Читать онлайн Волчья Ягодка бесплатно

Глава 1

Мария Красовская

Вы когда – нибудь напивались до беспамятства?

Ну вот чтобы в один момент ты танцуешь и веселишься, а в следующий просыпаешься, дай Бог, чтобы у себя дома. Лежишь такой на кровати, пялишься в потолок и судорожно пытаешься вспомнить – кто ты, где ты, с кем ты и, самый главный вопрос, зачем ты так напивался?! На некоторые вопросы, между прочим, ответ так и не находиться.

Со мной, видимо, произошло именно это.

Последнее, что я помню – ночной клуб в усадьбе «Кости». Мужик какой – то в коридоре, с совершенно диким взглядом, ну подумаешь, толкнула… а затем… все. ПУСТОТА.

И теперь я здесь… где именно – не понимаю. Голова трещит, будто внеземной жизни в моей черепной коробке вдруг стало очень тесно и она, как тот чужой, пытается продолбить себе выход на волю. Прямо через мои виски, с двух сторон сразу.

«Еще и свет кто – то додумался врубить».

Со стоном поднимаю тяжелую руку, прикрывая глаза.

Кожу холодит прохладный ветерок, и я понимаю, что уж точно не лежу на кровати, слишком… холодно и твердо.

«Ну, Красовская, дожились. На полу ты еще не спала! Бля! А если кто – то успел сфоткать мой позор и выложил в сеть?!»

Стону в голос, не раскрывая глаза шаря вокруг, в надежде таки найти смарт.

Пальцы ерошат…траву и мелкие ветки. ТРАВУ?!

Поворачиваю голову на бок, щурясь, как подслеповатый крот, открываю глаза. Пытаюсь навести фокус и… в голове, хрустальным голосом из старого фильма всплывают строки, которые я тихо начинаю подвывать вслух, чтобы не скатиться в широкоформатную истерику:

Осенью, в дождливый серый день,

Проскакал по городу олень.

Он летел над гулкой мостовой,

Рыжим лесом пущенной стрелой…

Вернись, лесной олень,

По моему хотению,

Умчи меня, олень,

В свою страну оленью,

Где сосны рвутся в небо,

Где быль живёт и небыль,

Умчи меня туда, лесной олень.

(Муз. – Е.Крылатов Сл. – Ю.Энтин песня из кинофильма «Ох, уж эта Настя»)

– Лесно— ой о— оле— ень, – подвываю я, с опаской садясь.

«А вдруг это все подстава и скрытая камера? О Боже, пусть это будет подстава! И скрытая камера! Пусть за кустами прячутся какие – нибудь фанаты или друзья идиоты…»

А у тебя есть друзья, Маша?

Вздыхаю. Ясен пень, что нет у меня никаких друзей. Одни сплошные прилипалы и те, кому выгодно околачиваться рядом. Конечно, блогер миллионник в наше время почти что голливудская кинозвезда.

«Но пусть даже и они. Вот чисто ради поржать, потому что… если не они, то я не знаю где я и как вообще здесь оказалась».

В соседних кустах слышится шорох и мое сердце ухает в пятки.

С небывалой для себя прытью, позабыв долбящих мозг инопланетянах и возможной съемке, вскакиваю, остервенело оглядываясь, в поисках хоть чего – то, чем можно было бы отбиться. Ради отвлечения возможного противника и дабы усыпить бдительность, продолжаю протяжно напевать:

Говорят, чудес на свете нет,

И дождями смыт оленя след…

Только знаю, он ко мне придёт,

Если веришь – сказка оживёт!

У соседнего дуба замечаю нечто, смахивающее на дубинку.

«Господи, спасибо тебе, неизвестный Добрыня Никитич!»

Подскакиваю к палице, обхватываю двумя руками.

«Тяжёлая, зараза»

Высунув язык от усердия, поднимаю ее над головой и прижимаюсь всем телом к стволу дерева.

«Ну – у дава – ай, – подначиваю себя, – давай, выходи. Я тебя не боюсь! И не с такими справлялась. Ты еще баб на распродаже в Виктория Сикрет не видел. Похуже любого насильника или зверя!»

Вновь слышится хруст ветки.

«Кто ж так подкрадывается, в самом деле… идиот какой – то… Тут специально захочешь, так не нашумишь»

Из – за дерева на землю падает тень. Сердце замирает и мое дыхание вместе с ним.

Боковым зрением отмечаю, что это точно мужик, выше меня и он в одних джинсах, да еще и с похабно расстёгнутой ширинкой.

«Может он просто в кусты ходил отлить, – неуверенно мелькает мысль, а за ней следом обвинительно, – или собрался снасильничать мое бездыханное тело».

Он замирает, ступив аккурат на шаг дальше меня. В тот момент, когда мужик издает удивленное «какого хера» и оборачивается в мою сторону, словно учуяв, встречаясь глазами с пронзительным и смутно знакомым взглядом, не давая себе больше времени на размышления я приземляю дубинку ему на голову.

Глава 2

Втянул носом воздух.

“Будет дождь”.

Нагуляет грозу к утру, а то и раньше. Всегда перед ливнем так пахнет лес: терпко, тяжело и насыщенно, как уставший от жары и теперь выталкивающий ее из себя через почву и мох.

Прикрыв глаза, замер, едва отойдя метров на пятьсот от "Костей".

Тихо.

В Навьем лесу не бывает абсолютной тишины ночью – многие здесь не дневные жители. Волки, например. Живность притаилась, чуя хищника. Их не обманешь человеческим обликом, ботинками и кожаной курткой. Все мы доверяем чутью больше, чем глазам и ушам.

Темнота и прохлада июльской ночи успокаивают. Гнев внутри все ещё бурлит шумной рекой раскаленной лавы. Стискиваю руки так сильно, что стонут слабым треском суставы.

Если эту размалеванную, сплошь искусственную куклу украл кто – то из наших… По загривку рябью идёт холод.

“Убью!”

Только бы не Олег. Хвост купирую.

Уже давно пора перестать его выгораживать. Это лет десять назад он был маленьким и безотцовщиной. Теперь давно взрослый мужик. Сколько можно дурить? Пора бы уже остепениться, думать головой и не только о себе. Я же как – то приловчился!

“Только бы не он!”

Потому что если он – Кощей узнает, найдет и…

Я очень хорошо помню тот день. Кир – совсем ещё мальчишка – только принял Цепи, явился в волчий стан с верным своим Змеем. Пришел, в глаза не смотрит.

– Где Захар?

Не успел спросить, чего ему надо, как отец сам вышел из хаты. Как всегда, собранный, давящий своей внутренней силой так, что с трудом держишься, чтоб не прижать уши и не заскулить нашкодившим щенком… Сила Альфы.

– Захар Волков, по праву долга приговорен к публичной казни за нарушение договора о Яви и Нави, – помню, как вспыхнули алым глаза недавнего друга Олега. Как сила Чернобога окутала коконом, не давая вырваться и вступиться. Биться за своего Альфу – врождённый инстинкт.

Кровь струйкой по отцовскому виску. Крик матери. Оглушающе – звонкий. Хотел подойти, хоть утешить ее, а придавило, чуть не врыло в землю силой Кощея…

Откуда – то выбежал Олег. Всклокоченный, с дикими абсолютно глазами в пол лица.

Когда все кончилось – обернулся сразу и кинулся на Кирилла. Я знал, что Змей его зажарит на ходу, так что рванул наперерез…

Открыл глаза, поежившись запахнул куртку.

“Кто угодно пусть, лишь бы не Олег”.

Попытки вспомнить, кто из стаи был ещё сегодня в клубе, ничего не дали. Мозг туманило усталостью и отголосками силы Кощеевой. С того дня как аллергия на нее. Мозг тут же выключается, в голове туман, перед глазами молоко – дальше носа не вижу. Только крик женский в ушах. Матери. И вид растерзанного чернотой тела, буквально проваливающегося сквозь землю, прямиком в подземные Чертоги, без очищения в огне Смородинки. Мучиться памятью прошлого, помнить все. Жуткая, собачья смерть.

По плечу хлестнуло веткой. Хорошая липа, мягкая, уже немолодая и гибкая. Без грибка и плесени. Отмечаю такие вещи на автомате, просто плывут титрами в голове. Материала для работы и без этой красотки хватает. За волчьим селом целая делянка наша. С нее и живем: рубим, засаживаем заново, чтоб не редел лес.

Вспоминаю, что недоделан заказ на послезавтра. Все по плану должен успеть, мелкие доделки остались, но если с похищением начнется возня, разве ж до столярных дел!

Как хочется выть! Скинуть вещи, обернуться и пробежать по лесу зверем, чтобы выдавило из сознания все мысли. Что толку гадать, если верный ответ никак не идёт в голову?

“Пробегусь до селения. И быстрее, и остыну слегка”.

Альфа не может позволить себе действовать на эмоциях. Альфа отвечает за всю стаю. Я должен думать о благе большинства, не должен повторить ошибок отца и не могу позволить Олегу их повторять.

“А если поздно?”

Разделся, смотал штаны в куль, вещи убрал здесь, на потом. Заберу позже, никуда не денутся. Вот штаны придется в пасти тащить. Не люблю, но светить голым задом при всех тоже не желаю. Вышел из того возраста. Хотя, я – то никогда этим и не страдал. Это по Олега части хвостом крутить, да рисоваться.

Под лапами приятно пружинит мох. Пешком до селения часа три топать, если знаешь, куда и где свернуть. А на четырех – минут за сорок доберусь.

Если это Олег… Найду его первым делом, голову оторву. А потом эту болонку городскую, тоже найду. Подниму всех зрелых волков, пусть лес прочешут и найдут. Доставят Кощею прям под нос, лишь бы не совался в наше поселение.

Добежав до озера, обернулся обратно, натянул штаны, поежившись. Разгоряченное после бега тела лизнуло прохладой. С озера всегда тянуло ветром по ночам, а перед грозой тем более.

Вынырнув из-за кустов, затянул пояс брюк, босыми ногами ступая по листве. Хотелось нырнуть в озеро, освежиться и завалиться спать, а нужно опять разгребать дела.

Сбоку от деревьев послышался шорох, я принюхался…

“Не может быть! Твою ж мать”.

Глава 3

Мария Красовская

Знаете, что такое спортивная ходьба?

Ну, вот я могу теперь подаваться на мастера спорта, потому что, именно так и ухожу – летящей спортивно – беговой походной, быстро – быстро кивая пятами, иногда срываясь в мелкий бег, с вороватыми оглядками назад. Мужик хоть и упал, но признаки жизни и движения продолжал подавать… Красивый, зараза… все его выпуклости и впуклости рассмотреть успела, да. Как и смазливое лицо. Такое мой мозг, заточенный на оценку физических данных, отметил автоматом.

“Не уверена, что когда очухается, будет рад меня видеть…”

Странный лес… Оглянулась по сторонам, виляя по вытоптанной тропинке между деревьев. Вот только что было солнце, а за поворотом уже противно подвывает ветер и темно, хоть глаз выколи! Небо разрезало на сизые половины молнией, окатило раскатистым громом. Явно скоро гроза начнется!

“Хоть бы оклемался, в самом деле… вдруг прибила? Намокнет же, под дождем – то…”

От мысли даже притормозила, развернувшись туда, откуда пришла.

“Может вернуться, там и по погоде повеселее было… Нет, Маша! Вперед топай, вот попадешь назад, в цивилизацию, к телефону и телевизору, вызовешь полицию, скорую даже и пусть уже реанимируют. Ну чем ты ему поможешь, вуайеристу этому?”

Кивнув, соглашаясь с собой, резко крутанулась на месте тут же больно клюнув носом аккурат в мощную и приятную пахнущую грудину. Рельефную такую, в обтягивающей черной футболке.

– Ай! – от острой боли выступили слезы. Схватившись за нос, зажмурилась.

– Простите, ради всех Богов! – приятный, с хрипотцой голос, заставил замереть на месте.

Все еще держась на нос, уставилась на стоящего, пожалуй, слишком близко, мужчину: пронзительно голубые, бездонные глаза, идеально очерченные пухлые губы, рельефные скулы и прямой нос, а волосы с заплетенными в мудреную прическу косами вообще заставят слюной от зависти капать любую из моих знакомых. Да и меня в том числе!

“Чудно – о, – видать, безудержное ночное веселье с отшибом памяти и на мозг повлияло, потому как думалось о том, что здесь у них за каждым кустом по мужику. Еще и сексуальному… Не об опасности думалось, между прочим!”

– Э – э – э… Богов? – вычленила странное из всех возможных странностей.

Красавчик едва заметно нахмурился, а затем расплылся в такой шикарной, обезоруживающей улыбке, что ничего не смогла сделать, как улыбнулась в ответ.

– Я Сева, со мной на “ты”, – приветливо протянул руку.

– Маша, – пожала в ответ, – и со мной можно на “ты”.

– Приятно познакомиться, Маша. Как ты здесь оказалась?

– О, самый сложный вопрос из всех возможных, – передернула плечами, воровато оглядываясь. – Скажи, Сева, а ты здесь сам? В смысле… у тебя друг, случайно, не отлучался в… кустики пописать?

Брови мужчины взлетели вверх, новый знакомец чуть отогнул голову влево, устремляя взгляд мне за спину. А затем он хмыкнул, качнулся на носках, на долю секунды оказавшись ко мне в чудовищной близости и… натурально принюхался!

“Ну как не стыдно! – от обиды поджала губы. – Да, я, может, в данный момент я и не пахну ароматами Франции и Лондона, но уж и не подваниваю… пока”.

Правильно расценив мою недовольную гримасу, Сева всплеснул руками, поспешно извиняясь:

– О, прости, это не то, чем могло бы показаться. Грозой пахнет, вот-вот польет. И, нет, я здесь один, вернее, – смущенно оглянулся за спину, как раз в ту сторону, куда я шла, – скорее всего ты встретила кого – то из нашей деревни, и он…

– Деревни? Я думала это дорога в “Кости”.

– Усадьба Кощеевых?

– Она самая! – обрадовалась я, от волнения затарахтев, выдавая без устали. – Знаешь, как туда вернуться? Покажешь дорогу? Мне вот прям сейчас, позарез, надо! Проводи, пожалуйста! У меня там номер, и телефон, и стримминг, хорошо хоть в отложке посты наперед стоят! Представляю, что было бы, не заполни я контент на всю неделю! Я вообще в шоке, как здесь оказалась! ни чёрта не помню! Один раз до такого напивалась, по малолетству еще, но я ж не пью, почти… я за ЗОЖ!

– ЗОЖ?

– А, – расслабленно махнула рукой, потому что все беды и страхи отступили перед сексуальным, и самое главное, знающим, где ночной клуб, Севой. Уж он – то мне обязательно поможет. – Честно говоря, я и бургер слопать могу, только это большой секрет. Почти что эксклюзив тебе озвучила. Обожаю мясо.

– Я тоже, – улыбнулся он.

– Так я угощу! – протянула руку, для закрепления сделки. – Дойдем до усадьбы, ужин в ресторане с меня, в качестве благодарности за спасение.

Он тяжело вздохнул, и я поняла, что не будет так просто. Поняла разом и прямо всей кожей ощутила. И не был это холодок от усиливающегося ветра, нет! И не от холодных, пока еще редких, тяжелых капель дождя. Во взгляде Севы плескалась грусть и тоска. Я видела уже такие взгляды. У помощников высоких чинуш, которым предстояло высказать вслух говняную новость.

Глава 4

Мария Красовская

– Ну давай, – поторопила знакомца, – руби правду – матку, чего кота за яйца тянуть, в самом деле. У вас, в деревне вашей, тачек нет что ли? Или связи, такси вызвать?

Он сокрушенно покачал головой.

– Нет.

– В смысле? Ни первого, ни второго?

– Автомобили есть, связи нет.

– Дурдом… так еще где – то живут?

