Читать онлайн Ночь Саммерсенда бесплатно

Ночь Саммерсенда
  • Я столько в Смерть влюблялся раз,
  • Когда во тьму склоняло повеленье,
  • Последним вздохом насладясь,
  • Даруя тысячи имен и песнопений.
Джон Китс «Ода Соловью»

Lyndall Clipstone

Forestfall

Copyright © 2022 by Lyndall Clipstone

All rights reserved

© Самойлова А., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Рис.0 Ночь Саммерсенда

Первая глава. Роуэн

Рис.1 Ночь Саммерсенда

Я был монстром в этом мире.

Я был монстром в чаще леса.

И пусть я остался в живых, однако по-прежнему ощущаю себя искалеченным. Разодранным когтями и клыками.

В полночь я пересекаю прихожую. Останавливаюсь у лестничной площадки и смотрю вниз через арочное окно. Холодное стекло, лунный свет разливается по саду внизу.

Харвестфолл затмил Саммерсенд. Деревья увешаны увядающими или уже мертвыми листьями. Земля орошена инеем первых заморозков. На алтаре под деревом джакаранда в центре лужайки горит единственная свеча. Освещая почерневшие подтеки, все еще омрачающие вид деревянной рамы иконы, и облачая Леди в теневой саван.

И себя я ощущаю точно так же. Темный, как чернила, мрачный, как Гниль, запятнавшая берег, дурной, как яд, заполнивший мои вены.

То, что мы сделали, оставило шрамы. Запертый сад. Разрушенный алтарь. Изрезанная земля, поваленное дерево, напоминающее в лунном свете скелет, глубокие раны на поверхности земли, будто оставленные когтями. Все останки разрушений, порожденные мной, когда я был монстром. Когда я собирался потопить весь мир. Утопить всех, кого любил.

Теперь Гниль сгинула. Она исцелилась. Я излечен. И все же.

И все же.

Я наблюдал за тем, как мир разрывался на части. Смотрел, как Виолетта Грейслинг – девушка, которую я люблю – растворялась во мраке. Держал ее в своих руках, когда яд овладевал ею, когда она проливала свою кровь на коленях перед двойным алтарем и взывала к Подземному Лорду. В тот последний, ужаснейший момент, когда тени сомкнулись над ней, я услышал ее голос, требующий у него забрать ее, живую, в Нижний мир.

А затем она… ушла.

Я думал, что уже познал горе. После смерти своих родителей, после того как потерял Элана. Думал, что знаю, как его сила ослабевает в моменты суматохи и крепнет, когда в мире царит безмолвие. Но такого еще не происходило. Это вихрь жестокости. И он хватает меня за горло, когда я наиболее беззащитен.

Ночью, после погружения в беспокойный сон, возникают мысли о Лете, постоянно, хоть я и не желаю их слышать. Я просыпаюсь один в темноте. Печать, нанесенная ею на мое запястье, саднит и горит. Будто она все еще связана со мной с другого конца. И каждый раз я никак не могу ей помочь. Моя рука на кровати, а пальцы пытаются ухватиться за пустоту.

Я ненавижу себя за это. За надежду отыскать ее. Горе – это не десятина, которую можно уплатить с кровью. Не существует способа сбежать от этих страданий. Это боль, от которой я не могу освободиться.

Однажды я назвал ее призраком. И теперь, подобно призраку, она преследует меня. Просыпаюсь. Засыпаю. Все, что я вижу, это Лета. Как она выглядела, когда прошла по берегу и погрузилась в воду. Какой она была, когда я принес ее к алтарю. Как она в последний раз меня поцеловала; ее губы были пропитаны кровью и ядом.

Она сказала, что сама сделала этот выбор. Что она не боялась. Что ее жертва защитит нас.

Со вздохом я отвернулся от окна. Стянул с ладоней перчатки. И бесшумно спустился по лестнице. И хотя все уже давно спят, я не хочу тревожить их. Мне нужно побыть в одиночестве. Этой ночью я совершу первый ритуал с тех пор, как все случилось. Впервые я пришел – не пропитанный Гнилью – к двойному алтарю в гостиной.

Когда я вхожу, в комнате темно. Я закрываю за собой дверь. Отдергиваю шторы и позволяю лунному свету разлиться по полу. В воздухе чувствуется слабый запах дыма. А внизу – следы старой крови.

Двойная икона висит в тени, но я не зажигаю свечи, стоящие в ряд на алтаре. Вместо этого я встаю на колени. И не отрываю взгляда от пола. Прикасаюсь к половицам, ощущаю их шероховатости своими пальцами без перчаток. Здесь еще осталось выцветшее багровое пятно от пореза Леты. Отдавшей свою кровь ради последнего обещания.

И это то место, где задолго до этого я порезался и отдал свою кровь, но не получил ответа.

Я нахожу зажигалку и подношу ее к одной из свечей. Пламя дрожит, и я ощущаю тепло на своем лице. Теперь я отчетливее вижу отметину на полу. Кровь, засохшую до бледно-красного, цвета плода граната.

Все вокруг размывается из-за непрошеных слез, наполнивших мои глаза. Я с усилием сдерживаю их. Заставляю их вернуться обратно, пока мое зрение не отмечает темноту. Прерывисто дыша, я наконец поднимаю взгляд к иконе. Леди из бронзы и золота. Ее протянутые руки. Свет распускается в ее ладонях, словно бриллиантовые цветы.

Под ней Подземный Лорд как воплощение теней, дыма и тьмы.

Я пристально смотрю на него. На силуэт его мантии. Резкие очертания его короны с рогами. Вот то существо, что спасло меня, когда я тонул. Удерживал меня, когда я падал в воду. Шепотом говорил со мной, когда озеро не позволяло мне сделать ни единого вдоха. Спрашивал, что я предложу взамен за свою жизнь.

Я никогда не был знаком с ним так, как Лета. Для меня он всегда был лишь голосом среди теней, существом, чье присутствие я скорее ощущал, нежели видел. Подобно сохранившимся следам кошмара или полузабытого воспоминания. И несмотря на то, что я звал его столько раз – после того, как он убил моего отца, после того, как я осознал, что он хотел забрать мою семью в наказание – он ни разу не ответил.

А Лета могла его видеть. Она могла призывать его. Она разговаривала с ним, пообещала себя ему и ступила в его тьму.

Я прижимаю свои ладони к покрытому пятнами полу. Ее кровь, моя кровь. Столько просьб, оставшихся без ответа, и несдержанных обещаний. Иногда я думаю о том, как бы все сложилось, если бы я не нарушил свою клятву, когда мне исполнилось тринадцать и он вернулся ко мне. Если бы я ушел с ним.

Так легко сожалеть. Думать о том, что можно было сделать иной выбор. Но теперь это не имеет никакого значения. Я здесь, живу благодаря жертвам других людей. Моего отца, моей матери, моего брата. И теперь еще и… Леты.

Я зажигаю остальные свечи у алтаря. Погружаю свои пальцы в соль, а затем рассыпаю подношение под иконой. И начинаю напевать. Я ненавижу свой голос, то, как ноты сливаются с моим сбивчивым дыханием, мое горло все еще сжимается от сдерживаемых слез.

Литания Харвестфолла, распеваемая другими, вызывает образы возделанных полей и дыма от костра. Голых ветвей и неспешного перехода к долгим ночам. Но когда ее пою я, литания звучит как незаживающая рана. Она звучит как стенание.

Мои руки начинают дрожать. Я сильнее прижимаю их к полу. Закрываю глаза. Тянусь к свету, который, как поговаривают, где-то там есть. К свету, которым стала Леди, когда сотворила мир. Золотистая магия, пронизывающая все вокруг. Прошло так много времени с тех пор, как я чувствовал ее. Когда Гниль владела мной, и я проводил ритуал, вокруг был только холод. Чувство пустующей темноты.

Теперь я выжидаю, пытаясь почувствовать что-то за пределами этого привычного безмолвия.

Горят свечи. По воздуху расстилается дымок. Я сглатываю и ощущаю вкус пепла.

В течение долгого времени царит лишь тишина. Затем в моих ладонях начинает пульсировать тепло. Я чувствую, как мое тело тяжелеет. В изумлении я поднимаю взор к алтарю. Но дело не в магии. Это не Леди.

Это то, что намного ближе. Рана, которая по-прежнему болит.

Я поднимаю руку, медленно, нетвердо. К моему запястью тянется нить. Я изумленно смотрю на то, как она блестит в темноте; тонкая золотистая линия, которая колеблется и мерцает, словно пламя свечи. Мое сердце начинает биться быстрее, пока я наблюдаю за нитью, уходящей во мрак. Я чувствую, как меня что-то тянет, ощущаю странную пульсацию тепла, боль от раны.

А после стремительным порывом меня окутывают сияющие цвета. Персиковый, розовый и золотой. И появляется силуэт. Светлые веснушки, бледная кожа, волосы цвета летнего адониса. Лета.

Она там, прямо за гранью темноты. Облаченная в черное кружево, с распущенными волосами. Я судорожно вздыхаю, и этот шум резко рассекает тишину. Она смотрит на меня. Ее серебристо-серые глаза широко раскрыты и пусты. И я ужасно желаю, чтобы все это было по-настоящему. В отличие от тех преследующих меня видений, вырывающих меня из сна каждую ночь.

Медленно я поднимаюсь на ноги. Уверенный в том, что в ближайшее мгновение, со следующим ударом сердца, видение рассеется, и я проснусь в одиночестве. Мои руки прижаты к пустому алтарю.

Я шепчу ее имя с таким отчаянием, как никогда еще прежде не умолял под этой омраченной тенями иконой.

– Лета?

Она поворачивается, и пустота в ее взгляде сменяется узнаванием. Она смотрит на меня с такой невыносимой нежностью. Мой же взгляд наполнен тоской. Ее губы размыкаются. Ее губы формируют слово – мое имя? – но я ничего не слышу.

Я подаюсь ей навстречу. Моя ладонь дрожит в пространстве между нами. Сияние нити становится все ярче. Другой ее конец завязан на ее запястье. Рядом с печатью, оставшейся от заклинания, произнесенного ею ради моего спасения, когда меня почти поглотила тьма.

Я касаюсь ее в этом месте. Прикасаюсь к ее запястью. От прикосновения к ее коже – холодной, немыслимо холодной – из моей груди вырывается низкий, неровный всхлип. Меня переполняют все те слова, что я хотел произнести с тех пор, как она ушла.

– Лета, – шепчу я. – Я жутко по тебе скучаю. Даже не уверен наверняка, что это происходит на самом деле. Но я…

Я замолкаю, когда свет становится туманным, и все превращается в сон. Лета берет меня за руку. Она не пытается снова заговорить. Ее ресницы опускаются, и одинокая слезинка скатывается по щеке. А потом она начинает растворяться в воздухе.

Я цепляюсь за нить между нами – связывающую наши с ней запястья – но все, что я ощущаю, это тени. Я пытаюсь притянуть ее в свои объятия, но она стала лишь дымкой и тлеющими угольками. Тусклая дымка, сменившаяся мерцанием свечей алтаря. Она ушла.

И вот я один в гостиной, а мои ладони прижаты к полу. Побежденный насмешкой смутных мыслей. Обо всех надеждах, которые когда-то возлагал на жизнь с Летой. О будущем, которое хотел ей предложить. О книгах, сложенных в стопки на библиотечных полках. Ее саде, пестрящем цветами. О нас, где мы лишь вдвоем в моей комнате, в лунном сиянии.

Затем меня пронзает острая боль, настолько сильная, что мои пальцы резко впиваются в запятнанные доски. Словно у меня есть когти. Дрожа, я сажусь обратно на пятки. Расшнуровываю рукава. По запястьям струится кровь. Шрамы в тех местах, где я бесчисленное количество раз пускал кровь для десятины, превратились в открытые раны. Моя кровь, она не красная. Она черная. И вокруг печати, которую Лета оставила на мне в тот день, когда я стал монстром, под моей кожей собрались тени.

Точно так же, как раньше, когда Гниль овладевала мной.

Я вопрошающе прикасаюсь к печати. Мы изгнали Гниль в том последнем, чудовищном, ритуале, когда Лета ушла в Нижний мир. Я видел, как исцелился берег. Чувствовал, как тьма покидает мое тело. А внутри меня, там, где некогда покоился монстр, оставалась лишь тишина.

Я исцелен. Я должен быть исцелен.

Я все еще смотрю на свое запястье, на печать и слишком темную кровь, когда в коридоре раздаются шаги. Там мерцает свет от свечи. Затем раздается тихий стук в дверь. Флоренс робко заходит в комнату. На ее плечи накинут платок, закрепленный резной деревянной застежкой.

Она смотрит на меня, потом на алтарь, и ее лицо приобретает серьезное выражение.

– Ты в порядке?

– Я… не уверен.

Она делает еще шаг мне навстречу. Ее брови приподнимаются, когда она замечает мои окровавленные запястья. Я начинаю опускать рукава, чтобы скрыть порезы. Но слишком поздно. Она уже увидела.

– Роуэн, что ты сделал? Ты ранил себя?

Невысказанное снова встает между нами. Я обхватываю другой ладонью свое запястье.

– Нет.

Она наблюдает за мной, ожидая, что я скажу больше. Но я и сам с трудом могу осмыслить то, что только что произошло, не говоря уже о попытках объяснить это. Молчание затягивается. Наконец я вздыхаю.

– В ящиках комода еще остались бинты.

Она ставит свою свечу у подножия алтаря. Заправляет прядь волос, выбившуюся из кос, которые она носит заплетенными параллельными рядами по бокам головы. Она подходит к столу у комода и выдвигает ящик. Коробочка с бинтами и банка медового бальзама Кловер по-прежнему внутри. Остались с тех пор, как я приходил сюда после десятины.

Я чувствую себя непривычно, опустошенно, наблюдая за тем, как она вынимает из ящика коробочку. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я в последний раз ходил к озеру и ранил себя, отдавая кровь земле. Но воспоминание еще так живо в моем сознании.

Холодное скольжение тьмы. Гниль, поглощающая меня. Отравляющая магия, управляющая моей жизнью столько лет.

Флоренс опускается на пол рядом со мной. Удерживая коробочку на коленях, она открывает ее и достает содержимое. Льняной салфеткой она начинает очищать мои раны. Я с трудом заставляю себя не двигаться. Часть меня так сильно этого желает. Позволить ей позаботиться обо мне. Сидеть здесь и чувствовать мягкость ее прикосновений, когда она вытирает кровь с моих запястий.

Но меня начинает тошнить от сладковатого запаха мази. Все, о чем я могу думать в данный момент, это о ночи, когда Лета последовала за мной, когда я платил свою десятину. Потом мы вернулись сюда, и я рассказал ей о своей связи с проклятием на берегу. Это был первый раз в жизни, когда я поделился тайной. Я ожидал худшего… что это вызовет у нее отвращение, что она начнет меня бояться. Вместо этого она взяла меня за руку и пообещала последовать за мной во тьму.

Мою грудь сжимает, и с моих губ срывается сдавленный всхлип. Я стискиваю зубы от этого звука. Прежде чем Флоренс успевает среагировать, я вырываю у нее салфетку и жестом указываю на дверь.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи. Можешь идти.

Секунду она колеблется. Я знаю, что она хочет потянуться ко мне. Она нервно теребит свои юбки, наблюдая за тем, как я заканчиваю очищать раны и перевязываю бинтами запястья. И тихонько спрашивает:

– Прежде чем я уйду, ты расскажешь мне, что случилось?

Я пробегаю пальцами по внутренней стороне своей руки. Теперь печать безмолвна, но когда я прикасаюсь к ней, то все еще ощущаю тот толчок, ту пульсацию. Все еще вижу нить света, устремленную к теням и уходящую в них.

Я развожу руками ладонями вверх.

– Я видел Лету.

Флоренс одаривает меня настороженным взглядом.

– Что ты имеешь в виду?

Я опускаю взгляд на пол, на выцветшее пятно у алтаря.

– Когда я проводил ритуал, вместо света или магии пришла она. Я заглянул в тени и увидел ее. Я говорил с ней. И затем произошло это.

Я указал на уже перевязанные запястья. Флоренс наблюдает за мной, нахмурившись. Неторопливо она делает несколько шагов вперед. Кладет свои руки мне на плечи. Она осторожна, рассудительна в попытках подобрать слова.

– Роуэн. Она умерла.

– Она была там.

Мой голос срывается. Я делаю резкий, тяжелый вдох, пытаясь справиться с ним, с медленно закрадывающимся сомнением. Лета не может быть мертва. Она не могла уйти навсегда. Происходящее было настолько реальным. То, как она появилась передо мной, пульсация заклинания, нить, связывающая нас. Ее настроение выражалось в переливе красок. То, как сжалось мое сердце от ее беззвучных слов.

Меня преследуют воспоминания о Лете с тех пор, как она ушла. Но это не было очередной грезой, отчаянным желанием, проявившимся посреди моей ночи в одиночестве в темноте. Это произошло по-настоящему.

Руки Флоренс мягко соскальзывают по моим рукам.

– Я знаю, насколько тяжело тебе принять это. Я подумала, что, может, если бы мы развели погребальный костер…

Я вырываюсь из ее рук.

– Нет.

Ее пальцы сжимают концы шали с бахромой. Она смотрит на алтарь. Танец света свечи заставляет фигуры на иконе на мгновение казаться… живыми.

Вздыхая, Флоренс опускает руки на колени.

– Виолетта пожертвовала собой, чтобы ты был в безопасности. Она разорвала себя на части ради всех нас. Тянуться к ней подобным образом… Это опасный путь.

– Но что еще я мог бы предпринять после всего того, как она столь многим рисковала ради меня?

– Роуэн, любовь моя. Тебе нужно ее отпустить.

Я закрываю глаза, чтобы не пролить еще больше непрошеных слез. Вместо этого пытаюсь представить себя в запертом саду в сумерках середины лета. Тонкую луну в проблесках вечерней зари. Лету, подоткнувшую юбки, показывающую мне свои шрамы и говорящую о связи с Подземным Лордом. Как она отдала ему свою магию в обмен на жизнь Ариена – сделка, которая оставила Ариена с тьмой вместо его алхимии. Как она винила себя за все, что он выстрадал из-за этой тьмы.

В тот вечер в саду я впервые понял, что люблю ее. Что хочу, чтобы она осталась со мной, хочу подарить ей место, где ей больше никогда не будет больно. Но безопасность никогда не была тем, что я мог предложить. Все мои действия лишь усугубляли ситуацию.

– Флоренс, меня не волнует, чем я стану. – Мой голос подобен рычанию, напоминающему, как он звучал, когда меня изменила Гниль. Я сглатываю, пытаясь справиться с въевшимся в память вкусом грязи и яда. – Если так я смогу отыскать ее, то совершенно не важно, что произойдет со мной.

