Читать онлайн Миллионщик бесплатно

Анатолий Подшивалов

* * *

Уважаемые читатели!

Поскольку предлагаемое вашему вниманию произведение относится к жанру «Альтернативной истории», поведение и личностные характеристики реальных исторических персонажей являются вымыслом автора и вариантом их поведения в другой реальности, равно как и случайным является сходство второстепенных героев с реально существовавшими людьми, и автор за это ответственности не несет – это же фантастическая художественная литература.

Также прошу учесть, что описание получения различных химических соединений, в том числе взрывчатых, не соответствует реальному (автором сознательно исключены многие детали и промежуточные каталитические реакции), поэтому не пытайтесь их повторить.

Данное произведение написано от первого лица и представляет собой дневниковые заметки главного героя.

Глава 1. Подводим промежуточные итоги и раскатываем губы

25 июля 1892 г., вилла в пригороде Афин, недалеко от королевской резиденции, раннее утро

Сижу, закутавшись в темно-синий шелковый халат с простроченными обшлагами, в кресле-качалке на террасе и смотрю на встающее солнце. Уже проснулись птицы в саду, а моя птичка все еще сладко спит в огромной постели. Зная, что я встаю рано, денщик приготовил мне кофе и поджарил вчерашние круассаны в виде тостов, положив внутрь кусочек сыра. Так что сижу, наслаждаюсь жизнью, вдыхая аромат роз, доносящийся из розария внизу, и запах хорошо сваренного кофе. Полная идиллия, но на душе как-то неспокойно и где-то, я бы сказал, обидно. Как-то все быстро произошло, еще полтора месяца назад я был полон планов по переустройству Эфиопии, начал тянуть (и довольно успешно) нитку железной дороги вглубь страны, приехали взятые Менеликом на службу инженеры.

Открылись светские школы, Маша составила амхарско-русско-французский словарь-разговорник, русский госпиталь успешно лечил пациентов, в том числе и моим препаратом, и я собирался провести испытания эффективности своих новых препаратов в условиях тропиков. У меня появились надежды закрепиться в Тигре и порте Массауа, построить укрепрайон из цепи дзотов[1], вне досягаемости обстрела с моря и способный удержать территорию от атаки морского десанта, дождавшись подкрепления от основных сил. Снять с части кораблей орудия и устроить пару береговых батарей, с помощью флотских механиков «оживить» минимум одну из захваченных канонерок и крейсер, привезя из Пирея запасные части для машин. Золотые рудники и налоги дали бы мне необходимые для развития провинций средства.

Я считал Ильга и Мэконнена своими союзниками, и вдруг такой удар в спину… Сейчас, по прошествии времени, когда улеглась боль и досада от предательства соратников, я все же пришел к выводу, что с самого начала Ильг лишь прикидывался другом, нащупывая мои слабые стороны и пытаясь выведать планы, не ударяя и пальцем о палец для их осуществления, наоборот, во мне он видел опасного конкурента-европейца за влияние на негуса, желающего провести реформы и направить страну на европейский путь развития. Так как негус доверял Ильгу больше, чем мне, они были друзьями уже полтора десятилетия, то его слово стоило гораздо дороже моего. Также швейцарцу удалось убедить Мэконнына, что русский принц – гораздо более выгодная партия для Маши, а может быть, он это вложил в голову негуса, и Менелик велел начать все это заигрывание с Сандро. Скорее всего, так оно и было, негус никогда не питал никакой симпатии к дочери своего врага и собирался использовать ее лишь как разменную монету в дипломатических играх.

Конечно, Ильг был достаточно умен, чтобы осознавать то, что Сандро никогда не женится на Мариам, но, возможно, зная о моих чувствах к Маше и то, что я этого бы так не оставил, он пытался добиться моего срыва, и тогда бы просто уничтожил меня. То есть всё это – интриги и «тайны мадридского двора», а я как «наивный чукотский юноша» повелся на эту приманку. А что мне оставалось, дожидаться, пока Сандро побалуется с Машей и исчезнет, «сделав ручкой»? Естественно, я пошел на обострение ситуации, но тут немного просчитался Ильг, так как я получил Сандро в союзники, а не во враги. Но, с другой стороны, у Менелика с Ильгом возникла идея отобрать у меня все и выдать в качестве награды Машу, заставив по полной отработать переговоры. Вот зачем Ильг собирался подписать провальный мир? Тут два объяснения – первое то, что премьер Криспи его просто переиграл, подавив мощным натиском, а что может простой инженер против заматерелого дипломата и переговорщика? Второе объяснение – то, что Ильг сам выполнял чью-то волю, находясь уже более десяти лет подле трона негуса, еще с тех пор, когда Менелик и негусом-то не был, а был обычным расом. Ильг помог ему победить других конкурентов, поставив оружие, и соорудил заводик по выделке черного пороха для «мультуков»[2], которыми тогда, да и сейчас еще вооружена большая часть его армии.

Понятно, что, став негусом, Менелик приблизил Ильга и сделал его своим главным советчиком. Ильг сам хотел строить железную дорогу и прокладывать телеграф, а тут является какой-то русский выскочка и начинает делать эту работу лучше его, да еще и показывает себя умелым командиром, чего у Ильга вообще нет. Захват флота был последним сюрпризом, и после восторженного рассказа Мэконнына о поездке в порт и на корабли, швейцарец принимает решение о моем отстранении от дел, собственно, дальше мы с ним не встречались, он держался возле негуса и всячески препятствовал моим контактам с ним. Конечно, от наград по поводу окончания войны он негуса отговорить не мог, это было бы слишком, да и мир не подписан, а вот опала началась – можно вспомнить, как я стоял на солнцепеке в дурацкой шапке из перьев, отдельно от генералитета и сановников при встрече русской делегации, даже русский гимн нам спеть не дали – нет тут русских и всё…

Так что, обвел «белый человек» Альфред наивных чукотских, то есть абиссинских, юношей Менелика и Мэконнына вокруг пальца, даже без бутылки огненной воды, заставив их плясать под свою дудку, ну, или флейту гаммельнского крысолова. «Михалыч»[3] раскатал губы, увидев, что в случае моей опалы ему опять возвращается под полный контроль провинция Аруси вместе с устроенными моими рудознатцами золотыми разработками (а что, худо ли, за полгода – десять пудов золота, а в год – выходит треть тонны?), плюс потенциально вся провинция Тигре, а там, между прочим, тоже золота хватает и полиметаллические руды есть, только взять их надо умеючи). То есть виной моей опалы является банальная жадность «Михалыча», как, впрочем, и Менелика – Ильг же подсказал ему, как не платить русским. И на переговорах я пригодился – и старался изо всех сил только ради Маши.

Видимо, все же вышли на Ильга немцы – толстый генерал Шлоссер обещал со мной рюмочку выпить, а на самом деле, когда Ильг с ним не одну бутылку целебного шнапса распил, понял, что я здесь «калиф на час», так и не попрощавшись со мной, укатил в Берлин, и я не удивлюсь, если эскадра Кайзермарине[4] уже направляется в Массауа, где и будет, в пику британцам, немецкая военно-морская база. Дальше, через знакомые Шлоссеру племена Абу Салеха устанавливается мост с кайзеровской Восточной Африкой и суданскими махдистами через Уганду, и вот уже полки Китченера под Омдурманом встречают не босоногие «дервиши», ложащиеся как срезанные снопы под пулеметными очередями, а вымуштрованные германскими инструкторами туземные полки с крупповской артиллерией, и еще неизвестно, кто кого и куда погонит.

В реальной истории «Лев Африки» генерал фон Леттов[5] партизанскую войну с Британией в Танзании и прилегающих странах всю первую мировую вел, став предтечей другой «африканской зверюги» – «Лиса пустыни» генерала Роммеля, а Занзибар, выкупив у вождей за сущие гроши, другой немец – Карл Петерс преподнес Вильгельму в качестве подарка (правда, потом англичане немцев оттуда поперли). Но в этой реальности все может случиться иначе – немцы уравновесят британское влияние на Черном континенте и присоединят к своей борьбе Италию и Австро-Венгрию – за те же бельгийские и португальские колонии – и вот уже вся Центральная Африка под контролем держав австро-немецкого Центрального блока. Неужели Двуединая монархия[6] и Италия не справятся с менее сильными Португалией и Бельгией? А спичкой, которая все подожжет, вполне может стать скорая Англо-бурская война, вспомним, что отец президента Трансвааля Пауля Крюгера – немец, а вовсе не голландец, как многие думают. С чем бурская армия воевала? Известно с чем – с винтовками Маузера и орудиями Круппа!

Так что Первая мировая может начаться гораздо раньше и не в Европе, а в Африке – за передел африканских колоний. У России, не обладающей африканскими колониями (а зачем, собственно, они нужны – у нас неосвоенных территорий и ресурсов навалом), остается достойная роль – когда все достаточно намутузят друг друга, вместе с САСШ прийти и вытащить за шкирки из свалки плачущих драчунов с расквашенными носами.

Но это все достаточно нескоро, в дальней перспективе, а в ближней тоже все не так просто. Рассчитывал провести медовый месяц здесь, на вилле, которую мне вроде как подарили на свадьбу. Тем более что Маше здесь очень понравилось, особенно красивый розарий в саду. За садом ухаживал садовник, он же и мажордом и слуга – все в одном лице. Жена его была горничной и кухаркой также по совместительству, супруги жили здесь же в небольшом домике у ворот. Территория охранялась королевскими гвардейцами, патруль которых частенько проезжал по дорожке вдоль забора. Дом был неплох, со вкусом обставлен, хотя мебель не такая дорогая, как была в Асмэре, – ну там же работа прославленных итальянских мебельщиков, сделанная из ценных пород дерева, а в Греции – работа местных мастеров из того, что есть под рукой – дуб и орех. Мне лично понравилось плавать в бассейне, а потом сидеть под тентом, любуясь на бухту с кораблями. И вот, когда эскадра ушла на стрельбы к турецким берегам (планировалась стрельба крупным калибром по береговым мишеням в скалах маленького необитаемого греческого островка у самых границ Оттоманской империи) появляется представитель греческого двора с бумагами на владение домом и участком земли. Я его радушно принял, подумав, что это – формальность, ан нет!

Оказывается, дом со всей обстановкой мне передается в собственность бесплатно, как король и сказал (и то только мне, без права его наследования, дарения и продажи), а вот земля с садом и строениями передается в собственность по баснословной цене! Нет, все честно – «царское слово тверже гороха», подарили мне дом, а он, оказывается, вовсе не на бесплатной земле стоит… И стоит она столько, сколько я заработал в Африке, ну чуть-чуть еще останется, чтобы подарки домой купить. Таких цен даже в Питере на Невском нет или на Миллионной в непосредственной близости к Зимнему дворцу. Спрашиваю, почему? Ответ – это земля королевской резиденции, выделенная королем под застройку для его ближайших вельмож. Мол, жить рядом с королем, под охраной – это дорогого стоит. Но не стоит это столько в захолустных Афинах, куда, кроме как морем из России не добраться, наверно, даже в Ницце дешевле, вот и куплю в Ницце особняк с садом. Сказал, что столько денег у меня нет и даже от рассрочки отказался, почувствовав, что меня в общем-то пытаются банально «развести» на спонсорскую помощь молодому греческому государству, недаром все соседние виллы пустые стоят, дураков нет сумасшедшие деньги платить за соседство с королем.

Сказал, что неделю подумаю, и забрал у него договор, а потом, если адмирал Авелан будет не против, пойду с эскадрой в Кронштадт, поскольку «Чесма» пойдет вместе со всей эскадрой на Балтику. Собственно, почему эскадра решила пойти пострелять по береговым целям практически под носом у турок? Цель похода эскадры в Морейский пролив к безымянному островку недалеко от Крита – показать мощь русских двенадцатидюймовок и выучку артиллеристов. Греки просили припугнуть басурман, так как в очередной раз обострились греко-турецкие отношения, они и будут периодически обостряться, вылившись в серию восстаний на Крите, которые в ближайшие годы[7] приведут к Балканским войнам, явившихся одним из факторов, подтолкнувших Европу к Мировой войне. Российские Морское и Военное министерства планируют захват проливов, для чего и реализуется с напряжением всех сил программа строительства броненосцев типа «Чесмы» – с удвоенным носовым залпом. Дальнейший распад Османской империи неизбежен, слишком много внутренних и внешних противоречий, сначала греки будут резать турок на Крите, потом турки будут резать греков в Измире (тогда Смирне). Вот только России бы держаться от этого подальше, нет, мы опять везде лезем, как будто внутри государства проблем нет и тишь, гладь и божья благодать. Так и в Первую мировую влезем воевать за чужие интересы и развалим империю. И никакие попаданцы этот процесс не остановят, так как запущен он давно, еще матушкой Екатериной, и стал плотью от плоти внешней политики Российской империи.

Я, конечно, сообщил в телеграмме Обручеву сразу по прибытии в Пирей текущую ситуацию, генерал просил написать доклад по всей кампании и о моих выводах по ней. Доклад отослать ему с дипломатической почтой, так как периодически крейсера уходят в Кронштадт и заменяются другими кораблями эскадры, офицеры получают плавательный ценз[8] и необходимый опыт. Один из пришедших недавно крейсеров привез орденские знаки для моего отряда, которые были нам даны еще до поступления на службу к негусу, за успешное выполнение задания по доставке послания императора Всероссийского и его подарков негусу, а также за бой с кочевниками в пустыне по дороге в Харар.

