы вновь встретиться с этими товарищами. – Потом, хлопнув друга по плечу, так, что он чуть не свалился на булыжную мостовую, нарочито бодро проговорила. – Ладно… Проехали. Только ты, в следующий раз, как захочешь выступить с сольным номером, начни считать до десяти и обратно. Помогает сфокусировать мысль, а за одно, отвлекает от болтовни.

Пашка, поняв, что я на него не собираюсь сердиться, или читать лекции, обрадованно закивал головой, и с энтузиазмом зашагал дальше, с проснувшимся интересом, крутя головой по сторонам.

Институт, действительно, оказался в двух кварталах от нашего нового жилища. Рабочий день подходил к концу, и в его прохладных коридорах было пусто и гулко, как в покинутой пещере горного тролля, которые, судя по легендам, должны были водиться в этих краях в изобилии. В здании царила тишина. Мы потыкались по нескольким дверям, которые все оказались запертыми. Но, все-таки, в конце концов, обнаружили присутствие людей в кабинете секретариата. Нас встретила молодая женщина с короткой стрижкой «под мальчика» и в очках на легкомысленно-вздернутом носу. Мы предъявили свои документы, после чего, секретарь сделала запись в журнале, поставила штамп прибытия в командировочных документах и вручила нам расписание лекций.

С чувством выполненного долга мы вышли на улицу.

– Ну, куда пойдем? – радостно спросил мой друг, как будто, после завершения тяжкого и утомительного труда.

Я пожала плечами.

– Прогуляемся еще чуток где-нибудь поблизости, заскочим в продуктовый магазин. Надо заботиться о хлебе насущном. А после отправимся домой, и приготовим ужин. Думаю, на сегодня будет достаточно.

Пашка настороженно посмотрел на меня, и проговорил с легким испугом.

– Марта, ты хочешь сказать, что мы САМИ будем готовить ужин?

Надо было пояснить, что Пашка до сих пор жил с мамой, и, подозреваю, приготовлением пищи никогда не занимался.

Я только усмехнулась.

– Паша, привыкай ко взрослой жизни! Учись самостоятельности, друг! И все у тебя будет хорошо! И потом, я не собираюсь питаться по столовым, когда есть возможность приготовить свежую и вкусную еду дома. Но, ты не горюй. Приготовление пищи я тебе не доверю. Разве что, будешь на подсобных работах.

Пашка нерешительно улыбнулся, не зная, как относиться к моему заявлению, как к шутке или как к реальной перспективе. Я скорчила злобную физиономию, и его улыбка стала шире. Предполагаю, что он решил, будто я пошутила. Думаю, через несколько часов его будет ждать жестокое разочарование. Что поделаешь, так и получаются из маменькиных сынков настоящие мужчины.

Магазин мы нашли неподалеку и успешно затарились. Путь домой решили сократить. Уж очень кушать хотелось. Но, не учли архитектурной особенности города, и чуток заплутали. Вышли в какой-то маленький переулок, где оказались рядом с небольшим домом, выстроенном в готическом стиле из того же красного кирпича, из которого была построена вся эта часть города.

Крылечко, выложенное из серых, обточенных вручную камней, говоривших о солидном, я бы сказала, древнем возрасте здания, прикрывал кованный козырек. А рядом с дверью была прикручена табличка, на малиновом фоне золотыми буквами было выведено: «Исторический музей периода 20 века». Меня это сильно заинтересовало. Первый раз в жизни я видела музей, который был бы посвящен только определенному отрезку времени. Поднявшись на крыльцо, я потянула за ручку. Дверь была заперта. Пашка, стоя внизу, недовольно проворчал:

– Тут ниже часы работы написаны. Музей закрыт. Ты что, решила освоить все достопримечательности за один вечер? Кто-то ужин собирался готовить, между прочим…

Я была с другом согласна. На сегодня было достаточно путешествий и приключений. И мы бодро потрусили в сторону дома. Я мысленно сделала для себя заметку обязательно вернуться сюда в рабочие часы музея. Хозяйка нас встретила подозрительным взглядом, и, приблизившись, осторожно потянула носом воздух. Не знаю, что ей пришло в голову. Может, она решила, что мы запойные алкоголики? Но, увидев в Пашкиных руках два пакета со снедью, слегка расслабилась.

– Вы что же, и готовить сами собираетесь?

Я растянула губы в улыбке.

– Почему бы и нет?

Светка все еще недоверчиво посмотрела на нас, пробурчала коротко: «Ну-ну…», и удалилась в свою комнату. Часа через полтора, когда запах тушеного мяса с овощами стал заполнять собой квартиру, ее дверь приоткрылась, и оттуда показалась Светкина голова. Но выглядела она совсем не так, как в обед, когда мы только явились сюда. Волосы были аккуратно заколоты, легкий макияж, вместо старого домашнего халата, вполне приличный спортивный костюм. И я с удивлением заметила, что хозяйка была не на много старше нас, Ну, может всего-то года на два, на три. Да и внешность была… не скажу, что писанная красавица, но вполне миленькая. И уж теперь-то, у меня бы язык не повернулся назвать ее теткой.

Все было готово, и мы уселись ужинать. Конечно, пригласили и Светку. За ужином она нам поведала, что квартира эта досталась ей по наследству от ее деда, который был искусствоведом, и всю жизнь прожил и проработал в этом городе. А сама Светка по причине больного сердца, закончила текстильный техникум, и сейчас выполняет кое-какую работу на дому, и сдает три комнаты из пяти, квартирантам, приезжающим в институт повышения квалификации. Ей так понравился ужин (хотя, я думаю, что не сам ужин, а то, что мы ее пригласили), что она, расчувствовавшись, извлекла из глубин старого резного буфета вишневого дерева, который, как мне показалось, был ровесником ее деда, если не прадеда, коробку конфет местной фабрики. А еще, сурово хмуря брови, велела обращаться с нею на ты.

– Мы ведь почти ровесники. Так чего вы мне «выкаете»?

Мы решили, что она права, тем более что, с ее возрастом кое-что прояснилось. Она была старше нас всего на полтора года, как я правильно предположила, увидев ее в нормальном человеческом виде. За чаем, я спросила у нее про музей, который так заинтересовал меня своей вывеской.

– Слушай, Свет, мы тут на музей наткнулись, совсем небольшой, рядом с домом. Странное ограничение временного периода меня очень заинтересовало. Может знаешь про него что?

Светка довольно хмыкнула, сделала глоток чая и многозначительно произнесла.

– Я, практически, в нем, в этом музее выросла. Дед там как раз и работал. Всю жизнь, можно сказать, посвятил этому. Там еще до сих пор работает его, так сказать, соратница и боевая подруга, Флора Зигмундовна. Своеобразная старушенция. Нордического, можно сказать, характера. Но… – Светка многозначительно подняла палец вверх, а мы замерли в ожидании ее дальнейшей речи. Наше внимание ей весьма польстило, и она старалась держать паузу, наращивая интерес к своим словам. И наконец, выдала. – Если вы ей понравитесь, она вам много чего интересного может рассказать. – И Светка нам лихо подмигнула.

Я посмотрела на Пашку.

– Ну, что, завтра после лекций зайдем?

Тот с готовностью кивнул. А Светка, запихнув в рот очередную конфетку, шумно запила ее чаем, и проговорила.

– Будет лучше, если я вас ей представлю. Бабулька придерживается светских условностей, потому как сама, из довольно древнего местного рода.

Мы согласно закивали головами. Я выразительно посмотрела на часы.

– Пора на боковую. Иначе, завтра на лекции опоздаем.

Пашка с готовностью поднялся, собираясь было смыться из кухни. А я сурово нахмурилась.

– Ты куда собрался, мил человек? А кто со стола будет убирать и посуду мыть?

Пашка загрустил, но уйти не посмел. Стал покорно стаскивать посуду к раковине, а хозяйка с любопытством посматривала на нас, пытаясь разобраться в сути наших отношений. По ее озадаченной физиономии, было понятно, что она ничегошеньки так и не поняла. А просвещать ее на этот счет я пока не стала. Как говорится, поживем – увидим. Вдвоем с другом мы быстро управились. Рассовав остатки еды в холодильник, который был «гостевой», и с чувством выполненного долга, отправились по своим комнатам.

Я долго не могла уснуть, ворочаясь, как и накануне, с бока на бок, и никак не могла понять причину своего беспокойства. То ли новая обстановка, то ли начало занятий, то ли предстоящая встреча со смотрительницей музея с экзотическим именем «Флора Зигмундовна».

Глава 5

На следующее утро, как и следовало ожидать, мы проспали. Поэтому, как заполошные куры, метались по квартире, торопя друг друга. И наконец, не позавтракав, выскочили из квартиры, и бегом кинулись в сторону института. Пашка на первых же ста метрах начал сходить с дистанции. Он наклонился, уперев руки в колени, и, тяжело дыша, прохрипел:

– Как… хорошо, что мы еще вчера… все узнали и зарегистрировались. Сейчас можем прямо на лекцию…

Я пританцовывая рядом от нетерпения, теребя его за руку, и грозно приговаривая:

– Все, теперь будешь у меня вставать каждое утро в шесть часов, бег трусцой и обливание холодной водой. – Пашка испуганно посмотрел на меня. Вероятно, у него еще оставалась надежда, что я шучу. Но встретившись с моим суровым взглядом, сник и отрицательно замотал головой, став похож на упрямого бычка. Только, слегка недокормленного и в очках.

– Ты же это несерьезно? – Проблеял он, пытаясь распрямиться.

Мне хотелось рассмеяться, уж больно вид у него был комичным в этот момент. Но, сдержала себя, чтобы не нарушать серьезности момента.

– Еще как серьезно!! Ты же мужчина, защитник!! Вот скажи, кого ты в таком виде способен защитить? А? Сто метров не пробежал, а уже на последнем издыхании. – Я потянула его за руку, переходя на быстрый шаг, и довольным голосом закончила. – Ты мне потом еще спасибо скажешь!! – Но, глянув на несчастную Пашкину рожицу, слегка подкорректировала свое последнее высказывание. – Ну, не ты, так твоя будущая жена, точно, будет мне благодарна!! – Чем напугала Пашку еще больше.

В общем, на лекцию мы, все-таки, успели. Можно сказать, перед самым носом у преподавателя удалось проскочить в аудиторию. И потянулись наши учебные часы. В перерывах между лекциями мы перезнакомились со своим новым курсом. Разброс географических мест и возрастов удивлял. Здесь были «деды» лет тридцати пяти, у которых уже были семьи и дети, и такие же, как мы, и еще младше, лет восемнадцати – девятнадцати. Но, сказать, что с кем-то плотно захотелось пообщаться, я не могла. Возможно потому, что мои мысли были заняты совершенно другим. После лекций у нас с Пашкой было интересное дело. Мы договорились со своей квартирной хозяйкой, что встретимся с ней в музее, и она представит нас загадочной и таинственной даме с интригующим именем «Флора Зигмундовна», бывшей соратнице и «боевой подруге» (по выражению Светки) ее деда, знаменитого искусствоведа и историка, профессора Филиппа Арнольдовича Потапова.

Историей я интересовалась всегда. В школьные годы у меня была даже мысль поступать на исторический факультет. Но, потом, меня увлекла физика, и о том, что я хотела стать археологом, как-то забылось. Но, интереса к истории я не утратила. Особенно, меня интересовал период именно двадцатого века. Возможно, потому что, слышала много рассказов на эту тему от своего деда, который прошел три войны. В Гражданскую он, совсем еще мальчишка, воевал в составе конной армии Буденного, потом Финская война и Великая Отечественная. В Отечественную войну его часть сражалась с фашистами как раз где-то в этих краях.

Не знаю, горел ли Пашка таким же интересом к этому музею, но, мне казалось, что он поддерживает мое стремление узнать больше об этом крае.

Лекции закончились в районе трех часов. Мы заскочили в буфет и умудрились успеть съесть по булочке, и выпить по стакану кефира. И ровно в пятнадцать ноль-ноль, стояли у крыльца музея. Пашка осматривал прилегающую территорию, надеясь увидеть Светку. А я разглядывала странные вилюшки, как будто выточенные на камнях фундамента. Они мне напоминали латинские буквы. Скорее всего, что-то было написано на древнем немецком языке. Город много веков назад принадлежал Тевтонам. Но, я могла и ошибаться. В латыни я разбиралась довольно слабо. А немецкого, не то, что древнего, но даже и современного, совсем не знала.

Пока мы так мозолили глаза прохожим (впрочем, это было явным преувеличением с моей стороны. Прохожих было не особенно густо), дверь музея отворилась с тихим скрипом, и на крыльце показалась Светка. Она оглядела нас с ног до головы и пробурчала:

– Чего не заходите-то?? Я жду вас, жду…

Пашка, почему-то смущаясь, стал бормотать в ответ какие-то оправдания. А я просто раздвинула рот в улыбке и пожала плечами. Мол, простите подлецов, в предпоследний раз. Светка умильно глянула на Пашку и милостиво махнула нам рукой.

– Давайте сюда быстро! Флора не любит, когда опаздывают. Аристократка… – Таинственным шепотом закончила она.

Я почему-то представляла Флору Зигмундовну величественной дамой, чем-то похожей на Екатерину Великую, с царственной походкой, внушительного роста и одетую в шелка с кринолином. Откуда взялся в моей голове этот самый кринолин, я понятия не имела. Но, когда Светка подвела нас к маленькой сухонькой старушке, с седыми, заколотыми в высокую прическу, волосами, в строгом темно-сером костюме из дешевенькой шерсти, белой блузке с камеей, приколотой к воротничку, я слегка даже как-то растерялась. Старушка посмотрела на нас внимательно, я бы сказала, проницательно. Ее глаза, когда-то ярко-изумрудного цвета, по прошествию прожитых лет, потеряли эту яркость, слегка выцвели, но не утратили своей живости, и какого-то молодого задора. Во всем ее облике, в морщинках у глаз, в скорбной складке у рта, чувствовалось, что пережить ей пришлось много, но прожитые годы ее вовсе не согнули и не сломили. Напротив, фигура оставалась стройной и по-юношески, хрупкой, словно у девочки-подростка.

Мы с Пашкой недружно поздоровались, слегка оробев под ее проницательным взглядом. Очков она не носила, что было довольно редким явлением у ее сверстников.