Она отступает назад. На мгновение в выражении ее лица угадываются грубые черты, тяжело смешивающиеся с бездонной скорбью. Затем она делает вдох. Ее лицо приобретает знакомое выражение, становится маской непоколебимости, которую она носит с тех пор, как умер мой отец.

Я знаю, что она хочет заботиться обо мне, но я не могу подпускать кого-то близко. Не снова. Я должен столкнуться с этим – моей погибелью, моей болью, моим разрушением – в одиночку.

Флоренс поднимается на ноги и забирает свою свечу. Я пытаюсь избавиться от чувства вины. Забыть ее ласковое прикосновение к моей израненной руке.

– Это касается не только тебя, – тихо говорит она. – Ты подумал об Ариене? Что случится, если он потеряет еще и тебя?

Я смотрю на нее и могу лишь покачать головой. Она замолкает на миг, а затем с усталым вздохом выходит из комнаты. Осталась только тишина. И в воздухе повисло напряжение.

Я упираюсь руками в пол, прижимаю ладони к выцветшим отметинам на досках. Раньше весь мой мир был Гнилью. Ядом в земле. Ядом в моих венах. Это было нелегко, но я смог настойчиво противостоять этому: голоду, требованиям, десятине, которую платил своей кровью и телом.

Я никогда по-настоящему не задумывался, каково было по ту сторону всего этого. Я был монстром, а потом исцелился. Я был один, а потом нет. Но Флоренс права. Я украл Ариена, привел сюда, чтобы использовать его магию в своих целях. А теперь из-за меня Лета ушла. Единственная семья, которая у него осталась.

Я делаю глубокий вдох. Задуваю свечи. Завитки дыма обвивают раму алтаря. На мгновение силуэт на иконе выглядит точно, как очертание Леты, когда она возникла передо мной.

Мне нужно выяснить, было ли то, что я видел, реальным. Вернуться в тени, где я смогу дотянуться до нее сквозь тьму. Мне нужен способ отравить себя добровольно.

Я был монстром, а потом исцелился. И теперь, чтобы отыскать Виолетту Грейслинг, мне нужно снова стать тем монстром.

Вторая глава. Виолетта

В Нижнем мире нет неба, но я знаю, что наступила ночь.

Я стою под деревьями и наблюдаю за тем, как меняется свет от серо-черного до бледно-серого и полной темноты. Теперь сердцедрева исполосованы багрянцем на фоне полумрака. У деревьев окровавленная кора и тоненькие листья. Их ветви увешаны светлячками: крошечными стеклянными фонариками, подсвеченными сияющими крылышками.

Вдали, прямо за туманной дымкой, находятся заросли ежевики. В два раза выше меня, с шипами, длиннее, чем мои пальцы, они огибают всю эту часть леса ровным, непрерывным эллипсом. В ограде есть единственная калитка, сводчатая конструкция, сотворенная из лоз и зубчатых листьев.

Калитка никогда не открывалась.

По крайней мере, для меня.

Я тянусь за светлячком, отцепляю его от ветвей. Сжав в руках баночку, я выхожу на тропинку, ведущую прямо к ежевичной ограде. Мои окаймленные кружевом юбки скользят по земле, когда я иду. Я вся в черном, мрачная, словно окутанный тенями лес. Широкая шелковая лента на талии, рукава – крылья полупрозрачного мотылька, мантия из затянутого паутиной кружева.

Здесь холодно, постоянно холодно. И холоднее всего в такое время, как сейчас, когда тени шагают по тропе и стелются между ветвями. Мне не хватает солнечного света. Тепла и света, томной тяжести воздуха.

Ледяной ветер колышет деревья, и моя кожа покрывается мурашками. Я крепче обхватываю баночку своими руками и подношу ее ближе к своему лицу, чтобы меня окутало серебристое свечение. На краткий миг я позволяю себе вообразить, что я в Верхнем мире и сейчас Саммерсенд. И когда я делаю вдох, то ощущаю, как солнце садится глубоко внутри моего тела и озаряет золотом сердце и ребра.

А затем я прогоняю прочь это воспоминание.

Я добираюсь до кустарников. Стою перед ними, разглядывая каждый завиток терновника, каждый скрученный лист. Неспешно я протягиваю руку и надавливаю на калитку. На моей ладони шрам, который полумесяцем пересекает линию сердца, мягко пульсирует в такт моему сердцебиению. За оградой я слышу звук шагов. Я чувствую, как что-то тянется из центра моей груди. То побуждение, которое возникает, когда подобное взывает к подобному.

Я слышу хруст кустарника, шелест листьев. Под моей прижатой рукой только воздух. Но потом я моргаю и одним движением ресниц – вниз, вверх – пропускаю ту тонкую магию, которая позволяет калитке открыться. Когда я смотрю снова, кусты ежевики не изменились, они все так же плотно прижаты друг к другу. Моя рука все еще прижимается к сплетенным лозам.

Единственная разница лишь в том, что теперь передо мной стоит Подземный Лорд.

Очерченный острыми, как крюки, шипами, он поблескивает в темноте, изливая свечение, как две капли воды схожее со светом мотылька у меня в руках. Очень светлые волосы, бледные руки, тусклые глаза. И хоть я нахожусь здесь, в лесу, лишенном неба, когда я смотрю на него, то думаю о луне. Полной, ровной и белой. Я думаю о полях, покрытых изморозью посреди зимы.

Моя душа в его руках, теле, завернутом в шелковистый саван, превращающий его в безликую тень. Мгновение он безмолвно разглядывает меня.

– Что, – произносит он, – ты здесь делаешь?

Я приподнимаю светлячка, которого принесла с собой.

– Я пришла, чтобы помочь тебе.

Его брови ползут вверх, и обнажившиеся края его зубов ловят слабый отблеск моего света. Внутри баночки танцует светлячок, а его крылья мерно трепещут.

– Я неплохо вижу в темноте, Виолетта.

Затем я разжимаю пальцы и показываю ему то, что было стиснуто в моих руках ближе к центру ладони.

– А еще у меня есть это.

Его взгляд падает на мою ладонь. На крупное, круглое, темно-янтарное зерно. Оно было неровным, когда я вытащила его из найденной мной шишки, наполовину зарытой в трухе лесной почвы. Но я настолько сильно сжимала его своими пальцами, что его края сгладились.

Подземный Лорд проходит мимо меня, шелестя накидкой, и направляется к тропинке.

– Я думал, что предоставил тебе достаточно вариантов, чтобы занять себя, а вместо этого ты бродишь за мной по лесу, словно маленький призрак.

– Словно призрак? – В моем голосе слышится вызов, когда я вторю его словам. Я ожидаю, отреагирует ли он на них. Когда он оставляет мои слова без внимания, я продолжаю: – Так вот как ты называешь то, что сделал со мной?

В его глазах вспыхивает раздражение, когда он оглядывается через свое острое плечо, укрытое накидкой.

– Ты действительно снова хочешь оспорить произошедшее? Это было твоим выбором. И если ты жалеешь – меня это не волнует.

Моим выбором было заключение сделки, которая привела меня сюда. Я отчаянно пыталась защитить Ариена, защитить… всех, кого любила. И, несмотря на боль, несмотря на опасность из-за возрастающей угрозы Гнили, я добровольно пришла к алтарю и призвала Подземного Лорда. Я попросила у него помощи. Взамен на его магию я отдала самое ценное из того, что у меня было, – воспоминания о своей семье.

Все, что я помнила о них, утеряно, стерто из моей памяти. Я знаю, что, должно быть, любила их. Что мы жили вместе, когда я была маленькой, до того, как они умерли. Но все это исчезло. Теперь осталась лишь пустота. Ужасная, нескончаемая боль.

Я выбрала все это. Боль. Жертву. Решила рискнуть собой, прийти в Нижний мир и произнести последнее заклинание. Я пригласила тьму. Я позволила Гнили поглотить меня. Все, от чего я отказалась, каждый мой шаг, который привел меня сюда, всегда был моим выбором.

От этого боль не становится меньше.

Я стискиваю зубы до боли в челюсти. Прикладываю все усилия, чтобы мой голос звучал спокойно.

– Я не жалею об этом.

– Ты забыла, что умоляла уберечь тебя от смерти? – Его глаза сузились, хладнокровно подсветившись вспышкой гнева. – То, что я дал тебе, это дар. То, что я ни разу не даровал никому другому.

Я сжимаю руку в кулак, запирая зерно в ладони, как в темнице.

– Может быть, я и не являюсь душой, запечатанной в дереве. Но я и не жива по-настоящему.

– Довольно. – Он поднимает руку. Тени, сгущаясь, тянутся от земли, образуя в воздухе вокруг нас зазубренные очертания. – Если ты хочешь мне помочь, тогда поторопись. В противном случае, ты можешь вернуться домой.

Он отворачивается и продолжает идти, не дожидаясь, последую ли я за ним. Слово – дом – колючее, словно шипы, удерживающие меня в ловушке в этой части леса. Вдруг мои глаза наполняются слезами. Я яростно смаргиваю их. Мысль о том, чтобы заплакать перед Подземным Лордом прямо сейчас, кажется мне хуже всего того, что я могла бы сделать.

Я испускаю недовольное шипение сквозь стиснутые зубы. Иду за ним, придерживая одной рукой свои юбки. Мы двигаемся в ногу, напряженные от гнева. Укутанное нечто в его руках, должно быть, тяжелое, но он, кажется, не замечает его веса. Его накидка шелестит, стелясь по земле, оставляя вихрь из теней. Мы движемся безмолвно, и единственным звуком, сокрушающим тишину, является шелест опавших листьев под ногами.

Я следую за ним дальше в лес. Это совсем не та тропа, которая ведет к моему домику. Это узкая тропинка, петляющая между покрытыми мхом камнями, выстроившимися вдоль дороги, словно часовые. Здесь деревья выше, туман окутывает их багровые стволы серебристой пеленой.

Мы проходим под ветвями, усеянными мотыльками. Перешагиваем через лощины из корневищ, обрамленных бледными, светящимися грибами. Если не считать мой домик, большая часть этого огороженного, скованного колючими кустарниками, пространства заполнена сердцедревами. Но, в конечном счете, лес становится более редким, и мы подходим к роще, где оголенная часть земли обрамлена двумя более высокими и старыми деревьями.

Подземный Лорд поворачивается ко мне. В его взгляде все еще читается раздражение. Резким движением он показывает покрытую тенями душу в своих руках.

– Неужели твоя жизнь здесь и правда настолько невыносима, Виолетта? Ты бы предпочла от нее отказаться?

Я пытаюсь не думать об этом, о моменте, когда очнулась в костяном дереве и узнала правду о нашей последней сделке. Он излечил меня, как я и просила, но чтобы выжить, было необходимо остаться в Нижнем мире. И это, даже это, было моим выбором. Когда я пришла в бешенство, обливаясь горячими, жалкими слезами, Подземный Лорд сказал мне, что он может остановить боль. Что я могу позволить смерти забрать меня.

Но когда я пожертвовала воспоминаниями о своей семье ради силы для борьбы с Гнилью, это было навсегда. Я не буду помнить их ни в одном из миров. Если бы я приняла его предложение и отказалась от своей жизни, моя душа была бы одинока. Без моих родителей и без Ариена – когда придет его время покинуть Верхний мир. И в тот ужасный момент в сердце костяного дерева быть одной казалось еще более немыслимым, чем находиться здесь.

Я протискиваюсь мимо Подземного Лорда, подхожу к оголенному участку почвы и опускаюсь на колени. Он отступает на несколько шагов, чтобы подождать, осторожно прижимая душу к груди.

В дереве позади него находится вырезанное углубление с установленным внутри алтарем. Икона испещрена влажными пятнами, изображение размыто плесенью и мхом, а полка снизу затянута застывшими ручейками расплавленного воска.

Он возвращает меня воспоминаниями к алтарю в Лейкседже, о том, как я преклоняла колени при совершении ритуала с Ариеном и Кловер и впервые продемонстрировала им свою магию. Тепло покалывает кончики моих пальцев, и я ощущаю слабый гул силы, собравшейся в моих ладонях.

Я осторожно разжимаю ладонь и опускаю глаза на семечко. Выкапываю небольшое углубление в земле, грязь забивает мои ногти черным полумесяцем. Я вдавливаю семечко в почву и засыпаю его. Я тянусь в карман и достаю оттуда свою ручку.

Когда я закатываю рукав, то начинаю дрожать от холодного воздуха.

Алхимические печати тянутся вдоль моей руки. Как напоминание обо всем, что я сделала в свое семнадцатое лето. Как напоминание обо всем, что я оставила. Заклинания, которые я произносила, когда действовала и боролась, и не сумела дать отпор Гнили, угрожавшей завладеть Поместьем Лейкседж – и его Лордом. Все это навсегда расчерчено, печать за печатью, на моей коже.

Я подношу ручку к своему запястью. Делаю набросок чар, которые использовала в другой жизни, в другом мире, чтобы пробудить заброшенный сад. Всплывают воспоминания о ласковом тепле, о нежных руках, касающихся моих шрамов. Я закрываю глаза и отталкиваю свои воспоминания. Я не могу думать о нем, только не сейчас. Это меня уничтожит.

Я прикусываю внутреннюю часть щеки, концентрируясь на физической боли, пока воспоминания не затихнут. Они медленно гаснут – слишком медлительно, – оставляя за собой настойчивую боль в середине моей груди.

Как только я наношу печать, я прижимаю свои руки к земле и закрываю глаза. Моя магия начинает пробуждаться, и печать вспыхивает ярким светом. Я представляю, как нить, тянущаяся из моих ладоней, медленно опутывает зернышко, пока не формируется сияющая сеть, которая затягивается все туже и туже.

Это первый раз, когда я использовала алхимию в Нижнем мире, с тех пор, как излечила миры от Гнили. Сила, использованная мной в ту ночь, когда я призвала тьму и впустила ее в себя, исчезла. Теперь у меня лишь остатки той магии. Слабые, как одинокий огонек, мягко горящий в темноте.

И все же, когда я обращаюсь к магии, мне больно. Точно так же, как и в то мгновение, когда я пожертвовала воспоминаниями о своей семье. Все их тепло и свет покинули меня, сменившись унынием безлунной ночи.

Пока я накладываю заклинание, боль опустошенности наполняет меня. Магия бежит по моим венам с невыносимым холодом, словно мою кровь превратили в лед. Меня обуревает тоска по тому, что я потеряла, по тем вещам, которые уже невозможно вернуть. У меня перехватывает дыхание. Ребра сжимаются слишком сильно, пытаясь раздавить мое сердце. На губах чувствуется вкус крови.

Я пытаюсь прислушиваться к лесу, к тому, как воздух шепчет что-то вокруг меня, словно голос, которого я даже не слышу. Неспешно, мучительно я овладеваю своей силой. Она нехотя расцветает, и я с усилием настойчиво направляю ее в землю. Зернышко раскрывается, корни нисходят по спирали, когда начинают расти ветви.

Мои руки дрожат, когда я пытаюсь совладать с заклинанием. Судорожный вздох вырывается из моих раскрытых губ, и я прикусываю их. Выдавливаю из себя магию с большей силой. Затем, с последним рывком, дерево прорывается сквозь землю и устремляется вверх – кора и листья царапают мои ладони.

Я освобождаюсь от заклинания и резко падаю вперед, а мои глаза все еще крепко закрыты. Магия вокруг меня рассеивается мягким каскадом и затихает. Я смыкаю губы, чувствуя жжение там, где кусала их. Слизываю влажное пятнышко крови.

Подземный Лорд кладет мне на плечо руку. Большой палец его руки чуть ли не ласково проводит по моей ключице. Но я отталкиваю его резким, порывистым движением.

– Не прикасайся ко мне.

Он отступает, увеличивая расстояние между нами. Я делаю еще несколько неровных вздохов, пытаясь успокоиться, а затем неспешно поднимаюсь на ноги. Дерево возвышается надо мной, новое сердцедрево, созданное полностью моей магией. Я издаю прерывистый звук – что-то среднее между смехом и рыданием – и смотрю вверх на бордовые ветви и тонкие, как иголки, листья. Есть несколько опьяняющая, болезненная гордость за то, что ты сделала что-то настолько осязаемое. Я хочу поддаться ей, наслаждаться ею, но вместо этого я подавляю это чувство.

Гордиться собой за это… было бы предательством.

Подземный Лорд бесконечно долгое мгновение изучает сердцедрево, прежде чем повернуться ко мне. В чертах его лица есть странный оттенок, как будто я выбила его из колеи. Медленно он протягивает руку и убирает выбившуюся прядь волос с моей щеки. Он колеблется, его палец цепляется за один из моих локонов, прежде чем он отстраняется.

– Спасибо тебе за помощь, Виолетта.

Нехотя я отвечаю:

– Пожалуйста.

Он приближается к дереву. Я беру светлячка, вынимаю его для Подземного Лорда, чтобы сияние осветило бордовую кору. На миг он замирает, прижавшись одной рукой к стволу, растопырив свои бледные пальцы в форме звезды. А затем проводит своими острыми ногтями вдоль роста дерева. Оно сразу же расщепляется от его прикосновения, обнажая свое нутро, блестящее от сока.

Моя грудь сжимается, и по моему позвоночнику пробегает тревожная, неровная дрожь. Смотреть на то, как снимают кору с дерева, все равно, что наблюдать за тем, как с меня сдирают мою собственную кожу. Как раскрываются мои ребра, как вынимают мое сердце. Это заставляет меня чувствовать себя непривычно, слабой и маленькой. Я думаю о Подземном Лорде, держащем в руках душу. Я думаю о себе, поглощаемой ядом, пока он нес меня через лес.

Я закрываю глаза, отворачиваюсь. Но лучше не становится. Я все еще слышу дерево, когда оно принимает душу. Треск, стоны, движение и дрожь, когда рана начинает затягиваться. Моя рука, держащая светлячка, дрожит. Когда стекло наклоняется, свет мерцает на моих закрытых веках, и мотылек протестующе трепещет внутри банки.

Я проглатываю свой гнев, свою боль, свой страх. Я действительно сделала правильный выбор. Я сделала. Оставаться рядом с Подземным Лордом, несмотря на всю боль от того, чем я пожертвовала, лучше, чем быть одной в сердце леса. Там у меня не было бы ничего, кроме той же боли, что и при использовании моей магии. Бесплодное одиночество, пустая тьма, опустошенное поле.

Листья шелестят, когда дерево закрывается. После нескольких секунд тишины я открываю глаза. Дерево восстановилось. Просто гладкая кора, как будто так было всегда. Даже шрама не осталось. Я проглатываю остатки горькой тошноты. Вытираю вспотевшие ладони о юбки.

Подземный Лорд смотрит между мной и сердцедревом.

– Если ты хочешь к этому привыкнуть, тебе придется научиться приводить в порядок нервы.