К докладу о войне, переговорах о мире и о текущей обстановке в Эфиопии я приложил списки потерь, упомянув и Титова, как «сбежавшего» в Массауа при расследовании недостачи денег. Деньги за трофеи (те, где вычли семьдесят процентов) были поделены, деньги Титова были после возврата половины в счет погашения казенной суммы, также разделены между участниками похода, то есть недостоин оказался интендант трофейных денег, так круг порешил. Об этом я также упомянул в рапорте. Еще отдельным рапортом испросил разрешение на ношение греческих и эфиопских орденов, что по телеграфу мне уже разрешили сделать к свадьбе, когда я уведомил Обручева о том, что женюсь на великой княжне абиссинской. Перед уходом эскадры отдал на уходящий крейсер пакет с докладом и рапортами вместе с уведомлением Менелика о смерти Лаврентьева и рапортом Букина о переходе в подданство Эфиопии. Тогда же контр-адмирал вручил мне орден Святого Владимира 3-й степени с мечами за поход и бой в пустыне еще до службы у негуса. Отдал мне как старшему начальнику и знак ордена Святого Георгия для Артамонова, с чем я его и поздравил, к радости старого денщика. Пришлось несколько разочаровать Ефремыча в том, что не быть ему дворецким на греческой вилле, слишком она дорогая для меня, но служить при мне с тем же жалованьем он все равно остается, если захочет.

Пока размышлял «за жизнь», кофе остыл, сижу, пялюсь в чашку, солнце уже поднялось высоко и стало припекать, пора сделать зарядку, поплавать в бассейне и, позавтракав, поехать с Машей в Афины, заодно и тройку чемоданов прикупить, а то ее платья в узел, что ли, увязывать, когда обратно на корабль поедем.

Сделав зарядку, поплавав в бассейне и приняв душ, пошел будить Машу и звать ее на завтрак. Только нагнулся, чтобы поцеловать ее, спящую, как она открыла глаза, обвила меня за шею руками и повалила на постель. В общем, все закончилось постельными боями к обоюдному удовольствию. Наконец, оседлав меня в позе наездницы, Маша потребовала от меня просить пощады, что я и сделал в обмен на завтрак. Птичка полетела в ванную комнату приводить себя в порядок и прихорашиваться, я же лежал расслабленный и думал, до чего же все хорошо и не надо никаких титулов и богатств – самую большую награду я уже получил. К сожалению, пока мы занимались любовью, время утренней прохлады прошло и на улице стало слишком жарко, чтобы ехать в Афины. Решили посидеть в тени, пока не спадет жара, и совершить вечерний променад.

Ближе к вечеру отправились в порт, благо недалеко. На рейде все те же корабли – дальше в море – «Владимир Мономах», пришедший из Нагасаки[9], но не взятый на стрельбы из-за старых орудий с изношенными стволами и посыльный минный крейсер «Лейтенант Ильин», который уйдет вперед эскадры в Петербург с дипломатической почтой и списанными с эскадры моряками (кто после болезни, а кто и по дисциплинарке). Проехали вдоль пирса (к дому был приписан экипаж, запряженный сивым мерином неопределенного возраста, полагаю, что достаточно преклонного, которым правил садовник-дворецкий. Сначала нас везде сопровождал Ефремыч с револьвером, потом, убедившись, что в Афинах безопасно, он все чаще стал оставаться дома. Вот и сегодня он отпросился, чтобы успеть привести в порядок мой дипломатический «прикид», почищенный и поглаженный, но кое-где требующий починки.

Я путешествовал в белом мундире с шейным орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами (его полагалось носить при практически любой форме, кроме вицмундира с глухим воротником) и фуражке. Маша была в летнем платье цвета беж, как уверяла фрейлина королевы, сшитом по последней парижской моде, кружевной шляпке с кружевным же зонтиком от солнца. Впрочем, Маше все шло, и талия у нее была идеальной без всяких корсетов и прочих орудий пыток для дам конца века.

Проехав русскую стоянку военного порта, заметил у причала странное судно длиной около тридцати метров, обтекаемой веретеновидной формы, ржавое, но все же в нем можно было угадать подводную лодку с башенкой-рубкой и торпедными аппаратами снаружи корпуса[10]. Попросил нашего возницу остановиться (грек худо-бедно, но понимал по-французски и по-английски). Маша с ее склонностью к языкам уже знала около сотни слов на новогреческом и с русским у нее обстояло уже очень неплохо, она иногда путала падежи и окончания слов, но все реже и реже. Разглядывая «Наутилус», мы не заметили, как рядом остановился экипаж и какой-то человек, приблизившись и обратившись к нам по-русски как «ваша светлость и ваше императорское высочество», попросил Машу, чтобы она позволила ее мужу (то есть мне) уделить несколько минут внимания и своего драгоценного времени. Сначала я принял незнакомца за корреспондента, тем более что русский у него был с акцентом, но что-то мне этот акцент напомнил.

Ба, да это же мсье Базиль, господин Захарофф собственной персоной!

– Ваше превосходительство, светлейший князь Александр Павлович! Наслышан о ваших подвигах в Эфиопии, следил по немногочисленным газетным публикациям и фотографиям, вот и сейчас в петербургской «Неделе» цикл очерков корреспондента Павлова, бывшего рядом с вами. Очень живо пишет и фотографии его произвели просто фурор!

– Что вы, мсье Базиль, я в отставке. Машенька, позволь тебе представить господина Базиля Захароффа, известного негоцианта и торговца оружием. Представляешь, он продал это железное чудовище грекам, а потом напугал турок чудо-оружием подводного хода, и они купили сразу две подводных лодки.

– Ваша светлость, но ведь перед этим были проведены стрельбы торпедой на Темзе в присутствии британской королевы Виктории, и смею заметить, это был первый пуск самодвижущейся мины Уайихеда с боевого подводного корабля.

– Ну, мсье Базиль, давайте смотреть фактам в глаза! Какого боевого, если торпеда была без заряда и стрельба велась в надводном положении и даже не в мишень, а куда господь пошлет. Тем более британцы не впечатлились и не купили железного монстра Норденфельта. Только благодаря вашему таланту негоцианта удалось сначала всучить железяки грекам, а потом туркам, последние так их боялись, что вторую лодку даже не могли укомплектовать экипажем.

– Ваше превосходительство, вы все же ко мне предвзято относитесь. Поверьте, я нисколько не причастен к несчастному случаю с вами, случившемуся на полигоне. Наоборот, я всегда вас считал энтузиастом новой техники, в частности, вы мне просто помогли продвинуть пулеметы нашей фирмы, так как потом Военное ведомство заказало их три десятка под патрон 7,62×54. Я слышал, что около десятка из них участвовало в войне в Эфиопии, поэтому хотел бы узнать ваше мнение о нашем оружии, так сказать, из первых рук.

– Мсье Базиль, что вам мнение гражданского чиновника, у вас же и без меня дела идут как нельзя лучше.

– Что вы, ваша светлость, Торстен Норденфельт заявил о личном банкротстве[11], заказов нет, Максим удалился от дел, что-то изобретает без особого успеха. Планирую выставить фирму на торги, да вот Виккерс выкупил десять процентов акций и немного поддерживает ее на плаву, обещая заказы.

– Знаете что, мсье Базиль, это разговор не для улицы, так и быть, расскажу кое-какие впечатления об эфиопской кампании, если вы действительно не были причиной моей травмы (тут Базиль стал клясться здоровьем всех родственников и своим личным, что ни сном, ни духом), тогда приглашаю вас к ужину завтра, скажем к шести пополудни. Знаете, где я живу?

Из того, как закивал «Василий Васильевич»[12] и стал благодарить за приглашение, я сделал вывод, что он больше заинтересован во мне, чем я в нем. Посмотрим, может, удастся под шумок лицензию на «Максим» прикупить, а то и вовсе патент, если там дела так плохи.

27 июля 1892 г., вилла в пригороде Афин, недалеко от королевской резиденции, 6 часов пополудни

Днем я купил себе летний сюртук из тонкой светлой ткани, не все же время пугать греков неизвестным мундиром, а также соломенную шляпу-канотье, вроде той, что была у Захароффа. Также была куплена полудюжина тонких сорочек и светлый галстук, который украшала сейчас бриллиантовая заколка работы харарского ювелира Исаака, вместе со сделанными им же запонками с крупными бриллиантами его собственной огранки. Маша была в вечернем платье с рубиновой брошью и бриллиантовым кольцом (все той же харарской мастерской).

Захарофф не опоздал, пришел с роскошным букетом точно к назначенному времени. Ужин был сервирован в гостиной, преобладала средиземноморская кухня, в частности, отлично приготовленный кухаркой запеченный крупный сибас, называемый греками лавраком. Отдав должное красоте хозяйки и щедрости хозяина, похвалив стол, галантный мсье Базиль (а в галантности и умению заговаривать язык ему не откажешь) ждал, когда я начну рассказывать об эфиопских приключениях. Но я не спешил, ждал, пока Маша наестся, и наши разговоры ни о чем утомят ее. Потом мы перешли на террасу с видом на море, где уселись с рюмками коньяка в удобные кресла.

– Мсье Базиль, вы явно ждете, когда я начну вам рассказывать не только о своих геройских подвигах, но и о том, как показала себя ваша техника. Показала ожидаемо: в умелых руках она не творит чудес, но наносит врагу урон, а в неумелых – не только не приносит ущерба, но и достается противнику в качестве трофея. Так, один отставной есаул, взяв без спросу семь пулеметов, два испортил и бросил, а один достался итальянцам в отличном состоянии, после этого берсальеры гнали его отряд целые сутки, из-за чего четверть личного состава была убита и четверть попала в плен.

– Это были абиссинцы под командованием европейских инструкторов?

– Нет, все – европейцы. В этом сражении особого урона противнику отряд не нанес. А вот под моим командованием (я сам был в роли пулеметчика) при столкновении с полком итальянской конницы, кавалеристы потеряли два эскадрона убитыми. В другом столкновении с кочевниками три пулемета положили семь сотен всадников на верблюдах. Правда, все это было тогда, когда кавалерия атакует горстку пехоты, будучи уверена в легкой победе и огонь пулеметов оказывается для нее сюрпризом. Если противник знает про пулеметы, он легко подавит их на расстоянии с помощью артиллерии. Да и в обоих случаях не обошлось без другого сюрприза.

– Уж не о каких-то чудовищных ручных бомбах, сравнимых по воздействию с полевой артиллерией вы говорите? Некоторые газеты писали о нем, причем со слов очевидца – лейтенанта Пьетро Антонелли. Именно этими бомбами был уничтожен арьергард генерала Дабормида? Потом о них упоминали бежавшие из плена моряки, с пяти захваченных боевых кораблей. Они говорили, что их корабли были буквально взяты ночью на абордаж, после того как голые абиссинские головорезы скрытно подплыли к борту кораблей и закидали палубы и внутренние помещения этими ужасными снарядами, дававшими рой летящих во все стороны осколков.

– Да, именно о них, – я выложил на столик «лимонку». – Не волнуйтесь, она разряжена, это – учебная граната, я ее использую для тренировок в метании, рука у меня после перелома из-за несчастного случая на полигоне действовала не очень, но сейчас я уже восстановил дальность броска и свободно бросаю ее дальше сорока метров, а осколки от гранаты летят максимум метров на тридцать – тридцать пять, так что сам метатель остается в безопасной зоне. Зато такое «яблоко смерти», или «лимонка», как прозвали эти бомбы, если попадает в центр атакующего полувзвода, выводит из строя до семидесяти процентов личного состава, а тесном кубрике или блиндаже всем достанется по осколку. Главный секрет – взрывчатое вещество, которое запатентовано в САСШ и ведущих европейских странах, но в достаточном количестве производится на моем заводе – берите хоть тонну и снаряжайте им бомбы. Вещество плавится при 80 градусах Цельсия и плотно заполняет любые объемы.

У Василия Васильевича загорелись глазки, и он, взяв гранату в руки с интересом ее рассматривал. Я рассказал, зачем здесь кольцо, еще добавил сказок в его же стиле об ужасном действии ТНТ, что позволило голым абиссинцам утопить современный итальянский крейсер и захватить другой в малоповрежденном состоянии. Потом перешел к успехам компании Виккерс – Захарофф, раз и Максим и теперь уже Торнстен покинули бизнес.

– Вы вчера говорили о том, что вообще хотите продать компанию и только Виккерс не дает. Но ведь подводные лодки и картечницы сейчас прибыли не дают, одни убытки, за пулеметами Максима в очередь тоже не выстраиваются. Чем же вы собираетесь торговать?

– Да, ваше превосходительство, времена сейчас неблагоприятные для нашего бизнеса, нужны новые идеи, особенно апробированные в бою и уже имеющие этим рекламу. Что бы вы сказали, если бы я попросил продать лицензию на ваши ручные бомбы?

– Да, бомбы – вещь хорошая, тем более что они не попадают под действие Гаагской конвенции о разрывных боеприпасах, там речь идет только о запрете оружия с весом менее 400 граммов, а эта малая граната весит пятьсот граммов, есть еще и с вдвое большим содержанием взрывчатки – там вес более 700 граммов, но разлет осколков этой бомбы до двухсот метров, то есть это оборонительное оружие, применяемое из укрытий, окопов или со стен крепостей. И еще стоимость, в отличие от вашего пулемета, это – очень дешевое оружие, которое может изготавливаться на любой фабрике в любой стране, при наличии взрывчатки, конечно. Я бы согласился обменять лицензию на бомбы на лицензию на пулемет для производства в двух странах (бомб же тоже два вида).

