Читать онлайн Служба мечты бесплатно
Глава 1.
– Ты еще не сварила кашу младшим? – визгливый голос маменьки ввинтился в уши, несмотря на натянутое на голову одеяло.
Надо бежать из дома. Тупая, выматывающая работа меня попросту сжирает. Маменька плодилась с завидной регулярностью и вешала весь выводок на меня. Сама занималась только собой и мужчинами, пропадая целыми неделями.
Сейчас на мне пятеро. Есть от чего сойти с ума! Если Гвель, младше меня на два года, старается и помогает мне, то близняшки Ким и Брюн, пятилетний Тим и двухлетняя Дина обожают нашу мамочку и стараются сделать все назло. Я ее ненавижу. Я не могу учиться, постоянно пропускаю школу, близняшки рвут тетради, не дают читать, прячут учебники, портят одежду. Тим не спит ночами, бегает и визжит, а Дина ломает и пачкает все, до чего дотянется.
В школе я сплю на уроках с открытыми глазами, не понимаю материал. Впрочем, все учителя давно убедились в моей бестолковости. Маменька, как-то появившись, откровенно сказала, что я тупая и ленивая, и заставить меня учиться невозможно. Да дали бы мне возможность хотя бы выспаться!
Но никто не верит, что детьми занимаюсь я одна. Все уверены, что маменька – просто отличная любящая многодетная мать. Как можно ей не поверить? Особенно ей удается трюк, когда хрустальные слезинки повисают на длинных ресницах, она картинно их вытирает кончиком белоснежного платка и всхлипывает так томно и музыкально, что все кругом уверяются в ее глубоких страданиях.
Эльфы не плодовиты? Скажите это моей маменьке! Она смесок, и так же блудлива, как ее папаша, сделавший ребенка, видимо, кошке-оборотню. Мы все рождены от разных отцов, и если Ким и Брюн унаследовали эльфийские ушки и могут посещать эльфийскую школу, то мне так не повезло. По сравнению с маменькой я груба и неудачна. Ошибка молодости, как она говорит.
Она стройна, несмотря на многочисленные роды, изящна, большие голубые глаза сияют, пухлые губки улыбаются, приоткрывая жемчужные зубки… Добавьте узкий носик, тонкие пальцы, не знающие тяжелой работы, золотистые волосы, спадающие тяжелой волной до поясницы, и вы поймете желание любого самца в округе прикоснуться к этой красоте. Прикасаются не только руками, каждый любовник – единственный и неповторимый, а мне на руки падает очередной пищащий сверток.
Эльфы обожают детей? Они их обожают делать, но никак не растить, воспитывать, лечить или учить. И тем более невозможно представить мою маменьку рядом с корытом, полных вонючих мокнущих пеленок или у плиты. Пеленки воняют, а от печи жар, способный испортить ее нежную кожу!
Она просто паразит на моей шее, присосавшийся ко мне. Как мерзкие твари, по ошибке именуемые моими братьями и сестрами. Братская любовь – это умение ухватить кусок пирога первым. Близняшки нахватались в своей школе снобизма и презирают «круглоухих». Тим глуп и агрессивен, а Дина отлично чувствует, куда ветер дует в нашей семейке и не любит меня инстинктивно, подражая остальным. Как раньше говорили, прислуга «за все»? Вот это я и есть. И мне надоело.
Стирать, готовить и убирать можно и на чужих, получая при этом жалованье. Жду только окончания занятий в школе. Неграмотная прислуга никому не нужна, бесплатное начальное образование обязательно для всех в нашем королевстве. К тому же, в отличие от маменьки, я некрасива. Волосы жидкие и темные, глаза маленькие и карие, нос курносый, а рот слишком большой. «Как у жабы», – говорит Брюн и заливисто смеется. Посмотрим, как она будет смеяться, когда мамаша подарит ей нового братца или сестру. Судя по поплывшей талии маменьки, ждать осталось недолго.
Что же до моей внешности, так для ревнивых хозяек некрасивая служанка – дар богов. Помимо прочих достоинств у меня широкая кость, я тощая, мосластая, на удивление сильная, да и ростом удалась в папочку. То ли орка, то ли тролля, маменька не удосужилась уточнить. Как эльфийка могла связаться с орком или троллем – другой вопрос, не ко мне.
Маменька искала большую чистую любовь, а нас воспитывала бабушка Магда. Она умерла, когда мне стукнуло десять, и тогда мое детство кончилось. Растерянный Гвель, неуправляемые трехлетние близняшки оказались на моих руках. Мамаша похороны бабушки пропустила, потому что поехала к Лиловому морю с очередным любовником.
Из путешествия она привезла кучу грязной одежды и Тима. Его папаша-оборотень тщательно обнюхал младенца и заявил, что дитя, лишенное зверя, никогда не заинтересует его стаю. Больше связываться с маменькой он не стал, ему нужны были породистые дети. Скоро он женился. Маменька показательно рыдала целый день. А через неделю к нам стал захаживать здоровущий наг. Каждый раз, когда Дина кусается, я боюсь, что умру от яда, наги ядовиты с рождения. Но вроде бы она пошла в эльфийскую породу, если я до сих пор жива.
Я действовала абсолютно машинально, размешивая жидкую кашу, накрывая на стол, накладывая кашу в тарелки, не обращая внимания на орущих близнецов и Тима. Маменька тоже соизволила подняться к завтраку, хотя вернулась почти на рассвете. И даю руку на отсечение, она сейчас выглядела лучше, чем я! Немного бледной, но все равно прекрасной. Благородной дамой. Я же, с темными кругами под глазами, трясущимися руками, тусклым взглядом и бескровными губами, имела право только прислуживать. Хоть бы вкусненького чего принесла со своей вечеринки, мамаша! И нечего крутить носом над кашей, пирожных не будет! Каша хотя бы на молоке, уже хорошо.
– Тоди, что с тобой? – коснулся моей руки Гвель.
– Уродина! Глухомань! – запрыгали близняшки, изощряясь в остроумии.
Я моргнула, с трудом возвращаясь в реальность.
– Тоди, я дала соседу согласие, он уже выплатил аванс, – скривилась маменька. – Так что пойдешь к нему и будешь ходить, пока не понесешь.
Аванс? А на дрова хватит? Починку охлаждающего кухонного амулета? У Гвеля ботинки просят каши… что?
– Понесу? – тупо переспросила я, не веря ушам. О чем она говорит? У гера Тре́маса имеется супруга, пышнотелая лея Споли́тта, которая ведет его торговые дела железной рукой.
– Лея Сполитта бесплодна, а гер Тремас уже не молод, – закатила глаза маменька. – Ты здорова, родишь им ребенка. Что неясного?
Я открыла рот и снова закрыла. Кажется, говорить о том, что гер Тремас стар и безобразен, что от него воняет псиной, бесполезно.
– Сколько он заплатил? – спросила непослушными губами.
– Какая тебе разница? – фыркнула маменька. – Я уже потратила эти деньги. Ах, какой замечательный зеленый бархат привез в свою лавку гер Алледо́н! У меня будет к началу лета чудесное платье! Лея Самира вяжет мне шазю́бль1, равного которому ни у кого не будет!
– Неужели ребенок стоит всего одно платье? – не могла не спросить я.
– Не говори ерунды, конечно, хватило и на все остальное, новые туфельки, белье, палантин из горностая…
Палантин?! У нас всего мешок картошки остался, муки с полстакана, постного масла на донышке, чай кончился, сахара осталось не больше фунта…
– Маменька, почему вы сами не можете родить для гера Тремаса? У вас отлично получается! Я неопытна в этом деле!
Маменька отложила зеркало и неодобрительно посмотрела на меня.
– Не смей дерзить! Радуйся, что хотя бы гер Тремас обратил внимание! Что с тебя еще взять? Ни красоты, ни изящества, ни таланта, ни ума. Ты совершенно ничего от меня не взяла. Будто подкидыш, а не моя дочь.
Близняшки дружно захихикали. Ну да, они-то красавицы! И умницы! В маму! Я же только кричу и требую, ругаю детей, а мама красивая, как принцесса и никогда не ругается.
– Мое слово ты услышала. После уборки пойдешь к нему и будешь делать все, что он скажет!
Значит, получить свидетельство об окончании школы не удастся. Бежать придется сегодня. Спорить, браниться, призывать соседей или просить власти о помощи бесполезно. Я пробовала.
«Ваша матушка так заботится о вас, неужели так трудно ей помочь?» – скажет укоризненно полицейский, косясь взглядом в декольте маменьки. Соседи и без того уверены, что я лживая, ленивая девчонка, неблагодарная и черствая. Маменька постаралась донести до всех, кто желал слушать, о моей испорченности. Ну да, когда маменька ходит в кружевах, трудно поверить, что дома нет хлеба! Салат из одуванчиков, суп из молодой крапивы, котлеты из моркови. Маменька-то обычно дома не ест, да и ночует крайне редко, живет с нами, только когда ее бросает очередной любовник или перед родами, боится показаться на людях безобразно располневшей.
Соседи сочувствовали и даже предлагали свои услуги по воспитанию, ведь сама лея Коре́лия слишком нежна и возвышенна, чтоб наказывать дочернее непослушание. Ее изящные пальцы не удержат ремень или розгу. А я очень нуждалась в этом, по мнению соседей. «Как вам не повезло со старшей дочерью, – закатит глаза лея Стелла. – Мало того, что дурнушка, так еще и грубиянка! Я бы отдала ее в монастырь, лея Корелия!»
В монастыре хоть еда и скудная, но регулярная. И есть личное время. И собственная келья с дверью. В самом деле, почему меня маменька меня туда не отдала? Кому охота терять бесплатную няньку, уборщицу, прачку и кухарку?
– Тоди? – брат встревоженно посмотрел на меня.
– Все в порядке. Не волнуйся, братик, – я начала убирать со стола после завтрака. Гвель тут же присоединился.
– Тебе надо бежать, – шепнул он. – Я соберу сумку и вынесу ее к забору.
Я кивнула. Собственно, собирать было особо нечего, мое единственное повседневное платье было сейчас на мне, как и туфли, и застиранное белье. В праздники платье становилось праздничным, благодаря белому воротничку, связанному крючком. Те платья, из которых я выросла, давно были перешиты на близняшек. В эльфийскую школу не пойдешь абы как. Это в моей бесплатной школе никто не смотрел, кто как одет, в ней училась окрестная беднота. Заштопанными локтями и коленками никого не удивишь. Расческу, зеркальце, ленты, кусочек мыла Гвель догадается и сам положить, он сообразительный.
– Я отведу девочек в школу, а ты… – маменька сморщила нос, не зная, какое из дел поручить мне первым. – Вымой посуду, приготовь обед, смени мне постель, выстирай девочкам и Тиму одежду! Гвель пусть сходит на рынок!
В школе соседка по парте давала мне прочитать сказку о бедной девушке, вынужденной обслуживать мачеху и двух сестер. Да она счастливица, у нее не было на шее оравы детей! После всех дел сосед дождется меня, в лучшем случае, к вечеру.
– А лея Сполитта в курсе вашего договора? – спросила на всякий случай.
Ответом мне послужило презрительное фырканье. Брюн показала мне язык, а Ким скопировала фырканье мамочки. Тим азартно вопил на заднем дворе, ему вторила Дина. Истошно орал соседский кот. Кот пусть спасает себя сам, у него когти есть и зубы.
Я подняла скатерть за углы и свалила грязную посуду в ванну. Туда же полетело постельное белье с маменькиной кровати. Шелковое, вышитое! Ему очень пойдут засохшие куски каши. Затем я свернула в компактный тюк одеяло и свою подушку – пригодится. Тюк сложила в большую корзину, с которой ходила за овощами. На рынок Гвелю маменька оставила сущую мелочь. У меня припрятано три серебрушки, чтоб не остаться без хлеба, если маменька вдруг отчалит на несколько дней. На дилижанс до ближайшего города Негара́м хватит. А на поезд уже нет. Придется трястись в три раза дольше.
Как всегда по утрам, вышла с корзиной, поздоровалась с соседками. Они хмуро кивнули в ответ, не переставая промывать кости сыну одной из них. Завернула за угол. Оглянулась и коротко свистнула. Гвель мне кинул сумку. Что-то слишком объемная.
– Положил теплую куртку, на всякий случай, и весь хлеб с сыром, – в щелку между неровно пригнанными досками я видела его необычно серьезные глаза.
Обязательно заберу его, когда устроюсь в городе. До остальных детей мне нет дела. Пусть ими занимается маменька.
– Спасибо, ты замечательный. Побегу, пока никто не обратил внимания.
Гвель кивнул и исчез.
Меня ждало десятичасовое путешествие в душной коробке дилижанса.
Глава 2.
Выгляжу я, как обыкновенная девушка, ищущая лучшей доли в городе. Таких приезжает десятки каждый день, на меня никто не должен обратить внимания. Была бы красотка, другое дело, таких высматривают и уговаривают на «непыльную высокооплачиваемую работу» сутенеры. А такие, как я, только в служанки и годятся.
Ночевала я на станции дилижансов, на скамейке в углу. На самую дешевую комнату мне не хватило. Пригодились одеяло и подушка, и выспалась я ничуть не хуже, чем дома. Пригладила волосы, съела кусок хлеба с сыром. Умыться и попить смогла попозже, из уличного фонтанчика. В открывшейся кассе купила карту и пошла туда, где было больше отмечено значков постоялых дворов.
Я уже позабыла, какое это счастье – просто идти по городу. Одной! Без визжащего Тима, без виснущей на шее Дины, без шкодливых и пакостных близнецов! Не надо искать кустики, чтоб дети могли пописать. Не надо искать воду, чтоб они напились, не надо оттаскивать никого за руку от витрины кондитерской, не надо поднимать валяющегося на земле Тима, требующего немедленно купить ему игрушку. Так что корзина меня ничуть не напрягала. Ее общество меня устраивало, ей же не надо писать, пить или покупать игрушки. И грязью в лоб она не залепит, и подножку не подставит.
Я счастливо щурилась на солнце и ожидания у меня были самые радужные.
Уж устроиться служанкой в таверну – самое плевое дело, как мне казалось. Ошиблась.
Те таверны, которые мне нравились, в прислуге не нуждались. А те, в которые меня соглашались взять, скорее напоминали притоны. А еще оказалось, что просто так наниматься нельзя, все, кому нужны работники, дают вакансии в бюро трудоустройства, их много по городу. И нужно встать на учет, заплатить взнос, тогда мне что-то подыщут. Я расстроилась, на такие расходы я не рассчитывала.
Веснушчатая служанка одной из таверн меня утешила и сказала, что мне придется отдать пятую часть первого жалованья. Мы еще немножко поболтали, девушка сама приехала всего три месяца назад и была очень довольна местом и жалованьем, а клиенты еще дают чаевые. У девицы были большие голубые глаза, полная аппетитная фигура с пышным бюстом и круглой попой. Не сомневаюсь, ей чаевые дают охотно. А честные девушки, как известно, стоят дороже.
– Да что вы, лея! Вакансий нет! – уже в пятом бюро трудоустройства мне отказывали. Ну, разве я виновата, что мое лицо людям не нравится? Разве в служанке лицо – главное? На руки надо смотреть! А они у меня подходящие: красные, с загрубевшей кожей, с мозолями от овощечистки и ожогами от плиты.
Я вышла из бюро и села прямо на ступеньку. Устала. Платье пропотело подмышками, на висках и верхней губе выступил пот. Надушенного платочка у меня не нашлось (странно, да?), поэтому утерлась рукавом.
– Дура деревенская! – сплюнул на мостовую типичный оборванец. Чуть помладше моего Гвеля. Полуоборотень, кошачьи глаза наглые, хитрые, сразу видно, палец в рот не клади, оттяпает по локоть.
– Почему дура? – все же решила уточнить.
– В этом районе ничего не найдешь!
А что не так с районом? Красивые дома, двух- и трехэтажные, нарядные, окрашенные в яркие цвета, разных оттенков розового, желтого, голубого. Улица оставляла очень приятное впечатление.
– Деревня, – снисходительно фыркнул паренек.
– Если по делу, то говори, а мне с тобой лясы точить некогда, – я подхватила свою корзину. – Мне еще ночлег искать, если с работой не повезет.
– Тут приличные люди живут, состоятельные. У них прислуга образованная, с рекомендациями, даже с даром есть. Кто тебя, замарашку, с улицы в дом возьмет?
– Кому надо, тот и возьмет, – не согласилась я.
Уголь носить, печи разжигать, золу выгребать, овощи чистить, птицу рубить и щипать – работа не для чистеньких горничных в кружевных наколках. Кухонная работа по большей части грязная. Я даже птичницей или скотницей работать согласна, любая корова спокойнее и добрее выводка орущих детей. И благодарнее!
– Хочешь, отведу тебя к булочнице? У нее двое малышей, и она на сносях сейчас, ей нянька точно нужна, муж-то у печи весь день. С тебя монета!
– Да ни за что! – с негодованием воскликнула я.
Стоило уезжать из дома, чтоб снова возиться с кучей малышни? Я четверых вынянчила, хватит с меня! Я готова работать от зари до ночи, шить, стирать, убирать, готовить, но хочу по ночам спать! Разве это много? Своих детей не хочу и чужие мне без надобности! На любую работу согласная, только не к детям! Сыта по горло!
– Ну и дура, – обронил мальчишка и побрел прочь, засунув руки глубоко в карманы. Сам себе агентство по найму.
Я посмотрела карту. Налево река и мост, вдоль реки набережная и красивый бульвар. Только мне не до прогулок. Да и распугивать народ своим видом не хочется, вон какие там нарядные дамы и кавалеры катаются в блестящих открытых колясках. Красивые девушки в ярких платьях щебечут и тоненько смеются, стреляя глазками в проходящих мужчин.
Маменька тоже так умеет, завлекательно и мелодично смеяться, будто звенит хрустальный колокольчик, при этом она томно поднимает голову, давая возможность полюбоваться ее лебединой шеей. Меня передернуло от воспоминаний.
Пойду-ка подальше, еще полицейский даст тумака, чтоб вид не портила.