Я возвращаю ему сердитый взгляд.

– Буду иметь в виду.

Пару секунд он удерживает на мне взгляд, а затем поддергивает рукав и тянется, чтобы стереть пятно крови с моих губ. Он опускает ресницы и подает мне руку.

– Уже поздно. Я провожу тебя обратно.

Несколько мгновений я медлю. Держу светлячка у груди, частота взмахов крылышек внутри банки совпадает с частотой биения моего сердца. Я по-прежнему злюсь на него, но у нас произошел некий сдвиг. Он позволил мне помочь ему – я вырастила дерево; я держала свет. Малейший сдвиг в равновесии, один крошечный лоскут силы, крепко сжатый в моем кулаке.

Я провожу языком по покусанной губе. Подхожу к нему. Прячу свою ладонь в изгибе его локтя.

Мы возвращаемся из рощи. Он настолько выше, чем я, что моя макушка едва достает до его плеча, но он выравнивает шаг, чтобы мы могли идти рядом друг с другом.

Когда мы выходим к узкой тропинке, ведущей к моему домику, я отстраняюсь от него, ожидая, что он уйдет. Но он продолжает идти, следуя за мной по склону.

Мы всегда расстаемся здесь. За исключением того первого дня, когда я проснулась в костяном дереве. Я до сих пор помню, что почувствовала, когда он привел меня в коттедж, наблюдала за тем, как он поднимается из глубины лощины. Острое отчаяние, которое схватило меня за горло, когда он объяснил мне, что это место – дом в лесу, окруженный ограждением из колючих кустарников, – было тем, что он выполнил условия нашей сделки. Что он создал для меня дом в Нижнем мире.

Странно находиться сейчас здесь, на той же тропинке, слышать эхо его шагов позади себя. Я поворачиваюсь к нему и вопросительно приподнимаю брови.

– Ты думаешь, я заблужусь? Или не веришь, что я пойду туда, куда велено?

Его рот изгибается в резкой улыбке, которая ничего не выражает.

– Быть может, с моей стороны будет более вежливо провести тебя через лес в целости и сохранности.

Я качаю головой, смотря на него, и усмехаюсь. Я продолжаю идти, а он следует за мной. Преследует меня, словно тень.

Когда тропинка ведет нас в лощину, призрачные грибы, сгрудившиеся под деревьями, освещают путь бледным сиянием. За их светящимся мерцанием я вижу деревянный алтарь, прибитый к ветке – облупившаяся краска и лишайник, икона почти стерлась от ветра и дождя. Ряд камней, которые, возможно, когда-то были стеной. Изогнутое железное очертание, похожее на ворота, идущее в никуда.

Мой домик постепенно появляется в поле зрения, сквозь туман едва можно различить отблеск переднего окна. Расположенный под двумя огромными сердцедревами, он больше похож на лес, чем на дом. Стены сделаны из шероховатого дерева, на котором все еще сохранились кусочки багряной коры. Переплетения плюща скрепляют крышу из сплетенных ветвей. На двери венок из листьев и колокольчиков. Точно такой же, как тот, что украшал входную дверь в Лейкседже.

Я могла бы назвать его прекрасным, если бы забыла о том, что находится за близлежащими деревьями. Кусты терновника, составляющие ограждение в этой части Нижнего мира, отделяющие меня от остального леса.

Я оборачиваюсь к Подземному Лорду. Смотрю на него. В это мгновение, когда чередующиеся за его спиной тени деревьев похожи на расписной фон иконы, он кажется таким же неприступным, как шипы, обрамляющие калитку. Свет отражается в его когтях, в заостренных кончиках рогатой короны. Он бог, и лес окутывает его, словно мантия. А я девочка, пытающаяся черпать силы из крох. Упавшее семечко, небольшая искра магии, мое яростное человеческое сердце.

– Я хочу снова помочь тебе, – говорю я, – в следующий раз, когда ты заберешь душу.

Его глаза сужаются, и он оценивающе смотрит на меня. И медленно кивает.

– Ты можешь помочь мне, когда у меня появится душа, которую нужно поместить в этом лесу.

– Не только здесь. – Мое сердцебиение ускоряется. Я сжимаю кисти в кулаки, чувствуя, как земля еще хрустит и осыпается с моей кожи, и я впиваюсь ногтями в ладони. Когда он не отвечает, я указываю вдаль, где едва различимы кусты терновника, на тень, более темную, чем мрак. – Я хочу выйти за ограждение из шипов.

Подземный Лорд следует за моим взглядом.

– Твой дом здесь.

У меня вырывается недовольный вздох.

– Кто же там такой, кого я должна так сильно бояться?

– Никто.

– Тогда почему ты не разрешаешь мне выйти?

Я пристально смотрю на него, моя злость разгорается с новой силой, пока я ожидаю ответа. Уже поздно, и вокруг нас сгущается тьма, скользящая между деревьями. Но я все еще вижу себя в отражении его глаз. Моя белая кожа стала еще тусклее из-за его склер цвета изморози. Мои рыжие волосы подобны пламени сквозь стекло лампы.

Нехотя он отвечает:

– Остальная часть леса небезопасна для тебя.

– Но ведь я была в достаточной безопасности, когда ты нуждался во мне для Гнили.

– Так и было. Но теперь все иначе.

Неосознанно я касаюсь шрама, пересекающего линию моего сердца, почерневшего полумесяца, оставленного в тот момент, когда я отдала свою кровь, чтобы призвать его в день, когда я решила попросить его о помощи. Я до сих пор помню прилив той силы, наполнившей меня в первый раз, когда он показал мне, что́ я могу заполучить после нашей сделки.

Но та ослепительная, яростная сила, дарованная мне, была со мной лишь в течение единственной ночи полнолуния. Теперь же единственная сила, которая у меня есть, – это то, что осталось после того, как я отдала ему свою магию в обмен на жизнь Ариена, давным-давно в Вейрском лесу. Крошки, которые стали такой неотъемлемой частью меня, что их нельзя отобрать.

– Ты снова можешь сделать меня сильнее.

Подземный Лорд прикладывает свою ладонь к моей щеке. Не совсем ласково, но… бережно. Прикосновение было бы почти нежным, если бы не его взгляд. Его глаза холодны, в которых читается резкое предупреждение.

– Я выполнил условия нашей сделки, Виолетта. У тебя есть жизнь после смерти и дом в моем мире.

Мой голос превращается в жесткий шепот!

– Ты знаешь, что это не то, о чем я просила.

Его большой палец слегка поглаживает мою щеку, прежде чем он отстраняется. Без его прикосновения моя кожа кажется удивительно обнаженной. Он делает выдох, который превращается в облачко тумана.

– Это был единственный способ тебя излечить. Единственный способ сдержать свое обещание.

Я опускаю глаза на свою руку. Сквозь прозрачное кружево рукава я вижу изящные края печати, нанесенной на мое запястье. Заклинание в форме солнечного луча. Я смотрю на него, мой взгляд расплывается, и одинокая предательская слеза скатывается, медленно стекая по моей щеке. Я вытираю ее. И крепко закрываю глаза, чтобы поймать оставшиеся слезы, прежде чем они успеют пролиться.

Сначала я так сильно плакала всякий раз, когда думала о том, что потеряла. Кого я потеряла. Бесконечные слезы, переполнявшие меня, мое отчаяние, в котором я могла бы утонуть. Стремительно накатывающие волны озера. Теперь я позволяю себе лишь пригубить горе. Словно моя печаль – это яд, к которому я могу стать устойчивее, доза за дозой.

Проглотив подступающее рыдание, я открываю глаза и поворачиваюсь к Подземному Лорду.

– Если ты не позволишь мне пройти через ограждение, тогда, прошу… просто, скажи мне правду. Что таится за шипами?

В ответ он протягивает ко мне руку. И хоть мои пальцы дрожат, я без промедления тянусь и хватаюсь за нее.

Третья глава. Виолетта

Подземный Лорд проводит меня мимо домика. Окаймленное полукругом сердцедрев, как часовых, пространство сплошь покрыто мхом и листвой. Плеяда мотыльков кружит вокруг нас, когда мы выходим на поляну, окрашивая пространство серебристым светом. Я подбираю юбки, готовая продолжать путь, но Подземный Лорд останавливает меня в центре рощи.

Я растерянно осматриваюсь. Мы еще далеко от ограды, а ее колючие ворота полностью скрыты за склоном.

– Я думала…

Он тянет меня за руку, и это движение одновременно мягкое и настойчивое.

– Встань на колени.

Я качаю головой, а мои глаза по-прежнему устремлены вдаль. Он проводит большим пальцем по моему запястью. Мы смотрим друг на друга, воздух заставляет дрожать. Он наклоняет голову, и его голос смягчается:

– Доверься мне, Виолетта.

Медленно я опускаюсь, пока мои колени не оказываются на земле. Холодно, листья влажны от растаявшего инея. Я начинаю дрожать, как только сырость проникает сквозь чулки.

– Я просила тебя отвести меня за кустарники. Почему мы здесь?

Нахмурив брови, он пристально рассматривает деревья позади меня.

– Все, чего я хочу, это защитить тебя. И, вне всякого сомнения, ты меня понимаешь, каково это – нуждаться в том, чтобы сохранить кого-то в безопасности. – Он поворачивается и смеряет меня своим тусклым взглядом. – Особенно после того, от чего ты отказалась.

Я стискиваю ткань юбок.

– Не желаю говорить об этом.

Я не сообщала о том, что случилось в Лейкседже – ни ему, ни даже прислушивающейся тишине деревьев – с тех пор, как пробудилась и поняла истинный облик того, во что вылилось его обещание. Что я стала пограничным существом, привязанным к миру мертвых, настолько отдаленным от дома, в который хотела бы вернуться, и ко всем тем людям, что ждали меня там. Чьи жизни я спасла ценой своей собственной.

Я смотрю на свое запястье, на котором легкой прозрачной тканью моего рукава скрыта печать. Она ноет от того, как сильно я хочу к ней прикоснуться. Но даже такой незначительный жест, как моя рука на печати, невозможен. Слишком чувствительно, слишком болезненно. Выскальзывает вздох, и я переплетаю пальцы на коленях, чтобы сбежать от искушения дотянуться до нее.

Подземный Лорд опускается на колени передо мной. Его мантия стелется по земле потоком теней. Он касается острым ногтем моего подбородка, приподнимая его, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Я знаю, что тебе больно. Знаю, что ты любила его.

Я крепче сплетаю пальцы вместе, пытаясь оставаться в неподвижном состоянии. Борюсь, сдерживая свою скорбь, хоть она и кажется такой же неудержимой, как шторм.

– Я сказала, что не хочу это обсуждать.

– Ты никогда не впускала боль, с тех пор как пробудилась у моего алтаря.

Едва сдерживаю рыдание, стремящееся вырваться наружу. Я натянута как струна и не могу себя контролировать.

– Ладно, – огрызаюсь я, выплевывая слова. – Да, это ранит. Конечно же. Но я сделала свой выбор добровольно. То, чего я не выбирала, так это судьбу твоей пленницы.

Он обводит пальцем линию моего подбородка. Я накрываю его руку своей, не понимая, хочу ли я ее оттолкнуть или же притянуть ближе. Пока я колеблюсь, его пальцы уже скользят по задней части моей шеи.

– Закрой глаза, Виолетта.

Я отворачиваюсь к деревьям.

– Нет.

Его голос становится ниже, пока не начинает звучать почти ласково.

– Я помогу тебе. Со мной тебе ничего не угрожает.

Усталость, которая является постоянной частью моей жизни здесь – рожденная настороженностью, прерывистым сном и борьбой с нежелательными воспоминаниями, – захлестывает меня, как прилив. Несмотря ни на что, я позволяю своим глазам закрыться. Часть напряжения спадает с моих плеч, и на мгновение я почти расслабляюсь.

Затем я чувствую холодное прикосновение магии Подземного Лорда на своей коже. Мои глаза резко открываются, и я отстраняюсь, разрывая круг теней, которые начали разворачиваться вокруг нас.

– Что ты делаешь?

Его когти мягко прижимаются к моему затылку, притягивая меня ближе. Все больше теней закручивается спиралью, затемняя рощу, пока все, что я могу видеть, – это бледные очертания его лица, волос, короны с рогами.

– Я не причиню тебе боли. – В его словах ощущается гармония заклинания, сотканного среди деревьев, оседающего на меня, словно туман. – Я хочу забрать твою боль, Виолетта. Ты держала ее взаперти так долго. Позволь мне забрать ее у тебя.

Я медленно закрываю глаза, изо всех сил впиваясь зубами в губу. Она все еще болит, искусанная и окровавленная после заклинания, произнесенного мной.

Я думаю о том, что чувствовала, когда боролась с Гнилью. Как я впускаю тьму, как я позволяю поглощать себя. Я думаю о семнадцати годах, которые я провела в Верхнем мире. Обо всем, что я оставила. О жизни, которая могла бы быть у меня с Ариеном. О будущем, которое у меня могло быть с… парнем, которого я любила. Стертое с лица земли пространство, похожее на почерневшее поле, которое я вижу, когда пытаюсь вспомнить свою семью.

Боль – это западня из зарослей ежевики в моей груди, полностью искалеченной и расцарапанной шипами. Я чувствую, как последняя, тонкая нить моего контроля, наконец, обрывается, и все, что я сдерживала, проливается через меня. Я чувствую горе, печаль и отчаяние, к которым так хотела развить иммунитет. Боль от всего, что я потеряла.

Она ушла, все ушло.

И я мертва.

И я здесь.

Я прерывисто выдыхаю, и моя голова наклоняется вперед. Я начинаю рыдать; громкий икающий плач вырывается из моего горла с первобытным звуком, подобным тому, что издает попавшее в капкан животное. Он не похож на мой голос. Я плачу, несчастная и разрушенная, и Подземный Лорд принимает мою боль на себя. Забирает ее так же, как он забрал мои воспоминания, забрал мою кровь, забрал обещания, которые я дала ему у алтаря.

Поднимается ветер, со зловещим воем проникая сквозь ветви. Шрам в виде полумесяца на моей ладони начинает гореть, боль становится невыносимой. Я открываю глаза и смотрю на него сверху вниз, в то время как боль распространяется дальше по внутренней стороне моей руки.

Печать на моем запястье – она светится.

Мои всхлипывания превратились в резкие, судорожные вздохи с заиканием. Я обхватываю рукой свое запястье с печатью, пытаясь дышать сквозь боль. Тени перемещаются и мелькают вокруг меня, словно танцующее в темноте пламя свечи. Постепенно боль в запястье начинает сходить на нет – и теперь ослепляющая боль становится тупой, непрерывной пульсацией.

Затем между моими пальцами распускается ниточка света. Я с тревогой наблюдаю, как она растягивается от меня, перетекая в густоту деревьев. Она зависает на мгновение, а затем изгибается, как вопросительный знак, как будто заманивая меня вперед.

Все поблекло, расплылось. Я нахожусь в лесу, и Подземный Лорд рядом со мной. Под моими ногтями грязь, колени намокли. Но в то же время… Я где-то в другом месте.

Я медленно поднимаюсь на ноги. Свет печати спиралью исходит от моего запястья. Печать отбивает ритм и бьется вместе с моим пульсом. По моей коже пробегают мурашки. У меня перехватывает горло, сердце сильно колотится о ребра.

А потом – лес меняется.

Я стою на тропинке, петляющей под фруктовыми деревьями, увешанными плодами, а их ветви покрыты сочной, яркой листвой. Мерцающая нить все еще тянется вперед. Я делаю один робкий шаг, затем другой, следуя за нитью, пока не оказываюсь на открытом пространстве, заполненном полевыми цветами. Мои босые ступни утопают в целых созвездиях желтых одуванчиков. Свет просачивается сквозь ветви, испещренные листьями.

Это мой сад. Тот сад в Лейкседже, который я вырастила своей магией.

Как будто издалека я вижу себя сидящей на земле под деревом. У меня на ладонях грязь. Мои юбки откинуты назад, ноги обнажены. Шрамы на моих коленях – багровые и глубокие – резко выделяются на бледной коже.

Раздается голос, голос, который я никогда не мечтала услышать снова.

– Лета?

– Роуэн.

Я не произносила его имя вслух с тех пор, как попала сюда. Я держала его в памяти, запертым со всей своей скорбью. И теперь, когда я, наконец, позволяю себе прошептать его, имя на вкус одновременно сладкое и горькое, как снотворное, подслащенное медом.

Где-то в лесу в отдалении темная магия сгущается, когда я опускаюсь на колени на влажную от мха землю и чувствую прикосновение когтей Подземного Лорда к своей коже. И здесь, в своем саду, я наблюдаю за Роуэном сквозь пелену слез, когда он приближается ко мне.

Он выглядит точно так же, как в ту последнюю, украденную ночь, что мы провели вместе; его темные растрепанные волосы, румянец на щеках цвета белого золота, шрамы на его горле, которые заметны через расстегнутый ворот его рубашки.

Он подходит все ближе и ближе, пока между нами не остается всего лишь небольшое расстояние, на котором можно ощутить его дыхание. Мы не можем отвести друг от друга взгляд. Я осторожно поднимаю руку. Я так боюсь разрушить эту грезу. Мои пальцы подрагивают, когда я провожу ими по его щеке. Его глаза расширяются от моего прикосновения. Тепло его тела, шероховатость шрамов на его коже вызывают во мне трепет горячего желания.

Нить на моем запястье светится все ярче и ярче. Магия вспыхивает, горячая, на моих ладонях, и я чувствую его настроение – мрачное отчаяние, бледную надежду, – все такое же чувствительное и хрупкое, как паутина. Печать, которую я нанесла, чтобы вернуть его, когда Гниль угрожала изменить его. Связь, созданная печатями, которые отмечают нас обоих… В этой странной грёзе, в этом видении, наша связь все еще существует.

– Роуэн. – Я удерживаю форму его имени на своем языке с отчаянным желанием. – Мне… мне жаль.

Он накрывает мою руку своей, утыкается своим лицом мне в ладонь.

– Пожалуйста… – говорит он, и его голос дрожит от слез. – Прошу… останься. Не исчезай во тьме снова.

Эмоции захлестывают меня, его и мои, отчаяние и желание. Я уступаю ему, перемещаясь ближе, мои пальцы скользят по его скулам, чтобы зарыться в его волосах. Боль вырывается из клетки ребер. И все, что я сдерживала, что, как я думала, никогда не смогу ему рассказать, выплескивается наружу в одном порыве.

– Я должна была защитить тебя, и Ариена, и всех. Но я не знала, что все закончится так. Я не знала, что уже не смогу вернуться. Я хочу… я хочу…

Я захлебываюсь рыданиями, заглушая слова, потому что то, чего я хочу, невозможно. Его взгляд темнеет, наполнившись любящей погибелью. Он склоняется ко мне, и я чувствую его слова губами.

