Читать онлайн Закончен школьный роман бесплатно

Закончен школьный роман

Пролог

За окном темнело, поезд въезжал в ночь, а спать совсем не хотелось, и тихое вагонное покачивание и размеренный стук колес вовсе не убаюкивали, а бодрили и встряхивали, и подкрадывающаяся дремота от каждого нового легкого толчка отскакивала прочь. Мне всегда плохо спалось в поездах. Для меня движение – это деятельность, это стремление, целенаправленное старание. Какой тут может быть сон?

Ира тоже не собиралась ложиться, хотя уже и застелила свою верхнюю полку постельным бельем. Да и третья, последняя, обитательница нашего купе не торопилась на отдых, сидела, положив под спину подушку, читала электронную книгу. Она была младше меня лет на десять. Но я на ее фоне представлялась себе замученной, усталой дамочкой в возрасте, хотя предпочитала воспринимать свои сорок с хвостиком как «еще», а не «уже».

Мы с дочерью хорошо разглядели попутчицу, когда она только входила в купе. По ней невозможно было просто скользнуть равнодушным взглядом, она притягивала внимание.

Красивая, высокая, стройная, длинноногая. Она не сутулилась, как я обычно, держала плечи расправленными, а голову – гордо поднятой. У нее имелись веские причины гордиться собой. Темные волосы лежали на плечах крупными локонами, а глаза в зависимости от освещения становились то темно-синими, то насыщенно-серыми, то почти черными. А еще попутчица показалась мне знакомой. Не то чтобы я ее знала, но видела, где-то, когда-то и, возможно, не один раз.

Она вежливо поздоровалась приятным, чуть низковатым голосом, но не добавила больше ничего, уверенно заняла свое место.

Синева за окном густела, проносящиеся мимо огни фонарей и зажигающихся окон чертили на ней желтые и белые полосы, поезд плавно покачивал колыбели вагонов, но никто из нас троих и не думал о сне. Ира сидела рядом со мной и тихонько рассказывала о своей подруге Насте.

– Она уже подала куда-нибудь документы? – поинтересовалась я.

Настя была на год старше Иры, в этом году окончила школу и оказалась перед выбором: что делать дальше?

– Ну да, – кивнула дочь. – В железнодорожный. И еще, по-моему, в финансово-экономический собирается.

Ира перечисляла вузы без всякого энтузиазма, гораздо больше интересовали ее другие аспекты Настиного будущего.

– Знаешь, чего она сказала, – дочь коротко глянула на меня и уставилась в стол. – Они с Максом с осени вместе жить собираются.

– Не рано ли? – фраза вырвалась сама, вполне ожидаемая.

– Они уже полтора года вместе, – многозначительно выдала Ира. – Весь десятый и одиннадцатый.

– Ну… – с сомнением протянула я.

Упоминание о классах в моих глазах не прибавило аргументу убедительности.

– В том-то и дело. Очень редко бывает, когда школьная любовь выливается во что-то серьезное. Не знаю почему, но обычно, заканчивается учеба, а через какое-то время заканчиваются и отношения. Новый статус, новая жизнь, новые знакомые. Наверное, и любви тут хочется какой-то новой.

– Да ну! – не соглашаясь, мотнула головой Ира. – На кой нужна новая, если и так все хорошо?

Я пожала плечами.

– Честно говоря, я, конечно, слышала такие истории, когда с будущим мужем или женой начинали встречаться, еще учась в школе. Была в параллельном классе такая парочка. До сих пор вместе. Но это редкость. В основном разбегаются через какое-то время. Даже, если пожениться успевают. И не стоило бы твоей Насте торопиться. Подумала бы еще. Вот правда, Ир, ну не очень доверяю я этим школьным романам. В смысле надежности.

Дочь слушала с недовольной скептической миной, словно говорила своим видом: «Ну да, всегда вы так родители. Ничему не верите, во всем сомневаетесь. Вечно недовольные». А я, скорее всего автоматически, перевела взгляд на сидящую напротив попутчицу, неосознанно ища поддержки от взрослого взрослому.

Оказывается, она уже не читала, а заинтересованно поглядывала на нас с Ирой и, кажется, прислушивалась к нашему разговору.

Дочь, и так возмущенная, восприняла агрессивно чужое любопытство, тоже уставилась на соседку и с вызовом спросила:

– А вы как относитесь к школьным романам? Тоже не доверяете?

Та не испугалась и не обиделась, улыбнулась, едва заметно дернула плечом.

– Я не знаю. Мне трудно быть объективной в этом вопросе.

Ира мгновенно перестала сердиться.

– То есть?

Теперь и она светилась любопытством, а попутчица опять улыбнулась.

– Я расскажу.

Звали ее Никой, а немного необычная фамилия начиналась с отрицания – Нежданова. Она не боялась откровенностей, честно и просто говорила о том, о чем я бы никогда не решилась. Но я не останавливала ее, несмотря на присутствие моей несовершеннолетней дочери.

Во-первых, Ире недавно исполнилось семнадцать, во-вторых, нисколько не сомневаюсь, что она уже давно знала, откуда берутся дети, и что такое секс.

Не берусь утверждать, что запомнила Никину историю дословно. Скорее всего, что-то выпало из памяти, а что-то я добавила от себя, пропустив через сито своих воззрений и эмоций. Уж с точки зрения родителей – точно. Поэтому и поведу рассказ не от первого лица, а с позиции стороннего наблюдателя.

Часть первая

1

Ника стояла перед зеркалом в ванной и рассматривала свое отражение.

Выглядит она вполне ничего, даже для первого дня в новой школе… в новом классе… в новом одиннадцатом классе. Впрочем, идти в новый второй или новый шестой, возможно, так же страшно, как и в новый одиннадцатый. Откуда ей знать? Все предыдущие десять лет она проучилась в одной школе, одном классе с одними и теми же ребятами. Но в наступившем учебном году старая сверху до низу, вдоль и поперек знакомая школа оказалась где-то в недосягаемой перспективе – на другом конце города, и родители решили: Нике нет смысла ездить каждый день в такую даль.

Конечно, Нику необходимо держать в безопасной близости от дома. Спасибо за заботу, папочка и мамочка! Но что интересно, Денис все так же жил в центре и сейчас находился на том же расстоянии, как и раньше. Прежде оно его не смущало, будем надеяться, не смутит и теперь. И стоит ли сильно переживать из-за какого-то нового одиннадцатого, когда есть Денис!

«Господи, Ника, ты все еще с ним? – возопит Лада, иронично подожмет губы. Да, все еще с ним. «Он же старше тебя почти на десять лет!» – последует далее. Почти на десять. Возможно, в этом-то вся и прелесть.

Ника чуть наклонила голову.

А может, не ходить сегодня в школу? И завтра, и послезавтра…

Но почему же не ходить, если с утра сама себе нравишься в зеркале? Нельзя упускать такой шанс. Да и что стоит ей, с пластикой и грацией кошки, незаметно проникнуть в любой коллектив! Незаметно? Ой, нет. Угораздило же Нику заболеть на первое сентября. Целая неделя прошла с начала учебного года, и, конечно, все давно в курсе, все с нетерпением ожидают ее появления. Классный руководитель одиннадцатого так и заявила представшей перед ее очами Нике, без особого усердия отыскавшей учительницу в кабинете математики:

– Наконец-то! А мы тебя давно ждем, – и успокоительно-оптимистично добавила: – Не волнуйся. Все будет в порядке.

Она довела Нику до кабинета биологии, в котором проходил первый в этот день урок у одиннадцатого, нежно втолкнула в дверь. Что она говорила потом? «Вот ребята, познакомьтесь, ваша новая одноклассница. Прошу любить и жаловать!» Или что-то еще в этом роде. Какая разница? Еще секунду назад Ника мучилась проблемой, на кого ей смотреть, зайдя в класс, как будет чувствовать она себя под чужими, любопытными взглядами. Секунду назад…

Сейчас она смотрела на последнюю парту у окна, в незнакомые глаза, не понимая их выражения, но чувствуя нечто непреодолимое, влекущее, связывающее. Она вдруг ощутила, что не одна. Рядом с ней кто-то есть.

Классная предложила ей выбрать место. Но разве у нее был выбор? И хотя существовало в классе еще одно свободное место за предпоследним столом среднего ряда возле симпатичного, строящего приветливые физиономии мальчика, Ника медленно прошла к последней парте у окна.

– Привет! – решилась произнести она.

Он ничего не ответил, по-прежнему не отрывая взгляда, и, только когда она опустилась на стул, отвел глаза.

Соседка спереди обернулась и понимающе посмотрела на Нику. Ника чуть улыбнулась ей.

– Если ты умеешь медитировать, биология – самое подходяще время. Или умрешь со скуки. Хотя…

Девчонка бросила многозначительный взгляд на Никиного соседа и отвернулась, не дожидаясь ответа.

Ника подумала: вероятно, все действительно будет в порядке, и можно немного успокоиться (хорошо, что парта последняя, и никто не сверлит затылок изучающим взглядом) и, пожалуй, даже послушать, о чем разглагольствует у доски биологичка. На первый взгляд она вполне милая женщина. Неужели на ее уроках умирают со скуки? И только Ника решила слегка расслабиться, неожиданный, настойчивый вопрос разбил ее хрупкое спокойствие. Что произошло с ней, когда она переступила порог кабинета?

Ника повернула голову и посмотрела на своего соседа. Тот легкими и быстрыми штрихами рисовал в тетради ее портрет.

– Это я? – Ника не смогла сдержать удивленного возгласа.

Парень что-то утвердительно промычал в ответ без капли смущения и скрытности.

– Ты хорошо рисуешь, – растерянно пробормотала Ника.

– Я? – сосед вскинулся в безграничном удивлении. – Да я обычно цветочный горшок не в состоянии нарисовать.

– А это?

– Иногда что-то случается, пальцы сами выводят, – и секунду помолчав, добавил: – И то, что я рисую, часто приобретает для меня какое-то значение.

Его интонации абсолютно исключали какой-то тайный смысл, намек или подвох.

– Удивительно!

Такой встречи Ника никак не ожидала. Попробуй здесь успокоиться! Она и приблизительно не могла представить утром, стоя у зеркала и размышляя обо всем известной тяжелой участи новичка, какое удивление и какие страхи предстоит испытать ей в первый день. Тревожно. И она, кажется, немного побаивается своего соседа по парте.

Что, если пересесть от него на следующем уроке к тому приветливому, симпатичному мальчику на среднем ряду? Но, вновь встретив взгляд непонятных, незнакомых глаз, Ника сдержанно, едва заметно вздохнула. Нет, ничего не выйдет. Никуда она не пересядет. Возможно, это и испугало ее.

На перемене девчонка с передней парты, преградив дорогу, так же легко и непринужденно, как в первый раз, без всяких вступлений и формальностей заговорила:

– И угораздило же тебя, Вероника…

– Ника! – негромко, но твердо поправила ее Ника.

– Ника? Здорово! А я – Марина. А это – Таня, – она мотнула головой в сторону стоящей рядом подруги и соседки по парте и невозмутимо продолжила, точнее, начала с начала, без возражений принимая чужие правила: – И угораздило же тебя, Ника, со Степой сесть!

– Да? – вопросительно глянула Ника.

– Никогда не знаешь, что от него ожидать.

– Степа у нас – волк-одиночка, – добавила Таня.

Нике еще раз захотелось вопросительно воскликнуть: «Да?», но Марина заботливо опередила ее.

– Ты не волнуйся. Он нормальный парень. Конечно, со своими тараканами, – и тут же философски заметила: – Но кто из нас без тараканов?

Не успела выйти из школы – новый сюрприз. За поворотом среди деревьев ее поджидал Денис, шагнул навстречу, обхватил уверенными руками.

– Как дела? Все ли покорены и очарованы?

Ника откинулась, улыбнулась.

– Все-все-все.

– Ну конечно, моя красавица!

Денис попытался поймать ее губы, Ника, дразня, увернулась, наклонила голову и увидела…

– Пойдем отсюда! – потянула она Дениса.

– Почему?

– Здесь кругом невероятное количество моих одноклассников. Увидят тебя и будут обо мне сплетничать. А мне надо продуманно создавать репутацию. Хотя бы первое время.

Не могла же Ника рассказать Денису, что не в силах, не хочет, не способна ни обниматься, ни целоваться с ним на глазах у своего соседа по парте. Степы. Степки. Было непозволительно запретно произносить сейчас это имя. И на какое-то мгновенье Ника почувствовала себя виноватой. Нет, вовсе не перед Денисом. Его она обнимала сейчас нежно и преданно.

Почему тогда не проходит тревога? Почему хочется оглянуться назад? Но Денис торопливо увлек ее за собой, тихо и сладко заговорил в самое ухо, нежно лаская его теплым дыханием, которое безмятежным весенним ветерком развеяло страхи и сомнения.

– У тебя сегодня репетиция? – на прощанье удостоверился Денис, на что Ника утвердительно кивнула. – Я тебя встречу после.

Ника снова попыталась утвердительно кивнуть, но Денис помешал ей, целуя. Он и не сомневался в ее безропотном согласии, даже в самых идиотских мыслях не предполагая, как могла бы отказать ему его послушная маленькая девочка.

Зайдя в квартиру, Ника прислонилась спиной к мягкому дерматину двери, уронила на пол сумку, задумалась.

Денис старше ее на девять лет, ему двадцать пять. Денис говорит, будто был сражен с первого взгляда. Странно в его возрасте обратить внимание на такую малолетку, как Ника. Может, она выглядит старше своих лет?

Впервые Денис увидел ее на сцене, в танце. Наверное, в этом все и дело. Та Ника совсем другая: стремительная, загадочная, бесстрашная. Конечно, она старше. Пожалуй, у нее совсем нет возраста. Но почему Денис не разочаровался потом, когда она сошла со сцены, сняла экстравагантный костюм, отбросила придуманный образ? Почему он влюбился в маленькую, глупую, неопытную девочку?

Ника заглянула в зеркало. Не такая уж она маленькая и глупая. Она – чудо! Она гибкая, изящная, сильная, очаровательная, бесподобная. И как в такую не влюбиться? Все равно кому, двадцатипятилетнему или шестнадцатилетнему.

Ника вздохнула, подобрала сумку, вошла в комнату и увидела Ладу.

– Ну, как ты? – поинтересовалась Лада. – У тебя растерянный вид. Что-то не так?

– Все в порядке! – оптимистично воскликнула Ника.

Рассказать или нет Ладе о том, что произошло с ней сегодня в школе? Но как рассказывать, если не в состоянии подобрать слова? Разве Ника сама поняла, что с ней случилось? Разве сможет она объяснить?

2

Вечером на репетиции Лариса объявила о выступлении в клубе во вторник. Эти бесхитростные, невинные слова «клуб» и «вторник» приобретали особый смысл только в глазах тех, кто знал им истинную цену. Но и непосвященным станет понятно, если добавить к «клубу» обычно сопутствующее ему в данном случае определение «ночной». Значит, выступление во вторник превращалось в долгую ночь со вторника на среду и безмерную усталость от бессонницы к утру.

