Читать онлайн Дуракаваляние, или Пробы пера в прозе и стихосложении бесплатно

Мой первый день

Есть такое выражение «сколько я себя помню, столько…» А, правда, сколько? Каким был первый момент или день, отложившийся в моей памяти? Постоянно об этом думаю… Всплывает много разных картинок, но, сколько ни пытаюсь размышлять логически, определить, что было раньше, не могу. По внутренним ощущениям, это было так.

Кто-то мне сообщил, что папа, когда придет с работы, принесет солдатиков. Согласитесь, для маленького мальчика нет лучше игры, чем переставлять фигурки, да еще и со звуковым сопровождением этих «боев» – голос ребенка мог, кажется, подражать всему.

И вот, с нетерпением, жду я отца. Хотелось встретить его первым. Но от внешнего мира надежно ограждала веревочная сетка моей кроватки. Если встать на ноги, то верхняя деревянная планка, на которой и крепилась сетка, была по плечи. А большие идеи порою рождаются и в маленьких головах…

Это была моя первая высота. Слабыми ручонками ухватился я за планку и, цепляясь пальчиками ног за сетку, начал медленно, но уверенно переваливаться через первый барьер… Закончилось все, конечно, тем, что впервые малыш испытал чувство свободного падения – вот где скрываются истоки моей сегодняшней любви к небу. Как мне самому тогда это падение ни казалось шумным, мама его не услышала. Она продолжала спокойно спать, еще не подозревая, чем ей это будет грозить.

Не беспокойтесь, с малышом было все в порядке – я приземлился на мягкую, теплую, пушистую шкуру медведя. Маленький человек встал на ноги впервые сам, когда никто не просил об этом и не наблюдал за ним. Впервые он был предоставлен самому себе. Как хорошо почувствовать себя самостоятельным…

Мальчуган огляделся. Все казалось таким огромным: комната, которую сейчас мы называем «курятником», была чем-то необыкновенным, особенно после коляски и кроватки; стулья напоминали животных – их малыш видел под солдатиками и «называл» лошадьми. Какое все большое! Крышку от кастрюли позже он приспособит под щит богатыря. В сапог можно было, кажется, влезть самому. Человек ходил по квартире, все трогал своими ручонками, переставлял, многие вещи летели на пол.

Долго ждал я папу, устал, захотелось спать. О том, чтобы попасть назад в кроватку, говорить не приходилось. Нашел под диваном огромное пространство, ковер располагал ко сну.

Очнулся я уже на руках мамы, она была вся в слезах. Прижимала милое чадо к груди. Нарушенный сон малыша стал причиной пронизывающего детского крика, то бишь плача.

Позднее, много позднее узнал я и о том, что случилось в те несколько часов, которые я мирно проспал. Пришел отец. Проснулась мать. Сначала они и не обратили внимания на пустую кроватку. Настало время завтракать, и вот тут уж не вспомнить обо мне не могли. Моментально папа был обвинен в том, что он оставил открытой дверь, и ребенок ушел. Но потом опомнились – представить, как маленький мальчик выбрался из такой надежной детской кроватки, они не могли. Украли, мелькнула вторая мысль. На том и порешили. Через десять минут весь небольшой офицерский городок искал «украденного». Привлекли и милицию, но это не дало никаких результатов. Мама в отчаянии возвращалась домой. Можно представить ее горе… Соседка, пытаясь ее успокоить, высказала интересную версию: «А что, если он свалился за кровать и спит там себе спокойно». Можно предположить, каким был мамин ответ, но женщина сама заглянула во все углы, и наградой за ее поиски послужил я, найденный под диваном.

* * *

Этим вводным рассказом очень хочется предостеречь всех пап и мам от опрометчивых решений, принимаемых после многочисленных и многообразных детских приключений. Сколько их еще будет…

В детском саду

Я не знаю, когда меня впервые привели в детский сад, но моя сознательная жизнь здесь началась одним летним утром. Помню, пришел я в группу, пожал всем руки – уже тогда мы были охвачены этим обрядом взрослых. И вот подходит ко мне Нина, моя одногодка, и заявляет: «Давай поженимся!» – как сейчас помню ее высокий, тоненький голосок. «Давай», – ответил я, правда, еще плохо понимая, что это такое. Нина же мне и разъяснила: «Ты будешь мужем, а я женой». И мне сразу все стало ясно. Маска важности и гордости появилась на моем лице. Я стал через каждые пятнадцать минут спрашивать ее: «Ну, и когда мы поженимся?» – и все это совершенно серьезно. А Ниночка, тоже по-взрослому, подробно объясняла, что сейчас не время, еще рано, надо подождать. Сколько ждать – никто не знал. Неизвестно, чем бы эта история закончилась, долго ли еще мы «женились», но один случай оборвал все надежды.

Тихий час. Дети должны спать, но большинство – не спит, а мучается. (Эх, сейчас бы эти два часа сна, днем!) Наши кроватки стояли рядом, и вот между соседями завязалась незатейливая беседа.

– А тебе что больше всего нравится? – спросила Нина.

– Когда меня щекочут, – честно ответил я и тут же уточнил: – А что?

– А мне нравится, когда меня гладят по волосам. Давай я тебя – щекотать, а ты меня – гладить по волосам.

И так все проблемы были решены – предложение Нины мы сразу опробовали на практике.

Это непорядочное явление не укрылось от зоркого взгляда воспитателя, и она пресекла наши забавы. Нину переместили в другую часть спальни, подальше от меня, а моим новым соседом стал рыжий веснушчатый мальчишка Артур.

Два детских хулиганских характера действовали друг на друга таким образом, что все вокруг словно вступало в резонанс с этими действиями. Если мы дрались, то и другие дети ходили на ушах. Если мы учились свистеть, то, где бы ни была воспитательница, как бы крепко ни спала, через две минуты она была вынуждена наводить порядок. Но больше всего любили мы прыгать на своих кроватях – пожалуй, вряд ли кто не оценил в детстве прелести этого занятия.

Естественно, не забывали и ставить человека на «шухер». Обычно это была одна и та же девочка, чья кровать находилась у входа. Перед дверью стояло зеркало, и в нем хорошо было видно коридор, ведущий в спальню. Люда постоянно следила за отражением, а все в это время творили, что хотели. Но однажды она уснула, и никто этого не заметил. Пыль стояла столбом, когда в спальню зашла воспитательница. В этот момент проснувшаяся Люда прокричала: «Ну, хватит вам, дайте поспать!»

