Читать онлайн Откровения акушерки. Тайны родильного отделения бесплатно

Откровения акушерки. Тайны родильного отделения

ПОД РЕДАКЦИЕЙ АНАСТАСИИ ПЕВЦОВОЙ,

врача акушера-гинеколога, перинатального психолога

АВТОР – акушерка из Великобритании, которая предпочла скрыть свое настоящее имя

Рис.0 Откровения акушерки. Тайны родильного отделения

Philippa George

The Secret Midwife

Text copyright © The Secret Midwife and Katy Weitz 2020 Originally published in the English language in the UK by John Blake Publishing, an imprint of Bonnier Books UK Limited.

© А.П. Шустова, перевод на русский язык, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Я посвящаю эту книгу вашему соседу и человеку, который живет в доме номер 34. Ну, вы знаете, тому парню с громкой «Хондой». Вашему парикмахеру, боссу, друзьям и семье. Я посвящаю ее вашей любимой знаменитости, мужу или жене, матери и отцу, флористу, газетчику и незнакомцу, который только что прошел мимо вашего дома десять минут назад, выгуливая собаку.

Я посвящаю ее вашим детям, их учителям и рабочим в школе, устанавливающим новую лампочку над доской во втором «Б» классе. Я посвящаю ее пилотам авиакомпании, которые доставили вас на недельный отпуск на Ибицу в 2001 году, администратору отеля и девушке из Эксетера, что в первый день на солнце лежала напротив у бассейна и не сводила глаз с вашего парня.

Но в первую очередь я посвящаю ее вам.

Видите ли, все эти люди родились – каждый из них, мы все родились. И благодаря чуду жизни люди будут продолжать рождаться до тех пор, пока не перестанет светить солнце и не высохнут океаны. Так что без них и без вас работы тысяч акушерок, и моей в том числе, просто не существовало бы.

Поэтому, пожалуйста, примите эту книгу как благодарность за то, что вы подарили мне лучшую профессию в мире.

События, ситуации и люди, описанные в книге, реальны. Для конфиденциальности и защиты личности мне пришлось кое-что отредактировать. Я изменила отличительные характеристики и аспекты жизни некоторых персонажей, департаментов и трастов[1] Национальной службы здравоохранения (НСЗ), с которыми я вступала в контакт за последние восемнадцать лет. Мне также приходилось защищать себя.

Однако не сомневайтесь – на страницах моей книги содержится правдивый рассказ о работе акушеркой в Национальной службе здравоохранения Англии в ряде ее трастов на протяжении всей моей карьеры на сегодняшний день. Вот что на самом деле происходит за закрытыми шторами и запертыми дверями родильных домов по всей стране. История о том, как быть современной акушеркой. Каково это – быть мной.

Благодарности

Спасибо моему удивительному мужу. Независимо от того, что мы пережили, как мрачны стали мои дни или как я начала меняться, ты никогда не переставал любить меня. Без тебя эта книга никогда бы не увидела свет. Я люблю тебя.

Спасибо моему талантливому соавтору Кэти Вайц за ее способность не только писать и слушать, но и собирать кусочки головоломки – мои воспоминания, а затем превращать их во что-то действительно особенное.

Мой агент Эндрю Лоуни тоже заслуживает упоминания на этой странице. Итак, Эндрю, я благодарю тебя и желаю всего наилучшего.

Спасибо моему редактору Элли Карр и остальным сотрудникам издательства John Blake and Bonnier Books UK. Без их интереса и любви к моей истории этой книги просто не существовало бы. Спасибо, спасибо, спасибо.

И наконец, но отнюдь не в последнюю очередь, я хочу поблагодарить тайну Вселенной за то, что она дала нам любовь, смех и вино. Жизнь научила меня, что, пока у вас есть хотя бы две вещи из этого списка, вы можете справиться с чем угодно.

Вступление

Я вхожу в палату, женщина на кровати бросает на меня тяжелый взгляд.

– Ну вы не можете быть акушеркой, – раздраженно огрызается она.

– Нет, я акушерка, – отвечаю я с улыбкой. – Приятно познакомиться. Мое имя Филиппа, но вы можете звать меня Пиппа.

– Пиппа? Вы уже достаточно взрослая, чтобы быть акушеркой? – с подозрением переспрашивает пациентка.

Хорошо, глубокий вдох. Будет немного сложно.

– Да, конечно, – отвечаю я и беру записи около койки, чтобы быстро посмотреть анамнез. Это первый ребенок Эмили, ее шейка матки расширена на 4 см, и все, по-видимому, продвигается весьма успешно. До сих пор все шло хорошо, только я не очень-то понравилась пациентке. Я улыбаюсь женщине, как мне кажется, самой обаятельной улыбкой из своего арсенала.

– Сколько вам лет? Держу пари, у вас даже своих детей нет. Как вы можете понять, что я переживаю?

– Может, я и молода, но уже приняла миллион родов, так что не волнуйтесь, вы в надежных руках. Вы будете в порядке. Доверьтесь мне.

Проблема в том, что мне двадцать лет, а Эмили боится. Это абсолютно понятно. Принимать роды нелегко, но я спокойна, расслабленна и веду себя профессионально. Я не в силах изменить свой возраст. Все, что я могу сделать, – это попытаться переубедить женщину. Она еще не знает, на что я способна, но я полна решимости изменить ее мнение.

Я акушерка, и мне 20 лет. Прими я хоть миллион родов до этого, большинство рожениц все равно не будут мне доверять.

Дон, муж Эмили, сидит у ее кровати, нервно сжимая бутылку с водой. Я представляюсь, и он одаривает меня теплой улыбкой. Теперь я начинаю измерять давление у Эмили, и она резко спрашивает:

– Что это?

– Тонометр. Я только измерю ваше артериальное давление.

– Зачем?

– Просто хочу убедиться, что все хорошо и давление нормальное – не слишком высокое, не слишком низкое.

– Зачем?

– Ну, если у вас слишком высокое артериальное давление, это может повлиять на роды. Давление немного поднимается во время родов, поэтому мы ожидаем, что оно будет выше, но не чрезмерно, иначе может возрасти нагрузка на сердце и почки. Но вы в полном порядке, так что не беспокойтесь.

Фу-х! Это похоже на полицейский допрос.

– Значит, это ваш первый ребенок? Вы уже приготовили детскую комнату? – спрашиваю я, быстро меняя тему разговора и проверяя, как бьется сердце плода.

Эмили вздыхает и отворачивается от меня.

– Да, это наш первенец. Мы почти закончили с домом, но, боже мой, было невероятно тяжело!

– Можешь повторить это еще раз, – усмехается Дон.

– Видите ли, мы купили чудесный старый дом в июне прошлого года. Красивый участок, дом моей мечты, потрясающий вид, там полно места для собак – у нас три лабрадора, – но ремонт требует слишком много работы, понимаете?

