Читать онлайн Памяти владыки гор Копетдагских бесплатно

Памяти владыки гор Копетдагских

Вступление – посвящение

Уходит иной человек из своей жизни, покидая за собой кажущуюся пустоту. Кажущуюся, так как в действительности позади за ушедшим остается бескрайнее море воспоминаний о нем, мыслей, рожденных в бесконечных беседах с ним самим, которые продолжаются долгое и долгое время после его утраты.

Также нередко случается, что при внезапном уходе человека из твоей жизни жалеешь потом: «друг мой, брат мой, почему я не говорил тебе и о тебе хороших и умных слов при твоей жизни, не написал о тебе и слова в своих рассказах!?».

К счастью, что касается персонально моего старшего товарища и наставника Курбана Пирмедова, могу с грустной и печальной гордостью отметить, что в течение долгих тридцати лет знакомства и дружбы много раз успевал сказать добрые слова о нем ему лично, глядя прямо в глаза.

Успевал, потому что он обычно резко обрывал лестные комментарии в свой адрес, какими искренними они не были бы, так как был чрезвычайно скромным человеком в обычной жизни.

Рис.8 Памяти владыки гор Копетдагских

Более того, помимо прямого высказывания своего мнения ему и о нем, во многих своих рассказах и очерках, вошедших в несколько моих книг, также упоминал и его самого, и его советы. В качестве наглядной иллюстрации: при работе над своей недавней книгой «Мигрант в столице» также проконсультировался с Курбаном по одному аспекту, когда он сам не знал еще о своем тяжелом диагнозе. Известие о котором в тот тягостный день середины января 2024 года потрясло нас обоих как гром среди безоблачного летнего неба.

Затем так получилось, что я дописывал буквально последние строки книги, когда внезапно первого февраля утром позвонил наш товарищ Дмитрий Кунташов и сообщил о его кончине.

Так как в настоящее время живу слишком далеко от Ашгабата, и хотя выехал на такси, отменив запланированные неотложные дела, немедленно сразу после полученного сообщения, не успел на похороны яшули всего на полчаса. Потом еще некоторое время приходил в себя, и затем понадобилось еще несколько недель для завершения работы над «Мигрантом».

Символично, книгу, в которой содержится последний совет Курбана-ага, отправил на публикацию на сайте Литрес на следующий день после поминок сорокового дня своего халыпа.

Отступление «буквально финальной минуты»: когда уже приступил к окончательной корректуре данной книги, поймал себя на мысли, что цитата из начального очерка «Мигранта» в полной мере характеризует Курбана: «…Однако в реальности, если не подводит моя память, в глубокой древности в начальный период возникновения данного интереснейшего социального явления дервиши выполняли крайне важную функцию в общественной жизни восточных народов. Естественно, практически все они реально являлись истинными бродягами (то бишь, «мигрантами»!) по духу, выделяющимися своими нескончаемыми переходами даже среди кочевников той эпохи, своего рода культурное «перекати-поле», гонимое по свету непрекращающимися ветрами странствий. Я бы предпочел называть их «познаватели мира и людей в нем; переносчики мыслей и знаний между теми и иными общинами – и соседствующими друг с другом, и с находящимися за далекими горами и равнинами».

А как путешествовать по свету, не владея навыками общения с разными людьми, носителями иногда резко контрастирующих менталитетов, и без знания различных языков, порой не одного и не двух?»

Должен также подчеркнуть, что мысли о моральной обязанности собрать воедино мои прежние рассказы с его участием, скомпоновать «под одной обложкой» и дописать, довести до ума сюжеты, таившие глубоко в моем подсознании, родилась в первые дни после похорон, когда в последний раз ночевал в его все еще уютном доме. Тогда-то утром на следующий день проснулся с четко оформленным названием будущей книги «Памяти владыки гор копетдагских».

Прежде чем начнете читать ее (точнее, если!), примите во внимание несколько пояснений – здесь не будет биографических заметок; дат рождения и смерти. Жанр данной книги воспоминаний нестандартный, не подберу обозначения стилю.

Кроме того, подчеркну еще один аспект: мало кто из слабо владеющих туркменским языком знает или осознает, что в повседневной речи испокон веков мы частенько говорим рифмами, используем тончайшую игру слов и звуков, которую трудно понять в полной мере «не носителю языка и обычаев». Кроме того, помимо сложного для восприятия иностранцу аспекта, туркмены еще широко применяют афоризмы, поговорки и пословицы, состоящие порой из единственного слова.

Поэтому, если брать в комплексе, некоторые нюансы «бытовых» бесед трудновато перевести на другие языки, даже если сильно постараться объяснить глубинный смысл. Знаю это не понаслышке, так как сам являюсь переводчиком с опытом работы с интуристами.

Соответственно, в текст книги включены фрагменты разговоров и бесед с Курбаном, которые придется «читать между строк» и самостоятельно догадываться о скрытом контексте, даже если автор постарается пояснить суть изречений просто и доступно.

Далее чисто технические замечания по структуре данной книге: включены без изменений и поправок отрывки из других моих книг, которые служат и фоном к рассказам о Курбане, и подтверждением моих слов, что много упоминал о нем и наших общих приключениях. Поэтому наверняка кто-то из внимательных читателей заметит кажущиеся нестыковки – глаголы в настоящем времени, повторения описаний тех или иных эпизодов, слегка измененные даты событий. Это не упущение автора, а намеренный расчет – жизнь ведь не вгонишь ни в какие рамки, и придерживаться «сухой статистики» также нет необходимости.

