Читать онлайн Контракт со зверем. Особый ген бесплатно

1. Он.

Люк в моей клетке из непробиваемого стекла отворился и по скользкому полу проехалась миска, ударившись о мою ногу. Швырнули еду как питомцу. Мы для них не люди. Низший сорт. Пережиток прошлого. Подняв глаза, наблюдаю их хождение по лаборатории, которую правильнее было назвать пыточной. Их нездоровые эксперименты, направленные на выявление наших особенностей. Сейчас я видела двоих. Белые халаты, вечно беспристрастные выражения лиц, расхаживали мимо наших камер с прозрачными стенами, чтобы им удобнее было за нами наблюдать. Тесные, неприспособленные для долгого пребывания клетки, в которых не было даже коек и элементарных, базовых вещей, необходимых человеку.

Тут все равно подолгу никто не задерживался. Они что-то искали и регулярно разочаровывались. Я не знала, сколько еще было людей. Со мной привезли еще троих. Краем глаза заметила, что камер было больше. Плотное стекло не пропускало звуков, но и смысла в этом не было. Слышать чужие крики, если они звучали, означало раньше времени сойти с ума. А наши мучители между собой фактически не разговаривали. Они элита, люди нового поколения. Высший разум, родом из пробирки. У них не было чувств и я слышала о том, что они способны общаться мыслями. Похоже это было правдой.

Прижимаюсь к прохладному стеклу лбом, наблюдаю, изучаю их повадки. Среди них появилось новое лицо. Он пожалуй самый молодой, остановился рядом с моей камерой.

Ледяной и ничего не выражающий взгляд безразлично скользит по мне рентгеном.

Белая карточка интернала и серебряная одежда хм…он из совета десятерых. Он ни с кем не общается, во всяком случае вслух. Смотрит на стоящего рядом медика, тот кратко кивает. Похоже я интернала заинтересовала. Дела мои плохи.

Меня вытащили и усадили в кресло, тонкие иглы оборудования вонзаются в виски, дыхание обрывается, тошнота подступает к горлу.

О, оказывается интеллектуальная элита нашего проклятого социума сегодня в ударе. В соседнем кресле оказывается еще один несчастный. Заметив меня, он удивленно округляет глаза. Да, мы знакомы. Начнем с того, что я вообще не должна была оказаться в лаборатории. Они не похищают женщин. Если верить слухам, то периодически исчезали только мужчины. Но женщины, проживающие в городе, четко следовали комендантскому часу.

Парень в соседнем кресле взвыл от игл оборудования. Жаль, его болевой порог ниже, чем у меня. Хотя меня мутило все больше.

Молодой интернал вглядывался в монитор планшета, стоя рядом и я машинально сжимаю кулаки, ощутив как запястья сильнее стянули фиксаторы кресла. Расцарапать бы его белобрысую морду. Мое воображение рисует ну очень яркую картину как я бы сама с радостью поиздевалась над ним. Я же знаю прекрасно, что сейчас интернал разочаруется, не получив нужные данные и дальше меня отправят в утиль.

Похоже это произойдет скоро. Он поднимает на меня глаза. Смотрит долго, очень долго. Опускает взор к планшету и поворачивается к более низкому по чину интерналу. Они о чем-то телепатически переговариваются. Как же я вас ненавижу, ублюдки. От жажды справедливости мои глаза сужаются.

Рядом лязгнул металл и звук удара. Оборачиваюсь. Мой знакомый резко отталкивает от себя интернала и хватается за скальпель. Подскочив ко мне, коряво, но расстегивает на моей руке браслет. Дальше я справляюсь сама.

Лихорадочно освобождая вторую руку, нащупываю прикрепленные имплантаты к моим вискам. Рывком вырываю иголки. От резкости тошнота снова волной подступает к горлу. Прикусываю губу, подавляю как могу помутнение. Ноги дрожат, но я спрыгиваю с кушетки, швырнув поднос с инструментами в морду одного из них.

Мы с парнем прижимаемся спина к спине, стремясь обороняться. Нервно крутимся на месте, не давая интерналам к нам приблизиться. Из них кто-то объявил тревогу. Пронизывающий сигнал ударяет по ушам, и перепонки дребезжат от резкого звука.

Мой знакомый орет невнятные ругательства, швыряет стул в стекло первой попавшейся камеры. Поверхность стекла отзывается глухим стуком и все…ничего не происходит.

В лаборатории гаснет свет и загораются лампы красного цвета. Полная дезориентированность охватывает сознание.

В распахнутую дверь вбегает охрана, они все словно на одно лицо. Знакомый делает истеричный выпад, нанеся удар противнику и бросается бежать, пока мои ноги немеют, не давая моему телу сдвинуться с места.

В творящемся хаосе разум окончательно теряется. Мой взгляд случайно сталкивается с глазами интернала. Того что был молодым. Он, как и его соплеменники, спокойно и беспрестанно наблюдает за мной. Я почувствую себя зверьком, которому дали возможность насладиться мгновением свободы и теперь все. Конец.

Охватившая меня паника смешивается с лютой злобой к этим монстрам, возомнивших себя богами. Срабатывает внутренний щелчок и скальпель в моей руке, блеснув холодным металлом, пронесся в сторону интернала с белой карточкой. Запястье обожгло болью от сильной хватки. Заныли кости, он вывернул мою руку, подтянув кисть выше к лопаткам. Немеющая от боли ладонь разжалась и скальпель выпал, со звоном ударившись об пол. Дыхание интернала опалило мне щеку.

– Чертов ублюдок, гори в аду, – прорычала я.

Он не ответил.

Краем глаза ловлю отлетающий колпачок от шприца, дергаюсь. Он держит крепко. Отпустил мою руку, сжал пятерней шею, наклоняя на бок голову. Черт. Не болезненный, но ощутимый укол и по венам разбегается прохладная усыпляющая жидкость. Слабость мгновенно окутывает, превращая сознание в темную дыру.

2. Условие.

– Субъект женского пола, IQ ниже среднего, зафиксируй. Потенциал 97 процентов, – низкий голос терзал мое пробуждающееся сознание.

Открыть глаза было сложнее, чем подняться в гору с тяжелым рюкзаком, веки не слушаются и тяжелеют, тело трясет и виски горят. С трудом приподнимая ресницы, я пыталась сфокусироваться на плывущей и двоящейся картинке. Высокая фигура, серебристый цвет. Он один. Не похоже, что я снова в лаборатории. Во всяком случае то, что попадается мне на глаза не выглядит как медицинское оборудование, остальную часть помещения не вижу. Хотя судя по стяжкам на руках, я опять к чему-то привязана. Моя голова тоже.

Ледяной взгляд жестоких глаз резко освежил в моей памяти последние события, взбодрил и картинка перед глазами сфокусировалась. Он заметил что я проснулась. Не выпуская из рук планшета, включает лампу и по моим векам бьет яркий свет.

Он снова фиксирует непонятные мне показания, отмечает мою реакцию на освещение и прочие непонятные мне детали.

«Что тебе от меня надо?» крутится на языке, но я молчу. К черту его и так понятно, что ничего хорошего.

– Субъект, зачем ты выдавала себя за представителя мужского пола? – слышу я и теряюсь. Не сразу понимаю, что интернал обращается ко мне. Они с нами не разговаривают, – субъект, отвечай на вопрос.

– У меня есть имя, – пытаюсь огрызнуться, преодолевая сухость во рту, – и я не выдавала себя за мужчину.

– Одежда, – коротко бросает он, обрисовав мой внешний вид в момент, когда меня поймали.

Немногословные идиоты. Я невольно истерично усмехаюсь. Какое же у них о нас стереотипное мнение, а еще считают себя высшей кастой. Как вообще они смогли получить столько власти с таким узким мышлением.

Мои размышления прерываются от болезненного разряда тока, прошедшего по моему телу. Каждую мышцу и суставы сводит. Болезненные судороги обрываются быстро, но каждая моя клеточка продолжает сжиматься в ужасе и ожидании наказания. Ничего не понимая, я уставилась на него.

Безразлично приподняв бровь, он постучал себя пальцем по затылку.

– Черт! – я сжимаю кулаки и в напряженные запястья вонзаются тугие крепления. Он имплантировал в меня чип. Ублюдок! Чипы ставили заключенным, контролируя их перемещения и наказывая за провинности и попытки бунтов.

– Субъект, я жду ответа, – напоминает интернал, будь он проклят.

– Нечего рассказывать, – слышу свой хриплый голос, хватая ртом воздух, – мне просто нравится такая одежда, – ловлю себя на мысли идиотизма диалога. Неужели интерналы свободные штаны и толстовку считают чисто мужской одеждой?

– Нравится выглядеть как мужчина?

– Нет. Просто удобно, – я прищуриваюсь от света, заметив как в его руке мелькнуло нечто похожее на пульт. Спешу добавить, – в городе вечером так безопаснее, вот и все.

– Похоже мой ответ его удовлетворил. Он опускает руку, делает пометки в планшете.

– Где я?

Он оставляет мой вопрос без ответа, поднял на меня глаза. Сколько цинизма и чувства собственного превосходства, аж зубы сводит.

– Что от меня надо?

– Субъект, вопросы задаю я.

– Так ты же ничего не спрашиваешь, – отзываюсь я и замечаю как мышцы его лица дернулись. Неприметно, но мне не кажется. Значит вывести интегралов на эмоции можно.

Поток мыслей гаснет и по телу снова бежит ток. Суставы сводит.

– Хватит, – вскрикиваю я, захлебываясь болезненными ощущениями. Как только поток разряда прекращается, нервно бормочу, – я молчу. Все. Обещаю, никаких вопросов.

Он отключает лампу и в моих зрачках скачут солнечные зайчики. Интернал опускается на кушетку, на которой я лежу. Смерив меня взглядом, от которого тело наполняется свинцом, он наконец заговорил:

– Тест показал у тебя высокий процент творческого потенциала. Довольно странно для субъекта с низким IQ, – интернал делает паузу, в очередной раз обращает взор к планшету. Похоже его озадачила полученная информация, – Я планирую исследовать твои способности, – заявляет интернал бесстрастным голосом, сместив с экрана на меня такой же безразличный взгляд, словно говорит машина, а нет тот, в чьих венах течет кровь, – я рассчитываю на сотрудничество. Можешь отказать, это усложнит процесс получения данных, но они будут получены. Но тебе будет хуже.

Вот как. Он сразу обозначает мне свои приоритеты. Для меня же все звучит образно. Чтобы лишний раз его не злить, шевелю пальцами правой кисти, изображая поднятую руку. Хлопаю ресницами в подобии кивка головы. Интернал лениво интересуется:

– Хочешь что-то уточнить?

– Да, а если соглашусь…насколько мне будет не хуже?

Светлая бровь на бесстрастном лице изгибается и в глазах-льдинках я вижу свое отражение.

