Читать онлайн Корабли знаний: НИШ, БИЛ, РФМШ бесплатно

Предисловие

Несколько тысяч учителей и репетиторов каждый год натаскивают десятки тысяч шестиклассников к поступлению в специализированные школы. Этому способствуют вездесущая реклама подготовительных курсов, активная позиция самих школ в социальных сетях, публикации в СМИ об очередных призерах многочисленных олимпиад и блоги выпускников, триумфально поступивших в крутые ВУЗы и трудоустроившихся в топовые компании. Поступать в эти школы стало также нормально, как вставать в очередь в детский сад, открывать счет в «Жилстройсбербанк», или подавать на «грин-карту». Авось повезёт. Для некоторых родителей, поступление в НИШ, БИЛ или РФМШ стало своего рода noblesse oblige, то есть не пытаться уже неблагородно. В 2019 году в одну только Республиканскую физико-математическую школу в городе Алматы изъявили желание поступить почти 6 000 учеников. И это на не более чем 200 мест. Лестно, но уместно, сравнивать такой конкурс с данными по поступлениям в университеты Лиги плюща в США, где в последние годы конкурс на одно место составляет от 20 и более человек.

При этом, далеко не все родители и дети понимают, что из себя представляют специализированные школы. Что скрывается за этими таинственными аббревиатурами? Поэтому в этой книге я ставлю пред собой амбициозную цель: поделиться своим пониманием РФМШ, БИЛ и НИШ. Это не означает, что мое понимание этих школ имеет претензию на какую-то объективность. Наоборот, оно скорее глубоко субъективно, так как основано на моем необычном опыте учебы в лицее, преподавания в НИШ и работы в РФМШ. Каждый выпускник по-своему переживает и оценивает свои года в этих школах. Почти всегда это зависит от предыдущего и последующего образовательного опыта. Так как до учебы в карагандинском лицее я учился в аульской начальной школе и в школе поселка городского типа, я четко чувствовал разницу в преподавании, к примеру, английского языка с самого первого дня учебы в лицее. После лицея я поступил в американский университет, где смог оценить свою предуниверситетскую подготовку изучая опыт ребят со всего мира, которые в подавляющем большинстве обучались в первоклассных международных школах. На уровне магистратуры я имел возможность поучиться в казахстанском и британском университетах. Всюду я встречал выпускников НИШ, БИЛ и РФМШ. Практически каждый день я общаюсь и работаю с выпускниками этих школ и наглядно вижу, как учеба в школе оставила огромный отпечаток на развитии их личностей. Вступление в ряд небольшого процента удачливых и в определенной степени одаренных учеников было первой победой для многих из них и сильно изменило траектории их жизней.

Очень часто слышу один и тот же вопрос: какая школа лучше всех – НИШ, БИЛ или РФМШ? Практически каждый год можно увидеть такого рода опросы в тех или иных социальных сетях, как среди учеников, так и среди родителей. Учитывая, что школ БИЛ в стране около 30, НИШ около 20, а РФМШ всего 2, ясно, что результаты таких опросов будут ощутимо отличаться от региона к региону. Для интереса можно рассмотреть гипотетическую ситуацию: если бы самый одаренный ребенок XXI века – Гарри Поттер – оказался в Казахстане, то в какую бы школу он пошел?

Выбрав карагандинский лицей в стране чудес Майкудук, как это сделал я в далеком 1998-ом году, он бы имел возможность общения с другими “звездами”. В частности, соседский мальчик Геннадий Головкин часто играл на футбольном поле школы и никого не трогал. Наверное, Гарри научился бы многим трюкам у местных майкудукских ребят и подтянул бы свои знания наук на английском языке. Более всего, я думаю, у него развился бы эмоциональный интеллект. Рассмотрев систему НИШ, волшебник, возможно, предпочел бы бесплатную форму с симпатичным зеленым логотипом, частичное обучение на английском языке и хоть какую-нибудь компанию из местных гермион. Взвесив все «за» и «против», он наверняка выбрал бы уникальный НИШ с бесплатной (!) программой международного бакалавриата в футуристической столице Казахстана. «Физматовцы» (так себя называют ученики и выпускники РФМШ) понадеялись бы на свои традиции, чтобы заинтересовать консервативного англичанина. Они бы не удивились, если Гарри Поттер, как истинный «книжный червь», жил бы на бывшем Ботаническом бульваре и не выходил бы из уникальной библиотеки интерната РФМШ с коллекцией старых английских книг XIX века. В Великобритании Гарри Поттер выбирал бы среди старых и престижных школ, таких как Итон, Вэстминстер и Харроу. Нашим же степным талантам – qaradomalaq и, по аналогии, «рыжим квадратам» – на данный момент достаточно сравнительно новых, но не менее дерзких БИЛ, НИШ и РФМШ. Но поступить в них удается далеко не всем …

А если же все-таки поступил, нужно ли туда идти? Быть может, ребенку лучше остаться в своей комфортной среде или пойти в спортивную, музыкальную или художественную школу? Что уж говорить о будущем полководце, которому придется терять время среди «очкариков», когда его настоящие конкуренты набираются мужества и отращивают усы в военных школах, будь то Жасулан, Арыстан, Суворовская школа, Sandhurst или Culver. Каждому, действительно, своя дорога. Но сложно найти свой путь в обществе, где jurttynbalasy (или соседский мальчик) задает нереальные темпы и с каждым годом повышает планку. Надеюсь, что данная книга поможет вам правильно подойти и к этому вопросу.

