Читать онлайн 10+ Городских историй от Вероники Мелан в одном сборнике бесплатно

От автора

Спасибо Маргарите Шилак за поддержку и дружбу, и спасибо тем ситуациям, которые вывернули меня наизнанку и позволили написать этот рассказ. Спасибо Марте Диптан за вычитку и коррекцию текста.

Глава 1

(Steven Sharp Nelson – Carol of the Bells (for 12 cellos))

– Ты повезешь меня домой!

– Нет.

– Да!

– Возьмешь трамвай, не развалишься. Только до офиса.

Марта одновременно сжала кулаки и зубы – иногда ей хотелось вцепиться этому упрямому идиоту в волосы. Но вместо оскала она выдала ему медовую, полную скрытого злорадства, улыбку.

– Может, ты забыл, что прописано в договоре? После каждого проекта ты отвозишь меня туда, куда я говорю. А я говорю домой!

Желваки на напрягшейся челюсти Дилана побелели. Он по-драконьи раздул ноздри и сжал губы в полоску.

– Мне от офиса не по пути…

– Хочешь, чтобы я написала жалобу?

Сучка. Она знала, что он хотел сказать именно это – сучка ты, Марта! Давно бы уже купила машину и перестала выносить мне мозги. Противная, эгоистичная дура. Как что, сразу ссылаешься на договор…

Не тратя времени на дальнейшую перепалку, Бранниган развернул машину; взвизгнули шины, сзади послышался возмущенный сигнал клаксона, ударившего по тормозам водителя. Седан ускорился.

Тишина в салоне продлилась недолго. Мужские пальцы лежали на руле спокойно – не колотили по нему подушечками, не терли черную выделанную кожу, не елозили вверх-вниз, но Марта знала – Дилан в бешенстве. Он пребывал в нем всякий раз, когда она начинала на чем-либо настаивать или предлагать идеи. Или вообще находилась рядом.

Ночные улицы, полупустые кафе, запертые на замок двери бутиков; немые витрины со слепыми манекенами.

Почему они не могли просто ехать? Или просто говорить? Как нормальные люди, а не как два ощетинившихся, готовых сцепиться, ежа.

– Знаешь, Клякса… – начал говорить водитель с возникшей, словно по волшебству, любезной улыбкой на лице.

– Я не Клякса…

– …скоро я вообще не буду тебя возить. Скоро рядом со мной будет сидеть милая, прекрасная напарница – сговорчивая, квалифицированная и приятная в общении, а тебя будет возить Донован или Джонсон.

– С чего бы это?

Марта и сама не поняла, почему вдруг так заиндевела изнутри.

– Потому что я перехожу в Четвертый отдел.

– Что?

– Да, уже подал документы и принят на рассмотрение.

Он шутил. Он точно шутил, – не иначе. Не может такого быть, чтобы, не проработав в Третьем и года, переводились в Четвертый. Там ведь такие высокие требования, там сложность совсем другая, там…

– Мне нужно в офис! – Выкрикнула она не своим голосом. – Я кое-что забыла из бумаг.

– Сучка.

На этот раз он произнес это вслух – не побоялся. Седан, повинуясь желанию водителя, зло и резко развернулся на сто восемьдесят градусов и покатился в обратном направлении.

– Еще раз, – медленно и совсем недобро произнес Дилан, – заставишь меня изменить направление, и я сверну тебе шею.

Она кинула на него короткий удивленный взгляд и прикусила язык.

Бранниган, похоже, не шутил.

* * *

Стеклянная дверь-вертушка, напоминавшая карусель, где забыли расставить игрушки, медленно вращалась вокруг своей оси – Марта едва не навалилась на нее, чтобы ускорить ход, чем обязательно бы заклинила механизм. Такое уже случалось в прошлом, и Арчи – охранник – каждый раз ворчал на нее за нетерпеливость.

Гулко отразился от мраморных стен стук высоких шпилек; сидящий за столом пустого фойе Гарольд оторвал взгляд от спрятанного под стойкой монитора. Отодвинул в сторону недопитый чай и удивленно воззрился на подлетевшую, взмыленную и появившуюся в неурочный час, сотрудницу.

– Марта?

– Привет. Как дела?

Ответить он не успел, дама шумно выдохнула, положила руки на стойку – раздался шорох бордового плаща – и попросила, почти потребовала:

– Выдай мне бланк заявления.

– Стандартный?

– Да, стандартный.

Немолодой администратор протянул листок. Хотел было спросить, с чего такая спешка, но не решился – выражение на лице Марты Карлайл выражало не только высшую степень сосредоточенности, но и предостережение – «не подходи – убью». Запорхала по листу ручка; закачался прикрепленный к ней спиральный пластиковый шнур.

Гарольд ждал, глядя на рождающиеся из-под шарикового наконечника наклоненные вправо строчки – читать в перевернутом виде он не мог, да и не пытался. А вот когда она протянула ему подписанный лист, просмотрел текст и присвистнул:

– Заявление на перевод в Четвертый? Ты… ты ведь несерьезно?

– А что, думаешь, не готова?

– Да я не поэтому… Но ведь ты в третий перешла полгода назад, едва оклемалась. А это опять тесты, инъекции, химия, проверки. В четвертом очень жесткий экзамен.

– Мне плевать.

– Девочка моя… – он всегда относился к ней тепло, с участием, старался уберечь от ошибок если не делами, то хотя бы советами, но в этот раз, глядя в блестящие глаза и упрямо сжатые в линию губы, понимал – не поможет. Ничто не остановит Марту, если та решила двигаться вперед. Упрямый, маленький, непробиваемый бульдозер – порой крайне вредный по характеру бульдозер.

– Зачем…

Он хотел добавить «спешишь?», но не стал. Вместо этого посмотрел с сочувствием и тихо спросил:

– Это из-за него, да? Из-за Дилана?

– Это из-за себя!

Она всегда щетинилась, когда кто-то вслух поднимал эту тему. Знали все, но говорить не решались – Марта шипела, как сбрызнутая водой кошка.

– Из-за него. – Гарольд качнул головой и вздохнул. – Ох, намучаешься же ты…

– Передай утром директору, ладно?

– Передам-передам.

Она поблагодарила холодной неискренней улыбкой и взглядом, в котором читалось «спасибо, что не лезешь», развернулась и зашагала к выходу.

Седоволосый мужчина проводил глазами напряженную прямую спину, раскачивающийся в такт ходьбе ворох кудрявых, рыжих волос, и положил лист в папку с пометкой «Важно».

* * *

(Bic Runga – Captured)

Она расслаблялась только дома. Здесь никто не кусался, не бил в спину, не сочувствовал, не учил и не вздыхал. И здесь она могла быть собой.

Могла тоже не кусаться.

Марта скинула у порога высокие сапоги, стянула плащ и шарф, повесила их на вешалку, положила сумку на трюмо. А пройдя в небольшую, отделанную в розовато-коричневых тонах, гостиную, какое-то время стояла, отходя от напряжения. Снимала защитные пласты брони, скидывала невидимые наплечники, мысленно расстегивала шлем, растворяла металлические перчатки, расслаблялась.

Маленькая, тихая, тонкая. И совсем не бойкая. Но им не увидеть.

Через минуту тряхнула рыжими кудрями, расстегнула пуговицы на горловине кофты и прошла в спальню переодеваться.

Она смотрела на него каждый вечер.

На кольцо. Которое окрестила «Он-его-никогда-не-оденет».

Потому что она никогда не отдаст.

Не решится опозориться – как можно? Невидаль! Полная чушь… Чтобы женщина покупала мужчине кольцо? Не то что засмеют, сожрут с дерьмом. Ведь это прерогатива мужчины, ведь это у них парные наборы, это они решают кому и когда…

А она пошла и купила. Два. Одно пошире, с крохотным бриллиантом посередине и второе – поуже, уже без камня. Без букв, без надписей – просто два кольца.

Знала – размеры подойдут.

Марта протянула руку к коробочке и погладила золотой ободок – если бы на нем были буквы, они бы давно стерлись от ее прикосновений.

Вздохнула. Не стала позволять слезам проливаться – ни к чему, хоть и жгут веки – силы нужны на другое. Будет новый день, будет видно. Говорят, если чего-то очень хотеть…

Поднялась, закрыла коробочку, положила на полку в шкаф, чтобы завтра снова достать и отправилась умываться.

Завтра великий день – завтра директор подпишет ее заявление. Не сможет не подписать – Марта Карлайл – лучший специалист по определению правды – женщина-детектор – и она перейдет на работу в Четвертый отдел.

Да. За ним.

Чтобы снова дать бой.

Чтобы снова получить шанс.

Второй, четвертый, шестнадцатый? И такой же бесполезный, как предыдущие.

* * *

Он звал ее Рыжей Кляксой.

Рыжей, потому что она действительно была рыжей – самой что ни на есть натуральной Медяшкой – с вьющимися, каштаново-красными волосами, карими глазами и бледной веснушчатой кожей, а Кляксой…

Кляксой он называл ее потому, что считал Марту жвачкой на своих штанах, пятном на полотне жизни и кляксой на чистой странице книги Судьбы. Эдакой прилипалой, которая вечно путается под ногами, куда бы он ни пошел и что бы ни начал делать. Тенью, двойником, рыбой-спутником, что, наверное, отчасти (а то и не отчасти) являлось правдой, потому что вот уже три года она следовала за ним из отдела в отдел – проявляла неслыханное упорство и била рекорды: сдавала тесты досрочно, зубрила неподъемный объем информации к означенному сроку, быстрее других восстанавливалась после инъекций. Конечно, делала вид, что все для себя, все ради работы, но Бранниган знал.

И Марта знала тоже.

Она стала лучшей женщиной-детектором – женщиной, способной отличать правду ото лжи на уровне интуиции – вовсе не для того, чтобы носить домой зарплату в мешках, а для того, чтобы аккомпанировать на встречах лучшему в отделе дипломату-переговорщику.

Компания «Капитоль-Х», в которой они оба работали, занималась предоставлением высококлассных специалистов для проведения митингов и переговоров крупным бизнес корпорациям.

«Хотите услышать от вашего партнера «да»? – заказывайте профессионала у нас. Хотите видеть подписанный в вашу пользу контракт? Заказывайте парламентера из «Капитоль-Х». Потому что в комплекте с ним всегда идет невидимый, но обязательный атрибут – живой и неприметный детектор лжи, который позволит точно определить, правдивые ли условия сделки вам предлагают, и стоит ли на них соглашаться. Отсутствие риска! Сплошная выгода! Стоит один раз заплатить, чтобы не платить всю оставшуюся жизнь…»

И многие заказывали. Желали знать наперед, опасались рисковать понапрасну, хотели быть уверенными в том, что даже неудачные карты могут сложиться при верно проведенных переговорах в выигрышную комбинацию.

А посему ни Марта, ни Дилан, никогда не оставались без работы.

* * *

Он не может от нее уйти – ускользнуть, как пушистое облако сквозь решетку камеры, – не может, не должен. Если Дилан перейдет в Четвертый отдел, ему дадут другого напарника, а Марта останется здесь…

Везде. Без него.

Будет иногда встречать его в коридорах, видеть слепой, стоит его голове обернуться в ее сторону, взгляд, слышать не предназначенный ее ушам смех.

Почему? Почему одним дается просто, а другим никогда? За девчонками бегают мужчины – она сама видела – бегают, добиваются их, страдают, если не выходит. Мучаются выбором подарков, ловят каждый взгляд, маются, болеют сердцем. Почему не Дилан?

Потому что она, Марта, – некрасивая? Рыжая, бледная, нескладная, кареглазая, со слишком тощим лицом? Что не так? Что?

Кольцо в коробочке блестело под светом лампы – тонкий ободок, крохотный камешек, белый шелк внутренней отделки, темно-синий бархат снаружи – он никогда его не увидит.

Потому что она никогда не покажет.

Засыпая, Марта старалась не думать о том, что случится, если ее прошение о переводе на Четвертый подпишут. Белые лампы лаборатории, инъекции, шнуры, присоски, экран с вопросами, тесты, капельницы с химическими составами. А потом будет болеть все тело – долго болеть. А после… Если результаты окажутся хорошими…

Если результаты окажутся хорошими, она получит шанс еще несколько раз увидеть направленный на себя презрительный взгляд человека, который ее никогда не полюбит.

Но ведь всякое может быть?

Даже соскальзывая в сон, она крепко держалась невидимой рукой за горло хрипящей, и пытающейся вырваться на свободу, надежды.

Глава 2

Прошение подписали спустя три дня.

А еще спустя три недели Марта получила на руки документ, удостоверяющий в том, что теперь она специалист – женщина-детектор – высшей категории, допущенный работать в Четвертом отделе.

Радоваться?

Стоя в коридоре перед дверью без номера и таблички, откуда она только что вышла, Марта смотрела на зажатую в руке бумагу с голографической печатью, логотипом компании Капитоль-Икс и новую карточку-идентификатор личности, и все никак не могла понять – когда начинать радоваться.

Сейчас?

И чему радоваться?

Тому, что выдержала новую порцию изнуряющих вливаний, череду бессонных ночей, лежа под капельницей? Высоким результатам? Исколотым венам? Тому, что по телу уже почти не бродили фантомные боли, которые еще неделю назад заставляли ее хрипеть и выгибаться на казенной кровати, застеленной, отбеленными сотню раз, простынями? Тому, что вернется домой специалистом с высокой – чего уж врать – баснословно высокой зарплатой? Тому, что может расколоть любого с первой секунды – честен или обманывает?

