Читать онлайн Потустороннее в Ермолаево бесплатно
История 1. Темное Время
1
За тёплой осенью пришла мягкая зима.
Солнце декабря пригревало жарко. Несмотря на сушь, кое-где пробивалась трава, неуместно зеленея сквозь пожухлые старые стебли.
Пыль шаталась вдоль улиц, подгоняемая злым колючим ветром. И этот контраст ядрёного жгучего солнца и студёного ветра был Анне особенно неприятен. Невыносим.
Накатывала глухая тоска. Оплетала изнутри, не давала покоя, побуждала бросить всё и уехать прочь.
Немного примиряли с погодой лишь ранние длинные вечера. Отгораживаясь от действительности, Анна задёргивала шторы, зажигала свечи и, укутавшись в старый плед, углублялась в очередную книгу.
Душа в эту пору требовала чего-то необычного, диковинного. В который раз перечитывала Анна давно известные полюбившиеся истории. Пролистывала истрёпанные страницы русских быличек да народных примет. Такая выходила у неё своеобразная книготерапия.
Впервые желание уехать из города посетило Анну ещё осенью, на очередном шумном корпоративе. Отказаться она не могла – подобные мероприятия нравились её шефу. По его негласному требованию присутствовать на них обязаны были все сотрудники.
На вечеринке в честь заморского Хэллоуина Анна отчаянно скучала, с насмешкой поглядывала на скачущих козликами молодящихся коллег.
Вино она не любила, с девчонками не сплетничала, соблазнить никого не пыталась – словом, сильно выделялась из общего круга.
Когда известный ловелас Костик с игривой улыбкой потащил её танцевать, Анна лишь повела плечом, отказывая, и не сдержалась при этом, чуть расширила зелёные свои глаза, проронила будто нехотя:
– Нельзя сейчас веселиться. Сейчас поминать надо.
А когда Костик непонимающе вытаращился на неё, пояснила:
– Навье время подошло, этой ночью принято было угощать ушедших предков. На Руси издавна так повелось. Ты разве не знал?
Костик потом долго шарахался от неё, перешептывался со всеми – пересказывал их коротенький разговор. Только коллеги и без него давно поняли, что странная у них Ермолаева. Поняли – и отгородились, привыкли.
С наступлением декабря сделалось совсем невыносимо, и Анна решила не ждать новогодних каникул, взять отгулы и уехать чуть раньше, до наступления праздников. Уехать поближе к снегу и холоду. И к лесу. Обязательно к лесу!
Ей оставалось только определиться с местом.
Анна шерстила интернет. Даже рассматривала старенький потрёпанный атлас – прикидывала возможные маршруты.
Она решила так – пусть будет приключение! В её размеренной скучной жизни давно пора было что-то менять.
Неожиданно место для поездки определилось само. Причём, самым удивительным образом.
В перерыв в офис приходила женщина – предлагала пироги. Были они особые – домашние, ароматные, с разными вкусными начинками.
Обычно она ожидала в холле, пока кто-то спустится и выберет желаемое. Но в тот раз почему-то поднялась в отдел сама и стала разбирать сумку.
Коллеги в это время болтали – делились друг с другом задумками по поводу зимних праздников.
– Уедем. Однозначно. Что тут торчать.
– Куда собрались?
– Поближе к теплу! А вы?
– И мы на юг. К тёплому моречку хочется.
– Только на юга! Поближе к солнцу!
– Вам мало солнца?! – не сдержалась Анна. – Уже полгода ни одного пасмурного дня не было! От такой погоды только на север уезжать, за настоящей зимой.
На неё уставились с изумлением. Обычно она не участвовала в обсуждениях. За несколько месяцев, что здесь работала, всё больше помалкивала, никогда не делилась личным. Никто не знал ни про её интересы, ни про жизнь. Коллеги выяснили только, что она не замужем, живет одна и даже ни с кем не встречается.
– Какой север? Ты в уме? – высказалась одна из сотрудниц. – Все к теплу хотят. Шортики-маечки. Позагорать. Устроить пати у бассейна. Самое то!
– Я бы в деревню подалась. В самую глухомань. – вздохнула Анна мечтательно. – Чтобы никого вокруг. Тихо. Спокойно. Малолюдно.
– Ты, Ермолаева, конечно, странная. Но чтобы настолько!.. Какой нормальный человек сейчас в деревню хочет? – засмеялись коллеги.
Тётка мельком покосилась на Анну и продолжила выкладывать долгожданные пакеты с пирожками.
Её окружили в радостном нетерпении, нахваливая выпечку, и разговор мгновенно поменял направление, завертевшись вокруг калорий.
А через пару часов на улице таже тётка окликнула Анну и предложила поговорить.
– Я слышала ваши слова. Если вы не шутили, то могу предложить интересный вариант. Я сама-то деревенская. Сюда на подработку приезжаю. Сейчас вот как раз домой собираюсь, в Ермолаево.
– В Ермолаево?
– Ну да. Я потому и не сдержалась, что у вас фамилия такая… Родная, что ли… – улыбнулась тётка. – И вы же здесь маетесь, это сразу видно. Вам отдохнуть нужно. Отвлечься. Вот я и решила помочь.
Анна отнеслась к предложению с недоверием.
– С чего вдруг такая забота? – спросила немного вызывающе. – Сколько возьмёте с меня за эту услугу?
– Нисколько, – уверила её тётка. – В деревне все друг дружке помогают. Я и привыкла. У нас хорошо, тихо, лес кругом. И погода настоящая. И вообще… Всё у нас как надо, как в это время положено. Я через неделю в деревню поеду. Ещё загляну к вам, принесу пирогов-то. Вы пока подумайте, Анюта.
От такого обращения на душе у Анны сделалось тепло, словно на мгновение вернулось детство. То время, когда она играла возле печи на полу, а бабушка возилась рядом да поучала премудростям, неспешно рассказывая о том, как следует «заводить» тесто, как петли набирать на вязание, как домового угощать, чтобы хозяйство берёг. Ласково поглядывая на внучку, всё повторяла с улыбкой: «Пока мала, запоминай, Анюта. У молодых память крепкая. Глядишь и пригодится тебе что-нибудь из моей науки».
Тёткино имя Анна не узнала. И на следующий день принялась расспрашивать про неё коллег.
– Хорошая тётенька, простая. Вроде не местная. Имя у неё такое занятное – Маняша. А тебе зачем?
– Да просто интересно стало, почему нам пироги в офис носят, если рядом кафе?
– Она как первый раз принесла, так и пошло-поехало. Уж больше года нас подкармливает. Всё свежее, вкусное и берёт недорого.
Словом, тётка оказалась «проверенная» и, немного подумав, Анна решилась на поездку.
Вот так и вышло, что в декабре незадолго до праздников она оказалась в Ермолаево.
Добираться пришлось с пересадками – сначала поездом, потом местным автобусом до развилки, а уже оттуда – пешком до самой деревни. Хорошо, что тётка Маняша была с ней: и дорогу показала, и разговором поддержала, а главное – подсказала, где можно снять временное жилье и познакомила с бабой Оней.
Домик у бабы Они был совсем маленький, словно игрушечка. Крепенький, узорчатый, выкрашенный яркой краской. Внутри чистый и ухоженный: печь побелена, пол выскоблен и прикрыт яркими половичками.
Бабка жила одиноко и гостье своей обрадовалась. Сразу тесто затеяла под пироги, расспрашивать принялась – чем занимается, откуда приехала, надолго ли.
Анна подобного радушия не ожидала, и, испытывая неловкость, отвечала односложно. А потом и вовсе отпросилась у бабки осмотреться, по деревне погулять.
– Иди, Аннушка, знакомься. Хорошо у нас. Вольно. Ты только поосторожней-то будь. К реке не спускайся да в лес не ходи сама. Ещё заплутаешь.
Бабка предупреждала зря. Анна и без того не решилась бы отправиться в лес одна.