Так получилось, что все успели лечь в кровати до того, как Анна Григорьевна открыла дверь. А в ту минуту, когда она уже вошла, самой шумной оказалась кричащая Люда. Ей, естественно, и попало. Но она держалась молодцом, никого не продала, за что в полдник вся группа отдала ей свои конфеты.

Как баловство перешло в реальность

– Павел, сегодня, мы будем ковбоями! – заключила сестра.

– Давай! – возражений быть и не могло. Я любил играть с Ольгой, и фантазиям нашей не было предела. Если отец дарил мне метательное оружие, то обязательно нужно было сделать и второй лук. После этого начиналась настоящая пальба. Стрелы разили не только нас, но иногда и посуду, стекло в серванте, люстру… После этого орудия баловства обычно прятались подальше от родительских глаз, а в результатах крушения обвинялись землетрясения. Мама удивлялась: «Как так? В ста метрах отсюда, на работе, не трясло, а у вас тут настоящая стихия!» Общими усилиями мы ее, конечно, убеждали.

Или, например, взять игру в рыцарей. Два пластмассовых меча со свистом рассекали воздух. И, естественно, «рубили» они не только наши руки и ноги…

Но больше всего нам нравилось исполнять роли пограничников или следователя с преступником. Тогда-то мы и доконали родителей своим желанием завести собаку. Нам хотелось большую-пребольшую, и каково же было наше разочарование, когда отец вытащил из-за пазухи маленького щенка. Сначала нас убеждали в том, что он вырастет и превратится в нашу мечту. Но тойтерьер-карлик все не рос и не рос. Впрочем, вскоре мы уже ни о чем не сожалели. Кнопка (так мы ее назвали) оказалась на редкость умной собакой. После нескольких месяцев обучения она уже служила, танцевала на задних лапах, ползла, подавала голос, брала след, и самое главное – понимала команду «фас».

Но то, как мы обучали Кнопку исполнять эти команды, я не забуду никогда. Хотя бы потому, что после этого обучения я стал ее бояться. А выглядело это примерно так. Я бежал из одной комнаты по коридору в другую, за мной, лая, неслась Кнопка, а за той, подгоняя ее, – сестра. После недели таких «пробежек», я был для щенка первым врагом. Она могла рычать на меня, а при случае и укусить. И одна из игр заключалась в том, что я убегал в лес, прятался, чаще всего на дереве, а по следу неслась собака, как настоящая овчарка, на поводке у Ольги.

И вот – новая игра в ковбоев. Мы сидели на стульях задом наперед, это у нас ассоциировалось с лошадьми. Наганы в наших руках устрашающе и грозно щелкали. Мы что-то кричали, стреляли куда-то, спрыгивали с лошадей, ползли… После тяжелых боев мы решили отдохнуть. Отдых, в нашей игре, заключался в езде верхом и обязательно с сигарой во рту. Так как не было настоящих, мы свернули из тетрадного листа две трубочки и подожгли один из концов… Радости нашей не было предела.

Разумеется, новой игрой нельзя было не поделиться с друзьями. Но на этот раз мы решили воспользоваться не свернутой бумажкой, а настоящей сигаретой. Выбрали из коллекции Олежкиного папы самую красивую пачку, а в качестве площадки для игры… детский сад! В выходные дни здесь никого не бывало, поэтому решили, что лучшего места и не найти. Раскрученные карусели заменяли нам скачущих коней. Сидя на них, мы, подражая героям кинофильмов, как взрослые, достали по сигаретке. Баловство дошло до того, что мы даже осмелились зажечь их. Что делать с ними дальше, никто не знал. Да это нам и не понадобилось – чьи-то мощные руки подхватили нас с качелей. О, ужас, это был мой папа! Дома попало и мне, и Олегу. Мы сидели на кровати и думали: «Как нас смогли найти? Несомненно, это предательство, но чье?» К нашему удивлению, сдала нас моя сестра. Жажда мести переполнила наши души. Олег и я дали клятву, что не успокоимся, пока не отомстим. Долго ждать этого момента мне не пришлось…

Дома никого не было. Мы с сестрой качались на дверце шкафчика. Так мы делали часто, и раньше все заканчивалось хорошо. Но в этот раз многострадальная часть мебели не выдержала и отлетела… И как только в квартиру вошла мама, я тут же подлетел к ней и сообщил новость о том, что Ольга сломала дверцу. О, как я злорадствовал, когда весь «удар» наказания, в воспитательных целях, пришелся на сестру. Мой ответ на ее косой взгляд был краток: «Все, мы в расчете».

Марки

Вообще-то, если вы помните, в детский сад ходить нам не очень-то хотелось. Это сейчас мы понимаем, как не ценили это место, где не было никаких забот и хлопот, где все за тебя решали другие. Но тогда нам казалось: до чего же беззаботная жизнь у взрослых. Никто им не указывает, что и как делать, полная свобода. А в детском саду было скучно. Тянуло гулять на улице, а тебя укладывали спать. Есть не хочешь – так заставят. Игрушки, пусть их периодически и меняли, быстро надоедали.

И тут Мишка приносит на общее собрание нашей группы, решавшей вопрос «чем бы заняться?», маленькую книжечку, полную наклеенных марок. На первой странице была фотография, на которой мы узнали нашу воспитательницу. Маленькие ручонки потянулись к книжечке, каждому хотелось заполучить марку, а кто-то оторвал и фотографию. Через несколько минут не осталось ни листочка. Все были удовлетворены.

Вечером Анна Григорьевна с озабоченным лицом перерывала ящики своего стола. Заглянула в сумку, вытряхнула все из нее. Наконец, не найдя, что искала, она спросила у нас: «Не видел ли кто-нибудь маленькой зелененькой книжечки?»

Мы покраснели, но ничего не сказали. А через пятнадцать минут на столе у нашей воспитательницы образовалась небольшая кучка из кусочков бумаги. Мы думали, что, увидев ее, Анна Григорьевна обрадуется, но вместо этого услышали дрожащий, полный сожаления голос: «Мой профсоюзный билет…»

Нам, конечно, не было понятно ее сожаление.

