Читать онлайн Санклиты. Кара Господа бесплатно

Глава 1. Капля размером с океан

Я побегу на край света, побегу на край света.

Я чувствую, что найду свой дом, если попытаюсь.

Я побегу на край света, побегу на край света.

Мне так нужно отыскать свой путь домой, домой…

Within Temptation, «Край света»

Горан

Я вошел в холл особняка и осмотрелся. Подойдет. В конце концов, меня интересует лишь кабинет, спальня и кухня. Впрочем, если бы знал, что вскоре произойдет в этом доме, то смотрел бы на него по-другому. Но сейчас это был лишь трехэтажный «кубик» на берегу Босфора, жилье с мебелью и всем необходимым, которое теперь принадлежало мне – полностью готовое радушно принять нового хозяина.

Хотя основными критериями при выборе недвижимости в Стамбуле стало наличие подходящей системы безопасности. Это важнее изысканного интерьера, учитывая, кто я. Правда, внутреннее убранство оставляло желать лучшего – вкус у предыдущего владельца был весьма специфичный. Одно чучело белого медведя, стоявшее в спальне, чего стоило.

Но мне было все равно – прожив несколько сотен лет, привыкаешь не обращать внимания на то, что вокруг, и довольствоваться малым, хотя можешь себе позволить все. Человеческие вкусы так быстро меняются, одно модное веяние сменяет другое, за ними не угонишься. Люди торопятся жить, ибо они смертны. Им отведено совсем немного времени, лишь крохотный кусочек вечности.

Я – санклит. В моем распоряжении она вся. Хотя смерть ходит по пятам и за мной. По сути, санклиты сами несут ее на своих плечах, ведь одно наше прикосновение может убить, но только если мы того пожелаем.

Но даже у санклитов бывают проблемы. Одна из них впорхнула в кабинет, который еще предстояло заново обставить – не могу представить себя сидящим за белым письменным столом из пластика! Только дерево, дуб или ясень, и непременно ручная работа, не иначе.

Я обернулся и посмотрел на «проблему» – высокую зеленоглазую брюнетку в черном платье, которое демонстрировало безупречную фигуру и такой же вкус. Санклитка, с другими мне спать не стоит. Полторы сотни лет, весьма хороша в постели, капризна и временами невыносима.

– Здравствуй, Наири.

– Здравствуй, Горан.

Молчание повисло в воздухе, и она начала нервничать. Что ж, мне более нечего ей сказать. Полагаю, я все предельно ясно объяснил, когда уезжал из Лондона. Было приятно проводить время вместе, но все хорошее рано или поздно заканчивается.

Наири знала, на что шла, принимая мои ухаживания. И все же сочла нужным изобразить униженную невинность, когда услышала, что все кончено. Лицо пылало благородным возмущением, когда санклитка взяла в руки бархатный белый футляр. В глазах горела решимость швырнуть им в меня, но любопытство пересилило свойственную ее характеру склонность к театральности в выражении эмоций. Она открыла его и замерла, любуясь ожерельем. Кончики пальцев легонько погладили впечатляющих размеров изумруды, идеально подходящие к ее глазам.

Конечно, украшение было принято. Неплохой обмен, как мне кажется. Эта беспроигрышная тактика срабатывает с каждой женщиной. Оба получили удовольствие, а ей на память досталось еще и ювелирное произведение искусства, на стоимость которого можно безбедно жить не один десяток лет. Но, как оказалось, в этот раз ожерелье не стало финальной точкой отношений.

– Я скучала по тебе, малыш. – Томно промурлыкала санклитка, проведя пальцем по рубашке на моей груди.

– Не взаимно, прости. – Пришлось перехватить ее руку на пути к тому, по чему она на самом деле соскучилась.

– Горан Драган не хочет секса? – она медленно облизала приоткрытые губы – кончик языка скользнул между ними, как жало змеи. Санклитка словно пыталась распробовать, витает ли в воздухе желание.

– С тобой – нет.

– Ах, так?! – рука взметнулась вверх, чтобы обрушиться на мою щеку хлесткой пощечиной.

– Не смей даже думать, что можешь ударить меня! – прорычал я, сжав ее запястье и оттолкнув женщину.

– Прости! – в глазах растекся страх. Но он как минимум наполовину был наигранным. Наири знала, что Горан Драган скор на расправу и может быть жестоким, но чтобы ударить женщину, ему все же нужны веские причины.

Женская хитрость побуждала ее казаться слабой, взывая к моему инстинкту самца. Но с этим она припозднилась. Уловка работала в период «охоты» – когда я ухаживал за ней, осаждал крепость, что пала далеко не сразу – саклитка все сделала правильно. Она дразнила поклонника, приближала, обещала, а затем убегала, распаляя мое желание. Сыграно мастерски, по всем правилам и с огоньком.

Есть только одно «но» – аппетит пропадает сразу после еды. Осада закончилась, трофей получен и более интереса не представляет. Увы, что касается прекрасного пола, я лишь потребитель. Женщина может получить от Горана Драгана все, что угодно – от моего времени до роскошного подарка на прощание, но только не меня самого. В постель пригласить могу, но в душу не пущу. Ни одной не удалось туда проникнуть. Такая еще не родилась. Стрелы женской красоты не достигают моего сердца. Не зря меня зовут Бессердечным. Может, сердца у меня и в самом деле нет.

Что ж, это в любом случае лучше, чем влюбиться в Кару Господа, встречи с которой до ужаса боятся все санклиты!

– Неужели все на самом деле кончено? – с болью, теперь уже настоящей, не наигранной, спросила Наири.

– Да.

– Когда-нибудь ты тоже полюбишь, Горан. – Прошептала она. В глазах сверкнули слезы.

– Меня зовут Бессердечным, забыла?

– Увидишь.

Женщина ушла, и судьба тут же наказала меня за причиненную ей боль. Смартфон завибрировал и по-дружески предупредил, что хороших новостей ждать не стоит, высветив номер клиники, куда помещена моя сестра Катрина. Выслушав новости, я схватил пиджак, быстрыми шагами вышел из дома и направился к джипу. Кое-кто сегодня на своей шкуре убедится, что Горан Драган действительно Бессердечный!

Саяна

Бывают дни, меняющие все. Они яростно перепахивают жизнь, как бульдозер, безжалостно крушат все на своем пути. Их не предугадаешь. К ним не подготовишься. Эти окаянные дни просто приходят и делают свое дело, как старость, смерть или болезнь. Единственное, что ты можешь – приспособиться к существованию на останках привычного мира, среди праха разорванных надежд и обломков разбитых мечтаний, смирившись с тем, что как раньше, уже не будет. Никогда.

Этот день был как раз таким. Но утром я еще не знала об этом. Да и времени прислушаться к предчувствиям при всем желании не смогла бы найти. Как координатор проектов в фонде «Благо дарю» я всегда нужна всем и сразу. Стоит прийти на работу и сесть в любимое кресло перед ноутбуком, решив разобрать, наконец-то, завал в почте, как кто-нибудь обязательно нагрянет и озадачит очередным невыполнимым заданием. Но на кону стоит жизнь маленького больного человечка, счет идет даже не на дни, а на часы, поэтому все откладывается в сторону и включается режим «покой нам только снится».

Сегодня я привычно затаилась за компьютером, с опаской поглядывая на дверь, перелопатила гору писем, даже отправила бухгалтерии отчеты, которые они требовали несколько месяцев, угрожая сжечь меня на костре, но никто так и не побеспокоил. Ни одна из девчонок не заглянула в кабинет поздороваться или излить душу – работа морально очень тяжелая, приходится быть друг другу психоаналитиками. Никто не пришел поделиться шоколадкой или свежей сплетней, попросить пакетик чая, похвастаться новым маникюром, поплакаться, что мужики – козлы. Так не бывает! Что происходит?

Я попыталась сосредоточиться, напоминая себе, что подобные чудеса случаются крайне редко или вообще никогда, надо ими пользоваться. Может, сегодня у меня даже будет возможность зайти в соцсети и просто полистать ленту, ведь так делают нормальные люди?

Прошла пара часов тишины и плодотворной работы. В душу начали закрадываться сомнения. Мозг, не загруженный срочными делами по самое не балуйся, принялся изобретать страшилки. Так, на самом деле, что случилось-то? Я не выдержала и вышла из кабинета. Никого. Куда вы подевались все, чтоб вас? Ну, даже если в офисе пусто, кто-нибудь обязательно обнаружится на кухне, которую у нас по недоразумению именуют комнатой отдыха.

Я вошла в небольшое помещение со стенами, сплошь покрытыми фотками наших выздоровевших подопечных всех возрастов, цвета кожи и национальностей. Мне больше нравится называть его «комнатой силы». А вот и люди! Почти все здесь. Даже Наум Ильич, наш директор, пожизненный Дед Мороз – телосложение подходящее, белая борода и круглое доброе лицо тоже имеются. Детки его любят.

– Что за тусовка? У кого-то день рождения? А меня почему не позвали?

Карина, красавица-брюнетка, с жалостью посмотрела на меня заплаканными глазами, комкая бумажную салфетку, и тихо прошептала:

– Славик, умер, Саяна.

Наш ангелочек с льняными кудрями и огромными голубыми глазами!.. Все говорили, что мы с ним очень похожи, только у меня волосы под темное золото и глаза совершенно непонятного цвета – дымчатые, с синими крапинками. Я так привязалась к нему за этот год, при любой возможности приезжала в больницу и сидела с ним, отпуская его измотанную маму, Нину, немного поспать. Знала, что так нельзя, но ничего не могла с собой поделать.

– Славик? Не может быть! Мы недавно скайпились с Ниной, все было хорошо! Его же только что прооперировали! Я собиралась навестить вечером!

– Извини, мы думали, ты знаешь. – Наум Ильич устало потер веки. Так вот почему никто не заходил в мой кабинет!

– Как же так? – мне удалось каким-то чудом сползти по стене на диван. – Славик?..

Мой стойкий солдатик! Без слез переносил самые болезненные процедуры и всегда улыбался. Ему было всего четыре года, но более сильного человека я не встречала. Когда огромная сумма на его лечение была почти собрана, не хватало всего четверти, я разбросала посты с призывом о помощи по всем соцсетям и сайтам. Тысячи волонтеров вышли на улицы столицы с его фото. В тот день мы собрали столько, что хватило на лечение еще двух малышей, а мне удалось вновь поверить в людей.

– Нужно ехать к Нине. – Прошептала я. – У нее же в Москве никого.

– Конечно. – Наум Ильич кивнул. – Поеду с тобой.

По дороге в детский онкоцентр мы собрали все пробки, светофоры и аварии, какие только смогли. Ехали молча, не включая радио. Также, ни слова не говоря, вышли из машины и пошли к разноцветному зданию. Мне вспомнилось, как Славик называл его «Лего». Оно на самом деле было похоже на кое-как «пристыкованные» друг к другу прямоугольнички известного конструктора.

Но сейчас здание выглядело печально тусклым, словно я смотрела на него сквозь темные очки. Не знаю, виноваты в этом были падающие из серого неба капли дождя пополам со смогом, или боль из-за смерти Славика.

Внутри кипела жизнь. Врачи, медсестры, мамы с малышами. Это было бы похоже на обычную детскую больницу, если бы не глаза этих ребятишек в масках, прикрывающих половину лица – совершенно взрослые, серьезные и… полные намерения выстоять несмотря ни на что. Не знаю, кто там, наверху, принимает решения, обрекающие этих крох на такое, но иногда так хочется заглянуть в его глаза и спросить, какая же великая цель это все оправдывает, ответь?!

Пока я привычно терзалась вопросами, на которые смертным не положено знать ответы, ноги сами по себе принесли меня на нужный этаж. Проходя по коридору, я в который уже раз провела рукой по стене со сказочными героями, и вспомнила, как еще будучи волонтером принимала участие в ее росписи. В силу отсутствия художественных способностей мне разрешили рисовать листики на волшебных деревьях, а позже доверили закрасить желтым тушку Винни Пуха.

Заставив выплыть из воспоминаний, мимо пробежала малышка с пластиковой короной в кудрявых каштановых локонах.

– Эй, а поздороваться, Принцесса? – шутливо возмутилась я. Помню ее – эта егоза дружила со Славиком, они любили вместе рисовать.

– Привет, Саяна! – притормозив, девочка сверкнула белозубой улыбкой. – Здравствуйте, Наум Ильич! – увидев мальчишку, выбежавшего из-за поворота, малышка взвизгнула и вновь пустилась наутек. Жизнь продолжалась. Но не для Нины.

Я издалека увидела ее маленькую фигурку у стенда с творчеством маленьких пациентов, подошла и задохнулась от боли, натолкнувшись на рисунки нашего ангелочка. Яркие, добрые, мудрые. Почти на каждом солнышко и пудель Тотошка, этой лохматой рыжей зверюге, по которой мальчик очень скучал, пришлось остаться дома, в Ярославле, под присмотром строгой бабушки. Старые рисунки, хорошо их помню, мы вместе их сюда вешали.

Господи, почему ты забрал его? Зачем отобрал нашего ангелочка с льняными кудряшками? Неужели тебе мало своих ангелов? Зачем ты так?!

Я смахнула слезы, глядя на один из листов, как раз с ангелом – с длинными светлыми волосами, большими голубыми глазами, с огромными желтыми крыльями и в джинсах.

– Это ты, Саяна, он тебя так рисовал. – Нина сняла рисунок со стены и отдала мне. – Возьми на память.

– Спасибо. – Я осторожно сложила ангела вчетверо, убрала в кошелек и обняла ее.

Женщина молча уткнулась лбом в мое плечо. Сил на слезы у нее уже, видимо, не осталось. Она все выплакала за те несколько лет, пока болел Славик. Ей столько пришлось пережить! Хрупкая женщина держалась изо всех сил – потому что верила. Но не получилось. Почему, черт возьми?!

– Простите, – медсестра виновато посмотрела на нас. – Там бумаги…

– Давайте я займусь. – Пришлось отстраниться от Нины, которая едва стояла на ногах.

– Нет, – неожиданно вмешался Наум Ильич. – Пусть это сделает она.

– Но…

– Ей это нужно, Саяна, поверь.

Я посмотрела на женщину. Ее глаза приобрели осмысленное выражение. Что ж, может он и прав.

– Все могло быть по-другому, – задумчиво глядя в пустоту, прошептал директор, – если бы… – Он осекся, заметив мой взгляд. На лице появилось виноватое выражение.

– Не терзайте себя, – тихо сказала я. – Мы сделали все, что могли.

– Все, что могли. – Эхом повторил директор.

Я вошла в свой кабинет и, не зная, куда себя деть, встала у окна, бездумно глядя на серую промозглую столицу с накрапывающим холодным дождиком, который забирается за шиворот, игнорируя зонтик, и размазывает по лицу даже водостойкую косметику.

Обожаю свою работу, люблю организовывать мероприятия по сбору средств, встречаться с людьми и убеждать их, что даже небольшая сумма пожертвования важна, делать рассылки с фото выздоровевших малышей. Но нигде и никогда я так не уставала морально – до состояния не просто выжатого лимона, а до высушенного в духовке лимонного листика – только тронь, рассыплется.

В нашем нехитром деле всего один секрет – не дать себе выгореть дотла среди боли и отчаяния. Если все совсем плохо, беги прочь. Отдохни, найди способ вновь наполнить душу до краев, и только тогда возвращайся. Иначе или ожесточишься, или сгоришь. Не сумеешь удержаться на этой тонкой грани, балансируя между двумя крайностями, потеряешь себя. Тогда помощь потребуется тебе самому.

Я ходила по краю пропасти уже давно, чувствуя, как тают мои силы. Смерть Славика стала последней каплей. Каплей размером с океан. Из такого состояния только два выхода, как гласит народная мудрость, вокзал и аэропорт. Полностью с этим согласна. Путешествия меня «подзаряжают». Буквально пара недель в новом месте и уже неумолимо тянет домой. Брат шутит – как наркомана за новой дозой. Может, он и прав.

Глеб всегда понимал меня лучше всех. Типичный старший брат – защитит, научит, поможет, всегда скажет правду. Когда я грустила, он всегда мог меня насмешить, грозно насупившись и спросив с акцентом «Имя, сестра, имя!» И горе тогда обидчику!

Ближе моего мушкетера у меня никого нет. Когда погибли родители, я еще была довольно маленькой. Брат изо всех сил старался заменить их, хотя сам едва стал подростком. Из родственников у нас тогда остался только дед со стороны матери – высокий, с бородой, как у Толстого, кряжистый и немой. Мы переехали к нему в глухомань, в небольшой деревянный дом с печкой и удобствами во дворе.

Сначала я боялась его, но старикан оказался ласковым и добрым, всегда баловал меня. У него была большая черная трубка, которую он почти не выпускал изо рта, но курил редко, набивая ее собственноручно выращенным табачком, вонючим до ужаса и таким едким, что глаза слезились. Я ходила за ним по пятам, заворожено глядя, как серебристые клубы дыма поднимаются из жерла трубки и важно плывут ввысь, и пыталась выпытать у деда, зачем вообще курить. Он щурил глаза, утопающие в веках, глубоко изрезанных морщинками, показывал на небо и знаками объяснял, что пушистые облака там появляются благодаря ему. Я считала его волшебником.

А вот у Глеба не получилось поладить с ним. Может, виноват был переходный возраст или сказалось внешнее сходство брата с нашим отцом (дед недолюбливал зятя, уж не знаю, что у них там в прошлом стряслось). Я очень переживала из-за их стычек, когда Глеб отказывался читать то, что дедушка писал, пытаясь поговорить с ним, плакала. Постепенно они притерлись друг к другу, перестали конфликтовать, «немые ссоры» случались все реже, но взаимопонимания не возникло. Брат так и не выучил язык жестов, упрямая задница!

– Саяна, как ты? – голос Наума Ильича заставил меня вернуться из воспоминаний на грешную землю.

– Бывало и лучше. – Пробормотала я.

– Возьми отпуск, девочка. Ты заслужила.

– Только что об этом думала.

– Не думать надо, а брать горящую путевку на юга и собирать чемодан.

– У меня брат в Стамбуле.

– Вот, навести брата! Давно не виделись, наверное.

– Больше года.

– И не волнуйся, девчонки пока за тебя пошуруют.

– Вы уверены?

– Главное, чтобы была уверена ты. – Мужчина ободряюще улыбнулся. – Поезжай. Считай, что шеф подписал тебе отпуск на месяц, начиная с завтрашнего дня. Хорошего отдыха!

Я проводила его взглядом и набрала Глеба. Долгие гудки текли в ухо. Еще чуть-чуть, и включится голосовая почта, которую брат никогда не проверяет.

– Саяна? – вдруг раздался на том конце знакомый родной голос. – Привет, сестренка! У тебя что-то случилось?

– Привет. Тяжелый день на работе. Славик сегодня умер.

– Тот самый? Сайчонок, мне жаль. Как ты?

– Буду в норме. Наверное. Потому и звоню. Мне дали отпуск, хочу приехать к тебе. Можно? – тишина.

– Глеб, ты там?

– Да.

– Если не вовремя, так и скажи, не обижусь. Съезжу в Прагу.

– Нет, приезжай, давно ведь не виделись.

