Читать онлайн Мажор. Сделаю тебя своей бесплатно

Глава 1. Саша

Пять лет спустя

– Миша, я понимаю, что обещала тебе встретиться, но… обстоятельства. Сам ведь все знаешь, – извиняюсь в который раз.

Корнилов Мишка хороший, даже очень. Пять лет его динамлю, а он не отступает. Упертый. Почти как я в прошлом.

Слушаю его ответ вполуха. Голова забита другим.

– Мама не смогла забрать Арсюшку с секции. Не одному же ему до дома добираться!

– Нет, конечно, – на выдохе отвечает, посылая шумовые помехи по динамику.

Ненавижу, когда так делают.

Машина глохнет на светофоре. Ругаюсь. Сзади сигналят, и я нервничаю в тысячу раз сильнее.

– Тогда созвонимся? – спешу закончить.

Сложно сосредоточиться за рулем, когда одна рука на ручке коробки передач, другая держит телефон. С блютузом разобраться не успела, чтобы отвечать на звонок одним нажатием кнопки на руле.

– Созвонимся. В пятницу? Вечером Арсений у твоих родителей. Могли бы провести время вместе, – не отступает. Блин.

Может, и правда пора дать Михаилу шанс? А вдруг получится его полюбить?

– Договорились.

– Правда? Не врешь? – такой он милый, когда беспокоится.

– Обещаю.

Кладу трубку и включаю правый поворотник. Паркуюсь, как умею. Точнее, я пока никак не умею. Это вам не площадка, а город. Здесь машин видимо-невидимо!

Сдаю задом, чтобы встать в «карман». Зрение напрягается до боли в глазах. Полоска заката очень яркая, все видится в красно-оранжевом свете. Удар!

Вот черт!

Выбегаю из машины. Точно. Задела соседнюю машину задним бампером. Большой джип черного цвета. А моя машинка красная. На боку у этого монстра виден мой отпечаток. Что может быть хуже?

Наверное, юрист, который думает, как бы скрыться. Включаю «аварийку» и, плюнув на эту махину с питерскими номерами, стремлюсь к входу в спортивный центр.Сердце бьется как одичавшее.

– Прошу прощения, – обращаюсь к администратору, – последняя группа давно закончила заниматься?

В холле тишина. Ни одного ребенка, ни одной безумной мамочки. Одна я с папкой наперевес.

– Уже как сорок минут назад, – раздраженно отвечает и улыбается.

– Я мама Арсения Белинского. Моя бабушка, то есть моя мама и бабушка сына, не смогла его забрать, и я ехала через весь город. Опоздала…

– Вижу.

– Так где он?

Долгий вдох, такой же выдох. Сама на пределе своего терпения.

– В тренерской. Полагаю, ждет, когда родители заберут своего ребенка. Мы вам звонили, но вы не отвечали.

Мысленно бью себя по лбу.

– Я, когда за рулем, на телефон стараюсь не отвечать.

Волнение, поселившееся между ребер, противно щекочет их. Мне как будто не хватает воздуха. Хотя… я же бежала? От этого. Точно.

Щеки горят, как и губы, шея и грудная клетка. Состояние странное, лихорадочное.

Вхожу в небольшой зал, покрытый весь синими матами. Болезненные воспоминания стягивают, а ноги прекращают движение.

Стучусь в единственную дверь. Руки дрожат, словно я тяжести весь день таскала. Натягиваю улыбку, по-другому не получается.

– Разрешите? Я за Арс…

Останавливаюсь как вкопанная. Пульс запускает новый поток крови с дикой скоростью.

Мой сын сидит на диване и играет в какую-то игру… со своим отцом – Стасом Авериным.

Вмиг внутри все вскрывается, как нарыв. Подключается страх.

Последнее, что я хочу в своей жизни – чтобы Аверин узнал о сыне. Никогда, ни за что. Костьми лягу, но не позволю.

Наблюдаю за каждым его движением, даже как моргает. Медленно, словно мы не виделись со вчерашнего дня.

– Что ж вы, мамочка, так опаздываете? – говорит ровно и улыбается.

Он улыбается мне, черт возьми! Не так обворожительно, как раньше, но я не слепая и вижу, что нет и капли зла в этой его улыбке.

Не узнал? Забыл?

– Пробки, – сипло отвечаю. Голос выходит грубым.

Стас переводит взгляд на моего сына и подмигивает ему.

Сердце камнем летит вниз.

– Пора, Арсений. Доиграем в следующий раз. Мама ждет.

Сын соскакивает с дивана и бежит в раздевалку. Послушный какой.

Где-то там хлопает дверь, мы с моим прошлым остаемся один на один. Между нами метры, а я чувствую его аромат. Все тот же.

Волосы только чуть короче стали и вообще… Аверин повзрослел. Сколько ему сейчас? Двадцать семь?

И что он здесь, в Москве, делает? Мажор же уехал в Питер после случившегося. Там же через месяц женился. Больше я о нем ничего не слышала. Не хотела. Нельзя было.

Аверин смотрит на меня, но как-то нечитаемо. Как на обычную мамашку своих пацанов, с которыми занимается.

А потом мы соединяемся взглядами.

Мир рушится.

Он узнал меня. Не забыл.

– Больше не опаздывай, Саша. Никто после занятий не задерживается.

– Поняла. Стас.

Выхожу из тренерской, еле сдерживая крик. Он рвется изнутри потоком, а я зубы сомкнула, выхода не даю.

Моя реальность минуту назад изменилась.

Глава 2. Стас

Она. Саша Белинская. Та, из-за которой моя жизнь изменилась пять лет назад. Долбаную вечность назад.

У нее сын. Классный мальчишка. Арсением зовут, и он здорово играет в домино. Наверное, как я в его годы, по словам отца.

Когда за лисицей закрывается дверь, я выдыхаю весь воздух, что скопился под грудиной и беспощадно давил на все органы до сплющенного состояния.

Лисица… Я не называл и не вспоминал это глупое прозвище слишком долго, чтобы сердце начало стучать по ребрам как ненормальное.

Телефон на столе оживает привычной мелодией, а я не двигаюсь с места. Прирос к неудобному дивану. Хотя еще утром он казался мне вполне себе комфортным, да и стоил целое состояние. Как хозяин этого клуба мог позволить хорошую мебель себе в тренерскую?

– Ася? Все хорошо? – спрашиваю жену.

Она звонит редко. Я бы сказал, очень редко. Живет Анварова в Питере, как и пять лет назад, и видимся мы не чаще раза в месяц.

– У отца в следующем месяце юбилей. Звоню напомнить, чтобы ты не забыл внести в свое расписание.

Вздыхаю. Устал сегодня до трясущихся ног.

– Договорились, – сухо отвечаю.

Мечтаю распрощаться и, наконец, переодеться.

Ассоль не спешит класть трубку. А я разучился делать это первым.

– Что-то еще? – взгляд бросаю на часы над дверью. Успею заскочить в любимый ресторан и заказать ужин навынос. Голодный, как волк.

– Как… – откашливается. – Как у тебя вообще дела?

Брови взлетают вверх.

Ну, как у меня дела? Только что видел бывшую. Она не изменилась. Хотя нет. Стала еще красивей, а голос тверже. До сих пор в ушах слышу свое имя, произнесенное ею.

Мурашки по спине. И по татуировке, набитой под левой лопаткой.

– Все хорошо, Ась. Устал. Домой хочу.

– Приезжай ко мне. Ты знаешь, я всегда рада.

– Приеду. В следующем месяце.

Прощаемся скомкано.

На улице начинает накрапывать, но хотя бы свежо. Днем стояла невыносимая жара.

К парковке иду не спеша, хотя еще несколько минут назад мечтал усесться в машину и на немыслимой скорости умчаться. Планы – вещь тонкая, как бы ты ни был уверен в задуманном. Уж я-то знаю.

Рядом со своей машиной подмечаю красный «Седан» и аварийные стоп-огни.

Мысленно ругаюсь, потому что это несвежее авто перегородило проезд. Настроение, которое и так не блещет, стремится к уверенному минусу по Цельсию.

Вечерняя прохлада прибавляет озноб в теле, и я дергаюсь.

Лисица обходит красный “Форд Фокус” и что-то разглядывает, пригнувшись. В ее руке телефон. Озабоченный голос Белинской доносится до меня порывом ветра. В очередной раз ежусь и уверенной походкой иду к месту случайного ДТП.

Вот и поужинал любимой лапшой с креветками в кисло-сладком соусе.

– Я думал, самое сложное – параллельная парковка. У меня лично было именно так, – зачем-то с этих слов начинаю наш диалог.

В памяти фразы всплывают из нашей последней встречи: “Никогда тебя не любила, ты не достоин, ты был моей ошибкой…”.

Прошло пять лет. А перетянутые раны начинают зверски ныть.

– Я хотела все свалить на ретроградный Меркурий, – улыбается.

Подросла. Стала женственней, уверенней.

– А я читал, что вспышки на солнце способны снизить концентрацию, – подмечаю, что тоже как-то улыбаюсь, что ль. После стольких лет! – страховка же есть?

Белинская часто кивает.

Между нами критические сантиметры. И пропасть. Глубокая, сухая, с трещинами. Гранд-Каньон, не меньше.

Глаза натыкаются на красный росчерк по левой стороне моего танка. Яркий привет из прошлого, блядь.

Непонятно откуда взявшееся раздражение перекатывается на лисицу. Она стоит, чуть потупив взгляд, и ждет.

– Ты знаешь… Не такой уж и большой урон. Разберусь сам, без страховой, – отрезаю чуть грубее, чем следовало бы.

Мне и так обучать ее сына, значит, встречаться с Белинской. Возможно, чаще, чем нужно.

– Настаивать не буду, – обиженно отвечает. Я еще и виноват.

Раздражение множится.

– Арсюша, в машину.

Арсюша… Хочется поправить. Его зовут Арсений! Упертый, старательный парень. И это в четыре года. Представляю, каких успехов он сможет добиться, если мать позволит и не заберет из секции, испугавшись нагрузки и ответственности.

– Что? – слишком долго пялюсь на ту, о ком не вспоминал больше трех лет. Для первых двух она все же повозилась в моей душе достаточно.

– У тебя классный сын.

Лисица меняется в лице. Против воли глазами по мальчишке прохожусь. Смешной, улыбается сейчас. У нас с ним полный коннект с первого занятия случился.

А потом снова подмигиваю ему. Арсений рад. Еще бы, тренер клуба отметил его.

– Самый лучший, – отвечает.

Саша сажает своего сына в автокресло, пристегивает. Сама садится за руль и выезжает с парковки. Машин и правда много.

Наши взгляды так больше и не встретились. Абсолютно чужие люди. Даже не простые знакомые.

Татуировка на спине начинает жечь. Рисунок крошечный, но печет, сука, так, что свести хочется незамедлительно. Там чертеж лисицы, переходящий в кардиограмму с двумя остриями.

Оставаясь стоять на месте, набираю Исаева. Он единственный, с кем я поддерживал контакт все эти годы. Общались нечасто, но всегда по-дружески.

– Не знал, что у Саши Белинской есть ребенок, – быстро поздоровавшись, перехожу к делу. Исаев стал деловым, каждая минута на счету.

– Ты сам просил ничего и никогда о ней тебе не говорить.

Морщусь, вспоминая разговор по пьяни. Я не шутил тогда, да и Костян воспринял все всерьез, как настоящий, мать его, юрист.

– Ам… ему четыре, – говорю дальше.

– Мы знаем.

Молчание густое. Продолжать трудно, и, кажется, пропадает дыхание.

– От кого, в курсе?

В сердце привычная дыра разрастается. Я чувствую волнение, когда все чувства заперты вроде как на крепкий замок.

– Все случилось после того дня. В наш выпускной, как думает Аленка.

– Ольшанская не в курсе? – удивленно спрашиваю.

– Нет.

Исаев сковырнул еще слой воспоминаний, и моя голова получила удар внезапной мигрени. Кости заныли, рана на брови по ощущениям вновь пустила литры крови по лицу.

Значит, Рам… Что ж, он получил по заслугам.

Если бы Белинская скрыла хоть на один день моего сына, я бы ее уничтожил.

У-нич-то-жил.

Глава 3. Саша

Теперь ненависть ускоряет сердечный ритм, а не влюбленность. Что ж, хорошее топливо, чтобы иметь силы жить дальше.

Саша.

Если бы я знала, что в том центре работает Аверин, ноги бы моей там не было. Да и как он вообще там оказался? Он же юрист, наследник большой юридической компании. И вдруг тренер по карате.

Хотя ему всегда шла та форма.

– Стас сказал, что я в группе самый маленький, но самый шустрый, – слышу с заднего сиденья.

От имени бывшего рефлекторно напрягаются все суставы. Вцепляюсь в руль жестче.

Не прошло ничего, не исчезло.

– Арсюш, а почему ты зовешь тренера, – набираюсь храбрости. Неужели я и правда такая трусиха? – Стасом?

Сын вздыхает.

– Он сам так просил, когда мы играли с ним. Ты же опоздала, пришлось играть.

Скрываю улыбку. Иногда сын мне кажется умнее и разумнее, чем я – взрослый человек. Хотя какой я взрослый? До сих пор трясусь после встречи, как ребенок. Нашкодивший и трусливый ребенок.

– И как он тебе? – прочистив горло, спрашиваю.

– Кто?

Завидую детям, которые так просто могут переключить свое внимание.

– Тренер. Стас.

Снова в груди что-то давит. Прошлое наседает бетонной плитой

– Классный, – с улыбкой отвечает. По голосу чувствую, – хорошо, что бабушка меня туда отвела.

Сжимаю челюсти.

Бабушка…

Не помню, как доехала до дома. Хорошо, что наша съемная евродвушка находится всего в паре кварталов от спортивного центра.

Паркуюсь осторожней. Да, не рядом с подъездом, но хотя бы в широком месте. Руки все еще дрожат, когда я выкручиваю руль, а в ушах до сих пор противный удар слышится.

Сын не отвлекает, покорно ждет.

А потом берет меня за руку, и мы идем домой.

В такие моменты я чувствую счастье, струящееся по моей коже от того места, где касается рука моего сына.

Наш ритуал прост: в конце дня мы вместе ужинаем, потом говорим о том, как прошел день, перед сном обязательно мечтаем. А когда Арсений засыпает, мама садится за работу.

Моя беременность пришлась на второй курс. Слухи ходили разные. Но, как бы ни игнорировала их, приходилось тяжело. Постоянно в воздухе витало имя Аверина. Оно словно нависло надо мной коршуном. Каждый день я ожидала нападения этой хищной птицы.