Дальше пошла нудная торговля, по поводу ТНТ, я бы не хотел пока давать на него лицензию, взяв обязательство на минимальный предоплаченный объем поставок для производства бомб. Когда Захарофф утомился, я задал ему вопрос в лоб: а за какую сумму в золоте он продал бы патент на «Максим»? Делец стал что-то лепетать о том, что патент является собственностью акционеров и каждому принадлежит его доля согласно числу акций, так, мол, в уставе было записано, когда Максим принес свой патент в качестве «вступительного взноса» в компанию.

– И во сколько же вы оценили тогда тридцатипроцентную долю Хайрема Максима?

– Это было около десяти лет назад и франк стоил немного по-другому, но если это будет золото, то в сумму, эквивалентную двумстам тысячам франков.

– То есть это будет десять тысяч двадцатифранковых монет по 6,45 грамма золота 900-й пробы в каждой или 64 с половиной килограмма золота, не так ли, мсье Базиль? И это эквивалентно 33,3 % акций вашей компании, если сам патент на пулемет является собственностью акционеров пропорционально их вкладу в компанию? Вы также обмолвились, что Торстен Норденфельт владел сорока процентами акций компании, десять принадлежали господам из «Виккерса», а ваша доля составляла контрольный пакет в пятьдесят процентов и одну акцию?

– Все совершенно правильно, ваше превосходительство.

– Хорошо, мсье Базиль, а если я выкуплю долю Торстена в сорок процентов акций, внеся эти шестьдесят четыре с половиной килограмма золота и добавив лицензию для всех акционеров нашей компании на изготовление ручных бомб с обязательством поставлять минимально предоплаченное количество взрывчатки к ним? И как у вас делится количество лицензий на выпуск пулеметов в зависимости от вклада акционеров?

– Ваша светлость, мне было бы приятно видеть вас в числе акционеров, и я счел бы за честь совместное дело с вами, но все же я должен запросить британских акционеров (по уставу у нас не может быть более пяти акционеров, сейчас, если считать Торстена и меня, четыре). Лицензии каждого рассчитываются от деления десяти на процент участия, то есть я обладаю пятью лицензиями на пулемет, а господа из Туманного Альбиона – одной (но им хватает, поэтому они и не спешат с расширением участия).

– Если так, то практически по рукам, поскольку контрольный пакет компании у вас – вы и принимаете решение, и, поскольку вы мне сказали «да» о согласии видеть меня акционером, то так оно и будет. Если господа из «Виккерса» заупрямятся, то я могу купить и их пакет акций. И вообще, давайте без титулов и званий: зовите меня по имени и отчеству, и я вас также буду величать, как вас звали в России – Василий Васильевич, устраивает?

Естественно, это Базиля устроило, как и мое предложение отказаться от производства «полуподводных лодок» – время субмарин еще не пришло, и картечниц – а их время уже вышло. Я предложил сосредоточиться на производстве пулеметов с некоторыми моими улучшениями конструкции, причем использовать тот же завод Норденфельта в Швеции, зачем терять квалифицированные кадры и качественную шведскую сталь. И быстро, по горячим «эфиопским следам», наладить производство гранат и продать их, например, бурам, там скоро начнется война. Дешевое, но эффективное оружие придется по душе дядюшке Паулю[13], стоит ему сказать, что уж если кафры (так буры презрительно называли всех чернокожих) выкинули в море итальянцев, то уж его молодцы скинут в другое море ненавистных ему ойтландеров[14].

Мы еще оговорили некоторые детали сделки, в частности, то, что я внесу эти шестьдесят четыре с половиной килограмма золота золотым песком и мелкими самородками, и, если потребуется аффинаж, то есть очистка и доведение до пробы 995, являющимся международным стандартом, и переплавка в слитки, то количество золота будет чуть меньше, по процентному содержанию чистого золота. За доведение до нужного стандарта я доплачу сам золотыми монетами по 20 лир, эквивалентным по содержанию золота франкам как французским, так и швейцарским, или могу расплатиться монетой. Договор о передаче акций я буду подписывать с Норденфельтом, кому и передам золото, а также должен получить бумагу на вступление в члены акционерного общества, подписанную всеми вкладчиками, вместе с заверенной выпиской из устава о коллективном владении патентом и количеством лицензий в зависимости от числа акций.

Мсье Базил заверил меня, что государственный банк Греции является участником Женевской ассоциации[15], поэтому я могу провести аффинаж, отливку, апробирование и клеймение слитков в Афинах по Международному стандарту 995-й пробы (что в те времена считалось высшей пробой, соответствующей чистому золоту, для монетной чеканки добавлялось 10 % меди – проба была в таком случае равной 900. Если я буду платить слитками 995-й пробы, то вес их составит 59 кг (с округлением в пользу покупателя). Захарофф договорится с Норденфельтом, что тот подготовит договор и пришлет его курьерской почтой в Афины вместе с акциями, и я в присутствии мсье Базиля дам поручение перевести 59 килограммов золота на счет Норденфельта, после чего при телеграфном подтверждении о получении золота Норденфельтом Захарофф передает мне акции.

После этого мсье Базиль распрощался и раскланялся со мной и Машей. А я сел размышлять о практически заключенной сделке. Денег мне было не жаль, по моему послезнанию я был уверен, что уже в ближайшее время они вернутся минимум в десятикратном размере, я бы и всю компанию купил, но пока доступны лишь сорок процентов, а этого уже хватит, чтобы, сохранив мастерские Норденфельта в Швеции, обучить русских мастеров и перенести производство в Россию. Кроме того, я собирался посетить Данию, ведь майору Мадсену уже пришла в голову идея ручного пулемета или ружья-пулемета. Да и вроде не Мадсен играл там главную роль, а мало кому известный и инженер-лейтенант, а генерал Мадсен только задействовал административный ресурс, став министром обороны, чтобы наладить выпуск в общем-то сложного и капризного механизма (недаром в России его называли «чертова балалайка»), в отличие от хотя и тяжелого (а я знаю, как его облегчить), но неприхотливого и ремонтопригодного «максима», который был непривередлив к безобразному качеству российских патронов, убивавших «мадсены» и мог использовать любую смазку, вплоть до паровозной, тогда как «балалайка» использовала только «родное масло». Но, тем не менее, я собирался перехватить в самом начале разработку первого в мире серийного ручного пулемета.

Глава 2. Золотая лихорадка и встреча с Агеевым в Тулоне

1 августа 1892 г., вилла в пригороде Афин, недалеко от королевской резиденции, 10 часов до полудня

Сижу в кабинете, разбираю только что доставленные бумаги, прибывшие из Александрии с дипломатическим курьером на пароходе Доброфлота. Еще чиновник из русского посольства сообщил, что сегодня в четыре утра на рейде Пирея бросил якорь пароход «Диана» под итальянским флагом с полусотней казаков из моего отряда на борту. Турки не пропустили их через Дарданеллы и задержали на входе в пролив, но капитан ночью снялся с якоря и, пользуясь темнотой и ненастной погодой, ушел в море, оторвавшись от преследующего миноносца. Казаков разместили в Морских казармах недалеко от порта, все здоровы, только слегка отощали.

Эскадра все палит по необитаемому острову и когда придет в Пирей, неизвестно. Еще чиновник передал мне шифровку из Главного штаба и, пока я ее расшифровывал и готовил ответ, успел попить кофе и позавтракать в компании Маши, чему был крайне рад. Чиновник был молодым титулярным советником МИД и воображал, что я, «превосходительство», отхватил такую красотку не иначе, как бесприданницу из хорошей семьи. Мне он явно давал лет на двадцать больше, чем было на самом деле, и при таком мезальянсе[16], считал свои шансы на внимание моей жены не такими уж низкими и несбыточными. Не стал разубеждать мальчика и, пока он сыпал комплиментами и очаровывал Машу, быстро расшифровал и пробежал глазами по тексту телеграммы.

Это был ответ на мой запрос, немного запоздавший, все же на свадьбе я уже был в дипломатическом мундире со всеми орденами. Ответ же заключался в том, что я уволен со службы с правом ношения мундира действительного статского советника МИД в ранге посланника ЕИВ и государь император разрешил мне носить иностранные ордена наряду с российским, при условии их правильного размещения на мундире[17]. На мою просьбу направить в Эфиопию Чрезвычайного и Полномочного Посла[18] с целью недопущения попадания эфиопского императора под влияние других держав, прежде всего Германии, было сказано, что сейчас этот вопрос рассматривается МИДом.

Еще Обручев написал, что он очень ждет подробный отчет об экспедиции, а также карты. Ответил, что отчет и карты провинции Тигре, которая раньше мне принадлежала, отправлены вчера с крейсером «Владимир Мономах» и ориентировочно будут в Петербурге через три недели. Остальные карты похода готовились штабс-капитаном Букиным, встретиться с которым мне не дали, лишь передали его рапорт о смене подданства и вступления в военную службу начальником штаба Менелика II в чине генерал-лейтенанта и возведения в графское достоинство. О последнем мне было сообщено устно негусом. Кроме рапорта Букина приложено заключение о смерти в эфиопской тюрьме есаула Лаврентьева.

Написал короткое письмо начальнику ВМА Пашутину о том, что с крейсером «Владимир Мономах» в Петербург отправлен раненый казак с огнестрельным переломом бедра, которому был наложен аппарат моей конструкции. Состояние раненого хорошее, он сам передвигается на костылях. Сопровождает его фельдшер титулярный советник Семиряга. Лечение раненого с помощью аппарата внешней фиксации вызвало живой интерес местной медицинской общественности, в госпиталь ходили целые делегации греческих и иностранных врачей, так что пусть Академия будет готова выполнять иностранные заказы – у меня уже спрашивали, где можно приобрести аппарат, и, узнав, что я его изобретатель, главный французский военный госпиталь прислал заявку на две сотни таких устройств – приложил ее к письму.

Отдал послания и свернутые в рулон карты из кабинета и сейфа генерала Баратьери мальчику из посольства, сказав, что письмо в ВМА можно отослать обычной почтой, ничего секретного в нем нет, и занялся принесенными мне личными посланиями.

Первым прочитал письмо Лизы, в котором она сообщала, что все у них хорошо, маленькая Маша хорошо кушает и ползает, пытается вставать, но это еще не очень получается (и не надо спешить, а то ножки кривенькие будут, а для девочки прямые ножки – это очень важно), что-то лепечет и прижимается к маме, просится на ручки. Прорезался один зубик, в общем, все как надо у полугодовалого малыша. Сергей очень любит играть с девочкой и много уделяет ей времени, гораздо больше, чем Лиза, поскольку она учится, но сейчас у нее каникулы и они больше времени проводят все вместе.

Сразу написал ответ, в котором сообщил, что женился, сейчас у нас медовый месяц в пригороде Афин, на вилле, что презентовала на время королева эллинов. Как только вернется эскадра, возвращусь в Петербург, будет остановка в Тулоне, правда, неизвестно когда, но я дам телеграмму, так как мы простоим там неделю – все-таки это официальный визит русской эскадры во Францию, и я бы хотел их увидеть, но, понимая, что Лизе трудно оставить ребенка, хотя бы повидаться с Сергеем.

Второе письмо было от управляющего заводами. Он сообщал о том, что спрос на все препараты хороший, общая прибыль от заводов превысила за полгода полтора миллиона рублей, просто ажиотажный спрос на противотуберкулезные препараты, их сразу разбирают и записываются в очередь, было несколько крупных заказов из Франции и Британии. ТНТ тоже хорошо продается, на него пришел первый заказ из Военного министерства, французы тоже купили десяток пудов. Пока мощности справляются, но при таком спросе надо будет строить еще один цех. СЦ вышел на плато по спросу, препарат диарум прошел испытания в ВМА, но врачи про него мало знают и пока заказы только из Петербурга. В аптеках есть наша ацетилсалициловая кислота АСЦК (немецкий «Байер» так еще ничего подобного на рынок пока не вывел), но покупатели ее берут вяло.

Написал ответ с рекомендацией строить дополнительные цеха для производства противотуберкулезных препаратов, особенно обратить внимание на тубецид, так как спрос на него будет в 3–4 раза выше, чем на фтивастоп (бывший ПАСК), а на диарум дать рекламу в медицинских журналах. Продумать рекламу на АСЦК и провести конкурс на название, но пока рекламную кампанию не начинать, я буду в Петербурге через полтора месяца, а потом приеду в Москву, там и решим – как раз угадаем под сезон простудных заболеваний, когда понадобятся жаропонижающие. А вот для диарума сейчас – самый сезон, поэтому попрошу провести рекламную кампанию незамедлительно.

Было еще письмо от доктора Синицына, лечащего врача Хакима, где он писал, что справа лицо Хакиму уже сделали, и он очень доволен, смотрит на себя в зеркальце и передает мне привет и благодарность. Теперь будут делать левую половину, там будет полегче – меньше площадь дефекта. Справа держится небольшой отек, но это потом пройдет. В письме была небольшая фотографическая карточка – конечно, на месте левой щеки еще была дыра и были видны зубы, но справа – щека была одутловатая, но в целом лицо отставного ассасина напоминало армянское – нос сливой и пухлые щеки. Если бы еще борода росла, вообще было бы незаметно, а так придется накладную растительность носить…

В ответном письме поблагодарил доктора и сообщил, как и всем до этого, что писать мне можно на адрес броненосца «Чесма», посыльные корабли доставляют такие письма. Передал привет Хакиму и поздравил его с новым лицом.

Вчера была очередная встреча с Захароффым. Мсье Базиль принес подписанную им бумагу – согласие владельца контрольного пакета акций компании на передачу мне 40 % пая акционерного общества. Сказал, что и получил от Торстеном Норденфельтом него согласие на продажу условленного пакета за озвученную ранее сумму. Порядок оплаты его устраивает, и он хотел бы получить слитки чистого золота в количестве 59 кг.