Да она могла все это и раньше. Всегда хватало лишь доли секунды, чтобы определить человеческую искренность и тесты для этого были не нужны. Она могла, как собака, почувствовать запах лжи, от которой ее кривило и мутило, могла моментально уловить нотки сомнения в голосе, была способна почувствовать учащающийся пульс и выступающую на коже испарину.

Да, она могла почувствовать любого. Всех и каждого, за исключением одного человека на всем уровне – Дилана. Почему единственный мужчина, с непробиваемой для нее защитой, оказался именно он?

Помогут ли новые вливания приобрести эту способность теперь? Узнает ли она хоть раз, о чем он думает, что чувствует, на что надеется?

Хотя… какая разница.

В лаборатории ей обожгли руку – пролили на кожу химический раствор – случайность, оплошность врачей, досадный инцидент, который они после пытались исправить, но так и не исправили – ожог на плече и нежной коже правой груди так и не затянулся.

– Он, возможно, затянется, вы не переживайте… Возможно, следа не останется. – Пытался оправдаться, разводя руками, врач.

Останется – она знала.

И если Дилан не любил ее раньше, то теперь – изуродованную – не полюбит уже никогда.

Такова жизнь. Надо принять. Точка.

* * *

Для следующей встречи она выбирала гардероб с особой тщательностью: бордовая водолазка под горло, кожаная жилетка сверху, кулон в виде алой звезды, черные леггинсы в обтяжку и сапоги выше колена на длиннющей шпильке; решила – самое оно. Да, вызывающе, да, такие штаны носят только дамы, которые о себе очень много мнят, но чем она хуже?

Мнить может не тот, кто что-то из себя представляет, а тот, кто захочет мнить – вот и вся разница.

Дилан воспринял ее наряд именно так, как она и предполагала – фразой: «Решила, что стала привлекательнее? Или дала знать всему отделу, что доступна для не обременяющего секса?»

Марта на антикомплимент не отреагировала – как сидела с пилочкой в руках, подтачивая длинные ногти, так и продолжила сидеть, не сменив выражение лица с равнодушного на обиженное, – слишком много чести, не дождется. Невидимую броню она успела надеть поверх наряда еще утром – ничего не забыла: ни шлем, ни наплечники, ни стальные перчатки, ни особенно плотную защиту для сердца, и теперь пребывала в полном спокойствии.

Сегодня они снова вместе – он зол. Сидят в одной комнате – конечно, он в бешенстве. И просидят еще не один час, что приведет его в полную ярость, потому что деваться некуда, потому что Марта теперь в Четвертом отделе. Лучшая в Четвертом отделе.

Камеры транслировали совещание из освещенного солнцем кабинета на огромный экран их темной комнатушки: за столом сидело человек двадцать – все, как один, серьезные, напряженные, неприветливые, уже второй час силящиеся найти компромисс между двумя компаниями и, наконец, подписать некий договор о взаимовыгодном сотрудничестве. Диалог клеился нескладный, шел со скрипом, со ржавчиной и все время напоминал Марте о человеке, который не может спокойно испражниться – другими словами, диалог напоминал ей «запор».

Время от времени Дилан вмешивался в ход беседы и бросал в микрофон короткие четкие указания:

– Теперь предложите им заменить менеджера на своего… Да, будет надежнее иметь своего человека в их фирме. А сейчас предложите увеличить капитал инвестирования… Поднимите процент… Нет, здесь не соглашайтесь… Марта, этот хлыщ в костюме говорит правду?

– Который?

– Второй слева.

– Да.

– Все равно не соглашайтесь – вы можете получить лучшие условия.

Советы Дилана слушал через надетый на ухо микрофон усатый человек в полосатом галстуке – изредка кивал сам себе, стучал колпачком дорогой ручки по столу; Марта на экран почти не смотрела.

Вместо этого она изредка поглядывала на Дилана и в сотый раз задавалась одним и тем же вопросом: как она могла влюбиться в такого, как он? Эгоист, сам себе на уме… противный, вредный, грубый. Не уважает чужое мнение, падок на деньги, на всех смотрит свысока, часто язвит, совершенно не боится обидеть. Фыркает, вечно бьет дном кружки о поверхность стола – она бы не удивилась, если бы он еще и обутые ноги туда же закинул.

Тогда за что?

Пилка продолжала равномерно поскрипывать о ногти – вечером она накрасит их алым.

Он красивый – вот за что. Высокий, мощный, крепкий и настолько тяжелый на вид, что кажется – под ним просядет любой стул; весь состоит из мышц. Он наглый, но это, скорее, привлекательная черта. Вредный? Она готова терпеть. Она обожает его короткий хвостик на макушке и бритый затылок – такая прическа вмиг превратила бы любого юнца в неформала, ученого в неадекватного психа, музыканта в гея, но только не его, нет. Дилана она превращала в брутала – жесткого, первобытного, независимого и абсолютно свободного в выборе слов и действий мужчину. В самого себя.

Иногда, раздумывая о том, как он по утрам собирает пряди волос и скручивает их резинкой, Марта тихо млела и слабела в коленях.

Она много от чего слабела.

От формы его губ – широких, но прекрасно очерченных, от бугристых плеч, на которые мечтала положить руки, от поблескивающих на запястье золотых часов, но чаще всего от прямого и равнодушного, как у хищника, взгляда. От того, что чувствовала в нем не показную уверенность, дерзость, высокомерие. Да, и даже оно возбуждало. Чертов самец…

Она хотела ему соответствовать – быть такой же дерзкой, смелой, свободной, хищной, но зачастую выходило иначе, криво. Смелость казалось атакой, дерзость попыткой защититься, свобода пахла пластиком, а хищник из Марты получался и того хуже. Не хищник, а драная обиженная кошка, шипящая по поводу и без – кто такую полюбит? Рыжую кудрявую кошку, Кляксу, теперь еще и обожженную…

Чем муторнее становилось внутри, тем плотнее сжимались губы: ну и черт с ним, она ничего не покажет – ни ему, ни кому-то еще. Ни единая душа не пробьется сквозь невидимые доспехи, она научилась их уплотнять, ковать из прочнейшей стали, не реагировать на обиды. Пусть пытаются, пусть думают, что Марта черствая, пусть ошибаются.

– Знаешь, ты изменилась… – Вдруг прозвучало от стола, и Марта вскинула голову. Оказывается, Дилан уже какое-то время рассматривал ее своим знаменитым неподвижным взором под которым она всякий раз внутренне скрючивалась и замерзала.

– Да?

Прозвучало равнодушно, незаинтересованно.

– Да, стала еще злее, что ли…

– Надо же.

Она легко пожала плечами и вновь принялась подтачивать ногти – чуть резче, чем раньше.

– Ты вообще слушаешь, что они там говорят?

Бранниган качнул головой, указывая на экран.

– Конечно. Вот тот – лысый – полторы минуты назад соврал о том, что примет менеджера.

– Полторы минуты назад?! – Дилан побагровел. – А раньше нельзя было сказать?!

– Ты отвлекал меня вопросами.

Наверное, ему хотелось встать, подойти, сжать ее шею и резко тряхнуть ее за голову, чтобы безалаберное отношение к работе вылетело наружу, но вместо этого Дилан наклонился к микрофону и зло произнес:

– Они не возьмут вашего менеджера! Требуйте с них письменное заверение, заверяйте у адвоката.

Усатый на экране вздрогнул и перевел удивленный взгляд на прилизанного мужчину с узкими глазами.

– Мистер Аткинс, мы бы хотели быть уверенными насчет назначения мистера Доусона менеджером вашей компании – вы согласны добавить этот пункт в договор?

Узкоглазый фальшиво улыбнулся и ответил «конечно».

Марта отвела взгляд от экрана.

– Врут, собаки. Они все время врут.

Дилан недовольно покачал головой и сложил руки на груди. А через минуту, как она и ожидала, закинул длинные ноги на стол и откинулся на спинку стула.

– Все в этой жизни врут, Марта. Ты тоже?

– Конечно.

Она даже не задумалась с ответом. Все врут – она знала, как никто другой. Врут себе, друзьям, соседям, снова себе.

– А насчет чего врешь ты?

– Насчет тебя. Что ты стоишь хоть единого светлого чувства.

– А я не стою?

– Думаю, нет.

– Так в каком случае ты врешь – когда говоришь «нет» или «да»?

– Сама пока не знаю.

Ей надоело подпиливать ногти – еще пять минут, и она спилит их до нуля. Остывший на столе чай, полумрак, экран с двадцатью застывшими над чтением договора головами, пристально смотрящий на нее Дилан – что ему нужно? Что он пытается увидеть?

Марта поняла, что вновь не в силах прочитать его мысли. Когда он правдив, когда обманывает? И разозлилась от собственного бессилия – не может быть, чтобы новые химикаты не развили способность до максимума!

– Слушай, Дилан… – спросила безмятежно, легко, почти играючи, – а я тебе нравлюсь?

И сжала пластиковую ручку пилки так, что та согнулась аркой.

– Конечно, нет, Клякса.

Голос ровный, взгляд устремлен на экран, короткий хвостик на противоположную стену.

Марта зажмурилась, изо всех пытаясь определить, прозвучала ли в последних словах правда, но так и не смогла.

Индикатор молчал.

Разжала веки, разжала пальцы и шумно выдохнула – в груди клокотала ярость.

Скрипнул под тяжелым весом стул.

– Не пытайся расколоть меня, рыжая – у тебя не выйдет. Лучше следи за экраном – тебе платят именно за это.

Прозвучало холодно.

Прозвучало до обидного правдиво.

По домам они разошлись через еще один долгий час, проведенный в полном молчании. На экране больше никто не врал – видимо, почувствовали, что бесполезно. Дилан ушел, не попрощавшись, а Марта не стала просить подвезти ее до дома – побрела пешком до остановки.

Почему она не купит машину?

Почему не перестанет думать о нем?

Почему вообще не заживет новой жизнью?

Потому что были другие времена, когда Дилан ей улыбался. Тогда она таяла от счастья, летала на крыльях, пела и кружилась в восхищении миром, а потом… слишком много ему показала. Слишком напористо и резко; и Дилан схлопнулся. Закрылся, принялся рычать, стал постоянно отталкивать.

Нет, он ничего ей не обещал даже тогда, но тогда хотя бы улыбался. Как много она отдала бы за одну улыбку сейчас. Как много…

Мимо, обдав облаком газа, проехал желтый полупустой автобус. Марта ускорила шаг. Наверное, в следующий раз она не наденет леггинсы.

* * *

Вечером она вновь смотрела на кольца.

Почему одним достается все, а другим ничего? Неужели это так много – получить взаимность от того, кому отдал сердце? Почему в мечтах лепестки, а в реальности одни шипы?

Не надо многого… Не надо обещаний, не нужно признаний, не нужно жить вместе… Но хоть одну теплую улыбку – это она может попросить? Один взгляд без яда, одно слово без желчи, одну улыбку просто так, не за что-то – настоящую, искреннюю. Хоть один день без брони и без страха, без попыток защититься, без заранее приготовленной к боли от того, что ударят?

А кольца? Что кольца…

Они не при чем. Это просто кольца – просто символ любви, которой никогда не будет. Просто красивая картинка о том, что однажды то, самое тонкое, ей наденет на палец любимый. Назовет своей. Посмотрит с нежностью.

Никогда этого не будет.

Некоторые мечты не сбываются, а некоторые женщины не умнеют и все никак не могут прозреть.

Стыдно. И грустно.

* * *

На следующий день она пригласила его в кафе – Дилан отказался. Позже тем же вечером увидела его смеющимся в коридоре с незнакомой красоткой и разозлилась – не помогла никакая броня. Долго страдала ночью под одеялом. Еще через день они поругались так, что Бранниган едва не оттаскал ее за волосы – она назвала его «тупым самовлюбленным недоумком»; после этого Марта пошла в бар и напилась пива, беспричинно накричала на бармена и пнула на улице банку – попала ей в лоб сидящему у стены бродяге и долго извинялась. Оставила на грязном, лежащем на тротуаре, одеяле двадцать долларов. Всю дорогу пьяно цедила ругательства сквозь зубы.

А еще через день Дилан пришел сам.

Домой – к ней домой.

И Марта, позабыв о том, что, наверное, выглядит некрасиво, распахнула рот и застыла в безмолвии.

Чтобы войти, гостю пришлось просто оттеснить хозяйку к стене.

– Чем обязана? Чай, кофе?

– Коньяка у тебя нет?

– Нет.

– Ах, да – такая цаца, наверное, и не пьет вовсе.

Марта стояла посреди гостиной и тихо свирепела, ощущая собственную растерянность – она оказалась неготовой, полностью неготовой к его визиту. В хлопковых оранжевых штанах, длинной майке, тапочках (тапочках!), в которых, наверное, казалась клоуном. Без макияжа, растрепанная и, конечно же, без привычной брони.

Скорее… Скорее! Латные наручи, кольчуга, шлем, опустить забрало, железные подштанники и заслонка на сердце.

Уф… Почти все.

Неопрятный внешний вид мешал почувствовать себя во всеоружии – ну почему она не ходит дома на каблуках, с уложенными волосами и дымящейся сигаретой, воткнутой в длинный мундштук? Почему не умеет сохранять на лице выражения безразличия и презрительно-равнодушно выгибать одну бровь, вопрошая: «как ты посмел отнять драгоценную минуту моего времени, вломившись без приглашения?»