Я киваю и улыбаюсь. Они, очевидно, очень состоятельны – я никогда не смогла бы позволить себе огромный дом за городом и трех собак. Но хорошо, что Эмили говорит, пока я слежу за сердцебиением ребенка. Это также оставляет ей меньше шансов огрызаться на меня и дает мне немного времени, чтобы лучше узнать пациентку и ее интересы. Женщина оживленно рассказывает о домашних хлопотах, и я улыбаюсь самой заинтересованной улыбкой, но, честно говоря, кривая на ЭКГ выглядит не очень хорошо. Нам обычно нравится видеть красивую равномерную, но неровную линию – вроде горного хребта без пробелов или больших провалов. У ребенка Эмили кривая гораздо более выражена, чем обычно. Это не совсем патология, но уже выходит за пределы нормальных параметров.

Пока нет нужды упоминать об отклонении. Я не хочу беспокоить пациентку. Женщина и без того изрядно встревожена, и моя задача – сделать так, чтобы она чувствовала себя спокойно и комфортно, а не усугублять тревогу. Эмили закрывает глаза и стискивает зубы – начинается схватка.

– Руку! Руку! – она пыхтит, и Дон протягивает руку, чтобы жена ее сжала. Эмили хватает энтонокс[2], и я замечаю, что до сих пор пациентка пользовалась только им, и это замечательно. Значит, женщина хорошо справляется с болью – какое облегчение! Потому что с такими показателями сердечного ритма я, конечно, не дала бы ей ничего сильнее.

– Правильно, сделайте глубокий вдох, – шепчу я. – Вы очень хорошо справляетесь, Эмили.

На несколько секунд в комнате воцаряется тишина, Эмили морщит лицо и пытается справиться с волной боли, накатывающей на нее. Отдаленный вопль в коридоре напоминает мне, что сегодня в отделении еще четыре роженицы. Я смотрю на секундную стрелку карманных часов, чтобы установить продолжительность схваток, затем вижу, как все тело пациентки сжимается, когда боль проходит, и, кажется, не делая вдоха, она снова начинает говорить.

– Но строители не могли приступить к работе до сентября прошлого года, а потом у нас возникли трудности с планировкой и, о, просто бесконечные проблемы. Мы не могли достать правильное зеркальное стекло для нижних окон. А потом, когда такие появились, оказалось, что они не того размера… Бла-бла-бла… Итак, наша спальня закончена, детская тоже, но у нас нет кухни, и лестницу все еще не поставили.

Когда принимаешь роды, любое действие нужно оценивать с двух сторон: не навредит ли оно роженице и не испугает ли оно ее.

– Нет лестницы? Как же вы тогда поднимаетесь и спускаетесь?

– По приставной лестнице.

– По приставной лестнице? Как вы собираетесь управляться с ребенком, когда у вас только приставная лестница? – говорю я, смеясь, хотя и немного встревоженно.

– О, мы справимся, – отмахивается Эмили. – Я просто в бешенстве из-за задержек, но, впрочем, чего я ожидала, когда купила амбар семнадцатого века в этой глухомани?

– А еще эта крыша, – добавляет Дон.

– А еще и крыша, – повторяет Эмили. – Можете себе представить? Чертова крыша!

Они оба качают головами от нелепости крыши своего дома. Я не спрашиваю. Мне не нужно знать, что не так с крышей, прямо сейчас. Отсутствие нормальной лестницы меня немного беспокоит, но Эмили кажется решительной дамой – как раз из тех людей, которые с удовольствием поднимаются и спускаются по приставной лестнице с крошечным младенцем на руках.

Я все еще недовольна следом КТГ[3], поэтому вызываю координатора родильного отделения, чтобы он взглянул на монитор.

– Это Анджела, – я представляю коллегу своей пациентке. – Она собирается взглянуть на КТГ.

– Зачем? Что-то не так?

– Все в порядке. Просто нам нужно убедиться, что у ребенка нет никаких проблем, и КТГ скажет нам об этом.

Очень трудно не переступить тонкую черту, когда вызываешь второго врача. Вы не желаете беспокоить беременную женщину, но в то же время хотите, чтобы она чувствовала, что получает наилучший возможный уход. В конце концов, мы команда, и, если возникает какая-то проблема, мы полагаемся друг на друга. Это не чрезвычайная ситуация, но мне важно, чтобы Анджела была в курсе. К счастью, она такой профессионал, что выражает только положительные эмоции.

Ее карибский акцент словно мед для ушей взволнованных будущих родителей:

– Ну а теперь давайте посмотрим, что там? Как поживаете, мамочка? Вы хорошо себя чувствуете? А как папа? Вы счастливы? У вас есть все, что нужно? Отлично. Я просто хочу взглянуть на сердцебиение ребенка. Хорошо?

У Эмили уже есть измерительный сенсор на животе, который прикреплен к ее талии эластичным поясом, и Анджела сразу смотрит на сердцебиение плода на мониторе.

– Хм-м. Да, пока все в порядке, – говорит Анджела. – Вам совершенно не о чем беспокоиться. Давайте продолжим следить за вашим состоянием, и я скоро вернусь, чтобы посмотреть, как у вас дела.

В течение следующих двух часов схватки усиливаются и становятся интенсивнее, а шейка матки Эмили теперь расширена до шести сантиметров. Расширение происходит медленно, и женщина становится все более требовательной с каждым часом.

– Принесите мне воды! Мне нужна вода! – в какой-то момент взрывается она.

Я смотрю на Дона, который глядит прямо на меня. Я? Она со мной разговаривает! Так что я принесу немного воды, пока Дон потирает ей спину. Эмили морщится от боли, а растирания, похоже, не помогают.

Если женщина рожает вместе с партнером, я всегда стараюсь вовлечь его в процесс.

– О нет! Только не здесь. Убери от меня свои чертовы руки! – лает она на мужа.

– Вас беспокоит боль в пояснице? – тихо спрашиваю я.

– Да, – стонет пациентка.

– Я посмотрю, что можно сделать, – я делаю горячий компресс из мокрых полотенец и прикладываю его к пояснице Эмили. Она вздыхает с облегчением.

– О, так гораздо лучше. Спасибо, Пиппа.

Я жестом приглашаю Дона подойти и провести полотенцем по ее спине. Считаю, что всегда полезно вовлечь партнера и дать ему возможность почувствовать себя частью этого опыта.

– Как только они остынут, дайте мне знать, и я принесу новые, – говорю я.

– А нельзя ли мне еще что-нибудь от боли? – спрашивает Эмили.

– Но, Эмили, вы так хорошо справляетесь с энтоноксом. Вам на самом деле это не нужно.

– Нужно. Нужно. Мне чертовски нужно!

– Учитывая, что сердцебиение ребенка нуждается в тщательном контроле, вероятно, будет лучше, если я не буду давать вам диаморфин[4]. Я могу подтвердить это в присутствии врача, если хотите, но, поверьте мне, для вас обоих будет лучше, если вы просто будете дышать энтоноксом.

Эмили смотрит на меня скептически. Она до сих пор не уверена на все сто процентов, что я подхожу для работы акушеркой. И хотя женщина не просит позвать доктора, я знаю, что это, вероятно, единственный способ успокоить ее. К счастью, врач приходит почти сразу, что несколько необычно.