Меня вполне устраивала такая ситуация, пусть мне пришлось бы доплатить за очистку металла, но вывезти его из России невозможно, а на ввоз в европейских странах тоже могут быть ограничения, так что воспользуемся переводом – это еще два процента минус, но безопаснее. Дело в том, что Александр III, планируя переход на золотой стандарт, начиная с этого года, принял достаточно беспрецедентные меры для накопления золота и введения в широкий оборот золотой монеты, что позволит провести безлимитный обмен ассигнаций на золотые монеты. Пользуясь своим послезнанием, я помнил, что после введения золотого стандарта цена курса ассигнаций по отношению к золоту упадет – то есть за рубль золотом давали два рубля ассигнациями, потом курс стабилизировался на отметке 66,3 копейки золотом за рубль ассигнациями и удерживался на этом уровне вплоть до прекращения размена ассигнаций на золото с началом Первой мировой войны.

Для меня было важным то, что сейчас полностью запрещен вывоз золота, как рассыпного, так и в виде слитков и монет за пределы Российской империи. Кроме того, на ввоз тоже существовала небольшая пошлина, которую отменят в 1903 году (здесь это может случиться и раньше, так как такая пошлина не стимулирует приток золота от таких лиц, как я, ввозящих в страну старательское золото). Кстати, из золота, приносимого «вольными сдатчиками» на монетный двор после аффинажа и доведения до необходимой пробы, в это время позволялось чеканить монету, то есть сдатчикам просто выдавали золотые империалы вместо принесенного металла эквивалентно содержанию в нем золота, практически не взимая денег за услуги Монетного двора.

Вроде парадокс, но на самом деле, так удалось существенно насытить рынок золотой монетной регалией[19]. Все это создало предпосылки для внедрения в оборот золотой монеты, которую раньше обыватели, да и купцы видели редко, а уж крестьяне и подавно держали в руках только медные деньги и мелкое разменное серебро. Конечно, и добыча золота в Империи в конце XIX века была на уровне 50–60 тонн в год (а это тогда было очень много, Россия была на 3–4-м месте в мире, уступая Австралии, САСШ и Африке, иногда обходя последнюю (статистика почему то считала именно весь африканский континент).

Чеканка монеты из золота вкладчика в России меня бы вполне устроила, если бы не запрет на импорт золота из страны, я же планирую международные операции с золотом, прежде всего в нейтральных странах, которые не должна затронуть мировая бойня. Именно с этой точки зрения меня и привлекали шведские заводы Норденфельта, за которые я хотел заплатить частью эфиопского золота. В перспективе я планировал купить долю в крупной фармацевтической фирме. Почему не всю фирму и почему не строить завод с нуля? Да потому что имеющаяся марка – бренд уже узнаваема и не вызовет отторжения у покупателей, что было бы, назови я фирму в Швейцарии «Степанофф» или что-то в этом роде. В своем мире я некоторое время после демобилизации работал в крупной компании «Сандоз», которая потом, слившись с другой швейцарской компанией «Сиба-Гейги», превратилась в «Новартис»[20], удерживающий 2–3-ю позиции на мировом рынке после компаний «Джонсон и Джонсон» и «Авентис».

Поскольку я работал в «Сандозе», то я хорошо знал историю компании, с этого начинался первый тренинг, который я проходил в Австрии в 1995 году. Так вот, эту компанию в 1886 году основали два человека – объехавший полсвета авантюрист и негоциант Эдуард Сандо[21] (именно так, с ударением на последнем слоге, произносилась его фамилия, а не как говорят в России и Африке – с ударением на первом и акцентируя звонкое «з») и химик Альфред Керн. Керн был талантливым химиком-органиком, специализировавшимся в том числе и на анилиновых соединениях, но в моем мире он умрет от сердечного приступа в 1893 году и Сандо выкупит его пай – общая стоимость фирмы составляла 300 тысяч франков, причем Керн внес треть от этой суммы. Вот для того, чтобы выкупить пай Керна, мне нужен Агеев и деньги в Швейцарии – я хочу выкупить треть будущего фармгиганта, перенести туда производство препаратов по своим патентам и, возможно, начать в недалеком будущем выпуск антибиотиков. Почему я не хочу делать это в России? Очень просто: во-первых, уровень технологии и квалификация рабочих в Европе на порядок выше, чем в России; во-вторых, у меня нет никакой уверенности, что при самодержавном правителе Российская империя не вляпается в мировую войну и революцию. По крайней мере, сейчас я не вижу никаких предпосылок к кардинальному изменению хода истории. Да хоть сотня попаданцев сюда прилетит – их просто «схарчит» царская камарилья и не подавится, слишком уж прогнило все, народ темен и дик и все, несомненно, закончится русским бунтом, бессмысленным и беспощадным. И потом, хорошо, представим на минуту, что я каким-то чудом сохраню Романовых на троне, а оно нужно? Представить, что «обновленная» царская Россия выдержит удар нацистов, получит ядерное оружие и запустит человека в космос – это бред из нездоровых для психики романов в области альтернативной истории. Все произойдет так, как и должно произойти, сколько бы «бабочек Бредбери» ни раздавила ржавая колесница Истории, разве что колея ее будет отклоняться в ту или иную сторону. Может быть, мне удастся продлить жизнь доктору Чехову, и Антон Павлович напишет еще несколько гениальных пьес, став самым выдающимся российским писателем, но ведь от этого не заплачет горючими слезами Володя Ульянов и не уйдет в земские учителя. Да если и уйдет, найдется другой, кто влезет на броневик с «апрельскими тезисами».

Попробую, конечно, попрогрессорствовать со стороны, используя передовые технологии развитых к этому времени стран, чтобы помочь многострадальной Отчизне, но гарантировать, получится или нет, не могу. «Лакмусовой бумажкой» в этом будет Русско-японская война – хорошо было бы вообще туда не соваться, а если уж придется воевать, то победить «малой кровью».

Как показал опыт, прогрессорствовать в странах без какой-либо политической системы и четких законов, где все зависит от того, что «левая пятка» обожаемого монарха изволит, вроде Эфиопии, занятие провальное. Можно потратить десятилетия, вложить деньги и жизнь, а потом следующий монарх, да и тот же самый, что брал на службу, выкинет тебя, отняв все нажитое, спасибо, если при этом жизни не лишит. И куда пойдешь жаловаться? Не иначе только в «Лигу сексуальных реформ» как советовал незабвенный Остап Бендер.

Написав все письма, собрался и велел ехать сначала на почтамт, а потом в порт, к русским казармам. В казармах нашел Нечипоренко, и вот что рассказал есаул:

– Сначала все хорошо было, без приключений доплыли до входа в пролив. Турки встретили пароход и пошли к капитану. Потом что-то лопотали с ним, и самый важный турок объявил, что пароход везет военную контрабанду, лошадей и оружие, на которое нет коносамента, а фрахт вообще оформлен до Эритреи, поэтому пароход, груз и вооруженные люди будут арестованы. Нам предложили сойти на берег, оружие оставить на борту и взять все личные вещи для досмотра.

– Но ведь это незаконно, Аристарх Георгиевич, досмотр проводится на борту, там территория той страны, флаг которой развевается над пароходом. Сойдя на берег, вы оказываетесь в Турции и подчиняетесь ее законам. Короче говоря, турки могли бы сделать все, что им угодно: все отнять и в тюрьму посадить, а там жди, пока русский консул приедет.

– Александр Павлович, вот и мы так рассудили и сказали, что никуда не пойдем, пусть приедет русский консул или еще кто-то из посольства, воды и фуража у нас на несколько дней хватало. Турки поставили вооруженных часовых в рубке и у трапа, а потом еще и миноноска пришла.

– И что вы сделали, раз здесь оказались? Сбежали? Надеюсь, турок хоть не поубивали?

– Нет, сначала повязали часовых и переоделись басурманами. Потом, когда шлюпка пришла со сменой, взяли и их, сами в шлюпку, а когда мимо миноноски проходили, посигналили чего-то им фонарем, и пока часовой вызвал офицера или унтера, мы уже на борту были. Унтера турецкого по башке пришлось двинуть – он за револьвер схватился. В общем, повязали всю сонную команду, согнали их в кубрик и заперли. Потом Джузеппе (это капитан корабля, ему свой пароход как-то тоже терять не хотелось) тихонько снялся с якоря и пошел в море. Отойдя в море верст на двадцать, выгрузили турок в шлюпку, одному руки развязали, дали два весла и показали, где берег. Надо было подальше отойти…

– А что так?

– Да их быстро какая-то фелюка[22] подобрала и назад свезла, ну, а дальше миноносец за нами кинулся, и ход у него в два раза быстрее нашего. Хорошо еще небо облаками затянуло, совсем темень наступила и штормить начало. Видели, как миноноска прожектором в темноте светила, но нас не нашла, мы не совсем назад пошли, а на север, а басурмане думали, что мы кратчайшим путем на запад побежим, откуда пришли. Потом мы заблудились, Джузеппе этот – он все-таки бестолковый, карт у него нет, он только в составе каравана транспортов плавать собирался, а уж карты архипелага Ионических островов, куда нас занесло, у него вообще не было, да и на камни он только чудом нас не посадил, в последний момент отвернули.

– Как же вы в Пирей добрались?

– Да греки-рыбаки или контрабандисты подсказали, они и карту какую-то ему нарисовали и координаты, штурман у него какой-никакой есть, вот и привел нас в Пирей. Но пока мы блуждали, с водой и фуражом совсем плохо стало, и половина лошадей у нас пала, уж как казаки убиваются… Все же было с этим пароходом задумано, чтобы лошадок своих не бросать.

– Хорошо, Аристарх, подумаю, как вам помочь. С этим пароходом вам точно не светит через турок пройти, да и в том, что его бестолковый капитан проведет свое судно вокруг Европы в Петербург, я тоже сильно сомневаюсь, еще утопит вас, и не увидите родной станицы. Так что попробую поговорить с послом по поводу парохода Доброфлота, что имеет возможность взять лошадей, и лучше, если тоже пойдет он в Петербург, а то примелькались уже в Константинополе и ваши физиономии, и лошадки характерные… Вы хоть там нигде не говорили, что вы русские?

– Нет, ваше превосходительство, мы – галапагосцы, ашкеры галапагосского князя Искендера.

28 июля вернулась эскадра, был смотр и молебен. Поговорил с послом по поводу казаков, он ответил, что в ближайший месяц-два рейсов на Петербург пароходов Доброфлота, оборудованных для переселенцев на Дальний Восток, точно не будет. Переселенцев почти всегда забирают из Одессы, из Петербурга может быть один-два рейса в год. А по поводу «Чесмы» посол получил распоряжение, что после официального визита в Тулон через две-три недели и торжеств по этому поводу, «Чесма» с великим князем должна вернуться в Петербург, возможно, в этой телеграмме какие-то инструкции для меня, и посол вручил мне запечатанный конверт.

Шифровку от Обручева я прочитал дома. Генерал предлагал мне с женой вместе с великим князем прибыть в Петербург сразу после завершения визита в Тулон. По пути великий князь посетит некоторых европейских монархов с визитом вежливости, но в любом случае это будет быстрее, чем мне самому добираться до Петербурга, да и безопаснее. Государь хочет встретиться со мной лично и услышать рассказ о моих приключениях. Узнав о визите в Тулон, отправил Ефремыча на телеграф дать телеграмму Агееву, что через десять дней я буду в Тулоне и останусь там на несколько дней, хочу поговорить, в том числе и о совместном деле.

Потом забрал золотой песок и самородки, взяв четырех казаков для охраны, и поехал на аффинажную фабрику. Сделали анализы, золото чистое, с небольшой примесью платины, меди и никеля. Очистят быстро и проклеймят слитки, я их могу получить в Афинском банке.

Через 4 дня получил сообщение банка о готовности, заплатил два процента за аффинаж: из 6 пудов рассыпного золота вышло 84 кг золота 995-й пробы в стандартных слитках по 400 унций – около 12,4 кг – всего 7 слитков, еще мне отдали стограммовый слиточек платины. В банк мы поехали вместе с мсье Базилем, и он был свидетелем того, как я дал поручение отправить в Стокгольм на счет Норденфельлта 4 слитка и остальной вес до 59 кг золотыми монетами (с пересчетом по пробе). После телеграфного подтверждения транзакции Захарофф передал подписанный Норденфельтом и заверенный Захароффым документ о вступлении во владение пакетом из 40 процентов акций компании. Так что теперь я получаю сорок процентов прибыли от каждого произведенного пулемета «Максим».

12 августа 1892 г., пятница, раннее утро, рейд военного порта Тулон, Франция, недалеко от Марселя

Сегодня у нас торжественный прием по случаю прибытия эскадры, ожидается сам президент Французской республики Сади Карно. Поскольку я второй чин IV класса на эскадре, кроме контр-адмирала Авелана, то, как бы я ни хотел увильнуть, участвовать в празднествах мне придется. Еще с вечера Ефремыч приготовил парадный дипломатический мундир, увешанный орденами как новогодняя елка, не забыть бы шпагу. В Эфиопии я как-то прекрасно обходился без этого бесполезного с военной точки зрения предмета, а в Афинах королева эллинов приметила ее отсутствие и на прощание подарила мне шпагу с золотым эфесом и бриллиантами.

