Читать онлайн Бандит по соседству бесплатно

Глава 1.

Лиза

– Лиз, ну, давай еще сказку! Ну, пожалуйста!

– Давай уже спать, – устало тру глаза, потом вспоминаю про макияж и чертыхаюсь.

– Ты же потом со мной спать будешь?

– Ну, если ты меня опять на пол толкать не будешь, то с тобой.

– Елизавета! – мама заглядывает в комнату. – Быстрее, Леонид уже приехал! Мира, спать!

Я целую сестру и выхожу за мамой, которая волнуется так, словно я не на очередное свидание иду, а как минимум выхожу замуж.

– Ну, посмотри, что с твоей подводкой? Опять глаза терла! Сколько можно говорить?

– Спать охота, просто. Может, отменим сегодня?

– Нечего было за книжками своими сидеть! Я уже говорила тебе, мужики умных не любят. Главное, что?

– Быть воздушной и милой, как зефир.

– Вот именно! А главное, недоступной! Никаких поцелуев, никаких за ручку! Помни…

– Постель только после свадьбы!

– Умница, – она берет мое лицо. – Ты же помнишь, что это все только ради нас всех!

– Я все помню, мамуль! Дай я глаз накрашу, а то вдруг именно эта линия на верхнем веке решит мою судьбу?

– Не паясничай. Все, давай. И все-таки, надень юбку покороче. Ту, розовую в горошек.

– Мам, там холодно же! Ноябрь, блин…

– Ничего, в машине согреешься, – отправляет она меня в ванную, где я собственно и поправляю идеальный макияж и провожу по локонам пальцами пару раз, словно они могли испортиться за несколько минут. Потом иду к шкафу, переодеваю юбку по завету мамы и, наконец, оказываюсь в прихожей.

Прикидываю, через сколько Леониду станет со мной скучно, и он отвезет меня домой.

Полчаса полюбуется на красу неземную, а потом, может, попытается поговорить, а когда поймет, что я дура дурой, а трахаться с ним не собираюсь, то отвезет домой. Сценарий-то стандартный. Но мама упорно верит, что один из этих мажорчиков, сыновей ее клиентов из салона красоты, с радостью на мне женится.

Да-да, прямо штабелями падают, бросая в меня обручальные кольца. Вот бы одно попало мне в голову, и я бы заснула на пару лет!

В коридоре натягиваю легкое пальтишко, которое совсем не сочетается с промозглой питерской погодой, и туфли на шпильке. На улице дождь столбом уже пару дней, но кого это волнует?

– Давай, давай, не заставляй кавалера ждать!

Хочу взять шарф, но мама отбирает.

– И пальто не застегивай!

Она уже открывает наш горе замок на двери. Вернее, дергает, потому что он вечно заедает. И когда, наконец, он поддается под негромкий мамин мат, мы слышим оглушительный грохот. Тут кричит Мира:

– Что случилось!?

– Спи! – орет мама, а мы с ней выбегаем в коридор.

Из соседней квартиры, где всегда обитали бомжи – Петрович и Саныч, доносятся отборные ругательства. А потом один из бомжей просто вываливается вместе с дверью на лестничную площадку.

Мама вскрикивает, а я во все глаза смотрю на вышедшего оттуда типа.

Ого!

Мужчина. Причем не мальчик, с которыми я хожу на свидание. Тут другое. Что-то на опасном и очень волнующем языке. От одного его вида по коже мурашки, а коленки дрожат. И дело даже не во внешности, хотя он бесспорно хорош, тут дело в его уверенности, в том, как он носит свои широкие плечи, увитые венами руки. Я таких только в кино видела.

На нем кожанка, джинсы, взлохмаченные волосы и синяки на лице. Но это его не портит. Кажется, подобный экземпляр вообще ничего испортить не может.

Я не сразу замечаю в его руке еще одного бомжа, которого он так легко откидывает от себя, словно он ничего не весит. Он, наверное, и меня легко на руки поднимет, к себе прижмет. Так… Лиза, ты чего вообще?

– Вон пошли.

– Эй! – орет Петрович. – Ты, блядь, кто такой, мудила? Это наша хата!

Мужчина вежливо улыбается. Но от его оскала холодок по спине, он лезвие у горла держит.

Я взгляд оторвать не могу от руки, что лезет под кожанку и достает оттуда… Матерь божья! Настоящий пистолет!

Соседи, мама и я ахаем.

Да, я помню, что мы живем в Петербурге, но увидеть оружие вот так, в живую действительно страшно!

Мужчина не обращает на нас внимания, просто вдавливает ствол в дряхлую щеку Петровича. У того глаза в кучку, а Саныч и вовсе к лестнице ползет.

– Я считаю до трех, и ты съебываешься, иначе эти милые дамы и господа будут оттирать твои мозги с лестничной площадки. Но мы же не хотим этого, – Петрович мотает головой. – Мы все-таки живем в культурной столице.

Культурной, ага! От его вежливости так и сквозит презрением. Причем ко всем.

– Но это моя квартира! От бабки досталась.

– А сегодня ты ее продал за чекашку. Так что теперь она моя.

– Милиция!

– Ну, во-первых, полиция, а во-вторых, она уже едет, чтобы выяснить, почему на территории столь приличного дома находятся столь отвратительные создания! Ведь правда, дорогие соседи? – он улыбается бабе Нине, а потом снова бомжам. – Нужно выносить мусор, а вы, господа, мусор!

Мужчина оглядывает соседей. Бабушку из тринадцатой. Пару из шестнадцатой, нас с матерью. Цепляется взглядом за меня. Сверху вниз, словно оценивая товар на рынке.

А мне шагнуть назад хочется, потому что его глаза голубые, но абсолютно холодные. Злые глаза.

– Ну, что, соседи?

Я хочу возразить, хотя бы потому что это все пахнет криминалом, это все неправильно, но стоит мужчине снова взглянуть на меня, как мама пихает меня в бок, и я поджимаю губы.

Нет, такие не могут нравиться, чего это я удумала?

Он отвратительный.

Он манипулирует и запугивает.

И я очень надеюсь, что вскоре он продаст эту квартиру милым людям.

– Ну, что, милые соседи, какие мысли?

– Добро пожаловать! – дядя Сема из шестнадцатой кивает, протягивая руку. А мужчина ее жмет.

– Дымов Матвей Дмитриевич. Прошу жаловать и, конечно, любить.

Снова оскал, только теперь в мою сторону.

Петровича и Саныча спускают с лестницы прямо на улицу, а меня мама отправляет туда же.

– Мам!

– Давай, Лизунь, Леонид уже давно ждет.

Ничего святого нет!

Я аккуратно спускаюсь по лестнице, почему-то волнуясь. С чего бы? Свидание-то не первое.

Не успеваю толкнуть дверь, как она открывается, и на пути мне снова попадается теперь уже известный Матвей Дмитриевич. Я пытаюсь сходу определить его возраст. Теперь его волосы мокрые от дождя и стали чуть темнее. Он ловит губами каплю и улыбается. Пожалуй, вот теперь лет тридцать.

В общем много. Очень много.

Он не пропускает меня, снова осматривая с головы до ног, словно сканируя, раздевая. Я знаю этот взгляд, но если когда это делают мальчики, мне неприятно и холодно, то сейчас мне так горячо, что хочется воздуха глотнуть. Даже холодного.

– Мне нужно выйти.

– Свидание, крошка? – пропускает он меня, но стоит так, что приходится протиснуться и задеть его грудью.

Блин, почему живот-то болит?

Крутит, словно на соревнованиях снова, хотя спорт давно в прошлом.

Еще секунда тесного контакта, и я, наконец, оказываюсь на свежем воздухе и даже наслаждаюсь дождем, что слепит, и ветром, что юбку поднимает.

Леонид уже на улице. Действительно, ждет.

Открывает мне двери своей дорогой машины. Как всегда, красивый и импозантный.

– Давай скорее, а то в машину дождь попадет.

– Привет. Конечно – конечно.

Но улыбаясь ему и элегантно садясь в его машину, я ясно чувствую на себе тяжелый взгляд, навалившийся на меня, словно внезапный ливень.

Матвей Дмитриевич все еще у подъезда курит и прямо на меня смотрит. Через лобовое стекло, а я сама не могу отвернуться.

Не нравится он мне, пугает до дрожи. Почему-то кажется, что рядом с таким мужчиной легко потерять себя.

Блин, хоть бы он продал скорее квартиру. Пожалуйста!

Глава 2.

– А ты чего совсем не ешь?

– Да я не голодная, – смотрю на свой салатик. Нужно за фигурой следить. Пока замуж не вышла. – Так что ты там рассказывал?

«Делай вид, что тебе интересно, улыбайся больше!» – я помню.

– Да говорю, тачку мне новую заказали. Додж Чероки. Триста лошадей. Из Америки идет.

– Кто? Лошади?

«Играй в тупую,» – я помню.

Он даже смеется, хлопая меня по коленке, оставляя пальцы на ней же и лежать. Мне неприятно, но нужно терпеть.

– Ты такая забавная малышка. Машина из Америки идет. Покатаю потом тебя. Ты, кстати, была в Штатах? – вряд ли его действительно интересует ответ на мой вопрос. – Там охуенно. Я даже думаю, что после учебы туда жить перееду. А знаешь, какие там бары? Наши даже рядом не стояли. Любые вещества, на любой вкус.

Он все говорил, говорил, а я чувствовала, что засыпаю, но усиленно делала лицо крайне заинтересованным, кивала в нужных местах, смеялась, когда он считал, что сказал что-то забавное.

Черт, сколько прошло? Только сорок минут. Убиться просто.

– Торопишься?

Ну, вот! Заметил же.

– Нет, что ты. Я твоя на всю ночь.

Прозвучало, конечно, двояко, но парень приободрился, собрался, за руку меня взял. Как его… Леня. Точно!

– Тогда, может, ко мне? Покажу тебе свою коллекцию фильмов. Знаешь, какой у меня домашний кинотеатр, а диван какой удобный?

– Ой, домой мне нельзя.

– Чего это? А как же «моя на всю ночь»?

– Ну, я в том смысле, – тут надо глупо засмеяться. Вот так. Ха-ха-ха! – Что готова гулять с тобой хоть всю ночь, но домой не поеду. Я же приличная девушка!

И ресницами. Ресницами. Активнее хлопаем.

– Ну, понятно. Ладно, погнали покатаемся, – он даже не доедает, просит счет, а я уже готова идти. Мне вообще это пафосное место не нравится. Вместе проходим к гардеробу, но он берет свою куртку и просто накидывает ее, даже не помогая мне. Вот тебе и «воспитанный мальчик Леня». Надеваю пальто и иду за ним. Под дождь в машину. Там он даже двигатель не заводит, сразу начинает лапать меня, губами своими пухлыми лезть к шее.

– Лень, ну, я же сказала… Мы просто погуляем!

– Да что ты мне тут целку строишь? Сейчас отсосешь мне, и я, может быть, предложу тебе стать своей телочкой. Хочешь быть моей телочкой? – грубеет он, пальцами под юбчонку лезет, колготки рвет. Бью его по наглой роже.

– Я же не корова! А телочки – это коровы!

– Ну, и пошла отсюда! Я чего, думаешь, возиться с тобой буду?! – он открывает дверь и почти выталкивает меня на улицу. Еле успеваю сумку свою забрать.

Секунда, и машина уносится, оставляя меня кашлять от выхлопного газа. Сволочь.

Забегаю под козырек ресторана, достаю телефон и смотрю на свой счет. Нужно на работу устраиваться, а не этой фигней страдать, но как об этом маме сказать, она столько для нас с сестрой сделала!

Специально на счету ни копейки, чтобы богатые можорчики подвозили. Мол, позвони, один точно клюнет.

Да и кому я позвоню в такое время? Разве что в такси.

Звоню маме.

– Что ты наделала?

– Он уехал, оставил меня одну в ресторане.

– Что ты натворила?

– Да почему я-то? Я сказала, что не поеду к нему, а он лапать меня начал!

– Могла бы как-то сгладить углы, сказать, что сейчас не готова. Дать себя поцеловать!

– Мам! Денег на такси пришли, я замерзла, дома поорешь. Заболею, провалится твой очередной план по покорению богатого мира.

– Ты еще поговори мне! Всю жизнь на вас положила, а ты смеешь пререкаться?! – орет она, но телефон пиликает входящим сообщением. Пятьсот рублей прислала. Ну, спасибо.

Тут же вызываю такси, правда, последнее место, куда бы я хотела ехать – это дом. Но там Мира ждет. Не спит, скорее всего. Всегда засыпает, только когда я рядом.

А если бы не она, поехала бы к Кристине. Та всегда мне рада.

Ладно, домой так домой.

Правда, от дома я уже далеко, и пятьсот рублей хватает до соседней улицы, поэтому приходится прилично пройти пешком и молиться, чтобы завтра я не заболела или как минимум не заразила Миру. После того как она сломала позвоночник, для нее любой вирус фатален. Это сразу больница, это сразу расходы. Мама и так еле-еле тянет нас всех. Еще пара таких свиданий, и я взбунтуюсь и тоже пойду к ней в салон работать.

А что, я все умею! Все курсы прошла, правда нелегально, но все же.

Дохожу, наконец, до подъезда. Лифт опять не але. Так что бреду по лестнице, надеясь не напороться на битое стекло, которое словно специально не убирают.

Вдруг, иначе не скажешь, слышу странные звуки. До моего этажа еще два лестничных пролета. А звуки такие… Как объяснить – влажные, что ли.

Словно кто-то мокрой тряпкой по стене хлещет.

Иду выше, но уже медленнее, смотрю сквозь прутья и почти ахаю, разве что успеваю рот ладошкой прикрыть. Наша уважаемая соседка из шестнадцатой, Тамара Михайловна, стоит на коленях. И все бы ничего, может, ей плохо стало. Только движения ее головы крайне недвусмысленны, как и звуки, что издает ее рот. Тихие, но очень откровенные стоны. Не говоря уже о пошлых шлепках.

Неужели с мужем решили порезвиться?

Наклоняю голову в сторону, чтобы разглядеть партнера Тамары Михайловны. Ек – макарек!

Ахнула бы снова, если бы не закрытый рот. Это тот самый новый сосед.

Без рубашки. Открывая миру совершенство своего тела. И это без ложной скромности, которая ему, скорее всего, неведома.