– Лариса! Но мы же договорились! Ты не занимаешь меня в ночных выступлениях на неделе, только с субботы на воскресенье. Я ведь в школе учусь.

– Да ты что! – Лариса с деланным удивлением взглянула на Нику. – Ника, солнышко! Ты классная танцовщица, но, увы, не «звезда», и не тебе диктовать условия, – холодно заявила она и неожиданно мягко добавила: – Димочка очень просил, – на какое-то мгновение лицо Ларисы стало сочувственным. – Поспишь в раздевалке или уедешь пораньше.

– На чем это я уеду в три ночи? – Ника не хотела сдаваться.

– Димочка тебя отвезет.

– Ах, Димочка? Но мне нужно к себе домой, а не к нему.

Лариса хихикнула и, положив руку Нике на плечо, добродушно предположила:

– А разве твой распрекрасный Денис тебя не отвезет? – и ехидно ввернула: – К тебе домой. Или к себе.

Ника аккуратно стряхнула ее руку.

– За что мы тебя любим, Лариса, так это за твои доброту и понимание.

Она развернулась и собиралась уйти, но Лариса остановила ее, спросила серьезно:

– Послушай, Ника! Тебе что, деньги не нужны?

Ника вздохнула.

– Ты опять забыла. Я еще маленькая и имею право жить на иждивении у родителей.

– Я помню, – возразила Лариса. – Собираемся, как обычно. Постарайся не опаздывать.

Только Ника вышла на улицу, из сгущающегося мрака пасмурного безлунного вечера выступила навстречу темная таинственная фигура.

– Не хотите прокатиться, девушка?

– Нет! – ни капли не растерялась Ника. – Мне не нравится цвет вашей машины.

– Как ты разглядела в такой темноте? – озадаченно прозвучало в ответ.

– А я днем видела! – Ника коварно улыбнулась.

– Ну, если тебя не устраивает моя машина, – развел руками таинственный встречный, – пойдем пешком.

– Ноги сотрем, пока до моего дома дойдем.

– До чего же ты привередливая, Ника! – воскликнул Денис. – Тогда пойдем ко мне. Здесь недалеко.

Он приблизился вплотную, взял за запястья.

– Меня же дома ждут!

Но Денис устал от возражений, быстрым, уверенным движением обнял ее, прочно прижал к себе.

– Подождут.

Никину щеку обожгло жаром его дыхания.

– Я тоже ждал. Пойдем! – он потянул ее к машине. – Пойдем.

Бывают же в жизни такие бесконечно безмятежные, счастливые минуты, когда время и пространство теряют смысл, когда совершенно забываешь о существовании реального мира и даже мысли не допускаешь о возвращении в его рассчитанный, размеренный, угнетающий ритм. Ника лежала в объятиях Дениса, блаженно улыбалась, полуприкрыв глаза, и вдруг вспомнила…

Она внезапно встрепенулась, Денис вздрогнул от неожиданности, вскочила.

– Сколько времени? Мне уже пора!

Денис сладко потянулся, не обращая внимания на ее метания.

– Ты меня отвезешь?

– Если ты меня как следует попросишь, – он довольно и самоуверенно подставил губы.

Ника рассердилась.

– Хорошо! Доеду на автобусе.

– Да что с тобой? – Денис нехотя сел.

– Меня же дома ждут! Денис! – Ника отчаянно взмахнула руками.

Почему она сердится? Потому, что с того момента, когда воскликнула: «Мне пора!», не была до конца искренна и честна, ссылаясь на время и волнение родителей.

– Не представляю, как твои предки согласились на твои ночные выступления!

Ника перестала суетиться, застыла на месте, пытаясь собраться с мыслями.

– Они, конечно, не в восторге.

– А от чего они в восторге? – обиженно возопил Денис. – От меня они тоже не в восторге.

– Зато я в восторге. Тебе мало?

На прощание Ника чмокнула Дениса в щеку, что он воспринял с благосклонной, всепрощающей улыбкой, выбралась из машины и, подняв глаза, посмотрела на ярко освещенные окна своей квартиры.

Было не так уж поздно, точнее, совсем и не поздно. Во всех окнах горел свет. Похоже и мама, и папа, и даже Лада сейчас дома. Может, сразу сказать родителям про выступление во вторник? И что потом Денис подбросит ее. Они, действительно, не в восторге ни от того, ни от другого. Конечно, Денис Нике не пара, слишком большая разница в возрасте. Что можно ожидать девчонке от взрослого, испорченного мужика? А насчет выступлений…

Ника помнит, как объясняла:

– Это обыкновенная работа, как и все остальные.

Отец, молча сидевший с начала разговора, вдруг невозмутимо высказался:

– Некоторые и проституцию считают обыкновенной работой.

– Папа! Как ты можешь? Неужели ты думаешь, что я…

– Конечно, нет! – спокойно выслушал Никины возмущенные вопли отец. – Ты считаешь, для тебя так уж необходимо целую ночь скакать под похотливыми, пьяными взглядами?

Мама обеспокоено глянула на Нику, думая, что та сейчас разозлится и рассвирепеет от негодования. Но дочь сдержанно посмотрела на отца.

– Пап! Я между прочим там не на тумбе стою и полуголым задом верчу. Я на сцене танцую. Нормальные постановочные танцы. А остальные для меня только зрители. И не более того. К тому же, мне обычно некогда замечать, какие у них взгляды. Я не могу ждать, когда меня пригласят в Большой театр. Да меня никогда и не пригласят, я не балерина. Меня вообще никуда не пригласят, если я всю жизнь буду танцевать только перед зеркалом. Это приличный клуб. Там часто выступают очень даже известные артисты. Там дорожат репутацией и соблюдают порядок. И вообще! Я же не стриптиз танцую!

– Вы договоритесь! – вмешалась мама.

В конце концов, сошлись на том, что взяли с Ники страшную клятву: ее ночные выступления не пойдут в ущерб школе, она не станет плакаться по утрам, будто умирает, как спать хочет, не будет прогуливать уроки, и, главное, не вздумает добираться рано утром до дома в одиночку, и, основное… Короче, и так далее, и тому подобное. И если хоть один раз возникнут проблемы, о самостоятельной рабочей жизни придется забыть.

Ника договорилась с Ларисой о своем участии только в выступлениях с субботы на воскресенье. Спасибо, Ларисочка! Если поспать только час или два, интересно, как она переживет среду в школе?

3

Наутро в среду Ника чувствовала себя довольно бодро, особенно для человека, который не спал целые сутки (пару жалких часов Ника считать не собиралась), к тому же, не просто не спал, а целую ночь – как там говорил папа? – «скакал» по сцене добросовестно и самозабвенно. Ника героически продержалась первую половину литературы, пока шел опрос, но потом нежный, вдохновенный голосок литераторши Софочки ласково и незаметно убаюкал ее. Как ни старалась Ника, глаза непослушно смыкались, голова клонилась.

Ника уперлась подбородком в ладонь, стараясь удержать голову в вертикальном положении, и не заметила, как заснула.

Ее разбудил невозмутимый шепот Степы.

– Я совершенно не возражаю, если ты будешь спать на моем плече. Меня это вполне устраивает. Но, боюсь, Софочка будет против.

– Неужели я заснула? – Ника еще не пришла в себя.

– Как бы это сказать… помягче… – Степа выдержал многозначительную паузу.

– Ясно. Спасибо за участие! – Ника постаралась взять себя в руки, но уже через секунду беспомощно простонала: – Жутко спать хочется!

– Кофе? – коротко предложил Степа, словно официант в ресторане.

– У меня от слишком крепкого голова кружится, – виновато посетовала Ника.

– Тогда самое лучшее – идти домой и лечь спать.

– Я родителям обещала, что не буду прогуливать уроки, и учеба не пострадает. Да и мама сегодня дома.

Степа, сохраняя абсолютное спокойствие, выдал новый вариант.

– Хочешь, я отведу тебя к себе? – бесстрастно предложил он. – У меня обычно никого нет.

Нику несколько смутило его предложение, но, глядя на Степу, даже заподозрить было невозможно какие-то тайные умыслы или подвохи. Нельзя сказать, что он производил впечатление бескорыстно заботливого и бесхитростно открытого человека, но он был честен и не видел в своих словах ничего особенного. Просто он хотел помочь в меру своих возможностей.

– Ты считаешь это подходящим воплощением обещания, что учеба не пострадает? – Ника все еще испытывала некоторую неловкость.

Скорее всего, мама даже не спросит, как прошел день в школе, и насколько следовала дочь своей клятве, и все-таки…

– А ты считаешь, гораздо лучше засыпать на всех уроках? Уж тогда учеба точно не пострадает! – в спокойный, ровный голос как-то непростительно нахально закралось ехидство. – Кстати, это и более опасно. Учителя жутко нервничают, когда кто-то спит у них на уроке.

– А если спросят, где я?

– Математики сегодня нет, остальные к тебе еще не привыкли. Никто не заметит.

Похоже, на любые Никины вопросы Степа уже давно приготовил ответы.

– Я подумаю. До конца урока, – неуверенно пробормотала Ника.

Степа взглянул на часы.

– Конечно.

Через несколько секунд раздался звонок. Но даже за столь короткое время Ника, добросовестно задумавшись и перестав разговаривать, вновь потеряла контроль над собой и, бессильно закрыв непослушные глаза, почти заснула.

– Идем! – она безнадежно махнула рукой, и Степа отвел ее к себе домой.

В прихожей, как обычно, царил полумрак, и Ника почти ничего не разглядела, кроме бликов на зеркале, да она и сама решила, заходя в чужой дом, не глазеть бессовестно по сторонам.

Они прошли в комнату, вполне обычную на первый взгляд.

– Располагайся, – просто произнес Степа. – Все в твоем распоряжении. А я пойду, – он шагнул прочь.

– Ты меня разбудишь, когда придешь из школы?

– Конечно.

Ника услышала, как хлопнула входная дверь, и, оставшись одна, решила все-таки немного полюбопытствовать и осмотреться. Но тут взгляд ее упал на кровать.

«Немножко полежу, а потом…» – подумала она, легла поверх покрывала и, конечно же, почти мгновенно уснула.

Один раз она проснулась, замерзнув, и, находясь на грани между сном и явью, не поднимая век, что-то нащупала рядом, натянула на себя, завернулась и опять погрузилась в небытие.

Когда Ника наконец открыла глаза, уже не затуманенные безнадежно усталостью и сном, ее взгляд прямиком уперся в Степу, сидящего неподалеку в расслабленной позе.

– Ты давно пришел?

– Минут десять назад, – он не сдвинулся с места.

Ника только теперь разглядела, во что она закуталась. То оказалась брошенная на кровать Степина куртка.

– Я немного замерзла, – объяснила она, оправдываясь, на что Степа только пожал плечами, села на кровати, куртка сползла ей на колени. – Меня никто не хватился?

– Марина, – прозвучало в ответ, как всегда, коротко и сухо, без всяких комментариев, после чего духу не хватало пускаться в расспросы, выведывать подробности.

– Я пойду! – Ника поднялась с кровати, шагнула к двери. – Спасибо.

– За что? – Степа повернул голову в ее сторону.

Ника развела руками, сделал еще шаг.

– До завтра! – ей показалось, будто Степа хочет встать и двинуться за ней следом, но он остался сидеть на прежнем месте.

– До завтра.

Ника оглянулась в дверях.

Вообще-то, по всем правилам, финальные сцены обязаны выглядеть так: они опомнились, бросились друг к другу, поцеловались и…

Неизвестно, как Степа, а Ника даже не помышляла о подобном, хотя долгое время потом не проходило ощущение чего-то недосказанного или недоделанного.

4

Сентябрь незаметно приближался к концу, и Никины одноклассники с каждым днем все более привыкали к ее присутствию, учителя уже не удивлялись, встретив в журнале ее, прежде незнакомую им, фамилию. Новое становилось привычным, и довольно скоро перестали быть тайной и Никины танцевальные успехи, и Никина любовь, та самая, беспокоившая родителей любовь к взрослому парню по имени Денис.

– Расскажи, как ты с ним познакомилась! – Марина развернулась спиной к доске, лицом к Нике.

Ее стремление к полной осведомленности не знало границ и рамок. Она способна была задать любой вопрос кому угодно и о чем угодно, а уж романтические истории привлекали ее более всего. Какая же девчонка лишит себя удовольствия в очередной раз услышать сказку о красивой и светлой любви? А в том, что Никина любовь – красивая и светлая, никто не сомневался. Денис – такой парень!

Ника задумалась, вспоминая.

Господи! Чего же вспоминать? Разве она что-то забыла? Разве могла забыть? Ника прекрасно помнила: очарованный и очаровательный Денис, искренне восхищенный, в его взгляде отсутствовали плотоядная похотливость и надменная самоуверенность, с которыми частенько смотрели на Нику, да и на любую другую девчонку из их группы мужчины. Ника сидела в кресле, поджав колени, растрепанная и уставшая, когда он вошел, улыбнулся нежно и достал из-за спины темно-бордовый розовый бутон.

– Ты замечательно танцуешь. Но сейчас ты еще прекрасней, чем на сцене.

– Спасибо.

Он врал. Конечно, он врал. Сейчас она не могла быть прекрасной. Ника сидела так, что видела перед собой свое отражение в зеркале. Ну, подумайте, разве можно назвать прекрасным выжатый лимон, выдавленный до конца тюбик зубной пасты или отрывной календарь за прошедший год? Где найдешь более унылое зрелище, чем усталый, выбившийся из сил, недовольный собой и всеми человек, особенно в разительном контрасте с его же недавним образом, ярким и загадочным, приковывающим взгляд в зачарованном танце? Но почему-то бессовестная лесть, так явственно далекая от правды, подняла настроение, вдохнула радость жизни, и Ника на самом деле почувствовала себя прекрасной, печальной и таинственной, и ей захотелось еще раз услышать нежный, волнующий голос.

Как рассказать об этом? Добросовестно выложить, что познакомилась с Денисом в клубе? Он зашел после ее выступления, он подарил цветы, он сразил сочетанием ласкового голоса и красивых слов, которых ей еще ни разу ни от кого не пришлось услышать. Он был нежен и терпелив, необъяснимо притягательно взросл и опытен. Как вложить в слова нужный смысл, чтобы не получилось наивно и косноязычно? Пусть Марина поймет, как красиво все произошло на самом деле.

Ника мечтательно улыбнулась. Может, действительно, рассказать? Ее взгляд скользнул по рядам школьных столов, она уже почти открыла рот, готовая начать рассказ, но… так и не начала.

Марина, в предвкушении удовольствия от удивительной и безумно романтичной истории, чутко уловила перемену, проследила за Никиным взглядом.

– Не волнуйся. Степа глух к подобным разговорам, – успокоительно произнесла она, рассчитывая вновь превратиться в слух.

– Глух? – переспросила Ника.

– Абсолютно.

Вошедший в класс и направлявшийся к своему месту Степа непредвиденно затормозил возле стоящего у учительского стола Кирилла.