«Страсть»

Мы часто слышим, что наши задатки, увлечения, склонность к какому-либо занятию рождаются в раннем детстве. Другое дело – находят ли они в дальнейшем развитие или нет. Это уже не имеет значения. Хотя…

Меня всегда чем-то манил к себе папин радиоприемник. Конечно, и крутить его было интересно, но прежде всего хотелось понять, откуда берутся звуки, исходящие из него. Любопытство взяло верх – не заглянуть внутрь я уже не мог. Запасся отверткой, достал «запретный плод», долго с ним возился. Наконец, он распался на две половины, сцепленные проводами. К счастью, они не были прочны, и еще через некоторое время из них высыпалось содержимое. Так мне стало ясно: ничего интересного внутри нет.

Надо было собрать приемник снова в единое целое и поставить на место, так как скоро должны были прийти родители. Но детали почему-то не умещались между двух половинок. Что ж, лишнее можно и выкинуть, решил я. Приемник был собран и поставлен на место.

Вечером отец потянулся за ним, взял, и тут – внутри что-то застучало… После недолгих уговоров я вернул недостающее. Папины друзья копались в двух половинках гораздо дольше меня. Сегодня, когда я уже немного смыслю в радиотехнике, могу сказать точно: им было нелегко.

Вопрос разрешен

Это случилось еще на старой квартире. Нашими соседями была молодая семья, но важно не это. Главное – у меня был сосед и друг одновременно. Мы с Олегом были почти сверстниками и все время проводили вместе. Своими мальчишескими делами мы в основном занимались в его комнате.

Обычно наши родители покупали одни и те же вещи и игрушки, дабы мы не ссорились. Но однажды отец Олега принес своему сыну огромную машину. И с этого момента начались наши раздоры, хоть и жили мы до этого как братья. Мы долго не могли договориться, кому играть сейчас, а кому – потом. Дело доходило до слез.

В конце концов Олег, как более рассудительный, решил, что нужно просто выкинуть эту машину. Сказано – сделано. Распахнулась форточка, и «яблоко раздора» рухнуло на землю с третьего этажа. Треск был ужасный и, как все ужасное, понравился нам. Вслед за машиной полетело все остальное. Под окном собрались восторженные друзья.

А теперь перенесемся на этаж ниже. Соседка, несмотря на свою занятость на кухне, все же обратила внимание на периодически пролетающие мимо ее окна предметы. Но пока она собралась и поднялась к нам, пока разобралась, из чьей квартиры вылетают вещи, прошло несколько минут. За это время все что можно и нельзя мы уже выкинули.

Когда родители с соседкой вошли в нашу комнату, они увидели только торжествующие лица двух мальчуганов. Один стоял на подоконнике, другой – на полу, и он искал, что бы еще выбросить.

Естественно, нам досталось по заслугам. Но и родители получили урок.

Сказка

Существует мнение, что сказки пробуждают в детях доброту, учат любить природу, людей. Вот и мы пришли к такому же выводу и даже решили прыгнуть выше головы, то есть сказку сделать былью. Мы – это опять же Олег и я.

Мама нам прочитала книжку про богатыря, который посеребрил себе ноги по колени, позолотил руки по локоть и стал сильным, победил врагов, и всюду ему сопутствовала удача. А нам в то время как раз не хватало силенок. Но, как оказалось, эту проблему можно решить. И Олег даже придумал, каким способом.

Взяв сразу и мечи, и щиты, сообщив своим условным врагам, чтобы готовились к битве, мы тронулись в путь, на аэродром. Здесь, на кладбище разбитых самолетов, Олег нашел стекловату, сверкающую на солнце. Недолго думая (а дело происходило летом, и одеты мы были в шорты и футболки), мы натерли ею ноги, руки, а Олег – даже лицо. Молча, глазами, оценили друг друга – все было отлично. Бодрые, с гиканьем мы направились обратно. Наши друзья завидовали нам, в это время мы стояли на пьедестале.

В облаках мы летали недолго. Первым закричал Олег, и я в тот миг не понял, почему он помчался домой. Но вскоре, когда мои ноги и руки начали, казалось, гореть огнем, я последовал примеру товарища.

Бедные наши мамы… Они долго отмачивали нас в ванне и мыли под душем. Теперь мы часто смеемся над этим случаем. Но тогда нам было, поверьте, не до смеха.

Охота

Все началось с того, как отец подарил мне на день рождения охотничье ружье. Естественно, игрушечное. Но сделано оно была просто великолепно, даже стреляло пробками. Весь двор оценил его возможности. Я был счастлив. Целый месяц я просил маму сходить со мной на охоту, и наконец она согласилась.

Настоящий, дремучий дальневосточный лес, где можно встретить диких зверей, не прячущихся от человека, начинался прямо за нашим домом. Мы взяли ружье, немного еды, фляжку с водой, бинокль и отправились на охоту. Следопытом, естественно, был я. Вел маму по зарослям, полянам, берегам речек и завел так далеко, что ей стало не по себе. Это я понял по тому, как она стала переживать насчет обратной дороги. И тут, чтобы успокоить маму (к тому же воображение мое разыгралось), я начал посвящать ее в тайны лесных следов. Не знаю, откуда появились те знания, но я без запинки рассказывал ей о медведях, которые проходили именно в этом месте; о голодном волке, который рыскал здесь в поисках добычи; я пытался указать на лисицу, прячущуюся в кустах и наблюдающую за нами; несколько раз кричал: «Смотри, мам, вон заяц проскакал» – и, угрожая всему животному миру, потрясал ружьем.

На одной из полян мы достали бинокль и начали рассматривать лесную опушку. Пришла моя очередь наблюдать. Не успел я поднести окуляры к глазам, как подпрыгнул и даже взвизгнул от удивления и радости. «Мама! – тут же поспешил я поделиться с ней своим детским восторгом. – Это чудо! Там у дерева стоит медведь и смотрит на нас!» А затем я предложил: «Давай подойдем, погладим его и угостим конфетой». Но, к моему великому сожалению, мы побежали, только не к медведю, а от него. Я потом долго плакал: медведь ведь теперь никогда не попробует конфеты.

