Читать онлайн Бродяга, Плутовка и Аристократ: Реквием бесплатно

I

«Жизнь есть вечное движение. И всё неизбежно меняется, в том числе и человек. Чем старше он становится, чем больше он переживает событий, тем мрачнее в его глазах становится мир. И главное, чтобы в этом новом для себя мире, он не видел красок, не видел черного и белого цветов. Все краски – это ложь, рожденная возрастом, даже периферийный серый – ложь», – Откровение человеческое от Григория.

Зима 219-ый года со дня открытия пара Земли.

Минуло три года с катастрофы из Пустоши, унёсшей жизни сотен людей, но государство оправилось и продолжило свой ход. В Артее наконец выпал первый снег, что означало празднование зимней жатвы. Аристократы по обыкновению собрались на балу, который совместно организовали семьи Кол Галландов и Бен Кильмани. Гости веселились, пили, танцевали и играли в детские игры на потеху друг дружке. Особенно было забавно смотреть на Шарлотту, игравшей в догонялки с Марком – сыном Фарля и Элизабет. Мать Марка с опаской смотрела, как того заносит на поворотах возле стола с закусками. Но больше её пугала сама Лотти, которая неуклюже передвигалась в розовом платье с широкой юбкой на каблуках. В какой-то момент она доигралась и всё-таки навернулась прямо на стойку с шампанским. Правда, её вовремя поймала Натали.

– Ох, Шарлотта, будь аккуратнее, я тебя прошу. Я столько мучилась, подбирая тебе наряд, а ты готова его испортить.

– Прости-и, – виновато пробубнила она. – Просто Марк так хотел играть…

– Натали, права, – сказал Эдмунд. – Ты должна быть более осмотрительной. Хоть я и понимаю, что… Эй, ты чего!?, – внезапно воскликнул.

– Дядя Эд, покатай меня! – пролепетал Марк детским голосом.

– Ладно-ладно, только отпусти штанину, Марк, а то ведь оболью случайно, – улыбаясь, ответил он.

Тут Григорий взял мальчишку на руки. За три года он ни капли не изменился, разве что стал старше. Его черты лица приняли более зрелый вид, и легкая щетина внушала чувство, что перед тобой уже отнюдь не подросток. Он окреп в теле, его плечи и руки тоже увеличились в размерах.

– Марк малыш, не приставай ко взрослым, – заговорил он. – Вон беги к маме, она приготовила для тебя кое-что вкусненькое, – ребенок тут же понесся в сторону Эли. – Дети, что с них взять. Вы то, когда планируете уже, – сказал, посмотрев на Лотти с Эдмундом.

Они оба покраснели, как помидоры.

– Это не твоё дело, понял?! – выпалила Лотти, показав язык и спрятавшись за Эдмундом.

Эдмунд лишь нервно посмеялся и отклонился потанцевать с пассией. Эти двое познакомились почти три года назад и прониклись друг другом. С тех пор их отношения развивались, но не дошли до этого уровня, о котором думал Григорий.

– Сладкая парочка, не так ли? – заявила Натали. – Чего они только ждут?

Она облокотилась о плечо Гриши и тяжело вздохнула.

– Уверен, это всё Шарлотта. Она глава партии Рестеда как никак, и просто не может себе позволить выйти замуж за аристократа. Уж очень упертая в таких вопросах.

– Бубнишь, как старый дед, – нежно произнесла Нат. – Пойдём лучше потанцуем.

Она увела его на середину зала, закружив в танце. Их руки сплелись, показав всем безымянные пальцы с нанесенным узором.

– А он всегда бубнит, Нат, – встряла Лотти, танцуя подле. – Ты разве не привыкла уже?

– А в детстве было также? – поинтересовалась она.

– Хуже, – отрезала Шарлотта. – Он умничал и занудствовал без умолку.

– Нет, с меня хватит! – вскипятился Гриша, закатив глаза. – Лучшие подружки блин… Эдмунд, я танцую в правый угол, ты в левый.

Тот уверенно кивнул и развел пары. Уже почти три года прошло, как Григорий и Натали скрепили себя узами брака. Это было очевидным решением. Гриша был единственным достойным приемником семьи Кол Галланд, но нужно было соблюдать кровную преемственность следующих потомков, поэтому спутницей жизни стала Натали. Но в любом случае Григорий сам оказался инициатором брака. Симон остался главой семьи, но вскоре намеревался передать полномочия сыну, как то сделал Пьер. Тот, в свою очередь, сейчас почует на пенсии. Кол Галланд-старший стоял в дали от суеты, наслаждаясь одиночеством и напитками. Как бы Ракшаса не уговаривала его потанцевать, он отнекивался, поэтому дама пошла искать себе кавалера самостоятельно. Прямо напротив Симона мило беседовали Роза и Павел – один из партии Рестеда (уже реформаторского собрания теистов-демократов), занимающий пост главы Артеевского отделения. Павел был высоким мужчиной средних лет, пострадавшим во время катастрофы в Новом Коме. Там он потерял левую руку и повредил ногу, теперь ему приходилось ходить, опираясь на трость. Его вид был куда скромнее, нежели у аристократов, но не менее привлекателен.

– Это замечательное мероприятие, – высказался он. – Не могу поверить, что имею честь побывать на нём. Спасибо, что пригласили.

– Это пустяки, – ответила Роза, кокетливо улыбаясь. – В былые времена мы и не такое устраивали. За бал отвечал Эдмунд и Гриша, поэтому получилось славно.

– Вы называете достопочтенного Григория просто Гриша?

– Я вырастила этого мальца и обращаться к нему достопочтенный точно не собираюсь. Павел, как Ваше здоровье? Мне сказали, совсем недавно Вы взяли больничный.

– Ничего серьезного. Нога просто ноет временами; погода, должно быть, меняется. Но спасибо за волнение, – проговорил, поцеловав её в руку.

Тут его зеленоватые глаза заметили взгляд Симона, устремленный на них. Он вежливо улыбнулся, чем вызвал легкое одёргивание у аристократа.

– Что-то в этом Павле меня явно настораживает, – произнёс он, размешивая бокал с вином.

– Не одного Вас, Симон, – вступил Фарль. – Появился из ниоткуда, и активно флиртует с Розой.

Они уже вдвоём сверлили его взглядом.

– Тебя это так сильно задевает? – спросил он.

– А Вас разве нет? Знаете, я сейчас испытываю то же чувство, что испытывает ребенок, который видит, как его мама крутит роман с незнакомым мужиком. Достаточно смешанные ощущения…

– Это всё вино, Фарль. Когда начинаются смешанные ощущения, это значит пора переходить на коньяк, – сказал и начал разливать напиток. – Тебе с лимоном или без?

– С лимоном, но прежде пройдемте со мной.

Он потащил Симона к Грише и Эдмунду. Этих троих поставили в одну линию напротив фотоаппарата.

– Что здесь происходит? – озадачился Симон.

– Хотим запечатлеть исторический момент, папа, – ответила Натали. – Когда ещё вы трое соберетесь вместе для фото.

– О чём она?..

– Вы хоть знаете, как вас в народе называют? – попытался пояснить Фарль, настраивая фокус камеры. – Вас, Симон, прозвали аристократом из аристократов. Эдмунда – добродетельным аристократом. А Гришу – истинным аристократом. Вот нам и захотелось снять таких «выдающихся» личностей вместе на потеху истории. Так. Улыбайтесь… и-и… снимаю.

Раздался щелчок и сразу за ним последовала вспышка. Из аппарата тут же вышла фотография, которую девчонки начали разглядывать.

– По-моему неплохо вышло, – сказала Лотти. – Правда Гриша мрачнее тучи.

– Да, как и папа в общем-то… вроде не родные, а как с одной яблони свалились. Папа стоишь в самом центре и ни намёка на улыбку, – упрекнула она. – А ты на это погляди!

Они хором рассмеялись при виде зажатого Эдмунда, явно стеснявшегося камеры. Банкет продолжился, и веселью не было конца. Царила теплая дружеская атмосфера, словно событий прошлого и вовсе не было. И так было уже целых два года, с тех пор как совместными усилиями двух враждующих сторон были организованы партии, которые положили конец битве идеологий. Партийная система оставляла классы, но при этом позволила простым людям собираться в политические единицы, а их лидерам участвовать в судьбах народа на ровне с аристократами. Это было уникальным феноменом, которого прежде не видела история нового мира.

– Как думаешь, он придёт? – спросила Лотти.

– Не знаю… я не оправлял ему приглашения, – безразлично ответил Григорий. – Ему тут места нет.

– Вот оно как. Давно мы его уже не видели. Может, это даже к лучшему, – посмурнев, добавила она.

Через несколько часов бал подошел к концу, и все гости разъехались по домам. Лотти осталась ночевать в поместье Бен Кильмани, изрядно напившись. Эдмунд кое-как заставил её сесть в транспорт. Эли утащила домой вдрызг пьяного Фарля, который вместе с Симоном под вечер знатно приложились к коньяку. Семья Кол Галландов также отправилась в свои владения. Павел простился с Розой, проводя её к Атмосу, и также уехал. Но не домой. Путь его лежал к особняку на отшибе, где жил совершенно другой человек. Стояла ночь. Небо заволокли тучи и назревала зимняя гроза, раскаты грома уже раздавались где-то вдали, а в след за ними и удары молний подоспели. Их яркий свет освещал темные коридоры здания. Павел ступал по ним без тени страха, взгляд его отличался от того, что был при свете софитов. Он был более отрешенным, даже апатичным. Вот он остановился у двери и прозвучал глас небес, от которого содрогалась сама земля. Павел открыл её. Перед ним предстала просторная комната с зажженным камином, его легкий треск успокаивал душу, и свет тускло освещал помещение. Тени от огня прыгали по стенам, изредка касаясь лица хозяина особняка. Он сидел на кресле в рубашке цвета смолы, а шею его опоясывал синий галстук. К руке этого человека была подведена капельница, поэтому он не мог поприветствовать гостя, как полагается.

– Вижу, тебе не здоровится, – заговорил Павел. – Судя по наряду, ты всё-таки намеревался прийти на бал.

– Да, но, увы, здоровье подвело. Как там всё прошло? Надеюсь, никаких казусов не случилось? – произнес он, блеснув пустыми голубыми глазами.

– Ты не поверишь, дружище, – ответил Павел, начав регулировать поток лекарства в капельнице. – Тишь да гладь. Мир и полное взаимопонимание.

Этот сарказм пришлось не по душе хозяину дома. Павел это понял, потому продолжил уже по существу:

– Ах, они догадываются, что среди гостей есть твои люди. Ведут себя крайне осторожно.

– Хочешь сказать, они лгут? – опечаленно спросил.

– Не совсем. Думаю, доля теплоты была настоящей, но если судить по большей части, они хотели бы глотки друг другу порвать, да не могут. Ты же понимаешь, что не сможешь контролировать их вечно? Рано или поздно рыбка соврется с крючка. Ты смертен, друг мой. И мы знаем, что срок твой даже короче моего.

– В таком случае я сделаю всё, чтобы к тому моменту их вражда исчезла. Уже два года держится баланс, пусть так оно и будет.

Он вытащил иголку из вены, встал возле окна и взглянул на чёрное небо. Попытался проникнуться им, да не смог. Сейчас оно казалось его таким же пустым, как и он сам. Блеск молнии осветил его фигуру. Это был тощий молодой человек с побитым жизнью телом. Его лицо больше не излучало былую радость, а глаза не смотрели с восхищением на прекрасный небосвод. Всё это умерло давным-давно вместе с ним.

– Я единственный, кто может их остановить. Вражда отняла слишком много… в первую очередь, у них самих. Я мог прекратить всё это, но был слеп. Предпочел оставить всё на них, ибо я дурак, который верит в лучшее. Но жизнь показала мне, что лучшее само не придёт. Пусть сейчас их мир лишь иллюзия, но однажды они сами в неё поверят, и тогда мы снова сможем быть вместе. Для этого я готов пойти на всё, даже готов смириться с их ненавистью. Я приму её всю без остатка, стану сосредоточением их злобы и освобожу от неё. Ты же поддержишь меня? – обратился к Павлу.

– Мы все на твоей стороне и также готовы пойти на всё. Вместе с тобой, Первый.

II

Следующий день после жатвы выдался размеренным, каждая из семей «оправлялась» от бурного пиршества. Шарлотта проснулась около полудня в спальне Эдмунда, её голова гудела и отказывалась воспроизводить события вечера. Несмотря на упреки Розалии та с легкой руки Фарля умяла несколько бокалов красного вина. Их ей хватило с лихвой. Ласковые лучи солнца коснулись её белоснежной кожи, по которой от холода пробежались мурашки. Очнувшись, Лотти поняла, что нага. Её повседневную одежду слуги сложили на кресле, но до них предстояло добраться. Девушка, обернувшись в простыню, несколькими скачками допрыгала до вещей. Стоило только одеялу упасть, как холодок тотчас же охватил её стройное тело. Она быстро натянула джинсы и свитер, но никак не могла найти нижнее бельё, поэтому вышла из комнаты так. По утру её рыжие кудри были особенно непослушны, они завивались в птичье гнездо, с которым что-либо сделать было уже трудно. И такая сонная и неухоженная она пошла по коридору, где её встретила горничная.

– Госпожа Шарлотта, – вежливым тоном поприветствовала она и поклонилась.

– Сколько раз можно повторять? Просто Лотти. Эх, я такая же простолюдинка, этикет излишен. Где Эдмунд?

– Прошу прощение. Господин ожидает Вас в трапезной.

– А что у нас на обед? – игриво полюбопытствовала Лотти.

– Так как Вы изволили ночевать у нас, господин распорядился приготовить стейк.

– Вот ведь негодник, знает, как угодить женщине, – улыбнувшись, проговорила.

Она спустилась на первый этаж пустующего особняка. С тех пор как главой Бен Кильмани стал Эдмунд, авторитет семьи возрос многократно. Его приход к власти устранил причины у Южной Церкви отрекаться от их рода. С уходом Пьера за огромные заслуги перед общественностью Эдмунда удостоили правом войти в состав высшей палаты совета. Он способствовал разрядке социальной напряженности через расширение деятельности благотворительных фондов. Как оказалась, такая тактика не менее эффективна, чем та, которую предлагали его оппоненты в лице Фарля и Гриши. Эдмунд всегда был сам себе на уме, старался не встревать в их политическую войну, поэтому его и не трогали, что позволило молодому аристократу спокойно вести дела.

Сейчас он ожидал Лотти, с желаниям любуясь прекрасно приготовленным куском говядины. Дверь отворилась, и вошла она.

– У-утречко, – потягиваясь, выдавила из себя Шарлотта.

– Вообще-то уже день, – посмеялся он в ответ. – Сестра была жуть как недовольна, что ты напилась. Ворчала весь вечер, но я разрешил ситуацию, – сказал, отпив чай.

– И как же? – спросила она, кокетничая.

– Просто увёз тебя к себе, пока она не начала читать нравоучения.

Лотти рассмеялась и поворошила его чернявую голову, а после поцеловала в щеку. Она заметно изменилась в характере за эти три года. Стала проще, если можно так выразиться. Под влиянием Розы Шарлотта уверовала в теизм, но с годами её вера ослабла. Теперь её желание освободить людей от классов было связано не с религиозными идеалами, а с чистым порывом души и духом справедливости. По этой причине она ушла из теистической общины, а вместе с этим отказалась от многих моральных запретов, вроде алкоголя. Её никогда не заботили вопросы мироздания, она считала их слишком далекими от реального мира. По началу такое нейтральное отношение её беспокоило. Посоветовавшись с Фарлем по этому вопросу, он назвал её просто агностиком, сказав, что такая позиция абсолютно приемлема. И девушка успокоилась. Казалось, ей нужно было только название своего состояния, удостоверение «нормальности».

С детства Лотти во всём брала пример со своей матери, хотела стать такой же даже во вопросах мировоззрения. Но внутренняя природа девушки отвергала эти духовные ценности. Возраст и опыт показали, какие ошибки может совершить её идеальная мама. Роза на своём пути накликала много бед, которые привели к печальным последействиям – «возмущению теистов», начавшегося три года назад. В результате неосмотрительных действий Розы пострадало много человек. После всего этого Лотти окончательно убедилась в негодности прошлых методов Рестеда, что как ни странно освободило её, развязало руки. Она стала свободной от влияния духа Розалии Бен Кильмани и стала самобытной Шарлоттой Аллаги. Теперь она глава партии Рестед – самой многочисленной неправительственной организацией, которая выступает от лица нескольких сотен тысяч человек и провозглашает их волю. Пусть сама Лотти отныне не теистка, но решила оставить их в название как дань уважения.

– Слушай, Эд, – заговорила она, жуя стейк. – Он вчера не появлялся? А то я смутно помню, что было после третьего бокала.

В тесном кругу общения, связанных с «возмущением», «он» стало нарицательным обозначением конкретного человека.

– К сожалению, нет. Давно вы в последний раз собирались втроём?

– Очень, – с грустью ответила, отложив приборы. – Сам же знаешь. Эх, в детстве всё было куда проще… яснее. Даже не понимаю, когда наши жизни пошли по одному месту. Это забавно осознавать, как всё изменилось. Я бывшая плакса и тихоня превратилась в лидера огромной организации с филиалами по всей стране. Гриша из скромного парнишки-заучки преобразился в самого влиятельного молодого аристократом, – тут она улыбнулась. – А он… он удивил нас всех. Хотя такое случалось постоянно.

– Лотти, – обратился он, увидев её печальное лицо. – Давай сменим тему. Как продвигаются дела в Рестеде? Что нового?

– Так я и рассказала всё противному аристократу, – ухмыльнувшись, выпалила она, отчего взгляд Эдмунда резко помрачнел. – Ладно тебе, не злись. Сейчас мы активно работаем над новыми поселениями. После процесса «анти-демократизации» Гриши, они потеряли статус бесклассовой зоны, и мы пытаемся это исправить. Правда приходится идти на уступки этому твердолобому дурню. В замен отмены классов он хочет сузить гражданские свободы у жителей поселений. «Для поддержания дисциплины следует создать альтернативные методы сдерживания человеческой природы», – процитировала. – Представляешь?! В общем, работы предстоит много… ещё нужно подать заявку на пересмотр закона о религиозных организациях, встретиться с архиепископом Авреелем и поговорить о претензиях на землю разрушенного собора Святого Благодетельного Григория. Ух… аж голова кругом, но я держусь.

– Это гораздо сложнее, чем быть главарём террористической группировки, не так ли? – съязвил Эдмунд.

– Ха ха. Что ещё скажешь, умник? Прежде чем я задушу тебя подушкой.

– Что сейчас почти половина второго, – спокойным тоном ответил.

– ЧЕГО?! Я же опаздываю, – она резко вскочила с места, оставив во рту кусок говядины. – У меня же открытие первой Церкви Теистов. Роза так долго этого ждала, ты бы знал. Я не могу это пропустить!

Она тут же собралась; поцеловала Эдмунда, который давно привык к импульсивному поведению подруги; и убежала.

Этим же утром только в поместье Кол Галланд происходила схожая картина. Григорий проснулся рано, пока Лотти спала, он уже успел сходить в отрезвляющий душ. Тёплые потоки воды быстро привели его в чувства. На ванну осел приятный пар, от которого аж зеркало запотело. В нём Гриша увидел отвратное лицо: щетинистое, с темными кругами вокруг глаз и сухими губами – осунувшееся и безжизненное лицо. Прискорбно, что оно принадлежало ему самому. Вместо завтрака он приложился к виски, как делал так на протяжении двух последних лет.

– Вижу, праздник продолжается, – упрекнула Натали. – Утро только началось, а великий Григорий Кол Галланд уже изменяет жене с бутылкой 73-го года. Какая ужасная учесть досталась мне, – ехидно добавила.

– И тебе утречко, дорогая. Куда же такая красивая леди собирается в столь ранний час?

Натали надела парадное платье, которое плотно облегало её формы. Она уложила светлые волосы и украсила их сверкающей диадемой.

– Я вместе с Шарлоттой иду на открытие храма теистов.

– А скажи, вот вы, действительно, сдружились, или эта одна из твоих очередных интриг? – поинтересовался муж.

– И да, и нет. Она забавная, но при этом волевая и опасная. С такими глаз да глаз нужен. Снаружи милые, невинные, а внутри коварные и расчетливые змеи.

– То есть такие, как ты.

– Именно. Я по-своему уважаю Шарлотточку и нахожу её компанию весьма… сносной, – подобрала слово. – Надеюсь, в твои сегодняшние планы входит чуть больше, чем опустошить несчастный погреб? Или твои амбиции утонули? – продолжала ехидничать она. – Я считала, отец пристрастен к алкоголю, но как я ошибалась.

– Очень остроумно, милая, – сказал, отпив из стакана. – У меня запланирована встреча с Фарлем, он хотел обсудить работу аристократической юстиции. Думает, что некоторые семьи откупаются взятками. Есть странные прецеденты, которые меня тоже беспокоят, откровенно говоря, – он достал из стола бумаги. – В списке имён есть наши знакомые: Костя и Мария. Видимо, три года назад я поступил с ними слишком мягко, отправив руководить на границу с Пустошью. Та-ак, что тут у нас… пьянство, развратное поведение, угрозы, шантаж, – перечислял, покусывая губу, – и подозрение в торговли морфе́ем. Крупно ребята попали.

– Морфе́й? – озадаченно повторила Натали. – Наркотик? Эти двое, что издеваются?! С этим, и правда, нужно заканчивать. Но отец в прошлый раз не позволил натравить на них юстицию; думаешь, сейчас что-то изменится?

– Мы не доносы собрались писать, а разбираться с ней непосредственно. Если докажем, то распустим эту шарашкину контору, а после соберем новый штат приближенных лиц. Тогда даже Симон не сможет ничего сделать. Хватит с них позорить моё честное имя.

«Моё?», – зацепилась про себя Нат.

– Ну-у что же, веселись, – проговорила, погладив его по голове. – Отлов бесполезных аристократов, тоже важное для страны дело.

– А я больше ничего и не могу… Только выводить на чистую воду этих зажравшихся уродов, да играть с Лотти в «демократа/традиционалиста». У меня связаны руки. Впрочем, как и у всех остальных. Здорово он нагнул нас два года назад, до сих пор побаливает, – добавил Гриша, неприятно улыбнувшись.

Он допил один стакан и тут же принялся за второй.

– Ты никогда не рассказывал, что конкретно произошло. Только подогреваешь интерес своими лирическими отступлениями.

– А тебе разве не всё равно?

– Не так сильно, как могло быть, но и не так слабо, как ты думаешь. Ладно, мне пора. Удачи сегодня.

На прощание он лишь поднял стакан.

– Гриша, – окликнула она и сразу же замялась. – Хотя забудь… это неважно…

Янтарные глаза с печалью посмотрели на разбитого мужа. Натали хотела поднять важную тему для их семьи, тему которая тревожила их долгие два года. Именно тогда весь мир для неё рухнул, и тогда же дух Григория окончательно рассыпался. Но она не смогла найти в себе силы на это. Огромная травма прошлого раздалась в её сердце, и девушка просто ушла. Их брак нельзя назвать несчастным. Натали, правда, испытывала теплые чувства к мужу. Она ценила его, уважала за идеалы и способность перевернуть любую ситуацию в свою пользу. Нат была не уверена любовь ли это, она вообще сомневалась, что способна испытывать столь высокие чувства к кому-либо. Однако наличие трепета в душе перед этим человеком бесконечно сильно манило её. Нечто похожее испытывал и Григорий. Он совершенно точно не любил Натали, как в детстве любил Шарлотту, но в их отношениях было доверие. Он женился на ней, исходя не только из политических соображений, а из разума. Парень прекрасно понимал, что юношеские мечтания о рыжей красавице не более чем влияние ностальгических мыслей, и что в реальности ему ни за что не ужиться с такой своенравной дамочкой. Брак Григория с Натали был другим, нежели у Симона с Ракшасой, в нём всё же присутствовала толика симпатии друг к другу как к личностям, не говоря о физическом влечении. По началу Григорий даже испытывал наслаждение от того, что создал собственную семью, настоящую нефальшивую семью ту, которую выбрал сам. Но так было до того, как он сломался.

Тем временем Фарль уже во всю занимался делами. Он решил навестить старого друга, чтобы согласовать с ним некоторые рабочие моменты. Погода стояла солнечная, снег ровным слоем разложился на асфальте, создав ковровые дорожки по всей Артеи. Свет отскакивал от белого покрывала и наполнял улицы сиянием. Атмос Фарля прибыл точно к особняку, он проехал через металлическую арку и остановился у входа. С приподнятым настроением и папкой в руках молодой человек вошёл внутрь. Там его встретил домоуправитель. Этот пожилой мужчина провёл его к хозяину, который лежал в своей кровати. Через фиолетовые шторы спальни не проходил свет. Царил мрак. Первое, что сделал Фарль это открыл окно, впустив прохладу и солнце. Они тотчас же расползлись по помещению, оживив бледнокожего юношу.