Направо высилась громада храма. О, кажется, это то, что надо! На три ночи можно попроситься в странноприимный дом при любом храме, по крайней мере, будет крыша над головой и хоть какая-то еда. Таковы незыблемые правила храма для паломников, но кто знает, куда я иду и зачем? Может, как раз по святым местам? Место, где меня приютят и накормят, несомненно, святое! Правда, молиться и кланяться придется, но это лучше, чем стирать пеленки в холодной воде.
Я медленно побрела к храму.
Слаженный шаг подкованных сапог заставил меня пугливо обернуться и отойти подальше. Солдатам лучше не попадаться. От этого бывает урон девичьей чести и приплод. Однако это были не мужчины в серых мундирах стражников, которых я видела дома.
Это шли, печатая шаг, девушки! Высокие, отлично сложенные, в синих куртках с кожаными нагрудниками, пристегнутыми на блестящие пуговицы, в черных брюках с зеленым кантом, красиво облегающих стройные бедра, в сапогах, отражающих солнце. С короткими мечами и кинжалами у пояса, в необычных шапочках с узкими, поднятыми вверх полями и вытянутым вперед козырьком.
Нет, у нас тоже можно было увидеть девушек в брюках, нечасто, правда, им вслед смотрели неодобрительно. Маменька бы в обморок упала, увидев меня в брюках. Непотребство же! Все, что должно быть скрыто от похотливых взоров, выставлено наружу! Наемницы, бродячие магички, предсказывающие судьбу, непотребные женщины – словом, сброд. Даже крестьянки, которым было бы гораздо сподручнее на поле в брюках, и то стеснялись работать в штанах.
Но эти девушки производили впечатление настоящего военного отряда. Разве женщин берут в армию? Разинув рот, я смотрела им вслед. Какие красивые, сильные, какие уверенные в себе, как смело они смотрят! Я ощутила острую зависть и вздохнула.
– Записывайтесь в Зеленый легион! – гаркнули у меня над ухом, я отшатнулась и наступила на ногу пожилому господину. Господин охнул и обругал меня, я пристыженно извинилась. Что, в самом деле, как деревенщина какая, совсем по сторонам не смотрю?
– Записывайтесь в Зеленый легион! – закричали впереди.
Кричала девушка в такой же форме, на боку у нее была сумка, из которой она доставала листовки и раздавала встречным. – Караульная башня, в три часа дня! Отбор в Зеленый легион!
Я дотронулась до локтя какого-то мужчины и робко спросила:
– А что за легион такой?
– Старшая принцесса играет в солдатиков, – плюнул мужчина. – Разве воевать бабское дело? Легион, скажут тоже! Кучка дур ненормальных!
Я подхватила корзину, изрядно уже отбившую мне бедро, догнала девушку и протянула руку за листовкой, опасаясь, что меня поднимут на смех или прогонят. Тут же ее получила и остановилась, поставив корзину возле ног. Я просто так, из любопытства прочитаю.
О-о-о! Я чуть не застонала, увидев сумму жалованья. Трактирная подавальщица столько не получает! По нашим местам сумма просто огромная! Полное обеспечение. Обучение полгода. Зачисление в легион по результатам экзаменов. Сердце замерло в радостном предвкушении. Вот мой шанс! Главное, меня полгода будут кормить, а жалованье я буду копить, и мне хватит потом снять жилье, чтоб было куда перетащить Гвеля. Всерьез на зачисление надеяться глупо, тут таких, как я, нищих девчонок хоть пучками вяжи, по дешевке продавай. Поди, есть из кого выбрать, чтоб строй не попортить неказистой мордашкой.
Я посмотрела на оборот, там была нарисована девушка в форме, с блестящим мечом. Условие приема: начальное образование… ладно, разберемся, возраст – до двадцати пяти лет, прохожу, физическое здоровье – имеется, дар не ниже сорока пунктов. Сердце у меня упало. Не примут.
Дар у ребенка был величайшей мечтой всех мамаш в округе. Каждый год приезжали маги из столицы, проверяли поголовно всех детей, достигших десяти лет, отбирали на учебу. Столица, обучение у лучших магов, отличные перспективы, честь для семьи, из которой вышел одаренный. Девушки не засидятся в девках, даже если показали крохотный потенциал и их оставили дома, ввиду нецелесообразности обучения. Кровь же! Двадцать магелей – нижняя граница, меньше необучаемые, но у них есть шанс родить мага.
Но у меня и столько нет. Наверное. Я ни разу не попала на отбор.
Сначала была мала, бабушка не успела меня проверить, а мамаша фыркнула и сказала «нечего время зря терять». Я хотела сама сбегать, но заболели близнецы, на следующий год надо было собрать в школу Гвеля и мы не вылезали из леса, собирая лианы золотого вервия. Гвель безошибочно вынюхивал его по запаху (для меня он ничем особенным не пах), зато аптекарь платил чистым серебром за каждый хлыстик толщиной с полмизинца. Заросли в ближайшей округе мы извели начисто, но комиссию пропустили. Маменька, видя деньги, даже согласилась присмотреть за мелкими. Правда, и львиную долю денег забрала себе, якобы «на хозяйство», но мы были ученые, часть выручки спрятали, как всегда. В доме, где есть дети, всегда есть неожиданные расходы, а маменька то в загуле, то в отъезде, то страдает от потери очередного любовника.
В тринадцать у меня начались месячные, такие болезненные, что я упала в обморок, схватившись за живот, ни о каких проверках и речи не шло. Сутки я просто не могла с постели встать. Следующей весной маменька была на сносях, так капризна и привередлива, что не давала ни минутки отлучиться всю отборочную неделю, потом она рожала Дину, потом я нянчилась с ней, пока маменька заново устраивала личную жизнь.
В общем, меня никто не проверял.
Но если бы дар был, это было бы заметно!
Я видела в школе, как манифестировал дар у Мелиссы: к ней прибежал ее любимый пес, умерший несколькими днями раньше. Все визжали и шарахались от умертвия, пришлось вызывать святого брата из храма для изгнания. Мелиссу тотчас отправили в столицу, первосвященник лично поехал сопровождать девочку в Главный храм. На мой взгляд, совершенно бесполезный дар.
У То́рмода росло все, что он не воткнет в землю, будь это даже сухая палка. Я бы не отказалась от такого дара, к тому же у нас мать-эльфийка, у них в крови работа с растениями. Не повезло. Мы с Гвелем копались на наших грядках за домом, но особенными успехами похвастаться не могли. Мать Тормода продавала на рынке розы величиной с кочан капусты, там ее и прихватил проверяющий комиссии. Ух, как она рыдала, сетовала на свою жадность, кормильца увезли! Никто ее не утешал, всем бы такое горе!
Цинтия, школьная врагиня, как-то подожгла мне платье, пуская огненные искры.
Нет, я бы точно заметила, если бы у меня проявился дар. Если бы отец был троллем, могла бы работать с камнями, искать руду, занятие уважаемое, денежное, но камни были ко мне глухи и не отзывались.
Вот у Гвеля был изумительный нюх, братик говорил, смеясь, что ветер ему все рассказывает. Но на отбор он сам не пошел, потому что жутко стеснялся поношенной одежды, из которой давно вырос, и прыщей. Прыщи – дело преходящее, лично я считала братика очень красивым. Но он упрям, как сто ослов, вбил себе в голову, что обязан быть, как я. Я не ходила, и он не станет унижаться перед приезжей комиссией.
А Ким и Брюн, вернее, Энкима́ль и Брюнуэ́ль, маменька как раз сегодня на отбор с утра и потащила, уверенная, что уж эльфийским даром они непременно обладают! Не чета нам, бездарям.
Я развернула карту. Где тут Караульная башня? Ага, как раз между Средним городом и кварталом ремесленников. За час-полтора дойду. Прищурилась на солнце. Солнце пекло нещадно, да и живот намекал, что полдень давно миновал, пора бы подкрепиться.
Я опустила взгляд вниз и ахнула: корзины не было! Более того, моя холщовая сумка была сбоку разрезана и болталась пустой тряпочкой.
Глава 3.
– Раззява! – со смешком сказал полицейский в участке. – Не будешь ворон ловить в другой раз! Сама виновата!
– Но что мне делать, гер полицейский? – жалобно спросила я. – У меня совсем ничего не осталось!
– Кое-то осталось, – сказал второй, захлопывая толстый журнал. – Иди продавай то, что есть.
Я догадалась, о чем он говорит и покраснела до корней волос. Оба полицейских заржали.
– А магопоиск? – робко спросила я. Нам говорили, что в больших городах есть поисковые артефакты. В полиции они наверняка есть!
Она уставились на меня и захохотали еще громче. На шум открылась дверь и выглянул заспанный толстяк в расстегнутом мундире.
– Что у вас, Роул?
– Девчушку обворовали. Первый раз в городе, – доложил полицейский.
Толстяк закатил глаза и посоветовал:
– Гони ее в шею, Роул, у нас не богадельня! Добро бы путное что было, а то беспокоят людей из-за пары драных панталон и деревянного гребня! Вон!
На крыльцо полицейского участка оставалось только плюнуть, что я и сделала.
У меня осталась сложенная карта в руках и мешочек с парой монет, засунутый в белье, да еще и пристегнутый булавкой, все, что осталось после покупки билета до Негарама.
Городские часы пробили два. Я потерла жалобно урчащий пустой живот и пошла к Караульной башне. Две монеты – это хороший обед в приличном трактире. Но ужинать мне захочется еще больше, потерплю. Без корзины в руках идти был однозначно легче, но одеяло было жалко до слез.
Почти новое! Мы с Гвелем все прошлое лето пасли соседских коз, заодно с нашим выводком, и денег как раз хватило на шерстяное одеяло. Маменька подозрительно крутила носом, принюхивалась, козы – они такие, запах специфический, что от шерсти, что от молока. Но дома было тихо, дети выгуляны, придраться не к чему.
Я уже не обращала внимания на ухоженные лужайки и затейливые клумбы, фонтанчики и роскошные кованые решетки перед особняками. Прав оборванец, надо было искать райончик попроще, тут я явно не пришлась бы ко двору.
Показалась четырехугольная Караульная башня. Я ожидала увидеть длинную очередь, завивающуюся в три витка вокруг. Даже засомневалась, туда ли я пришла. Но вроде она, я даже вытащила листовку и проверила картинку, башня была нарисована позади девушки с мечом. Точно, она: четыре этажа, острые карнизы, красные стены, восьмискатная крыша с острыми ребрами.
Толкнула створку широкой полукруглой двери. Внутри было темно, ступеньки вели наверх. Наверное, лестница идет вокруг всей башни, надеюсь, на четвертый этаж не придется подниматься. Ноги гудели, голова слегка кружилась, губы давно пересохли.
На втором этаже стоял простой стул перед столом и креслом за ним. В кресле дремала полная дама средних лет с бородавкой на носу. Явно не военная.
Я плюхнулась на стул, радуясь возможности вытянуть натруженные ноги. Стул громко заскрипел, я ругнулась от неожиданности.
– А, что? – дама спросонок завертела головой. – Вы кто, зачем тут?
– Вот! – молча подала листовку.
– Рекрут? – Дама зевнула. Открыла тонкую тетрадку. – Имя, возраст, место рождения, образование, уровень дара?
– То́рдис Варре́н, семнадцать, Грама́м, начальное общее. Дар не знаю.
Брови дамы поползли наверх. Она разразилась визгливой тирадой насчет нищих бездарных попрошаек, отнимающих время у занятых людей. Я разозлилась.
– Ничем вы не были заняты! И очереди не наблюдаю! Я никогда не проходила отбор и не знаю свой уровень!
– Грамам не глухая деревня, туда маги точно ездят! Все равно не пройдете, незачем время терять! Пошла прочь! – заорала толстуха и хлопнула по столу.
С верхнего этажа спустилась бесшумной легкой походной одна из девушек в форме. Я завороженно уставилась на нее. Вблизи все выглядело еще эффектней. Добротное шелковистое сукно, зеленые блестящие канты, сияющие пряжки и пуговицы, широкие ремни, обхватывающие тонкую талию и грудь девушки.
– Лея У́рра? – девушка заложила руки за спину, демонстрируя прекрасную осанку. – Вам трудно проверить уровень рекрута?
Толстуха смерила меня злобным взглядом и достала из ящика стола хрустальную пирамидку.
– Положите руку сверху, чтоб вершина упиралась в центр ладони, – посоветовала девушка, видя, что я недоуменно моргаю на артефакт.
Так и сделала, а что еще оставалось? Артефакт засветился и зазвенел.
– Ого! А почему вы не в академии? – спросила девушка, заинтересованно смотря на артефакт. – Шестьдесят пять считается высоким уровнем! Шестьдесят достаточно для поступления в академию, а с двадцатью принимают в колледж бытовой магии.
Я сглотнула сухим горлом. Какие колледжи? Какие академии? Это, несомненно, ошибка. Артефакт перегрелся или разрядился. Но мне она на руку.
– У меня крайне стесненные обстоятельства, – сказала хрипло. – Хочу в Легион.
Девушка сочувственно оглядела мое пропыленное платье, оббитые носки туфель и кивнула.
– Документы! – потребовала лея Урра.
– А меня сегодня обокрали! Нет документов! – я предъявила сумку с дырой. Надо же, как удачно вышло! Хорошо, что не выбросила, по привычке беречь вещи до последнего. Зашить дыру не сложно, у меня под воротником всегда иголка есть с ниткой. Мелкие постоянно рвут одежду, прихватить что-то на скорую руку, чтоб дома как следует починить, приходилось ежедневно.
– Врет она, лея Агата! Как есть нищая побирушка и шпионка! – вскинулась толстуха. После определения уровня она меня еще больше невзлюбила. Но мне было, что сказать.
– Не вру! Я даже в участок обратилась, но меня выгнали. Посмеялись надо мной и вора искать не стали.
– Это легко проверить. Какой участок?
– Семнадцатый, на Перловой улице, – мстительно заложила стражей закона. – Дежурный Роул отказался искать мои вещи.
– Кстати, я лея Агата, рекрутер по Негараму, – улыбнулась девушка. – Пока мы это выясним и запросим временные документы, вас надо устроить и накормить.
Желудок радостно взвыл.
– Вы сегодня пятая, завтра можно отправляться в столицу. Лея Урра, договор оформляйте, – распорядилась девушка и снова ушла наверх.
– Так мало желающих? – удивилась я.
Толстуха фыркнула и шлепнула передо мной лист договора.
– Всего пять дур нашлось на весь город!
Я решила пропустить ее слова мимо ушей. Неясно, кто еще тут дура. Уж точно не я, такое жалованье!
Хм, новые документы оформят? Так это же хорошо! Поставила в прочерках свои данные, изменив одну букву. Была Варрен, стану Таррен. Думаю, никто и внимания не обратит. Ведь меня искать будут, не маменька, так сосед, заплативший кучу денег. Скандал будет знатный, лея Сполитта никогда в выражениях не стеснялась, и за лишний вир удавит.
На строке с уровнем дара нацарапала «сорок пять». Пока разберутся, пока проверят снова, я уже буду в столице. Из Легиона, подозреваю, меня вытребовать назад маменьке будет куда сложнее, чем из какой-то таверны.
Из башни я вышла воодушевленная, с талонами на питание, на помывку и на получение формы. Тело яростно требовало мытья, а желудок алкал пищи. Действительно, как и сказала толстуха, буквально в двадцати метрах был приткнут к стене фургончик с зеленым верхом. Там следовало получить форму. Ночевать мы будем в небольшой гостинице, где уже подготовлены комнаты.
В фургоне мне выдали сверток одежды – просторные штаны и куртку из грубого коричневого материала. Надевать под него полагалось короткую сорочку, бюстье и штанишки выше колен. Ну, хоть не панталоны с кружевами! Еще выдали портянки и довольно-таки грубые ботинки. Зато в отдельной небольшой сумке сложено мыло, губка, расческа, миска, ложка и жестяная кружка. М-да, баловать нас явно никто не собирается. Наверное, чтоб отпугнуть кандидаток, которые привыкли к нежному шелку и прозрачному шифону, изысканным притираниям и заморским духам. Меня таким не запугать, одежда новая, крепкая и чистая, чего еще надо? Мое платье давно просится в камин, а красивую форму еще надо заслужить.
Гостиница за углом была не из шикарных, двухэтажный деревянный дом давно нуждался в покраске. Дверь нараспашку позволяла видеть коридор, пронизывающий здание насквозь, вторая дверь тоже была открыта настежь, в нее светило солнце, видны были проезжающие коляски и мелькающие горожане, спешащие по своим делам на соседней улице.
Стойка портье находилась в середине, сразу за ней шла лестница наверх. Перед стойкой располагался обеденный зал. Запах горохового супа и жареной картошки заставил меня сглотнуть голодную слюну.
Мрачного вида мужчина за стойкой взял у меня талоны и махнул рукой в сторону столиков. Звездочки моркови, кусочки мяса, полная миска счастья! Горячий густой суп нектаром пролился в мой сжавшийся живот. Порция картошки с мясом даже была лишней, я не привыкла так наедаться. Но не пропадать же еде!
Купальня для постояльцев была тут же, на первом этаже. Я с наслаждением вымылась, прочесывая пальцами приятно скрипящие волосы. Спать! В полусне я дошла до указанной комнаты, кроватей в ней было три. Я заняла кровать у стены, с восторгом ощутив грубое, но чистое и выглаженное белье под собой, и моментально заснула.
Глава 4.
– Эй, ты живая? – меня ощутимо затрясли за плечо.
– Да, маменька, сейчас, – подскочила я. Неужели проспала? Маменька ведь даже каши не сварит мелким, а Дина наверняка снова описалась во сне…
Выдохнула с облегчением. Никаких мелких, никакой каши и главное – никакой маменьки! Я в Негараме и мы сегодня отбываем в столицу!
Перед кроватью столпились девушки, и я их оглядела с большим интересом. Все-таки конкурентки на мундир. Может, и жить придется в одной комнате. Пять взрослых девушек – это не пятеро детей, как-нибудь сговоримся.
– Я уже подумала, что ты умерла, – сказала девушка, ближе всех стоящая в кровати. Это у нее столько силищи, так трясти человека? Явные оборотни в роду, вон какая тяжелая челюсть и слегка раскосые глаза. В Легионе ей самое место, надо признать.