Она просто пошла вдоль домов по застывшей, схваченной морозцем земле, испытывая детскую, ни с чем не сравнимую радость – так беззаботно и светло вдруг стало на душе.
Снега не было, но туман и мороз сотворили чудо, щедро присыпав всё вокруг хрустким пушистым инеем. Длинная белая бахрома свисала с деревьев, украшала крыши, заборы, серебрилась на иссохших редких травинках.
Анна остановилась у разросшегося шиповника, дёрнула за яркую красную ягодку, и закрутились в воздухе, затрепетали невесомые хлопья, запорошили холодной пыльцой лицо, запутались в волосах.
Захотелось побежать вприпрыжку, раскинув руки – просто вперёд. Просто так. Без цели, без всяких мыслей.
– Ты кто такая будешь? – неожиданно прозвучало сбоку.
Сгорбленная старуха, замотанная в платок до самых глаз, выглядывала из-за невысокого шаткого заборчика.
Её появление развеяло волшебство момента. Анна, не привыкшая к подобной бесцеремонности, огрызнулась:
– А вам зачем?
– Ты отвечай, коли спрашивают, поняла? А то разбегалася здеся, разошлася. Небось с Манькой с города явилася. Ты на неё не смотри. Манька, она многого не знает. Так. По мелочи кой-чего. Смятение увидеть может, маяту… Заговор вот на тесто затвердила и пользуется. А больше и ничего. Да.
– Вам-то что? Какая разница с кем я приехала и к кому?
– А такая, что здеся всё на виду. Приехала – дак назовися. Расскажи людям о себе.
– Хорошо у вас, – попыталась перевести разговор Анна. – Я так давно мечтала приехать в деревню!
– Смотри, как бы боком не вышла тебе поездочка. Тёмное время людей не щадит…
Обронив эту загадочную фразу, бабка вдруг замерла, вперив взгляд в одну точку.
– Эй. – позвала Анна. – С вами всё в порядке?
Бабка ей не ответила, продолжая таращиться в пустоту.
Озадаченная таким поведением, Анна чуть отступила. В поисках помощи, невольно взглянула по сторонам. А когда повернулась обратно – не увидела бабки! Лишь раскинулась по забору старая замызганная фуфайка, да дырявый серый платок свисал краем до земли.
Она что, разделась прямо на улице и потом вошла в дом? – изумилась Анна про себя. – Когда только успела? Странная какая-то, хорошо, что не моя хозяйка.
Домишко во дворе был под стать бабке – кособокий и обшарпанный, с давно немытыми подслеповатыми окнами.
Что-то неправильное было в нём, какое-то не такое.
Анна всё думала об этом, пыталась сообразить – что же именно? Но только вернувшись к бабе Оне поняла, что так её удивило – из трубы дома не шёл дым!
Разве возможно подобное морозной зимой? Да ещё в деревне?
Анна собралась было рассказать про странную бабку, но баба Оня позвала к столу.
На круглом блюде горкой высились румяные пирожки. В расписных деревянных плошках предлагались сметана да сливки. В стеклянных вазочках помещалось клубничное и малиновое варенье. Были на столе и баранки, и сухое печеньице, и круглые жёлтенькие конфеты – лимончики.
После сытного угощения Анну разморило – не хотела же, а переела хрустких жареных пирожков. Бабка всё подкладывала да просила:
– Съешь ещё немножечко, уж така ты худа, деточка, така худа! Ну, да ничего, поживёшь у меня – отъешься, выправишься.
– Вы быстро их нажарили. Я совсем немножко прогулялась, думала ещё тесто не подошло, – удивлялась Анна.
Бабка щурилась улыбчиво и частые морщинки лучиками расходились от глаз.
– Я слово особое знаю, вот и быстро. Да и помогают мне, не без этого. Бери ещё, Аннушка. Ешь, пока не остыли.
Анна рада была бы оказаться, да не хватало сил – слишком уж вкусные были бабкины пирожки. И чай та заварила отменный – душистый, крепкий. Такой, как Анна любила.
Бабка подливала чай, говорила что-то, а Анна уже засыпала.
Комната медленно плыла перед глазами. Вместе с ней плыла и незнакомая крошечная старушонка – кругленькая, юркая, суетливая. Пёстрая одежонка мелькала то там, то здесь. Старушонка ловко собирала посуду, сновала между столом и раковиной. Перебирала что-то на лавке, мыла-вытирала-расставляла… И как-то так получалось, что Анна не могла её рассмотреть как следует, не получалось сфокусировать на ней взгляд.
– Здравствуйте… – только и поприветствовала её сонно.
Старушонка смолчала, даже не взглянула в сторону Анны.
– Это она по первости дичится. Привыкнет к тебе, оттает, – баба Оня погладила Анну по волосам. – Я гляжу, ты совсем приснула, Аннушка. Пойдём. Я тебе в комнате постелила. Отдохнёшь с дороги.
2
Спала Анна беспокойно. В сонной морочи слышался ей настойчивый голос:
– Найди бутылку! Найди бутылку! Спустись к реке, утопи её! Утопи!!
Анна пыталась отгородиться от голоса, вертелась на кровати, накрывалась с головой одеялом, зарывалась в мягкие подушки. Но тот не отставал, напротив, звучал ещё требовательнее, побуждал действовать, идти.
– Аннушка! Далеко ли собралась на ночь глядя? – позвала откуда-то баба Оня.
И Анна очнулась. Оглядевшись удивлённо, обнаружила, что стоит на стылых деревянных ступенях крылечка.
– Кажется… Меня попросили помочь… – запинаясь, пробормотала она. – Какая-то женщина… Что-то про бутылку говорила… Надо забрать, в реке утопить… Или мне всё приснилось?!
– Даже если приснилось, разве ж можно вот так… В лёгонькой ночнушке куда-то наладиться! И слушать никого через сон нельзя! Мало ли куда заведёт! Пойдём-ка, я тебе под подушку веточку рябинки положу. Она сон остережёт, никого к тебе больше не подпустит.
– Баба Оня, я не смогу спать! Я понять хочу, что это было?
Вздыхая, бабка провела Анну в кухоньку, усадила возле стола, накинула ей на плечи плед. После в ладоши хлопнула, попросила:
– Завари нам чайка, кикуша.
Всё та же пёстренькая старушонка колобком выкатилась из угла. Замельтешила по комнате, загремела дверцами буфета. Плеснула в чайник воды, поставила на плиту. После открыла жестяную коробочку, принялась над ней водить ладошками и что-то нашёптывать.
– Ты расскажи толком, Аннушка, что случилось? – тем временем попросила баба Оня.
Анна задумалась, вспоминая. Липкое сонное оцепенение постепенно рассеялось, но сосредоточиться ей было ещё трудновато.
– Сначала я услышала голос. Потом увидела женщину. Она стояла возле кровати и смотрела на меня. И требовала, чтобы я нашла какую-то бутылку. Сказала, что та на чердаке спрятана, за старым сундуком. И что нужно ту бутылку взять и утопить в речке.
– Черноволосая такая? С длинной косой? – нахмурилась баба Оня.
– Да. Почти по пояс коса, толстая!
– Вовремя я тебя перестряла. Это Светка тебе явилась, за заплутью тебя посылала.
Она, дурища, в заплуть кровью своей капнула. Для надёжности. Вот и напортачила. Кавалеру своему дорожку к дому перекрыла, это да. Но и себя к той бутылке привязала накрепко! Теперь из дому ни ногой! Не пускает её бутылка, держит что якорёк.
Уже пару недель так мается. Дураков-то нет помогать. Вот она и исхитряется. Пытается через сон простаков обвести, чтобы выполнили её просьбу. Ишь, к речке посылала. Речка теперь стала, лёд там. Опасно к ней ходить в тёмное-то время!
– Баба Оня, что-то я совсем запуталась. Какая заплуть? Что это такое?
– Заплуть – вроде ведьминой бутылки, от дома отворот. Сбивает с дороги, не даёт дойти до места. От ненужных людей делается. Или от нелюдей. Всё одно – ни тех, ни других не пускает.