Еще одна цель данной книги – рассмотреть разного рода образовательные программы, над которыми трудятся сотрудники БИЛ, НИШ и РФМШ. Так как эти школы являются экспериментальными площадками для новых образовательных направлений, Министерство Образования и Науки и областные управления образования с огромным удовольствием наблюдают за достижениями этих супершкол. Самый недавний пример – внедрение «обновлёнки» в Казахстане по примеру НИШ. Другой пример – внедрение «трёхъязычия» (казахский, русский и английский) по примеру «четырёхъязычия» (казахский, русский, английский и турецкий) БИЛ.

Также я хочу обратить внимание на супергероев, о которых в школах почти всегда слагают легенды и мифы. Причем есть серьезная разница между супергероями-учениками и супергероями-выпускниками. Бывает, что супергерои-ученики сильно не удивляют никого после окончания школы, в то время как спортсмены, а иногда и «хулиганы», становятся преуспевающими, и, как правило, благодарными, выпускниками. Супергерои-учителя, конечно же, всегда за всех рады. Ну и ни в коем случае нельзя забывать о суперзлодеях. Не могут существовать супергерои без суперзлодеев. Ведь именно директора и завучи отвечают за создание справедливой и одновременно жесткой образовательно-воспитательной среды. Я тоже когда-то был директором школы и не могу не поделиться кое-какими рассказами о своих коллегах – суперзлодеях. Верховные суперзлодеи, которых люди не устают критиковать, это – министры образования и науки Республики Казахстан. Настолько тяжела эта ноша, что мало кто из них держится более двух лет на своем месте, а на стене с портретами бывших министров у входа в приемную министра образования и науки не осталось свободного пространства. Тем не менее, именно эти суперзлодеи заставляют обычных учеников и учителей открыть в себе батыров. Всем им за это огромная благодарность.

Глава 1. Яблоко Ньютона

РФМШ, несомненно, является продуктом советским, но модель и меритократический дух подобных советских учебных заведений, в определенной степени, берут свое начало еще со времен Петра Первого. В 1698 году Петр I в рамках Великого посольства в течение трех месяцев изучал интересующие его места и знакомился с известными людьми Англии.1 Побывав в Гринвичской обсерватории и Королевском Монетном дворе, он познакомился с работами Эдмунда Галлея и Исаака Ньютона. Последний работал хранителем Королевского Монетного двора и проводил грандиозную денежную реформу, перечеканив все монеты в Англии и значительно улучшив их качество. Петр I был сильно впечатлен успехом ньютоновских реформ. Он понимал, что с помощью математики и науки он сможет не только построить свои любимые корабли, но и изменить традиционный уклад жизни в России. Для этого ему нужны были образованные люди. С помощью лорда маркиза Кармартена, который добился у царя монополии на табачный рынок России для своих друзей, Петр I нанял около 60 высококлассных специалистов своего дела, включая двух брадобреев. Среди этих специалистов был профессор математики Абердинского университета Генри Фарварсон, который через три года после этой встречи открыл Школу математических и навигацких наук в Москве.

Генри Фарварсон прибыл в Москву вместе с двумя коллегами – студентами лондонской Королевской математической школы Госпиталя Христа (Royal Mathematical School at Christ’s Hospital).2 Прибыв в Москву, они целый год ждали встречи с царем. Пребывая на грани бедности и голода, они наконец-то нашли возможность встретиться с ним. Оказалось, что Петр I забыл о них.3 Возможно осознавая свою вину, Петр I начал бережно относиться к Фарварсону. 14 января 1701 года Перт I подписал указ об открытии Школы математических и навигацких наук и передал для их пользования Сухареву башню. Основание школы по образцу Королевской математической школы (основанное в 1680 году подразделение школы под необычным названием Госпиталь Христа) имело два важных значения. Во-первых, в составлении программы для сравнительно новой Королевской математической школы участвовали Эдмунд Галлей и Исаак Ньютон, что было весьма актуальным и престижным уже тогда. Во-вторых, школа Госпиталь Христа (Christ’s Hospital), основанная в 1552 году королем Эдвардом VI в Лондоне, отличалась и до сих пор отличается от других частных школ тем, что она дает возможность получать первоклассное образование одаренным детям независимо от их социально-экономического положения.4 В начале 18-го века в Москве доступное в финансовом плане изучение серьезной математики с шотландским профессором должно было открыть много дверей для простых россиян, особенно в последующие годы интенсивного налогообложения для ведения многочисленных войн, в которых затянуло Россию. В 1715 году школа во главе с Фарварсоном переехала в Санкт-Петербург, но в Москве при школе остался «завучем» математик-самоучка по имени Леонтий Магницкий.

