Читать онлайн О ведьмах, магистрах и «заколдованных принцах» бесплатно

Глава 1. О том, как ведьма… кх, простите, магистр завелась в деревне Путкино

– Так… мы проехали реку Вьюга и у Дули Старика повернули и ехали строго на юг до Бортомира. Потом вышли на северо-восточный тракт и, перейдя устье Ногат, свернули на север… И, судя по карте, уж как два часа должны быть в Путкино и ужинать в корчме… Тогда где мы?!

Я возмущённо уставилась в шоколадные глаза Герберы и потрясла картой. Лошадь обнюхала бумагу, недовольно всхрапнула и опустила морду к траве.

– Ну да, тебе-то что – еда прямо под ногами растёт, а вот мне уже осточертело есть солонину с сухарями, мыться в ледяной воде и спать на земле! Чёртов лес!

Магу земли, конечно, грех жаловаться на природу, но я была в дороге около двух месяцев и, малость, ненавидела всё вокруг.

А ведь когда-то я любила походы. Помню, когда училась в институте, с нетерпением ждала практические уроки. Мы тогда всем курсом на несколько дней выбирались в лесок за кафедрой земляной магии и учились чувствовать природу.

Хорошее было время. Спокойное.

– Так! – Я резко вскочила на ночи, чем напугала Герберу, и ударила себя по бёдрам. – Хватит киснуть! Да, время тогда было замечательное, но кто мешает мне сделать и будущее таким же? Вот доберусь до этого Путкино, поселюсь в милом домике на опушке Старого леса, буду выращивать овощи, катать закатки, а зимой писать мемуары или научные трактаты о своих прошлых экспериментах! Вот как заживу!..

Гербера к моему монологу осталась равнодушной. Вот если бы его услышала моя матушка – достопочтенная графиня Анастасия Рейвен, – то от шока вполне могла бы лишиться чувств… Или нет. Ведь родители даже не соизволили лично сообщить, что вычеркнули моё имя из семейного регистра. Передали депешу со слугой.

Ладно матушка махнула на меня рукой ещё в юности, когда вместо графских отпрысков меня больше интересовала теория графов*. Но вот отец… Он всегда поддерживал моё стремление к знаниям. Помог поступить в институт и спонсировал наши исследования… Он гордился мной.

Если бы только у нас всё получилось…

Махнув на лошадь рукой, я принялась собирать вещи, приговаривая под нос:

– Название тоже ещё… Путкино?.. Запуткино, чёрт бы его побрал!

С отвращением глянув на седло, я тяжело вздохнула и засунула ногу в стремя. От долгой поездки спица и шея нещадно ломили, а зад болел. Сейчас я просто мечтала о мягкой перине, горячем жаркое и кружке холодного кваса.

Гербера тяжело дышала, и я чувствовала ногами, как она мелко дрожит. Лошадь тоже устала: мы в дороге с раннего утра и делали всего несколько привалов. Но опять ночевать в чёртовом лесу мне не хотелось. Особенно когда до мягкой кровати оставалось совсем немного.

В желании отвлечься от гнетущих мыслей я принялась рассматривать деревья вокруг. Природа, конечно, была тут очень красивой, древней и словно окруженной ореолом тайны – Старый лес был совсем рядом. Не чета нашему леску подле академии с десятком ёлок, тремя яблонями и парой кустов смородины, которую обносили зеленцом. Нас окружали высокие буки, раскидистые клёны, пышные тисы, могучие дубы и множество других листовых деревьев. Некоторые уже поменяли окрас на жёлтый с красным, и листопад принялся выкладывать на земле расписной ковёр. Между ними виднелись кусты крушины и бересклета, жимолости и рябины, а возле огромного шиповника мы ненадолго задержались. Я набрала полненькие, спелые плоды в ладошку, а Гербера объела ветки прямо с листьями и колючками.

Было свежо и немного пахло палой травой. Птицы о чём-то звонко щебетали, деревья плавно раскачивал ветер, и листва на кронах шуршала. Этот звук мне всегда нравился и приносил какое-то умиротворение.

Осень выдалась на удивление тёплой, что меня, несомненно, радовало. Если бы во время моего путешествия шли дожди, то я давно бы забросила эту затею. Поселилась в каком-нибудь городишке и спокойно провела бы там зиму.

И потеряла бы столько времени…

Кого я обманываю, даже если бы шёл дождь, снег, град, я бы всё равно добралась бы до этого чёртового Запуткина!

Где-то вдалеке раздался собачий лай. Тропинка сузилась и запетляла, словно уж, обходя небольшое озерцо, а потом вывела меня к широкой дороге и, наконец-то, указателю.

«Путкино. Две версты»

Не поленилась, слезла с лошади, нашла грифельный карандаш и пририсовала «ЗА». Первый же дождь смоет мои художества, но зато на душе сразу стало чуть-чуть светлее.

***

Наконец-то добралась до деревни! С любопытством рассматриваю одноэтажные избы с покатыми крышами, отделённые друг от дружки на приличном расстоянии невысокими расписными заборами. Дома у кого были поменьше, у кого побольше, у кого вытянутые, но из каждой крыши торчала печная труба и из неё валил густой дым. И у каждой калиточки непременно стояла лавочка, а у некоторых даже две. Со столом в придачу. И у каждого был огород, а у заборов – клумбы, на которых всё ещё распускались цветы.

Странно только, что людей нигде не было. Даже когда я проезжала мимо одной хаты и на меня залаяла собака, которая, к моему удивлению, забралась на крышу, никто не выбежал на крыльцо. Я даже хозяев окликнула, чтобы вышли и сняли свою псину, отчего та стала только ещё больше нервничать и метаться у края. Испугавшись, что животное решит спрыгнуть прямо на меня, я поспешно пустила Герберу трусцой.

За два месяца мне доводилось проезжать много деревень, но сейчас мне казалось, словно я попала в место из сказки. А всё из-за украшений на избах.

Слава о мастерах по дереву из Путкино одно время стояла у всех на слуху. Помню, тогда в моду даже вошли деревянные украшения, но не продержались и сезон. А вот резные безделушки и статуэтки пользовались спросом до сих пор. Даже у меня была путковская шкатулка с секретом… Которую конфисковали с остальным моим имуществом. Но сейчас, глядя на избы, мне казалось, что до столицы доходили лишь крохи от перекупщиков по заоблачной цене. Перед моими глазами открылась прекраснейшая из всех видимых мне картин. Дома почти полностью были украшены красивой искусной резьбой: гладкой, почти неотличимой от картины; с прорезью, и в дырочки были вставлены кусочки разноцветной слюды или глины; выпуклой, к которой можно было прикоснуться и пощупать гладкую древесину; красивой и ажурной, отчего цветы казались волшебно-нереальными. Деревянные узоры были везде: и на ставнях, и на дверях, и на крышах, и на калиточках, и на скамейках со столами. У некоторых даже на заборах! Чаще всего изображали богов-родителей, цветы, птиц, животных и рыб, но попались мне и домики с более интересными картинами. У одного на входной двери плескались в озере русалки. Хвосты их сверкали чешуёй, а груди были прикрыты длинными волосами. Они улыбались и маняще тянули руки. На другом, прямо на заборе, плыл среди бушующих закрученных волн красивый трёхмачтовый корабль, а напротив него поднял из пучины свою длинную шею морской змей. Уверена, если походить тут и осмотреться внимательнее, то можно ещё много чего интересного найти. Но сейчас мне было не до этого. Безумно пахло пирогами с луком и яйцом, отчего болезненно урчал живот.

Возле одного из домов я, наконец-то, углядела людей. Спешилась, накинула поводья на луку седла и подошла к избе. Её ставни украшали рыжие лисы, которые словно гонялись за хвостами друг друга, а на верхней балке «сидели» белые квочки с бордовыми грудками, красными гребешками и женскими лицами. Выглядело это странно, но не отталкивающе.

На скамеечке у калитки сидели две деревенские женщины и о чём-то разговаривали. До меня долетели обрывки фраз:

– …милостивая Мать Марина!..

– …вот и я взмолилась, как увидела!..

Заметив меня, они замолчали. Одна была намного старше, низенькой и сухонькой старушкой с коричневыми пятнами на лице и крючковатым носом. Старуха так на меня грянула своими зелёными глазами, у которых один из зрачков затянула белая пелена, что я сразу вспомнила своего преподавателя по мировой истории – Василису Тихомировну. Она тоже была в возрасте, но обладала железным характером, тяжёлым взглядом и великолепным умением рассказывать. Ничего удивительного, что на экзаменах по её предмету получали не меньше третьей степени. Я же всегда тяготела к истории, поэтому и вовсе заработала первую.

