Читать онлайн Аквариум бесплатно
1. Палата №5
Белые стены, окна в деревянной раме, за окнами темно. В комнате свет. На подоконнике в глиняном горшке разросшийся кактус. Напротив меня – кровать с железными спинками и красно-белым в полоску матрасом, застеленным белой простыней. На кровати сидит худой старик в желтой с красными утятами пижаме. Под кроватью – стариковские тряпичные тапки со стоптанными задниками. Старик улыбается, можно предположить, рад моему пробуждению.
– Свет и тьма, – говорит старик, поправляя очки с толстыми линзами, – а не кажется ли Вам, дорогой мой сосед, что это неравноценные понятия, чтобы говорить о каком-либо противостоянии? – старик выжидательно молчит и, недожавшись ответа, продолжает, – Тьма – явление постоянное, а свет – только временное. Даже самый мощный источник света – звезды имеют свой срок!
У меня нет сил ни говорить, ни двигаться, старик же продолжает.
– Свет имеет силу пока есть его источник, пока миллиарды фотонов беспрерывно пополняют ряды сотоварищей. Убери источник света – вся армия фотонов мгновенно падёт, и воцарится тьма!
Я опять погружаюсь в сон.
Серое небо, ветер, кремниевые скалы насколько хватает глаз. Среди скал люди, тысячи людей. Черные, развевающиеся на ветру одежды, белые как мел лица, серповидные мечи. Две огромные армии в ожидании схватки замерли друг перед другом. Высоко в небе, не нарушая напряжённой тишины, парили птицы в ожидании скорой добычи. Мгновение и звон тысяч мечей обрушивается как гром в летнюю ночь. Скалы озаряются ярким светом, это мечи в смертельном танце высекают из черного камня свет.
Просыпаюсь от запаха молочной рисовой каши, тотчас заурчало в желудке. Кровать старика пуста, теперь он сидит у меня в ногах.
– Мы всё куда-то спешим – звучит уже знакомый голос, – торопимся. Сами же придаем ускорение нашей жизни ожиданием. Накручиваем нить времени на катушку жизни, не зная, когда эта нить оборвётся, через сто оборотов, либо уже через два.
Перед глазами появляется крупная женщина средних лет. Она в белом халате, волосы спрятаны под платком, ярко накрашенные губы, в руках половник и тарелка. Это нянечка – Лариса Петровна. Увидев её, старик семенит к своей кровати.
– Ну, что, Ванечка, проснулся? Давай – давай, поесть надо.
Лариса Петровна ставит на табурет тарелку с дымящейся кашей, а затем приносит стакан густо заваренного чая и большой кусок белого хлеба. Запах свежевыпеченного хлеба окончательно разбудил меня и мой голод. Я сажусь и спускаю голые ноги с кровати на холодный пол, дрожащими руками беру кусок хлеба, вгрызаюсь в золотистую хрустящую корочку, ем обжигающую кашу, запиваю все это сладким чаем и жмурюсь от удовольствия. Старик сидит напротив со своей тарелкой каши, смотрит на меня и одобрительно кивает. На душе сейчас тепло и спокойно, мне нравятся моя чистая постель, горячая каша, моё имя, и это всё, что сейчас имеет значение для меня.
Семён Львович.
Мой сосед, Семён Львович, худой и высокий старик с вытянутым лицом, длинными, белыми волосами и круглой лысиной. Лысина напоминает ермолку поверх седых волос. Под высоким морщинистым лбом – глубоко посаженные серые глаза. Тонкий прямой нос и острый вытянутый подбородок. Вид имеет благообразный, начитан и образован, но склонен к философствованию – бесцельному и бесконечному.
Виталик.
Верный друг Семёна Львовича, Виталик. Он невысокого роста, с круглым лицом и копной пшеничных постоянно растрёпанных волос, голубые выразительные глаза, небольшой нос аккуратной уточкой, мелкие рыжие веснушки. Виталик в синей в желтых треугольниках пижаме и открытых кожаных сандалиях на голую ногу. Подмышкой он постоянно носит потрёпанную книгу Сервантеса «Дон Кихот» с большим количеством закладок, сделанных, судя по всему, из страниц этой же книги. Целыми часами, сидя на краешке кровати Семена Львовича, он внимательно его слушает, иногда конспектирует, делая записи прямо на страницах многострадальной книги.
Семен Львович тепло и бережно относится к Виталику, ждет его. Если тот по какой-либо причине не приходит, пребывает в расстроенных чувствах: сидит на кровати, зажав ладони угловатыми коленями, и тихонько вздыхает. Когда же в дверном проеме появляется улыбающийся Виталик, лицо Семена Львовича словно озаряется светом, излучаемым пшеничной копной и весёлыми рыжими веснушками.
Сава.
Ещё одним постоянным посетителем нашей палаты является обладатель смоляной, кудрявой шевелюры и большого носа с горбинкой, делавшим его похожим на сову. Впрочем, и зовут его соответствующе – Сава. Он высок, жилист, энергичен. Большие карие глаза. Носит белую пижаму и резиновые сланцы на дырявые носки. Носки периодически меняются, но дырки остаются неизменным атрибутом его образа.
Если Виталик приходит слушать Семена Львовича, то Сава – в поисках слушателей и поклонников, корреспондентов с камерами и оппонентов, пусть и в лице старого кактуса. Весь мир, по крайней мере каждая иголка старого кактуса жаждут услышать речи гения, взять у него интервью, узнать, наконец, ответы на самые важные вопросы, и Сава благосклонно позволяет это; объясняет, отвечает и даже снисходительно дискутирует с оппонентом.
Каждый раз у Савы очень мало времени. Он очень занят, о чём сразу же сообщает кактусу, затем усаживается на табурет, морщится, якобы от вспышек камер, приветливо машет кому-то рукой.
Словесные потоки, ниспровергаемые гением, могут продолжаться целый день с перерывом на обед и протекать иногда спокойно, даже монотонно, а иногда агрессивно: с криками, вскакиванием с места и демонстративным выходом из палаты.
Когда крики Савы сливаются с восклицаниями Семена Львовича, в палате становится действительно шумно. Каждый старается перекричать другого, пугая при этом Виталика. Несмотря на то, что Сава и Семен Львович нарочито не замечают друг друга, иногда может показаться, что эти двое и стараются, собственно, друг для друга.
– После того, как живое существо отстрадает в аду и пройдет через все низшие формы жизни, оно, искупив этим свои грехи, вновь рождается на земле, получая тело человека! – цитирует Пураны Семен Львович.
– Убегай бредней угрюмых философов! – достает из Писания Сава, грозя пальцем кактусу.
Порой Сава переходит на другие языки, насколько я могу судить – английский, испанский и какой-то из тюркских, причем перемешивает их в одном предложении. С ним весело.
2. Появление в Атике – жемчужине планеты Дзело.
"Чуть ночь, я на корабль всхожу,
Шепнув «покойной ночи» всем,
И к неземному рубежу
Плыву, и тих и нем".
Роберт Льюис Стивенсон
Крик чаек, скрип деревянного корабля и шум моря – я открываю глаза. Я знаю, что лежу в трюме небольшой гафельной шхуны, покачиваясь в такт в парусиновом гамаке. На мне старые белые клеши не по размеру, подпоясанные бечевкой. Голый худой торс. Заскорузлые от морской соли кожа и волосы. Языком нащупываю отсутствие нескольких зубов. Сильно хочется пить.
С трудом выпутавшись из гамака, пытаюсь держать равновесие – качка. На четвереньках выбираюсь по лестнице на палубу. Яркое солнце, прикрывая рукой глаза и держась за леер, осматриваюсь по сторонам. Море.
– Сохраняй надежду и не опускай рук, и судьба уступит тебе!
Это кричит мне Семен Львович, он стоит на носу шхуны и указывает рукой по курсу корабля. По курсу берег, с широко раскинувшимся древним городом. Городские стены, башни, величественный дворец, напоминающий архитектурой Собор Святой Софии. Так, наверное, и выглядел Константинополь.
Семен Львович с красным от солнца лицом, аккуратно стянутыми на затылке волосами одет в черные, порванные узкие брюки и такую же куртку с оборванными по плечи рукавами.
Рядом Виталик в таких же как у меня штанах и также без верха. Красный как вареный рак, пшеница повязана платком, машет мне рукой.
– Позволь любому человеку говорить достаточно долго – и у него появятся последователи.
Я оборачиваюсь, это Сава цитирует автора Острова сокровищ, кивая в сторону Виталика и Семена Львовича.
Одет как мы с Виталиком. Похудевший, кожа коричневая от загара, рельефные жилистые мышцы.
За спиной Савы на корме замечаю несколько человек. Один толстый черноволосый, в красном видавшем виды камзоле, вероятно капитан. Другие – худые в парусиновых рубахах и штанах, его матросы. Капитан громко раздает указания, матросы разбегаются, спеша их выполнить.
– Всё, что удалось выпросить у жадной капитанской морды, – Сава протягивает мне глиняную кружку, – это твое, пей!
Пара глотков, вода теплая и затхлая.
– Что здесь происходит, где мы? – возвращаю Саве пустую кружку.
Сава улыбается, но при этом смотрит на меня внимательно. Затем он опрокидывает кружку над раскрытым ртом, добыв, таким образом, пару капель воды.
Я было открыл рот, но осёкся. Во-первых, что я ожидаю услышать от человека, целыми днями разговаривавшего с кактусом, а во-вторых, нет сомнений, что всё вокруг это какая-то круто замешанная галлюцинация. Лариса Петровна иногда развлекала нас историями пациентов, повстречавшихся с белой горячкой, там бывало и похлеще.
Тем временем Сава замечает потерю моего интереса к беседе, на губах лукавая улыбка.
– Я рад, что избавлен от объяснений – говорит Сава.
– Эй ты! – кричит капитан, – скоро берег, готовься покинуть шхуну.
– И как нам прикажешь добираться до берега? – Сава осматривается по сторонам.
– Он подойдёт к берегу близко, потом доберёмся вплавь, – Виталик подошел к нам, – такой договор. В порту неспокойно, ищут иноземцев.
