Читать онлайн Чёрная Гронья бесплатно

Чёрная Гронья

Франция, 1352 г.

Все знали, что с Чёрной Гроньей лучше не иметь никаких дел.

Высокая и худая, напоминавшая дикую ворону, жила она в лесу Вен-Либре вместе со своей дочерью Кориной. Бывало, в полуночный час между деревьями промелькнёт высокая тень в чёрном плаще, а за ней – вторая маленькая семенит, на ходу сплетая венок из полевых трав.

Жители деревни Круа, стоявшей на границе леса, очень невзлюбили свою соседку. Они её боялись и ненавидели, считали, что она насылает порчу и сглаз, морит скотину, похищает детей. Деревенские дети ничуть не отставали – они не просто не хотели играть с дочерью Гроньи, а постоянно гнали её от себя, кидали ей вослед палки и камни. Правда, потом эти же палки им самим ломали руки, а камни выбивали зубы и глаза – как будто их сглазили. А ещё говорили, что никто не ведает истинного имени ведьмы – даже её дочь.

Кое в чём дети и взрослые были правы – Чёрная Гронья действительно была ведьмой. Да и дочь её тоже. Однако, несмотря на это, каждый из жителей деревни, хотя бы один раз, тайно от всех ходил под покровом ночи в лес Вен-Либре на встречу с ней. И та, хоть и нехотя, но решала их насущные проблемы – про эти встречи знали все, но никто никому про них не рассказывал. Тёмные дела надо делать тайно ото всех – тогда совесть не так будет мучить.

Сама же Гронья редко появлялась в деревне – лишь для того, чтобы взять еды. Но каждый этот приход запоминался людям. То она приведёт за руку испуганного ребёнка, потерявшегося в лесу, то в чьём-то загоне умрёт свинья, а одна из женщин оправится от родильной горячки. Или встанет Гронья у деревенских ворот, насыплет на землю какой-то порошок из мешка и давай бормотать что-то под нос. Ветер поднимется, порошок взлетит в воздух, а потом окажется, что какой-то обоз из города не дошёл до деревни. А потом смелые люди выходили по ночам и видели, как к обозу, где все перемёрли, подбирается ведьма в своём длинном плаще с капюшоном и что-то там выискивает.

– Токма нос крючком из волосьев торчит! – шептали они в деревенском трактире. – Писк, как будта крыс режет! И солому жжёт, чертовка! Всё жжёт, ворона драная! А за товар деньги плочены! Ближе, значится, идём – а тама мертвяки все лежат на обозе-то! Так мы от страха тут и обмерли! А мертвяки-то обросшие чем-то, чёрные – видать, Гронья-то порчу на них навела, уморила! А потом обоз пожгла! Нет! Нет на Чёрную Гронью никакой управы! Страшнее этой вороны лесной токма Чёрная Смерть!

– Божьей помощью и провидением, не тронула нашу деревню Чёрная Смерть. А, ежели что сделать плохое вздумает ведьма, то на неё мы найдём управу, – успокаивал всех староста и запирался в своём доме.

Но слова – словами, а ведьма с дочерью так и продолжали жить в Вен-Либре. Ведь даже хозяин этих земель – граф де Корбу – не мог ничего с ними поделать.

* * *

Как бы Чёрная Гронья не любила гостей в своём лесу, но ради некоторых людей она делала исключение. Племянник Эгиль как раз был одним из них. Пятнадцатилетний парнишка походил на маленького юркого соловья. Глазки горели, чёрные волосы всегда взлохмачены так, будто птицы пытались в них соорудить гнездо, а от его мелодичного голоса, даже на тёмной душе Гроньи становилось тепло и спокойно.

Он врывался в её землянку без приглашения, как порыв вольного весеннего ветра, обнимал тётушку и двоюродную сестрёнку Корину, приносил им свежих яблок и цветов. Если же ведьмы и её дочери не было дома, то по всему лесу раздавались песни и звучание струн лиры, которые под пальцами юного барда словно оживали.

– Да иду я, иду! Чего раскричался? – ворчала ведьма, вся запыхавшаяся подбегая к своей землянке и отвешивая племяннику лёгкий подзатыльник. – Эгиль! Переполошил всех, птицы расшумелись! Тоже мне тут! А ну, давай, заходи, угли раздувать будешь, раз глотка у тебя такая сильная!

Корина же ничего не говорила, а просто обнимала двоюродного брата. В ответ Эгиль только улыбался.

За миской горячего травяного настоя он заворачивался в свой походный плащ и рассказывал им обеим о том, как живут в дальней деревне, где у них осталась родня, что никто не умер от Чёрного мора и не хотят ли они перебраться обратно к ним.

– Я уже говорила раньше и снова повторю, – резко отвечала женщина. – Мой дом в лесу, я останусь здесь, да и вам безопаснее быть подальше от меня, ясно?

– Сестрёнка, а ты?

– Я никогда не брошу маму одну, – и Корина легонько щёлкала брата по лбу.

Эгиль только понимающе кивал и вновь доставал свою лиру. Землянка снова наполнялась дивной музыкой – лучший подарок, который он только мог им преподнести. Гронья и Корина любили эти редкие, но такие желанные визиты. Пути до их леса было полдня, но Эгиль раз в месяц исправно навещал своих родичей. Он постоянно говорил, что хочет стать странствующим бардом и заработать для отца много денег – тогда его семья ни в чём не будет нуждаться, а тётушка и сестра точно смогут к ним переехать. Один раз он принёс им в подарок старую лиру.

– Дед сделал её давно не для продажи. Она лежала без дела, вот уже чуть ли не рассыхаться начала, ну мы её с дедом подлатали и тебе решили отдать. Тётушка, ты же помнишь, как дед учил тебя на лире играть?

Гронья только усмехнулась в ответ – и приняла подарок.

– Ладно, давай сюда эту кривую палку, – проворчала она. – Буду по ночам ходить к деревне жителей пугать.

* * *

В углу землянки лежала старая лира, которую принёс Эгиль – как раз перед тем, как бесследно пропасть. Корина сидела рядом с инструментом, боясь прикоснуться к нему.

– У меня плохое предчувствие, – ворчала ведьма себе под нос, собирая походную сумку. – Очень, очень плохое…

Девушка сидела в углу и молча смотрела на мать, кусая губы. Корина плохо спала – ночью ей снился дурной сон. Очень дурной, и оборвался он страшно – она почувствовала, как двоюродный брат летит вниз с крепостной стены, и что-то резкое дёргает его за шею.

– Мама, с Эгилем беда, – первые слова, которые она произнесла после пробуждения.

Громко топая, Гронья сновала из одного угла землянки к другому, копалась в корзинах, подвешенных к потолку и в мешках, лежащих на полу. Раздвинула камни, набросанные кучей у стены, достала живую, ещё шевелящуюся серую ящерицу и кинула её в кипящий котелок.

– Глаз гадины ползучей, покажи-покажи, ты мне дорогу к родной крови укажи-укажи, – шептала она над котелком, перемешивая его содержимое коротким кинжалом. Рукоятку украшали прозрачные камни, а на клинке чернела гравировка в виде цветка чертополоха. Закончив мешать, Гронья отряхнула ритуальный кинжал, спрятала его в ножнах на ремне и снова посмотрела в котелок. Зелье престало кипеть и расправилось зелёной гладью.

– Эгиль, где ты?.. – она запнулась на полуслове.

Увидев лицо своей матери, девушка закрыла глаза руками. Видение оказалось явью.

Через минуту ведьма вышла из землянки и вышвырнула свой котелок. Зелье кипящей лужей пролилось на траву и впиталось в землю. Запахло болотом. Гронья подняла котелок, и, еле сдерживая слёзы, вернулась к себе домой.

– Оливковое масло, мёд, красное вино, толчёные кости летучей мыши, кладбищенский плющ, сушёные опарыши… – шептала она себе под нос.

Налив в котелок свежей воды и, побросав туда нужные ингредиенты, она достала из-под лежанки большую корзину. Плетёная крышка легла в сторону, в руках ведьма держала дорогой наряд чёрного, как ночь цвета. Надев верхнее платье-котарди и повязав расшитый пояс, она заколола платье на плечах двумя брошами из гишера и украсила чёрные волосы серебряным обручем. На мгновение задумалась – а надевать ли чепец.

– Грешно ведьме носить чепец монашки, – усмехнулась Гронья и надела на себя плащ. Закинув на одно плечо лиру на ремне, она снова наклонилась над котлом.

– Готово, – прошептала она и залила горячие угли водой. Под шипение гаснущих угольков, ведьма вылила сваренное зелье в походную флягу и положила её на дно сумки. – Дочь, остаёшься за старшую. За домом следи, с чужими не уходи, себя береги, ясно?

Корина кивнула в ответ и поцеловала мать.

– Пора дикой лесной вороне петь погребальную песню, – сказала ведьма самой себе и открыла дверь.

* * *

Чёрная Гронья почти никогда не покидала свою землянку в лесу Вен-Либре. Поэтому, когда на следующий день к её логову подошла серая овца, явно отбившаяся от чьего-то стада, животное увидело только полено, подпирающее дверь и лужу от зелья, всё ещё пахнущую болотом и жжёной ящерицей.

Овца жалобно проблеяла, встала рядом с поленом и принялась ждать.

А капелла

Воздух внутри усадебного сада был тяжёл и вязок. Слышалось ржание лошадей в конюшнях, пустые кареты ждали своих хозяев. Сквозь дождь ко входу шла одинокая фигура женщины, которая тщательно скрывала что-то под длинным плащом. Обойдя широкие лужи, она постучала в тяжёлые ворота.

– Кого несёт? – раздалось с той стороны двери.

– Вы ждёте барда? – сквозь дверцу просунулась худая ладонь, сжимающая промокший пергамент.

Стражник развернул его, подозвал к себе второго, они перекинулись парой фраз. Приподнялся засов, ворота раскрылись.

– Проходите, – второй стражник протянул ей руку.

Незнакомка ответила кивком головы, потом сняла капюшон – чёрные волосы, чуть подёрнутые сединой у корней, худое лицо, морщины в уголках глаз.

– Жизнь потрепала эту ворону, – гордо ответила женщина. – Четвёртый десяток лет к концу подходит.

– Вы похожи на мою мать, – тихо заметил второй стражник. Потом откашлялся. – Может, вина, хлеба?

– Нет, благодарю. Чуть обсушить пёрышки – и будет мне, – она потянула носом воздух. – Пахнет как в зарослях дикого винограда. Торжество началось?

– Нет! Его Милость велел не начинать, пока новый бард не появится! Какое торжество без музыки и песен!

– О, нет, – женщина достала инструмент из-под недр плаща. – Всё же намокла!

Грубо сделанная из куска дерева лира истекала остатками дождя. Гостья резко откинула с рамы оставшиеся капли и прислонила инструмент к ножке стула. Потом скинула с себя плащ – на шее у неё висел потёртый кожаный плетёный ремешок.

– Значит, время есть, присаживайтесь, – второй стражник подвинул стул поближе к очагу. – Если его Милость увидит вас, то сразу же прикажет играть, не отдохнувши. А за отказ – знаете, что может быть?

– Подозреваю, уговорили, – женщина села к огню, взяла протянутую кружку и ломоть хлеба. – Дорога была долгой, а лошади у меня нет. Благодарю вас, господа. Надо подождать, пока инструмент высохнет.

Незнакомка вздохнула, отвернулась к огню и начала прислушиваться. От входных ворот раздавался шёпот стражников.

– Платье-то какое дорогое! И украшения! Может, из знатного рода, дама-то? Хотя, она могла его и украсть…

– Может, предупредить? – засомневался второй стражник, перебирая в руках копьё. – Такая женщина, а он её…

– Молчи! Ты и предыдущего барда отпустить хотел! Тебя самого потом чуть не!.. – первый стражник, поняв, что чуть не сболтнул лишнего, покосился на пришедшую.

Женщина продолжала смотреть на огонь, жевать хлеб и запивать его лёгким вином из глиняной кружки.

* * *

Гости скучали, барон Жонкиль начинал злиться. Неужели приём сорвётся? И это после того, как пошли слухи, как взлетела его репутация! Что только в его поместье ни происходило: каждый месяц новая музыка, новые песни, да такие, что вы никогда не слышали и не услышите больше никогда! Ради этого стоило ехать в глухомань, но как же ему не повезло с владениями! Какой же он молодец – нашёл выход из ситуации! Да ещё не один.

– Отец, мне скучно, – капризным голосом простонала девушка, сидящая радом с хозяином поместья. – Я пойду к себе.

– Сиди, Ида, сиди, – строго прошипел он ей на ухо и огляделся. – Хотя, нет, впрочем, если ты встанешь, то все увидят, что ты в положении. Встань.

– Я устала.

– Чёрт с тобой, как и с твоей матерью! Родить толком никого путного не смогла, помирали все, и она сама в конце… – последнюю фразу барон пробормотал в сторону и вновь посмотрел на свою дочь.

Сидя в платье, расшитом узорами нарциссов, Ида нюхала росток резеды и безучастно глядела в потолок. Глупая девка, становится всё капризнее день ото дня. Ничего, вот скоро разродится, тогда уже можно будет отправиться к графу.

– Породнимся с де Корбу – проблема земель и дохода будет решена.

Барон облизал губы и посмотрел на живот своей дочери. Глупая, зачем она прикрывает его шалью. Надо, чтобы все видели! Тогда им поверят, а графский сыночек сам подтвердит истинность их слов. Малолетний простофиля.

Но проблема насущная никуда не делась, и решения у неё до сих пор не было. Где новый бард? Он же дал чёткие указания – найти нового к сегодняшней встрече. Кто-то из прислуги будет сегодня наказан.

– Подготовить пару петель из верёвок и отнести их на крышу, – шепнул барон слуге, стоящему рядом. – Ты слышал, что моей дочери скучно. Пускай развлечётся после приёма.

Дверь главного зала открылась, все затихли, на люстре под сводом дрогнули свечи.

Хозяин приёма уронил кубок с вином и резко встал на ноги.

Что это за женщина? Почему она в плаще? Только кончик носа видно! Как она выглядит? Это что – новый бард? Надо срочно её выгнать! Нет! Уже поздно! Поздно её выгонять, её заметили! Вот, уже гости говорят:

– Кто это?

– Ведьма, что ли?

– Переодетая?

– Ха-ха, да!

– А чего лицо скрываешь?

– Гадалку пригласили!

– Гнать её!

– Музыки! Музыки!

Женщина скинула с себя плащ – гости поместья ахнули.

– Какое дорогое платье!

– Только графини носят подобные котарди!

– Удивительно!

– Кто она?

Женщина сняла свою лиру с кожаного ремня, провела по струнам пальцами и запела. Музыка и мелодичный голос наполнили залу, гости совсем забыли о еде. Песня напоминала шелест листьев на ветру, их волнение перед бурей, тихое угасание осени и смерть под тяжёлым зимним снегом.

Недоверие сменилось восторгом. Да, слухи не обманули – такого и правда, нигде больше не услышишь!

– Нимфа!

– Соловушка!

– Красавица!

– Ещё! Ещё!

– Не сравнится с тем, что было в прошлом месяце!

– Да, намного лучше, намного!

– Интересно, куда делся прежний бард? – поинтересовалась дама в пышном платье. – Я бы хотела его приобрести.

– По сравнению с этим, его музыка была старьём!

– Или потому, что он был такой молоденький?

– Ха, вампирша!

– Вина! Вина!

Хмель полился по кружкам и кубкам, женщина продолжала играть и петь. Мелодия уносила их в бурном потоке, срывающемся с горных скал, и разбивавшем вдребезги об острые камни внизу.

– Но всё же? А куда делись те, кто был до неё? – дама не унималась.

– Говорят, что он их убивает, – кто-то показал на хозяина поместья, вальяжно развалившегося в кресле и разговаривающего со своей дочерью. Та поднялась и ушла из зала. Барон погрозил ей вслед кулаком.

– Это просто слухи!

– Он такой ценитель прекрасного! Он бы не стал подобного делать!

– Барон их просто отпускает, буквально озолотив, и ищет нового барда!

– Верно! Чтобы мы не скучали! И его дочь!

– Она ведь у него единственная?

– О да! Но вы видели?

– Что именно?

– Она в положении!

– Она же не замужем!

– Кто посмел такое с ней сделать?

– Хозяин дома шепнул мне, что вскоре все об этом узнают!

– О! Как интересно!

– А вы видели инструменты, висящие в главном холле? Не они ли принадлежали прежним бардам?

– Барон оставляет их как сувенир. А потом приобретает бардам новые.