– Больше года. – Я вздохнула. – Точно не помешаю тебе?

– Точно.

Какой-то он странный, дерганый, будто куда-то торопится, рассеянный, у него что-то падает – судя по звукам, которые долетают до моего слуха.

– Что ты там делаешь?

– Ищу кое-что… твою мать!

– Так ты встретишь меня, если завтра прилечу?

– Да… – Рассеянно отозвался брат.

– Глебка, у тебя ничего не случилось? Все хорошо?

– Да. Сайчонок, мне некогда. Все, давай. Поговорим, когда прилетишь.

Короткие гудки. Вот засранец! Я убрала сотовый в сумку. Глаза пробежались по кабинету. Почему-то подумалось, что больше мне сюда вернуться не суждено.

Глава 2. Тьма изгоняется светом

Глеб

В старой церкви пахнет воском.

Я не в силах промолчать.

Совершать грехи так просто,

Но не просто искупать.

М. Круг, «Исповедь»

В маленьком стамбульском храме было пусто и пахло сладким ароматом ладана с долгим лимонным «послевкусием» и настоящими, восковыми свечами. Этот запах всегда меня успокаивал, от него щемило сердце, на глазах выступали слезы – светлые и чистые. У написанного на Афоне образа святого Пантелеймона догорали огарки. Царили тишина и спокойствие – то, чего мне так не хватало сейчас.

Я любил этот храм, расположенный на верхнем этаже многоквартирного жилого «муравейника». Дом Господень мог вместить в себя разом не более нескольких десятков человек. Мне было приятно приходить в него – отрешиться от мирской суеты, побыть наедине с Богом, прислушаться к тому, что творится в душе. Набраться сил.

В Стамбуле немного православных церквей, в некоторых ремонт затянулся на десятилетия, в других и вовсе запустение. Жаль, что все так сложилось, ведь Константинополь, сердце христианства, всегда был популярным у русских паломников, что останавливались в нем по пути на Афон или в Святую землю.

Сейчас это сложно даже представить – куда ни глянь, всюду пиками пронзают небеса башни минаретов, словно охраняющие величайшую потерю христианского мира – храм Святой Софии, Айя-Софию, некогда – патриарший собор великого града. Сначала он был превращен безбожниками в мечеть, а теперь уныло тянет ярмо музея.

Я поставил свечку у подаренной русской монахиней Митрофанией иконы Владимирской Божией Матери, и сам встал рядом, отдавшись молитве. В такие моменты на меня обычно снисходило спокойствие, приводящее в порядок мысли и наполняющее душу уверенностью. Но не сегодня. Мирские мысли обуздать не удалось.

– Тебя что-то тревожит, сын мой? – спросил, подойдя ко мне, отец Тимофей – полный, двум мужчинам руками не обхватить, еще довольно молодой, длинные темные волосы, собранные в хвост, даже не тронуты сединой. Его усилиями этот храм стал сердцем христианской общины Стамбула, за это я его уважал. Он тоже относился ко мне по-доброму, как и ко всем своим прихожанам, впрочем.

– Да, батюшка.

– Желаешь исповедаться?

– Не сегодня. Благословения хочу попросить.

– На что? Ежели дело благое, Господь сопроводит тебя, защитит и наставит. Так что задумал ты?

– Дело во славу Его.

Когда я закончил говорить, отец Тимофей сжал кулаки. По красному лицу разводами поползла бледность.

– Не будет тебе благословения! – прошипел он. – Негоже на такое покровительство Господа просить!

– Нелюдю противостоять – богоугодное дело. – Возразил я.

– Окстись, сын мой, грех на душу вешаешь – судить берешься! Это лишь Всевышнему дозволено!

– Непротивление злу – тоже грех!

– Злоба неуемная говорит в тебе и гордыня! Недоброе ты замыслил, сын мой. Смертоубийство не выход, что бы ни было! Добро творить надобно – в том борьба со злом христианская! Тьма светом изгоняется! Смирение, молитва, пост тебя спасут. Покайся, пока не поздно, спаси душу свою от адовых мук!

– Для торжества зла необходимо только одно условие – чтобы хорошие люди сидели сложа руки! – процитировал я и, резко развернувшись, ушел.

Гули дома не было. После нашей утренней ссоры она прорычала мне в лицо все турецкие ругательства, которые знала, и вылетела из квартиры так хлопнув дверью, что заскрежетали замки у половины соседей – решили, видимо, полюбопытствовать, что за ураган буйствует в подъезде.

С губ сорвалась усмешка, что ж, мой характер тоже не медовый. Да и к лучшему сейчас, что любимая не дома. Потому что мне нужно найти то, что она бережет, как зеницу ока. Я осмотрелся. Вряд ли женщина успела оборудовать тайник под половицей или в подоконнике. Времени у нее было мало. Куда успеть спрятать – быстро и надежно? Итак, начнем.

Шкафы стали первыми в очередь на расправу. Но ни в постельном белье, ни среди одежды его не было. Переворошил кровать, прощупал матрас – нету. Поиск среди многочисленных книг заставил взмокнуть, ведь каждую пришлось внимательно осмотреть, но искомое так и не нашлось. Так, диван, ванная, туалет. Даже в кальян заглянул! Нигде нет!

Ну не могла же она его с собой унести! Или могла? Я замер, прикидывая, способна ли взбешенная Гуля на такое расчетливое коварство. Да кто ее знает, с женщинами никогда не угадаешь! Кстати, про главное забыл – о женском царстве, кухне!

Сколько же здесь мест, куда она могла его заныкать! Но меня так просто не остановишь! Отказаться от шикарнейшего шанса расквитаться с этим нелюдем, достойно отомстить и получить возможность достать и его самого? Не дождетесь! Я сжал зубы и начал с кухонных шкафов.

Нету. Ох, и влетит же мне по самое не балуйся, когда Гуля обнаружит уничтоженный порядок! Ведь уж на что я привык педантично ставить каждую вещь на то место, которое ей определено, но она и тут переплюнуть смогла – сколько раз по шапке получал за то, что половник повешен не на ту загогулину, но которой, по ее мнению, должен висеть!

Кстати, о кухонной утвари. Взгляд зацепился за открытую дверь на балкон. На нем мы как раз ругались – перед тем, как моя турчанка ушла, изрыгая проклятия. Если он там, она не могла его забрать с собой, не привлекая моего внимания.

Где же ты спрятан? Я оглядел подсохшее белье – мои джинсы, рубашки, трусы, носки. Свои трусики Гуля целомудренно развешивала только на сушилке в комнате. Если в Стамбуле на балконе висят кружевные детали дамского туалета, можно быть уверенным, там проживают не турчанки!

Не о том думаю. Я распахнул дверцы шкафчиков, но отвлекла вибрация смартфона. Сначала не хотел отвечать, потом передумал – вдруг это Гуля и что-то случилось? Нет, сестра.

– Саяна? Привет, сестренка! У тебя что-то случилось? – я рассеянно слушал ее, продолжая обшаривать балкон. Умер тот малыш, к которому она зачем-то привязалась, как к своему. – Сайчонок, мне жаль. Как ты? – а вот идея приехать в гости ей совсем не ко времени пришла в голову. Но сволочью быть не хочется, да и если что-то пойдет не так, уж лучше пусть она будет рядом, чтобы не попасть под раздачу за мои дела. – Нет, приезжай, давно ведь не виделись.

Так, вот и стенка шкафа. Тут только коробка со старыми, уже проржавевшими ножами, вилками, ложками, которая Гуля, хозяйственная моя, все никак не выбросит. Где еще искать? Землю, что ли, в цветочных кадках перерыть? Или сдаться и признать, что любимая оказалась хитроумнее меня?

Со злости я раздраженно, с силой поставил коробку обратно. Полка хрустнула, слетела с петель, и все содержимое ящика вывалилось мне под ноги. Да чтобы тебя черти драли, рухлядь турецкая! Прости, Господи!

– Что ты там делаешь? – донеслось из телефона, все еще прижатого к уху.

– Ищу кое-что… – Я ахнул, разглядев среди старых столовых приборов то самое, что искал. – Твою мать! – Гюльчатай моя, только ты могла спрятать такое среди кухонного хлама, в котором никому и в голову не придет искать этот раритет!

– Так ты встретишь меня, если завтра прилечу? – Саяна, кажется, что-то заподозрила. – Глебка, у тебя ничего не случилось? Все хорошо?

– Да. Сайчонок, мне некогда. Все, давай. Поговорим, когда прилетишь. – Я отключился и взял его в руки.

Кинжал с костяной вставкой, вплавленной в лезвие. Гуля совсем недавно чудом раздобыла его. Только таким можно убить санклита.

Глава 3. Фиолетовая леди

Саяна

В мире есть города, которые созданы для тебя.

Может быть, ты об этом не знаешь, но они есть.

И они тебя ждут.

Т. Фишер

Я смотрела на вспененное небо под крыльями самолета и вспоминала Славика. Больные дети быстро становятся маленькими взрослыми. Малыш все понимал и словно чувствовал, что на земле не задержится, и часто спрашивал, где он будет, когда умрет. Нина уходила плакать в коридор, отвечать приходилось мне. Я говорила, что он будет греться под солнышком, лежа на пушистых белых облачках, и он искренне верил, что так и будет.

Теперь все облака твои, Славик. Все, достаточно изводить себя. Малыш навсегда останется в моем сердце светлым ангелом. Больше об этом не думаю. Цель – хорошо отдохнуть, набраться сил, вернуться и делать свою работу еще лучше, чем раньше. Думаем о брате и цветущем весеннем Стамбуле. Скоро встречусь с ними обоими.

Мне удалось улыбнуться. Все будет хорошо. Вот если бы еще два мужичка в креслах впереди не обсуждали политику с пеной у рта, и вовсе было бы замечательно. Я вздохнула и полезла в сумку за сотовым. Придется нарушить отпускное правило №1 – не включать телефон даже в случае Апокалипсиса, но слушать идиотский спор «диванных экспертов» желания нет, лучше музыку включу. Жаль, плеер по ошибке оказался в сумке, сданной в багаж.

Ладно, сама виновата. Надо было лететь бизнес-классом, а не экономить. Ведь могу себе позволить – благодаря тем вложениям, что сделали наши родители, мы с братом сейчас получаем стабильный хороший доход и занимаемся любимым делом. Я работаю в фонде за более чем скромную зарплату, а Глеб колесит по свету и вполне успешно фотографирует.

Я дождалась, когда экран заметно потертого, но любимого гаджета приветливо замерцал, и привычно улыбнулась, глядя на заставку – наше с Глебом фото. Оно сделано лет семь назад, во время первого выезда за границу, все в том же Стамбуле. На заднем фоне Голубая мечеть, напоминающая мне паучка с поднятыми вверх лапками-минаретами, а на переднем мы с братом строим из себя бывалых путешественников.

Кажется, что прошла вечность. Я на этом снимке с ужасной короткой стрижкой на кричащих о вздорности характера морковных волосах и не менее жуткой рваной ассиметричной челкой. Добивал облик зажатой девицы, воюющей со всем миром до бесспорного конца, макияж «пьяный енот».

Хоть и люблю этот снимок, но каждый раз, когда его вижу, с трудом удерживаюсь от желания взять зеркало и удостовериться, что теперь выгляжу совсем иначе. Тогда я еще не знала, что мир снисходительно взирает на мои выкрутасы, ожидая, когда малое глупое дите перебесится, снимет цепочки с бритвами и черепами с шеи, смоет черную помаду и научится любить себя. Мне еще только предстояло понять, насколько глупой девчонке повезло относиться к редкому типу женщин, которых макияж может только испортить.

Зато Глеб на этом фото такой же, как всегда. Он, наверное, родился собранным, целеустремленным парнем со статусом «Не трачу время на эмоциональные глупости». В отличие от меня брат никогда не экспериментировал с внешностью, как был с подросткового возраста худым, жилистым и крепким аскетом, способным спать на досках и довольствоваться минимумом вещей, так им и остался.

Мы совсем не похожи как внешне – Глеб высокий, смуглый и темноглазый, так и по характеру – я взрывной холерик, далека от религии и политики, живу чувствами и принимаю решения сердцем, а он скупой на эмоции человек, глубоко религиозный христианин, склонный скрупулезно все планировать и контролировать, категоричный, не признающий полутонов и четко делящий все на черное и белое. И умудрились ведь родиться в одной семье!

– Извините, можно к вам пересесть? Мои соседи того и гляди подерутся. Я боюсь там оставаться – ведь скоро начнут разносить обед, не ровен час они вилки друг другу в глаз воткнут!

Я подняла голову. На меня вопросительно смотрела пожилая женщина с объемным начесом из фиолетовых волос. Мальвина на пенсии, да и только! Неужели бабушки до сих пор становятся жертвами хны и басмы? Хотя саму даму, похоже, собственная экстравагантность вовсе не смущала, и, кстати, этот фиалковый оттенок ей был очень даже к лицу.

– Нравится мой цвет? – она насмешливо прищурилась. – Мне тоже!

– Вам идет, – я улыбнулась, чувствуя, как щеки порозовели. – Простите, что пялилась на вас.

– Милая, в моем возрасте внимание только льстит, стариков обычно никто не замечает. Так примете беженку?

– Да, конечно, – я убрала с соседнего кресла джинсовый рюкзак и кивнула на спорщиков впереди, – там все так плохо?

– И не говорите! – дама грациозно уселась и тщательно расправила складки на юбке. – Столько негатива, ужас. Мне так их жаль! Ведь все из-за страха перед будущим и понимания, что от них ничего не зависит. А для мужчин в возрасте потеря контроля – катастрофа. Нам, женщинам, проще, мы гибкие.

– Вы психолог?

– Хуже, модератор группы в интернете, – она насладилась произведенным эффектом и пожаловалась, – знаете, сколько у меня там таких? Живу, как в сказке: вокруг тролли, а я – фея! Сейчас вот на фестиваль тюльпанов в Стамбул лечу. – Женщина мечтательно закатила глаза, потом спохватилась, – где мои манеры! Простите великодушно, заболтала вас. Позвольте представиться: Лизавета. Отчество непроизносимое – Евграфовна, так что зовите Лизой.

– Очень приятно, я Саяна.

– Необычное имя, редкое.

– В честь прабабушки назвали.

– Оно очень подходит такой красавице. О, вы так прелестно зарделись, но совершенно зря, милая!

В беседе с Фиолетовой леди время пролетело незаметно. Я слушала ее, раскрыв рот, и даже пожалела, когда начали разносить обед, и нам пришлось прервать разговор. Такие люди – подарок небес, они знают цену простого человеческого общения, в отличие от моего поколения, которое просиживает свободное время в интернете и вместо книг читает «твиты».

– Лизавета, вам бы мемуары написать! – вырвалось у меня.

– Что вы, моя милая, на это нужно столько времени, а мой день расписан буквально по минутам, жизнь бьет ключом! – женщина достала из ярко-розовой сумочки косметичку, окинула критичным взглядом свое отражение в зеркальце, обновила слой красной помады на губах, кокетливо себе улыбнулась и ловко закинула в рот подушечку жевательной резинки. – Саяна, хотите, я вам погадаю?

– По руке?

– Неееет, на кофейной гуще. Допивайте и начнем.

– Не думаю, что это вообще кофе, – я с сомнением посмотрела на остывшую темно-коричневую жидкость в пластиковом белом стаканчике. – Вряд ли по нему можно гадать.

– Моя бабушка говорила, что не важно, на чем, важно, кто гадает. Пейте, пейте!

Что ж, попробуем. Я задержала дыхание и влила в себя прогорклый кофе. Противная жижа термоядерной амебой скользнула в желудок, скулы свело от привкуса жженой резины, нос защипало, а на глазах выступили слезы.

– Какая гадость!

– Теперь поставьте его вверх дном. Да хоть прямо на поднос, раз блюдца нет.

– Что дальше?

– Ждем! – не моргая, Лизавета уставилась на стаканчик.

Я последовала ее примеру. Прошла минута. Остатки коричневой смеси, которую авиакомпания по недоразумению именовала кофе, начали маленькими щупальцами медленно растекаться по подносу. Когда стало казаться, что мерзкий напиток пытается сбежать, я перевела взгляд на «гадалку».

– Понятно. – Прошептала она.

– Что понятно?

– А ведь так и знала!

– Лизавета, что понятно?

– Очки мне пора заказывать, вот что. Хорошо, начнем. – Женщина подняла стаканчик. Кофейный осьминожек воспользовался случаем и мгновенно распрямил щупальца во всю длину подноса.

– Как интересно!

Уже устав переспрашивать, я промолчала.

– В вашей жизни сейчас уникальное время, Саяна. Такое очень редко бывает.

Чует мое сердце, гадать она тоже в интернете училась.

– Вы на перепутье. В ближайшие дни решится судьба.

– А высокого шатена там нет? – подколола я ее. – Ну, или блондина?

– Есть, оба, и не по одному экземпляру. – Лизавета посмотрела на меня, словно только что увидела. – Вас столько всего ждет! Удивительно! Вам предстоит изменить этот мир. Но сначала он изменит вас.

Я скривилась. Вот только удивительного сейчас и не хватало! Мне бы самого простого отдыха без выкрутасов, общения с братом, по которому безумно соскучилась, калорийного беспредела и много-много Стамбула.

– Саяна, вам предстоит познакомиться с собой, – тихо продолжила женщина, – и узнать то, что скрыто от большинства. Судьба даст вам редкий дар. – Лизавета продолжала бурить меня взглядом. – Вы верите в совпадения?

Мне оставалось только хмыкнуть. Вся моя жизнь до краев полна совпадениями, в которые никто не поверит, если рассказать. Я из тех людей, что опаздывают на рейс самолета, которому суждено разбиться. Успевают перед экзаменом прочитать один-единственный билет и именно его вытаскивают из сотни других. По наитию, вопреки всем прогнозам, в безмятежно безоблачный летний день берут с собой зонтик и попадают под дождь. Я уже привыкла к тому, что частенько слова, сорвавшиеся с языка без контроля разума, сбываются. Знакомые давно нарекли меня ведьмой. Гневное «Накаркала!» слышу почти каждый день.

– Вижу, что верите. – Фиолетовая леди кивнула. – Доверяйте им, из них соткана ваша жизнь. Это защита свыше.

Громкая трель сотового, оповещающая об смс-ке, прервала сеанс этого мистического словоблудия. Я облегченно выдохнула.

«Сайчонок, извини, встретить не смогу, срочные дела. Адрес знаешь, ключ в квартире напротив. Будь как дома, не забывай, что в гостях. Шутка».

Все надежды рухнули. А ведь так хотелось, чтобы брат подхватил меня на руки, закружил по аэропорту! Чтобы мы не могли наговориться, выкладывали, перебивая друг друга, накопившиеся новости! Вечером сели бы в уютном ресторанчике, Глеб с серьезным лицом заказал бы мне стейк с кровью, прекрасно зная о моем вегетарианстве. Мы привычно начали бы препираться на эту тему – я бы напомнила ему, что благодаря религиозным постам, длящимся, по сути, круглый год, его питание куда более скудное, выпили турецкого кофе, который приходится скорее жевать, нежели пить, покурили кальян…

– Плохие новости? – Лизавета сочувственно улыбнулась. – Я тогда вернусь на свое место, ведь вам, похоже, хочется побыть одной.