– Эмили, это доктор Хадид.

Доктор Хадид – превосходный врач, и я всегда чувствую поддержку, когда она рядом.

Вдобавок ко всему она отлично общается с пациентами – тепло и уважительно, – что сразу же успокаивает всех будущих мам. Доктор Хадид быстро пролистывает записи и осматривает Эмили – шейка матки теперь расширена почти на восемь сантиметров, – затем проверяет все предыдущие КТГ. Все это время она не переставая болтает с пациенткой о собаках!

– Три собаки дома! Да еще и большие! Лабрадоры довольно энергичны, не так ли? – бормочет доктор Хадид, окидывая опытным взглядом карты. – Держу пари, вам приходится часто выводить их на прогулку.

– Нет, вы удивитесь, – выдыхает Эмили. – Но им нужна только одна длинная прогулка в день. Но это… Это было действительно полезно во время беременности. Я люблю ходить пешком, и, представляете, собаки определенно знали, что я беременна, не так ли, Дон?

– Они перестали на тебя прыгать, – вставляет тот.

– Вот именно. Они вообще не прыгали на меня в последнем триместре. А по ночам Борис и Хьюго лежали рядом на диване, уткнувшись носами в мой живот. Верно ведь, Дон?

Если роженица достаточно хорошо справляется с болью самостоятельно, врачи не будут давать ей обезболивающее.

Доктор Хадид вежливо смеется. Она не любит собак. На самом деле она вообще не очень любит животных. Я знаю это, потому что она не проявляет никакого интереса всякий раз, когда кто-то показывает фотографии своего нового питомца.

– Что ж, очень хорошо. Все выглядит отлично, – доктор Хадид завершает осмотр. – На данном этапе я бы не рекомендовала принимать диаморфин. Похоже, вы замечательно справляетесь с болью, Эмили, и вы в прекрасных руках здесь, с Пиппой. Я уверена, вы уже убедились, Пиппа – первоклассная акушерка, которая точно знает, что делает. Сердцебиение ребенка в порядке. Малыш в безопасности. Мы будем продолжать внимательно следить за всем, но я не думаю, что вам нужно более сильное обезболивающее прямо сейчас, так как его прием может еще заметнее повлиять на сердечный ритм. Эпидуральная анестезия[5] всегда остается доступным вариантом, если анестезиолог находится рядом.

Эмили спокойно кивает, но говорит, что не хочет делать эпидуральную анестезию.

Я вижу, как у пациентки начинается еще одна схватка.

– Конечно, но, если что-то изменится, я всегда смогу вернуться, – успокаивает пару доктор Хадид, но Эмили опять тяжело дышит, закрывает глаза и готовится терпеть схватку. Я благодарю доктора Хадид, и она уходит, а пациентка снова морщит лицо, когда ее охватывает боль.

Проходит еще час, и мы с Эмили весело болтаем между схватками. Я постепенно начинаю завоевывать ее расположение, но это не мешает ей подвергать сомнению все, что я делаю, или командовать мной, если уж на то пошло. Во время разговора я выясняю, что Эмили – финансовый директор крупной юридической фирмы, а Дон работает адвокатом, специализирующимся на правах собственности. Так что они оба очень успешные люди в своей сфере. Наверное, пара больше привыкла к офисной обстановке, чем к больничной.

Способ Эмили справиться с ожиданием – попытаться взять все под контроль, устраивая мне допрос с пристрастием, в то время как Дон счастлив уступить инициативу. Они познакомились всего два года назад через друзей, и Эмили, которой сейчас тридцать семь, очень хотела сразу же завести семью. Им повезло, что ей удалось забеременеть так быстро, говорит женщина, поскольку она принимала оральные контрацептивы почти двадцать лет. Я смотрю на часы – прошло уже пять часов, и, хотя Эмили скоро родит, это ни в коем случае не быстрые роды, поэтому я решаю, что пришло время ускорить процесс.

– Эмили? Слушайте, вы так хорошо справляетесь. Ребенок действительно скоро появится. Компресс из полотенца поможет снять боль в пояснице, но, чтобы вы продвинулись немного дальше, мы поднимем вас с кровати и вы походите.

– Что? Нет. Зачем мне вставать? – возражает Эмили, как всегда.

Я знаю, что она устала, но именно поэтому мы должны помочь ей, и лучший способ ускорить роды – поставить пациентку на ноги.

Если долго принимать оральные гормональные контрацептивы, вряд ли получится быстро забеременеть после отмены.

– Нам необходимо заставить вас двигаться, чтобы ребенок появился. Дон? Вы не хотите мне помочь? Ну же!

До сих пор все, что я делала, встречалось перекрестными допросами и сопротивлением, но я акушерка и знаю, что делаю. Я уважительно и вежливо, но совершенно решительно помогаю Эмили подняться с кровати и встать на ноги. Женщина постоянно упирается, но я не отступаю и с улыбкой продолжаю настаивать, что так лучше всего можно ускорить ее роды.

– Да ладно вам, Дон.

Я советую ему взять жену под одну руку, а сама беру ее под другую, и мы осторожно водим Эмили по палате. Ей не требуется много времени, чтобы прогнать нас обоих и начать двигаться самостоятельно, медленно, но неуклонно. Покачиваясь из стороны в сторону, она ковыляет и морщится от следующей схватки.

– У-у-уф! – женщина останавливается и потягивается, почти присев на корточки. Хороший знак.

– Вы хотите тужиться, Эмили? – спрашиваю я. – Вы хотите потужиться?

– Я… Я думаю, да, – ее голос напрягается.

– Очень хорошо, – улыбаюсь я. – Будем надеяться, это означает, что ребенок готов появиться на свет. Почему бы вам не перебраться сюда, к краю кровати, тогда вы сможете держаться за нее, когда захотите тужиться? – на этот раз она делает то, что я предлагаю, без единого возражения.

Эмили подходит ко мне, и я вижу в ее глазах знакомую смесь трепета и доверия. Чем дальше она продвигается, тем дальше уходит в царство неведомого. Теперь она посреди неизведанных вод, и все барьеры разрушены. Это ее первые роды, и женщина теряется в том, что происходит, поэтому должна целиком довериться мне как проводнику. И я знаю, что делаю. Приняв роды много раз, в этот чрезвычайно важный момент я спокойна, уверена в себе и веду себя профессионально. Я вижу, что теперь у Эмили появляется желание тужиться, и призываю ее оставаться на ногах, поскольку гравитация помогает в разрешении родов.

– Послушайте меня, Эмили. Сейчас вам придется сильно тужиться, – объясняю я пациентке, когда она садится на корточки у кровати. Быстрым взглядом я оцениваю происходящее. – Уже близко! – говорю я нараспев. – Ребенок скоро родится. Я вижу только голову. Вы так хорошо справляетесь, Эмили. Продолжайте тужиться.

На мой взгляд, все дети прекрасны: крошечные, но идеальные человеческие существа.

Дон сейчас стоит рядом с Эмили и повторяет за мной, подбадривая ее.