– Ты проспала ужин и всю ночь. Даже не повернулась ни разу! – плаксиво сообщила полненькая блондиночка с кудряшками. – Но Сью сказала, что ты живая, просто крепко спишь.
– Думали, и завтрак продрыхнешь, – добавила высокая брюнетка, у которой были такие тонкие губы, что казалось, их и вовсе нет. Недостаток губ компенсировался излишне длинным носом. Впрочем, мне ли критиковать чужую внешность? Сама не красавица.
Пока одевалась, мы быстро познакомились. Полуоборотницу звали Сусанной, пухлую блондинку – Бертиль, а брюнетка-специалист по признакам смерти оказалась Мойрой.
Я сбегала умылась, и мы пошли на завтрак.
Кто не голодал, не поймет моей радости. Хотелось благоговейно сложить ладони и вознести молитву – впервые от чистого сердца. Овсяная каша с маслом! На молоке! Компот, толстый ломоть хлеба и пара вареных яиц наполнили желудок до отказа. Свою порцию я умяла моментально. Кудряшка Бертиль брезгливо нюхала кашу. Сью и Мойра, странно поглядывая на меня, ковырялись в своих порциях.
– Что?
– Ничего, – Мойра хмыкнула. – Так глотать, заворот кишок можно получить.
– Так кушать девушке неприлично! – добавила Сью.
– Неприлично девушке голодать! – буркнула я. Привыкла есть быстро, ведь пока рассиживаешься за столом, Тим свалится в колодец, Дина вывернет на себя миску с мукой, а пока отвернешься, близнецы накидают в тарелку горсть дохлых мух. Если чего не похуже.
– Нас четверо. Лея Агата сказала, будет пятеро, – перевела тему.
– Пятая ночью сбежала, – фыркнула Сью. – Передумала. Решила, что жених, найденный ее отцом, все же лучше грубой одежды и безжалостной муштры.
Муштры? Нас будут учить, само собой. Но назвать учебу безжалостной? Дети безжалостны! Особенно, если их больше одного. Не думаю, что будет сложнее работы в огороде или тяжелее ведер с углем.
– То есть, пятого искать не будут? Ждать не придется? – встревожилась я.
За прошедший день маменька смекнула, что я сбежала. Сначала-то она подумает, что меня сбила коляска или что я утонула, Гвель будет молчать, он сидел с Тимом и Диной, а двум ябедам сказать будет нечего, они же были с маменькой на испытании. Интересно, прошли? Впрочем, нет. Не интересно. Плевать на них, даже если они показали сотню магелей! Если десять – тем более плевать.
– Отправляемся через пятнадцать минут! – гаркнула лея Агата, появляясь в столовой. Хмурая. Понятно, доложила о пятерых, а привезет четверых рекрутов.
– Лея Агата, я, наверное, тут останусь, – пролепетала дрожащим голоском Бертиль. – Не такая уж мегера моя мачеха…
Судя по пышным телесам, девушку куском не обделяли, а блестящие волосы и овальные розовые ноготки свидетельствовали, что и тяжелой работы Бертиль не знала.
С жиру бесится, решила я. Десятое платье не купили.
– Ма-а-алчать! – рявкнула лея Агата. – Только посмейте еще что-то произнести! За мной!
Мне собирать было нечего, сумка со всем выданным в фургоне заняла место через плечо. Бертиль, причитая, металась по комнате, собирая какие-то тряпки, заколки, баночки, шарфики, вазочки… Она реально фарфоровую статуэтку с собой взяла? Это забавно! Я тихо села в уголок, наблюдая.
Долго сидеть не пришлось. Злая, как шершень, лея Агата вытряхнула мешок Бертиль на кровать, выругалась, ухватила заскулившую Бертиль за локоть и потащила на выход.
Однако. Статуэтки и вазочки денег стоят, оставлять их тут как-то расточительно. Запихнув добро Бертиль в мешок, я направилась следом, небрежно закинув мешок на плечо.
Шли недалеко, до фургона, в который сейчас была впряжена пара лошадей. Кажется, Бертиль получила пинок под зад, потому что руки держала под пострадавшим местом, а в ее голубых глазах стояли слезы.
Сью уже была в фургоне. Охая и хныкая, Бертиль забралась внутрь.
Тонкий палец леи Агаты уперся в мешок.
– Это еще что?
– Трофеи, командир! – я преданно посмотрела ей в глаза и щелкнула каблуками.
Лея Агата хмыкнула и кивнула на фургон. Мне досталось место с края, значит, еще смогу еще немного полюбоваться видами Негарама. Мешок я вручила Бертиль, она шмыгнула носом и тихонько поблагодарила.
– Не вздумайте спрыгивать на ходу, руки-ноги не высовывать! Пойдем порталами, размажет по дороге, – предупредила Агата и пошла к кучеру на облучок.
У меня глаза разгорелись. Порталы очень дороги, доступны только аристократам. Дворяне победнее, так же, как все остальные, передвигаются на лошадях или кораблями. У нас в Грамаме один парень было придумал построить повозку с парусом, проехал разок, так добрые соседи изломали его повозку, а самого прогнали.
Бертиль взвизгнула, когда повозка тронулась. Сью фыркнула, а я смотрела на широкие улицы и нарядные дома, убегающие вдаль. Все-таки красивый город! Если тут я оказалась не ко двору, может, столица примет ласковее. А главное, столица намного дальше от маменьки и соседа.
Девчонки затеяли пустяковый разговор, а я все смотрела на дорогу. Вдруг повозку встряхнуло, а дома затянулись будто радужной пленкой.
– Ах! – Сердце сделало кульбит. Все-таки страшновато было первый раз.
Бертиль стиснула зубы и закрыла глаза. А я рассматривала уже совсем другие дома, высоченные, черные, мрачные. Задрав голову, успела посчитать этажи и не поверила собственным глазам. Восемь! Целых восемь этажей! Кто же будет карабкаться на такую верхотуру? А коляску как с ребенком тащить?
Повозку снова тряхнуло. Копыта мягко застучали по проселочной дороге, а дома сменились пасторальным пейзажем: зеленые луга с пасущимися овцами, невысокие холмы и купы развесистых деревьев.
Девицы заспорили. Бертиль считала, что в столице у нас будут отличные шансы составить выгодную партию, и это немного примиряло ее с грубостью леи Агаты. Мойра утверждала, что мы, кроме полигона и казармы, и видеть ничего не будем. По крайней мере, пока длится обучение. Во дворце и вовсе любовным шашням не место, при поступлении в легион дается специальная подписка, что никаких замужеств, беременностей и родов в течение срока службы. Втрескаешься и залетишь – с позором прогонят.
– Тоди, как ты думаешь? – решила найти поддержку Бертиль.
Я пожала плечами. О Легиона я узнала вчера после обеда, о чем и сообщила спутницам. Да и в столице никогда не была.
– Ты сбежала от несчастной любви? Чтоб доказать ему, как он ошибся в тебе! – фантазии Бертиль было не занимать. Интересно, с чего такие выводы?
– Нет, просто раньше работала няней, надоело. Приехала искать работу, а меня не брали никуда, – попыталась внести ясность. – В Легионе неплохое жалованье.
Кажется, Бертиль мое объяснение не устроило. Далась ей эта любовь! Не понимаю ее восторженного придыхания.
Любовь – это когда Гвель принес мне горячего молока, когда я сильно простыла. Близняшки опрокинули на меня ведро с водой, а ветер был холодный. Такая любовь Бертиль точно не подойдет. А если она о слюнявых поцелуях, тем более непонятно, что в них хорошего. Это же отвратительно, когда чужой скользкий язык хозяйничает во рту!
Про любовь я все знаю.
Как-то я прибиралась в маменькиной спальне, когда к ней пришел наг, отец Дины. Я безумно боялась этого черно-желтого аспида, меня приводили в ужас извивы его хвоста, до сердечного спазма, до мокрых штанов. Поэтому я залезла в одежный шкаф и плотно закрыла дверки. Подглядывала в замочную скважину, выжидая, когда можно будет уйти.
Ну, в самом деле, что можно делать в спальне днем, да еще и вдвоем? Для сна ведь существует ночь. Помню тонкие ноги маменьки в кружевных чулочках. На широкой загорелой спине нага они казались особенно хрупкими и беззащитными. Сам наг рычал, прижимая к себе бедра маменьки, его мускулы бугрились, когда он резко дергал ее на себя. Потом я увидела его орудие, с двумя огромными шишковатыми выростами. Мне пришлось зажмуриться и зажимать себе рот рукой: боялась, что меня стошнит от отвращения. Как этот причиндал помещался в изящном стройном теле? Но маменька предпочитала совокупляться с нагом именно во второй ипостаси, ее глаза блестели, губы улыбались, она призывно выгибалась, сжимая свои груди и требовала еще.
Так и сомлела в душной темноте, а когда пришла в себя, спальня была пуста, и я вывалилась из шкафа, не чувствуя ног. Нет ничего более гадкого, чем любовь!
Гвель говорил, что видел мать в парковой беседке с двумя оборотнями. Спросил, чем маменька могла чавкать, наклонившись к паху одного из них? Сидела-то она в это время на коленях второго. Любовью, конечно, чем еще можно занять рот? Не помню, чем я отговорилась, сочла, что братику это знание не нужно. Гвель ходил задумчивый несколько дней. Затем, видимо, его просветили товарищи по школе. После этого я замечала несколько раз презрительный взгляд Гвеля, направленный на маменьку. А раньше он ее боготворил, даже обижался и упрекал меня, что я ее не люблю. При всем при этом у маменьки не было репутации гулящей, падшей женщины. Ее считали несчастной, невезучей, но глубоко порядочной леей. Нежной и чувствительной, тонкой и ранимой натурой. Соседи ее жалели и оправдывали, ведь она ищет сильное плечо и защиту для своих крошек. Она так обожает своих деточек! Это я слышала своими ушами от соседки, леи Стеллы. Якобы нет в городке более нежной и любящей матери. Уж не знаю, кого она любила, но только не нас. Разве что к Брюн и Ким относилась чуть получше.
Настроение испортилось. Если Бертиль мечтает про такую любовь, то мне этого счастья даром не надо! От него дети бывают, а хуже детей только болезнь и смерть.
Мы проехали еще пару портальных арок, но я уже не восхищалась, а угрюмо молчала, глядя на свои сплетенные пальцы. Полдень еще не наступил, когда впереди показались шпили столицы.
Глава 5.
Мойра оказалась права.
Миновав городские ворота, мы двинулись не по широкой аллее, ведущей ко дворцу, обсаженной вековыми липами. Наоборот, свернули и поехали по городской окраине. Неказистые домишки были точь-в-точь как у нас, я даже засомневалась на минуту, что мы в столице, но над высокими крышами виднелся полукруглый купол главного храма, да и на холме высилась громада дворца с башнями, увенчанными развевающимися флагами. Девчонки восторженно пищали.
Попаду ли я туда? Там, небось, заждались такой бродяжки, как я. Приготовили блины с вареньем. Лично король будет уговаривать съесть еще немножко. Эта мысль меня развеселила, и дальше я ехала уже не в таком мрачном настроении.
Поплутав среди запутанных улочек, подкатили к приземистому зданию, без окон, огороженному прочным каменным забором. Поверх забора высились кованые штыри. Мойра тут же указала Бертиль на них и язвительно заметила, что лоскуты от ее юбок неплохо их украсят, если она вздумает бежать. О каких юбках она говорит, если мы все сейчас в одинаковой коричневой робе? Все же яда этой девушке не занимать, не иначе, наги в роду отметились.
Кучер стукнул в ворота сложенным кнутом. Ворота открылись мягко, без скрипа, и повозка проехала внутрь.
Из караулки высыпали трое гвардейцев. Самый красивый, высокий с вьющимися каштановыми волосами легко снял лею Агату с облучка и звонко расцеловал в обе щеки.
Мы робко полезли наружу, переминаясь возле повозки.
– Агата привезла свежее мясо! – восхищенно прицокнул языком брюнет с гладкими длинными волосами, собранными в низкий хвост. Двигался он с завораживающей плавностью. Значит, оборотень, скорее всего, пантера или леопард, только у них такая плавная походка, полная скрытой мощи. Возможно, отец Гвеля был таким же, ведь на что-то повелась моя маменька, раз собрала в своей постельной коллекции всю возможную экзотику? Мойра уставилась на брюнета, будто завороженная.
– Мы не мясо, – пискнула Бертиль. – Мы рекруты.
Леопард засмеялся, показав белые зубы с острыми клыками.
– Мясо, детка, мясо! Которое надо приготовить. Отбить, посолить, натереть пряностями, – он облизнулся, – обвалять в сухарях и отжарить!
Двое других подхватили веселье.
– Не пугай девочек, Норрис, – расслабленно отмахнулась лея Агата. Гвардеец так и продолжал ее обнимать, и она не собиралась покидать его объятий. Даже голову положила ему на грудь и закрыла глаза. – Примите и распишитесь.
«Как же с подпиской», – думала я, шагая за ним. Сразу видно, что у леи Агаты с этим гвардейцем неуставные отношения, и никто и ухом не ведет. Разве что он ее брат? Я посомневалась, но решила, что нет. Не брат.
– Идите за мной, – сказал третий, самый обыкновенный на фоне красавцев. Щупловатый даже. Никакой. Русые волосы, серые глаза.
Он привел нас на склад, где мы получили постельное белье и одеяла, дополнительный комплект формы, точно такой же, но с сапогами, перчатки, шапки, ремни, плащи. Тюк получился весьма увесистый и объемный.
– Нам что, не помогут это донести? – возмущенно сказала Мойра.
Бертиль нежно улыбнулась и похлопала ресничками, рассчитывая, что кто-то из служащих склада тут же бросится помогать.
Я молча взвалила тюк на спину.
Они просто не вытаскивали детей из воды в тяжелой намокшей одежде. Ким по весне провалилась под лед, хоть ей было запрещено там кататься, Брюн кинулась ей помогать, пришлось вытаскивать сразу двух дур, все время ожидая, что я сама тоже присоединюсь к веселой компании. Брюн истошно орала и молотила руками и ногами, ломала лед, увеличивая и без того большую полынью. Пришлось зарядить ей в лоб. Хорошо, что на крики примчался Гвель и кинул веревку. Идиоток удалось вытащить, и на другой день они стали пакостить, как и раньше. «Спасибо» не сказали ни мне, ни Гвелю. И хоть бы одна чихнула!
Пока вспоминала, дошли до казармы.
– Занимайте свободные комнаты, – кивнул провожатый.
Комнаты? Не общая спальня на всех? У меня никогда не было своей комнаты, я спала с Диной, регулярно писавшейся в постель. Приходилось по три раза за ночь ее высаживать на горшок, иначе проснешься в луже. Я с энтузиазмом пошла осматриваться. Занято, занято, занято, свободно! Бухнула тюк на кровать и огляделась.
В комнате было все необходимое – узкий шкаф, кровать, стол и стул, а на стене полка. Правда, не было двери, но по мне, так это мелочи, быстрее выходить буду. Красть у меня нечего, секретов нет, значит, и дверь не нужна. В целом было похоже, что огромный зал просто разгородили перегородками на отдельные клетушки. Даже пахло хорошо, свежим деревом и лаком.
Прошлась, посчитала комнаты. Двадцать здесь и столько же наверху, свободных много, значит, к вечеру ожидается прибытие еще рекрутов. Прибывшие раньше нас девушки устраивались, стелили кровати, знакомились, перекрикивались, смеялись. Кто-то менялся комнатами, кто-то ходил, задрав нос, одна уже самозабвенно рыдала, уткнувшись в подушку. Суета и брожение.
Я нашла кладовку с ведрами, швабрами и тряпками, вымыла у себя полы, протерла мебель, ровненько заправила постель. Разложила вещи в шкафу. Красота! Никто не прибежит в криками, не вымажет грязью одежду, не порвет простыни, не опрокинет стул, не выльет суп на пол! И не подложит дохлую крысу в постель.
– Я буду жить тут, – раздался начальственный голос.
Я обернулась. У дверного проема стояла очень красивая, высокая девушка, кажется, чистокровная эльфийка. В нарядном голубом платье с оборками и кружевами. У ее ног стояли два саквояжа из дорогой кожи с золотым тиснением. С тюком вещей чуть подальше ожидал слуга.
– Тут уже живу я, – указала ей на очевидный факт.
– Мне плевать, это теперь моя комната, она самая чистая, – эльфийка сделала шаг внутрь.
Э, нет, мы так не договаривались! Двумя руками я оттолкнула ее и вышибла из комнаты. Эльфийка не ожидала нападения и села на попу, вытаращив глаза. Затем она открыла рот на меня полился поток брани. За три минуты я много нового узнала о своей происхождении, внешнем виде и о том, где мне место. Привлеченные скандалом, остальные девушки столпились в коридоре. Я вздернула эльфийку на ноги и привычно отвесила ей пощечину. Лучшее средство от истерики, проверено неоднократно на близняшках. Сначала она умолкла, затем визг поднялся до небес.
– Что тут происходит? – вальяжно спросил подкравшийся леопард.
Мог бы и чуть пораньше придти, а не когда коридор стал подобен птичьему базару. Кто-то хвалил меня, кто-то защищал эльфийку, кто-то возмущался, кто-то опоздал и громко допытывался, что же тут произошло.
– Она на меня напала и избила! – завопила эльфийка, держась за щеку.
Я промолчала.
– Говори! – рыкнул леопард на слугу.
– Лея Лидия изволила выбрать эту комнату, а девушка ее не пустила, толкнула, потом дала пощечину, – пролепетал слуга.
– Драка наказывается карцером, – безучастно сообщил леопард. – Как и любое нарушение порядка.
Глаза эльфийки довольно блеснули. Меня в карцер, а она займет мою комнату? Но открыть рот и начать возмущаться я не успела.
– Для всех участников! – добавил леопард.
– Что?! – взвилась эльфийка. – Да вы знаете, кто…
– Знаю, кто ваш папа, и кто мама. И где служат ваши дядя, кузен и братья, – закатил глаза леопард.
– Я пострадавшая сторона! – топнула ножкой в атласном башмачке эльфийка.