Я с интересом смотрю на Виталика, прежде застенчиво молчаливого, скорее даже пугливого, а теперь деловито рассуждающего. У него оказался тихий и приятный голос.
– Пёс с ним! – хмыкает Сава, звонко хрустнув пальцами, – Вплавь, так вплавь.
– Может ты мне объяснишь, что здесь происходит? – обращаюсь к Виталику.
Подойдя вплотную, он внимательно смотрит на меня. У осмелевшего Виталика разбита бровь. Цвет голубых глаз стал ярче и насыщенней. Веснушки сильно расплодилась под ярким солнцем. Круглые щеки слегка впали.
– М-да, – растягивает междометие Виталик, – выбитые зубы и вырванный клок волос привлекательности тебе не прибавляют.
Я машинально провожу рукой по голове, ощущаю на темени большую залысину и огромную шишку, которая тотчас напомнила о себе острой болью.
– Ну ничего, до свадьбы заживет, – ободряюще улыбается Виталик, – обязательно расскажу, давай только выберемся на берег.
– Вынужден констатировать, что наш друг сомневается в реальности происходящего, – Сава кладёт мне руку на обгоревшее плечо и по-дружески встряхивает, я морщусь от боли.
В отличии от улыбающегося Савы Виталик смотрит озабочено. Он оборачивается к Семену Львовичу в поисках помощи. Семен Львович идет к нам. Замечаю упругую прямую походку, туго стянутые на затылке белые волосы, которые полностью прикрыли круглую лысину, помолодевшее лицо, ясный взгляд, без очков. Теперь уже он был похож не на пережеванного мельницей Дон Кихота, как ранее, а на Дон Кихота полного решимости атаковать эту самую мельницу.
– Как определить, что иллюзорно, что нет, – обращается ко мне Семен Львович, он странным образом осведомлён о предмете обеспокоенности Виталика, – и иллюзия и воспринимаемая нами реальность или как её ещё называют субъективная реальность – это проекция, созданная мозгом. Всё есть продукт его работы, всё есть иллюзия, им создаваемая. Нельзя быть уверенным, что воспринимаемая нами реальность соответствует тому, что на самом деле окружает нас.
– Если не в силах отогнать иллюзию, то расслабься и попытайся получить от неё удовольствие, – улыбаясь, Сава цитирует Роберта Шекли.
– Да, Иван, поучаствуйте в ней осознано вместе с нами!
– Да пожалуйста! – легко соглашаюсь я, зачем спорить с иллюзией, – только почему вместе с вами? Вы, наверняка, часть моей галлюцинации, как и все вокруг.
– Ну, – фыркает Сава, – ведь нас – то ты помнишь!
–Да, помню, но помню совершенно другими, скажем так, не настолько разумными.
– Ну Вы же сами понимаете, что не существует объективной реальности, – понимающе улыбается Семен Львович, – любое состояние наблюдающий оценивает по-разному в зависимости от того, с какого места он за этим состоянием наблюдает, и ни одна из этих оценок не будет неправильной. Ранее Вы наблюдали нас лишь со стороны, теперь Вы среди нас.
– Парадокс друга Вигнера! – Сава, паясничая, поднимает указательный палец вверх, на что Семен Львович морщится.
– Кроме того, – продолжает свою мысль Семен Львович, – если представить, что природа наделила наше сознание таким набором физиологических способностей, который в принципе не может обеспечить воспринятие реальности без искажений, то к мысленным экспериментам добавится ещё и физиологический аспект.
– Там, в палате номер пять, ты ведь не ставил под сомнение реальность, –после недолгой паузы подключается Сава, – но, очевидно, не помнишь, как там оказался, также как и здесь. Так что, не все однозначно, где эта реальность – здесь, там или в ином месте и существует ли она в принципе.
Мимо нас двое матросов катят по палубе огромную бочку.
О! – вскликивает Сава, указывая на бочку, – нам бы какое-нибудь плавсредство раздобыть. Плаваю я так себе, да и не понятно, что в этих водах водится.
Сава уходит, Семен Львович слегка дотрагивается до моей руки чтобы привлечь внимание, ждет от меня хоть какой-то реакции, но я молчу. Ощущение, что голова моя сейчас лопнет от обилия новых впечатлений, море, шхуна, яркий свет, запахи, звуки.
– Ну и отлично! А там – либо галлюцинация закончится, либо уверуете в подлинность происходящего, – Семен Львович громко хлопает в ладоши, видимо, расценив мое молчание за согласие не противиться галлюцинации.
Тем временем шхуна подошла к берегу на расстояние крика.
– Дальше вдоль берега в сторону порта, а нам пора сходить. Здесь берег хороший, форменный пляж, – Виталик вытягивает шею, высматривая Саву, – будем спускаться с борта противоположного берегу.
Савва, по – матроски широко ступая, идет к нам, в руках небольшой бочонок.
– Ну вот, я готов, – Сава гулко стучит по дну бочонка, отбивая старого барабанщика.
Спускаемся по очереди по штормтрапу. Капитан, посмотрев в нашу сторону, отворачивается, делая вид, что не замечает нас. Первым идет Виталик, неуклюже плюхается животом. Пшеничные волосы разом намокают. За ним я аккуратно спускаюсь в воду. Вода не холодная, но очень соленая, обожжённую солнцем кожу болезненно щиплет. Слышу за собой всплеск, это Сава, ухватившись за бочонок как за спасительный круг, прыгает в воду. Из-за соли вода плотная, утонуть в такой сложнее, чем не утонуть, но ему так спокойней. Последним, по-стариковски кряхтя, лезет в воду Семен Львович. Плыву брасом, чувствую, что плавать умею хорошо, мышцы помнят. Спокойно обгоняю Виталика, пытающегося плыть кролем, фонтан брызг.
Выбираюсь на сушу, мягкий песок, ощущение качки. Шхуна продолжает движение без нас, капитан, как и прежде, не смотрит в нашу сторону.
За узкой полоской пляжа протоптанная дорога, идущая вдоль брега в сторону города. Вдоль дороги – редкие деревья похожие на белую иву. За дорогой небольшой пустырь, затем одноэтажные глиняные постройки вдоль узких улочек. На одной из них – с двух сторон палатки и стеллажи, идет торговля, людно. По всей видимости – пригород. Рядом со мной, расположившись в тени дерева, двое мальчишек. Черные как смоль кудрявые волосы, смуглая кожа, большие черные глаза. Сидят на камнях и с интересом смотрят на меня. Одеты в жёлтые длинные рубахи у каждого на поясе по бурдюку. После соленой воды жажда становится невыносимой.
– Ребята, дайте попить, – дублирую просьбу жестами. Мальчишки, переглянувшись, оба встают и идут ко мне, отвязывая свои бурдюки.
– Здесь интересный обычай – никогда не отказывать в просьбе воды и еды, – это Виталик, выбравшись на берег, пытается заново связать платком намокшую пшеницу.
– О-очень хороший обычай! – Сава помогает Семену Львовичу выбраться из воды.
– Имейте в виду, что и вода и, особенно, еда здесь недешевые, – уточняет Виталик, – злоупотребляя безотказностью, легко причинить вред дающему.
– Да-да, по одному глотку, не более, – Семен Львович первым прикладывается к бурдюку.
Моя очередь, я пью. Вода на удивление холодная и слегка газированная.
Мальчишки, получив назад свои бурдюки и нашу благодарность, молча продолжают стоять среди нас.
– Я думаю нам туда, – кивает в сторону города Сава.
– Определено, – соглашается Виталик, – но идти открыто по дороге опасно, думаю нам нужно найти караульных Бахтии и показать им печать. А они уже доставят нас к самой Бахтии.
– И где мы можем их найти, – оглядываюсь по сторонам, – этих самых караульных Бахтии?
– Солдаты Бахтии патрулируют только в городе – встревает один из мальчишек и протягивает мне руку, – я Си, а он Гел.
– Привет, Си, привет Гел, – сажусь на корточки, –мы приехали к Бахтии, она ждет нас.
– Бахтия никогда не ждет, она всегда и везде, – Си улыбается, обнажив желтые зубы, так улыбаются, объясняя очевидные вещи.
Семен Львович выуживает из-за пазухи внушительных размеров медальон и передает его мне. Я, положив его на ладонь, показываю мальчишкам. Медальон золотом блестит на солнце.
– Наш путь к Бахтии – наше испытание, – я бережно провожу пальцами по оттиску на медальоне, оттиск в виде головы горгоны Медузы, – печать Бахтии!
Мальчишки зачаровано смотрят на медальон, открыв рты.
– Тебя провести ко дворцу Бахтии? – тихим голосом спрашивает Гел.
– Нет, – качаю головой, – мы хотим, чтобы вы нашли караульных Бахтии, показали эту печать и привели их к нам. А ещё нам нужно укромное место.
– Вы, наверное, важный человек! – Гел принял сурово-деловой вид, старательно хмуря брови.
– Можно спрятаться в палатке башмачника, там сейчас никого нет, – Си осторожно, затаив дыхание, берет двумя руками медальон.
– Отлично, где она? – поднимаюсь с корточек.
– Вон, у самого края, – Гел указывает в направлении занавешенной старыми тряпками палатки, расположенной в начале торгового ряда.
Мальчишки отправляются в сторону города с важным заданием и от ого невероятно гордые, а мы по одному, чтобы не привлекать внимания, движемся в сторону палатки.
Сомнения в реальности происходящего постепенно сменяются чувством уверенности в этой самой реальности. Фрагменты многих жизней все чаще мелькают передо мной, и живые, и нарисованные картинками. Некоторые уже видел во сне, некоторые – впервые. Тот сон с мечниками на черных скалах, с ним приходят новые, а возможно, возвращаются забытые ощущения. Непередаваемые ощущения, которые заставляют обхватить двумя руками горло: голова, срезанная словно бритвой и скачущая по черным камням. Не знаю, видел ли я эти скалы на самом деле, был ли я там, но я точно знаю название этого места – Крисимс.