Вторая женщина была помладше и попышнее, с выбеленным лицом, искусственным румянцем и красными, пухлыми губами. Она держала в руках огромный засохший подсолнух и так и застыла, не донеся пухлую семечку до рта.

– Пусть Мать Марина принесёт благо вашему дому, – поздоровалась я традиционной фразой.

Женщины с одинаковым изумлением оглядели мои кожаные ботфорты до колен, пурпурные велюровые кюлоты и чёрный камзол с золотыми пуговицами, на которых был выбит герб Великого института магии Аромской империи.

Наверное, им впервые довелось встретить барышню в мужском костюме.

Сами дамы были облачены в традиционную аромскую одежду: тяжёлые юбки-солнца до щиколоток, белые с вышивками по подолу, горловине и рукавам рубахи, шерстяные душегреи. На головах красиво уложены платки с ниткой бус и монеток, на ногах – шерстяные носки и лапти.

Все украшения на женщинах были деревянные, но так искусно выглядели, что не уступили бы ювелирным изделиям. В ушах у той, что помладше висели большие, в ладонь, серьги в виде пушистых хризантем, а на шее – фиолетовые бусы. На каждой бусинке был выструган цветочек василька, и это поистине была филигранная работа. На правой руке я разглядела брачный браслет из светлого дерева с аккуратной вязью рун, складывающиеся в традиционную клятву: «Навек и после всех век». У старухи серьги были в виде зелёных карпов с тёмными хвостами, а на груди – ожерелье, словно рыбные чешуйки легли друг на друга. Браслета не было. Это могло значить, что она или так и не вышла замуж, что для этих мест нонсенс, или была вдовой и время ношения траурного браслета уже закончилось.

Казалось, я попала в картину знаменитого художника «Две кумушки». Уж настолько фактурные были образы!

– Подскажите, пожалуйста, как проехать к постоялому дома? – спросила я, так и не дождавшись реакции на своё приветствие.

Ответила мне старуха, которая имела больший авторитет. Зелёные глаза под белёсыми бровями пристально посмотрели мне в лицо, а старческий рот скривился в насмешке.

– Значится так, – бодро зазвучал её голос с лёгкой хрипотцой, – поворачиваешь назад на север и едешь до северо-восточного тракту, по нему к Бортомиру. К утру наверняка доберёшься. Вот там и будет тебе ближайша постояльня. – Старушка издала странный протяжный звук. Одновременно он напоминал хихиканье и хрюканье. Никогда подобного не слышала и не горела желание услышать вновь. Звучало довольно противно.

– Корчма?

Кумушки одновременно помотали головами, а та, что помладше, принялась вновь щёлкать семечки.

Путкино располагалось на самом севере Аромской империи и было одним из трёх поселений, которые мирно соседствовали со Старым Лесом. Я, конечно, понимала, что места тут далёкие, но не думала, что настолько. С другой стороны, такая глухомань была мне только на руку.

– Что-то же у вас должно быть для гостей? – хмуро спросила я, теряя последние остатки терпения и сил.

Запах пирога, казалось, стал сильнее, и к нему ещё прибавились пирожки с вишней. Живот от голода свело, и он так громко заурчал, что та, что помладше, сгребла с подсолнуха горшеню семечек и протянула мне в кулаке.

– Храм, – с намёком ответила старая, кинув недовольный взгляд на соседку. Та руку тут же отдёрнула.

Не больно-то и хотелось!

– Пусть Отец Славен защитит нас от невзгод и посягательств пришлых.

Обе женщины сделали руками защитный жест: подняли ладонь вертикально над лицом и сперва опустили её влево, а потом вправо, словно пытались рукой прочертить треугольник, не проведя нижнюю линию.

Я поспешила повторить жест. Не хватало ещё, чтобы меня записали не только в «пришлых», но и в «безбожных».

– Там мне смогут обеспечить хлеб и кров? – спросила с надеждой.

Мечты о жаркое и квасе медленно таяли, но и свежий горячий хлеб, в идеале пирог с яйцом и луком, я бы сейчас с радостью опробовала. Уж больно запах дразнил ноздри.

– А за сим к старосте нашенскому нужно, – махнула старуха рукой в сторону, где заходило солнце, окрашивая небо в кровавые цвета.

Завтра будет холодно.

– Он приезжих привечает. К хате своей комнату ещё одну присобачил и словом её ещё таким гадким называет… Гости… гасти… гастиннатца! – Старушка с чувством сплюнула под ноги и опять издала этот непонятный противный звук. – Вот он уж и хлеб, и кров могёт, если монеты… Эгей! – Она с небывалым для своего возраста рвением вскочила на ноги и замахала руками. – Чего эт твоя скотина мои цветы жрёт?! А ну кыш!

Оглянувшись, я увидела, что Гербера, воспользовавшись моментом, спокойно подошла к противоположному дому и принялась объедать клумбу у забора.

Я подбежала к кобыле, схватила за поводья и дёрнула, зашипела недовольно:

– Гербера, не позорь меня!

В ответ лошадь недовольно всхрапнула, но морду отвела.

Ей только дай волю – всё съест! Уж больно любит она цветы, особенно розы. Что очень не нравилось матушке, которая любила на эти самые розы смотреть во время завтрака. Однажды Гербера умудрилась как-то выйти из конюшни и объесть недавно распустившееся жёлтые альмаильские… После чего приводить эту лошадь в родительское поместье мне запретили строго-настрого.

– Прошу прощения!

– Пошто мне твоё прощение?! Мои «золотые башенки» и синяя астрачка! Всё сожрала, скотина! Меня же теперь соседи засмеют! Скажут: у всех хат красота какая цветёт, одна Матфеевна с обжоратыми кустами!

– Это решить легко, – хмуро ответила я.

Хоть Гербера и съела несколько цветов, но это не повод называть её «скотиной».

– И как же?! – грозно посмотрела на меня старуха, уперев руки в бока.

В ответ я сделала несколько пассов. Золотая дымка вырвалась из моих пальцев и устремилась к клумбе, опустилась в землю, а затем столбом взмахнула вверх. Тут же полезли молодые ростки, которые, под действием магии, росли и вытягивались, распускались. Рудбекия, она же «золотая башенка», сентябрьская астра, первоцвет, маки, гиацинты, нарциссы, подснежники и множество других цветов, чьи луковицы спали в земли и откликнулись на мой зов.

– Мать Марина! – старуха ахнула и схватилась за сердце. Ещё бы, ведь теперь возле её забора распустился цветник не чета остальным соседям! – Шо за чертовчина?!.

– Магия земли, – исправила я и представилась: – Магистр Рейвен. Хорошо удобрите землю, иначе в следующем году у них не хватит сил вырасти. – Я забралась в седло, никак не показывая, насколько у меня от этого стрельнуло в пояснице, и спросила: – Подскажите, как выглядит дом старосты?

– Он самый большой у нас тут. Крыша красная, с зайцами и утками – любит он их, шо жрать, шо любоваться. Поезжай на запад и точно не пропустишь.

– Всех благ вашему дома, – поблагодарила я и пустила Герберу в нужную сторону.

– Только, ведьма!.. Эй, постой!.. – раздалось мне в спину.

Я чуть с седла не съехала. Как она меня назвала?!

Развернула лошадь, глянула свернуть вниз на старуху и холодно произнесла, чеканя каждое слово:

– Я маг земли. Магистр Рейвен.

Та от моих слов только отмахнулась и заявила:

– Токмо ты туда можешь не ехать. Тама щас нема никого. Разве шо Пустая Башка, но толку с него, как с козла молока!

– А где все? – растерялась я, уже лелея надежду на пирог. Да хоть пирожок! Что угодно, кроме солонины, что можно было бы засунуть в рот и пожевать, а не рассасывать!.

– В храме, – ответила она тоном «само собой разумеется». – Сейчас же вече́рня.

Теперь понятно, почему я больше не видела людей.

– Вы тогда почему не со всеми?

– Да потому что поп наш с чертями водится! – ответила вторая женщина, которая до сих пор сидела на лавочке, получается, у своего дома. Голос у неё оказался на диво мелодичным и молодым, звонким. – И самогон пьёт! Я своими глазами видела!

По тону было совершенно непонятно, чем именно она возмущена больше: неожиданным знакомством попа с нечистью или наличием у него пагубной привычки.

У меня удивлённо приподнялась бровь.

– Чёрт? Вы уверены?

Женщина вскочила на ноги и возмущённо махнула рукой с зажатым подсолнухом. Несколько семечек выскочили, упали на землю, и к ним тут же подбежали несколько больших чёрных ворон. Я их давно заприметила. Они сидели на заборе у избы с лисами и явно выжидали, когда кумушки уйдут и можно будет поискать целые зёрнышки. А тут такое неожиданное угощение.