– О, да, – протянул леопард и прищурился. – Полагаю, весть о том, что лея Лидия получила пощечину от простолюдинки, вызовет огромный интерес придворных дам!
– Да вы! – захлебнулась воздухом блондиночка. – Да как вы!..
– Лея? – гепард обернулся ко мне. – Вы заняли комнату первой?
– Да, гер…
– Гер Норрис, ваш куратор, – представился он. – Итак, леи, полагаю, что драки не было?
Я пожала плечами, потом кивнула. Не было, так не было. Разве это драка? Вот когда Тим пытался отобрать у Брюн свою деревянную лошадку, это была драка! Несмотря на то, что Брюн была в два раза старше, Тиму удалось ее повалить, надавать тумаков и выбить зуб. Папаша оборотень – это не баран чихнул, Тим был очень крупным и сильным на фоне сверстников.
– А лея Лидия выберет себе комнату этажом выше, – с намеком сказал леопард.
– Разумеется! Мне нечего делать на этаже с чернью! – задрала нос лея Лидия.
– На забудьте переодеться в форму и отправить слугу домой, – добавил леопард, то есть, гер Норрис.
После того как все разошлись, и я повалилась на кровать, рядом с проемом постучалась Мойра. Смешной жест, но вежливость я оценила. У нас дома никто никогда не стучался, все открывали двери рывком и вламывались даже в закрытый туалет. Сколько раз Гвель менял задвижку!
– Радуешься, что гер Норрис тебя защитил?
– Разве? Он просто не захотел раздувать скандал, – ответила я.
– Лея Лидия – дочь премьер-министра, – объяснила Мойра. – Заняла бы другую комнату, они все одинаковые. Не нажила бы себе смертельного врага.
– Так уж и смертельного? – улыбнулась я.
– Будь крайне осторожна и почаще оглядывайся по сторонам. Пощечину тебе дочка министра не простит.
– Да я вовсе не хотела ее оскорбить, у нее истерика начиналась, – я пожала плечами.
– Лучше бы ты сходила попросить прощения, – задумчиво сказала Мойра, прикусывая кончик косы зубами. – Лидия не злая, просто взбалмошная и избалованная. Но возможности у нее есть. Такой враг тебе точно не нужен.
– Думаешь, она задержится тут после первой силовой тренировки?
Мойра усмехнулась и встала.
– Может, ты и права. Посмотрим, что из этого выйдет. Но ты молодец, с первого дня привлекла внимание гера Норриса. Но он жуткий бабник, предупреждаю. Вылетишь, как только переспишь с ним.
– Да я как бы и не собиралась, – удивилась я. Спать с ним? Он же смотрит, как на мясо и относиться будет, как к мясу, у него же превосходство на лбу написано! Как у Дининого папаши-нага, когда мы попадались ему на глаза.
На ужин была пшенная каша, вызвавшая визгливые жалобы леи Лидии, обросшей к вечеру солидной свитой. Впрочем, в коричневых робах они не особенно-то и отличались от простолюдинок, разве что руки, ногти, волосы были ухоженными и мордашки поровнее. Зато я могу утащить домой на спине мешок муки, а лея Лидия под ним и умрет, решила я и встретила ее полный ненависти взгляд с уверенностью.
Каша была отличная, с маслом и мясом, я уминала так, что за ушами трещало. И хлеба было вдоволь, и чая! В кои-то веки можно доесть тарелку не в три приема. Обычно я успевала проглотить ложки три-четыре, а потом шла разнимать близнецов. Съедала еще три ложки, потом подмывала Дину и доедала уже прочно остывшее и невкусное, если первым до еды не добирался Тим. Тогда мне доставалась дочиста вылизанная тарелка. А если добирались близнецы, то в супе плавала живая лягушка или собачьи какашки.
Две душевые в разных концах казармы, с рядами умывальников и длинным зеркалом во всю стену, во второй комнате кабинки с лейками душа, две уборные с длинными рядами кабинок – я просто наслаждалась комфортом. С удовольствием, не спеша вымылась, переоделась в пижаму (штаны и рубашку из хлопка), и улеглась. Отбой в десять? Просто курорт!
Я там никогда не была, но соседка рассказывала, что это такое место отдыха, где люди платят деньги, чтоб ничего не делать. Я радостно засмеялась. Дома раньше часа ночи лечь удавалось редко, надо было всех уложить, все вымыть, выстирать, заштопать, выгладить, замочить крупу на завтрак, сделать уроки и еще тысячу дел, сжирающих время сна.
Глава 6.
Подъем в шесть утра застал меня уже на ногах. Я просто отлично выспалась, успела разобраться с гигиеной и даже прогуляться по территории. Восемь часов непрерывного сна! Недоступная дома роскошь!
Дома я ложилась в час, в два подскакивала из-за грохота и рева Тима, своротившего табурет по пути в уборную, в три начинала кричать во сне Ким, в четыре надо было усадить Дину на горшок, иначе проснешься в луже, в пять приходил молочник…
Я радовалась всей душой полноценному ночному отдыху. Мне даже отражение в зеркале утром понравилось. Я не стала в одночасье красавицей, но исчезла бледность и темные круги, даже какое-то подобие румянца проступило на впалых щеках. Даже выражение глаз смягчилось, ушла привычная усталость, появился блеск.
Другие девушки просыпались со скрипом, стонами, проклятиями, но гер Норрис был безжалостен. Ровно в шесть он прошел по коридору и срывал одеяла с заспавшихся, не слушая возмущенных визгов. Отъявленных засонь будили ковшом холодной воды в лицо.
Гер Норрис, ухмыляясь, прошел вдоль неровной шеренги. Девушки ежились от утреннего ветерка, позевывали и тихонько ругались.
Нам огласили расписание. Зарядка, пробежка, завтрак, теоретические занятия, тренировка в зале, душ, обед, полчаса отдыха, практическое занятие, тренировка на полигоне, ужин, самоподготовка, пробежка, гигиенические процедуры, отбой.
– Направо! – скомандовал гер Норрис.
Девушки повернулись кто куда, кое-кто даже встал спиной к куратору. Гер Норрис презрительно хмыкнул.
– Направо – это на башню с флагом! Налево – на здание столовой. Ясно? Направо и бегом! Иначе завтрака не получите!
После пробежки призванный на помощь друг леи Агаты гер Сельмунд показал нам основные команды.
Строевая подготовка мне неожиданно понравилась, хотя девушки скулили и возмущались. Это же настоящая магия, когда из разрозненной толпы получается ровный строй. Когда все слаженно делают одинаковое движение – это по-настоящему красиво!
Девушки же, по-моему, занимались вовсе не тем, чем нужно: выпячивали губки и груди, подбоченивались, бросая томные взгляды. Утягивали ремень на поясе так, что не могли вздохнуть. Бертиль, глупо хихикая, призналась, что мечтает, чтоб гер Сельмунд ее поцеловал.
А я, выполняя очередное упражнение, думала, какой причиндал у гера Сельмунда, какие позы он предпочитает и как громко завершает акт любви. И совершенно точно после поцелуя он не помчится к мачехе Бертиль с кольцом наперевес делать предложение. Даже после всего остального – не помчится. Слишком красивый, слишком избалованный. Разве он сможет дать женщине заботу? Нет. Член – да. Скольким девушкам он уже разбил сердце? Кажется, я одна не капала слюнями на нашего инструктора. Я его опасалась.
После завтрака начинались теоретические занятия. Оружейное дело преподавал настоящий гном, гер Арчибальд, кряжистый, с длиной седой бородой. Ну, а кому еще? Я раньше и не подозревала, сколько видов оружия придумали разумные, чтоб истреблять друг друга с максимальной жестокостью! У нас дома по-простому, пользовались обычными ножами да топором. Может, не так изысканно, но не менее эффективно.
История, география, математика, литература, этикет, геральдика, расоведение. Мне все казалось захватывающе интересным! Хотя историю и географию я учила в школе, оказалось, что толком ничего не помню. Несколько девушек оказались и вовсе почти неграмотными. С нами учителя занимались отдельно, после обеда. Я с удивлением обнаружила, что вокруг меня тоже собралась группа девушек, признавших мой авторитет после драки с эльфийкой. Мы все друг другу помогали, и мне это было непривычно, ведь я привыкла надеяться только на себя. И странно, ведь женский коллектив по умолчанию приравнивается к паукам в банке.
Меня ничуть не волновало, что аристократки во главе с Лидией пренебрежительно фыркают. В этикете и геральдике они блистали, но это и понятно, их учили с пеленок. Зато мы их делали по всем параметрам на физической подготовке. Танцевать полночи на балу совсем не то, что полдня колоть дрова.
О, на первом практическом занятии было нечто! Фифы явились, но, к их огорчению, никто не стал давать нам в руки оружие, ни меча, ни кинжала, ни завалящего боевого топора. Впрочем, с топором бы они не управились, просто не подняли бы. Зато они громко хвастались, что их учили фехтовать и бросать ножи, что одну брат учил заморской борьбе «Черный рукав», что вторая – чемпионка среди фрейлин по игре в волан. Мы о каких экзотических видах борьбы не слышали, зато многие отлично владели палками. Попробуй три часа поколоти белье вальком2!
Когда в зал вошел тот невзрачный гвардеец, что встречал нас, лея Лидия громко фыркнула и высказалась, что в гвардию следует принимать мужчин ростом не ниже метра девяноста. Гер Уланд пропустил мимо ушей ее замечание, и сказал, что оружие нам в руки давать бессмысленно, поскольку многие его не удержат в руках. На громкие возмущения предложил показать свое искусство, сняв со стены длинный тонкий меч. Очень красивый, с длинной рукоятью.
– Двуручный меч клеймор, – объявил гер Уланд и картинно, со свистом взмахнул мечом. – Дамы, прошу.
Ни одна из фиф не могла описать ровный круг мечом. Да они его даже поднять не могли двумя руками! Даже я видела, что меч слишком длинный и тяжелый для них, гер Уланд не мог этого не заметить. Значит, месть? А он злопамятный, определила я и решила держать с ним ухо востро.
Вся стена в зале увешена оружием, есть клинки от тридцати сантиметров до метра, уж точно можно выбрать полегче. Неужели они во дворец таскаются с таким огромным двуручником? Лея Лидия удерживала его на весу с трудом, но бросить ей гордость не позволяла.
– Что-то понравилось? – раздался вопрос над ухом.
Я засмотрелась на оружие и не заметила, как подкрался гер Уланд.
– Мне нравится это, – указала на узкий треугольный клинок с чашкой.
– Почему?
– Руки защищены, – буркнула я. – И длинный, везде достанет.
– Неплохо. Но шпага тоже тяжела для вашей руки. Как вы смотрите на саблю или рапиру?
– Первый раз вижу и то, и другое, – честно призналась я.
Гер Уланд улыбнулся уголком рта и вернулся к остальным.
– Владение саблей и рапирой требует скорости, концентрации и точности, будет входить в курс для тех, кто покажет значительные успехи в обучении. Для остальных достаточно кинжала. Согласитесь, дама с саблей на балу будет выглядеть неуместно, а вот небольшой кинжал с тонким лезвием более удобен, поскольку незаметен и легок. Итак, поскольку сейчас вы не проявили достаточных умений, – обратился он к группе сконфуженных аристократок, – будем заниматься укреплением мышц и связок, растяжкой, развивать координацию, гибкость и скорость. А также выносливость!
И мы бегали, прыгали, лазили на деревянную стенку и прыгали с нее, ходили по бревну, лазили под сеткой. Я в числе отстающих не оказалась. Бег, прыжки и лазание входят в программу ухода за мелким активным ребенком, а у меня их было много! Когда Тим несется сломя голову к обрыву реки, еще не так бежать будешь. Лететь!
После первого занятия мы потеряли двоих аристократок. Одна отказалась наотрез прыгать с разведенными ногами черед странное сооружение, называемое «козлом». Это неприлично! Вторая так неудачно упала, что сломала несколько ребер. Ее унесли на носилках к целителю.
Я выучила много странных поз: «голубя», «верблюда», «собаки», на мой взгляд, не имевших ничего общего с указанными животными.
Когда, лежа на животе, мы поднимали ноги максимально высоко, стараясь достать до головы, я с удивлением увидела свою ногу у себя перед глазами.
Гер Уланд был мной доволен. Вернее, моей гибкостью. Меня хвалили, но при чем тут я? Это данные от природы. Дома мне и в голову не приходило так непристойно задирать ноги или вставать на мостик.
К моему огорчению, бредовая идея Бертиль о моей несчастной любви обошла всех. Многие радовались, что я, горюя о своем женихе, не стану вступать в битву по завлечению прекрасных геров Норриса и Сельмунда. За гера Уланда тоже развернулись нешуточные баталии. Ведь все трое были неженаты! Поскольку я в них не участвовала, значит, что? Скорблю о своем женихе. Я не спорила, меня все устраивало – никто не станет приставать и мое рвение на занятиях, опять же, оправдано в глазах окружающих. Почему-то стараться ради себя не так достойно уважения. А вот не жалеть себя ради мужика – да-а!
Я жадно хватала знания. Оказывается, если ночью спать и полноценно регулярно питаться, то голова варит не в пример лучше, и с памятью стало все нормально. Лекции я перечитывала вечером и на следующее утро, и каждую могла воспроизвести практически дословно. Более того, хорошее питание и тренировки изменили мое тело. Расправились плечи, появились приятные выпуклости, ребра скрылись под слоем клетчатки, прибавилось сил. У меня оказалось не треугольное лицо с торчащими скулами и выпирающим подбородком, а правильно овальное, с нежным румянцем и ровным носиком, появившемся на месте крючковатого носа с горбинкой3. Глаза больше размером не стали и не изменили цвет, но теперь я видела не замученное существо, а вполне миловидную девушку, уверенную в себе. Волосы стали гуще, на свету стал заметен легкий золотистый отблеск, сказалась капля эльфийской крови.
Нет, я не скучала по дому. Я радовалась каждый день, что я не со своей семьей. Они просто заморили бы меня и похоронили без слез и рыданий. Ким и Брюн достаточно подросли, чтоб взять на себя заботы о Дине, Тиме и новом ребенке, который уже должен был появиться на свет. Мне было столько же, когда я стала их нянькой. Пусть теперь они отдуваются.
Я тревожилась только о Гвеле, как он справляется с этой сворой? Но утешала себя, что он мальчик, ему проще, можно уходить на подработку на весь день и не заниматься изнуряющей домашней работой, которой никогда не бывает конца.
Через два месяца нас покинула лея Лидия.
Гневно отодвинув миску с похлебкой (рыбной, с картошкой и перловкой, очень наваристой), заявила, что больше есть этого не может! Что она вся в синяках, что у нее болят все кости, она не высыпается, исхудала от гадостной пищи, потеряла всякий лоск, загорела, как простолюдинка, на ее ногти и волосы страшно смотреть! И нуждается в будуаре, гардеробной, личной купальне, горничной и камеристке! Занятия, по ее мнению, следует начинать не ранее одиннадцати утра, ведь нет ничего важнее здорового утреннего сна.
На мой взгляд, она еще долго держалась. Признаться, я ждала от нее подлянок. Но видимо, если ее изобретательный ум и строил какие-то козни, то хрупкий изнеженный организм не оставлял сил для осуществления. Дальше шипения и обзывательств дело не пошло.
После обеда за ней приехал отец, представительный мужчина в темно-синем бархатном камзоле. Походил, посмотрел на «ужасные» условия проживания нежной деточки и забрал дочурку. Все вздохнули с облегчением, даже ее свита, значительно сократившаяся к этому времени.
Мы ожидали репрессий, но премьер приехал на другой день и выглядел очень довольным. Лея Лидия уже заключила помолвку по воле отца с кем-то крайне важным из придворных, и против обыкновения, не капризничала и не скандалила. Премьер благодарил наших инструкторов, улыбался всем девочкам и презентовал кругленькую сумму на спортивный инвентарь. А нам – два подноса сладостей из лучшей кондитерской. Призвал нас учиться хорошо, ведь женщина-телохранитель – это крайне востребованная профессия!
– Разве нас готовят в телохранители? – удивилась я. Я представляла Легион чем-то вроде парадной стражи, больше для красоты.
Десерт какой-то невесомый и хрупкий, полит чем-то белым, сверху красные узоры и вишенка. Я слишком сильно сжала пирожное и оно вдруг сломалось. Но не стало менее вкусным.
– Это безе, делается из взбитых яичных белков, – объяснила моя сегодняшняя напарница Тесс. – Говорят, когда ее высочество была подростком, у нее случилась какая-то неприятная история с придворным. После чего принцесса стала заниматься ежедневно сама со своими братьями и уговорила папеньку создать ей личную гвардию из девушек. Мужчинам она больше не доверяет. К тому же незамужние и бездетные женщины злы, безжалостны, осторожны и бдительны. Идеальные качества для охраны!
Мне было, о чем подумать. Признаться, я ожидала, что придется стоять часами навытяжку перед закрытыми дверями покоев. Очень скучная работа. Теперь занятия приобрели новый оттенок. Мне было искренне жаль юную принцессу! Догадаться нетрудно, придворный полез туда, куда не следовало, а может быть, и залез.
Снова любовь! Если меня не возьмут во дворец, (а меня, скорее всего, не возьмут, происхождением не вышла), то со своими навыками я смогу наняться охраной к девочке или девушке из состоятельного семейства. Чем ей поможет привычная престарелая дуэнья в случае неожиданного нападения? Будет кричать и молиться? Нет, если я смогу помочь какой-то девочке избежать насилия, то я буду очень рада.
Глава 7.
– Ты будто с цепи сорвалась, – пропыхтела Мойра, вставая и отряхивая песок.
– Мне просто ужасно нравится, – выдохнула я.
Ну, весело же! Резкий наклон, потянуть противника на себя, подбить бедром – и такой красивый полет ногами вверх! Масса удовольствия! Уж всяко приятнее, чем отстирывать штанишки Тима после катания с глиняной горки.
– Нравится?! Нравится?! Вот это? – Мойра обвела рукой плац, на котором пары отрабатывали броски, подсечки, подножки и прочие приемы нечестного боя. В голосе Мойры мелькнули истерические нотки. – Что за жизнь была у тебя, если такое нравится?! Всеединый, как я устала! Тоди, ты же девушка, ты рождена для веселья, радости, любви!