Мы подходим к палатке, торговец медной посудой, маленький шарообразный бородач, удивленно смотрит на нас, по одному исчезающих в палатке сапожника. Палатка – довольно вместительный деревянный каркас в форме куба, внутри разный хлам: старые колодки, стертые каблуки и дырявые подошвы. Смесь запахов, но преобладает запах тухлятины, видимо, где-то рядом продают рыбу. Тяжёлый липкий воздух. Звуки уличного рынка.
Мы располагаемся на песчаном полу, Виталик уселся по-турецки в центре, остальные улеглись прямо на пол вокруг него.
– Так, что это за место? – обращаюсь к Виталику, – ты обещал мне рассказать.
– Что именно ты хочешь знать?
– Рассказывай всё и всем, – подключается Сава.
– Ну, хорошо, – со вздохом соглашается Виталик, – тогда с самого начала: планета Дзело, диаметр двенадцать тысяч земных километров, протяжённость по экватору, стало быть, – Виталик в уме умножает диаметр на число Пи, – составляет порядка тридцати семи с половиной тысяч километров.
– Немногим меньше нашей Земли, сопоставимо с Венерой, – вставляет Семен Львович, внешней стороной ладони убирая пот со лба.
– На Севере и юге – два огромных океана. В центре – два крупных материка. Один севернее – холодный, другой, соответственно, южнее и теплее. Сутки равны двум земным, а полный оборот вокруг местного солнца за земной год, – продолжает Виталик, – планета, как успели заметить, заселена людьми, живут они в два раза дольше, соответственно, и стареют в два раза медленнее. Несмотря на то, спать принято так же, как и на земле, в смысле: не дольше.
Сава, заметив удивление на моем лице, улыбается.
– Вы обязательно все вспомните, – Семен Львович разворачивается ко мне, – давайте считать это нашим путешествием или, как мы ещё их называем – выходом. Это не первый, их уже было несколько и каждый оставляет в нас свой след, будь то полученные раны или новые знания, умения. Виталий, например, освоил великое умение следопыта: на основании определенного события, явления, признака, действия и тому подобного просчитать обратную последовательность колебаний их развития вплоть до того самого момента «первого взмаха крыльев бабочки», и выстроить своеобразную конструкцию окружающего мира и восстановить всё, происходившее в нём вплоть до настоящего момента.
– А сколько уже было таких путешествий, выходов? – интересуюсь я.
– На моей памяти четыре, – Семен Львович набрал пригоршню песка и теперь медленно высыпает перед собой, вытянув руку на уровне глаз. Песок сверкает в лучах, пробивающихся сквозь парусину палатки. – Каждый выход имеет свою цель и длится до момента, когда эта цель будет достигнута или до момента, когда она уже не может быть достигнута. И это может быть очень долгий срок.
– Самый долгий выход был на Крисимс, – Сава морщится от пыли, поднятой манипуляциями с песком, – по нашим подсчётам, мы провели там более пятидесяти земных лет.
– Да, – в ответ на мое удивление подтверждает Семен Львович, – И, самое главное, мы не постарели, мы словно получили возможность остановить свой автобус и насладиться дополнительной жизнью. Это удивительно!
Да, про автобус я уже слышал, эту аллегорию Семен Львович часто использовал в мудрствованиях о скоротечности бытия. Принцип незнакомого маршрута или автобуса, так он её называл. Ты пассажир, единственный пассажир автобуса, который движется по неизвестному тебе маршруту к единственной своей цели – твоей конечной остановке. Где и, главное, когда он остановится – никто не знает. Автобус держит одну скорость и не притормаживает в пути, дабы дать тебе время похандрить, поностальгировать, или ещё как-то потратить свое время впустую, он едет и едет, и останавливается так внезапно, что порой ты не успеваешь допить свой утренний чай.
– Государство Атика, это место, где мы находимся, – чуть раздраженно продолжает Виталик, не нравится, что его перебили, – одна из крупнейших цивилизаций на Дзело, расположено на юго-востоке большего из двух материков, – Виталик ржавым сапожным гвоздиком на песке визуализирует свой рассказ.
– С севера защищено горной цепью из вулканических пород, известняков и гранита. С востока и юга Атики – океан. Единственный выход, как и вход – на западе, там горы с севера и морское побережье с юга максимально приближаются к друг другу, образуя своеобразный проход расстоянием около шестидесяти земных километров, – на песке вырисовывается своеобразное бутылочное горлышко.
– Здесь одноименная столица Атики – рядом с бутылочным горлышком Виталик рисует круг, – своей мощью и площадью ограждает остальную территорию от внешних врагов. Есть ещё два крупных города, в остальном же – небольшие поселения. Виталик рисует ещё несколько кружков, обозначая города и поселения.
– В предгорьях севера много золота, серебра, железа, меди, крупные месторождения мрамора. Но главное, конечно, золото, здесь чуть ли не половина всего золота на планете Дзело. Его намного больше, чем у нас, и поэтому не так ценно, но тоже является основным инструментом торговли и мерилом благосостояния.
– На севере – истоки всех больших рек, – энциклопедично продолжает выдавать информацию Виталик, – в долинах рек плодородные земли центральной Атики. За Атикой на запад – засушливая степь, где в более приемлемых для проживанья предгорьях живут многочисленные племена. Наиболее крупное из них – волхи. Очень примечательные! Ещё далее на запад – огромная пустыня – серьезное препятствие для желающих добраться до Атики по суше. Дальше за пустыней есть крупное поселение, именуемое Свободным городом. Некогда – несколько отдельных небольших государств, сейчас – объединенное сообщество торговцев, всеобщий центр свободной торговли, – рисунок Виталика уперся в кучу старого тряпья, – а там далее уже винары, у них самое крупное и мощное государство на Дзело, – Виталик отбрасывает свой чертежный гвоздь на старые тряпки.
Солнечные лучи, пронизывающие спицами палатку сапожника, замерцали и пропали – кто-то стоит снаружи, перекрывая свет. Сава встает первым, в руках у него треснутая деревянная колодка. Смешное оружие, но что-то подсказывает, что в руках Савы – это серьезный аргумент.
– Четверо, трое с оружием, мечи в ножнах, – без того большие ноздри Савы раздуваются ещё больше, он нюхает воздух.
Я тоже чувствую стоящих снаружи: торговца медью, которого я видел раньше при входе в палатку, и двух других, затянутых в кожаные доспехи. В этих людях нет опасности. Интересные новые ощущения. Семен Львович улыбается, заметив, как я их слушаю. Он тоже не видит опасности, спокоен, стоит посередине палатки прямо на рисунке Виталика, широко расставив ноги, руки за спиной. Виталик беззвучно пересек палатку и встал рядом со мной.
– Входите, господа!
Немного помешкав, откинув парусину, входят трое мужчин. Торговец снаружи пытается рассмотреть, что происходит внутри, привстав на цыпочки. Вошедшие очень похожи друг на друга, возможно, близнецы. Одеты одинаково, в темно-синие шаровары и свободные синие рубахи, поверх которых ремнями затянуты затертые кожаные доспехи. На головах желтые тюрбаны – грязные в разводах пота и пыли. Из-под тюрбанов черные кудрявые волосы, на смуглых лицах черные выстриженные бороды. Все в пыли. На груди каждого небольшие значки из белого металла в форме открытой ладони, символ хамса. Напряжены, но, увидев, что мы без оружия, успокаиваются.
– Кто ты? Назовись! – один из вошедших старается говорить в повелительном тоне, но его голос предательски дрожит. Вид у нас, скажем так, не совсем обычный, а высоченный Семен Львович своей уверенностью и статью напоминает мне памятник Петру Великому, что в Коломенском, прекрасное место.
– Представьтесь вы! – я не намерен отдавать инициативу.
Гости несколько обескуражены
– Братья Абискив, – не давая вошедшим опомнится, громко говорит Виталик – хранители правопорядка и интересов хозяина местных земель господина Сирто. Вот его знак, – Виталик кивком указывает на символ хамса на груди одного из них. – Также желтые тюрбаны, желтый цвет – цвет семьи Сирто, а желтые тюрбаны носят только его гвардейцы.
– Братья Абискив, гвардейцы Сирто, – задумчиво проговариваю за Виталиком.
– Кстати, как поживает многоуважаемый господин Сирто?!
– Не имею понятия, но у нас запланирован визит к нему. – опять вместо гвардейцев отвечает Виталик.
– Да! – перебиваю наметившееся намерение братьев вклиниться в разговор, – Сирто ждет нас! Можем мы ли рассчитывать на помощь наших новых друзей в организации такой встречи?
– Впрочем, – картинно поразмыслив, тут же продолжаю, – господин Сирто очень и очень важный человек, и все такие вопросы, наверняка, решает его личная канцелярия, только она. Тогда не смею вас задерживать…, – разочарованно развожу руки в стороны.
Братья Абискив недоуменно переглядываются, ища поддержки у друг друга.
– А все же, – поднимаю палец вверх, привлекая внимание братьев – все же, мы можем попросить наших новых друзей доложить о нас в канцелярию Сирто, учитывая важность и главное срочность нашего вопроса.
Братья неуверенно кивают.
– Ну конечно же! – радостно хлопаю ладонями по бедрам, выбивая из парусиновых штанов облако пыли, – отличное решение, и мы обязательно поблагодарим господина Сирто лично за помощь его гвардейцев! А именно братьев Абискив!
Братья смущённо улыбаются.
Я улыбаюсь в ответ, откашливаюсь и подчеркнуто официально обращаюсь к братьям: – Прошу вас уведомить канцелярию господина Сирто, что прибыли послы из, – щелкаю пальцами, пытаясь вспомнить слово.
– Из Крепта, – подсказывает Виталик.
– Из Крепта прибыли в Атику и просят господина Сирто о встрече, когда и где ему это будет удобно.
Помешкав, братья, приложив руку груди, тем самым высказывая свое почтение и заверения в том, что поручение будет исполнено, молча покидают палатку. Торговец медью растерянно улыбаясь, услужливо занавешивает парусину на входе.
– Браво, – Виталик тихо хлопает в ладоши, – и без применения силы.
– Легкие деньги, – Семен Львович слега поклонился мне.
Сава выбрасывает колодку.
