Читать онлайн Черновед. Наследие Безликого бесплатно

Юридическая информация

Сюжет данного произведения представляет собой исключительно плод воображения автора. Описанные события в реальности никогда не происходили, однако для большего сходства с реальностью в сюжете используются вымышленные имена людей, названия компаний, товарные знаки и продукты. Совпадения с физическими и юридическими лицами случайны.

Глава 1. Тайна «Веснушки»

Самое невероятное объяснение является верным, если на то указывают факты.

Бауэр В. Г. Причины преступности: история и современность

По снежному склону лавировала фигуристая девушка в бразильском бикини. Сноуборд под ее обнаженными ногами вилял из стороны в сторону. Длинные волосы развеивались на ветру. До галдящих зрителей доносился визг с нотками восторга и тревоги. На очередном повороте девушка упала, взметнув белые фонтанчики снега. К ней тут же поспешили люди с теплыми одеялами наперевес. На вершине холма дожидалась команды вторая участница – свиноподобная тетка, обтянутая в тугой монолитный купальник с ромашками.

Панорамное окно кафе открывало прекрасный вид на горнолыжную трассу и в то же время приносило некоторое умиротворение – колючий ветер и снег в помещение пробраться не могли. Алла Гавриленкова включила диктофон и сделала глоток обжигающе горячего кофе, раздумывая над тем, как лучше начать интервью. Управляющий горнолыжного курорта, если и нервничал от ее промедления, виду не показывал. Напротив, его лицо демонстрировало безграничное терпение. Новый фестиваль только предстояло раскрутить на будущие годы, поэтому каждый журналист был на вес золота.

Правда, Алла не ощущала себя ни золотом, ни серебром, ни даже бронзой. Несмотря на броское название и назойливую рекламу, «Снежный купальник 2024» вышел довольно заурядным фестивалем, к тому же не слишком оригинальным по сравнению с конкурентами. Участниц заявилось втрое меньше ожидаемого. Внушительную часть зрителей заманили бесплатными билетами. Словом, обыденное событие для регионального новостного издания. Матерым акулам пера достаются аварии со смертельным исходом и приезды иностранных знаменитостей. Новичков, не успевших закончить университет, отправляют на «Снежный купальник 2024». Логично, но хочется большего.

Главный редактор не раз повторял, что на самом скучном мероприятии всегда может произойти нечто сенсационное. Или в сенсацию его может превратить умело взятое интервью.

– Как вас осенила идея совместить сноуборды и купальники? – Алла задала первый вопрос.

– О, я люблю совмещать несовмещаемое! – с воодушевлением отозвался управляющий. – Можно сказать, это моя страсть. Но толчком послужил отдых на Кубе. На пляже я наблюдал, как по белому песку шли три мулатки. Белому, понимаете? Как снег. И меня озарило. Я будто вживую увидел, как эти три девушки катятся на сноубордах. А потом задумал провести зимний фестиваль. Подготовка была долгая и непростая…

Пока управляющий вел пространный монолог об организации фестиваля, Алла рассеянно смотрела в окно. Очередная девушка на вершине холма скинула с себя куртку, подставив почти нагое тело холодным порывам ветра. В городе обещали три метра в секунду, однако на горнолыжной трассе порывы ощущались в два раза сильнее. Во время позирования фотографу руки девушки заметно дрожали. Зато зрители были в восторге. Одни мужики: в пуховиках и дубленках, в ушанках и капюшонах. Руки в варежках и перчатках сжимали стаканы с глинтвейном, от которых тянулись тонкие струйки пара.

Лощеный усач – завсегдатай барбершопов – что-то прокричал девушке и помассировал собственную грудь. Алла не могла услышать слова, но с легкостью уловила их содержание. «Снимай все!», «Раздевайся» или «Покажи свои прелести». Может, не в точности так, однако смысл угадывался. Вот потеха-то. Практически бесплатное стриптиз-шоу.

Может, и до этого когда-нибудь дойдет. «Стриптиз в снегах 2024». Управляющий курорта так и не избавился от озабоченности, накинувшейся на него в подростковом возрасте. Или всему виной дефицит женского внимания. Алла заметила масляный взгляд, скользнувший по ее фигуре в первую минуту встречи. Хорошо, что она решила пожертвовать красотой в угоду теплу и комфорту. Огромный вязаный свитер с оленями и две пары брюк хорошо справлялись с ролью брони от навязчивых мужиков.

Между прочим, неплохое русло для острых вопросов.

– Вам не кажется, что фестиваль способствует сексуальной объективизации женщин? – поинтересовалась Алла, поправив выбившуюся прядь светлых волос.

Управляющий беззвучно открыл рот, будто марионетка в руках неумелого кукловода. Самообладание вернулось к нему, когда девушка в купальнике, наконец, съехала с лыжной трассы.

– Ни в коей мере! Все приглашенные девушки подробно ознакомились с форматом мероприятия и согласились участвовать добровольно. По-моему, смешно подозревать объективизацию в каждом действии. Мы видим девушек в купальниках в бассейне и на пляже, мы видим рекламу нижнего белья на биллбордах, и нас ничего не смущает. Чем хуже зимний курорт?

Хороший ответ. Однако решающий ход конем был еще впереди.

– Среди зрителей много мужчин, а среди участников – ни одного. Почему?

Скрежет зубами управляющего ласкал слух.

– Да никто не заявился! – развел руками он. – Как будто вы не понимаете, что сноуборд в купальниках рассчитан на участие женщин! К чему искать потайной смысл? Это всего лишь забавное мероприятие в выходной день. Не более того.

– Никакого потайного смысла, я поняла. Правда, в регламенте указано, что заявку на участие могут подавать только лица женского пола. Поправьте меня, если не так. Вы сознательно ограничили мужчин в правах?

На этот раз управляющий не нашелся с ответом или решил вести себя осторожнее с включенным диктофоном. Его левый глаз поразил едва заметный тик. На мгновение Алле показалось, что управляющий пытается общаться с ней азбукой Морзе: «Хватит выставлять меня дураком!»

Она едва не хохотнула. Нет, нельзя срывать интервью подобным образом. Пусть это сделает управляющий. Алла задумчиво уставилась в потолок и спросила:

– Вы сексист?

– С меня хватит! – взревел управляющий. – Это жалкое подобие интервью окончено!

Он предпринял неуклюжую попытку схватить диктофон, но Алла оказалась быстрее. Глядя в обезображенное от гнева лицо, она невозмутимо заметила:

– В ваших же интересах не препятствовать деятельности журналиста. В отличие от сексизма – это настоящее преступление.

Демонстративной неторопливой походкой она направилась к выходу. Оказавшись за дверью, Алла обмякла и приложила руку к груди: сердце колотилось, как после марафона. Пережитое напоминало скоростной спуск по трассе, только без сноуборда и купальника.

Из кафе громыхал недовольный голос управляющего. Преследовать наглую журналистку он не собирался, зато решил позвонить главному редактору «Бюллетень Нова» и потребовать запрета публикации интервью. Алла начала жалеть, что направила беседу в сторону ущемления женщин. Нечего было пялиться на нее, как на конфетку за витриной.

Пока она ждала такси под вывеской горнолыжного курорта, смартфон разразился энергичной и немного печальной мелодией «Частиц пыли».

– Приготовьтесь услышать разнос от главреда, – пробурчала Алла.

Она не поверила глазам, когда увидела фотографию на экране. Фотографию, сделанную ею лично.

– Тебе-то какого черта понадобилось?

Вопрос повис в воздухе. Палец замер над кнопкой сброса вызова. И все же любопытство пересилило. Алла нарочно не произнесла ни слова – пусть сам начинает разговор, если хочет.

– Ал? Ты здесь? Слышишь или нет? – прокаркал низкий голос.

Когда-то (тысячу лет назад) он казался ей бархатным и волнующим.

– Слышу.

– Круто. Мне показалось, связь барахлит. Вроде в трубку завывает что-то. Ал, ты как поживаешь? Все норм?

– Глеб, ты нажрался что ли? Хотя язык вроде не заплетается. Даже удивительно.

– Не надо сразу грубить, – холодно заметил он. – Отвечай на вежливость вежливостью. И вообще, чем дольше таишь обиды, тем сильнее они тебя разрушают.

Похоже, кто-то плотно подсел на пацанские паблики. Глеб и раньше пытался играть роль альфа-самца, но до пропитанных тестостероном цитат не опускался.

– Говори, что хотел.

– Сразу к делу, да? Так даже лучше. Мир вокруг посерел, прелесть жизни исчезла, ничто не радует… Короче, я соскучился. Неплохо было бы снова пересечься. Вроде как в кино сходить или кофе попить. Не парься, все расходы лягут на меня. Не в моих правилах заставлять красивую девушку платить по счетам.

– Нет.

Перед глазами проплыл образ Глеба. Подкачанный пресс, рельефные мышцы. Глеб любил носить майки в обтяжку, демонстрируя бицепсы и выбритые подмышки каждому встречному. Ухоженное, благодаря ежедневным втираниям крема, лицо, покрытое капельками пота и раскрасневшееся от похоти. Или от стыда, ведь Алла застукала Глеба на той кудрявой сучке в самый разгар действия. Полгода прошло, а картинка не поблекла. Надо же.

– Не торопись с выводами, – настаивал Глеб. – Я поступил некрасиво, согласен. Свою ошибку осознал. Просто выбрось этот момент из головы. Так-то у нас с тобой отношения складывались по высшему разряду. Цветы, прогулки при луне и завтрак в постель – все было.

Динамик смартфона передавал звук с помехами. Голос Глеба становился то громче, то тише, то похожим на обрывки роботизированной речи.

– А про Лидку даже не вспоминай, – продолжал он. – Сама ко мне в штаны полезла, прикинь. У любого нормального мужика мозги отключатся. Биологический инстинкт, понимаешь.

– Сам себя слышишь? – возмутилась Алла. – Бедный мальчик не смог устоять перед шалашовкой. Он осознал ошибку – какое достижение! Распечатаю тебе грамоту и вышлю почтой. Про встречу забудь. У меня есть более важные дела: ногти подпилить или мусор вынести.

– Ненавижу обсуждать такие вещи по телефону. Давай поговорим с глазу на глаз.

– Нет, Глеб. Этого не будет никогда.

– Погоди-ка, – он запнулся. – У тебя появился другой? Вот в чем дело. И что это за недоумок? Я его знаю?

Алла яростно ткнула в красную кнопку. Следовало так поступить с самого начала – нервы были бы целее. Его лицо вновь всплыло на экране (почему она так и не удалила фото?), мелодия звенела в ушах. Алла сбросила вызов и спешно занесла номер в черный список. Пусть помучается со следующим звонком.

Такси плавно подкатило, приветливо моргнув фарами. Устроившись на заднем сиденье, Алла задумчиво рассматривала смартфон. С чего Глеб решил позвонить? Полгода ни слуху, ни духу, ни жалкой эсэмэски, а теперь объявился. Видимо, терпел крах за крахом на любовном фронте. Глядя на удаляющиеся холмы курорта, Алла грустно улыбнулась.

По ночному лесу прокатился устрашающий вой. Выдохшийся от долгого плутания среди деревьев путник замедлил ход и насторожился. За спиной висело ружье, но патроны закончились еще пару километров назад, поэтому толку от него было немного. Лучше выбрать другой маршрут. Путник развернулся. В тот же миг из кустов вылетел громадный оборотень и вонзил зубы в его шею. Красные струи хлынули фонтаном, словно клыки разорвали не артерию, а кровяной пожарный гидрант. На мониторе вспыхнула неутешительная надпись: «ИГРА ОКОНЧЕНА. Загрузить последнее сохранение?»

– Ладно, ребят, пора заканчивать, – устало протянул Скример. – Три часа стримили. Как говорится, без отдыха и коза не едет.

От болтовни в горле пересохло. От монитора слезились глаза. Из-за неудобного кресла ныла поясница. Желудок бурчал, намекая на парочку бутербродов или хотя бы шоколадный батончик. Рвануть бы на кухню, но так быстро от подписчиков не отделаешься. Узнать мнение, ответить на вопросы, попрощаться – давно устоявшийся порядок.

Скример свернул игру с броским названием «Волчьи песни» и открыл окошко стрима. Комментарии шли друг за другом разноцветной стенкой:

«Давай еще полчасика, бро!»

«Миха, батарейки для фонарика пропустил. Без них дальше не пройдешь».

«Корзинкин, ты – унылое говно».

«Завтра крипистори будут?»

«ВОТ Я ПООРАЛ В КОНЦЕ!»

Скример, нареченный в отдаленном детстве Михаилом Корзинкиным, тяжело выдохнул. С чатом был полный тухляк. Троллинг и оскорбления Скримера не волновали – не впервой. В школе, до самого одиннадцатого класса, ему доставалось и хуже. Скримера волновало, что пик зрителей составил всего четыреста с лишним человек, а под конец игры их осталось меньше сотни. Просто днище какое-то. Полгода назад из-за жалкой сотни он бы и монитор не включил. Сладостный звук донатов теперь слышался только во снах. Зеленая полоска «Отпуск на Мальдивах» застряла на середине, и не двигалась уже целую неделю. Скример не помнил, когда в последний раз делал анбоксинг посылок от подписчиков.

Может, он и в самом деле унылое говно?

Скример ответил на десяток вопросов в чате, забанил троллей, закрыл программу и поплелся на кухню. Надо было что-то менять, и менять срочно. Он пробовал раньше, но ушел не туда. Канал «Мистические истории Скримера» и одноименные сообщества в социальных сетях неустанно пополнялись новыми озвучками и документалками. Как только интерес зрителей стал угасать, Скример добавил обзоры хоррор-фильмов и летсплеи, что позволило ему остаться на плаву какое-то время. Вернее, идти на дно не столь стремительным темпом. В итоге – четыре года коту под хвост. Подписчики разбегались, донаты упали до нуля, а последняя рекламная интеграция была посвящена туалетной бумаге.

