Читать онлайн (Не) измена. Ребенок от бывшего мужа бесплатно

Глава 1

Яна

– Беременна…

Одно лишь слово и пальцы, сжимающие тест, начинают дрожать. Сколько… Сколько этих тестов было в моей жизни и результат всегда был отрицательным.

Были слезы отчаяния и боли, разочарования и ощущения, что не получилось, что я какая-то бракованная, что не могу подарить мужу наследника, о котором он так мечтает…

И вот сейчас я рыдаю, громко хлюпаю носом и смотрю на тест. Третий. Положительный. Ощущение такое, будто крылья за спиной распускаются, а в голове скрипучий голос врача: – Яна Владимировна, мы бессильны… К сожалению, в вашем случае диагноз неутешительный – бесплодие и… вы должны понимать… конечно… мы будем продолжать и дальше, пытаться…

Что там еще говорит профессор, я не слышала больше. Поднялась молча и направилась к дверям. Хотелось на улицу, хотелось дышать, чтобы воздух заполнил легкие, шла не глядя и слезы застилали взор…

– Яна! – грозный окрик и меня разворачивают на сто восемьдесят градусов, и я запрокидываю голову, чтобы смотреть в красивое жесткое лицо собственного мужа.

Безупречный. Идеальный. С высеченными из мрамора чертами. С ровным носом и острой линией скул.

Его глаза, словно грозовые тучи, сейчас темные, яркие, брови хмуры, а на губах нет такой знакомой саркастичной ухмылки…

– Я не могу так больше! Не могу! – кричу и слезы градом текут из глаз. – Зачем я тебе, Миша?! Зачем. Тебе. Я?! Я же даже детей не в состоянии родить…

Меня колотит. Знобит. Больно…

Боже, как же больно. Прикладываю ладонь к сердцу и тру, чтобы хоть как-то унять эту рану, которая кровоточит, которая делает меня ущербной на фоне такого успешного и богатого мужчины-мечты.

Михаил Дмитриевич Воронов. Один из богатейших бизнесменов страны. Он только берет разгон и сейчас на взлете, а я…

Я его балласт… Как говорит моя свекровь… Не ровня я ему… Не пойми что… Перекати-поле…

– Яна, прекрати истерику, не плачь, – обнимает меня, прижимает к своей широкой груди, а я комкаю его сорочку, она сразу же промокает, и выдыхаю облачко пара.

Снежинки плавно падают с небес огромными хлопьями, а мы стоим под открытым небом, я в строгом платье до колен, а он в костюме…

Выбежал за мной как был.

Поднимаю голову и заглядываю в родные глаза, которые сейчас стали почти черными, непроглядными подобно самой темной ночи.

– Не смогу я родить, Миша, не смогу… Зачем тебе такая?

Вырывается всхлипом.

– Не родишь, так усыновим. Пойдем в клинику, заберем твое пальто, простудишься, – отвечает мягко. Со мной этот сильный жесткий мужчина всегда был необыкновенно мягким.

А я… Я полюбила его с первого взгляда. Не надеясь, не думая, что простая неприметная девушка может заинтересовать знойного, брутального красавца.

– Я не вернусь в эту проклятую клинику! И к врачам больше не пойду! – выговариваю и вытираю мокрые щеки, которые уже покусывает мороз.

– Не хочешь. Не пойдем, – отвечает непоколебимо и смотрит на меня так, что сердце в груди биться перестает.

Невыносимо красивый. С чувственной линией по-мужски пухлых губ, с тяжелой челюстью и темными смоляными волосами.

Берет мою ладошку и накрывает ею свою щеку, колет щетиной подушечки моих пальчиков, а я прикрываю веки, прикусываю опухшую от слез губу, когда слышу:

– Ты моя, Яна, и я люблю тебя. Несмотря ни на что. Как увидел – полюбил. И пусть мир рухнет или перевернется, мне все равно, я всегда буду любить тебя…

Заглядываю в его глаза и сердце в груди пропускает удары.

Такой надежный. Родной. Мой первый и единственный…

Обнимаю его за мощную шею, приникаю всем своим существом и дрожу, а он за волосы меня тянет, заставляет чуть приподняться на цыпочках и откинуть голову, чтобы уже в следующую секунду смять мои губы в остро-сладком поцелуе с примесью моих слез и отчаяния, со вкусом моих порушенных надежд и веры…

Горький поцелуй. Страстный. Его руки сжимают сильнее. С ним каждый раз как первый. Болезненно-пьянящий, крышесносный.

С трудом отпускает мои губы и уже в следующую секунду пиджак, несущий его аромат, падает на мои плечи, а я смотрю на темные волосы, припорошенные снежинками, на длинные ресницы мужа, которые блестят от снега, и сердце переполняет любовь.

– Посиди в машине, я принесу вещи, – проговаривает ровно и уже в следующую секунду распахивает дверь дорогой иномарки, пропускает меня в теплый салон, сам уходит, а я смотрю на его широкую спину. На шаги, которые чеканит, и на то, как на него оборачиваются две молоденькие медсестрички, какие взгляды мечут, а он не замечает…

Никого не замечает из вереницы светских львиц и первых красоток, которые кружат вокруг моего успешного и знаменитого мужа.

Единственный сын генерала, он и сам похож на военного…

Прикусываю палец и опять плачу, зарываюсь носом в пиджак, который пахнет клевером, горькой полынью и терпким острым мускусом с нотками хвои. Мужской аромат. Резкий. Как и мой муж.

Его запах успокаивает и будоражит вновь и боль опять затапливает грудную клетку.

– Пустая…

Жена с изъяном, которая не в состоянии родить, несмотря на дорогостоящие клиники и врачей, на связи…

– Пустая… – опять срывается шепотом с губ, и я молюсь. Опять. Снова. В который раз. Нет, наверное, церкви, в которой я не зажгла свечку, прося о том, чтобы у меня появился малыш.

Есть много женщин, которые живут для себя, которым не нужны дети, а вот я с самого детства мечтала, что у меня будут детки, много деток, хотелось иметь большую семью. Где трое или четверо маленьких разгильдяев, чтобы был смех и радость, немного слез над сбитыми коленками, но обязательно тепло семьи, в которой все решается…

Я всегда мечтала о семье…

Миша появился как гром среди ясного неба разбил мою жизнь на “до” и “после”. Стал моим первым и присвоил меня. Не дал и шанса на то, чтобы ускользнула…

– Ты подаришь мне наследника, Яна… Сына, а потом и дочку…

Улыбки и смех. Брачная ночь, медовый месяц. Много секса… С темпераментом моего мужа… Одна моя подруга смеялась, говоря, что с таким горячим самцом любая понесет с первого раза, любая… но не я…

Дверь открывается и в салон залетают снежинки…

Затем муж проскальзывает внутрь.

– Яна моя, не плачь, – бросает, усаживаясь за руль, а я на мужа смотрю. На то, как плавно держит руль, на золотой ободок кольца на безымянном пальце, такое же колечко и у меня на руке.

Мы, не сговариваясь, не снимаем кольца. Как надели в день свадьбы, так и золотой ободок словно стал частью нас…

В этот день Миша не поехал на работу. Мы с ним гуляли под падающим с неба снегом, держались за руки и пили горячий какао, наблюдая, как парочки катаются на льду, мы целовались, как в первый раз, а потом мы пришли домой и муж уложил меня на шелковые простыни и любил меня ночь напролет так, как умеет.

Со страстью. На грани. В его руках я парила и взмывала, забывая всю боль и горечь от осознания того, что никогда… никогда у меня не будет детей, ущербная девочка, нашедшая настоящего мужчину, который любит ее несмотря ни на что…

Я заснула на его груди, окутанная его терпким запахом, пропитанная им, чувствуя, как он наматывает мои белоснежные прядки на палец и выводит странную вязь на моей спине, пуская мурашки, я засыпала под мерный стук сильного сердца, ощущая, как может быть счастлив человек и несчастлив одновременно…

Вырываюсь из воспоминаний и понимаю, что именно в эту ночь, в тот день, когда именитый врач озвучил мой приговор, случилось самое настоящее чудо и я… забеременела…

Глава 2

Опять смотрю на две полоски, и улыбка проступает сквозь слезы. Выпрямляюсь и заглядываю в зеркало. Голубые глаза припухли от слез, длинные белоснежные прядки торчат во все стороны, а на искусанных губах сияет улыбка.

– Беременна, – повторяю и словно пробую это слово на вкус, пытаюсь осознать, что не пустая больше, не одинокая, что под сердцем у меня живет настоящее счастье.

Выхожу из ванной и закидываю тест в сумочку. Не знаю, почему прячу. Почему не звоню мужу. С криком и сломя голову не лечу по лестницам на первый этаж и не подпрыгиваю, как угорелая, потому что в душе я танцую, я парю…

Хочется осознать. Свыкнуться с мыслью. Не сойти с ума от счастья. Сегодня как никогда хочется быть красивой, чтобы рассказать Мише, чтобы поделиться нашим счастьем, он ведь так хотел наследника, хотел, чтобы у нас была большая счастливая семья.

Открываю гардероб и подбираю платье, выбираю кремовое. Миша покупает только самое лучшее, широкий на жесты, мой гардероб полон дорогостоящих вещей, в то время как мне привычней старые застиранные джинсы и объемная кофта.

Девочка из простой семьи, скромная, но он привил мне вкус, помог понять, что рядом с ним женщина должна быть идеально одета, потому что, если он собственную жену содержать не может достойно, что говорить о компании с тысячами сотрудников.

Михаил всегда умел донести свою мысль, чтобы я согласилась. Чтобы приняла дорогие подарки, которых поначалу боялась…

Воспоминание накрывает опять.

– Не пара тебе эта дешевка! Ты ее откуда откопал вообще? Ты мой единственный сын, Михаил! Подумай! Твоя жена бесплодная! Все женщины мира у твоих ног, а ты выбрал ущербную!

– Мама! Ты говоришь о моей жене! Не смей так выражаться! Не смей! Яна – моя жена!

– Ты молод и думаешь не тем, чем нужно! Однажды ты поймешь, что эта нищебродка тебе не пара! Поймешь, что зря пошел наперекор родительской воле и привел в дом эту…

– Мама, – рычащие интонации в голосе и моя свекровь сдувается, поправляет волосы, уложенные в идеальную прическу, перекидывает ремешок сумочки через плечо.

– Вместо того чтобы женится на Алевтине, соединить капиталы и усилить бизнес, ты отказался от такой партии в пользу кого?! Она даже тебе родить не может!

– Замолчи! – короткий и хлесткий приказ.

– Однажды ты захочешь другого, сынок, ты захочешь полноценную семью, и я надеюсь, что Алевтина сможет простить тебе блажь в виде этой Яночки – приживалочки… А может, и женушка твоя осознает, что только топит твое будущее, Миша, и уйдет наконец! Она – балласт!

– Уходи, мама, и не возвращайся в мой дом до тех пор, пока не сможешь с уважением отнестись к женщине, которую я выбрал…

Высокая. Статная. Ухоженная. С ледяными глазами. Женщина, которую я никогда не назову мамой, как бы ни хотело мое сердце увидеть в ней родную душу.

Прикрываю веки и отхожу от двери.

Неутешительный диагноз врача. Ночь любви и утро… с явлением свекрови…

– Не пара… не пара ему…

Вернулась в постель и накрылась одеялом с головой. Слезы текли ручьем, а слова свекрови больно били по сердцу.

Я не подхожу Михаилу, его блажь, его желание…

Алевтину Усманову я видела очень часто на мероприятиях. Блистающая в бриллиантах брюнетка с точеной фигурой и темными глазами обольстительницы… Именно ее прочили в жены Михаилу, но он говорил, что это все с детства пошло. Алевтина выросла на глазах его семьи, детство прошло, а Усманова стала специалистом, который выгоден компании моего мужа, только и всего…

Отшучивался на мои вопросы, а я…

Сама в душе знала, чувствовала, что не подхожу. Но мой муж всегда решал сам, и он выбрал меня, а не ее…

А решения Михаила никогда и никем не ставятся под сомнение. Он этого не допускает. Поэтому слова свекрови больно полоснули, потому что я хотела ребенка, но, видимо, не судьба…

Дверь в спальню открывается. Слышу тяжелые шаги, Михаил забирает оставленный портфель, звонит его телефон, и он отвечает…

– Да. Да, Тина… Я уже еду. Документы по европейцам…

Имя режет слух, и я отчего-то натягиваюсь подобно тетиве и прислушиваюсь, но Миша уходит, прикрывает дверь, отсекая меня от себя и своего разговора с той самой Алевтиной, которая, по уверениям его матери, всегда подходила ему, в отличие от меня…

Отбрасываю ненужные мысли и воспоминания, которые связаны с днем, когда во мне зародилась жизнь. Они накатывают и ускользают…

Свекровь, Тина… все это неважно.

То, что важно, сейчас живет во мне, цветет счастьем и бесконечной радостью…

Улыбаюсь своему отражению. Привожу себя в порядок, расчесываю длинные пряди, провожу блеском по губам и касаюсь ресничек тушью.

Забираю сумочку и выхожу из дома. Чувства переполняют, и я понимаю, что не дождусь вечера, не дождусь прихода мужа с работы. Я сама еду к нему. Улыбаюсь, наблюдая, как снежинки падают с небес, заваливая столицу снегом.

Зима такая пушистая в этом году, волшебная, она принесла мне исполнение сокровенного желания…

Наблюдаю, как хлопья падают с серых небес, центр встречает суетой, и я прохожу к небоскребу, принадлежащему компании моего мужа.

Приветливая девушка на проходной улыбается. Охранники провожают взглядом. Я редкий гость на работе мужа, но все знают, кто жена их генерального.

Лифт несет меня на верхний этаж бизнес-центра, выхожу в холл, который уже украшен новогодними елочками. Красиво и со вкусом. Преддверие волшебства окутывает все вокруг, и я опять улыбаюсь.

– Яна Владимировна, добрый день, – награждает меня профессиональной улыбкой секретарь моего мужа, но неожиданно женщина словно смущается, глаза начинают бегать.

– Здравствуйте, Валерия. Михаил Дмитриевич у себя?

Не сбавляю шага, иду к дверям, мне не терпится сообщить ему о радости, о нашем счастье, которое я так ждала, чуде, которое мы ждали…

Но неожиданно секретарь вскакивает и чуть ли не преграждает мне путь.