Уроженец Осташковской патриаршей слободы, Магницкий начал работать в Навигацкой школе с 1701 года в качестве помощника профессора Фарварсона. Постепенно Магницкий приступил к преподаванию арифметики, а позже и геометрии с тригонометрией. Накопив хорошие материалы и опыт за время работы с профессором Фарварсоном, он выпустил знаменитую «Арифметику Магницкого», которую впоследствии Михаил Ломоносов назвал в списке своих «врат учености».5 Магницкий не только опубликовал первый учебник арифметики в России, но и в значительной степени сформировал математическую терминологию на русском языке. В 1732 году Магницкий стал руководителем Навигацкой школы, а в 1739 году – умер. Таким образом, Школа математических и навигацких наук разделенная между Москвой (Навигацкая школа) и Санкт-Петербургом (Морская Академия) становится alma mater для многих учителей, ученых, мореходов и инженеров. Интересно, что меритократические принципы этой школы, исторической предшественницы всей последующей системы математического, инженерного и технического образования России и Советского Союза соблюдаются до сих пор.

В 1720-х годах в Санкт-Петербурге появились Академия наук (по примеру и совету великого немецкого ученого и философа Лейбница) и Академический университет, которые в течение следующих двух веков сыграют огромную роль в карьере таких ученых, как Леонард Эйлер, Пафнутий Чебышёв и Александр Ляпунов. Именно в такой интеллектуальной атмосфере, где математика и наука пользуются огромной популярностью и является одним из гарантов социального лифта, талантливый администратор и эрудит Михаил Ломоносов вдохновляется помогать фавориту императрицы Елизаветы Петровны Ивану Шувалову в открытии Московского университета, который впоследствии будет назван в его честь.6 Считается, что Ломоносов сыграл большую роль в доступности университета и гимназий для бедных слоев населения. То есть, образовательные гранты выдавались не всем подряд, а тем, кто не мог себе позволить оплатить учебу. В 1779 году при университете основывается Благородный пансион, по образцу которого впоследствии откроются лицеи и интернаты по всей России и Советскому Союзу. Физико-математическое отделение в университете открывается в 1804 году с кафедрами чистой и прикладной математики. В XIX веке авторитет физико-математического отделения растет и туда начинают съезжаться таланты со всех уголков Российской Империи. Так как данная книга касается предыстории НИШ, КТЛ и РФМШ, то из всех выпускников физико-математического факультета Императорского Московского Университета нас особо интересуют Салимгирей Джантюрин и Николай Лузин. Джантюрин был активным участником просветительского движения джадидов среди мусульман Российской Империи и Центральной Азии, тогда как Лузин был основателем математической школы «Лузитания» в Москве.

Джадиды

В кочевой период своей истории (до конца XIX – начала XX вв.) многие казахи предпочитали проводить зимовку около городов и/или в самих городах Центральной Азии (Сарайшык, Сыганак, Туркестан, Тараз, Чимкент, Ташкент, Хива, Мерв, Бухара, Самарканд, Кашгар, Астрахань, Уфа, Казань и другие). Дети могли учиться в стационарных школах, которые назывались мактаб, а после 14 лет могли поступать в медресе, такие как Кулькадаш, Мир Араб, Шердор, Нодир-Диван-Беги и Тилля Кари. Существовали и мобильные школы, которые передвигались вместе с кочевьями. В исторических источниках, в частности в отчетах посольства правителя Египта Султана Бейбарса в Золотую Орду, о формальных мобильных школах в степи сообщается со времен золотоордынского хана Берке (1260-1270 гг.)7, чингизида принявшего ислам под влиянием суфийского ордена Кубравия.8 Казахи издавна считали благим делом строить школы. Например, Жалантос бахадур из рода Алшын сыграл ключевую роль в строительстве известных медресе Шердор и Тилля Кари. Другой казах из рода Аргын, по сообщениям Машхур Жусуп Копейулы, также непосредственно участвовал в строительстве первоклассных медресе в городе Ташкент.9 Система подготовки кадров, учреждения вакфов (современные эндаумент-фонды), набора учеников и обеспечения жильем (на уровне медресе) была наработана веками. Система передачи знания (ілім, il’m) и культурного поведения (әдеп, adab) имела глубокие корни и не сильно отличалась от таких же систем в Багдаде, Дели и Каире. При такой системе родители вверяли своих детей учителям со словами «Мясо ваше, кости наши».10 Считалось, что нет смысла в знаниях, если у человека нет нормального воспитания (тәрбие, tarbiya). Из-за этого проблем с предоставлением качественного образования и воспитания для детей кочевников в холодное время года не было. В теплое же время года было популярно среди студентов медресе и университетов (например, Казанский Университет) проводить каникулы в кочевьях казахов, обучая детей и родственников местных султанов, баев, биев, батыров и беков при мобильных школах. Далеко не все оседлые соседи могли себе позволить летом обучать своих детей, так как в условиях суровой аграрной экономики дети летом должны были работать на поле.11 Так как нанять хорошего студента или выпускника из Бухары или Казани считалось престижным делом, казахи готовы были заплатить хорошие деньги. Как рассказывал мне один известный казанский историк, летние заработки, которые можно сравнить с заработками наших студентов по программе Work and Travel в США, помогали студентам учиться весь год в городе, не испытывая нужд. Они знали, что летом у них опять будет работа, так как для передачи знания в те времена исключительно важно было непосредственное присутствие самого учителя.