Нет, пока именно Дилан ощущал себя хозяином гостиной – прохаживался вперед назад, разглядывал стоящие на полке предметы, наклонялся, читая корешки книг, скользил незаинтересованным взглядом по старой модели телевизора, лежащей сверху кружевной салфетке и смятой, из-за постоянного сидения калачиком, накидки кресла.

– Так приготовить тебе чай или кофе? Не буду спрашивать в третий раз. – Спросила она грубее, чем намеревалась.

– Ты всегда такая грымза? Даже дома не можешь расслабиться?

Расслабиться? Да как смел этот мужик вломиться в ее покои, в ее крепость, в единственное недоступное для его язвительных шуток место и упрекать в отсутствии спокойствия? И как смеет вести себя, как король, пред чьим взором кланяется убогая рабыня, не способная шагу ступить без того, чтобы не опозориться?

– Это ты у меня дома, а не я у тебя. Оставь свои шутки за бортом – надоели.

Здоровяк, занявший собой половину пространства ее тесной квартирки, лишь усмехнулся. Но зубоскалить не стал – видимо, пришел, чтобы о чем-то просить. Иначе, зачем бы ему вообще приходить?

Но о чем?

В какой-то момент равнодушный взгляд Дилана сменился крайне заинтересованным, даже удивленным – усмешка сползла, видоизменилась, рот приоткрылся, и Марта, проследив, куда смотрит посетитель, сначала уперлась глазами в кофейный столик, а после… После в стоящую на нем открытую коробочку с двумя кольцами внутри.

Создатель! Она забыла их убрать! Забыла!!!

Как такое возможно?!

Сердце затрепыхалось напуганной, попавшей в сачок, бабочкой, изо рта едва не вырвался стон – только не это!

Почему она забыла? Почему он увидел? Не кидаться же теперь, как в дешевом фильме, не прижимать к груди драгоценный предмет? Не пытаться же его прятать у всех на виду, когда уже поздно…

Бранниган даже не пытался скрыть столь непривычное для него удивление – просто стоял и пялился, пялился на кольца – больше ни на телевизор, ни на картины, потертый ковер или корешки книг – на кольца! Сволочь!

Марте хотелось визжать.

– Это же… парные кольца? Мужское и женское. Такими объединяют партнеров. Марта, ты что – нашла партнера? Ты?!

Нашла? Выдумала? Поддалась импульсу и придумала несуществующую любовь? Как теперь объяснять? Снова мямлить, оправдываться, выглядеть дурой, истеричной, заикающейся неврастеничкой?

Когда ее оторопь достигла предела, внутри будто вырос второй скелет, сковавший все движения – если она попытается открыть рот, то замычит, нет, скорее, взревет, как раненый в причиндалы бык.

«Убирайся! Убирайся отсюда сволочь! Ненавижу! Почему ты все время лезешь, куда тебя не просят? Зачем ты вообще приперся? Ты же меня не любишь! Я трачу на тебя все свои мысли, все свое время, а ты только гадости говоришь!»

Спокойно. Глубокий вдох, глубокий выдох.

Она не заорет, не выставит себя идиоткой, и она не будет оправдываться. На смену панике вдруг пришла ледяная злость – настолько сильная, что слова полились сами – ровно, насмешливо и крайне холодно.

– Нашла, представляешь? Замечательный мужчина – красавец. Вот, купила – хочу обрадовать.

Казалось, вечер, обещающий сюрпризы только для Марты, решил повернуть свой взор к Дилану и принялся удивлять его.

– Купила? Сама? Ты же женщина!

Да, точно, «женщина». Прозвучало именно так, как она и предполагала – не просто неодобрительно, а с отвращением. Ну и что, что женщина? Лишена всех прав?

– Красивые, правда?

Она вдруг ожила – почувствовала себя так, будто ее подменили изнутри, будто наружу вышла другая Марта – ледяная, – а старую Марту, способную все испортить неврастеничку, заперли где-то внутри. Поплыла к столу – теперь грациозным движениям не мешали даже пушистые тапки, – взяла коробочку в руки и поднесла к его глазам.

– Как думаешь, ему понравятся? И камешек есть, и рисунок отличный.

– Понравятся? – Дилан выглядел так, будто только что съел миску червей – благо, хоть его баритон не сорвался на фальцет. – Как такое может понравиться, когда тебя пытается захомутать баба? Камешек? Да он такой крохотный, что его не видно, а рисунок… какая безвкусица! Оно слишком тонкое для мужского пальца… Марта, ты… ты вообще рехнулась?

– А ты кто такой, чтобы судить – рехнулась я или нет? Ты ведь не умеешь любить, не так ли? А я умею, и мы будем счастливы вместе. Представляешь, чьи-то глаза могут сиять при виде меня, а уж такой подарок МОЙ мужчина оценит наверняка.

«Не то, что ты, сволочь»

На этот раз Дилан промолчал – какое-то время стоял с багровым лицом, пытался привести в порядок явно вышедшие из-под контроля мысли и не дать сорваться с языка новым язвительным комментариям. Значит, точно пришел о чем-то просить. Не дожидаясь дальнейшей реакции, Марта спокойно захлопнула крышечку, водрузила коробочку на полку, повернула и сложила руки на груди. Кажется, ей, все-таки, удалось приподнять одну бровь.

– Так кофе? В третий раз спрашиваю тебя, как отсталого инвалида. Кофе будешь?

– Буду.

Дилан смущенно прочистил горло и попытался вернуть себе привычный безразличный вид – вид человека «меня ни что на этом свете не интересует, тем более ты», но не смог – шок от увиденных колец, стоящих на ее столе, так и не прошел.

Марте вдруг стало наплевать; в этот момент она будто прозрела – просто и без эмоций – это не ее человек, не ее мужчина, вообще не герой ее романа, поэтому она коротко кивнула на диван и бросила:

– Садись на диван. Нечего шататься по гостиной. Сейчас сварю.

– Значит, хочешь позаимствовать меня на целый вечер в качестве девочки-эскорта.

– Не девочки-эскорта. – Ты для этого слишком некрасива, следовало бы ему добавить, но теперь ей стала ясна причина его непривычной сдержанности – сделка. Сделка с Мартой, которая никоим образом не должна провалиться. – Ты просто побудешь рядом – послушаешь, запомнишь. Мне надо знать, кто из моих будущих партнеров способен меня предать. Всего лишь несколько часов. Хороший дом, вечеринка, много богатых людей и отличной еды. Отдохнешь, расслабишься.

Дилан потел.

Кирпичного цвета кофейная чашка в его руках казалось крохотной, в то время как в ладонях Марты всегда смотрелась ведром.

Значит, сделка. Хочет выстроить собственный бизнес – созрел, наконец, но не хочет просчитаться с будущими коллегами. Понятно.

Ей стало противно – сколько дней потрачено впустую, сколько усилий… И все ради человека, посмотревшего на будущий ценный подарок с презрением. Что ж… Однажды этот подарок найдет достойного получателя, который никогда не скажет: «Камешек слишком маленький, а кольцо слишком тонкое». Тот, другой получатель, очень обрадуется и обязательно решит, что женщина, сделавшая шаг навстречу – лучшая женщина в мире. Возьмет ее ладони в свои, заглянет в глаза и поцелует кончики пальцев.

А, может, принесет подобные кольца сам, еще до того, как она…

– А почему бы тебе не взять с собой кого-то другого? Лейлу, например? Или Ани? Их ты не так недолюбливаешь, как меня.

Теперь ей даже нравилось наблюдать за тем, как он корчится, пойманный на крючок. Извивается, выдумывает объяснения, старается ничего не изгадить словами. Забавно. Да, было бы забавно, если бы не было так противно.

– У Лейлы индекс 86, у Ани и того меньше. Только ты способна определить ложь с вероятностью в сто процентов.

– Девяносто девять и восемь десятых. – Равнодушно поправила она, глядя на палас.

– Не важно. У тебя выше всех. А я не могу рисковать.

– Конечно, не можешь.

Впервые в жизни Марта чувствовала эмоции Дилана, как свои собственные: нервозность, неуверенность, вечно надетые поверх одежды из ткани невидимые, напоминающие ее собственные, железные латы. Значит, они ему тоже нужны – какая ирония.

Все это время она полагала, что существует лишь один человек на свете, входящий в эти чертовы две десятые процента, которого она не может расколоть, а теперь, оказывается, может – дело было лишь в эмоциях. Шоры на глазах, сотканная иллюзия – слишком долго и слишком отчаянно она желала видеть то, что хотела, и потому не видела правды.

Что ж, теперь видит.

– И чем же ты готов заплатить мне за эти несколько часов помощи? Ты ведь понимаешь, что деньги мне не нужны?

Бранниган сглотнул; хвостик на макушке смотрел на картину со штормовыми волнами и будто говорил: «вы там сами разбирайтесь, а меня здесь нет»

– Ну… Ты сама мне скажешь, чем, так? Все что попросишь, я для тебя сделаю.

Напряжение в маленькой комнатке достигло апогея.

Скованный, почти оцепеневший, в ожидании решения мужчина и холодная змея, глядящая на него немигающими зрачками. Рыжая змея – маленькая хрупкая женщина в прошлом.

Так чего этот мужчина – такой нужный в прошлом и совершенно безразличный ей теперь – не хочет больше всего на свете? Что пугает его так, как ни одна другая вещь? Что может заставить Дилана взвыть от отчаяния?

Спустя минуту Марта улыбнулась одними губами. Не накрашенными губами; пошевелила босыми пальцами в разношенных тапках.

– Мои условия таковы: ты одеваешь меня для этой вечеринки – я не собираюсь тратиться на наряды, оплачиваешь стилиста и визажиста, присылаешь машину…

– Конечно, согласен. Это спра…

Справедливо, он хотел договорить, но не успел, потому что Марта продолжила.

– …а после того, как вечеринка завершится, ты отвезешь меня в самый дорогой отель и займешься со мной сексом.

Она намеренно не сказала «любовью» – сексом. Такое ударит еще больше.

– Займешься так нежно, будто всю жизнь любил и желал только меня. Ясно?

Он покрылся не только испариной, но и пятнами. Кое-как отставил в сторону чашку – медленно, чтобы не разлить. Долго смотрел на нее взглядом приговоренного к казни узника, а в глазах замер упрек: «Да мне же никакие таблетки не помогут, чтобы встал…»

Марта смотрела ровно. Смотрела и улыбалась.

Этой ночью она долго лежала в постели без сна.

Убрала коробочку с кольцами в шкаф – на дальнюю полку, к самой стене, – чтобы больше не доставать, лежала и думала о том, что невидимую броню она тоже больше не достанет. Не нужна. Сложит, как и кольца, к самой стене, задвинет в угол и забудет. Научится жить без страха, не ожидая ударов в спину, научится с радостью смотреть в лицо будущему. В мире много хороших людей, и среди них обязательно найдется один, кому понравится бледная кожа, карие глаза и кудряшки. А ожог… Каждый имеет свои особенности, ведь так?

Слушая доносящийся сквозь прикрытые окна шум улицы, Марта думала о том, что каждому в этой жизни дается плохое и хорошее. Плохое – она частично пережила, а хорошее? Его еще предстоит отыскать.

Но главное уже свершилось – она вдруг почувствовала себя свободной. От сомнений, иллюзий, от прежней самой себя. Иногда будущее не нужно пытаться предугадать – для него нужно просто отворить двери и пригласить войти.

Завтра она так и сделает – примет душ, накрасится, сделает прическу, оденется и пригласит его войти. А в порядок себя приведет для того, чтобы видя красивую женщину, и будущее вошло красивое.

Этой ночью Дилан тоже не спал.

Сидя перед выключенным телевизором в тишине, он пил – не кофе, виски. Как получилось, что именно Марта – эта примитивная нервная дамочка – взяла над ним верх?

Отказаться? Да, конечно, он мог бы просто отказаться, но тогда под удар встанет все, к чему он шел последние два года – собственное дело.

Нет, он сможет. Сможет переспать с тем, кого не хочет – это всего лишь секс – всего лишь вставший член, погруженный в чье-то тело. Работы максимум на час, не больше.

Кубики льда таяли в стакане; виски из крепкого превращался в разведеный.

Работа? Да, она иногда выводила из себя. Жизнь одиночки? Почти никогда. Денег хватало, женского внимания тоже – встречались, конечно, дуры, но редко. И уж точно никогда Дилан не считал обузой секс – ведь это лишь игра, флирт, физическое удовольствие двоих – никакой эмоциональной нагрузки.

А теперь он чувствовал себя самой настоящей проституткой, которой предстояло переспать с жирным волосатым мужиком, который вставит тебе в зад.

Как можно наслаждаться сексом с женщиной, которая не способна расслабиться? Которая ходит прямо, как палка, смотрит волком, вечно поджимает губы и вздрагивает при звуках его голоса? Которая вечно ищет одобрения в его взгляде, а если не находит, то взвивает в воздух ракетой – противной, свистящей ракетой, что разбрызгивает вокруг сотни вонючих искр.

– Мда, попал ты, Дилан. Вот незадача…

Через пять минут мужчина со стаканом в руке задремал прямо в кресле.