– Кровищи бы напустил, – улыбаясь, подначиваю Саву.
Сава широко улыбается и в шутку берет меня в захват за шею. Стальной захват. Да, Сава, как правило, не пускает кровь, перемалывает и передавливает кости и внутренности, не повреждая оболочки. Неимоверной силы и скорости, железный человек, в памяти всплывает характерный хруст сотен раздавленных и сломленных черепов и шейных позвонков.
– Да, да я понял, вспомнил, – хлопаю Саву по плечу, – крови ты не пускаешь, отпусти, плечи горят.
– Точно! – Сава, сначала обняв и приподняв меня, отпускает, – кровища – это скорее к тебе, ты у нас мастер режущего и колющего.
Семен Львович и Виталик тоже улыбаются, я же, при упоминании режущего, опять трогаю себя за горло. Сава, заметив это, по-дружески ещё раз прижимает меня к себе.
С каждым разом, я все более отчётливо ощущаю силу своих мышц, которую первоначально отметил ещё во время нашего небольшого заплыва, но сила рук Савы не идет ни в какое сравнение, я словно тряпичная кукла. Я осознаю, что с Савой меня связывают более тесные, чем с остальными, отношения – дружеские. Я люблю его компанию, скучаю по общению с ним. Он со своей стороны очень бережено относится ко мне, порой перебарщивая со своей заботой.
– Да, та ещё парочка! – Семен Львович словно прочитал мои мысли, затем обращается к Виталику, – Продолжим?
–Извольте, – Виталик опять садится в центре, мы устраиваемся на свои места.
– Бахтия, живая богиня Атики. Продолжательница древнейшего рода, корнями уходящего в тысячелетия к первому, названному богом, жителю этих земель по имени Бахтия. Первый Бахтия обладал нехарактерно высоким ростом и длиной конечностей. Несомненно, он также обладал рядом ещё и других уникальных качеств, которые заставили окружающих поверить в его божественность, но определить какие это были качества и были ли они действительно божественны, не могу. В любом случае, через тысячелетия потомки Бахтии пронесли только высокий рост и длину пальцев, что, впрочем, никого не смущает. Вера в Бахтию чиста и непоколебима. Не вдаваясь во все подробности, отмечу только, что вера в Бахтию подкрепляется главной святой книгой, сотней святых писаний, народными праздниками, древними традициями и обрядами. Прочь сомнения. Бахтия это гармония. Бахтия не требует поклонения, только чистых помыслов.
– Кстати, – Сава заполняет небольшую паузу, – тот медальон с Горгоной, который мы отдали мальчишкам, на нем изображена Бахтия?
– Символ Бахтии, – устало отвечает Виталик, – печать. И там, конечно, не Медуза, а лицо Бахтии на фоне солнца.
Снаружи рынок поубавил звук. Солнечные спицы перестали пронизывать палатку из-за чего заметно потемнело.
– Официально Бахтия правит Атикой, такая своеобразная феодальная теократия, – продолжает свой рассказ Виталик, – помогает Бахтии совет, состоящий из глав трех больших семей, между которыми разделены основные сферы влияния и источники дохода. Это ранее упомянутый Сирто, а также Батоган и наиболее могущественный из них и глава совета Морэ. Фактически же вся Атика разделена и принадлежит главам семей. Исключения составляют: дворец Бахтии со всеми его обитателями, где, кроме прочего, золотая гвардия Бахтии, а также держатель печати Бахтии и главный советник – Салим, и крепость Гармония, которая, несмотря на название, по своей сути огромная тюрьма – а-ля бастилия. Главы семей чтят Бахтию наравне со всеми, но в вопросах управления государством прислушиваются к ней, только если это не противоречит их собственным интересам. И пока им удается взаимовыгодно сосуществовать, обстановка в верхах спокойная. Вся сила Бахтии – в народе Атики, в его вере и преданности, но народ этот принадлежит главам семей.
Мы все изнемогаем от жары и голода. Хотелось смыть липкий смешанный с пылью пот, надеть свою чистую пижаму, через открытую форточку вдохнуть осенний московский воздух, затем – много чая, каши с хрустящим хлебом и, наконец – кровать. Некоторое время молчим, растянувшись на песке. Рядом со мной, в образовавшийся в песке лаз, цепочкой потянулись красные жучки, напоминающие клопов-солдатиков. Возвращаются к ночи, никого не трогая, – пусть. Я лежу, подложив руку под голову, глаза слипаются. Шишка на голове пульсирует и щиплет от пота.
– Около трех месяцев назад Атику посетил правитель Крепта, – полусонным голосом продолжает вещание Виталик, теперь он лежит на спине, подложив обе руки под голову, глаза закрыты, – небольшое государство, расположенное на северном материке Дзело. Инициатором данного визита выступил хранитель печати Салим. Держал он это до последнего в секрете от глав семей, чем очень рассердил последних. Между прочим, – Виталик тихо смеется, – наше сегодняшнее положение прямое следствие этого обстоятельства.
Рынок совсем затих, по низу потянуло прохладой с моря, в палатке стало темно, только голос Виталика:
– Есть у Атики исторические враги винары. На протяжении тысячелетия длятся непрекращающиеся войны и раздоры. То винары хотят покорить Атику, жемчужину Дзело, то Атика – разбить винаров и простереть Атику от моря до моря. За все время едва наберется пара сотен мирных лет. Были разные времена, но из любого конфликта стороны выходили потрепанными, обложенными контрибуциями, но каждый раз не покорённые.
Теперь исход конфликта не предопределён. Винары, в отличии от богатой и плодородной Атики, вынуждены были делать чуть больше, думать чуть быстрее, кидать чуть дальше. Это едва заметное «чуть», помноженное на тысячелетие, в итоге привело к прогрессу. Прогрессу государственной системы в целом и науки винаров. Паровые двигатели, нарезные ружья с кремневым замком, полевая артиллерия с нарезными казнозарядными орудиями, регулярная армия – прогресс относительно не только Атики, но и всех стран на Дзело.
Умело используя политические, экономические, а где это необходимо и военные меры, винары поставили остальные государства южного материка чуть ли не в вассальную зависимость. Созданные ими союзы, заявленные как военно-торговые объединения взаимовыгодного сотрудничества, по сути, обслуживают только винаров, полностью подчиняясь их воле. С Атикой винары не хотели никаких союзов и не требовали её подчинения, как от других. От неё требовалось только одно – Атика должна была просто исчезнуть.
Около полугода назад посольский дом винаров в полном составе покинул Атику, якобы на празднование Айфы – религиозного праздника винаров. Позже, через месяц, из Винарии в Атику неожиданно вернулись атикийские послы, точнее, только их головы. С этого момента появление огромной объединенной армии Винарии и их вассалов у стен Атики стало вопросом времени.
Главы семей считают, что с винарами можно договориться, чем сейчас и занимаются, причём, в тайне друг от друга, пытаясь выторговать побольше для себя за счет остальных. Салим же считает, что Древет, правитель Винарии, не упустит возможность уничтожить Атику раз и навсегда, осуществив многовековую мечту всех правителей Винарии, так что все переговоры с главами – только видимость и стремление раскачать ситуацию изнутри.
В палатке все ещё душно. Откинув парусину, Сава запускает морской воздух. Снаружи сумерки. Торговец медью, звеня ключами, закрывает ставни своей лавки, оглядывается, пытаясь высмотреть, что происходит внутри нашей палатки, но уже ничего не разглядеть.
– И так, – продолжает Виталик, – Салим, в поисках выхода из сложившейся ситуации, разработал план. Как я уже говорил, Крепт это небольшое государство на северном материке. Долгие снежные зимы, но теплые люди. Конечно, участие или неучастие крептов не будет переломным моментом приближающейся войны, в первую очередь, в силу их удаленности и немногочисленности, хотя помощь лучников и стрельцов, которыми так славятся крепты, была бы как нельзя кстати. Они, в своих расшитых золотом синих камзолах, способны поражать живую силу противника на дистанции до трехсот метров. Но план Салима не только в лучниках, даже совсем не в лучниках Крепта. Во-первых, на территории Крепта водится редкий пушной зверек, что-то вроде нашего соболя, мех которого ценится на Дзело. Но больше всего этот мех ценят волхи, помните, племя скотоводов на западе?
– Которые примечательные…, – подает голос Сава.
– Они самые, – подтверждает Виталик, – волхи ценят этот мех больше всего на свете. Но примечательны они, конечно, не только этим, а, в первую очередь, своими размерами: огромным ростом и большой мышечной массой, которая образуется только у мужской части в силу определенных генных изменений. Суда по всему, это как блокировка белка миостатина у бельгийских голубых коров. И, кроме того, они воины, отличные мечники и наездники. Уникальные мечи делают для них сарты, соседское племя ремесленников, а мощные лошади, способные покорять скалы, словно горные козлы, выведены ими самими, не зря же – скотоводы.
– И много их? – Сава стоит у входа в палатку и смотрит на небо.
– На самостоятельную армию не хватит, но они одним мощным ударом могут пробить глубокие бреши во флангах наступающей на Атику армии, молниеносно отступить в горы и из надёжных укрытий истреблять тех, кто рискнет за ними последовать, затем неоднократно повторять этот маневр. Это, несомненно, заставит Древета отвлечь крупные силы для блокировки волхов в горах.
– Понятно, значит этот Салим хочет купить волхов за мех, который он планирует получить от крептов.
– Волхи, в свою очередь, в лице своего вождя Торкапра, намерены воспользоваться моментом и выторговать в данной ситуации максимальные преференции. И это не только мех, хотя он и главное. Волхи более благосклонны к атиканцам – добрые соседи, но, если выгода будет в нейтралитете или, ещё хуже, в союзе с винарами, волхи выберут выгоду. Ко всему прочему, волхи – главные поставщики наемников на всем южном континенте.
– Да, так себе народец, – подытоживает Сава.
– Как в прочем и все остальные, – парирует Виталик, – ну, и во-вторых, Салим хочет, чтобы переговоры с волхами вели крепты.
– Понятно, – Семен Львович не спит, – значит Салим решил в тайне от глав семей выйти на крептов и реализовать сделку с волхами от имени Бахтии.
