Читать онлайн Забытая лейка бесплатно

Мужчины в разводе

Она сидит свободно, откинувшись на спинку стула, нога на ногу. На большом пальце правой ноги пляшет шлепка. Эта светло-бежевая шлёпка живёт какой-то то своей, отдельной от неё жизнью. Нет, она совершенно не нервничает – как раз наоборот: боится заснуть. Да, она сочувствует этому мужчине ровно настолько, насколько можно посочувствовать незнакомому человеку потерявшего жену от этой страшной болезни. Но он, похоже, не ожидает сочувствия. Ему надо понимание и восхищение.

– Всё гениальное – просто, – сообщает он ей.

А дальше начинается рассказ про чудо-насадку, которая просто цепляется на душ и обогащает воду какими-то положительно заряженными ионами. Плюс магнитное воздействие на организм.

– А главное – себестоимость! – торжественно сообщает он. – Она такая низкая, что даст возможность без особых вложений запустить производство и сделать это изобретение доступным широким массам.

Она размешивает ложечкой капучино, безжалостно ломая красивую веточку на поверхности любимого напитка. Пробует. Тянется к коричневому пакетику с сахаром. Сколько там? Пол чайной ложечки? Иногда можно. О боже! Как хочется спать! Ее всегда тянет в сон при общении с идиотами и одержимыми. А здесь – два в одном. Хотя, он, конечно, никакой не идиот. Инженер в крупной компании. Хорошие часы, рубашка с крокодильчиком. Lacoste. Фирменная оправа. Дурацкого цвета, но фирменная. И приехал наверняка на джипе. Не меньше.

– А ещё регулярное пользование этой насадкой оказывает необыкновенное омолаживающее воздействия на весь организм, – продолжает он, заговорщицки оглядываясь вокруг. – Это же просто революция! Вы понимаете? Вот, к примеру, сколько вы мне дадите?

" Сколько вы мне дадите", – звучит достаточно двусмысленно и фривольно. Она разворачивает крошечную шоколадку. В этом кафе это такой микроскопический бонус к кофе. Аккуратно кладет ее в чашку, профессионально пряча улыбку.

– Ну, сколько? – не унимается любитель положительно заряженных частиц и магнитного воздействия на организм.

Она неопределенно пожимает плечами – это ее слабое место: после определенного возраста она совершенно не в состоянии определить сколько лет тому или иному мужчине. С женщинами немного легче. Они очень стараются, женщины: массажи и кремы, ботокс и филлеры. Естественно, макияж. И те, кто старается, выглядят лучше, чем те, кто не старается. Лучше, но не моложе. Ибо – возраст в глазах, во взгляде, в повороте головы, в походке, да мало ли в чем ещё. И в голове, в первую очередь.

– 56! – он торжественно откидывается на спинку стула, заранее наслаждаясь произведенным эффектом.

56. Она дала бы 62 – 64 навскидку, не прицеливаясь: мешки под глазами, глубокие морщины, дряблая шея, старательно зачесанные волосы, призванные скрыть то, чего скрыть уже нельзя. Её всегда это удивляло – ну, почему не постричься под ноль? Видимо, это поступок, на который не все способны. М-да, и лишнего веса, как минимум четверть центнера. Это много. Очень. И никакие магнитные насадки не в состоянии это исправить.

Он, видимо, читает на её лице восторг и восхищение. Она умеет прятать эмоции. И мысли тоже. Это профессиональное.

Она психолог. После развода с мужем выпустила книгу "Женщины после развода". Тираж мизерный. Что-то раскупили, что-то раздарила. Отзывы хорошие, даже очень. Удивления никакого – ну, написала книгу! Так она же психолог. Материал прямо в руки плывёт, причем ежедневно. Пациенты несут его в клювах и делятся – щедро и безвозмездно.

Плюс собственный развод 7 лет назад. Совершенно неожиданный для всех и в первую очередь – для нее. Ей тогда только-только исполнилось пятьдесят. Взрослая дочь. Чудесный муж. Всё, как в книжках: лидер, защитник и добытчик. Свой бизнес, частые командировки в Киев, их родной город.

"Там остались связи" – убедительное объяснение. Нет, она не наивная дурочка и понимала, что есть шансы, тут и там. Он интересный, её Алик: видный, умеющий правильно сказать, правильно посмотреть, правильно помолчать. Даже правильно открыть дверь и подать пальто. И да, в глубине души она совсем не исключала, но была в нем уверена, как в себе. А, может, и больше. Даже если, вдруг… – это не может быть серьезным.

Оказалось, что может. И это длится уже около пяти лет. И там, в Киеве, растет трехлетний сын – синеглазый Олежек. Они все кареглазые – и он, и она, и дочка. А тут вдруг… Видимо, в маму. Она младше его на 15 лет. Совершенно обычная история на сегодня. Могло бы быть наоборот. И это тоже никого бы особенно не удивило. Родила в 32, успела в последний вагон. Раньше таких называли позднородящими. На сегодня это настолько обычно. Какой там последний вагон? Рожают и в 40. Медицина не стоит на месте. Это очень удобно: гуляй себе до тридцати, набирайся опыта, сравнивай и выбирай. А потом уводи мужа из семьи – готового, состоявшегося, успешного. Это все равно, что сорвать спелое яблоко в чужом саду – не нужно сажать эту яблоньку, бережно вскапывать и любовно поливать, не нужно бороться с садовыми вредителями и опрыскивать какими-то химикалиями. Просто живи своей жизнью, а потом – только подставь руку – и готовый сладкий и румяный плод в твоей ладони. Его можно даже не мыть – так, потереть слегка об рукав.

Он ушел красиво, её Алик: оставил ей и квартиру, и машину. И это не говорило о его необыкновенной щедрости, скорее, свидетельствовало о том, как распрекрасно идут его дела.

Дочка, их мягкая и добрая Натка, ничего не оценила – ни машину, ни квартиру. "Он для меня больше не существует", – сказала каким-то чужим, незнакомым голосом.

Он перевез свою семью с васильковыми глазами в Израиль – то ли в Нетанию, то ли в Кейсарию. Купил квартиру у моря. В новом доме с огромным балконом. Нет, она не интересовалась, но информация упрямыми ручейками стекалась к ней через общих знакомых – бывших друзей.

А осенью там должен родиться второй ребенок. Два ребенка – это правильно. И это нормально в 57 лет, особенно когда уже есть взрослая дочь от первого брака, Умная, добрая и серьезная. Мама пятилетней Михальки, названной в честь любимого деда Миши, Аликиного отца, который умер уже более десяти лет назад. Тогда, после их развода, Натке было 25, и она не давала ей покоя.

– Ты должна устроить свою жизнь, мама, – сказала четко и раздельно, глядя ей в глаза. – Ты молодая, красивая и успешная. Я не буду с тобой вечно. Томер уже полгода твердит, что уже пора снять квартиру и жить отдельно.

– Да, я знаю, – она кивнула.