Обучение в целом сильно зависело от заучивания текстов и обсуждений с учителями. Кроме корана на арабском, многие ученики мактабов (до 12-14 лет) изучали арифметику, мантык (логика) и наизусть знали произведения Хафиза, Физули, Навои, Бедиля и Аттара на персидском или на чагатайском, считавшимся литературным тюркским языком. Казахский поэт Жамбыл Жабаев, например, наизусть знал «Шахнаме» Фирдоуси.12 Отношения «учитель – ученик» в медресе формально начинались с денежного или иного подарка. Тем не менее, ученики проводили много времени объясняя уроки друг другу, что сейчас называется peer learning. В таком формате обучения часто участвовали и ученики постарше, но они не могли брать деньги за свою помощь. Тем не менее, помогать таким старшим с одеждой и едой считалось признаком хорошего тона. Уроки в медресе проходили по следующим книгам: Аууаль и ильм (основы религии в формате вопросов и ответов), Бидан (основы грамматики арабского языка на персидском), Адаб и мутааламин (поведение ученика), Ша’р и мулла Абдурахмана Джами (комментарии к работе Кафия ибн Хаджиба, которую дети уже проходили в мактабе), Шамсия Наджмуддина Казвини (трактат 13-го века по формальной логике), Хашия и кутби (комментарии к формальной логике), Тахзиб ул мантык уаль калам (трактат 14-го века по логике и догматике Тафтазани), Хикмат уль айн (трактат Казвини по естествознанию и метафизике), Мулла джалал (комментарии ученого 16-го века Даууами на трактат 14-го века Ахаид ул адудият Абдурахмана ибн Ахмад аль Иджи). Эту программу медресе можно было в принципе закончить за 19 лет. То есть, чтобы получить диплом (иджаза) ученики должны были учиться до 30 лет, как минимум. Примерно в этом же возрасте наши современники оканчивают программы PhD. Кроме участия в дискуссионных группах ученики также проводили много времени в библиотеках. Так как книги в основном были рукописными, каждая книга надежно хранилась в библиотеке (кітапхана). Потерять книгу в единственном экземпляре означало потерять десятки лет труда. Монополию носителей и рукописей на знания могли разрушить только типографии и иные новые механизмы воспроизводства культуры.

Начиная с первой половины XIX века, некоторые казахи, особенно чингизиды и приступившие к царской службе, предпочитали отправлять своих детей на учебу в русскоязычные гимназии и училища в таких городах, как Оренбург и Омск, и учиться в университетах в Москве и Санкт-Петербурге. Именно такие учреждения закончили Чокан Валиханов и Мустафа Чокай. Но не все хотели русифицироваться, включая самих казахов, получивших образование на русском. Джангир, высокообразованный хан Букеевской Орды, например, открыл первую стационарную школу в степи в 1841-ом году. Впоследствии, выпускники Джангирского училища поступали в весьма престижные университеты, такие как Пажеский корпус в Санкт-Петерурге, и продолжали дело Джангира по модернизации образования в степи. Другой торе (чингизид) Салимгирей Джантюрин, выпускник Оренбургской гимназии и Московского университета, вступил в ряды джадидов, которых вдохновлял энергичный крымский татарин Исмаил Гаспринский. Джадидизм основывался на новом методе преподавания и подхода к образованию, на своего рода синтезе старого и нового. Гаспринский издавал газету Тержюман в Бахчисарае, открывал школы нового метода в европейской части Российской Империи и печатал учебники, книги и методические пособия. Существенная педагогическая инновация касалась обучения детей чтению, так как начал применяться новый (звуковой) метод (усул-и джадид), тогда как ранее применялся буквослагательный метод.13 В этот период аналогичные процессы проходили в Британской Индии и в Османской Империи, где такие мусульманские реформаторы, как Саид Ахмад-хан и Саид Нурси, требовали изменений в образовательной системе и видели в участии в европейском научно-техническом прогрессе единственный выход для своих стран. Благодаря примеру и, в некоторой степени, наставничеству Гаспринского, в Ташкенте, Чимкенте, Жаркенте, Кашгаре, Уфе, Казани начали открываться медресе нового метода. Салимгирей Джантюрин, например, вместе с Зия Камали учредили медресе «Галия» в Уфе в Башкортостане. Супруга Джантюрина, Суфия ханум, выделила личные средства на частичное покрытие расходов строительства нового здания, а сам Джантюрин «регулярно топил печь для обогрева здания школы»14.Уйгурский олигарх Вали бей, который являлся одним из богатейших людей 19-го века в Центральной Азии, сильно поддерживал джадидов, открывая издательские дома и школы в Жаркенте и Кашгаре.15 Им даже были приглашены профессиональные издатели из Стокгольма, чтобы не отставать от мировых трендов.

