Читать онлайн От Стамбула до Парижа бесплатно

Caroline Khoury

IT MUST BE LOVE

Перевод с английского Лии Януровой

Пролог

Судьба. Предназначение. Называйте как хотите, я в такое раньше не верила. Но это было раньше.

Я потянула кулон на шее, стала возить его туда-сюда по цепочке. Это – след пережитого, запечатанный в металл, что касается моей кожи. Я прикрыла глаза и поднесла кулон к губам; внутри него, в половинке серебряного сердца лежала фотография, воспоминание из далекого прошлого. Все никак руки не дойдут заполнить другую половинку.

Прохладный апрельский ветер добрался и до меня; я поежилась и взглянула на море, накинула бледно-голубую шаль на плечи, чувствуя прикосновение мягкой шерсти к покрывшимся мурашками рукам. Ее связала моя мама, и в ее магазинчике в Мамблс – рукой подать отсюда – она распродается на ура. Но эта шаль была особенной. В уголке были вышиты три имени в честь сегодняшнего события.

Мое платье без рукавов больше подошло бы теплому летнему дню, но я надела его независимо от времени года. С ним связано очень много воспоминаний; оно приталено и струится до колен.

Мне захотелось встать в воду. Я побежала по лужам и камушкам, не обращая внимания на замерзающие ноги. Вдалеке виднелся маяк Мамблс, спасательный свет которого можно увидеть с любой точки залива Суонси, что простирается на пять миль.

Глубокие вдохи и выдохи, вторившие волнам, что разбивались о берег, успокоили мое сердцебиение. Запах соли и уксуса защекотал мои ноздри, под ногами хрустел влажный песок.

Надо было позвонить ему. Тогда, много лет назад. Почему я ничего не сделала, когда мы прощались? Может, тогда все было бы по-другому.

– Эбби? – ветер принес с собой знакомый голос, всегда заботливый и успокаивающий.

Я повернулась и увидела свою лучшую подругу Лиз. Она шла ко мне, осторожно переступая через камни на своих каблуках. Ветер трепал ее платье у колен.

– Ты нашла меня, – сказала я.

– Твоя мама сказала, что ты наверняка здесь. Ой, черт с ним, – она стянула туфли. – Потом ноги помою.

Я улыбнулась, плотнее укутываясь в шаль. Волосы лезли в лицо, развеваемые сильным морским ветром. Было много вариантов, что мне с ними сделать, и я остановилась на самом простом – закрепила их одной-единственной заколкой.

Лиз сжала мои плечи, провела ладонями по рукам.

– Ты как?

– На этом пляже я словно исцеляюсь.

– Мэри только что позвонила. Она забирает всех со станции, они приедут через десять минут. Ты готова?

Я кивнула. В этот раз я уже не сомневалась. Я только об одном жалею: прийти к этому дню мы должны были иначе, но это было невозможно. Такова уж наша судьба.

Глава первая

Наши дни. Декабрь

Я постучала ручкой по лбу. Сосредоточься, Эбби, сосредоточься.

Бесполезно. Передо мной лежала кипа бумаг – документы о деле иммигранта, которым требовалось неотложное внимание, ведь мне нужно было выиграть слушание. На моем столе с зеленой кожаной столешницей лежало еще три вещи, что отвлекали от поставленной задачи.

Вещь номер один: справка из The Legal 500 прямиком с публикации. В ней содержится мой рейтинг и отзыв о работе. Коллега принес ее, чтобы посмеяться над моим результатом и похвастаться своим со званием «восходящая звезда». К счастью, вскоре он ушел – его злорадство было просто невыносимо.

Вещь номер два: манильский конверт с информацией о ежегодной конференции в Париже по вопросам иммиграции. Конверт я еще даже не открывала, но мне придется ехать туда на этих выходных. Мэри Бейкер – жена моей лучшей подруги – попросила меня приехать и подменить ее, но делегаты будут ожидать ее экспертное мнение, а не мое, потому что я квалифицирована как специалист всего пару лет.

И наконец, вещь номер три: стикер в виде сердечка, который я прикрепила на монитор компьютера. Послание от моего парня Чарли.

Под бумагами зазвонил телефон. На экране высветилось имя Эми, и я закинула телефон в сумочку. На болтовню сейчас времени нет, а моя старшая сестра ой как любит поговорить. Мне нужно найти хотя бы один весомый аргумент для дела, и я уже совсем отчаялась.

Я осмотрела свой стол, поправила пучок и вздохнула. Я всегда ношу эту прическу, в суде я или нет – в любую секунду готова сорваться с места, нацепить парик и полететь на помощь, как Супергерл.

Зазвонил стационарный телефон, и я тут же подняла трубку.

– Эбигейл Джонс, – бодро ответила я.

– Сис, ты чего трубку не берешь?

Мои плечи поникли.

– Работаю.

– Да я быстро, – уверила меня сестра. Она заговорила громче, чтобы перебить фен на заднем плане.

– Ты в салоне?

– Да, уже почти закончила с одним из постоянных клиентов.

Эми владеет парикмахерской в центре Мамблс под названием «Путь волос в небеса»[1] – дань ее любви к тяжелому металлу в подростковые годы. – Так что, кедр или орех?

Я зажала трубку между ухом и плечом и стала просматривать бумаги в поисках свидетельского показания.

– Кедр или орех? Ты о чем?

– Деревянная коробка для швейных принадлежностей. Для мамы на Рождество. Я на прошлой неделе отправляла тебе ссылку.

– Да? Прости, я, похоже, не увидела, – я пощелкала мышкой и нашла письмо Эми. Ссылки привели меня к двум идентичным шкатулкам. – Хм-м. Орех?

– Отлично. Ты закажешь, ладно? Ее вручную выгравируют и доставят где-то через неделю.

– Почему сама не закажешь?

– Я занята.

– Я тоже, – мой стол уже стонет под весом всего, с чем мне нужно разобраться.

– Я – мать-одиночка с двумя детьми и бизнесом, – ощетинилась Эми. – И это я придумала подарок. Свою часть я сделала.

– Ладно, – уступила я, копируя ссылку в документ в папке «Дела», которая только росла и росла в размерах.

– Так, что у нас по одежде? – почти что пропела сестра.

Я взглянула на себя.

– Черные штаны и зеленый свитер, а что?

– Нет же, глупышка. Что ты наденешь сегодня на важный ужин с Чарли?

– Откуда ты про него знаешь?

– Мама рассказала.

– Это просто ужин, – сказала я, выводя буквы «Э» и «Ч» в своем блокноте и обводя их в кружок.

– А вот и нет. Это ваша третья годовщина, и он ведет тебя в ресторан «У Пьера». Я посмотрела в интернете, и чтобы туда попасть, нужно бронировать за три месяца. Он точно сделает тебе предложение.

Вот тут мне уже нечего сказать. От вещи номер три у меня голова кругом идет. Всю неделю Чарли оставлял записки по квартире, напоминая мне о грядущем ужине. Сегодня, когда я проснулась, этот стикер был прикреплен к его подушке. Чарли рано выехал на работу, поскольку он занимается крупным судебным делом по поводу одной корпорации, и перед уходом я его так и не видела. Я сняла записку с монитора компьютера.

Сегодня вечером! Увидимся в ресторане. Люблю тебя. Ххх

– Прекращай, Эми. Чарли зарекся жениться, – я зачеркнула свои каракули в уголке блокнотного листа. – Просто приятный ужин в приятной компании.

– Точно, его же как-то бросили прямо у алтаря. Бедняжка, – рассмеялась сестра. Фен зашумел сильнее. – И все равно, это очевидно. Он сделает тебе предложение. Ну ты везучая, меня Барри разве что в «У Нандо» отвел.

Эми цокнула языком.

– И мне пришлось оплатить счет, потому что Барри забыл кошелек дома. И вообще хватит Чарли сомневаться. Ему сорок, да и ты уже где-то рядом.

– Эй, мне вообще-то тридцать четыре, спасибо большое. Слушай, если это все…

– Ну да. Мне пора, клиент должен подойти к четырем часам.

Я глянула на настенные часы.

– Что-то он рановато, нет?

– Да нет, как раз вовремя.

Я перепроверила часы и только сейчас заметила, что секундная стрелка мечется туда-сюда, а время на час отстает от указанного на компьютере.

– Черт. Я опаздываю к Лиз!

Я быстро попрощалась с сестрой, уверила ее, что напишу сообщение, если вечером что-нибудь произойдет, и закинула документы по делу и конверт в рабочую сумку. Придется выкроить время после встречи с Лиз, чтобы хоть немного поработать.

Когда я вышла на улицу, осмелевшее зимнее солнце пыталось пробиться через облака. На асфальте лежал тонкий слой снега, не растаявший со вчерашнего дня. Я свернула с Миддл-Темпл-Лейн на набережную Виктории и ускорила шаг. На телефон пришло сообщение.

Как ты? Позвони, как сможешь. Люблю тебя всем сердцем. Мама х

Некогда мне. Раз в две недели мама звонит мне, чтобы узнать, правильно ли я питаюсь и не работаю ли слишком много, а потом рассказывает мне все горячие новости в Мамблс. Я же ждала встречи с Лиз всю неделю – у нас не было времени посидеть вдвоем с тех пор, как она вернулась из больницы с Мэдди. Мэдди – первая дочка Лиз и ее жены Мэри.

На телефон снова пришло сообщение, на этот раз от Лиз.

Я припоздаю.

Ты уже вышла? Когда будешь? – написала я. Ответ пока не пришел.

Миновав переход станции метро «Набережная», я оказалась на другой стороне на Вильерс-стрит. Холодный ветер кружился вокруг меня и подгонял вперед.

И тогда я увидела его: кафе d’Amour.

На меня нахлынули воспоминания четырнадцатилетней давности. Мозг зацепился за одно изображение: два незнакомца сидят за столиком у окна, болтают, смеются и выглядят счастливыми. Голова закружилась, дышать стало тяжело. Я достала ингалятор из кармана пальто и вдохнула небольшую дозу, потрясенная воспоминаниями, которые уже давным-давно не являли себя. И прошла мимо кафе, ни разу не оглянувшись.

Я остановилась у выхода со станции метро «Чаринг-Кросс», чтобы подождать Лиз. Через пять минут набрала ее номер. Гудки шли долго, пока трубку наконец не взяли и в ней не раздались приглушенные всхлипывания. Где-то на фоне визжала Мэдди.

– Лиз, что такое? Все нормально?

– Я. Так. Больше. Не. Могу, – каждое слово сопровождалось резким вдохом.

– Как «так»?

Лиз пробормотала что-то неразборчивое, и я зажала одно ухо, чтобы отгородиться от шума вокруг.

– Я тебя не слышу!

– Я не могу приехать! – прокричала она. – Я из дома еще ни разу не выходила! Она все плачет и плачет! Эбс, прошу, приезжай ко мне.

Я затаила дыхание, вспомнив адское количество работы, которое ждет меня дома, но эти мысли мгновенно улетучились.

– Без проблем. Уже выдвигаюсь, – сказала я.

– Спасибо, Эбс. И еду захвати, я помираю с голоду.

В ее голосе послышалась капелька облегчения. Хороший признак.

Через полчаса я стояла на пороге квартиры Лиз и звонила в дверь. Подруга с заплаканным лицом встретила меня под плач малышки Мэдди. Она кинулась ко мне и уткнулась лбом в мое плечо.

– Все хорошо, все хорошо, – утешила ее я. – Только пропусти меня внутрь, пожалуйста, иначе я уроню торт.

Лиз отодвинулась, и я прошла за ней в гостиную. Мэдди лежала в колыбельке, размахивая руками и ногами. На кофейном столике валялись подгузники, детская присыпка и листья капусты. На Лиз, которая не переоделась после сна, была ночная рубашка, поверх которой она накинула халат. Ее светлые непослушные локоны торчали.

– Эбс, подержи ее на руках, пожалуйста. Я сделаю нам чай.

Не успела я возразить, как Лиз отчалила на кухню. Я сняла пальто, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и уставилась на Мэдди в колыбельке. Осторожно подняла ее… Нет, я так не могу. Я положила малышку обратно, и она стала плакать еще громче. Да что с ней не так?

Я прижала Мэдди к плечу и стала поглаживать ее по спине кругообразными движениями. Покачиваться стала не вверх-вниз, как когда баюкают детей, а из стороны в сторону. Малышка пукнула и рыгнула почти одновременно и тут же перестала так громко выть. Вскоре она и вовсе затихла.

– Как тебе это, блин, удалось? – Лиз застыла в дверном проеме, в каждой руке у нее было по кружке.

– Похоже, у нее были газики.

– Ладно… В общем, ты остаешься здесь жить.

Я улыбнулась и аккуратно положила Мэдди в колыбель, радостная, что все так легко обошлось.

– Спасибо, – сказала я, принимая кружку от Лиз.

Подруга шмыгнула носом, схватила салфетку, высморкалась в нее и плюхнулась на диван.

– Я пыталась помочь ей с газиками, кормила ее, укачивала, в четвертый раз меняла подгузники, и ничего. Я вообще не сплю. Мэри утром уехала в Шеффилд разбираться с делом, я сказала, что справлюсь, но ничего подобного. Где этот клятый материнский инстинкт, который должен был проявиться после того, как ребенок вылез из моей вагины? Это все ложь, – Лиз раскачивалась вперед и назад на диване.

– Так, притормози, – я сжала ее колено. – Все хорошо, я с тобой. Я могу и остаться ненадолго. Все будет нормально. Поешь торт.

Лиз откусила немного.

– Это божественно, спасибо, Эбс, – выговорила она с набитым ртом. Крошки от торта посыпались на подбородок. – Я не думала, что с ребенком будет так сложно. Мэри старается изо всех сил, но у меня такое ощущение, что она считает, что я все-все знаю. Это не так. Я начала считать дни до того момента, когда снова выйду на работу.

Тишину пронзил плач. На секунду он умолк, а потом перешел в вопли.

– Вот! – воскликнула Лиз и плюхнула кусок торта на тарелку с недоеденным и не очень аппетитным бутербродом. – Даже пяти сраных минут не прошло!

Я посмотрела на Лиз, но она не собиралась вставать и брать Мэдди на руки. Не двигаясь, она смотрела широко распахнутыми, остекленевшими глазами в пустоту.

– Все хорошо, я помогу, – сказала я.

Я осторожно взяла Мэдди и повторила то, что делала до этого. Снова раздалось два характерных звука, и девочка закрыла глаза.

– Попробую ее подольше подержать, – сказала я.

Лиз кивнула, постепенно успокаиваясь.

– Уверена? У меня руки болят, если я ее долго держу. Вчера приходила патронажная сестра, сказала, она весит двенадцать фунтов. Та еще громила.

– Как-нибудь выдержу несколько минут с двенадцатью фунтами на руках. Я помню, как тащила тридцать, когда мы путешествовали, а автобус до вокзала в Загребе высадил нас аж за две мили до нужного места.

Лиз откинулась на спинку дивана.

– Боже, я помню! Ты ругалась на меня за то, что я неправильно расписание прочла, – она вдруг улыбнулась. – О, у меня есть идея!

– Какая?

Не ответив, Лиз пошлепала из зала в своих тапочках.

Мэдди заерзала, и я отняла ее от плеча, взяла на руки. Она что-то залепетала и посмотрела на меня своими большими голубыми глазами, и я почувствовала, как в груди образуется тугой узел. Так вот как это ощущается! Я откинула мысль подальше и стала качать малютку.

– Вот! – Лиз вдруг материализовалась в дверном проеме, помахала мне фотоальбомом с пальмами на обложке. – Пожалуйста, останься на подольше. Давай просмотрим альбом? Будет весело! Мы сто лет его не открывали!

Я знала и что в этом альбоме, и что у нее хранится еще три таких. В них содержались фотографии с нашей поездки, в которую мы отправились после выпускного. Это было четырнадцать лет назад.

Я взглянула на настенные часы. Пять тридцать.

– Лиз, я бы с удовольствием, но у меня сегодня ужин с Чарли, помнишь?

– Боже, точно, – подруга сразу погрустнела и прижала альбом к груди. – Просто… – она закусила нижнюю губу, и ее голос опустился до полушепота, – я очень не хочу сейчас оставаться одна.

Я посмотрела на умоляющее лицо Лиз и села обратно на диван.

– Один альбом, и не больше.

Мы перелистнули последнюю страницу нашего четвертого альбома, не прекращая обмениваться воспоминаниями о наших безумных приключениях. Глаза Лиз начали слипаться. Мэдди заворочалась в колыбели и громко, надрывно заплакала, совсем как до этого. Еще немного, и плач перейдет в вопли.

– Может, она есть хочет, – сказала подруга. Как только Мэдди оказалась у ее груди, Лиз поморщилась и прикрыла глаза.

– Больно?

– Это из-за мастита, он все никак не пройдет. Доктор прописал мне антибиотики, но они еще не помогли. Ну, давай же, – умоляла Лиз, пытаясь вложить сосок в рот Мэдди. – Нет, не туда, а сюда!

Она тяжело вздохнула.

– Пока я не ушла, тебе принести что-нибудь? – спросила я.

– Было бы прекрасно. Можно мне большой стакан воды?

С кухни я услышала, как Мэдди снова зарыдала. Когда я вернулась, Лиз сидела на диване, закрыв лицо руками. Ее плечи тряслись. Мэдди лежала в колыбели и размахивала ручками и ножками.

– Что случилось?