Глава 3

– С нашей стороны уже почти все готово – документы передадим тебе завтра, убедишься, что наш юрист не напихал в них ловушек. Хотя читать там много!

Стоящий напротив них мужчина в сером костюме расхохотался – его голова запрокинулась назад, стало видно подгнившие изнутри зубы.

Марта надавила кончиками пальцев на мужской локоть дважды – врет, ловушки есть и много; ее руку накрыли теплые пальцы – мол, понял тебя.

– Если найду ловушки, подписи ты не получишь, Юджин. Надеюсь, это понятно. Смотри, у тебя есть еще часов восемь, чтобы это исправить.

Тот перестал смеяться; сузил глаза, вытер тыльной стороной ладони тонкие усы – будто подправил линию, – и чуть сильнее сдавил пальцами стакан.

– Ты ведь не думаешь, что я уйду с такой вечеринки, чтобы сидеть над документами? Я же сказал – почти все готово. Нехорошо начинать бизнес с подозрений, Бранниган.

– Как нехорошо начинать и с уловок, ведь так?

Пока мужчины сверлили друг друга взглядами, Марта принюхивалась – откуда-то изумительно пахло сладким. Она принялась оглядываться.

Столы здесь тянулись по всему периметру просторной лужайки до самого бассейна, но многочисленные гости постоянно перекрывали обзор – она даже вытянула голову, чтобы увидеть больше. Ну, отойди же, мужик в бабочке, убери свой торс. У-у-у, а теперь эта тетка в черно-белом, похожим на цирковой наряд, платье. Принесли что-то жареное и сахарное? Куда это поставили?

– Марта?

Она не отреагировала на звуки собственного имени, потому что ее редко им называли. Куда чаще «Кляксой».

– Марта? – Повторил Дилан громче – пришлось нехотя прервать процесс изучения расставленных на столах закусок.

– Юджин просит представить тебя. Юджин – это Марта Карлайл, Марта – это Юджин Донинг – мой будущий бизнес партнер.

– Очень приятно, очень приятно, мисс Карлайл. Не ожидал встретить с этим прохвостом такую прелестницу!

Ее ладонь потрепали сухие прохладные пальцы – пришлось стерпеть и не поморщиться.

– Буду рад вашему присутствию в моем доме в любое время.

– Спасибо. – Совершенно безразлично ответила Марта. – Скажите, а чем это так замечательно пахнет?

Оба спутника уставились на нее с удивлением.

– Слушай, ты только и делаешь, что жрешь и пьешь!

– Да? – Марта с наслаждением жевала жареное ананасовое колечко, слизывала с пальцев белую пыль сахарной пудры и запивала все это шампанским. – Очень вкусно, знаешь ли. Ты сам говорил – наслаждайся и отдыхай. Вот я и отдыхаю.

– Не думал я, что ты будешь напиваться.

– А, ты про это? – Она легко качнула зажатым в руке бокалом. – Тесты показали, что алкоголь не влияет на мои способности. Я точно так же могу определять, кто враль, а кто…

– Тс-с-с-с! Ты бы еще на всю лужайку проорала про свои способности. Дура! Я не за тем тебя привел, чтобы ты по-идиотски раскрыла себя.

– Слушай, – карие глаза невинно посмотрели в зеленоватые. – Ты всегда такой напряженный? Вообще не умеешь расслабляться?

Недовольный рык Дилан сдержал, но челюсти сжал так, что скрипнули зубы.

Ей все нравилось – абсолютно все.

Идеально сидящее по фигуре зеленое платье, юбка которого струилась до земли и расшитый бусинами лиф, приподнимающий грудь. Нравилась прическа из идеальных колечек и новые, скрученные из камней и перьев, серьги. Нравились замшевые туфли на высокой шпильке, запахи, звуки, незнакомые лица. Этот дом, лужайка, сверкающая вода в бассейне, величественный фронтон с колоннадой, струнный оркестр. Как приятно, оказывается, ловить на себе заинтересованные взгляды: изучающие, любопытные, иногда даже восхищенные. Нравилось, когда рассыпавшиеся по плечам мягкие пряди ласкал вечерний ветер; нравился запах подстриженной травы и расставленных по вазонам цветов.

Напитки, закуски, улыбки – пожалуй, работать в подобных условиях она согласилась бы гораздо чаще.

А, может, купить себе новый дом? И новый гардероб? Заказать бассейн, нанять повара, узнать новых людей и приглашать к себе на подобные вечеринки? Только не снобов и жлобов, какие здесь встречались в изобилии, а хороших людей, теплых?

– Знаешь, чего я вчера так и не смог понять? – Перебил ее мысли Дилан после того, как завершился очередной диалог с одним из будущих партнеров.

– М-м-м?

Ей было наплевать. На Дилана, на его мысли, на его чувства; пришедшее вчера ночью спокойствие вдруг осталось с ней, как будто всегда жило внутри. Ведь жизнь есть бал, а она его королева – почему вообще когда-то было иначе? Зачем столько времени было жить во лжи?

– Как женщина, которая купила кольца будущему избраннику, могла выставить такие условия? Как можно лечь под одного, зная, что тебя ждет другой?

– Ну, я же их еще не подарила. Я все еще свободна.

Ее улыбка вышла такой же легкой, как ветер. Это Бранниган все воспринимал серьезно – анализировал, силился понять, утопал в сомнениях, а она нет. Она с самого начала знала, что не станет с ним спать – зачем? Предложи он это сам еще несколько дней назад, она, возможно, была бы счастлива, но теперь? Теперь нет.

Где-то рядом мирно журчал фонтан; вечеринка близилась к концу.

– Ты же, получается, проститутка. Бл№!%ь, если быть честным.

Марта рассматривала лицо бывшего возлюбленного долго и ровно – так рассматривают диковинных насекомых, удивляясь наличию восьми усиков и чересчур выпуклым глазам.

– Хм. – Пожала плечами, вновь ощутив, как приятно льнет к коже дорогое платье. – Я, может, и бл№%ь, но проститутка здесь точно ты.

Усмехнулась. Позволила ладони соскользнуть с мужского локтя и направилась прочь – туда, где в этот момент, у дальнего стола, под навесом, струнный оркестр наигрывал чудесную мелодию.

– Пожалуйста, спасите! Помогите мне, милая дама, я вас очень прошу!

Чья-то рука мягко ухватила Марту за запястье, когда та шла по направлению к туалету – небольшому бетонному зданию, уединенно стоящему за домом, в кустах. Можно было пойти внутрь, в особняк, но там по коридорам сновали толпы, а в предназначенном для дам отхожем месте, отделанном мрамором и огромными зеркалами, без перерыва на еду и питье зависали, подкрашивая губы, десятки девиц – болтали, хохотали, делились сплетнями, постоянно кого-то обсуждали и охаивали. Ни тебе нормально пописать, ни…

В общем, Марта выбрала домик.

– Что вы де…

Делаете? Хотела спросить она, но ладонь незнакомца уже прижала ее лицо к темно-синему лацкану пиджака и галстуку, на котором поблескивал тонкий кирпичик продолговатой дорогой броши; в ноздри тут же проник многогранный аромат незнакомой туалетной воды.

– Пожалуйста, милая, просто сделайте вид, что вы со мной. Поднимите лицо, обнимите, смейтесь…

– Смейтесь?

От подобного предложения Марта перестала дышать, а запрокинув голову, уперлась взглядом в чисто выбритый подбородок, который уткнулся ей в переносицу.

– Зачем я буду вас обнимать? Вы… сумасшедший… Я…

– Да я не сумасшедший. И я прекрасно понимаю, куда вы шли – потерпите. Просто ко мне сейчас направляется группа из четырех мужчин, которые очень хотят получить работу в моей компании, а я уже устал от диалогов. Пожалуйста, подыграйте мне – пусть они думают, что я занят обществом прекрасной дамы. Тогда они уйдут.

– Что… что я должна делать?

– Посмотрите на меня, улыбнитесь.

Марта запрокинула голову сильнее и, наконец, встретилась глазами с незнакомцем.

Ух, ты… красивый! Вот незадача. Действительно красивый… Неброская, но властная внешность: волевое лицо, умные серо-голубые глаза с прищуром и хитрый озорной блеск на самом их дне, широкие брови, идеально ровный аристократичный нос. Великолепные губы.

Ей вдруг стало беспричинно смешно.

– Они же решат, что вы остолоп!

– Это еще почему?

«Синий пиджак», тем временем, ловко закинул ее ладони себе на плечи, а сам нежно приобнял за спину.

– Потому что подумают, что вы увлеклись рыжей девицей!

– А это противозаконно?

– Многие считают, что это безвкусно.

– Какие идиоты. – Теплые пальцы нежно поглаживали кожу в вырезе платья, и Марта с удивлением обнаружила, что тихо плавится от них. Какой странный вечер – шампанское, чужой дом, абсурдный случай, приведший ее сюда. А теперь и еще более абсурдная ситуация с подыгрыванием. Но, почему нет? Жизнь ведь только начинается? Так пусть она кружится, пусть вкусно пахнет, пусть искрится рассыпанными в воздухе конфетти. – Вы не рыжая, вы огненная и совершенно очаровательная – я наблюдал за вами целый вечер.

– Да?.. – Она вдруг почувствовала себя маленькой и совершенно растерянной. – За мной? Почему за мной?

– Потому что вы совершенно очаровательная!

– Правда?

– Правда.

Он не врал – этот тип в синем пиджаке не врал. Успевшая опустить голову Марта вновь подняла ее – на этот раз, как оказалось, для того, чтобы на затылок тут же легла ладонь и слегка надавила на него.

– Не смейте…

Слишком поздно – поцелуй случился так неожиданно, что она перестала дышать. Создатель! Что она делает! Чужие губы прижались к ее, но не нагло и напористо, что могло бы спровоцировать мгновенный отказ, а мягко – так жмутся к воротам, куда очень хотят, но не смеют без приглашения войти. Легкий нажим – можно? Мягкое скольжение – спасибо, что приоткрыли. Покусывание верхней губы – а если так? Целомудренный поцелуй в самый уголок рта. А если добавить язычок? Совсем чуть-чуть?..

– Тс-с-с, парни… Мистер Легран занят! Не будем мешать…

– Да, – хохотнул кто-то шепотом, – точно не время!

Мужская компания, приблизившись, моментально повернула назад – почему-то никто не хотел отрывать мистера Леграна от поцелуя с женщиной. С женщиной, у которой в этот момент сердце билось так быстро, что вскоре грозило и вовсе сдаться, как выдохшийся на длинной дистанции бегун.

Как жарко, как нежно, как неторопливо и сладко. Боже, как вкусно некоторые мужчины, оказывается, умеют целоваться; у Марты кружилась голова.

– Перестаньте! Вы… вы уже вскружили мне голову! А я ведь пьяна… Что будет, если я случайно влюблюсь?

– М-м-м… я готов за это отвечать.

– Я же пришла сюда с другим мужчиной. – Просто проверка. Просто проверка.

– Мне позвонить киллеру сейчас или заказать его вечером? – Промурчал мистер серо-голубые глаза, прежде чем снова коснулся ее губ.

– А что, сами не можете?

Она хихикнула, как заправская бандитка при виде прибывшего в шайку слабака.

– Хотите, чтобы я сам? Я готов. Я, между прочим, до ужасного хорошо дерусь.

Диалог выходил до крайности абсурдным – таким же, как и вечер; Марта едва удерживалась, чтобы не расхохотаться прямо в процессе.

– Как же вы здорово это делаете…

– М-м-м…

– Целуетесь.

Она боялась, что услышит в ответ что-нибудь похабное, например: «А я еще много чего умею. Желаете посмотреть?», и тогда единственное, чего бы она пожелала, это сразу же уйти, но мистер Легран удивил тем, что слегка отстранился, мягко улыбнулся и слегка посерьезнел:

– Вообще-то, я должен извиниться, что я не с того начал наше знакомство.

– Боже, только не продолжайте… – Марте почему-то совсем не хотелось переходить к глубоким диалогам на тему нравственности. Она много выпила, наконец, расслабилась – впервые за последние десять лет, и теперь хотела лишь той же легкости, что сопровождала ее на протяжении последних суток. Завтра, может быть, все будет не так, уже не так, но сегодня… – не становитесь занудой. Еще полминуты поцелуев, и я от вас случайно отстану.

Смешок ей прямо в губы:

– А что, если случайно не отстану я?

– Все врут, когда для этого приходит подходящий момент. Не уподобляйтесь. Просто дайте нам еще полминуты.

Этот парфюм, этот взгляд, эти жаркие губы и ласкающие затылок пальцы. А какая твердая и мощная у него под пиджаком грудь… М-м-м…

– Телефон… – Раздался хриплый шепот.

– Что? – Марте казалось, что вместо прически на ее голове теперь образовалось гнездо. – У вас звонит телефон?

– Ваш телефон. Дайте мне его.

– Вы что, сами не отыщите номер?

– Не усложняйте мне задачу, женщина.

Теперь она смеялась так заливисто, что Дилан, в этот самый момент неожиданно и не вовремя вывернувший из-за угла, замер, будто его из ведра окатили жидким азотом.

– Восемь-восемь-три. Девять-два-пять. Ноль один – двадцать один. И не вздумайте мне звонить!

– Не вздумайте мне указывать.

– Какой вы вредный!

В этот момент ей захотелось сорвать с него одежду – какой наглец, какой нахал и какой красавец. Ням! Внутри все кипело от разожженной страсти.