– Яна… Владимировна. Михаил Дмитриевич занят. У него переговоры.

Суетливо выдает невысокая шатенка средних лет. Не дает пройти к дверям.

Вглядываюсь в напряженное лицо женщины. В бегающие глаза. На душе становится тревожно. Словно тучи набегают и скрывают солнце моего счастья.

Хмурюсь и опять поднимаю взгляд на белоснежную дверь, глянец отчего-то режет глаза и взгляд попадает на елочку, маленькую, украшенную ангелочками.

Символично так. Ощущение, словно малыши с крылышками весело кружат вокруг елочки и играют на флейтах.

Сердце пропускает удар. Мне вдруг кажется, что я отчетливо слышу женский вскрик, раздающийся из кабинета мужа…

Слишком томный. Гортанный. Глухой, скатывающийся в болезненный стон.

Мотаю головой и почему-то смотрю в глаза секретарю своего мужа. Что я там хочу увидеть? Я не знаю…

Две голубые пустоты, переполненные страхом и… пониманием.

Больше ничего не говорю. Просто отодвигаю женщину и прохожу в незапертый кабинет.

Распахиваю дверь и замираю.

Как ломается сердце человека? Мне кажется, именно сейчас. В эту секунду я ощущаю, как мне ребра выламывают.

Глаза жжет от кадра, который отпечатывается на сетчатке. Михаил нависает над женщиной, его пальцы в ее волосах, черные длинные пряди, подобно дорогому шелку, рассыпаны, тонкие ладони упираются в стол, длинные ногти с ярко-алым маникюром, кажется, впиваются в бордовое дерево рабочего стола моего мужа.

Красивый кадр, достойный быть отснятым в кино. Когда высокий сильный мужчина на фоне панорамного окна склоняется над хрупкой красоткой. В его руках сосредоточена власть, в то время как красивое, податливое женское тело изогнуто, распластано перед ним…

Сколько раз мой муж брал меня на столе? Слишком яркая поза двух тел бьет по восприятию. Выжигает в груди огромную рану. Боль… она простреливает все существо, она скручивает меня изнутри.

Михаил поднимает на меня темные глаза и опускает взгляд на женщину, фактически лежащую перед ним, отдергивает руку из ее волос, словно обжигаясь. Она же слетает со стола. А я замечаю задранную юбку, демонстрирующую черную полоску чулок.

Алевтина…

Наши глаза сталкиваются и я читаю в ее темных зрачках презрение, сорочка расстегнута на несколько пуговиц, Тина застегивает их, отточенным движением спускает задравшуюся юбку и, взмахнув копной волос, направляется к выходу из кабинета, однако равняясь со мной, бросает на меня взгляд, полный триумфа и гордости.

Это не про раскаяние. Это победа фаворитки над законной женой.

Неподходящей… женой с изъяном богатого, успешного, идеального мужа…

Почему я не разворачиваюсь и не ухожу?

Почему остаюсь?

Я не знаю. Не хочу быть жалкой. Не хочу…

И говорю совсем не то, за чем пришла:

– Я хочу развода, Миша…

Глава 3

Слова повисают в воздухе и затягивают все в вакуум. Тишина воцаряется, которую можно резать, потрогать на ощупь. Давящая. Темная.

Заползающая внутрь меня и уничтожающая все надежду, приглушающая радость, разъедающая внутренности кислотой предательства.

– Это не…

Начинает Михаил фразу и замолкает вдруг, запинается, осекается.

Глаза у него вспыхивают, будто только доходит смысл сказанных мной слов.

– Развод? – повторяет слово и вроде как вопрос задает, каменеет тело его, а я начинаю холод чувствовать. Мороз по коже идет от его интонаций.

Киваю, а сама на Михаила смотрю. На то, как замирает и снег кружится за его спиной в панорамном окне, бьет крупными хлопьями.

Красиво… Черт возьми…

А у меня душа замерзает, льдом всю изнутри сковывает, пока я смотрю в родное лицо, впитываю в себя безупречные черты, мягкие, сочные губы, которые сейчас сжимаются в тонкую линию.

Сердце у меня кровью обливается от осознания, что эти губы сейчас другую целовали…

Давлю в себе мысли. Не сейчас. Не хочу плакать. Не хочу…

– Яна… – выдает с нажимом, глаза свои прозрачные щурит, брови хмурит.

А я смотрю на него и понимаю, как между нами стена встает. Прямо сейчас. В эту секунду непреодолимая преграда встает и тот, кто еще утром был самым близким, отдаляется, его уносит от меня на километры.

Мне становится холодно. Словно кто-то кондиционер включил, и он обдувает меня со всех сторон.

Так странно. Словно пелена с глаз падает, и я смотрю на Михаила. Заново его вижу будто. Вот он. Успешный. Яркий. Тот, кто взял разгон и покоряет мир бизнеса, завоевывает, подчиняет. Жесткий. Жестокий. Умеющий подчинять. Ставящий цели и достигающий их. Ему всегда мало. Власти мало. Он, не останавливаясь, достигает все большего и большего.

Когда я стала ему неинтересна?

С моими вечными переживаниями по поводу не наступающей беременности, сомнениями и болью, слезами.

Наскучила. Он весь в бизнесе. Весь на взлете. А я заперла себя дома, ушла в быт, в заботы о доме, так и диссертацию свою забросила, хотя оставалось, в принципе, только дописать…

В моем мире в какой-то момент остался только Михаил. Наш дом, уют, который я создавала, мои мечты и надежды, что у нас появится малыш…

А вокруг него… вокруг него эффектные и цепкие Тины… Большие деньги, высокие ставки.

Когда я перестала соответствовать его запросам?

Хотя… Я не соответствовала никогда. Сама знала, что такой мужчина, как Михаил, птица высокого полета, и хищник устал играться с дичью.

Больно.

Он изменился, а я осталась его Яной, его девочкой, которая любила его, теряя в чувствах себя, еще утром все было нормально и эта картина мира казалась мне единственно верной, а сейчас так ярко вспыхнул изламывающий меня изнутри вопрос – а нужно ли было ему это?

Только мне… Иначе не нашла бы на его столе другую…

– Зачем ты пришла?

Спрашивает с нажимом. Глаза у него сверкать начинают, скулы заостряются. Злится. Вижу это. Каждый взмах ресничек я изучила, и все равно оказалось, что не знаю своего мужа… Не знаю, на что он способен…

Чувствую его раздражение буквально кожей.

Делает вид, что не слышал моего заявления, или, наоборот, решил отчитать за самоуправство?! За то, что драгоценная жена осмелилась заявиться без спроса на работу большого босса?

– Я вопрос задал.

Давит на меня, одним взглядом своим коронным к полу пригвождает.

– Ты слышал меня, Миша. Я хочу развод.

– Яна, если ты…

Уйти хочу. Не могу здесь больше находиться. На него смотреть больно… Перебиваю:

– Я обдумала. Давно думаю. Вот и решила наконец.

– Решила… – повторяет мое слово и в глазах моего мужа словно пламя вспыхивает, в воронку заворачивается, когда повторяет: – Давно думала…

А я лишь киваю. Хотя сердце у меня кровью обливается и рана ноет так сильно, что хочется закричать. Забиться в истерике, напасть на этого мужчину и заколотить кулачками по его широкой крепкой груди.

Требовать ответов. Почему он так поступил с нами. Со мной. Почему?

Но я молчу, упрямо сжимаю губы. Не хочу казаться жалкой. Не хочу показывать, насколько сильно люблю предателя…

Он ведь предал нас. Нашу любовь. Променял ее на девку, которая, видимо, по заверению всех окружающих, подходит Михаилу Воронову больше, чем влюбленная в него без памяти девчонка, которая отдала ему все и даже больше, а по факту ничего…

Только мои чувства, мою душу, любовь…

Пустой звук. Смотрю в светлые глаза. Замечаю, как брови хмурит. Как резкая поперечная линия заседает над переносицей, а я ее разгладить хочу, даже пальчики колет.

Но сейчас влюбленная дурочка во мне гибнет. Она захлебывается, отравляется.

И я хочу крикнуть мужу:

– За что ты так с нами, Миша?! За что?! Почему ты порушил все?! Почему самый счастливый день нашей супружеской жизни ты вывалял в грязи?

Но вместо этого говорю лишь сухо и голос у меня холодный, вымороженный, как лед, который сковывает меня изнутри.

– Да, пора заканчивать с этим браком, он стал фикцией, изжил себя.

Говорю слова, они льются из меня, а я себя словно со стороны вижу.

– Изжил себя…

Опять повторяет мои слова. Будто осмысливает. Кивает каким-то своим мыслям.

– И как давно ты все решила? – задает вопрос, пропускает смоляные пряди, зарываясь ладонью в них.

Такой знакомый жест.

– Давно. Не стоило нам вообще начинать все это, – выдаю, наконец, – да и я получила предложение…

Последнее слово действует на мужа, он делает шаг. Резкий. Быстрый, а я отшатываюсь. Неосознанно пячусь. Впервые боюсь его. Что-то внутреннее. Инстинктивное.

Михаил никогда не обижал меня. Всегда был нежен. Учтив. Заботлив. Относился, как к хрустальной вазе, но сейчас кажется, что все это было маской, а вот сейчас он настоящий.

С пылающими глазами, с пальцами, сжатыми в кулаки.

– Предложение, Яна?! – вскидывает бровь, сверлит меня плотоядным взглядом.

– Да, – отвечаю, вскинув подбородок, заставляю себя замереть на месте и выдержать коронный взгляд моего мужа, от которого его партнеры и конкуренты готовы сквозь землю провалиться.

– Расскажи-ка мне, моя дорогая пока еще жена, какого рода предложение ты получила и от кого именно?!

Глава 4

– Меня восстанавливают в аспирантуре. Виктор Романович звонил. Упрашивал. Говорил, что нельзя бросать на полпути, я ведь проект вела важный, вопрос изучала и…

– Виктор Романович, значит.

Засовывает руки в карманы брюк.

– И что, побежала соглашаться, дорогая женушка, прекрасно зная, что мы с Долговым на ножах? Тебе денег мало, Яночка? Скучно тебе?

– При чем тут деньги, Воронов?!

Пожимает плечами.

– Я, по-моему, достаточно тебя обеспечиваю, чтобы ты к моим конкурентам не шлялась.

– Чревато, да? По своему опыту с Тиночкой судишь?! – не выдерживаю уже, голос повышаю.

– Тина ничего не значит и это не…

– Не ври мне, Миша! Просто… не надо…

Замолкает. Прищуривается. Сверлит взглядом.

– И как часто ты с Виктором Романовичем своим встречаешься, обсуждаешь диссертацию свою?

– Недавно совсем пересеклись. Но его предложение по восстановлению я получила, обдумала и решила…

– Обдумала и решила, – цедит и глаза у него вспыхивают, – и с каких это пор ты мое мнение ни в грош не ставишь?! Я тут пашу сутками напролет, чтобы все у нас было, а ты с конкурентом моим мутишь, милая?

Он голову опускает, смотрит на меня исподлобья. Чужой такой. Далекий. А мне больно становится, но он меня сейчас виноватой делает.

Словно это я на столе его конкурента с раздвинутыми ногами была, а он вошел и увидел…

Слезы изнутри обжигают, а я удивляюсь, что столько времени не видела, кому сердце свое отдаю. Великолепный манипулятор, умеющий вывернуть ситуацию так, что ты еще и виноватой окажешься.

– Прекрати, Миша. Прекрати делать вид, что тебе есть до меня дело. И прекрати ситуацию выворачивать. Я пришла и сказала.

– А я услышал. Только понять не могу, зачем тебе развод? Хочешь, чтобы больше времени вместе проводили? В отпуск, может, слетаем куда? Ты устала, я понимаю, можем поехать и развеяться. У меня командировка на пару недель будет, по возвращении организуем отпуск.

– Командировка на пару недель с Тиной? – почему мой голос такой холодный? В нем нет слез. Отчужденный.

– Проект ее и переговоры вела она от лица компании. Исключить ее на данном этапе заключения контракта невозможно. Остынь, Яна. И запомни. Ты – моя жена. Моя ты. Ничего не изменилось и не изменится. А свое я не отпускаю, любимая…

Все. У меня что-то внутри отключается. Щелчок. И пустота. Михаил Воронов не из тех, кто оправдывается. Он рушит все сейчас, а я… Я переживу. Мне есть для чего жить.

Мой муж слишком богат. Влиятелен. На его стороне власть, а я простая девушка. Конкретно сейчас безработная и полностью зависимая от него…

Да и такому человеку по щелчку пальцев судьбу и жизнь другого решить не проблема. Раньше его всесильность вызывала у меня лишь трепет и восхищение, а вот сейчас… сейчас я чувствую себя загнанной в ловушку.

Я летела сюда, чтобы поделиться своим счастьем, а сейчас боюсь…

– Свое не отпускаю…

Страх затапливает.

А что… Что если он не отдаст мне ребенка?!

– Свое не отпускаю…

Михаил же продолжает давить.

– Ты позвонишь Виктору Романовичу своему и откажешься. Не видать ему жены моей, как своих ушей.

Пока он говорит, мне все кажется, что я в пропасть лечу. Падаю и падаю. И конца, и края нет. Михаил даже не думает оправдываться. Здесь и сейчас он опять все решает за меня, за нас.

– Отказаться от последней возможности дописать и защитить диссертацию? – спрашиваю и отчего-то губы дрожат.

Воронов же бросает на меня тяжелый взгляд, давит своей аурой, энергетикой.

– Моя жена с моими конкурентами не общается. Все. Яна. У меня много дел. Сегодня важный контракт. Об остальном поговорим дома. Понимаю, многое в последнее время навалилось, и ты реагируешь на ситуацию, но с Долговым тебе делать нечего. Это запомни.

– А тебе. Тебе с Тиной…

– Яна! Ты не…

Телефон звонит у Миши рабочий. Смотрит с секунду на дисплей и отвечает.

– Да. Уже здесь. Я понял. Начинаем все по графику. Еще раз проверь конференц-зал.

Муж намеренно не называет имен, а я вот чувствую, что с ней он говорит. С этой Тиной болотной. Унизительно все. Больно…

Кладет трубку и обращает взгляд на меня.