Проводив ее благодарным взглядом, я воткнула в уши наушники, нашла любимый плейлист – невообразимое ассорти, где есть все, от Моцарта до Тейлор Свифт, и отвернулась к иллюминатору. Неповторимый голос Дианы Арбениной начал неспешно нанизывать слова на гитарные аккорды:

Лети, моя душа,

Лети, мой тяжкий рок…

Я смотрела, как солнечные лучи скользят по бескрайней сини небес, ныряя в пухлые облака, и просто физически ощущала, как усталость, загнавшая меня в угол, растворяется в этой первозданной безгрешности. Кулак, цепко сжавший солнечное сплетение, ослабил хватку, вернув способность дышать полной грудью. Почему-то казалось – привычное ушло безвозвратно, отныне все будет совсем по-другому. Мне было страшно, но одновременно сердце сладко ныло в предвкушении, душа рвалась вперед, переплетаясь с солнечным светом и временем, впитывая мощь непознанного бытия.

Не знаю, как это назвать, катарсисом, очищением, мистическим опытом, но, черт возьми, оно было прекрасно! Я едва не зарычала от переполнявшей меня первобытной силы, когда Кипелов во всю мощь легких затянул:

Я свободен, словно птица в небесах,

Я свободен, я забыл, что значит страх,

Я свободен с диким ветром наравне.

Я свободен – наяву, а не во сне.

Слова, настолько созвучные моему состоянию, что я уже не удивлялась, рвали сердце в клочья, причиняя осязаемую боль. Они рождали меня заново, лепили из руин, отсекая лишнее, бережно вытягивали из праха вверх, к солнцу, хрупкий стебелек, подталкивая и направляя его рост в крепкое дерево с раскидистой кроной.

Когда затихли последние ноты, и я начала успокаиваться, внизу уже была видна синяя спина могучего древнего Босфора, изрезанная белыми пенными полосами от бурлящей на ней жизни. Юркие разноцветные катерки ловко сновали между бесчисленными паромами и надменными круизными лайнерами, а разнокалиберная мелочь смиренно покачивалась на созданных ими волнах.

Я заерзала в нетерпении. Если у вас нет любимого места на земле, приезжайте в Стамбул, и оно у вас будет!

Пилот заложил крутой вираж, поставив самолет на крыло, начались приятные хлопоты перед посадкой, и вскоре пассажиры, благодарно поаплодировав, гуськом потянулись к выходу. Решив подождать, чтобы не толкаться, я привстала, поискала глазами Лизавету, но нигде не увидела ее фирменный фиолетовый начес. Неужели успела выскочить одной из первых?

– Простите, – я с надеждой посмотрела на только что проснувшихся, с помятыми лицами, спорщиков, – рядом с вами сидела женщина, в возрасте.

С кряхтением доставая сумку из отсека сверху, один из мужчин непонимающе покосился на меня и буркнул:

– Не было тут никого.

– Как не было? Она рядом сидела! С фиолетовыми волосами!

– Девушка, вам приснилось. – Второй хохотнул, окидывая меня сальным взглядом.

Глядя им вслед, я некстати вспомнила о том, что в самолете мы ближе всего к ангелам и… Так, достаточно мистики на сегодня. Видимо, эти два не лучшие представители мужского рода Лизавету в пылу спора просто не увидели, не до нее им было. Хотя, конечно, ее сложно не заметить.

Я поспешила к выходу, надеясь догнать шуструю старушку в аэропорту. Получая багаж – потертую джинсовую сумку на колесиках, я вертела головой, как флюгер в ураган, но моей Мальвины и след простыл. Чудеса, да и только!

Заставив себя не думать об этом, я вышла из «Ататюрка», сильно удивилась, что таксисты не накинулись на меня со всех сторон, как голуби на рассыпанный пакет семечек, и села в одну из машин цвета хурмы. Замелькали знакомые пейзажи. Цвело, казалось, все, даже фонарные столбы, асфальт и рекламные щиты. Я опустила стекло, теплый благоухающий весной воздух ворвался в салон, расцеловал меня в обе щеки, растрепал волосы и начал носиться по салону, как озорной щенок.

Выпытывая на чудовищной смеси русского, турецкого и английского мое семейное положение, таксист въехал в старый город, долго плутал по извилистым узким улочкам с каменной мостовой и, наконец, остановился у длинного ряда разношерстных трехэтажных бетонных «коробок», жавшихся друг к другу.

Я расплатилась, вышла из машины и пошла вдоль них по затемненной высокими деревьями улице, пытаясь определить нужный дом. Толкать сумку по булыжной мостовой было неудобно, да и скачущие вокруг ослепляющие солнечные зайчики задачу не упрощали.

Никаких опознавательных знаков. В этом весь Стамбул. Он не гонится за внешней мишурой, как и самодостаточный человек. Зачастую такие невзрачные на вид домики очень даже уютны внутри. Но написать название улицы и пронумеровать строения – да зачем, и так сойдет!

Как назло, спросить было не у кого. Без особой надежды на успех я попытала удачи, растормошив столетнего на вид дедка с тщательно расчесанной белоснежной бородой, который сидел на ступеньках и грелся на солнышке. Благодушно отмахнувшись от меня, как от назойливой мухи, турецкий Хоттабыч вновь закрыл глаза и задремал, улыбаясь – видимо, в снах к нему возвращалась буйная молодость.

Пройдя еще немного вперед, я увидела на третьем этаже длинные ряды сохнущих на веревках черных рубашек, водолазок, джинсов и расплылась в улыбке. Зуб даю, мне туда!

Увидеть Глеба не в черном можно только на его детских фото. Он никогда не заморачивается в выборе одежды – классика, черное, чистое, тщательно выглаженное. Зато я, как попугай, люблю все разноцветное, не кричащее, но яркое. Иногда меня выбешивает его «вечный траур», но уговорить этого упертого барана разбавить угрюмость гардероба хотя бы нейтральными оттенками серого невозможно.

Есть единственное фото, где Глеб не в черном – да и то лишь потому что перемазан краской всех цветов радуги на празднике весны в Индии, когда принято швыряться цветным порошком во все стороны. На всякий случай оно скопировано на две флешки, распечатано и выложено в «облако», чтобы не потерялось. Ведь вряд ли я еще когда-нибудь увижу такое чудо.

Через полчаса мне удалось втащить сумку на третий этаж по узкой лестнице, лишь по счастливой случайности не потеряв ни одного колесика. Так, теперь надо забрать ключи у соседа. Бурча, как зловредная бабка, я подошла к двери, которая, судя по облупившейся краске, когда-то была синей, и постучала, не обнаружив звонка.

Через минуту пришлось разозлиться – потому что брат не удосужился предупредить, что его сосед выглядит как Аполлон, только что спрыгнувший с мраморного постамента и прикрывший срам обтягивающими трусами с нарисованной пандой.

– Здравствуйте! – я смущенно улыбнулась, перейдя на английский. – Меня зовут Саяна. Глеб, мой брат, сказал, что оставит у вас ключи от квартиры.

– Здравствуйте, Саяна! – промурлыкал парень, явно с удовольствием демонстрируя себя во всей красе. – Да, ключи у меня. Проходите, пожалуйста.

– Знаете, мне бы хотелось отдохнуть с дороги. А в гости как-нибудь в следующий раз.

– Даже пяти минут не найдете? – обиженно протянул нахальный эксгибиционист. – Всего лишь чаю попить?

Ну да, чаю попить. Я скрипнула зубами, глядя на трусы с пандой. Хм, товар лицом. Или немного другим местом? Интересно, если вдарить по исчезающему виду животного коленом, есть ли шанс получить ключи от квартиры Глеба, или придется в ожидании брата куковать на лестнице, а то и вовсе в полицейском участке – за членовредительство?

– Отдайте девушке то, что она просит. – Раздался за моей спиной низкий мужской голос. – Или просить придется мне. А я не люблю это делать.

Что за тип? Мой взгляд скользнул по незнакомцу. Он был из тех мужчин, встретив которых в подворотне, сама выложишь из сумки кошелек, составишь список пин-кодов к кредиткам и начертишь карту, как добраться до твоего дома с указанием, где в нем спрятаны деньги. Высокий, мощный, типичный скандинав с волосами, бровями и ресницами практически белого цвета. Маленькие голубые глаза терялись на узком лице, которое резко расширялось на уровне тонких губ, а потом резко уходило в клиновидный подбородок.

Наглый любитель панд съежился под тяжелым взглядом этого брутала и благоразумно отступил назад в квартиру.

– Ничего не забыл? – придержав дверь рукой, с усмешкой осведомился скандинав.

– Д-да, ключи. – Парень, не сводя глаз с незнакомца, зашарил рукой по стене. – Вот. – Он протянул мне связку с брелком в виде женской груди.

– А есть еще варианты? – хихикнула я. Не знаю, от чего эти ключи, но уверена, что не от квартиры Глеба.

– Ой, – с трудом отведя взгляд от скандинава, сосед посмотрел на брелок и густо покраснел. – Это не те.

– Уже догадалась.

– Вот. – Вновь пошарив по стене, парень протянул мне другую связку. Ключи и несколько бронзовых дубовых листьев. Больше похоже на правду.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Красивые трусики! – не удержалась я напоследок.

Дверь поспешно захлопнулась, и мы с незнакомцем остались вдвоем.

– Благодарю за помощь. – Пробормотала я и подкатила сумку к квартире брата.

– Простите, не представился. – Мужчина последовал за мной. – Я Бера, друг Глеба. Ищу его. Вы Саяна?

– Да. Приятно познакомиться.

Если честно, любитель панд был вполне безобиден, хоть и нахален. А вот от скандинава веяло вполне ощутимым холодком опасности – интуиция давно уже научила меня не оставлять без внимания ее подсказки, тем более, столь явные.

– Если вы ищете Глеба, помочь, к сожалению, ничем не смогу. Понятия не имею, где его носит. – Помедлив, я все же открыла дверь.

– Жаль. У меня к нему срочное дело. – Мужчина помог перенести сумку через порог, с легкостью приподняв ее парой пальцев, и мне удалось заметить интересное тату на внутренней стороне его запястья – ладонь с чем-то, напоминающим канделябр. Кажется, это из еврейской символики.

– Менора, – пояснил Бера, заметив мой интерес. – Ритуальный подсвечник.

– Никогда такой татуировки не видела. – Пробормотала я, не в силах отвести от нее взгляд.

– Скажите, Саяна, брат не говорил вам, когда приедет домой? – скандинав пристально вгляделся в мое лицо, и мне стало как-то не по себе.

– Да мы толком и не поговорили. Он что-то искал и куда-то торопился, вроде бы.

– Понятно. – Мужчина следом за мной вошел в квартиру.

Что-то он становится слишком уж навязчивым. И виновата в этом вовсе не моя неземная красота.

– Бера, спасибо за помощь. – Я встала посреди узкого коридора, прозрачно намекая тем самым, что ему пора.

– Может быть, выпьем кофе?

Н-да, соблазнитель из тебя так себе!

– В другой раз.

– Мне бы хотелось с вами пообщаться.

Может, пора начинать волноваться?

– Вы же говорили, что Глеб – ваш друг? – я усмехнулась. – Значит, у нас еще будет время и пообщаться, и кофе выпить. Так ведь?

– Вы правы. Простите, что побеспокоил вас.

– Ничего страшного. – Я развернулась, чтобы убрать сумку с дороги, и тут же испытала шок.

Глава 4. Нож в груди

Саяна

Сердце ухнуло даже не в пятки, а в подвал этого дома. Прихожая была крошечной, стена напротив – на расстоянии вытянутой руки. Дрожащей от ужаса вытянутой руки. Потому что с огромного белого полотна картины на меня буквально прыгнуло намалеванное алым лицо человека с распахнутым в крике ртом.

– Твою ж мать! – прошептала я, не в силах отвести взгляд от этого, с позволения сказать, произведения искусства. – Глеб, я тебя убью! В конце концов, гад, у тебя всего одна сестра, чтобы над ней так глумиться!

– Не пугайтесь. – Голос скандинава вывел меня из шока. – Это девушка вашего брата рисует. Со временем привыкнете.

– Надеюсь. – Я уязвленно хмыкнула, не сводя глаз с этого шедеврального полотна. Почему мне, сестре, ничего не известно о новой пассии брата, в то время как совершенно незнакомые люди в курсе? Обидно ведь!

– До свидания, Бера. Дальше справлюсь сама. – Развернувшись, резко бросила я.

– Вы правы, Саяна, простите за навязчивость. – Он отступил на пару шагов. – Попросите брата перезвонить мне, когда объявится, это срочно.

– Хорошо. Спасибо за помощь. До свидания. – Я буквально выдавила его в подъезд, закрыла дверь и облегченно выдохнула. Как-то отпуск с самого начала не заладился.

Когда пульс утихомирился, а сердце, опасливо оглядываясь, медленно, на цыпочках, вернулось на свое место, я разбудила чувство юмора и даже смогла улыбнуться. Брат в своем репертуаре. Есть придурки, которые ложатся на пол, разливают вокруг кетчуп, перемазывают им шею и нож, а потом ждут, когда кто-нибудь войдет. Вот Глеб не из таких. Дурацкие шуточки не в его стиле. Ему пооригинальничать надо, удивить и вогнать в ступор. Вот, как сейчас. Оглядывая его жилище, мне пришлось признать, что ему это очень даже удалось!

Я прошла в комнату, поставила сумку в угол и остолбенела. Минуту мозг буксовал, пытаясь понять, а не ошиблась ли я все-таки адресом? Ну не может тут жить мой брат! Чистоплюй, каких еще надо поискать. Перфекционист, проглаживающий даже трусы и считающий шутку про глаженые шнурки не смешной. Аскет, предпочитающий спартанскую обстановку, способный без проблем спать в келье на голом камне. Мужчина, всегда кладущий грязные носки в корзину для белья. Да он бы не выжил здесь!

В большой комнате не просто царил бардак, казалось, само понятие хаоса родилось здесь. На двух стенах картины, подобные той, в прихожей, что вместо «добро пожаловать», и – внимание – ковер! У меня сейчас процессор перегорит. Глеб и этот пылесборник на стене в одном помещении?! Да он даже спать отказывался, когда мы переехали к деду, пока «признак советского достатка» не был с позором изгнан в чулан!

Дальше – больше. У окна стоит кровать с ажурной чугунной спинкой, постельное белье на ней свалено в кучу – ощущение такое, будто простыня гонялась за своим хвостом, как собака, а одеяло устроило реслинг с подушками, потом все устали и рухнули без сил спать.

Рядом, на радость мухам, лежит коробка с недоеденной пиццей. С колбасой. А как же пост? Дверцы многочисленных шкафчиков открыты, будто кто-то пытался что-то найти. Одежда навалена на стулья. Просто воплощение хаоса!

Моим вниманием завладела огромная карта Стамбула на стене, испещренная цветными линиями фломастеров и разнообразными значками также разных цветов. Я подошла ближе. Под ногами что-то захрустело, как стекло вперемешку с песком и чипсами, но мне не захотелось уточнять.

Местами бумага уже истерлась или прорвалась и была закреплена скотчем. Непонятные сокращения и аббревиатуры на карте явно нанесены каллиграфическим почерком Глеба. Что это такое? Он ударился в кладоискательство?

Ветер, прорвавшийся через открытую форточку, поиграл обтрепанными краями карты, но быстро заскучал и, отогнав по пути мух от пиццы, нашел себе другое развлечение. Обернувшись на мелодичный звон, я увидела занавеску из разноцветных круглых бус, что прикрывала дверной проем. Перебирая их, словно струны, ветер наигрывал медленную песенку.

Прервав его концерт, я отодвинула полотно из холодных гладких стекляшек и увидела еще одну комнату, чуть меньше по размеру и без окна. Большой черный диван-раскладушка у стены, богато украшенный восточной вышивкой под золото, пара огромных пуфов ему под стать и книжный шкаф, битком набитый книгами и статуэтками причудливых форм и расцветок, меня не заинтересовали. А вот кое-что другое весьма озадачило.

На деревянном двухъярусном кофейном столике между пуфиками рядом с красавцем кальяном стояла большая ярко-лимонная кружка с засохшим на дне кофейным осадком. Я обошла кругом, не сводя с нее глаз. Может мне кто-нибудь объяснить, как?.. Даже когда Глеб лежал с гриппом, и я приносила ему наш фирменный медово-брусничный морс, выпив его, брат сползал с кровати и, несмотря на температуру, относил чашку на кухню и мыл! Получал потом от меня нагоняй, конечно, но в следующий раз все повторялось снова.

Смирившись, я подшучивала над ним, говорила, что когда он женится (бедная женщина!) и дети наполнят дом вечным беспорядком, брат сойдет с ума. На что Глеб невозмутимо отвечал, что его дети будут такими же аккуратными, как их папа. Я представляла себе шеренгу из маленьких послушных мини-Глебов, мне плохело, но я язвила в ответ, что тогда моим вкладом в их воспитание будет обучение искусству наведения хаоса, как и положено детям.

Но даже немытая кружка меркла в сравнении с тем, что стояло в дальнем углу комнаты. Это уже не лезло ни в какие рамки и попросту поставило в тупик. Я, как существо доверчивое и с богатой фантазией, еще могла списать беспорядок на ворвавшихся в квартиру воров, уставших переворачивать все вокруг и устроивших перерыв на кофеек, но красный манекен в человеческий рост с торчащим из груди ножом?! Что за маньяк здесь обитает и куда он дел моего брата?!

– Kımıidama1. – Как нельзя вовремя прозвучал за спиной хрипловатый женский голос.

Моего знания турецкого вполне хватило, чтобы понять. Да и что-то холодное и острое, прижатое к горлу, сильно увеличивало сообразительность.

– Sen kimsin2? – тихо спросила женщина, усилив нажим лезвия. – Neden geldin? Benim için?3

– Ищу… – Попыталась ответить я, но голос от страха резко сел. – Ищу Глеба.

– Зачем он тебе? – женщина перешла на русский.

– Он мой брат.

Следующую фразу понять не удалось, но судя по интонации, это явно было что-то нецензурное. Меня резко крутанули, и я оказалась лицом к лицу с весьма колоритным персонажем. Везет же сегодня на таких! На вид женщине было чуть за тридцать. Короткая мальчишеская стрижка, открывающая маленькие красивые ушки, молодила ее, как и стройная фигура почти без выпуклостей в нужных местах. Кожа женщины была смуглой.

Впрочем, об этом предстояло подумать позже. Сначала я увидела щеки – огромные, как у младенца с отменным аппетитом. Все остальные части лица терялись на их фоне, как подружки-дурнушки рядом с красоткой. В голове совершенно некстати всплыл анекдот о том, что обидно, когда в общественном транспорте щеки трясутся, а грудь нет. Лишь напомнив себе, что у нее в руке нож, мне удалось отвести от них взгляд.

Маленький вздернутый нос украшал пирсинг, но более заметным это его не делало. Как и узкий рот, накрашенный темно-бордовой помадой. Небольшие миндалевидные глаза с короткими прямыми ресницами и настолько темной радужкой, что зрачки были не видны, с подозрением рассматривали мою скромную персону.