– Да я своими глазами видела! – продолжала кумушка. – Мы вечером с… с Милкою!..

– Прошу прощения, – прервала я, видя, что эмоциональный монолог начал набирать обороты, – но это не моё дело. Я просто хочу отдохнуть и поесть. Всех благ вашему дома.

Я вновь развернула Герберу и направила её в сторону храма, благо его крыша была видна даже отсюда.

Несколько секунд было тихо, а затем в спину мне раздалось:

– Вот же ж!.. Ведьма!

Останавливаться и возвращаться на этот раз не стала, лишь громко ответила:

– Магистр Рейвен!

*Тео́рия гра́фов – раздел дискретной математики, изучающий графы. В самом общем смысле граф – это множество точек (вершин, узлов), которые соединяются множеством линий (рёбер, дуг).

Глава 2. О том, как магистр впервые встретила Пустую Башку

Храм находился от деревни примерно в полверсты. Чем ближе я подъезжала, тем больше поражалась увиденному. Казалось, он полностью был украшен искусной резьбе, начиная от фундамента и заканчивая острой крышей с деревянной скульптурой бога-отца Славна – создателя всего сущего и отца всех людей. Остальные тотемы сидели на крышах по четырём сторонам света. На юге богиня-мать Марина – мать всех людей, покровительница беременных женщин и защитница детей. На севере бог-брат Молор – воплощение земли, именно от его милости зависит, насколько будет щедрый урожай. На западе богиня-сестра Рима – покровительница влюблённых пар и счастливых браков. На востоке боги-дети близнецы Глашта и Аглай – судьи жизни мирской и проводники в загробный мир. Было ещё множество божков, которым возносили молитвы, мольбы или проклятья, но именно эту шестерку почитали больше остальных.

Мне пришлось подождать ещё с полчаса. Солнце полностью скрылось за горизонт, и о его присутствии напоминал только кроваво-красный рубец.

Я сорвала несколько зелёных яблок, желая хоть немного утихомирить голод, но это не помогло. Напротив, живот заурчал сильнее, да ко всему из-за кислоты запершило в горле.

Когда отворились двери молельного дома, я готова была броситься к первому вышедшему и умолять отвести меня к старосте. Конечно, я этого не сделала, а осталась сидеть на месте. И на лице моём не дрогнула и мышца, когда из храма повалили люди: молодые и старые, мужчины и женщины. Их было не больше пятидесяти человек, и они смотрели на меня во все глаза. Раздались шепотки:

– …вы токо гляньте…

– …это ж баба в штанах!…

– …штаны на ней какие… срамота!..

– …а красивая, и фигура какая ладна…

– …вот это покрой камзола…

– …пуговицы не чай золотые…

– …а тебе, бабка, лишь бы золотые!…

– …давно у нас заезжих не было…

– …да и время такое… неспокойное…

– Чего застыли? – раздался грозный и хорошо поставленный голос.

Толпа расступилась, и ко мне вышел невысокий и очень полный мужичок. Казалось, словно бочонок одели в коричневый кафтан и приделали к нему ручки-ножки с головой. Уж больно его фигура напомнила цилиндрическую форму.

– Пусть Мать Марина принесёт благо вашему дому, – поздоровалась я и поднялась с пенька, на котором сидела, пытаясь не морщиться от боли. Спина и ноги болели так, словно их отрубили, а потом пришили обратно. – Вы староста?

– Ну я! – погладил он длинные, свисающие ниже подбородка усы пшеничного цвета. – Мирослав Потапович Карха меня звать. А вы кем будете?

– Гостем, – я натянула на губы вежливую улыбку. – Мне сказали, у вас можно остановиться.

– Ну можно, – кивнула мужчина и выпрямился, расправил плечи. – У меня комната свободна есть.

– Да твоя гастиница всегда свобода! – со смехом раздался голос из толпы.

Люди, конечно же, никуда уходить не собирались и с любопытством глядели на нежданное представление. Меня посетила запоздалая мысль, что всё же нужно было дождаться старосту у его дома.

– Потому шо в ней никто жить не хочет!

По толпе прошёлся весёлый хохот. Я продолжала держать на губах вежливую улыбку.

– Если комната свободна, то я с удовольствием её арендую.

– Ну можете и арендовать, ток деньги вперёд.

– Хорошо, – достала из внутреннего кармана камзола кожаный кошель. – Сколько?

– Ну две… три баронских деньги!

– Договорились.

Расшнуровала кошель и заглянула внутрь. Так, у меня имеются две княжеских золотых монеты, пять графских серебряных, а баронских медных всего… две. Не повезло.

Пока пересчитывала, чувствовала на себе любопытные взгляды. Краем глаза даже заметила, как кто-то привстал на носочки, в жалкой попытке заглянуть вглубь кошеля.

– Мирослав Потапович, – подняла взгляд на старосту, – давайте поступим так: я вам один граф, а вы меня ещё вкусно накормите, в бане попарите и за лошадью моей поухаживаете.

Я протянула ему серебряную монету. С одной стороны на ней был изображён профиль генерала Белояра Рейвена. На другой герб графской семьи и год чеканки – 1476. Это был мой дед, который погиб ещё до моего рождения во время очередного военного похода на соседей.

– Ну это мы завсегда рады для таких дорогих гостей! – заулыбался староста и ловко спрятал монетку куда-то в кафтан.

За его спиной люди вновь зашушукались.

– …вот это динжища!..

– …я графка никогда не видел, не то что в руках держать!..

– …а пуговки-то золотые…

– …бабка, хватит про золото!..

– …а один граф – это много?..

–…ещё как…

– …за одну графскую деньгу можно лошадь хорошую взят…

– …ого!.. Сколько же это сладких петушков выйдет?..

– Ну пойдёмте, дорогой гость, я вам пока деревеньку нашу покажу, – староста приглашающе махнул рукой, – а мои домашние всё сделают к нашему приходу. – Он обернулся и сказал кому-то из толпы: – Премислав, бегом домой, найди Сено и вдвоём воды в баню натаскайте. Быстро!

– Хорошо, батько. – От толпы отделился невысокий паренёк со светлой головой и побежал, почему-то, не вперёд по дороге, а налево куда-то в лес. Хотя, может, у них там короткая тропа к деревне.

Я с усилием залезла в седло и тронула лошадь. Конечно, это было не очень уважительно по отношению к пешему старосте, но я так устала, что ногами никуда бы дойти уже не смогла. Впрочем, никакой негативной реакции моё действие не вызвало. Мирослав Потапович шёл, довольно улыбаясь и размахивая руками.

– Ну, дорогой гость, а величать как вас?

– Можете обращаться ко мне «магистр Рейвен».

– Так вы маг? – неожиданно воодушевился староста. – Что закончили?

– Великий институт магии, – ответила с гордостью, надеясь, что документов он у меня не спросит. Их тоже конфисковали, поэтому подтвердить, что я училась там, могу только с помощью камзола. Его выдают всем выпускникам, и подобных пуговиц с гравюрой больше нигде не сыскать.

– Ого, так вы из самой столицы! Эх… Я ведь когда-то тоже там учился. Не в Великом институте магии, конечно, – он усмехнулся, – ну, два года в гильдии плотников состоял.

Его признание меня насторожило, хотя виду я и не подала. Надеюсь, это было до того, как фамилии магов Рейвен и Оверт прогремели по столице. В противном случае придётся искать другую деревню возле Старого Леса. Путкино, конечно, удобнее всего расположен, но и риск увеличится.

– Почему только два года? – попыталась направить разговор в другое русло.

– Ну как-то не сложилось у меня со столицей, – мужчина кисло усмехнулся. – Я ж это, с детства мечтал уехать отсюда. Ну вроде родная деревня, семья, друзья рядом, а я словно в трясине тонул… Когда исполнилось пятнадцать, не выдержал и уехал. Много лет где бродил, пока до столицы не добрался и не осел в гильдии плотников. С моими знаниями и умениями меня легко приняли. Ну тамошние мастера мало чему могли меня научить и чёрт дёрнул похвастаться, как путковцы умеют по дереву работать! Удивил я мастеров знатно, конечно, а потом выболтал некоторые наши секреты по обработке и работе с деревом. Ну мальчишкой я ещё был, не понимал ничего. Да и вскружило мне голову признание самих столичных! – Староста тяжело вздохнул. – Только потом узнал, что эти мастера начали выдавать себя за путковцев и продавать дворянам деревянные украшения и безделушки за огромные деньги.