Лиз подняла голову. Ее глаза блестели от слез, и смотрела она так, будто окончательно сдалась.

– Почему она не может просто сказать мне, чего она хочет?

Я поставила стакан на стол и стала качать колыбель. Плач постепенно утих. Уж очень подозрительно просто у меня это получилось… Мне нельзя чувствовать удовлетворение от того, что у меня одной получается ее успокоить.

– Я… Я не могу… – Лиз стала хватать ртом воздух.

– Лиз, все хорошо. Держи, – я схватила бумажный пакет со стола и вытряхнула из него крошки. – Подыши сюда.

Пакет стал быстро надуваться и сдуваться. Лиз схватилась за края так отчаянно, что я испугалась, что он сейчас порвется. Вдох, выдох, вдох, выдох. Дыхание Лиз постепенно выровнялось и вернулось к нормальному. Она убрала пакет.

– Эбс, я боюсь, – наконец сказала она. – Сегодня утром я всерьез подумывала выйти из квартиры и оставить Мэдди одну. Я знала, что ты запереживаешь и приедешь сюда. Где запасной ключ, ты знаешь. Я хотела просто сесть в машину и уехать, хотя у меня и прав‑то нет! – она выдала что-то, похожее на невеселый смешок. Ее ореховые глаза снова наполнились слезами.

Я взяла Лиз за руку.

– Слушай, Лиз, я в этом не знаток… Тебе нужно с кем-то поговорить. С терапевтом или с мамой…

– Ни за что не буду ей звонить, – подруга яростно замотала головой. – У меня все хорошо.

Она вяло улыбнулась.

– Просто скучаю по Мэри. Мама мне сейчас ничем не поможет, только приедет и перетянет одеяло на себя. Это так, единичный случай, – добавила она, взяв в руки бумажный пакет. – Это ж младенец, чтоб его. Послеродовая депрессия, все такое. Все в порядке, Эбс. Скоро и твоя очередь наступит, сама убедишься.

– Нет, спасибо, я ценю свой сон.

Мэдди что-то пробулькала в кроватке, будто знала, что ответ был неискренним.

– Она даже не спит, – сказала Лиз, зевнув. – Может, она хочет покататься в своей коляске. Мы весь день дома сидим, а сейчас уже темно.

Она пригладила волосики на голове Мэдди и широко распахнула глаза, будто пытаясь бороться с одолевающим ее сном.

– Хочешь, я возьму ее на небольшую прогулку, а ты пока подремлешь? Сразу лучше станет.

– Серьезно? Ты не против? А как же ужин с Чарли?

Я снова посмотрела на настенные часы. Шесть тридцать. Никак не успеваю вернуться домой на Бейкер-стрит, переодеться в новое платье и добраться до Пикадилли. С другой стороны, я могу прогуляться с Мэдди, переодеться здесь, а после ужина еще и поработать.

– Он не будет возражать, если я немного припоздаю. Можно я у тебя схожу в душ и возьму что-нибудь из твоей одежды и макияжа?

– Конечно, бери что хочешь.

С виду Мэдди почти сразу задремала, и я пошла обратно к дому Лиз. В гостиной приглушила свет и сняла капюшон с коляски.

По лестнице я поднималась на цыпочках, замирая каждый раз, как скрипела половица под ковром. Я дошла до спальни Лиз, чтобы предупредить ее, что иду в душ, но она уже свернулась в клубочек и громко храпела.

– Лиз, – прошептала я, трогая ее за руку. – Лиз!

Никакой реакции. Спит как младенец, наконец забыв о повседневных заботах.

И что теперь? Я не могу просто оставить Мэдди внизу одну. У Лиз начались панические атаки, которые очень меня встревожили.

Я прокралась на кухню и достала телефон. Звонок Чарли сразу перенаправил меня на автоответчик. Я сделала глубокий вдох, когда прозвучал знакомый гудок.

– Привет, это я. Я сейчас у Лиз. У нее все совсем плохо с ребенком, и я переживаю за нее. Я сказала, что останусь с ней ненадолго, и она крепко уснула. Я не могу уйти. Прости меня, пожалуйста, – мои плечи поникли. – Я не смогу приехать, я тут еще на час или два. Может, успеем на поздний ужин в «Сеймур»? А, и еще, забыла сказать, Мэри попросила подменить ее на конференции по вопросам иммиграции в Париже в субботу и воскресенье. Мне уже не терпится тебе все рассказать. Поезд у меня в одиннадцать, так что успеем неторопливо позавтракать. Люблю тебя. Прости меня еще раз, мне очень жаль.

Я положила телефон на кухонный стол и открыла холодильник. Внутри меня бурлило разочарование, но к нему добавилось что-то еще… Тень облегчения?

В двери холодильника ютилась полупустая бутылка розового вина. Я налила себе бокал и сделала большой глоток. Полегчало.

И что теперь? Одно утешение – выкроила-таки себе время на работу. Когда я вспомнила, что мне предстоит целое дело и еще конференция, сердце забилось быстрее, ощутимо отозвалось болью в груди. Рядом с хлебницей лежал парацетамол, и я приняла несколько таблеток.

Я взяла бокал, рабочую сумку и прошла в зал. Плюхнулась на диван, задев и уронив фотоальбом на пол. Я подобрала его, и оттуда выпало изображение: последнее фото из Болгарии, предпоследнего пункта нашего путешествия. Оттуда Лиз пришлось срочно уезжать – она вдруг очень понадобилась матери. Лиз так и не простила ее за то, что она испортила ей конец путешествия.

Я провела пальцем по фотографии. На ней к моему лицу прилипла глуповатая улыбка, а в руках у меня был путеводитель по последнему в нашей поездке месту. Его Лиз забронировала втайне от меня, устроив сюрприз. Что я тогда ощущала? Впереди меня ожидало долгое приключение, и пройти мне его предстояло одной. Лиз сказала, что такой шанс выдается раз в жизни и это бесценный опыт. Но если бы я знала, что эта поездка полностью изменит мою жизнь, поехала бы я?

Глава вторая

Годами ранее. Июнь

Его пальцы огладили мою щеку, спустились к плечу, провели по руке. Поцелуи в губы стряхнули с меня остатки сна.

– Эбби, просыпайся.

– Сколько времени? – проговорила я, не желая открывать глаза. Другие чувства обострились: я ощущала мягкий хлопок простыней, окутывающий наши голые тела, запах его кожи, что пахла кремом после бритья и цитрусом, слышала его голос, который самыми обычными словами заставлял меня чувствовать трепет, и сладкий вкус его поцелуев.

– Время вставать, – сказал он.

Я застонала и перевернулась на другой бок, чтобы он меня не будил. Приоткрыла один глаз: свет уличных фонарей проскальзывал в комнату через окно. Прошлым вечером мы даже не удосужились задернуть занавески.

– Нет, на улице еще темно.

Он обнял меня со спины, положил ладонь на живот, стал рисовать круги. От его прикосновения по коже разлилось приятное покалывание. Может, он хочет повторить подвиги минувшей ночи?

– Пять утра. Я хочу кое-куда тебя отвезти, – прошептал он мне на ухо и потерся об него носом.

– Я никуда не пойду. Мы легли пару часов назад. Давай дальше спать.

– Я не спал. Я так долго ждал твоих объятий, что больше не хочу тратить время на какой-то дурацкий сон.

От его слов я растаяла. Я взяла его руку, что была на моем животе, и поднесла ее к губам.

Он поцеловал меня в шею, в плечо, а потом притянул меня к себе.

– Эбби, пожалуйста. Я хочу кое-что тебе показать, но нам нужно поторопиться. Поспишь в машине.

Я распахнула глаза и улыбнулась. Никогда не просыпалась с ним в одной постели, и от вида его глаз и улыбки мое сердце радостно затрепетало.

– Ладно, – сдалась я. – Но я могу хоть пойти к себе в комнату и переодеться?

– Времени нет. Вчерашней одежды достаточно.

Он встал с кровати, и я засмотрелась на его неприкрытую наготу: на мускулы, напрягшиеся на руках, когда он потянулся, на гладкую бронзовую кожу. Я бы предпочла, чтобы он не переодеваться пошел, а вернулся ко мне, в кровать, и мы бы занялись любовью. Он порылся в своем чемодане и достал свежую белую футболку.

– Вот, – он протянул ее мне. – Можешь надеть ее на платье, согреет от утренней прохлады.

Я кое-как вытащила себя из кровати и оделась. Он вывел меня из отеля, держа за руку. С ресепшена забрал какой-то пакет, на мой вопрос, что это, сказал, что это «на потом».

Он привел меня туда, где мы разговаривали прошлой ночью, – к камням у моря. Там он сказал мне, что постоянно думал обо мне и счастлив, что судьба вновь свела нас вместе.

Сейчас у моря было лишь несколько человек, что неудивительно в столь ранний час. Кто-то рыбачил, кто-то негромко переговаривался на других языках и держал в руках кружку, от которой шел пар. Пейзаж заливал утренний свет и слабое свечение фонарей на набережной.

Он крепче сжал мою руку, когда я переступила через ограждение, и потянул за собой, приглашая сесть на камни. На ноги попадали морские брызги.

– Тебе холодно? – спросил он.

– Нет, все нормально.

Мое тело по-прежнему горело огнем после секса, и я надеялась, что это пламя никогда не потухнет.

Он обнял меня, и я положила голову ему на плечо.

– Сейчас появится. Видишь? – он указал на точку вдалеке. – Маяк горит ночью, чтобы лодки могли приплыть к порту. Смотри.

Я прищурилась, и в то же мгновение свет потух, а на горизонте разгорелось оранжевое зарево. Море шло рябью, волны, в которых отражалось волшебное свечение, разбивались о камни. У меня перехватило дыхание, и он еще ближе прижал меня к себе.

– Не хочу, чтобы это заканчивалось. – Я не видела его лица, но почувствовала его улыбку. – Хотя от кофе я бы не отказалась.

Я подняла голову, посмотрела на него и улыбнулась. На набережной уже стали открываться ларьки с едой, и люди потянулись к ним, чтобы купить что-нибудь на завтрак.

– Твое желание для меня закон.

Он расцепил наши объятия и достал из рюкзака упаковку, которую ему ранее передал консьерж. В ней оказался термос и поднос с выпечкой. Живот заурчал, словно по сигналу.

– Ты божественен, – я улыбнулась, обхватила кружку обеими руками, и он налил мне кофе. Черный и крепкий, к какому я не привыкла, но сейчас он подошел идеально, да и послевкусие оставлял после себя приятное. В уютной тишине мы пили кофе и ели выпечку.

– И что мы скажем другим, когда они за тобой приедут? – спросила я через какое-то время. – Как мы все это объясним? Я ведь тоже с вами поеду.

– А надо ли вообще что-то объяснять?

Я прожевала большой кусок круассана и покачала головой.

– Пусть пока останется нашим секретом, – сказал он. – Скажем, встретились на завтраке, и я убедил тебя поехать с нами. А, пока не забыл, – он опустил руки в карман шорт и выудил телефон. Включил камеру и навел на нас. Солнце мягко подсвечивало наши лица, улыбки были искренние и радостные. – Хочу отправить тебе, чтобы у тебя остался мой номер. Я больше не хочу надолго расставаться.

Я ввела свой номер телефона и нажала «отправить».

Когда мы закончили с завтраком, он взял мою руку в свою.

– Эбби, – прошептал он, подаваясь ко мне. – Это – сказка наяву. Я впервые чувствую себя таким живым.

Он не отрывал от меня взгляда, и я вновь оказалась под его чарами. Он накрыл мои губы своими, еще теплыми от кофе. Ощущение его языка было безумно и непривычно, совсем как этот город контрастов, что бурлит день и ночь. И я хотела вернуться сюда в будущем, и обязательно с ним.

Поцелуи, сначала нежные, становились все жарче и требовательнее. Он прижал меня к себе еще крепче, и я глухо застонала.

Он слышит, как мое сердце колотится под его футболкой? Он знает, как сильно я его хочу? Мысли растворились, оставив лишь одну: теперь мы – одна душа, и я хочу провести вечность с ним, и только с ним.

Глава третья

Сейчас. Декабрь

– Эбби?

– М‑м‑м.

– Эбби, вставай, – сказала Лиз.

– Сколько времени? – пробормотала я. В голове стоял туман, изображение подруги перед глазами никак не приобретало четкие очертания.

– Полшестого утра.

– Что? – я тут же вскочила, заметив и пустой бокал из-под вина на столе, и дневной свет, просачивающийся сквозь занавески. Одеяло сползло на колени, живот громко урчал. – Что произошло?

– По-моему, у тебя был оргазм во сне.

Я непонятливо на нее посмотрела.

– Ты стонала и ворочалась. Приснилось что-то, наверное.

– В смысле, утро? Почему ты меня ночью не разбудила?

– Я пыталась, честно! Но ты спала как убитая. Я тебя трясла, и ничего. Я забрала Мэдди наверх и пошла спать. Прости.

Я распустила пучок и пропустила пальцы сквозь волосы, пытаясь избавиться от колтунов.

– Я даже не помню, как уснула. Я налила себе бокал вина, приняла парацетамол, который нашла на кухонной стойке и села здесь, чтобы дождаться тебя.

– Ты про таблетки, что лежат у хлебницы? – она покачала головой, словно мать, что собирается отчитать свое дитя. – Это кодеин Мэри, у нее больное колено. Боже, Эбс! Я и не думала, что уже пора прятать вещи от детей.

– О нет, Чарли! – Я взяла телефон со стола и увидела два пропущенных и три сообщения от него.

– Все нормально, он позвонил мне, и я объяснила, что ты осталась у меня.

– И он нормально отреагировал? Чувствую себя виноватой за то, что отменила ужин и сказала, что буду через пару часов, а в итоге так и не приехала.

– О чем ты? Все нормально. Чарли – очень понимающий парень.

Я наклонила голову направо и налево, чтобы немного размять шею, потерла переносицу.

– Эбс, ты как? – спросила Лиз, держа в руках радионяню и кружку чая. – У вас все нормально в отношениях?

– Да-да, просто я не сплю толком, вот и нервы себе потрепала.

А теперь я потеряла целый вечер, который могла или провести в поисках аргумента для своего дела, или подготовиться к конференции. Если бы мама знала, сколько я работаю, точно устроила бы мне пятичасовую лекцию. Она-то любит напоминать, что произошло в прошлый раз, когда я взяла на себя слишком много. Я потянула свой кулон, стала возить его по цепочке туда-сюда.

– Мне пора, – сказала я. – Надо собирать вещи в Париж.

– Уже? Не останешься на чашечку чая? – она провела чашкой перед моим носом, и я вдохнула запах заварки.

– Ладно, только на одну чашечку, не больше, – я улыбнулась и сделала глоток. Пальцы согревались о кружку.

Лиз села рядом.

– Я тут вспомнила, как тебя постоянно вырубало на диване. Помнишь, как ты училась на юрфаке в Гилфорде и снимала квартиру с Надой? Я приходила к тебе по вечерам, а потом оставалась до утра, потому что не успевала на последний поезд до Лондона.

Я улыбнулась воспоминаниям. Нада – студентка по обмену из Ливана, что обучалась в университете Суррея. Жить с ней – это приключение за приключением. Правда, через год она вернулась в Бейрут; мы не перестали общаться, но я все равно по ней скучала.

– Вернуться бы в те времена, – сказала Лиз. – Я бы все сделала по-другому. Во‑первых, ни за что бы не потратила столько лет, живя с мамой на каких-то дерьмовых подработках. И я ведь считала, что PR мне правда подходит! Надо было больше путешествовать – отправиться на волонтерство в Африку или еще что.

– Но ты же в итоге получила должность мечты!

– Ага, на десять долбаных лет позже нужного.

Последние четыре года Лиз работает в управлении общественными связями в благотворительной организации, занимающейся исследованием детских заболеваний и проблем беременности. Никогда не видела, чтобы Лиз была так довольна своей работой. Она с удовольствием рассказывает, как они помогают семьям. Правда, более печальные истории всегда оставляют в моем сердце неизгладимый отпечаток…

– Если бы не эти ужасные должности, – сказала я. – Ты бы не стала той, кем являешься теперь в профессиональном плане.

– Наверное, – ответила Лиз, поглаживая радионяню, и та вдруг разразилась криками. Плечи девушки сразу напряглись, дыхание стало рваным, и она оказалась в хватке такого же приступа, какой настиг ее вчера.

– Все нормально, пусть поплачет немного, – сказала я, делая няню потише. – Может, сама успокоится. Посмотри на меня. Дыши.

Я стала размеренно потирать ее предплечья, чтобы она сконцентрировалась на том, как я дышу, и повторяла.

Через пару минут Лиз стало лучше, да и всхлипы Мэдди прекратились. Подруга схватила меня за руки:

– Эбс, что происходит? Пожалуйста, останься, – ее нижняя губа задрожала. – Не бросай меня.

Желудок завязался тугим узлом. Я уже дважды перенесла свидание с Чарли, и надо мной навис груз конференции и дела по работе. Но сейчас это неважно: время раннее, а попасть на Кингс-Кросс, чтобы успеть на поезд, мне нужно только к десяти.

– Я схожу проведаю Мэдди и заварю тебе чай, – сказала я. – Но пообещай мне кое-что.

Она не ответила. На лице отобразилась тревога вперемешку со страхом.

– Я задержусь ненадолго, но тогда ты позвонишь своей маме.