– От нелюдей? – Анна вздрогнула и испуганно взглянула на бабку.
Та кивнула, подтверждая:
– От них. Тёмное время теперь настало, зима. Открылись лазейки для всяких-разных, не к ночи помянутых. Так и норовят они пролезть да набезобразничать, заморочить-завертеть, вмешаться в людские дела. Теперь до самого Крещения беречься следует. Так-то!
При этих словах пёстренькая старушонка внезапно крутанулась вкруг себя да грянула с размаху об пол пустую тарелку. Зазвенели, разлетелись осколки, а старушонка закатилась в дальний угол и пропала.
– Видала? – вздохнула баба Оня. – Нравная такая. Осерчала на меня, что родню её помянула неласково. Да ведь так и есть. Не все из них к человеку расположены, лишь только малая часть.
– Родню? – переспросила растерянно Анна.
Баба Оня рассмеялась тихонечко.
– Родню, Аннушка. Это ж кика, домашний дух. Помощница моя. Хорошая и добрая, – повысила голос бабка, – только уж обидчивая не в меру. Да, да, Аннушка. Не смотри так, поверь. У нас в Ермолаево почитай в каждом доме проживают соседи особые. Тихие они, спокойные. Не проказят. В ладу с хозяевами существуют. Я же тебе про иных толкую – тех, что в эту пору на землю пробираются и несут с собой зло.
Анна слушала бабу Оню, а глаза предательски закрывались. Не собиралась ведь спать, а всё же дремала. Постепенно сквозь бабкин мерный голосок стал прорываться другой – резкий, грубоватый.
– Найди бутылку! – пока ещё слабо, но решительно донеслось до Анны, и зачастило всё громче. – Найди! Найди! Найди!
Вскинулась Анна, схватила бабку за руку.
– Она опять пришла! Ваша Светка. Я что, теперь вообще спать не смогу?
– Не отстаёт настырница? Придётся тебе, Аннушка свою бутылочку собрать обережную, чтобы не прилипал никто да не тревожил зря. Луна сейчас зрелая, самое время.
– Луна?
– Да. Для начала бутылку нужно будет три ночи под луной оставлять. Чтобы лунным светом омылась, в себя его силу впитала. Утром пробкой закрывать и в тёмном месте прятать до следующей ночи. Три раза подряд так делать. После уже наполнять содержимым.
– Вы не шутите сейчас?
– Как можно, деточка. Такими вещами грех шутить! Завтра подберём тебе подходящую бутылочку и начнёшь готовить наполнение. Я подскажу и научу. А сейчас пойдём-ка, я тебя уложу и защиту поставлю. Поспишь спокойно.
Утром Анна проспала. Поднялась поздно, к обеду.
За вкусным завтраком поблагодарила бабу Оню:
– Ваша защита помогла! Я отлично выспалась. Может, не надо ничего собирать?
– Это всё временная защита, деточка. У себя дома, в городе, ты её поставить не сможешь.
– Она и там потребуется?!
Бабка кивнула.
– Светка сама не отстанет. И там найдёт. Заморочит. Не захочешь, а пойдёшь приказ выполнять. Отвадить её нужно. Только так.
– Может сходить к ней? Помочь?
– Кто ж пойдёт в такое время? Заплуть обязательно в реке утопить следует, чтобы проточная вода все нехорошести унесла. В крайнем случае закопать от дома подальше. Да только речка теперь замёрзла, земля закаменела. Не возьмёт её лопата.
– А если просто выбросить?
– Нельзя! Тогда всё плохое при тебе останется. Светка об этом знает, вот и ищет несведущих.
– Но как она справляется? Где продукты берёт?
– Ей соседка приносит, жалеет дурную.
– А работа?
– За Светку не волнуйся. При ней её работа. Ездят к ней дамочки отовсюду. Дурит им голову, ворожит-гадает.
– Но она сможет освободиться или это… навсегда?
– Сможет. Чего ж не смочь. Как растает всё – сама справится или помощника пошлёт, он за неё нужное сделает.
– Так почему сейчас не посылает?
– Говорю ж тебе, сейчас не то время, так как надо, сделать не получится. Помощника своего она бережёт, дураков ищет.
– А Светлана…
– Вот далась тебе эта Светка! Ты у нас и дня не провела, а она тебе сон уже перепортила. Иди лучше сюда, поближе, станем наполнение для амулета выбирать.
Анна подошла к сундуку, с любопытством оглядывая разложенные на деревянной крышке вещи.
Чего там только не было!
Отдельными кучками помещались еловые иглы, острые длинные шипы каких-то растений, заточенные деревянные палочки, сучки, обрезки птичьих перьев, скорлупки шишек, сморщенные сухие ягоды, осколки ракушек, острые камушки, пёстрые фасолины.
Были здесь и гвозди. Мотки грубых ниток. Скрученная проволока и булавки, рядом с которыми спутанным комом лежало что-то похожее на мочало.
– Вишь, сколько всего? Тебе выбирать придётся – что в бутылку свою поместишь. Да погоди, я выйду, тогда и начнёшь. Никому нельзя говорить, что ты в ней спрячешь.
– И вам нельзя? Вы же мне помогаете.
– Никому! То твоё дело, тайна твоя! – баба Оня протянула Анне небольшой холщовый мешочек. – Ты пока сюда собери. А через три дня научу, как обряд сотворить.
– А что собрать?
– Сама реши. Прислушайся к себе. Не умом – нутром прислушайся. Посмотри на всё внимательно. К чему рука потянется – то и возьми.
Оставшись одна, Анна осторожно принялась перебирать предметы.
Гвозди и проволоку она сразу отодвинула подальше. Легонько потрогала пальцем гладкие, словно отполированные, шипы и вдруг ясно представила, как они образуют преграду – что-то вроде частокола. Кроме шипов в ней виднелись сучки да хвойные иглы, на которые были насажены красные бусины высушенной рябины и тёмные можжевеловые ягоды. Светлана металась за этим странным ограждением и не могла его преодолеть. А сверху на неё сыпался и сыпался густой снег из птичьих перьев…
Анна сморгнула и видение рассеялось. Остались только странные предметы, кучками разложенные на сундуке.
Неприятные сны, странные разговоры, непонятные бабкины наставленья, старушонка-кика – много разных мелочей, не вписывающихся в обыденную жизненную схему, случилось в Ермолаево.
Поразительно, но эти открытия не тревожили Анну, она воспринимала их спокойно.
Временами лишь лёгкое удивление мелькало где-то на границе сознания. И только.
– Деточка, справилась? Набрала начинку? – заглянула в комнату баба Оня.
– Я сейчас… Минуточку, – стараясь не уколоться, Анна сложила в кулёчек иглы да шипы, прибавила к ним горсть ягод. Подумала и сунула туда же обломки невесомых хрупких перьев.
– Пойдём-ка со мной, теперь тару для оберега выберешь. Можно баночку какую. Можно бутылочку. У меня большой запас.
В чуланчике на деревянных полках выстроилась разномастная посуда – вазочки да бидоны, миски с кастрюлями, бутылки и банки. Всё густо припорошенное пылью, но вполне пригодное для использования.
– На какой глаз задержится, ту и бери, – повторила бабка.
Анна раздумывать не стала, сняла первую попавшуюся бутылочку – небольшую, изящную, со стеклянной пробкой.
– Теперь отмоешь и выставишь в ночь.
– А она от мороза не треснет?
– Ни! Стекло здесь прочное, надёжное. Выдержит.
– Баб Онь, это всё… всерьёз? – наконец решилась спросить Анна.
– Конечно всерьёз! Не шутят такими вещами.
– Просто всё так странно. Я будто внутри былички оказалась. И почему-то всему верю.
– То моя травка тебя поддерживает, чтобы ты не дивилась да не боялась. Вы, городские, отвыкли давно от необычного. Не верите, не хотите замечать. А у нас всё по-простому, помним и знаем всех наперечёт. Стараемся мирно жить, блюдём границы, правила выполняем.