Рассказав о своем горе Олегу и еще одному своему другу, Андрею, я уговорил их отправиться в лес, отыскать мишку и приручить его. Идти договорились в воскресенье, поскольку остальные дни ничего, кроме детского сада, не обещали. На завтрак я не съел свой бутерброд, спрятав его под рубашкой, и перед уходом на улицу прихватил банку консервов. Друзья оказались не менее сообразительными и тоже набрали с собой всякой всячины. Так что с голоду нам помереть было не суждено, да и медведю тоже.

Часа три мы бродили по лесу. Погода была теплая, солнечная. И вот встретили мы охотника, настоящего… С тех пор я в душе не охотник. Когда мы увидели бедного зайца, болтающегося вниз головой на ремне у здоровенного дядьки, на глаза у нас навернулись слезы. Душа переполнилась ненавистью к этому мужчине и одновременно жалостью к зверушке. Позднее эта жалость переросла в настоящую любовь ко всему живому. Находясь под впечатлением, я разбил свое ружье об дерево. Ребята меня поняли, но по поводу ружья высказали сожаление.

На этом наши приключения не закончились. Солнце уже перевалило за полдень. Куда мы забрели, никто не знал, но детская беспечность не давала повода для волнений. Мы долго не хотели начинать наш обед, все ждали встречи с мишкой, чтобы он мог попробовать человеческой пищи. Да и убитый заяц, честно говоря, не выходил из головы, что не прибавляло аппетита. И все же здоровый инстинкт молодого организма взял свое. Разложили мы наши припасы на солнечной поляне. Помучились с консервной банкой, но так и не смогли ее открыть. В конце концов, удовлетворились одними бутербродами. А потом нас потянуло на сон, и высокая мягкая трава заменила нам постели.

Проснулись мы от страшного грохота и ярких вспышек света. Оказывается, на нас уже не было и сухой нитки. Мы побежали и только сейчас поняли, что не знаем дороги. Паника охватила еще незакаленные детские сердца, но тут мы заметили широкую лесную тропу. Немного взбодренные, мы рванули по ней. Ливень разыгрался не на шутку. Земля, напоенная водой, больше не впитывала влагу – лужи увеличивались прямо на глазах. Сильный ветер раскачивал деревья, порождая ужасные звуки. Как и все дети, мы верили в лесных ведьм, Бабу Ягу, и нам казалось, что эти чудовища подстерегают нас на каждом шагу и заманивают в свое царство. Некоторые лужи были настолько глубоки, что, казалось, в них нет дна. И надо же нам было додуматься сократить себе путь, свернув с дороги.

Мы решили перебежать поляну и выйти снова на просеку, но почва под ногами заходила ходуном. Позади раздался крик Андрея, мы обернулись – а он уже по плечи в земле. Он держался за какой-то куст и истошно кричал. И тут до нас дошло, что мы – в болоте. Перепуганные до смерти, все в слезах, мы стали тянуть палку, за которую ухватился Андрей. К счастью, все обошлось, и через несколько минут мы уже снова бежали по дороге.

Но детским силам есть предел. Измотанные, выдохшиеся, мы сели на обочине и, трясясь от холода, прижались друг к другу, как воробьи. Олег начал всех успокаивать: «Наверное, родители нас уже хватились и скоро найдут». Тут свое слово вставил Андрей: «А меня не хватятся – я сказал, что буду у вас». «Меня тоже – я уже несколько вечеров провожу у дяди Коли, с его собакой», – сказал я. И тут Олег пробубнил: «И я ведь с тобой, у твоего дяди…»

Что делать, мы не знали. И не представляю, сколько бы еще мы так сидели, если бы не вспомнили, что вечером будут показывать мультик «Ну, погоди!». Все шесть серий подряд (тогда их еще было шесть). Эта мысль придала нам сил, и мы снова зашагали по дороге. И как же мы обрадовались, когда из-за деревьев показались крыши наших домов.

Как и предполагалось, дома нас никто не искал. Получив хорошую взбучку после горячей, с горчицей, ванны, Олег и я с удовольствием смотрели наш любимый мультфильм.

Мама

Не забуду того дня, когда мама рассказала мне о своей тяжелой жизни в годы войны. Теперь я уже не смогу передать ее слова точно, но их суть врезалась в мою память прочно. Та беседа состоялась как раз после нашего лесного «путешествия», и, услышав ее, я понял, откуда во мне непоседливость.

Война для мамы началась под Минском. Она там отдыхала с моей бабушкой, а мой дед там находился в командировке. В то черное воскресенье он посадил их на поезд и отправил домой. Сам же, по долгу службы, остался. У мамы до сих пор на глазах появляются слезы при воспоминаниях о застигшей их в дороге бомбежке. Крики, плач, бегающие люди, взрывы… В этой суматохе моя шестилетняя мама потерялась, осталась одна.

Три последующих года она провела в семи детдомах. В большинстве из них она не задерживалась долго – ее всегда тянуло домой. Она сбегала и снова попадала в детдом, но не забывала своего родного края, города и дома.

И однажды она сбежала навсегда. Укутавшись в платок, в валеночках, она месяцы шла по железной дороге, на восток. Когда везло, ехала на поезде. Добрые люди не дали умереть с голоду.

Дома ее уже давно никто не ждал – считали погибшей во время бомбежки поезда. И вот представьте ту смесь эмоций – удивление, непонимание, неверие, радость – моей бабушки, когда она, услышав стук, открыла дверь и увидела свою дочь… Надо было слышать мою маму, когда она рассказывала об этом. Мне до сих пор кажется, что я был свидетелем того чудесного события.

* * *

Своими воспоминаниями о суровых годах войны мать пробудила во мне и уважение к хлебу. Моя бабушка, уходя на работу, говорила своим дочери и маленькому сыну (то есть моим будущим маме и дяде) такие слова: «Вот вам две картофелины и хлебушек. Разделите их на три части и съешьте утром, в обед и вечером». Конечно, дети не могли удержаться от того, чтобы не съесть все это сразу. Вечером их мать приходила и все понимала по их глазам. По ее щекам начинали течь слезы, и она крепко обнимала детей, пытаясь хотя бы согреть их своим теплом. Она знала, что большего не сможет им дать до следующего утра.

После этих рассказов я не могу смотреть на тех бездушных людей, для которых самое святое не свято.

