Читать онлайн Забирая жизни бесплатно

Бесстыжи, как козлы, шальны, как обезьяны,

Как волк с волчихой, страстны…

Уильям Шекспир

Бесчеловечность человека к человеку

С печалью видим мы!

Роберт Бернс

Глава 1

Первого убили случайно. Почти.

Захотелось приличную тачку – просто приличную, даже не крутую – их собственный драндулет закашлял, подергался и испустил предсмертный хрип, как только они пересекли границу Оклахомы с Арканзасом.

Что делать дальше, придумала Элла-Лу. Она всегда отличалась смекалкой и воображением, а после встречи с Дэррилом поверила, что мечты сбываются.

Она тогда работала в ковбойском баре захолустного местечка Драй-Крик, которое многие величали «подмышкой», – располагалось оно на том узком клочке Оклахомы, что вклинивается в Техас. Грезы Эллы-Лу оставались грезами. Парень, с которым она жила, сын шлюхи Коди Бейтс, наградил ее фингалом, разбил губу и бросил валяться на земле у входа в означенный бар.

Элла-Лу чувствовала, что создана для доли лучшей, чем подавать пиво и ядреный виски ковбоям и их бабам с безжалостными глазами; чем подрабатывать, перепихиваясь в туалете и отсасывая в машине у мужиков, которые смердят перегаром и не загадывают дальше очередного рейса.

Лучшая доля вошла в «Ковбой и лассо» одним судьбоносным вечером в лице Дэррила Ройя Джеймса.

Элла-Лу с первого взгляда поняла – вот он! Тот, кто нужен, чтобы жить полной жизнью и превратить грезы в реальность.

Потом она рассказывала, что, когда он вошел в бутафорские салунные двери, от него исходило золотисто-алое свечение. На волосах плясали закатные отблески, а голубые глаза сияли, чистые, как озерная вода с открытки.

Она сразу все поняла.

Дэррил был другим – не чета завсегдатаям «Ковбоя и лассо», которые воняли хлевом и щипали за задницу.

После короткого и страстного брачного танца, когда Дэррил буквально пришпилил ее сначала к дверце туалетной кабинки, а потом к стене у выхода, он сказал ей то же самое.

С первого взгляда! Едва взглянули – полюбили! Строка из книжки. Шекспир, или, как он его называл, пройдоха Уилли. Дэррил почитывал его в колонии для несовершеннолетних техасского Дентона, куда угодил в шестнадцать лет.

В восемнадцать он вышел и попал прямиком в помощники к механику, бойфренду матери. Моторы слушались Дэррила, как других – лошади. Барлоу, который своими придирками доводил Дэррила до бешенства, говаривал, что, вкладывай он в работу столько же энергии, сколько в мечты куда-нибудь сдернуть, – стал бы миллионером.

Дэррил же никак не мог понять, зачем упахиваться до смерти, когда существует много других способов получить желаемое. Лучший из ему известных – позаимствовать у соседа.

И все-таки, опасаясь тюряги, он проторчал в ненавистном гараже три года – целую вечность!

А потом прикарманил шесть тысяч восемьсот долларов. Недоумок Барлоу выручил их за левые сделки и прятал у себя в кабинете в столе с двойным дном.

Кроме того, Дэррил разжился кое-каким оборудованием, запчастями и взломал витрину с ценным охотничьим ножом, рассчитывая загнать его по хорошей цене.

Собрал вещички, пока мать была на вечной каторге, обслуживая посетителей кафе за нищенскую плату и еще более убогие чаевые. Сунул в карман три тысячи двести баксов из кошелька, который она держала в жестянке с мукой. Всего выходило десять кусков.

Считая себя хорошим сыном, не тронул последние шестьсот сорок шесть долларов и приложил записку:

Спасибо, ма!

Целую, Дэррил.

Погрузил все в угнанный пикап и распрощался ко всем чертям с оклахомской Глушью.

В «Ковбой и лассо», а заодно и жизнь Эллы-Лу Дэррил вошел в свой двадцать первый день рождения.

Они решили, что это судьба, ибо стали друг для друга настоящей манной небесной.

Не прошло и суток, как она забросила в его машину рюкзак со своими сокровищами земными и села рядом.

Ехали быстро, сорили деньгами направо и налево, воровали в охотку и при всякой возможности трахались, как кролики.

К тому времени, как Дэррила арестовали в Талсе за попытку стянуть обручальное кольцо для любимой, – просадили все до последнего цента.

С учетом охотничьего ножа, Дэррилу дали четыре года и препроводили в тюрьму, на сей раз в Оклахоме.

Элла-Лу его ждала. Устроилась в бар, перебивалась, отсасывая у клиентов. Ни разу, ни за какие деньги не пошла дальше.

Однолюбка.

С рвением, не посрамившим бы святого отца во время воскресной мессы, она каждую неделю навещала Дэррила и на очередном уединенном свидании забеременела.

Дэррил читал Шекспира, ковырялся в моторах, компьютерах и прочей электронике и учился делать бомбы.

Иными словами, приобретал знания, которые пригодятся на свободе.

Элла-Лу назвала дочь Дарра, в честь Дэррила, и отвезла кроху в Элк-Сити к бабушке.

Застряла там на целых десять дней и чуть не сдохла от долгой разлуки с любимым. Зато бабуля успела привязаться к внучке, а отчим ослабил бдительность.

Зная, что мать не позволит отчиму натравить на нее полицию, Элла-Лу прихватила прабабкино серебро – оно досталось бы ей так и так, – бросила младенца и помчалась в Мак-Алестер, чтобы успеть к дню свидания.

Может, когда-нибудь им захочется оседлой жизни и они вернутся за дочерью. А пока надо жить и любить каждую минуту на полную катушку – как говорил Дэррил, что поделаешь, роковая любовь!

Ребенок в нее не вписывался…

Дэррил вышел через три с половиной года за хорошее поведение. Элла-Лу ждала его у ворот в облегающем белом платье и красных шпильках.

Только-только дотянули до мотеля, как платье уже полетело на пол, а туфли – к потолку.

Оба согласились, что на Мак-Алестер станут смотреть только в зеркало заднего вида, и провели ночь за сексом, закуской и игристым вином, которое Элла-Лу попятила в баре, где больше не будет ни работать, ни отсасывать.

Она хотела перебраться к Атлантическому океану, мечтала об огнях и шуме большого города, который так не похож на Оклахому.

Заявила Дэррилу, что их судьба – Нью-Йорк, единственный мегаполис им под стать, огромный и яркий.

И потому, когда машина зачихала, Дэррил пустил в ход навыки механика, а также запчасти, снятые с чужого авто на парковке, и продолжил путь на восток. Орало радио, рядом, словно продолжение его самого, свернулась калачиком Элла-Лу.

Несмотря на все старания, драндулет не выдержал расстояния и скорости и подох как собака.

Вот тогда у Эллы-Лу и родилась идея…

Дэррил кое-как убрал пикап с дороги, а она изучила данные бортового компьютера и решила попытать удачи на двенадцатом шоссе к югу от Бентонвилла.

Вытащила из сумки белое платье и шпильки, подкрасила губы и, наклонившись, расчесала пятерней длинные светлые волосы.

Ставку делала на мужчину, одинокого, – такой, завидев ее, не проедет мимо. Платье облегало крутые бедра и всю ее ладную фигуру, а волосы рассыпались по плечам, точно у сирены.

Элла-Лу рассмеялась и отпихнула Дэррила, который попытался схватить ее в охапку.

– Терпение, малыш, терпение! И не маячь у дороги. Какой-нибудь мужик наверняка остановится помочь!

– Если бы только помочь! Мать честная, Элла-Лу, ты заводишь, как черные кружевные трусики! У меня стояк!

– Вот и отлично. Женщина может остановиться, а может и нет. Две женщины – тоже не исключено, а двое мужчин – наверняка. В общем, кто его знает… Рано или поздно, малыш, мы своего дождемся!

Она провела пальцами по губам, потерлась бедрами о пах Дэррила, отчего тот застонал, и легонько подтолкнула его локтем.

– Чуть позже, милый. Смеркается, а люди охотнее помогают, пока светло. Спрячься в кустах. Как я прикинусь беспомощной, если рядом сильный красивый мужчина?

Место она выбрала удачно, даже слишком, – солнце уже садилось, а мимо не проехало ни одной машины.

– Может, я его еще заведу? – крикнул из кустов Дэррил. – Дотянем до города или мотеля, а там что-нибудь угоним!

– Нет-нет, Дэррил, все получится. Надо только… Машина! Дай мне время поиграть, а потом выходи и заканчивай как надо. Да, Дэррил?

– Конечно, ты же знаешь.

Она встала около пикапа, молитвенно сжав руки, и придала большим голубым глазам выражение надежды и страха.

Лицедействовать ей всегда нравилось.

Когда автомобиль – очень даже приличный – притормозил, Элла-Лу еще больше раззадорилась. Водитель опустил окно и наклонился к ней через сиденье.

– Поломались?

– Да, мистер!..

В годах, лет пятидесяти. Дэррилу нетрудно будет его вырубить, связать и оттащить в кусты.

– Взял и сломался! Хотела звонить брату – это его пикап, – но телефон не работает, или, может, я забыла оплатить. Вечно что-нибудь забываю…

– Заправиться-то не забыли?

– Нет, что вы! Генри, мой брат, залил полный бак. Генри Бим (так звали их историка в старших классах), из Фейетвилла. Не слыхали? Мне иногда кажется, его все знают.

– Я не местный. Дайте-ка съеду и посмотрю, что к чему.

– Спасибо вам огромное! Я уж и не знала, что делать! Да еще темнеет…

Он заглушил мотор блестящего серебристого авто. Элла-Лу предпочла бы красное, в тон туфлям, но и так сойдет. Попросил открыть капот. Она беспомощно засуетилась, и он сам потянул за рычаг в салоне.

На руке блеснули хорошие серебристые часы, под цвет машины. Вот бы Дэррилу такие…

– Тут, по-моему, серьезно. Я в грузовых не очень разбираюсь… Хотите, подброшу до Бентонвилла? Можете звякнуть брату с моего телефона.

– Спасибо! Никогда не знаешь, кто остановится – всякое бывает… – Она кинула взгляд в сторону кустарника и продолжила щебетать, чтобы заглушить шорох: – Мама от волнения уже, наверно, с ума сходит! До Бентонвилла – это просто замечательно! Она вас самолично поблагодарит, что доставили меня домой.

– Вы же сказали Фейетвилл…

– Что? А, ну, это Генри там…

Возможно, ее выдали глаза или незнакомец услышал осторожные шаги Дэррила, только он выпрямился и повернулся, как раз когда Дэррил поднял монтировку. Угодило по плечу.

Бросился на Дэррила, как черт из преисподней.

Все произошло стремительно – взмахи кулаков, кряхтение, возня. Думая только о Дэрриле, Элла-Лу крепко схватила монтировку, которую тот выронил.

Размахнулась, со всей силы врезала взбесившемуся доброму самаритянину по хребту и поняла, что ошиблась – его это не остановило. Второй раз прицелилась по ногам.

Одна подогнулась, Элла-Лу явственно услышала треск. Даже раненный, он все-таки обернулся и ударил ее наотмашь. Не успела она оправиться и заехать монтировкой по другой ноге, как, яростно вращая глазами, подскочил Дэррил.

– Женщину мою не тронь! Убью!

Оскалив зубы, Дэррил обрушился на обидчика. Элла-Лу едва успела отскочить, как мужчина потерял из-за ноги равновесие и с окровавленным лицом упал навзничь.

Ударился головой о передний бампер пикапа и потом об асфальт. Не раздумывая, она подскочила и со всей мочи дала ему монтировкой по лицу. Раз, другой…

Теперь он застыл, глаза на изуродованном лице были широко раскрыты. Кровь стекала и собиралась в лужицу под головой.

Элла-Лу тряслась всем телом и пыхтела, как паровоз:

– Он… он того?

– Вот хрень-то, вот хрень… – Пялясь на мужика, Дэррил вытащил из заднего кармана бандану и отер со лба пот и кровь. – Кажется, того.

– Мы его убили…

– Не нарочно. Но, черт дери, он тебя прямо по лицу! Никому не позволю бить мою девочку!

– Я боялась, что он встанет и опять на тебя кинется… Надо убрать его с дороги! Тащи в кусты! Шевелись, Дэррил, а то кто-нибудь увидит! Возьми бумажник, часы…

Она нашла в грузовике тряпку, обтерла монтировку и швырнула ее на заднее сиденье их нового авто.

– И одежду – тоже, малыш.

– На хрена?

– Пригодится. Да не стой ты!

Бросилась перетаскивать вещи из пикапа.

– Сваливай на заднее сиденье, потом разберемся.

Сердце в груди Эллы-Лу колотилось, руки тряслись, но двигалась она решительно и уверенно.

– Надо забрать все наше из пикапа, малыш, а еще вытереть баранку и везде, где могли остаться пальчики. Я это сама.

Она с рвением взялась за дело. Вскоре и Дэррил пришел на помощь – переносить из грузовика было особенно нечего. Через десять минут он уже сидел за рулем, а Элла-Лу – рядом.

– Не лихачь. Просто отъедем подальше.

Она крепилась милю, пять, десять… Через двадцать пять не выдержала.

– Съезжай, съезжай! Господи, да сворачивай же, Дэррил! Туда, в лесок!

– Укачало, крошка?

– Мы с тобой пахнем кровью!

– Ничего, ничего, теперь все хорошо, детка… – Он, трясясь по кочкам, съехал с дороги.

– Видел его лицо? Глаза слепые, и кровь отовсюду!

Ее лицо сияло, как солнце, в огромных глазах светились удивление и страсть.

– Мы его убили! Вместе!

Из бросило друг к другу. Секс у них всегда был жестким, бурным и стремительным, а сейчас, от запаха свежей крови и сознания, что они убили человека, стал совершенно звериным. В машине эхом отдавались стоны и крики.

Когда они кончили и пот склеил их тела, от белого платья остались одни лохмотья в пятнах крови, алой, как ее шпильки. Элла-Лу улыбнулась.

– Больше я торопиться не хочу. В следующий раз поиграем не спеша.

– Я тебя люблю!

– И я тебя, Дэррил. Никто до нас так не любил! Мы получим все, что захотим, будем делать что вздумается. С этого места и до самого Нью-Йорка!

Первое убийство, почти случайное, произошло жарким августовским вечером. К тому времени, как они прибыли в Нью-Йорк в середине января, на их счету числилось двадцать девять трупов…

Впервые увидев Нью-Йорк, Элла-Лу отреагировала так же, как при встрече с Дэррилом, – поняла, что они просто созданы друг для друга.

Колючий ветер гнал мусор, щипал лица прохожих, шипел и завывал, пробивая путь между домами из осыпающегося красного кирпича и щербатого бетона. Вся улица была измалевана граффити.

Печальные бледно-желтые лужицы света от уцелевших фонарей и фиолетовые тени… Вместе они напоминали зацветающие синяки.

Кто сюда сунется? Последняя шлюха, с лицензией или без, – укрываясь от холода и ветра, пока парень делает свое дело. Или нарик, которому позарез нужна доза.

Любой прочий, кто решит срезать путь, может с тем же успехом повесить себе на грудь светящуюся табличку: «Я здесь!» – для грабителей, насильников и кого похуже.

Ни одна из этих версий не подходила Дориану Куперу, поскольку он встретил судьбу-злодейку где-то в другом месте, а сюда его приволокли в целлофане и бросили, как истрепанные ветром и погрызенные крысами мусорные мешки рядом с поломанным устройством для переработки отходов. Злобный ветер, словно зубчатым ножом полосующий кожу, больше Дориану не страшен.

Лейтенант Ева Даллас нехотя натянула пониже лыжную шапку с дурацкой снежинкой. От пушистых перчаток решительно отказалась – и то и другое всучил ей холодным декабрьским днем мечтательный Деннис Мира.