– Какие правила?
– Да разные. Вишь, в уголке сосновая ветка подвешена? Ссохлась вся, а тронуть нельзя. Я её раз в год меняю. Аккурат под новогодье. Так положено. Чтобы суседушка не серчал.
– У вас и домовой живёт?!
– Чш-ш-ш… – прошипела бабка. – Не терпит он прозванье это. На суседушку откликается. Под веткой его самое любимое место. А так-то и везде ходит, за всем приглядывает.
– А как же кика?
– А что кика? Из кикимор она. Помощница моя первейшая. Она да дворовый. В отличие от прочих не таятся, охотно показываются. Кику ты видала, а дворовый в спячку залёг, теперь уж до весны. Я уже и соскучиться по нему успела. Весёлый такой. Шебутной.
Сосновая ветка вдруг качнулась и завертелась кругом, посыпались вниз высохшие иглы.
– Глянь-ка! Суседушко знак подаёт. Ну-ка, пошли отсюда, проверим, что случилось.
В комнатах было тихо. Сумрачный день клонился к вечеру, к окнам льнула темнота. Баба Оня задёрнула цветастые занавесочки, обошла дом, оглядела внимательно, прислушалась.
– Вроде, спокойно. Не пойму, к чему знак-то был?
– Да может просто сквозняком ветку качнуло? – предположила Анна и попросила хмурившуюся бабку. – Вы мне больше травок не давайте. Я выросла на быличках да сказках, все ваши чудеса приму, всему поверю и без них.
– Хорошо, Аннушка. Больше не стану. Только оберег тебе доделать нужно. И от Светки защитит. И… от тёмного времени…
В сенях загрохотало, вихрем влетела давешняя кика, подскочила к бабке, зашептала ей что-то да ткнула пальцем в сторону Анны.
– Что ты, кика?! Вот напасть! – всполошилась бабка. – Откуда вести-то? Удельница на хвосте принесла?
– Что-то случилось? – Анна с любопытством наблюдала за ними.
Кика выглядела обычной старушонкой. Только маленькой совсем и вёрткой, суетливой. И всё никак не получалось рассмотреть её лицо, она словно специально отворачивалась от Анны, пряталась.
Кика шепнула что-то ещё и, подпрыгнув, ухнула под пол.
– Ты собери всё нужное! – крикнула ей вслед бабка, а потом поянсила для Анны. – На дальней дороге, что к нам ведёт, бука видели. Нехорошо это. Опасно. Надо подготовиться к встрече.
3
Той же ночью Анне не спалось. Несмотря на рябиновую веточку, временный оберег, припрятанный под подушкой, сон не шёл. Она подсела к окошку, смотрела как тихо падает снег, искрит крошечными звёздочками в мягком лунном свете. Тогда-то и увидела, как торопясь, пробежала через двор баба Оня, как подошли к ней незнакомые женщины, кто с кочергой, кто с ухватом, кто с метлой в руках. Собравшись в кучку, поговорили о чём-то и двинулись цепочкой по улице с бабкой во главе. Каждая потрясала своей необычной ношей да медленно ступала на снег, высоко поднимая ноги. Анне показалось, что они стараются идти по следам друг друга, и она почти ткнулась лбом в стекло, пытаясь получше разглядеть странное шествие.
Процессия довольно скоро завернула в сторону и скрылась из вида. Анна метнулась к дверям, собираясь проследить за женщинами, но увидев кику, передумала. Та сидела на полу у порожка, проворно сплетая веревочку в длинную косицу да бурча что-то неразборчивое под нос. На Анну кика не глянула, нарочно повернулась боком, будто пряча свою работу. Анна не решилась заговорить с бабкиной помощницей, поостереглась, вернулась назад в комнатку. И так и не дождавшись возвращения бабы Они, легла.
За завтраком бабка выставила перед гостьей огромный золотистый омлет. Принесла солёных бочковых помидорчиков, нарезала толстыми ломтями свежайшую булку и пригласила Анну откушать скромного угощения.
– Ешь, деточка, набирайся здоровьичка. Вы, городские, такие худющие все.
Сама устроилась напротив, подпёрла щёку сухоньким кулачком.
Нос у бабки вымазан был чем-то чёрным. Анна хотела сказать про то, но постеснялась. Вместо неё это сделала кика: выскочила из пустоты, протянула бабке платочек, указала на нос, чтобы та подтёрла грязь.
– От сажи след остался, – баба Оня промокнула лицо, поправила косынку. – Мы, Аннушка, нынче ночью с соседками обряд провели, по деревне прошли, дорогу бУку перекрыли. А кикуша веревочку сплела, узелков защитных по ней навязала. Теперь возле наших домов спокойно будет. Не сунется сюда незваный гость.
На вопросы Анны только улыбнулась и махнула рукой, переведя разговор на другое.
Следующие дни выдались морозные да метельные. От выпавшего снега волшебно преобразилась деревня, посветлели вечера.
– Не соврали приметы! – радовалась бабка. – На Андрея Зимнего наши к колодцу ходили – слушать. Сильно шумела вода, скорые вьюги сулила. Вот и сбылось. И это только начало, теперь пойдёт заметать!
Анна помогла расчистить двор, накатала огромных шаров – собралась лепить снеговика. Она и шапку для него присмотрела в сарайчике. И длинную шишку для носа. На глаза наметила пустить угольки. Вот только собрать снеговика не получалось, не хватало силы приподнять шары. Пришлось идти в дом, узнавать у бабки про соседей – не согласится ли кто-нибудь помочь? Только не понадобилась помощь – пока Анна с бабкой разговаривала, снеговик составился сам! Даже ноги у него появились, даже руки в узорчатых варежках! И улыбка растянулась из маленьких угольков. Так и стоял возле калитки – большой да весёлый, озорно сдвинув на макушку дырявое ведро.
– Это тебе суседко помог, деточка. Понравилась ему твоя забава – снежную бабу слепить. Вот я тебе мисочку каши дам. Ты отнеси в чуланчик, оставь в уголке. Поблагодарить надо за помощь хозяина.
Анна так и сделала, а у снеговика после этого добавился на шее дырявый вязаный шарф.
Не забывала Анна и про своё «снадобье», уже две ночи подряд выставляла под лунный свет бутылочку для оберега. Перед третьим разом, днём, вышла пройтись по деревне. Баба Оня с кикой пельмешки лепить затеяли, а Анну подышать отправили, узнать предстоящую погоду.
– Ты примечай дымЫ-то, – велела бабка. – Если волоком стелиться станут, то к ненастью скорому, тогда морозец спадёт и потеплеет немного. А если вверх, в небо потянутся – к стуже лютой.
Разглядывала Анна крыши, смотрела как столбом из труб поднимается дым, да и вспомнила вдруг про странный дом на окраине и старуху, что повстречала в день приезда.
Интересно, кто она? Почему не топила печь в такой мороз? Может тоже из этих… Потусторонних? Надо будет не забыть у бабы Они узнать, – решила Анна, а сама пошла потихоньку в сторону леса.
Под ногами похрупывал снег – белейший, невесомый, пушистый. Такой аппетитный, что Анна черпнула горсть, осторожно пригубила, пробуя на вкус.
Хорошо ей было у бабы Они. Спокойно да удивительно! Привычная жизнь с мнимыми заботами и скоростным темпом осталась словно в другом мире. Где-то далеко-далеко. И к ней не хотелось возвращаться.
Поселиться бы в Ермолаево! – вдруг подумала Анна. Жить неспешно. Найти работу на удалёнке. Гулять по лесу, каждый день гулять! Научиться разбираться в грибах, изучить травы, купить себе крутой фотоаппарат и заделаться блогером. Рассказывать всем желающим про жизнь в глубинке, снимать интересные видеосюжеты…
Только вот не надоест? Не наскучит ли? До города далеко, каждый раз не наездишься. Смогла бы она? Не пожалела?..