– Откуда вы знаете?

– Он сам мне рассказал, – гость снова кивнул на хозяйское кресло.

И полилась песня, о юноше, который слишком близко подлетел к Солнцу и опалил свои крылья. Трапеза продолжалась, звуки лиры растворялись за гулом падающей с неба воды.

Никто не заметил, что женщина плакала.

* * *

Затих скрип колёс, гости разъехались, прислуга убирала зал. Хозяин поместья помешивал в кубке вино, отпивал и смотрел на камин. Успешно, крайне успешно.

Несмотря на то, что Ида опять показала свой характер и ушла с приёма, гостям всё понравилось. Ему тоже, осталось только исправить некоторые формальности.

Пришлая женщина, вновь завернувшись в свой плащ, стояла поодаль от камина ближе к двери. Торжественный приём остался позади – она ни на минуту не замолкала. Не предложив ни хлеба, ни воды, хозяин поместья грубо позвал её в свои покои.

– Слушай меня, девка. Теперь я твой хозяин, ясно? – барон пригубил вино и чуть не сплюнул.

Странно, оно только что было нормальным. Почему оно прокисло?

Давно её не называли девкой – Чёрная Гронья восприняла это как комплимент.

– Несмотря на твою внешность, очень неплохо. Свежая нотка в этом захолустье. Неплохо, я беру тебя, слышишь?

Женщина молчала, потом замотала головой. Он не обратил внимания и продолжал смотреть на вино.

– Значит так, через два дня нужен новый репертуар, приглашения уже разосланы, так что… Слышишь меня? Я тебя нанимаю, остаёшься здесь, ясно?

Женщина пожала плечами и, мило улыбнувшись, ответила.

– Нет, ваша милость, сожалею. Я так не думаю – я не останусь.

– Не понимаю, о чём здесь можно думать! Вот деньги наперёд. Пока не отработаешь – даже и думать не смей уйти отсюда, ясно? Найду везде и приволоку обратно.

Барон кинул к ногам женщины небольшой мешочек. Тот звякнул об пол и раскрылся – на расшитый ковёр высыпалась пригоршня серебряных монет.

«И из-за такой мелочи оборвалась жизнь малыша Эгиля…» – чуть не сорвалось с языка Гроньи.

– Бери, и прислуга тебя сейчас отведёт в твои покои.

Женщина стояла неподвижно.

– Отдайте их лучше бедным. Я уже сказала – я не останусь. Быть в замке – тягостная ноша для меня. Мне нужна свобода.

– Тогда зачем ты пришла сюда? – барон разозлился.

– У вас был приём, а играть было некому. Лишь поэтому, – Гронья еле сдержала улыбку на губах.

«Маленький никчёмный злобный щенок. Я выклюю тебе глаза и развею твой прах по ветру».

– Никуда ты не уйдёшь!

– Вы запрещаете мне?

– Да!

«Тявкай, пока можешь дышать, местный хозяин. Вскоре у тебя это не получится».

– Вы никогда не будете моим хозяином. Я не останусь здесь.

– Тогда ты будешь играть на цепи, – барон Жонкиль обернулся. Пальцы нервно царапали ручку кубка.

– Нет той цепи, что бы меня удержала. Или вы предпочитаете вязать верёвки на шею?

Барон замолк.

Со стороны окна раздался звук падающего тела и неприятный треск. В оконном проёме болтался на ветру обрывок крепкой верёвки. Спустя мгновение в окно влетела большая чёрная ворона и села на полку горящего камина. Сквозь звуки дождя нарастал гул от хлопающих крыльев и громкого карканья – казалось, что вокруг поместья летает стая ворон, только ждущая момента, чтобы ворваться внутрь. Ворона на камине каркнула три раза – и огонь потух. Птица вспорхнула и села на плечо женщины с лирой.

– Что ты… Откуда? – слова сорвались с языка барона.

Только сейчас он осознал, что она сказала ему правду и именно она была хозяйкой положения.

Всё получилось с точностью до наоборот. Может, будет лучше, если эта жуткая женщина и правда уйдёт?

– Я позову стражу. Если ты не сгинешь немедленно, я прикажу отрезать тебе язык, – прошипел барон Жонкиль, бледнея на глазах.

– Ваша воля. Но я предпочитаю свою, – улыбнулась женщина.

Кубок пронёсся над её головой, на капюшон капнули остатки прокисшего вина, ворона злобно каркнула. Отскочив от стены, кубок повернулся к женщине смятой стороной.

– Прочь! – барон сорвался на крик.

Не обернувшись, женщина направилась к двери.

– Вы не очень хороший человек, вы это знаете, – ответила она, придерживая дверь. – Помолитесь, может быть и поможет. Впрочем, нет – вам уже ничто не поможет. И не спасёт.

– Выгнать эту дрянь!

Женщина быстро захлопнула дверь за спиной.

– Благодарю покорно. Я сама уже собиралась уходить, раз барон попросил меня покинуть это место…, – сказала она, когда рука стражника легла на её плечо.

* * *

– Вы счастливица, – тихо сказал второй стражник, кутаясь в плащ. Дождь полил ещё хлеще. – Вы хоть живой вышли от него.

Чёрная Гронья ничего не ответила.

Она стояла в каменной арке с видом на внутренний двор – как же он запущен! Наполовину сгнившая деревянная скамья так и ждала, чтобы на неё кто-то сел, а потом – случайно развалиться. Кучи мусора по углам, неудачно прикрытые палой листвой, тощие пальцы обглоданных кустов, скрюченные деревья. Сразу видно, хозяину этого поместья очень нужны деньги.

– Понятно, почему чужую жизнь он оценивает горстью серебряных монет, – Гронья указала когтистым пальцем на скамью. – Эта скамейка – с местного кладбища?

Стражник замер.

– Как вы догадались? – он протянул ей ломоть хлеба и кусок вяленого мяса. Запах лежалых отрубей ударил в нос. Гронья безразлично откусила кусок и отпила из фляжки.

– Так, наблюдательность. Будешь? – жидкость, благоухающая оливой, глухо булькнула в сосуде.

Тот отшатнулся.

– Не бойся, я тебя не отравлю, – улыбнулась женщина. – Ты мне нравишься.

Стражник не пошевелился, но потом взял себя в руки.

– Вам не пора? – дождь продолжал лить.

– Ты что, выгоняешь меня, мальчик?

Стражник промолчал, но его взгляд словно молил о пощаде.

«Молоденький, запуганный, взгляд как у забитого щенка. Ладно уж…»

– Ну, раз уж ты так просишь! – она отряхнула капюшон и положила за щёку остатки хлеба. – Точно не будешь?

– Не пью вино!

– Это не вино, – Гронья поболтала рукой. – Это Божественный елей, мёд Богов, тот самый, что заставляет слетать с твоего языка самый прекрасные песни и слова!

Она резко спрятала фляжку под плащ.

– Но только для меня. Хочешь свой – добудь сам! Хочешь? – теперь она отстранилась к стене.

Капли дождя промочили левое плечо, губы сами растягивались в улыбке.

– Кто вы такая?

Стражник уже жалел, что пустил её. Хотелось взять эту женщину за плечи, выставить вон, проклясть вслед. Но не мог так поступить, потому что она бы просто так этого не оставила. Он это чувствовал – ведь она смотрела на него, как ворона на мертвеца, предвкушающая скорую трапезу.

– Хочешь? – голос женщины стал твёрже. – Ведь, хочешь, да?

Он сам не заметил, как кивнул.

– Я знала и рада этому. Мне как раз нужен проводник. Будь ладным мальчиком, дай мне руку, – Гронья протянула ему ладонь. – Проводи меня к первому дому этой скамьи.

* * *

Эта страшная женщина приказала ждать здесь. Хоть дождь кончился – и то хорошо.

Половинка луны слабо освещала старый погост и край церкви. На выпирающих из земли холмиках стояли покосившиеся от времени кресты и камни, с их краёв капала дождевая вода. Ничего, дорога рядом, он успеет добежать. До чего добежать? До деревни? До поместья? И чем другие люди смогут помочь?

Зачем она заставила его наворачивать круги между могил, словно что-то выискивая? Долго ведь ходили, она прислушивалась, камни и кресты трогала, погладила и обняла сухое дерево. Постояла на безымянной могиле под ним, что-то бормотала. После этого сорвалась с места и кинулась к ограде. Ему пришлось подсадить её, а потом женщина исчезла в тени каменной церкви.

Что она там делает? Уж не ведьма ли? Да, точно, ведьма. Обыкновенные барды не ходят по ночам на кладбище, не идут к могилам самоубийц. Что делать? Уйти? Ослушаться её?

– А с чего я должен её слушаться? – тихо выдохнул стражник.

Сзади раздался скрип. Точно! Гроб поднялся из могилы и направляется к нему. Снова скрипы – его крышка открывается. Кто-то хочет поменяться с ним местами. Сейчас забьёт колокол, сейчас.

– Нет.

Стражник обернулся.

Ничего нет, никакого гроба. Показалось – просто ограда скрипит. От старости. Скрип повторился. Одна из досок медленно загнулась и запрокинулась внутрь погоста. Повиснув на ржавом гвозде, она стала медленно сползать вниз.

– Почему? – вопрос сам слетел с его губ.

Доска соскользнула с гвоздя, её конец грузно упал в жидкую грязь.

– Наверное, мне надо найти эту женщину. Может, с ней что-то случилось? Да, точно, а вдруг она попала в беду? Может, надо помочь? – продолжал он уговаривать сам себя.

Немного помявшись, он пошёл вдоль ограды кладбища. Вытоптанная дорога раскисла, но ещё была заметна. Стараясь не держаться за сгнившие доски, он медленно шёл вперёд, он возвращался на то место, откуда недавно ушёл. Северная сторона кладбища, куда пришла эта женщина, а потом велела ему идти ко входу и ждать её там.

Он остановился и кое-что понял.

– Господи, – он закусил губу и побежал. – Господи!

Пришлая сидела спиной к церкви на небольшом холмике, который явно был несколько раз разрыт и наспех накидан обратно. Что-то тихо напевая, она вглядывалась вдаль.

– Тут просто безымянный камень, и вороны сюда не летают, – сказала Чёрная Гронья, не оборачиваясь. – Он не стал особо тратиться на него? Да и правда зачем – человеческая жизнь, тем более жалкой черни, недорого стоит. Да стоит ли вообще?

Стражник остановился. В полночной тишине слышалось, как она натягивает колки и дёргает за тонкие нити.

– Я знала, что ты придёшь, – резкие звуки кололи уши. – Мне надо было поменять струны на инструменте. Я репетировала, и они порвались. Как обрываются нити жизни людей под острыми ножницами судьбы, верно?

Белое и круглое смотрело из-под земли. Она нежно погладила один из этих островков.

– Одна струна в месяц. А после – её обрывают, ненужную сломанную струну засыпают землёй, червям на потеху. И ищут новую, взамен оборвавшейся.

Ведьма откинула кусок земли пальцами, подцепила и оторвала прядь – чёрную, как её волосы. Вплела её около колка, натянула переплетённую струну, подёргала.

– Настроила. Отлично поют, – она обернулась и подтянула к себе походную сумку.

В свете луны сверкнул кинжал с инкрустированной рукояткой. Ведьма полоснула им по подушечкам пальцев левой руки и резко провела продолговатыми порезами по струнам из волос мертвецов. Над кладбищем раздался протяжный стон из четырёх голосов, на могильную землю упали капли свежей крови. Не произнося ни звука, ведьма достала из сумки флягу с зельем. Цокнула пробка, фляжка медленно опустошалась.

– Среди нас, ведьм и диких тварей лесных, – она продолжала поливать инструмент зельем. – Не очень любят таких, как барон – охотящихся на потеху и проливающих кровь без причины. А как насчёт тебя, мальчик мой?

Пробка снова встала на своё место. Ведьма встряхнула фляжку и повязала пояс поверх праздничного платья, заляпанного могильной землёй, перемешанной с кровью. Чёрная Гронья повернулась к могильному камню и вновь достала кинжал. Лезвие четыре раза ударило по его поверхности, оставив продолговатые сколы. Гронья провела по ним окровавленными пальцами, и трещины стали сливаться в имена тех, кто лежал под этим камнем.

– «Кирие», «Глория», «Кредо», «Эгиль». Четыре барда, четыре таланта, зарытые в землю… Не ты вязал им петлю на шею, не ты сталкивал их с крыши, верно?

Молодой стражник почувствовал, как земля под его ногами начинает дрожать.

– Отвечай мне.

– Пожалуйста, не убивай меня.

– Не скули! Я не терплю этого! – ведьма сорвалась на крик. – Я требую ответа!

Стражник встал на колени, но не удержал равновесие и упал в грязь кладбища.

– Это дочь хозяина! Госпожа Ида! Это она пожелала их убивать! – не своим голосом ответил он. – Говорила, что ей скучно! Она сама сталкивала их с крыши!

– Скучно? – рот Гроньи искривился в усмешке. – Скучно… Ха-ха. От скуки птицы начинают выщипывать себе перья – и не останавливаются до тех пор, пока не понимают, что уже не могут подняться в воздух…

Ведьма замолчала, стражник боялся пошевелиться и поднять голову. Где-то над ними пролетела стая ворон.

– Последний мальчик, который приходил до меня.

– Эгиль?

– Ты запомнил его имя…, – голос ведьмы стал тихим, как шелест ночного ветра. – Почему ты не предупредил его? Боялся гнева хозяина?

Стражник еле проглотил горькую слюну.

– Я хотел! Я пытался спасти последнего! Он был совсем ребёнком! Но нас поймали, когда мы шли через овчарню… Меня чуть до смерти не засекли, а его – убили!

Над ним нависла тень, а потом цепкие пальцы схватили его за волосы и приподняли над землёй. Молодой стражник в ужасе смотрел в горящие ненавистью глаза ведьмы.

– Сколько тебе лет?

Стражник попытался ответить, но ведьма цыкнула языком.

– Я вижу, не говори, просто смотри на меня. Ха, ты на десять лет старше моего Эгиля. Есть у тебя кто-то? Есть, хорошо – мать осталась, братья и сестры, отец умер от мора, семью на себе несёшь… Какой же ты?.. Хороший мальчик?.. Или же нет?

Гронья облизала губы и продолжила буравить взглядом перепуганного стражника.

– Ты думаешь, впустил ведьму, накормил её, обогрел, уважение проявил – и этого мне будет достаточно? Достаточно, чтобы я тебя не убила?

Она поднесла фляжку к губам стражника и влила ему в рот зелье.

– Одной капли достаточно, мой мальчик. Теперь, слушай внимательно, – голос ведьмы стал раздаваться как будто из-за какой-то завесы. – Иди обратно в поместье и выведи оттуда всех невинных людей. Закончишь – поставь лестницу к окну спальни своего хозяина и уходи сам. Иди домой к семье, понял?

Стражник кивнул, перед глазами всё плыло.

– И здесь не было никакой ведьмы, ясно?

И снова кивок.

– Знаешь, меня всю жизнь гнали. Хоть толики человеческого отношения иногда и правда бывает достаточно. Считай, что я тебя простила, – ведьма начала настраивать инструмент. – А теперь, будь хорошим мальчиком, возвращайся к своему хозяину.

* * *

Через час, по всему поместью лилась тихая колыбельная – новые струны исполняли свою самую лучшую песню. Души четырёх мёртвых бардов играли как при жизни – нервная флейта, расстроенная лютня, плачущая виола и стонущая лира звучали квартетом. Эти звуки проникали в каждую комнату поместья, проникали в сны своих убийц – и обрывали там их жизни.

– Порог сна и порог смерти – в какую же сторону откроется эта дверь, на какой ноте завершится песнь жизни, – ведьма надвинула капюшон на лицо – только кончик носа выглядывал, да улыбка светилась.

Песня подходила к финалу, зубы оскалились сильнее. От кровати под балдахином послышался тихий вздох – в имении барона стало тихо.

– Мой милый Эгиль всю жизнь хотел быть бардом, – чёрные пулены с обрезанными носами ступали по мохнатому ковру. – Талантливый мальчик, очень. В пятнадцать лет – и так играть! Дар от Бога, честно. Да где же этот Бог был, когда вы убивали его, а? Милого ангелочка с лирой! Да как у тебя – падали гнилой, рука поднялась на него?

Глаза, с морщинками в углах, прищурились.

– Но тут уже ничего не поделаешь, – откинув полог, она села на кровать. – Загубил ты его, как и троих до него. Я дала себе слово, что такое, по крайней мере, здесь, больше не повторится.