Томер – хороший парень, они с Наткой уже два года вместе. И, наверняка, поженятся.

– И к тому же, ты – психолог, а чтобы помогать людям, надо самой быть счастливой.

– Это аргумент, дочь, – она легко, кончиками пальцев, взъерошила шелковистые каштановые локоны, как когда-то, когда Натка была маленькая.

– Ну, мам, – я серьезно, – Натка обиженно нахмурилась. – Я найду тебе сайт знакомств. Зарегистрируешься. Посмотришь.

И она зарегистрировалась. И посмотрела. Даже несколько раз вышла на кофе и очень быстро поняла, что ловить тут абсолютно нечего. И некого. Такие, как ее Алик, на сайте не водились. А на меньшее она не была готова. А потом – как-то неожиданно для неё, возникла идея книги, которая написалась очень быстро. А потом вышла замуж Натка и родилась Михалька. Как-то много случилось за эти семь лет, с тех пор, как они расстались.

И вот, совсем недавно – письмо из российского издательства. Они прочли её книгу. Непонятно, как она к ним попала. Хотят переиздать ее сами, но с условием заключения контракта на вторую книгу. "Мужчины после развода". Так, в двух частях, это вызовет бо́льший интерес у читателя и, соответственно, будет продаваться живее. И она получит свой гонорар, и ей не надо будет беспокоиться об обложке, о продажах и рекламе. Они всё берут на себя. И время, которое они дают ей – полгода. Редактор заверил, что столько времени они не дают на одну книгу ни одному автору, но ей… Все же первый раз, и они проявляют понимание, и надеются на успех и тд и тп.

– Мама, ура! – Натка кричала в трубку, забыв про спящую дочку. – Ты ни в коем случае не должна упустить эту возможность. А я, я стану дочерью писательницы! Представляешь?

– Ната, – она попыталась остудить этот поток восторга. – Таких писателей знаешь сколько? Пруд пруди! Возьми любую тему – просто ткни пальцем – и у тебя выскочат сотни изданий – на любых языках. И каждый, оплативший издание своей книги, в твоих глазах – писатель?

– Мам, тобой заинтересовалось издательство. Они все берут на себя. Ты это понимаешь?

– Но не забывай, что есть ещё и штрафные санкции.

Наткин восторг немного поутих.

– За что?

– За сроки. Вернее, за то, что не уложусь в эти сроки.

– Ой, мам, вот тут я за тебя не волнуюсь. Более пунктуальной, чем ты, может быть только английская королева. Ну, ладно, по-моему, Михалька проснулась. В общем, давай, подписывай договор, даже не сомневайся. Мы в тебя верим, и я, и Томер.

– И Михалька?

– А она больше всех.

В начале следующей недели редактор вышел с ней на связь по Скайпу, и она дала согласие по всем пунктам – как будто нырнула в глубокую и холодную воду.

Ее основными пациентками были женщины – в основном, разведённые, а потому материала накопилось – выше крыши.

"Мале", – так говорила ее внучка, одинаково хорошо болтавшая на двух языках.

Полно. А вот про мужчин – совсем не полно, а если быть честной – нет у нее материала. Редко она выслушивает мужские исповеди, видимо, они предпочитают поделиться проблемами с друзьями, не очень веря в эффективность встреч с психологом. А сочинять, высасывать из пальца… Она знала, что жизнь – лучший сценарист и лучший режиссер, и ничего интереснее она не придумает.

Внезапно вспомнился тот, кофейный, период ее жизни семь лет назад. У Пикассо были голубой и розовый периоды творчества, у Баха – Веймарской и Лейпцигский, а у нее – кофейный. Конечно, там было совсем немного встреч, но каких! Правда, была парочка женатых экземпляров, но большая часть – разведённые. Им было неинтересно послушать про нее. Ничего, ну, скажем, почти ничего, кроме того, живёт ли она одна или с детьми.. Зато о себе они рассказывали с удовольствием. Натка говорила, что они чувствуют в ней психолога. Уже тогда она научилась слушать вполуха, не напрягаясь и не задавая лишних вопросов.

Запомнилось несколько персонажей: Юрий – достаточно симпатичный, худощавый, приехавший откуда-то с севера на поезде. Он грустно поведал, что совсем недавно выяснилось: два его сына – совсем взрослые парни – вовсе не его дети, и отцы у них разные. А его жена, не подумайте ничего такого! – она врач, успешная и уважаемая коллегами и пациентами. И красавица, к тому же.

Ещё один пришел на свидание в какой-то рабочей форме с буквами на спине, обреченно сообщил, что жена изменила ему, сообщила об этом факте и ушла жить в их вторую квартиру, которую он приобрел для сдачи. И вот теперь надо подавать на развод.

– Она мне сказала, что я только и умею, что зарабатывать деньги, а больше ничего, – горько пожаловался он, ерзая на стуле в тщетной попытке найти удобную позу.

Хотя было ясно, что стульев для людей с таким весом и такими габаритами ещё не придумали – только диваны и, может быть, ещё – кресла. Видимо, уже в первые полчаса общения он решил, что их союз сложился, совместное проживание не за горами и доверительно сообщил, что с ним легко, вот только есть у него одна не очень приятная привычка – он не слишком аккуратен и разбрасывает одежду по квартире.

– Но ведь это не главное, правда? – в его голосе было столько смирения, что она тогда кивнула головой – ну, конечно же, не главное. Так же, как его вес, одежда, манера пить кофе, жест, которым он вытирал потное лицо. Это все ерунда.

И ещё была парочка персонажей. Один – с юга, вроде, в целом ничего, который вдруг через полчаса знакомства буквально ошарашил ее, сообщив, что он противник всей этой лирики и романтики, типа букетов роз, коробок шоколадных конфет и вина на закате на веранде кафе. Он за то, чтобы жить вместе, вместе дружно вести хозяйство и ухаживать за Шоном – его королевским пуделем. Упоминание о Шоне и уходе за ним – это была последняя точка.

Натка, которая живо интересовалась каждым выходом, удручённо вздыхала, чувствуя дикую вину за то, что втравила родную мать а такое заведомо проигрышное предприятие.

Прошло почти шесть лет с той минуты, когда она сказала себе: "все, хватит, баста!"

И вот сегодня, когда ей 57, и когда её жизнь может измениться, когда её заметили и предложили сотрудничество, она с ужасом поняла, что совершила сумасшедшую ошибку, подписав этот контракт. Что она не писательница, потому что придумывать не получается, а материала нет. Мужчины после развода . Какие они? У нее есть пример – её Алик. Если она опишет его жизнь после развода, даже то немногое, что ей известно, народ побежит разводиться. Он не спился, не опустился, цветет и пахнет, преуспевает в бизнесе и рожает детей с васильковыми глазами, которые будут любоваться закатами на Средиземном с огромного балкона на 22-м этаже. Они будут хорошо учиться, эти дети, играть в теннис и на скрипке, поднимая его самооценку. Как противовес этому безоблачному счастью, должны быть и другие примеры.