Непонятное странное смятение охватило девушку, даже отчего-то испортилось настроение. Вроде бы простой вопрос, а ответить на него трудно, страшно принять решение, которое может изменить устоявшуюся жизнь.
Незаметно подошла Анна к окраине. Старый домишко завален был снегом по самую крышу. И дыма из трубы не было, как и в прошлый раз.
А перед калиткой сейчас стояли двое – та самая старуха и дед. Неопрятный, нечесаный, какой-то замшелый. Борода топорщилась сосульками, росла чуть не от самых бровей. Глаза сквозь неё жёлтым светились – колючие, злые.
Потянулся дед к Анне, навёл на неё кривой палец с длинным скрученным ногтем и спрашивает:
– Что решила, девка? Будешь переезжать али нет?
И сразу пусто так, нехорошо сделалось внутри! Сжалось всё, заледенело словно.
А дед заскрипел довольно, оскалился. И бабка вслед за ним повизгивать принялась.
Отшатнулась от них Анна, побежала обратно. А перед глазами всё дедова рука пальцем грозит да в ушах голос его противный не смолкает:
– Будешь-будешь-будешь?..
Баба Оня лишь глянула на гостью свою – сразу смекнула, что неладно с ней что-то. Подступила с расспросами, и Анна рассказала ей про противного деда. Только про вопрос его смолчала.
– Что за дед, Аннушка? Как выглядел? Обращался к тебе? Спрашивал что?
Анна через силу кивнула.
– Что спрашивал, деточка, скажи мне скорее!
Анна бы и рада сказать, да не идут с языка слова! Стучит в голове вопрос, бесконечное число раз повторяется, а выговорить его не получается!
Бабка к печи кинулась, открыла нижнюю заслонку, пошуровала кочергой, и выкатился оттуда уголёк. Она его берестой из корзинки подхватила и к Анне.
Стала берестой над головой её водить да начитывать что-то. Слова все непонятные, неразборчивые. Вроде скороговорки. Анна и не пыталась их разобрать. Будто не в себе сидела. В голове только один вопрос и бился, да перед глазами ухмылялся мерзкий дед.
После бабкиной ворожбы полегчало немного, с трудом, но смогла произнести Анна слова вопроса.
Баба Оня слова те будто поймала – ловко руками схлопнула у Анны перед лицом и опять к печи. Склонилась над горящими полешками, над веселым огнём, и из рук будто сбросила что-то на них.
Ох и взвился огонь! Загудел, полыхнул синими искрами!
И далёкий голос так разочарованно, так дико взвыл напоследок:
– Одолела!.. Сильна-а-а!.. Одолела-а-а-а…
Почти сразу отпустило Анну, исчезла тяжесть, что плитой давила на грудь. Легко ей стало, свободно! И вопрос больше не донимал, и деда видеть перестала. Вздохнула она глубоко и расплакалась от облегчения, от запоздалого страха.
– Где ж ты бука повстречала, Аннушка? – встревоженно принялась расспрашивать баба Оня. – Мы ж перекрыли всё. Дорогу ему замкнули.
Анна и рассказала про домишко на окраине и про чуднУю бабку.
– На опушке дом? На выходе к лесу? – нахмурилась баба Оня. – Он давно заброшенный стоит. Не живёт в нём никто!
– Дом похож на заброшенный, – согласилась Анна. – Вот только непонятную бабку я там уже второй раз видела. Когда гуляла в день приезда, и сегодня.
– Может, она не в доме живет? Со стороны пришла? – допытывала баба Оня.
– Не знаю. Сегодня она с буком перед двором стояла, а в прошлый раз наоборот – из-за забора за мной следила. Со двора.
– Следила?
Анна кивнула.
– Она потом как-то сразу исчезла. Я ещё подумала, что она… Ну, не совсем нормальная. Одежду оставила, а сама ушла.
Баба Оня слушала Анну и всё больше мрачнела.
– Вот ведь угораздило! Выходит, почти в самой деревне, на виду, обосновалась неизвестная нечисть. Я сейчас к соседям сбегаю, поделюсь новостью. А ты поешь – пельмешки в печи томятся. В чугунке. Сама достанешь?
– Достану.
Неудобно было хозяйничать в чужом доме. Но раз бабка разрешила…
Анна с аппетитом поела распаренные в масле пельмени. Прибрала за собой посуду, вытерла стол, подмела. После поставила чайник, стала искать заварку на полочке. Занималась сама – кика ей не помогала.
Баба Оня вернулась задумчивая, тихая. На молчаливый вопрос Анны лишь махнула рукой.
– Пока без новостей. Мы с девчатами прошлись туда. Посмотрели издали, мельком. Будто не знаем ничего. Дом тёмный стоит. На снегу возле калитки снег не утоптан. Завтра поутру основательней проверим. Тогда и решим, как дальше быть.
– Может, к дому бездомная бабка прибилась? И скрывается. Чтобы не прогнали?
– И бука её не тронул, только разговоры разговаривал? Быть такого не может.
Баба Оня подошла к печи, поворошила угли.
– Поела пельмешек?
– Спасибо. Было очень вкусно!
– Давай теперь чайку попьём. Замёрзла я что-то. И кости ломит – верный знак, что погода меняться станет. Ты бутылку выставить не забудь. В третий раз-то. Нынче ещё луна выйдет.
Позже, пристроив бутылочку на ступенях, Анна залюбовалась луной – такая та висела сочная, золотая. Вокруг неё лёгкой кисеёй колыхалась красноватая дымка. Со стороны леса, далеко-далеко небо словно потяжелело, наполнилось мглой – то подползали к деревеньке густые снеговые тучи. Зрелище было завораживающее. Проникнувшись прелестью морозной ночи, Анна немного постояла на крыльце, постаралась отложить в памяти открывшуюся перед ней картину. А когда зашла в дом, баба Оня снова заговорила про оберег.
– Завтра соберёшь его, наполнишь бутылочку, Ты уже присмотрела место? Где-то в доме выбери и спрячь. На улице нельзя. Уедешь к себе, а бутылочка здесь останется, целая и сохранная. На расстоянии тебя оберегать и поддерживать станет.
– А ваша кика… Она ж точно увидит. От неё разве спрячешь.
– То не страшно. Кика охранять её примется, оберегать. Для того к дому и приставлена.
Баба Оня сидела возле печи, рукодельничала. На коленях раскинулось широкое вязаное полотно.
– Не те глаза уже стали! Плохо смотрят, а рукам охота вязать. Вот и вожусь с шалью который месяц. Никак до ума не доведу.
Она примолкла, пересчитывая петли, после рассмеялась тихонечко.
– Мне ведь кикуша довязала её. Постаралась для хозяйки. Так я не оставила, распустила. Самой охота доделать, люблю я это занятие.
– А у меня не получается, – призналась Анна. – Считается, что вязание успокаивает. Я же наоборот, раздражаюсь, в петлях путаюсь. Слишком монотонная работа.
– Ничего. Какие твои годы, научишься. Шла бы спать, Аннушка. Да и я, пожалуй, отправлюсь. Завтра трудный день будет.
– Из-за оберега?
– Да ну! Из-за дома того… Неизвестно, что там обосновалось-то, как выводить придётся. Выспаться мне нужно. Набраться сил.
4
Поутру погода испортилась – повалил снег, закружили по дороге лёгкие вихри.
Анна ещё завтракала, а бабка уже собралась, положила перед ней бумажку.
– Пойду я. А ты, Аннушка, бутылку собери. Я тебе тут написала слова, что сказать нужно. После того, как пробку воском запечатаешь. Всё поняла?
– Я с вами хочу! Можно?
– Зачем, деточка? Опасно это. Или позабыла каков бУка?
– Я в стороне постою. Мешать не стану. Очень уж любопытно!
– Тебе оберег закончить нужно. Им займись.
– Я всё равно пойду! За вами следом.
– Вот ведь настырная! Мало тебе было прошлого раза? Смотри, не пожалей после. Одевайся, раз решила. Я на улице ждать стану.