– Ты хочешь сказать, он равнодушен к девчонкам? У него не было ни одной?

Марина ошарашено распахнула глаза.

– Придет же тебе в голову!

Ее бурная реакция озадачила Нику. Принимая во внимание негодование, с которым Марина восприняла Никино предположение, так и напрашивался вывод о многочисленных и неразборчивых романах, потрясавших всю школу.

Ника посмотрела на Степу. Ей показалось, он почувствовал ее взгляд. Она ждала: вот сейчас он непременно повернется. Но нет, Степа все еще беседовал с Кириллом.

Интересно, как бы он отреагировал, узнав, о чем болтают Ника с Мариной? Как сказала Марина, он глух к подобным разговорам. Да разве Нике они очень нужны? Зачем ей выведывать сплетни о личной жизни своего соседа по парте, загадочного и немногословного, настроение которого Ника чувствует порой ясно и глубоко без всяких объяснений? Ника уверена, и ей тепло и надежно от этой уверенности, сейчас он подойдет к их столу, скажет всем «Привет!», а ей на мгновенье заглянет в глаза. И она всегда, с нетерпением и непонятной тревогой, будет ожидать этот момент, когда короткий и вроде бы брошенный вскользь взгляд говорит больше, чем могут сказать слова. «Здравствуй! Я рад тебя видеть. У тебя все хорошо? Ты можешь положиться на меня, если что-то не так».

Это нельзя услышать, это можно только ощутить. Наверное, поэтому, встречаясь с ней, он никогда не произносит обыкновенно и просто: «Привет!»

5

Лада сидела на кровати, удобно пристроив под спину подушку, читала учебник и делала пометки в тетради. Когда Ника вошла в комнату, она торопливо оторвала взгляд от страницы и, внимательно рассматривая сестру, сообщила:

– Твой ненаглядный звонил! – и, конечно же, не удержалась от комментария. – Ника, ну зачем он тебе нужен? Такой самонадеянный и слащавый.

– Откуда ты знаешь? Ты его видела пару раз, да и то мельком.

Ника не обиделась, не разозлилась, возмутилась весьма сдержанно, присела рядышком на край кровати.

«Какой все-таки силой обладают заботливые, участливые интонации!» – подумала Лада и постаралась произнести так же проникновенно, исключив жесткую иронию и осуждение.

– А что тут долго смотреть! У него на лице все написано. Он ласково мурлычет, нежно напевает, но цель-то у него та же, что и у остальных: затащить тебя в постель.

– Ты предлагаешь мне уйти в монастырь? Или стать мужененавистницей?

– К чему такие крайности! Есть же нормальные парни! – Лада отложила книгу и придвинулась поближе к Нике, а та снисходительно глянула из-за упавшей пряди темных волос.

– Ты же сама только что сказала: цель у них у всех одна. Так пусть уж лучше это произойдет под ласковое мурлыканье и нежные напевы.

Лада легонько обняла сестру за плечи.

– Откуда в тебе такой цинизм? Ты же еще ребенок, Ника!

– Не по годам развитой ребенок, – Ника улыбнулась. – Как и моя старшая сестра. Такая взрослая и мудрая.

Лада сжала губы, стараясь сохранить серьезность.

– На самом деле, Ника, найди себе ровесника. Наверняка, половина мальчишек в классе в тебя уже влюбилась.

– Наверняка! – послушно и скромно согласилась Ника.

Не иначе, мама, уже не надеясь на свой авторитет, попросила Ладу провести очередную воспитательную беседу, думая, что у сестер разговор получится более душевным и действенным.

– Да! Кстати! А по какому поводу звонил мой ненаглядный?

6

У Ники не часто выдавались свободные вечера. Наверное поэтому, они таили в себе особую притягательную прелесть. Обычно вечера были заняты репетициями, выступлениями, Денисом, а так, чтобы никаких дел, никаких планов, никаких встреч, подобное происходило крайне редко. И тогда Ника просто бродила по улицам, бессмысленно и беззаботно, бесконечно поражаясь тому, сколько удивительного и неожиданного таят, казалось бы, давно знакомые, досконально изученные места.

Вот клен за углом дома, у которого никогда не бывает зеленых листьев, даже летом они красновато-коричневого цвета. Вот черная мохнатая дворняга. Именно так, по Никиным понятиям, должен выглядеть Барбос. А там под тополями, несмотря на самый разгар осени, вовсю цветет яркий желтый одуванчик. А это…

Ника приостанавливается. А это ее сосед по парте Степа, и перед ним – очень даже симпатичная девушка, размахивает руками, что-то негодующе кричит. Ника не понимает, что. Холодный, пронзительный ветер разрывает ее слова на бессмысленные, короткие куски, и вместе с опавшими листьями разносит их в разные стороны. Степа молча, неподвижно внимает ей, стараясь придать лицу каменное, равнодушное выражение, изредка поглядывая по сторонам. Вот он неторопливо поворачивает голову и замечает Нику. На мгновенье та ловит его взгляд. На одно короткое мгновенье.

Все, что затем совершает Ника, навряд ли можно назвать обдуманным и тщательно рассчитанным. Как, когда, почему она решила действовать именно так? Кто же разберет! Так надо было. Она почувствовала. Именно вот так.

Восторженно и влюбленно, чувственно задохнувшись от внезапно ударившего в лицо резкого порыва ветра, Ника завопила на всю улицу: «Степа!» и бросилась к нему, проскользнув под самым носом разъяренной девицы. Хорошо, что Степа догадался распахнуть ей навстречу свои горячие объятия!

Ника повисла на нем, и они застыли в долгом, счастливом поцелуе. Хотя, долгий и счастливый, пожалуй, слишком громко сказано. Поцелуйчик был коротким, но почти настоящим.

У Степы поползла вверх одна бровь, и он сделал губами движение, будто оценивал что-то, пробуя на вкус, а Ника решилась повернуться к прекрасной незнакомке. Невинно и слегка смущенно она пролепетала:

– Извините! Но… – затем смешалась, не обращая внимания на устремленный на нее злобный взгляд.

Девушка уничтожающе глянула на Степу (Нике показалось, она сейчас ударит его), резко развернулась и, не оглядываясь, пошла, почти побежала, прочь.

Ника чуть заметно облегченно вздохнула и отстранилась от Степы. И тут он задал ей вопрос, на который она сама хотела бы узнать ответ.

– Почему ты сделала так?

– Не знаю, – Ника пожала плечами и улыбнулась уголками губ. – Наверное, твои глаза мне подсказали.

– Смеешься?

Ника уже несколько секунд ощущала непонятную дрожь где-то глубоко-глубоко в душе.

– Нервничаю.

– Отчего?

– Ты удивишься, но я опять не знаю.

Ей надоело стоять посреди чужого двора, она не выдержала и сделала шаг. Степа согласно шагнул за ней. Было чертовски любопытно, что это за история с красавицей-девицей, так шумно и прилюдно разворачивавшаяся всего несколько минут назад на широком пространстве между домами. Но разве возможно о подобном спрашивать у Степы? Хотя, из чувства благодарности за счастливое спасение он мог бы чуть-чуть объясниться. А в том, что она его спасла, Ника уже не сомневалась.

– Как ты сюда забрела?

– Смутные предчувствия меня привели, – таинственным голосом провещала Ника и тут же заметила: – Обычно это я задаю вопросы. Что с тобой?

– Тоже нервничаю.

– А ты отчего?

Степа философски печально скривил угол рта.

– И тут я не буду оригинален.

Видимо, как и Ника, он наивно решил отделаться легкомысленным «не знаю».

– Врешь! Врешь! – решительно воскликнула Ника. – Все-то ты знаешь. У тебя всегда на все есть ответ.

– Ну, довольно надо мной смеяться!

И тут Ника осознала, что они не просто прогуливаются, а движутся целенаправленно и осмысленно. Во всяком случае, это касалось Степы.

– А куда ты меня ведешь?

Он улыбнулся иронично.

– Туда, где тишина и покой, где не так часто встречаются любопытные прохожие.

Ника сделала невинно-изумленные глаза.

– Неужели на кладбище?

Степа резко затормозил.

– Ника! Прекрати! – попросил негромко, но твердо, одарив пронзительным взглядом.

Нике стало не то, чтобы уж очень стыдно, – неудобно. Она виновато пожала плечами.

– Веди меня скорее туда, где тишина и покой, – покорно пробормотала она и получила еще один пронзительный взгляд.

Они пришли на берег реки, спустились по откосу, и холодный, порывистый ветер куда-то сразу исчез; устроились на высоко выступающих из песка узловатых корнях большого дерева.

– Ты часто здесь бываешь?

Степа молча кивнул в ответ.

Становилось немного неуютно в сгущающихся сумерках возле серой, покрытой стылой зябью реки, под пасмурным темнеющим небом, и Степа разжег маленький костерок. Ника глянула на яркий оранжевый стреляющий жаром огонь и вдруг ясно ощутила присутствие еще кого-то, вроде бы неприметного, но ласкового и доброго, излучающего тепло и придающего уверенность. И она опять оказалась в безвременье.

Что-то остановилось, что-то осталось за границами осязаемого ею мира: суета, заботы, привычные дела. Ника смотрела на черные силуэты домов на противоположном берегу в солнечно-желтой россыпи светящихся окон, на живую рябь реки, слышала шелест ветра в обнаженных ветвях деревьев и редкие стоны старых, могучих стволов. Наверное, так бывает в сказках. И совсем не хочется говорить, потому что с минуты на минуту ожидаешь, вот сейчас таинственный, завораживающий голос начнет чудесное повествование: «За лесами, за горами, за широкими долами, между небом…»

Ника прикрыла глаза. Ей было спокойно и хорошо. И, возможно, не только благодаря окутавшей ее сказочной атмосфере и теплому присутствию сверкающего в темноте огня.

Тянущийся от реки холодок незаметно проник под куртку и царапнул спину зяблыми коготками. Ника поежилась. Степа заметил ее движение, легко и уверенно притянул к себе, похоже, совершенно не придавая своему жесту особого значения, и Ника не поспешила вырваться в праведном негодовании. Не было в этих объятиях ничего предосудительного и порочного. Просто, так было теплее и уютнее.

7

Прощаясь у своего подъезда, Ника долго топталась на месте, порываясь то скорей уйти, то еще немного задержаться. Жалко расставаться с зачарованной сказкой необычного вечера. И хотя большая часть его волшебства осталась среди деревьев на пустынном берегу реки, совершенно не хотелось, чтобы он просто ушел в прошлое, стал вчерашним днем, никогда не вернулся. Пусть он будет совершенно непохожим: не вечером, а утром, не у реки, а в пустыне, не осенью, а весной, но пусть он повторится!

И Ника не могла промолчать, не могла не рассказать, что она чувствует, стоящему перед ней парню. Ведь именно он являлся творцом маленького сумеречного чуда, он всего какие-то полчаса назад, защищая от холода, молча и невинно обнимал ее. И Ника не удержалась.

– Мне было очень хорошо с тобой.

И не дожидаясь, что он ответит или сделает, она торопливо проговорила: «До завтра!», открыла дверь и скрылась в широком проеме подъезда.

Мама, либо по чистой случайности, либо по какому-то очень важному делу оказавшаяся в прихожей именно в то время, когда дочь входила в квартиру, скорее с любопытством, чем с осуждением спросила:

– Где ты была столько времени в такой холод? Говорила, что недолго, а сама пропала.

И тут, как из-под земли, возникла Лада.

– Да! И что за молодой человек провожал тебя?

Видимо, она, тоже совершенно случайно, выглянула в окошко в самый нужный момент.

– Это Степа. Одноклассник.

– Одноклассник? – многозначительно переспросила Лада.

– Мы сидим за одной партой.

– А как же Денис? – снова поинтересовалась сестра не без надежды на пришедшийся ей бы по душе ответ.

– А причем тут Денис? – Ника сочувственно посмотрела на Ладу: неужели она не понимает насколько нелепо и невозможно ее сопоставление? – Какое отношение к этому имеет Денис?

– Возможно, никакого, – до странности таинственным голосом согласилась Лада, а уже в комнате, оставшись с Никой наедине, попросила: – Ну, расскажи мне про твоего Степу.

Ника не бросилась тут же скандалить по поводу определения «твой», доказывая, будто ничего подобного и быть не может, чем немало озадачила сестру.

Неужели, действительно, все обстоит так, как говорит Ника? Просто друг, одноклассник, сосед по парте. И Денис тут и в самом деле ни причем. А может, Ника просто уже вышла из возраста, когда попадаются на наивные уловки?

Судя по ее мечтательно-задумчивому виду, что-то все-таки произошло. Похоже, она сейчас в том состоянии, когда не придают значения словам, когда полагают, что все вокруг должны исключительно ощущать и чувствовать, а не лезть с назойливыми вопросами. И Ладе только оставалось заметить:

– Миленькое имечко – Степа!

8

– Ты должна быть ослепительна, неотразима, великолепна!

Естественно, все, что принадлежало Денису, обязано сверкать и поражать воображение.

– А может, лучше купишь себе бриллиантовую булавку для галстука!

Денис мгновение приходил в себя, сраженный наглыми интонациями, а потом не очень-то вежливо посоветовал:

– Расслабься, Ника! Возможно, у тебя что-то стряслось…

Ника вовсе не относилась к разряду ярых противников вечеринок, шумных, многолюдных, бестолковых. Иногда она и сама была не прочь оказаться среди пестрой, слегка пьяной от веселья и свободы толпы. Ника тоже заражалась всеобщим приподнятым настроением и чувствовала себя беззаботно и раскованно. И предложение Дениса не воспринялось бы ею так враждебно, если бы не последующие инструкции и оценивающий, наполненный гордостью взгляд.

Наблюдая за обиженно надувшейся Никой, Денис перестал сердиться и примирительно произнес:

– Ну, извини, если я что-то не так сказал. Ты всегда неотразима. Каюсь. Тебе не надо об этом дополнительно напоминать, – его речь, действительно, стала похожа на льстивое, тайно-расчетливое мурлыканье. – Так ты пойдешь со мной?

Ника согласилась, хотя теперь уже без особой симпатии думала о предстоящей вечеринке, и сразу всплыли в голове все ее отрицательные стороны: у Дениса непременно найдется парочка-троечка друзей, которые будут рассматривать Нику сальными, противными глазами, а в подходящий момент начнут нести гнусные пошлости и пробовать распускать руки. Лучше бы там не появилось никого знакомого. Да разве такое возможно? И Ника на всякий случай предложила:

– А нельзя ли эту вечеринку переделать на двух человек?

Но, пожалуй, она зря настраивала себя так пессимистично. Полумрак, невыносимо громкая музыка, множество совершенно неизвестных людей, весьма довольных происходящим, да и всей остальной своей жизнью, и поэтому так по-особому милых и доброжелательных. Ну что еще нужно для того, чтобы почувствовать себя ошеломляюще раскованной, свободной от комплексов и занудных проблем? А говорят, трудно попасть в другое измерение! Да вот же, пожалуйста! Здесь все не как в обычной жизни. И свет другой, и люди другие, и звук другой. Его ни слышишь, как всегда, а ощущаешь, он такой весомый, материальный, что иногда хочется раздвинуть его руками.