В этот раз возражений не последовало, только короткий кивок. Я утерла слезу, что сбегала по ее щеке, и заправила кудряшки за уши.

Лиз взяла телефон, пролистала до нужного номера и приложила трубку к уху.

– Привет, мам. Извини, что звоню в такую рань. Нет-нет, с ней все в порядке. Но… – тут слезы уже полились градом.

Я ободряюще сжала ее руку и вышла из комнаты.

Я не стала рассказывать Лиз, что прекрасно помню, о чем был сон. Все равно это было кучу лет назад. В тот день я приняла решения, которые сильно повлияли на курс моей жизни. Я просматривала фотоальбомы, вот на меня и нахлынули воспоминания. Но что хорошего в том, чтобы думать о прошлом и обсуждать с Лиз, что стоило поступить иначе? Надо просто сосредоточиться на том, чтобы помочь подруге, а потом скорей бежать домой.

Чайная ложечка три раза ударилась о бок чашки, а потом с дребезгом опустилась на блюдце. Следом зашелестела газета. Чарли сидел за столом на кухне нашей квартиры. Точнее будет сказать, что квартира не наша, а его родителей, которую они ему отдали, когда Чарли выпустился из Оксфорда и поступил в коллегию адвокатов в Лондоне. Он платит им символическую сумму за аренду, а год назад, когда сюда переехала и я, я тоже стала вносить свою долю.

– Привет, – сказала я.

Чарли вздрогнул и обернулся.

– Боже, ты меня напугала! Я не слышал, как ты зашла.

Он поднялся и чмокнул меня в губы.

– Идем ко мне, садись, – он усадил меня на коленки.

Я обвила его шею руками и отдалась объятиям, чувствуя тепло его тела на своих ладонях.

– Прости меня. И за ужин, и за то, что домой не приехала, – пробурчала я в его шею, оставив поцелуй рядом с кадыком. Я почуяла знакомый запах его геля для душа, по-своему меня успокаивающий.

Чарли чуть отодвинулся и погладил меня по щеке.

– Все хорошо. Просто я очень волновался за тебя. Когда я получил твое сообщение, я поехал домой и ждал тебя. Пытался дозвониться, но безуспешно. Слава богу, хоть Лиз взяла трубку.

Его зеленые глаза расширились под окулярами очков. Мне всегда нравилось, как его светлые песочные пряди спадают на черную оправу очков, как он массирует виски, размышляя.

– Я совершила глупейшую ошибку, – сказала я. – Я случайно приняла кодеин Мэри, а потом выпила вина. Буквально вырубила саму себя, даже Лиз не могла меня разбудить. Ты получил мое сообщение?

– О том, что ты останешься с Лиз, пока ее мама не приедет?

– Да. Ей было очень трудно позвонить маме, у них по-прежнему натянутые отношения. Да и без поддержки Мэри ей не очень.

– Может, отправить Лиз цветов, чтобы подбодрить ее?

Я положила ладони на его щеки.

– Какой ты у меня внимательный, – я потянулась за долгим, неспешным поцелуем. – Я люблю тебя, Чарли Логан.

Его улыбка стала шире.

– И я тебя люблю, Эбигейл Джонс.

– Мне правда очень жаль, что я пропустила наш ужин в честь годовщины. Сама очень ждала этого вечера, – я выпятила нижнюю губу.

– Тебе не нужно постоянно извиняться. Ужин как ужин. Сходим еще, когда захочешь.

Я высвободилась из объятий и взглянула на Чарли.

– Я думала, там за три месяца нужно бронировать.

– С чего ты это взяла?

Я не стала говорить ему, что там Эми себе надумала.

– Кажется, на работе кто-то упоминал это место. Так ничего особенного не планировалось? – я выгнула бровь.

Чарли сжал мои руки в своих.

– Конечно, планировалось. Каждый день с тобой особенный. Но опять же, не пошли и не пошли. Ничего страшного.

– А‑а, – скрыть разочарование в голосе мне не особо удалось. Я поднялась, пошла к раковине и наполнила емкость для воды в кофемашине. Капсула кофе отправилась в положенное ей место, и я нажала кнопку, чтобы эспрессо полился в чашку.

– Сварганить тебе завтрак? – спросил Чарли.

– Было бы здорово. Мне надо собрать вещи. – Когда кофемашина перестала плеваться кофе, я взяла чашку, вдохнула запах обжаренных зерен, подула на напиток и сделала глоток. – Поверить не могу, что я еду в Париж.

– И я. Я буду скучать.

– Может, поедешь со мной? Было бы замечательно. После ужина у меня будет немного времени, могли бы покататься по достопримечательностям.

– Я бы с удовольствием, но вчера на работе все пошло не по плану. Мне нужно, э‑э, – Чарли прочистил горло, – встретиться с адвокатом, чтобы кое-что обсудить.

– В воскресенье?

Он пожал плечами.

– Ну да, чтобы история не повторилась в понедельник.

Я поставила чашку с кофе на стол и села на стул рядом с Чарли.

– Жаль. Я надеялась, что ты поедешь, чтобы поддержать меня.

– Эбби, я всегда с тобой, я всегда тебя поддерживаю, и при этом мне необязательно быть рядом физически. Я в тебя верю. Ты справишься. Мэри объяснила, что ты будешь делать?

– Она подготовила мне пачку документов, но я не успела ее просмотреть. К делу в понедельник тоже не подготовилась, – я потерла заднюю часть шеи в попытке расслабить напряженные мышцы. – Ты видел, что обо мне написали The Legal 500? «Открытая и терпеливая». Да с такими отзывами ко мне никто не пойдет!

Чарли снова притянул меня к себе на колени и стал делать мне массаж шеи.

– Я за тебя переживаю, – мягко сказал он. – Я не хочу, чтобы ты уработалась до изнеможения.

Он с силой вдавил пальцы в мои плечи, провел ими по шее, и я застонала от удовольствия.

– Да не волнуйся, все нормально. Боже, как хорошо. У тебя руки… Не знаю, волшебника какого-то.

Чарли прыснул.

– Рад угодить, – весело ответил он и поцеловал меня в шею. – И я считаю, что ты гораздо больше, чем просто «открытая и терпеливая».

– Ты так говоришь, потому что ты мой парень, – чем сильнее работали его пальцы, тем больше расслаблялись мои плечи и шея. – Хм-м, может, пробежаться по документам, пока я еду в поезде? Но я бы предпочла, чтобы этот массаж никогда не заканчивался. И яичницу.

– Считай, она уже на столе. И еще, я могу помочь с твоим делом ночью в воскресенье, если вдруг захочется обмозговать идеи вместе. Это, конечно, не моя специализация, но кое-что о праве я знаю.

Я оглянулась на Чарли, и он подмигнул мне в ответ. Я развернулась, чтобы сесть к нему лицом, от чего стул заелозил на ножках; обняла парня за шею и поцеловала его.

– Ты самый заботливый парень на свете, Чарльз Фитцпатрик Логан. И я буду очень по тебе скучать, – я снова поцеловала его, а потом сняла с него очки и покрыла его поцелуями от губ до основания шеи, перед этим оттянув его халат.

Ответные поцелуи Чарли становились все настойчивее; когда его руки вдруг оказались под моим джемпером, я взвизгнула.

– Щекотно! – захихикала и посмотрела парню в глаза. – Прозвучит безумно, но… – я закусила губу. – Я думала, ты собирался сделать мне предложение.

Шокированное выражение его лица только укрепило мою уверенность в том, что я поняла из его слов раньше. Не было никакого запланированного предложения, только обычный ужин. Я убрала руки с его шеи.

– Ох, Эбби, – Чарли надел очки и поправил халат. – Извини, что создал такое впечатление. Просто мне захотелось устроить что-то новое на нашу годовщину. Мы оба много работаем и последнее время почти не проводим время вместе, вот я и выбрал место поинтереснее.

– Да, точно, я и так это знала.

Чарли заелозил на стуле, словно я вдруг стала для него неподъемной ношей.

– Мне нравится, как у нас все идет. А тебе нет? Я же говорил, что думаю о браке.

– Ага, – кивнула я.

Незадолго до того, как мы начали встречаться, Чарли рассказал мне, как его бывшая бросила его у алтаря, а потом отправилась путешествовать по Австралии. Разговор, правда, состоялся три года назад, а Чарли готовился к этому дню основательно и, как мне показалось, давал неясные намеки, вот я и решила, что он передумал.

На самом деле Чарли прав. У нас все хорошо, зачем что-то менять? Женитьба неминуемо влечет за собой разговоры о детях, а я не готова снова это обсуждать.

Чарли неловко поднялся, отодвинув меня, загремел кастрюльками и сковородками и достал из холодильника яйца и бекон. Похоже, разговор окончен. Он даже не знает, ответила ли бы я «да». Но знаю ли я сама?

Глава четвертая

Париж. Город любви, страсти и где-то трехсот тысяч протестующих. Из всех возможных выходных организаторы конференции выбрали те, в которые жители вышли на политическое движение по поводу прав рабочих и ухудшающихся стандартов жизни. Передо мной плыла толпа людей, большинство из которых были в рабочих желтых жилетах. Выкрикивали они что-то непонятное, поскольку дальше начального уровня французского я так и не ушла.

Возвращение в Париж принесло мне чуточку восторга; последний раз я здесь была в путешествии с Лиз. Тогда мы остановились в дешевом хостеле, а ели в кафе по типу «платите пять евро и ешьте сколько влезет». А теперь? Теперь я направляюсь в пятизвездочный отель «Marriott Rive Gauche» в четырнадцатом округе Парижа, в двадцати минутах на метро от Северного вокзала.

Я ухватилась за ручку чемодана и поправила лямку от сумки для ноутбука, что висела через плечо. Вокруг ревели протестующие.

– Excusez-moi, – я пыталась пробиться через толпу, заполнившую улицу, обсаженную деревьями.

Бесполезно. Толпы только увеличивались в размерах, но никак не уменьшались. Когда я только вышла из метро, протестующие уже заполнили каждый метр. Первая часть конференции начинается только через час, но, если мое продвижение по толпе так и не сдвинется с мертвой точки, времени у меня останется в обрез.

Затем произошло что-то странное. Мне показалось, что кто-то раздвинул толпу, потому что по другую сторону дороги я очень отчетливо увидела лицо.

Лицо, которое я никогда не забуду. Я открыла рот, чтобы позвать его по имени, но слова застряли где-то в горле. Стоило мне моргнуть, как он пропал. Меня дурит собственный разум?

Раз – и я вдруг снова выловила его в толпе. Значит, это не мое воображение, но он был слишком далеко, и звать его нет смысла. Я залезла в карман пальто за ингалятором. Пары лекарства отправились по горлу в легкие, и я снова стала четко мыслить. Ноги приросли к земле. Протестующие протискивались через меня, а я не могла и пошевелиться.

Рок судьбы? Предназначение?

Он повернулся, и наши взгляды встретились. Карие глаза с карамельным оттенком и пламенно-оранжевыми вкраплениями. Они никогда не сотрутся из моей памяти.

Крики протестующих стали тише, и я слышала только бешеное биение своего сердца. Меня будто затянуло в водоворот прошлого, хотя в некоторые воспоминания лучше не погружаться.

Он улыбнулся мне до боли знакомой улыбкой, и я на мгновение закрыла глаза. Когда я открыла их, его уже не было.

Глава пятая

Четырнадцать лет назад. Февраль

– Где ты, Лиз? Если я не доберусь до Гайд-парка к двум, чтобы послушать выступления, мне конец. Уже полпервого!

Я сбросила вызов. Последняя палочка зарядки на телефоне бойко замигала мне. Прелесть. Я уже третье голосовое сообщение ей оставляю!

Позади меня выходили толпы людей со станции метро «Чаринг-Кросс». Голос Джона Леннона вещал из громкоговорителя, упрашивая проходящих дать миру шанс. Впереди плыли сотни и тысячи плакатов, за которыми угадывалась статуя Карла I на коне на Трафальгарской площади. Сразу бросалось в глаза то, что не было ни красных двухэтажных автобусов, ни черных такси. Улицы отдали людям.

Я закусила внутреннюю сторону щеки и проверила часы. Пятнадцать минут. Я устала ждать Лиз пятнадцать минут назад, и с тех пор продвинулась не больше, чем на сто метров. Если мои подсчеты верны, то мне понадобится пять часов, чтобы пройти два с половиной километра до Гайд-парка. О нет.

Грудь сдавило. Я потерла колючую шерсть джемпера, что мама связала и подарила мне на Рождество.

Эбби, у тебя нет причины паниковать, попыталась я себя успокоить.

Сверху пролетел вертолет, и по огромной толпе, которая еще увеличилась в размерах, пронесся гул. К нему добавился еще и свист; группа людей справа от меня двинулась вперед, и я шагнула к ним.

– Ай! – взвизгнула я, когда кто-то тяжелый отдавил мне ногу.

– Pardon, – сказал кто-то в ту же секунду, в которую я пробурчала «извините». – Вы в порядке?

Заметный акцент прорезал февральскую прохладу; я подняла голову, сама удивленная своим внезапным интересом.

Высокий мужчина с темными волосами – сверху они были длинные и волнистые, а по бокам более короткие – поднял руки в извиняющемся жесте. Он беспокойно хмурился. На оливковой коже намечалась щетина, губы были слегка приоткрыты.

Я поняла, что открыто пялюсь на него, пока он ждет ответа.

– Да, все нормально, – сказала я, хотя мой мизинчик пульсировал от боли. Кто-то пихнул меня сзади, но толпа удержала на месте. – Мы так медленно двигаемся, что одной ноги хватит.

Мужчина вопросительно посмотрел на меня и наклонил голову, пряча подбородок в поднятый воротник своей темно-серой куртки. Ветер трепал его волосы.

Не успела я объяснить ему, что это был сарказм, как нахлынула новая волна протеста «Not in Our Name»[2]. Мужчина отвернулся, поднял руку и тоже стал выкрикивать слова.

Я хотела присоединиться, но из груди вырвались только хрипы. Я достала ингалятор из кармана куртки. Три раза встряхнуть, один раз нажать… Пшик получился жалким – лекарство закончилось. Дерьмо. Мне казалось, я заменила баллончик на прошлой неделе… Я положила его обратно в карман. Пальцы коснулись записки, которую получила от своего куратора. Перечитывать ее незачем: четыре слова насмерть въелись в мой мозг. «Можно было и лучше».

Сердце забилось быстрее, конечности закололо на кончиках пальцев. Я вдохнула холодный воздух, пытаясь наполнить легкие кислородом, но это едва ли помогло.

Очередная волна подтолкнула сзади, и меня прижало к женщине спереди. Голова закружилась. Только не это… Мне сейчас не до приступа. Я увидела постер со словами «не оставляй надежду» и понадеялась, что это хороший знак.

В голову вдруг пришла четкая мысль. План действий из шести шагов. Надо только вспомнить его, и я смогу побороть приступ. Мама написала его для меня, когда мне было семь. Как-то раз она даже прикрепила его мне на школьный рюкзак. Сейчас он лежит в чемодане, который папа мне подарил в первый день обучения в университете два с половиной года назад. Мы серьезно поговорили, и я пообещала ему, что буду прилежно учиться. Это обещание я никогда не нарушу.

Но теперь… Я не могу вспомнить ни одного пункта. Я достала ингалятор, надеясь, что смогу вытряхнуть из него хоть какие-то остатки лекарства. Кто-то толкнул меня, и ингалятор упал на землю. Черт. Я наклонилась, чтобы осмотреть землю под ногами, но повсюду были одни ботинки да угги.

– Разрешите, пропустите, – сказала я, но мои слова затерялись в шуме толпы. Я вдохнула воздух ртом, чувствуя, как сужаются дыхательные пути.

Люди вокруг закачались. Где мой… Почему все кружится?

Темнота. Невесомость. Голоса говорили сначала на иностранном языке, потом перешли на знакомый английский. Я попыталась сделать вдох и не смогла; на меня надели кислородную маску. Тут же стало возможно дышать, меня охватило облегчение.

Я заставила себя открыть глаза. Изображения приобрели очертания: на меня смотрела сотрудница полиции со сверкающим полицейским значком «EIIR»[3] на шлеме. Парамедик регулировал трубку, что крепилась к аппарату. Позади них толпилась еще группа людей.

– Дышите глубже, – сказал парамедик.

Устройство шипело и хрипело, пока я вдыхала лекарство. Дыхание нормализовалось.

– Можете назвать свое имя? – наконец спросил парамедик.

– Эбигейл, – ответила я приглушенно. Маску окутало паром.

– У вас что-нибудь болит, Эбигейл?

Я подвигала ногами, что покоились на подлокотнике скамейки. Голова лежала на чем-то мягком и сером, а вот в нижнюю часть спины впивались деревянные балки. Помимо этого чувствовала я себя нормально. Я покачала головой.

– Вы нас неплохо напугали, – сказала полицейская. – Хорошо, что молодой человек вас подхватил.

Из толпы выступил высокий мужчина. На нем была черная футболка, джинсы, и выглядел он так, словно вышел из рекламы Levi из девяностых – рельефные плечи, накачанные руки… Стоп. Это же он мне ногу отдавил. Подушка под моей головой – это, наверное, его куртка. Стоп, он меня поймал? Я закатила глаза. Мы что, разыграли сцену из какой-нибудь дурацкой романтической комедии? Задний план размывается, фокус остается на незадачливой девице и обворожительном герое, который ее спасает.