Она наклонилась над мёртвым бароном.

– Скучно тебе, да? Ничего, там где ты теперь, не заскучаешь. Они все очень хотели выступить перед тобой в последний раз. Хорошая колыбельная, да? Такая, что и просыпаться не захочется или просто не получится. Эгиль и остальные барды ну очень хотели её тебе спеть – я просто исполнила их просьбу.

Чёрная Гронья встала, подошла к окну. Луна скрылась за тучами. Ведьма села на подоконник опустевшего поместья и стала что-то бормотать под нос.

– Тётушка, – ведьма услышала над ухом голос Эгиля и струны лиры сами потянулись к её пальцам. – Тётушка?

– Да, мой мальчик? – отозвалась ведьма.

– Осталась только Ида, дочь барона.

– Та девка, которая ушла и не слушала меня? Я её толком не видела. Она что, ещё жива? – в недоумении спросила Гронья.

– Тётушка, она носит дитя под сердцем. Я не могу, мы не можем… – голос Эгиля звучал виновато.

Ведьма закусила язык и приказала Эгилю вести её к дочери барона.

Девушка-убийца мирно спала на своей кровати, околдованная мелодией, вокруг неё витали духи троих бардов, не смея приблизиться. Как только в комнату вошла Гронья, призраки повернулись к ней. Одноногий старик, девушка и мужчина средних лет ждали приказа.

Погладив кинжал, висящий на поясе, Гронья подошла к кровати и всмотрелась в лицо Иде. Потом откинула полог, присела рядом с ней, наклонилась над ухом девушки.

– Да будь ты проклята, убийца. Чтоб жизнь оборвалась твоя твоими же руками, и как твою зловещую утробу покинет малое невинное дитя, так слово твёрдое моё и сбудется тотчас… Что такое?

Ида изменилась в лице, зажмурилась, часто задышала, но не проснулась.

– Проклятье, – ведьма поняла, в чём дело и откинула одеяло на пол. – Так и есть, проклятье!

Ведьма задрала сорочку девушки, уложила её на спину, положила рядом кинжал, и стала шептать под крючковатый нос заговоры. Уже давно Чёрная Гронья не принимала роды.

Non inultus premor[1]

Граф де Корбу стоял на коленях перед образами, вцепившись дрожащими пальцами в священное писание на книжной подставке. Что делать? Что делать?

Он молился уже три часа, но ответа так и не пришло. Бог молчит.

– Прости мою душу, Господи, прости меня, – граф с трудом поднялся на ноги с молельного места. По каменному полу застучала крепкая трость, передвигая больные ноги, граф побрёл к выходу из молельни.

Если небеса молчат, то он найдёт другой способ узнать правду. Он замолит грехи потом, ведь он сделает это во благо – если правда не откроется, то одна юная душа может безвинно попасть прямиком в ад. Подобное чуть не случилось двадцать лет назад.

* * *

Франция, 1332 г.

…Он встретил её поздним мартом, когда снег ещё не сошёл полностью и остатки зимы белели в проталинах. Она вышла из-за широкого дуба, в чёрном плаще до пят. Не говоря ни слова, она приблизилась к нему и откинула капюшон с головы. Чёрные длинные и чуть спутавшиеся волосы рассыпались по её плечам, юный граф Амадей увидел её глаза. Его сердце забилось быстрее – как будто он был под прицелом когтей голодной вороны, жаждущей падали. Он спешился, привязал коня к ветке дуба и продолжил смотреть на незнакомку. Её вороные волосы продолжал трепать свежий ветер – и девушка скинула с себя плащ.

Кровь прилила к лицу молодого Амадея – разумом он понимал, что нужно немедля уезжать отсюда, но сердце настойчиво шептало ему другое. В голове затухли воспоминания о недавних невзгодах, которые, как град камней обрушились на его голову – смерть любимых родителей, потеря новорожденной дочери, болезнь сына. Всё померкло в разуме, когда обнажённая черноволосая незнакомка провела его в свою землянку. Хоть на один день он забыл о своих тревогах и печалях. Когда под вечер он вернулся в своё фамильное имение, в его памяти всё ещё были свежи те слова, что сказала ему юная соблазнительница.

– Никакую женщину кроме жены своей ты больше не полюбишь – это спасёт род твой. Не зови меня жить к себе – не проживёт дикая ворона даже в золотой клетке. Когда родится дочь твоя, что я теперь ношу под сердцем, ты не заберёшь её в свою клетку, но будешь ждать, когда она сама выпорхнет из гнезда и прилетит к тебе. Дай слово тогда признать её – кровь гуще воды. Возьми с собой сок лесных трав, дремавших под снегом, – тогда сын твой сможет расправить крылья и в будущем стать вожаком стаи.

Фляга с зельем тряслась в его поясной сумке, Амадей приближался к имению – всё произошедшее за день показалось ему мимолётным сном. Молодой граф Амадей де Корбу внял совету незнакомки и с тех пор прослыл в народе Амадеем Честным…

– Господи, прости меня, – граф закрыл лицо ладонями. Трость упала на пол. – Я не сдержал своей страсти. Она просто вышла из-за деревьев и скинула свой плащ. Я был молод и глуп! Господи, прости меня!

* * *

Корина давно почуяла – надвигалось что-то нехорошее. В жаровне громко трещали угли и стреляли в дно котелка, струны лиры стонали, предчувствуя беду. Гронья спала на своей лежанке. Девушка отложила в сторону ступку с толчеными орехами и разбудила мать.

– Мама, к нам едут. Они нашли её, – Корина смахнула с волос матери сухие листья.

– Всё ровно, как ты и говорила, девочка моя. Подай мне обувь.

– Поешь, мама, – девушка протянула ей миску с постной кашей и лесными ягодами.

– После, девочка моя. Подай мне плащ.

– Держи, мама.

– Присмотри за ребёнком, – Гронья указала на мирно сопящий свёрток в корзине.

– Поняла. Присмотреть за Эгилем, – Корина хитро улыбнулась, делая вид, что не поняла просьбы матери.

В ответ ведьма шутливо пригрозила дочери пальцем.

– Пареньку нужно подышать лесным воздухом, – ласково прошептала ведьма и погладила струны лиры, ещё пахнущие кровью. – Эгиль, ну, давай выйдем погулять.

– Хорошо, тётушка, – прошептал голос мёртвого барда.

Накинув ещё не успевший высохнуть плащ, Гронья направилась к дороге, ведущей через лес. Её пыльные щиколотки щекотал подорожник, пальцы продолжали держать лиру, глаза внимательно всматривались вдаль. Ведьма чуяла – к ней приближается всадник – не один, а трое. Надвинув капюшон на голову, женщина нахмурилась. Дух Эгиля, витавший рядом, дотронулся до её плеча.

– Тётя, это кто? Зачем они сюда едут?

– Дурные вести везут с собой незваные гости. Дурные вести, на дурное дело меня хотят звать, – бормотала она под нос. – Я разберусь, слышишь?

– Ладно, тётя. Я буду молчать.

– Вот и молчи, соловушка мой. Живым с тобой не о чем говорить – они всё равно тебя не услышат.

Эгиль хотел было возразить, но понял, что не может подобрать слов. Это было правдой – он не мог заговорить с Кориной, и она его не видела – до тех пор, пока тётушка не разрешила ему. Дух юноши покосился на лиру.

Эгиль даже в страшном сне не мог представить, что когда-нибудь он сам станет частью музыкального инструмента.

* * *

Животные избегали Чёрную Гронью. Медведи, волки и прочее зверьё обходили стороной её жилище. Не боялись ведьму лишь вороны и те звери, шерсть или перья которых были черны как ночь. Рядом с ней, твари становились тихими и покладистыми – даже если в предыдущую секунду были готовы кому-то выклевать глаза и разодрать живот. Поэтому вороная лошадь, единственная из трёх прибывших, осмелилась подойти к ведьме.

– Ладный зверь, ладный. Тише, тише, волков нет близко, – ласково шептала Гронья, поглаживая вороную лошадь по носу. Та довольно фырчала и нервно дёргала спиной. Ей хотелось побыстрее сбросить с себя перепуганного всадника.

– Тише! Будь спокоен! – строго произнесла она.

Конь побил копытом и учтиво склонил голову перед ведьмой. Один из всадников спешился и достал из седельной сумки свернутый пергамент.

– Госпожа Чёрная Гронья, ведьма из леса Вен-Либре, – чуть дрожащим голосом произнёс он. – Наш милорд, хозяин этих земель, граф Амадей де Корбу прислал за вами.

Ведьма молча кивнула.

– Он приказал передать вам это.

Ведьма посмотрела на пергамент и не взяла его.

– Прошу вас, господин, прочесть его для меня, – ровным голосом попросила она.

– Я не смею! – покраснел посланник. – Его Светлость просил передать вам его! Это индульгенция от церкви! Для вас и вашей дочери!

Гронья взяла пергамент и не глядя, положила его в рукав.

– Зачем же ведьма понадобилась хозяину этих земель? – поинтересовалась ведьма.

* * *

По бокам чёрной лошади хлопали кожаные сумки. Внутри них гремели склянки и коробки с порошками и зельями, шуршали мешочки с когтями летучих мышей и клыками змей. Гронья, как чёрная ворона, рассекала весенний воздух, ловко правя лошадью.

Посыльный, что прискакал на чёрном коне, теперь ютился позади седла другого всадника.

– Не сяду я на одну лошадь с ведьмой! Не заставите! – верещал он. – Она меня в лягушку превратит!

В ответ на эту фразу, Гронья хохотнула.

* * *

Поль, младший сын графа де Корбу, внимательно следил за дорогой, ведущей к поместью. Притаившись за окном, он нервно царапал пальцами каменный подоконник.

– Ида мертва, – прошептал он и закусил губу. – Ида мертва…

Они нашли её сегодня утром, во время прогулки по лесу.

«Ида мертва…»

Они нашли её во время прогулки. Он нашёл её во время прогулки. Первой мыслью Поля было как можно быстрее спрятать тело, скрыть его от глаз младших сестёр. И главное – от взгляда отца.

«Ида мертва…»

Что он почувствовал в тот момент? Поль попытался вспомнить. Страх? Трепет? Разочарование? С ужасом Поль осознавал, что, увидев бездыханное тело дочери барона, качающееся на верёвке, он почувствовал радость. Ему показалось, что тяжёлая ноша упала с его плеч.

«Ида мертва».

Он успел рассмотреть её тело – живота не было. Она лгала в письмах, она лгала! Она не носила его ребёнка, она не понесла его после той ночи. Поль поморщился, ему казалось, что он снова почувствовал запах пряного вина, что попробовал тогда на празднике урожая. Ночь была такой пьянящей, такой душной – он не мог вспомнить, как рядом с ним оказалась Ида, споро надевающая простое крестьянское платье и вытирающая соломой капли крови с босых ног. Тогда-то Поль и осознал, что он натворил.

«Ида мертва!»

Хорошо, что она мертва! Хорошо! После той ночи его отец получил несколько посланий от барона, в которых тот писал о том, что его дочь носит ребёнка Поля с требованием обручить его и Иду. Если бы его отец просто отобрал у барона власть и земли! Так бы поступил любой другой аристократ, будь у него столько власти! Но Амадей де Корбу был не таков – и ответил он совсем по-другому.

«Если ваша дочь и правда носит под сердцем дитя моего сына, то, как только ребёнок появится на свет, я с радостью приму его в свой дом. Но лишь его – и своего решения я не поменяю», – лишь тогда Поль осознал, как сильно подвёл своего отца. Он так боялся рождения этого ребёнка, того, что отец по доброте душевной смягчится и благословит их с Идой на брак, но теперь…

«Ида. Мертва».

Это была ложь. Она не носила ребёнка. Теперь она мертва. Грешно радоваться чужой смерти, но, как Поль вспоминал, что она творила – да и не только сейчас. На его лбу до сих пор шрам от брошенного ей камня. Кажется, ему было восемь лет? Да, восемь, тогда он отверг её на смотринах. Больше она не будет его задирать.

«Ида мертва!»

Метущиеся чувства в душе младшего сына графа де Корбу этим утром, прервал пронзительный визг его младших сестёр, подъехавших к старой груше, на ветке которой болталось тело Иды.

Поль зажмурился и замотал головой, пытаясь отогнать неприятные воспоминания… Как же они испугались! Но, открыв глаза сейчас, юноша увидел, как во двор фамильного имения въезжает группа всадников. Их возглавляла фигура в чёрном плаще с копной чёрных лохматых волос, развевающихся за спиной. Поль узнал всадницу.

– Ведьма! Отец привёл ведьму! – закричал Поль и побежал прочь от окна.

* * *

Гронья еле сдержала улыбку и вздохнула.

– Покойника чую, – заявила она и спрыгнула с коня. – Моё чутьё никогда не ошибалось!

А вот и он. Граф де Корбу изменился со временем – давно же она его не видела.

– Граф стал мудрым вороном, – усмехнулась ведьма себе под нос.

Его золотистые волосы на висках уже подёрнула седина. Как давно он так хромает? Надо бы дать ему зелье и припарки от боли. Он теперь всегда ходит с этой тростью? Сколько он ещё будет носить чёрные одежды? Он всё ещё в трауре по своей жене?

«Глупыш, хоть вас и выдали друг за друга по расчёту, ты всё ещё любишь только её», – Гронья спрыгнула с лошади и учтиво поклонилась графу. – Ведьма из Вен-Либре прибыла по вашему зову, ваша Светлость.

«Если бы у меня был выбор – позвал бы я её? Не знаю, что я должен чувствовать, глядя на неё? Она – мой воплощённый грех. Женщина, которая дала мне надежду и чуть не забрала мою душу в ад!» – пятидесятилетний граф Амадей де Корбу ждал ведьму на крыльце своего фамильного имения, сжимая пальцами набалдашник трости. – «Но всё же не забрала…»

Граф склонил голову и взмахнул рукой.

– Принести сумки гостьи! Вот так! Поставьте их у входа!

Ведьма молчала и смотрела, как граф отдавал распоряжения снующим слугам.

«Сразу видно, что он – хороший хозяин. Я рада, что он внял моему совету», – Гронья поднялась по каменным ступеням и вошла в поместье.

О да, вороны любят блестящие вещички. Подобный грех она замечала и за собой. Роскошь и золото – бесполезные дорогие вещи занимали собой всё пространство. А на втором этаже – графские дочери выглядывают. Молоденькие ещё совсем – любопытные и пугливые. Ничего, перерастут.

«Они всё ещё с ним, хоть и замуж пора. Славно, славно, что он послушал совет нашей дочери».

Ведьма громко щёлкнула зубами, девушки вскрикнули и разбежались по комнатам.

– Чёрная Гронья? – голос графа заставил её обернуться.

Женщина довольно улыбнулась.

– Я слушаю вас, ваша Светлость, – ведьма поклонилась и приподняла юбку. – Всегда приятно повидать старого знакомого. Как вижу, ноги вас беспокоят? Стойте поменьше на коленях, вот мой совет. И пожалуй… – я вам оставлю припарки… с рецептом, разумеется.

Граф поспешил отвести взгляд в сторону – он заметил, что ведьма прибыла в платье, которое он ей подарил в начале этого года. Гронья заметила реакцию графа и чуть оскалилась.

– Кстати, должна вам сказать – спасибо за то, что платите церкви индульгенцию. Ради их же блага, они не ходят в мой лес, – она подошла ещё ближе и прошептала ему на ухо. – Мне всё ещё жаль, что ваша супруга вас покинула.

Граф молчал.

– Меня позвали по этому поводу? – кивнула ведьма. Голос её стал мягче, она еле сдержала себя, чтобы не дотронуться до руки графа. – Вы хотите в последний раз с ней поговорить?

Граф поднял руку, сжал кулак и прижал его ко рту. Затем мотнул головой, громко вздохнул и, наконец, посмотрел ведьме в глаза.

Странно, ему показалось, что он увидел в них сочувствие.

– Чёрная Гронья, ты ведьма, это знают все, – наконец, сказал он, поглаживая ладонью рукоятку трости.

– И вы тоже – но вместе с тем, каждый день проводите в молитвах. Зачем же вам, такому светлому человеку якшаться с лесным вороньём, вроде меня? Вот уж сколько лет я не могу этого понять.

Граф отвёл взгляд в сторону и крепко сжал набалдашник трости.

– Тебя боятся, и все знают, что ты можешь заставить говорить и покойника, – продолжил граф.

– Значит, у нас здесь есть покойник, – кивнула ведьма, её голос снова стал чуть озорным. – Свеженький, я надеюсь?