Ника танцевала, смеялась, целовалась с Денисом, мило улыбалась его приятелям. В противоположность музыке, они, наоборот, стали сейчас нереальны, неосязаемы, словно тени. Вроде и видишь их, а потрогать не можешь, пальцы ощутят пустоту. Лишь немногие представали из плоти и крови, те, с которыми приятно поболтать о пустяках, похихикать над остроумными шутками и даже потанцевать. Особенно один был хорош, хитро поглядывающий на Нику глубокими, спрятанными в тени длинных ресниц, темными глазами.

Как замечательно, что он всегда оказывался поблизости! И когда к Нике подошел грузный и весьма противный парень, тоже один из знакомых Дениса (она не раз за вечер ловила на себе его напряженный взгляд), и вздумал пригласить ее на танец, а сам Денис так не вовремя куда-то запропастился, Ника имела возможность, потянув за руку темноглазого милашку, торопливо и облегченно воскликнуть: «А меня уже пригласили!» И они славно потанцевали, дурачась и выделываясь, а наконец-то объявившийся Денис долго о чем-то разговаривал с тем самым толстяком, от которого так поспешно удрала Ника.

Ника никогда бы и не вспомнила о столь незначительном происшествии – стоило ли обращать на него особое внимание? Тем более, что этот парень не стал для нее такой уж неприятной новинкой, пару раз она видела его и раньше. Но несколько дней спустя позвонил Денис и слабым, несчастным голосом сообщил, что заболел, очень соскучился и безмерно страдает и, конечно же, безвременно уйдет из жизни, если Ника срочно не примчится к нему и не окажет первую помощь.

И Ника помчалась.

Денис открыл дверь. Вид он имел не очень-то болезненный. Ника шагнула через порог.

– Ты все придумал! – с укором воскликнула она. – Ничем ты не болеешь!

– Болею, болею! – поспешно заверил Денис. – Даже температура с утра была.

Он взял Никину ладонь и приложил ее к своему лбу. Ника, немного замерзшей на улице рукой, почувствовала жар, возможно, обычное тепло человеческой кожи, усиленное неестественным холодом ее пальцев.

– Но не в этом дело, – продолжал Денис, горячими руками отогревая ее озябшие ладони. – Я, действительно, очень-очень соскучился. А может, и вправду умер бы, если бы не увидел тебя.

Ника улыбалась. Что бы там ни говорила Лада насчет ласкового, но коварного мурлыканья, но Ника с удовольствием готова бесконечно слушать тихие, жаркие, нежные слова, легким дыханием чувствуя их на своем лице, на своих губах.

И вдруг в сладкую, манящую песнь ворвался посторонний звук, уничтожив обычное очарование. Ника недовольно и встревожено повернула голову.

В дверном проеме, молча, стоял тот самый неприятный тип и смотрел странным, пугающим взглядом.

Ника смутилась и рассердилась, отстранила руки Дениса, слишком откровенные движения которых не предназначались для чужих глаз. Но Денис упрямо привлек ее к себе и шепнул в самое ухо:

– Он уйдет сейчас.

Он, действительно, ушел, бросив пару обычных слов на прощание, а Ника, всего один раз поцеловавшись с Денисом, тоже засобиралась, сославшись на репетицию и на свое обязательное присутствие там.

Я вечером зайду, если закончим не очень поздно. Или завтра. Завтра обязательно, – отговаривалась она.

Ника больше не могла даже целоваться, ей казалось, кто-то наблюдает за ними, пялится бессовестно и нагло, и под этим унижающим взглядом самые нежные ласки становятся неприятными и постыдными, раздражают и злят.

9

По дороге в школу Ника встретила Андрюшеньку Демина. Он все так же, как и в первый день Никиного появления, мило улыбался ей со своей предпоследней парты среднего ряда.

Новая девочка в классе всегда пользовалась повышенным вниманием со стороны мальчиков, и лапочка Андрюшенька был по-прежнему готов разделить свое место с Никой. Он не отличался особым нахальством или самоуверенностью и открыто не заявлял о своих желаниях, но выглядел вполне довольным, явившись в школу с новенькой, по каким-то невероятным, непостижимым причинам до сих пор не влюбившейся в кого-нибудь из своих замечательных одноклассников.

Он печально посмотрел вслед Нике, когда пути их неумолимо разошлись, и он остался возле своей предпоследней парты среднего ряда, а она отправилась дальше, к последней парте у окна, туда, где бесстрастно обитал совершенно не осознающий незаслуженно привалившего к нему счастья Степа. Хотя именно сегодня Степа там и не обитал.

– Вероника! А где же твой сосед? – еще в самом начале урока поинтересовалась Софочка.

Наверное, она тоже испытывала скуку без своего, нет, не любимого, самого необычного ученика.

Ника пожала плечами, а Софочка качнула головой, словно хотела сказать: «Жаль! Очень жаль!» Степа являлся единственным учеником, который без смятения и страха отвечал на все ее вопросы, пусть чаще и не так, как хотелось бы, порою ставя в тупик саму учительницу. И это при всем притом, что он ни разу не открывал учебника по литературе!

Ника точно знала. Стоило только представить его удивленное лицо, когда однажды он совершенно неожиданно для себя выудил из собственной сумки этот самый учебник, затем минуту старался что-то вспомнить, недоуменно дернул плечом, хмыкнул и хотел засунуть учебник обратно, но Ника успела его позаимствовать, в надежде просмотреть раздел с биографией изучаемого писателя.

Некоторое время ей пришлось упорно разделять неразрезанные до конца страницы.

Может, Степа опаздывает? Может, появится к следующему уроку? Ника чувствовала себя не совсем уютно за наполовину пустующей последней партой у окна. Хорошо еще, что впереди сидела Марина!

Вернувшись из школы домой, Ника, как обычно, прошла в комнату, бросила на стул сумку. И тут раздался звонок.

Ника нехотя отправилась открывать дверь, но по дороге на всякий случай заглянула в зеркало. Привычно щелкнул замок, Ника потянула дверь на себя и отпрянула.

– Тебе чего? – Ника недовольно нахмурилась.

Наверное, Денис прислал зачем-то этого толстяка. Он ведь не знает, что тот неприятен Нике. Ну, да ладно! Перетерпим!

Толстяк шагнул через порог и оказался как-то чересчур близко. Ника торопливо отодвинулась, но он успел поймать ее руку.

Вот еще! Ника почувствовала раздражение и досаду и попыталась освободиться. Но горячие, влажные пальцы сомкнулись слишком крепко.

– Ты зачем пришел?

Ника даже не знала его имени. Кажется, Денис раз или два называл его каким-то не очень-то благозвучным прозвищем. Вроде бы, Боров.

– Я к тебе, – негромко произнес он, уставившись прежним упорным и тяжелым взглядом.

– Ко мне? Зачем? – Ника сильнее рванула руку. – Да отцепись же!

Но Боров, наоборот, сжал пальцы еще сильнее и потянул ее к себе.

– Ника! – выдохнул он. – Ты меня не бойся. Я не обижу тебя. Ты такая красивая! Ты сводишь меня с ума. Я знаю, ты не будешь против. Ты тоже хочешь.

– Да о чем ты? О чем? – уже испуганно крикнула Ника. – Отпусти меня! Отпусти немедленно!

Ему удалось поймать ее за другую руку, и он прижал Нику к стене, обхватил мощными руками, зашептал в самое лицо:

– Они все обнимают тебя. Целуют. Тебе ведь нравится это! Ты прижимаешься к ним, когда танцуешь. Ты нарочно дразнишь! Ты и меня дразнила. Ты ведь специально не стала со мной танцевать. Чтобы еще больше завести меня.

Ника задохнулась.

– Нет!

Он был сильный, слишком сильный, он навалился на нее всем телом, и его рука несдержанно сжала ее грудь.

– Так ведь тебя ласкает Денис? А я буду еще лучше. Тебе понравится. Очень понравится.

Мамочки! Как страшно! Почему она стоит, замерев, словно окаменевшая? Почему не вырывается, не зовет на помощь? Почему она не сопротивляется? Почему? Почему нет сил даже закричать?

– Ника! Какая же ты красивая! Разве можно тебя не хотеть! Какие губы!

Слишком близкое дыхание обожгло Нику. Она отчаянно скользнула спиной вниз по стене.

Она смогла! Она освободилась!

Но безжалостная рука грубо рванула ее назад.

Нет! Нет! Теперь ему не поймать ее! Никогда! Она не допустит! Любой ценой!

Что-то подвернулось под руку. Ника размахнулась, ударила наотмашь.

Пусть мимо! Ничего! Теперь она не поддастся!

Новый жесткий рывок отбросил Нику к вешалке. Она ткнулась лицом в груду пальто и курток, и тут же услышала легкий звон ключа в замке.

Дверь распахнулась.

– Лада! – что было мочи заорала Ника. – Лада!

Растерявшийся от неожиданности и от неестественно громких Никиных воплей, эхом разнесшихся по лестничной клетке, Боров ринулся прочь, чуть не сбив с ног Ладу.

– Лада! – тихо прошептала Ника и опустилась на ящик для обуви.

– Ника! Что с тобой? – Лада обеспокоено метнулась к сестре.

Та, сдерживая бившую ее нервную дрожь, обнимала себя за плечи, тяжело дышала и кусала пересохшие губы.

– Все в порядке. Уже все в порядке.

Конечно, Лада не поверила, осторожно обхватила вздрагивающие Никины плечи.

– Что случилось? Что здесь произошло?

– Он хотел, чтобы я с ним переспала, – бесцветно, слишком уж равнодушно объяснила Ника.

Лада чуть не подскочила, одновременно испуганно и изумленно воскликнула:

– Он хотел тебя изнасиловать?

– Но ведь все обошлось!

– Вставай! – Лада потянула Нику вверх. – Не надо здесь сидеть.

– Да, – покорно согласилась Ника.

Они прошли в комнату, и тут Лада растерялась.

Что ей делать? Что говорить? Ника молчит. Не мечется, не плачет. Сделать вид, будто все уже позади, и жизнь, вернувшись в свою колею, по-прежнему тиха и прекрасна? А может, чем-то отвлечь?

Господи! Да что же делать?

– Хочешь, я приготовлю поесть?

Ника кивнула согласно, и Лада отправилась на кухню, размышляя, а слышала ли сестра ее вопрос, и самое ли сейчас подходящее время для еды. Лично Ладе при стрессах еда помогала, но Ника… С ней же такое случилось!

Они пообедали и даже немного поболтали за едой. Ника выглядела внешне спокойной, ни словом, ни жестом не напоминая о происшедшем и заранее пресекая попытки старшей сестры заговорить о ее состоянии. Потом Лада включила телевизор (заниматься чем-то серьезным было просто невозможно), уселась напротив, делая вид, что пытается писать реферат. Ника смотрела на экран. Время текло мирно и плавно.

И вдруг раздался звонок.

Ника испуганно вздрогнула, моментально побледнела. Ей нестерпимо захотелось крикнуть беззаботно направившейся в прихожую Ладе: «Не надо! Не открывай!» Она решительно бросилась вслед за сестрой в страстном порыве уберечь ее от беды, защитить.

Лада негромко разговаривала с соседкой.

Ника резко остановилась, чуть не налетев на нее, прислонилась затылком к стене, сглотнула подступивший к горлу комок.

– Нет! Я не могу!

Она сдернула с вешалки куртку и, вылетев из квартиры, побежала вниз по лестнице, не обращая внимания на встревоженный короткий окрик:

– Ника!

– Вы что, поссорились? – спросила у Лады соседка.

– Нет. Вовсе нет.

10

На улице ничуть не лучше, чем дома; холодный, злой ветер выжимает из глаз слезы. Ника прибавляла шаг при виде прохожих, боялась, что кто-нибудь окликнет ее.

Метания среди серых, равнодушных домов окончательно измотали ее, и она побежала к реке, под сень старого могучего дерева.

Спустившись на песок, она ощутила на своем лице неласковое, студеное дыхание замерзающей воды и рассмеялась. Дура!

Куда только подевалось волшебство и очарование недавней сказки? Неужели она думала, вот придет сюда, и на нее теплыми волнами окутают успокоение и мир, снова запылают звезды, ласково зашелестят ветви? Дура!

Она отступила назад, все еще жестко усмехаясь.

– Ника!

Секунду назад она ненавидела свое имя, безжалостно измусоленное и изгаженное мерзкими, отвратительными губами, но сейчас…

– Степа! Степка! Где же ты был? Где ты был?

Ника ткнулась лицом в мягкую и так удивительно теплую холодным осенним вечером куртку и долго что-то говорила, бессвязно, восклицательно и вопросительно.

– Степа! Как ты мог оставить меня? Где ты был все это время?

А когда она наконец замолчала, он тихо, но твердо спросил:

– Что с тобой случилось, Ника?

Ника подняла голову, в очередной раз заглянула в невероятные, близкие глаза и не выдержала.

Слезы хлынули рекой, а вместе с ними – сбивчивые, нервные слова, больно ранящие и приносящие облегчение одновременно.

Когда она немного пришла в себя и уже могла что-то различать за пеленой отступающих слез, Ника снова увидела его глаза, потемневшие, будто наполненные сумраком надвигающегося вечера. Выплеснувшиеся со словами и слезами чувства оставили в душе пока еще ничем не заполненную пустоту, с тревогой ощущаемую Никой. Она испуганно пыталась уловить настроение устремившихся на освобожденное место потоков эмоций и мыслей и еще теснее прижалась к Степе, надеясь вобрать в себя спокойную уверенность, обычно обретаемую ею рядом с ним. Она чувствовала силу обнимавших ее рук и совсем не замечала их тяжести.

О, если бы всю жизнь можно было провести в этом надежном живом круге, отгородившем от темноты и холода осеннего мира!

Ника с трудом держалась на ногах, словно выплакала не только свою боль, но и силы.

Теплое дыхание коснулось виска.

– Пойдем! Я отведу тебя.

– Нет! Только не домой! Не надо домой! – испуганно взмолилась Ника; она бы протестующе отшатнулась, если бы могла стоять без посторонней поддержки.

– Я отведу тебя к себе.

11

– Лада! Господи! Уже полдесятого! Где она может быть? – мама не знала, что делать, куда бежать, и поэтому одновременно рвалась во все стороны, стараясь оказаться сразу и у окна, и у телефона, и у входной двери, а в особенности там, где находилась сейчас ее бедная девочка Ника. – Как же ты ее отпустила? В такой момент!

– Мам! Ну что ты! – Лада понимала, ее вовсе не обвиняют. – Не бегает же она до сих пор по улицам. Наверняка, у какой-нибудь подруги.

– У подруги? Как у подруги? – изумленно всплеснула руками мама. – Разве у подруги лучше и надежнее, чем дома?

– Для нее сейчас, наверное, да.

– Тогда давай позвоним ее подругам. Сходим к ним. Нельзя же так сидеть!