3. Вопросы

– Твое пребывание здесь будет менее болезненным и более комфортным, – поднявшись с кушетки сообщает он.

Я наблюдаю за его перемещениями, насколько позволяет мое положение, скованное ремнями. Холодок бежит по спине, от увиденного в его руках шприца со склянкой. От его приближения мои нервы трещат по швам и пульс сходит с ума.

– Это глюкоза с витаминной эссенцией, – отложив склянку, интернал пальцами больно сжимает мою руку ниже локтя.

Спокойнее не становится. Неприятный укол, вызывающий тошнотворное помутнение и новую волну внутренней непокорности. Я не хочу идти на поводу событий и не хочу подчиняться. Он колет мне витамины, значит мое здоровье на данный момент ему важно. Так что ему нужно?

– Что вам нужно? – этот вопрос с придыханием срывается с губ. Не замечаю как учтиво обращаюсь к нему на «вы». У кого власть, тот и устанавливает условия, – вы сказали, что вам нужно от меня сотрудничество. В чем оно будет заключаться?

Он бросает в мою сторону презрительный взгляд, и каждый сустав сковывает льдом. Выкинув использованный шприц он снимает резиновые перчатки.

– Я не говорил, что мне нужно от тебя сотрудничество. Мне оно просто облегчит работу. В остальном мне безразлично.

Жестко и ничего не понятно. Мои мысли метаются в голове и сводятся к одному – я все-таки ему нужна. Иначе он бы не заговорил со мной. Где я вообще? Косо изучаю каждый угол взглядом и замечаю несколько интересных моментов. Они привлекают внимание и дают понять, это жилое помещение с небольшим кабинетом – лабораторией. Оборудования мало, много признаков комфорта. И за стеклянной перегородкой вырисовывается коридор, ведущий явно в жилую часть. Видно только кусок, но я не ошибаюсь. Так зачем я здесь? Почему? Я возвращаюсь к событиям в лаборатории до и четко вспоминаю как два интернала склонились над планшетом. Бинго. Прикрываю веки и морально расслабляюсь. Стараюсь ограничить поток воздуха в легкие и замедлить пульс. Чувствую, работает. В следующее мгновение интернал уже рядом и проверяет мое сердцебиение. Слышу как быстро хватает с одной из полок стеллажа еще одну склянку.

Для него я оживаю, прежде чем мне опять что-то вколют.

– Так что вам надо? – открываю глаза и вру, – я готова сотрудничать. Что делать?

Нет не готова. К черту интернала и его эксперименты. Они когда-нибудь добьют остатки людей в попытках перестроить мир под себя. Однако этот интернал одобрительно расслабляется, видно по лицу. А я для себя отмечаю, что эмоции у них все-таки есть. Слишком слабые для нас, почти пустые, но есть. Он точно не ожидал мое согласие и уточняет. Я подтверждаю:

– Да я готова к сотрудничеству.

Я ему не верю. Им вообще нельзя доверять. Но хочешь выжить, умей расставлять приоритеты и ждать…

Принцип охоты мародеров. Мне приходилось быть и в этой роли, прежде чем я забралась в город и попалась.

Интернал что-то фиксирует, опять щупает мои запястья. Конечно он не забыл надеть новые перчатки. И прикасание резины к коже не дает мне отвлечься.

– Я буду каждый день фиксировать данные. Тебе надо выполнять задачи, которые я дам, – сообщает он.

– Какого плана задачи?

– Ничего сложного, – сухо и образно отвечает.

Он освободил мои руки. И буквально сразу демонстрирует пульт.

– Без глупостей, – предупреждая, указывает на стол рядом, – присаживайся, субъект.

Ноги дрожат и все тело затекло, но я нахожу силы слезть с проклятой кушетки, дойти и сесть на отвратительно неудобный стул. Опять изматывающий свет лампы в лицо и резкая тень упавшая на скулы интернала.

– Начнем, – опустив на столешницу планшет, он разворачивает его ко мне. На экране тест, – пока вопросы, ответь на них, – он протягивает мне стилус.

Пробежавшись глазами по тесту, понимаю, это просто анкета. Где жила, как долго? Увлечения? Снова вопросы про увлечения и снова. Очень много акцента на личностные вкусы.

Я поднимаю на него взор. Сталкиваюсь с голубыми, как льдинки, радужками. Его светлая бровь изгибается. Он ждет. Выжидает как хищник. Даже в такой мелочи интернал показывает себя и я отмечаю, что боюсь. Очень боюсь. Он пока ничего не делает, но мне страшно во многом от безумных мыслей, что плодятся в моей голове и неопределенности.

Эти вопросы почти один в один копируют анкеты из старых девчачьих журналов, которые я однажды нашла на чердаке дома здания опустевшего города. Кажется анкета называлась «определи свой тип личности».

– Что дают эти вопросы? – стиснув зубы спрашиваю я.

– Кажется мы договорились, что вопросы задаешь не ты, – его лицо с чеканными скулами каменеет. Взгляд холодеет. Недоволен.

– Я хочу понять, – настаиваю и ладонь по инерции сжимает стилус.

– От тебя требуются только ответы. Судя по тому как он наклоняет голову на бок, в нем что-то вскипает.

– Для чего этот тест, – я настаиваю, – вам сложно ответить?

Он скользит по мне взором. Одна секунда, вторая и его рука неторопливо поднимает пульт. Я вскрикиваю раньше, чем он активирует разряд тока в качестве наказания и ладонь впивается до хруста в стилус, я вскакиваю и наношу удар, швыряя со стола планшет. Он не ожидал. Едва успел увернуться, но я попадаю ему в плечо и бью наотмашь. Потом бегу. Бегу по коридору, оказываюсь в гостиной.

Я была права, это дом. Может квартира, но точно жилое помещение. Взгляд падает на несколько предметов и вывод формируется сам собой – этот ублюдок притащил меня к себе.

Истеричный смех срывается с губ. Я кручусь на месте в попытках абстрагироваться. Чертовы дома интерналов, в них нет даже окон. Идеальная каста подобно пещерным жителям, закрылись в своих каменных минималистичных лофтах, построенных в каменных джунглях. Я бегу дальше. Вернувшись в коридор натыкаюсь на некое подобие вентиляции. Я выберусь, наверное, должна.

Руки тянутся к решетке. Трясу ее, пытаюсь сорвать. В голове все плывет и содрогается. Пальцы дрожат, а у меня ничего не выходит. На стену передо мной падает тень. Оборачиваюсь, вжавшись в бетон моей новой тюрьмы. Он медленно вытаскивает стилус из своего плеча и болезненный ток по нарастающей наполняя каждую мою клеточку, отключает мое сознание.

4. Пульс

Моя рука дрожит, но твердо держу палец на баллончике краски. Повисший в воздухе химический запах забивает легкие. Кашляю. Мой шедевр почти готов. Это мое послание этому гребанному миру. Мой личный акт протеста, оставленный на стене их монолита. Я только что испортила святыню интерналов своим художеством.

Жужжание над моей головой. Натягиваю шапку на глаза, оборачиваюсь. Лицо освещает теплый свет дрона. Меня заметили, но я почти закончила. Остался последний штрих и очень мало краски. Сжимаю баллончик и трачу остатки на дрон. Выпускаю все содержимое и пыльная желтая дорожка, разлетаясь по воздуху, заливает коптеру камеру наблюдения.

Баллончик падает из моих рук, ударяется об асфальт. Я бегу, прошмыгиваю за забор и петляю. Почти врезаюсь в черный электрокар представителей правопорядка. Торможу и падаю на попу. Интерналы в форме правоохранителей тащат в машину парня. Он поднимает голову, и мы встречаемся взглядами. Саймон?

Выражение его лица вызывает у меня ступор и терпкий привкус дурного предчувствия с ужасающими догадками. Меня подхватывают под руки и я моментально прихожу в себя. Дергаюсь, защищаюсь, но меня все равно швыряют в машину вместе с Саймоном.

Мои глаза в ужасе распахиваются, сознание выбрасывает из зыбкого сна и по телу бежит колкая дрожь. Осматриваюсь. Тихое просторное помещение, минимализм во всем и висящий серебристый пиджак на стуле напротив меня. Значит интернал где-то рядом. Где он?

Слышу едва слышимые шаги. Он приближается и меня не покидает ощущение, что я нахожусь в вольере, а вокруг нарезает круги опасный хищник. Машинально дергаю связанные запястья за спиной. Ну спасибо хоть что на этот раз мне дали посидеть, а не отправили на кушетку.

Интернал садится на стул напротив, подается вперед, опустив локти на колени. Наши лица оказываются на одном уровне. Пустые и в тот же момент яркие голубые глаза скользят по моему лицу, будто желают сканировать мои мысли.

– Я наслышан про тупость людей, но ты, субъект, меня удивила. Видимо программа ошиблась. Нет в тебе потенциала, – заявляет сухо он.

Он лжет. Не думала, что они умеют. Слышала, интерналы не лгут. Отсутствие эмоций лишает их потребности в таком чудесном занятии как обман. Похоже это очередная неправда. Я до сих пор жива, значит молодой интернал из совета десятерых сейчас лжет ради своей выгоды.

– Ну так убей меня, в чем проблема? – говорю преодолевая чудовищную сухость во рту.

Холодные глаза едва заметно прищуриваются.

– Я потратил на тебя много времени, – изрекают его губы, как у всех интерналов имеющие твердую линию. Они и вправду во многом идеальны. Смотря на него, вопреки всей своей ненависти, признаю их внешнее совершенство.

Сглатываю, меня мучает жажда и растет ощущение, что я только что ела сухой песок. Он что-то спрашивает, я не понимаю. Погружаюсь в себя и это происходит бесконтрольно. Балансирую на грани реальности и бреда. Сознание дребезжит и белобрысое лицо интернала расплывается перед глазами.

Длинные пальцы опускаются на мой затылок, сжимают. Он поднимает мою голову. Чувствую, всматривается мне в лицо, касается век. Я вижу его слабо сквозь завесу ресниц. Меня мутит, но я почему-то ловлю себя на мысли, что у него удивительно теплые руки. Длинные пальцы пытаются привести меня в чувства. Он подносит к моим губам воду. Пью и немного прихожу в себя. Исподлобья смотрю на него.

– Хочу знать…– еле ворочаю немеющим языком и у меня не получается озвучить до конца свой вопрос.

Интернал опускается на корточки, его рука проносится рядом с моим лицом, касается затылка, там где установлен имплант. Какое-то время он молчит. Затянувшаяся пауза давит на мое измученное сознание.

– Ты не можешь получить то, что хочешь так просто…верно? – сквозь стиснутые зубы обращаюсь к нему.

Вижу как плотно сжимаются и вытягиваются в прямую линию губы интернала. На идеальной переносице образовывается морщина от сдвинутых бровей.