Расставание

Мне уже исполнилось семь лет. С каким же нетерпением я торопил время! Безумно хотелось в школу. Мы с друзьями уже сходили в свой будущий второй дом, и после этого нам еще сильнее захотелось попасть за эти загадочные стены. Однако в это здание мне заглянуть больше не удалось. Моя семья переезжала за тысячи километров, в другой конец нашей бескрайней страны.

Машина с контейнером стояла у подъезда, знакомые и незнакомые люди выносили и грузили вещи. Обычно, как я успел заметить, люди переезжают с одного места на другое счастливыми или, по крайней мере, с веселыми лицами. Я же ничего подобного не испытывал. На душе скребли кошки. Мне было жалко расставаться со своими друзьями, особенно с Олегом. Я даже упрашивал его ехать со мной.

Но еще грустней было прощаться с этой землей. Нигде меня больше не ждало столько романтики, сколько ее было здесь. На память пришло последнее землетрясение и связанный с ним веселый сюжет. Звенел будильник, и я чувствовал, что земля действительно трясется, вернее не земля, а пол. Пианино каталось из одного угла в другой, посуда летела с полок, а в окно было видно качающиеся дома. Но самым увлекательным для меня было смотреть на бегающих перепуганных родителей. Папа пытался открыть дверь, но она не поддавалась. Кругом стоял страшный скрежет…

Конечно, все могло закончиться трагически, но тогда я этого не понимал. Теперь я жалел, что этого больше не повторится, и мне становилось грустно.

* * *

Итак, прощай Камчатка, здравствуй, Волга!

Первый раз в первый класс

Медленно тянулись последние летние дни. В школу хотелось чрезвычайно. Наверное, только в этот короткий период мы испытываем нескрываемую зависть к ученикам, зародившуюся в детском саду. И только тогда в наших сердцах настолько горяча жажда исполнения заветного желания. Ведь у детей слово «школьник» ассоциируется со свободой. Нам казалось: в этом храме знаний нас ждет что-то необыкновенное, и, действительно такого здесь будет немало. Но страсть к учению почему-то исчезает, стоит начаться урокам. Такова природа человека: он всегда ценит то, чего не имеет. Эта истина стара, как мир. На плечи маленького человечка ложится множество разных забот, возникают нерешенные задачи, появляются обязанности. И от этого никуда не уйдешь – приходится выносить все тяготы жизни…

Но пока никто из тех, кто собирался в школу впервые, этого не знал. По рассказам старших сестер и братьев, складывалось романтическое представление о будущем, на которое мы смотрели сквозь розовые очки. Поскольку толком мы еще не знали, что нас ждет впереди, на душе появлялось чувство неизвестности и загадочности. А в первый день сентября к этому настроению прибавлялся еще и небольшой внутренний страх перед этим неведомым. Появлялись неуверенность, растерянность, глаза расширялись, глядя на мир удивленно. Сбившись в кучу, первоклассники боязливо смотрели по сторонам и, естественно, друг на друга.

Таким в этот день стоял и я. Букет цветов в моих руках вообще лишил меня дара речи. Поэтому я долго не мог ответить на вопрос первой нашей учительницы, Татьяны Ивановны: «Как твое имя, мальчик?» Школьные коридоры казались бесконечно длинными. Класс был целой Вселенной, а парты, за которые сейчас и не посмеешь сесть, боясь их сломать, обещали спрятать не только будущие шпаргалки, но и нас самих.

Закончился обряд знакомства и рассаживания. Горе свалилось на голову всем мальчикам – каждого из нас посадили рядом с девочкой. Почему-то на всех это подействовало странным образом – и те, и другие сидели ни живые и ни мертвые. Только изредка мельком посматривали друг на друга.

Хоть мне и было интересно слушать учительницу, но от невольного желания поболтать, особенно в конце урока, хотелось «выть», а болтать было не с кем. Да и о чем можно говорить с девчонкой?! Этот вопрос задавал себе не только я.

Первая неделя пронеслась незаметно. Снова наступил понедельник. Опять надо было идти в школу. Утром мама проводила меня до самых дверей класса. Было еще рано, учительница пока не пришла. Когда я посмотрел на свою соседку по парте, мне стало не по себе. Сердце защемило. Обуяла тоска. Не выдержав этого испытания, я потихоньку исчез из класса. Погода в эти сентябрьские дни стояла чудесная, и невозможно было придумать ничего лучше, чем кататься на велосипеде. Я ездил по улицам и снова наслаждался беззаботностью.

Вечером мама спросила меня, как дела в школе. Я ответил общими фразами, мол, все хорошо. И даже сумел рассказать, чем мы якобы занимались. Мама слушала и улыбалась, а в конце моего сочинения как бы невзначай заявила: «Встретила я недавно твою учительницу. Татьяна Ивановна, кстати, живет здесь, в нашем доме. И она обещала зайти к нам сейчас, помочь наверстать упущенное». Краска стыда залила мое лицо. Потом, придя в себя, я подумал: «Да, мне не позавидуешь. Спокойной жизни теперь не будет. И надо же было ей поселиться здесь!»

Кнопка, Булька и Пулька!

Эта новогодняя история приключилась, когда я учился в первом классе. У нас уже года три жила маленькая собачка, наша любимица по имени Кнопка, карликовый той-терьер. Она была альбиносом – вместо черно-коричневого окраса, соответствующего этой породе, белая с едва заметными темными пятнами. Ее вместе с другими собачками привезли моряки из Японии по заказу для одного цирка. Мой отец дружил с директором, и тот, зная, что мы с сестрой давно просили родителей завести собаку, подарил ее нам.

Месяца за три до празднования Нового года у Кнопки родились два щенка. Маленькие, хорошенькие, размером с небольшой кулак, правильного темного окраса, совсем не похожие на свою маму. Один оказался раза в полтора крупнее другого, активнее, шустрее. Когда им ставили миски с едой, он быстро съедал свою порцию и лез «помогать» своему братцу. Тот имел спокойный, флегматичный характер, на пищу не набрасывался, а долго стоял над своей миской, брал еду аккуратно и долго ее пережевывал. Было смешно за этим наблюдать.

И вот мы нарядили елку, повесили на нее много игрушек. В то время стеклянных у нас было немного, в основном – сделанные из папье-маше, спрессованной бумаги и ваты. Но тоже очень красочные, посыпанные золотистыми и серебристыми блестками. Разные герои из сказок, снеговики, Деды Морозы, Снегурочки, птицы и животные.