С временами глаголов тоже не все так просто и однозначно. Ряд очерков взят из книг, которые были написаны еще при жизни Курбана, поэтому было бы неправильно подгонять их под текущие обстоятельства, после его ухода из жизни. А с другой стороны – надо ли?

Никак не могу (по крайней мере, пока, когда всего несколько месяцев минуло) примириться с тем, что больше не увижу его, не поговорю. Поэтому предпочитаю «по-детски» находиться в ожидании несбыточного и нереального: он уехал в очередное путешествие, и вернется когда-нибудь с новыми впечатлениями, свежими фотографиями и камешками, взятыми на память с покоренных им вершин.

Примерно то же относится и к фотографиям – как бы ни старался «прицепить» их максимально точно к конкретному абзацу для более живописной иллюстрации, они «съезжают» при трансформации текста в формат электронной книги. По этой же причине отсутствуют пояснительные подписи к фото – «кочуют сами по себе» по странице непредсказуемым образом.

Также хотел бы поблагодарить Игоря Ломова и Дмитрия Маслова, которые при первой же просьбе (услышав, что книга посвящается нашему общему другу Курбану) охотно и любезно предоставили материалы из своих архивов.

Первое впечатление

«…провожают по уму!»

Одним из излюбленных и постоянных мест для воскресных тренировок и обычных посиделок у ашгабатского альпинистского «Агама» являлся «Откол».

В день, когда состоялась первая встреча с интереснейшим человеком, первоначально меня ничем и никак собой не впечатлившим, там проходили тренировки по отработке спуска «дюльфером» и так называемым «парашютиком». Это когда ты просто висишь, растопырив руки и ноги, и тебя спускают с верхотуры как прицепленный к веревке чемодан. Та еще нервотрепка, скажу я вам, ведь так и хочется вцепиться в камни, когда пролетаешь мимо них почти в свободном падении. А если вдобавок еще и в страхующем не совсем уверен, вполне ведь добавятся еще пара-тройка дополнительных тревожных эмоций.

Рис.6 Памяти владыки гор Копетдагских

В очередной раз в той тренировке меня «держал» Слава Пасевьев, весельчак и балагур, душа любой компании – и в городских условиях, и на природе. Напомню, что у меня довольно-таки отточенная наблюдательность, поэтому еще в ходе лазания к той скальной полке, откуда надо было «сорваться» вниз, успел заметить, что к нему подошел какой-то неказистый яшули

1

невысокого роста в очень непрезентабельной одежде. Подумалось: «что за бомж тут оказался!?».

Не стоит, наверное, уточнять, что страхующий ни на секунду не должен отрывать глаза от того, кто наверху, и ни в коем случае не отвлекаться на посторонние разговоры. А тут, едва оттолкнувшись от скальной стенки спиной вперед и начав скользить вниз, увидел, что они вдвоем очень даже оживленно о чем-то беседуют и вроде бы вообще не смотрят наверх. Естественно, мгновенно вцепился мертвой хваткой за первый попавшийся выступ. Славка тот еще шутник, и среагировал также моментально: «что, жим-жим? Спускайся!».

Мы ведь все горячих кровей джигиты, поэтому как мог откликнуться на «слабо»? Иначе, чем «пусть грохнусь, но упражнение сделаю»?

Поэтому снова разжал пальцы и полетел дальше. Сколько там могло продолжаться падение с пары десятков метров, а тогда показалось – «когда же закончится бесконечный ужас?».

Собирался уже закрыть глаза непосредственно перед соприкосновением с землей, как они вдвоем стальной хваткой зажали скользящую в их руках веревку, и я мягко повис в полуметре от подошвы скалы. У страха пусть глаза и велики, но, несмотря на расширенные с перепугу зрачки, с высоты все-таки ведь не заметил, что Слава-то все четко контролировал и не выпускал страховку из рук ни на секунду.

Потом, уже отдышавшись и отойдя в сторонку, к костру, спросил у Алладина: «кто это?».

До сих пор помню, с какой веселой желчью и смешливой иронией тот выпалил: «Да это Курван», намеренно поставив ударение на букву «в» в имени Курбан. Однако должен отметить, что к тому времени уже понемногу начинал понимать: «если «Бабай» кого-то ругает, скорее всего, тот человек достойный, к которому нужно присмотреться всерьез». Затем с момента той мимолетной встречи прошел довольно-таки продолжительный перерыв.

Клуб готовился к проведению необычной для любителей активного отдыха в горах экспедиции на восток страны, на Койтендагский (Кугитангский) горный хребет. В прежние советские времена было непросто оформить необходимые разрешения даже просто для посещения того района – погранзона на стыке трех государственных границ и, к тому же, территория государственного природного заповедника, поэтому за организацию групповых восхождений на высшую точку страны пик Айры-баба до альпклуба «Агама» вроде никто ранее не брался.

А мы, для дополнительного подчеркивания нестандартности проекта и более гладкого прохождения бюрократических согласований, собрались на первое в истории зимнее восхождение на нее, приурочив событие к 19 февраля – Дню Государственного Флага Туркменистана, причем силами исключительно местных горных туристов и без привлечения госфинансирования. Которого, впрочем, в те годы середины девяностых прошлого века, не могло и быть по определению.

Ажиотаж среди членов клуба был ого-го какой, ребята бились за каждое место в команде. В том числе, и нетактичными методами. К примеру, Алладин с подачи Шиленко выкатил очередной «блин»: «Исключить из группы на Айрыбаба Риту, она новичок – нет опыта, может не выдержать физических нагрузок». Парень совершенно упустил из виду, что она, будучи секретарем клуба, вела всю документацию и готовила все бумаги, параллельно к тому же сама усиленно занималась на подготовительных тренировках и выходах.