– Ты Саяна? – вопрос прозвучал так, что захотелось вытянуться по струнке и отдать честь.

По-русски она говорила почти без акцента, лишь немного тянула гласные, что свойственно иностранцам.

– Да. – На всякий случай я еще и кивнула. Может, паспорт показать?

– Глеб не говорил, что приедешь. – Маленький нож хищно блеснул, складываясь, и был убран женщиной в карман темных джинсов.

Странно, минуту назад казалось, что к моему горлу приставлено, как минимум, мачете.

– Так получилось.

– Мы поругались, понимаешь? – она протяжно выдохнула, – он психанул и хлопнул дверью, я по делам уехала, сегодня вхожу в дом, все вверх дном, ты стоишь. Что было думать?

– Так вы вместе живете?

– Мы и спим вместе! – женщина обиженно вздернула нос. – Понимаешь?

– Извини, просто он ничего не говорил.

– Ай, мужчины! – она отмахнулась. – Чего от них ждать? Гюле сама вещи его собрала и перевезла к себе, все!

– Так ты Гуля?

– Гюле я, – женщина закатила глаза, – но зови Гулей, Глеб тоже так зовет. Иногда Гюльчатай обзывает и смеется, шайтан.

– Приятно познакомиться!

– И мне! Ты с дороги, отдыхай. Я вот только демона унесу отсюда.

– Кого?

– Димона, говорю, унесу. – Она кивнула на манекен с ножом в груди. – Хочешь в душ? Сейчас, подожди.

Гуля смерчем закрутилась по комнате, и вот уже я стою со стопкой полотенец, а она подталкивает меня к ванной комнате. Что ж, хорошая мысль!

Глава 5 Защитное око

Саяна

Полностью умиротворенная, я вышла из ванной, подсушивая полотенцем мокрые волосы, и даже не узнала комнату. Все чинно стоит на своих местах и сияет чистотой. И в большой комнате та же история: ни следа бардака, образцовый порядок и в воздухе витает дразнящий аромат кофе! Там приборки было на несколько часов, как одна хрупкая женщина смогла управиться так быстро? Похоже, не зря о хозяйственности турчанок ходят легенды!

Позволив запаху вести, я нашла кухню. Гуля одной рукой помешивала кофе в медном котелке, другой прижимала сотовый к уху и, судя по тону, кого-то отчитывала. Голос становился все громче и громче. Прорычав последние слова, она отбросила телефон в сторону и заметила меня.

– Саяна, брат говорил, куда отправился? – вопрос прозвучал напряженно.

– Просто смс прислал, что не сможет встретить.

– И больше ничего?

– Нет. – Что-то мне все это не нравится. – Когда я приехала, здесь был мужчина, он тоже Глеба искал.

– Как этот мужчина выглядел?

– Типичный скандинав, высокий, глаза голубые. Сказал, что его зовут Бера. И очень просил, чтобы передала брату, когда тот объявится, что им нужно встретиться по какому-то очень важному делу, срочно. – Мне показалось, или в ее глазах на самом деле промелькнул страх? – Гуля, что случилось?

– Ничего, – она отвернулась к плите и сняла котелок с огня. – Давай кофе попьем, у меня пахлава есть. Садись за стол.

– Кажется, ты что-то не договариваешь.

– Ай, какая! – женщина поставила передо мной блюдо с восточным лакомством и разлила кофе по маленьким чашечкам. – Штормовое объявили, где Глеб, не знаю, волнуюсь. Собирался снимать природу. Вдруг в непогоду попадет. Понимаешь? – она села напротив меня, взяла кусочек пахлавы. Рука заметно дрожала.

– Штормовое предупреждение? Вроде небо ясное было, когда я прилетела.

– Это все Босфор. Настроение поменял, гневается. За минуту погода испортилась. Гляди, – Гуля отодвинула занавеску на окне, – небо какое.

Я посмотрела на грязно-серые облака, быстро плывущие в вышине. Ветер нетерпеливо подгонял их, как мать, ведущая детишек в сад и опаздывающая на работу. От восторженно голубого небосклона с щедрым на тепло солнцем не осталось и следа. Будто и не уезжала из Москвы.

– Только бы наводнения не было, – пробормотала Гуля, встав. – Пойду белье сниму, унесет ведь все, шайтан.

Когда она вернулась, я успела уже три раза набрать Глеба.

– У него, похоже, телефон выключен. – Теперь руки дрожали и у меня. – Гуля, может кто-то знать, куда он собирался?

– Если только отец Тимофей, Глеб на каждую крупную съемку у него благословение брал.

– Скажи адрес церкви, я съезжу.

– Не найти тебе. – Женщина с сомнением покачала головой. – Там и свои плутают.

– Я найду.

– Смотри тогда. – Она оторвала от блокнота на холодильнике лист бумаги, взяла карандаш и начала по старинке рисовать «карту». – Это в районе Каракёй.

– Где Босфор с бухтой Золотой рог граничит? – уточнила я.

– Он сразу за Галатским мостом. Через него трамвай бегает. Выходишь у мечети, остановка Топхане, а потом, смотри, – Гуля быстро нарисовала на листочке нечто, больше напоминающее лабиринт. – Проходишь немного в сторону Каракёя, переходишь на вторую или третью улицу к Босфору, проходишь ее – и ты на месте. Поняла?

– Нууу, – в замешательстве протянула я, не желая признаваться в том, что навигационные таланты не входят в число моих достоинств.

– Ай, какая! – женщина покачала головой, удивляясь, видимо, моей бестолковости. – Вот здесь адрес тебе пишу, смотри, – она быстро подписала «Hoca Sokagi», – спросишь, дом 19. Говори, что rus kilisesi4 ищешь, или «Храм на крыше», у нас его так называют, помогут. Люди у нас добрые.

Всегда сочувствуют тупым туристкам, захотелось добавить мне. Судя по лицу Гули, она весьма сомневалась, что сестре ее парня удастся найти церковь, даже будь она прямо перед носом. Что ж, значит, придется ее удивить. Я сложила листок и сунула его в любимый джинсовый рюкзачок. Отправив туда же все необходимое, заплела слегка влажные волосы в косу, потеплее оделась и почти выбежала из дома под напутственные речи Гули.

Упругая волна ветра едва не втолкнула меня обратно, отхлестала по щекам и яростно набросилась на деревья. На душе было паршиво. А может, мы зря волнуемся, брат сидит с выключенным телефоном в кафе на берегу и снимает, как раздраженный Босфор ощетинивается темными волнами. Глеб, я тебя найду и засуну сотовый тебе в зад, чтобы никогда больше не отключал!

Только сев на трамвай – из-за пробок по вине погоды рассчитывать на такси не приходилось, я вспомнила, что не спросила у Гули, кто навел бардак в доме, пообещала себе, что спрошу, когда вернусь, и решила изучить карту в интернете. После сотой попытки хотя бы подключиться пришлось признать удачной мысль Гули нарисовать карту от руки.

Мне предстояло найти один из православных храмов Стамбула – Святого Пантелеймона, попытавшись не запутаться в лабиринте узких улочек без опознавательных знаков. На бумаге путь казался несложным, но самонадеянность всегда наказуема. Сосредоточенная, я вышла из трамвая и сразу же утонула в воспоминаниях.

Вот здесь мы с Глебом покупали печеные каштаны, которые на вкус напоминали сладковатую плохо прожаренную картошку. А вон там, за углом, на крытом рынке, истратили состояние на безделушки. Тапочки с загнутыми носами – хочу! Безумно красивый поднос с чеканкой! А специи – как не взять! Футболки, кружки, ручки, фигурки и, конечно же, море магнитиков! Ой, финики забыли, бегом обратно!

Помню, как у Глеба заблестели глаза при виде хищно изогнутых кинжалов, а я перемерила, казалось, сотню пиджаков, курток и плащей. Мы торговались до хрипоты, заразившись азартом от местных. А вечером смотрели друг на друга и не понимали, зачем нам куча ненужного барахла.

Сейчас из всех сувениров на бесчисленных лотках внимание привлекла только богато украшенная медная лампа. Вот бы потереть ее и спросить джина, где мой брат. Ладно, будем надеяться, роль джина исполнит отец Тимофей.

Я огляделась. Даже штормовое предупреждение оказалось не в силах повлиять на привычную жизнь Стамбула. В бездонной вышине, в которую устремлялись с молитвой тысячи минаретов, бушевал ветер, а внизу гудел человеческий улей, не обращая на это ровным счетом никакого внимания.

Торговцы сновали в толпе со своими дребезжащими тележками, помнящими, наверное, еще эпоху султаната. Экскурсоводы озабоченно квохтали, как наседки, пытаясь не растерять группу туристов, глазеющих по сторонам и каждую секунду делающих селфи.

Под визг тормозов местные перебегали дорогу прямо перед машинами, игнорируя и светофор, и гневные выкрики водителей. Продавцы пахучих рыбных сэндвичей гортанно зазывали покупателей, стараясь перекричать друг друга. А запах! Оказывается, по смеси морского соленого воздуха с пряными приправами, автомобильной гарью и амбре уличной еды можно соскучиться!

Я машинально отметила, что город стал чище, на улицах явно меньше мусора, вытянулся ввысь, но неповторимого шарма не потерял, и, влившись в толпу, отправилась на поиски церкви.

Вспомнив, что брата не на шутку уязвляло превращение Айя-Софии сначала в мечеть, а потом, в качестве компромисса, в музей, я поблагодарила высшие силы, что времена крестоносцев и их кровавые войны с теми, кто не приемлет единственно правильного, конечно же, бога, ушли в прошлое.

Меня никогда не тянуло навязывать кому бы то ни было свою точку зрения, и уж тем более считать ее достойной множества смертей. Глеб этого понять и принять не мог, а мои напоминания о смирении, которому учил Христос, он считал издевками глупой особы женского пола, которому «разуметь великие дела не положено в силу скудного ума». Когда-нибудь я набью этому сексисту его надменную морду, ей-богу! Но для этого нужно сначала его найти.

А попутно можно насладиться Каракёем – не только центральным, но и самым колоритным районом Стамбула. Его тесные улочки, пахнущие жареной рыбой, поднимаются вверх от залива Золотой Рог, заманивая туристов прогуляться по ним. Если поддашься искушению, то не заметишь, как пробежит время и неизбежно «пришвартуешься» в одном из многочисленных ресторанчиков – и об этом тоже ни разу не пожалеешь.

Но мне было не до того. Я искала rus kilisesi, вокруг которой сфокусирована вся жизнь русской общины Стамбула. Гуля говорила, что ее купол салатового цвета виден издалека, но, похоже, забыла упомянуть, что его невозможно разглядеть со стороны плотно застроенной улицы.

Через полчаса пришлось признать позорное поражение в борьбе с лабиринтами турецких улочек, которые упорно водили по кругу, и начать просить о помощи местных. Пара фраз на их родном языке и улыбка (ну, и может быть, мой измученный вид), творили чудеса – помочь пытались абсолютно все. Я вспомнила, как в Москве реагируют на подобные просьбы, и мне стало стыдно за соотечественников.

С грехом пополам удалось выяснить, в какую сторону идти. Я следовала указанному направлению, пока не вышла на безлюдную улочку. Куда дальше? Позади заскрипела дверь. Невысокий мужчина в светлой рубашке и безрукавке, улыбаясь, посмотрел на меня. Ну, вот у него и спрошу.

– Заблудились? – спросил он на русском, едва я открыла рот.

Как турки определяют национальность, а?

– Ищете храм?

Прямо мысли читает!

– Идемте, отведу. – Он махнул рукой с натруженной, большой ладонью в соседний закоулок. – Недалеко.

Я послушно прошла за ним.

– Тут. – Мужчина остановился у высокой двери старого жилого и весьма обшарпанного строения. Из окон выглядывали дети, с любопытством разглядывающие нас. – Лестница вверх, храм наверху.

Да уж, никогда бы и не подумала, что самый известный русский храм в Стамбуле находится там.

– Спасибо огромное! – я попыталась дать моему спасителю бакшиш – денежку в благодарность, но он не взял, с гордостью заявив:

– Музафер помогает паломникам бесплатно.

– Спасибо, Музафер!

– Пожалуйста.

Вот так бывает. Простой бескорыстный человек с лучистыми глазами. Редкость в нашем мире. Улыбаясь от приятной теплоты в душе, я вошла и начала подниматься по довольно узкой крутой лестнице – лифта не было. Судя по всему, это просто многоквартирный дом. По крайней мере, звуки соответствующие – плач младенцев, монотонный звук телевизоров и радио, разговоры и смех. Но чем выше я поднималась, тем явственней становился характерный церковный запах, разбавленный ароматами приготовленной жильцами еды.

Следуя указателям на русском языке, я увидела красную стрелку, которая указывала на дверь. Рядом имелся звонок, но так как дверь была открыта, полагаю, пользоваться им необходимости не имелось.

Я прошла на террасу, в центре которой расположился довольно небольшой храм – вряд ли в нем одновременно могло находиться более сорока человек. Только характерная роспись, иконостас, несколько икон на стенах с чадящими лампадками перед ними и небольшой постамент со свечками.

В дальнем углу кто-то копошился, но из-за скудного освещения было не разглядеть. Я подошла поближе и увидела объемного, как колокол в рясе, священника с собранными в хвост темными волосами.

– Здравствуйте, можно спросить вас по поводу Глеба…

– Я уже все сказал. – Мужчина довольно резво для своих габаритов развернулся. – Негоже на такое благословение брать! Не дам! И не просите!

– Извините. Вы не поняли.

– Все понял! Не будет вам благословения! – священник обошел меня и большими шагами пошел к выходу.

– Да мне просто узнать! Он пропал! Вы – отец Тимофей?

– Я. – Батюшка развернулся, волна воздуха, поднятая его могучими телесами, загасила догорающие свечки и заставила истерично заметаться огоньки лампад. – Раз пропал, молитесь. За него и душу его.

– Он приходил? Не говорил, куда направляется? Шторм, мы с Гулей беспокоимся.

– Был. Не говорил. А про Гулю вашу и слышать не хочу! Сбила с истинного пути именно она его, точно говорю. – Священник сделал шаг ко мне, вгляделся в лицо. – Молись за него, дочь моя.

Мягко говоря, оторопев, я смотрела ему вслед, вообще ничего не понимая. Что это было? В голове роились десятки вариантов, пока ноги пересчитывали ступеньки обратно. Уж не на венчание ли с Гулей Глеб просил благословения у отца Тимофея? Даже если так, почему батюшка так рассердился? Из-за разной веры? Ничего не понимаю.

Дверь натужно заскрипела, выпуская меня на улицу. Мой бескорыстный помощник видимо, все понял по лицу и сочувственно улыбнулся.

– Все хорошо будет. Музафер не врет.

– Я брата пытаюсь найти. Он часто здесь бывал. Не видели?

Мужчина внимательно всмотрелся в фото на сотовом и посерьезнел.

– Не ищи, не надо.

– Вы его знаете?

– Не знаю. И ты его не знаешь. Он сам себя не знает. Не ищи.

Вы сговорились все, что ли?!

– Вот, возьми. – Музафер достал что-то из кармана и вложил в мою ладонь.

– Что это?

– Nazar boncuğu. Как сказать по-русски? Око. Защита. Носи с собой. – Мужчина еще что-то пробормотал и ушел.

Я разжала ладонь. На ней лежал стеклянный синий глаз.

Глава 6. Шарф

Саяна

Я ищу ответы,

Ведь происходит что-то странное.

Я следую за знаками,

Я приближаюсь к огню…

Within Temptation, «Опасные мысли»

Маленькой я любила ночами слушать ветер. Он представлялся мне волком, разозлено воющим от тоски и одиночества. Закутавшись в одеяло так, что наружу торчал лишь нос, я замирала в сладостном восторге перед его грозными порывами, когда стихия упругой волной с разбегу толкалась в окна и двери нашего деревянного дома, словно огромная рука пыталась проникнуть внутрь и утащить наглую девчонку прочь.

Но я хоть и замирала в сладком страхе, на самом деле не боялась. Меня берегли дед, похрапывающий в соседней комнате и брат, чутко спящий за ширмой на кровати у окна. Ветру оставалось лишь истерично взвизгивать, теребя черепицу на крыше, и в бессильной злобе трепать деревья, заставляя их рисовать на стенах страшный танец теней.

Но сейчас со мной не было ни деда, ни брата. Ветер то толкал в спину, будто хотел сбить с ног, то упирался в грудь, заставляя буксовать на месте. Как школьник, влюбленный в одноклассницу, он дергал меня за косу, сдергивал лямку рюкзака с плеча, пытаясь отвлечь от печальных мыслей и завладеть моим вниманием. Но мне было не до него. Я механически поправляла волосы и вешала рюкзак обратно, шагая вперед.

И что теперь? Где искать Глеба? Вернуться к Гуле и ждать его там? Ни его, ни ее телефоны не отвечают. Ерунда какая-то получается. Не такой мне виделась эта поездка, не такой.

Дребезжание трамвайчика за спиной прервало мои раздумья. Я обернулась и замерла, увидев номер на красной мордашке первого вагончика. День рождения брата. Мысли лихорадочно заметались. Разум насмехался, вспоминая анекдоты о женщинах и знаках, а интуиция предлагала отбросить сомнения. Я едва успела отпрыгнуть с путей и вжаться в стену дома. Занимая почти все пространство узкой улочки, трамвай проехал мимо, сердито гудя из-за моей бестолковости.

Минуту я смотрела ему вслед, потом плюнула на доводы рассудка и кинулась вдогонку. Благо остановка была сразу за углом. Едва я вскочила на подножку, как рассчитанный на туристов раритет тронулся, одобрительно позвякивая, словно был доволен моим выбором.

Медитативное покачивание трамвайчика успокоило меня. Хорошо, что по Стамбулу не только шустрыми змеями извиваются современные трамваи, больше похожие на электрички, но и ездят не спеша вот такие харизматичные вагончики из прошлого. Пусть внутри бьет в нос застарелый запах кожзама, а сиденья жесткие и обтрепанные, есть в такой поездке что-то завораживающее. Ехать, смотреть в окно, отпустить мысли. И довериться случаю.

Народу на улицах почти не было, ветер разогнал туристов и торговцев, даже кошки попрятались. Небо комкало облака, обкладывая горизонт тяжелыми эшелонами из сердитых грязно-сиреневых туч. Несколько упрямых птиц скользило между воздушными потоками, рискуя сломать крылья. Я улыбнулась, вспомнив, как Глеб говорил, что если чайка летит задницей вперед, значит, на улице ветрено.

Не знаю, сколько продолжалась поездка, но на город начали невесомыми полутенями опускаться ранние сумерки. Они старательно прикрывали и так потрепанную ветром буйную весеннюю красоту, скрадывая яркость красок, припудривая их серой вуалью, как старая благообразная бабушка, неодобрительно цокая языком, целомудренно накидывает шаль на плечи своенравной внучки, дабы прикрыть глубокое декольте.