– Я права, не можешь, – продолжаю злить его. И во мне вновь загорается угасший внутренний огонек. Отвратительное самочувствие ненадолго отступает, – я хочу знать, – повторяю ему.

Он наклоняет голову на бок и наконец заговаривает:

– Не думай, что ты особенная и тем более равная мне. Ты лишь одна из многих, у кого обнаружен высокий уровень творческого потенциала, – он резко поднимается и мне приходится задирать высоко голову. Интернал берет в руки планшет и запускает проекцию. Я не черта не понимаю из этой демонстрации. Он спрашивает, – ты знаешь что это? – я отрицательно мотаю головой, – это система разума интерналов. Она совершенна на девяносто семь процентов. Коэффициент равен искусственному интеллекту по своим возможностям, – интернал указывает на какие-то цифры и выбирает другой слайд с изображением мозговой активности человека, но в данном случае, как я понимаю – интернала. Он сообщает, – я руковожу этим проектом. Моя цель – заполнить три недостающих процента. Ваш вид не совершенен, – его слова звучат бесстрастно, но я прекрасно понимаю, что это завуалированное «ваш вид отстал от нашего идеального из пробирки». В этот момент я вставляю свое едкое:

– Но у нашего вида встречаются творческие способности, а вам они вроде, как и не нужны. Или я что-то путаю.

– Все верно, – холодно отзывается он, отрубая проекцию. Снова приближается, – сам по себе творческий потенциал переоценен. Вы не смогли использовать его в правильных целях.

– А вы можете? – мои иссхошиеся губы растягиваются в ухмылку. Сверлю его прямым взглядом, отражающим всю мою злость.

– Новая генетическая формула позволит нам вычислять вероятность со стопроцентным результатом.

Его ответ повергает меня в шок, ногти впиваются в ладонь, я на срыве спрашиваю:

– Для чего вам это нужно?

– Для блага нашего мира и людей, – заявляет интернал.

– Блага людей или таких как ты? – Изворачиваюсь, подаюсь вперед. Связана, но на мгновение забываю об этом, – вы понятия не имеете, что нужно людям, потому что вы не люди!

Наклон его головы показывает мне несогласие. В два резких шага он сокращает расстояние между нами. От внезапности его движений вжимаюсь в стул, на котором сижу. Интернал наклоняется, нависает, почти коснувшись торсом моего носа. Пытаюсь увернуться, ожидая чего угодно. Сердцебиение подскакивает, обрывая дыхание. Он заводит свои руки мне за спину, рывком срывая крепления. Мою освобожденную кисть он дергает на себя, отчего я едва не свалилась со стула и прикладывает мою ладонь к своему запястью.

Обескураженность поглощает меня, образовав в голове вакуум. В эту плотную мысленную завесу пробиваются звуки колышущегося сердца. Спокойное и размеренное тиканье. Кончиками пальцев чувствую как под его плотной кожей пульсирует жизнь. Он выжидающе смотрит на меня, сообщает:

– У меня есть пульс. Я, как и ты и твои соплеменники – дышу кислородом. Видишь, я человек.

– Только технически…– шепчу в ответ, не в силах оторвать ладонь от его вены. В голове по-прежнему звучат удары, неся за собой поток личностного удивления от открытия. Я и вправду никогда не задумывалась, хотя знала о том, что генетически они как мы, только совершеннее и родились другим путем. Не естественным. – вы бесчувственные, неэмоциональные…умение дышать не делает вас автоматом людьми. Вы машины, – я обращаюсь к нему, но говорю это скорее себе.

– Это формальности не имеющие значения, – интернал отпускает мою ладонь, разворачивает планшет к моему лицу и я опять вижу список дурацких вопросов. Голос интернала звучит угнетающе и неоспоримо, – начнем.

Не спрашивает, утверждает. Он уверен, что у меня нет выбора. Но я считаю иначе.

5. Особенная

Последний вопрос и я покосившись на интернала, ставлю галочку и возвращаю ему планшет.

– Дальше что? – спрашиваю, ощущая как во мне подрастает наглость. Страхи к нему притупляются. Пока я ему нужна, все будет в порядке. А мне нужно выиграть время.

– Нужно определить прогрессию.

Я слабо представляю о чем он. Картина проясняется, когда вижу в его руках знакомый обруч с датчиками. Машинально стискиваю до скрипа зубы.

– Садись поудобнее, – бросает он, переключаясь на настройку оборудования.

Легко сказать. Из удобств только жесткий стул. Интерналы не особо тяготели к комфорту. У меня от одной только спинки этой мебели уже болела поясница, но стараюсь принять наиболее комфортное положение, насколько возможно. Он заносит над моей головой обруч и опускает его. Зажмуриваюсь в ожидании, когда в мои виски вонзятся тонкие иглы.

– Расслабься, – опять слышу голос с металлическим отзвуком.

Просто киваю, задерживаю дыхание и после укола, от которого помутнение бежит по венам, выдыхаю.

Боковым зрением наблюдаю за ним. Он периодически поднимает голову, посматривая на меня. Я пытаюсь угадать хоть частично, что у него в голове. Насколько вообще эти ублюдки способны понимать, что перед ними живой человек, а не компьютер, из которого можно бесконечно сканировать данные.

Странное напряжение скользит по его лицу.

– Что-то не так? – спрашиваю, прикасаясь к своему горлу. По-прежнему чувствую жажду. От прикрепленного ко мне оборудования она усиливается.

– Ни так, – он едва ли не бросает планшет на стол, в два шага оказывается рядом и рывком срывает с моей головы обруч. Резко разорванный контакт с системой, как удар металлического хлыста. Вскрикиваю. За ним закрывается дверь. Я остаюсь одна.

Немного помедлив приближаюсь к двери, представляющую собой глянцевую гладкую поверхность без ручек. Провожу по ней ладонью, толкаю. Не поддается. Он запер меня. Логично. Пошатываясь, обхожу помещение средних размеров. Это не та комната в которой я очнулась ранее. Здесь почти нет мебели, только два стула, железный стол и кое-какое оборудование. Маленькая вентиляция под потолком. Все предусмотрел, чудовище.

Опустившись на пол, вытягиваю ноги и облокачиваюсь спиной на бетонную стену. Тут довольно душно, холод стены немного спасает. Меня мутит и я ненадолго отключаюсь. Теряюсь во времени, просыпаюсь от звона металла. Он принес мне еду. Опустил на столешницу железную тарелку с пюре и куском мяса. Рядом поставил воду. Приборов нет.

– Как мне есть?

Не отвечает, просто уходит. Возвращается, швырнув мне коробку влажных салфеток. Намек понятен. Он мне не доверяет даже столовые приборы.

Кое-как я справляюсь с пищей и с его возвращением на моей голове опять оказывается обруч. Весь процесс длится бесконечно долго и я наконец расслабляюсь, но не из-за привыкания, а нехватки у меня сил. Система словно выкачивает из меня энергию. Внутренняя усталость подтачивает, вызывая онемения в конечностях. Интернал мрачнеет на глазах.

– Твои показания ухудшились, – он откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди, – меня не устраивает результат.

В ответ молча пожимаю плечами. Слабость накатывает волнами, в голове полное безразличие ко всему.

– Настройся, – жестко бросает он, поправляя на мне оборудование.

– Я не могу, плохо себя чувствую, – ловлю на себе ледяной взгляд без намека на понимание. Быстро, но слабым голосом добавляю, – за последние несколько суток меня неоднократно накачивали препаратами, я толком не спала и эта система просто меня убивает. Не знаю, что с ней ни так, но меня мутит.

Он дослушивает, пристально изучает мои черты, безразлично отворачивается. Слышу как он сухо произносит:

– Мне нужны данные.

– А мне нужно отдохнуть и хотя бы какой-то комфорт, – заявляю из последних сил, – сколько времени будут проходить эти опыты?

Мысленно представляю, что длится вся тягомотина будет долго и от этого дергается глаз. Конечно, все могло быть хуже, но уже сейчас во мне растет болезненная апатия с физической измотанностью.

– Зависит от того, как быстро будут получены нужные сведения.

– А что потом? – зачем-то спрашиваю я и тут же сталкиваюсь с холодными глазами. Их лед сковывает меня и по затылку бежит змейка дрожи. Абстрагируюсь, выношу свое предложение, – мне нужны более комфортные условия. Я хочу в душ, свежую одежду и кровать.

– Это все? Закончила? – светлая бровь выразительно изгибается. Он опускает подбородок к экрану гаджета, теряя ко мне интерес.

– Еще сутки отдыха, – поджимаю губы, выстраиваю аргумент, – иначе мне будет еще хуже и ты с меня вообще ничего не получишь.

Интернал поднимает на меня взор и меня словно пронзают ледяные стрелы. Я буквально вижу как его зрачки сужаются и расширяются, словно сканирует. Недоволен и раздражен. Помещение наполняется чем-то едким и тяжелым. Кислород пропитывается металлом и интернал шумно встает на ноги. Рука тянется к моей голове, точнее к обручу с датчиками.

– Я сама сниму! – поспешно выговариваю, пытаюсь увернуться, но его пальцы уже сжались на фиксаторе и я морально приготовилась.

Ахаю и делаю лихорадочный вздох. Потирая виски, зло шепчу захлопнувшейся двери:

– Чудовище. Как же я вас ненавижу.

Я снова одна и опять заперта. Ненависть и злоба желчью подкатывают к горлу и душат. Смотрю на решетку вентиляции под потолком. Туда даже мой нос не пролезет.

Решаю – мне нужно уговорить его выпустить меня отсюда.

Давить на жалость бесполезно, но ему же нужны от меня результаты. Если сработает, то буду стараться показывать продуктивность. От кочевников, с которыми я долго жила, слышала множество слухов про психологию интерналов. В городе некоторые из них подтвердились. Один рассказывал про прямолинейность мыслительных процессов элиты. Интерналы думали как компьютерная система. Все сводилось к вычислениям по заявленным данным. Они не были гибкими. В этом плане мы люди – их превосходили. Жаль, что во всем остальном сильно уступали, поэтому интерналы и победили, обратив наши города в колонии и навязав свои правила.

Некоторые люди сбежали от созданной системы, став кочевниками, избегающими колоний, живущих по правилам верховенства совета десятерых. Я выросла среди кочевников, не помня как к ним прибилась.

В памяти всплыл короткий эпизод из детства.

Я нахожу в походном сундуке моей названной матери пачку старых потертых картинок. Последние остатки былой цивилизации. Рассматриваю. На них так много зеленого и синего. Узнаю небо, но оно другое, голубое с белоснежно-пушистыми комочками.

Мы привыкли его видеть задымленным и желтеющим. Говорили, что оно такое из-за засухи. Интерналы создали систему выращивания растений в новых условиях, но сама природа не часто поливала почву дождем. Только в такие редкие мгновения небосвод преображался, наполняясь розовыми оттенками.