Граф кивнул и закрыл рот ладонью.

– Вам надо, чтобы труп заговорил. Зачем? Веселья ради?

– Нет! – крикнул граф и тут же одёрнул себя. – Нет, не за этим.

Гронья облизала губы и пожала плечами.

– А вот это уже более интересно. Зачем тогда? Уж не для того ли, чтобы выяснить, почему и зачем ниточка жизни оборвалась?

Граф громко вздохнул.

– Я молился сегодня три часа – и не услышал ответа. Прошу, Гронья. Пройдём со мной.

В ответ ведьма лишь широко улыбнулась – она заметила краем глаза ещё одного наблюдателя на втором этаже, но решила промолчать. Она любила, когда любопытные птенчики сами попадали в воронье гнездо, а потом удивлялись – почему эта чёрная птаха клюёт их мясо.

* * *

Ночная сорочка запачкана землёй, босые ноги изрезаны острой травой – на вид девушке в подвале было лет восемнадцать, не больше.

– А больше ей уже никогда не станет, – проворчала Гронья, походя к бездыханному телу, лежащему на столе.

Ведьма потёрла подбородок и стала осматривать покойницу. Чуть прикусив губу, она гладила её по каштановым волосам и холодной коже, трогала одежду и заглядывала под неё. На тонкой шее виднелся тёмный след от верёвки.

– Хм, повесилась, значит? Да нет, было бы всё так просто – меня бы не побеспокоили.

– Верно, ведьма из Вен-Либре.

Чуть подволакивая хромые ноги, хозяин поместья подошёл ко столу.

– Решили положить её в подвал. Тут прохладнее, – пояснил граф, постукивая пальцами по столу.

– Где вы нашли это милое создание? – Гронья снова погладила волосы покойницы. – Не для того ли, чтобы отдать её мне?

– Нет, не для этого.

Граф грустно посмотрел на покойницу. Вместе с Гроньей они походили на райскую птицу из золотой клетки и дикую ворону, которые осматривали падаль.

– Это Ида, дочь барона Жонкиля, владеющего землями к востоку отсюда. Её нашли в лесу возле поместья, на старой груше, во время прогулки. Мои дети её обнаружили – бедные девочки, как они испугались. Да и на Поле тоже лица не было.

– В лесу нашли? – Гронья откинула назад капюшон. – В петле?

– Да. Мои слуги предложили позвать священника прямо в лес. Самоубийц не гоже хоронить на церковных кладбищах, однако…

– Однако, вы решили привезти её в своё поместье. Почему же?

Граф улыбнулся.

– Чёрная Гронья, потому что я вспомнил твои слова – не всё так просто, как кажется на первый взгляд.

– Сейчас бушует Чёрная смерть. Люди мрут каждый день, да и руки на себя накладывают. Да, она дочь барона, но… Почему вас так беспокоит судьба этой девчушки?

Граф перехватил трость и сжал её. Ведьма увидела, как побелели костяшки его пальцев.

«Он зол. Он не понимает, что происходит. Это же дочь того барона, который пытался его шантажировать. Он так хочет докопаться до правды! Это мне в нём всегда нравилось».

– Она умерла в моих угодьях, пришла сюда в ночной сорочке. Почему она пришла сюда из родного дома? Зачем? Она искала помощи? Что произошло в землях барона? Наложила ли она сама на себя руки? Если да – то почему? А если нет – то кто её убийца? Она что-то хотела мне рассказать? Я не могу с этим смириться – я чувствую вину за то, что это произошло на моей земле!

Ведьма тихо засмеялась.

– Верно, граф. Вы всегда были очень щепетильны в плане поиска правды, – ведьма приблизилась к графу. – Подумаем. Что может толкнуть девушку на такой страшный шаг? Такая молодая, красивая?

Гронья шутливо взяла подол юбки покойницы. Граф стыдливо отвернулся, ведьма захихикала и заглянула под юбку.

– Она недавно родила ребёнка, – заключила ведьма. – Желаете взглянуть?

– Я верю тебе на слово, ведьма из Вен-Либре, – откашлялся граф и отвёл взгляд. – Тем более, что повитуха подтвердила то же самое.

«Он в смятении. Он понимает, что она действительно носила ребёнка его сына. Может, он хочет, чтобы я подтвердила домыслы? Или опровергла их?»

Ведьма пожевала губы. Не так часто она проделывала подобное – слишком много сил и ингредиентов уходило на ритуал крови и призыв духа из мира мёртвых.

«Что же ты скажешь, милая моя? Почему же ты всё-таки убила Эгиля и других несчастных бардов? Зачем соблазнила отца своего ребёнка? Чего хотела? Ох, как же мне самой всё хочется узнать! Ты мне всё скажешь».

– Ни один мертвец ещё не врал мне, – тихо сказала ведьма.

– Что скажешь, Чёрная Гронья? Можно ли выяснить – сама Ида сделала это или же нет?

– Надо выяснить – сама ли она совершила непоправимое или же нет, – кивнула ведьма, постукивая ногтем по столу. – Я чую, что здесь что-то нечисто. И если девочка сделала это не сама – она мне всё скажет.

«О да, она определённо мне всё расскажет!»

Граф посмотрел в глаза гостьи – недобрый огонёк горел в её зрачках.

– Что ты собираешься делать?

– Ворожить и колдовать, – Гронья достала ритуальный кинжал из ножен на поясе. – Прикажите разжечь жаровню и принести котелок, ваша Светлость. Поставьте у дверей охрану – не стоит простым людям видеть, что я сейчас начну здесь делать. Когда закончу – позову. Ждите. И бегите – если услышите крики.

– Я надеюсь, что ты шутишь, – граф нахмурил брови.

– Разумеется, ваша Светлость, – Гронья слегка поклонилась.

* * *

Створки окна под сводом подвала закрыты наглухо, у стола чадила горячая жаровня. Гронья, разложив из сумок принесённые ингредиенты, приступила к работе.

– Давай, милая, давай, моя хорошая, – уговаривала покойницу ведьма, надрезая её онемевшую шею. – Расскажи тётушке Гронье, что она хочет услышать. Эгиль ничего мне толком не сказал, так скажешь ты.

В чашу потекла густая тёмная кровь. Ведьма увидела, что девушка зажмурилась от боли.

Нет, просто показалось.

Гронья надавила пальцами на её лоб и продолжила собирать кровь из пореза. Набрав три полные чаши, она вылила их содержимое в котелок и перевязала тряпицей шею покойницы.

– Вот молодец, маленькая тварь, – и ведьма погладила девушку по волосам. – Уже почти всё.

Она оторвала по пять волосков у каждого виска девушки, потом срезала кусочек ногтя большого пальца её левой руки.

– Довольно, отдыхай, скоро ты у меня заговоришь, – сухо сказала Гронья и продолжила варить зелье. Из мешков и коробков в мутную кровь посыпались колдовские ингредиенты.

– Сухая ветка чёрта-базилика, цветы душицы для задушенной девицы, высушенная печень чумной крысы, что поймана была, до того, как свершить успела свои тёмные дела, – напевала Гронья себе под нос, продолжая мешать зелье. Измельчив в ступке клыки лесной гадюки с ногтем покойницы, она засыпала порошок в котелок и стала мешать содержимое лезвием ритуального кинжала.

– Железо острое, железо верное, раскрыть мне тайны помоги! То, что осталось недосказанным, ты мне услышать помоги! Вернётся дух из мира тёмного, раскроет тайны мне свои. И вновь заснёт, найдя покой в тени ночной зари, – ведьма бормотала заклинание сухими губами. Порошки и травы растворились, зелье тёмно-красного цвета было готово.

Гронья утёрла пот со лба и три раза ударила в дверь.

– Готово! Зовите графа и писца! – крикнула она, устало опираясь на стол.

* * *

Несмотря на то, что в комнате было душно, ведьма отказалась открывать окно и потребовала запереть дверь. Вместе с графом зашёл юный писец – поставив склянку чернил на стол, он развернул пергамент дрожащими руками и достал перо.

– Хорошо, что нас трое. Богиня ведьм и ночи любит триаду, – одобрила Гронья и взяла в руки котелок.

– Осторожно. Одна капля попадёт на тебя – ты станешь одержимым, и до конца своей жизни будешь есть одну лишь жгучую крапиву, – припугнула она юного писца.

Тот жалобно пискнул и попытался спрятаться за графа. Граф подтолкнул его обратно ко столу.

– Начинаем, – приказал граф. – Будь готов писать.

Ведьма шагнула к жаровне и вылила на горячие угли содержимое котелка. Раздалось зловещее шипение, заклубился грязный пар, пахнуло мокрым железом и жжёной кровью. Из горячего тумана над жаровней раздался усталый стон. Гронья оскалилась.

– Дух здесь, вот она, – ведьма показала когтистой рукой на полупрозрачный силуэт, парящий над жаровней.

Босой призрак девушки чуть покачивался в душном воздухе комнаты. Казалось, что достаточно лишь малого порыва ветра или сквозняка, как она рассеется или улетит. Длинные волосы призрака падали на лицо, скрывая как его, так и шею со следом от верёвки. Но Гронья видела лицо призрака – оно дрожало от нетерпения.

«Я вижу. Я вижу, что ты хочешь убежать, скрыться. Но я не дам тебе избавления, пока ты не ответишь на мои вопросы».

– Ей больно, страшно и стыдно. Она хочет уйти, – заключила ведьма. – Какой вопрос ей задать?

– Пусть скажет… её убили или она сама лишила себя жизни? – граф сам не узнал свой голос.

– Тебя убили или ты сама лишила себя жизни? Отвечай.

Призрак схватилась за голову, длинные волосы задрожали.

– Сама, – протянул дух Иды замогильным голосом.

– Пиши, – приказал граф писцу.

Перо забегало по пергаменту.

Гронья еле сдержала улыбку.

«Разумеется, сама. И ты видела, как я уносила твоего ребёнка. Я хотела, чтобы ты запомнила это».

– Почему ты это сделала? – спросила ведьма, вглядываясь в призрачный силуэт.

– Ведьма.

На пол полетела чернильница, молодой писец выронил перо, упал на пол и спрятался за мантией графа. Амадей де Корбу изменился в лице – напряжение сменилось ужасом, но лишь на пару секунд. Его взгляд наполнился гневом, руки затряслись от напряжения.

– Ты!

– Я.

– Ты всё знала? – еле выдавил граф из себя.

– Знала, но не всё, – спокойно ответила ему Гронья.

– Это была ты?

Он указал тростью на чёрную полосу на шее мёртвой Иды. Ведьма хищно улыбнулась и кивнула головой.

– Ведьма-а-а… – испуганно завыл молодой писец, подползая в двери. – Она нас всех убьёт!

– Стоять! – прорычал граф и ударил концом трости в пол перед писцом. – Никто не выйдет отсюда! Поднимись и не вой!

Слуга подчинился и забился в угол подвала, не прекращая шмыгать носом.

– Ты, ведьма из Вен-Либре, – Амадей прочистил горло, пытаясь взять себя в руки. – Это ты убила Иду?

– Нет. Она сама себя убила.

Граф ударил ладонью по столу.

– Я знал Иду, она бы не сделала так сама! Твоё колдовство? Ты заставила её сделать это? – голос графа звучал всё громче.

В ответ Гронья взяла щепотку толчёных ягод боярышника и бросила в пар над жаровней.

– Если и так, то она вполне заслужила то, что с ней случилось, – ведьма вновь обратилась к призраку. – Расскажи мне всё. Про своё дитя, про своего отца, про отца своего ребёнка, про то, зачем ты убила моего дорогого племянника Эгиля?

Призрак затих, потом заметался по подвалу, пытаясь найти лазейку, чтобы убежать. Графу показалось, что труп на столе зашевелился. С полок подвала полетели горшки и вёдра, рассыпались корзины с травами и сушёными яблоками. Затрещали ставни на закрытом окне, задрожала дверь.

– Прекратить! – закричал Амадей. – Гронья!

Ведьма бросила в огонь высушенные цветки крапивы. Призрак закричал и вернулся обратно к жаровне. Гронья нахмурилась – дух Иды смотрел на неё с отвращением.

– Если бы не ты, – стонал призрак. – Если бы не ты, у меня бы всё получилось…

– Ты всё равно всё расскажешь, но вначале ответь – зачем ты убила Эгиля? Зачем ты оборвала в петле жизнь моего племянника?

– Мне было скучно, – безразлично ответила Ида.

– Скучно, – скривилась Гронья. – Когда будешь лететь в Ад, милочка, не забудь передать тем, кто там сидит, что никто не тронет безнаказанно Чёрную Гронью. Ни её, ни её семью. Думала, что все убийства сойдут тебе с рук, если ты – знать? А теперь, говори остальное – и лишь правду. Соврать мне ты всё равно уже не можешь.

И ведьма торжествующе оскалилась.

* * *

Через десять минут дверь подвала отворилась. Поль не выдержал и ворвался внутрь. Его отец уже всё знал.

Ребёнок Иды действительно был от Поля – барон подговорил Иду и своих людей на празднике урожая прошлой осенью, и они привели пьяного Поля в тот злополучный сарай. Барон действительно хотел породниться, таким образом, с графом де Корбу, презрительно называя его «святошей», а его детей «хорошим товаром, который плохо лежит». А ещё, что Ида лично убивала всех бардов, нанятых её отцом, лишь потому, что ей было скучно.

– Это ты! – как только дверь подвала распахнулась, и на её пороге появился Поль, дух Иды завыл громче ветра и понёсся прямо на сына графа. – Это всё ты! Это ты во всём виноват! Ничтожество! Если бы ты был мужчиной, ты!

Её гневная отповедь оборвалась шипением углей. Гронья залила горящую жаровню, образ Иды начал таять, но всё ещё пытался добраться до остолбеневшего от страха Поля.

– Ненавижу тебя, и этого ребёнка, ненавижу… – дух Иды растаял в воздухе. Ледяные пальцы отпустили камзол Поля, юноша сидел на полу и часто дышал. Потом поднял взгляд, увидел своего отца и ведьму, закричал и побежал прочь из имения.

– Я не хотел. Я правда не хотел, чтобы так всё вышло, – стонал он, прижимаясь лицом к траве.

Он услышал детский крик и поднял голову. По ту сторону ворот стояла уставшая Корина, держа в руках корзину с младенцем.

– Привет, братишка, – ласково сказала дочь ведьмы, доставая ребёнка из корзины и прижимая его в груди. – Я же тебя предупреждала много лет назад. Что же ты меня не послушал?

И малышка на руках девушки громко завизжала.

Дикие цветы леса

Франция, 1339 г.

Вначале, Полю она показалась мерзкой, пугающей и наглой. Такой же, как все остальные дети, обитающие за оградой фамильного имения.

Девчонка мяла босыми ногами мягкую весеннюю траву, белое платьице, подвязанное ремешком, трепал свежий ветер, на голове, среди чёрных спутанных волос, виднелся тонкий венок из маленьких маргариток и анемонов. Девочка, ничуть не смущаясь, смотрела на младшего сына графа де Корбу – Поля, которому завтра должно было исполниться восемь лет.

– Ты кто такая? Уходи отсюда! – Поль недовольно скривил губы и стал осматриваться. – Где стража? Сейчас позову, они тебя прогонят!

В ответ девочка только рассмеялась, а потом приложила палец к губам и издала странный шипящий звук. Полю показалось, что зашипела змея, а ползучих гадов он очень боялся.

– Один раз тебя укусила гадюка, когда ты с родителями отправился в лес. С тех пор ты боишься змей. Это не она, случайно? – с этими словами дикая девчонка вытащила из копны чёрных волос змею и бросила её за ограду. Поль взвизгнул и полез наверх по железной решётке. Девочка залилась звонким смехом.

– Убери её! Ты нарочно, да? – чуть не плача закричал Поль. – Папа! Мама!

– У тебя упала шапка. Наш папа не придёт – он уехал по делам. А твоя мама хлопочет по дому к приёму гостей – завтра приезжают твои невесты на смотрины. Они не придут сейчас к тебе.

Поль не обратил внимания на замечания девочки, а продолжал смотреть на змею, которую эта лохматая прятала в своих волосах.

– Что? Эй, это же… – Поль немного успокоился и присмотрелся получше. На тропинке, ведущей к воротам, лежала сухая змеиная кожа, набитая жухлой травой.

Поль понял, что его обманули, и злобно посмотрел на девочку. Потом слез с решётки, поднял шляпу, отряхнул её и, не надевая, продолжил изучать страшную незнакомку. У неё не такой взгляд, как у других детей – глаза сверкали не злобой и презрением, а озорством и смехом. Поль осознал, что ему расхотелось злиться на неё.