Не взять ее было бы полнейшей неблагодарностью за ее усилия ради общего дела, и отбрасыванием всей мотивации на дальнейшее участие в клубных делах. Да и чисто не по-человечески было бы, не так ли?

На этом же собрании Женя Шиленко, который являлся так называемым «старичком», также заявил: «почему это я не могу пойти? Раньше просто приходили, брали путевки и шли. Ты что за порядки тут устанавливаешь – какой такой конкурс, какой отбор?».

Словом, мне пришлось воспользоваться своей номинальной ролью руководителя клуба и решительно заявить: «Рита идет, ничего не знаю!».

Забегая вперед: Погодные условия в день восхождения (19 февраля) были сложными – холод, порывистый колючий ветер, во второй половине дня густой туман и практически нулевая видимость. При спуске с вершины уже в вечерней темноте мы сбились с пути, и могли не скоро найти лагерь. Если вообще вышли бы к нему до рассвета. К счастью, Рита, оставшаяся дежурной с Валентином на привале, догадалась колотить чем-то железным по котелку. Причем без устали в течение скольких-то часов поочередно, ведь неизвестно было – как скоро мы появимся. На звук тогда и вышли. Честно говоря, к своему стыду не могу сейчас сказать, поблагодарили ли мы ее тогда за спасение…

После жаркого спора, с обидными выкриками в обе стороны и той еще нервотрепкой, вышел из помещения клуба (расположенного в полусыром подвале) во двор подышать свежим воздухом в таком взвинченном состоянии, о котором, точнее, о человеке в котором, наши острые на язык ребята говорили «спички можно об лоб зажигать».

Однако вот совпадение, едва только вышел из подъезда в поисках успокоения, едва глотнул первый вдох, как в то же мгновение из-за угла, как будто ожидая там моего появления наружу, показался тот самый «бомж» и с ходу заявил: «вы идете на Айрыбаба, я иду с вами».

Не спросил «можно ли, есть ли место в группе?», просто констатировал безапелляционно. Если откровенно, как бы странно не показалось, в тот момент у меня даже мимолетной мысли не возникло: «ничего себе заява, что за наглость!?».

Рис.3 Памяти владыки гор Копетдагских

Не знаю и теперь, через четверть века, что тогда сработало – интуиция, набирающийся жизненный опыт разглядеть в незнакомых людях скрытые достоинства, или все-таки всего лишь обычное желание досадить скандалистам, но хватило всего нескольких секунд размышлений. Затем, не сказав ему ни единого слова в ответ, резко спустился обратно в жар полемики и сказал сидящей за столом в окружении разгоряченных спорщиков Рите: «включи в список еще одного, он сам себя назовет». И кивнул в сторону вошедшего следом незнакомца.

Вот так в мою жизнь вошел многолетний верный друг, товарищ и истинный брат. Причем аспекты его индивидуальности раскрывались постепенно, неожиданно и молчаливо. С первого взгляда на этого невысокого, вроде бы щуплого телосложения, но быстрого в движениях пожилого человека (которого до сих пор язык не поворачивается назвать стариком в его возрасте «около или за семьдесят») не угадаешь его выносливости, готовности подставить плечо в прямом и переносном смысле в различных жизненных ситуациях. Сколько раз наблюдал в совместных выходах, как при приходе группы на привал большинство туристов первым делом растягивались на земле отдохнуть после перехода, а он собирал опустевшую тару и уходил к неблизкому роднику за водой или начинал искать дрова для костра. И ладно б, если только в краткосрочных дневных переходах…

Он как-то рассказал, что участвовал в пешем переходе экспедиции Шпаро (если не ошибаюсь в точном названии) через пустыню Каракумы по изучению возможностей человека в экстремальных условиях существования. На одной из чабанских стоянок кумли2 тамошний старейшина принял гостей на стоянку и затем на следующий день, перед их выходом в дальнейший переход, указал на Курбана и сказал: «вы-то дойдете, а он вряд ли». Мне не передать смешливой и задумчивой интонации, с какой он упомянул этот эпизод. Разумеется, они не стали подправлять яшули в его невольной ошибке. В какой?

Ведь именно Курбан, как самый надежный и выносливый член экспедиции, нес самый драгоценный в условиях жаркой пустыни груз – запас воды на всех.

Кто-то может сказать: «подумаешь, это чисто физические данные. А что в голове?».

От постороннего глаза в нем скрывается радушный, отзывчивый к чужой боли человек, великолепный повар, прирожденный философ, заядлый театрал, кандидат химических наук, лауреат государственных наград за научную и педагогическую деятельность.

До сих пор я и сам не могу найти объяснения одной удивительной ситуации, о которой пойдет речь в данном отступлении. В какой-то год мы с ним долго не виделись, а затем я почему-то увидел сон, в котором его награждают в большом зале.

Так получилось, что тогда через несколько дней у меня состоялась командировка в Ашгабат. В столице нашей страны теперь уже десятки лет я останавливаюсь в гостях только у него, хотя друзей и знакомых у меня в том городе великое множество. Поэтому он в день моего приезда обычно опаздывает на работу, так как ждет моего прихода после утреннего поезда для передачи ключа от входной двери. В тот день, еще в прихожей, едва обменявшись приветствиями, я сразу же пошутил: «ну, показывай медаль!».