– Она видит головку, – возбужденно подхватывает он. – Малыш скоро появится. Продолжай тужиться.

Я улыбаюсь про себя. Для мужа пациентки это тоже ново, и он не уверен, какую роль должен играть во всем процессе, поэтому делает то, что считает нужным, – следует моему примеру.

Теперь я стою на коленях позади Эмили, и она изо всех сил тужится. Прошло уже шесть часов, женщина устала, но сейчас нельзя останавливаться. Мы с Доном непрерывно подбадриваем ее:

– Продолжай толкать. Тужься! Давайте вытащим этого ребенка! Вот так. Вот так, Эмили. Он уже близко… Уже сейчас.

Эмили производит на свет идеального малыша, вот так, сидя на корточках в ногах кровати. Такой эмоциональный момент! Я помогаю Дону перерезать пуповину и смотрю на маленького мальчика: он прекрасен, просто неотразим! Но на мой взгляд, все дети прекрасны: крошечные, но идеальные человеческие существа. Если бы это зависело от меня, я бы их всех забрала домой. Я быстро растираю малыша полотенцем и передаю его измученной матери. Она сияет от гордости и удивления, как будто не может до конца поверить, что младенец настоящий.

Этот взгляд! Первый контакт матери с ребенком так драгоценен, что я чувствую, как у меня перехватывает дыхание. Они были вместе уже девять месяцев, но только сейчас состоялась их первая настоящая встреча, когда формируется мгновенная и нерушимая связь.

– О, только посмотрите! – шепчет Эмили в маленький сверток. Глаза Дона блестят от слез. Я поднимаюсь с пола, где стояла на коленях, и вижу, что мои колготки залиты кровью. Потом поменяю.

Я выхожу из комнаты, радуясь за Эмили и Дона, что помогла им благополучно родить ребенка, но также счастлива, что мне удалось завоевать доверие своей пациентки. Вначале она была настроена крайне скептично, но я сделала все, что было в моих силах, чтобы женщина чувствовала: ее уважают и слушают. Да, мне всего двадцать, а Эмили почти вдвое старше меня, но здесь родильное отделение и моя работа, и я точно знаю, что делаю.

В течение следующих двух дней, пока Эмили находилась в послеродовом отделении, я несколько раз заглядывала к ней, чтобы убедиться, что все в порядке. Они назвали своего сына Эдвардом Захарией Льюисом, что кажется очень громким именем для такого маленького человечка, но я уверена, ребенок будет ему соответствовать. В конце концов, он должен выстоять против стаи лабрадоров! Я рада видеть, что с малышом все хорошо и Эмили, кажется, поправляется. У нее все еще много вопросов: «Это нормально? Он достаточно спит? Может, нужно еще одно одеяло?» Я по возможности стараюсь на все ответить. В конце концов, она новоиспеченная мама – в первый раз никто из нас не знает, что делать.

На следующий вечер Эмили и Дон с Эдвардом на руках подходят ко мне, готовясь покинуть больницу.

– Это вам, – шепчет женщина, вкладывая мне в руку конверт.

Я быстро кладу его в карман халата, так как иду в операционную, чтобы помочь с кесаревым сечением. Позже, после полуночи, когда кончается смена, открываю письмо:

Дорогая Пиппа,

Спасибо вам за все, что вы сделали для нас, и за то, что помогли нашему маленькому мальчику благополучно родиться на свет. Простите, что была так груба, когда вы только появились в палате. Я не могла и мечтать о том, чтобы кто-то другой вошел к нам в тот момент.

Вы приняли роды с большой осторожностью и опытом, и я считаю, что вы – фантастическая акушерка. Я так благодарна, что вы помогли родиться Эдварду. Даже миллиона «спасибо» не будет достаточно.

С наилучшими пожеланиями,

Эмили

Пятнадцать лет спустя я все еще храню это письмо. Время от времени, по прошествии многих лет, я брала его, чтобы прочитать снова, и каждый раз оно давало мне уверенность в том, что я правильно выбрала профессию. Надеюсь, сегодня я все та же акушерка. Я беру ручку и начинаю писать: «Меня зовут Филиппа Джордж, и я акушерка, только сегодня я ею не являюсь…»

1. На самом дне

Я с шестнадцати лет знала, что хочу быть акушеркой, с того самого момента, как меня отправили от школы на шестидневный ознакомительный курс акушерства в местную учебную больницу. До этого события вы бы и за миллион лет не догадались о моей будущей профессии.

Я была обыкновенной артистичной девушкой, которая преуспевала в кружках рукоделия, рисования, драмы, кулинарии и вообще во всем, что предполагало творчество. К сожалению, мои таланты не распространялись на математику, английский или естественные науки. А еще мне нравилось гулять с друзьями, возможно, даже чересчур. Вы бы тогда могли взглянуть на меня и с уверенностью сказать, что наука определенно не была моей сильной стороной. На самом деле, если бы мы изучали запретные поцелуи в шею, то я бы выучила все уроки на отлично!

Стать акушеркой может кто угодно. До прихода в профессию я, например, вообще не интересовалась медициной.

К счастью, у меня была отличная компания друзей, и они присматривали за мной дикими ночами в местном клубе. Но лучше всего было то, что отец всегда отвозил меня домой на своем такси в конце вечера. Папа уволился из полиции несколько лет до того, но оставался очень заботливым отцом, и всякий раз, когда у нас планировались такие походы, он настаивал на том, чтобы забрать меня в конце вечера. Независимо от того, сколько было времени – полночь, час, два ночи, – папа ждал меня. Может быть, это как-то связано с тем, что я была единственным ребенком, или, возможно, он просто видел слишком много ужасных вещей, пока работал полицейским. В любом случае отец всегда был рядом и умудрялся игнорировать тот факт, что я иногда возвращалась сильно пьяной.

– Лучше сразу ложись спать, – говорил он мне, если это было слишком очевидно, имея в виду: «Не дай маме увидеть тебя в таком состоянии!» Дома хозяйкой была мама, и никто из нас с ней не спорил: ее слово было законом, и она пришла бы в ярость, узнав, что я напилась в стельку.

На самом деле мне повезло. Я выросла в доброй, любящей и гармоничной семье и очень уважала обоих родителей. К тому времени, когда мне исполнилось семнадцать лет, я наслаждалась независимостью и уезжала на выходные с друзьями. Я, конечно, не думала о карьере акушерки, пока учитель не предложил мне пройти ознакомительный курс. До этого момента я даже никогда не держала ребенка!

Тем не менее мне всегда было немного любопытно узнать, каково это – работать в здравоохранении. Мама была медиком, и часть ее работы состояла в том, чтобы помогать в операционной. Истории, которые она рассказывала мне о запекшейся крови и кошмарах, происходивших во время операции, были захватывающими – настоящий фильм ужасов. Но прежде я никогда даже не заходила в больницу и абсолютно ничего не знала о беременности и родах, кроме того, что мама убила бы меня, если бы это случилось со мной!