– Ладно, мы тебя прощаем, – наконец сказал он и важно упёр руки в бока. – Кто ты такая?

Девочка хихикнула и поклонилась.

– Я – Корина, дочь ведьмы из леса Вен-Либре, дикарка и ведунья, будущая колдунья. Живу на лугу, цветы стерегу, грибы-ягоды собираю, будущее прозреваю! Я не люблю гром и овец, и у нас с тобой один отец!

Поль усмехнулся и подал знак рукой.

– Можешь выпрямиться. Я – Поль де Корбу, второй сын графа Амадея де Корбу, хозяина этих земель.

Девочка хихикнула.

– Благодарю вас, ваша Светлость, – и, не выдержав, снова рассмеялась. Поль не сдержал улыбку и закусил губу, чтобы не присоединиться к ней. – А ты забавный.

– Ты тоже. Что за глупость ты сказала, что у нас с тобой один отец? Это неправда! Мой отец любит только матушку! Это знают все!

– Поэтому его прозвали Амадеем Честным, верно?

– Да! – с вызовом ответил Поль, скрещивая руки на груди. – А зачем ты пришла вообще? Сегодня у меня важный день! И завтра тоже!

– Верно, важный! – кивнула девочка. – Ты важный, как дикая груша! Видел, как она зацвела?

Поль от неожиданности раскрыл рот.

– Кто – груша? Я? Зачем ты пришла, спрашиваю? Если за милостыней?.. Сейчас, – Поль стал копаться в небольшом кошельке на поясе. – Вот! Держи и уходи! Не отвлекай!

В траву полетела небольшая серебряная монетка. Девочка даже не посмотрела на неё.

– Ни мне, ни моей маме деньги не нужны. В них нет смысла, – Корина спрятала руки за спину. – Я сказала, что груша зацвела. Большая такая, на поляне лесной. Ты видел её?

– Нет, мне некогда, я занят, – отмахнулся Поль, собираясь уходить.

– А жаль, она такая красивая, – не уступала девочка. – Завтра уже весь цвет опадёт и будет невесело. Вся груша белым-белая! Ты видел белое дерево? И не увидишь! А под ней – цветов – видимо-невидимо! Цветут цветные цветы, ждут и ждут тебя – кто из цветов приглянется сыну – наследнику родной графской крови? Каждый цветочек хочет в графский садочек! Да только смотреть-выбирать надо осторожно – кто окажется сорным сорняком? Кто теплицу графскую нравом плохим отравит-засорит? Не все цветы добры и хороши, а выбирать нужно тот, что для души!

Мелодичный голос девочки не утихал в ушах Поля. Он остановился и вернулся к потайной калитке.

– Ладно, показывай, но только быстро. Чтобы меня не хватились. А не то накажут и меня, и тебя, – проворчал он, протискиваясь между стальными прутьями ограды.

– А ты скажи, что матушке своей букет пошёл нарвать! Женщины цветы любят, так говорила моя мать! – запела Корина, хватая Поля за ладонь. – Побежали как кошка с птичкой в зубах!

Спустя десять минут, в фамильном имении де Корбу обнаружили пропажу и подняли тревогу. А Поль и Корина всё ещё были на пути к заветной груше на лесной поляне.

* * *

Грушевое дерево правда было похоже на пушистое белое облако. Цветы густыми венчиками окружали зелёную листву и корявые ветки, некоторые из цветов уже начали опадать, оставляя после себя тонкие короткие ножки с розетками на конце. Поль восторженно вскрикнул, но сразу же закрыл рот – нельзя было дать понять этой девочке, что ему здесь нравится. В конце концов, он же – сын графа, а она… странная… но с ней интересно…

– Красиво, – кивнул Поль. – Мы согласны, очень красиво. А теперь мне пора обратно.

– Подожди! А как же букет? – воскликнула девочка.

– Да сейчас же нет цветов в лесу, красивых нет! А для моей матушки, нужны только самые красивые! – гордо заявил Поль, поправляя небольшой плащ.

Девочка в ответ хихикнула, подошла к груше и стала раздвигать руками траву.

– Цветы – вещь кроткая и строгая! Смотри сам! Они к тебе в руки сами не пойдут, только если сам им в ножки поклониться соизволишь! Они – в лесу хозяева! Они, деревья, звери, трава, ветер – а не люди вовсе!

Поль скривил губы и встал на колени. Трава щекотала коленки даже сквозь одежду.

– Смотри! – Корина раздвинула перед ним заросли травы. – Вот кто здесь!

Поль увидел небольшой сиреневый цветок с тремя жёлтыми и двумя красными язычками в его центре.

– Он такой маленький, некрасивый, – Поль недовольно наморщил нос. – Маме не понравится.

– Понравится, понравится! Это же драгоценный цветок, вкусный и делающий красоту! Он не против, если ты его сорвёшь, но только его! Возьми же, ну!

Поль протянул руку, подцепил двумя пальцами цветок – тот послушно вылез из земли. Поль понюхал его, снял одну из перчаток и осторожно положил туда цветок.

– Вот так, – Поль подвесил перчатку на свой пояс-шатлен.

– Здорово! Смотри! – девочка сняла с головы свой венок и стала вертеть его перед носом своего нового знакомого. – Смотри внимательно! Здесь больше цветов, чем ты мог увидеть! А теперь здесь есть и груша! Поль – это груша, пусть цветёт, растёт, спеет и не упадёт!

Корина подхватила с земли упавший с дерева цветок и вплела его в венок. Потом повертела венок в руках и из сплетённой травы стали вылезать другие цветы, которых Поль раньше не видел.

– Смотри сколько цветов вокруг груши! Все они хотят подобраться поближе к сладкой груше! Медуница добрая и лечит людей, но до груши ей далеко. Это не её хлопоты! Морозник – силён, но опасен для тех, кто не поймёт его силы. Им можно отравиться – он сам себя и отравит. Анемона – болезнь и она больная и вскоре род её завянет. Белая фиалка скромна, но чужого поля ягода. А вот и он, нехороший себялюб! – Корина показала пальцем на жёлтый цветок, явно выделяющийся из всех остальных. – Это нарцисс – он красивый, но любит лишь себя. Он очень хочет стать украшением графской клумбы! Но ему нельзя доверять – он коварен, он обманщик. Он пойдёт на всё, чтобы быть в графском саду, поэтому груше надо быть очень осторожной и не подпускать к себе нарцисса!

Поль дотронулся до нарцисса и тот выпал из венка.

– Вот и не подпустил, – усмехнулся мальчик.

– А шафран – прян и мудр, он светит как солнышко, присмотрись к нему. Он скромен, но богат и щедр, только дай ему время, и он окрасит все горные склоны!

– Хорошо, пускай красит, – Поль похлопал по перчатке, висящей на поясе.

– А вот и я – маргаритка! Верность, доброта – сплошная лесная маята! – Корина надела венок обратно на голову и дурашливо показала язык Полю. – А ну, догоняй!

И девочка вскочила на ноги и подбежала к груше. Схватившись за её ствол, она стала карабкаться наверх и исчезла в белоснежных зарослях.

– Иди сюда! Покажу что-то! – задорный голос позвал Поля сверху. – А не поторопишься – всё мне достанется!

– Не графское это дело по деревьям лазать! – возразил он.

– А у меня тут секрет! А я не покажу, если не поторопишься! А тут груши растут – да-да!

– А покажи! – Поль сам не заметил, как подошёл ко стволу.

– А вот и нет! Сейчас все их сама съем, а тебе не дам!

Поль нахмурился, снял вторую перчатку и стал карабкаться на грушу. Спустя минуту, весь красный и пыхтящий от натуги Поль, взгромоздился на ветку рядом с Кориной, которая захлопала ему.

– Молодец! Ну что видишь груши? – она развела руками.

Мальчик огляделся и разочарованно вздохнул.

– Да быть не может! Смотри – тут цветы только! Плоды не созрели, только в августе будут, да и то – кислятина! Какие груши?

– Сладкие, сушёные и с мёдом! – Корина засунула руку в небольшое дупло и достала оттуда кожаный мешочек, перевязанный шнурком. Смахнув с него муравьёв, Корина положила мешочек на колени и развязала его. Воздух наполнил сладкий запах залежалого мёда, успевшего покрыться сахарной корочкой. Корина подцепила пальцем липкий кусочек высушенной груши и торжественно вручила его Полю. Тот достал кружевной платок и осторожно взял им лакомство.

– Дары от лесной колдуньи в старом заброшенном улье! – хихикнула девочка и положила другой ломтик груши в рот.

Поль последовал примеру своей новой странной знакомой. Груша, такая кислая в свежем и запечённом виде, была сладкой и хрустящей. Такую даже их кухарка заготавливать не умеет! Кусочек кончился до обидного быстро.

– Можно ещё? – неожиданно для себя спросил Поль, поглядывая на содержимое мешочка.

Корина кивнула и запихнула в рот ещё грушевую дольку.

Сладкий аромат цветущей груши немного кружил голову, солнце начало неприятно припекать, ветер как будто стих. Поль пощёлкал языком во рту и поморщился.

– Спасибо за угощение, – он вытер рот носовым платком и протянул его девочке. Та с удивлением посмотрела на кружевную тряпочку и вытерла об неё пальцы.

– Пить хочу. Показать, где бьёт родник? Тут недалеко! – Корина протянула Полю обратно грязный платок.

– Мне пора домой, матушка точно волнуется, – Поль забрал платок и стал смотреть, как можно спуститься вниз.

– Да мы быстро! – Корина, схватившись за ветку, раскачалась на ней и спрыгнула на траву. – А потом домой пойдёшь!

Поль обиженно наморщил нос, обхватил руками ствол и стал осторожно спускаться вниз.

* * *

Лес был другим по эту сторону ограды. Он теперь был не таким страшным и непонятным. Даже, когда Поль выезжал с матушкой и отцом на прогулки, он не чувствовал себя в такой безопасности, как с этой непонятной девчонкой. С ней весело, она лёгкая, как ветерок, подхвативший семена одуванчика. От неё пахло цветами и свежестью луга, а не воняло грязью, как от других детей.

Корина легко бежала всё дальше в лес от груши, манила Поля за собой. Ну, конечно, ей-то проще! На ней только одно платье, а у него плащ и камзол, и даже кинжал на поясе в ножнах! Он уже почти совсем-совсем взрослый, ему завтра исполнится восемь лет и завтра надо выбрать себе невесту на смотринах. Но Полю больше не хотелось возвращаться обратно в фамильное имение, где он всё знал. Ему не хотелось говорить с этими скучными девчонками из благородных семей – потому что с этой девочкой ему веселее.

– Ничего, справлюсь с этим, – ворчал он себе под нос, еле поспевая за Кориной. – Знаю. Я предложу ей служить мне в имении, вот! Когда стану главой рода, сделаю её своей приближённой – мне никто и слова не скажет. Вот так вот.

От рассуждений его отвлёк крик Корины. Поль поднял голову и увидел, что его новая знакомая сидит на траве и потирает лоб.

– Что такое? – Поль подбежал к ней и придержал девочку за плечо. По лицу Корины из рассечённой брови текла кровь. – Это кто сделал?

– Вот они, вот, – Корина с трудом улыбнулась и указала на травяной холмик впереди. Там, вокруг журчащего ручья стояли пятеро детей, в руках у четырёх из них были камни. – Они всегда так делают, если я ухожу в лес без мамы. При маме они боятся.

– Эй, ты! Ведьма! – выкрикнул один из детей.

– Да-да, ты ведьма мелкая! – подхватил второй.

– Чего из норы своей выползла?

– Ползи обратно! Это наш лес!

– Тебя и твою мамку давно надо на костёр отправить!

– Ведьма! Ведьма!

– Только встань! Мы тебе голову разобьём!

Корина в ответ только рассмеялась.

– Ха-ха! Какие смелые! Только и могут, что пищать издалека, а сами подойти боятся! Потому что я – страшная лесная кошка! Глаза вам выцарапаю, языки откушу, мышами затравлю, в землю зарою! – девочка вскочила на ноги.

– Умри, ведьма! – ещё один камень полетел в девочку.

Поль сам не понял, как это произошло, но через мгновение он уже стоял перед девочкой. Камень ударил его в левое плечо и плащ смягчил удар.

– Это не ваш лес! Это мой лес! Мой! И моего отца! – Поль сам не узнал свой голос. – Пошли прочь отсюда! Какое право вы имеете!

Поль не успел закончить фразу – ещё один камень ударил его по голове. Шляпа с маленьким павлиньим перышком упала в траву.

– Уходи сам!

– Ты кто вообще такой?

– Ты не сын графа!

– Графские дети в лес сами не ходят!

– Молчи, а не то следующий тебе в глаз полетит! – крикнул ему один из детей, подкидывая камень в руке. – Эта девка – ведьма!

– Вы что, в колодки захотели? Вы – трусы! Нападаете впятером на одну! И подойти боитесь! Она не ведьма! Не ведьма! – Поль потянулся к рукоятке кинжала на поясе.

– Не надо, они того не стоят, – шепнула Корина ему на ухо, потом наклонилась к земле, сорвала одну травинку у своей ноги, помусолила её в пальцах и сдула с ладони.

В следующий момент с ближайшего дерева упала сухая ветка, в воздух полетели капли родниковой воды. Одна из девчонок у ручья завизжала от испуга, вторая побежала в лес. Оставшиеся трое мальчишек остолбенело посмотрели на упавшую ветку, потом на Корину, хитро выглядывающую из-за спины Поля.

– Бей её! Бей ведьму! – ещё один камень полетел в Корину – и опять Поль закрыл её собой. Один из мальчишек, самый рослый побежал к ним.

– Уходи! – крикнул Поль и достал кинжал из ножен.

Мальчишка заметил это – он прыгнул на Поля и придавил его к траве.

– Будешь знать, как ведьме помогать, будешь знать!

Поль выронил кинжал и попытался закрыть голову руками, но сильный кулак мальчишки уже ударил его по левой скуле. Второго удара не последовало, Поль почувствовал, как мальчишка слез с него, а потом открыл глаза.

– Не смей проливать мою кровь, – спокойным голосом сказала Корина, держа в вытянутой руке другую травинку. Её противоположный конец торчал в щеке мальчишки, из которой капала кровь. – А не то, следующая воткнётся тебе в глаз и доползёт до сердца.

– Ведьма! Всё равно тебя надо отправить на костёр! – закричал один мальчишка, стоящий позади.

– Да! Тебя и твою мамашу! – подхватил второй.

Последний обидчик ничего не сказал. Он отшатнулся, как от огня, схватился за раненую щёку и побежал прочь. Оставшиеся дети последовали его примеру.

– Ты смелый и глупый. Вставай, – Корина протянула Полю грязную ладонь.

* * *

Майская гроза настигла детей, когда они уже возвращались от родника. Поль держал у опухшей щеки размятый лист подорожника, Корина повязала бровь мокрым кружевным платком. Тяжёлые капли стали падать из почерневших туч, Корина схватила Поля за руку, дети побежали ещё быстрее.

Только сейчас Поль понял, насколько далеко они зашли в лес и как долго они ходили среди деревьев. Матушка точно волнуется. Ох и достанется ему от отца!

– Только бы слуг не наказали, они не виноваты… – Поль придержал шляпу и выронил подорожник. – Далеко ещё?

– Нет, уже скоро! – выкрикнула Корина, продолжая держать платок у лица.

Над лесом ударила молния. Девочка закричала.

«Я не люблю гром и овец», – Поль вспомнил весёлый напев Корины, которым она решила ему представиться.

– Не бойся, гроза нас не догонит! – сказал маленький граф. – Бежим быстрее! Корина! Что?

Девочка уселась на мокрую траву и схватилась за голову.

– Что с тобой? Тебе плохо? – Поль встал перед ней на колени и придержал её за плечи.

Корина всхлипнула и рывком откинула с лица мокрые волосы. Повязанный платок сполз с её лба, из глаз девочки текли слёзы. Она шумно втянула в себя воздух и закричала.

– Не ходи! Не ходи туда! Стой! Не ходи!

– Вставай! Ну же! Ну что мне делать-то? – Поль почувствовал, как тело Корины задрожало от напряжения и страха. Он не мог пошевелить её, а дождь лил всё сильнее и сильнее. Поль скинул с себя плащ, накрыл им себя и Корину. Шерсть хоть и промокла, но всё же немного грела.