Намереваясь в ответ на возможный недоуменный взгляд пояснить свой сон, и затем посмеяться вместе с ним. Курбан ничего не сказал, как обычно проворно повернулся назад и ушел в глубины однокомнатной квартиры. Пока там что-то брякнуло, успел уже подумать, что он, наверное, просто что-то забыл взять и, вспомнив, развернулся подхватить перед выходом из квартиры. Потом, к моему полнейшему удивлению, он на раскрытой ладони поднес к моим глазам коробку с медалью и наградное удостоверение!?

Оказалось, что, буквально за неделю до моего приезда Президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов в торжественной обстановке на ежегодном заседании Совета Старейшин страны действительно вручил Курбану Пирмедову государственную награду за многолетнюю научную деятельность!

Тут есть аспект, ради которого и включаю описание этой ситуации: яшули крайне скромный и деликатный человек, никогда не говорящий на публике о своих заслугах и успехах. И если бы я сам, совершенно случайно и «до сих пор сам не пойму почему», не задал тот странный вопрос, так бы никогда и не узнал о достижении своего товарища.

Повторюсь, у него практически отсутствует свойство характера, как мы тогда шутили иносказательно, «бить пяткой в грудь». То есть, кричать или намекать – «я такой-то, сделал то и это, достиг чего-то» даже близким знакомым.

Тем более среди незнакомых людей он вообще будто полностью уходит в тень. В порядке красноречивой иллюстрации приведу любопытный случай, с его собственных слов произошедший в Туркменском государственном политехническом институте города Ашгабата. Будучи многолетним членом государственной комиссии по защите дипломных работ и приему государственных экзаменов, Курбан-ага по предварительному телефонному приглашению ректора в оговоренный час пришел в приемную ректората. Мало ли у загруженного повседневными обязанностями руководителя настолько непростого учреждения забот, которого, к тому же, не оказалось в его кабинете. Поэтому Курбан решил подождать, присев на стул почти у самого входа.

Затем через какое-то время распахивается дверь и, не обращая ни малейшего внимания на «колхозного вида» старичка, прямо ко столу секретарши прошли две столичного лоска девахи. Кивнув в сторону кабинета ректора, они спросили: «у себя, можно к нему?», не поинтересовавшись вначале – «есть ли кто в очереди?».

Затем, почти не понижая голоса, продолжили беззаботно щебетать между собой о чем-то личном, девичьем, в том числе и не предназначенном вообще для посторонних ушей, не говоря уже о «мужских».

А когда ректор вошел в приемную, продолжая в ходе шествия говорить что-то назад кому-то в коридоре, они тут же подскочили к нему с приветствиями. Однако большой начальник почему-то в первую очередь протянул обе руки (на Востоке знак особого почета пожимать обе руки при приветствии) навстречу вставшему с неудобного стула «колхознику». Только после этого, повернувшись к тем изумленным «городским штучкам», сказал просто: «пришли? Знакомьтесь, он будет вашим научным руководителем по вашим дипломным проектам».

Рис.4 Памяти владыки гор Копетдагских

Мне не передать на ином языке всю соль полушутливой и полуиронической интонации туркменского выражения, с которым Курбан-ага описал выражение лиц тех высокомерных старшекурсниц, лишь смысл: «челюсть вывернулась, и чуть на пол не упала» …

Его же после той первой «Айры-баба» в нашей среде в шутку стали называть «вредителем». Ничего себе переход, не так ли?

А дело в том, что на каждый день во время восхождения в группе назначались дежурные – позаботиться о костре, подготовить еду, и так далее. И тут от личных качеств участников зависит, насколько без заминок и проволочек будет проходить данный процесс.

К примеру, перед штурмом вершины мы ночевали в домике на святом месте Халыпа-баба. Естественно, утром дежурным нужно было вылезти из спальников раньше всех, чтобы подготовить горячий завтрак до общего подъема. Однако они (одним из них был тот самый Шиленко) не спешили протереть глаза или расстегнуть изнутри свои нагретые спальники, хотя уже проснулись и уже обменивались шутками с остальными членами команды. Курбан, не сказав ни слова, уже был на ногах, уже раскочегарил примус, уже поставил на них тунчи3 с водой для чая и кофе. И вдруг одна из них вспыхнула голубым пламенем, охватив и примус под ней. К счастью, у Курбана оказалась молниеносная реакция. Он мгновенно схватил примус и вынес наружу, воткнув его в сугроб за дверью – не было ни пожара, ни вероятного взрыва.

Наш доктор Андрей Поппель нес с собой полуторалитровую пластиковую бутылку со спиртом, неотличимую по внешнему виду от остальных емкостей с чистой водой. Как она оказалась среди них, осталось не выясненным. А запах алкоголя при чересчур холодной температуре ничем себя не проявил.

Курбан сам трезвенник, как и я, поэтому мы с ним вполне могли обойтись без «горючего для сугрева». А остальная группа просто вынуждена была соблюдать «сухой закон» до возвращения после восхождения в поселок у подножия горы. Ну а кто виноват, ведь не ленивые дежурные?

Разумеется, тот самый «вредитель» …

Постепенно с развитием знакомства все больше и больше полагался на участие Курбана Пирмедова в тех или иных проектах. Затем в последующие годы наиболее интересные и сложные экспедиции я планировал только на те даты, когда в них мог участвовать Курбан. Тот уникальная акция – сплав по Каракумскому каналу на плоту из пластиковых бутылок, едва не попавшая в Книгу Рекордов Гиннесса, – без него и Александра Михайловича Супанько (об этом достойном человеке будет рассказано в иной книге) никак и никогда не состоялась бы.