Мысленно выдохнула от облегчения. Мне было всего лишь девять, когда началась мода на деревянные украшения… Я хорошо это помню, ведь на день рождение отец и подарил мне ту шкатулку с секретом.

– Обидно мне стало, не рассказать как! – продолжал свою эмоциональную речь мужчина. – Я хотел было добиться справедливости, даже княжичу жалобу написал, но куда мне, молодому парню, бороться с силой денег… – Староста поднял на меня серьёзный взгляд зелёных глаз под светлыми мохнатыми бровями, погладил длинные усы. – Вот так и я понял, магистр Рейвен, что в столице никакой справедливости нет.

– Вы совершенно правы. Чего-чего, а справедливости там нет. Потом вы вернулись домой?

– Конечно! Ну что ещё делать было? Вернулся с повинной к отцу и всю правду поведал, как вскружила мне голову столица. Эх… тяжёлое то время было. Я от стыда даже вновь уйти собирался, ну меня Богданушка, женушка моя, остановила. Ну, а через некоторое время к нам и люди стали приходить и спрашивать про путковских мастеров по дереву. Даже то, что Старый лес у нас тут под боком, их не пугало! Кто-то учиться хотел, но мы всех разворачивали; кто-то прикупить чего-то – тем всегда были рады. Ну потом стало их всё меньше и меньше приходить. – Мирослав Потапович развёл руками. – А сейчас и вовсе не приходят. Ну так мы на ярмарку в Бортомир возим – там тоже неплохо берут.

– Просто мода на путковские украшения давно прошла, – ответила я и краем уха услышала разговоры за спиной и звук шагов. Видно, толпа деревенских поотстала, но шла за нами.

Показались заборы первых домов. До деревни оставалось недалеко. Вновь запахло пирогами с яйцом и луком. Или это у меня от голода уж начались галлюцинации?

– Ну вы к нам тоже за украшениями? – полюбопытствовал староста и по-доброму улыбнулся. Правда, улыбка тут же пропала, когда я серьёзно ответила:

– Нет. Я к вам жить приехала.

– В каком это смысле? – Мужчина встал как вкопанный и в изумлении уставился на меня снизу вверх.

– Как вы сами и сказали, в столице справедливости нет. – Я позволила себе широко, хоть и не слишком искренне улыбнуться. – Вот и мне она осточертела настолько, что я решила бросить всё и уехать жить в деревню. Надеюсь, для меня найдётся какой-нибудь домик? Желательно где-нибудь на опушке поближе к лесу.

– Ну ведь так нельзя! – рассердился староста и аж руками от эмоций замахал. – А как же ваша семья? Они вас отпустили? Или вы с дома сбежали?

Сбежала… Ну, эти подробности лучше опустить. Тьфу, с этой манерой Мирослава Потаповича вставлять везде где надо и не надо «ну» сама так начала делать!

– Я не замужем, если вы об этом. А родителям и младшему брату всё равно.

– Ну как так? – мужчина смотрел на меня большими печальными глазами.

Вот только жалости не хватало!

– В столице и не такое возможно, Мирослав Потапович, – немного резко ответила и развела руками, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию.

Гербера воспользовалась остановкой и опустила морду к траве.

– Ну вы понимаете, что жизнь в деревне отличается от столичной? Вы, скорее всего, из дворянской семьи… Это сразу понятно по вашей прямой осанке и манере разговора.

– Мирослав Потапович, я ехала к вам почти два месяца… Если бы в чём-то сомневалась, то давно бы развернула лошадь назад.

Староста стянул с головы красный, подбитый мехом науруз и обтёр лицо рукой.

– Да вы ж у нас и месяца не сдюжите!

– Вы меня совершенно не знаете, чтобы утверждать подобное, – резко ответила и дёрнула за поводья, заставляя Герберу поднять морду. – Пошла!

Мужчина поспешил следом, поравнялся со мной, нахлобучил шапку назад на голову.

– Спрошу ещё раз, есть у вас свободный дом на опушке леса, где я могла бы поселиться? – подала голос спустя пару минут молчания.

– Ну есть одна изба, – начал он неуверенно, махнув куда-то на север. – Там ведьма нашенская жила, пока не отошла в мир иной. Пусть Глашта и Аглай в хорошее место её отведут, – мужчина сделал ритуальный знак правой рукой, – а девка – ученица, которую она себе на замену готовила – сбежала через неделю после похорон. Говорят, видели её потом в доме терпимости в Бортомире… Ну, туда ей и дорога… – Староста сплюнул под ноги. – Изба уже несколько лет пустой стоит. Туда никто не ходит, ибо она у самого Старого леса находится… А там разве что ведьмы отважатся ходить… – Он пристально посмотрел на меня. – Боитесь Старого леса, магистр Рейвен?.. И по батюшке как вас величать?

– Не боюсь. – Это чистая правда. Мне прекрасно известна природа этой аномалии, а уж разных деревенских баек я точно не испугаюсь. – И «магистр Рейвен» будет более чем достаточно, – вновь натянула на губы вежливую улыбку.

– Как знаете, – пожал плечами староста. – Избу завтра с утра посмотрим. Сейчас время уже позднее туда идти.

Мы зашли в деревню и возле первой же избы увидели двух кумушек. Меня их присутствие удивило, ведь до этого они сидели на лавочке у дома, который находился на другой стороне поселения.

– Опять эти лопотуньи, – пробормотал Мирослав Потапович и вздохнул, поднял взгляд на меня: – Деревня у нас маленькая, всего двадцать домов, поэтому сплетни у нас быстро расходятся. Ежели всё же собрались остаться, то привыкайте, что первое время вам проходу не будет.

– Привыкать не придётся, – грустно прошептала, на долю секунды провалившись в воспоминания.

Последние несколько лет люди преследовали меня везде. Поначалу мы с Дамиром веселились от подобного внимания. Спорили, кому больше писем придёт и заголовок в статье посвятят. Однажды даже облили водой с краской газетчиков, окруживших нашу лабораторию… А потом… потом…

– Что говорите? – переспросил староста, выдернув меня из зыбучих песков памяти.

– Как-нибудь привыкну, – ответила громче и вновь натянула вежливую улыбку.

Когда мы поравнялись с кумушками, старуха спросила с усмешкой:

– Гляжу, нашла нашего старосту, ведьма?

Ко всему она опять издала этот противный звук, от которого Мирослав Потапович поморщился, как от зубной боли.

– Какая она вам «ведьма»?! – гаркнул он, но женщины и ухом не повели. Та, что помладше, видно, пощёлкала все семечки с подсолнуха и сейчас жевала сухую курагу. Вороны всё так же сидели возле них на заборе в ожидании угощения. – Она магистр! Маг из самого Великого института магии!

– Да шо ведьма, шо маг – это всё бесовское, – отмахнулась старуха. – Не от богов эта сила, и до времён Старого леса не было ничего такого в нашем мире.

– А как же пресвятая Прокофия…

– Прошу прощения, – прервала я старосту и, когда он перевёл на меня удивлённый взгляд, непреклонно сказала: – Я сегодня целый день в пути и очень устала. Давайте мы уже поедем к вашему дому.

– Ну вы правы, – кинул он на кумушек раздражённый взгляд и отмахнулся. – Да и что с этими старыми разговаривать.

– Старыми? – вскочила та, что помладше. – Потапович, ты это кого старой назвал?!

– А ты что, молодуха, Радомира? – огрызнулся мужчина. – Уже третий десяток разменяла, а всё румянец себе девичий рисуешь… Тьфу!..

Я закатила глаза и дёрнула за поводья. Гербера послушно пошла вперёд. За спиной ссора набирала оборот, послышались проклятья и обещания убийства. Громко лаяли собаки, просто убийственно пахло пирогами с яйцом и лучком. Голова начала раскалываться, и виски болезного сдавливало.

Так, мне нужен самый большой дом с красной крышей, на которой стоят деревянные фигурки зайцев и уток.

Гербера медленно шла, а я смотрела по сторонам, выискивая нужное место.

Впереди появилась какая-то фигура. Сначала я не придала этому никакого значения, но когда она приблизилась, у меня сперло дыхание от неожиданности.

Аромская империя почти всегда воевала или находилась в военном положении. Поэтому одним из условий при получении степени магистра была годовая военная подготовка. Маги-магистры считались живым оружием и призывались на поле боле в качестве последней меры. В мае 1512 я в составе ста восьмого магического отряда приехала в форт «Светлая заря» на военную подготовку. Тренировки были чудовищными, но была одна вещь, которая стоило всего сошедшего пота. В том же форте обучали дружинников для княжеской личной охраны. И уж женская половина магов по достоинству оценила подобное «соседство». Особенно когда поутру молодые парни в одних штанах выходили на утреннюю тренировку. Там такие были тела! Подтянутые, загорелые, в лучах утреннего солнца…

И сейчас ко мне приближался мужчина, фигура которого с лёгкостью затмила бы воспоминания о всех дружинниках. Он был высоким, метра под два точно, с широким разводом плеч. Нёс коромысло с двумя наполненными до краёв ведрами, и мышцы на его мощных руках напряглись и бугрились. Когда он подошёл совсем близко, мне показалось, что время вокруг словно замерло.