Меня перекосило. Только не для любви!
– Тоди, если один оказался козлом, то это не значит, что все такие, – заметила Мойра.
Она вообще была очень наблюдательная и легко считывала чужие эмоции.
Я честно попыталась посчитать козлов в маменькиной жизни. Мой папаша явно был не первым, слишком она красивая, значит двое-трое, как минимум, были до него. Мой папаша, то ли орк, то ли полутролль, которого маменька всегда называла «этот урод». Между прочим, он посылал нам с бабушкой деньги каждый месяц, жаль, я не догадалась посмотреть, откуда они приходили и фамилию моего отца.
Впрочем, что бы это знание изменило? Когда бабушка умерла, мы переехали, и видимо, папа нас потерял. Папашу Гвеля я помнила смутно, а вот красивого эльфа, папашу близняшек, видела несколько раз. Отлично помню его бледное точеное лицо и сложные косы. И букеты розовых лилий, которые одуряюще пахли на всю нашу хибару. Маменька была уверена, что вытащила счастливый билет, и что чистокровный эльф женится на ней! Смеске, с выводком разномастных детей! В общем, эльф даже не стал дожидаться появления Ким и Брюн. Он даже не узнал, что их родилось двое.
Папашу Тима, оборотня, помнила очень хорошо, он работал возчиком, и регулярно проезжал мимо нашего дома. Доездился! Правда, сбегать не собирался, обещал жениться и держать нас в «ежовых рукавицах, чтоб ни одна слезинка не пролилась у любимой Кори». Его убили в пьяной драке, а у нас появился Тим. И наг, папаша Дины. Он до сих пор изредка заходит, хотя женился и наплодил собственный выводок змеят. Итого имеем пять козлов. Пять – это много или мало? Можно ли считать нага козлом? Я пересчитала лишь основных, их наверняка было намного больше. Все уверяли, небось, в безбрежной любви! А маменька верила. Все верят, это же очень приятно, когда тебя лю-убят! Хоть убейте, не понимаю, что в этом может быть приятного?
Мойра с интересом смотрела за сменой выражений на моем лице.
– Что? Я считала козлов, – буркнула я, недовольная, что поймана.
– Ничего, встретишь подходящего, хорошего, и полюбишь его, – подошла, прихрамывая, Бертиль. – Вы поженитесь и пойдут у вас детки!
От восторга она захлопала в ладошки. Я посмотрела с искренним ужасом. Детки? Да за что такое наказание?!
– Ты так смотришь, будто не мечтаешь о семье и детях, – Бертиль подхватила меня под руку и потащила отмываться после тренировки. К нашему удивлению, Бертиль держалась стойко и сбросила немало веса, перестав быть пухляшкой. Упорства ей было не занимать.
Я предпочла промолчать. Я и так держусь немного особняком, а если признаюсь в стойкой нелюбви к детям, то сразу стану изгоем. Надо восхищаться детьми и вопить, как хочешь такого же карапуза! Спать не можешь! Уже имя придумала!
Я вот хочу кинжал, как у гера Уланда, но такое оружие мне явно не по карману, хотя счет в ближайшем отделении Гномьего банка пополнялся регулярно и уже весьма радовал глаз.
– О чем думаешь? – спросила Мойра за столом.
– О кинжале гера Уланда, – честно ответила я, размешивая суп.
Овсяный суп забрызгал стол. Мойра утирала глаза и хохотала. Я совершенно не видела ничего смешного.
– Всеединый, но почему он? Почему не гер Сельмунд? У него, поди, кинжал побольше будет!
Я покраснела до корней волос. Девчонки хихикали и подмигивали.
– Поосторожнее, а то лея Агата откусит нашей Тоди голову!
Кстати, лею Агату мы видели очень редко и мельком, она ничего не преподавала. Этикет преподавала лея Рове́йса, литературу и изящную словесность лея Марти́на, все остальные предметы вели мужчины.
Этикет давался мне плохо, я просто не могла понять, зачем так усложнять жизнь? Если у тебя есть еда, то это повод ее съесть, а руками, ложкой или вилкой – какая разница? Придумали миллион приборов, кучу рюмок, делать нечего этим аристократам!
Литература вызывала у меня сильные сомнения в целесообразности ее изучения, но оказалось, что принцесса любит обсудить прочитанные книги, очень любит стихи и баллады, и сама изволит баловаться сочинительством. Вдруг у нее не найдется другой собеседницы, кроме легионерки на посту? Нельзя вызвать разочарование собственным детищем! Чтобы нас не считали тупым солдафонками, книги надо читать!
Приобщаться к искусству: в театры ходить, на выставки, концерты. Знатоками и ценителями мы не станем, но разбираться в жанрах, модных течениях, знать фамилии известных актеров, авторов, поэтов, художников необходимо! С этим я согласилась. Сходить в театр было любопытно, в нашем захолустье театра не было. И даже честно читала выбранную для нас лично ее высочеством литературу. Морщилась, но читала.
Но на семинарах предпочитала отмалчиваться. Потому что они все врут! Нет никаких прекрасных принцев для служанок! Не бывает добрых королей и сердобольных герцогов-графов! И уж точно им не нужны прекрасные душевные качества. Если смазливая мордочка и пышный бюст – это плюс, то все остальное – минус. Короли-герцоги ищут ровню! Жена – это кровь, это потомство. Замуж позовут знатную, богатую, с титулом и связями, с влиятельной многочисленной родней, чтоб те могли оказать поддержку, если королю вдруг станет жарковато на троне.
Служанку даже в постоянные любовницы не возьмут, ибо для этого есть дамы куда поавантажнее: актрисы, певицы, танцовщицы. Ими хвастаться можно, и многие завидовать будут. Еще есть дочери обедневших дворян, получившие должное воспитание и образование, с ними хоть поговорить есть, о чем! Одного круга люди, не стыдно такую содержанку иметь, не стыдно от нее бастарда родить и признать. А о чем говорить со служанкой? Юбку на голову завернуть, нужду справить и забыть.
Но в книгах упорно расписывались невозможные мезальянсы. Чтобы каждая служанка каждой таверны в каждом городе мечтала, что в прекрасный день войдет принц, упадет в обморок от ее стройности (пышности), от голубых (серых, карих) глаз, от того, как ловко она протирает тряпкой грязный стол и тут же сделает ей предложение, над лужей пива и обгрызенным свиным ребрышком.
Но девчонкам безумно нравились эти сказки. Подброшенные и потерянные младенцы, героини, обретающие заслуженное семейное счастье после тяжких невзгод, ослепительные красавцы, падающие к ногам бесприданниц, шествовали нескончаемым потоком по страницам любовных романов, вызывая слезы умиления у читательниц.
Меня безумно злило это вранье. Так не бывает! Это выдумки! И такой любви не бывает! Вот я бы написала книгу, как служанка в таверне вышла за конюха, потому что он сосед, знает она его с детства, родители у него люди добрые и порядочные, и есть немолодой больной дядюшка, так что в перспективе ожидается неплохое наследство. Такая любовь бывает. Но про это никто читать не будет. Не романтично-с!
Романтично охмурить неопытную девушку, бросить ее с ребенком, и больше не видеть. Ведь моя маменька именно такая романтичная дура! Ничему ее жизнь не научила! Была бы она корыстной или хотя бы практичной, мы бы не жили в такой нищете. Начиталась любовных книжек в молодости и стала искать тех, кто ей бабочек в животе больше оставляет, упуская реальные возможности выйти замуж за достойного, честного человека. Не слишком ли много обмана для одной жизни? Ладно маменька, она полуэльфийка, она и в свои почти пятьдесят выглядит юной и свежей, у нее еще куча шансов. А для обычной женщины? Поиски любви, как в книжке, точно боком выйдут.
Почитаешь и диву даешься, что разумные женщины ведут себя, как идиотки. Ради чего? Ради любви? Ради какого-то подлеца и мерзавца? Будь он хорошим, порядочным человеком, разве бы стал обманывать девушку? Говорить, что любит? Видела я эту любовь. До сих пор тошнит, как вспомню.
У нас в таверне «Павлин» работала девушка, Луиза. Обычная девушка, полная, краснощекая, красивая простонародной аппетитной красотой. На нее и благородные господа засматривались. А сын лавочника в нее влюбился. Понятно, что ему не позволили бы жениться на ней. Да и влюбился – неточное слово. Похоть его распирала. Луиза была разумная девушка, когда ее щипали за попу, она вскрикивала: «Что вы, гер, я девушка честная!», за что и получала лишнюю монетку, опущенную в кармашек фартука. Аванс. Остальное добирала ночью и все были довольны. Хозяин таверны, посетители, сама Луиза.
И никто про любовь не говорил, кроме этого дурачка. Он ей проходу не давал, и наконец, пришел вечером в ее комнату с топором. Предложение делать и жениться, ага. А топор для убедительности. Она ему отказала, естественно, зачем тратить время на бесперспективный вариант? Он и начал махать аргументом убедительности. Так разошелся, что у нее и руки, и ноги, и голова вся изрублены были, она умерла, а он все продолжал махать, пока не устал. Завыл и полез в окно бросаться. Второй этаж ему убиться не позволил, во дворе его и схватили. На каторгу пошел. Вопил, что любовь у него, вынь да положь ему ответные чувства. А человека-то нет.
Разве любовь – оправдание для такого паскудства?
Дни летели незаметно, полные учебой и тренировками, я с нетерпением ждала первого урока магии. Ведь для чего-то требовался этот пункт? Значит, и магии будут учить! Освою боевые заклинания, вот где они у меня будут со своей любовью! Сразу под корень вся любовь усохнет!
Нас к тому времени осталось двадцать шесть. Все, набранные в Негараме, держались, я, Сью, Бертиль, Мойра.
Бертиль где-то вынюхала, что в Легион требовалось всего двадцать кандидаток, поэтому еще шестеро были обречены на отчисление, и она боялась стать следующей. Успехи у нее были так себе, боевка ей давалась хуже всех. Мы с Мойрой шли почти одинаково, где-то я была чуть посильнее, где-то она. Сью держалась ближе к своим оборотням и особой дружбы не сложилось.
Нас поделили на три неравные группы. В первую отобрали десять самых рослых и сильных девушек. Чистокровной оборотнице-медведице Геро противопоставить было нечего, она была самой мощной из нас. Ей почти не уступали полутролль Додд и Жаклин, с сильной примесью орочьей крови. Во вторую зачислили самых успевающих в теории, Мойру тоже. Я в нее не попала, по-прежнему провисая по этикету и геральдике. Вот спроси у меня классификацию холодного оружия, скажу без запинки! Скажу состав стали для любого пыточного инструмента! (Была у нас сравнительная анатомия разных рас и методы добывания доказательств, очень малоприятный предмет, бр-р!).
В третьей группе остались мы с Бертиль, Тесса, последняя из аристократок Ориана и сестры Дора и Джейн. Не знаю, какой они были расы, но там много кто потоптался, судя по тому, что сестры ростом не отличались, а в момент волнения их зрачки становились вертикальными.
Конечно, мы с Бертиль расстроились, нас как раз шестеро, которых следует отчислить. Обидно, когда тебя считают не самой сильной и не самой умной, несмотря на все твои старания. Я-то уж всяко была способнее Геро! И Мойру во многом превосходила!
– Дуры ушастые, – услышала наши сетования Ориана. Она осталась спокойной и невозмутимой после распределения.
– Почему ушастые? – возмутилась Бертиль – Я человек! А у Доры и Джейн совсем незаметные ушки!
– Погоди, – остановила я ее. – Ты знаешь, почему нас так поделили?
Ориана фыркнула. Конечно, у нее свои каналы информации, не листок объявлений у столовой! Прямиком из дворца новости долетают.
– Охота вам быть пушечным мясом? Геро только и хороша в прямой атаке, первый кандидат на вылет. Только вид грозный. Вторую группу будут учить хитростям и интригам, у них актерское мастерство один из главных предметов. Будущие отравительницы, воровки и шпионки. А нас магии будут учить, мы тут самые ценные кадры.
Глава 8.
Бертиль моментально успокоилась и заулыбалась. А я засомневалась. Если по анкетам отбирали, то мне тут точно делать нечего. Я же нацарапала, что попало после проверки сломанным артефактом в Негараме. Лучше уж с Мойрой буду заниматься, толку точно будет больше.
После трех месяцев учебы стали поощрять курсанток-отличниц увольнительными в город. Пришлось обзавестись выходным платьем, приличного покроя, практичного темно-зеленого цвета, со скромной вышивкой по вырезу и рукавам.
Бертиль отлично разбиралась в дамских товарах и помогла мне с выбором. Денег было ужасно жаль, но не выходить же в город в робе? Захотелось и земляничного мыла, и вкусно пахнущего ландышами одеколона, и нового качественного белья, и шелковистых гладких чулок. Жадность едва не заставила меня отказаться от покупок, но я все же потратила, по моим меркам, немыслимую кучу денег на одежду. Дома в Грамаме мы бы могли три месяца на них питаться.
Но… столица! Я вполне понимала Бертиль, которая наряжалась на выход. Столица! Из-за любого угла может твоя судьба выскочить, а ты в робе.
Бертиль, оказывается, была дочерью крупного торговца галантерей и тканями, могла свободно заменять его в лавке и на складе. Она и собиралась унаследовать отцовское дело, если бы не внезапная женитьбы отца на стерве и мерзавке, по словам Бертиль. Понадеялся, старый дурак, что молодая жена ему быстро наследника родит? А чем дочь не устраивает, неглупая, старательная, выросшая за прилавком? Сын то ли будет, то ли нет, его еще надо вырастить и выучить, а дочь вот она. Выдай замуж за толкового торгового партнера и радуйся!
Однако отец Бертиль так зациклился на мысли о наследнике, что и помер от непосильной нагрузки на теле молодой супруги. Та облегченно вздохнула, устроила подобающие похороны и стала с упоением растрачивать наследство. С Бертиль они жили, как кошка с собакой, Бертиль наотрез оказывалась признавать авторитет мачехи, ведь та была всего лишь на шесть лет ее старше! Легко ли видеть, как разбазаривается добро, в накоплении которого был вложен и твой труд? Устав от бесконечной войны дома, Бертиль подалась в Легион. Магии ее не учили, отец считал, что в торговом деле магия ни к чему.
Все это я узнала не за один раз, сведения постепенно просачивались от Бертиль и складывались в завершенную картину. Вот о себе я предпочитала не рассказывать. Сирота с несчастной любовью. Служила нянькой в эльфийской семье. Влюбилась в сына хозяйки, за что и пострадала. Бертиль сама уже давно все придумала, зачем трепать языком?
Оправдываться, что не было у меня никакой великой любви, у меня на нее ни времени, ни сил попросту не было? Да и осудят меня девчонки. Как же, бросила мать, бросила сестер и братьев, сбежала из дома. По их мнению, я должна была обожать маменьку и радоваться своей большой семье. Потому что семья – самое важное в жизни женщины!
С первого урока магии меня вызвали в канцелярию. Там ходил из угла в угол моложавый мужчина с седыми висками, одетый в добротный серый сюртук4 с белой гвоздикой в петлице.
– Вы Тордис Таррен? – Отрывисто спросил он, впиваясь в меня цепкими черными глазами.
– Да, – ответила, немного удивляясь такому интересу.
– Вам семнадцать лет, вы родом из Крейца?
– Не знаю, где я родилась, но в детстве с бабушкой мы жили, точно, в Крейце, – подтвердила я.
– Ваша уважаемая бабушка скончалась семь лет назад?
– Верно, – я все больше удивлялась.
– Поздравляю! – мужчина сел на стул и вытер лоб. – Ох, и побегал я за вами, лея Таррен!
Меня больше волновал начавшийся урок магии. Поэтому я осведомилась, могу ли я уже идти.
Мужчина выпучил глаза.
– Вы не хотите знать, зачем вас искали?
Нет, не хотела. Если меня и искали, то вряд ли по приятному поводу. Либо маменька желает вернуть няньку, прачку и кухарку домой, либо гер Термас жаждет выполнения договора, либо… а не померла ли маменька в родах и мне следует теперь весь выводок взять под опеку?! Ни за что!! Никогда и ни при каких условиях! Не признаюсь, что с ними знакома!
– Нет! – резко ответила я и встала.
– Впервые встречаю такую девушку! Но у меня приятные новости для вас, лея. Вам надлежит вступить в наследство, оставшееся от гера Адальберта Таррена, скончавшегося сего года пятнадцатого апреля в богоспасаемом городе Лойя. Три месяца назад.
– Но я не знала никакого гера Адальберта! С чего бы ему оставлять мне наследство? – не говоря уже о том, что я Варрен. Таррен я стала в Легионе, благодаря невнимательности леи Урры и доброте леи Агаты, выписавшей мне временные документы с моих слов. В столице их заменили на постоянные.
– Таково желание усопшего, лишившего близких родственников наследства. Он все оставил неизвестной троюродной племяннице, то есть – вам.
– А вы кто? Наследник?
– Ах, простите! – мужчина склонил голову. – Я поверенный в делах о наследстве гер Сатва́н.
– Хорошо. Что от меня нужно? – нетерпеливо спросила, мне было жаль каждой минуты, урок же идет! Которого я давно ждала!
Поверенный быстро объяснил, что выходов два: либо я принимаю наследство, либо не принимаю. У него заготовлены документы на любой случай.
– Вы станете богатой наследницей, желанной невестой для половины холостяков столицы! – продолжал завлекать поверенный.
– Вы уверены, что именно я? – насчет себя в роли невесты сомневаюсь, не знаю, где настоящая Тордис Таррен, есть ли у меня моральное право на чужое имущество, но… деньги!
Куча денег! Да даже сто виров – это огромные деньги, можно неплохо устроиться в столице. Возможность вытащить Гвеля, устроить его учиться, снять домик и даже нанять приходящую служанку! Не голодать, не мерзнуть! Да мне самой разве много надо? А если появится настоящая Тоди Таррен, я уступлю ей права, это будет справедливо! Я же не виновата, что меня приняли за нее!