Мелькнула мысль, что еще вчера она нежилась, практически голая, на горячем песке личного острова ее мужа Рорка, который лежал рядом, тоже практически голый.

Однако новый, две тысячи шестьдесят первый год вступил в свои права. Ева вернулась в продуваемый ветрами Нью-Йорк. И смерть – тоже.

Ева работала в отделе по расследованию убийств, и, пока обычные граждане досыпали последний сон в предрассветной темноте, она сидела над трупом, намазав голые руки изолирующей жидкостью и прищурив карие глаза.

– Н-да, вышибли из тебя дух, Дориан…

– Живет в Верхнем Вест-Сайде.

Детектив Пибоди, в розовом пальто, теплых розовых сапожках с меховой оторочкой и почти по глаза закутанная в пестрый шарф, переслала напарнице данные с карманного компьютера.

– Тридцать восемь лет, холост, живет один. Работает в Метрополитен-опера. Первая виолончель.

– Виолончелист из Верхнего Вест-Сайда на Меканикс-стрит? Грохнули не здесь. Кровавые мазки на одежде и коже. Странгуляционные борозды на запястьях и лодыжках, гематомы, следы борьбы суточной давности, а то и больше. Моррис скажет точнее.

– Порезы, колотые раны, ожоги, синяки… – Пибоди внимательно осмотрела труп более темными, чем у напарницы, глазами. – Много поверхностных, но…

– …много и серьезных. Связали, заткнули рот – уголки губ оцарапаны, – издевались часами. День, два – пока не надоело. А потом полоснули по животу. Умер от потери крови. Не сразу, помучился. – Достав датчики, Ева определила время смерти. – Мучения окончились вчера в двадцать два двадцать.

– А он в розыске, Даллас! Мать подала сегодня утром. Ну-ка… Ага, позавчера вечером не явился на работу и не отвечал на телефон. Вчера во второй половине дня пропустил пару в Джульярдской школе – он там преподает, – а вечером не пришел на концерт.

– То есть два дня. Свяжись с тем, кто принимал заявление, получи полный отчет. Надо сообщить ближайшим родственникам.

Немного распрямив спину, Ева изучала лицо жертвы. Из удостоверения личности на нее смотрел привлекательный полногубый блондин с зелеными игривыми глазами, длинными густыми волосами и выраженными скулами.

Убийца обкорнал шевелюру, оставив жалкие клочки и отвратительные маленькие раны, выжег на щеках черные ямочки. Белки глаз оплела красная паутинка сосудов. Однако главные усилия и фантазию преступник сосредоточил на теле. Ева подумала, что Моррис, главный судмедэксперт, подтвердит многочисленные переломы и разрывы внутренних органов.

– Кое-где ожоги маленькие и четкие, – заметила она. – Наверно, использовали специальный инструмент. А на руках… Видишь? Большие, размытые. Тушили сигареты или косячки. Виолончелист. Виолончель – это же скрипка такая?

– Э-э… – Пибоди показала руками в воздухе и поводила воображаемым смычком. – Да, вроде большой скрипки. Без рук не поиграешь. Ожоги, на правой сломаны четыре пальца, левая перебита тяжелым предметом. Сводили счеты? Волосы и нагота тянут на личную неприязнь.

Ева приподняла руку и посветила фонариком на пальцы жертвы.

– Частичек кожи под ногтями не видно… – Она передвинулась ближе к голове, осторожно приподняла ее, ощупывая череп. – Здоровая шишка!

– Сцепился с кем-то из знакомых. В смысле, на словах, – развивала мысль Пибоди. – Повернулся спиной – и противник в бешенстве саданул его чем-то тяжеленьким. А потом связал, заткнул рот и издевался.

– В бешенстве? Нет, тут другое. – Ева покачала головой и наконец встала. Кожаный плащ поднялся на ветру, захлопал по ногам. – Терпения и изощренности маловато. Не так, как у Жениха, например. Помнишь?

– Такое не забывается…

– Тот превратил пытки в искусство. Подходил к ним как к работе. А здесь скорее развлечение.

– Развлечение?

– Взбешенный человек, как правило, сразу и нападает. Взбешенный метит в лицо, особенно когда речь о знакомом.

Ева прикинула, что лицо пострадало меньше всего, как будто убийца специально оставил его относительно нетронутым.

Чтобы видеть жертву? Чтобы можно было узнать?

– Взбешенный не издевается два дня, – продолжала она. – Взбешенный и чокнутый – возможно. Хотя, опять же, логично ожидать больше следов от дубинки или кулаков. Гениталии повреждены, но не так, как сделал бы взбешенный друг или любовник.

– Мы все-таки проверим.

Ева повернулась к Мэдисон-стрит, потом посмотрела на север, в сторону Хенри-стрит.

– Была машина. Скорее всего, остановились на Мэдисон, там недалеко свалка. Рост жертвы – сколько там? – метр семьдесят пять, вес – семьдесят. Чистильщики определят, есть ли следы волочения. Вряд ли. В этом адском освещении ничего толком не разглядеть, но в любом случае убийца не слабого десятка. Или ему помогали. Посмотрим, что даст опрос населения.

Ева подняла глаза на темные окна домов.

– Посреди ночи, посреди зимы. Холодно, как у стервы между сисек!

– Правильно «у ведьмы».

– Это почему? А, не важно… – быстро добавила Ева. – И так и так глупо. Если ты ведьма, почему сиськи холодные? Я стерва, и еще вчера мои сиськи были очень даже теплыми.

– Славно отдохнули?

– Не отстой.

Голубое небо, лазурная вода, белый песок и Рорк. Да, не отстой…

Только отдых закончился.

– Вызывай чистильщиков, бригаду из морга и приставь к трупу парочку патрульных. – Ева поглядела на часы. – Сейчас давай к нему на квартиру. Какой смысл будить спозаранок мать с такими новостями…

Ева плотнее натянула на озябшие уши дурацкую шапку и обронила фонарь. Когда наклонилась, взгляд скользнул по телу, куда доставал луч.

– Постой! Это же… Очки-микроскопы!

– Что там?

– Скажу, если дашь очки.

Она опустилась на колени и передвинула левую руку жертвы.

– Твою мать! Чуть не проглядела!

– Что проглядела? – Пибоди достала из Евиного чемоданчика очки и надела ей на голову. Наклонилась.

– Сердце! Столько крови и гематом, что едва не пропустила. Моррис у себя, конечно, обнаружил бы, но в этом свете…

– Да что там?

– Вон, под мышкой! – Ева наклонилась еще ниже и приставила пальцы. – Около дюйма в длину и ширину. Аккуратное, как дорогая татушка. Внутри инициалы: «Д» и сверху «Э».

– «Д», наверно, Дориан.

– Не исключено.

Это, конечно, могло изменить версию.

– Все-таки любовник или отвергнутый воздыхатель? До смерти или после? Подпись или заявление? Края четкие. Убийца не торопился, работал тщательно.

– Маккуин вырезал на жертвах цифры, – припомнила Пибоди, – чтобы копы не сбились со счета. Может, все-таки подпись. «Э» развивает с жертвой болезненные, неадекватные отношения. А поскольку такие отношения ничем хорошим не кончаются, пускает в ход кулаки, связывает Дориана, затыкает ему рот, мучает, убивает и вырезает под мышкой сердце – свои инициалы поверх его.

Ева кивнула – неплохая теория. Достоверная и логичная.

– Прокатит.

– Может, это не первые такие болезненные и неадекватные отношения.

– И это в кассу… – Ева поднялась, сняла очки. – Пробьем по международной базе на похожие случаи. А сейчас поехали к нему. Не исключено, что там кто-нибудь знает его приятеля на «Э».

– Мать живет в том же доме, – сообщила Пибоди, когда Ева жестом подозвала полицейского, маячившего в конце улицы.

– Сэкономим время. Сначала – к нему, потом – к ней.

– И, кстати, тоже играет в оркестре. На виолончели-детке.

– У них есть детки?

– Шучу. Она первая скрипка. То есть маленькая виолончель…

– Будем считать, что смешно. Живут в одном доме, вместе работают. Наверняка знает этого «Э». И вообще его взаимоотношения с коллегами и любовниками.

Ева отвернулась, чтобы дать краткие инструкции полицейскому.

Поскольку опрашивать пока было некого – труп обнаружили патрульные роботы, – она села в машину и с невыразимым облегчением дала голосовую команду включить на всю катушку отопление.

С еще большим облегчением стянула с вихрастой головы шапку со снежинкой.

– Да ладно, ты в ней ужасно милая!

– Если бы я хотела быть милой, не пошла бы в копы. – Ева запустила пятерню в короткие каштановые волосы. – Адрес, Пибоди!

– Западная Семьдесят первая, между Амстердамом и Колумбусом.

– Далековато.

Пальцы Евы отогревались и покалывали.

Одна из команд, которую она освоила в невзрачном с виду, но нашпигованном электроникой автомобиле, который специально для нее заказал муж, – это как программировать бортовой автоповар на кофе.

Мелькнула мысль, что за чашечку настоящего кофе она сейчас, пожалуй, готова и убить.

– Включить автоповар, – начала она.

– Ура!

– Заткнись, Пибоди, а то не перепадет.

Автоповар включен. Что желаете, лейтенант Ева Даллас?

– Один черный кофе, один с молоком, в дорожных стаканах.

Минуту. Подать на переднее сиденье?

– Да-да-да, подать.

– Ух ты! – не унималась Пибоди. – Я думала, можно только на заднее. Класс!

Компьютер объявил, что заказ выполнен, и из-под приборной доски выехали два стаканчика.

– С ума сойти!

– С этим лучше не торопись… – Ева взяла стакан с черной крышкой, оставив Пибоди второй, с бежевой.

Кофе был выше всяких похвал, горячий и крепкий.

– До чего хорошо! – Пибоди обхватила стакан обеими руками.

– Не привыкай к кофе. Когда в следующий раз поедем на вызов ни свет ни заря, в минус три и жуткий ветер, то побалуемся. А так и не мечтай!

Пибоди только улыбнулась и сделала первый блаженный глоток.

– До чего хорошо! – повторила она.

Глава 2

Видно, за игру на большой пузатой скрипке платят будь здоров. Дориан Купер проживал в двухуровневых апартаментах тщательно отремонтированного белого кирпичного здания, которое уцелело в Городских войнах. Сверкая большими окнами, оно расположилось в фешенебельном квартале Верхнего Вест-Сайда.

Когда швейцар в классическом черном пальто поверх ливреи обратился к ней по званию и не стал издеваться над машиной без идентификационных знаков, Ева сообразила, что домом владеет Рорк. Швейцар по имени Фрэнк, очевидно, уже получил указания.

– Чем могу служить, лейтенант?

– Нам нужно попасть в квартиру Дориана Купера.

Круглое, почти ангельское лицо вытянулось.

– Этого я и боялся! Прошу, входите, а то ветер… Я слышал, что мистер Купер пропал. Полагаю, вы его нашли и новость неутешительная.

Ева шагнула в теплое фойе, разглядывая белый, в серых прожилках мрамор и вдыхая на удивление пряный аромат яркой охапки цветов в большой серебряной вазе на столе.

– Да, нашли. И верно – неутешительная.

– Миз Макензи, его мать, с ума сойдет! Жили душа в душу. Хороший был человек, скажу я вам. Непременно остановится, поговорит…

– Все его знакомые разделяли ваше мнение?

– Так сразу не скажешь. У него друзей много. Приходили и на вечеринки, и репетировать.

– Любовницы, любовники?

Фрэнк переступил с ноги на ногу.

– Любая информация поможет в поимке убийцы, – тронула его за руку Пибоди. – Любая!

– Понимаю, только сложно обсуждать жильца… У мистера Купера, по-моему, были и те и другие. Но ничего серьезного.

– Ясно. В последние две недели его кто-нибудь спрашивал? – осведомилась Ева. – Он с кем-то ссорился?

– Насколько мне известно, нет. При моей работе такое обычно мимо не проходит.

– Ладно, Фрэнк, спасибо. Получите нам разрешение на доступ в квартиру.

– Да. Шестой этаж, номер шестьсот, центральный вход. Поезжайте на первом лифте. Минуту, запрошу магнитный ключ…

– Не надо, у меня универсальный.

Кивнув, Фрэнк подошел к гранитной стойке и нажал пальцами. Загорелся экран.

– Коридорный робот в подсобке. Я ее так рано не включаю, у нас обычно тихо. Все, можете ехать, лейтенант.

Когда Ева и Пибоди направились к лифту, Фрэнк кашлянул.

– Мать знает?

– Осмотрим квартиру, потом поговорим с ней. Как вы заметили, час ранний. Никакого смысла поднимать ее ради таких новостей.

– Ее это убьет. Они друг в друге души не чаяли. Да вы сами знаете…

Ева кивнула, хотя и не знала, каково оно, когда мать в тебе души не чает.

«Поднимаемся на шестой этаж», – объявил компьютер, и лифт поехал вверх, доказывая, что Фрэнк даст сто очков форы любому роботу.

– Классный парень, душа компании, обожает мать, бисексуал, – рассуждала Ева. – Недурно для беглого опроса!

– У швейцара грустный вид, – заметила Пибоди. – Верный признак, что в расследовании ожидается много печального. К гадалке не ходи.

– Если потянуло на веселое, прощайся с отделом или вообще с полицией!

Перед ними открылся широкий коридор с благородным серым ковром и классической живописью на стенах. На резных столиках между квартирами красовались тонкие стеклянные вазы с белыми цветами.

Шестисотый номер занимал дальний от лифта западный угол. Роскошные апартаменты в роскошном здании. Да, подумала Ева, игра на большой пузатой скрипке неплохо кормит.

– Отличная система безопасности, – заговорила она в диктофон, – камеры, идентификация по ладони, дополнительное усиление дверей.

Она отключила все это хозяйство универсальным ключом и открыла правую створку двери. В прихожей немедленно загорелся приглушенный до десяти процентов свет.

– Удобно, но темновато, – заметила она и добавила громче: – Лампы на полную мощность.

– Ух ты! – Пибоди удивленно выпучила глаза. – Шикарно!

Классика, подумала Ева. Как раз то, что нравится Рорку. Насыщенные глубокие цвета, мягкие, засасывающие диваны и кресла с высокими изогнутыми спинками. Цветы в старых дорогих вазах и свечи в изящных канделябрах.

На стенах пейзажи – природа, город, море.

– Сначала осмотрим низ, деловую часть. Надо проверить компьютеры и телефон.

Ева пошла налево, Пибоди – направо.

За двустворчатыми раздвижными дверями оказалось просторное помещение буквой «Г», которое совмещало в себе гостиную, столовую и кухню.

Весьма солидную кухню, заключила Ева. Широкая плита, духовка, целых два автоповара и мили золотистой в крапинку рабочей поверхности. Как песок на пляже, подумала она, открывая наугад шкафчики и ящики.

Дорогая кухонная утварь, идеальный порядок.

В просторной, полностью затаренной кладовке обнаружился домашний робот, приятная коренастая женщина средних лет в сером платье и белом фартуке. Глаза смотрели безжизненно, как и положено спящему роботу.

– Эй, здесь робот! – Ева принялась искать, где у него кнопка.

– Гостевой туалет, обалденный музыкальный салон для гулянок высшего общества! Не меньше этой комнаты! – затрещала с порога Пибоди. – Фортепьяно, виолончель, контрабас, три скрипки, флейты-пикколо… Дай я!

Она обошла Еву и нажала у робота на затылке, под бубликом седых волос.

Голубые глаза ожили и повеселели. Расслабленный рот изогнулся в приветливой улыбке.

– Утречко-то какое! И чем могу вам служить, дамы?

Рорк от этого нарочитого ирландского акцента, наверно, содрогнулся бы. Или расхохотался. Его собственный вплетался в речь ненавязчивой мелодией. Ева ограничилась тем, что вскинула брови и показала жетон.

Веселые глаза отсканировали его и получили подтверждение.