На улице подле бабы Они стояли «девчата» – две женщины лет за пятьдесят, укутанные в платки по самые глаза.
Та, что пониже, упитанная и крепкая, назвалась Матрёшей. Высокая и худая представилась Тосей.
Обе, не таясь, разглядывали Анну. Одна с благосклонной улыбкой, вторая с откровенным неодобрением.
– Ты зачем девчонку с собой тащишь? – недовольно буркнула высокая Тося. – Приманкой будет?
– Да ладно тебе! Пусть идёт. Премудростям научается, – милостиво разрешила Матрёша.
Анна хотела огрызнуться, но смолчала. Решительно пошла за всеми по утоптанной тропе.
Прежде чем войти в калитку, достала Тося мешочек. Черпнула из него горсть сухого порошка, обсыпала всех с головы до ног. От неожиданности Анна вдохнула душистую колкую пыль и раскашлялась до слёз.
– Сейчас пройдёт. – баба Оня участливо постучала Анну по спине. – Это материнка толчёная, чтобы не почуяла нас неизвестная жиличка раньше времени. Мы теперь для неё вроде как невидимые сделались. Так с ней проще справиться.
Повернувшись к Тосе, она попеняла сердито:
– Предупреждать надо! Чуть девчоночку не напугала.
– Девчоночка знала, куда шла. Пускай теперь приноравливается!
– Всё-таки вредная ты, Таисия!
– Уж какая есть!
– Хватит вам уже, давайте делом займёмся, – перебила Матрёша. – Пошли в дом. Аня, ты ступай в серединке, за Оней сразу. Идти старайся след в след. Не выбивайся в сторону. Поняла?
Анна кивнула, и процессия медленно двинулась к крыльцу.
Дверь была приоткрыта. Баба Оня трогать её не стала, с неожиданной ловкостью проскользнула в неширокий проём. За ней осторожно последовали остальные.
Выстуженные сени вели в небольшую комнатёнку – полупустую, грязную и очень холодную. Развалившаяся печь выступала из угла, на боку валялась табуретка, а больше ничего здесь и не было, разве что обильные заросли паутины повсюду. Бормоча себе под нос, баба Оня двинулась к замызганному окошку. Тося высматривала что-то на потолке, водила над головой руками, шептала. Матрёша же опустилась на колени, пригнулась к самому полу и стала по собачьи принюхиваться. Зрелище было жутковатое. Анна невольно подумала, что тётка и сама сейчас смахивает на нечисть. Матрёша нюхала и нюхала, и, наконец, махнула рукой в угол, что напротив печи. Там, плотно пригнанная к доскам, находилась ляда, закрывающая вход в подвал. Открывать её не стали – Тося не позволила. Она рассматривала что-то на полу и вдруг нагнулась, подняла то ли нитку, то ли шерстинку. Поднесла близко к глазам, тоже понюхала зачем-то и, обернувшись к остальным, кивнула, указывая на дверь.
Уже на улице, когда отошли подальше от брошенного домишки, Тося положила шерстинку на ладонь бабы Они и объявила торжественно:
– Букарица в подполе прячется. Вот ведь ловко обвела всех нечистая! Прямо под носом гнездо свила.
– Кто это? – Анна первый раз слышала такое прозвание. – Букарица? Она вроде буки?
– Из нечисти персона. Опасна тем, что всё норовит имя выпытать. Через него власть над человеком получает и тогда не отстает.
– Вы это по шерстинке определили? – поразилась Анна.
Тося не ответила. Повернувшись, она смотрела на дом, прикидывая что-то про себя.
– А отчего шерстинка? – продолжила расспросы Анна. – От платка или шали?
– Ты серьёзно или прикидываешься? – Матрёша подпихнула Анну в бок. – Не знаешь, кто такая букарица?
– Откуда мне знать? У вас здесь всё иначе! Другой мир! С домашними духами соседствуете, ведовством занимаетесь.
– Чего ж прилепилась тогда? Зачем пошла с нами?
– Интересно же! Как такое пропустить?
– Эх, девка! Опасный тот интерес, не в куклы ведь играемся, а нечисть отваживаем. Повезло тебе, что Оня знаткая, прогнала бУка. Иначе не стояла бы ты с нами сейчас. Душу бы до донышка выцедил да оболочку пустую оставил.
– И… Что потом?
– А то! Попала бы в дурку. Там, знаешь сколько таких, нечистью обласканных? Лечат их по науке, а толку в том никакого.
– Хорош базарить. – грубовато оборвала подругу Тося. – Действовать пора. Что предпримем?
– Подкурим травой. А как вылезет, сетку накинем, ту, что Оня сплела. Перевяжем да в полынью.
– Туда нельзя. Новые заботы накличем. Её же шуликуны вытащат.
– И то верно. Тогда на перекрестке оставим? Пусть убирается к себе. Там кто-нибудь распутает, освободит.
– А уничтожить её нельзя? – вновь не смогла сдержаться Анна.
– Можно и уничтожить. Да только зачем лишний раз равновесие нарушать? Привлекать внимание иных? Разозлятся. Полезут сюда толпой. Бука вернётся, за куму свою мстить примется.
– Куму?
– Куму. Одного они роду-племени.
– Но вы же от бука защиту поставили!
– Потому, что знали – недалеко где-то шляется. Если тайно придёт, такого наворотит! Мы не расхлебаем.
– Пошли уже отсюда, девчата. – попросила не в меру разговорившихся приятельниц баба Оня. – Скоро нас совсем заметёт. Да и вообще, не для чужих ушей такие разговоры!
Метель и правда усилилась. Ветер бросался снегом, вился рядом, словно хотел подслушать.
– Пошли! – согласилась Тося. – Вернёмся, как стемнеет.
Против ветра идти было сложно. Щёки мгновенно заломило от холода, нос заледенел. Анна прятала лицо в шарфе, но это мало помогало. Руки в перчатках промерзли насквозь. Зима словно насмехалась над ней: «Хотелось тебе снега да мороза? Так получай сполна!»
Всё-равно это лучше, чем сушь и пыль под солнцем! – шмыгая носом, твердила про себя Анна.
Она поотстала, совсем перестала прислушиваться к товаркам. Те же приостановились и весело загомонили с незнакомым дедком.
– Опять девки ведьмачить наладилися? – поддел дед. – Вы осторожнее тама, друг дружку в жаб не обратитя.
– Смотри, договоришься, Семён. Тебя обратим… В таракана!
– Таракан – тварина хорошая. К достатку и благополучию в дому, – хихикнул дед. – Моя старуха вам спасибочки скажет.
– Отстань уже, старый. Дай пройти.
– Ктой-то с вами? – прищурился на подошедшую Анну дед.
– Родня моя, – баба Оня легонечко подтолкнула Анну в спину. – Пойдём мы, Семён. Видишь, совсем замёрзла деточка.
– Я в вечеру загляну, Оня?
– Сегодня не собираемся. Дела!
И отмахнувшись от дедовых расспросов, девчата поспешили дальше.
Уже во дворе у бабы Они долго совещались возле снеговика, а, договорившись о времени встречи, разошлись по домам.
Анна следила за ними через окошко и отогревалась чаем. Кика теперь травяного заварила, с малиной сушёной да смородиновым листом. Такого вкусного и ароматного – не оторваться!
От событий и впечатлений у Анны немного подкруживалась голова и тревожно щемило в груди. Но она даже не думала отступаться, настолько увлекли её происходящие в деревне чудеса.
Весь день баба Оня возилась возле печи, томила в чугуне какие-то травки, просеивала золу, перемешивала её с солью. Выбрав самый большой гвоздь, какое-то время держала его над свечным пламенем. Свеча была необычная – чёрная и толстая. От неё по дому плыл противный сладковатый дух.
Анну же бабка заставила уединиться в комнате, чтобы собрать, наконец, ведьмину бутылку.
– Думай про результат! – напомнила ей вслед. – Про то, что получить хочешь! И слова не забудь сказать, это важно! Да смотри, не оцарапайся, чтобы кровь не попала. Она – связь. Оплошаешь если – крепко привяжет к бутылке, вот как Светку.