– Лета, я отыщу тебя. Я верну тебя домой.

Я хочу заполнить пространство между нами. Превратить мерцающую нить печатей в нечто нерушимое. Я желаю магии, силы и мощи. А больше всего хочу найти способ, чтобы грёза стала реальностью.

Я притягиваю его ближе, крепче сжимая пальцами его волосы. Его дыхание становится прерывистым, рассекая воздух.

Я целую его.

Его стон на моих губах; средоточение всех надежд и отчаяния. На кончиках моих пальцев искрится магия, печать на запястье напоминает о себе тупой болью. Вокруг нас вьется нить, сжимаясь все туже и туже, пока мы укутываемся золотистым светом. Его пальцы впиваются в кожу на моей талии.

Я целую его так, как некогда сделала это в саду, когда его захватила Гниль. Охваченная тем же возбуждением страстного желания и опасности. И когда мы прижимаемся ближе друг к другу, яд и тени просачиваются внутрь, как угроза, но я не боюсь. Роуэн начинает меняться, юноша становится монстром. Я прижимаюсь к нему, и наши поцелуи становятся лихорадочными. Его ногти похожи на когти. У него острые зубы. У него вкус яда, тьмы, моей собственной пролитой крови. Его прикосновение – огонь, боль, которая искрится и обжигает все мое тело, такая же яростная и яркая, как моя магия.

Я отчаянно хочу, чтобы это длилось вечно. Хочу найти какую-нибудь алхимию, которая могла бы сделать это реальным. Но слишком скоро рука Роуэна отпускает мою талию. Его губы собирают последние крупицы нежности с моих. Нить распутывается, мерцание заклинания медленно меркнет, пока свет не исчезает полностью. Печать на моем запястье отбивает последний удар… и затем замолкает.

Роуэн растворяется в серой дымке теней.

Мои колени слабеют, и я падаю на землю. Нижний мир возвращается в виде разрозненных кусочков тени и света. Я склоняюсь вперед, вонзив пальцы в землю. Зловещий порыв ветра стихает в тишине, и на границе поляны деревья замирают без движения.

Я отчаянно борюсь, пытаясь удержать видение, вспышку магии, которая зажгла нить заклинания, жар поцелуев Роуэна. Чувство, что – всего на мгновение – мы снова были вместе. Но тепло исчезает с моей кожи. Моя сила стихает до приглушенной пульсации. Я прижимаю пальцы к земле, чувствую холодную грязь, въевшуюся под ногти.

Подземный Лорд все еще удерживает руку на моем затылке. Кажется, что здесь прошло не больше мгновения, пока я была погружена в видение. Затененные концы его магии все еще витают в воздухе, обволакивая нас мягко колышущимися нитями. Я не хочу, чтобы он или его сила прикасались ко мне прямо сейчас. Я не могу этого вынести. Я отталкиваю его, сажусь на пятки. Скребу своими испачканными грязью ладонями по щекам и вытираю дорожки слез.

Он поднимается на ноги. Я смотрю на его профиль, и хоть его взгляд нарочито скрыт, я с уверенностью могу сказать, что он наблюдает за мной.

– Скажи мне, – произносит он сдержанно и осторожно, – что ты об этом думаешь?

Я неспешно оглядываюсь. И понимаю, что это пространство, которое ранее было не более чем листьями и мхом, теперь… сад.

Папоротники кустятся под сердцедревами, перемежаясь пучками полуночно-темных морозников. Дикие розы рассыпают хрупкие лепестки по земле, а лозы сциндапсуса сбрасывают свои пестрые листья с ветвей наверху.

Я встаю, покачиваясь, с затуманенным разумом. Делаю робкий шаг вперед. Я иду по тропинке, усаженной бледными грибами, которые освещают воздух серебристым сиянием. Этот сад похож на сад в Лейкседже, когда я впервые увидела его при лунном свете, таким таинственным и наполненным тенями. Теперь, когда я вижу его здесь, скопированным, по моим рукам пробегает мерцание магии и заставляет тепло танцевать на кончиках моих пальцев.

Осознание давит мне на грудь тяжестью от того, что его сотворил Подземный Лорд.

– Ты использовал мою боль, чтобы создать его.

Он медленно кивает.

– Да.

– Но зачем?

Его брови на мгновение сходятся вместе, прежде чем черты лица становятся безучастными. Он издает звук, который не совсем похож на смех.

– Не за что, – говорит он, как будто я поблагодарила его. Он смотрит на меня, приоткрыв рот, а затем продолжает: – Ты не моя пленница, Виолетта. Этот мир – твой дом.

Я потираю затылок, все еще чувствуя покалывание от его когтей, другая моя рука беспокойно путается в складках моих юбок. Я оглядываю сад, прикусывая губу, пока не чувствую привкус крови.

– Он прекрасен. Но это не ответ.

Его улыбка исчезает, и выражение лица становится холодным. Что-то острое и опасное вспыхивает в его взгляде. Полы его мантии снова превращаются в тени, тянущиеся по земле ко мне. Завитки тьмы плещутся у моих ног, как чернильно-темные волны. Я поджимаю пальцы ног в ботинках и прикусываю внутреннюю сторону щеки, заставляя себя оставаться неподвижной, когда он приближается ко мне.

– Я не могу дать тебе то, что ты просишь, Виолетта.

Я обхватываю рукой запястье, надавливаю на печать. Смутно я понимаю, что в моем видении, когда нить распуталась среди деревьев, она протянулась в направлении ограды. К арочным воротам, запертой двери, которая никогда не откроется для меня. Я сильнее нажимаю на печать с разочарованным вздохом, застрявшим у меня в горле.

Я смотрю на Подземного Лорда снизу вверх и спокойно встречаю его взгляд.

– Что ты скрываешь от меня там, за шипами?

– Ничего. – Его зубы обнажены. И хотя он выдавливает слова, за тем, как он смотрит на меня, стоит честность, в которой не стоит сомневаться. – Я ничего от тебя не скрываю.

Тишина затягивается, наливается свинцом. Мои руки сжимаются в кулаки, искры магии обжигают мои ладони. Я резко отворачиваюсь от Подземного Лорда.

– Я хочу побыть одна.

Пару секунд он колеблется. Я слышу движение его обуви, шелест его накидки, как он расхаживает туда-сюда. А затем звуки стихают. И он тихо произносит:

– Доброй ночи.

Я оставляю его слова без ответа. Он следует за мной по направлению к выходу из сада. Я наблюдаю, как он исчезает между деревьями, и тени леса смыкаются вокруг него. Он ушел так быстро, словно испарился, оставив меня одну лишь с легким шелестом листьев папоротника и слабым треском ветвей над головой.

Усталость, с которой я боролась, наконец-то одолевает меня. Я делаю еще один прерывистый вздох и начинаю медленно возвращаться в свой домик, держа руки сложенными на животе. Как будто я могу удержать все эмоции, грозящиеся прорваться сквозь меня.

Мой домик – это единственная комната с голым участком земли вместо пола. Стены из тех же грубо обработанных панелей, что и снаружи, с узорами, похожими на закрученные глаза и кусочки багряной коры. Ветви, образующие потолок, покрыты листьями, а переплетение плюща образует балдахин над моей кроватью.

Огонь догорел до горстки углей, и в комнате почти темно. Но я достаточно хорошо знакома с этим пространством, чтобы утруждать себя зажиганием единственной лампы. Это было подарком от Подземного Лорда, который я использовала вместе со свечами, которые он мне подарил, задаваясь вопросом вслух: не хотела бы я совершить обряд на одном из многочисленных алтарей в лесу? Я еще этого не сделала, вместо этого я оставляю горящими свечи, когда остаюсь в одиночестве. Мне нравится наблюдать за танцем света, пока я пытаюсь успокоить свой разум, а затем выдыхаю, чтобы превратить пламя в струйку дыма.

Я снимаю грязные ботинки и развязываю пояс платья, освобождаясь от шелковой ткани, заменяя ее светлой ночной рубашкой, окаймленной паутиной. Я подхожу к камину, подбрасываю новую порцию дров к углям. Сижу у очага с вытянутыми руками. Пламя разгорается все сильнее. Воздух становится теплее.

Меня переполняет невыносимая тоска по всему, от чего я отказалась. По Роуэну. Я хочу увидеть его снова, услышать ту нежность, с которой его голос произносил мое имя. Я сжимаю пальцы вокруг запястья. Чувствую биение своего сердца, пульсацию своей магии. Я закрываю глаза и вижу нить заклинания, тянущуюся через лес к ограде.

Мне нужно выйти за пределы колючих кустарников. Но сколько бы я ни просила или ни спорила, Подземный Лорд только глубже запрет меня в том, что, как он упорно заявляет, не является клеткой. Он хочет, чтобы я была здесь, только здесь, внутри этой копии мира, который я оставила позади. В построенном из древесины домике, саду, выросшем из слез, с сундуком, заполненным платьями из паутины.

Я знаю его достаточно хорошо, чтобы понимать, что правда его слов – о том, что за оградой от меня ничего не скрыто – обманчива. Все мое существование здесь является доказательством того, как он подчиняет слова своей воле, как будто честность – это сердцедрево, которое нужно исправить когтями.

Что-то есть там, в Подземном мире. Что-то, что он скрывает от меня. Может быть, что-то связанное с моей магией… узами, которые все еще могут связать меня с Роуэном. Решимость Подземного Лорда удержать меня здесь только придает этому еще больший смысл.

Но я не знаю способа пробиться сквозь шипы. Я ходила по их границам бесчисленное количество раз, пытаясь отыскать проход. Мой единственный шанс – это калитка, которая никогда не открывается, кроме тех случаев, когда Подземный Лорд проходит в эту часть леса.

Я кладу подбородок на колени и смотрю на огонь. Постепенно у меня начинает формироваться план. Я медленно поднимаюсь на ноги, игнорируя протест от усталости, отягощающей мои конечности. Я беру свой плащ и надеваю его поверх ночной рубашки. Влезаю в ботинки, туго завязываю шнурки.

Фонарь стоит в углублении над моей кроватью, внутри – новая свеча. Я осторожно снимаю его. Прячу в карман. Затем я возвращаюсь в сад и подхожу к тому месту, где Подземный Лорд скрылся за деревьями. От тропинки это самый маленький кусочек пространства, невероятно узкий. Однако по мере того, как я подхожу ближе, пространство расширяется. Я поворачиваюсь боком, протискиваюсь в щель.

На мгновение я застигнута врасплох, листья запутались в моих волосах, а ветки цепляются за плащ. Затем я оказываюсь на другой стороне, в тенистом лесу. Когда я оглядываюсь назад, мой домик – плетеные стены и дымящаяся труба – едва виден.

Я убираю волосы под капюшон плаща и туго завязываю ленту на воротнике. Под беседкой, увитой плющом, две изогнутые ветви обрамляют узкую тропинку, ведущую в тени.

Я зажигаю свой фонарь и захожу в лес.

Четвертая глава. Роуэн

На следующее утро стоит унылая погода. Серое небо соответствует моему настроению. Ветер, кружащий в воздухе листья. Воздух, наполненный запахом печной золы. Я нахожу в кладовой Ариена и Кловер, сидящих плечом к плечу за столом у окна. С улицы в дом проникает тусклый свет, просеянный облаками, предвещающими дождь. На столе у них свеча, взятая с кухонного алтаря. Легкое пламя, ожившее от сквозняка, вздрагивает, когда я вхожу в комнату.

Кловер поднимает на меня взгляд. Она устало улыбается и снимает очки, чтобы потереть глаза. Ариен подавляет зевок. В последнее время никому из нас не удавалось выспаться. Мы сонно бродим по дому, как лунатики. Дремлем днем, а потом просыпаемся в полночь. Иногда я вижу Ариена, когда расхаживаю по коридорам в темноте. Мы вместе становимся под лестничным окном и смотрим на небо. Как будто узоры из звезд могут дать какой-то ответ.

Или я обнаруживаю Кловер в библиотеке, где портрет моей семьи охраняет пустые полки. Ее руки сложены на столе. Стопка тетрадей рядом с ней. Ручка, слабо зажатая в руке.

Я знаю, что их сны, должно быть, такие же отравленные, как и мои. Наполненные мыслями о последнем ритуале и обо всем, что последовало за ним. О том, как разверзлась земля. Как Лета сказала нам, что ей нужно искоренить Гниль в Нижнем мире. Моменте, когда она вошла в озеро. О том, как наши робкие надежды были разрушены после того, как она вернулась, и яд поглотил ее.

Когда она упала в мои объятия, умоляя отнести ее в гостиную, и мы все смотрели, как она взывала к Подземному Лорду. Как она исчезла во мраке.

Кладовая представляет собой узкое пространство с низким потолком. Мне приходится нырять под цветы, развешанные для засушки между полочных балок. Мертвые листья и сушеные лепестки хрустят в моих волосах, когда я прохожу мимо. Я смахиваю их. Прочищаю горло. Приближаюсь к рабочему столу.

Ариен освобождает для меня место на скамейке. Я сажусь возле него.

– У меня есть просьба к вам обоим.

Он с любопытством смотрит на меня, подперев подбородок костяшками пальцев.

– Что тебе нужно?

Я касаюсь своего перебинтованного запястья, чувствуя боль от шрама и печати. Пытаюсь подобрать подходящие слова. Я медлю, и мой взгляд падает на стол. На нем я вижу вырванный из блокнота клочок бумаги с чернильным наброском. Я всматриваюсь в рисунок. Он напоминает мне изображение с иконы. Фигура с короной из цветов, лепестки которых образуют нимб. Глаз, щека, мягкая улыбка. Черты мне знакомы, хоть я и не могу понять почему.

А затем меня озаряет.

– Ох, это… это Элан.

Ариен быстро проводит рукой по странице, размазывая чернила. И начинает краснеть.

– Я просто использовал его лицо в качестве референса. – Он указывает на лестницу, ведущую в библиотеку.

– С портрета.

– Ага, – удается сказать мне, – портрета.

Я вспоминаю тот день в библиотеке, когда Лета раскрыла портрет моей семьи. То, как она смотрела на меня. Своими проницательными серебристыми глазами, полными упрека. С момента нашей первой встречи она знала меня. По-настоящему знала меня таким, какой я есть. И даже тогда, когда я так сильно ее ненавидел, меня тянуло к ней. Из-за этого знания.

Она знала, что я чудовище, но не отвернулась.

Ариен смущенно наклоняет голову. Он подстриг волосы после ритуала, и теперь концы неровно падают, частично закрывая его лицо. Я кладу руку ему на плечо. И чувствую себя потрясенным этим напоминанием об Элане. И вот мы подобрались к самому личному, упоминая мою потерю – или его – за все время. Ариен тщательно скрывал свою обиду на Лету. Тяжесть давила ему на сердце.

– Очень похоже, Ариен.

Он складывает бумагу. Прячет ее под стопкой блокнотов.

– Спасибо.

Кловер толкает его локтем. Ее губы кривятся в игривой улыбке.

– Ты нарисуешь меня следующей?

Ариен пристально смотрит на нее. И добавляет еще один блокнот к стопке, которая скрывает портрет.

– Роуэн, ты сказал, что хочешь попросить об одолжении?

Я медленно снимаю перчатки. Впервые я начал носить их после того, как появилась Гниль, вместе с плотно застегнутыми рубашками и тяжелым плащом – даже в разгар лета. Я хотел скрыть как можно больше себя от остальных. И хотя от Гнили мы избавились, привычка осталась.

Теперь я чувствую себя обнаженным, уязвимым, когда развязываю шнуровку на манжетах и откидываю рукава. Я снимаю повязку со своего запястья. Протягиваю свои руки.

– Мне нужна ваша помощь с этим.

Ариен и Кловер замолкают, когда видят отметины на моей коже. Раны выглядят хуже, чем когда-либо. Почерневшие порезы, темные полосы, тянущиеся вдоль моих предплечий. Синяки, которые собираются, как тени, под печатью на моем запястье.

Ариен дотрагивается до отметины выжженной печати. Нерешительно нажимает на нее.

– Эш! – Я отскакиваю назад, вырываясь из его прикосновения, когда боль резко пронзает меня. Я сжимаю рукой печать, когда тьма затуманивает мое зрение. Мое дыхание становится хриплым, громко отдаваясь эхом в маленьком пространстве тихой комнаты.

Кловер в ужасе наклоняется ко мне.

– Роуэн, что с тобой стряслось?

Мои зубы впиваются во внутреннюю сторону щеки. Я чувствую вкус крови, земли и горьких трав. Меня захлестывает волна эмоций. Боль, потеря. Серебристый пронзающий холод бесконечной ночи. То же самое я чувствовал во время каждой десятины. Когда я ходил к озеру, впускал тьму внутрь себя.

Наконец я разжимаю челюсти настолько, чтобы иметь возможность заговорить.

– Я видел Лету.

– Что ты имеешь в виду, – спрашивает Ариен с обидой в глазах, – говоря, что видел ее?

Я осторожно прикасаюсь к линиям печати.

– Заклинание, которое она наложила на меня… Я почувствовал, как оно изменилось, когда я провел ритуал.

Я рассказываю им обо всем. Как я заглянул в тени у алтаря и увидел там Лету. Как я почувствовал, что во мне просыпается Гниль, когда я потянулся к ней. Как кровоточили мои шрамы и мою кожу испещряли ядовитые линии.

Кловер подергивает кончик своей косы. Она наклоняется ближе, пристально всматриваясь в печать на моем запястье.

– Эта печать больше не должна оживать. Как только заклинание произнесено, вся алхимия исчезает. Это всего лишь след, который остался после ритуала. – Она прикусывает губу. – По крайней мере, так происходит, когда мы используем магию. Но так как это заклинание было получено от Подземного Лорда…

Она протягивает руку, а затем медлит. Хотя мы работали вместе почти год над безнадежными, кровавыми ритуалами, я редко позволял ей прикасаться ко мне. Когда моя кровь была нужна для ее магии, я приставлял нож к собственному запястью. А потом перевязывал свои собственные раны.

Теперь я закатываю рукав еще выше, протягивая руку. Когда она изучает линии печати, меня охватывает та же смесь тоски и непринятия, как и тогда, когда Флоренс пыталась утешить меня. Я сжимаю кулаки. Борюсь с желанием оттолкнуть Кловер.

Ее губы двигаются, произнося беззвучные слова. Свет искрится на кончиках ее пальцев, а глаза мерцают золотом. Ее магия согревает мою кожу. Нежнее, чем яростный, резкий жар заклинания, наложенного Летой. Ощущение этого, этой разницы в их алхимии, посылает новый поток горя через меня. Усилием я заставляю себя сидеть спокойно.

Ариен наклоняется ближе, наблюдая, как печать реагирует на прикосновение Кловер. Под моей кожей сгущается тьма. Она тянется, как пролитые чернила, к сгибу моего локтя. Вниз по моей ладони.