Но ничего не было.

Стас не объявлялся, а я все же перевелась на вечернее. Его же и закончила. Отец помог с работой, мама помогала и помогает с сыном.

И у меня правда все хорошо. Спокойно и ровно.

– Арсюш, может быть, посмотрим другие школы карате? Их в Москве очень много… – начинаю издалека.

– Нет!

Отпиваю горячий чай, даже не поморщившись. Не до этого. Я вообще не чувствую, как кипяток обжигает язык.

– Почему?

Сын опускает взгляд на свою кружку с Кэтбоем (Прим. автора: герой мультфильма «Герои в масках») и опасно крутит ее.

– Потому что я не хочу, – упирается.

– Сынок, ты был всего на нескольких занятий, и…

– Мам, смотрит!

Он меня не слышит. Пальцем цепляется за ручку кружки и раскручивает по часовой стрелке.

Опасно. Чай, конечно, не такой горячий, как у меня, но Арсению все равно, что можно пролить. И сколько его ни предупреждай, сын будет поступать по-своему. Упрямый и настырный.

Остается еще раз повторить и наблюдать.

Арсюшка засыпает, как только его голова касается подушки. Он посетил всего три или четыре занятия, но мне уже все нравится. Кроме одного момента.

От воспоминаний первой встречи бьет тысячами вольт. Я зажмуриваюсь и стараюсь прогнать образ Аверина из своей головы.

Напрягаюсь всем телом, а его улыбка, как скрепка, зацепилась в сознании.

Маму набираю, как только чуть успокоилась. В такие моменты могу наговорить лишнего.

– Хотела поговорить, – поздоровавшись, перехожу к делу.

Время позднее, но до завтра не дотерплю.

– Ты знала тренера Арсения по карате? – хриплый голос предательски дрожит. Почему-то во рту вкус соленых слез.

– Я знала, что он молодой, перспективный. Мастер спорта, между прочим.

Поджимаю губы.

Либо мама и правда не была в курсе, либо ее честность не выдержала нашей семейной тайны. Она всегда была против того, чтобы Аверин не знал о сыне.

Могу ли я расценивать это как предательство?

Господи, в один вечер все путается в моей жизни как клубок ниток в когтях котенка.

– И это его клуб! Представляешь, какая удача! Попасть к лучшему тренеру, еще и когда Арсюшке пяти нет. А в эту группу набор был именно с пяти лет.

Мама все говорит и говорит, нахваливает и нахваливает.

У меня пот ручьями стекает по спине, а сердце готово вырваться на пол как после многокилометровой пробежки.

– Это Стас, мам. Стас Аверин. Тренер моего сына – Стас Аверин.

Повторяю имя бывшего снова и снова. Я должна привыкнуть. В конце концов, это всего лишь имя. Ничего не значащее, что-то из прошлого, которое я закапывала под толщи ненависти, обиды и разочарования.

В трубке воцарилось недолгое молчание. Только наше дыхание и слышно.

Хочется спать, но наперед знаю, что не усну. Переживаю. Да еще эта внезапная встреча, от которой голова кругом и… страшно становится.

Как говорят, без прошлого нет будущего? Ужасное выражение. И кто его только придумал?!

– Арсений больше не будет туда ходить, мам, – с полной уверенностью в голосе говорю.

Ногой нервно отбиваю частый ритм.

– Твое право.

Живот сводит от волнений. Никогда еще так с мамой не разговаривала.

Чувство вины растет с геометрической прогрессией. Ее помощь с Арсением неоценима. Начиная с его рождения до… Господи, да даже до сегодняшнего дня.

Не представляю себе, как бы я справлялась одна.

Беру телефон в руки, чтобы извиниться, а на него падает сообщение. Внезапно. Как звезда в августовскую ночь.

Открываю осторожно. Будто в него заложена бомба. Глупо себя чувствую. Особенно когда последнее сообщение с этого номера было отправлено около пяти лет назад.

«Не опаздывай, у меня будет мало времени»

По пальцам разряды идут. Я как провод. Старый, неизолированный провод.

Потом сухое сообщение, датированное сегодняшним днем. Будто и не было этой временной дыры.

«Это Арсения? Кто-то из детей забыл в раздевалке».

Следом пересланная фотография с маленькой фигуркой Кэтбоя, будь он неладен. Дурацкий мультик, дурацкий Кэтбой.

И… я все еще есть в списке контактов Аверина. Или спросил номер у администратора? Да, скорее всего, так и есть.

Кто оставляет номера бывших после эпичного расставания? Никто. Ну, кроме меня. Я, дура, даже старые сообщения не стерла. Теперь в глазах кислотное жжение от них.

«Да. Завтра заберу. Мы ходить больше не будем».

Печатаю скоростным темпом. Любой секретарь позавидует.

«Твое право».

Оба ставим точки в конце предложений. Никто так не делает, а мы делаем.

Откидываю телефон, словно он в ядовитую змею превратился. Или в жабу. Лежит теперь на столе и глухо квакает прошлым.

Твое право… Мое. Только мое, Стас Аверин. И если ты только посмеешь вернуться в мою жизнь, пусть и неосознанно, я тебя уничтожу.

У-нич-то-жу!

Глава 4. Саша

Мир рушится.

Саша.

То же место, та же парковка, будь она неладна. И знакомый черный танк с красным росчерком. На номера можно и не смотреть – питерские. Цифры въелись в сетчатку, как грязь.

Внутреннюю сторону ладони неприятно покалывает.

– Стас Аверин на месте? – без приветствий спрашиваю.

Голос твердый, как у адвоката в суде. Сама ни разу не выступала. Страшно. А сейчас креплюсь. Огонь внутри делает меня немного грубой, невоспитанной, но решительной.

Удивляюсь сама себе. На что не пойдет мать, только чтобы защитить свое дитя.

«Хм… от родного отца», – противно шепчет кто-то внутри.

– Он в кабинете, – несколько растерянно отвечает администратор.

Здесь есть еще и кабинет?

Иду в указанную сторону. Звук каблуков наполняет все узкое коридорное пространство. Уверенно так стучу, даже зло.

Чего ж мне не злиться-то?

У кабинета замираю. Дверь металлическая, черная-черная. Наверняка закрыта плотно, но я все равно боюсь, что Аверин услышит, как бьется мое сердце и кости дрожат.

Стучусь. С ума сойти.

Открываю дверь, и глаза тут же находят Стаса.

Замираю, пораженная.

Он в своей любимой белой футболке. В руке зажата ручка. Он что-то писал ею. По-любому что-то очень важное.

На голове больше нет бардака. Волосы-то стали значительно короче. Сейчас он выглядит старше своих лет. Не то чтобы это придает ему возраста, нет. Аверин стал солиднее, даже какая-то начальственная аура ощущается.

Ненавидь я его чуть меньше, сердечко бы треснуло от такого мажора.

– Саша? – удивленно вскидывает брови.

Взглядом очерчивает мою фигуру. Тут же отводит глаза в сторону.

На мне темно-синяя юбка-карандаш и белая полупрозрачная блузка. Это почти униформа всех помощников юриста.

И что уж, мне лестно, что самую малость Аверин оценил меня. Оценил положительно. Стас смутился и прочистил горло, коротко кашлянув.

– Я за Кэтбоем.

– За кем?

Губы тянутся в улыбке, но я жестко запрещаю это делать и вонзаюсь ногтями в сумку. Следы теперь останутся на мягкой коже.

В этом снова хочется обвинить мажора.

– Игрушка. Мой сын ее вчера оставил, – уточняю и слежу за реакцией Стаса.

Тот устало прикрыл веки и откинул ручку на стол. Она откатывается на самый край, чуть не падает. Аверин едва успевает схватить ее. Заработался.

Кем он вообще работает? Чем живет?

Стоп! Меня это не интересует. Не должно и не будет интересовать.

– Ну пойдем.

Аверин встает из-за стола и быстрым шагом идет на меня. Старая привычка задержать дыхание сковывает.

Он в светло-голубых джинсах и белых кедах. Солидным-то стал, а вот от спортивного стиля никак не избавился. Для меня на секунду он обернулся в наглого мажора, в которого неосторожно влюбилась. В тот роковой вечер Аверин был одет так же.

Стас открывает дверь, пропуская меня вперед. В носу щекочет его запах. Сильно прикусываю внутреннюю сторону щеки. Воспоминания загружаются перед глазами как слайды, разрывая затянутые раны в разные стороны.

– Эта та фигурка, которую я вчера тебе переслал?

Сглатываю. У него так просто выходит общаться! Завидно даже.

– Да, она. Кэтбой. Арсению он больше всего нравится.

Зачем я это говорю? Стасу неинтересно же.

– Из мультика, что ль, какого-то? – вроде и отчужденно спрашивает, а у меня язык жжет, как хочется рассказать все.

– Да.

И замолкаю.

Аверин доводит нас до комнаты без таблички, открывает дверь ключом и заводит в крошечное пространство.

Ему все равно. Он, наверное, так каждый день приводит сюда родителей разгребать кучу вещей в коробе, где большими буквами написано «Потеряшки».

А я столбенею, как под действием заклинания.

– И что за мультик? – не отстает. Неужели не видит, что я не хочу ни о чем говорить? Я просто хочу взять этого синего чувака и уйти отсюда!

– «Герои в масках», – раздраженно отвечаю. Время еще так тянется, словно специально.

– Прикольный, наверное.

Мажор из другой коробки вытягивает нашу потеряшку, но отдавать не спешит. Крутит ее в руке, рассматривает. Арсюшка делает так же.

Я покорно стою и жду, натянутая сильнее гитарной струны. Нервы звенят бесшумно.

– На кота похож. Уши эти его… И что, детям такое нравится?

– У тебя нет детей? – понизив голос, спрашиваю.

Дышать забываю. Ногтями сильней впиваюсь в сумку. Ну и черт с этими следами, когда у меня сердце сейчас выскочит прямо к ногам мажора.

– … Нет, – прохладно говорит.

– Нравится, – будто перебив, отвечаю на его вопрос, о котором он уже и забыл, возможно.

Аверин протягивает мне фигурку и снова улыбается. Меня бьет энергия его улыбки. Что-то из прошлого, но и нового в ней полно. Захватывает и сваливает. Сама себя ощущаю маленькой пластиковой игрушкой.

Подружкой Кэтбоя – Алетт. Неплохо. У нее красный плащ, и она может кувыркаться «колесом».

Все же губы растягиваются в улыбке от этой бредовой мысли.

Забираю игрушку сына из рук Стаса, стараясь не касаться его ладони. Получается с трудом.

– Жаль, что так быстро забираешь пропажу. Теперь Человек-Паук будет скучать. Еще какой-то монстр, и… господи, это кто? – Аверин заглядывает в коробку с забытыми игрушками.

Смеяться от такого мажора хочется. Шутит. Задерживает меня.

– Вот кто это? – спрашивает и показывает на синего монстра с острыми зубами. И правда, жуть.

– Хагги-Вагги.

– Даже знать о нем ничего не хочу, – наигранно зло отбрасывает коробку с игрушками на верхнюю полку и убирает руки в карманы.

Мнусь. Убираю Кэтбоя в сумку. Замок, как назло, сначала не хочет открываться, потом не защелкивается. Когда торопишь время, становишься королевой неловкости.

А мне так хотелось перед Авериным выглядеть шикарной женщиной. Засчитываю себе только первые две минуты общения с ним.

– Саш…

Воздуха в этой кладовке становится меньше. Ладонью нащупываю ручку двери и тут же ее открываю.

Бежать. Нужно бежать.

– Как у тебя дела?

– Замечательно! А у тебя? – широкая улыбка на моем лице выглядит как глубокая, сухая трещина.

Стас неуверенно жмет плечами. Взгляд опускает на свои белые кеды и начинает перекатываться с пятки на носок, как это делал его отец.

– Не знаю. Как у всех, наверное.

– А как у всех?

– Постоянно чего-то не хватает.

Горло пощипывает разрастающийся ком. Зудит. Давлюсь этим чувством.

Аверин, наконец, поднимает на меня свой взгляд. Он смотрит в мои глаза, а я лишаюсь дара речи. На меня в эту самую секунду смотрит сын.

У Арсения такие же глаза и тот же глубокий взгляд, как и у Стаса.

– Ты уверена, что забираешь сына из секции? – не сразу понимаю, о чем меня спрашивает мажор.

Не отвечаю. Поднимаю руку в знак прощания. Горло оцеплено колючей проволокой, по которой пробегает смертельный ток. Все тело бьет им, стоит сделать неверное движение.

Уже сидя в машине, даю волю слезам. Накрывает сильнее, когда получаю сообщение от мамы:

«Игрушку Арсения мы нашли у нас дома. Не езжай к Стасу».

Глава 5. Саша

– Откуда ты взяла этого ромашкового? – неожиданно спрашивает.

Ромашкового… Придумал же!

– Следователь прокуратуры. Зовут Михаил. Он хороший и добрый.

«В отличие от некоторых», – просится с языка.

– Кто бы сомневался. Хороший… – язвительно комментирует. – Целовались?

– Может, и целовались.

Саша.

– В этом ресторане бронь столиков за несколько недель, – взволнованным голосом говорит Мишка.

– Ты заказал столик несколько недель назад?

– Нет, – еще сильнее смущается, выглядит при этом мило, – воспользовался связями. Иногда же можно?

Корнилов отодвигает стул, чтобы я смогла сесть, сам обходит и садится напротив. Столики здесь круглые и довольно маленькие. Мои колени то и дело касаются колен Миши.

– Здесь уютно, – решаю приободрить старшего следователя.

– Правда, нравится?

Киваю и скромно улыбаюсь.

Мишку повысили месяц назад, и он приглашал отметить. Но у меня заболел Арсений, я не смогла.

В помещении интимный свет. Он делает черты лица мягкими и соблазнительными. Корнилов улыбается загадочной улыбкой и не сводит с меня глаз. Смущает.

Потому что пять лет, пять долгих лет Миша ухаживает за мной и надеется на что-то большее.

Нет, разумеется, я знаю, что периодически у него бывают короткие романы, когда наши «отношения» заканчиваются моим категоричным отказом.

Однажды я сильно ему нагрубила. Это было два года назад. Я случайно увидела в сети фото Аверина с его женой и сорвалась.

Разозлилась страшно.