Наступило 31 декабря. Этот день не выпал в тот год на выходной, и мы пошли в школу, а родители – на работу. Маме пришлось для вечернего праздничного стола заранее кое-что приготовить, накрутить мясной фарш для котлет. И, чтобы все это не испортилось, она спрятала кастрюльки с заготовками за наряженной елкой, поставив возле балконной двери. Там всегда дуло из-под порога и было прохладно, как раз то, что нужно, вместо небольшого холодильника, в который все не уместилось бы.

После короткого рабочего дня мама забрала нас с сестрой из школы, и мы пошли домой. Настроение было праздничное. В зале нас ожидала лесная красавица, под ней, мы знали, лежат подарки – наши любимые шоколадные конфеты и мандарины. Более всего в новогодние дни мне нравилось смотреть на мигающие разноцветные гирлянды, ощущать запах свежей хвои вперемешку с мандариновым. С этим и ассоциируется главный народный праздник до сих пор!

И вот мы входим в квартиру, а там… Первое, что показалось странным, – никто из собак нас не встречает. Они обычно уже звонко лаяли и повизгивали, едва заслышав бряцанье ключей, доставаемых из кармана. А тут – тишина. Затем, уже из коридора, мы увидели, что весь пол в большой комнате усыпан разорванными в мелкие клочки цветастыми и белыми бумажками, кусками ваты, фантиками и елочным дождем. И как финал сцены – наша елка лежит на полу. Видимо, собаки, пытаясь дотянуться до висевших на ней игрушек, завалили дерево. Но это, оказалось, еще не апогей. Подарочные пакеты были разодраны, выкатившиеся из них мандарины лежали нетронутыми, а вот конфеты… Если не съедены, то понадкусаны все. Но более всего мы удивились тому, как три маленькие собачки умудрились слопать весь фарш для котлет, приготовленный для всей семьи! Кастрюля была вылизана, крышка валялась рядом. И мы не на шутку перепугались за собак. Они же лопнут!

Мы нашли их на своем месте. Булька и Пулька мирно спали рядом со своей мамашей Кнопкой. Все трое напоминали откормленных поросят – животы больше них самих, все в вате и измазаны шоколадом. Кнопка понимала, что нашкодила, и старалась не смотреть нам в глаза. Но все равно по ним было видно, что все счастливы и ни о чем не сожалеют. Праздник у них удался!

Светлана

И все-таки акселерация – явление, заметное не только по внешнему виду детей, но и по усложнению возникающих перед ними вопросов. Когда наши папы и мамы впервые задумывались о любви? Немного смущаясь, мои родители признаются, что это было в возрасте двенадцати лет. А недавно братишка одного из моих знакомых заявил, что он влюбился в девочку из своей группы, а ему всего шесть.

Так вот, посмотрели мы с друзьями интереснейший фильм. Главную героиню звали Светланой. Не знаю, какие выводы сделали после этого кино мои товарищи, но я для себя решил: мою жену, не девочку, с которой бы дружил, а сразу жену, будут звать Светланой. Не откладывая свои намерения в долгий ящик, я окружил одноклассницу, которую звали именно так, вниманием и заботой. Через несколько дней я уже нес ее портфель, провожал после уроков домой, а утром в школу. Сколько это продолжалось бы, неизвестно, но реплики «тили-тили тесто…» задели молодое самолюбие. На общем мужском совете нашего класса было вынесено решение, что мне необходимо не только бросить девчонку, но и отомстить ей (за что – я так и не понял). Способ мести возник в моей голове моментально.

Весь класс заливался смехом, а Светлана стояла у парты и, недоумевая, смотрела в портфель…

Утром я забежал за ней и, улучив момент, переложил из своего ранца в ее портфель два огромных, заранее принесенных кирпича и исчез. Из-за угла ребята и я вместе с ними озорно наблюдали за перекосившейся фигуркой девочки, топающей в школу. А в классе Света, утерев платочком пот со лба, жаловалась на то, как много учебников приходится носить в школу.

Не могу забыть как те глаза, выражавшие изумление и обиду, так и всплеск всеобщего смеха. Мне было немного жаль девочку и стыдно за свой поступок, но зато товарищи по заслугам оценили мою затею. С тех пор главным выдумщиком считали меня. Никуда не денешься, приходилось оправдывать ожидания класса и свой новый титул.

Слезы

Нет, на уроки я сегодня не пойду – в кинотеатре показывают интереснейшее кино про индейцев! Поцеловав маму, я, для маскировки, взял портфель и отправился… как и решил, не в школу. По пути спрятал ранец в таком месте, где, думал, вряд ли кто его увидит. Это была свалка.

Довольный собой и своей хитростью, я весело запрыгал по дороге. Еще радостнее мне скакалось после фильма.

Но такое настроение длилось недолго. Перерыв всю свалку, своего портфеля с книжками и тетрадками я не нашел. Слезы сами собой покатились из глаз.

Я плелся обратно, рыдая. Представлял грозное лицо папы.

– Что ты плачешь, мальчик? – вдруг услышал я приятный голос женщины.

– Портфель потерял, – ответил я, хлюпая, и завыл еще сильнее.

– А где ты его потерял, не на свалке случайно?

– Да… Да! На ней! – воодушевляясь, признался я.

– Пойдем со мной, – сказала моя спасительница и мы пошли.

Это была наша дворничиха. Как хорошо, что портфель попался именно ей.

За хлебом

Мама суетилась на кухне. Потихоньку собирались гости. Стол становился краше и великолепнее, яства издавали манящие запахи. И тут оказалось, что совсем нет хлеба.

Поскольку я был самым незанятым членом семьи, в магазин отправили меня. Вручили мелочь на хлеб и мороженое. Попросили долго не задерживаться. И я полетел в ближайшую булочную. Купил, что требовалось, рванул назад, но мимо киоска с любимыми лакомствами не пробежал. Как только это холодное и сладкое божественное изделие попало мне в руки, моя спешка мигом куда-то исчезла. Я уже, смакуя, поплелся, а вместо меня полетело время. Честно говоря, про гостей я забыл. Решил съесть эскимо, сидя на лавке.