На кухне мама готовила ужин. Накинутый поверх джемпера фартук и неразобранный пакет с продуктами красноречиво говорили о том, что она только пришла с работы и сразу принялась за домашние хлопоты. Ни минуты покоя, как обычно. Иногда она называла себя «Мамой-ураганом», хотя в деловых кругах именовалась попроще – Галиной Матвеевной. Скример открыл холодильник и обвел взглядом пустые полки. Бутерброд с колбасой отменялся.

– Салат будет готов с минуты на минуту, – заметила мама, нарезая укроп.

– Я бы не отказался от чего-нибудь повнушительнее.

– Миша, ты сам уже стал слишком внушительным. Если в твои планы не входит превращение в бомбовоз, пора садиться на диету. Заменим снэки кашами и салатами на месяц-другой – сам не заметишь, как придешь в норму. И когда ты делал упражнения в последний раз? В школе, наверное. Нет, я же тебе брала освобождение от физкультуры.

Скример молча уселся за стол и сложил руки на животе.

– Если Миша молчит, то его дела идут неважно, – мама отложила в сторону покрытый зелеными ошметками нож. – Рассказывай, что случилось?

– Да канал загибается потихоньку. Донаты не капают, подписчики уходят. Я почти ничего не зарабатываю.

– Это ерунда.

Мама принялась кромсать помидоры. Красные брызги летели на фартук, совсем как кровь неудачливого путника в «Волчьих песнях».

– Никакая это не ерунда, – возразил Скример.

– Проблема решается за пару дней.

– Э-э-э… Серьезно?

– Ага. В «Пятерочку» требуются продавцы. Я объявление видела. По первости будет тяжело, потом привыкнешь.

– Ну, мам!

– Не мамкай. Двадцать пять лет человеку, а у него ни профессии, ни работы, ни девушки!

– Блогер – тоже профессия.

– Ты вроде хотел перебраться на съемную квартиру, блогер. Не забыл? Думай и делай!

«Думай и делай!» – мамин девиз по жизни. В девяностые годы мама ушла с безденежной должности библиотекаря и умудрилась открыть три торговые точки. Бизнес продержался пару лет – бандиты перехватили поставки товаров и сожгли ларьки. В очередной раз оставшись без всего, мама устроилась в отдел снабжения металлургического завода, где дослужилась до начальника. Впечатляюще – для матери-одиночки.

Отец – гордый дилер фамилии «Корзинкин» – девяностые годы провел в запоях, за что неоднократно подвергался кодированию и беседам с психотерапевтом. Воздержания от алкоголя неизбежно заканчивались срывами. Устав тащить на себе груз семейной жизни, мама подала на развод. Перед этим хорошенько поразмыслив, разумеется. Здравое вышло решение: из дома исчезли бутылки, пустые и полные, а спокойствия ощутимо прибавилось.

– Ты вырос и стал скучным. Твои подписчики тоже выросли – у них появились другие интересы, – мама поставила перед Скримером тарелку с салатом. – И потом, на паразитическом контенте далеко не уедешь.

Скример замер с вилкой у рта. Кусок помидора с хлюпаньем упал обратно в тарелку.

– Паразитическом? Добивай меня дальше, мам.

– Ты ведь не делаешь ничего нового, – невозмутимо продолжила она. – Озвучиваешь рассказы, написанные другими людьми. Играешь в страшилки, созданные другими людьми. Перебираешь старые новостные заметки о трагической участи других людей. Чем ты лучше тех недалеких блогеров, которые вырезают куски из шоу и рассказывают, что там произошло, как будто само шоу их зрители посмотреть не могут? Вторичность, скука, паразитизм.

Скример задумчиво похрустел огурцом. В каком-то смысле мама была права. Некоторые из «паразитов» мелькали в рекомендациях развлекательных платформ и неплохо зарабатывали на рекламе, но им было далеко до тех, кто делал оригинальный контент. Только откуда его взять?

– Я пробовал писать – получилось отвратительно. Так что своих рассказов у меня нет и не будет, – покачал головой Скример. – И игру мне в одиночку не создать.

– Если не пробовать, то не получится. Простое правило, но многие о нем забывают. Почему бы тебе не снять видео о нашем городе? Про Москву полно роликов, пусть и Новосибирск не отстает.

Подписчики будут в восторге от видосов из зоопарка, храмов или театра. Просто в восторге. Только канал назывался «Мистические истории Скримера», а не «Тоскливое краеведение». Что в Новосибирске есть из мистического? Может, что-нибудь скандальное замутить про недострои – панельки, которые не могут сдать уже третий год. В народе их даже «гробами» обозвали. За тишину и покой. Кажется, в одном из «гробов» ребенок пропал, а его так и не нашли.

– Мам, тебе было бы интересно посмотреть шоу про заброшки? – спросил Скример. – Представь себе выпуск про дом с привидениями или тайную станцию метро. Неплохо звучит?

– Я такое смотрю, кстати. Есть один парень, который по психбольницам да бункерам ползает. Страшно до жути. Иногда я даже глаза закрываю.

У Скримера защипало в носу. Так случалось каждый раз, когда в голову приходила вдохновляющая идея. Закрытые санатории, арсеналы, котельные – целое непаханое поле Новосибирска! Еще ни один блогер туда носа не сунул. Если грамотно наложить фильтр и добавить парочку эффектов, получится настоящая конфетка. Скример с легкостью представил, как испуганно вопит, а на заднем плане мелькает – не дольше секунды – загадочный силуэт, изящно добавленный посредством видеоредактора. Зрители будут перематывать этот фрагмент раз за разом.

Экшн-камера ждала своего часа в бельевом шкафу. Новенький петличный микрофон с шумоподавлением доставили только вчера. Осталось купить мощные фонари и детектор электромагнитного излучения. Последний должен был круто смотреться в кадре.

Скример вскочил так резко, что тарелка с салатом задергалась на столе.

– Где-то случился пожар? – удивленно подняла брови мама.

– Побежал готовиться к новому шоу. Прощай старый формат, привет новым подписчикам.

Посередине кухни он неожиданно развернулся, бросился к маме и заключил ее в крепкие объятия. Его щеки горели от воодушевления.

– Спасибо за идею, мам! Ты лучшая.

– Не забудь написать об этом в титрах, – улыбнулась она.

От стен аудитории веяло холодом. Студенты кутались в пуховики. Казалось, еще немного, и с потолка повалит снег. Профессор Бауэр подозревал, что при строительстве нового университетского корпуса кто-то серьезно просчитался или проворовался: первый этаж в студенческой среде называли не иначе, как «холодильником». Летом прохлада коридоров спасала от жары. Зимой – изводила несчастных студентов и преподавателей до трясучки.

Несмотря на вселяющие апатию показатели градусника, Бауэр был облачен в строгий костюм и рубашку с однотонным галстуком. Он считал, что не имеет права выглядеть иначе, выступая перед студентами. Теплый свитер не мог поменять содержание лекции, но мог разрушить деловой образ, который за годы преподавания стал неотъемлемой частью Бауэра.

– Всплеск мошенничеств и краж в этих районах в 2008 и 2014 годах я называю воронками преступности, – Бауэр включил слайд с изображением карты, заштрихованной красным цветом. – Прямое подтверждение многофакторного подхода: общество было атаковано экономическим кризисом и политическими потрясениями. Причины складываются в воронки, а воронки порождают всплеск преступности. Американские коллеги пишут, что…

Трель звонка прокатилась по аудитории. Ни один из студентов не шелохнулся. Бауэр сменил тон с профессионально-лекторского на добродушный:

– Впрочем, информацию о воронках послушаем на следующих занятиях. Сейчас вы наверняка торопитесь в столовую или библиотеку за моими книгами. Не буду задерживать!

Веселый гомон, шуршание пуховиков и топот ног стихли внезапно, будто студенты обрели способность к телепортации. Последняя пара частенько провоцировала их на прогулы, однако явка к Бауэру обычно была стопроцентной. Студенты любили его красноречивые лекции, сдобренные примерами из практики так же сильно, как боялись предстоящего экзамена.

Предвкушая аромат горячего чая, Бауэр выключил проектор, тщательно сложил бумаги в портфель и покинул аудиторию. Он долго провозился с дверью, пытаясь повернуть ключ продрогшими пальцами. Одновременно с щелчком замка позади раздался мелодичный голос:

– Виктор Генрихович, можно вас отвлечь на минутку?

Бауэр не глядя догадался, кто стоит за спиной. Слишком характерно прозвучали его имя и отчество из уст девушки. С нескрываемым томным придыханием.

– Слушаю внимательно, Лада.

Ее веснушчатое лицо выглядело озадаченным, однако с губ не сходила улыбка. Алое платье изящно облегало бедра и подчеркивало небольшую грудь. На фоне одногруппников, утопавших в безразмерных пуховиках и теплых пальто, Лада смотрелась как сольная певица, готовящаяся к выступлению. Во время лекции Бауэр замечал за собой, что невольно обращается именно к ней, нежели к остальным. Подвиг дался Ладе не без труда: тонкие руки побелели, на коже высыпали мурашки.

– Я не до конца понимаю теории преступности, – смущенно произнесла она. – Бихевиоризм и… как там ее? Дифференцированную связь! Не хочу окончательно разволноваться на экзамене и завалить красный диплом. Вы не поможете объяснить?

– В двух словах не получится. Давайте попробуем затронуть этот вопрос на следующей лекции или консультации.

– Слишком долго ждать. А частные занятия вы проводите? Я имею в виду репетиторство.

Ее взгляд прожигал насквозь. Бауэр внутренне сжался, пытаясь найти подходящую отговорку. Лада прекрасно понимала любые концепции и теории. На парах она первой поднимала руку, всегда правильно отвечала на любой вопрос, а теперь решила изобразить дурочку. Будучи самым молодым доктором наук в университете, Бауэр не раз сталкивался с настойчивостью противоположного пола. Первые три года преподавания его настойчиво зазывали выпить кофе, совместно написать статью и принять экзамен вне аудитории, невзирая на худощавое телосложение и толстые линзы очков. Красноречивые взгляды и шепотки Бауэр игнорировал. Выходящие за пределы работы предложения решительно отвергал. Появление первой седины на висках и обручального кольца на пальце заметно снизило ажиотаж студенток, к тому же многих отпугивала пятнадцатилетняя разница в возрасте. Но только не Ладу.

Она готовилась к каждому занятию сверх всякой меры. Составляла доклады, искала свежие научные статьи. Переводила зарубежные публикации, которые для Бауэра действительно представляли большой интерес. Он принимал активность Лады за типичный «синдром отличницы». Руководство университета обожало перфекционистов за возможность запрячь их в любые мероприятия, от олимпиад до творческих вечеров. Бауэр и сам был не прочь иногда воспользоваться помощью старательных студенток для рутинной обработки исследовательских данных, но Ладу интересовала не только наука. Она стала писать ему в социальных сетях. Ничего неприличного, конечно. Невинные вроде бы вопросы: «У вас охрип голос. Вы случайно не простудились?» или «Почему вы решили изучать именно преступность?»

День ото дня штурм несломленной крепости нарастал. Лада наряжалась к лекциям как на праздник. Меняла прически, макияж и бесчисленное количество платьев. Без всякой пошлости: никаких мини, пикантных чулок с кружевной резинкой или глубоких декольте. Лада прекрасно осознавала, где проходит черта, и не собиралась ее пересекать. Бауэр хотел бы сказать, что вовсе не заметил ее потуг, но это было бы откровенной ложью самому себе. Изображай бесполый профессионализм сколько душе угодно, только мужское начало не выкинешь, как старую тряпку.

– Репетиторством не занимаюсь, – покачал головой Бауэр. – Слишком узкие дисциплины преподаю. Они не пользуются особым спросом. Перечитайте учебник или курс лекций – все и прояснится.

– Cделаете для меня исключение? Пожалуйста, пожалуйста.

Лада придвинулась чуть ближе. Тонкий древесный аромат ее духов завораживал. Бауэр отступил, ударившись о дверь, которую так старательно запирал минутами ранее.

– Одно исключение приводит ко второму… И потом, я живу не первый день и повидал достаточно всякого. Понимаю, к чему все идет, – он нервно поправил очки. –Просто перестаньте, ладно?

– Почему? Неужели я такая плохая студентка? – Лада приблизилась еще на один шаг.

– Дело не в вас, уж поверьте.

– И не в вас, уж поверьте тоже! – настаивала она. – Остальные препятствия как-нибудь преодолеем.

– Знали бы вы, о чем говорите. Сейчас… сейчас просто не время. Сдается мне, нужное время никогда не наступит.

Бауэр обогнул девушку и быстрыми шагами – почти бегом – преодолел коридор. В мыслях застыла картинка: Лада, хрупкая и растерянная, в красивом алом платье стоит в одиночестве, опустив голову. По веснушчатым щекам стекают слезы. Бауэр чуть было не остановился и не бросился обратно. Жалость сдавливала его сердце, но было и кое-что еще. Кое-что родом из прошлого.

Радужная картинка сменилась болезненным воспоминанием. Бледное тело, напоминающее манекен. Тяжелое, с присвистом, дыхание. И вновь слезы – теперь от страха неизбежной смерти.

Лада переживет. Он поступил правильно, как в рамках преподавательской этики, так и в пределах собственных ограничений. Бауэр ускорил шаг.

Лампы под потолком замигали с треском, словно их стеклянную оболочку пережевывали зубами. Ничего удивительного. Подобное часто случается, когда на госзакупках побеждает поставщик с самой низкой ценой. Бауэр попрощался с охранником, прошел через металлодетектор…

…И очутился на пустой автобусной остановке, пронизываемой декабрьским ветром. Бауэр недоуменно огляделся. Поверх расписания движения транспорта какой-то шутник накалякал маркером: «Приятного пути в никуда». Колючий снег бил в лицо. Вдалеке выла полицейская сирена. От серой пятиэтажки доносилась пьяная ругань.

Путь до остановки совершенно стерся из памяти. Как будто за жалкие секунды Бауэр умудрился преодолеть пару кварталов. Погруженный в размышления, он частенько становился рассеянным, но не до такой степени. На эту остановку ему даже идти было незачем. Возле университета ждала старенькая, но верная «Мазда». Если уж ему приспичило добраться домой при помощи общественного транспорта, то почему он не воспользовался метро? Квартира-то находилась в пяти минутах неспешной ходьбы от станции.

Из ступора Бауэра выбили громкая брань и звуки ударов. Из-за угла пятиэтажки вывалились двое мужчин. Вцепившись друг в друга, они рухнули в снег. Тот, что оказался снизу – в натянутом на голову капюшоне и расстегнутой куртке – вяло заслонялся руками. Плешивый здоровяк сидел на нем и молотил по лицу, что было сил. После четвертого или пятого удара мольбы о пощаде стихли. Плешивый сплюнул на соперника и осклабился разбитым ртом. Взгляд его сфокусировался на Бауэре, отступившем вглубь автобусной остановки.

– Че вылупился, мразь? Так же хочешь?

Бауэр, посвятивший жизнь изучению преступности, знал десяток правил поведения, которые позволили бы ему выйти сухим из воды, но ни одно из них в эти секунды не приходило в голову. Сунув руку в карман, он нащупал пустоту. Перцовый баллончик, как назло, остался в другой куртке.

Плешивый приближался, покачиваясь то ли от ветра, то ли от выпитого. Бауэр прикинул, что мог бы справиться с ним, но проверять не было ни малейшего желания. Вести лекции с разбитым лицом – невеликое удовольствие.

«Не я ли учил, – промелькнуло в голове. – Что лучшее средство самообороны – бег?»

Внезапная мысль привела его в движение. Ноги будто сами понеслись по сугробам и затвердевшим кускам снега. Смешанное чувство стыда и гнева бередило душу. Плешивый издевательски хохотал вслед.

Главный редактор издания «Бюллетень Нова» оторвался от монитора и недовольно прохрипел:

– Нет, как тебе нравится такое, а? Только послушай: «Терапевт Валериев запустил рассказ о важности здорового образа жизни». Или вот: «Звезда «Атомного полицейского-2» не стала скрывать, что предпочитает на завтрак». Совсем обленились! Отдали генерацию заголовков нейросетям. Ладно бы хорошо получалось, а то глаза вытекают!

Кабинет пропитался запахом сигарет. Алла едва сдерживалась, чтобы не чихнуть. Главред не скрывал своих пагубных привычек, а когда наваливалось много дел, курил прямо на рабочем месте, не желая тратить драгоценные минуты на одевание и выход на улицу. Коллеги именовали это явление «Дымным трудоголизмом». Из-за пристрастия к сигаретам или нет, главред постоянно покашливал, что становилось особенно заметным зимой.

– Недалек тот день, когда нас всех заменят, – пожала плечами Алла.

– Надеюсь, к этому времени я уже… кха! …помру. С живым-то человеком нервов не хватает, а попробуй что-нибудь объяснить жестянке! – главреда передернуло. – Ладно, перейдем к нашим делам, Гавриленкова. Звонил юрист горнолыжного курорта. Настойчиво требовал убрать с сайта твою статью про купальники. Угрожал судами, полицией и даже Роскомнадзором, будь он неладен. Мол, заблокируют нас, а лицензию отберут.

– Давайте снимем статью, – отозвалась Алла. – Я потратила на нее немало сил, но лицензия важнее.

Главред наклонился вперед, сухие пальцы вцепились в подлокотники кресла.

– Ничего снимать не собираюсь! – сказал он. – Материал получен с согласия человека, от себя мы ничего лишнего не добавляли, так что пусть дерьмом своим утрется. Количество просмотров видела? Жалкие купальники обскакали даже все заметки о Лесном скрытне. Это же надо было обычное… кха! …интервью провернуть под таким уклоном. Не статья, а бомба. Ее вовсю цитируют федеральные издательства. Короче, Гавриленкова, не зря я тебя в штат взял. А ведь не хотел сначала. Думал, молодая слишком, университет не успела закончить, да еще с розовыми волосами и пирсингом в носу. Хорошо, что чуйка не подвела.

От пирсинга Алла избавилась в первый же день после трудоустройства. Из розового в волосах осталась только одна прядь – в память о протестных годах.

– Спасибо за доверие.

Главред поднял указательный палец.

– Только пойми, что «Бюллетень Нова» – не желтушное издание. Мы не публикуем новости ради скандала или хайпа, как говорите вы, молодые. Иногда полезно показать нестандартную точку зрения, например, от лица ущемленных женщин или мужчин, как это сделала ты, и все-таки не стоит каждый раз кидаться в крайности. Поначалу аудитория клюет на горячие заголовки, потом возвращается к проверенным изданиям. Не сочти за цензуру или что-то вроде того.

– Торжественно обещаю не обвинять участников интервью в сексизме.

Соблазн идти проторенной дорожкой был велик, но Алла знала, что дорожка упрется в тупик. Продолжая в том же духе, она рано или поздно получит клеймо «бойца с сексизмом» – сомнительное достижение, с которым не захотят иметь дело ведущие издания и каналы. Пятнадцать минут славы в конечном счете сменятся забвением.

– Чтобы тебе в этом помочь, предлагаю немного расширить профиль деятельности, – хитро сощурился главред. – Возьмешь интервью у профессора в области криминологии. Он опубликовал серию статей в американских журналах. Что-то там про истоки… кха! …преступности. Почитаешь, в общем, подготовишься. Предварительное согласие уже получено. Номер и почту профессора сейчас тебе перешлю.

– Без проблем. Хорошо, что он не математикой занимается. Или химией. По этим предметам в школе у меня были трояки с минусами.

Главред снова закашлялся – шумно и долго. Пригубил заблаговременно приготовленный стакан воды, второй рукой набирая сообщение.

«Рак легких его убьет, – подумала Алла. – Задолго до замены журналистов нейросетями».

Ее смартфон прозвенел, уведомляя о полученном сообщении. Виктор Генрихович Бауэр… Похоже на немецкие корни. Стоит взглянуть не только на его статьи, но и на биографию. Может, как-нибудь связать пунктуальность и точность исследований? Алла тут же представила заголовок статьи: «Немецкая точность новосибирских исследований: достижения Виктора Генриховича Бауэра». Красиво получилось, надо бы записать.

– Придумай интересные фишки, чтобы текст не казался монотонным, – главред словно прочитал ее мысли. – Эмоции, метафоры. Сама понимаешь, наука – не для всех. Нам читателей… кха! …привлекать нужно, а не отталкивать.

– Сделаю в лучшем виде. Что-нибудь еще?

Он махнул рукой, показывая, что встреча подошла к концу, и повернулся к монитору с кучей сообщений. Пальцы застучали по клавиатуре. Однако стоило Алле коснуться дверной ручки, как главред прохрипел:

– Только не вздумай обвинить профессора в ущемлении женщин, Гавриленкова. Прошу тебя от всего сердца.

Алла кивнула и покинула кабинет. Редакция казалась безлюдной. Говорят, до коронавирусной пандемии здесь кипела жизнь: шли ожесточенные споры, проходили бурные совещания, приходили знаменитости. Сейчас же многие из коллег работали удаленно, кто-то из опытных умчался на срочный репортаж – полчаса назад за городом рухнул вертолет санавиации. Новичков к экстренным новостям не подпускали. Алла и сама не знала, получилось бы у нее или нет. Авиакатастрофа означала изуродованные тела – зрелище не для слабонервных.

Смартфон просигналил об очередном сообщении.

«Я для тебя недостаточно хорош? Ты пожалеешь, падаль!»

Номер Глеба она занесла в черный список, а вот профили в социальных сетях – забыла, за что и поплатилась. Приложенная картинка прогрузилась быстрее, чем Алла успела нажать крестик. На экране мигнул и исчез возбужденный детородный орган.

Алла поспешно удалила цепочку сообщений и заблокировала бывшего везде, где только можно. Его тупая настойчивость удивляла. Но еще больше удивляла агрессивность, которая прежде была Глебу не свойственна. Он как будто перебрал со стероидами и не мог выпустить пар.

Громко хлопнула входная дверь. Звук шагов стремительно приближался. Алла нервно сглотнула. Глеб ограничивался бессмысленными злобными сообщениями и звонками, но в своей ярости вполне мог зайти дальше: избить или еще что хуже. Присланный «дикпик» тому доказательство. Глеб ведь знал и место ее работы, и адрес квартиры. Даже пароль от ноутбука, который не менялся лет пять, если не больше. Алла расстегнула карман сумочки, вытащила перцовый баллончик. Год назад она купила сразу два, и один решила проверить на себе – вдруг не сработает. Потом долго промывала глаза холодной водой и жадно вдыхала воздух. И все же Алла не могла перестать думать о том, что кнопка сломается в самый неподходящий момент или содержимое баллончика со дня покупки успело выдохнуться.

В помещение редакции впорхнула худенькая девушка с усыпанными снегом плечами – сотрудница, которая заведовала разделом «Вопросы читателей». Она приветливо улыбнулась и устремилась к рабочему столу. Алла кивнула в ответ, спрятав перцовый баллончик за спину. Нет, Глеб не пытался ее сталкерить, зато она чуть было не выставила себя сумасшедшей.

Раздражающий сигнал оповестил о прибытии очередного сообщения. Некий Толик Воронин подал заявку в друзья, сопроводив ее смайликом с губками-бантиками и широко раскинутыми руками. Фамилия казалась смутно знакомой. В ответ Алла написала только короткое: «?».

Спустя несколько секунд Толик объяснился: «Привет! Мы учились вместе до девятого класса. Помнишь? Прогулки по набирежной и сеанс Мститилей. Было бы ниплохо повторить. Давай встретимся и пообщаемся?»

Алла смутно припомнила пухлого мальчика, с которым действительно дважды прогулялась по набережной и сходила в кинотеатр на скучный фильм. Кажется, позволила поцеловать себя в щеку, но ничем серьезным оно не обернулось. На тот момент сверстники ее привлекали мало: слишком скучные и инфантильные. Неужели Толик все воспринял иначе? И почему вдруг решил написать именно сейчас? Такое ощущение, что он сговорился с Глебом.

Смартфон в ее руках завибрировал и, словно уклоняясь от ответов, ушел в режим перезагрузки.

Детский оздоровительный лагерь «Веснушка» представлял собой удручающее зрелище. С развалом Советского Союза денежные вливания в подрастающее поколение сократились почти до нуля, а новоиспеченных предпринимателей не заинтересовали убыточные деревянные домики вдали от Новосибирска. Сквозь щели в стенах завывал ветер. Разбитые фонарные лампы бессильно болтались, лишенные живительного электричества. Снежные сугробы провоцировали одышку даже у подготовленного человека, которым Скример никогда не был.

Он трижды пожалел, что среди прочих заброшек выбрал для съемок «Веснушку». В первый раз, когда доверился навигатору и проехал нужный поворот. Во второй раз, когда перелазил через забор с тяжеленной сумкой, заполненной оборудованием. В третий раз, когда понял, что забыл треногу для камеры в машине. Возвращаться было выше его сил. Ноги, изнеженные компьютерным креслом и мягким диваном, протестующе гудели.

Кроме всего прочего, «Веснушка» оказалась не такой уж заброшенной: к домикам уходили почти заметенные отпечатки подошв, а главную дорогу явно пытались чистить несколько дней назад. Наверняка какие-нибудь бомжи облюбовали оставшиеся без присмотра помещения. Вот тебе и сюжет о сибирской мистике.

Скример покосился на «Хавейл», свет фар которого пробивался сквозь забор, и в очередной раз поразился тому, насколько плохо подготовился к съемкам. Масленников небось с целой командой выходит на дело для своего «GhostBuster», а у него что? Мерзлый декабрь, дальняя дорога в одиночку и отсутствие вменяемой техники – целое бинго неудачных решений. Если случится дерьмо, ни скорая, ни полиция не доберутся до забытой богами «Веснушки» вовремя. Вести стримы было куда как проще. И вернуться еще не поздно. Собрать барахло, сесть в теплую машину и забыть о пионерском лагере навсегда. Скример обвел задумчивым взглядом заснеженные крыши домов. Столько усилий потрачено зря.

Неожиданный прилив азарта прогнал зарождающееся отчаяние. Без видеозаписи он не уедет – и точка. Никакого больше паразитического контента. Лучше попытаться сделать нормальное шоу, чем бежать, трусливо поджав хвост. Скример поправил петличный микрофон, включил камеру.

– Здорово, ребят. Хотите немного попугаться? – начал он с фирменного приветствия. – Да, это снова ваш любимый Скример, но в другом формате. Меня занесло в детский лагерь «Веснушка», в котором давно уже никто не слышал задорного детского смеха. Сами поглядите.

Он продемонстрировал дом с просевшей под тяжестью снега крышей. Из разбитого окна свисал обледеневший флаг. Отличный кадр. Пока все идет, как надо. Только веселья в голосе следует поубавить – все-таки Скример пытался создать некий тревожный вайб, чтобы потрепать нервы подписчиков.

– По слухам, «Веснушку» до сих пор не могут продать из-за призрака убитой девочки, – Скример изобразил обеспокоенный вид. – Сначала люди жаловались на детский голосок, раздающийся в пустых домах по ночам. А кто-то утверждал, что даже видел девочку своими глазами. С петлей на шее и окровавленной отверткой в руке. Звучит слишком фантастично, чтобы быть правдой. Предлагаю проверить вместе. Вы со мной, ребят?

Еще одна ошибка. Он не продумал легенду заранее, понадеявшись на вдохновение. Теперь выпуск придется посвятить мертвой девочке. Скажем, она была не такой как все – молчаливой, робкой и странной. Остальные дети устроили ей травлю… Нет, получается «Кэрри», какая-то. Так, в следующий раз он набросает сценарий. И ни за что не полезет к заброшкам в одиночку. Мертвых девочек в лагере, конечно же, нет. Но впереди, среди деревьев, только что мелькнул шарообразный силуэт: то ли сова пролетела, то ли снежный ком скатился с ветвей. Тревожность в голосе перестала быть наигранной.

Переваливаясь по-медвежьи Скример двинулся по главной дороге к двухэтажному зданию, некогда бывшему административным корпусом. Маленькие домики по сторонам выглядели соблазнительно мрачными, однако сугробы вокруг них доходили до окон. Не хватало еще оставить в снегу ботинки посередине жуткой истории.

– Впереди меня находится старое административное здание. Пионерку – такое прозвище получила мертвая девочка – видели именно там, – Скример начал задыхаться от ходьбы по рыхлому белому покрывалу. – Я собираюсь переждать внутри целую ночь. Как говорится, Рубикон уже брошен. Если не вернусь живым, пусть эта запись станет свидетельством того, что со мной случилось.

На самом деле Скример не собирался проводить в домике всю ночь. Он же не сумасшедший. Достаточно побродить по скрипучим доскам, пошахараться от теней и можно будет возвращаться домой. Кончики пальцев на ногах и так ощутимо подмерзли; не хватало еще подцепить бронхит или пневмонию. И, разумеется, никто не станет смотреть видеоролик длиной в восемь часов. Поколение «ТикТок» сразу перематывает на самые интересные моменты, так что пусть монтаж творит свою магию.

– Чувствую, как учащается пульс с каждым шагом, приближающим меня к дому, – признался Скример. – Интересно, что покажет детектор электромагнитного излучения? Последний раз мне было так страшно лет в двенадцать. Тогда соседская псина решила попробовать мою ногу на вкус. Да, ребят, зря я во все это ввязался. И вот ведь какое совпадение: ровно двадцать лет назад…

Что именно случилось двадцать лет назад так и осталось загадкой потому, что Скример неожиданно умолк. Лишь волна страха, сковавшая ноги, удержала его от позорного бегства к машине.

В окне административного корпуса «Веснушки» горел свет.

Бауэр вел занятия по понедельникам, средам и пятницам. В остальные дни занимался научной работой: анализировал свежие статьи коллег или перекладывал собственную теорию на новые рельсы. В отличие от химиков или физиков, ему не требовались лабораторные условия, мензурки, электромагниты или реактивы. Университет предоставлял доступ к зарубежным журналам, обеспечивал перевод и сопровождение трудов. Ректор даже утвердил заявку на внеочередное исследование больших данных, что спровоцировало косые взгляды и нервные пересуды других ученых, которые ожидали мощнейший компьютер и команду волонтеров не первый месяц. Однако сегодня Бауэр не мог заставить себя написать ни единого слова.

Он просидел перед монитором до полудня в поисках причин вчерашнего перемещения в пространстве. Натыкался в основном на описания нарушений памяти, вызванных инфекциями, гематомами или болезнью Альцгеймера. Некоторые симптомы совпадали, и чем дольше Бауэр читал, тем больше совпадений находил. Вне себя от нарастающей тревоги, он вновь и вновь открывал новые вкладки и подолгу изучал одно и то же. На одном из медицинских сайтов с громким щелчком выскочило рекламное окошко с номером телефона, по которому Бауэр едва не позвонил. Он с трудом мог объяснить себе, почему передумал. То ли опасался услышать страшный диагноз, то ли решил, что все рассосется само собой, как синяк или ушиб. В конце концов, прежде из памяти не выпадали целые куски жизни.

«Если это повторится, – решил Бауэр, – обращусь в клинику незамедлительно».

Наглый самообман принес некоторое облегчение. По крайней мере Бауэр нашел в себе силы заняться бытом. Сет – короткошерстный британец – уже давно истошно орал и водил по ногам лапами. Стоило первому кусочку сухого корма коснуться миски, кот уткнулся в нее мордой с протяжным воем.

Затем Бауэр заставил себя вытереть пыль в квартире. Полки выглядели чистыми, но уборка позволяла отогнать навязчивые мысли о болезни Альцгеймера хотя бы на время. Бауэр проворно справился с гостиной, которая служила ему еще и кабинетом, поменял ставшую серой воду на чистую и в нерешительности остановился перед дверью, ведущей в спальню.

Каждый раз ему требовалось перебороть себя, чтобы совершить несложные телодвижения – повернуть ручку и сделать шаг внутрь. Получалось не всегда. Убранство спальни осталось таким же, как в день смерти Марины. Глиобластома головного мозга обрубает долгое счастливое будущее, оставляя взамен жалкий отрезок длиной не больше пяти лет. В случае с Мариной – всего один год. Год кошмарных диагнозов и сочуствующих фраз. Врачи отводили Бауэра за стены кабинета (чтобы не услышала Марина) и объясняли, что вероятность положительного исхода равна нулю. В каждой клинике: частной, государственной, местной, столичной. Марина держалась стойко, даже во время острых приступов головной боли и тошноты. В свои тридцать два года она мечтала о большой семье и путешествиях по миру. Жирный красный крест перечеркнул планы, но не сломал дух. Бауэр же сходил с ума от собственного бессилия и ожидания неминуемой смерти супруги. Сдержанный и дисциплинированный днем, в одинокие ночи он давал волю чувствам, заливаясь слезами и разбивая кулаками декоративную штукатурку на стенах. Трещины от ударов до сих пор уродовали вид спальной. Бауэра это ничуть не волновало. После извещения о смерти супруги он посещал спальную так редко, что можно было пересчитать по пальцам. Он не мог видеть фотографию, на которой Марина лучилась здоровьем и счастьем. Не мог прикасаться к кровати, на которой им довелось провести множество страстных ночей. Не мог выбросить старые вещи, спрятать их с глаз долой и стереть воспоминания, что было бы равносильно предательству.

Дверь спальни так и осталась нетронутой. Слишком много всего навалилось: аудиторная нагрузка в университете, незавершенные исследования и признаки зарождающегося психического расстройства в придачу. Вид разбитой спальни и воспоминания об умершей супруге расшатали бы и без того непрочные столпы самоконтроля. Бауэр развернулся с ведерком в одной руке и мокрой тряпкой – в другой.

Сет изогнулся дугой, вздыбил шерсть и попятился прочь. Шипение его звучало не то враждебно, не то испуганно. Вытянутые зрачки метались из стороны в сторону, точно при охоте за проворной мышью.

– Никак домового увидал? – усмехнулся Бауэр. – Сет – охотник за нечистью. Похоже, новый корм на тебя дурно повлиял.

Шутливый тон не успокоил кота. Сет подскочил и припустил на кухню с жалобным мяуканьем. Послышался грохот опрокидываемой посуды.

– Да что с тобой стряслось? – пробормотал Бауэр. – Заболел что ли?

Последнюю фразу он закончил, взволнованно озираясь по сторонам. Сплошь заснеженные сосны и расчищенные тропинки, прорезающие белые сугробы. Укутанные в теплую одежду прохожие недоуменно пялились на Бауэра, облаченного в мятые шорты и домашнюю футболку с сюрреалистичным принтом.

– А ты, парень, закаленный. Прямо морж! – бросил ему проходящий мимо старик с палками для скандинавской ходьбы.

Опять приступ. Бессознательное перемещение по городу, но в этот раз куда более длительное… Сквозь деревья Бауэр разглядел очертания моста и низеньких домиков. Сосновый бор – хорошо знакомое место. Вместе с Мариной они бывали здесь не единожды. Наслаждались свежим воздухом, неуклюже катались на коньках. Чудесные беззаботные дни.

Между деревьев брела знакомая фигура. Длинные вьющиеся волосы и летнее платье в горошек – настоящий вызов горам снега и минусовой температуре. Бауэр отвернулся. Только не сейчас, только не сейчас. Опять он видит образ супруги наяву, хотя прошло уже целых два года. Должно быть, с его мозгами и в самом деле что-то не в порядке. Сначала видения, теперь помутнения в памяти. И все же невозможно прошагать пятнадцать километров по декабрьскому Новосибирску в футболке и шортах, не обморозив конечности.

Ведерко с тряпкой вызвали взрыв смеха у прогуливающихся в парке школьников. Фигура Марины растворилась среди деревьев. Руки бессильно дрожали под колючими дуновениями ветра. Босые ступни проваливались в холодное пламя.

«Надо убираться домой, – вдруг осознал Бауэр.

В таком виде пешком ему не уйти. И до станции метро не добраться. Вызвать бы такси, но телефон остался в квартире вместе с Сетом.

Как же, черт побери, это произошло?

Он не сразу сообразил, что слышит в небе странный рокот вертолетных лопастей – прерывистый, натужный и скрипящий. Как и прохожие вокруг, Бауэр инстинктивно поднял голову. Из желтого с красным крестом вертолета расходился густой дым. Кабина вращалась в воздухе подобно маятнику на тонкой нити.

– Он падает! – озвучил мысли Бауэра раскрасневшийся мужчина. – Падает, честное слово!

Рокот лопастей стих. С секунду вертолет провисел в воздухе в ничтожной попытке преодолеть законы гравитации, затем устремился вниз, к толпе зевак. Кучка испуганных людей бросилась врассыпную. Бауэр был в их числе. Он упал от толчка полной женщины в шубе и вывалялся в снегу, но тут же подскочил и продолжил спасаться бегством. Пронзающий холод отступил. Напротив, тело разгорячилось так, будто под кожу зашили угли.

Вертолет рухнул с оглушительным скрежетом. Что-то блестящее просвистело над головой Бауэра и унеслось вперед. Остановившись, он заметил длинную лопасть, вонзившуюся в ствол дерева. Позади не прекращались крики, однако тон их сменился с панического на обеспокоенный.

Бауэр обернулся и уставился на искореженную металлическую груду, некогда бывшую вертолетом. К небу поднимался черный столб дыма. Молоденькая девушка тараторила по телефону, призывая спецслужбы приехать на место катастрофы. Старик с палками для скандинавской ходьбы сокрушенно качал головой. Кабину вертолета охватили языки пламени. Никто не пытался из нее выбраться. Никто к ней не приближался. Толпа расходилась, опасаясь взрыва.

Бауэр отчаянно рылся в ворохе суматошно галдящих мыслей. Крушение вертолета, погибшие пассажиры, сковывающий конечности мороз… Однако ярче всего пульсировали вопросы о необъяснимом перемещении в Сосновый бор прямиком из собственной квартиры. Нет, это не болезнь Альцгеймера. Если только она не дарует сверхспособности.

– Вы в порядке? – осведомилась полная женщина в шубе.

Та, что толкнула его локтем минуту назад. Несмотря на промелькнувшую в голосе озабоченность, ее взгляд оставался полным подозрений. Словно одетый не по погоде виновник катастрофы стоял прямо перед ней.

– Нет, – ответил Бауэр. – Никакого порядка.

Скример как никогда был близок к тому, чтобы закричать, бросить рюкзак с оборудованием, снова закричать и со всех ног броситься к машине. Остановило его логичное, а от этого еще более неожиданное осознание.

Забвение. Он превратится в забвение. Сначала примкнет к толпам неудачников, пыхтящих в дешевые микрофоны, не умеющих работать со светом и тщетно пытающихся набрать больше сотни просмотров за стрим. Поболтается так год или два – а что дальше? Мама не сможет тянуть его вечно. Заставит несостоявшуюся знаменитость перекладывать коробки на каком-нибудь складе или устроиться кассиром в ближайший магазин. Квалификации-то у него ноль, как и образования. Последний шанс остаться на плаву маячил перед глазами прямо сейчас: тусклый огонек в окне административного корпуса «Веснушки».

Он хотел состряпать крутой и пробирающий до мурашек видеоролик? Что ж, он это сделает. Влетит в топ с двух ног.

– Ребят, впереди что-то происходит. Я даже не могу толком объяснить, – прошептал Скример. – То ли фонарь светит, то ли факел. Видите? Похоже, какие-то доморощенные охотники за привидениями рыщут по заброшенной «Веснушке». Или сама Пионерка подает сигнал. Как думаете, стоит свалить пока не стало слишком поздно?

Он умолк, позволяя воображаемым зрителям дать ответ. Кто-нибудь обязательно потом напишет в чате «Вали!» или «Охренеть, он безбашенный». Взлетят просмотры, ох взлетят. Особенно, если снять творящуюся в корпусе вакханалию крупным планом.

Дверь наполовину занесло снегом. Отворить ее не получилось бы даже с ключом и совковой лопатой. Тот, кто посещал «Веснушку» прежде, не стал и пытаться – просто воспользовался окном. Стекло и раму небрежно вдавили внутрь: осколки и щепки торчали, как звериные клыки. Скример не без сожаления подумал, что с курткой придется распрощаться.

– То, что вы видите на экране – не подстава. Реальный заброшенный лагерь, утопленный в снегах, а рядом со мной нет никого из группы поддержки. Кроме вас, разумеется. Знаете, что самое стремное? Я улавливаю какой-то охренительно жуткий шепоток изнутри. Есть вероятность, что в доме мы все-таки окажемся не одни. Страшновато, ребят. Честно. Но я рискну собственной шкурой и влезу через окно.

Скример хотел вставить шутку, чтобы немного разрядить обстановку, однако на ум приходили только панические призывы к бегству. В полном молчании он ухватился за оконный проем и втиснулся в негостеприимное нутро административного корпуса. Куртка жалобно взвизгнула под напором торчащих осколков. Ранец уцепился за толстую щепку. Скример дернулся, услышал звук обрывающейся лямки и рухнул на дощатый пол, усыпанный битым стеклом.

– Вот срань! – простонал он.

Грохот должен был насторожить неведомого охотника за привидениями (или Пионерку), однако никто не бежал навстречу, как никто не убегал прочь. Воцарившуюся тишину нарушал лишь тонкий свист ветра. Скример поднялся с пола и огляделся.

Ему довелось угодить в настоящую машину времени. В стеллажах угадывались следы кубков и наград. Посередине коридора с облупившейся краской кто-то бросил советские весы «Тюмень» с отломанной стрелкой. Стены были увешаны выцветшими объявлениями и плакатами. Один из них – с изображением своры веселых ребят в алых галстуках – гласил: «Здравствуй, пионерское лето». Лето сейчас бы не помешало. Жаль, что на улице властвовал хмурый декабрь.

Дверной проем в конце коридора манил отблесками света. Не желтоватого, как от старых ламп накаливания, а болезненно-белого, свойственного диодным фонарям.

«Только не говорите, что кто-то украл мою идею с заброшенным пионерским лагерем», – подумал Скример.

Владелец источника освещения ничем более себя не выдавал. Скример подавил желание крикнуть что-нибудь вроде «Ау!», рассудив, что нарушит эффектное напряжение, играющее на пользу будущим просмотрам.

– Там явно кто-то есть. Или что-то, – прошептал Скример в петличный микрофон. – Приближаться опасно. Поднимусь на второй этаж и попробую найти точку обзора. Клянусь чем угодно, что в следующий раз я один не попрусь.

Он принялся взбираться по лестнице, ощущая, как тяжело даются шаги усталым ногам. Ступени отчаянно скрипели. Поразительно, но человек с фонарем так и не отреагировал. Если в той комнате вообще кто-то был. Предположим, фонарь бросили или попросту забыли. Сколько времени проработает батарейка без остановки? Часов шесть или восемь. Стало быть, незадачливый охотник за привидениями давно вернулся домой и мирно попивает чаек. За оставленным фонарем возвращаться не станет.

Приободренный этой мыслью, Скример бодро прошествовал по коридору второго этажа. Мелькали оставленные через трафарет надписи: «Начальник лагеря», «БУХУЧЕТ», «Заведующий хозяйством» и сбивающая с толку «УПиКЛО».

– Подумать только, когда-то здесь кипела жизнь. Проходили рабочие встречи, планировался распорядок дня. Теперь вокруг лишь пустота, – Скример неожиданно развернулся, направив камеру к лестнице. – Вы слышали? Слышали?

Он покрутился на месте и продолжил:

– Показалось. Вроде бы говорил кто-то. У меня чуть было сердечный приступ не случился. Уф. При обработке видео выкручу звук на максимум. Послушаем голоса из потустороннего мира.

Хороший прием для нагнетания обстановки. Какой-нибудь звук он обязательно добавит при редактировании видео – писк мыши, неразборчивое эхо или приглушенный вопль.

Преодолев коридор, Скример очутился в комнатушке, прежде служившей хранилищем документов. Об этом красноречиво свидетельствовали пустые стеллажи, пронумерованные белой краской. Удача была на стороне Скримера: в полу зияло отверстие размером с футбольный мяч. Свет пробивался сквозь него, оставляя на стене бледный кругляш.

– Момент икс, – прокомментировал Скример. – Через пару секунд мы увидим Пионерку собственными глазами. Надеюсь, она не пустит в ход свою отвертку.

С приближением к отверстию треск досок приобретал все более угрожающие оттенки. Скример избавился от рюкзака и лег на живот, уподобившись спасателю на льдине. Исполосованную куртку все равно придется выбросить – грязные пятна этого тем более не изменят.

В очередной раз мысленно пообещав сесть на диету, Скример подполз к отверстию. Изумленный вскрик застыл в горле, но так и не вырвался наружу: внизу, на первом этаже, действительно находился человек. Он сидел, неподвижный и сгорбленный, перед советской неваляшкой, будто взывая к божественному идолу. Радостное личико куклы было вымазано темной краской. Неподалеку лежал мощный диодный фонарь, свет от которого так хорошо был заметен снаружи. От металлического сосуда, похожего на церковную кадильницу, лишенную христианского символа, поднималась тонкая струйка дыма. Скример едва не закашлялся от горечи, хлынувшей в горло. Заслонив отверстие в полу ладонью, он несколько раз жадно вдохнул воздух, пока приступ не схлынул.

– Вы видели? – прошептал Скример в микрофон. – Какой-то сектант проводит ритуал. Я ведь говорил, без потусторонних сил не обойдется. А вдруг он собирается призвать Пионерку?

Древесина под его весом ощутимо просела. Хруст заполонил комнату. Скример беспомощно взмахнул руками и вместе с гнилыми обломками полетел навстречу ухмыляющейся неваляшке.

Съемная квартира на улице Тульской имела свои преимущества. Помимо сносной арендной платы и близости автобусных остановок, Алла была в восторге от окон, выходящих на восток. Солнце будило ее ранним утром, придавало заряд бодрости и настраивало на рабочий лад даже зимой, когда стекло подмерзало, небо мрачнело, а по тротуарам ходили толпы угрюмых прохожих, зарывающих лица в шарфы. Однако самое главное преимущество заключалось в том, что папа и мама Аллы не могли дотянуться до нее со своими правилами и ограничениями. Домой возвращаться не позже девяти. Поступать только на бюджет. Не красить волосы. Не слушать дурацкую рок-музыку. Бесконечное количество требований, хотя ей уже далеко не шестнадцать. Родители устроили бурный скандал, когда Алла озвучила им решение о переезде. Хорошо, что время и расстояние немного сгладили их пыл.

Сидя в кресле перед ноутбуком, Алла сосредоточенно изучала научные труды профессора Бауэра. На тумбочке стояла пустая кружка из-под кофе. Обновлять ее было рановато – горьковатый вкус еще чувствовался на языке. На первом курсе Алла могла прикончить три кружки за час пока готовилась к экзамену, но подобный заряд энергии со временем стал плохо сказываться на нервах.

Фоном работал телевизор. Алла не слушала, что говорит диктор программы новостей. Важнее было другое: человеческая речь, пусть даже исходящая из старого динамика, позволяла чувствовать себя не такой одинокой. Работалось так проще – будто сидишь в редакции, а коллеги под боком обсуждают предстоящие репортажи.

Бауэр писал в научном стиле, не лишенном литературных приемов. Алла с удивлением обнаружила целый ряд метафор и некое подобие иронии. Пришлось напрячь мозги и воспользоваться калькулятором, чтобы продраться сквозь формулы, но суть теории от нее не ускользнула. На листе перед Аллой появлялись вопросы для предстоящего интервью. К девяти утра их количество выросло настолько, что пришлось использовать обратную сторону.

Подготовку к интервью получилось бы закончить раньше, если бы не Толик Воронин, устроивший штурм в социальных сетях. Он продолжал присылать сообщения так настойчиво, словно вчерашним днем Алла внезапно стала мечтой всей его жизни. Нейтральные «Как дила?» и «Что делаеш?», написанные с неизбежными орфографическими ошибками, резво превратились в зазывания встретиться в любом месте и в любое время. Алла отвечала односложно и тактично. Может, когда-то розовощекие пухляки и вызывали у нее симпатию, но к двадцати годам пристрастия изменились кардинально. Портить отношения с воскресшим из прошлого одноклассником не хотелось – к чему наживать себе лишних врагов? Однако желание пополнить стремительно распухающий черный список и тем самым избавить себя от доставучих сообщений было велико. Алла размышляла над блокировкой, пока заваривался кофе. Горячая кружка согрела ладони и принесла интересную идею.

«Почему ты вспомнил обо мне спустя пять лет?» – напечатала Алла.

Толик ответил не сразу. Иконка «печатает…» то загоралась, то исчезала. Вопрос явно застал его врасплох.

«Я проснулся и осазнал что моя девушка недостаточна хороша по сравнению с тобой. Все чувства к ней стерли. Как ластиком. Вобщем выгнал ее и остался один. Ты ведь вроде тоже одна? Судьба сводит нас вместе. Глупо это отрицать. Просто дай мне один шанс».

Прежде, чем Алла успела ответить, пришло еще одно сообщение.

«Я чувствую себя ужасна без тебя. Ваще никогда не думал что готов буду сделать что-то настолько плохое».

Телевизор отключился. Алла успела заметить, как диктор открыл рот, намереваясь вставить эффектный комментарий, а экран погас, оборвав его на первом же слове. Вместе с диктором стихло мерное дребезжание холодильника. Циферблат электронных часов превратился в серый прямоугольник. Робот-пылесос оповестил об отключении зарядного устройства. Электричество – кровь современных жилищ – исчезло.

Алла была уверена, что проблема кроется в выбитом автомате, пока не вспомнила о будоражащем отвратительной непредсказуемостью сообщении Толика.

«Ваще никогда не думал что готов буду сделать что-то настолько плохое».

Настолько плохое – это что? Да все, что угодно. Начиная от скабрезного комментария под новостью за авторством Аллы и заканчивая вторжением в ее квартиру с наточенным топором в руках. Топор слабо увязывался с типажом благодушного пухлячка, однако, как известно, в тихом омуте черти водятся, а скромные одноклассники иногда мутируют в сексуальных маньяков, вроде Лесного скрытня.

Кстати, вот и неочевидный недостаток квартиры – первый этаж. В окно без решеток забраться может любой физически крепкий человек, даже с лишним весом. Остается тешить себя надеждой, что Толик на подобное не способен. И вообще, не факт, что плохое он собрался вытворять именно с бывшей одноклассницей.

Алла поймала себя на том, что так и сидит перед ноутбуком в надежде на самопроизвольное возвращение электричества. С тем же успехом можно было ждать урожая, ничего не посадив. Она поднялась с кресла, бросила короткий взгляд за окно и тихо направилась к двери. В отсутствие других звуков, шорох носков по линолеуму казался душераздирающе громким.

Прильнув к глазку и затаив дыхание, Алла уставилась на лестничную площадку. Ни души.

И нечего было себя накручивать. Всего-то выбило автомат, а поток стрессовых мыслей о топорах хлынул из-за дурацких сообщений Толика и Глеба. «Начинающая журналистка боится собственных шагов» – подходящий заголовок для ее жизни. И все-таки в следующий раз, перед тем как начать строить отношения, лучше запросить у парня справку от психиатра. Не страшно показаться странноватой – страшно спасаться бегством от спятившего ухажера.

– Ты собираешься включать автомат или продолжишь ныть о несчастной судьбе? – спросила Алла себя.

Не будет же она вечно торчать у двери, тыкаясь в глазок. Правда, выходить на площадку Алла опасалась, а попросить включить автомат было по большей части некого. Просто смешно заставлять подруг мчаться в противоположный конец города для того, чтобы нажать кнопочку. И боже упаси звонить родителям. Папа сразу заведет свою пластинку под названием «Я же говорил», а мама начнет упрашивать вернуться в родной дом.

Пошарив в сумочке, Алла извлекла старый добрый перцовый баллончик. Универсальный «успокоин». Немного подумав, она взяла во вторую руку смартфон с заранее набранным номером «112». Одно движение – и полицейские окажутся на прямой линии. Алла не до конца продумала, как именно проделает все эти манипуляции во время нападения, но почувствовала себя заметно увереннее. А это практически залог победы.

Алла плавно повернула рукоять замка. Дверь с тихим щелчком отворилась. Лестничная площадка была по-прежнему так же свободна от людей, как дно океана. Пустующий подъезд будто бы издевательски хохотал: «Испугалась отключения электричества, трусиха».

Преодолев кусок лестничной площадки огромным прыжком, Алла очутилась возле распределительного щелчка. Включила автомат и выдохнула, услышав из квартиры знакомый голос диктора с телевидения. Стоило ли себя накручивать?

Она обернулась и едва не упала – ноги мгновенно превратились в мармеладных червяков. На двери ее квартиры кто-то намалевал уродливую надпись: «Высокомерная ПАДАЛЬ!»

Жирные подтеки краски напоминали кровь. На ступенях валялись кисть и опрокинутая жестяная банка. Издав протяжный визг, Алла бросилась в квартиру. Захлопнула дверь, закрыла замок на два оборота. И только после этого вспомнила о набранном номере.

Бауэр читал лекцию скупо и неохотно. Он сам понимал, насколько плохим выходило повествование, и отсчитывал минуты до звонка. Красноречие уступило место сухому изложению, а яркие примеры – призывами почитать судебные решения самостоятельно. Мысли Бауэра витали вокруг увиденной им накануне пьяной драки и крушения вертолета санавиации. Как и бессонной ночью он не переставал размышлять о спонтанных перемещениях в пространстве. Ни одно психическое расстройство не могло объяснить того, что ему пришлось очутиться за пятнадцать километров от дома в футболке и шортах, чудом сохранившим тепло и запах квартиры. Впоследствии он догадался посмотреть на часы. Выходило так, что дорога в Сосновый бор заняла около минуты. Домой Бауэр возвращался на любезно вызванном прохожими такси, уклоняясь от вопросов водителя, и заняло это путешествие чертовски больше одной минуты.

Нечто малообъяснимое действительно выдергивало Бауэра из привычной обители и выбрасывало в случайный район города. Случайный ли? Если подумать, то не совсем. Перемещало его отнюдь не в теплое кресло кинотеатра или музей восковых фигур. Второй раз подряд Бауэр наблюдал, как жизни другого человека угрожала опасность. До того, как Марину поразила глиобластома, они частенько проводили время за просмотром фильмов: фантастических, романтичных или комедийных. «День сурка» был одним из их любимых. Сюжет имел мало общего со спонтанными перемещениями, хотя вполне мог объяснить их причину. Возможно, судьба, высшие силы или божественное вмешательство обрекли Бауэра на спасение невинных жертв так же, как героя Билла Мюррея обрекли на самосовершенствование. Он никогда не думал, что придет к подобному выводу. И все же его попросту не могло переносить в гущу событий по случайному стечению обстоятельств.

– Виктор Генрихович, вы уверены насчет последней фразы? – нахмурился студент, сидящий в первом ряду. – Для беловоротничковой преступности в самом деле характерно скрытое перемещение в пространстве? Это как? Они по тайным ходам передвигаются?

– Простите, я оговорился. Для беловоротничковой преступности характерно скрытое перераспределение доходов. Вот, на слайде так и написано.

Он продолжил рассказывать о коррупции и картельных сговорах, внутренне усмехаясь собственной избранности. Здоровенный полицейский или подготовленный военнослужащий со спасением жертв справились бы намного эффективнее. Да взять хотя бы каратиста или боксера! Бауэр, посвятивший жизнь исследованиям и академической активности, в спасители не годился категорически. Он никогда не дрался и не стрелял, а стоило снять очки – превращался в беззащитного крота. Его единственным оружием был интеллект, отточенный вовсе не для решения загадок в духе «спаси человека здесь и сейчас». Но другое объяснение спонтанных перемещений не приходило в голову. По крайней мере, при текущих вводных.

Звонок оборвал лекцию. Студенты поднимались и шли к выходу, бросая в сторону Бауэра озадаченные взгляды. Некоторые откровенно перешептывались. По-видимому, в ходе лекции ошибся он далеко не единожды. Не так уж страшно – он ведь мог исчезнуть с середины занятия. Вот был бы повод для обсуждения! Горько покачав головой, Бауэр принялся собирать портфель.

– Виктор Генрихович, у вас все в порядке? – спросила Лада, когда остальные студенты покинули аудиторию.

– Бывало и лучше, – признался он. – Неужели так сильно заметно?

Впервые за пару месяцев Лада отказалась от эффектных нарядов, отдав предпочтение удобной толстовке с капюшоном и джинсам. И макияж, кажется, исчез. Бауэр поймал себя на невольном любовании девушкой. Не иначе, недавний всплеск адреналина пробудил в нем вкус к жизни.

– Многие преподаватели считают нормальным читать по учебнику, монотонно бубнить и пресекать дискуссии. Некоторые даже на лекции не приходят. А у вас каждое выступление было… как актерская игра. Правда, не сегодня, – Лада пожала плечами. – Я не придираюсь и не издеваюсь, не подумайте. Наверное, привыкла к высоким стандартам ваших занятий.

– Нет, что вы! Лектор всегда знает, что его лекция имела успех или прошла не лучшим образом. Сегодня был именно второй вариант. Всему виной личные проблемы. Не успеешь справиться с одной, как появляется другая.

Лада понимающе кивнула.

– Наверное, наш последний разговор только добавил вам проблем. Если так, то не берите в голову, – смущенно произнесла она. – Я бываю слишком напористой. Потом сама себя ругаю.

– Вы совершенно ни при чем.

– Действительно. Вы же меня почти не замечаете, – пробормотала Лада. – С чего я решила, что могла помешать лекции?

Бауэр застыл с портфелем в руках. Его разрывало желание гордо удалиться из аудитории и завернуться в добровольное одиночество, где не было места размолвкам, выводящим из зоны комфорта объяснениям и страстям, где день за днем проходил размеренно и однотонно. Причины лежали на поверхности – для их осознания не требовалось посещать психотерапевта, психолога или другого мозгоправа, возомнившего себя знатоком человеческих переживаний. Смерть супруги до сих пор отдавалась всплесками отчаяния и боли. Бауэр не мог подавить мысли о том, что начни он вновь строить отношения – и трагедия обязательно повторится. Глупо, нелогично, но подобные вещи происходят. Он тяжело сходился с людьми, а переживал их уход, как выяснилось, намного тяжелее. Второй раз ему попросту не выдержать. Помнил Бауэр и о суровой преподавательской этике. Из-за связи со студенткой он может лишиться работы, и тогда останется совершенно ни с чем.

Бауэр развернулся к выходу, но не сделал ни одного шага. Каким-то образом Ладе удалось затронуть в нем то, что едва подавало признаки жизни. Ей удалось разорвать один из листов кокона одиночества, которых оставалось еще очень и очень много. Интересно, что бы она сказала о его спонтанных перемещениях? Посмеялась или помогла бы разобраться в сути проблемы?

Нет, нет! Он справится самостоятельно. Он всегда справлялся самостоятельно.

– Вы замечательная девушка, Лада, – изрек Бауэр. – Только слепой бы этого не заметил. Если бы мы встретились при других обстоятельствах…

– Так давайте уже встретимся! – сверкнула глазами Лада.

Он опустил голову.

– Есть проблема, которую мне предстоит решить. Что будет потом, я и сам сказать не могу.

Смартфон напомнил о предстоящей встрече с журналисткой. Бауэр взглянул на часы, наспех попрощался с Ладой и быстрым шагом покинул аудиторию. На долю секунды он успел пожалеть, что моментальные путешествия сквозь пространство не происходят по желанию.

Человеческая фигура застыла в клубах пыли и дыма. Невзирая на тупую боль в груди, Скример перевернулся и попятился, судорожно скользя отсыревшими ботинками по грязному полу. С губ его непрерывно срывался не то крик, не то вой. Уткнувшись в стену, Скример не остановился. Так и дергал ногами, словно пытался раствориться в обшарпанной советской краске.

– Да перестань ты уже орать, – прозвучал спокойный голос.

Скример перестал. Его ноги дрыгнулись еще пару раз, затем обмякли, как две вареные сардельки. Дышал он часто и прерывисто: то ли от пыли, то ли от дыма, то ли от приступа паники. Со стороны Скример наверняка выглядел жалко, но внешний вид его интересовал в последнюю очередь. Он думал лишь о том, что живым «Веснушку» не покинет.

– Не перестаю удивляться, когда вся работа летит под откос из-за человека, оказавшегося не том месте и не в то время, – Скример услышал в голосе разочарование. – Человека, который сам не понимает, что натворил. Тебя даже обругать толком нельзя.

Мутные серые клубы улеглись. Скример с удивлением обнаружил, что стоящий перед ним парень вовсе не похож на сектанта, сатаниста или другого любителя темных ритуалов. Худощавые черты, небольшая щетина и темные волосы складывались в совершенно непримечательный образ, если бы не пара деталей. В шевелюре проглядывалась неровная седая полоска – точно царапина от мифического когтя. Плотно сжатые губы выдавали сдерживаемое раздражение. Карие глаза лучились мудростью, свойственной для повидавших жизнь старцев, но не для молодых людей.

Парень был облачен в теплую парку, обыденный вид которой несколько усовершенствовали. От взгляда Скримера не ускользнули вышитые на плечах символы. Черные нити складывались в замысловатые узоры, явно имеющие не только декоративное предназначение. Скорее, они несли религиозный смысл, но Скример так и не понял, какой именно. Точно не православный, поскольку круги, испещренные изломанными линиями, не имели ничего общего с крестом.

Парень протянул руку. На его кисти соседствовали четки с переливающимися камнями и новенькие смарт-часы с мигающим циферблатом.

– Вставай, иначе спину отморозишь. Меня Егором зовут, кстати.

– Миха, – Скример ухватился за протянутую ладонь, поморщившись от ноющей боли в груди. – Так в паспорте написано. Но в сети меня хорошо знают под ником «Скример». Мистические истории и все такое.

По губам Егора скользнула едва заметная улыбка.

– Скример? Забавное прозвище. Ты всегда так дико вопишь?

– Только когда ползаю по заброшкам и лечу сквозь этажи. Господи, я чуть ребра не сломал! – Скример покосился на кадильницу, из отверстий которой еще тянулись слабые струйки дыма. – Это аппарат для дезинсекции что ли? Клопов травишь?

Скример готов был распрощаться с собственным каналом, если бы парень в самом деле оказался дезинсектором. Никто не отправляется травить насекомых при помощи кадильницы. Ни один дезинсектор в мире не станет использовать странные амулеты и религиозные символы вместо защитной маски и специального костюма. Однако вопрос насчет сатанинского ритуала Скример проглотил, так и не задав. Не хватало еще спровоцировать этого странного парня.

– Лучше ты мне расскажи, как оказался в заброшенном пионерском лагере? – Егор подозрительно прищурился. – Только не говори, что случайно. Опыт отучил меня верить в совпадения.

– Меня привели сюда Мистические истории Скримера. Так мой канал называется. Специализируюсь на жутких проявлениях нашей реальности. Забрел сюда в поисках интересного материала, – Скример продемонстрировал видеокамеру и микрофон. –Заброшенный детский лагерь – шикарное место для съемок. Сам понимаешь. Я не думал, что наткнусь на другого… человека.

– Скажу честно, в сеть ты ничего не выложишь, – с мрачным выражением, написанным на лице, Егор сунул руку в карман парки.

Скример вновь ощутил липкую и гадкую волну, пробежавшую от ног до кончиков ушей. На короткое мгновение ему показалось, что любитель сатанинских ритуалов выхватит огромный нож, а миролюбивое выражение лица сменится злобным оскалом. Чудесное завершение истории о заброшенной «Веснушке». Только никто не увидит его, кроме следователя, ведущего дело об убийстве с особой жестокостью.

Вместо ножа Егор вытащил из кармана обыкновенный смартфон. От свечения экрана кожа на его лице выглядела мертвенно бледной. Чуть более высоким и слабым голосом, чем обычно, Скример спросил:

– Почему я не смогу ничего выложить в сеть? Что мне помешает?

– Посмотри запись. Последние минуты перед тем, как ты разнес потолок. А лучше – с момента проникновения в здание. В моем деле предугадать сложно.

Егор задумчиво склонился над кучей обломков, некогда бывшими радостной неваляшкой. Рука с зажатым в ней смартфоном выписывала пируэты, то ли снимая, то ли подсвечивая пространство. С губ слетало едва слышное бормотание.

Скример облегченно выдохнул. Парень с целом шкафом странностей, но хотя бы не бросается с намерением вспороть живот – и на том спасибо. Что он там сказал насчет записей? Скример уставился в маленький экранчик, щелкая кнопками. Первоклассные кадры получились от первого лица. Вот Скример собственной персоной поднимается на второй этаж, испуганно вздрагивая и поворачиваясь в сторону якобы неожиданных звуков. Вот он медленно продвигается по узкому коридору с трафаретными надписями. Плакаты крупным планом. Закрытые двери и… Картинка взрывается яркой вспышкой и тухнет секундой позже. Сплошной черный экран.

Функционировало только воспроизведение звука: редкие комментарии и тяжелое пыхтение Скримера перебивались громкими всполохами помех.

– Не-е-е, – протянул Скример. – Не может быть. Как я настолько облажался?

Он перемотал запись и запустил по новой. Ничего не изменилось. Зрелищные фрагменты бесследно пропали. А самое загадочное заключалось в том, что Егор каким-то образом знал об артефактах на видео. Мистер Дезинсектор оказался еще и провидцем. Скример поднял голову и увидел, как Егор целится в него камерой смартфона.

– Личные границы, братан! – возмутился Скример. – Погоди-ка… Ты снимаешь собственное шоу о призраках, да? А вся эта бутафория нужна лишь для создания атмосферы. Слушай, вдвоем нам будет слишком тесно. У тебя сколько подписчиков вообще?

– Я надеялся на лучшее, – отчужденно произнес Егор. – Но проблемы по одной не ходят. Так, постой минутку.

Он метнулся к противоположной стене и поднял рюкзак, который Скример прежде не замечал. Тяжеленный, если судить по натянутой тканевой лямке. Покопавшись в содержимом, Егор извлек сероватый камень, болтающийся на толстой нити.

– Советую надеть и не снимать.

– Зачем?

Скример уставился на камень, качающийся из стороны в сторону, словно маятник гипнотизера. Каждая минута, проведенная в «Веснушке», приносила все больше странностей. Что дальше? Ему предложат вызвать демона или провести обряд жертвоприношения? У этого парня определенно альтернативная логика. Лучше вежливо попрощаться и оставить его заниматься своими делами. Отснятого материала, даже испорченного, хватит на один или два выпуска.

– Затем, что ты сломал неваляшку, – сухо ответил Егор.

– Я тебе новую куплю, не переживай, – Скример хотел сделать шаг назад, но вспомнил, что и так стоит, прижавшись спиной к стене. – На барахолке их навалом: и советских, и современных. Какие тебе нравятся?

Егор покачал головой, но руку с оберегом не опустил.

– Я не жду, что ты поверишь мне на слово, – сказал он. – Но тебе очень не понравится, если доказательства придется ощутить собственной шкурой. Неваляшка была не простой игрушкой – она натворила много бед. Она, скажем так, обладала свойствами, дурно влиявшими на людей.

Егор тщательно подбирал слова, однако Скример понимал, что речь шла о вещах, не принятых к обсуждению в интеллигентных кругах. Если это розыгрыш, то пора уже его закончить.

– Я научился избавлять людей от такого влияния, – продолжил Егор. – Ты видел ритуал, вернее, его часть. Мне не удалось его завершить по твоей вине. Разломанная неваляшка никому больше не навредит, но вот нас она заразить успела. Ты можешь защититься при помощи оберега. Я ношу такой же.

– Я не чувствую заражения. У меня всегда был сильный иммунитет, – попытался отшутиться Скример. – Давай просто оставим эту тему в покое.

– Да я бы рад, но закрыв глаза проблему не решишь. Знаешь, что с тобой сделала неваляшка?

– Порезала пальцы осколками?

– Обрекла на невезение. Все полетит под откос раньше, чем ты себе представляешь.

– Хочешь сказать, что я теперь проклят? Как в фильмах?

– Именно это я и говорю.

Скример все еще ждал, что Егор вот-вот рассмеется и признается в розыгрыше, а из-за угла выбегут операторы с криками, типа: «Улыбнитесь, вас снимала скрытая камера», но проходили секунды, и ничего не менялось. Лицо Егора оставалось предельно серьезным. Он искренне верил в рассказанную дребедень и вдобавок пытался всучить какую-то фигню на ниточке. Наверняка здесь крылся подвох. Первый оберег бесплатно, все остальные – за бешеные деньги. Как подписка на онлайн-кинотеатры.

– Я воздержусь, – сказал Скример. – Предпочту более традиционные способы. Помолюсь, очищу грехи. В общем, церковь спасет мою душу. Они – проверенные годами ребята.

– Не веришь, – вздохнул Егор. – Ожидаемая реакция.

– В нашем мире капитализма полно мошенников и шарлатанов. Я никого прямо не обвиняю, но без доказательств на веру ничего воспринимать не собираюсь, – Скример гордо скрестил руки на груди.

– Думаешь, я пытаюсь развести тебя на деньги? Это каким же образом?

– Да каким угодно.

– Тяжелый случай, – поморщился Егор. – Ладно, доказательство обеспечу, но тебе оно не понравится. Попробуй себя сфотографировать. Ты ведь так уже тысячу раз делал, верно?

Скример мужественно поджал губы и щелкнул себя камерой смартфона. Корпус ощутимо нагрелся, словно внутрь встроили миниатюрный кипятильник.

– Теперь посмотри, что получилось, – велел Егор.

Глядя на экран, Скример почувствовал, как желудок сворачивается в тугую трубку. Изображение походило на свежий рисунок, по которому проехались мокрой тряпкой. Трещины на стене и часть потолка запечатлелись в малейших деталях, однако лицо Скримера расплылось, превратившись в бесформенную массу.

– Охренеть. Хочешь сказать, что…

Смартфон в его руках вспыхнул ярким желтоватым пламенем. Скример глупо пялился на огоньки, пока жжение в пальцах стало нестерпимым. Он истошно завопил и затряс рукой. С громким хлопком корпус смартфона разлетелся на несколько кусков, не успев долететь до пола.

– Ты ведь знал, что так произойдет! – взвизгнул Скример.

– Ну… не совсем так, – в глазах Егора мелькнуло удивление. И капелька насмешки. – Камеры упорно отказываются фиксировать проклятия. Глючат, нагреваются или отключаются. Но телефон взорвался не из-за съемки. Контакт замкнуло или батарея попалась с дефектами. Я пытался объяснить насчет полного невезения, а ты не верил. Повезло, что проклятие условно-смертельное.

– Условно-смертельное? – Скример не мог оторвать взгляд от остатков смартфона.

– Оно не пытается тебя уничтожить, – пояснил Егор. – Но ощутимо этому способствует. Представь, что пьяный водитель выберет именно твою машину в качестве мишени. Может, ты отделаешься испугом или синяками. Может, серьезным переломом или потерей яичек. Не исключаю более неприятный исход. Проклятие действует непредсказуемо: сломает ножки у любимого стула, обрушит самолет на твой дом…

– Или взорвет мой телефон, я догадался. Что предлагаешь делать?

Егор вновь протянул оберег.

– Надеть и не снимать.

Скример последовал его совету. Камень приятно тяготил шею и – в немалой степени благодаря самовнушению – давал ощущение безопасности. Кто бы мог подумать, к чему приведет сломанная неваляшка?

– Теперь я исцелен? Никаких пьяных водителей и утраты яичек?

– Агат не избавляет от проклятия – только защищает. Придется провести еще один ритуал, – Егор застегнул парку, натянул вязанную шапку и водрузил на спину тяжелый рюкзак. – Ты на машине?

Скример кивнул.

– До города подбросишь?

Скример кивнул еще раз.

Бауэр прибыл в кофейню первым. До встречи с журналисткой оставалось еще пятнадцать минут – сработала старая привычка приходить заблаговременно. Немецкая пунктуальность (передающаяся в генах, как шутили коллеги и знакомые) не имела к этому отношения. Бауэр никогда не опаздывал на занятия, поскольку каждая утраченная минута означала необходимость сокращать лекцию или ускорять темп речи. Ни того, ни другого он делать не любил, а потому старался выиграть немного времени. Это правило само по себе распространилось на всю его жизнь.

Он уже забыл, когда выбирался в какое-нибудь развлекательное заведение в последний раз. Наверное, только вместе с Мариной. После ее смерти в жизни Бауэра остались только стены университета и серое убранство квартиры, монотонно сменяющие друг друга.

– Вам помочь с выбором? – осведомилась молодая девушка, на фартуке которой красовался логотип кофейни – дымящиеся чашки в стиле поп-арт.

Бауэр осознал, что несколько минут простоял, как истукан. Пялился на доску с обведенными мелом позициями и ни слова не прочитал.

– Лавандовый раф? Киви грог? Флэт уайт? – интересовалась бариста.

Названия Бауэру ни о чем не говорили – сказывался добровольный отрыв от современной жизни либо ассортимент был рассчитан на более молодой контингент. Он взял привычный слуху капучино и сел за столик у окна. Летом из кофейни наверняка открывался неплохой вид на сквер и узкие улочки, сейчас же взор преградил раскрасневшийся водитель, пытающийся откопать застрявшую в снегу «Гранту». Белые хлопья, казалось, мгновенно засыпали места, по которым прошлась лопата.

Мелодично звякнул дверной колокольчик. В кофейню ввалилась девушка в безразмерном пуховике, облепленном белыми комьями. Она заказала лавандовый раф, нашла взглядом Бауэра и улыбнулась.

– Виктор Генрихович, насколько я понимаю?

– Он самый. А вы…

– Алла из «Бюллетень Нова», – бойко опередила его девушка. – Позвольте отогреть руки – и начнем.

Под пуховиком обнаружился столь же безразмерный свитер с оленями. Бауэр, как всегда, облачился в строгий костюм с галстуком, решив, что беседа о науке по статусу не сильно отличается от лекции.

Пока Алла выкладывала на стол диктофон и блокнот, он молча наблюдал за ее движениями. Вряд ли она была старше его студентов, даже если учитывать отгоняющие молодость темные круги под глазами, неловко замазанные тональником, и чуть заторможенный взгляд. Девушка явно пережила бессонную ночь или переработала сверх меры.

– Вам приходилось раньше давать интервью? – поинтересовалась Алла.

– Нет. Журналисты не часто интересуются исследованиями преступности. Вы пишете о массовых убийствах, крупных грабежах и резонансных изнасилованиях. Читатели это любят. Кликают по манящим заголовкам, смакуют подробности. А научная сторона преступности – причины, сухие цифры и аналитика – мало кого привлекает, – Бауэр сделал глоток бодрящего капучино. – К тому же я склонен к интроверсии. Не люблю болтать впустую.

– Преподаватель-интроверт? Вы читаете лекции перед целой толпой студентов и участвуете с докладами на конференциях международного уровня. На мой взгляд, закрытый человек как-то не увязывается с публичными дискуссиями.

– Лекции и конференции – это уже не пустая болтовня. Приятно осознавать, что делаешь окружающих людей чуть умнее и проливаешь свет на темные вопросы. Правда, приходится выделять время для социального расслабления. Иногда мне необходимо почитать книгу в тишине или посмотреть фильм в полном одиночестве, – Бауэр улыбнулся краешком губ. – Зарядить батарейки, как я это называю.

– Я понимаю вас больше, чем хотела бы. Некоторые люди бывают такими навязчивыми. И это вам говорит журналист – человек, неустанно взаимодействующий с другими человеками, – Алла потерла усталые глаза. – Что ж, давайте перейдем к главному. Большинство ваших исследований посвящены воронкам преступности. Вы можете описать самую суть так, чтобы любой читатель понял с первого слова?

Увидев Марину, Бауэр замолчал. В неизменном летнем платье в горошек, она с потухшим взглядом стояла в центре кофейни. В иные дни ее кожа сияла от свежести, лицо приобретало игривые оттенки благодаря косметике, губы расходились в легкой улыбке. Сегодня Марина выглядела изможденной, истощенной и посеревшей. Точь-в-точь, как за день до смерти. Ее указательный палец медленно поднялся вверх в жесте, похожем на предупреждение. Образ был настолько реальным, что отбрасывал тень. Казалось, еще немного – и бариста предложит Марине чашечку кофе.

– Виктор Генрихович? Что-то не так?

О присутствии Марины больше ничего не напоминало. Помотав головой, Бауэр достал ручку из внутреннего кармана пиджака. Затем взял со стола одну из салфеток и черканул на ней две линии.

– Вот смотрите, – принялся объяснять он. – Любое явление в обществе вызывается каким-то причинами. Они хорошо известны: голод, болезни, потребление алкоголя и масса других. Факторы, достаточно влиятельные по отдельности, приобретают поистине страшную силу, накладываясь друг на друга.

Мысли текли лавинообразным потоком. Бауэр увлеченно рассказывал о сделанных им открытиях, о разработанных программах борьбы с преступностью и международном признании. Корректно выбирая момент, Алла задавала уточняющие вопросы – неожиданно умные и не выбивающие из повествования. Чувствовалось, что перед беседой она прочитала далеко не одну статью, да еще и уловила содержание. Бауэр невольно проникся к девушке уважением.

– Вы не откажетесь сфотографироваться? – Алла вооружилась смартфоном.

– Мы ведь говорили о научных трудах. Так ли важно, как выглядит их автор?

– Читателям – важно. Без картинки мы потеряем процентов семьдесят просмотров. А ведь наша с вами задача – популяризовать науку. Не бойтесь, выберем лучший снимок вместе.

Бауэр позировать на камеру желанием не горел. Сперва он хотел предложить взять фотографию с официального сайта университета, но вспомнил, что сделали ее шесть лет назад. Лицо с возрастом заметно изменилось, как ни крути. Бауэр со вздохом распрямил спину и поднял подбородок. Прозвучал щелчок камеры. Алла взглянула на экран, перевернула смартфон и принялась усиленно тереть объектив рукавом свитера.

– Как получилось? – поинтересовался Бауэр.

– Не очень. Почему-то все размазалось. Давайте попробуем еще раз.

Бауэр пожал плечами, чуть повернул голову, но вместо зрачка камеры увидел разбитый кухонный гарнитур с отсутствующими дверцами. И сидел он уже не на стуле, а на перевернутом деревянном ящике. Вместо молодежного оформления кофейни его окружали газеты, поклеенные вместо обоев, и деревянный потолок с дырами, сквозь которые пробивался снег.

– Опять это случилось, – простонал Бауэр.

Он кашлянул, и лишь тогда осознал, что в воздухе отчетливо тянет гарью. Будто развели костер прямо в помещении. Бауэр вскочил с ящика и мигом преодолел крохотное пространство кухни, по пути случайно обрушив гору пустых бутылок. Его взору предстал покосившийся коридор с торчащими обломками досок и мусором, усыпавшим пол. Ряды дверей походили на изъеденные кариесом зубы. Под потолком стелились клубы дыма. Бауэра вновь забросило в самое пекло – на этот раз в буквальном смысле. В памяти всплыла мысль о самопровозглашенной избранности. Он в самом деле должен был кого-то спасти?

– Эй! – крикнул Бауэр. – Кто-нибудь меня слышит?

Никто не отозвался. Из глубин дома доносился лишь треск сжираемой пламенем древесины. Избранность или нет, но так и самому угореть недолго. Бауэр сложил ладони в форме рупора и заорал что было силы:

– Пожар! Горим! Спасайтесь!

Сквозь разбитое окно в конце коридора влетела горящая бутылка. Ударившись об стену, она разлетелась на мелкие кусочки, каждый из которых разнес по помещению желтоватые языки огня. Деревянный барак стремительно превращался в местный филиал ада.

– Боже, – выдавил Бауэр, захлебываясь от кашля.

Если ему и было суждено принести спасение, то лишь собственной жизни. В охваченном пламенем доме не было ни души. Огонь отрезал путь к лестнице на первый этаж. Проверять, заперты ли двери в квартиры, Бауэр не собирался. Он метнулся обратно на кухню и судорожно затряс шпингалет окна. Металлическая ручка не желала поддаваться. В легких и гортани поселилась сухая и колкая пакля. Казалось, огонь поглотил почти весь дом – только крохотное пространство кухни переживало последние секунды перед превращением в уголь.

В отчаянии Бауэр схватил ящик и тремя мощными ударами выбил оконную раму, которая и так держалась на честном слове. Расстояние от второго этажа до снежной насыпи выглядело неожиданно пугающе.

Бауэр пролез в проем и попытался уцепиться за подоконник с другой стороны, однако в последний момент пальцы соскользнули – дом будто бы вышвырнул незваного гостя прочь. За мгновение, проведенное в полете, сердце и желудок сжались, а в мыслях пронеслось бесформенное чувство страха.

Удар выбил воздух из легких. Бауэр закашлялся, скребя пальцами шершавый снег. Холодная поверхность освежала и приносила облегчение. Минутами позже она грозила вцепиться в одетого не по погоде Бауэра ледяной хваткой.

– Вот хрень! Там какой-то мужик! – прозвенел высокий от волнения голос, принадлежащий какому-то подростку.

– Гонишь? Ты же мне втирал, что тут никто не живет! – запаниковал второй.

– Валим, пацаны! Валим!

Бауэр с трудом поднялся со снежной насыпи. Инстинктивно поправил пиджак и галстук. Жар от гибнущего в пламени дома бил в лицо. Ни душераздирающих криков, ни выбегающих на улицу погорельцев.

Отбитые подростки развлекались с огнем на отшибе – Бауэр умудрился вклиниться в эпицентр опасной игры. Никакой он не избранный. Скорее, обреченный.

Тревожное осознание пришло вместе с пожарными сиренами: очередной спонтанный перенос он может не пережить.

Виктор Генрихович за доли секунды растворился в воздухе без следа и звука. Алла целилась в него из смартфона и тщетно пыталась заставить камеру сфокусироваться. Оказалось, фокусироваться больше не на ком. О присутствии Бауэра напоминали только кружка из-под кофе и кожаный портфель. Алла осмотрелась, ткнула пальцем в спинку пустого диванчика и даже заглянула под стол, хотя прекрасно понимала, что ее собеседник не вставал, не уходил и тем более не поднимал упавшую ручку.

– Виктор Генрихович? – растерянно позвала она.

Бауэр не отозвался. Его не было за столом или под ним, его не было в помещении кофейни. На мгновение Алла усомнилась в том, что вообще брала интервью у кого бы то ни было, однако оставленный портфель убедил ее в обратном. Она не прекращала поиски по одной причине: не бывает такого, чтобы сидящий напротив человек исчез, словно детское воспоминание.

– Извините, – Алла повернулась к девушке, стоящей за прилавком, – вы же помните мужчину, с которым я беседовала?

Девушка перестала протирать кофеварку и посмотрела на Аллу так, словно имела дело с умалишенной.

– Если уж на то пошло, вы оба – единственные клиенты за весь день. Волей-неволей запомнишь каждого. Ваш собеседник пришел раньше вас и долго не мог разобраться в меню.

– А где он сейчас?

С такими вопросами ее действительно можно было принять за умалишенную. Нет, больше в эту кофейню – ни ногой. Иначе пережитый стыд не забыть.

– В уборную отошел? – предложила бариста. – Его куртка все еще на вешалке. И дверной колокольчик не звенел.

– Наверное, так и есть, – нехотя согласилась Алла.

Прошлой ночью она спала от силы три часа. Ей чудился шорох в подъезде и звук отпираемого замка. Полицейские заверили, что расписавший уродливыми надписями дверь недоумок не рискнет напасть – отоспится, успокоится и пожалеет о содеянном. Подобные ему люди обычно не заходят дальше угроз. Алла подозревала, что «обычно» – не ее случай. В охране ей отказали, несмотря на настойчивые просьбы. Только пообещали, что вышлют по ее звонку группу быстрого реагирования, если понадобится. Спокойного сна, милая.

Выпитый кофе взбодрил ее самую малость. Она пару раз теряла нить интервью и вполне могла проклевать момент, когда Бауэр решил отлучиться. Через минуту или две он вернется, а беседа продолжится как ни в чем ни бывало. Осталось уточнить пару фраз и сделать, наконец, достойную фотографию.

А вдруг не вернется? Что же ей делать в таком случае? Придумывать очередной заголовок, вроде: «Новосибирский профессор бесследно исчез в ходе интервью»? Устраиваться в желтушную прессу и писать об НЛО?

Нет, нет. Она ведь может просто позвонить. Сейчас это делать рановато, но через какое-то время наступит нужный момент. Не будешь ведь трезвонить почти незнакомому человеку лишь потому, что он ненадолго отошел. «Извините, вы там по малой проблеме или большой? Я искренне волнуюсь». Позор отечественной журналистики.

Мысль о журналистике напомнила Алле о включенном диктофоне. Она остановила запись, отмотала чуть назад и поднесла динамик к уху.

– Как получилось? – послышался голос Бауэра

– Не очень. Почему-то все размазалось. Давайте попробуем еще раз.

Пауза.

– Виктор Генрихович?

И больше ничего. Бауэр не говорил, что уходит, не просил подождать – немыслимое поведение для интеллигентного профессора. Не слышен был шум отодвигаемой мебели или удаляющихся шагов. Оставлен битком набитый портфель, в конце концов.

Звякнул колокольчик двери. Алла столь погрузилась в размышления, что не обратила внимания на вошедшего, пока он не обратился к девушке за прилавком:

– Черный кофе. Даже не вздумайте добавлять молоко или сахар.

Столь знакомые властные интонации. Некогда терпимые или вполне приятные, сейчас – выворачивающие желудок наизнанку. Алла резко выпрямилась, словно тело стянули жестким корсетом. Развязной походкой Глеб подошел к столику, небрежно сдвинул портфель и упал на диванчик.

– Привет, Ал. Земля круглая, так что хочешь или нет – все равно нам суждено было встретиться.

Алла не без злорадства отметила, что с момента их разрыва Глеб сильно сдал. Он перестал держать себя в форме: лицо расплылось, наметился второй подбородок, из-под футболки выглядывало налитое волосатое пузо, поглотившее кубики пресса. Одежда выглядела мятой и потасканной, будто не стирали ее с прошлого года. Вдобавок от Глеба несло потом. Он явно пытался замаскировать запах дезодорантом, но сделал только хуже. Вряд ли Глеб по-прежнему работал фитнес-тренером. Если так, то его клиентам не позавидуешь.

Однако изменилась в нем еще одна деталь. После работы Глеб превращался в лентяя, жаждущего лишь вкусно поесть и поваляться на диване. Любое дело он был готов отложить на потом. Теперь его глаза горели жаждой действия, и этот огонек Алле не нравился. Земля-то круглая, но встреча оказалась вовсе не случайной.

– Зачем ты изуродовал мою дверь? – спросила Алла.

– Не понимаю, о чем речь.

Пожелтевшие зубы и смрад изо рта придали его ухмылке тошнотворный оттенок.

– Ты ведь не был таким, – покачала головой Алла. – Как ты опустился до мелких пакостей?

– Мне не за что оправдываться. Ты наверняка кого-нибудь вынудила или спровоцировала. Иногда тебя очень сложно терпеть.

– Зачем же ты бегаешь за таким нестерпимым человеком? Просто оставь меня в покое.

– Бегаю? Не преувеличивай. Я собираюсь взять свое. А ты, будь добра, закрой ротик и внимательно послушай.

С пылающим от возмущения лицом Алла бросила диктофон в сумочку и попыталась выскочить из-за стола, но ей помешал уткнувшийся в живот тяжелый ботинок. Подтаявший снег с подошвы тут же промочил свитер насквозь. Словно плевок на голую кожу.

– Ты совсем охренел? Живо убрал!

Она задергалась, чувствуя себя пришпиленной бабочкой. Ее жалкие сорок семь килограмм оказались бессильными против накачанных мышц бывшего фитнес-тренера. Давление в области живота усилилось.

– Сначала мы все обсудим, – тихо произнес Глеб. – Не трясись, не ори. Я уберу ногу, если пообещаешь, что будешь слушаться.

– Я в полицию позвоню! Тебе это с рук не сойдет.

– Звони сколько влезет. Ты ведь так и сделала после того, как прочитала надпись на двери. Менты поговорили со мной – и на этом все закончилось. Мол, ведите себя прилично, не нарушайте закон. Думаешь, за мокрый свитер в колонию отправят? Даже штраф не выпишут.

Бариста поставила перед ним кружку с горячим кофе. Поверхность стола прятала от нее вытянутую ногу Глеба и придавленный живот Аллы, и все-таки девушка робко поинтересовалась:

– У вас все в порядке?

– Лучше всех, красотка, – быстро ответил Глеб. – Возвращайся к работе, а то чаевых не получишь.

– Я спрашивала не у вас.

Болезненный толчок ногой едва не заставил Аллу вскрикнуть.

– Все нормально, – ответила она сквозь зубы.

Пару секунд бариста не мигая смотрела на Аллу. Не дождавшись ответной реакции, она пожала плечами и вернулась к прилавку. Нога в грязном ботинке опустилась на пол. Мокрый свитер по-прежнему холодил кожу. Отстирать его, наверное, получится, но Алла решила, что не станет и пытаться. Коллекция свитеров убавилась на один экземпляр, смирись.

– Что ты хочешь? – выдавила она.

– Тебя хочу, – на лицо Глеба выползла гаденькая улыбочка. – Романтику не обещаю, как и подарков – я давно понял, что стелиться перед бабами себе хуже. Согласен на дружбу с привилегиями. Пара встреч в неделю для перепихона меня устроит. И мне хорошо, и тебе полезно.

– Скажи это собственной руке. Разговор окончен?

Гаденькая улыбочка расползлась еще шире.

– Твой новый мальчик будет против? Я видел, что ты в друзья какое-то жирное чмо добавила. По рукам пошла, падаль? – Глеб злобно хохотнул. – Да я не брезгливый. Можешь хоть с кем мутить на стороне.

Падаль. Любимое ругательство Глеба.

– Читай по губам, идиот, – Алла наклонилась ближе к нему. – Я не прикоснусь к тебе даже под угрозой смерти.

Он замер, глядя на пар, поднимающийся из кофейной кружки. Улыбочка исчезла за плотно сжатыми губами.

– Смерти? Можно устроить, – процедил Глеб. – На днях я чинил свой кожаный ремень. Пришлось новую дырку сделать. И вот беда – забыл вернуть шило в ящик с инструментами. Так с собой и ношу. Острая дрянь, кстати! И кожу проткнет, и все, что под ней.

Алла схватила кружку с кофе и выплеснула обжигающее содержимое Глебу в лицо. Черная жидкость ударилась о ладони, которыми он успел заслониться в последний момент. Пока Глеб тряс руками и вопил от боли, Алла выскочила из-за стола и рванула к выходу. Колокольчики протестующе запели, дверь открылась перед ее носом. В проеме застыли двое крепких мужчин в камуфляжной форме и бронежилетах.

– Росгвардию вызывали? – громыхнул один из них.

Прежде, чем Алла успела ответить, послышался голос бариста:

– Я нажала тревожную кнопку. Год назад мне пришлось работать в кризисном центре для женщин. Домашнее насилие, абьюз, оскорбление – жертвы приходили к нам каждый день. Лица у них были точно такие, как у этой девушки, когда она встретила вон того молодого человека. Она испугалась. И боится до сих пор, – бариста повернулась к Алле. – Я права?

– Не то слово! У него с собой шило… Он угрожал проткнуть меня!

Один росгвардеец остался у двери, второй – встал между Аллой и Глебом.

– Гражданин, – сказал он. – Во-первых, советую не делать резких движений. Во-вторых, расскажите, почему на вас жалуются девушки?

Глеб держался спокойно, словно его ежедневно обливали горячим кофе и пытались сдать представителям власти.

– Почему бы не рассказать? Начнем с того, что у девушки не все в порядке с головой. Я хотел помириться, а она ошпарила меня кипятком, представляете? Решила, что у меня с собой какое-то оружие или вроде того. Полный бред.

– Девушка упомянула шило.

– Готов карманы вывернуть, готов раздеться догола – вы не найдете ничего, кроме пары монет. Долбанные фемки готовы оговорить первого встречного мужика!

Глеб разливался соловьем и выставлял себя настоящим ангелом, но Алла не произнесла ни слова возражения. Ее голову занимала только одна мысль: Бауэр так и не вернулся.

Глава 2. Подтекст

По ночам тени оживают. Мы не верили, пока встретили героиню нашего сюжета.
Сетевое издание «Бюллетень Нова».

Ночная мгла, казалось, не оставляла попыток сожрать голубоватый свет фар единственной машины на трассе. Безлиственные ветви деревьев напоминали истощенные клешни, жаждущие добраться до неосторожных путников. До города оставалось еще десять с лишним километров.

– Я правильно понял, что наш мир полон темной энергии, а ты вроде как с ней борешься? Как это называется? – Скример оторвался от созерцания дороги, чтобы смерить Егора озадаченным взглядом. – Я не запомнил.

– Черновед.

Егор был готов отрубиться в любую секунду. Три дня назад он прибыл в Новосибирск (больше суток тряски в поезде на боковушке у туалета) и с тех пор полноценно не высыпался. Очередная клиентка молила об избавлении от свалившейся на нее полосы неудач. В течение недели она потеряла дом при пожаре, сломала руку на прогулке и лишилась померанского шпица, который умудрился сожрать подушечку с иголками. Мелкие инциденты и вовсе можно было перечислять часами: двигатель новенького «Мерседеса» непрерывно глох, ключи от квартиры терялись, вороны упражнялись в точности метания помета, вода в душевой коричневела, стоило повернуть вентиль крана. Классическое «Злосчастие», известное даже малоопытному черноведу.

Разумеется, клиентка торопила Егора покончить с выпавшими на ее долю несчастьями как можно скорее. Клиенты всегда торопили. После того, как обращения к врачам, консультации психологов и запросы в сети не приносили желаемого результата.

Егор объехал полгорода, опросил полсотни людей, чтобы вычислить форму и местонахождение источника. Формой оказалась старая советская игрушка. Зараженная вещь – самый короткий путь к избавлению от проклятия. Егор добрался до «Веснушки», начал ритуал очищения, но так и не завершил его из-за толстого кудрявого парня, свалившегося в буквальном смысле с потолка. Успешный исход простейшего дела разлетелся вдребезги вместе с неваляшкой. Впрочем, не для клиентки и остальных зараженных. Их Егор успел отцепить от неваляшки. Зато сам подхватил проклятие в худшей форме. Как и Скример.

Егор недоверчиво покачал головой. Исследователь заброшек и блогер в одном лице нагрянул в самый неподходящий момент, надо же. Появись он минутой позже – ритуал завершился бы на мажорной ноте.

– Ты бродишь по всяким местам и развеиваешь проклятия? – уточнил Скример. – Как медиум?

– Развеиваю, – устало отозвался Егор. – Не как медиум. Настоящих медиумов не существует. И с духами я не общаюсь, если ты об этом.

– Тогда почему бы тебе не избавить нас двоих от так называемого Злосчастия? Для такого крутого профессионала – это проще пареной капусты.

– Репы.

– Что?

– Проще пареной репы.

– Да какая разница! Мы не уроке литературы, – Скример нервно повел плечами. – Просто сними эту дрянь. Уничтожь, развей, изгони. Я телефон потерял. Не хватало еще, чтобы тачка заглохла, как у твоей клиентки. Если надо подышать в твое кадило – я готов. Надо купить новую неваляшку – куплю. В церкви поставлю свечки за здравие и упокой. Сделаю все, что угодно.

Вздремнуть определенно не получится. Скример не затыкался от самой «Веснушки», будто вел онлайн-трансляцию собственного шоу. Припомнив грустный вид разбитой неваляшки, Егор недовольно поморщился. Не исключено, что полоса невезения привела его к излишне болтливому попутчику. Ладно, займемся просвещением.

– Проще всего избавиться от проклятия с помощью ритуала очищения. Ритуал был прерван твоим появлением. Но это еще полбеды. Вдобавок ты умудрился сломать неваляшку – очищать теперь больше нечего. Представь, что пистолет уничтожен после того, как выстрел достиг цели. Он никого больше не поразит, но пули уже сидят в теле человека, – объяснил Егор. – А достают их совершенно другими методами.

Скример заерзал на водительском сиденье.

– Но ведь такие методы есть, верно? Что от нас требуется? Принести в жертву старого козла?

Вход для пользователей

Меню