На меня начала накатывать истерика. А когда я нервничаю или мне страшно, из меня, как из рога изобилия, сыпет цитатами, фразочками, выражениями из фильмов, книг, песен да просто из жизни, когда кто-то что-то смешное ляпнул! Не знаю, как мозг фильтрует эту информацию и почему выдает только в экстренных случаях. В этот раз меня так же понесло:

– Посылаем запрос в космос: «Так, мол, и так! Как, мол?», – всплеснула руками и оглянулась. На том месте, что мы с Севой встретились, тропинка неожиданно расширялась, чтобы дальше раздвоиться змеиным языком на две половинки. – На право пойдешь, – пробубнила я, вспоминая старую сказку, переиначивая, – приключения на жопу найдешь, налево пойдешь – в глухомань попадешь. Возле правой тропки, как по заказу насыпал кто внушительную горку земли. Как будто вез тачку да не довез, так и решил бросить. Чтобы хоть чем – то занять себя и как следует все обдумать, решила на нее взобраться, посмотреть, далеко ли до деревни этой странной. Сева, поняв, что собираюсь сделать, почему – то открыл рот, поднял руки, будто хотел остановить да так и подвис… не успел. Мой подъем начался бодро, ровно на три широких шага…. а затем, земля подо мной пошатнулась!

– Ай, – всплеснув руками в попытке удержать равновесие, сперва качнулась назад, затем меня повело вперед, в то время как “земля” пошла трещинами и я провалилась по самые бёдра в… коровий помет. Запах какулей ударил в нос, тем временем, как само удобрение жирной, насыщенной субстанцией полезло мне в сапоги! Взмахнув руками, я уткнулась в бугор, вдобавок пачкая руки.

– Не двигайся! – наконец – то подал голос Сева. – Я сейчас тебя вытащу.

Послушно замерла, попой к верху.

– Ума-то Бог не дал, а души и силы – сколько хошь, – процитировала очередной шедевр.

– Как ты к себе категорично, – Сева осторожно собрал мои волосы, стянув со своей шикарной шевелюры кожаный шнурок, споро сплел мои в косу. Оглядев с ног до головы, выдал, – с сапогами придется расстаться, не вытянем. Тем более дождь сейчас здесь все развезёт, вряд ли их удастся отмыть.

– А меня? – на глаза навернулись слезы. То ли от обиды за почившие триста баксов под слоем дерьма, то ли от жалости к себе. “Я же сама сейчас, как обделавшаяся корова, сжевавшая не свежей травы!”

– Сколько дерьма в жизни видела, но чтобы такую кучу и сразу – ни разу! – рассмеялась сквозь слезы.

– Не плач, ну, – Сева сочувственно притронулся к моей руке. – Я тебя вытяну, а у Полины банька знаешь какая?

– Какая? – буркнула я.

– Русская, с вениками, с паром забористым, с маслами ароматными, – он нашептывал мне еще какую-то чушь, странным делом успокаивая. – Мы баньку затопим, распаришься, отмоешься. Все хорошо будет. Сева достал из неприметного, на первый взгляд, рюкзака кусок белой ткани. Разорвал на парочку мелких частей. Оттуда же выудил бутылку с отваром, смахивающим на чай.

– Это узвар, – пояснил он. – Сам варил. Воды, к сожалению, нет. А руки вытереть придется.

– Угу, – подставила руки под компот. Вместе мы кое— как отмыли ладони.

– Теперь хватайся за меня, – скомандовал он, протягивая свои лапищи. – Держись крепче, я потяну!

– Хорошо.

Странные мужики живут в деревне этой: красивые, воспитанные и сильные. Может и зря я того, первого, огрела… Тем временем Сева дернул, а я как пробка и вылетела, теряя сапоги в пучине навоза.

Оказавшись в крепких мужских объятиях, вновь промямлила глупость из фильма:

– Совсем не держат ноги. Как ватные. До сих пор трясутся… руки.

Теплое дыхание коснулось виска и уха, а мягкий смех согрел и неожиданно успокоил.

– Какой стыд, – неловко попятилась, вытирая пятки о траву.

– Если бы мои узнали, засмеяли бы.

– Твои?

– Подписота моя. – От ног несло неимоверно. Я вся как будто превратилась в большую коровью лепешку! – Это же шок контент!

– Со всеми может случиться, – пожал плечами он.

Уставившись в небо, добавил. – Но, теперь точно нам надо спешить. Лес негодует.

вот-вот сорвётся в грозу. Не успеем к Костям точно…

– Да я и сама уже туда не хочу! В таком—то виде! Ты там что— то о баньке говорил?

Сева тем временем разорвал еще раз полотно, протянул мне кусок.

– Что можешь вытри, а остальное у озера смоем, если дождь не опередит. Там возле него в непогоду опасно.

– Лохнесское Чудовище в нем живет?

– Да нет, водяные проточную воду любят, – пробубнил он под нос, собирая грязные тряпки и пустую бутылку в еще одну тряпичную котомку. – У меня есть это, – выудил на свет пару черных носков.

– Кто? – переспросила я.

– Что кто?

– Ну кто проточную любит— то?

– А… да никто, – он вновь улыбнулся своей сокрушительной улыбкой, – чтобы босой не идти могу предложить разве что носки, – вновь порывшись в рюкзаке достал еще и футболку, – сейчас станет значительно холоднее, это можно надеть сверху на майку.

– Ты ночевать в лесу, что ли, собирался? У тебя там, может и шуба есть?

– Только запасные штаны, отчитался он.

– Не, штаны не надо, – забрала носки, надевая их поверх испачканных ног, которые уже успели взяться присохшей корочкой. – Давай футболку.

Когда вся экипировка была на мне, тяжело вздохнула, кивая на тропинку.

– Ну, веди меня, Иван Сусанин.

Глава 5

Сергей

– Интересная у тебя компания. Всеволод, не представишь нас? – Мы, конечно, уже знакомы, но что-то мне подсказывает, что девица едва ли свои подвиги помнит.

Я потому к ней и подошел, что видел – на всё готовая, можно брать, хоть прям со стола и при всех. Давно уже отработанный маршрут: не заводить долгих романов, брать, что предлагают и сваливать задолго до пробуждения и вопросов про телефон, и следующий раз. С этой бы так же было, не устрой Кощей побоище в самый разгар веселья.

– Сергей, – не дожидаясь, ответа от своего шамана, коротко киваю. – В это время в лесу небезопасно, знаете?

– Как раз собирался проводить девушку в поселок, – правильно расценив напряжение в воздухе, наш белый рыцарь тут же кинулся грудью на защиту дамы.. Намеренно сдерживаю силу альфы. Не хочу без надобности давить. Верность сломленной волей не заслужить.

– Домой проводи, – голос сам собой наливается сталью. Сева замирает, сощурившись, всматривается в глаза.

–Утро вечера мудренее, Сергей.

– Вот и не мудри, чтоб голова не разболелась поутру— то, – не место ей у нас. Где она – так проблемы. Слышал, про бабу на корабле? Мало, что Кощей со Змеем эту болонку ищут, так у нас молодняка четверть стаи. Только грызни за бабу не хватало.

– Гроза будет.

– Не мешаю вам, мальчики? Скажите, в какую сторону, сама дойду! – А моська— то смелая до глупости. На хищного зверя тявкает!

“Не ведаешь, куда попала, домашняя девочка”.

Учить таких надо. Жизнью. Может пустить в малинник? Пусть ее разделят на пятерых? Не нравится мне эта мысль… Потом самому же разбирать последствия. А я устал, как пес дворовый, будто два гектара леса без перерыва окаривал (прим.автора: так плотники называют процесс снятия коры со свежесрубленных бревен).

Поморщился – не люблю доступных баб. Тех, что цены себе не знают особенно не люблю, а тех, что никак не сложат – просто на дух не переношу. Как раз такой экземпляр. Из серии сунул— вынул и пошел.

Только на то и годные.

Втянул носом воздух. К разряженному озону примешивается терпкость мха и навоза. Поваляться уже успела с кем-то в кустах? Внешне никаких признаков, что похитили. Сама ушла за приглянувшимся мужиком? Не за Севой же? Или за ним?

Шмотье явно с его плеча. Быстрые какие. От кого меньше всего ожидал, так от него. Хотя, чего скрывать, понять могу. У самого штаны торчком. Мужик есть мужик – видит согласную, готовую бабу, кровь сама от мозга отливает. Решаю проверить, поддев шамана:

– Девушка явно любит мужское внимание, – не скрывая своего отношения медленно изучаю наряд и намеренно выставленное на показ тело. – Ей у нас понравится.

Смотрю на рожу Севы, задело? Если кинется, то все – пиши пропало. А если сдержится, то так – на разок понадкусывать взял. Пусть тогда возвращает, где было. От гостей незваных и головной боли подальше.

Начало накрапывать, задрал голову вверх и несколько холодных капель шлепнулись на лоб. Стер предплечьем с рожи воду, поджав губы, перевел взгляд на Всеволода.

– Под твою ответственность, – усталым вздохом проветрил легкие. Не ожидал от тебя, Сева такой глупости. – Ночует у тебя. Сам и следи, чтоб соседские коты сметану твою не пожрали.

Глава 6

Грубиян— Сережка казался смутно знакомым… хотя видеть я его не могла нигде, разве что в “Костях”, но весь вечер был словно стерт из памяти. Как ни старалась – ни черта не могла спомнить!

Вот шагает он рядом, насупленный весь, хмурый и недовольный. Неприязнью и брезгливостью в мою сторону так и разит, а все равно, странное дело, кажется… близким. Как тот кот— ворчун, которого если взять на руки, обязательно поцарапает и укусит, а ты его, заразу, все равно любишь нежно.

“Та— ак, сбавляй обороты, Машка, – осадила саму себя, – ща тебе и соседний куст японским комфортабельным туалетом покажется, только потому, что деваться некуда”.

Но, как бы я не старалась внутренне себя “настроить” на воинственный лад, странное, необъяснимое томление и внутренняя дрожь будоражила тело весь этот неприятный разговор и вынужденная пешая в общей компании.

“Девушка явно любит мужское внимание, – кривлю интонацию и манеру речи в голове, – Каков… нахал!”

Я, конечно, могу и поматерее ввернуть, но усталость и перенапряжение дают о себе знать. Да и о хамоватом мужике думать сейчас хотелось меньше всего, меня очень беспокоили ноги. Прилипшая корка навоза ужасно раздражала кожу, под ней, буквально, все зудело и жглось. Чем ближе мы подходили к деревне, тем больше я начинала чесаться.

– Почти пришли, – Сева кивнул на срубы, а я сглотнула.

– А у вас и света нет, что ли?

– Почему нет? Все есть.

– А связи и электричества нет?

– Как бы тебе обяснить, – нахмурился, уставился на Сережку— паршивый характер, словно ища поддержки или чтобы он объяснил.

– По щучьему велению, по моему хотению? – хмыкнула я, выдавая

очередной раз перл из сказки. Поёжившись, обняла себя руками. Дождь уже

пустился во всю и бил кожу холодными каплями.

– Именно! – подмигнул Сева, так и не дождавшись от нем как рыба— Сержа подмоги, – видишь же, кабелей нет.

Угу, нет. Ни кабелей, ни нормальной дороги, сплошные домики и терема,

то ли как у староверов, то ли как у обрядовцев каких— то. По коже пробежал липкий холодок страха.

“Они ж чокнутые все, сектанты эти, по телевизору показывали как— то”.

– Зато кобелей хоть отбавляй, – зло рыкнул Сережа— вечно не в духе.

– Все не так страшно, как может показаться, – словно мысли прочитал, добавил Всеволод. – Электричество есть, горячая вода тоже, чайники, плиты, все предметы быта.

– Угу, а телефонов, значит, нет?

– Чего нет, того нет. Аномальная зона, не ловит ничего.

“Где-то вы меня, Всеволод, наебываете, но не знаю где”, – голосом Штирлица прошелестела подозревака— мысля.

Вновь почесав ногу, ускорила шаг:

– Тогда пойдем быстрее, а то я себе все в кровь расчешу. А кстати, что значит ваша фраза? – бросила быстрый взгляд в сторону Сережка— хмурое лицо. – По поводу мартовских котов и сметаны. И вы здесь кто? Местный главарь? Председатель дачного кооператива, директор?

Сева заливисто расхохотался.

– А ты забавная.

– Обхохочешься, – буркнула, но все же улыбнулась Севе, не рискнув

взглянуть на их предводителя. Его «друг, начальник и брат» чуть ли не зубами

скрежетал, что мне доставляло странное, мазохистское

удовлетворение.

– Я здесь истина в последней инстанции, – ошпарив моего спасителя злым взглядом, выдавил таки наш попутчик. Сева только усмехнулся, но, что важно, не возразил.

– Я, вообще— то, хотел тебя у Полины пристроить, но в словах Сергея Захаровича есть

резон и как я могу ослушаться начальство, – а вот теперь Сева звучал как— то… с

намёком что ли. Нахмурилась, понимая, что между строк, мой знакомый передает

или спрашивает что-то, понятное только им двоим. Не дождавшись реакции,

продолжил, – поэтому тебе действительно стоит остаться на ночь у меня. У Полины

и комната одна, а у меня целых три. Да и к лесу ближе она живет, а там… волки.

– Самые настоящие? – округлила от страха глаза. – Я, ужас как,

боюсь всякую живность. Петухов, – меня один в детстве за задницу клюнул, коров,

у бабушки одна чуть не боднула, а я ведь просто ей травку дать хотела,

насекомых всяких, жуть как боюсь! Собак тоже, – вздохнула, – соседская кикимора

меня все облаять норовит. А тут… целые волки!

Воцарилась тишина. Сережка— председатель воздел к небу лицо, с

силой зажмурившись, словно молился кому. Сверкнула молния, на миг сделав его

лицо хищным. А Сева поджал губы, как будто ну очень старался не рассмеяться.

– Где взять столько нервов, – услышала злое ворчание напоследок. Наш Сергей

Захарович, не прощаясь, свернул влево, направляясь к дому побольше остальных.

– Он всегда такой? – кивнула туда, где скрылась аппетитная задница.

“ Все как на подбор, блин” – скосила взгляд на упругий зад

Севы.

– Нет. Он очень крутой. Ты его просто не знаешь. Возможно, вы даже

подружитесь, если останешься здесь подольше.

– Очень надеюсь, что нет, не обижайся, – виновато отвела глаза. —

Как только наступит утро, надеюсь покинуть столь милое, но странное местечко.

– Разве что гроза быстро закончится, а так— то придется задержаться.

– Начинается! – Я аж остановилась и зло топнула босой ногой. Носок чавкнул

уже в основательно разбухшей кашице грязи, слезая со стопы наполовину. – Ну что

опять может быть не так в этом Богом забытом месте?

– Размытые дороги, – Сева развел руками, – мы, кстати, пришли.

Глава 7

– Я тебя слушаю, – на ходу застегиваю рубаху, выходя из ванной босым. Брюки натянул сразу там. В отличие от Олега у меня нет привычки ходить по дому в полотенце – вдруг зайдет кто, а вожак без порток. У нас в поселке двери закрывают только гости. Свои – никогда. Никто не возьмет без спросу чужого и не напакостит. Может, поэтому и не жалуют в стае чужих – от этих никогда не знаешь, чего ожидать. Даже к приведенным истинным всегда относятся с холодом и недоверием, пока те не дадут клятву у Лика Богини. Всякое бывало, а у волков хорошая память.

– Я собирался что-то сказать? – в привычно наглой манере, раздолбай – Олег прикладывает какую-то заморозку к башке.

– Например, как вышло, что бету моей стаи вырубила хлипкая девчонка, на которую и дышать – то страшно – того гляди переломиться, – удивленно – насмешливый взгляд ужасно бесит, привычно гашу в себе волну ярости. Вожак не должен поддаваться эмоциям. Вожак живет логикой и думает о благе стаи в первую очередь.

– Положи, где взял, – заметив, как Олег потянулся к моей кружке уже откровенно рычу. Знает же, как ненавижу, когда трогают мои вещи. Специально дразнит, нарывается. Ясно, откуда ветер дует.

– Ну, видно зря батя говорил, что худая жена – хуже худой кастрюли, – демонстративно ополоснув кружку, Олег смеется и продемонстрировав мне, ставит на полку, на место ставит, надо же.

– Когда ты повзрослеешь, Олег? Тебе сколько? Пятнадцать? Какого лешего ты вытворяешь? – не нужно было столько времени ему спускать. Да, парень рано потерял отца и остался без твердой руки, да я виноват, что не справился и не стал тем, кто сожмет его тисками воли до хрипоты, чтобы переломить эту дурь. Все ждал, что перебесится повзрослеет, а выросло вот. Шумно выдохнув сквозь зубы, наливаю себе узвара Полины. Хороший напиток и сама Полина хорошая девка. Жаль мне такой боги не выделили…

– Я в своем праве, – от наглости тона аж до нутра пробирает. Медленно отставляю пустую тару, и тут же резко оборачиваясь, сношу брата к стене, впечатав спиной в сруб.