По дорожке важно расхаживали голуби. Потому как они постоянно клевали что-то на асфальте, я понял: птицы голодны. И, играя роль спасителя, начал «сеять» крошки. Еще забавнее было кормить воробышков. Они с трудом взлетали с огромным куском в клюве и неустойчиво планировали над землей. Не забыв напоследок наломать побольше хлеба голубям, количество которых все возрастало, я наконец пошел домой.

Нажал на кнопку звонка. Дверь открыла мама… И только тут, увидев ее взгляд, я вспомнил, зачем ходил в магазин.

Лотерея

Сколько веселых историй связано у каждого с такими мероприятиями как сбор металлолома или субботник… Помните? Есть, что рассказать, и мне.

Наши сообразительные шефы придумали отличный способ заинтересовать нас сбором макулатуры. За двадцать килограммов бумаги давался билет лотереи, причем беспроигрышный. На него можно было получить у пионервожатой что-то из этого списка: книжку, машинку, набор ручек, куклу, надувную игрушку, мяч. В общем, кому что достанется.

Нашему энтузиазму не было предела. Хозяева некоторых квартир со вздохом отвечали, что мы пятые, кто приходит к ним и что у них уже ничего не осталось. С одним из друзей мы набрали уже тридцать килограммов. Где взять еще десять – не представляли. Тогда Женька позвал меня к себе, и… Не зря мы к нему пошли! Глядя на полки в их доме, прогнувшиеся от тяжести книг, я даже упрекнул друга: «Ну что же ты раньше-то молчал? Сколько бегали по домам, искали». Выбрали мы в итоге книжки потолще да потяжелее.

Перебирая их, учительница спрашивала, откуда они, и откладывала в сторону. Мы соврали, что нам их дали с макулатурой, и лицо ее засияло. Получив свои выигрышные билеты, мы, довольные, пошли к пионервожатой. Здесь нас ждали новенькие клюшки. По домам мы расходились абсолютно счастливыми…

А следующим утром я заметил, что Женька отправился в школу не один. С ним шагал разводящий руками отец. «Видно, волнуется», – подумал я.

Теперь я понимаю причину того волнения Женькиного папы. Несколько томов сочинений Л. Н. Толстого стоили того.

Металлолом

Раз мы затронули общественно-полезную тему, то о сборе металлолома не рассказать просто нельзя. Тем более, что этот случай до сих пор вспоминают с улыбкой на лице все учителя нашей школы и жильцы соседнего дома.

Наш класс поклялся занять первое место. Но как решить эту задачу? Сначала мы разошлись по двое и по трое по всевозможным местам нашего района. Банки, крышки, трубы, утюги, листы железа, бочки постепенно собирались в кучу. Этого нам показалось мало, и дело, решили мы, идет очень медленно. И вдруг с сенсационным сообщением прибежал Сережа: «Ребята, в соседнем дворе в домах поменяли трубы и батареи, и все они пока лежат на улице! Надо их собрать. Победа – за нами!»

Возражений ни у кого не возникло. Батарей оказалось так много, что даже общими усилиями на место сбора металлолома мы смогли дотащить их только к вечеру. Усталые, но радостные, в предвкушении заслуженного «золота», мы разошлись по домам.

Каково же было наше разочарование на следующий день, когда встревоженные рабочие ходили по школе с нашим директором. Оказывается, это были не замененные, а новые батареи. Только еще не крашенные, поэтому мы и приняли их за старые.

Теперь все это хозяйство медленно переносилось обратно. Через неделю мы с грустью провожали в обратный путь последнюю из батарей.

Случай в лагере

Романтик в душе – это прекрасно. Под впечатлениями от «Робинзона Крузо» наша компания, сложившаяся в пионерском лагере из самых отчаянных ребят, тайно устроила себе шалаш за территорией лагеря, на берегу огромного озера. Здесь мы пропадали целыми днями. В один из таких дней в голову пришла идея – попробовать полностью обеспечить себя дарами природы. Из «фабричного» мы взяли с собой только спички.

Ягоды нам очень быстро надоели. На свежем воздухе аппетит разыгрался так, что есть хотелось неимоверно. Чтобы удовлетворить свои потребности, решили попытать удачу на озере, которое славилось богатством рыбы. Удочек у нас не было, поэтому мы воспользовались методом браконьеров. Из проволоки и майки сделали сачок, наложили в него бабочек, тополиного пуха и прочей ерунды. Но главной приманкой служил белый цвет майки.

К нашему удивлению, мы вытащили сачок, полный мелкой рыбы – синтявки, как тогда называли уклейку. Нарушив запрет, мы залезли в воду и наловили раков, прямо руками. Встал вопрос, как все это сварить. Но в детстве неразрешимых вопросов нет. Кастрюлей нам послужила найденная на берегу большая консервная банка. В ней мы сварили, без соли, наш небогатый улов и, надо признаться, ели с аппетитом. Нам даже показалось мало.

После этого целую неделю мы все вместе провели в санчасти. На этом любовь к лесной жизни в нас, на время, пропала.

Правда

Место для стартовой площадки оборудовали прямо у гаража школьных автомашин. Это была пятая ракета нашего инженера Ромы. На нее возлагались большие надежды, так как через неделю в районе должен был проводиться конкурс технического творчества.

Четыре предыдущих ракеты еще не взлетали – они только подпрыгивали на месте, испуская клубы дыма и огонь.

– Эта взлетит. Диаметр сопла уменьшен до минимума, корпус облегчен, – уверял всех Ромыч.

Я, как помощник номер один, установил направляющий стержень, подготовил электропускатель, установил ракету.

– Первый к пуску готов, – отрапортовал я.

Рома стоял в позе победителя, скрестив руки на груди и наблюдая за действиями окружающих.

– Всем отойти, – сказал он и добавил: – Павлуха, у тебя легкая рука. Контакт!

– Есть контакт… – Остальные мои слова никто не услышал… из-за оглушительного взрыва. Первое мгновение все стояли молча, ничего не понимая, моргая глазами. Затем раздался чей-то смешок, постепенно переходящий в дружный хохот.

– Еще один такой взрыв – и машина наша! – воскликнул кто-то.

Всеобщее веселье прервали грозные громкие окрики: «Держи хулиганов!» – и всех как ветром сдуло.