– Ну, что…? Молодые люди интересуются историей? – Мы дружно закивали головами. – Она усмехнулась краешком, чуть подкрашенных бежевой помадой, губ. – Это похвально… Сейчас молодежь все больше рвется куда-то вперед, и никак не хочет обращать внимания на то, что осталось позади. И совершенно напрасно. Знание прошлого дает нам возможность понять, чего мы ждем от будущего. Ну, хорошо… Это я так, к слову. Видите ли, давно живу одна, вот и стала привыкать к ворчанию. Вот, Светочка, спасибо, меня не забывает. Навещает иногда. – Она на мгновение замолчала, наверное, решив, что с незнакомцами (коими мы для нее являлись) не стоит сразу откровенничать. Так что вас интересует? Что-то конкретное, или так… общий курс истории?

Я заговорила первой, так как, все же, это была моя инициатива, прийти в этот музей.

– Я не могу сказать, что нас интересует что-то конкретное. Просто, меня заинтриговала табличка, которая висит на двери музея. Первый раз сталкиваюсь с подобным. Исторический музей ограниченного отрезка времени.

Старушка улыбнулась.

– Знаете, деточка, я этому «ограниченному отрезку» посвятила всю свою жизнь, точно так же, как и ее дедушка. – Она кивнула на Светку. – Мы с ним были большими друзьями. Но, у Филиппа Арнольдовича была более узкая, так сказать, тема. Он изучал все, что было связано с исследовательским обществом «Аненербе», отделения которого были разбросаны по всей Германии, включая и побережье Балтийского моря. Секретные лаборатории, в которых изучались вопросы эзотерики, скандинавские руны и эпос, так называемые «сверх возможности» человека, мистика, колдовство, магия, гипноз. Все самые невероятные вещи, которые большинству людей казались глупостью, выдумкой, сказкой, если хотите. Всем этим занималось «Аненербе» или «Наследие предков». Здесь, на берегу Балтийского моря издревле стояли замки Тевтонского ордена. Гиммлер, который стоял у истоков формирования общества, стал его руководителем и идеологом, привлекая на службу в «Наследие предков» оккультистов, магов и чародеев, даже буддийских монахов, если угодно, собранных им по всему миру, решил, что замки тевтонских рыцарей – очень подходящее место для размещения в них множества отделений общества, тайных хранилищ, камер, складов и лабораторий. И до сих пор, не вскрыты около семидесяти процентов всех тайных мест в нашей области. Говорят, что здесь где-то в одном из таких тайников, расположенных глубоко под землей, в подвалах одного из замков, до сих пор спрятана знаменитая Янтарная комната, считавшаяся утерянной. – Она внимательно посмотрела на нас, и продолжила. – Простите, я, кажется, увлеклась. Это очень большая тема. На ходу, на бегу о ней говорить трудно. Но, если вас это заинтересует, милости просим, я всегда буду рада вам рассказать об этом подробнее.

Пашка в задумчивости почесал нос. Зная своего друга, я уже поняла, что про «наследие предков» ему не очень интересно, но какой-то вопрос родился в его гениальной голове, а сейчас, вертится на его языке. Вся беда была в том, что его гениальная голова не всегда успевала контролировать этот его язык. Поэтому, я слегка насторожилась, готовая вмешаться в любую минуту. Чтобы не дать брякнуть Пашке чего-нибудь лишнего, я обратилась к Флоре Зигмундовне.

– Тема очень интересна, я бы даже сказала, загадочна. Мне об этом немного рассказывал мой дед, который воевал в этих краях. Если вы позволите, я приду одна в следующий раз. А теперь нам надо идти. Примите нашу благодарность, за то, что потратили на нас свое бесценное время. – Не иначе и на меня начало оказывать влияние здешней атмосферы, что я заговорила «высоким штилем».

Старушка нам улыбнулась, и поспешила заверить, что всегда будет рада нашему приходу, потому что, по ее словам, нынешняя молодежь совсем перестала интересоваться историей. Мы уже собрались уходить, когда Пашка вдруг, непонятно с чего, решил выступить с очередным сольным номером.

– Скажите пожалуйста, а вы знаете такого историка Крестова Аристарха Евгеньевича? – И уставился на бабульку с любопытством.

Я мысленно закатила глаза. Все ж таки, не уследила! Дался ему этот Крестов! Может и вправду, загипнотизировал его пока ехали в поезде? Я уже собралась схватить Пашку за руку, чтобы уволочь его из музея, как обратила внимание на реакцию Флоры Зигмундовны. При имени Крестова, радушная улыбка сползла с ее лица. Она будто вся окаменела. Брови медленно сошлись на переносице, взгляд сделался холодным и каким-то колючим. Совершенно другим голосом, от которого, будто холодным сквозняком потянуло из коридоров музея, почти не разжимая губ, она спросила:

– Откуда вам, молодой человек известна эта фамилия?

Пашка слегка растерялся от такой резкой перемены в настроении старушки, и стал лепетать что-то невразумительное по поводу нашего дорожного знакомства. Вид при этом имел весьма жалкий и извиняющийся. Флора Зигмундовна слегка смягчилась. Но, только слегка. Брови чуть разгладились, и она произнесла официальным голосом:

– Прошу меня простить, но у меня очень много работы. Всего доброго. – И, развернувшись, с высоко поднятой головой, направилась прочь от нас вглубь музейных залов.

Мы постояли в растерянности глядя ей вслед, а потом побрели на выход. Только когда мы вышли из здания музея, Пашка вновь обрел дар членораздельной речи.

– Марта, чего я опять сказал не так?

Я только рукой махнула.

– Даже ежику в лесу было понятно, авантюрист твой Крестов, если не сказать хуже! Только один его Вальдис чего стоит! Тоже еще тот «друг и помощник»! Кой черт тебя за язык дернул?! Теперь бабулька с нами разговаривать не захочет. А я только настроилась на интересную беседу. – И я опять махнула рукой.

Пашка было собрался отстаивать «доброе» имя нашего попутчика, но тут в разговор вмешалась Светка. Загадочным голосом она спросила:

– Ребята, а вы откуда Крестова знаете?

Мне бы тут и насторожиться, но я была раздражена, что наш разговор с Флорой Зигмундовной так неловко закончился, и не обратила внимание на интонацию голоса нашей квартирной хозяйки. И поэтому, не задумываясь ответила:

– Да, в поезде вместе ехали, в одном купе…

А Пашка и тут умудрился влезть.

– Он нас даже на своей машине до твоего дома подвез. – С, непонятной мне радостью, выдал он.

У Светки глаза слегка округлились, голос стал каким-то не то испуганным, не то, настороженным.

– Вас что, сам Крест на машине к МОЕМУ дому подвез??

А вот тут мне стало по-настоящему нехорошо. А моя хваленая интуиция, проспавшая всю дорогу, вдруг засемафорила мне желтым светом, что означало только одно. Я опять куда-то вляпалась.

Глава 6

Мы окружили Светку, и стали приставать к ней с расспросами. Она отбивалась от нас, как могла.

– Вы что???!!! – Шипела она, как рассерженная кошка. – Хотите, чтоб я вам прямо тут, посередине улицы про Креста рассказывала??? – При имени «Крест» она понизила голос практически до инфразвука, как бегемот, который почуял опасность, находящуюся километров за тридцать от него.

Светка была в полнейшем негодовании от наших вопросов «посреди улицы». Хотя, прохожих вблизи не наблюдалось, местечко было тихое, отгороженное от внешнего шума города зарослями сирени и березовой аллеей. Она зашагала размашисто в сторону дома, бросив нам на ходу:

– Дома… Все дома… – При этом вид у нее был такой, что она вот-вот начнет креститься.

Пашка перепугался от подобного поведения Светки так, что у него даже уши затряслись. Конечно, я была заинтригована, но особого страха не испытывала. Чего было нам бояться? Напрягала меня только визитная карточка в кармашке сумки, с координатами «Янсонс Вальдис». Не могу сказать, что опыт общения с подобными типами у меня был богатым. Но, как-то разок пришлось вляпаться в историю, из которой выбралась с великим трудом и большими нервами. Отделаться от таких людей было трудно, и чревато множеством неприятностей. Поэтому, повторять его у меня желания не было.

В таком, я бы сказала, довольно унылом состоянии духа, мы добрались до дома. Светка после нас закрыла двери на ключ и для верности подергала за ручку. Чем у меня вызвала легкое недоумение, а у Пашки состояние близкое к обмороку. Затем, протопала на кухню, грохнула чайник на плиту и уставилась на нас с суровостью матери-настоятельницы, взирающей на своих нашкодивших духовных дочерей.

– Ну… – Незатейливо начала она. – Допрыгались! Дожили, можно сказать!!

Пашка, сидя на табуретке, хлопал перепугано глазами, не смея открыть рта. А мне этот цирк порядком поднадоел. Я обратилась к нашей хозяйке вполне миролюбивым тоном, не желая ее обидеть.

– Ты можешь толком рассказать, что такого произошло, что вы переполошились, словно куры в курятнике, куда залезла лиса? Кто такой этот самый Крест, что при одном упоминании о нем у тебя голос пропадает? Иначе вон, посмотри, Павлика сейчас удар хватит. Запугали парнишку совсем! – Я поджала губы, выражая тем самым свое неодобрение подобным поведением хозяйки квартиры.

Светка покосилась на Пашку, который сидел с видом совы, мерцая глазами, тяжело вздохнула, и спросила с тоской в голосе:

– Вам как, длинно или коротко?

Я посмотрела на Пашку, он на меня.

– Давай, длинно. – Врага надо знать, как говорится, в лицо.

Чайник закипел. Светка сорвалась со стула и кинулась наливать всем чай, хотя, об этом, в общем-то, ее никто не просил. Но, я промолчала, понимая, что ей нужно успокоиться. Простые, привычные хлопоты этому сильно способствовали. Сделав глоток горячего чая из кружки, она обожглась, сморщилась, отставила чай в сторону, и, наконец, собравшись с духом, начала свою повесть:

– В общем так. Крестов Аристарх Евгеньевич был учеником мужа Флоры. Вообще-то его фамилия по отцу Нойманн. Отец его служил… сами знаете где, и пропал без вести в 1944 году где-то в этих краях. Это было и к лучшему. После прихода наших его все равно бы расстреляли. Мать осталась одна с малолетним Аристархом, поменяв документы себе и сыну на свою девичью фамилию, Крестова. После войны, с немецкой фамилией, сами понимаете, жилось не очень. Кстати, у Флоры девичья фамилия Вебер, это она по мужу Авдеева. Ну, так вот… – Светка почесала себе нос, кажется, совсем запутавшись в хитросплетениях чужих фамилий. – В общем, Этот Крестов- Нойманн, был учеником у мужа Флоры. Хочу заметить, – Светка подняла указательный палец вверх, обозначая серьезность момента. – Учеником он был талантливым. Ему прочили большое будущее. И, разумеется, он был вхож в дом к Авдеевым. А у профессора Авдеева был какой-то, не то архив, не то дневник, в котором содержалась какая-то очень важная информация о местах захоронения фашистами награбленного добра, которое при отступлении они с собой прихватить не успели. И вот, Флора уехала в экспедицию, собирать остатки исторических ценностей, что не успели или не смогли вывезти эти нацистские гады. Тогда как раз и начали создавать этот музей. Приехав домой, она застала мужа мертвым, а дневники, или архивы, исчезли. Со смертью Авдеева никто толком разбираться не стал. Время было беспокойное, недобитки всякие здесь шастали, опять же, уголовный элемент активизировался. В общем, работы у органов правопорядка хватало, сами понимаете. Сказали, что у профессора случился инфаркт. А про документы Флора и не заикалась. А там были не только дневники, там были труды профессора, то есть, весь его архив, все его наработки за последние годы, в том числе, и неоконченные. Но, эта была такая работа, которую он, скажем так, не афишировал. Но, пропали не только документы, пропал вместе с ними и Аристарх. И Флора была уверена, что все это: и смерть мужа, и пропажа архива, дело рук одного человека, Крестова – Нойманна. Для Флоры наступили трудные времена. Мой дед тогда пришел ей на помощь, поддержал, он тогда уже директором музея работал, а попутно лекции читал в нашем историческо-архивном институте. – Светка замолчала, глаза стали грустными. Наверное, воспоминания о деде давались ей нелегко.

А мы терпеливо ждали. Хотя, я даже не предполагала, что «длинно» будет так длинно. Но, прерывать Светку мне не хотелось, было интересно узнать, что же случилось позже. Первым паузу не выдержал Пашка. С горящими от любопытства глазами, он выдохнул:

– Дальше-то, что…?

Рассказчица слегка вздрогнула, будто вернувшись из дальних далей, куда ее увела собственная память, и вновь заговорила.

– А что дальше? Лет так эдак через пять, когда эта история уже прочно забылась в исторических кругах, Крестов вновь появился в городе. Защитил диссертацию по теме, основанной на архивных данных профессора Авдеева, и стал работать в институте на кафедре археографии. Одно время даже лекции читал. И, говорили, что его лекции пользовались большим успехом. Но, в основном, занимался научными изысканиями, причем, практически, бесконтрольно. Сами можете представить, ЧЕМ на самом деле он занимался, имея на руках архив Авдеева. А потом поползли слухи, что Крестов причастен к нелегальным раскопкам, и что он стал «черным археологом». К нему потянулась вся эта шушера, которая незаконно занималась поисками сокровищ. Ну, а где нет закона, там появляются бандиты. Вскоре Крестов подмял под себя весь нелегальный бизнес, касающийся раскопок. Без его ведома ни одна сволочь лопату в землю воткнуть не смеет. И хитрый черт!! К нему наши менты так ни разу подобраться и не смогли.

Светка замолчала, видимо, решив немного передохнуть. Хлебанула из кружки остывшего чая, и с маятой во взгляде посмотрела на нас. Чувствовалось, что ей есть еще что сказать, но решиться никак не могла. Потом, вздохнув тяжело, пробурчала сама себе под нос:

– Ну что, сказала «А», надо говорить и «Б»… – После таких ее слов мы, естественно, насторожились. Она обвела нас суровым взглядом, потом, за каким-то бесом, выглянула в коридор. Не иначе, опасаясь врагов, пробравшихся в запертую квартиру. И только после этого продолжила шепотом. – Ходили слухи, что Крест очень жестко разбирается со своими конкурентами, потому их у него и нет. Да и с соратниками крут. За малейшее ослушание… В общем, море у нас тут рядом, тонут люди. – И добавила уж совсем чуть слышным зловещим шепотом. – Иногда, так целыми пачками. И в милиции у него свои люди есть. Задумают какую против него операцию, как Креста уже там и нет. Ясное дело, предупреждает его кто-то. Вот с кем вы связались! – Закончила она свою речь и с победным видом на нас посмотрела. Мол, ну как вам история?