Напомню, при первой встрече с ним мелькнула лишь одна, беспокойная и тревожащая мысль: «что за бомж!?»

(Из книги «Непонятый о непонятом», очерк «Первое впечатление», 2022 года выпуска)

«Кыямат гунин гоншында»

По мотивам Цхинвальской осени 2008 года

….

Принимая во внимание все вышесказанное (и многое другое, оставшееся вне рамок данного очерка) я сам воспринимал как ироническую шутку туркменскую поговорку «Кыямат гунин гоншында» (опять-таки приближенный перевод «В Судный день полагайся на соседа»). Ведь если у тебя за твоим собственным забором проживает сварливый и вздорный сосед (впрочем, не пожелал бы такой напасти никому – ни другу, ни недоброжелателю!), то каждый твой день может обратиться в рутинный, «карманный» Судный день.

Конечно, некоторые концепции мы принимаем на веру, как обычное явление, не беспокоя себя попытками докопаться до их происхождения. Однако, начиная работать над этим эссе, я проконсультировался со своим старшим другом, Курбан-ага, осведомлен ли он о корнях именно этого высказывания и как оно используется в народе. Представьте себе изумление, с каким я выслушал внезапное и, тем не менее, вполне ожидаемое рассуждение!

В соответствии с его обычной манерой беседовать – слегка покачивая головой и полузакрыв глаза, вполголоса, – яшули начал свою речь: «да, существует очень много интерпретаций, в зависимости от велаята страны или племенных отличий. Однако я сам склоняюсь к следующему объяснению: во время Судного Дня Эзраил перед решением судьбы именно у соседа спросит, каков при жизни был покойный, как он провел свои дни. И в зависимости от ответа решит, куда отправить душу – в ад или в рай…».

Согласитесь, кто в состоянии охарактеризовать кого-либо более или менее достоверно, если не сосед, видевший его в повседневной жизни, и наблюдавший все его слабые и сильные стороны с утра и до ночи? По крайней мере, в тех коммунах с крепкими связями между членами, какими являются многие сельские общины. Печально, но в пределах современных городских территорий люди иногда незнакомы с семьями, даже живущими по соседству на одной лестничной площадке.

Естественно, все зависит от личных качеств человека, от способностей и желания отдельно взятой личности, поэтому вряд ли стоит делать обобщения. Опять-таки живой пример зримо встает перед глазами: когда Курбан-ага переехал на дальнюю окраину Ашхабада, в первые недели и месяцы никто из нового окружения не был с ним знаком и не имел представления о характере достойного человека. Буквально через год почти каждый сосед в том подъезде многоэтажного дома сердечно приветствовал яшули при каждой следующей встрече. Более того, подобное уважительное отношение отразилось и на его постоянных гостях и друзьях. Для дополнительного акцентирования: ни один из них даже не знает моего имени до сих пор, после свыше десяти лет. Однако во время моих редких приездов в Ашхабад многие из них здороваются со мной самим все тем же: «Салам, гоншы!» («Здравствуй, сосед!»).

(Книга «Будь как дома», очерк «Кыямат гунин гоншында»)

«Лишь бы не он!?»

Выше уже упоминалось, что многие свои экспедиции планировал специально «под участие Курбана». Здесь же, перед переходом к следующему сюжету, должен пояснить для неосведомленных, почему именно эти поездки были довольно-таки притягательными для многих туристов и что в них стремились попасть любители активного отдыха. Как правило, наиболее интересные территории для посещения любителями активного отдыха на дикой природе располагаются или в заповедниках, или в иных природоохранных территориях, а также часто в пределах пограничных зон с их особым режимом посещения. Поэтому для поездки туда, особенно в составе большой группы, в прежние годы в Туркменистане не так-то просто было оформить необходимые разрешения.

А я когда-то работал научным сотрудником в Бадхызском и Копетдагском государственных заповедниках Туркменистана, а затем некоторое время успешно трудился директором ряда туристических агентств. То есть, другими словами, был «вхож» в некоторые важные кабинеты в обоих министерствах (Госкомитета по туризму и Министерства охраны природы Туркменистана), и процедура согласования разрешений проходила чуть более гладко, чем если бы кто пришел «со стороны».

В дополнение ко всему, за моими плечами был еще и опыт армейской офицерской службы, поэтому в иных приемных силовых учреждений также чувствовал себя достаточно комфортно. Согласитесь, крайне полезное преимущество при решении бюрократических проблем, связанных с пропусками в особые зоны.

Плюс к этому – была крепкая репутация среди потенциальных спонсоров, «со скрипом», но практически всегда находил финансирование поездок.

Повторюсь еще раз, и подчеркну потом неоднократно: все свои недоступные для многих «туристов» проекты планировал конкретно под свободные дни Курбана, не обращая особого внимания на «хотелки» иных претендентов на участие в них.

Это-то и стало причиной того незабываемого «адресатом» тоста Ларисы Бадайкиной, которая вроде бы с юмором, но с изрядной долей раздражения заявила в качестве финального пожелания: «и чтобы наши поездки организовывал не он!».