Мы расстались друзьями, хотя Ольга Константиновна с сожалением отпустила меня из Греции. Кстати, когда я сказал, что вынужден отказаться от подаренного дома, так как он мне не по карману, она не удивилась и ответила, что такую цену установил король, и, судя по всему, я не первый отказался от такого «щедрого» королевского подарка (вспомнил о пустующих виллах по соседству). Входя на рейд, флагманский броненосец дал «салют наций» из орудий главного калибра, форт тоже ответил 21 залпом, так что грохота было хоть отбавляй. Команды были выстроены на палубах, президент вместе с французским адмиралом, год назад посетившим Кронштадт[23] на катере обошли строй русских кораблей и поднялись на флагман. При прохождении катера на кораблях оркестры исполняли «Марсельезу» и команда кричала «Ура». Казаки и охотники наблюдали действо через иллюминаторы, так как новой парадной формы у них не было, и моряки не пожелали присутствия странных сухопутных личностей на виду у иностранных гостей.

Казакам пришлось оставить лошадей в Пирее в подарок королевской армии (все же лучше, чем эфиопской, как рекомендовало Военное ведомство, в любом случае они получат денежную компенсацию), зато Ольга Константиновна одарила их дорогими подарками и сказала, что казачьи лошади послужат для выведения новой неприхотливой породы кавалерийских лошадей для греческой армии, обещала лично проинспектировать, как будут заботиться об оставляемых лошадях (я объяснил королеве, что значит для казака боевой конь – это друг и соратник, который может спасти жизнь, поэтому многие казаки плакали, прощаясь с лошадками).

Потом меня и командира корабля пригласили на флагман, где состоялся торжественный прием. Мне понравился президент Карно, очень демократичный симпатичный дядька, как мне сказали, неплохой инженер в прошлом. Хотя президентство его было омрачено «Панамским скандалом» и разгулом анархии (один из таких анархистов и убьет президента через год, вот только не помню, когда), но он оставил о себе хорошую память в истории как основатель франко-русского союза. Мне и Авелану вручили ордена Почетного Легиона 4-й степени (офицер), командирам кораблей 1-го ранга – 5-й степени (рыцарь), прочие получили папки с благодарственной грамотой, подписанной президентом. Великий князь удостоился третьей, командорской, степени.

После легкого фуршета президент и французские гости покинули эскадру, сказав, что жители Тулона будут праздновать всю неделю и уже подготовились к визиту русских моряков, везде объявлено, что в заведениях первая рюмка для русских – бесплатная.

– Ох и наберутся же сегодня наши матросики, – сказал стоящий рядом Вальронд, – они же будут обходить все заведения, пока не упадут.

После ухода президента начались шуточки о том, что в борделях первая девушка – тоже бесплатно за счет французского правительства, но адмирал пресек веселье, сказав, что увольнение на берег – не более четверти команды. Потребовал выделить от каждого корабля специальные боцманские команды для сбора упившихся и доставки на корабли, а также жестко пресекать возможные дебоши и драки.

Я сменил раззолоченный дипломатический мундир на белый китель с шейным орденом Святого Владимира, и вместе с Машей и Артамоновым мы съехали на берег. Тулон оказался красивым и ухоженным городом с широкими бульварами и вовсе не производил впечатления суровой военно-морской базы. Везде были трехцветные транспаранты и перетяжки через улицы «Vive la Russie, vive la France». Улицы были заполнены гуляющими наряженными людьми, русских буквально за руки тащили в кафе и угощали. К нам тоже пристал какой-то усач, кричавший, что теперь мы покажем «проклятым бошам» и отомстим за Седан[24]. Озираясь в поисках Агеева, я ответил, что да, конечно, покажем, и тут увидел Сергея в сером костюме, с белым крестиком офицерского Георгия на груди и пустым правым рукавом. Он тоже нас заметил и стал пробиваться сквозь толпу, ринувшуюся к причалу по случаю прибытия очередного «русского десанта». Выбравшись из толпы, Сергей подошел к нам.

– Маша, позволь тебе представить полковника Сергея Семеновича Агеева, моего друга и в прошлом начальника.

Маша подала руку для поцелуя, Агеев сказал: «Чрезвычайно рад знакомству, ваше императорское высочество», на что Маша засмеялась и сказала, что для моих друзей она просто Маша.

Артамонов же встал во фрунт по стойке смирно и доложился по всей форме, я представил его как моего «няня»: «Вот видишь, Сергей, китель, а ведь в Африке в нем и в седле, и на брюхе под пулями ползал, а он такой же белоснежный, как новый – заслуга Ефремыча! Он со мной и из пулемета вторым номером стрелял, отбивая атаку кочевников с пиками на боевых верблюдах, за что и Егорием награжден, так что – кавалер и заслуженный воин, прошу любить и жаловать».

– Да, китель и впрямь белоснежный, но главное – петлички действительного статского, так что ты теперь не только эфиопский князь, но и русский генерал, «обскакал» своего начальника.

Потом Сергей предложил поехать подальше в центр, к Оперному театру, там красиво и не будет толпы с пьяными матросами, которые непременно появятся через час.

И вот мы цивилизованно сидим в кафе и ведем неспешные разговоры. Ефремыч, чтобы нам не мешать, деликатно удалился в кафе попроще, но сидит, как и мы, прямо на бульваре и смотрит, не понадобится ли чего. По первому времени Агеев стеснялся Машу, но потом все прошло, мы даже перешли с французского на русский, видя, что она все понимает.

По словам Сергея, живут они нормально, достаточно скромно, уж точно не шикуют. Устроиться на работу в службу охраны, как он хотел, ему не удалось, кому нужен однорукий охранник, несмотря на то что он демонстрировал, как он стреляет и приемы рукопашного, а скорее «ногопашного» боя, которые отточил до совершенства. Возможно, что наниматели предпочитали более молодых и местных. Кроме того, однорукий охранник – это как-то несолидно, мол, на нормального денег не хватило, вот и взял инвалида. Так что Сергей получает пенсию, которую переводят в банк, поскольку золото из России переводить нельзя, то здесь рубли ассигнациями меняют на франки по грабительскому курсу, везде теряешь. Еще приходится тратиться на няньку-кормилицу, она же горничная и кухарка. Так что ждем, когда Лиза выучится на доктора.

И что тогда, подумал я, да, через пару лет к Бестужевским курсам добавится медицинский институт для женщин, но врачами его выпускницы работать никак в России не смогут, в лучшем случае акушерками-фельдшерицами. Даже в Мировую войну, когда врачебных кадров остро не хватало, женщины-врачи, в том числе получившие свои врачебные дипломы за границей, могли работать только лекарскими помощниками, то есть фельдшерами. Ну, вот такой ханжеской страной была Российская империя, как это мужчина будет раздеваться перед женщиной-врачом – это же нонсенс и полное «эмансипе»! Так что врачебная карьера в России Лизе совершенно не «светит», и она это понимает. Собирается стать врачом-эпидемиологом во Франции, бороться с опасными инфекциями в других странах, для этого постоянно стажируется при институте Пастера, у Мечникова, они с Ильей Ильичом уже две статьи опубликовали. Вторая статья – про противотуберкулезные препараты, что я передал Лизе (теперь это фтивастоп и тубецид) вызвала целое бурление известно чего в медицинском болоте. Как, какая-то студентка-недоучка рассказывает сказки про какие-то волшебные препараты, видимо, «охмурила» престарелого Мечникова, вот он и напечатал с ней свою статью. Надо сказать, что Илья Ильич терпеть не может всякие скандалы, поэтому отдуваться пришлось Лизе. Но она молодец – пригласила самых отъявленных скептиков в лабораторию и на их глазах произвела необходимые опыты – на половину случайно выбранных из стопки однотипных чашек с одинаковой средой с туберкулезными палочками были нанесены препараты, после чего чашки с опытной средой и контролем были помещены в шкаф-термостат, который скептики опечатали своими печатями, и все прошло как-никак лучше: при вскрытии термостата было угнетение роста палочки Коха везде, кроме контроля. Кое-кто потом публично извинения попросил. Зато полетели заказы в Россию, даже посла Франции в Петербурге подключили, а Лизу и Илью Ильича наградили орденами «Академических пальм» (это гражданская награда за заслуги в науке, искусстве и просвещении).

Потом разговор пошел про нас с Машей, да про эфиопскую кампанию. В конце, узнав, что эскадра будет стоять неделю с Тулоне, Сергей предложил съездить к ним в Цюрих, повидать Лизу и маленькую Машу, тут всего-то десять часов по железной дороге, меньше 500 верст, ближе, чем до Парижа. Я ответил, что хотел бы как раз съездить в Париж, пользуясь тем, что нас не встретила таможня – у меня на борту броненосца восемь пудов золота – три в слитках, остальное в монетах.

– Да ты богач, копи царя Соломона, что ли, нашел? – подколол меня Агеев.

– Нет, только принцессу Соломоновой крови, остальное – награда за службу его величеству негусу, я же в армии эфиопского императора дослужился до чина генерал-полковника и князем стал за заслуги, а ты думал, что титул у меня после женитьбы на Маше? Как бы не так – я потом еле ноги унес вместе с ней от «милостей» негуса с его присными. Вот теперь и хочу устроить операцию «Золотой эшелон» – положить это золото во французский банк, чтобы иметь возможность закупать что-то для производства в Европе, не меняя рубли по грабительскому курсу[25]. Кстати, и на Лизино обучение и жизнь вашу в Цюрихе лучше отсюда будет брать.

Тут нашу беседу прервала компания из двух мичманов и гардемарина (уже и сюда добрались). Юнцы были уже сильно навеселе, и один из мичманцов, увидев Машу, заорал:

– Гляди, какая кошечка, клянусь, она будет моею.

– Немедленно извинитесь, мичман, – встал со стула и повернулся к юнцам Агеев.

Увидев белый георгиевский крестик на характерной ленте, мичман осекся, а тут еще и я добавил:

– Это моя жена, и вашей выходкой, мичман, вы нанесли мне оскорбление.

– Простите, ваше превосходительство, я не знал, простите, сударыня.

– Сударыни в лавке, а к моей супруге извольте обращаться «ваше императорское высочество».

После того как мичман назвал Машин титул и расшаркался, я сказал, чтобы ноги их в ближайших кафе не было, не то я попрошу адмирала Авелана лично устроить им крупные неприятности по службе.

Потом мы продолжили разговор, но настроение как-то испортилось, поэтому договорились быстро и по-деловому. Решили положить деньги в швейцарский банк, тем более у меня там открыт счет. Сергей сказал, что таможенный контроль на границе Франции и Швейцарии весьма формальный, и, если я напишу сам себе бумагу о том, что груз дипломатический и буду в дипломатическом мундире, да еще и с орденом Почетного Легиона – у французских жандармов вообще вопросов не будет, а швейцарцы больше полагаются в таможенно-пограничном контроле на французов. Если французы пропустили, значит, все в порядке. На крайний случай, если что сорвется, выходим и едем в Париж. С собой, конечно, для охраны и переноски ящиков придется взять четырех казаков, ну это ничего, в Цюрихе все равно гостиницу снимать придется, не стеснять же Агеевых в их маленькой квартирке. А так станичники погуляют, все равно в Швейцарии не были, лучше, чем на броненосце торчать в душном кубрике.

– А зачем станичников привлекать, Александр? Пусть только здесь сопроводят до вокзала и свободны. Множество людей только привлекает излишнее внимание. Поедем в отдельном купе, первым классом, мы вооружены, я бы и Машу не брал, но, боюсь, она этого не поймет. По прибытии в Швейцарию доставку в банк с вокзала беру на себя, там всегда полно носильщиков с тележками, так что три-четыре небольших, хотя и увесистых, ящика, проблем не вызовут.

Глава 3. «Золотой эшелон» в страну стрелков, коров и сыра

Утром мы уже ехали по железной дороге. Ящики распихали под полки, так, чтобы они не бросались в глаза. Паспорта у нас были русские с дублированным текстом по-французски[26] (Маше паспорт выписал русский посол в Афинах, на имя великой княгини Марии Ивановны Степановой-Абиссинской). У Агеева был немецкий паспорт, выписанный на его имя при освобождении. Мы с Машей с интересом смотрели в чисто вымытое оконное стекло, за которым мимо проносились ухоженные поля и виноградники, перемежающиеся одинаковыми с виду селами и небольшими городками. К сожалению, во французских поездах не кормили, но Агеев прихватил дорожную корзинку с провизией и парой бутылок неплохого местного вина, так что в дороге мы не голодали и не бедствовали. Сергей выбрал поезд с минимумом остановок, хотя для этого нам пришлось встать пораньше – это был практически ночной экспресс, прибывающий в Цюрих к обеду.

По сравнению с русскими вагонами, здесь каждое купе 1-го и 2-го классов имело отдельную дверь, а 3-го класса в поезде вообще не было. Диваны не раскладывались, разве что в первом классе они были шире и можно было повернуться боком и дремать полулежа, что Маша и сделала, когда ей стало скучно смотреть на пробегающие довольно однообразные пейзажи. На остановках мы не выходили и держали дверь закрытой, правда, потом пришлось по очереди сходить в туалет на длинной остановке (в вагоне туалета просто не было). Мне стало понятно, почему в поезде нет вагона-ресторана – а кто туда на ходу пройдет, если добраться можно было бы только через перрон на остановках, а на каждой из них было довольно приличное кафе, где и подкреплялись пассажиры. Впрочем, вагонов-ресторанов не было и в русских поездах, вроде бы они появились только на Транссибе, где в экспрессе была и церковь-часовня, и гимнастический зал. Возможно, это была «калька» со знаменитого «Восточного экспресса», только там церкви в составе не было.