Мужчина присел на корточки рядом со скамьей; солнечный свет пробился через облака, из-за чего у него словно нимб появился. Он выглядел еще более встревоженным, чем до этого.

– Ты уронила, – он протянул мне раскрытую ладонь с ингалятором. Он ухватился за подлокотник скамьи, чтобы не упасть, и я заметила, что из-под рукава у него выглядывает шрам: под десять сантиметров, с еле заметным следом от швов, розовый на фоне его оливковой кожи.

– Спасибо, – сказала я, забирая ингалятор. Между нами в буквальном смысле пробежала искра: соскочила с кончиков моих пальцев и коснулась его ладони. Мужчина улыбнулся, от чего у него на щеках появились ямочки, и отошел.

Парамедик наклонился ко мне, чтобы снять маску и помочь мне сесть. Он взял меня за запястье и посмотрел на свои часы, а я не отрывала взгляда от мужчины в черной футболке. Он следил за разворачивающейся сценой.

– Хм-м, – пробормотал парамедик. – Пульс у вас довольно высокий.

Я посмотрела на свои ботинки и крепче сжала ингалятор в руке.

– Вы астматик? – парамедик надел на мою руку тонометр и стал его надувать.

– Да, но сейчас все хорошо. У меня закружилась голова, а лекарство закончилось. Я запаниковала, – я застучала зубами от холода.

Мужчина в черной футболке взял куртку со скамейки, но не надел ее, а накинул мне на плечи. Как будто зажигалкой щелкнули – мне тут же стало тепло.

– Спасибо, – поблагодарила я его, укутываясь плотнее. Учуяв своеобразное сочетание цитруса и специй, я непроизвольно вдохнула запах от куртки.

Парамедик, понаблюдав за мной со вскинутой бровью, снял тонометр.

– Жизненные показатели в норме, но вам, Эбигейл, лучше идти домой, – он начал собирать свою сумку.

– Я не могу, – запротестовала я. – Мне нужно в Гайд-парк.

– Вам нельзя перенапрягаться, – он кивнул на мужчину в черной футболке. – Сходите в кафе, попейте чаю с тортиком со своим парнем, а потом уже отправляйтесь на шествие.

– Мой па… – я посмотрела на него, чувствуя, как горят мои щеки.

Мужчина даже не шевельнулся. Может, он не понял, что имелось в виду?

– Он не мой парень, – пробурчала я, заелозив на скамейке.

– Он ее рыцарь в сияющих доспехах, – хмыкнула полицейская, подтолкнув парамедика плечом. Они оба рассмеялись, а я подняла воротник куртки, стараясь не смотреть на мужчину.

Парамедик закинул сумку на плечо и вздохнул.

– Но если серьезно, с обмороками не шутят.

Это я знала. Мама постоянно мне об этом напоминала с тех пор, как я упала в обморок, хотя это случилось один-единственный раз.

– Может, у вас клаустрофобия на открытом пространстве, – продолжил он.

– Клаустрофобия?

– Вполне возможно. Это не очень частое явление, но такая клаустрофобия может вызывать астму. Поэтому, – сказал он, поправляя сумку, – вовремя меняйте ингалятор и повидайтесь со своим врачом, проверьте здоровье. Хорошо?

Он улыбнулся мне и повернулся к толпе. Полицейская наклонила голову:

– Берегите себя.

– Постараюсь, – ответила я.

Она ушла, и толпа постепенно разошлась.

Позади маршировали протестующие с символами мира на щеках и плакатами в руках. Звучала песня The Beatles «All You Need Is Love». Я натянула воротник повыше. И что теперь?

Надо добраться до Гайд-парка без всяких приключений. Если не получится, отличной оценки мне не видать. Мой куратор сказал, что набросок моей диссертации – а это двадцать процентов моего итогового экзамена – на лучшую оценку не тянет. Нужно послушать выступления других, чтобы почерпнуть вдохновение. Видимо, он решил, что мои цитаты не очень уместны. Но как мне теперь туда идти, если здесь столько протестующих (хотя был слушок, что такое количество людей просто не пропустят), а мой ингалятор закончился?

– Пойдем за чашечкой чая?

Я повернулась к единственному человеку, что остался стоять у скамейки. К мужчине в черной футболке.

– Что, прости?

– Доктор посоветовал выпить чашку чая.

Я улыбнулась. Он решил, что парамедик всерьез прописал мне чай.

– Ты не обязан.

– Но я хочу, – искренне и мягко заверил меня он. – Хочу убедиться, что ты в порядке.

– Это очень мило с твоей стороны, но…

Ну вот. Опять это «но». Карточка «выйти из тюрьмы». Но что? Мама сказала бы не разговаривать с незнакомцами, папа бы напомнил, что у меня на носу дедлайн диссертации. Эми, моя старшая сестра, выдала бы, что здесь и думать нечего. Мол, он безумно красив, соглашайся и потрахайся хорошенько.

– Да все нормально. Я могу о себе позаботиться.

Мужчина кивнул:

– Я понимаю.

И не сдвинулся с места. Он сложил ладони вместе и подышал в них, растер между собой.

– Ой, прости! – Я стянула его куртку со своих плеч. – Спасибо за куртку.

– Rica ederim, – ответил он.

Наши пальцы на мгновение соприкоснулись, и по ним снова пробежала искра. Мы оба вздрогнули и посмотрели друг на друга. Мужчина улыбнулся шире, ямочки на щеках стали глубже. Ну прямо из рекламы вышел, по-другому и не скажешь. Но в его облике мне виделась тень застенчивости, робости, словно он посмеялся бы над идеей украсить обложку мужского журнала.

Он повел плечами, что скрывались под курткой, повернулся к толпе протестующих и пошел к ней. В голове вдруг снова образовалась легкость; неужели опять приступ? Но чувство было другим, более глубоким. На подкорке сознания зазвучал голос Лиз: почему ты его отпустила?

Не глупи, сказала бы я ей. Мне сейчас не до парней: через два дня сдавать диссертацию, через три месяца – итоговый экзамен. И вообще он просто был учтив, вот и все.

Да ладно тебе, Эбс, живем один раз! Тебе завтра двадцать один исполняется! Чашечка чая никому не повредит.

Я закусила внутреннюю часть щеки, посмотрела на часы и подскочила так, что заболели колени.

– Подожди! – выкрикнула я.

Но мужчина уже растворился в толпе.

Глава шестая

Я пробивалась через толпу, на этот раз держась поближе к бордюру и то и дело вставая на цыпочки, чтобы осмотреться. Мне нужна серая куртка, и ничего больше. Пожалуйста! Черт. Да тут почти у всех темно-серые куртки!

Дура. Чем я только думала? Зачем я преследую парня, что спас меня и одарил обворожительной улыбкой? Нет, все не так. Я преследую его, чтобы нормально поблагодарить за то, что он поймал меня и вызвал доктора. Просто хочу быть вежливой, убедила я себя.

Стоп. Что это вон там?

Не обращая внимания на неодобрительные взгляды, я проталкивалась в центр толпы. Сердце гулко билось в груди. Я попыталась обойти коляску с орущим ребенком, что хотел выбраться, но потеряла равновесие и полетела на ближайшего человека. Тот меня поймал, но слово «спасибо» так и застряло у меня в горле, когда я встретилась взглядом с уже знакомыми глазами.

Мимо нас люди словно проносились на полной скорости, а время вокруг нас будто замедлилось. Ох. Я закрепляю за собой роль взбалмошной девицы из романтической комедии, а он – красивого незнакомца, что ее спасает.

Он поставил меня на ноги и отпустил.

– Нам надо перестать так встречаться, – сказала я, но мои слова заглушило скандирование протестующих.

Мужчина выжидающе на меня посмотрел. В нас врезались люди; после очередного толчка в спину я уткнулась в грудь незнакомцу. Облачка пара из наших ртов смешались между собой.

– Эм-м, да, я бы не отказалась от чая, – сказала я.

Мужчина был в замешательстве. Я заправила прядки отросшей челки за уши.

– В смысле, я передумала. Чай – это замечательно. Как доктор прописал. Не хочу упасть в обморок, пока иду домой, ингалятор-то пустой.

Я нервно хихикнула. Вот уж не думала, что найду в приступе астмы что-то смешное. Но я выжила, хотя мама всегда твердила, что приступ я не переживу. Спорить не буду, ситуация была страшная.

– Есть милое кафе на Вильерс-стрит. Ты как? Я твоя должница, – я наклонила голову, и пряди челки снова упали мне на лицо. – С меня чашка чая за… э‑э… двойное спасение.

– Хорошо, – усмехнулся он, от чего у него появились легкие ямочки.

Мы проскользнули через небольшой промежуток между ограждениями и вернулись на Чаринг-Кросс. Идти против толпы казалось неправильным, но во мне бурлило предвкушение: мне будто дали черный холст и разрешили мазать по нему любыми красками. Раньше я никогда такого не ощущала.

Мы повернули на Вильерс-стрит – узенькую, мощеную улицу, недоступную машинам и грузовикам. С обеих сторон магазины заполнили любители шопинга по выходным, воздух отяжелел от запаха жареного лука из ближайшего ларька с хот-догами. На протест, выходя со станции метро «Набережная», подтягивались еще сотни и сотни людей.

– Кстати, я Эбби, – сказала я, краем глаза глянув на мужчину и тут же опустив взгляд на свои ботинки.

– Озгюр, – он протянул мне руку, и я пожала ее. Ладонь у него была крепкая и твердая; по пальцам растеклось тепло.

– Ты из Лондона, Озгюр? – спросила я, с трудом выговаривая его имя.

– Нет, я из Стамбула, район Бешикташ.

– Ты – турок? – Я чуть не впечатала ладонь в свой лоб от собственной тупости. – В смысле, да, ты – турок. Это утверждение, а не вопрос.

– Да, я турок. А ты… англичанка?

– Наполовину. Мой отец из Уэльса, но еще в молодости он переехал в Уэст-Мидлендс, – я подняла воротник пальто повыше. – Ты здесь отдыхаешь?

– Отучиваюсь год в Университетском колледже, чтобы получить магистра. У них курс связан с моим университетом. Еще я изучаю интенсивный английский.

– У тебя прекрасный английский!

Озгюр просиял и улыбнулся шире некуда. Ямочки на щеках стали такими большими, что в них поместилось бы по монете в один фунт.

– Спасибо, ты очень добра. Но мне кажется, нужно больше практиковаться.

Пусть на тебе и практикуется, зазвучали в голове слова Лиз не без двусмысленного оттенка. Я покраснела.

– Можно просто Оз. Так меня зовут все английские друзья, – сказал он и открыл передо мной дверь в кафе.

Оз захотел сам пойти за напитками и моих возражений не слушал. Я пошла к креслу у окна и стянула куртку. Через пару минут Оз вернулся с подносом, на котором стояла чашка чая, кружка кофе и тарелка с имбирным печеньем в форме сердца. Покрыто оно было розовой глазурью.

– Это тебе, – он указал на печенье.

– Спасибо, – мои щеки покрылись густым румянцем. Я так и не научилась это контролировать: краснею каждый раз, когда мне стыдно или я смущаюсь. В школе меня за это часто дразнили – оттенок моих щек почти не отличается от цвета моих волос.

Оз снял куртку и сел.

– У моей сестры тоже астма. Врач говорил, что имбирь помогает при приступах. В кафе было только это.

– А, понятно, – я почувствовала себя дурой за то, что решила, что печенье значило что-то другое.

Я вдруг вспомнила, какой сегодня день, – до этого все мои мысли занимала диссертация. Лиз упрашивала сходить с ней на танцы в честь Дня святого Валентина сегодня вечером, но я сказала, что у меня нет времени. Все мои планы на день рождения отложились до следующей субботы.

Я отломила кусочек печенья.

– Я и не знала, что имбирь на такое способен, – пока я жевала, пряности щекотали мне язык. – Я обычно в обмороки не падаю, но спасибо, что поймал.

– Rica ederim, – Оз сделал глоток черного кофе.

– Что это значит? Ты сказал мне это еще у скамейки.

– Переводится как «пожалуйста». Я иногда забываю, на каком языке говорю.

– А на скольких ты говоришь?

– На четырех.

– Четырех?

– Не в совершенстве. Лучше всего я знаю турецкий и английский, а когда получал степень, учил арабский и французский.

– Ого, – прошептала я, придавливая чайный пакетик ложкой и добавляя немного молока.

Оз поставил кружку на стол и откинулся на спинку кресла.

– Ты тоже учишься?

– Да, в Королевском колледже Лондона. Изучаю PPE.

– Что это?

– Философия, политика и экономика.

– Будешь работать на государство?

Я качаю головой. Рот набит печеньем.

– Пойду в юридическую школу, – сказала я, прикрывшись рукой.

– Хочешь быть юристом?

– Адвокатом какой-нибудь организации, – кивнула я. – Хорошая работа, великолепная карьерная лестница, – отчеканила я слова, заученные с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. – А ты?

Я подула на чай.

– Чем хочешь заниматься после получения магистра?

Он задумался, подался вперед, баюкая чашку в руках.

– Мне нравится путешествовать по Англии и жить здесь. Завораживает, – в глазах мелькнула искра. Он взял чашку со стола; под ярким светом кофейни шрам был еще заметнее. – Хочу больше путешествовать.

– А ты всегда по субботам ходишь и спасаешь падающих дев? – спросила я, подняв бровь.

Улыбка Оза стала шире.

– Hayir. Нет. Обычно я хожу с друзьями в кино, чтобы улучшить английский. Есть небольшой кинотеатр на Лестер-сквер под названием «Принц Чарльз», в котором крутят классику. Там даже ночью фильмы идут.

– Правда? Никогда о нем не слышала. – Ночью я стараюсь не уходить далеко от своего жилья на Стамфорд-стрит – это где-то в двадцати минутах от нас по мосту Ватерлоо – или от университетского кампуса. С Лиз ладно, еще безопаснее – чем больше, тем лучше. Неподалеку от нашего общежития есть кинотеатр «Одеон». – И какой у тебя любимый фильм?

Оз на секунду задумался.

– «Бешеный бык».

– Фильм про боксеров с Де Ниро в главной роли?

– Там не только про бокс, еще про человеческий дух и любовь.

Я поперхнулась чаем.

– Любовь?

– Про разрушительную любовь.

– Тяжелый фильм, наверное.

– История мрачная, но актеры что надо. А ты другие фильмы смотришь?

– «Перед рассветом» – мой любимый.

– Не смотрел.

– Он давно вышел.

– О чем он?

– Хм-м… Наверное, о том, как человек готов рисковать. В поезде американец встретил француженку. Он убедил девушку сойти в Вене, прежде чем отправляться в Париж. Они прекрасно провели день, и он уехал обратно в Америку, – я сделала глоток чая.

– Это весь сюжет?

– Вроде того. Они согласились встретиться через шесть месяцев в Вене.

– И что, встретились?

– В конце фильма мы об этом не узнаем, но я смотрела продолжение, – я поиграла бровями.

– Придется посмотреть.

– Обязательно. Прекрасный фильм. Сюжета не так много, но есть насыщенные диалоги и прекрасные виды. У персонажей такая связь, это просто невероятно. – Мыслями я перенеслась в Париж, где и проходило действие второй части.

– Ты бы так смогла?

Кружка замерла у моих губ.

– Что?

– Смогла бы сойти с поезда в Вене с кем-то, кого ты только что встретила?

– Нет, – решительно сказала я.

– Почему?

– Начнем с того, что я в принципе не стала бы путешествовать по Европе в одиночку и на поезде. Вена, конечно, это здорово, но Париж? Его архитектура, музеи, еда… – Я сделала глубокий вдох, словно передо мной поставили тарелку со свежеиспеченным круассаном. – Я бы не стала отказываться от возможности провести лишний день в Париже.

– Ты там никогда не была?

Я поправила легинсы, чтобы дырочку на колене было почти незаметно.

– Нет. Каждое лето я езжу на побережье Уэльса со своей семьей. А ты?

Оз кивнул.

– Там именно так красиво, как ты себе и представляешь.

– Моя лучшая подруга Лиз упрашивает меня поехать с ней в путешествие этим летом. Шесть городов за десять дней.

Оз заелозил в кресле.

– Это же прекрасно.

– Вроде того, но… – я поправила рукава. – Я посмотрела цены… Один билет на поезд стоит пару сотен фунтов, а там еще и хостелы, еда, мелкие расходы… Дорого получается. И вообще мне надо работать все лето, чтобы хватило денег на юридическую школу и жилье.

– Сколько ответственности в таком юном возрасте.

Такое может сказануть кто-нибудь вроде моего дедушки.

– Yani, я хотел сказать, что мне очень жаль, что тебе приходится делать такой выбор. Мир ведь тебя ждет.

Его что, наняли Turkish Airlines, чтобы он делал им рекламу?

– Я уверена, что мир никуда от меня не убежит и я успею попутешествовать, когда найду работу. – Я поджала губы и опустила взгляд на чашку.

– Tabii ki, конечно. У тебя свои… э‑э… приоритеты. Но если вдруг передумаешь, имей в виду, что приключения тоже насыщены опытом и знанием. Можно посмотреть мир, познать чужую культуру, как живут в других странах… Даже если ты ограничена в средствах, что-нибудь придумать можно.

Я теребила пальцами катышек шерсти, что был у меня на рукаве. Пару недель назад я была на ярмарке профессий, и оказалось, что после университета открывается очень много возможностей, о которых я даже не думала. Признаюсь, некоторые меня даже увлекли.