Я, конечно, могла возразить Светке, что слово «связались» в данном контексте слегка преувеличено. Но, не стала этого делать, опасаясь бурной реакции, и не желая вообще участвовать в подобном споре. Пашка растеряно смотрел на рассказчицу, все ждал, что она сейчас рассмеется и скажет: «Шутка!!». Но, Светка сидела серьезная, и, я бы даже сказала, печальная. В глазах стояла вселенская скорбь по таким неразумным, как мы, которые заводят Бог весть, какие опасные знакомства. Пашка посмотрел с испугом на меня, и пропищал, перехваченным от волнения голосом.

– Марта, так мы же ничего… Так ведь просто, попутчики.

Я злорадно усмехнулась.

– Вот, вот.. Попутчики. А кто на вокзале распинался? «Спасибо большое! Как здорово, что вы нас подвезете!» – Передразнила я друга. – Вот, теперь сиди и бойся!

Пашка насупился.

– Я ж не знал…

Я назидательно проговорила.

– Слушать старших товарищей нужно!

Я была старше Пашки на целых четыре месяца, и периодически напоминала ему об этом. А друг опять заговорил жалобно:

– И чего теперь делать?

Я пожала плечами.

– Да ничего не делать. Мы ему не друзья, не соратники, и уж тем более, не конкуренты. Держаться подальше и заниматься своими делами, вот и все. – Я посмотрела на сидящих вокруг стола. – Вы, как хотите, а я тут сидеть не собираюсь. Я еще на море не была.

Я встала и решительным шагом направилась к двери. На самом пороге обернулась.

– Кстати, Павлик, ты сегодня по графику ужин готовишь. Если не хочешь идти со мной, займись делом. – И, аккуратно прикрыв за собой дверь, я поспешила на улицу.

Конечно, про утопленников и разборки с конкурентами, это все слухи и сплетни. Да, Светка и сама приврать могла очень даже легко. А вот, что касается отношений Крестова с Флорой – это заслуживает внимания. То, что он опасный тип, это даже к бабке не ходи. Я как только его увидела, сразу это поняла. Тут никакой телепатии не нужно. Я вышла из дома и направилась на бульвар, обсаженный липами. Прошлась немного и уселась на скамеечку, решив посмотреть карту. Хотелось прогуляться до моря, побыть наедине, так сказать, со стихией. И вообще, просто хотелось побыть одной и подумать. В музей к Флоре я решила в ближайшие дни больше не ходить. Пускай старушка немного успокоится. И, конечно, Пашку с собой брать не следовало. Особого интереса у него к исторической правде я не заметила, а ляпнуть чего-нибудь и испортить с Флорой Зигмундовной отношения, мог вполне себе легко. Это на работе ему прощались все «тактичные» и «своевременные» высказывания за его таланты. Здесь же народ, еще пока не проникся его гениальностью, и, насколько я могла судить, вряд ли проникнется. Поэтому, моего друга надо было держать подальше от музея. Мне пришла в голову мысль. Надо попросить Светку провести ему экскурсию по городу. У них, вроде бы, неплохо получалось ладить друг с другом. А так, у меня появится возможность, не обижая друга, заняться в свободное от учебы время тем, что мне нравится. Во всем этом, что мы узнали, было одно волшебное слово – ТАЙНА. Оно завораживало и притягивало к себе, словно магнитом. И вырваться из этого потока было неимоверно трудно. Но, если быть честной с самой собой, я этого и не хотела делать.

Я так глубоко задумалась, сидя на бульваре с раскрытой картой города на коленях, что не замечала ничего и никого вокруг. За моей спиной вдруг заскрипели тормоза, и знакомый насмешливый голос пропел почти рядом со мной.

– Марта! Какая встреча…

Я от неожиданности слегка вздрогнула, и, резко повернувшись, без особого удивления увидела Вальдиса, опирающегося на открытую дверцу машины, и с ласковостью голодного хищника, глядевшего на меня.

Глава 7

Я тяжело вздохнула. Была в этой нечаянной встрече какая-то предопределенность, которую я почувствовала еще на вокзале, даже не встретившись с нашими попутчиками. Будто, что-то такое неосязаемое витало в воздухе, крылось в лицах прохожих, в запахе железа и машинного масла от вагонов и железнодорожных путей, как некий эпиграф, начинающейся пьесы. Словно какой-то невидимый и великий режиссер, расставляет на сцене фигуры актеров, осматривает костюмы и декорации будущего спектакля. Только вот, зрителей у этого представления нет. Все вокруг были актерами, либо главными, либо эпизодическими, либо, просто участвующими в массовке. Но, во всем этом, чувствовалась твердая рука мастера, умело управляющего всем этим представлением, которое называлось «жизнь». И все это я явственно ощущала с того самого момента, как услышала о предстоящей командировке.

Я не стала вставать со скамьи, просто, обернувшись, довольно сдержано, кивнула головой. Где-то там, в неведомом мне мире, был уже написан сценарий этой, моей пьесы. И вот, занавес открылся. На сцену, господа! И ни увильнуть, и ни спрятаться от этого уже никому не удастся. Потому что, большинство людей даже не осознают, что просто исполняют свои роли, подчиняясь искусному замыслу великого режиссера.

Как я и предполагала, от Вальдиса простым кивком головы было не отделаться. Он захлопнул дверцу машины и ловко перескочил низенький кованый заборчик, отделяющий бульвар от проезжей части. Легкой, чуть танцующей походкой, в которой ощущалась грация сильного хищника, засунув руки в карманы брюк, подошел ко мне, и со своей обычной усмешкой посмотрел на меня сверху вниз. Я всегда терпеть не могла при разговоре задирать голову наверх, предпочитая быть с собеседником примерно на одном уровне, чтобы видеть его глаза, которые, как известно, являются зеркалом души. Но, вставать ему навстречу у меня не было тоже ни малейшего желания.

– Вальдис, вы или присаживайтесь рядом, или езжайте дальше, куда ехали. Я не люблю разговаривать с задранной кверху головой. Вы уж, извините.

Я решила, что немного прямолинейной грубоватости не помешает. Заодно и проверим, насколько наше знакомство случайно, или нам уже пора опасаться, правда, пока не очень понятно, чего. Если стерпит, значит, для чего-то мы им нужны. И тогда, отвертеться будет довольно проблематично. Если же терпеть не станет, а развернется и уйдет, значит, можно считать, пронесло. Увы, Вальдис стерпел, и хмыкнув, уселся рядом, не вынимая рук из карманов. А в моей голове запрыгали, заметались мысли. На кой черт мы им сдались? То, что Пашка проболтался о месте нашей работы, думаю не имело особого значения. Шпиономанией я не страдала. Никаких особых секретов мы все равно не знали. А идей на какую-то другую тему у меня, увы, не возникло. Про «любовь с первого взгляда» у меня даже мысли не было. Нет, я, конечно, девушка красивая (по утверждению моего деда, так я вообще, красавица, каких свет не видывал), я бы даже сказала, заметная. Но, такому типу, как Вальдис, подобные барышни не каждом углу по десятку на шею виснут. Слава Богу, в нашей стране недостатка в красавицах не наблюдается. Поэтому, вряд ли тут замешаны какие-либо личные симпатии. Ни на что другое у меня просто не хватало фантазии. Поэтому, решила следовать народной мудрости, гласившей: «Поживем-увидим».

Пока я пребывала в раздумьях, Вальдис продолжал молча буравить меня взглядом. Не знаю, чего он этим хотел добиться, но судя по легкому разочарованию, мелькнувшему в его глазах, цели своей он явно не достиг. Я не залилась краской (что, вообще, было мне не свойственно), не начала глупо хихикать, или от восторга хлопать в ладоши, и не свалилась со скамейки, от предполагаемого счастья, в обморок. Наверное, поэтому, он задал мне вполне банальный вопрос.

– Как дела?

Я раздвинула губы в сияющей улыбке, которую мои друзья называют «счастливый тигр», и промурлыкала.

– Прекрасно… А как у вас?

Я посмотрела на своего собеседника, и с грустью констатировала, что моя улыбка ему не понравилась. Лицо его слегка перекосило, будто он съел кислый лимон без сахара. Как жаль, а я так старалась, так старалась… Но, со своей кислой физиономией он справился весьма быстро, что делало честь его выучке. А что она, эта выучка была у него на уровне, можно было догадаться по всему его поведению, по манере держаться, и по сотне разных мелких деталей, которые женский глаз замечает с первого взгляда на любого мужчину.

Глаза у него слегка потемнели от сдерживаемого раздражения, хотя губы все еще улыбались. Я про себя тяжело вздохнула. Знать бы еще, к чему мне такое счастье выпало. А Вальдис, справившись со своим лицом, насмешливым голосом продолжил.

– И у меня прекрасно. А мы разве на «вы»? Я думал, что еще в поезде мы перешли на «ты».

Честно говоря, мне было совершенно без разницы, на «вы» мы с ним, или на «ты». Я бы, вообще, предпочла совсем никак. Поэтому я пожала плечами, и проговорила:

– Если вам так удобнее, ради Бога… Можем и на «ты». Но, вы куда-то ехали, наверное, по делам. И я не смею вас от них отрывать. – Я встала со скамейки, и ласково проворковала. – Всего доброго. Передавайте привет Аристарху Евгеньевичу. – И неторопливым шагом отправилась в сторону моря.

Я шла не оглядываясь, но спиной чувствовала злой взгляд Вальдиса. Нет, надо от этих ребят держаться как можно дальше! Это самый лучший вариант, чтобы избежать неприятностей. И вдруг, я услышала вслед его насмешливый голос.

– Тогда и ты, передавай привет Флоре Зигмундовне. Скажи, Аристарх Евгеньевич велел кланяться…

Я на мгновение замерла. Мне хотелось развернуться и спросить, откуда он знает, что мы были в музее у Флоры? И что я, вообще, знаю, кто такая Флора Зигмундовна, и какое ему до всего этого есть дело!? Но, этим я бы доставила ему удовольствие. А это точно не входило в мои планы. Поэтому, я продолжила неторопливое движение вперед, будто и не слышала ничего вовсе. Далось мне это не без некоторого труда. Я шла и мысленно себя кляла на чем свет стоит. Нет, ну надо же мне было вылезти на этот бульвар в такой неподходящий момент!!

А вокруг шли люди, ехали машины, тренькал на остановках трамвай, предупреждая пешеходов о своем приближении. Порыв ветра принес с собой запах близкого моря и горьковатого вкуса полыни. Погруженная в невеселые мысли, я не заметила, как очутилась на набережной. Передо мной открылась величественная картина волнующегося моря. Молочно-бирюзовые волны накатывали на галечный берег, и с сердитым шипением отползали обратно. Малиновое солнце приседало аккуратно за горизонт, боязливо касаясь кромки воды, будто опасаясь замочить край своего великолепного алого с золотом одеяния. Небо, сливалось с линией моря, и чуть выше делилось на разноцветные полосы. Словно умелый художник выплеснул на холст свои краски. Полыхающий алый цвет отраженного солнца постепенно переходил в бледно-сиреневую полосу, и далее, бирюзово-дымчатая широкая лента вливалась в глубокий, пронзительный цвет индиго, огромного, словно опрокинутая гигантская чаша, небесного купола. Облака, подсвеченные снизу заходящим солнцем, напоминали торопящиеся стада, подгоняемые нетерпеливым пастухом-ветром со своих небесных пастбищ в неведомые далекие дали. И низко над водой, касаясь крыльями пенных гребней, с беспокойными гортанными криками, носились заполошные чайки.

Я спустилась по гранитной лестнице на пляж, встала у самой кромки мокрого галечного берега, и застыла, наслаждаясь увиденной картиной, позабыв обо всем на свете. Ветром растрепало, туго заплетенные волосы, и они, будто победное знамя, подсвеченные последними лучами заходящего солнца, развевались за моей спиной. Казалось, еще одно мгновение, я взлечу над волнами, следуя зову ветра, в голосе которого были слышны дивные песни и таинственные наговоры сурового моря. И они манили, манили меня в неведомые просторы туда, где за дальним краем вздыбленных пенных волн, укрывается малиновое солнце, опускаясь в молочно-бирюзовое море. Будто моя душа превратилась в одну из чаек, и устремилась куда-то в даль, за самый горизонт, ловя сильными крыльями морской ветер.

Осторожное покашливанье за спиной заставило меня вздрогнуть. Господи, ну неужели людям мало места?! Нет, нужно обязательно потревожить человека. Нахмурив брови, я обернулась. За моей спиной стоял Вальдис, и, непонятно чему, радостно улыбался. Глаза мои метнули молнии, и голосом, полным негодования, едва сдерживая гнев, я заговорила:

– Вы что, следите за мной???!! Или вам заняться больше нечем??!!

Он отступил от меня на один шаг, будто опасаясь, что я его могу покусать в сей же момент, и примирительно вытянул руки вперед, с легкой насмешкой в голосе, быстро заговорил:

– Тише, тише… Я уже тебя, почти, боюсь. Ну, во-первых, мы договорились, что будем на «ты», а во-вторых, ты не допускаешь мысли, что не только ты любишь любоваться закатом на морском берегу?

Я внезапно разозлилась на себя, за то, что позволила этому высокомерному индюку вывести меня из равновесия, и утратить контроль над эмоциями. Поэтому, гнев свой слегка убавила, и уже более спокойно проговорила, лишь с едва заметными ехидными интонациями.

– Я допускаю, все что угодно. Но, хочу обратить ТВОЕ внимание, что протяженность морского берега здесь весьма внушительная. Не вижу острой необходимости сбиваться всем в кучу, чтобы полюбоваться закатом.

Я развернулась, и слегка увязая во влажном песке, пошла вдоль берега. Вальдис, постояв мгновение, устремился за мной. Догнав, зашагал рядом.

– Послушай, давай мириться? Попикировались чуток, и хватит. Будем считать, что ничья. Не понимаю, чем я тебе так уж не угодил?