– Корина? Ты меня слышишь? Я здесь, я не брошу тебя, – Поль снова прижал упавший платок ко лбу девочки.

Тут над лесом раздался раскат грома. В высокий дуб, стоящий недалеко от детей ударила молния.

«Мы же сейчас могли быть там», – пронеслось у Поля в голове.

Тут Корина встрепенулась и подняла голову. Потом вскочила на ноги и побежала вперёд, унося плащ Поля на своей голове.

– Подожди! Да куда же? – Поль поскользнулся на мокрой траве и упал лицом на землю.

Он успел увидеть, как за деревьями мелькнула чёрная тень. Кажется, что у неё за спиной развевались два огромных чёрных крыла на ветру. Над лесом закричали вороны, перекрикивая шум майского ливня.

– Поль, вставай, – он почувствовал, как Корина подняла его за плечи. – Вставай! Ты ударился? Смотри, кто пришёл! Смотри! Моя мама здесь! Мама моя!

Девочка скакала от радости, хлюпая босыми ногами в раскисшей траве, и указывала на высокую красивую женщину в чёрном плаще, стоявшую рядом с ними.

* * *

Франция, 1352 г.

В комнате горел камин, день стремился к закату. Граф де Корбу переводил взгляд со своего сына, молча сидевшего на полу, на внебрачную дочь, нянчащую на руках его нежданную внучку, на ведьму из Вен-Либре, стоявшую почти неподвижно посередине комнаты. Амадей тяжело вздохнул и посмотрел на горящие поленья.

– Груз жизни тяжёл и неподъёмен порой, – прошептал он, наконец.

– Я очень сожалею, ваша Светлость, что произошло такое несчастье, – Чёрная Гронья склонила голову, отбросив капюшон плаща назад. – Но девчонка сама виновата. Никто не заставлял её убивать этих людей. Никто не давал ей права лишать жизни моего племянника. Насколько я ведаю, малыш Эгиль был из ваших земель, так что на руках барона Жонкиля и его дочери Иды кровь вашего подданного.

– Я отправлю прах Эгиля его семье и прослежу, чтобы его похоронили как подобает, – граф де Корбу устало откинулся в кресле. Потом подал знак слугам. – Принесите холодного вина, успокоить нервы.

Амадей взял принесённый кубок, поднёс его к лицу, сделал пару длинных вдохов и поставил кубок обратно на поднос.

– Мне нужно собраться с мыслями, – вздохнул граф, стал перебирать пальцами по набалдашнику трости, а потом ударил её концом по полу. – Тело Иды подготовить к погребению. Поль. Встань с пола! Встань!

Юноша послушно кивнул и с трудом поднялся на ноги.

– Раз уж ты теперь мужчина – направляйся в имение барона. Там, я уверен, непонятно, что сейчас творится. Вот и разберёшься – покажешь себя хозяином. Землям нужен хозяин – без него они беззащитны. Простые люди не должны страдать от наших дрязг – у них и без того забот хватает. Ты понял меня?

Поль испуганно кивнул и посмотрел на пустую корзинку, стоящую у ног Корины. Девушка всё ещё лелеяла в руках спящего младенца.

– С ребёнком… С твоим ребёнком… За ней присмотрят.

– Отец, я!..

– Молчать! – Амадей вновь ударил тростью по полу. – Ребёнок останется здесь! Дитя не будет отвечать за проступки своих родителей.

– То есть?

– Я принимаю её в семью, только надо дать ей имя.

– Сильвия! – громко сказала Корина. – В лесу родилась, в лесу вскормлена, из леса принесена.

Амадей улыбнулся.

– Хорошо, доченька. Пусть будет Сильвия. Ты же не против, Поль?

Юноша замотал головой.

– Вытри лицо, сын.

– Отец, прости меня.

Амадей вновь постучал пальцами по трости.

– Прощу, если вырастишь из неё достойную графиню. Помоги мне встать. Вот так. Чёрная Гронья?

– Да, мой граф?

Амадей посмотрел на неё, потом на Корину, воркующую с ребёнком и вздохнул.

– Ты вольна идти. Берегите себя.

Ведьма поклонилась и посмотрела на дочь. Корина подошла к Полю и положила ребёнка ему на руки.

– Ты слышал, что сказал наш отец. Ты справишься, братец.

– Прости меня.

Корина хохотнула.

– Не у меня ты должен просить прощения! Почему не послушал меня? Почему подпустил к себе вредный нарцисс? Держи дочь, не всё же ей у своей тётки на руках лежать!

Потом она наклонилась к его уху.

– Вскоре всё начнётся, и ты сможешь привести меня домой. Но помни, что грома и овец надо опасаться, братец, – Корина ткнула носом в щёку Поля.

* * *

Гронья и Корина неторопливо удалялись от имения графа. Девушка на ходу расчёсывала волосы серебряным гребнем, её мать молчала. Её удивило то, что граф не попытался уговорить их дочь остаться с ним. Обычно, он не упускал возможности поговорить об этом.

– Ну что же, по крайней мере, он прислушался к твоим советам, Корина. Ни его младший сын, ни его дочери ещё не пристроены.

– Папа давно понял, что Корину надо слушать. Корина плохого не посоветует. Ведь я будущее вижу, предрекаю Смерть и Горе, и увожу от них в цветущее поле! – последние слова девушка пропела.

– Лебёдушка моя, – проворчала ведьма и поправила капюшон на голове.

– Мама, тебе следует кое-что знать, – Корина подвязала волосы белой лентой. – Я унесла маленького кукушонка из нашего вороньего гнезда, но на его месте теперь лежит испепелившийся феникс. Если мы не поторопимся, то он, боюсь, уже никогда не возгорится возрождающим пламенем.

Ведьма молча посмотрела на Корину и злобно нахмурилась. Чёрная Гронья не терпела секреты и сюрпризы – даже от родной любимой дочери.

* * *

Наступил вечер. Над опустевшим поместьем барона Жонкиля сгущались серые тучи, смолкли крики птиц. Начался дождь, но через его пелену из опустевшего овина можно было различить чей-то тонкий блеющий голос.

– Ску-у-учно, оставили опять они бабушку одну, ску-учно, гадкие вороны, я вас дождусь вновь, отомщу гадкой чёрной вороне, ску-у-учно бабушке…

Воронье гнездо

Франция, 1347 г.

…Обычно шумный город теперь стал тихим и опустошённым. Глядя на него с монастырской стены, юный воспитанник ордена монахов Святого Франциска, Ксавье тяжело вздохнул. Мир снаружи казался как никогда враждебным и опасным. Его приёмный отец сегодня уходил туда – возможно, навсегда.

Ксавье вытер слёзы и поднял взгляд на крышу монастыря – там толпились белые голуби. Ксавье достал из-за пояса мешочек с хлебными крошками и высыпал их на пол рядом с собой. Белоснежная стая вспорхнула и набросилась на еду. Ксавье хохотнул и стал тихо наблюдать за голубями.

Отец Даниэль в своей келье собирался в дорогу. Нет, он не будет ему мешать, отвлекать, уговаривать остаться. В конце концов, во внешнем мире в его возрасте люди уже сами ищут свою судьбу.

Внешний мир за монастырской стеной.

– Я не хочу туда, – прошептал Ксавье и вновь посмотрел на снующих и воркующих голубей. – Отцу не следует туда идти. Неужели нам плохо в обители? Неужели не безопаснее за монастырскими стенами? Нет, отец уже всё решил. Он решил бороться с чёрной смертью, он решил сражаться за жизни людей. Он хороший хирург и учёный, хоть и не признанный! Он умный, он меня всему научил, я помогал ему во врачевании, когда в монастырь приходили страждущие. Нет, его не заберёт чума, он вернётся…

Забил монастырский колокол, звон разнёсся над всем городом. Ксавье от неожиданности пригнулся и зажал уши. Стая голубей встрепенулась, заметалась и полетела над городом. Лишь один голубь замешкался, сбитый громким звоном, ударился о скат крыши и упал обратно на монастырскую стену. Ксавье испуганно ахнул, бросился к птице, но та уже затихла навечно. Горькие слёзы градом потекли из глаз юноши, из груди вырвался разочарованный стон.

– Ксавье, мальчик мой, что случилось? – он услышал над головой знакомый голос Даниэля. Его приёмный отец уже облачился в чёрную птицу – костюм чумного доктора, а в руках держал походную сумку и тяжёлую железную трость. – Что ты льёшь слёзы, сын мой?

Ксавье не выдержал. Он изо всех сил обнял своего отца и стал умолять его не уходить из монастыря, не бросать его. Кричал, что он может не вернуться, пропадёт зазря. Лёгкий подзатыльник остановил причитания.

– Я не умру, мы обязательно свидимся вновь. Мои знания и твоя вера уберегут меня от мора, – Даниэль ласково взлохматил волосы Ксавье, – Людям по ту сторону стены нужна помощь, вера в жизнь. Мы вольны им это дать. Мы служим Всевышнему и блага Его должны давать каждой заблудшей овце.

Даниэль протянул Ксавье маленькую пахнущую ладаном круглую коробочку на цепочке.

– Отец! Твой поммандер! Как же он убережёт тебя от чумы? – выкрикнул Ксавье, отшатываясь от подвески.

Даниэль вложил поммандер в ладонь приёмного сына.

– Ты сбережёшь его, а я сберегу себя. Дай мне слово не открывать его, пока я не вернусь.

– Да, отец!

– Вот ещё что, сын мой, – Даниэль огляделся по сторонам и наклонился к уху Ксавье. – Отец-настоятель дал слово, что если я помогу уничтожить чуму и вернусь, то смогу уйти из монастыря навсегда. Не принимай постриг, Ксавье. Дождись меня, и мы сможем покинуть обитель вместе. Помни, что я люблю тебя и никогда не откажусь от тебя, сын мой – лишь смерть может разлучить нас! До встречи, мальчик мой!

Оставив поражённого услышанным Ксавье на монастырской стене, Даниэль спустился к повозке, что ждала его внизу. Лишь когда ворота монастыря захлопнулись, и телега поехала по дороге к городской черте, Ксавье опомнился и выкрикнул ей вслед имя своего отца. Крик остался без ответа.

Каждую ночь Ксавье молился в своей келье, но спустя три месяца он узнал, что отец Даниэль умер. Гонец с горькой вестью прибыл именно тогда, когда оборвалась цепочка, и поммандер упал на пол кельи, раскрывшись при ударе. В пепле горелого ладана, Ксавье увидел старый серебряный перстень с печаткой в виде герба. На нём пёс гнался за летящей к лесу вороной…

* * *

Франция, 1352 г.

Ксавье чувствовал, что умирает. Сводило грудь, лёгкие хрипели, глаза драло, воздуха не хватало, крутило живот. Нет! Нельзя снимать маску, нельзя! Если он заразен, а он понимал, что чёрный мор его пометил, то надо бежать как можно быстрее, и как можно дальше. Так быстро и так далеко, чтобы уже никогда не вернуться.

Брошенный им факел стал последней каплей. И другие доктора делали это до него. Но ранее он просто смотрел на то, как они поджигают обречённые деревни – но на этот раз ему пришлось самому сделать этот страшный шаг. Он бросил горящую палку в солому, сложенную у околицы деревни. Тогда ещё он утешал себя тем, что все жители умерли, и никого не осталось. Но когда огонь добрался до первого дома и из приоткрытого окна раздался предсмертный хрип старика, Ксавье не выдержал. Он побежал прочь, прочь от огня, от горящей деревни, от других докторов, от мортусов с их вечно грязными телегами и лопатами. Как его ни звали и ни искали, его не смогли ни найти, ни догнать. В длинном кожаном плаще особо не побегаешь, но останавливаться Ксавье не мог и не хотел.

– Меня объявят мёртвым, ну и пусть, ну и пусть! Пусть всё закончится! Я так больше не могу! – кричал он, продолжая бежать сквозь высокую траву и чувствуя, как горит изнутри его тело, немеют лёгкие, а живот начинает крутить от боли.

Силы заканчивались. Еле переставляя ноги, опираясь на трость, он доковылял до границы Тёмного леса. Кожаная перчатка заскользила по шершавой коре дуба, юноша вскрикнул и упал на траву. Клюв перегнулся, скрипнули ремни, маска соскочила с его лица. Ксавье в отчаянии сорвал с себя шляпу и капюшон, отстегнул оставшиеся ремни. Свежий воздух ударил в голову, мокрые волосы захолодил ветер. Дышать стало чуть легче, но воздуха всё равно не хватало.

– О Боже, Господи, Боже… – застонал юноша, с трудом переворачиваясь на спину. – Боже, помоги мне…

По темнеющему небу плыли облака. Наверняка будет дождь.

Только сейчас Ксавье понял, как сильно ему хочется пить. Пить. Те люди, которых он пытался спасти тоже хотели пить, постоянно хотели пить. Он вспомнил, как мортусы доставали чумной труп из колодца. Мертвец тоже хотел пить.

– Хватит, – из глаз юноши потекли слёзы, расплываясь по раскрасневшимся от жара щекам. – Я не хочу.

В ушах звенело, глаза заволакивало тьмой, Ксавье чувствовал, как стучит кровь в висках и тяжелеет затылок.

– Нет, папа, нет… – кажется, он прокусил губу. В рот потекла струйка крови.

Последним, что увидел Ксавье, была девушка в белоснежном платье с корзиной в руках, что вышла из леса, тихо напевая колыбельную.

А потом сомкнулась тьма.

* * *

На жаровне кипел котелок, пахло сырой землёй и травами. Корина процедила отвар коры дуба, отжала лишнюю влагу с тряпки, положила её на горячий лоб юноши. Спустя минуту, он застонал и открыл глаза.

– Лежи и не двигайся, у тебя тело ослабло, – сказала девушка, оборачиваясь на стон.

«Где я? Куда делось небо? Я уже в могиле?» – Ксавье попытался поднять руку, но тело не слушалось.

– Меня зовут Корина, я живу в лесу Вен-Либре вместе с матерью. Ты в нашей землянке. Не бойся, тебя здесь не обидят – если ты не будешь обижать меня и мою матушку.

Юноша посмотрел на девушку мутными глазами.

«Она во всём белом, как ангел».

Ксавье попытался представиться. Из пересохшего горла вырвался хрип.

Корина расхохоталась.

– А ты забавно говоришь! Ты лежи, лежи. Твои вещи здесь, – она показала в угол, затянутый паутиной. Кожаный плащ и маска с длинным клювом ютились в старой корзине, рядом с ней стояла пара высоких крепких сапог.

– Твои штаны, жиппон и исподнее проветриваются, так что не удивляйся, когда посмотришь под одеяло, – ухмыльнулась Корина, насыпая в дубовый отвар истолчённый угольный порошок.

Ксавье с трудом поднял руку, посмотрел на запястье. Нет, бубонов пока нет. Ничего, скоро появятся. Значит, умирать он будет долго и мучительно. Нет, погодите, что сказала эта девушка? Он не в костюме. Нет! Он же заразен! Он же специально ушёл в лес, чтобы умереть в одиночестве и никого не заразить! Эта безумная подписала себе смертный приговор!

– Не!.. Не… – из горла вырывались только хрипы. Ксавье еле сглотнул и смог выдавить из себя фразу. – Чума! У меня! Чума…

Во рту снова привкус крови. Уже поздно, скоро он выкашляет лёгкие.

Корина чуть улыбнулась.

– Как тебя зовут?

Молчание.

– Как тебя зовут, парень?

Раздался кашель.

– Ксавье, – просипел юноша.

Корина кивнула.

– Вот что, Ксавье. Нет у тебя никакой чумы. Уж я-то точно знаю, – она показала на себя. – А вот то, что ты цикуту от снытки отличить не можешь, означает лишь то, что врачеванием ты занялся лишь недавно, а если давно, то плохо тебя учили.

Голос девушки становился всё более далёким, Ксавье чувствовал, как сознание вновь покидает его.

– Не… Нет… – Ксавье попытался приподняться, но рука скользнула, и он упал на лежанку.

«Господи, помоги мне, Господи!»

Корина не обратила внимания на реакцию юноши. Она толкнула чашу, стоящую на полу, ногой. На пол землянки высыпались увядшие травы, среди которых лежал сухой венчик с белыми цветами.

– У тебя отравление травами, да и перегрелся ты в своём плаще. Весь в коже – лето же! Правда, по-другому от мора не защитишься, верно?

Ксавье напряжённо кивнул. Корина помешала дубовый отвар с угольным порошком и подсела на лежанку к своему гостю.

– Пей, – она поднесла чашу к его губам и приподняла Ксавье голову. – Этот отвар поможет тебе справиться с недугом. Пей.