Ему явно было за тридцать, и я впервые видела, чтобы у мужчины было такое необычное лицо. Не по-женски миловидное, а… даже не знаю, как сказать. Необычно притягательное? Ромбовидной формы и с чистой, загорелой кожей. С пронзительными и очень светлыми голубыми глазами, уголки которых были приподняты. С полными губами и прямым носом, круглым подбородком. Растрепанные, торчащие в разные стороны светлые волосы, правда, портили всю картину. Их цвет и голубые глаза относили его к аромским. Но черты лица и необычный разрез глаз явно указывали на иную примесь в крови. Но чью?

Путкино располагалось на самом краю империи, дальше только Старый лес, разросшийся на множество вёрст на север. Что за ним, никто не знает. В своё время в лес было отправлено множество экспедиций, но лишь единицы вернулись оттуда живыми и с не очень обнадёживающими сведениями. Я точно знаю, что в Старом лесу никакие племена дикарей не живут. Так откуда тут он?

Пока я размышляла, незнакомец прошёл мимо. Даже ни разу не посмотрев на меня! Я оглянулась и проводила его взглядом.

Задница у него тоже хороша. Брачного браслета не видать. Неужели до сих пор никто к рукам не прибрал? Или он вдовец? Интересно, дети есть?..

В следующую секунду что-то ударило меня по голове. Да с такой силой, что я слетела с лошади и потеряла сознание.

Глава 3. О том, как бывают невежественны и жестоки люди

– …А-а-ха-ха!.. Вот это она об ветку головой приложилась!.. Ха-ха!..

– …а нечего было на лошади по улице ехать!..

– …вот именно! У нас тут дети, собаки и утки бегают, а она на лошади!..

– …можется, пока срежем пуговки-то?..

– …бабка, а ну стоять!..

– …она небось на Сено засмотрелась…

– …ещё бы! Сено у нас парень просто загляденье…

– …А-а-ха-ха!.. Жаль только, в голове вместо мозгов солома!.. Ха-ха!..

– …Милан, а ну цыц!..

– …ну пап…

– …видит Славен, когда-нибудь я отрежу твой длинный язык!..

– …ах!.. А крови скока много…

– …шрам небось останется…

– …жалко-то как… Красивая она…

– …Да шо с ведьмой станется…

– …А-а-ха-ха!.. Ведьма?.. Ха-ха!..

– …А то! Я своими глазами…

– …Матфеевна, говорю ж тебе, она магистр из Великого института!..

– …Фе!.. И в каком месте она красивая?

Множество голосов доносились до меня, словно из-под воды. Я простонала и открыла глаза, огляделась. Надо мной склонился староста, те две кумушки и ещё несколько незнакомых мне людей. Голова ужасно болела, на лбу лежало что-то мокрое, кожу неприятно стягивало.

– Магистр Рейвен, вы как себя чувствуете? – староста взволнованно заглянул мне в глаза.

– Что произошло? – спросила пересохшими губами.

Помню, что увидела очень красивого мужчину, а потом меня что-то ударило по голове и я слетела с лошади… Неужели меня нашли? Так быстро?! Это невозможно! Я же подчистила все следы!

– Ну вы это, – Мирослав Потапович смутился, – об ореховую ветку головой приложились.

– А-а-ха-ха!.. Загляделась на Пустую Башку!… Ха-ха! – с издевательским смехом добавил какой-то высокий и щуплый парень лет восемнадцати. Волосы у него рыжие-рыжие, глаза ярко-зелёные, а лицо такое веснушчатое, что почти не было видно чистой кожи.

Мать Марина, какая стыдоба! Засмотрелась на задницу мужика и не заметила ветку дерева!

– Ну, Негомир, убери его! – цыкнул староста.

В поле моего зрения появился ещё один человек – высокий и мускулистый мужчина лет сорока в кожаном фартуке. Волосы у него были чёрные, выстрижены «горшком», брови толстые и мохнатые, сросшиеся в одну линию, а борода густая, длинная, закрывающая почти всё лицо.

Мы встретились взглядами. Глаза у него оказались миндалевидной формы, а радужки тёмно-карими, почти чёрными. Значит, он, как и я, не чистокровный аромский. Неужели тоже гренвин? Только у этого народа имеется такой разрез глаз и цвет.

Мне тёмные волосы и карие глаза достались от бабки по отцовской линии – урождённой гренвинки, ставшей военным трофеем, который дед забрал с собой после победы. В книгах истории потом рассказывали романтичную сказку, как генерал влюбился в принцессу воюющего королевства, а после привёз её на родину и взял в жены. На деле всё оказалось не так романтично и радужно. Я нашла информацию во внутренних архивах семьи, где сказано, что бабка отравила себя после рождения второго ребёнка. Официально, конечно, было указано о какой-то внезапной и смертельной болезни, чудом не заразившей остальных.

Для меня тринадцатилетней это стало настоящем шоком. Ведь история дедушки и бабушки с детства была моей любимой, и нянюшка мне всегда рассказывала её перед сном. После этого я стала верить только в факты, желательно заверенные документально.

– Милан! Я тебе что сказал! – гаркнул новоприбывший хорошим командным басом и схватил сына за ухо. – А ну пошли поговорим!

– А-А-А-А!.. Па-а-а-а-а-ап!… Ухо!.. Отпусти, пап!.. А-А-А-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

– Ну так… – продолжил староста, когда крик рыжего отдалился, – вы налетели головой на ветку ореховую. Да с такой силой, что разбили себе лоб и слетели с коня!.. А я говорил Славену, чтобы давно спилил её! А он: «Никто до неё не достаёт»!

– И сейчас говорю! Ежели бы ведьма на лошади не ехала или смотрела бы по сторонам, то обошлось бы! – раздался гневный голос. Его обладателя я не видела. Наверное, он стоял с остальной толпой где-то сбоку.

– Она магистр! Тьфу!.. Сколько раз нужно повторить?!

Я подняла руку и хотела прикоснуться к травмированной части головы, чтобы проверить, насколько всё плохо, но меня мягко, но настойчиво остановили. Перевела вопросительный взгляд на женщину, которая сидела возле меня на коленях. Она светло и по-доброму улыбнулась.

– Лучше не трогай, милая, – голос её был мягкий и мелодичный, – я на ранку пару травок приложила, должно кровь остановить. Как ты себя чувствуешь, милая?

То ли был виноват её голос, то ли улыбка и сочувственный взгляд светло-голубых глаз, но я неожиданно для себя честно ответила:

– Умираю с голоду… А тут ещё так пирогами с яйцом и луком пахнет…

– Ох, милая. – Женщина погладила меня по волосам, и это отрезвило. – Давай мы сначала зашьём твою рану…

На это раз я остановила её руки и ответила спокойным, но не терпящим возражения голосом:

– Не надо.

– Ну она действительно может помочь, – вновь склонился надо мной староста, и в его глазах виднелась обида. – Это Любавушка – знахарка из Бортомира! У нас на днях Аленька, дочка моя меньшая, понести должна, вот я и пригласил…

– Я могу сама! – ответила немного резко.

Перебивать мужчину не хотела, но сил больше не было слушать. Завтра… вот завтра я хоть про каждого деревенского послушаю, а сейчас дайте мне просто поесть и поспать!

С усилием, но приподнялась, перевернулась и встала на колени. Мокрая тряпка с травами упала со лба. До носа донесся запах сока крапивы и тысячелистника – одних из лучших трав, усиливающих свёртывание крови.

Нужно будет потом поблагодарить знахарку, всё же она хотела как лучше.

Опустила ладони и зарыла пальцы в земле. Дорога тут была утоптана, и у кого-то другого такой фокус бы не вышел, но твердь сама расступилась, словно впуская меня внутрь. Прикрыла глаза и сосредоточилась.

Целительная магия была одним из труднейших видов магии. Чтобы стать целителем, нужно иметь огромный резерв, терпение, выдержку и пять-шесть лет свободного времени, потраченного на обучение. Меня эта отрасль никогда не интересовала, но при получении степени магистра целебная магия была обязательной. Подходил даже минимум: остановить кровотечение из раны на собственном теле, обеззаразить её и продержаться, пока до тебя не доберётся целитель. В идеале ранение залечить самолично и вновь отправиться в бой, но таких магов было единицы. Я находилась где-то посередине: какую-нибудь колотую рану в живот заживить не смогла бы, но порез на лбу – запросто.