Я остановилась и тяжело выдохнула воздух. Посмотрела на своего навязчивого провожатого, и заговорила тоном учителя, объясняющего урок своим бестолковым ученикам.

– Ну, во-первых, угодить или не угодить ты мне никак не можешь. Я вижу тебя всего второй раз в жизни, и, очень надеюсь, что последний. А, во-вторых, у меня невольно возникает предположение, что тебе от меня что-то нужно. Иначе, любой нормальный парень на твоем месте, шел бы уже быстро и не оглядываясь в противоположную от меня сторону. Я совершенно ясно дала тебе понять, причем, не в очень вежливой форме, что не собираюсь продлевать наше знакомство. И вообще, я приехала в этот город квалификацию повышать, а не приключения себе искать. Коих точно не избежать, если свяжешься с таким парнем, как ты.

Я выдала весь монолог на одном дыхании, и замолчала. Молчал и Вальдис. Вид он имел весьма растерянный, видимо, не ожидая от меня подобной отповеди. Он смотрел на меня с таким видом, будто увидел в своей тарелке с супом живую русалку. Я не стала дожидаться, когда он опомнится, и, не оглядываясь, пошла в прежнем направлении вдоль берега. Он меня опять догнал, и приноравливаясь к моему шагу, пошел рядом. Я покосилась на него, но ничего не сказала, только головой покачала. На его лице блуждала радостная улыбка. Только вот мне, например, было совершенно неясно, что его так обрадовало. Ну, как говорится, вольному-воля, а спасенному Рай. Не могу же я его отпихивать, или начать с ним драться, в конце-то концов. Хотя, думаю, даже подобные кардинальные меры, вряд ли принесут результат. Прошагав в молчании минут пять, он заговорил.

– Я хочу пригласить тебя в ресторан.

Я опять тяжело вздохнула, и пробурчала, не замедляя своего шага:

– Я что, выгляжу голодной, или недокормленной?

На что он, тоже довольно ворчливым голосом, заметил:

– Выглядишь ты просто потрясающе. А в ресторан приглашают не только голодных или недокормленных. Могу же я просто пригласить в ресторан понравившуюся мне девушку?

Я согласно кивнула.

– Безусловно, понравившуюся – можешь. Только, я очень сильно сомневаюсь, что это я. Если бы ты увидел собственный взгляд, которым ты на меня смотришь, ты бы тоже засомневался.

Вальдис только усмехнулся. Похоже, про таких говорят: «Как с гуся вода…».

– А тебе никто не говорил, что у тебя ужасный характер? С тобой очень трудно иметь дело.

На что в ответ я хмыкнула:

– Тогда, может не стоит и напрягаться. А, посмотри, несмотря на мой скверный характер, ты, почему-то, все еще здесь. И я еще раз спрошу у тебя прямо. Что тебе от меня нужно? Только без этих твоих штучек, про «понравилась» и прочее в том же духе.

Он опять пожал плечами.

– Да, ничего мне от тебя не нужно! И, да, ты мне действительно, просто понравилась! Что в этом такого? Ты что, не можешь понравиться парню?

Я посмотрела на него с легким прищуром, окинув с ног до головы.

– Такому, как ты, нет, не могу. – И зашагала к лестнице, ведущей с пляжа на набережную, закованную в темный гранит.

Он аж руками всплеснул, и с отчаяньем выпалил:

– Да, что со мной не так?! Чем я тебе не угодил то?!

Я отвечать не стала. Просто вздохнула тяжело. Он был так убедителен, и выглядел таким искренним, что, не будь этой фразы, по поводу привета Флоре Зигмундовне, я бы, наверное, поверила. Но, фраза была, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Как говорится, слово – не воробей…

Мы вместе с ним поднялись по лестнице на набережную. Я потопала немного по асфальту, стряхивая с туфель налипший песок. Потом ласково посмотрела на Вальдиса, и произнесла заключительную речь.

– В общем так, или ты мне говоришь честно, безо всяких «сюси-пуси», что тебе от меня надо, или мы расходимся, как в море корабли. А иначе, я начну орать на всю улицу, что меня преследует маньяк. Поверь, у меня это получится очень даже убедительно. С решением тебя не тороплю. Выбор за тобой. А пока, прощайте, сударь. Не могу сказать, что прогулка была приятной.

Я повернулась спиной к нахмурившемуся Вальдису, и быстро зашагала в сторону дома. Сумерки спустились как-то неожиданно, окутывая город невесомым фиолетовым покровом, приглушая все звуки. Зажглись фонари, будто волшебные золотые яблоки, подвешенные на кованых, покрытыми замысловатыми узорами, столбах. На старой ратуше стали бить часы, напоминая людям о быстротечности времени.

Глава 8

Я шла быстрым шагом по бульвару в направлении дома, и предавалась размышлениям. То, что мы были в музее, исключая меня, знали только еще три человека. Наша квартирная хозяйка, Пашка и сама Флора. То, что кто-то из них кинулся звонить Крестову о нашем посещении музея, я не верила. Да, и возможности такой у них не было. Телефон был только в музее. Но, то, что Флора сама позвонила Крестову, после всего того, что мы узнали об их непростых, мягко говоря, отношениях, в такое я тоже поверить не могла. Да, и повод весьма и весьма незначительный. Кто мы такие, черт возьми, чтобы о каждом нашем шаге сообщать вообще кому бы то ни было!? Но факт оставался фактом, откуда-то Крестов об этом узнал! И какой отсюда следует вывод? Вывод был только один. По указанию Крестова «помощник и друг» Вальдис следил за самой Флорой, то есть, за музеем. А мы в поле его зрения попали случайно, только по той причине, что сами туда заявились.

Так, с этим, вроде бы, все ясно. Теперь возникает другой вопрос. А на кой, я дико извиняюсь, они устроили эту слежку? Если Светка рассказала нам историю отношений Флоры и Крестова безо всяких преувеличений, то значит, Аристарху Евгеньевичу что-то нужно было позарез от старушки, чего он не получил в самый первый раз, когда спер архивы ее мужа. Но, тогда, казалось, чего же проще, тряхануть бабульку как следует, она и отдаст искомое. Если то, что Светка рассказывала о «стиле» жизни Креста правда, то для него это не проблема. Но, он этого не делает. Значит, что? Значит, что это не вещь, и что это что-то находится в голове у Флоры Зигмундовны. Скорее всего, это какие-то знания, которые бабулька с таким характером и под пытками, из одного только упрямства, не выдаст.

От подобных логических заключений мне аж плохо стало. И я, увидев в досягаемой близости скамейку, плюхнулась на нее. Вот откуда такой интерес к моей особе у этого Вальдиса-Вовы!! Они увидели, что мы были в музее, и решили, что мы можем втереться в доверие к старушке и та, расчувствовавшись выдаст нам то, что так необходимо Крестову. От своих мыслей мне даже стало жарко. Хотя с моря тянуло довольно прохладным ветром. Вот это я и называю, вляпаться!! «Подожди, подожди…» – Отдернула я сама себя. Может все совсем не так. Может я просто все придумала сама и сама же себя напугала. Как в том детском стишке: «это бяка-закаляка, я ее боюсь…» Надо бы все как следует еще раз обдумать. Эх, поговорить бы с кем, посоветоваться. Был бы мой дед сейчас рядом! Но, деда не было. Значит, придется выпутываться самой.

О том, чтобы рассказать обо всем Пашке, мне и в голову не приходило. С его то слабым языком, только тайные проекты доверять. Ведь, обязательно где-нибудь и кому-нибудь, что-нибудь, да брякнет. А потом, в случае чего, я же за него отвечаю. Так сказать, мы в ответе за тех, кого приручили. О том, в каком таком «случае чего» я и думать даже не смела. Но, предусмотреть возможные слабые места в обороне, была просто обязана. И еще, старушку надо бы предупредить. Это обязательно. И тут, мне в голову пришла гениальная мысль (Это я так решила, что она гениальная. А на самом деле…). А что, если всеми своими выводами и домыслами поделиться с Флорой? Почему нет? Тетка она порядочная, насколько я успела понять, тем более что ее это все касается напрямую. Самое смешное было то, что мысли, просто держаться подальше от этого музея, у меня не возникло. А потом, я понимала, что если такой тип, как Крестов во что-то вцепится, то уж наверняка, не выпустит. Такие люди умели «убеждать». Значит, надо делать вид, что все идет по их плану. Вот, только бы еще знать эти самые планы. О том, чтобы как-то их выведать у Вальдиса-Вовы, и речи не было. Чувствовалось, что ребятишки уж очень хорошо поднаторели во всяких скверных операциях и интригах. Так что, мне с моим жалким опытом туда и соваться не стоило. Не та «весовая категория». Из всей создавшейся ситуации, радовало только одно, я трезво оценивала свои силы, и это немного успокаивало. Значит, глупостей наделаю по минимуму. Хотя, кто бы мог сказать, где этот самый «минимум», а где «максимум».

Посидев еще немного на скамейке, я стала замерзать. Сказывалась близость моря. Приятный теплый ветерок днем, превратился в довольно холодный, пронизывающий до костей ветер, ночью. Зябко поежившись, я потрусила к дому. Проблемы, проблемами, а завтра рано вставать на лекции. Пока добиралась до дому, совершенно уверилась в том, что, идея, рассказать все Флоре Зигмундовне, самая простая и надежная. Глядишь, вместе чего-нибудь и удумаем. Пашку, конечно, посвящать во все это не буду, от греха, как говорится, подальше. Нет, я в друге не сомневалась! Пашка был верным и преданным товарищем. Но, были у него, я бы мягко выразилась, особенности характера. С такими «особенностями» нечего было и соваться во всякие авантюры и тайны. А потом, я хорошо помнила поездку в поезде, и как на него влияет Аристарх Евгеньевич, прямо, как удав на кролика. Так что, нечего судьбу искушать. То, что меня саму все эти события притягивали прямо-таки, как магнитом, я предпочитала не думать. Что поделаешь, характер такой. А против характера, как говорится, не попрешь, и себя не изменишь. Так что, не стоило и заморачиваться на этот счет. С этими мыслями я незаметно добралась до дома. Когда входила в подъезд, мне показалось, или действительно, за углом мелькнул черный бок «Волги». Я пожала плечами. Ну, хочется парню в шпионов поиграть, пусть играет. У каждого свои слабости.

Дома я застала умильную картину, от которой, честно говоря, я слегка оторопела. Пашка, который, как я доподлинно знала, и молоток то в руках вряд ли когда-нибудь держал в своей жизни, стоял на табуретке, которую взгромоздили на письменный стол, и высунув язык от усердия, сверлил дырки в стене под карниз, который стоял прислоненный к подоконнику рядом. А Светка, пыталась при этом держать его за ноги, вцепившись в брючину, с умилением и восторгом смотрела снизу вверх на новоявленного строителя. О том, что такой способ «держания», мягко говоря, мало эффективен, я уже даже и не говорила. Вид при этом оба имели вполне довольный. Я замерла на пороге, и стояла, широко распахнув глаза, глядела с удивлением, граничащим с испугом, на все это представление. Даже, на мгновение забыв о серьезных проблемах, которые так осязаемо уже маячили совсем рядом в виде черной «Волги» за углом.

Тем временем, Пашка закончил сверлить, с деловитым видом, почти профессионально, забил дюбель, и принялся вкручивать шуруп. Закончил эту процедуру, к моему удивлению, весьма быстро и, я бы сказала, ловко. Светка отцепилась от его штанов, и подала ему карниз. Пашка его водрузил на место, и стал несколько неуклюже сползать с табуретки. А я, стоя в дверях, захлопала в ладоши. Оба от неожиданности вздрогнули, при этом, мой друг, чуть не бухнулся со стола, на который уже успел твердо встать двумя ногами.

– Браво!!! Пашка, вот уж не думала, что ты на такое способен… Гений он и есть гений во всем!! – И я опять захлопала в ладоши с самым искренним восхищением.

Светка, почему-то смутилась, хотя, похвалы я расточала своему другу, а вовсе не ей. Да, и Пашку мое появление почему-то тоже смутило. И у меня, глядя на их смущенные, залитые румянцем лица, промелькнула даже мысль, а не нашли ли они друг друга. Это было бы здорово! Я бы искренне порадовалась за друга. А Светка нарушила затянувшуюся паузу и залепетала:

– О, Марта… Мы и не слышали, как ты пришла. А Павличек мне вот карниз вешал. Сама понимаешь, в доме без мужских рук никак. – И улыбнулась зазывно «Павличку».

Я мысленно присвистнула. Во, как!! Он уже и «Павличек». Да, чувствовалось, что ребята тут без меня времени зря не тратили. Я ни разу не слышала, чтобы моего друга кто-то так называл, «Павличек». Даже его мама, очень трепетно относившаяся к своему сыну, и та, называла его ласково «Павлик». Поэтому, услышав из уст, практически, постороннего человека «Павличек», я слегка пришла в замешательство, а Пашка даже с удивлением посмотрел на свои руки. Но, комплимент ему понравился, и он тут же расплылся в победной улыбке. Его сияющие глаза, будто говорили: «Смотри… И мы могём!!» А Светка продолжила ворковать:

– Мы с Павличком и ужин приготовили. Ты, наверное, голодная. Пойдемте в кухню. – Пашка устремился вслед за Светкой. Она обернулась к нему, и довольно строгим голосом проговорила: – Павличек, иди в ванную и вымой руки!

Пашка слегка притормозил, улыбка сползла с его лица, и он покорно поплелся в ванную. В ответ на его жалобный взгляд, который он бросил на меня, перед тем как открыть двери в ванную комнату, я философски пожала плечами. Ну, мужчинам тоже твердая рука не помешает.

За ужином я в основном молчала, и слушала Светкино щебетание. О своей «прогулке» я решила никому не говорить. А то, начнут тут кудахтать. Эмоций будет много, а толку все равно никакого. Так зачем людей тревожить, когда у них, похоже, начинается роман. К тому же, я считала, что приключение будет опасным. А подвергать опасности своих друзей я не хотела.

Ночь прошла беспокойно. Я ворочалась с боку на бок, снова и снова, пытаясь проанализировать каждое слово, каждый жест и даже самую легкую мимику лица Вальдиса. Ситуацию нужно было оценить реально, без перекоса ни в одну, ни в другую сторону. Наконец, намаявшись так, что в голове стоял сплошной гул и каша из лиц и слов, под утро я уснула. К своему удивлению, проснулась я, как часы. Пока с Пашкой неслись к институту, у меня даже возникла мысль, а не перечитала ли я в детстве книг про шпионов? Может быть, все гораздо проще?