Через несколько секунд мы, тяжело дыша, уже стояли перед кабинетом литературы. Ребята из параллельного класса, давясь от смеха, рассказывали веселую историю, свидетелями которой они только что оказались: «Чешете вы, как скаковые лошади, через кусты, клумбы, заборы. А за вами, не отставая, – бабка лет семидесяти. Да и еще кричит что-то вдогонку». Мы от души посмеялись.

Зашли в класс, расселись и почти забыли про случившееся. Ромыч размышлял над за своими расчетами, как вдруг, минут за пятнадцать до окончания урока, неожиданно распахнулась дверь, и в класс вошел школьный завуч.

– Кто был на той перемене на улице? Встать! – грозно сказал он. Никто и не пошевелился. – Земсков, собирайся, пойдем к директору!

Недоумевая, Володька взял портфель и поплелся за серьезно настроенным завучем. Было ясно: разбираются по поводу взрыва. И надо же – вызвали самого невиновного! Земскова и близко там не было. Он даже про запуск не знал.

Володька стоял лицом к лицу с «пострадавшей».

– …А тот. Товарищ директор, он крикнул: «Еще раз взорвем – и машина наша». Володька стоял и не знал, о чем идет речь, отказывался от всех обвинений. Потом он начал догадываться, что, видимо, ребята опять проводили опыты.

– Кто с тобой был?

Володька подумал, что отказываться бесполезно, вызовут еще милицию, и решил – будь, что будет. На перемене мы отправили «разведку». Узнали, что он взял все на себя. Весть была добрая и недобрая одновременно.

– Так, опять Земскову не повезло.

– Да, это попахивает жареным. Бабка больно настырная попалась. На учет в детскую комнату могут поставить.

– Надо как-то выручать.

– А что тут думать? Надо идти к директору и все рассказать.

– Только идем все, а не только Ромыч и Павлуха. Ведь участвовали и удовольствие получали все.

Сказано – сделано. Через минуту полкласса стояло в кабинете директора.

– Любовь Александровна, это мы все устроили. Вовка тут ни при чем. Он и не знает даже, что случилось.

Директор улыбнулась:

– Земсков во всем признался, нечего его выгораживать.

– Это он соврал, чтобы выгородить нас. А на самом деле ракету принес я, и я все устроил, – уверял Рома.

– Ну не только ты, – вступились другие.

В кабинете поднялся гам. Каждый старался приписать себе как можно больше подвигов.

Любовь Александровна взялась за голову:

– Что вы меня путаете, какая ракета? Рассказывайте по порядку!

К концу перемены общими усилиями справедливость была восстановлена. «Пострадавшая» уже не обвиняла никого в покушении на свою жизнь. Бабка оказалась с чувством юмора, а главное, понимала наш энтузиазм.

Но теперь пришлось всю исследовательскую работу вести под руководством преподавателя физики. И, надо сказать, не безуспешно.

Первая любовь

Теперь можно сказать с уверенностью: да, это была самая первая любовь, настоящая.

Осенним дождливым днем я отправился в кино. Это было воскресенье, и мне чудом удалось достать билет. Я шел довольный по людным улицам, предвкушая интересный кинопросмотр. До фильма оставалось около часа, и я решил прогуляться по набережной. Шелест листьев под ногами, мелкий моросящий дождь, заставляющий втягивать шею в плащ, серые волны реки, напоминающие о пролетевшем лете – все это сбивало хороший настрой. Я шел уже понурый, перепрыгивая через лужи. Прохожие не привлекали моего внимания.

И вот я случайно поднял глаза – и в груди всколыхнулось. Сердце забилось учащенно, и я, может быть, даже раскрыл рот, теперь трудно сказать. Навстречу мне шла прекрасная блондинка. Желтенькая курточка, светлые брючки, заправленные в сапожки, говорили и об ее прекрасном вкусе. Возраст не больше моего, подумал я. И понял или, лучше сказать, вспомнил, что это – мой идеал. Девочка как будто сошла с «картинки» моего представления о прекрасном. Огорчало лишь одно – она была с мамой. В моей голове мелькнула мысль: познакомиться в ходе разговора, поводом для которого могли послужить любые вопросы. «Как пройти…», «Как найти…» и так далее. Но язык меня не послушался – я не смог вымолвить ни слова. Так я и прошел мимо. А через несколько минут я понял, что влюбился с первого взгляда. Но где теперь искать свою любовь?

В кино идти уже не хотелось, однако, надеясь на то, что комедия меня взбодрит, я все же пошел. В зале расположился на своем месте и… обмер. Впереди меня, креслом левее, сидели и мама, и ее прекрасная дочь. Про себя я подумал, что это чудо. О чем был фильм – не скажу, даже если очень захочу. Я смотрел не на экран, а, как прекрасной картиной, любовался девочкой.

После кино, как шпион, я отправился за двумя дамами, чтобы выяснить, где они живут. В битком набитом автобусе мы стояли с ней в двух шагах друг от друга. Она, видимо, почувствовала мой пронзительный взгляд, и наши взоры на мгновение встретились. Таких голубых, просто небесных глаз я не видел ни у кого. Хотелось верить, что мы связаны одной ниточкой, но слишком рано я возмечтал.

На одной из остановок мама и дочь вышли – так неожиданно, что я не успел выскочить. Мощная волна входящих людей втащила меня вглубь автобуса. Мне было обидно до слез. Но почему-то верилось в то, что блондинка обязательно должна была в меня влюбиться. «И если она умная девочка, – решил я, – то она приедет в следующее воскресенье к этому кинотеатру на этот же сеанс».

После такого заключения свободного времени у меня больше не было. Я проводил его или на набережной – первом месте встречи, или у кинотеатра. Так прошло несколько воскресений, а затем я ездил в этот кинотеатр, уже почти не надеясь.

Больше мы не встречались. Я не мог забыть ту блондинку очень долго. Мечтал еще раз ее увидеть. Черты ее лица постоянно возникали перед моими глазами. Я ходил по людным улицам города и всматривался в прохожих. Часто узнавал ее, подбегал, но – увы…

Мне казалось, что незнакомка наблюдает за мной, и это определяло мое поведение.

* * *

Так я ее и не встретил. И не встречу, наверное, никогда. Хотя…

Осень 1983 г.