Я не знала, где нахожусь, но не волновалась из-за этого. Мне было спокойно – приятное тепло в районе солнечного сплетения подсказывало, что все идет, как должно. Трамвай остановился на светофоре. В унисон с моим душевным настроением зазвучали тягучие, как мед, звуки азана. Переплетаясь с завываниями ветра, протяжные слова призыва к молитве неслись ввысь в гневающиеся небеса и одновременно плыли сквозь людей, побуждая остановиться и задуматься.

Даже не заметив, как, я сошла с трамвая и пошла к мечети. Подсветка выделяла ее ярким ореолом на фоне стремительно темнеющего неба. Прохладный морской воздух щекотал ноздри пряным запахом специй и тяжелыми ароматами духов, и манил за собой в сторону небольшого крытого рынка.

Я послушно шла за ним, потому что чувствовала – Стамбул ведет меня к брату. Криками беснующихся чаек, неоновыми указателями, ветром в спину, гортанными выкриками водителей, зазывалами в рестораны, профессиональными попрошайками, торговцами фаст-фудом и первыми всполохами багряно-фиолетового заката. Нужно просто довериться ему, древнему мудрому городу, и идти.

И я шла. Шла, пока боль в ступнях не стала нестерпимой. Поискав глазами, где можно присесть, увидела небольшой парк в закутке между домами, красиво освещенный круглыми желтыми фонарями и укрытый от ветра. Деревья сплошь в цвету напоминали сладкую вату на палочке. На скамейке в центре сидел дедок и вязал, вокруг него нарезал круги по усыпанной розово-белыми лепестками земле мальчишка лет пяти. Небольшая карусель с ярко разукрашенными лошадками его, видимо, не привлекала. У меня уже не было сил удивляться, поэтому я просто села рядом, вытянув гудящие ноги.

Мы с дедом переглянулись и улыбнулись друг другу. Пацан с вечным двигателем в попе продолжал бегать вокруг, как маленький спутник вокруг двух планет, а старичок лихо орудовал спицами, словно торопился довязать что-то ярко-розовое и уже весьма длинное. В голове царила гулкая пустота.

Я бы долго просидела в этом маленьком раю, укрытом от мира, наблюдая за медленным танцем осыпающихся лепестков, но коварный ветер добрался и сюда. Растрепав деревья в цвету, пакостник устроил нам розовый дождь, но этого ему показалось мало. Полетав в раздумьях над парком, ветер упал с высоты в песочницу, зачерпнул горсть песка и щедро «припудрил» мое лицо.

Я резко отвернулась в сторону и тут же забыла обо всем. Потому что буквально в сотне метров от меня Глеб широкими шагами переходил дорогу! Как всегда, весь в черном, длинноногий, худой и такой любимый! Стамбул все-таки привел меня к брату!

Я вскочила и бросилась вдогонку. Подлый светофор, конечно же, перемигнулся на красный, стоило подбежать к нему. Плотный поток машин не оставлял даже шанса вклиниться между ними. Сердце выбивало чечетку в районе горла, пока я приплясывала на переходе, вытягивая шею, чтобы разглядеть брата. Моих криков он, конечно же, не услышал. Все один к одному! Рыча ругательства, я не сразу почувствовала, как меня кто-то тянет за рукав. Оказалось, это тот самый мальчуган, что носился кругами в парке.

– Ne? Ne istiyorsun?5 – я перевела на него взгляд, пытаясь одновременно не упустить Глеба из виду.

Ребенок что-то залопотал на турецком. С моим уровнем знания языка и его скоростью речи шансов понять сбивчивую речь не было. Он, видимо, тоже это осознал, поэтому просто вытянул руку, указывая на деда, который семенил к нам, опираясь на палку. К тому моменту, как старик дошел до меня, брат уже сел в такси и мое сердце забилось вдвое быстрее.

– Kızım, al, al!6 – повторял дед, пытаясь всучить довязанный шарф.

– Спасибо, не надо! – отмахнулась я, решив, что он хочет мне его продать.

– Al!7 – старик насупился и притопнул ногой.

– Не надо!

–Al lan! Sürtük!8 – дед насильно засунул шарф в мои руки, развернулся и пошел назад, раздраженно бормоча.

Пацан показал мне язык и побежал за ним. Вникать в произошедшее было некогда. Светофор как раз сменил гнев на милость и зажег зеленый. Машина с Глебом уже выезжала на дорогу, когда я добежала до стоянки такси, путаясь в ярко-розовом длинном шарфе и проклиная старика.

Говорят, все таксисты мечтают услышать фразу «Следуйте за той машиной, быстрее!» Что ж, сейчас проверим!

– O arabanın içinde, daha hızlı!9 – выпалила я, плюхнувшись на сиденье. Слова будто из подсознания выскочили. Не помню, чтобы специально их учила. Может, попадались где-то, или запомнились с прошлой поездки в Турцию.

– Allah'ım!10 – водитель медленно повернул ключ зажигания, опасливо косясь на меня большими карими глазами с шикарными ресницами. И ведь даже не удивился! Будто каждый день такое слышит.

Машина не спеша выехала со стоянки и медленно поползла по дороге, доводя до зубовного скрежета. И почему мне достался самый неторопливый, мягко говоря, таксист?!

Игнорируя выразительные взгляды, протяжные выдохи и поторапливания, моя эстонская черепаха все же умудрилась не потерять из виду машину с Глебом. Вскоре мы приблизились настолько, что я уже могла разглядеть затылок брата. Предвкушая сюрприз, мне даже удалось успокоиться. Но, как оказалось, радоваться было рано.

Стоило нам выехать за город, как порывы ветра усилились настолько, что создавалось впечатление, будто мы едем сквозь прозрачное плотное желе в гору. Автомобиль постанывал, кряхтел, мотор натужно гудел, а водитель становился все серьезнее. Дорога начала петлять среди гор. Речушка, что мирно вилась по равнине узенькой безобидной змейкой, превратилась в разъяренного рычащего монстра с бурлящей коричневой жижей.

Опасливо косясь на плюющегося водой «дракона», таксист снизил скорость. Мы начали отставать от машины Глеба, и я запротестовала. Турок разразился длинной эмоциональной тирадой. И без перевода было понятно, что в ней он высказал все, что думает о женщинах, погоде в общем и обо мне в частности.

Ругаться на чужом языке довольно сложно, но пришлось попробовать. На одном дыхании я не менее экспрессивно выпалила на смеси турецкого, английского с вкраплениями русского ненормативного все, что смогла, по поводу стамбульского климата, таксистов и мужчин. Остановившись, чтобы набрать в легкие воздуха и продолжить, я замерла с открытым ртом. Как и мой водитель.

Едва желтое такси Глеба нырнуло за поворот, дорога, где они только что проехали, прямо на наших глазах начала крошиться, как шоколадная печенюшка, и оседать в воду. Мы едва успели затормозить и сдать назад.

– Başka bir yol daha var?11 – без особой надежды спросила я.

Водитель перевел на меня взгляд. Чувствовалось, что он уже успел много раз пожалеть, что взял такую пассажирку.

– Нет. – На русском выдал турок. Видимо, стресс и на его способности к языкам повлиял положительно. – Нет…gitmiyorum, isteme devam12, нет.

Я понимала его. Самой идея играть в догонялки с Глебом уже не казалась хорошей. Скорее, наоборот.

Может быть, этим бы все и закончилось, но таксист, сам того не желая, дал мне надежду.

– Там… Sadece özel bir hastane13, клиника. Дорого. Чужим нет вход.

– Onun ne kadar uzakta?14 – я навострила уши.

– Нет.

Мужчина вытащил из бардачка бумажные лохмотья и бережно расправил на коленях. Оказалось, это карта.

– Сюда… поворот, – он быстро прочертил пальцем извилистую линию по истершейся поверхности. – Увидишь, большой она, красивый.

– Teşekkür ederim15. – Я расплатилась, вышла из теплого нутра машины в промозглый холод и ахнула. Ветер сразу же набросился на меня со всех сторон, как стая бешеных собак. А может послать все к шайтану и вернуться в машину? Там печечка есть, и никто не льет за шиворот воду пополам с грязью.

Я обернулась, но таксист уже успел отъехать на порядочное расстояние. Радуется, наверное, что избавился от русской идиотки. Ну, а кто я после всего этого? Вариант один – дура. Хорошо, если клиника близко, до темноты дойду. И накостыляю Глебу по полной! А завтра с утра стану умной и перестану вот так косячить!

Кивая самой себе, я намотала на шею подарок деда-вязальщика, мысленно поблагодарив, и подошла к размытому рекой асфальту. Автомобиль здесь, конечно, не проехал бы, но чтобы хрупкая не сильно умная девушка смогла пройти, места достаточно. Особенно, если прижаться к скале, не смотреть на бушующую справа, мать ее, Ниагару и быстренько пройти на трясущихся ногах опасный участок. Что я и сделала.

До поворота оставался десяток метров, когда река сделала ход конем, с оглушительным грохотом одновременно разрушив асфальт впереди и позади меня, словно от полотна дороги две огромные акулы откусили по жирному куску. А еще говорят, что турки одни из лучших строителей в мире!

Глава 7. Ангел-хранитель

Горан

Сияющий ангел! Я верила –

Ты мой спаситель в самый черный час.

Ослепленная верой, я не смогла услышать

Тихий шепот, так ясно предупреждающий меня.

Within Temptation, «Ангелы»

Погода портилась, но после нескольких лет жизни в Лондоне мне было не привыкать к тому, что безмятежно голубое небо вдруг хмурилось, словно капризная женщина, и сверху начинала сыпаться морось, колко летящая в лицо благодаря порывам ветра, что были тут как тут. А потом кругом лужи, люди зябко ежатся, мусорные урны полны растерзанных непогодой зонтиков китайского производства – они в Англии долго не живут.

Однако в Стамбуле имелась более грозная сила, которую нельзя было не принимать во внимание – Босфор. Он правит местной погодой, меняя ее под свое настроение в мгновение ока. Как сейчас, например. Водные плети хлестали по лобовому стеклу, заставляя вспоминать неистовство Катрины, в которое она впадала в последнее время все чаще, круша все вокруг с такими криками, что кровь стыла в жилах даже у меня.

Это и стало причиной нашего отъезда из Лондона – я решил положить сестру в клинику здесь, в Стамбуле. Ее врачи считались лучшими в мире и, что было немаловажно, специализировались именно на санклитском безумии. Не особо надеялся на успех, но сутками находиться рядом с Катриной и осознавать, что ничем не могу помочь единственному дорогому мне существу на земле, оказалось выше моих сил.

Но никак не рассчитывал, что в первую же неделю в Стамбуле в нашу с сестрой жизнь ворвется прошлое. Конечно, за почти триста лет я успел обзавестись врагами, с этим не поспоришь. Многие мне достались «в наследство» от отца, Великого Антуна Драгана, который ныне полностью отошел от дел и заперся в нашем имении в Хорватии. Да и бесконечные интриги между санклитскими семьями спокойно спать не дают.

Сейчас, ко всему прочему, все усугубляется борьбой за свободное место главы нашего клана, на которое может претендовать только чистокровный санклит – оба родителя должны быть бессмертными, а он сам не моложе двух с половиной сотен лет. Возглавить свой клан я мечтал с детства, и теперь, заручившись поддержкой подавляющего большинства глав семей, был близок к этому, как никогда ранее.

Может, ослепленный перспективами, я не заметил, не почувствовал, что прошлое дышит мне в затылок, позволил себе расслабиться, забыть, что в мире, кроме санклитов, есть и Охотники, многие из которых, несмотря на заключенное Перемирие, жаждут убивать бессмертных. Упустил из виду привычку семьи Соболевых возвращаться в мою жизнь с каждым новым поколением и приносить с собой беду.

Джип несся вперед, как и мои мысли. Дождь закончился так же быстро, как и начался – машина словно вынырнула из-под сплошной стены воды. Небо пламенело закатом. Сколько уже раз видел эту красоту, но никогда не устану ею восхищаться! Раньше мы с Катриной любили провожать уходящий день, обсуждая все на свете, но потом она все чаще просто молчала, глядя в окно пустым взглядом.

Я выжал из джипа максимум и так стиснул зубы, что они заскрипели. В клочья разорву того ублюдка, что пытался убить ее! Иного подонок, напавший на душевнобольную девушку, не заслуживает! Ведь он пытался подобраться через нее ко мне, укусил в самое больное место, надеясь нанести сокрушительный удар. Но ничего не вышло, ведь я обеспечил Катрине лучшую охрану в три уровня. Которой все-таки придется ответить за то, что младший Соболев сумел прорваться к домику, в котором живет сестра!

Уже немного осталось, скоро приеду. Я выехал на прямой отрезок дороги, что несся к скале, темнеющей впереди острым клыком. Что там такое? Показалось? Пришлось напрячь зрение. Нет, на самом деле! Что она творит? С ума сошла?!

Саяна

Я прижалась спиной к скале. Из груди вырвался нервный смешок. И что теперь делать? Ни до того выступа, что впереди, ни до того, что сзади, не допрыгнуть. Наверх – вертикальная стена. На расстоянии буквально вытянутой руки рычит коричневая река, которая перемелет на корм рыбам за считанные секунды. И в довершение всех бед скоро совсем стемнеет. Молодец, Саяна, сделала сюрприз брату!

Так, спокойно, все будет хорошо. Наверное. Я сделала глубокий вдох. От края асфальта в мою сторону тонкими змейками поползли новые трещинки. В голове всплыла детская мысль: может быть, если не шевелиться и закрыть глаза, они меня попросту не заметят? От соседнего выступа отломился большой кусок, громко булькнулся в воду и быстро пронесся мимо, крутясь, как юла. Поняла, глаза лучше раскрыть пошире.

Вот она, та самая ситуация, когда хочется себя ущипнуть и проснуться. Жизнь, кстати, перед глазами не пролетает. Значит, есть еще надежда, так ведь? Слабое утешение, не спорю. Но тут не то что за соломинку, за былинку, песчинку, волосинку ухватишься.

Я огляделась. Право, лево, вперед – без вариантов. Назад. Осторожно, не дыша, я развернулась лицом к отвесной скале и ощупала ее замерзшими руками. Ледяная, скользкая. Уцепиться не за что, не говоря уж о том, чтобы залезть наверх. Я запрокинула голову.

Выступ. Большой, поросший травой. На краю несколько деревьев примерно в мой рост сбились в кучу. Слабая надежда робко затеплилась в душе. Сердце забилось учащеннее, хотя казалось, что быстрее уже некуда. Голова лихорадочно заработала. Я уже знала, что есть шанс туда добраться, но еще не понимала, как это сделать.

Так, что у меня есть? Куртка, кофта, белье, резинка для волос, ботинки. Ботинки! В них шнурки. Этого мало. В рюкзачке телефон – связи нет, кто бы сомневался, тампоны, жвачка, лекарства первой необходимости, как всегда – куча конфет для детей, кошелек, плеер – с наушниками, расческа, документы – ну, хоть тело быстро опознают.

Спокойно. Я снова перебрала вещи. Это все. Залезла в карманы – монетки, жетоны, карты на проезд. Черт, неужели все? Во всех смыслах все? По щекам потекли горячие слезы. Я захлюпала носом и тихо заскулила от жалости к себе. Неужели моя непутевая жизнь закончится вот так?..

Да я же и не видела еще ничего! Мне недавно стукнуло 25! Да, много путешествовала, нашла работу своей мечты. Но это все! Я любила по-настоящему всего пару раз. Одного жениха бросила перед свадьбой, а с другим мы год прожили вместе, но он сузил свой мир до кайфа от наркотиков, исключив из него будущее со мной. Брат, несколько не самых близких подруг и друзей, мои ребятишки. Больше никто и сожалеть не будет.

Я уже рыдала в голос, охваченная паникой, когда порыв ветра толкнул меня в спину и припечатал к скале лицом. Всхлипывая, я слишком резко подалась назад и не упала в воду только из-за того, что шарф умудрился зацепиться за какую-то зазубрину в камне.

Твою ж мать, шарф!!!

Смеясь, ругаясь, благодаря деда и плача вперемешку, мне удалось отколупать с выступа кусок асфальта подходящего размера и упаковать его в вязаную ткань, закрепив двумя узлами.

Почти стемнело, и деревья на выступе превратились в смутные темно-серые тени. Мне нужно было перекинуть через стволы шарф и доползти с его помощью до них. Проще сказать, чем сделать. Что ж, надо пробовать. Нет, не пробовать, а делать.

Балансируя на самом краю, подпрыгивая и стараясь изо всех сил, я бомбардировала деревья до тех пор, пока совершенно не выбилась из сил. Руки болели так, будто из них мышцы вырезали. Глаза слезились из-за попавшей в них грязи. Шея затекла. Ладони адски жгло. Безумно хотелось пить. Но хуже всего было то, что я почти ничего не видела, приходилось кидать наугад. А кромка асфальта, отделявшая меня от рычащей реки, постепенно осыпалась. Шансы стремительно таяли.

Еще раз, еще, еще, еще и еще. Мимо. Вытираем слезы и пробуем снова. Не вышло. Промазала. Не попала. Не… Стоп, кажется, попала! Не веря своему счастью, я осторожно потянула за шарф. Да, получилось, получилось! Наконец-то! Ликование затопило горячей волной, но праздновать было рано – надо еще добраться до выступа. Учитывая то, что скала очень скользкая и гладкая, а я ни разу ни альпинист, легко не будет.

Опасения подтвердились. Ботинки скользили по мокрому камню, упереться ногами не получалось. Шарф натягивался так сильно, что в любой момент мог вырвать с корнем небольшие деревца и обрушить мне на голову. Нужна точка опоры. Подсвечивая себе сотовым, я тщательно ощупала скалу. Небольшие трещины, уходящие вглубь, вполне подходили для того, чтобы вставить в них мои ключи и создать таким образом небольшую платформу для ноги.

Собрав остатки надежды, цепляясь всем, чем можно, я поползла вверх, как ящерица, понимая, что на вторую попытку не будет ни времени, ни сил. До выступа оставалось совсем ничего, когда мышцы левой руки пронзила острая боль, и она почти перестала слушаться. Спазм? Только не это! Со свистом втянув сквозь стиснутые зубы воздух, я перенесла основной вес на правую и, несмотря на мучительные ощущения, потянулась к деревцу. Пальцы уже касались мелких листиков, еще пара сантиметров буквально, и… Вот она, ветка!

Так крепко я, наверное, не сжимала никогда и ничего. Теперь понятно, что значит вцепиться мертвой хваткой! Никто не в состоянии отнять ее у меня!

Из порезанной шипами ладони текла кровь. Горячие капельки скользили по запястью и впитывались в рукав кофты. Но даже жгучая боль не могла заставить меня попрощаться с единственным шансом на спасение. Как в кино, едва я дотянулась до ветки, островок асфальта внизу рассыпался на маленькие кусочки. Усилившийся страх дал мощного пинка – и вскоре моя рука сжимала ствол дерева-спасителя.

После всего пережитого забраться на выступ оказалось просто. Да, мокрый камень размером с оконный карниз, ноги скользят, держаться не за что, мышцы потянуты и спазмированы, зверский ветер того и гляди сдует к чертям. Какие мелочи!

Остается подняться на самый верх.