Во время лекций я была до невозможности рассеянной, что Пашка тут же заметил.

– Марта, что с тобой? – Спросил он шепотом, когда я, забыв перевернуть страницу конспекта, стала писать тут же, вторым, так сказать, слоем.

Я, будто очнувшись уставилась сначала на Пашку, потом на конспект, а потом на преподавателя. Словно, не понимая, как я вообще тут оказалась и что делаю. Быстро войдя в реальность, отмахнулась от друга, прошептав в ответ:

– Не выспалась… – И перевернула листок тетради.

Пашка недоверчиво протянул:

– А-а-а-а… – Но, продолжал на меня поглядывать с явным недоумением из-под своих очков до самого конца лекции.

Следующая лекция начиналась через двадцать минут. Я быстренько прикинула все «за» и «против», и вынуждена была признать, что мое пребывание на данном мероприятии сегодня совсем не способствует повышению моей квалификации. Поэтому, я попросила Пашку «прикрыть» меня на следующем занятии, и под недоумевающим взглядом друга, покинула здание института и, чуть не бегом, направилась в сторону музея.

Заплатив на входе тетеньке в окошке положенные двадцать пять копеек за входной билет, я отправилась искать Флору Зигмундовну. Задержалась я только в одном зале, посвященному 1945-1948 годам. На фотографиях и вырезках из газет были изображены старинные, полуразрушенные бомбежкой замки, в которых велись работы по разборке завалов. Из некоторых подвалов извлекали большие ящики с фашистской свастикой на крышках и боках. Судя по всему, с какими-то немецкими архивами, а может, еще с чем. Но, не это привлекло мое внимание. Под одной из фотографий, на которой была изображена группа людей, я обратила внимание на небольшого щуплого подростка, который стоял немного, как бы, в стороне от общей группы. Если бы не надпись внизу под снимком, я бы ни за что не узнала в этом парнишке, одетым в красноармейскую гимнастерку, видимо, с чужого плеча, нашего нового знакомого Аристарха Евгеньевича Крестова. Взгляд у него на этом снимке, был какой-то пронзительно-пристальный, почти, точно такой же, как и сейчас. Казалось, что он будто, пытается загипнотизировать фотографа. Я так увлеклась разглядыванием его лица, что не услышала у себя за спиной осторожных, почти бесшумных шагов.

– Это опять вы…? – Голос Флоры Зигмундовны звучал с нотками легкого раздражения, очень устало, и, я бы сказала, обреченно, что ли.

Я резко обернулась. Отрицать свою личность я не стала, и произнесла спокойным и серьезным голосом.

– Здравствуйте, Флора Зигмундовна, это опять я. Мне нужно с вами поговорить о важном. – Увидев, как брови старушки сошлись на переносице, почти жалобно добавила. – Пожалуйста, выслушайте меня.

Старая женщина посмотрела на меня внимательно, будто, оценивая. Потом, молча кивнула головой, и проговорила сухим голосом.

– Хорошо. Ступайте за мной. – И, развернувшись, заскользила своей неслышной походкой на выход из зала.

Вздохнув с некоторым облегчением, обрадованная тем, что меня сразу не выперли вон, я торопливо зашагала за ней.

Глава 9

Я прошла за пожилой женщиной через анфиладу небольших залов, и остановилась перед внушительной, тяжелой, изготовленной из полированного старого дуба, дверью, с прикрученной по центру латунной табличкой «Директор музея», а чуть ниже «доктор исторических наук Авдеева Ф.З.». Флора потянула на себя за бронзовую, вычищенную до зеркального блеска, ручку в форме львиной лапы. К моем изумлению, дверь довольно легко открылась. Она зашла внутрь кабинета, я прошла вслед за ней и бегло осмотрелась. Огромные, до самого потолка книжные шкафы с застекленными полками, большой письменный стол из вишневого дерева, с точеными ножками, пара мягких кресел с вытертой кожаной обивкой и небольшой журнальный столик рядом. Шесть деревянных стульев с высокими резными спинками, больше похожие на небольшие троны, чем на стулья. И несколько старых фотографий в рамках, на отделанных деревянными лакированными панелями, стенах. Более детально рассматривать их я сочла неприличным в данной ситуации. И скромненько уселась на краешек жесткого стула-трона напротив письменного стола, на который мне, небрежным жестом указала хозяйка кабинета. Сама она прошла и села за стол, который занимал довольно внушительную часть кабинета, сложив руки на полированной столешнице, и сухо проговорила:

– Я вас слушаю…

Я несколько секунд помолчала, собираясь с мыслями, и начала:

– Возможно, вам покажется, что я нахальная девица, которая не понимает намеков о том, что ей здесь не рады. Но, прошу вас, выслушайте меня. Мы попали, насколько я могу судить, в очень неприятную ситуацию. Возможно, не просто неприятную, возможно, даже опасную. Может быть, это только мои фантазии. Но, мне больше не с кем посоветоваться в этом городе, тем более что, дело, как мне кажется, касается и вас тоже. – При этих словах, брови Флоры Зигмундовны удивленно изогнулись. Глаза смотрели холодно и отстраненно. И я торопливо продолжила. – Мне нужно начать с самого начала, чтобы вам было понятно, почему я сейчас сижу перед вами.

И я рассказала ей все, начиная от нашей встречи на вокзале, и заканчивая моей вчерашней «прогулкой» в обществе Вальдиса. Не преминула я упомянуть и то, о чем нам поведала Светка об их отношениях с Крестовым. Под конец, я выдала ей и свои логические заключения по поводу всей этой истории. Закончив говорить, я немного перевела дыхание, и замерла в ожидании ее реакции.

Еще когда я начала рассказывать о знакомстве в купе поезда, я заметила, что ее глаза стали утрачивать ледяную холодность, и в них мелькнул интерес. Под конец же моей пламенной речи, передо мной сидел совершенно другой человек. Не холодная дама с аристократической выдержкой, а снова, та пожилая, повидавшая жизнь, спокойная женщина, которая нас так приветливо вчера встретила в своем музее. Мы посидели немного в молчании. Флора Зигмундовна взяла в руки старинное пресс-папье, стоявшее на ее столе, в задумчивости погладила старое полированное дерево, из которого оно было вырезано, потом подняла на меня глаза и медленно проговорила.

– Да, деточка… Вы попали в неприятную историю. Этот человек очень опасен. Он хитер, изворотлив, а что хуже всего, очень умен, и привык добиваться своего любыми, абсолютно любыми способами, даже самыми безжалостными и невообразимыми с моральной точки зрения. Видите ли, у него свое, очень извращенное понятие морали. Думаю, я должна вам кое-что рассказать о его прошлом. Тогда вы лучше поймете, о чем я говорю.

Тень прошлой и почти забытой боли скользнула по ее лицу, и оно, на мгновение, утратило свою холодную невозмутимость. И я поняла, что эта маленькая старая женщина очень долго, пожалуй, слишком долго, живет одна, наедине со своей болью. Она старалась прятать ее в самые глубокие и дальние уголки памяти, но эта боль никогда не отпускала своих когтистых лап. А я своим рассказом только разбередила ее старые раны. Мне стало страшно и холодно, будто, эта ее боль и меня коснулась своими леденящими руками. И еще, я заметила, что Флора не называла Крестова по имени, употребляя отстраненное и холодное «этот человек». Мне страстно захотелось упасть перед ней на колени и просить прощения, каяться неизвестно в чем, чтобы только не видеть в ее глазах этой муки, которую ей приносили воспоминания. Но, я не сдвинулась с места. Сидела, как перепуганный зверек, плотно сжав руки со сцепленными пальцами у себя на коленях, и во все глаза смотрела на хозяйку кабинета.

Флора Зигмундовна, вдруг, будто очнувшись, посмотрела на меня с легкой улыбкой.

– Деточка, а не выпить ли нам с вами горячего чаю?

Если бы кто-то другой назвал меня «деточкой»… Но, в устах пожилой женщины это звучало ласково и, как-то, по-домашнему. Я с готовностью кивнула головой, не в силах разлепить плотно сжатые губы. Флора подняла трубку старинного телефонного аппарата, набрала короткий номер. Когда ей ответили, она проговорила:

– Татьяна Семеновна, будьте столь любезны, принесите мне в кабинет две чашечки чая. И, голубушка, погорячее, пожалуйста. – Положив аккуратно трубку на место, вновь посмотрела на меня. – Ну, вот. Сейчас нам принесут чаю. Разговор будет долгим, и тут уж, сами понимаете, без чая не обойтись. – Потом, словно спохватившись, спросила. – Я надеюсь, у вас есть достаточно времени?

Я опять активно закивала головой. В горле, почему-то, пересохло, и я никак не могла выдавить из себя ни слова. Она будто почувствовала мое состояние, и предложила осмотреть кабинет вместе со всеми диковинками в шкафах в виде древних фолиантов и фотографий на стенах. Я с удовольствием воспользовалась ее предложением. И до момента, пока нам не принесли чай в старых стаканах с подстаканниками, мы разговаривали только о вещах, которые я осматривала.

Пожилая полная женщина с мягкой улыбкой, тихонько постучавшись, внесла поднос с чаем и нехитрым угощением в виде сушек и карамельных конфет, и поставила его на журнальный столик. И так же, как вошла, также тихо удалилась, аккуратно прикрыв за собой двери. Мы присели на кресла рядом со столиком, и сделали по глотку горячего, почти обжигающего ароматного напитка, а Флора начала свой рассказ.

– Мне придется уйти на несколько десятков лет назад, чтобы вы могли как следует понять события, которые происходили позже. Так сказать, самую их суть. – Она сделала очередной глоток чая, а я замерла, почти не дыша, в ожидании ее истории. – Его отец, Иоганн Нойманн, был сначала преподавателем в Дрезденском университете, читал курс истории. Был очень талантливым человеком и, к слову говоря, очень даже неплохим инженером-механиком, по первому своему образованию. В начале тридцатых годов он, вместе с другими немецкими инженерами приехал в Советский Союз. В то время мы десятками приглашали иностранных специалистов. Чтобы поднимать страну из разрухи нужны были квалифицированные кадры. А у нас в то время своих, увы, не хватало. Страна была огромная, две войны, голод, разруха. Впрочем, что я вам объясняю, вы, наверное, все это в школе проходили. – На ее полу-вопрос, полу-утверждение я просто молча кивнула, и стала слушать дальше. – Здесь он женился на Крестовой Валентине, она преподавала в техникуме, сейчас уже и не припомню, каком. Думаю, что уже тогда он был завербован нашей разведкой, которая и не подозревала, что Иоганн Нойманн был членом НСДАП, и стоял у истоков создания общества «Аненербе». Он был учеником самого Вольфрама Зиверса, который был одним из магистров тайного общества «Зеленый дракон», и являлся одним из основателям «Аненербе» со стороны науки, так сказать. «Аненербе» было как бы одной из ветвей этого «дракона», самого таинственного и глубоко законспирированного общества, существовавшего в мире. Члены «Зеленого дракона» были повсюду, в правительствах стран, в общественных и образовательных организациях, в руководстве многих политических партий по всему свету, начиная от таких стран, как Соединенные Штаты, и заканчивая Филиппинскими островами. Сейчас это называют «мировым правительством». О «Зеленом драконе» очень мало что известно, информация собиралась по капле, по песчинке. Людей за выдачу тайны казнили мгновенно. А вот об «Ананербе» знают больше. – Флора опять сделала маленький глоток чая, и продолжила. – После начала Великой Отечественной войны Иоганн Нойманн неожиданно появился в кругах очень близких к Генриху Гиммлеру, так сказать, отцу-создателю «Аненербе». Тибет, Индия, наш Урал, Карелия – все места в мире, где находился какой-либо след древних цивилизаций, все это было под пристальным вниманием «Аненербе». Здесь, на берегах Балтийского моря была их вотчина. Сюда стягивалась вся информация от поисковых экспедиций, здесь создавались секретные лаборатории по изучению тайн прежних, доледниковых цивилизаций. И руководил этим процессом на Балтике, под неусыпным патронажем Гиммлера, именно отец Аристарха, Иоганн Нойманн. Когда наши войска стали наступать, Иоганн Нойманн пропал, вместе со всеми архивами и, думаю, немалыми ценностями, награбленными фашистами. Жена Нойманна, Валентина, осталась здесь, взяла свою девичью фамилию, дала своему сыну отчество «Евгеньевич» по своему отцу, чтобы стереть у мальчика даже память об его отце. В то время здесь была такая неразбериха. Очень многие были вынуждены сотрудничать с немцами. А ее муж все ж таки, не был гестаповцем, не участвовал в массовых убийствах и расстрелах. В своем роде, он был просто ученый. Хотя, на мой взгляд, он совершал преступления не менее мерзкие и ужасные. Он занимался тем, что воровал нашу историю, участвовал в извращении, по сути, всей славянской культуры. – Она опять замолчала, пытаясь справиться с собственным негодованием. Потом тихо произнесла. – Простите, пожалуйста, это для меня больная тема. Вернемся к семье Крестова. Хоть мать и сменила ему фамилию и отчество, гены свое, все равно, взяли. Я не знаю, почему она не уехала (если, конечно, Нойманн уехал, а не погиб при отступлении) со своим мужем. Возможно, она, выходя за него замуж и не подозревала об его истинной сути. А когда узнала, не захотела быть связана с подобным человеком. Теперь этого уже не выяснишь. Вот, если совсем коротко, о семейных корнях этого «историка».

Флора Зигмундовна замолчала, задумчиво помешивая в стакане остывший чай. Мне показалось, что она сейчас была не здесь, не в директорском кабинете, и не сидела в уютном кресле, а перенеслась в какой-то совершенно другой мир, существующий независимо от времени и пространства, под названием «память». Мне захотелось вырвать ее из цепкой хватки этих тяжелых воспоминаний, которые доставляли ей боль. Поэтому, я спросила:

– Флора Зигмундовна, как вы думаете, Крестов не утратил связи со своим отцом, и стал его наследником? – Женщина испуганно вскинула на меня глаза.

– Почему вы сделали такой вывод? У нас, как известно, сын за отца не ответчик.

Я немного смутилась, и растерянно забормотала.