Ознакомительный курс был разделен на три основные части: мы провели два дня в университете, изучая теорию; затем пару дней на приемах с дежурными акушерками помогали беременным женщинам и навещали новоиспеченных матерей дома, а потом еще два дня присутствовали в послеродовом отделении. Университетские занятия подарили мне облегчение. Особенно не отличаясь успехами в учебе, я обрадовалась, что материал не был слишком трудным для восприятия. Мы узнали о процессе родов и кое-что из акушерского жаргона, пугающего и интригующего одновременно. Затем я присоединилась к акушерке в терапевтическом отделении, чтобы ухаживать за беременными.

До работы акушеркой мне было интересно послушать истории мамы о крови и прочих ужасах операционной.

Женщины приходили на осмотр, некоторые с немного округлыми животиками – с ними они совсем не выглядели беременными. Другие ковыляли, как утки, неся перед собой большой выпуклый живот. Мы обсуждали их самочувствие и то, какие советы акушерка может дать, чтобы помочь женщинам. Также акушерка проводила различные обследования, измеряла артериальное давление и объем живота, чтобы убедиться в нормальном развитии плода. Наконец, она использовала маленькое портативное устройство под названием Sonicade[6], чтобы слушать сердцебиение ребенка. Это всегда был особенный момент. Происходило ли все впервые, или беременная слышала это много раз прежде – лицо каждой женщины преображалось от радости, когда она различала сильный глухой стук маленького сердечка внутри нее.

Дело в том, что большинство беременных женщин понятия не имеют, что на самом деле происходит в их теле. Они знают, что ребенок растет, но в глубине души всегда есть беспокойство, что что-то может быть не так. Напряжение исчезает, только если у будущей матери есть реальные доказательства, что с ребенком все в порядке, поэтому, когда она слышит сердцебиение плода, ее переполняет облегчение. Хмурые взгляды сменяются искренними, естественными улыбками, и настроение у всех в комнате поднимается словно по щелчку. Было так здорово ощущать себя частью этого, что я вдруг обнаружила, что постоянно улыбаюсь от восторга. Когда патронажная акушерка пальпировала пациентке живот, чтобы понять, как лежит ребенок, она заставила и меня тоже положить туда руки. Что за ощущение! Я сама едва вышла из детства, и было радостно почувствовать очертания маленького существа, растущего внутри женщины. Ни у кого из моих друзей или близких родственников не было детей, поэтому я никогда раньше не проводила время с беременными. Я с удивлением наблюдала другую сторону жизни, о которой абсолютно ничего не знала.

Большинство современных беременных женщин понятия не имеют, что происходит в их теле.

Еще одна часть работы дежурных акушерок – посещение женщин на дому после родов. Встречаясь с новоиспеченными мамами и слушая их рассказы о том, через что они прошли, я была очарована. Что может быть более ценным, чем наблюдать за первыми вздохами ребенка, объятиями, улыбкой? Женщины полностью доверяют акушеркам. Вот мы, незнакомцы из самых разных слоев общества, внезапно оказываемся вместе в самый интимный, особенный и часто пугающий момент жизни женщины. Связь формируется мгновенно. Я еще никогда не присутствовала при рождении ребенка, но отчаянно хотела увидеть этот процесс и быть человеком, который помог принести новую жизнь в наш мир.

Наконец, мы провели два дня в послеродовом отделении, помогая женщинам, которые только что родили. Каждое мгновение становилось настоящим открытием, озарением из-за невероятного процесса родов. И благодаря великодушию акушерок и женщин, за которыми они ухаживали, у нас было много возможностей помочь и сблизиться с молодыми мамами. На самом деле в одном случае даже слишком близко.

На второе утро я следила за акушеркой, которая должна была удалить катетер у пациентки, перенесшей кесарево сечение. Дама была очень мила и сказала, что счастлива быть под моим наблюдением. Поэтому я внимательно следила за тем, как акушерка выкачала мочу из катетера, а затем вынула его. Но, видимо, она не выкачала ее полностью. И, возможно, из-за увлеченности я стояла слишком близко. Когда трубка вышла, она была немного натянута. А затем, секунду спустя, как в замедленной съемке, отскочила назад и ударила меня по лицу. Фу-у-у! Чья-то моча была у меня на лице! Я мгновенно раскраснелась, и в ушах зазвенело. Желудок перевернулся, и в этот момент я действительно думала, что упаду в обморок.

Близкий контакт с телесными жидкостями – неотъемлемая часть работы акушеркой. И брезгливым здесь не место.

– Мне нужно выйти, – пробормотала я, прежде чем ринуться в туалет поскорее смыть все, что на меня попало.

Медленно, с покрасневшим от тщательного мытья лицом, я села на унитаз, положила голову на колени и попыталась взять себя в руки. Я просидела там добрых пятнадцать минут, в ушах все еще звенело, мысли метались: «Я не могу. Я не могу этого сделать. Это отвратительно». Но после того как первая волна тошноты и паники прошла и я достаточно успокоилась, чтобы встать, появилось желание немедленно вернуться к акушерке, к которой я была приставлена. Я не хотела ничего пропустить. Сейчас я смеюсь, вспоминая тот случай: как меня возмутила крошечная капелька мочи! С тех пор я пришла к пониманию, что близкое соприкосновение со всеми видами телесных жидкостей – неотъемлемая часть работы медика, и это меня ничуть не беспокоит.

Потребовалось всего шесть дней, чтобы убедить меня в желании стать акушеркой. И к концу недели я поняла, что нашла свое призвание. Это мое будущее! Я настолько преисполнилась решимости следовать своему предназначению, что сразу после окончания ознакомительного курса зашла в местный книжный магазин и скупила все книги о беременности, какие только смогла найти. Не книги по акушерству и гинекологии, а пособия для беременных женщин. Что за дурачество! Но мне было все равно. Я тут же втянулась в чтение и впитывала со страниц каждое слово, лежа в своей спальне, пока компакт-диски Селин Дион ревели из стерео. Я знала, что акушерство мне подходит, и попыталась достичь своей цели. Вернувшись к учебе, я еле сдала дополнительные экзамены по программе средней школы. Я подала заявку через организацию, координирующую прием в вузы, на место в следующем потоке дипломного курса акушерства в университете, находившемся примерно в часе езды от моего дома. Я была весьма взволнованна, когда смогла пройти собеседование в сентябре – как раз к началу учебного семестра.

Твердо решив стать акушеркой, я скупила все пособия для беременных в ближайшем книжном. Тогда мне это казалось логичным.

Я явилась на собеседование в своей самой дорогой и опрятной одежде, ужасно нервничая. Там я познакомилась с двумя другими кандидатками, обе были намного старше меня. Одной было за тридцать, а другой – чуть за сорок (и, как ни странно, эти женщины теперь работают в моем фонде траста НСЗ). Несмотря на разницу в возрасте между мной и двумя женщинами и мою нервозность, я была достаточно уверена, что собеседование прошло успешно. Я ответила на все вопросы интервьюера, продемонстрировав энтузиазм и недавно приобретенные знания. Но в декабре пришло письмо, в котором говорилось, что мое заявление отклонили.