Оставшись одна, Анна развязала мешочек, вытряхнула приготовленную начинку. И осторожно начала укладывать внутрь по иголочке, по веточке, по острому шипу. Следом ссыпала ягоды, прикрыла их сверху кусочками перьев. После залила всё уксусом, как баба Оня велела. Крепко притёрла пробку, залепила восковым шариком. И лишь тогда задумалась – где же всё спрятать?
В чуланчике в самом уголке приметила она прошлый раз старую бочку. Настоящую, дубовую, крепкую. В ней помещались черенками вниз лопата, пара мётел и старый ухват. Сама же бочка пристроена была на кирпичах, между которыми зиял небольшой просвет. Туда-то и наметила она припрятать свою бутылку. В чулане никого не оказалось, и Анна без помех довершила начатое. Обернула бутыль для надёжности бумажным полотенчиком и задвинула поглубже к стене.
Не особо верила она в подобную защиту, но попробовать всё же стоило. Вдруг и вправду поможет? И незнакомая Светка перестанет тревожить её сны.
5
Ближе к вечеру подошли девчата. Тося несла в руке небольшой свёрточек. Матрёша держала перед собой железный ящичек, вроде маленькой жаровни.
Оставив скарб у двери и отряхнувшись от снега, тётки прошли в кухоньку, где баба Оня торжественно вручила каждой мешочек со смесью пепла и соли. После собрала в узелок спички, несколько угольков, высушенные кусочки то ли дерева, то ли корней. К ним добавила обожжённый до черноты гвоздь.
Потом велела всем промыть глаза специальным настоем – чтобы букарица морок не навела, старухой перед ними не предстала да мысли не спутала.
– Она что, как-то иначе выглядит? – поёжилась Анна.
– Да, деточка. Истинный облик она скрывает. Меняет обличья поначалу. Показывается только напоследок. Поэтому описать как следует её некому.
– Почему некому?
– Потому что она тех, кому показывается, того! – Тося громко схлопнула ладони, и Анна подпрыгнула на стуле от неожиданности.
– Тося, перестань её пугать. – возмутилась Матрёша. – А то ещё передумает с нами идти.
Брать «на дело» Анну не собирались, да пришлось. Изгоняющих должно было быть чётное число. Двоим точно не справиться, троим нельзя. Четвёртая же из «девчат», Грапа, была нынче в отъезде, отправилась в город к родне, навестить внуков. Так что невольно Анне выпала обязанность поучаствовать в опасном действе.
– Ты, Аннушка, ничему не удивляйся. Молчи. Самодеятельности не проявляй, меня слушай. – поучала её баба Оня. – Как скомандую – «посыпай», так и сделаешь. Поняла?
Анна, чуть замешкавшись, кивнула. Ей вдруг сделалось очень страшно. Ужас скрутил её так сильно, что заныл живот. Как когда-то давно, в опустевшем бабушкином доме, куда мать привезла её на лето. Дом стоял нежилым всего несколько месяцев, но девочка не узнала любимое раньше место. С уходом бабушки дом изменился, как будто в нём затаилось что-то нехорошее. Анне всё время слышались трески, шорохи, скрипы, кашель, смахивающий на смех. Частенько в комнатках раздавался частый топоток, от которого начинало дребезжать стекло на старой мебели. Ночами кто-то плакал под полом, жалобные всхлипы стихали лишь под утро. Анна перестала играть, плохо спала. Мать же не обращала внимание на страхи дочери, её заботили личные переживания и ссора с мужем. К счастью, через неделю родители помирились, и отец забрал их обратно в город.
Наверное, переживания отразились на лице Анны, и баба Оня успокаивающе похлопала её по руке.
– Ничего, справимся. Нам не в первой. Я тебе средство дам… Пожуй его немного да под щекой держи. После уже выплюнешь.
Она погремела баночками и добыла откуда-то маленький белёсый квадратик, чем-то напомнивший Анне кусочек лукума.
– Это корешок ладанника. Верное средство от страха. Возьми, Аннушка. Он поможет.
Корешок оказался мягким, но очень горьким. Рот мгновенно наполнила вязкая слюна, и Анна невольно скривилась.
– Не бойся. Глотай. Сразу полегчает, вот увидишь.
По дороге завернули чуть в сторону, к деду Семёну. Матрёша забежала в скрипучую калитку и почти сразу вернулась, крепко прижимая к себе кошёлку с трепыхающейся внутри курицей.
– Анька, возьми жаровенку. – распорядилась Тося. – Матрёше и то, и другое переть не сподручно.
И хотя приказной тон Анне совершенно не понравился, она не стала спорить и послушно подняла с земли железный ящичек.
Через деревню шли в молчании. Повсюду в окнах горел свет, уютно ложился на снег ровными медовыми прямоугольниками.
Ближе к окраине потемнело. Плотная густая мгла почти полностью скрыла нужный дом.
Перед калиткой баба Оня остановилась и всех зачурала. Потом уже пояснила для Анны:
– Хочу поддержкой чура заручиться. Не любит он бУкову родню, авось подмагнёт. Ты, главное, действуй по плану. Как договаривались.
Тося, как и прошлый раз, обсыпала собравшихся мелким порошком, и маленькая боевая группа, больше не таясь, двинулась к дому.
Первой в приоткрытую дверь пустили возмущённую пеструху.
Курица исчезла в темноте, и вскорости из глубины донеслось громкое квохтанье.
– Заходим. – баба Оня первой шагнула в проём. За нею молча полезли девчата.
В комнате никого не оказалось. Только курица ошалело металась от стены к стене и орала безумолку.
Не обращая на неё внимания, женщины выстроились сбоку от ляды. Приготовились ждать. Замерла и Анна, изо всех сил вглядываясь в темноту.
И всё же она пропустила момент, когда дверца приподнялась. Заметила только, что из-под пола полезла косматая нечёсаная голова. Нечто рогатое грузное вроде снопа на тонких человечьих ногах зашлёпало по полу, задышало с присвистом. Букарица не похожа была ни одно из существ, ранее виденных Анной на книжных картинках. Страшная она была и воняла премерзко – мокрой псиной да старым плесневелым погребом.
Букарица уселась на полу. Растеклась шерстью по сторонам. Вывалила из пасти длинный язык, хлестнула им в нетерпении по доскам. Тонкие когтистые руки заскребли по дереву, и бившаяся курица вдруг затихла, а потом медленно засеменила к нечисти. Она шла странно дёргаясь, словно подгоняемая чьей-то волей, а когда приблизилась, букарица сгребла её и разом затолкала в широкую пасть.
Громкий хруст и смачное чавканье наполнили комнатёнку.
Анне стало нехорошо.
Только что она отстранённо наблюдала за происходящим. А теперь вот едва удержалась, чтобы не выбежать вон из домишки. Спасибо чьи-то руки ухватили ее за курточку, не дали совершить глупость.
Сразу после этого баба Оня закашлялась.
И взвилась широкая сеть в руках Тоси, упала сверху на букарицу, укрыла всю, опутала в миг.
Заверещала нечисть, задёргалась в ловушке, пытаясь освободиться.
– Что таращишься, сыпь давай! – заорала Тося, с трудом удерживая расходившуюся пленницу.
Чуть замешкавшись, Анна выхватила из мешочка заготовленную смесь, кинула сверху на сетку. Матрёша чуть визгливо принялась начитывать какую-то скороговорку, слов которой Анна даже не пыталась разобрать.
Постепенно букарица почти затихла. Замерла на полу, скорчившись и тихонечко подвывая.
Баба Оня тем временем подожгла в жаровенке корешки, подержала над нечистью и пошла в обход комнаты. Букарица совсем примолкла, белёсой плёнкой заволокло потускневшие глаза.
Перевязав ловушку из сетки поверху бечевой, на манер мешка, девчата волоком потащили её к выходу.