– Не знаю… Я видела этого человека совсем недолго. Мне трудно сказать о нем что-то конкретное. Но, знаете, я привыкла доверять своей интуиции. Он мне напомнил большого питона, который привык выжидать, а потом медленно удушать свою жертву, постепенно наматывая и наматывая тугие кольца своего мускулистого тела. Не убивать сразу, а именно, медленно душить, наслаждаясь ее мучениями. И теперь, услышав от вас рассказ об его отце, и то, что Крестов сам сотворил с вами, эта мысль, почему-то, сама пришла мне в голову. – Я чуть смущенно улыбнулась. – Вы простите меня, что заставила вас вновь возвращаться в то нелегкое для вас время, что растревожила вашу память. Но, я почти уверена, что вам угрожает опасность. Иначе, я бы не пришла сюда.

Я покаянно опустила голову. Сухая холодная ладонь коснулась моей руки. Я подняла глаза. Старушка мне улыбалась, а глаза подозрительно блестели. Это меня напугало еще больше. Видимо, на моем лице что-то такое мелькнуло, потому что, Флора заговорила спокойным ласковым голосом.

– Не волнуйтесь, деточка. Иногда, чтобы удалить опухоль надо лечь под нож хирурга. Но, зато, выздоровление потом пойдет быстрее. Не смотря на ваши годы, вы очень проницательный человек. Вы чувствуете людей. Это необычно для вашего поколения. Но, вы знаете, Марта, я всегда так думала, только, у меня не было никаких доказательств. А обвинять человека огульно я не привыкла. И, вы сами понимаете, со своими домыслами я не могу пойти в милицию или КГБ. Меня там просто поднимут на смех. Скажут, бабка на старости лет совсем умом тронулась. А у Крестова связи, деньги, положение в обществе. – Она печально покачала головой, а потом, с каким-то юношеским озорством в зеленых глазах, проговорила совсем другим тоном. – Знаете, я вам должна сказать, что вы удивительно точно угадали. Он убил моего мужа, украл его документы, но желаемого он так и не получил. Муж работал над изучением тайн «Аненербе», а конкретно, над историей создания, и результатами деятельности секретной лаборатории «Кенигсберг 13». В этой лаборатории занимались всем, что было связано с магией, колдовством, астрологией, гипнозом, искались пути воздействия на психику человека на больших расстояниях, и прочие подобные вещи. Ходили самые невероятные слухи, складывались фантастические истории. Но, увы, это были только домыслы, не подтвержденные никакими четкими фактами. В районе Кенигсберга в тридцатые годы даже существовало колония-поселение тибетских монахов, которых привезли специально для того, чтобы они обучали нацистов своим практикам. Главное здание и центр управления лабораторией находилось, по предварительным данным, в Королевском замке Кенигсберга. Но, отделения этой лаборатории были разбросаны по всему Балтийскому побережью. Причем, нацисты предпочитали использовать для этого старые замки своих предков, Тевтонских рыцарей. Муж считал, вопреки официальной науке, что все это очень плотно замешено на цивилизации древних Ариев. То, что Гитлер, практически, отворотил весь мир от истории, истинной истории арийских народов, присвоив своим изуверским идеям знак свастики, это одно из самых страшных его преступлений. Если хотите, мы с вами позже поговорим об этом. Я расскажу вам малоизвестные факты, которые скрывает официальная история в угоду политике. – Она устало откинулась на кресло, и тихо проговорила. – Если не возражаете, давайте продолжим наш разговор в другое время. Или, знаете что, приходите попозже сегодня, перед самым закрытием музея. Я вам расскажу интересные вещи. А сейчас, прошу меня извинить, я немного устала. Сами понимаете, Марта, возраст. Хотя, вам этого пока не понять. И это славно!

Я с беспокойством посмотрела на Флору. Все-таки, как она сказала, возраст. Приглядеть бы за ней надо кому-нибудь. Я встала с кресла, поблагодарила хозяйку за беседу и угощение, и тихо вышла за дверь. В соседней комнате за столом секретаря сидела та самая пожилая полная женщина, Татьяна Семеновна, которая приносила нам чай. Я подошла к ней, и попросила, слегка смущаясь.

– Простите, ради Бога, возможно, это не мое дело, но мне кажется, что Флора Зигмундовна не очень хорошо себя чувствует. Присмотрите за ней, пожалуйста.

Секретарша сразу довольно резво вскочила, и начала что-то искать в ящике стола. Потом, извлекла оттуда какой-то пузырек с каплями, и ринулась в кабинет директора. А я молча зашагала к выходу. Получалось, что, собственно, ничего особо нового я не узнала. Просто подтвердились кое-какие мои догадки, не более того. Нет, я, конечно, не рассчитывала, что Флора мне сразу выложит все тайны, но, то, что я получу хоть какие-нибудь ответы, я надеялась. А получилось, как всегда. Вопросов только прибавилось, а ответов на них так и не было.

Глава 10

На улицу я вышла в глубокой задумчивости, не замечая ничего вокруг. От всего, что узнала, у меня голова шла кругом. Проблема оказалась намного глубже, чем я себе представляла. Крестов – он не просто «черный копатель», все гораздо сложнее. Не знаю, откуда у меня взялась уверенность, что он наследовал дело своего отца. Конечно, я не имела возможности проследить, где его носило те пять лет после того, как он, по сути дела, ограбил и убил своего учителя, профессора Авдеева. Вряд ли он был где-то за рубежом. Но, кто сказал, что его отец скрылся в другой стране. Мне было известно достаточно много историй, когда человек после войны мог до конца своих дней скрываться под чужой фамилией. Конечно, здесь, в этом районе старику было скрываться довольно затруднительно, думаю, если его и не знала каждая собака, то уж в научных кругах его знали многие.

В общем, как я уже говорила, вопросов стало только больше. А самое главное, я с грустью вынуждена была констатировать, что влезаю в это дело по самые уши, тогда, как разумный человек должен был держаться от всего этого подальше, в том числе и от музея, и от самой Флоры. Следовательно, мне пришлось признать, что не являюсь человеком разумным. Но, держаться подальше не было никаких сил, ну, просто, совсем никаких! ТАЙНА притягивала, словно магнитом, и я ничего уже не могла с этим поделать.

Тут мой задумчивый взгляд уперся в вывеску с надписью «Продукты» на старом четырехэтажном здании. И я, вдруг, внезапно вспомнила, что сегодня моя очередь готовить ужин. Сетуя про себя на свой увлекающийся характер, я потрусила в магазин. О хлебе насущном тоже не следовало забывать.

Минут через сорок, нагруженная сумкой с продуктами, я уже звонила в двери, ставшей на последующие три месяца, родной квартиры. Открыла мне Светка. С чуть разочарованным возгласом: «А, это ты…», она скрылась в глубинах коридора, ведущего на кухню. Разувшись, я направилась за ней, и замерла на пороге. Кухня сверкала и блестела от чистоты, словно хирургическая палата. На открытом окне под дуновениями слабого ветерка колыхались новые шторы с искусной вышивкой, на большом обеденном столе стояла ваза с мохнатыми, разноцветными осенними астрами. А сама Светка, повязав передник, колдовала у духовки, от которой исходил умопомрачительный запах печеного пирога.

Я поставила сумку с едой на пол, и потянула носом, наслаждаясь вкусным запахом печева.

– Что печем? – Нарочито бодрым голосом спросила хозяйку.

Светка чертыхнулась, задев пальцем за горячий противень, и схватилась за мочку уха.

– Сладкий пирог с ревенем. – Ответила она слегка морщась. Чувствовалось, что особыми навыками работы с духовкой она не обладала. – Павличек любит сладкие пироги. Все мужчины – сластены, ты же знаешь. – Закончила она с тяжелым вздохом, видимо осознавая и, поэтому, сетуя на свою неуклюжесть.

Я стала доставать продукты из сумки и с легкой улыбкой поглядывала на хлопочущую Светку. Надо же… Павличек сладкие пироги любит. Эх, чувствую, что возвращаться домой в родной город мне придется одной. Но, за друга порадовалась.

Пироги – это, конечно, хорошо, но и чего-нибудь посущественней приготовить следовало, и я занялась приготовлением борща. А Светка, устроившись на подоконнике, стала приставать ко мне с вопросами.

– Марта, а ты Павличка давно знаешь?

Я мысленно прикинула, как давно я знаю «Павличка». Получалось года как два с половиной, о чем я тут же и сообщила ей. По-видимому, Светке этой информации было не совсем достаточно, потому что, она опять принялась спрашивать.

– Марта, а вы с Павличком просто друзья… – Она сделала паузу. Я подняла на нее взгляд в ожидании продолжения вопроса. Светка сидела и ковыряла пальцем подоконник, будто, не решаясь спросить дальше, что хотела. Потом, смущаясь, пролепетала. – … Или как…?

Я слегка оторопела.

– Что значит «или как»? Или друзья, или нет. Мы с Пашкой друзья. Что-то я не очень хорошо поняла тебя. Ты что, собственно, имела в виду?

Светка опять переключила свое внимание на подоконник, и промямлила, слегка покраснев.

– Ну… Я имею в виду, может у тебя на него свои виды…

До меня все еще не очень хорошо доходило. Видимо, потому что, мои мысли были сейчас заняты совершенно другим. А может, я просто не воспринимала Пашку ни в каком другом качестве, друг и все. А то, что другие женщины могут смотреть на моего друга, как на мужчину, у меня, почему-то, подобное даже в голову не приходило. И я задала глупейший вопрос.

– В каком смысле, у меня на него виды?

Светка сердито зыркнула на меня глазами.

– В каком… В каком… В самом прямом!! – Выпалила она.

И тут до меня, наконец, дошло. Я собралась рассмеяться, но, глянув на сердитое Светкино лицо, раздумала. Чего это я? У людей, может, личная жизнь налаживается. Не все же такие ненормальные, что сломя голову лезут Бог знает куда, а самое главное, Бог знает зачем. И я ответила ей с самым серьезным видом.

– Нет, Свет. Мы с Пашкой просто друзья. И никаких видов у меня на него нет. Скажу тебе больше, и никогда не было, и, надеюсь, не будет.

На какой-то момент, мой ответ вроде бы ее устроил. Она спрыгнула с подоконника, зачем-то переставила вазу с цветами на другое место. Потом, скривившись, вернула ее обратно. И по ее мятущемуся виду, я поняла, что ей хочется узнать больше о Пашке. Я с самым серьезным видом проговорила:

– Свет, Пашка прекрасный человек и в своем роде, гений. У него доброе сердце, он честный и преданный друг. Если у вас что-то получится… ну, ты понимаешь, о чем я, то я буду просто счастлива за вас обоих. И знаешь, по-моему, вы будете прекрасной парой!

Светка с затаенной надеждой посмотрела на меня.

– Ты правда так думаешь?

Со всей серьезностью, на которую я только была способна в данный момент, я ответила:

– Правда. И не сомневайся. Правда, характер у него слегка мягковат, нет в нем твердости. Но, это, скорее всего, потому что он живет с мамой. А так, лучшего мужа и пожелать нельзя.

Она довольно расплылась в улыбке.

– Ну, об этом можно не волноваться. Твердости характера мне на двоих хватит!

Вот, как раз в этом, я не сомневалась ни капельки. Кивнув ей головой, склонилась над кастрюлей, стараясь скрыть свою улыбку.

Уже все было готово, когда в прихожей раздалось шуршание. Светка кинулась встречать «Павличка», а я принялась собирать на стол. Вечером я еще планировала пойти опять в музей. Флора сказала, чтобы я пришла к закрытию, и я собиралась так и поступить. А еще, питала слабую надежду, что возможно, удастся ответить хоть на некоторые вопросы из моего, все разрастающегося списка загадок.

Поэтому, я не стала дожидаться, пока «Павличек» со Светкой наговорятся в коридоре. Разлила борщ по тарелкам, выставила сметану, порезала хлеб и гаркнула в сторону коридора:

– Люди, идите есть, борщ стынет!

И не дожидаясь ребят, уселась за стол. Время закрытия музея приближалось, а мне очень хотелось послушать, что расскажет Флора. Она обещала поведать мне «интересные вещи», которые, возможно, хоть немного, да приоткроют завесу тайны. Я торопливо ела, погруженная в свои мысли, и не заметила, когда в кухне появились Пашка со Светкой, о чем-то тихо ворковавшие, словно два голубка. Подняла голову от тарелки только тогда, когда вокруг стола загремели отодвигаемые табуретки.

Пашка смотрел на меня виноватым взглядом, словно спер у меня ночью мою любимую подушку.

– Мартышка, ты как? – Голос был жалобным.

Я, не прерывая процесса поглощения борща, подняла кверху большой палец. Проглотив последний кусок, я сорвалась из-за стола.

– Ладно, ребята, пока. Я побежала, у меня дела в музее. А вы тут чай без меня пейте.

Пашка растерянно смотрел на меня.

– Марта, какие у тебя там дела? Держалась бы ты подальше от этого музея! А то, не приведи Бог, влезешь куда-нибудь снова!

Отчаянье в его голосе говорило о том, что друг за меня волнуется. Я лихо ему подмигнула, и радостно прочирикала:

– Не волнуйся, все будет хорошо. – А про себя подумала, выскакивая за дверь: «Поздно, доктор, пить боржоми…»

Всю дорогу до музея я бежала бегом, боялась опоздать. Когда я, запыхавшись, выскочила из-за угла, то на крыльце увидела Татьяну Семеновну, запирающую двери музея на ключ. Я подскочила к ней и прерывисто заговорила:

– Простите, пожалуйста… Мы с Флорой Зигмундовной договорились о встрече в конце рабочего дня. А она что, уже ушла?

Пожилая женщина взглянула на меня сердитыми, осуждающими глазами, словно я была у нее врагом номер один, и пробурчала совсем не ласково, я бы даже сказала, несколько ядовито:

– Флору Зигмундовну после вашей с ней беседы скорая увезла!

С этими словами, она спрятала ключи в коричневую сумку из искусственной кожи, похожую на баул, вздернула высоко голову и не глядя на меня, пошла по тротуару, спеша от меня отделаться. Но, в данный конкретный момент, мне было безразлично ее ко мне отношение. Главное было узнать, что с Флорой. Я ее догнала, и зашагала рядом, стараясь подстроиться под ее широкий шаг.

– А в какую больницу ее увезли? И что с ней?