Итак, что мы имеем? Я прижалась к скале так плотно, как только смогла, посмотрела вверх и постаралась, несмотря на темноту, разглядеть, что там. Увиденное вселяло оптимизм. «Шапка» горы была покрыта растительностью. Кое-где даже росли какие-то куцые уродливые кустарники, но мне они показались самыми красивыми на свете, потому что им предстояло завершить мое спасение.

Проявив чудеса акробатики, я отвязала шарф от деревца и перекинула через кусты. В этот раз получилось сразу. Шипя от боли, я достаточно легко добралась до цели – возможность цепляться за густую траву оказалась весьма кстати. Большинство кустиков выдирались с корнем за пару секунд, но этого времени было достаточно, чтобы переместиться чуть выше. В нос бил терпкий запах мокрой земли и нежный аромат скошенной травы.

Когда я поняла, что занимаюсь практически прополкой скалы, меня охватил смех. Скорее, даже «дикий ржач». Тело сотрясали настолько сильные безудержные конвульсии, что я начала опасаться, что сейчас рухну в реку. Холодная вода меня уж точно сразу остудит.

Мысль о ледяных объятиях помогла успокоиться. Нервно подхихикивая, я поползла дальше, сказав себе, что это была не истерика, а выход стрессовых эмоций. Вот только рановато они решили меня покинуть. Потому что когда до спасительного склона оставалось совсем чуть-чуть, кустарник, за который был перекинут шарф, с противным громким чмоканьем выдернулся из земли и полетел мне в лицо, растопырив корни. Окаменев от ужаса, я вцепилась в траву, прекрасно понимая, что она меня не спасет. Иронично, если вспомнить о моем вегетарианстве.

Правая рука первой вырвала куст из дерна. Зная, что это бесполезно, я закричала во весь голос, что было сил, лихорадочно шаря впереди в надежде хоть за что-то уцепиться. Но левая рука повторила судьбу правой, и тело медленно заскользило вниз.

В голове вспыхнула одна-единственная мысль: «как быстро это будет?», но додумать ее я не успела. Кто-то крепко схватил меня чуть выше локтя и потянул вверх. Через мгновение я оказалась наверху, на земле.

Сначала яркий свет ослепил меня. Потом в поле зрения попал силуэт человека, окруженный крохотными иголочками сияния, которое делало его похожим на ангела.

Так вот ты какой, Ангел-хранитель!

Потом все мысли исчезли, потому что я увидела его глаза – глаза человека, который изменит всю мою жизнь. Разрушит ее до основания.

И убьет меня.

Глава 8. Исчадие ада

Саяна

Настал момент – ты пустила меня в свои глаза,

Теперь сам дьявол не в силах эти узы развязать!

Слот, «Две капли»

Карие. Нет, ореховые. Тоже нет. Коньячные. Янтарные. Да что же это за оттенок, черт подери?! Свет фар мешает рассмотреть.

Я глядела на него, не моргая, замерев в ступоре. Почему-то именно это казалось сейчас самым важным в мире – выяснить, какого цвета глаза у мужчины, что спас мою жизнь.

Кстати, об этом.

– Спасибо. – Удалось прошептать мне, потом в горло будто насыпали обжигающего песка, и начался дикий кашель.

– Пожалуйста. – Спаситель взял меня на руки, отнес к черному джипу, боком посадил на переднее сиденье так, чтобы ноги остались на земле, и дал бутылку с водой. – Пейте.

– Спасибо. – Крышка уже была снята, и я большими глотками опустошила емкость, застонав от наслаждения. Нет ничего вкуснее холодной воды!

– Нужно промыть ваши раны.

Я послушно вытянула вперед руки и только сейчас осознала, что он говорит по-русски. Вскоре стало не до того – перекись зашипела на моих ладонях, а вслед за ней зашипела и я, от дикой боли.

– Уже все. – Мужчина ободряюще улыбнулся, еще пару минут поколдовал, накладывая какой-то прохладный гель, потом умело забинтовал мои многострадальные руки. Стало намного легче, боль поутихла.

Сняв с моей спины рюкзачок, он положил его мне на колени и накинул на плечи свой пиджак. Я утонула в нем и аромате строгих мужских духов. Одним движением мужчина переместил мои ноги в машину и щелкнул ремнем безопасности. Хлопнули двери. И вот мы уже едем. Причем, очень быстро.

Куда? Если честно, без разницы. Я в тепле и покое. В салоне приятный запах – смесь древесного с цитрусом. В желудке булькает водичка. Рядом с моим спасителем спокойно и уютно, хотя и встретились мы в первый раз.

Только сейчас мне удалось его рассмотреть. Очень высокий шатен, далеко за тридцать, похож на итальянца, но красив не той яркой, броской смазливостью, сладкой до приторности, склонной к самолюбованию и показушности, а мужской настоящей красотой, сдержанной, элегантной, немного хищной из-за резких черт лица, прямого носа, плотно сжатых губ и упрямого подбородка, но уверенной и властной. Волосы средней длины лежат так красиво, что хоть сейчас в рекламу шампуня. А глаза, цвет которых я так и не определила, косятся на меня, и в них прыгают чертики.

Смущаться сил уже не было, оставалось только улыбнуться.

– Возьмите. – Мужчина вынул из бардачка упаковку влажных салфеток.

– Все так плохо? – попробовала пошутить я, взяв их.

Он промолчал, пряча улыбку.

Зеркало на откидном козырьке подтвердило опасения. Лицо было похоже на картину авангардиста: коричневые разводы от земли плавно перетекали в зеленые от травы, на лбу кровоточило несколько глубоких царапин, под правым глазом угрожающе наливался багровым пятном многообещающий синяк, губы обветрены и искусаны в кровь. Глаза красные, опухшие, будто рыдала неделю. Все это в обрамлении прически «швабра».

Удержаться от смеха мне не удалось. Красавица, слов нет! Продолжая смеяться, я потянула за липкий хлястик и вытащила одну влажную салфетку. В воздухе приятно запахло манго. Неожиданно! Мужчины обычно предпочитают более консервативные отдушки.

На то, чтобы привести лицо в порядок, потребовалось не менее половины упаковки. В принципе, сильно лучше не стало, синяки и царапины все равно никуда не делись, но, по крайней мере, теперь я хотя бы больше не напоминала шахтера в конце трудного рабочего дня.

Пригладив волосы, мне удалось перекинуть их со спины на плечо и заново заплести косу. Со стороны она напоминала те косички, что плетут дочкам неумехи-папы, пока мамы болеют, но с забинтованными дрожащими руками на идеальный результат надеяться и не приходилось.

– Теперь можно познакомиться. Я Саяна.

– Го̀ран.

– Горан? Я думала, вы русский. Говорите вообще без акцента.

– Я хорват. Просто люблю изучать языки.

– Спасибо вам, Горан. Не знаю, что делала бы без вас.

– Пожалуйста. Как вы там оказались, Саяна, можно спросить?

– Это очень долгая история. Если кратко: бабы – дуры. И думать об этом не могу. Давайте перейдем на ты, хорошо?

– Конечно. Как ты себя чувствуешь?

– Чувствую себя живой. Это главное. Все болит, но ничего, пройдет.

– Я отвезу тебя в больницу, но сначала мне нужно помочь сестре, у нее проблемы. – Мужчина стиснул зубы, на скулах заходили желваки.

– Конечно, но в больницу не надо, лучше домой. Там мой брат, у которого тоже будут проблемы, когда я до него доберусь.

Настойчивая трель телефона прервала наш диалог. Горан взял трубку. Разговор проходил на английском и на повышенных тонах. Я старалась не вслушиваться, закрыть глаза и подремать в объятиях пиджака моего спасителя. Тело словно знало, что вскоре мне предстоят такие испытания, что недавнее карабканье по скале померкнет по сравнению с ними, и старалось воспользоваться драгоценными минутами передышки. Но так уж, видимо, устроены женщины – слова сами лились в уши.

– Мы так не договаривались! – прорычал Горан в трубку столь яростно, что я вздрогнула. – Она не имеет права забирать Катрину!

Сочувствую тому, кто его так раздраконил.

– Она вдруг вспомнила о своем материнстве? Не смеши меня, мы оба знаем, о ком говорим! Что она хочет на самом деле? Что? Зачем ей Охотник?

Я плотнее закрыла глаза. Это не мое дело.

– Да, передай, что я согласен. Пусть вернет Катрину в клинику сегодня же. Да, я отдам его. – Мужчина закончил разговор, но сразу же набрал кого-то другого. Разговор был коротким. – Где вы? Точнее. Сбрось геометку. Остановитесь, скоро буду. – Он дождался сообщения и надавил на газ.

Джип взревел, вздрогнул всем корпусом и послушно понесся в непроглядную ночь с такой скоростью, что тело вдавило в сидение. Прямо старт с космодрома Байконур! Горан собирается меня угробить после того, как спас? Как он вообще ведет машину в такую погоду за городом, когда свет фар освещает дорогу максимум на сотню метров? Шумахер хорватский!

– Не волнуйся, все будет хорошо. – Успокаивающе произнес мужчина. Словно мысли мои прочитал. Хотя, наверное, и по лицу все видно.

– Надеюсь. – Пробормотала я и тут же вскрикнула.

Из-за поворота вынырнул силуэт машины, в которую мы не влетели только благодаря молниеносной реакции моего спасителя и качественным тормозам. Дальний свет ее фар резанул по глазам не хуже скальпеля.

– Идиоты! – процедил сквозь зубы Горан.

Да уж, стоять почти на дороге ночью в такую погоду далеко не самая гениальная идея.

– Саяна, прошу тебя, не выходи из машины. Ты поняла? – он внимательно посмотрел в мои глаза. – Что бы ни случилось, оставайся в машине.

– Хорошо. – Я кивнула, но где-то в районе солнечного сплетения тупо заныло, как недавно, когда мне пришла в голову идея пешком дойти до клиники в поисках Глеба. Но тогда хоть можно было выбирать. А какие варианты теперь? Никаких. Мы люди независимые, от нас ничего не зависит. Сидим и ждем.

Горан вышел из джипа и направился ко второй машине, Форду. Я запоздало подумала о том, что надо было вернуть ему пиджак, ведь на улице дикий холод. Но его, очевидно, это не заботило. Мужчина быстрыми шагами шел к цели, не обращая внимания ни на ветер, ни на низкую температуру. Я невольно залюбовалась им. Подтянутый, не перекаченный, скорее худощавый, длинноногий. На него хочется смотреть и смотреть. Хороший генофонд в Хорватии, надо как-нибудь съездить!

С заднего сидения Форда вылезли двое мужчин. Покопавшись, они вытащили наружу третьего, повисшего на их руках. На запястьях у него были наручники. Вот только в бандитские разборки вляпаться мне и не хватало. Что делать? Звонить в полицию? Мой сотовый благополучно разрядился. Телефон Горана у него в кармане. Остались еще какие-то проблемы, в которые я сегодня не влипну?!

Избитого мужчину кинули в ноги моему спасителю, как кучу ненужного тряпья. Я уже начала сомневаться, жив ли этот человек, когда он зашевелился и попытался встать. Горан одним рывком легко поднял его, что-то сказал и отбросил к Форду. Упираясь спиной в переднее колесо, несчастный упорно пытался подняться. Наконец ему удалось.

Я ожидала чего угодно, но только не этого.

Глеб!!!

Кровь заливала его лицо, но узнать брата оказалось несложно. Он же мой самый родной человек!

Отбросив пиджак, я с трудом отстегнула ремень безопасности и буквально вывалилась из джипа. Ноги меня не удержали, пришлось подниматься с колен. Словно сбылся кошмарный сон, когда спотыкаешься, встаешь, скользишь, все как будто в замедленной съемке, а надо быстрее, чтобы успеть, еще быстрее, а время замерло, и ты движешься сквозь густое желе, на пределе возможностей, понимая, что уже опоздала.

Моего появления явно не ожидали, поэтому я почти смогла добежать до брата. Оставалась пара шагов, он был уже совсем рядом! Но в последний момент сильные руки Горана обхватили меня за талию и прижали к себе.

Горан

– Отпусти! – она забарахталась, пытаясь освободиться, но я крепко держал ее. – Немедленно отпусти! Это мой брат! Не смейте его трогать!

Я замер. Господь всемогущий, как так получилось, что мне пришлось спасти жизнь одной из Соболевых?!

– Саяна! – Глеб рванулся к сестре, но мои подручные удержали его, заставив встать на колени.

– Кто это тут у нас? – один из них ощупал девушку глазами и пристально вгляделся в синяки на лице. – Какое наливное яблочко! Вкусное, наверное. Хоть и с помятыми бочками. Пришлось уму-разуму поучить, Горан? Русские бабенки горячие, сами на кулак ложатся!

– Умоляю, она ни при чем! – Соболев вытянул вперед руки в наручниках. Я почувствовал, как девушка в моих объятиях вздрогнула всем телом, увидев, что половина пальцев у него изогнута под неестественным углом. – Саяна ничего не знает. Отпусти ее, умоляю!

– Так это твоя сестренка? – рассмеялся мой подручный, хлопая себя по ляжкам. – Сестра за сестру, значит?

– Она ни при чем! – повторил Глеб.

– Катрина тоже ни в чем не виновата. – Парировал я. – Но тебя это не остановило.

– Я сожалею. Поверь, был бы шанс что-то изменить…

– Изменить ты уже ничего не сможешь.

– Ничего, сестренка твоя смазливая утешит Горана. На что-нибудь, глядишь, и сгодится. – Мужик хохотнул.

Саяна дернулась, что было сил. Если отпустить, перегрызет ведь этому идиоту глотку! Она даже не подозревает, что он хищник, который способен отнять ее жизнь одним прикосновением. Но я не позволю ему дотронуться до нее!

Внутри полыхнул гнев и… что-то еще. Понятия не имею, почему взбрело в голову защищать одну из Соболевых. Будто мало зла причинила мне их семья! Но руки сами сжались на талии девушки, не давая ей вырваться. А через секунду стало не до того.

Подручный внезапно замолчал и удивленно посмотрел на свой живот. По светлой рубашке стремительно расплывалось пятно. Я развернулся, спрятав Саяну себе за спину – побуду живым щитом, мне пули не страшны. Руки крепко стиснули ее запястья. Она попыталась вырваться, но быстро поняла, что я скорее поломаю ей кости, нежели отпущу. Вскоре девушка перестала шевелиться и словно даже забыла о том, что надо дышать. И мне было понятно, почему – потому что из тьмы вышла и медленно направилась к нам одна из Охотниц.

– Гуля! – потрясенно выдохнула в мою спину Саяна.

– Уходи! – крик Глеба разрезал воздух. – Гуля, не надо! Беги!

Я подхватил Соболеву на руки, быстро подошел к джипу, засунул ее внутрь, заблокировал двери и пошел навстречу Охотнице, нутром ощущая достойную соперницу.

Саяна

Как два опасных зверя, они медленно приблизились друг к другу. Мужчина атаковал первым. Молниеносный выпад, как бросок кобры. Но женщина была к этому готова и успела ускользнуть. Его руки встретили на пути воздух. А она уже находилась за его спиной. Но он словно этого и ждал. Хлесткий удар в корпус сбил Гулю с ног, но она тут же встала.

Я ахнула. Есть ли у нее вообще шансы? Горан вытащил меня со скалы легко, как котенка, одной рукой, не напрягаясь. Когда прижимал к себе, мог легко сломать позвоночник и не заметить. И то, уверена, в тот момент хорват контролировал свою силу. А сейчас?

Гуля держалась, хотя чувствовалось, что она слабеет с каждой секундой. А он, наоборот, убыстрялся. Их «танец» ускорялся, и женщина явно не выдерживала такого ритма. Пара обманных выпадов и вот уже Горан держит ее за шею.

Я думала, что поединок закончен, но вмешался Глеб. Мне не удалось увидеть, как он подобрался к ним, да еще и незаметно. Накинув руки с наручниками удушающим захватом на шею хорвата, брат оторвал его от хрипящей Гули, которая, едва освободившись, откуда-то вытащила нож и с силой воткнула его в грудь Горана. Мужчина рухнул на землю. Гуля упала в объятия Глеба, который сам не удержался на ногах – видимо, последние крохи сил ушли у него на этот рывок.

Движение у Форда заставило отвести от них взгляд. Говорливый мужчина и его напарник вставали на ноги, как ни в чем не бывало! Как это возможно? Я же сама видела, как Гуля в них попала! Ну не зомби же они!

Мне это снится. Сейчас проснусь, полежу немного, потом пойду собираться на работу. Я просто сплю. Щипок негнущимися пальцами за шею. Больно. Если все это не сон, то что тогда?!

Черт, «зомби» идут к ним, а Глеб с Гулей их не видят!

Я заметалась по салону и не нашла ничего лучше, чем засигналить им клаксоном. Моя рука била по рулю изо всех сил, пока мышцы не отказались повиноваться, а бинт на ладонях не окрасился кровью. Главное, они заметили.

Брат что-то кричал в лицо Гуле, пытающейся его поднять, потом с силой оторвал ее от себя и оттолкнул. Женщина отошла на пару шагов и замерла. Мотая головой, она что-то говорила ему, потом резко замолчала. Проследив за ее взглядом, я поняла причину. На нее медленно шел Горан. Ножа в его груди уже не было.

Сегодня ночь живых мертвецов?!

Гуля выхватила пистолет. Уверена, что она стреляла не менее пяти раз. Но он продолжал идти к ней, словно патроны были холостые. Женщина уронила оружие и начала пятиться. Глеб подполз, схватил Горана за ногу, но тот, не глядя, сбросил его руку.

За спиной Гули был обрыв. Она уже стояла на самом краю.

Не знаю, на что я рассчитывала, когда вновь начала безумно сигналить. Мыслей в голове на этот счет не было. Просто била по клаксону, не замечая, что он уже скользкий от крови.

Горан посмотрел в мою сторону и остановился. До него было далеко, но почему-то казалось, что мы глядим друг другу в глаза.

– Умоляю тебя, – сквозь слезы удалось прошептать мне. – Пощади! – это мгновение длилось вечность. Глаза неимоверно болели, словно в них насыпали соли, но я боялась даже моргнуть.

– Пощади, пощади, пощади… – Слова срывались с губ, как заклинание, как молитва, как последняя просьба.

У меня не было никакого права просить его. Особенно после того, что Глеб и Гуля сделали с ним. Но я умоляла. Не знаю, кто прав, а кто виноват. У каждого своя правда. Но сейчас это не имело ровным счетом никакого значения. Важным было лишь то, будет жить молодая женщина, стоящая в шаге от пропасти, или он толкнет ее в объятия смерти.

Горан сделал шаг назад.

Я протяжно выдохнула.

– Спасибо!

И в этот момент Гуля тоже шагнула назад. Мгновение – и ее тело скользнуло во тьму. Зачем?!.

Горан подошел к джипу и открыл дверь с моей стороны.

– Не плачь. Она сделала выбор.

Я коснулась своих щек. Да, он прав, по лицу текут слезы. Только сейчас заметила.

– Что теперь будет? – тихо спросила я, не глядя на него.

Молчит. Не хочет говорить или еще не решил? Какая, впрочем, разница?

– Вы убьете нас, так?

– Нет. Саяна, я… – Горан помолчал. – Я должен отдать твоего брата, чтобы мне вернули сестру, которую он пытался убить.