Я была опустошена. Это же мое призвание, моя судьба! Как, черт возьми, я теперь смогу стать акушеркой? Я позвонила в университет, чтобы узнать, что же пошло не так. Интервьюер быстро взял трубку.

– Пиппа, вы очень хорошо показали себя на собеседовании, – сказала она извиняющимся тоном. – Но боюсь, кандидаты оцениваются по балльной системе, а остальные просто набрали больше очков, чем вы, вероятно, из-за их возраста и жизненного опыта, – мне тогда было всего семнадцать лет, и это стало большим разочарованием. – Не сдавайтесь, – ободряюще продолжала она, – вы поступите. Мне просто жаль, что на этот раз не получилось, но, пожалуйста, подайте заявку снова в следующем году, и мы будем иметь вас в виду.

Женщина-интервьюер общалась со мной вполне вежливо, но я чувствовала себя совершенно безнадежно. Что же мне теперь делать? Я впала в отчаяние. Мне не требовался диплом о полном среднем образовании, который нужен для поступления в вузы, и я настолько убедила себя в желании работать акушеркой, что знала: я должна найти другой способ получить эту профессию. Поэтому я приняла решение бросить школу и пойти на подготовительный курс здравоохранения и социальной помощи в местном колледже.

Первое время обучения в колледже было настоящей пыткой. После школьных занятий оно мне показались полнейшим хаосом.

Это было ужасно – худшая ошибка в моей жизни, – и я ненавидела свое решение каждую минуту. Мне был противен сам колледж и учеба, там я просто ненавидела все. В отличие от школы день в колледже был совершенно неструктурированным, и, поскольку никого не знала, я чувствовала себя потерянной и ужасно одинокой. Наступила середина января, и к концу первой недели я была совершенно подавлена. Негативные мысли крутились в голове повторяющейся строкой: «Моя мечта никогда не исполнится. Я никогда не буду акушеркой. С таким же успехом я могу сдаться прямо сейчас». Потом позвонил школьный директор. Он хотел знать, почему я бросила учебу. Я разрыдалась в трубку.

– Я знаю, что хочу стать акушеркой, – объяснила я, – но мне не удалось поступить, куда я хотела. А теперь я хожу на эти подготовительные курсы, и они просто мне не подходят. Не представляю, что мне делать. Я знаю, где я хочу быть, но просто не понимаю, как туда попасть!

– Ладно, Пиппа, возвращайся в школу и получи аттестат, – сказал он. – Держись. Честное слово, все будет хорошо. Затем в следующем году просто повторно подашь заявку на курс акушерства.

Его совет стал толчком к действию, который был так мне нужен, и я благодарно приняла план Б. Да, директор прав, всегда был следующий год. Итак, я вернулась в школу на новой неделе и с того места, где остановилась, продолжила изучать биологию, психологию и здравоохранение. По крайней мере, теперь у меня был план, как осуществить мечту.

В следующем месяце мне позвонили из университета. Одна из успешных претенденток выбыла. Не хочу ли я занять ее место? Если да, то смогу ли я начать через две недели? Ура! Что за американские горки! За три месяца я перешла от глубокого отчаяния к абсолютной радости, а через две недели должна была приступить к обучению акушерству. Наконец я очутилась на правильном пути.

На курсе, где я обучалась акушерству, я оказалась самой младшей – остальным было больше 30 лет, а одной женщине даже за 50.

В первый день в университете я так нервничала, что меня буквально трясло. Как-никак, был только март, так что большинство моих друзей все еще учились в школе, завершая среднее образование. Я была единственной, кто рано поступил в университет, и понятия не имела, чего ожидать. К счастью, все студенты-акушеры на курсе оказались милыми и невероятно дружелюбными. Всего нас набралось двадцать человек, и я была самой младшей. Нэнси, с которой я ездила на машине, было за пятьдесят, а остальным студентам – за тридцать или сорок. Была только одна девушка, близкая мне по возрасту, ей было двадцать пять. Я определенно казалась ребенком на их фоне, но это, видимо, не имело значения. Мы быстро сблизились и стали сплоченной командой, помогая друг другу при необходимости.

Дипломный курс подразумевал две части: практическую и теоретическую. Первые восемь недель мы все изучали теорию в университете. Написание эссе – не мой конек, и каждый раз, когда нам поручали такое задание, я ощущала себя неуверенно. Но как только мы оказывались рядом с пациентами, знакомясь с практической стороной профессии, я чувствовала себя в своей стихии. Места для практических занятий делятся на три части: родильное, послеродовое и дородовое отделения, а также дома́ новоиспеченных матерей. Мы также проводили какое-то время и в других отделениях больницы, чтобы улучшить общие сестринские навыки.

Поначалу мы в основном работали в приемном покое, где принимали беременных женщин. Так что только через восемь месяцев после начала обучения я впервые посетила само родильное отделение. Я никогда не видела настоящих родов и все еще была очень наивна. Там в самую первую смену меня определили к наставнице по имени Беверли. Но в середине утра мы разошлись, и я стала бродить по отделению, ища ее, как заблудившийся ягненок.

– Вы не видели Беверли? – спрашивала я разных членов команды.

– Попробуй поискать ее там, – посоветовал один из них, указав на закрытую дверь.

Я вошла в палату и увидела на кровати женщину, державшую маленький сверток. В комнате было тихо и спокойно, и ребенок, казалось, лежал у нее на руках, слегка прижатый к коленям.

– Ах, слава богу! – произнесла она ровным и спокойным голосом, увидев меня. – Я уже целую вечность звоню. Не могли бы вы положить ребенка обратно в холодильник, пожалуйста?

– Простите, не могли бы вы повторить это еще раз? – сказала я, думая, что ослышалась.

– Не могли бы вы положить моего ребенка обратно в холодильник? – повторила женщина.

Мое сердце остановилось. Она произнесла фразу так небрежно, будто это была самая обычная просьба в мире. Холодильник? Зачем мне класть туда ребенка?!

В первый же час работы акушеркой я впервые увидела мертвого человека – и это был первый же новорожденный, которого я держала на руках.

И тут я увидела, что скрывается под маленьким одеялом, которое она обнимала, – очень тихий, бледный ребенок. Явно мертвый. Я дрожащими руками взяла у нее прохладный сверток, и она почувствовала мое замешательство.

– Он в комнате в конце коридора, – объяснила женщина.

Я пробормотала что-то невнятное и вышла с мертворожденным младенцем на руках. Холод потряс меня.

– Эм, что мне делать? – спросила я первого встречного.

Акушерка уловила панику в моем срывающемся голосе и взяла инициативу на себя, положив ребенка обратно в длинный металлический холодильник в маленькой боковой комнате в конце коридора. Я даже не представляла себе, что такое место существует – комната с длинной холодильной камерой и полками, достаточно большими, чтобы на них можно было складывать маленькие свертки. Под ней были ящики с детскими вещами – шляпками, платьицами, жилетками и одеялами, – и все это, как я теперь поняла, предназначалось для тех малышей, которые так и не сделали первый вдох.