В ту ночь еще у Арсюшки поднялась высокая температура, и мы по скорой поехали в больницу. А на той фотографии мажор улыбался, обнимал свою красивую жену. Выглядел счастливым, когда я с красными от слез и бессонницы глазами пыталась успокоить орущего двухлетнего ребенка.

– Как Арсений? – вырывает меня из мыслей. Не сразу и вопрос расслышала. На имя сына только среагировала.

– Замечательно.

«С отцом как бы познакомился», – про себя договариваю.

– На карате ходит. Ему очень нравится.

«И тренер у него – Стас Аверин. Круто, правда?» – снова с ехидством зудит в голове.

Беру бокал с водой и выпиваю до дна. Во рту пересохло адски, а губы покрылись трещинами.

– Арсений – славный мальчишка, – Корнилов задумчиво говорит и крутит в руках столовый прибор.

Заказанную еду никак не несут – полная посадка, а мне до чесотки хочется уже чем-то заполнить рот и занять руки.

Когда мы остаемся с Корниловым один на один и поднимается тема моего сына, я чувствую какую-то вину перед Мишей.

Наверное, старший следователь догадывается. Обо всем. А мне стыдно за свою глупость, за доверчивость, за наивность. На итог не жалуюсь, но щеки вспыхивают, когда ловлю на себе его взгляд. Он несколько осуждающий, хотя Мишка и словом не обмолвился на мой счет.

Михаил до зубного скрежета правильный и честный. Дед – генерал, отец – полковник, мать – заслуженный педагог.

– Думаю переводить его в другую школу, – ненавязчиво говорю и глазами стреляю в Корнилова.

Хочется какой-то романтики, а мы о сыне моем говорим. Как хвост тянется и образ отца Арсения. Раньше такого не было. Всему виной последние встречи.

Я бросаю взгляд на свою сумку, где до сих пор лежит ворованный по ошибке Кэтбой. Так и не доехала, не отдала. Попросту струсила.

Аверин больше не писал. Значит, никто про игрушку и не спрашивал.

– Тебя чем-то не устраивает та, в которую ходит Арсений?

Не устраивает. Всем.

Но я, нервно хохотнув, опускаю глаза на пустую тарелку. Понимаю, что голод пропал, но аппетит так и не появился. Не нужно было соглашаться на это как бы свидание.

– Если хочешь, я поговорю с кем нужно, мы найдем Арсению самую лучшую школу и самого лучшего тренера, – Мишка кладет свою руку поверх моей и пытается поймать мой ускользающий взгляд.

Парочки вокруг смеются, что-то тихо обсуждают и делают селфи, а я сижу как стукнутая пыльным мешком, когда напротив меня классный парень.

Я ему нравлюсь, он в восторге от моего сына. У Мишки хорошая работа и такие же хорошие перспективы, а я лишь думаю о том, как бы все же вернуть несчастного Кэтбоя.

– Самый лучший тренер?… – переспрашиваю, и глаза Корнилова вспыхивают.

Его рука, что еще держит мою ладонь в плену, нестерпимо горячая и сухая. Колени то и дело стучат друг об друга, Мише это нравится. И я не спешу отодвинуться или забрать свою руку.

– Поможешь?

– Да без вопросов. Ради тебя и Арсения…

Откашливаюсь, когда нам, наконец, приносят горячее. Аппетит не разгулялся, и я ковыряю вилкой в довольно приличном на вид рагу.

Выгляжу со стороны, должно быть, как сука.

– В следующем месяце у моего, скажем так, родственника день рождения. Я приглашен, – отпивает воду и делает паузу, внимательно при этом изучая меня. – Было бы здорово, если ты сможешь поехать со мной.

Кусочек курицы кислит во рту, а при сглатывании застревает. Противный вкус растекается внутри, и я снова бросаю взгляд на закрытую сумку, где прячется «трофей».

Надо все же его вернуть, чтобы уже забыть эти дни как страшный сон.

– Что скажешь? – настаивает. – Арсения можем взять с собой.

Хмыкаю.

– Ему понравится в Питере.

Тело вздрагивает против моей воли, а с губ срываются нечленораздельные вздохи. Они имеют что-то общее с ругательством.

– В Питере?

– Да. Юбилей моего двоюродного дяди будет в Питере. Он там живет.

Улыбаюсь натянуто. Только вот уставилась я на Корнилова непривычно долго. Взгляд наверняка сумасшедший и бегающий.

Против Питера ничего не имею, но… Черт, куда ни посмотри и что ни скажи, везде ассоциации с этим Авериным. Как специально!

– Ты подумай несколько дней, а потом соглашайся, – шутит. Приходится посмеяться.

– Хорошо.

– Нужно передать имениннику, в каком количестве мы будем.

Остаток вечера стерся. Будто кто-то ластиком прошелся в моей голове. Одна лишь мысль ультразвуком проходит:«Опасно, опасно, смертельно».

Мишка подвозит меня к родительскому дому и галантно открывает дверь, а когда выбираюсь, его рука преграждает мне путь.

Корнилов упирается ладонью об крышу своего «Седана» и стоит слишком близко. Я чувствую все ноты его туалетной воды. Мята, горький табак, древесная смола. Вкусно. И очень ему идет.

– Я надеюсь, ты согласишься, Саша, – голос какой-то кашемировый. Мягкий, чуть хриплый и до стона сексуальный.

Киваю в знак того, что услышала его. А Мишка убирает руку с крыши машины и кладет ее мне на шею. После металла кожа ладони холодит, как кусочек льда. Наклонившись, касается моей щеки губами. Аккуратный, даже целомудренный поцелуй. Только отходить не спешит. До подъезда иду и не оборачиваюсь. Сердце грохочет, как ящик с гвоздями: громко и очень звонко. Зайдя в квартиру, проверяю телефон и вижу пропущенное сообщение.

«Саша, ты уверена, что та игрушка Арсения? У меня спрашивают про этого. Кулбоя». Стас.

Не Кулбоя, а Кэтбоя, дурак!

Улыбаюсь, широко улыбаюсь.

Еще и подписался.

Легкое покалывание ощущаю в солнечном сплетении, как предчувствие какое-то. И это странным образом отрезвляет.

«Уверена. Кэтбой наш».

К черту тебя, Аверин!

Глава 6. Саша

Как говорят, без прошлого нет будущего?

Ужасное выражение. И кто его только придумал?!

Саша.

Забегаю на работу, чуть опоздав. У нас так не принято.

Ходят слухи, что одного юриста за систематические опоздания уволили, а секретарю сделали строгий выговор. В общем, руководство фирмы не жалует опоздания даже на минуту.

Сердце вылетает из груди, ткань любимой блузки прилипла к спине. И, как назло, вчера вечером полетел кондиционер в кабинете. Судя по температуре, ничего не починено.

– Кофе? – с порога предлагает Кристина. Мой друг и верный соратник. Она прикрывает мою спину, я ее.

– Боже, ты меня спасешь.

Делаю глоток. Обжигаюсь. На этом не останавливаюсь.

Мне необходима ударная доза кофеина: я не спала полночи. Думала о предложении Корнилова, об отдыхе в сентябре с Арсением, и… Кэтбое.

Уверенно заявляю, “Герои в масках” отныне – мой самый нелюбимый мульт. Всех троих теперь на дух не переношу. Особенно синего котяру, хоть он и правда крут.

– Начальство заходило? – кое-как выровняв дыхалку, впиваюсь взглядом в Кристину.

Шепчу. С углового стола на нас во все глаза смотрит Лариса – Лара. Не самый приятный человек нашего небольшого женского коллектива. Мы подозреваем, она стучит. И имя, получается, ей очень подходит.

– Ты вовремя. Еще никого не было.

Выдыхаю. Удача сегодня на моей стороне.

Прохожу к своему столу, он как раз напротив Лары. Ее взгляд методично сверлит во мне дыру, и улыбается коллега, как настоящая змея. Ядовитая и мерзкая.

– Что? Была у нотариуса, – уверенно вру и присаживаюсь.

В чат тут же падает личное сообщение от Крис: “Я сказала, что ты была в суде”.

Вот блин.

В целом, на работу не жалуюсь. Ничего сложного или того, с чем бы я не справилась. Учитывая кое-какой опыт с отцом, могу сказать, что разобраться с документами в государственной структуре сложно, в частной – раз плюнуть.

Да и офис недалеко от дома и детского сада. Да еще и от спортивного центра.

И надо было Аверину открыть его в этой точке? В моем золотом треугольнике: дом, работа, сад?

– Белинская, для кого правила висят на стене? В картинках, между прочим? – голос Лары такой сладкий, что у меня массово сводит зубы.

Смыкаю челюсти и перевожу взгляд с документов на Лару. Ну точно не змея, а крыса.

– В чем проблема?

– Выключай звук на телефоне. Он отвлекает от работы.

Прислушиваюсь. Заунывная мелодия летит из моей сумки.

Ругнувшись про себя, достаю и сразу выхожу из кабинета. С недавних пор я боюсь смотреть, кто мне звонит.

– Привет. Не отвлекаю?

Алена. Ольшанская. Или, если уж на то пошло, Исаева.

После случившегося мне было сложно общаться с подругой. Хотелось рассказать обо всем, но ее связь с Костей спутала мне все карты.

Я боялась, что правда по цепочке со временем дойдет до Аверина. Они ведь дружат. Или дружили. Теперь не в курсе.

И я молчала. Как и все эти годы. А Аленка ни о чем не спрашивала и не задавала никаких вопросов.

Может, подруга обо всем догадывалась, а может, не рискнула расспрашивать о том вечере, чтобы не вскрывать мои раны.

Цинично, но мне это было только в плюс.

– Звоню пригласить тебя завтра вечером к нам с Арсюшкой. Соскучилась, – голос такой, будто она уже тискает моего сына.

Это умилительно, вообще-то.

Ольшанская-Исаева сразу нашла общий язык с Арсением, хотя он не жаловал никого, кроме меня. Был капризным, крикливым и не спал по ночам. Первые два года я жила как во сне.

– Аверина же не будет? – выпаливаю и тут же зажмуриваюсь.

Я не хотела это спрашивать. Вырвалось.

– С чего он должен быть? – довольно ровно переспрашивает.

Но я слишком долго знаю этого человека, чтобы понять: Аленка нервничает. В эту самую минуту она закусывает губу, а взгляд мечется.

– Ну как же? Он в городе. Давно, причем.

Сама от нервов терзаю губы, съедая помаду. Сладость растекается по языку, но я хочу запить ее водой. Да и во рту пересохло. Из-за кофе ведь, да?

– Вы встречались? – спрашивает после длительного молчания.

Облокачиваюсь боком на пластиковый подоконник, взглядом шаря по толпе на улице. Там тепло, даже жарко. А меня холодная дрожь сковывает, голос каким-то простуженным слышится.

– Он тренирует моего сына. Бабушка записала в секцию, и вот – сюрприз!

Смеюсь. Но мне не смешно. Снова лихорадит, как при гриппе. Отвратительное заболевание.

– Пипец! То есть вот это совпадение! – искренне удивляется. И я ей верю.

Отдаю должное. Подруга и правда неболтливая. Если они с Исаевым обо всем догадывались, то ни словом не обмолвились Аверину.

Впрочем, Костя никогда не полезет в чужую семью без спроса. Для него это как нарушить закон в стране, где введена смертная казнь.

– Так, значит, его не будет?

Прикрываю веки. Все годы я жила спокойно, а за какой-то вечер все изменилось. И теперь что ни день, то я сталкиваюсь с прошлым, как на ринге.

Но драться я не умею…

– Нет.

– А вообще, он бывал у вас, да? Вы общаетесь? – тихо спрашиваю. Кто бы знал еще зачем?

«Чтобы обезопасить себя и своего сына от таких вот неожиданных и внезапных встреч!» – выкрикиваю мысленно.

– Саша, – строгий тон заставляет выпрямиться, – ты пять лет назад попросила тебе ничего и никогда не рассказывать о Стасе. Так вот, я ничего не говорю и на вопросы твои не отвечаю.

Упрямая и раздраженная. Заслуженный ответ. Признаю. На секунду стало стыдно.

– Не обижайся, прошу. Да и Костя мне запретил что-то рассказывать, – шепчет.

И да, дурная у меня подруга. По голосу слышу, как она улыбается.

– Ну так что, придете?

– Конечно. Какие вопросы.

Остается надеяться, что никто там наверху не решит снова столкнуть меня с Авериным. Дружить семьями – не наш вариант.

Глава 7. Саша

Остается надеяться, что никто там наверху не решит снова столкнуть меня с Авериным. Дружить семьями – не наш вариант.

Саша.

– Ничего себе ты вырос, Арсений. Еще немного, и перерастешь меня, – восхищается Аленка.

В руках держит очередного робота – подарок. Сын не отводит взгляда от коробки. Любит он, когда фигурки гнутся, сгибаются, руки превращаются в какие-нибудь пулеметы, а на голову надевалась маска. Мальчишка…

– Ты одна? – опасливо озираюсь. Мы всего лишь в коридоре, да и в квартире тихо, а мне неспокойно.

– Костя приедет чуть позже. Что-то срочное на работе. Впрочем, как всегда, – грустно добавляет.

Да, тяжело быть женой юриста, который только начинает карьеру. Терпению ее можно позавидовать, хотя подруга никогда особо им не отличалась. Что тут скажешь, любовь.

В груди покалывает от такой мысли. Я никого не жду после работы, да и мне никто не звонит спросить, когда я буду. Кроме мамы и папы, разумеется. Но это, как вы понимаете, совсем другое.

– Сейчас привезут пиццу. Твою любимую, сырную, – обращается к Арсению.

Закатываю глаза. У Ольшанской правило: раз ребенок у нее в гостях, значит, можно есть всякую фигню. Хотя пиццу она где-то очень вкусную заказывает.

– Вина? – тихо спрашивает меня.

Устало выдыхаю. День выдался тот еще. Да и не за рулем сегодня: отдала машину в сервис после нашей эпичной встречи с моим прошлым.

– Не откажусь.

Ольшанская-Исаева разливает соломенную жидкость по высоким бокалам и протягивает один мне. С первым глотком наступает желанное расслабление. Главное, следить за языком.

Кто бы знал, как хочется поделиться.

– Миша Корнилов меня в ресторан недавно приглашал.

Аленка вытягивает губы уточкой, но молчит. Знаю, она не в восторге от старшего следователя.

– Тоже мне новость…

– И позвал на день рождения какого-то его родственника.

Взгляд задерживается на сыне. Арсений вскрыл коробку и вовсю изучает робота. Страшные все же эти современные игрушки.