– Салим предварительно закидывал удочки, но у глав свое мнение, – наше участие оживляет повествование Виталика, – вести Салиму самостоятельную игру, даже прикрываясь именем Бахтии, опасно, а главное – не на что: все золото в распоряжении глав семей
– Как же он хочет купить ценный мех у крептов?
– За золото, но заплатить потом. После победы над винарами устыженные главы семей, либо добровольно выплатят все долги, либо волхи закроют все вопросы с главами, либо с крептами. А в случае поражения, что более прогнозируемо, требовать оплату будет не с кого.
– И каким же образом он собрался завлечь крептов в эту авантюру? – я тоже подаю голос, в подтверждении того, что не сплю.
– Любовь. Ну как без неё…, – вздыхает Виталик, – Салим сделал ставку на личное отношение Даримира, правителя Крепта, к Бахтии. Ещё молодым человеком, прибыв со своим отцом в Атику, Даримир увидел Бахтию, тогда ещё юную дочь своего божественного отца, и влюбился в неё без памяти. Долгие годы осыпал Бахтию подарками и любовными письмами, которые Бахтия принимала как должное и особого внимания на них не обращала. Но не Салим. Он, узнав о любви Даримира, решил держать его на крючке. В тайне от Бахтии поддерживал от её имени переписку с правителем Крепта. Делал он это искусно, так чтобы и не подавать сколько-нибудь серьёзных надежд, но и не дать лёгкими намёками, тенью надежд потухнуть любовному огню в груди Даримира. И, как оказалось, не зря, пришло время использовать и этот козырь.
– Мне прямо-таки нравится этот Салим! – Семен Львович, хлопнул несколько раз в ладоши.
– К слову сказать, козырей у Салима припасено не мало. Сложнее всего было убедить саму Бахтию согласиться на встречу с Даримиром. Бахтия, не зная о письмах от её имени, считала, что Даримир может неверно истолковать такое приглашение, но Салим заверил её, что это деловой визит, а Бахтии придется выказать только незначительные знаки внимания, и всё это – ради спасения Атики.
Наш интерес к рассказу возрастал, Виталик вновь садится, поджав под себя ноги.
– Думаю, что Даримир понял, что приглашение Бахтии вызвано сложившейся обстановкой, грозящей войной с винарами, но, тем не менее, без промедления отправился в Атику. Увидев её вновь, он окончательно потерял голову.
Величественная, прекрасная, тонкая, божественная – какими только эпитетами он не награждал её. Все пошло по плану Салима, за исключением, пожалуй, того факта, что и сама Бахтия рассмотрела Даримира. Вместо тонкого шестнадцатилетнего юноши, она увидела молодого сформировавшегося мужчину, который не уступает ей в росте. Широкие плечи, красивое лицо, львиная грива золотых волос, так ещё и влюблён в неё без памяти. Так что целомудренные знаки внимания, которыми Бахтия награждала Даримира, были уже не столь наигранными.
– Салим же, не подозревая об этом, собирался и собирается использовать Крепт в темную, наобещав влюблённому Даримиру столько, сколько тот сможет унести, а затем, если дело выгорит, разбираться с этим отдельно. Благо, гордый, но далекий Крепт не соперник Атики. В итоге Даримиру была обещана свадьба, после которой он разделит трон Атики и получит власть над главами семей. Но все это может накрыться медным тазом, если винары уничтожат Атику, жемчужину Дзело и, чтобы этого не произошло, необходимо реализовать план Салима – заручиться поддержкой волхов. От Даримира требуется мех и переговорщики. Сразу после победы над винарами Атика расплатится с Крептом золотом, а Даримир получит возможность жениться на Бахтии.
– Если Атика проиграет, с чем останется Даримир? – спрашивает Сава.
– Даримиру было обещано, – Виталик выдерживает паузу, – что если Атика проиграет, то Бахтия садится на корабль и отправляется в Крепт! Сама же Бахтия, как вы понимаете, и не подозревает о существовании этих планов, не знает она ни о женитьбе, ни о побеге.
Опять аплодисменты от Семена Львовича.
– Даримир готов понести любые убытки, но получить Бахтию. Более того, в глубине души такой вариант представляется ему даже более желанным и романтичным. В общем, Даримир, вернувшись к себе, снарядил корабль, забил трюмы мехом, погрузил три десятка лучников, и отравил это все в сопровождении со своими советниками и младшим братом в Атику. Цель – переговоры с волхами и, в случае необходимости, эвакуация Бахтии.
Повисла пауза. Снаружи нарастает стрекотание сверчков, наступает ночь.
– Я правильно понимаю, что корабль в Атику не доплыл? – нарушает молчание Сава.
– До берега добрался только младший брат Даримира, – отвечает Виталик и осмотрев нас всех добавляет – ну, и три советника, судя по всему.
Мы опять молчим, вконец измученные: с моря хоть и тянет уже прохладой, но палатка толком не проветривается, все также душно, запах тухлой рыбы.
– Уже темно, давайте искупаемся, – предлагает Сава и, не дожидаясь ответа, поднимается с пола и выходит наружу, – идем!
Вскакиваю на ноги и выхожу за Савой. От резкого подъема и свежего воздуха кружится голова, плевать! Снаружи – лёгкий ветерок по липкому телу и слипшимся от пота волосам. Семен Львович и Виталик без промедления присоединяются к нам. Рынок темный, далее – в домах свет. Где-то есть уличные фонари, но их мало. Слева – Атика, светится миллионами огней. И звезды, крупные и много, так много звёзд я ещё не видел. По мягкой пыли мы идем к морю.
– Кстати, – обращается Сава к Виталику, – а что про то, что Салим пытался действовать скрытно от глав семей, и поэтому мы теперь не в шелках на корабле.
– Да, рассердил, одного…, Морэ, – отвечает Виталик, – получив информацию о переговорах Салима с Даримиром, Морэ решил расторговать её с винарами. Винары, в свою очередь, хоть и не высоко оценили план Салима, не панацея мол, но отнеслись к нему серьезно. Было решено перехватить крептов в море. Снарядив целую каракку, сняв флаги, легли в дрейф у восточного побережья Атики на пути следования судов с северного континента. Так как каракки винаров имеют свои уникальные формы и определенные размеры, то, можно сказать, что не особо они и прятались, устраивая нам засаду. Нам, собственно, прилетело в борт. Каракка ударила четырьмя залпами выше ватерлинии, и всё – в цель. Били хитро, чтобы не допустить затопления судна. Но взрывы повредили крепления груза в трюме, где кроме меха, в помощь Атике были направлены пушки, ядра, ружья и прочее. В итоге груз сместился на поврежденный борт, судно, получив крен, зачерпнуло воды, завалилось на бок и быстро ушло под воду вместе с драгоценными мехом и не менее драгоценными стрельцами в синих в золоте камзолах. Через сутки рыбацкая шхуна выловила четырех счастливчиков.
Виталик протягивает Саве открытую ладонь, Сава хлопает по ней своей.
– Ну, а Морэ наводнил припортовые районы наемными убийцами, чтобы перехватить выживших крептов, если такие вдруг найдутся.
– А как же Сирто, мы же сообщили о своем прибытии? – мы подходим к морю, и я пытаюсь развязать узел на бечевке, поддерживающей мои брюки.
– То, что Сирто узнает о нас будет уже не важно, так как тому времени мы доберёмся до Бахтии и, во-вторых, главы не имеют общих дел, а кроме того, Сирто не настолько смел и самоуверен, чтобы принять участие в таком сговоре с винарами. Тот же Морэ может в короткий срок собрать огромную армию на своих землях, до двадцати тысяч, а он уже имеет тысячную гвардию, плюс охранные роты. Но против Бахтии никто из них воевать не будет. Вера!
– А что же Салим, как он отреагировал на потерю корабля? – узел никак не хочет развязываться, рванул посильнее и сырая бечевка лопается. Дальше иду к берегу поддерживая брюки руками.
– Салим подозревает неладное, так как наш корабль должен был прийти в Атику неделю назад, а его всё нет. Будет сюрприз.
Вода теплая, ласково прикасается, смывая липкий пот, слегка пощипывает обожжённую кожу и шишку на голове. Лежу на спине, смотрю на звезды, рядом Сава, подложив обе руки за голову. Мы долго лежим в тишине.
– Я думаю, – Семен Львович, стоит по пояс в воде, руки в боки. На груди поблескивает большой серебряный крест. Как, интересно, он сюда попал? – что наша цель – не допустить краха Атики. Предлагаю принять её как основную и распределить роли следующим образом, Ивана наречем братом Даримира, а мы советники.
–Да, я тоже такого мнения, образы соответствуют, – Виталик всматривается: вдалеке со стороны города показались движущиеся огни, возможно, всадники, возможно караул.
– Хорошо, – Сава тоже увидел огни, – пойдемте, а то упустим.
Мы выбираемся на берег. Немного подсохнув, натягиваю брюки. Приходится идти, придерживая штаны руками, времени нет – огни уже близко.
Действительно, всадники. Мы встречаемся на дороге недалеко от палатки. Четверо, с факелами. На них много золота, в золоте, сверкая, отражается огонь факелов. Золотые накладки на плечах, руках, груди, коленях, золотые шлемы в форме головы хищной птицы, и даже сапоги поблескивают золотом. Очень длинные кривые мечи в ножнах, ощущение, что не хватит длины руки, чтобы достать их. Белые рубахи и штаны. Расшитые золотом белые плащи, напоминающие римский сагум. Общий вывод: сражаться в таком облачении неудобно, солдаты парадные. И сами как на подбор, не братья, конечно, но все стройные, высокие, приятной внешности. Золотые караульные Бахтии.
Один всадник спешивается, очевидно, командир караула. За исключением нижней трети, лицо покрыто золотой краской. На золотом нагруднике отчеканен лик Бахтии на фоне солнца. Действительно, очень похоже на Медузу. В руке золотой медальон, переданный мальчишкам. Видно, что вещь для командира значимая, спрашивает весьма учтиво.
– Да, это мы передали печать, – холодно отвечаю, – где мальчики?