– Эш, – ругается Ариен себе под нос.

– В ней все еще есть магия, – говорю я, достаточно уверенный в том, что это не вопрос.

– В ней все еще есть магия, – соглашается Кловер с мрачным выражением лица. – В выжженной печати не должно быть силы. Но она все еще… жива.

– Лета сказала мне, что, когда Подземный Лорд воздействует на кого-то магией, это оставляет след. – Ариен протягивает свои руки, показывая нам бледный, похожий на папоротник узор своих шрамов. Он получил их, когда Подземный Лорд спас его по просьбе Леты, после того, как второй ритуал провалился, и Гниль попыталась забрать его. Он мрачно смотрит на отметины. А затем, с тяжелым вздохом, продолжает: – Может быть, с тобой было то же самое, Роуэн. Ее сила и это заклинание были от него. Так что все это осталось в тебе.

Кловер медленно кивает, ее глаза наполнены смесью страха и печали.

– И эта реакция… так похожа на Гниль. Как будто от нее еще остались следы. Она сидела внутри тебя так долго. Каждый раз, когда ты подкармливал ее своей кровью, ты делал ее частью себя. Мы избавились от нее на озере и на берегу, и я подумала – но, может быть, и нет, может быть, мы не излечили от нее тебя. – Она откидывает голову. Тяжело вздыхает. – Мы должны найти способ остановить ее, прежде чем она распространится дальше.

– Нет, – говорю я ей. – Это не та услуга, о которой я пришел просить.

Она издает недоверчивый смешок.

– Нет?

– Я не хочу, чтобы вы вылечили меня от нее. Я хочу найти способ сделать ее сильнее. Я хочу добраться до Леты, используя заклинание печати.

– Роуэн, ты знаешь, что это невозможно. Виолетта – она… – Кловер бросает взгляд в сторону Ариена. Воцаряется тишина. Никто из нас не говорил об этом, о том, что это значило, когда она превратилась в тень в моих объятиях в тот день у алтаря. Она не оставила тела, которое можно было бы сжечь. У нас не было погребального костра.

– Она не мертва. – Я зубами впиваюсь в это слово. Я свирепо выплевываю его. – Ты знаешь, что она не умерла.

Кловер с несчастным видом смотрит на меня.

– Пожалуйста, не проси нас делать это.

– Ты использовала мою кровь в ритуалах. Чем это хуже?

– Во время ритуалов у меня не было другого выбора! А здесь… – Ее голос срывается. Она снимает очки, прикладывая к лицу руку. Она с трудом сглатывает, смаргивая слезы. – Что произойдет, если Гниль снова захватит тебя? Что, если ты полностью потеряешь себя? Без магии Виолетты мы не сможем вернуть тебя.

Вернуть меня. Вкус яда наполняет мой рот при воспоминании о Лете, видении во время обряда. Как я истекал кровью, как я чувствовал тени, поднимающиеся внутри меня, когда я увидел ее в пустой темноте.

– Я готов рискнуть.

– Если ты потеряешь контроль, мы не сможем тебя остановить.

Между нами застывают невысказанные слова. Истина, которая превращает молчание в скорбь. Если я зайду слишком далеко, если потерплю неудачу, яд уничтожит меня.

В течение стольких лет я питал озеро своей кровью. Тайно отдавал свою десятину. Позволял Гнили медленно пожирать меня. Даже в самые худшие моменты я по-настоящему не хотел умирать. Я не хотел, чтобы это стало моим наследием.

Но прямо сейчас я не боюсь смерти.

– Я здесь только из-за жертв всех тех, кто меня окружал. Моих родителей. Элана. А теперь и Леты. Если цена была такой, какое право я имею на свою жизнь? Она никогда не принадлежала мне с того дня, как я утонул и Подземный Лорд спас меня. Если мне придется рискнуть собой, чтобы вернуть Лету, то так тому и быть. – Я обхватываю рукой запястье. От печати расходятся лучи тьмы. Тускло поблескивая в свете свечей. – Вы усилите ее. Вы сделаете это.

Кловер хмуро смотрит на меня, в уголках ее глаз все еще блестят слезы.

– Перестань говорить эти ужасные вещи, Роуэн. Мы не станем этого делать. Мы не станем соучастниками твоего уничтожения.

– Вы уже соучастники. Как и все остальные. Лета хотела сжечь себя дотла. Она лгала, обманывала и подвергала себя опасности. Но, в конце концов, никто из нас не смог удержать ее.

– Ты думаешь, я этого не понимаю? Виолетта сделала отчаянный, безрассудный выбор, но она никогда не должна была так дорого за это платить. Она была моей подругой, Роуэн. – Она делает паузу, чтобы перевести дух. Собирается с силами, прежде чем продолжить робким шепотом: – Я тоже скучаю по ней. Но это не ответ.

Ариен с сильно ударяет ладонями по столу. Его ладони глухо встречаются с деревом, звук хлестко прорезает напряженный воздух тихой комнаты. Мы удивленно смотрим на него. Он свирепо смотрит на нас в ответ. Два пятна яркого цвета отмечают его бледные щеки.

– Не могли бы вы оба просто… прекратить! – Он ерошит волосы, прерывисто вздыхает. Его голос становится глухим и низким. – Она моя сестра. Вам не кажется, что я должен иметь право голоса в том, что происходит?

– Ариен… – Я кладу руку ему на плечо. – Прости.

Прежде чем он успевает ответить, по дому разносится ритмичный тук-тук-тук. Мы одновременно поворачиваемся на звук. Стук раздается снова. Кловер вытирает слезы с глаз, снова надевает очки.

– Кто-то пришел.

Она разглаживает рукой юбки, поднимаясь на ноги. Мы с Ариеном следуем за ней из кладовой в прихожую. Ариен старательно избегает моего взгляда, пока я иду рядом с ним. Его лицо искажено горем. Это напоминает мне о том, как выглядел Элан в те последние, наполненные скорбью годы, прежде чем он утонул. Заостренные черты лица, затененные усталостью глаза.

И точно так же, как в случае с Эланом, есть доля моей вины в страданиях Ариена.

Дверь открывается, и за ней появляется девушка. У нее кожа цвета дуба и темные вьющиеся волосы, которые она подвязала сзади широкой шелковой лентой. Я смотрю на нее в замешательстве. Затем приходит воспоминание о ее лице – более восторженном, менее испуганном – у костра в Саммерсенде. Калатея Харкнесс, дочь хранителя.

– Тея? – В замешательстве произносит Кловер. – Что ты здесь делаешь?

Тея не отвечает. Ее внимание приковано к моим обнаженным рукам, к печати с ползущими вверх линиями яда вокруг нее. Она непроизвольно делает шаг назад. Гравий с дорожки перед домом разлетается под ее ботинками. Я быстро опускаю рукава и завязываю тесемки на манжетах рубашки.

Тея нервно переводит взгляд с меня на Кловер.

– Я принесла футляр, который ты заказывала для Ариена. Алхимический футляр. Вы ведь… помните, не так ли?

Теперь я замечаю, что она держит завернутый в бумагу сверток, перевязанный бечевкой. У меня начинает болеть голова. Я прижимаю пальцы к вискам, медленно выдыхаю. Все дни, прошедшие после ритуала, слились воедино. Но у меня есть смутное воспоминание о нашем разговоре про заказ на изготовление алхимического футляра. Как Ариен набрасывает эскиз для Кловер, чтобы отвезти тот в деревню.

Кловер открывает дверь шире. И бросает на меня предупреждающий взгляд.

– Конечно, мы помним! Пожалуйста, заходи.

Тея осторожно входит в дом, крепко сжимая в руках сверток. Она наклоняет голову в мою сторону, неловко кивает, затем следует за Кловер в прихожую. Ариен и я следуем за ними, погруженные в напряженное молчание. Когда мы доходим до кухни, он останавливается. Делает вдох, пытаясь успокоиться. Затем он заходит в комнату, где Тея положила сверток на стол.

Я задерживаюсь, прислонившись плечом к дверному косяку, и наблюдаю, как Ариен открывает посылку. Он перерезает бечевку ножницами из кладовой. Аккуратно распечатывает бумагу.

Новый футляр изготовлен из резного дерева, отполированного до янтарного цвета. Внутри есть большое пространство для хранения блокнотов и ручек, а еще крошечные отделения для хранения других материалов. Ариен смотрит на это, и его глаза наполняются слезами. Он осторожно прикасается к футляру. Проводит пальцами по дереву.

– Он прекрасен, Тея.

По бокам корпуса вырезан узор из лун, фазы которых обозначены от полной до полумесяца. Когда Кловер замечает это, она улыбается. Мягкий румянец заливает ее веснушчатые щеки.

– Какое чудо, Тея. Ты… ты такая искусница.

Тея накручивает на палец локон, гордо расправив плечи.

– Мне нравится сложная работа. Эти крошечные отделения были отличным вызовом. – Она замолкает, нахмурив лоб. Она проницательным взглядом осматривает комнату. Наконец замечает отсутствие одного человека. – Но разве Виолетта не хочет такой же, раз она тоже алхимик?

Ариен и Кловер обмениваются взглядами, затем Ариен нерешительно прочищает горло.

– Лета…

Я вмешиваюсь, прежде чем он успевает закончить фразу.

– Она все еще раздумывает.

Он прикусывает губу, а затем медленно кивает.

– Да. Верно. Она еще не определилась.

Кловер беспомощно смотрит на меня. Она наматывает конец косы на руку, ее беспокойные пальцы путаются в прядях волос. Ее голос становится тихим, умоляющим.

– Роуэн.

Я стою очень тихо. Мое сердце резко бьется у меня на шее, на запястьях. Вкус крови и яда у меня во рту. Я знаю, что мне следует сделать. То, что правильно. Сказать Тее, сказать всем, что Лета мертва. Зажечь в ее честь погребальный костер в полях за деревней. Пропеть траурную литанию.

И я знаю – в равной степени – что эти вещи невозможны.

Не говоря ни слова, я поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Поднимаясь по лестнице, я слышу, как Тея неловко, нервно кашляет.

– Я его огорчила?

– Он всегда такой, – отвечает Кловер напряженным голосом. – Не волнуйся. Это не твоя вина, что он не знаком с хорошими манерами.

Я не оглядываюсь. Когда я пересекаю лестничную площадку, я решительно смотрю вперед, проходя мимо окна. Я не хочу смотреть на улицу, видеть разрушенный сад, залитое солнцем озеро.

Я направляюсь в свою комнату и задергиваю шторы, позволяя тишине окружить меня. Холодной и глубокой.

Растянувшись на кровати, я закатываю рукав, прижимаю пальцы к печати. Боль вспыхивает ярко, достаточно остро, чтобы перехватить мое дыхание. Мой пульс бешено бьется под кончиками пальцев. Когда боль захлестывает меня, зрение начинает темнеть. На этот раз я позволил тьме прийти, а не прогнал ее прочь.

Она поглощает меня целиком.

Мои пальцы сжимаются на ладонях, ногти острые, как когти. Кровь наполняет мой рот, когда зубы впиваются в губу. Мир становится размытым. В одно мгновение очертания моей комнаты – комод, кровать, незажженный камин – исчезают. Сменяясь затененным пейзажем сновидений.

Я вижу стройные, бледные деревья. Я нахожусь в лесу за поместьем. Солнце село, оставив багровую полосу на самом краю неба. Свет капает, как кровь, между ветвями. Холодно, холоднее, чем в любую ночь Харвестфолла. Мое дыхание клубится в воздухе. Земля у меня под ногами покрыта инеем.

Когда я иду по лесу, то слышу тишину и вздох воды вдалеке. Постепенно звук становится громче. Я выхожу на ветреный берег, и передо мной простирается озеро: его чернильная поверхность прорезана отраженными осколками исчезающего солнечного света. У кромки воды лежит фигура, наполовину завернутая в саван. Я могу разглядеть только мельчайшие детали. Очертания щеки. Бледная рука, пальцы запутались в озерной траве.

Это я в детстве. В ту ночь, когда утонул.

Постепенно воздух начинает темнеть. Облака заполоняют небо, свет становится тяжелым, тусклым. Когда холодный порыв ветра сметает их в сторону, закутанная фигура – мое пятилетнее «я» – исчезает. И там, на берегу, стоит Лета.

Я вижу ее, переполненную болью и надеждой. Это не видение с алтаря. Размытое, сюрреалистичное. Она здесь, прямо передо мной. Ее платье темно, как полночь. Ее волосы завязаны сзади, плечи обнажены, бледный изгиб от шеи до ключиц. Концы ее юбок стелются по земле, как тени.

Я делаю неуверенный шаг навстречу. Боюсь, что видение разобьется вдребезги. Что она исчезнет. Но она падает в мои объятия, прерывисто выдыхает мое имя:

– Роуэн.

Я утыкаюсь лицом в ее плечо. Прижимаюсь губами к обнаженному краю ее ключицы. Она такая холодная. Мое дыхание образует капельки конденсата на ее коже. Я целую ее в шею. Крепко обхватываю ее за талию.

– Я видел тебя, – говорю я ей, рыдание застревает у меня в горле. – Я видел тебя в темноте.

Лета издает тихий, отчаянный звук. Она яростно прижимается ко мне. Шепчет, ее голос прерывается:

– Я дала тебе обещание, когда в последний раз была на этом берегу. Ты помнишь? Я обещала вернуться к тебе.

Ее пальцы обхватывают мое запястье, находят печать. Ее большой палец отмечает центр печати, и меня захлестывает волна силы. Я задыхаюсь, захваченный внезапной мощью. Воздух становится ярким. Нить – та же самая нить золотого света, которую я видел в прошлый раз, – загорается между нами. Проходящая с ее запястья на мое. Я чувствую ее силу. Это странное заклинание, которое связывает нас.

На земле, под нами, наши тени образуют темную линию. Отголосок пути, который открылся во время последнего ритуала. Пути, по которому Лета прошла в Нижний мир.

Я нежно беру ее лицо в свои ладони. Решимость разжигает во мне огонь, когда я смотрю на нее сверху вниз. Освещенная заклинанием, она сияет, яркая, как звездный свет. Нежность, которую я испытываю к ней, причиняет боль. Все, чего я хотел, – это быть с ней так, как я с трудом позволял себе думать, что это возможно. Чтобы у нас двоих была жизнь без страха, опасности или смерти. И когда она исчезла у алтаря, я подумал, что потерял все.

Связь между нами ярко горит. Печать саднит у меня на запястье. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее. Я чувствую ее вздох у своих губ, чувствую легкое прикосновение ее губ к моим.

Когда она начинает исчезать, я дышу ей в ухо:

– Я найду тебя, Виолетта. Это мое обещание.

Пятая глава. Виолетта

Я предпочитаю держаться леса, а не тропинки. Листья путаются в моих волосах, а ветви царапают кожу, когда я пробираюсь сквозь деревья. Через каждые несколько шагов я останавливаюсь, чтобы подобрать фрагменты разных предметов с поверхности лесного покрова. Я набиваю карманы своей мантии ломкими бурыми листьями, горсткой палочек, гремящих, словно кости, беру шишку, напоминающую ту, из которой я достала семечко, чтобы вырастить сердцедрево своей магией.

Вдалеке появляются ворота, обрамленные двумя увитыми плющами деревьями. На дорожке в мягкой грязи все еще виднеются мои следы с прошлой прогулки. Свежая дорожка из следов, оставленная Подземным Лордом, вытоптана в противоположном направлении. Теперь я следую по ней, вставая своими ногами в оставленные его ботинками углубления.

Мои карманы отяжелели от найденных предметов. Плащ волочится, когда я опускаюсь на колени у стены, где в землю воткнуты колючие частоколы ворот. Когда я оставляю фонарь позади себя, мерцающий свет отбрасывает мою размытую тень на кустарник, пока он не становится похожим на колючего сказочного зверя.

Я закатываю рукава и начинаю расчищать землю у основания шипов, выкапывая пригоршни мокрых листьев и комковатой грязи. Затем я поспешно опустошаю карманы своего плаща, раскладывая материалы для розжига, которые собрала под кустарником.

Я беру фонарь, мои пальцы оставляют грязные пятна на стекле, и осторожно поднимаю свечу изнутри. Осторожно я наклоняю ее, пламя удлиняется, когда воск растекается лужицами и капает. Огонь на мгновение колеблется, затем загорается, жадно перемещаясь по листве, узорчатым листьям папоротника и сломанным веткам.

Я смотрю, как все это горит. Дым клубится сквозь кусты ежевики, закручиваясь спиралью вокруг шипов, когда пламя быстро проносится по дереву. Я смотрю, как огонь поднимается и распространяется, приветствуя тепло своим лицом и новую вспышку, которая прорезает мрак.

Затем, перекрывая треск пламени, раздается еще один звук. Неровный звук, который почти мог быть… смехом. Я поднимаюсь на ноги и с тревогой смотрю на верхушку ограды. Магия искрится на кончиках моих пальцев, и печать на моем запястье слабо дает о себе знать. Мои глаза щиплет от дыма, когда я пристально вглядываюсь в пространство над кустами ежевики.

Но все, что я вижу, – это полоска затененного неба, скрытого туманом. Здесь больше никого нет. Есть только я, мое испуганное сердце и пустой, пропитанный дымом воздух.

Я сжимаю пальцы и прерывисто выдыхаю. Словно в ответ, звук – почти смех – снова доносится из-за деревьев. Холодный порыв ветра проносится надо мной, заставляя пламя в кустах ежевики затрепетать. Из-за дыма появляется тень, очерченная пологом леса. Она темнеет, сливается в твердую форму.

На вершине ограды стоит девушка.

Маленькая и хрупкая, у нее загорелая кожа и непослушные темно-золотистые волосы, ниспадающие на узкие плечи. Она осторожно пытается сохранить равновесие, ее босые ноги едва видны из-под подола юбки. Верхняя часть ее лица скрыта маской цвета бледной кости, вырезанной в виде морды оленя. Два выступающих рога наверху оплетены нитями плюща.

Если не считать маски, она выглядит… как человек.

Я делаю неуверенный шаг назад, мой рот открыт, беззвучный вздох шока застревает у меня в горле. В дымке тумана и сумраке леса девушка кажется ненастоящей. Невозможно, чтобы здесь, в мире мертвых, мог быть кто-то еще, не говоря уже о ком-то вроде меня. Обычная девушка в грязном платье и спутанными волосами.

Я сглатываю, сжимаю свои искусанные губы.

– Кто ты?

Она беспечно накручивает прядь волос на палец.

– А ты кто такая?

Еще один порыв ветра проносится по лесу, посылая облако пепельного дыма мне в лицо. Я начинаю кашлять, и мое имя вырывается сквозь хрип.

– Виолетта.