– Отдай меня вместе с ним.

– Нет.

– Он мой брат! Я хочу быть с ним, что бы там ни было!

– Ты не понимаешь.

– О, в этом ты прав! Я ни черта не понимаю! Сегодняшний день – это не моя жизнь! Я прилетела к Глебу, потому что выдохлась. Он – все, что у меня есть! Больше никого на всем белом свете! Так что это ты не понимаешь!

– Если кто-то и может тебя понять, то это как раз я.

– Тогда не отдавай его, пожалуйста! – мне удалось поднять на него глаза. Из-за слез все двоилось и прыгало. – Умоляю тебя, Горан!

– Я должен. Ради сестры. Ты сделала бы то же самое ради брата.

Так и есть. Сделала бы.

Мы молчали. Противное ощущение, когда воздух словно сгущается, время пробегает мимо, секунды утекают сквозь пальцы, а до того момента, когда все изменится безвозвратно, остается совсем ничего.

– Твои руки нужно перебинтовать. – Тихо сказал Горан.

Время истекло.

– Можно с ним попрощаться? – я изо всех сил старалась остаться спокойной, но легкие словно распирало изнутри. – Пожалуйста. – Из груди вырвался всхлип, и пришлось затаить дыхание, чтобы не впасть в истерику.

– Да.

– Спасибо. – Я проглотила горький комок, вышла из машины и сразу упала. Он попытался поднять меня. – Не надо. – Дрожащие ноги едва держали тело, которое трясло из-за нервного перенапряжения. – Дойду сама.

Глеб поднял голову, когда я подошла. Выражение этих глаз мне не забыть никогда. Сжать бы его в объятиях и никому не отдавать! Крепко-накрепко зажмуриться и усилием воли переместиться в детство, в наш маленький деревянный дом, сесть у печки, накрыться одной дедовой фуфайкой на двоих и смотреть на огонь. Наш крошечный мир, безопасный, уютный, только наш!

Я упала перед Глебом на колени и осторожно обняла. Он пах кровью. Волосы были покрыты засохшей коркой. Брат уткнулся лбом в мое плечо.

– Сайчонок, прости меня.

– Все хорошо, родной.

– Я погубил нас обоих. Умоляю, прости меня!

– Я прощаю, прощаю, прощаю. Все хорошо.

– Из-за меня умерла Гуля.

– Не из-за тебя.

– Из-за меня! Это только моя вина, моя гордыня!

– Нет, успокойся, это не так.

– Она носила мое дитя, Сайчонок. Я убил их обоих.

Неимоверным усилием воли мне удалось сдержать стон.

– Глеб, ты веришь в Бога. Значит, на то была его воля. Так?

– Его воля… – Повторил брат. Потом поднял голову и горячо зашептал, – Саяна, беги от него, как только сможешь, беги! Слышишь меня? Слышишь? – он схватил меня за плечи и начал трясти, повторяя одно и то же. – Беги! Драган – исчадие ада! Слышишь? Беги!

Еще одна машина подъехала к нам, и мое сердце оборвалось.

– Глеб, они уже идут. Я люблю тебя, родной! Вот возьми, – не знаю даже, зачем, я сунула в его карман стеклянный голубой глаз, который дал Музафер. Нет, знаю. Пусть с ним будет хотя бы моя частичка, когда… – Я едва успела поцеловать брата в щеку, как чьи-то руки бесцеремонно оторвали его от меня и поволокли к подъехавшей машине. – Глеб! Отпустите его! – я вскочила на ноги и начала отбиваться. – Не трогайте! – все закружилось.

Последнее, что удалось запомнить – ощущение, что меня бережно подхватывают сильные руки.

– Будьте вы прокляты! – прошептала я.

И, прежде чем провалиться в темноту, услышала ответ:

– Уже.

Глава 1. Добро пожаловать в тюрьму!

Горан

– Не смей! – я оторвал санклита от девушки, как только понял, что сжав запястье Саяны, мужчина пытается убить ее, вытягивая силу. Она упала на мои руки, и я впервые в жизни растерялся, не зная, что делать.

– Да ладно, забирай, – он осклабился, – самому хочется убить? Думаешь, не понимаю, Драган?

– Пошел вон! – мерзавец ушел, жадно глянув на Соболеву, мы остались вдвоем.

Ее запрокинутая голова напугала меня, а ведь страх и Драганы несовместимы, как любил повторять отец. Некстати вспомнились байки о Каре Господа – говорят, чувства к ней накрывают санклита мгновенно и неотвратимо. Только этого не хватало! Не приведи, Всевышний! Кара Господа, да еще из семьи заклятых врагов-Охотников, Соболевых? Только не это!

Я нервно сглотнул, прижав ее к себе, и пошел к машине, игнорируя боль в груди – эта проклятая Охотница, Гуля, воткнула в мою грудь кинжал с вплавленной в клинок костью бессмертного – тот самый, которым можно убить санклита. В сердце он не попал, следовательно, рана должна быстро заживать. Но боль только усиливалась, заставляя подозревать, что в довершение всех бед у меня появилась новая проблема – кость с кинжала откололась и застряла в грудине, блокируя регенерацию. Но сейчас важнее Соболева.

Когда опустил переднее пассажирское сидение и начал укладывать девушку на него, ее глаза приоткрылись. Взгляд скользнул по мне, и она снова потеряла сознание. Я вгляделся в лицо Саяны и выругался – слабеет, причем очень быстро. Этот гад все-таки успел причинить вред, начал вытягивать ее жизненную силу. От такой атаки санклита она может впасть в кому и умереть! Моя кровь помогла бы, но нам не зря запрещено давать ее смертным.

Я сел на водительское сидение и зашелся в кашле. Боль была ужасной. Во рту появился железный привкус. Это плохо, очень плохо. Ведь в больницу мне ехать нельзя, а никого из тех, кому мог бы довериться, в Стамбуле не знаю. Разберусь как-нибудь, не привыкать.

– Держись, – прошептал я, глянув на Саяну, которая вновь открыла глаза. Джип сорвался с места и в рекордное время доставил нас домой. Пока мы были в пути, прислуга по моему звонку подготовила комнату и все необходимое.

Я внес девушку в дом, не обращая внимания на хрипы и хлюпанье в своей груди. Врач нас уже ждал. Он занялся Соболевой, уложенной мной на кровать, и мне позволено было перевести дух. Но услышав неутешительные новости, я вновь подскочил. Сделав все, что мог, врач ушел. Вернее, уселся ждать в соседней комнате, потому что когда он заикнулся, что ему пора, я так рявкнул, что эскулап вжался в стену.

Потекли часы, как принято говорить, томительного ожидания. Уколы и капельница поддержали девушку, но потом ее состояние резко ухудшилось. Дыхание стало прерывистым и поверхностным. А я ведь даже в больницу ее отвезти не могу, там мать Катрины, Лилиана до нее доберется, она уже получила Глеба и теперь жаждет убить и другую Соболеву. По санклитским законам она вправе сделать это из-за того, что придурок Глеб, брат Саяны, пытался убить ее дочь.

Я вглядывался в лицо девушки, что становилось все белее, а потом понял, что медлить нельзя – она уходила, мне было несложно это понять, ведь санклиты чувствуют приближение смерти человека. Ничего острого рядом не нашлось, пришлось просто расковырять свою вену иглой из капельницы и, приоткрыв рот Саяны, направить струйку крови в него.

Ранка быстро заросла. Я сел на стул у кровати и сжал ее руку – такую ледяную, и затаил дыхание. Слава Господу, щеки розовеют! Будет жить! Приоткрылись глаза. Понял, что улыбаюсь, как дурак. А потом она просто уснула.

Саяна

Говорят, есть несколько секунд утром после пробуждения, когда не помнишь всего плохого, что случилось вчера. Что ж, людям, у которых это так, повезло. У меня подобных благословенных секунд не было. Мой «процессор» загрузился мгновенно. Глаза открылись, и воспоминания сразу вернулись, заставив меня зажмуриться. Я свернулась в запятую от нахлынувшей одновременно душевной и физической боли, проклиная все на свете. Вдох-выдох, вдох-выдох. Через не могу. Есть такое слово – надо. Это любит повторять Глеб.

Глеб. О нем мне сейчас думать нельзя! Ни в коем случае! Иначе сойду с ума. Он жив, я чувствую. Это главное. Нужно на чем-то сосредоточиться. Несмотря на то, что даже думать больно. При каждом вдохе сильная тупая боль взрывается жгучим фейерверком. Я одно сплошное нервное окончание. Вот что бывает, когда не занимаешься спортом, а потом заставляешь мышцы работать сверх их возможностей. Но это пройдет. Надо дышать и отвлечься.

Хотя бы попытаться понять, где находишься. После обморока почти нет воспоминаний, одни отрывочные смазанные картинки. Машина, встревоженное лицо Горана, пулевые отверстия на его рубашке – как так? Пассажирское переднее сидение опущено, чтобы мне можно было лечь. Его надсадный кашель, кровь на губах, посеревшее лицо.

Я на его руках, он хрипло дышит, вносит в какой-то большой дом, несет наверх по лестнице, кладет на кровать. Надо мной склоняется смешное лицо – круглое, просто идеальный круг, маленькие глаза прячутся в складках, нос-пуговка, а под ним роскошные усы с кокетливо закрученными вверх кончиками. Эркюль Пуаро, да и только.

Мне удается внимательно рассмотреть этого колоритного персонажа, сегодня много было таких, зацепиться за эту картинку, чтобы не думать о Глебе. Потом ничего. Хотя нет, из глубин памяти всплывает еще одно воспоминание – Горан сидит у постели и держит меня за руку. Его ладонь горячая и сильная. Он все такой же встревоженный, лицо серое, а дыхание хриплое. Но мужчина улыбается. На моих губах вкус крови, но я чувствую, как становится легче, болезненное состояние медленно уплывает, словно отступая на задний план, и на смену ему приходит спасительный сон. Теперь точно все.

Итак, куда же Горан меня принес? Глаза не хотят открываться вновь, но им придется. Похоже, они опухли по максимуму. Вокруг сумрак. Ночь? Первое, что попадает в поле зрения – мои руки, прижатые к груди. Ладони забинтованы каким-то голубым бинтом. Разглядывая их, замечаю странность. Я и так нечасто делаю маникюр, обычно просто коротко стригу ногти. А вчера руки вообще были как у колхозника-трудоголика – грязные и исцарапанные. Сейчас же пальчики чистые, розовые, как после бани.

Мне удалось, морщась и ругаясь, дотянуться до головы. В волосах нет земли, песка и травы, они шелковистые на ощупь. Весь мусор из них явно вычесан.

Следующее «открытие» – ночная рубашка на моем теле. Кажется, шелковая, белая или кремовая, не разберешь, с кружевами, чтоб их. Догадка пронзила мозг, и я резко легла на спину и задрала подол. Белья нет! То есть меня раздели, вымыли, одели. Кто?

Надо успокоиться. Как же все болит! И безумно хочется в туалет, мочевой пузырь размером с арбуз. Или собрать волю в кулак и идти искать туалет, или описаться тут.

Издаваемые мной звуки идеально подошли бы для озвучки «взрослого кино». Но, как бы то ни было, медленно, по стеночкам, жалея себя, я поползла на поиски. Вот, кстати, дверь. Кажется, входная. Заперта. Кто-то всерьез опасался, что я в таком состоянии смогу сбежать? Да тут туалет найти – непосильная задача. Хотя, вот, кажется, ванная комната.

Поблагодарив провидение за то, что свет в ней включается с регулированием яркости, я повернула тумблер на пару делений и в полутьме взгромоздилась на фаянсового друга. Никогда еще не справляла естественные надобности со стоном наслаждения покруче, чем в вышеупомянутых фильмах.

Вставать совершенно не хотелось, но любопытство помогло. Да и посмотреть было на что. Розовая джакузи размером с двуспальную кровать, душевая кабинка, похожая на космический корабль, несколько опять же розовых раковин в форме цветка, диванчик в тех же тонах, множество халатов и пушистых полотенец, не говоря уже о несметном количестве баночек, флакончиков и пузырьков люксовых марок. Самое то для подросшей Барби.

Зеркало в человеческий рост услужливо показало, на кого я сейчас похожа, пришлось отойти подальше и запомнить, что со всеми поверхностями, способными создавать отражение, мы пока не дружим.

Плевать на внешность. Важнее понять, где я, черт подери? Не больница, не отель. Горан привез меня к себе домой? Зачем?

Поразмышлять об этом не удалось – резко нахлынула усталость, все закачалось и поплыло, с трудом удалось дойти обратно до кровати. Свернуться калачиком, натянуть хрустящее от чистоты одеяло до носа и вновь провалиться в сон – единственное, что сейчас нужно.

Второе пробуждение прошло более гладко. Глаза открылись легко. В комнате было светло. Боль в мышцах значительно уменьшилась. Подозреваю, что это благодаря капельнице – рядом с кроватью стояла железная тренога с пустым прозрачным пакетом, а на сгибе локтя был наклеен пластырь. Интересно, кто ее ставил? А вот и то, что вчера я не заметила – бежевый столик на гнутых ножках с фруктами и графином воды. Весьма кстати.

Я осторожно села. Мышцы заворчали, но по сравнению с недавней болью это являлось скорее небольшим неудобством. Руки дрожали, но мне удалось налить воду в стакан. Я осушила его с таким же удовольствием, как ту бутылку, что получила от Горана после спасения. Голова закружилась, но должной заботы не получила, потому что моим вниманием завладели тяжелые шоколадные гардины – прямо напротив кровати.

Окно!

Я ожидала увидеть за шторами все, что угодно – горы, пляж, лес, марсианский пейзаж, но к такому оказалась не готова. Решетка. Кованая, ажурная, тонкая. Ре-шет-ка. За ней большой красивый ухоженный сад, ни капли меня не интересующий.

Если это дом Горана, объясните кто-нибудь, кем может быть человек, у которого есть комната, полная женской одежды разных размеров и косметики на третьем – на минуточку – этаже с решеткой на окне?

Что же это получается?

Добро пожаловать в тюрьму?

Глеб

В подвале было темно и холодно, пахло дерьмом. Сколько прошло времени с того момента, как меня сюда бросили? Сложно сказать, я отключился от удара головой об пол. Ого, похоже на лбу корка от крови, уже засохла. Начал подниматься, тело тут же отомстило такой болью, что упал обратно. Перевести дух, стиснуть зубы и повторить. Встал на четвереньки, сквозь зубы шипя от боли в поломанных и вывихнутых пальцах. Господи, помоги!

Так, встал. Голова закружилась, рот наполнился кислой слюной, затошнило. Сотрясение мозга еще до кучи прихватил, что ли? Не было печали. Под ладонями шероховатая холодная стена. Пошел вдоль нее. Угол, дверь, угол, еще один, еще. Совсем маленький «каменный мешок». Силы кончились. Со стоном сполз на пол.

Вспомнил о Гуле и Саяне. Тут же перестал жалеть себя. Моя Гюльчатай. И в страшном сне не мог представить, что полюблю не христианку. Но у судьбы забавное чувство юмора. Как мы ругались, когда только познакомились – сцеплялись, как две уличные кошки! Мне казалось, что я ее ненавижу, пока не увидел, как посмеивается Бера, глядя на нас. В тот момент осенило, что веду себя как школьник, что дергает за косичку девочку, которая втайне нравится.

А потом все закрутилось, и вскоре уже жизни не представлял без нее. Пришел однажды домой, у двери стояли мои собранные чемоданы. Думал, грядет скандал, лишь потом сообразил, что из той квартиры, что сам и снимаю, она меня выгнать не может. Оказалось, Гуля решила, что мне пора к ней переехать. Поотнекивался для вида, но под нос сунули тест на беременность с двумя полосками и все вопросы отпали.

Это было всего две недели назад. Нормальная жизнь кончилась, когда узнал, что Драган перевозит свою сумасшедшую сестру в клинику Стамбула. Мой злейший враг. Санклит, отнявший у нас с сестрой счастливое детство. Я давно мечтал расквитаться с ним, для этого и прибился к Охотникам, которые пока держали меня на расстоянии.

А тут такой шанс – ведь удобнее всего ударить именно сейчас, в момент переезда, потом подобраться будет нереально. Да еще и пропуск в ту элитную дурку через знакомого удалось достать. Все один к одному! Зная, что Гуля где-то прячет кинжал, которым можно убить бессмертного, я перевернул всю ее квартиру, но все же нашел его.

Меня подвела гордыня. Один из самых тяжких грехов. Не надо было торопиться. Тогда и моя Гюльчатай была бы жива. В ней рос бы наш ребенок. И Саяна не попала в лапы этого исчадия ада. Что он с ней сделает? Ведь она женщина! Лучше бы убил сразу!

Шаги по коридору заставили насторожиться. Заскрежетали замки, дверь распахнулась, свет укусил в глаза, заставив зашипеть от боли и прикрыться рукой. Зацокали каблуки, напомнив присказку о том, что перестук шпилек – это Дьявол копытами бьет, в подвал вплыло облако приторно-сладкого парфюма. Что ж, похоже, сейчас я заплачу за все, что сделал.

– Так вот ты какой! – протянул женский голос.

Я проморгался и посмотрел на женщину, что с интересом оглядывала меня. Красивая, но даже с первого взгляда видно – испорченная. Видел досье на нее. Санклитка, даже старше Драгана, чистокровная, зовут Эльшбетта, но имя поменяла, назвалась Лилианой, в честь прародительницы своего клана.

– Значит, это ты пытался убить мою дочь, – отбивая каблуком нервный ритм, сказала она. – А как же «не убий», святоша?

– Заповедь касается людей, а не санклитов.

– Выкрутился, – Лилиана зло усмехнулась. – Тогда скажи мне, это стоило твоей жизни, идиот?

– Стоило.

– Даааа? Такое самопожертвование! Как интересно! – глаза этой дьяволицы полыхнули огнем. – А жизни твоей сестренки тоже стоило? И девки твоей, Охотницы?

Я промолчал, стиснув зубы.

– Так щедро разбрасываешься жизнями, дружок! Глупо, очень глупо!

– Ты трепаться пришла или убивать?

– Убивать? – дрянь расхохоталась. – Не льсти себе, мальчик. Ты всего лишь мышка в моих коготках. А кошки с мышками любят поиграть! – она кивнула амбалам, что зашли следом. – Приступайте.

Мужчины подошли ближе. Били с умом, метко, чтобы причинить максимальное страдание, но не убить и не дать потерять сознание. Между вспышками боли я пытался вспомнить молитву, но все слова вылетели из головы. Остались только ощущения – словно тело один сплошной оголенный нерв, который поджаривают на медленном огне.

– Достаточно, – вмешалась Лилиана. Я лежал у ее ног, ловя ртом воздух и бездумно глядя на острые мыски туфель. Долго так не выдержать. Иллюзий не питаю. Боль кого угодно превратит в простое животное, молящее о пощаде. – На сегодня хватит. Продолжим завтра.

Глава 2. Заноза

Саяна

Не знаю, что было в капельнице, но я опять проспала весь день. Несмотря даже на не очень веселые открытия последнего времени. Проснулась от того, что кто-то прикасался к моему лицу. Было приятно. В глазах двоилось, картинка плыла. Рядом сидел человек. Кажется, женщина. Короткие темные волосы.