Несколько обстоятельств, которые она в тот момент так «тактично» упустила из виду: чаепитие происходило не где-нибудь в клубном помещении туристов или на иной нейтральной территории, а на моей съемной квартире на улице Лечебной в Ашгабате, и ребята пришли ко мне поздравлять с днем рождения. Вдобавок она совершенно забыла, что ранее участвовала в организованных под моим руководством зимних восхождениях на высочайший пик Айры-баба Туркменистана (посмотрите книгу «Непонятый о непонятом»), и на высшую точку туркменской части Копетдагского хребта гору Чопан (уникальное событие, невозможное в прежние советские времена). В обеих экспедициях ее вообще не должно было быть, если бы не волевое решение «не будем уж попусту уточнять кого именно», так как она не являлась членом альпинистского клуба «Агама» и не принимала участие в его деятельности.

Рис.2 Памяти владыки гор Копетдагских

Третий, более важный, аспект: в тот год я уже не являлся руководителем «Агамы» или иной структуры «с печатью», и организовал «дальние выходы» исключительно как частное лицо и неформальный лидер дружески настроенных ко мне персонально людей. Другими словами, вполне мог при желании ездить туда и сюда в одиночку или в узком кругу наиболее близких товарищей, не заморачиваясь решением бесчисленных проблем с организацией групповых экспедиций…

Разумеется, тогда не показал и виду, что это замечание как-то неуместно с учетом вышеизложенных обстоятельств. Лишь постепенно отдалился от нее, и затем через годы прекратил все контакты с ней без объяснения причин (были и другие, примерно того же плана).

Затем в мае 2018 года случайно пересекся с ней в городском автобусе в Ашгабате. И Лариса сразу в полный голос восторженно начала рассказывать, что они недавно ездили в гости к Юле на Белое море. Поздравил ее, конечно, причем абсолютно искренне – не всегда ведь в наши непростые времена удается побывать настолько далеко от страны пребывания.

Но ей моей реакции показалось мало – не позавидовал!?

Что поделать, это у нас с Курбаном общая черта характера – не завидуем, честно радуемся, если что-то у кого-то из знакомых получилось великолепно и удачно.

Рис.5 Памяти владыки гор Копетдагских

Может быть поэтому, она, чтобы все-таки добиться нужного ей отклика, продолжала заполнять весь автобус своим голосом: «и мы только проезд туда оплатили, а там Юля все организовала».

Рис.0 Памяти владыки гор Копетдагских

Надо было как-то поддержать разговор, не будешь ведь молчать до своей остановки, только поэтому неожиданно для нее и, впрочем, для себя самого сказал вполголоса, наклонившись к ней: «Мы с Курбаном сегодня вылетаем в Москву, а оттуда у нас турне по нескольким заповедникам Центрального Черноземья. Нам только до столицы добраться, а там все уже организовано». Лариса переменилась в лице, и у нее слегка сместился и потускнел взгляд. Знала и догадывалась, что у меня могут найтись довольно-таки прочные связи с биологами в самых непредсказуемых регионах мира, поэтому понятно было с полунамека, что организация такого тура опять-таки не обошлась без «лишь бы не он…».

Вернувшись в квартиру Курбана и уже совместно собираясь к выезду в аэропорт, за пиалушкой чая рассказал ему об этой встрече. Тот рассмеялся, и, покачивая головой, подначил: «и надо же было тебе ей настроение портить? Промолчал бы…».

Что называется – а кто первый начал?

«Лишь бы не ты…»

Здесь же, чтобы связать воедино две идеи: на стыке тысячелетий на туркменских автодорогах шустро сновали исключительно крайне популярные белые «Жигули» так называемого «канадского варианта». Тогда же в моем личном распоряжении появился «УАЗ» новейшей в тот период модели.

Соответственно, резко выросла мобильность наших поездок – к примеру, целую неделю могли любоваться реликтовыми саксаульниками в районе населенного пункта Топуркак, наиболее труднодоступной части русла Каракумского канала (крайний восток Туркменистана), а уже через пару месяцев пили чай из воды горного родника в мистических урочищах Старого Нохура (в западной области страны). Пассажиры на задних сиденьях менялись, конечно, но неизменно впереди рядом со мной сидел Курбан.

Естественно, многое повидали во время этих приключений и похождений, но о них как-нибудь в другой раз, в иной книге, если до нее дойдут руки или появится желание автора написать…

Пока хотел бы поведать о том, что случилось не так уже далеко от Ашгабата, причем в ситуации, когда ничто не предвещало сколько-нибудь интересных наблюдений. Ранее Александр Михайлович Супанько с таким восторгом и энтузиазмом раз за разом раз рассказывал нам об интереснейшем каньоне Солтандешт (старое русло Каракумского канала), который расположен в какой-то сотне километров на юго-восток от столицы и чуть на север в пески, что однажды мы дружно собрались и поехали туда просто прокатиться и поохотиться на перелетных птиц…

Однако, когда вдали от обжитых мест, перебираясь с места на место через грунтовые дороги вдоль хлопковых полей, мы неспешно катили рядом с высоченным камышом вдоль ирригационного калана, Михалыч вдруг заорал в полный голос, чуть не оглушив: «Жми, быстрее выскакивай отсюда!».

Естественно, я мгновенно вжал педаль газа до пола и потом только спросил сквозь резко усилившийся рев мотора: «Что!?».

Вода идет!

Ну и что, проеду

«Пухляк», сядешь.

Оказывается, Михалыч увидел впереди поступающую на поля воду для промывочного полива, которая, к тому же, успела покрыть частично дорогу и позади нас.

Возможных проблематичных последствий я не осознавал, так как до этого уже проверил свою машину в разных условиях и постепенно привык к вездеходности и «всюдупроходимости» «рашн-джипа».