– Стамбул, наверное, очень красив, – сказала я после недолгой паузы. – Что-то вроде Европы и Азии в одном флаконе, да?

– Да. Безумный город. Можно за день исследовать два разных континента.

– И жаркое солнце есть?

– Да. Летнее солнце очень жарит. А еще у города богатая культура – он отражает империи, которые когда-то им правили. Но я никогда не бывал в Вене, хотя хотел бы.

– И я. В фильме там очень красиво. Надо бы пересмотреть, освежить воспоминания. Правда, моя сестра сломала диск.

– Раздражающие сестры? Понимаю.

– Вот-вот. Это еще не самое худшее. Как-то раз, когда мне было восемь и мы играли в прятки, она заперла меня в сарае на четыре часа.

Он закусил нижнюю губу, чтобы не расхохотаться.

– Uf ya. Жестоко.

– Травма на всю жизнь, – заверила я его, положа руку на сердце. Оз испустил громкий смешок; его лицо просветлело, ямочки стали глубже. Я поняла, что пялюсь на них.

– А твоя сестра? – Я отвела взгляд. – Назови худшую ее проделку.

Оз задумался.

– Порвала мои футбольные карточки и спустила их в унитаз. Мне было десять.

Я прижала пальцы к приоткрывшемуся от удивления рту.

– Да-да, знаю, безумие, – сказал он.

– И что сделала твоя мама?

Он цокнул языком и мотнул головой.

– Ей было все равно. Кажется, она забрала у сестры велосипед на один день.

– А папа? Он был строже?

Оз посмотрел в окно.

– Он умер, когда я был маленьким, – он стиснул челюсть, пальцы машинально прикрыли шрам и потерли его, будто пытаясь стереть плохие воспоминания.

– Извини, – прошептала я.

Бариста опустошал фильтр из-под эспрессо, люди вокруг негромко переговаривались между собой, французский певец нежно напевал из аудиосистемы.

– Я буду скучать по Лондону, – произнес Оз.

– Почему? Куда ты?

– Я улетаю завтра.

– Улетаешь? – переспросила я немного слишком громко. – Э‑э, в смысле, как жаль.

Оз повернулся ко мне и наклонил голову.

– Очень жаль. Завтра в семь я вылетаю из Хитроу и отправляюсь в Стамбул. Мой рюкзак в камере хранения на станции «Мраморная арка». Сегодня в шесть я иду на прощальную вечеринку с друзьями в ливанский ресторан на Эджвар-роуд. Ночь проведу в аэропорту, – он залпом осушил чашку кофе и поставил ее на стол. – А сейчас мне нужно вернуться на шествие.

– Оу. – Я поставила чашку на блюдце, от чего чай внутри заплескался.

– Идем со мной, – он произнес это так тихо, что я не сразу поняла, что он сказал.

– Что?

– Идем со мной на шествие. Ты выпила чай и съела печенье. Тебе лучше?

Я кивнула.

– Да. Но мне нужно возвращаться домой и работать над диссертацией.

– В воскресенье?

– Мне сдавать ее в понедельник.

– О чем она?

– О том, безупречная ли у Великобритании демократия.

– Интересно.

– Мне нужно было послушать выступления в Гайд-парке, чтобы черпнуть вдохновения для цитат, но сейчас я уже не успею. И мне еще много материала нужно прочитать.

– И откуда ты возьмешь цитаты?

Я пожала плечами.

– Без понятия. Пойду на шествие и поспрашиваю людей: что они думают? – Я издала невеселый смешок.

– Да, – оживленно подтвердил Оз. – Там ведь самые разные личности с разным опытом и убеждениями. Спросим, почему они пришли на шествие, верят ли в то, что слова людей убедят правительство в их правоте. А потом ты придешь ко мне на вечеринку, опросишь моих друзей.

– Ты предлагаешь подойти к незнакомым людям и спросить их мнение о демократии? – Я рассмеялась.

– А почему нет? – спросил он.

Девушка, что сидела за соседним столиком, откашлялась и стиснула в руках книгу.

– Ну… – Я наклонилась ближе к нему и понизила голос. – Мы так не делаем.

Оз улыбнулся.

– Какие же британцы закрытые.

– Не зря про нас существует такой стереотип.

– Но ты не такая, – он положил руки на колени. – Ты не боишься заговорить с незнакомцем. Я в тебя верю. Ты сможешь подойти к людям на шествии и спросить, верят ли они в то, что изменят курс истории. И мои друзья будут рады поговорить с тобой, сравнить их правительство.

Я села на краешек кресла.

– Извини, это все замечательно звучит, но я, наверное, не смогу. У меня очень мало времени.

– Ты же не завалишь диссертацию?

– Нет, но…

– И у тебя еще есть завтра? Однажды тебя спросят, что ты делала в этот великий исторический день. И что ты ответишь?

Ну да, из его уст-то все просто звучит, словно я и впрямь могу вернуться с ним на шествие, а потом пойти на вечеринку. Но мой куратор дал мне очень расплывчатые исправления – он так и не сказал, какие конкретно аргументы мне нужно подправить. А я провела недели, нет, месяцы над этой диссертацией. Обидно. И вообще завтра у меня день рождения. Вдруг за мной так и закрепится прозвище «Эбби, у которой нет личной жизни».

– Не всегда можно найти ответы в книгах, – добавил Оз с поддразнивающим выражением лица.

Его глаза встретились с моими. Я точно знала, какие у меня приоритеты, но его карамельные глаза так и затягивали меня.

Я так и слышу, что бы сказала Лиз: горячий красавчик предлагает тебе оторваться от рутины и сделать что-то новое? Вперед! Еще и кулаком потрясла бы для острастки. Сестра бы не согласилась: она считает, что стоит вступать только в длительные отношения, которые приведут к бриллианту на пальце, шествию к алтарю и медовому месяцу в Солихалле. Если это всего на пару часов, то и утруждаться не стоит. Но что думаю я сама?

Оз встал, убрал со стола тарелку и чашки и надел куртку.

– Так ты со мной?

Глава седьмая

Сейчас. Декабрь

Автоматические двери отеля в Париже закрылись за мной, когда я вошла внутрь. Экран, что транслировал конференцию, находился в лобби. Делегаты держали кружки с кофе, от которых исходил пар, стоял негромкий гул разных голосов и языков. Я подошла к стойке регистрации и протянула администратору документы.

Я сразу отправилась в отель, чтобы не терять ни минуты. Незачем мне бродить по улицам Парижа и искать Оза. Даже если я его найду, что мне ему сказать после стольких лет? В прошлый раз, когда мы виделись, он разбил все надежды на то, что мы можем быть вместе. Я смирилась и двигалась дальше. Я прочитала документацию для конференции, пока ехала в поезде, поэтому знаю, что мне нужно кое-что повторить перед своей речью.

– Ах да, мисс Джонс, – сказал администратор с сильным французским акцентом и оттенком веселья. – Вы остаетесь у нас на одну ночь в номере люкс.

– Э‑э, нет, я так не думаю. – Я взяла подтверждение о бронировании со стойки. – Здесь сказано однокомнатный номер с двуспальной кроватью.

Я указала на описание под фотографией номера:

– У вас, наверное, какая-то ошибка.

– Mais, non. У меня все отображено в системе. Вам забронировали люкс, и вас в номере уже ждет обед, так что поторопитесь, пожалуйста.

Я посмотрела на него, удивленная его излишней фамильярностью.

– Мне надо позвонить в офис и спросить, что происходит. Вряд ли бы меня определили в люкс. Подождите минутку.

Не успела я достать телефон, как администратор очутился возле меня.

– Mademoiselle, пожалуйста. Это совсем необязательно. Вам совершенно точно забронировали люкс. Это, хм-м, такой особый подход.

Я неохотно взяла ключ-карту. Потом разберусь, что происходит, – поговорю с секретарями в понедельник.

Лифт пиликнул, и двери передо мной раскрылись на последнем этаже. Я потащила свой багаж на колесиках по красному ковру, направляясь к двойным дверям. Взглянула на ключ, который мне выдали. Надпись «ПРЕЗИДЕНТСКИЙ ЛЮКС» соответствовала.

Боже мой, ну и неразбериха. Я зашла внутрь и от удивления выпучила глаза. Просторный зал с диваном, столик, по обе стороны которого стоят кресла, а сам он ломится от угощений, пирожных и вина. Окна украшали фиолетовые бархатные шторы, а ковер был расписан сложными узорами.

Слева от меня вдруг открылась дверь.

– Сюрприз! – закричал знакомый голос.

Я, шокированная, сделала шаг назад. Чарли так и сиял в солнечном свете, что заливал спальню позади него. Одет он был в темно-синий костюм в полоску с розовым галстуком, словно готовился прямо сейчас вступить в зал суда.

– Что… Что ты тут делаешь?

– Пришел сделать тебе сюрприз!

– Зачем?

– Зачем? – переспросил он с ослепительной улыбкой. Он шире распахнул двери, подошел к столику и достал розу из вазы. – Я ведь тебя люблю.

Он вручил мне розу.

– И мне очень нужно задать тебе один вопрос. Я хотел задать его вчера, но что-то не сложилось. Поэтому я устроил все так, чтобы сегодня нас ничего не отвлекло.

Ноги приросли к полу – я не могла пошевелиться, в голове каша.

– Как ты сюда приехал? – спросила я.

– Сел на твой поезд, а потом поступил по-умному и вызвал такси до отеля. К счастью, таксист знал о шествии, и выбрал самый быстрый путь. Времени было в обрез, но я заранее договорился с отелем, и они бы потянули время, если бы ты приехала раньше.

Я засмеялась.

– Поверить не могу, что ты такое провернул.

– Это еще не все. Видела бы ты, что я вчера устроил.

– Ты же сказал, планировал обычный ужин.

Чарли кивнул с робким видом.

– Пришлось сбить тебя со следа.

Я приоткрыла рот.

– Даже не знаю, что сказать.

– Можно я скажу? – он поднял руку и умоляюще посмотрел на меня.

Я закрыла рот, чувствуя, как сердце колотится в груди.

Чарли подошел ко мне и взял меня за руки. Пальцы все еще пахли стеблем розы, что я держала. Мужчина откашлялся.

– Эбигейл Лили Джонс. Когда я встретил тебя четырнадцать лет назад, то сразу понял, что ты особенная. Ты была очень находчива.

Я издала сдавленный смешок и уставилась в пол.

– Нет, правда! Ты не была похожа на остальных студентов, что проходили мимо моей стойки на ярмарке профессий. Ты не позвонила мне, и я стал думать о тебе постоянно и понял, что ты очень решительная, упрямая и не отклоняешься от выбранного пути. Ты вернулась в мою жизнь столько лет спустя, и я знал, что это судьба.

Последнее слово заставило меня еле заметно вздрогнуть.

– Каковы были шансы, что ты окажешься рядом? Вся из себя красивая и спокойная…

Он погладил мою щеку. Я растаяла от его прикосновения, прижалась к его ладони и оставила на ней поцелуй.

– Когда мы пошли на наше первое свидание в кофейню, все, чего я хотел, – это поцеловать тебя. Кто же знал, что мне понадобится еще два года, чтобы смягчить твою непоколебимость?

– Неужели меня и правда было так сложно куда-то пригласить?

– Хочешь сказать, что согласилась бы и раньше? – он поднял брови, на лбу появились складки.

– Нет, ты прав. Я была против того, чтобы встречаться с коллегой.

– Или вообще с кем угодно. Ты тогда сказала, что хочешь поставить крест на любых отношениях.

Это правда. Вот только я не говорила почему.

– В любом случае… Последние три года были просто волшебны. Мы проводили время вместе, съехались… Когда мы только познакомились, я сказал тебе, что не готов снова идти к алтарю, но я не знал, что в моей жизни появится такая невероятная девушка.

Сердце колотилось так сильно, будто вот-вот выскочит. Чарли опустил руку в карман и достал небольшую бархатную коробочку. Я открыла ее, и меня тут же ослепил громадный бриллиант на изящном золотом колечке, на который упал солнечный луч из окна. По бокам от него ютились два сапфира. Чарли опустился на одно колено, и я задержала дыхание.

– Эбигейл, ты выйдешь за меня?

Я замешкалась. Н‑да, это не то, чего ожидает парень, встав на одно колено. Я открыла рот, но слова застряли в горле. Почему мне так сложно ответить?

В голове пронеслось воспоминание с улиц Парижа – то, в котором я увидела знакомое лицо в толпе. Нет, это не может быть причиной.

– Утром ты сказал, что у нас и так все хорошо, зачем что-то менять? – сказала я.

– Так и есть. У нас все замечательно. Но интуиция тебя не подвела: я уже давно планировал сделать тебе предложение. Вчера, когда ты сказала, что не приедешь, я был очень подавлен. Но ты просто помогала Лиз, как хорошая подруга. Это, и еще много всего остального, я в тебе и люблю.

– Ох, Чарли, – мое сердце растаяло. Я прикрыла лицо руками и вдохнула сладкий запах розы. – Утром я совсем запуталась. Я думала…

– Давай мы попозже обсудим то, что мне безумно хотелось рассказать тебе, что я собирался сделать тебе предложение, и мне было очень печально видеть твое лицо, когда я сказал, что не хочу жениться. Мое колено жутко болит, и я вот-вот упаду.

Я засмеялась и помогла ему подняться. Мы стояли лицом к лицу.

– Я тебя люблю, – серьезно сказал он. – Я готов отправиться в это путешествие вместе с тобой. А ты?

Он поглаживал мою щеку одной рукой, глаза жадно смотрели в мои.

– Готова, – сказала я уже без раздумий. – Да, я выйду за тебя.

Чарли запрыгал на месте и издал радостный вопль, от чего я снова засмеялась. Потом он успокоился и достал кольцо из коробочки, надел его мне на палец, пока его руки дрожали. Не успела я понять, что произошло, как Чарли поднял меня и закружил. Потом он поставил меня на землю и покрыл мое лицо поцелуями.

– Оно безумно красивое, Чарли, – сказала я, наконец сумев полюбоваться кольцом, когда мужчина прижал мои пальцы к своим губам.

– Семейная реликвия Логанов. У него огромная история. Я попросил его у отца, когда мы последний раз к ним ездили.

Это было пять месяцев назад. Поверить не могу, что он так давно планирует нашу помолвку.

– Очень красивое. Я бы с удовольствием послушала его историю, но мне нужно бежать на конференцию. Мы начинаем через несколько минут, а мне еще надо привести себя в порядок.

– Да, извини, время я выбрал неподходящее. Я просто уже не мог ждать и решил, что будет очень романтично, если я сделаю тебе предложение здесь.

– Так и есть. Это было великолепно. – Я поцеловала его в губы. – Я бы очень хотела остаться, но мне обязательно нужно присутствовать на всех встречах.

Я высвободилась из его объятий и пошла к ванной.

– Может, ты здесь меня подождешь? – спросила, перекрикивая бегущую воду. – Я вернусь через сорок пять минут, когда закончится первая встреча. Нас тут целый пир ждет.

Я высушила руки и вернулась в гостиную за своей сумкой.

– А вечером, после официального ужина, пойдем и отпразднуем нашу помолвку.

– Хорошо, – Чарли притянул меня к себе за очередным поцелуем. – Я буду тебя ждать, – промурлыкал он мне на ухо.

Я улыбнулась ему и закрыла за собой дверь. Тут я застыла и посмотрела на кольцо. Я обручена. Я горела от желания всех обзвонить и рассказать радостную весть, но мне нужно было сосредоточиться на работе. Не выдержав, я подняла руку, щелкнула ее и оправила Лиз, маме, Эми и Наде сообщение: «Посмотрите, что только что произошло», – добавив праздничных смайликов.

Дверь в главный зал была приоткрыта, и я скользнула внутрь, заняла место у прохода на одном из последних рядов. Я просмотрела первый лист документов по конференции и увидела, что одним из спикеров будет кто-то из турецкой неправительственной организации под названием «небольшие проекты Стамбула». Имя было мне незнакомо. Говорить он будет о тяжелой участи сирийских беженцев, что направились в их страну.

Немолодой мужчина встал у трибуны. Он представил кого-то на французском; под аплодисменты мужчина в темном костюме вышел с первого ряда и занял свое место у трибуны. Когда он повернулся, я замерла.

Я что, даже перестала дышать? Да быть такого не может. Это Оз. Когда он заговорил, по коже пробежали мурашки, хотя в зале было тепло. Его низкий голос я ни с чем не спутаю. А какое влияние он на меня всегда оказывает…

Я слушала, как он горячо рассказывает о проблемах, которые встретились ему на работе, но вскоре я больше не могла сосредоточиться на его словах. Воспоминания нахлынули на меня, как волна накатывает на берег, словно на проекторе позади него показывали наши фотографии, напоминая о каждой минуте, проведенной вместе.

Наступила тишина – глаза Оза встретились с моими, и он замолчал. В зале было где-то двести делегатов, и он нашел среди них меня. Мне казалось, что все вокруг погрузилось во тьму и осталось только два человека, на которых светят прожекторы: он и я.

Он прищурил глаза. Проверяет, не мерещусь ли я ему? Я улыбнулась, и он продолжил говорить, но то и дело возвращался взглядом ко мне. Иногда он улыбался, откашливался и продолжал говорить, а потом снова останавливался, чтобы проверить свои заметки и покрепче взяться за трибуну.