– Так. Яна. Времени нет. Дома поговорим.

Глава 5

– Дома?! Я хочу развод, Миша, и говорить нам больше не о чем…

Отвечаю, а самой больно становится на сердце. Дом. Он его. Не мой… За мгновение чужим стал.

Хмурится сильнее. А до меня доходит, что Михаил считает мои слова блажью. Видимо, в его кругах разводиться не принято. Но я… я не смогу… с ним. Не после того, что увидела. За один миг самый родной человек, ближе которого никого нет, отдаляется. Становится чужим.

И самое ужасное в том, что Воронов даже не оправдывается. Ни одного слова раскаяния. Объяснения. Да еще и двухнедельная командировка с Тиночкой, которая, раздвинув ноги, сидела на его столе…

Боль режет грудь, а я смотрю на него. На красивого такого. Сильного. Влиятельного. Родного…

Нет. Чужого. Уже чужого…

– Прекрати, Яна. Я понимаю, ты переживаешь из-за наших проблем, но сейчас ты не в себе. А у меня действительно нет времени, чтобы досконально поговорить. Я приду сегодня поздно, если не уснешь до этого, поговорим. Сейчас у меня нет на это времени. Сроки горят. Так что. Иди домой.

Ясно. Михаил Дмитриевич не потерпит истерики на рабочем месте даже от собственной жены. И ничто не способно порушить его платы. Цели бизнеса превыше всего.

У мужа опять звонит телефон. Он отвечает.

А мне нестерпимо хочется, чтобы он отбросил трубку, посмотрел на меня, подошел, обнял и рассказал, что ближе меня у него никого нет, прошептал так же, как ночью…

Прошлой ночью, когда брал мое тело так неистово…

Опять ожог и лютая нестерпимая обида внутри. Сколько он уже мне изменяет? Может, для него это все в порядке вещей? Как-то слышала, что у порядочного бизнесмена дома должна быть жена, а в командировке отвязная любовница…

Когда-то смеялась над шуткой, даже мысли не допуская, что мой Миша предаст меня. Я ведь открылась ему, позволила прикоснуться к себе, не просто тело отдала на закланье, но и душу свою подарила.

Первый мой, единственный, в одночасье чужой…

– Да. Сейчас подойду.

Отвечает и собирает свои бумаги, бросает на меня раздраженный строгий взгляд и прикладывает словами в стиле большого босса.

– Дома поговорим, Яна. Дождись вечера.

Забирает свой кейс, а я киваю. Просто на автомате.

– Тебя Кирилл отвезет. Я распоряжусь, – добивает своей такой привычной заботой, – за руль не сядешь.

Подходит ко мне, а я заторможена настолько, что даже отшатнуться не могу. Хочет еще что-то сказать, но в дверь стучат и открывают без позволения:

– Михаил Дмитриевич, простите тысячу раз, но у нас ЧП, – тараторит секретарь мужа, упоминает какие-то сводки, и Миша кивает, хочет дотронуться до моего локтя, но я отшатываюсь.

Не могу допустить касания его рук. Только не после того, как эти пальцы натягивали волосы любовницы на столе…

Улавливает мое движение. Щурится. А я вижу, как у него скулы обозначаются, как глаза темнеют. Не нравится реакция моя.

Но Михаил ничего мне не говорит больше. Сконцентрированный на сделке, он коротко отвечает секретарю:

– Кириллу позвони, чтобы жену мою домой повез.

– Будет исполнено, Михаил Дмитриевич! Что? Что мне сообщить по контракту?

Опять буравит меня взглядом и отвечает своему секретарю.

– Ничего. Я сам. Уже иду туда… Сейчас же набери Кирилла.

– Уже бегу, – отвечает секретарь и исчезает.

Еще один пронзительный, многообещающий взгляд, который не сулит мне ничего хорошего, и Михаил разворачивается на каблуках своих дорогущих кожаных туфель.

Идет в сторону дверей. Такой уверенный. Сильный. Мощный. С широким разворотом плеч. В идеально сидящем костюме, а я замечаю, что у него, как это ни странно, волосы не растрепаны. Даже и не скажешь, что минутами ранее он на столе со своей Тиной болотной развлекался…

Идеальный мужчина. Великолепный бизнесмен. Любящий муж…

Ложь…

Прикрываю глаза и стоит Михаилу исчезнуть, как я валюсь на кресло перед его столом и захлебываюсь от нехватки кислорода, меня колотит, раскачиваюсь из стороны в сторону, пытаюсь угомонить истерику, а сама ладонь на живот кладу…

Прикрываю веки и прикусываю губу…

Надо успокоиться… Мне нельзя… нельзя переживать… Малышу моему нельзя…

Уговариваю себя, а слезы ползут по щекам.

Вскидываю голову и на стол мужа смотрю. Туда, где другая женщина сидела. И кадр этот. Красивый. Порочный и ядовитый, кажется, что вижу снова и снова.

Что-то внутри меня ломается, сгибает меня надвое.

И если бы… если бы не новая жизнь во мне, наверное, я бы не пережила…

Вытираю щеки. Не хочу, чтобы посторонние видели мою слабость, мою боль и слезы…

Не хочу доставлять Алевтине удовольствия от пересудов о том, как жена генерального в рыданиях из кабинета после нее вылетела…

Хорошо помню ее прищур. Флер победительницы, когда продефилировала рядом со мной, и гордо вздернутый подбородок…

Взгляд скользит по кабинету моего мужа. Михаил педантичен. Порядок во всем. Лаконичный стиль. Строгие линии. И огромное панорамное окно с великолепным видом. Отсюда вся столица как на ладони.

Михаил Воронов – хозяин империи, восседает здесь и держит весь мир в своем кулаке. У моего мужа большая компания и еще более широкие перспективы роста.

Все время нашего брака Михаил идет вперед, поднимается, строит свою фирму и расширяет горизонты, добивается новых высот…

А я… Я все там же.

Жена. Хранительница домашнего очага, создательница уюта и надежного тыла.

Я ждала мужа с работы, мы ужинали, разговаривали, пили вино и целовались… Будто новобрачные, не могли насытиться друг другом. Скучали. Я скучала… На выходных часто садились вместе на диван, смотрели фильмы, вернее, я смотрела, а Миша смотрел на меня…

– Миш, ты все пропускаешь… – смеется девушка из моих воспоминаний.

– Я как раз и не пропускаю, родная… Ничего не пропускаю… – выдыхает хрипло и тянет меня на себя, неловко падаю на широкую грудь мужа, и Миша целует меня, а я смеюсь, отбиваюсь.

– Миш, дай хоть один раз фильм досмотреть! Ну, Миша…

Поднимает мое лицо за подбородок и смотрит мне в глаза, а его небесно-голубые очи наполняются неожиданным теплом и жаркой страстью.

– Люблю тебя, Яна, как же я тебя люблю…

– А я люблю тебя еще больше, Миша… – отвечаю, улыбаясь и заглядывая в суровое лицо мужа.

Светлеет у него лицо, мальчишеская улыбка расцветает, и он… смотрит на меня по-особенному, голодно, когда откровение свое озвучивает:

– Нет, родная, любить больше, чем я тебя, просто невозможно…

Глава 6

Вылетаю из воспоминаний, после которых на сердце еще горше. Отмаргиваюсь от слез. Нащупываю пальцами сумочку и ныряю туда в поисках пудреницы, замазать хочу опухшие глаза…

А пальцы ухватываются за тест, сжимают и всхлип слетает с губ.

Я пришла, чтобы сообщить о нашем счастье… Он том, что ребеночек будет, а в итоге увидела то, что увидела…

Если бы я не решилась прийти, а дождалась Мишу, как бы было тогда?

Он бы любил меня после нее?

Прикасался бы ко мне, и я бы так ничего и не поняла…

Прикрываю веки. На мгновение накатывает трусость и хочется поверить, что ничего не было, что не видела…

Но… себя не обманешь. Михаил хотел ко мне всего лишь прикоснуться, как я отшатнулась словно от прокаженного.

Как раньше уже не будет. Никогда не будет. Он порушил все. По щелчку пальцев он уничтожил все самое светлое, самое доброе, что было между нами, убил мою веру в него, в нас, в наше будущее…

“Нас” не осталось. Есть я и есть он…

Так и не вытаскиваю тест из сумки. Моя тайна осталась со мной. Нащупываю кругляш и достаю. Открываю и заглядываю в зеркальце. Разглядываю себя. Глаза красные и опухли и счастья там больше нет…

Еще утром мне казалось, что взгляд горит, будто прожекторы включили, а сейчас…

Бесконечная грустная сероватая мгла…

Провожу по щекам и под глазами пудрой. Стираю следы. Не хочу радовать кого-то своим убитым внешним видом. Захлопываю пудреницу и встаю. Я бы хотела, чтобы у меня был ластик, которым и жизнь можно вот так вот подтереть, прошлое обесцветить…

Но его, увы, нет…

И где-то в глубине души я ощущаю, что мне еще не больно. Первая анестезия сработала. Защитный механизм организма, но боль… она придет, она ударит так, что практически сломает мне хребет, потому что я жизни не видела без моего Миши…

У нас с ним любовь с первой секунды, с первого взгляда…

Не знаю, бывает ли так, чтобы человека увидеть и все…

Время останавливается и только взгляд глаза в глаза…

Так было у нас с ним, я замерла, даже двинуться не могла, а он… он смотрел на меня долго-долго и вдруг улыбнулся…

Красивая улыбка, сексуальная, не оставляющая безразличным ни одно женское сердце…

Встаю из кресла и закидываю сумочку на плечо.

Не хочу вспоминать, не хочу знать, как хорошо все между нами было…

Потому что все ложь…

Сколько он уже с Тиной болотной?

Сколько времени она потешается надо мной, когда после нее он идет ко мне?

Жмурюсь и дышу. Говорят, при стрессе нужно глубоко дышать, чтобы организм кислородом насытить. А что делать, если твой кислород перекрыли?

Улыбаюсь своим мыслям, разворачиваюсь и иду к дверям. Выхожу из вотчины своего мужа, чтобы столкнуться взглядом с высоким крепким мужчиной.

– Здравствуйте, Яна Владимировна, – кивает и бросает на меня внимательный взгляд.

Сканирует, можно сказать, мое лицо.

– Здравствуйте, Кирилл, – отвечаю и голос мой звучит холодно.

Не знаю, почему я именно этого охранника как-то побаиваюсь. Есть что-то в его взгляде холодное и еще… не знаю. Всегда он на меня иначе смотрел. Вроде и уважительно, а я вот кожей чувствовала интерес какой-то, вожделение…

Для Михаила охранники как тумбочки, он мог, не обращая ни на кого внимания, притянуть меня в себе в машине и поцеловать порывисто, глубоко, а я зажималась, стеснялась, пыталась оторвать от себя руку мужа, которая ползла по колену вверх под юбку.

– Миша… прекрати… неудобно…

– Неудобно на лампочке сидеть, а жену свою целовать всегда удобно…

– Мы же не одни…

– Парни профессионалы, и они не слышат и не видят, когда не надо…

Вот и сейчас вглядываюсь в холодные карие глаза высоченного шатена, а мне кажется, что все он видит прекрасно и слышит, а еще знает о том, что муж мне изменяет, возможно, он Мишу и возил с Тиночкой куда…

Первым порывом хочется разговорить охранника, но потом я понимаю, что это оскорбительно в первую очередь для меня, гордость не позволит расспрашивать его о похождениях Михаила…

Я сама все видела. Сама…

Прикрываю на мгновение веки. Внимание постороннего мужчины напрягает.

– Яна Владимировна, – подает голос Кирилл, и я опять смотрю в некрасивое лицо амбала с перебитым носом и слишком выдающейся вперед челюстью.

– Да?

Двухметровая застывшая махина, наконец, приходит в движение и кивает учтиво:

– Михаил Дмитриевич приказ дал отвезти вас.

Киваю. Даже не отвечаю Кириллу. Знаю, что приказы моего мужа не обсуждаются со стороны его сотрудников. А Крымов вроде личного телохранителя у мужа. Приближен.

Прощаюсь с секретарем, которая дежурно улыбается мне. Не смотрю на женщину особо. Не хочу заглядывать в ее глаза и видеть чувства. Что там может быть. Злорадство? Жалость?

Я прохожу по коридору к лифтам. Мужчина безмолвно следует за мной, а я себя неуютно чувствую. Слишком неуютно. Ощущаю липкий взгляд Кирилла лопатками, можно сказать. Кабина для двоих довольно-таки просторная и Крымов становится ко мне спиной и прямо перед дверями. Выполняет свои обязанности по защите беспрекословно и идеально. Не допускает, чтобы в лифт зашли посторонние.

Створки открываются и закрываются, потому что сотрудники, видно, только бросив один взгляд на тяжелую морду лица секюрити, все понимаю и не входят.

Короткая прогулка до машины, и я разблокирую двери, отдаю ключи, сажусь без слов на заднее сиденье.

Кирилл плавно газует, бросив предварительно взгляд в зеркало, он смотрит на меня секунду, но и этого мне хватает, чтобы слегка поежиться.

Не знаю, почему присутствие в салоне автомобиля постороннего мужчины напрягает. И я отворачиваюсь к окну. Наблюдаю за столицей в пушистом снегу, рассматриваю украшения, витрины магазинов.

В воздухе витает ощущение грядущих праздников, волшебства, на лицах прохожих замечаю улыбки, особенно засматриваюсь на стайку студентов рядом с университетом, весело болтающих на тротуаре, один парень в шапке молотит снежками повизгивающих сокурсниц, наверное.

И сердце щемит. Я всегда хотела преподавать в вузе, диссертацию начала писать для того, чтобы на кафедре закрепиться, и все у меня шло к тому, что осталась бы в своем университете преподавателем, только вот случилась встреча… И как-то закрутилось, завертелось, Михаил работал как проклятый, и в какой-то момент все мое внимание ушло ему, на кафедре случилась полная смена руководящего состава и я осталась не у дел…

Светофор, наконец, показывает зеленый и мы проезжаем веселую толпу, а я с тоской оглядываюсь. Не хочу думать об измене мужа, не хочу вспоминать кадр, который видела. Не в машине с посторонним мужчиной…

Отрываю взгляд от окна и смотрю вперед, замечая, как торопливо Кирилл отводит взгляд и опять фокусируется на дороге.