– Марта?

Дилан, все же, сумел приблизиться, и теперь смотрел на нее не как на проститутку, и даже не как на б№%!ь, а как на человека, сумевшего разом нарушить все законы физического взаимодействия со Вселенной.

– Ты идешь домой?

– Конечно. Но не с тобой, и не к тебе. Очень хочется спать, прости.

Она икнула так естественно, словно пьяно икать на людях считалось верхом приличия, после чего чинно проплыла мимо коллеги по работе, шатаясь на высоких шпильках.

– Пока, Дилан! Пока, Легран!

Кожу спины в вырезе платья жег взгляд серо-голубых глаз.

Эпилог

Выброшенную в мусорную корзину темно-синюю бархатную коробочку Дилан обнаружил только после обеда – он как раз собирался покинуть собственный офис, чтобы взглянуть, заработал ли на втором этаже кофейный автомат. Подошел к урне, собрался бросить в нее стопку исписанной бумаги, наткнулся взглядом на «что-то» перевязанное лентами и замер.

Присел, отложил бумаги на пол рядом с собой и, ведомый любопытством, протянул руку к лежащей, поверх скомканной шоколадной обертки и прозрачной ленты от сигаретной пачки, коробочке. Достал.

Точно. Та самая.

Та самая, что он видел в доме у Марты – на ее кофейном столике.

Кольца все еще лежали внутри, а в крышке, утрамбованная в шелк, нашлась записка:

«Они предназначались тебе. Рада, что не понравились. Марта»

И смайлик. Чертов издевающийся длинной, от уха до уха, улыбкой смайлик.

Бранниган сжал зубы и достал из кармана телефонную трубку.

– Соедините меня с офисом мисс Карлайл. Срочно!

Невозмутимый голос секретарши произнес:

– Мисс Карлайл нет на месте.

– Пусть зайдет ко мне сразу, как появится.

– Это произойдет только через месяц, мистер Бранниган – Марта сегодня написала заявление о том, что берет отпуск.

– Какой отпуск!? Какой у нее может быть отпуск? – Лицо Дилана покрылось бордовыми пятнами; меж бровей залегла глубокая морщина. – У нас же проект завтра? Компания «Один плюс один»?

– Ее заявление было сегодня подписано директором. К вам в напарники пришлют Ани Маркес.

– Маркес?!

– Да, Ани Маркес.

– Она же дура!

– Ничем не могу помочь, сэр. – Они что, сговорились? Все эти чертовы бабы – сговорились вывести его из себя? – Но произнесенное вами оскорбление сотрудника записано на пленку, я обязана передать его директору.

– А-а-а-а-гхрррррр……

Он и сам не понял, что хотел этим сказать, но в порыве злости так сжал трубку мобильного, что лопнул экран.

– Суки!

Под солнечным светом, льющимся из окна, весело подмигивал вделанный в ободок тонкого кольца бриллиант.

* * *

Хороший выдался день.

Марта шагала по проспекту и радовалась жизни: сегодня она зашла в агентство по недвижимости и вынесла оттуда толстенный каталог с яркими картинами, планировками и схемами домов. Новых домов, один из которых скоро станет ее.

Невероятно!

Одноэтажный? Двухэтажный? А, может, сразу виллу? И впереди целый месяц, чтобы обставить его новой мебелью, накупить посуды, пройтись по картинным галереям, отыскать ковры. Новое, все новое. Новая Марта – новая жизнь.

Сновали по тротуару спортсмены на роликах, бизнесмены с кейсами в руках, ухоженные женщины, несущие кучу пакетов – закоренелые «шопогольницы» Марта сама выдумала это слово и теперь хихикала, смакуя его в голове. Да, «шопогольницы». Скоро и она временно станет такой – ведь нужно же иногда тратить зарплату?

Пахло выпечкой; на углу, стоя за стеклянным вагончиком, стоял продавец булочек и круассанов. Она как раз хотела купить один, когда зазвонил мобильный.

Номер незнакомый; мимо, мягко тронувшись на зеленый сигнал светофора, потянулся поток машин.

– Алло?

В трубке лишь чье-то дыхание.

– Алло, говорите?

– Мисс Карлайл?

Судорожный выдох; рука непроизвольно сжалась на ручке пакета; круассаны были забыты.

– Легран?

– Вообще-то, меня зовут Адам. А красивая у вас фамилия, знаете ли…

– У вас тоже красивая.

Этот голос она меньше и больше всего ожидала услышать в телефонной трубке. Хотела, мечтала, часто думала о нем, но не позволяла себе забыться – это новая жизнь, и пусть будет, что будет. Если позвонит, она обрадуется, а если нет, просто будет жить дальше.

Позвонил.

– Хотите, я ей с вами поделюсь?

– Что? – Она даже поперхнулась; одновременно с этим ее случайно толкнул зачитавшийся журнал мужчина – извинился, учтиво приподнял шляпу, прошел дальше. – Чем поделитесь? Фамилией? Нет, спасибо, не сегодня – сегодня я выбираю дом.

У них опять получался абсурдный диалог.

– Хм, как замечательно! Как насчет того, чтобы выбирать его в ресторане? Пока вы будете рассматривать изображения, я буду кормить вас с ложечки.

– Издеваетесь? – Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. – Вы все время надо мной издеваетесь?

– Я бы сказал, что до этого момента я издевался исключительно над собой, выполняя вашу просьбу не звонить. Я продержался почти сутки.

– Семнадцать часов.

Теперь она смеялась; из-под седых бровей одобрительно поглядывал продавец круассанов. Наверное, ему нравилась ее улыбка.

– Так ресторан?

Этот голос удивительным образом умел плавить, задирать, провоцировать и успокаивать одновременно.

– Ресторан.

– Вы называете или я?

– Я.

– Я так и думал. Слушаю.

Он тоже улыбался – Марта чувствовала это. Она смотрела на залитый предзакатным светом город, сжимала в руках телефонную трубку и каждой клеточкой ощущала, что в этот самый момент (может, из-за той красной машины? Или из-за угла магазинчика декоративных свечей? Или, выглядывая из-за каждого прохожего?) на нее радужными глазами смотрит счастье.

Конец.

Глава 1

Подготовка к путешествию

Сумки из темной военной непромокаемой ткани выглядели внушительно – два забитых доверху баула с пузатыми боками. Халк Конрад – сенсор отряда специального назначения – вытащил их на крыльцо и развернулся, чтобы закрыть дверь.

Человек, что ждал его в машине, распахнул водительскую дверцу, нажал кнопку открытия багажника и поставил тяжелую подошву армейского ботинка на сухой асфальт. Вдохнул прогревшийся на солнце весенний воздух полной грудью и улыбнулся.

– Ты полдома в них упаковал?

– Четверть.

Мак Аллертон – высокий брюнет с внушительным разворотом плеч, зачесанными назад волосами и смешинкой в зеленовато-карих глазах – улыбнулся и выбрался наружу, чтобы помочь забросить сумки в машину.

– А Шерин не едет?

– Нет.

Халк подтащил баулы к багажнику и присвистнул, глядя на утрамбованные шнурованные рюкзаки, приваленные друг к другу.

– Да ты и сам упаковал весь гардероб!

– Не весь. Только то, что требовалось. А почему Шерин не едет? Занята?

– Говорит, что иногда нам стоит отдыхать в сугубо мужской компании. – Конрад поднял одну из сумок, придвинул ее к рюкзаку и хитро блеснул светло-серыми глазами. – Телепортер, мол, не в счет – она переносит и выполняет роль гида, а в остальном мы предоставлены сами себе.

– Мудрая у тебя женщина. – Аллертон утрамбовал вторую сумку рядом с первой и захлопнул багажник. – Я слышал, Рен тоже будет один. Вчера он говорил, что Элли почти все время проводит в мастерской – готовится к выставке, не хочет нарушать график и спугивать вдохновение посещением непонятных мест.

Халк огляделся: особняк степенно грелся в лучах полуденного солнца, наслаждался теплыми лучами и сад, раскинувшийся вокруг; пока еще голые ветви едва заметно покачивались от легкого ветерка. Скоро бутоны и почки нальются, выпустят наружу нежную зелень, протянут к небу ростки и листочки. Окна, отражая безоблачную гладь небосвода, подернулись синевой.

– Что тогда получается, едут семеро? Логана вчера припрягли срочно писать новую программу, ему на несколько суток работы.

– Да, я слышал, как он матерился.

– Я бы тоже матерился, могу его понять. Мы столько ждали, пока выдадутся эти несколько дней. Морена и Хантера тоже отправили к черту на кулички – куда-то на запрещенный Уровень, так что не видать им отпуска, как своих ушей. А Одриард уже две недели как нежится на островах вместе с Меган. Дрейк чего-то разомлел и дал ему поблажку. Одни мы весь месяц пахали без устали.

– Зато теперь…

– Да, теперь мы оторвемся.

– Ну, семь, так семь… Эльконто можно считать за троих – он то еще несчастье.

Чейзер хмыкнул и оперся на открытую дверцу; посмотрел, как переливается под солнцем лакированная поверхность крыши. Любимая машина, она как любимая женщина: всегда красива, всегда уникальна, всегда притягивает руки и взгляд.

Сенсор выудил из нагрудного кармана сигару, зажал ее между зубами и поднес к кончику пляшущее пламя.

– Хорошо, он тебя не слышит. Вот бы всю дорогу нудел…

Мак рассмеялся и сел внутрь.

Тело в форме, голова в гармонии, настроение замечательное. Все-таки отпуск – отличная вещь! Давно пора было.

– Поехали.

– Ага.

Конрад сел на пассажирское сиденье, захлопнул дверцу и пристегнул ремень безопасности. Чейзер завел двигатель. В приоткрытое окно, завиваясь спиралями, будто тоже предчувствуя скорые приключения, весело вытягивался сигарный дым.

* * *

Широкая, застекленная от пола до потолка гостиная городской резиденции Эльконто была похожа на вещевой склад: сумки разных форм и размеров загромождали углы, лежали на полу, мешали ходить. Поверх сумок были разбросаны теплые рукавицы, шарфы и меховые шапки, вперемешку с легкими футболками, шортами и пляжными сланцами. Футляры с солнцезащитными очками, майки, джинсы, рубашки – спецотряд по моей просьбе однозначно подготовился. Хорошо хоть не видно мотков веревки, кошек и сухих пайков, а то бы совсем как заправские походники…

Прокручивая в голове детали предстоящего наутро путешествия, я заглянула внутрь бумажного пакета, полученного в Лаборатории, достала набранную кем-то заботливым инструкцию и принялась ее изучать.

Рен Декстер, одетый в легкую серую ветровку, о чем-то спорил по поводу бутылки виски, что держал в руке, с Баалом. Волосы последнего были завязаны в толстый хвост, а на шее, поверх черной майки, болтались бусы, похожие на четки.

Точно у всех уже праздничное настроение. Шорты с нарисованными зонтиками, какие-то цацки, торчащие из карманов рюкзаков. От чтения, которое и так едва удавалось посреди царившего гомона, меня отвлек смачный раскатистый бас.

– Да ты знаешь, сколько я за эти говнодавы отдал?!

Речь, очевидно, шла о здоровенных меховых унтах с узорной окантовкой, стоящих у кресла. Размера эдак шестидесятого.

Услышавший цену, Лагерфельд начал давиться от смеха.

– Тогда тебе, чтобы оправдать затраты, надо год по говну ходить. Хочешь, я тебе посреди гостиной кучу навалю, чтобы зря не простаивали?

– Я те навалю!

Теперь от смеха начала давиться и я. Действительно, где он только такие достал, в каком магазине сувенирных товаров?

– Эй! Ты тоже там ржешь? Сама ведь сказала, нужна теплая обувь, способная выдержать мороз. Я нашел лучшую!

Мы с медиком переглянулись и расхохотались в голос.

Ну и балаган! На кой черт я все это затеяла и что буду делать со здоровыми мужиками в количестве семи штук в собственном мире? Не успела я вдоволь посокрушаться по этому поводу, как внизу раздался дверной звонок. Приехала недостающая часть команды. Ох, сейчас начнется… Ну, держись Бернарда… сама затеяла.

Они заняли все диваны и кресла, находившиеся в гостиной. Бодрые, неуловимо веселые, расслабленные. Кто-то положил на сумки ноги, кто-то оперся на них локтем, кто-то кое-как втиснул между поклажей, занявшей весь пол, одетую в носок стопу.

Я оглядела собравшуюся компанию, подняла вверх бумажный пакет и заявила:

– Вот нам подарочки из Реактора. Сейчас объясню, что это такое и зачем. Итак, как я уже говорила, там, куда мы отправимся, существует множество различных языков, понять или изучить которые за короткое время не представляется возможным. Я знаю только два языка своего мира, остальные не понимаю совсем.

Аарон Канн, подперев щеку кулаком, взирал на меня с интересом; солнечный луч проложил дорожку по его колену и подлокотнику, распространившись и на штанину Мака, который сидел рядом. Халк сверлил серебристым взглядом мешок – не иначе пытался угадать, чем же нас порадовала Комиссия.

– Так как мы собираемся посещать разные места, нам придется общаться с местными жителями – не могу же я говорить, что вы глухонемые, так? – а общение требует понимания, которого нет ни у меня, ни у вас. Вот поэтому я сделала заказ в Лаборатории на портативные переводчики, которые мы возьмем с собой.