Перед глазами проносились золотые точки и соединённые с ними линии: тонкие и длинные, яркие, наполненные энергией, и тусклые, почти отжившие своё.

Ещё одна причина, почему меня не интересовала лечебная магия, была в том, что целители не просто заживляли раны, а брали на это энергию из другого объекта. Равноценный обмен… А мне всегда было трудно забирать. Наверное, потому что маг земли острее воспринимает окружающую его природу.

У кого бы взять? У цветущих хризантем? Будет слишком мало, и на следующий год они не распустятся. У тех, кто уже спит, брать тем более нельзя, иначе у них не хватит сил пережить зиму. Был бы лес, было бы проще, он всегда с радостью даёт. Тогда, может, у дерева? Самая яркая точка оказалась у ореха…

Прости меня. Это моя ошибка. Обещаю, когда отдохну, обязательно верну.

Листва на дереве зашуршала, хотя ветра не было.

Я подняла руки, и окружившие меня люди ахнули, увидев, как от моих пальцев тянутся золотые нити. На лбу выступил пот, стёк и попал в рану. С усилием, но сдержалась и не зашипела, только прищурила правый глаз. Провела руками круг, собирая золотые нити в единый шар, и приложила его к ране. На несколько секунд голову словно опалило огнем, а потом боль прошла. Но навалилась такая усталость, словно мне на плечи упала каменная плита. Откат не заставит себя ждать, поэтому нужно поскорей оказаться в доме, иначе я опять разлягусь на дороге и без помощи ветки.

– …Мать Мария!.. – выкрикнул кто-то.

– …глядите! Рана-то затягивается!..

– …вот бесовское отродье!..

– …пап, дай посмотреть!..

– …стоять! Мы ещё не договорили!..

– …ну па-а-а-а-ап!..

– …эх! Плакали золотые пуговки…

– …бабка!..

– …я же говорю: ведьма она!

– …магистр!..

– …всё же чудеса это всё!..

– Дай посмотреть, милая, – обратилась знахарка вновь с этой своей располагающей улыбочкой.

– Всё хорошо, рана зажила, – отмахнулась я и оглянулась, выискивая Герберу. Но люди так плотно окружили меня, что между ними ничего не было видно.

– Вижу, – мягко ответила она. – Как и то, что ты умеешь позаботиться о себе. Ты молодец, милая.

Ага. Сама знаю.

– Кстати, спасибо за травки. И можете, пожалуйста, меня так больше не называть, – вернула женщине улыбку. Не такую светлую и добрую, но говорящую.

С трудом, но поднялась на ноги, проигнорировав несколько протянутых рук. Знахарка встала следом, хотела было отряхнуть мою спину от пыли, но я остановила её.

– Спасибо, но не нужно, я сама. – Затем повернулась к старосте: – Мирослав Потапович, можете, пожалуйста, подвести мою лошадь? – попросила с вежливой улыбкой.

Что бы ни случилось, нужно улыбаться – этому матушка учила с самого детства. Однажды родительское поместье посетил княжич с царевичем, а я так не вовремя залезла на дерево, свалилась с него и сломала несколько рёбер. Но это не остановило матушку от того, чтобы вытащить меня из постели, облачить в парадный туалет и представить правящей семье. И я улыбалась, кланялась, выказывала радость от знакомства, а то, что в обморок упала… наверное, слишком переволновалась. Что с молодой и глупой девчонки взять-то?

– Ну мы быстрее дойдём, – ответил староста и махнул куда-то рукой, – моя хата совсем рядом, на соседней улице.

– Боюсь, дойти не смогу, – улыбка дрогнула и стала ещё шире, – поэтому, пожалуйста, подведите мою лошадь.

– Понимаю-понимаю, – закивал мужчина.

Да что ты понимаешь?! Что ещё несколько минут – и мне будет всё равно: я лягу прямо там, где стою!

Я прикрыла глаза, тяжело вдохнула и выдохнула максимально вежливо:

– Пожалуйста…

Мои слова утонули в мощном крике:

– Сено! Иди сюда! Быстро!

Люди расступились, и к нам шагнул тот мужчина, на которого я засмотрелась.

Сердце в груди вдруг забилось, как сумасшедшее, а губы вытянулись в совершенно глупую улыбку. Неожиданно мне захотелось посмотреть в зеркало, поправить волосы… и с ужасом представила, что бы там увидела: я же помятая, уставшая, с растрёпанной причёской и в испачканной одежде!

Стыдоба!

– Сено! – хлопнул староста мужчину по плечу. Он был ему где-то по грудь, поэтому выглядело это довольно комично. – Видишь, это магистр!

Мужчина сфокусировал на мне взгляд, широко улыбнулся и ответил:

– Ага!

Моя улыбка померкла. Не знаю, что именно меня насторожило, но что-то было не так. Наверное, слишком невинное, даже слегка глупое выражение лица, а улыбка по-детски широкая и радостная. Да и взгляд расфокусирован, ни на чём не задерживался.

– Возьми. И. Отнеси. Магистра. Домой. – Мирослав Потапович сделал руками жест, словно подхватывает меня, и потоптался на месте. – Взял. И. Отнёс. Понял?

– Ага! – кивнул тот, но по невинному выражению лица было совершенно непонятно, так ли это.

Я стояла, что громом поражённая, и до конца не могла поверить в происходящее. Это было так… абсурдно! Зачем заставлять кого-то меня куда-то нести! Просто подведите ко мне лошадь!

– Давайте… – начала было я, но меня опять перебили.

И на это раз это был крик ярости и злости:

– Я! СКАЗАЛ! НЕСИ! ДОМОЙ! БЫСТРО!

– Ага!

Мужчина шагнул ко мне, обхватил руками и… закинул на плечо, словно мешок с картошкой. А потом ещё положил свою большую руку на мою… ну ту, что ниже талии (видно, чтобы не упала ненароком), и бодренько зашагал вперёд.

– НЕТ! ДУБИНА! ОТПУСТИ! – Это кричала не я, а староста. Ко всему он ещё прыгал на месте и размахивал руками, в желании привлечь к себе внимание.

– СЕНО! ОТПУСТИ! ЖИВО! СКАЗАЛ!

Мужчина остановился и… скинул меня прямо на землю. Спасибо хоть наклонился, а не бросил с высоты своего роста. Мне помогли подняться на ноги чьи-то руки и на этот раз всё же обтёрли. Сил сопротивляться не было. Вся эта сцена высосала остатки моих моральных сил.

– ПУСТАЯ! ТЫ! ГОЛОВА! Я! СКАЗАЛ! ОТНЕСИ!

Так он и нёс. Сделали то, что приказали. Зачем теперь на него ругаться?

Улыбка у него так и не погасла, и смотрел он на старосту с всё тем же невинно-непонимающим выражением лица. Словно пёс, которая не осознаёт, почему, когда он лезет ластиться, его пинают ногой.

Мне стало тошно.

Мирослав Потапович не производил впечатление человека, способного так себя вести. Но что меня поразило больше всего: деревенские хохотали! Словно ненормальные, до слёз, тыкая пальцами и громко выкрикивая, что Сено – вот Пустая Башка! – опять что-то учудил на потеху остальным. Лишь несколько человек, включая знахарку, не присоединились к «всеобщему веселью». Я посмотрела в лицо Любавы и увидела, что она хмурится, глядя на старосту.

– Я! ТЕБЕ! КАК! ПОКАЗЫВАЛ! ЕЁ! НЕСТИ! – Мирослав Потапович стянул науруз с головы и хлестнул несколько раз мужчину по груди и плечам. Тот виновато опустил голову, но ни разу не дёрнулся, хотя, уверена, с одного удара смог бы отправить старосту в нокаут.– ПОЧЕМУ! ТЫ! ПОСТОЯННО! МЕНЯ! ПОЗОРИШЬ! ПУСТАЯ! ТЫ! БАШКА!

Так! Это уже ни в какие ворота не лезет!

– Прекратите! – повысила я голос и даже не пыталась сдержать злость.

Староста тут же замолчал, обернулся, неловко улыбнулся мне.

– Простите, магистр Рейвен. Это Сено, брат мой младший. Он с детства таким уродился, немного…. Ну сами видите.

Младший? Со стороны и не скажешь. Да и не похожи они совсем, несмотря на то, что оба блондины с голубыми глазами.

– Сено? – недоумённо переспросила я. – Что за имя такое странное?