Рис.7 Памяти владыки гор Копетдагских
Однако дядь Саш позже, уже на привале, когда мы очутились на безопасном месте, объяснил свойства тамошних солоноватых лессовых грунтов – при увлажнении отвердевшая поверхность раскисает до состояния киселя, или «пуха». Потом машина садится по самое днище, бессильно вращая все свои колеса и не находя опоры для толчка вперед или назад. А затем остается единственный выход ждать спасения – или находить трактор и убедить тракториста забраться в «болото» и отбуксировать машину (а где искать, если места безлюдные – как вскользь упомянул выше). Или, что случается чаще, ждать, пока само не просохнет и грунт вновь не затвердеет. Что, впрочем, могло случиться очень нескоро в осеннюю прохладу, как в нашем случае. Кому же захочется сидеть в полупустыне в ожидании хорошей погоды, особенно если через день, в понедельник, надо идти на работу?

Поэтому единственным правильным решением было давить на газ и выскакивать оттуда без малейшей задержки, что мы и сделали, мгновенно и без опасных колебаний доверившись знаниям Михалыча. Если бы не одна закавыка, что называется, «смех сквозь слезы»: одному из наших попутчиков скрутило живот, приспичило в самый неподходящий вроде бы момент.

Тогда никак не могли остановиться даже на минуту и даже по такой крайне неотложной причине, так как, вцепившись в руль и выкручивая его во все стороны почти каждую секунду, уже чувствовал, что на появившихся на дороге лужах начинали буксовать колеса.

Меньше получаса понадобилось, чтобы выскочить оттуда и очутиться на безопасной возвышенности. Как только там остановил машину, распахнулась дверь и тот наш попутчик, к тому времени с позеленевшим без кавычек лицом, в прямом смысле вывалился наружу и, отшатнувшись всего на пару шагов назад, присел за задним колесом. Потом полных два дня, пока не вернулись обратно в город, он себя неважно чувствовал и большую часть времени не гулял по живописным местам, ради осмотра которых туда-то и целились. Сидел безвылазно в лагере или в машине, причем почти ничего не ел и не пил.

Честно говоря, мы никак не могли понять, что с ним произошло, и чем он мог отравиться, ведь все мы питались из одного котла и пили чай «из одного чайника». Потом Курбан просветил всех, и рассказал поразившую меня историю. Оказывается, он давным-давно ранее наблюдал такую же ситуацию в альплагере, редчайшую в иных обстоятельствах – человек отравился собственными продуктами жизнедеятельности, не успев «сходить по большому». Даже медицинский термин назвал, доселе неслыханный мною – самоинтоксикация кишечными соками.

Столько всего интересного было вокруг нас в той поездке, поэтому этот эпизод вроде бы забылся, ушел на глубину под прессом более важных событий. Однако лишь временно, как часто случается в жизни творческих людей – подсознание «ловит» и копит впечатления и «наблюдашки», «переваривает» их «само и в себе» и затем неожиданно, когда мысль дозреет, просыпаешься утром с готовым сюжетом для рассказа.

Через несколько дней после возвращения в Ашгабат, сидел на кухне Курбана за затянувшимся в полночь чаепитием (что у нас происходило очень и очень часто в течение долгих лет). Рассказывал что-то, затронули какие-то межличностные отношения (сорри за термин), как вдруг разыгралось воображение, и начался полет фантазии.

Неожиданно для Курбана и, впрочем, для себя самого рассмеялся и выдал: «слушай, Курбан-ага, вот если бы гнида, собирающаяся сделать кому-либо подлянку, отравилась собственными «гнилыми» мыслями и поступками, зла в нашем качающемся подлунном мире было бы поменьше. Если бы существовала «самоинтоксикация подлостью…».

У подобных дум, конечно, была скрытая практически от всех ближних и дальних знакомых предыстория. В тот период я с громадным трудом и малюсенькими шажками постепенно выкарабкивался из глубокой депрессии, вызванной непрекращающимся предательством и многолетним неприязненным отношением со стороны родных «брательников», вдобавок усугубившейся еще не забытой даже через прошедших несколько лет травлей в альпклубе «Агама».

Курбан знал об этом моем психологическом состоянии, а также был в курсе, кого конкретно имел в виду. Он также сознавал, что у меня есть обоснованные реальные основания «желать несбыточного». Поэтому сразу понял «соль» горькой и ироничной шутки. Шутки, так как действительно сыграло мое своеобразное чувство юмора, и та фраза «выдалась» в воздух все-таки без всяких задних мыслей и дальнейшего развития в виде «самоедства» или руководства к действию…

Посмеялись вместе над «ну тебя и занесло, откуда только взялось…».

Затем мой халыпа в своей привычной манере покачал слегка головой и, прищурившись, все-таки посоветовал-напомнил: «Гаргынма, ызына гайдар» («Не проклинай, аукнется обратно» – народная мудрость туркменского народа»). Затем также добавил: «Оставь их поступки на суд небесам, ответят в нужное время. Не бери на себя мщение, даже если они это заслужили».

Снова о медали

С упомянутой выше медалью связано еще несколько любопытных деталей.

Рис.1 Памяти владыки гор Копетдагских

Как я отмечал ранее, Курбан, показав ее мне, тут же убежал на работу, так как всегда сильно опаздывал в дни моих приездов в ожидании, пока я добирался в его квартиру с вокзала.

Вот вечером, неторопливо смакуя пиво (чуть дальше будет отдельный очерк об этом напитке), снова затронули его награждение. И он, в своей обычной манере беседовать, полузакрыв глаза и медленно произнося отдельные слова, рассказал, как происходил процесс подачи представления к медали. Что само по себе была та еще любопытная история.