Командир потупился: к такому тону он не привык, но – сила печати.
– С ними ничего не случится, – командир, осекся, – они ждут в повозке.
Действительно за всадниками просматривается деревянная закрытая повозка.
– Отлично, доставьте нас к хранителю печати, он ждет нас, – я не намерен давать каких-либо пояснений, направляемся к повозке. Командир молча провожает нас взглядом.
Большой вагончик, обитый железом, запряжён двумя лошадями. На козлах возница, женщина средних лет, смотрит на командира. Получив знак, спускается, отодвигает железный засов и открывает дверь. В черном проеме появляются две лохматые головы, это Си и Гел, улыбаются.
– Ну что, друзья-товарищи, как поживаете? – мы улыбаемся в ответ.
В вагончике темно, пахнет деревом и дегтем. Мы поблагодарили мальчишек и, договорившись с командиром караула, довезли их к дому, около километра вверх по дороге от рынка. Теперь, переваливаясь на кочках, повозка медленно движется за караулом в Атику. Сквозь зарешеченное прутьями оконце проникает ночной воздух с запахом полыни. В полутьме блестят глаза. Отключиться ни у кого не получается: жесткие деревянные скамейки, на которых периодически подпрыгиваешь.
– Виталий, что ты сам думаешь насчет волхов, – Семен Львович нарушает тишину, – действительно ли это возможность благополучного исхода?
– Думаю, что винары несколько лукавили перед Морэ: отреагировали они на план Салима со всей серьезностью. Снарядить целую каракку, организовать экспедицию, и всё это – скрытно и срочно – дорогого стоит. Кроме того, Древет решил достать из чулана предыдущего вождя, обосновавшегося в Свободном городе, возможно готовит переворот. Волхи могут выставить до пяти тысяч воинов одномоментно. Также, наемники со всего мира потянутся на родину, не все конечно, но на пару тысяч можно рассчитывать. Учитывая, что единственный сухопутный путь в Атику идет через землю волхов, изоляция волхов потребует отвлечения крупных сил. Причем, это должны быть серьезные воины: винарские пехотинцы, арзуские копейщики, поддержка винарских рейтаров. Иным способом волхов не удержать.
– Какой расклад в итоге?
– Давайте считать, – Виталик пытается усесться поудобнее, – Древет под флагом Винарии собрал объединённую армию в количестве ста тысяч человек, не учитывая, военного флота. Атика же, соберет, в лучшем случае, до пятидесяти пяти тысяч. Для изоляции волхов винарам потребуется отвлечь не менее двадцати тысяч солдат. Таким образом, двухактное превосходство винаров существенно редеет.
– Необходимо договариваться с волхами.
– Да, но теперь у нас нет меха, – усмехается Сава, – впрочем, даже если бы он у нас был, не думаю, чтобы мы повезли его показывать волхам. С руками оторвут.
– Конечно, и сообщать волхам том, что мех потерян категорически нельзя. То, что мех действительно был на корабле знаем только мы, – Смен Львович сосредоточен, – я правильно понимаю, что помимо меха, Торкапра рассчитывает на другие преференции?
–Да. Торкапра пока выжидает. Анализирует информацию, поступающую от наемников, раскиданных по всему миру. Он немного диковат, но далеко не глуп, особенно, что касается выгоды. Может запросить, что угодно, например, узаконить в Атике свою собственную семью или… да что гадать?! Сейчас, как никогда, у него широкий выбор.
– А что другие племена в предгорьях?
– Балом в тех местах правит Торкапра.
Тем временем, повозка заехала на булыжную мостовую, мы хорошо это ощутили. Встав, я прильнул к оконцу. По ходу движения виднеется городская стена. Очень высокая, тринадцать-пятнадцать метров. Вдоль дороги – спящие дома, разросшегося за городские стены города, теплый воздух, пахнет яблоками.
– А почему мех, а не золото? – прерывает паузу Сава.
– Мех прекрасен, он символ достатка и успеха, и, потом, мех – это тепло, а волхи жители гор, на вершинах которых круглый год лежит снег. Но не это самое важное для них. Особое отношение обусловлено религиозными постулатами. Волхи верят, что мех и вещи, обрамлённые мехом, после смерти перейдут с ними в мир иной; и уже там количество и красота меха определят их статус и всё дальнейшее существование.
Золото, конечно, ценится волхами. Золотом платят за наемников. Есть интересный обычай: наниматель должен передать Торкапру золото в самородках, Он не признает монет. Вес самородков и определяет количество наемников и срок их службы. Торкапра берет себе ровно половину. Провожают наемников, соблюдая древние традиции. Перед отправлением, когда они уже в седлах, каждому преподносят часть заплаченного за него золота. Наемник жует это золото могучими челюстями и выплёвывает золотую жвачку на булыжную мостовую. Такому золоту даже есть свое название – золото волхов, впрочем, котируется оно теперь, как и нежёваное. Раньше стоило дороже, но его стали подделывать, дело не хитрое. После того, как наемник уезжает, его сын подбирает золото с дороги. К слову, волх может стать наёмником только если у него есть сын.
Ночь в самом разгаре. Нам становится прохладно в повозке, но укрыться нечем. Сава, оборвав по колено свою брючину, смастерил подвязку для моих штанов. Аккуратно на ощупь подвязываю и с облегчением вздыхаю: ну, наконец-то, руки свободны.
Снаружи заметно светлеет от городских огней. Мы через огромные ворота въезжаем в Атику.
– В основном уличные фонари работают на китовом масле, но ближе к центру есть на искусственном газе и керосине, – комментирует Виталик, – керосин раньше покупали у винаров, теперь запасы заканчиваются.
Широкая булыжная мостовая, высокие в три этажа здания, освещенные окна, балконы, цветы. Невзирая на глубокую ночь на улице слышно прохожих, проезжают экипажи. Запахи большого древнего города постоянно сменяются, то сладкой выпечки, то гари уличных фонарей, гнилых отходов, садов, цветов, мокрой мостовой. Есть и пить хочется до головокружения. Повозка периодически останавливается, видимо, на перекрестках. Пока стоим, успеваю проваливаться в сон.
Передо мной маленький мальчик чертами и цветом лица похожий на фарфоровую статуэтку. Он смотрит на меня и держит за руку – провожает, нет – прощается. Мальчика зовут Альт. Осматриваюсь. Старая полуразрушенная башня. Там ждут меня. Чувствую безысходную тоску.
Дверь повозки со скрипом открывается, влажный ночной воздух, слышу стук по крыше – дождь. Мы по одному выходим наружу. Перед нами большое освещённое огнем крыльцо из белого мрамора, массивные двери – черный вход в огромный белокаменный дворец. Охватить его взглядом целиком не получается – близко стоим. Видимо, это он напомнил константинопольский собор, там, в море. По бокам крыльца – знакомый нам караул, вдоль лестницы с двух сторон, поблёскивая намокшим золотом, рядом ещё солдаты. На лестнице под большим парусиновым зонтом ждёт небольшого роста человек, похожий на спасшего нас капитана гафельной шхуны. Средних лет, невысокий, толстый, с круглым лицом, черной тонкой аккуратно подстриженной бородкой. Зонт над ним держит огромных размеров человек, белый шелк его рубахи обтягивает могучие мышцы. Блестящий лысый череп, кожа в темноте цвета зелёной маслины. На кожаном ремне широкий кривой меч. Атлант с портика Нового Эрмитажа. Таким предстал перед нами первый волх, наёмник, оберегающий толстячка от дождя и прочих невзгод. Толстячок в красном расшитым золотом халате; поверх черных кудрявых волос – золотой обруч, переливающийся блеском драгоценных камней. Это Салим, он встревожен. Спускается к нам, нервно потирая ладони. Про потерю корабля он уже знает, теперь последняя надежда – кто же смог выбраться?
– Кто вы? – Салим осматривает меня сверху вниз.
– Доброй Вам ночи, многоуважаемый Салим, – прикладываю руку к груди – перед Вами младший брат правителя Крепта и его советники.
Все кроме меня, приложив руки к груди, склонили головы в знак приветствия. Я, как брат Даримира, гордо смотрю прямо. Салим чем-то смутился на мгновенье, затем учтиво склоняет голову в мою сторону.
– Я рад, что несмотря на постигшие вас невзгоды, Вам удалось спастись и добраться до нас в здравии. И, конечно, я сочувствую потере ваших людей.
Выдержав паузу, Салим продолжает: – Предлагаю наше знакомство продолжить завтра, а теперь отдых, ночи всё ещё достаточно.
Салим подзывает маленькую женщину средних лет, она стоит за волхом, не сразу заметил. Одета в желтое с красными цветами платье – цепао. У неё маленький бумажный зонт.
– Син, старший смотритель дворца и устроит Вас со всеми удобствами, – Салим ещё раз склоняет голову в мою сторону, разворачивается и медленно уходит вверх по лестнице. Син в полупоклоне ждет пока Салим не скроется за дверью.
– И всё!? – Сава разводит руками – Не более ли теплого приема мы ожидали?
– Разыгрывал шутов, зубоскалов, паясничал, развращал умы…
– А ведь какой художник был, какой талант! – Сава с улыбкой заканчивает начатую Семеном Львовичем цитату из Лебединой песни Антона Павловича Чехова.
На автомате беру Син за локоть и зачем-то веду вверх по лестнице. Поднявшись на пару ступенек, Син приходит в себя и осторожно высвобождает локоть.
– Прошу прощения, но нам не сюда.
Гомерический хохот Савы, откуда только силы берутся. Син, гордо подняв голову, спускается с лестницы, делает приглашающий жест, и мы, под осуждающий Саву шёпот Семена Львовича, огибаем лестницу и находим широкий небольшой спуск в полуподвальный этаж. Спускаемся, впереди невероятно массивная деревянная дверь – открыта нараспашку.
Бесконечный коридор, высокие арочные своды из красного кирпича. На стенах газовые светильники. По бокам двери, много дверей. Запах плесени и сырость. Отчетливый звук воды, вероятно под дворцом проходит река. Идем медленно, долго, поворачиваем, поднимаемся по лестницам, в итоге оказываемся в большом зале.