– С ночевкой? – спрашивает, не скрывая любопытства.

А я рада, что хоть этим могу поделиться.

– Это ничего не значит. Со мной будет Арсений.

– Звучит так, будто ты уже согласилась.

Задумываюсь. Я по-нормальному и не думала над предложением Корнилова. Но мне так хочется уже каких-то изменений в своей жизни, хоть волком вой.

Устала быть одной. Или, скорее, одинокой.

Пять лет назад после случившегося я не могла вообще смотреть в сторону парней. По понятным причинам. Потом роды, уход за новорожденным Арсюшкой, учеба.

– Возможно, и соглашусь. В конце концов, что я теряю?

Делаю глоток. Большой какой-то. Еле-еле сглатываю и начинаю изучать свой маникюр.

– Миша нравится Арсению, да и Корнилов вроде как неплохо с ним ладит… Так что да, я соглашусь. И вообще, решила дать Мише шанс.

Как-то слишком громко получается это сказать.

Тело мгновенно напрягается, а пальцы сжимают ножку бокала излишне грубо. Никакой изящности в движениях.

Аленка быстрым взглядом окидывает меня всю, проверяя на адекватность, наверное.

Мы редко ссоримся, да и сейчас это мало похоже на ссору. Но после того не очень приятного разговора по телефону между нами нависает недосказанность. Может, она и была всегда, а я трусливо закрывала глаза.

– Я разве сказала что-то против? – обидчивый тон заставляет чувствовать себя плохой подругой.

Ольшанская отставляет почти полный бокал и идет к Арсению.

Нервы ни к черту.

Снова обвинить… Аверина?

Не выдерживаю и сажусь рядом с подругой, касаясь ее плеча. Она как раз что-то разбирает в роботе: Арсений отломал деталь.

– Прости, – тихо произношу.

В горле шипит, слезы близко, но я не могу понять их причину. Усталость? Загруженность? Страх?

– Да ладно, забей. И да, езжай в Питер. Арсения можешь мне оставить. В конце концов, хоть вырвешься из круга «дом-работа-сад».

Еще спортивный центр появился. Правда, у меня в планах было вырезать этот угол.

От внезапного звонка в дверь мы одновременно переглядываемся. Живот становится каменным от предчувствия. Я все же не люблю сюрпризы.

– Пицца? – Аленка тоже беспокоится и посматривает на часы. Играем обе.

– Скорее всего. Кто же еще?

Сглатываю беспокойство. Оно падает в желудок и разжигает там неприятный, мешающий дыханию костер.

Я остаюсь в гостиной рядом с сыном, Ольшанская идет открывать. Готова уже чувствовать запах горячей пиццы, а его все нет.

Голос Костика сначала расслабляет закостеневшее тело, а потом… другой голос делает из меня глиняное изваяние, которое вот-вот засунут в гончарную печь. Не могу пошевелиться, не могу дышать, даже думать получается с трудом.

Крадусь на цыпочках. В ушах слаженные и частые удары сердца слышатся. До тошноты.

Аверин немного растерянный стоит в пороге. Сегодня он в рубашке и брюках. Непривычно.

Рецепторы раздражает его аромат, хотя это невозможно. Я не обладаю такими способностями – за несколько метров учуять знакомый запах.

Память такая штука, даже запах она воспроизводит отчетливо.

– Добрый вечер, – здоровается, сталкиваясь со мной взглядом. Увидел же!

Выхожу из своего укрытия, но и рта не могу раскрыть. Кажусь со стороны невежливой. Мы все здесь взрослые люди, и по-хорошему нужно просто сказать «привет».

Даже не спрашивать «как дела». Это уж точно будет лишним. Но я уставилась на Аверина и в тысячный раз за третью встречу подмечаю, как он изменился.

– Мы пойдем, – бросаю короткой фразой в Аленку и разворачиваюсь, чтобы быстро забрать Арсения.

Атмосфера тут же меняется. Я жалею, что пила вино. Мозг отказывается соображать. Мечусь из угла в угол, и то и дело кажется, что все на меня смотрят.

– Стас! – сын бросается прямо в руки Аверина.

Тот подхватывает его на руки. Оба улыбаются. Одинаково.

Мне становится душно от того, что я вижу. Перед глазами плывет.

Когда-то мне снился такой же сон: я, Аверин и наш сын. Я сочла это кошмаром и старалась больше не вспоминать о нем. К слову, ничего похожего больше и не снилось.

А тут на тебе. Получите, распишитесь.

Внутри все горит, как сдобренное спиртом. Это уже не вино, что-то похуже. Обида и страх. Та еще гремучая смесь.

Я забираю несчастного, кинутого на пол робота, ветровку Арсения, взглядом прохожусь по залу, чтобы ничего не забыть. Оттягиваю время. Мне предстоит обуваться в одном пространстве с Авериным. Он не спешит заходить к Исаевым.

– Алена, спасибо за прием, – без намека говорю, Ольшанская слышит другое и тихо извиняется.

Посылаю ей дохлую улыбку и, наконец, поднимаю глаза на Стаса. Его сын все еще в его руках. Под ребрами становится тяжело.

– Разреши? – протягиваю руки.

Оба уставились на меня. Глаза одного цвета, взгляд как копировали, темно-русые, как у мажора, волосы. В остальном – моя копия. И на том спасибо. Что бы было, если Арсений родился точной копией Стаса?

– Я провожу.

– Не стоит. Мы… на такси.

Духота усиливается. Если не выберусь на воздух, рискую свалиться в обморок.

– Могу подвезти. Ты не на машине?

Наше простое общение, как тонкая леска, стягивающая горло. Я говорить с ним не могу.

– Нет. На такси.

– Саша…

– У тебя есть автокресло? – иду ва-банк.

Неужели он и правда думал, что я сяду к нему в машину? Еще и с сыном? И мы будем мило общаться об успехах Арсения?

Хуже кошмара.

– Автокресла у меня нет, – сдается.

Незаметно выдыхаю.

– Но до такси провожу.

Глава 8. Саша

У него так просто выходит общаться! Завидно даже.

Саша.

В лифте я слышу только треск канатов, назойливое гудение и свое дыхание. Концентрируюсь на корявой царапине на створке и стараюсь успокоить свои мысли. Они скачут, как кузнечики, с плохой на хорошую и обратно.

А лифт все спускается. Как же медленно!

Когда двери раскрываются, крепче сжимаю горячую ладонь сына и пулей выскакиваю. Аверина в этом маленьком замкнутом пространстве было катастрофически много. Он насытил собой все молекулы воздуха.

Плечом толкаю тяжелую дверь, другой рукой захожу в приложение и вызываю такси.

Стас недовольно вздыхает где-то сзади. Помочь хотел? Справлюсь, мажор!

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я вас подвез? – голос низкий, вибрирующий.

В его машине наверняка уютно, тепло и спокойно. В прошлой было именно так. Но сейчас категорическое «нет».

– Сразу видно, у тебя нет детей. Нельзя перевозить ребенка четырех лет без автокресла, – шиплю ему, как настоящая змея. Настоящая, проснувшаяся весной гадюка. Яд у нее самый опасный, свежий.

Сказала быстро. Подумать не успела. В самом деле хотела укусить.

«Время ожидания пятнадцать минут».

Черт.

Аверин стоит все еще рядом, сложив руки в карманы брюк. Я делаю вид, что мы даже не знакомы. Как же глупо это, должно быть, выглядит со стороны.

Люди после тяжелых разводов могут общаться, как взрослые, а я демонстративно хмыкаю и отвожу глаза в сторону. Лучше же на урну с мусором пялиться, чем на красивого Аверина, правда?

А он рассматривает меня. Взгляды чертят круги и линии по всему телу без какого-либо намека. Ему все еще любопытно, в каком-то смысле, и странно.

– По поводу клуба уже решила? – завожу Арсения за спину. Сын устал и без слов мне подчиняется.

Стас делает шаг на нас. Раньше он не был таким высоким. Или это я сейчас кажусь себе маленькой? Букашка, что отчаянно сопротивляется лапками.

– Да. Есть другой клуб недалеко от детского сада.

Вру. Никакого клуба нет. В радиусе пяти километров нет ничего похожего на то, что открыл мажор.

За пять лет перестала краснеть, когда смотрю в глаза другому человеку и сочиняю что-то. Иногда это выручает.

Но вот язык сейчас поворачивается с трудом. Я как пьяная. Слова спотыкаются, когда я стараюсь говорить четко и внятно.

– И тренер там хороший, – решаю добить.

– Как фамилия? – прищуривается и губы растягивает в наглой, мажорской улыбке. Прям как раньше. Ни одного отличия не найти.

– Кого?

Облизываю губы и сильнее запахиваю пиджак. На улице кажется свежо.

Арсений теперь крутится под ногами, как котенок.

Такси все нет…

– Тренера, – с усмешкой отвечает.

– Иванов.

Его взгляд ощутимый и заставляет поежиться, как от сильного ветра. Пронимает до нутра и словно ладонью сжимает, соки высасывает. А Стас всего лишь ждет ответа.

– А зовут?

Раздраженно вздыхаю. Арсений отломал еще одну деталь робота и сейчас капризно хнычет. Пытается починить, но не выходит.

Мозги набекрень. Усталость, вино, Аверин и его вопросы… Как тут можно что-то правильное придумать?

– Иван.

– Иванов Иван. Знаю такого.

Врет. И Стас знает, что я вру. Мы оба врем и смотрим в глаза друг друга. Аверин вроде как улыбается, но это так похоже на маску. А что под ней – любопытно. Все тот же? Ну конечно! Такие, как мажор, не меняются.

Отворачиваюсь спиной, чувствуя, как по ней будто массажной расческой с острыми зубцами прошлись. Вроде и приятно, но больше не надо.

Сын лбом толкается мне в бедро и начинает страдать. Ранний подъем, весь день в саду и вечером много эмоций для четырехлетнего пацана. Не выдерживает. Да я сама по грани хожу.

– Давай посмотрю, что у тебя.

Аверин садится на корточки и забирает у моего сына игрушку. Пытается починить сломанную деталь, а Арсений, как завороженный, наблюдает за хитрыми манипуляциями.

Кошусь на его ловкие пальцы, умело вставляющие «сустав» в плечо робота.

– Ты подумай, Саша. У вас все равно на месяц еще занятия оплачены.

– Спасибо, – Арсений жмется, когда Стас протягивает ему робота.

Когда их взгляды встречаются, у меня из рук падает сумка.

Где же это такси?

– Ты исполнил свою мечту, – тихо произношу, когда мажор ее поднял.

Больше не хочется плеваться ядом. Грусть накатила, что так все вышло.

Аверин сейчас стоит передо мной и пытается выстроить диалог. Ему, должно быть, сложно. Пять лет назад мажор признался, что играл со мной, а сейчас стоит вместе с сыном и чинит игрушку, пытается уговорить не уходить в другой спортивный центр.

– Исполнил.

– Я рада, – поднимаю глаза. Аверин стал серьезным. – Правда рада. Теперь у тебя свой спортивный центр.

Стас стоит и не двигается. Сейчас мы оба вспоминаем нас. Наши мысли и воспоминания лежат на поверхности, которая трескается с каждой секундой, как первый тонкий лед. Хрупко все, зыбко.

– Могу кое-что спросить? – вкрадчиво задает свой вопрос, при этом взгляд его прикован к Арсению. – Рамиль… он…

Я будто вдохнула мелкую острую пыль. Легкие ранены, и не получается дышать.

Губы застыли в полуулыбке, а глаза наполняются влагой. Она щиплет, и в носу зудит.

– Такси.

Около нас останавливается желтая «Октавия». Вовремя. Мои руки трясутся, когда я подхватываю сына и пробую усадить его в автокресло.

В голове мерцает огненной вспышкой лишь одно желание – сбежать. Из города, из страны, с континента. Поселиться на Луне.

Заставляю себя двигаться, вставлять ремни в пазы, просить водителя помочь, несмотря на то, что Аверин рядом и сам тянет руки, чтобы застегнуть эти долбаные, растянутые ремни.

Мне жарко и зябко одновременно.

Паника накрывает и втаптывает меня в густую, непроходимую трясину из ощущений. Там темно, тихо, страшно и пахнет, как в тот летний день.

К счастью, начинается легкий дождь. Он гасит меня, успокаивает.

– Извини, – говорит искренне, чуть нахмурив брови. – Пока, приятель, – машет Арсению. Его улыбка тоже настоящая.

Удары сердца мощной ядерной волной сбивают все настройки. Кровь заражается виной. Нужно откачать литры красной жидкости из своего тела, пока не поздно.

Усаживаюсь рядом с сыном и спешу закрыть уже дверь. Меня слезы разрывают изнутри. Почему так? Почему? Ведь прошло пять лет! Пять долгих лет, за которые моя жизнь стала другой.

Я ненавижу Аверина уже только за это. Одно появление – и все сгорает как старая сухая тряпка. А она мне нравилась, тряпка эта.

«Рамиль получил по заслугам. У него была два срока: грабеж. Отсидел немного, но отсидел. Если вдруг ты не знала».

Аверин написал спустя минуту, как мы отъехали. Теперь я точно знаю: Стас ничего не знает о том вечере.

Перечитываю несколько раз. Экран яркий, заставляет щуриться. И слезы льются именно из-за этого, но никак не по мажору.

А ты получил по заслугам? За свою игру, Стас?

Глава 9. Стас

– Что ты задумал, Стас? – говорит, как выплевывает пережеванную жвачку. Становится противно.

– Хм… Жить свою жизнь. По своим правилам, – твердо отвечаю, не смещая взгляда. Я же сильный противник?

Стас.

Смотрю вслед отъезжающему такси, и за ребрами грызет и расчесывает все в кровь невиданное ранее чувство тоски и одиночества.

Нет, после нашего знакового расставания с Белинской я тоже был подавленным. Бросался на всех, огрызался. Замкнулся, как два провода. Тронешь – заискрю и убью.

Потом привык. Пообвыкся.

Ассоль помогла, хотя ничего, кроме каких-то дружеских отношений, у меня к ней было. Если вообще можно говорить о дружбе между мужчиной и женщиной. По сути, у нас ее и нет. Я не раз замечал влюбленный взгляд жены.

Поначалу она все скрывала, как за черной ширмой. Прокололась однажды, а я все же был наблюдательным. Работа обязывала.

– Ну и куда ты пропал? – отвечаю на звонок отца и выдыхаю весь скопленный воздух.

Не дышал, пока такси с Сашей и Арсением не скрылось.

– Ты должен был быть у меня еще полчаса назад!