Его рельефные мышцы говорят о том, что работа у него далеко не сидячая, а он совсем неленивый. Такие у наших парней в спорт школе были, при очень серьезной нагрузке. И дело даже не в том, что он выглядит атлетически идеально, все дело в том, как сокращаются мышцы вместе с движениями головы соседки.

Нет, я понимаю, она ему минет делает. Просто почему у него такое скучающее выражение лица, словно он на скучном обеде у этой самой Тамары Михайловны?

Я чуть сдвигаю затекшую ногу и задеваю осколок бутылки, и тут же замечаю, что взгляд Матвея как его там, переместился, а голова Тамары дернулась.

– Соси дальше, тут никого нет, – говорит он, а смотрит прямо на меня. На шею словно веревку накидывает и стягивает.

И мне бы опровергнуть его слова, но я пошевелиться не могу. Дышать почти не могу. Смотрю на то, как выражение его лица из скучающего превращается в крайне напряженное. Хищное. Почти злое. Словно увидел жертву ястреб, словно готов ее схватить.

А я… Я дрожу под тяжелым взглядом, впитывая в себя мужскую ауру, от которой ноет тело, немеет язык, а между ног становится влажно.

Глава 3.

– Давай-давай, дыши, – удерживает Матвей голову соседки, продолжая напористо толкаться ей в рот. Почти агрессивно.

От хриплых вибраций его голоса, внизу живота отчаянно потянуло, а щеки запекло, словно кто-то надавал мне несколько пощечин. Мне так хотелось закрыть глаза, но чем быстрее ходили ходуном бедра нового соседа, тем шире открывались мои глаза.

– Вот так, дрянь, глотай, глотай, – я поняла, что соседке такое обращение не нравится, она пыталась вырваться, но Матвей крепко держал ее голову и после нескольких сильных рывков замер, стискивая зубы в коротком гортанном стоне.

Он тут же толкнул ее от себя, продолжая бесстыже стоять со стоящим колом членом.

Пожалуй, я не настолько смелая, потому что вот так прямо смотреть на это влажное чудовище не смогла. Глаза прикрыла, продолжая стоять на онемевших ногах и зажимать ладонями лицо.

– Вы просто хам, – слышу хрип Тамары Михайловны. – Я просто хотела обсудить с вами время ремонтных работ, которые вы собрались проводить.

Матвей откровенно заржал, а я зажмурилась сильнее. Он просто ужасный. Ужасный!

– Я напишу на вас заявление! – ну, Господи, зачем она унижается!

– Напиши, но сначала расскажи, как трясла своими сисяндрами и ширинку мне расстегивала. Да пиздуй уже к своему мужу. Ремонт будет в рамках закона. Будние дни с девяти до пяти.

– Вот так бы сразу!

– Всегда приятно иметь с вами дело.

Она гордо вышагивает наверх, несколько раз хрустит стеклом. Но выдохнуть я могу только, когда она хлопает дверью. Интересно, она поцелует мужа, ляжет с ним в постель? Но больше интересно, будет ли она мне читать морали, когда я в следующий раз поздно приду?

– Пс, ушла грымза.

Я открываю глаза и почти падаю, потому что его узкое, напряженное лицо прямо над моим. Он успевает схватить меня за руку, удержать. Запястье словно горячим воском покрывает, кожа горит, немеет. А я продолжаю пялиться. Просто смотрю в красивое лицо, отмечая, что даже в тусклом свете видно, какие синие у него глаза, какие четко очерченные губы и широкий нос. Ноздри, которые активно раздуваются, как у коня перед бегом.

Как только я ловлю равновесие, дергаю рукой, чтобы, наконец, прервать контакт и добраться до дома.

– Тамара Михайловна не грымза, – все-таки выступаю я в защиту соседки. Наверняка он ее заставил. Шантажировал чем-то.

– Думаешь? А кто? Блядь, которая изменяет мужу?

– Наверняка вы ее заставили. Она бы не стала… – поднимаюсь по лестнице, обхожу его на таком расстоянии, словно он разносчик вируса. Но стоит мне дойти до лестницы, как дорогу мне преграждает Матвей… Дмитриевич, во! Я тут же оказываюсь заложницей мускусного запаха и терпкого одеколона. Этот запах просто с ног сшибает, заставляет дышать часто, порывисто. А может, это все безволосая грудь, на которой так четко выделяются мышцы, словно их вылепил скульптор? Я все-таки поднимаю глаза, совершая еще одну ошибку, демонстрируя, что совершенно не могу быть равнодушна к его внешности. Ну, да, он из тех, кого сложно пропустить на улице. Хорошо, что я уже знаю, что он говнюк. Это ведь поможет выглядеть, хотя бы притвориться спокойной.

Хорошо, хоть удава своего спрятал. Хотя вообще непонятно, как такое может поместиться в узкие штаны или тем более маленький рот Тамары Михайловны?

Тем более мой. Зачем я вообще об этом думаю? Зачем он так смотрит, словно кожу сдирая, обжигая мужской энергетикой, словно горящей кочергой?

– Серьезно думаешь, что мне нужно кого-то шантажировать?

Да, тут даже соврать не получится. Хотя можно сказать правду. С ним мне не надо притворяться тупой.

– Ваш внешний вид сам по себе орудие шантажа.

Он вздергивает левую густую бровь, теперь смотря на меня не только как на кусок мяса.

– Поясни.

Дурак, что ли?

– Вы шантажируете ее шансом никогда не стать предметом интереса такого мужчины, как вы. Не каждая женщина готова будет отказаться от такого.

Матвей усмехается, а я успеваю под его рукой прошмыгнуть.

– Любая женщина?

– В нашем подъезде таких много. Так что вам будет, чем заняться, пока вы занимаетесь ремонтом. Тетя Маша с пятого этажа давно одинока. А тетя Лена с первого этажа – молодая мать – одиночка. Кстати, баба Зина из тринадцатой давно без зубов, так что минет с ней будет незабываемым, – говорю и, наконец, добираюсь до двери, когда слышу в спину его смех. Блин, он медом растекается по венам, забираясь в самые потайные уголки нервных окончаний. От него пальцы дрожат, и я никак не могу попасть ключом в замок. В итоге роняю его. Вся связка, как назло, скачет по лестнице прямо в ноги сексуального мерзавца.

– А что насчет Лизы из четырнадцатой? – поднимает он связку, вертит на длинном пальце, медленно, но верно, поднимаясь на девять ступеней. Как кот крадется, готовый вот-вот сцапать когтями мышку.

Тяну руку, чтобы взять ключи, он толкает меня тяжелым бедром, становясь рядом у двери. Я облизываю в миг пересохшие губы. Остро ощущаю не только разницу в росте, но и разницу в весовой категории. Смотрю на бицепс, сжимая кулаки в отчаянном желании потрогать, настолько ли он твердый, как выглядит.

Он спокойно вставляет в замок ключи, но не отходит, поворачивая ко мне голову. Смотря на лицо, на линию декольте. Мне особо нечем гордиться, но под его тяжелым взглядом соски на моей двоечке моментально твердеют.

– Лизааа, – напоминает он о том, что люди могут не только задыхаться от неподвластного им влечения, но и говорить.

– А Лиза из четырнадцатой еще молода и прекрасна и имеет довольно много в запасе времени, чтобы не засматриваться на обложку книги, а поискать более интересное содержание.

Теперь толкаю бедрами его я, проворачиваю ключ и, наконец, открывая дверь, мышкой проскакиваю в нее. Тихонько хлопаю ею, прижимаясь спиной, чувствуя, словно не разговаривала с человеком, а как минимум бегала кросс на длинную дистанцию. Его аура никак не отпускала, и объясняться с матерью не было никакого желания, так что я просто сбросила сумку, пальто, сняла туфли и просто пробежала в ванную до того, как мама поймет, что я дома.

Глава 4.

Матвей

– Ну, что скажешь? – иду за Миланикой, смотря как она крошит мусор своими шпильками.

– Не знаю, Матвей, не знаю. Квартира, конечно, хорошая, большая. Но боюсь даже ремонт в ней не поможет продать ее за приличную сумму, – тормозит она у окна, что выходит во двор – колодец, каких здесь дофига и больше. Зачем-то вспоминаю, что совсем недавно видел пигалицу. Третий раз за неделю видел ее ряженой, как шлюшка. Она гордо садилась в машину к очередному хахалю. И чего морду воротит – непонятно. Непонятно, спит с ними или пока только почву готовит для будущей работы в рядах представительниц самой древней профессии.

– Матвей!

– А, че? Понял. А в чем проблема-то? Ты, вроде, как славишься тем, что и говно продать можешь, как брюлик, – хотя если уж честно, она больше славится богатой фантазией, как добыть у мужика сперму, а риелторство, скорее, хобби.

– Ну, – она подходит ближе, пальчиком по пуговицам рубашки проводит, цепляет одну и расстегивает, касаясь кожи.

Забавно, но это возбуждает меньше, чем то, как тогда смотрела на меня малышка Лиза. Сверху вниз огромными глазищами. – Понимаешь, тут дом-то старинный, но вид у него не ахти. Дверь в подъезд уже на соплях держится, да и лифт не работает, а уж о состоянии подъезда и говорить нечего.

Ее юркие пальчики уже на ремне, расстегивают, не встречая сопротивление. А я что, дебил, от секса с такой соской отказываться?

– В общем вложения ты считаешь не стоят того?

– Считаю, что поимеешь ты минимум. Так что лучше поимей меня, – она уже повернулась ко мне своей прокаченной задницей и выгнулась кошкой, я, недолго думая, чувствуя, как возбуждаюсь, поднимаю юбку выше, обнажая кружевные резинки чулков и полное отсутствие белья.

– Ты, я смотрю, хорошо готовилась к нашей встрече. Да и назначила ее на позднее время.

– Ты же знаешь, как я люблю наши встречи!

– Так пизда чешется, что готова трахаться на грязной шконке посреди строительного мусора, – кидаю ее на матрас, а она смеется и снимает с себя с себя рубашку, открывая глазу идеально сделанные сиськи. Сдергиваю с себя свою рубашку, вешая на открытую створку окна.

– И мою повесь, будь так добр.

– О, сучка, я ведь знаю, что ты терпеть не можешь, когда я добрый, – хватаю рубашку, а Миланику к матрасу за шею прижимаю. Она, как по команде, ноги раздвигает, чуть поднимается на локтях и шепчет на ухо, вылизывая его.

– Ну, повесь рубашку. Пожалуууйста. Не пойду же я по улице, как шлюшка!

– Ну, а кто ты? Пусть все видят.

– Мерзавец. Вот обижусь сейчас и уйду.

– По собственной воле? – смешная, словно не сама на встречу навязалась, когда узнала про мое новое приобретение. – Я бы на это посмотрел.

Она вздыхает, тянется ко мне губами накаченными, а я со смешком поднимаюсь.

– Матвей!

– Я рубашку пошел вешать, что не ясно?

А стоило подойти к окну, как замечаю пигалицу, неровно шагающую по брусчатке, которой усыпан двор. Ноги свои на этих шпильках сломает. Она вдруг запинается и падает, прямо в лужу. Но вместо того, чтобы встать, остается сидеть на месте. Ну, и что за хуйня?

Бросаю рубашку Миланики на пол, сдирая свою с окна и на выход иду.

– Матвей! Ты куда?! – орет мне в спину Миланика.

– Скоро вернусь! – кричу в ответ, дверь даже не закрывая. Все равно, там ничего ценного.

Спускаюсь по лестнице, на ходу рубашку надевая, толкаю шаткую дверь на улицу, тут же находя взглядом Лизу.

Тут же подхожу и из лужи ее вынимаю.

– Что? – она не понимает, дергаться начинает. – Отпустите!

– Ну, и чего ты в луже сидишь?

– Не ваше дело! Отпустите, говорю.

– Пошли домой.

– Не хочу я домой! Отвалите, – она все-таки вырывается, на меня волком смотрит.

– Кто обидел? Очередной мажорчик? Вместо ресторана в шаурмечную повел?

– Да как вам в голову такое пришло?! – взрывается она.

– А из-за чего еще тебе расстраиваться?

– Да пошли вы, знаете куда? – она хочет обойти меня, но я удерживаю ее руку, ледяную настолько, что обжигает.

Дождь просто в пух и прах уничтожил ее идеальную прическу, оставил от макияжа не слишком приятные разводы, а пальто превратил в тряпку. Но при все при этом, она, все равно, хороша. От натуральных пухлых губ до огромных глаз, в которых плещется ярость и обида.

– Поехали, – тяну ее в сторону арки, она упирается, но не слишком.

– Куда?! Мне домой надо!

– Покажешь, кто тебя обидел, обсохнешь, а потом уже домой пойдешь.

– Ну, и зачем вам это? – тормозит она уже возле машины, обнимает себя за плечи, невольно собирая в кучку небольшие сиськи. Мозг рядом с этой девчонкой вообще работает наполовину только, а желание нагнуть ее – выходит за все границы разумного. Она же, скорее всего, целка, ищет выгодного принца, а мне нахуй не нужна эта возня.

Но увидеть, как в ее взгляде вспыхнет не только вожделение, но и восхищение, просто необходимо.

– Спроси меня, когда обратно поедем. Пока я не готов ответить на этот вопрос.

Открываю ей двери, а она долго думает, залезать ли внутрь.

– Я вам не доверяю.

– И это очень правильно. Перцовый баллончик есть с собой? Начну наглеть, прыскай.

– Думаете, я за себя постоять не смогу?

– Знаю, что не сможешь. Садись, давай.

– Боитесь, что машину дождем зальет?

– Мы живем в Питере. Ее так и так зальет.

– У меня пальто насквозь, я вам сидения испачкаю.

– А химчистки на что? Давай уже! – в нетерпении толкаю ее на переднее сидение. Она стучит своими босоножками, стряхивая воду, и только тогда загружает свои бесконечные ноги. И это при ее-то метр шестьдесят пять.

Хлопаю дверью, стыкуясь взглядом, чувствуя, как по телу щекочут мурашки.

Ну, что ж, ради таких ног можно и в героя сыграть.

Прыгаю в тачку, завожу двигатель. Затем открываю бардачок, выуживаю оттуда пачку салфеток и бросаю на колени Лизе.

– Спасибо, – шмыгает она носом, совершенно не по-женски высмаркиваясь в одну из салфеток. Но даже на этот звук реакция моего тела далека до адекватной.

– Куда ехать?

– Может, не стоит? Они просто пошутить хотели.

– Даже так? А в чем шутка заключалась?

Она молчит, насупилась, упорно стирает с лица черные разводы, складывая салфетки в свою сумочку.

– Лизаааа, – растягиваю последнюю букву, в голове представляя, как буду растягивать малышку на своем члене.

– Меня позвал на свидание парень, которого я когда-то отшила.

– Ну?

– Снял ресторан. А там сидели его друзья, которые начали снимать на камеру, как издеваются надо мной.

– Трогали?

– Пытались, но я сбежала.

– Каким образом?

– Ну, я же гимнастка, – пожимает плечами. – Пару раз сделала сальто и оказалась возле выхода.

Гимнастка. Пиздец. При мысли о том, как широко она может раздвигать ноги, кровь от головы резко к паху прилила.

Лучше бы я не знал.

– Ну, окей. Адрес ресторана в телефон забивай и поехали, – кидаю ей свой айфон, заранее снимая блокировку. – Гимнастка, блядь.

Глава 5.

Лиза

– У меня и расческа есть, – вздрагиваю от его голоса, пока убираю волосы от лица и делаю пучок. Без резинки долго он не продержится, но и так, вроде, нормально.

– Не надо, – скашиваю взгляд на четкий профиль, сглатывая слюну. Я дышу через раз, боюсь сделать глоток его невероятно мужского запаха. Не душка дорогущего одеколона, а чего-то приглушенного, как свет, терпкого, как горячий шоколад, что разливается по стенке горла, причиняя невыносимое удовольствие. Я была права, одно его присутствие – шантаж для женщины. Для опытной, для которой такой мужчина может стать последним шансом, и для меня, для которой такой мужчина может стать лишь погибелью.

Мне рядом с ним неуютно. За последнюю неделю я видела его от силы пару раз издалека, и меня это полностью устраивало. Как и мою маму, которая вдруг начала просить меня держаться подальше от нового соседа. И я, наверное, впервые с ней полностью согласна.

Он как дьявол, который налепил на себя чье-то красивое лицо, делая вид, что хороший. Вот даже сейчас, к чему этот рыцарский порыв? Хотя он и сам не скрывает своего интереса, но как же я устала, что интерес ко мне остается только в одной плоскости!

– Будешь так смотреть, все мои благородные планы полетят к чертям.

Я тут же вспыхиваю. Я вообще на парней никогда не пялюсь. С другой стороны. Он же не парень. Мужчина! Очень-очень опасный мужчина. Мне даже спрашивать не надо, и так понятно, что такой, скорее всего, игрок, и любит жить на вечном адреналине. Каждый его день, как прыжок с парашютом. Не хочется однажды задохнуться в ткани, которой он меня накроет.

Лучше посмотрю прямо или на приборную панель. Хорошая машина. Дорогая и надежная. Совсем не то, что у мальчишек. Там понты одни и страх, что с машиной что-то случится, вечные выкрики тем, кто по их мнению, ездит как «Гондон». Матвей… как его, ездит иначе. Быстро, но уверенно. Никаких игр в шашки, никаких дерганий, от которых порой и ремень не спасает.

Мы затормозили на светофоре, и Матвей переключил передачу. Я снова засмотрелась на его руки. Чуть смугловатые, словно сдобренные загаром, с виднеющимися венами. Длинные пальцы держали рычаг переключения, а когда машина плавно тронулась, переместились на руль. По телу прошла дрожь. Я невольно потерла запястье, на котором, кажется, оставался еще след от его сильных пальцев. Кожа звенела, а горло пересыхало. Я невольно вцепляюсь в сумочку, словно находящийся там перцовый баллончик может помочь от острой нехватки воздуха. Ну, с другой стороны, брызни я себе им в лицо, мне точно будет не до инстинктов, что вопят рядом с этим экспонатом мужского совершенства.

– Не замерзла? – он скашивает взгляд, а я понимаю, что расстегнула пальто, и теперь он может видеть мою блузку, а под ней ноющие соски.

– Замерзла, – говорю, но тут же замечаю нужное здание. – Вот здесь. Если вы еще не передумали.

– Защитить девушку в беде? Разве можно передумать?

– Смотря, какую преследуете цель.

– Поясни.

– Если вы после этого поступка надеетесь забраться ко мне в трусы…

– Если я захочу, я в любом случае заберусь, так что не обольщайся, что сможешь мне отказать, – хмыкает этот наглец и выходит из машины. Направляется прямо ко входу, откуда долбит музыка.

Я ежусь. Совсем не от холода.

Зря я вообще с Мишкой встретилась. Но он так красиво маме на уши присел, цветы подарил, что она буквально выставила меня за дверь на свидание. Он казался нормальным. Мы вспоминали смешные случаи из будней спортивной школы. Я думала, пообщаемся по-дружески, а потом появились его друзья по команде. Кто ж знал, что парни так долго обиду внутри держат? И чего ждал два года?

Я не смогу тут сидеть. Мне надо знать, что там происходит!

Выхожу из машины и мигом в ресторан захожу. Он, кстати, принадлежит Мишкиной семье, как оказалось.

Застываю на пороге. Чего я ждала? Что он с ними драться будет? С чемпионами района по кикбоксингу? Но я точно не ждала, что он сядет с ними за стол и посадит одну из девочек себе на колени. Я даже знаю ее. Она из команды моего тренера, от которого мне пришлось уйти.

– О, Лизка, заходи! – Миша Хворостов поднимается и с пьяной улыбкой ко мне идет. – Рассказываю тут твоему дяде, что ты все неправильно поняла!

Дяде?

Неправильно поняла?

– Что именно я не поняла?

– Ну, что пошутили мы над тобой, как ты тогда надо мной.

У меня щеки тут же гореть начинают.

Это все сволочь сосед! Зачем я согласилась приехать? В очередной раз стать предметом насмешек?

– А в чем шутка-то была? – спрашивает Матвей, а рот заполняет закускам. Спасибо, что не пьет.

Мишка накрывает мое плечо своей рукой, но я тут же скидываю ее. Оглядываю ресторан, только официанты возле бара. Больше никого.

– Так она сказала, что переспит со мной прямо в раздевалке, когда мы в спортивную школу вместе ходили.

– А ты и поверил?

– А чего не поверить? О ней знаешь, какие слухи ходили?

– Заткнись! – толкаю его, а он только усмехается. Зло так. Словно обиженный мальчишка.

– А чего? Я, значит, пришел, услышал ее голос, мол, "раздевайся, я уже вся твоя". Я, значит, разделся, начал дрочить, а тут комиссия с тренером заходят. Она мне, тварь, карьеру порушила!

– Что ты несешь!? Ты на чемпионат ездил месяц назад!

– Но все висело на волоске! – он вдруг берет меня за волосы и к столу ведет, а я в немом изумлении на Матвея смотрю. Он зачем меня сюда привез, поглумиться? – Меня чуть из школы спортивной не выкинули!

– Твой папа, все равно, все купил! – ору я, пытаясь вырваться из захвата. Он уже пьян, теперь вырваться не так легко.

– Зачем ты вообще это сделала!?

– А нечего было обо мне всякую гадость рассказывать!

– А дала бы, не рассказывал бы!

– Так, я понял, – Матвей говорит это достаточно громко, скидывает с колен девочку и встает, вытирая рот салфеткой.

Миша немного тушуется, а у меня появляется возможность освободиться. Убежать к выходу, но его преграждает лучший друг Мишки – Глеб. Тот еще козел, много девчонок перепортил, притворяясь хорошим.

Но тут же его глаза расширяются, а я слышу хруст.

– Мой нос!

– Итак, – Матвей совершенно спокоен, просто нажимает ногой на нос Миши, а мне даже страшно за него становится. Он так легко это делает, словно готов череп ему переломить. – Получается, девочка тебе не дала, а ты начал слухи про нее распускать?

– Отпусти, скотина!

К ним подходят остальные, кулаками махать пытаются, девчонки кричать. Но Матвей спокойно достает пистолет, тот самый, что был у него неделю назад, и так же спокойно разбивает красивую люстру над собой. Наступает оглушительная тишина, а меня трясти начинает. Он кто такой?

– Спокойно, молодые люди, мы просто общаемся. Верно? – нажимает он на нос Миши сильнее, а я руками закрываю рот, чтобы не кричать. Лучше смотреть, как он член другой толкает, вот честно. Это не так страшно. – Верно?

– Верно!

– Итак, ты не получил секса, начал распространять слухи, а потом шантажировал ее. И поверил, что она тебе даст, чем сам подставился. Верно я говорю? Верно?!

– Верно!

– А теперь, два года спустя, ты решил ее проучить и снять на камеру, как вы с этими милыми людьми над ней издеваетесь. Верно?

Миша косится на меня, но тут же кричит от боли.

– Верно.

– А значит, что тебе нужно сделать?

– Не знаю! Мне больно!

– Извиниться тебе нужно, придурок. А еще пригласить девушку на свидание, раз уж она тебе так нравится! Уверен, что теперь у тебя есть все шансы лечь с ней в постель. Но, конечно, после свадьбы.

Что он несет?

– Нахуя!

– А тебя никто не спрашивает. Я тебе рассказываю, что нужно сделать, чтобы не сдохнуть прямо сейчас.

– Тебя посадят! Урод!

– Не, урод сейчас ты. А я красавчик. Жизнь молодой девушки устраиваю, – он подмигивает мне, словно не держит на прицеле целую компанию. – Ну, так что?

– Лифаааа… Прости меня.

– Громче!

– Профти меня!

– Прощаю, – словно у меня выбор есть.

– А дальше?

– Пофли на фвидание.

– Соглашайся, Лизунь, ты же мечтаешь о богатом парне, – какой он все-таки мерзкий!

– Пойду.

Матвей, наконец, отпускает Мишу, и к нему бросаются друзья. Он сам идет ко мне и тянет на улицу.

– Если задумаешь заяву катать – меня зовут Дымов Матвей, – бросает он притихшей компании.

– Что это было?! – кричу я уже на улице. Уже даже холод и дождь значения не имеют. – Ты чудовище!

– Мы уже на ты? В машину садись – холодно.

– Не сяду! Я с тобой, с вами! Я вообще разговаривать не буду! – меня всю выкручивает от ужаса и обиды. Что он за человек?! Разве можно себя так вести!?

Он вдруг усмехается, подходит близко, так что приходится пятиться, сжиматься от ужаса. Наклоняется и резко подхватывает меня под колени, несет к машине и бросает на заднее сидение. Я кричу, а он дверью хлопает. Садится в машину так быстро, что я даже не успеваю на ручку нажать.

– Куда ты меня везешь?

– Домой. И хватит орать!

– Что ты натворил?! Зачем?!

– Ну, ясно же, что парень к тебе неровно дышит, а тебе нужен богатый муж, которого ты вряд ли найдешь, если будешь выглядеть, как шлюшка. Так что еще спасибо мне скажешь.

– За что?! – он действительно не понимает, что натворил! – Неужели ты думаешь, что после этого случая он мне позвонит?

– Позвонит и еще извиняться будет.

Я замолкаю, кусая соленые губы. Отворачиваюсь и обнимаю себя.

– Зачем тебе это? – он молчит почти всю дорогу до дома, а я киплю от негодования. Задаю вопрос, уже когда выходить собираюсь. – Зачем?

– Трахнуть тебя хочу.

Что? Я даже немеют от шока. То есть я понимала, что вызываю в нем желание, но это какой-то странный способ показать мне. – Ну, что вылупила глазенки? Не люблю целок, вы же в первых влюбляетесь, а нахуй мне твоя любовь? А вот твоя пизденка еще понадобится.

– Ты… Ты больной ублюдок! – выкрикиваю я и вылетаю из машины, мчусь прямо к дому. Грудная клетка сейчас, кажется, взорвется. По вискам долбит кровь. Рыцарь. Он не рыцарь! Он дьявол! Еще и извращенец.

Глава 6.

Лиза

– А ты почему сегодня дома? – заходит мама в нашу комнату, пока Мира читает, а я пытаюсь сосредоточиться на английском, который мне никак не дается. Скоро сессия, но маме плевать. Она считает мою учебу бесполезным занятием. – Лиза!

– Мам, ну, если я один день с ним не встречусь, то ничего страшного не будет!

– Ага, ничего страшного! Ты знаешь, сколько охотниц за твоим Мишей?

Моим. Как быстро он стал моим? За эту неделю, что я бегала к нему на свидания? Нет, я не спорю, вспомнить старые деньки, когда мы все вместе и на чемпионаты ездили и просто спортивные будни, было интересно, но как же я устала слушать о том, как он замечательный! От него самого. От Кристины. От матери. Спасибо, что хоть Мира молчит.

– Мам, никуда он не денется! Давай я пару дней помурыжу его, как раз к учебе подготовлюсь.

– За твою учебу плачу я, значит, мне решать.

– Да как я сессию-то сдам?

– А день тебе на что? Ты все равно ни черта не делаешь!

– Да как же, я же с Мирой по врачам!

– Все, не спорь! Времени у тебя было предостаточно, собирайся. Я слышала, как он тебе звонил.

– Ты еще и подслушиваешь?

– Пока ты живешь в моем доме и ешь мой хлеб, буду подслушивать, сколько хочу.

Я в очередной раз подчиняюсь. Через силу и стиснутые зубы, но все-таки иду приводить себя в порядок, бросив Мише сообщение, что, все же, смогу с ним встретиться. Никаких смайликов. Может, он как-то поймет, что я в не лучшем настроении?

Но Миша никого, кроме себя, не видит, и тут же радостно соглашается, посылая мне миллион сердечек.

Я кривлюсь, быстро наношу неброский макияж, надеваю короткое платье, но зачем-то запихиваю учебник по английскому и рабочую тетрадь в свой рюкзак.

– Ты надолго? – Мира на грани слез, а я ее обнимаю. Ну, что за плаксивая девчонка. – Мне так стыдно, что я сегодня потратила твое время.

– Ты глупости-то не говори! Мы зато как здорово с тобой прокатились. Врач нам много хорошего сказал.

– Но ходить я, все равно, пока не смогу.

– Не надо отчаиваться! Я же еще на курсы онлайн записалась по массажу. Так что буду сама тебе делать.

– А деньги?

– Мама даст. Да и вообще, я, может, скоро замуж за Мишу выйду, и тогда в деньгах мы не будем нуждаться.

– Думаешь, выйдешь?

– Ну, мама уверена, а мне стоит немного… – ладно, это не для детских ушей. – Короче. Перестань реветь! Это, все равно, никогда никому не помогало.

– А если ты выйдешь замуж, ты уедешь?

– Я возьму тебя с собой, малыш. Не переживай, – обнимаю ее крепко-крепко, а она меня в ответ. Ухожу, махнув рукой. Надеваю свои тонкие босоножки и пальто. Прощаюсь с матерью, что сощуренным взглядом осматривает мой внешний вид.

– Дай ему себя поцеловать.

– Ну, мам! – ладно, у него всю эту неделю лицо было распухшим, но скоро меня это не спасет.

– Что, мам? Я же знаю, что ты недотрогу из себя строишь. Надо все-таки показать мужику, что он может от тебя получить не только красивую мордашку. Все, иди.

Я лишь мельком замечаю, что она и сама накрасилась. Кого интересно ждет? Или сама куда-то собирается?

Выхожу в подъезд и невольно улыбаюсь. За эту неделю он преобразился. Сосед взялся за ремонт с большим энтузиазмом, хотя сам тут не появляется. Я только хочу нажать кнопку уже работающего лифта, когда мне приходит смс. Открываю и улыбка становится шире.

Миша сегодня не может со мной встретится. Очень извиняется и обещает подарить подарок, а я прыгаю, как маленькая. Он не может! Вот же лучший подарок.

Бросаю взгляд на свою дверь и спокойно вхожу в лифт, но выхожу на этаже выше. А там сразу на крышу, где есть ниша, в которой можно спокойно позаниматься. И никто не помешает. Только вот английский этот. Непонятно, зачем он вообще нужен в институте сервиса. Я же никуда из России уезжать не собираюсь!

Втягиваю ароматы осеннего Питера, когда вдруг чувствую среди них табачный, с запахом ментола. Почему-то по телу проходит горячая волна, а буквы на странице расплываются.

Я знаю этот запах. Даже смешанный с питерскими он вызывает внутри что-то очень яркое и волнующее. Живот тут же крутит от неясного страха, а голова поднимается с большим трудом.

Матвей стоит, оперевшись на парапет крыши. Вот только разглядывает не красоты питерские, а меня. Мне казалось, за неделю его образ стерся из головы, но я ошиблась. Вон он здесь, псих, толкнувший меня в объятия другого. Мне бы уйти, даже не смотреть на него, но я продолжаю сидеть, стиснув колени, и вглядываться в маленькие изменения, которые могли произойти с ним за неделю. Он побрился. И куртка у него сегодня не кожаная, а пуховик. Мерзнет, что ли? Хотя джинсы те же. А вот лицо. На нем появилось пару синяков. При сумерках их почти не видно.

– Привет, пигалица.

– Добрый день, – молчание с ним казалось фатальным, и я начала болтать. – Вы сделали отличный ремонт. В подъезде стало очень светло, и лифт работает. А еще у нас перестали ночевать бомжи. В общем…

– Так говоришь, словно это для вас всех делалось, – он отталкивается от парапета и идет ко мне, а у меня внутри все сжимается. Тут только один ящик, и, собственно, жаться особо некуда.

– Я знаю, что не для нас. – В этом мире вообще все ради денег. – Мне кажется, гуманность – это вообще не про вас.

– А как же устройство твоей безбедной жизни? Разве это было негуманно?

– Своеобразное благородство, – почти шепчу я, когда он собой весь свет закрывает, спускает взгляд прямо мне на коленки. Тянет руку, и я уже готова сопротивляться, когда он чуть касается ног, затянутых в капрон. А он только тетрадь забирает. – Эй!

– У тебя тут все неправильно. Совсем английский не учила?

– Мне было не до учебы.

– А, соревнования, тренировки. Я, кстати, нашел пару твоих выступлений.

Я поджимаю губы, но по телу разливается приятное тепло. Это он, получается, думал обо мне, раз искал в сети, как выступает Елизавета Лебедева.

Он листает тетрадь, изредка бросая на меня равнодушные взгляды. Но даже они смущают и вызывают желание прикрыться, хотя я, вроде как, в одежде.

– И как?

Матвей усмехается.

– Тебе мое экспертное мнение? – да, идиотский вопрос. – Ну, как по мне, дрочибильно. Я бы в живую посмотрел.

Придурок. А чего еще я хотела услышать от озабоченного преступного элемента?

Встала, выхватила тетрадь и толкнула плечом, чтобы пройти мимо, но мне это не удалось. Он выставил руку, как чертов шлагбаум, и я оказалась в плену между стенкой и его большим телом. Я вообще никогда не любила высоких парней. Смотреть еще на них – снизу вверх, но с ним это ощущается по-другому. И даже обида с ним ощущается иначе. Только вот смущает рука, что плавно переместилась на мое плечо и легко его поглаживает. А еще смущает, что я сама как-то стою и ничего сделать не могу. Когда меня касается Миша, мне сразу щекотно, я сразу болтать начинаю, а тут молчу, молчу и в глаза его распутные смотрю. В них столько грязного порока, но я, все равно, не могу пошевелиться.

– Трахнулась уже со своим кикбоксером? – вдруг слышу его вопрос и словно ото сна просыпаюсь.

– Что? Нет, конечно! Как вы вообще подумать могли?

– Встречаешься с ним целую неделю и еще не дала?

– Всего неделю! – почти пищу, потому что его рука спускается по руке к моим замершим пальцам, которые он перебирает.

– Если люди хотят друг друга, то неделя – это очень долго, – Господи, Лиза, ну, сделай что-нибудь, что ты стоишь, почему даже не толкнешь его?

Толкаю. Двумя руками в грудь, но это как по бетону бить. Он даже не дернулся. Продолжил гладить, теперь уже ногу, дергая нервные окончания, вызывая тахикардию – не меньше.

– Раз ты не хочешь его, значит, хочешь меня? – он наклоняется, а я, наоборот, сползаю, потому что на грани того, чтобы согласиться со всем, что он хочет. Со всем, что он от меня потребует. Стекаю водой и на коленках протискиваюсь мимо него. Поднимаюсь, отряхивая ноги.

– Он вряд ли на мне женится, если я пересплю с ним. Или с вами.

– Резонно, – хмыкает он и наклоняется, чтобы поднять упавшую тетрадку. А потом вдруг садится на мое место, двигается так, что остается еще одно. – Да что ты переживаешь? Сказал же, пока целка, не трону. Садись, помогу с английским.

Я вся подбираюсь, складываю руки на груди.

– Вы как джин, который исполняет желания, только за каждое потом придется расплачиваться.

– Забавное сравнение. Ну, ты же не маленькая, знаешь, что за все нужно платить. Да садись, у меня сегодня уже намечен секс, так что считай, что ты в безопасности.

– А откуда бандиту знать английский?

– Ну, бандитом я был не всегда. Даже закончил вуз по международному праву. Садись, пока я тебя домой не отправил, тебе же явно туда не особо хочется.

– Не особо, – сдаюсь я и сажусь рядом, но стараюсь отодвинуться, чтобы не касаться его большого бедра. Но, все равно, невольно засматриваюсь на контраст наших коленей, ладоней, пальцев. У него все такое большое, а у меня…

– Лиза. Смотри сюда. Это неправильный глагол.

– Ага… – очень неправильный.

Сидеть рядом с ним сплошная пытка. Пусть и очень-очень сладкая. Меня словно связали, щекочут по самым чувствительным местам, а я все смеюсь, смеюсь, но еще немного, и начну плакать, потому что его запах, как яд, проникающий в мой организм, отравляющий меня изнутри. Мои принципы. Мои цели. Оставляя мне лишь оголенный, самый примитивный инстинкт.

Не знаю, заметил ли он, что жмусь сильнее, что дрожу, ощущая силу и твердость его мышц. Запредельную температуру тела. Мне даже не холодно, словно я сижу рядом с радиатором. Но при всем при этом я не отвлекаюсь, ни на мгновение не выгляжу дурочкой, потому что слушать его очень интересно.

Он поясняет мне простые глаголы, а я думаю, что, будь у меня такой учитель в школе, я, может, не сбегала бы из нее на внеочередную тренировку.

– Ты же, вроде, все понимаешь, что мешало раньше язык учить? – хмыкает он, смотря, как я вставляю пропущенные слова в предложениях.

– Просто не вижу в нем надобности.

– Ты же, вроде, даже на чемпионат мира ездила. Там тоже не видела надобности?

– Да мы там почти ни с кем не общались. Приехали, выступили. Понимать-то я все понимаю, но вот говорить не очень.

– Это нужна просто практика. Вообще, – его рука вдруг приходит в движение и убирает распущенные волосы на одно плечо, тут же касаясь оголившейся шеи. – В любом деле нужна практика, верно, Лиза?

Я пошевелиться не могу, глохну. Руки сразу дрожат, еще немного, и буду умолять его попрактиковаться со мной в других языках.

– У вас от практики язык не болит? – все-таки поднимаю меч, теперь стараясь отодвинуться. Сколько мы уже сидим? Достаточно, чтобы мама решила, что свидание прошло хорошо?

– Так использовать язык – это женская прерогатива. Хочешь, покажу?

– Не стоит, – я ведь захочу, а мне это не надо. Закрываю тетрадь и, наконец, встаю, избавляясь от удушливого ощущения, что я марионетка. – Спасибо за урок английского. Ну, думаю, на этом языке мы и остановимся.

– А мне понравилось тебя учить. Есть в этом что-то весьма пикантное. Может, ты и в других науках окажешься столь способной?

– Не знала, что секс – это наука.

– Секс? А кто говорил про секс? Я про физику движений. Химию тел.

– Ага, про биологию еще давайте поговорим. Про пестики и тычинки.

– О, я бы многое мог тебе рассказать.

– Я уже год как не учусь в школе.

– Поверь, это очень радует. Не хотелось бы получить удовольствие и сесть за это в тюрьму, – он уже так близко, а я так хочу убежать! Дергаюсь в сторону, но, скорее, лишь за тем, чтобы ощутить грубость его пальцев, схвативших меня за плечи.

– Мне кажется, вам это не грозит.

– Получить удовольствие?

– Сесть в тюрьму. Вернее, вы не особо этого боитесь.

– Ты слишком умная. Мужики этого не любят.

– Мама тоже так говорит.

– Ну, вот и правильно. Маму ведь надо слушать. Мама плохого не посоветует, – он наклоняется все ниже, а я непроизвольно облизываю губы. Что он несет? – Она скажет, когда и перед кем раздвинуть ноги, чтобы больше никогда ни в чем не нуждаться.

До меня доходит смысл его слов. К щекам, только что горящим от желания, приливает совсем другой жар. Стыда. Позора.

Он одним предложением раздел меня до гола и привязал к позорному столбу.

– Да пошли вы! – в сердцах кричу, толкаю его. – Что вам вообще от меня нужно!? Чего вы ко мне пристали?! Больше не разговаривайте со мной! Помогли? Спасибо! Дальше я как-нибудь сама!

– На правду не обижаются, – кричит он мне вслед, когда я марширую к выходу с крыши. Застываю, но лишь на секунду, а потом его слова пронзают насквозь.

– Ты приходи, я тебя научу языкам, и уже через месяц твой кикбоксер на тебе женится.

Я ухожу на лестницу, спускаюсь на свой пролет, но вдруг вижу, как мама выходит из квартиры. Вся при параде, красивая даже. Я уже и забыла, что у нее есть такое платье.

Это событие заставляет меня на миг отвлечься от переживаний насчет мнения обо мне этого Матвея. Не то чтобы оно было мне важно, просто, я и сама не рада тому факту, что мать пытается меня продать подороже. И, наверное, не будь сестры и огромных счетов за ее лечение, я бы все-таки подняла бунт.

Но что делает сама мать? Почему спускается на каблуках по лестнице, почему не надела пальто? За спиной появляется Матвей и тихо усмехается.

– Давно не играл в шпионов. Делаем ставки, куда она, по-твоему, пойдет? – в этот момент подъезд оглушает трель звонка в его квартиру.

Я закрываю глаза. Дрожу всем телом. Прекрасно понимаю, о чем речь. И от этого так тошно!

– Переспишь с моей матерью?

– Когда себя так откровенно предлагают, разве я могу отказать? Тем более, бесплатно.

– И противно не будет?

– С чего бы? Твоя мать в самом соку, – хмыкает он, а потом наклоняется и оказывается возле моего лица. – Или ты о другом? Но ты же, вроде, не собираешься со мной трахаться? Или собираешься?

– Делай, что хочешь. Меня это не касается.

Выпрямляюсь я и хочу спуститься по лестнице, а Матвей вдруг меня на себя дергает.

– Ну, и чего ты обиделась? Не трону я твою маму. Мне слишком тебя трахнуть хочется, а к тебе же потом вообще не подойдешь, – он нагло хватает меня за зад и к своему паху жмет. А я так довольна его словами, что не сразу понимаю, что он творит, зачем к дверце лифта меня жмет. Кнопку нажимает. Мы почти заваливаемся внутрь, создавая чересчур много шума.

– Зачем?

– Там мама твоя поднималась, или ты хотела, чтобы она нас вместе увидела? – его рука уже под юбкой, а я, наконец, в себя прихожу. Хочу коленом ударить, но успевает отскочить. Смеется, кнопку лифта жмет. – Выйдешь на первом, потом поднимешься по лестнице. А я на свой поеду.

В такие моменты он кажется мне почти нормальным. Человеком, с которым можно общаться.

Но он не мой принц, а единственный шанс, чтобы вылечить сестру и вырваться из-под гнета матери – это выйти замуж. Миша не самый лучший кандидат, но я давно ему нравлюсь. Если есть шанс, что он на мне женится, разве имею я права его упускать?

Лифт тормозит на первом, но выходить не тороплюсь, держу дверь.

– Ты, и правда, можешь сделать так, чтобы Миша добровольно позвал меня замуж?

Глаза Матвея сужаются, а плечи напрягаются. Я не могу понять его реакцию на свои слова, но самой почему-то не по себе становится. Что-то не так сказала?

– Могу. Но тебе придется меня слушаться. Во всем.

– Если это поможет…

– Все настолько плохо? – кривит он губы, а я уже злюсь, что вообще заговорила с ним об этом.

– Забудь, я ничего не говорила.

– Ну, уж нет. Слово не воробей.

– Если ты будешь шутить над этим…

– Да не буду. Я даже уважаю, что ты не стала юлить, а честно призналась, что хочешь быть шлюхой.

Я вспыхиваю, отхожу назад.

– Женой!