Лада с трудом сдерживала желание вскочить с дивана, на котором сидела, и так же, как мама, бестолково заметаться по квартире.

– Но я не знаю ее подруг. Мы же здесь совсем недавно! Только Марину. Но ей мы уже звонили.

– Господи! И отец, как назло, сегодня придет поздно.

– А зачем нам отец? Словно он знает больше нас. Или ты хочешь отправить его в поисковую экспедицию?

Мама изумленно посмотрела на старшую дочь, небрежно обнимавшую диванную подушку.

– И как ты можешь оставаться такой спокойной?

– Конечно, станет лучше, если мы обе будем причитать и бегать из угла в угол.

Мама ошарашено замерла.

– Думаешь, я не волнуюсь? Думаешь, мне легко сидеть на месте? – Лада приподнялась и в следующее мгновенье стремительно распрямилась, рванувшись навстречу громкому телефонному звонку, резко всколыхнувшему наполненный волнением и смятением воздух.

Мама успела раньше, схватила трубку и, еще не поднеся ее к уху, воскликнула:

– Ника! Да! Слушаю! Ника! – и услышала ровный, твердый голос.

– Это Степа.

– Степа? – что-то знакомое. – Ах, да!

Лада, услышав мамин удивленный возглас, неизвестно почему, немного успокоилась, вновь опустилась на диван.

– Ника у меня, – прозвучало в трубке.

Мама громко, облегченно вздохнула и тут же опять подобралась.

– Мы сейчас придем. Ты только скажи, куда, – торопливо заговорила она. – Мы быстро придем.

– Наверное, не стоит. Мне кажется, сегодня ей лучше остаться у меня.

– Но… – негромко и спокойно произнесенные слова не были ни грубы, ни вызывающи, а мягкий, ровный голос звучал уверенно, твердо и совсем чуть-чуть виновато, и духу не хватило возразить. – Господи! Как она?

– Сейчас нормально, – мальчишка говорил так, что ему безгранично хотелось верить.

– Может, мы все-таки придем? Где она? Пусть подойдет к телефону!

– Она спит на моей кровати. Наверное, лучше ее не будить.

Дополнение про кровать насторожило Никину маму, и она тревожно, но нерешительно, скорее всего, из-за пережитого волнения, произнесла:

– А…

– А я буду спать на диване, – заверил мальчишка невозмутимо, правильно угадав ее опасения. – Вы постарайтесь не волноваться. Я приведу ее завтра утром. Если хотите, я дам вам свой телефон. Или адрес.

– Телефон? Да, пожалуй, телефон.

Рука дрожала, записывая цифры.

Лада подошла к маме, готовая успокоительно и заботливо произнести: «Ну, вот! Ника в надежных руках. Не надо так переживать».

– До свидания, – сказала трубке мама, потом опустила ее на рычаг и недоуменно взглянула на Ладу. – И почему я со всем согласилась? И как я доживу до утра?

12

Родители пришли поздно, ввалились в квартиру, словно дети, громко болтая и смеясь. Сразу они не угомоняться, пойдут на кухню, и даже если не станут есть или пить чай, минут пять все равно посидят, обмениваясь впечатлениями.

Степа тихонько выбрался из комнаты.

Так и есть! На кухне горит свет, и раздается громкий отцовский смех.

– Нельзя ли потише! У меня человек спит.

– Человек? – немного удивленный появлением сына, переспрашивает отец. – Что за человек?

– Девушка, – бесстрастно объясняет Степа.

– Степ! – вступает в разговор мама. – Мы же договорились! Никаких девушек дома на ночь.

– Для этой придется сделать исключение, – сначала твердо, затем объясняюще: – У нее выдался тяжелый день. И так было надо, – Степа почти просил, а потом не сдержался и нахально добавил: – И к тому же… Я, между прочим, одетый и тут, с вами, сижу.

Но отец не удостоил вниманием его последние слова, он хитро блеснул глазами.

– Нет, Настя, ты слышала? Насчет исключения. Не мешало бы познакомиться с этой девушкой.

Теперь сын сделал вид, что ничего не слышит.

– Ну да ладно! Я пошел спать. Спокойной ночи.

Его медленно поглощала темнота прихожей, когда вслед раздалось:

– Ты нашел себе подушку и одеяло?

– Конечно! – невозмутимо повел Степа рукой. – А вы все-таки потише. Ладно?

Родители таинственно зашептались на кухне.

13

Ника проснулась рано. Она никогда не вскакивала с постели сразу, какое-то время еще лежала, обретаясь между сном и явью. Но постепенно окружающий мир принял свои реальные очертания, и, конечно, в памяти начало всплывать вчерашнее.

Ника села в кровати и протестующе сжала кулаки. И тут она увидела Степу.

Она улыбнулась, потому, как мысли ее отвернули от ужасного прошлого, обрели совершенно противоположное направление, стали теплыми и милыми.

Интересно, какой Степа во сне?

Еще не рассвело, в комнате было не очень-то светло, и Ника не могла со своего места как следует разглядеть спящего. Она тихонько встала, неслышно сделала несколько шагов и осторожно присела.

Степа спал, положив руку под голову, слегка хмуря брови, дышал медленно и ровно. Ника отвела глаза, боясь разбудить его взглядом, и задумалась.

Почему она здесь? Не дома, не у подруги. Здесь. У парня, с которым знакома всего пару месяцев, да и то видится с ним почти исключительно в школе. Зато она уже второй раз спит в его кровати!

Ника опять посмотрела на Степу и не удержалась, осторожно убрала со лба прядь светлых волос. Она старалась сделать это как можно незаметнее, но Степа шевельнулся, открыл глаза и счастливо и безмятежно улыбнулся.

– Прости. Я не хотела тебя будить.

Степа мотнул головой, словно стряхивал с себя остатки неизвестного Нике сна.

– Наоборот. Хорошо, что ты меня разбудила. Что бы ты тут делала одна? И потом… Я обещал твоей маме утром привести тебя домой.

– Маме? – Ника поднялась с колен. – Ты позвонил ей?

– Да.

Нике нестерпимо захотелось домой, в знакомые уют и тепло, к маме, к папе. Они, наверное, ужасно волнуются, ждут. И Ника жалобно посмотрела на Степу.

– Отведи меня скорее.

И всю дорогу она, словно маленький ребенок, держалась за его руку, а у дверей попросила:

– Ты не уходи. Ладно?

Она хотела, чтобы вокруг нее собралось как можно больше родных и близких людей.

Степа согласно кивнул, и Ника нажала на кнопку звонка.

Либо все уже давно собрались в прихожей и ждали их прихода, либо бегом бежали, услышав долгожданный звонок. Дверь открылась почти мгновенно, Ника не успела даже отпустить руку.

– Ника! Девочка! Да как ты? – конечно же, воскликнула мама.

Все хорошо, – пробормотала Ника, прячась в ее объятиях, и уже через мамину руку оглянулась назад.

Она могла не беспокоиться: Степина уверенность не знала пределов. Он и не думал смущаться, словно уже сто раз приходил по утрам в Никин дом и давно знал его обитателей. Он спокойно пережил взрыв страстей, вызванный их появлением, и не колеблясь ни секунды, утвердительно ответил на предложение Никиной мамы позавтракать вместе с ними.

– Может, тебе не ходить сегодня в школу? – предложила мама за завтраком.

– Нет. Что ты! Я лучше пойду.

Сочувственные взгляды и жалостливые голоса мешали забыть ей о том, о чем забыть очень хотелось, беспрестанно напоминая о случившемся, в памяти возвращая туда, куда совершенно не хотелось возвращаться. А в школе никто ничего не знал, и Ника совсем не прочь была присоединиться к незнающим и неведующим, ведь все закончилось вполне благополучно: она счастливо спаслась, почти не пострадав. Стоило ли тогда вспоминать? Надо войти в обычную колею. Все же прошло, все обошлось.

– Я забегу домой, – сказал Степа и исчез, но через несколько минут появилась Марина, всезнающая болтушка Марина, и много-много других замечательных людей.

А потом начался урок, сорок пять минут рабочей тишины и вполне возможного безделья, когда независимо от желаний начинаешь задумываться.

Почему? Почему? Как он осмелился придти? Он же знал: Ника – девушка Дениса. И, все равно, пришел, нисколько не сомневаясь, что она примет и его. «Ты нарочно хотела завести меня». Но ведь все происходило как раз наоборот! Ей и смотреть-то на него было противно, а уж танцевать с ним… Разве она не поэтому отказалась? «Они все обнимают тебя и целуют». «Они»? Кто «они»? Ника никогда не подпускала к себе никого из Денисовых приятелей, особенно тех, кому не терпелось распустить руки. Но, оказывается, со стороны все выглядит иначе.

Будто она готова пойти с каждым из них. Будто она такая стерва и потаскуха, что никто даже не сомневается в ее безотказности, и только присутствие Дениса удерживает от непристойных предложений. И он пришел, уверенный, что она не будет против. Дениса же рядом нет, ничего не мешает! Она же нарочно дразнит, изображая из себя недотрогу, а на самом деле, она обычная шлюха, которую всем можно лапать и иметь. И недаром не так уж много времени затратил Денис на то, чтобы уговорить ее лечь с ним в постель. Шестнадцатилетняя девочка легко согласилась на любовь двадцатипятилетнего мужчины. Разве это не настораживает?

Бред! Не может быть! Уж сама-то себя знаешь.

«Так тебя ласкает Денис». Нику передернуло, она словно опять почувствовала на себе грубую, похотливую руку.

Он видел тогда, у Дениса, и все запомнил. И значит, не только он, но и многие другие думают, будто им позволено вот так, бесцеремонно, легко и просто, и она не откажет.

Ника сглотнула подступивший к горлу комок, сжала пальцы и вдруг заметила вокруг себя спокойный, привычный мир: обыкновенный школьный кабинет, склонившихся над тетрадями ребят. Она посмотрела налево: Степа бесстрастно пялился в окно, вертел в руках авторучку; вперед: у Марины чуть заметно шевелилось плечо, вторя движениям пальцев, выводящим в тетради буквы.

Все прекрасно! Все замечательно!

Ника вслушалась в рассказ учительницы. Та торопливо писала на доске формулу за формулой, время от времени повышая голос для того, чтобы выделить самые важные слова. Ника открыла тетрадь и переписала с доски, только что появившиеся там белые буквы.

А может, лучше пойти домой, чем переживать еще сорок пять минут затишья и жутких мыслей? Ну уж нет! Глупости! Дома такое же одиночество. И потом, она уже справилась с всякими мыслями! Все! Хватит! К чему мучиться фантазиями какого-то придурка, маньяка, гада! Мало ли что пригрезится его воспаленному мозгу! Нет, она совсем не такая, как привиделось ему! Конечно, нет! Любой Никин знакомый это подтвердит.

Ника опять повернулась налево и с надеждой посмотрела на Степу.

Да отвернись же ты от окна! Скажи хоть слово! Степа!

Ах, да… Степа… Вместо того чтобы поискать поддержки у подруги, сестры или родителей, она опять обращается к парню. Она, не колеблясь, соглашается пойти к нему домой и легко позволяет обнять себя. И пусть все это вполне невинно, по-дружески, но… Почему же все-таки с парнем, а не с сестрой, подругой или родителями?

Как тяжело сидеть и молчать, когда внутри все мечется и рвется наружу!

Неужели она сама виновата? Недаром он пришел и сказал: «Я знаю, ты не будешь против!»

14

На перемене Ника тщательно вслушивалась в слова, произносимые Мариной, стараясь заинтересоваться тем, что рассказывает подруга и активно поучаствовать в разговоре.

– Ой, батюшки! – вдруг всплеснула руками Марина. – Кто к нам идет!

Ника оглянулась. По рекреации целеустремленно шагал молодой человек. Но отчего Марина была уверена, что он нацелился именно на них?

– Это Бурыкин. Из параллельного, – не заставили себя ждать ее пояснения и комментарии. – Я с ним встречалась в прошлом году, – Марина разочарованно махнула рукой. – Не обращай на него внимания.

Молодой человек, действительно, остановился возле них и воссиял широкой и, несомненно, неотразимой, по его мнению, улыбкой.

– Привет, Мариночка! Может, ты познакомишь меня со своей подружкой? Столько разговоров ходит!

Марина красноречиво вздохнула, будто сказала: «Ну вот! Так оно и есть! Ничего нового!»

– Ну, знакомься, знакомься! Это Ника.

Бурыкин опять улыбнулся, теперь уже искренне и приятно, превратившись в милого, симпатичного парня, любящего время от времени порисоваться и поиграть. И сразу же Марина перестала выразительно вздыхать и разводить руками, и взор ее сделался менее ироничным и более благосклонным.

Только Ника ничего не заметила и не расслышала, и все еще звучала в ее ушах странная, многозначительная фраза: «Столько разговоров ходит!»

Каких разговоров? Ее обсуждают. О ней болтают. Да разве без этого обойдется? Но почему, почему «столько разговоров ходит»? О чем? О том, что она встречается с мужчиной, который гораздо старше ее? О том, что она танцует в ночном клубе? О том, что она…

Ну отчего сияющий парень из параллельного класса, которого она раньше ни разу не видела, без стеснения подлетает и сразу же заявляет: «Познакомь! Столько разговоров ходит!»?

Ника вздрогнула, когда неожиданно над самой головой раздался безжалостно громкий, требовательный звонок.

– Ох, как не хочется уходить от вас, девочки! Какие вы замечательные! – Бурыкин нахально, пока подружки не успели опомниться, приобнимает обоих за плечи, довольно улыбаясь.

Ника чувствует, как скользит по спине торопливая рука, и испуганно передергивает плечами, опустив глаза и на какое-то время перестав дышать. А потом резко вскидывает голову и, вызывающе щурясь, смотрит вслед уходящему парню.

Так вот какие ходят разговоры! Каждый может подойти и обнять. Без лишних слов!

Марина, как все остальные направляясь к кабинету, обернулась и спросила нетерпеливо:

– Ника, ты идешь?

– Да. Я сейчас! – Ника не двигается с места, наблюдая, как проходят мимо нее ребята, шагают к дверям и исчезают в классе.

Вот уже все зашли, и кабинет наполнился обычными для начала урока звуками: скрипом передвигаемых стульев, стуком небрежно бросаемых на крышку стола сумок, шелестом страниц и тихими голосами. Но вместо того, чтобы шагнуть вперед, к раскрытым дверям, Ника оглядывается назад.

У окна, опираясь о подоконник, стоит Степа, вопросительно смотрит внимательными глазами, чуть приподняв одну бровь.

– Ты как?

Он протягивает руку и Ника неотрывно следит, как движется к ней его ладонь, и когда его пальцы уже почти касаются ее кожи, вдруг стремительно отскакивает в сторону.

Нет! Не надо!

Ника торопливо движется по коридору, с каждым шагом все быстрее и быстрее, по лестнице она спускается уже бегом.

Раздевалка заперта. Ника бессмысленно и отчаянно еще раз дергает ручку, зло пинает неподдающуюся дверь. Хорошо, что раздевалка у старших классов в отдельном, довольно скрытом закутке! Ника прижимается спиной к тонким деревянным брускам. Пожалуй, она вполне обойдется и без куртки!