– А-аха-ха! Потому шо в голове у него одна солома! Ха-ха!

– Милан! – зло гаркнул Мирослав Потапович и вновь улыбнулся мне. – Это сокращённо от Сенослава… Он хороший парень и совсем безобидный. Прошу за него прощения.

– Всё нормально, – холодно отрезала я и взглянула в лицо Сенославу.

Он опять улыбался: наверное, был рад, что его перестали бить шапкой.

– С детства такой, говорите?

– Ага-ага! Ну что мы всё на улице стоим, – неожиданно заторопился Мирослав Потапович. – Пойдёмте же в дом. Сено…

– Приведите! Мою! Лошадь!

Староста удивлённо, с долей непонимания и обиды глянул на меня. Видать, не понравилось, как я скопировала его тон.

Герберу мне таки подвели и даже помогли взобраться в седло. Обернулась, последний раз посмотрела в сторону Сенослава. Попыталась встретиться взглядами, но не вышло.

Что ж… Жаль.

Глава 4. О том, как Сено стал Сеней

Богдана тонкими ломтиками нарезала запечённую с бузиной и горчицей буженину и складывала на деревянную тарелочку. Мясо было сочное, подрумяненное, с сальными прожилками. А как пахло!

– …гусь с яблоками… Мы готовим его по особому рецепту: закапываем в землю казан, а под ним угли. Ну он там всю ночь томится. Мясо получается такое нежное и сочное…

Действительно. Красное мясо легко сходило с кости и просто таяло во рту, а яблоки добавляли немного кислую нотку.

– …сало с чесноком и черемшой. Сам солил!..

Сало было жирненькое, с приличной прослойкой мяса. Немного острое из-за травок, но какое же вкусное! Я рассасывала белую мякоть, а потом с наслаждением жевала шкурки.

– …картошечка с укропчиком. Ну в этом году она у нас уродилась на славу! И жук её ещё почти не поел…

Красная сладкая картошка была немного горячей, но это меня не останавливало. Я обжигала пальцы и нёбо, но продолжала жевать.

–…вот огурчики малосольненькие… Или вы больше солёные любите? Ну так я сейчас отправлю Светослава в погреб – он мигом принесёт…

Холодный, мокрый, кисленький огурчик помог остудить рот после горячей картошки. А как он аппетитно хрустел! Я ещё кусочек сала взяла и соединила всё это… Мать Марина, как же вкусно!

– …хлеб свежий. Это Богданушка моя пекла. У неё вообще не руки, а золото настоящее!..

Не пирог с луком и яйцом, но тоже неплохо. Особенно когда хлеб только из печи, пахнет так, что слюни текут, а какой мягонький и вкусный! С хрустящей корочкой!

– …наливка грушевая… Этот рецепт ещё мой пра-прадед придумал! Ну и сколько уже лет она от отца к сыну переходит! Все деревенские облизываются, даже в Бортомире о ней знают! Я обычно на ярмарку привожу – так всё скупают!

Запах наливки ударил в нос, и я моргнула, словно вынырнула из дрёмы, в которой находилась до этого. Уже осмысленным взглядом обвела комнату.

За столом сидели Мирослав Потапович, его жена Богдана Негомировна, два сына – средний Премислав и младший Светослав, – невестка Неждана, самая младшая дочка Алёна и её муж Негомир. Сенослава за стол не посадили. Насыпали еды на тарелку и вместе с тремя внуками отправили на двор. Ибо, по словам главы семейства, не детское это занятие – сидеть за столом со взрослыми!

Впрочем, шума от этих взрослых было, словно от детей. Все что-то бурно обсуждали, ругались или шутили, громко смеялись. Особенно звонкий голос был у Алёны. Иногда она хваталась за живот и ойкала от боли, но когда попускало, опять начинала хохотать.

Мне подобное поведение за столом было чуждым, ведь даже на светских раутах дворяне предпочитали беседовать вполголоса. Если какая-нибудь дама и засмеётся, то это могла быть только молодая леди. Уважаемая дворянка никогда не позволит себе подобное – только улыбку, спрятанную за веером.

– Ну, за вас!

Староста звонко стукнул своей рюмкой об мою и одним залпом осушил её. Я же сделала небольшой глоток и покатала жидкость на языке. С удивлением отметила, что горечь алкоголя вообще не чувствуется. Лишь ароматный, сладкий вкус груши и ещё каких-то травок, которые не смогла распознать.

– Ну что вы! Пить нужно до дна! – Мирослав Потапович налил себе ещё приятной на цвет золотистой наливки и осушил залпом, довольно выдохнул: – Благодать!

Я вежливо улыбнулась и ответила:

– Напиток действительно очень приятный на вкус, но я не люблю пить.

– Ну мы и не пьём, так – балуемся! – Мужчина повторно опустошил рюмку, не замечая, как на него покосилась жена. – Ко всему, моя грушовочка пьётся, словно компотик! И голова от неё на утро не болит, несмотря на то, скока ты выпьешь! Ну уважьте меня, магистра!

Мирослав Потапович смотрел на меня уже немного пьяными глазами. Может, на вкус это и не чувствуется, но градус там, похоже, приличный. Отбиться не получилось и две рюмки выпить всё же пришлось. От этого в груди потеплело и разум немного затуманился. Интуиция подсказывала, если сейчас не уйду, то к двум присоединится и третья. Я поднялась из-за стола и, извинившись, сказала, что мне нужно выйти.

– Вам в нужник? Он у нас за домом, в конце огорода! – громко сказал Премислав, который сидел по левую от меня руку.

Кинула на него взгляд и вежливо ответила:

– Благодарю.

Хотя и без подобной информации, ко всему сказанной за столом, я бы могла обойтись. Когда выходила из комнаты в сени, услышала шепотки за спиной:

– …чего это она на него зыркала?!.

– …ну потому что нужно говорить не нужник, а клозет. Так в столице говорят…

– …тут ей не столица…

– …во-во! Як приспичит – и в нужник сходит!.. Хе-хе!..

Развернулась и с широкой улыбкой шагнула назад к столу.

– Если приспичит, я и в кусты могу сходить, но благо у вас есть для этого более комфортные условия. – Перевела взгляд на старосту: – Как там с баней?

– Ну так готово уже всё! Банька натоплена, ток вас и ждёт.

– Благодарю. Можно у вас полотенце одолжить?

– Богданушка? – перевёл мужчина взгляд на жену, и та поднялась со своего места. – А пока ждём… может, ещё по одной?

Когда вышла из хаты, сделала глубокий вдох прохладного воздуха. Внутри было слишком душно, да и наливка хорошо ударила в голову, несмотря на то, что я выпила всего три стопки. Отчетливо чувствовался запах навоза, сена, грязи и ещё чего-то приторно-сладкого. Огромная луна и тысячи звёзд светили с неба, и это было изумительное зрелище. Я несколько минут стояла и любовалась, а потом двинулась к бане. Где-то на середине дороги решительно остановилась и развернулась, направилась в другую сторону. Нужно посмотреть, как разместили Герберу, и заодно почистить. Я хоть попросила старосту поухаживать за ней, но она у меня дама с характером и чужому в руки не дастся.

Окна в конюшне горели. Я заглянула в одно и увидела Сенослава. Он под светом лучины чистил мою лошадь. Было видно, что делал он это не впервой, движения были бережные и профессиональные. Гербера так вообще млела, особенно когда мужчина проходился массажными движениями по бокам. Видно, тут кожа особенно устала после подпруги.

Меня это удивило: откуда он так ловко научился управляться с лошадьми?

Зашла внутрь, но мужчина даже не поднял голову на скрип двери, настолько был поглощён работой. И выражение его лица было такое счастливое, что я невольно залюбовалась, как недавно луной и звёздами.

– Славного… – не успела закончить приветствие, как он вздрогнул, отшатнулся от лошади и кинул на меня испуганный взгляд.

Не знаю даже, кто растерялась сильнее: он от моего неожиданного появления, или я от его реакции.

– Не… Не… Не скажи батьке, – быстро и испуганно начал говорить Сенослав. – Не скажи батьке.

Это он про Мирослав Потаповича? Странно, чего это он брата «батько» называет.

– Успокойся, – мягко сказала я и улыбнулась, – не скажу.

Он улыбнулся в ответ – широко и радостно.

– Спасибо! Можно? – кивнул он на лошадь.

– Да.

Сенослав вернулся к работе, но стал действовать заметно медленнее. Неужели нервничал из-за моего внимательного взгляда? Но я ничего не могла с собой поделать и любовалась его широкими ладонями с длинными пальцами.

– Сенослав, тебе нравятся лошади? – спросила через пару минут.