Поверенный объяснил, что следует поспешить: если я не оформлю имущество на себя, имеются еще очень дальние родственники в Кутурии. Которые очень обрадуются нежданному подарку судьбы, как и власти, получающие налог с наследства. Радовать соседнее королевство непатриотично. Так что, согласившись, я сберегу наследство для той неизвестной Тордис Таррен, и моя совесть будет чиста, лишнего мне не надо. Домик – это справедливая цена за такую услугу.
– Хорошо. Вступаю в наследство, – решила я. – Полагаю, вам следует выплатить куртаж5?
На задаром же бегал этот пронырливый мужчина, чтобы просто меня осчастливить? Не верю в такую благотворительность. Поверенный улыбнулся.
– Я рад, что вы так практичны! Куртаж обычно составляет три-пять процента от сделки с недвижимостью.
– Пусть будет шесть, – решила я. Поверенный в делах – тварюшка полезная, надо прикормить. Советы дельного человека мне очень пригодятся.
– Благодарю вас, лея Таррен, – поклонился поверенный уже без всяких ухмылок.
Я быстро подписала бумаги: заявление о вступлении в наследство, доверенность на гера Сатвана на ведение моего дела.
– Это вам, – он умильно улыбнулся, протягивая еще несколько бумаг. – Список имущества гера Таррена. Я удивлен, что вы не пожелали сразу с ним ознакомиться.
Я быстро скрутила бумаги, сунула за ворот формы, торопливо попрощалась и побежала на урок.
Разумеется, половина уже прошла, и незнакомый пожилой гер в профессорской мантии недовольно нахмурился. Я извинилась и виновато поежилась. Я на его месте тоже была бы недовольна. Первое занятие по важнейшей дисциплине, а курсантка где-то бегает. Ненавижу опаздывать!
– Уровень и направленность магии у присутствующих мы уже определили, по всей видимости, вы все о себе знаете, так что приступайте к практическому упражнению, – ехидно заметил преподаватель. На стол шлепнулась тоненькая методичка.
Я села, зажала уши руками, чтоб посторонние звуки не мешали сосредоточиться и вчиталась в текст. Вроде ничего сложного. Ощутить внутреннее ядро (картинка со стрелкой, где искать), направить в руку и выпустить, представляя свою стихию. Гм, а я как раз этого и не знаю. Стихии считать воздух-огонь-земля-вода? Или по-кутурийски – металл-дерево-огонь-земля-вода? И вроде бы есть еще разум, это стихия, нет? Факультет такой точно есть. Менталисты, эмпаты, интуиты – очень редкие маги и до неприличия высокооплачиваемые. Их сразу на королевскую службу берут. Но как это вообразить? Нимбом вокруг головы? На картинке был нарисован красный шарик с язычком пламени, его и буду представлять. Кидаться огненными шарами – неплохое умение, считаю. Можно сэкономить на спичках и керосине.
Бертиль стояла с красным лицом и тяжело дышала, слегка шевеля разведенными руками. Тесса делала что-то похожее. Преподаватель стоял возле Орианы и что-то ей тихо втолковывал. Я решительно встала, заправила складки робы назад и закрыла глаза. Никогда не смотрела внутрь себя. Ориентироваться надо было на ощущение тепла, я очень быстро обнаружила внутри теплое и светящееся яблоко. Направить поток в руку? Да чего его направлять, вон уж побежала мерцающая струйка, руке стало горячо-горячо. Я сделала, как было написано в методичке, стряхивающее движение пальцами.
Что-то бахнуло, взвизгнула Бертиль, и я открыла глаза. И открыла рот. Посреди классной доски чернела обугленная дыра полуметром в диаметре. Это что, я сделала?!
Кряхтя и охая, преподаватель поднялся, отряхнул мантию, поправил закопченный рукав и флегматично объявил:
– Прекрасно, курсантка. Полагаю, следующее занятие проведем в защищенной аудитории. Я просчитался, решив, что для ознакомительного занятия хватит обычного класса. И позвольте вас спросить, почему вы не в академии? С таким-то потенциалом?
– Нет денег на обучение, – честно сказала я.
Не собиралась я ни в какую академию, что за глупости! Надо деньги зарабатывать, а не сидеть за партой, забивая голову сведениями, которые и в жизни-то не пригодятся ни разу! Это для богатых, для знатных, а мне выжить бы!
– Но, позвольте, – преподаватель снял очки и стал яростно их протирать. – Талантливым сиротам дают стипендию! И подъемные! Вы сирота?
– Нет, к сожалению, – вполне искренне ответила я. Надо же, кому-то просто так ежемесячно выдают деньги.
– Я подниму вопрос перед руководством Легиона! Вы обязаны учиться в академии! Сколько лет вы занимались с наставником?
Я недоумевающе вытаращилась на него.
– Ну, со скольки лет вы начали практиковаться? – поторопил меня с ответом преподаватель.
– Вот сейчас первый раз, – честно ответила я, не понимая, что не так. Я все сделала по методичке! Там предельно подробно все разжевано. А объяснять что-то он не стал, значит, за доску я не несу ответственности! С другой стороны, я опоздала, а он не обязан со мной нянчиться. Значит, лишат увольнения и назначат наряд по кухне. Или десять, смотря кто дежурит.
– Возмутительно! – завопил профессор и выбежал из класса.
– Так ты у нас, оказывается, звезда, – с непонятной интонацией сказала Ориана.
– Да ну вас, – обиделась я. И так за доску влетит, еще она прицепилась.
– То-о-ди, – пропела Бертиль. – А жахни еще разок?
К ней вдруг присоединились остальные, Дора, Джейн и Тесса.
– Девки, да вы сдурели, – пробормотала я. – Имущество же казенное…
Впрочем, доска все равно пропала.
Я прищурилась, прогнала ощущение тепла по руке и встряхнула кистью. Ба! Глазами смотреть было еще интереснее. От моей руки отделился полупрозрачный сгусток, отлетая дальше, приобрел яркость и засветился алым, распухая на глазах. Бах! Вторая дыра, чуть меньше первой, украсила доску.
Девчонки радостно завизжали и запрыгали. Ориана, независимо вздернув нос, вышла из аудитории. Что с ней-то не так?
– Завидует! – радостно выпалила Бертиль.
– Она с пяти лет тренировалась, чтоб ядро раскачать, – тихо объяснила Дора. – А все равно еле-еле наскребла, чтоб в Легион взяли.
Продолжила Джейн:
– В колледж она не могла пойти, аристократка все-таки, ей унизительно бытовкой заниматься. А до академии не дотягивает.
Чушь какая-то. Глупости, было бы чему завидовать! Какая от этого умения польза, кроме разжигания печи да отпугивания собак? Если они из-за порчи доски такое устраивают, то что будет, когда о наследстве узнают? Пожалуй, никому не скажу, а список позже почитаю. Когда все угомонятся и разбредутся по своим клетушкам.
Глава 9.
Однако вечером почитать не удалось – пришла Мойра, тактично поскреблась о косяк. Какая-то поникшая и грустная.
– Что случилось? – не могла не спросить я.
– Что у тебя с гером Норрисом? – спросила она и закусила губу, уставившись на меня с напряженным ожиданием.
– Да что у меня с ним может быть? Он ведет строевую подготовку, ты отлично знаешь…
Мойра досадливо поморщилась. Оказывается, сегодня Мойра (совершенно случайно) проходила мимо преподавательской, и видела, как туда забежал закопченный профессор с обгорелым рукавом.
Мне стало так интересно, что я даже села в кровати.
– И что?
Там был гер Норрис и они стали с профессором ужасно ссориться. «Нет, ни за что», – кричал гер Норрис. За это Мойра ручается.
– Но почему ты решила, что речь обо мне? Мало ли из-за чего поцапались преподаватели?
– Так твою фамилию я четко услышала, – обиделась моему недоверию Мойра. – Норрис крикнул «Я вам ее не отдам»!
Я снова опустилась на подушку.
– Расскажи еще раз, пожалуйста, что-то я ничего не пойму, – попросила ее.
Мойра рассказала. У второй группы было задание подсмотреть или подслушать какую-то тайну. И не попасться, само собой. За самые интересные сведения – килограмм шоколадных конфет и увольнительная в город. Мойра шпионила за гером Норрисом. Тут она густо покраснела, и я понимающе кивнула. Если половина курсанток были влюблены в Сельмунда, то вторая половина – в Норриса. Если Сельмунда в излишнем внимании к курсанткам не замечали, то гер Норрис обожал флиртовать, смущать девушек, нашептывать комплименты или невзначай обнимать. Некоторых даже приглашал в кондитерскую, а с кем-то из счастливиц даже сходил в Оперу. Мойра общее увлечение разделяла целиком и полностью.
– Втрескалась? – прошептала я.
Мойра грустно кивнула. Подруге можно было лишь посочувствовать.
Если от красавца гера Сельмунда достаточно было просто держаться подальше, то гер Норрис искушал, дразнил, заигрывал и обольщал. Мне же его черная блестящая коса напоминала аспида, папашу Дины, и меня при его приближении охватывало отвращение. Но Мойра сама шла в силок, с доверчиво открытыми глазами и трепещущим сердцем. И у нее с гером Норрисом все было. Что «было», я и так поняла. Любовь, как же!
Поэтому Мойра, полная подозрений и ревности, следила за гером Норрисом неустанно и неусыпно, намереваясь выдрать волосы и исцарапать лицо следующей претендентке. И не случайно она сидела у преподавательской, а целенаправленно. И не в коридоре, а в комнате отдыха, там тонкая дощатая стенка позволяла слышать все, о чем говорят в преподавательской. Ну и пусть под столом, прикрытом длинной скатертью, кого это волнует?
– Мойра, клянусь, мне гер Норрис не нужен, как и я ему! – горячо заверила подругу. – Просто я сломала доску на занятии, и профессор наверняка требовал меня наказать. Пробирки мыть у него на кафедре. Или полы. А гер Норрис против таких наказаний, нас же не в поломойки готовят! Ты же знаешь!
Действительно, гер Норис предпочитал назначать дополнительные тренировки, пробежки, спарринги, в лучшем случае – оружие полировать в оружейной.
– Хм, ну разве что, – с сомнением протянула Мойра. – А кто к тебе приходил?
– Поверенный, – призналась я. Скрыть факт не удастся, его многие видели. – Дядюшка умер, оставил одни долги. Я его и не знала совсем.
– О! Как жалко, – отреагировала Мойра. – Но у тебя с Норрисом?
– Мойра! Никогда ничего не было, нет и не будет у меня с Норрисом!
– Ты просто бесчувственная, – вдруг упрекнула меня Мойра. – Он такой!
Какой? Самый лучший, честный, добрый, умный? Красивый до невозможности? Я грустно посмотрела на влюбленную дурочку. Знаю я, какой он. Самовлюбленный павлин, бабник, беспринципный негодяй, эгоист, врун, хвастун и подлец. Это вижу я, но не видит она, розовые очки все застят. А ведь Мойра очень неглупа и наблюдательна. Как же можно такое не видеть? Не замечать? Мне не поверит, обидится и мы поссоримся, если я стану раскрывать ей глаза. И не помочь ничем. Да, любовь страшная штука! Не дай боги влюбиться в подобную сволочь!
Я поманила ее пальчиком. Мойра наклонилась.
– Ты у лекаря противозачаточное попросила? – шепнула я.
Для меня не было секретом, что некоторые девушки очень даже пользовались аптечкой гарнизонного целителя. Замуж нельзя, но плотских радостей никто не отменял. А за радостями, как известно, идут гадости.
Уж не знаю, что в этом обмене жидкостями находят хорошего, лично я даже пробовать не хочу, но и осуждать девочек не стану, каждый устраивается в жизни, как может. Если через это место, то так тому и быть. Каждому свое. Их жизнь, их проблемы, не мне их детей качать.
Мойра испуганно вздрогнула, покраснела, приложила ладонь к животу, подскочила и тут же умчалась, сверкая пятками.
Из-за этого дурацкого разговора прочитать бумаги не удалось, глаза слипались, спать хотелось страшно, а вставать-то снова в шесть утра на пробежку!
Добралась до бумаг только на следующий день к вечеру, на самоподготовке. Огляделась вокруг, все смотрели в свои конспекты, листали учебники, решили задачки или тихо бубнили уроки наизусть. Развернула лист. И протерла глаза. Не может быть! Но четкие, черные круглые буквы на чуть желтоватой плотной бумаге складывались в понятные слова. Дом в Лойе, в два этажа, каменное основание, деревянная надстройка, с земельным участком в шесть с половиной арпанов. Дом в столице, кирпичный, три этажа, с обстановкой, хозяйственными постройками, при нем садовый участок и пруд. Доли в следующих предприятиях. Купеческий дом «Максиме́н и Вастра», торговля тканями и пряностями. Ювелирный дом «Сива́рна и Кару́до». Медеплавильный завод в Смилта́ре. Грузовое пароходство. Каретный дом. Сотни арпанов виноградников в Драксе и Вайне. Фруктовые сады в Рандле́е.
Слова были понятные. Не понятно было, что делать. Да чтоб его, этого дядюшку, не мог поменьше интересов иметь? Я же в жизни с этим не разберусь! Меня, как пить дать, обманут, обокрадут, облапошат ушлые приказчики, прожженные управляющие и хитрые садоводы. Я от ужаса даже дышать перестала, глядя на листки бумаги, как на ядовитого скорпиона.
Дальше шли цифры. Себестоимость, доход, прибыль, расход, рентабельность, какие-то проценты, налоги, и жирной строкой внизу сумма прописью. Я быстро сложила листок и затравленно огляделась. Никто не заметил? Никто не мог заглянуть?
Теперь я поняла пропавшую Тордис Таррен. Я бы не ее месте тоже сбежала, куда глаза глядят, с собаками бы не догнали. У нас куда за меньшее убивали.
Вот Ра́нтул, наш сосед через три дома, убил тестя из-за полоски поля. Он хотел в одно поле соединить, купил землю слева и справа, а тесть продал кусочек как раз посередине. Назло зятю. Рантул и приголубил его топором, одного удара хватило.
Да если бы кто-то знал, что девушке такое богатство обломится, ее бы попросту убили! Я похолодела. А что если и правда – убили? И кто-то точно знает, что ее нет в живых, а я самозванка. Меня тем более тогда нужно убить. В крайнем случае, посадить в тюрьму за мошенничество. Это же мошенничество, выдавать себя за другого человека с целью завладеть наследством? Еще меня и обвинят в смерти настоящей наследницы! Всеединый, каторгой не отделаюсь, казнят сразу! А с другой стороны, не зря же говорят, укради булку – попадешь на виселицу, укради миллион – попадешь в Сенат. Если есть, чем делиться, то казнить не должны. А если казнят, то все денежки тю-тю в Кутурию. Это же не государственное преступление, чтоб конфисковать все в пользу короны.
Из-за этих мыслей я сама была не своя и плохо понимала, что происходит вокруг, посещала занятия и выполняла все совершенно бездумно. Листки я в тот же день сожгла.
А через два дня Мойру отчислили. Нарушение пункта договора 6.13. Беременность. И дотянула ведь до того, что поздно принимать меры!
Бертиль открыто плакала. Остальные стояли в строю, хмуро насупившись.
Моя неприязнь к геру Норрису возросла до небес. Он же ходил, как ни в чем не бывало, смеялся, шутил, сыпал комплиментами. Его нисколько не волновало, как будет жить Мойра, где, на что содержать ребенка. Ее просто выставили за дверь гарнизона с тем же саквояжем, с которым она приехала.
Глава 10.
– Пойдешь в город? – спросила Тесс. Мы обе умывались и смотрелись в одно зеркало умывальной комнаты. Выходной и увольнение, что может быть прекрасней?
Право я имела, но не собиралась им воспользоваться. Отговорилась необходимостью учить геральдику. Я вообще теперь боялась выйти из гарнизонного городка. Неужели все богачи так боятся за свою жизнь? И какой тогда смысл в эдаком богатстве?
Тесс понимающе улыбнулась.
– Ты права, зачем идти, если оно все уже здесь? – она игриво подняла груди и подмигнула.
– В смысле?
– Ой, с тобой в последнее время каши не сваришь, – махнула рукой Тесс. – Скажешь, не знаешь, что с маневров вернулись гвардейцы? Ты что, думаешь, что это все отстроили ради нас?
– Ну да, наверное, – я как-то не задумывалась. Действительно, ради жалкой горстки девчонок не станут отстраивать такой огромный полигон с разными отделениями, с защитным куполом, стрельбища (куда мы и не заглядывали), залы для борьбы и фехтования. В столовой едва пятую часть столов накрывали.
– О Всеединый! – до меня дошло, и я сильно потерла лицо ладонями. – Так тут будет куча мужиков?
– Да! – с восторгом подтвердила Тесс. – Уже! И каких мужиков! Отборных!
В гвардию попасть довольно сложно и отбор там жесткий, нужный рост, нужный вес, высокий уровень дара, и даже приятная внешность. Королевская семья не желала видеть в своем окружении уродливых лиц со шрамами или следами болезни. Так что Тесс была права.
– Какой кошмар, – пробормотала я.
Теперь покоя не будет! Мы превратимся в загнанную дичь. Будем ежедневно сталкиваться с молодыми, веселыми, голодными до женской ласки парнями. Никакие предупреждения и запреты не спасут, в броне достанут, никакие огрехи внешности не заметят.
Надо было идти трудницей в храм. Но кто же знал? Четыре месяца все было просто замечательно! Я столько нового узнала!
Тесс весело щебетала, что теперь-то каждая из нас обзаведется поклонником, а то и не одним, кто знает.
– Удачи, – пожелала я совершенно неискренне.
Какая удача спасет от мужика, если он решит добиться своего? Разве что сразу бить на поражение? И на каком гвардейце мне сделают замечание? Вряд ли тут есть лишние, убийства которых не заметят. А куда девать трупы? Гвардейцы, они рослые, высокие ребята, закапывать трудно, я же не двужильная.
Чем больше я буду отличаться от других девушек, и сопротивляться новым знакомствам, тем больше будут доставать. Недотрога – это же предмет повышенного интереса, споров, пари и ставок.