– И столовая дубом обшита! – восхищённо рассматривая богатый зал, Сава поминает Михаила Афанасьевича Булгакова.
Зал действительно красив. Высокий потолок, украшенный фресками и позолоченной лепниной в виде дубовых листьев и желудей. Мощная колонна в центре, стены обшиты красным деревом и пронизаны золотыми жилами. Витражи из зеленого и желтого стекла, малахитовый пол. В разных углах комнаты стоят три деревянные кровати, четвертую вносят при нас четверо мальчиков подростков через центральный вход в зал. Через открытые массивные двери виден сверкающий золотом коридор. Нас, учитывая наш непрезентабельный вид, провели через черный вход. Девушки в розовых цепао, раскладывают на кроватях цветастые матрасы, расстилают простыни – готовят постели. Ещё две – сервируют нам ужин на столе с фигурными ножками.
Отдельной комнатой в зале – моечная (хамам) – в белом мраморе. Бочки полные водой с медными краниками. Там же и туалетные кабинки – обшитая мрамором комнатка с дыркой в полу, которая, судя по доносившемуся из неё шуму, вела прямиком в речку под дворцом, и глиняным кумганом с водой.
Син стоит и перед нами, подняв руку, чтобы привлечь наше внимание. Маленькая черноволосая девочка с красивым круглым лицом стоит возле неё, на вид ей около пятнадцати лет. У Син торжественное выражение лица, девочка скромно смотрит вниз.
–Это Сали – Син грациозно рукой указывает на девушку, обращаясь ко мне. Девушка выполняет поклон головы со сложенными руками на уровне груди.
–От имени Салима преподношу этот дар Вам в знак искренности его намерений и крепости союза! – Син повторяет за девушкой поклон и ждёт от меня реакции. Я озадачен таким подарком, повисла неловкая пауза. На помощь приходит Виталик.
– Не молчи, поблагодари! Это очень щедрый подарок! – Виталик кивает в сторону Син.
– Прошу передать Салиму мою признательность и благодарность!
Син кивает в ответ, она смущена, видимо не такой реакции ожидала. Тем не менее представляет девушку мне. Пока у неё нет имени, имя должен дать я.
Син предлагает умыться и переодеться, желает хорошего отдыха и уходит. Сали молча как хвостик следует за мной по залу.
– Объясни толком – обращаюсь к Виталику.
– Сали, это племя, живущее по соседству с волхами в предгорьях запада, – объясняет Виталик, внимательно рассматривая золотую жилу в стене, – в основном это охотники или рудокопы, причем и мужчины и женщины. В этом смысле у них полное равноправие. Охотники, понятное дело, охотятся, они хорошие лучники.
– Рудокопы, понятное дело, копаются – улыбается Сава.
– Именно, копаются причем в производственных масштабах. Глубокие вполне себе оборудованные шахты, из которых извлекается руда, уголь и прочие полезные ископаемые.
– А наша красавица кто? Охотник или рудокоп?
– Наша, – Виталик устало вздыхает, – давайте уже отдохнём.
В моечной керамические тазы и кувшины, в них теплая вода. Ароматная горячая пена. Мы совершено голые. Нас насилу раздели, только Семен Львович отстоял свои панталоны. Я без сил сижу на мраморной скамье, Сали аккуратно трет мне спину, не затрагивая сгоревшие участки.
– Так что дальше? – не получив в итоге ответа на свой вопрос, окликаю Виталика. Ему на голову вылили кувшин воды, вымывая пену из пшеницы, он сидит на соседней скамье и отфыркивается.
– В этих шахтах много урановой руды. Уран здесь используют для окраски керамических изделий и стекла. Вполне возможно, что радиация повлияла на то, что у Сали стало рождаться большое количество глухонемых детей. Так как такие дети не могли быть в последствии ни охотниками, ни рудокопами их стали воспитывать как слуг и охранников. Такие своеобразные самураи, цель или точнее путь которых – услужение и охрана.
– Боюсь спросить, а глухонемыми они рождаются или все же им помогают, – подает голос Сава. Он лежит рядом на скамье весь в пене.
– Хороший вопрос, – Виталик грустно улыбается, – Для воспитания глухонемых детей Сали разработали специальный кодекс. С рождения их беспрерывно обучают, и в итоге из них выходят отличные слуги, которые кроме ухаживания, могут и вылечить и еду приготовить и защитить своего хозяина. Со временем слава о таких детях Сали вышла за пределы племени, и вот уже их, как и наемников волхов, стали покупать богатые семьи со всего Дзело.
– И спрос стал превышать предложение, – вставил Сава.
– Да, именно так. И Сали решили эту проблему, увеличив количество глухонемых детей.
Сали, взобравшись на скамью смывает с меня пену, поливая из кувшина.
– В общем это очень дорогой подарок, – продолжает Виталик, – дети Сали на всю жизнь, но их можно продать или подарить, как это сделал Салим.
– А как они оказались у Салима? – спрашивает Семен Львович, обернутый белой простыней.
– Купил. Количество детей Сали внутри дома и наемников волхов за его пределами, это мерило твоего положения не только в Атике,– отвечает Виталик и затем обращается ко мне: – Нужно будет дать новое имя девушке, так она поймёт, что ты принял её.
Облаченные в цветастые халаты, мы сидим за столом. Глаза слипаются, только голод не позволяет уснуть. Жадно едим и пьем. Много хлеба, кислого соленого творога, мягкого сыра с местными орехами, тушеные овощи, похожие на помидоры и баклажаны, вяленое мясо, вино, холодное пиво. В общем все, что можно найти ночью на кухне.
Наконец, добрался до кровати. Сали помогает укладываться, подгибает одеяло. Светильники приглушаются до минимума. Свет отражается только в золотых жилах, пронизывающих дерево стен, и цветных стеклах витражей. Запах дерева. Я не погружаюсь в сон, я в него залетаю словно ядро, выпущенное из пушки.
3. Одинокая башня у черного провала
Огромные капли дождя больно бьют по закрытым глазам. Поворачиваюсь на бок, чтобы открыть глаза, но подо мной уже глубокая лужа, вода попадает через нос в легкие. Откашливаясь, встаю на четвереньки. Ночь, дождь стеной, я в черной луже, холодно. Прикрывая глаза рукой, пытаюсь что-то разглядеть. На шее ощущаю увесистые металлические кандалы, цепь от которых тянется к полуразрушенной средневековой башне из светлого камня. Из дверного проема свет, там мерцает костер. Спотыкаясь и поскальзываясь, держась за цепь, добираюсь до башни, башня со сквозным проходом. Внутри никого нет, горит костер. Цепь прибита к стене огромными гвоздями, как железнодорожные костыли. Под оконным проемом свалены хворост и дрова, к стене прислонён прямой обоюдоострый мяч эпохи позднего средневековья. У костра на камне прикрытая куском ткани еда. Хлеб и глиняный кувшин с кислым молоком.
Подбираю цепь, пытаюсь освободиться. Безрезультатно, меч гнется. Из длинных веток хвороста сооружаю перекладину. Снимаю и развешиваю промокшие широкие черные штаны. Длинную рубаху – камизу из-за цепи полностью снять не получается. Оставляю на цепи, авось и так высохнет. Пытаюсь согреться у костра, растираю онемевшие от холода ступни и кисти рук.
Странно, но я нисколько не удивлён происходящим – верный признак сна, но ощущения реальные. Так, где я? Сон, очередной выход? Почему я один, почему закован, где все, где Сава? Возможно, он также где-то прикован.
Дождь заканчивается, снаружи светлеет, рассвет. Разглядываю окрестности, насколько позволяет цепь. Башня на возвышенности, перед ней глубокий овраг с черным провалом в центре. С противоположной стороны овраг имеет вертикальный подъем, со стороны башни подъем пологий. Башня – часть полуразрушенной крепостной стены, которая тянется вдоль всего пологого склона.
– Сава! – кричу, сложив ладони рупором.
Низкий протяжный густой звук, похожий на альпийский рог, перекрывает мой крик. Звук идет из провала.
За остатками крепостной стены показывается кудрявая голова Савы! Нет…показалось, это большой черный ворон сидит на камнях.
«Бери оружие!» отчетливо слышу голос Виталика у себя в голове.
Провал снова извергает звук, теперь это страшный звук, словно тысячи людей одновременно кричат в смертельном ужасе. Закрыв уши руками, бегу назад к башне, оружие осталось там. Крик тысяч голосов только усиливается. Оборачиваюсь, и не верю своим глазам, из провала лезут жуткие человекоподобные существа. Красная обваренная в волдырях кожа, круглые без глазниц черепа, вытянутые конечности, в передние, похожие на лапы богомола, вживлены длинные плоские мечи. Замерев, принюхиваются, пять мерзких тварей. Ужасный звук из провала внезапно прекращается, словно кто-то закрыл дверь в ад. Опираясь на мечи, существа бросаются вверх по склону.
Я стою на крыльце у входа в башню, страшно, но мой меч хорошо лежит в руке, ощущаю его тяжесть. Первая тварь, поднявшись по склону, в прыжке атакует меня, рву дистанцию, шаг назад. Руки-мечи, втыкаются в каменные булыжники крыльца, раскалывая их. Выпад, удар в горло, насквозь. Вторая нападает справа, шаг назад, блок, шаг вправо, удар, сношу голову. Третья останавливается в двух шагах, вытянув шею, словно вглядывается в меня. Я смотрю в его безглазое, пугающе безобразное подобие лица, не в силах отвести взгляд.
Вдруг меня пронзает нестерпимая боль, словно заживо варишься в кипятке. Но боль… не моя, она вокруг меня, и ощущение этого позволяет мне не сойти мгновенно с ума. Темно, ничего не вижу, но буквально через секунду миллионы звуков и запахов вокруг создают передо мной многослойную и красочную картину окружающего мира. Я слышу, я чувствую стоящего напротив, я слышу шум крови в его венах, скрип его суставов, даже взмах ресниц не остаётся незамеченным. Это я, это мое тело напротив. Мое сознание каким-то образом оказалось в этом страшном существе, появившемся из недр земли. Я вижу его цель, цель – мое сердце. Шаг вперед, удар. Жгучая боль в плече возвращает меня в мое тело.