Картинки в моих руках раскрывают мне еще один секрет. Я вижу деревья и реки. Не сразу понимаю, но внутреннее чутье выдает подсказку. Сознание наполняется порывами радости и одухотворения.

Прикрыв веки, я иду по этому лесу. Босые стопы щекочет влажная трава и ушей касаются непривычные звуки, но действуют успокаивающе. Легкие поглощают душистый воздух, я вдыхаю его и не могу насытиться. Поднимаю голову, всматриваясь в лучи теплого мягкого света, пробивающиеся сквозь кроны деревьев.

Взгляд фокусируется на мелких пылинках, зависающих в воздухе в золотистом потоке. Протягиваю к ним руку, желая поймать. Один мелкий комочек опускается на подушечку пальца и с легким потоком ветра от моего дыхания уносится дальше.

Мое внимание переключается на журчание воды и воображение уже рисует ее прохладу, обивающую камни. Пока я путешествую в мире грез, не замечаю как моя рука, сжимая кусок зачерствевшего мела, вырисовывает узоры. Все обрывается. Моя названная мать ловит меня за моим занятием и я уверена, что она рассердится. Но нет.

Поздно ночью, когда небо накрыла тьма, она просит меня рассказать, что я вижу. Закрыв глаза, я вначале молчу и погружаюсь в свое воображение, затем описываю звезды. Их много и они светят тускло, освещая мрачный небосвод. Тепло от нашего потрескивающего костра, добавляет мне красок в мысли и мой рассказ обретает объемы.

Моя названная мать говорит, что я особенная, ведь способна видеть то, на что больше не способны другие люди. Я спрашиваю ее: «как я к ним попала и где мои настоящие родители», она молчит. Накинув мне на плечи одеяло из лоскутков, переворачивает прожаренного суслика на огне и просит никому никогда не рассказывать о своих грезах.

Интересуюсь: «почему?». Она повторяет и уточняет: «придет время, ты нам поможешь, но они не должны знать…»

Я возвращаюсь в настоящее и с грустной внутренней иронией провожу параллель между случаем из детства и последними сутками в плену интернала.

Кстати, интернала долго не было.

Хмурюсь и косо поглядываю на планшет на столе. Он его оставил. Видимо будучи уверенным в моей человеческой тупости и неумении обращаться с гаджетами. Но он ошибается. Не зря я в городе какое-то время прожила. На черном рынке часто выставляли на продажу поддержанное оборудование и местные его ремонтировали запчастями личного производства. Встречалось и краденное. Так сложилось, что я знала как разблокировать их в обход отпечатков пальцев. Нужные люди научили.

Смеряю боковым зрением выход, прислушиваюсь по привычке, хоть это бесполезное занятие. Интерналы сплошь используют звуконепроницаемое стекло. Беру в руки гаджет, вспоминаю. Мой мозг слабо запоминает цифры, но я хорошо визуализирую и перед глазами четко всплывает воспоминание с клочком бумаги на столе старого знакомого барыги. Повторяю инструкцию и блокировка снимается, на экране высвечивается приветствие:

«Приветствую Вас Йолан Рин».

Ага, значит ублюдка интернала зовут Йоланом. Покусывая губы, листаю информацию и матерюсь. Читаю несколько итоговых записей: «очень высокий творческий потенциал», «феноменальное воображение», «высокий уровень…»

Не успеваю дочитать, стеклянная дверь распахивается и я машинально блокирую экран, бросаю на стол гаджет и отскакиваю на шаг.

Он останавливается, медленно проходит взором от меня к планшету на столешнице, о чем-то думает. Хмуро смотрю на него исподлобья, жду. Дальше интернал распахивает стеклянную дверь и рукой указывает мне на выход.

6. След

Я неспешно и неуверенно прохожу мимо него. Выглядываю за дверь и создается ощущение, что сейчас попаду в другой мир. Я бегала здесь в поисках спасения и тогда во мне бушевали эмоции. Сейчас я шагнула в коридор с захватывающим чувством открытий. Я в его берлоге и он пока что идет на контакт и небольшие уступки. С недоверием оборачиваясь. Интернал стоит облокотившись на стекло, наблюдает, приподняв бровь. Кивает в нужную сторону. Я иду вперед и ощущаю его шаги за спиной. Он выдерживает расстояние. Молча останавливается и я слышу, как он толкает одну из дверей. Возвращаюсь, заглядываю.

Душевая. От радости я невольно подпрыгиваю. Даже усталость отступает. Наконец я смогу хоть помыться.

– Не совершай опрометчивых поступков, – заявляет он, явно имея в виду мою очередную попытку побега.

– Ни в коем случае, – отзываюсь, рассматривая систему подачи воды. Металлические вставки, просто в стене и большой квадрат на потолке, усыпанный точками подачи воды. Придется повозиться, для меня стандартные вертушки с лейкой привычнее.

Собираюсь закрыть дверь, но он просовывает ладонь в проем, не дав мне это сделать.

– Серьезно? – ошарашено спрашиваю его, – ты же не собираешься тут стоять, пока я моюсь? Или хочешь за компанию со мной? – не могу сдержать смешок.

Он прищуривается, наблюдая за тем, как мои губы непроизвольно расплываются в улыбке. Понятно, шутку не оценил. Кажется, я смогла прочитать в его глазах ясный намек, что с такими как я, он точно душ не разделит. Печально, а так хотелось. Взгляд интернала наполняется свинцом и моя улыбчивость сходит на нет.

Осознание, что сейчас он покарает меня за безобидную шутку, дурным предчувствием сотрясает душу. Переступаю с ноги на ногу и виновато отвожу глаза в сторону.

– У тебя есть пять минут, – обозначает он рамки и перед выходом бросает, – дверь останется открытой.

– Но? – моя челюсть отвисает, – пять минут? Да я возиться с душевой системой буду дольше. Черт!

«Пять минут, пять минут» – колышутся мои мысли, а руки скользят по металлу широких кнопок. Куда нажимать-то?

Надавливаю на одну из них, матовое железо легко поддается и на меня сверху масштабным потоком льется холодная вода. Отскакиваю. Сыплю ругательствами, нервничаю и пробую настроить систему. Руки дрожат, дыхание перехватывает. Проверяю ладонью изменения температуры. Капли воды разбиваясь об кожу, теплеют. Ура. Я шустро скидываю намокшую одежду, подставляю лицо потокам горячей жидкости. Тепло жидкости окутывает, прогревая каждый сантиметр кожного покрова. Немного залипаю и на секунду забываю про время.

Очнувшись, использую последние минуты по максимуму. У меня даже получилось найти гель для мытья. У кочевников приходилось быстро мыться ради экономии. В городе – по причине быстро заканчивающейся горячей воды в баке. Но жилище интернала побило все мои рекорды по скорости. Я просто не хотела получить новый разряд тока по своим суставам. А сомнений в том, что он может додуматься это сделать в душевой, у меня не было. Напротив, я была уверена, что именно таким способом он меня отсюда предпочтет изгнать.

Одна мысль о нем уже вызывала зубную боль. Укутываясь в полотенец, поморщилась и подняла глаза на свое мутное отражение в запотевшем зеркале, проведя ладонью по стеклу, неспешно повернулась затылком, пытаюсь рассмотреть имплант. Как же неудобно. Я прикасаюсь к нему и прощупываю кожу рядом. Она горячая, воспаленная. Машинально сглатываю. Может это и есть главная причина моего плохого самочувствия.

Прикасаюсь ладонью к вискам и лбу. Не понимаю, но они кажутся мне теплее чем должны быть. Зачем-то я смотрю на свои руки. Местами с пальцев еще не сошла случайно попавшая краска. Тру их. Зачем? Почему? Я патологически хочу убрать все следы и любые намеки на свое маленькое хобби. Задачу интерналу не облегчу. Помощь в поисках нужных данных в мои планы точно не входит. Я буду создавать видимость сотрудничества, но испорчу что смогу и найду способ сбежать.

Перестаю замечать все вокруг. Мое внимание полностью поглощается желанием отодрать свои пальцы и вычистить цветные кусочки, въевшиеся в кожу с кутикулы.

Я даже не замечаю упавшую на меня тень и в какой-то момент снова поднимаю глаза на зеркало, где след от моей ладони плавно затягивался дымкой от пара, наполняющего ванную комнату.

Он за моей спиной. Туманное отражение отлично передало всю его зловещую мощь.

Оборачиваюсь так резко, что сводит шейные мышцы.

Пять минут точно прошли, возможно больше и он здесь. Щас начнется. Внутри все сжимается от морального давления. Меня словно держат под незримым прессом, который в любой момент может сжаться сильно – сильно и прихлопнуть меня. Это не дело. Надо выбираться как можно скорее, но я даже не знаю, где находится это жилище. Дом это или квартира?

На языке уже крутятся примерные извинения, чтобы его отвлечь, но они растворяются. Все мои мысли в одночасье гаснут. Интернал напротив меня стоит в расслабленной позе, но даже она при полном отсутствии напряжения воспринимается мной враждебной, несущей страдания и проблемы. Но больше всего меня обескураживает его взгляд, направленный ниже моего подбородка. И от него начинает припекать ключицы. Черт, он сейчас смотрит на мои ключицы. Я схожу с ума? Мне это кажется?

Моя рука на автомате прикасается к верху полотенца, словно хочет убедиться, крепко ли оно держится на груди, а разум по-прежнему не доверяет и отрицает.

Нет, я не брежу. Бесконечно ледяные глаза интернала скользят по моим обнаженным плечам и поднимаются к шее, оставляя незримый и колкий след. Меня начинает лихорадить. Внутреннее чутье предупреждающе оглушает звоном в ушах и я по инерции вжимаясь в столешницу, задев рукой у раковины подачу воды и шипение жидкости моментально отвлекает интернала. Он подняв голову, на секунду задерживает взгляд на моем лице. Нечитаемый и странный, но непривычно глубокий. Я успела уловить свое отражение в его зрачках, но оно так быстро угасло под покровом безразличия и пустоты, что скорее всего мне показалось.

– Свежая одежда, – он кладет на столешницу из серого камня тонкую стопку светлой ткани.

В его голосе прослеживается хрипота. Тембр звучит ниже обычного, я не глядя протягиваю руки к одежде, а сама всматриваюсь в черты интернала. Сейчас они, как и раньше бесстрастны. Он моментально отводит взгляд в сторону и уходит. Слишком резко и быстро, будто близко не хочет находиться со мной в одном помещении.

Странно и непонятно. Он дает мне еще немного времени одеться, и я стараюсь воспользоваться им по полной. Привожу себя в порядок, надев принесенную мне пижаму. Вполне удобная и ткань хорошая. Сойдет.