Он выглядел довольным, даже счастливым. Теперь, раз уж он меня увидел, он наверняка подойдет, чтобы поговорить.

Когда его речь закончилась, толпа разразилась аплодисментами, но Оз так и не отвел взгляда от меня. Он сошел со сцены, извиняясь и проталкиваясь через людей, что хотели с ним поговорить. Ага, идет прямиком ко мне.

– Эбби, – сказал он. На его лице была широкая улыбка и ямочки глубже, чем я их помнила. Оз поцеловал меня в щеку. Его запах вызвал воспоминания, которые я так долго гнала прочь. – Должно быть…

Я знала, что он хотел сказать, но не могла закончить за него предложение.

– Как ты тут оказалась? – спросил он.

Я стиснула папку с документами, что прижимала к груди.

– Заменяю коллегу, а сама работаю барристером по вопросам иммиграции.

– И я. Yani, не иммиграционный адвокат, – сказал он, робко улыбаясь, – я тоже заменяю коллегу. Это очень, э‑э…

Бесполезно. Связные предложения не получались ни у него, ни у меня. Мы так и стояли, рассматривая друг друга. У Оза появилось больше морщин, волосы сверху стали короче, но глаза остались такими же, какими я их помнила.

– Отличная речь, – сказал один из делегатов, протягивая ему руку.

– Tesekkür ederim, – ответил Оз, и дальше последовал небольшой диалог на турецком.

– В лобби можно выпить кофе, присоединишься? – спросил он меня.

– Я не против, только давай недолго, – мой голос надломился. Чарли ждет меня наверху, но мы так давно не виделись, что я не могу просто переброситься быстрым «привет-пока».

Мы пробрались через толпу, останавливаясь каждый раз, когда кто-то хотел прокомментировать речь Оза.

Когда мы дошли до стойки, Оз взял мне черный кофе.

– Как жизнь? – спросила я, даже не представляя, о чем еще нам говорить.

– Неплохо, неплохо, – ответил он, расстегивая пиджак.

Когда я поднимала кружку к губам, блюдце тряслось в моей руке. Посмотреть на Оза я не решалась. Кофе обжег мне губу, и я подула на напиток, по которому пошли круги.

– Ты теперь работаешь на неправительственную организацию? – наконец спросила я.

– Да, уже давно, – он помотал головой и сделал маленький шажок вперед. – Эбби, мне очень многое надо с тобой обсудить. Поверить не могу, что ты здесь. Когда я шел на конференцию, я увидел тебя на улице. Ты тоже? – его голос потеплел и стал ниже.

По телу разлилось тепло.

– Я… – я крепче стиснула кружку в руках. – Да, я тебя видела, но ты сразу исчез.

– Я искал тебя.

– Да?

Он кивнул.

– Чуть не пропустил начало собственной речи.

Я и не заметила, как близко он ко мне стоит. Воздух вокруг нас наэлектризовался: поднеси к нам спичку, и нас охватит пламя. Гул толпы стал тише, мы остались вдвоем.

– Ты не изменилась с тех пор, как мы виделись в последний раз, – сказал он. – Ты по-прежнему такая…

– Вот ты где, – рука обвила мою талию, чашка качнулась, и по бокам побежало несколько капель. Чарли поцеловал меня в щеку.

– Привет. – Я поставила кофе на стол. Мои скулы порозовели, я принялась теребить пуговицы пиджака.

– Я ждал тебя наверху, – сказал Чарли. – Как прошел первый семинар?

– Извини, он затянулся немного… Хорошо прошел, даже замечательно. Это… – я замешкалась, не зная, как его правильно представить. – Один из докладчиков, Оз. В смысле, Озгюр Арсель. Он…

В голове всплыло воспоминание, как я упала в обморок на шествии, как он, обеспокоенный, выступил из толпы, пока я лежала на скамье с его курткой под головой.

– Старый знакомый, – сказал Оз, спасая неловкий момент. Он протянул руку Чарли.

– Приятно познакомиться. Чарльз Логан. Откуда вы знаете Эбби?

Мы оба открыли рты, но ничего не смогли ответить.

– С учебных лет, – наконец ответил Оз. – Я встретил ее на антивоенной демонстрации, когда учился в Лондоне.

– Похоже на мою невесту. Она вечно борется за правое дело. За то время, что мы встречались, Эбби и ее подруга не пропустили ни одного шествия.

Оз выглядел ошеломленным.

– Невеста?

Чарли взял меня за левую руку и продемонстрировал мужчине.

– Да. Невеста с сегодняшнего дня, – просиял он.

– Tebrikler. Поздравляю, – Оз ослабил галстук. – И когда же это великое событие?

– Мы еще не обсуди… – начала я.

– Может, в следующее Рождество, – прервал меня Чарли. Я удивленно посмотрела на него, на что он только пожал плечами. – По крайней мере, я на это надеюсь.

– Тогда желаю вам счастья и благополучия, – сказал Оз. – Боюсь, мне пора, мне еще нужно кое с кем встретиться.

– Ты здесь на все выходные? – непринужденно поинтересовалась я.

– К сожалению, нет, улетаю после сегодняшнего ужина. С удовольствием бы поболтал еще, но вплоть до вылета у меня назначены встречи.

– Как жаль. А в Лондон ты прилетаешь? – слова вылетели быстрее, чем я успела их удержать. И откуда они вообще взялись?

– Да, один-два раза в год. Aslinda, в смысле, я буду здесь в апреле шестнадцатого и семнадцатого. В Лондоне будет проводиться выставка недвижимости, и мы с братом собираемся на нее сходить. Тема – мощь и сила Стамбула в двадцать первом веке. Там будет много экспонатов моей семьи.

– Интересно, – оживился Чарли. – Мой отец занимается недвижимостью. Надо будет вместе сходить.

– Было бы замечательно. Секунду, – Оз залез в карман и достал визитку. – С удовольствием встретил бы вас и вашего отца на выставке. Ну и Эбби, конечно.

Он задержал взгляд на мне чуть дольше положенного, и я почувствовала, что у меня дергается глаз – нервный тик, что досаждает мне уже много лет.

– Спасибо, – сказал Чарли и спрятал визитку в карман. – Приятно было познакомиться.

Оз коротко кивнул и повернулся ко мне.

– Эбби. Было приятно повидаться, как и всегда.

Я пожала протянутую руку. Все мои силы ушли на то, чтобы не вздрогнуть, не показать, что по нашим пальцам снова пробежалась искра, как в день нашего знакомства. Голова закружилась, ноги размякли, и мне показалось, что я вот-вот упаду. Нет, так нельзя. Я схватилась за руку Чарли, чтобы удержать равновесие.

– Ты в порядке? – шепнул он.

Я кивнула.

– В полном, – я выпрямилась и улыбнулась. – Рада встрече, Оз. Нам пора.

Я развернулась на каблуках, не оглядываясь на мужчин, и побежала в уборную. Открывая дверь, споткнулась и влетела внутрь. Дверь захлопнулась за моей спиной, и я прислонилась к ней головой, выдохнула, закрыла лицо руками. Бред какой-то. Почему я снова позволила ему так на меня повлиять?

Оз – это мое прошлое, Чарли – будущее, но при этом я позволила им договориться о встрече. Боже мой, Эбби, возьми себя в руки!

Я достала телефон, отчаянно желая позвонить Лиз, но никак на это не решаясь. Может, я боялась того, что она мне скажет? И вообще ей и так хватает проблем с ее новорожденным ребенком.

Я умылась и уставилась в свое отражение в зеркале над раковиной. Потянула кожу у дергающегося глаза – скорее бы тик уже прекратился. Я просто устала. К счастью, через пару недель Рождество, будет время перенастроиться и отдохнуть. Рождество – это особенное время года. Может, Чарли прав и это и впрямь прекрасное время для свадьбы? Я подняла руку и посмотрела на кольцо при хорошем свете.

То, что здесь оказался Оз, не должно ничего менять. С другой стороны, я не могла избавиться от мысли, что, будь тут Мэри или коллега Оза, мы бы никогда больше не встретились. Может, если бы тот день четырнадцать лет назад прошел по-другому, это было бы неважно.

Глава восьмая

Четырнадцать лет назад. Февраль

Вернуться в свою комнату и учиться или отправиться в приключение с Озом? Когда я взглянула в океан его глаз, выбор вдруг показался мне простым и очевидным.

– Хорошо, – наконец сдалась я. – Я пойду с тобой.

Оз улыбнулся, и на его щеках снова появились ямочки, от чего в желудке у меня все затрепетало. Эбби, соберись. Это не свидание. Он хочет помочь с учебой и убеждает тебя прислушаться к своей идее, которая вполне может выгореть. Я решительно встала и схватила свою куртку.

Мы вышли из кафе и поднялись по Вильерс-стрит. Мы подходили к членам шествия и записывали их мнения в блокноте, что был у меня с собой. Вскоре мы встретили группу из четырех турчанок, что работали в посольстве Турции неподалеку от Грин-парка. Мы представились друг другу, и Оз горячо заговорил с ними на турецком. После этого одна из них вручила ему визитку, и мы отправились дальше. Я не могла не заметить, как она строила ему глазки и коснулась его рукава, прежде чем мы продолжили путь.

– Твоя подруга? – спросила я.

– Нет. Они пригласили меня на банкет сегодня вечером в посольстве.

– Оу.

– Но я сказал, что вечером улетаю и у меня уже есть планы. Она дала мне визитку на случай, если я передумаю, – он пожал плечами и убрал визитку в кошелек.

Мы поговорили еще с несколькими ребятами, и меня серьезно удивило то, как все охотно делятся своим мнением о демократии. Ближе к Гайд-парку людей становилось все меньше и меньше, и вскоре мы остановились. Оз взглянул на свои часы.

По рукам пробежали мурашки, я вцепилась в блокнот и ручку.

– Интервью просто невероятное, – сказала я. – Я, э‑э, не буду тебя задерживать, если тебе пора.

– Перед вечеринкой я хотел забежать в одно место, но оно вроде скоро закрывается. Я там уже был, могу в принципе и не идти.

– Что? Нет, иди, конечно, не оставайся только ради меня. Как я уже и сказала, у меня набралось много материала.

– Уверена? До Гайд-парка одна дойдешь?

Я сглотнула разочарование, комом вставшее в горле. Похоже, он уже забыл, что пригласил меня на его вечеринку.

– Да, справлюсь.

– Было приятно познакомиться, Эбби.

Я пожала протянутую им руку. Его тепло снова разлилось по моим пальцам и прошло дальше по телу.

– Куда… – пропищала я и откашлялась. – Я хотела сказать, и куда ты хотел пойти?

– В художественную галерею минутах в десяти отсюда.

– А‑а, – я плотнее укуталась в пальто и попрыгала на месте. – Я бы сходила в какое-нибудь теплое местечко. Зря я не взяла шарф и шапку.

– Может, пойдешь со мной в галерею?

– Э‑э… Конечно, почему нет. Наверное, и в Гайд-парк мне больше идти незачем.

Его улыбка стала еще шире.

– Отлично.

Мы пошли прочь от толп людей по Гросвенор-сквер, обсуждая ответы, которые получили на шествии. Разговаривать с людьми таких разных взглядов и мнений оказалось очень весело.

В Лондоне я до сих пор порой чувствую себя туристкой – даже сейчас не понимаю, где мы находимся. В детстве я редко ездила в большие города: в семь лет была на пантомиме в театре, в шестнадцать – прошвырнулась по магазинам. Единственные два дня, которые мне хорошо запомнились. А еще я помнила, когда у меня случился первый приступ астмы. Воспоминание не из приятных.

Мы обошли Манчестер-сквер, и Оз остановился у особняка из красного кирпича. Вход в музей был украшен колоннами, а название гласило «Собрание Уоллеса».

– Моя бабушка обожает французские картины восемнадцатого века, – сказал Оз. – Эту любовь она передала мне. Hadi.

Он кивнул на главный вход, и я прошла за ним в холл с широкой лестницей. Мы протиснулись в правый проход. Каждый зал был наполнен полотнами в золотых рамках на ярких стенах и изысканной мебелью. Пахло лаком для дерева, половицы скрипели под ногами.

Мы остановились у одной из картин, и Оз принялся о ней рассказывать. Я кивала, рассматривая его четкую линию подбородка, очерченные скулы и пухлые губы. Иногда, когда Оз замолкал, чтобы подумать, он облизывал губы. Я лениво раздумывала о том, каково было бы его поцеловать, а потом поняла, что он смотрит на меня и ждет ответа. Я пробормотала что-то вроде согласия и понадеялась, что не выглядела полной дурой.

Мы зашли в зал с картинами семнадцатого века, среди которых была «Танец под музыку времени» Пуссена.

– Я ее знаю, – сказала я. – Изучала в школе.

– Какая фигура тебя больше всего – как же это на английском? – притягивает? – спросил он.

Я плохо помнила урок, на котором мы проходили картину, да и моего мнения тогда никто не спрашивал. Я осмотрела ее свежим взглядом.

– Наверное, танцовщица, которая олицетворяет удовольствие. Нравится, как она озорно улыбается, будто знает секрет жизни и все ее ловушки. А тебя?

– Достаток и богатство.

– Серьезно? Почему?

– Мне всегда было интересно, почему мир его жаждет и когда мы сможем остановиться на уже полученном. И если кто-то родился богатым, какую роль тогда выполняют танцовщицы, которые олицетворяют труд и удовольствие?

Сами того не заметив, мы оба сели на скамью перед картиной. Потом начали обсуждать каждую картину, и время пролетело незаметно. Не могу представить себе более приятный способ провести день.

Когда мы вышли из музея, город уже погрузился во тьму. Охранник проводил нас и запер двери. Легкий туман коснулся улиц Лондона, придав им загадочности, из наших ртов выходили облачка пара.

– Есть хочешь? Пойдешь на вечеринку? – спросил Оз, надевая куртку.

Он не забыл. Сердце заколотилось быстрее. Да. Нет. Я не знаю!

Улыбка и голос Оза оказывали на меня странное влияние. Они затягивали меня, и я не могла им противостоять, как Одиссей не мог устоять перед пением сирен. Но если я соглашусь, потом весь свой день рождения буду переписывать диссертацию.

– Да, я бы перекусила чего-нибудь по-быстрому, – сказала я. Тогда у меня еще останется пара часов на диссертацию, Озу все равно скоро нужно на самолет.

– Там, куда мы пойдем, будет целый пир. Ты устала? До ресторана идти десять минут.

– Думаю, выдержу.

– В обморок больше не падаешь?

Я улыбнулась.

– Обещаю, больше мне «Скорая помощь» не понадобится. – Ну, разве что искусственное дыхание. Я отвела взгляд, надеясь, что читать мысли он не умеет.

Когда мы зашли в ливанский ресторан и стеклянные двери захлопнулись за нами, мужчина с ухоженной белой бородой и большим, подтянутым ремнем животом раскинул руки в стороны. Он разразился речью на арабском, насколько я могла угадать, обнял Оза и похлопал его по спине. Отпускать он его явно не хотел: они снова обнялись и пожали друг другу руки.

Оз представил меня, бросив на меня такой взгляд, что внутри все затрепетало. Слов я не понимала, но мне они показались очень поэтичными. Когда он произнес мое имя, прозвучало оно куда элегантнее, чем просто «а, да, это Эбби».

Мужчина постарше, что встретил нас, сделал шаг вперед и взял мою руку в свою.

– Ma’ salame. Добро пожаловать, Эбби, – он ласково погладил меня по руке. – Озгюр прав, ты и впрямь необычайно красива. Идем. Yalla.

Рот сам распахнулся от удивления. На мне был бежевый вязаный джемпер на несколько размеров больше нужного, мини-юбка угольного цвета и черные легинсы с дыркой на колене, что росла с каждым часом. Я оделась на шествие в центре Лондона, а не на вечеринку, и Оз при этом сказал, что я красивая? Может, он имел в виду мой внутренний мир. Меня раньше никто красивой не называл.

Я вдруг поняла, что уже вечер и я весь день не видела Лиз, а она даже не знает, где я.

– Извините, здесь есть телефон? – спросила я мужчину, осторожно коснувшись его плеча. Я посмотрела на Оза. – Надо позвонить подруге, предупредить, где я.

– Конечно. Прошу за мной, – сказал мужчина, поманив меня за собой.

Я скользнула за стойку регистрации и взяла трубку стационарного телефона. Пока я набирала номер нашего общежития, Оз ушел в уборную. Девушка, что взяла трубку, сказала, что сейчас посмотрит, у себя ли Лиз. На фоне звучали музыка и смех – готовятся к танцам в честь Дня святого Валентина, не иначе.

– Что? – пробурчал в трубке голос Лиз.

– Ну и манеры у тебя, подруга.

– Эбс, это ты?

– Ага.

– Где тебя носит? Я тебе столько звоню!

– Это меня где носит? – Я повернулась и посмотрела на вход в заведение. Внутрь зашла компания парней, и официантка подошла к ним поздороваться. Я повысила голос, чтобы меня было слышно через их разговор. – А ты где была? Ты сказала, что будешь вовремя!

– Мне нужно было срочно помочь маме, я опоздала-то всего на полчаса. Извини. Я как приехала, сразу тебе позвонила, но ты была недоступна.

– Забыла зарядить мобильник. Он разрядился и выключился.

Официантка проводила шумную компанию к столику в задней части ресторана.

– Где ты вообще? Кто там кричит на заднем фоне?

– Я в ливанском ресторане на Эджвар-роуд.