Мысленно она разделила разведенных мужчин на две большие группы: те, которые были инициаторами развода и те, жены которых оказались решительнее и подали на развод сами. Оказалось, что в каждой группе есть куча подгрупп. Есть такие, как ее Алик, которые встретили новую любовь и не смогли продолжать эту двойную жизнь. Есть и другие, которые ушли не к кому-то, а от кого-то. Надоело терпеть фокусы своей половинки, надоело танцевать танго одному, надоело добиваться любви у женщины, которая не готова её дать. По разным причинам.

Группа, которых оставили жёны, была ещё более многочисленная и включала множество подгрупп. А по сути две больших: жена ушла к кому-то, устав терпеть одиночество вдвоём, или косяки мужа стали просто невыносимы. Все это было элементарно и не требовалось ее знаний и опыта психолога. Ей требовалось написать обо всем этом с другой стороны баррикад – со стороны мужчин. Описать их душевное состояние, показать читателям их невидимые слёзы. А они, к сожалению, настолько редко посещали ее кабинет, что это не могло стать основой книги. Ей нужен материал, нужны живые мужчины, готовые поделиться, рассказать.

И тогда она заглянула на практически забытый сайт. Тот, который оставила 6 лет назад. Кофейный период – 2, вот, что ей нужно. Да, эти походы возьмут время, возможно, месяц уйдет на сбор материала, пять – на написание. Хотя, кто знает, может получиться и наоборот. Редактура и корректура – на издателе, что уже хорошо, так как экономит массу времени. И она, успеет, конечно, успеет. И ее Натка будет ею гордиться.

И вот первая встреча – и такой прокол. Впрочем, она сама виновата, нарушила чистоту эксперимента, вышла со вдовцом, который совершенно не вписывался ни в одну из групп или подгрупп. Судя по всему, ему абсолютно не важно было знакомство, ему нужен был слушатель, зритель, и, если бы на ее месте сидела другая женщина или даже мужчина, он с тем же рвением и запалом продолжал бы рассказывать о своем изобретении, которое, без всяких сомнений, перевернет жизнь человечества. Она озабоченно посмотрела на часы.

– Ой, простите, мне пора, надо ещё с внучкой посидеть сегодня. У дочки с мужем театр, – она встала, тем самым прервав поток его красноречия, и вдруг с ужасом поняла, что совершенно не помнит, как его зовут – Вячеслав или Владислав? Придется прощаться обезличенно, в целом и общем.

Изобретатель помахал официанту – счёт, пожалуйста !

– Я вас провожу до машины, – галантно предложил он, копаясь сначала в кошельке, а потом в карманах, в поисках мелочи для чаевых.

– Да, не стоит, – вежливо отказалась она. – Вы где запарковались – на подземной парковке или наверху?

Он жестом показал вниз.

– Тогда вам на лифт, вот сюда, – она достаточно хорошо знала этот торговый центр, в котором поначалу потерянно блуждала. – А я пешочком. Всего самого хорошего, было приятно познакомиться, – она кокетливо поиграла в воздухе пальцами с безупречным маникюром лилового цвета.

– Так, я позвоню, с вами было очень интересно пообщаться, – расцвел улыбкой изобретатель.

– Да-да, конечно. Как-нибудь. Всего доброго, – цепочка радужных улыбок с двух сторон – и вот она уже спускается по лестнице, ведущей на стоянку.

– Уфф, так тебе и надо. И чего тебя понесло ко вдовцу? Это не твоя тема. Часа два потеряно, – так она корила себя, пересекая стоянку. Мимо проехал на новеньком джипе то ли Вячеслав, то ли Владислав. Заметив ее, открыл окно и прощально помахал.

На лобовом стекле машины ее ждала записка на иврите: " Мне ужасно жаль. Просьба позвонить со стоянки." А дальше номер мобильного. Мало того, что она сама отругала себя за никчемную встречу, вот оно – наказание сверху.

Это за нежелание прислушиваться к интуиции, которая что-то нашептывала ей ещё перед встречей, а уж во время встречи просто вопила.

Бампер был смят. Несильно, но заметно. Даже на ее десятилетней машине. Хотела продать её сразу после развода, но затянула, а потом было много расходов – капитальный ремонт, свадьба дочери. Много поездок по миру – этим калейдоскопом впечатлений она надеялась заглушить боль, обиду от предательства мужа. Получалось слабенько. Если честно – не получалось совсем. То есть, впечатления и боль существовали параллельно. Что-то типа, когда ешь необыкновенно вкусное мороженое, а зуб реагирует на холод. Она набрала номер. Ответили сразу, на иврите.

– Пару минут, я спускаюсь.

Понятно, что это не будет пару минут. Она села в машину, настроила кондиционер и включила музыку. Энрике Иглесиас пел, что он больше не может без любви. "Sin amor no puedo mas".

Наверное, он прав. Как прав был тот мальчик из любимого фильма "Доживём до понедельника". Она не помнила, как его зовут, помнила только его полный тоски взгляд, обращённый к героине Ольги Остроумовой. И слова: " Человеку необходимо ощущение влюбленности. В кого-нибудь или во что-нибудь. Всю дорогу. Иначе неинтересно жить.". Да, вот и влюбляются в того, кто случайно оказался под рукой. А потом – разводы, слезы и походы к психологу. Или неразводы, слезы и снова походы к психологу в тщетной надежде исправить ситуацию, сохранить то, чего сохранять категорически не стоит. То есть, по большому счёту, всё решает везение и удача. Кому-то просто когда-то повезло сделать правильный выбор. Все так просто. Кстати, ей тоже сегодня повезло, если разобраться. Кто в наше время, ударив чью-то машину, оставит свой номер? Это на грани фантастики. А … это, наверное, он. Поджарый седовласый мужчина в шортах и спортивной майке растерянно оглядывался по сторонам. Такой Ричард Гир.

Она повернула ключ и вышла из машины.

Короткий взгляд, и он заговорил по-русски. Приятный негромкий голос с лёгким акцентом. Тысячи извинений за происшедшее, готовность заплатить и просьба не задействовать страховку.

– Давайте сделаем так – вы сходите в свой гараж, получите у них цену ремонта, и я оплачу вам наличными. Идёт? Да, забыл представиться – Алекс.

– Рина, – она машинально пожала протянутую руку.

– Вот и прекрасно. Вы местная?

– Да, а какое это имеет… – начала она.

– В принципе, никакого, – легко согласился он. – Просто нам придется встретиться ещё раз, для передачи денег, а то, что мы из одного города, упрощает задачу. Извините за вид, – смущённо улыбнулся он. – Я тут тренируюсь три-четыре раза в неделю.

– Надо же, как мне повезло приехать сюда именно в один из этих дней.

Она уже думала, когда выбрать время, чтобы заскочить в гараж. На следующей неделе ее расписание было плотное, без единого окна Вы знаете, Рина, у меня странное чувство, что повезло не только вам, но и мне, – он сказал это очень серьезно. – Ремонт я оплачу, но есть ещё и моральная составляющая – вам нужно выбрать время, чтобы заскочить в гараж, потом – чтобы встретиться со мной. Если разрешите, мне бы хотелось компенсировать эти хлопоты хотя бы частично уже сегодня.