– Можно было сделать это менее пафосно? – попросил он, прикрывая лицо. – Рад тебя видеть, Фарль.

– Взаимно, – с легкой улыбкой произнёс. – Я пришёл обсудить дела, если ты не против?

– Дела? Это какие?

– Я планирую открыть от твоего имени медицинский комплекс в Нортграде. Твоя фамилия привлечёт к нему спонсоров, да и престижных медиков в том числе. Всего лишь бюрократические тонкости, раньше с этим было проще. Но сам понимаешь, с твоим возвращением использовать это имя без согласия стало мягко сказать незаконно.

– Тебе нужно, чтобы я подписал бумаги? Оставь их на столе, я позже ознакомлюсь и вышлю ответ.

На него резко напал тяжелый кашель, который рвал глотку. Откашлявшись, на его ладони остался сгусток застоявшейся багровой крови. Он вытер его салфеткой и посмотрел на обеспокоенного Фарля.

– Я всего лишь покашлял, пока не умираю. Не дождетесь, – добавил с улыбкой.

– Тебе становится хуже?

В ответ прозвучало молчание, но паузу прервал Фарль:

– Всем было очень жаль, что ты не пришёл вчера.

– Я хотел, но обстоятельства сложились не в мою пользу, – он показал синяк, который получил, упав в обморок. – Как там ребята?

Фарль сел на постель.

– Неплохо, – ответил он. – Лотти знатно так напилась, не без моей помощи, конечно. Весь вечер спорила с Гришей, в основном критиковала его мрачный вид. Но в её защиту скажу, он, и правда, в последнее время темноватый. Мы танцевали, веселились. Особенно понравилось Марку, ему всего три года, а любопытства, как у тебя в лучшие времена.

Они оба посмеялись.

– Ты уже давно его не видел. Он очень вырос, – продолжил Фарль. – Знаю, ты болеешь, но если хочешь, я могу привезти его. Я думаю, он будет рад познакомиться со своим дядей. Эли тоже скучает по тебе, да все на самом-то деле. Роза, Лотти и Гриша, – почему-то его глаза начинали слезиться. – Они… они все скучают на самом деле…

Его голос задрожал, а слова вставали комом в горле, потому что были неправдой, ложью которую Фарль отказывался признавать. Он смотрел на друга, который по-доброму улыбался, слушая рассказ; смотрел на голубые глаза, которые начали двигаться стоило прозвучать знакомым именам. И при виде всего его слёзы непроизвольно подступали.

– Никогда не думал, что мы сможем вот так все вместе праздновать жатву. Даже Симон оказался не таким уж и козлом… но, не исключено, что мне так казалось из-за коньяка. Всё было просто чудесно. И всё это благодаря тебе. Мир, который я так хотел создать, построен твоими усилиями… И ты просто заслуживаешь быть там с нами. Ты…

– Прекрати, – остановил он. – Я очень рад твоим теплым словам, но давай не строить иллюзий. Это был единственно верный исход, другого я и не видел, – Фарль замолчал. – У меня есть просьба, раз уж ты здесь. Сегодня у Розы важный день, я ведь прав? Передай это письмо, если несложно. Там пожертвования для церкви.

Фарль согласился и вскоре ушёл. Как и обещал, он явился в Рабочий район на открытие Церкви Теистов. Роза долго этого добивалась, после инцидента с «возмущением» начались долгие судебные тяжбы по поводу общины. Из-за этого она заметно потеряла в количестве последователей, что повлекло за собой уход Розалии из высшей палаты совета. Авторитет теистов был уничтожен, и только благодаря партии Рестеда и другим благородным семьям ей удалось восстановить статус. Натали была уже там и завидела Фарля из далека. Лотти спешила как могла, она успела как-раз к церемонии открытия.

– Прости-прости, – запыхавшись, твердила она. – Я знаю, что опоздала. Виновата. Это всё Эдмунд зараза не мог разбудить по раньше.

– Так значит ты, подруга, ночевала у душеньки Эда. Ах, он негодяй, – довольным тоном произнесла Нат.

Лотти раскраснелась от её слов и пошлого взгляда.

– Ты бы хоть волосы прибрала, – упрекнула Натали. – Это всё-таки твоя мама, а не абы кто.

– И твоя наставница между прочим, – отпарировала Лотти.

– Ну я то прилично одета, – на это Шарлотте было нечем возразить. – Слушай, Лотти, ты ведь заведуешь приютами, так? – аккуратно спросила. – Как ты думаешь, мы с Гришей могли бы теоритически… взять оттуда, допустим… ребенка?

Услышав это, взгляд Лотти сразу стал мокрым. Она посмотрела на неё глазами полными сочувствия. Что-то в её сердце щелкнуло. Пусть при первом знакомстве они не поладили, но общие проблемы сроднили их. За счёт них и строилась их дружба.

– О, милая, конечно же, – радостно ответила. – Без каких-либо проблем. Я всё устрою, только попроси. А Гриша он…

– Я пока не говорила с ним об этом, – отрезала она. – Но собираюсь в скором времени.

Тут толпа начала аплодировать. На паперть вышла Роза. Она произнесла благодарственную речь, в которой отметила всех, кто поучаствовал в строительстве храма, не минуя даже Григория. После она решилась зачитать отрывок из писания, получивший официальное название «Теосо́фос». Его взяли из ныне мертвых языков, лингвисты сделали смысловой перевод слова как: «Божественная мудрость». Закончив, Розалия пригласила всех на первое богослужение, составленное лично ею. Верующие ринулись в храм с улыбками на лицах. В этой суматохе Фарль успел отдать Розе письмо со словами: «Это от него».

Роза посмотрела на конверт, подписанный инициалами «Н.Ф.Г.», и задумчиво посмотрела в даль. Однако так и не решилась его распечатать, она просто положила его в карман подола.

III

Три года назад. 216-ый год со дня открытия пара Земли.

Пустынное племя вот уже целый месяц кочевало по бескрайним просторам Пустоши. Старейшины решились на такой отчаянный поход в поисках лучшей жизни, они оставили лагерь и отправились в путь, ведомые мальчиком Тибоном. Он был единственным, кому подчинялась неукротимая стихия, она подсказывала ему безопасный путь, указывала на узкую тропку между аномалиями, которая открывалась на миг и тут же захлопывалась. С ранних лет Тибон покидал пределы стен и уходил от них на далекие мили, всегда возвращаясь абсолютно нетронутым. Сам дух Пустоши словно оберегал его, не давал загнуться в знойные дни под палящий солнцем или замерзнуть леденящими ночами в окружении диких зверей. Волхвы предсказали ему великое будущее в день его рождения. Сказали, что юноша будет особенным: его не будет страшить смерть и не возьмёт ни один пустынный демон, и что сама Пустошь будет на его стороне. У него, и правда, было удивительное чутьё на всё, что касалось пустыни. Нейт сам лицезрел его, когда один из племени чуть не утоп в зыбучих песках, если бы не Тибон. Он шёл в первых рядах, прокладывая дорогу остальным. И ни один не сомневался, каждый ступал по его следам. Если Тибон говорил лечь, вся сотня человек тут же ложилась; говорил бежать, они бежали; скомандовал ночлег, и вся группа ставила юрты. Каркас для жилищ они носили с собой, его собирали и покрывали толстой кожей местной живности, которая хорошо защищала от ветра и держала тепло. Всякое место для кочевого лагеря, выбранное Тибоном, было безопасным, туда не захаживали демоны и не касались огненные ветра. Для кочевников это было главным. Теперь, когда они лишились стен, то фауна Пустоши представляла для них серьезную угрозу, так как в ней были такие твари, которых не брали ни нож, ни копьё.

Путь до Нового Кома составлял всего нечего. На Атмосах это расстояние можно было проехать за часа три, но бедуины шли пешком и не могли пройти его напрямик. Дорогу им преграждали не только аномальные зоны, где по поверьям жили злые духи, пожиравшие сознание человека, но и ядовитые болота, и логова демонов. Поэтому им приходилось делать огромный крюк, чуть ли не обходя всю Южную Пустошь. За этот месяц они продвинулись к поселению всего на три километра. Они могли идти несколько дней без перерыва, запрягая мулов и возя в них детей, больных, а также запасы пресной воды, вяленного мяса и опресноков. А после длительных походов набирались сил в течение двух-трёх суток, пока Тибон не разрешал идти дальше. Если была такая возможность, каждый самостоятельно добывал себе еду во время отдыха, уходя на охоту. Некоторые были настолько самоуверенны, что отправлялись без дозволения Тибона и больше не возвращались. Сейчас они поднимались по песчаным холмам, которые вскоре опускались вниз, и затем снова вздымались. Для всех этот поход был тяжелым, но ученые-антропологи переживали его с особой трудностью. Их тела не привыкли к таким нагрузкам, бедный Николас не выдерживал, поэтому часто ехал в повозке. Однако этим фактов были недовольны остальные. Из всех антропологов он оказался самым бесполезным, но несмотря на это ему давали поблажки, которых не было у других. Эйс мог ходить на охоту, Наташа неплохо готовила, а Николас только и мог, что травить байки детям про всевышнего Бога. Практической ценности от этого не было. Старейшинам уже докладывали об этом, предлагали оставить его, но на защиту всегда вставали Нейт с Тибоном. И если мнение Нейта было им не так авторитетно, то к словам Тибона они не могли не прислушаться. Уважение к его фигуре строилось не только, исходя из его умений, но и из-за его происхождения. Родители мальчика были на хорошем счету у племени, они оба дожили до преклонного возраста, состоя в совете и направляя общину.

– Раэв, – заговорил Тибон. – У них скоро кончится терпение, им чуждо милосердие к бесполезной человеческой жизни. Я сделаю всё, что смогу, но тебе стоит поговорить с Николасом. Найти хоть что-то, на что он способен.

– Уже говорил.

– Так поговори ещё, – настоял мальчик. – Племени не нужны трутни. Не подумай, я полностью на твоей стороне, но даже я не могу позволить этим людям загнуться от одного слабого звена. Они должны быть сильны духом, а Николас его подрывает.

– Я тоже не особо полезен, Тибон, но почему ко мне не возникает претензий? – задал резонный вопрос Нейт.

– Есть несколько причин. Первая, все в племени признали тебя своим и доверили тебе их жизни в городах. Они надеются, что ты позаботишься о них там. Они считают тебя полезным в перспективе. И вторая, тебе делают поблажки из-за преклонного возраста.

Тут Нейт возмутился.

– Преклонного?.. Мне всего 20!

– А выглядишь старше, – удивился он. – Эти шрамы на твоём теле внушили остальным уважение, к тому же твой болезненный вид и такие сильные головные боли обычно наступают именно в преклонном возрасте. Вот все и решили, что ты старец. А сколько лет остальным?

– Николасу, кажется, 55, Эйсу и Наташе около 34.

От этих чисел Тибон был взбудоражен не на шутку. Мальчик никогда не думал, что люди способны жить так долго. До 55. Он пошёл дальше, а Нейт фыркнул и замедлил ход, чтобы повозка с Николасом доехала до него. Николас, махая саморучным веером, с улыбкой встретил парня. Его беззаботный вид страшно нервировал бедуинов, шедших рядом.

– О, Нейтан, мальчик мой! – произнёс, приподнявшись. – Как там впереди? Неплохие пейзажи, небось, открываются.

– Для Вас это прогулка какая-то? – буркнул Нейт. – Настойчиво советую изобразить более удручающую физиономию, чтобы дожить до утра.

Николас опешил, аж очки слетели с носа.

– Нейтан, не говори таких страшных вещей… я считаю, что нужно поддерживать бодрость духа, иначе никак не выжить. А ты говоришь совсем противоположное, – он достал платочек и вытер им лоб.

– Ваше самочувствие улучшилось, как я вижу. В таком случае дальше идите пешком, – холодно попросил бродяга.

– Я только изображаю бодрость, – начал отнекиваться учёный. – На самом-то деле кости мои так и готовы разорваться. Пожалуй, мне будет лучше остаться в повозке.

– Николас! – взъелся Нейт. – Вы хоть представляете, в каком положении находитесь?! Вы же ученый и должны знать культуру этого племени, – антрополог явно не понимал, о чём идёт речь. – Больше всего здесь не любят иждивенцев, им очень сильно не по нраву, что у них на кормлении бесполезный рот, которого приходится перевозить на повозке.

Николас сглотнул комок в горле.

– Но я учёный и не подготовлен для такого серьезного путешествия. У меня слабое тело, я не выдержу и километра по этому песку. Они гуманны, Нейт, и не причинят вреда человеку, не беспокойся об этом. Их культура считает человека величайшей ценностью. Всё будет в порядке.

– Мне кажется, Вы путаете их мораль с моралью пророка. Человек не просто ценность, человек ценный ресурс. Чувствуете разницу? Они миролюбивы, пока признают Вашу полезность. Будучи в лагере, мы были для них интересны, но сейчас всё иначе, стоит вопрос их выживания. И я уверен, Ваша жизнь у них не в приоритете. Если хотите дойти до Нового Кома в целости и сохранности, придумайте как быть полезным.

– Эм-м… я могу дать им знания, – придумал он. – Просвещение – это невероятно полезная штука!

– Не сомневаюсь, только не в Пустоши. Что Вы ещё умеете? Ну же, думайте, профессор! На кону Ваша жизнь. Тибон не в состоянии больше сдерживать гнев некоторых членов племени.

– Я-я не знаю, Нейт. Я придумаю что-нибудь, я читал множество книг по искусству охоты. Может быть, знания в этой области могут им пригодиться?

– Может быть, если Вы примените их на практике.

Тут внезапно люди начали замедляться, и те, кто шли впереди передали задним рядам, что Тибон приказал остановиться. Племя было недовольно, их последняя остановка была прошлым вечером. И из-за холмистой местности они прошли очень мало. Нейт направился к Тибону узнать причину остановки, так поступил и Эйс. Парень стоял на верхушке песчаного холма и пристально рассматривал пустующую даль, лицо его было напряженно, а взгляд обеспокоенным.

– Тибон, что случилось? – спросил Нейт, взобравшись к нему. – Почему мы снова остановились?

– Дурное предчувствие, – ответил, не отводя глаз от горизонта.

– Дурное предчувствие?! – выпалил Эйс. – Из-за того, что у тебя нутро шалит каждый час, мы ни на йоту не продвинулись вперёд. Уже давно были бы у Нового Кома, если бы не петляли и не отдыхали, не успев устать.

– Эйс, хватит, – встал на защиту Нейт. – Тибону лучше знать. Если он сказал, что нужно стоять, значит, нужно стоять. В конце концов благодаря его бдительности, мы ещё живы. Заметь, мы ни разу ещё не напоролись ни на одну пустынную тварь.

Солдат умолк, но по его гримасе было видно, что он ещё не до конца высказался.

– Слишком тихо, – произнёс Тибон. – Ни одно животное даже не пискнет, это меня беспокоит. Птицы не летают, и ящерки не смеют показаться из песка. Это значит, тут есть то, что пугает их настолько сильно. Боюсь, нам придётся снова делать крюк.

– Да ты издеваешься! – не выдержал Эйс. – Тут тихо, потому что НИ ХРЕНА НЕТ! Это гребанная пустыня! У тебя явно паранойя, братец.

Взбешенный обстоятельствами Эйс ушёл к остальным.

– Раэв, а что значит паранойя? – по-детски спросил он.

– Думаю, в твоём случае излишняя подозрительность.

– Вот оно как… тогда у меня, действительно, паранойя. Не думал, что от Эйса можно услышать такие приятные слова.

Не успел их покинуть Эйс, как с просьбой к ним подошёл один из охотников:

– Тибон, я хочу пойти на охоту.

– Нет. Тут опасно, – на корню отрезал он.

– Но мы не смогли поохотиться при прошлой стоянке, и наши запасы оскудели. Не важно, насколько это опасно, выбора у нас нет. Либо мы умрем на охоте, либо от скорой голодной смерти.

Тибон задумался, эта идея была ему не по душе, но при этом он понимал всю необходимость охоты.

– Может, мы сможем питаться лепешками несколько дней? – предложил альтернативу он.

– Боюсь, это невозможно. Люди и так слишком устали, без нормальной пищи они загнутся.

Мальчик тяжело вздохнул.

– Я даю Вам разрешение, но пойдут самые опытные. Никаких детей и тех, кто не способен с тридцати метров стрелой поразить хвост ящерицы под камнем.

Охотник согласился на условия. Тем временем парня одолевали сомнения, нечто внутри предвещало неладное. Пустошь – дикое место, она живёт по своим законам, которые подчас постоянно меняются. Любое её состояние, будь то абсолютное спокойствие или буря, не предвещают ничего хорошего. И Тибон это понимал. Чтобы жить в пустыни нужно уметь чувствовать тонкие изменения в ней, просчитывать, к чему они могут привести и знать, что предпринять. А если не можешь, то довериться тому, кто на это способен. Иначе смерть. Тибон был вовсе не подозрительным или осторожным, он просто ясно осознавал суть трех этапов выживания: заметить, предсказать и принять меры. Даже за легким дуновением ветра с непривычной стороны могло стоять нечто страшное, но отнюдь не каждый вовремя поймёт это.

Племя расставило юрты на время охоты, зачастую полноценная охота занимала от одного до трёх дней. Эйс, будучи умелым воякой, тоже отправился в поход. День прошёл спокойно, и солнце уже клонилось к земле. Нейт, Наташа и Николас развели огонь на закате, так поступили и другие бедуины. Они разделились на маленькие группы, согласно своего статусу в общине. Старейшины остались в юртах с ещё несколькими взрослыми, обсуждая что-то. А мальчик Тибон сидел один. Он хоть и был важной частью местной экосистемы, но так или иначе считался отщепенцем. Завидные способности выделяли его среди остальных, заставляли бояться. Он был «особенным», не вписывающимся в привычные рамки жизни, поэтому его сторонилось. В морали племени было нормальной практикой использовать полезного человека как инструмент, проявляя к нему должное уважение, но при этом не поддерживать с ним социальных контактов. Его связь с Пустошью в какой-то степени делала его одним из её проявлений. Волхвы прозвали его живым духом, к которому стоит относиться почтительно, но не приближаться, ибо, как и Пустошь, он поглотит всякого. Он стал воплощением сакрального понимания сущности природы, осо́бой за пределами человеческого.

Ученые-антропологи не знали этого, они спокойно общались с парнем, даже пригласили его к себе на огонёк. На что он с удовольствием согласился. Тибону была приятна их компания, в особенности Нейта. Неложным будет сказать, что он воспринимал его первым другом. Нейтан и Тибон были двумя сторонами одной медали. Оба изгои внутри отрицающей их системы. Но было у них одно разительное отличие. Тибон понимал себя другим, осознавал свою инаковость, пока Нейтан считал себя частью устоявшего порядка, который почему-то не признаёт его. Всю свою жизнь Нейтан был другим, с самого своего рождения, так думали все, все кроме него самого.

«Я негениален в сравнении с остальными, рядом со мной всегда был Гриша, опережающий меня на сто шагов вперед. Я не настолько полезен, как Лотти, что готова помочь каждому. Единственное, чем я отличался, это отсутствие рода. Я из Норта, и этим вся моя особенность, которая страшит других. Но даже это уже потеряло весомость. Я обрёл имя и фамилию. Теперь я такой же, как и все. И нет во мне ничего такого, что могло бы сильно отличать. Другое дело Тибон. Он, и правда, уникален. Несмотря на свой возраст он столь рассудителен. Более того, его навыки вызывают у меня лишь восхищение. В Пустоши он поистине поразителен. Я же на его фоне вовсе блекну. Все из племени буквально в рот ему заглядывают. Здесь стандарты инаковости совсем другие, и тут я совершенно обычный, заурядный даже. Мне это нравится», – думал о себе Нейтан.

– Знаете, я тут подумал, – заговорил Нейт. – Возможно, я использовал неверные документы, когда вступал в экспедицию, – антропологи выказали своё непонимание, отразив его на лицах. – Не формально неверные, а логически. В паспорте я указан как Нейтан из Норта, но если посудить… моё полное имя Нейтан Флок Гильмеш.

– Ф-флок Гильмеш! – завопил Николас. – Как это возможно?! Со смертью достопочтенного Николая род Гильмешей иссяк. Но ты заявляешь, что носишь эту фамилию. Как это понимать?

– Юридически Гильмеш является моим отцом. Он усыновил меня, когда мне было тринадцать, – ответил бродяга.

– Но в таком случае, почему совет объявил о гибели династии? – спросила Наташа. – Я точно знаю, что специальная служба искала родственников.

– Я был тайно усыновлен. Гильмеш не хотел огласки. К тому же мой друг – Гриша – сделал так, чтобы меня не доставали. Я и сам не хотел впутываться во все эти политические тряски.

– Спрошу, чисто из любопытства… Фамилия твоего друга не Кол Галланд? – с осторожностью подошла Наташа. – Хотя не нужно отвечать, конечно же нет.

– Вообще то так и есть, – с детским равнодушием произнес. – Григорий Кол Галланд. Всё верно. Мы из одного приюта. Если так задуматься, то многих их верхушки государства я знаю. Не считая Гриши, там сейчас Роза и Фарль.

Ученые обомлели, Николас аж поперхнулся.

– То есть достопочтенные Фарль Ной Кэмпл и Розалия Бен Кильмани тоже твои знакомые?

– Роза воспитала меня, а Фарль мне как старший брат.

– Больше меня в этой жизни ничем не удивить, – заявил Николас.

Тибон с интересом наблюдал за их беседой, пусть и вовсе не понимал, о чём идёт речь. Для него все эти имена ничего не значили, и даже казались смешными.

– Раэв, – вступил он. – Я не совсем уловил суть вашего разговора, но понял, что в городах ты человек с большим влиянием, – Нейт посмотрел на него с немым вопросом. – Но как же. Все эти имена – это имена ваших вождей. А если все они твои близкие, не значит ли это, что ты также важен для вашего племени.

– Это вовсе не так, – начал отрицать Нейт. – Да, они мои друзья, но я не занимаю никакого высокого поста.

– Так ли важен пост, – опроверг Тибон. – Волхв не входит в наш совет, но к нему приходят вожди за советом в житейских или иных делах. Они все его знают и уважают. Он также управляет общиной, только не напрямую, а через старейшин. Зачастую его слово бывает куда сильнее.

– Прямо какой-то серый кардинал, – выразилась Наташа. – А вдруг наш Нейт скрывает от нас это, – смеясь, продолжила. – И на самом деле он тайно дергает за все ниточки.

– Очень смешно, – недовольно пробубнил Нейтан.

– Но она права. Ты особенный, Раэв. К чему отрицать это?

– Тибон, всё не так, как ты думаешь. Что здесь, что в Пустоши меня навряд ли можно назвать таким громким словом.

Не успели они закончить, как возле них собрались несколько мужчин. Они окружили их и захватили Николаса. Тибон и Нейт сразу взъерепенились, встали на его защиту. Бедный ученый от страха потерял дар речи, его пухлое тело подняли и потащили от лагеря.

– Что здесь происходит?! – крикнул Тибон. – Отпустите его немедленно!

– Тибон, – обратился один из старейшин, – это мы приказали. Мы в шатком положении и не можем позволить себе содержать бесполезного человека. Я понимаю, как он важен для тебя и Раэва, но это не обсуждается в свете событий. Охотники, что ушли утром, вернулись без добычи. Они не смогли найти тут никакой дичи. Но что хуже того… двое из них так и не пришли, – Тибона эти новости ввели в ступор. – В этих местах бродит демон. Они чудом выжили, повстречавшись с ним. Ты был, как всегда, прав, не желая отпускать их. Теперь, когда нас стало меньше, и мы узнали, что придется голодать, совет принял решение избавиться от Николаса.

– НО ЭТО БЕСЧЕЛОВЕЧНО! – возникал Николас. – ВЫ ЖЕ РАЗУМНЫ, И НЕ МОЖЕТЕ УБИТЬ МЕНЯ!

– Мы и не станем. Ты останешься в Пустоши и если сможешь, то выживешь.

Николас обернулся в сторону пустыни. Там были лишь песок, ему не было ни начала ни конца. Он полностью заполонил собой горизонт. От этого желтого пейзажа у него задрожали поджилки, и что-то ёкнуло в области поджелудочной. Ученый затрясся и схватился за одежду бедуинов.