Я всегда сторонилась внимания мужчин, была зажата и скромна…

Но с Михаилом все случилось слишком стремительно. Один взгляд. Улыбка. Тембр его голоса, обволакивающий и будоражащий. Я окунулась в своего мужа с головой, а проснулась на шелковых простынях, когда все тело пронзила боль, когда Михаил с рыком взял мою девственность…

Он целовал мои мокрые щеки, слизывал слезы…

– Единственная моя… Яна… берегла себя, девочка… Сохранила нетронутой свою красоту…

– Тебя ждала… Миша… тебя…

И поцелуй… Сминающий мои губы. Движения… Нежные, размеренные… Дающие такое ощущение наполненности, касания рук…

И взгляд… Взгляд Михаила, наполненный такой страстью… Такой нежностью… Он любил меня, мое тело, доводя до звезд перед глазами раз за разом…

А потом я лежала на его широкой груди, ласкала пальцами кубики на прессе и мужественная поросль темных волос щекотала подушечки моих пальцев.

Размеренный сильный стук его сердца… И пальцы в моих волосах, которые наматывают прядки, проводит костяшками по моей шее и чуточку тянет, заставляет заглянуть в светлые глаза…

Смотрит на меня не мигая, а я оторваться от него не могу. Рассматриваю высеченные каким-то божественным скульптором черты.

Холодные. Резкие. Острые. Но со мной Михаил такой теплый, а в постели горячий… Сильный…

Прикусываю припухшую губу от воспоминаний того, что он вытворял со мной, как целовал, как заставлял биться в экстазе…

– Ты покраснела, Яна моя… – говорит и растягивает губы в улыбке, такой провокационной, сексуальной…

Теряюсь под внимательным взглядом, смущаюсь.

– Что же теперь будет? – произношу мысли вслух и смущаюсь еще сильнее, не эти слова должна говорить женщина в постели.

Дергаюсь. Но Михаил не дает отстраниться. Сильные пальцы фиксируют мои ягодицы и притягивают ближе, бедром ощущаю, что мой темпераментный любовник опять готов и жаждет моего тела.

Вспыхиваю, а он быстро переворачивается, оказывается на мне и раздвигает бедра своим коленом.

– Что будет, золотко мое нежданное?

Выдыхает жарко и одним движением заполняет меня, заставляя взвиться, пригвождает к постели своим тяжелым, накачанным телом настоящего бойца, опускает голову, слегка прикусывая мочку, срывая стон с моих губ.

– А будет то, что я, как порядочный, человек женюсь на тебе, родная…

Еще одно движение и стон слетает с губ… Не дает сосредоточиться, не дает понять, что именно мне сказал, нежно берет меня, медленно, чтобы все прочувствовала особенно остро…

– Миша… Миша… – прижимаю его к себе, царапаю плечи, обнимаю за шею, а он доводит меня до полного изнеможения, целует в губы, а в секунде до моего наслаждения замирает, не дает, чтобы меня накрыло цунами и унесло к небесам…

Заглядывает в мои глаза, пригвождает руки к подушке, не дает двинуться, хотя мои бедра дергаются в непроизвольном желании получить долгожданную разрядку…

– Миша, пожалуйста… – шепчу искусанными губами, прошу, чтобы подарил мне то, что так жаждет мое тело, каждый мускул натягивается и звенит от неудовлетворенности…

Улыбается так порочно, и чуть длинноватая прядка темная на его мокрый лоб падает. Невероятно красивый сейчас. Порочный. Глаза горят и мне кажется, что пламя там может все сжечь, уничтожить все живое…

– Скажи мне “да”. Скажи мне “да”, девочка моя, скажи, что станешь моей, только моей…

– Я уже… уже твоя, Миша… – отвечаю и слезинка катится из уголка глаза, он сейчас не только в тело мое вдирается, не знавшее мужчины до него, но и в душу, в сердце мое…

– Тогда скажи мне “да”, скажи, что выйдешь за меня…

– Выйду… – выдыхаю едва слышно и мое согласие сплетается с эйфорией, которая ударяет в самый центр грудной клетки, когда Михаил с рыком вбивает меня в кровать, доводит до такого пика, когда слезы текут из глаз и тело изгибается в судорогах, а я кричу свое заветное “да”, срывая голос…

Глаза жжет. Сердце болит. Вырываюсь из воспоминаний и трясу головой. Не хочу вспоминать. Не хочу думать о том, как была счастлива с Мишей, казалось, что он самый близкий человек, моя вторая половинка.

Я верила ему безоговорочно и бесконечно, верила, что он мой, как и я его. Раз и навсегда. Единое целое…

Но сегодняшний день вошел красной нитью в мою судьбу. День, когда я стала самой счастливой и шмякнулась с высоты своего полета об землю.

Машина подъезжает к нашему особняку. Хотя… Не нашему. Здесь все принадлежит Михаилу. Он работал, зарабатывал, а я… Я жила нашей семьей, облагораживала наш двухэтажный домик. Такой уютный. Из серого камня. Каждую занавеску подбирала с любовью. Не хотела привлекать дизайнеров и прочих людей. Все сама. У нас и прислуги-то нет, не хотела посторонних в доме…

– Если я вам понадоблюсь, я буду в домике для охраны, – нарушает молчание Кирилл и опять смотрит на меня в зеркало, я лишь неопределенно киваю.

Выбираюсь из автомобиля и иду к дому, стоит только войти, как на глаза бросается коробка с мишурой. Я планировала сегодня заняться украшением дома. Но утро принесло изменения в планах.

Не сорвись я на работу мужа, а предпочти разобрать ящики и нарядить елочку, ничего бы не узнала, продолжала бы жить в счастье…

– И во лжи, – нашептывает внутренний голос.

Пинаю ни в чем не повинную коробку ногой, сбрасываю верхнюю одежду. Больше не собираюсь быть аккуратной, вешать все в шкаф. Не хочу, сил нет. Скидываю обувь и иду к дивану, заваливаюсь на подушки и подгибаю под себя ноги.

А потом… Потом накрывает истерика. Я реву и кричу в подушку, глушу звук собственной боли и обиды, выплескиваю все, что так болит и гложет…

Слезы заканчиваются, а вот боль никуда не уходит. Все в мозгу крутятся слова Михаила…

– Вечером буду поздно, если не заснешь, поговорим…

А сама думаю, нужно ли мне дожидаться этого разговора или же стоит просто уйти. Сомнения, надежда, желание “ошибиться” – все это подкатывает и становится комом на сердце, а я все его взгляд вспоминаю бешеный… и руку в волосах женщины…

Сколько раз муж так же держал меня, его темперамент огненный, почти агрессивный и секс с ним – это всегда война… В которой он выигрывает, завоевывает и берет…

– Хватит! – кричу сама себе. – Хватит!

Срываюсь с места и бегу в ванную. Сбрасываю одежду и становлюсь под огненные струи. Хочу смыть с себя все. Смыть воспоминания, но тошнота подкатывает, стоит только подумать, сколько раз он приходил ко мне… после нее… трогал этими руками, губами… трогал ее, а потом меня…

Рвотный позыв накрывает, но я ничего не ела со вчерашнего дня, так что меня вырывает пустотой, и я упираюсь ладонями в кафель и позволяю, чтобы вода била по затылку, пытаюсь освободиться…

Наконец, закрываю кран и выхожу. Заматываю полотенцем волосы, а сама вдеваю руки в теплый махровый халат.

Трель начинает раздаваться по всему дому. Хмурюсь, потому что не жду гостей. Да и странно, если охранники пропустили гостей не спрашивая, значит – свои, но зачем своим так показательно звонить в звонок?

Задаю мысленные вопросы, а сама уже взвыть готова, потому что кажется, что я знаю, кого нелегкая принесла, и это испытание для психики я с трудом сегодня могу вынести.

Бросаю взгляд в зеркало. В душе вся косметика смылась. Хорошо хоть разводов от туши нет и, в принципе, на меня смотрит симпатичная девушка с грустными серыми глазами, немного покрасневшими и опухшими, но можно, конечно, предположить, что это не от слез.

Просто шампунь в глаза затек…

Улыбаюсь своим глупым отговоркам, делаю глубокий вдох и слышу назойливую трель. Так и хочется крикнуть – никого нет дома…

Но эта роскошь не для меня. Еще раз делаю глубокий вдох, выхожу из ванной, вдеваю ноги в тапочки и иду вниз, спускаюсь по лестнице, с замиранием сердца прохожу к дверям, считаю до десяти, хватаюсь за ручку и открываю дверь незваному гостю…

Глава 7

– Здравствуй, Яночка! – в дверях стоит свекровь.

Даже выдавить из себя улыбку не могу. Смотрю на высокую женщину в норковой шубе, с массивными бриллиантовыми серьгами. Как всегда эффектная, с зализанной в пучок прической. Только вот лицо холодное, как у воблы, с неживыми глазами.

У Миши ее цвет глаз, только у моего мужа они живые, с переливающейся палитрой чувств и эмоций.

– Михаил на работе, – отвечаю буднично и смоляная бровь свекрови ползет вверх.

– Мне стоит дожидаться твоего приглашения, чтобы прийти в гости в дом моего сына? – произносит холодно, в очередной раз указывая, что все принадлежит Воронову, а она его мать.

– Я вообще-то по делу, – не унимается, и я отхожу в сторону, вспоминая о правилах приличия все же.

– Проходите, Марта Романовна, – сторонюсь и моя свекровь проплывает мимо меня, обдавая тошнотворно приторно-сладким шлейфом духов.

Сразу же желудок в узел сворачивается от подобного аромата, и я на мгновение прикрываю глаза и пытаюсь не дышать, чтобы переждать позывы.

Прихожу в себя и вижу, как госпожа Воронова скидывает черную норку на диван, оставаясь в черном брючном костюме. Со спины она даже красива, только лицо испещрено морщинками и выражение высокомерия не вызывает к этой женщине никакой симпатии.

Она невзлюбила меня с первой секунды. Помню, как на новогодние праздники Миша привел меня в их особняк и если отец Михаила воспринял мое появление сухой, дежурной улыбкой, то вот Марта Романовна даже поприветствовать забыла.

– Михаил, объяснись, что это значит?! Кто эта девушка?! Ты сказала, что у тебя для нас долгожданные новости!

Мужчина из моих воспоминаний прижимает меня к своему боку сильнее, не дает шелохнуться и упирает бетонный взгляд в свою мать.

– Папа, мама, познакомьтесь, девушка, которая покорила мое сердце с первого взгляда, моя невеста – Яна…

Звук битого стекла и бокал разлетается на сотни мелких кусочков, а шампанское оставляет пятно на дорогущем шелковом платье моей будущей свекрови…

Воспоминание испаряется, в то время как моя свекровь на правах хозяйки передвигается по нашему с Михаилом дому…

– Яночка, угости меня чаем с обезжиренным печеньем. Я пока доехала, жутко проголодалась, а мне надо каждые два часа перекусывать. Новая методика. Диета творит чудеса.

Оборачивается и бросает на меня пристальный взгляд.

– Кстати, могу посоветовать моего персонального диетолога. Алиса Силаева, гуру просто! Обрати внимание, женщине стоит смолоду за собой следить, а то вон уже у тебя на лицо прибавка в весе…

Улыбаюсь молча. Прибавка веса у меня будет последующие девять месяцев, и только эта мысль и греет мою охладевшую израненную душу.

Мы проходим на кухню. Женщина занимает свое излюбленное место у барной стойки. Отчего-то всегда предпочитает сидеть здесь, может, потому что рядом панорамное окно, которое выходит на внутренний дворик, ухоженный летом, а сейчас превратившийся в настоящую зимнюю сказку, покрытую пушистым белоснежным мехом из снега.

Вечерами, когда включаются фонари, я люблю наблюдать игру света на снежинках, которые пестрят бриллиантовым переливом…

Любила… Надо научиться обо всем думать в прошедшем времени. И дом этот, на который я потратила столько сил, в который вложила всю себя, он не мой…

Михаил купил его специально для нас еще до свадьбы, сделал мне сюрприз и вошел со мной на руках:

– Традиция такая, радость моя, жених невесту на руках в дом внести должен, чтобы всю жизнь так и прожить…

– Прямо всю жизнь, Мишенька?

Взгляд глаза в глаза, обжигающий поцелуй в губы и шепот:

– Только так, любовь моя, ты на всю жизнь…

Мысли о Михаиле бьют наотмашь. И дом этот с каждой секундой начинает мучить меня все больше. Ранить воспоминаниями. Чтобы отвлечь себя хоть как-то, открываю холодильник, как всегда забитый под завязку.

Михаил не особо любит ресторанную пищу, и я всегда готовлю для нас…

Готовила…

Вытаскиваю приготовленный вчера вечером пирог. Еще не тронутый даже… Михаил пришел поздно, и я все положила в холодильник.

Без него есть не могла, мутило.

Теперь я знаю, почему меня тошнило и почему муж не пришел…

Ставлю на стол сдобу, и моя свекровь морщит свой острый нос. Ах да. Она же на диете. Ее проблемы.

Включаю чайник, порхаю привычно, занимая руки и ощущая на себе взгляд.

Видимо, Марте Романовне не нравится, что я в халате и тапках, полотенце с головы я стянула и бросила на высокий барный стул, оставив влажные прядки струиться по спине. Может быть, еще вчера я бы извинилась за свой внешний вид и поспешила бы переодеться, но не сегодня.

Сегодня вся моя жизнь полетела в тартарары и моим единственным желанием является забиться в кровать, накрыться одеялом и согреться…

Лед внутри меня, кажется, что разрастается с каждой секундой все больше.

Наконец, чай заваривается в специальном глиняном чайничке. Помню, с какой любовью выбирала его в специализированном восточном магазине, как показывала Мише свою пеструю покупку и муж, улыбаясь, просил меня заварить чего-нибудь тонизирующего, а потом Миша ложился на кровать и я массировала его каменную тренированную спину атлета. Недолго. Мой темпераментный мужчина выдерживал минуть пять, а потом ловил меня в объятия, и мы занимались сексом…

Мотаю головой. Мыслей много. Воспоминаний много. Этот дом одно сплошное воспоминание, которое нужно отсечь.