Я больше ничего не хотела видеть. Я побежала, чувствуя, как кровь стучит в ушах, и спряталась в туалете, рыдая. Я никогда раньше не держала на руках ребенка и вдобавок никогда не видела мертвого человека. Но вот я здесь, идет мой первый день, и все это успело случиться до 9 утра! Я просто не была готова к виду крошечного бледного тельца с шелушащейся кожей, с венами, видимыми сквозь полупрозрачную кожу маленького личика, и глазами, все еще слипшимися. Смогу ли я с этим справиться? В первый день я долго размышляла, действительно ли мне подходит акушерство.

Когда я наконец нашла Беверли, мне пришлось объяснить свое отсутствие. Наверное, шмыганье носом и опухшие красные глаза говорили сами за себя.

– О нет! – Беверли выглядела удрученной. – Не надо было тебя туда посылать. Мне так жаль, Пиппа, я должна была быть с тобой. Просто меня срочно вызвали. Прости. Ты в порядке?

– Я немного в шоке, – призналась я.

– Знаю, знаю. Ты не должна была оказаться в таком положении, но не позволяй произошедшему сбить тебя с толку. Да, это правда, некоторые дети не выживают, но мы должны справляться с потрясениями. Горе, потеря, утрата – все это часть работы, которую мы здесь делаем. Но со временем к плохому привыкаешь, хотя это ни в коем случае не норма. Обещаю, что все исправлю. Пойдем, я начну с того, что угощу тебя чаем.

Беверли была верна своему слову. Она хорошо опекала меня после того случая и позаботилась о том, чтобы обучение в больнице было запоминающимся. Шел мой первый день в родильном отделении, и меня швырнуло на самое дно. Как оказалось, в акушерстве многое случается в первый раз…

2. Реальная практика

Невозможно забыть первого ребенка, которому вы помогли родиться. Я думала, что смогу отойти на задний план, но у Беверли была другая идея. Шейка матки роженицы полностью раскрылась, и женщина тужилась в течение сорока минут, прежде чем показалась головка малыша.

– Да, сейчас самое подходящее время, – сказала Бев. – Иди сюда, Пиппа, и положи руки на голову этого ребенка.

– Что? Ты уверена? – я даже не видела, как рождаются дети. – Только дай мне сначала посмотреть, – взмолилась я, чувствуя, как в груди поднимается паника.

– Нет, давай сделаем это. Ну же! Просто положи свои руки на мои.

Эта беременность протекала хорошо, то есть мы находились в родильной палате низкого риска. Мерцали волшебные огоньки, на заднем плане тихо играла музыка, а в воздухе витал запах ароматических масел. С мамой все было в порядке: она сидела на низкой кушетке, прислонившись спиной к своему партнеру, и пока никаких осложнений не было.

– Давайте, тужьтесь! – подсказала Беверли.

Я сделала глубокий вдох и медленно двинулась вперед, затем положила руки на голову ребенка. Он был теплым и скользким, мягким и в то же время твердым, как спелый фрукт. Я никогда не ощущала ничего подобного.

– Молодец, – похвалила Бев. – Просто почувствуй давление.

Женщина с силой тужилась, схватив за руки своего партнера, постепенно ребенок начал появляться. Беверли все это время держала меня за руки, рассказывая о процессе продвижения ребенка, о повороте головы и о том, какое давление нужно приложить, пока маленький мальчик не выскользнул наружу и мы не услышали его первые удивительные крики. Я чувствовала, что тоже плачу. Это было ошеломляюще. До сих пор никогда не видела, как рождаются дети, и вот я помогаю начать новую жизнь на Земле.

Чтобы стать настоящей акушеркой, мне предстояло принять 40 родов.

– Вы уже выбрали имя? – спросила я родителей немного погодя, пока взвешивали их новорожденного сына.

– Джек Дэниел, – мама хитро улыбнулась папе. – Потому что именно этот виски мы пили в ночь, когда он был зачат. Его зовут Джек Дэниел Джонс.

Я не могла перестать хихикать. Теперь я точно никогда не забуду своего первого ребенка. Я вышла из палаты, с трудом веря в то, что только что сделала, но еще и с гордостью – ощущая себя уже полноценной частью команды. Все тело гудело и покалывало от адреналина. Я не могла сдержаться, на глазах выступили слезы. Слезы счастья.

– С тобой все в порядке? – Беверли успокаивающе положила руку мне на плечо.

– Да. Я… Это просто… Ух ты! Боже, было потрясающе.

– Да, это так, действительно, – она рассмеялась.

Мне все еще не верилось, что я помогала ей при родах. Я пережила самое большое удовольствие в своей жизни. А это означало, что я на шаг приблизилась к тому, чтобы стать настоящей акушеркой. Осталось всего тридцать девять родов, прежде чем я смогу получить специальность.

* * *

Беверли была отличным наставником. Она поощряла мои остановки на каждом сложном моменте, чтобы я все поняла, подталкивала меня делать то, чего я боялась, и помогала преодолеть любые трудности. Я не всегда была счастливой и уверенной в себе акушеркой, как сейчас, и родильное отделение не являлось моим вторым домом с самого начала. Во-первых, это была странная, чужеродная среда, где повсюду сновали очень важные врачи и акушеры и разговаривали друг с другом на языке, который я не всегда понимала. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы применить знания, полученные в университете, к практической стороне ухода за женщинами в родильном отделении.

Вливаться в медицинский коллектив оказалось сложно, но в итоге я поняла, что акушерство – это командная работа, и все здесь друг другу помогают.

И я должна была обрести уверенность в том, что смогу держать себя в руках, когда заговорю с врачами и другими старшими членами команды. Поначалу они казались невероятно грозными, но Беверли не позволяла мне прятаться за ее многолетним опытом. Она поворачивалась ко мне всякий раз, когда врачи задавали вопрос, побуждая меня высказывать свои мысли. Таким образом, мне пришлось выбраться из скорлупы, и в течение следующих нескольких месяцев я помогала наставнице с десятками других родов. Изо дня в день мы сталкивались с ситуациями, дававшими мне новый опыт, навыки и умение справляться с различными осложнениями. Лучше всего я усвоила то, что акушерство – командная работа. Всегда было интересно помочь женщине родить, но, когда что-то шло не по плану, вся команда находилась рядом, чтобы помочь. Мои коллеги были обучены и опытны: каждый знал, что делает, и вся бригада работала как хорошо отлаженный механизм. Я научилась доверять профессионалам, окружающим меня, и заняла свое место в команде.

Хотя я каждый раз старалась изо всех сил, происходили и взлеты, и падения. И был один или два случая, когда я не вполне оправдала свои ожидания. Я училась уже шесть месяцев и работала в ночную смену, когда меня вызвали в операционную, чтобы я впервые посмотрела на кесарево сечение. Я читала книги о данной процедуре, поэтому думала, что знаю, чего ожидать. Но в тот раз я впервые оказалась в операционной: ничто не способно полностью подготовить вас к тому, чтобы увидеть все это вблизи. После того, как я намылась, мне сказали, где встать, чтобы я хорошо видела все происходящее, но дали строгие указания касательно того, что я могу трогать, а что – нет. У каждого члена операционной бригады была своя задача, и все они работали быстро и тихо, озвучивая показания и подбадривая будущих родителей во время операции. Передо мной стояла одна цель – просто наблюдать. Так я и сделала.