– Что нужно блюстителям порядка от скромного робота? Лейтенант…

– Даллас, лейтенант Даллас. А это детектив Пибоди. Когда вас активировали последний раз?

– С удовольствием отвечу на все вопросы, только сначала проверю моего Дориана. Кабы не ваш визит, этот сорванец в такой час еще нежился бы в постели!

– Сорванец?

– Уж такой непоседа! И работает до седьмого пота, выступает. Если пришлось встать спозаранок, непременно захочет кофе. Могу и вам сделать чашечку…

– Кофе он не захочет. Дориан Купер мертв.

В глазах робота мелькнуло нечто вроде ужаса.

– Сбой в обработке информации. Повторите, пожалуйста!

В дело опять вмешалась Пибоди:

– Простите, как вас зовут?

– Мейв.

– Мейв, вынуждены с прискорбием сообщить, что прошлой ночью Дориан погиб. Примите наши соболезнования.

– Такой молодой и здоровый…

Голос и глаза выдавали искреннее горе.

– Погиб? Несчастный случай?

– Убийство. Пройдемте в комнату, – распорядилась Ева. – Нечего торчать в чулане.

– Его все любили. Простите, мне кажется, здесь какая-то ошибка…

– Никакой ошибки. Личность установлена.

Женщина-робот подошла к кухонной стойке и присела на табурет.

– Почему люди такие непрочные?

– Тайна, покрытая мраком. Когда вы в последний раз говорили с Дорианом?

– Минутку. – Глаза на мгновение обессмыслились, затем приобрели озабоченное выражение. – Господи ты боже мой! Записи показывают, что мой Дориан выключил меня шестьдесят два часа восемнадцать минут назад. Это он уже столько мертв?

– Нет, меньше. С тех пор никто вас не активировал?

– Нет.

Ева удивилась, что дежурный, принявший заявление, не допросил домашнего робота. Потом вспомнила, что в полицию обратились совсем недавно.

– Выключая вас, Дориан был один?

– Да. Он собирался на репетицию перед вечерним концертом. Сейчас идет «Жизель». Велел его не ждать. Сказал, что вернется поздно и сам разбудит меня утром, – шутник. После концерта думал поужинать с друзьями. Частенько так делал.

– Нужен полный список его друзей и гостей на вечеринках.

– Хорошо. Могу даже распечатать, если хотите. Или подключусь к любому компьютеру и запишу на диск.

– Не забудьте особо близких друзей, – прибавила Ева.

– У Дориана был широкий и бойкий круг знакомых. Веселые компании, музыкальные вечера. Иногда совсем интимные встречи, для одного-единственного.

Как и швейцар, домашний робот порой становится источником полезных сведений, подумала Ева.

– И кто-нибудь сердился, когда переставал быть тем единственным?

– Ни разу не слыхала. А я бы наверняка знала, мой Дориан со мной разговаривал, непременно поделился бы. В особо близкой дружбе, как вы выразились, он тяготел к тем, кто, как и он, далеко не загадывал. Он пока не был готов остепениться. Если Дориан работал, лейтенант, то работал до седьмого пота!

Мейв еле заметно вздохнула.

– Сколько часов я провела, хлопоча по хозяйству и слушая, как он играет! Даже оперу писал, в свободное время и под настроение!

– Ясно.

– Буду по нему скучать…

Ева снова подняла брови.

– Не то, что вы думаете. Не так, как у людей… Его мать заказала меня по образу няньки, которая ходила за ним в детстве и очень его любила. А он ее.

Странно, подумала Ева. С другой стороны, далеко не все создания из плоти и крови способны на искренность робота Мейв.

– В таком случае простите.

– Его матушка… Я могла бы ее утешить, если она пожелает. Они были так преданы друг другу!

– Мы у нее спросим. И пожалуйста, подготовьте список, на бумаге и диске. А сейчас нам с детективом надо осмотреть квартиру.

– Рада помочь. Скажите, лейтенант Даллас, почему люди убивают друг друга? Не могу обработать информацию.

– Никто никогда не сможет, – отозвалась Ева.

Она предоставила Пибоди телефон и компьютеры, а сама занялась хозяйской спальней на верхнем этаже.

Выдвинула ящик со «сладеньким». Как и ожидалось, он ломился от возбуждающих средств, секс-игрушек и презервативов. Все свидетельствовало о том, что в этой сфере Дориан придерживался широких взглядов и был не прочь экспериментировать. Небольшое количество препаратов, исключительно легальных, показывало, что на здоровье он не жаловался.

Куча дорогих средств для ухода за кожей, косметические аксессуары – заботился о внешнем виде. Внушительный платяной шкаф с одеждой самых разных стилей, от классического до гранж, – в моде вполне демократичен.

В шкафу нашелся маленький стенной сейф. Ева его открыла, провозившись минимум втрое дольше, чем потребовалось бы ее учителю по вскрытию сейфов Рорку, и осталась очень собою довольна.

Немного наличности, паспорт, скромная коллекция часов, запонки, ничего необычного, ничего из ряда вон.

Был наверху и небольшой кабинет. Она сразу сделала вывод, что Дориан занимался тут лишь самым необходимым: оплачивал счета, вел календарь репетиций, концертов, поездок и светских мероприятий.

Ничего любопытного не обнаружилось и в двух гостевых комнатах. Как и остальная квартира, они отражали вкус хозяина и редкий талант домашнего робота поддерживать чистоту и порядок.

– Мейв дала длиннющий список! – доложила Пибоди, когда Ева спустилась вниз. – Я ее деактивировала, она сама попросила. Повторила, что готова поступить в полное распоряжение миз Маккензи.

– Мы ей скажем. – Ева кинула взгляд на часы. – Можно прямо сейчас. Никаких звонков, сообщений на телефоне?

– Целая куча. Я пометила для отдела электронного сыска, хотя мне не попалось ничего подозрительного, никаких угроз, споров или признаков слежки. Говорил с друзьями, уславливался о встречах, заказывал провизию и вино для вечеринок. И по работе.

– Работе? – повторила Ева, когда они приглушили свет и вышли в коридор. – Кабинет для оплаты счетов и прочего у него наверху.

– Нет, я про музыку. В музыкальном салоне стоит компьютер. Сначала показалось, шкаф, а оказалось – маленький кабинет. Всякая музыка собственного сочинения, записи, которые надо послушать. Ничего, кроме музыки.

– Ладно. – Ева опечатала дверь. – Пусть ОЭС поковыряются в электронике.

Вряд ли оригиналы из Отдела электронного сыска что-нибудь нароют, но лучше перебдеть.

– Отправь запрос дежурному, который принял заявление о пропаже. Введи его в курс дела, получи полный отчет. Хотя на данном этапе сведений – кот наплакал.

– Слушаюсь.

– Мать в пятьсот восьмой?

Пока Пибоди отправляла имейл, Ева запросила в лифте пятый этаж.

– Что там по международной базе?

– Еще рано, мы послали запрос час назад. Они всегда зашиваются. Думаешь, это не первый?

– Зачем пытать двое суток музыканта? Личные счеты? Возможно. Кто-нибудь из единственных, которые перестали быть единственными, как выразилась Мейв. Или коллега, который хотел занять место первой виолончели. Или же Дориан обладал нужными кому-то сведениями. Версий пруд пруди. Только сердце мне подсказывает, что он не первый… Сколько в списке имен на «Э»?

– Эдвард, Элизабет, Эдгар, Элайза. Если навскидку. А так – больше, всего там человек двести.

Вышли на пятом этаже. Квартира Мины Маккензи находилась рядом с лифтом. Та же система безопасности, отметила про себя Ева и нажала звонок.

На камере видеонаблюдения вспыхнул зеленый огонек.

– Доброе утро. Чем могу служить?

Глубокий звучный голос с британским акцентом.

– Лейтенант Даллас и детектив Пибоди. – Ева поднесла к сканеру жетон. – Нам нужно побеседовать с Миной Маккензи.

– Одну минуту.

Щелкнули замки.

Еще один робот. Благородный джентльмен с копной темных волос и сединой на висках. Облачен в черную форму дворецкого.

– Входите, прошу вас. Миз Маккензи еще не спускалась. Я доложу.

Он провел их в гостиную, которую мать обставила в более современном, чем у сына, стиле. Та же классика, рассуждала про себя Ева, но больше гламура и лоска. Яркая живопись в основной гамме.

– Располагайтесь. Чего-нибудь желаете?

– Спасибо, только Мину Маккензи.

– Слушаюсь.

Робот направился к лестнице.

Как только он сообщит, что явились копы, она сразу догадается, думала Ева. Блеснет отчаянный лучик надежды, и все равно она поймет.

Ева почувствовала движение, вскинула глаза. Мина стояла на верхней ступеньке в кремовом шелковом пеньюаре. Струящиеся складки доходили до самого пола. Лицо, удивительное лицо, где на золотистой коже горели страстные глаза, отражало борьбу надежды с горем.

Быстро спустилась, держась за перила. Костяшки на руке побелели.

– Дориан!.. Прошу, не тяните, скажите сразу!

– Миз Маккензи, с прискорбием сообщаем, что вашего сына убили.

Она воздела руки, словно отгоняя слова, и медленно, как инвалид, опустилась в помадно-красное кресло.

– Вы уверены, что это Дориан? Абсолютно уверены?

– Да. Сопереживаем вашей утрате.

– Утрате? Какое неточное слово! То, что утратил, потерял, можно заменить. Магнитный ключ, сережку. Просто покупаешь новую…

Она покачивалась из стороны в сторону. На щеках сверкали слезы.

– Я знала, знала, знала! Не пришел на концерт. Раньше никогда не пропускал. Убеждала себя: нет, тут другое что-то… Что угодно, только не это… Не отвечал на телефон. Я умоляла подать весточку. Он не стал бы меня волновать, никогда! В полиции сказали, что надо подождать. Почему?

Пибоди села рядом, наклонилась.

– Иногда взрослый человек хочет побыть наедине с собой день-два, подумать…

– Не Дориан!

– Понимаю, миз Маккензи.

– Если бы приняли заявление в первый день, он остался бы жив? – В резком вопросе сквозило обвинение. – Займись вы этим сразу…

– Вряд ли. – Пибоди мягко, как она это умела, взяла руку матери. – Вряд ли. Соболезную вам, миз Маккензи. Хотите воды?

– Нет… – Она закрыла глаза, и по щекам скатились две слезы. – Джарвис, бренди!

– Да, мадам. Сию минуту.

– Мне нужен бренди, – повторила Мина, открывая глаза. – И несколько секунд, чтобы прийти в себя. А потом вы расскажете, что случилось, где он сейчас и как мне его увидеть. Мне надо увидеть сына!

– Да, миз Маккензи, не беспокойтесь.

Мина взяла у робота бренди, поднесла ко рту и медленно пригубила.

– Я справлюсь, справлюсь. Не при посторонних… – Голос ее дрожал. – Итак, что произошло?

– Миз Маккензи, может, пригласить к вам кого-нибудь из близких?

– Мне никто не нужен. Говорите!

– Миз Маккензи, – вмешалась Ева, присаживаясь на блестящий серебряный столик и в упор глядя в полные слез глаза матери, – то, что я вам скажу, тяжело слушать. Если есть кто-то, кому вы доверяете, после нашего разговора хорошо бы пригласить этого человека, чтобы не быть одной. Мы побеседовали с домашним роботом вашего сына. Хотите, активируем ее и приведем?

– Мейв… – Снова блеснула слеза, миз Маккензи глубоко вздохнула и покачала головой. – Нет, пока не надо. Эдгара. Эдгара Чемберлина, дирижера и моего любовника. Вчера вечером я попросила его уйти, а теперь…

– Джарвис, пожалуйста, сообщите мистеру Чемберлину.

– Лучше я сама, – поднялась Пибоди.

– Джарвис, дайте детективу его номер.

– Сделаем это в соседней комнате. – Пибоди махнула роботу.

– Я справлюсь… – повторила Мина. – Я сильная… Одна растила сына. Муж умер, когда Дориану было всего шесть. Поставила его на ноги, сделала карьеру. Силы мне не занимать. Говорите!

– Тело обнаружили на Меканикс-стрит. Вам знаком этот район?

– Не уверена.

– Нижний Ист-Сайд. Есть идеи, почему он мог туда отправиться?

– Нет. У него друзья в Гринвич-Виллидж, Трайбеке, Сохо… Дориан легко сходился с людьми. Я хочу знать, как он умер!

– Дождемся выводов судмедэксперта.

– Это же ваша работа. Вы знаете. Я мать, я имею право!

– Миз Маккензи, причину смерти определяет судмедэксперт. Осмотр на месте преступления дает основания предположить, что Дориан был связан. На теле многочисленные повреждения.

Мина еще раз неторопливо пригубила бренди.

– Его связали, чтобы мучить?

Да, заключила Ева, сильная женщина. И далеко не глупая.

– Возможно, и все-таки сначала Дориана должен осмотреть судмедэксперт. Точнее сейчас, к сожалению, сказать не могу. Среди знакомых вашего сына кто-нибудь на такое способен? Обиженный бывший любовник или коллега…

– Нет. – Мина прижала пальцы к межбровью, медленно вдохнула. – Нет. И я не просто отмахиваюсь от вопроса – его действительно любили.

– Он работал в Джульярдской школе. Может, разозлил студента?

– Насколько мне известно, нет. Дориан преподавал не ради денег. Ему доставляло удовольствие пестовать талант, смотреть, как он раскрывается. Никто из его знакомых не стал бы мучить и отнимать жизнь!

– Вы были близки. – Ева глядела Мине в глаза. В гостиную вернулась Пибоди.

– Да, очень.

– Тогда я спрошу: может быть, хотели насолить вам через сына? Тот же вопрос с другого ракурса, миз Маккензи. Обиженный бывший возлюбленный или коллега.

– О господи! – Она поставила бокал и сжала на коленях руки, чтобы унять дрожь. – Досадить мне? Я не знаю никого, кто на такое способен! Меня не все жалуют, случались и серьезные конфликты. Но клянусь, ни один из этих людей не тронул бы Дориана! Его любили даже те, с кем я не ладила. Мучить из-за меня!..

– Миз Маккензи, мы обязаны спросить, нужно учитывать любые варианты. – Пибоди снова присела. – Мистер Чемберлин уже едет.

– Благодарю…

– Ваш сын не упоминал какого-нибудь докучливого поклонника? Они же у него были, верно? – продолжала Ева. – Например, любители оперы, которым нравилось его творчество.

– Да. То есть я хочу сказать, было много почитателей его таланта, которые ходили на концерты, просили автографы…

– Иногда поклонник переходит границу. Воображает, что у него с кумиром особые отношения, и бесится, когда тот не отвечает взаимностью.

Мина снова сцепила руки и кивнула.

– Понимаю. Разумеется, у Дориана были поклонники. Молодой, привлекательный, одаренный. Играл на разных инструментах. Иногда выступал в клубах, особенно в межсезонье. Не с операми, конечно. Джаз, блюз… Некоторые специально ходили его послушать и ждали потом у служебного входа. Но, насколько я знаю, никто… Постойте! – Она выпрямилась. – В последние недели он рассказывал о девушке. Как же он ее называл?… – Мина прикрыла глаза. – Ангел Элла.

– Ангелла? А фамилия?

– Нет-нет, именно ангел… Она была такая чересчур правильная. И красивая… Однажды они ходили куда-то выпить. Дориан жаловался, что она битый час препарировала Вагнера с Моцартом. Она не музыкант, а композитор. Да-да, писала оперу. И очень, очень правильная. Дориан говорил, она явилась в клуб, где он играл джаз, а через несколько дней в баре выразила крайнее недовольство, что он разбазаривает время и талант на второсортную музыку. Рассердилась не на шутку. Он посмеялся, да и только.

– Элла, – повторила Ева. – Фамилию не знаете?

– К сожалению, нет. Он не называл. Упомянул вскользь за утренним кофе как курьез. Возможно, друзьям говорил.