Ксавье мотнул головой и попытался разжать губы.

– Пей, а не то умрёшь.

«Не могу…»

– Можешь, пей, – твёрдым голосом сказала Корина. – Ты можешь. Борись.

Ксавье печально посмотрел на девушку, сипло вдохнул воздух и выпил отвар до дна.

– Вот молодец, вот умница, а теперь отдыхай, – она ласково положила его голову на мягкий мох, служивший подушкой. – Спи, утром полегчает. А мне надо идти.

– Но… подожди…

Корина почувствовала, как горячая ладонь юноши легла на её запястье. Его мокрые от слёз глаза с мольбой смотрели на неё.

«Господи, прости меня, я жить хочу!».

– Ой, вижу я, что сильно ты хочешь жить, парень. Даже готов принять помощь от незнакомки? – Корина взъерошила его волосы. – Ничего не бойся, я не дам тебе умереть, договорились?

– Да…

– Да? Вот хорошо, а теперь – спать и набираться сил, ясно? А я скоро вернусь.

Повинуясь приказу девушки, Ксавье заснул. Он не услышал, как Корина покинула землянку. В руках она баюкала корзинку с украденным младенцем и шла на встречу со своей матерью-ведьмой.

* * *

Чёрная ворона и белый лебедь летели над лесом. Солнце уже клонилось к закату, ворона недовольно каркнула и спикировала вниз. Лебедь последовала за ней. Осторожно поджав лапы, обе птицы приземлились в мягкую траву, уже начавшую покрываться вечерней росой. Через мгновение из зелёных зарослей поднялись женщина в чёрном плаще и девушка в белом платье.

– Когда ты нашла его, дочь? – ведьма недовольно откинула назад капюшон и отряхнула подол платья.

– Днём, мама, – Корина поправила белую ленту в волосах и перепрыгнула через травяную кочку. – Ты ушла, я покормила малышку, вышла с ней на край леса – и вижу, как лежит слёток с опалёнными костром крыльями.

Гронья сердито хмыкнула и поторопилась к землянке.

– Так, я вижу, что времени ты не теряла, дочь моя, – она указала на одежду, висящую на верёвке, протянутой между шестом и верхом землянки.

– Он бы испёкся полностью, мама, – улыбнулась Корина.

– Хулиганка и шалунья, – фыркнула ведьма и открыла дверь. Землянку наполнил густой прохладный вечерний воздух.

– Вот значит как, – ведьма потёрла кончик носа, глядя на незваного гостя. Ксавье всё ещё лежал в углу землянки, дыхание юноши было тяжёлым.

– Мама, я видела, что чумы у него нет.

– Я верю тебе, дочь.

– Как только я дала ему зелье, я сразу же отправилась за тобой.

– Я верю тебе, дочь.

– Мама, помоги ему, ему очень больно и плохо.

– Не плачь, дочь. Не плачь, – Гронья дотронулась до руки юноши. Та была ледяной и мелко дрожала. – По крайней мере, жар спал, но его терзает не это. Смотри внимательно дочь, видишь? Как бегают его глаза под веками? Дай мне лиру!

Ведьма взяла инструмент, и настойчиво стала дёргать одну струну. Из туго переплетённых чёрных волос явился образ мёртвого юного барда. Паря в воздухе, он держал в руках свою лиру и кутался в походный плащ.

– Эгиль.

– Да, тётя?

– У нас гость.

– Хорошо, тётя! Он друг?

– Да, он наш друг. У него кошмар.

– Ясно!

– Помоги ему, Эгиль, понял?

– Понял!

– Помоги ему, и жди, когда появлюсь я. А уж дальше, я сделаю всё как надо.

– Хорошо, тётя!

С этими словами, Эгиль подлетел к спящему Ксавье и дотронулся до его головы, а в следующую секунду пропал.

– Дочь, положи свежего мха, но выбей из него муравьёв. Мне надо быстрее заснуть, – Гронья указала на свободную лежанку.

* * *

Где-то вдалеке зазвучала лира. Ксавье чувствовал, что он не один в землянке, но боялся открыть глаза. Кто здесь может быть? Та девушка, что спасла его? А если это не она? Или всё ему привиделось в предсмертной агонии, и он всё ещё умирает в одиночестве на краю леса Вен-Либре?

– Не всё ли равно, – пробормотал он во сне и открыл глаза.

Ксавье стоял посреди обречённой чумной деревни. Той самой деревни, от которой он бежал сломя голову. Все здесь умерли, а потом мортусы и другие доктора обложили деревню забором из соломы и жердей. И подожгли. Он поджёг, он первым бросил факел.

Покосившиеся дома и гнилые кучи соломы, раскисшая глиняная дорога с телегой, застрявшей посередине. Из-под мешковины, покрывавшей телегу, вылезали чьи-то босые синие ноги. Гробовую тишину прорезали тихие стоны, что раздавались из некоторых окон и дверей.

– Обречённые… Нет, нет, доктора сказали же, что умерли все, что чума всех забрала, – Ксавье непроизвольно сжал живот руками.

– Дурак.

Ксавье обернулся. Голос брата Даниэля, его приёмного отца, что умер четыре года назад во время мора в одной из чумных деревень. Такой знакомый, но изменившийся – глухой, словно из могилы.

– Отец, где ты? – Ксавье сделал пару неуверенных шагов. – Пожалуйста, покажись!

– Они умрут, и ты ничем им не поможешь.

– Отец, где ты? Помоги мне! Мне страшно! – Ксавье в отчаянии смотрел по сторонам.

Деревня пустынна, только мёртвые и умирающие.

– О, Господи…

Юноша поднял голову и потянул носом воздух – запахло палёным.

– О, Боже…

За одним из дальних домов загорелся огонь, потом ещё один и ещё. Пламя медленно ползло к главной площади по переулкам, между домами. Медленно и ровно огонь поедал деревянные постройки, пахло горелым мясом, визжала домашняя скотина, кричали люди.

– О Боже, Боже, хватит! – Ксавье схватился за голову и зажмурил глаза.

Только сейчас он понял, что ни плаща, ни шляпы, ни перчаток, ни маски на нём не было. Только жиппон, кожаные штаны и высокие сапоги – его ничто не защищало от миазмов.

– Нет, – сорвалось с его губ.

Он открыл глаза.

Перед ним стоял отец Даниэль в кожаном плаще, в котором Ксавье его и видел в последний раз. В ноздри ударил запах тлена и земли. Из красных глаз маски с клювом на юношу смотрела пустота, в ней виднелся гнилой череп.

– И меня ты не спас, – голос отца звучал глухо и напряжённо.

Ксавье сделал шаг назад и оступился. Под его ногами лежала солома.

– Откуда? – юноша поднял взгляд.

Железная трость в руках его отца, что постоянно касалась заражённых и мёртвых, горела факелом.

– И себя ты не спас, – пальцы отца разжались, и солома вспыхнула.

Слова, готовые сорваться с языка, упали куда-то в пустоту. Резко развернувшись, Ксавье, как кошка, отпрыгнул от вспыхнувшей соломы. Он зацепился за что-то ногой, упал и перекатился в пыли. Оглянувшись на секунду, он понял, что споткнулся о чумной труп, непонятно как вывалившийся из ближайшего дома. Мертвец повернул к нему почерневшее от болезни лицо и оскалился.

– Доктор! Держите доктора! Он хочет уйти! Он не хочет нам помогать! – прохрипел мертвец ему вослед.

– Держите чумного! Он разнесёт заразу! Он нас всех убьёт! – вторил ему отец Даниэль.

Ксавье вскочил на ноги и побежал. Зачем? Куда бежать? Деревня в огненном кольце, бежать некуда, он обречён, как и все здесь. Но спокойно стоять и ждать своей смерти он не собирался.

Затрещали брёвна и доски. Из окон и дверей домов вырывались языки пламени. В огне мелькали обожжённые лица и руки людей. Гул пожара и крики мёртвых заполняли собой всё.

– Я в Аду, – прошептал Ксавье, хватая ртом воздух.

Кто-то попытался схватить его за волосы. Ксавье рванулся и ударился о стену деревянной кирхи. Он посмотрел наверх – в небе, почерневшем от клубов дыма, высился святой крест.

– Господи! Если Ты слышишь! Помоги мне, Господи! – заревел Ксавье, впиваясь пальцами в закопчённое дерево.

Сквозь шум пожара, он услышал тихую мелодию. Ксавье снова поднял голову – на кресте сидел ангел с лирой.

– Сюда! – позвал ангел и, взмахнув крыльями, спорхнул с креста на крышу.

Сзади раздался треск, Ксавье обернулся. Он успел отпрыгнуть в сторону, как со стены кирхи повалилась длинная лестница.

– Откуда? – чуть не плача, спросил Ксавье.

– Сюда! – ангел поторопил его. Он схватил верх лестницы и манил его к себе. – Сюда!

Руки и ноги не слушались, но молодой чумной доктор пересилил себя. Перекладины затрещали под его сапогами, лестница дрожала, но он продолжал подниматься всё выше. Вот уже середина, а ангел тянет к нему свою руку. Нет, это не ангел. Человек, юноша. Такой же, как и он сам! Волосы цвета вороного крыла, а глаза сверкают, как у той девушки, что спасла его. За спиной не крылья, а плащ, какой носят странствующие барды. А что на шее? Верёвка?

– Быстрее! Руку! – сидящий на крыше поманил Ксавье ладонью. Лестница вновь затрещала и стала дрожать – горящие руки мертвецов раскачивали её снизу.

Ксавье рванулся и схватил барда за руку. Тот зажал свою лиру подмышкой, схватил Ксавье за запястья, с силой потянул его. Оттолкнувшись ногой от предпоследней ступеньки, Ксавье забрался на скат крыши. Он прижался к кровле и начал хватать ртом воздух. Бард же посмотрел на лестницу, захохотал и толкнул её. Вспыхнувшая лестница и забиравшиеся по ней горящие мертвецы исчезли внизу в хаосе пожара.

– Вставай! Мы ещё не выбрались! – бард подскочил к кресту и достал свою лиру. – Держись за мой плащ.

Ксавье подчинился. Он сразу понял, что этот странный бард – его единственная ниточка к спасению.

Молодой бард ударил по струнам. Всё задрожало, огонь уже начавший пожирать кирху, на секунду затих, а в следующее мгновенье, бард и доктор взлетели над горящей деревней.

– Как вороны летим! Как тётушка! – смеялся бард, перебирая струны.

Ксавье молчал, а слёзы радости текли по его лицу. Спасён, быть не может, он спасён.

Летящие поднимались всё выше, и вскоре зарево пожара скрылось полностью, а свежий ветер унёс прочь последние запахи мёртвой деревни.

* * *

Странное ощущение. Всё было как во сне. Может, он и правда спит? Да, это действительно просто сон. Люди не могут летать по воздуху как птицы. Но как же приятно.

Ксавье огляделся по сторонам – кажется, они летят к лесу. Да, всё верно, это Вен-Либре, куда он бежал от сожжённой деревни. Бежал долго, несколько часов, пока полностью не выбился из сил. Почему другие доктора заставили его это сделать? Почему сказали именно ему поджечь обречённую деревню? Он никогда такого раньше не совершал, факел всегда бросали другие.

– И они же обрывали последние жизни, которые не смогли спасти. Страшно… – прошептал Ксавье и ещё сильнее стиснул край плаща барда. Тот заметил это и обернулся. Ветер играл с его волосами, а рот расплывался в улыбке.

– Я рад, что тебе понравилась моя музыка, – сказал бард тихим голосом.

– Она спасла мне жизнь, – улыбнулся в ответ доктор.

Бард хохотнул.

– Как тебя зовут?

– Ксавье.

– Забавное имя! Меня звали Эгиль.

– Звали? Почему «звали»?

– Потому что я умер, – бард чуть прикрыл глаза.

– Как?

– Меня убили. Повесили.

Эгиль взмахнул головой, и из-под плаща вылетела петля висельника. Ветер подхватил её длинный конец и стал играться с ним как кошка с прутиком.

– О Боже! – вырвалось у Ксавье. – Мне жаль! Мне так жаль! Кто? За что? Почему?

Эгиль пожал плечами и снова хохотнул.

– Просто так, от скуки. Люди любят убивать, чтобы почувствовать свою власть над другими. Но тётушка отомстила за меня и за тех, кто был до меня – не вздумай приводить к ней инквизиторов! Другие барды ей тоже благодарны. Убийцы мертвы, она пришла к ним ночью и выпустила нас. Было весело! Мы убили их во сне, так что, – Эгиль скорчил страшное лицо. – Я – мстительный дух зачарованной лиры и мне это нравится! Ведь я больше не умру во второй раз!

– Мстить грешно… – прошептал Ксавье и сам не поверил своим словам. – Погоди, что значит «тётушка отомстила» и «выпустила нас»? Причём тут инквизиторы? Ты мёртв, ты дух, а значит… – у Ксавье перехватило дыхание, – …твоя тётушка – ведьма?

В ответ Эгиль только рассмеялся. Его смех стал похож на птичий щебет.

– Ты что? – спросил Ксавье, но из его рта раздалось глухое «Кррух».

Ксавье посмотрел на свои руки – кожа стала скользкой, из-под неё полезли перья.

– Господи! Хватит кошмаров! Да когда же это закончится? – пальцы разжались, он отпустил плащ и полетел вниз.

Вновь раздалась незнакомая мелодия – но, в отличие от песни Эгиля, от неё веяло не надеждой, а обречённостью. Деревья Вен-Либре приближались, Ксавье закрыл глаза от ужаса – и упал на что-то мягкое. Переплетённые прутья смягчили удар, но Ксавье почувствовал, как резко лишился всех сил, а живот скрутило от голода. Юноша открыл глаза – он увидел, как над ним склоняется огромная чёрная ворона.

– Ведьма! – промелькнуло у него в голове, прежде чем мысли смешались вновь.

* * *

Чёрная Гронья расправив крылья, нервно перебирала когтями край своего гнезда. Трое птенцов мирно спали, укрывшись тёплым пухом, один, только что вернувшийся, нетерпеливо смотрел на неё. Пятый же бился в голодном припадке и слабо открывал рот.

Гронья протянула червяка в клюве лежащему птенцу.

«Возьми его, возьми. В тебе почти не осталось воли жить».

Птенец отвернулся, не прекращая пищать.

Большая ворона недовольно зацарапала кромку гнезда.

«Ты сможешь выжить!»

Тот злобно посмотрел в ответ.

Ворона погладила его крылом, приблизила к себе, обняла.

«Мальчик, пожалуйста».

«Нет!»

«Почему?»

«Я лучше умру, чем приму помощь от ведьмы!»

«Глупец! Ты уже умираешь!»

«Оставьте меня! Я не буду!»

«Что для тебя дороже – твоя жизнь или твои убеждения?»

Птенец раскрыл глаза и посмотрел на ворону, склонившуюся над ним. В её недовольном взгляде он разглядел испуг.

«Тётя так боялась опоздать! Она послала меня вперёд, чтобы я вытащил тебя из твоего кошмара!»

«Эгиль, зачем…»

«Ты ненамного старше меня! Почему ты решил, что тебе можно вот так умереть? Когда ты уже почти выбрался? Я до последнего верил, что меня спасут! Не смей трусить и сдаваться, когда спасение уже близко!»

Лежащий птенец вновь посмотрел на ворону. Та чуть приподняла его голову и осторожно наклонилась к нему.

«Не для того, моя дочь тебя нашла, чтобы ты вот так по глупости своей умер. Корина будет плакать, если ты умрёшь».

«Вы ведьма…»

«И я спасаю тебе жизнь».

Чёрная ворона вложила жирного червяка в раскрытый клювик умирающего от голода птенца. Мир снова померк.

* * *

Где-то вдалеке раздался крик петуха. Ксавье застонал и открыл глаза. Жара больше не было, тело не горело, но хотелось пить и есть.

– Это был сон, о, Господи, – неслышно прошептал он и повернул голову. Гронья мешала что-то в котелке, раздавался запах рыбной похлёбки и свежего ячменя.

Ксавье зажмурился и наморщил лоб. В его памяти всплыли образы. Действительно ли это был сон? Или реальность? Эта женщина и правда ведьма? А её дочь?

«Ведьма спасла послушника церкви. Почему?»

– Проснулся? Хорошо, – проворчала ведьма, оборачиваясь через плечо. – Я возьму тебя под своё крылышко, пока не восстановишься.

Ксавье хотел было возразить, но передумал.

– Я должен был умереть, – тихо сказал он, стараясь не напрягать горло. – Почему вы спасли меня?