Она вопросительно подняла глаза.

– Здесь, совсем недалеко, есть чудное кафе. Итальянское. Вы любите итальянскую кухню?

Шарики

Ей приснился сон – яркий и блестящий. Ожидание гостей на какой-то праздник. Подружка, которая пришла украсить ее салон разноцветными шариками и мишурой. Светящаяся ёлка. Что, впрочем, неудивительно – у неё ёлка стояла всегда до февраля.

Праздника особого не намечалось. Хотя… Сегодня три года со дня их знакомства. С того январского дня, когда они ещё в немногословной переписке поняли – здесь что-то может получиться, можно попробовать.

И вот – три года. Пролетели, пробежали. Много дали и многому научили обоих. Как и любые другие отношения.

Она хлопотала на кухне: рыбка, запечённая молодая картошечка, салатики. Белое вино. Скромненько, но вкусно. Включила кондиционер – дома было холодно и сыро, как всегда зимой. Через полчаса выключила – нечем дышать. И потом – ещё десять минут и будет тепло.

Он всегда приносил с собой тепло. И это не исчезало уже три года. Уже потом, откинув одеяло, – ну и жара! – они вспоминали, болтали, смеялись. Всю эту ностальгическую идиллию прервал звонок в дверь. Звонок, который не прекращался. Она сразу поняла, что это её звонок – это была его тональность. Семь лет в музыкалке по классу скрипки, занятия сольфеджио и нескончаемые распевки в хоре не проходят бесследно. Слух развивается и из хорошего становится практически абсолютным.

– Что, опять соседи бушуют? Сколько можно дрелить?

Да, у него не было абсолютного слуха и этот нескончаемый звук он принял за звук дрели. Соседи – то ли сверху, то ли снизу – никак не могли закончить установку новой кухни. Звук не прекращался. "Не болит голова у дятла". Был такой фильм. А у этого непрошенного и незванного гостя не болел палец, которым он с одержимостью идиота жал на кнопку.

Вставать было холодно, но надо. Надеть абсолютно нечего. Она накинула какую-то длиннющую мохнатую безрукавку, укорив себя в очередной раз, что никак не соберётся купить толстый махровый халат. Бутылочного цвета. Или бордового, как хорошее вино. Удобно после душа и вот для таких случаев. На цыпочках подошла к двери, моля бога, чтобы не проснулась и не вышла дочка, пришедшая домой далеко за полночь. С осторожностью приоткрыла дверь. Ни души. Быстро освободила заевшую кнопку звонка. И тут увидела два шарика. Они парили, слегка покачиваясь, прямо возле двери, на коврике с жизнерадостной надписью WELCOME. Стояли на симпатичных грузиках в форме конфеты трюфель, обернутой в ярко-красную фольгу. Один шарик был овальный, другой – в форме цифры "три". Яркие, блестящие, какие принято дарить детям на дни рождения. Она, придерживая одной рукой безрукавку, затащила их в спальню.

– Что это? – воззрился он удивлённо.

– Ну, вот, три. Цифра три, – ей было непонятно, чему тут удивляться. – Это разве не ты заказал? У нас сегодня три года.

– Не я, честное слово, – он смотрел на неё пионерскими глазами.

– Врешь! – припечатала она. – Это ты!

– Да клянусь, что не я! Шарики?

Шарики весело светились в полумраке комнаты. И вдруг они оба разразились смехом, сумасшедшим хохотом, до слёз и до тонких колких иголочек, пронзающих всё тело и насыщающих его энергией и кислородом.

Когда отсмеялись, он сказал:

– Наверняка, ошиблись дверью. Надо вернуть. А то меня начинает мучить совесть.

– Она тебя будет мучить ещё пару часов, – откликнулась она, вытирая слёзы. – Неужели ты думаешь, что я прямо сейчас начну бегать и стучать в двери – шариков не заказывали? Подождут.

Заказчики ждать не хотели. Видимо, созвонившись с магазином, они аккуратно позвонили в дверь уже через полчаса.

Она нырнула под одеяло.

– Никого нет дома. Все ушли на фронт.

И в эту минуту вспомнила свой сон с огромным количеством цветных шаров.

Уже позже она вынесла шарики на лестничную площадку. Проверила через час, что их благополучно забрали. Догадалась, что соседскому малышу, вроде бы, три года. И уже вечером загрустила, что этот шарик с цифрой "три" был не для неё.

Забытая лейка

Он не помнит, когда впервые обратил на него внимание. Переезд в новый дом, ремонт, заботы по обустройству. Мало ли, что там растет во дворе. Да, надо бы навести порядок, прополоть этот наглый сорняк. Но его занимали дела более срочные и насущные.

А к весне сорняк зацвёл. Невзрачные, светло-голубые цветочки. Ничего особенного. Но может, не сорняк, а цветы? Тогда и пропалывать не придется, пусть растут. Он не был дока в садоводстве, но понимал – цветы надо поливать. За цветами надо ухаживать. Это оказалось достаточно приятно – ухаживать и видеть плоды своих трудов. Ему даже показалось, что и зелень неприметных листочков стала ярче, и цветов – больше. Они по-прежнему были достаточно невзрачны, но разрастались быстро и скоро заняли площадь от дома до забора, отделяющего соседние владения.

Планы по благоустройству двора оставались планами – новая работа, навалившиеся проекты занимали чересчур много времени. А тут хоть какая-то, но зелень. Поливка этой зелени вошла в привычку, особенно в сухое время года. Для этого он даже приобрел шланг, дремавший, как змея, свернувшись кольцами под навесом возле дома.

Зима выдалась дождливая, холодная и ветренная. К весне успокоилось, угомонилось, и он решил в выходной немного поправить забор. Подбить доски, покрасить. Каково же было его изумление, когда, сняв доски, он увидел, что его сорняк там, за забором, дарит другому хозяину совершенно иные цветы. Они были крупнее намного и цвета ярко – голубого, почти синего. Те же невзрачные листочки не оставляли сомнения в том, что это его сорняк. Тот, который он поливал со старанием после работы. Тот, да не тот.

Он покопался в интернете, нахватался садоводческих знаний и поливать начал по науке, но толку было мало. Те же невзрачные цветочки, мелкие и неприметные. Сорняк, одним словом. Сорняк, который во дворе соседа даже знойным летом выбрасывал яркие цветы. Это было непостижимо. Временами посещали мысли просто избавиться от этой невнятной поросли и благоустроить участок возле дома. Покрыть плиткой. Может, поставить тениссный стол, а чуть дальше – мангал. Но мешало что-то. Возможно привычка к уходу за этими непонятными блеклыми цветами, название которых он не нашел даже в интернете. А возможно, неоставляющее, ставшее навязчивым желание увидеть яркие синие цветы и возле своего дома, а не только на соседском участке, на который он ревностно поглядывал через зазор, оставленный меж досками отремонтированного забора.

А весной он на другом конце двора неожиданно увидел цветок. То, что это был цветок, а не сорняк, сомнений не вызывало – изящный, тонкий, но крепкий стебль, гладкие ярко-зеленые листья, крупные, с ладонь. А сам цветок – с яркими, будто нарисованными лепестками, бархатными на ощупь. Не удержался, нежно провел мизинцем. Вздохнул. В своих копаниях на сайтах, посвященным садоводству, он такой цветок не видел. Была в нем одновременно какая-то уверенность, независимость и уязвимость. И откуда занесло его к нему во двор было совершенно непонятно. Один цветок и два бутона. Он представил себе клумбу из таких цветов у себя во дворе. И снова утонул на сайтах.

На заботу цветок отозвался не сразу. Бутоны распускались медленно. Но это ожидание было таким приятным. Он опасался приближающейся жары, думал даже соорудить навес, чтобы спасти бархатные лепестки от зноя. Но таких рекомендаций не нашел, удовлетворившись тем, что цветок растет в тенистом месте.

Его заботы разделились на два участка. На буйную и непритязательную поросль с редкими бесцветными цветочками, в которой так любила поваляться его кошка Зоя. И на ЕГО ЦВЕТОК, который дарил ему много эмоций. Радовал необыкновенной красотой, ароматом, чудом медленного раскрытия бутонов. Он не разрастался, ЕГО ЦВЕТОК. Не имел желания пустить стебли за соседский забор, в тени которого он пристроился. Он поливал его специально купленной лейкой, вскапывал аккуратно землю вокруг, а летними вечерами даже сбрызгивал листья. Иногда просто сидел рядом на низкой табуреточке, недоумевая, откуда на него свалилась эта красота.

Осень пришла рано. Зарядили дожди. Нудные, серые, бесконечные. До ливней и гроз не доходило, но необходимость в поливке отпала. Шланг и лейка скучали под навесом, погрузившись в зимнюю спячку. Длинными стали вечера, и возвращался он домой практически ночью. Разжигал огонь в камине, ужинал, чаевничал, добавляя в большую расписную чашку сушенный чабрец, привезенный не помню откуда, читал на ночь, чувствуя в ногах тепло Зои.

Зима была нескончаемой. Весна влажной и холодной.

Распогодилось и немного подсохло только в конце марта. Его сорняк уверенно владел завоёванной площадью, но не дарил никаких эмоций.

А цветок? Он знал, что с ним всё в порядке, в поливе он не нуждался, воды было много этой зимой и весной.

Навестил его только дважды в начале лета. Полить. Бутоны как будто только ждали живительной влаги. Раскрылись буквально на глазах. Поверхность лепестков по-прежнему была нежно- бархатистой. Он привычно провел по одному из них мизинцем, любуясь нежным тоном, переходящим из насыщенного и яркого в пастельный, почти прозрачный. Мысли его были далеко. Предстояла длительная командировка.

Он специально отложил ее на лето. Так хотелось убежать от невыносимой жары на север Европы. Кроме этого – каникулы. Сын с внуком смогут чаще забегать проведать и покормить Зою. Взять ее к себе невестка не соглашалась. Младшая внучка была аллергиком. Он похлопал по карманам… черт! Смартфон остался дома, а он ждал важный звонок. Да и ему надо позвонить. Перед полетом всегда много дел. Пора собираться. Он поспешил к дому, небережно сдвинув лейку ногой к забору.

Его не было почти 2 месяца. Из разговоров с сыном знал, что дома все в порядке. Зоя не скучает, дом присмотрен, а к его приезду Гуля сделает генеральную уборку.

Если честно, ему надоела Европа с ее дождями, серым небом и редкими душными и влажными днями без дождя, когда немного прояснялось и выглядывало солнце.

Хотелось в свой дом, увидеть сына, обнять внуков. После командировки ему полагался недельный отпуск, который он планировал провести на веранде в любимом плетеном кресле с книгой в руках.

Первые пару дней он тупо отсыпался, просто проваливался в сон. А потом вынырнул, стал возвращаться к обычной жизни. Сходил в ближайшую лавку, накупил всего понемногу, кашеварил. Хотелось отдохнуть от плотной, жирной и калорийной еды, от красивого, но совершенно чужого города.

После двухдневной спячки и хлопот на кухне наконец вышел во двор. Его сорняк потерял все свои краски, хотя, судя по небрежно брошенному шлангу, его поливали. Цветов не было. Совсем. Ради любопытства заглянул к соседу через щель в заборе. Наличие крупных синих цветов уже не удивляло и не раздражало.

Внезапно вспомнил про свой цветок. Не нашел лейки на привычном месте и просто прихватил с собой бутылку с водой. Лейку он увидел за несколько шагов. Она, покрытая толстым слоем пыли, стояла на том же месте, где рос его цветок, приткнувшись к забору. Но цветка не было. Ни тонкого и крепкого стебля, ни нежных бутонов, ни бархатных лепестков. Хотя, один из лепестков, лежал в тени забора чуть подсохший, но по-прежнему бархатистый на ощупь. Он задумчиво сжал его между пальцев, пытаясь вспомнить, наказывал ли он сыну поливать его цветок.

Вернулся к дому и долго бездумно качался в плетеном кресле в углу веранды. А потом зашёл на сайт спортивных товаров и заказал теннисный стол. До конца отпуска оставалось ещё три дня. Он вырубит к черту этот сорняк, который упорно цвел для кого-то другого, несмотря на его старания. Положит плитку и наконец научит внука играть в теннис. А на другом конце двора посадит цветы. Он столько времени, сил и стараний вложил, мечтая превратить сорняк в цветы, что, наверняка, сможет правильно ухаживать за настоящими цветами. Конечно, сможет.

Человек с попугаем

Когда она вышла на третий круг, на нос упала парочка первых капель. Не страшно, для чего же капюшон?

Она давно не верила ноябрю, который мог с утра растянуть над головой абсолютно синие небеса без намека на облачко. А потом, за какие-то полчаса, непонятно откуда, понагнать туч и ошеломить ливнем.

Такое с ней уже случалось пару раз.

Не сахарная, не растаешь, – ободрила она себя словами бабушки, знакомыми с детства.

Самое главное и самое трудное – это выйти. И коль она это сделала, то дождь не помеха. Тем более, она не одна такая. Народ ходит,правда, совсем немного. Ещё пару кругов – и можно домой. У них в городе была улица специально для любителей спорта – с разметками для пешеходов и велосипедистов, с уже подсчитанными и аккуратно нанесенными на асфальт метрами. 980м – в одну сторону. Почти километр. Четко и понятно, сколько надо пройти, чтобы набрать 5-6 км. Но потом ей надоел этот маршрут, надоели эти ходоки с фанатизмом в глазах, которые мчались в таком темпе, что ей становилось стыдно за свою весьма умеренную скорость. А потому она перенесла свои прогулки в парк. Он был тут же, за высоким зелёным забором и ходить там было не в пример интересней. Круговой маршрут, часть из которого – по берегу симпатичного озера, вокруг которого копошилась детвора, любуясь уточками, лебедями и кувшинками. Сегодня детей не было. Сегодня они лепили, рисовали, смотрели телевизор и играли в компьютерные игры дома. А также лезли на стены и выносили мозг родителям, ибо нельзя запереть детей в четырёх стенах без последствий. Но кто поведет ребенка гулять в дождь?

Когда она заканчивала третий круг, дождь разошелся – теперь это были уже не одиночные капли, хотя до ливня было ещё далеко.

– Вещи должны быть качественные, – внушала ей дочка.

И она был права. В этой куртке было нестрашно попасть под проливной дождь.

Они встретились глазами на четвертом кругу. Он шел ей навстречу – против часовой стрелки. Что-то зацепило ее раньше, привлекло внимание, но что – она не поняла. Самый обычный мужчина среднего возраста, среднего роста, средней небритости и в куртке без капюшона, которую явно бы не одобрила ее Алина. Она остановилась и присела, поправляя кроссовку: и для кого и главное – зачем такие длинные шнурки?

– Сегодня дождь, сегодня дождь, сегодня дождь, – услышала она над головой

Вот оно! Вот, что зацепило ее внимание. На плече у мужчины сидел попугай. Это было настолько нереально, что она зажмурилась. А когда открыла глаза, поняла, что всё более, чем реально. Мужчина поглаживал мокрые перья и ласково беседовал с птицей:

– Не волнуйся, Изя, все в порядке. Ты прав, идёт дождь.

Попугай продолжал волноваться, крутил головой, и, судя по всему, не думал оставлять плечо своего хозяина. Это не был местный попугай, из тех, которые оккупировали город и кричали под окном, тряся длинными зелёными хвостами. Он был намного крупнее, яркой расцветки и с каким-то осмысленным взглядом философа или шахматиста.

– Изя? – она улыбнулась – то ли попугаю, то ли ситуации: дождь, парк, говорящий попугай на плече у мужчины. – Привет, Изя!

– Ну, привет-привет, – Изя смотрел на нее немного снисходительно, как бы свысока. – Привет-привет!

Мужчина вытащил из внутреннего кармана куртки черный зонт и с лёгким щелчком раскрыл его над головой.

– Так лучше?

– Тengo frio, – ворчливо пробормотал попугай и добавил по-стариковски:

– Изе холодно.

– Так он у вас полиглот?

– И полиглот, и философ, и мудрец, три в одном, – улыбнулся мужчина. – А потому мы с ним друзья.

– И давно он у вас? – спросила она, чтобы поддержать разговор.

Мужчина не ответил, озабоченно посмотрев на небо. Дождь усиливался.

– Знаете, здесь есть чудное кафе, работает только по субботам, там можно переждать дождь и немного согреться. Не составите компанию нам с Изей?

Заметив сомнение на ее лице, он улыбнулся:

– Я знаю, как вас убедить. Вы любите маковый рулет?

В кафе не было ни души. Они сели у окна, сделав заказ – два капучино и два рулета.

– Женщины должны есть сладкое, – сказал он и добавил: иногда.

Они сняли куртки, и попугай стоически выдержал этот процесс, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу на спинке стула.

– Tengo calor, – недовольно, но вполне внятно проворчал Изя и занял свое законное место.

– Он у меня консерватор, любит порядок, стабильность. Не переваривает новые места и незнакомых людей. Но вы ему явно понравились. Да, а мы и не представились друг другу, – он протянул руку:

– Марк.

– Маша, – она отметила про себя красивой формы ногти и длинные пальцы.

– Вы музыкант?

– Играю немного на гитаре, вернее, играл. Маме всегда говорили, что мальчик с такой кистью должен учиться музыке.

– И?

– Музыку люблю, но специальностью это не стало. Я архитектор, проектирую дома, делаю наши города красивыми. А вы, Маша?

– А я делаю красивыми людей, в основном женщин.

– Давайте я угадаю!

– С трёх раз, – она раскрыла ладонь, приготовившись загибать пальцы.

– Стилист! – Это раз.

– Uno! – голосом спортивного комментатора провозгласил Изя.

– Не угадал? Косметолог!

– Это два, – она улыбнулась, помешивая горячий кофе.

– Dоs, – с каким-то разочарованием протянул Изя.

– Ну, дизайнер одежды, визажист, фитнес тренер…

– Три, четыре, пять. Это уже перебор. И все мимо.

Изя перепрыгнул с плеча Марка на спинку пустого стула и раскрыл крылья, как человек, делающий зарядку.

– Какой красавец! – восхитились Маша.

– Изя – красавец, – высокомерно подтвердил попугай, аккуратно свернул крылья, поправив крупным загнутым клювом несколько перьев, и вернулся на плечо Марка.

– Ну, Маша, раскройте тайну, раз я не догадался.

– Всё просто и нет никакой тайны, – она пригубила кофе, заметив с удовольствием, что в таком маленьком, никому не известном кафе, подают такой вкусный напиток и такую свежайшую выпечку. – Я стоматолог. Но прошла переквалификацию и на сегодня я – Маша – уколы красоты. Колю женщинам ботокс, филлеры, прячу морщины, борюсь с законами гравитации. В общем, делаю их молодыми, красивыми и счастливыми.

Попугай захлопал крыльями, видимо, имитируя аплодисменты.

– Замечательно, Маша. Теперь, когда мы раскрыли тайны наших профессий и немного согрелись, можно перейти на "ТЫ". Вы не против?

– Нет, конечно, можно и на ты, – она попробовала кусочек макового рулета. – Я понимаю, что этот рулет полностью сведёт на нет нашу ходьбу, но это невероятно вкусно. Здесь почти нет теста, сплошной мак. Попробуйте, – она осеклась. – Попробуй!

– Согласен, потому что ел здесь и не раз. Непонятно, почему они открыты только в шабат.

– Да, странно, согласна, но выпечка здесь просто домашняя.

Марк положил кусочек рулета на салфетку и приподнес Изе. Тот взял аккуратно, не уронив ни крошки.

– Все местные знают это кафе, и здесь по утрам достаточно людно. Это сегодня, из-за погоды нам так повезло. Вы же из нашего города?

– Да, но я здесь совсем недавно. Переехала из Тель-Авива по семейным обстоятельствам, – она замолчала, ожидая вопросов, но Марк терпеливо ждал. Изя, видимо, тоже ожидал продолжения, искоса и каким-то любопытством поглядывая на нее.

– Да, я разошлась, а после продажи квартиры поняла, что не потяну покупку в Тель-Авиве. Очень дорого.

Он понимающе кивнул, и она внезапно увидела, что у него очень добрые глаза.

– Вот, посоветовали присмотреться к вашему городу. Я долго не решалась: уехать из Тель- Авива – это серьезный шаг.

– Ты просто не знала про это кафе, – он улыбнулся и снова предложил Изе кусочек рулета.

Тот принял дар с удивительным достоинством, с каким, наверное, короли принимают подношения послов чужих стран.

– Да, наверное, – она замолчала, помешивая кофе. – Было много против: там, в центре, остались друзья и знакомые, клиентура. Но я подумала: для тех, кто хочет меня увидеть, это не расстояние.

– Маша, – неожиданно медленно и четко, как бы пробуя её имя на вкус, произнёс Изя.

– Это он к тебе в дружбу набивается, – улыбнулся Марк. – Чувствует родственную душу.

– Он давно у тебя?

– Уже четыре года, – Марк прикрыл глаза и замолчал.

Она понимала, что это не просто молчание и боялась его нарушить неосторожным словом.

– Марик, – тонким голосом позвал Изя и прислонился своей головой к его затылку.

Марк открыл глаза, и она вдруг увидела совершенно другого человека – усталого? Нет, скорее сломленного, отчаявшегося, в глазах которого явно читалась боль. Эта метаморфоза была настолько яркой, что она опустила глаза, не желая быть непрошенной свидетельницей этой боли.

– Ты, конечно знаешь, что делают наши ребята после армии?

– Едут, – коротко ответила она, не поднимая глаз.

– Да, едут. Кто куда. Желательно – подальше. Наш Михаэль выбрал Южную Америку. Работал, копил, учил испанский. В общем, мы быстро поняли,что возражать бесполезно. И не возражали. Он взял билет на полгода с правом его поменять бесплатно. Мы считали сначала месяцы, потом недели, а потом он написал, что продлевает своё путешествие ещё на три месяца. И мы начали считать дни. 90 дней – это так много, особенно после 180. Очень много. – Он замолчал, устало прикрыв глаза и потирая переносицу. – А потом, когда оставалось совсем немного, буквально пару недель до его возвращения, нам позвонили и сообщили о трагедии. Землетрясение, не очень сильное, но этого было достаточно для того, чтобы сошла лавина. А он был в горах, на треке. Ранило ещё двоих ребят. А мы… мы просто потеряли нашего сына. Лавина его забрала. И ничего нельзя было сделать. Абсолютно ничего. Его нашли, быстро нашли и привезли в Израиль.

А через пару месяцев после похорон нам позвонила девочка и попросила разрешения приехать. Анат. Худенькая, светленькая такая, вся в кудряшках. Они с Михаэлем были там вместе последние полгода. Приехала сообщить, что у них было всё очень серьезно. Настолько очень, что она беременна и будет рожать. Принесла очень много фотографий, где они вместе, и по этим фото мы как-то сразу поняли – да, серьезно. Очень. Она пришла не одна. Привезла Изю. Нашему Михаэлю его подарил кто-то в самом начале путешествия, и он его просто обожал. Анат пришлось потрудиться, чтобы выбить разрешение на приезд Изи в Израиль. Он был тогда не Изя, а Хосе, и болтал только на испанском. Мы даже купили словарик. За эти четыре года выучил русский. Анат родила мальчика. Объяснила, что не назвала в честь Михаэля, потому, что нельзя называть в честь трагически погибших. Так ей сказала бабушка. Нельзя. Наверное, она права. Назвала Натанэль.

– Данный Богом, – прошептала она чуть слышно.

– Да, именно так Анат и считает. Что этого ребенка послал ей Бог, как память о нашем мальчике. Одно плохо – она живёт с родителями в Кармиэле. А это неблизко. Я ещё не видел такого сходства между отцом и сыном. Мы сравнили фото. Это поразительно, Маша, просто поразительно. Как будто кто-то вернул Мишеньку на землю.

А потом, через два года, не стало Лены. Обширный инсульт. Она просто ушла к Мише. Если честно, я не знаю, как она продержалась эти два года. Реально её не стало в тот день, когда нам сообщили о случившемся. На плаву её держала работа. У неё был свой садик, небольшой, но очень успешный. К ней записывались почти за год. Ну, ты понимаешь, дети, положительная энергетика, такой позитив с утра до вечера. Родители были очень внимательны к ней после всего.

– Да, понимаю, – Маша кивнула.

– Многие советовали ей родить, но ей было уже 43. Не рискнула. И было как-то понятно, что никакой другой ребенок не заменит ей сына, – Марк задумчиво мешал остывший кофе, а притихший Изя медленно водил крупным клювом по его влажным волосам.

– Ну, вот, так и живём. С Изей. Гуляем по шабатам. Я, наверное, стал уже местной достопримечательностью. Кто-то мне сказал на работе, что меня называют "человеком с попугаем" . Где-то раз в месяц-полтора еду в Кармиэль. Натанэль уже большой мальчик, смышлёный, красивый. Анат его очень правильно воспитывает. Хорошая девочка. Мы с Леной были бы рады такой невестке. Но случилось то, что должно было случиться. Ведь как говорят – от судьбы не уйдешь, – Марк грустно улыбнулся. – No puedes descapar del destino. Правда , Изя? – он погладил попугая по ярким крыльям.

– Si, si, verdad, – печально подтвердил Изя, посмотрев на Машу мудрым взглядом философа.

– Подсох, – с удовлетворением улыбнулся Марк.– Вы простите меня, Маша, загрузил я вас своими проблемами, – он почему-то снова перешёл на "вы". А вы с кем живёте?

– Я? Я одна. Моя дочка тоже после армии уехала на год. Поработать в Австралии. Уехала на год, а оказалось, что навсегда. Встретила там парня, местного. Любовь, – Маша развела руки и вздохнула. – Любовь. Моей внучке годик, я её ещё не видела, только через Скайп. Но зато теперь есть шанс увидеть Австралию. Они очень зовут. И Алина моя, и Стивен, и даже его родители. Летом поеду, если всё будет нормально, – она посмотрела в окно. Дождь прекратился, и ветер быстро нес по небу клочья темно-серых, с лиловым оттенком, облаков, похожих на кем-то разрушенные замки.

– Ну, встаём? Надо идти, пока снова не начался дождь. А то Изя опять промокнет.

– Да, конечно, пора.

Воздух на улице был такой чистый и свежий, что хотелось остановиться и просто дышать и дышать.

– Вы на машине? – спросил Марк.

– Нет, я живу тут совсем недалеко, минут 15 ходьбы.

– Да что вы говорите? И я. Можно вас проводить?

И они пошли втроем: женщина и мужчина, на плече которого сидел крупный яркий попугай с таким совершенно израильским именем – Изя – и грустным взглядом философа.

Радость внутри

Она умела улыбаться, когда надо душе было безрадостно. Да, именно так – БЕЗ радостно. БЕЗ. То есть, вроде бы, всё было совсем неплохо. Но этой радости – чистого и звонкого чувства, переполненности этой тугой, бьющей через край эмоцией, ей не хватало. Но это знала только она. В своем кругу слыла сгустком энергии и позитива, неисправимой оптимисткой и вечным двигателем.

С неё брали пример, ею восхищались, совершенно не понимая и не видя истинной картины. Люди видели её улыбающиеся губы – этой техникой она овладела в совершенстве – но совершенно не понимали, что душа ее не улыбается. Уже давно. Временами она ужасалась – а вдруг это она, госпожа депрессия собственной персоной? – и кидалась читать умные статьи. Сверять симптомы и проверять статистику. В целом, не вписывалась она в этот диагноз. Это утешало, но не радовало.

А вокруг смеялись люди. И не только дети – этим как бы положено – смеяться или плакать. А вполне себе взрослые тёти и дяди. Порой ее подмывало подойти и спросить – чему вы так радуетесь? Где источник этих лампочек в глазах, этой настоящей, а не вымученной улыбки, этого заразительного смеха? Не подходила, не спрашивала… Потому, что приблизительно знала ответы – эти купили новую квартиру, эта съездила в Европу, тот получил продвижение по службе, а у той появился новый друг. И все эти, в общем-то приятные вещи и события, радующие окружающих, не радовали ее. Абсолютно и совершенно. Она умело скрывала свой порок от друзей и родных, понимая, что не такая, как все. Умные психологи искали причины в ее в целом благополучном детстве. Не менее умные и напористые коучи приглашали на длительные тренинги и обещали прокачку, проработку и что-то там ещё, чего сама с собой она сделать была не в силах. Процесс шел по нарастающей – даже поездки и путешествия, на короткое время вытаскивающие ее из этой безрадостной трясины, даже они перестали приносить эмоции.

Но эмоции пришли. Вдруг. Нежданно и негаданно. Эмоции, далекие от позитива. Она влюбилась. Глупо и безответно. В человека, которого видела всего дважды. Который, по всему, был не героем ее романа. А вот гляди ж…подсела. Зависла. Все то, о чем читала в женской прозе и над чем снисходительно посмеивалась, всё оказалось правдой.

Это наваждение длилось долго, пару – тройку лет. Выкарабкиваться было трудно. Но она смогла. Просто проснулась как-то осенним дождливым утром, и поняла, что свободна. Что закончил фонтанировать завод гормонов внутри нее, который бесперебойно работал эти годы. И поняла, что такое радость. Это пьянящее чувство полёта, которым срочно хотелось поделиться с каждым встречным.

Она проглотила кофе, накинула куртку и вышла под серый нудный дождь, продолжавшийся уже почти неделю. Без зонтика и без шапки. Согретая и защищённая радостью. Которая была внутри нее.

Чай с лимоном

Совсем недавно она посмотрела телерепортаж: счастливый отец семейства сидит на диване в окружении отпрысков от 3-х до 10-ти лет. Сколько их там было? Четверо? Пятеро? Суть не в этом. А в том, что он демонстрировал этому поколению 21-го века телефонный аппарат. Да, тот обычный телефон со шнуром, диском с маленькими дырочками, в которые дети старательно вставляли свои тоненькие пальчики, с изумлением рассматривая трубку и совершенно не понимая, что делать с этим тяжёлым пластмассовым монстром.

О, как бы ей хотелось сейчас иметь такой телефон и с наслаждением швырнуть трубку на рычажки. Да, именно швырнуть, как пишут в книгах или показывают в мелодрамах. Швырять смартфон не хотелось – себе дороже. Три месяца! Три долгих месяца она должна ждать, чтобы сделать элементарный ультрасаунд. И это в стране победившей медицины, в стране, которая принимает ежегодно тысячи пациентов со всего мира на консультации, лечение, операции. Пришлось соглашаться на Тель-Авив. Тогда ждать придётся всего полторы недели.

– Тебе сказочно повезло, – приветливо проворковал женский голос. – Кто-то отменил.

Да уж, невероятно повезло. Очередь на 16:45. Пока то да сё – это уже ночь. Холод, дай Бог, чтобы не было дождя. Улица совершенно незнакомая, но ей любезно сообщили , на каком автобусе она сможет добраться. Обладательница приятного голоса, как будто знала, что на машине она в Тель-Авив не поедет. Ни под каким видом. Это город пешеходов, автобусов, мотоциклов, велосипедов и самокатов. На машине там делать нечего. Ибо стоянки Тель-Авива, а вернее, их отсутствие… Нет, наверняка, местные знают, куда приткнуться, но не она.

Клиника оказалась на маленькой односторонней улочке, тихой, безлюдной, совершенно не похожей на тель-авивскую. Но внутри всё было по высшему разряду – свежий ремонт, приятные светильники, симпатичные занавески и картины по стенам. Милая секретарша, которая с улыбкой кивнула: ожидайте. Народу было немного и ждать пришлось недолго. Лицо техника, проводящего процедуру, было, как водится, непроницаемо-нейтральным.

– Результат будет у врача через неделю, а диск получите сейчас.

Дежурная фраза. Она сделала жалобное лицо.

– Это всю неделю я не буду спать спокойно?

– Все у вас нормально, – сжалился техник. – Ничего особенного я не увидел.

Кресло было удобное, смартфон заряжен. Тепло и светло. И даже если сейчас начнется дождь – тоже не беда, есть зонтик. Новый, с какими-то силиконовыми спицами, которым не страшны порывы ветра. Во всяком случае, так ей было обещано весёлым смуглым продавцом. До остановки с этим силиконом она точно добежит. Внезапно вспомнилось, что улица односторонняя, а значит автобус…

Она давно переборола в себе этот дурацкий мужской комплекс – неумение и нежелание спрашивать у посторонних дорогу. Симпатичный седовласый мужчина, сидевший рядом, поднялся по зову секретарши – его диск уже был готов.

– Простите, – обратилась она к нему. – Вы не подскажете, где остановка автобуса в обратную сторону?

– Не только подскажу, но и покажу, – с готовностью отозвался он, как будто только и ждал её просьбы. – Вы уже сделали проверку?

– Да, осталось получить диск.

– Ну, это быстро, – отозвался он. – Десять минут от силы.

Диск она получила быстрее и они вместе вышли в ночь.

– Всего полседьмого, а ощущение, что все одиннадцать, – посетовал он, раскрывая зонт.

– Зима, – отозвалась она.

Первые робкие капли почти мгновенно перешли в ливень, косой ливень, которому зонт был нипочём. Недаром весь день ветер гонял тяжёлые, набухшие влагой тучи, сбивая их в громадины, цепляющиеся за крыши, за голые озябшие ветви деревьев и лохматые кроны пальм. В такую погоду она обожала быть дома. Кондиционер, мягкий клетчатый плед, привезенный из Шотландии сто лет тому назад. Очень дорогой, но очень теплый и выручающий зимними вечерами. И, конечно, чай с лимоном из огромной расписной чашки.

– А вот и моя машина, залезайте, – её спутник галантно распахнул дверь.

– Вы так паркуетесь? – изумилась она. – В Тель-Авиве?

– Панго, – коротко отозвался он, встряхивая зонт. – А где вы живёте? – он включил кондиционер и дворники.