Так или иначе, а до границы мы добрались без приключений. Перед границей Сергей поправил мой внешний вид и сказал, что говорить будет он, как лицо сопровождающее, а «его превосходительство» и «ее императорское высочество» до разговоров с простым жандармом могут и не снисходить. Так и случилось; в дверь постучали, Сергей открыл и только произнес наши титулы, как усатый жандарм взял под козырек и пожелал нам счастливого пути. На швейцарской границе в купе вообще никто не стучал и не заходил – может быть, усатый жандарм передал «по цепи», что едут важные господа, и будет лучше, «от греха подальше», их лишний раз не беспокоить.

Так границу и проехали, я ожидал, что будут тоннели через горы, и мы увидим горные пики, но Сергей меня разочаровал, сказав, что построенный десять лет назад Сен-Готардский тоннель соединяет Швейцарию с Италией, идет от Цюриха на юг по направлению в Милан. Вот там и есть горные пики, так как тоннель пробивает главный альпийский хребет, но мы тоже увидим заснеженные горы вдали, зато скоро будет Женева и большое Женевское озеро. Действительно, Швейцария оказалась гораздо живописнее Франции, и Маша только ахала, смотря в окно на виднеющиеся вдали горные цепи, таких высоких гор в Абиссинии нет. Проехали Базель, а там и Цюрих близко.

Приехав на вокзал, Сергей побежал договариваться с возчиками-грузчиками и скоро явился в сопровождении целой бригады бородатых мужиков в широкополых шляпах и жилетах, перепоясанных широкими ремнями с надраенными медными пряжками. Грузчики были довольно бандитского вида, о чем я и сказал Сергею по-русски, но он засмеялся и сказал, что это самые добропорядочные швейцарцы, раньше за воровство в Швейцарии руку отрубали и пять сотен лет такого обычая напрочь вытравили желание позариться на чужое. До банка мы добрались также без приключений, и целых два часа три клерка взвешивали и считали золото, а Сергей с Машей тем временем сидели в ближайшем кафе и лакомились кофе с пирожными, собственно, лакомилась Маша, а Сергей контролировал внешнюю обстановку: у него, кстати, была подмышечная кобура, сделанная по моему образцу и второй револьвер сзади за поясом брюк, но, благодаря расстегнутому сюртуку, это было незаметно. Стрелять ему, конечно, пришлось бы по очереди с одной руки, зато патронов целая дюжина. Наконец, все благополучно закончилось, золото перекочевало в подвалы банка, я получил на руки необходимые бумаги и с легким саквояжем, в котором остались бумажные франки и немного лир, присоединился к Сергею с Машей.

– Теперь осталось еще две задачи, – сказал я Сергею, – первая: где хорошая гостиница недалеко от вашего дома, и второе – где самый лучший ювелирный магазин?

Вопрос решился просто, Цюрих конца XIX века – это тихий провинциальный городок по сравнению с Москвой века двадцать первого. Купили серебряную ложечку для Маши-маленькой, сережки с изумрудами для Лизы и такие же – для Маши-большой (хотя у нее ушки не проколоты, разве может одна женщина позволить, чтобы у другой была красивая цацка, а у нее – нет), тем более что все обошлось в три с небольшим тысячи франков, да еще и удалось туда же пристроить шестьсот лир, что обнаружились в вчера коробке для раздачи вкладчикам асмэрского банка, и еще тысяча вернулась мне из денег вороватого интенданта (я ему их потратить на мясо давал, а мясо-то ведь бесплатное оказалось), золото интенданта поровну разделили, внеся перед этим тысячу золотых в казну для сдачи в Петербурге.

Так что с подарками мы завалились в квартирку Агеевых. Подарки понравились, а вот квартирка Агеевых мне не понравилась – почти под крышей, как-то все убогонько, хотя телефон и горячая вода в квартире есть, наряду с ванной и ватерклозетом. Пока женщины щебетали, умиляясь малютке Маше, спросил Сергея про их планы, ведь Лизе еще четыре года учиться, планируют ли они остаться в Швейцарии или уедут? Агеев ответил, что скорее всего уедут, так как будут искать работу, скорее всего, во Францию, там все же возможностей больше. Еще больше возможностей в Германии, но туда Сергей больше ни ногой. В Россию возвращаться не будут, так как Лизе врачом там не устроиться, даже со швейцарским врачебным дипломом.

– А я вот собрался налаживать бизнес в Швейцарии, – сказал и увидел, как удивился невозмутимый Агеев. – А для чего, по твоему, я золото сюда тащил?.

– Швейцарские банки считаются надежными, здесь многие богатые люди хранят свои деньги.

– Деньги должны работать и делать новые деньги. Я хочу купить долю в швейцарском фармацевтическом бизнесе, причем таком, который скоро превратится в крупные международные компании. У меня есть три кандидата здесь – «Сандоз», «Гейги» и «Хофманн».

С «Сандозом» все ясно, я рассказал, что один из партнеров серьезно болен и может умереть, поэтому хочу прикупить освободившийся пакет акций, сам Сандо пока на это не готов и будет рад, если кто-то разделит с ним бизнес. А вот сын предпринимателя Хофманна в этом году женится на наследнице владельца фармацевтической компании «ля Рош», и, вложив 200 тысяч франков, объединит обе компании под названием «Хофманн ля Рош». У меня есть что предложить для сотрудничества, так как компания «Рош» работает над противотуберкулезным препаратом тиокол из гваякола, получаемого из гваякового дерева.

Эффективность его так себе, почти плацебо, хотя его рекомендуют лучшие базельские профессора, где и находится штаб-квартира компании. Я не стал упоминать о том, что через три года, после смерти отца Хофманн получит наследство в 400 тысяч франков и расширит компанию. Тогда компания начнет выпускать достаточно широкий спектр препаратов, включая средство против инфекции ран айрол в виде раствора и присыпки с составом из йода и соли висмута (та еще убойная смесь). Одним словом, мой СЦ лучше айрола, а гваякол и в подметки не годится фтивастопу и тубециду. Но компания уже провела работу с местным фармакологическим и врачебным эстэблишментом, поэтому игру можно вести двояко: либо убедить Эдуарда Сандо начать войну против «Роша», предложив более эффективные препарата, и когда враг будет измотан, выступить с предложением мира и объединить компании. Либо сразу пойти к Хофманну и предложить ему эксклюзивную дистрибьюцию моих препаратов. Связи у него наработаны, выгода будет взаимной, и меньше редкого гваякового дерева пострадает.

– А ты не боишься, что этот «гваякол» окажется эффективнее твоих лекарств?

– Да что ты, Сергей, «гваякол» против моего «тубецида» – что рыбацкая лайба против броненосца.

– Ага, поплавал на броненосце и стал морским волком, – попытался подколоть меня Сергей, – ты же корабли до этого только на картинках видел.

– Во-первых, броненосцы не плавают, а ходят, во-вторых, у меня в Эфиопии целая итальянская эскадра в малоповрежденном виде была, захотел бы – адмиралом стал.

– Послушай, это не про захват эфиопами итальянских кораблей ты говоришь? – удивился Агеев. – А я-то думал, газетчики, как всегда, наврали с три короба! Так это твои эфиопы сделали?

– Ну, не эфиопы, а казаки в основном, хотя и эфиопы были.

– А ты-то тут при чем?

– Как при чем? Спланировал все я, гранаты мои, да и сам я из пулемета палил. Один крейсер утопили, а захватили крейсер, две канонерки и миноносец, да еще транспорт.

– Однако! Теперь вижу, что с аптекарями ты справишься. Тоже бомбами бросаться будешь?

– Нет, один итальянец, гангстер, говорил, что добрым словом и револьвером можно добиться гораздо большего, чем просто револьвером. Вот с аптекарями я буду говорить добрыми словами.

– Так бы сразу и сказал, а что третья компания аптекарей – «Гейги»?

Вижу, что как-то Сергей не очень верит в мои возможности. Поэтому начал издалека, напомнил о наших экспериментах с анилином, что привело к синтезу тринитротолуола и красителей для тканей. Так вот будь у меня тогда химики из «Гейги», профессор Шонбейн, например, я бы сейчас не шесть препаратов выпускал, а шестьдесят шесть, ну, конечно, погорячился, но десятка два первоклассных – точно. Кроме того, с «Гейги» сотрудничал профессор химии Жюль Пикар[27], тоже известный специалист по органическому синтезу. Вот к ним у меня интерес чисто научный, тем более что компания «Сиба», с которой слилась «Гейги», является оригинатором, то есть изобретателем пиразинамида, довольно простого соединения, проще, чем ПАСК, но тоже активного в отношении бактерий туберкулеза, вроде бы и рифампицин они изобрели, но уверенности у меня нет, тем более что это полусинтетический антибиотик, а дорога к ним еще лет на шестьдесят закрыта, реально только нативные, природные антибиотики сделать, в чем, благодаря воспоминаниям Андрея Андреевича, появилась некоторая технологическая зацепка.

– А еще, друг мой Сергей, я своего ведущего химика лишился, сманила у меня его компания «Фарбениндустри», немцы, чтоб им несолоно хлебавши было, так что ищу дельных химиков, а на родной земле еще год назад отчаялся их найти, ну что ты хочешь от страны, которая все клепает по западным образцам и свой отечественный изобретатель – ей не указ, а когда то же самое привезут с Запада, да еще в красивой упаковке – с визгом выстраиваются в очередь. Помнишь историю с «царьградским шелком», и чем все закончилось?

– Да, печально закончилось… Не ты первый, Саша, «нет пророка в своем отечестве».

– Да, пророка нет, зато купцы есть, знаешь ли ты, что я этот шелк по весу золота в Африке продавал? И еще просили, да быстро кончился. Вот думаю, покрасить еще штук двести шелка и отправить груз с верным человеком. Это представляешь – туда тонну шелка, назад – тонну золота, хотя цена начнет падать при насыщении рынка и спрос уменьшится, ну хотя бы триста тридцать килограммов: что легче – намыть двадцать пудов золота или покрасить двести штук обычного белого шелка.

Вот так мы говорим, и вдруг мне подсказка из подсознания: гваякол как продукт сухой перегонки не только гваякового дерева, а просто обычного бука – это сырьё для производства «фтивазида» – то есть гваякол после небольших «плясок с бубном» может превратиться во «фтивазид». Конечно, потом его полностью синтетическим путем получали, но первые опыты были с гваяколом (который сам по себе особого действия на туберкулезную палочку не оказывает, но при взаимодействии изониазида (а он уже получен под названием «тубецид») и ванилина дает еще более эффективный препарат «фтивазид». Попросил бумагу, чтобы записать идею – ай да Андрей Андреевич, не иначе он мысль «подогнал».

Сергей даже забеспокоился, по его словам, я в лице изменился, побледнел, а потом взял бумагу и быстро-быстро стал записывать карандашом.

– Не волнуйся, ты просто стал свидетелем того, как рождаются изобретения, мне теперь даже беглый химик Петя Воскресенский не нужен, – похвастался я не своим открытием, – вот новый препарат против туберкулеза, и формулка есть, и технологический процесс вчерне записан. Это круче, чем известный Пете синтез изониазида, который он все равно воспроизвести в Германии не может – там тоже патент есть.

– Слушай, Саша, а у меня есть интересный здешний юрист, который занимается всякими нарушениями прав предпринимателей. Он мне обязан, я его защищал, и успешно, от покушения. Этот присяжный поверенный подвергался угрозам анархистов, за то, что защищал местных фабрикантов, и они решили его убить. Так он меня нанял, несмотря на то что я однорукий, однорукого бандиты бояться меньше будут.

– Ну и что, спас ты присяжного?

– А то, анархист вырядился в плащ с широкой шляпой, с черной бородой до глаз, ну чисто сам Гарибальди пожаловал. Я его за версту приметил и как только он кинжал вытащил, локоть ему и прострелил, он было за чем-то еще другой рукой за пазуху полез, тут я его и добил (адская машинка у него еще за пазухой была припасена, но кинжалом-то романтичнее).

Тут женщины прервали наш разговор с взаимной похвальбой (ну что с мужиков возьмешь, дай только померяться, хорошо если есть чем, я имею в виду доблестью и храбростью, а не тем, о чем вы подумали). Маленькая Машенька и впрямь была хороша, я сказал, что она похожа на Сергея, – вон глаза точно папины (впрочем, это я сказал только Сергею), а он посетовал, что с малышкой возиться ему сейчас не дают – она на ручки просится, особенно когда у нее зубик резался, плакала, а еще ведь этих зубов до двух десятков будет, причем в первый год прорежется четыре и дети всегда при этом плачут и не спят.

Посоветовал ему сделать колыбельку – легкую, в виде плетеной корзинки, и приделать ее на плечевую разгрузку, вроде как была для моих гранат – то есть сшить лямки, а для безопасности, чтобы ребенок не выпал вперед, еще продублировать их к внешнему краю корзинки, и будет Машенька там лежать, слышать, как папино сердце бьется (а это малышей всегда успокаивает, если их головка повернута влево, там, где слышны тоны сердца мамы или папы). Набросал чертежик, все реально, а как подрастет – может рюкзачок нагрудный сделать, так чтобы ножки свешивались – в Африке мамы так носят младенцев, зато привычных вывихов бедра у африканских младенцев практически не бывает, в отличие от туго спелёнатых европейских.

– Саша, ты всегда что-нибудь да эдакое изобретешь, откуда у тебя это?

– Так, как-то само в голову приходит, вот вспомнил африканских женщин, как они младенцев носят (хотя таскают они их чаще за спиной, а то и в платке на боку, по-всякому).