– Ты последние мозги прокурил?! Хоть бы подумал, что ставишь под угрозу стаю! Или, может, у нас много лишних волков? – ненавижу безответственных! Поубивал бы к чертям! Разве так трудно сначала думать, а потом делать?! – Кощей найдет. И придет сюда! Давно не видели его? Забылось?

– Остынь брат, не вижу причин для паники. Я же сказал, Я в своем праве.

Едва сдерживаюсь, чтоб не приложить его теперь собственноручно дурной головой о стену. Молодец болонка, правильно огрела. Мало, видать.

– Да что ты? Еще скажи, что ты учуял ее. В полном перегара, дыма и парфюмов баре? – Все эти парижи и лондоны напрочь любому нюх отобьют. Где уж в этом коктейле уловить запах самого человека! Перебито все дрянью разномастной. – Не мне тебе рассказывать, что если бы все было так просто, все волки давно б ходили с брачной связью! – тьфу! Смотреть противно: отвел глаза, зараза. – Верни назад завтра же. Извинишься лично. И перед девкой, и перед Киром.

– И не подумаю. Она останется здесь на две недели, как положено. Тринадцать дней, брат.

Апперкот и голова Олега дергается, ударяясь – таки затылком о стену. Довел, идиот!

– Я. Сказал. Извинишься перед девушкой. И вернешь, откуда взял. ЛИЧНО.

– Нет, – отирая рожу от крови, Олег напрягается, явно готовый дать отпор. Давно мы не дрались. С детства считай.

– Не заставляй меня использовать силу. Пока еще Я решаю в стае судьбу чужаков. И девчонка утром вернется в “Кости”. Твоими стараниями. Это последнее слово, Олег. Или ты сейчас же заявляешь на нее права, или даже рот не открывай.

– Я не себе, – Да чтоб тебя! Скрутив идиота пополам, окунаю патлатой головой в раковину, на всю открутив вентель. Брызги холодной воды летят мне в лицо и на рубаху.

– Остыл? А теперь скажи мне, с каких пор мы чувствуем чужую пару и воруем для друга? Да что с тобой, Олег! – отпустив напряженную шею, отхожу к окну, ища успокоения в легкой качке берез во дворе. Внутри все горит пожарищем. Другого бы давно выгнал к чертям из стаи. А этот… брат же. Нет больше ни у него, ни у меня никого на свете. Пропадет он один. Да и не смогу я. Сдохну – до последнего буду прикрывать. Я ж его в колыбельке помню!

– Это ты у нас слепой и дурной, Серый. Сколько будешь лизать свои раны? Или тебе вдруг нюх отбило? Я ВИДЕЛ тебя, брат. Можешь хоть убить меня на хер, правды это не изменит.

– Когда я дал тебе повод думать, что позволю вмешиваться в свою ЛИЧНУЮ жизнь? – холодный тон заставляет Олега замереть. Все так. Хорошо знает меня. Дошло наконец, что в этот раз шагнул слишком далеко. Когда я уже почти потушил в себе пожар бешенства, уверенный, что этот дурила признал свои ошибки, брат размыкает губы:

– Она останется здесь на положенные 13 дней. Даже если мне придется публично обвинить своего Альфу в трусости и вызвать на поединок.

Прикрыв глаза, тру рукой шею, медленно считая до десяти.

Восемь, девять…

– У меня уже была истинная, Олег. Может ты забыл? – не открывая глаз, как ребенку разжевываю очевидное.

– Разве можно забыть, когда твой брат ушел за грань. Повторения я не хочу.

– Тогда уведи ее отсюда завтра же, – стиснув голову руками, устало цежу в ответ.

– Поздно, Серый. Уже поздно.

Зверь рвется наружу, нечеловеческий рык – подтверждает начало оборота. Впервые за долгие годы не могу сдержать в себе волка.

– Она. Не. Моя. Пара, – едва шевеля челюстью, из последних сил держу в себе человека.

– Все-таки мой Альфа трус, – так же зло рычит Олег. Вылетаю из сруба за секунду, просто чтобы два волка не сцепились прямо в доме. Добром эта стычка не кончится.

Глава 8

Маша Красовская

Неуверенно топчусь на пороге.

– Снимай носки, – советует Сева, продолжая с извиняющими нотками в голосе, – женских вещей у меня в доме нет, но Поля кое— что приготовит, уверен. Сейчас захвачу шампуни и отведу тебя к ней.

– Хорошо, – поежившись, с любопытством оглядываю дом.

Внутреннее пространство дома оформлено со вкусом, выдержано в скандинавском стиле. С того места, где стою, видно край внушительного камина, а на полке над ним куча разномастных деревянных фигурок волков.

“Уютно и тепло”.

– А что, у нее… помывочных средств нет? – кричу в глубину дома.

– Есть, – он возникает передо мной резко, вообще не слышала как передвигается по дому, – но у Полины короткая стрижка, а у меня есть куча средств для такой густой шевелюры, как у тебя.

Я понятливо хихикаю. Да уж, его волосам позавидует любая девушка.

– Пойдем?

– Угу… – пока мы виляем между домами, интересуюсь, – а это нормуль? Ну, заявится к ней и вот так… баня, все дела.

– Мы все здесь как одна семья, Маша.

“Звучит о— очень подозри— ительно— о”.

– А ты знал, – решаюсь озвучить вслух бородатую шутку, – В Швеции говорят, что не каждая шведская семья – группа, но каждая шведская группа точно семья!

– Э— э… – смущенно тянет он, – все не совсем так.

– Да ла— адно, – смелею настолько, что пихаю его локтем в бок. – У каждого свои причуды.

– Нет, – Сева внезапно становится предельно серьезен. – У нас здесь нет никакой похабщины, мы не делимся…

– О, прости, – спешу извиниться, – я не хотела обидеть.

– Мы живем уединенно и чужаки редкие гости. Все друг друга знают, помогаем и поддерживаем… беспокоимся. И… мы собственники, ужасные, пожалуй. Это что касается пары…

– Жены? – переспрашиваю я.

– Девушки, жены, женщины… Для каждого из нас – его женщина – только его. Даже просто заинтересованный взгляд другого мужчины может заставить слететь с катушек.

– Ого. Это у вас такие правила? Первое правило бойцовского клуба, – шепчу заговорщицки, – или передается воздушно— капельным?

Сева смеется.

– Скорее, в крови. Поэтому, нет, никаких шведских семей.

– А что на счет котов мартовских и сметаны?

К дому пока что неизвестной Полины подходим под тихие всполохи молнии.

– Странная погода, – замечаю я.

Всеволод хмуриться, оглядываясь в сторону леса.

– Как будто ребенок выкручивает тумблер то в одну сторону, то в другую, – продолжаю разглагольствовать.

– Нас ждут большие перемены, – шепчет он, – и нежданные гости.

– М— м?

– Да, это я так, – стучит в дверь и тут же открывает.

Поднимаю изумленно брови, а вдруг там не одеты?

– А о котах, – спохватывается он, – не бери в голову. Я постараюсь тебя на долго нигде не оставлять, так что не о чем беспокоится.

– А вот и она— а, – громогласно извещает хозяйка дома.

8.1

– Откуда она знала, что мы придем? – вцепившись в локоть Севы, шиплю ему на ухо.

– Так это, – он растерянно переводит взгляд с меня на Полину.

– Ой, да у нас о тебе уже вся деревня шепчется, – она машет рукой, словно в

этом нет ничего странного. – Вы же со стороны поля шли, а там обзор большой.

Сперва малышня заприметила, а там уже новость волной по поселку пошла. —

Батюшки! – оглядела меня с ног до головы, – все разговоры потом! Сперва мыться!

За ужином уже раззнакомимся и погуторим.

Спорить с таким заманчивым предложением не стала.

– Через сколько мне зайти, Поль? – уточнил Сева.

– Да часа через три, не меньше. Пока разморится, пока просохнет.

– Хорошо, – синие глаза смотрят с тревогой. – Ты здесь в безопасности.

“А ведь и правда, не чувствую зла. Ни от него, ни от бабы этой”.

– Спасибо.

– Ну, я пошел?

– Да— а.

– И нам пора, – совершенно не обращая на изгвазданные в навозе ладони,

Полина взяла меня за руку, ведя за собой. – Почти при каждом доме у нас

баньку— то выстраивают. Но у меня – наилучшая, – хвастает она. – А как иначе?

Баня, она ж и не своя, как дом, и не чужая, как навий лес. Да и с участком мне

свезло, аккурат на границе между лесом и речушкой построили.

– Это так важно? – спросила чтобы поддержать разговор. Невооруженным глазом

видно, что парной своей Полина гордится очень.

– Конечно, милая. Баня она ж… как место перехода, – она замялась, впервые

неуверенно скосив взгляд в мою сторону, но все же продолжила, – место, где

дверь в тонкий мир духов всегда приоткрыта, а значит, и энергии здесь могут

быть совсем не из нашего мира, понимаешь?

– Ну так себе, – честно призналась я. Особо верующей я себя назвать не

могла. А уж в подобную чепуху и вовсе не верила.

– А вот поверь, – Полина прошагала к тазу с замоченным в нем веником.

Перевернула его несколько раз. Потянувшись к полочке, достала небольшой

флакончик, встряхнула и, открыв, капнула несколько капель в воду. Вновь

пошевелив веником, распространила тонкий травяной аромат по всему предбаннику.

– В бане соединяются все стихии: огонь, вода, земля, воздух. Про огонь понятно,

– она открыла дверцы приземистого комода, достала несколько льняных простыней и

пушистые полотенца, – с водой и воздухом тоже вопросов нет, а вот земля раньше

была доступнее, ближе, когда полы земляные были. Сейчас к земле можно отнести

разве что камни в каменке ну и дерево – сам сруб, дрова в печи, лавки, веники.

Ты бы раздевалась уже… ой, – спохватилась она. – А я же имя так и не спросила!

– Маша, – потянулась к пуговкам на шортах.

– Хорошее имя, – одобрила Полина, а я улыбнулась. Мне оно тоже очень

нравилось. Терпеть не могла, когда некоторые мажорные сучки пытались на

иностранный манер называть “Мари”.

– Так вот, Машенька, сейчас мы с тобой ладки— правки проведем, и ты сама все прочувствуешь.

Так и замерла с заведенными за спину руками, расстегнув уже крючки лифчика,

но так и не рискнула его пока снять.

– Это еще что за фигня? – поджав губы, решила все же уточнить? – Полина, вы

староверы? Или обрядовцы какие— то? Не знаю, как правильно назвать, – всплеснула

руками, – и бюстгалтер с радостью выпустил мою грудь на волю, подпрыгивая к

подбородку.

– Ай, какая ладненькая девонька, – Полина мазнула по моей фигуре взглядом,

вгоняя странным комплиментом в краску, – но те— емная, – покачала она головой,

протягивая полотенце. – Хотя, если долго мучиться, что— нибудь из тебя и получится.

«Странная она, как и все здесь»

– Ладки— правки – это подготовка тела к целительным травяным обертываниям, массаж, позволяющий душе – раскрыться, голове – стать свободной и чистой, наполниться живительными энергиями, вылечить душу, оздоровить тело, – дверь парной с тихим скрипом открылась. Полина нахмурилась, подергала её туда— сюда. – Смазать надо бы, – добавила себе под нос. Потянувшись за простыней, расстелила на верхней полке.

– А— а, поняла, – закатила глаза к потолку, шагая к помывочной. Включила

воду, блаженно выдохнув, подставила под горячие струи грязное тело. – СПА

процедуры чтоль? Ну так бы и говорила.

– Называй как хочешь, – согласно кивнула она, – девочки перед свадебным

обрядом только ко мне и захаживают, знают, что проведу все как надо. Ну и

наливочку я делаю самую вкусную. Если задержишься у нас, сама все увидишь.

“Ага, бегу и волосы назад. Завтра же, с петухами вашими в «Кости»…”

– Обряды? – впрочем, спросила вслух.

Хозяйка расхохоталась.

– Ой, смешная, словно воробей испуганный. Вы все такие, когда появляетесь

здесь.

– Все? – в очередной раз тупо переспросила я, смаргивая и слизывая воду с

губ.

– Городские, – просто пожала плечами Поля. – В диковинку вам все,

непривычно. Ну, ничего, потом все равно привыкаете.

– В смысле? – закрутила вентили, подозрительно косясь по сторонам. – Вы в

свою веру обращаете чтоль? Гипноз?

– Ой дуреха, пойдем. Ну какая вера, милая? По сторонам завтра

посмотришь, по лесу прогуляешься, в озере, кристально чистом искупнешься – сама

уезжать не захочешь.

– А, ну это не про меня, – хмыкнула, ложась на расстеленную простынь. – Все

это единение с природой, “ляпота” вся эта, простите, не мое.

– Все так говорят, – беззлобно захихикала она. – Поживем – увидим.

8.2

Нет, это точно не СПА…

Даже самый люксовый вариант тихо курит в сторонке,

печально сбрасывая свою экспертность и брендовость, шелухой пепла под ноги

настоящей русской бане!

“Ваня, я ваша навеки!” – хотелось постанывать, правда,

распевая оды не мультяшному Ваньке, а кудеснице Полине.

– М— м, – потянулась кошкой, когда ее пальцы прошлись в

последний раз по спине. – А может, еще раз маселко? – промурлыкала я.

– Нет— нет, – тихонько прошептала она, словно и правда

проводила какой-то ритуал, – запах носи свой, чистый.

– Ну, ладно, – спорить не хотелось. Пожалуй, ничего не

хотелось. Я была счастлива, одухотворена и чуть ли не готова воспарить,

насколько мне было хорошо.

Накрыв меня простынкой, Поля погладила по распущенным

волосам:

– Полежи немного, остынь, а там и кушать пойдем. Сегодня

костер жгут, до самого неба искры лететь будут. Не против, если со всеми, в

компании, отужинаем?

– Угу, не против, – да я соглашусь теперь на все, что

предложит мне эта святая женщина! Пойду в адепты русскобанные, выучу все правки

эти с ладками, даже в духов лесных поверю, если так же хорошо будет.

– Одежду твою я простирну, а ты пока вот, – на соседнюю скамью раскладывает синий сарафан, отороченный белым шитьем. – Как раз к глазам твоим.

– Спасибо, – бормочу сонно.

– Косы бы тебе заплести, такая шевелюра! Да только не

умею, это уж как Всеволод вернется.

– Хорошо, – опустила голову на ароматную подушечку,

набитую травами.

Не знаю, сколько вот так медитировала или спала, но

проснулась от мягкого прикосновения к плечу.

– Пора, Машенька, ужин готов, да и Сева уже ждет на улице.

Надев постиранное и уже сухое белье,

облачилась в одолженный Полиной сарафан. Никогда ничего подобного не носила, но

сейчас, рассматривая свое отражение в зеркале, улыбалась до ушей. Я нравилась

себе очень.

Подойдя к дверям, немного скривила нос, рассматривая

приготовленные явно для меня сандалии.

“Дожилась, Машка, чужие тапки носить будешь!”

– Новые они, свежесплетённые.

– В смысле, сплетенные?

– Да есть тут у нас, кудесница. Плетет из конопли.

Сплошное Эко. Не ношенные, одевай.

“Чудно”.

Надела невесомую обувь, заплела вокруг щиколотки тонкие

полосы— косички, фиксируя их на ноге.

На пороге меня и правда дожидался Сева.

– Ух ты, – его глаза полыхнули синим. – Какая ты красавица.

– Спасибо, – заправила волосы за ушко. – Поля сказала, что

ты можешь помочь и заплести косы.

– Ну, – он потянулся к своим волосам, вновь жертвуя для

меня очередной шнурок кожи. – И на косоплетение у нас свои умельцы есть, я так

– любитель. Но, давай попробую.

Развернулась к нему спиной. Аккуратное прикосновение

пальцев прошлось по коже, собирая волосы в низкий хвост.

– Кхм, – тихо пробормотал он, – почти все. Завтра сходим к

Катерине, возможно поможет.

– Хорошо, – стало почему— то неловко.

“Значит, в дерьме валяться перед ним было нормально, а

сейчас тебе неловко, да?” – гаденько прошелестел внутренний голос.

– Так— с, – Сева сунул ладони в карманы штанов. – Пойдем, представлю

тебя остальным.

– Тем самым котам? – усмехнулась, подстраиваясь под его

шаг.

– Почти. Но, я буду с тобой рядом, и они не посмеют

сказать что-то лишнее.