В джадидских медресе преподавали как традиционно «восточные», так и «западные» предметы, включая психологию, педагогику и музыку. Широкое развитие получили театральное искусство и литература на тюркских языках. За короткий период деятельности медресе «Галия» (1906-1919 гг.) окончили 154 казаха, включая таких писателей-просветителей, как Магжан Жумабаев, Миржакып Дулатов и Беймбет Майлин.16 Беймбет Майлин даже создал свое маленькое секретное сообщество, члены которого читали запрещенные французские романы. Многих из выпускников «Галия» и сотен других медресе, как нового, так и старого метода в итоге расстреляли в самом расцвете, а некоторых – и в глубоком закате, их сил в 1930-х годах. Но остались вдохновленные ими ученики по всему Казахстану, даже в самых неожиданных аулах, куда возвращались выпускники новых школ учить и воспитывать детей. Среди них нас особо интересует Орымбек Жаутыков, который начал постигать азы математики, чтения и правописания в школе нового метода «Суддел жаддит» в маленьком ауле на берегу озера Балхаш…

Лузитания

Николай Лузин родился в Иркутске в 1883 году в русско-бурятской семье. Заметив незаурядные интеллектуальные способности своего ребенка, его мать решила во что бы то ни стало дать ему возможность получить хорошее образование. Они переехали в Томск, где Николай поступил в гимназию. Академик Лаврентьев пишет в своих воспоминаниях:

Когда Колю Лузина определили в Томскую гимназию, то пришлось взять студента-репетитора, так как довольно скоро обнаружилась «неспособность» мальчика к математике. Студент попался умный, он понял, что Коля плохо воспринимает готовые рецепты, а трудные задачи, где требуются самостоятельность и изобретательность, решает сам, без подсказки, и часто необычным способом. 17

Похожие сообщения существуют и о детстве Эйнштейна, который считал, что воображение является одним из важнейших секретов академического успеха. В действительности же у Эйнштейна были весьма неплохие оценки по точным наукам. В гимназические годы Лузин очень много читал, особенно книги по философии и романы Жюля Верна.18 Его развитое воображение в дальнейшем помогло ему решать задачи оригинальными путями в Московском университете, где его заметил профессор Егоров. В 1915 году непризнанную петербуржцами за несерьезность (из-за неклассических формулировок как «мне кажется…», «я уверен») магистерскую диссертацию Лузина профессор Егоров представил на Ученый совет Московского университета как докторскую диссертацию. Защита диссертации прошла удачно.

В этих же годах вокруг Лузина и Егорова начали собираться молодые студенты, которые интересовались математикой. Учениками, фанатами, последователями неформальной Лузитании (школу назвали так в честь Лузина и потонувшего в 1915 году британского трансатлантического лайнера «Лузитания») до распада школы в 1930-х были Павел Александров, Михаил Суслин, Дмитрий Меньшов, Иван Привалов, Вячеслав Степанов, Александр Хинчин, Павел Урысон, Андрей Колмогоров, Виктор Немыцкий, Нина Бари, Семен Ковнер, Лазарь Люстерник, Михаил Лаврентьев, Лев Шнирельман, Пётр Новиков и Людмила Келдыш. Многие из последователей Лузитании стали серьезными советскими математиками, основателями научных направлений, академий, исследовательских институтов, университетов, олимпиад и специализированных школ, и, по последним данным Математической Генеалогии, коллективно стали прямыми научными «предками» более шести тысяч других математиков с кандидатской или докторской степенью по всему миру.19 Павел Александров, сильнейший математик и один из основателей Московской математической олимпиады, так вспоминал о Лузитании:

Лузитания считалась «орденом», «командором» которого был Н. Н. Лузин, а «гроссмейстером» – Д. Ф. Егоров. Лузитания была действительно уникальным и неповторимым коллективом молодежи, жившей не только напряжённой, насыщенной математической жизнью, но и жизнью, которая была непосредственно радостной и весёлой. 20

Но так как данная книга повествует историю именно специализированных школ, то нужно обязательно рассказать о следующих «лузитанцах»: Андрей Колмогоров и Михаил Лаврентьев.