И все же моя душа рвется на части, и я хочу дождаться мужа, выслушать его и… что-то внутри меня звенит еще не убитой надеждой, слишком уж его взгляд мне запомнился… странный…

– Яночка, ты сегодня какая-то растерянная, в облаках витаешь, садись, дорогая, нам нужно поговорить, – опять возвращает меня в реальность сухой голос моей свекрови, и я смотрю в ее светлые глаза и отчего-то предчувствие неладного сковывает сердце…

Сегодня я после полученного удара в себя прийти не могу, а тут эта женщина. Всегда вежливая, улыбчивая, говорящая гадости елейным голосом. Приторно-сладкая, как и ее духи, которые опять вызывают тошноту.

Сажусь на стул. Силы уходят. Хочется с кем-то поговорить, рассказать о том, что произошло в моей жизни, но мать моего мужа не та женщина, с которой за столько времени мы хоть какой-то контакт нашли.

Госпожа Воронова идеальная актриса. По ней подмостки больших и малых театров плачут. На людях, при моем муже она само обаяние. Никто не заметит, что эта женщина люто ненавидит свою невестку.

И нет. Она ничего не делала, чтобы я могла доказать подобное отношение. Я просто это чувствую. Чувствую ее высокомерие, ее взгляды, которые она бросает на меня, когда никто не видит. Я их просто кожей чувствую. И эта нелюбовь у нас взаимная. Я бы хотела найти контакт с этой женщиной, я вообще всегда мечтала о большой и дружной семье.

Где все вместе. Дедушки и бабушки, детки, чтобы душа в душу. Чтобы улыбки и понимание, что ты можешь прийти и тебя услышат, поддержат, где все друг за друга горой. Но моя скромная семья не получила одобрения у маман моего мужа. Помню ее презрительную улыбку, когда она на моих родителей посмотрела. Простых трудяг. А я своими родными всегда гордилась. Да. Пусть папа у меня без высшего образования и работает плотником, но у него руки золотые. Вся округа к нему идет за помощью, а ребятня просто в восторге, потому что он такие игрушки из дерева вырезать может…

У отца талант. Он бы мог выставляться в галереях, и я думала об этом, хотела поехать разобраться в родительских вещах, найти его поделки, но…

Но мечты остались мечтами, а богатый дом и умопомрачительный муж всем на зависть – это лишь обертка и жизнь в сказке разительно отличается от обложки. От глянца.

Смотрю на женщину, а за ее спиной у нас гостиная и белоснежный диван, на котором мы с Мишей позировали для обложки журнала с громким названием “Уют семейного очага” и всего лишь месяц назад я свято верила, что у нас с ним есть этот семейный очаг, тепло и уют. Нам с ним никто не был нужен. Я была у него, а он у меня…

Перевожу взгляд на лощеное лицо своей свекрови и в упор задаю вопрос. Больше не хочу убегать ни от чего, розовые очки сломаны, а надежд не осталось:

– Я вас слушаю, Марта Романовна, о чем же таком важном вы хотели со мной поговорить, когда вашего сына нет дома…

Даю понять, что я не совсем дура и понимаю, почему моя драгоценная в буквальном смысле, судя по количеству бриллиантов, которые она меняет все время, свекровь решила наведаться ко мне, когда моего вечного защитника нет дома…

Да, как это ни странно, еще до этого утра Михаил был надежной стеной и защитой, он никогда не давал меня в обиду и муштровал мать так, что она боялась мне слово не так сказать, приходилось ей желчь сцеживать, грамотно балансируя на интонациях и полунамеках.

– Яночка, а ты, смотрю, зубками обзавелась, ну-ну…

Так и хочется сказать, что учителя хорошие были, но я молчу, а самой так и хочется пойти к родной душе, к маме, прижаться к груди и выплакаться, рассказать обо всем, о горестях и терзаниях, но мама с папой далеко, они верят в мое счастье и нарадоваться на Михаила не могут…

Мой муж покорил их сердца своими поступками, уверенными словами, Михаил вообще никого не оставляет равнодушным, вот и Тиночку болотную, видно, тоже покорил так, что она на его столе оказалась с задранной юбкой…

Гашу в себе чувства. Но они не желают успокаиваться. Мое душевное состояние напоминает бурю в стакане. Мой муж размешал и разболтал все так, что я в себя прийти не могу…

– Марта Романовна, я ничем не обзавелась, я все такая же и не меняюсь.

Отвечаю нейтрально и свекровь сжимает свои и без того узковатые губы, а я смотрю в ее лицо и вообще не понимаю, как Михаил может быть настолько не похожим на эту чопорную сухую женщину.

– Да в том то и проблема, дорогая моя. Ты не меняешься. Все там же, застывшая словно, а жизнь… она вперед идет. Мишенька мой каких высот добивается. А ведь у отца ни копейки не взял, связями Димы ни разу не воспользовался. Все сам. Всегда сам. Никогда нас не слушал. А я знала, что такая его независимость до добра не доведет. Стольких девушек ему сватали, да ему пальцем ткнуть, и любая ляжет, а он тебя выбрал… Против воли нашей пошел и вот… ты сделала моего сына абсолютно несчастным…

Застываю на месте от подобного заявления. Распахиваю глаза и смотрю на свекровь.

– Да-да, дорогая моя, я ведь мать и мне виднее. Сердце материнское не обмануть. А ты пока этого не понимаешь, да и вопрос, сможешь ли когда-нибудь понять…

Тонко и филигранно госпожа Воронова играет на моей ране, добавляет соли…

Холеное лицо этой женщины выражает даже сочувствие. Лживое.

– Зачем вы пришли сюда? – не выдерживаю и задаю свой вопрос. Руки трястись начинают и я обнимаю свою чашку ладонями, пытаюсь согреться, но внутри меня словно лед разрастается.

Кривит свои алые губы. Презрительно так.

– Я пришла в дом своего сына. Все же я – мать. И цель у меня, дорогая моя Яночка, поговорить с тобой. Вразумить тебя! Все же ты должна любить моего сына, а когда любишь, желаешь лучшего человеку, к которому не безразличен!

Выдает высокопарно. И делает глоток чая.

– Ты пей, Яночка, хороший у тебя чай, тонизирующий.

Выдает скупо, а я действительно делаю глоток, но не потому, что свекровушка обо мне заботится и я к ее совету прислушиваюсь, а просто наполняю рот водой, чтобы лишнего не сказать и не послать маман с сыночком куда подальше.

Мне становится жутко интересно, что за речь приготовила эта чужая женщина для нелюбимой невестки. На какие точки собирается нажимать и в голове проскальзывает мысль – как же счастлива была бы моя свекровь, узнай, что я застала Михаила в объятиях Тиночки, которую так сватала ему маман в свое время…

Поэтому делаю осторожные глотки горячего чая, но мне этого оказывается мало, и я добавляю в него несколько ложек сахара и размешиваю под скептичным и неодобрительным взглядом свекрови.

Вкус становится лучше, отходит определенная вязкость, которую я ощущаю мельком, все же все мое внимание нацелено на свекровь.

– Что вы от меня хотите? – задаю вопрос и делаю еще один глоток приторно-сладкого пойла. Самое то, когда жизнь отдает горечью.

– Разве не ясно?! Я хочу именно того, чего желала с первой секунды, как увидела тебя! Хочу, чтобы ты оставила в покое моего сына! Хочу, чтобы не портила ему жизнь! Михаилу прочат политическую карьеру! Ты понимаешь, что это?! Он не просто бизнесмен, он лидер! А ты… ты ему помешаешь!

Отчего-то улыбка зажигается на моих губах.

– И чем же, по вашему мнению, я мешаю Михаилу?

Вскидываю бровь. Забавлять меня ситуация начинает. Тянет расхохотаться. Громко. Весело. Истерично. Наверное, я все же зависла в секунде от нервного срыва, когда организм дает странные реакции на ситуацию, в которой оказался…

Но моя свекровь не замечает моего состояния, продолжает газовать.

– Для политика важна семья! Опора! Тыл! А что можешь ему дать ты, если даже забеременеть не в состоянии?!

Слова, бьющие наотмашь. Ударяющие в солнечное сплетение и заставляющие дернуться, как от пощечины.

– Не в состоянии… – повторяю ее же слова. Ровно так же, как и сегодня Михаил повторял за мной, но свекровь не дает сфокусироваться на этой мысли, распаляется и идет в наступление.

– Михаил наш единственный сын! Наша отрада! Надежда! Он великолепный стратег, лидер, редкий человек и я это говорю не потому, что он мой сын. Просто он всегда. С самого детства был сам по себе. Ставил цели и достигал. Это иногда доходило до абсурда, когда он бил по груше столько, что ломал руку и продолжал. Понимаешь?! Была цель победить, и он ее реализовывал, несмотря на то, что несет физический урон, он боли не боится, упрется и будет идти до последнего, не ощущая, что убивает себя, свое будущее… Шел напролом. Он не знает слова «нет». Так и с тобой! Миша решил, что ты станешь его женой, выбрал и так и случилось, но ты… ты ему не подходишь… ты – балласт! Женщина, которая не родит мне внука, не даст продолжение роду! Ты его околдовала! Иначе как… как он мог выбрать такую, как ты?! Пустую и бесплодную! Ты должна отпустить его! Сама уйти! Тогда… тогда Миша отпустит. Он гордый. Отпусти его, Яна, дай ему шанс на нормальную жизнь!

– Хватит! – вскакиваю со стула и опираюсь о стойку, на мгновение меня ведет. – Хватит, Марта Романовна! Убирайтесь отсюда! Убирайтесь! Видеть вас не могу!

Тоже встает и опирается о стол руками, копирует мой жест.

– Почему же, Яночка?! Правда глаза колет, да? Хорошо устроилась на шее у Миши и ножки свесила. Оставь его в покое! Отпусти его! Перестань ломать ему жизнь! С дороги уйди! Михаилу нужны дети, ему семья нужна, а не девка без роду, без племени! Неужели ты не видишь, что он живет с тобой из жалости?

Перед глазами начинают плясать пятна. Моргаю. Сильнее сжимаю угол столешницы. Плохо становится. Накатывает слабость, но я все же фокусирую взгляд на лице свекрови и спрашиваю:

– Что значит, из жалости?!

– А ты не знаешь?! Да то и значит! Жалко ему тебя с твоими вечными соплями! Жалко! – повторяет по слогам…

А мне вдруг начинает казаться, что в очередной раз, когда мамочка допекала моего мужа и просила бросить меня, он мог и сказать… сказать, что жалеет меня, что не бросает из жалости свою бесплодную жену с изъяном, не смогшую зачать…

Комната начинает вертеться перед глазами, накатывают тошнота и слабость…

Кажется, что я сейчас просто в обморок упаду. Дышу через нос. Пытаюсь фокусировать взгляд, но не получается, все расплывается.

– Яна… Яна… – слышу голос свекрови.

Даже ответить не могу.

– Тебе что, плохо? Ты побледнела…

Не реагирую на ее вопросы, слышала, что у беременных бывают обмороки, но мое состояние какое-то пограничное. Мир не меркнет перед глазами и я не проваливаюсь в темноту.

– Яночка… я… подожди… я… сейчас…

В губы ударяет стакан.

– Попей водички, полегчает…

Совершаю на автомате глотательные движения, но облегчения не приходит. Ощущаю руки свекрови на своих плечах…

Даже неожиданно становится ее такое беспокойство и готовность помочь.

– Сейчас, сейчас… я… я позову помощь…

Свекровь еще что-то говорит, не слышу… сознание мутится. Странное что-то творится. Ощущаю тело ватой. Меня усаживают на стул… зрение подводит, все словно одно сплошное марево заполняет…

– Алло… да… в дом зайди. Да. Ей плохо… Не знаю… Прямо сейчас. Сама не дотащу…

Обрывки фраз и голос свекрови опять-таки доходит до меня урывками…

А потом… потом я оказываюсь в сильных руках. Словно взлетаю пушинкой, ничего не весящей, под щекой оказывается жесткая ткань пиджака, а в нос ударяет чужой запах резковатого одеколона, вызывающий рвотный рефлекс.

Слишком острый запах. Мой муж так не пахнет…

В пиджаки Михаила я люблю зарываться носом, в его сорочки, и чувствовать такой родной аромат, а здесь…

Плохо становится, все кружится перед глазами. Так плохо мне никогда в жизни не было и мысль рождается в мозгу – только бы с ребенком все было хорошо…

Начинаю молиться про себя, просить, умолять, страх накатывает, что я могу потерять свое счастье, что могу потерять такого долгожданного малыша, которого уже люблю всем сердцем…

Слезы начинают течь по щекам из-под прикрытых век, а меня наконец-то укладывают на подушки…

Теряю себя, теряюсь во времени, мутит страшно, и даже с закрытыми глазами ощущаю, как кружится голова…

– Яночка, мне ехать нужно. Миша скоро приедет. Поспи…

Голос свекрови наполнен беспокойством. Тянет улыбнуться. Словно не она меня до нервного срыва доводила так целенаправленно. А сейчас я опять стала Яночкой…

Видимо, боится, что Михаилу расскажу про инициативу его маман…

Сил на то, чтобы ответить, нет. Да и не хочу. Пусть уходит. Одной легче…

Наконец, состояние какой-то прострации отпускает, легчает неожиданно быстро, и спустя какое-то время я уплываю в сон…

Как это ни странно, такой приятный и теплый. Нахожу себя на кухне за готовкой… Ощущаю аромат сдобы… Пирог в духовке доходит, а до слуха долетает веселый детский смех…

На моих губах играет улыбка и я бросаю взгляд из кухни в зал, где у нас стоит украшенная шарами и гирляндами белоснежная елочка, смех становится все сильнее и я замечаю темную макушку моего Миши, муж радостно хохочет и подбрасывает на руках очаровательную девчушку, которая смеется так заливисто и громко…

Михаил такой огромный, сильный, в его руках малышка выглядит такой крохотной, нежной, я не вижу ее лица, но голос…

Господи, этот детский смех – он приносит в душу такое тепло и радость, чувствую себя счастливой…

Михаил оборачивается и бросает на меня взгляд. Смотрит, улыбаясь, и лицо у него лучится радостью…

Я смотрю на самых дорогих людей и сердце заходится в радостном стуке…

– Иди к нам, родная… – произносит мой муж и протягивает ко мне руку, а я улыбаюсь в ответ, но отчего-то двинуться не получается, я словно приросла к месту…

– Яна… – повторяет с нажимом…

Отчего-то меня начинает потряхивать…

Странное ощущение.