До первого кесарева сечения в своей практике я не задумывалась, как работают мышцы и насколько они сильны: врачам приходилось применять грубую силу, чтобы вынуть ребенка.

Я видела, как анестезиолог осторожно делает спинальную анестезию[7]. Затем женщину уложили на операционный стол и вставили мочевой катетер. Это было важно, так как тело пациентки онемеет ниже пояса, и женщина не сможет встать, чтобы после операции сходить в туалет. Ординатор и врач-ассистент[8] начали пальпировать живот, проверяя, где выполнить первый разрез. Затем они приступили к операции и рассекли живот длинным глубоким надрезом. Казалось, что он проходил от одного бедра до другого, хотя составлял, вероятно, всего десять-пятнадцать сантиметров. Это был только первый слой кожи. Затем они сделали еще один надрез по слою желтого жира, который обнажил толстые мышцы живота. После ординатор и консультант положили руки по обе стороны от ярко-красных сухожилий и начали разводить их в стороны, растягивая мышцы. Я была ошарашена. До этого момента я никогда по-настоящему не задумывалась о том, как двигаются мышцы. Оказалось, что, чтобы добраться до плода, нужно применить грубую силу. Конечно, пациентка ничего не чувствует. Но по тому, как врачи напрягались и откидывались назад, было видно, что им пришлось приложить немало усилий, чтобы раздвинуть мышцы и освободить место для ребенка. Зрелище захватывающее и ужасное одновременно: я смотрела на женщину, которую буквально выворачивают наизнанку. В этот момент я услышала звон в ушах.

Когда мышцы растянули достаточно далеко друг от друга, я увидела большой розовый мешок – матку. Она была очень светлого цвета, и на ней проступали маленькие сосуды, бегущие вверх и вниз. В голове у меня все плыло, как будто она была набита ватой. Затем ординатор сделал небольшой надрез в матке, высвобождая жидкость, и медсестра инструментом, похожим на насадку для пылесоса, начала высасывать воды вокруг ребенка. Свистящий, сосущий звук заполнил операционную, пока жидкость исчезала в толстой трубе. Затем ординатор погрузил руки в матку, и оттуда появилась головка малыша.

Я только успела заметить, как дальше вытаскивают тело ребенка, и осознала, что начинаю терять равновесие. Под ногами словно открылся люк: я падала и ничего не могла с этим поделать. Через несколько секунд силы покинули мое тело, и я рухнула на пол. Я почувствовала, что кто-то стоит рядом, – меня усадили к стене.

Почему-то дети любят рождаться именно ночью, поэтому работа в ночную смену оказалась для моего обучения очень продуктивной.

В голове странно пульсировало, и все чувства смешались. Я не полностью потеряла сознание: могла видеть, что творится вокруг, но почти ничего не слышала – все происходило будто в вакууме. Кто-то протянул мне стакан с водой, и я сидела там, на полу в операционной, потягивая воду, в то время как эта женщина впервые встретилась со своим ребенком. Нельзя было почувствовать себя в более дурацком положении, даже если попытаться! Врачи зашивали пациентку, и все просто переступали через меня, игнорируя тот факт, что одна из их студенток-акушерок лежала на полу. У меня закружилась голова, и я почувствовала такую дрожь, что не была уверена, смогу ли встать. К счастью, как только женщину выкатили из операционной, две любезные медсестры подняли меня на ноги и отвели в комнату для персонала. Там меня угостили горячими тостами с маслом и сладким чаем с молоком, пока ко мне не вернулись силы. Прошло еще минут десять, и я почувствовала себя гораздо лучше. И тут, о боже, меня охватил стыд!

– Мне так неловко, – простонала я.

– Не беспокойся об этом, – сказала одна из медсестер, снисходительно улыбаясь. – Во всяком случае, ты не первая. Не поверишь, сколько у нас было обмороков в этой операционной.

– Правда?

– Врачи-ассистенты выходят и падают в коридоре почти каждую вторую неделю. Это нормально. Ты привыкнешь, не волнуйся.

Так и случилось. Я ко многому привыкла. Каждый день я упорно трудилась, чтобы применить на практике то, чему научилась в университете. И к середине второго курса я уже приняла сорок родов, что было магическим числом, необходимым для получения специальности. Работа в ночную смену помогла: дети обычно рождаются именно в это время, так что мне удалось довольно быстро добиться поставленной цели. Но не имело значения, скольким младенцам я помогла появиться на свет, эта душераздирающая радость, когда я становилась свидетелем рождения новой жизни, ошеломляла меня каждый раз. Сначала Беверли была со мной постоянно, стояла за спиной, поддерживала и давала обратную связь один на один, настаивала, чтобы я делала перерывы, даже если у нее самой не получалось отдохнуть. Она присматривала за мной, напоминая, что я должна поесть и попить. Но чем дальше я углублялась в обучение, тем чаще мне приходилось делать все самостоятельно и принимать роды без ее помощи.

1 Локальные подразделения Национальной службы здравоохранения.
2 Энтонокс (веселящий газ) – обезболивающий препарат из смеси кислорода и окиси азота, который используют при родах.
3 Кардиотокография (КТГ) – это ультразвуковое измерение частоты сердцебиения плода и сокращений матки с графическим изображением сигналов на калибровочной ленте, по результатам которого врач может оценить общее состояние плода.
4 То же, что рецептурный героин. Опиоидный анальгетик, применяемый в клинической практике для облегчения сильных болей.
5 Метод местной анестезии, используемый во время родов, при котором обезболивающий препарат с помощью катетера вводится в пространство между поясничными позвонками и твердой оболочкой спинного мозга.
6 Детектор сердцебиения плода (фетальный монитор).
7 Спинальная анестезия отличается от эпидуральной, на самом деле это две совершенно разные формы обезболивания. Во время спинальной анестезии тело немеет ниже грудного отдела и парализуются нижние конечности, а при эпидуральной анестезии женщина все еще в состоянии двигаться. Спинальную анестезию делают во время планового кесарева сечения, а общий анестетик для эпидуральной обычно вводится в случае экстренного кесарева сечения, когда нет времени делать спинальную.
8 В НСЗ Великобритании сложная система должностей. В этой книге приводятся следующие: 1) врач-ассистент (SHO, Senior House Officer) – старший медицинский пост с полной регистрацией, на котором медик проходит специализированную подготовку в НСЗ; 2) врач-ординатор (SpR, Specialist Registrar) – старший медицинский пост, выше поста врача-ассистента, с полной регистрацией, на котором специалист получает высшую специализацию; 3) консультант (consultant) – самый высокий пост, этот специалист несет полную ответственность за работу подчиненных ему коллег.
Читать далее