– Умоляю Вас… не нужно… только не это… я ведь точно умру. Тибон, – посмотрел на него слезливыми глазами, – помоги же.

Но мальчик не мог пойти против старейшин. Он сдавливал кулаки, злился на самого себя, на свою слабость, злился на них, но продолжал стоять на месте. Власти в общине Тибон не имел, пусть и был уважаем. Всё, что мог это подчиняться. Нейтана самого охватил страх за судьбу Николаса.

«Но что я могу сделать? – обдумывал он второпях. – Драться и убежать? Даже если смогу, без племени мы погибнем. Надо уговорить их… придумать, чем Николас может быть им полезен. Но в такой ситуации я даже представить не могу чем. Я должен предпринять хоть что-нибудь… должен».

Он напряженно прокручивал всевозможные варианты решения проблемы, его сознание работало с небывалой скоростью, словно живой компьютер. На его плечи внезапно взвалилась ответственность за жизнь другого человека. Одно дело, когда страдает он, совсем другое, когда страдают другие. Эта мысль кружилась в его голове, как заведенная.

«Тибон ничего не может, значит, это должен сделать я»

Он представил, как Николас бродит по Пустоши, как иссыхает его тело, как животные или сама природа раздирает его на мелкие кусочки. И эта картина причинила ему боль. От таких бурных эмоций на него вновь напала мигрень. Щелчок и его голова сама начала разрываться в агонии. Он закричал, чем испугал бедуинов. Крик его был громким, наполненным отчаянием, скребущимся о стенки их черепов. Тибон подбежал к нему, в руках у него была склянка с отваром на травах, и он силком залил лекарство ему в глотку. Этот отвар они пили, когда приступы настигали их. И он помогал. Боль Нейта медленно начала отступать.

– Иди отдохни, Раэв. – заговорил старейшина. – Тебе нельзя перенапрягаться, ты ещё понадобишься нам.

Оправившись, Нейт сверкнул на него голубыми глазами. И снова апатичный взгляд контрастировал с выражением лица. Всё нутро Нейта дрожало, и тут он вступил:

– Если вы изгоните Николаса, я не впущу вас в город, – угрожающе произнёс. – Как я могу допустить, чтобы вы жили среди людей.

– Раэв, ты не в том положении, чтобы требовать. Я забуду это, если немедля же уйдешь в юрту.

Нейт зло улыбнулся. Наверное, впервые за свою жизнь.

– Мне кажется, это Вы что-то не понимаете. Я скажу, и лавочка прикроется. И плевать мне, сдохну я или нет. Смерть меня не страшит, я уже умирал. Без меня, вы все сгниёте в этой Пустоши. Вам не достичь города без моей помощи. А жить в Пустоши, вы уже не сможете, слишком вдохновились мечтой. Вы будете продолжать бродить, пока песок не поглотит вас. И даже если вы будете стоять у стен города, отворить вход смогу только я. Обеспечить спокойную, безбедную жизнь смогу только я, – повторил он жутким голосом. – И пока я это могу, вы не причините вреда моим друзьям. Сейчас я полезнее вас.

Старейшина, зубоскаля, отозвал людей. Слова Нейта разозлили его, но он оказался бессилен. Он понимал всю важность парня для их выживания. Николас радостно бросился обнимать бродягу, бросаясь благодарностями. А Тибон с восхищением и толикой страха смотрел на фигуру друга, которая сейчас стала словно выше. Этим же вечером мальчишку позвали в юрту совета, чтобы поговорить о Нейте.

– Тибон, этот Раэв выказал огромное неуважение совету. Это недопустимо, но мы, и правда, не можем перечить ему. Но мы также не до конца уверены в его словах, мы ничего не знаем о его реальном статусе в городах. Другими словами, у нас нет к нему доверия. Что ты знаешь о Раэве, расскажи нам?

Мальчик задумался.

– Я был свидетелем его беседы с другими чужаками, где Раэв рассказал о себе. И судя по реакции остальных, его слова поразили их. Это не доказывает их правдивость, но доказывает важность для их общины. И судя по ним… Раэв значит для городов то же, что для нас волхв. Он близок с их вождями и обладает властью, которая может позволить нам спокойно жить или наоборот.

Этот день был первым шагом для становления Нейтана как личности. Ведь он впервые почувствовал вес другой человеческой жизни, он познал ответственность. Но более того, он ощутил власть, которая сосредоточилась в его руках. Никогда прежде он не чувствовал силы… силы вершить судьбы. Это заставило его задуматься. Раньше Нейт избегал вмешательства в чужие разборки, занимал позицию нейтралитета, считая, что так будет лучше. Он сам не до конца понимал, какие изменения начали происходить в его психике, однако он точно чувствовал их. Нейт жил надеждой, что общество само себя отрегулирует, что люди способны прийти к компромиссу без внешней силы. Ситуация в племени показала ему обратную картину, показала реальность, от которой его сознание так долго убегало… общество несовершенно.

«Похоже иногда человек не может стоять в стороне… неужели всё это время я поступал неверно? Может быть, я мог им помочь, но ушёл. Я хотел познать себя, а уже потом помочь ребятам. Но сейчас всё иначе, я смог решить проблему, даже не ответив на вопрос: «что я есть» Оказывается, я способен на это. Я способен всё исправить».

IV

Также три года назад в Артеи. 216-ый год со дня открытия пара Земли.

После встречи Розы и архиепископа Феодора город наводнили религиозные конфликты. Однако кто и для чего стремился накалить обстановку было неизвестно. Рестед и теистическая община не имела к этому никакого отношения, наоборот они всеми силами старались предотвратить смуту, распространяя идею мирного сосуществования. Но не только внутри общины возникли неурядицы. Единство тоже раскололось вокруг фигуры архиепископа. Феодор для части клира стал козлом отпущения, открыв путь борьбе за власть. Всего за один месяц было совершенно более пяти нападений на храмы и священнослужителей по всей стране. Общественность и СМИ перекладывали всю вину на теистов, что не могло не сказаться на положении Розалии в совете. На негласных встречах аристократов неоднократно обсуждалась её отставка. В этом вопросе не обошлось без усилий Григория, который в период суматохи прибрал к рукам чуть ли не всю власть. У него появился отличный повод, чтобы очернить демократию на примере Нового Кома, так как тот оказался разрушенным по вине оппозиции, не позволявшей достроить стены. Гриша активно продвигал проект по отмене бесклассового статуса новых поселений, под названием «анти-демократизация»

Пока Фарль и Роза разбирались с беспорядками, Кол Галланд расставлял для них капканы в совете. Их авторитет стремительно падал, пока не коснулся дна. На одном из заседаний епископата Единства, епископ Северной Церкви Лукьян огласил о своём отречении от семьи Ной Кэмпл:

«Во всеуслышание я епископ Северной Церкви Лукьян заявляю, что Церковь не может позволить себе остаться в стороне от конфликтов в обществе. То, что происходит сейчас это немыслимый ужас, возвращающий нас в скверные времена раздора и хаоса. Я говорю от имени Единства, достопочтенные епископы Авреель, Илидор, Эрата и архиепископ Феодор поддерживают меня в мысли, что в свете последних событий Северная Церковь не может благоволить семье Ной Кэмпл. Причина этому расхожесть религиозных воззрений, но никак не личная неприязнь к достопочтенному Фарлю. Церковь всеми силами продолжит поддерживать общественный порядок. Но при этом она не может поступать против устава, утверждённого самим пророком. Мы надеемся, что в ближайшее время волнения утрясутся, и Единство продолжит существовать в содружестве со всеми другими религиозными и не только группами», – вырезка из заявления.

Этот факт сильно пошатнул позиции Фарля в совете. Он потерял часть влиятельных сторонников. Теперь это могло грозить и Бен Кильмани. Ходили слухи, что епископ Илидор планирует в скором времени также объявить об отречении. Столь радикальные решения были нужны, чтобы устранить любую связь Церкви с теистическим ядром. После отказа Феодора в благоволении теистам, община пришла в движение. В своё время Роза сплавила теистов с сектой «А́нима», которая причисляла себя к последователям Единства. Но с вердиктом Феодора, они официально вышли из состава общины, так как считали архиепископа носителем воли пророка на земле. Отличие секты от Церкви было лишь в одушевлении Великой Души, нуждавшейся в поклонении, в остальном же она во всём следовала постулатам Единства.

Главы Рестеда собрались в поместье Бен Кильмани, чтобы обсудить следующие шаги. Пьер опечаленно сидел на кресле, прекрасно понимая, к чему приведёт разговор. Царило молчание. Эдмунд и Лотти готовили чай в соседней комнате. Они ушли, лишь бы убежать от гнетущей атмосферы.

– Ты ведь брат Розы, верно? – заговорила Шарлотта. – Наслышана о тебе. Ты очень хороший человек, помогаешь стольким людям. За это я тебе благодарна.

Эдмунд с легким непониманием посмотрел на девушку, ловко нарезающую ломтики хлеба. Она начала говорить так внезапно, что он не до конца уловил суть фразы. Вместо того, чтобы слушать, его глаза устремились на её оголенные ключицы. На его фоне Лотти выглядела совсем малышкой. Рост аристократа достигал почти шести футов, с виду он казался хиленьким парнишкой, но в близи взгляд сразу бросался на его широкие плечи и мощную шею. Лотти косо поглядывала на жилистые руки, которые неуклюже заваривали кофе. Они показались ей привлекательными.

– Я тоже наслышан о Вас, Шарлотта Аллаги, – боязливо ответил Эдмунд. – Волей не волей, но я в какой-то степени тоже участник событий. И я восхищен тем, как Вы бескомпромиссно действуете. Взять хотя бы случай со стеной. Вы подарила надежду многим.

Лотти с интересом взглянула на него. И уже без зазрения совести разглядывала его глубокие черные глаза. Она подошла ближе, а Эдмунд, смущаясь, отошел на шаг назад.

– А ты красавчик, – выдала она. – Если так посудить, то ты мало похож на Розу, скорее уж на Пьера. Высокий такой, крепенький, да и черненький весь, – сказала и мило улыбнулась.

– Вы также очень привлекательны, – пробубнил он в ответ.

– Какой же ты милашка, когда волнуешься, – рассмеялась рыжая. – Будь проще, а то девушки любить не будут… хотя кто знает, – она взяла поднос и повернулась к нему спиной. – Пойдём уже, а то они там в друге дружке дырки проделают.

Эдмунд смиренно пошёл за ней. Гости, и правда, продолжали угрюмо сидеть, но в один момент Пьер не выдержал и развеял тишину:

– Хватит уже. Все всё осознают, незачем разыгрывать трагедию.

– Мы не рассмотрели другие варианты, господин Пьер, – высказался Фарль. – Пожалуйста, давайте не будем рубить с горяча. И из более сложных передряг вылезали. Не отчаивайтесь.

– Фарль, чем дольше мы попусту тянем время, тем меньше у нас возможности исправить ситуацию. Если вы не можете принять решение, его приму я. Сынок! – встав, обратился к Эдмунду. – С этого момента ты глава семьи Бен Кильмани. Поздравляю! – произнёс он гордо и сел обратно в кресло.

Эдмунд был так ошарашен, что уронил поднос с кофе. Горячий напиток растекся по паркету, и Лотти тут же принялась его вытирать.

– Но, отец! – воскликнул он. – Я ещё не готов, да и почему я?.. есть ведь, сестра. Я гораздо хуже её разбираюсь в политике. Я попросту буду обузой.

– Во-первых, это не так. Я знаю насколько ты смышленый мальчик, и как велико твоё сердце. А, во-вторых, Роза не может унаследовать пост главы, в таком случае мы потеряем ещё больше. И наконец, в-третьих, я не обязываю тебя вступать в совет, ибо это противоречит твоей натуре, – обозначил Пьер.

– Отец, – вступила Роза, возмутившись. – О чём ты? Эдмунду нужно войти в состав совета, иначе…

– Дочка! – с непривычной для себя суровостью обратился он. – Подумай хоть раз не о своей цели, а о жизни брата. Я поддерживал тебя всю свою жизнь, и вот к чему это привело. Артея в хаосе, благородный род Бен Кильмани на грани, а твоя мечта уходит всё дальше. Не думаешь ли ты, что пора остановиться? – Роза задрожала от его слов. – Ты ещё не проиграла, но этот день близок… можешь отрицать это, но это так. Я помню те года, когда ты ещё жила здесь. И тогда я бросил тебя на произвол, ведомый горем. И с тех пор ни разу не извинился. Всё это время я помогал тебе, желая загладить ту вину… ту несправедливость. Может, я сделал недостаточно, но ради общего блага я должен прекратить. Я ухожу не только с поста главы семьи, я ухожу в принципе. Подаю в отставку, если можно так сказать.

– Н-но… отец, – издала Роза, – Ты не можешь! Мы так далеко зашли. Вместе: ты и я. Разве для тебя нормально вот так всё бросить?

– Я уже принял решение, дорогая. Эдмунд, у меня есть небольшое наставление, – парень до сих пор находился в прострации. – Когда станешь главой, веди род по своему пути.

На следующий день Пьер выпустил официальное заявление, где объявил об уходе из совета по причине старости. В нём же он указал, что передаёт свои полномочия главы семьи – сыну. Вся Артея оказалась в возбуждении от новостей. Ведь отныне всеми любимый аристократ правит балом… им правит Эдмунд Бен Кильмани. И пока Артея радовалась, Рестед прибывал в меланхолии. В последний месяц они потеряли очень много. По факту теперь одному Фарлю придется бороться с Григорием на арене совета. Пьера уже нет, а положение Розы немногим лучше. Политический блок Бен Кильмани и Ной Кэмпл, созданный такими усилиями, разрушился. И ныне вся власть принадлежит Григорию, на стороне которого три голоса высшей палаты и десять голосов низшей. Это абсолютное количество, дающее ему безграничные возможности. Как бы не было прискорбно это признавать, но даже Фарль начал задумываться о поражении. Хотя его уже давно не влекла цель отмены классов, он просто хотел создать лучший мир для своей семьи. Одна лишь Лотти была не охвачена этими настроениями, она с самого начала не полагалась на дипломатию.

– Я сделал всё, как ты хотел, – говорил Пьер по телефону-гарнитуре. – Надеюсь, ты выполнишь все условия договора?

– Вы меня обижаете, господин Пьер, – ответил Григорий на другом конце линии. – Я не настолько низок, чтобы поступить с Вами так нечестно. Я приложу все усилия, чтобы в Артеи настал мир, и чтобы вся семья Бен Кильмани жила благополучно. Вы знаете, я не желаю причинять вред Розе, Фарлю и Эдмунду. Вы единственный, кому я рассказал свой план, свою истинную цель. Это знак моего безграничного доверия.

Пьер положил трубку.

«Роза, я и ты… мы пережитки истории. Пора бы нам уступить дорогу молодым и доверить им судьбу страны. Отдаю тебе должное, ты воспитала удивительных ребятишек. Мне было невероятно приятно работать вместе с ними. Все они уникальны и за ними будущее. Но конкретно с одним из них ты перестаралась… и вырастила настоящего монстра. Я даже представить не мог, что такое дитя может родиться на свет. И также я не представляю, кем нужно быть, чтобы одолеть его».

После отставки Пьер уехал из Артеи и переместился в Фетру – культурную столицу государства. Там он остался жить, больше не вмешиваясь в дела политики.

Через какое-то время после этого Григорий добился отмены бесклассового статуса новых поселений, и Фарль ничего не смог ему противопоставить. Каждое решение стало вердиктом, которое было уже невозможно отменить. Весь совет был сосредоточен на борьбе с неутихающими беспорядками. Огонь в Артеи распространялся на другие города, и уже несколько десятков храмов Единства были атакованы. Население городов, естественно, ополчилось на теистов, начав на них гонения. Совет пытался бороться и с этой дискриминацией. Ненависть порождала лишь большую ненависть. В Артеи как в месте начала был объявлен комендантский час и были усилены гарнизоны СОГ. Неоднократно Зайн Такира пыталась привлечь к работе контору. Но по неизвестной причине Числа не выходили на связь, они просто исчезли со всех радаров. Даже Григорий не мог связаться с ними, организация залегла на дно. Апогей трагедии случился спустя два месяца, когда неизвестные взорвали пустующий храм Святого Благодетельного Григория – религиозного центра всех приверженцев Единства. Это случилось ночью. Череда взрывов нагрянула неожиданно, перепугав всех жителей. В небе нависла смольная дымка, и оно окрасилось цветами пламени. Башня собора с грохотом упала наземь, развалившись на тысячу обломков. За взрывом последовал пожар, и все соседние постройки, вроде зоны плача, были сожжены дотла. Не передать словами ужас тех, кто в ту злополучную ночь обратил свой взор на небо. За стеной Рабочего района был виден лишь дым, вздымающийся ввысь, и яркий свет, ползущий туда же. Жители Центра лицезрели, как необузданное пламя пожирало дорогое их сердцу достояние культуры. Пожарные не успели вовремя, и всё здание было бесследно уничтожено.

Эти события и назвали «возмущением теистов».

Уничтожение храма дало правительству полное право объявить о временной приостановки деятельности теистической общины до выяснения обстоятельств. Её лишили юридического статуса, а любые публичные практики оказались вне закона. Однако саму веру они не запретили, и теистам разрешалось проводить обряды в закрытых помещениях, но в количестве не больше десяти человек. Это стало отличным поводом для Григория сместить Розу, выгнать из высшей палаты совета. Так он и поступил. Роза как глава теистической общины, сначала была отстранена от работы, а после официального роспуска общины она не могла находиться в совете на законных основаниях. Но проблемы коснулись не только Розы, после такого происшествия пострадал и статус архиепископа. На внеплановом собрании епископата было принято решение об его отставке, по причине неспособности справиться с ситуацией. Епископы считали, что смена архиепископа умерит пыл бунтующих, ведь фигура Феодора стала объектов ненависти. Его обвиняли в неправильном выборе и в не следовании традиции мирного сосуществования. Следующим архиепископом стал Авреель, бывший епископ Западной Церкви, что покровительствовала Кол Галландам.

Так в совете остался один только Фарль. Не успело пройти и шести месяцев.

В поместье Кол Галланд тем временем всё было как нельзя лучше. Воспользовавшись своим влиянием, Григорий отправил Костю и Марию в новые поселения в качестве губернаторов, приставив к ним доверенное лицо. Симон был не согласен с его решением, но теперь даже он не мог соперничать с его авторитетом. Но не всё было так мрачно. Однажды в их семью пришла благая весть, которая была настолько великолепной, что даже сам Григорий – образец хмурости – радовался, как ребенок. Она пришла им за завтраком.

Семья трапезничала. Симон и Гриша обсуждали насущные дела, Ракшаса читала новости, а Нат с неестественной молчаливостью ела кусочек торта. На это обратила внимание мать, упрекнув:

– Дорогая, ты что совсем не следишь за своей фигурой? Мне кажется, что по утру кушать сладкое не очень полезно для здоровья.

– Прости, матушка. Просто очень сильно захотелось, – ответила Нат, поглядывая на Гришу. – Григорий, у меня есть очень важный вопрос, – сказала, отложив торт.

– Слушаю, – ответил он, отвлекшись.

– Правда ли, что Григория Кол Галланда называют истинным аристократом? – тот кивнул. – И он несомненно обязан поступать согласно добродетели, так ли? – Гриша снова одобрительно покачал головой, улыбаясь. – Следовательно, он примет на себя бремя ответственности, коль на то будет нужда?

– К чему ты ведешь, Нат? Честно признаться, я не понимаю, а, как ты знаешь, для меня это редкость – не понимать.

Натали сделала глубокий вздох, словно готовившись.

– В таком случае как порядочный аристократ ты просто обязан позвать меня замуж! – громогласно утвердила.

Он такой внезапности Гриша поперхнулся кофе, выплюнул его на стол. Симон, насторожившись, расслабил галстук, который начал его душить.

– Натали, не могла бы ты объясниться? – попросил Григорий, откашливаясь. – Боюсь, что я, что дорогие родители в легком недоумении.

– Ты обязан понести бремя ответственности, если аристократ! – повторила она, смущаясь.

– Это я понял, но что это значит?!

– Это… это то и значит!

– Натали! Я никогда не замечал в тебе такую импульсивность, – разозлился Гриша. – Что за балаган ты устроила?

Девушка вся красная зажалась на стуле, не поднимая взгляда. Она перебирала пальцами, пытаясь подобрать слова. Но, видимо, не нужно было. Вдруг из рук Симона выскочил стакан с виски, а глаза его озарились ярким светом.

– Великая Душа, – выразился он. – Натали, не уж то ты беременна?

Девушка лишь тихонько качнула головой. И вслед Григорий потерял дар речи. Ракшаса вскочила с места и бросилась обнимать дочку, не прекращая целовать.

– Это просто невероятно, родная! – воскликнула она. – Сколько уже?

– Пять недель, – скромно ответила.

Симон был вне себя от счастья, мысль, что он наконец станет дедушкой, заметно ободрила его дух. Все ждали реакции Григория, но, обернувшись, увидели, что он пропал. Молодой человек пребывал в шоке, он ринулся на свежий воздух в сад при поместье. Его дыхание сперло, и только кислород улицы давал ему отдышаться. Он уселся на скамейку, и пустым взглядом уставился на желтеющую траву. На улице было прохладно, но оно было и к лучшему. Легкая мерзлота отрезвляла парня.

«Я стану отцом?»

Эта мысль пробежалась по его сознанию, заставив угрюмое лицо преобразиться. Его чистая улыбка показалась на свет. Мысль была такой заедающей, что он не мог поверить в её правдивость. Он неосознанно выхватил телефон-гарнитуру и собирался набрать того, кто первый пришёлся ему на ум.

«Мама, я стану отцом!», – протрубил про себя.

Но сразу после сознание вернулось к нему, и он отложил идею в сторону.

«Вот ведь… даже сейчас первый, кто приходит в голову – это Роза. Что за глупость? Позвонить ей, рассказать о своей небывалой радости, будто бы она сможет её разделить. После всего, что я сделал, разве это возможно?».

– Неужели это правда? Я буду папой, – произнес он вслух, глупо улыбаясь. – У меня будет ребенок, семья. Как-то не верится… ни разу не задумывался об этом. Жена, дети, родной домик. Какие простые слова и желания, но почему-то от них на душе так спокойно. А ведь если подумать, я не представляю, как воспитывать ребенка. Пусть хоть какие-то представления о семье у меня имеются. Сразу после рождения меня отдали в детский дом, и только в приюте Святого Норта я познал любовь и чувство родного. Но так таковую родительскую заботу понять мне не довелось. А что если ребенок будет таким же, как и я… что если он будет враждовать со мной, как я с Розой? Это же очень больно для него. Что если я не смогу его правильно воспитать? Не рано ли мне становиться отцом вообще. Мне всего 20, – его рефлексия породила огромное количество проблем, которые обрушились на него. – Подождите-ка, мне теперь придется жениться на Нат. Не то чтобы я сильно против, но всё же… Она мать моего сына. Сына? С чего я взял, что будет мальчик? Я что хочу мальчика? То есть если будет девочка, я буду меньше любить её? Не значит ли это, что я буду негодным отцом? По идеи я должен любить одинаково обоих, но если я сейчас бессознательно захотел сына, не означает ли это, что я больше склоняюсь к мальчику? Но я не хочу не любить свою дочку, – он начал рьяно ворошить волосы.

Тут неожиданно Симон легонько стукнул его по голове, чтобы тот очнулся.

– Успокойся, Гриш, – сказал он. – Хватит грузить себя пустыми мыслями. Там Нат ревёт в три ручья. Никогда её такой не видел… видимо, гормоны бушуют.

– СИМОН! ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?! Я СОВЕРШЕННО НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ!

Аристократ впервые увидел парня в таком живом смятении. Его лицо не переставало светиться от счастья, но взгляд был бешенным. Зрачки неумолимо бегали по округе, словно ища что-то. Физиономия Гриши невольно вызвала улыбку и у него самого. Он присел рядом и взял того за плечо.

– Знаешь, из-за твоих подвигов в совете и холодной натуре, я напрочь забыл, что ты ещё сопляк малолетний. Такую панику развёл… прямо как я, когда должна была родиться Натали. Это событие всегда вызывает у нас мужчин очень странные ощущения. Я тебе больше скажу, когда у Нат настанет время рожать, ты будешь хотеть оказаться на её месте, видя, как она боится. А уже во время родов благодарить судьбу, что родился парнем и что тебе никогда не придется испытывать этот кошмар. Ракшаса рожала целых двенадцать часов… Ох, если бы не помощь Розы, я бы со страху копыта отбросил, не то что Ракшаса.

Он вспоминал это с ужасом на глазах. За этим выражением лица сразу последовал смех Григория. А следом и на самого Симона напал приступ радости.