Тетка остановилась, сердито нахмурилась глядя на меня, и выпалила:

– Вы что, хотите и в больнице ей покоя не давать?! Мало вам разговоров было, что человека потом с сердечным приступом увозят?! – Она, уперев руки в бока, стала на меня надвигаться, словно крейсер на боевом ходу.

Я мелкими шажками начала отступать, пока не уперлась спиной в стену стоящего рядом дома, и растерянно залепетала.

– Да, что вы!! Мы же с ней об истории говорили. Она хотела рассказать мне об арийской культуре. А потом, я же знаю, что у нее никого нет из родственников. Может, ей что-то покушать домашненького надо принести…

Мой извиняющийся лепет произвел на Татьяну Семеновну, как видно, благоприятное впечатление. Потому что, складка между сурово сдвинутыми бровями расправилась. Она окинула меня с ног до головы подозрительно прищуренным взглядом, и сменила гнев на милость.

– А-а-а… Ну, тогда, ладно… В первую городскую ее увезли, в кардиологию.

Я решила до конца использовать ее доброту, и спросила:

– А где у вас тут первая городская?

Тетка принялась мне подробно объяснять. Я кивала головой в нужных местах, в конце ее поблагодарила, попрощалась со всей возможной душевностью, и понеслась на трамвайную остановку. Сойдя в нужном месте, заскочила в овощной магазин, купила яблок, у, сидящей рядом с магазином, бабульки купила букет темно-фиолетовых астр, и заспешила в сторону больницы. За высоким кованным забором высились могучие старые каштаны вперемешку с липами. Кое-где листва уже начала просвечивать легкой желтизной, подсвеченная лучами заходящего солнца, напоминая, что лето скоро закончится. Я сосредоточено шагала вдоль забора, пока не дошла до распахнутых ворот. Зайдя внутрь больничного парка, заспешила, по вымощенным камнем пешеходным дорожкам, ко входу в приемный покой.

Парк был уютным, с пышными клумбами пламенеющих сальвий и петуний, со скамейками, расставленными в подходящих местах, рядом с небольшими журчащими фонтанами. И само здание больницы впечатляло своей архитектурой в позднеготическом стиле со стрельчатыми окнами на башенках, стоящими по краям самого здания, с выточенными в камне узорами по карнизам. Скорее всего, это был старинный особняк, когда-то принадлежавший какой-нибудь очень богатой семье.

Но, на все эти красоты, я посмотрела мельком, озабоченная совсем другими проблемами на данный момент. Наверное, позже, я с удовольствием приду сюда и все тщательным образом осмотрю, прогуляюсь по тенистым аллеям, посижу на скамье рядом с фонтаном, полюбуюсь разноцветием клумб. А пока, я быстрым шагом проскакивала мимо всех этих красот, обеспокоенная здоровьем Флоры. Тем более, что меня грызло чувство вины за происшедшее. Если бы я не начала этот разговор, который растревожил ее память, возможно, ничего бы не случилось. Так что, выходило, что права была Татьяна Семеновна, когда сердилась на меня. И осознавать это было горько.

Но, не доходя метров сто до дверей подъезда приемного покоя, Я вдруг заметила то, что заставило меня резко притормозить, и укрыться за ближайшим кустом. Рядом с дверями, к которым я так стремилась, на стоянке, стояла уже знакомая мне черная «Волга».

Глава 11

Первой моей мыслью было: «А, эти-то, что тут забыли?!» Но, следом пришло беспокойство, что там с Флорой? То, что Крестов или Вальдис, или оба вместе (что не имело принципиального значения) приехали в больницу, потому что, кому-то из них вдруг понадобилась медицинская помощь, я не поверила ни на секунду. Значит, слежку за Флорой они продолжили, и видели, как женщину увезла «неотложка». А теперь, боятся, что старушка внезапно скончается, так и не раскрыв необходимую им тайну. О том, что подобные «посетители» не добавят Флоре Зигмундовне покоя, и, как следствие, здоровья, я не сомневалась ни на мгновение. Поэтому мое беспокойство нарастало с каждой минутой. Я заметалась за кустами, как заяц на пешеходном переходе. Что делать? Бежать к Флоре в палату, и выдворять незваных гостей? Или, отсидеться здесь в кустах, дожидаясь, пока они уйдут. Сначала, я одобрила первый вариант. И, уже, было, сделала решительно шаг, чтобы покинуть свое укрытие. Но, потом, мне в голову пришла другая мысль. Как бы, не сделать хуже. По логике вещей, они должны трястись за жизнь Флоры больше, чем родные дети, если бы у старушки таковые были. Потому что, если что, тайну она унесет с собой, и тогда придет кердык их планам. А мое появление у кровати больной, возбудит их интерес ко мне до невозможности. И если, пуще того, они решат, что я знаю что-то важное, необходимое им до зарезу, мне мало не будет. А у меня, можно сказать, на руках Пашка, теперь уже со своей Светкой. Чем не хороший рычаг для шантажа?

От подобной мысли меня бросило в жар. Хоть съезжай совсем со Светкиной квартиры, куда глаза глядят, чтобы отвести подозрения от друзей. Пока я так размышляла, сидя в кустах, двери приемного покоя растворились, и на крыльце появился Крестов, собственной персоной. Где-то недалеко за его спиной, маячил Вальдис. Ну, конечно, как же он без своего «помощника и друга»! Небось, шагу не сделает без его охраны. А то, что Вальдис являлся помимо всего прочего еще и охранником Аристарха Евгеньевича, я не сомневалась ни секунды. Стоило только посмотреть на то, как он двигается, как «ощупывает» взглядом все окружение своего хозяина, и сразу все становится ясным.

Крестов замер на мгновение на крыльце, не оборачиваясь, а только слегка повернув голову к своему помощнику, что-то тихо ему сказал. Вальдис внимательно его выслушал, кивнул, и развернувшись направился опять внутрь больницы. Что за черт!! Похоже, они намерились взять старушку под свой неусыпный и жесткий контроль. Вот же, невезуха то!! Крестов, тем временем, легко спустился по ступеням вниз, и неторопливым шагом, слегка опираясь на свою трость, направился к машине. Шофер, сидящий внутри, предупредительно выскочил, раскрывая перед ним заднюю дверь. И вскоре, машина, весьма ловко развернувшись на небольшом пятачке стоянки, выехала за ворота больничного парка.

А я опять, задумалась. Встречаться с Вальдисом у меня не было ни малейшего желания. Но, Флору навестить было просто необходимо. Тем более, после визита Крестова. Подумав несколько минут, я пришла к выводу, что это просто, можно сказать, «военная операция», при осуществлении которой, необходимо применять тактику и стратегию. Ну, что ж… Мой дед обучал меня подобным вещам с детства, играя со мной в «казаков-разбойников». Попробуем.

Для начала, следовало выяснить, где именно находится «неприятель». Я, не выбираясь из зарослей кустов, подкралась к подъезду приемного покоя, и осторожно заглянула внутрь через стекло в двери. Мой знакомец сидел напротив окошечка регистратуры с газетой в руках, изредка поглядывая на приходящих посетителей. Какая-то тетка, в этот момент выходящая из дверей, странно посмотрела на меня, и пробурчала себе что-то под нос на тему «шляются тут всякие». Я поспешно ретировалась от дверей, и осторожно стала пробираться вдоль стены здания. Где-то должен быть служебный вход. Вскоре, с торца здания такой обнаружился. Рядом в стене, на уровне земли был большой проем, закрытый деревянными, обитыми блестящей жестью, ставнями, ведущий внутрь здания, скорее всего в подвал, где должна была находиться прачечная. Потянув за ручку двери рядом с этим окном, с облегчением поняла, что дверь была не заперта. Я воровато оглянулась, и незаметной мышкой проскользнула внутрь, замерев у самого входа, настороженно прислушиваясь. Где-то, в глубине коридора, хлопнула дверь, и раздался чей-то ворчливый голос. Я застыла, боясь дышать, готовая в любой момент выскочить наружу, и, в случае чего, начать оправдываться, что, мол, заблудилась, простите, люди добрые, больше, мол, не повторится. Скандальные разборки вокруг моей персоны был совершенно ни к чему. Но, звуки стали удаляться, а вскоре совсем затихли, где-то в глубине коридора. Быстрыми, осторожными шагами, я просеменила к ближайшей двери, за которой, по моим прикидкам и должна была находиться прачечная. Приоткрыла ее и просочилась внутрь. Запах хлорки и дезинфицирующих веществ ударил в нос. Я не смогла удержаться и громко чихнула. Ничего не случилось, потолок не рухнул, суровый дворник с метлой не прибежал с криками «а ну, пошла отсюда». В общем, обошлось.

В больших коробах лежала куча белых халатов, приготовленных для стирки. Выбрав один, не очень грязный и помятый, я надела его поверх своей одежды, обмотав поясок раза на три вокруг своей талии. Халатик оказался «слегка» великоват. Но, я не собиралась на показ мод, поэтому, это не имело большого значения. Из той же кучи, извлекла белую косынку, и туго повязала на голову, спрятав под ней волосы. Но, санитарка с букетом цветов и яблоками могла вызвать вопросы. Поэтому, я покрутила головой, нашла пустое ведро, швабру, и выгребла из кучи старое полотенце, судя по пятнам соуса на нем, попавшее сюда из кухни. В ведро затолкала цветы и яблоки, затем прикрыла все это полотенцем. Так же тихонько, выскользнула из прачечной, и перевела дух.

Опустив голову, засеменила вперед по коридору, пока не наткнулась на лестницу, ведущую наверх. До первого этажа мне не попалось ни одной живой души. На лестничной клетке в проеме двери я увидела Вальдиса, продолжающего усердно читать газету, думаю, уже по второму кругу. Задерживаться, чтобы полюбоваться этой картиной, не стала. Нечего было дергать черта за усы, не ровен час, обратит внимание на «санитарку», а оно мне надо?

Беспрепятственно поднявшись на второй этаж, обнаружила на стене список отделений больницы с указанием этажей. Кардиология как раз и находилась на втором. Довольно смело, открыла дверь, ведущую в отделение, и пошла, слегка ковыляющей походкой по коридору. Никто мне вслед не вопил «держи ее!», что меня вдохновило и прибавило смелости. На посту медсестры не наблюдалось. Зато, из процедурной слышались голоса. Молодой женский голос убеждал какого-то «Николая Ивановича» перестать валять дурака и засучить рукав. Это было очень своевременно. И я, совсем расхрабрившись, просто пошла по коридору, открывая подряд все двери, и заглядывая в палаты. Наконец, в самой дальней, под номером 14, я обнаружила лежавшую на кровати Флору Зигмундовну. Вторая кровать в палате была аккуратно заправлена, что тоже меня порадовало. Чужие уши сейчас были нужны меньше всего. Тумбочка рядом с кроватью и один стул. Небольшой закуток с раковиной для умывания, вот и вся обстановка. Все белого цвета, от подоконника до двери, и даже пола, выкрашенного, почему-то, белой краской.

Дверь, когда я ее открывала слегка скрипнула и женщина на кровати открыла глаза. Флора показалась мне совсем маленькой, сухонькой старушкой. Запавшие глубоко глаза, слегка заострившийся нос, худенькие руки с, почти прозрачной кожей и синими узелками вен. Где та величавость в повороте головы, блеск глаз, которые так поразили меня при нашей первой встрече? Сердце у меня болезненно сжалось, будто она была для меня близким и дорогим человеком.

Взгляд женщины, лежащей на кровати, равнодушно мазнул по мне. Но, уже в следующее мгновение, брови ее удивленно взметнулись вверх, а глаза широко распахнулись. Безусловно, видок у меня был еще тот, нелепее и представить себе невозможно было. Замотанная в белый халат, размера на два больше, чем полагалось, косынка до самых бровей, дурацкое ведро, из которого торчали темно-фиолетовые астры, и в довершение всего, деревянная швабра в руках.

Флора попыталась приподняться на подушке, и удивленным шепотом спросила:

– Марта, это вы???

Я подскочила к кровати, помогая Флоре поудобнее усесться, облокачиваясь на подушку, и с готовностью призналась.

– Да, Флора Зигмундовна, это я… Вы не волнуйтесь. Все хорошо.

Что я при этом имела в виду, было мне самой не очень понятно. Но, я знала, больным было так принято говорить, вот я и сказала. Извлекла из ведра астры, которые совсем не пострадали от такого обращения с ними, и воткнула их в кувшин с водой, который стоял на тумбочке. Яблоки положила рядом, и уселась на стул, сложив, как примерная воспитанница детского сада, ручки на коленях.

– Как вы, Флора Зигмундовна? Что врачи говорят? – Мой собственный голос показался мне жалобным до невозможности.

Флор ласково улыбнулась.

– Все, как обычно, деточка… Годы свое берут. Да, и жизнь у меня была… В общем, все в пределах моих лет. Вот, немножко подлечусь, и снова в строй. Вы мне лучше скажите, почему в таком странном виде? Что за маскарад такой?

Я, слегка пожав плечами, почесала в задумчивости бровь и произнесла:

– Так, враги кругом. Приходится фантазировать. Вон, Крестов у вас побывал и своего «друга» оставил в приемном покое бдить. А встречаться с ним у меня не было ни малейшего желания. Вот, я и, следуя науке разведки, вынуждена была импровизировать.

Флора несколько мгновений смотрела на меня, а потом залилась тихим, почти по-девичьи, веселым, журчащим смехом. Я сидела и смущенно хлопала на нее глазами, нерешительно улыбаясь краешком губ. Женщина закончила смеяться, и вытерла краем простыни капельки слез, которые выступили у нее в уголках глаз. Потом, посмотрела на меня, и покачав головой, тихо проговорила:

– Вы знаете, Марта, вы полны сюрпризов. И это не может не радовать. Пожалуй, я бы с вами в разведку пошла.

Конечно, комплимент мне был приятен, но волновало меня две вещи, о чем я и поспешила спросить.

– Скажите, это не наш с вами разговор вызвал… – Я слегка замялась. Слова, почему-то не хотели складываться в фразы. – Я хотела спросить, не благодаря ли нашим с вами разговорам, вы оказались на больничной кровати? – Виноватым тоном закончила я.

Она слабо махнула на меня рукой.