– Яна! – уже криком и меня выдергивают из сна.

Открываю глаза. Не сразу фокусируюсь. А потом вдруг перед глазами вижу перекошенное лицо мужа. Злое. Лютое. Бледное.

Никогда его таким не видела. Всегда собранный. Контролирующий свои эмоции. Но сейчас…

Его волосы взъерошены. Глаза горят горячечным блеском… Красивые губы искривлены…

Он встряхивает меня. Смотрит пустыми глазами и отдергивает руку. Падаю обратно на подушки.

– Как. Ты. Могла, так не терпелось, да?! Поэтому в офис ко мне прискакала?!

Кричит каждое слово. А у меня голова раскалывается от его голоса, похожего на рев какого-то зверя, скорее. Не улавливаю смысл сказанных слов.

– Миша… – выговариваю сухими губами, но он уже не слышит. Отшатывается от меня. Все эмоции словно с лица ластиком стирают, и он улыбается.

Сухая улыбка. Презрительная. Напоминающая оскал демона.

– Вроде только утром попросила развод, дорогая женушка, а я смотрю, ты быстрая.

Делает паузу. Поправляет пиджак, приглаживает взъерошенные пряди. И становится прежним. Жестким и собранным.

– Бумаги получишь завтра же. Подключу связи. У тебя день, чтобы убраться из моей жизни и моего дома.

Опять пауза и взгляд. Темный. Жестокий. Михаил никогда так на меня не смотрел, как на кусок мяса. Оценивающе и оскорбительно.

Разворачивается и прежде чем уйти, хлопнув дверью, из нашей спальни, произносит холодно:

– Забирай все, что посчитаешь нужным. Считай. Отработала. Но только больше на глаза мои не попадайся.

Глава 8

Михаил уходит, слышу, как внизу хлопает дверь.

Ничего не понимаю. Обида гложет изнутри. Непонимание и любовь – ненависть.

Значит, вот что он имел в виду, когда говорил, что придет домой и мы с ним поговорим?!

Миша никогда. Никогда на меня даже голоса не повышал, а сегодня… сейчас… мне казалось, что он готов меня ударить…

Значит, вот и весь разговор…

Свободна. Отработала…

Ком подкатывает к горлу. Мне кажется, что кто-то меня просто душит, выворачивает все сухожилия наизнанку…

Поднимаюсь шатаясь. Кажется, у меня срыв. Самый натуральный. Нервы сдали. Голова как в тумане.

Муж кричал про то, что дает мне сутки. А мне и этого много. Хочу уйти отсюда поскорее. Ничего от него не хочу. Ни одного напоминания.

Но сил на то, чтобы собрать вещи, у меня нет. Вообще ни на что не хватает сил. Не понимаю, как опять оказываюсь под струями душа. Становится полегче, а я никак вспомнить не могу, когда халат скинуть успела и вообще где он.

Плевать.

Просто на все. Заматываюсь в полотенце и меня начинает отпускать. Голова светлеет. И я нахожу телефон. Набираю номер.

– Алло.

– Люся… – выдыхаю с рыданием.

Ближайшая подруга понимает меня с полуслова и пусть мы не общаемся сейчас слишком плотно, но все же я сразу слышу в голосе напряженные нотки:

– Яна?! Боже… что с тобой?!

Вопрос, заставляющий меня рассмеяться.

– Мне плохо, Люська… Мне так плохо… – голос срывается, и я начинаю рыдать.

– Ты из-за чего так убиваешься?! Из-за диагноза опять! Прекрати хоронить себя! Я тебе говорю. Молодая девка! Родишь ты! Родишь! Здорового карапуза, а может, и двух…

– Миша мне изменил.

– Что?! Ты шутишь?! Он же с ума по тебе сходит! Этого быть не может!

Подруга выдает слова, а я понимаю, что еще вчера в них слепо верила, но все не так.

– Я утром пошла к нему в офис, а там…

Голос дрожит, я даже говорить не могу.

– Яна… – пытается что-то ответить Людка, но я пресекаю.

– Он с Тиной своей был. На столе. Больше ничего не спрашивай, Люсь. Я не могу. Говорить не могу… я ведь… я шла… я хотела…

Рыдания затапливают.

– Постой, подруга, не руби с плеча…

– Он Тину выбрал. Мы разводимся. И я больше не хочу о нем ничего слышать, Люд. Ничего… Иначе… я… я не выживу…

Говорю проклятые слова, а у самой такая боль в груди начинает пульсировать. Анестезия первых мгновений прошла и меня накрывает вязкой тягучей болью… она топит меня, тянет на дно и я не понимаю, что происходит со мной, как собрать себя по кускам, как жить дальше…

– Где ты сейчас? – спрашивает Люся, уже собранная, голос даже какой-то холодный стал.

– Я дома, но я не могу тут быть, стены давят, все боль вызывает. Уехать хочу.

Пауза и я слышу шуршание, словно Людмила начинает одеваться, также слух улавливает металлический щелчок.

– За руль не садись. Оставайся дома. Я еду.

– Я…

– Не шучу я, Янка, не вздумай садиться за руль в этом состоянии. Я уже еду.

Подруга отключается, а я безвольно сажусь на кровать, а потом подпрыгиваю как ошпаренная, на спальню смотреть не могу. Не хочу. Особенно на постель. Наше супружеское ложе, где мы с Мишей столько часов провели…

Еще вчера мне казалось, что он любит меня так искренне, так нежно, а сегодня… сегодня мой мир рухнул…

Быстро накидываю на себя белье, не глядя, джинсы и кофту, беру жакет. Мне холодно. Мне чертовски холодно. Кажется, что зубы стучать начнут.

Вылетаю за дверь и спускаюсь в кухню. Удивляюсь тому, что свекровь в кои-то веки за нами убрала и даже посуду помыла. Неужели даже у гарпий просыпается сочувствие?

Не знаю. Наливаю себе воды и пью жадно. В горле сухо, а в голове шум. Мысли путаются. Кажется, что я в чистейшем аффекте нахожусь.

Сильно меня Михаил ударил. Нож в сердце с поворотом. Когда душа в клочья и сердца, кажется, что больше нет…

Только на этой мысли я спотыкаюсь. Прикрываю глаза и прислушиваюсь к себе. Кажется, что ощущаю жизнь внутри себя.

Не знаю, сколько времени проходит, как слышу скрежет колес и в страхе смотрю в окно, силюсь понять, кто приехал, и страх впивается щупальцами, когда на мгновение кажется, что это мой без пяти минут бывший муж вернулся…

Замираю, вглядываюсь в окно, но понимаю, что это Люся. Миловидная невысокая шатенка быстро идет в сторону входной двери, иду навстречу. Люся не успевает даже в звонок позвонить, как я распахиваю дверь и буквально падаю в ее руки, обнимая и плача…

– Эй-эй, Янка, ну ты чего, чего ты? – спрашивает, ласково проводит рукой по моим волосам. – Не рыдай ты так…

А я не могу, меня колотит. Холодно становится дико. Просто жутко.

Подруга заводит меня в дом. Люда у меня деятельная, активная, поэтому сразу же переходит к делу:

– Ты вещи свои собрала?

Пожимаю плечами.

– Мне ничего не нужно, ничего брать не хочу…

Люда окидывает меня внимательным взглядом и берет за руку.

– Пойдем-ка… Говоришь, с Тиной спутался Мишка твой? – на ходу задает вопрос, а я лишь киваю, сил нет, говорить не могу, ничего не могу…

– Блин, Ян, а знаешь, я думала, он с ума по тебе сходит, он так на тебя всегда смотрел, словно сожрать хотел, не замечала, чтобы он на других баб смотрел…

– Смотрел – не смотрел… какая разница, Люд?! Я их застукала… и… хватит… не могу я вспоминать этот кошмар… не могу…

– Ты с ним говорила? – деловито интересуется Люда, а сама отпирает дверь моей спальни, она у меня частым гостем в доме была, так что знает, где и что лежит, помню, как мы вместе с ней гардеробную убирали, я сама никак не могла разобраться, что и где повесить…

– Але… Янка, не молчи ты, говори со мной… – бросает на меня взгляд, а у самой, вижу, что глаза на мокром месте и жалость в них читаю.

– Не знаю, можно ли это назвать разговором… мне казалось, он хоть объяснится, попытается со мной поговорить… прощения попросит хотя бы… а он пришел, наорал и сказал, чтобы брала, что хочу, и уходила… Жестко сказал… повторять не хочу…

Людка головой качает, быстро заводит меня в спальню и идет в гардеробную, а я к стене прислоняюсь. Подруга же достает чемодан и принимается накидывать туда мои вещи, не особо заморачиваясь.

– Вот никогда бы не подумала, что Михаил способен на измену. Правда, Тиночка – это отдельная категория, ее же ему в жены прочили… Но все же…

– Способен, как оказалось… – отвечаю с горечью и глаза прикрываю.

– Да… хотя он у тебя богатый мужик, а они все извращенные властью и деньгами и под носом вечно охотницы полуголые мелькают…

– Говоришь, сказал, все взять?

Выглядывает из комнаты, и я неопределённо киваю.

– Я не могу больше здесь быть, Люд, я внизу подожду… Хватит, что накидала в чемодан… мне хватит…

Поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Людка мне что-то кричит вслед, но я не слышу, спускаюсь вниз и надеваю первое попавшееся пальто и жду у входной двери.

Людка появляется быстро, в руках тащит два чемодана, на спине рюкзак. Мне все равно, что она взяла, а что нет.

– Сумку свою возьми, документы, паспорт в ней? – спрашивает деловито.

Киваю и забираю миниатюрную черную сумочку, тянусь за ключами от дома, которые лежат рядом на тумбочке, а потом вдруг словно спохватываюсь и отдергиваю руку, будто обжигаясь.

Это уже не мои ключи и не мой дом…

Открываю дверь, и мы выходим, подруга бросает мои вещи в багажник, а я проскальзываю на переднее сиденье ее автомобиля, меня знобит.

Спустя пару минут Люда садится рядом и заводит двигатель. Я глаза закрываю и откидываюсь на сиденье.

Ничего не хочу. Ни видеть. Ни слышать. У меня внутри словно пробоина, дыра и корабль моей души подает сигналы бедствия, идет на дно…

Может, я немного и засыпаю, как вдруг ощущаю, что машина тормозит и Людка лезет ко мне в сумочку.

– Янка, ПИН скажи от карт своих, – опять доходит до слуха ее серьезный голос.

– Что? – спрашиваю, с трудом разлепляя глаза, какое-то у меня состояние дикой сонливости, видимо, стресс сказывается. – Зачем?

– Надо денег снять, пока твой ненаглядный твои кредитки не позакрывал, хотя, может, уже, черт их разберет, богатеев этих…

– Люд, мне не нужно ничего… – повторяю, как мантру.

– Может, и не нужно, но уделать подлеца надо. Да и жить на что будешь?! Первое время хотя бы… В общем, ПИН скажи, заодно и проверим, насколько капитальный подонок твой бывший.

Называю цифры. День и месяц нашей свадьбы.

И слезы текут ручьем. Сил нет ни на что и на то, чтобы спорить, тоже.

Услышав дату, подруга поджимает губы и мотает головой. Опять с жалостью смотрит, а я отворачиваюсь к окну.

– Я сейчас вернусь, Ян, не реви.

Опять выдает бодро и уходит, прихватив сумку. Возвращается через минут десять и улыбается мне, весело подмигнув.

– Не успел твой Мишаня карточки закрыть. Видимо, занят с Тиночкой своей. Ну ничего. Моральную компенсацию ты получила весьма и весьма неплохую, на первое время хватит, а там видно будет…

– Видно будет… – повторяю и опять руку на живот кладу.

Ощущаю тепло. Там внутри меня зародилась жизнь, и возможно, прагматичная Людмила права. Мне нужны деньги. Пусть не для себя. Для себя бы я ничего не взяла, но теперь я не одна, мне о малыше своем думать нужно…

И пусть так. Пусть его отец, не зная, поможет собственному ребенку…

Слезы опять набегают на глаза. Самый счастливый день моей жизни… День, который я так ждала, радость, которая поселилась в сердце, теперь омрачена, изранена и осквернена поступком мужчины, которого я любила больше жизни…

Незаметно глажу плоский животик и мысленно обращаюсь к своему малышу: «Я жду тебя, радость моя, я так тебя жду… и мы справимся… мы со всем справимся, я так тебя жду, малыш мой, так жду и ты скоро появишься на свет… я сделаю для этого все…»

Голова становится опять тяжелой, а я улыбаюсь сквозь слезы, потому что мечта сбылась… пусть горечь затопила, но радость… она живет во мне и совсем скоро моя жизнь наполнится смыслом и появится человек, который будет дороже всех… мой малыш…

Откидываюсь обессилено на кресле, глаза слипаются, я погружаюсь в тяжелый сон без сновидений…

Глава 9

Время спустя

Яна

– Яна Владимировна, это успех! – принимаю поздравления коллег, улыбаясь. С трудом сдерживаюсь, чтобы не запрыгать, не захлопать в ладоши, по-детски как-то, не по статусу преподавателя, поэтому держусь.

Замдекана Ирма Генриховна обнимает меня и целует в щеку, громко произносит:

– Мы все восхищаемся вами, Яна Владимировна! То, что вы выбили-таки у государства грант для нашего университета – это просто чудо и, конечно же, ваша полная заслуга!

– Яночка, девочка, как же я горжусь тобой… – шепчет рядом старшая коллега по кафедре Валентина Игнатьевна и протягивает мне маленькую коробочку с мишкой, любимые печеньки моей доченьки, поднимаю глаза на женщину в возрасте и благодарно шепчу:

– Спасибо вам, Валентина Игнатьевна…

– Трудяга ты, просто трудяга и Масяня у тебя просто прелесть, обними ее за меня…

Киваю пожилой женщине с седоватыми волосами, обнимаю ее сильно. Одна из немногих, кто верил в меня и твердил, что я смогу защитить диссертацию, когда я ревела в ее кабинете, сетуя на то, что ничего не успеваю… Дочка заболела и я забросила все, сидела рядом с ней, а сроки диссертации горели…

Тогда она обняла меня крепко и сказала, что все образуется, замолвила словечко и мне дали время, так необходимое, чтобы справиться со всем навалившимся…

– Спасибо вам… – опять повторяю и на глазах набегают слезы.