– Ух, ты! Давай, показывай! – Эльконто заерзал в кресле.

Я взмахнула рукой.

– Их все по нашему возвращению надлежит сдать обратно в Лабораторию, так как эти устройства уникальны и содержат какие-то секретные нейротехнологии. Терять гаджеты строжайше запрещено. Всем ясно?

– Ясно-ясно…

– Открывай уже мешок, хоть посмотрим!

Я поочередно раздала аккуратные темно-красные браслеты, состоящие из звеньев, всем присутствующим и развернула инструкцию.

– Тут сказано: «Закрепить на запястье, позволить игле войти под кожу, зафиксировать положение браслета специальным гелем. Получаемый извне сигнал будет обрабатываться и поступать непосредственно в мозг, где с помощью встроенного модулятора будет формировать обратный ответ…»

– Ай, собака, больно!

Я еще не дочитала инструкцию, а кто-то уже нацепил – вот где детсад! Я фыркнула и грозно нахмурилась.

– Да погодите вы, дайте дочитать!

– А гель какой-то странный…

– А что это за кнопка? Ее можно нажимать…

– Ты намазал под браслетом?

– Я обмазать, та… и теперь мозг дымиться… почти фзрываться… фто за странный эффект?

В комнате сначала повисла недоуменная тишина, а затем раздался дружный хохот; нажимавший до этого на различные кнопки Эльконто моментально зажал рот и выпучил глаза.

– Фто происходить?

– Дэйн! – взревела я. – Вот ведь торопыга! Эти кнопки для создания в любом языке акцента! Его уровень можно варьировать. Потому что если вы все будете говорить на любом языке без акцента, посыплется слишком много вопросов: откуда так хорошо знаете, долго ли учили, почему вас привлекла именно наша культура? А корявая речь не вызовет подозрений.

– Умно! – хмыкнул Декстер, рассматривая бордовый ремешок.

– Ага. – Регносцирос тоже не торопился мазать гелем запястье, подозрительно разглядывая кнопки. – А вернуть до нормальной речи можно?

– Мофно?! – Дэйн продолжал сидеть с глазами-блюдцами, явно смущаясь нового выговора. – Дай мне инструкция!

– Скажи «говнодавы»? – подначивал сидящий рядом Лагерфельд. – Ну, скажи! Скажи: «Я купить гафнодавы…»

Канн сложился пополам и затрясся от неслышного хохота. Чейзер, чтобы скрыть набежавшую от смеха слезу, отвернулся к окну – плечи его ходили ходуном.

– Убью!!! – заорал Эльконто и повалился на сделавшегося пунцовым доктора.

– О-о-о! – заверещал тот, шутливо отбиваясь от громадных кулаков. – Можешь ведь, когда захочешь! И вообще, зачем тебе инструкция, пусть теперь так и остается… Хоть повеселимся! А-а-а! Я пошутил!!!

Я ошалело смотрела на устроенный в гостиной цирк. И мне завтра с этими клоунами в собственным мир?!

Подошедший Халк сочувственно похлопал меня по плечу.

– Мы будем себя хорошо вести, не переживай.

– Да уж, – крякнула я в ответ. – Жду не дождусь.

– А вот акцент ему я бы оставил. – Губы сенсора искривились в хитрой улыбке. – Дай-ка сюда инструкцию, я ее припрячу, пусть пока так походит.

И Халк туда же?!

Я застонала и закатила глаза.

* * *

Оранжевые шторы привычно закрывали окна старой спальни, где я провела так много ночей. Сколько мыслей, сколько воспоминаний… Казалось, стены пропитались духом того времени, когда я, будучи новопоселенцем этого мира – мира Уровней, – размышляла об уроках, новой жизни, собственном Начальнике, на тот момент недостижимом, а теперь самом близком и родном человеке.

У стены все так же стояла корзинка для Смешариков. Сами Фурии в этот час привычно сидели перед телевизором; Клэр готовила ужин.

Я выглянула в окно, на пустую дорогу Брайтлэйн-драйв, и улыбнулась.

Как привычно, хорошо и знакомо. Мой первый дом в Нордейле, навсегда ставший родным.

Новый особняк на холме, что мы с Дрейком приобрели не так давно, все еще находился на редекорации; пока дизайнеры заканчивали отделку третьего и четвертого этажей, я часто проводила время здесь, в старом доме. Сюда же часто приходил Антонио: днями он работал в собственном ресторане, а вечерами чаевничал с Клэр, гладил полюбившихся ему кошек, строил планы на будущее. С бывшим поваром Рена было легко, всегда тепло и комфортно. Хороший человек, легкий и приятный в общении.

Когда дом на холме будет готов к полноценному заселению, я поговорю с Вирранцем, быть может, они с Клэр согласятся составить нам компанию, поселившись на первом этаже. Моя экономка, Фурии, кошки… их уже не разделить, если и перевозить, то только всех одновременно. А захотят, пусть остаются и живут здесь. Время покажет…

Насчет Смешариков Дрейк выставил только одно условие: пусть не катаются по верхнему этажу, там, где комната для отдыха и рояль, все остальное приемлемо. Несмотря на некоторую ворчливость, мне показалось, что Дрейк был рад тому факту, что иногда по вечерам, сидя с бокалом вина, он сможет продолжить общение с одной из древнейших рас, некогда выведенной им же самим в Лаборатории. Загадки, секреты – ничто не манило Начальника больше, чем возможность завладеть еще одной крохотной частичкой Знаний. Я его понимала.

Что ж… время все расставит по своим местам и приоткроет завесу тайны того, что случится дальше, а пока родной дом, грохот посуды на кухне и пушистая морда кота, трущаяся о пальцы. Мишка – теплый, родной и чудесный Мишка. Я погладила белую шерсть и улыбнулась.

На лестнице послышались шаги – дверь приоткрылась.

– Дин, ужинать идем?

– Ага.

Клэр просунула лицо в щель и какое-то время постояла, пытаясь почувствовать мое настроение. Уж этому за месяцы совместной жизни она научилась хорошо.

– Ты чего, волнуешься насчет завтра?

Я отпустила шторку и оторвалась от созерцания пустой дороги, освещенной фонарями.

– Да нет, не волнуюсь, хотя экспромтов будет много. Но ничего, справимся… В конце концов, они хоть и шумные, но неглупые ребята. Я тут любовалась видом из окна. Иногда накатывает, знаешь ли.

– А ты не переживай! – Кухарка бойко закинула на плечо полотенце. – Дальше будет только лучше. И новый вид станет по душе, и мы будем рядом.

– Правда?

Внутри сделалось тепло.

– Конечно. Всегда рядом.

– Ядом! Ядом! – В комнату вкатился целый ворох Пушистиков. – Ушать! Дем ушать!

Их неумение произносить слова целиком до сих пор вызывало на лице улыбку. Невозможно ни привыкнуть, ни перестать умиляться.

– Я же вас уже накормила, негодники! Четыре раза кормила и еще сироп наливала пятнадцать минут назад. Уже съели?

– У-у-у-сно! – Облизнулся один из Смешариков, сидевший ближе всего к ее тапку. – Осень усно!

– Видишь, как хорошо, что у тебя с собой не будет хотя бы этих. Вот бы там хаос настал!

– Да там и так мало не покажется! Пойдем, расскажу тебе, что сегодня учудил Эльконто…

Я отодвинула тюль, чтобы Михайло спрыгнул с подоконника, выключила свет и направилась следом за Клэр в гостиную, где на столе перед телевизором уже ждал горячий ужин.

Глава 2

Москва

Удивительно, но они действительно вели себя привычно, совсем, как группа туристов, приехавшая на экскурсию: ловили каждое мое слово, озирались по сторонам, с любопытством разглядывали окружающих.

Утро. Температура около двух градусов тепла.

Баал в вязаной шапке, Лагерфельд с толстым шарфом, все в джинсах, куртках, удобных ботинках. Если бы не рост и внушительные габариты парней, наша группа вообще не привлекала бы излишнего внимания. А так, нет-нет, мы ловили на себе удивленные, изучающие, завистливые или восторженные взгляды. Особенно это касалось низкорослых японцев или молодых девчонок, непонятно зачем приехавших на Красную площадь спозаранку.

– Город, в котором мы находимся, является столицей той страны, в которой я родилась. Как я уже говорила, в этом мире существует только один единственный Уровень, который территориально разделен на государства, то есть страны. В странах есть города, это крупные населенные пункты, а поселки и деревни – более мелкие.

– И вы все помещаетесь на одном уровне? Не тесно? – спросил Рен с любопытством; одетый в привычную черную кожаную куртку Чейзер с непонятным выражением лица взирал на мавзолей.

– Помещаемся. А куда нам деваться? Этот мир устроен немного иначе: это не плоское пространство, это планета, с которой мы пока не можем далеко улететь. Я потом свожу вас в астрономический музей или в обсерваторию.

– Надеюсь, в этом месте не гадят по-большому?

– Гадят?

Я укоризненно взглянула на Эльконто, белобрысый ежик которого контрастировал с раскрасневшимися от холодного воздуха щеками.

– Ну, слово какое-то странное… «Обсерватория», наводит на мысли.

– Грамотей! Обсерватория – это от англоязычного слова «наблюдать». В данном случае наблюдать за внеземными явлениями.

– Понял, не дурак.

– А Земля – это название этой планеты. – Я вздохнула, представив, сколько можно рассказывать людям иного мира о том, о чем местных детей учат еще в школе. – Только все по порядку, ладно? А то голова лопнет.

– Да ладно тебе, не коптись. Ну, не расскажешь чего-то, не страшно.

Канн, одетый в темно-серый пуховик, выглядел, как убийца из фильма про маньяков. Веселенькие дутые рукава, толстенький воротник-сосиска, улыбка на губах, светлые льдистые глаза и шрам через висок. Такого хоть под клоуна маскируй, все равно останется убийцей. Даже Рен в черном полупальто мог сойти за бизнесмена или, на худой конец, за эскорт президента, а вот Аарон никак.

– Ладно, давайте покажу вам площадь и окрестности, а заодно расскажу про старение, детей и прочие вещи, которые здесь желательно знать.

Одна из девушек, одетая в синее пальто и высокие сапоги и входившая в состав группы индусов, стоящей метрах в пяти от нас, методично ощупывала взглядом-присоской то Баала, то Чейзера. Иногда ее взгляд «перетекал» на Эльконто, но довольно быстро возвращался снова к Баалу – вероятно, брюнеты все-таки привлекали больше. Заметив мое ответное рассматривание, она схлопнула приоткрытые губы, мигнула выпуклыми коричневыми глазами и отвернулась, притворившись, что слушает своего гида.

Я кожей почувствовала, как сильно индианке хотелось бы переместиться из своей группы в нашу, и хмыкнула.

– Все, вперед! Сначала к Гуму, а потом к собору Василия Блаженного.

Мы принялись пробираться сквозь толпу. На шутливый диалог Стивена и Дэйна о том, что именно сделало Василия «блаженным», я внимания обращать не стала.

К шести часам вечера мы успели обойти не только центр Москвы, но также посетить Охотный ряд, Третьяковскую галерею, оказаться у закрытых дверей «Парка неба» (оказалось, что обсерватория не работает до мая месяца), переместиться в планетарий культурного центра вооруженных сил, попасть на сеанс индивидуального посещения и даже посмотреть фильм «Сокровища звездного неба», который вызвал у парней бурную дискуссию. Оказалось, что хоть спецотряд и обладал повышенным уровнем знаний касательно их собственного мира, но мир космоса-таки сумел шокировать их всех, а ответить на вопросы «как далеко простирается ваша галактика?», «действительно ли постоянно расширяется?» и «кто создавал все эти звезды, планеты и бесконечные пространства?» я полноценно ответить не смогла.

Как неловко, однако, можно себя почувствовать, притащив на Землю инопланетных туристов. Тема о бесконечном космическом пространстве затихла только тогда, когда все вдруг осознали, что проголодались – пришлось срочно чесать голову на тему приличного места для ужина.

Шумел позади проспект, неслись, разбрызгивая из под колес мокрый снег, машины. Мимо шли старушки, женщины с пакетами из супермаркета, похожие на гопников парни, говорящие по телефону бизнесмены и уставшие после работы среднестатистические мужчины в поношенных куртках.

На Москву опустился вечер.

Запестрели неоновые рекламы, зажглись подсветки на продолговатых щитах-плакатах, вещавших о выгодных процентах банковских вложений, магазинах сантехники и новомодных коллекциях одежды в бутиках. Смотрело с дома напротив лицо холеной Шарлиз Терон – золотистое платье, дерзкий взгляд и бутылек духов «Dior» размером в два этажа.

Светилась неподалеку желтая изогнутая буква «М», то и дело распахивались двери «Макдоналдса», откуда выходили горстки сытого жареной картошкой и бургерами молодняка.

– Может, туда?

Мы шли по одной из центральных улиц, поглядывая по сторонам. Я проследила за взглядом Халка и покачала головой.

– Нет. Это забегаловка быстрого питания.

– Там, вроде, людно. Наверное, хорошо кормят?

– Как раз наоборот. Достаточно дешево, жирно и с кучей пищевых добавок. Идеальное место для мамаш, идущих на поводу у детей, которые обожают набивать желудки так называемым «фаст-фудом» – едой, от которой их разносит так, что к двадцати годам не остается ни здоровья, ни возможности нормально двигаться. Эдакие «жиртресты». У нас даже есть шутка на этот счет…

– Какая?