– Ты что там забыла?

– Я на вечеринке с парнем, которого встретила на шествии.

– С кем?! Рассказывай давай!

– Обычный парень. Турок. Что рассказывать?

– Он горячий?

Я рассмеялась.

– Ну, прямо мечта-а, – протянула я, передразнивая южноамериканский акцент.

– Приведешь его на танцы? Не вздумай идти к нему, тащи его сюда!

– Лиз!

Бармен перестал вытирать стойку и посмотрел на меня. Я прикрылась рукой и продолжила уже тише:

– Я же не шлюха какая-нибудь, которая соблазняет парней направо и налево, а потом спит с ними! – бармен снова замахал тряпкой. – И вообще он возвращается в Турцию.

Лиз цокнула языком.

– Не надо так язвить. Не зарекайся не попробовав! И потом, ты сказала, что не хочешь встречаться с тем барристером…

– Каким еще барристером?

– Ну который дал тебе визитку на ярмарке профессий.

– Чарльз, что ли?

Я вспомнила визитку, которую он мне дал две недели назад, а я к ней даже не притронулась. Она гласила «Чарльз Логан, барристер Гринкорт Чамберс».

Лиз потащила меня к его стойке, потому что он на нас пялился, и сказала ему убедить нас стать барристерами. Он постоянно откашливался и поправлял галстук, пока горячо говорил о работе, а потом протянул мне визитку. Сказал звонить в любое время, если появятся вопросы. Чарльз был очарователен и симпатичен, хорошо одет и воспитан. А еще он напоминал Рэйфа Файнса в «Английском пациенте» своим акцентом, светлыми, песочными волосами и глубоко посаженными зелеными глазами. Отрицать не буду, он меня привлек.

– Думаешь, я ему понравилась?

– Естественно! Ты сказала, что не хочешь быть барристером, а он все равно убеждал тебя, потому что хотел продолжить разговор, хотя позади была целая очередь. А как он на тебя посмотрел! – она присвистнула. – Сидит, наверное, у телефона, ждет твоего звонка.

– И что мне теперь делать? Я не готова к серьезным отношениям, да и он куда старше меня. Он уже разобрался со своей жизнью, а я еще нет.

– Тогда беги к своему турецкому красавчику. Одна ночь, и все! Не усложняй. Снимай свой неряшливый свитер, распусти волосы и покори его.

– Лиз! – ответом мне послужили гудки – подруга положила трубку. Потом придется объяснять, почему я не привела его на танцы. И вообще, она что, забыла о моей диссертации?

В дальней части ресторана гремела музыка. Лестница вела на нижний этаж, в подвал. Я быстро пробежалась взглядом по ресторану: где-то половину занимали гости, но Оза нигде не было видно. Наверное, он внизу.

Я сняла пальто и свитер, под которым был черный лайкровый топик, и спустилась по лестнице. Зал был забит под завязку, свет приглушен. Из аудиосистемы в углу доносилась музыка, по периметру зала стояли столики с бутылками и стаканами.

– Я думал, ты ушла, – сказал Оз, материализовавшись сзади меня.

Я повернулась.

– И пропустила еду? Да ни за что!

Он наклонился ко мне и прошептал на ухо:

– Идем, познакомишься с моими друзьями.

– Э‑э… Да, конечно, – я запнулась, чувствуя себя дурой: я подумала, он меня поцелует. Что со мной случилось? Наверное, тут кислорода не хватает, вот все приличия и вылетели у меня из головы.

Оз представил меня Юсефу из Сирии и Яману из Турции. Они расцеловали меня в щеки, спросили, откуда я, что я делаю в Лондоне и как встретила Оза, а потом бросились дальше обниматься. Сегодня их последний вечер вместе: во время пребывания в Лондоне они крепко сдружились, и теперь расставаться было грустно. Кто-то достал пачку фотографий, где они позировали перед каждым возможным памятником, и она прошлась по рукам.

– Выпьешь? – спросил Оз, повернувшись ко мне.

– С удовольствием.

Он подозвал официанта, и тот подошел к нам с подносом. В стаканах плескалась мутноватая жидкость с кубиками льда. Оз протянул мне один из них, и мы чокнулись. Я почувствовала сильный запах аниса.

– Что это?

– Арак, напиток Ближнего Востока.

Я сделала глоток и поморщилась: на вкус как очиститель краски с сильным послевкусием лакрицы.

– Слишком крепко?

Я сморщила нос.

– Чутка.

Оз взял серебряный кувшин и ложку с ближайшего стола. Он долил воды в стакан до самых краев и размешал напиток.

– Ко вкусу сложно привыкнуть, зато можно добавлять столько воды, сколько тебе угодно.

Следующий глоток пошел уже легче.

– Так лучше? – спросил Оз.

Я кивнула, и чем больше я пила арак, тем больше он мне нравился.

По залу вдруг засуетились официанты, заполняя столы разными блюдами и пестрыми тарелками с овощами. Оз провел меня к столу, и мы сели на черный кожаный диван напротив зеркальной стены. Он стал объяснять мне, что лежит у меня на тарелке. Табуле – салат из мелко порубленной мяты и петрушки с помидорами, луком и булгуром; баба гануш – хумус из баклажанов и, наконец, киббех – начинка из говяжьего фарша и кедровых орехов, зажаренных в овальной форме во фритюре. Официанты подали горячие, воздушные питы; мы разламывали их и окунали в разные блюда.

– Когда-нибудь такое пробовала? – спросил он.

– Не-а. М‑м, – застонала я, пожевывая хрустящий лист салата с табуле. Я слизнула остатки лимонного сока с губ.

Оз положил руку на спинку дивана.

– Satein.

Я проглотила то, что было у меня во рту.

– Что это значит?

– Арабы так говорят, когда у кого-то хороший аппетит.

– Да это лучший ужин со времен Рождества у мамы!

– И это только закуски.

– Что? Я уже почти наелась!

Оз цокнул языком и наклонил голову, приподняв брови.

– Если перестанешь есть, они примут это за оскорбление. Так владелец ресторана говорит.

– А, ну раз так, – я пожала плечами и нанизала салат фаттуш на вилку, взяв побольше помидоров и гренок. Арак шел легко, и я уже не обращала внимания на то, сколько раз мне подливали в стакан.

Когда было покончено с основным блюдом – шиш-кебабом и рисом, – нам принесли турецкий кофе и сладости. Нас вдруг окутала тьма; луч прожектора высветил женщину с оголенным животом и украшением в пупке. Мягкие волны ее темных волос струились по обе стороны лица.

Бедра женщины двигались в такт музыке, летящие складки красного платья развевались вместе с ней; музыка ускорилась. Я захлопала вместе с остальными, широко раскрыв рот от восхищения. Чувственность танца завораживала. Все веселились и смеялись; столики отодвинули к стенам, чтобы было больше свободного пространства. Когда музыка закончилась, танцовщица поклонилась и произнесла небольшую речь. Когда наши взгляды встретились, она подошла ко мне и протянула руку.

Я посмотрела на Оза. Он пожал плечами и наклонился ко мне.

– Она хочет научить тебя кое-каким движениям.

– О боже, нет. Ни за что, – я замотала головой.

– Мне кажется, отказываться будет грубо.

Господи, да тут ни от чего нельзя отказываться! Гости стали медленно аплодировать. Началась новая песня. Ладно, я после этого вечера никого из этого зала больше никогда не увижу. Что я потеряю? Разве что свое достоинство и мой новый друг узнает, что из меня никудышная танцовщица.

Я пожала плечами, глотнула арака и взялась за протянутую руку. Пришлось пройти через нескольких людей, чтобы выбраться из-за стола. Танцовщица встала позади меня, схватила меня за бедра руками с кучей украшений на них и стала ими покачивать. Я, наверное, сейчас похожа на своего дедушку, что взялся танцевать в рождественскую ночь после нескольких стаканов виски.

Я посмотрела на Оза, но он вопреки моим ожиданиям вовсе не смеялся. Да вообще никто в зале не смеялся. Взгляд Оза был прикован ко мне, он не отрывал его даже на долю секунды. Когда я нашла ритм, танцовщица подняла мои руки в воздух, и я отдалась музыке, позволила ей направить мои движения. Голова кружилась от происходящего, от музыки, арака и красавца, что смотрел на меня с улыбкой и… чем-то еще, но я слишком плохо его знала, чтобы понять, о чем он думает.

Музыка достигла кульминации, и я плюхнулась обратно на диван. Моя грудь тяжело вздымалась и опускалась, будто я пробежала марафон; танцовщица нашла себе новых жертв, и вскоре зал заполнился парочками, танцующими под бодрую музыку.

Оз протянул мне стакан воды, и я тотчас его осушила, вытерла подбородок и постаралась успокоить сердцебиение. Когда Оз сжал мою руку, я почувствовала себя манжетой для тонометра, которую слишком сильно накачали, и она просто лопнула. Я подвинулась ближе к мужчине.

– Ты была просто неподражаема, – сказал он.

Защита ослабла под влиянием арака; мои влажные губы приоткрылись, горячее дыхание защекотало их. Свет прожектора выделил его шрам, и я вдруг поймала себя на том, что хочу его потрогать.

– Потанцуем? – я мотнула головой в сторону танцпола.

– Я бы с удовольствием, но мне пора. Нужно успеть на метро, – сказал он. – Но ты оставайся, веселись. Юсеф проводит тебя до общежития.

Он уходит? Уже? Почему не останется на подольше? Рассказал бы еще про жизнь в Стамбуле, поболтал бы на четырех языках без всяких усилий… А какая у него улыбка и глаза! Мэйдэй, мэйдэй. Отправьте мне шлюпку, пока я в них не утонула!

Я выдержала его взгляд, и мой глаз дернулся.

– Я пойду с тобой. В смысле, на станцию. Все равно уже пора возвращаться.

Он снова улыбнулся.

– Taman. Если ты не против, то хорошо.

Снаружи нас атаковал ледяной ветер, и я поскорее натянула джемпер и куртку. Мы пошли к станции Marble Arch, минуя многочисленные рестораны и кальянные, из которых доносились смех и музыка.

Шли мы медленно, словно стараясь продлить последние мгновения вместе. Я не совсем понимала, по прямой линии иду или нет. Арак был куда крепче сидра, который я обычно потягивала в студенческом баре.

– Грустно уезжать? – спросила я.

Оз кивнул.

– Evet. Да. Лондон – безумно интересный, свободный город с кучей возможностей.

– Семья, наверное, по тебе сильно соскучилась.

Оз пожал плечами и посмотрел на витрину магазина, что ломился от разных овощей и фруктов.

– Я бы не был в этом так уверен.

На его лице снова промелькнуло это мрачное выражение. С того момента в кофейне больше он о семье не говорил, только упомянул, что у него есть старший брат и младшая сестра, которые изводили его в детстве.

– Вот бы… – продолжил он, – Yani… Может, теперь все будет по-другому. Настанут сложные времена для Ближнего Востока. Нужно противостоять власть имущим, чтобы они не причинили нам вреда. – Он уставился на тротуар, засунув руки в карманы.

Я окончательно запуталась. Он перескочил с семьи на политику, не объяснив, почему они по нему не скучают. Арак притупил мою способность рационально мыслить, и я не знала, что сказать.

– Сможешь безопасно вернуться к себе? – спросил Оз.

– Да. Отсюда идет автобус прямиком на Стамфорд-стрит.

Оз достал огромный рюкзак цвета хаки из ячейки хранения и закинул его себе на спину, купил билет до Хитроу в автомате и покрутил его в пальцах.

– Значит, пришло время прощаться, – сказала я, покачиваясь на каблуках.

Я подняла на него взгляд. Оз пристально на меня смотрел.

– Прощальная вечеринка выдалась веселой, спасибо тебе, – он поправил лямки рюкзака. – Такое я наверняка не забуду.

Мне в голову вдруг пришла идея.

– Я кое-что придумала, чтобы ты точно не забыл, – сказала я, нагло потянув его за руку в сторону выхода.

– Куда ты меня ведешь?

– Сейчас увидишь.

На углу рядом с газетным киоском стояла фотобудка, которую я приметила еще когда мы шли к метро. Оз поставил рюкзак на землю, чтобы передохнуть, а я закинула в прорезь несколько однофунтовых монет. Оз отодвинул шторку, и мы зашли внутрь.

В фотобудке был лишь один стул, и моя идея вдруг оказалась очень недальновидной.

Оз устроился на краешке стула, почти не оставив мне места. Мы глупо хихикали, пытаясь сесть поудобнее; я нажала на экран, выбрав съемку из четырех кадров. Оказалось, что наши головы влезали в камеру лишь наполовину.

– Надо сесть ближе друг к другу, – сказала я, заправляя волосы за уши.

– Так? – он прижался головой ко мне.

– Да, – прошептала я, внезапно перестав дышать.

Вспышка камеры.

– Ой, кажется, я моргнула. – Я улыбнулась и попыталась собраться перед следующим снимком.

– У тебя ухо холодное, – сказал Оз.

– Да? – снова вспышка. – Блин, кажется, я рот не успела закрыть. Фотографии получатся ужасные.

Я повернулась, задев носом его щеку.

– И нос у тебя тоже холодный.

Я хотела потереть его, но случайно ударила Оза в лицо.

– Ой, прости, пожалуйста! Я не хотела. Больно?

– Нет, не особо, – он потер щеку, пытаясь сдержать смех.

– Еще одно фото осталось! – сказала я.

Оз попытался сохранить серьезное лицо, но складки у его глаз становились все глубже. Я пялилась на наши лица на экране.

– Ну, Оз, хотя бы одну хорошую фотографию!

– Извини, – сказал он, пытаясь собраться, но я уже поняла, что нормального фото нам не видать.

Недовольная этим, я повернулась к Озу, но наши взгляды встретились, и у меня перехватило дыхание. Потом произошло это. Мы придвигались все ближе и ближе друг к другу, пока между нами совсем не осталось места. Я прикрыла глаза, и фотобудку осветила четвертая вспышка.

Его теплые губы накрыли мои. Оз нежно погладил мою щеку большим пальцем. Голова кружилась, я таяла от его прикосновений. Сердце бешено колотилось.

Мы оторвались друг от друга.

– Ох, – это все, что я смогла сказать.

Мы неловко поднялись и столкнулись головами.

– Извини, – прошептал он. – Извини. Зря я это.

– Да, да, точно, мне не стоило…

Когда мы вышли из фотобудки, то смотрели куда угодно, только не друг на друга. Готовые фото выскользнули из отсека. Оз взял их, осторожно согнул пополам и порвал на серединке. Он протянул мне одну половину, а другую спрятал в кожаный кошелек.

– Спасибо, Эбби. И правда, такое я не забуду, – он закинул рюкзак на плечи, кивнул мне и пошел ко входу в метро. Я зашагала за ним. Оз положил билет в отсек и прошел на другую сторону, тут же остановился, повернулся назад, где за ним уже закрылся проход. – Вот бы я мог…

Он тяжело вздохнул.

– Мой английский подводит меня. Прощай, Эбби.

На этих словах Оз развернулся и пошел.

– Приезжай еще! – крикнула я ему вслед.

Он посмотрел на меня через плечо.

– Insallah.

Я не знала, как это слово переводится, но понадеялась, что оно сойдет за «хорошо». Оз спустился по эскалатору, и мое сердце упало. Попрощались мы не очень. Я коснулась своих губ. Что он имел в виду под «зря я это»? Он говорил про поцелуй или про то, что мы столкнулись головами? Похоже, я так это и не узнаю.

Почему я не спросила его номер или адрес? Можно было бы переписываться. Я опустила голову. Веду себя как четырнадцатилетняя девчонка. Я взглянула на настенные часы. Если его полет в семь, значит, он берет ночной автобус до Хитроу? Да, точно, так делали Лиз с ее мамой, когда на прошлое Рождество летали на Лансароте. Если так, тогда Оз сможет пойти со мной на танцы в честь Дня святого Валентина и, ну… Ох. В голове каша, не могу нормально думать.

Вдруг пришло озарение. Я знала, что хочу сделать.

Глава девятая

Я достала студенческий проездной и побежала к проходу, решив, что еще пара часов с Озом не испортят мне будущее. Главное – догнать его.

Я сбежала по эскалатору, что вел к центральной линии метро, и увидела, что вагоны уже стоят у платформы. Чуть поодаль Оз заходил внутрь вместе с остальными пассажирами.

– Оз, подожди! – выкрикнула я.

Двери закрылись, и состав уехал, забирая с собой надежду, что мы еще когда-нибудь увидимся. Когда он понесся дальше по туннелю, люди, что вышли из вагона, стали протискиваться мимо меня. Мои плечи поникли. Наверное, это к лучшему: выпью большой стакан воды, отойду от действия арака и пойду писать диссертацию.

Я уже хотела развернуться, как мое внимание привлекла знакомая фигура. Оз. Он улыбался. Мы подошли друг к другу, и я просияла от радости.

– Я думала, ты сел в вагон, – сказала я.

– Ты меня позвала, и, ну, мне захотелось узнать, что ты хотела сказать.

– Я… – в голове – пустота. А что я хотела сказать? Я сглотнула. – Ты сказал что-то на турецком, и я тебя не поняла. Ну, когда я сказала, «приезжай еще».

– Insallah? С арабского переводится как «дай Бог». Мы в Турции часто так говорим, когда надеемся и хотим, чтобы что-то произошло.

– Правда? Ого, спасибо.