– Проверим.

В дверь позвонили.

Пибоди встала, жестом остановив робота.

– Я сама.

– Я не хочу никого видеть, кроме Эдгара. Не хочу…

– Не беспокойтесь, – заверила Ева.

– Мне нужно к сыну, лейтенант! Простите, забыла ваше имя…

– Даллас. Я распоряжусь. Поеду туда прямо сейчас и все устрою. Им занимается доктор Моррис. Поверьте, он очень хороший специалист.

– Мина!

В гостиную ворвался мужчина яркой, импозантной наружности. Внушительного роста, поджарый, как гончая, и с такой же, как у робота, седеющей на висках гривой. Из-под черных дуг бровей поблескивали темно-карие пронзительные глаза.

Не обращая внимания на Еву, он упал на колени рядом с креслом Мины и заключил ее в объятия.

– Дориан! Дориан! Он…

Из груди Мины вырвался вопль. Она сдержала слово – справилась.

Глава 3

На улице Ева покорилась ветру и выудила из кармана дурацкую шапку.

– Мина продержалась дольше, чем я думала, – заметила Пибоди.

– Железная выправка. Сейчас – к Моррису, а потом займемся друзьями и коллегами. Надо потолковать с этим Чемберлином. Дирижер в оркестре – главный. Да, побеседуем…

Ева села за руль и бросила взгляд в боковое зеркало, выжидая момент.

– Ангел Элла…

– Остроумно, – отозвалась Пибоди. – Наверняка еще кому-то о ней рассказал. Надо разузнать, в каких клубах он обычно играл.

– Ангел Элла – это версия. – Ева вклинилась в поток машин, не обращая внимания на возмущенные гудки сзади. – Пишет оперу? Я думала, такие композиторы давным-давно вымерли.

– Пару лет назад ставили оперу-трэш. «Шум» называется. Я начала слушать на диске и тут же схлопотала мигрень. По-моему, обычные оперы до сих пор пишут.

– Она, во всяком случае, – да. И у ангела Эллы это точно не трэш. Выведывала мнение Купера о композиторах прошлого. Может, собиралась использовать его авторитет, чтобы пропихнуть свою. А мать спит с дирижером – еще один рычаг. Вот только Дориан несерьезен, играет во всяких сомнительных заведениях. Какое неуважение к ангелу Элле и высокому искусству! Мотив совершенно абсурдный, и все-таки… Убийства совершают по самым шизоидным причинам, – заключила Ева.

– А пытки?

– Поговорим с Эллой, посмотрим, насколько она сама шизоидная. Проверь, что есть на Эдгара, тоже имя на «Э». Может, Дориан мешал его отношениям с Миной.

– Или он на самом деле положил глаз на сына, а не мамашу.

– Детектив включила мозги…

– Ты же в опере бывала, да? – Пибоди запрашивала через карманный компьютер данные на Чемберлина.

– Дважды. И завязала. В следующий раз пойду, когда в преисподней ледяной дворец построят!

– А мне бы, наверно, понравилось… Хоть посмотреть. Костюмы, музыка, страсти, и все разодеты в пух и прах!

– Ага, ни хрена не понятно, и под занавес все как один покойники. Мне этого добра и на работе хватает!

– Я бы, наверно, пошла в итальянскую оперу. На итальянском – это так романтично…

– Смерть романтична?

– Ромео и Джульетта…

– Двойное подростковое самоубийство. Красиво, ничего не скажешь!

Пибоди мрачно уставилась в компьютер.

– Это романтическая драма.

– Ну да, трубадур и трубадурша, серенады…

– Дурочка.

Ева повернула голову, сурово прищурилась.

– Повтори!

– В смысле, трубадурочка. Не трубадурша. Прошу прощения.

– Один хрен! – Ева пожала плечами.

– Эдгар Чемберлин, – поспешно прочитала Пибоди, – шестьдесят два года. Дважды разведен, имеет в Лондоне тридцатилетнюю дочь. Дирижирует оркестром вот уже одиннадцать лет, до этого руководил Лондонским симфоническим. Проживает… Ха! В двух кварталах к югу от Дориана! Несколько раз привлекался по мелочи. Порча чужого имущества – расколотил альт. Ущерб возмещен. Выбросил пикколо в окно и грозился отправить следом музыканта. Умышленное нанесение телесных повреждений, обвинение снято. Опять телесные повреждения, условный срок и программа коррекции агрессивного поведения.

– Агрессия, вспышки гнева… – Ева покачала головой. – Причем вспышки внезапные. На нашего убийцу не похоже. И все-таки поговорить надо. Отбери имена на «Э», несколько для начала, пробей по базе. Запроси карту с местами проживания, чтобы нам лишний раз туда-сюда не мотаться.

– Будет сделано. Мать уверена, что никто из знакомых на такое не способен.

– Мать его любит и думает, что остальные тоже. По крайней мере, кто-то один его точно не любил, знакомый он или нет. Надо проверять.

Угрюмое свинцовое небо принялось плеваться снежинками, что, как Ева прекрасно знала, приводит у половины водителей к тридцатипроцентному поглупению и утрате навыков вождения. А следовательно, дорожная ситуация средней паршивости грозит перейти в откровенную свалку. Она прибавила газу, пробиваясь на юг и твердо решив опередить всеобщее помешательство.

Едва переступив порог морга, Ева затолкала шапку в карман.

Шаги эхом отдавались в белом коридоре – после праздников здесь царило затишье, как в промерзшей тундре. Впрочем, ненадолго.

Ева поймала взгляд Пибоди, которая повернула голову к автомату с горячими напитками.

– Там одна бурда!

– Да, но мне в снег всегда хочется горячего шоколада. Хотя странная коричневая жидкость, которой писает эта бандура, конечно, мало его напоминает. Почему органы охраны правопорядка не закупят нормальные автоматы?

– Потому что мы все тогда будем дрыхнуть над горячим шоколадом, а не заниматься делом.

Ева распахнула дверь в царство Морриса.

Узнала оперу – не название, а жанр – по растущей истеричности голосов и трагическому звучанию инструментов.

Моррис склонился над Дорианом Купером. Чистый халат поверх сливяно-черного костюма. Волосы с привлекательного продолговатого лица убраны назад и заплетены в причудливую косичку с серебристым шнурком, руки вымазаны кровью. На груди Купера – яркий Y-образный разрез.

– «Жизель». – Моррис поднял глаза, как будто видел музыку. – Хотел сходить на следующей неделе.

– Любишь балет?

– Кое-что. – Он отошел, чтобы смыть кровь и изолирующую жидкость. – Я его знал.

– Знал покойного? – Ева тут же позабыла о поразительно разносторонних музыкальных интересах Морриса и полностью переключилась на новую информацию. – Купера? Ты знал Дориана Купера?

– Да. Блестящий музыкант, поистине блестящий! Не просто чертовски одаренный, но и на редкость приятный в общении. Жаль, что приходится иметь с ним дело в моей конторе.

– Вы дружили?

– Шапочно. Ходили в один и тот же блюзовый клуб, «После полуночи». Пропускали иногда по рюмочке, болтали о музыке.

Ева вспомнила саксофон. Моррис играл на громадном саксофоне.

– Грустно.

– И мне. Мы с Амариллис были у него в гостях за несколько недель до того, как ее убили. Забавно тасуются карты…

Вновь, как и много месяцев назад, в день смерти любимой, его захлестнула волна жгучего горя. Он повернулся и достал из холодильника пепси, оранжевую шипучку, которой отдавала предпочтение Пибоди, и имбирный эль для себя. Раздал банки.

– За старых друзей!

– Что ты о нем знаешь?

– О личной жизни? Много самых разношерстных приятелей, если, конечно, судить по вечеринкам и компаниям, с которыми он тусовался в клубах. С матерью друг друга обожали, это бросалось в глаза. Бисексуален. Тоже бросалось в глаза. Играл абсолютно на всем. Из любого инструмента мог извлечь и радость, и слезы…

Моррис глотнул пива и оглянулся на тело, свою неоконченную работу.

– Мне он нравился, хотя мы были едва знакомы.

– Не встречал среди его приятелей некую Эллу?

– Говорю же, у него было много самых раз… Эллу? – Моррис издал короткий смешок. – Ангел Элла!

– Она самая. Знаешь?

– Нет. Явилась как-то в «После полуночи» перед праздниками. В начале декабря, кажется. Мне в ту ночь не спалось, я взял сакс и поехал в клуб. Дориан и несколько общих знакомых уже были там. Потом пришла эта брюнетка… Да, верно, миловидная брюнетка. Села за столик и смотрела на Дориана с явным осуждением. Он подошел, коротко поговорил. Вид у нее был очень рассерженный. Я решил, милые бранятся…

Моррис замолчал, прищурился и снова глотнул пива.

– Дай-ка подумать… Дориан накрыл рукой ее руку, как будто хотел погладить. Элла отдернула. Не знаю, о чем шла речь, но говорила в основном она. А потом этак театрально хлопнула дверью. Бросила напоследок: «Никогда тебе не прощу! Никогда!» У самой – слезы на глазах. Когда Дориан снова взял инструмент, кто-то пошутил насчет «сердитой подружки», а он ответил: «Нет, не подружка и не друг – ангел Элла». Мол, ангелы не в его вкусе. «Бесится, потому что я болтаюсь по дешевым кабакам». Засмеялся и предложил сыграть в ее честь.

– Фамилия?

– Не знаю.

– Описать сможешь?

– Конечно.

– Так, чтобы Янси остался доволен?

Речь шла о штатном видеотехнике.

– Постараюсь, если от этого будет какой-то прок… «Э» в сердце? Убийца вырезал «Э» и «Д».

– Да, я хочу с ней поговорить. Если Янси сделает четкий портрет, пропустим через базу и прищучим красавицу.

– Позвоню ему и договорюсь.

– Спасибо.

– Ну, пиво, как ни странно, помогло. – Моррис вздохнул и повернулся к телу. – Приступим.

Он достал очки-микроскопы для себя и Евы, зная, что Пибоди с радостью пропустит такие подробности.

– Удар в затылочную область тяжелым тупым предметом. Исходя из характера раны, разводной ключ.

– Как у слесарей?

– Да. Раздобыть несложно. Это самая старая рана. Я еще не закончил реконструкцию, но… – он вызвал изображение на экран, – били сзади и сверху.

– Замахнулись из-за головы… Да, ударили, когда пострадавший наклонился что-то поднять или завязать чертов шнурок и подставил спину. Убили не на Меканикс-стрит.

– Судя по фото с места преступления, склонен согласиться.

– Запихнули в машину и отвезли в укромное место. По логике вещей, напали рядом с автомобилем. Удар его вырубил?

– Да, сознание Дориан потерял.

– Значит, связать нетрудно.

– Видимо, скотчем. Лабораторный анализ подтвердит. В ранах, а также на запястьях и щиколотках – следы клейкого вещества.

– Но не во рту.

– Губы поранены трением о тонкий прочный материал. На зубах и языке следы силикона.

– Кляп на веревке.

– Видимо, так.

– Унижение, сексуальный подтекст… Его насиловали?

– Никаких признаков.

– Ладно… – Ева сунула руки в карманы и напрягла воображение. – Итак, вырубили и связали. С таким кляпом можно издавать невнятные звуки. Убийца слышал, как он пытается кричать или умолять.

– В случае Дориана, скорее всего, и то и другое. Следов от парализатора или уколов не вижу, но все-таки отправил материал на токсикологию.

– Вряд ли его чем-то накачивали. Наркотики притупляют чувствительность. Так же неинтересно! – Ева прикусила язык. – Прости, Моррис…

– Ничего. Проникнув в логику преступника, легче его поймать. Ожоги. Подтверждаю результаты первичного осмотра. Следы от сигарет и профессионального источника огня. Вот, например…

Он вслед за Евой надел очки и склонился над телом.

– Грудь, живот, гениталии. Края четко очерчены. Острое пламя.

– Ручная горелка. А на конечностях следы широкие и размытые, со следами копоти. Гематомы на грудной клетке. На кулачные побои не похоже.

– Скорее, дубинка. То же на ступнях. Много поверхностных порезов. Видишь? Колотые и резаные раны. Наносились по крайней мере двумя разными предметами.

– Ты про вот эти? По-моему, нож для колки льда или что-то вроде того.

– А другие – зазубренным лезвием.

– Целый арсенал!

– Сначала шли поверхностные повреждения и ожоги. Кое-что – двухдневной давности.

– Чтобы сразу не откинулся. Убийца входил во вкус, хотел вызвать страх, боль, беспомощность.

– Пальцы на левой руке ломали постепенно. На правой размозжены кости.

– Наступили ногой, чем-то ударили или уронили тяжесть?

– Склоняюсь ко второй версии. Много раз, с силой, били молотком по краю костяшек. Сначала занимались левой, правую увечили в последние сутки. Более глубокие колотые и резаные раны – тоже в последние двадцать четыре часа.

– Перед смертью издевались сильнее.

– Да, но, Даллас, некоторые раны убийца обрабатывал.

– Что?! Как?

– Следы «заживителя». Лаборатория подтвердит. Останавливали кровотечение, а затем снова вскрывали рану. И не раз. Потом порезали живот, отчего и наступила смерть.

– Истекал кровью долго?

– По меньшей мере час или два, пока не потерял сознание. Смерть наступила еще позже, но хотя бы уже не мучился.

– Интересно, преступник смотрит, записывает? Жених все свои великие эксперименты записывал. Здесь не так безумно научно, не так организованно. Унижение, издевательства, запугивание…

Ева стянула очки, глотнула пепси и прошлась взад-вперед.

– Есть план, инструменты, транспорт и укромное место. В то же время пальцы на одной руке ломаются, на другой – дробятся, на конечностях – ожоги от сигарет, на груди и гениталиях – от горелки. Дубинка, нож для льда, зазубренное лезвие. Кляп. Жертва раздета. Сборная солянка психических отклонений или… А сердце? Когда его вырезали?

– Посмертно, тонким гладким лезвием. Точная работа.

– Потому что это подпись. Гордость и… Может быть, «Д» – вовсе не Дориан. Убийце нужна его боль, беспомощность, возможность поиздеваться всласть, но сам он, его имя… Что, если оно ни черта для преступника не значило? Если мать права, никто из знакомых на такое бы не пошел. А значит, имя не важно. И все-таки «Д», «Э»…

– Сердце, – пробормотал Моррис, – как влюбленные, которые вырезают на дереве сердечко с инициалами.

– Двое? – потрясенно прошептала Пибоди. – Любовники?!

– Пока только теория. Надо посоветоваться с Мира, это ее епархия. Хотя мысль интересная. Они его раздевают, затыкают рот, обжигают гениталии электроприбором, но не насилуют. А зачем? Для секса есть партнер.

– Коли так, все издевательства…

– Прелюдия, – докончила за Морриса Ева.

Судмедэксперт положил руку на плечо мертвого.

– Я никогда не прошу и сейчас бы не должен, но… Найди их!

Верно, он никогда не просил. И ей бы не следовало обещать…

– Найду! Будь покоен!

– Снова он грустит, – начала Пибоди, когда вышли на улицу. – Вспомнил Колтрейн.

– Справится, – отозвалась Ева, а сама подумала, что неплохо бы вызвать священника. В свое время Моррис получил утешение и дружескую поддержку от Лопеса. – Поработаем, закроем дело, и ему полегчает.

– Договориться о консультации с Мира?

– Давай. Сейчас едем в управление, я займусь бумагами и доской с материалами, попотею над теорией двух убийц. Скажи ей, что отчет пришлю.

– Есть. Думаешь, это случайность? В смысле, выбор жертвы.

– Не знаю. Пока неизвестно даже, где на него напали, как похитили. Надо допросить друзей и коллег. Займемся первыми «Э». Нельзя из-за одной теории забывать о другой. Обзвони их, пусть подъезжают в управление – сэкономим время. И если у Мира найдется минутка, я ее украду.