Идущий сбоку Эльконто пропустил встречного пешехода и с любопытством прислушался к нашему разговору. Снайпер, как я уже заметила, вообще был охоч до шуток.

– «Макдоналдс» – это лучшее место, чтобы расстаться с девушкой. Нет ни железных ножей, ни вилок, ни тяжелых тарелок, которые можно разбить. А в случае чего всегда можно спрятаться за жирного мальчика.

Дэйн расхохотался в голос, Лагерфельд ухмыльнулся, а Чейзер покосился на светящуюся на фоне темного неба букву «М» с презрением.

Отужинать решили в трактире «Жили-были» – громогласно урчащие желудки поторопили с выбором места, стало не до поиска «фэнси» ресторана, в котором так или иначе потребовалось бы бронировать столик заранее. А здесь, в довольно уютном деревянном павильоне, нашлись и свободные места, и расторопные официанты, и русских дух, который мне хотелось показать, и радующее глаз обилием блюд меню.

Выбор съестного единогласно переложили на меня.

Ну, что ж… посмотрим…

Оливье, селедка под шубой, блинчики с красной икрой, икра баклажанная – куда же без всего этого? Дальше: щи, уха, солянка – все это в больших горшочках, чтобы каждому на выбор. Да, девушка, под суп пустые тарелки – сами разберутся, кому что… На второе нам отбивные из свинины с картофелем, голубцы, язык с хреном, заливное… так, что тут еще… жаркое в горшочке, запеченный судак. Пойдет! А на десерт мороженое. Запьем все это настойкой из клюквы – мы не за рулем – и медовухой. Все не войдет на один стол? Ну, так несите по очереди: сначала холодные закуски, затем супы, потом уже второе, чтобы как полагается…

Официантка строчила в блокноте, как автомат – молоденькая, расторопная, видно, не хотела что-либо упустить, чтобы не расстроить иностранных гостей. Про иностранных она сообразила сразу же, как услышала Эльконтовское: «Я, конечно, устать… но не настолько, чтобы упустить из вида красивый дефушка…» Девчонка в переднике покраснела, смутилась, бросила взгляд на косичку с бусинами и тут же спрятала глаза за листочком. Чиркнула последнее слово, бросила: «сейчас все будет» и убежала.

Дэйн, научившийся управлять браслетом, нажал несколько кнопок и хохотнул в кулак, Баал посмотрел на него и покачал головой. Оголодавший до волчьего состояния Рен принялся нетерпеливо разматывать завернутые в салфетку столовые приборы.

* * *

Оказывается, я отвыкла от ночных клубов.

А в этом, густо напичканном людьми, было шумно. Вращающиеся лазерные установки, развешанные по углам, превращали перегруженный танцпол то в кроваво-красный аквариум, то в цветастый пруд с хаотично двигающимися и подпрыгивающими силуэтами, в котором по росту выделялись три: методично выводящего рваные пассы Дэйна, перед которым извивались сразу три девушки, качающего в такт трансовому ритму головой Баала – теперь его волосы были распущены, придавая знакомый демонический вид, и широкоплечего Канна, поддержавшего друзей своей компанией.

Остальные были чуть повыше или пониже, но рядом с этими тремя однозначно казались хоббитами. За исключением одной из дам, со змеиной грацией извивающейся перед снайпером.

Эх, знала бы ты, девонька, кого пытаешься соблазнить…

Пробираясь из туалета к столику, за которым в хламину надирались разошедшиеся после медовухи коллеги из спецотряда, я краем глаза приметила сидящего у барной стойки Лагерфельда. Перед ним, помимо бутылки с какой-то темной жидкостью, стояли две фифы, одетые в короткие юбки и обутые в ботфорты. Видимо, Стивен приглянулся сразу обеим, потому что девушки, размахивая руками с длинными ногтями, пытались перекричать не только музыку, но и друг друга. Медик рассеянно кивал.

Точно балаган…

Что-то в этом клубе было иначе, не так, как в увеселительных заведениях Нордейла. В воздухе ощущались эмоциональный сумбур, безбашенность, слишком веселая неестественная кичливость и разнузданность, в отчаянной попытке уйти от повседневной жизни. Глотнуть хоть немного воздуха, драйва, оторваться, пока живой, что-то запомнить. Здесь присутствовало чувство опасности и хаотичное переплетение случайно столкнувшихся судеб.

Кто-то уйдет отсюда с фингалом; кто-то не получив вожделенного кайфа, унеся домой ту же тоску, которую принес с тобой; кто-то уедет на такси с незнакомцем, который наутро окажется женатым семейным человеком и скажет: «я позвоню», чтобы никогда не позвонить…

Здесь, в этом мире, никто не контролировал стечение обстоятельств. Или же контролировал, но по какой-то своей схеме, непонятной мне.

Почему-то всего этого я не замечала раньше, но теперь, после жизни в Нордейле, где в воздухе разлито умиротворение, негативные эмоции приглушены, а люди более спокойны, разница стала очевидна. Здесь старели, здесь умирали, здесь постоянно старались что-то успеть, но не знали, что именно. Кусочек счастья? Хорошую работу? Женщину, которая бы смогла родить достойных отпрысков и не пилила по утрам; мужчину, сумевшего устроиться в жизни? Устроиться зачем, для чего? Здесь пытались дожить до старости так, чтобы остались хоть какие-то греющие душу воспоминания и не тяготило чувство упущенного, несделанного.

Да, время – жестокая вещь. Оно накладывает рамки и неимоверно взращивает желание чего-то хотеть. Потому что можно не успеть… потому что в итоге никто не успевает, потому что этот мир – проходная точка, где люди учатся испытывать эмоции, учатся быть счастливыми.

Многие проваливаются.

Пробираясь сквозь попадающиеся на пути тела, я в какой-то момент натолкнулась на парня, преградившего мне дорогу. Расслабленная вялая улыбка, стеклянные глаза, глуповатое – для него, наверное, счастливое – выражение лица.

– Выпей со мной. Угощаю.

Я покачала головой.

– Ну че ты, куда торопишься?

Он качнул высоким стаканом, зажатым тонкими, почти женскими пальцам, и едва не облил меня пивом.

– Дай пройти.

Не успела я напрячься, как рядом, взрезав толпу, как разрезает волны острый нос быстроходного лайнера, возникла высокая фигура, и от нее моментально дохнуло холодом. Но не тем, что рецепторами ощущает кожа, а тем, что на уровне инстинктов ощущает позвоночник. На голове у всех – я могла в этом поклясться – находящихся в радиусе пяти метров зашевелились волосы.

Чейзер.

Причем Чейзер в его настоящем проявлении – охотник, убийца.

– Проблемы?

Несмотря на то, что вопрос был задан очень тихо и направлен только на одного, толпа расступилась, почуяла, что рядом находиться не стоит. Что-то заставило людей отойти, и это несмотря на тесноту, несмотря на отсутствие осознания происходящего. Поразительно.

Парень со стеклянными глазами стоял без движения, его взгляд изменился, из глупого сделался зверушечьим. Так смотрит на приближающегося питона брошенная в стеклянный аквариум крыса. Глаза обычного человека прилипли к холодным глазам убийцы, и я знаю, что он видел в них: холодные бетонные стены, стук собственного сердца и тени. Он видел в них дыхание смерти.

– Я уже ухожу… Ухожу, слышите?! – он вдруг заорал так, будто увидел поднесенный к пальцам нож для обрезки сигар.

Несколько лиц моментально обернулись. Их взглядам предстал бледный, покрытый потом юноша и спокойно стоящий без движения мужчина. Ни матов, ни драки. Веселуха осталась за кадром; лица разочарованно отвернулись.

– У тебя пять секунд. – Аллертон оставался предельно спокоен; ни единой дрогнувшей на лице мышцы. А вот стоящий наротив вдруг сорвался с места так резко, что пиво все-таки выплеснулось на какого-то парня. Тот резко развернулся, поймал обидчика за рукав и облил в ответ потоком брани. Через секунду обоих заглотила толпа.

– Спасибо. Ты пришел вовремя, хоть я и сама могла бы… – поблагодарила я Мака.

– Не стоит благодарности. Видишь ли, даже пьяные мы остаемся теми, кто мы есть.

Теперь, когда опасность миновала, взгляд зеленовато-карих глаз вновь неуловимо потеплел. Окружающие интуитивно почувствовали смену настроения охотника и перестали волноваться, расслабились, заговорили громче. Недавний холод растворился в воздухе, напряжение, подобно сгладившейся синусоиде, улеглось.

Мы направились к столу.

– Давайте-ка еще по одной! – Раскрасневшийся Эльконто, вернувшийся с танцпола, спешил пополнить запасы выпарившегося с потом в процессе танцев алкоголя с помощью стопки водки. – Очень хорошая, между прочим, мне нравится… До этого было какое-то паршивое вино, а вот эта жидкость хороша!

– Согласен, я тоже заценил! – Канн накатил стопарь и тут же забросил в рот маленький корнишон. – Уже третью бутылку пробуем, эта пока лучшая.

Снайпер покрутил в руках бутылку «Абсолюта».

– Швеция, это где?

Я посмотрела на коктейль, который держала в руках, и сфокусировала взгляд на Дэйне.

– Тебе прямо сейчас показать?

То ли атмосфера набравшего обороты веселья увлекла, то ли всех разморило от усталости, но надрались мы прилично. Причем все. Музыка, казалось, начала грохотать еще сильнее. Народу прибавилось до кондиции селедок в бочке.

Баал, кое-как отвязавшись от преследующей его весь вечер рыжеволосой девицы, подошел к столу и довольно осклабился.

– Слушайте, а хорошо гудим!

– Ага, согласен. – На мое плечо легла тяжелая рука Аарона. – Это все ей спасибо, нашей «перевозчице».

– Слушайте, а Лагерфельд-то там так и залип! Уже целых три бабы вокруг него вьются! Ну-ка, выпьем за это! – Дэйна несло. – Давай-давай, Ди, не отставай! Тебе тоже надо иногда отрываться.

– Ну, вы даете, блин… как я вас завтра «катать» буду?

Мой язык заплетался, а в теле царила приятная усталость. Хотелось привалиться к любому из плечей и заснуть.

– Как-как! Как сможешь, так и будешь!

Кто-то принес и поставил передо мной еще один коктейль.

– Да знаете ли вы, что хуже пьяного телепортера может быть только пьяный ассассин…

Получив мягкий толчок в бок, я повернулась. Пьяные глаза Рена Декстера улыбались; в руках он держал рюмку с водкой, которой мне же и отсалютовал.

Красота!

* * *

Часом позже портье отеля «Ritz Carlton» лицезрел странную не совсем трезвую посетительницу, пытающуюся объяснить, что ей нужен президентский люкс. Да, для нее одной. Да, именно президентский. Желательно очень просторный и с кучей диванов, так как по ночам она любит спать в разных местах. И на полу, и в креслах, и даже на матрасах, если таковые имеются.

Дежуривший в эту ночь Павел Громов, привыкший к различным причудам гостей, заверил, что в номере с площадью в двести тридцать семь квадратных метров может разместиться одновременно до десяти-двенадцати посетителей. Уверена ли дама, что ей требуются дополнительные спальные места?

Дама смешно икнула и отрицательно покачала головой, мол, в таком случае ей достаточно имеющихся. Протянула паспорт и деньги.

Громов только потом понял, что удивило его больше всего: девушка в спортивной куртке, прописанная в каком-то провинциальном городе, даже не спросила про цену апартаментов.

Глава 3

Все еще Москва

Глава 4

Глава 5

Последний день путешествия

Эпилог

Мир Уровней. Нордейл

* * *

Элли визжала от восторга.

Перепуганный грязный кот – небольшой еще, почти не утративший черты котенка-подростка – наблюдал вращающийся вокруг мир светлыми зелеными глазами. Его худое тело вздрагивало под пальцами, а тонкий хвост болтался веревочкой. Розовые подушечки, выпустив мелкие коготки, растопырились в стороны.

Кот из приюта.

– Рен! Он такой лапочка! Какой пушистый, какой ласковый…

– Пыльный немного…

– Классный! Он просто классный! А глаза какие красивые!

– Он смотрел на меня, малыш. Правда смотрел. Как будто знал, что я пришел за ним.

– Ты просто чудо! Рен, ты чудо! Спасибо тебе за этот подарок!!!

– Я рад, что он тебе понравился.

– Понравился?

Элли носилась по дому, как сумасшедшая.

– Куда мы поставим миску? Рен, так ведь у нас нет миски! И нет кошачьего корма! И где он… как же тебя зовут, милый, где он будет спать? Рен, давай поедем в магазин, купим много корма, того, что сухой и в пакетиках! Видел, в супермаркетах есть полки, где стоят кошачьи пакетики!

Кое-как прервав кружение своей возлюбленной, Рен обнял ее за плечи и поцеловал. Поцеловал нежно, со всей любовью, молча благодаря за те минуты, часы, дни счастья, которые получил, когда Элли вошла в его судьбу.

Безымянный пока еще кот, почувствовав, что вращение мира прекратилось, а сжимающие его пальцы ласково гладят ухо, тихонько затарахтел.