Споткнувшись о ранее убитую мной тварь, существо теряет равновесие, и меч проходит по касательной, поражая мое левое плечо. Искры из глаз, заваливаюсь назад. Тварь как огромная саранча перепрыгивает меня и выскакивает из башни за крепостную стену. С пронзительным криком существо скрывается из виду в густой темноте кустов и деревьев. Меня выворачивает.
Еще две быстро приближаются ко входу в башню. С трудом поднимаюсь, плечо сильно кровоточит. Придерживая раненой рукой цепь, первую тварь встречаю в дверном проеме. Отбив удар в сторону, пронзаю безглазый череп. Вторая пытается повторить прием с перехватом сознания, но я уже научен, удар наотмашь, голова твари с глухим звуком падает на камни.
Перешагивая через трупы, возвращаюсь в башню. Сильное головокружение. Переминаю мякиш хлеба с молоком, полученной массой забиваю рану, поверх затягиваю куском ткани.
Сижу на полу, прислонившись спиной к стене, рана пульсирует, голова кружится и тошнит, весь горю. Видимо пошло заражение, или это все же следствие путешествия моего сознания в голову твари, скоро будет понятно.
Через какое-то время слышу скрип деревянных колес. В башню входят двое. Первый – высокий старик с длинными волосами, второй – мальчик, ребенок. Оба с совершенно белой кожей и прямыми белыми волосами. Большие голубые глаза. Словно фарфоровые статуэтки. Мальчик несет корзину, в ней хлеб и молоко. Альт, так его зовут. Точно! Я видел его раньше, я видел его во сне, видел уже эту башню.
Альт, украдкой поглядывая в мою сторону, выкладывает еду на камень, подкидывает дрова в костер. Старик опускается передо мной на колени, внимательно всматривается. Осторожно отодвигает повязку, осматривает рану.
– Умно, – тихо говорит старик.
Затем он выходит из башни, осматривает трупы, удивленно качает головой и оттаскивает их в сторону оврага, Альт собирает головы. Видимо сбрасывают всё в провал.
Управившись, возвращаются, проходят мимо меня на выход, старик держит мальчика за руку. На мой тихий хрип о помощи старик не обращает внимания. Словно собаку пришел покормить. Альт сочувственно смотрит на меня. Маленьким кулачком обозначает круг на уровне своей груди.
Вечереет. Немного прихожу в себя, пот льётся градом, спала температура. Костер совсем потух, в пепле ещё видно несколько красных глазков. Нельзя потерять огонь. С трудом управляя затекшим телом, выбираю хворост поменьше, раздуваю угли, развожу костер. Подложив полено под голову, обустраиваюсь возле огня.
– Совсем взмок, придется поменять постель – Лариса Петровна, наклонившись надо мной, обтирает мне лицо холодным полотенцем.
4. Держатель печати Салим и божественная Бахтия
Витражные окна распахнуты. Снаружи ярко светит солнце. Нагретый солнцем воздух ощущается в зале.
– Хорош спать! – это Сава стоит у стола, одет в бордовый вышитый золотом халат, под халатом виднеются желтые шёлковые штаны и рубаха. Семен Львович и Виталик в таком же одеянии, только вышивка у всех отличается, сидят за столом, завтракают, что-то обсуждают. На столе запеченное мясо и рыба, огромные варенные а-ля страусиные яйца, много сыра и творога. Я с удовольствием потягиваюсь, рад снова оказаться в Атике, рад Саве, всем рад.
Сали помогает мне встать и умыться. Проверяю плечо – целое. Облачаюсь в красную шелковую рубаху, белые штаны, поверх всего этого синий с золотом халат и усаживаюсь за стол. С удовольствием жую хлеб с сыром, поглядывая на сотрапезников.
– Этой ночью мне приснился очень реалистичный сон, – обращаюсь к Семену Львовичу, – даже не знаю, сон ли это был или выход.
– Ну-ка, расскажи, – Сава подсаживается ко мне. Вкратце рассказываю.
– Интересно, – Семен Львович, откинувшись на стуле, смотрит в открытое окно, – каких-либо серьезных объяснений всему этому нет, только теории. По чьей воле мы перемещаемся между мирами и перемещаемся ли мы на самом деле? Ведь может быть и так, что все это игра разума, пока тело пребывает в коме в какой-нибудь больнице, или, или…Очень много «или», а пока будем считать Ваше путешествие очередным выходом. То, что нет раны на плече ничего не объясняет, Ваш выход, если это был он, мог иметь место в будущем относительно нашего сегодняшнего состояния…
Рассуждения Семена Львовича прерывает Син, она входит в зал через центральную дверь и приглашает нас последовать за ней на небольшую экскурсию по дворцу. Подвязав халаты, отправляемся в путь. Сали – рядом со мной. Мы проходим длинный арочный коридор, стены в белом мраморе, золотой фриз, потолочная роспись. Далее – тематические залы, оформленные в стиле времен года, ночного неба, или просто выдержанные в определенных цветовых гаммах, а также картинные и портретные залы, столовые и кабинеты. Время от времени поднимаемся по дворцовым лестницам, украшенным сквозными резными балюстрадами, расписными вазами и канделябрами, проходим мимо декоративных фонтанов, мраморных статуй, огибаем роскошные клумбы.
По ощущениям и нескольких дней не хватит, чтобы обойти весь дворец. Мы же, увидели только его парадную часть. Наконец, мы оказываемся в приемной Салима, просторной комнате со множеством портретов. Вход в кабинет Салима охраняет золотой караульный Бахтии.
– Многочисленные предки Салима, – кивая на портреты поясняет Виталик, – очень долгое время его род на службе у Бахтии.
Салим не заставляет себя ждать. Вхожу один, остальные остаются в приемной, расположившись на длинном кожаном диване, напротив огромной чаши с фруктами. Кабинет обшит деревом, каменный камин, на деревянных стеллажах большое количество книг, огромная карта Атики, большой глобус Дзело, телескоп, барометр, и ещё некоторые незнакомые приборы. Такой стереотипный кабинет ученого в викторианском стиле. Очевидно, Салим не только политик, но и исследователь, можно это использовать.
Салим приветствует меня стоя, предлагает кресло. Обмениваемся дежурными любезностями. Салим наливает и передает мне металлический бокал с вином, при этом старается незаметно рассмотреть меня, на что гожусь. Снаружи доносится хруст яблок. Это Сава без устали поглощает одно за другим. Улыбаюсь.
– Полагаю, Вам известны все детали наших договорённостей с Даримиром, – переходит к делу Салим, в голосе слышны нотки высокомерия, – с учетом известных объективных обстоятельств, остаются ли наши договоренности в силе?
– Да, я посвящён во все детали, и да, договоренности остаются в силе. По-другому и быть не может.
– В таком случае хотел бы просить Вас озвучить свое видение, как в текущих реалиях Вы собираетесь действовать? Можем ли мы рассчитывать на ещё одну партию меха от Даримира?
Как действовать? Деталей мы ещё не обсуждали. Действительно, а есть ли ещё мех, или Даримир, одержимый любовью, выгреб все закрома подчистую? Главное, мне не нравится этот экзаменаторский тон. Что ж попробуем направить разговор в иное русло.
– Как собираемся действовать? Действовать собираемся, как Вы изволили выразиться, в текущих реалиях. В реалиях, когда все наши планы и договоренности стали известны Вашим врагам. В реалиях, когда ко дну ушли отрад отборных лучников и крупная партия меха.
Салим на секунду морщится. Ему не нравится мой тон, моя уверенность.
– Вы думаете, что винары имеют к этому отношение?
Я вальяжно откидываюсь на спинку кресла.
– Нас атаковало большое парусное судно без опознавательных знаков, но его форма… Эта форма кораблей винарского флота. Кроме того, по пути следования мы встретили не одно торговое судно, но атаке подверглись только мы. Значит, ждали именно нас. Били по нам аккуратно с намерением взять на абордаж, значит знали о ценном грузе, – выжидающе смотрю на Салима.
– И как, по-Вашему, они узнали?
– Ну, давайте рассуждать…, кто был посвящён в наш план? Достаточное количество народа, мы, главы семей, волхи. Но конкретно об отправке меха знал ограниченный круг. Это конечно Даримир, – демонстративно загибаю пальцы, – вы и, как не странно, Морэ!
– А позвольте узнать, откуда?
– Могу Вас заверить, что наши источники не в Атике.
– Видимо это хорошие источники.
Салим говорит несколько раздраженно, наверняка не хочет поднимать тему с Морэ. Думаю, о том, что информация к винарам ушла через Морэ он и сам знает, или, по крайней мере, догадывается. Но беспокоит его, скорее всего, поиск виноватых в потере драгоценного груза. Ну что же, поднажмём ещё:
– Ранее Вы просили подтвердить наши договоренности. Хотел бы в свою очередь просить Вас подтвердить их.
– Разве я дал повод сомневаться? – Салим заерзал в кресле
– Разве нет? – Держу паузу, делаю глоток вина, – наша договоренность, предусматривает ряд выгод для нашей стороны, которые, скажем так, требуют решений на самом верхнем уровне.
Салим поджал губы. Знает куда клоню.
– Морэ это глава совета, – холодно продолжаю, – второй человек Атики, а, учитывая божественность Бахтии, то и первый. И что получается? Человек такого уровня не просто не поддерживает нас, он действует вопреки. И, кроме того, не может не беспокоить то, что информацию он получил от человека, с которым непосредственно были достигнуты известные договоренности.
– Давайте так, – перебивает Салим, пытается взять инициативу, – что касается прежних договоренностей, то они в силе и обеспечены словом Бахтии, и этим все сказано. Что же касается Морэ, то я надеюсь, что Вы искренне заблуждаетесь на его счет. И…
– К моему сожалению, нет, не заблуждаюсь, – теперь я перебиваю Салима, – и рано или поздно нам придется вернутся к этому вопросу. Потерян очень ценный груз, и кто-то должен за это ответить.