Пибоди молча принялась за работу, потом хмуро посмотрела на густеющий снег за окном.

– Все-таки это пара любовников.

– Почему? Потому что ты решила, что я так думаю?

– Нет, это просто натолкнуло на мысль. Вначале я ее даже отринула. Нет, потому что нет. Слишком извращенно. Потом – постой, сама скажу – поняла, что бывали у нас извращенцы и похлеще, намного. Все дело в классическом сердечке. Они расписались в нем – или один расписался за двоих – не ради искусства, а как символ их больной любви.

Ева секунду помолчала.

– И что ты так завелась?

– Верю я в эти долбаные символы! Дома у родителей есть толстенное такое дерево. Отец вырезал на нем сердце и их с мамой инициалы до нашего рождения. Когда пошли дети, сделал вокруг скамью. Оставил место, чтобы оно еще выросло. Отец с матерью сидели на скамейке, смотрели, как мы играем в саду. А когда нам исполнялось шесть, отец помогал каждому смастерить скворечник. На ветках висят наши скворечники и китайские колокольчики, которые сделала мама и… Это непростое дерево! А началось все с сердечка и инициалов…

– Только без сырости! – предупредила Ева.

– При чем тут сырость?… Просто когда мы навещали их на Рождество, они повели нас к дереву, папа протянул Макнабу нож и велел вырезать инициалы. Они знают, что мы друг друга любим, и верят, что это по-настоящему и надолго. Я тогда расчувствовалась, потому что это дерево – особенное. Символы важны, и нельзя их использовать для убийства! Вот и все.

Ева молчала до самого управления. Припарковавшись на своем месте, произнесла:

– В нашем блядском мире люди расхищают и поганят все самое важное, хорошее и чистое каждый день. Мы это видим и пресекаем.

– Знаю…

– Помолчи и раскинь мозгами: когда какой-то ублюдок марает важное, хорошее и чистое, оно становится только важнее и нисколько не теряет ценности, если ты этого не допускаешь.

Поскольку без сырости все-таки не обошлось, Пибоди потерла лицо.

– Ты права, сто раз права! Просто я раскисла.

– Очень трогательно, – добавила Ева, когда вышли из машины. – Твои родители и это дерево…

Оглянулась на стук каблучков. От своей машины к лифту шла Мира.

По великолепным ногам скользило короткое, до колена, аквамариновое пальто. Туфли и платье были изумрудными. Сумочка и стильный берет на стриженых каштановых волосах – цвета темно-синего сапфира. На плече покачивался портфель из мягкой бронзовой кожи.

– Однако, доброе утро! Вы туда или оттуда?… Пибоди, что случилось?

Руки Пибоди инстинктивно потянулись к лицу.

– Нет, ничего, так… Кстати, я только что запросила для Даллас время на твою консультацию.

– Значит, все-таки сюда, и пока без результатов. – Мира перевела спокойные синие глаза на Еву. – До начала работы двадцать минут. Из-за снегопада я на всякий случай выехала пораньше. Могу подняться к тебе, если ты свободна.

– Для тебя – конечно!

Шанс потолковать с главным психологом-криминалистом управления Ева не упускала никогда.

– Новое дело? Ты же только что вернулась из отпуска!

– Ага, вчера вечером. А в четыре утра вызвали на труп, который обнаружил патрульный робот.

Вошли в лифт, и Ева, не теряя времени, изложила суть дела.

– Мы с друзьями в прошлые выходные ходили на «Жизель». Как раз, наверно, играл ваш подопечный.

Мира подвинулась. Лифт рывком останавливался почти на каждом этаже, запуская все новых копов.

– Пытали два дня? Сексуальное насилие?

– Никакого. Мелкие ожоги на гениталиях от направленного пламени, вероятно, ручной горелки.

Все до единого копы в битком набитом лифте переступили с ноги на ногу, и Ева представила, как их собственные гениталии сжимаются из солидарности.

– Труп обезображен?

– Не в классическом смысле. Переломы, ожоги, порезы, синяки. В основном грудь, живот, конечности. Сломаны и раздроблены пальцы рук. У пострадавшего была густая красивая шевелюра – отрезали и оставили жалкие клочки.

– Унижение. Но лицо почти не пострадало, гениталии не обезображены. На личную неприязнь не похоже.

– Как не похоже?! К твоим яйцам – с горелкой! – не выдержал какой-то коп.

– Ожоги со временем заживают, – улыбнулась Мира. – Другое дело – мелко порубить или отрезать.

– Или кислотой, – невинно добавила Ева. – Помню одну рассерженную девицу. Плеснула парню кислотой, когда обдолбался «зонером».

На этаже убойного отдела Ева с облегчением вздохнула и пробилась сквозь толпу, прокладывая путь для Мира с Пибоди.

– Все, кто нас слышал, при первой же возможности проверят у себя в штанах, – заметила она.

Мира рассмеялась.

– Обоснованный вывод, лейтенант!

Когда свернули в отдел, Бакстер привстал навстречу Еве и снова сел.

– Доктор Мира! Отлично выглядите!

– Вы тоже, детектив. Как всегда.

Мира бросила взгляд в угол, где раньше стояла жалкая елка и где Ева, Бакстер и почти все присутствующие в последний день прошлого, две тысячи шестидесятого года оказались на волосок от гибели.

– Скучаю по твоим праздничным украшениям. Такой эклектический и демократичный стиль! – заметила Мира. – Может, придумаешь что-нибудь на День святого Валентина?

– Нет уж, увольте! – произнесла Ева с нажимом, чтобы у присутствующих не сложилось двух мнений на сей счет. – Пибоди, займись допросами. Доктор Мира, прошу в мой кабинет. Я сейчас подойду.

Она направилась к Бакстеру.

– Стряслось что-нибудь?

– Нет, босс. – Он пожал мощными плечами в элегантном, превосходно сидящем костюме. – Так, хотел поговорить кое о чем, когда у вас будет минутка.

– После Мира. – Ева посмотрела в другой конец, на Дженкинса и его галстук – яркого, как будто подсвеченного синего цвета с белыми кружащимися снежинками. – И как ему не надоест!..

Бакстер ухмыльнулся.

– Уже традиция! Рейнеке трепался, что Дженкинсон берет их мелким оптом со скидкой у какого-то торгаша.

– Помилуй нас господи… – пробормотала Ева и направилась в кабинет.

Глава 4

Мира примостилась на самом краешке издевательского стула для посетителей.

– Сейчас включу аппаратуру, и пересядешь за стол. – Ева хмуро осмотрела жуткое подобие стула, которым пользовалась с самого первого дня в этом кабинете. – Надо, наверно, заказать новый.

– Ты этого не делаешь, потому что не желаешь посетителей.

– Их все труднее выпроваживать. Прости, я не о тебе…

Прекрасно все понимая, Мира сняла берет и взбила густые каштановые волосы.

– Да, во всяком случае, не сегодня.

– Чаю? У меня есть.

– Честно говоря, с утра не отказалась бы от твоего великолепного кофе.

Ева подошла к автоповару – не менее древнему, чем стул, – и заказала два кофе.

– Включу доску, так легче. – Поставив чашку на стол, она села, щелкнула диктофоном и начала выводить с него на экран фото места преступления. – В течение часа напишу отчет и приложу результаты от Морриса. Ближайшая родственница, мать убитого, извещена и допрошена. Помимо нее говорили со швейцаром. Вместе с Пибоди осмотрели квартиру покойного, подготовили материалы для ОЭС, хотя ничего подозрительного там нет. Судя по всему, успешный, талантливый человек с широким кругом друзей и приятелей. Включая Морриса.

– Они знакомы?

– Убитый имел разносторонние музыкальные увлечения и регулярно играл в джаз- и блюз-клубах.

– Как и Моррис, – кивнула Мира.

– Кстати: он потрясен, все это напомнило ему о Колтрейн, сразу видно. Я даже хотела вызвать Лопеса, священника. Они вроде бы нашли общий язык.

Мира снова кивнула.

– Правильно. Только я бы повременила. Может, Моррис сам попросит о помощи или хотя бы почувствует, что она ему нужна. Ты хороший, внимательный друг, ты поймешь.

– Ладно.

Совет Мира снимал с сердца Евы груз и позволял выиграть время. Ей не хотелось вторгаться в чужую жизнь. Подождем денек-другой…

– Впечатления Морриса стыкуются с мнением матери, – продолжала Ева, переходя к более привычной и комфортной теме смерти. – Приятный, дружелюбный одаренный парень. Вступал в интимные отношения с представителями обоих полов. Постоянного партнера и врагов не имел. Общительный и преданный своему делу.

Ева поднялась и указала рукой на свой стул. Она в любом случае предпочитала стоять.

– Мы еще не выяснили, когда было совершено нападение и пошел ли он за преступником по своей воле. Ударили сзади по голове, так что, вероятно, все-таки подстерегли и похитили. Двое суток пытали.

Мира тоже поднялась и встала рядом, у доски.

– Ожоги, резаные раны, ушибы разной степени тяжести. Раздробленные и сломанные кости. Сначала наносились менее серьезные. Моррис считает – тремя предметами: чем-то вроде ножа для колки льда, зазубренным лезвием и гладким. Ожоги – от сигарет и источника направленного острого пламени. Связали скотчем, рот заткнули кляпом на резинке.

– Как для сексуальных утех.

– Только здесь никаких признаков утех или насилия. И видишь, раны на гениталиях меньше, чем на теле и конечностях. То же с лицом. Правда, волосы отрезаны и грубо отрублены, а труп найден голым. Признаки унижения. Волосы тянут на личный мотив, но тело не обезображено, лицо и половые органы повреждены несильно. И еще это… – Ева коснулась снимка сердца с инициалами.

– «Д» – Дориан, «Э» – преступник. – Мира нахмурилась. – Лично и даже романтично. Очень аккуратная работа, но…

– Вот именно: но!

– Логично ожидать более серьезных повреждений на лице и гениталиях, а также следов сексуального насилия. Если это дело рук обманутого возлюбленного или неадекватного поклонника, который вообразил, что у них отношения, это должно отразиться на характере ран.

– Да. А мы наблюдаем нарастание издевательств. Все больше унижения, боли, страха и крови. Кстати, Моррис сказал, отдельные раны обрабатывали.

– Ясно, – кивнула Мира, – чтобы не умер прежде времени. Смертельная – в живот?

– Да, ею закончили. Сознание потерял далеко не сразу.

– Нужно больше информации об убитом и его окружении. Если здесь не личные счеты и жертва выбрана случайно, вполне возможно, что ты имеешь дело с группой преступников.

Да, подумала Ева, именно так.

– Например, любовники с инициалами «Д» и «Э», которые заводятся от пыток и убийства?

– Нужно больше данных, – повторила Мира. – Если выбор жертвы сознателен, то преступник хочет унижать и терроризировать, стремится к полному контролю. Если же Дориан Купер попался случайно – а я пока склоняюсь к этой версии, – все равно надо искать садиста, который терроризирует психологически, отрезая волосы, и физически, причиняя боль связанному и беспомощному.

– А сердце? Оно все меняет, это подпись.

– Не исключено. Если любовники, весьма вероятно, что мы имеем дело с сексуальными садистами, которые используют унижение и причинение боли беспомощному для возбуждения собственного сексуального желания, которое удовлетворяют друг с другом. Признаков пикеризма не вижу, – пробормотала Мира. – Ударов ножом в грудь и ягодицы, калечения гениталий, изнасилования. Различный характер ран, предметов…

Она замолчала и, как часто делала Ева, прошлась вокруг доски.

– Обычно в таких парах есть активный и пассивный. Один причиняет боль, другой наблюдает. Или один заставляет другого причинять боль. В нашем случае вполне возможно, что убийцы равноправны.

– Все это надо спланировать: подыскать укромное место, где можно мучить жертву двое суток, раздобыть машину, инструменты…

– Психопаты, которые планируют и даже репетируют. Садисты, которые получают удовольствие, причиняя боль. Или крайний случай сексуального садизма, когда активный партнер убивает пассивную жертву. Мучение и смерть приносят высшее наслаждение. Они убеждены в своей любви, а жертву рассматривают как дар друг другу.

– Не уверена, что Купер – первый. Пробиваем по базе. Точно не последний. Хищнику и садисту нужна жертва, любовникам – сексуальный кураж.

– Согласна. Возможно, сердце действительно подпись, символ, а преступник романтизирует убийство и жертву. Может быть, преступник-одиночка, лишенный сексуального драйва. Романтик. Точнее, к сожалению, сказать не могу.

– Все равно спасибо, наметилось несколько версий. Допросим друзей, коллег, получим ответ из международной базы. Как только что-то накопится, отправлю тебе отчет. Спасибо, что уделила минутку.

– Твой кофе того стоит! – Мира с улыбкой протянула Еве пустую чашку. – Выглядишь отдохнувшей. Большая редкость!

– Столько дней проваляться на пляже…

– И молодец, ты заслужила! Мы еще не скоро забудем тридцать первое декабря… Держи меня в курсе, – добавила она, кинув последний взгляд на доску и направляясь к двери. – Хотелось бы заняться этим делом.

Оставшись одна, Ева села за предварительный отчет и папку с материалами. Добавила на доску поступивший отчет Морриса. В коридоре раздались тяжелые шаги Пибоди.

– Можно начинать допрос, – доложила она. – Подъедут с получасовым интервалом. Договорилась с Чемберлином. Он уломал мать Дориана принять транквилизатор и приставил к ней Мейв. Между прочим, жаждет с тобой поговорить, так что я записала его первым.

– Отлично. Всегда имеет смысл побеседовать с главным. И если они в конце концов приш…

Пикнул комп, оповещая о новом письме в почте.

– Слава те господи! Результаты из международной базы. Компьютер, вывести на экран!

По дисплею побежали строчки, и Пибоди придвинулась.

– Мама дорогая! Даллас, тут же черт знает сколько!

– Компьютер, удалить закрытые дела. Удалить дела, касающиеся причинения увечий, изнасилования и прочие преступления на сексуальной почве.

Ева откинулась на спинку. Ее брови поползли вверх.

– Вот, уже меньше… Компьютер, выделить результаты, в которых присутствует вырезанное или выжженное на теле сердце.

Брови опустились и сошлись. На дисплее высветилось двадцать дел.

– Выделить результаты, в которых присутствуют инициалы «Д» и «Э», вырезанные или выжженные на теле.

– Твою мать!.. Это что же такое творится?…

– Двадцать, – резюмировала Ева. – От Теннеси до Нью-Джерси. Мужчины, женщины, разной расовой принадлежности и возраста. Никаких общих примет. Первый – в прошлом сентябре. В среднем раз в неделю, хотя…

– …есть перерывы, – подхватила Пибоди. – Десять дней, две недели. Смотри, в Огайо и Пенсильвании чаще, до двух в неделю, потом снова спад.

– На самом деле их не двадцать, а больше.

– Больше?

– Такие хищники входят во вкус, им, как наркоманам, надо увеличивать дозу. Некоторые трупы могли уничтожить, – рассуждала Ева. – Спрятали, сожгли. Или пометили как-то иначе, чтобы не всплывало в базе… Скорее всего, спрятали или уничтожили. Убили, кого не хватятся. Бродягу, командированного, бездомного, спящего на тротуаре.

– То есть «Д» к нашей жертве не относится.

– Нет. «Э» и «Д» – сумасшедшая сладкая парочка. Компьютер, вывести на экран хронологический маршрут!

Команда выполняется…

– Начали здесь, – заговорила Ева, пока компьютер анализировал данные, – в сентябре, в Нэшвилле. Женщина двадцати с небольшим, искали двое с половиной суток. Найдена в пустом доме агентом по недвижимости и потенциальным покупателем.

– Цену пришлось снизить…

– Ха! К тому времени была мертва двадцать восемь часов. Мучили меньше. На месте преступления никаких посторонних отпечатков пальцев или следов ДНК.

– Она была не первой.

Команда выполнена.