– Ника!

Степа подходит совсем близко, и Ника мгновенно ловит легкое движение его руки.

– А почему бы и нет! Всем так хочется дотронуться до меня! Вы думаете, мне жутко нравится, когда вы лапаете меня?

Степа делает шаг назад, его губы вздрагивают, готовясь произнести какое-то слово, но Ника больше не в силах слушать никого и ничего, она не может больше молчать.

Ну и пусть! Раз она, действительно, такая порочная тварь, что скрывать! Тем более все уже давно об этом знают. Она ведь не случайная жертва, внезапно встреченная на улице. Недаром пришли именно к ней! Потому что, всем известно, она не будет против. Она сама во всем виновата! Будь она хорошей, порядочной девушкой, этому подонку и в голову бы не пришло явиться в ее дом.

– Разве не так? – Ника впилась глазами в Степу. – Я сама виновата. Я веду себя, как последняя шлюха. И я знаю, тебе на это тоже нечего возразить.

Но он, похоже, вовсе и не собирался возражать. Он отступил еще на шаг и негромко произнес:

– У тебя вся юбка в мелу.

– Что? – Ника словно оступилась: бежала, бежала, не заметила ямку, нога подвернулась, сердце екнуло, шаг сбился.

Еще секунду назад снедающие ее чувства царили безраздельно и единолично, причиняя боль и мучая, а выражающие их слова сами срывались с губ, безжалостно унижая и раня, и вдруг все спуталось и перемешалось.

Ника растерянно посмотрела на свою юбку, заметила едва различимую белую пыль на боку и, еще больше разозленная и взбешенная, но уже от внезапного замешательства, враждебно взглянула на Степу.

– Ты… да пошел ты!

Она резко и непримиримо развернулась к нему спиной, высокомерно отошла к окну и уселась на подоконник.

Степа молча постоял некоторое время, то ли собираясь с силами, то ли дожидаясь, пока Ника поуспокоится, а потом очень вежливо попросил:

– Можно, я тоже сяду?

На что Ника безразлично пожала плечами.

– Как хочешь.

Степа, не спеша, подошел, устроился на подоконнике немного поодаль.

– Зачем ты обращаешь внимание на слова какого-то придурка! Мало ли, что привидится его больному воображению. Он же псих, маньяк, и все, что он говорил – чушь. Ты сама знаешь! Так что, забудь! Выбрось из головы. Ты ни в чем не виновата. Ну разве только в том, что очень привлекательна. И это что – плохо? Многие девчонки хотели бы быть такими.

Ника сидела неподвижно, обхватив себя за плечи, ощущая затылком холод оконного стекла.

Почему его болтовня действует на нее так умиротворяюще? И жизнь уже не кажется такой беспросветно черной, и сама себе видишься не такой уж безнадежно плохой. А ведь можно почувствовать себя еще лучше, если…

– Степ! Обними меня.

Не поворачиваясь, краем глаза Ника замечает удивленный взгляд и готовый открыться иронично изогнутый рот, и торопливо добавляет:

– И ничего не говори.

Степа послушно придвигается ближе, и его рука осторожно обхватывает Никину спину.

– Не знаю, почему, но так мне гораздо спокойнее.

И целую минуту Ника сидит молча и, кажется, ни о чем не думает, не шелохнувшись, впитывает мир и покой, а потом чуть поворачивает голову, отрывая взгляд от ровной, одноцветной поверхности стены.

– И все-таки я не так уж не права, – она замирает на мгновенье. – Сколько раз ты меня обнимал? А я не возражала. А ведь у меня есть Денис. А я обнимаюсь с тобой.

– Прекрати! – недовольно морщится Степа. – Ты думаешь совсем не так, как говоришь.

– Да? – вызывающе восклицает Ника.

Он прав, он как всегда прав. Она с трудом соединила их: мудрого, жутко проницательного мальчика и любимого котика Дениса. Ее саму покоробило от собственного невозможного сопоставления и лживой холодности слов. Он что, читает ее мысли? Очень сильно раздражают чужие, не терпящие возражений заявления от твоего имени.

– А как я думаю? Тебе-то, конечно, видней! Можно подумать, тебе не нравится меня обнимать! А может…

Усмехнувшись, она внезапно устремилась к его губам, но, уже почти коснувшись их, услышала Степин голос, холодный и отрезвляющий, словно металлический звон будильника поутру:

– Не надо.

Нет, он не отшатнулся, не поторопился отодвинуться, он просто твердо произнес: «Не надо!», но это оказалось куда действеннее. На какое-то мгновенье Ника почувствовала себя именно той, дрянной и низкой, о которой кричала несколько минут назад, и уже не возникало сомнений в собственной вине. Она испугалась, смутилась – она бы обязательно покраснела, если б не умела сдерживать краску – и торопливо спрыгнула с подоконника, боясь, что Степа уберет свою руку раньше, чем она сама успеет сбросить ее.

– Я, наверное, все-таки пойду домой.

– Ладно, – спокойно согласился Степа, взглянул на часы и направился к лестнице, а Ника еще раз дернула запертую дверь раздевалки и рассерженно пробормотала:

– Здесь когда-нибудь появится хоть кто-то с ключами?

К дому Ника двигалась, не торопясь, легкомысленно размахивала сумкой. А куда ей спешить? Что такого примечательного ожидает ее, заставляя стремиться вперед, сломя голову? Ничего! Марина думает, что она свихнулась, Лада и родители – что она расстроена и подавлена. А вот и нет! Не угадали. Все в ней и вокруг нее светло и пусто. Даже мысли и чувства в этой пустоте отзываются эхом, постепенно превращаясь в сплошной неразборчивый гул.

Эге-гей! Ку-ку! Светло и пусто! Пусто и светло! А Степа в ней разочаровался. Из-за того, что она засомневалась в чистоте и невинности его чувств к ней. Ему не нужны неискренние, дешевые поцелуи. Ну и пожалуйста! Мы никому не навязываемся.

Дома Ника первым делом вымыла голову. Так, для ясности мысли. Ну, и чтобы смыть с себя пыль двух прошедших дней. А потом легла спать. Сегодня вечером ей еще танцевать на каком-то концерте или фестивале. Она станцует, она обязательно станцует так, что все будут смотреть на нее восхищенно, и восторгаться, и аплодировать, и орать: «Браво!».

15

Поднявшись по лестнице, Степа остановился между этажами, опять устроился на подоконнике, дожидаясь звонка.

В начале следующего урока Марина, развернувшись на стуле, сперва непринужденно доложила, делая вид, будто именно в том и заключалась ее единственная цель:

– Софочка тобой интересовалась! – и только потом, как бы между прочим, спросила: – Где вы пропадали целый урок? – уверенно соединяя их вместе. – И куда делась Ника?

– Ушла домой.

И все? Он считает, что это достаточный ответ на ее вопросы?

Марина все еще воплощала собой полное внимание, явно надеясь на продолжение – хотя бы на самые крупные подробности – и очень даже хорошо, что Алле, то есть преподавателю математики и их классному руководителю Алле Сергеевне, не понравилось созерцать ее милую девичью фигуру со спины (всегда приятней видеть лицо того, к кому обращаешься!), и она, конечно же, потребовала:

– Марина! Сядь, пожалуйста, как следует.

А дома отец, тактично улыбнувшись – соизмеримо с его понятиями тактичности – и с трудом скрывая нетерпение и живой интерес, еле дождавшись, когда сын наконец появится из прихожей, не удержавшись, спросил:

– Ты когда-нибудь познакомишь нас с Никой?

– Когда-нибудь, когда-нибудь, – усмехнувшись, повторил его выражение Степа.

Для отца, конечно, стало неожиданностью такое количество скептицизма в голосе сына, но он, решив списать столь загадочное поведение на его юношеское смущение, не унялся.

– А поточнее?

– Когда она в следующий раз придет к нам.

Судя по интонации, с которой произнесены слова, подобное случится не скоро, но…

– Это будет…

– Не знаю, – прозвучало ровно и спокойно, вроде бы, без отчаяния и горя.

– А разве вы не встречаетесь?

– Встречаемся, конечно. В школе. Мы сидим за одной партой.

– Шутник!

Железные нервы, непробиваемое спокойствие. Это-то тебя и выдает, сын мой.

– И только? – не согласен отец. – Разве ты в нее не влюблен?

– Я? – переспрашивает удивленно, будто и быть такого не могло – да как тебе, папа, только в голову пришло? – Степа. – У нее есть парень.

– Ну, извини.

16

Вечером Лада доложила:

– Денис звонил.

Ника равнодушно махнула рукой. Ах, нет ей никакого дела до всех, живущих на белом свете.

Лада, на какое-то время застыв на месте, не в силах проронить ни слова изумленно смотрела ей вслед.

Денис звонил и в воскресенье утром.

– Меня нет, – не поворачивая головы, сообщила Ника.

– Почему? – опять удивилась Лада, а Ника подняла глаза:

– Не хочу с ним говорить, – она помотала головой. – Не знаю. Может, я сошла с ума, но мне кажется, он тоже виноват.

А через какое-то время раздался звонок в дверь.

Лада заглянула в комнату и многозначительно произнесла, четко отделяя слова:

– Это к тебе. Денис.

Ника вздохнула.

– Ты, все-таки, выйди к нему.

– Я иду.

– Наконец-то! А я вчера звонил, сегодня, а тебя все нет. Я уж думал, мне нарочно говорят. Думал, твои предки все-таки решились разделаться со мной раз и навсегда.

Он облегченно улыбнулся и устремился к Нике, но та торопливо отодвинулась назад.

– А может, вовсе не предки! – вскинула Ника голову.

– Что? – не понял ее Денис, но она только усмехнулась в ответ и продолжила холодно:

– Ты всем своим приятелям рассказываешь, как проводишь со мной время? И раздаешь желающим адрес?

– Какой адрес? – совсем растерялся Денис.

– Мой! И каждый может прийти и получить все то же, что и ты? Ника – девочка добрая, никого не обделит!

– О чем ты? – Денис насторожился и немного рассердился.

Да, наверное, он ни причем, не говорил он о Нике с этим подонком и уж точно не давал ему адрес. Но непоправимо, неразрывно связались его безудержные, откровенные ласки с такими же безудержными в своем отвратительном, грязном порыве руками, грубо сжимавшими Нику здесь же в прихожей совсем-совсем недавно.

– Тут, на днях, приходит один ко мне и говорит: «Что Денис. Вот я… Ты не против? А если и против, какое это имеет значение? Ты же спишь с Денисом! Так почему и не со мной?»

Дениса передергивает каждый раз, как слышит он свое имя. Его возмущает предлагаемая Никой взаимосвязь, но он еще до конца не осознает ее страшную опасность, он слишком поражен.

– Кто, Ника? Кто?

– Кто? Откуда я знаю! И видела-то его пару раз. Тот мерзкий и жирный… тогда у тебя… когда я пришла.

– Он… – Денис не договорил, но Ника заметила, как напряглись желваки на его скулах и недобро сузились глаза.

Она бы торжествовала, заранее чувствуя себя отомщенной, но… Если бы это был не Денис.

– Я не знаю, откуда он взял твой адрес. Я ничего не говорил, – Денис задумчиво замолк и вдруг словно опомнился: – Он ничего не сделал тебе? С тобой все в порядке?

– Да, да, все в порядке, – Ника утвердительно кивнула головой, а Денис, взволнованный, шагнул к ней, захотел обнять, спрятать, укрыть, пожалеть свою бедную маленькую девочку, его руки коснулись ее, и тогда…

Ника вдруг снова ощутила на себе странный, напряженный взгляд, и руки показались не ласковыми, знакомыми, а грубыми, похотливыми, жестокими. И она отшатнулась.

– Нет, Денис! Не могу! Уйди! Пожалуйста. Пожалуйста, уйди.

– Но… – он хотел возразить, но, взглянув на мечущуюся в нервном волнении Нику, согласно кивнул. – Хорошо.

Выходя, он в отчаянии ударил кулаком по косяку.

Ника захлопнула дверь, и сразу же в прихожей появилась Лада. Она все слышала и даже не думала этого скрывать.

– Ты прогнала его?

Ника сглотнула подступивший к горлу комок.

– Я понимаю, он ни в чем не виноват. Но я не могу. Он только обнял меня, а я сразу представила… – она зажмурила глаза. – Мне стало противно и страшно. А потом я испугалась. Вдруг он захочет меня поцеловать? – Ника поежилась и умоляюще посмотрела на сестру. – Наверное, это пройдет потом? Да? А сейчас я не могу, не могу с ним. Именно с ним. Ну почему, почему он так с этим связан?

Часть вторая

1

В понедельник дела шли, вроде бы, как обычно. Та же школа, те же уроки, та же Марина на передней парте, по-прежнему не отказывающая себе в удовольствии философски прокомментировать происходящее, тот же Степа, уверенный и немногословный.

Нет, он не игнорировал Нику, не отгораживался от нее стеной гробового молчания. Он разговаривал, как обычно, но ничего незначащие разговоры, в общем-то, ни о чем, совершенно не нравились Нике.

Уж лучше бы он молчал, дулся, обижался, сказал, что разочарован в ней, но он строго придерживался правила «Будьте взаимно вежливы» и делал вид, что случившееся в субботу совершенно стерлось из его памяти или, попросту, не имеет для него особого значения. А может, так и было в действительности? И Ника опять все выдумала. И с чего ей вдруг показалось, будто произошло нечто нехорошее, оттолкнувшее их друг от друга? Вот же он, Степа! Все такой же спокойный, странный.

Ника переждала день, надеясь, что во вторник все исправится и разъяснится, но ничего, абсолютно ничего, не изменилось и во вторник. И в этом отчуждении, этом непонимании стало просто невыносимо жить. Ника не могла дальше терпеть, она с трудом высиживала уроки, она ерзала на стуле, делала множество ненужных движений. Дискомфорт царил не только в душе, она физически ощущала неуютность и неполноценность окружающего мира, она не находила себе места, потому как привычного, милого, влекущего и притягивающего ее места сейчас не существовало.

И почему она беспокоится из-за какого-то ненормального парня? Почему ей непременно надо все наладить и исправить? Что за непонятная тяга к ясному небу? И столько переполоху из-за какого-то Степы! Да зачем он ей?

После уроков Ника выбежала из школы, провожаемая изумленным взглядом Марины, рассчитывавшей на интересную дорогу до дома в приятной ее уму, сердцу и языку компании, нагнала Степу.

– Степ, подожди! Мне надо тебе сказать… – она сжала губы, раздумывая. – Ты сердишься на меня? Да?

Степа отрицательно мотнул головой.

– Нет.

– Честно? – недоверчиво по-детски переспросила Ника (она же видела, он сердится и обижается). – Я совсем не хотела тебя обидеть. Я…

– Не надо, не объясняй. Дело не только в тебе.

Они остановились за школой среди облетевших деревьев, кажущихся хрупкими в своей неприкрытости, возле двух вкопанных друг напротив друга голубых скамеечек.