В США взрослые люди с ностальгией вспоминают «Спутниковый кризис», цепь событий, возникшая в результате запуска Советским Союзом искусственного спутника с космодрома Байконур в октябре 1957 года. В сентябре 1958 года обеспокоенные американцы во главе с президентом Эйзенхауэром приняли Закон о подготовке кадров для национальной обороны (National Defense Education Act).21 В США начали всерьез работать над улучшением и расширением программ по математике и науке на школьном и университетском уровнях. Хрущев же в СССР решил еще более расширить и улучшить доступ к образованию в стране через массовое строительство «школ-интернатов». Чувствуя удобный политический контекст, в 1958 году нобелевский лауреат академик Семенов написал в газете «Правда» о надобности открытия физико-математических школ-интернатов для подготовки будущих лаборантов и работников наукоемких производств.22 Разворачивается дискуссия, и его идею поддерживают и развивают академики Колмогоров, Зельдович и Сахаров. Колмогоров, в частности, видел в этом отличную возможность подготовить детей, не имеющих доступ к хорошим школам, и родителям-ученым поступать на инженерные и научные факультеты московских ВУЗов. В то же время академик Лаврентьев выступил против этой идеи, так как считает, что «нужно заботиться не о том, чтобы скорее выделить и обособить быстродумов, а о том, чтобы заинтересовать любовь к творчеству у широких слоев молодежи».23 В итоге, в 1963 году академик Лаврентьев открыл физико-математическую школу в Академгородке Новосибирска, а академик Колмогоров открыл такую же школу при МГУ.

Интересно, что история открытия Навигацкой школы с профессором Фарварсоном повторилась и в Академгородке, но в этот раз жить уже негде не учителям, а отобранным со всей Сибири детям. Детей распределили профессора и учителя по своим квартирам пока «наверху» не вспомнили о них и не выпустили Постановление. На недавнем юбилее ФМШ («55 летие» в 2018 году) в Академгородке рассказывали о том, как академик Лаврентьев сравнивал поиск талантов по Сибири для ФМШ со старой буддистской практикой, когда монахи искали чистых разумом и готовых к долгому пути детей. До сих пор новосибирская ФМШ, которая сейчас называется СУНЦ НГУ, отличается своим презрением к «быстродумству» и концентрацией на воспитании исследовательского духа и пытливого ума. В далеком будущем, уже совсем в другое время, один из выпускников этой школы станет директором РФМШ в городе Алматы, но об этом потом. В основанное Лаврентьевым Сибирское Отделение Академии Наук СССР начинают съезжаться ученые со всего Союза. Один из них, Асан Тайманов, ученик лузитанца Петра Новикова, начал работать старшим научным сотрудником в Институте математики. Впоследствии, вместе с Орымбеком Жаутыковым, он сыграет большую роль в открытии РФМШ в столице Казахской ССР, а его сын – профессор математики Искандер Тайманов – станет членом Попечительского Совета Казахстанско-Британского Технического Университета.

Академик Колмогоров, в свою очередь, стал не только одним из основателей ФМШ при МГУ, но и прямым «предком» доброй половины более чем 6000 математических «потомков» Лузина. В ФМШ и МГУ Колмогоров собрал много «ломоносовых» из «холмогор» России, которые обеспечили динамичное развитие той «лузитанской» среды его молодости и надолго закрепили Россию среди лидеров в математике. Косвенно, он повлиял на развитие физико-математических талантов сотен тысяч других детей, став главным редактором журнала «Квант». До сих пор «Квант» является одним из лучших дидактических материалов по математике и физике для детей. На данный момент (2021 г.) главным редактором журнала является выпускник ФМШ им. Колмогорова (СУНЦ МГУ) и МГУ – Александр Гайфуллин. В 1963 году ФМШ также открылись при Ленинградском Государственном Университете (ЛГУ) и в Киевском Государственном Университете (КГУ), но почему-то не при КазГУ в Алма-Ате…