Оказывается, в один из дней его вызвал к себе директор Института химии, где Курбан-ага трудился десятки лет, и попросил принести фотографии для анкеты. А затем вернул их ему обратно со словами: «побрейся, потом сфотографируйся».

Как «показывал» (жестами и интонацией) Курбан, он сразу ответил:

Если надо бриться, то мне никакой медали не надо!

И что они сделали, как нашли твою фотографию без усов и бороды?

Да на компьютере обработали, и потом так подали на анкету.

А теперь посмотрите вокруг – много ли среди ваших знакомых людей лиц, кто готов отказаться от той или иной заслуженной награды по такой вроде бы пустяковой причине, лишь бы не изменить самому себе и в кажущейся мелочи?

Несколько лет прошло с того незабываемого для меня дня, когда впервые почувствовал насколько прочны незримые нити, связывающие меня, отшельника из далекой глубинки, с достойным жителем столицы.

В свой очередной приезд по делам в Ашгабат, когда лежал перед телевизором (лежал, так как мучила сильная мигрень, обычная при магнитной буре) в квартире в ожидании возвращения Курбана с работы, он пришел и, не переодеваясь в домашнюю одежду, полу-попросил – полу-приказал: «вставай, одевайся, идем в гости!».

И ранее в подобных случаях я никогда не задавал дополнительных вопросов, не отнекивался плохим самочувствием, поэтому и теперь сразу встал, и потянулся за «выходной» одеждой. Раз надо, значит, надо – наверное, кто-то из его родственников устраивает какое-то семейное застолье, – мало ли в туркменских семьях находится поводов пригласить близких знакомых на угощение.

А сам Курбан редко говорил заранее – куда и зачем он меня ведет.

Когда пришли в квартиру к тем его родственникам, с которыми он поддерживал более или менее постоянные теплые отношения, то нас там уже ждал щедрый «дастархан». Как я и предположил первоначально, праздновался чей-то день рождения.

Как дальше выяснилось – самого Курбана, причем повторно. Мне тут же рассказали , что сначала к его семидесятилетнему юбилею провели большой праздник в каком-то шикарном городском ресторане, куда были приглашены многие его коллеги, друзья и ближайшие знакомые, в том числе и товарищи по горным походам. Однако предложенные блюда китайской кухни не понравились кому-то из ближних родственников, поэтому в расчете на него и устроили еще один семейный праздник, теперь уже с привычной национальной кухней.

Получается, я вновь оказался в нужном месте и в нужное время – угадал с приездом в Ашгабат по своим делам.

Пока ждали прихода гостей и затем подачи основных кушаний, мы разговорились с тем самым родственником, ради умиротворения которого и устроили повторный праздник. И тот почему-то решил уколоть меня: «какой же ты друг, если не знаешь о его юбилее!?».

Естественно, обычно за ответом мне далеко в карман лазить не приходится, тут же отбрил его встречной шуткой. И потом начал рассказывать, что Курбан-ага никогда не говорит о событиях в своей жизни, приходится догадываться: «вы же сами о его характере знаете».

Да-да, это Гуввад-ага! (семейное обращение к Курбану, в соответствии с обычаями их села и рода)

Затем в качестве примера я привел тот самый эпизод с медалью о том, как увидел награждение во сне и только так узнал о достижении своего старшего друга. И что, если бы совершенно случайно не задал направленный вопрос, оно до сих пор осталось бы тайной для меня.

Вдруг, к своему собственному глубочайшему изумлению, увидел ошарашенные глаза своего собеседника (подчеркну – упрекавшего меня в незнании событий в жизни своего товарища), старшего по возрасту племянника Курбана: «он что, медаль получил!?».

Столько-то лет прошло со знаменательной даты, после которой яшули вроде (не уверен в этом, однако, скорее всего так и было) даже успел получить почетное звание «Ветеран труда», а они, ближайшие родственники, не знали о награде до сих пор!

Получилось, я по незнанию выдал секрет своего старшего товарища. Он сидел напротив меня, поэтому я вскинул руки в жесте «хенде хох» и вслух попросил прощения: «извини, разболтал».

Курбан также в ответ махнул рукой добродушно: «ничего страшного». Здесь же хотел бы отметить интересный нюанс – мне по мелькнувшей в его глазах признательной усмешке тогда показалось, что он даже был рад, что кто-то другой, не он сам, сообщил его же близким родственникам об этом достижении.

Наш разговор тем временем продолжался, и тот же племянник, поседевший дед нескольких внуков, снова затронул тему ресторанного юбилейного застолья. С непотускневшим за прошедшую с того мероприятия неделю удивлением начал рассказывать, как пришедшие поздравлять Курбана «дагчылары» («его горные друзья») засиделись в зале, оживленно беседуя, до полного закрытия ресторана.

1 «Яшули» – уважительное обращение к старикам («яш» – возраст, «улы» – больше). Однако в народе этот термин частенько применяют не исключительно по возрастному показателю, а в знак реального уважения человеку, если тот заслуживает это и достоин.
2 «Кумли» – «люди песков», постоянные обитатели пустынь. В течение веков жизнь в экстремальных условиях обитания выработала в них особый менталитет взаимоотношений внутри общин и с редкими путниками, с неписанным кодексом «приходить на выручку».
3 Тунча – узкогорлый сосуд из меди или латуни, своеобразный походный кувшин
Читать далее