Значит, что? Для собственного спокойствия надо найти самого безобидного и сделать вид, что у нас «отношения». Не умру от пары поцелуев, зато отстанут и девчонки, и возможные ухажеры. Одного держать на расстоянии намного проще, чем целую свору. Пожалуй, так я и обучение закончу благополучно. Выпуск у нас в сентябре, пару месяцев будет испытательный срок. А уж в каком из королевских замков будет проводить осень принцесса, никому неизвестно. Может быть, в Самудра́ме, у моря, а может, в Парвата́ре, в горах. Главное, чтоб подальше от столицы.
На следующий день учебный корпус превратился в рассадник любви. Атмосфера была… какого-то радостного предвкушения. Будто на праздник Весны. Девушки прихорошились, (насколько это было возможно в форме), кое-кто украдкой накрасил ресницы и губы. Кокетливые локоны как бы невзначай выскользнули из строгих причесок. Вместо того, чтоб смотреть на доску, все пялились в окна. Хихикали и толкали друг друга локтями. Я тоже посмотрела с интересом, надо же себе выбрать будущую жертву моей неприступности.
А на полосе препятствий была выставка мускулатуры! Думаю, эти заразы специально стали тренироваться без рубашек, узнав про набор курсанток в Легион. Показывали товар лицом. Каждый кульбит и удачный соскок вызывал восторженные вздохи. Обозленный преподаватель тут же назначил контрольную и написал на доске пять зубодробительных задач. Целых пять! Да мы и четыре редко успевали решить! Боюсь, что результаты контрольной будут весьма неутешительными.
Хорошо, что окна лекционного зала выходили не на плац, а на глухую стену склада. Но все равно по залу ходили шепотки – все делились впечатлениями.
– Тоди, тебе кто-то приглянулся? – Шепотом спросила Дора.
– Даже двое, – продемонстрировала я заинтересованность. – Тот эльф, у которого заплетено две косы, и еще один брюнет, у него такие плечи!
– С эльфом – дохлый номер, – тут же сообщила Джейн. – Он уже обручен, у него браслет!
Я сделала огорченное лицо и уткнулась в тетрадь. Как-будто я не знаю, что обручение и брак для мужчины вообще не повод в чем-то себя ограничивать! Папашу Дины это не остановило, хотя считается, что наги – верные мужья. Это так же верно, как и то, что эльфы трясутся над детьми. Может, и трясутся над одаренными и чистокровными. Что нашей маменьке было на нас плевать, что папаше Ким и Брюн плевать на дочерей. А ведь двойня для эльфов – почти чудо! Во всяком случае, очень большая редкость.
– А мне понравился котик, – воздохнула Дора.
– Да, он неплох, – ответила я рассеянно, хотя никакого котика не заметила.
Надо быстрее выбрать своего, а то расхватают более-менее приличных. И конечно, не эльфа. К оборотням я равнодушна. Нагов откровенно боюсь. Ни орков, ни троллей я не заметила, но их трудно не заметить, значит, в гвардии их попросту нет, как и гномов. Рядом с гномом я буду смотреться смешно. Да и я для них непривлекательна, высокий рост и худоба у женщины для гномов серьезные недостатки. Вот если рост равен обхвату талии, это настоящая красота! Значит, буду искать человека. Надеяться встретить в гвардии такие редкие расы, как драконы или фениксы, наверное, бесполезно. Впрочем, какая мне разница? Все равно мой роман будет для отвода глаз.
– Бертиль, мне нужна твоя помощь, – обратилась я к подруге. – Как подойти к парню и сказать, что он мне нравится?
Бертиль посмотрела с большим интересом на меня и заулыбалась:
– Я же говорила, что ты еще встретишь свою любовь! Время лечит!
Я чуть зубами не заскрипела от расхожей фразочки. Ничего оно не лечит! Просто притупляет боль. Я по-прежнему ненавижу маменьку, курица тупая, бесполезная! Распутней мартовской кошки. Мечтаю никогда не увидеть гадкую мелкую поросль. Только о Гвеле немного беспокоюсь. Но он парень толковый, справится.
– Ну, так как действовать? – вернулась к обсуждению. – Если я ему так прямо скажу, то он ответит «А ты мне нет» и на этом все закончится.
– Да, ты права. Нельзя так в лоб, еще на смех поднимут. Но вдруг ты ему тоже нравишься? А кто он? Как зовут?
– Да я еще и сама не знаю, – попыталась я отвертеться. Но Бертиль схватила меня за руку и потащила на улицу, с упорством, достойным лучшего применения.
– Сейчас мы с ним познакомимся! Покажи, который?
Я скептически посмотрела на группу парней, шедших мимо нас после полосы препятствий.
Потные, грязные, раскрасневшиеся… пахнут мужиками! Сногсшибательно пахнут! Нахальные, так и сверкают зубами, подмигивают. Мне очень сильно захотелось сбежать в свою комнатку, на меня еще никогда таким оценивающими взглядами не пялилась толпа мужиков. Спасибо старшему группы, он многозначительно кашлянул, едва один открыл рот. Им, наверное, тоже сделали внушение насчет нас. А то Легион не досчитается двадцати курсанток, всех на тряпочки порвут.
– Нет его тут, – обреченно заявила я. Кажется, у меня ниже спины ожоги от взглядов образовались.
– Ничего, найдем! – уверенно заявила Бертиль.
Я не разделяла ее энтузиазма, меня, наоборот, отчаяние охватило. Мы тут все в ловушке! Как овцы в вольере рандлейских пантер! Нам некуда деться, и везде хищники! Они же это специально сделали!
– Не волнуйся так, ты даже побледнела, – заботливо поправила мой ремень Бертиль. – Никуда он от нас не денется.
Всю дорогу до нижнего зала, где теперь у нас проходили уроки магии, она меня утешала и уговаривала не переживать. Все-таки отзывчивая она девушка, чуткая, в отличие от меня, хладнокровной гадины.
Мне на уроке делать особо было нечего, было время подумать. В нашей группе до сих пор не все внутренним зрением овладели, не говоря уже о направленном воздействии. Бертиль пыхтела, Ориана скрипела зубами, сестры Дора и Джейн тоже не выглядели особенно счастливыми. А Тесс на занятие не пришла.
Профессор ко мне не подошел ни разу за все занятие. От скуки я выжигала в деревянном щите крохотные дырочки, складывая их в затейливый вензель. Мелкие шарики было создавать труднее, чем большие шары, и я так увлеклась, что по сторонам не смотрела.
– Ого! Р… так его имя на Р? – раздался голос Орианы. – Ричард, Рамон, Расмус, Рональд?
От неожиданности я потеряла контроль и жахнула так, что вся доска закоптилась, а в центре образовалась отверстие.
– О, как жалко, столько трудов пропало, – ехидно пропела Ориана и отвернулась.
– А говорила, что не знаешь имени, – обиделась Бертиль. – Почему ты такая скрытная?
Потому что кругом враги! А у девчонок разжижение мозгов от густого мужского аромата, забивающего ноздри. То одна, то другая после отбоя прокрадывалась на цыпочках к выходу из нашего барака. Под утро возвращались с шальными глазами, растрепанные, с распухшими губами.
За увольнительные стали биться насмерть! Поскольку ночью куролесили, получать хорошие оценки стало труднее. Но показаться кавалеру нарядной девушкой, накрашенной, в платье, а не в коричневой робе, хотелось всем. Да и пройтись по столице с кавалером куда приятнее, чем с подругой.
Краситься я не умела, косметики у меня не было, а платье всего одно, и вовсе не такое, в каком следует охмурять кавалера. Если так пойдет дальше, то мне просто не останется шанса выбрать парня, останутся только скучные или нищие. Нет, откровенных уродов там нет, но рыться среди худших разве правильно?
Я была уверена, что гвардейцы цепляются абсолютно ко всем, не глядя на рост, внешность и комплекцию. Разве в здравом уме можно было пригласить Геро в гномью шашлычную, о которой она потом взахлеб рассказывала? Да еще и прокатилась на колесе обозрения. На мой взгляд, оно должно было застрять в нижней точке и никуда не двинуться под ее весом.
Прокатиться на колесе хотелось. Вот прямо очень-очень!
Мы и были-то с Бертиль всего три раза в городе, в основном по лавкам, а потом я не выходила. Группой в театр – это совсем не то.
Меня тоже приглашали. В кафе, в парк, на ярмарку, прокатиться на лодке по реке. Но было видно, что приглашают из спортивного интереса, кто первая из девушек согласится, и совершенно не важно, какая. Это меня задевало, и не позволяло согласиться. Я не какая-нибудь легкодоступная оборотница!
Зато один раз позвали в храм. Жениться. Я с удивлением посмотрела на гвардейца с соломенными волосами, когда мне он такое ляпнул. Неужели начнет в любви объясняться? Нет, парень из зажиточной крестьянской семьи такими глупостями не страдал. Ему отец приказал найти порядочную девушку с высоким уровнем дара, чтоб детки пошли в магическую школу. Очень ему хотелось гордиться будущими внуками.
Парень подошел к делу со всей ответственностью. Про порядочность узнал у лекаря. Медосмотр выявил мою невинность, а за противозачаточным я не обращалась, значит, точно порядочная. А уровень дара и вовсе секретом не был, любой маг его видел собственными глазами. Внешность моя его тоже устраивала, а что тоща, так откормить можно!
Парень с надеждой посмотрел на меня.
– Нельзя замуж, – отказала я ему. – Договор подписала. Хочу доучиться и нижний чин получить, если год прослужу, буду иметь право на пенсион.
Этот аргумент ему был понятен, он и сам служил с расчетом на выслугу и пенсию. А две пенсии всяко лучше, чем одна. Видит, что я девушка серьезная, а не финтифлюшка, и уверен, что папа одобрит. Сказал, что через год подойдет, а если замуж соберусь, так он первый.
Немного помявшись, предложил пока обручиться, но сейчас у него кольца нет, на словах договориться вполне достаточно, он не балабол какой.
Еще и жадный, кольца ему жалко!
Впрочем, крестьяне народ прижимистый. Нет, он что, правда думал, что осчастливил меня тем, что собирается со мной делать детей? Да я ни за какие коврижки не соглашусь! Нет, я видела счастливые сияющие глаза девчонок и смутно догадывалась, что что-то я недопонимаю. Упускаю. И маменьку от делания детей было за уши не оттащить. Но уж кому-кому, а ей уподобляться я не собиралась.
Глава 11.
Уже прошло три недели, а я все еще не определилась с выбором.
Долго выбираю, переживала я. Мне же не замуж, надо брать того, кто просто подвернется под руку, чтоб не слишком противный был, и достаточно. Вдруг с ним придется в людном месте оказаться, обняться, или там липким поцелуйчиком обменяться. Критерии от «не тошнит» до «и так сойдет», разве я много хочу?
Ан нет, только я намеревалась познакомиться с симпатичным гвардейцем, ноги отказывались приближаться. Ладони потели, сердце подпрыгивало к горлу, а язык становился огромным и неповоротливым настолько, что простые слова застревали и не хотели выговариваться. Я боялась. Безумно боялась мужчин и того, что они могут сделать. Играючи сломать жизнь беззащитной одинокой девушке. Пришлось признаться себе в своем страхе, но легче моя задача не стала.
Помогла Бертиль. Когда я мялась у канцелярии, раздумывая, пойти гулять или остаться в лагере, Бертиль подошла с двумя гвардейцами. Быстро познакомила нас, а когда мы оказались за воротами, отпихнула меня в сторону, подмигнула и удалилась со своим кавалером под ручку. Поставив перед фактом. То есть, перед сероглазым блондином, который стоял постукивая носком сапога по мостовой, с независимым видом заложив большие пальцы за ремень.
– В погребок по стаканчику за знакомство или в кафе? – осведомился остроухий гвардеец.
Рамиэль. Я же просила Бертиль – никаких эльфов! Да у этого и имя коротковато для чистокровного, но расовые признаки налицо. Уши, чуть раскосые глаза, точеные скулы. Красивый мужчина всегда вызывает зависть и желание его отбить или хотя бы попользоваться. Мне бы пострашнее кого.
– Не пью, – сухо ответила. – И не голодна.
– В ювелирный приглашать считаю преждевременным, – показал острые зубы Рамиэль.
– Мне ничего от тебя не нужно! – ответ прозвучал резко. Так же резко я развернулась и пошла прочь вверх по улице.
– Постой! Ну, куда ты? Пойдем вместе, видишь, мой друг закрутил с Бертиль, а одному скучно, – догнал меня остроухий.
– Угу, – ответила я. Нашел клоуна, веселить его.
– Бертиль не говорила, что у нее подруга такая бука, – рассмеялся эльф. Смех у него оказался очень приятный, мелкий, рассыпчатый и очень добродушный. К которому хочется присоединиться, даже если смеются над тобой. Обаятельный, зараза, и отлично знает об этом. Впрочем, изображать интерес к такому мужчине будет совсем не трудно. Он примет это, как должное. Я захлопала ресницами и застенчиво улыбнулась.
– Так намного лучше, – покровительственно заметил эльф. – Ты очень хорошенькая, когда улыбаешься.
Дело на мази! Он уже считает себя вправе давать советы и высказывать свое суждение. Такому легко подыгрывать, надо только его заставить говорить о себе и вставлять восхищенные междометия. И классику «вы такой умный», «вы столько знаете», «ах, как интересно!».
Но мне даже притворяться не пришлось.
Рамиэль оказался уроженцем Алакара́ны и знал такие места, в которые приезжие не попадут даже с картой. Знал проходные дворы, узкие кривые переулочки, неожиданные арки и изящные мостики через каналы.
Возле нашего гарнизона были домики бедные и невзрачные, через четыре квартала они стали побольше и поаккуратнее, а через полчаса мы дошли до потрясающе красивых особняков, не похожих один на другой. Столица! Сразу видно! Кружевные, будто вырезанные ножницами, а не вытесанные из белого камня виллы, строгие лаконичные серые дома, но с неожиданно круглыми окнами, устремляющиеся вверх угловатые черные башни и красная черепица особняков прошлого царствования радовали взор.
Я не могла насмотреться на зелень скверов, прозрачные струи фонтанов и яркие клумбы площадей, выложенных разноцветной плиткой, нарядную публику в выходных нарядах, гувернанток с детьми, и даже блестящие лакированные магомобили, или попросту мобили, появившиеся совсем недавно. Мне даже немного стало неловко из-за моего платья, уж очень оно было простенькое, не соответствующее духу столицы. И никто не спешил, никто не бежал сломя голову, даже мобили ездили плавно и неторопливо, сверкая блестящими выпуклыми боками.
– Как красиво! – вздохнула я очередной раз, когда Рамиэль, хитро улыбаясь провел меня через арку большого доходного дома и вывел во двор, где совершенно неожиданно за кованной решеткой стоял дом необыкновенной прелести. Совсем крошечный по сравнению с нависающей громадой доходного дома. Выложенная плиткой дорожка вела к белым двустворчатым дверям. Два узких полукруглых окна с частым переплетом справа и слева от двери составляли весь фасад. Узкие пилястры обрамляли вход и шли до карниза, где своими кудрявыми капителями встраивались в лепнину фронтона. Над дверью на втором этаже располагался балкон с затейливой решеткой, по обе стороны которого были высокие двойные окна.
«Наверняка там очень солнечно и светло», – подумала я. – Хотя комнат вряд ли больше четырех-пяти, и те не слишком большие».
Круглые окошки в декоративном фронтоне с волютами на крыше свидетельствовало о наличии комнат на чердаке. Высокая четырехскатная крыша с флюгером довершала облик здания. Вокруг на заросшем травой газоне цвели розы.
– Не мешало бы подстричь газон, – заметил я, с сожалением отрываясь от решетки ограды. – Малость запущен дом, а так словно игрушечка.
– Хозяин умер, а у нового руки не дошли, – пояснил Рамиэль. – Позади дома сад и пруд есть.
– Красивый домик, сразу видно, хозяин его очень любил.
Я посмотрела на ограду с табличкой в кованной рамке с растительным узором. «Кипарисовая,15».
– Почему Кипарисовая? – удивилась я. Кипарисов в столице я еще не встречала. Рамиэль указал рукой вправо. Действительно, между домами темнел ряд мохнатых кипарисов.
– Они так нравились предыдущему владельцу, что он добился от короля запрета на вырубку и строительство рядом. Единственный дом, который успели построить, вот этот. А сразу за ним разбили Цветочный бульвар. Отличное место! И не скажешь, что через три дома шумная главная площадь, остановка дилижансов и летние рестораны с полосатыми тентами.
Я облизнула пересохшие губы. Но Рамиэль повел меня куда-то вниз по довольно неудобным высоким ступенькам. Уже в подвальчике, пропитанном запахом печеного мяса, над тарелкой я вспомнила, где видела этот адрес. В бумажке, которую сожгла. Это мой дом!
Мой будущий дом! Я так счастливо улыбнулась, что Рамиэль закашлялся, приняв на свой счет.
– Сказала бы раньше, что проголодалась, – смущенно пробормотал он. – Никогда не видел, чтоб девушка так радовались еде!
– Ты такой заботливый и чуткий, – тут же похлопала глазами я. Мужчины же любят, когда их хвалят.
Поверенный сказал, что я могу вступить в наследство только через три месяца, от которых осталось два с хвостиком. Как раз успею закончить учебу и пройти практику. От этого домика я точно не откажусь! Недвижимость в Алакаране, да я о таком и мечтать не могла!
Меня прокатили на колесе обозрения и угостили сахарной ватой. Я так благодарила Рамиэля, что он покраснел и смутился. Но ведь именно благодаря ему я узнала, где буду жить после учебы. Когда бы я смогла еще попасть в это место? Проводник по столице очень нужен, и я ласково улыбнулась эльфу при прощании.
– Ну как? – подлетела Бертиль.
– Потрясающе, мы в таких местах побывали! Я пожалела, что в платье, Рамиэль сказал, что весь центральный район можно пройти поверху по крышам, и виды оттуда изумительные.
Бертиль нахмурилась.
– Вы что, просто гуляли? – с ужасом спросила она. – Дал же Всеединый такую дуру в подруги! Рам тебе что, не понравился?
– Очень понравился! – вскинулась возмущенно. Да он просто идеальный! Целоваться не лез, за руки не хватал, в декольте не косил, вкусно накормил, ни одного пошлого анекдота не рассказал.
– Когда парень очень нравится, с ним идут в гостиницу! – наставительно сказала Бертиль. – Тут по кладовкам ютиться неудобно!
– Прям так сразу в гостиницу как-то… – засомневалась я.
– Ой, да ладно тебе, будто ты благородная, живем один раз, зачем время терять?
– Так может, я ему не слишком приглянулась?
– Чтоб нельзя было завалиться в постель в законное увольнение? Тут и рябая, и косая, и хромая сгодится! – засмеялась Бертиль.
– Ну, спасибо! – прошипела я, хватая подушку. – Значит, я хуже рябой и косой?
Подруга взвизгнула, схватила вторую подушку, и несколько минут мы гонялись друг за другом, мутузя подушками.
– Дура, – Бертиль, запыхавшись, легла на спину. – Он знаешь, сколько за мной бегал, упрашивал познакомить?
– Он что, сам не мог подойти?
– Неприли-и-и-ично! Надо, чтоб его представили! Он не из простых, хоть и смесок. Заморочки воспитания. И знаешь, – Бертиль посмотрела серьезно. – Он не женится. Его семья не примет человека. Хоть какой ты мощный мог, а не примет. У них же расовые предрассудки. Традиции рода и все такое.
Об эльфийском высокомерии в иным расам даже пятилетний Тим знал, только у моей маменьки было не высокомерие, а неразборчивость.
Но это же хорошо, что не женится! Мне замуж совсем неохота, у меня жизнь только начинается! Для встреч он отлично подходит, не занудный, с ним легко. Красивый, опять же. А потом, когда мы расстанемся, я так буду страдать! И вообще, помнить его до конца жизни! Это очень благородно и возвышенно. О, я так буду страдать, что никогда не выйду замуж и не заведу детей! Замуж еще куда ни шло, вдруг захочется? Но детей – точно ни за что!
Ура! Решено, отныне Рамиэль – мой возлюбленный. Надо побыстрее ему в любви объяснится, чтоб быстрее бросил. Они обычно очень боятся, когда им в любви объясняются. Серьезные чувства их пугают. Несерьезных для наслаждения жизнью вполне достаточно.
Глава 12.
На следующий день прибежал жених. Тот самый, с соломой вместо волос. Его имя как-то вылетело у меня из головы.
– Я думал, ты скромная, верная девушка! – трагически воскликнул он.
Я вытирала полотенцем волосы после душа и напряженно вспоминала, что я такого вчера сделала нескромного? Мы даже ни разу не поцеловались!
– Ты же мне обещала! – взвыл он.
– Обещала, – согласилась я.
– А сама шляешься с этим бабником Рамиэлем!
– Не шляюсь, а гуляю! Сам бы пригласил девушку пройтись, – отгрызнулась я.
Рамиэль, стало быть, бабник. Ценное сведение! Следует ждать разъяренных брошенных соперниц и устраивать склоки. Не хочется, а что поделаешь, надо. Иначе кто мне поверит?
– Зачем? – Жених вытаращил глаза. Красивые, голубые. Как стеклянные прозрачные пуговицы на моей кофте, из которой я давно выросла. Теперь ее по очереди близняшки носят. Дина все норовит их облизать, очень уж на леденцы похожи.
По-моему, это был какой-то неправильный вопрос. Я запуталась. Зачем гулять? Непостижимая мужская логика.
– Мы же уже договорились, – растерянно сказал недожених. – Зачем тратить время на бесполезную ходьбу, если можно отдохнуть или сделать что-то полезное?
Я не знала, что ему ответить. С одной стороны, вроде он прав. С другой – а что полезного можно сделать, сидя в казарме? Дора отлично рисует, но назвать ее рисунки полезными язык не повернется. Одна девушка вышивает, это хотя бы имеет смысл, шарфик вышить или украсить платье. Но мужики не вышивают! И ругаться не хочется. Это раньше я срывалась и орала на детей. Просто от усталости и безнадежности. А сейчас я – само спокойствие, взращенное хорошим сном и полноценным питанием.
– Вот, – жених протянул на ладони шкатулочку из чего-то деревянного. Кажется, из щепы. Или лыка? Удивительно легкая, пузатенькая, с выжженными узорами на крышке.
– О, – растроганно протянула руки к шкатулочке. – Это так мило…
– На ярманке такая коробень стоит от вира до пяти, как сторгуешься, – деловито сообщил жених и спрятал шкатулку в карман.
– Я думала, это мне подарок.
– Подарки заслужить надо! Ты меня даже не поцеловала! Ни разу!
– Рамиэля я тоже не поцеловала ни разу, – уточнила просто для справедливости. – А он меня на колесе прокатил и накормил.
– Да чем он лучше меня? Я честный брак предлагаю. Добро наживать. И детишки, обязательно. Чтоб порожняя не ходила! А то у брата родила одного и с тех пор пять лет ни одного дитенка! – возмущенно сообщил жених.
– Брат старший или младший? – решила уточнить на радость собравшимся зрителям.
– Старший!
– Так что ж ты, окаянный, меня зря смущаешь? Жена младшего брата – это ж прислуга и бабке, и свекрови, и старшей невестке, нянька всем детям, повариха, прачка и кухарка! Ни почета, ни уважения! Всем должна! И при наследстве последняя доля! Да ни за что! – завопила я в сердцах.
Младшая невестка – это даже хуже старшей дочери в многодетной семье! Потому что ребенка можно заткнуть, отвлечь, наконец, дать оплеуху, а свекрови? Она же сдачи даст! И ее тогда не заткнешь ничем и никогда.
– Дык батю попросить, мабуть, отделит двор… – почесал затылок жених. – Но как-то не по-людски, семья – это сила!
– Когда отделит, тогда и приходи! Я в своем доме хозяйкой хочу быть! – топнула ногой для убедительности.
К этому времени коридор был полон девушек, напряженно следящих за драмой, разыгрывающейся на их глазах.
– Будет, будет тебе свой двор и свой дом! Поди, магичка в семье того стоит! – пробасила Геро.
– Пф, нужно ей больно, она выше метит, – фыркнула Ориана. – С эльфом крутит!
– С каким эльфом? – побледнела одна из девиц. – С моим Ленувиэлем?
– Девочки, расходимся, драки не будет, – развернулась спиной орчанка с нежным именем Жаклин.
Я облегченно вздохнула. Все, жених обозначен, соперник есть, все в порядке. Я не изгой, не особняком, а как все нормальные девушки. Еще бы понять, что они находят в обжимании с парнями. Спрашивала, глупо хихикают или мямлят что-то невразумительное. Ладно, если холодно, в обнимку теплее, мы зимой все вместе спали, но сейчас лето!
Гер Норрис как-то притих после появления гвардейцев, говорят, несколько девушек уже отказались с ним время проводить из-за Мойры. Выбор есть, не один он теперь королем ходит. А гера Сельмунда не видно, его во дворец отозвали, то-то поди, рада лея Агата!
Гер Уланд меня в группу фехтовальщиц не взял.
Я нисколько не обиделась, не тот навык, которому можно заучиться за оставшиеся два месяца. Тут годами надо мастерство оттачивать. Да и то, бесполезная штука в мире магии. Конечно, красиво, но тратить годы на постановку рук-ног бессмысленно. Все равно девушка в схватке уступит мужчине. А нагуливать плечи, равные плечам гера Сельмунда, долго и трудно, и не пойдут они мне.
Бертиль тоже не взяли. Она не расстроилась, сказала, что пока шпага ножны покинет, она уже огненным шаром поджарит противника. Ну, и засапожник никуда не денется, как и привесной нож за воротником. Я не Геро, чтоб открыто переть на противника. Мы как-нибудь из-за угла или сзади. Подло? А благородные первыми помирают.
В нашей группе все, наконец, разглядели свой внутренний источник, и профессор показал дальше, как направлять поток в руки, как формировать плетения, как сочетать движения пальцев с мысленным произнесением заклинания. То Ориана, то Дора застывали после занятий в коридоре и шевелили пальцами, шепча слова заклинаний, по большей части в виде нескладных стишков. Типа «Мыть не буду я посуду, потому что верю в чудо!», «Станет чистым это место, как сорочка у невесты!», или «Пусть окутается дом ярким светом и теплом».
Профессор сказал, что эти заклинания придумала знаменитая Олеантри́на Канти́с, магистр бытовой магии. Ну, я ее могу понять, уборка кого хочешь доведет до ручки, магистр ты или не магистр. У великой Олеантрины были стишки на все случаи жизни, и мне кажется, она посмеивалась, когда их сочиняла. А может, и смеялась в голос.
Запоминались они хорошо, и наши комнаты были самыми чистыми в казарме. Знала бы я все это раньше, когда убивалась с уборкой, разрываясь между детьми, плитой и корытом.
Мне не показалось сложным создавать плетения – кто вязал крючком или спицами, тот поймет. Петель-то – прямая и обратная, остальное навороты, крючком и того проще. Так что я вязала быстро, и ошибки в чужих плетениях видела моментально. Профессор из себя выходил, почему остальные не могут. А потом стукнул себя по лбу и выругался. Привык к сильным студентам, а ему тут слабосилков набрали! Им и не суждено увидеть. Уровня не хватает. Остается только тренировать координацию и мелкую моторику. При известном опыте вязать можно, не глядя на вязание, но где же его взять, тот опыт, все-таки не лицевая гладь. Дора и Джейн восприняли это спокойно, и часто просили помочь, а что мне, трудно взглянуть? И даже их руками поуправлять, чтоб поняли, где шевельнуть надо, где затянуть, где сбросить петлю.
Ориана бесилась. Бытовые заклинания по силе были ей доступны, но и все на этом. А ей хотелось боевых! Ее косые и кривые плетения разваливались, не дожидаясь окончания упражнения. От помощи она отказалась в крайне недружелюбных выражениях. Мучилась, сидела часами, и бормотала зло, что все силы нищей бродяжке достались, а она, законная дочь благородного рода, осталась почти без дара.
Почему люди часто хотят того, что никак и никогда им не дастся в руки?
Надо же соизмерять возможности и желания. К чему мечтать о несбыточном? С кривыми ногами в танцовщицы не возьмут. Я не злорадствовала, мне ее было очень жаль. Моей заслуги в большом даре нет. Чем тут кичиться? Девчонки даже пытали меня, не потоптался ли в нашем роду сильный маг, не согрешила ли бабушка или маменька.
Не знаю насчет бабушки, а маменька запросто могла и не такое учудить. Мне и самой стало любопытно. Ведь ничего особо сложного нет – если отец посылал деньги, а они возвращались, то в журнале на почте должны быть записи. Адрес известен, фамилия получателя, примерные даты тоже, адрес отправителя узнает любой подручный. Это меня Бертиль надоумила, купеческая дочка все-таки. Мне бы и в голову не пришло, что можно дать агенту подобное поручение.
Зато появился еще один повод зайти в комиссионную контору. Один агент отправится в Крейц, по старому бабушкиному адресу. А второй в Грамам, домой. С особым поручением и письмом. Да чтоб письмо в руки никому не попало, кроме Гвеля. И над текстом пришлось посидеть и подумать, чтоб Гвель понял, в чем дело, а чужой любопытный нос не догадался. И деньги, чтоб братику хватило добраться до столицы, мне же все время жалованье шло, я и потратила совсем немного. Хватит уже снять комнату на первое время. Приедет с шиком, и на дилижанс, и на ночлег, и на еду хватит! Заодно велела брата подстричь, отмыть и переодеть, знаю я, как на нем одежда горит. Сильно ли он изменился за эти четыре месяца?
Вместе дождемся вступления в наследство, а там посмотрим, как все сложится. Смогу устроить его в коммерческое училище, а захочет, так в военное или мореходное. Но лучше в коммерческое, имущества же ужас сколько! Управлять надо. Вряд ли Гвель захочет просиживать штаны над горой пыльных учебников в академии, даже если у него магия обнаружится в крови. У меня же нашлась!
Так сладко было после утомительных тренировок ночью лежать в постели и мечтать, как славно мы с Гвелем заживем вдвоем. У нас все будет! Может, на мобиль замахнуться? Денег наверняка хватит.
Глава 13.
– Это что? – Рядом присела Ориана и пальцем провела по корешкам книг. – «Садоводство», «Сельское хозяйство в Вайне», «Лоза и ее секреты», «Как собрать урожай». Ты решила податься в фермеры? Так огненная магия и земледелие не сочетаются!
Я нехотя оторвалась от книги. Учиться вообще интересно, но, как я поняла, не всем. Лично я просто ошалела от счастья, когда в библиотеку зашла дальше первого шкафа, где стояли учебники для нас. Ориана, как и многие, учебники читала по необходимости, и ровно столько, сколько задали, ни страницей больше, а развлекаться предпочитала легкими любовными романчиками. Мне развлекаться некогда. Быть богатым легко и просто, но недолго. А вот чтоб не обеднеть, надо учиться. Если уж мне в руки попал такой кус, зубами вцеплюсь, а свое угрызу!
– Рири, что ты привязалась? Ты графская дочка, тебе во дворце местечко уже нагрели, а мне там что делать? Ни ступить правильно, ни поклониться вовремя.
– Это правильно, – кивнула Орина. – Каждый должен знать свое место. Кому-то дворец, кому-то хижина.
Я едва не хмыкнула. Ну да, хижина. В центре столицы. С пилястрами и фигурным фронтоном, с окнами, от которых разбрызгиваются солнечные зайчики. В такой хижине и она бы жить не отказалась, только кто ж ей позволит?
А что до книг, то в библиотеке гарнизона было абсолютно все. От кулинарии до архитектуры. Хорошенько подумав, я решила, что со сложным техническим производством не справлюсь, не осилю. Время только зря потрачу. А вот сады и виноградники – другое дело. Мастером я не стану, но хотя бы пойму, на что следует обращать внимание.
Да и дело, в сущности, знакомое, в огородике мы с Гвелем возились оба, петрушку с эстрагоном не спутаем. При домах гера Терран неплохое хозяйство, не оставлять же землю для пырея и лебеды. Капусту-морковку будет, где посадить. Легко заниматься приусадебным земледелием, особенно, когда самой не надо ковыряться в земле, а только пальчиком указывать, где копать, где рыхлить и что сажать. Так что я штудировала и конспектировала книги очень старательно. Где какой сорт лучше сажать, кому чего для подкормки надо, как лучше ухаживать. Книги слишком дороги, в Грамаме книжный магазин был всего один, а тут такое богатство и совершенно даром!
Я ласково погладила стопку книг.
И про несочетаемость Огня и растениеводства Ориана просто не в курсе. Сочетается, еще как! Там прямо рекомендуется приглашать магов Огня для обогрева теплиц, зарядки артефактов для создания тепловой завесы против заморозков, опять же, землю прокалить от жучков-червячков, освещение наладить, чтоб световой день продлить – много чего полезного можно сделать. А если созданы все условия, то остальное – дело природы. Вырастет, куда денется. У нас с Гвелем и так все отлично росло безо всякой магии, все-таки мать-полуэльфийка, кровь сказывается.
– А ты что пришла-то, Ориана? – обернулась я к грациозно вставшей девушке.
– Догадалась, где ты торчишь. Там тебя разыскивает агент из комиссионной конторы.
Гвель! Я вихрем собрала стопку книг, отнесла на стойку библиотекаря и побежала в канцелярию.
Увы, это оказался тот агент, которого я отправляла в Крейц. Радостное ожидание сменилось простым любопытством.
– Отчет, лея Таррен, – мужчина средних лет протянул конверт.
Я быстро раскрыла его и углубилась в строчки, исписанные мелким убористым почерком.
– Ошибки быть не может? Это точно? – подняла я глаза на агента.
– Там копии квитанций, – обиделся порученец. – Я лично беседовал с отправителем. Тот стряпчий сейчас отошел от дел и живет к Крейце.
Я села на жесткий стул и задумалась. Ну, маменька, ну, коза блудливая! Это ж надо было ухитриться!
Порученец переступил с ноги на ногу и красноречиво кашлянул. Да, время деньги. Особенно для того, кого ноги кормят.
– Оплата, как договорились. Премия за молчание, – я отсчитала несколько золотых. Жалко было, сил нет!
– Дела наших клиентов совершенно конфиденциальны, – кивнул агент.
– Вы понимаете? – уточнила я.
– Да что ж тут непонятного, за такие сведения можно головы лишиться, так что в моих интересах о поручении забыть. И вас я, лея, никогда не видел. И в Крейц не ездил!
Я не поверила, уж очень воодушевленным он выглядел. А сведения, что он принес, можно было продать очень, очень дорого. Поэтому я молниеносно приставила кинжал к его шее.
– Не в моих интересах трепать языком. Но если где-то пройдет слух, хоть один намек, знаю, кого искать и убью!
– Да что вы, лея! Я могила! – встрепенулся он.
– Или будешь там, – кивнула, убирая кинжал.
Интересно, смогла бы я его убить?
Смогла бы, решила я. Ради собственного спокойствия.
Высший лорд, мать мою! Закуролесила с женатым лордом из высших, кузеном короля! Да как такое вообще могло произойти? Как жена не смотри коршуном, а муженек смазливую эльфийку не пропустил. Сделал ей ребеночка. Меня. С женой не развелся (было бы ради кого), драгоценностями не осыпал, ребенка не признал, но деньги на пропитание стряпчему велел посылать неукоснительно. Не слишком много, но вполне достаточно для скромной жизни в Крейце. Условием было жить там и не высовываться. А маменьку любовь на подвиги потянула, она поехала в Тарниц, потом с Гвелем в животе вернулась, родила и снова помчалась личную жизнь устраивать.
Бабушка подняла нас с Гвелем с тех денег. Хорошее было время. И детство у меня было безоблачное, пока маменька не осчастливила нас близняшками. Бабушка пожила б подольше, если б не эти два исчадия ада. Близнецы, а ничего одновременно не делали, если одна спала, вторая орала. Мне было всего десять, я помочь особо не могла, следила за восьмилетним тогда Гвелем. Поскольку алименты стряпчий переводил бабушке, то с ее смертью кончились и выплаты. Судьбой ребенка лорд не интересовался, стряпчему и подавно было все равно, что за выплаты, за что, может, это пенсия старушке шла за долгую верную службу? Маменька продала бабушкин дом и уехала в Грамам, к будущему папаше будущего Тима.