Глава 2. Один в поле не воин: РФМШ до 1990-х

Что может быть лучше для математика, чем компания других математиков?! В Академгородке начала 1960-х Асан Тайманов погрузился в среду, где практически каждый разбирается в дифференциальных уравнениях и обладает сильной математической интуицией. Даже школьники. В 1951 году ученый специально провел первую в Казахстане городскую и областную математическую олимпиаду в Кзыл-Орде.24 Он видел, как горят глаза у его земляков, как они жаждут знаний. Прошло без малого 40 лет как в возрасте 6 лет еще мальчуганом он уехал от родителей из аула Бисен в Букейординском районе Западного Казахстана на учебу в поселок Орда, где еще с 1841 года действовала школа, основанная Жангир-ханом.25 Как у потомков толенгутов, служивших в администрации ханов Букеевской Орды (прадед Алмухамбет был муллой у самого Абулхаир-хана), в семье Асана образование было на первом месте. Вот и тогда, в Академгородке, ученый часто думал о том, как бы помочь своим землякам реализовать себя в академической карьере, помочь им с легкостью поступать в МГУ и в недавно основанные МФТИ и НГУ, чтобы они могли оказаться в авангарде математической науки…

Такие же мысли, должно быть, волновали Орымбека Жаутыкова в это время в солнечной Алма-Ате. Всего лишь пару лет назад, в возрасте 50 лет, он защитил свою долгожданную докторскую диссертацию в Новосибирске. Если бы не война, он бы мог защитить докторскую гораздо раньше, еще в Ленинграде, в ЛГУ… Ну а после войны – работа с самим Сатпаевым. С Қаныш-аға ему сильно повезло. Создать целую Академию Наук! Жаутыков был сильно предан Сатпаеву. Это не без его мотивации нашел математик время работать над своими академическими трудами вдобавок ко всем административным работам. Но все-таки нужно было реализовать ту мечту. Сам Мұхтар-аға отправил ему поздравительную телеграмму, услышав тогда хорошие новости. Удивительный человек! Как хорошо, что они выжили. А ведь сколько хороших джигитов потеряли… Голодомор, репрессии, война. Да и после войны в покое ребят не оставили. Единственное, что было хорошего от войны, – это эвакуация многих научных центров в Алма-Ату. Ведь именно благодаря этой эвакуации Жаутыков имел честь поработать с академиком Персидским из Казанского университета.

Вот и занимался все это время академик Жаутыков преподаванием, исследованиями, подготовкой кадров, переводом литературы, редакцией журналов, организацией встреч ученых с молодежью. Его, видимо, сильно беспокоило то, что было очень мало научной литературы на родном языке и практически не разрешалось приводить в пример молодежи людей из своей истории. О себе ему приходилось писать, как о сыне простого крестьянина, а не как о потомке влиятельных шубаркульских чиновников ханской администрации. Даже книги Льва Гумилева своим детям дать почитать приходилось просить у друзей, по специальным каналам. Как когда-то аль-Фараби (о котором Жаутыков написал статью в советском журнале) уехал из Отрара в столицу мира Багдад, так и теперь все старались уехать в Москву… А ведь столько работы дома! К счастью, к концу 1960-х в Алма-Ату переехали сразу два серьезных математика: Асан Тайманов и Толеубай Аманов. Оба в Институт математики и механики АН КазССР, оба защитили докторскую в Академгородке, оба ветераны Великой Отечественной войны. Аманов и до этого часто писал Жаутыкову, на казахском, как родному брату. Волевой человек! Он получил тяжелую рану на войне, долго лечился, изучал математику в Семипалатинском пединституте, а потом еще поехал на аспирантуру в Москву и защитил кандидатскую в Институте Математики имени Стеклова – не каждому под силу. С такими коллегами Жаутыков мог решить любую математическую проблему. Но в первую очередь нужно было начинать с аульских детей…

Благодаря постоянной поддержке трех математиков и их хорошим связям, в Алма-Ате открылось два физико-математических класса в 1968 году в здании школы №56 на пересечении улиц Фурманова и Джамбула. Один класс с обучением на русском языке и один класс с обучением на казахском языке. Это временное решение дало возможность апробировать специализированную программу и заявить о новой республиканской физико-математической школе-интернат до окончания строительства здания с интернатом на Ботаническом бульваре. Орымбек Жаутыков, который по опыту возведения зданий Академии Наук и подведомственных институтов отлично знал, как работают местная бюрократия и строительные бригады, постоянно держал ход строительства школы под своим контролем. Даже в эти экспериментальные классы съехались дети со всего Казахстана. Среди них заметен был маленький Аскар Джумадильдаев, талантливый и шустрый мальчик из села Шиели Кызылординской области, который поступил в школу, решив задачи, опубликованные в журнале «Қазақстан пионері». Его любимый предмет – математика, а любимый журнал – «Квант». Всего через 20 лет он станет самым молодым казахом, защитившим докторскую степень по математике, а позже – одним из самых заслуженных учёных страны, депутатом, доктором физико-математических наук, академиком НАН РК, лауреатом Государственной премии Республики Казахстан. Директором временной школы назначили Ивана Ивановича Шкарлет, талантливого педагога, который работал директором школы №56. После него директором РФМШ на Ботаническом бульваре стал Далелхан Иржанов, математик и фронтовик, служивший в свое время на легендарной «Катюше».