Собрав старую одежду, направляюсь к интерналу. Ориентироваться в доме становится немного проще. В целом здесь не такая безумная структура планировки, как мной воспринималось в начале, но жилище действительно масштабное. Во всяком случае для моего восприятия. Помещение, в котором я нахожу Йолана, представляет собой целый зал с минималистичной лестницей, ведущей на другой этаж. В центре – огромный полукруглый диван с несколькими креслами. Большой экран, напротив развернутой в его сторону дивана, занимает едва ли не половину стены. На полу между мебелью – стекло с проекцией огня.

«Дорога в ад» – отмечаю я.

Интернал стоя в центре искусственного пламени, внимательно смотрит на экран, через прозрачные стекла очков, с мигающими датчиками у дужки. Он водит рукой по воздуху, то листая изображения на мониторе, то вбивая некие данные. Я делаю небольшой шаг и вытягиваю шею, дабы рассмотреть лучше, но интернал меня замечает.

Обернувшись, снимает очки.

– Что делать со старой одеждой? – протягиваю ему мокрую и потертую стопку.

Кивком он приглашает следовать за ним. И мы снова в коридоре, где он открывает настенный люк. Жестом предлагает закинуть вещи внутрь. Я делаю. Йолан закрывает дверцу люка и приложив руку к датчику, говорит:

– Утилизировать.

Раздается шум, подобный мощному потоку выпущенного жара и мне патологически хочется закрыть уши, но я не дергаюсь. У него тут целый крематорий. Эта мысль ужасает до трясучки в конечностях.

Интернал направляется в зал и я следую за ним хвостиком.

– Ты всем довольна? – внезапно спрашивает он, опускаясь на полукруглый диван.

– Еще не разобралась. Что дальше?

За одежду решила его не благодарить. Обойдется.

– Я с нетерпением жду, когда твое самочувствие улучшится, – сообщает интернал, хотя звучит так, словно он говорит о технике, которую после починки можно снова эксплуатировать.

– А что с местом для сна? – переминаясь с ноги на ногу, поглядываю на него исподлобья. Он надев очки, уткнулся в планшет, но услышав мой вопрос, неспешно поднял голову. Я дублирую вопрос, – где мне спать?

– Где хочешь, – сухо предлагает он, – этот диван тебе подойдет?

– Да. Вполне.

– Значит можешь спать здесь, – он опускает подбородок к экрану гаджета, дав понять, что разговор окончен.

– Я пройдусь? – на всякий случай спрашиваю.

– По этому этажу, да, – отвечает сухо не поняв головы.

– Хорошо, ладно, – бубню себе под нос и иду исследовать территорию.

Неспешно разгуливая из стороны в сторону, коротаю время, стараясь не думать о будущих планах интернала. Хожу, смотрю. Периодически прощупываю встречающиеся двери. Все кроме ванной заперты.

Оглядываюсь, ускоряю шаг и двигаясь в сторону вентиляции, через которую ранее пыталась сбежать.

7. Вопросы

Я почти перехожу на бег и пульс колышется. Надежда захватывает мои чувства, придавая энергии. Буквально в двух шагах от вентиляции вижу решетку и резко останавливаюсь. Он ее запаял.

– Черт, вот же…

Вовремя осекаюсь, прикрыв ладонью губы. Ублюдок все предусмотрел. Или нет…?

Что на втором этаже? Его личная спальня? Еще одно вентиляционное отверстие?

Вернувшись в большую комнату, поглядываю на лестницу и продолжаю выстраивать догадки.

Интернал по-прежнему занят. Сейчас он ведет себя так, будто меня не существует, но он разрешил мне свободно перемещаться в допустимом радиусе и частично пошел на уступки. Еще раз убеждаюсь в том, что ему мои способности важны и получить их без сотрудничества со мной он не может. Возможно как раз стоит напомнить ему о себе и не давать забыть.

Прикусив губы, я аккуратно опустилась на кресло напротив него. Никакой реакции. Вначале я просто сверлила его взором, но это не сработало. Тогда я подвинулась поближе к краю кресла и достала босой стопой проекцию на полу. Постучала раз, второй. Еще несколько раз и наконец брови интернала недовольно сдвинулись на переносице. Он отвлекшись от планшета, поднял на меня взгляд.

– Почему совет десятерых так называется? – спросила первое, что пришло в голову.

На самом деле я это знаю. Все знают. Но мне надо начать диалог. Чем не повод.

– Мы принимаем решение сообща и каждый из десятерых имеет свою сферу ответственности, – он выдал целое предложение. Больше слов, чем я рассчитывала, значит можно пробовать дальше задавать вопросы. Интернал снова переключил внимание на планшет, но я не унимаюсь и поспешно интересуюсь:

– Вы правда способны общаться телепатически?

– Да, – Йолан не поднимает головы.

– А мысли людей вам тоже доступны? Ну в смысле нас. Мои например.

Он проводит пальцем по экрану, продолжая концентрироваться на нем. Замечаю как он сняв очки, едва уловимо хмурится, не глядя на меня поясняет:

– Мы созданы системой и в наших генах изначально заложена способность понимать друг друга. Вы рождаетесь биологическим способом, телепатическая связь отсутствует и как между собой, так и с нами.

– А разве производство интерналов не является биологическим, вы же вроде повторяете тот же путь, только в капсулах.

– Нет, – негромко и сухо бросает он, – наша генетика программируемая заранее, как и дизайн до формирования эмбриона.

– То есть вы все-таки программные, – подхватываю я стискивая подлокотник. Подаюсь вперед к нему, – а говоришь, что такой же человек как и я. Выходит что это не так.

Он молчит, сжимая в руке свои очки с датчиками. По-прежнему смотрит в планшет, но я готова поклясться, он отвлечен.

Подпираю кулаком подбородок и снова выбиваю дробь стопой об стекло проекции.

Похоже у интернала нервы все-таки есть и они немного сдают. Отложив в сторону очки с гаджетом, он выпрямился. С плохо скрываемым раздражением откинулся на спинку дивана и все-таки поднял на меня взор.

– Еще вопрос? – прищурился, наклонив голову на бок.

– А по какому принципу система вас формирует? Бывают сбои? Как определяют, кто попадет в тот же совет десятерых? Ты для него довольно молод, почему ты там?

Похоже от меня прилетело слишком много вопросительных слов, его матрица сейчас рухнет. Во всяком случае, я на это надеюсь. Интернал сканирует меня пронизывающим взглядом, будто пытается проверить возможность телепатически забраться мне в голову. Отвечает, но не сразу:

– У системы есть установки. Принцип работы формируется на природной генетике людей и в задачах стоит убрать недостатки и сгенерировать нужные качества. Но она недостаточно совершенна и заложенная генетическая программа иногда выдает ошибки.

– Незапланированные недостатки всплывают?

– Верно, – он ждет. Понимает, что я не успокоюсь.

Надо же, у нас с ним в прямом смысле завязывается диалог. Возможно я одна из немногих людей, прообщавшаяся с интерналом больше двух минут. Не могу упустить возможность узнать больше, уточняю от балды:

– Выходит, у тебя оказалось меньше недостатков и ты попал в совет несмотря на свой возраст?

Я не знаю сколько ему лет, но он точно молод. Редкость для такого карьерного роста. Мой вопрос добавляет пристальности его взору, которым он впивается мне в зрачки. Кивает. Я задумываюсь и решаю спросить:

– Данные, которые ты хочешь получить от меня, связаны с системой которая вас создает?

– С ней тоже, – интернал отвечает после небольшой паузы и в голосе проскакивает напряжение. Он сразу дает понять, что дальше данную тему обсуждать не будет, – для тебя достаточно информации.

– Хорошо, – соглашаюсь только потому, что не хочу упустить ниточку возможности разнюхать больше, но попозже. Интернал осторожничает, мне тоже стоит.

Он возвращается к работе, но не выглядит сосредоточенным. Мои глаза бегают по углам помещения, что-то ищут. Возможно я хочу найти полезные зацепки, но даже не знаю, что ищу. Верховная элита не сильно помешана на бытовых ностальгических мелочах.

Заправив влажные пряди волос за ухо, косо посматриваю на него и ловлю его взгляд на себе. Недолгий и мимолетный, вызывающий во мне бурю смятения и необъяснимого едкого чувства. Как только наши взоры схлестываются, его интерес переключается. Интернал отводит глаза и опять пялится в свой планшет.

Он потирает пальцами виски и явно пытается сосредоточиться. Едва слышный выдох тоже не скрывается от меня.

– Я никогда не видела среди интерналов женщин. Они существуют? – спрашиваю не из любопытства, а чтобы привлечь внимание. Исподтишка наблюдаю за ним.

– Нет, – подняв голову, он в очередной раз убирает планшет.

«Прости ублюдок, но работать у тебя сегодня не получится» – ехидная мысль подстегивает мое желание его достать. А лучше вывести из себя, заодно проверить, насколько они не эмоциональны.

– И каково это? – закинув ногу на ногу, скрещиваю пальцы на колене.

– Что именно?

Придумываю по ходу. Мне нравится, в какое русло уходит наш диалог. Чем больше вижу не выраженную, но заметную реакцию интернала, – тем больше нравится.

– Жизнь без женщин. Разве вам так не скучно? У людей отношения – важная составляющая.

В чертах Йолана проскальзывает напряжение и отголосок растерянности. Видимо над подобным он никогда не задумывался и мое любопытство завело его в тупик.

– У нас нет таких потребностей, – тембр пропитывается металлом. Он раздражен и избегает зрительного контакта.

– А как же секс? – этот вопрос сам собой слетает с губ.

Живя с кочевниками, я наблюдала только потребность в семье, но с переездом в город обнаружила феноменальную востребованность в индустрии развлечений. Мужское население горожан очень даже интересовалась близостью. А как дела обстояли с этим у интерналов? Технически они же мужчины или я ошибаюсь?

Я не заметила как в моих глазах заиграли чертики. Пустившись в безумный пляс в моей голове, они устроили настоящий апокалипсис. Я покраснела, но любознательность вспыхнула с новой силой. Мне стало душно.

Интернал поднял бровь. Он видел мое любопытство и реагировал на него неоднозначно, во всяком случае для бесчувственных интерналов. Я отметила как по четкой линии его губ скользнуло удивление.

– Почему тебя это интересует? – задумавшись, он явно искал в моем вопросе подвох и как же он на самом деле был прав.

– Просто интересно, как вы устроены, – пожав плечами, я подняла ладонь к линии волос над ухом и неторопливо поправила прядь. Следила за его реакцией и она последовала. В одну долю секунды холодные глаза задержались на моей руке и в них что-то промелькнуло.

Вот значит как. В моем сознании раздался щелчок.

8. Совместный ужин

Мы погрузились в молчание. Сидя друг напротив друга, я чувствовала как подогревается воздух. Щеки немного пощипывало, но я решила продолжить донимать его по откровенным темам. Меня забавляла его реакция.

– Мужчин обычно интересует секс.