* * *

Халк открыл стенку встроенного в стену бара, отступил на шаг и какое-то время любовался собранной коллекцией алкогольных напитков. Редкие экземпляры, уникальные. За некоторые бутылки сейчас можно было бы сломить такую цену, что хватило бы на новый автомобиль.

У каждого свои причуды.

Конрад всегда любил не только сигары, но и хороший алкоголь.

Около минуты ушло на раздумья, затем он вновь подошел к бару, раздвинул Чивайский Рашгал и Лартанский виски, нагнулся, вытащил из пакета прозрачную бутылку без надписей и поставил ее на освободившееся место.

Клюквенная настойка. Самодельная. Из другого мира.

Тут ей самое место.

Халк довольно улыбнулся и закрыл бар.

* * *

Дэйн Эльконто не любил перемены. По крайней мере, не такие. Вот только что все было захламлено: чужие носки, трусы – чистые и грязные, жирные тюбики с кремом для загара, коврики, облепленные песком, покрытые комьями грязи ботинки…

А теперь пусто.

Никого и ничего. Идеально чистая гостиная: ни голосов, ни шуток Лагерфельда, ни валяющихся повсюду сумок.

Грустно.

Надо было, наверное, взять того пса с черно-белой мордой. Понятное дело – где его держать, как гулять, когда ты сам то здесь, то на «Войне», вот только все равно надо было.

Эльконто вздохнул, оглядел замолчавший дом и сел в кресло.

Слишком тихо.

Взирал из кармашка единственной оставшейся стоять на полу сумки – его собственной – краешек глянцевой бумаги – атлас.

* * *

Всю дорогу до дома Чейзер думал лишь о том, не побьются ли в багажнике банки с помидорами. Может, стоило поставить на пол у пассажирского сиденья? Или обернуть тканью? Жаль будет, если побьются, машину-то можно отмыть, а вот где взять домашние соленья? Конечно, в магазинах продается все: и томаты, и огурцы и джемы, но все не такое. Какое-то не такое.

Не домашнее.

Сбавив скорость и избегая резких поворотов, он вывел автомобиль на широкий проспект, включил радио и улыбнулся. Мак был единственным из тех, кто все еще не сдал браслет – наконец-то он поймет, о чем поется в той песне, что несколько недель назад Ди специально записала для него. А то произносить «Blood For Poppies» он, значит, научился, а вот смысла до сих пор так и не понял – непорядок!

Ну-ка, ну-ка, послушаем…

Разъехались в стороны створки профессиональной магнитолы, замигали, тестируя систему, десятки лампочек эквалайзера.

По стопке открыток, лежащих на соседнем сиденье, мерно пробегал свет уличных фонарей.

Париж, Амстердам, Пиза, Мюнхен… Бернарда, оказывается, покупала их втихаря, а после, когда сумки уже были разобраны и все приготовились разъезжаться по домам, подарила по такой вот пачке каждому участнику «великого похода». На одной даже застыл силуэт молчаливой пустыни – здорово! Мак решил, что обязательно повесит их над каминной полкой в гостиной.

Магнитола завершила тестирование; на панели высветился значок загрузки в память первой композиции.

Когда из колонок раздались сначала знакомые звуки гитары, а после добавился и голос, Аллертон едва не зажмурился от удовольствия.

Конец.

Глава 1

– Используйте франхель. Обязательно используйте! Этот ратайский корень, когда вы очищаете верхний слой и обжариваете его на растительном масле, придает блюду уникальный, терпкий, неповторимый аромат, который ничем нельзя заменить. Ни горчица, ни добавленный майонез с перцем, ни даже трава Мисса не дает такого аромата, хотя многие приписывают ей воистину мистические свойства. Нет-нет, поверьте, трава Мисса так не пахнет! И уж совсем не такова на вкус. А вот если использовать франхель…

Я в очередной раз зависла с ложкой над чашкой с мюслями и уткнулась взглядом в телевизор, чтобы разглядеть, наконец, диковинный корень, о котором никогда в жизни не слышала. А «никогда в жизни» дорогого стоит, так как, готовясь открыть собственное кафе-ресторан, готовила я ежедневно вот уже несколько лет: в ресторане Мелари Элкинса, подрабатывая вторым поваром, дома, в гостях, на пикниках и даже с выездом по договору с банкетной организацией. В общем, готовила с утра до вечера, а вот о корне с названием «Франхель» услышала впервые.

Деловитый усатый мужичок на экране сновал позади вытянутого студийного стола, как танцовщица. Туда-сюда, лопатка-блюдо, ложка-тарелка… Это помешали, это размешали, это размололи, это порезали и скинули в кипящую воду. В программу «Еда с изыском» приглашали разных поваров – всех, как один, именитых, – но пузатого усача в белом переднике я видела впервые.

Антонио… Как его фамилия? Судя по акценту, валлиец. Ведет себя уверенно, вероятно, знает, что делает.

– Рис выйдет небесно мягким и пропаренным, если варить его не в воде, а на молоке Пайды. Что?

Стоящий рядом ведущий деликатно поинтересовался о происхождении диковинного молока – видимо, как и я, не был подкован в знаниях по всему набору ингредиентов, используемых изобретательным Антонио. Тот довольно провел пальцем по пышным усам и довольно ухмыльнулся.

– Это все ратайская кухня, с которой, к сожалению, мало кто знаком. А зря, зря. Если в вашем городе найдется хоть один магазин – вы счастливчик! Срочно бегите туда и запасайтесь всем, что можете найти, начиная от веточек Пузины до…

Я неожиданно для себя расхохоталась – надо же было назвать веточки таким дурацким словом! (от них пузо растет или уходит?) – да так громко, что едва не пропустила окончание фразы.

– … до сочных лупанов в банках…

Продолжая давиться от смеха, (лупаны! Кто мог назвать продукт «лупаном»? Там глаза в банках плавают?) я принялась строчить в лежащем рядом блокноте:

1. Франхель

2. Лупаны

3. Ветки пузины

4. Молоко Пайды…

Что? Что еще там было? Пропустив-таки половину из названных, поразительно быстро болтающим Антонио, названий кореньев-трав, успела добавить.

5. Урилла (для рыбы)

6. Чувелла (для мяса)

(Хотелось бы на последнее взглянуть!)

7. Ирбил

И некий загадочный «карузей» под номером восемь.

Довольно откинулась на стуле, когда повар с экрана перестал перечислять незнакомые приправы и вновь переключился на обожаемый им франхель.

Вот, теперь понятно, чем я займусь в собственный выходной – попытаюсь отыскать в городе магазин ратайских продуктов. Вдруг повезет? А то с самого утра маялась головой: то ли в кино сходить (но подруга занята), то ли в кафе (но там я обязательно начну дегустировать все подряд, и хорошо, если не разнесу через час критикой всю кухню), гулять скучно, спать лениво, читать нечего, а вот готовить – это всегда интересно! Если к обеду я успею вернуться с новыми ингредиентами, к вечеру побалую себя вкуснейшей курицей по новому рецепту – чем не праздник?

Жаль, только, позвать некого…

«– Ничего, не грусти, Лисса. Найдется и для тебя «половенок»» – именно так сказала бы сейчас верная Джен. Просто потому что она всегда так говорила. И всегда, в отличие от меня, в это верила. А «половенком» она, понятное дело, называла мою будущую вторую половину, которая до этого момента надежно затерялась в днях будущих и все никак не могла найти путь в день настоящий…

Не позволив настроению соскользнуть вниз, как трусам с ослабшей резинкой, я быстро дожевала завтрак и приготовилась покорять вершину замечательного дня. Главное, чтобы она покорилась хотя бы к вечеру, и чтобы я не выдохлась до того.

Так, встали, потянулись, тарелки убрали в раковину и пошли искать телефонный справочник – сегодня мне или повезет… «или тоже повезет, но с чем-то другим» – еще одна любимая фраза Джен.

Знала бы подруга… Да, если бы она только знала, насколько пророческими окажутся ее слова именно в этот день…

Но… Обо всем по порядку.

Постоянная и непрерывная занятость телефонной линии наводила на мысли о том, что я пытаюсь дозвониться не то по анонимной линии Комиссии, принимающей жалобы от населения, не то в едва открывшийся публичный дом, куда взяли самых привлекательных и аппетитных женщин со всего города. Честное слово, не пробиться!

В очередь, господа, в очередь! Вы, мужчина, не толкайтесь, я первый сюда встал и уже час жду входа. Да, я за этим – усатым, а тот за бородатым, а тот еще за вереницей из похотливых самцов, желающих посмотреть на соблазнительные формы искусительниц…

Прокручивая в голове всякую ерунду, а в пальцах телефонный шнур, я придирчиво разглядывала себя в зеркало. Чуть выше среднего роста, гибкая, стройная… почти… ну, э-кхм, нормальная, с округлостями, призывными карими глазами и вьющимися каштановыми волосами – я и сама могла бы собрать хит посещений в новом публичном доме. И куда только смотрят местные мужчины? Ну и что с того, что чуть безумна, с вечно бьющей ключом энергией, странными идеями и люблю громко смеяться? Зато умна, начитана, прекрасно готовлю и всегда ласкова. Прямо-таки готова на эксперименты как в деловой, так и в личной жизни. Осталось найти «половенка» или хотя бы его временную замену. Желательно с хорошим красивым телом и наличием ума…

Не успела я в который раз восхититься сверху донизу собственным отражением, как на том конце – слава Создателю – ответили.

– Алло! Кто говорит? Слусаю?

От наличия в речи резкого, незнакомого, но вполне себе милого акцента, я растерялась.

– Это Лисса говорит. Лисса Паркинс… Э-э-э, вы меня все равно не знаете. Скажите, у вас магазин ратайских продуктов?

На том конце долго молчали – не то переваривали услышанное, не то так же, как и я, приспосабливались к акценту.

– Да. Магазин. Да.

Чудесно.

Я развернула зажатый в пальцах листок и пробежалась глазами по списку.

– Скажите, а у вас есть в наличии Франхель?

– Сто?

– Франхель!

Беседа начинала забавлять.

– Есь.

– А лупаны?

– Люпаны? Есь.

– А-а-а… Корень рампампуя есь? – Зачем-то не удержалась и пошутила я; на том конце многозначительно замолчали, задумались.

– Неть. Такого неть. – Определились, наконец.

Так, меня однозначно понимают и отвечают по существу. Есть контакт.

– А «карузей» есь?

Я надеялась, что произнесла слово верно, так как не была уверена, что записала его правильно, но к своему облегчению услышала очередное довольное «есь». – Тогда я еду к вам. Скажите адрес.

– Адлес?

– Да, адрес.

– Записывайте…

Спустя минуту под списком заморских продуктов красовался кое-как услышанный и распознанный мной адрес нужного места. Поблагодарив незадачливого «ответчика», я довольно кивнула самой себе, облегченно выдохнула – все-таки, нелегкая это работа понимать «рататуйский» акцент – и положила трубку.

* * *

«– Придумаешь новое блюдо – такое, чтобы нравилось всем без исключения – подниму зарплату на пятьдесят долларов. Еще одно – еще на пятьдесят. А составишь новое меню – замену старому – увеличу оклад вдвое…»

Слова, сказанные неделю назад старшим шеф-поваром Мелари Элкинсом, который день не шли из головы.

Поскрипывал и чихал автобус, нес меня – почти единственную пассажирку салона – в неизвестном направлении. В жаркий полдень жители Нордейла едва ли желали путешествовать в окраинные трущобы – их поток был направлен к центру, к озерам, – а я же, как умная Аглая, с упорством нассавшего в ботинки кота и не желающего это признавать, продолжала ехать на неотмеченный на большинстве карт Линтон булевар, 87, всерьез надеясь, что не ослышалась и не приняла «Линтон» за «Ниптон» или «Пиптон». А вдруг существуют и такие?

А что, если эта самая курица с новыми кореньями окажется тем самым блюдом, которое вызовет у Мелари восторг? Вдруг, он влюбится в нее с первого взгляда – не в курицу, но в ее вкус, – и решит, что зарплату мне – изобретательной – можно поднимать уже сейчас? И тогда, то кафе, то самое роскошное и замечательное (пока еще пыльное, пустое и унылое, но это не на век!) станет ближе ко мне. На шажок, на полшажочка, но ближе! Одна умная курица с франхелем или как бишь его там? Один новый десерт с никому неизвестной пряностью, одна новая закуска, и вот я уже почти владелица собственного бизнеса! Стою на новой кухне, сияющей хромом, в белом колпаке, переднике, а Антонио – пузатый, счастливый Антонио – дегустирует мои блюда и с сияющими глазами причитает: «Создатель! Да это же гораздо лучше, чем у меня… Вы, Лисса – гений!»…

Вторя моим радостным мыслям, чихнул и остановился автобус.

– Линтон булевар.

Очнувшись от мечтаний, я подскочила с жесткого сиденья и пулей бросилась к дверям. Едва успела вывалиться наружу, прежде чем сзади раздался скрежет захлопывающихся створок. Ну и водила! Учит спринту новичков-марафонистов? Самому бы ему три секунды на выход. Хотя, может, на этой остановке обычно никогда никто не выходит?

Стоило автобусу уехать, я огляделась по сторонам: духота, солнце, на небе ни облачка, пешеходов почти нет. По обеим сторонам неширокой и почти неприкрытой деревьями улицы тонули в жарком мареве выцветшие вывески: химчистка у Дина, прачечная, неприглядный и пустой на вид салон красоты. Возможно, закрытый на ремонт.