– Вывести на экран! – Ева наблюдала, как высвечивается маршрут, точка за точкой, смерть за смертью.

– Кое-где петляли, а в общем – курс на северо-восток, – отметила Пибоди.

– Сделали крюк пару раз.

Осматривали местные достопримечательности или навещали друзей, подумала Ева и продолжила:

– Забавы ради. Любопытно, Нью-Йорк – конечная цель или очередной транзитный пункт?

Недостаточно информации для ответа на вопрос.

– Я не тебя спрашиваю. Компьютер, скопировать все данные на мой домашний компьютер, а также домашний и рабочий компьютеры детектива Пибоди. А ты свяжись со старшими следователями по этим делам. Проверь, не совало ли свой нос ФБР. Если да, то и с ними – тоже.

– Будет сделано. Чемберлин подойдет с минуты на минуту.

– Отлично. Забронировала комнату для допросов?

– Да, «А» в твоем распоряжении на шесть часов.

Ева кивнула.

– Дориан Купер не связан с убийцей, он просто очередная жертва. Но как знать, может, что-нибудь и прояснится. Начну допрашивать, а ты собирай информацию. Как закончишь, сразу ко мне. Если Чемберлин приедет раньше, чем я тут освобожусь, пусть его проводят в допросную. Мне надо еще минут пяток… – черт, мало! – десять минут.

Она быстро натюкала отчет для Мира. Шефу тоже надо отправить, но главное – послать новые данные психологу. Не успела закончить, как за дверью раздались торопливые шаги.

Не Пибоди – шаги легче, а обувь лучше.

Бакстер.

Она недовольно подняла глаза.

– Есть время, лейтенант?

– Я тут немного зашиваюсь, – отозвалась она, допечатывая последнее слово и нажимая кнопку «оправить».

– Ага, ясно. – Он посмотрел на доску и на экран. – Чтоб мне пусто было! Серия?

– На вероятность пока не проверяла, но очень похоже. Сейчас ко мне явятся на допрос, так что давай в темпе.

– Я могу и потом…

Если она не найдет времени для подчиненных, то сыщик она, может, и хороший, а начальник – паршивый.

– Выкладывай! Несколько минут у меня есть.

– Тут такое дело… Трухарт через пару дней сдает экзамен на детектива.

– Ага, у меня отмечено. И что не так?

– Вроде ничего…

Ева откинулась на стуле. Бакстер стоял, засунув руки в карманы, и чем-то звякал. Не похоже на него. Она ждала продолжения.

– Понимаете, это я его подзуживал. Надавил, чтобы он подал заявление. А потом вас доставал – чтобы одобрили.

– Я одобрила не потому, что ты доставал.

– Так он, по-вашему, готов?

– Есть причины для сомнений?

– Нет. В смысле, он сейчас зубрит, старается. И я его погонял по материалу…

Звяканье смолкло и началось снова. Ева терпеливо ждала.

– Нюх у него что надо. И трудяга. В общем, реальный коп. Правда, зелен, но это никогда полностью не сойдет, тем-то и хорош. А просто… Надавил я с заявлением.

– Думаешь, он подал, чтобы сделать тебе приятное?

Бакстер открыл рот и ошеломленно выдохнул.

– Нет, больше так не прогибается, прошло то время. Да нет, все дело во мне, босс. Не сплю с тех пор, как… Ну как мы все чуть на воздух не взлетели. Сначала думал, в этом-то все и дело, что чуть не померли, – ан нет. С такой работенкой к мысли о смерти рано или поздно привыкаешь. Короче, не хочу подводить парня.

– Вовсе ты его не подвел. С чего ты взял? Когда я его к тебе приставила, еще гадала, как пойдет. Трухарту надо было пообтесаться, и ты ему помог, оставив все важное в целости и сохранности. Ты его натаскал, Бакстер, и превратил в реального копа. Если провалится, значит, не готов. А если сдаст, что более вероятно, то наверняка ты попросишь, чтобы я определила его твоим напарником. Так и сделаю. И если когда-нибудь захочешь обучить кого-то еще, тоже устрою. У тебя выходит очень недурно.

– Ладно, спасибо большое. Сам так не дрейфил, когда значок получал…

– Самоуверен был, как петух. Сейчас занят?

– Нет. Утром было пустяковое дело, уже закрыли. Хотел пройтись с Трухартом еще раз по висякам, чтобы мозги не ржавели.

– Для мозгов я, пожалуй, еще кое-что подкину. Смотрите пока висяки. Если пойдет, как думаю, будет вам гимнастика для ума. А теперь чеши отсюда.

– Есть чесать отсюда!

– Кстати, Бакстер, в моей команде – только реальные копы!

Он кивнул, несколько успокоенный.

– Спасибо, лейтенант.

Ушел. Ева еще минуту сидела за столом, глядя на доску и думая о Дориане Купере.

Встала. Столкнулась в дверях с Пибоди.

– О, как раз вовремя! – защебетала та. – Препроводила Чемберлина в допросную. Между прочим, он сам в растрепанных чувствах.

– Хорошо, может, больше из него вытяну. Я послала новые данные Мира. Накропай пока отчет для Уитни. И обойдемся без твоих дурацких «почему я»! Ты прекрасно умеешь писать эти дебильные отчеты, а мне некогда. Свяжись со всеми старшими следователями, и, когда закончу допрос, займемся. Если нужна помощь, подключай Бакстера и Трухарта. Они свободны, освежают в памяти висяки.

– Элайза Теш, скрипка, будет здесь через полчаса.

– Опрошу после Чемберлина. Работаем в темпе.

Чемберлин сидел, положив руки на обшарпанный стол. Поднял на Еву утомленные глаза.

– Мне надо скорее вернуться к Мине.

– Я вас не задержу. Наш разговор будет записан. Включить запись. Лейтенант Ева Даллас опрашивает Эдгара Чемберлина. Мистер Чемберлин, я сообщу вам ваши права. Таков порядок.

– Мне не в первый раз.

Ева зачитала обновленную формулу Миранды.

– Все понятно, и к черту адвоката! Я что, подозреваемый?

– На данном этапе мы собираем сведения. Думаю, вы можете быть нам полезны, поскольку работали с Дорианом и, как я поняла, состоите в близких отношениях с его матерью.

– Мы с Миной уже несколько лет в близких моногамных отношениях.

– Однако не живете вместе.

– Дорожим личным пространством. А Дориан… Дориан для нее все. Мне он был как сын. Знаю, избитая фраза. Если и спорили – только по поводу музыки. Он невероятно одарен! То есть был одарен… Такой талант порождает собственное мнение.

Улыбка почти коснулась его глаз.

– И мнение это время от времени оказывалось более обоснованным, чем мое. Нечасто, но бывало.

– У вас непростой характер, мистер Чемберлин.

– Верно. Я платил штрафы, проходил коррекционную программу… Да чушь это все! – Он театрально махнул рукой. – Я успеха добился благодаря горячности и характеру. Мои музыканты играют блестяще, потому что иначе у меня нельзя!

– А если не играют, вы разбиваете пикколо.

– Не отрицаю, – пожал он плечами. – Если не играют, значит, вон из оркестра!

Ева заявила Бакстеру про свою команду то же самое, так что возразить было нечего.

– А виолончель Дориана в окно выбрасывали?

– Дориан всегда был великолепен. С его смертью мир понес огромную утрату. Лейтенант… – Он сжал руки. – Прошу, не показывайте его Мине до того, как… Она сказала, его пытали… – Он запнулся, отвел глаза. – Не давайте ей смотреть, пока его… Не хочу, чтобы она запомнила сына таким. У меня есть потрясающие гримеры…

– Положитесь на доктора Морриса, нашего судмедэксперта.

– Я его не знаю.

– Зато я знаю. Не беспокойтесь.

Он снова в упор посмотрел на Еву.

– Если Дориан будет выглядеть не так, как надо, вы с этим Моррисом ответите!

– По рукам.

– Вы на самом деле считаете, что это я его пытал?

– Нет, – спокойно ответила Ева.

Чемберлин удивленно заморгал.

– Но следствие только началось. Вот вы скажите мне, кто мог это сделать.

– Не знаю! – Он с силой хлопнул кулаком по столу. – Я видел многих его друзей и приятелей. Музыканты оркестра для меня – как облупленные. И… не знаю.

– Великолепно играет, для дирижера как сын… Благодатная почва для обиды, зависти, ярости…

Чемберлин покачал головой.

– Он всем помогал. Приходил раньше, оставался после репетиции. Жил ради музыки и людей. Вы спрашиваете, есть ли в оркестре конкуренция, конфликты, страсти? Без накала страстей невозможна великолепная игра. Но я знаю свой коллектив. Никто из них на это не пошел бы!

Чемберлин подался вперед.

– Что с ним сделали? Вы мне скажете? Чего хотели? Деньги он бы отдал! Что этому маньяку было нужно?

Его боль, подумала Ева, кровь и смерть.

– Следствие только началось. Обещаю уделить делу максимум внимания. Мы рассматриваем все возможные версии.

– Не уходите от ответа!

– Это правда. И на данный момент – все, что я могу сказать. Когда вы видели Дориана в последний раз?

– Два дня назад. Сегодня вечером будет три. На концерте. Потом мы с Миной и друзьями задержались на ужин. Наутро поняли, что он не вернулся домой, но не беспокоились. Встревожились, когда не явился на репетицию. Раньше ни разу не… Он бы никогда не пропустил. Я уже объяснял все это детективу, который принимал заявление об исчезновении.

– Расскажите еще раз.

– Расспросили друзей. Тео Баррон, гобой, сказал, что они с компанией условились встретиться с Дорианом в клубе «После полуночи». Он часто ходил туда поиграть и развеяться. Только его там не оказалось. Они решили, что его кто-то перехватил. Выпивка, секс. У Дориана была пестрая интимная жизнь. Тео пытался ему дозвониться, оставил пару сообщений, но особо не волновался. Дориан так и не ответил и домой не вернулся.

– Почему они не отправились в клуб вместе?

– Тео волочится за контральто из труппы. Уговорил ее тоже сходить в клуб и ждал, пока переоденется. А Дориан поехал вперед.

– Как он обычно туда добирался?

– На такси.

– Хорошо. – Ева сделала пометку. – Что вы знаете об ангеле Элле?

– А, эта… – Чемберлин издал короткий смешок. – Напыщенная дура! Брала интервью у меня и еще кое-кого из оркестра и труппы, якобы для статьи. «Ангел» – это Дориан ее пожалел. Напыщенная, чванливая и фанатичная! Дориан вел себя с ней мило, видимо, хотел переспать, а она устроила сцену в его любимом клубе. Подробностей не знаю, меня там не было, но она вывела его из себя. После этого он уже никуда с ней не ходил.

– Знаете фамилию?

– Дентон. Элла Р. Дентон. Запомнил, потому что требовала, чтобы к ней обращались полным именем, включая инициал. – Он откинулся на стуле, на секунду закрыл глаза руками. – Лейтенант, она как комар. Женщина, которая вьется вокруг, звенит, так что хочется прихлопнуть, но вреда от нее не больше, чем от насекомого, – почешется немного, и все дела.

– Мы проверяем каждую версию. Хорошо, возвращайтесь к матери Дориана. Когда доктор Моррис его подготовит, с вами свяжутся. Если еще что-то вспомните, любую мелочь, сразу дайте знать.

Провожая его из допросной, Ева заметила женщину лет тридцати. Длинные светлые волосы были собраны в хвост, открывая красивое лицо в пятнах от слез. Синие глаза покраснели и припухли.

– Маэстро!.. – произнесла она срывающимся голосом.

Чемберлин повернулся и, видя, что сама она не решается, раскрыл объятья.

– Маэстро! – Женщина бросилась ему на грудь. – Ведь это страшный сон, правда?

– Нет, Элайза…

– Что случилось? – Она слегка отодвинулась. На лице боролись горе и ярость. – Никто нам ничего не говорит, не объясняет…

– Я объясню, – пообещала Ева. – Элайза Теш?

– Да. А вы?

– Лейтенант Даллас. Пройдемте.

– Хочешь, я останусь? – предложил Чемберлин.

– Лучше нам с миз Теш побеседовать наедине, – заметила Ева и открыла перед Элайзой дверь.

– Ничего, маэстро, я в порядке. Как Мина?

– Я сейчас к ней.

– Может, мне тоже потом приехать? Или нам всем?

– Позже. Я скажу. Может быть, завтра. – Он коснулся губами ее лба. – Может быть, завтра…

Ева провела Элайзу в допросную и включила запись. Когда зачитала обновленную формулу Миранды, Элайза замахала руками.

– Плевать я хотела на свои права и запись! Что с Дорианом?

– Вопросы задаю я. Начнем. Когда вы в последний раз видели Дориана или говорили с ним?

– На концерте, в тот вечер, когда он пропал. Как это случилось?

– Что вы делали после концерта?

– О, ради бога! Поехала на такси в клуб с Тео, Ханной и Сэмьюэлом. «После полуночи». Дориан поехал вперед, но в клубе его не оказалось. Я хотела ехать с ним, но меня задержали…

– Кто?

– Мама. Позвонила из Остина сразу после концерта. Сестра объявила о помолвке, и мама на радостях болтала без умолку. В результате я не успела сказать Дориану, что еду с ним. Если бы я только успела… Если бы…

В глазах у Элайзы снова заблестели слезы.

– Мы отстали от него почти на час. Ханне надо было переодеться и смыть грим. Не знаю, минут тридцать-сорок. Только Стюи сказал, что он и не приходил.

– Стюи?

– Бармен. Мы постоянные посетители. Дориан бывал там чаще, хотя из оркестра многие ходят послушать музыку, поиграть, расслабиться. Я подумала – мы подумали, – что он встретил кого-нибудь и изменил планы. Тео ему звонил. Сразу включалась голосовая почта. Не пришел он и на следующий вечер. Раньше Дориан никогда не пропускал концерты. Вот тут-то мы и заволновались. В полиции сказали, надо ждать, пока Мина сможет подать официальное заявление. Если бы вы начали раньше…

– Ничего бы не изменилось. Он знал, что вы в него влюблены?

Элайза поджала губы и покачала головой. Глаза опять заволокло слезами.

– Нет, я старалась не показывать. Он бы меня жалел, а я бы не вынесла. Мы иногда спали, но я знала, что для него это просто секс и нежная дружба. Мечтала, что однажды остепенится и поймет, что я люблю его с самой первой встречи, с моего прихода в оркестр. Три года, два месяца и пять дней… Тогда я впервые увидела Дориана и услышала его игру. Столько я его люблю… Прошу вас, скажите, что с ним произошло! Вы ведь знаете! Что случилось?

– У него были враги?

– Нет. Он из тех, кто легко идет по жизни и в то же время оставляет глубокий след. Я знаю, кто вы. Поняла, как только позвонила ваша напарница. Я читала книгу, смотрела передачу и фильм. Вы расследуете убийства. Это разбойное нападение?

– Нет. – Ева решила, что скоро все равно станет известно. – На данном этапе есть свидетельства, что его похитили, держали где-то двое суток, пытали и убили.

– Пытали?… В смысле? – Лицо Элайзы застыло и побелело, словно ледяное. – О чем вы?!

– Его насильно лишили свободы и мучили… Кто-нибудь на него обижался? Или, может, Дориан владел важной информацией? У него были долги, секреты?

– Нет, – с трудом выдавила Элайза и решительно помотала головой. – Нет, и еще раз нет! Секреты, полагаю, – да, как у всех. А долгов он не делал. Я, по крайней мере, не слышала. Азартными играми не увлекался, наркотики не принимал. Ничего такого, что ведет к долгам. Два дня? Господи, два дня! Пытали два дня!!!

Она рывком встала, скрестила руки и прошлась по тесной комнате.

– Два дня… Боже мой! Нет, среди его знакомых такого человека нет.

Она резко обернулась и вперила в Еву невидящие глаза.