– А в чем? – удивленно спросила Ника. – У тебя что-то случилось?

Степа неопределенно пожал плечами.

– Ну что ты молчишь? Перестань. Ты заставляешь меня чувствовать себя еще более виноватой, – Ника расстроенно опустилась на одну из скамеечек.

– Ты не виновата.

– А у меня впечатление, будто ты хотел сказать: «Только ты во всем и виновата». – И Ника ехидно процитировала недавно слышанное: – Ты думаешь совсем не так, как говоришь, – и сразу же тревожно посмотрела на Степу, боясь его новой обиды.

Но тот не обиделся, улыбнулся уголком рта, то ли успокаивая, то ли соглашаясь, и промолчал.

Он сидел напротив, уперевшись локтями в колени, склонив голову, рассматривал собственные руки и лишь иногда поглядывал исподлобья на Нику, которая, возрадовавшись блеснувшему чистому небу, все говорила и говорила.

– Только не обижайся на меня. Я чувствую тебя так скверно, когда на меня кто-то обижается. Мне сразу становится очень стыдно и неудобно, даже если я не очень уж и виновата. Я сразу начинаю дергаться, суетиться. Жуткое состояние! Особенно, если на меня обижаются близкие мне люди, – Ника немного помолчала. – Признаться, я никогда не представляла, что такие отношения возможны с парнем! – она недоуменно приподняла плечи. – Удивительно, но мне кое-что легче рассказать тебе, чем подругам или Ладе, ни говоря уже о маме. А я еще расстраивалась из-за переезда, не хотела идти в новую школу, думала: «Что мне там делать? Ведь там, в прежней, все мои друзья. Как я без них?» А теперь даже боюсь представить: а если бы я не попала в эту школу? Что бы я делала без Маринки? Без тебя, – Ника улыбнулась, стараясь избавить свои слова от излишней пафосности, и сразу опять стала серьезной. – Ты мой самый лучший друг.

И тут же она поймала быстрый, немного сумрачный взгляд, необъяснимо почему слегка напугавший ее.

– Не только, – странным, незнакомым голосом проговорил Степа, опустил глаза, но через мгновенье опять поднял их, в упор посмотрел на Нику. – И ты сама хорошо это понимаешь.

– Не только?

Ника в растерянности прижала ладонь к щеке. Что означает «не только»? Не только друг, а еще и… Он хочет сказать, что влюблен в нее, и она давно догадывается об этом? Или то, что она сама неравнодушна к нему, но почему-то не решается признаться в этом даже себе? А может, она вовсе не поняла его слова, исказила их смысл, придала им значение, которого они не имели, но которое она бы хотела в них найти?

Она собиралась спросить, но Степа резко поднялся.

– Я пойду, – сообщил ровным, спокойным голосом.

– Что? – Ника пораженно распахнула глаза.

Как? Куда? Зачем? Неужели может он равнодушно уйти сейчас, так и оставив все неясным и необъясненным, бросив Нику одну в полном хаосе смятенных мыслей?

– Мне пора.

– Ты шутишь?

– Мне, действительно, пора.

И он исчез, стремительно и безвозвратно. Ника слова даже не успела вымолвить.

Она растерянно хмыкнула. Раз влюблен, раз уверен, что она в него тоже влюблена, поцеловал бы хоть на прощание. И все стало бы ясно! Нет! У него, видите ли, на все свой взгляд, ко всему свое, особое, отношение.

А что будет, когда она завтра придет в школу? А ничего! Если она завтра придет в школу, то станет единственной, кто завтра вообще в нее явится. Сегодня последний день четверти, а с завтрашнего дня – каникулы. Бедной Нике в голову никогда не приходило, что каникулы могут оказаться такими несвоевременными.

2

Вечером – представляете! – пришел Димочка.

– Ника, солнышко, выручай! Я тебе клянусь: буду вести себя примерно! Пальцем до тебя не дотронусь.

– Боже мой! Что же такое случилось? – проникновенно воскликнула Ника.

– У меня завтра запись на студии, – Димочка умоляюще смотрел в глаза. – Ты подпоешь мне?

Вообще-то, в планах у Ники значилось: сидеть весь день дома, желательно, поближе к телефону. Не может же он бесследно пропасть и не подать о себе никаких вестей уже на следующий же день! Не железная же у него выдержка!

– Дим, ты же нашел себе какую-то девочку.

– И даже не одну, – честно сознался Димочка. – Но… видимо я чем-то прогневал небеса!

«Какой актер! – подумала Ника. – Сколько страсти! Сколько трагизма!»

– Мне попадаются одни нимфоманки! Почему-то все они считают, что главная их обязанность – вешаться мне на шею!

– Неужели ты не рад? – Ника не удержалась от желания немного позлорадствовать, но Димочка отчаянно возопил:

– Я не могу работать в таких условиях!

– Ага! – хихикнула Ника. – Первым делом, первым делом самолеты…

– Ника! Солнышко! – Димочку не смущал ее сарказм, возможно, он попросту и не слышал, о чем она говорит. – Пожалуйста! Ты у нас строгих правил. С тобой сотрудничать – одно удовольствие!

Ника улыбнулась. «Строгих правил». Она – строгих правил! Уж если так считает Димочка, который, пользуясь случаем и делая вид, что подобное чрезвычайно необходимо для нужного эффекта, никогда не упускает возможности приобнять ее, значит, так оно и есть. Она, действительно, зря мучила себя, и Степа, как всегда, оказался прав.

Ох, уж этот Степа! Из-за него, не вовремя задумавшись, Ника чуть не пропустила последующие Димочкины слова, между прочим, очень интересные.

– Ника, я в долгу не останусь. Я тебя прошу. В последний раз. Больше я к тебе даже не подойду. Хотя, скажу честно, мне больно смотреть, как ты губишь свой талант.

– Дим, ты только не заплачь от расстройства!

– Да я не заплачу. Просто… – Димочка вдруг немного смешался. – Я написал песню. Мне кажется, она бы замечательно у тебя получилась.

– Ты? Написал для меня песню?

Они все хотят свести ее с ума!

– Да. Для тебя. Если хочешь, послушаешь завтра, – Димочка смущенно потупил глазки. – Я подумал – чем бы тебя задобрить? Я сам тебе не нужен, – на этой фразе он вздохнул страдальчески. – Может, хоть моя песня растопит твое сердце.

Не слишком ли много истопников на бедное Никино сердце?

Дима, ты слишком долго меня уговариваешь. Мне даже как-то неудобно. Ты же знаешь, мне нравятся твои песни, нравится с тобой петь. Конечно, при условии… – поторопилась добавить Ника.

Уж очень любил Димочка целовать в благодарность, и широкая его натура не терпела ограничений и скромных дружеских поцелуйчиков.

– Я же обещал! – с осуждением напомнил он.

Да! Работа – это святое! И все каникулы прошли под музыку в тесной комнатке с огромным окном на целую стену в компании микрофона и будущей «звезды» Димочки Магина. Даже Лариса, добрая душа, освободила Нику от большей части выступлений и репетиций, исключительно для блага милого ее сердцу Димули.

А каждый вечер дома Нику ожидало непременное сообщение: «Денис звонил».

Самоуверенный, взрослый Денис забеспокоился и заволновался. Неужели он так сильно привязался к Нике и теперь испугался, почувствовав, что его маленькая, славная девочка может его бросить?

Конечно, Ника всегда мечтала, что будет так: ее любят, сходят по ней с ума, жить без нее не могут. Но разве это похоже на ее отношения с Денисом? Да, он иногда теряет голову, его восхищают ее внезапные переходы от доверчивой наивности к непредвиденной мудрости и опытности, и уверенная грация движений, и неожиданная сила и гибкость тела, но, пожалуй, больше всего ему нравится иметь при себе красивую, стройную, длинноногую девчонку, восторгающуюся его взрослостью, безоговорочно верящую его сладкому мурлыканью, про которую ни один из его приятелей, даже самый зловредный, не смог бы сказать, будто она дура или уродина. И однажды вечером, выйдя на улицу, Ника обнаружила знакомую машину.

– Ага! – сказал Димочка. – Похоже, ты сегодня не со мной, – и укатил на своем стареньком драндулете безумного сине-зеленого цвета.

– Привет! – Денис стоял, скрестив на груди руки, привалившись спиной к машине, напряженно глядя на остановившуюся в нерешительности Нику.

– Привет.

Ника опустила голову, и Денис понял: ничего не изменилось со дня их последней встречи. Зато изменилось то, что было раньше. Точнее, не изменилось, а исчезло, пропало, испарилось. Да черт знает, что еще с ним произошло!

– Почему, Ника? Почему?

– Не знаю. Честное слово, не знаю. Я сама не понимаю.

Да и кто скажет, отчего романтическое, красивое, возвышенное вдруг обесценивается, дурнеет, линяет, как застиранное белье, ненароком смешанное с грязью чужими гадкими руками? Конечно, Ника может сказать в свое оправдание, что была для Дениса всего лишь любимой игрушкой, с которой, естественно, не хочется расставаться. Но разве так уж плохо быть любимой игрушкой? Разве ее мало холят, берегут и жалеют? Разве ей не отдают лучшее? Да и самой Нике хочется ли расставаться?

– Ну ладно, садись. Довезу до дома, – Денис распахнул дверь.

– Спасибо.

Сколько раз Ника усаживалась в его машину! Разве сосчитаешь! Она откинулась на спинку кресла, привычно глянула в зеркало и встретилась с отраженным взглядом Дениса.

– А может, ты другого нашла? – прозвучало не очень доброжелательно.

Ника отрицательно мотнула головой. Как считать: соврала она или нет? Почему она не скажет: «Подожди, Денис! Может, еще все наладится, все вернется. Дай мне время, и, может, твои объятия, твои руки, твои губы будут притягивать меня с прежней невероятной силой. И я опять побегу на твой голос, тихонько жалующий, что соскучился, что очень хочешь меня видеть»? Да потому…

А вдруг ей просто приснился разговор на лавочке позади школы?

Ника всегда влюблялась внезапно, пораженная поступком или, просто, какой-нибудь деталью, между делом услышанными словами. И с Денисом случилось точно так же. Он появился неожиданно, именно в тот момент, когда не думалось ни о чем романтичном, и закружилась голова от нежности сказанных проникновенным голосом слов и от терпкого запаха густо-бордовой розы. Тогда Ника, смущенная и восторженная, прижав бутон к расплывающимся в неудержимой улыбке губам, поняла, что готова бесконечно вдыхать дурманящий аромат и слушать, слушать, слушать впервые посвященные именно ей сладкие слова. А сегодня, безнадежно промолчав всю дорогу, они непривычно холодно расстались, по-прежнему, возле Никиного подъезда. Неужели с тем же Денисом? Невероятно! И, несомненно, все бы конечно, исправилось, наладилось, вернулось, если бы…

Это из-за тебя, из-за тебя, противный мальчишка! Ника никогда и не думала влюбляться в него с первого взгляда. Да, он был невероятным, странным, их первый взгляд, но он скорее поразил и испугал Нику, чем внушил ей какие-то романтические чувства. И потом… даже потом, о какой любви могла идти речь? Просто с ним ей становилось тепло и спокойно. И куда же теперь делся этот покой?

Последнее время, встречаясь с Денисом, она постоянно думала о его существовании. Иногда она внезапно начинала ощущать себя обманщицей, ей вдруг становилось стыдно, она отодвигалась от Дениса, и, зачастую, такие моменты оканчивались ссорами или короткими размолвками, после которых оба чувствовали себя непонятыми и обделенными.

И отчего Ника распиналась насчет бесконечной благодарности судьбе за подаренную возможность его близкого присутствия, не иначе как, терзаемая сознанием собственной вины, в благородном порыве загладить нанесенную обиду. Что бы она без него делала? Да что бы только не делала! Любила бы Дениса, плакала бы в жилетку маме или Ладе, болтала бы о своих переживаниях с Мариной. Но ведь нет! Навязался ей на голову какой-то Степа! Сначала он заявляет, что не считает себя только лишь другом, а потом пропадает, и ни слуху, ни духу от него. Не только друг, так кто же еще? Не брат же? Какие тут можно найти варианты? Почему он хотя бы не позвонит? Признаться, что влюблен, и исчезнуть! А вдруг что-то случилось?

Господи, да ведь он, наверное, думает: Ника любит Дениса!

3

Ника смотрела на телефон, делала вид, будто внимательно слушает, о чем разглагольствует Лада, а сама смотрела на телефон.

Может, позвонить? Выдумать какой-нибудь пустячный предлог, типа: «Не помнишь, что нам задали по литературе?», и позвонить.

Ну очень умно! И заранее известно: все так и ограничится заданием по литературе, добросовестно рассказанным недрогнувшим голосом, а далее последуют короткие гудки, подтверждающие, что разговор окончен.

Можно, конечно, прикинуться несчастной и обиженной, будто опять с ней что-то приключилось, но ее вранье будет сразу раскрыто – она не может ему врать – и тогда, пожалуй, станет еще хуже. Естественно, самое подходящее решение – пойти к нему и прямо сказать: «Объясни, что ты имел в виду. Как ты ко мне относишься? И не забудь учесть то, что с Денисом все кончено». Но как это сделать?

Ну, да ладно! Каникулы не продлятся вечно, опять придется идти в школу, а там он уж никак не промахнется мимо их последней парты у окна. Конечно, заранее планировать легко, но потом ужасно трудно воплотить планы в жизнь, а в подходящей обстановке под влиянием неудержимого минутного порыва Ника способна на многое, даже на то, от чего при обычных обстоятельствах мороз по коже и жуткое смущение.

Вот если бы Ника целыми днями не распевала с Димочкой, повторяя по сотни раз одни и те же места, она бы, может, и не решилась спеть одна при достаточном скоплении почти незнакомых людей, к тому же занимающихся звукозаписью, новую Димочкину песню, написанную специально для нее. А тут спела, да так, что все попадали, а Димочка горестно вздохнул: «Ты бы все-таки подумала, чем тебе лучше заниматься!»

Песенка Нике сразу понравилась. И веселая и грустная одновременно, очень подходящая песенка.

– Ты укрепила во мне веру в собственную гениальность, – сказал Димочка. – Теперь я точно знаю, что у меня все получится, – и он подарил Нике кассету с ее песней. – И почему ты решила именно танцевать?

– А, по-моему, у нас и так хватает разных певиц, – улыбнулась Ника. – Мне просто нравится петь. Но это – несерьезно. Так, для удовольствия.

И все-таки Димочка – прелесть! Благодаря нему каникулы пролетели, как один день, и вот уже пришло время вернуться за знакомую парту возле окна.

Марина, изголодавшись по общению с Никой, все каникулы лишенная возможности ее лицезреть в связи с тотальной занятостью последней, видимо специально поджидала, когда та выйдет на улицу. Она сама тут же выскочила из подъезда соседнего дома, в котором, собственно, жила, и всю дорогу до школы рассказывала и расспрашивала, расспрашивала и рассказывала, не умолкая до самого звонка. А Ника, уже сидя на своем месте, делала вид, что ее вовсе не интересует открытая дверь класса, а в особенности те, кто в нее входил.