– Я интернал, – он немного подается вперед мне на встречу, кладет руку на подлокотник.

– То есть ты не мужчина? – Прикусываю губы, дабы сдержать свои эмоции, то ли смущения, то ли саркастичной радости.

Бровь интернала изгибается еще выразительнее. Он всматривается мне в глаза и на едва уловимое мгновение взглядом опускается ниже по моему лицу и возвращается обратно. Жгучий след остается, вызывая ощутимые полыхания на коже. Я догадалась куда он смотрел и сама отвожу взор. Смещаю на его руку, сжимающую подлокотник. Она расслабляется. Интернал возвращает себе контроль. Говорит спокойно и безразлично:

– Мужчина, но я не живу первобытными инстинктами. Не думай, что присущие вам потребности для меня имеют значение, – палец его руки на подлокотнике слегка ударяет по кожаной обивке дивана. Йолан будто подводит черту и ставит точку, – это причина нашего превосходства над вами. Ваши пороки в нас исключены при рождении, – добавляет он и от его слов я чувствую разливающуюся кислоту, бегущую по венам.

Он указал мне мое место. Как и все интерналы, в очередной раз подчеркнул ничтожность людей. Может они были правы, поэтому мы и проиграли? Войны не было, мы просто постепенно стали тем, чем стали, а они взяли верховенство, как более совершенный и приспособленный вид. Они презирали нас за наши людские интересы и желания и… они победили.

Резко поднявшись, интернал приближается и его плавные, совершенно спокойные движения сливаются с искусственным огнем проекции. Мой мозг рисует ассоциацию с дьяволом, который вот-вот протянет ко мне свои когти и затащит в ад.

Пугающее наваждение растворяет последние остатки сомнений – передо мной действительно не человек. Похоже я слишком сильно в эту секунду погрузилась свое воображение. Вся зала в одночасье запылала огнем и легкие обожгло жаром. По инерции я вжалась в спинку кресла, в ужасе уставившись в горящие веки и упавшую на лицо кровавую тень интернала.

Остановившись в полушаге, он слегка наклонил голову на бок и жуткие грезы развеялись, но мой пульс продолжал сходить с ума, затрудняя дыхание.

– Ужин через час. Могу дать тебе успокоительного, – сообщил интернал, – люди во время нервозного состояния подвержены рискованным поступкам.

– Нее, не нужно…все нормально, – отрицательно мотаю головой.

– Хорошо, – он отворачивается, направившись к лестнице.

Слежу за ним. Йолан скрывается за дверью одной из комнат. Я почти на сто процентов уверена, что там его спальня. Он же должен где-то спать.

Я долго смотрю не моргая на площадку второго этажа и от сухости глаза пощипывает. Одна мысль не дает мне покоя – почему он притащил меня именно сюда, в предположительно свой дом. Я не вижу других интерналов и тут его немногочисленные вещи, он распоряжается всем как личными апартаментами, значит это именно его жилище. Но почему сюда? Задавая снова и снова себе этот вопрос, я запустила пальцы в волосы, до отрезвляющей боли стянув виски. Прошлась в одну и в другую сторону. Он был прав – я нервничала и сильно. Невроз заполнял разум рывками, периодически отступая, чтобы захватить новую площадь сознания. Из-за нехватки способности к самообладанию, я вполне могла наделать глупостей. Опрометчивость была моей частой подругой. Спасало то, что организм поддавшись шоку, защищался и пока блокировал полное восприятие картины происходящего. Только благодаря этому я сохраняла относительное спокойствие. Нужно стараться разработать план и заранее обдумать каждый свой дальнейший шаг, пока меня не накрыла паника. Мое воображение только что дало сбой и интернал стал свидетелем. Врятли он понял, но я хорошо знаю себя и как излишняя взбудораженность со стрессами подстегивает мой поток сознания.

Я легла на пол в центре проекции. Прикрыв глаза, погрузилась в свои ощущения, навеянные грезами. Несуществующий огонь обрел для меня форму и обогрел кожу под тонкой тканью пижамы. Неплохой релакс. В отсутствии интернала расслабляться выходило качественно и быстро.

Я думала и анализировала. Абстрагировалась от окружающей реальности и погружаясь в себя, тянулась к самым тонким и неуловимым деталям. Нащупывала их и разбирала на мелкие фрагменты. Одна вещь цепляла и не давала покоя. Одна маленькая деталь в одночасье стала решающей. Я рассмотрела ее с разных углов, примерила в рамках нескольких ситуаций и резко открыла глаза, уставившись на широкие квадратные лампы под высоким потолком. Одна теория у меня сложилась, но ее надо проверить и убедиться в точности хода своих мыслей.

Оттолкнулась от пола и села вытянув ноги. Даже в сидячем положении меня подозрительно покачивало от легкой слабости и в районе импланта чувствовала воспаление. Прикоснулась. Кожа горела. Надо бы напомнить сволочи из совета десятерых про то, что подопытная его эксперимента страдает.

Негромкие шаги, донесшиеся с лестницы, вернули меня в горькую реальность.

Неужели час моей временной свободы уже иссяк. Жаль, а мне так нравилось не видеть его все это время.

– А что, время ужина пришло? – осведомилась у него.

Он ответил бесстрастным взглядом, жестом пригласил следовать за ним. Точнее приказал. Я вскоре увидела его кухню с полноценной столовой. Площадь на которой можно устраивать вечеринки. Длинный стол, за которым могла бы уместиться очень большая семья и оборудование готовящее автоматом нужную еду.

Йолан вбил нужную команду, выбрал блюда. Я стоя у него за спиной, заметила, как невелик был выбор. Всего пять позиций поделенных на подгруппы: протеин, углеводы, клетчатка. Мне даже грустно стало, всегда считала, что элита может позволить себе более роскошное питание, чем мы простые люди. Скучно. Поставив на другой конец стола тарелку с мясом, зеленым горошком и еще неведомой мне растительности. Он разместился по другую сторону.

Прежде чем сесть за стол, я на секунду представила, каково это – все время завтракать, обедать и ужинать одному. Я за период своей сознательной жизни никогда не была одна. Даже арендуя комнатушку в городе, делила кухню с кучей других соседей.

Подняв на него глаза, я изучила каждую черту. Идеальный профиль и выраженные линии, обрисованные светом, который идеально распределялся по гладкой коже. Интерналы очень красивы, как все искусственное, но в этом и крылась их однотипность. Они все были похожи, лишь мелкие детали и возраст добавлял им различия. Йолан мало чем отличался от своих собратьев. Светлые, платиновые волосы, голубые подобно льдинам глаза, от которых исходил сковывающий холод и твердые, хорошо очерченные, но ничего не выражающие губы. Красив, но так бессмысленно и пусто. Зачем им нужна привлекательность? Для кого? Друг друга не смущать, раз радовать глаз кого либо они не могли?

Распиливая мясо ножом, он делал это совершенно бесстрастно, так же как и разговаривал и жил. Смотря на него, я видела одинокую хорошо сложенную фигуру, олицетворяющую до дикости бессмысленное существование.

Они хотели нас втянуть в такую же жизнь…

Злость и обида внезапно подступили к горлу и рука, опущенная на стол по инерции, сжалась в кулак. В этом месте, где покоилась моя ладонь, должны были лежать столовые приборы, но их не было. Хоть бы китайские палочки выдал или боится, что я воткну их ему в глаз?

Нет он не боится. Страх слишком сильная эмоция для интерналов. Так в чем проблема? Мои мысли лихорадочно метались в поисках ответа. Этот гад зачем-то предпочитает держать кухню закрытой. Неужели из-за наличия столовых приборов. Вряд ли я ножом и вилкой смогу разворотить решетку вентиляции.

Повернув голову к кулинарному автомату, соображаю, насколько он связан с системой дома. Может переживает, что я его поврежу и что себя покалечу, тем самым испортив ему эксперимент?

В мозге формируется каша. Спутанный клубок догадок и предположений мечется из стороны в сторону. Не выдерживаю и подняв кулак, с гулким ударом опускаю его на столешницу.

– Можно мне нож с вилкой? – спрашиваю я достаточно громко, чтобы он резко поднял на меня глаза.

– Нет.

– Почему? Как мне есть?

Смотрит. Черные зрачки сужаются, придавая светлым глазам хищный окрас. Вытерев губы салфеткой, швыряет ее на стол. С шумом отодвинув стул, направляется ко мне. Я исподлобья слежу за ним. Меня смущает то, как он сжимает в руке столовый нож. Стараюсь не выдавать себя, но ритм сердца ускоряется. Дышу ровно и медленно, но кислород болезненно застревает в горле. Интернал становится за моей спиной. Наклоняется и ощутимое онемение проходит по моему телу. Краем глаза ловлю блеск холодного металла ножа и машинально отодвигаюсь, когда его торс касается моей спины.

Вилка проносится рядом и вонзается в кусок мяса на моей тарелке, нож в его твердой руке делает надрез и у меня спонтанно дергается глаз. Я не обращаю внимание на то, как шелковистые светлые пряди прикасаются к моей щеке и виску. Замерев жду, когда он отодвинется. С продуктом справляется быстро и протягивает мне вилку, но не нож. Хотя он больше и не нужен. Как минимум для резки стейка. Интернал по-прежнему стоит очень близко, я не чувствую даже сантиметра расстояния между нами, от чего сильно напрягаюсь и не могу полноценно дышать. Кажется я лопатками чувствую его сердцебиение и пытаюсь абстрагироваться.

– Скажи честно, ты переживаешь что я зарежу тебя или себя, если в моих руках окажется столовый нож? – задираю голову насколько могу, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Я переживаю за то, что мне придется это сделать с тобой, если ты нарушишь мое доверие, – буднично и беспристрастно сообщает он. Откинув нож, интернал хватает меня за все еще сжатый кулак, от чего я дергаюсь ударившись об его каменную грудь. Разжав мою ладонь, он всовывает в нее вилку и сжав мои пальцы, наклоняется настолько близко, что наши лица едва ли не соприкасаются. Обжигая дыханием говорит, негромко, но очень доходчиво, – кредит моего доверия зависит от тебя.

Каждое слово бьет по нервам хлыстом. Сглатываю и слышу от него:

– Ты меня хорошо поняла?

Машинально киваю и он отстраняется. Вернувшись на свое место за столом, не забывает прихватить брошенный нож. Интернал продолжает ужин как ни в чем не бывало, а я смотрю на еду и понимаю – настолько сильно аппетит у меня еще никогда не пропадал.

9. Когда все началось

Теперь мне даже мясо касалось совершенно безвкусным. Я жевала и зло сверлила интернала взглядом. Сжимала вилку в ладони до побеления костяшек. Он покосился на меня и осушил залпом бокал с водой.

– Ты закончила ужинать, субъект?

– У меня есть имя, – я выпрямилась, швырнув вилку на тарелку. Свою порцию не съела даже на половину.