– Вы замужем. Из книги и фильма ясно, что любите мужа…

– Моя личная жизнь тут ни при чем.

– Еще как при чем! Чтобы глубоко любить, надо человека знать. И вы это понимаете. Так вот, я знаю Дориана. Никто из его знакомых на такое бы не пошел. Это какой-то ублюдок со стороны. Больной, чокнутый садист. «Помогите мне, пожалуйста!» «Извините, у вас не найдется доллара?» «Простите, как пройти к Седьмой авеню?» И все, Дориан ринулся бы помогать. Он взял такси. – Она закрыла лицо руками. – Во сколько же это было?… Чуть позже половины двенадцатого. Наверно, вышел на улицу и поймал машину. Выясните. Надо понять, подловили его прямо у концертного зала или в центре. Вам нужно…

– Я все сделаю, миз Теш. Обещаю.

– Вы его не знали…

– Не важно. Теперь он мой.

– В книге и передаче вас не приукрасили?

– Я сделаю все возможное.

Глава 5

Ева вышла из допросной и направилась к столу Пибоди.

– Нарыла что-нибудь? Сейчас с тобой поменяемся.

– ФБР подключилось. Ведет агент Карл Звек. Начали со случая в Брэнсоне, Миссури, состыковались со старшим следователем в Плезант-Эйкерс, Нью-Джерси, по убийству на прошлой неделе. Только что с ней переговорила. Детектив Франсин Люпин. Захолустный городишко, мало ресурсов и опыта. С радостью примет любую помощь. Сейчас перешлю тебе на комп. Связалась с двумя следователями из Пенсильвании. Иду по местам преступления в обратном порядке. Психологи ФБР тоже заключили, что действуют двое преступников-любовников.

– Подозреваемые? Приметы?

– Абсолютно ничего! – Пибоди развела руками. – Продираюсь сквозь кипы отчетов и фэбээровской болтологии, результат мизерный. Время от времени меняют машину. В обнаруженных автомобилях – когда владелец и жертва одно лицо – никаких пальчиков. За последние пару месяцев десятки опрошенных. Показания, естественно, противоречивые. Мужчина и женщина, двое мужчин, разный возраст, разный цвет кожи. Вероятность выше с парой мужчина-женщина. Возраст – от двадцати пяти до тридцати пяти.

Негусто, мысленно согласилась Ева.

– Поработаю с тем, что есть. Допрошенные показали, что после концерта Дориан с друзьями собирался в клуб «После полуночи». Поехал вперед. Ангел Элла – это Элла Р. Дентон. В картину преступления не вписывается, и все равно проверим.

Проверка напрасной не бывает, считала Ева.

– Вероятнее всего, Купер поймал такси, поехал в центр, и там его схватили. Случайно. Оказался не в то время не в том месте. Продолжай допросы, вдруг еще что-то всплывет, уточняй хронологию событий и передвижения фигурантов. И, на случай, если я ошибаюсь, выясняй, не было ли угроз и преследования.

– Не ошибаешься. Ясно, что эти двое объявляются в городе, выбирают жертву, развлекаются и продолжают путь. Издеваются над пленниками в каком-нибудь глухом месте или, если речь о городе, заброшенном здании. Два-три дня – и до свидания. Может, они и тут уже закончили и уехали.

– Проверим. Хотя взгляни на маршрут: очевидно же – они направлялись в Нью-Йорк. Вопрос, почему…

В своем кабинете она перечитала записи напарницы и расположила материалы по другим жертвам на второй доске, в кои-то веки пожалев, что у нее так мало места.

С трудом, но все-таки вычислила такси. Купер поймал его на Бродвее и приехал в центр, где по собственной инициативе вышел на углу Перри-стрит и Седьмой авеню, за несколько кварталов до клуба.

Почему? Приятный вечер?

Проверила сводки погоды, кивнула:

– Да, приятный вечер. Решил пройтись, размяться, подышать свежим воздухом. Район знакомый. Как же они тебя приметили?…

Снова села, закинула ноги на стол и прикрыла глаза.

Женщина – Ева придерживалась версии с разнополой парой – заманила женщина.

«Простите, вы мне не поможете? Я, кажется, заблудилась». Этак взволнованно-кокетливо, очаровательно-беспомощно и, разумеется, безобидно.

Да, пожалуй. Проще простого.

Или излюбленная хитрость Дамера, классический прием, неизменно срабатывающий на протяжении многих десятилетий.

Одинокая женщина поднимает в кузов машины что-то тяжелое.

«Вам помочь?» – «Ой, правда? Вы не против? А то я все никак…»

Купер делает доброе дело, а в это время мужчина сзади наносит удар. Запихивают в кузов микроавтобуса или внедорожника. Один садится рядом, чтобы не вырвался, если что, другой – за руль.

Ева открыла глаза и воззрилась на доску.

В машине два дня не продержишь. Есть логово. Скорее всего, тоже в центре. Там его схватили, там и выбросили.

Пробежала глазами по маршруту, рассчитывая время, которое надо, чтобы доехать с Перри до Меканикс-стрит. Выделила на карте сектор.

Предполагаемое место убийства. Где-то здесь.

Заброшенный дом? Совсем заброшенных мало, кто-нибудь да вселится: наркоманы, бездомные…

Нашла в районе шесть подходящих зданий, отправила туда патрульных.

Продолжила работу напарницы, обзванивая следователей по другим делам.

Ближе к вечеру снова вошла Пибоди. Устало бросила на стол пакет со снедью из торгового автомата.

– Что это?

– «Расчудесный фаршированный “карман”». Новинка. По правде, я бы назвала его расхреновым, но пузо набивается. Можно кофе? После праздников и ежедневных походов в спортзал едва волочу задницу.

Ева указала большим пальцем на автоповар и выложила последние новости:

– Следователь в Вудсбери, Огайо, бросил на этот случай все силы. Первое в их городе убийство за десяток с лишним лет, и он воспринимает его как личное оскорбление. Может, и выйдет толк… Что это за дрянь?!

Проглотив кусочек «кармана», Ева поспешно отхлебнула из кружки Пибоди.

– И кофе такой же поганый! Они что, специально делают как хуже?

– Садисты.

– Отстой! Не хочу даже думать, из чего это. А теперь оно у меня в животе. Вместе с кофе, который начисто убит молоком и сахаром. Еще и есть захотелось…

Ева бросила провинившийся пакет с едой в урну для переработки мусора. Самое место!

– Да, черт, хочу есть! Ну что ты будешь делать!

Она подошла к автоповару, запрограммировала витаминный коктейль и с отвращением посмотрела на зеленую жидкость.

У Финли получается, с горечью подумала она. В его автоповаре под напитком со шпинатом замаскирован настоящий кофе. Где-то здесь у нас припрятан шоколадный батончик…

Нету.

– Чтоб он сдох, этот Конфетный вор! Дура, могла бы и догадаться! Обчистил кабинет, пока я в отпуске.

– У тебя тут был шоколадный батончик?

– Был да сплыл! – Ева с отвращением вернулась к столу и выдвинула ящик. – Ублюдок похищает настоящий шоколад и оставляет взамен энергетическую дрянь!

– Шоколад?!

– Все, забудь!

В наказание за собственный просчет Ева глотнула витаминный коктейль, который оказался не так уж плох, и развернула энергетический батончик.

– Исходя из карты, логично предположить, что нападение совершено между Перри и Кристофер-стрит. Остановили, вырубили, погрузили в машину, связали. Я послала проверить заброшенные здания.

– А у меня ничего существенного. По собственному почину явились Тео Баррон и Сэмьюэл Дикс, так что я заодно и с ними поговорила.

– Из клубной компашки?

– Да. Тео всю дорогу лил слезы и повторял, что если бы он только не крутил с этой певичкой, то поехал бы с Дорианом, и тот сейчас был бы жив.

– Все так.

Запавшие глаза Пибоди округлились.

– Это не делает его виноватым или ответственным, – махнула рукой Ева. – Просто факт. Преступники не напали бы на двоих мужиков. Выбирают одиночек.

– По-прежнему думаешь, что трупов больше?

– Пока не доказано, но в маршруте пробелы. Возможно, спешили в следующий город или просто не нашли никого подходящего, и все-таки логичнее заключить, что кого-то убили. Убийства не вписались в данную схему, или тело не нашли. А тут, – она махнула батончиком в сторону карты Нью-Йорка, – тут у нас есть шансы. Проверим.

– Еще не всех допросили, я запланировала перерыв.

– Бакстер и Трухарт здесь?

– Да, сегодня никаких вызовов.

– Введи их в курс дела, пусть возьмут на себя опрос, пока мы будем на выезде. Дай мне пять минут доложиться Мира и Уитни…

Она попыталась лично переговорить с Мира, но злокозненный админ недвусмысленно дал понять, что доктор на совещании. Ева довольствовалась тем, что набрала краткий отчет и заодно отправила копию шефу.

Допила витаминный коктейль – не выбрасывать же! – и схватила плащ. Выйдя из кабинета, кивнула Трухарту и осведомилась у Бакстера:

– Готовы?

– Да, вопросов нет.

Ева помедлила, взглянула еще раз в молодое открытое лицо.

– А ты готов?

– Я?… Так точно!

– Лейтенант имеет в виду экзамен, мой дорогой стажер.

– Так точно, готов.

– Молодец. Пибоди, со мной.

По дороге к эскалаторам Ева накинула плащ и, памятуя утреннюю стужу, вытащила вязаный шарф, подарок напарницы.

– ФБР ведут отсчет от Теннесси. Ерунда – слишком чисто и продуманно! В первый раз наверняка наследили. Или вообще вышло случайно. Как они обнаружили, что торчат от пыток и крови?

– Может, первого они знали. – Стоя на эскалаторе, Пибоди накручивала вокруг шеи причудливые петли семимильного шарфа. – Человек, на которого у обоих – или у одного – имелся зуб. Или что-то было нужно.

– Скорее, последнее, – заметила Ева. – Как сошлись? Когда? Первое убийство – случайность или самооборона – вышло комом, но в процессе они поймали кайф.

Когда до выхода оставалось недалеко, прошли в лифт.

– Живут в Нью-Йорке и вернулись домой или приехали с запада поразвлечься в большой город? Мало информации. У погибших нет общих примет. Их не просто выбирают наугад – тут еще и везение. Например, предыдущая жертва, женщина за семьдесят, скорее всего, похищена с парковки небольшого торгового центра, где нет камер. А два дня спустя тело сбросили в овраг за шесть миль оттуда. Парень двадцати одного года из Пенсильвании исчез с придорожного места отдыха водителей и через пару дней найден у шоссе к северо-востоку. – Ева направилась к машине. – Всегда одинокая жертва. Выбирается по стечению обстоятельств, а не предварительному плану. Тело выбрасывается на некотором удалении от места убийства. Значит, их логово – в Нижнем Вест-Сайде, а не у свалки рядом с Меканикс-стрит.

Она села за руль и включила заднюю передачу.

– Выйди Купер не на Перри-стрит, а у клуба, играл бы сейчас преспокойно на виолончели, а трупом стал бы кто-то другой.

– И все-таки не исключено, что они направляются дальше на север, – заметила Пибоди. – Нью-Йорк у них – первый пункт такого масштаба.

– Потому-то и логично, что он – цель…

Только посмотреть на всех них, размышляла Ева, глядя в окно. Миллионы потенциальных жертв!

Профессиональные проститутки, доверчивые туристы, бизнесмены, спешащие на позднюю деловую встречу, владелец магазина, закрывающий свое заведение на ночь, стриптизерша, идущая домой в предрассветной тьме…

Выбирай на любой вкус, ассортимент безграничный!

Припарковалась на Перри, задумалась.

– Сделай одолжение, свяжись с Чарльзом или Луизой, они живут рядом. Луиза частенько выходит в поздний час одна.

Врачи и копы работают в любое время дня и ночи. Всегда работают.

– Уже сделала, как только увидела карту.

– Молодец, голова! Итак… Такси высадило его на углу Перри и Гринвич-стрит. Три квартала до Кристофер-стрит, оттуда еще полтора до клуба. Где-то здесь и подловили.

Ева пошла, внимательно глядя по сторонам.

– Он знал район, часто здесь бывал. Холодно, ясно, тихо, без снега – хорошая морозная ночка для бодрой прогулки, чтобы выветрить из головы оперу и влиться в джаз.

– Ходу не больше пяти минут.

– Больше и не надо. – Ева остановилась. – Вот, пожалуйста, у этого дома никто не чистит тротуар и ступеньки. Жалюзи опущены. На что спорим, хозяева в отъезде? В командировке, в отпуске…

– Думаешь, они здесь его убили? А тротуар, лестница? Если бы приволокли сюда, остались бы следы.

– Я не думаю, что его сюда приволокли, я думаю, его здесь схватили. Припарковались. Да, рядом другие дома, но не вплотную. А приближается полночь, холодная ясная ночь в тихом, респектабельном районе. Соседи наверняка спят. Скрутить надо быстро и тихо. Женщина отвлекает, мужчина наносит удар. Да. Вырубить, связать, погрузить в машину. Давай-ка поспрашиваем.

Они направились к ближайшей двери – такому же степенному красно-коричневому зданию с квадратным двориком перед тротуаром. Ответила нянька. После электронного сканирования документов оглядела их строгими глазами и позволила войти в переднюю.

– Ребятишки полдничают. Если Джастин прослышит, что тут копы, будет на ушах стоять. Обожает передачи и игры про полицию. А что стряслось?

– Здесь – ничего. Надо задать пару вопросов. Ваши соседи в отъезде?

– Минникеры? Ага. – Низенькая нянька фыркнула, вздрогнув всем телом. – Только не говорите, что их ограбили. Там охрана почище, чем в Белом доме! И сами как собаки, между прочим. Мнят о себе невесть что. А уж какова фифа! Прошлым летом заявилась сюда и наорала, потому что Рози, видите ли, сорвала у нее цветок. А он вылез за забор, почти на тротуар. Что с того, что ребенок сорвал? Но моя хозяйка, она-то показала класс! Распорядилась, чтобы этой грымзе доставили от флориста целый букетище. Та даже спасибо не сказала. Вот вам и соседи!

Нянька скрестила на груди руки и снова презрительно фыркнула.

– Небось набедокурили на своих Гавайях? Я слыхала, они там аж до марта.

– Не знаю. Вы здесь ночуете?

– Нет, я приходящая, обычно с восьми до четырех. А что надо-то?

– Не замечали в последние дни подозрительный автомобиль? Может, часто ездил мимо или останавливался у соседского дома.

– По-моему, нет… – Она смолкла, наклонив голову и прищурившись. – Снова сцепились, надо идти… Спросите мистера Хейверса, напротив дома этих задавак. Он работает по ночам. Приятная семья.

Хейверс, грузный мужчина с рассеянными светло-карими глазами, оказался не прочь поговорить. Лет пятидесяти пяти, прикинула Ева.

– Не вчера, значит, и не позавчера, а два дня назад. Так-так… Да, я работал. Пишу триллеры. Муза обычно посещает часов в десять вечера.

– Дрю Генри Хейверс?! – воскликнула Пибоди.

– Ваш покорный слуга…

– Столько лет чуть не какаюсь со страху над вашими книгами!

Непримечательное бледное лицо осветилось, точно взлетная полоса.

– Благодарю! Лучший комплимент!

– Где вы пишете? – осведомилась Ева.

– Наверху. У меня отдельный кабинет с окном на улицу, чтобы не беспокоить жену с детьми. Спальни выходят на задний двор. Машина, говорите, странная машина… Я ухожу в работу с головой, ничего вокруг не замечаю, хотя… – Он почесал затылок, потер глаза. – Я расхаживал взад-вперед, решая, должен ли сумасшедший демон потрошить героя или по сюжету лучше, чтобы он содрал с него кожу… Да, я видел у дома напротив машину. Очень неприятные соседи, кстати. Сейчас в отъезде. Правда, я ничего не заподозрил. Даже не вспомнил, что их нет. Наверно, подумал, глянь-ка, несоседи – мы их так прозвали, – кажется, купили новую тачку. Но они-то в отпуске.