Слышу скрип стула и характерный металлический стук от палки для ходьбы по кафелю.

Отец не прекратил быть властным и грубым, но сейчас это скорее привычка, от которой уже не избавишься. Я принял ее.

– Да еду я. Ты таблетки выпил? – сам повышаю голос. Иногда позволяю себе.

Три года назад отец попал в страшную аварию, после которой я думал, он не выживет.

Когда папа лежал на операционном столе пятый час, первый раз за всю свою жизнь почувствовал, что не смогу без него. И речь не про деньги, связи или что-то в этом роде. Просто он мой отец. Единственный близкий человек.

Родная мать ушла, я был совсем маленьким. Женщина, которую я звал мамой все годы, тоже поспешила уйти после того, как отец мне все рассказал.

Свою часть сделки с Андреем Авериным она выполнила. Ее счет пополнился на очень круглую сумму. Именно столько стоило называться моей матерью. Она не сказала мне «пока», как и «прости». Просто ушла. Мы с отцом остались одни. Ведь не заслуживаем любви.

Лисица в тот день была права. Ее слова в голове, как забитые со всей силы гвозди засели. Неоперабельно, несмертельно, но чертовски страшно и больно.

Смотрю на высотку, где меня ждет Исаев. Понимаю, не сейчас. Не сегодня.

Пишу короткое СМС другу и сажусь в машину. До дома отца отсюда совсем недолго ехать. Нужно и правда заскочить к нему. Упрямый старик только говорит, что пьет таблетки, а на деле считает, что они ему не нужны.

– Ты через Владивосток, что ль, ехал? – ворчливо жалуется, как только открыл дверь.

Закатываю глаза. Ну что за человек?

– Нет, через Нижневартовск. У них, оказывается, уже снег выпал, – язвлю и сразу на кухню иду.

Как знал. Лекарства не пьет.

Спиной чувствую приближение отца. Хромает, тяжело дышит. Но у него, якобы, все прекрасно.

На ладонь из таблетницы забираю три капсулы и протягиваю папе. Отец хмурится, но сдается.

Удивительно, раньше от его взгляда все поджилки тряслись. Казался себе вечным пацаном, у которого сердце замирало, стоило очутиться в кабинете.

А сейчас и прикрикнуть могу. В каком-то смысле уже имею над ним власть. Управление фирмы и филиалов практически на мне, хоть и не практикую. Отец редко выходит из дома: тяжело долго стоять и тем более ходить.

Я стал вне его контроля, а он зависим от меня.

Но нужен мне мой старик. Родня. И ворчит он все же забавно.

– Пей, – повторяю, когда отец морщится и застывает.

Вот упрямец!

– Да все со мной хорошо.

Не комментирую. Стою с этими таблетками в руках, и глазами продавливаю.

Да, я тоже так могу, отец. Научился. Учитель хороший был, с детства тренировал.

– Щенок, – хмыкаю на его реплику.

Папа забирает капсулы из раскрытой ладони и запивает водой.

– Я тебе сиделку найму.

– Только попробуй! – выкрикивает.

Ковыляя, идет в свой кабинет. Я за ним. Готов получить очередной выговор, что сделал что-то не так. В этот момент нужно просто кивать и поддакивать. Отец успокаивается, и я могу сказать хоть слово.

Ему лишь нужно выговориться. И да, делает он это в такой манере. Если не воспринимать все близко к сердцу, то все проходит идеально. Такой вот семейный вечер в семье Авериных.

Потом отец курит сигару и часто-часто пуляет в меня своим взглядом. Я что-то перебираю в бумагах и прекрасно чувствую его внимание на мне.

– Твой друг снова объявился.

Сжимаю карандаш. Тот трескается, разбрасывая невесомую пыль.

– Снова грабеж? – буквы перед глазами пляшут. Бурлящая ненависть брызжет изнутри фонтаном.

– А ты как думал? – со вздохом отвечает.

Мне мало информации. Понимаю, уже и незачем что-то знать, но я гонимый чувством мести. Она слепит, как уксусная кислота, пролитая на глаза.

– В розыске пока. Но по всем приметам и уликам он.

– Откуда информация?

Аверин-старший бросает такой взгляд, после которого мне становится все понятно.

– Надо было его еще пять лет назад засадить за то, что сделал, – шепчу под нос.

Гнев поднимается из живота к горлу, как муть со дна озера. Ил, не дающий моему телу функционировать.

Отец молчит. Это молчание о чем-то и про что-то.

– Скажешь, я неправ? – вскакиваю с места.

Удобное кресло будто обложено тлеющими углями.

– Или Белинский не решился? Удивлен, что это все же не случилось. Он ведь такой правильный и честный.

Снова вязкое молчание. Облизывает меня и затыкает собой органы дыхания.

Я завис. Как дурак уставился на отца.

– Саше нужно было говорить. Не замалчивать. А ты… не дал мне ей помочь!

Звучу жалко. Обвиняю. Хотя сейчас прекрасно знаю, что надо было отстоять свое право. Отстоять нас.

Нужно было тоже говорить. Орать, кричать, я не знаю…

А я молча принял рабские условия отца.

Ненавидел ли я его за это? Еще как. Но время шло, боль не утихала, лишь притуплялась. Потом авария. Взросление.

– Чтобы говорить, нужен повод.

Философ, блядь.

– А его не было?!

Грудная клетка, как у марафонца в сотом забеге. Она поднимается до мозга, опускается до кишок. И голову зверски кружит.

Все еще живо во мне.

– Ты чего-то не договариваешь?

– А нечего договаривать. Ты просил вытащить твою лисицу. Я сделал, как обещал. Меня мало заботило случившееся.

– А что случилось?

– Я не знаю. Может, и ничего.

– Как это?

Отец недовольно вздыхает. Пытается встать. Не получается, и он плюхается обратно в свое широкое кресло. Оно еще с тех времен, когда я мальчишкой стоял перед столом и слушал жесткие наставления. Дрожал, боялся, в глаза смотреть физически не мог.

Папа мечется на одном месте. Раздумывает. Взгляд летает мухой по комнате.

Меня бьет молнией от его поведения, которое ему не свойственно.

Хожу по грани, чтобы нужные ответы уже просто-напросто вытрясти.

Эти гребаные ответы, которые теперь как красная тряпка для быка. Догнать бы, а тореадор убегает.

– Слушай, раз Белинский промолчал и замял, значит, ничего и не было. Мои люди ничего не говорили. Отвезли прокурорскую дочь к дому и вернулись. Все.

Записываю его слова в память будто на пленку. Куча помех, шипение и смертельная тахикардия.

– Позора, может, не хотел? Что ты опять начал? – добавляет нервно. Срывается.

– Что именно сказали твои люди? – кричу. Тон угрожающий.

В груди настоящий шторм. Подкидывает от ветра, кости гнутся, вены вырываются с корнем.

– Ни-че-го!

– А если бы что-то было, то сказали?

Отцу уже можно и не отвечать. Все вижу. Читаю по лицу.

– Конечно, сказали. Чтобы ты был в курсе и в случае чего имел козырь в рукаве, – проговариваю то, что прочитал.

Тошно. Предрвотное состояние до спазмов в желудке и кислотного привкуса во рту.

– Мои люди не сказали, я не спрашивал. Было неинтересно. На этом все.

Запускаю пальцы в волосы, тормошу сам себя за голову. Оторвать бы ее к херам, чтобы ничего не помнить, не знать и не видеть.

Как переварить услышанное? Как справиться?

Сам виноват.

Правду никто не говорил, я вопросов не задавал. Произошедшее выстроилось для меня само собой. Фактов «против» не было. Как и «за».

И все, сука, молчали. Поголовно, разрушив две жизни.

Глава 10. Стас

– Ты просил ее найти. Я выполнил. Больше Белинская тебя не касается.

Андрей Аверин.

– Станислав Андреевич, доброе утро. Не ожидали вас сегодня здесь.

– А я приехал, – бросаю небрежно с порога.

Быстрой походкой иду в кабинет, где раньше работал отец. Большой стол, за которым папа сидел в последний раз в вечер аварии, завален бумагами, компьютер с пылью. Нужно будет уволить уборщицу.

Вид на Неву из окна, хорошие рестораны неподалеку, гостиница, где отец любил останавливаться – все создано для того, чтобы остаться в Питере и, наконец, заняться делами фирмы. Без меня она пойдет ко дну. Либо ее растащат конкуренты. И хорошие связи Анварова не помогут.

Прохожу в кабинет, оглядываюсь. И тянет уже обратно, в Москву. Домой.

Тем летом, когда я переехал в Северную столицу, стояла ужасная погода. Дожди шли каждый день, как назло. Пасмурно, сыро и холодно. Из-за постоянно сизого цвета в глазах рябило, стоило увидеть яркое пятно.

Сердце рвалось обратно.

Я, как наркоман, испытывал ломку. Только мой наркотик намного хуже самого сильного и смертельного.

Вылечился как-то. Пришлось ампутировать чувства.

– Будут какие-то поручения? – дважды постучав, секретарь заходит и, мило сложив руки, бесцеремонно меня рассматривает.

Не помню, чтобы давал повода.

Раньше бы подмигнул, бросил острую шутку. Замутил, возможно. Сейчас лишь подмечаю непозволительно короткую юбку и рыжие, сука, волосы.

От этого огня сложно отодрать взгляд.

– Несколько лет назад мой отец перевел сюда своих сотрудников, – отвернувшись от наглой девицы, изучаю блики на Неве. Сегодня солнечно, наконец-то.

И что все нашли в этом Питере?

– Несколько – это сколько? Я работаю здесь только третий месяц, – ничем не прикрытый флирт раздражает. А я не в настроении. Могу уволить в следующую секунду.

Агрессивно делаю недовольный вдох.

Все еще прокручиваю в голове слова отца про тот день. Пытаюсь сопоставить со своими воспоминаниями. Воссоздать картину, иначе не успокоюсь. Поселившиеся сомнения рвут душу.

– Пять лет назад. Это нерядовые юристы. – Замолкаю и подхожу к папке, брошенной на стол.

Я забрал ее вчера из кабинета отца, когда тот уснул.

Он до сих пор думает, что я не знаю код от сейфа и не имею понятия, где хранятся ключи от нижнего ящика его стола. Старик сдал и стал наивным как ребенок, а я, наоборот – хитрым и наглым.

– Кожухов Леонид и Смирнов Алексей. Они могли числиться у нас, но никак не быть связанными с направлением нашей компании.

– Это как?

– Не адвокаты, Илона, – опускаю взгляд и читаю ее имя. Забыл.

Недовольство множится. Не только из-за непонятливого секретаря, но и в целом из-за сложившейся ситуации. Не скажешь ведь, что я ищу пока то, что сам не знаю.

– И что мне делать?

– Найди по документам, где они сейчас. Адрес, номер телефона, хоть что-нибудь. В отделе кадров должны остаться данные, – говорю на пределе своих возможностей.

Адски хочется кофе. Черного, горького, чтобы разбудил. Мне кажется, целые сутки я будто во сне. Страшном, наполненном прошлыми ошибками, о которых я перестал вспоминать.

Девчонка, может, и кажется недалекой, но спустя полчаса у меня уже есть телефоны и адреса. Оба мужчины в Питере.

Один номер не отвечает, потом и вовсе оказывается “вне зоны действия”, а вот второй – Смирнов Алексей – согласился встретиться.

Положив трубку, вижу, как трясутся мои руки. На пальцах заломы от краев телефона.

Отложив все дела, несусь на встречу. Она еще в таком неудобном месте, на другом конце Питера. А я терпеть не могу ездить в этом город на машине.

И дождь пошел. Прекрасно! Откуда только тучи понабежали? Хотя о чем это я? Это же Питер!

Выбранное место очень людное. Туристов еще тьма. Постоянно в меня кто-то тычет мокрым зонтом.

Начинаю жалеть, что согласился на встречу именно здесь. Могли бы пересечься где-нибудь поближе к офису.

– Алексей? – уточняю у мужчины за угловым столиком.

На фотографии он выглядел моложе и тоньше, что ль. А в тот день я и не помню, кто приехал на помощь. Не вглядывался в лица. Мне было не до этого.

Сейчас передо мной полностью седой мужчина. В классическом костюме. Плечи широкие. Борьбой занимается? Фигура у него спортивная, заточенная под боевые виды спорта. Агрессивные, если не ошибаюсь.

– А вы Аверин? Станислав?

Киваю и сажусь напротив.

Официантка тут же вырисовывается из воздуха и быстро принимает у нас заказ. Ну, хоть кофе выпью, если вдруг встреча не выгорит.

– У меня мало времени, Станислав. Можно сразу к делу?

Прозрачно-серые глаза встраиваются в мой мозг и вычленяют оттуда информацию против моей воли. Его взгляд странный. Как бы ни давал отпор, он словно знает лазейки и умело пользуется этим.

Моя версия – частный детектив. Смирнов Алексей – бывший сотрудник внутренних дел, ныне помогает в частном порядке расследовать дела.

На указательном пальце крупное кольцо-печатка. Золотое, надо думать. А из-за ворота рубашки – крепкая толстая цепочка. Не знаю, есть ли там крестик, но выглядит это все недешево. Да и костюм не в “Сударе” куплен.

Информация будет стоить немалых денег…

– Пять лет назад мой отец, Аверин Андрей, попросил вас в короткие сроки найти человека. Точнее, двух. Парень и девушка.

Слова – как смесь соды и уксуса на языке. Шипение покалывает, голос искажается. Он кажется мне низким, тихим и каким-то подавленным.

Сложно. Чертовски сложно.

– Мне нужно знать, что произошло, что вы видели, когда нашли их. Это же вы нашли? – с надеждой спрашиваю.

Смирнов отпивает принесенный кофе и крутит печатку на пальце. Будь у меня в руках хоть что-то, тоже бы крутил, мял, сжимал.

Сложно не выдавать волнение, когда ты просто фонишь им хуже ядерных отходов.

– Ваш отец хорошо нам заплатил.

– Любое молчание можно перекупить. Так ведь, Алексей?

– Возможно.

Протягиваю ему салфетку, из внутреннего кармана достаю ручку. Именную, на секундочку. Ассоль подарила на прошлый день рождения.

Смирнов рисует цифры. Прикрываю веки и сдерживаю стон. А еще мат. Много матов.

Жадный мне попался следователь.

– Согласен. Так что произошло?

– Не так быстро, Стас, – усмехается. Снова отпивает кофе.

Нога под столом устала отбивать ритм.

– Ну я же не могу перевести вам такую сумму по номеру телефона?!

А мне нужно знать сейчас. Здесь и сейчас. Иначе сдохну. Варюсь в обмане сутки. Он как густой бульон в тело через уши залился, и я постоянно думаю об этом.

– Утром деньги – вечером стулья, вечером деньги – утром стулья, – говорит известную фразу.

На хуй, что ль, его послать?!

Смыкаю челюсти и взглядом пригвоздить хочу. Пусть не думает, что обладает какой-то сверхспособностью контролировать других и вытаскивать из них душу.

Да мне нужен простой ответ на один лишь вопрос: между Рамом и лисицей было что? Рам бредил одним, когда его бил, отец подразумевает другое.

– Переводите мне деньги, и завтра, скажем, в девять утра, встречаемся? На этом же месте.

Допиваю кофе, совсем не чувствуя его вкуса.

Сердце сразу учащенно бьется, расширяя ребра и расталкивая их в разные стороны. Стыдно признаться, но я встать не могу. Позвоночник ввинтился в сиденье, ноги, как на мощном клею, прилипли к полу.

Ответы близко. Сидят рядом, улыбаются, печаткой свою опять крутят. Вырвать бы ее с пальца к чертям собачьим.

Неужели не понимает, что это важно. Пиздец, как важно!

– Хорошо, – скомкано говорю, – стоило объяснять, что отец о нашем уговоре знать не должен?

Алексей многозначительно смотрит и облизывает тонкие губы.

Ну вот, еще доплатить за его молчание. Супер, че!

Смирнов уходит первым, я еще какое-то время сижу за столом. Посторонний шум совсем не мешает. Как ни странно, успокаивает.

За окном снова дождь. Но и солнце. Странный Питер.

Если окажется, что Рамиль ничего не сделал Белинской, получится, что моя догадка относительно его причастности к Арсению неверна?

Это сводит с ума. Свою следующую мысль я боюсь озвучить даже про себя.

Сразу становится тяжело дышать и всего трясти начинает, как старика с Паркинсоном.

– Ась, привет. Дома? – убито спрашиваю.

– К-конечно.

– Заеду? Я в Питере.

– К-конечно.

Первым за последние годы заканчиваю разговор и отбрасываю телефон от себя.

Там во входящих сообщениях имя Белинской есть. Дурацкая переписка про какого-то Кэтбоя. Игрушка Арсения, ее сына.

И мозг нагревается и взрывается от мысли, что, может, и моего.

Не дурак ведь. Считать умею, а чтобы Сашка с кем-то еще… тогда… Да лучше застрелите меня всем населением Земли.

Глава 11. Стас

– Дети, а вы неплохо смотритесь вместе!

Приторно улыбаюсь, возможно, выгляжу как клоун. Но по фиг.

– Да со мной любая будет смотреться хорошо, – подмигиваю Ассоль.

Стас.

Квартира, которую нам с Ассоль подарили на свадьбу, находится в самом центре. В этом доме кто только не жил, чья только буржуазная нога не касалась столетнего паркета. Впрочем, в Питере это не редкость.

Звоню в дверь, хотя у самого ключи есть. Вроде как чужой я все равно. Почти как гость.

– Привет, – тихо здоровается.

Ассоль открывает мне в одном шелковом халате. Волосы распущены. Как всегда, черного цвета. Чернее угля. Я же до сих пор не знаю, натуральный это оттенок или нет.

– Извини, что без предупреждения…

– Это и твой дом, Стас.

Киваю и прохожу в коридор. Пахнет едой. Вроде минуту назад голод чувствовал, а сейчас от переживаний тошнота стежки на желудке шьет. Рефлекторно рукой растираю область между ребер.

– Мне кое-какой вопрос нужно было срочно решить в Питере. Выехал в ночь, – кричу, пока Ася гремит на кухне. Тарелки, столовые приборы, шелест ткани.

Прием по высшему разряду. Неловко становится. Жена, как бы, а я без цветочка.

– Стас, можешь не оправдываться, говорила же. И я всегда тебя жду, – выходит в коридор и, заламывая пальцы, смотрит как-то жалобно.

Пять лет назад она была другой.

Нелюдимая, закрытая. Взгляд суки с жестоким отливом. От нее даже пахло по-особенному. Как будто лед нюхаешь, и холод через ноздри в мозг вливается, промораживая все на своем пути.

Мне было бы проще, если бы она оставалась прежней Ассолью.

– Когда ты позвонил, что приедешь, не знала, что приготовить на скорую руку. Поэтому не ругайся.

Можно подумать, я когда-то голос на нее повышал.

– Спасибо.

Передо мной тарелка с супом. Наваристым и, по всей видимости, вкусным. Стежки на желудке расходятся, слюна смачивает сухой рот, и даже улыбаюсь своей жене.

– Могу кое-что спросить? – сложив руки на столе, Ася коротко мажет по мне взглядом и тут же отворачивается.

Иногда чувствую себя настоящим мудаком. Хотя, по-хорошему, я ей ничего не обещал. Совесть дает о себе знать зудом во всем теле.

– Что-то на работе случилось? Раз ты сорвался из Москвы?

Откладываю прибор. В тарелке еще полпорции. Камень в груди не позволяет больше есть.

– На работе все в порядке. Это немного личное…

– Извини.

И так никакущее настроение пробивает дно и стремится в темные глубины матушки-Земли.

Но как объяснить другому человеку, что от меня сына, возможно, долго скрывали? Сам-то в это поверить не могу. Все время в голове ищу то ли оправдание, то ли другие варианты прошлых событий. И… не получается.

– А ты на юбилей-то приедешь? Твое личное не помешает?

Усмехаюсь, закрывая пол-лица объемной кружкой.

– Не помешает, Ась.

Смотрю в упор и понимаю, что мало что знаю о своей жене. В тот год, когда поженились, мне было все параллельно. Ничего не интересовало, тем более странная девушка, которая теперь называет себя моей женой. А потом… не видел смысла.

Стелю себе в гостиной, как и всегда. Мог бы и номер снять, но совсем дерьмом не хочется выглядеть. В конце концов, часть этой квартиры моя.

Мыслями в завтрашнем дне.

А если Смирнов обманет?

Тут же сам себе отвечаю, что такие люди, как Алексей Смирнов, из другой категории. Они за каждое свое слово берут копейку, но и за него же и отвечают.

Или не придет? Перенесет встречу?

Голова раскалывается, стоит хоть на мгновение прикрыть глаза.

Сна нет. И так вторую ночь.

Нащупываю телефон и открываю профиль Белинской. Первый раз за пять лет. Даже пальцы немного дрожат, когда я листаю ленту вниз. Последняя фотография сделана несколько лет назад. Закат. И лисица на фоне. Не знаю, что ярче: заходящее солнце или ее волосы. Огнем пышут, экран загорается.

И ни одного фото сына. Арсения. Сердце защемляет, и так тошно становится!

Скрывает, что ль? От кого? От меня?

– Не спишь? – вздрагиваю от тихого шепота.

Никогда не чувствовал себя здесь как дома. Сейчас это чувство возрастает в разы.

– Что-то случилось? – зеваю демонстративно.

Ассоль присаживается на край дивана. Двигаюсь против своего желания, а Анварова молчит и разглядывает меня. Даже в темноте вижу ее редкий румянец на щеках.

– Почему у нас так, Стас?

Откидываю одеяло и сажусь рядом. Ладонями по лицу провожу и пальцами волосы несколько раз прочесываю.

В груди печет, словно угля кто-то подкидывает, как в печь.

– Ась, а ты думала, что будет по-другому? В договорном браке? – нервничаю. Тема неприятная.

– Мне казалось, у нас есть шанс. Я вроде бы нестрашная, при деньгах. Ты…молод, красив. Или это все из-за нее? – раздраженно кивает на татуировку на моей спине.

Анварова единственная, кто ее видел. И то случайно.

Лисица, почувствовав, что говорят о ней, начинает жечь. И сердце, как по команде, отплясывает пасодобль.

– Отец про внуков снова заговорил на прошлых выходных. Интересовался.

Поднимаюсь с дивана и расхаживаю вдоль окон. Третий этаж, вид на Неву, туристы, белые, блядь, ночи. Ненавижу этот город.

И разозлиться на Аську хочется, и понимаю, что не виновата ни в чем. Девчонка, что хочет любви от своего мужа. Ну, влюбилась, дурочка. Не знает меня совсем, а что-то там испытывает в своем сердечке.

Получается, злюсь на себя.

– Ась, скажу честно, – подбираю брюки, надеваю рубашку, заправляю ее. Все выходит резко, – я никогда не воспринимал этот брак как настоящий. Никаких детей не будет. Я тебя не люблю.

Ассоль меняется в лице. Вот-вот заплачет. Будь это кто-то другой, но не Анварова, увидел бы истерику и жгучие слезы. Но Ася держит себя в руках. Смотрит только угрожающе. Как змея перед нападением.

– Мы можем развестись, если вопрос с ребенком так важен, – предлагаю.

Во рту все пересыхает.

Ребенок… Перед глазами образ Арсения. Мальчишки четырех лет. Снова мерцает в сознании: мой – не мой?

– Нет, Аверин. Никакого развода никогда не будет. Я на это не пойду.

Равнодушно пожимаю плечами.

Что еще сказать? Мне и правда все равно. Для меня наш брак – лишь печать в паспорте. Я после свадьбы все равно жил своей жизнью, а после аварии с отцом мозг никто не вытаскивает прибором для разделки устриц.

– Ты когда-нибудь меня полюбишь, Стас. И семья у нас будет, и ребенок.

Полностью одетый, я подхожу к Анваровой очень близко и наклоняюсь. Вновь чувствую запах льда. Его не описать, но холод скачет по клеткам, и летний теплый вечер становится морозной полярной ночью.

– Любовь… Ничего не желаю иметь общего с этим чувством, – грубо выговариваю каждое слово, напрягая при этом челюсть до хруста.

Ночь провожу в гостинице. Не сплю. Если в Питере в это время года и можно встретить рассвет, то я именно это и делаю. Небо из светло-голубого становится светло-светло голубым.

А потом весь небесный купол застилается свинцовыми тучами, и льет дождь. Прекрасно, че!

Пока добираюсь до места встречи со Смирновым, промокаю до нитки, хотя я на машине.

Прохожу за угловой столик, присаживаюсь. Вчерашняя официантка, улыбнувшись кокетливо, принимает заказ – эспрессо без сахара.

Меня знобит и кидает в жар сотни раз за минуту. Глаза стер, выискивая Смирнова за окном.

Он опаздывает. А когда замечаю его фигуру на пешеходном переходе, сердце прекращает стучать, чтобы потом, как марафонец, бежать до финиша без передышек.

Следователь, не торопясь, проходит к столику. Кивает официантке, подмигивает. В общем, неприкрытый флирт, который сейчас стреляет по нервным клеткам.

– Извините, что припозднился, – нерасторопно отвечает и, наконец, садится.

Взгляд, как лазер, тут же впивается в мои красные глаза.

– Бывает, – сухо комментирую.

Про себя добавляю: «За такие деньги мог бы и поторопиться».– Перейдем тогда к нашему вопросу?

Оба замолкаем, когда на стол опускается заказ следователя.

– Мне нужно знать, что именно происходило в той квартире, где вы нашли Александру Белинскую и Рамиля Сабурова.

Смирнов сцепляет пальцы и чуть подается вперед. Его голос по-прежнему командный, но на тон ниже. Тише.

– Рамиль Сабуров находился в квартире своего брата пару часов. Это подтвердили записи с камер на соседних домах, и, – морщится, – бабушки у подъезда.

Да, бабушки – это сила.

– Когда мы с командой вошли, гражданин Сабуров находился на кухне и курил. Анализ крови мы не делали, – подавляет смешок, а я через силу сглатываю. Горло пережато волнением, – но вел он себя так, словно находился под запрещенными веществами. Александра нашлась в комнате. На диване. Колени были прижаты к груди. Она плакала, медленно моргала. Не исключаю шок.

Трясущимися руками беру чашку с кофе. Отпиваю и не чувствую жжения на языке. Внутри гораздо больнее. Там пожар. И потухать он не собирается.

– На ваш взгляд, между ними что-то было?

– Одежда на Белинской была нетронутой. Сабуров одет. Никаких видимых признаков насилия замечено не было. Если только по обоюдному согласию. Или в полном шоке.

– Вы сказали, Саша была именно в таком состоянии? В шоке.

Стискиваю руки в кулаки и укладываю их на стол. Слова следователя хуже кислоты, брызнутой на открытое сердце. Еще и без наркоза.

– Все верно. Но… я не врач, господин Аверин. Мое мнение – лишь результат опыта и наблюдения.

– И по вашему мнению, могло ли в этом состоянии… что-то произойти?

– Почему вы не хотите узнать это непосредственно у самой Белинской?

Грустно ухмыляюсь. Нервно даже. Я сам весь нервный и натянутый. Эта тема вернула меня в тот день, когда от неведения разрывало когтями, как жертву дикого животного.

– Спрошу. Но мне нужен и ваш ответ. В конце концов, он очень дорого мне обошелся.

Смирнов допивает кофе. Капучино заказал, еще сахара бухнул три ложки. Сидит довольный. В отличие от меня.

– Я думаю, что Александра бы отбивалась. Были бы видны следы либо на ее теле, либо на теле Сабурова. Ничего такого не было. Когда мои люди пытались ее вывести из квартиры, она не была такой уж и послушной. Не кричала, но так просто в руки не далась. Лисица прям.

Резко вскидываю взгляд.

Слово, как пуля, заходит меж бровей и просверливает свой путь навылет через все отделы мозга. В этот момент я не дышу и прогоняю все сказанное про себя еще раз, и еще, и еще. Пока тошнить не начинает… от правды.

Осталось спросить у самой Белинской. Но сомневаюсь, что она сможет продумать другую версию. Потому что в моей все пазлы сошлись.

– Алексей, я могу Вас нанять? Нужно найти одного человека.

– Сабурова?

– Именно. Он в розыске.

– Можете, – довольно отвечает.

Глава 12. Стас

Если бы Белинская хоть на один день скрыла моего сына, я бы ее уничтожил.

Стас.

В машину сажусь в разбитом состоянии.

Пф-ф…

Слова Смирнова оглушили. Слов нет.

Жалею,что не решил все пять лет назад. Я же тогда думал только о спасении лисицы.

Отцу с три короба пообещал, как послушная марионетка, исполнил все, причинив боль дорогому человеку. А меня обдурили. Лишили права быть отцом.

Нет в мире такого суда, который возвращал бы время вспять после оглашения приговора?

Еду на всех парах домой. Втопил газ в пол. Всего трясет. Не самое лучшее состояние,чтобы быть за рулем. Но у меня занятие. Младшая группа, в которой Арсений занимается.

Интересно, какой он был в год? А в два? Когда ползать начал? А ходить?

Его любимый мультик? Любимая песня? Еда? Игрушка…

Кэтбой.

Давлю что-то вроде улыбки. Кривой какой-то, немного чужеродной. А внутри хирург-любитель успел повозиться. К клубу подъезжаю, опоздав на несколько минут. Про себя чертыхаюсь.

С мелкими дисциплина нужна. Без нее в спорте делать нечего. А они сейчас зал наверняка разносят вместо разминки. По телу разряды летают, стоит представить, что там, в зале, Арсений. Я умею общаться с детьми, хорошо лажу, а вот сейчас конкретный затык. Все навыки растерял.

– Станислав Андреевич, папа Романа Рябцева хотел с Вами поговорить, – с порога нападает администратор.

Киваю,пропуская все мимо ушей. Пока не секу, кто такой этот Рябцев, когда своих учеников знаю поименно.

Чертовщина. Колдовство. Как порчу навели.

Всего шатает и мотает в стороны, как после хорошей студенческой вечеринки. Мурашки по телу пробегают, отчего волоски дыбом приподнимаются. Я дергаюсь, как под сквозняк попал.

Татуировка лисицы под лопаткой дает о себе знать: снова жжет, будто только вчера ее набил.

Оборачиваюсь на этот пробивающий кожу взгляд.

Белинская опирается о стенку. Теперь делает вид, что и не смотрела в мою сторону секунду назад.

Актриса, блин. На ней снова блядско-пуританская юбка, которая задницу, как вторая кожа, облегает. Но зато коленочки прикрыты. Какая прелесть! Сверху голубая блузка. Ну хоть лифчик не просвечивает.

Мне как бы нет до этого никакого дела, но она же мать! А вырядилась, как…

– Станислав Андреевич, у Вас ко мне какой-то вопрос? – спрашивает, а голос ее как буром в уши входит.

– И не представляете какой, – злобно шепчу, выдергивая ключи от моего кабинета из рук администратора.

– Так задавайте!

Саша нападает. С момента нашей встречи я постоянно чувствовал накопленный гнев, который Белинская порционно выплевывала. Я знал, с чем он связан, и не лез на рожон. Позволял, потому что принимал ее чувства. Но теперь моя очередь злиться.

Мы смотрим друг на друга. В крови каждого тяжелая агония. Это настоящее мучение.

Как цивилизованные и воспитанные люди, должны перешагнуть через прошлое и идти дальше. В конце концов, мне правда жаль, что так вышло. Я не хотел причинять ей боль.

А лиса… сделала и делает это сознательно.

– Все же привела… Арсения, – имя мальчика выделяю интонацией.

Реакцию Белинской изучаю.

Саша бледнеет. Ее румяна сильно контрастируют с цветом кожи. Шевелит пухлыми губами, отвечает, а я слышать ничего не хочу.

– Ему нравится здесь заниматься, – хрипота в голосе выдает страх.

Сканирую ее испуганный вид, который через одно моргание исчезает, и передо мной снова хитрая и опасная лисица, готовая вцепиться своими острыми зубами мне в сонную артерию.

В кабинете быстро переодеваюсь, прогоняя мысленно и наш бессмысленный диалог, и вечно крутящиеся вопросы. Кто-то сверху в моей голове раскручивает юлу. Тошнит от скорости вращения.

Не представляю, как вести занятие. Мне стаканчик бы пропустить, а не показывать «Тайкеку соно ичи» (Прим. автора: простейшее базовое ката стиля карате).

Стою спиной к двери и только слышу, как она приоткрылась, и чье-то навязчивое дыхание волнует барабанные перепонки.

– Что? – выкрикиваю довольно громко и круто поворачиваюсь.

Надеюсь увидеть администратора, там, другого тренера. В крайнем случае, Белинскую. Я даже приготовился к защите и забетонировал сонную артерию, чтобы зубы свои на хрен сломала.

А там Арсений. Растерянно уставился во все глаза. Они у него еще такие большие. Как у лисицы. Радужка только цвета жженой карамели.

– Мы все тебя потеряли, – голос мальчика полон нескрываемой обиды.

– Сейчас приду, – выходит грубее, чем хотелось бы.

В крови дикая смесь. Хуже, чем «Лонг-Айленд». Вставляет в мозг, и действия становятся неадекватными. Пьяными и безумными.

Арсений вылетает из кабинета, а мне удавиться хочется.

С утра все катится в трубу. Начиная с того гребаного дождя утром, заканчивая вот такой вот ссорой с парнишкой.

Даю себе пару вдохов, чтобы остыть, и выхожу из кабинета. До конца занятия полчаса.

Прекрасно…

В зале шум и гам. Никто, конечно же, не разминается. Занимается чем угодно, но не разминкой.

Как только ребятня замечает меня, выстраиваются в шеренгу. Все, кроме Арсения. Его нет.

Толстая ткань кимоно моментально намокает от пота. Протираю глаза, глупо надеясь, что я ошибся. По сторонам смотрю, в тренерскую забегаю. В голове шум заглушает голоса. Сердце от волнения готово разорваться.

Выхожу из зала, глазами с лисицей встречаюсь. Она на скамейке, как и многие родители. Сидит, молчит, мысы туфель изучает.

– Арсений где? – кричу через весь коридор.

Дыхание сбивается, а я на месте стою как бы.

– На занятии, Станислав Андреевич, – звонко звучит каблуками, пока направляется ко мне.

Уже вижу ее сомкнутые губы и взгляд дьяволицы.

– Его нет.

– Где мой сын? Я отвлеклась на звонок…

Пальцами глазные яблоки выдавить собираюсь. Руками по лицу прохожусь, смахиваю весь ужас, в волосы зарываюсь.

Надо думать, а у меня от переживаний весь живот скрутило.

– Он заходил ко мне, и… я прикрикнул на него, – сознаюсь, открыто посмотрев в глаза лисицы.

Каждая клетка в моем теле горит. Чувство вины затягивает в свою турбину и раскручивает на максимальных оборотах до потери сознания.

И стыд, как клубок ниток, разматывается по нервным волокнам.

– Это из-за тебя все…

Мысленно машу на Сашу рукой и сломя голову выбегаю на улицу. Застываю у входа в спортивный центр. Народу вокруг ходит немного. Не знаю, хорошо это или плохо. Никогда не был в такой ситуации. Кровь бежит по венам с отчаянной скоростью.

Дышать тяжело, будто легкие разъело.

– Все из-за тебя, Аверин. Всегда все из-за тебя! – Белинская в слезах выплевывает мне это в спину. А поняв, что не реагирую, обходит и повторяет в лицо.

Прищуриваюсь. В глаза ее лисьи всматриваюсь. Неужели она и в самом деле могла скрывать все это время сына?

Делаю шаг на нее. Саша сжимается вся. Серо-голубые глаза горят кислотной смесью. Она впитывается в меня, оставляя ожоги, как печати.

Могла.

– С дороги уйди, – грублю.

Возможно, преждевременно. Но от томящегося внутри гнева весь пышу черным въедливым дымом.

Обегаю здание своего центра несколько раз, по соседним дворам прохожу. Изо всех сил зову… сына.

Сын…

Наизнанку выворачивает без обезбола. Взрывает. Разносит в щепки вмиг.

Мне больно, чертовски больно, но вместе с тем горло дерет от каких-то сдавливающих чувств. Они в груди шорох наводят, клетки от злости продувают.

– Мальчик тут не пробегал? – спрашиваю каких-то бабулек у подъезда, – четыре года, темненький, в белой форме.

Они обеспокоенно качают головой.

Блядь.

– За домом. На площадке, где горка большая, новая. Сидит там один. Полицию уже вызывать хотела, – вдруг говорит прохожая. Кидаюсь в том направлении. Действительно сидит. Как залез-то туда без помощи?

– Привет,– все внутри от легких до мелких косточек жжет. Горло стянуто частым дыханием,которое пока не знаю, как выровнять.

Моя жизнь хлещет меня без жалости.

– Арсений, спускайся. Поговорим. Я был не прав.

Мальчишка вскидывает на меня свой обиженный взгляд.

Толчок в грудь сильный. Никто и никогда меня еще так не бил. А сын своим взглядом сделал. Уделал, я бы сказал. В глазах песок. Хочется прикрыть веки и тереть.И ближе его рассмотреть. Каждую черточку изучить, каждый волосок. Уже по-другому, никак на ученика с набором нужных качеств.

Белинская сдержала свое обещание. Она разбила мне сердце. Она отняла у меня сына.

Глава 13. Саша

Я ненавижу Аверина уже только за это. Одно появление – и все сгорает, как старая сухая тряпка. А она мне нравилась, тряпка эта.

Саша.

– Ты больше так не убегай, хорошо?

Арсений сидит на кухне напротив меня и пьет теплое молоко. После него сын крепче спит.

Я внимательно слежу за каждым его движением, впитываю в себя, любуюсь. Дурно становится, если только на секунду представить, что с ним могло что-то случиться.

– А что именно тебе сказал Стас? – вкрадчиво интересуюсь, проводя рукой по непослушным темно-русым волосам. Подстричь бы надо, а сын не дается.

Внутреннюю сторону ладоней покалывает, стоит вспомнить взгляд, которым встретил меня Аверин. Его глаза – стальная тонкая леска, что стягивается на моем горле.

– Ничего, – болтает ногами и улыбается.

Арсений вернулся в клуб за руку со Стасом. Они о чем-то шептались, и сын не выглядел напуганным или растерянным. А я – да. Уверена, что мое состояние еще долго будет преследовать меня.

– А о чем говорили, когда он тебя нашел?

Сын вскидывает на меня глаза, я сильней сжимаю ладони.

Что-то происходит…

Я почувствовала это, когда Аверин ворвался в клуб, убедилась, когда начал грубить, окончательно поняла сейчас. Внутренний голос твердит, что Стас как-то все узнал, а разум наивно отказывается верить.

– Стас попросил прощения. Еще сказал, что я могу всегда приходить к нему в кабинет. Просто сегодня у него не было настроения. Один человек его обманул, и он очень и очень злился. Обманывать же нехорошо, да, мам?

– Нехорошо, – шепотом произношу и встаю с места. Хочется укутаться в плед от резкой прохлады, непонятно откуда появившейся.

Голос дрожит, и это никак не скрыть.

Плохая была идея вести сына в клуб.

Мои мысли снова вращаются вокруг Аверина. Как и пять лет назад. Как кольца вокруг Сатурна.

Даже когда укладываю спать сына, ополаскиваюсь под душем, надеваю ночную сорочку и завожу будильник на завтра – все, что тревожит меня – явные изменения в поведении Стаса.

Еще на днях он был мил, провожал нас до такси, а сейчас грубит и срывается, словно я в чем-то виновата перед ним.

А когда раздается короткий дверной звонок, все мои внутренности покрываются корочкой льда. Она становится толще с каждым моим шагом.

Взгляд бегает, губы искусаны. Сердце бьется в груди частыми и мощными ударами, будто проверяет меня на выносливость.

Смотрю в глазок.

Аверин опирается одной рукой о дверную коробку, другой подпирает бок. Выглядит злым. Чертовски злым, как голодный и свирепый волк в зимнюю стужу.

И мне бы не надо ему открывать. Но Стас может быть упрямее и настырнее меня. Аверин начинает громко тарабанить в дверь.

Разговора не избежать.

Мне не нужно было идти на поводу у матери и вести сегодня Арсения в клуб, а еще – лучше не приводить сына туда вообще. В тот день, когда мы переступили порог клуба, все и изменилось.

Щелкаю замком и открываю дверь.

Внутрь не впускаю. Встала в проеме и скрестила руки на груди. Взгляд готов метать молнии по первому требованию.

Аверин смотрит презрительно и свысока. Ничего общего с тем парнем, кого я знала пять лет назад, и уж тем более с тем молодым мужчиной, который передавал мне забытого Кэтбоя.

Стас нависает тучей. Тяжелой и опасной. Нагоняет жути. Смотреть долго на него, такого становится невозможно на физическом уровне. Он подавляет своей энергией как Пожиратель смерти. А потом высасывает душу, скрюченную от страха, как Дементор.

Ломает одним своим присутствием.

– Арсений – мой сын? – холодный тон его голоса проходит сквозь меня.

Опускаю взгляд. Врать нет смысла. Аверин уже все знает. Сейчас неважно, откуда.

Меня застилает пелена ужаса.

Я не нашла в себе силы ответить, и Стас будет воспринимать это как предательство.

Но я не предавала, я пыталась жить без него – настоящего предателя.

– Только не забирай его, Стас, – не поднимая глаз, прошу. Выворачивает, что приходится унижаться уже на второй реплике нашего диалога.

Стас сейчас опасен. В его руках много власти, денег, а в сердце задетое самолюбие. Настоящий Аверин.

Глаза мужчины пышут гневом.

– Представляешь, что начнется, если мой отец узнает о твоих планах? – спрашиваю с глупой надеждой.

– Я уничтожу любого, кто встанет у меня на пути, Белинская. И тебя в том числе.

Страшно от такого мажора. Хотя какой он уже мажор?

– Уничтожишь мать своего сына? – дрожащим тоном спрашиваю. Он же… не посмеет?

Молчит. Соглашается.

– Значит, война? – облизываю иссушенные нервотрепкой губы и врезаюсь в его ртутного цвета глаза.

Там боль, ярость, брезгливость. Находясь рядом с ним, я не могу дышать. Он забирает весь воздух и не дает сделать и крошечного вдоха. Намеренно.

– Война, лисица. Я заберу у тебя своего сына.

Мы смотрим друг на друга еще несколько секунд. А потом Аверин разворачивается и спускается с лестницы, не обернувшись.

Время – половина первого ночи. Наступил новый день. С этой минуты наши с Арсением жизни меняются, и мне страшно. Боюсь не выдержать, какой бы силой ни обладала.

Я видела глаза Стаса. Он стал другим. И он пойдет до конца.

Закрываю тихо дверь и медленно спускаюсь по стенке.