Степа появился в последнюю секунду перед звонком, конечно же, с таким видом, будто ничего никогда не случалось да и случиться вовсе не могло. Ника нарочно проницательно смотрела на него, пока он шагал до их парты, пока усаживался, но единственное, чего дождалась, невинной милой улыбки и ясного взгляда.

С кем-то что-то не в порядке! Либо Ника сошла с ума, все перепутала, не так поняла, услышала то, чего ей вовсе и не говорили, придумала то, чего на самом деле и не было, либо Степа слегка перестарался, тренируя свои силу воли и выдержку.

По уши погруженная в собственные мысли и переживания Ника даже не заметила, что стул возле Марины весь урок оставался пуст. Но не успел раздаться звонок на перемену, об этом факте тревожным, взволнованным голосом возвестила Марина:

– Кошмар! Куда моя Татьяна делась?

Ее зоркие глаза тут же выхватили из толпы спешащих покинуть кабинет одноклассников нужного человека.

– Эй, Герасимов! Ты не в курсе, что с Танькой?

– Заболела, – непростительно равнодушно сообщил Герасимов и, не удержавшись, ехидно спросил: – Что теперь будешь делать на уроках?

– Ладно, смейся над чужим горем! – трагически вздохнула Марина, но тут же, осененная догадкой, угрожающе сощурилась. – Кстати! Наверняка, ты во всем виноват! Что ты с ней сделал, ирод?

Герасимов скромно потупил глазки, а Марина опять расстроенно вздохнула.

– Не знаешь, она надолго?

– На неделю, не меньше. Она только вчера заболела.

– Боже мой! Как мне пережить неделю, не чувствуя рядом надежного плеча друга! – она еще раз вздохнула на весь класс.

Марина крепилась весь день, жутко тоскуя оттого, что не имеет возможности перекинуться с кем-нибудь парой слов во время бесконечных сорока пяти минут урока. Она искала поддержки у Ники, но ужасно уставала шея, и донимали учителя, которые упорно не желали видеть ее спину перед своими полными любви и заботы об учениках глазами. И уже на следующее утро она, умоляюще глядя на Нику, жалобно попросила:

– Пересядь ко мне. Пока Танька болеет. Пожалуйста!

Она тут же перевела взгляд на Степу.

– Ты ведь не будешь против?

Степа, конечно, против не был, и Марина, удовлетворившись его разрешением, почему-то не посчитала нужным дожидаться согласия от самой Ники, радостно улыбнулась.

«Ах, так! – подумала Ника. – Вот и прекрасно! Оставайся один, пенек бесчувственный! Он, видите ли, не против». И, не удостоив Степу даже взглядом, она гордо перебралась на Танино место.

Ужас! Что она наделала!

Оказалось, сидеть перед Степой, чувствуя затылком его присутствие и понимая, что его взгляд вольно или невольно будет задевать ее, даже когда он всего лишь захочет взглянуть вперед на доску или на учителя, куда невыносимее, чем сидеть с ним рядом и украдкой наблюдать за тем, чем он занимается.

Поскорей бы Таня выздоровела!

4

Прошла неделя, и ничего не изменилось. Степа, по-прежнему, вел себя как хороший друг и не более. А Ника? Ника то сердилась, то грустила, то мстительно усмехалась. Если бы не услышанное когда-то «не только», она бы не переживала и не волновалась, она бы твердо знала: рядом есть человек, с которым она чувствует себя надежно и защищенно, на которого всегда может рассчитывать. Она бы не строила нелепых планов, жила бы и не представляла, что влюблена. Нельзя сказать, что ее не устраивали их дружеские отношения, они стали для нее очень дороги и очень необходимы. Она не хотела бы их лишиться и, тем более, променять на другие, романтические и страстные. Она желала сразу все. Неужели так невозможно?

Зачем он произнес «не только»?

И все-таки Ника не могла просто ждать, бездействуя, ничего не предпринимая, хоть и уверяла себя: лучше Степу не трогать, во избежание ссор, обид и разочарований (страшно разрушить то, что между ними сложилось). Время от времени она предпринимала попытки выяснить его отношение к себе, повинуясь внезапному порыву и, конечно, ничего не планируя заранее.

Однажды они заклеивали окна в кабинете математики. Ника взобралась на подоконник, приспосабливая липкие бумажки по верху рамы. Марина подала ей последнюю, Ника бережно подхватила ее, приладила на нужное место, аккуратно разгладила, немного полюбовалась делом своих рук и услышала снизу:

– Я сейчас!

Марина вылетела из класса. Ника проводила ее взглядом, а потом постаралась отыскать стоявший ранее возле подоконника стул, с помощью которого намеревалась спуститься. Стул исчез. Точнее, он стоял в некотором отдалении от того места, на каком рассчитывала обнаружить его Ника. Тогда она посмотрела себе под ноги, потом на пол.

Конечно, Ника могла бы спорхнуть с подоконника легкой бабочкой, парящей в изящном танцевальном прыжке, но мешали ученические столы, к тому же, у доски, неспеша протирая мокрой тряпочкой ее черную поверхность, стоял Степа.

– Куда делся мой стул? – смятенно возопила в пространство Ника.

Степа развернулся, улыбнулся, подошел к окну и протянул руку.

– Иди сюда.

Он поймал ее, слегка приобняв, но сразу же легко, без колебаний убрал руки. Ника расстроенно направилась к раковине, включила воду, а Степа, не торопясь, вышел из кабинета, встретившись в дверях с возвращающейся Мариной.

– Ты чего такая печальная?

Ника вытирала руки.

– Печальная? – делая недоуменное лицо, переспросила она. – Я просто задумалась. Не могу вспомнить, в какую субботу мы танцуем. В эту или следующую?

5

Марина сразу все замечала, на все обращала внимание.

– Вечно меня притягивает на места происшествий, – жаловалась она Нике. – Я столько всего знаю, что мне самой порой противно становится. То оглянусь не вовремя, то войду куда-нибудь в неподходящий момент. Все, как люди, играют в спортивном зале, а меня зачем-то в раздевалку понесло. Только за угол завернула, а там… Малютина как даст Гридневу по физиономии! Неужели они бы без моего участия не обошлись?

Действительно, Марина, иногда случайно, иногда осознанно вмешиваясь, невзначай бросив взгляд, оказывалась в курсе самых разных дел с самыми разными участниками и действующими лицами. И как-то раз, уловив в разговоре подходящий момент, Ника невинно, будто бы без всякой задней мысли, поинтересовалась:

– А разве Степа ни с кем не встречался?

– Встречался, конечно, – Марина задумчиво пожала плечами и добавила не очень уверенно: – Ну, наверное. Он у нас – личность темная, загадочная.

Тут Ника мысленно решительно согласилась с ней.

– Никому ничего не рассказывает и случайно на глаза не попадается, – Марина замолчала, словно что-то припоминая, а потом продолжила: – Только один раз в прошлом году. В честь окончания десятого мы почти всем классом отправились на танцы. В зале – духотища! Мы с Танькой вышли в фойе. Потом Герасимов, естественно, прибежал, и еще парни пришли. Кирилл, Андрюшка. И Степа. Мы хотели подойти поближе к дверям, глотнуть свежего воздуха. Идем мимо лестницы, а там деваха сидит, пьяная вдрызг, рыдает и стонет: «Он меня бросил! Он меня бросил!» Я ее впервые видела, но очень трудно было внимания не обратить. Уже какая-то бабулька с вахты к ней направлялась. Тут Кир Степу локтем в бок: «Знакомая мордашка. Это она не про тебя?» А Степа спокойный, как памятник. Ну, ты же его знаешь! Подошел к девчонке, поднял ее. Она сначала орать на него, чуть ли не драться, потом стала на шею вешаться. Он ее с себя стряхнул и повел в туалет. В мужской. Представляешь! Умыл, слегка поотмочил, привел более-менее в чувство и, ни на кого не глядя, прямиком к двери. Кир сказал, что он ее домой отвел.

Чудненькая история! Ника растерянно улыбнулась, не зная, что сказать. Главное, очень своевременно! Может, и Нике напиться и порыдать на лестнице в его подъезде? А когда Степа пройдет мимо, прихватить его за грудки и, приблизившись к самому лицу, вызывающе спросить: «Ты меня любишь?»

Нет, не очень-то хочется отмокать в его раковине. Что же делать? Ждать, когда пройдет время, и Нику снова будет устраивать только дружба? Только… или не только?

6

Наконец-то вернулась Таня, уселась на свой стул и избавила Нику от лишних мучений.

Ника с облегчением вернулась на свое прежнее место, сладостно вздохнула.

– Степ, у тебя «Алгебра» с собой?

Она частенько забывала дома свой учебник по алгебре и далеко не всегда – нарочно.

Степа привычным, уже отработанным жестом, протянул ей книгу, и Ника случайно коснулась его руки.

– Какие у тебя руки горячие! – обеспокоенно воскликнула она. – У тебя, случайно, нет температуры?

Марина и Таня заинтересованно развернулись.

– Сейчас грипп ходит. Со страшными осложнениями, – со знанием дела заявила Таня, только вчера побывавшая на приеме у врача. – Слушайте опытного человека!

Ника тронула Степин лоб.

– У тебя, точно, температура! То-то, я думаю, меня припекает с одного бока. Ты же горяченный, как печка.

Марина и Таня тоже озабоченно поспешили дотронуться до Степкиного лба, а тот, чуть дыша, млел от прикосновения нежных девичьих ладоней.

– Ты, действительно, очень горячий, – подтвердила Марина.

– А может, у вас просто руки холодные? – засомневался Степа, с намеком посмотрел на Никины губы и скромно подставил свой лоб. – Лучше…

– Лучше сходить в медпункт, – перебила его Ника, – и попросить термометр.

– Не надо в медпункт! – Таня была готова поделиться своим недавним опытом. – Степа, иди лучше домой. Вызовешь врача. Я вам говорю: жуткий грипп, температура под сорок и осложнения.

Степа оказался на редкость покладистым, послушно собрал вещички, предупредительно оставив Нике учебник по алгебре, и на прощание тихим страдальческим голосом попросил:

– Зайдешь ко мне после школы.

– Конечно, – кивнула Ника.

И зашла.

– Как дела? – спросила она с порога.

– Нормально, – оптимистично воскликнул Степа.

– Ты температуру измерял?

– Зачем? Я доверяю вашим чутким рукам.

– Чудо! – Ника хмыкнула и тут же довольно улыбнулась. – У вас хоть градусник есть?

– Есть.

Она внимательно взглянула на Степу. Тот поеживался и чуть заметно дрожал.

– Тебя же знобит! – осуждающе воскликнула Ника. – Марш в постель!

– А ты найдешь без меня градусник?

Ника подтолкнула Степу в спину.

– Найду. Если ты мне скажешь, где.

Термометр с трудом, но нашелся, и Ника, прихватив тут же обнаруженный ею аспирин, направилась в Степину комнату.

Больной лежал на кровати, по уши укрывшись одеялом, покрывалом и всем, что нашлось поблизости.

– Держи! – Ника протянула ему градусник.

– Не хочется руки вынимать, – виновато заметил Степа.

– Ну, ты – как ребенок! – Ника мотнула головой, скрывая замешательство.

Степа ждал, выглядев вполне невинно и даже беззащитно. Ника немного сдвинула одеяло, она чувствовала себя не очень уверенно и, не замолкая, говорила.

– Знаешь, мне никогда не приходилось ставить кому-то градусник. Конечно, кроме себя самой. Так что, не обессудь, если что-то выйдет не так.

Она усиленно старалась не коснуться пальцами кожи, но даже на расстоянии чувствовался исходящий от нее сильный жар.

– Все-таки, ты очень горячий. У тебя, наверное, очень высокая температура.

Наконец термометр оказался на месте. Немного смущенная и озадаченная происходящим, Ника шагнула прочь от кровати.

– Я пока схожу за «Алгеброй».

И она, не торопясь, направилась в прихожую, расстегнула сумку, достала учебник.

Почему это Степа такой подозрительно покладистый и беззащитный сегодня? С удовольствием подставляет свой лоб, просит поставить градусник. Обычно независимый и уверенный в себе, сейчас он словно несчастный маленький мальчик, доверивший ей роль заботливой мамочки.

Ника положила книжку на стол. Степа, на этот раз самостоятельно, выудил из-под одеяла градусник, передал ей.

– Тридцать восемь и девять, – отыскала конец ртутного столбика Ника. – Сейчас же съешь таблетки!

Она сходила на кухню за водой, присела на краешек кровати, снова дотронулась ладонью до пылающего лба и озабочено покачала головой.

– Наверное, у тебя тот самый грипп, про который говорила Таня.

– Нет!

Нику удивила твердая уверенность, с которой прозвучало это слово.

– А что?

Он улыбнулся лукаво, выждал паузу.

– Просто… я сгораю от любви.

На сей раз он без всякого нежелания вынул из-под одеяла руки и, надо сказать, сделал это довольно стремительно и решительно, и притянул Нику к себе.

– Степка! – растерянно и недоверчиво вскрикнула та, успев, однако, предусмотрительно упереться локтями ему в грудь. – Ты серьезно?

– Серьезно.

А как же тогда две недели молчания и неопределенности, если все можно было сказать давным-давно, на лавочке позади школы в последний день перед каникулами?

– Ты издеваешься надо мной?

– Нет! Что ты! Совсем наоборот!

Совсем наоборот? Звучит в духе когда-то услышанного «не только». И тут Ника вскипела.

– Скажи, пожалуйста, что означает «совсем наоборот»? Как меня раздражают твои загадочные фразы! Что ты имел в виду?

– То, что ты подумала, – в глазах у Степы все еще играли лукавые искры.

– А что подумал ты?

Он приподнял голову, почти коснулся горячими губами ее уха и, хотя рядом никого больше не было, тихо, так чтобы слышала только она одна, прошептал.

7

Нике совсем не хотелось уходить, да и Степа вовсе не собирался ее отпускать, хотя сразу становилось заметно, как ему тяжело. Он болезненно жмурил покрасневшие глаза, сжимал пересохшие губы. К тому же, неожиданные откровения, похоже, лишили его последних сил.

Они оба понимали, что должны сейчас расстаться. Им необходимо прийти в себя, критически оценить случившееся и набраться сил для будущего.

Ника ласково провела рукой по светлым волосам.

– Ты поспи. А завтра обязательно вызови врача. Родители когда придут?

– Я уже большой! – возмутился Степа, на что Ника иронично улыбнулась.

– Вечером я позвоню. Напомню о том, что ты мне сказал. И не вздумай отговариваться тем, будто ты спал или бредил.

– Не буду! – торжественно поклялся Степа.

А дома Лада – она когда-нибудь бывает в своей академии? – еще даже не успев как следует взглянуть на вошедшую сестренку (лично Ника в тот момент имела возможность лицезреть только ее затылок да правое ухо), воскликнула:

Читать далее