– Сергей, скажи, пожалуйста, а как к швейцарскому президенту на прием попасть?

– А зачем тебе президент? Хотя здесь все проще, чем в России, запишись, и если вопрос интересен президенту для обсуждения, тебя пригласят. А что ты ему хочешь предложить, лекарства?

– И лекарства тоже, для Центральной Европы туберкулез – проблема, особенно для Германии, но и в Швейцарии много туберкулезных клиник и санаториев, поскольку есть две точки зрения: одна та, что сухой жаркий воздух хорош для лечения, а вторая придерживается того, что чистый горный воздух тоже способствует излечению, и обе – правы, но только при хорошем уходе и питании, сам по себе воздух – ничто, это только часть лечения, бедняки и здесь болеют, хотя королей, больных туберкулезом, тоже хватает.

Я объяснил Сергею, что хочу поговорить с президентом по вопросам обороны его маленькой страны, насколько я знаю, это очень актуально для Швейцарии, которая озабочена своей независимостью, а большой армии выставить не может, поэтому пошла по пути тотального вооружения населения на милиционной основе. С этим связан и культ стрельбы в Швейцарии. Я же хочу предложить пулеметы и ручные бомбы для повышения боеспособности швейцарской армии против численно превосходящего противника.

– Постой, какое отношение ты имеешь к пулеметам, ты же не изобретатель этого оружия!

– Да, не изобретатель, но уже две недели как владелец 40 % акций компании, производящей пулеметы «Максим», и имею право выдачи лицензии на производство этих машинок смерти. Кроме того, у меня личный боевой опыт применения пулеметов, которого пока нет ни у кого в мире.

Сергей согласился, что это меняет дело, и предложил прямо сейчас узнать, примет ли меня президент.

– Что, это так просто?

– Я тебе объяснял, примет, если заинтересуется и у него есть свободное время в ближайшие дни. Ну так что, звонить? Только учти, страной правит Федеральный совет, он и является коллективным главой правительства, и каждый член Совета, а всего их семь, по очереди один год исполняет обязанности президента. Сейчас президентом является Вальтер Хаузер, он избран от кантона Цюрих и часто здесь бывает, но звонить ему домой нельзя, только через приемную Федерального Совета. Он сын владельца кожевенного завода и сам им тоже управлял, в швейцарской армии дослужился до звания полковника артиллерии.

– Что же, по крайней мере, дураком быть не должен, помнишь присказку «умный – в артиллерии».

– Я с ним не знаком, хотя видел не раз, он стреляет на том же стрельбище, где и я.

– Давай звони, если в эти два-три дня меня не примет, значит, тебе придется с ним подружиться, если ты, конечно, захочешь быть управляющим моим заводом с окладом этак франков пятьсот в месяц для начала.

– Если ты не шутишь, то звоню, – Сергей снял трубку и попросил соединить его с приемной Федерального Совета.

Через некоторое время ответил секретарь и спросил, что угодно. Сергей представился и спросил, не может ли его превосходительство господин президент принять его превосходительство действительного статского советника русской службы в отставке, князя и генерал-полковника абиссинской армии господина Степанова. На вопрос, по какому поводу визит, ответил, что по выгодному для Швейцарской федерации производству современного вооружения, в том числе и не имеющегося у других стран. Его превосходительство господин Степанов является изобретателем и собственником патентов и лицензий на это вооружение и мог бы наладить его производство в Швейцарии. Кроме того, он единственный в мире человек, который имеет реальный боевой опыт использования этого оружия, что позволило ему разгромить итальянские войска, в том числе и тогда, когда они в десятки раз превосходили собственные силы генерала.

На том конце линии замолчали, а потом спросили, когда будет угодно господину Степанову встретиться в президентом и членами Федерального Совета, отвечающими за оборону. Агеев сказал, что в порту Тулона господина Степанова ждет броненосец и ему не хотелось бы сильно затягивать визит, поэтому желательно встретиться в течение двух-трех ближайших дней. Потом в трубке что-то зашуршало, видимо, секретарь листал расписание встреч босса. Потом спросил, где господин Степанов остановился, узнав, что в Цюрихе, в отеле «Шторхен», секретарь ответил, что свяжется с господином президентом и сообщит удобное для господина Степанова время, на что Агеев сказал, что до вечера его превосходительство находится у него в гостях, так что позвонить можно по этому номеру, ему, полковнику русской службы в отставке Агееву.

Потом мы пошли обедать, Лиза всегда хорошо готовила, но здесь она превзошла сама себя, Маше-большой тоже очень понравилось, и, видя, как она уписывает седло барашка с грибами, хозяева искренне радовались. Я же предпочел запеченного фазана, баранины я в Эфиопии, кажется, на всю жизнь наелся. Все запивалось приятным вином, и застольная беседа превратилась в дружеское общение. Улучив момент, Лиза сказала: «Твоя жена – прелесть, береги ее, Саша». В разгар обеда позвонил телефон, Агеев прошел в прихожую, я за ним. Так и есть, звонил секретарь президента федерации, который спросил, удобно ли господину Степанову прибыть для беседы в ратушу Цюриха во вторник в полдень. Я ответил, что, конечно, и Агеев повторил, что удобно. После отбоя звонка я спросил, где находится ратуша?

– Да на берегу реки Лиммат, там же, где твой отель, в старом городе, в ратуше сейчас Кантональный Совет заседает, а нынешний президент одновременно и его председатель. Так что и ехать никуда не надо, а то полдня туда, полдня обратно.

Потом Сергей стал допытываться, как это я, патриот России, хочу продать лицензию на производство современного оружия иностранной державе. Поскольку Сергей уехал еще до полигонных испытаний в присутствии государя и наследника-цесаревича, а также до моей травмы, пришлось восстановить ход событий в той степени, что не могла ему рассказать Лиза.

Объяснил Агееву, что все мои изобретения были отвергнуты Военным министерством и привилегии на них министерство не оформляло, так как, мол, ничего нового и полезного в этих штуках нет. Все мои заявки мне вернул новый начальник разведочного отдела, ставленник великого князя Владимира Александровича, брата царя, который развалил отдел, сделав из него фискально-бухгалтерское заведение, выискивающее врагов, виновных в расхищении лошадиного корма.

Я написал рапорт об отставке еще во время лечения в госпитале, куда я попал прямиком с полигона и где провалялся три с половиной месяца, правда за это время написал магистерскую диссертацию по математике и даже защитил ее. Выйдя из госпиталя, был направлен в Эфиопию искать есаула Лаврентьева, которого нашел у кочевников и выменял на пленного шейха, а потом Лаврентьев учудил – взял моих людей с семью пулеметами и батареей орудий и все профукал, а испугавшись, бросился под защиту эфиопской императрицы, которая посадила его в тюрьму, где он и умер.

– Так что все вполне объяснимо, не нужны Отчизне изобретения доморощенного прожектера, лучше пусть придут извне, но от нейтральных держав, которые с Россией воевать не будут, да и мне и тебе от этого польза будет, если ты со мной, ты ведь, Сергей, еще не сказал, со мной ты или нет – будешь здесь пенсионером или управляющим заводом, а то и несколькими заводами.

– Да, Саша, конечно, я с тобой и прости меня за прошлое, я ведь наорал тогда на тебя…

– Да ладно, ты мне теперь родственник, а между родственниками чего только не бывает, главное, чтобы зла не держать. А за то, что ты со мной, спасибо, ты мне нужен.

Про патриотизм и внутри меня борьба происходила: периодически «взбрыкивал» советский офицер и ученый Андрей Андреевич, или эмоциональный Сашка был недоволен «полостью» с моей стороны, например, когда я пытал гвардейца из охраны негуса, пытаясь быстро узнать имя своего высокопоставленного недруга и разделаться с недоброжелателем, пока он из моей шкурки чучело не сделал. Нынешняя моя личность приблизительно на 70–80 процентов состояла из знаний и умений Андрея Андреевича, но оставшиеся 20–30 процентов (в зависимости от обстоятельств) заполняли знания русской орфографии, французского и немецкого языков от Шурки. Характер же у меня получился смешанный, в нем не было ничего от старика-пенсионера и безусого юнца, несмотря на то что по метрике Шурке, в чьем теле я находился, было 23 года, себя я ощущал лет на тридцать пять. Получившаяся комбинированная личность оказалась гораздо сильнее и подавила как вселенца, так и реципиента, и они лишь изредка осмеливались внести свои «две копейки», и то, когда я их просил.

То есть где-то я понимал, что надо беспокоиться о России, но в то же время ощущал, что как ни беспокойся о любимой Родине, она о тебе не побеспокоится ни разу, и надо помогать себе самому и тем, кто тебе близок и дорог. А ход истории, как я убедился, и танком не свернуть – это объективные законы развития общества и ничего в них изменить нельзя, как если бы я пытался усилием воли изменить закон всемирного тяготения, а что, говорят, у «летающих йогов» получается, но я лично этого не видел, поэтому считаю банальными фокусами и шарлатанством. Вот таким шарлатанством я и считаю волюнтаристский подход к закономерностям исторического развития общества, проще говоря: чему быть, того не миновать.

16 августа 1892 г. Цюрих, полдень, ратуша

Оказалось, что ратуша находится прямо через мост от отеля «Шторхен», всего метрах в ста и видна из нашего окна. Отель старинный, ему более 300 лет, но вместе с новой гостиницей «Плаза» считается самым фешенебельным в Цюрихе, и это действительно так, куда там до него питерскому «Англетеру», где я останавливался, приезжая в столицу. Я попросил Сергея сопровождать меня к президенту, и за четверть часа до полудня он ожидал меня в холле отеля, в русском мундире с орденами (видимо, справил новый, когда приезжал в Питер оформлять пенсион). Я был хоть и не при всех наградах, но тоже выглядел весьма солидно в дипломатическом фраке с золотым шитьем.

В ратуше нас встретил секретарь и спросил, не будут ли господа против, если при разговоре будет присутствовать, кроме президента, господин Эмиль Фрей[28], начальник Военного департамента Федерального Совета в ранге министра. Я ответил, что не против и тоже прошу, чтобы при переговорах присутствовал господин Сергей Агеев, полковник русской службы в отставке и мое доверенное лицо в Швейцарии.

Президент и военный министр встретили нас на пороге зала заседаний, где сохранилась средневековая обстановка ратуши и изразцовый камин, показав нам эти исторические реликвии, президент пригласил нас в свой кабинет, который он занимал как председатель Совета кантона Цюрих.

Мебель в кабинете была старомодной, но добротной, перетянутая свежей кожей, и не казалась антиквариатом, но вносила дух добропорядочности и традиций. Пригласив нас сесть, президент осведомился, что будут пить гости, и если они курят, то в их распоряжении гаванские сигары. Мы отказались от сигар, Агеев сказал, что не прочь выпить кофе, а я выбрал крепкий чай, по возможности, с лимоном (то, что на Западе называют «русским чаем», в отличие от английского, который пьют со сливками или молоком). Президент тоже выбрал кофе, а министр попросил принести ему стакан воды. Мне понравился непринужденный стиль общения швейцарцев, а им импонировало, что беседа будет без переводчика, так как Цюрих – немецкоязычный кантон. Разговор начался с событий Итало-эфиопской войны, президент показал мне номер парижской газеты, где была фотография Нечипоренко с абсолютно зверским выражением лица, стоявшие за ним казаки также были явно недружелюбно настроены (потом Нечипоренко сказал, что их сфотографировали во время стычки с пьяными матросами). Подпись под фотографией гласила, что это – известный князь Искендер, генерал и победитель итальянцев, путешествующий на русском броненосце в Петербург в качестве посла Эфиопии, со своими воинами. Мы посмеялись, и я сказал, что это казачий командир, начальник охраны миссии, которую я возглавлял в качестве посланника императора Всероссийского, а после начала войны ушел в отставку и стал главнокомандующим левого фланга эфиопской армии в чине генерал-полковника. Далее был рассказ о сражении при форте Макеле, захвате кораблей итальянской эскадры. Я подчеркнул, что это было возможным лишь благодаря пулеметам «Максим» и ручным бомбам, снаряженных изобретенной мной взрывчаткой. Этой же взрывчаткой был утоплен итальянский крейсер.

– Скажите, генерал, а много ли воинов участвовали в штурме эскадры, корреспонденты пишут разное, кто всего о семи лодках, кто о целой туче пирог с чернокожими воинами с ножами в зубах и ужасными бомбами в руках.

– Было всего шесть рыбачьих лодок и портовый баркас. Мы разыграли небольшой спектакль, как баркас портовой стражи отгоняет рыбачьи лодки от военных кораблей, так, чтобы сблизиться вплотную с бортами и после подрыва крейсера, когда все, в том числе и часовые на палубах (а было раннее утро и команда еще спала), отвлеклись на взрыв, лежащие на дне лодок казаки стали забрасывать палубы кораблей бомбами, а потом полезли с эфиопами на абордаж и еще швырнули несколько бомб вниз, в трюмы и люки. После этого итальянцы решили сдаваться.

– Какие потери были при штурме кораблей?

– Один казак убит, двое ранены, оба уже поправились, двое абиссинцев утонули, не умея плавать, так как сорвались в воду.

Все удивились такому успешному завершению казавшейся невозможной операции, я же рассказал еще и о бое с кочевниками, где отрядом из тридцати казаков с тремя пулеметами и применением ручных бомб удалось остановить наступавшую кочевников на боевых верблюдах, противник понес потери до семисот всадников, трудно было точно посчитать, так как лежали валы из тел, при этом среди казаков было лишь двое раненых. Подобный же эпизод был в бою при Амба-Алаге, где был уничтожен батальон итальянской пехоты и полбатальона берсальеров, а генерал Аримонди попал в плен – и опять были использованы ручные бомбы и всего один пулемет.