На душе сгущающийся мрак, а на душе тревога. Хочется плакать, но слез еще нет. Просто у меня шок, и прожитые года кажутся мне подарком, за который настала пора расплачиваться. Проценты еще набежали…

Все тело горит, хоть кожу сдирай. Волосы стягивают затылок до тупой стреляющей боли, которая провоцирует тошнотворные спазмы. Желудок бунтует и напрягается до состояния булыжника.

– Пап, Аверин все знает, – несмотря на время, звоню отцу и рассказываю о случившемся.

Слышу звук выключателя на кухне, льющуюся в стакан воду, тяжелый выдох.

Температура в квартире кажется приближенной к нулю, потому что я трясусь как никогда. А ребра в огне полыхают. Внутри пожарище. Тушить его некому.

– Завтра пришлю к тебе адвоката. С Авериным не встречайся, не говори, даже не здоровайся. Арсения в сад не води, приеду за ним сам и отвезу бабушке. Будем использовать любую возможность, чтобы Аверин и на сантиметр не приблизился к… сыну.

Значит, война…

Глава 14. Саша

Я видела глаза Стаса. Он стал другим. И он пойдет до конца.

Саша.

Весь день проходит как на иголках. Я каждую минуту жду от Аверина чего-то: звонка, сообщения, внезапной встречи с толпой хищных адвокатов… Это в стиле их семейки.

Дергаюсь от любого мало-мальски незаметного движения.

– Мустафин просил тебя сегодня завести документы, – голос Ларисы скрипит с издевкой.

Не реагирую. Я погружена в свои мысли. Работать сложно, когда только об Арсении и нашем будущем думаешь.

Лариса под «цык» Кристины встает из-за своего стола, огибает и останавливается у моего. Я все чувствую, все замечаю, а глазами прожигаю дыру на каком-то договоре.– Ты меня слышишь, Белинская?

Прикрываю веки. Под ними щиплет, как тонны песка и грязи сбросили. Так сказывается бессонная ночь.

Все валится из рук, и раздражение на сложившуюся ситуацию выбивает пробки.

– А то раз думаешь, что это место досталось тебе по блату, так можно и просьбы начальства не выполнять? И опаздывать каждый день? Уходить на час раньше, потому что тебе сына из сада забирать? Ни у кого здесь семьи же больше нет, – заводится, словно игрушка на новых батарейках.

Каждое ее слово – как ледяной душ. Отрезвляет и делает злой.

Смыкаю губы. Кости хрустят от напряжения в теле. Благо не ломает.

Мы сцеплялись несколько раз. Но все ограничивалось резкими высказываниями в пределах корпоративной этики. А сейчас, как шоры с глаз убрали, и я готова броситься вскачь.

– Что тебе от меня надо, а? Да, опоздала, да, иногда телефон у меня звонит громко. И да, мой папа помог мне с устройством сюда. Даже со связями в хорошие компании не хотят брать женщину с ребенком. Есть еще вопрос?

Стараюсь отдышаться после своей незаготовленной речи. Мое эмоциональное состояние чертовски нестабильное. Как американские горки, только амплитуда шире и выше. Опаснее.

Я быстро собираю вещи со стола, кидаю их в сумку и, невнятно попрощавшись с Крис, выхожу из офиса.

Пусть Лариса эти дурацкие документы везет.

На улице душная дымка. Ткань блузки намокает от пота, а идти в облегающей юбке невозможно.

Быстрым шагом дохожу до своей машины и вскользь пробегаюсь по месту нашего столкновения с Авериным. Красная краска была стерта. Теперь и жизнь моя стирается под действием этого необъятного черного танка под именем “прошлое”.

Отключаю сигналку, кладу руку на ручку двери…

Духота сумасшедшая.

– Александра Валерьевна Белинская?

Все внутренности съеживаются, перед глазами расплывчатые пятна, которые потихоньку бледнеют, пока не становятся совсем белыми.

Пульс долбит в висках, в горле, за ребрами – везде. Я не слышу ничего, кроме этих частых глухих ударов. Они говорят о том, что я жива, хотя кажется, что умерла.

Папа просил ни с кем не говорить, никому не отвечать. С адвокатом мы встречаемся вечером у меня дома, а сейчас еще рабочий день. Солнце вон шпарит, как в Эмиратах в пик сезона.

Незнакомец в дорогущем костюме и с кейсом в правой руке. По левую идет Аверин. Тоже в брюках и белоснежной рубашке. Из-за нее все и мерцает перед глазами.

Взгляд смертельно режущий, движения уверенные. Они вдвоем стоят в метре от меня, а будто наседают целой толпой.

– Александра Валерьевна, мы можем где-то поговорить? Меня зовут Анатолий Троц. Я адвокат Аверина Станислава Андреевича.

Я смотрю ровно на Аверина, а не на этого Троца. Стас молча наблюдает за мной. Адвокат говорит о каком-то суде и порядке общения моего ребенка с отцом, еще о каком-то немыслимом штрафе из-за сокрытия Арсения.

Много статей, много слов, каких-то претензий и исков. Целый поток, направленный мне прямо в лицо.

Кровь перестала литься по венам. Остановилась и будто вылилась из организма. Мне больно стоять, больно отвечать, больно думать. Голова раскалывается.

Взгляд Стаса вскрывает меня, как консервный нож.

– Вы не будете препятствовать взятию материала для прохождения ДНК-теста на отцовство?

– Ч-что? – мое первое слово, и я тупо заикаюсь. А еще тон хрипло-больной.

Громкий хмык Аверина рвет нервы. Я чувствую, как слезы стремительным водопадом подкатывают к горлу. Если скажу еще хоть что-то, то точно разревусь, как малолетняя девчонка.

Влажные глаза искажают образы адвоката и самого Аверина.

– Мой доверитель настаивает на прохождении ДНК-теста, – снисходительно добавляет, а мне кажется, что он дико-дико смеется.

Они все сейчас будто смеются надо мной, а я чувствую себя загнанной в ловушку.

Стас знает, что Арсений – его сын. Не знаю, откуда и почему уверен, но ему не нужен этот чертов тест. Все это Аверин затеял, чтобы в очередной раз унизить меня.

Мажор. Что-то в нем осталось неизменным. Высокомерный и считающий себя всегда правым.

– Все вопросы сможете задать моему адвокату, – на одном дыхании произношу и с остервенением рву ручку двери на себя.

Та, конечно, не поддается. Я психую. Так психую, что тяну дверь на себя и тяну. Замок заел. Меня всю заело. А чувство подкатывающейся истерики с каждой секундой накрывает нещадно.

– Для того, чтобы ответить на пару наших вопросов, вам не нужен адвокат, Александра Валерьевна, – Троц хитрый и изворотливый. Он человек Авериных, а значит, пойдет на любую подлость.

– Ошибаетесь, Анатолий… Вы не назвали своего отчества.

– Саша, Вы молоды, неопытны, а хотите сражаться против Стаса? – он мерзко улыбается.

Его зубы идеальной белизны, как рубашка Аверина. Поэтому противный Троц злит еще сильней.

– А чем ваш Стас так хорош? Я знаю, что он умело играет и профессионально выигрывает, но я тоже кое-чему научилась за пять лет, – последнюю фразу говорю, обращаясь к мажору.

– Скрывать то, что принадлежит мне. Я в курсе, лисица, – голос Стаса напитан холодом.

Все позвонки намертво смыкаются между собой. Могу стоять только прямо, чуть запрокинув голову.

– Все из-за тебя! – тычу пальцем в его крепкую грудную клетку, повторяя заученную фразу четвертый раз за последние сутки.

Между нами становится еще более душно. Кажется, самая синяя туча сгущается над нашими головами. Вокруг сверкает, громыхает и пахнет кровопролитной войной.

– Никакого ДНК, никакого теста. Моего сына ты не увидишь, Аверин. Только через мой труп.

– С удовольствием, Белинская.

Он скалится, обнажая острые клыки. Взгляд светится неоном. Это устрашает похлеще его тона и сказанных слов.

И… я ненавижу его. Сильней, чем раньше. В разы. Будто каждая клетка в моем теле выращена на этой пресловутой ненависти, от которой нужно избавиться, иначе она сожрет меня.

Это чувство придает сил, но и отнимает немало.

Я выдохлась и держусь лишь на одном желании отомстить.

Аверин хочет приблизиться ко мне, а Троц одним движением руки останавливает. Их молчаливый диалог настолько показателен, что я не удерживаюсь и хмыкаю с такой же навязчивой демонстрацией, что и эти двое несколькими минутами ранее.

– Завтра. С Арсением по тому адресу, что мой адвокат скинет тебе. Не придешь, – все же наклоняется ко мне, обдавая свежим ароматом одеколона, – прячься от меня. И да, я тоже тебя ненавижу.

Стас пихает мне бумаги, чуть толкая.

Слезы вновь близко. В носу свербит, и я отворачиваюсь.

– Думала, не увижу по твоим глазам? Ты все та же, лисица. Читаю тебя как открытую книгу.

Они уходят, а я еще долго стою и пялюсь на пыльный асфальт.

Глава 15. Саша

Оба ставим точки в конце предложений. Никто так не делает, а мы делаем.

Саша.

Мы сидим за большим переговорным столом. Я на одном конце, мажор на другом.

Между нами развернулся кровопролитный бой. Адвокаты вгрызаются друг другу в глотки, сыплют терминами, апеллируют законами.

Все бы ничего, я видела это сотни раз в фильмах. Мне даже нравилось наблюдать за этой войной. Но сейчас предмет спора – мой сын.

Его отец – Стас Аверин – намеревается сначала уничтожить меня, не в прямом смысле, разумеется, фигурально, а потом забрать Арсения себе.

Внутри – выжженное варварами поле. Мне кажется, и чувств никаких не осталось.

«Ты правда этого добиваешься?» – взглядом посылаю сигнал Аверину.

Стас одет в строгий костюм темно-синего цвета и белую рубашку. Две пуговицы сверху расстегнуты.

Его руки скрещены на груди, отчего ткань пиджака натягивается. И смотрит так, словно у меня на лбу яркая мишень. Манит.

Мажор целится, и… стреляет. Нет, он не вытащил из-за пояса оружие, Аверин только моргнул. Мое сердце остановилось.

«Любой ценой, лисица», – читаю по глазам цвета холодной стали.

Кусаю внутреннюю сторону щеки, заправляю прядь за ухо и прикрываю веки. Тело наливается свинцом по самую макушку.

– Ваша клиентка скрывала от моего доверителя сына на протяжении пяти лет. Это было сделано намеренно, полностью игнорируя интересы ребенка. И мы считаем, что Арсений должен жить в полной семье. Стас женат, у него прекрасная жена.

– Вы же понимаете, что суд в нашей стране никогда не отнимет ребенка у матери, когда нет на то видимых оснований, как, например…

– Как, например, создание опасной ситуации в автотранспорте, когда в машине ребенок.

Резкий вдох через открытый рот. Дергаюсь. Через меня пропустили волну тока и продолжают пускать.

Это ложь. Наглая ложь.

Я всего лишь поцарапала машину Стаса. Да, Арсений был в машине… И по глупости согласилась не обращаться в страховую… Значит, скрылась с места аварии.

– Систематические опоздания в детский сад. Ребенок оставался с воспитателем, когда рабочий день учреждения уже был закончен. Что это, если не халатное отношение к своему ребенку?

Это было однажды. Мама повредила ногу, ей пришлось ехать в травмпункт. А я надеялась на помощь бабушки, поэтому и оставалась на работе. Обратно ехала по жутким пробкам.

Аверин не ведет и бровью. Сидит как изваяние. Черты лица вылиты из гипса, только взгляд бьет и режет, как профессиональный киллер. Я вся одна сплошная мишень.

Нет, я не знаю такого мажора. И знать не хочу.

Он сделал мне больно. Очень. Еще тогда, пять лет назад. А сейчас будто доигрывает свою партию.

Горечь от прошлого захлестывает все вкусовые рецепторы. Меня тошнит, и кружится голова. Я сижу, но вот-вот упаду.

Нащупываю сумку на крючке сбоку стола и медленно поднимаюсь на ноги. Головокружение усиливается, но я ни одному существу на свете не покажу свою слабость.

Прохожу вдоль стола уверенной походкой к выходу из конференц-зала. Взгляд Аверина касается моей спины, как раскаленное железо. И одежда не помеха. Спешу закрыть дверь и выбежать из здания.

«Удавлю гниду», – получаю сообщение от отца. Получается, наш адвокат уже все ему сообщила.

Прикрываю рот тыльной стороной, скрывая всхлипы. Меня трясет от слов, сказанных адвокатами. Вообще от всех слов.

Они говорят о моем сыне, а кажется, делят игрушку.

Мысленно возвращаюсь к Аверину. Он сидел как король, полностью уверенный в своей победе. И это выводило из себя. Было страшно, я и сейчас боюсь, но и злюсь не меньше.

Мне бы домой ехать, а я подъезжаю к дому Ольшанской.

Аленка грустная.

Наливает чай, достает коробку конфет. Зачем-то моет посуду. Делает все молча.

Еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Или это сегодня что-то не клеится? Ольшанская будто не здесь, не со мной. Или, что хуже, по другую сторону баррикад.

Проблема в том, что я не хочу никаких баррикад. И войны тоже не хочу.

Просто оставьте меня и моего сына в покое.

– Ну давай, говори, как я неправа и как посмела, – беру одну конфету и разворачиваю фольгированный фантик.

Вкус шоколада кажется мне мерзким и невкусным. А я вроде как люблю шоколад.

– Саш…– кидает полотенце и разворачивается ко мне лицом.

Ее грусть множится.

Стараюсь не замечать резкий спазм, который охватил весь живот и теперь распространяется на все мышцы. Хрипы в горле делают мой голос чересчур обиженным, когда я пытаюсь подавить ярость.

– Ты ведь догадывалась. И молчала. Улыбалась, в гости меня и Арсения приглашала, когда за спиной с Исаевым обсуждали, что я скрывала целых пять лет от Аверина сына. Он не достоин быть отцом. Мажор играет на людей, получает от этого удовольствие. Ему неизвестны такие чувства, как любовь, сострадание, ответственность…

От эмоций тело нагревается, а потом опускается в лед. Голос не поддается контролю и срывается через слово.

Глаза влажные, но уже по фигу.

– Мажор затеял войну, совсем не думая, как это отразится на ребенке. А я только об этом и думаю… Потому что законченный эгоист, Аверин этот. Был им и остался. Ненавижу его.

Комкаю фантик от конфеты и откидываю его в сторону. К чаю не прикасаюсь и выхожу от Ольшанской в еще более взвинченном состоянии.

Мне словно и некуда идти.