Именно сейчас я выдыхаю. Я прошла недолгий путь, но такой сложный…

Помню, как уехала из дома мужа в никуда. Помню, как валил снег, он бил по щекам, когда Люда помогала мне выбраться из автомобиля. Как я оказалась у нее дома, я почти не помню. Вообще я мало что помню из того вечера, когда изломанная и разорванная на части я ушла из дома бывшего мужа…

Упала на диван в доме Люды и проспала сутки. Вот так вот организм среагировал на стресс, а когда проснулась, увидела короткое смс от мужа.

Больше ты не носишь мою фамилию.

Мы разведены.

Вот и все.

А дальше… Дальше я сидела на кухне у подруги и ревела белугой, ничего так и не рассказала ей толком, память будто стерлась местами.

Разве что проговорила в сердцах.

– Люд. Я беременна… Я к нему шла, чтобы рассказать о своем счастье, а он… там… с Тиной…

– Подонок! – выдохнула подруга и затем взгляд у нее прояснился. – Погоди… Янка… Яна! Беременна?!

Спрашивает, а сама быстро сигарету свою тушит, окурок в пепельницу, а потом и пепельницу в мусорку. Шок у нее, видно. Как и у меня от новости, которую я так ждала столько времени…

Люда вскакивает и форточку открывает, поворачивается резко ко мне.

– Нельзя тебе никотином дышать… Боже… Яна… Ребенок… Ты же так мечтала об этом, сколько слез пролила, сколько вытерпела…

Качает головой и отводит прядку со лба, а в глазах слезы цветут. Подходит ко мне и обнимает. Сильно так. До ломоты в костях.

Моя верная преданная подруга. Моя единственная. Никого так близко не подпускала, как ее. В кругу Михаила так и не нашлось человека, с которым бы я на одной волне была. А вот с Людой мы давно дружим. Еще до того, как я повстречала своего мужа.

– Ну что, хорош сопли разводить. Радоваться надо!

Отпускает меня и заглядывает в глаза, а я киваю. Знаю, что она права. Но сердце болит…

– Что делать будешь, Яна? – спрашивает, вглядываясь в меня. – Михаилу скажешь? Не бей за такой вопрос только, – поднимает руки, будто сдается, шутит. Пытается поддержать, а я лишь качаю головой отрицательно.

– Мой муж выкинул меня из своей жизни. Что мешает ему с его связями и властью отнять ребенка или заставить?.. – не договариваю.

Я даже страшное слово “аборт” произнести не могу. А вдруг он заставит?!

А что, если ему не нужен ребенок от бывшей жены? У него маман так радеет за политическую карьеру сына…

И возможно, Михаил сотрет меня из своей биографии. У него хватит и денег, и власти. Раньше я восхищалась его целеустремленностью, хваткой, он казался принцем, который снизошел до Золушки.

Но у медали две стороны и вот теперь, когда мы… с теперь уже бывшим мужем… стоим на разных баррикадах, я понимаю, что он может использовать весь аппарат своей власти, чтобы размозжить меня…

Раньше… еще пару дней назад я любила так сильно, так отчаянно, но вчера вечером… мужчина, который разбудил меня…

Он был другой.

Наверное, настоящий…

Я уже ничего не знаю.

Но того вчерашнего Михаила, который ворвался в нашу спальню, я не знаю. Там был кто угодно, но не тот мужчина, которого я полюбила однажды. Там был жестокий и бессердечный бизнесмен Воронов, но никак не мой Миша…

Не тот мужчина, который обнимал меня, вытирал мои слезы и был готов усыновить ребенка потому, что его жена с изъяном не могла зачать…

– Думаешь, этот мудак и на такое способен? Думаешь, может заставить тебя прервать такую долгожданную беременность?! – выбивает меня из мыслей Люда, прищуривает глаза, а я лишь пожимаю плечами, улыбаюсь горько.

– Еще вчера я была уверена, что он меня любит и никогда не предаст… Оказывается. Я не знаю человека, с которым жила, которому отдала свое сердце, тело… Он стал моим первым, и я думала, что я стану для него единственной, ошиблась, Люд, ошиблась… А сейчас… Я не знаю, что делать. Но о ребенке не скажу. Он потерял свой шанс на счастье. Теперь малыш только мой и нам от него ничего не нужно…

Люда кивает на мои слова. Понимает, что я права и что в этом мире прав тот, кто силен, а Михаил Воронов может уничтожить меня по щелчку пальцев. Простую девчонку, которую он соизволил взять в жены…

Больно. Как же больно…

– Что ты думаешь делать? – спрашивает участливо.

– Мне нужно собраться. В столице мне делать нечего… Домой поеду… Нужно дописать диссертацию и защититься, я ведь мечтала преподавать… Только работу бы найти еще…

Бессвязно проговариваю мысли вслух. Глова чугунная. Все тело ломит и болит, а еще тошнота…

Мутит так, что дурно становится, и единственное, что хочется – это полежать, накрывшись одеялом и закрыв глаза.

Люда без слов выходит из кухни. Возвращается спустя несколько минут, и я вздрагиваю, потому что слышу резкий звук.

– Ну скажем так, подружка моя, с деньгами твой Миша тебе помог. Щедрый у тебя муженек!

Подруга резким движением потрошит рюкзак и на стол сыплются мои драгоценности, изделия, которые дарил мне Михаил, а он никогда не был скуп… Эти украшения я мало носила и хранила в гардеробной, а еще на стол летят деньги… много денег…

– Люда… ты что?! Зачем взяла?! – выдыхаю, моргая, едва дыша…

Почему-то чувствую себя воровкой. Странное смятение настигает. Ошалело смотрю на подругу, которая уверенно отвечает:

– Я взяла то, что твое по праву. Это во-первых. Во-вторых, считай, что эти деньги не твои – эти деньги для твоего малыша. Жить вам нужно. Ты решила диссертацию дописать, так что пока на ноги встанешь, пригодится… Если бы я вчера не успела… Сегодня бы твой Мишенька тебе бы карты заблокировал. А так… нечего ему блокировать, все сняла.

Улыбается, подмигивает. А я прикусываю губы и смотрю на драгоценную брошь, украшенную бриллиантами и изумрудами, вспоминаю, как Миша дарил мне ее, как смотрел в мои глаза, пока крепил на мой воротничок, а потом задирал подол моего платья, шепча жаркие слова восхищения…

– Люблю тебя, красота моя… Хочу тебя, Яна моя… прямо сейчас… девочка моя нежная…

Секса у нас с мужем было много, я не думала, что он понадобится ему еще и на стороне…

Вылетаю из воспоминаний, слышу хлопок откупориваемой бутылки, декан поднимает бокал:

– Итак, дорогие коллеги, хочу поднять этот бокал за нашу замечательную Яну Владимировну! Пусть этот грант станет началом взлета нашей кафедры, да и всего вуза!

Коллеги салютуют и я слегка пригубливаю бокал, улыбаюсь счастливо.

– Огромная работа была проделана, но это только начало, все это прекрасно понимают, дальше нас ждет реализация проекта. Так что, наша дорогая Яна Владимировна, я жду от вас радостных новостей…

Декан смотрит на меня цепко. С виду невысокий мужчина, щупленький, в тяжелых очках родом еще из Советского Союза, но на деле очень строгий и хваткий, поэтому на его слова я лишь киваю.

– Ну что же, коллеги, отпраздновали, но работа не ждет, – ставит своеобразную точку в праздновании декан, а я тянусь за кусочком тортика, хочу его положить на тарелку, так как со вчерашнего вечера ничего не ела, нервы… Все ждала ответа, а он пришел сегодня утром и радости не было предела.

Только пальцы соприкасаются с чужими. Мужская рука, отдергиваю свою ладонь и поднимаю глаза на коллегу.

Семен Павлович смотрит на меня с легкой улыбкой и недоумением. Не ожидает, наверное, такой реакции, и я расслабляюсь, улыбаюсь в ответ.

– Позвольте положу вам кусочек, Яна Владимировна, – отвечает молодой мужчина учтиво и смотрит мне в глаза чуть дольше, чем того требуют правила приличия.

Давно замечала интерес коллеги, но после развода я сторонюсь мужчин. Сначала было не до них. Всю беременность я писала работу, защитилась, родила, вернулась на кафедру в университет после родов практически.

Но первое, что я сделала, избавившись от кольца Михаила – я уехала из столицы…

Мой муж не простил мне предложения своего конкурента, а я не могла больше видеть никого, кто хоть косвенно напоминает Воронова. Будь то враг или друг.

Но я не знаю, то ли мне повезло, то ли там наверху кто-то, наконец, сжалился надо мной. Помню, как сидела в кабинете Виктора Юрьевича, собранная, без косметики, в деловом костюме, который прихватила из гардероба Люся моя, Людмила.

– Значит, хотите уехать из столицы? – спрашивает тучный мужчина и смотрит на меня из-под сдвинутых бровей.

Наверное, он уже знает, что я больше не Воронова и, наверное, он отменит свое предложение относительно возвращения на кафедру, а я…

Я не хочу уже ничего, хочу домой, в свой родной край, к родителям. Столица ломает и выплевывает, а я всегда была не у дел…

– Не хочу больше здесь оставаться, я в свой родной край возвратиться хочу, просто вы сделали мне предложение вернуться в университет, дали время подумать и я… я благодарна вам, Виктор Юрьевич, но не хочу вас подводить… не останусь я тут…

– Надо же, Яна, надо же…

Говорит вдруг задумчиво и смотрит на меня пристально.

– Мне жаль, что вы развелись. Всегда завидовал Михаилу, что ему всегда все самое лучшее достается…

Говорит и в глаза мои смотрит, а у меня сердце вскачь и ладошки потные, потому что не хочу слышать, что может мне предложить, но конкурент моего мужа удивляет:

– Вы мне всегда нравились Яна, всегда. Есть в вас цельность. Гордость. Женственность. Стать… И сейчас, будучи в столь тяжелом морально-финансовом состоянии, вы решили не подводить меня…

– Я… – хочу ответить, но мужчина поднимает широкую ладонь с толстыми пальцами, где на безымянном выделяется толстый золотой ободок, а я с болью на свою руку смотрю, там, где недавно было колечко, сейчас белый след, интуитивно тру его, чтобы стереть, но понимаю – нужно время и этот след исчезнет, не останется шрамом, а вот на сердце порез так и свербит болезненно и не утихает…

– Не стоит, Яна Владимировна. Есть у меня один вариант. Все же Воронова я терпеть не могу, так что хоть так позлорадствую и помогу вам. Вы будете переведены в любой вуз, в который захотите, работайте и параллельно защищайте диссертацию – вы как никто заслуживаете этого…

Моргаю и опять перед глазами лицо моего коллеги.

– Ну так что скажете, Яна Владимировна?

Понимаю, что я только что пропустила мимо ушей вопрос Семена Павловича. Становится слегка стыдно за мою рассеянность, но у меня в голове все время иные мысли. Именно сейчас, когда я должна праздновать и быть счастливой, ложка дегтя от меня никуда не девается, поэтому я улыбаюсь как могу мягко и переспрашиваю.

– Относительно чего?

Мужчина приподнимает бровь. Явно в недоумении, что я умудрилось пропустить всю его речь мимо ушей.

– Прошу извинить меня за рассеянность, не каждый день гранты выигрываешь, – опять умасливаю и мне это удается.

На сухом лице Куравлева проскальзывает легкая улыбка.

– Я предлагал нам с вами отпраздновать эту победу. Как раз выходные скоро. Могли бы собраться на моей даче.

Что-то цепляет в его словах, пока не улавливаю, но все же…

– Всем составом поедем?

И опять замечаю недовольное выражение на лице Семена.

– Нет, Яна Владимировна, я бы хотел узким кругом. Будете вы, я, ну, может, еще пара коллег. Просто у моей мамы день рождения также в выходной и я… я бы хотел, чтобы вы поехали со мной… в качестве моего дорого друга, спутницы, если позволите…

Киваю заторможенно. Однако интересный поворот. Присматриваюсь к мужчине. Невысокий, щупленький даже. И лицо простое.

Куравлев не знойный мужчина. И… он совсем не похож на харизматичного и крепкого, широкоплечего и рослого Михаила, моего бывшего мужа.

Так. Стоп. А почему я сейчас их сравниваю?!

Одергиваю себя мысленно. Даю себе оплеуху за то, что я всех сравниваю с Вороновым. С предателем и изменником и отчего-то все мужчины ему проигрывают…

Его харизме, мощи…

Глупо, Яна.

Ты знаешь, что солнце обжигает, оно вырывает твои крылья, безжалостно их опаляя, и ты летишь на землю, разбиваясь.

Отгоняю от себя лишние мысли и еще раз приглядываюсь к преподавателю с нашей кафедры. Молодой еще. Лет сорок. Волосы светлые, зачесанные на косой пробор. Костюм слегка мешковато сидит на плечах.

Обычный. Купленный в масс-маркете, где и я одеваюсь. Это не эксклюзивный пошив моего бывшего мужа.

Я присматриваюсь, не нахожу ни одного сходства и это дает надежду на то, что нужно идти от противоположного, нужно дать себе шанс, вспомнить, что я женщина и нравлюсь…

Заставляю себя улыбнуться еще шире, а Семен, чувствуя перемены в моем настроении, кладет руку на мой локоть.

Рукав у моего платья три четверти, так что холодные пальцы мужчины касаются оголенного участка кожи, доверительный жест, который мне становится неприятным.

А я решаю кое-что проверить, поэтому, легонько улыбаясь, отвечаю:

– Семен Павлович, в выходные садик закрыт, и я не знаю, смогу ли оставить дочку…

Повисает пауза. Мужчина словно спотыкается и глаза прячет, на мгновение опускает. И только этот жест мне о многом говорит. Я никогда не скрывала у себя наличие дочери. Да и как, когда с животом размером с арбуз на кафедре защищала свою диссертацию. И поблажек мне комиссия на мое положение не делала.