За воротами Тося свистнула протяжно и откуда-то появилась пара странных мужичков. Неопрятные да косматые, подхватили они сеть с букарицей и поволокли в сторону леса. А баба Оня опять зашептала что-то им вслед, бросила горсточку снега.
Позже все собрались у неё на кухне за чаем. Кика в этот раз расстаралась – выставила гостям два больших пирога, один мясной, второй сладкий. Все в резных завитушках из теста да с глянцевыми поджаристыми боками. К ним подала сметанку, густые сливки и мёд. Стол накрыла заранее, не желая почему-то показываться гостям, и Анне пришлось самой заваривать и разливать чай.
– Переживает она. – косясь в угол, вздыхала баба Оня. – Кикуша с букарицею хоть и дальняя, а всё же родня. Может, поэтому и смолчала. Не призналась, что та поблизости завелась. Вот я её поругаю после!
– Ты с ней построже, Оня! Не церемонься! – Тося голос не понижала, говорила громко. – Букарица кума своего приветила. Через него и Анна могла пострадать, и другие несведущие.
–Твоя правда, – согласилась бабка. – Скоро и каникулы начнутся. Детвора соберётся. А она для бука первейшая добыча!
– Для букарицы тоже! Напугает сначала как следует, после в подпол утащит. Там и сгинут! Вовремя ты её обнаружила, Анька, Молоток! – Матрёша довольно подмигнула. – Не зря к нам приехала! Ой, не зря!
– Случайно приехала.
– Ой, не скажи! Ничего в жизни случайного не бывает, на всё есть свой резон!
6
Следующая пара дней выдалась спокойной и ленивой. Анна в волю отоспалась (спасибо ведьминой бутылке), помогла бабе Оне разобрать старые вещи, оттащила узлы с барахлом в сад.
– Сложи их за старой банькой. – попросила бабка. – Время придёт – костёр запалим. Тогда и сожжём.
Сад дремал. Деревья замерли под снежными шапками. Лишь изредка трепетали ветки. То птицы перелетали с места на место, искали что-то под корой, навещали домик-кормушку.
Волоча узлы, Анна шла вперёд по расчищенной дорожке и не сразу приметила крошечное строение, по самую крышу заваленное снегом. Обогнув баньку, она послушно оставила узлы возле тропки да медленно побрела назад. И не увидела, как мелькнула в заиндевевшем окошке неясная тёмная тень.
В доме пахло карамелью и специями – баба Оня творила пряники. Она называла их на свой лад медовым лепёшками. Первая партия выпечки уже доходила на столе под широким льняным полотенцем. Анна приподняла край, вдохнула упоительный аромат, полюбопытствовала:
– Что вы добавили в тесто?
– Дак гвоздичку положила. Жжёнку потом. Кориандр, орех мускатный. Чуток корицы, не шибко её люблю. Перчику самую малость, чтоб бодрило, – улыбнулась Оня, отправляя в печь огромный противень с рядами ровных прямоугольников. – У меня по-простому всё, без выкрутасов. Пропекутся сейчас. После глазурью покрою, и готово дело.
Анна наблюдала за бабкой и радовалась, словно девчонка. Ей всё здесь нравилось! Баба Оня сильно напоминала давно ушедшую бабулю – такая же была улыбчивая, подвижная, деятельная.
Возможно поэтому, предстоящие праздники Анна ждала с нетерпением, словно они должны были принести с собой волшебство, изменить что-то в её жизни в лучшую сторону.
Чуть позже баба Оня принялась расписывать пряники, ловко выводя цветной глазурью узоры на шершавой коричневой корочке. Анна приглядывалась, старалась повторить, но выходило неумело и криво.
– Ничего, научишься. Главное желание! – подбадривала бабка. – Мы несколько наборов соберём, для близких. Матрёша с Тосей очень мои лепёшечки любят. Да и Семён не брезгует. Себе оставим, чтобы вдосталь откушать. И на щедровки отложим. Видала, детишки собираются? На праздники побегут по домам, мы их и угостим от души.
Народу в Ермолаево и правда прибавилось. По улицам с криками носилась ребятня, возилась в снегу, забавлялась снежками да санками. Шумно и весело сделалось теперь в деревеньке.
Днём за Анной зашла Матрёша, и они отправились в сельмаг. До соседнего посёлка решили пройтись пешком. День выдался бодрый, ясный. Солнце гуляло по небу, и под крышами домов мгновенно наросли длинные бороды сосулек. Анна хоть и любила пасмурные дни, солнцу сейчас порадовалась. И теплу его, и свету, мгновенно превратившему снег в искрящиеся драгоценное полотно.
Шли ходко, но перед развилкой их догнала Тося на допотопном стареньком автомобиле. Распахнув дверцу, приказала:
– Полезайте. Довезу с ветерком!
Хочешь-не хочешь, а пришлось покориться, и Анна вслед за Матрёшей нырнула в тёплое вонючее нутро.
В салоне было душновато, резко пахло бензином. У Анны сразу подвело желудок, сделалось противно во рту.
Только бы не укачало! – взмолилась она про себя, задышав громко и часто, чтобы унять неприятные ощущения.
Тося, наблюдавшая за ней в зеркальце, велела терпеть:
– Пёхом вы б до вечера не управились. Как бы потом покупки пёрли? А так обернёмся по-быстрому. Транспорт великая вещь!
Матрёша же протянула жестяную коробочку, предложив на выбор леденцы-монпансье.
– Возьми любой, сразу полегчает.
Анна послушалась, выбрала прозрачную зелёную подушечку, и действительно почти сразу стало получше от его мятной приятной кислинки.
– Колитесь, что хотите в подарок? – принялась расспрашивать Матрёша. – У нас, конечно, не супер-мупер маркеты, но тоже кое-что симпатичное встречается.
– Того, что я хочу, в магазинах не продают. И ты это прекрасно знаешь! – мрачно бросила Тося, и Матрёша сразу затихла, завздыхала виновато.
– Прости, Тоська. Понесло меня что-то…
– Ладно. Замяли, – отмахнулась Тося и с силой дала по газам.
В магазинчике с кривоватой вывеской «Бакалея» товаров было достаточно. Пока девчата выбирали колбасу, шумно обсуждая представленный ассортимент, Анна в соседнем отделе купила симпатичные подарочки, а ещё набрала всяких вкусностей: мандаринов, карамелек, орешков в глазури. Хотелось ей порадовать и бабу Оню, и местную малышню, которая непременно станет колядовать.
На обратном пути девчата пели. Голоса у обеих оказались на диво сильные, глубокие.
Только вот песня выходила длинная да печальная – про доброго молодца, что оставил дом да попал под власть тёмного времени, в полон к нечисти лесной.
Плавно и до того жалостно лилась песня, что Анна невольно притихла, загрустила.
Заметив это, Матрёша оборвала куплет и завела по новой забавную напевку:
Странная у нас деревня —
Стоит задом наперед!
Да и парни все плохие —
Никто замуж не берет!..
Анна не хотела, а подхватила за ней простенький мотив. Слова по ходу ей громко подсказывала Тося. Получалось невпопад, фальшиво, зато весело. В Ермолаево они вернулись в прекрасном настроении, хохоча во всё горло и распевая забавные частушки.
Баба Оня рассматривала гостинцы, зарумянившись от удовольствия, охала да приговаривала:
– Не уж, всё нам? Зачем потратилась, деточка? Не надо было… Ну что ты!
Среди покупок неожиданно обнаружился чужой свёрток, Анна положила его к себе да позабыла отдать.
– Тося колбасу не забрала. Сейчас сбегаю, отнесу.
– Темно же, Аннушка. Завтра вернём.
– Да она рядом живёт, что мне сделается? Я быстро.
Наскоро одевшись, Анна выскочила на улицу и только ступила за калитку, как повалил снег. Закрутились снежные смерчи, словно старались не пропустить, перекрыть ей дорогу. Согнувшись, добралась Анна до Тосиного забора и тут же прекратилась метель, а на калитке остался сидеть чёрный косматый ворон.