– Гуля? – спросонок предположила я.

– Почти угадала, дочка. Нюргюль. Хочешь, зови Гулей.

По-русски она говорила с явно выраженным акцентом. Похоже, в Турции русский язык знают все.

– Кто вы? – хотелось приподняться, но тело, наполненное приятной истомой, отказалось.

– Медсестра, ухаживаю за тобой. – Теплые мягкие руки вновь заскользили по моему лицу.

– Вот увидишь, после этого крема еще красивее станешь, дочка! Ни следа не останется! Уже и отек сошел, и ссадины зажили, и синячка почти не видно.

– Где я?

– В доме господина Горана.

Спрашивать, почему дверь закрыта, полагаю, бесполезно.

– Почему все плывет?

– Это обезболивающее. Не тревожься, дочка, быстро пройдет. Сейчас на ручки твои новую повязку наложу, и пройдет. Не тошнит тебя?

– Нет. Спасибо, Нюргюль.

– Пожалуйста, моя хорошая. – Женщина быстро перебинтовала ладони и положила руки мне на грудь. – Почти зажило все. Вот господин доктор сегодня придет, порадуется. Вчера дважды приходил, ты спала. Перепугала ведь ты нас, дочка!

– Чем?

– Господин Горан принес тебя без сознания, шок тяжелый был. Боялись очень за тебя. Господин Горан всю ночь около тебя провел, глаз не сомкнул. Все к дыханию твоему прислушивался. Белее простыни сидел. Даже господину доктору уезжать запретил, он здесь ночевал.

Вот это новости!

– Покушать тебе надо, дочка. Сейчас принесу.

Нюргюль была права. Когда она вернулась с подносом, ко мне уже вернулась четкость зрения. Аппетит же возвращаться не спешил. Под уговоры женщины я запихнула в себя пару ложек овсянки и отодвинула тарелку.

– Ты несколько дней не ела. – Нюргюль укоризненно покачала головой. – Что господину Горану скажу?

– Давай сама скажу. – Коварно предложила я, невинно улыбаясь. – Пусть приходит.

– Передам, передам. Отдыхай. Кнопка вот у кровати – нажми, если что нужно, приду. Если переодеться – подбери в шкафу. Все чистое, новое. – Она забрала поднос и ушла.

Да уж, передай ему. Жду не дождусь. Соскучилась, сил нет!

Ожидая, когда «господин Горан» навестит свою заключенную, я переворошила шкаф в надежде найти джинсы и футболку. Как бы не так. Платья, платья, платья. Блузка! Юбки. Секси-брючки. Комбинезоны. Нет уж, не дождетесь!

Тщательно оглядевшись – нет ли видеокамер, я достала из пакета черные трусики с кружавчиками, оторвала бирки, быстро натянула их, вскользь заметив, что колени – сплошной желто-зеленый синяк, и надела шелковый черный халат, расшитый серебряными нитями. Очень красивый, кстати.

От нечего делать рассмотрела комнату. Большая. Десяток светильников в нишах на светло-коричневых стенах деликатно освещал ее, делая похожей на женский будуар. В центре огромная кровать с резной спинкой и персиковым бельем. Спасибо, хоть без балдахина. Шкафчики, пуфы, туалетный столик – все в бежевых тонах, с круглыми бочками и изысканной отделкой. Шоколадный пушистый ковер на полу во всю комнату. Удивительно мягкий, приятно босиком ходить. На стене огромная плазма.

Как-то все слишком… бездушно, что ли. Без индивидуальности. Безликая комната, мертвая. Нет маленьких штрихов, милых сердцу – фото, картин, фигурок, цветов, книг, журналов, памятных сувениров, любимой чашки, наконец, со смешным рисунком и поцарапанным бочком.

Деликатный стук в дверь вывел меня из размышлений. Серьезно? Стучит в дверь, которую сам же запер? Да это же то же самое, что пытаться сделать прическу человеку, с которого только что собственноручно снял скальп!

Я хмыкнула. Забавная метафора. Кровожадная, но точная.

– Войдите. – Нарочито громко разрешила я.

Тонкий писк кодового замка и дверь открылась.

– Здравствуй, Саяна. Как ты?

Спокойствие. Где его взять?

– Здравствуйте, господин Горан. А вы как думаете? Я под замком в чужом доме с решеткой на окнах. Ношу чужую одежду. На мне даже трусы чужие, показать?! Стараюсь изо всех сил не думать, что сделали с моим братом. Понятия не имею, что будет со мной. Вообще не понимаю, что произошло у вас с Глебом. И совершенно не знаю, что делать. Такой ответ подойдет?

Мужчина протяжно выдохнул. Он плохо выглядел. Как и в моих отрывочных воспоминаниях, лицо было серое и уставшее, с коричневыми кругами под запавшими глазами. Мне стало жаль его, несмотря на всю злость. Может, потому что он был одет в черную рубашку и черные же джинсы, чем напомнил Глеба.

– Я пленница, Горан?

– Нет.

– Нет? То есть могу уйти в любой момент?

– Нет.

– Ты издеваешься?! – все внутри меня закипело.

– Саяна, сейчас ты должна быть здесь, только так я могу обеспечить твою безопасность.

– Тебя никто об этом не просил. Мне не нужна твоя защита!

– Ты не знаешь…

– Да потому и не знаю, что ты ничего не объясняешь! Что вообще произошло? Почему мой брат причинил вред твоей сестре? Кому ты отдал его? Кто эти люди? Что с ним?

– Я не могу дать тебе ответы на все вопросы.

– То есть запереть в своем, как я понимаю, доме, ты можешь, а аргументировать, почему, не в состоянии?

– Для твоей безопасности. – Устало повторил мужчина.

– Что с Глебом? Отвечай, у меня есть право знать! Ну что ты молчишь, говори же! – сорвавшись, я с силой ударила его в грудь кулаком. – Что с Глебом? Он жив? Жив? Говори же!

Горан отшатнулся, прижал руки к груди и скривился. Ему явно было очень больно.

– Извини, – покаянно прошептала я, сделав шаг к нему.

– Все нормально, – выдохнул он и выставил вперед ладонь, не давая приблизиться. Пальцы были испачканы кровью.

Я ахнула. Значит, Гуля действительно ранила его, мне не привиделось. А я ударила прямо в ранение!

– Ты с ума сошел? Тебе надо в больницу!

– Нет. Рану уже обработали, заживет. – Лицо Горана стало еще белее.

Прижимая руку к груди, он тяжело дышал. Половина рубашки пропиталась кровью. В воздухе повис густой тошнотворный запах железа.

– Ты совсем псих?! Надо вызвать скорую! У тебя же кровотечение!

– Саяна, пожалуйста, нет.

– Сядь хотя бы. Давай помогу.

– Не подходи ко мне. – Хрипло прошептал мужчина. – Не подходи. Это опасно. – Сделав шаг назад, он оперся на стену, но рука поехала вниз, оставляя красную полосу.

– Не говори ерунду! – я едва успела подхватить его.

Зарычав, как раненый хищник, мужчина попытался оттолкнуть мою руку, но сил у него не хватило.

– Не рычи на меня! – рявкнула я, поднырнув под него. – Держись, хватит дурить!

Какой тяжелый! Каким-то чудом мне удалось посадить его на кровать. Пока пальцы расстегивали пуговицы рубашки, голубой бинт на ладонях стал багровым. Все еще хуже, чем казалось. Прямоугольная плотная повязка на ране раздулась и сочилась кровью.

– Не надо, – прошептал он. – Оставь.

– Дай посмотрю, я медик по образованию, мать Тереза по призванию. – Мне удалось нервно пошутить. – Аптечка есть?

– Где-то там. – Мужчина попытался указать на шкаф, но скривился от боли.

Я выдвигала полки одну за другой. Кажется, попадался большой белый кейс с красным крестом, когда искала белье. Да, вот он. Тугие защелки забинтованными руками открывать – то еще издевательство.

– Скотство! – прошипела я и стащила повязки.

Другое дело. Щелк, щелк. Как орехи колоть. Так, что мы имеем? Ого, да здесь только рентгена нет! Все остальное в наличии – от пластыря до дефибриллятора. Мини-госпиталь прямо! Тяжеленный, зараза! Я еле дотащила «аптечку» до кровати и поставила ее рядом с Гораном.

– Как ты?

– Пока жив. – Он попытался усмехнуться. – Зачем ты сняла бинты?

– И это говорит мужчина, который отказывается ехать в больницу? Не смеши!

Я едва дотронулась до повязки на его груди, и она отвалилась с противным хлюпаньем. Выглядит скверно. Да, рану обработали, зашили, но ткани вокруг воспалились, а некоторые швы попросту разошлись. Из-за моего удара.

– Прости, пожалуйста, это из-за меня.

– Ты кинжал в мою грудь не втыкала.

– Горан, ты из принципа противоречишь всему, что я говорю и делаю?

– Саяна… – Ему почти удалось засмеяться. – Не сейчас, прошу тебя.

– Хорошо. – Я положила руки на его плечи и внимательнее рассмотрела рану.

Что-то странное торчит из нее, какой-то острый обломок. Стоило осторожно к нему прикоснуться, как Горан застонал.

– Потерпи, пожалуйста. Я пытаюсь понять… Дай догадаюсь, снимок ты не делал, так?

– Нет.

– А зря. Нельзя было просто так зашивать. У тебя в груди осколок, похоже, от кости. От моего удара он сдвинулся.

– Сможешь достать?

– Он уходит глубоко в грудину. Может проткнуть сердце, повредить артерию.

– Поверь, если бы эта кость вошла в сердце, мы бы заметили.

– О чем ты?

– Неважно. Достань его, Саяна, пожалуйста.

– Горан, я едва не убила тебя. Ты хочешь, чтобы я завершила начатое? Это же не заноза какая-нибудь!

– Я живучий, не переживай. Меня весьма нелегко убить.

– Представляешь, как это больно?

– Саяна, или ты это сделаешь, или придется самому.

Я выругалась себе под нос. Да уж, он на это способен.

– Уверен?

– Да.

Я надела перчатки, продезинфицировала все, что смогла, нашла в кейсе щипцы и осторожно подцепила осколок. Он поддавался с трудом. Лоб Горана покрылся испариной. Мужчина зарычал, положив голову на мое плечо. Его горячее дыхание обжигало шею, по телу разбегались мурашки. Кость казалась бесконечной. Когда кончик вышел из раны, длина была не менее ладони. Вряд ли это от ребра. Но тогда откуда?

– Вынула.

– Спасибо, Саяна.

– Возьмешь на память? – я вытерла кровь с его груди.

– Не сентиментален. – Мужчина улыбнулся. – Оставь трофей себе.

Мне показалось, что выглядит он уже значительно лучше. Конечно, так не бывает, ему еще долго восстанавливаться. Удалось бы только избежать осложнений. Надо бы пару швов наложить. Там, где они разошлись. Хотя… Я всмотрелась в рану. Края будто подтянулись, красноты вокруг не так много, как казалось. Чертовщина какая-то.

– Наложишь повязку? Или будешь любоваться? – в глазах Горана опять плясали чертенята.

Цвет лица ровный, дыхание спокойное. Минуту назад он умирал у меня на руках, а сейчас уже подкалывает.

– Быстро тебе полегчало.

– Говорю же, я живучий.

– А если бы этот кусок кости тебе в сердце попал? Что было бы?

– Даже не представляешь. – Он с улыбкой покачал головой. – Саяна, меня многие пытались убить, но только тебе почти удалось.

– Очень смешно.

– Даже не представляешь, насколько. Такие у тебя гены.

– В каком смысле?

– В прямом. Опасное ты создание!

– Может, тебя еще раз стукнуть?

– Прости, у меня дурное чувство юмора.

– Как и ты сам.

– Согласен.

– Антибиотиков курс пропей хотя бы недельку, хорошо? – я быстро наложила новую повязку и сняла перчатки.

Ладони вспотели и начали чесаться. Ранки щипало от пота.

– Теперь моя очередь тебя лечить. – Мужчина осторожно взял мои руки в свои. – Раз уж мы играем в докторов сегодня.

– Я бы лучше в вопрос-ответ поиграла.

– В эту игру мне не выиграть. Но когда у меня будут ответы, ты первая их узнаешь. – Он вгляделся в мои ладони, как хиромант. – Говорят, если изменить линии, изменится и судьба.

– Тебе ручку не позолотить?

Горан расхохотался, запрокинув голову.

– Откуда ты такая взялась?

– Из тех же ворот, что и весь народ. – Пробормотала я. – Ответь хотя бы на один вопрос.

– Хорошо. – Он ощутимо напрягся.

– Зачем тебе комната с решеткой на окне, полная женской одежды, косметики и прочей ерунды? Ты же не маньяк, закопавший труп жены в саду?

В этот раз Горан смеялся так долго, что я уже начала опасаться, что швы разойдутся.

– Саяна, – вытерев выступившие от хохота слезы, он посмотрел мне в глаза. – Это вообще не мой дом. Я его только что купил. Все, что внутри, закупали мои люди. Твои вкусы они не угадали, очевидно. Извини, у них было мало информации и времени.

– Ясно. – Я смотрела, как он колдует над моими руками в точности, как в ту ночь, когда забрали Глеба, и чувствовала, как ноет сердце, словно у меня в груди такая же «заноза», как была у Горана.

И только в его власти ее вытащить и исцелить мою боль.

Глава 3. Глаз бури

Глеб

Я хотел быть сильным, но вновь услышав шаги по коридору, сжался в комок. Скоро пытка продолжится. На теле уже не осталось живого места. Даже дышать мучительно больно. Вряд ли в наличии не сломанные ребра. Да и от меня самого уже ничего не осталось. Господь, дай сил! Лучше умереть, чем молить о пощаде эту бессмертную дрянь!

Я стиснул зубы, стараясь не дрожать из-за звука открываемого замка. Свет. Заставил себя открыть глаза и увидел потрепанные стоптанные ботинки. Новенький? Обувь тех, кто приходил меня избивать, навсегда отпечаталась в памяти – сложно забыть то, чем тебе выбивают зубы.

– Поднимайся, сынок, – мужской голос был добрым. Сильные руки подхватили меня под локти. Я застонал от ошпарившей тело боли. – Прости, придется потерпеть. Обхвати за шею. Надо торопиться.

Мы вышли в коридор. На полу лежали те мужики, что избивали меня. Издалека доносился шум драки. Но сейчас было не время выяснять, кто меня спасает и почему. Главное, появился шанс. Не глядя по сторонам, я сосредоточился на том, чтобы передвигать ноги как можно быстрее.

– Дошли! – мой спаситель забрался в вертолет, что стоял в саду и протянул руку. Когда задница опустилась на сидение, я едва не разрыдался. – Уходим, ребята, быстрее! – парни в камуфляже запрыгнули в вертушку, и она взвилась в воздух.

– Кто вы? – пришлось сильно постараться, чтобы голос не дрожал. – Охотники?

– Нет. – Мужчина в вышитой безрукавке, больше похожий на продавца с турецкого рынка, улыбнулся. – Наблюдатели. Меня зовут Музафер.

Вертолет приземлился, меня отвели в какое-то здание. Музафер помог смыть кровь и долго обрабатывал мои раны. Я шипел сквозь зубы от ужасных ощущений, но у него были волшебные руки – боль утихла, едва мужчина закончил перевязку.

Когда он собирал в пакет для мусора пропитанные кровью ватные тампоны, в комнату вошла женщина. Невысокая, в возрасте, с фиолетовыми волосами. Окинув меня взглядом, она изогнула бровь и уставилась на Музафера.

– А где Саяна?!

– Ее там не было. – Ответил он.

– Но как же маячок?

– Маячок был у него, Лизавета, – мужчина кивнул на меня и, достав что-то из моей грязной одежды, что лежала на полу, протянул ей. Кажется, это тот стеклянный синий глаз, что сунула мне в карман Саяна, до того, как меня утащили слуги Лилианы.

– Кто вы? – вмешался я. – Откуда знаете мою сестру? Что вам от нее надо?

– Поменьше вопросов, молодой человек! – женщина поморщилась. – И пора нам уже перейти на «ты».

– С какой стати?

– С той стати, что я – твоя бабушка! – рявкнула она и тут же предупредила, – все расспросы – потом! Музафер, отправь кого-нибудь за вещами этого идиота!

Саяна

Горан ушел. Я долго сидела на кровати, глядя на окровавленный осколок кости. Моя злость на таинственного хорвата стихла. Ничего не добавилось в понимании того, что происходит, но пришло четкое осознание – во мне нет страха перед ним. И, главное, в глубине души, даже не желая признаваться себе самой, я доверяю этому мужчине.

Но это не отменяет жгучих вопросов, что крутятся в моей голове, и кусают, кусают, кусают – как оголодавшая мошкара. Где Глеб? Кому Горан его отдал? Что с ним сделают? Увижу я его когда-нибудь? Могу ли чем-то помочь? Какая судьба ждет меня саму? Что мне делать? Ждать или предпринимать какие-то пока неведомые действия? Почему все так?

Писк двери развеял туман мучительных раздумий. Руки сами собой укутали окровавленную костяную занозу из груди хорвата в медицинские салфетки и накинули сверху легкое покрывало. Это было сделано на инстинктах, без участия разума. Почему, зачем? Какую тайну Горана я пыталась сохранить, защитить от посторонних глаз? Без понятия.

В приоткрывшуюся дверь бочком, опасливо поглядывая на меня, протиснулся мужчина. Осторожный маневр он проделал с грацией гориллы, что пытается влезть в смокинг – живот больше, чем у Паваротти в самые «круглые» годы, норовил застрять и оставить своего хозяина сучить конечностями, как жук, попавший в ловушку между стеной и плинтусом.

А ведь это тот самый Эркюль Пуаро! Помню его смешное лицо – круглое, просто идеальный круг, маленькие карие глазки прячутся в складках, нос-пуговка, а под ним роскошные усы с кокетливо закрученными вверх кончиками. Мужчина склонился надо мной, когда Горан внес меня в дом и положил на кровать в этой комнате. Наверное, это и есть доктор, о котором упоминала Нюргюль.

– Здравствуйте, госпожа Саяна, – произнес гость неожиданно высоким для такого массивного существа голосом.

– Здравствуйте.

Его дрожащие руки поспешно закрыли дверь. Я усмехнулась, поняв причину суетливых телодвижений. Боится, что пациентка сбежит. Что ж, спасибо за поданную идею, учту на будущее как вариант.

– Здравствуйте. – Мужчина вернул на место галстук, скособоченный во время маневров с дверью, и одернул пиджак. – Я доктор. – Словно в подтверждение своих слов прижав к животу черный саквояж – как у врачей в средние века, он замер, глядя на меня.

– Рада за вас. – Облегчать ему задачу я не собиралась.

– Эм-м… – Пуаро вновь засуетился.

Сначала сделал пару шагов к кровати, потом посмотрел на столик и направился к нему, по пути вновь передумал и, все же поставив сумку на край кровати, щелкнул замочком.

– Не возражаете? – запоздало попросил разрешения забавный субъект, замерев над раскрытым саквояжем, который теперь напоминал распахнутую пасть голодного чудища.