– Виолетта. – Девушка изящно подбирает юбки и делает шаг ближе к краю ограды, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть на меня сквозь поднимающееся пламя. Уголки ее рта приподнимаются в улыбке. – До меня доходили слухи о тебе, ручной зверушке Подземного Лорда. Но я едва ли могла в это поверить.

– Я ему не зверушка.

– Трудно с этим спорить, когда стоишь в клетке.

Я жестом указываю на огонь.

– Я не задержусь надолго.

Она начинает смеяться, и смех становится все громче. Отпустив юбки, она поднимает руки. На ее запястьях есть отметины, более беспорядочные, чем любые алхимические печати, которые я видела у Ариена или Кловер. Но бледный свет магии начинает исходить от ее рук, и за маской ее глаза становятся золотистыми – точно так же, как у Кловер, когда она произносит заклинание.

Ветер становится яростнее, он взметает мои юбки и хлещет прядями волос по лицу. Ветви сердцедрев протестующе стонут, когда воздух резко шипит сквозь их листья. Огонь поднимается все выше сквозь заросли ежевики, шипы теперь янтарно-оранжевые среди яркого пламени.

Затем странная девушка хлопает в ладоши, и все становится совершенно неподвижным. Я пытаюсь сделать вдох, но ничего не происходит. Мои губы беспомощно приоткрываются, а легкие болят. Я отшатываюсь от калитки, прижимая руку к горлу. Мои легкие протестуют, а ногти царапают кожу. Темнота затуманивает мое зрение, и я слышу, как будто издалека, усердный, задыхающийся звук, когда я пытаюсь дышать. Мои колени подгибаются, и я, пошатываясь, падаю на землю.

И в этой безвоздушной пустоте огонь мгновенно гаснет, словно свеча.

Часть обгоревшего колючего кустарника отваливается от стены, образуя переплетение обугленного дерева и почерневших листьев. Девушка с легким любопытством наблюдает, как они опускаются вниз. Ее взгляд перемещается в мою сторону. Медленно она опускает руки, и со всплеском давления воздух снова вливается внутрь. Я зарываю пальцы в землю и наклоняюсь вперед, кашляя, затем делаю глубокий вдох, который разрывает внутренности моих легких.

Я пристально смотрю на девушку, и голос срывается в рычание.

– Зачем ты это сделала?

– Очевидно, чтобы потушить огонь. – Она разглаживает рукой юбки и откидывает волосы за плечи. – Неужели ты думала, что я помогу тебе?

Недоверие выталкивает смех из моего ноющего горла. Звук запутывается, превращается во всхлип, который я не могу сдержать.

– Нет, зачем тебе помогать мне? Почему что-то в этом пепельном проклятом мире должно быть на моей стороне? Я всего лишь отдала всю свою жизнь для того, чтобы спасти его.

Мой гнев быстро нарастает, и вся я – в бессознательном движении, как животное в западне, вцепившееся зубами в пойманную конечность. Я рвусь вперед – ручка в моих пальцах, чернила на запястье. Прочерчиваю линии печати яростным, грубым движением, затем отбрасываю ручку в сторону и засовываю руки в груду древесного угля и разбросанных щепок у основания колючего кустарника.

Мои пальцы шарят по сломанной ветке, горсти земли, а затем в мою ладонь впивается шишка, как будто ее вжали в нее. Я крепко сжимаю ее, закрываю глаза и призываю каждую нить своей ничтожной, слишком слабой силы, посылая ее в почерневшую от дыма землю.

Прежняя боль безжалостно пронзает меня, боль горя и опустошения. Я вскрикиваю, когда сжимаю семя, направляю на него свою магию. Это в сто раз больнее, чем когда я выращивала сердцедрево для Подземного Лорда. Как будто все мое тело ушло под землю, мои конечности раскинуты в сгустившейся темноте, мой рот полон листьев, а сквозь мои кости продираются корни.

Семя раскалывается, и сердцедрево расходится между моими руками так быстро, что огрубевшая кора царапает кожу с моих ладоней. Я кричу от усилия, и кусты ежевики разрываются со звуком, который соответствует моему собственному вою. Шипы загибаются назад, и появляется полоса света, похожая на то пространство, через которое я проскользнула в лесу над моим садом. За ними лес – деревья, туман и тени.

Без раздумий, без колебаний я бросаюсь вперед.

Шипы борются со мной, разрывая мой плащ. Один порезал мне щеку, другой вырвал пряди моих волос. Я чувствую себя так, словно снова нахожусь под воздействием Гнили, в самом конце заклинания, когда я призвала яд и позволила ему поглотить меня.

Я ударяю ногами по земле, зарываясь ботинками в грязь, вскрикивая, когда шипы режут мои ладони. Я теряюсь в темноте, охваченная болью и беспорядочным звуком моего панического дыхания. Затем, в спешке, я переваливаюсь через него и приземляюсь на другой стороне.

Я лежу на земле, задыхаясь. Ветви над головой – пьянящее размытое пятно. Девушка склоняется надо мной, ее очертания с рогами разделяются на четыре, затем на два, прежде чем мое зрение успокаивается. За маской на ее лице застыло выражение шока – губы приоткрыты, брови приподняты.

Она переводит взгляд с меня на разрушенные кусты ежевики и тихо присвистывает.

– Подземный Лорд будет в ярости. Я не могу поверить, что ты сделала… – Она качает головой, указывая на калитку, дыру, проделанную в центре, и новое сердцедрево, разделяющее арочный проход на две половины. – Это.

Я выплевываю грязь, заполнившую мой рот.

– Думала, что ты здесь единственная, у кого есть магия?

– Очевидно, нет. – Она изучает меня еще мгновение, бросая взгляд на мои исцарапанные шипами руки, на недавно нанесенную печать. Затем она протягивает руку, предлагая помочь мне подняться. Я не двигаюсь, и она тихо смеется. – Ну же, я не укушу. Обещаю.

Я позволяю ей помочь подняться. Все вокруг вращается, когда я встаю, и я закрываю глаза, борясь с приступом тошноты. Девушка обнимает меня за талию, легко выдерживая мой вес, когда я опускаюсь на нее. Мой лоб прижимается к изгибу ее шеи. Ее кожа поразительно, неожиданно холодная.

Почувствовав это, я отдергиваю руку и отодвигаюсь от нее. Беспокойство пробегает у меня по спине. Я протягиваю руку, убеждаясь, что она держится от меня на расстоянии. Кровь с моей поцарапанной ладони медленно капает на лесной покров. Девушка наблюдает за этим сверху вниз, а затем прикасается пальцами к краю своей маски.

Я складываю руки на груди, пытаясь сдержать дрожь.

– Теперь ты скажешь мне свое имя? Или мне сначала придется перемахнуть через другую ограду из колючего кустарника?

Она нехотя улыбается мне.

– Меня зовут Фауна.

Затем она замолкает, прищурив глаза и глядя вдаль. Мы обе замолкаем, когда безошибочно узнаваемый звук шагов эхом разносится по лесу. Она хватает меня за руку и тащит обратно в укрытие ближайших деревьев. Я начинаю говорить, но она закрывает мне рот рукой. Широко раскрыв глаза, она качает головой.

Нити тумана стелются по земле, запутываясь у наших ног. Шаги приближаются, и мое сердце замирает, когда я слышу резко знакомый вздох. Затененный силуэт Подземного Лорда тенями вырисовывается на фоне деревьев. Он расхаживает взад и вперед перед разрушенными воротами, медленно оценивая ущерб. Он прикасается когтями к сердцедреву, которое я вырастила, и тихо ругается.

Я стискиваю зубы, стараясь быть такой же тихой и неподвижной, как лес, но листья хрустят вокруг моих ботинок. Подземный Лорд быстро поворачивается на звук.

– Виолетта.

Его низкий голос, и мое имя звучит как проклятие. Непрошеный вздох вырывается из меня, когда мою руку сжимает рука Фауны. Его внимание переключается в нашу сторону. Как будто все деревья падают, и я стою прямо перед ним, и мне никак не скрыться, пригвожденная его яростным взглядом.

Фауна наклоняется ближе и выдыхает мне в ухо единственную настойчивую команду:

– Бежим.

Мы бежим в лес, двигаясь так быстро, что лес становится не более чем размытым пятном света и тени. Багровый цвет стволов сердцедрев, зелень ветвей, дымка поднимающегося тумана. Я спотыкаюсь о корявый корень, но Фауна успевает подхватить меня, прежде чем я успеваю упасть.

Моя рука скользит в ее, благодарность заменяет настороженность, которую я испытывала к ней раньше. Теперь мы обе в опасности. И нет времени оглядываться назад, смотреть вперед, делать что-либо, кроме как схватить ее за руку и доверить ей вести меня через лес.

Я ничего не слышу, кроме звука наших шагов и дыхания, вырывающегося из моих горящих легких. Но я уверена, что Подземный Лорд прямо за мной. Все, о чем я могу думать, – это о том, насколько глупой я была. Это его леса, его мир. Мне некуда деться, мне не убежать от него.

Мы с Фауной, спотыкаясь, выходим на поляну. Наш путь заканчивается у непроходимого ряда сердцедрев. Я отстраняюсь от нее и хожу вдоль деревьев, пытаясь отыскать проход. Но они растут так близко друг к другу, что это невозможно.

Начинается дождь, внезапный ливень из тяжелых капель, которые падают вниз сквозь ветви. Вода черная, как чернила, как яд. Фауна стоит, уперев руки в бедра, ее юбки волочатся по мокрой земле.

Она вздыхает с отвращением, когда машет рукой, подводя итог беспорядку, который я устроила, – разрушенная ограда, ярость Подземного Лорда, клетка из деревьев, которая поймала нас в ловушку на поляне.

– Неудивительно, что он держал тебя взаперти. Ты просто катастрофа.

– Ты можешь оскорблять меня сколько угодно после того, как мы найдем выход отсюда.

Мои ботинки отчаянно прокладывают путь по грязи, когда я достигаю дальнего конца рощи. Я провожу рукой по деревьям. Мои пальцы оказываются между двумя стволами. Я резко останавливаюсь, прижимаясь ближе, чтобы заглянуть в узкое пространство.

Фауна подходит ко мне, расплескивая лужи, которые начали образовываться на земле. Она хмуро оглядывает пространство.

– Мы обе не пролезем. Я должна отдать тебя ему и рискнуть.

Позади нас мое имя звенит в залитом дождем лесу.

– Виолетта!

Я хватаю Фауну за запястье, притягиваю ее ближе к себе и, с приливом силы и импульсивной паникой, протискиваюсь в узкий проход. Теперь, скрытые деревьями, мы запутались в клубке ветвей и грязных юбок, мое дыхание затуманивает воздух между нами, когда я пытаюсь сохранять спокойствие.

Чернильный дождь непрерывно льет, заполняя дно впадины под нами. Я сжимаю пальцы ног в ботинках, когда вода просачивается сквозь чулки, и каждой частичкой себя желаю, чтобы я была в безопасности.

Фауна поднимает на меня брови.

– Какая твоя следующая умная идея?

Я сжимаю кулаки. Моя магия начинает шевелиться, но я не могу произнести заклинание, которое решило бы эту проблему.

– Я не знаю.

– Я должна была бросить тебя. Ох, не к добру это. Если он поймает нас сейчас, у меня будут такие же неприятности. – Она раздраженно вздыхает. – Я думаю, что смогу это исправить. Но мне кое-что понадобится от тебя.

Я смотрю на нее в замешательстве.

– Например?

– Сделка, – шипит она. – Ты действительно пришла в наш Нижний мир без какого-либо понимания того, как здесь работает магия?

– Когда я творю магию, я использую печать.

– Прости меня за то, что я не алхимик. – Она растягивает слово, как будто это ругательство. – Теперь быстро скажи мне, от чего ты откажешься, чтобы спрятать нас.

Я развожу руками, смотрю вниз на свои пустые ладони и пытаюсь подумать. Все, что у меня есть, – это я сама: пропитанная дождем кожа, мои пальцы, израненные шипами. Мое сердце учащенно бьется в груди. Боль от этого, затяжное жжение в легких, заставляет меня вспомнить, как Фауна использовала свою магию, чтобы потушить мой огонь. Как весь воздух вышел из леса, и я, задыхаясь, опустилась на землю.

– Дыхание? – Мой голос дрожит от неуверенности. Я сглатываю и пытаюсь снова, стараясь говорить более уверенно. – Я отдам тебе один вздох.

Она мрачно кивает, затем придвигается ближе, сплетая наши конечности узлом, когда наклоняется ко мне. Она берет меня за запястье, ее большой палец кружит над моим пульсом.

– Готова?

Я проглатываю дрожь, когда голос Подземного Лорда рычит прямо за деревьями.

– Я знаю, что ты здесь, Виолетта.

Я смотрю на Фауну. Ее глаза, затененные маской, уже начали становиться золотыми. Тихо я произношу одно-единственное слово. Да.

Фауна обхватывает мое лицо ладонями и прижимается своим ртом к моему. Она грубая и свирепая, ее пальцы сжимают мою челюсть, пока я не задыхаюсь от шока, и мои губы не приоткрываются. Ее колено оказывается у меня между бедер, и ощущение тепла пронзает насквозь. Я никогда никого не целовала, кроме Роуэна, и когда ее язык касается моего, меня переполняют страх и желание. Они так переплетены, что я не знаю, где заканчивается одно и начинается другое.

Снаружи дерева в ветвях воет ветер, а дождь льет потоком. Раздается пронзительный звук, бесконечный стон, и сердцедрево начинает сдвигаться. Дупло меняет форму, и деревья смыкаются вокруг, запирая нас, как две души, помещенные в сердцедрево.

Фауна отстраняется, оставляя меня с приоткрытым ртом и искусанными губами. Она улыбается мне, выдыхая, и я наблюдаю, как мой единственный, отданный вдох вырывается наружу.

Мое сердце замирает. Мои легкие замирают. Это намного хуже, чем то, что я чувствовала раньше, когда она использовала свою магию для тушения пламени. Теперь я в ловушке, в плену, в отчаянии. Я чувствую, как мое тело кричит – оно взывает ко мне, чтобы я боролась, чтобы остановить это, но я ничего не могу сделать. Вообще ничего.

Я не могу даже издать ни звука, когда проваливаюсь вниз, затерянная в темноте.

Шестая глава. Роуэн

Я высвобождаюсь из видения, словно из цепких когтей, сжимающих мое горло. Оно было более реалистичным, более тягостным, чем то, что я видел у алтаря. И все же этого было недостаточно. Как только тени рассеялись, меня захватили тревога и отчаяние. Точно так же я чувствовал себя, когда отдавал десятину. Моя грудь сжалась. Мое сердце вырывается наружу. А губы облиты горечью.

Я сижу неподвижно на кушетке под открытым окном. Пальцы все еще обхватывают запястье. Печать ноет, окруженная свежими ссадинами. Линии тьмы отпечатались руке. Когда я надавливаю на печать, линии начинают ветвиться. Но необычная магия, уносящая меня в видение, не пробуждается.

Я приподнимаюсь, усаживаясь ровно. Поворачиваюсь к ряду свечей, выстроенных на моем подоконнике. Зажигаю их одну за другой. Наблюдаю, как подрагивает пламя, когда они начинают гореть.

Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. Я поднимаюсь на ноги. А затем останавливаюсь, осматриваю себя. Помятая рубашка, искалеченные руки. Со вздохом я пересекаю комнату, проводя ладонью по волосам. Мои пальцы натыкаются на запутанные пряди. Я скручиваю их в пучок, перевязывая обрывком тонкой веревки.

Когда я открываю дверь, в коридоре стоит Флоренс. У нее в руках поднос, на котором разместились закрытая крышкой тарелка и эмалированная чашка чая. Она протягивает мне поднос.

– Я принесла ужин, который ты пропустил.

– Я не голоден.

Она осматривает меня с головы до ног. Ее глаза похожи на сияющие стеклышки. Взгляд задерживается на моем запястье, на темных полосах, очерчивающих печать.

– Ты хотел сказать «спасибо»?

Я безнадежно пытаюсь разгладить складки на своей рубашке, отступая в сторону, чтобы пропустить Флоренс в свою комнату.

– Спасибо.

Она ставит поднос на столик возле кушетки, а после замечает ряд свечей на подоконнике.

– Тебе не стоит оставлять их зажженными так близко к шторам.

Я демонстративно раздвигаю шторы еще шире.

– Лучше?

Ее губы изгибаются в улыбке, хотя в глазах еще осталось беспокойство.

– Твоя еда остывает.

Я устраиваюсь на кушетке. Делаю глоток чая, поглядывая на еду. Грибы, приготовленные в густом соусе, посыпанные сверху петрушкой. Черный хлеб. Блюдо с соленым маслом. У меня нет аппетита, но я беру ложку и размешиваю содержимое миски. Если я хотя бы не попытаюсь поесть, Флоренс никогда не оставит меня в покое.

– Тея еще здесь? – спрашиваю я.

– Она ушла после ужина. Кловер провожает ее обратно в деревню. – Флоренс мешкает, а затем мягко продолжает: – Ариен рассказал мне, что Тея спрашивала о Виолетте.

Я сжимаю челюсть. И натянуто киваю.

– Мы придумали для нее объяснение.

Она наблюдает за мной в течение нескольких секунд, сжимая пальцами серебристые ключи, которые носит на цепочке на шее. Она беспокойно перебирает их пальцами туда-сюда, а затем опускает руки. Она непривычно неспокойна.

– В следующем месяце будет костер Глубокой Осени. Может быть, тогда будет подходящее время, чтобы… сообщить всем, что ее больше нет.

Я отпускаю ложку. Она со звоном ударяется о край тарелки.

– Я не хочу говорить об этом.

– Роуэн, ты лорд. У тебя есть обязанности…

– Я не собираюсь идти на костер, чтобы стоять перед жителями деревни, петь и вести себя так, словно все в порядке. Я не расскажу им – или кому-либо – что Лета умерла.

– Ты не можешь лгать об этом вечно.

В ее взгляде нет осуждения. Она просто… печальна. Я неотрывно смотрю в пол. Избегая ее взгляда.

– Это не ложь, Флоренс. Ты была здесь. Ты видела, что произошло после ритуала.

– Я знаю, что ты не хочешь мириться с этим. Знаю, как тебе больно. Но я думаю, что, если ты разрешишь себе оплакать ее, станет легче.

В ее словах нет ничего, кроме доброты. Но я подобрался так близко к Лете в видении, из которого только вернулся, что они вонзаются в мое сердце, словно лезвие. Я думаю об озере и бледных деревьях. Изморози на земле. Наших тенях, прокладывающих дорожку к воде. Мое последнее, отчаянное обещание, когда она исчезала. Я найду тебя.

Я встаю и подхожу к двери. Я оставил ее открытой, и теперь я многозначительно смотрю в сторону холла.

– Спасибо за ужин. А теперь я бы хотел остаться один.