– Генерал, это звучит просто фантастически, неужели это оружие так эффективно?

– Любое оружие эффективно только при его умелом применении, – далее я рассказал об особенностях использования рельефа местности, не забыв упомянуть о горах, с которых мы метали гранаты, оставаясь вне пределов досягаемости огня противника. – Поэтому такое оружие будет незаменимо для использования в горных условиях, например в Швейцарии. При этом каждый боец будет иметь как бы свою личную артиллерию.

Похоже, я убедил швейцарцев в преимуществе гранат, так как они спросили, можно ли ознакомиться с действием моих гранат. Извинился, что не планировал встречу на официальном уровне и собирался только навестить тетушку, поэтому гранаты с собой не прихватил, их осталось немного и они находятся в Тулоне. Для демонстрации нужны условия полигона, гранат два вида и одного разлет осколков до 200 метров, поэтому испытывать надо на площадке радиусом не менее 250 метров, или бросать вниз, в ущелье, имитируя метание бомб с гор. Я могу написать записку моему доверенному лицу, и он передаст несколько штук гранат. Если послать от вас сегодня курьера в Тулон с просьбой передать записку от меня на броненосец «Чесма», то он может получить образцы и привезти их мне, а завтра я продемонстрирую их действие. Президент вызвал секретаря и сказал, что я могу написать письмо. Я написал записку Нечипоренко, или другого казачьего офицера, кто будет на месте, с просьбой выдать подателю записки пять гранат «ананасок» и пять «лимонок», а также десяток запалов для гранат и расписался. Сверху конверта написал по-русски и по-французски, к кому обратиться.

– Господин министр, поскольку курьер будет вечером и шлюпок у пирса на броненосец не будет, где я могу прямо сейчас дать телеграмму на броненосец?

Мне предложили ее написать, и я написал на имя командира «Чесмы» Вальронда телеграмму латиницей, но по-русски, что от меня вечером прибудет курьер и я прошу его встретить на пирсе и принять от меня письмо для есаула Нечипоренко или подъесаула Стрельцова, а потом передать курьеру ящик для меня. Написал, что буду на борту «Чесмы» в четверг или, если можно, в пятницу, и что я остановился в гостинице «Шторхен» в Цюрихе, так что, если что-то срочное, то можно найти меня там.

После того как курьер отправился, мы еще поговорили на военную тематику, и я сказал, что, кроме военного дела, у меня есть сугубо мирные изобретения и дальше рассказал про свои запатентованные препараты. Однако президент и министр сказали, что они ничего не понимают в медицине, однако в среду в Берне заседает Совет федерации, а потом, если я не против, члены Совета посмотрят действие гранат, а затем он приглашает меня отобедать вместе с членами Совета, где можно обсудить и вопросы использования моих лекарств. Президент опять позвал секретаря, и я продиктовал ему названия препаратов и сказал, что в институте Пастера были напечатаны две статьи за подписями Мечникова и Агеевой про использование этих препаратов против стафилококков и туберкулеза. Услышав про туберкулез, президент оживился и велел найти эти статьи.

Пришедший секретарь напомнил о других посетителях, и мы стали прощаться. Президент сказал, что детали показа мы можем обсудить с министром, а завтра в 11 до полудня у отеля нас будет ждать экипаж, который отвезет на станцию. Нас будет сопровождать чиновник Министерства иностранных дел, и мы теперь – гости Швейцарской федерации. Я сказал, что путешествую с женой, великой княгиней Абиссинской, на что президент ответил, что, естественно, и на нее распространяется его приглашение. Разместят нас в летней резиденции для высоких гостей и нам ни о чем не нужно беспокоиться.

Глава 4. Закатываем губы и готовимся к схватке с акулами бизнеса

Вечером я еще долго говорил с Сергеем, рассказывая ему свои приключения, он тоже рассказал, как был ранен, впопыхах прооперирован каким-то хирургом-недоучкой, отчего иногда испытывает фантомные боли[29]. Раньше, когда был в тюрьме, эти боли были настолько невыносимыми, что он хотел разбить голову об стену камеры. Но потом они как-то утихли и сейчас беспокоят все реже и реже и не столь сильно выражены. Еще его напрягало в тюрьме то, что все о нем забыли и никто не делал попыток освободить его из каменного мешка, тем более он воспрял духом, когда ему принесли вопросы от меня.

Попрощался с Лизой, извинился, что забираю Сергея в Берн на пару дней, но он уже у меня на службе с окладом 250 франков в месяц, пойдут контракты – увеличу оклад вдвое. Попросил Лизу узнать, есть ли в институте Пастера аппарат для ультрафильтрации под давлением (на всякий случай спроси и в Цюрихе у профессора Пикара, вдруг здесь есть это устройство).

– Помнишь, что я говорил о бактерицидных соединениях, выделяемых грибами, самым активным из них, гораздо более эффективным в отношении микобактерий туберкулеза, чем мои химические препараты, является вещество, выделяемое Streptomyces globisporus, обитающем в почве и имеющим землистый запах. Такие грибы растут на мясном агаре, но проблема состоит в отделении их от содержимого среды. Это достигается прокачиванием под давлением через керамический фильтр с мельчайшими порами (не более 2 микрон) взвеси, содержащей стрептомицин и побочные белковые продукты. Полученный прозрачный раствор используют для получения натриевой соли и затем сублимируют в вакууме – получается мелкокристаллический порошок. Стерилизуют его рентгеновским излучением или излучением трубки Крукса. После этого можно вводить внутримышечно. Такой же путь для получения других природных антибиотиков. Запиши, а то забудешь. За это благодарные потомки тебе при жизни золотой памятник поставят.

Утром у гостиничной стойки нас уже ждал подполковник швейцарской армии, назначенный нам в провожатые. Он сказал, что экипаж уже ждет и через час мы должны быть на вокзале. Рядом стоял Агеев с небольшим саквояжем, он был в повседневной форме с орденом Святого Георгия. Мы быстро собрались, я тоже не стал надевать раззолоченный фрак, ограничившись белым летним мундиром с петлицами и шейным орденом Святого Владимира с мечами. В поезде был спецвагон, где мы все и разместились, и достаточно быстро были в Берне. Столица была меньше Цюриха, также располагаясь вдоль реки в долине между горами, которые были видны вдалеке, как будто на заднике театральной декорации. Город зеленый и более патриархальный, чем Цюрих.

Мы проехали в пароконных колясках через центр и стали подниматься на возвышенность, где в широколиственном буковом лесу располагался гостевой дом. С одной стороны был вид на город внизу, а с другой – вид на поля и село с кирхой вдали. Нас встретила хозяйка этого шале, некрасивая швейцарка (а все швейцарские женщины, кого я видел, удивительно некрасивы). Впрочем, радушно улыбаясь и тараторя по-немецки (Берн тоже немецкоговорящий кантон), показала нам наши комнаты, исключительно чисто убранные и обставленные в национальном стиле. После этого хозяйка показала, где находится ванная, и сказала, что через час в гостиной внизу для нас будет накрыт обед, после этого за госпожой заедет жена вице-президента, которая покажет ей достопримечательности Берна, а господа офицеры проедут по своим делам.

Обед был из нескольких блюд: мы с Машей заказали форель, а Агеев с подполковником – мясо с красным вином. Подполковник сказал, что ящик с бомбами уже доставлен на полигон и мы после обеда выедем туда, проверить все ли соответствует тому, как он понял указания министра обороны. Я вчера написал, что нужно изготовить три десятка соломенных чучел и нарядить их в мешки, а еще иметь три десятка сменных мешков и ведро красной краски. Также просил вырыть окоп полного профиля, достаточно широкий, чтобы сделать замах рукой.

Дальше все было, как уже происходило много раз, за одним исключением, – рядом с полигоном протекал в овраге ручей, и я решил бросить «ананаски» туда, поставив чучела так, как будто отряд идет по дну ущелья. Так и сделали. Дождавшись, пока подъедут господа из Совета и военный министр представит нас, я рассказал про принцип применения бомб, вывернул взрыватель и несколько раз попрактиковался в бросках гранатой, показав, что взрывчатка сама по себе безопасна. Тем не менее солдаты полигонной команды с опаской собирали гранаты. Потом показал, как действует запал отдельно от гранаты. Продемонстрировал взрывы двух наступательных гранат, бросив их в центр полувзвода, добился семидесятипроцентных попаданий осколками. Солдаты закрасили дырки красной краской. Потом попросил солдат сменить мешки и бросил оставшиеся гранаты. На этот раз все чучела были «убиты», получив по 2–3 попадания. Потом перешли к овражку, там двумя колоннами по сторонам ручья «шли» еще пятнадцать чучел – им хватило две гранаты, и бухнуло довольно основательно, когда подполковник с солдатами спустился вниз, то доложил, что все «убиты» – дырки тоже замазали красной краской.

Из группы членов Совета раздался вопрос: а если «врагов» будет в два раза больше? Поставили все чучела в свежих мешках, и две гранаты наделали в них девяностопроцентные попадания. Наконец, я сказал, что гранаты можно бросать из окопов, и пока солдаты доставали все чучела обратно, закрасили дырки и расставили их довольно кучно напротив окопа – одной большой гранаты хватило на 60 % попаданий, зато ближайшие чучела просто изорвало осколками. Я считал, что все прошло блестяще, но члены Совета хранили молчание. Потом, посовещавшись, они уехали вместе с президентом, а к нам подошел офицер, представившийся как директор государственного оружейного завода Ваффенфабрик Берн полковник Рудольф Ридель. Он сказал, что по поручению военного министра, который убыл на совещание с депутатами, готов показать завод и обсудить вопросы сотрудничества. Естественно, мы согласились и поехали на завод. Мне понравилось, как все устроено: аккуратно, ременные шкивы станочных приводов забраны в короба, чего не бывает на русских заводах, Рабочие в чистых спецовках, металлическая стружка незамедлительно убирается, чтобы, не дай бог, не попала в механизм изделия. Ридель рассказал, что на смену неплохой винтовки Вителли завод полностью перешел на швейцарскую разработку конструкции инженера Рудольфа Шмидта. Винтовка калибра 7,5 мм имела подствольный магазин на 11 патронов под швейцарский бутылочный беззакраинный патрон 7,5×54 мм с оболочечной пулей разработки Эдуарда Рубина. По тем временам это было действительно передовое оружие, лучше русской мосинки. Ридель пошутил, что, поскольку в стране культ оружия и каждый мужчина – стрелок, то когда швейцарцы закладывают новое поселение, то сначала строят тир, потом – банк и лишь затем – церковь.

Я спросил, заинтересовано ли швейцарское правительство в пулеметах «Максим», поскольку являюсь одним из совладельцев фирмы-производителя и обладаю правом на продажу лицензии, полковник Ридель ответил, что в швейцарской армии уже есть около семи десятков пулеметов производства завода Норденфельта и приобретение их пока не планируется, тем более в связи с международным скандалом вокруг этого оружия.

– Какой скандал? – поинтересовался я у полковника.

– Как, генерал, разве вы не знаете о суде Норденфельта против компании «Виккерс»? – удивился полковник. – Торстен Норденфельт подал иск к Виккерсу о том, что они его обманули и вынудили заключить соглашение о вступлении в объединенную компанию «Максим Виккерс Ганс анд Амунишн» без права Норденфельта заниматься оружейным бизнесом в течение 25 лет[30] и продавать пулеметы «Максим». Сейчас дело рассматривается палатой лордов, и, несомненно, швед проиграет. Тем более что в новой компании сам Ротшильд разместил капитал на два миллиона фунтов и теперь практически он заказывает там музыку. Максима быстро выперли, дав какую-то подачку на его изобретения, чему Хайрем был рад – он теперь летательный аппарат проектирует[31].

Я стоял, совершенно обескураженный этими словами: «кинули как последнего юнца» – мне продали за без малого шестьдесят кило чистого золота ненужные бумажки – старые акции несуществующей ныне компании. И что интересно, скорее всего, Норденфельт об этом даже не знает!

Полковник Ридель еще что-то рассказывал, а я чувствовал, что ничего не соображаю. Извинившись, сказал, что плохо себя почувствовал (что было абсолютной правдой), попросил отвезти меня в дом и принести мои извинения президенту. Полковник предложил вызвать врача, но я отказался, сказав, что переоценил свои возможности, вызвавшись после ранения бросать бомбы, но в покое боль уже прошла.

Когда приехали, сопровождающий нас подполковник еще раз спросил, не нужно ли вызвать врача, но я сказал, что мне легче, и не надо никого беспокоить. Маша еще не вернулась. Сергей спросил, что случилось, и я все рассказал ему про мсье Базиля и его аферу с акциями.

– Сергей, ты говорил, у тебя есть юрист, специалист по делам, связанным с мошенничеством в бизнесе? Можно ли его вызвать сюда для консультации, гонорар у меня еще есть чем заплатить.

Тут появилась Маша с кучей шляпных картонок и каких-то магазинных коробок. Так я и знал, «достопримечательности» окажутся вариантом шоппинга. Подписал чек, поставив кляксу. Чертовы перьевые ручки. Паркер вроде как уже запатентовал своё изобретение, вот-вот появятся баллонные автоматические ручки с открытым пером, работающие по капиллярному принципу. А вот шариковые ручки и фломастеры еще не изобрели. Подозвал Сергея и, нарисовав трубочку с запрессованным вращающимся шариком, сказал: