Читать онлайн Субботние сказки 2 бесплатно

Кто сидел на моем стуле?

Новые кроссовки оказались ужасно неудобными. Стоило пройти в них пару десятков метров, как появилось ощущение, что мои ступни попали в зубастую собачью пасть.

Интересно, почему так происходит? В магазине кроссовки казались мягкими и были вполне по размеру…

– Мам, не отставай! – крикнул из-за кустов Мишутка. – А то мы до дома и к вечеру не доберемся!

Я тихо чертыхнулась и заковыляла быстрее. Ноги тут же отозвались резкой болью.

Из зарослей вынырнул муж.

– Натирают? – с сочувствием поинтересовался он, беря меня под руку.

– Невыносимо, – вздохнула в ответ. – Я сейчас разуюсь и пойду босиком.

– Не надо, – покачал головой Миша. – Кто ж по лесу без обуви ходит? Можно пятки оцарапать.

– Послушай, а почему мы вообще продираемся через эти дебри? Для чего покупали машину, если за город нас по-прежнему возит электричка?

– До нашей избушки можно добраться или через эти дебри, или по воздуху, – усмехнулся муж. – Помнишь, как весело мы ее строили?

– Даже вспоминать об этом не хочу, – замотала головой я. – Ужас, да и только.

– Зато как там теперь хорошо! Тихо, спокойно. Кругом деревья, свежий воздух, поющие птицы…

О, да. Ради этого стоит потерпеть и неудобную обувь, и узкую тропку, и голодных комаров.

– Не переживай, – продолжал Миша, – идти осталось минут пять, не больше. Придем, сменишь свои колодки на какие-нибудь растоптанные тапки.

– Мама! Папа!

Из-за орешника, как метеор, вылетел Мишутка. Он выглядел испуганным, а его глаза были круглыми, как монеты.

– В нашем доме кто-то есть!

Мы с мужем со всех ног кинулись за ним. Спустя пару минут наше дружное семейство выбежало на небольшую полянку, посреди которой стоял одноэтажный бревенчатый домик с маленьким узким крылечком.

– Вот, – Мишутка ткнул пальцем в сторону одной из стен. – Окно в кухне открыто!

Действительно, деревянные створки оказались распахнуты настежь, и теперь с улицы виднелся кусочек обеденного стола и полка с рукомойником.

– Наверное, шпингалет сломался, – тихо сказал муж, осторожно подходя к окну. – Да уж… Надо было ставить нормальные пластиковые, а не это старье. Тогда бы в избу ни один вор просто так не залез.

– Шпингалет? – шепотом переспросил сын. – Тогда, может быть, оно открылось само, и никакого вора у нас нет?

– Давайте проверим, – предложила я, открывая входную дверь.

В доме было тихо. Оказавшись в сенях, с наслаждением скинула осточертевшие кроссовки и сунула ноги в стоявшие у стены шлепанцы. Следом за мной в сени протиснулись Миша с Мишуткой. Немного потолкавшись в дверях, мы осторожно заглянули в кухню.

– Здесь точно кто-то был, – сказала я. – Видите, на столешнице крошки от печенья.

– И стулья сдвинуты, – заметил муж. – Мы их всегда ставим вплотную к столу, а сейчас они стоят как зря. Будто на каждом из них кто-то сидел.

– А мой стул вообще сломан! – воскликнул Мишутка.

Он вошел в комнату и поднял с пола синюю деревянную ножку, лежавшую возле его резного креслица.

– Это был мой любимый стул! – прошипел сын. – Если вор все еще здесь, я его этой ножкой стукну! А потом ремонтировать заставлю.

Мы с Мишей переглянулись.

– Давайте проверим спальню, – предложила я.

В следующей комнате тоже кто-то побывал. На полу виднелись отпечатки ног – на удивление маленьких и грязных. Покрывало на нашей с мужем двуспальной кровати оказалось смятым, словно по нему прыгала стая котят.

Мишутка подошел к своему диванчику и охнул.

– Мама, папа! – громко позвал он. – Смотрите!

Мы подошли ближе.

На диване сладко спала незнакомая девочка. Она была чуть младше нашего сына – на вид я бы дала ей лет восемь. У нее были светлые волосы, заплетенные в две смешные косички, голубая футболка с фиолетовыми шортами и грязные босые ноги, которые она, дабы не испачкать мебель, свесила через край. Ее розовые сандалии стояли рядом.

– Так вот кто съел наше печенье и сломал мой стул! – воскликнул Мишутка.

Я склонилась над девочкой, осторожно похлопала ее по плечу. Гостья забавно сморщила нос и медленно открыла глаза. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга, после чего зрачки девочки расширились, и она издала такой истошный вопль, что я отпрянула в сторону.

Малышка вскочила с дивана и, продолжая орать, кинулась к окну. С разбегу стукнулась о деревянную раму лбом и грохнулась на пол.

– Еще и стекло нам разбей, – сказал Мишутка. – Ты бешеная, что ли?

Голос сына привел девочку в чувство. Она замолчала, обвела нас взглядом, а потом поджала под себя худые ножки и громко заревела.

Я посмотрела на мужа, тот развел руками. Подошла к ребенку вплотную, присела рядом на корточки.

– Тише, не плачь, – мягко сказала девочке. – Ты испугалась? Не бойся, мы тебя не обидим.

Гостья подняла на меня глаза и всхлипнула.

– Как тебя зовут?

– В-варя…

Я осторожно погладила ее по плечу.

– Приятно познакомиться. Я – тетя Катя, а это дядя Миша и Мишутка. Откуда ты, Варя? И как попала в наш дом?

По щекам девочки снова побежали слезы.

– Я заблудилась в лесу, – жалобно сказала она. – Ходила-ходила… А потом пришла сюда. Окошко было открыто, вот я и…

– А стул мой зачем сломала? – снова подал голос Мишутка.

– Я не нарочно, – Варя шмыгнула носом. – Я на него села, а ножка – хрясь, и отвалилась. Сама! Знаешь, как больно я ударилась? Вот!

Она вытянула ногу и продемонстрировала нам большой наливающийся синяк. Взгляд сына смягчился.

– Мы с мамой позавчера приехали в гости к бабе Дусе в Полуновку, – принялась рассказывать девочка. – Там такая скукотища! Коровы, куры, индюшата и совсем нет детей. Вот я в лес и пошла – чтобы веселее было.

– Маме о том, что идешь на прогулку, конечно, не сказала? – поинтересовался мой муж.

Варя опустила глаза и покачала головой.

– А что в лесу веселого? – удивился Мишутка. – Деревья и деревья. Ну грибы есть, ягоды дикие. Тебе-то что с этого? Ты же оборачиваться не умеешь.

Девочка удивленно хлопнула ресницами.

Я бросила на сына быстрый взгляд, отец ощутимо ткнул его в бок. Мишутка сделал большие глаза и закрыл рот рукой.

– Рассказывай дальше, – ласково попросила я Варю.

– Я хотела оборотней посмотреть, – чуть смутившись, призналась она.

– Оборотней?!

– Ну да. Мне про них баба Дуся рассказывала. Мол, живут в лесу три медведя. Только они не настоящие медведи, а люди, которые умеют превращаться в зверей. Мама говорит, что это сказки, и оборотней на самом деле не бывает. Вот я и решила проверить.

– Ну дает! – покачал головой Мишутка. – А если бы вы правда встретились? Они бы тебя разодрали на мелкие кусочки!

Щеки девочки побледнели.

– Хорошо, что оборотни действительно встречаются только в сказках, – поспешил сказать Миша. – Но гулять по лесу в одиночку действительно очень опасно. Можно увязнуть в болоте или сгинуть в чаще. Тебе, Варенька, здорово повезло, что ты набрела на нашу загородную избушку.

– Точно, – кивнула я. – Однако нашей гостье пора возвращаться домой. Скоро наступят сумерки, и Варина мама наверняка начнет волноваться.

– Я не знаю куда идти, – призналась Варя. – Если вернусь в лес, снова заблужусь.

– Я тебя провожу до деревни, – улыбнулась ей. – Мишутка, ты с нами?

– С вами, – кивнул сын. – На обратном пути малинник проверим. Там как раз ягоды должны были поспеть.

Прежде чем отправляться в обратный путь, я хотела напоить гостью чаем, однако она от угощения отказалась. Судя по пустой упаковке от печенья, голодной девочка уже не была.

Муж остался приводить в порядок стул и окно, а мы двинулись в сторону деревни. Мишутка с Варей шли впереди и тихонько переговаривались.

– Миша, а почему ваш домик стоит в лесу, а не в деревне, как у других?

– Чтобы отдохнуть от шума и людей, – важно ответил мой сын. – Побыть одним, понимаешь? Тишину послушать, воздухом подышать…

– Но ведь это скучно! В лесу же не с кем играть!

– Ну да, – согласился Миша. – Это, конечно, не очень приятно. Но ведь мы приезжаем сюда ненадолго – только на выходные, да и то не каждую неделю. Мама и папа в городе работают, поэтому задерживаться мы не можем.

– Миша, а можно я к вам завтра снова приду?

– Ты что! А если опять заблудишься? Давай лучше я к тебе.

– А ты сам-то не заплутаешь?

– Не заплутаю. Я в этих местах каждый куст знаю.

– Здорово! Тогда, конечно, приходи. Наш дом третий с краю, ты его сразу узнаешь – у него зеленый забор и большой деревянный петух на крыше…

Мы проводили Варю до околицы. Когда девчушка скрылась из вида, я повернулась к сыну и хитро улыбнулась.

– Хорошая девочка, правда, Мишутка?

– Правда, – кивнул он.

– Ты, что же, действительно собираешься завтра ее навестить?

– Почему бы и нет, – он пожал плечами. – Она, конечно, рева, но в целом ничего, веселая. Мам, а можно я ей лесной малины нарву?

– Сначала нужно проверить, поспела ли она.

– Я проверю. Прямо сейчас. Можно?

– Можно, – кивнула я. – Только сначала разденься. Твои шорты, если помнишь, совсем новые. Будет обидно, если ты их порвешь.

Сын кивнул и живо сбросил с себя одежду. Потом потянулся все телом, и спустя пару мгновений на месте десятилетнего мальчика стоял крупный мохнатый медвежонок.

– Я пойду домой, – предупредила его. – И ты надолго не задерживайся. Сегодня нужно лечь спать пораньше – завтра с утра на охоту пойдем. Договорились?

Мишутка снова кивнул и неслышно юркнул в кусты. Я подобрала его одежду, и двинулась вперед по тропинке.

Миша прав, деревянные окна действительно стоит заменить на пластиковые. Мало ли какая любопытная Варенька к нам заберется в следующий раз?..

Чего тебе надобно, старче?

Мои дни проходят одинаково, каждый следующий похож на предыдущий. Я сижу на пороге и пряду. Когда-то это было моим любимым занятием, однако теперь пальцы быстро устают, и нить то и дело рвется.

Ближе к полудню я оставляю кудель и иду поливать грядки. Мой огородик скуден и мал – на узкой полоске земли растут только репа и капуста. Но я рада и этому. Когда они созреют, их можно будет засолить и понемногу есть в холодные зимние дни.

Когда солнце минует зенит, я отправляюсь варить похлебку – на ужин для себя и мужа. Выношу из землянки котел и готовлю прямо на улице на небольшой старой печурке, которую много лет назад за вязанку сушеной рыбы нам сложил местный мастер.

Муж возвращается домой до темноты, приносит невод и морских окуней. От него пахнет потом и соленой водой. Он очень устал, однако при виде меня на его лице появляется улыбка.

Мы женаты так давно, что я даже не вспомню, сколько десятилетий прошло со дня нашего венчания. Мы пережили много радости и горя, обнимались, бранились, порой крепко друг на друга обижались. Однако, на протяжении всех этих лет, приходя домой, муж по-прежнему улыбается. Он рад меня видеть, даже если я бываю не в духе, и ворчу, как глупая гусыня.

Впрочем, не в духе я бываю редко. Моя память стала дырявой, как решето, и я быстро забываю, из-за чего собиралась рассердиться. Поэтому тоже улыбаюсь – гораздо чаще, чем раньше.

Иногда мне кажется, что я забыла что-то важное. Что-то серьезное, из-за чего временами чувствую себя виноватой, но никак не могу вспомнить, что именно.

Муж говорит, я выдумываю чепуху, а потом переводит разговор на другую тему, явно пытаясь отвлечь меня от грустных мыслей.

Раз в неделю к нам в гости приходит сосед. Глядя на нашу землянку, он озабоченно цокает языком и помогает моему старику выровнять дверь или подправить крышу. На меня сосед бросает странные взгляды, будто ждет, что я взлечу в небо или отчебучу еще что-нибудь в этом роде.

Я не понимаю его взглядов, но стараюсь не обращать на них внимание. Задавать вопросы бесполезно, на них все равно никто не ответит.

Перед уходом сосед отводит старика в сторону и заводит разговор, который тоже кажется мне непонятным.

– Что же ты, Митрий, к морю ходил?

– Ходил.

– Рыбу видал?

– А как же. Целую плетушку окуней принес.

– Да я не про эту рыбу, а про ту, блестящую… Видал?

– Нет. К чему мне она?

– Ну как же! Кликнул бы ее, поклонился в пояс и попросил вернуть все, как было.

– Так она и вернула, Федь. Все, как и было – и землянку, и даже наше старое разбитое корыто.

– Да разве ж я говорю про корыто, Митрий? Пусть бы она разум твоей старухе вернула! Посмотри на нее – не баба, а курица малахольная. Сидит, как истукан, слова лишнего не скажет.

– Ты, Федор, за языком-то следи. И на жену мою не наговаривай, разум ее при ней остался. Рыбка забрала только свое, чужого брать не стала.

– Но ведь твоя старуха ничего не помнит! Ни про избу, ни про царство…

– Я думаю, она об этом забыла сама – от потрясения и обиды. Но знаешь, я этому даже рад. Так ладно, как теперь, мы не жили даже после свадьбы.

– Эх, Митрий! То ли ты дурак, то ли святой. Если б моя баба этакую петрушку учудила, я б ей все косы по волоску выдернул. Или кнутом отходил. А ты…

– А я не ты, Федя. И старуха моя, к счастью, не твоя баба. Моя жена – не твоя забота. За своей следи, понял? А вообще, Федька, дурак – это ты. Мы с Марфой раньше как жили? Хоть и в бедности, зато в мире и согласии. А потом она ворчать начала – и то ей не так, и сё не этак. Не житье началось, а мука адская. Рыбка-то, откупаясь за то, что я ее в море отпустил, сразу смекнула, что мне нужно. Не изба и не корыто, а чтоб жена перестала браниться и снова начала радоваться простым вещам. И знаешь, Федя, если ей для этого нужно было стать царицей, а потом вернуться в нашу землянку, значит, вся эта история была не напрасной.

Сосед в ответ на эти слова пожимает плечами и машет рукой – мол, что с тебя, старого дурака, взять. А затем берет свою шапку и уходит восвояси.

Старик же до самого вечера молчит и тихонько вздыхает. Ночью он долго ворочается на лежанке, потом встает и выходит из землянки на воздух. Через приоткрытую дверь видно, как он садится на старый обтесанный камень и смотрит в сторону моря. Я тоже встаю и осторожно наблюдаю за ним из-за деревянной створки.

Иногда муж что-то говорит. Слов с такого расстояния не разобрать, да я и не пытаюсь. Просто смотрю на его худые плечи, тонкую шею и растрепанные седые волосы, которые озорник-ветер раздувает, как ниточки паутины. Время от времени ветер доносит до меня тихие слова моего дорогого старика:

– Спасибо тебе, государыня рыбка…

Красный миддлемист

Сад бы прекрасен. Мохнатые розы соседствовали в нем с нежными орхидеями, ажурными циниями и разноцветными лилиями. По периметру его могучей стеной окружали чудесные деревья неведомых пород и пышные кустарники, усыпанные белоснежными бутонами.

Откуда-то слева слышалось тихое журчание воды, а прямо над головой пели птицы – так звонко и сладко, что казалось, будто это вовсе не сад, а уголок библейского рая, дарящий блаженство каждому, кто попадет под его душистые кущи.

Я осторожно отодвинула ветку жасмина и ступила на узкую дорожку, выложенную в траве серебристыми камешками.

Воздух был наполнен ароматами цветов, и его хотелось пить, как дорогое вино, медленно и с наслаждением. Я вдохнула полной грудью и – застыла, забыв, как дышать. Потому что увидела ее – жемчужину этого дивного сада. Самый восхитительный цветок на свете.

У него была круглая алая головка, состоящая из множества лепестков – нежных и тонких, словно вытканных из воздушного шелка.

Он был свеж и прекрасен настолько, что моя рука сама потянулась, чтобы дотронуться до бутона и убедиться, что это действительно растение, а не волшебный мираж, навеянный полуденным зноем.

Едва пальцы коснулись алых лепестков, как в тот же миг раздался жуткий рев и прямо передо мной очутился зверь лесной – перепачканное землей чудище с огромными горящими глазами и лохматой головой. Я шарахнулась в сторону, а чудище возопило человеческим голосом:

– Да ёшки ж матрешки! Анастасия Алексеевна, вам тут что, медом намазано?! Какого черта вы снова тянете руки к этому цветку?!

– П-простите, Арсений Павлович, – заикаясь, пролепетала я. – Честное слово, я вовсе не собиралась его рвать!

– Не рассказывайте мне сказки, – ор чудища сменился змеиным шипением. – Я, слава Богу, еще не слепой!

– Я просто хотела его потрогать…

– Потрогать?! Вы хоть знаете, что это за растение? Это красный миддлемист – редчайшая разновидность камелий. Во всем мире их осталось не более трех-четырех экземпляров, а конкретно этот и вовсе уникальный – он единственный может жить и цвести не только в оранжерее, но и в условиях открытого грунта. Знаете, сколько сил и времени я потратил на то, чтобы вывести у миддлемиста такую способность? А вы – потрогать…

– Да не собиралась я рвать вашу камелию! – начала заводиться я. – Она такая нежная, такая красивая… Что я, вандалка какая-нибудь, чтобы вредить этому чуду?

– Вандализм, Анастасия Алексеевна, – ваша семейная черта, – фыркнуло чудище. – Напомните, пожалуйста, чей батюшка разрушил мою четвертую теплицу?

Я закатила глаза. Интересно, этот ботаник-энтузиаст когда-нибудь успокоится? Связал же нас черт с этим сумасшедшим любителем растений! Впрочем, папенька мой действительно молодец – мало того, что разнес своим минивэном его забор, так еще угробил стеклянную громадину, которую ее лохматый хозяин скромно величает теплицей.

Нет, оранжерею мы, конечно, восстановили. А вот с тем, что в ней росло, оказалось сложнее. Арсений Павлович потребовал, чтобы наша семья, в качестве компенсации нанесенного ему морального вреда, заново вырастила все погибшие фикусы. Учитывая, что требование биолога поддержал суд, пришлось собирать вещи и временно переезжать в хоромы этого принципиального ботаника.

И – да, переезжать пришлось мне, ибо 1) у моих сестер с растениями отношения никогда не складывались, а нашего отца Арсений категорически отказался пускать на территорию своего сада 2) ездить на сельхозработы в этот самый сад из города оказалось ужасно неудобно.

Словом, я живу здесь уже три месяца и хочу сказать, что жаловаться мне не на что. Кормят меня от пуза, разрешают пользоваться всем, что есть в доме, включая хозяйский джакузи, инструмент и подкормку для растений выдают в промышленных масштабах.

Единственный минус – сам гостеприимный хозяин. Арсений Павлович оказался на удивление нелюдимым человеком. Со мной он общается вежливо (его привычка называть малознакомых людей по имени-отчеству, несмотря на возраст, очень забавна), но мало. В какой-то момент мне стало казаться, что редкость наших встреч обусловлена тем, что ученому попросту стыдно появляться перед девушкой грязным, как болотное чудище. Приводить же себя в порядок каждый день он не имеет ни времени, ни желания – ему гораздо интереснее ползать по грядкам, нежели стараться произвести впечатление.

Впечатление, к слову, Арсений все-таки произвел, ибо во время наших редких разговоров он проявил себя как потрясающий собеседник – оказалось, что беседовать с ним можно часами и обо всем на свете. Из себя господин ботаник тоже ничего. По крайней мере, мне так показалось, когда однажды я увидела его в чистом комбинезоне и с более-менее расчесанными волосами – настолько, насколько вообще возможно расчесать его буйную каштановую шевелюру.

Первое время Арсений активно помогал мне в теплице: рассказывал, как нужно сажать цветы и как о них следует заботиться. А убедившись, что я все поняла и усвоила, торжественно вручил ключи от сарая с инструментами и отправился заниматься своими делами.

Теперь нас с фикусами он навещает два-три раза в неделю – проверяет, как идут дела. Я этих посещений жду, как праздника. Причем не только потому, что господин ботаник мне очень симпатичен, но и из-за того, что среди грядок и оранжерей я здорово скучаю по людскому общению – интернет в райской усадьбе работает через раз, а мобильная связь ловится исключительно за воротами.

Время от времени я отправляюсь искать Арсения сама. Например, как сегодня.

– Меня пугает ваше безграничное обожание местной флоры, – сказала я ботанику. – Растения вам дороже людей.

– Эти растения – плод моего ежедневного труда, Анастасия Алексеевна, – холодно заметил ученый. – Я, знаете ли, пишу научную работу, а эта флора – объект моих исследований.

– У вас есть время, чтобы писать? – искренне удивилась я. – Вы же целыми днями копаетесь в земле!

Арсений сделал глубокий вдох.

– Как вы оказались в этой части сада, Анастасия? Пришли на прогулку или по делу?

– По делу, – ответила я. – Хотела напомнить, что собираюсь ненадолго съездить домой. У моего отца юбилей, и мы с сестрами хотим его поздравить.

Лицо биолога помрачнело.

– Когда именно состоится ваш праздник?

– Сегодня вечером.

– Сегодня?..

– Да. Через полчаса за мной заедет старшая сестра, и мы отправился в город. Мне нужно привести себя в порядок перед вечеринкой. Я говорила об этом в прошлый вторник. Вы забыли?

Губы Арсения сжались в тонкую линию.

– Забыл, – процедил он. – Надеюсь, вы не станете задерживаться на этом празднике надолго?

– Как получится, – пожала плечами в ответ. – Я соскучилась по родным и хочу как следует отдохнуть. Не беспокойтесь, Арсений Павлович, я успею вернуться к следующему поливу.

С каждым моим словом лицо биолога становилось мрачнее и мрачнее.

– Вам надоело жить в моем доме, верно? – спросил ученый, глядя мне в глаза. – Ну конечно. Вы молоды, очень красивы. Вам следует веселиться с друзьями и путешествовать по миру, а не торчать среди леек и лопат.

– На самом деле мне осталось торчать среди них не так уж долго, – заметила я. – Мои фикусы уже окрепли и достигли нужного размера, а потому я со дня на день верну их вам вместе с ключами от дома и теплицы.

– Эти фикусы называются Asparagus plumosus, – тихо сказал мужчина. – И они растут непозволительно быстро.

Я улыбнулась.

– Мне пора собираться, Арсений Павлович. Скоро приедет сестра.

– Хорошо, – кивнул Арсений. – Только возвращайтесь скорее, ладно? Мы с фикусами будем вас ждать.

***

– Этот твой ботаник настоящий псих! Небритый, всклокоченный, весь в земле… Тебе не страшно находиться с ним один на один?

– Не страшно. Мы видимся не так уж часто, а на мою половину дома он без спроса никогда не заходит. А вообще, Наташа, ты не права. Арсений Павлович – ученый. Настоящий, увлеченный исследователь. Поэтому бриться и стричься ему некогда.

Сестра фыркнула и покачала головой.

– Нашла кого защищать. Быстрее бы ты вырастила его дурацкие цветы и вернулась домой.

– Знаешь, а мне понравилось возиться с цветами. Я бы с удовольствием занималась ими и дальше.

– Еще одна сумасшедшая, – Наташа закатила глаза. – Отцу об этом не говори, он и так за тебя ужасно переживает. А если еще узнает, что ты вместо бухгалтерии увлеклась сельским хозяйством…

– Вообще-то я увлеклась цветоводством. И не вижу в этом ничего плохого.

– Может, ты и ученым своим увлеклась? До кучи.

– Что ты пристала к моему ученому? Он, между прочим, добрый и талантливый. И меня уважает. Сегодня, например, попросил вернуться с праздника пораньше.

– Надеюсь, ты послала его лесом?

– Зачем?

– Затем, что три месяца подряд бесплатно батрачишь на его грядках. Если б не решение суда, ноги бы твоей в его саду не было. Пораньше… Можешь ты хотя бы один раз по-человечески отдохнуть?

Могу, наверное. Но уже не хочу. Вернее, хочу, но не так сильно, как час назад, во время разговора с Арсением.

Забавно. Стоило выйти за ворота его усадьбы, как захотелось снова туда вернуться. К цветам, кустарникам и их смешному хозяину. Когда биолог провожал меня до порога, было в его глазах что-то такое, от чего я решила не задерживаться на вечеринке и отправиться в обратный путь хотя бы до полуночи.

Между тем, стоило нам приехать в ресторан, как эти мысли птицами вылетели из моей головы. Шампанское, музыка и смех лились там горной рекой, и я была рада нестись в этом потоке вместе со всеми.

Веселье, правда, продолжалось недолго – аккурат до того момента, пока гости, обсуждавшие собственные успехи, не переключились на меня. С легкой Наташиной руки женская половина приглашенных принялась охать по поводу случившейся с нами неприятности, а потом – сочувствовать моему труду в теплице сумасшедшего биолога («Ну правда, Настюша! Был бы он нормальным, взял бы за свои растения деньги. Заставлять работать на себя молоденькую девушку будет или псих, или извращенец»). Попытки опровергнуть эту дичь оказались проигнорированы, и это здорово меня разозлило.

В какой-то момент мне стало так обидно за Арсения Павловича, что я решила вовсе уйти с праздника. Потом, правда, передумала и осталась – чтобы не огорчать отца.

В усадьбу своего лохматого чудовища я вернулась на рассвете. Тихо скользнула в калитку, спрятанную в зарослях жасмина, однако пошла не в дом, а в глубину сада – туда, где рос мой любимый красный миддлемист. Почему-то показалось, что у куста алой камелии я встречу ее хозяина, весь вечер не выходившего из моей головы.

На самом деле это было глупо – Арсений наверняка сладко спал в своей кровати, и мне, жутко уставшей, стоило последовать его примеру.

Однако я неожиданно оказалась права. Мой биолог сидел на круглом камне рядом с миддлемистом и смотрел куда-то вдаль. Выглядел он так необычно, что в первое мгновение мне показалось, будто в сад забрался незнакомец. Ученый был гладко выбрит, его буйные кудри оказались аккуратно подстрижены, а свой грязный комбинезон он сменил на синие джинсы и светлую рубашку с короткими рукавами.

Под ногой хрустнула ветка. Арсений встрепенулся и повернул ко мне голову.

– Вы все-таки вернулись, Настя, – негромко сказал он.

Мое имя в его устах прозвучало так нежно, что в груди разлилось мягкое уютное тепло.

– Куда бы я делась? – с улыбкой ответила ему. – Меня ведь ждали фикусы. И вы. Вы ждали меня, Арсений?

Он встал с камня, махнул рукой в сторону алой камелии.

– Вам нравится этот цветок, Настя?

– Конечно, – удивилась я. – Вы же это знаете. Он сказочно красивый.

Арсений повернулся к кусту и аккуратным движением – я даже не успела ахнуть – сорвал драгоценный бутон с ветки. А потом протянул его мне.

– Я ждал вас, Настя, – серьезно сказал мужчина. – Весь день и всю ночь. И много думал. Помните, вы говорили, что цветы для меня дороже, чем люди? Вы ошиблись, Настя. Цветы прекрасны, а люди – бесценны. Знаете что? Я официально разрешаю вам оборвать все камелии, розы, лилии и орхидеи в моем саду. Делайте здесь все, что хотите, только не оставляйте меня. Пожалуйста.

Я осторожно взяла из его рук алый бутон, а потом приподнялась на носочки и ласково коснулась губами его губ. Арсений обхватил меня за плечи и крепко прижал к своей груди.

– Зачем мне цветы, если у меня есть садовник? – снова улыбнулась я. – Вас, Арсений Павлович, я не оставлю. Особенно сейчас, когда вы наконец-то стали похожи на человека.

– Это только внешне, – усмехнулся биолог. – Ты же знаешь, на самом деле я – чудовище, помешанное на растениях.

– Знаю, – кивнула я, а потом потянулась и чмокнула его в уголок губ. – И меня это вполне устраивает.

Корзина подснежников

Снег был мягким, как вата, и доставал аккурат до колен. Двигаться по этому бело-серому покрову было не то чтобы трудно, а почти невозможно. Тем не менее, я упрямо шагала вперед, пробивая себе дорогу с упорством ледокола «Арктика» в водах Северного ледовитого океана.

Что ж, надеюсь, лисам и зайцам понравится их новая тропа, ибо кроме пушистых млекопитающих зимой в этих зарослях никто не ходит. Я бы тоже не ходила, будь у меня чуть больше мозгов. Ну в самом деле, что стоило пойти в Некрасовку не через лес, а по автодороге? Да, путь был бы на два километра длиннее, зато я уже пришла бы на место и помогала тете Даше готовить оливье и крабовый салат.

Я остановилась, чтобы перевести дух. Поправила на спине маленький кожаный рюкзачок, поудобнее перехватила рукой большую пустую корзину.

Похоже, встречать Новый год мне придется прямо здесь – под дубом или елкой. Не хотелось бы, но что делать? Скоро стемнеет, а во мраке я дорогу до деревни точно не найду. Можно, конечно, вернуться обратно и встретить праздник на железнодорожной станции – из-за потраченного времени к полуночи я в Некрасовку явно не попаду.

Вот так дела…

Я-то думала, что знаю в этом лесу каждый куст. Да и лес ли это? Так, перелесок от станции до деревни. Мы с Марусей его за час насквозь проходили – летом и осенью. Неужели за два месяца он так сильно разросся? Или я просто хожу по нему кругами?

Тетя Даша наверняка беспокоится, от окна не отходит. Она расписание электричек наизусть выучила, а потому знает, что я уже приехала и вот-вот приду домой.

А может, мне все-таки стоит пойти вперед? Должны же эти заросли когда-нибудь закончиться!

Внезапно где-то справа блеснул крошечный огонек.

Солнце? Нет, оно уже село, и вот-вот наступит темнота. Неужели костер? Но ведь сегодня 31 декабря. Кто будет разводить огонь в лесу в это время? Разве что какие-нибудь туристы-экстремалы.

Я прибавила шаг и спустя несколько минут вышла на небольшую полянку, окруженную высокими елками. В середине поляны действительно горел костер – высокий, красно-оранжевый, а рядом с ним сидели люди. Их оказалось много – я насчитала двенадцать человек. Все они были мужчинами и, судя по всему, родственниками – и бородатые старики, и подтянутые дяденьки средних лет, и веселые ребята моего возраста, заливисто смеявшиеся у огня, казались неуловимо похожими друг на друга. Создавалось впечатление, что здесь собрались несколько поколений одной семьи.

Со стороны туристы казались приличными людьми, поэтому, чуть помедлив, я вышла из-за заснеженных деревьев и приблизилась к костру.

– Добрый вечер, – громко поздоровалась с ними. – С наступающим Новым годом!

Мужчины, как по команде замолчали, и уставились на меня удивленными взглядами.

– И тебя с праздником, красная девица, – отозвался один из стариков. Он был одет в красивый полушубок, отороченный мехом, а возле его ног лежала длинная белая палка с набалдашником, напоминающим серебряную звезду. – Кто ты такая и зачем к нам пожаловала?

– Я – Надя, – ответила ему. – Я шла в Некрасовку, но сбилась с пути. Не могли бы вы показать мне дорогу? Очень хочется добраться до деревни до того, как наступит полночь.

– Покажем, конечно, – кивнул старик. – Отчего ж не показать? Только ты, Наденька, у костра нашего посиди маленько, обогрейся. Замерзла, небось?

Замерзла, не то слово. И устала. А уж как есть хочу – словами не передать. Мужчины, впрочем, поняли это без всяких слов. Один из них – высокий светловолосый парень уступил мне свой раскладной стул, а его сосед – кругленький коренастый мужчина налил кружку горячего чая.

– А зачем ты, милая девушка, в зимний лес с корзиной пришла? – поинтересовался светловолосый. – За грибами, что ли?

– И за ягодами, ага, – усмехнулась я. – Корзина – это подарок для тети Даши.

– Так ты, стало быть, в Некрасовку со станции идешь, – понятливо кивнул старик с белой палкой. – На новогодние праздники к тетушке приехала?

– Вроде того, – ответила я. – Только Даша мне не тетушка, а мачеха. Мы с Марусей, моей сводной сестрой, всегда у нее Новый год отмечаем. Но Маруся недавно вышла замуж и улетела с супругом к его родне, поэтому к мачехе я приехала одна.

– Электричка приходит в сумерках, а до деревни идти далеко, – заметил еще один турист – рыжий, как пламя костра. – Отчего же тебя никто не встретил?

Я пожала плечами.

– Некому меня встречать. У тети Даши ноги болят, по сугробам она далеко не уйдет. А другой родни у меня нет.

– А отец?

– И отца нет. Он умер десять лет назад.

Мужчины переглянулись.

– А с мачехой ты, стало быть, живешь дружно, – заметил коренастый дяденька, протягивая мне печенье. – Это редкость. Падчерицы со второй женой отца общий язык далеко не всегда находят.

– У нас с тетей Дашей полное взаимопонимание, – улыбнулась я. – Я ее люблю, как родную маму. И даже больше. Она ведь, когда умер папа, могла меня в детский дом отправить. У нее своя дочка была, а тут я – наследство от мужа-алкоголика. И никакой родни, которая помогла бы ей с двумя девчонками. А Даша меня не только у себя оставила, но и воспитывала так же, как и Марусю. Мне тринадцать лет тогда было, я все видела и понимала: и как мачеха деньги экономит, чтобы нам новые колготки купить – на зарплату школьной учительницы не сильно разгуляешься, и как выходила на трассу яблоки продавать, чтобы лишнюю копеечку заработать и в копилку отложить – нам с Марусей на образование. Мы ее стараниями в школе отличницами были, а потом университеты окончили. Я недавно на хорошую работу устроилась. Через год думаю квартиру купить. Если куплю, Дашу из деревни в город перевезу. Здоровье у нее уже не то, да и тяжело ей в Некрасовке одной. Маруся-то теперь далеко, а я близко.

Несколько минут мы молчали. Я пила чай, туристы задумчиво смотрели в огонь.

– Почему же ты мачехе в подарок пустую корзину несешь? – спросил рыжий мужчина.

– Она больше ничего не возьмет, – усмехнулась я. – Да еще подзатыльник отвесит – чтобы деньги на ветер не выбрасывала. Говорит, у нее все есть, а если что-то понадобится, сама себе купит. Корзине Даша обрадуется, ее лукошко еще летом прохудилось, а с ведром она за грибами и ягодами ходить не привыкла. Я, правда, хотела в корзину цветов положить – Даша их любит почти так же, как нас с Марусей, но побоялась, что они на морозе замерзнут.