16 октября 1972 года Постановлением Совета Министров Казахской ССР №555 под председательством Байкена Ашимова Республиканская физико-математическая школа официально открылась. В переезде школы участвовали как учителя, так и ученики. Ребята заселились в свой новый комфортабельный интернат. Юные физики и математики наконец приобрели свое собственное пространство. Галия Шарафиевна, требовательный учитель математики, практически раньше всех приходила на работу и позже всех уходила. Она взяла на себя ответственность за интернатовских детей и проводила бесплатные дополнительные занятия для них. Совсем скоро некоторые из этих детей станут ее коллегами… Следующим директором школы в 1974-ом году стал тридцатилетний Александр Чернобай, учитель физики из 54-ой школы. Кандидат физико-математических наук родом из Семипалатинска, Александр Арсентьевич был полон энергии и энтузиазма. Он взял себе в привычку каждый день рано утром стоять у входа и встречать детей. Ему понравился коллектив, и он продолжил дело Далелхан-аға пополнять команду учителей и администрацию новыми людьми. Многие учителя были молоды и готовы работать сверх нормы, чтобы не ударить лицом в грязь. Очень важно было соответствовать стандартам, требуемым от школы «республиканского» уровня. В коллективе были сильные учителя не только по математике и физике, но и по гуманитарным предметам. Блестящие учителя физики – Кем Виктор Иванович и Оспанов Сабыр Даутович, яркая учительница русской литературы – Смородина Александра Павловна, творческие учителя математики – Калдыбаева Галия Шарафиевна, Толымбекова Куляш Еркинбековна и Браткова Валентина Афанасьевна, которая первой придумала и ввела групповые работы. Среди молодых учителей бросались в глаза энергичная Сабурова Гульшарбан (более известная как Жанна) Камылбаевна, харизматичная Елфимова Галина Владимировна и скромная Жамишева Сауле Абрашевна. На тот момент сложно было предположить, что именно они выступят хранителями традиций РФМШ в далеком будущем…

Александр Арсентьевич стал очень популярным в городе Алма-Ата, так как он возглавил школу, открытую по образцу московской, ленинградской, киевской и новосибирской физико-математических школ, и грамотно руководил ею. К нему хотели попасть все: писатели, ученые, инженеры и даже партийные деятели. Но были и родители, приехавшие из далеких аулов навестить своих детей. Им уж точно нужно было уделить максимум внимания, а их гостинцы (кумыс, шубат, курт), изготовленные специально для него и его коллектива, были просто искушением. Нужно было быть очень вежливым и осторожным: ни в коем случае не обидеть никого из родителей. С каждым нужно было поговорить. Но и преподавать нужно было, проверять каждый угол в школе и во дворе (ведь были хулиганы и в РФМШ!), осматривать интернат, смотреть, что творится в столовой с новаторским лифтом для подъёма еды. Тогда он и не мог подумать, что спустя много лет выпускники РФМШ пригласят его из Москвы на празднование 45-летия школы и он так обрадуется снова увидеть этот лифт…

В школе время пролетало быстро. Четверть за четвертью, экзамен за экзаменом, олимпиада за олимпиадой. Первое сентября, День Конституции СССР, Годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, Новый Год, День Советской Армии и Военно-морского флота СССР, Международный женский день, День космонавтики, День международной солидарности трудящихся, День Победы советского народа в Великой Отечественной войне, День пионерии и, наконец, Последний звонок. Ученикам РФМШ повезло, что в СССР существовало так много праздников. Иначе они бы просто не успевали доделывать свою домашнюю работу. Ребята ездили на Всесоюзные олимпиады, и несколько человек даже на Международные олимпиады в составе Советской сборной. Из Казахской ССР попасть на Международную олимпиаду было сложнее, чем полететь в космос. И это даже не шутка. В Казахстане и Центральной Азии РФМШ была однозначно одной из лучших школ в то время. В условиях «уравниловки», когда все школы работали по одним и тем же принципу и программе, малейшее изменение в приоритетах и нагрузке давало резко отличающийся результат. Вот и в РФМШ программа для физико-математических школ, подготовленная Нобелевскими лауреатами, и бережное отношение учителей и администрации давали плоды особого образца. С каждым годом выпускники радовали своими поступлениями в лучшие университеты Москвы: Тимур Кулибаев – в МГУ, Карим Масимов – в РУДН, Мухтар Джакишев – в МИФИ, Ерболат Досаев – в МГТУ, Максат Наурузбаев – в МФТИ. И таких было много. Единственное, возможно, обидно было за Илью Сегаловича и Аркадия Воложа, двух друзей, которых не приняли на мехмат МГУ.26