Флоренс медлит, а затем она медленно выходит из моей комнаты. Проходя мимо меня, она касается моего плеча. Ее прикосновение ласково.

– Ариен заслуживает шанса должным образом оплакать свою сестру.

– Я сказал, что не желаю говорить об этом.

Ее рука зависает в воздухе. Она отворачивается. Я слушаю звук ее шагов на лестнице, который становится все тише. Чувство вины тяжело давит мне на грудь. Я не могу отрицать правдивости ее слов. Мне стыдно за то, как мы с Кловер спорили о Лете перед Ариеном. Никто из нас и не подумал спросить о том, что чувствует он.

На моем подоконнике ярко и неровно мерцают свечи. Я задуваю их тяжелым, грубым выдохом. Дымок стелется вокруг меня, когда я беру с комода перчатки.

Я выхожу из комнаты. Закрываю за собой дверь.

Я направляюсь в другую часть дома. В коридоре темно, и звук моих шагов гулко разносится по дому. Когда я прохожу библиотеку, то бросаю взгляд через дверь на портрет своей семьи. Он торжественно висит между двумя пустующими полками. Лунный свет обрисовывает серебром лица моей мамы и отца. Но Элан облачен во тьму. Его глаза стали ониксовыми.

На лестничной площадке я останавливаюсь под сводчатым окном. Надеваю свои перчатки. Туго завязываю шнурки на манжетах рубашки. Не могу избежать тревожности. Такое чувство, что я собираюсь отдать еще одну десятину. Глубоко вздохнув, я поднимаюсь по лестнице туда, где находятся комнаты Леты и Ариена.

Я сжимаю кулаки, проходя мимо закрытой двери комнаты Леты. Я не был здесь со мгновения перед ритуалом. Теперь я стараюсь не думать о том, что бы я увидел, если бы зашел внутрь. Ее неубранная постель. Брошенное платье осталось скомканным на полу в ворохе кружев. Книга стихов, которую я ей подарил, страница все еще смята там, где я ее пометил.

Вместо этого я поворачиваюсь к комнате Ариена. Дверь открыта, но его там нет. Вздохнув, я иду обратно по коридору. Я все еще чувствую притяжение из комнаты Леты. Оно холодным эхом пробегает по моей спине. Не исчезает, пока я не прохожу лестничную площадку. Я чувствую его, даже когда спускаюсь по лестнице, оставляя целый этаж дома между мной и этим пространством, наполненным воспоминаниями.

Огонь на кухне не горит, окна закрыты ставнями. Но из кладовой пробивается луч света. Через приоткрытую дверь я вижу Ариена. Он сидит за рабочим столом, склонившись над блокнотом. Его алхимический футляр открыт. Он заполнил некоторые отделения ингредиентами. Банками с солью. Древесным углем. Засушенными цветами.

Заслышав мои шаги, он поднимает взгляд. Мы пристально смотрим друг на друга. И я первым нарушаю молчание.

– Я должен перед тобой извиниться.

Его губы складываются в угрюмую усмешку.

– Честно говоря, ты задолжал мне целый миллион извинений.

Я захожу в кладовую и присаживаюсь рядом с ним.

– Ариен, прости. Я должен был спросить тебя о Лете. О том, чего хотел бы ты.

Он вздыхает.

– Я не знаю, чего хочу. – Ариен растерянно смотрит на стол. На блокноты, ручки и незаконченные наброски. И произносит тихим, едва отличимым от шепота, голосом. – Я так злюсь на нее, Роуэн.

Чувство вины в его голосе накрывает меня волной сочувствия. Мягко я произношу:

– Ты имеешь право злиться.

– Я думал, что, если отправлюсь с ней на ритуал, она будет в порядке. Я должен был понимать, что случится. – Он закусывает свою губу, сдерживая слезы. – Я позволил ей уйти. Во время ритуала, когда разверзлась земля, я сказал ей идти.

– В этом не было твоей вины. Она сделала чудовищный выбор, когда заключила сделку с Подземным Лордом, и это произошло из-за меня. Если бы меня не поглощала Гниль, если бы не нужно было меня остановить, тогда…

– Итак, это не моя вина, но теперь ты собираешься винить в этом себя? – Ариен одаривает меня нерешительной улыбкой. – Что она отдала Подземному Лорду взамен силы, чтобы остановить тебя и излечить от Гнили? Она так мне и не рассказала.

Я замолкаю на долгое, мучительное мгновение. Я тоже не хочу ему говорить, но он заслуживает правды. Неважно, насколько она ужасна.

– Она… отказалась от своих воспоминаний о вашей семье. В этой жизни и в следующей.

Произнося это вслух, меня охватывает то же отчаяние, что и тогда, когда я впервые услышал слезное признание Леты о сделке. Улыбка Ариена мгновенно тускнеет. Он в ужасе бледнеет.

– Ты имеешь в виду…

– Она будет одинока, даже после смерти.

Его взгляд становится туманным. Слезы наполняют его глаза, но он прижимает руку к лицу и останавливает их.

– Я не знаю, что хуже, – говорит он с несчастным видом. – Что Подземный Лорд может быть таким жестоким, или что Лета может быть такой ужасно глупой. Она так много отдала ради нас, и я знаю, что это был ее выбор… но это причиняет боль. Боль, заполняющую меня целиком.

Я кладу руку ему на плечо. Стремясь утешить его. Ощущаю беспомощность.

– Флоренс считает, что мы должны ее отпустить. Соорудить погребальный костер в траурных полях, сообщить всем, что она мертва. Если ты хочешь этого… – Я обрываю фразу, едва ли в состоянии продолжить. Но я должен ему. Я обязан предоставить ему выбор.

Ариен тянет себя за волосы и смотрит на меня, нахмурив брови, с выражением внутреннего противоречия.

– Ты правда видел ее?

Я медлю, а затем киваю.

– Да. Уже дважды. У алтаря. И в своей комнате.

– Покажи мне печать еще раз.

Он тянется ко мне, и я поднимаю край рукава. Кладу руку на стол.

– Она по-прежнему здесь, – говорю я Ариену. – Наша связь, созданная этим заклинанием.

Его пальцы повисают над отметиной на моем запястье.

– И ты полагаешь, что если мы ее усилим, то сможем создать связь, чтобы найти ее? – Огонек надежды вспыхивает в его глазах. Но потом он в смятении качает головой. – Что, если у нас не выйдет? Что, если ты сожжешь себя дотла, прямо как Лета?

– Похоже на справедливый риск, моя жизнь за ее жизнь.

Из него вырывается резкий, грустный смех.

– Хм… Если ты отдашь свою жизнь, чтобы спасти Лету, она никогда не простит нас обоих.

Я тоже не могу удержаться от смеха, хотя у меня сжимается горло. Я сильно моргаю, когда слезы застилают уголки моих глаз.

– Я искренне надеюсь, что до этого не дойдет.

Ариен нерешительно прикасается к печати. Он надавливает, и вспышка боли пронзает меня. Я проглатываю шипение, пытаясь справиться с болью. На краткий миг, когда темные линии мерцают на моей коже, я представляю, что могу чувствовать – магию. Призрак силы Леты.

Ариен хмурится. Он начинает бормотать себе под нос, обводя линии заклинания.

– Кровь. Соль. Железо. Ил. Грязь. – Он снова качает головой. – Оно даже не должно сработать. Это неподходящее заклинание. Но…

Он поворачивается к столу и хватает блокнот. Быстро перелистывает на пустую страницу. Начинает рисовать печать, совпадающую с той, что у меня на запястье. Он останавливается, нахмурив брови, а затем добавляет еще несколько линий. Вторую отметку, рядом. Форма нового заклинания… почему-то знакома. Я прищуриваюсь, пытаясь определить это. Затем я вижу, что она перенесена. Не на клочок бумаги, а чернилами на внутреннюю сторону руки Леты.

– Она из заклинания, которое Лета использовала, чтобы помочь тебе в ритуале.

– Это усиливающее заклинание, – объясняет Ариен. – Как правило, оно используется для усиления магии. Но если мои расчеты верны, оно должно усилить все, чем бы это все ни было, – он указывает на мою руку. – Я попытаюсь повторить то, что произошло у алтаря, когда ты впервые увидел ее.

– Ариен, я…

– Даже не смей благодарить меня за это. – Он вырывает эту страницу из блокнота. Дует на чернила, чтобы высушить их, а затем засовывает сложенный листок в карман. – Пойдем. Давай сделаем это сейчас, пока нас никто не видит.

Я выхожу в тускло освещенную кухню. Ариен не сразу следует за мной. Я слышу, как в кладовой он роется в своем алхимическом футляре. Раздается звон стеклянных банок, скрип задвигаемого ящика.

– Как ты думаешь, где нам лучше произнести заклинание? – Я осматриваюсь в комнате. Мое внимание привлекает дверь, ведущая в гостиную. Но мне кажется, что это неправильно. Тогда я подхожу к окну, раздвигаю ставни, чтобы обнажить темное пространство залитого лунным светом сада. – Когда я видел Лету в последнем видении… я был у озера.

Ариен выходит из кладовой. Он задумчиво покусывает губу, снимая с крюка за дверью свою накидку.

– Тогда, возможно, нам стоит отправиться туда. Если видения связаны с местами, где она использует свою магию, то пребывание у озера может ее усилить.

Я беру с алтаря пару свеч и ставлю их в банки. После того как зажигаю их, передаю одну Ариену. Звук эхом доносится из глубины дома, и мы обмениваемся настороженными взглядами. Приложив палец к губам в успокаивающем жесте, Ариен медленно открывает заднюю дверь. Мы на цыпочках выходим наружу, стараясь вести себя как можно тише.

Сухие листья хрустят у нас под ногами, когда мы идем по саду. Мы держим головы опущенными. Свечи мерцают у нашей груди. Когда мы переступаем через земляную насыпь, похожую на рубец и отмечающую начало леса, я бросаю взгляд на разрушенный алтарь. Омраченная тенями икона больше похожа на затененный силуэт Подземного Лорда, чем на золотые черты Леди.

Этот темный образ остается со мной, пока мы идем по тропинке в лес, который граничит с озером. Очерченным на фоне бледных деревьев. Обрамленным железными воротами впереди. Подсвеченным звездами в небе над берегом.

Мы выходим из леса, туда, где деревья уступают место обнаженной земле. Мне странно снова находиться здесь. Я не приходил на озеро со времен того самого последнего ритуала. Земля исцелена, но за пределами слабого круга нашего света от свеч все выглядит почерневшим. Словно Гниль все еще здесь.

Я прохожу вдоль линии берега, а затем опускаюсь на землю. Сажусь под самым высоким из бледных деревьев. Ариен встает на колени возле меня. Я наблюдаю за тем, как он достает набор предметов из своих карманов. Сложенный листок с печатью, что он нарисовал. Ручку и чернила. Небольшой стеклянный флакон.

Он раскладывает листок на земле, придавливает его камешками, чтобы разгладить и чтобы мы смогли скопировать изображение. Он указывает на мою руку.

– Закатай свой рукав.

Я растерянно смотрю на него.

– Что ты собираешься сделать?

– Я использую заклинание Леты, а затем усилю его. Это значит, что мне нужно нанести его на тебя, как это сделала она, когда произносила заклинание в первый раз. – Он качает головой, бормоча себе под нос. – Я определенно не буду рисовать его на своей руке, чтобы в конечном счете навечно не остаться связанным с тобой.

Я стягиваю свои перчатки, откладываю их. Закатываю рукав. Вытягиваю руку. Ариен рисует поверх печати, которая уже находится на моем запястье, а затем добавляет новые линии усиливающего заклинания. Он ждет пару секунд, пока чернила не высыхают. Он закрывает ручку, откладывает листок.

– Теперь не двигайся.

Он нависает надо мной. Его глаза темнеют в мгновение ока – превращаясь из серых в чисто черные. Превращение происходит пугающе быстро. Тени начинают расходиться от его рук. Я делаю вдох, ощущаю вкус пепла и дыма. Ариен осторожно касается моей руки. Его пальцы обводят печать.

Он колеблется, глаза сузились, зубы впились в нижнюю губу. Затем он нажимает на центр печати.

Мое тело охватывает внезапная, необоримая боль, от которой у меня перехватывает дыхание, и я слепну. Тьма пронизывает меня быстрым, холодным порывом. Я закусываю внутреннюю сторону щеки, пока мой рот не наполняется кровью. Заставляю себя не двигаться. Под печатью линии тьмы быстро распространяются по всей моей руке, вниз по кончикам пальцев.

Ариен морщится, наблюдая за ядом, распространяющимся у меня под кожей. Он отстраняется, разминая свою руку; а затем хватает мое запястье и снова надавливает. В моем горле застревает оборванный крик. Боль словно впивающиеся зубы, ножи, разрушение.

Наконец, он отпускает меня. Я хватаюсь за свое запястье, когда мое зрение мутнеет. Я – тени. Я – когти. Я – голод, беспроглядная тьма. Я чувствую, как толчок магии ветвится по моим венам. Мое дыхание замедляется. Мой пульс слабеет. Я прислоняюсь к дереву. Запрокидываю голову назад, невидящим взглядом смотрю на ветви над головой.

Ариен вытирает руки о брюки и снова садится на пятки. Он смотрит на меня с усталой покорностью. Я ерзаю, чувствуя себя неловко.

– Ты не обязан тут оставаться.

– Вообще-то должен. Кому-то нужно быть здесь на случай, если все пойдет наперекосяк.

Я прижимаю руку к лицу. Магия вьется вокруг меня толстыми нитями, превращая мои кости в свинец. Но когда я пытаюсь поддаться ей, позволить овладеть мной, то все, о чем я могу думать, – это Ариен. Его тревожное молчание. То, как он с опаской смотрит на меня.

– Я не могу расслабиться, пока ты тут маячишь.

– Именно поэтому я захватил с собой это. – Он поднимает перед глазами стеклянный флакон. Я присматриваюсь к нему повнимательнее. Он напоминает мне то успокоительное, что давала мне Кловер, чтобы я мог спать во время своих самых жутких кошмаров. Но жидкость во флаконе другого цвета. Темно-красная, а не изумрудная.

– Ты собираешься накачать меня лекарством?

Ариен приподнимает бровь в ответ на мой скептический тон.

– Это действительно то, как ты переступаешь черту? Да, я собираюсь накачать тебя лекарством. Здесь двойная доза, так что, вероятно, на вкус оно вдвое ужаснее того, что делает Кловер. Наслаждайся.

Он передает флакон мне. Внутри пузырька успокоительное выглядит как кровь. Мои руки начинают дрожать, и когда я вытаскиваю пробку, часть жидкости выливается наружу. Ариен раздраженно вздыхает. Он придерживает мою руку своей. Помогает мне поднести пузырек ко рту.

На удивление успокоительное густое. Оно обжигает все мое горло, оставляя после себя привкус ржавчины. Я тяжело сглатываю, подавляя подступающую тошноту.

Я ложусь, сворачиваясь клубочком на боку, уткнувшись лицом в свои ладони. Ночной воздух стелется холодком по моей коже. Я вслушиваюсь в тишину и дыхание озера. Зарываюсь пальцами в землю. Закрываю глаза.

Меня накрывает быстрый, как паводковые воды, сон.

Это все равно, что утонуть.

Это все равно, что вернуться домой.

Я погружаюсь так глубоко, что не могу пошевелиться. Я не могу думать. Издалека я слышу напряженный шепот. Я не могу понять смысла слов, которые он произносит. Но я чувствую, с ужасной уверенностью, что, если бы я мог прислушаться повнимательнее, мог бы просто услышать…

Я открываю глаза. Весь мир залило темно-зеленым светом. Озеро исчезло, и бледные деревья сменились соснами, окутанными туманом. Они бесконечно высокие, ветви закрывают небо. Кора цвета крови.

Я знаю, где я нахожусь. Я уже бывал тут раньше. Когда я провалился под воду. Когда озеро чуть не унесло мою жизнь.

Я нахожусь в мире, где никто из живущих не должен находиться.

Тьма открывается мне. Он приветствует меня. Я вижу черную воду. Черную кровь. Серебристый лунный пейзаж. Деревья и еще деревья, и тропинку в центре.

А на тропинке – она.

Седьмая глава. Виолетта

Деревья выпускают нас. Мы с Фауной кувырком сваливаемся на сырую почву, устланную мхом, запутавшись в стелющейся ткани моей мантии. Я бросаю беглый взгляд на лес, в котором мы приземлились – блеклые деревья с лоскутами кружева, запутавшегося в их ветвях – а после Фауна вцепляется в мою руку, больно впиваясь своими пальцами в порезы, и волоком поднимает меня на ноги. Она оттаскивает меня от углубления, в котором мы прятались, и мы продолжаем бежать в другую сторону леса.

Это мой первый взгляд на Нижний мир за пределами стены деревьев. Я не была здесь с тех пор, как избавилась от Гнили. Он отличается от того, каким я его запомнила. Воздух пропитан тайнами, а тени играют с нашим разумом, когда мы пробегаем мимо. Скрученная кора становится прищуренными глазами или оскалом с заостренными зубами. В темноте рождаются зловещие обличья, и они напоминают монстров… с опереньем, рогами и чешуей. Я оборачиваюсь, пытаясь пристальнее в них всмотреться. Но они ускользают, растворяясь в пространстве и становясь снова листьями и туманом.

Наконец мы оказываемся в природном углублении из гранитных камней. Три его стены по-прежнему стоят, а последняя обрушилась, превратившись в груду гладких, поросших лишайником угловатых камней. У одной из стен – алтарь, полка которого уставлена светлячками, мерцающими в темноте. Икона – Подземного Лорда – пострадала от погодных условий. Все, что можно теперь на ней рассмотреть, это его тусклые глаза и заостренные кончики короны с рогами.

Фауна со вздохом опускается на один из фрагментов разрушенной стены.

– Здесь мы в безопасности.

Она снимает свою маску и протирает лицо. Под маской скрывается хорошенькое девчачье личико с круглыми щеками и глазами, обрамленными длинными ресницами. Но затем свет вокруг ее подбородка смещается, и черты ее лица как будто меняются – ее рот слишком широкий, зубы плотно сжаты, на меня смотрит вторая пара жидких янтарных глаз, из-под надбровной кости.

Я подавляю судорожный вздох, и она резко смотрит на меня. Странность, которую, как мне казалось, я видела, исчезает. Она просто девушка с листьями, запутавшимися в волосах, и румянцем на щеках от нашего поспешного бегства через лес.

Фауна быстро натягивает маску обратно, ее рот кривится в смущенной улыбке. Я отворачиваюсь, чувствуя себя неловко, как будто видела ее раздетой, а не без маски.

– Прости, – запинаюсь я. – Я не хотела…

Она машет рукой.

– Все нормально.