– Нет, что вы, голубушка. Это не из-за этого. После вашего ухода позвонил этот «археолог», сказал, что я как собака на сене. Потребовал рассказать ему ТАЙНУ. Хотя, подобные звонки и повторяются, но в этот раз, я, почему-то, разволновалась больше обычного. А у меня уже был один инфаркт. Вот, Татьяна Семеновна и перестраховалась. Хотя, возможно, это и к лучшему. Полежу, подлечусь немного.

Тяжелый камень упал с моего сердца. И я, не скрывая, выдохнула с некоторым облегчением. Но, тут же, возник и второй вопрос, ответ на который, я уже, собственно, знала. Или, точнее сказать, догадывалась. Но, все равно, спросила:

– Так, Крестов к вам приходил в больницу из-за ЭТОГО?

Флора усмехнулась.

– О, если бы вы видели, какое он тут представление разыграл! Встретился с зав. отделением, выхлопотал мне, как ветерану труда, почти отдельную палату. Запугал всех медсестер и нянечек, засовывая им в карманы халатов деньги. Одним словом – цирк устроил. Решил, наверное, что я буду ему за это благодарна. Хотя, мне это все и не нужно вовсе. Я бы и в общей палате полежала прекрасно. С людьми было бы веселее. Ну, да, Господь с ним со всем. Лучше скажите, как у вас дела?

Я, смущенно улыбаясь, пролепетала:

– Какие у меня могут быть дела? Вот, на лекции хожу. А в голову ничего не идет. Все о нашем с вами разговоре думаю. – Потом, набравшись смелости, попросила. – Флора Зигмундовна, у меня к вам просьба. Зовите меня пожалуйста на «ты». По возрасту я вам во внучки гожусь.

Старушка тепло улыбнулась и кивнула головой.

– Конечно, дорогая, мне это будет даже приятно. Тем более, что в древнем арийском языке «вы» означало «тьма». Я обещала рассказать о знаке свастики, который извратили фашисты. Пожалуй, самое подлое, что они сделали. Превратив знак света в знак тьмы и бесчеловечности, и унизили этим целый мир, относящийся к Великой Северной Цивилизации. И еще не одно столетие люди будут воспринимать его именно, как зло. Но, боюсь, что нашу с тобой беседу, придется отложить ненадолго. – Она без сил откинулась на подушку, и прикрыла устало глаза.

Я, словно спохватившись, соскочила со стула, и стала извиняться.

– Простите, пожалуйста, Флора Зигмундовна, я так увлеклась всей этой историей, что не подумала совсем, что вам сейчас необходим покой.

Флора открыла глаза и с улыбкой посмотрела на меня.

– Так и должно быть, деточка. На то и молодость дается, чтобы увлекаться. У меня к тебе просьба. У меня дома кот остался один, и цветы не политы. Если для тебя не составит труда… Я живу недалеко от музея…

Я усиленно закивала головой, прикладывая при этом руки к груди, для большей убедительности. И заговорила быстро.

– Конечно, мне это будет совсем нетрудно, и даже в радость! – Я задумалась на мгновение, и спросила. – Флора, Зигмундовна, вы случайно не знаете, кто поблизости сдает комнату?

Флора посмотрела на меня с удивлением.

– А зачем тебе комната? Ты же, кажется, живешь на квартире? И если я правильно поняла, там вполне прилично и удобно.

Я слегка замялась, не зная, как правильно ей объяснить, что за стих на меня напал, сменить жилище. Начала говорить, осторожно подбирая слова.

– Понимаете, я живу с другом, мы с ним вместе приехали на учебу. Помните, мы с ним первый раз пришли к вам в музей? Он хороший человек и верный друг, но… Как бы это правильно сказать…? Он слегка…

Умная женщина продолжила за меня, скрывая улыбку в уголках глаз.

– … Но, ты не хочешь подвергать его опасности, опасаясь, что он может пострадать, когда нечаянно выболтает все секреты?

Я удивленно посмотрела на старушку. Как мы, молодые, безнадежно самоуверенны и глупы в своей надежде скрыть что-то от старшего поколенья. Я не раз в этом убеждалась, живя со своим дедом. Было такое ощущение, что он видел меня насквозь. Но, ведь это был мой родной дед, который, можно сказать, воспитал меня, и знал, как облупленную с самого моего рождения. Флора продолжала смотреть на меня испытывающим, проницательным взглядом. Я смущенно опустила глаза и промямлила:

– Ну, да, вы, в общем-то, правы. Пашка он такой… простой и наивный, у него каждый встречный-поперечный друг, товарищ и брат. И это хорошо, но… не во всех ситуациях. И мне бы не хотелось подвергать его какой-либо опасности из-за того, что я куда-то влезла. А Крестов со своим напарником, или кем он там ему доводится, не вызывает безопасного ощущения. И тут, вы сами понимаете, включается принцип: Меньше знаешь, крепче спишь. Я- то уже, все равно, влезла. А Пашка… В общем, мне не хотелось его в это втягивать.

Выдав эту речь, я наконец подняла взгляд на Флору. И встретилась с ее внимательными и, какими-то печальными глазами.

Знаешь, деточка, это все немного грустно. Понимая уже немного твой характер, я не буду тебе говорить «держись подальше». Во-первых, я подозреваю, что это не принесет желаемого результата, а во-вторых, думаю, что уже поздно. На тебя уже обратили внимание, и теперь доказать, что ты просто проходила мимо, будет довольно проблематично. Поэтому, я предлагаю тебе поселиться у меня. – Видя, что я собираюсь пылко возразить, она предостерегающе подняла руку и строгим голосом, профессора, распекающего своих студентов за нерадивость на лекции, продолжила. – Не возражай и не рефлексируй. Я думаю, что это будет лучшим выходом для нас обоих. Мы сможем общаться вволю, безо всяких ограничений, и ты присмотришь за мной, а я за тобой. И все у нас будет славно. Только, предупреждаю сразу, денег с тебя не возьму. Буду пользоваться твоей добротой, когда в магазин сбегать, когда кота накормить. Что скажешь? – И она посмотрела вопросительно на меня, дожидаясь ответа.

Меня ее предложение очень сильно смутило. Я, как-то не привыкла чувствовать себя обязанной. Но, на этот раз, пожалуй, следовало согласиться. Рассуждения Флоры были здравыми и не лишены логики. Минуту я еще колебалась, а потом согласно кивнула. Флора улыбнулась и проговорила:

– Ну, вот и славно! Деточка, подай-ка мне мою сумочку. Я тебе отдам ключи, и все объясню…

Глава 12

Мы тепло попрощались с Флорой, и я ее клятвенно заверила, что уже сегодня перееду в ее квартиру, полью цветы и присмотрю за котом. Она мне подробно объяснила, по какому адресу и как найти ее жилище. Я пообещала, что завтра ей принесу чего-нибудь домашненького, и выскользнула из палаты, тихонько притворив за собой дверь.

На посту уже сидела медсестра, которая проводила мою нелепую фигуру с ведром и со шваброй удивленным взглядом. Низко опустив голову, я поспешила смыться из ее поля зрения, не дожидаясь каких-нибудь каверзных вопросов на тему, кто я такая, и что здесь делаю. Уходила я тем же путем, что и пришла. Правда, на площадке первого этажа у меня возникло просто непреодолимое желание пройти демонстративно мимо Вальдиса, который все еще продолжал сидеть в приемном покое, нервно поглядывая на настенные часы. Вероятно, он ожидал, когда прием посетителей окончится, и всех выгонят вон и запрут двери. Я, даже, уже сделала один шаг по направлению к выходу с лестничной площадки. Но, благоразумие в этот раз одержало верх. Ребята они серьезные, шуток не понимают. Да, и кто их знает, что там у них в головах происходит, и какие комбинации они мысленно выстраивают. В общем, рисковать не стала. Ограничилась тем, что показала ему язык из-за двери, больше для того, чтобы успокоить свою тягу к озорству.

Спустилась в подвал, пристроила на место весь камуфляж, позаимствованный на время «операции», и вышла через черный ход на улицу.

Сумерки уже спускались на город. Где-то вдалеке, на башне старой ратуши пробили часы, навевая мысли о невозможности остановить время. Береговой, ночной бриз, тянул на море разогретый за день солнцем воздух города, наполненный запахом осенних цветов, и, начинающих желтеть, листьев. Я отлепилась от больничной стены, и юркнула в кусты. Кто их знает, этих граждан, где и что они высматривают. Очень уж мне не хотелось попасться им на глаза. Выйдя из больничного парка, я увидела подходящий к остановке трамвай, и припустила к нему со всей возможной прытью.

Минут через двадцать я входила в подъезд дома, где мы квартировали с Пашкой. Квартира меня встретила мертвой тишиной, только в кухне тикали настенные часы, да тихо дребезжал холодильник. Похоже моя «сладкая парочка» куда-то усвистала. Может в кино, а может просто на прогулку. Не страшно. Оставлю Пашке записку, чтобы не волновался.

Побросав вещички в чемодан, (благо, я никогда не была барахольщицей), прихватив из ванной комнаты зубную щетку, я принялась ваять послание к Пашке. Надо было написать так, чтобы он не стал волноваться, и искать меня по всему городу. Я сосредоточенно корпела над «посланием к другу», сопела от напряжения и покусывала огрызок карандаша, который обнаружила у Светки на кухне, в небольшой коробочке, где лежала всякая прочая не совсем нужная мелочь, типа бельевых прищепок, канцелярских скрепок и оторванных пуговиц. Время шло, а текст получался какой-то корявый и неубедительный. Пашка меня сразу раскусит. Вот, же гадство какое! Представляю, сколько времени потратили Запорожские казаки, когда писали письмо турецкому султану! В конце концов, решила написать все, как есть. Ну, или, почти, все, как есть. Получилось примерно следующее: «Пашка! Я временно переезжаю на квартиру к директору музея, Флоре Зигмундовне. Она попала в больницу, и попросила меня поливать ее цветы и присмотреть за ее котом. Это недалеко от вас, на улице Белинского, дом 16, квартира 7. Поживу там, пока бабулька не выздоровеет. Старых людей надо уважать. Встретимся завтра на лекциях. Передавай привет Светке. Твой друг и соратник, Марта.

P.S. Веди себя прилично, чтобы мне потом за тебя краснеть не пришлось».

Перечитала еще раз, и осталась довольна. Все, вроде бы, логично. И ничего не напоминает о какой-либо опасности. Положила записку на видное место на стол, сверху придавила ее вазочкой с вареньем. Оставила ключи от квартиры на тумбочке и тихонько закрыла дверь. Все, пути назад уже не было. Я ощутила какое-то, не то волнение, не то предчувствие чего-то. Словно, я оставила свою прежнюю жизнь, и шагнула в будущее, будто в омут с головой собиралась нырнуть. По спине пробежал холодок.

Наверное, так и бывает в жизни. Мы идем по дороге, а впереди встречаем развилку, как на картине Виктора Васнецова «Воин на распутье». И от того, на какую тропу поставим ногу зависит вся наша дальнейшая жизнь. Иногда, такой выбор бывает фатальным. И нельзя ни вернуться, ни изменить выбор. Все, что мы можем сделать, это, сцепив зубы от злости на себя и свое неуменье выбирать, двигаться, и двигаться вперед, только вперед! И обязательно впереди появится еще одна развилка. И еще одна… Их будет множество, но, выбор всегда будет за нами. А пройденный путь поможет с каждой новой развилкой делать все более правильный выбор, и принимать все более взвешенные решения, до тех самых пор, пока мы не найдем истинно свою дорогу. И к концу нашего пути, оглядываясь назад, стряхнем пыль пройденных дорог со своей стоптанной обуви, и удовлетворенно выдохнем, понимая, что наш выбор в течении всего времени, был не так уж и плох.

Вот и я сейчас почувствовала, что сделала свой выбор. Только, сейчас еще можно было все изменить, вернуть назад. Отдать обратно ключи Флоре и сказать, не глядя ей в глаза, что передумала, или еще что-нибудь соврать. Но, я знала себя очень хорошо. Уж коли я поставила ногу на дорогу, то пойду по ней до конца. Даже если с первого своего шага пойму, что выбор, возможно, ошибочный, неправильный, все равно, не смогу повернуть назад.

Вот такие философские мысли одолевали меня, пока я шла со своим чемоданом до улицы Белинского. Дом Флоры я нашла быстро. Это был почти такой же дом, как у Светки, из красного кирпича, в четыре этажа, только более длинный по протяженности. Он напоминал огрызок крепостной стены, в которой посередине чернел проход в арку. Перед тем, как шагнуть в нее, я на секунду притормозила. По спине опять пополз какой-то озноб. Показалось, будто мне в затылок смотрят чьи-то недобрые глаза. Я сцепила зубы, чтобы не обернуться, и сделала шаг в чернеющий пустотой проход, будто шагнула в разинутую пасть людоеда-великана. Ничего не случилось. Небо не упало, земля не разверзлась под моими ногами, никто меня не шваркнул обрезком трубы по голове. В арке вообще никого не было. Но, почему-то, это не придало мне бодрости. Моя интуиция вопила, мигая красным светом, а я никак не могла понять, чего, а, главное, откуда мне нужно ждать не известно каких неприятностей. Шаги по каменной мостовой отдавались гулким эхом, будто я попала в пещеру. Я сдерживала себя изо всех сил, чтобы не кинуться бежать обратно на проспект, где светили фонари, трезвонили трамваи и были люди. Старалась идти размеренным и неторопливым шагом.

Наконец, эта проклятая арка закончилась, и я выдохнула с некоторым облегчением. Следуя инструкциям Флоры Зигмундовны, сразу за аркой повернула направо. Вот и подъезд. Тусклая лампочка горела под козырьком, освещая небольшой пятачок перед дверью, одинокий фонарь посредине двора безуспешно пытался победить, скрывающиеся по углам тени. Я поставила чемодан и присела на него, решив немного отдышаться. Сердце скакало перепуганной белкой, пытаясь выскочить из горла. Да, что такое, в самом-то деле?!!! Что это на меня нашло?!!! Никогда я не боялась ни темноты, ни разбойников, и вообще, я не помню, чтобы я когда-нибудь чего-нибудь боялась кроме пауков! Однажды, когда мы с дедом попали в Средней Азии в землетрясение около 8 баллов, мне было лет четырнадцать. С удивлением я наблюдала, как другие люди, живущие с нами в гостинице, метались по коридорам, как заполошные куры. Когда толчки закончились, дед с любопытством спросил: