Читать онлайн Небо примет лучших. Второй шаг бесплатно

Небо примет лучших. Второй шаг

Сказания о магии Поднебесной

Рис.0 Небо примет лучших. Второй шаг

© И. Сон, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

Господин с бумажным зонтом

Вечер уже давно перешёл в ночь. Поток людей иссяк, и мы с Тарханом шли лишь вдвоём. Ещё днем встречные торговцы рассказали нам, что здесь неподалёку открылся постоялый двор принца Чана, и с заходом солнца мы решили не искать другого ночлега. Стоило признать, принц был достоин уважения. Став единственным наследником, он не бросил свою затею с постоялыми дворами, а размахнулся на всю Поднебесную империю. И уже одним этим деянием заслужил народную любовь. Зачастую из-за разгула нечисти в пору посевов в деревнях и сёлах становилось небезопасно по ночам. Если в деревне не было ни храма, ни жреца, единственным надёжным убежищем для людей становился лишь освящённый тракт. Поэтому островки безопасной земли, осенённой небесным благословениемц да ещё с крепкими стенами и домашним очагом всегда очень ценились.

Мы спустились с горы, сделали поворот и вышли на длинную полосу равнины, посреди которой пролегала дорога.

На ней, прямо в лужице лунного света, стояла двухколёсная повозка. Крытая, с аккуратным окошечком, крепким, неказистым на вид мулом в оглоблях, она ясно показывала, что внутри едут люди не слишком богатые, но и не бедные. Повозка стояла, скособочившись, без второго колеса и напомнила мне угрюмого пса, которому отдавили лапу. У оси топтался мужчина. Судя по длинным свободным одеждам и бумажному зонту на плече, что делать с поломкой, он не представлял, потому что в жизни не занимался подобной работой.

Справедливости ради стоит сказать, что я тоже не знал, как починить колесо.

– Да где же… Где же? – бормотал мужчина. Он то смотрел на ось, то вглядывался в кусты на обочине тракта – одним словом, кого-то ждал. Тут его рассеянный взгляд упал на нас. – О достопочтимые путники! Доброго вечера! Как славно, что боги направили ваши стопы по моему пути!

Мы подошли. Вблизи стало видно, что одежды господина покрыты тонкими изысканными узорами, зонт сделан из дорогой шёлковой бумаги и расписан ласточками, волосы ухоженные, и весь он чистый и благоухающий, словно садовый цветок. Мне, запылённому и потному, стало неловко стоять рядом.

– Вы, случаем, не умеете чинить повозки? – с надеждой спросил мужчина.

– Приветствую. Нет. Я Октай, жрец Нищего принца, бога странников, уважаемый. Позвольте представить вам и моего спутника Тархана из клана императорских палачей, – с поклоном ответил я.

Тархан тоже поклонился, глядя на незадачливого господина словно на вошь. И тот спохватился:

– Ох! Где мои манеры? Позвольте представиться, я Хаган, главный счетовод клана Хуай. Мы вместе с сыном возвращались в поместье, да, как видите, случилась небольшая неприятность. Наш слуга сошёл с тракта, чтобы срубить пару веток и починить колесо… По крайней мере, я так понял… Но его нет целую палочку! Я опасаюсь, что он нас бросил. – Хаган вцепился в ручку зонта и явно подавил испуганный вздох.

– Слуга, насколько я понимаю, работает на вашу семью? Это же ваша повозка? – уточнил я.

Хаган нахмурился.

– Да, повозка моя, и Лань… Да, он недавно стал у нас работать, но ещё не позволял усомниться в своей верности! Может быть, на него напали, он прямо сейчас отбивается? Но тогда я не понимаю, почему он не зовёт на помощь… Прошу, досточтимый Октай, сходите за Ланем. Мне нужно срочно возвращаться в поместье. Без Ланя я не поспею вовремя. Сходите, я заплачу!

Я приподнял край шляпы и посмотрел в заросли. Заросли были густыми, чёрными в ночной тьме – ничего не рассмотреть. Идти туда не хотелось ни капли. Счетовод топтался за плечом, и шелест его одежд отчего-то насторожил меня. Что-то в издаваемых им звуках было не так, и веяло от него непонятным, странным. Словно чего-то не доставало.

Но никакая нечисть не могла ступить на освящённый тракт, поэтому я отбросил первую мысль о ловушке. Отбросил и вспомнил о лисе-оборотне, которая легко обходила, казалось бы, нерушимую защиту.

– Знаете, господин Хаган, давайте мы лучше подождём вашего слугу здесь с вами, – предложил я. – Вы, должно быть, устали и голодны. Позвольте вас угостить!

Разделённая с незнакомцем пища. Древний, как сама земля, ритуал, предложение мира, если не дружбы, после которого никакое существо не осмелится напасть. Если счетовод откажется от угощения… Впрочем, о чём это я? Нечисть не может в совершенстве принять человеческий облик, что-то её обязательно выдает. Счетовод же со всех сторон выглядел абсолютным человеком. Он не прятал ни руки, ни волосы, ни части лица. На ногах была вполне обычная обувь, и двигался он по-человечески естественно.

Хаган переложил зонт на другое плечо. Тонко прорисованные ласточки, попав под лунный свет, красиво заблестели.

– Угостить? – повторил он медленно. – Но как же Лань? Вдруг его уже доедает какая-нибудь нечисть? Как же тогда починить колесо и править повозкой? А мне нужно срочно ехать!

Я тем временем уже сбросил котомку с плеч и присел на упавшее колесо. Сидеть на нём оказалось очень неудобно. Я поёрзал, подумал и решил достать из котомки узелок с запасным бельем. На узелке поверх колеса сидеть было гораздо приятнее, удобнее и мягче. Тархан, недолго думая, последовал моему примеру.

– Прошу, узнайте, что случилось с Ланем! – повторил Хаган.

– Если с вашим Ланем что-то случилось, то вряд ли мы ему уже поможем, – ответил я. Тархан достал из котомки свёрток с рисовыми лепёшками и слабым вином. – Вы говорили, что едете с сыном? Вы познакомите нас с ним?

– Да, да, конечно, – спохватился Хаган. – Позвольте представить вам моего сына Ото. Ото, сынок, выйди!

Дверца повозки не шелохнулась. Хаган повторил еще раз просьбу выйти и, в конце концов рассердившись, открыл повозку сам. Внутри, зарывшись в подушки и покрывала, лежал мальчик лет десяти на вид и крепко спал.

Хаган склонился над ним, но я поспешно замахал руками.

– Не нужно будить. Он так очаровательно спит! Лучше присядьте с нами и разделите трапезу.

Хаган замешкался.

– Отведайте, господин Хаган, – увидев, что он медлит, подтолкнул я. – Еда, конечно, далека от привычной вам, но, уверяю, она очень вкусная и сытная. Попробуйте.

Счетовод присел рядом на колесо, установил зонт в щель между камнями дороги и принял рисовую лепешку с вином в руки. Под моим напряжённым и пристальным взглядом он неуверенно поднес лепешку к лицу и, прикрывшись рукавом, откусил немного.

– Это… и правда вкусно, – удивился Хаган, пока я переводил дух – точно не нечисть и не разбойник!

Лепешка исчезла в мгновение ока. Разбавленное вино – тоже. Заметив голодный взгляд на мою порцию, я достал ещё еды и добавил сверху для ребёнка.

– Очевидно, мы не дождемся Ланя, – заключил я, когда со стороны кустов раздался волчий вой.

Хаган повернул голову, послушал. Его лицо ничего не выразило: ни печали, ни гнева. Он показался мне странно застывшим, словно потерявшим цель.

– Быть может, мы вам поможем добраться до постоялого двора? – предложил я после молчаливой паузы.

Хаган отмер.

– А? Постоялого двора?

– Да, тут недалеко должен быть постоялый двор. Мы можем проводить вас туда, а завтра вы наймете другого извозчика и доберетесь до своего поместья, – пояснил я. – Не будете же вы ночевать здесь, посреди леса? Пойдемте с нами.

– Нет, вы не понимаете. Мне нужно ехать прямо сейчас. Я не могу ночевать на постоялом дворе, я везу очень важные бумаги. К утру они должны быть у моего господина.

– Это так важно?

Хаган повертел зонтик и горячо покивал. Я задумался и взглянул на Тархана. Тот дернул плечом и негромко сказал:

– Никогда не ставил колеса.

– Что ж, значит, самое время научиться! – подытожил я. – Втроем мы обязательно что-нибудь придумаем!

На то, чтобы починить колесо, у нас ушло почти полночи. Собственно, поломка оказалась довольно простой. Нужно было всего лишь вправить ось в пазуху, надеть на неё колесо да закрепить. Но это лишь звучит просто. С нас сошло семь потов, затем мы долго пытались надеть на колесо заглушку. Удивительно, как мальчик не проснулся – нам пришлось поднимать повозку!

Когда работа была закончена, господин Хаган рассыпался в благодарностях:

– Благодарю вас! От всей души благодарю! – и, помявшись, попросил: – Не сядете ли вы на козлы вместо Ланя, досточтимый жрец Октай, господин палач Тархан? Я никогда не правил повозкой и не умею обращаться с мулами. Взамен я готов принять вас в своём доме.

Тархан явно был не против продолжить путь на повозке, и я тоже не нашёл причин для отказа. Мы устроились на козлах, счетовод сел внутрь. Когда повозка тронулась в путь, нахлынуло непередаваемое чувство удовлетворения, какое бывает только от хорошо проделанной работы. Мы справились! Всё заработало!

Мул бодро цокал копытами по камням. Повозка покачивалась, убаюкивая. Тихо и мерно поскрипывали колеса. Сидеть на козлах было до того уютно, что спустя некоторое время меня неудержимо потянуло в сон.

Тархан пошевелился, и я со смущением понял, что пристроил потяжелевшую голову на его плечо. Попытка встряхнуться ничего не принесла – сон уже оплел меня мягкими лапами и не собирался отпускать.

Впереди показались огни постоялого двора. Загадочное мерцание указательных фонарей обещало укрыть от ветра, угостить чашкой горячего супа и проводить в постель, где можно будет вытянуться во весь рост. Меня, уставшего от неудобной позы, эти огни поманили за собой, словно мотылька. Я зевнул, понял, что до поместья счетовода не дотерплю, и предложил:

– Господин Хаган, может быть, мы здесь с вами расстанемся?

– Расстанемся? Как это? – воскликнул господин Хаган.

Мои слова застали счетовода врасплох.

– О! Вот как? Что ж… У нас здесь нет места, – пробормотал он. – Наверное… Мы вас высадим?

– Да, это будет замечательно, – согласился я. – Мы с Тарханом останемся на постоялом дворе, а вы продолжите путь.

Счетовод всполошился:

– Но я не умею управлять повозкой!

– Я научу. Это несложно, – чуть ли не впервые за всю ночь Тархан подал голос, и потому слова прозвучали хрипло и жутко.

– Да? Уважаемый палач, вы тоже не отвезёте меня в поместье?

– Я спутник Октая.

Господин Хаган вздохнул и заговорил совсем жалобно:

– Досточтимый жрец, вы точно хотите сойти? Уверяю, в поместье моего господина вам окажут лучший прием!

На мгновение я заколебался. Провести ночь на постоялом дворе или побыть гостем в поместье, ощутить тень того, что когда-то было даровано мне по праву рождения? Да и имя клана было незнакомо, а я знал наизусть все влиятельные семьи Южной провинции… Вот уж чего я не хотел, так это появляться перед теми, кто мог узнать во мне представителя опозоренного рода.

«Октай, когда ты в последний раз брался за списки семей Южной провинции? Десять лет тебя учили быть женской радостью, а не тому, что должен знать аристократ. За десять лет много всего могло случиться. Например, кто-то из старых приятелей отца мог основать собственный клан…» – раздался в голове тихий шёпот разума.

– Господин Хаган, я бывал в домах влиятельных людей. Несомненно, ваш клан примет меня с распростёртыми объятьями, однако общаться с высокопоставленными и родовитыми ужасно утомительно. А уж для такого простого жреца это будет сложнее вдвойне. Давайте вы проявите милость, и мы с вами расстанемся у постоялого двора? – Я не выдержал и широко зевнул.

– Господин палач, может быть, вы всё-таки отвезете меня?

– Не могу. Я связан обещанием.

Это подействовало. Господин Хаган повздыхал ещё немного, но после подробного рассказа Тархана об управлении повозкой согласился сесть на козлы и доехать до поместья самостоятельно. Чтобы счетоводу не пришлось разворачиваться, Тархан не стал сворачивать с дороги и остановил повозку у ворот постоялого двора.

– Господин Хаган, уступаем вам место, – сказал я, и мы с Тарханом, поправив котомки за плечами, спрыгнули на землю.

Сначала из повозки показался зонт с ласточками, затем сам счетовод. Он взмахнул волосами и, изящно вспорхнув на козлы, перехватил поводья:

– Благодарю вас за помощь.

Мы с Тарханом ответили положенными словами благодарности за повозку и подошли к воротам.

– Эй, вы там! Открывайте!

Но нас встретила удивительная для такого места тишина. Как мне показалось, стало ещё тише, чем до нашего появления. Крикнув ещё раз и не добившись ответа, мы с Тарханом переглянулись.

– Время очень позднее. По всей видимости, все уже спят, – предположил я очевидное.

За воротами что-то зашуршало, раздался подозрительный скрип и стук, словно их чем-то подпёрли. Мы толкнули боковую дверь – и нос к носу столкнулись с белым, словно мел, слугой.

– В-в-вы! – заикаясь, выдавил он, пуча глаза и тыча пальцем в нас.

Я вежливо склонил голову и легко улыбнулся.

– Прошу прощения за столь поздний визит. У вас есть комнаты? Или хотя бы место, где мы могли бы отдохнуть?

Слуга же всё трясся и тыкал пальцем, хватая воздух ртом.

– В-вы привели Господина с зонтом! – прошипел он.

И в его устах это звучало отнюдь не как похвала.

– Господина Хагана? – уточнил я, несколько растеряв благодушие и насторожившись. – Он долго ждал помощи на тракте, и мы…

Слуга истерически захихикал, не дослушав, и всё тем же едва слышным шепотом воскликнул:

– Долго! Конечно, он долго ждал! Вот уже сто лет ждал!

Я подумал, что ослышался.

– Сто лет?

– Вы что же, не распознали беспокойного духа?! – Слуга ткнул пальцем нам за спину. – Да кто же будет ходить ночью с открытым зонтом?

Я выпрямился, посмотрел на побледневшего Тархана. И обернулся.

Господин Хаган сидел на козлах, прикрываясь зонтом. Лунный свет падал лишь на его руку, которой он держал поводья. Рука представляла собой полупрозрачную дымку, сквозь которую проглядывала иссохшая плоть.

Я невольно потянулся к спрятанным в рукавах талисманам.

– Что сказал слуга? – громко спросил Хаган и отвёл зонт в сторону. Лунный свет мгновенно прошёл сквозь полупрозрачную дымку лица и посеребрил череп. – Для вас нет комнат? Вы всё-таки воспользуетесь моим гостеприимством?

Я сделал вдох и с усилием сглотнул вопль о том, что нечисть не может ступить на освящённый тракт. Сбивали с толку и мул с повозкой, кажущиеся вполне настоящими. Было лишь два объяснения данному явлению: либо этот беспокойный дух не был нечистью, либо этот участок освящённого тракта по какой-то причине потерял часть своих сил. Это позволило духу воссоздать то, что было рядом с ним во время смерти, либо некий бог создал мула с повозкой специально для господина Хагана, что было совсем невероятно. В любом случае до сих пор дух не причинил нам вреда… Или же мы умудрились избежать нападения, сделав что-то… Свою роль сыграло угощение? Значило ли оно что-то для мертвеца?

– Господин Хаган, всё в порядке, – стараясь не делать резких движений, сказал я. Тело ощущалось замороженным, губы едва шевелились. Челюсть затряслась, и я широко улыбнулся, чтобы не клацнуть зубами. – Мы с моим спутником переночуем здесь. Езжайте дальше, и да пребудет с вами милость Нищего принца.

– Я не могу позволить столь добросердечным людям ночевать в таком месте. Да и, признаться честно, я не уверен, что смогу управлять повозкой, – возразил господин Хаган, вернув лицо под зонт. – Отправляйтесь со мной, досточтимый жрец.

Я улыбнулся ещё шире. От напряжения заломило щёки.

– Ох, я ужасно устал. Вам же нужно поторопиться и отвезти бумаги вашему господину. Мой спутник вам всё объяснил. Ваш мул – очень спокойный зверь. Думаю, вы справитесь без нас.

– Но я не могу не отблагодарить вас, – заупрямился господин Хаган.

Это был на редкость странный и слишком вежливый беспокойный дух.

– Вознесите тысячу благодарностей богу странников. Этого будет достаточно, – ответил я. – Поторопитесь, не заставляйте вашего господина ждать.

После мучительно долгого мига раздумий господин Хаган всё же кивнул:

– Хорошо. Мне и правда стоит поторопиться.

– В таком случае доброй дороги вам, господин Хаган. – Я помахал рукой, когда повозка, движимая полупрозрачным мулом, тронулась по освящённому тракту и свернула на перекрёстке налево.

– Надеюсь, он не успеет приехать в поместье до утра, – заметил Тархан.

На лицо слуги медленно вернулись краски, и он, осознав, что опасность миновала, расхохотался:

– Поместье Хуай давно заброшено, уважаемые! Не беспокойтесь! Может, теперь этот дух перестанет нам досаждать. Проходите. Я вам подготовлю самую лучшую комнату и разогрею суп. Хотите рисовой водки?

– Ещё как! – выдохнул Тархан.

Этот постоялый двор не походил на новенькие постройки в Центральной провинции. Он явно стоял на тракте не одно десятилетие и, похоже, какое-то время даже был заброшенным. Видимо, принц Чан просто дал добро на его восстановление и, судя по свежему забору и переделанной крыше, даже выделил деньги.

В доме уже было тихо, огни не горели. Лишь худенький лохматый мальчишка-раб водил метлой по дощатому полу, немилосердно зевая и почёсывая шею под ошейником. Слуга послал его на кухню, а сам зажг фонарь и устроил нас за столом, не переставая говорить:

– Вы уж простите, досточтимые, сразу не распознал, что один из вас жрец. Как увидел Господина с зонтом – чуть не помер от испуга! А потом смотрю, что жрец – от облегчения ноги подкосились. Думаю, раз жрец, значит, знает, что делает. А вы ещё так вежливо говорили, и Господин любезничал, и вы ему на прощание ещё рукой помахали и улыбались! Сразу видно – мужчина хоть и молодой, да опытный! Каждый день с нечистью дело имеет!

Я неловко рассмеялся и не стал говорить о том, что от испуга чуть не закричал во всё горло.

– Ох, не стоит. На самом деле это ваша заслуга, уважаемый. Вам хватило воли не закричать, и господин Хаган не расслышал, что вы его обличили. В таких случаях важно не показывать, что вы распознали духа. Как правило, мертвецы не понимают, что они мертвы. Если напомнить им о смерти, они очень разозлятся.

Слуга сел за стол. Свет фонаря заиграл на шёлковой оторочке его одежд, и стало ясно, что никакой этот мужчина не слуга, а самый настоящий хозяин двора. А нарочито простой крой его одежд и короткий верхний халат, по всей видимости, были нужны для работы. Ведь в простом наряде, с подвязанными рукавами гораздо легче таскать корзины и управляться с лошадьми.

– Да у меня просто горло перехватило! Я его так близко в первый раз увидел. Местные давно знают, как мимо него ходить. Я и не заговаривал с ним никогда. А тут – прямо у ворот! И никак его не прогнать. Появляется хитро – раз в пять лет и только в пору посевов. Только жрец примчится – а он уже исчез! Тут и раньше постоялый двор был, ещё мой прадед открыл. Но дела у меня шли не шибко хорошо. Как мы радовались, когда стали постоялым двором принца Чана! И деньги получили, отстроились. Я думал, что благословение принца сработает, призрак не появится. – Он кивнул на стену, где в полумраке белел шёлковый свиток с витиеватой подписью и императорской печатью. – Да не вышло. Ох, чую, теперь много людишек пропадёт из-за этого Господина с зонтом!

Хозяин разлил нам горячительное, не обидев и себя. Выпили, не почувствовав вкуса. В желудке сделалось горячо, по жилам пробежало тепло, и что-то мелко дрожащее внутри расслабилось.

Раб сноровисто расставил перед нами тарелки и пристроился в ближайшем углу, успешно прикинувшись деталью обстановки.

– Что же случилось с господином Хаганом? – спросил я.

Хозяин даже приосанился, пригладил бородку и заговорил. Речь была гладкая, красивая, явно не один раз повторённая.

– Сто лет назад в этих местах жил клан Хуай. Господин, которого вы встретили, служил при нём счетоводом. И вот однажды поехал он по землям и взял с собой нового слугу Ланя. Лань был парнем не только новым, но и неграмотным. Он подумал, что господин едет за налогами. На обратном пути он подсыпал в господскую еду отраву. Наверное, цели отравить счетовода не было, просто не рассчитал и подсыпал слишком много. Когда господин с сыном заснули, Лань стащил шкатулку с бумагами. Но едва он отъехал от места преступления, как повозка налетела на камень, с неё слетело колесо, и от тряски господин проснулся. Пока не обнаружили пропажу, Лань убежал – только крикнул, что пошёл рубить ветки для колеса. Господина Хагана обнаружили утром. Он сидел у повозки и держал над головой зонт с ласточками. Говорят, его сын так и умер во сне. С тех пор раз в пять лет, в одну из ночей праздника посевов, повозка счетовода появляется на освящённом тракте. Господин жаждет покарать слугу и просит всякого прохожего посмотреть, куда он убежал. Но стоит только сойти с тракта, как будешь разорван нечистью!

Как много удивительно точных подробностей знал этот человек!

– Это сам Лань рассказал после того, как нашли тело счетовода? – не утерпел я.

Хозяин отмахнулся:

– Нет, тот слуга сгинул без следа. То ли нечисть разорвала, то ли сбежал – никто не знает. Шкатулку с бумагами никто не нашёл.

– Тогда откуда?..

– Так Господин с зонтом больно словоохотливый. Если с ним слишком долго разговаривать или, убереги Небеса, зайти в повозку, то он обвинит в воровстве той самой шкатулки и убьёт! А ещё говорят, если в ночь его появления Владыка Гроз решит пролить дождь на эти земли, можно увидеть, как счетовод умирает. Вот люди всё сложили и догадались, – пояснил хозяин. – Только как теперь успокоить его жажду мести, никто не знает. Жрецы ничего не могут сделать, а благословение императора помогает только на пять лет.

Я подумал и возразил:

– Но мне не показалось, что господин Хаган желал мести. Он просил нас найти слугу, это правда, но лишь из-за того, что не умел чинить повозки. Как только мы починили колесо, он забыл про слугу и поехал в поместье!

Хозяин озадаченно крякнул, почесал бороду и торжественно заключил:

– Значит, много лет невежественный народ считал Господина с бумажным зонтом мстительным духом. Лишь пара путников выслушала его и починила колесо. Тогда Господин с бумажным зонтом навсегда покинул место своей смерти! То был жрец…

– Нищего принца, – смутившись, подсказал я, когда мужчина вытянул шею в попытке рассмотреть подвеску на моём поясе.

– И храбрый, но молчаливый воин, который его сопровождал! – припечатал хозяин. – Прекрасная история!

Тархан чуть не поперхнулся едой.

– Комната, – напомнил он и заработал палочками ещё быстрее.

– Да-да, конечно. Эй, Бо! – он жестом подозвал раба. – Проводи досточтимых в лучшие покои, те, с выходом на крышу. Я сдам их вам всего за десять медных монет – половину цены.

Он повернулся к Тархану, безошибочно определив главного владельца денег, и тот, не торгуясь, отсчитал монетки.

Комната и правда оказалась лучшей: вместо циновок были мягкие матрасы, в углу стоял умывальник, на окнах висела тонкая полупрозрачная ткань, защищавшая от насекомых. Я потрогал белоснежную постель и как никогда отчетливо ощутил слой грязи на теле. Тархан потер шею, украдкой взглянул на ладонь и поморщился, явно разделив мои чувства.

– Нам бы ещё пару кувшинов кипятка и отрез ткани, – попросил я раба.

Видимо, мальчишка поставил воду заранее, потому что вернулся очень быстро. Мы обтерлись над тазом для умывания, с помощью мыльного корня помыли головы и, посвежевшие, улеглись в чистые постели.

– Интересно, есть ли тут баня? Я хочу помыться как следует, – пробормотал я.

– Лучше на горячие источники, – сонно ответил Тархан. – Каждый гость Южной провинции должен побывать на её горячих источниках…

Я постарался вспомнить карту Южной провинции:

– Да, здесь неподалёку стоит город Ногон. Где-то рядом с ним должен быть источник. Правда, я никогда там не был. Завтра спросим.

Тархан согласно ухнул.

Я повернулся на бок и уставился в окно. На небе светила круглая луна, и лужица холодного серебряного света на полу комнаты очень походила на ту, в которой стояла повозка господина Хагана.

– Тархан?

– М?

– Как думаешь, господин Хаган доедет до дома?

Тархан промычал что-то неопределённое, и я понял, что он уже спит. Мне бы тоже следовало, в конце концов, из-за сильной усталости я и слез с повозки, но мысли всё никак не давали покоя – всё вертелись вокруг беспокойного духа счетовода. Мне не верилось, что мы были первыми, кто не прошёл мимо и починил колесо. Какой здравомыслящий человек сойдёт с освящённого тракта тёмной ночью? Да ещё в месяцы посевов, когда всюду рыщет нечисть! Таких дураков во всей Поднебесной не найти! Нет, мы с Тарханом точно были не единственными, и господин Хаган не раз совершал этот путь. Что-то его держало на этом свете. Только что? Мог ли хозяин постоялого двора упустить какую-нибудь часть истории или рассказать неправильно? Ведь это случилось давно, а народная память не свиток легенд. Пусть догадаться, что случилось с Хаганом, не слишком сложно, но какие-то важные детали народ наверняка не знал.

Я несколько раз мысленно повторял встречу с несчастным духом, но усталость всё же взяла своё и погрузила в мягкий сон.

Перекрёсток остался позади. Дождь кончился, и капли стекали с зеленеющих листьев в лужи. Между камнями собралась вода, и солнце играло в ней, отчего дорога казалась сияющей. Он шёл рядом, белый, чистый, и с золотого лица на меня смотрели лукавые зелёные глаза.

Мы прошли мимо постоялого двора, мимо повозки, рядом с которой топтался господин с бумажным зонтом, вышли к повороту и остановились – с царственной ноги слетела сандалия и исчезла в кустах у корявого дерева. Я подошёл к нему и увидел, что сандалия застряла в яме между корней. Я наклонился, чтобы поднять…

И проснулся.

Солнце уже стояло высоко и било прямо мне в глаза. Я потёр лицо, чтобы сбросить остатки сна, и сел. В комнате было тихо. На столике стыла еда. Постель Тархана по обыкновению пустовала. Палач всегда вставал раньше меня, хотя мы ложились в одно время. Это не удивляло. Господину Гармонии дозволялся долгий сон, потому что работа была ночной. Палач же работал иначе. От старых привычек невозможно было избавиться в короткий срок.

Приведя себя в порядок и позавтракав, я спустился вниз. Постояльцы проводили меня заинтересованными взглядами, некоторые с почтением поздоровались, но никто не подошёл, к моему облегчению. Не увидев Тархана, я выловил знакомого раба и спросил:

– Где мой спутник?

– Воин? Во дворе, – охотно ответил мальчишка. – У осла подкова слетела. Он помогает поставить её на место.

Тархан ко всему прочему ещё и кузнец?

Как оказалось, кузнец стоял в стороне с подковами наготове, а помощь требовалась немного иная.

Тархан привязывал копыта осла к столбам. Привязывал ловко, выдавая немалую сноровку. Я по себе знал, вязал он так, что не вырваться. Его движения, жёсткие и неумолимые, тело, нависающее над ослом в безмолвной угрозе, даже суровое выражение лица – всё показывало, что это не какой-нибудь крестьянин, а палач. И осёл, умный зверь, молчал и не брыкался, глядя на Тархана, словно мышь на змею.

– Как вы с ним ловко! – восхищался тем временем какой-то толстяк, видимо, хозяин осла. – А у меня он всё время орёт и лягается!

Я вспомнил, что орать у Тархана можно только с разрешения и до тех пор, пока ему не наскучит, и невольно посочувствовал скотине.

Тем временем палач закончил связывать свою жертву и уступил место кузнецу.

– Чем я могу вас отблагодарить? – лучась от радости, спросил толстяк.

– Можете подсказать, где здесь ближайшие горячие источники? – спросил Тархан.

– О, тут недалеко, в Ногоне. Там есть два заведения. Есть баня с горячими источниками прямо в Ногоне, но там всегда много приезжих, да и не очень там хорошо, если честно. Лучше идите во вторую баню. Она в деревеньке чуть подальше от Ногона. В Ногон, кстати, ведёт вон тот поворот, – последовал взмах в сторону того самого левого поворота, на который ночью свернул беспокойный дух. – Как дойдёте до города, сверните на первом же правом повороте, пройдёте мимо рыночной площади, а там прямо и прямо. Быстро дойдёте, всего за три-четыре палочки. Правда, дела в той баньке почему-то идут очень плохо. То ли из-за того, что баня старая и источник у них один, а в Ногоне стоит новая с целыми тремя, то ли потому что из работников осталась всего одна семья – непонятно. Но сегодня баня закрыта, лучше наведайтесь к ним завтра. Сегодня все на полях – и семья из бани тоже там будет. Не могут они с одной бани жить. Может, сейчас у них дела пойдут получше. Всё-таки постоялый двор открыли, – объяснил словоохотливый хозяин осла. – Очень хорошая у них баня, скажу я вам.

Тархан увидел меня и вопросительно вскинул бровь. Я кивнул. Мы никуда не торопились, деньги у нас были. Мы могли отдохнуть денёк на этом постоялом дворе, помыться в бочках[1], а потом пойти к источникам.

Я думал, что побездельничаю и понежусь в горячей воде. Как же! Сначала ко мне постучались за талисманами, и я продал часть тех, которые купил в Цагане. Потом попросили благословения на хороший путь. Затем попросили продать талисманы. Тархан не помогал, лишь отгонял самых неугомонных, и в его невозмутимости мне упорно виделась ехидца. Вечер я встретил среди мужиков, которые жаждали рассказов о моих странствиях. Из-за скудности собственных похождений я излагал им сказание о жреце Повелителя Ветров.

– …И вот, когда демон Чёрных Вод пригрозил оторвать ему голову, я взмолился своему богу и…

Что «и», я рассказать не успел. Сначала на улице раздался требовательный крик: «Мне нужен жрец!» Следом завопили: «Спасите!» И все повскакивали со своих мест. Хозяин влетел со двора весь взъерошенный. Выпученные глаза его, казалось, ничего не видели из-за ужаса. Я ничего не успел понять, как он подскочил ко мне и потянул за руки на улицу с криком:

– Октай, сделайте что-нибудь! Вы жрец! Вы должны! Это ваша работа!

На улице всё кричали, и я невольно схватился за стол, никуда не желая уходить от людей.

– Отпустите меня!

Но хозяин бессвязно выкрикивал что-то про мои обязанности, пока не подоспел Тархан и не угомонил его парой затрещин.

– Отвечай коротко и ясно, – велел палач, загородив меня плечом. – Что случилось?

Хозяин выдохнул, сжал трясущиеся руки в кулаки и выпалил:

– Господин с бумажным зонтом! Беспокойный дух! Он вернулся и требует жреца! Убил мужчину!

К сожалению, я был единственным жрецом на этом постоялом дворе.

Глава 2

Бумаги

Никто ничего не выдумал и не преувеличил. Повозка и беспокойный дух правда стояли на освящённом тракте напротив постоялого двора. Прямо перед распахнутыми воротами лежал убитый, судя по одеждам, ремесленник. Что меня нервировало больше: вежливая улыбка господина Хагана или свежий труп – я не смог определить. И то, и другое ввело в одинаковую оторопь.

Дух стоял прямо на дороге, у тела. Камни освящённого тракта были ему нипочём. Кто знает, может, его не удержала бы и земля принца Чана? Тем более принц был всего лишь наследником и уступал в силе Сыну Неба. Недаром же вокруг всех дворов строились стены… Которые, похоже, господин Хаган считал препятствием, только пока не осознавал своей безжизненности.

Я встал ровно на границе тракта и постоялого двора. Поздоровался.

– Доброго вечера, господин жрец, – учтиво отозвался господин Хаган и повертел зонт. Тени от ласточек заиграли на его лице. – Чудесная ночь, не правда ли?

Он сделал шаг к воротам, и те храбрецы, которые стояли рядом со мной, отшатнулись.

– Вы… – Я обнаружил, что горло перехватил спазм, прокашлялся и уже твёрдым голосом ответил: – Вынужден признать, ночь и впрямь прекрасна.

Ночь выдалась душной и облачной. Но с беспокойным духом не следовало спорить. Если ему нравилась такая погода, кто я, чтобы возражать?

– Лунный свет необыкновенно чист. Я впервые вижу такую яркую луну. Господин жрец, не поможете мне разобраться с одним деликатным делом клана Хуай? Я служу там счетоводом, – продолжал беспокойный дух, а я не мог оторвать взгляда от синяков на смятой шее убитого. Жёлтый свет указательного фонаря сделал их почти чёрными, а его голова вывернулась так, что можно было рассмотреть след пятерни почти целиком. – Господин жрец?

Он меня не помнил?

– Разве… – Я сглотнул и перевёл взгляд на господина Хагана. – Разве этот человек что-то натворил?

– Этот человек меня обокрал, – надменно ответил господин Хаган. – Господин жрец, разберитесь с ним по всей строгости закона!

На его лице появилось невероятное возмущение, когда он посмотрел на убитого вора. Мне стало ясно – господин с бумажным зонтом не понял, что сделал, и думал, что мужчина жив.

– Ох. – Я кивнул и изобразил понимающую улыбку. – Раз так, то, конечно, я разберусь. Расскажите, что произошло?

За спиной раздался громкий то ли восторженный, то ли возмущённый шёпот:

– Ну и жрец! Как будто каждый день такое видит!

– Может, и видит…

Да, должно быть, для перепуганных постояльцев моя светская беседа с беспокойным духом прямо над остывающим телом выглядела впечатляюще.

– Моя повозка сломалась недалеко отсюда, а слуга ушёл в лес и не вернулся. Этот человек проходил мимо, и, к своему сожалению, я попросил у него помощи. Он согласился и поставил колесо на место. Я великодушно решил отплатить за доброту и позволил ему занять место на козлах, пообещал еду и кров в моём доме. Когда мы свернули к поместью… – Дух метнул взгляд к повороту на Ногон. – Когда мы свернули, я обнаружил, что из повозки пропали бумаги! Я подумал, что шкатулка с бумагами выпала, когда чинили повозку. Я попросил этого человека вернуться, и он повернул. А едва мы доехали до этого места, как он спрыгнул и попытался убежать! Я сразу понял, что это он украл бумаги! Я попытался выяснить, где этот мерзавец их спрятал, но он отказался говорить! Упорствовал! Говорил, что не крал бумаги! А потом замолчал! – пожаловался господин Хаган. – Я решил, что нужно звать жреца и требовать справедливости. Он обокрал меня. Больше некому!

– Что именно у вас пропало? – уже догадываясь, спросил я.

И получил ожидаемый ответ:

– Шкатулка! Шкатулка с расписками от должников клана Хуай! Завтра моему господину держать ответ перед управителем провинции. Без этих расписок он не сможет доказать, что управляет землями Сына Неба разумно и по закону! Многих должников уже нет в живых! Это уникальные бумаги! Без них клан накажут! Опозорят! А этот вор молчит! Досточтимый жрец, быть может, вы его разговорите? Пусть скажет, где спрятал бумаги, и я даже не стану требовать его смерти.

Я покусал губы, не зная, как помягче сказать, что вору уже всё равно. В голове набатом грохотала паническая мысль о том, что все талисманы от нежити остались в комнатах. Подумать о чём-то другом было невозможно.

Господин Хаган ждал ответ.

Я молчал.

Что вообще можно было сказать?!

Когда на плечо легла знакомая тяжёлая рука, я чуть не подпрыгнул от испуга. Но это оказался Тархан.

– Проси отсрочку. Пора посевов закончится – и он уйдёт на пять лет, – прошептал он.

Но до конца праздника посевов было ещё немало времени – почти месяц. Скольких успеет убить беспокойный дух за это время? А потом, через пять лет, всё повторится?

Но что я мог сделать? Я был беспомощен, как котенок!

Тем временем молчание становилось всё напряженнее.

– Господин Хаган, вы осмотрели повозку, не так ли? – спросил я, чтобы сказать хоть что-то.

– Разумеется. Там нет ни шкатулки, ни бумаг!

– И вора обыскали тоже?

– Конечно!

– Я предположу, что вы всё время были вместе? Он никуда не уходил?

– Я не следил за ним всё время, – оскорбился дух. – Но да, он никуда не уходил.

– Тогда, в таком случае… Когда и куда он успел бы спрятать вашу шкатулку? – спросил я.

Господин Хаган замер, устремив взгляд куда-то сквозь меня. Руки безвольно опустились, зонт коснулся дорожных камней. Лунный свет пробился из-за туч и высветил череп сквозь благородное лицо.

– Бумаги украдены, – повторил беспокойный дух, и его голос прозвучал гораздо ниже, чем обычно. – Нужно передать бумаги клану Хуай.

В тот миг я почувствовал себя смертным до кончиков волос. Смертным и полным жажды жизни. Колени подрагивали от желания развернуться и убежать. Останавливало лишь то, что дух вопреки всему обитал на освященном тракте, а со стороны постоялого двора спину подпирала толпа любопытных и перепуганных людей, которые выставили меня перед собой на манер щита.

– Давайте поступим так, господин Хаган. Я заберу этого человека. – Я показал рукой на тело вора. – И постараюсь разобраться с вашей проблемой. А вы езжайте домой и ни о чем не беспокойтесь.

– Я счетовод клана Хуай. Я безупречно выполнял свои обязанности перед кланом. Я не могу пустить это дело на самотёк и вернуться без бумаг, – ответил господин Хаган, закрывшись зонтом и вновь приобретя человеческий облик.

– Не знаю, заметил ли ты, но он не помнит вчерашний день, – прошептал Тархан. – Скажи ему, чтобы он пришел завтра.

Чтобы завтра он убил еще кого-нибудь, и всё повторилось? А если ему опять потребуется жрец? Почему он решил, что на этом постоялом дворе должен быть жрец? Впрочем, всё равно. Завтра можно будет выставить предупреждение на тракте, чтобы никто ему не помог… Но его смогут прочесть лишь грамотные, а грамоте обучены далеко не все!

Я не успел придумать решение – дух принял его за меня, сев на козлы и властно указав на место рядом с собой:

– Найдите бумаги, досточтимый жрец.

Я растерялся.

– Сейчас?

– Да. Это срочное дело, – кивнул дух. – Полагаю, вор спрятал бумаги по пути.

– Помилуйте, господин Хаган. На дворе ночь, ваш сын спит, вам самому требуется отдых. Вы устали и хотите спать. Если мы отправимся на поиски сейчас, то станем лёгкой добычей нечисти, – проникновенно сказал я. – Давайте поступим так: вора мы поместим под стражу. Вы отдохнете, ведь вы устали и хотите спать, а утром мы с вами отправимся на поиски ваших бумаг. Вместе с вором. Уверен, за ночь он одумается и покажет место.

Я был уверен, до рассвета посыльный успел бы доехать до Ногона и привезти настоящего жреца. Мне бы осталось лишь устроить так, чтобы дух никуда не ушёл. Настоящий жрец изгнал бы его в два счёта!

За спиной испуганно зашептали:

– Ты сдурел, жрец?

– Ночевать вместе с нечистью?

– Гони его прочь!

– Нет, господин жрец, я не останусь, – возразил господин Хаган, и все волнения стихли. – У меня мало времени. Нужно найти бумаги и вернуть их клану. Идёмте со мной.

– Но я не могу… У меня тут есть неотложное дело, не так ли, хозяин?

Я повернулся к людям в поисках поддержки, но хозяин постоялого двора трусливо спрятался за чужими спинами и ничего не ответил.

– Идите-идите, – послышались голоса. – Помогите заблудшей душе, досточтимый жрец. Ведь это ваша работа!

Меня вытолкнули к повозке и потянули ворота – запереть. К моему облегчению, Тархан отпихнул доброхота, который потащил его за собой, и вышел ко мне.

– Тронете наши вещи – и мы вернёмся, – пообещал он мрачно. – Даже мёртвые вернемся. Понял, хозяин?

Хозяин так и не показался перед нами, но люди услышали и занервничали.

– Не тронем ничего, не беспокойтесь. Что мы, совсем бессовестные? – послышался чей-то голос. – Разберётесь с делом господина счетовода – и вернётесь. Дело-то плёвое!

Мне захотелось хорошенько врезать этому болтуну. Плёвое дело! Да где же я отыщу эти бумаги? Их же украл Лань сто лет назад! Да если он погиб в ту же ночь, всё давным-давно сгинуло!

Ворота закрылись. Скрипнул засов. Мы остались втроём.

Я постарался унять дрожь в коленях. В конце концов, до сих пор дух никак нам не навредил и пока не угрожал.

– Скажите, господин Хаган, когда ваш слуга пошёл в лес, нечисть рычала? – спросил я лишь для того, чтобы не молчать.

Счетовод взмахнул зонтом, подумал и кивнул:

– Да. Но далеко, иначе он ни за что бы не отправился в лес.

– Так может, это ваш слуга и украл бумаги? Или… тот вор спрятал шкатулку неподалёку, чтобы потом вернуться за ней?

Хаган задумчиво повертел зонт в руках и неуверенно кивнул:

– Он не давал оснований сомневаться в себе, но… Полагаете, стоит проверить место?

– Полагаю, да.

Тархан повернул голову и едва слышно прошептал мне на ухо:

– Зачем?

– Тархан, нам надо как-то дожить до рассвета, – ответил я палачу так же тихо. – Может, получится отвлечь духа на поиски?

– Может, – согласился Тархан и резонно заметил: – Но мы не сможем водить его за нос всю ночь.

– Думаю, у нас всё равно нет выбора. – Я кивнул на счетовода и шагнул к повозке. – Господин Хаган, покажите место, где сломалась ваша повозка. Возможно, ваши бумаги спрятаны неподалёку.

Тархан кивнул и, прихватив бумажный фонарь с указательного столба, ещё раз крикнул хозяину о наших вещах. Из-за ворот нам ещё раз пообещали, что ничего не тронут.

Мы с Тарханом запрыгнули на козлы, беспокойный дух скрылся внутри. Повозка мягко тронулась и, чуть поскрипывая колесами, отправилась к месту смерти своего хозяина.

Господин Хаган всю дорогу был мил, обходителен и исключительно вежлив. Он щебетал что-то о прекрасных пейзажах, расписывал достоинства местных целебных источников и бань. Нашего спутника можно было бы смело назвать приятным во всех отношениях. Однако кости, просвечивающие в лунном свете сквозь дымчатую плоть всякий раз, когда он выглядывал из повозки, не давали нам расслабиться.

Мы доехали до знакомого поворота, и повозка остановилась.

– Вот это место, – сказал господин Хаган. – Полагаете, бумаги спрятаны где-то здесь?

Я задумался, посмотрел на тёмное, затянутое тяжёлыми тучами небо. Луна то выглядывала из-за облаков, то вновь скрывалась от глаз. Фонарь ничуть не разгонял тьму, лишь помогал понять, где кончается тракт и начинается лес. Нехорошая была ночь для поисков. Да и сходить с освящённого тракта к нечисти в зубы очень не хотелось. Оставалось лишь тянуть время до рассвета. Вот только как?

В кустах за пределами освящённого тракта что-то требовательно клацнуло зубами и заворчало так, что душа рухнула в пятки. Тархан оттеснил меня к середине дороги и потянулся к мечу, глядя в темноту. Но неизвестная тварь не вышла на тракт.

– Господин Хаган, – обратился я к духу. – Да, я подозреваю, что бумаги спрятаны рядом с этим местом. Возможно, чуть дальше. – Памятуя рассказ хозяина трактира, я показал в сторону поворота. – Но искать их сейчас, когда в лесу бушует нечисть… Мягко говоря, это неразумно.

– Досточтимому жрецу не сладить с нечистью? – удивился беспокойный дух.

Я проникновенно заглянул в глаза господина Хагана.

– Вы так внезапно появились… Талисманы и прочие принадлежности остались на постоялом дворе. К сожалению, я и мой спутник безоружны. Вы же не погоните нас с освящённого тракта прямо в пасть нечисти? Если нас съедят, кто вам поможет?

Тархан раскашлялся и быстро спрятал наполовину вытащенный меч обратно в ножны, но дух в его сторону и головы не повернул.

Я же поймал себя на том, что глуповато улыбаюсь, а пальцы кокетливо играют с прядью волос. Причем так, что Тархан посмотрел со странным выражением на лице, видимо, желая меня одернуть и не зная как. Хорошо, что Хаган думал исключительно о своих бумагах и не обращал внимания на странные манеры бродячего жреца Октая, больше подходящие наложнику, уговаривающему госпожу на милость. Как бы удивился обычный человек на месте духа!

– Конечно, я вас не пошлю на смерть! За кого вы меня принимаете? Так поступают лишь беспокойные духи и лесные девы, а я не такой! – воскликнул Хаган.

Хорошо, что лишь я заметил тот взгляд, которым Тархан одарил духа. «Рассказал бы я тебе, господин Хаган… Даже жаль, что не могу!» – читалось на лице палача.

– Ну да, – согласился я тем временем. – Вы определённо не такой.

– Найдите мне шкатулку сейчас же! – занервничал дух. – Утром в клан приедет проверка от императора, и бумаги никак не могут подождать! Мы опоздаем! Их нужно привезти в клан, как вы не понимаете?

Я едва удержал сокрушённый вздох. Господин Хаган даже не подозревал, что уже давно и безнадёжно опоздал со своими бумагами.

Но говорить, опять-таки, ему это было нельзя.

– Я не думаю, что вор спрятал шкатулку далеко в лесу. Всё-таки ночь, да и нечисть близко. Давайте поищем на обочине? – предложил я. – Может быть, здесь есть подходящие камни или ниши?

После недолгого раздумья господин Хаган согласился. Мы приступили к поискам. Но если беспокойный дух и впрямь осматривал дорогу и обочину, то я и Тархан лишь делали вид, стараясь не приближаться к кустам. Мы тянули время, но оно стало вязким и в душном воздухе тянулось неохотно, словно нить горячего стекла. Беспокойный дух становился всё беспокойнее с каждым мгновением. Наконец он выпрямился и закричал:

– Здесь ничего нет!

– Господин Хаган, возможно, мы не там ищем, – мягко начал я.

Но счетовод уже не слышал меня. Он заметался по тракту, забарабанил в повозку, зовя сына на поиски шкатулки. Из его рта полились потоки брани, и я понял, что нужно убегать, иначе следующими, на кого обрушится гнев духа, будем мы. Тархан тоже забеспокоился и отступил подальше, бросив оценивающий взгляд в сторону поворота.

Но тут с гор повеяло холодом. Начал накрапывать дождь. Сначала едва-едва, потом сильнее. На бумажном фонаре растеклись капли, и Тархан прошептал:

– Дождь. Нужно найти укрытие.

Я с тоской взглянул на повозку. Та стояла посреди залитого лунным светом пятачка, и её дверца манила, обещала, что внутри сухо и тепло. Снаружи мы ездили, и ничего не случилось. Но сесть внутрь? К образу спящего мальчика? Да еще прямо под нос разгневанного господина Хагана?

В горах глухо пророкотал гром, и внутри разлилось облегчение. К нам шел не просто дождь, а гроза! Владыка Гроз решил осенить эту землю благословением! Вся нечисть уберется отсюда!

И точно – рык в кустах сменился поскуливанием и затих, а беспокойный дух, разом забыв обо всем, выпрямился, подошел к повозке неживой, ломаной походкой и залез внутрь. Сверкнула молния. С раскатом грома у повозки отвалилось колесо. Она покачнулась и запала на бок. Скрипнув, отворилась дверца. Сначала вывалился зонт, затем – господин Хаган. Согнувшись, держась за голову, он сделал пару пьяных шагов и навалился на ось колеса.

– Лань! – хрипло позвал он и закашлялся. – Лань, колесо!

Ему никто не ответил, но дух всё равно поднял голову к козлам и кивнул:

– Да, хорошо. Только быстрее возвращайся! Нам нужно поспеть к утру…

Как актёр, отыгрывающий свою роль, он показывал нам последние мгновения своей жизни.

Дождь уже хлестал по освящённому тракту, барабанил по крыше покосившейся повозки и по лицу счетовода. Над горами вновь расцвела ветвистая молния – и от прошедшей по земле дрожи у господина Хагана подкосились ноги. Он сполз на землю, цепляясь за ось, повёл мутнеющим взглядом, непослушными руками поднял зонт, укрываясь от дождя.

Перед тем, как впасть в последний сон, он ничего не сказал – лишь откинул голову на ступеньку повозки и прикрыл глаза. Так и затих.

Следующая грозовая вспышка стёрла страшную картину с освящённого тракта.

– Владыка Гроз, слава тебе! – крикнул Тархан в бушующее небо и потянул меня с дороги под укрытие листьев.

– Да, слава Небесам, – согласился я и нырнул в кусты следом за палачом.

В лесу было почти сухо. Бумажный фонарь быстро высох, а масла в нём хватило почти до конца дождя. Всё это время я и Тархан сидели под ветвями раскидистого дерева, прижавшись друг к другу, и грелись. Уснуть никто из нас не пытался, да и как бы мы смогли? Разговаривать тоже не пытались – я не знал, что сказать после увиденного, а Тархан от природы был неразговорчивым. Так и молчали, глядя на мерцающий огонёк фонаря.

Дождь длился недолго. Туча ушла в горы, оставив после себя лужи и мелкую морось. Мы вышли на тракт и с наслаждением вдохнули разлившуюся свежесть.

Я огляделся. На небе вновь появилась луна, и вода, скопившаяся между камней, блестела под её лучами, словно серебро. Дорога казалась сияющей и волшебной. Капли падали с листьев. Картина вызвала во мне смутное чувство беспокойства и узнавания, словно я где-то уже видел нечто похожее.

Тархан потянул меня за рукав, вырвав из мыслей.

– А? Ты что-то сказал? – спросил я.

– Сказал, – кивнул Тархан и кивнул в сторону постоялого двора. – Идём?

– Да-да… – рассеянно откликнулся я, глядя на дорогу. – Где же я видел?

Молчаливый вопрос я почувствовал кожей.

– Мне кажется, я где-то уже это видел: и сияющую дорогу, и этот поворот, – пояснил я и, не выдержав, пошёл к повороту. – Даже ходил с кем-то… С тобой?

Тархан не ответил и молча пошёл рядом, улыбаясь краешком губ. Лукавая полуулыбка сделала зудящее чувство совсем мучительным. Я брёл по дороге, огибая лужи, вглядывался в поворот и с каждым шагом понимал, что было! Здесь было! Но когда? С кем? Память молчала, подбрасывая лишь незначительные детали, вроде выбоины на тракте, поваленного камня за поворотом и корявого дерева, возле которого… что-то случилось.

– Слетела сандалия, – вспомнил я. – На этом месте слетела сандалия!

Тархан промолчал, но лукавая улыбка исчезла, а вопрос в его глазах стал больше.

– Здесь. – Я не выдержал и полез в кусты, под дерево. – Сюда улетела сандалия.

Выемка между корней, которая откуда-то взялась в памяти, пряталась под землей. Я, словно в помрачении, впился пальцами в мягкую сырую землю и стал её расшвыривать.

– Что ты делаешь? – удивлённо спросил Тархан.

– Здесь должно быть углубление между корней, в ствол, – пояснил я, копая землю. – Сюда улетела сандалия…

Руки наткнулись на нечто твёрдое и плоское, совсем не похожее на обувь. Не веря своим ощущениям, я провёл ладонями по плоским бокам, отряхнул землю с затейливо расписанной крышки и, чувствуя, как округляются глаза, выставил находку на дорогу.

– Шкатулка, – заключил Тархан и, ловко щёлкнув механизмом, откинул крышку. – Бумаги. Те самые?

– Похоже на то, – хрипло сказал я, облизнул пересохшие губы и вскинул взгляд на Тархана. – Шёлковая бумага хранится столетиями.

Тархан осторожно развернул один из свитков. Дорогой шёлк ничуть не истлел, чернила даже не расплылись и легко читались.

«Я, староста Мо, беру у клана Хуай пятьдесят капель исцеляющих вод для лечения чахотки у десяти людей деревни Подгорная и обязуюсь выплатить десять монет серебром в течение шести месяцев…»

«Я, купец Сюан, беру в долг у клана Хуай тридцать капель исцеляющих вод за восемь монет серебром…»

– Мы их нашли! Поверить не могу! – выдохнул я. – И что? Что теперь делать?

Тархан положил свиток обратно в шкатулку, закрыл крышку и с непоколебимым спокойствием ответил:

– Доделать дело.

– Вернуть бумаги в клан Хуай? Но их поместье давно пустует… Ладно. – Я взял шкатулку в руки. – Вернёмся на постоялый двор и расспросим хозяина. Раз он знает историю господина Хагана, то и историю клана Хуай тоже должен знать.

К постоялому двору мы вышли, когда на востоке посветлело небо, а луна склонилась к горизонту. Ворота были открыты. Тело несчастного вора убрали. Внутри было тихо и безлюдно. Лишь из кухни лился свет и звучал стук ножей. В дверях мелькнул зевающий юный раб, увидел нас – да так и застыл с раскрытым ртом.

– Вернулись, – прошептал он и кинулся в глубину кухни: – Хозяин! Хозяин, смотрите, они вернулись!

Стук прервался. Из кухни выскочил хозяин, повариха и еще парочка незнакомых мне слуг. Выскочили – и застыли с раскрытыми ртами. Повисла тишина.

– Вы живы? – наконец разродился хозяин разумным вопросом.

– Разве мы должны быть мертвы? – удивился я.

– Вы уж простите, досточтимый жрец Октай, но видок у вас как у настоящего цзянши[2]! – честно ответил хозяин.

Да, мой зелёный жреческий наряд, руки и, подозреваю, лицо были перепачканы в земле и травяном соке. Жреческая коса растрепалась, волосы висели свалявшимися сосульками. Тархан же за время пути умудрился замёрзнуть и был бледным, с посиневшими губами. В предрассветных сумерках нас и впрямь легко было принять за цзянши. Я откинул пряди со лба, увидел под ногтями землю и неловко улыбнулся.

– Вы уж простите, просто ночь выдалась нелёгкой. Мы попали под дождь, потом копали… Можно умыться?

Раб тут же проводил нас на кухню, подал чашу для умывания и чистую тряпицу. Я поставил шкатулку на стол, и мы с Тарханом склонились над чашей.

– Неужто вы нашли те бумаги? – удивился хозяин.

Я кивнул, старательно отмывая руки в воде.

– Теперь нужно доставить это в клан Хуай. Это должно избавить вас от духа. Вы знаете, где их найти?

На лице хозяина появилось очень странное и сложное выражение.

– Их нет. Из-за этого происшествия они не смогли вовремя отчитаться, из-за этого впали в немилость… Потом… Уж не знаю, что случилось, но никого из них сейчас уж нет!

Мертвенно-бледный юный раб схватился за свой ошейник, оттянул его, словно тот вдруг затянулся и стал душить.

– Есть! – возразил он и сцапал шкатулку так быстро, что я не уловил движения рук. – Я есть!

Мы воззрились на раба. И у хозяина, и у Тархана, и у меня, подозреваю, вытянулись лица.

– Ты?! Ты же безродный щенок! Я же купил тебя у проезжего купца! Да какое отношение ты имеешь к клану Хуай? – воскликнул хозяин.

Раб отступил, прижав шкатулку к груди, выпрямился, и его голос зазвенел:

– Самое прямое! Я Унур, правнук главы Унура, которому служил господин Хаган! Мы столетие пытались попасть в эти земли, чтобы найти эти проклятые бумаги! Мои родители в ногах валялись у хозяев, чтобы меня отправили на рынок Ногона!

Хозяин постоялого двора побледнел, покраснел и вдруг закричал:

– Молчать! Хватит выдумывать! Никакой ты не Хуай! Ты – мой раб! Раб! Обычный безродный и никому не нужный мальчишка!

Унур попятился к Тархану, упрямо покачал головой. Его подбородок задрожал, но мальчишка лишь выше его вздёрнул и ещ сильнее выпрямился.

– Я Хуай. Только у кровных Хуай есть такое! – Он задрал левый рукав. Глазам предстала россыпь причудливых красных родимых пятен, обвившая предплечье. – Документы вернулись. Они оправдывают наш клан. С этой минуты я не раб, а глава Хуай!

– Да плевать мне на документы! – возопил хозяин.

Его лицо залила дурная краснота. На виске забилась жилка. Размахивая руками, мужчина двинулся на мальчишку, а тот весь сжался, оскалился, словно волчонок перед отчаянным броском, и обнял шкатулку, пытаясь закрыть её от чужого гнева. И такое выражение лица у раба сделалось… знакомое. Точно такое же я видел в зеркале совсем недавно.

Унур так же отчаянно хотел вернуть своему клану честное имя, как я – узнать правду о преступлении отца и роли клана Ляо в его измене. Была ли вообще там измена? Ведь мой отец не мог совершить то, в чём его обвинили, он был совсем в другом месте…

Руки сами потянулись к рабу и задвинули его за спину. Я вышел к орущему хозяину постоялого двора и учтиво поклонился.

– Досточтимый, полагаю, вы не желаете терять выгоду от обладания таким молодым рабом? Могу ли я предложить вам сделку? – пропел я сладким голосом, какой от меня слышала лишь госпожа Сайна.

Мужчина, не ожидавший подобного, так и замер с занесённой рукой и открытым ртом. В глазах появилась растерянность.

– А?

– Во сколько вы оцениваете этого раба, досточтимый? Если я предложу вам десять серебряных монет, вы посчитаете это достойной ценой?

Мальчишка за моей спиной издал странный звук: то ли всхлип, то ли изумлённый возглас. А хозяин, услышав о деньгах, опустил руку, успокоившись, и задумчиво почесал бороду.

– И чего вы с ним делать будете? – спросил он почти спокойным голосом. – Освободить вздумали? На награду надеетесь? Так его живо со свету сживут. На эти земли давно другой клан лапу наложил! Будет рабом – проживёт до старости, а свободный Хуай никому не нужен. Не лезьте вы в это дело, господин жрец.

– Полагаю, это уже моё дело, поскольку стоит вопрос изгнания беспокойного духа, – возразил я. – Господин Хаган четко сказал, что бумаги должны попасть сначала в клан, а затем на проверку. Вам следует помнить: беспокойный дух уже наверняка почуял, что документы найдены. Как бы он ещё сильнее не разгневался. А я ведь здесь не живу и каждый раз договариваться с призраком не буду… Вы, конечно, вольны делать с рабом что угодно… – И соврал, увидев, как заколебался хозяин: – Однако мне в любом случае придётся доложить управителю провинции о найденных бумагах, потому что такие вещи должны лежать в архивах. И дело клана Хуай всё равно пересмотрят.

– Может, лучше сделаем вид, что ничего не было? – предложил хозяин, сделав выразительный жест пальцами. – Сколько вы хотите за молчание?

– Поосторожнее с предложениями, уважаемый. – Я улыбнулся ещё шире. – Мой спутник – императорский палач. Пусть сейчас он и сделал вид, что ничего не слышал, но если будете настаивать на нарушении закона, то…

Хозяин побледнел и залепетал:

– Да я ничего такого… Я вовсе не…

– Итак, десять серебряных монет за этого раба – и вы освобождаетесь от обязанности сопровождать его в столицу и разбираться с этим делом. Вполне достойная цена за избавление от проблемы. И потом… Кто знает? Возможно, этот мальчик однажды оценит по достоинству то добро, которое вы для него сделали.

В том, что мальчишка в рабстве у этого человека особо не страдал, я видел. Он был сыт, здоров, никто не бил его, не шпынял и не издевался над ним. Работал – да. Но и сам хозяин с утра до поздней ночи не разгибал спину. Даже переживал за своё живое имущество.

– Ладно, – сдался хозяин. – Договорились. Десять серебряных монет – и Унур ваш.

Раб за моей спиной громко, с облегчением выдохнул.

Глава 3

Баня на горячих источниках

Время, проведённое на свободе, определённо ударило мне в голову. Я привык к почтению людей, привык раздавать благословения и порой забывал о том, что я на самом деле не жрец, а наложник тётушки императора, сам по сути раб, причём беглый. Прав был хозяин постоялого двора, не стоило мне лезть в это дело. Но я слишком поздно вспомнил о том, что купить раба лучше было бы Тархану. На двух копиях купчей появилось моё имя, да ещё с указанием, что я жрец. И переделывать было поздно.

Я спрятал свой документ в котомку, и груз за плечами показался гораздо тяжелее. Пока Унур собирался, меня то и дело тянуло поправить лямки и проверить поклажу. Даже бесконечно терпеливый Тархан не выдержал и предложил переложить часть вещей в корзину раба.

– Нет-нет, всё в порядке. Мне не тяжело, – заверил я его.

«Это простая формальность. Стоит дойти до первого чиновника – и Унур вновь станет свободным. Никто не будет смотреть, кому он принадлежал. Будут заниматься оправданием клана, собирать уцелевших родственников и разбираться с имуществом. Я своё родовое имя не указал, а Октаев в империи много», – успокоил я себя.

Унур взял еды в дорогу, попрощался с работниками. Я окинул его придирчивым взглядом и вздохнул. Одежда на рабе не изменилась, добавились лишь обмотки на ногах да сандалии. В простецкой рубахе и старых штанах путешествовать, конечно, было можно. Но это было очень неудобно при плохой погоде. Что ж, как новый хозяин я был обязан позаботиться о своем «имуществе» и купить ему новую одежду хотя бы в Ногоне, городке, который лежал у горячих источников.

Мы распрощались с хозяином постоялого двора и вышли на дорогу. Унур поначалу был робким и тихим.

– Господин, – неуверенно обратился он ко мне. – Примите мою благодарность. Без вашего вмешательства справедливость бы так и не восторжествовала.

Я кивнул и молча улыбнулся.

– Но почему вы вмешались? – спросил Унур с глубоким искренним недоумением. – Зачем вам возиться со мной?

– Скажем так… – Я немного подумал, прежде чем подобрал слова. – Когда я могу помочь, то стараюсь не проходить мимо. Иначе какой из меня вышел бы жрец?

– О-о… – уважительно протянул Унур. В широко распахнутых глазах засветилось восхищение, и я, не выдержав, с преувеличенным вниманием уставился на дорогу.

Умывшись и зачесав влажные волосы на затылок, Унур стал выглядеть совсем по-детски. Возраста не добавляли ни пухлые щёки, ни круглый лоб, ни открытый взгляд – ничего. Однако развитое тело и высокий рост не давали назвать раба ребёнком.

– Сколько тебе лет, Унур? – спросил я, устав гадать.

– А? О… Мне пятнадцать, – ответил Унур. – А вам, господин жрец?

– Двадцать пять.

– Ого! Какой вы, оказывается, старый! А выглядите таким молодым!

Я рассмеялся.

– Двадцать пять, по-твоему, старость?

– Ну… Нет? – Унур ссутулился, почесал в затылке, и я подумал о том, что с такими манерами его и правда сживут со свету. Люди, управляющие кланами, не сутулятся, не чешут в затылке и уж тем более не улыбаются так, что зубы пересчитать можно. Неужели, кроме знания о своих корнях, мальчишке ничего не дали? Впрочем, когда бы рабы успели это сделать? Судя по всему, их покупали не слишком знатные люди для облегчения своей жизни. Работа изо дня в день с рассвета до заката – вот что занимало клан Хуай последнее столетие. Как, будучи рабом, воспитывать наследников? Удивительно, что кровь клана вообще сохранилась.

Задумавшись, я не сразу понял, что Унур продолжал говорить.

– Прости, что?

– Я говорю, повару на постоялом дворе тоже двадцать пять, но он выглядит старше. Он такой огромный, здоровый, наверное, из-за того что работает на кухне и мешки всё время таскает. Другие жрецы все такие обветренные, загорелые, а вы нет. Вы словно с картинки сошли. У вас и кожа белая, и руки совсем не грубые. Даже у господина палача руки в мозолях. Ну, из-за меча. А у вас нет…

Я неловко рассмеялся и перебил глазастого мальчишку прежде, чем он начал задавать совсем неудобные вопросы:

– Какой ты наблюдательный! Мой покровитель – Нищий принц, бог странников. Он оберегает меня в пути от всех напастей. Да и кровь у меня такая – приходится беречься. Видишь, от солнца прячусь, ношу доули. – Я поправил широкие полы шляпы и добавил: – Ты же не против, если мы сначала зайдём в бани? Я понимаю, тебе хотелось бы поскорее стать свободным. Но мы уже намерились хорошенько вымыться. Не откажешь?

– Вот теперь вижу, вы не из знати. Знатный никогда бы не спросил раба, против он или нет. Так только простые делают, – заметил Унур и покачал головой. – Нет, конечно, не против.

Мы вышли из постоялого двора на рассвете, и потому путь выдался лёгким. Солнце только набирало силу. Воздух был свежим и приятным, а ясное небо показывало, что новой грозы не нужно опасаться. Редкие путники, поначалу сонные, быстро встряхнулись и превратились в бодрый ручеёк, спешивший достигнуть конечной цели до того, как солнце высушит землю и от дорожных камней повалит жар. К счастью, на постоялом дворе нам не соврали. Бани и впрямь располагались близко. Мы пришли в Ногон как раз в то благодатное время дня, когда солнце уже поднялось над горами, земля прогрелась, но воздух ещё полнился свежестью.

Старая, но любовно вычищенная дорога, ухоженные поля, на которых тут и там работали люди, небольшой городок с весьма оживлённым рынком – всё радовало глаз.

Мы прошлись между торговых рядов, рассматривая товары и яркие вывески. Я нашел Унуру крепкую обувь и добротный лёгкий плащ, который укрыл бы и от жары, и от дождя. Тархан купил железные рыболовные крючки и специи с солью. Мы немного поглазели на различные диковинки и, когда солнце начало припекать, решили идти к горячим источникам.

– Может, всё-таки остановимся в бане самого Ногона? – предложил я, не желая идти дальше по жаре.

Тархан дёрнул плечом – ему было всё равно.

– Извините, а нам хватит денег на неё? Она довольно дорогая, – спросил Унур.

Тархан подумал и вытащил кошелек.

– Знаешь цену?

Унур наморщил лоб, посчитал на пальцах и назвал. Тархан пересчитал монеты, поднял на меня взгляд и мотнул головой. Но я и сам уже понял, что на оставшиеся в нашем кошельке монеты мы смогли бы в бане Ногона только чаю попить. Нет, если бы не Унур и моё желание купить ему приличную одежду, нам бы хватило… Но судьба распорядилась иначе, и мы побрели в нужную деревеньку.

– И это баня? – не удержался я от разочарованного возгласа, когда увидел потемневшие и перекосившиеся от времени стены высокого забора.

– Хорошая баня. Называется «На источнике жизни». Разве плохую баню так назовут? – заверил Унур.

Я переборол желание сделать шаг назад и ещё раз взглянуть на тёмную вывеску, на которой мои глаза не различили никаких иероглифов – лишь мешанину трещин.

– Хозяин… Я хотел сказать, бывший хозяин сюда постоянно ходит. Тут очень низкие цены и вкусная еда.

– Ну раз ты так говоришь. – Я прикоснулся к ручке двери, потянул – и петли жалобно заскрипели, подливая масла в огонь моих сомнений.

На языке завертелось предложение помыться в реке, но я не успел его высказать. Дверца всё-таки отворилась, и мы попали в небольшой дворик, ведущий к бане.

Баня произвела странное впечатление. В отличие от новой, но довольно простой постройки в Ногоне, которую мы мельком видели по пути, здесь чувствовались остатки былой роскоши: большой дом, богатая отделка, несколько построек для слуг, имелась даже конюшня и вычурный, правда, неработающий фонтан – вода из него не била, а сочилась редкими каплями.

Всё находилось в ужасном запустении, словно здесь давным-давно никого не принимали. Словно здесь и не жил никто!

Правда, из дома для слуг тут же вышла благообразная старушка и поклонилась.

– Приветствую досточтимого жреца и его спутников в нашей бане «На источнике жизни», – сказала она. – Меня зовут Вей Мао, я работница этого славного заведения. Правда, сегодня мы закрыты и никого не принимаем.

Я ещё раз окинул взглядом когда-то прекрасную баню и вздохнул, прикидывая путь до ближайшей реки. По полуденной жаре никуда не хотелось идти. Может быть, нам разрешат поплескаться в фонтане? Борта у него были достаточно широкими, да ещё как раз вода потекла веселее и вверх забили искрящиеся струйки, притянув к себе удивлённый взгляд Вей Мао. Видимо, механизм работал с перебоями и редко.

– Не думаю, что вы избалованы посетителями. А мы проделали долгий путь и очень хотели бы у вас отдохнуть. Может быть, всё же подыщете нам местечко? – спросил я и очаровательно улыбнулся.

Вей Мао оторвала взгляд от фонтана, пристально осмотрела нас троих и вдруг угодливо сказала:

– Что ж, если вы проделали долгий путь ради нас, то следуйте за мной.

И она провела нас вглубь бани.

Да, время изрядно потопталось на когда-то роскошном убранстве. Полы скрипели, терраса несла на себе следы ремонта, отделка, несмотря на все старания, потеряла величие и яркость. Оставаться здесь не хотелось.

Впрочем, когда Вей Мао назвала цену, я переменил своё мнение. В десять раз дешевле бани в Ногоне! Да еще с бесплатным обедом, а он, судя по ароматам, обещал быть выше всяческих похвал.

– Как вас называть? – спросила Вей Мао.

– О, я Октай. Это мой раб Унур, а это Тархан.

Вей Мао оглядела коричневое платье палача, задержалась на знаках различия.

– Внутренняя служба императора? Я так понимаю, нас почтил присутствием сын уважаемого клана? – спросила она.

Тархан коротко кивнул. Вей Мао поклонилась ему, со странным сомнением посмотрела на Унура – тот рассеянно оглядывался, почёсывая щеку, – и спросила у меня:

– А что же вы, досточтимый жрец Октай? Обладатель такого благородного лица не может обладать простой кровью.

Я смешался, застигнутый врасплох этим вопросом.

– Эм… Зачем вам знать?

– Чтобы обслужить в соответствии с вашим положением, конечно же!

Я не удержал горькой усмешки и отвёл взгляд. Если бы меня обслуживали в соответствии с положением, то я бы не мылся, а развлекал гостей.

Видимо, Вей Мао догадалась, что как-то меня задела. Её глаза вспыхнули, и она поклонилась мне гораздо ниже, чем Тархану.

– Прошу прощения, досточтимый жрец. Видимо, я невольно разбередила некие раны…

– Ничего страшного… Этот мальчик будет с нами! – спохватился я, когда она захотела увести Унура.

Видимо, Вей Мао захотелось сгладить неприятное впечатление, вызванное её вопросом, потому что она стала ещё угодливее. Нас снабдили чистыми и свежими полотенцами, дали кусок ароматного мыла и бальзамы для волос и тела, с почтением проводили в помывочную, жарко натопленную, с трёмя полными бочками воды. А при виде самого горячего источника я окончательно уверился, что баня здесь была отличная.

Старушка даже вспомнила древнюю традицию, которой когда-то привечали странствующих жрецов.

– Моя дочь Тай знает сотню рецептов для ухода за волосами, – произнесла Вей Мао и махнула рукой на юную деву, которая принесла полотенца. – Если пожелаете, она расчешет косы досточтимого жреца и сделает их как никогда мягкими.

Дева была прехорошенькой: свежее личико с фарфоровой кожей, изящный разрез глаз, уголки пухлых губ чуть приподняты в полуулыбке. Когда старушка высказала предложение, она стрельнула на меня пленительным взглядом – и её улыбка стала чуть шире, приобрела приглашающие нотки. Одним словом, была не против расчесать молодому жрецу его косы и не только это.

Однако в тот миг, когда она шагнула ближе, меня бросило в ледяной пот, а к горлу подступила тошнота. То ли для свежести дыхания, то ли для благоухания тела Тай использовала гвоздику. Ненавистный запах мгновенно затмил всё, и вместо красивого юного личика я на миг увидел ухмылку на выбеленной коже со следами язвочек и перекосившийся от тяжести украшений парик, из-под которого выглядывала изъеденная плешью голова госпожи Сайны.

– Нет-нет, не стоит. Благодарю за гостеприимство, но не надо. Пусть прекрасная Тай принесёт к источнику закусок и вина, когда я выйду из помывочной, – с трудом удержавшись от того, чтобы не отшатнуться, протараторил я и, осознав, что ляпнул, поспешил исправиться: – Я хотел сказать, пусть прекрасная дева развлечёт меня беседой… То есть, я хотел сказать, не наедине!.. То есть… Эм… – окончательно потерявшись в смущении и словах, чувствуя, как лицо полыхает от жара, я опустил глаза в пол и пробормотал: – О боги, что я говорю?

Тай отступила от меня и тихо хихикнула, прикрыв рот ладошкой:

– Досточтимый жрец желает услады для глаз, слуха и разума, я поняла! – сказала она и, получив косой взгляд матери, широко улыбнулась.

– Тай принесёт обед и развлечёт вас беседой, – сказала Вей Мао и откланялась.

Свою неловкость я оттёр в помывочной жесткой мочалкой вместе с грязью. Промыл и расчесал волосы с помощью бальзама. И затем прошёл к горячему источнику, где уже нежились Тархан и Унур.

– Хорошая баня, – признал я, когда блаженное молчание стало почти неприличным, а подушечки пальцев сморщились от воды.

Разомлевший Унур встрепенулся и поднял голову:

– Это ещё что! Тут такие сладости готовят!

– Откуда знаешь? Ты здесь был? – заинтересовался я.

– Нет, никогда. Хозяин приносил отсюда сладости и угощал за хорошую работу, – легко признался Унур и, окончательно проснувшись, побрёл к берегу. – Я, кажется, всё.

– Пойдем перекусим? – спросил я Тархана.

Палач вместо ответа стянул с головы полотенце и пошел за Унуром.

Обед уже был накрыт, и Тай ожидала нас, сидя на коленях и держа в руках поперечную флейту. Пока мы купались, она сменила простые одежды служанки на яркие праздничные и сделала сложную причёску, отчего сразу показалась старше и изысканнее.

Поприветствовав девушку, мы заняли свои места за столом и отдали должное блюдам. На вкус они оказались ровно такими, как и на запах: потрясающими. Я наслаждался каждым кусочком и растягивал удовольствие, как мог. Пока мы обедали, Тай наигрывала лёгкую ненавязчивую мелодию. Затем, когда наши тарелки опустели, она позвала мать и указала ей на пустую посуду:

– Забери это.

Меня несколько смутил её властный тон и та резвость, с которой Вей Мао, не поднимая глаз на деву, исполнила приказ. Но Тай тут же улыбнулась нам и разлила чай, а на столе появились сладости, и всё тут же забылось.

– Попробуйте это, досточтимый жрец. – Тай протянула мне палочку танхулу[3], предлагая вкусить сладость с её руки. Широкий рукав соскользнул с её запястья, и взгляд невольно прикипел к белой коже. На девушке не было нижней рубашки!

Наверное, не будь за моими плечами десяти лет служения в качестве наложника, я бы повёлся на подобную настойчивость. Однако деве Тай не повезло. Я, расслабленный и разморенный после купания, собрался, выпрямился и забрал танхулу, даже не коснувшись тонких пальцев.

– Это воистину лучшее, что я пробовал в путешествии! – откусив кусочек, воскликнул я, ничуть не покривив душой, и спохватился: рукав моего собственного банного халата сполз и обнажил левую руку до самого локтя. Дева рассматривала её с отчетливым недоумением. Я поправил ткань.

– Прошу прощения, я ни на что не намекал. Ваши повара настолько прекрасны, что можно забыть обо всём.

На разочарованном лице Тай заиграла вежливая улыбка.

– Рада это слышать!

– Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше становится моё недоумение, – продолжил я.

– Недоумение?

– Это великолепная баня. Горячие источники восхитительны. Прекрасные блюда и замечательные искусные работники. – Я склонил голову перед Тай, и её улыбка стала чуть искреннее. – И, насколько я смог понять, здесь богатый рынок, через который проходит немало торговцев. Отчего же ваша баня пребывает… – я обвел рукой пожелтевшие ширмы, растрескавшиеся таблички и прочие признаки ветхости.

– В разрухе, – ляпнул Унур с детской непосредственностью и, поймав косой взгляд девы Тай, поднял свою чашку так, словно попытался нырнуть в чай. Из-под широкого рукава показалась цепочка красных родимых пятен, обвивающих его левое запястье.

Улыбка Тай на миг стала ослепительной. Впрочем, когда я моргнул, дева вновь стала просто мила и приветлива.

– О, видите ли, сотню лет назад эта деревня примыкала к поместью Хуай. Если вы подниметесь наверх и посмотрите в сторону гор, то на ближайшем холме увидите остатки их двора. Эта баня была излюбленным местом встреч высокопоставленных чиновников. Оттого здесь столь большие дома и изысканная обстановка. Когда же Хуай были наказаны, новые владельцы этих земель, клан Мин, предпочли построить другую баню, в городе, и больше заботятся о ней, ведь она стоит ближе к освящённому тракту, а мы далеко, да и чинить нас дорого.

– А я слышал, что на этой деревне висит проклятье, – влез Унур.

Тай рассмеялась, вежливо прикрыв рот рукавом, и придвинулась к нему.

– Ну что за глупости! Всё это лишь слухи! Наш покой иногда тревожит дух Господина с зонтом, это правда. Но он появляется редко и проезжает прямиком к старому поместью, никогда не сворачивает к нам! Хотелось бы мне, чтобы наши беды были лишь последствием проклятья, но увы-увы… – Она покачала головой и спросила: – Сыграть вам ещё?

Мы согласились. Тай поднесла флейту к губам, и изящные девичьи пальцы запорхали по инструменту, извлекая чарующие звуки.

Медленная мелодия заворожила, убаюкала. Веки потяжелели, расслабленное после купания тело стало совсем непослушным. Я успел увидеть, как Унур зевнул и положил голову на сложенные руки, как Тархан поставил чашку на стол и опустился на подушку, а потом меня затянуло сладкое забвение…

– Досточтимый жрец! Досточтимый жрец!

Чужой голос ударил по голове болью, отозвался стуком в висках. Я перевернулся на бок и понял, что стук – это барабаны, а шум не шум вовсе, а музыка. Ладони скользнули по гладкому шёлку рукава, подушечки пальцев нащупали вышитый узор – и я, окончательно очнувшись, сел.

Ощущения меня не обманули. Мои одеяния, простые дорожные зелёные одеяния, вдруг сменились роскошным нарядом из изумрудного шёлка с золотой вышивкой. Я бы подумал, что всё моё путешествие было сном и на самом деле меня вновь привезли во дворец, но наряд хоть и был роскошным, однако, остался жреческим. Подвески на поясе тоже были прежними, самодельными, лишь прибавилось нефритовых бусин и цветных кистей.

– Досточтимый жрец! – вновь позвал меня незнакомый голос, и я, оставив свою одежду в покое, поднял голову.

Комната, в которой я оказался, была смутно знакома и потрясала воображение. Со стен свисали шелковые свитки, на изящном столике стояла фарфоровая ваза, по воздуху плыл мягкий аромат благовоний, а из-за резной двери раздавался настойчивый стук:

– Досточтимый жрец!

– Э-э… Да? – отозвался я, поскольку другого человека в жреческом наряде рядом не было. – В чём дело?

– Вы просили разбудить вас к началу представления! Вставайте. Оно вот-вот начнётся, – ответили мне.

Я, ничего не понимая, огляделся и увидел в окне знакомые очертания гор. В глубоких вечерних сумерках они казались чёрным пятном на фоне неба. Что ж, если память меня и подводила, то, по крайней мере, место было узнаваемым и последним, которое я помнил.

Баня на горячих источниках близ поместья Хуай. Но почему она выглядела так, словно эти сто лет не стояла в прозябании, а копила богатства? Почему я так выглядел? Где Унур и Тархан?

Глава 4

Встреча

Слуга был вежлив, опрятен и одет с иголочки. Он шёл впереди, показывая дорогу, а я брёл за ним и глазел по сторонам, стараясь делать это не слишком заметно – вокруг сновали люди.

Да, было ещё одно отличие от той забытой и ветхой бани, которую я помнил, – люди. Когда мы спустились во внутренний двор, я чуть не ослеп и не оглох от того обилия красок, звуков и запахов, которое обрушилось на меня. Слуги бегали по двору туда-сюда, посетители – все как на подбор блистательные и богатые – развлекались. Кто-то играл в настольные игры, кто-то наблюдал за танцовщицами, кто-то ел. Отовсюду летел довольный смех, звучала музыка, и яркие ленты танцовщиц то и дело взмывали в воздух, раскрашивая лунную ночь в невообразимые цвета.

У меня даже голова закружилась. А слуга и не подумал останавливаться, когда меня повело в сторону, – лишь подставил плечо и пошёл дальше, увлекая меня за собой.

– Я принесу вам ваше любимое вино, досточтимый жрец. Видно, вы вчера перебрали.

– Погоди! Что за представление? Откуда тут это? Здесь же была баня… – растерянно пролепетал я, глазея на весело журчащий фонтан. Фонтан я помнил. И тот, в отличие от прочей обстановки, ничуть не изменился. Даже сколы остались такими же.

– Вы, верно, вчера перебрали, – рассмеялся слуга.

Он подвёл меня к столику и заботливо помог сесть. Я почти рухнул на подушки. Проявив неожиданную силу, слуга удержал меня и не позволил завалиться на бок. Я выпрямился – и перед носом очутилась тарелка с орехами.

– Угощайтесь!

Слуга ловко, словно юркая рыба, просочился сквозь толпу. Я же, ощущая себя героем сна или странной сказки, покатал орешек по тарелке. Орешек был твёрдым и очень настоящим. В голове окончательно воцарился бардак.

– Что случилось?

Мой тихий вопрос остался без ответа.

Я сидел во дворе богатой бани в разгар праздника в полном одиночестве, смотрел на сцену и не имел ни единой догадки о том, как и почему очутился в таком положении. Да еще баня выглядела совершенно новой. Либо её перестроили, либо хорошо восстановили, а это дело далеко не нескольких месяцев. Прошли годы? Почему они испарились из моей памяти? Я был болен? Слуга прав, и во всём виновато вино? Но какое вино способно так стереть память? Или всё-таки болезнь? Похмелье моя головная боль совсем не напоминала…

– Я буду здесь.

Уверенный голос обрушился на мою голову и смыл напряжение. Плечи расслабились, и я выдохнул с таким облегчением, словно всё это время барахтался в воде, не зная, где верх, а где низ, и вдруг почувствовал под ногами почву. Удивительное, волшебное действие. А ведь не так давно Тархан вызывал во мне совсем противоположные чувства.

– Как скажете, господин… – поклонился тот самый слуга, который привёл меня.

Тархан, непривычный и великолепный в одеждах лекаря, уселся напротив меня и велел жёстким, не предполагающим отказа тоном:

– Исчезни.

Я растерялся.

– Э… Что? Я?

– Не ты – он, – коротко ответил Тархан, глядя на слугу как на вошь.

Того словно ветром сдуло, и Тархан повернул голову ко мне. Посмотрел. Я даже не подозревал, что человеческий взгляд может быть настолько пронзительным.

«Между нами произошло нечто очень нехорошее?» – предположил я.

– Ты не изменился, – заключил Тархан, рассмотрев меня.

– Б-благодарю, – пробормотал я.

Тархан моргнул, и его взгляд смягчился.

– Я хотел сказать, что ты, Октай, ничуть не изменился. Ни на день не постарел с того момента, как мы впервые переступили порог этой бани, – пояснил он.

А ведь точно! Если прошли годы, то мы оба должны были измениться. Тархан, конечно, сбивал с толку своим внезапным великолепием, да и затейливая прическа с ниспадающими на спину волосами здорово изменила черты его лица. Но я был готов поклясться, что он тоже ни на день не постарел.

– Ты тоже, Тархан. Что же тут происходит?

– Не знаю, – коротко ответил Тархан и окинул двор бесстрастным взглядом, задержавшись на хорошенькой танцовщице. – Позади тебя у входа сидит управитель Южной провинции, которого пять лет назад отправили на пенсию. А слева от фонтана – счетовод поместья госпожи Сайны. Десять лет назад я казнил его.

– Вот как… – В задумчивости я потеребил край рукава. – Мы умерли? Это царство мёртвых?

– Бывший управитель Южной провинции гостил в императорском дворце. Когда мы уехали, он был жив. На здоровье не жаловался, – ответил Тархан.

– Но это не значит, что он жив до сих пор, – возразил я. – Он мог умереть от скрытой болезни или случайности после нашего отъезда…

Перед нами вновь возник слуга и принялся расставлять на столе тарелки с угощениями. С поклонами. Счастливыми щебетаниями. И улыбкой.

О, эта улыбка! Широкая, белозубая, она была до того идеальной, что у меня по спине поползли мурашки. Человек не мог так улыбаться – постоянно и настолько широко. От такого напряжения у него заболело бы всё лицо! Не располагали к себе и глаза слуги, выпученные, неподвижные и круглые, как у рыбы.

– Господин лекарь, будьте любезны, обратите внимание на сцену. Сейчас будет выступление. Обязательно посмотрите его. Оно произведёт на вас неизгладимое впечатление! – попросил слуга и настойчиво, не дожидаясь ответа Тархана, развернул его подушку боком к сцене. Вместе с Тарханом. – Вот, господин, так вам будет удобнее! Правда ведь? Так вы можете говорить с другом и наслаждаться представлением, правда ведь? И досточтимому жрецу всё видно, так? – настойчиво спросил слуга и, получив от нас по кивку, с широкой улыбкой растворился в толпе.

Мы проводили его задумчивыми взглядами.

– Тархан, ты же тяжёлый? – спросил я.

– Да, – лаконично ответил Тархан.

Мы переглянулись и не стали озвучивать очевидную истину, что слуга слишком силён для обычного человека.

Танцовщицы в последний раз взмахнули лентами, поклонились и разбежались. Музыка стихла. На сцену вышла маленькая, с головы до пят закутанная в платки фигурка. Разноцветные ткани лежали на плечах, полностью покрывали лицо и волосы, ниспадали до пола красивыми складками, в которых мелькали босые ступни. При каждом шаге на изящных, бесстыдно голых лодыжках звенели тонкие золотые браслеты. Танцовщица встала на середине сцены, поклонилась и, повернувшись к зрителям спиной, выгнулась, подалась навстречу тёмному небу, словно приглашая в объятья луну и звёзды. Миг звенящей тишины, удар барабанов…

1 Мылись в то время один раз в пять дней, в больших деревянных бочках. Для этого не требовалась отдельная баня. Нагревание происходило из-за погружения в воду горячих камней.
2 Восставший мертвец.
3 Нанизанные на шампур кусочки фруктов, покрытые сахарным сиропом.
Читать далее