– Я и не боюсь, смогу дать отпор.

Он нахмурился, видимо не особо веря мне на слово.

Далеко идти не пришлось. На центральной… назовем это

площади, горел костер и правда почти достигающий неба. Вокруг, на красивых

изогнутых лавочках сидели мужчины и женщины. Правда, что странно, возрастных

было мало, а вот молодых – большинство.

Как только пламя осветило наши фигуры, все внимание

сконцентрировалось на нас.

– О— па, – протянул один из красавчиков.

“У них тут подпольное модельное агентство что ли?”

– Сева, это то, что я думаю? – добавил второй с шумом втягивая

воздух. – Неужто она?

– Нет, – Всеволод покачал головой, мягко улыбаясь. Усадил

меня на пустую лавочку.

Кто-то подал нам тарелки с ароматной кашей.

– Знакомьтесь, – тем временем, Сева решил меня

представить, – это Мария и она моя особая гостья, – последние слова прозвучали

со стальными нотками.

“Хм— м”

Со всех сторон на меня полетела вереница разных имен.

“Боже, да я их в жизни не запомню!”

Видя мое озадаченное выражение лица, Сева наклонился к

моему уху, прошептав:

– Даже не пытайся, все равно это нереально – запомнить их

всех.

– Сева?

Мы оглянулись синхронно. Поля выглядела взволнованно,

теребя в руках клочок бумаги.

– Что случилось?

– Тут весточка… от Заряны, – она бросает в мою сторону вымученный

взгляд. – Гости будут у нас.

– Гости? – переспрашивает он, вмиг посерьезнев.

– Ну, судя по всему, – она еще сильнее стискивает письмо,

– пока только гостья. А вот потом… – судорожно вздыхает, ежится. – Гость.

Всеволод жмурится, делает протяжный вдох и медленно

выдыхает.

– Маш, мне надо отойти, – виноватый взгляд обводит толпу.

– Я не очень хочу оставлять тебя здесь, одну…

– Да ну, – бодрюсь я, стараясь выглядеть уверенно, – все

эти Ванечки, Ярославы, Макары, Елисеи, – перехожу на шепот, – остальных не

запомнила, – не съедят меня за те пять минут, что тебя не будет.

Его глаза полны сомнений.

– Иди, – подначиваю я. – Все со мной хорошо будет.

Сева кивает.

– Я быстро.

Когда он уходит, ничего страшного не происходит. Меня

развлекают безобидными шутками, расспрашивают как здесь оказалась, но я не

спешу выкладывать все. И вот, кажется ничего страшного и не произойдёт, пока

самый статный из компании громогласных парней не встает, вальяжно подходя

ближе.

– Так что, Маша, – тянет он с хрипотцой в голосе. – Значит,

случайно в наших краях? И не девушка Севы?

Морщусь, от грубости и простоты подката.

– Ох— ох, Ваня! Я, конечно, теперича благородна мадама в

модном туалете – однако, не высоко ли ты мостисся?

– Чо? – а затем расплывается в довольной улыбке, – а имя— то

запомнила!

– Кх— м, – отставляю тарелку с едой. – Вообще— то это из

мультфильма “Волшебное кольцо”. Смотрел? – стараюсь разрядить вмиг

наэлектризовавшийся воздух.

– Не— а. Но кольцо могу подарить. Ритуальное. Или браслет,

если под меня пойдешь.

Вокруг костра становиться тихо.

“Ну ебать— копать, точно, что кобелей полная котомка. Только

о том, что потрахаться думают”.

– Ваня, мама ягодку не для тебя растила, ферштейн? —

поднимаюсь, отряхивая юбку сарафана. – Пожалуй, пойду найду Севу.

Глава 9

Серега

Остыть. Мне срочно нужно остыть. Едва сдержавшись, чтобы не спустить собак на брата, выхожу из сруба, на ходу скидывая рубаху. Гнев распирает жаром грудь так, что хочется избавиться от всего лишнего. Медленно тяну носом воздух, наслаждаясь прикосновением прохлады вечера к груди. Перекидываю рубаху через резные перила – сам делал.

Озеро! Поплавать, и пробежать по лесу, чтобы обуздать огонь внутри. Альфа не должен поддаваться эмоциям. Альфа должен всегда быть холодным и расчетливым. Все контролировать. Себя в первую очередь.

– Контролируй себя, Сергей! Ты ж не дуболом, как братец! – отец зло рычит в лицо шестнадцатилетнего мальчишки, – Ты будешь Альфой! Все эти бабы и дети зависят от тебя. Ты не имеешь права опираться только на инстинкты, слушать чувства и жить сердцем. Холодный расчет – вот твой главный советчик. Понял?

Наставления звучат в голове жестокими, хлесткими фразами.

Уж сколько лет минуло, а все равно его недостает. Он был жестким человеком, но хорошим отцом. Пусть и любил нарушать свои же правила. Это его и сгубило.

Жмурюсь, тряхнув головой. В уши врывается столько звуков, что голова звенит: гомон молодежи у костра, сверчки стрекочут, гром Где-то вдали. Дождь покапал и затух, но запах все еще грозовой. Ливанет ночью – к бабкам не ходи. Просто передышка. Мне тоже нужна передышка. Тишина. Без звуков, запахов и без людей. Побыть наедине с собой. Подумать. Обуздать гнев.

Сбегаю с террасы, перепрыгнув через брошенную кем-то из детишек игрушку, замечаю поодаль костер. Не сегодня. Пусть и люблю трескотню огня, поедавшего дерево, запах дыма и пляску пламени. Успокаивает.

Уже собираюсь отвернуться, как до ушей доносится смех. Невеселый, нервно— напряженный. Делаю несколько шагов вперед, чтобы убедиться, что не показалось.

Как я и думал. Не уследил просвещенный наш. Где носит? Сухими щепками в костер внутреннего пожарища злости влетает тупая, уровня средней школы шуточка кого— то из молодых щенков. Скабрезная. И пусть размалеванная эта сама нарвалась одним видом, все равно бесит. Не люблю хамства. Тем более к женщинам. Они, конечно, через одну твари те еще, но мужик должен держать себя в руках. На то и мужик.

Ветер приносит с их стороны запах дыма и чего-то такого дурманяще сладкого, что… Не осознаю, как оказываюсь рядом. Моргнул и вот стою здесь, как одуревший.

Иван рисуется перед болонкой, хвалится мускулами. Хороший парень – крепкий, но бестолковый еще, дури много в голове. Олега по юности напоминает, может, поэтому взял его учиться плотничеству. Все под присмотром и дурь в нужное русло.

Удивительно, но гостье явно не нравится назойливое внимание наших ребят. Замечаю недовольство и напряжение по тому, как дернулись плечи, напряглась спина. Отворачивается, порываясь увеличить дистанцию. Все это как— то не вяжется с образом легкодоступной ветреной любительницы приключений. Сарафан ей к лицу, стоит признать. Совсем другая в нем. Без этого боевого раскраса ушла пошлость с лица, теперь будто совсем ещё юного. А так— то, в "Костях" показалось, что пробу уж негде ставить. Поди пойми, где правда.

Новый порыв ветра, ударяет прямо в лицо, принеся с собой пьянящий аромат, который ни один волк ни с чем не спутает.

Перед глазами плывет, земля шатается.

НЕВОЗМОЖНО.

Этого

не может

быть.

Просто не может. В голове стучат недавние слова брата. Не хочу, чтобы это было правдой. Не надо мне больше. Наелся по самые некуда. Я ведь в "Костях" когда почуял, думал – померещилось. В той— то мешанине ароматов не мудрено.

Пытаясь выплыть из вязкого одурения в голове, делаю шаг назад. Увеличить дистанцию, протрезветь и все взвесить. Должно быть какое— то объяснение. Логичное. Правильное.

– Эй, детка, ты куда? – расценив, очевидно, попытку уйти за желание набить себе цену, Иван хватает тонкое запястье блондинки своей лапищей. Успеваю перевести взгляд на сцепленные руки. Пальцы впиваются в кожу. Под ними проступают красные следы. И вместе с этим у меня перед глазами тоже расходятся красные круги вспыхнувшего бешенства.

– Руки убрал! – едва сдерживая клокочущий в груди рык, прихожу в себя, от осознания, что сминаю локоть щенка до неприятного хруста. Еще немного и сломаю кость. Обернувшись, резко и удивленно, Иван ошарашенно выпускает запястье девчонки из пальцев. Краем глаза замечаю следы.

ЧУЖИЕ СЛЕДЫ

на ее коже.

УБЬЮ.

– С— сергей Захарыч, я ж… я не знал… – втянув голову в плечи, парень, заикаясь, отводит глаза. Медленно выдыхаю, играя скулами. Оборачиваюсь, остальные отступили назад чуть не на метр. Сила Альфы придавила их так, что сгорбились, разом растеряв всю спесь и борзость.

– Разошлись, чтоб я вас больше не видел! – осознание произошедшего жжет в мозгу красной лампочкой предупреждения. Выпускаю руку мальчишки, медленно оборачиваюсь к болонке. Не сбежала, надо же. Втягиваю воздух. Мне нужно убедиться. Убедиться, что это ошибка.

Боги, какая вкусная! Не может быть.

НЕТ! Нет— нет. Я не— хо— чу.

НЕ ХО ЧУ!

Делаю шаг вперед, как пес на поводке за хозяйкой. Твою ж мать. Тру виски, стараясь просто не дышать. Вообще больше никогда не вдыхать этот запах. Легкие отчаянно печет, мозг вопит, лишенный питания. Сдаюсь, жадно, как откачанный утопленник глотая воздух

– Я ведь предупреждал, – зло рычу в напряженно— озадаченное лицо, подойдя почти вплотную. Вкусная! Какая вкусная!

Ненавижу доступных баб.

Размалеванных.

Легкомысленных.

Дур.

Очень смешно.

Перед глазами юная совсем, прилично одетая, волосы в косу собраны. Шнурок знакомый…

Обреченно мотнув головой, замечаю движение слева. Зверь тут же поднимает голову внутри, продавливая рык сквозь стиснутые зубы.

Всеволод. Явился.

– Облажался шаман? – резко повернув голову в сторону подошедшего Севы, усилием воли гашу желание поставить его на четвереньки, чтобы ОНА сразу поняла, кто здесь главный и думать не смела смотреть в сторону этого красавчика. Я ведь знаю, что шаман наш нравится всем бабам поголовно. Услужливый, смазливый добряк. А она вообще сюда к нему пришла. К НЕМУ!

Нравится тебе он, да?

Эта мысль красным маревом застит мозг.

– ГОСТЬЯ НОЧУЕТ В МОЕМ СРУБЕ, – да я сдохну скорее, чем позволю ей остаться с этим сладкомордым! Разорву же. На ошметки разорву.

Просто передышка. Это все ещё последствия стычки с братом. Не может быть. У волка не бывает две истинных.

Так просто не может быть.

Из подземных чертогов, правда, тоже ещё ни один назад не возвращался…

Ловлю в глазах Всеволода удивление, легкую горечь и усмешку. Открывает рот, видно собираясь что-то сказать, но шанса ему не даю:

– Я все сказал.

Развернувшись, хватаю ошарашенную болонку за руку, желая стереть с ее кожи даже память о прикосновении другого.

– Идем. Или хочешь, чтобы тебя тут слюной закапали? Предложить им вернуться? – От одной этой мысли хочется перекинуться и не позволить никому даже носа из срубов высунуть, но она— то не знает. Откуда ей. Не хочу споров вести, объяснить ей нечего, а бодаться час у всех на виду нет нервов моих. Сейчас же начнется это извечное бабское "никуда не пойду, не смей мне приказывать". Так хоть сразу понятно, почему лучше прислушаться к моим решениям и не оспаривать. Очевидно, что шаман не сможет тебя от них уберечь. А я могу. Потому что никто даже посмотреть не посмеет теперь.

– Сама пойдешь? Или через плечо перекинуть?

Глава 10

“Мне нечего носить, мне нечего носить! Ой, Моня! Я тебя умоляю! Возьми мешок картошки и носи на здоровье!”

Мотаю головой.

Бр— р, что за мысли в голову лезут?! Как только хозяин гор, степей и леса предложил альтернативу: или ногами, или мешком картошки на плече, в мою голову, как всегда, заполонили странные фразочки.

Можно было, конечно, вот прямо сейчас так и сказать: “Не мешок я вам, Сергей Захарович, чтобы на плече таскать…”

Но, не сказала.

В мире шоу бизнеса, где вот такие скандалы могли быть продуманным пиар ходом, нацеленным на просмотры и лайки, возможно бы и стоило… подкинуть дровишек колкой фразой, встать в позу и таки дождаться, чтобы перекинул и отнес. Было бы… эпично. Точно хайпанули бы и заставили бы телочек экраны своих смартов облизывать.

Это я как профи заявляю!

А как иначе, все эти…м— м— м…кубики пресса приковывали взгляд. Директор наш, вдобавок, то задерживал дыхание, то слишком глубоко вдыхал, заставляя мышцы фактурно сокращаться. Я аж зависла… хотелось разрядить обстановку и ляпнуть что-то из серии, что у председателя нашего кооператива даже мышцы директорские и что всё тело его – мотор, а руки – рычаг зажигания и сейчас вот он ой как зажжет… но в данном случае, напряженная, наэлектризованная атмосфера и какая— то животная энергетика исходящая от мужчины заставили прикусить язык.

Спорить, на людях, не хотелось. К тому же, я совершенно чужой пирожок на их праздничном столе, кто знает, может не в свою очередь, в подачу блюд влезла?

Лучше притаится и делать так, как сказал директор.

– Спасибо за приглашение, Сергей Захарович, с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством, – чопорно расправила складки на сарафане, поежилась, потому что глаза мужчин скрестились на мне. Севы – вопросительный, директора – злющий. – Я так понимаю, мне туда? – киваю на председательский дом. Не дожидаясь, разворачиваюсь, шагая к срубу.

“Ну, Машка, ты и попала… Как попаданки из фэнтези. Только ж с моим везением фиг тебе, а не замок, получай подозрительную глухую деревню, доверху напичканную красавчиками. И даже властный властелин, одна штука, имеется!”

Идет вон, дышит в спину…

“А может ты не в фэнтези попала… ща как прикует к батарее и будет хоррор”.

– Это я заберу. Тебе не идёт, – волос касается ладонь, дергает за хвост кожаного шнура, которой Сева заплел волосы.

От неожиданности я, как ошпаренная кошка, подпрыгиваю на месте, тихонько вскрикиваю, хватаясь за сердце.

– Зачем так пугать, товарищ директор! – Сердце стучит, кажется в самом горле.

“Да, я умею себя накрутить, за минуту причем!”

–Тебе нечего боятся. Дом большой. Кроме меня и брата никого нет здесь.

Звучит не очень.

“Плохо вы успокаиваете, Сергей Захарович”.

Когда он стоит вот так, близко – близко, мне почему— то не по себе. Смущение и какое— то странное, совершенно неуместное предвкушение, вибрацией расходится по телу. Смутные воспоминания его рук на моей коже… танец в “Костях”… неужели знакомились?

НЕ ПОМНЮ!

Но тогда бы он не представлялся заново в лесу… Тем временем он расценивает мою задумчивую и хмурую гримасу по— своему.

– Он приставать не будет. Я тем более.

– Хорошо, спасибо, – отхожу от двери.

– Ты ела хоть? Или после заката религия не позволяет? – открыв дверь, подхватывает с перил рубаху, поспешно накидывая на плечи. Наконец— то прикрывает всю свою живописность, и я тихонько перевожу дыхание, облегченно выдыхая. Прекрасный, волнующий вид, аж потрогать хочется… Хорошо, что спрятал. А то еще точно пальцем тыкну, проверить рельефность на ощупь… или скажу чего не то.

Жестом пропускает меня вперёд:

– Мясо хоть ешь? Или из новомодных, тех что за права бедных и пушистых? Входи.

– О, мясо я очень люблю и не откажусь, спасибо.

Снимаю сандалии. Неуверенно ступаю босыми ногами по идеально отшлифованному полу. Внутри светло, лаконично, аккуратно. Как и у Севы, дом украшен резными деревянными фигурками. В основном звери и птицы: волки, совы, медведи, есть парочка неописуемо красивых, изящных косуль… или олених. Или я не знаю… коз? Не разбираюсь совершенно во всем этом животном мире.

– Красивый сарафан, – летит неожиданный комплимент. – Тебе, когда вещи твои вернут, подумай, не приберечь ли до города. Здесь в них ходить себе дороже, думаю, уже поняла.

“А я красивая или только сарафан?” – вновь спрашиваю только у себя в голове.

Вместо этого молча киваю, неуверенно разворачиваясь к нему лицом. Мы зависаем в моменте, смотрим друг на друга и я вдруг понимаю, что глаза у него волшебные: не скучно карие, а словно кора дерева, с вкраплениями темного и светлого оттенка… вдобавок как будто подсвечены изнутри янтарем.

– Пойдем, комнату тебе покажу. – Отвисает он первым.

Проводит по дому, рассказывает что и где находится. Выдает полотенца.

– Ванная одна, но есть замок. Работает.

– М— м, спасибо, – заправляю непослушные волосы за ушко. – А зубной щётки запасной нет, случаем? Мне Полина выделила, но я ее с собой не захватила.

– Есть, – открывает комод, над которым висит большое зеркало в ажурной раме. – Кладет упаковку на раковину.

– Благодарствую, – цепляюсь в щетку, как в защитное копье.

– Что ж, ужин будет поздним. Пойдем, покормлю тебя.

Ну и вот как тут начать разговор о том, что было у костра? Почему он там вел себя как с цепи сорвавшийся пёс, когда вот сейчас очень внимателен?

“А никак и не начинай, Машка. До утра дотерпеть и свалишь по— тихому. Пусть себе сами выясняют отношения. А ты в Кости, к родному телефону и домой”.

Директор на своей территории предельно учтив. Сервирует стол на одну меня.

“Брат есть, но похоже и нет”

– А вы уже ужинали? – присаживаюсь на стул.

Наш председатель морщится.

– Давай без выканья, идет?

– Хорошо, – пожимаю плечами.

– Я ужинал и сейчас мне надо уйти, так что, извини, компанию не составлю.

– Ладно…

– Сама разберешься? – едва уловимая улыбка приподнимает кончик губ с одной стороны, – не заблудишься?

А я неожиданно выдаю:

– Пусть душу новую я обрету там, где посмел заблудиться! – хочу, чтобы звучало забавно, но отчего-то фраза из стихотворения звучит зловеще и с каким— то странным подтекстом. – Эм… – пытаюсь сгладить я, – я хотела сказать…

– Ешь, – кивает на тарелку, доверху наполненную ароматным мясом. – Вернусь поздно, так что, скорее всего увидимся уже утром.

Директор вылетает из дома, словно за ним рой диких пчел несется, а я остаюсь одна, за огромным столом, явно предназначенным для большой и дружной семьи.

Кошусь на громадную порцию и ворча декламирую:

– Кто сидел на моем стуле? – накалываю кусочек мяса и с аппетитом жую. – М— м— м, как вкуфно. – Кто сифел на моем стуфе? Кто ел из моей тафелки? – подхихикиваю тихонько с набитым ртом. Видать, стресс таки сказался. – Ой, Мафка, останавливаю себя. Не та это сказка, не та.

Глава 11

Серёга и Иван

– Что хотел? – присутствие гостя ощущалось ещё в доме, но приглашать его пройти сегодня я точно не планировал. Выйдя на улицу скрестил руки на груди, ожидая, что надумал этот дурень за тот час, что размышлял над своим поведением. – Рука цела?

– Цела, – понуро подтвердил мальчишка, теперь уже совершенно не походивший на бравого жениха. Когда вырастет будут у нас с ним дела, чую нутром. Иван – сильный волк. Не ровен час психанет и уйдет из стаи. Мне бы не хотелось потерять его. Если удастся в нужное русло, будет у нас отличный боец на роль защитника стаи.

– Я это… извиниться пришел, – а сам мнется, как девка на первом свидании.

– Запомни Иван, извиняться тоже надо по— мужски. С достоинством, а не как побитый пёс. Ценность извинений не в том, чтоб прогнуться, а в том, что у тебя достаточно силы и храбрости признать неправоту, – поднял взгляд. Молодец. – И взять ответственность за последствия, что самое главное.

– Так ведь вы…

– Что я? Разве давал хоть раз повод считать самодуром без царя в голове? – расслабившись под шутливым тоном, мальчишка тоже хмыкнул.

– Да что вы, Сергей Захарыч.

– Что б ты знал, извиняться надо перед тем, кого обидел. Так что завтра придёшь, как человек днём и извинишься по— божески.

– Так ведь перед вами… я ж не думал…

– Вот это зря, Ваня. Ты ж мужик, а не полено. Думать надо всегда. Сначала думать, потом делать. Запомни.

Насупился, дышит тяжело, сипло. Я тоже в свое время жуть как нотации отцовские не любил, все думал – лучше других жизнь знаю.

– Чтоб завтра в пять утра был на делянке. И дружкам передай. Будем учиться пар спускать, раз дури скопилось аж с ушей дымит.

– Валить? – голос парня просел. Ну да, кому хочется спину гнуть, да ещё ни свет, ни заря.

– Рубить, Иван. Свадьба скоро. Нужно сруб доделать. Наличники не готовы, крыльцо – только ноги ломать.

Смеётся, тихо но искренне. Ну вот и поговорили. По глубокому выдоху чувствую, что эту битву не проиграл. Все ещё держу его. Не на силе держу, на уважении. С такими иначе нельзя. Чуть надавишь и потерял парня. Он же пропадет потом один. Жалко. Хороший будет волк лет через десять.

– Будем как штык, Сергей Захарыч.

– Иди уж, штык, – махнул рукой, отпуская своего подмастерье. А сам, оглянулся на дом, вздохнул и пошел в сторону святилища Дивии – богини Луны.

Высокий деревянный тотем богини высился в центре ритуального зала. Кто из наших предков вырезал из дерева ее лик, покрытую платком голову, лунницу на груди? Сколько волков до меня получили второй шанс? Никогда прежде не слышал ничего подобного. Поклонившись, сел у стены, разглядывая безучастный лик. Тяжелые мысли роились в голове и выкурить их оттуда никак не получалось.

– Пришел значит, – не оборачиваясь на голос, я усмехнулся. Шаман. Конечно.

– Собирался посидеть в тишине, – если Всеволод и уловил намек, то сделал вид, что не заметил. Уселся рядом, будто не очевидно, что говорить с ним я не жажду совершенно. – За гостью свою боишься?

– Мы оба знаем, что гостья не моя, – спокойный, ровный тон. Я знал Севу с детства. Уже тогда он был зрелым волком, примерно одного с отцом возраста, и уже тогда всегда пытался войти в положение старшего.

– Когда я умру, ты займешь мое место, Сергей, – говорил отец, в очередной раз выдавая порцию наставлений о том, каким должен быть альфа.

– Почему я, а не Всеволод? Он старше и мудрее? – тогда мне казалось, что мудрость – мерило всему.

– Он сильный волк, хороший шаман, но Альфой ему не стать, – в голосе отца слышалось сожаление, как будто он и в самом деле желал бы возложить эту участь не на мои плечи, а на шаманские. – Вожак – это не только защитник (в этом Всеволоду нет равных, тут не поспоришь) но часто Альфе нужно принимать неприятные решения, идти на сговор с совестью ради блага большинства. Это тяжкий груз, сын. Не каждый готов скрепить сердце и наступить себе на горло ради благополучия стаи.

Позже, став Альфой, я понял глубину отцовских наставлений, и почему Сева даже не претендовал на главенство тоже понял.

– Я ее не приглашал, – вынырнув из воспоминаний, достал из кармана брюк нож, небольшой деревянный брус и принялся строгать, чтобы занять руки и отвлечься.

– Но очень хочешь отправить ее назад, – грустно заметил Всеволод, тоже не глядя на меня.

– Ей здесь не место.

– Не каждому дается второй шанс, Сергей.

– А я и не просил.

– С каких пор ты записался в эгоисты? На кого останется стая, если она уйдет? – нож соскользнул и в мягком дереве появилась некрасивая зазубрина. Поморщившись, принялся исправлять .

– Когда, Всеволод. Когда она уйдет.

– Они похожи чем— то… – и ведь правда похожи. Обе блондинки, обе городские, весьма свободных взглядов. Тогда мне, ослепленному зовом истинной, казалось, что это ничего. Что главное – найти своего человека, а остальное всегда можно пообтесать, как шероховатости на брусе. – Боги просто так ничего не делают, вожак.

– Верно. Боги забирают то, что принадлежит им. Кир нарушил ход жизни. Мой век должен был закончиться еще тогда, и теперь Чернобог вернет свое.

– А если нет? – вместо ответа я обернулся, глядя на профиль, чуть смазанный тенями.

– Бегать не за кем не стану, свое отбегал. И навязываться тоже не буду. Гостья четко обозначила свои желания – утром она хочет вернуться в Кости. Олег ее проводит. Девушка сделала свой выбор.

– Выбора ей никто не предлагал! – Сева поднялся, голос его стал заметно тверже.

–Мне тоже, – глядя снизу вверх, не поддался порыву волка, даже позу не сменил, только попробовал пальцем, остра ли вышла шпилька. Надо еще немного сточить.

– Страх плохой советчик, Сергей.

– Ты сегодня тоже не лучший, знаешь ли, – проглотив усмешку, Всеволод качнул головой и пошел к выходу.

После его ухода я еще с полчаса посидел над работой, поднялся и пошел к дому. Снова начался дождь и купаться уже не тянуло. Даже побегать не хотелось. Слова шамана все никак не шли из головы. Хотелось бы мне разделить его светлую веру в людей, но внутри не находилось на это достаточно света. Укрывшись от дождя под навесом на крыльце своего сруба, я снова вытащил из кармана уже почти готовую заколку. Об острые зубья запутался кожаный шнур из волос Марии. Задумчиво покрутив его в руках, втянул запах. Аромат ее волос смешался с запахом белого волка. Поморщившись, отложил подальше – верну при случае владельцу. Даже малая доза ее запаха сдавила горло, как сушняк после выпитого. В висках тут же гулко забилась кровь. Мотнув головой опустил взгляд на деревянную заготовку украшения и принялся методично вырезать узор. Может, к утру и закончу. Все равно ведь не усну ни черта.

Глава 12

Так сладко спалось мне разве что в детстве: чтобы слюни, тонкой струйкой, на подушку, чтобы беспробудно и без сновидений. Глубоко.

Блаженно потянувшись, не открывая глаз, тянусь рукой за

телефоном, который должен лежать на тумбочке.

"Странно, что будильник не сработал…"

Неказистый предмет мебели оказывается на своем месте,

хотя спросонья кажется выше, а вот телефон нащупать не могу. Пошарив рукой

смарт так и не нахожу, зато пальцы натыкаются на неопознанный лежащий объект.

Сцапав находку, причмокивая, разлепив глаза, отодвигаюсь

от важного пятна.

"Надо же было так заслюнявить!"

Прищурившись, смотрю на… заколку.

И разом, в одночасье все, что случилось вчера тюкает

кувалдой в голову.

"Твою— ю ма— ать! Уж лучше бы приснилось!"

Обречённо вздохнув, разглядываю вещицу. Её точно вчера

здесь не было, а значит… бросила удивлённый взгляд на двери.

“Это что же…пока я тут дрыхла, Кто-то зашёл и

подсунул…что? Подарок? Подношение? Взятку, чтобы быстрее смылась?”

Провела пальцами по невероятно тонким, ажурным завиткам

на декоративной части украшения.

– Красиво, – шепчу вслух.

Память услужливо воспроизводит эпизод с шнурком, мои

волосы, что рассыпаются по плечам и постоянно мешают.

“Да ну ла— адно?”

Не верю… И одновременно очень хочу верить.

– Что ж, Машка, – решительно вскакиваю, – единственный

способ узнать – спросить прямо.

Подхожу к двери, опасливо приоткрываю и высовываю нос в образовавшуюся

щелку.

Прислушиваюсь.

Похоже, дом пуст.

“Хм— м, а хозяева не часто дома бывают” – мельтешит мысль

на задворках сознания.

Жаль. Хороший дом. Уютный, просторный. Он как будто

создан для большой и дружной семьи. Чтобы детей полон двор, смех, радость и

счастье.

Горько усмехаюсь.

“Это в тебе детские травмы говорят, Маша. Ну в самом

деле, какая семья?!”

Умывшись и приведя себя в порядок, свернула волосы в аккуратную «ракушку» зафиксировав неожиданным подарком. Затем, воровато залезла в холодильник, совершенно не ППшно сожрав на завтрак бутерброд с маслом, колбасой и сыром… два.

Выбрав самый сочный и большой помидор «воловье сердце» вышла на крыльцо. Сыто потянувшись, обвела взглядом деревню.

При свете дня она казалась еще более сказочной. Аккуратные домики, каждый со своим пространством внутреннего двора, но, что удивительно, совершенно не огороженные забором. Везде природа, цветы и зелень.

– Эх! Красота— то какая! – откусила сочный бочок помидора, – лепота— а!

«Ну и что теперь делать?»

Взглянула на небо. Хмурое, серое, тяжелое. вот-вот вновь пуститься дождь или , не дай Бог, гроза.

– Надо успеть свалить отсюда, в перерыве.

Только, как мне найти Севу или директора?

Спустившись по ступеням, медленно побрела по широкой улочке. Немного в стороне приметила детскую площадку с резвящимися на ней детьми.

Губы, сами собой, сложились в улыбке.

«А вот и мои шпионы!»

Подойдя к площадке, тихонько примостилась на пустующей лавке рядом, обозначая свое присутствие.

«Пусть привыкнут ко мне».

Три паренька и четыре девчушки сперва насторожились, бросая косые взгляды в мою сторону. Я же, помахивая ногами, беспечно доедала сочный томат. Когда дети вернулись к игре, решила присоединиться.

Отряхнув ладони, подошла к разношерстной компании.

– Можно с вами?

Семь пар глаз с недоверием уставились на меня.

– А не стлафно? – спросила кучерявая малышка, с пронзительными зелеными глазами.

– Не— а, – постаралась не показывать волнения, бросила взгляд на горку. Она и правда была высокой.

«В самом деле, ну кто так делает?! Это же дети, обычные, человеческие, а не потомство Халка! Тут высота со второй этаж!»

– Ну, полезай! – подбоченившись, самый старший нагло кивнул в сторону ступеней.

«Такс, чтобы стать вожаком этой стаи мне надо проявить характер и силу духа!»

– А если съеду, покажите, где ваш председатель прячется? – ладонями уже схватилась за перила.

– Это кто? – спросил другой мальчик.

– Дядя Сережа, – мило улыбнулась.

– А— а— а, – как— то многозначительно протянул малолетний главарь.

Я нахмурилась.

– Что?

– Фто? – повторила девчуля.

– Ничо, – главарь улыбнулся во все зубы. Один, передний, отсутствовал.

– Тили— тили— тесто, жених и нефеста, – заскандировала девочка.

«Ага, ясно— понятно. Не проймете, упыри!»

Демонстративно закатив глаза к небу, начала подъем по горке.

– Ну так что, упыри, пока…

– Тьху, – сплюнул другой малыш. – Никогда не сравнивай с ними.

– А с кем? – улыбнулась я.

– Волколаки мы, – гордо буцнул себя кулаком в грудь.

– Ага— а… окей…. Ну так что, доблестная стая волколаков, ща я съезжаю с этого хребта дракона, а вы сдаете мне все явки и пароли где найти дядю Сережу, идет?

12.1

Точно что, волколаки! Загоняли меня, словно олениху, стаей на одну.

Запыхавшись, прячусь с Агнией за небольшим домиком.

– Это избуфка Бабы Яги, – шепчет она, пролезая внутрь. Ползу на ней следом, протискиваясь в узкий проход. – Мама говолит, что сколо она сама сюда плидет. Но не сталая, а молодая.

– А их несколько чтоль? – округлив глаза, делаю страшно заинтересованное лицо.

Она аккуратно выглядывает в окошко:

– Оказалось, что да, – серьезно кивает. – За ней Кощей потом плискачет.

– На костяном коне?

Агния разворачивается и смотрит на меня, как на дурочку:

– Такая большая, а в сказки велишь! Полталом плидет.

– Угу, – мычу, чтобы не улыбнуться. Порталом. Вот тебе и новомодные веяния в глухой деревне.

– Ну раз порталом, то конечно. А чего придет— то?

– Любовь у них, – мечтательно тянет малышка, – внеземная.

«Как атака любов?» – хочу спросить, но деликатно молчу. Всем же известно, из сказок, что эти двое вроде как на одной стороне, но вечные соперники. А тут – любовь…

Сидим мы в “яговской избухе” не долго. Мальчишки нас находят сразу, что, конечно, было мной спланированно. Если бы послушались Агнию, которая собралась прятаться в каком-то “страшно секретном” месте, вряд ли бы игры закончились быстро. А мне, как бы, вопрос с отъездом решить надо.

– Ну так что? Теперь дорогу покажите?

– Да нечего показывать, – хмыкает их главарь, белобрысый Пашка. – Во— он, идешь прямо, у нас тут не заблудишься, свернешь к лесочку, под ним там тоже вытоптано. Дядя Сережа весь молодняк на стройку забрал. Свадьба же скоро.

– Ага, – киваю я. – Свадьба, конечно же, все объясняет.

– Как же ты длемучая, Маня, – выдает Агния, горестно выдыхая. – Учить тебя еще и учить. Намучаемся с тобой… пофли, доведу до тлопинки хоть.

Я смеюсь, ероша малышке волосы:

– Тут молодость уходит, Агния! Не до учебы сейчас.

– Вот и я маме почти что так и говолю, – соглашается она, выводя меня на тропинку, – тут дел – выше клыши, какие улоки!

– Маму надо слушать! – С этого ракурса видно уже и крышу новехонького сруба. Дальше могу и сама дойти. Протягиваю ладонь для рукопожатия и ловлю ее серьезный взгляд.

– Ты только не обижай его, ладно?

– Кого?

– Сама знаешь…

– Нет.

– Селдце по кому стучит быстлее, того и не обижай. Мама все влемя вспоминает, когда сюда плиехала. Говолит, что мозгами, – Аглая вертит ручонкой у виска, – алтачилась, а селдце все поняло с пелвой минуты. Слушай его, Маня.

Наклоняюсь, чмокая ее в лоб.

– Какая у меня серьезная подружка, – улыбаюсь.

– Обещай! – требует она, прикладывая ладошку к моей груди. – Селдцем слушать.

– Это все очень странно, Аглая. Но, хорошо. Обещаю.

Она кивает. Развернувшись на какой-то запредельной скорости, бежит назад, туда, где дожидаются остальные дети.

Густой, от непогоды кажущийся черным, лес шумит по левую руку. Иногда кажется что оттуда за мной наблюдают, не сводя глаз. По коже бегут мурашки и я ежусь. Всматриваюсь в лес, стараясь отвлечь себя на природу, не концентрироваться на словах девочки и ощущениях. Совсем молодые, низкорослые деревья, видимо высажены поселенцами взамен поваленным. На самом деле идти к новому дому совсем не далеко, но его отчего-то построили дальше.

“Чтобы в медовый месяц никому не мешать чтоль?”

С любопытством рассматриваю постройку. Она завораживает. Нет, я видела срубы, конечно… в каталогах и в готовом виде, на дачах. Но вот так, наблюдать за тем, как своими руками его воздвигают… что-то щемит в груди и ноет. Наверное потому, что уже вижу, как здесь будет вскорости: сперва молодая семья, затем ребенок, чуть позже – второй. Вокруг дома будет высажен сад, а во— он там разобьют огород. Еще, можно поставить беседку, прямо у кромки леса и в такие дождливые дни как сегодня слушать шум листьев с дождем попивая наваристый малиновый чай.

“Это все потому, что у тебя нормальной семьи не было, – ворчу в своей голове. – Непроработанные детские травмы”.

Да. Все так.

Папа бросил меня, когда была в девятом классе, через пару лет, мама, заболев умерла. Ну, оформил он опекунство потом, так все равно, как тот подзаборный котенок, неприкаянная была да все по окнам соседским заглядывала, где уютно, большая семья и забота.

“Возможно, стоит остаться здесь ненадолго?” – мысль бьет током и даже на пару секунд притормаживаю, воровато оглядываясь, вдруг кто ее смог подслушать, в моей же голове. Звучит дико и как бред сумасшедшего, но сейчас именно то самое сердце, которого очень просила прислушаться Аглая, твердит мне, что не стоит спешить и уезжать. В самом— то деле, посты расписаны на неделю вперед, не зачахнет мой блог.

– Так, – мысленно даю себе оплеуху, а вслух проговариваю, – сбавляй, Машка. Благодаришь за заколку, вежливо просишь отвезти в город. Все.

От небольшой компании мужчин отделяется знакомая фигура. Сердце совершает кульбит, подскакивая к горлу и тут же, кулем падает…между ног, расплываясь горячей патокой.

– Бля— я, херовый ты советчик, сердце, – шиплю сама себе, нервно вытирая вспотевшие руки о юбку платья.

Чем ближе он подходит, тем больше я нервничаю. Все же… Все же что-то не так с нами.

Со мной. Та самая химия что ли включилась? Почему от взгляда этих карих глаз ведет, как малолетку? Щеки краснеют и неловко очень… и бли— ин, я же растрепанная вся.

“Потому что ты хочешь ему понравиться, дура”.

Подвисаю на этой мысли. Хочу?

Да!

Зачем?

Я… не знаю… просто… все странно очень, необъяснимо и волнующе. Как будто точно в юность провалилась “полталом, бля, как Кощей”.

Директор подходит, близко— близко и я вмиг робею, отвожу взгляд, потому что все это… кубики пресса, тонкая дорожка волос от пупка вниз, прячущаяся за резинкой штанов. Все это… неожиданно слишком волнует, а в голове звенит: “Слушай свое селдце”

Глава 13

– Не халтурь, орел! – проходя мимо, заметил, что подмастерье мой ленится откровенно.

– Так ведь шесть утра, Сергей Захарыч! Глаза еле разлепил, – пожаловался парень, но приладился плотницким топором к бревну. .

– А нечего ночами на луну выть, – хотя, чья б корова мычала. Сам за ночь не сомкнул глаз. Так и просидел до рассвета на крыльце – зашел в дом, только чтобы аккуратно на тумбочку гостье заколку положить. Приоткрыл тихонько дверь, еще за нею набрав полные легкие воздуха. Просто не дышать и не смотреть. Мазохист я что ли? Как потом уйти, не протянуть руку, не коснуться ее сонной. А я обещал. Ей и себе обещал – что пальцем не трону. Хочет она назад – пусть идет. Второй раз на одни грабли не наступлю.

Я все понимал, конечно, что зверь уже ее учуял, что назад для меня пути нету и после ее ухода начнется невыносимая эта ломка. Я помнил ее хорошо. Тягучую, обволакивающую тоску, нежелание даже выходить из сруба. Да и обращаться человеком тоже. Только бежать куда— то, не разбирая дороги, пока не отнимутся от усталости и онемения лапы… Приступы злости, яркие, неподвластные контролю вспышки гнева обиженного, брошенного зверя. Дикого, совершенно при этом не созданного жить одиночкой. Это только в сказках серый волк всегда один. Сильный молодняк, вроде Ивана, бывает, отбивается от стаи, но не чтобы коротать век бобылем, а найти более слабых и стать там вожаком. Волк не выживает один. Просто не создан для этого. И я понимал уже сейчас – что осталось немного. Хороший урок мне преподали боги. Всегда говорил этим дурням, что судьбы не обманешь. Это ведь Олег с Киром договорился, когда я за грань ступил. Я, намучившись, уже тогда был готов принять данность. Себя не жалел – только стаю. На том и вернул меня Кощей – чувством долга поманил. Нет у меня пока вожака на замену, кому не страшно оставить баб да детей на попечение. Тогда не было и сейчас не появился. Ване еще не хватает опыта. Ему бы годков десять пятнадцать еще… Но у меня нет этих десяти. А Олег… Да за ним самим глаз да глаз. Защитник он хороший, а Альфа – как дойная корова из верблюда.

Сняв с плеча балку для балясины, пристроил на двух пеньках, чтоб удобнее работать, достал из— за уха простой карандаш, размечая будущий резной лист.

– Как вы рисуете красиво, Сергей Захарыч, – перегнувшись через плечо, присвистнул Макарка – племянник Полины. – Научите, а?

Хмыкнул. Да не учился я никогда. Само как— то…

– Ты по сторонам смотри, Макар. И запоминай. А потом, что вижу – то пою, – вернув карандаш на место взялся за фрезу, чтобы снять фон, попутно объясняя парню, что почем.

– Фон снимай в несколько этапов, иначе сломаешь фрезу. Вот тут дерево мягкое, фреза тонкая. На такую глубину очень рискованно нахрапом брать.

Люблю работать руками и с молодняком тоже люблю возиться. Сразу дурные мысли из головы на второй план уходят. Руки заняты делом, в голове светлеет.

Отложив инструмент, сел на пень, зажав балясину между ног, чтобы удобнее работать стамеской и топориком.

– А теперь руками уже. Тут работа не быстрая, главное не торопиться. – Макар сел на соседний пень, взяв себе кусок древесины для тренировки.

– Да тише ты, ну, – пришлось отложить работу, глядя, как с молодой удалью парень жахнул по деревянной ручке стамески молотком. – А все туда – женишиться. Даже с бревном и то бережно не научился, куда вам девок портить такими медвежьими захватами. Нежней, Макар. Не железо гнешь.

Привыкший к моим комментариям, парень засмеялся. Мы сразу, еще в начале условились – без обидок и дутых губ. Не люблю я этого жеманства.

– Так и девки не бревно, Сергей Захарыч, с ними— то я точно не так. Они хоть шевелятся, а это! – Макар потряс своим поленом, демонстрируя его безжизненность.

– Под хорошим мужиком и бревно шевелится, Макар, – качнув головой, что хватит лясы точить, не старухи на скамейке семечки лузгать уселись.

– Работаем, орлы! Погода портится, не ровен час польет – домой поплывем, а не побежим.

Кто-то из мальчишек принялся напевать что-то под нос. Подтянулись шелестом деревья, влились щебетом птицы. Вместо ударных – мерный стук молотков да топориков плотницких.

–Сергей Захарыч, ну? – Макар обернулся, явно в ожидании.

– Не понукай, не запряг, – отшутился, отвернувшись. Давно уж не лежит душа петь. Что там от той души осталось— то. Хотя, осталось, видно, раз опять саднит, зараза.

Стоило вспомнить о причине, как сразу заныло в грудине. Здравствуй тоска зеленая, давно не виделись, милый друг.

С час мы работали каждый над своим, время от времени прерываясь на шутливую перебранку. Я ребят никогда не скобами не давил – под веселье работа быстрей идет и лучше результат, потому как с душой сделано.

– Точно ливанет скоро! – протянул Макар. Ветер посвежел, небо уже подзатянуло серыми облаками. Втянул воздуха подольше, чтоб и изнутри подостыть, тут он – ножом под ребро. Неожиданно, аж закашлялся. Уж где не ждал подставы, так здесь. Поднял голову от работы, озираясь.

Где? Точно знаю, что рядом Где-то. И правда. Воон бредет с той стороны поселка. Мы— то ребятам сруб построили на расчищенной делянке, от нашего, главного сруба прилично идти, минут пятнадцать легким шагом. Борясь с желанием бросить все к чертям и нестись навстречу, как ждавший весь день хозяйку пес, сглотнул, вернувшись к балясине. Хоть руки займу, раз мысли заняты дурью этой. Какой— там! Не слушаются. Стамеска соскальзывает, как у вчерашнего школяра. И запах ее ветром так и бьется в самую рожу. Прикрыв глаза размял пятерней шею, вздохнул, поднялся и, прихватив футболку, пошел— таки навстречу, попутно одеваясь

– Доброе утро, Мария. Как спалось? – как ей платье простое идет, будто сама Лада спустилась на нашу грешную землю. Снизошла до непутевых детей своих. Скользнул быстрым взглядом, заметил, что заколола волосы шпилькой и, каюсь, не сдержал улыбки. Понимаю, что выбора у нее не было особо, а греет душу, весенним солнцем, что не побрезговала подарком. Да какой подарок. Всем ведь сразу ясно, откуда безделушка эта в ее волосах. Пока запах свой на ней не оставил, хоть такое клеймо пусть носит.

– Хорошо, спасибо, – а в глаза не смотрит. С чего бы? – Это вы..

–Ты.

– Я нашла на тумбочке… – тянется рукой к шпильке держащей расслабленный, растрепанный пучок, стиснул зубы до скрежета, стараясь не думать, кто уже успел с утра разлохматить ей волосы. Чьи руки путались в светлых прядях? Кто дышал ею, закатывая от удовольствия глаза?

Дернувшись, кадык пропускает шумно скользящий по глотке ком слюны.

– Раньше незамужние девушки волосы в одну косу сплетали, знаешь? Обязательно из трех прядей. Верили, что это символ триединства мира, – прочистив горло, наконец осознаю, что она там говорит. Довольно трудно думать, когда запах ее сладковатый, с легкой горчинкой майского зверобоя лезет в нос, липнет к коже, и вязкая жижа в голове не дает разобрать звуки, падающие с завораживающих губ. Вижу, как шевелятся, а смысл сказанного просто не проникает в сознание. – А когда девушка сосватана – переплетала в две косы. Потому что отныне вверяла себя не только богам, но и мужу, – ветер подхватил выбившуюся из пучка светлую прядку, играя ею, щекотал щеку Марьи и та смешно пыталась сдуть локон с лица. Спрятал руки в карманы, чтобы не потянуться к ней в жгущем изнутри желании намотать локон на палец, вместо ветра играя, пропускать его щекоткой по ладони и любоваться, как солнечные лучики прыгают по завиткам, превращая их в золото прямо в моих руках.

– Протоволосыми ходить было не принято. Чужим не позволяли касаться волос своих. Тем более косу расплетать. Только мужу.

А твои волосы вчера Севой пропахли. Ему, значит, позволила? А мне? Мне позволишь? До скрежета зубного хочется проверить, но держу вчерашнее обещание. Не стану приставать, но и другим не дам. Поняла?

– Я искала тебя…

Все, дальше можешь не продолжать. Знаю прекрасно, что дальше там вообще не о том речь, но зверь внутри отказывается признавать доводы разума. Искала меня. Больше ничего даже слышать не хочу.

Альфа не может жить, подчиняясь только своим желаниям. Главный волк в стае должен думать головой.

Еще б она работала! Голова эта!

13.1

Злюсь на себя, на нее, хочется прям рукой рот ей закрыть, чтоб не договорила. От мысли, что губы ее, обласканные преддождевым ветром станут биться о мои пальцы живот идет рябью судороги. Под свободной футболкой, незаправленной в штаны, конечно, не заметно. И то радость. Не хватало еще дать ей прямо в руки знание, как много власти хрупкое ее тело имеет над волком.

– … чтобы узнать на счет отъезда, – внутри все дыбом встает и противится, но я твердо для себя решил не держать. Хватит, наелся по самую горловину! Проходили уже. Все одно – мучиться, так лучше сразу рубить, чем медленно сдирать с себя шкуру, позволив нырнуть в заманчивый обман вероятности.

Нет никаких вероятностей, Серега. Она такая же. Ей нужно в город. У нее там семья, небось. Карьера. И, может статься, даже мужик. Это у тебя от одного взгляда на нее мир вокруг шатается, а она человек. Она ничего этого не чувствует. Влечение чуть сильнее привычного, интерес – не более. Уедет и будет счастлива в своем городишке….Юля же уехала. А ты чуть не сдох потом.

От мыслей, что она будет там счастлива с кем-то, звериная ярость сминает все доводы безжалостными тисками почти физической боли. Там, в своей красивой городской жизни, она будет улыбаться кому— то и этот Кто-то станет жадно сминать проклятый растрепанный пучок на затылке, жадно вбивая язык в ее ладный рот.

Я могу ее не отпустить. Имею полное право и… Нужно ее отпустить. Выставить прочь. Сегодня же.

Мария вздрагивает, едва не подпрыгивает от оглушительного грохота. Будто само небо взбунтовалась вместе с нутром. На плечи падает стена воды, как из ушата окатили. Марья испуганно взвизгивает, ежась. Дождь холодный, больно хлещет по плечам, в миг намочив всю одежду. Небо, почерневше за секунды плавится яркой вспышкой молнии. Тяжелое покрывало туч разрывает на клочья бело— желтым разрядом электричества. А кажется, что внутри меня вот так все расползается на ошметки от мысли, что сегодня она уедет. И все.

Опомнившись, хватаю намокшие, холодные пальцы и тяну за собой к недостроенному срубу.

– Бежим, ну! – И так ладно, так правильно ощущается ее узкая ладонь в моей натруженной, наверняка шершавой и мозолистой от каждодневных физических работ руке, что неожиданно для себя самого смеюсь, отплевываясь, от текущих по роже капель дождя. Дикий, гортанный звук заглушается раскатом грома.

– Скорее, Марья! – до нитки ж промокли уже. Крыльцо— то недостроено – только ноги ломать. Подхватываю ее, растерянно остановившуюся у преграды, за талию. Мокрая ткань холодит руки. Опускаю на высокий настил небольшой террасы, а разжать пальцы не могу. Как судорогой свело. Только смотрю, как ходит ходуном от бега маленькая ее грудь, облепленная тонкой тряпицей платья и хоть ты режь – не могу себя заставить отвести взгляд. По навесу гулко бьет дождь, а в ушах в такт пульсирует кровь, перекрывая другие звуки. Так и заталкиваю Марью в проем открытой двери, заставляя пятиться и держа за изгиб бедра. Пнув ногой дверь, слышу, как стучит о косяк, закрывая нас в темном срубе. Вспышка молнии через незанавешенные еще окна ярким отсветом блестит в полумраке на промокшей, вздыбленной груди.

“Не бойся, приставать не стану”, – вдруг тихо шелестит Где-то глубоко под ватой накрывшего меня дурмана. С тяжелым вздохом разжимаю руки, отступая назад, огибаю ее по дуге.

Ну что ты молчишь, Мария! Осади меня. Что ты как зачарованная?! Что воля, что неволя все одно?

Я злюсь на себя, перенося и на нее отголоски раздражения. Что не могу сдерживаться с ней рядом. Что всего себя теряю: и волю, и выдержку и мозги последние.

На сколоченном мною же стуле сиротливо висит брошенная поутру рубаха.

– Вот переоденься, мокрая ж вся до трусов, – а в голове ярко себе тут же представляю ладный зад, обтянутый тонким кружевом. Наверняка же не с единорогами трусы у нее. Пальцы сильней сжимают ткань рубахи: – Моя это. Беру с собой всегда, чтоб переодеться после работы. Не чучелом же назад идти детей пугать? – зачем ей ненужная эта информация?

– Не побрезгуешь?

Молчит. Смотрит, как заколдованная и не отомрет никак. Буквально впихиваю ей одежку в руки.

– Смотреть не буду, не бойся.

А хочется. И смотреть хочется, Маша, и трогать. Везде. Вот прямо сейчас не понимаю, зачем предложил тебе замену, когда больше всего на свете желаю содрать с тебя все вот это. И тебя потом драть голодным зверюгой. Вот хоть прям у этой стены! Слизывать капли дождя с ключиц и чтоб ты скулила подо мной, прося еще.

Отворачиваюсь, подхватив на загривке свою футболку, одной рукой стягиваю с себя и бросаю на лавку. Звонкий чавк хлестко разрывает тишину между нами. Вязкую, липкую тишину.

Да что ж ты молчишь все?! Все б в мире отдал, чтоб узнать, что в этот момент в голове у тебя творится. Никогда не любил лишний раз воздух трясти, а сейчас прям наждачкой по нервам это молчание.

Выглядываю в окно. Не видно даже крыльца – стена воды и все.

– Сегодня ты никуда не поедешь, – заключаю, не оборачиваясь. Очень слышно облегчение в голосе, да?

– Приплыли, – а зубы стучат уже.

– Околеешь, если не переоденешься, – не поворачиваясь, напоминаю ей, а сам слышу шелест одежки, давя руками выступ подоконника, всматриваюсь в серое марево дождя и спрашиваю себя, какого хера, спрашивается держусь за данное обещание?

Потому что с детства привык словами не кидаться? Не мусор на ветру. Дал слово – назад не заберешь. А тут…

Кто тебя за язык— то тянул, Волков?

– Готово, – зачем— то сообщает Марья из— за спины, явно намекая, что можно уже и обернуться. А я слышу, что хочу. Готова она, хоть бы думала, что ляпнула.

Оборачиваюсь, медленно скользя рукой по гладко полированному дереву выступа под окном. Знаю, что увижу, а все равно задыхаюсь. Рубашка моя едва прикрывает трусы. Не с единорогами. Спускаюсь взглядом от лица по борту незастегнутого до конца ворота, к самому краю, где с изнанки топорщится пришитая про запас пуговица, оглаживаю стройные ноги. Стоит, как девчонка пальцами ног друг за друга цепляется… Мотнув головой иду к неубранному еще из входной зоны рабочему своему верстаку. Там полотенце через верхнюю балку перекинуто – себе приносил, чтоб обмыться после работы. Подхватываю на ходу, подхожу к Марье. Жмется все, буравит сочной зеленью глаз и леший разбери, что у нее там на уме. С волос стекает большая, с горошину капля дождя, огибает высокие, острые скулы, минуя шею, шлепается сразу на ключичную косточку, отзываясь давящей тяжестью в штанах. Зайдя за спину, поднимаю руку, подцепив заколку в волосах. Еще вчера была просто бруском в кармане… Мокрые волосы падают на подставленное полотенце. Ловлю их в кулах, отжимая в махровую ткань воду.

– А говорил чужим нельзя волосы трогать, – голос дрожит.

Боишься что ли? Вот тебе и коллекционерша красивых мужиков. Так ты тогда сказала, а, Марья?

Сильнее сжав кулак со светлыми прядями, наклоняюсь к затылку, жадно вдыхая ее запах.

Чужим, говоришь? Нельзя, значит?

Дождь смыл следы мыла и шампуня. Теперь от нее пахнет только дикой стихией и моей женщиной. И это лучший аромат в мире. Никакие Габанны ему не конкурент.

– А если нельзя, но очень хочется? – глухо сиплю ей в висок, тонкий, светлый волосок, потяжелевший от воды, чуть колышется от дыхания, щекоча, видно ухо. Марья ежится, ведет плечами и меня ведет следом. Вдруг резко, совершенно неожиданно разворачивается. Выпущенные волосы, метнувшись хлестко бьют по левому плечу, оставляя на нем мокрый, холодный след.

Даже если и хотела она что-то ответить, шанса я ей не оставил. Шаг вперед. Пятится. Еще один. А сам смотрю в глаза и тону, задыхаясь на этой глубине. Как под водой не могу даже воздуха в грудину набрать. Вдавливаю ее спиной в стену сруба, не оставляя ни лазейки для спасения, Прикрыв глаза веду носом от виска вдоль щеки, буквально дышу ею, желая наполниться изнутри этим ароматом и ничего не ощущать больше, кроме нее. Слышу, как шумно сглатывает, приоткрыв губы. И сдаюсь.

13.2 (подписка)

Проиграл ты, Волков. Хрупкой девчонке проигла. Переломила твою выдержку и силу воли через острую коленку, даже глазом не могрнув.

С рыком впиваюсь в манящие, пухленькие губы. Мечу ее, как зверь свою территорию. Все здесь изведать, каждый сантиметр заклеймить своей территорией. Губы мягко раскрываются под напором голодного поцелуя, хватанув воздуха, Марья отзывается на ласку и все глупые вчерашние обещания теряют последнюю надо мной власть.

Худенькая какая ты, Машенька… Россыпь мурашек разбегается под моей ладонью вдоль всего бока, резонируя дрожью во всем теле. Добравшись, наконец, накрываю рукой грудь. Все утро покоя мне давало – только и думал, как буду мять сосок в пальцах, а она сладко стонать, выгибаясь навстречу. Тихий, скулящий этот стон оглушает, забивая и шум дождя, и раскаты грома. Ничего не слышу кроме ее тяжелого дыхания, своего рваного выдоха и этого робкого стона, ловлю его ртом, не желаю даже этим делиться с воздухом вокруг нас. Все, что принадлежит ей, должно быть моим. Крики, стоны, смех, дыхание – все без разбору.

Спускаюсь вдоль ребер к плоскому, дрожащему животику. Тянется за руками сама, даже, может, не догадываясь, как молчаливая просьба отзывается в напряженных мышцах. Тело ноет, живот свело судорогой. Глотнув воздуха, прихватываю губами шею, играю на своих бедных нервах, едва ощутимо оглаживая плоский живот над резинкой трусов. Чуть ощутимое прикосновение током колет пальцы, разрываясь болючей пульсацией напряженного члена. Едва сдерживаюсь, чтобы не укусить шею вот прямо сейчас, накрыв лобок ладонью. Марья трется о напряженные пальцы. От невинного почти жеста тело с головы до ног прошивает дрожью, со стоном поддеваю пальцами резинку уже влажных ее трусиков. Осознание, что она хочет почувствовать меня в себе затапливает мозг настолько, что перед глазами все плывет.

Мы стонем одновременно, стоит пальцам найти напряженный бурогок клитора. Марья требовательно толкается в пальцы, хрипло смеюсь ей в шею, размазывая смазку буквально выжимаю с дрожащих губ хриплый, грудной звук. Кусая губы, моя девочка ерзает задом по грубой стене сруба, ловит дрожащими, плохо сгибающимися пальцами запястье. Приходится, забрать руки, сцепив их над головой. Грудь ее от этого приподнимается сильнее, пробую ее на вкус прямо так, сквозь свою рубаху, проскальзывая пальцами в жаркое, влажное лоно.

Марья скулит, выгибая навстречу ласкам грудную клетку и это лучшая из песен, что мне доводилось слышать в своей жизни.

Прикрытые ресницы бросают длинные тени на порозовевшие щеки. Какая же ты красивая, девочка.

Чувствуя, что вот-вот сорвется резко останавливаюсь. От неожиданности, Марья распахивает свои огромные, сосущие душу глаза. Заплывшие масляной поволокой желания, еще более притягательные, чем раньше.

– Правильно, Марья. Хочу чтобы ты смотрела на меня, когда кончишь. Закроешь глаза и все кончится, поняла? – ну куда там поняла – видно же, что мозг вообще не способен обрабатывать информацию, кивает, жадно толкаясь бедрами, сама насаживается на мои пальцы. Голодная ты, да? Знала бы ты, какой я голодный.

Оргазм расширяет ее зрачки так сильно, что они заполняют чернотой почти всю радужку. Сильнее сминаю пульсирующий клитор. Сладко больно, да милая? Марья кричит, выбивая из моих легких последний воздух. Отхаркиваю его, как кровь в чахотке. Прижимая ее собой к стене, чтобы не осела прямо так, отпускаю сцепленные до этого руки. Выуживаю из мокрых трусов пальцы.

– Посмотри на меня, Марья, – хриплый, дрожащий на пределе голос смазывает приказ, но Маша все равно послушно поднимает взор. Медленно облизываю пальцы, глядя ей глаза в глаза. Зрачок ее снова расширяется и от этой реакции хочется смеяться. – Вкусная.

Руки безвольно опадают на мои плечи, цепляется за них дрожа, дрожа, как будто ноги не держат. Что, девочка? Продолжения ждёшь? Напряжённый член болезненно тычется в шов брюк. Просто лопнет сейчас на хер.

Нет, милая, не все сразу. Я хочу, чтобы ты знала, от чего отказываешься, когда станешь принимать решение.

Тяжело втянув воздух, сдерживаясь видимо исключительно на упоямстве ловлю приоткрытые, пересохшие губы, смазывая их медленным касанием языка. Она, конечно, чувствует вкус собственной смазки на моих губах. Дёргается навстречу, но я отстраняюсь.

Ты редкий мазохист, Волков.

– Если позволишь кому— то касаться себя так же, я сломаю ему руки. Или шею. Поняла? – угроза тихим рыком тонет в её ещё не выравнившемся дыхании. Стиснув зубы, отталкиваюсь от бревен сруба рукой, резко разворачиваюсь и вылетаю на улицу под бушующий ливень, пока решимость не покинула меня, все испортив.

Глава 14

Маша Красовская

Как только за ним закрылась дверь, я сползла по стеночке на пол. Уронив голову на колени, медленно облизнула губы, жадно ловя отголоски его поцелуя с собственным вкусом. Тело, все еще мелко подрагивает, прошиваемое всполохами оргазма и… желания.

"Мне мало!"– шарашит осознание.

Поджимаю пальчики на ногах, как будто признание, само по себе, служит мощнейшим афродизиаком.

"Что с тобой, Машка?"

Да, у меня были мужчины, но я никогда так быстро не раздвигала перед ними ноги! А с ним готова. Вернись он прямо сейчас… в животе вновь проснулись пресловутые бабочки, щекоча и ухая вниз, туда, где все еще слишком сладко и остро.

– Наваждение какое— то, – бормочу возмущенно, – вот тебе и руссо туристо – облико морале!

"И сними ты уже с себя его рубашку!"

Но вместо этого, словно чёртова кошка, трусь щекой о ворот, веду носом, жадно вдыхая уже наш смешанный запах.

Улыбаюсь. Мне нравится.

"Ну, пиздец, приплыли… осталось только замурчать"

– Телеполтиловались, бля, – шепчу в слух.

Обвожу бездумным взглядом еще не до конца достроенный сруб, рассматриваю брусья, удивленно поднимаю брови, словно сейчас на них вырастут ветки и зазеленеют листья, тонкие, молодые, светло— зеленые, как тихое и несмелое счастье. Мое, персональное, с ним – с Моим Мужчиной.

МОИМ МУЖЧИНОЙ.

От мысли этой становится по— настоящему страшно.

Тихо подхихикиваю, срываюсь к валяющемуся на полу платью, срываю рубашку, с силой комкая ее в руках. Хочется уткнуться носом, вдыхать…

Дышать… Завернуться в нее, словно в щит.

Даю себе ментальную оплеуху.

«Одевайся!»

Тяну мокрое платье на себя, ткань стылым полотном облепляет тело, но я упрямо тяну его на слишком горячие плечи.

Счастье…

Какое счастье, Маша? Нет у тебя его, не заслужила. В детстве, ни отцу была не нужна, ни матери. И здесь так. Отчего хочешь верить, сердце свое глупое слушаешь? Слова малышки впечатлили чтоль? Все это флёр деревушки и жителей ее странных. Напускное. Пока себя уговариваю, на глаза наворачиваются слезы. Всегда так бывает, когда злюсь. От злости большой или сильных эмоций – всегда реву.

“Ненавижу. Ну чего разрыдалсся, дура?”

Вновь пробирает на смех сквозь полотно слез. Чувствую, что вот-вот поддамся панике и мне резко не хватает воздуха. Надо выйти! Бежать! Без оглядки. Хотя бы ненадолго. Покинуть место, где все так сильно пропахло нами. Затравленно озираюсь, обхватывая себя руками.

Тихонько проскальзываю на недостроенное крыльцо. Раскат грома совпадает с моим прыжком на землю и падающей рядом штуковиной, что оно такое? Рубанок…

Откуда я вообще это знаю?

“Сколько же в твоей голове бесполезной информации, Маш!” – ворчу сама на себя.

– Помойка, а не голова! Больное за здоровое принимаешь. – злюсь сильнее прежнего. Ноги путаются в мокрой юбке длинного сарафана. – Ну что ты себе выдумала? Он просто тебя захотел, сделал приятное.

“Но не трахнул же” – и от этого еще больше злюсь! Вот именно! Раздразнил и ушел!

На улице темно и страшно. Осознаю это резко, разом как— то. Торможу, оглядываясь назад.

“Ну и куда ты побежала, дура?”

Совсем рядом раздается угрожающее рычание.

– Твою— ю ма— ать, – пищу я, пытаясь увидеть, откуда идет звук, медленно пячусь назад. Главное правило – не беги, горит сигнальной надписью над головой, но я вот – вот готова сорваться. Из темноты, как из самого крипового фильма ужасов на меня надвигается громадная… псина!

“Боже? Что это за порода?” – звучит очередной тупой вопрос в голове. – “какой-то хаски переросток…”

– Который хо— оче— ет меня поку— уса— ать, а— а— а— а, – последнее слово срывается в протяжный крик, вынося с собой все то, что накопилось во мне за последний час.

Глава 15

Косой дождь бился в спину, будто желая достучаться до сознания, пробить вязкую дурноту болезненного желания вернуться и закончить начатое. Зверь хотел получить свое. Обладать, утвердить права и властвовать. Руки до сих пор мелко дрожали и даже холодный ветер, жадно лизавший голый торс, не отрезвлял ни хера.

В серо— грязном мареве дождя я не видел ничего перед собой, кроме искусанных в нетерпении губ и затопленного страстью взгляда. Стоны ее все ещё упрямо звенели в ушах, перебивая звуки грозы. С трудом сдерживая оборот (когда такое было— то в последний раз?!) приложил в бессильной злобе кулаком по балке крыльца. Конструкция дрогнула, сотрясая незакрепленные ещё толком перила.

Жалкие попытки выровнять дыхание и взять себя в руки сбоили. Судорога по животу так скрутила мышцы, что я в самом деле не мог распрямиться во весь рост, готовый уже БУКВАЛЬНО взять себя в руки, чтобы как— то сбавить напряг. Останавливало только, что Марья там, за спиной, может выйти в любой момент. Последнее, что я хочу ей показать, как стираю руки о напряженный хер.

Земля вязко хлюпала ногами, а мне слышалось в этом звуке, как мокрые пальцы выскользнули из ее жаркого, готового принять меня лона! Из груди вырвался рык. Опасливо обернулся, боясь, что она стоит в дверном проёме, увидит лишнего и заподозрит что-то. Отчаянно хотелось повернуться и увидеть ее там, в смятой, полурасстегнутой моей рубашке. Все ещё ждущую меня по собственной воле, а не потому что я нагло нарушил данное слово и влез ей в трусы, не способный справиться с собой, зрелый мужик сорока почти лет!

Запах мокрого леса наполнил лёгкие.

“Что она там делает?”

Самое противное, что я, привыкший все держать под контролем, не могу даже примерно просчитать ни реакции ее, ни последствий. Это раздражает до бешенства, сводит с ума и… интригует.

Я ХОЧУ ЗНАТЬ, ЧТО У НЕЕ НА УМЕ.

“Хочу ее. Не только тело. Всю”.

Ведь знал, что делать ставку на секс – херовая идея. Под эту дудку я уже плясал и результат так себе. Юля любила эту часть программы. А меня нет. И это не тот концерт, повторения которого жаждешь до усрачки.

Может, я конченный псих, но просто секса мне мало. Я хочу больше.

Хочу смотреть в ее глаза и чувствовать себя осью ее вселенной! Потому что в моей все уже крутится вокруг нее. Даже если бы я пытался себя ломать – инстинкт зверя все равно сильнее – уже пробовал однажды и проиграл. Так что иллюзий не имею.

“Как отпустить тебя, Мария? Как сделать так, чтобы ты не захотела уехать?”

Отчаянно хочется вернуться и посмотреть, что она делает. Страшно, что снова не сдержусь, накинувшись с порога, как голодный зверь на загнанную дичь.

Новый раскат грома расходится по небу, вибрирует в теле, растекаясь волнами звука по напряженным мышцам. А потом воздух вокруг наполняется испуганным визгом и, не отдавая даже себе отчёта, на чистом автопилоте я срываюсь на бег. Туда, навстречу ее отчаянному крику.

“Что могло случиться?”

Чужаков на территории нет. Следящие у нас всегда предупреждают о таком. Но по тону ясно, что Марья напугана до холодного ужаса. Чем? Кто посмел даже просто подойти к ней? Теперь, когда от нее несёт мной за версту. Мной и сексом. Ни один из моих волков даже не поднимет глаза на нее сейчас.

“Неужели Всеволод? Да нет же. Он не станет. Для такой выходки он слишком разумный”.

Марья стоит на расчищенной под огород делянке, мокрая в своем обвисшем платье,тесно облепившим все ее прелести.

“Какого хера ты тут делаешь, дуреха?!”

А напротив волк. Медленно выдыхаю – не белый.

Волна ярости заливает сознание. Зверь внутри рвется наружу. Нельзя, Серый! Держи его. Себя держи.

Встаю между своей девочкой и черным, рычащим хищником.

Ты сам напросился, брат.

Пасть волка дёргается. Уши мелко стригут воздух. Я молча стою между ними и смотрю в звериный, чуть вытянутый зрачок. Маша, конечно, ничего не ощущает. Для нее мы просто замерли, заняв выжидающие позиции.

Олег ломается меньше чем за минуту. Скуля, поджимает хвост и, опустив уши, припадает на землю передними лапами, отползая назад к лесу по— пластунски.

В голове проносится его недавняя угроза, публично выйти против своего альфы.

“Не дорос ты ещё, мальчишка”.

Усмехнувшись, медленно выдыхаю, поворачиваюсь. Дрожит, как кролик испуганный. Мокрая вся, волосы налипли на лицо и плечи. Обхватила себя руками, будто баюкает. С кончика носа медленно стекая, срывается дождинка. В зеленых глазах немой ужас. Внутри холодеет от этого ее взгляда.

“Боится. До смерти испугалась Олега. А тут я…”

Хотел наорать, какого лешего выперлась из дома в такую грозу. Одна. Так и не смог протолкнуть злые слова из глотки. Как застряли! Ясно зачем – сбежать хотела. Горечь опаляет нутро. От меня сбежать.

Подхожу близко, почти в упор. Молчит. Опять молчит! Протянув руку, смахиваю легким касанием со скулы капли дождя, обвожу контур губ, тянусь прижать ее к себе, чтобы знала – никому не позволю обидеть. Сдохну, но закрою собой.

“Включи мозги, Волков! Она тебя боится. Таких как ты”.

Делаю шаг назад, устало вздохнув.

– Ну что ты смотришь так, бедовая? Такой страшный что ли? – не мастер я шутки шутить, правда. Да и утешать не очень умею. Проблему решить – это ко мне. А слезы— сопли вытирать, тут я безоружен и слеп, что только родившийся щенок.

–Так тебя вон даже собаки боятся! – шепотом шелестят губы. А я смотрю на них и, зависнув, не сразу вообще осознаю смысл сказанного.

Собаки? СОБАКИ?!

Над нами снова разрывается канонада грома, одновременно с этим из груди вырывается громкий, раскатистый смех.

Собаки, леший!

– Я тебе больше скажу, Машенька. Меня даже волки боятся. Эх ты… собаки.

Отсмеявшись, протягиваю ей руку: – Идем в дом, простынешь же.

Жмется, опустила глаза на протянутую ладонь и … ничего.

Ну давай же, Марья, стою перед тобой, как нищий на паперти.

– Я же говорил уже. Или так, или через плечо перекину. Выбирай.

Глава 16

Сладко замирает, от этого его “через плечо перекину”. Ну в самом деле, кто в здравом уме, откажется от таких сильных рук и плечей?

Хочу на эти ручки, но вместо этого, прикусив губу, протягиваю ему ладонь, и млею, когда горячая, сильная захватывает в плен мою.

“Черт возьми!” Ну в самом деле, не возможно расплыватся лужицей от одного прикосновения.

– Сережа… – тихо тяну его имя, а у самой все волоски на теле становяться дыбом от одного его имени из собственных уст. – Я…

Что я там вообще хотела спросить?! Наверняка какую-то глупость.

– Да? – он словно крейсер, рассекающий травяное поле, как воды. А ведь трава мои ноги путала, цеплялась, сейчас же как ковер стелится.

"Боже, как я умудрилась сюда вообще дойти и не клюнуть носом?"

– Это ведь черта поселения, но и лес рядом. А она, – разворачиваю голову назад, проверить, не увязалась ли собака следом, – одна.

– Кто одна? – переспрашивает он, как будто вообще и не было только что рычащего пса.

– Собака. Та, здоровенная Хаски, почти что в лесу. А вдруг там волки? – округяю в ужасе глаза. – Знаешь, я же вообще о них не думала, когда выходила.

– А зачем вообще пошла?

"Потому что…" – даже от мыслей, что только что между нами было, щеки, уверена, покрываются предательским румянцем.

– Мне… надо было подышать воздухом. – выдаю в ответ.

– А как же собака – друг человека? – Неужели даже в детстве пса не хотелось завести?

– Покажите мне ребенка, которые не хотел собаку, – спотыкаюсь о какую-то корягу, опираясь сильнее на его руку.

– Не бойся: упаду, но все равно поймаю, – Мой Мужчина переплетает наши пальцы в замок.

Вздыхаю, успокаивая колотящееся сердце:

– Ну а о собаке, – возвращаюсь к беседе, – летние каникулы я часто проводила на даче. У соседей как раз была собака. Как сейчас ее помню – громадная, черная с белым “галстучком” на грудине… Дорога к речке вела как раз через их участок и, каждый раз, когда я проходила мимо, она срывалась на меня оглушительным лаем. А потом и вовсе, начала пролезать в дыру у ворот и пыталась цапнуть за ноги… до сих пор помню этот рык звериный и скалящуюся пасть, полную острых зубов. С тех пор я очень боюсь собак… и петухов.

– А эти чем не угодили? – удивлённо изогнув бровь, прищурившись изучает пристальным взглядом, но насмешки в нем нет. Неужели правда интересно?

– У бабушки был петух, красивый такой: сам коричневый, а хвост изумрудно— зеленый и шпоры эти на лапках, и гребень… Короче, он тоже все время караулил…

– Что бы что?

– Клюнуть за зад.

Бросаю взгляд на идущего рядом Сережу, приметив, что он улыбается.

– Знаешь, тут я на стороне собаки и петуха. Сам бы тоже не удержался. И укусил бы, и клюнул, – хриплый, тихий смешок смешивается с шелестом дождя в траве.

– Эй! Совсем не смешно! Зато, – многозначительно играю бровями, – они все научили меня быстро бегать.

– Есть еще что-то, чего ты боишься до дрожи?

– М— м— м, пожалуй, насекомые и змеи. О, сороконожки! Это ужас как стрёмно. И гусеницы, вот те зеленые и пушистые. Кошмар! Пауки эти ещё…

“Так, Машка, остановись. Они в лесу живут, для них вот это вот всё – реалии и обыденность”.

– Ладно, пожалуй, закончим перечисление моих фобий. А чего боишься ты? Я поняла, что ни волков, ни собак, – улыбнулась, вспоминая, как он встал между мной и зверем нерушимой стеной. – Но ведь есть же что-то? Страх, он присущ всем.

Мой Мужчина меняется на глазах, превращаясь в того самого председателя дачного кооператива. Нет, он все так же крепко держит за руку, всё так же ведет к дому, но на мой вопрос не отвечает, а в глазах горячий огонь как будто кто вмиг погасил.

– Вот здесь осторожнее, перешагивай, – он прекрасно ориентируется между расставленных строительных материалов, огибает внушительную кучу песка.

“Боже, я этого вообще ничего не видела, когда убегала! Совем чердак потек, Маня!”

Мы вновь подходим к дому. Сердце, которое уж точно слушать не надо, отстукивает в рёбра какую-то романтическую чушь.

“Ты хочешь видить то, что недополучила в детстве, то, от чего бежала в юности, то что недопускаешь сейчас. Остановись и вруби голову, дурочка. Пусть сегодня в город не вернуться, но завтра уж точно. Этот мужчина либо на одну ночь, либо вообще больше никогда и второе для тебя предпочтительнее. Потому что не нужны тебе эти… сложности. Нет ТВОЕГО мужчины здесь. Все, помечтали и хватит”.

– Идём? – погрузилась в свои мысли настолько, что не заметила как Сережа открыл дверь.

– Да, спасибо, – высвободила ладонь, спеша войти в дом и отойти от него на приличное расстояние. Ладонь, там где он только что ее касался, горит огнем и я тру ею вторую руку, пытаясь передеать ускользающее тепло всему телу.

“Холодно, блин”.

Глава 17

– Раздевайся, – едва прикрыв за собой дверь сруба, нахожу взглядом аккуратно перекинутую через спинку стула рубаху. Надо же, положила на место. Олег за всю жизнь рядом не привык на место мои вещи класть, а Она сразу вот. Едва заметно улыбаюсь, тепло от этого открытия растекается внутри, гася недавний пожар злости.

– Заболеешь. Насквозь мокрая уже. Рубашку надень, я сейчас плед поищу. Тут Где-то был старый, вот на такой случай как раз.

Привычка всегда просчитывать наперед и позаботиться о комфорте заранее в очередной раз не подвела. Обернувшись, замечаю, что все еще стоит, как потерянная. Возвращаюсь, вздохнув.

– Слушай, если ты хочешь не застрять тут на неделю в лучшем случае, тогда заболеть не твой вариант, так? – а самого аж коробит изнутри, как будто кто мне колючую проволоку в кишки затолкал и тянет теперь назад через рот вместе со словами этими.

Зубы аж свело – так стиснул. Как будто если слова про отъезд поймать, переждав, как изжогу, то она тоже не упорхнет. Останется здесь, со мною. Мотнув головой, снова тру ладонью загривок. Дурная привычка, но с детства увязалась.

–Вот, держи, – плед нашелся, где я его и оставлял. Все так же аккуратно сложенный, слегка пахнувший теперь не только мылом, но и сыростью. Надо было вынести на солнце прожариться, но я забыл со всем этим дерьмом вокруг. – Печка еще не работает, но камин Прохор на славу сложил. Он хороший мастер, так что сейчас принесу нам что-то на растоп, согреешься.

С четверть часа молча занимаюсь обустройством быта, стараюсь не дышать лишний раз и даже не смотреть в сторону Марьи. Все еще колется мысль, что сбежать пыталась. И одновременно с этим тихое "Сережа" щекочет изнутри. Это там что ли проклятущая душа расположена? Одни проблемы от нее. От души этой.

Дурак ты, Серый. Ничему тебя жизнь не учит. Опять на те же грабли.

– Иди поближе сядь, – пододвинул ей стул к камину, чтобы согрелась от жара потрескивающего огня. А ведь могли бы так всю жизнь. Вечером, когда все разойдутся уже по хатам, сесть у камина, обсуждая дела и планы на будущее. Я бы тогда шкур накидал овечьих прям на пол. Пусть бы ее светлые волосы смешивались с руном, блестели в языках пламени, дразнили перебирать жидкое золото локонов. Пусть бы отсвет искр прыгал по ладной ее, аккуратной груди, а я бы пытался, тихонько, чтобы не разбудить детишек, смеясь, поймать их губами. Любовался бы, всю бы испробовал на вкус! Что там мне досталось— то сегодня – так, лизнуть на пробу. Только голод подогреть.

Сам ты себе главный враг, Волков. Ну что ты как сказочник душу рвешь. Знаешь же, как все будет.

Вместо того, чтобы сесть в ногах, обхватив колени, прижаться щекой к бедру и любоваться огнем, вдыхая ее запах, отсел на скамью подальше. От греха и соблазна. Сам себе уж не верю, что сдержусь.

– Чаю предложить не могу, только вода есть. Мы баклажку набирали на день, чтоб к колодцу не бегать. Бутерброды еще есть. Ты завтракала вообще? Или побоялась без хозяев по шкафам посмотреть на предмет съестного?

– Спасибо, я ела, – сама сидит – ноги под себя подтянула, плед вторым слоем накинула поверх рубахи. То ли правда околела с непривычки, то ли от взгляда моего прячется. Колется он ей что ли взгляд тот. Ладно руками не трогать, но хоть глазами— то можно! Не облезешь же ты Маша от такой малости. Да и взгляд у меня не кислота жгучая. Вон как ластится, все изгибы обласкал на расстоянии. Закрой тебя теперь от меня, свет потуши, а я каждый выступ и каждую впадину на ощупь от любой другой отличу. Даже пусть бы напрочь волчьей травой нюх отбило!

– Не успеть, – оборачивается на голос. В заинтересованном взгляде непонимание. – Ты спрашивала.

Не успеть подготовить все к тому моменту, когда уже не смогу нести ответственность за свою стаю. Я— то, дурак наивный, думал, что всё уже: живи себе спокойно. Отмучился и уже ничто не угрожает. Расслабился… А теперь. Предстояло многое сделать. Оформить документы, например. Официально лесопилка всегда переходила старшему сыну. Ещё со времён прапрадеда, открывшего здесь бизнес, чтобы было на чем выживать разросшейся стае. Волки охотились, женщины смотрели за огородами, но жить полностью автономно не получалось и с каждым годом все острее вставал вопрос заработка. Так появилась лесопилка. Лес здесь рос не так, как в простом лесу и потому не скуднел: хватало и жилье строить и отвозить на продажу в город. После смерти деда, я сменил его – талантливого краснодеревщика – и продолжил делать мебель на заказ, тоже отвозил в город. Но когда волк взбесится и бросит стаю, все должно продолжать работать и обеспечивать людей всем необходимым. Я не могу оставить их вот так, не подстелив соломки. Олег раздолбай – далёкий от семейного дела. Он хорошо ведёт дела, умеет договориться и получить выгодный контракт. Но работать руками – не его.