– Что за автомобиль?

– Э-э… Я ведь не разглядывал. Темный, это точно, не белый и не кремовый. Да, темного цвета. И не седан, побольше. Вроде этих нескладных внедорожников. Или микроавтобус. Скорее, микроавтобус.

– Рядом кто-то был?

– Я только мельком глянул в окно… Кажется, да. Не могу сказать, мужчина или женщина. Закутан с ног до головы. И, по-моему, кресло. Да, кажется, кресло. Нет, наверно, вру. С какой стати кресло посреди улицы?… Наверно, попутал.

– Что этот человек делал с креслом?

– Не знаю. Кресла, вероятно, вообще не было. Жена вечно говорит, что я живу в воображаемом мире. Кресло как будто бы поднимали в машину. Или, наоборот, выгрузили…

– В котором часу?

– Ни малейшего представления… Так, вдохновение приходит примерно в десять. Значит, после десяти. Причем сильно после, так как я уже дошел до сцены убийства. Но до двух – в два я лег. Да, гораздо раньше двух – я остановился на потрошении и дописал до ритуала жертвоприношения. Извините, что не помог толком. Очень уважаю полицию. И особенно полицейских, которые читают мои книги!

– Спасибо, что уделили время, мистер Хейверс, – отозвалась Ева. – Если что-то вспомните, дайте знать. Пибоди, оставь мистеру Хейверсу визитку.

Постучались еще в несколько дверей, но ничего существенного не выяснили.

– Из-за этого Хейверса я кошмарами мучаюсь, – проворчала Пибоди, садясь в машину.

– На кой читать такие книжки?

«Кошмаров тебе и так хватает, – добавила про себя Ева, – на работе и в жизни».

– Сама не знаю. Не могу удержаться, и все! Хорошо пишет! Вообще-то я люблю счастливый конец – у него он всегда счастливый. Добро побеждает зло, после ужаса, кучи трупов и моря крови. Вроде как у нас. Может, в этом и причина.

– Темный внедорожник или микроавтобус. Скорее, микроавтобус. Уже что-то. И женщина с креслом.

– Он не уверен.

– Женщина, точно тебе говорю! Пыталась погрузить кресло в машину.

– Классика жанра.

– Работает отлично. Купер замечает корячащуюся дамочку и предлагает помощь.

Логично, потому что правда.

– Все сходится, включая время. Раз уж мы здесь, давай-ка заглянем в клуб.

«После полуночи» оказался неприметным меланхоличным заведением с узким кругом завсегдатаев. Седовласый пианист разминал пальцы, а женщина с лицом и фигурой сирены, покачиваясь, пела о любви, в которой все пошло наперекос.

Ева без труда представила, как Моррис вплетает в композицию печальную ноту своего сакса. И добавила в эту картинку интимный голос виолончели Дориана Купера.

Укромное местечко. Столики у сцены. Бар, приглушенный голубоватый свет.

Побеседовала с барменом, одинокой официанткой, стариком пианистом и молодой сиреной. Получила новую порцию горя и причитаний и не узнала ничего нового.

– Его правда любили, – заметила Пибоди, когда они вышли из голубого тепла в серую промозглость.

– Располагал к себе. Итак, что мы выяснили?

– Купер бывал тут три-четыре раза в месяц и всем нравился.

– Да. И что его убийцы здесь не появлялись. Клуб маленький, все на виду. Конечно, иногда заглядывают туристы, но в основном свои. Появись в день исчезновения новенькие, их бы непременно заметили. Плюс в пользу случайного выбора жертвы. Оказался не в том месте не в то время.

– Согласна, согласна. И все запомнили ангела Эллу.

– Кстати… – Ева взглянула на часы. – Заброшу тебя в управление. Если у Бакстера и Трухарта что-то новенькое, сразу докладывай. Свяжись с ОЭС, вдруг все-таки нашли что-нибудь в электронике. И, если больше ничего не наклюнется, дуй домой. А я навещу эту Ангеллу – на работе она или дома, мне по пути. В картину не вписывается, и все-таки проверить надо.

– Наверно, дома. Я смотрела ее расписание. – Пибоди устроилась на пассажирском сиденье. – Последнее занятие закончилось полчаса назад. Даже если задержалась, к тому времени, как ты выберешься из центра, уже вернется. Поезжай лучше туда. На дорогах ад!

Глава 6

На дорогах действительно был ад. «Но и я вам тоже не ангел с крылышками», – думала Ева, пробиваясь на север. Она нарушала, подрезала, лезла напролом. И получала своеобразное удовольствие, кроя на все корки неуклюжий максибус или провожая завистливым взглядом одноместный «мини», который юрко шнырял между большими авто.

С усмешкой слушала оглушительную рекламу «Новой Весенней Коллекции» в проклятущем «Скаймоле» – при том что градусник показывал минус два!

По пути скорректировала записи по делу, проверила данные, которые получил во время опросов Трухарт, и позвонила в Джульярдскую школу.

Элла Р. Дентон уже ушла.

Ева без особого труда обнаружила ее дом – оштукатуренное здание строчной застройки, переделанное под четыре квартиры.

С местом для парковки вышло хуже. Ева даже хотела встать вторым рядом, но, памятуя о собственных дорожных неприятностях, не решилась. Некоторые водители и пассажиры ни в чем не виноваты.

Однако, завидев место на другой стороне улицы, она безо всяких угрызений совести включила сирену, воткнула вертикальную передачу, взлетела над крышами автомобилей и приземлилась в свободный карман.

Возмущенные гудки ничуть ее не смутили.

Перешла на перекрестке дорогу, поднялась по ступеням и, взглянув на номера, нажала звонок.

– Что надо? – раздался нетерпеливый окрик.

Ева подняла жетон.

– Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка, лейтенант Даллас. Мне нужно поговорить с Эллой Р. Дентон.

– Вы не вовремя, я работаю!

– Я, представьте, тоже. Если не можете сейчас, утром вас доставят в управление для допроса.

– Вы не имеете права!

Ева улыбнулась.

– На что спорим?

За дверью что-то недовольно прошипели. Лязгнули замки.

На фото в документах Ангелла получалась лучше, чем в жизни. Каштановые волосы были убраны назад, открывая продолговатое, почти лошадиное лицо. Явно не жалует косметику, предпочитая спускать деньги на кое-что другое.

Ева унюхала «зонер» и отметила характерный тусклый взгляд узких голубых глаз.

– Вы превышаете полномочия!

– Жалуйтесь. Тогда мне не придется умалчивать о запахе запрещенных препаратов и дымке «зонера». Или же вы меня впустите, мы побеседуем, и обе займемся своими делами.

– Я дома и имею право делать что хочу!

– Нет, запрещено – значит, запрещено везде. – Расставив ноги, Ева с холодным презрением смотрела в стекленеющие глаза. – Пойдете на принцип, миз Дентон?

– Черт с вами… Только имейте в виду, я запомнила ваше имя и номер жетона.

– А я – ваше нежелание сотрудничать.

Гостиная свидетельствовала о маниакальном стремлении к порядку: все строго на своих местах, минималистский дизайн, никаких фотографий, цветов или комнатных растений. Одинокий темно-серый диван перед стенным экраном. Одинокое кресло того же цвета под напольной лампой.

Ангелла – мысленно Ева теперь называла ее только так – не предложила сесть. Ева тоже не попросила.

– Вы были знакомы с Дорианом Купером и ссорились с ним в клубе «После полуночи».

– Да, я знала Дориана. Сегодня услышала про убийство. Огромная потеря для оперы, но ко мне не имеет никакого отношения.

– Вы очень на него разозлились.

– Точнее, почувствовала отвращение, что человек его таланта разменивается на низкопробную музычку.

– Больше он в этом не провинится.

– Да, и не восхитит своим мастерством и глубиной ценителей настоящего искусства.

– Давайте к конкретике. Где вы были в воскресенье вечером между одиннадцатью и часом ночи?

– Дома. К одиннадцати, наверно, уже спала.

– Одна?

– Моя личная жизнь вас…

– Одна? – повторила Ева железобетонным тоном.

– Да. Во второй половине дня сходила на музыкальный вечер и к шести вернулась. Поужинала и работала до десяти. Нет, серьезно! Вы спятили, если думаете, что я причастна к смерти Дориана!

– Вчера вечером между десятью и часом?

– На репетиции «Богемы» в Джульярде. С семи до начала одиннадцатого. Потом пошла с двумя коллегами выпить и обсудить постановку. Сидели за полночь, вместе взяли такси, и я приехала домой.

– Имена.

– Вы меня оскорбляете!

– Да, и это тоже запомните. Имена!

Элла с гордо поднятой головой отбарабанила фамилии.

– А теперь вон из моего дома!

– К тому идет. У вас есть машина?

– Нет. Я живу в городе с прекрасной системой общественного транспорта, и моя работа находится в пяти минутах ходьбы от дома.

Последний вопрос Ева задала в основном, чтобы позлить собеседницу:

– Бывали в Нэшвилле, Теннесси?

– Разумеется, нет! Что я там забыла? Это же, если не ошибаюсь, столица кантри! – В ее устах последнее слово прозвучало как грязное ругательство. – Уже хотя бы по одному этому ноги моей там не будет!

– Они как-нибудь переживут. Спасибо, что уделили время.

– Если вы еще раз явитесь сюда с оскорблениями, я вызову адвоката!

– Я вернусь только в том случае, если вы солгали. И тогда адвокат вам действительно понадобится!

Ангелла с треском захлопнула дверь, и Ева с наслаждением вдохнула показавшийся прекрасным и свежим воздух улицы.

Теперь, подумала она, срочно требуется выпить.

Маяться в пробках, к счастью, оставалось недолго, и она въехала в ворота своего дома вскоре после того, как на фоне сине-фиолетового неба засверкали белые озерца фонарей.

Темный силуэт выстроенного Рорком дома с причудливыми зубчатыми башенками возвышался точно замок. В несчетных окнах горел свет.

Домой хотелось еще сильнее, чем выпить. Домой, где ждет спокойствие, простор и время, чтобы привести в порядок мысли, где можно набраться сил для расследования убийств.

Она бросила машину перед домом, наклонившись, прошла к парадной двери сквозь расшалившийся ветер.

Сейчас ее ждет встреча со скелетом в траурно-черном костюме и жирным котярой у ног.

Соммерсет, дворецкий Рорка, вскинул брови.

– Первый день после отпуска завершился без жертв и разрушений. Надолго ли?

– Сейчас загоню линейку, которую ты проглотил, подальше тебе в задницу – и начнутся жертвы и разрушения!

– Без подобного замечания день пропал бы зря.

Ева швырнула пальто на нижнюю балясину перил, потому что удобно – и раздражает Соммерсета, – и пошла вверх по лестнице в сопровождении кота, который приветственно терся о ее ноги.

Остановилась.

– Ты, наверно, обожаешь оперу. Развлечение как раз в твоем вкусе.

– Я поклонник самого разного искусства. Слышал Дориана Купера в Метрополитен, «После полуночи» и других местах. Недавно узнал о его кончине. Такой молодой, такой яркий талант! Трагедия!

– Любое убийство – трагедия.

– Некоторые задевают больнее других. Он в ваших руках? В новостях не назвали имя следователя.

– Да. В моих.

Ева поднялась в спальню и направилась прямиком к локализатору.

– Где Рорк?

Рорк в данный момент не в резиденции.

То есть еще не вернулся, подумала она и догадалась проверить телефон. Естественно, там ждало сообщение.

Лейтенант, надеюсь, твой день прошел неплохо.

Слушая легкий ирландский шепоток в его голосе, Ева скинула жакет.

Надо срочно смотаться в Детройт, ненадолго. Вернусь к половине восьмого или раньше. А пока позаботься хорошенько о моем копе!

Значит, есть немного времени. Можно расположить материалы на доске в кабинете, перечитать отчеты и заметки.

Или, думала она, пока Галахад пушистой змеей вился вокруг ее ног, можно сначала проветрить голову.

Она села, скинула ботинки, почесала кота, который вспрыгнул рядом на кровать. Переоделась для тренировки и направилась к лифту. Кот сел и подозрительно уставился разноцветными глазами на открывшиеся двери.

– Я тоже этот ездящий гроб не очень люблю… Скоро вернусь, – пообещала она, и двери закрылись.

Ева еще по-настоящему не оценила рождественский подарок Рорка – додзё заканчивали, когда они уезжали на отдых.

Теперь она вошла и глубоко неторопливо вдохнула.

Стены поблескивали мягким золотом. В дальнем углу небольшого садика распускались на камнях вокруг водной композиции белые цветы. Раздвижные двери скрывали кухонку с полным запасом родниковой воды и энергетиков.

Кофе – под строжайшим запретом. Это несправедливо по любым законам, божеским и человеческим, однако пришлось смириться.

Другая дверь вела в гардеробную с белыми полотенцами, борцовскими матами и черными и белыми кимоно. Отсюда вход в душевую, а из душа – в спортзал, если такого рода тренировка ей более по вкусу.

Рорк не забыл даже про картины – впрочем, этот человек никогда ни о чем не забывал. Безмятежные садики, клонящиеся к земле ветви цветущих вишен, зеленые холмы в утренней дымке.

Все дышало спокойствием, дисциплиной и простотой.

А заодно служило сверхсовременной голографической комнатой.

Подарок этим не ограничивался. К додзё прилагался еще и мастер Лу. Она могла съездить к нему или договориться о встрече в собственном додзё.

Или, когда времени мало, – связаться с мастером голографически.

Так она и поступила сейчас, жаждая хорошей выматывающей тренировки с мастером боевых искусств.

Его образ возник в центре комнаты: волосы заплетены в длинную косичку, на поджаром теле – простое черное кимоно.

Прижал руки к груди, поклонился.

– Лейтенант Даллас!

– Мастер Лу! Благодарю за честь!

– Я рад достойной ученице.

– У нас всего полчаса…

– Не будем терять ни минуты.

– Ваш удар в полете с вращением – это нечто! У меня никогда так высоко не получается. Если вы…

– Благодарю. Это придет со временем. А на первом уроке вы научитесь дышать…

– Что?

– Дыхание – в основе всего. Сначала дыхание, – он подошел ближе, – потом дыхание и движение. Руки.

Он взял ее за руки и, глядя в упор темными глазами, прижал одну ладонь к животу, а другую к сердцу.

– Дыхание – жизнь. Вы не камушек, прибитый к берегу, а рыбка, резвящаяся в волнах. Вдыхая, наполняйте грудь воздухом, втягивайте свет. Медленно, прислушиваясь к себе. Глубокий выдох. Пауза. Вдох.

Ева послушно следовала указаниям.

Когда она снова ступила в лифт, пришлось признать, что голова в самом деле прояснилась. Кто бы мог подумать, что есть столько способов дышать!

Двери открылись. В спальне Рорк расстегивал рубашку и… дыхание у нее перехватило.

Черные шелковистые волосы почти до плеч обрамляли лицо, от которого бросало в жар, слабели колени и трепетало сердце. Все это и даже больше она испытала сейчас.

Бывали моменты, когда он просто смотрел на нее, и его идеальные губы изгибались в улыбке, а глаза – шире и синее любого моря – вспыхивали любовью, и тогда сердце Евы переполнялось до краев.

– Занятие с мастером Лу?

– Ага. – Она вошла, и двери лифта закрылись. – Училась дышать. Думала, что умею – живая, как-никак… Оказывается, можно дышать в пальцы ног! Слышал такое? У меня получилось. Хотя звучит как полная ахинея.

Он засмеялся, положил руки ей на бедра и притянул к себе.

– Рыбка, а не камушек… Я повторял пару начальных уроков. – Погладил талию. – Вот чего мне не хватало весь день!

Его поцелуй был неспешным и глубоким, как дыхание.

– Привык, что могу делать это в любое время дня и ночи!