– А есть разница? Замужество – та же проституция, просто в красивой обертке. Завтра позвоню, пока.

В его взгляде больше не осталось тепла и желания, которое было там совсем недавно, только арктический холод, от которого стало зябко. Я обняла себя за плечи, думая, думая, думая…

А правильно ли я поступила? А стоило ли ему говорить?

Но он правильно сказал. Слово не воробей. Обратной дороги нет.

И, как по заказу, пишет Миша.

«Лизунь, еще раз извини, завтра обязательно увидимся. Лады?»

«Лады».

Терпеть не могу, когда он говорит «Лизунь».

Мне больше по душе «Лизаааа»…

Глава 7.

– Какие люди и без охраны, – выхожу из лифта, цепляя глазом бордовое платье, еле-еле прикрытое шалью. Мать Лизы все еще хороша. У нас таких в борделе даже любят. Сочные задницы, бездонное межножье. – Добрый вечер!

– Маргарита Сергеевна, – пиздец, почему бабы, приходящие за сексом, думают, что своим появлением делают мне одолжение?

– Так-так, – подхожу ближе, но не трогаю. Не хочется. Хотя она уже вся в горячке, грудь третьего размера колбасит, пальцами края шали теребит. Сама не знает, чего хочет. – Так чем обязан, Маргарита Сергеевна?

– Вообще-то я хотела лишь сказать, чтобы вы держались от моей дочери подальше, – она задирает свой острый носик, наверное, единственное, что связывает ее с Лизой. Хотя, постойте, чего она пизданула?

– А что такое? Не гожусь в зятья?

– Конечно, нет, моя Лиза приличная девочка, а вы криминальный элемент…

– Обо мне уже в новостях передавали?

– Этого не требуется. Вполне ясно, что забирать чужие квартиры могут только весьма криминальные элементы, – она проходится влажным взглядом по моему телу. В нем совсем ничего от взгляда ее дочери, от той тихой, сладкой страсти, что плещется в расширившихся зрачках. Лишь похоть, в которой я купаюсь последние семь лет своей жизни.

– Кстати, хотите посмотреть, как продвигается ремонт? – вставляю ключ в замок двери, именно так, что касаюсь живота этой дряни. Она его тут же втягивает, но что интересно – не отодвигается, не оскорбляется предложением, которое, естественно, несет в себе секс. – Ну, так что? – поворачиваю к ней голову.

– Ну, что, раз вы настаиваете, то посмотреть можно.

Я только открываю дверь, как она делает шаг вперед, но я преграждаю ей дорогу.

– То есть в зятья не гожусь, а в любовники вполне?

– Да как вы, как вы смеете такое, – она по сторонам смотрит, часто дышит, а мне хочется ее развернуть и пинком по заднице по лестнице отправить. Но во мне еще сохранились мизерные остатки уважения к женскому полу.

– Считайте, что я пошутил, а вы неправильно поняли. До свидания, Маргарита Сергеевна.

Тут же закрываю перед ее носом дверь, а самому ржать охота от выражения ее лица. Судя по звукам, лифт, в котором поднимается Лиза, как раз остановился на ее этаже, а следом послышался звонкий топот каблуков.

Цирк, не иначе.

Прохожу по бардаку, который сегодня устроили рабочие, но в комнату, в которой я в прошлый раз ночевал, они пока не заходили. Забавно, но мне нравится ночевать вот так, на полу, на одном матрасе. Вспоминается время, когда меня только под крыло взял Захар, почти заменив мне отца, брата. Для него минимализм был привычным. Он только откинулся в то время и, собственно, поставил условие, что если я с ним, то так же, как и он, начинаю с ним с самого низа. Пришлось согласиться.

Ложусь на матрас и закуриваю, смотря в потолок. Там сверху квартира Лизы. Чем она интересно занимается? Обо мне думает? Или перед матерью стелется? Непонятно, как вообще такую суку можно слушаться?

Телефон пиликает сообщением, и я читаю.

Мила – глубокая глотка: «Ты подонок! Ты мне так и не перезвонил! Неделю морозишься, скотина!».

Она пишет стабильно несколько сообщений в день. По ней можно часы сверять. Но дрочить я не люблю, так что можно и ответить, сегодня нужно отвлечься от Лизы – подлизы.

Перезваниваю, делая новую затяжку.

– Привет, конфетка.

– О, ты взял трубку? Чем обязана? – и столько сахара в ее голосе, совсем не вяжется с той стервой, что поливает меня говном в смс.

– Приехать к тебе хочу. Ты не против?

– Я? – она повышает голос, но прекрасно понимает, что все и всегда зависит только от моего желания. – Я не против, чтобы ты приехал и извинился за то, что меня бросил!

– Ты могла меня дождаться.

– Я… – она умолкает, очевидно, даже не думая о таком варианте.

– Я приехал через два часа, а тебя не было. Я очень обижен, так что извиняться будешь ты.

– Матвей…

– Приеду, когда смогу, надеюсь в этот раз ты меня дождешься.

Поднялся и поехал в клуб, не могу здесь долго находиться, пора, пожалуй, отпустить прошлое, Захара, которого больше нет, и вести не его бизнес, а строить свой, тем более, что бывший однокурсник Наиль предлагает реальную тему.

И только я поднимаюсь, как стены пустой квартиры оглушает трель звонка. Пиздец, как громко. Иду открыть и с удивлением замечаю молодую мамашу, что живет этажом ниже. Серьезно, блять?

– Добрый день, Матвей Дмитриевич.

– Вообще-то уже вечер, а мне пора на работу, – прохожу мимо нее, а она не сдается.

– А вы когда будете дома?

– А чего дома, можем, прям, в подъезде трахнуться, вы же для этого пришли?

– Что? Да как вы, – она озирается по сторонам, тоже боясь, что ее кто-то заметит в моей компании. – В подъезде нас могут увидеть.

– А у меня без этого не встает. Чао, – прощаюсь и спешу спуститься из этого дурно пахнущего женской похотью подъезда. Даже в моем борделе оно не такое лицемерное.

* * *

– Все бабы зло, – смотрю я на новую девочку, что полирует шест своей задницей. Хотя задница, что надо.

– Тогда лучше сказать, что все зло от баб. У меня один сослуживец есть, так он связался с телкой, которая лежала в психушке несколько раз, мозг ему стабильно выносит, не, телка там отменная. Все при ней. Но, блять, я бы давно ее придушил.

– А в итоге бабы душат твоего удава.

Наиль ржет, а я усмехаюсь. Выпиваю свой виски и щелкаю. Мне тут же приносят новый.

– А чего ты про баб-то заговорил? У тебя-то как раз с ними проблем нет.

– Последнее время чувствую себя куском мяса.

– Это ты о чем?

– Да помнишь хату, что я отжал? Сейчас ремонт в ней делаю. И еще никогда не видел такого количества неудовлетворенных баб в одном подъезде. Я никогда не знаю, когда там появлюсь, но они, сука, всегда на страже, готовые сесть на мой член. Ну, вот что ты ржешь, это, между прочем, серьезно!

– Бедный, бедный несчастный ебарь террорист. Ну, что поделать, время такое. Теперь мы – дичь. Хочешь палку подарю?

– Нахуя?

– От мух назойливых отбиваться, конечно. И что, все страшные?

– Да не. Не в том ведь дело. Просто даже сопливые девчонки знают, что ничего, кроме секса, с меня поиметь нельзя.

– А можно?

– Нет! Но им-то откуда это знать?

– Ну, так ты в кино не зовешь, цветов не даришь, да и работа у тебя специфическая. Скажем так, ты не тот, за кого телки мечтают выйти замуж. Вот покувыркаться тайно, да. Это про тебя. Но знаешь, это же хорошо! О спасибо, дорогая, – он берет бокал у новенькой Ники, она еще не готова работать, так что пока просто разносит напитки. – А ты симпатичная. Хочешь замуж?

– Вот так сразу?

– А чего ждать? Ты мне понравилась, я свободен, поехали, покажу тебе звезды.

Ника мельком бросает на меня взгляд. Сосет она неплохо и будет отлично играть невинных для клиентов. У нее даже глаза такие, словно она члена во рту никогда не держала. Забавно, но Лиззка другая. Взгляд у нее прожженный, словно она уже много лет в моем бизнесе, но при этом отзывается на прикосновения так, что башню от ее невинности сносит. Да и судя по биографии и победам, ей реально было не до мужиков. Тренировки по несколько часов в день, вряд ли оставались силы на секс и парней.

– Вот все вы так говорите. Покажу звезды. А потом соблазняете дурочек. А я не такая!

– Так и я не такой, Никуля. Я, знаешь, какой серьезный? У меня бизнес свой. Скажи, Мот!

– Ага. Сурьезный бизнесмен.

– Ты так не шути! Мне вон маман каждый день ссыт в уши, что жениться пора. Почему бы не на тебе?

– Наиль, харе лапшу вешать!

– Да какую лапшу, Никуль, посмотри в мои честные глаза. Хочешь на свидание сходим?

– Ник, что ты уши развесила, иди работай.

– Да, Матвей Дмитриевич, – испуганно пикает Ника и убегает, а Наиль шутливо хмурится.

– Ну, и чего ты мне кайф ломаешь? Мудак.

– Мудак – это ты. Я хотя бы их не обманываю, обещая свадебное путешествие.

– Ничего ты не понимаешь! Телка, если влюблена, ценнее любой шлюхи.

– А потом, все равно, тебя предаст.

– Ты циник.

– Я реалист. София тоже любила Захара без памяти, так что он на глазах тупел, а по итогу предала, так что в тюрьму загремел, а там умер. Так что еще раз. Бабы – зло, и все, что с ними можно делать – это трахать.

– Ну, тогда и не ной, что им от тебя будет нужно то же самое.

Да, чего это я? Хочется Лизе у меня поучиться, я буду только рад. Сорву все вишенки, пока она прожженной не стала, и буду таков.

– Я и не ною, жалуюсь, как бывшему сокурснику.

– Ладно-ладно. Нику-то можно взять?

– По-моему, она уже твоя.

– Скидку сделаешь?

– Ага, сейчас, согласно прайсу, ты и так пьешь бесплатно в моем клубе.

Он встает, разминается в очень характерном движение бедрами, так что девочки возле бара хихикают, а Ника и вовсе смущается. Умело, надо сказать.

– Она точно не целка? Похожа.

– Не целка, я проверял.

– Тогда, может, вместе?

– Меня сегодня телка ждет. Вину буду заглаживать.

– Зализывать?

– Нет уж. В нее члены пихают, а я лизать должен.

– Много ты понимаешь!

– Давай не будем ругаться, иди уже. Степ, – зову я управляющего, пока Наиль машет и стройным шагом направляется к скромняшке Нике. Такие, как она, из деревень, хорошо играют дурочек, но на самом деле прекрасно знают, что ничего, кроме тела мужику предложить не могут. В отличие от той же Лизы, весьма начитанной и смышленой, так почему же она упорно строит из себя Нику, предпочитая вместо позиции сверху, позицию на коленях? Обидно, после тех побед, что я наблюдал на экране телефона.

****

– Да, Матвей Дмитриевич, – подходит Степа. Он уже мужик в возрасте и в отличие от прошлых управляющих давно и счастливо женат, по его словам. Хотя я склонен верить, ибо он не падок на прелести наших девочек.

– Проследи, чтобы Наиль был доволен.

– Даже не обсуждается. У меня есть список тех, кто должен быть доволен.

– Это правильно. Как там Ольхова с Пермяковой? Разобрались?

– Ольхова уволилась. Я так понял, ее клиент к себе в постоянные любовницы забрал.

– Это неизбежно. Как хорошо, что у нас с пополнением проблем нет. Принимал сегодня девочек?

– Да, взял трех. Одна совсем после школы, но, судя по виду, уже давно в этой профессии.

Кстати, насчет школьниц.

– А чего насчет Раи молчал?

– Эту проблему я смог решить сам. Припугнул чуток работой здесь.

– Серьезно? – я даже полностью к нему оборачиваюсь. Это, прям, трогательный момент, когда твой по факту ученик начинает думать своей головой без постоянных вопросов у учителя. Помню, когда сам стал многое решать, без Захара. – Расскажи, как.

– Ну, а чего? Она опять пришла, требовала вас, потом требовала работу, и я предложил начать прямо сейчас. Закрыл ее в одной из комнат и позвал парней из нашего ЧОП. Они как раз были неподалеку.

– Даже так? Они согласились?

– Ну, я им пообещал любую девочку на выбор на час.

– Немного им надо, – смеюсь я. – И чего? Подействовало?

– Она орала как резаная и бежала так, что сверкали пятки.

– Неплохо, неплохо, эту малолетку давно следовало проучить. Давно это было?

– Пару недель назад. Вас в тот вечер не было, – точно, хату смотрел как раз. – Решил не беспокоить.

– Понял. Тебе надо, походу, премию выписать.

– Да я не откажусь, – его лицо, как обычно, весьма серьезное.

– Как вообще жена относится к твоей работе здесь?

Он даже опешил от такого вопроса, да я и сам не понял, почему его задал. А если и понял, то лучше не буду даже развивать эту мысль, лучше дождусь, когда Степан придет в себя.

– Сложный вопрос?

– Я работаю здесь больше полугода, и, если честно, будь она против, ушел бы.

– Ого. Да ты у нас каблук?

– Нет, просто ценю мнение своей женщины. Мы с ней большой путь проделали, ребенка потеряли, теперь еще двух поднимаем. Ну, в общем вы и сами все это знаете.

– Но ведь твоей семье как-то нужно принять, что ты работаешь в борделе.

– Они принимают, а остальные думают, что я работаю в ночном клубе и в подробности не вдаются. Необязательно всем всегда говорить всю правду.

– Меньше знаешь, крепче спишь, да?

– Верно.

– Ладно, не буду тебя задерживать. Вызови мне такси, хотя… Меня заберут. Иди.

И словно по заказу уже звонит Миланика Раевская. И, наверное, к ее удивлению я беру трубку.

– О, Матвеюшка. Куда мы поедем?

– Приезжай, забирай меня, я в говно. К тебе поедем.

– Ко мне? – она словно теряется. – А других вариантов нет?

– Ты еще условия мне будешь ставить? Или стесняешься меня?

– Ну, что ты? Конечно, нет. Сейчас приеду. Ты у себя в клубе?

– Да. Жду, – отключаюсь и убираю телефон в карман. Поднимаюсь с кресла, бросая последний взгляд на зал, в котором полуголые девушки или танцуют на коленях мужиков, или на шесте.

Что скажет Лиза, если узнает, что я содержу подобное заведение? Примет ли правду, как жена Степана?

Выхожу на улицу, махнув охранникам и пожав руку нескольким новым гостям, с которыми меня еще Захар познакомил. Его уважали. Его боялись, а ко мне еще очень долго будут относиться с пренебрежением, потому что совсем недавно я сам был на месте вот этого Степана, разбирая за Захаром дерьмо.

На улице промозгло. Питер, мать его. Серые цвета в полном его разнообразии.

Опять дождь.

Это даже дождем назвать нельзя. Он словно не поливает тебя, а плюет прямо в лицо. В итоге все, кто берут с собой зонты, только носят их собой. Ведь никогда не ясно, с какой стороны прилетит плевок.

Подтягиваю ворот пуховика, натягиваю капюшон и достаю очередную сигарету.

Интересно, чего там Лиззка делает. Наверняка бесится, что мать сорвала на ней свое неудовлетворение. Но зато знает, что я к матери ее больше не приближусь. Ну, или она ко мне.

Через десять минут на своей мазде приезжает Раевская. Сажусь на переднее и тут же закрываю глаза.

– Матвей…

– Давай молча. Хочу трахаться и спать.

– И что, у меня, по-твоему, ночлежка?

– Машину останови, чтобы я вышел и больше не беспокоил твою невзъебенную персону.

– Ну, что ты сразу дуешься? Мне покапризничать нельзя?

– Мне кажется, ты уже выросла из этого возраста, нет?

– Какое же ты хамло, Матвей.

– Очевидно, тебя это не сильно волнует, раз мы еще едем к тебе, – поворачиваю голову, смотря на ее профиль.

Она поджимает накаченные губы, а я думаю о том, что если их накачает Лиза, то они будут похожи на пельмехи. Интересно, между ног они у нее такие же розовые и полные? Блять, при мысли, что меж ними еще ни одного члена не было, член ноет, а во рту слюна копится.

Да, пожалуй, такую нетронутую пизденку можно и лизнуть разок.

– О чем ты таком думаешь, что у тебя уже ширинка дыбится, – тормозит Мила возле своего подъезда и улыбается так приторно и сладко, словно уже всосала мой член в себя, как пылесос.

– О тебе, милая. О том, как сейчас, ты мне отсосешь.

– Хам, – фыркает Мила, но улыбается и выходит из машины. Я за ней. Поднимаемся на этаж. Мила вставляет ключ в замочную скважину и хмурится. Толкает дверь и бросает на меня виноватый взгляд. – Она сейчас уйдет. Кристина!

– Мам? Ты вернулась? Мы почти уснули, – в коридоре возле кухни мелькает тень ее дочери. Она довольная пышная штучка с очень милым личиком. – Лизок, давай быстрее! Нам нужно уже лечь спать и сделать вид, что мама не привела своего ебаря домой.

Лизок? Да ладно?

И действительно, Лиза в том же виде, в каком я видел ее вечером, появляется возле пышки. Замирает, удивленно смотря на меня, и тут же опускает взгляд.

Глава 8.

Лиза

Я пытаюсь оторвать челюсть с пола, но у меня плохо выходит. Я словно динозавра увидела. Не-ет, я, конечно, знала, что Миланика Петровна любить водить мужиков домой, но мне почему-то казалось, что Крис преувеличивает. Теперь мне неудобно вдвойне. Потому что я напросилась в гости, чтобы хоть немного отдохнуть от мамы, которая, возможно, будет без слов хвастаться победой на любовном фронте. В итоге я хотела сбежать от одного, но по факту вернулась к тому же. Мысль, что сейчас мать моей подруги будет трахать мой возможный любовник, просто невыносима! Каламбур какой-то.

– Кристина, почему ты еще не одета?

– Ну, я же не знала, что тебе так не терпится потрахаться, что ты вернешься за сорок минут. Ты сказала, час.

Миланика Петровна неловко смеется, а потом идет на дочь, а та отступает в свою спальню. Она мне даже не сказала поторопиться, мы уже и чай успели попить. Планировали в клуб, но не спешили, а теперь, наверное, надо.

Как же неудобно-то! Как голая перед ним стою, хотя на мне все то же платье, колготки. Я иду в его сторону, потому что рядом с ним шкаф, где мое пальто.

Без шпилек рядом с ним даже как-то неудобно. Я ему совсем по плечо.

– Ты, получается, не пошла домой? – его голос, как неожиданные брызги дождя. Сначала бодрят, а потом обжигают. Я еще не дотянулась до пальто, только руку подняла, теперь она дрожит.

Глаза в глаза. Мои распахнутые, его с прищуром. И молчание, такое тягучее в тишине коридора на фоне криков за дверью.

– Не хотела видеть маму со следами твоих губ.

– Я не целовал твою маму.

– Зато будешь целовать маму моей подруги. Как так вообще получилось? – наверное, этот простой вопрос дал мне в себя прийти, не трястись рядом с ним, а наоборот, включить непрошибаемость. Если еще три часа назад у меня были мысли, что наши уроки могут выйти далеко за рамки приличий, то теперь я даже уроков не хочу.

– Ну, квартиру в вашем доме посоветовала мне именно Мила. А она о ней узнала от твоей подруги. Так?

– Угу, – тоже мне совпадение. – Только я не говорила, что эту квартиру продают.

– Но ты же наверняка сказала, что ее жители мешают всему подъезду.

Блин.

– Ясно. Ладно, – достаю-таки пальто, но он у меня-таки его отбирает и растягивает в руках. Я закатываю глаза. – Джентльмен. Кобель. Учитель. Прямо, на все руки мастер.

Он помогает мне одеться. Резко разворачивает, сам застегивает пальто, а мне реветь хочется. Блин, ну, чего он свалился на мою голову?

Не могу на него смотреть, приходится пялиться на черный замочек курки, в которую он меня недавно заворачивал. Грел. А теперь будет греть маму Кристины. Такие ему женщины нравятся, да? Доступные?

– Ну, хватит! – отбираю последнюю пуговицу и демонстративно застегиваю сама. – Раздевайтесь. Вам сегодня предстоит жаркая ночь.

– Смешная ты, Лиззка. Еще не было ничего, а ты уже права качаешь.

– Ничего я не качаю, – возмущаюсь я, сажусь, чтобы надеть батальоны. – Просто желаю вам удачи.

– Удачи? Я собрался потрахаться, к чему мне удача?

– Ну, знаете, в вашем возрасте всякое бывает. А вдруг не встанет?

Хочу двинуть к двери, но он меня удерживает, к себе поворачивает.

– А тебе бы очень хотелось, чтобы у меня вставал только на тебя?

Он прижимается так близко, так давит внизу живота чем-то большим и твердым, что у меня горло перехватывает, и я, как рыба, воздух ловлю ртом. Хочу отвернуться, но он не дает. Поднимает руку и за подбородок держит.

Ну, где там Кристина? Сколько можно лаяться?

– Отвечай.

– Ничего я не хочу. Я вообще замуж, может, скоро выйду, и работоспособность вашего полового органа последнее, что должно меня интересовать.

– Точно, – теперь он меня чуть толкает. – Замуж. За Мишеньку. Кстати, где он? Почему ты не с ним на свидании?

– Он занят. Мы встретимся завтра.

– Ну, понятно. Трахает какую-то телку.

– Не все же такие, как вы!

– Все, малыш. Мужики либо трахают телок, если им позволяет внешность и деньги, или мечтают трахать. А есть те, кто женятся на тех, кого хотят трахать. Вот это твой вариант.

– Да пошли вы.

– Повторяешься, – слышу уже за дверью, хлопая ею. Спускаюсь на первый этаж, обнимая себя за плечи. Зря я поехала. Зря напросилась.

Может, домой махнуть?

Но не успеваю сформировать мысль или заказать такси. Взбешенный дьяволенок по имени Кристина уже спустилась ко мне и возмущенно сопела рядом. Мы с ней так давно вместе, что нам не требуется даже говорить. Молчание с ней тоже прекрасно. Пока я занималась гимнастикой, она училась, не покладая рук, и боролась с жестокостью подростков. Я пыталась привить в ней интерес к тренировкам, но она отказалась. Сказала, что в таком виде она видит к себе истинное отношение, видит людей насквозь.

– Ну, и где это такси?

– Вон оно! – указывает она рукой, и мы бежим в сторону синей машины. Прыгаем на заднее, но не успеваем отъехать, как открывается передняя дверь. В машину садится Матвей, и моя челюсть, кажется, никогда не поднимется с пола.

– Что, все-таки, барахлит приборчик? – не могу сдержаться я.

– А вы ничего не попутали?

– Ничего. Мой приборчик в порядке, но тебя должен волновать приборчик твоего Миши. Так что едем к нему.

– Какому Миши? – повернулась ко мне Крис, а я поджала губы. Она его терпеть не может, и я ей еще не говорила. – Только не говори, что ты решила его сделать жертвой планов твоей матери.

– Давай мы это потом обсудим.

– Вот ты коза, и даже не сказала мне!

– Ты готовилась к своему конкурсу. Было не до того. Мы вообще-то в клуб, потанцевать хотели. В клубе.

– Ну, а где, по-твоему, проводит время охреневший мажор в такое время? Тоже в клубе.

– А вы, прямо, в курсе. Отголоски прошлого?

– В моей жизни ничего не поменялось. Кроме того, что теперь я провожу время в клубе не как гость, а как хозяин.

Наверное, он сказал это с какой-то целью. Ясно же, чтобы впечатлить. Наверное, у такого мужчины много денег, и для него лечение сестры – это как поездка на такси. Раз плюнуть. Только вот я не попрошу у него ни копейки. Так что пусть хвастается, сколько хочет.

– Просто скажите мне, что вы задумали?

– Да, почему с матерью не остались? Я что, зря спешила?

– Все с твоей матерью будет хорошо, я ей куплю вибратор, чтобы не страдала.

Крис прыскает со смеху, а я бью этого истукана в плечо и снова спрашиваю.

– Что вы задумали?

– Хочу дать тебе первый урок, чтобы мечта твоя о замужестве стала ближе.

– Не терпится отдать меня другому? – не могу не спросить, хотя и зря. Но он поворачивается, сморит на меня зло, напряженно.

– Именно так. Не терпится.

Глава 9.

– Эм, я, чет, не уверена, что нас пустят в такое пафосное место, – застыла Крис, пока Матвей открывал мне двери.

– Это было необязательно.

– Пользуйся. Спустя несколько лет в своей профессии ты будешь мечтать, чтобы к тебе хоть раз отнеслись уважительно.

– Вряд ли ты знаешь, что такое уважение к женщине.

– Ни одна пока его не заслужила.

– Эй! Голубки! Я говорю, нас сюда не пустят! – бесится Крис, и я отворачиваюсь. Сама впериваюсь в яркие огни клуба «Мираж». Если вы не слышали про этот клуб, то точно не были в Питере. Три этажа пафоса и запаха денег, которые тут тратятся с огромной скоростью. Алкоголь, наркотики. Это явно не все удовольствия, что может предоставить это заведение. И оно точно последнее, куда бы я даже подумала прийти.

– Не волнуйтесь, Кристина. Пропустят, – он толкает меня в поясницу, и я шагаю вперед. Тут же за мой локоть берется Крис, зло шепчет:

– Ты собираешься мне хоть что-то объяснить?

– Как только пойму, что происходит, – смотрю я на вереницу девушек и парней, которые очень хотят попасть в клуб. Большая часть из них одеты так, словно пришли на смотрины. И если бы моя мама их увидела, поняла, что, собственно, у меня мало шансов найти себе мужа в такой среде. Чтобы соответствовать богатому мужу, нужно немало в себя вложить, а моему платью уже четыре года, оно покупалось в одном из магазинов под брендом «Много одежды», мои ботильоны там же, хотя и посвежее. Единственная дорогая вещь на мне – это кашемировое пальто, которое я купила, когда мы с моей командой ездили во Францию на чемпионат.

– Нет, ты посмотри на них, как за колбасой стоят, – смеется Крис, которая, очевидно, решила, что сюда мы точно попасть не сможем.

– Ну, вы не далеки от правды. Нам не сюда, – он продолжает держать руку на моей талии, что я ощущаю даже сквозь несколько слоев ткани. Пальцы то и дело ее поглаживали. А мурашки по телу разбегались, кусались сволочи. Хотелось повернуться, в глаза посмотреть, понять, что он придумал, что собирается делать, и как его эти поглаживания с Мишей связаны.

– Может, хватит?

– Что? – дергается Крис, но я поднимаю взгляд на Матвея. Он даже не думает опускать руку.

– Что? Я просто направляю, – усмехается он и наклоняется ниже. – Разве не об этом ты меня просила?

Вздыхаю рвано. Как же он достал! Постоянно все перекручивает и каждый раз в свою пользу.

– Матвей Дмитриевич, – не сразу понимаю, куда мы пришли. Получается, обошли здание с другой стороны. Тут тоже вход, но судя по всему, для вип персон. – Не думали, что вы вернетесь.

– А что? Уже погром успели устроить?

– Ну, так, был небольшой конфликт, но мы быстро его уладили, дебоширов отправили в отделение.

– Понял, принял. Работайте, – он шагает вперед, и перед ним амбалы расступаются, а я пытаюсь понять.

– Это что? Твой клуб?

– О, как. Стоило мне заиметь клуб, как мы перешли на ты?

– Нет – нет, просто я удивилась, – торможу в холле, Крис тоже осматривается. Пока я пытаюсь придумать, как уладить недоразумение, Матвей поворачивается к Крис.

– Давайте поухаживаю.

– Кого вам пришлось убить, чтобы такой построить? Вы бандит, да? – спрашивает Крис, а у меня все внутри сжимается, потому что одно дело выгнать бомжей из квартиры, угрожать и избить мажоров, но совсем другое – управлять такой криминальной махиной. Я даже слышала, что тут содержится свой бордель. Наверное, я немного недооценила Матвея… Дмитриевича.

– А если да?

– Вы не похожи на бандита. Скорее, на жигало, который стрясает деньги с красивых взрослых женщин.

– Бандиты бывают разные. Тупые сидят за решеткой, а умные… наслаждаются жизнью. Лиз, что ты в свое пальто вцепилась, вон Крис уже готова веселиться. Верно? Вы же потанцевать хотели?

– Хотели, – почти шепчу, все-таки, давая снять с себя пальто. – А может, я домой?

– Поздняк, – толкает он меня в светящийся коридор, из которого мы попадаем в омут света, сигаретного дыма и шумной музыки. Тут так громко, что кажется, ушные перепонки скоро лопнут.

– Это первый этаж, а что еще на двух?

– Наверху караоке ресторана, а вниз тебе лучше пока не соваться, – я поднимаю голову, а он смотрит прям на меня, и это его «пока», прямо, по нервам резануло.

– Там бордель, да? Ты сутенер?

Он молчит и снова грубо толкает меня вперед. Тут же подходит официантка в короткой юбке и провожает нас подальше от танцевальной зоны, где орут какую-то песню.

– Принеси девочкам меню, а мне кофе сделай.

– Хорошо, Матвей Дмитриевич.

– Ты с ней тоже спал? – не могу удержаться я, пока он садит нас за столик. Для Крис тоже стул отодвигает. Она только фыркает, а я жду ответа.

– Я сплю не со всеми, Лизок. Кстати, я не зря выбрал это место. Взгляни туда.

Он откидывается на спинку кресла и указывает длинным пальцем мимо танцпола на противоположные диванчики, стоящие кругом.

Мишу я узнаю сразу, он сидит в центре, на его коленях какая-то блондинка, с которой он активно сосется. Пытаюсь найти в себе хоть каплю обиды, но там сплошная тишь да гладь, зато официантке, которая трется сиськами о Матвея, ставя перед ним американо, я готова выдрать волосы.

– Ты хотел что мне показать? Что он кобель?

– Перспективный кобель, да? Нет, я хотел, чтобы ты сейчас встала, подошла к нему и устроила сцену ревности, а потом пришла ко мне обратно и заплакала в моих объятиях.

– Ого… – выдает Крис, а я только ресницами хлопаю.

– Это же бред! Я не буду этого делать.

– Будешь. Такому неуверенному в себе мальчишке, как твой Миша, будет очень приятно знать, что его ревнуют.

– Я не…

Матвей наклоняется ко мне, хватает за волосы и обдает кофейным дыханием.

– Хочешь за него замуж – будешь. Будешь, Лиза, иначе я умываю руки, и дальше ты сама по себе. И поверь, я не очень расстроюсь, если по итогу ты окажешься одной из шлюх, что обслуживают мужиков прямо сейчас этажом ниже. Хочешь стать одной из них?

Я смотрела на Матвея и не верила ушам. Но дело даже не в предложении, оно бы понравилось моей матери, я и сама понимаю, что он говорит дело. Просто в каждом слове столько желчи, столько ненависти ко всему роду женскому, вымещенного на мне, словно я уже предала его. Словно уже пообещала вечно любить, а вышла замуж за другого.

Хочется наперекор пойти, как маленькая. И это дико неразумно. Но сейчас во мне говорит обида за себя. За всех девушек, что он обидел. За всех девушек, что обидит в будущем.

Он продолжает прожигать меня взглядом, ждать моей реакции, возможно, даже моего послушания.

– Но разве сцена ревности не даст ему понять, что я слежу за ним?

– Просто сделай как я говорю, разве не ты просила научить тебя?

– Слушай тренера, а думай своей головой, – шепчу я ему в лицо, а затем выпиваю свой коктейль залпом. Мне нужно немного смелости, чтобы сделать то, что я планирую. Это как выйти на ковер, с совершенно неготовой программой и просто выполнить все, что умеешь? А что я умею? Двигаться. Танцевать. Привлекать внимание.

Миша меня заметит, а Матвей пусть подавится своими советами. Сегодня я могу справиться без него.

– Да, детка, наберись смелости, чтобы… Ты куда? – он провожает меня взглядом, пока я, икнув, иду на танцпол. Крис никогда не танцует, так что даже не зову ее с собой. Сама. Одна. Наверное, уже привыкла.

Пробираюсь в толпу, в самый центр, но понимаю, что здесь никто меня не заметит. Разве что Матвей, от взгляда которого пробирает до нутра. Но он мне не нужен. Сутенер, бандит, женоненавистник, от такого лучше держаться подальше, потому что такой не сможет мне помочь, а вот разрушить репутацию в два счета.

Иду к барной стойке и ловко залезаю наверх. Делаю несколько шагов и ловко переворачиваюсь в мостике. Тут же в мою сторону летят комплименты и свист. Вот тогда я и начинаю двигаться. Медленно, плавно, не думая про Матвея, что все еще сидит на том же месте. Лучше думать про Мишу, который, наконец, заметил меня и направляется ко мне. Отталкивает девчонку, что на нем виснет, и пробирается сквозь толпу. Я танцую и смотрю на него, но периферическим зрением вижу и Матвея, на коленях которого уже сидит так самая грудастая официантка.

Совершенно не контролируемая злоба прыскает в тело адреналином, и я выливаю ее на Мишу, который пытается стащить меня с барной стойки.

– Отвали! Тебе можно развлекаться, а я дома посижу?!

Миша даже опешил от моего выпада. Нахмурился и снова попытался стащить меня со стойки.

– Лиз, просто бухнул с парнями.

– Я видела ее, она сидела на твоих коленях и толкала язык тебе в рот. А давай я поцелую кого-нибудь? Вот прямо сейчас возьму и поцелую.

Алкоголь ударяет в голову, и я сама спрыгиваю со стойки, иду к столу, где все еще сидит Матвей. Сидит, хмурится и сжимает зад этой грудастой дуре.

Стаскиваю ее с него под шумный крик и собственное имя. Сажусь на Матвея верхом, уже плохо соображая. Только чувствуя. Только задыхаясь от острого запаха возбуждения и мускуса. Чувствуя, как энергия, столько времени сдерживаемая, просится наружу. В него. К нему. Сейчас.

– Ебнулась?

– Поцелуй меня! – хватаю густые, русые волосы и прижимаюсь губами.

Они твердые, гладкие, словно вылепленные из камня.

Глупо, он меня сейчас точно оттолкнет, но я, все равно, жмусь, языком касаюсь, провожу по потеплевшей плоти. В глаза холодные смотрю.

Умоляя, выпрашивая.

Только что? Поцелуй? Потому что Миша сейчас подойдет, или потому что только сейчас я настолько смелая и злая, чтобы коснуться вечно искривленных в усмешке губ. Коснуться каменного тела, широких плеч, сесть на колени.

– Лиз, тебе нельзя пить, ты что устроила?!

На мое плечо ложится рука, но она тут же пропадает, а я слышу довольно громкий удар чего-то об пол. Но как я ни пытаюсь прислушаться или понять, что произошло, не могу, потому что прямо сейчас Матвей начинает отвечать. Нет, не так, он берет инициативу в свои руки. Сжимает пальцами мой затылок, с силой толкая язык мне в рот, принимаясь играться, вылизывать изнутри, почти насиловать. А я так захвачена этим, что пошевелиться не могу. Да и не хочу. Сейчас, здесь, в этих жестоких руках я чувствую себя нужной, желанной, единственной.

Между ног горит, а по лону елозит что-то ощутимо твердое и крупное.

– Лиза! – голос Миши врывается в мою дрему, а губы Матвея внезапно оказываются далеко. Я вдруг падаю, а мужики начинают кататься по полу, нанося друг другу удары. Начинается суматоха, меня снова толкают, но я вижу, что Матвей уже повалил на пол Мишу и начинает лупасить. Мишу – мой единственный шанс вылечить сестру. Я лечу Матвею на спину, он тут же меня отталкивает. Я с криком ударяюсь об пол. Он резко смотрит на меня, отвлекается. И тут же пропускает удар прямо в нос. Валится на пол, а Миша рвется ко мне. Убирает с лица волосы.

– Ты как, Лиз?

– Что?

– Как ты говорю, милая? Слушай, прости, я думал, я тебе безразличен, а ты вон как мне мстить решила, со своим дядей целовалась. Прости, это я дебил.

Я плохо соображаю, только понимаю, что Миша все принял на свой счет. И мой танец. И даже мой поцелуй, после которого горят губы, язык, щеки, от которого между ног упорно тянет.

– Пошли, Лиз. Мишаня, походу, не понимает, что такое за девушкой ухаживать, – Матвей протягивает мне руку, а я на автомате вкладываю, словно должна это сделать, но Миша меня к себе прижимает.

– Если что, я не ее дядя. Лиза, идешь?

– Моя невеста останется со мной. Да, Лиз?

– Невеста? – кажется, мы с Матвеем произнесли это в унисон.

– Невеста. Конечно, невеста, – он пытается меня в губы поцеловать, но я отворачиваюсь, потому что там еще следы поцелуев Матвея. Одного единственного неповторимого поцелуя. – Поехали, отвезу тебя!

– Мне кажется, плохо! – и даже не соврала, реально тошнит.

– Ну, что ты встал, в туалет ее тащи. Если блеванет здесь, спасибо тебе не скажет.

Меня поднимают, почти несут в туалет.

– Лиз, как ты?

Наклоняюсь над раковиной, пытаюсь дышать. Как же плохо-то!

– Ну, что ты встал, минералки принеси!

– Прямо сейчас?

– Нет, блять, можешь завтра.

Миша послушно убегает из туалета, а я смотрю в злые глаза Матвея и, наконец, освобождаю желудок. Матвей собирает мои волосы, держит, пока меня рвет.

Господи, какой стыд! Зачем я выпила этот коктейль?

– Да уж, малыш, тебе нельзя пить.

– Угу…

– Поздравляю!

– С чем?

– С победой. Теперь ты невеста, как и мечтала.

– Угу, – почему-то сейчас вообще не радостно. Может, завтра будет?

Споласкиваю рот и вдруг ахаю, когда Матвей оттягивает колготки и лезет мне прямо в трусы…

– Что ты творишь?

– Ну, вот, стоило в трусы тебе залезть, чтобы ты перестала мне выкать.

– Отпусти, хватит!

– Тихо ты, – он толкает меня вперед, укладывает животом на раковину, так что приходится вцепиться руками, чтобы не провалиться. – Он сейчас придет.

Матвей уже между ягодиц трогает до ужаса мокрые складки, собирает словно нектар, смазку. Жмет мне на поясницу почти до боли и вытаскивает мокрые пальцы. Берет их в рот. Я ахаю. От неприличия ситуации горят щеки, а глаза так и прилипли к тому, как смачно он вылизывает собственные пальцы. Рот слюной наполняется. Словно я хочу так же…

– Зачем? – только и выдыхаю, когда он отпускает меня и поправляет юбку. – Зачем?!

– Хотел попробовать твой вкус первый, пока ты не дала этому недомерку.

Он уходит, а меня вместе с ним словно покинули силы. Опадаю на пол ровно в ту секунду, когда зашел Миша с бутылкой минералки.

– Лиза! Еле пробился. Такая толпень. Давай, иди сюда. Помогу. Хочешь ко мне поедем? И я не шутил насчет невесты.

– Повторишь это завтра, тогда поверю. А сейчас домой. Очень спать хочется.

– Я отнесу, – он поднимает меня на руки, чуть напрягается, но все-таки несет. До машины. До дома. До кровати под причитания матери. Но я уже не реагирую, все прокручиваю поцелуй. Жадный. Голодный. Злой. Первый.

Первый поцелуй.

И последний поцелуй с Дымовым Матвеем Дмитриевичем.

Глава 10.

– Куда прешь! – толкаю охеревшего быка, который толкнул меня в толпе, пока я взглядом провожал Мишу и его ношу. Сука, как хочется что-нибудь сломать!

Адреналин бьет по вискам, в грудь, словно взбешенный огромный дальнобойщик в берцах.

– Эй, Мот, ты чего?! – узнаю сквозь красную пелену Наиля. Блядь, чуть не вмазал. – Нихуя тебя кроет! Пойдем сядем.

– Ага, – все, на что меня хватает.

– Ты обкурился?

Вот хороший вопрос. В какой момент я обкурился? Когда предложил Лизе приревновать Мишу, а может, когда посадил к себе на колени официантку? А может, когда ответил на неумелый поцелуй?

Неумелый. Но блядь, он меня вставил так, что я чуть прилюдно ее не трахнул. Член стоял так, словно я в первый раз сиськи увидел.

– Мот! – машет перед моим лицом Наиль, а я моргаю.

– Не курил я. Да и трезвый давно. А ты чего еще тут?

– Домой собирался, тебя увидел. Ты разве не к телке поехал?

– Поехал, – блядь, я ведь даже не потрахался сегодня. Но вижу официантку, которая была коварно скинута с колен. Смотрю в ее сторону. Как улыбается, как облизывает тонкие губы. У Лизки пухлые. Наверняка будут отлично смотреться на моем члене. Да чего уж, она просто создана для моего члена. Можно прямо сейчас поехать к ней, затащить к себе и взять ее так, что она тут же забудет о боли порванной целки. Может быть, даже вылизать ее до дна!

Подношу пальцы к носу. Блядь, как же пахнет-то! А на вкус, как манго. Сладко, терпко, ни с чем не сравнить!

Прямо сейчас поехать, послать этого Мишу и сделать ее своей?!

Нет уж.

Не надо мне никаких целок.

С ними связываться, себе дороже. Лучше вот такие, доступные, всегда готовые.

Подзываю к себе. Пора избавиться от мыслей об одной маленькой сучке. А клин, известно, клином выбивают.

– Эй, ты! – толкают меня в плечо, и я поднимаю голову. Пышка, дочка Милы. Они, кстати, вообще не похожи. На первый взгляд. – Ну, и где Лиза?

– Ее жених домой повез, ты прощелкала.

– Ну, капец. Мы вообще-то не разделяемся в таких местах.

– Не мои проблемы, – поднимаюсь и иду к официантке, которая мне уже несет виски. Все знают, что я пью. А все ли знают, как люблю трахаться?

– Пошли, пончик, так и быть, отвезу тебя домой, – слышу за спиной и забираю бокал с подноса официантки. Зиля, – читаю на бейджике. Смешное имя. Но в общем-то какая разница?

– Ты, прямо, умница послушная, знаешь что я люблю пить.

– Я знаю, что вы любите, – опускает она взгляд в притворной покорности, а мне дико Лизу хочется увидеть точно в такой же смиренной позе. Тащу девку в випку, толкаю к дивану и встаю рядом.

– Ну, покажи, раз знаешь,

Она торопится, наверное, думает, что уйду, а ей так и не достанется конфетки. Довольно быстро расправляется с ремнем, ширинкой. Даже не утруждаю себя снять штаны, просто достаю хер и толкаю к тонким жадным губам. При одной мысли, сколько членов там перебывало, становится немного тошно. Но стоит ей взять в рот, как я торможу свою внезапную брезгливость. Закрываю глаза и берусь за высокую гульку. Кожа тут же чувствует разницу. Волосы сухие, словно солома, а у Лизки шелковистые, наверняка не тронутые краской.

Бля… как хочется, чтобы именно она в рот сейчас брала! Так же неумело касалась губами. Водила ими по головке, сводя меня с ума.

Толкаюсь в горло сучке все чаще. Хочется быстрее это закончить и слить возбуждение, словно в унитаз.

Это, блядь, ненормально!

Раньше меня минет всегда вставлял, а теперь я думаю, каково это, когда девка делает минет впервые. Как неуверенно гладит ладошкой.

У меня была такая, я думал, целка, но оказалось ее нанял отец, чтобы я, наконец, в свои пятнадцать с девственностью расстался. Я, блядь, влюбился, а он потом ее на моих глазах трахал, еще и присоединиться предложил. А я ведь присоединился. Трахал шлюху, как бешеный, давая понять, что старик просто чмо по сравнению со мной, во вкус вошел. Она потом еще долго за мной ходила. И мне понравилось, что она тоже в меня влюбилась.

– Раз любишь, то обслужишь моих друганов, милая.

– Друганов?

– Да, сделай это для меня.

Она сделала. Сосала по кругу, а смотрела на меня. С любовью, блядь.

Официантка, конечно, сосет дерьмово, у меня уже член готов спать лечь, а я ведь неделю не трахался. Даже смотреть на ее щенячий карий взгляд тошно. Отталкиваю ее, поворачиваю костлявой задницей. Задираю мини-юбку, щупаю. Даже мяса нет. Кость, да и только.

У Лизки есть, что пощупать. Задница такая, что впору кончить просто от трения.

Мысли о моей гимнастке возбуждают. Достаю из кармана презерватив, разрываю упаковку и сразу раскатываю по члену резину. Плюю на ладонь и смачиваю вход. Колючий. Девочка даже не знает, что такое эпиляция. Но если она трахается в клубе, то явно не парится на этот счет.

Толкаюсь внутрь, не чувствуя почти ничего.

Сука, это уже не нормально.

Это просто секс. Просто секс, блядь! Простые движения, чтобы спустить, как в унитаз, дозу адреналина, которую получил сегодня.

Что интересно малышка делает? Думает о поцелуе? Трогает свои губки? А внизу? Касается пальчиком места, в которое я вошел средним пальцем. Подношу руку к лицу и вдыхаю ее пряный аромат. Сууука, вот теперь кроет! Держу девчонку за зад и начинаю толкаться чаще. Грубее. Да Лизок, потрогай себя, оближи пальчик. Вот так, ножки шире. Умница. Проведи языком по губам. Стони. Громче!

– Да, да, сильнее, господи, как хорошо-то! – вырывает меня из дремы сучка, кусает обивку дивана, ее уже колотит, и я в несколько сильных рывков добиваю ее до оргазма. Сам кончаю, но кайфа не ловлю, лишь дурацкое опустошение, как после рвоты.

Херня, конечно.

Вытаскиваю член весь в женской смазке. Морщусь. Я вообще ничего не сделал, а девка кайфанула.

Оставляю ее в раскоряке, стаскиваю защиту, связываю и кидаю в мусорное ведро.

– Смену не забудь отработать, а то уволят, – бросаю перед тем, как дверь открыть. Даже смотреть на нее тошно. Покидаю клуб уже конкретно. Еду к себе в пустую хату на двадцатом этаже. Поднимаюсь и долго смотрю в панорамное окно, курю, травлюсь и смотрю на клубы дыма. А они почему-то формируются в женскую фигуру, которая высоко задрала ногу.

На автомате иду к рабочему столу и открываю ноут. Там видео на паузе.

– Елизавета Лебедева. Школа Динамо. Санкт – Петербург, – скандирует голос за кадром, а я вглядываюсь в фигурку, что выбегает на ковер и начинает просто невероятное вращение с обручем.

Подкидывает его, ловит. Идеальная. В какой-то момент падает, и я вижу, как она морщится от боли. Но тут же натягивает ослепительную улыбку и заканчивает, совершая невероятное. Она не упала. Не споткнулась. Просто на ровном месте грохнулась, словно ее кто-то подстрелил в спину.

Отчета по этому поводу не нашлось. Даже странно. Зато в отчете есть ее номер, который я зачем-то набираю. И что? Буду звонить?

Фу, не хочу. Она наверняка уже дала себя потрогать своему принцу. Вот и пусть идет на поводу своей мамаши, становится замужней шлюшкой, каких по стране ходит. Не получилось добиться успеха, пойду замуж. Больше бабы ни на что не способны.

Ничего, ничего, Лизка. Я тебя вытравлю, но точно не стану тюфяком, которым был Захар. Любовь? Смешно! И верить, что женщина способна на любовь, тоже смешно!

Бросаю взгляд на пропущенные от матери. О да, она наяривает каждый день, но я не беру. Никогда не беру трубку. Приятно думать, что хоть в чем-то она может проявить настойчивость.

Бросаю телефон и иду спать. У меня большие планы. Новый бизнес. Новые телочки. И никакой любви, только бизнес. Ни любви. Ни тоски. Ни жалости. Так меня учил отец. А позже Захар.

Глава 11.

– Доча, пора собираться, – я даже отвернулась от своего старенького ноута, в котором реферат печатала. Мне кажется, приснилось, что мама настолько со мной нежна! А может, все дело в том, что сегодня Миша ведет меня на день рождения друга, где я официально буду представлена как невеста? – Я уже все приготовила, заканчивай.

Я смотрю на Миру, что прерывает свое рисование.

– Чего это она? Ты уже замуж вышла?

– Почти, – хмыкаю я, сохраняя текст, закрываю ноут и встаю.

– Ты со мной только ложись, когда вернешься.

– Обязательно, малыш. Еще загляну перед выходом.

– Поскорее бы это кончилось.

– Я тоже этого хочу.

Может, так и будет.

Миша, прям, настроен серьезно.

Теперь он звонит мне с утра, днем, вечером. Даже подарил последнюю модель айфона. Я, правда, почему-то так и не смогла заставить себя его открыть. Просто спрятала подальше, а маме не сказала.

Сегодня очередное свидание, и, наверное, нужно дать ему себя поцеловать или даже потрогать, потому что эти игры в «А давай после свадьбы» могут сработать с сексом, но очень странно отказываться целоваться.

Да и поводов почти не осталось. Сначала у него заживала губа, хотя той телке в клубе это вообще не мешало.

Потом у меня болел зуб.

Потом мы слишком долго гуляли, и у меня заболело горло. В общем поводы для отказа закончились, а желание так и не появилось.

Я просто не могла.

Не могла дать себя поцеловать в губы.

Мне казалось, что одно касание, и сотрется тот поцелуй, о котором я думаю всю последнюю неделю. Он не появлялся в нашем доме ровно столько же.

Каждый день, пока я вожу Миру в больницу или собираюсь на свидание, думаю только о том, почему?

Неужели из-за меня?

При этом ремонтные работы идут весьма активно. В его квартире постоянно кто-то сверлит, шумит, орет, когда я прохожу мимо двери, но ни разу не появился он сам.

Меня уже так и подмывает наведаться в тот клуб, хозяином которого он является.

Но я помню, что сказала Кристина.

Он ушел с той самой официанткой, которую я согнала с колен в порыве горячки.

Глупая обида жжет грудь изнутри. Он мне ничего не должен, я вообще его сама поцеловала, можно сказать, изнасиловала языком, но как же обидно, что он так просто забыл меня и пошел целовать другую!

Ну, и ладно. Такой человек точно на мне никогда не женится и не будет таскать букеты роз, как Миша. И точно бы не был таким терпеливым, как Миша. Наверняка даже не дал бы мне отвернуться, просто посадил бы к себе на колени и принялся толкаться языком в мой рот, пока подо мной росло твердое естество, готовое вот-вот проткнуть меня насквозь. И я бы не смогла устоять. Стоит только вспомнить его длинные пальцы в себе, как между ног болезненно ноет, а это только фантазии!

А зачем брать замуж, если девушка готова отдаться до брака?

Вот о чем я думаю.

Мама просто счастлива. Помогает мне с макияжем и прической, воркует чего-то, рассказывает о смешной клиентке, а я не слушаю. Смотрю на свое лицо в зеркале прихожей, оно же трюмо, и не могу справиться с дурацкой мыслью, что иду по какой-то чужой дороге, навязанной, хотя и легкой. И стоит повернуть голову, как я увижу ту дорогу, что нужно. Да, она не покрыта асфальтом, да, там ямы и холмы, но она моя! Та, по которой я должна пройти.

Ладно, пора собираться.

Надеваю купленное мамой платье, оно струится по телу, как вода. Блестит, словно сшитое для выступления. Мама улыбается. Наверное, впервые за долгие-долгие годы. Она всегда была раздражительной, а еще очень амбициозной.

Она привела меня в гимнастику в четыре года и увидела потенциал, повод реализовать собственные мечты. Меня никто не спрашивал, я просто выросла с мыслью, что должна заниматься и слушать маму.

Она начала платить за индивидуальные тренировки. Делала из меня звезду. Радовалась победам и всегда ругала за поражения. Выискивала ошибки, даже если я занимала первое место.

Потом родилась Мира, и ее ждала та же участь. Она хотела сделать из нас чемпионок, а сделала инвалидов.

Мне повезло больше, я справилась, только осталась с больной спиной.

Мире повезло меньше, она сломала позвоночник. И теперь я обязана выйти замуж и обеспечить их с матерью, потому что она вложила в нас слишком много, потому что продала дом за городом, чтобы были деньги на индивидуальные тренировки, она вложила в нас душу, а мы не оправдали ее ожиданий.

Надеюсь, теперь оправдаю.

Она делает мне красоту на голове, словно действительно готовит к выступлению. Наносит макияж. Потом поворачивает к себе лицом. Внимательно осматривает свою работу.

– Не поведи меня.

– Постараюсь.

– Ты же знаешь, что нужно сделать, чтобы привязать его к себе окончательно?

– Он меня замуж позвал, куда уж ближе?

– Если ты его упустишь. Елизавета, Мира так и останется инвалидом. И это будет на твоей совести, ты же понимаешь?

– Понимаю.

– Чтобы не получилось, как тогда.

– Мам, у меня прострелило спину. Но я доделала программу.

– Значит, недостаточно хорошо. Это был твой последний шанс, а ты его упустила.

– Ну, хватит уже! Мое тело в любом случае сыграет свою роль. Хоть не как гимнастки, так как шлюхи,

– Лиза! – она заносит руку, а я сжимаюсь. Уже на автомате. – Ты, что же, думала, я тебя ударю?

– Нет, конечно. Макияж же может испортиться. Прическа. Все, не злись, я ушла. Там, наверное, Миша приехал.

Я даже обуваться не стала. Просто подхватила вещи и крикнула Мире, что люблю ее и выскочила в подъезд. Суббота, а работы в квартире Матвея идут полным ходом.

Я невольно прислушиваюсь, пока одеваюсь и обуваюсь. Уже знаю, что не вызову лифт, чтобы пройти возле его двери, получить порцию похоти, что взглядами выражают рабочие, иногда сидящие на лестнице.

Но я, все равно, иду мимо них, потому что всегда есть шанс, что Матвей приехал их проверять, что он окажется дома. Ну, а вдруг?

И я, конечно, просто пройду мимо и даже не поздороваюсь с ним, но кажется, что увидеть его жизненно необходимо, хотя бы раз.

Миша действительно уже приехал, как обычно одетый с иголочки: в джинсы, белую рубашку, белые кроссовки и пуховик. Господи, как я мечтаю, чтобы Миша подарил мне не айфон, а пуховик! И точно не мечтаю об очередном букете роз, что через день вянут. Скоро у меня аллергия на них будет. Я принимаю букет, и он тут же фотографирует нас для своего канала в социальной сети. Интересно, а первую брачную ночь он тоже будет постить?

Даже смешно становится. Хотя фотки отличные, ничего не сказать.

– Мы отлично смотримся вместе, как думаешь?

– Согласна, Миш, – он открывает мне двери, и я аккуратно сажусь, стряхивая хлопья снега с каблуков. Миша улыбается.

– Ты просто идеальная, Лизун!

Лизок. Ничего более глупого он придумать не мог.

– Это потому что рядом со мной идеальный парень, – еще немного, и мы начнем блевать радугой и сердечками.

– А скоро стану идеальным мужем, – он наклоняется прямо к моему лицу, закрывая собой свет, заполняя пространство между нами до тошноты сладким одеколоном.

Тянется губами, а я понимаю, что вот прямо сейчас в этой всей ванильной сцене я не могу отказать ему в поцелуе. Можно сколько угодно думать о Матвее, летать в облаках рядом с мужчиной, который одним касанием сводит с ума, но нужно помнить о реальности.

И моя реальность – это идеальный Миша, который давно в меня влюблен.

Я закрываю глаза, жадно надеясь, что испытаю хоть тень тех ощущений, что крыли в клубе рядом с Матвеем.

Даю себя поцеловать, даже открываю рот, впуская в себя инородное тело, но не чувствую ничего.

Полное опустошение и незримую, бессмысленную вину перед своими фантазиями, где Матвей заходил гораздо дальше, чем касания губ и имитация полового акта через одежду.

– Вау, – отрывается Миша и смотрит мне в глаза. – Ты чудо, какая сладкая!

– Ожидание того стоило? – облизываю я губы, словно это сотрет вкус сладких сигарет. Матвей курит другие. Взрослые. С табаком, а не ягодками. Почему-то их вкушать более приятно.

– Сверх того, даже боюсь представить, что нас ждет в первую брачную ночь, детка.

– Очень жду, – вру я и улыбаюсь, а он дарит мне еще раз свои слюнявые губы и отрывается, чтобы, наконец, сесть в машину.

Я сжимаю руки в кулаки и убираю между ног, потому что очень хочется дать себе оплеуху, потому что хочу открыть дверь и выскочить, потому что хочу на свою дорогу!

Сложную, как упражнение, которое нужно сделать пару сотен раз, чтобы оно, наконец, получилось.

Мы выезжаем на дорогу. Пока стоим на светофоре, Миша снова снимает, теперь уже наши сплетенные руки.