Его взгляд опускается на мое недоеденное блюдо. Неуловимо резким движением он поднимается и оказавшись рядом, убирает тарелку. Именно в этот момент я понимаю насколько была голодной. Ну не ублюдок?

Но меня радует то, как он раздражается. С одной стороны я хожу по грани. Но с другой – он тоже. Сомнений нет – этот интернал способен терять контроль, а значит испытывать эмоции. Пусть сейчас эта сдержанная злость, но он начинает понимать, что перед ним живой человек, а не бревно для его экспериментов. Я не рассчитываю на жалость. Напротив, хочу чтобы он злился и раздражался дальше, теряя самообладание. Возможно тогда он совершит ошибки, утратив бдительность и я этим воспользуюсь.

Пристально всматриваюсь в широкую спину и мысленно сыплю проклятья. Йолан останавливается у двери. Оборачивается, вопросительно подняв бровь. Выпроваживает меня с кухни. Почему-то именно в эту секунду в голове всплывает его взгляд, прикованный ко мне в душе. Непроизвольно ощущаю как кровь ударяет в лицо.

«И все-таки ты мужчина, чудовище. Пороки, говоришь, наши тебе не свойственны…или ты уже в этом не уверен?» – в моем сознании рождается дилемма. Что если с интерналами все сложнее, чем может показаться. Но я все равно надеялась, что все его взгляды в мою сторону просто плод моего воспаленного воображения. Не желаю воспринимать его чем-то большим, чем бездушную машину.

Проходя мимо него замедляю шаг, Мысленно говорю себе "мне нужно завоевать его доверие". Сама по себе идея не дает мне покоя, как и желание раздражать его. Странная смесь моих безумных хотелок толкает меня к отчаянным действиям.

– Я готова пройти дальнейшее тестирование, – сообщаю интерналу и вижу мимолетный проблеск удивления.

– Ты просила дать тебе сутки.

– Я передумала, – переступив с ноги на ногу, не без сарказма добавляю, – искренне хочу помочь вашему великому виду стать еще совершеннее.

На лицо интернала падает тень, зрачки сужаются.

Оказавшись в знакомом кабинете, я усаживаюсь поудобнее насколько это возможно и не свожу с него глаз. Опускаю ресницы только когда он заносит над моей головой обруч с датчиками. Моя личная неприязнь к Йолану дает дополнительные силы и помогает держаться морально на плаву.

– Пожалуйста, не делай мне больно, – негромко заявляю ему голосом моей соседки из соседней комнаты, в доме где я снимала квартирку. Поговаривали, что она занималась эскортом и судя по частым мужчинам в ее гостях – это было правдой. Ее звали Сарой и я периодически слышала как на пороге своего жилища она примерно так же шептала своим гостям разные непристойности или наигранно притворялась несчастной девушкой, которой нужна помощь. Сара часто представлялась мужчинам – Эмбер. Вспомнив ее так неожиданно для себя, я повторила, – не делай мне больно.

И в этот момент обруч в руках интернала замирает. Иглы коснулись кожи, но не вошли. Открываю веки и сталкиваюсь с его взглядом.

Зрительный контакт длится совсем чуть-чуть. Он разыгрывает его, завершая подключение меня к оборудованию, но иглы вонзаются не так резко как обычно. Аккуратнее. У меня аж ком подскочил к горлу. Невероятно. В Йолане действительно что-то сработало. Беру на заметку. Запоминаю.

И пока идет терзающее мое сознание тестирование, продолжаю обдумывать ситуацию.

Через некоторое время интернал все отключает и устало выдыхает. Понятно, разочарован.

– Твои показания еще ухудшились, – сделав пометки в планшете, он стаскивает с меня обруч. Я бы не назвала его действия аккуратными или тем более бережными, но вышло неторопливо и вполне терпимо по ощущениям.

– Видимо я переоценила свои силы. Прошу прощения.

– У тебя есть неделя, – Йолан садится напротив, подняв подбородок. Смотрит на меня сверху вниз.

– Что произойдет через неделю?

– Я планирую подвести окончательный итог.

Внутри меня все болезненно вздрагивает. Слова крутящиеся на моем языке, оседают и по телу распространяется отравляющая слабость.

– Что будет со мной, если итог тебя не устроит? – спрашиваю, а у самой губы немеют.

Он отворачивается. Мой вопрос игнорирует. Почему он его игнорирует? Легкие сжимаются от нехватки кислорода. Меня душит нечто незримое. Ответ по идее лежит на поверхности, можно не допытывать интернала информацией. И так понятно, но разум не в какую не хочет принимать реальность. Я по-прежнему жду и надеюсь услышать хоть что-то обнадеживающее для себя. Эта надежда тает от каждого его шага в сторону выхода. Останавливается обернувшись вполоборота.

– Время позднее, пора спать, – холодно произносит Йолан.

Я почувствовала, как мое лицо удлинилось и сердце пропустило пару ударов. Поравнявшись с ним, подняла голову, хотела о чем-то спросить, но желание так и осталось беззвучным. В душе образовывалась гложущая пустота. Она как черная дыра, поглощала все мое существо.

Увидев в руках интернала браслеты блокаторы, я даже не удивилась. Шумно выдохнув, вытянула вперед руки.

Окинув мое лицо быстрым взглядом, он застегнул крепления на одном запястье и задержал свою ладонь на другом.

– Так будет спокойнее, – сказал он.

– Кому? – отвернувшись, я блуждала взглядом по проекции в полу, сейчас она изображала звездное небо.

– Нам обоим.

Браслет на моей второй руке щелкнул и выше него кожу обожгло от легкого прикосновения. Интернал словно случайно задел мою руку шероховатой подушечкой пальцев, обрисовав место, где проходила вена. Оставленная дорожка от прикасания запульсировала. Тепло проникло под кожный покров, молниеносно разбежавшись по телу.

Я взбудоражено вздрогнув, уставилась на него.

Интернал поднявшись до половины лестницы, обернулся. Коротким кивком, если я правильно расшифровала, пожелал мне спокойной ночи.

Свет погас, погрузив все пространство почти в полную темень. Остались гореть только самые маленькие тусклые лампы, ранее неприметные на фоне остального освещения.

Подсунув под щеку сложенные ладошки, опустила голову на обивку дивана. Уснуть катастрофически сложно, мысли стальными прутьями терзают разум. Я проигрываю это противостояние. У меня слишком мало шансов и ближайшее будущее воспринимается беспросветным и мрачным.

Неделя…

Что будет через неделю? К черту! Одергиваю себя. Зачем задаваться вопросом, ответ на который мне не может понравится?

Как выбраться?

Он выпустил меня из той комнаты, но по ощущениям, меня словно загнали в еще более тесную клетку. Я могу ходить ножками по его дому, но не вижу возможности выйти. Разве это не большее проявление жестокости – обнадеживать?

Воспаление в области затылка отдавало болезненностью в челюсть, но я фактически не обращала на неприятные ощущения внимание. Были проблемы поважнее.

"Неделя" – шепнула себе под нос.

Погружение в сон произошло невероятно внезапно. Я все еще блуждала в поисках решения сложившихся сложностей, как обнаружила себя в своих же собственных детских воспоминаниях, проникших в сновидения.

Старейшина рассказывал мне и другим детям в лагере кочевников как появились интерналы и почему они были созданы. Я впервые увидела настоящего живого представителя высшей касты в пятнадцать лет, до этого момента они казались мне только легендами, которыми пугают детей.

Рассказы старейшины всегда звучали как сказки. В том числе и история о том, как мир иссох и стал пустыней с редкими водами. Однако, раскаленный песок в моей руке и мертвый горизонт, с осколками былой цивилизации, были вполне реальными и доказывающими, что мир окружающий нас однажды сильно изменился.

Это было после войны, очередной и устрашающей. Виной всему были амбиции жителей земли. И тогда программа искусственного интеллекта разработала формулу с минимумом просчетов. Решение проблемы сводилось к созданию миротворцев – новых людей, способных вычислять ошибки и исправлять последствия войны. Добровольцы получили свои первые дозы вакцины, обеспечивающей им новые возможности. Программа была одобрена большинством мировых лидеров и ее реализация планировалась в течение тридцати лет. Первые годы превзошли изначальные прогнозы и количество миротворцев было увеличено. Каждая точка земли получила свой маленький оазис, курируемый добровольцами. Этих миротворцев простые люди называли мусорщиками, ведь их обязанность заключалась в «уборке следов мировой трагедии».

Старейшина поведал о том, как чествовали мусорщиков первое время и как постепенно к ним относились все настороженней. Став способнее и умнее, они утрачивали человеческую составляющую. Люди понимали, что миротворцы другие, странные и не способные вернуться к прежней жизни. Живые вычислительные машины были лишними в глазах общественности, но мировые лидеры считали иначе. Им нужны были новые люди и избиратели. В мусорщиках руководители стран узрели решение всех экономических и социальных проблем. Молчаливые, слепо и при этом грамотно выполняющие команды нелюди, устраивали половину из тех, кто был приближен к власти.

Консул нашей страны подкинул человечеству «подарок», поставив решающую подпись в голосовании «за». Так и началось их искусственное производство. Ряды добровольцев пополнились целым новым поколением детей, выращенных на новой формуле.

Я с замирающим сердцем слушала старейшину, а он все говорил, говорил и каждое слово впитывалось в сознание.

Старейшина поведал, как мусорщики стремительно быстро превратились в новую мировую элиту, как научились создавать себя сами и как перепрограммировали всю мировую систему.

Они возложили на себя миссию – довести проект по спасению земли до конца и вернуть человечеству планету. Только как выяснилось, спасали они всех в своем понимании. Точнее их интерес больше базировался на улучшении мира для себя. Опустевшие города так и остались стоять руинами и лишь некоторые остались существовать как резервации по соседству с новой империей интерналов. Немногие людские поселения, в которых кипела жизнь, официально полностью принимали господство новой элиты. Те в свою очередь давали электричество и делились некоторыми незначительными своими технологиями. Это помогало последним городам выживать, выращивать продукты и вести торговлю с независимыми колониями кочевников.

Неофициально – в городах властвовали черные рынки. Они охватывали целые кварталы и исчезали как по команде, разрастаясь с приходом ночи. Черный рынок был основным источником дохода жителей и главным рассадником того, от чего интерналы пытались избавиться, введя комендантский час. Но главное, именно под покровом ночи на улицах запрещенной торговли формировались повстанческие группировки.

Однажды судьба свела меня с одной из них.

Мой сон вел меня по такой улице, олицетворяющей для меня новый удивительный мир, вдоль рядов с разной ведомой и неведомой запрещенкой, к заветной двери… Она распахивается, приглашая меня во мрак и я резко просыпаюсь.