Ручьем лились перекрестные вопросы, уточнения. Требования эмпирических подтверждений гипотезы.

От напряжения у меня сорочка к спине прилипла, но я держалась, уверенно снося удары в виде ехидных вопросов с подковыркой.

После того, как поступил со мной мой бывший муж, появилось своеобразное отношение ко всем проблемам, потому что я знаю, как может быть, когда тебе наносят удар в самое сердце и проворачивают нож.

Все остальное не так и важно уже…

Поэтому я вскидываю подбородок и внимательно смотрю на мужчину, который делает мне своеобразное предложение провести вместе время, он должен понимать, что моя Масяня идет со мной в комплекте. Мы неотделимы и связь наша нерушима…

Семен тушуется. Его обыкновенное лицо становится хмурым. Таких, как он, в толпе не видно. Пройдет и пройдет. Не заметишь. Но мне на мгновения захотелось попробовать. Чтобы именно с таким. Ни в чем не похожим на Михаила. Потому что за моим бывшим мужем женщины шеи сворачивали, когда он проходил, не замечая никого.

Мне в то время так казалось, что не замечает. Но как знать. Глупой была. Измен не видела. Считала его надежным, подобно каменной стене, которая прятала меня от всех напастей, защищала от невзгод. Все ложь. Все надуманно. Не было этого.

Даже тогда, когда говорил, что любит настолько, что будет терпеть мое бесплодие и для моей радости согласится взять ребеночка на воспитание. И я бы действительно взяла. Столько обездоленных малышей, которым нужно тепло, забота и моего сердца бы хватило…

Горечь опять на языке вспыхивает. Столько времени прошло, а проклятые воспоминания со мной и сейчас, когда я вижу, как Семен бегает глазками, пытаясь найти себе оправдание, я четко понимаю, что это не мой человек. Моя дочка – для меня все. И ни один мужчина даже мизинчика моей Масечки не стоит.

– Яна… все же, может, возможность есть оставить малышку твою с кем-то. Просто я бы хотел представить тебя маме, познакомить, чтобы родители очаровались тобой так же, как и я… а потом… потом уже и с дочкой познакомим. Я… просто…

Делаю глоток и отчего-то улыбаюсь. Смешно становится от потуг Семочки. Взрослый мальчик. Поди сорок годиков уже, а все мамочке своей боится женщину представить, у которой ребенок.

Мерзко становится. Гадко. Где-то я это уже видела. Где-то была такая свекровушка – змеинушка, которая невестку со свету сживала только за то, что ребенка родить сынуле золотому не могла, а тут, кажется, гнобить будут как раз за то, что родила.

Каламбур какой-то и я начинаю смеяться. Громко. Звонко. До слез. Семен смотрит на меня выпучив глаза, не понимает, почему я так смеюсь, коллеги улыбаются, салютуют мне. Сегодня мой день. День моего триумфа и это, черт возьми, так приятно!

Когда трудишься не покладая рук и достигаешь, добиваешься. Дорогого стоит.

Коллеги явно не слышали нашего разговора, видимо, думают, что тут Семен Павлович какую-то мощную шутку запустил, пранк какой, или, может, в нем открылись скрытые таланты стендапера.

Отсмеявшись, наконец, делаю еще один глоток и опустошаю бокал, а затем совершенно серьезно смотрю в удивленные глаза мужчины и чеканю абсолютно ровным и безэмоциональным голосом:

– Нам с вами, Семен Павлович, не по пути. И маме вашей передавайте пламенный привет!

Мужчина смотрит на меня с выпученными глазами, но ничего ответить не успевает. Звонит звонок, и я прохожу к столу, забираю свои материалы и отправляюсь на лекцию.

Мысленно показывая третий палец всем маменькиным сынкам и каждому в лице Семочки…

Глава 10

Прохожу в лекционную.

– Здравствуйте!

Выдаю бодрым голосом. Чеканю шаг. Я долго тренировалась, чтобы появляться в кабинете эффектно.

Ведь то, как ты подаешь себя, определяет и отношение к тебе со стороны студентов. Здесь как в джунглях. Прайд прислушивается только к вожаку. А так как у трибуны стою я – значит, я и есть тот лидер, который ведет за собой ребят.

Каждого знаю по имени и фамилии. В аудитории все разные. Есть те, кто сидят на первых партах, заточенные на учебу ребята, этакие зубрилы, которые могут поймать тебя, если ты не достаточно осведомлен о предмете.

Есть нечто наподобие столичных мажоров, у которых родители проплатили, так сказать. Но местные сынки олигархов все же калибром уступают тому контингенту, с которым я встречалась в столице, пока сама училась.

Подобные личности сидят на галерке и часто предпочитают проспаться на лекциях.

Но. Не на моих. С первого дня я ввела особый порядок. Заставила слышать себя и привлекла к учебе даже тех, кто всегда был не у дел.

На моих парах легко, непринужденно, бывает, что весело, потому что я всегда разряжаю обстановку примерами, иногда даже курьезными, благо предмет позволяет широкий охват тем.

Поэтому сейчас, когда я вхожу в аудиторию, абсолютно все студенты поднимаются, а мои плохиши с галерки сразу же кричат.

– Яна Владимировна, а мы уже знаем, что вы выиграли грант! – кричит парень с косой челкой, а я улыбаюсь ему в ответ.

Помню, как вытаскивала его из кабинета местной полиции. Так получилось, что Симонов подрался и его завернули. Об этом я узнала от студентов. Они слишком яро обсуждали случай и до меня долетело, что он девушку защитил от богатого гопника, а у гопоты папочка напрягся, позвонил кому надо и мой не самый лучший и успевающий студент Симонов попал под внимание.

После пар пришло извещение в вуз на кафедру с требованием предоставить характеристику студента, и если тот же Семен Павлович лишь пожал плечами, то я после пар собралась и направилась прямиком в отделение полиции.

Дождалась своей очереди и отправилась в кабинет уполномоченного, не знаю, каким чудом, но тогда мне удалось выцарапать мальчишку.

– Яна Владимировна, так и быть, я пойду на уступки такой красивой и обворожительной женщине… Но впредь доведите до ума своего парнишки, что в следующий раз – сгною на нарах…

Кивнула полному мужчине в форме, постаралась не обращать внимания на его цепкий и похотливый взгляд, а убедившись, что Симонова освобождают, ушла. Не дожидаясь студента своего.

Но Федор сам подошел ко мне на следующий день, дорогу преградил, смотрел из-под длинноватой челки, насупленный и руки в карманы засунуты.

Словно не с благодарностью пришел, а на разборки, как минимум.

– Слушаю вас, Симонов, – приподнимаю бровь, а сама плотнее бумаги к груди прижимаю. Коридор вдруг каким-то пустым кажется, а мальчишка выше меня на полголовы.

– Зря вы меня отмазали, Яна Сергеевна, – говорит зло и глазами светлыми стреляет, – я не раскаиваюсь, я тому уроду нос сломал, чтобы на девушку мою рот не раззявливал… думал, защищаю… только лошара я… там все по согласию… прикиньте.

Улыбается вдруг зло и глазищами своими сверкает.

– Деваха оказалась предприимчивой. Между бедным студентом и мажором второго выбрала. Жиза, да, Яна Владимировна…

Ко мне обращается. Ответа ждет, а я лишь губы сжимаю плотнее. Вопрос, смотрю, у мальчишки риторический.

Боль его чувствую. Знакомо все очень.

– Короче, я сказать хотел, не лезьте больше. Я этому уроду черепушку проломлю, увижу их вместе и не сдержусь, зря вы за меня хлопотали, не стоило…

– Понимаю, – отвечаю спокойно, а сама на парня этого смотрю и почему-то сердце сжимается, чем-то взгляд этот Мишу напоминает, тяжелый такой, уверенный, а еще я знаю, как это больно, когда тебя предают. Сама забыть до сих пор не могу измену… поэтому я даю парню совет, который сама себе дала, когда в себя пришла после предательства Воронова.

– Воля ваша, Симонов, только позвольте мне кое-что сказать.

– Та валяйте, Яна Владимировна, добрая вы наша душа, – ухмыляется нагловато. Отбитый пацан, только я в нем душу чувствую, порядочность. Ведь он заступился… вернее, думал, что заступается, не забоялся, не подумал, что богатенький мажорчик ему устроит проблем. Нет. Этот мальчик ринулся спасать, несмотря ни на что. Мужской поступок.

– Симонов. Вы и только вы создатель своей жизни. Решение, которое примите сегодня, сформирует ваше будущее завтра. Вам решать, какой путь выбрать. Можно опять загреметь туда же, быть отчисленным из университета, ну и дальше, что вас ждет, я рассказывать не буду, вы человек взрослый, сами должны осознавать. Это один путь.

Смотрит хмуро, но не уходит. Молчит. Нос морщит. Вдруг спрашивает:

– А второй. Второй вариант?

Улыбаюсь сдержанно.

– А вот второй вариант поинтереснее. Нужно выдерживать удары судьбы и людей с достоинством. Потому что тот, кто предал – не достоин вас. Нужно иметь цель и идти к ней. Учитесь, Симонов. Получайте диплом. Делайте карьеру. Добивайтесь высот и такие папенькины сынки будут на побегушках у вас. Однажды. Возможно. Если все у вас получится. И в какой-то момент, когда вы добьетесь успеха в любимом деле, вы перестанете думать о тех, кто предал, они останутся в прошлом, а в будущем вы повстречаете того человека, который будет достоин вас.

Верила ли я в то, что говорила?

Да. Правда, я немного слукавила. Я солгала лишь в том, что достойного человека повстречать ой как сложно, но… он у меня есть. Самый близкий и дорогой сердцу. Самый родной. Тот, кто девять месяцев был частью меня. Мой ребенок.

Тогда Федя не ответил мне. Просто освободил дорогу и я пошла дальше, но с того самого дня студент Симонов больше лекций не пропускал и экзамены начал сдавать на отлично…

Да и вообще, я верила, что все у него сложится.

– Ну так в честь вашего гранта, может, сегодня сделаете всем подарок и отправите нас по домам? – еще один крик с галерки.

Рыжий конопатый парень, как всегда, в своем репертуаре.

– Иванов, раз вы так фонтанируете дельными идеями, я попрошу вас подойти к трибуне и выступить. Как раз посмотрю, насколько вы справились с темой.

Слышу смешки в аудитории и рыжик поднимается с видом страдальца, а я с трудом удерживаю на лице серьезное выражение и не улыбаюсь.

Но мне удается направить энергию моих студентов в нужное русло, учебный процесс начинается и перетекает в интересную дискуссию, где я делю ребят на две группы, каждая из которых должна доказать либо правильность теории, либо опровергнуть ее.

Я не люблю сухих лекций и, как оказалась, мой формат подходит ребятам, которые практически не пропускают мои лекции.

Звонок раздается неожиданно, слишком все поглощены научными спорами.

– Но мы не закончили! – опять слышу голос Симонова, улыбаюсь рвению ребят, которые готовы остаться и продолжить наши дебаты.

– Время истекло. У вас по графику следующая пара. Что касается нашей темы, то мы продолжим обсуждение на следующем занятии и к нему я прошу подготовить письменный доклад с доводами о том, почему вы за или против. До встречи.

Я покидаю аудиторию. На сегодня это моя последняя лекция. Возвращаюсь в деканат, забираю свои вещи и иду к лестницам.

Бросаю короткий взгляд на часы. Все по графику. Я успеваю за Масянечкой в сад.

Здороваюсь со студентами на парковке университета, я сажусь в старый серебристый седан, который недавно купила с рук. Наш сосед дядя Костик работает в автомастерской, вот посоветовал приобрести и не тратиться на кредит. Все же зарплата преподавателя не самая высокая, я, правда, беру подработку репетиторством, но все же… если можно не тратить больших денег, не влезать в неподъемные кредиты и сэкономить, то почему нет.

Вот и мастер дядя Костик, зная, что я хочу купить автомобиль, рассказал, что к ним в мастерскую попала машина в очень хорошем состоянии, и я ничего не теряю, если куплю седан, бывший в употреблении.

Доверилась и не прогадала…

Включаю радио, по которому крутят новости, и выруливаю на дорогу. Город маленький, но у нас не очень хорошо работает инфраструктура, автобусов не хватает. Я когда Масечку только в сад отдала, могла час на остановке нужный номер ждать, мама страховала, но у нее тоже работа, поэтому автомобиль – лучшее из решений, которое я приняла в последнее время…

Останавливаюсь у пешеходного перехода под монотонный бубнеж диктора, как меня вдруг будто ударяет в солнечное сплетение…

На секундочку мне показалось… Просто показалось… Отчего-то пальцы начинают дрожать, когда я делаю радио погромче.

Второй рукой намертво вцепляюсь в руль. И прислушиваюсь к голосу диктора.

– В преддверии грядущих президентских выборов грандиозный политический скандал только набирает обороты. Он охватывает весь наш округ, который включает в себя близлежащие области. А это означает, что затронуты интересы более чем нескольких десятков миллионов наших сограждан. Честных налогоплательщиков, чьи взносы на протяжении нескольких лет не доходили до казны. Прямо сейчас ведутся аресты. Решением президента с постов были сняты сразу несколько высокопоставленных должностных лиц, в том числе и глава нашего края Епифанцев Анатоли Борисович. Ему вменяют растрату и хищение в особо крупном размере. Также решением президента был назначен временно исполняющий обязанности главы края. Воронов Михаил… эм…

Сердце опять пропускает удар, а заминка диктора действует подобно катализатору. Но спустя мгновение девушка откашливается и произносит:

– Воронов Михаил Алексеевич.

Не он…

Боже…

Не он…

Однофамилиц просто. Потому что у моего бывшего мужа отчество Дмитриевич.

Отмахиваюсь от мыслей. С того самого момента, как я ушла из дома своего бывшего, я им не интересовалась. Запретила Люське говорить о нем и ни разу не залезла в Интернет и не забила в поисковик его имя…

Не до него. Не до эмоций, которые я могла получить, узнав, что Миша женился на своей Тиночке-Болотнице на радость мамочке, да и зачем…

У меня был полон рот забот, диссертация, в которую я вцепилась зубами, и малыш, который рос у меня под сердцем, с которым я беседовала, когда мне было одиноко и больно…