– Кому как ни тебя знать, Гриша, что я паршивый отец. Меня с детства вёл лишь статус рода, поэтому я мало был озабочен собственной семьей. Так продолжалось долгие годы. Моя гордыня превратила именитых Галландов в кучку высокомерных подлецов, готовых идти на всё, лишь бы перчатки оставались чистыми. Мой покойный отец, да упокоит его Душа, был великим человеком. Не чета мне. Он возложил на меня священную обязанность, а я всё пустил под откос… Начиная с семьи. И единственное верное решение, что я принял, было усыновлением тебя. Ты изменил эту семью, сделал немного чище. В первую очередь, это касается меня. С тобой мы общаемся, честно высказываем свои желания, даже самые коварные и гнусные. Сначала ради тебя мы играли роль дружных родителей и детей, но со временем игра переросла в реальность. Нат сблизилась со мной через тебя, ты был темой наших бесед годами. Какой бы гадиной не казалась Ракшаса, но даже она по-своему полюбила тебя… стоило ей узнать, кто тебя вырастил. По нашей вине ты испытал столько боли от Марии и Кости. Они результат нашего халатного воспитания. Я знаю, что даже сейчас поступаю с ними несправедливо, позволив отправить их в «ссылку». Но в конце концов не даром же в начале монолога я назвал себя паршивым, так? – с улыбкой добавил. – Ты имеешь право переживать, считать себя недостойным. И это верные мысли. Если ты так думаешь, значит, сделаешь всё, чтобы стать достойным отцом. Я вот в своё время об этом и не думал. И вот к чему меня это привело.

Его взгляд внезапно погрустнел.

– Симон, ты радовался рождению Натали?

– Очень, – кротко ответил. – Был так счастлив, что ночами спать не мог. Но потом, – ему вспомнилась смерть отца. – потом, это счастья просто перестало иметь для меня всякую ценность.

– А что если со мной будет также? – опасаясь, спросил Гриша.

– Не будет. Тот, кто сомневается не совершит ошибки того, кто был ослеплен гордыней. Я считал себя идеальным во всём. Ты же напротив иногда недооцениваешь свои возможности. Ты всё ещё чист сердцем, я это чувствую.

Эти слова вызвали боль в груди Григория.

«Ох, Симон, как же ты ошибаешься… моё сердце такое же гнилое, как и твоё. Ты отвернулся от семьи во имя цели, а разве я поступил не также? Ничем мы не различаемся, если посудить. Однажды я уже пошёл против тех, кто мне дорог. Что помешает мне это сделать вновь? Пока моя цель не будет достигнута, я не буду спокоен. А это может занять множество лет. Мой ребенок вырастет, и будет ненавидеть меня, презирать всем своим существом… Эх, вот бы сейчас позвонить Нейту или Лотти и спросить у них совета. Чтобы они сказали? Лотти, скорее всего, от радости кричала бы в трубку, поздравляла меня и прогоняла все мои дурные мысли. А Нейт… этот обалдуй выдвинул бы длинную философскую речь о необходимости защиты, а после добавил: «Я рад», – эти мысли грели его. – Вот ведь… как же я скучаю по этим двоим. По ним всем. Интересно, что спустя столько споров, я всё равно люблю их. Как бы далеко я не зашёл, какие зверства не сотворил, я считаю их дорогими мне людьми. Жаль, что прошлого не вернуть. Хотя, если задуматься… коль моё сердце ещё способно испытывать такие теплые чувства, может, не всё потеряно? Может, я не потерян?».

Симон хотел добавить ещё несколько слов поддержки, но стоило ему поднять глаза, как Григорий снова пропал. За воротами послышался шум Атмоса, который тут же скрылся за поворотом. Кол Галланд вернулся в дом. В гостиной он застал Ракшасу и Натали. Девушка с надеждой взглянула в дверной проход, но там стоял один только Симон. И сразу же заплакала. Отец положил руку на её голову и с несвойственной для себя нежностью посмотрел на жену. Но та даже не заметила, она целиком была завлечена дочкой.

Гриша вернулся этим же вечером. И первое, что он сделал – преклонил колено перед будущей женой, достав из внутреннего кармана пустую коробочку. В тот вечер Кол Галланды радовались, как настоящая семья.

Не прошло и двух месяцев, как сыгралась свадьба. Женщины отнеслись к этому событию со всей серьезностью, ещё никогда Ракашаса и Натали не общались так близко и душевно. Они даже спорили, подбирая платье. Мужчины же лишь с непониманием наблюдали эту картину, посмеиваясь, всякий раз как смотрели друг на друга. Когда настал день X, к алтарю Нат шла в роскошном золотистом платье, её волосы были украшены венком из драгоценного метала и камнями разных цветов. За руку её вела Ракшаса прямо к Симону. Когда невеста поднялась по ступенькам, в зал вошёл Григорий, одетый в белый с ног до головы костюм.

– Глянь, как нарядился щегол, – произнесла Ракшаса.

– И не говори, а мне травил байки, что на свадьбу готов хоть в халате пойти, – ответил Симон, усмехаясь.

Натали с улыбкой встречала супруга, а он отвечал ей взаимностью. Свет озарил помещение, отчего оно играло красками. Тени ползали по рядам с гостями, сменяясь солнечными пятнами. Играла приятная слуху живая музыка из струнных инструментов. Ноты разлетались по залу и создавали ощутимую праздничную атмосферу, немного грустную, но всё же ласковую. Григорий проходил по ковровой дорожке, озираясь по сторонам в надежде увидеть их: Лотти, Фарля, Эли, Розу и Нейта. Специально он оставил пять мест пустыми, веря, что они придут даже без приглашения. Их силуэты являлись ему перед глазами. В его голове они радовались. Роза тихонько плакала, скрывала слёзы. Бродяга Нейт ехидно посмеивался, указывая на выход мол: «Ещё не рано дать дёру». А Лотти нахально размахивала огромным букетом прямо над почетными гостями, пока её пыталась успокоить грозная Эли.

Свадьбу вёл новый епископ Западной Церкви, под присмотром бывшего, ныне архиепископа Аврееля. Епископ символично связал руки новобрачных красным платком и поставил на него чашу с вином. Супруги по очереди испили из неё, а после передали её родителям. Священник прочитал молитву наставления в брачной жизни и нанёс татуировку на их пальцы. Она читалась как: «Едины здесь и едины в Единстве». Этот жест официально закрепил их узами брака. Вся Аристократия ликовала, погрузившись в празднество, что устроили Кол Галланды в ночь на полнолуние.

Луна серебристым свечением освещала всю Артею, и каждый попадал под её свет. За ней внимательно наблюдала Лотти из окна приюта. Красота неба отвлекла её от чтения. Она села на подоконник и прислонилась к холодному стеклу, размышляя: «Поздравляю, дурачок, сегодня твой день, веселись». Сказала пустоте и вновь села за книгу.

Эту прекрасную луну лицезрел и Нейт, в одиночестве шагая по Пустоши. Он замотал себя куском грубой ткани и спрятал под ней недавно рождённое дитя. Его вид был измотанным, уставшим от бесконечных скитаний. Пятки босы, руки изранены и дрожат, отросшие волосы трепыхаются на ветру. Пусть он еле передвигал ногами, но всё равно продолжал идти, ведомый одной лишь мыслью:

– Совсем скоро, малыш… совсем скоро мы доберемся до дома. Ты только потерпи. Не засыпай.

V

Два с половиной года назад. В Пустоши.

Прошло три месяца с той злополучной стоянки бедуинов. Племени пришлось нелегко, голод настигал их с каждым днём всё сильнее. С охотой им из раза в раз не везло, то дичь убегала, то её вообще не было. Пустошь словно обозлилась на них и посылала своих призраков помешать им. Тибон весь путь ощущал её злобу и дьявольского пса, следующего по их следам. Призрак Пустоши буквально преследовал кочевников, наступал на пяты, отпугивая всякую живность. Они продолжали идти извилистыми путями, но на этот раз Эйс не смел возмущаться. Познав ужас Пустоши в виде её демона, он прочувствовал всю опасность этого места и понял причину бдительности Тибона. Он в целом очень сильно изменился. Стал более молчаливым и сдержанным в отношении Нейта, и мальчика из Пустоши в особенности.

Около десятка человек уже погибли в их пути, кто на охоте, кто от напастей Пустоши. Раздражение внутри племени всё росло. Старейшины с крайним негодованием относились к Нейту после того, как он посмел воспротивиться их решению. С каждым днём люди с ещё большим недовольством воспринимали чужаков, даже размышляли о том, как тайком избавиться от них. Они казались им бесполезными. Чем дальше они шли, тем сильнее забывали о цели их похода: о мечте жить в городах. Всё, что интересовало их – это выживание.

Виды, что окружали их, изо дня в день не менялись. Сплошная песчаная Пустошь. Наконец вдали показался знакомый образ – образ Нового Кома. Всё племя охватила радость, поэтому оно на всех порах поспешило приблизиться к нему. Но, придя, их настигло отчаяние. Поселение было полностью разрушено. Буря четырёх месячной давности сравняло его с землей. Уцелело не так много зданий, привычный ландшафт полностью переменился. Кочевники не на шутку ополчились на Нейта и других антропологов. Они были готовы разорвать тех, кто обещал им блаженную землю, и совершили бы задуманное, коль не защита Тибона.

– Ты солгал нам! – кричал старейшина. – Тут ничего нет, один песок и разруха! Мы шли так долго, чтобы умереть в незнакомых землях?! Так и знал, что нужно было выкинуть всех вас, оставить на съедение демона! Быть может, тогда он смиловался бы над нами.

Ученых окружили, но вновь слово взял Нейт.

– Я не лгал вам. Я обещал, что приведу вас к городу. Это же маленькое поселение, никак не защищенное от Пустоши. Города куда больше. Я говорил, что путь лежит через Новый Ком, где мы и есть. Но я ни разу не упоминал, что он станет местом нашего обитания.

– К тому же не всё так мрачно, – заговорил Эйс. – Тут должны быть склады с припасами. Еда, вода на крайний случай. Если отправить группу, то обязательно найдём.

И это было правдой. В скором времени разведчики нашли сохранившийся склад. Находка заметно приободрила племя. Они решили устроить небольшой пир в честь такой радости. Настроение бедуинов было переменчиво, как и сама Пустошь. Они мыслили, исходя из строгих логических категорий, поэтому, когда что-то шло не по плану, они злились, а если ситуация переменилась к лучшему, то прошлая обида сходила на нет. Их суровая логика и факт жизни в таких условиях практически свели на нет религиозную составляющую общины. Антропологам не удалось наблюдать ни одного ритуала, пока они были в пути. Напротив, их мировоззрение отрицало необходимость в них, по причине бесполезности. Магия, суеверия, попытка договора или усмирение нрава Пустоши никак не работала на практике. В представление племени, Пустошь была неограниченной силой, цель которой поглотит всё живое, сделать своей частью. Ей незнакомо сострадание и сознательность, она забирала любого, и не важно поклонялся он ей или бунтовал. Не было никакой надежды на спасение из иного мира, поэтому человек спасал себя сам. Страдания, которые насылала на них Пустошь, были доказательством того, что нет блага по ту сторону жизни, всё в мире стремится уничтожить их. А значит, в начале мира стоит нечто отрицательное, и если оно хочет разрушить своё творение, то, следовательно, творение не так ужасно, как создатель. Из этого появилась вера в благость мира земного. Их религиозность сводилась лишь к одухотворению живого и неживого. Мир выглядел для них как совокупность душ, которые едины в факте существования в Пустоши. Они считали, что у всего есть цель, в частности у человека. И полезность напрямую связана со следованием высшей цели.

Кочевники расставили юрты, а антропологи разместились в одном из уцелевших зданий. Вместе с ним был и Тибон.

– Послушай, Раэв, – заговорил он обеспокоенно. – Старейшины хотят остаться здесь. Им кажется, что жизнь в этом поселении безопаснее, чем дальнейший путь. Если они и отважатся идти вновь, то только спустя ещё несколько лет.

– Но мы не может так долго ждать, – ответил Нейтан. – Мы прошли так много, неужели всё в пустую?

– Они боятся. Мы никогда не испытывали таких сложностей в путешествии. Однако есть новости хуже. Я боюсь, если племя решит остаться, то первым делом они убьют вас всех. Вы встали комом в горле. А ты, Раэв, сосредоточил в себе весь их гнев. Коль поиск города отложится, ты станешь бесполезным.

– Занятные у вас порядки, ничего не скажешь, – недовольно пробубнил бродяга. – И что предлагаешь?

– Уходить, – резко произнес. – Есть люди, которые желают добраться до города, и они последуют за тобой. Соберем припасы и просто уйдём.

– Последуют за мной?! – удивленно выдал Нейтан. – Почему? Логично предположить, что они пойдут за тобой.

– Нет, Раэв. Я лишь тот, кто указывает дорогу, за мной идут, но к городам ведёшь их ты. Многие поразились тому, как ты заставляешь совет страшиться себя. Они нашли это качество достойным лидера. За это ты стал уважаем. Бросить вызов совету и победить, значит отрицать свою принадлежность к общине. Ты стать новым центром. Ты создал для них возможность выбора, дал некую свободу жить в ином мире с другими правилами. Не удивительно, что они посчитали тебя достойным.

– Но я не лидер, Тибон… Я не могу вести за собой людей, я не рожден для этого.

– Ты не прав. Это ведь ты начал поход к городам. Ты убедил старейшин пойти. И совет пошёл за тобой, он поверил в тебя. Не это ли знак того, что твоя цель быть лидером?

Их разговор прервали. С лагеря кочевников донеслись истошные крики полные страха. Сквозь окно виделись бегающие тени, они носились из стороны в сторону в беспамятстве. Одна толпа ринулась прочь, другая, вооружившись копьями и луками, направилась к эпицентру суматохи. Было видно, как юрту сорвало с кольев, и она отлетела на несколько метров. Послышался дикий рёв, то был крик самой Пустоши. Эти ужасные звуки вгрызались в душу, оставляли в ней щель, в которую просачивался ужас. Огромная тень вздымалась над ними… это был демон Пустоши. Сверх хищник, не знавший себе равных. Высота полутора метра в холке, черная кожа крепкая, как сталь, клыки остры и наполнены ядом, и таких несколько рядов. Массивные лапы, состоящие из голых мускул, и когти, что загнуты крюком. Такие рвали плоть с невероятной болью; жертва, пораженная ими, умирала медленно и мучительно. Алые глаза, налитые кровью, смотрели на своих жертв. Существо разинуло пасть и испускало клубы пара с жуткой вонью. Таково было самое страшное создание Пустоши, с ним и встретился некогда Эйс. Он оцепенел вновь, увидев, этого монстра. Стоял прямо возле него и не мог пошевелиться. Страх заковал его тело.

«Это конец? – промелькнуло в его уме. – Так просто? И вот куда привела меня жадность… к смерти»

Зверь тихо поднял лапу и будто играючи замахнулся.

«Как наши предки выжили здесь? Это просто невозможно… Всякого входящего в Пустошь ждёт погибель, ведь нет спасения от её демонов. И все они живут в ней, жил и он. Какой смысл в статусе, который я искал… он ни за что не спасет меня перед ним. Как глупо… как глупа моя жизнь… бесполезна».

Один удар и голова Эйса слетела с плеч. Это животное убивало не ради еды, не ради спортивного интереса, а ради забавы. Сама смерть была его подругой. Убийство было тем, для чего демон существовал. Нейт сам застыл в ужасе. Пустошь впервые обнажила свои клыки так явно, так яростно. До этого парень не до конца осознавал, в каком аду оказался.

Тибон стремительно покинул их. Не успели они опомниться, как мальчик уже был снаружи. Он подобрал копье с мертвого тела и твердо встал супротив демона. В его душе не было место для страха. Всё, что им двигало, было желание защитить, но не людей, а их будущее. Существо обратило на него свой кровавый взор. Оно с любопытством разглядывало парня, словно ощущая в нём нечто родное себе. Стоило ему сделать шаг к Тибону, как тот направил копьё в его сторону. Животное гордо задрало голову, желая показать своё величие. А после оно точно так же, играясь, нанесло удар, от которого Тибон ловко уклонился и нанёс контратаку. Каменный наконечник копья молниеносно летел к брюху демона, но только достиг, как тут же сломался, встретившись с бронёй. Зверь вновь замахнулся, и вновь Тибон избежал смерти. Нейтан наблюдал за этим танцев с восхищением, в какой-то момент он смог пересилить инстинкт самосохранения и ринулся в бой.

– Раэв! – вскрикнул Тибон. – Что ты делаешь?! Убирайся отсюда!

– Размечтался! Так я и оставил малолетку одного против такой страхолюдины, – ответил Нейт, улыбаясь.

Его улыбка была странна, страх полностью пропал, а вместо него пришел некий азарт. Казалось, эта ситуация начала наполнять его тело живительным напряжением. Он также подобрал копьё и кинул его Тибону. Демон зарычал. Появление на арене Нейта его явно не обрадовало, однако он также заинтересовался им. Он заворожился его яркими голубыми глазами, которые были прямо противоположны его собственным. Зверь сделал резкий рывок в сторону Нейта, но тот смог уклониться, перекатившись. Его рефлексы и инстинкты с самого детства были на высшем уровне, что позволяло из раза в раз выходить сухим из драк. И только демон остановился, чтобы развернуться мордой к жертвам, как Нейт собрал в ладонь охапку песка и бросил ему в глаза. Последовал визг. Воспользовавшись секундной слабостью, Тибон ринулся на него. Он всадил копьё прямо в замыленные глазницы зверя, отчего тот взревел с ещё большей неистовостью. Животное заметалось в панике, впервые ему нанесли ранение. Кровь струёй потекла из пустой промежности. Сам глаз остался на острие копья. Ведомый внезапно рожденным чувством страха, демон начал отступать. Шаг за шагом назад. Нейт и Тибон с двух сторон взяли его в клещи. И тут демон решился бежать. Одним прыжком он добрался до стены здания позади них, а от него отскочил на пустырь. После скрылся в тени Пустоши.

Парни переглянулись и вздохнули с облегчением. Бедуины повылазили из своих нор и встретили героев.

– Ты прогнал это чудище, Тибон! – восхитился Нейт, подняв парнишку. – Предсказания не лгали, даже демон Пустоши тебе нипочём.

– Если бы не твоя помощь, ничего бы не вышло.

Наташа вскрикнула. Она нависла над безжизненным телом Эйса, голова которого лежала в трёх метрах от него. Его лицо запечатлело гримасу ужаса, и глаза смотрели лишь в пустоту. Девушка прижала ладони ко рту, сдерживая крик и слёзы. Нейт желал утешить её, но не знал как. Ему самому было нелегко воспринять смерть Эйса. Как и всем, смерть ему казалась чем-то далеким, тем что никогда не наступит с ним или его близкими. Но тут он вспомнил Гильмеша и Гамлета; вспомнил, как сам оказался на месте того демона, который убил Эйса из чистого инстинкта, коим и являлся Натан. Нейт вновь почувствовал, что его руки испачканы в крови. Это было ужасное чувство, чувство грязи, которая не отмывается водой.

Пока племя радовалось победе, совет старейшин вместе с волхвом насторожились этому нападению. Раньше демон никогда не подбирался так близко, он атаковал лишь, когда кто-то забредал в его угодья. Но всё изменилось. Сама Пустошь изменилась, как только племя впустило в свои ряды чужаков. Старейшины прошли через толпу прямо к Нейту. Тот напрягся от их серьезных лиц, которые бросили острый взгляд на Тибона, словно приказывая, чтобы тот отошёл. Но мальчик и не думал двинуться с места.

– Вам нужно уйти, – без лишних слов заявил старейшина. – Вы угроза для общины.

– О чём это Вы? – спросил Тибон. – Если бы не помощь Раэва, кто знает скольких ещё убил бы демон.

– Совет и волхв решили, что чужеземцы являются причиной всех бед. Как только они пришли, Пустошь опрокинула на нас все эти бедствия. Та буря, неудачи в охоте и вот теперь демон. Всё это не просто совпадения. Жадность Пустоши безгранична, её сущность поглощает всё живое, а мы пошли против её желания. И за это несём наказание, но если мы избавимся от источника бедствий, всё вернётся на круги своя.

– Это всего лишь предрассудки! – выпалил Тибон. – Страх затуманил ваши головы.

– Когда это происходит так долго, то в этом нет никакого суеверия. Совет принял решение остаться здесь для общего благо. А чужаков изгнать. Если они желают добраться до городов, то им предстоит идти одним. Мы позволим им взять часть запасов, но они должны уйти, как только солнце встанет.

На лицах некоторых бедуинов проявилась печаль. Грусть от мысли, что давняя мечта вновь покидает их. Эти эмоции заметил Нейт, вглядываясь в их глаза, опущенные вниз. А после его взор обратился к Тибону, который смотрел на него щенячье, будто умоляя его предпринять хоть что-то. Необходимость в этом ощущал и сам Нейтан. Но он никак не мог решиться. Всю свою жизнь он просто плыл по течению, никогда не вмешивался, считая, что всё разрешится само собой. События недавнего прошлого показали ему, что он способен изменить ситуацию, что у него есть силы на это. Однако парень не мог рассудить, должен ли он действовать.

«Тибон считает, что я могу. Нет, что я и есть лидер. Но, как и мне, понять это? С ранних лет я жил сам по себе, был эгоистом, которому интересны лишь собственные хотелки. Даже спустя пять лет пропасти, где мои друзья выросли, приобрели цели, я остался точно таким же. В свои 20 я являюсь 13-летним мальчиком, который размышляет ни о чём и который не видит ничего, кроме себя. Разве такие эгоисты могут думать о других? Разве они имеют право вставать у руля? Прошло пять лет, и я захотел познать себя и мир, но даже не приблизился к этому. Я много увидел: море, горы, пустыни и саму Пустошь. Встретил огромное количество человек, таких уникальных и неповторимых… особенных. Гриша, Лотти и Тибон они совершенно другого толка, они предводители. Те, кто ведут ведомых. Я же не веду и неведом никем, кроме себя самого. Не человек толпы и не человек в толпе. Я нечто совершенно отличное. Я человек вне толпы. Тот, кто стоит на другом конце дороги и смотрит, не решаясь пойти, – он полностью погрузился в себя, и мир застыл. – Но если вспомнить… когда-то давно я всё же делал кое-что. Это было так много лет назад, что я и забыл… забыл, каково делать что-то для других. При первой встречи с Лотти и Гришей, я нашёл потерянную игрушку. Приложил столько усилий, лишь бы увидеть её улыбку на лице. Обрадовать, показать, что в мире бывают чудеса. Я отвлёк внимание громил, принял удар на себя и спас их, чтобы потом посмотреть в их счастливые глаза вновь. Что случилось бы, если бы я не поступил так… если бы меня не было?»

Его ум нарисовал картину избитого до полусмерти Гриши, он вместо Нейта лежал на холодном бетоне, харкаясь кровью и задыхаясь. А перед глазами разбитого Гриши образ Лотти, над которой надругались трое уродов. Она лежала в полу бреду в разорванном платье, не осознавая ничего. Её прекрасные рыжие волосы потускнели и разбрелись по лицу, скрывая побои. Эти мысли вызывали тошноту, холодный пот проступил на лице, а он сам побелел.

«Я вмешался, чтобы не допустить такого… поэтому это и было единственно верным выбором. Иначе я больше никогда не смог бы взглянуть на их улыбку. Не увидел бы её и у Розы с Эли. Если бы не я, то всё вокруг бы погибло. Почему я забыл это? Почему забыл такое важное желание защитить? Мной двигало именно оно, лишь это стремление заставляло меня вырваться из кокона, чтобы изменить мир. И им же я должен руководствоваться сейчас, взять ответственность. Принять бремя, которое не желаю, но которое должно лечь на мои плечи. Хочу ли я увидеть счастье этих людей? Хочу ли защитить? Я их не знаю, мы чужие, но всё равно. Из всей это безликой толпы, я хочу показать чудесный мир Тибону. Хочу, чтобы мальчик-изгой нашёл себе дом, как и я. Но он никогда не сможет улыбаться, если я оставлю их тут… Всё-таки я неисправимый эгоист, если подумать. Я готов пожертвовать собой, чтобы остальные чувствовали себя в безопасности, только потому что если будет не так, то я сам чувствую себя паршиво… Человек высшего эгоизма прямо-таки».

И тут внутри у него всё переменилось, казалось, что он немного разобрался в себе. Познал крупицу своей необъятной души, и это дало ему уверенности. В тот момент Нейт нашел, ради чего ему стоит действовать.

– Я понимаю вас и ваши страхи, – ответил Нейт. – И я готов уйти. Но прежде я спрошу. Кто хочет идти со мной? Кто хочет увидеть будущее, где нет страха перед Пустошью и её демонами? Если есть такие, то я сделаю всё, чтобы показать вам дивный новый мир, что создало человечество!

Тибон не раздумывал, он сразу вышел вперёд, восхитившись другом. Остальные же окончательно убедились в Нейте, как новом центре, альтернативе их привычной жизни. И, последовав примеру Тибона, ещё человек десять самых молодых сделали шаг в их сторону. Старейшины устрашились фигуре Нейта вновь. Он был для них человеком, который всяким своим действием изменял саму реальность, начинал новую эпоху. И в какой-то степени это было правдой. Как только Нейт решался войти в этот мир, как мир расступался перед ним, сменяя свой прежний маршрут.

Через несколько дней группа во главе с Нейтаном двинулась в путь, на котором их ожидало то, с чем юный предводитель не был готов встретиться. Стоило только Нейтану вступить в Пустошь, как она начала менять его, и этот процесс ещё не закончился.

VI

Наше время. Зима 219-ый года со дня открытия Пара Земли.

– И на основании этих фактов я совместно с Григорием предлагаю распустить аристократическую юстицию и вместо неё организовать новый орган надзора за недобродетельными аристократами, – выступил Фарль.

Сейчас проходило очередное собрание высшей палаты, на котором Фарль и Гриша подняли тему неблагонадежности аристократической юстиции. Они некоторое время обсуждали этот вопрос и пришли к общему мнению. С того момента, как конфликт между ними сошёл на нет, то их отношения заметно улучшились. Теперь они могли сосредоточиться на общем деле – развитию государства. Нынешний состав совета значительно изменился спустя столько времени. Такеда Зайн Такира скончался от болезни в возрасте 73 лет, год тому назад. Примерно тогда же и Натали сложила с себя полномочия. На их места пришли Андрей Ново Думский, ранее находящийся под протекторатом семьи Зайн Такира, и подающая надежды юная аристократка Милена Двар Слуцкая. Она была потомком главы совета – короля Артемия – который занимал эту должность в прошлом веке. С тех пор Слуцкие потеряли своё былое величие и стали одной из «низких» семей. Так было, пока их под своё крыло не взял Фарль. Он и продвинул девушку в высшую палату. Милена была членом Рестеда, и хотя по статусу была выше Шарлотты, но являлась её подчиненной, представляющей в совете интересы партии. Палата спустя более десяти лет шаткости наконец достигла стабильности и паритета. Время беспрецедентного главенства Григория прошло. Каждая из семей не имела существенного преимущества над остальными. Так Зайн Такира, Кол Галланды и Ной Кэмплы имели на своей стороне по два голоса высшей палаты. Бен Кильмани же находились в позиции нейтралитета. Поэтому любое решение принималось коллегиально в действительности.

– Это, конечно, всё замечательно, – заявил Сатори. – Но не считаете ли вы, что это всего лишь смена имён. Распустим одно, создадим точно такое же, только в другой обертке. Можете ли вы предложить существенно отличительные черты новой организации от прежней?

– Я поддерживаю опасения господина Сатори, – сказал Эдмунд. – Не подумайте дурного, я лишь стараюсь избежать ненужных трат на ребрендинг.

– Мы с Фарлем предоставили структуру и цели новой юстиции, названной системой выслеживания и травления аристократов. Сокращенно «Свита», – пояснил Гриша. – Мне кажется, название говорит, какие отличия несёт в себе Свита.

– Травление? – недоверчиво высказалась Милена. – Возможно, я путаю, но это звучит крайне некультурно по отношению к людям. Они же всё-таки не тараканы, – посмеиваясь, добавила.

– Они самый, милочка, – обратился Григорий, кинув презрительный взор. – Недобродетельные аристократы даже хуже тараканов на теле общества. Пусть само название несёт в себе посыл, пусть они понимают, что с ними будет, если они посмеют поступать необдуманно.

– Во-первых, я Вам не милочка. Попрошу больше уважения. Хоть я и не так долго в совете, но наслышана о Ваших «подвигах». Время Вашего единоличного правления давно прошло. Отныне Вы такой же, как и все мы – человек.

На лице Гриши тут же появилась злая ухмылка. А вместе с ней у всех в совете пробежались мурашки. Они прекрасно знали, что даже сейчас его не стоит злить, ведь кто знает, что он может вытворить. Девушке было всего двадцать два, талант и ум завели её очень далеко, но опыта ей определенно не доставало. Кол Галланд облокотился на руку, с интересов приготовившись слушать, что дальше скажет эта юная леди. Ныне совет для него был не более чем игрой, развлечением, который скрашивал унылые будни.

– А во-вторых, я уже ознакомилась с документом и смею заметить, что методы Вашей системы крайне деспотичны. Я бы даже сказала тоталитарны. Чтобы не сотворили аристократы, они остаются людьми со своими правами. А также они имеют право на ошибку и возможность её исправления. Вы же предлагаете полное лишение их конституционных свобод. «Свита» сможет вмешиваться в частную жизнь на совершенно ином уровне. Внеплановые обыски даже чистых перед законом аристократов, допросы, полный доступ «Свиты» ко всей личной информации родственников из побочных ветвей. Вы предлагаете абсолютный контроль. При таких условиях и вздохнуть спокойно будет нельзя, – недовольным тоном высказалась.

– А Вам есть что скрывать? – парировал Гриша. – Добросовестного аристократа не смутят подобные требования, тем более факт утечки данных полностью исключается вмешательством стим-тека. Чего же бояться? – улыбаясь, спросил.

– Я боюсь лишь отсутствия гуманизма. Не связаны ли столь радикальные меры с тем, что Вы по рождению не являетесь аристократом? Может, Вы в тайне ненавидите их?

– Почему же в тайне? – ответ её удивил. – Как и любой добродетельный аристократ, я явно ненавижу нечестивых. И Вы правы. Мой статус при рождении напрямую связан с такими мерами. Я и Фарль в отличии от всех присутствующих можем здраво оценить ситуацию. Мы видим картину целиком, – тут на него внезапно напал легкий приступ смеха. – Я тут подумал, что Ваши претензии очень смешные. Вы член партии Рестеда, который борется за справедливость между классами. Кажется, такой лозунг утвердила Лотти, чтобы обойти нелюбимое политиками слово «равность». Уверен, рыжик не упустила бы возможность насолить аристократам. Вы же видно не совсем понимаете желания своего лидера. Строите из себя классового гуманиста, идеалистку, которая хочет исправить этот мир. Это даже мило… только вот последняя идеалистка в совете вызвала «возмущение теистов». Будьте милостивы, не повторите трагедию.

Слова Гриши были ядом, который медленно просачивался в душу. Никто в совете не понимал те изменения, что претерпело сознание Григория, один только Фарль предполагал. Он знал их причину, знал кто источник.

– Ваши слова – явное оскорбление! – воскликнула Милена.

– Хотя постойте, – перебил её. – Может быть, Вас смущает, что Свита распространяет своё влияние и на новообразовавшиеся партии, вроде Рестеда?

– Да как Вы смеете?!

Эдмунд, что был рядом, остановил её, чтобы она не сказала лишнего. Он посмотрел на уставший вид Григория, на его плавный ход зрачков, отражающих полное безразличие к происходящему.

– Григорий, простите за дерзость, – проговорил он. – Но разрешите задать вопрос? – тот махнул рукой. – Вы пьяны?

– Не пьян, но и не трезв, – без зазрения совести ответил. – Утром промочил горло стаканчиком другим.

– Вы же понимаете, что и сами теперь подпадаете под действие аристократической юстиции, Григорий? – спокойно вступил Андрей. – Явиться в нетрезвом состоянии на заседание совета – неслыханная дерзость и явно не признак добродетели души. Что можете сказать на этот счёт?

– Не припомню, чтобы запрещалось пить аристократам. Также не припомню, чтобы фуршет в гостевом зале не был устелен алкогольными напитками. Недобродетельно было бы прийти, находясь в серьезном состоянии алкогольного опьянения. Я же напротив трезв разумом, и кто смеет заявить, что мои слова являлись ложью.

– Давайте отойдем от темы личных взаимоотношений, – попросил Фарль. – Их можно выяснять за пределами этих стен.

– Это было провокацией! – проигнорировала Милена. – Непозволительное отношение ко мне и лидеру Рестеда – Шарлотте Аллаги. Вы назвали её Лотти и рыжик, какое право Вы имели…

– Полное, – отрезал он. – Поверьте мне, я именно тот человек, который смеет называть её так и любым другим словом. Уверяю Вас, я близок с ней куда сильнее, чем Вы, Милена. Если желаете подробностей, можете уточнить у рыжика.

– Думаю, нам стоит отложить решение по поводу юстиции на следующее заседание, – заявил Андрей. – Чтобы искоренить факт неприязни, рожденной сегодняшней стычкой. А также чтобы все члены совета находились полностью в трезвом рассудке и благостном расположении духа.

– Согласен, – наконец заговорил Сатори. – К тому же предлагаю достопочтенным Фарлю и Григорию слегка пересмотреть взгляды на юстицию, чтобы удовлетворить всех недовольных.

Эдмунд, Милена и Симон поддержали их. На этом собрание закончилось. Фарль остановил Григория, когда тот проходил по коридору на пути к выходу. Он был сильно раздосадован обстоятельствами, даже разгневан.

– Что ты творишь, Гриша?! Не мог поубавить напора? Теперь будет гораздо сложнее убедить совет в необходимости Свиты.

– Брось, Фарль, – апатично произнёс аристократ. – Они примут нашу волю, как принимали всегда. Даже если дело дойдет до разногласий, то по количеству голосов проект пройдет. Уверен, Эдмунд поддержит нас, а если и нет, то не выступит против. Вопрос юстиции вне его интересов.

– Григорий, нам нельзя возвращаться ко временам, когда количество голосов было превыше общего решения. Такой подход неверен, – он остановился и помассировал переносицу. – Я понимаю, Гриш… тебе тяжело после всего и всё-таки…

– НИХРЕНА ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ!! – крикнул он и тут же опомнился. – Прости… само вырвалось. В общем, не переживай по пустякам, я всё улажу.

Он пошёл вперёд, пока Фарль решил уладить разногласия с Миленой. Григорий ступал дальше, углубившись в себя, но он внезапно затормозил, когда увидел знакомое лицо. Лицо, которое вызвало у него острую боль. Молодой человек в черном фраке и синем галстуке стоял напротив него, держа в руках букет белых златоцветников. Второй рукой он опирался на трость. От него последовала легкая невзаимная улыбка.

– Что ты здесь забыл? – выпалил Гриша.

– Пришёл навестить старого друга, зачем же ещё? Я был у тебя дома, но, как видишь, тебя не застал. Лишь после вспомнил о том, что сегодня собрание.

– Навестил? – саркастично выдавил он. – А на этом позвольте откланяться.

– Дела… понимаю, – с грустью произнёс. – Вот прими это, – он протянул букет. – Я не смог прийти на годовщина, извини. Тебе приходится нелегко, должно быть. Надеюсь, этот скромный подарок приподнимет тебе настроение. Это златоцветник. На языке цветов он означает…

Григорий агрессивно выбил цветы из его рук, и лепестки разлетелись по полу. Словно первый снег они окропили собой паркет.

– Я ЗНАЮ ИХ ЗНАЧЕНИЕ! – оборвал Гриша. – Поверь, мне ни капли не легче от твоего сочувствия. Поэтому катись в ад, – сказал и обошёл его.

– Уже был. Не понравилось, – его голос отозвался печалью, сродни той, что таится в душе Григория.

Кол Галланд стиснул зубы и молча ушёл. Молодой человек кое как присел на корточки, чтобы прибрать беспорядок. Ему в этом помог подошедший Фарль. Милена стояла позади и лишь смотрела на это. Мужчина был ей незнаком.

– Здравствуй, Фарль, – поприветствовал он. – Рад видеть тебя.

– Взаимно, – Ной Кэммпл собрал букет. – Прости, но нам нужно идти, – тот одобрительно кивнул.

Фарль проводил друга поклоном. После уже на подходе к Атмосу раздался звонок с телефона-гарнитуры.

– Слушаю, – ответил мужчина, ослабив галстук.

– Первый, я собрал Чисел, как ты и хотел, – заговорил Павел. – К полуночи они прибудут в намеченное место. Тебя ожидать?

– Само собой, у нас много тем для обсуждения, – холодно произнёс Первый. – Всё идет по плану?

– Наши люди повсюду. Они контролируют каждую структуру, нет повода для волнений. Нам стоит пригласить крота из совета? Полагаю, он также захочет послушать, что ты скажешь.

– Нет, сегодня обойдемся без него, ему и так есть чем заняться. Я побывал в совете, и мне уже передали всю нужную информацию. Тут всё спокойно, его присутствие излишне. К полуночи я прибуду, а к этому моменту ты закончи дела в Рестеде.

– Понял тебя.

Первый сел в Атмос и приказал шофёру направляться в особняк.

Тем временем Милена закончила разговор с Фарлем, но на этом её работа не закончилась. Следующим пунктом в расписании было посещение центра Рестеда, который обосновался в Рабочем районе. Добравшись до него, она вошла в большое белое здание со стеклянными панелями. Количество членов партии в одной только Артеи достигало почти 20% от населения. Они, как муравьи, ползали по большим залам, похожим на маленькие ячейки с сотрудниками. Пятнадцати этажный офис целиком и полностью заполнился рабочими. Они занимались разносторонней деятельностью: благотворительность, решение социальных проблем, помощь в судебных разбирательствах по делам аристократов, защита прав пролетариата и меньшинств, и, конечно же, участием в политике. И всей этой огромной системой заправляла Лотти. Организовать рабочий процесс ей помогали Фарль и Эдмунд, по первой они были активными участниками строительства нового Рестеда. Однако финансовое благополучие во многом было заслугой самой Шарлотты. Она в своё время занялась скупкой земли и собственности, упавшей в цене в пору «возмущения». В тот период многие уехали из Артеи, Фетры и Кома – центров восстания – в более безопасные города. Этим и воспользовалась Лотти.

Милена поднялась на девятый этаж, там был кабинет Павла. Он сидел, зарывшись в документах. Его стол был завален макулатурой, с которой он мог достаточно быстро разобраться, если на то была бы веская причина. Если таковой не было, то его прокрастинация оставляла стопку бумаг на потом. Вместо работы он любил сидеть в своём кожаном кресле, попивать чашку кофе и смотреть на виды района, которые за эти годы заметно преобразились. Казалось, Рабочий район посветлел, стал свободнее и свежее. Чаще по дорогам стали рассекать Атмосы, да и количество высоток за последний год увеличилось.

Девушка постучалась к Павлу и вошла.

– Моё почтение, – заговорила она, поправив русые волосы. – Госпожа Шарлотта на месте?

– Рад Вас видеть, Милена. Да, она на месте. Правда, не в духе. Переговоры с архиепископом провалились. Оно и неудивительно. Я не знаю, чего она ожидала, желая купить землю бывшего собора. Пусть она и предлагала помощь в реставрации, – сказал он, откинувшись на спинку.

– Вы сомневаетесь в решениях Шарлотты? – угрюмо спросила аристократка.

– Сомневаться в целом полезная штука, предпочитаю руководствоваться логикой чистого разума. Как дела в совете?

– Превосходно, – отгрызаясь, ответила и вышла из кабинета.

Павел улыбнулся и продолжил работу.

«Как же ты всё-таки юна, Милена, – подумал он. – Считаешь, что совет имеет хоть какую-то власть. Считаешь, что можешь что-то изменить. Рыпаешься, пытаешься выбраться из этой ямы, но всё бесполезно. Эти двое уже смирились и просто лежат на самом дне, прекрасно осознавая, что балом правит он. После своего чудесного воскрешения, он назвал себя величайшим дураком, и эта фраза навсегда застряла в моей голове. В тот момент я понял, что этот парень и есть величайшая загадка, которую я желаю разгадать. Человек, что меняет реальность одним своим словом. Разве есть в этом мире хоть что-то занимательнее? Он, и правда, дурак. Тот, кто видит этот мир без иллюзий в своём первородном виде… это подкупает».

Внезапно раздался звонок. Это была Роза.

– Внимательно слушаю Вас, Розалия. Что-то случилось?

– Нет, всё замечательно. Звоню спросить есть ли у Вас время сегодня вечером? Теисты проводят благотворительную акцию, и я подумала, что Вы могли бы прийти как представитель Рестеда.

– Я польщён Вашим предложением, но, к сожалению, у меня есть неотложные дела. Сами понимаете. Если Вас не затруднит, то мы могли бы встретиться в любое другое время и обсудить дела в более приватной обстановке. К примеру, завтра по обеду?

– Я была бы очень рада.

Милена дошла до другого кабинета на этом же этаже. За стеклянной перегородкой было видно Шарлотту, она нервно перебирала в руках пачку сигарет, сдерживая себя от желания покурить.

– Шарлотта, Вы курите? – обеспокоенно спросила Милена.

– О, здравствуй, дорогая, – произнесла, спрятав пачку. – Нет… точнее, да, но я бросила. Не знаю, зачем храню её. Каждый раз как нервы шалят, рука сама прямо-таки тянется. Наверное, такой борьбой стараюсь держать себя в тонусе.

– Никогда не задумывалась, что в Вас есть такая черта. Почему Вы начали курить? – та лишь отмахнулась. – Слышала, что встреча с архиепископом была неудачной.

– Не напоминай. Меня чуть ли не рыжей ведьмой назвали. Этот Авреель, как заноза в мягком месте. Говорил мне Фарль, что ничего не выйдет, а я понадеялась на своё обаяние. Шовинист чёртов. В такие моменты понимаю, что с Феодором было бы проще. С его уходом Церковь ушла от здравого смысла в метафизику, творится полная околесица… Ай, не могу! – она вынула сигарету и запыхтела, как паровоз. – Прости, что тебе приходиться это видеть, но правда нет сил уже. А как у тебя в совете?

– Примерно также… Этот Григорий Кол Галланд точно такой же шовинист. Никакой профессиональной этики! Просто вывел меня из себя! Предложил такую ужасную систему контроля за аристократами.

– Ты про Свиту? – спросила, отряхнув пепел.

– Вы знаете?

– Конечно же. Фарль советовался со мной. Ты права, она слегка деспотична, но справедлива. Пусть меня и не радует факт того, что и Рестед попадает под юрисдикцию Свиты, но это потери, которые мы можем понести. Ты выступила против, как понимаю?

– Я подумала, что это негуманно. Старалась поступать, как Вы. И представить не могла, что Вы будете за… Так мне проголосовать в поддержку?

– Само собой, но если сможешь выбить послабления для партий, то лишним не будет, – тут у неё выскочила улыбка. – А что Гриша таково сказала, что ты его шовинистом обозвала?

– Он назвал меня милочкой, а Вас посмел назвать Лотти и рыжиком. Ещё и тираду устроил, что он имеет право так обращаться. Ну что за нахал?!

Лотти во весь голос рассмеялась.

– Ай да Гриша, ай да мелкий засранец, – Милена поразилась. – Во многом он прав. Григорий, действительно, один из немногих людей, который может меня так называть без санкций. Ты, должно быть, не знаешь, но мы с ним друзья детства. Хотя сейчас наши отношения слегка натянуты. Я дружна с его женой, пусть она, конечно, и редкостная стерва, но благодаря ей я познала прекрасный мир магазинов одежды. Мы все находимся в тесной спайке, Милена.

– Я не знала об этом. Впредь я буду более уважительна к нему относиться.

– Не стоит, милая, – произнесла, потушив сигарету. – Поверь мне, бесить этого человека – одна из радостей моей жизни. Не стоит поступаться с личными чувствами в угоду того, что тебя даже не касается. Мои отношения с Григорием только мои.

– Вы знаете стольких людей в совете, – задумавшись, проговорила Милена. – Может, Вам знаком и этот человек? Я не припомню его имени, но его явно знает достопочтенный Фарль. Он высокий такой, чернявый, – пыталась описать.

– С голубыми глазами? – уточнила Лотти, опустив взгляд.

– Точно. Они были столь тусклыми и безжизненными.

– Я понимаю, о ком ты, – тут она вновь достала сигарету и закурила уже вторую. – Я знаю, кто он.

– Видимо, этот человек не так значим, если я про него ничего не слышала. Так или иначе все Ваши близкие добились успехов в этой жизни. Аж от сердца отлегло. Я уже подумала, что Ваше окружение целиком и полностью состоит из удивительных личностей.

– Уверяю тебя, – она посмотрела на небо. – То, что мы не знаем, зачастую является самой значимой деталью всего механизма. Могу сказать, что человека удивительнее его я не встречала и не встречу. И мой совет… держись от него подальше. Он из тех, кто несёт в себя силу, способную упорядочивать хаос, – сказала и выдохнула серую табачную пелену.

***

Ровно в полночь в баре Аркобалено собрались все Числа, чтобы отчитаться перед тем, кто по праву управляет Артеей. Это был самый настоящий тайный совет, совет детей Пустоши.

VII

Чуть меньше двух лет назад в Пустоши.

Расколотое племя во главе с Нейтаном шло вперёд по бескрайним просторам. Тибон вёл их по наиболее безопасным тропам, но его вечные стоянки с каждым разом всё хуже сказывались на кочевниках. Припасов катастрофически не хватало, а с охотой им по-прежнему не везло. Демон Пустоши неустанно преследовал их, движимый жаждой мести. Прошло чуть больше месяца с начала их пути от Нового Кома, но они даже не приблизились к Хелмфорту. Буря напрочь изменила рельеф местности, да так сильно, что даже освоенная часть Пустоши, где они сейчас и были, стала такой же опасной. Жара стояла лютая, солнце беспощадно посылало свои лучи на головы путников. Бедолага Николас кое-как ковылял, благородно предоставив повозку беременной девушке. Эта была старшая сестра Тибона.

– Как думаете назвать ребенка? – поинтересовался Нейт.

– У нас всё иначе, Раэв. Мы не даём имён при рождении, имена для нас – отражение сущности. Каким он будет, так и наречём. Но это трудно назвать именем, это, скорее, «особенность» человека, заключенная в одном слове. Имя Тибон мне дали за близость с Пустошью. Тибон – это одно из названий явлений Пустоши, что означает «одомашненный» на языке волхвов.

– Одомашненная Пустошь? – озадаченно переспросил он. – Это как?

– Так прозвали место, где мы селимся. Это своего рода обуздание малой части Пустоши, которую и называют Тибоном. В племени меня сочли за одного из порождений Пустоши, которое приучено к общине.

– Звучит как-то жестоко… Словно ты какое-то животное.

– А что значит твоё имя? – спросил мальчик.

– Если бы я знал. Как мне рассказали, мой отец – Йеда – был вождём племени, приказавшим давать имена детям. Не думаю, что оно несёт в себе какой-то глубокий смысл, – он задумался. – Как думаешь, демон следит за нами сейчас?

– Скорее всего, да, пусть на равнине ему спрятаться и сложно, но он определенно неподалёку.

– Тогда почему не нападает?

– Боится. Боится снова проиграть, его гордость задета, поэтому он не отступит и будет выжидать момента, когда сможет напасть, – ответил Тибон.

– В Пустоши есть возможность пополнить припасы? Где вы берете питьевую воду, к примеру?

– Обычно роем колодец, под слоем песка и земли на самом деле проходит много источников. Где ни капни есть шанс добыть воду. Но на это требуется время. Есть шанс дождаться дождя, но я не знаком с этими местами, поэтому не могу сказать, когда нам ждать погоды. К тому же дождь сопровождается грозой, которую нужно пережать в лагере… юрты просто снесёт. Также маленькая возможность будет, если мы найдем источники на поверхности. Но это совсем редкое явление.

– Источники говоришь, – задумался Нейт. – Подожди-ка. Николас! – крикнул он. – Николас!

Он побежал искать ученого, который плелся где-то позади. Парень добежал до него и взял карту, по которой они всё этого время шли. В своё время Николас позаимствовал её в архиве Нортграда, чтобы нанести туда координаты пустынного племени. Но она оказалось их путеводителем, приведшим прямо к Новому Кому, а теперь и ведущему к Хелмфорту. Нейтан вернулся обратно к Тибону.

– Тибон, гляди, – он раскрыл перед ним карту. – Новый Ком являлся портовым поселением, находящимся возле цепи озер, которые выходили в море. Но помимо этого от озёр протекают несколько рек, они маленькие и негодные для мореплавания и гидроэлектростанций.

На карте были нанесены русла рек.

– Можешь определить, какое из течений к нам ближе всего? – спросил Нейт.

– Дай посмотреть… мы шли только на восток с незначительными отклонениями, с учетом стоянок и скорости нашего передвижения мы должны быть тут, – указал. – Ближайшее русло – вот здесь. При удачном стечении обстоятельств мы можем добраться до него за два дня пути, если свернем на север. Ты молодец, Раэв! Это может нас спасти! Надеюсь, нам повезёт в дороге.

Они наметили новый маршрут и оповестили остальных, чем сильно их замотивировали. Где есть вода, есть и живность. Это могло спасти кочевников. Их дух приободрился, они уже с большим энтузиазмом направлялись к цели. Даже шаг Николаса и Наташи стал более уверенным. Так, они продолжили свой путь по пустынной местности. Горизонт искажался от жара, он словно пульсировал, изгибался. У многих погода начала вызывать головные боли, крепкие тела бедуинов не выдерживали, а тела слабых антропологов так и вовсе. В какой-то момент на Николаса напала горячка, его настиг солнечный удар, уже не первый, но достаточно сильный. Его пришлось положить в тележку вместе с беременной. Нейтан шагал по рыхлому песку, и каждое движение давалось ему с трудом. Он спрятал голову под капюшоном, иногда поглядывая на чистое небо. Над ними простирался голубоватый небосвод, на всех он давил своей массой, той безмятежностью, с которой навис над светло-золотистой землёй. А для Нейта небо было облегчением, его легкость была глотком свежего воздуха. Когда он смотрел на него, то мысли приходили сами собой. Парень отвлекался на них, погружался в размышления, напрочь забывая о тягости тела. Он становился таким же свободным от плоти, как живое небо. Ему самому было неясно о чём конкретно он мыслит, как всегда, витиеватые идеи перекрещивались между собой, создавая мешанину, которую он преобразовывал в стройную логическую цепочку. Пустошь поменяла ход его дум, а возможно, это был и возраст. Если в детстве он размышлял ни о чём, он просто наблюдал за миром и делал выводы, которые никак не применял на практике, то с возрастом все эти знания он старался приложить к себе. Через мир Нейт старался познать себя, согласовать свою сущность с окружением. Людей вокруг он воспринимал как себя самого, и изучая их поведение, быт, привычки, веру, он словно заполнял свою пустоту.

До начала своего пути познания, он знал, что у него есть привычка смотреть на небо. Нейт не знал почему, пока не встретил Тринадцатого и Восьмого. Теперь же он заметил в себе странность смотреть в глаза собеседнику, эту особенность имели все дети Пустоши. «Глаза отражение души», – так высказался Тибон. Интересно было, что цвета радужки он не запоминал, как будто она не имеет значения. Нейтан понял, что ему не безразлична и тональность голоса, голос был очень важной составляющей, по которой бродяга оценивал человека. Эти простые вещи, свойственные всем людям, он подметил совсем недавно. Неосознанные действия, причины которых он не понимал, стали ясным следствием, после того как он примерял людей на себе. Это были маленькие части его, которые всё равно радовали. Большей же радостью стало понимание себя как эгоиста и в какой-то степени инфантила. Через них он складывал свою личность, они стали его ключом, открывающим иные черты. Так Нейт вдруг охарактеризовал себя как «наивный дурачок». Шаг за шагом он складывал пазл себя.

После он задумывался о том, почему он так поздно начал конструировать себя. Он посчитал, что всему виной пять лет заточения, где его круг общения был ограничен им самим. Лотти и Гриша имели возможность общаться со множеством людей и имели образы «наставников», на которые могли опираться или напротив избегать. Для Шарлотты это, несомненно, была Роза, а для Григория – Симон. Они надели на себя их личности, и спустя время отсекли лишние части, не подходящие им. А у Нейта был только Гильмеш.

«А мог ли я перенять у него черты, стать таким же? Может, я просто не замечаю этого? Разве одержим я чем-то так сильно, что готов поступиться с человечностью? Возможно ли, что даже спустя столько времени дух Гильмеша витает надо мной?», – эти мысли пугали его до чертиков.

Он так сильно погрузился в себя, что не заметил, как прошёл день. Тибон остановил племя, буквально почуяв неладное.

– Раэв, ты чувствуешь этот запах? – спросил он.

– Теперь, когда ты сказал… я чувствую резкий кисловатый запах. Но он такой слабый.

– Мы сейчас на подветренной стороне. Запах идёт с той стороны, куда мы идём, – ответил Тибон.

– И что это значит?

– Не знаю, просто раньше я не встречался с таким. К тому же ветер прохладнее обычного.

– Может быть, из-за близкой воды? Я тут подумал, это похоже на запах стоячей воды с примесью. В Пустоши бывает что-то подобное… вроде болот?

– Не видел, но если оно в Пустоши, то опасно. Мы должны изменить маршрут, обойдём, потеряем день, но зато будет в безопасности, – серьёзным голосом обрисовал.

– А у нас есть этот день? – парировал Нейт. – Запасы почти иссякли, и люди не выдержат ещё день пути без передышки. А возможности отдохнуть нет. Я понимаю, что это безрассудно, но сделать крюк не менее опасно. Потеряем много сил. К тому же твоя сестра, она может не выдержать. Я не говорю о Николасе и других. Солнце раздавило их.

Тибон задумался, его лицо изобразило недовольную гримасу, но обдумав, он выдохнул. Доводы Нейта его убедили. Положение сестры сильно волновало его. Она должна была родить в скором времени, и Тибон хотел, чтобы это случилось в более безопасном месте.

Они пошли дальше. Муллы везли телегу уже с тремя людьми, один из подростков тоже слёг. Чем ближе они подходили, тем сильнее чувствовался неприятный запах. Бедуины спустились с песочных равнин на более твердую почву, так дорога стала проще. Воздух там был холоднее, потоки вальсировали внизу, отскакивая от холмов. Однако вместо зноя теперь их мучала вонь. На удивление здесь на земле проступали высохшие растения, корни которых племя использовало для еды. По пути они собирали всё, в особенности насекомых. Их они жарили на глиняной посуде или ели сырыми. В какой-то момент почва под ногами начала хлюпать, она пусть и не сильно, но могла засосать. Дальше им приходилось быть ещё осторожнее и смотреть куда ступать. Некоторые области могли проглотить человека по колено. Медленно пейзаж сменился. И золотой песок превратился в черную, мокрую землю с мутными лужами. Постепенно народ начал кашлять, так как в нос всё сильнее въедался смрадный запах. Казалось, он стоял зеленоватой пеленой по всей округе. Ориентироваться с закатом стало сложнее. Солнце уже принялось скрываться за линию горизонта, и как на зло тучи решились очернить небо. Они постепенно заволокли его полностью.

Настал мрак.

Группа растянулась на несколько десятков метров. Тибон и Нейт подошли к болоту, который и был источником вони. Глубина полупрозрачной воды темно-зеленого цвета на вид не достигла и высоты щиколотки, но некоторые впадины уходили в глубь по торс. Зажав носы, они стояли, ожидая остальных. Нейт принял решение облегчить повозку. Он дал указания помочь перебраться больным, пока они не смогут положить их обратно.

– Мне не нравится эта идея, – заявил Тибон. – Нужно поворачивать.

– Мы зашли так далеко, – ответил он. – Выбора просто нет. Всем держаться вместе! Не упускайте других из виду и ступайте за мной и Тибоном! – приказал.

Они двинулись по топям. Палками проверяя твердость земли, племя продвигалось дальше. Оказалось, что зыбучие болота проходить не менее сложно, чем песок. Земля буквально уходила из-под ног. Одно неверное движение и можно было утопнуть целиком. Поднялся густой туман, отчего видимость упала в разы. Нейт не хотел зажигать факелы, опасаясь возможности скопления горючих газов. Поэтому постоянно подавал голос, чтобы иные могли идти за ним. Тибон шёл первым, а Нейт сразу позади. В один момент Тибон совершил ошибку, и вода захватила его. По колено он увяз в трясине, благо Нейт успел спохватиться и вытащил того за локоть.

– Спасибо… спасибо, – запыхался Тибон. – Где остальные? Ты их видишь?

– Вижу, всё в порядке. Идём дальше. Это ещё что за гадость?! – воскликнул Нейт, увидев, как в воде плавает существо похожее на змею с маленькими лапками. – Надеюсь, оно не так опасно, как мерзко…

Змея ползала поблизости, лаская их ноги. В метре от них, заметили ещё одну, а потом ещё и ещё. В какой-то момент они поняли, что болото кишит мелкими тварями. Они не нападали, но постепенно приближались к людям, будто изучая. Впереди они заметили пласт твердой поверхности, это был небольшой островок. Племя быстро переместилось на него.

– Все целы? – спросил Нейт, подсчитывая людей. – А где Николас? Наташа, он был не с тобой?

– Я думала, он идёт прямо за мной, – ответила, обернувшись.

– Моей сестры тоже нет, – влез Тибон. – Кто шёл вместе с ними? – в ответ молчание. – Вам же сказали следить за ними!

Туман уже сгустился, но Тибон всё равно был готов полезть в болото на их поиски. Его остановил Нейтан:

– Я сам пойду. А ты веди их дальше. От тебя больше толку, я же дорогу помню, мигом обернусь. Обещаю, я верну твою сестру в целости и сохранности.

– Не подведи, Раэв, – обеспокоенно произнёс.

Нейтан сквозь пелену пошёл обратно, пока Тибон продолжил идти вперёд. Мальчик решил оставлять след из воткнутых палок, чтобы отставшие смогли их отыскать. Нейт упорно пробирался, и вдруг он заметил, что змей стало больше. Они начали скапливаться подле него и вести себя более агрессивно. Их движения стали резкими и непредсказуемыми. Одна из них впилась ему в ногу. Укус был небольшим, парень и боли толком не почувствовал. Он вытащил наглую пиявку и выбросил вон, начав мутить воду палкой, чтобы остальные разбежались. Так они и поступили. Спустя время Нейтан начал ощущать легкую сухость в горле, и место укуса зачесалось. Он наклонился почесать, потерял равновесие и плюхнулся в воду. К счастью, тина не потащила его на дно, поэтому он спокойно встал. Но каждый шаг, пройденный метр постепенно становился словно длиннее. Один метр по ощущениям был родни сотни. Он кричал, подзывая сестру Тибона и Николаса. Но ответа не следовало. Его веки потяжелели и как будто покрылись слоем песка, отчего он постоянно их тёр. Слабая головная боль вновь атаковала его.

– Нейтан, мы тут! – внезапно он услышал знакомый человеческий голос.

Обрадовавшись, бродяга собрал все силы и поднажал. Голос всё доносился откуда-то неподалёку, подзывал к себе. Через серый туман, он увидел блики теней, которые носились из стороны в сторону. Этих теней было много, они, как те змея, кружились вокруг него, и вдруг разбежались. осталась одна только маленькая тень, и голос стал девичьим, более звонким. Нейт подошёл вперёд.

– Здравствуй, Нейти, – с улыбкой сказала она. – Ты заблудился, да?

Перед глазами бродяги предстала маленькая Лотти.

– Что?! Лотти… Что ты здесь делаешь?! – в недоумении протараторил он. – И почему ты маленькая?! Стоп… этого не может быть… Это галлюцинации. Должно быть, твари ядовитые.

Он беспорядочно махал головой, ища что-то, хоть сам не понимал, что именно. Снова проведя рукой по глазам, Нейт продолжал видеть маленькую Лотти. Она улыбалась ему, как в детстве.

– Тебе так проще, верно? – продолжила она. – Думать, что меня нет, что я иллюзия. Всё ведь крутиться вокруг тебя, не так ли? Бедный Нейт спрятался в своей скорлупе и думает, что реального мира не существует. А если его нет, то и проблемы тоже выдуманные.

– Это вовсе не так…

– Поэтому ты просто ушёл и оставил меня одну… снова. Эгоист. Я так тебя любила, а ты покинул меня. Ушёл с Гильмешем. И плевать тебя на чувства остальных. Маленький обидевшийся на маму ребенок, что захотел подгадить ей. А то, что мы страдали, плакали и мучились… тебе до этого не было дело. Есть ведь только ты.

– Не говори так. Вы самое дорогое, что у меня есть. Ты же знаешь…

Он с тоской смотрел на детское лицо Шарлотты. Нейт хотел обнять крошечное тело, но оно растворилось. И стоило прекрасному образу исчезнуть, как послышался более взрослый и мрачный голос позади.

– Если ты нас так сильно любил, тогда почему позволил этому случиться? Ответь мне, Нейт?

Он обернулся и увидел уже взрослую версию подруги. Она стояла перед ним, только вот улыбки уже не было. Её лицо окропили капли крови, одежда, шарф – всё было в крови. Даже кончики белоснежных пальцев покрылись тонкой плёнкой красной жидкости.

– Лотти… что с тобой?! – его дыхание участилось. – Ты ранена?!

– Это всё из-за тебя. Ты ушёл, Нейт, – из зелёных глаз потекли слёзы. – Сбежал. Снова оставил меня совершенно одну. Ты должен был помочь мне, спасти, а вместо этого… Эгоист проклятый.

Картина плачущей девушке, залитой кровью, вгоняло бродягу в ужас. Всё его нутро трепетало.

– Кроме тебя больше некому было нас остановить. Мы боролись и боролись, пока война не поглотила нас. А сама себя я уже не смогла остановить. Мне пришлось сделать это… пришлось, понимаешь? – слёзы все сильнее сочились. – Либо я, либо он. Но тебе этого не понять, так?

И только тогда Нейт заметил, что у её ног лежало тело… это был Гриша. Бездыханного его поглощала трясина.

– У тебя нет цели, нет мечты, нет стремлений, – продолжила она. – Ты пустышка, Нейт.

– Что ты натворила, Лотти?..

Галлюцинации усилились, и Нейт уже забыл, что это иллюзия. Он воспринимал это как реальность. Он упал на колени, пытаясь вытащить тело Гриши. На деле же он просто рыл землю.

– Зачем ты это сделала?! – он уже сам начал плакать. – Он же твой друг… как ты могла? Ты любила его скверна тебя дери!

– У меня не было выбора, Нейт. Это всё твоя вина. Если бы только ты не ушёл, если бы только ты указал верный путь… я бы не заплутала. Хотя… может, и ты бы не смог предотвратить это. Твои руки в крови по больше моих будут, так ведь? Взгляни на них, они отвратны, Нейти.

Он поднял руки. По локоть они были вымазаны кровью, и не только они, одежда тоже. Вся вода вокруг него стала алой. Нейтан в панике пытался отмыться, но безуспешно. Всё больше он окрашивался в красный цвет. Лицо, волосы, кожа – всё превратилось в сплошной кровавый рисунок.

– Ты убийца, Нейт. Но самое страшное, что тебе и на это плевать. Аморальный монстр – вот ты кто.

– Так получилось! У меня не было выбора!

– Мальчик мой, – от этого голоса у него пробежались мурашки. – Не лги себя, выбор у тебя был.

Перед ним появились Гильмеш и Гамлет. Бледные, как сама смерть. Глаз у них не было, так как при жизни Нейт вырвал их. Пустые глазницы смотрели прямо на него, и кровь текла из них, словно слёзы.

– Ты мог не убивать нас, – заявил Гамлет. – Но ты хотел это сделать.

– Это был не я! Это Натан… я бы никогда.

– А разве Натан не ты? – спросил Гильмеш. – Нам врать бесполезно, мы всё знаем. Может, хватит лгать себе? Ты просто хотел убить нас, отомстить. Твоё нутро желало нашей крови. Прими это и смирись уже. В конце концов мы это заслужили. Но вместо этого ты просто забыл это, как страшный сон. Запрятал в своей скорлупке, куда прячешь всё за что в ответе. Эта девочка детище твоего эгоизма. И Гриша тоже. Их война результат того, что ты не вмешался, когда следовало. Не в детстве, не в юношестве. Но самая странная ложь в том, что ты отрицаешь меня, Нейт… Отрицаешь, что мы одинаковые.

– Мы совершенно разные! – крикнул он. – Ты больной ублюдок, одержимый своей глупой мечтой!

– А ты не одержим? – влезла Лотти. – Ради своей цели самопознания ты бросил свою семью. Ради своего эгоизма ты сделал это целых два раза. Для меня вы как две капли. Что один готов на всё ради цели, что второй. Ты это Гильмеш, я это Роза, а Гриша – Симон. История повторяет себя, чтобы человек мог исправиться. Но мы доказательство того, что это невозможно. Роза воюет с Симоном, как и я с Гришей. Они не смогли достичь мира, и мы не сможем. А ты, Нейт, ты мог быть нашим спасением. Но ты постоянно врал. Врал, что любишь, что ценишь, что дорожишь. Мы для тебя пустое место, мы не нужны в твоих бесконечных скитаниях.

– И разве самопознание не тоже желание познать истину мира? – сказал Гамлет. – Ты хочешь познать одну истину, а Николай другую. Вы оба пошли на многие жертвы, которых не стесняетесь. Для вас это нормально… в порядке вещей.

– Я не он!! Не он… мы другие. У нас есть шанс вырваться из этой вечной войны.

– Хватит.

Раздался детский голос. Это вступил маленький Гриша, облокотившись об его спину:

– Ты единственный из нас, кто отвергает правду. Каждый из нас имеет цель. Я вижу её четко и ясно, вижу путь к ней. А Лотти же плутает в дебрях, стараясь достичь немыслимого идеала общества. А что ты, Нейт? Ты просто бродишь без цели и пути… и правда, бродяга получается, – с ухмылкой добавил. – Может, хватит уже топтаться на одном месте, а? Нам уже давно не по 13 лет. Пора взрослеть и думать не только о себе. Хоть раз не словом, а не делом спаси нас. Признай, что убил; признай, что такой же, как Гильмеш. Признай, что никогда не думал о своей семье. Признай, что ты другой наконец. Ты не такой, как я и Лотти. Сам ведь чувствуешь это прекрасно. Ты особенный, Нейт. В детстве ты однажды сказал, что всякий главный герой своей собственной жизни. Так вот, друг… ты главный герой.

Он похлопал его по плечу, и все фигуры исчезли. Осталась лишь одна. Она нависла над Нейтам, который склонил свою голову вниз, и поглаживала его.

– Тебе пора избавиться от меня, – ласково проговорила. – Избавиться от этой части и идти вперёд. Они уже давно сделали это. В них не осталось детства.

Нейтан поднял грузную голову и перед его глазами встал он. Образ себя маленького, невинного дитя, которое верит в лучшее.

– Просто признай, что пора принимать взрослые решения. А пока есть я, ты никогда не сможешь. Признай, что больше нельзя держаться за безмятежное прошлое. Оставь прошлое в прошлом. Ты потерял его, возможно потерял настоящее, но у тебя осталось будущее. Пообещай мне, что ты сделаешь так, чтобы они улыбались. Обещаешь? – спросил, плача.

– Обещаю… – глотая слезы, ответил. – Я обещаю тебе. Но я не хочу, чтобы ты исчезал.

– Так нужно, – прошептал он. – Не бойся, мне не будет больно. Тебе нужно просто сделать это. Убей меня, Нейт.

Он приложил свои руки к тонкой шеи. Стоило это сделать, как образ начал рассыпаться. Постепенно от него откалывались кусочки, они падали и их подхватывал ветер. Не прошло и мгновения, как образ малыша Нейта… умер.

Сделав дело, Нейт встал с колен и молча пошёл дальше. Побродив, ещё немного он увидел смуглую девушку. Она лежала на маленьком островке без сознания. Это была сестра Тибона. Нейт потрогал её, чтобы удостовериться в реальности, и взял на руки. Под весом двух человек земля тянула сильнее, и каждый шаг, погружал в землю почти до колена. Он кричал, пытаясь услышать отклик Николаса. Но лишь тишина была ему ответом. Туман чуть ослаб. И в дали Нейт увидел тело, которое наполовину увязла в болоте. Оно не издавало звуков. Его со всех сторон обступили змеи, медленно они откусывали кусочки плоти. Через минуту весь человек был закрыт черными существами с белыми точками. Нейт смотрел на эту картину с холодом в глазах и душе. Ни что внутри даже не ёкнуло.

По меткам, оставленных Тибоном, парень нашёл остальных. Они добрались до безопасного места. Тибон с облегчением выдохнул, завидев их.

– Ты нашёл её, Раэв. Спасибо.

– А Николас? – в надежде спросила Наташа.

Нейт отвёл взгляд, и она заплакала. Племя продолжило свой путь, и на следующее утро добралось до истоков реки.

VIII

«Я чувствую те изменения, что происходят внутри. Пустошь открыла мне глаза на многие вещи, позволила вплотную пообщаться со своим подсознанием. И я многое смог понять, но могу ли признать? Признать те ужасные вещи, которые видения показали мне? Мне кажется, если я поступлю так, то уже не буду самим собой, утрачу самость, став ещё одной личностью, вроде тех двух, что живут во мне. А, может, я уже ей стал? И просто не осознал. Так ведь странно всё это… моё поведение… оно другое», – размышлял Нейт на берегу реки.

Прямо перед ним плескались остальные кочевники, прохладная свежесть вод скрасила их хмурые лица. Они наконец смыли с себя слои тяжелой пустынной пыл и почувствовали, какое же их тело на самом деле легкое. Как-раз с охоты вернулся Тибон, он завидел бродягу, распластавшегося на песку, и невольно улыбнулся. Внезапно детская игривая натура возобладала и ему захотелось пошкодничать, подойти со спины и испугать Нейта. Так, чтобы он кубарем покатился в реку. Вот на цыпочках бравый воин Пустоши подбирается к жертве и слышит:

– Как всё прошло?

Тибон сам перепугался и отпрыгнул, будто котенок перед племенем.

– Тьфу! – раздосадовано издал он. – Испугал, – тут Тибон присел возле бродяги, положил охапку птиц и возмущенным тоном продолжил. – Ты как меня заметил?

– Хихикаешь громко, – с улыбкой ответил Нейт и поворошил мальца по макушке. – Судя по всему, охота удачная?

– Здесь, и правду, достаточно животных. Ещё недели две и мы восполним запасы. Успеем завялить мясо и рыбу, наберем трав, кажется, даже вдоль русла растёт алоэ. Если верить карте, то нам осталось не так далеко, – он разложил бумагу. – Пока будем идти по реке, а дальше, как я понял, начнется каменистая местность. Обойдем хребты и считай на месте.

Нейтан слушал его лишь одним ухом, если можно так сказать. Большая часть его пребывала в мыслях далеких от этой пустыни, и Тибон это приметил, потому спросил:

– Ты в порядке, Раэв?

– Я сильно изменился с нашей первой встречи? – внезапно выдал он.

– Трудный вопрос. Я считаю, что мы меняемся постоянно. Мгновение вперёд, и я уже другой. Но если ты хочешь узнать сменился ли твой характер, то я отвечу, да. Тебя это беспокоит?

– Немного, – прижавшись к коленям, проговорил Нейт. – Я боюсь потерять себя. Стать тем, кем не хочу быть.

– Это очень смелое утверждение, – заявил Тибон. – Если можешь потерять, значит уже нашёл. Однако это не так, разве нет? Ты ведь продолжаешь меняться. Следовательно, бояться нет смысла. Нельзя потерять того, чего у тебя нет.

Нейт усмехнулся.

– Знаешь, смешно звучит как-то. Мы вечно изменяемся, а если меняемся, то ещё не нашли себя. Выходит, что найти себя невозможно, так?

– Вся жизнь поиск, Раэв. Тебе ли не знать? Поиск жилья, еды, семьи и себя. Мы живём, потому что движемся к чему-то. Это непреложная истина. Иначе никак.

– Иначе мы просто существуем…

Тибон улыбнулся и направился ощипывать дичь. За всё время блужданий по Пустоши, Нейт приобрёл новые навыки, которые помогли ему в выживании. Он с горем пополам научился охотиться и рыбачить, стал лучше разбираться в растительности. В конце концов, он начал относиться к своим обязанностям не спустя рукава, как было в приюте. Пустошь дисциплинировала его. Нейт решил устроить длительную стоянку на реке, и использовать эту передышку по максимуму. Наконец они смогли расслабиться и ослабить бдительность. Так поступили все, кроме мальчика Тибона. Каждый день, ночь и час он ожидал прихода врага – демона Пустоши. Он готовился к скорой, как он думал, битве. Шли дни полные безмятежности. Казалось, опасения мальчика беспочвенны. Группа разведчиков несколько раз обходила округу и ни разу не встречала даже намёков на зверя.

«Он существо из той породы, что ни за что не остановиться, пока не утолит свой бесконечный голод», – однажды высказался Тибон.

Но демон был неединственной его тревогой. Сестра Тибона – Ясмин – совсем скоро должна была родить. Отец ребенка скончался ещё до переселение бедуинов, поэтому младший брат взял обязанность оберегать её на себя. Пусть она также, как и остальные, сторонилась Тибона, но он души не чаял в родной крови. И вот когда день родов настал, он находился в неведомом для себе чувстве полной неизвестности. Они выпали на ночь. Все умелые повитухи остались в Новом Коме. Другие девушки как могли помогали Ясмине: положили её в юрту, принесли теплой воды и отваров из лекарственных трав. Благо у них была Наташа, которая хоть и немного, но знала, что нужно делать при родах. Тибон и иные мужчины ждали снаружи. Бедный мальчик сидел как на иголках. Его смуглое лицо будто бы стало чуть белее, он скрестил руки, едва покачиваясь. Нейтану ещё не приходилось видеть друга таким.

– А я думал, тебе любая проблема по плечу, – произнес он. – Отважный Тибон, который не боится самой Пустоши, сейчас дрожит от страха. Посмотри на себя со стороны.

– Но что если…

– Всё пройдёт гладко, с ней Наташа. Да и Ясмин сама по себе девушка сильная. Представь, какой долгий путь она прошла с ребенком под сердцем, – эти слова немного успокоили его. – Имя то придумали?

– Я же говорил, что у нас непринято.

– Когда дойдём до города, ему придётся дать имя. Нужно уже сейчас готовиться к шикарной жизни, – смеясь, добавил.

Тибон задумался.

– Может быть, Коби? Так звали нашего отца. Если это будет мальчик, конечно.

– Коби? А что звучит.

Роды длились почти десять часов. Из юрты доносились крики, прерываемые голосом Наташи, отдававшей приказы. Девушки то и дело выбегали из юрты за водой. И вдруг стоны прекратились, и вышла девушка-антрополог.

– Ножик есть?! – спросила она властным тоном. – Что встали как истуканы, есть или нет?!

– Д-да, конечно, – пролепетал Тибон и отдал ей свой. – Что она хочет сделать, Раэв?! Неужели убить малыша, потому что родился юродивым?!

Тут его лицо стало ещё бледнее.

– В такие моменты я вспоминаю, что ты ещё мальчишка, – сказал, хлопнув того по голове. – Пуповину она хочет перерезать. Видимо, всё прошло без проблем.

После этих слов на Тибона напала улыбка от уха до уха. Всё племя возрадовалось. Мужчины завопили радостный клич, прыгая и бесясь возле костра. Они принялись исполнять традиционные танцы, а девушки вскоре к ним присоединились. Тибону наконец разрешили войти внутрь и увидеть племянника своими глазами. Это было крохотное создание, укутанное в ткань. Он лежал на груди матери, которая была явно измотана. Ребенок тихо посапывал, дрыгая маленькими пальчиками.

Блики огня плясали подобно бедуинам, и нельзя было оторвать глаз от этого удивительного зрелища. Искры вздымались к небу, а ветер закручивал их, создавая чарующую картину огненного вихря. Наташа смотрела на это, и тепло разносилось по её телу. Она следила за линией искр, и взгляд её скользил то вверх, то вниз, пока не дошёл до бродяги. Тот оставался в стороне от празднества, тихо сидел на пне и наблюдал не то с улыбкой, не то с безразличием.

– Рождение новой жизни – это так прекрасно, не так ли? – заговорила она, присев подле.

– Да-а. Знаешь… иногда я забываю, что есть иная жизнь, чем эта. Прекрасные города, где есть еда, вода и кров, где не нужно биться со стихией. Это кажется такими глупыми грёзами. У тебя такое бывает?

– Изредка. Но нам нужно помнить, что прекрасные города не вымысел, а чистая правда. Без неё нам точно не выжить. Ладно они, – указала на бедуинов, – они, действительно, следуют за сказкой. Но мы с тобой идём домой, верно?

– Женщина всегда права, – ответил Нейт и следом за ответом улыбнулся. – Но вот, что меня беспокоит. Правда ли, города такие «прекрасные», как я их им описал, – он собрал палочки с земли и принялся ломать их. – Ты ведь из Центра, да? Я вот обычный безродный из Рабочего района. И скажу честно, жизнь таких, как я, полна унижений. Люди слишком сильно окованы статусом и происхождением. И я думаю из-за этого… а эти люди, они смогут спокойно жить в таком обществе? Уверен, на них навесят ярлыки дикарей, и до конца жизни будут провожать презрением. Я вдруг понял, что мне это не нравится. Раньше было параллельно, а тут что-то задело за живое. Не хочу, чтобы на этого малыша смотрели, как на меня. Чтобы он, Тибон и другие могли жить, нужно многое переосмыслить в городах.

– У тебя много знакомых в совете. Уверена, они помогут.

– Надеюсь на это. Хотя по-честному, эти проблемы их заботят даже больше моего. Я только сейчас начал думать о них, а они с самого детства. Эх, в таким моменты понимаю, каким же болваном был всю свою жизнь. Ненормально и неприемлемо лишь бездействие, да? – призадумавшись, издал. – Теперь я осознал, что он имел ввиду.

– Может быть, всё не так и лучезарно, как принято думать, – ответила Наташа. – Но уж точно лучше, чем здесь.

– Тоже верно. Правда, тут в каком-то смысле проще. Границы видны отчетливее. Тут мы, а там всё остальное.

Нейт случайно бросил взгляд на холм за лагерем, там шевелилась тень. Она наблюдала, затаившись во мраке ночи. Нейтан отчетливо почувствовал всю ту жажду крови, которую источало это существо. Всполошившись, парень ворвался в юрту.

– Тибон, прости, что беспокою, но нам нужно срочно уходить, – тот удивленно приподнял бровь. – Демон! Он здесь!

Племя среагировало молниеносно. Они погрузили Ясмин с сыном в повозку и двинулись в дорогу. Глубокой ночью идти было опасно, но выбора не оставалось. Звезды да полумесяц были им спутниками. От первичного курса – идти по реке – вскоре отказались. Чтобы спастись от зверя, они вернулись на открытую местность пустыни, где он не смог бы подобраться незаметно. Всю ночь на пролёт они шли, и вот когда уже наступил рассвет, решили передохнуть. Всё это время они продолжали следовать руслу реки, только находясь от неё на приличном расстоянии

– Теперь он от нас не отстанет, – сказал Тибон, отпив воды. – Нужно сбить его со следа, иначе всем конец.

– Выбрось идею разделиться из головы, – ответил Нейт. – Я прям слышу эту твою мысль: «Я отвлеку, а вы идите».

– Демон хочет измотать нас, чтобы мы открыли свои слабости. Тогда он нападёт. Ты разве не понимаешь этого, Раэв?! Он специально показался тебе, хотел навести панику, разобщить нас. Это отнюдь не глупое создание.

– Подумай о сестре и племяннике, идиот! Хочешь отдать себя в жертву, ради чего?! Без тебя мы и дня не проживём. Ты всегда говорил в Пустоши пользоваться лишь разумом, а сам что… Слушай, я понимаю, что от него нужно избавиться. Но сейчас мы не готовы, не без плана. Дойдём до горных хребтов, а там придумаем как поступить, ладно? – Тибон кивнул. – А до этого момента, без самодеятельности.

Следующие две недели были ужасно изнурительными, но племя добралось до гор. То была цепочка каменистых возвышенностей, несильно высоких, однако некоторые впадины уходили вглубь на несколько десятков метров. Демон продолжал наступать им на пятки, он уже убил двоих. Они ушли в самоволку посреди стоянки, где зверь и настиг их. С одной стороны, идти дальше стало проще, так как ноги уже не заплетались в песках, с другой же, теперь их ожидали постоянные подъёмы и спуски под большим углом. Они остановились переждать ночь, которые стали холоднее обычного. Ветер на высоте чувствовался сильнее, он морозил. Все уснули. Один только Тибон в привычном для себя одиночестве сидел возле костра, помешивая угольки. Он очень устал от такого длительного путешествия, находиться в вечном напряжении было дико утомительно. Он не мог спокойно спать, кто знает сколько мальчик провёл бессонных ночей. Его тело было стойким, но оно принадлежало ребенку и после такого стресса начинало чахнуть. Сильный кашель и головные боли стали следствием чрезмерной нагрузки на организм. Это было первым проявлением пустынной болезни. Обычно она не наступает в таком раннем возрасте, но, как и Нейту, Тибону пришлось многое пережить, что и стало катализатором. Мысли о звере не покидали его. Он не мог больше полагаться на слепую удачу. Мальчик поменялся в пути, раньше он ни за что бы не стал поступать необдуманно, но теперь всё изменилось с рождением родной крови. Ясмин, будучи в окружении племени, всегда сторонилась его, сейчас же она получила возможность общаться с ним. Она поняла, насколько чудесным человеком является её младший братик, каким чистым он обладает сердцем. Тибон преобразился, держа на руках малыша, он ставил его жизнь превыше своей собственной. Но из-за демона Пустоши она находилась в постоянной опасности.

– Я знаю, что ты здесь. Я знаю, что ты хочешь… и я дам тебе это.

Ведомый желанием защитить своих близких, Тибон взял в руки копьё. Лук со стрелами повязал за спиной, а ножик положил в башмак. Он поднялся повыше и там разжёг яркий костёр, чтобы призрак точно заметил его. А он даже не упускал его из виду. Один кровавый глаз всегда смотрел только на Тибона. Он гордо вышел из сумрака, обнажив свой устрашающий вид. Мальчик не дрогнул. Натянув тетиву, выстрелил огненной стрелой, которая просто отскочила от кожи, оставив небольшой след. Зверь обозленно рявкнул и стремительно побежал в его сторону. Тогда Тибон снова натянул тетиву, прицелившись, он точным попаданием пронзил второй глаз чудища, отчего тот завизжал и свалился на ходу. Быстро спохватившись, парнишка выхватил нож и попытался пронзить его тушку, но остриё лишь уткнулось в твёрдую оболочку. Зверь не стал ждать, в ярости он махнул рукой, оттолкнув его. Тибон пролетел полтора метра, а после кувырком ещё два. Тут он начал харкаться кровью, удар был настолько сильным, что сломал несколько рёбер и повредил органы. С тяжестью в ногах демон встал и начал принюхиваться. На запах он поплелся к Тибону. Кое-как мальчик смог очнуться, он медленно пополз к костру, где осталось его копьё. Демон двигался короткими шагами, пока Тибон взялся за оружие и в положение сидя направил его на врага. У него была лишь одна попытка, иначе неминуемая смерть. Он позволил зверю подойти вплотную, и когда тот зарычал, готовясь к атаке, Тибон уже атаковал. Копьём пронзил глотку монстра насквозь. Демон начал беспорядочно бросаться ударами, один из них вспорол мальчику живот. Тогда Тибон сильнее надавил, и зверь упал замертво.

Огромное тело свалилось на него. И в тот момент Тибон вздохнул спокойно.

Он выбрался из-под демона и поплёлся обратно в лагерь, оставляя за собой красный шлейф.

Начинало светать.

Нейтан давно обнаружил пропажу друга и отправился на поиски. На холме он увидел его туманный образ. Оперившись на верное оружие, Тибон шагал к нему.

– Вот засранец! – с улыбкой воскликнул бродяга. – Живой всё-таки! Чем ты только думал, покидая нас?!

Мальчик скромно улыбнулся.

– Ты убил его, верно?.. Святая Душа, ты, действительно, СДЕЛАЛ ЭТО! – догадался Нейт.

– Угу… я победил, – сказал и свалился прямо на его грудь.

– Держу-держу! – заволновавшись, повторил он. – Всё в порядке, дружище. Сейчас подлатаем… – он увидел его израненный живот и наполнился ужасом. – Ну, может, придется зашить немного.

Нейт старался казаться весёлым, но внутри всё понимал: «С такими ранами… не живут». Тибон расслабился, впервые за несколько месяцев. Его начало клонить ко сну, веки сами собой закрывались.

– Эй, не спать! – крикнул Нейтан. – Ты молодец, Тиба. Молодец… Правильно про тебя говорили: ни один демон не возьмёт. Судьба у тебя такая. Ты выживешь, обязательно, – он взял его на руки и понял, как легко его тело. – Не позволю тебе так умереть.

– Раэв, не нужно… не питай иллюзий, – дрожащим голосом издал.

– О-о, это не иллюзия, друг мой, а факт.

– Я про судьбу… нет её. Я победил, не потому что предначертано так, а потому что должен был. Всё просто.

– Ты говори-говори, не останавливайся.

Они спустились вниз по склону.

«Почему его тело такое легкое… он же не мог потерять столько крови. Я не могу позволить ему умереть, только не ему. Хватит с меня смертей».

– Раэв, ты ведь защитишь их?

– Да-да, конечно, – машинально ответил. – Сам ещё защищать всех будешь.

– Раэв…

Нейт опустил взгляд. Он широко распахнул глаза, увидев его слёзы. Крупные капли стекали вниз по его лицу.

– Обещаешь мне? – медленно проговорил. – Обещаешь, что покажешь им город?

Нейтан сам непроизвольно прослезился.

– Обещаю…

Эти слова успокоили Тибона, и он закрыл глаза с улыбкой. Чем дальше Нейт шёл, тем слабее он ощущал, как бьётся его сердце и движется грудная клетка. В какой-то момент… барабаны его души перестали играть. Нейтан сглотнул образовавшийся комок в горле, комок полный боли и сожалений, и пустил слезу.

«Какой же я всё-таки… бесполезный».

Мальчика похоронили по обычаям племени. Его тело сожгли, а прах развеяли, чтобы он наконец стал единым с Пустошью.

Маленькая горстка бедуинов снова направилась в путь. Для них смерть Тибона не была чем-то особенным, они уже потеряли многих, но для Нейта она стала трагедией. Он впал в отчаяние.

«Когда умерли Эйс и Николас, я ничего не почувствовал. Но почему сейчас моя душа разрывается? Я такой жалкий… даже подросток мужественней меня. Он доверил мне судьбы этих людей, и я обязан справиться, другого выбора у меня нет. Однако тело прямо-таки дрожит от страха. Без него Пустошь ощущается совсем по-другому. Отчего-то я чую смерть по всюду… будто бы она преследует меня».

Без Тибона идти стало в стократ тяжелее. Больше никто не мог чувствовать Пустошь так ясно, не мог уберечь от её опасностей. Племя зашло так далеко, только благодаря силе этого удивительного мальчика.

Постепенно бедуины умирали один за другим. Кого сразит солнце, кого голод и жажда, причина тут была неважна. Главное было, что Пустошь исполнила свою цель, она поглотила их всех. В какой-то момент Ясмин заболела одной из болезней, что гуляют по Пустоши, а вскоре и Наташа, ухаживающая за ней. Нейтан как мог старался продлить их жизнь, но безуспешно.

Все погибли…

Остался только Нейт и малыш Коби.

Держа в руках своё сокровище – единственного выжившего, единственное доказательство обещания, данное Тибону – Нейт путешествовал по пустыне. Коби был его стимулом продолжать жить в мире, где жить он уже не хотел. Он бродил по Пустоши, словно один из её призраков. Всё что у него было за душой это серый дранный плащ, ботинки пятки которых уже стёрлись, и огромная брешь в душе.

Нейтан разочаровался во всём, прежде всего в себе.

– Я убил всех этих людей, Коби. Да, это был я… твою маму и дядю и всех остальных тоже. Она пошли за мной, потому что верили мне, а я всех подвёл. Возомнил из себя героя и повёл за собой народ, и вот моё наказание. Ни на что я не способен… я даже друга спасти не смог, что говорить о целом племени. Хотел показать им их мечту, я себе то не могу такого позволить… Тварство, – плача, бубнил. – Все умерли ведь… один только ты остался у меня, малыш.

День за днём он шёл. Он уже не замечал, как солнце крутиться по небу, он даже небо уже не замечал. Весь мир был сосредоточен в этом ребенке, а всё остальное перестало иметь значение.

– Твой дядя сказал мне, что дети отражения нас самих, и мы не умираем, а живём в наших детях. Значит, в тебе живёт твоя мама и Тибон. Ты не одинок и это прекрасно. Я всегда буду с тобой. Обещаю. Выращу тебя, поведу в школу, а потом в университет, – слёзы продолжали течь. – Если не пойдешь в дядю, то, может, и под венец получится, – посмеиваясь, добавил. – А потом я буду нянчить твоих деток… буду дедой Нейтам. У меня будет длинная борода и трость. Да, точно трость. Я буду ходить ворчать на всех и бить ею дядю Гришу. Как тебе? Мне тоже нравится эта идея.

Какой бы погода не была, насколько страшно не была бы, настрой Нейта был неумолим. Он хотел донести ребёнка до города во что бы то не стало. Если бы даже вдруг начался огненный шторм, бродяга бы не содрогнулся.

– Знаешь, когда я был чуть больше тебя, Роза – это, вроде как, моя мама – она часто читала другим детям из приюта одну сказку. Она была очень старой, но все её просто обожали. Она называлась: «Бродяга, плутовка и аристократ». Там рассказывалось про трёх верных друзей, которые ушли из своей деревни в дремучий лес в поисках своей цели. Один из друзей без страха в глазах бросился в самую пучину леса и шёл к своей цели, пока не настиг её. Он был самым умным из трёх друзей, поэтому точно знал, чего хочет от жизни и как это заполучить. По возвращению в деревню, он показал всем свою цель. И эта цель была такой благородной и величественной, что ему тут же жаловали статус аристократа. Второй друг тоже знал, чего хочет, но никак не мог это найти. Он ходил и ходил по узловатым лесным тропинкам, пока не заблудился вовсе. Дорогу домой он так найти и не смог, поэтому остался жить в лесу в полном одиночестве. Деревенские же посчитали, что он заплутал и сгинул, поэтому прозвали его плутовкой. Ну, а третий друг, он на самом деле и не хотел уходить никуда. Ему прекрасно жилось и дома. Но вместе с друзьями он решил покинуть родное гнездышко. Цели они никакой не имел, вот и начал просто бродить по лесу. То туда, то сюда. Так и умер, скитаясь по нему. За эту глупость жители прозвали его бродягой. Правда, никто не знал, что перед смертью бродяга вывел из лесу плутовку, которая спряталась под большим валуном. И помог аристократу построить дороги в лесу, так как знал все тропы. После этого ни один человек больше не терялся. Так и закончилась сказка. В шутку Роза назвала меня бродягой, потому что я якобы похож на этого персонажа своей беспечностью. И вот так меня начали называть все остальные. Стало вроде моим прозвищем.

Он всё рассказывал ребенку истории о своё прошлом и будущем, которое их ожидает в городах. Пока буквально не наткнулся на группу соговцем, которых выпускали из города, чтобы зачистить территорию от хищников, шастающих близ стен. Люди в противогазах и белой броне с огромным удивлением смотрели на бродягу из Пустоши, который так иссох, что уже не походил на человека. Это был, скорее, скелет с насильно натянутой кожей. Нейт не поверил своим глазам, он подумал, что это очередная игра Пустоши, поэтому просто прошёл бы мимо них, если бы его не остановили.

– Так вы настоящие? – слабым голосом спросил он.

– Конечно, настоящие, что за глупый вопрос? Дэниэль вызывает Центр, как слышите? Мы нашли человека за пределами стен, у него на руках ребёнок. Действуем по протоколу.

Нейт внезапно прозрел.

– Отведите меня в город, пожалуйста! – воскликнул он.

– Сначала мы проведём процедуру досмотра в нашем лагере, – ответил солдат. – А уже после всех необходимых формальностей, впустим Вас в Хелмфорт. Это займёт не больше двух недель.

– Ребенку нужна помощь, – в надежде молил. – Ему срочно надо попасть внутрь! ВЫ ПОНИМАЕТЕ!?

– Мы окажем медицинскую помощь, не переживайте. Нам нужно проверить нет ли у Вас опасный заболеваний, и неопасны ли Вы в принципе. Проследуйте за нами.

– У меня нет на это времени! Я не пустынник, а один их выживших членов экспедиции «Новое начало». Вы слышали про неё?!! – в истерики спросил.

Солдаты задрожали от этих слов. Они прекрасно поняли, о чём идёт речь.

– Как Ваше имя?

– Нейтан. Нейтан моё имя!

Солдаты посадили его в Атмос и повезли к Хелмфорту.

– Вот видишь, малыш… Я же говорил, совсем скоро мы будем дома, – нашептал ему на ушко.

Вскоре по приезду Нейт передал Коби медикам, чтобы те позаботились о нём. А его самого положили в палату. Врачи с ужасом в глазах взяли малыша на руки. С ещё большим ужасом они смотрели на покорёженное лицо Нейта, который умолял их позаботиться о ребёнке… мёртвом ребёнке.

I

«От одного мудреца мне довелось услышать притчу, мудрец сказал мне: жили некогда два человека. Были они странны и непохожи, как друг на друга, так и на всех иных. При этом же людей схожих по духу и судьбе было не сыскать на всей сотворенной земле. Я бродил и искал, и знаю, что толкую. Они оба носили печальный крест и оба обличали пороки людские. Но один второго погубил, за то, что тот его со свету сжил. И оба погибли в один миг. Тогда я спросил: и к чему же причта эта? И он не ответил», – Откровение человеческое от Григория.

Два года назад в Артее. 217-ый год со дня открытия пара Земли.

Митинги и забастовки заполонили город. «Возмущение теистов» переросло в настоящую проблему, из-за которой страдали все. Уже прошёл целый год, но до сих не было известно, кто являлся инициатором этих беспорядков. Ни одна из организаций не брала на себя ответственность за содеянное. Тайный игрок, дергающий за ниточки, оставался в тени событий. Совет неоднократно принимал меры по борьбе, но каждый раз безуспешно. Ни комендантский час, ни усиленная охрана СОГ, ни волонтерские труженики не облегчали ситуацию.

Многие покинули Артею, продали дома за бесценок и уехали. Шарлотта подсуетилась и заметно обогатилась за их счёт. Рестед распространил своё влияние куда сильнее прежнего, уже к концу года на множестве мелких предприятий работали люди из организации. Лотти умудрилась спрятать огромную антиправительственную сеть у всех под носом, напрочь отрезав все связи с теистической общиной. Отныне она работала сама по себе. Рестед распался на три независимых ветви, из которых раньше состоял. Так Роза отказалась от политики и полностью посвятила себя восстановлению теистов, Фарль же пытался остановить монополизм Кол Галландов в совете и напрочь забросил идею Рестеда. Поэтому Шарлотта осталась одна, но не отчаивалась. Там, где все видели беду, она видела возможности. В этом она была очень похожа на Гришу. Смятения в народе плавно переросли в смуту совета. Оттого Григорию было очень просто сосредоточить всю власть в своих руках и сделать следующий шаг в своём плане. Почти всё для этого было готово. Каждое его действие «до» плавно подводило к заключительной части.

Вот уже несколько месяцев прошло после свадьбы Григория и Натали. Казалось, они живут счастливо и ждут скорого пополнения. УЗИ показало, что новым Кол Галландом будет мальчик, которого хотели назвать Вергилием.

– Вергилий Кол Галланд, – высказался Симон. – Звучит грозно и вызывающе. Мне нравится!

– Это всё Натали, – ответил Гриша. – Я хотел имя попроще, но убедить её оказалось сложнее, чем совет.

– В этом она пошла в мать. Признаться, первенцу я думал дать имя Амброзия, – произнёс он, наливая виски. – Даже не спрашивай почему…

– Амброзия? Серьёзно? Я бы точно не женился на девушке с именем Амброзия, – рассмеявшись, выдал аристократ.

– А что в этом имени не так?! Да, я был нетрезв, когда выбирал его. Да, возможно, Розалия подкинула мне идею назвать девочку так, – оправдывался он. – Но имя, правда, чудесное!

– То есть это Роза подначила тебя? – ехидно переспросил Григорий. – Не знал, что у неё такие вкусы.

– В её оправдание скажу, она тоже была пьяна. Тогда я только узнал о беременности Ракшасы, и мы с Розой за пару опустошили две бутылки коньяка 30-летней выдержки. Ох, как ругалась тогда мама… она планировала открыть их в день рождения Нат. Роза же пила тогда в первый и последний раз, должно быть. Не думал, что человека может так сильно тошнить.

Слушая рассказы про Розалию, Грише становилось легче на душе. Он уже давно не видел её и Лотти, после того разговора в приюте их дороги не пересекались. А Григорий хоть и желал встречи, но не мог найти для этого предлога. Они с Симоном решили отдохнуть от вечных забот и откупорили несколько бутылок хорошего виски, собираясь провести за разговорами всю ночь. В последнее время они сдружились больше обычного. Не как отец с сыном, но как друзья. Их посиделки иной раз могли оканчиваться неожиданным образом: один раз Симон с Григорием так сильно напились, что посреди ночи на спор отправились признаваться в любви к своим жёнам. Спор заключался в том, кого быстрее вышвырнут из спальни из-за перегара. В итоге проиграли оба. Их вечернюю беседу прервал телефонный звонок. Григорий поднял трубку и услышал хриплый, тихий голос:

– Прошу прощения за поздний звонок, достопочтенный Григорий.

Гриша тут же узнал свою секретаршу.

– Нам дошло известие о Вашем давнем прошении докладывать всю информацию касательно экспедиции «Новое начало». Вы просили сообщить, как только кто-либо из группы будет найден. На днях поступили данные, что в город Хелмфорт прибыл молодой человек, утверждающий, что он член этой самой группы.

Аристократ напрягся и отложил стакан.

– Не беспокойтесь о времени. Вы молодец, что позвонили. Есть ещё данные об этом человеке? И о какой больницы идёт речь?

– Главная больница Рабочего района Хелмфорта. И да, в отчёте солдат СОГ указывается, что его имя Нейтан, – Григорий сглотнул комок в горле. – К сожалению, больше ничего неизвестно. Врачи сообщают, что он находится в состоянии шока и отказывается говорить.

– Огромное спасибо за работу! – завопил он. – За эти чудесные вести я готов Вам даже премию в двойном размере выписать!

Кол Галланд быстро покинул поместье. Симон не стал задавать лишних вопросов. По одному выражению лица при разговоре сына, он всё понял. Пока Гриша беседовал, тот уже вызвал ему водителя. Уже будучи в Атмосе, парень решился позвонить Лотти. Девушка спросонья ответила:

– Шарлотта у аппарата… Гриша? Это ты?! Что тебе нужно? Ты видел сколько времени?! – бросалась вопросами недовольным тоном.

– Прости, что беспокою в такой час. Но дело срочное.

– У меня нет желания с тобой говорить, точно не посреди ночи, – обрезала она.

– Нейтан нашёлся, – Лотти замолчала, начав слушать. – Он сейчас в Хелмфорте. Я собираюсь ехать к нему. Подумал, что ты должна знать.

– Ты уже уехал? – собравшись с мыслями, спросила она.

– Ещё нет, пока на выезде из Аристократии.

– Можешь забрать меня? Я тоже поеду, – сказала, завязывая короткие волосы в хвостик.

– Без проблем, заеду в приют по пути.

– Не нужно. Я в поместье Бен Кильмани. Скоро соберусь и буду ждать у входной арки.

Через десять минут Атмос уже стоял возле ворот. Сонная Лотти забурилась в свой шарф и села в транспорт.

– Роза не с тобой? – поинтересовался Гриша.

– Её сейчас нет в городе, уехала по делам общины.

– Ясно, а что ты тогда…. Это у тебя помада на губах? – удивленно вопрошал он. – Ты же в жизни не красилась… Ох, Святая Душа! – догадавшись, выдал парень. – Ты и…

– Не нужно так на меня смотреть! – оборвала Лотти на полуслове. – Я уже взрослая девушка и могу делать, что захочу… Ах, давай просто забудем это, ладно? – попросила, вся покраснев.

– Как скажешь. Ты, и правда, имеешь полное право на личную жизнь, – повисла неловка пауза. – НО ЭДМУНД?! ТЫ НЕ ШУТИШЬ?!

– Да, ЭДМУНД! И что с того?! – завелась Лотти. – Он добрый, образованный и очень интеллигентный молодой человек! А главное не горделивый выскочка!

– Ах, мы так заговорили! – вспылил Гриша. – А ещё он богатый и влиятельный аристократ. Не состыковка получается, демократка ты наша, – произнёс, ехидничая.

– Аристократ и что? Против адекватных аристократов я ничего не имею. Мне система неугодна, а люди разные бывают, – сказала, поправив волосы. – Я же с тобой воюю, не потому что ты аристократ. А потому что ты козёл, хам, и в целом личность крайне неприятная, – перечислила, улыбаясь.

– Если мы уж так откровенничаем. В таком случае я конфликтую, чисто из-за того, что не люблю мужеподобных рыжих стерв, – ответил он, отпустив легкую улыбку. – Знаешь, пунктик из детства.

Оба оскалисто посмотрели друг на друга и рассмеялись так сильно, что слёзы потекли. Водитель Атмоса никогда не видел господина с такой широкой улыбкой.

– Почему мы можем вот так общаться лишь, когда дело доходит до Нейта? – задалась вопросом Лотти. – Как будто всего этого кошмара и не было вовсе, интересно так.

– Меня тоже волнует этот вопрос. Старые разногласия словно перестают иметь хоть какую-то значимость, и мы возвращаемся в детство. В то время всё было гораздо проще. Как думаешь у нас получиться когда-нибудь вернуть нашу дружбу?

– А ты отступишь? Я вот нет.

Они доехали до вокзала и заказали экспресс-билет до Хелмофрта. Напряжение продолжала витать возле них, правда, это не мешало им говорить. Как бы они не считали себя врагами, но ту детскую дружбу было не так просто убить. Её проблески до сих пор таились в их душах. Стоило Лотти посмотреть на лицо Григория, как она непроизвольно видела там юного Гришу Дангеля. Даже в его взрослых чертах: острому подбородку; тонкому вытянутому овалу лица, гладковыбритому настолько, что казалось оно блестит – девушка продолжала замечать те аккуратные линии, которыми славилась его молодая версия. Сейчас она могла спокойно признать, что Гриша красив и вполне в её вкусе. В детстве ей нравился Нейт за его дерзость, за дикий нрав и чистое сердце. Отголоски этих чувств не исчезли, только вот с каждым поступком Нейта они угасали. Когда он только воскрес, чувства буйным потоком взбурлили в ней, но после сошли на нет. Лотти повзрослела. Ей хотелось видеть подле себя человека, который точно знает, чего хочет, человека стабильного и уверенного. Как ни крути Нейт, которого она знала, никак не подходил под эти критерии. Чего не скажешь о Грише.

– Эх, прогадала я в молодые годы, – издала Лотти на выдохе. – Надо было на тебя засматриваться, а я всё бегала за бродягой Нейтам… вот непруха.

– К чему это ты сейчас?

– Да-а так. Не обращай внимание. Просто с возрастом многое меняется. В том числе и вкусы… Кстати, ты чего решил волосы отрастить? Не уж то под него косишь? Он всегда у нас ходил обросший.

Волосы Гриши уже доходили плеч, но были аккуратно сложены и спрятаны под цилиндр.

– Просто захотелось, – ответил, потрогав локоны. – А ты как погляжу решила поступить также, – Лотти тихо улыбнулась и потерла рыжие кудри, доходившие до плеч. – Если говорить о вкусах, то почему именно Эдмунд?

– Ах, – тяжело выдохнула она. – От этого разговора всё-таки не уйти, да?.. Нет особой причины. Он просто милый. Сам ведь знаешь, что происходит, само собой. Если бы только мы могли это контролировать… Ох, точно! Поздравляю со свадьбой! Хотела прийти, да не получила приглашения.

– Подумал, что врага приглашать как-то чересчур.

Они рассмеялись.

– Это точно. Надеюсь, ты не будешь в обиде, если не приглашу тебя на свою свадьбу? – тот отрицательно помахал головой. – Слышала, ты скоро станешь папочкой? – мило покосившись, добавила.

– Откуда ты?..

– Ой, да брось. Ты слишком сильно недооцениваешь мои связи. Я, может, и простушка, но простушка с ушами, – сказала, дернув себя за уши и показав язык. – Имя то хоть придумали?

– Натали хочет назвать его Вергилий.

Гриша с теплотой смотрел на Лотти. Их спокойный диалог уносил его в детские годы. Сейчас на мчащимся Ваппоре ехали не аристократ и революционер, а два ребенка. Рыжая девочка и синеглазый мальчик. Гриша испытывал светлые чувства к девушке, сидящей перед ним. Чтобы кто не говорил. Все те годы, разделяющие их, вся то боль и преграды растворялись в моменте. Однако парень понимал, что напротив сидит не Лотти, не та Лотти из приюта Святого Норта. Огромное различие между ними сейчас и семилетней давности – это глаза: глаза живые и яркие; и тусклые, поблёкшие. Как и он, Лотти заглушила в себе детский блеск.

– Совет ведь тоже не в курсе, кто стоит за этими беспорядками? – спросила Лотти. – Только не говори, что думаешь на Розу? А то эти угрожающие письма уже порядком поднадоели.

– Конечно же, я так не думаю. Точнее, я даже знаю, что это не она. Было бы слишком глупо для неё. В конце концов, от «возмущения» Фарль и Роза потеряли слишком много, не получив никаких выгод.

– Это так. Но ты собрал все сливки с этого, так?

– Не буду лгать. Возмущение сыграло мне на руку. Но давай в эту ночь не будем говорить о политике, ладно?

– Договорились. И чем же мы будем заниматься всю эту ночь? – кокетливо спросила, подсев к нему.

– Акстись, Лотти. Я женат, – показал палец. – У меня была идея выпить за встречу. Я всё равно сегодня планировал, не разрушать же планы.

– Тю-ю! – издала она. – Пофлиртовать уже нельзя… Эх, пить так пить. Только мне немного.

Суточный график Хелмфорта заметно отличался от Артеевского. Пусть по часам было и утро, но луна ясно властвовала на небосводе. Друзья добрались до Хелмфорта, а после на заказном Атмосе проехали к больнице. Нейт лежал под капельницей. Такое долгое и изнуряющее путешествие крайне пагубно сказалось на его здоровье. Сейчас он не мог даже встать без посторонней помощи. Так как он уже давно не ел, его кормили питательными смесями, которые Нейт считал абсолютно безвкусными и более того мерзкими.

«Густая вода с маленькими катышками», – охарактеризовал он.

Ему выделили отдельную палату с большим окном, выходящим на виды города. Пейзаж стены казался ему непривычным, холодным и подобным клетке. Он полностью отличался от Пустоши, с которой он словно сроднился. Мягкая постель, безопасность, теплый кров – всё это было таким незнакомым. Иной раз Нейтан просыпался в холодом поту, думая, что находится в той бескрайней пустоте, в ничто. В городе он ощущал страх, страх того, что больше никогда не избавится от духа Пустоши.

Григорий и Лотти шли по широкому белому коридору, там витала аура чистоты и надежды. Легкий запах лекарств въедался в ноздри, пробуждая воспоминания о приютском лазарете. Звук шагов посреди ночи разносился на много метров. Больных растасовали по палатам. Царила тишина. Медсестра по началу не желала пропускать друзей к Нейту, но Гриша смог её переубедить. Против слова аристократа аргумента не нашлось.

Они прошли в палату. Свет выключен. Лишь полумесяц освещал помещение. Из-за него белая краска стен стала серой, она смешалась с атмосферой тягучести, вязкости комнаты. Так выглядело отчаяние. Оно пропитало бетон, потолок и плиточный пол. Даже игла в вене от капельницы под его гнетом воспринималась не как лекарство, а как яд, заставляющий жить. Нейт не спал. Он сидел и наблюдал за ничем пустыми глазами. Его сознание не погрузилось в размышления, оно просто застыло. Белый халат на нём казался смирительной рубашкой, он давил на грудь, как и бинты на руках, окропившиеся красными пятнами. Дверь отворилась, и свет коридора проник внутрь. Бродяга никак не отреагировал на гостей. Лотти отдернуло стоило ей увидеть друга. Чувство радости и предчувствие неладного перемешались.

Она присела на постель и нежно погладила Нейта. Слёзы сами подступали к глазам. Гриша же не смел смотреть на него.

«Всё также, как и в детстве, – подумал он. – Почему оно так похоже? Словно один и тот же кадр. Его вырвали из прошлого и вставили в настоящее. Снова он чуть живой, снова я не могу поднять головы и произнести что-либо… и снова виню себя. Он так бледен и худ. Но что самое страшное, я отчётливо вижу, что он тоже не тот самый Нейт. Этот взгляд… эти руки… Какой ужас тебе предстояло пройти, Нейтан?».

Бродяга прервал молчание. Его низкий голос ударил по ушной раковине:

– Вы оба всё ещё враждуете?

Вопрос оказался для них неожиданностью.

– Ты что, Нейти? – тут же ответила Лотти, надев фальшивую улыбку. – Все наши разногласия давно в прошлом.

Нейт медленно повернул голову. Черные пряди скатились с макушки и опустились до шеи. Его холодный взгляд напугал Лотти до чёртиков. Он был так близко, что девушка впервые заметила: в его радужке нет никакого другого цвета, кроме голубого. Под его глазами образовались чернушные мешки, было видно, как сильно и много их тёрли.

– Ты что скажешь? – обратился к Грише.

– Давай оставим эти вопросы и поговорим о тебе, – включил дипломата он. – Уверен, нам есть, что обсудить.

Он подошёл ближе с той же рабочей улыбкой.

– Ответ, – коротко произнёс он, словно то был приказ.

Гришу передернуло.

– У нас всё по-прежнему, – ответил Кол Галланд. – В каком-то смысле даже хуже.

Лотти наступила ему на пятку, отчего тот вскрикнул.

– Вот оно как значит, – безразлично произнес Нейт. – Вы так и не поняли, что всё это иллюзия. Если хотите жить в этом выдуманном мирке, то, кто я, чтобы вас останавливать.

– Ты не должен переживать о наших разборках, – вступила Лотти. – Ты вне их, пусть так и остаётся.

– А кто сказал, что мне есть дело? – отрезал он, прикоснувшись к волосам девушки.

– Ты, – проговорил Гриша, взбесившись от его слов. – Ты сказал, что тебе не всё равно. Что с тобой случилось в Пустоши? Поделись с нами, мы же друзья. И мы видим, как тебе тяжело переживать это одному. Но ты не один и ты это знаешь.

Нейтан приподнял голову, уставившись в потолок.

– Помню. Кажется, я говорил такую глупость однажды. Но это было так давно, что уже потеряло свою значимость. Так или иначе разве ты сможешь понять меня? Даже если я расскажу.

– Смогу, – уверенно заявил. – И ты прекрасно это знаешь. Знаешь, что я единственный на всём свете, кто может понять тебя.

Бродяга усмехнулся:

– В Пустоши я познакомился со смертью во всём её величие. Она сопровождала меня, вела за ручку, как щеночка. Гриша, ты знаком с ней? Вижу по глазам, что нет. А вот ты да, – посмотрел на Лотти. – Но ты тоже лишь частично коснулась её. Хотите знать, как я добрался до города? Почему смог преодолеть саму Пустошь в полном одиночестве и выжить? Меня привёл мертвый. Я жил ради мертвеца, общался с ним, строил планы. Сама смерть вынудила меня жить, даже она не желала видеть меня в своём лоне.

– Хватит говорить так расплывчато, – попросил Гриша. – Что значит жил ради мертвеца?

Нейт рассмеялся. Нет, то было не смехом. Скорее, истерикой. Истерией по потери последней надежды. Ведь даже среди самых близких и родных, бродяга остался не понят, а потому одинок.

– А говорил, способен понять. Так и быть, я буду более точен. Это ведь моё второе «чудесное» воскрешение, да? Я проведу черту, которая покажет разительное отличие. В-первый раз, я вернулся живым. Сейчас же, мертвым. Гриша, Лотти, с вами говорит живой труп, – улыбнувшись, добавил он. – Нет во мне ничего, я пуст. У меня нет желаний, стремлений – этого никогда не было, а Пустошь забрала и то крохотное, что имел.

Лотти обняла его:

– Не говори таких ужасных вещей. Ты со всем справишься, ты ведь сильный, – говорила она. – Мы с тобой.

– Я плакать не могу, – сухо произнёс он. – Как бы не старался, слёзы не выходят. Видимо, иссяк мой запас человечности.

Дальше этого, разговора не сложилось. Нейт продолжал бросаться непонятными фразами, никак не раскрывая прошлого. Друзья ушли, оставив его одного. Они надеялись, что спустя немного времени, смогут пробиться через его броню. Гриша снял номер в отеле для себя и Лотти. Перед этим Григорий связался со своей секретаршей, приказал подготовить документы на перевоз Нейтана в лучшую больницу Артеи.

Хоть всю ночь они и не спали, но оба не могли сомкнуть глаз. Лотти заглянула к Грише в номер, бесконечные мысли не покидали её. Печаль поселилась в сердце, и ей не хотелось оставаться одной в эту ночь. Время около десяти, а солнце так и не желало восходить. Она подсела к аристократу, облокотившись о плечо. Бархатная постель смялась под их весом.

– Тебе тоже не спится? – заговорила она.

– Ага. Никогда не думал, что увижу его таким.

– Я тоже. Как же я хотела, чтобы он всю жизнь оставался прежним. Но это… это уже не Нейт. Он выглядит хуже, чем, когда вернулся впервые. Гриша, его глаза… они… они такие безжизненные, – она сдавила его рубашку. – Ты видел его руки? Неужели он пытался покончить с собой? – она зарылась в его плече. – Не верю… только не он…

– Я спросил у медсестёр, и это так. В душе он попытался перерезать себе вены бритвой. Благо, работники вовремя подоспели. Его сломали, Лотти…

– Знаешь, Гриша. Я так устала от всего этого… это больно, понимаешь?

Он слышал, как плачет Лотти, как утирает слёзы об его белую рубашку. И этот звук коробил его душу. Ни в жизнь он не хотел вновь узреть её горестный плач. Они были врагами, но ближе друг друга не знали никого. Эта тонкая связь сближала их, позволяла открыться. Гриша сам хотел заплакать. На них обоих напала тоска, дикое желание вернуть прошлое, то время, когда мир был светлее, когда они были вместе. Они обращали свой взор на настоящее, пытаясь выяснить, как оно так получилось. Где была та точка невозврата, где тот момент, когда они больше не могут быть прежними.

«Я так хочу, чтобы это наконец закончилось, – произнесла в голове Лотти. – Я так устала… давно отказалась от этих связей, от прошлого, признала, что его не вернуть. Но оно всё равно скребётся внутри, хочет выйти наружу, излиться огромной рекой. Борьба с этим противоречием отнимает столько сил. И казалось бы, я уверена в себе, в своей цели. Но стоит увидеть этих двоих, как чувства новой волной накатывают. И я больше не могу их сдержать. Я смогла перебороть их, нашла мужчину, который испытывает ко мне теплоту, который является эталоном моих фантазий… Но всё равно я сейчас зарылась в другом, в том, кто всё детство любил меня беззаветно и думаю о том, кого любила сама. Ни одной мысли о нём, лишь эти двоя. И отчего-то мне так спокойно рядом с ним, хоть при этом меня одолевает ужасное чувство. Прежде мне не доводилось испытывать такого. Было бы так прекрасно, окунуться в тот старый безмятежный мир… но я уже совершила слишком много и дороги нет… может, если на миг, только на один миг… неужели я не заслужила этого? Не заслужила утопить свою печаль».

«Я ощущаю её тепло, чувствую на себе её тяжелое дыхание и слышу, как она плачет, – размышлял Гриша. – Всё и правда, как раньше. Как в той спальне, когда она рыдала по Нейту, а я успокаивал её. Всё словно проходит один и тот же круг, только ставки повышаются. Это какая-то игра судьбы. Какой же смысл во всём, если мне приходится из раза в раз видеть, как мои близкие плачут… Я хотел создать новый мир для них, но пока я это сделаю их самих уже не станет. Почему всё так сложно… Казалось бы, я решился окончательно и бесповоротно следовать своему плану, отказаться от них ради них самих. Но всё равно я здесь, с ней и ради него. Думаю только о них. У самого есть жена и скоро будет сын, но сейчас меня это даже не волнует. Почему мне так приятно от того, что она прижалась ко мне? Это чувство совсем иное, нежели с Натали. Его я раньше не чувствовал. Может, потому что связь с Нат – порождение токсичных детских отношений. А с Лотти – чистое невинное детское чувство. Не знаю. Мир перевернулся с ног на голову за эти долгие семь лет. Стал таким мрачным, мрачнее некуда. Лучший друг желает смерти, первая любовь горюет по нему. Как же раньше было всё просто. Нам не приходилось так много страдать. С высоты полёта возраста я вижу это. Тамошние проблемы были пылью на ветру. Вот бы сейчас было также… вот бы окунуться в тот прекрасный мир. Чтобы просыпаться, видеть их радостные лица, спорить, ругаться, играть, веселиться и плакать вместе. И так каждый день. Не так ли должен выглядеть рай теистов?.. Только на мгновение… на мгновение переместиться бы туда… пожалуйста… умоляю».

Слеза прокатилась по его щеке. Её заметила Лотти и подхватила ладонью. Она прикоснулась к его лицу. Их глаза блестели от слёз, а тело дрожало. Гриша взял её за руку. Она была такой маленькой, гораздо меньше его ручище. Аккуратные тонкие пальчики легко проскользнули через его длинные персты и сжались. Неловкое молчание повисло в комнате. Обе души хотели одного: вернуться в прошлое. И они чувствовали, что их намерения схожи. Чувствовали, что желают растворить свои горести друг в друге. Воспользоваться моментом, совершить ошибку, оставить её здесь в Хелмфорте, никогда не вспоминать о ней, но сделать. Их лица были так близко. Лотти ощущала аромат его одеколона, не приторный аромат с нотками боярышника, слегка терпкий аромат. Он доносился с его шеи, с его рук и с его шелковой рубашки. Одним движением она приблизилась к нему, чтобы почувствовать аромат ещё сильнее. Дыхание Лотти тронуло его кожу и пронеслось по ней бурей. Гриша взял девушку за плечи и отодвинул, уставившись в её зеленые глаза. Она в свою очередь лишь улыбнулась, лишь немного приподняла уголки своих губ. После обеими руками прикоснулась к его лицу, нежно провела руки к затылку, а после к волосам, вызвав у него дрожь во всём теле. Тогда Гриша поцеловал её. Тысяча и одна эмоция пронеслись по их сознанию. Они скрестили губы в крепком страстном поцелуе. Лотти сильнее сдавила его рубашку, в порыве пытаясь стянуть её. Григорий опрокинул девушку на кровать, вот уже навис над ней и расстёгивает пуговицы, не прекращая целовать. Рубашка слетала с него, она валялась где-то на полу вместе с галстуком. Он обнажил перед ней свою слабость, свою боль. Шрамы, полученные ещё в детстве. Несколько отметин проходили через его спину, живот и грудь. Они словно пульсировали на его теле. Лотти провела по ним пальцами от начала до конца этих неровных линий. А после начала их целовать. Коротким касанием губ она поднялась от кубиков пресса до шеи. Гриша закопался в её волосах, вдыхая их сладкий запах. Медленно Лотти сняла кофту и лифчик. Небольшая красивая грудь немного качнулась стоило желтому белью исчезнуть. Она смущалась, показывая своё голое тело. У неё была чистая белоснежная кожа, не оскверненная ранами, но она видела в этом хрустальном теле невероятную слабость. Смотря на Гришу, Шарлотта ощущала силу времени, силу той пережитой боли. В тот момент, когда они были наги и как никогда близки, она признала, что и духом, и телом уступает ему. От этого ей стало грустно и ещё сильнее захотелось размыть это чувство в Григории. Они продолжали робко трогать друг друга и в итоге переспали. Эта ночь осталась в том отеле, в том номере. Она была их ошибкой, которую друзья понимали даже в моменте совершения. Их печали не пропали в постели, но они вместе разделили их.

Через несколько дней Нейта благополучно увезли в Артею, где с ним уже встретились Фарль, Эли, Роза и ребятишки с приюта. Однако всё было бесполезно. С каждой луной он закрывался в себе всё сильнее. Это были не те прятки в своей скорлупе, а нечто отличное. Он закрывал себя в клетке, бесконечно пожирающей его одним и тем же размышлением:

«Тибон, прости. Я всё уничтожил. Не смог сдержать ни одного обещания, данного тебя. Я даже ребёнка спасти не смог… я жалок. Ну что за горделивый ублюдок. Скольких людей погубила моя слепая вера в лучших исход. Я не могу больше это выносить. Я абсолютно бесполезен… таких как я не должно существовать. Я ошибка. То, что должно было умереть в Пустоши ещё при рождении. Я источник всех их бед. Если бы меня не было, Лотти и Гриша никогда бы не затеяли конфликт. Какой же я глупец раз думал иначе. Думал, что благодаря мне они приняли приют как дом. Возомнил себя центром вселенной за что поплатились все остальные. Всё к чему я прикасаюсь умирает. Я есть абсолютный хаос, я сама Пустошь в облике человека, как и ты, Тибон. Лишь пожираю всё на своём пути, не давая ничего взамен. Так не может больше продолжаться… это нужно закончить… нужно избавить этот мир от монстра, рожденного Пустошью».