Подскочив, села, ощутив холодную испарину на лбу. Переводя дыхание, провела ладонью по лицу, убирая влагу. Физически чувствовала еще одну странность. Я безошибочно определив ее источник, подняла голову на лестницу. Он стоя наверху, облокотился руками на монолитное ограждение, смотрел на меня.

Я плохо в темноте видела его лицо, но глаза были направлены на меня, в пронизывающем каждую мою клеточку взгляде. От этого взора мурашки разбежались по коже.

«Мусорщик» – вспомнила я то, как их раньше называли люди.

10. Рубаха

– Это сок, – Йолан неотрывно следил за моей реакцией, – его можно пить. Он не отравлен.

Подняв на него глаза, я словила вибрацию. В зрачках немного двоилось. Мотнув головой, протянула руку к стаканчику на столе и мои пальцы промахнулись. Озноб, пронизывающий тело с момента пробуждения, усилился и сознание помутнело.

Мне резко перестало хватать кислорода, кожа полыхая стала слишком чувствительной и жажда…мне нужно было промочить горло. Казалось, буквально пару глотков и я приду в себя.

Схватив немеющей ладонью стакан, я с титаническими усилиями поднесла его к губам. В голове раздался голос интернала. Он обратился ко мне, но слова смазались. Как же я его ненавижу.

Стакан с соком выскользнул из рук. Последнее что я успела уловить – удар посуды об каменный пол и скрежет резко отодвинувшегося стула. Висок обожгла тупая боль и сознание угасло.

Я пришла в себя так же внезапно. Интернал не заметил и обхватив пальцами мой подбородок, наклонил голову набок, коснулся кончиками пальцев моего лба и мои веки дрогнули.

– Предполагалось, что будешь мне полезна, но пока с тобой очень много проблем, – сообщил он беспристрастно.

Параллельно наносил мне на ушибленный висок какую – то жидкость. Я буквально чувствовала как она впитывается, будто разъедая кожу и мгновенно охлаждая ее. У интерналов были хорошие медикаменты, частичный ассортимент попадал на черный рынок, но сами представители высшей касты получали наборы всего необходимого бесплатно. Они в целом жили бесплатно, имея привилегии в зависимости от своего статута допуска. Полезные члены нашего социума по мнению их самих.

Йолан закончив обрабатывать мой лоб жестом предложил, точнее приказал, мне сесть. Я снова валялась на кушетке его личной лаборатории.

Зло покосившись на него, поймала выжидающий взгляд.

– Что мне сделать? Я не понимаю, – произнесла на выдохе. Меня по – прежнему знобило, – у меня нет способностей к телепатии, – напомнила ему.

– Мне нужно осмотреть имплант.

– Я этому не препятствую.

– Повернись.

Я послушалась и развернулась к нему спиной. Потом услышала:

– Волосы убери.

Закатив глаза, все равно он не видел, перекинула пряди волос на одно плечо. Ждала. Он коснулся кожи на затылке и я вздрогнула. Чувствовала как его рука неспешно убрала выбившиеся пряди и от этого по плечам разбежались мурашки.

«Успокойся» – приказала себе, – «не показывай ему эмоций!»

Почему он молчит?

Интернал прощупал радиус вокруг импланта, едва осязаемо, прикасаясь почти не ощутимо, но меня буквально разрывало. Тело лихорадило от злости и неприязни к нему и еще из-за целого спектра необъяснимых ощущений.

– Что там? – стиснув зубы, нарушила молчание.

– Отторжение с воспалением, – сосредоточенным голосом ответил Йолан.

Новость меня не удивила. И так догадывалась, что все не в порядке.

– Неделю скорее всего протяну, – я поморщилась, когда он сильнее надавил на внедренный в мой затылок предмет.

Боковым зрением заметила шприц в его руке и по инерции дернулась.

– Хочешь от меня раньше избавиться? – едко осведомилась у него.

– Извлечь собираюсь. Не дергайся, – опустив ладонь на основание шеи, сжал, не давая мне двигаться и придвинул к себе.

– Что это? – с опаской уточнила.

– Обезболивающее. Могу без него.

Первой моей мыслью было – послать его куда подальше. Огрызнуться. Пусть катится, чудовище. Но осознанность взяла верх над гордостью. Кивнула. Он соврал, это было не обезболивающее. Едва игла пробила кожу и состав попал в мой организм, тело онемело и разум погрузился в сон.

Очнулась я с болью в голове и уже на диване холла его большого дома. Первое, на что упал мой взгляд, была проекция в полу. На этот раз имитирующая снежный лес. Я видела похожий на картинках из сундука приемной матери.

– Ты не удивлена, – донесся до моих ушей голос интернала. Он не спрашивал, утверждал.

Я прекрасно понимала о чем он. Какой лес, тем более в снегу в нашем мире? Слышала, что в главном здании совета десятерых был ботанический сад, в котором искусственно поддерживали естественную среду для вымерших видов растений и одна из локаций имитировала снежный лес.

Разумеется лицезреть подобную красоту могли только избранные.

– Нет, – ответила сухо, приняв сидячее положение, – я знаю, что это снег и лес.

Йолан протянул мне стакан с водой. Голова кружилась и я откинулась на спинку мебели.

– Каким образом?

– Видела картинки из прошлого мира.

– И сразу поняла что это? – он изогнул бровь.

– Нет. Мне объяснили пожилые люди, – наврала и похоже он догадался.

– Программа считает, что твой разум способен генерировать объемные образы. Ранее это называли воображением, – холодные глаза Йолана сузились.

– А если так, то что это меняет? – я сделала большой глоток жидкости из стакана и подняла на интернала голову.

– Многое, – он сел на край дивана, скользнув по мне холодным изучающим взглядом, оставляя колкую прохладу на коже, – ты становишься ценнее.

Меня передернуло от его слов, произнесенных, словно он говорил о вещи.

– Может тогда одежды мне подгонишь нормальной, раз я ценность набираю? – я указала на залитую соком пижаму.

Йолан поднялся, забрав у меня пустой стакан. Он оставил меня временно на едине со своими мыслями, как всегда – без лишних слов и действий.

Чуть позже вернулся с рубашкой в руках, протянул ее мне.

Скептично рассмотрев принесенную вещь, уточнила:

– Предлагаешь мне начать носить твою одежду?

– Временно, – бросил он, направившись в сторону кухни. Сделав два шага, остановился, – ты не завтракала, есть будешь?

– Не откажусь. Я переоденусь?

Йолан коротко кивнул и сообщил, что будет ждать меня на кухне. Быстро скинув грязную пижаму, я накинула рубашку и оценила длину ее краев. Не доходила даже до колен. Осталось зло обернуться в сторону кухни, где скрылся интернал, прошипеть под нос ругательства и застегнуть пуговицы.

Зайдя на кухню, с открытым ртом окинула стол. Однако, ассортимент еды удивил. Для обеда удивительно богато. Много разных блюд. С удивлением подняла глаза на интернала, не смогла удержаться от едкого вопроса:

– А как же ваша хваленая аскетичность? Обычно столько еды предпочитают в свое удовольствие поглощать теневые бароны, держащие под присмотром районы.

Йолан, сидящий за столом, не глядя на меня изогнул бровь. Его внимание было направлено в планшет. Медленно он отложил его, поднял голову и внезапно его глаза задержались на мне, опускаясь ниже, обжигая мои колени. От этого взгляда меня пробило, я неосознанно занервничала и потянула края рубахи вниз.

11. Взгляд

«Йолан?» чуть не сорвалось у меня с языка. Но я вовремя спохватилась и произнесла:

– Что ни так?

Он не реагировал, глазами продолжал изучать меня. Молчал и я буквально видела как его ладонь сжалась в кулак. Мое дыхание участилось и я дернула край рубахи так сильно, что треснули нити у верхней пуговицы и ткань сползла с плеча. Взгляд интернала проскользил по моим ключицам и поднялся выше, к лицу.

– Все в порядке? – неуверенно задала ему вопрос я. Топчась на месте, не сразу сообразила, что можно было просто сесть за стол и не выполнять функцию экспоната для разглядываний.

Он резко отвернул голову в сторону и поморщился, будто его что-то терзало. Жестом указал мне на еду и я получив наконец разрешение, присела на стул. Задвинула его как можно глубже, быстро натянув на плечи рубашку и расправив ее.

Йолан воткнул вилку в кусок мяса с не присущей интерналом раздраженностью. Да, это были не те эмоции, которые можно наблюдать у нормальных людей, но они были. Плохо скрываемые, уловимые движения выдавали интернала. Он явно нервничал и злился. Я кратко наблюдала за ним. Что-то было не так.

Обстановка накалялась. Обращая внимание на мелкие детали, подметила сдвинутые на переносице брови и плотно сжатые губы. Мой взгляд ловил его напряжение. На руке Йолана, сжимающей столовый прибор, вздулись вены и он продолжал терзать еду, даже не употребляя. Это чудовище, по ошибке ставшее высшей кастой, способно было причинить боль не поведя бровью. Но сейчас он что-то обдумывал и был раздражен.

Пока я приглядывалась к Йолану, ловя изменения в его поведении, не заметила еще одну странность, прямо перед моим носом. Еда на столе рядом с ним – представляла собой блюдо с мясом и фасолью. Белок и протеины. Просто и сытно. А вот стоящие передо мной блюда выходили за рамки этой простоты.

Он решил меня подкормить, чтобы голова лучше соображала или хочет таким образом подкупить для сговорчивости?

– Могу я спросить? – обратилась к нему.

– Нет, – резко бросил он и поднял на меня ледяные глаза. В них проскочили искры и я словно схватила солнечный удар, подобный тому, что бывают в пустыне за пределами городов.

Йолан моргнул светлыми ресницами и откинулся на спинку стула, будто сумел обуздать свой гнев.

– О чем ты хотела спросить, субъект? – снисходительно, но в тоже время холодно осведомился он.

– Эмбер, – выпалила я, наврав, – у меня есть имя. Я Эмбер, а не субъект.

Он растерялся. Его взор наполнился непроницаемой свинцовой завесой, от которой меня бросало в дрожь. Я все чаще ловила себя на этом ощущении. Его холодность и жестокость вместе с присущей его касте бесстрастности, вначале меня почти не трогала. Я знала, что он «нечто». Искусственно созданная ошибка, для которой я пустое место. Идеальная чистая ненависть, без путаницы с моей стороны. И технический интерес ко мне, как к подопытному кролику – с его. Но примесь непонятных, нетипичных взглядов и поведенческих отклонений, все это вносило приличный шухер в мое отношение к этому интерналу.

Раньше я просто ненавидела его. Бояться смысла не было и так было все очевидно. Какой смысл бояться очевидного? Разве это не простая трата сил. Но теперь я его боялась. Постоянный сумбур в мыслях и ощущение непредсказуемости, недосказанности, вместе взятые постоянно вызывали у меня смятение и замирание сердца в ожидании чего-то неизбежного и неосознанного.