– Я боялась опоздать на этот раз, – ответила женщина, не оборачиваясь. – Тебе просто повезло, что сильнее проповедей прислужников церкви, я не терплю смерти невиновных людей.

Ксавье поправил деревянный крест у себя на шее и заметил лиру, лежащую на второй лежанке.

– То, что мне сказал Эгиль, это правда?

– Мертвецы не лгут, – отрезала Гронья.

– А, проснулся! – знакомый голос заставил Ксавье обернуться. – А я тебе клюквы принесла!

На пороге землянки стояла Корина с небольшой миской в руках, в которой краснели мелкие сушёные ягоды. Юноша сам не заметил, как улыбнулся ей.

– Давай-ка сил набирайся и на ноги вставай. Я тебя травничеству научу! Доктор, который не может отличать ядовитых растений от лекарственных – так себе доктор!

– Хорошо, – кивнул Ксавье, обречённо поднимая взгляд. – Если это научит меня помогать людям, а не потому, что я хочу изучать ведовство.

Корина захохотала и дала ему в руки миску.

– Насчёт чумы не волнуйся, – девушка заметила на лице юноши испуг, и чуть улыбнулась. – К Вен-Либре она не подойдёт, пока здесь я и мама. Чёрная Гронья страшнее Чёрной смерти. И, кстати – не надевай больше жиппон под кожаный плащ – заморишься.

– Верно, дочь… Парень, а ну-ка, надевай камизу и брэ, нечего тебе голышом валяться, – хмыкнула Гронья, продолжая мешать похлёбку. – Дочь, ты их уже постирала?

– Да, мамочка! – весело ответила девушка.

В ответ Ксавье закрыл лицо руками и закричал от смущения, а ведьма с дочерью озорно рассмеялись.

Паршивая овца

Франция, 1312 г.

Нет, нет, нет! Она не проклята!

– Я не проклята. Злые, злые, злые языки. За что, за что вы так со мной? Что я плохого вам сделала? – бормотала пастушка Мария, снимая с головы белый платок. Светлые локоны расплескались по тонким плечам, обнажённая девушка подошла к горящей жаровне, железными щипцами достала из неё раскалённый уголёк и бросила его в чашу с овечьим молоком. По пустому дому потекло зловещее шипение остывающего уголька, он потяжелел и опустился на дно, молоко почернело. Размешав уголь пестиком, Мария по прозвищу Бездетная Овца взяла чашу в руки и посмотрела в окно.

Последняя ночь весны и первая ночь лета. Как хорошо, что муж уехал на ярмарку! В ведьмину ночь лучше быть одной, чтобы ритуал никто не прервал.

– Я просто хочу ребёнка. Я просто хочу родить здоровое дитя, носить его сердце под своим сердцем, не быть одной! – шептала Мария, проливая слёзы в молоко.

Ах! Одиночество!

Его Мария боялась больше всего! А если муж умрёт? Или ещё хуже – уйдёт к другой женщине, что родит ему дитя? Нет, нет, нет! Ей надо понести, и если сам Бог не хочет подарить ей ребёнка, так пусть хоть Дьявол это сделает!

Мария поднесла чашу ко рту и пригубила молоко. Солёное и горелое на вкус. Почему в доме запахло серой? Она встала на колени, потом легла на пол, закрыла глаза. Кажется, на её левое плечо легла чья-то мохнатая лапа, а за окном разразилась первая летняя буря.

Спустя пару месяцев Марию перестали звать Бездетной Овцой – живот было не скрыть. Правда волосы у Марии поседели и голос изменился. Хотя и до этого она блеяла как овца.

К весне Мария не могла разродиться. Как будто что-то мешало ей. Тогда она вновь почувствовала мохнатую лапу на левом плече. А ещё услышала голос и совет, что ей нужно сделать, чтобы разрешиться от бремени.

Она послушалась – и ночью родила девчушку, стоя на коленях в луже крови своего мужа. Голова дровосека, отрубленная его же топором, осуждающе смотрела на жену. Её Мария сварила первой. Мяса в доме теперь было в достатке – молоко появлялось ко времени кормления ребёнка. Целый год, Мария с малышкой не выходили из домика в лесной чаще. Девочка выросла крепкая, а как потом оказалось и смышлёная. А Марии Бездетной Овце жители деревни придумали новую кличку.

Теперь её все звали Серая Бребис.

* * *

Франция, 1352 г.

Облегчение было временным – как ни хотелось бы Ксавье встать, сделать этого он не мог. Гронья продолжала бормотать под нос, что он сам себя чуть не заморил. В эти моменты она напоминала юноше заботливую, но ворчливую мать.

– Ещё немного и чуме было бы нечего делать, – то и дело повторяла ведьма, отпаивая юношу травяными отварами и кормя ячменным хлебом с варёными яйцами. – Тебе бы молока, но оно скисает, как только я беру крынку в руки, а в деревню тебе идти не следует. Её жители… глупы и трусливы, они совсем не жалуют чужаков.

– Верно-верно, ты слушай мою маму! Она людей насквозь видит! – поддакивала Корина, отправляясь за очередной корзиной лесных трав.

Ксавье смущённо улыбался и продолжал лежать – чтобы уйти отсюда, надо было накопить сил. За эти три долгих дня, он уже поведал своим спасительницам невесёлую историю своей жизни.

– Этим летом мне должен пойти девятнадцатый год. Я сирота, я не знаю кто я и откуда. Меня подбросили в корзинке на порог мужского монастыря кордельеров. Там меня подобрал отец Даниэль, который усыновил меня, – Ксавье повернул голову и смотрел на тлеющие угли в жаровне. Один из них затрещал и попытался выпрыгнуть, но ударился об железные прутья.

– Ребёнок из церкви попал в лапы к ведьме. Жизнь такая шутница, порой, – Гронья закусила нижнюю губу. – Почему же ты согласился обучаться у моей дочери после Дома Божьего?

– Пожалуйста… – Ксавье засмущался. – Я хочу всё рассказать.

– А я хочу послушать! – Корина присела на край его лежанки и стала накручивать чёрный локон на палец.

Гронья хмыкнула и кивнула.

– Только без проповедей, – проворчала она.

Ксавье слабо улыбнулся и продолжил рассказ.

– Отец Даниэль из обители взял меня на воспитание и обучение. Так я выучился грамоте и письму. Принимал участие в мессах, собирал десятину для церкви.

– Ммм… Был мытарем, как Иуда? – протянула Корина. – А где твои тридцать серебряников?

Ксавье резко вдохнул воздух. Он сам не понял, что именно его так поразило – то, что его сравнили с предателем сына Господня, или что дочь ведьмы знает Библию.

– Я учился вести хозяйство вместе с другими послушниками. Я знаю Псалтирь наизусть, – смущённо продолжил он.

Гронья повысила голос.

– Молчать! Я же сказала – без проповедей и псалмов! Духов места разгонишь! Не забывай, что ты в гостях!

Ксавье опустил взгляд.

– Простите.

Ведьма с недовольной усмешкой упёрла руки в бока, а Корина в это время листала трактат о медицине, найденный в походной сумке Ксавье. Особенно её заинтересовало изображение человеческого скелета.

– Так значит, ты понимаешь эти закорючки. Я тоже. Но никогда не видела в книгах смысла, хоть, признаюсь, картинки здесь весьма интересные. Но если мир что-то и хочет мне сказать – он говорит напрямую, – девушка закрыла книгу. – Но это не значит, что я не понимаю эти буквы! Посмотри, мама!

Гронья взяла протянутую книгу и, не раскрывая её, положила обратно в сумку Ксавье. Юноша закусил губу, смущённо поморщился и продолжил рассказ.

– Ещё у меня есть дядя, он был старшим братом моего приёмного отца. Он… – юноша перевёл дыхание, – …из рыцарского рода, он тоже меня кое-чему научил.

– О, рыцарского, – голос Гроньи изменился. – Например? Чему он тебя научил?

– Скакать верхом на лошади, сражаться боевой тростью…

– Хм, – насмешливо кивнула ведьма. – Палкой, что ли?

– Нет, тростью, – Ксавье смущённо опустил взгляд.

Корина улыбнулась и взлохматила его волосы.

– А где же она? – спросила девушка. – Где твоё оружие? Какой же рыцарь без оружия?

Ксавье промолчал.

– Наверное, в лесу потерял, – ответил он, наконец.

– Лес чужого не берёт, если ты пришёл к нему с добром. Найдётся и вернётся к тебе твоё, – улыбнулась Корина.

Ксавье прищурил глаза.

– Когда мне исполнилось четырнадцать, пришла чёрная смерть… Брат Даниэль, мой названный отец, знал медицину и обучил меня её основам. Он облачился в доктора и отправился помогать заражённым людям – его в скором времени не стало. До нас дошли слухи, что его погребли в маске и плаще, но вот где?.. Я не знаю. Теперь, я даже не могу сходить на могилу к своему отцу.

– Не ты один, – Гронья пожевала губами. – Чёрная смерть прошлась по всем землям. От неё не было спасенья – ни один доктор не может её отвести.

Ксавье сделал усилие и приподнялся на лежанке.

– Спустя месяц, после того, как мой отец погиб, я ушёл из монастыря, собирать подаяние для малоимущих. Меня не было несколько дней, а когда я вернулся, то меня даже не пустили в город, где была наша обитель… – Ксавье почувствовал слёзы у себя на щеках. – Все братья и послушники были мертвы, чума пришла и к нам. И… Я ушёл с докторами, с мортусами, с теми людьми, что хоронили моих братьев по обители.

Юноша вытер слёзы насухо и продолжил.

– Меня, как грамотного, взяли с собой и стали учить врачеванию… Но чего уж говорить, учить меня им было почти некогда. Я готовил, разводил специи в вине, стирал, обрабатывал инструменты, потом для меня сделали костюм доктора. А когда мне настало восемнадцать, и чёрная смерть стала отступать, – Ксавье улыбнулся. – Я был горд, я всё же был одним из тех, кто смог её победить.

Ведьма отвернулась и еле подавила смешок. Глупый слёток, но добрый.

«Такие долго не живут…»

– Я решил, что стану одним из докторов, но…

Гронья молчала, Ксавье опустил взгляд, а потом снова зарыдал.

– Но когда я приходил в деревни, где вновь и вновь появлялась Чёрная Смерть… Я ничего не мог поделать, никому не мог помочь – и так каждый раз. Когда меня заставили в первый раз самому поджечь деревню с людьми, я понял, что не могу так больше… Я так не могу! Сколько мёртвых! Сколько обречённых! Сколько погребальных костров! Я не хочу больше, не хочу! Не могу! Это бессмысленно! Я вообще ничем не могу помочь людям, ничем! – Ксавье обхватил колени и стал приглушённо всхлипывать. – Я не знаю, что мне делать со своей жизнью. Не знаю! Я так устал постоянно бояться… Меня учили всю жизнь, что людям надо помогать, что надо забывать о себе, отказываться от всего. Но я всё ещё не могу никому помочь, я не смог спасти жизнь ни одному человеку…

Гронья пожевала губами и пристально посмотрела на Корину. Девушка кивнула и дотронулась до плеча юноши. Ксавье поднял голову.

– Ты был послушником монастыря. Ты мог бы стать безжалостным инквизитором. Таким, какими обычно и становятся кордельеры, – глаза дочери ведьмы злобно сверкнули. – И смог бы отправлять невинных людей на костры, предварительно как следует их допросив и выдавив признание в ведовстве. Проще говоря, стал бы охотником на ведьм. Как ты думаешь, что бы сделала ведьма с таким как ты, если бы он попал в её логово? Когда цепной пёс ранен, волки жрут его, верно?

В глазах юноши мелькнул испуг.

– Но тут у нас нечто другое, – Корина положила подбородок на ладонь и пристально посмотрела Ксавье в глаза. – Ты пошёл не в рыцари, а в доктора. Тебя учили помогать людям, а не мучить их и убивать, верно? Ты сам захотел больше узнать о том, как действительно можно кому-то помочь, и не молитвой или милостыней. Верно?

Ксавье кивнул.

– Но тебя так ничему и не научили за всё это время, что ты ходил по нашему зачумлённому краю. Ты напуган, ты в исступлении, и не знаешь, что правильно, а что нет. Не научился тому, чему хотел, не получилось у тебя почтить память твоего отца, которому ты и после его смерти безмерно благодарен, верно?

– Верно.

– Ты не знаешь, что делать со своей жизнью. Это весело. Может, ты хочешь умереть, чтобы всё закончилось?

– Нет! – выкрикнул Ксавье. – Нет! Я хочу жить! Как никогда я хочу жить! Если я прошёл через этот кошмар и выжил, это что-то да значит! Ведь так?

«Эта девушка так мудра. Странно… Такое чувство, будто я говорю с отцом».

Корина взъерошила лохматые волосы Ксавье и крепко обняла его.

– Глупышка, конечно, это так! Никогда не думай, что жизнь бессмысленна – ведь если хочешь чему-то научиться, то учиться надо всю жизнь! Я научу тебя отличать одни травы от других – чтобы твои руки сами запомнили! Добрая трава сама в ладонь идёт! Завтра пойдём, хорошо? Эй, чего ты покраснел? – Корина удивлённо смотрела на то, как лицо Ксавье медленно покрывается румянцем.

Послушник монастыря Святого Франциска только что осознал, что рядом с дочерью ведьмы он начинает испытывать странное искушение, от которого на душе становилось тепло и нетерпеливо. Шумно вдохнув воздух, Ксавье начал читать про себя молитву.

«Это всё Бес Полуденный! Его происки!»

* * *

Гроза началась внезапно – впрочем, на вечернем небе, уже переходящем в ночь, это было непросто заметить. Карета с графским гербом на дверях ехала по просёлочной дороге, Поль, завернувшись в походный плащ, безразлично смотрел на льющуюся с неба воду. В голове метались мысли и воспоминания – настолько разные, что восемнадцатилетний сын графа никак не мог ухватиться хотя бы за одно из них.

…Вот он дарит Корине новый серебряный гребень, украшенный резьбой в виде цветов. Теперь у сестрёнки будет чем расчесать свои длинные волосы. Корина прыгает на него от радости, валит его на траву, обещает, что научит его ловить ящериц и отпугивать змей…

– Она научила, – Поль слабо улыбнулся и притянул плащ к лицу. Холодные брызги дождя попали ему на щёку.

…Вот он тайком учит сестру из леса грамоте – потому что пообещал ей, что она будет понимать надписи к красивым картинкам. Книги носил тайно, потому что отец за них золотом платил, да и дорогими они были…

– А всё же Корина научилась читать и даже немного писать, – Поль надвинул шляпу с павлиньим пером на лоб и опустил взгляд.

Когда не стало мамы, от горя он убежал в лес – Корина нашла его. Сказала ему, а потом и их отцу, что надо сделать, чтобы в их семье больше не было смертей в ближайшие страшные годы. Отец её послушал – именно поэтому, ни Поль, ни его младшие сёстры ещё ни с кем не обручились. Все их потенциальные женихи и невесты уже погибли от мора.

– Если бы отец не послушал сестру, то наш род бы уже прервался. Он всегда прислушивался к Корине… – Поль зажмурил глаза и еле сдержал слёзы. – Отец, прости меня, прости…

Амадей де Корбу и правда любил Корину, как свою родную дочь. Для Поля же Корина стала не столько сестрой, сколько самым близким и самым родным другом. Дикой девочке из леса можно было доверить любой секрет, спросить любого совета – Поль чувствовал её искренность.

– Спасибо, сестрёнка, спасибо, – прошептал он, заметив через грозу, приближающийся образ поместья барона Жонкиля.

Вновь сверкнула молния, из-под низа кареты раздался странный треск, Поль услышал крик возницы, карета завалилась на бок. Юноша вылез из кареты, с трудом передвигаясь по вязкой грязи. Где-то вдалеке раздавалось ржание лошадей и человеческие крики. Поль в ужасе видел, как через пелену проливного дождя к нему приближается сгорбленная фигура старой женщины с длинными спутанными волосами и кажется, у него над ухом громко заблеяла овца.

* * *

Подняться на ноги будет непросто – будь у него его трость, было бы куда легче. Но ничего, он обязательно её найдёт, когда полностью восстановит силы. На второй день, Ксавье уже окреп настолько, что смог вести записи в своём походном дневнике. Бережно расходуя чернила, он внимал рассказам Гроньи и Корины, тщательно записывал всё о лекарственных травах, как определить их по запаху, что лучше брать для зелий и припарок – корневище или же листья.