Подъехал следующий состав, и платформу заполнили пассажиры. Взвизгнули тормоза, двери открылись, и я решила рассказать Озу свой план.

– До аэропорта идет ночной автобус. Он ходит от автовокзала Виктория, до него добраться на такси от моего общежития совсем недорого. Так вот, не хочешь еще немного потусоваться у нас в общежитии?

Во рту пересохло. Да, от стакана воды я бы не отказалась.

Оз поджал губы, смотря на меня широко распахнутыми глазами. Напоминал он маленького потерянного мальчика. Неужели я неправильно поняла то, что произошло между нами в фотобудке?

– До общежития можем взять автобус с открытым верхом, посмотреть на Лондон ночью – мост Ватерлоо, Парламент… Побудем еще немного туристами. Всяко веселее, чем спать в аэропорту. Что скажешь?

Люди протискивались мимо нас, чтобы сесть в вагон. Прозвучало объявление – осторожно, двери закрываются.

Оз открыл рот.

– Я скажу… Да.

Чем ближе мы были к общежитию на Стамфорд-стрит, тем громче становилась музыка.

– Сегодня проводятся танцы в честь Дня святого Валентина.

– Ölyi mi? Ой, извини, в смысле, правда?

– Не нужно каждый раз извиняться, когда ты говоришь что-то на своем языке. Глядишь, и я его выучу к утру, – я нервно захихикала. – Моя комната на третьем этаже.

Бесполезно – мы даже до лестницы дойти не успели.

– Эбс! – закричала Лиз, высунувшись из гостиной. Ее светлые кудряшки спадали по обе стороны лица, а на ней самой было красное платье, обтягивающее ее изгибы, и мартинсы на ногах.

– Я тебя ждала, – она положила руку на мое плечо. – А это?..

– Оз. Оз, это Лиз.

– Лучшая подруга, – объявила Лиз, словно таким образом «пометила» меня.

Оз шагнул вперед и протянул ей руку, которую она с готовностью пожала.

– Memnun oldum. Приятно познакомиться, Лиз.

Черты ее лица смягчились, и когда Оз перевел взгляд на вечеринку, что происходила за нашими спинами, она повернулась ко мне.

– Черт, а он горячий, – прошептала она, вскинув брови.

Я бросила на нее недовольный взгляд.

– Мы собирались поработать над моей диссертацией, – сказала я, не осмелившись озвучить, на что я на самом деле надеялась.

– Ну уж нет. Сейчас я отведу этого красавчика к бесплатной выпивке, а ты иди прихорошись, – она окинула меня взглядом, который от любого другого человека я бы сочла за оскорбление. Не успели мы запротестовать, как Лиз взяла Оза под ручку и повела его прочь. Рюкзак и куртку он оставил на ресепшене.

Оглянувшись, он успел лишь пожать плечами, а я подняла бровь – пусть знает, что сопротивляться бесполезно.

Уже в своей комнате я быстро осмотрела обстановку: повсюду валялись книги, кровать была не заправлена, а у мусорки лежали скомканные листы бумаги. С одной стороны стола стояли банки с диетической колой и упаковка чипсов «Принглс», а с другой лежали нечитаные книги о политике. Я прибралась и достала из шкафа мини-юбку из Top Shop и мой любимый бархатный бордовый топ. Скинув повседневную одежду, я переоделась и мазнула немного блеска на губы.

На выходе из комнаты взглянула в свое отражение и взъерошила волосы. Что я такое делаю? Зачем прихорашиваюсь ради секса на одну ночь? Совсем не похоже на меня.

Лиз сидела на диванчике вместе с Озом, что-то с ним обсуждая. Когда она увидела меня, ее рот смешно приоткрылся; она подскочила ко мне и зашептала:

– О боже. Совет вам да любовь. Не упусти его!

И она тут же растворилась в толпе.

Оз поднялся и подошел ко мне. В его руках было по пластиковому стаканчику.

– Ты выглядишь… güzel. Прости. Нет, не прости, – он улыбнулся. – Прекрасно выглядишь.

– Спасибо, – я взяла протянутый напиток, радуясь, что в полутьме не видно моих порозовевших щек. – Что это? – спросила я, взглянув то ли на голубоватую жидкость, то ли на зеленоватую.

– Сам не уверен, – громко сказал он, пытаясь перекричать музыку. Он показал мне тыльную сторону ладони, на которой красовалась печать из двух сердечек. – Это за бесплатные напитки.

Не успела я глазом моргнуть, как стаканчик опустел, пока я кивала головой в такт музыке.

– Потанцуем? – спросила я.

Оз кивнул и поставил стаканчик на ближайший стол. У музыки, что гремела в ушах, были знойные испанские мотивы; Оз схватил мою руку и закружил меня в танце. Я захихикала, запрокинув голову. Мужчина прижал меня к себе и двигался в такт моим движениям, иногда отрываясь, чтобы снова закружить меня.

Заиграла следующая песня, которую я сразу узнала – «Cry to Me» Соломона Бёрка. Я решила повторить сцену из одного из моих любимых фильмов – «Грязные танцы».

Умный, горячий, да еще и танцевать умеет? Ущипните меня, это не взаправду.

Мы танцевали, забыв обо всем на свете. Я надела каблуки, и поэтому наши глаза почти были на одном уровне. Иногда его дыхание касалось моей шеи, иногда пальцы поглаживали спину; мы кружились и смеялись. Остановились только раз – пошли забирать мои бесплатные напитки.

Время бесповоротно утекало. Ноги гудели от усталости, но я хотела, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Откуда у меня все эти чувства? Просто перевозбуждение, подпитанное алкоголем?

Следующей заиграла «Unchained Melody» – медленный танец. Значит, вечеринка почти закончилась. Я обвила руками его шею, он приобнял меня за талию. Мы медленно покачивались в такт музыке; я повернула голову, и мои губы оказались опасно близко к его.

Вдруг включился свет, музыка остановилась. Момент рассеялся в воздухе.

Я схватила Оза за руку и потянула его к лестнице. Пока мы шли до комнаты, я не переставала спотыкаться; мы ввалились внутрь, и мне пришлось немного потереться об Оза, пока я пыталась закрыть дверь.

– Извини, – пробормотала я.

Оз оттянул футболку, чтобы освежиться. Я включила настольную лампу.

– Жарковато тут, – сказал он.

– Батарея старая, я, к сожалению, даже не могу менять температуру. Сплю обычно с открытым окном, – я скинула каблуки и снова почувствовала себя крохой рядом с Озом. – Помочь снять? – беззастенчиво поинтересовалась я, указав пальцем на его футболку.

Он взглянул на меня; в глазах плясали искры. Он одним движением стянул футболку через голову, взъерошив волосы.

Ой-ой. Главное, чтобы слюни не потекли. На шее у него висела цепочка с жетоном, и я с трудом противостояла желанию протянуть руку и потрогать ее.

Оз заметил кипу бумаг на моем столе.

– Это твоя диссертация?

Последнее слово немного отрезвило меня.

– Да.

– Можно почитать?

– Э‑э, конечно…

Он принялся читать, а я не могла оторвать взгляд от его пресса, выглядывающей резинки боксеров и полоски волос, что шла вниз от пупка. Интересно, а жетон у него на шее он получил за службу в армии? А если я потрогаю шрам на его руке, он вздрогнет? Меня охватило непонятное чувство; дыхание стало прерывистее, кожа – теплее.

– Вода, – резко сказала я, и Оз поднял на меня взгляд. – Я пойду возьму воды. Жарко стало от танцев и… Да. Я за водой.

Я пошла на общую кухню. Холодильник подсветил мое лицо. Время на духовке показывало без пяти минут полночь. Через пару часов Озу, наверное, уже придется уходить.

Кубики льда отправились в стаканы. Я налила в них воды и сделала большой глоток. Лиз еще предстоит объясниться. Секс на одну ночь и без всяких обязательств? Способна ли я на такое – переспать разочек и разойтись?

Я вернулась в комнату, где Оз склонился над моим столом с ручкой в руке. Он обернулся и улыбнулся мне:

– Очень хорошо. Yani, ты придумала замечательные аргументы.

– Спасибо, – просияла я. – К сожалению, я так и не поняла, что куратору в них не понравилось.

– Я выделил места, где хорошо подойдут цитаты, как мне показалось. Надеюсь, ты не против. Насчет того, что сказал куратор… Думаю, он имел в виду, что эссе должно идти отсюда, – он положил руку на сердце, а потом коснулся виска, – а не только отсюда. У тебя все получится, главное, добавь, э‑э, мнения протестующих.

Он положил мои записи обратно на стол и взял в руки книги о политике.

– Теории там, я думаю, уже достаточно.

– Ого. Спасибо тебе большое, теперь мне будет гораздо проще.

– Rica ederim, – подмигнул он. Врать не буду, выпила я много, но значение этой фразы помню.

Он придвинулся к стопке дисков для моего портативного плеера, что лежал рядом, взял несколько из них в руки.

– У тебя, эм-м, эклектичный вкус в музыке. Так ведь это слово используется?

– Если ты имеешь в виду, что я покупаю целый диск ради одной песни и музыку слушаю самую разную, то да. В подержанных магазинах покупать удобнее всего, можно накупить на целую коллекцию.

– О, у меня есть такой, – сказал Оз, размахивая одним из альбомов Coldplay. – Ходил на их концерт во Дворце Камден в прошлом июле.

– Серьезно?

– Ага, они потрясные.

Он достал диск и поставил его в плеер, нашел кнопку воспроизведения и нажал ее.

– Одна из моих любимых.

Я сразу узнала «What If» по вступительным аккордам. У меня она тоже одна из любимых.

Оз протянул мне руку.

– Потанцуем?

Я кивнула.

Мужчина подошел ко мне, провел ладонями от моих плеч до ладоней и переплел наши пальцы. Он положил мои руки себе на грудь, а свои положил мне на талию. Я чувствовала его влажную кожу под своими пальцами, а от запаха его груди кружилась голова.

– А что, если… – начал он.

Я взглянула ему в глаза.

– Если что?

Он легонько пожал плечами.

– Что, если мы видимся первый и последний раз? Ты бы…

Он спрашивает моего разрешения?

– Роман на один день? Я не против. – Серьезно, Эбби? Ты уверена? – Или мы можем договориться еще как-нибудь встретиться. В «Перед рассветом» они, – я прочистила горло, – занимаются сексом, потому что решили встретиться еще раз.

– Точно, твой любимый фильм. А продолжение случилось через полгода?

– Через девять лет.

– Ne? Почему?

– Героиня не смогла приехать на назначенную встречу, а так как контактами они не обменялись, встретились только через девять лет в Париже.

– Они не обменялись номерами? Это как-то… Как же сказать…

– Неправдоподобно?

– Точно.

– Наверное, но зато сиквел, где они наконец встретились, смотреть было очень интересно.

– Тогда сходим на свидание через девять лет? – спросил он.

– Через девять лет? Значит, в мой день рождения, когда мне исполнится тридцать.

Он замер.

– У тебя завтра день рождения?

Я кивнула.

– Dogum günün kutlu olsum, – сказал он. – Переводится как…

– С днем рождения?

– Да, – он улыбнулся и притянул меня ближе. Мой нос коснулся его теплой кожи, губы оказались дразняще близко от его оголенной груди. – Сходим на свидание через девять лет. Может, в кино?

– Давай. В «Принц Чарльз»? В семь? – я хихикнула, поражаясь абсурдности происходящего. Это мы так успокаиваем свою совесть? – А если мы к тому времени найдем себе кого-то?

– Я дам тебе свой номер, – хмыкнул он. – Чтобы не получилось так, что я прилетел в Лондон, а ты уже замужем и с детьми.

Он отпустил меня и взял ручку, которой делал пометки на моих записях.

– С детьми? Нет, спасибо. К тому времени я уже буду успешным адвокатом, придется находить для тебя время в моем плотном графике. – Я не выдержала и засмеялась.

– Ничего, сходим на какой-нибудь фильм, который будет в прокате. Куда же телефон записать? – он осмотрелся в поисках бумажки.

Я как можно соблазнительнее приспустила юбку, оголяя часть бедра.

– Можно тут, – я поймала его взгляд и закусила губу.

Оз медленно опустился на колени, не разрывая зрительный контакт, опустил голову и поцеловал обнаженную кожу. У меня вдруг перехватило дыхание.

Когда холодный стержень ручки закончил выводить на моем бедре цифры, Оз немного подул на них и поднялся.

– Твоя улыбка, она… nefes kesen. Обворожительна.

Заиграла «Fix You», и мы стали медленно двигаться в такт музыке. Она обволокла нас, и я позволила себе потеряться в ритме. Мои ладони очерчивали его грудь, сильные руки, шею… Тело само направляло меня, и я закрыла глаза.

Когда я открыла их, Оз приподнял мой подбородок двумя пальцами и прижался своими губами к моим. Мои ноги подкосились, но мужчина крепко меня держал. Наши языки встретились: на этот раз и музыка продолжала играть, и мы не отодвинулись друг от друга. Напряжение все возрастало.

Когда где-то ко второй половине песни музыка заиграла живее и энергичнее, Оз оторвался от моих губ и закружил меня в танце. Мы смеялись и танцевали, пока я наконец не рухнула на кровать, прихватив его с собой. Он лег сверху, опираясь руками о кровать. Жетон на цепочке щекотал мою кожу над вырезом топика.

– Ты такая красивая.

Он погладил меня по щеке и потянулся за новым долгим поцелуем. Его губы ласкали мою шею, потом плечо, рука блуждала под моим топиком, и от его прикосновений моя кожа разгоралась все сильнее. Поцелуи становились все требовательнее и настойчивее. Я выдохнула и отдалась ритму наших тел, что двигались в унисон.

Стук в дверь.

– Эбс, ты спишь?

Я разлепила один глаз. В окно просачивался дневной свет, голова пульсировала от боли. Я приподнялась на локтях, заметив пятно от слюны на подушке. Оз уже ушел: в желудке поселилось неприятное чувство, и меня затошнило.

Лиз открыла дверь в комнату и принюхалась.

– Здесь пахнет сексом.

– Ха-ха, – пробурчала я.

– Выглядишь дерьмово. К тебе семья приехала.

Я тут же села на кровати и схватилась за голову, страдая от боли.

– Что?!

– Да, они хотели сделать тебе сюрприз на день рождения. Ты трубку не брала, поэтому охранник позвонил мне.

– Не может такого быть. Я сказала им, что занята. Мне нужно переписать… работу. – Я стала выбираться из кровати, запуталась в одеяле и рухнула на пол. – Ай!

– Не переживай ты, все нормально будет. Но имей в виду, у тебя есть две минуты, чтобы проветрить комнату и надеть что-нибудь нормальное, иначе они поймут, чем ты тут вчера занималась.

– Ничем я тут не занималась, – сказала я, потирая лодыжку. Глаз начал дергаться – мой тик еще и на ложь реагирует.

– Так ты всегда засыпаешь полураздетая?

Я тут же одернула юбку.

– Потом расскажешь мне все грязные детали. Ну-ка поднимайся, – она подошла к моему шкафу и достала из него халат. – Надевай.

– И что мне им говорить? – спросила я, укутываясь в халат.

– Ничего. Тебе двадцать один, в конце концов! Вполне можно совмещать учебу и личную жизнь. – Она побрызгала дезодорантом прямо в комнате.

– Тук-тук, – я услышала мамин голос за дверью. – Именинница, ты тут?

Я завязала поясок потуже, и дверь распахнулась. В дверном проеме стояли мама, папа и…

– Эми?

Сестра, не переставая жевать жвачку, протиснулась мимо родителей и зашла в комнату, сложила руки на груди на розовой курточке.

– Держи, – она протянула мне конверт. – С днем рождения. Боже, чем так воняет?

Она сморщила носик, недовольная удушающим запахом апельсинов и лилий.

– Спасибо. – Я принялась обмахиваться конвертом. – Почему не сказали, что приедете?

Я переводила взгляд с одного лица на другое.

– Хотели сделать сюрприз, малышка, – папа развел руки в стороны, и я бросилась в его теплые объятия. Мягкая ткань его темно-синего пальто прижалась к моей щеке. Мама присоединилась к нам и сжала меня так крепко, что мне стало трудно дышать.

– Мы знали, что ты по уши в учебе и отмечать особо не будешь, – сказала она. – Поэтому мы решили устроить тебе небольшой приятный обед.

Она осмотрела комнату и заметила пустую упаковку из-под чипсов.

– Да и покормить тебя лишним не будет.

Я выдавила улыбку.

– Спасибо за заботу.

– Кто такой Оз? – спросила сестра, взяв с моего стола записку.

Я умоляюще взглянула на Лиз. Помоги!

– Это турчанка, с которой мы недавно познакомились.

– Почему она написала «спасибо за прекрасную ночь, увидимся через девять лет»? – сестра сунула мне записку.

Лиз схватила бумажку и скомкала ее.

– Это мое. Я принесла ее Эбби, чтобы спросить, что это значит, понравилась я ей или нет. Это так, небольшая интрижка, только и всего. – Лиз взглянула на моих родителей, которые изо всех сил старались не показывать своего шока. – Она сказала, что вернется в Лондон… через девять лет?

1 Производное от Stairway to Heaven – лестница в небеса (англ.), название хита британской рок-группы Led Zeppelin.

2 Антивоенные протесты нулевых годов.

3 Elizabeth II Regina – королева Елизавета Вторая.

Вход для пользователей

Меню