Я отодвигаюсь от нее, сажусь у противоположной части стены, обратив свое лицо в сторону деревьев. Моя грудь тяжело вздымается, мои легкие горят, и я с трудом перевожу дыхание после такого долгого бега. Я чувствую себя так же, как в ту ночь, когда выпила целую пригоршню украденных успокоительных: в полусне и не могу четко сконцентрироваться.

На мгновение тени в лесу снова преображаются. На этот раз в другую, более знакомую форму. Длинный плащ. Темные волосы и глаза с золотыми крапинками. Покрытая шрамами рука тянется ко мне.

– Роуэн?

Его имя вырывается прежде, чем я успеваю сдержаться. Я делаю шаг вперед, ожидая, что тени расплывутся и исчезнут, сомкнутся над ним. Вместо этого печать на моем запястье начинает пульсировать, слабо, но ровно. Мои пальцы освещает мягкое волшебное сияние.

Он вскидывает голову. Мы встречаемся взглядами. Он больше похож на монстра, нежели на юношу – исполосованный тьмой, под его кожей течет яд, словно чернильные капли, а пальцы скручены в когти.

Я вижу, как его рот приоткрывается, свет падает на слишком острые зубы, когда он шепчет мое имя. Боль пронизывает меня, все раны, потери и желание. И потом, за болью, таится маленькая, мимолетная надежда.

Я прижимаю пальцы к запястью. Прикасаюсь к печати – сначала легко, потом настойчивее. Я жду, затаив дыхание, когда между нами протянется нить, как это было раньше. Я чувствую приглушенное притяжение, и бледное мерцание освещает воздух. Но потом оно замолкает и меркнет, и я остаюсь одна на границе деревьев.

Я сильно зажмуриваюсь, прижимаю костяшки пальцев к закрытым векам и смотрю снова. Но вокруг только капли пролитого дождя, тонкий шепот душ внутри деревьев. У меня вырывается резкий, разочарованный всхлип. Я стискиваю зубы, пытаясь проглотить его.

Фауна легко касается моей руки.

– В чем дело? Что ты видела?

– Это был… ничего. Просто играющие со мной тени.

– Я слышала, как ты назвала имя. Это кто-то из твоей жизни в Верхнем мире?

– Роуэн. – Я тянусь рукой к своему запястью. Неторопливо обрисовываю очертания печати, пытаясь отыскать слова объяснения. – Он был… парнем, которого я полюбила. Я заключила с Подземным Лордом сделку, чтобы защитить его, чтобы спасти его. Я хотела вернуться. Я обещала вернуться, но я… – Мой голос срывается. В моих глазах стоят слезы, медленно стекают по моим щекам, когда я продолжаю: – Я знаю, что я умерла и что теперь мы не можем быть вместе. Но это был он! В видении – и оно было таким реальным.

Фауна проводит большим пальцем по моей руке, издавая низкий горловой успокаивающий звук. Она провожает меня к ограждающей стене, и мы вместе садимся рядом.

– Должно быть, он очень важен для тебя, раз ты заключила такую сделку.

– Да, так и есть. Он… он был важен. – Я смотрю через углубление, мой взгляд прикован к алтарю, и я пытаюсь сдержать новые слезы. Я делаю несколько прерывистых вдохов, пытаясь взять себя в руки.

Теперь адреналин, который привел меня сюда, исчез, и у меня все болит. Мой плащ разодран шипами, на ладонях глубокие порезы. Я закатываю рукава, обнажая царапины на руках и запястьях, которые еще покрыты бисеринками крови.

Вздыхая, я прижимаю складку своего плаща к самому глубокому порезу. Фауна запускает руку в карман и вытаскивает кусочек ткани, похожей на те, что развеваются на деревьях наверху. Я беру его у нее, неуклюже перевязываю изрезанную руку.

Пару секунд она смотрит на меня с задумчивым выражением лица.

– Если ты умерла, то почему ты здесь, а не внутри дерева, как остальные души?

Я демонстрирую ей шрам, проходящий через линию моего сердца.

– Когда я была еще ребенком, я заключила сделку с Подземным Лордом. Позже он пришел за мной. Он сказал мне, что я… – Я замолкаю, поскольку мне стыдно и неловко говорить это. Особенная. – Ему нужна была моя помощь, и взамен он пообещал мне место в своем мире.

Фауна внимательно смотрит на меня. Ее глаза расширяются под маской.

– Ты девушка, избавившаяся от Гнили. Так вот что ты имела в виду, когда говорила, что спасла мир. Я и не подозревала, что ты говорила настолько буквально. – В уголках ее губ играет улыбка. Она качает головой, сухо смеясь. – Подземный Лорд сказал мне, что ты умерла.

Я тоже начинаю смеяться от всей этой нелепости происходящего.

– И он даже не рассказал мне о твоем существовании. Он создал для меня дом и сад, подарил мне место, в котором я могу жить, внутри той стены из колючих кустарников. Когда я спросила, что находится снаружи, он сказал, что ничего. Что он ничего не скрывает от меня.

Фауна закатывает глаза.

– Для того, кто не умеет лгать, он умело избегает правды.

– Да, я заметила. – Я прислоняюсь спиной к стене, и мой смех превращается во вздох. – Итак, а как же ты здесь очутилась?

Она хмурится, покачивая головой.

– Я совсем ничего не помню о Верхнем мире. До того, как я повстречала тебя, я не думала, что такое возможно. Твоя связь с Роуэном, – она делает паузу, упоминая его имя и мечтательно улыбаясь, – кажется настолько необыкновенной. Узы, способные сохраниться даже после смерти. И я не думаю, что это уловки или тени. Они… настоящие.

Я бросаю на нее настороженный взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

Фауна придвигается ближе ко мне, пока наши колени не соприкасаются, и накрывает мою руку своей. За маской ее взгляд затенен.

– Если бы был способ использовать твои узы с Роуэном, чтобы снова увидеть его… ты бы пошла на это?

Мой пульс учащается, и вся тоска, которую я так старательно подавляла, горе, которого я пыталась избежать, снова поднимается, резко и внезапно.

– Да. Конечно, я бы пошла на это.

Фауна крепче сжимает мою руку в своей.

– Ты позволишь мне… помочь тебе?

Я безмолвно смотрю на нее, пытаясь понять, что она имеет в виду.

– Твоя магия, – говорю я, мой пульс учащается, когда я смотрю на печать на моем запястье. – Ты можешь использовать ее, чтобы пробудить заклинание?

Она медленно кивает.

– Возможно, я знаю способ.

С внезапным сомнением я думаю о нашем обмене внутри сердцедрев.

– Но придется заключить сделку.

Ее губы растягиваются в извиняющейся улыбке.

– Да, придется. – Она проводит большим пальцем по моим костяшкам, как будто хочет приободрить меня. – Но нет необходимости решать сейчас. Я дам тебе время, чтобы все обдумать.

За маской я вижу ее ласковый взгляд. Она хочет помочь. Я знаю, насколько это безрассудно, насколько глупо отдавать все больше частичек себя миру, который уже так много у меня отнял. Но я прошла через тернии, потому что хотела правды. И если есть способ восстановить мою связь с Роуэном, то я должна им воспользоваться.

– Да. Я пойду на сделку с тобой.

Она улыбается шире, обнажая выступающие клыки. И точно так же, как раньше, когда я заметила, что черты ее лица изменились, на мгновение ее зубы стали острыми.

Я всматриваюсь в ее лицо повнимательнее. Она наклоняет голову, улыбка тускнеет от смущения. Потусторонность, которую, как мне казалось, я заметила, исчезает. Она всего лишь девушка, и выражение ее лица отражает мое собственное. Робкую, хрупкую надежду.

– Итак, – спрашиваю я ее, – с чего мы начнем?

Фауна встает на ноги и подходит к арке, ведущей обратно в лес.

– Сначала мне нужно собрать кое-что для заклинания.

Я беру один из фонариков с алтаря и следую за ней. Арка ведет к узкой тропинке, вьющейся сквозь рощу стройных деревьев. У них бледная кора и ветви обвиты лентами, а стволы испещрены отметинами, которые выглядят почти как… глаза.

Здешний пейзаж отличается от той заросшей колючими кустарниками части леса, которая окружает мой домик. Почва не устлана мхом, а просто представляет собой плотно утрамбованную землю, а сплетения звездчатого жасмина рассыпаются вдоль дорожки завитками листьев и бледных цветков.

Между лозами земля усеяна сияющими костями.

Среди костей и листьев есть и другие вещи. Банки, наполненные малиновой жидкостью. Сгоревшие свечи. Маленькие шелковистые коконы мотыльков. К одному из деревьев прибит алтарь. Икона выцвела, но я могу разглядеть мягкий изгиб рта. Острый выступ двух рогов. Прядь светлых волос.

Силуэт в короне, должно быть, изображает Подземного Лорда, но он не совсем похож на другие его изображения. Я останавливаюсь, пытаясь присмотреться повнимательнее, но Фауна тянет меня за руку и убеждает продолжать движение.

В воздухе повисает тишина, и на меня падают бледные снежинки, мягкие, как перья. Они приземляются на мои волосы и юбки, покрывают мрачные украшения рядом с дорожкой. Я ловлю одну из снежинок на ладонь. Она словно крошечный цветок, сделанный изо льда.

Я сжимаю пальцы, снова разжимаю их и вижу, что снежинка растаяла, и ничего не осталось. Когда Фауна смотрит на меня, я смущенно объясняю:

– Я впервые в жизни вижу снег.

– Скоро он тебе надоест. – Она заправляет за ухо прядь волос и смеется. – Пойдем, уже недалеко.

Снег становится сильнее, покрывая землю бледными сугробами. Когда мы проходим между деревьями, они снова меняются, становясь выше и тоньше, их стволы усеяны большим количеством угольно-черных шаров. Я дрожу, чувствуя, что деревья-глаза наблюдают за мной.

Я поворачиваюсь к Фауне, которая все еще с пустыми руками.

– Что тебе нужно было собрать?

Она с сомнением поднимает плечо. Ее внимание переключается на ветви над нами, и она на мгновение замолкает. Наклоняет голову так, как будто она слушает. Я тоже прислушиваюсь, но слышу только звуки леса. Листья, туман и шепот душ.

Затем шум в деревьях заставляет меня вздрогнуть. Я отступаю назад, отстраняясь от Фауны. Она улыбается мне, но сейчас в ее взгляде нет мягкости. Только обнаженные клыкастые зубы.

– Для заклинания мне нужно не что-то. А кто-то.

На окружающих нас деревьях листья шевелятся от движения. Над головой плывет тень. Ветви стонут, словно придавленные тяжелым грузом.

Там, наверху, есть существо. Фонарь со светлячком выскальзывает из моей руки, падает и разбивается вдребезги. Я вижу крошечный взмах крыльев. И мотылек исчезает. Я напрягаюсь, магия разливается по моим венам и ладоням, когда существо спускается с деревьев и приземляется передо мной.

Она могла бы быть почти еще одной человеческой девушкой, если не всматриваться слишком пристально. Она маленькая и стройная, с безупречной красновато-коричневой кожей. У нее длинные волосы, блестящие локоны такого же бледного цвета слоновой кости, как волосы Подземного Лорда.

Но когда она выступает на свет, ее крылья складываются вместе, превращаясь в пернатую мантию. У нее когтистые ступни с тремя пальцами – как у птицы. Она моргает, глядя на меня. Ее большие глаза с темными веками окружены скоплением меньших, более острых глаз. Взгляд такой бездонный, что я могла бы в нем утонуть.

Мой желудок сжимается. Я делаю еще один шаг назад, увеличивая расстояние между нами.

– Так, – произносит существо. Ее голос глубокий, как треск углей в давно прогоревшем костре. Ее взгляд скользит мимо меня, останавливаясь на Фауне. – Что ты отыскала?

Я смотрю между ними, и осознание происходящего наваливается на меня свинцовым ужасом. Они уже знакомы. Фауна поднимает маску так, чтобы она лежала у нее на макушке, острый изгиб рогов повторяет линию ее волос. Скопление глаз расцветает у ее виска, ресницы нестройно трепещут, прежде чем черты ее лица устанавливаются.

– Ты не… – Слово замирает у меня на языке, когда я перевожу взгляд с Фауны на это новое пернатое существо. Не человек.

– Да, – соглашается она. – Мы не люди.

Когда-то мне внушали страх монстры из лесов; порожденные историями и кошмарами, они не представляли такой опасности, как правда о темной магии Ариена. Но эти существа вовсе не сказки, которые мне рассказывали, или сон, скользящий во тьме ночи.

Они реальны.

Фауна хватает меня за руку. Ее хватка словно лед, даже сквозь ткань рукава моей мантии. Предательство жалит меня, за ним стремительно следует гнев на мою собственную глупость. В отчаянии я думаю о силе, которой я когда-то обладала, достаточной, чтобы уничтожить Гниль. Теперь, по сравнению с ней, моя магия тонкая, как паутинка, и бесполезная, как паучий шелк.

У меня не хватит сил сражаться с этими существами. Но я не могу позволить им понять, насколько я беспомощна.

Мои руки сжимаются в кулаки. Я тянусь к тонким нитям своей магии. Берусь за них и тяну. Свет вспыхивает между моими пальцами. Мерцает, тускнеет. Существа обмениваются взглядами. Нотка настороженности проходит между ними. Хватка Фауны на моей руке слегка ослабевает.

Я снова дергаю за нити своей магии.

Она пробуждается с порывом, яростным цветущим жаром. Когда моя сила возрастает, боль пронзает мою грудь, и зрение затуманивается. Я с шипением судорожно выдыхаю. Моя магия – это рана, всегда будет раной, ноющей от горя и потери своих вырезанных воспоминаний. О моих родителях, нашей совместной жизни, нашей связи в Нижнем мире.

Я проглатываю ужасную боль, вкус своего отчаяния. Пусть боль прожжет меня насквозь, сожжет дотла, пока я не стану единственной силой. Моя магия вспыхивает, неизмеримо ярко, серебряным сиянием, которое освещает Фауну и другое существо. Освещает их широко раскрытые настороженные глаза, страх, ярко написанный на их нечеловеческих чертах.

Я стискиваю зубы. Выплевываю яростную команду:

– Отпусти меня.

Хватка Фауны ослабевает. Я отталкиваю ее. Она протягивает руки в капитулирующем жесте.

– Прости, что я обманула тебя, Виолетта. – Даже ее голос теперь другой, менее человеческий. В нем царит пустота, похожая на шум ветра перед бурей. – Но я действительно говорила правду. Я знаю заклинание, которое поможет тебе увидеть Роуэна. Или, по крайней мере… Сова знает.

Пернатое существо – Сова – смотрит на мои подсвеченные магией руки, затем поднимает бровь на Фауну.

– Она алхимик.

Фауна кивает, ее рот сжимается в мрачную линию.

– Так и есть.

Сова издает тихий звук себе под нос.

– Эш. Что он сделал? Он погубит всех нас.

– В данный момент, – вклиниваюсь я, – вам следует больше беспокоиться обо мне. – Я нервничаю, мои ноги дрожат, но я держу руки поднятыми, мои плечи расправлены. Я привлекаю больше нитей силы, заставляю свою магию гореть ярче, игнорируя острую боль в груди и вкус крови во рту. – Это правда? Я снова смогу увидеть Роуэна?

Сова поднимает руку – изящную, с пятью пальцами, с острыми и блестящими черными ногтями. Она не прикасается ко мне, но ее когти прочерчивают воздух рядом с моей щекой. Мгновение она смотрит на меня задумчиво.

– Да. Я могу тебе помочь.

– И тебе понадобится сделка.

– Так и есть. – Вспышка голода пробегает по ее лицу, и я повержена.

Я чувствую то же самое, что и тогда, когда порезала руку и прижала ее к алтарю, чтобы призвать Подземного Лорда. Эту неотвратимую рану, боль, сотворенную моим собственным выбором. Но это лучше, чем быть беспомощно связанной по рукам и ногам.

Мы с Роуэном все еще связаны. Я обещала вернуться к нему. И, может быть… может быть, волшебная нить, связывающая нас, каким-то образом приведет меня домой.

Я подхожу ближе к Сове, свет моей магии танцует над нами.

– Я прорвалась сквозь тернии, чтобы спастись от Подземного Лорда. Я разрушила стену, за которой он держал меня в клетке. Вы видите, на что я способна. – Я заставляю свет вспыхнуть ярче, изо всех сил стараясь сохранить свою силу стабильной, стараясь не показывать, сколько усилий для этого требуется. – Я заключу с тобой сделку единожды. И все.

Ее глаза мерцают. Затем она тихо спрашивает:

– Что ты предложишь?

Я разжимаю руки, освобождаю спутанные нити магии. Они исчезают, и роща становится размытой.

Я ощущаю вкус опасности. Но Роуэн там, за пределами тьмы. Я сделаю все возможное, чтобы найти его. Я делаю вдох, вспоминая о даре, который я преподнесла Фауне. Мои пальцы сжимаются и разжимаются, когда я пытаюсь придумать другую цену.

Я встречаюсь со странным взглядом Совы, пытаясь обрести спокойствие, которого не чувствую. Грубо оттягиваю рукав. На моем запястье обрывок ткани, который я использовала в качестве импровизированной повязки, теперь он промок насквозь, багровый, как кора сердцедрева.

– Кровь. Я предлагаю свою кровь.

Она бесшумно приближается ко мне, пока подол ее плаща с перьями не касается моих ботинок. Она дотрагивается когтистым кончиком пальца до мягкого места под моим подбородком. Туман скользит и ползет вокруг меня, и лед начинает кристаллизоваться на кончиках моих волос.

Ее рука снова опускается, и она улыбается.

– Развяжи повязку. – Мои пальцы уже на запястье, разворачивают промокшую ленту ткани, чтобы обнажить глубокий порез, оставленный одним из шипов. Она берет мою руку и сжимает ее между своими ладонями. Замолкает на мгновение, ее взгляд задерживается на моих печатях. Затем она взмахивает крыльями и подносит мое запястье ко рту. Ее зубы впиваются в мою кожу.

Я начинаю кричать. Мой крик звенит по лесу, запутываясь в деревьях, и это больше не мой голос, он больше не человеческий. Холодный язык Совы облизывает мое запястье, забирая кровь.

Лес тает, и бледные деревья с их обвитыми лентами ветвями исчезают в клубящемся тумане. Я вижу неясные фактурные тени, как будто я нахожусь в комнате после того, как задули свечу, и мои глаза еще не привыкли к темноте.

Затем на месте деревьев вырастает дом. Закрытые ставнями окна с переплетенным между ними плющом. Венок из колокольчиков, приколотый к двери. Я открываю ее, мои пальцы оставляют окровавленный отпечаток на ручке. Мое запястье – багровое пятно с неровными краями пореза, на который я отказываюсь смотреть. Позволяю себе пожалеть о том, что я сделала.

Читать далее