Он мне не ответил. Даже взгляда не кинул.

– Сенослав?.. – позвала ещё раз.

Опять-таки никакой реакции. Странно, почему он не реагирует на своё имя.

А если попробовать…

– Сено?

Он, наконец-то, кинул на меня взгляд, широко и довольно глупо улыбнулся, но ничего не ответил. В глазах удивление и непонимание.

Значит, собственное имя для него слишком сложное для восприятия? Но почему они сократили его до «Сено», а не «Сени»? «Сено», скорее, кличка для собаки, а не имя для человека… Хотя, считают ли они его человеком?

– Нет, называть тебя я так не буду! – произнесла решительно. – Буду звать Сеня!

Во взгляде всё такое же непонимание и удивление.

– Можно? – вновь кивает он на Герберу.

Подошла ближе, провела ладонью по гриве и попыталась встретиться с ним взглядом.

– Любишь лошадей?

Несколько секунд Сеня, казалось, смотрел сквозь меня, а затем медленно повторил с вопросительной ноткой:

– Лю… би… шь? – В глазах привычное удивление, непонимание и что-то ещё, что я не смогла рассмотреть, так как мужчина опустил голову и повторил ещё раз, на этот раз увереннее, но всё так же с вопросительной ноткой: – Любишь?

– Да, – вновь погладила Герберу. – Любишь лошадей?

– Любишь лошадей! – повторил он радостно и сам погладил мою кобылу. – Любишь лошадей!

Кажется, меня неправильно поняли.

– Нет-нет, – покачала головой и повторила жест рукой: – Это «гладить лошадь».

– Г-ла-ди-ть? – опять удивлённо и по слогам повторил он.

У меня сложилось странное впечатление, словно он слышал подобные слова впервые.

– Да.

– Гладить лошадь! – Улыбка была такая чистая и добрая, что я не сдержалась и повторила за ним. Но при этом мне было грустно, что с таким наивным, добрым и светлым человеком так по-свински ведут себя деревенские и собственная семья.

Это было очень несправедливо… Впрочем, жизнь не всегда бывает справедливой. Наверное, даже хорошо, что он не понимает, что над ним издеваются.

– Любишь? – Сеня вопросительно заглянул мне в глаза.

Он хочет, чтобы я объяснила ему значение этого слова? Ох, это будет непросто.

Пока я думала над вопросом, в конюшню зашёл староста. По раскрасневшемуся лицу и остекленевшем глазам было понятно, что он пьян. Запах, который зашёл в барак вслед за ним, лишь подтвердил это.

– Магиср! – расплылся Мирослав Потапович в радостной улыбке. – Вы почму не в бне?

Он мямлил так, что я еле могла понять его речь.

– Я лошадь свою пришла почистить.

Надеюсь, пьяный взгляд не заметит, что щетка находится в руках Сени, в не в моих. Хотя всегда можно будет сказать, что я попросила его мне помочь.

– Ну брсте ма..ик!..гиср, – махнул мужчина рукой и пошатнулся, схватился за косяк. – Мой Све…ик!..тлав мигм вшу лошдь так, поч…ик!…ть, что она будэ свркать, как сто…ик!…вое себро! О-хо-хо!

Пожалуй, от такого предложения я откажусь.

– Гербера у меня лошадь норовистая, чужаку в руки не дастся, – ответила с вежливой улыбкой. – Да и Сенослав мне помог.

– Кто? – тупо спросил староста, прищурился, а затем его лицо удивлённо вытянулось. – Ах, эт ты!.. ик!… Прихлбнк! Брсь! – замахал он двумя руками. – Брсь! С газ моих!

В шоке я смотрела на Мирослав Потаповича. Как так можно себя вести?! Сеня стоял и широко улыбался, смотрел с невинным непониманием. Какой же он всё-таки ребёнок, несмотря на то, что выглядит как взрослый, рослый мужчина лет за тридцать.

В конюшню вошла Богдана, кинула быстрый взгляд на меня и накинулась на мужа:

– Мирослав, чё ты сюда припёрся?! Я ж тебя сказала, в кровать иди!

– Богдудушка, – расплылся в пьяной улыбке староста, – я отльть… то есть в козет!

– На выход, козет! – гаркнула она так, что даже я подскочила, мужчина и вовсе выскочил из конюшни, как пробка из бутылки шампанского. Переведя на меня взгляд, она раздражённо добавила: – Ваша комната возле крольчатников. Я постелила свежее бельё.

– Благодарю, – вежливо улыбнулась.

– Вы вроде в баню торопились?

Богдана была из тех женщин, что, даже родив троих детей, остаются при тонкой фигуре. Лицо у неё было с сильно выделяющимися скулами, острый подбородок и нос, тонкие губы и большие тёмно-синие глаза под тонкими подведёнными бровями. На лбу залегли морщинки, видно, из-за того, что часто хмурилась. Рядом с мужем они смотрелись странно: он – словно круг, а она – острый угол.

– Я кобылу свою чищу.

Вот она уже заметила щётку в руках Сени, и её взгляд потяжелел. Улыбка у мужчины пропала, он понурил голову.

– Он доставляет вам проблемы? – Голос женщины звенел от холода.

– Напротив, помог.

– Фхэ? – Богдана издала странный звук, словно хотела одновременно фыркнуть и сказать «фи». У неё даже рот скривился, словно в лицо навоз сунули. – Какая с него помощь? Одним проблемы! И жрёт, как не в себя!

– Мне Сенослав не доставил никаких проблем. – Моя же улыбка, напротив, стала шире. – Как я и сказала, помог с чисткой лошади. Тут осталось немного, так что мы сейчас быстро закончим. Спасибо за еду, всё было очень вкусно. Пусть Мать Марина защитит ваши сны.

– Фхэ!.. Да защитит ваши сны Мать Марина.

Наконец-то она ушла. Тяжело мне с ней разговаривать, ибо уж очень сильно напоминает мою уважаемую матушку. Благо Богдане я имею право ответить.

– Сеня, – позвала я, но мужчина продолжал смотреть в пол. Сделала шаг ближе, дотронулась до плеча, заставив его вздрогнуть, но поднять на моё лицо взгляд. – Сеня, можешь, – кивнула в сторону Герберы.

Он несколько секунд смотрел на меня, словно пытался осознать произнесённые мной слова, а потом широко улыбнулся и вернулся к лошади.

Значит, Богдана не знает, что он умеет ухаживать за животными? Да и ко всему так профессионально! Складывалось впечатление, словно он делал это с самого детства – слишком хорошо знал, с какой стороны к ней нужно подходить и в каких места как нужно проводить щёткой. Лошадь может от любого неправильного движение дёрнуться, боднуть, переступить копытами, укусить, а уж как они боятся щекотки! Я сама с шести лет начала изучать все эти хитрости, когда мне подарили моего первого пони. Да и ко всему Гербера у меня была не обычной вьючной лошадью, которые могут флегматично стоять и терпеть, а породистой кобылой с соответственным гонором. И вот смотрите на неё: стоит и млеет, уши навострила в сторону Сени и иногда покусывает вьющееся мужские локоны – это она так выражала признательность.

Интересно, а в седле он умеет держаться?

***

Дамир стоял у открытого окна, и сатиновые шторы жёлтого цвета взмывали вверх. Обволакивали его тела, словно желая погладить необычную бронзовую кожу. Он никогда не смущался своей наготы и всегда весело смеялся, когда я натягивала под одеялом халат. «Чопорная леди Олли» – так он порой называл меня с наигранной важностью, а потом добавлял какую-нибудь глупость, чем несказанно злил.

– Наш мир огромен… – В его задумчивом мягком голосе была слышна грусть. – Настолько, что мозг неспособен даже в полной мере осознать его границы. Но я чувствую себя запертым в коробке… – Дамир некоторое время созерцал огни столицы, а потом обернулся, взглянул на меня: – Как бы я хотел увидеть всё…

– Увидишь, – уверенно ответила и поднялась с кровати. На мне был шёлковый халат чёрного цвета с красными петухами – подарок, который он привёз мне из последнего военного похода. – Теперь перед нами откроются все двери…

– Но ради этого нам пришлось пойти на…

– Нет, – остановила я и обняла себя за плечи. – Мы просто создали порталы, а то, как их использовали…

Повисло тяжёлое молчание.

– Я рад, что тебе разрешили остаться в столице и курировать эксперимент с этой стороны… Что ты не видела всё то, что видел я… Столько смертей… – Он спрятал лицо в ладонях, и его плечи сотрясались от рыдания. – Это было ужасно… Словно непрекращающийся кошмар…

Я подошла ближе, обняла Дамира, погладила по голове. Он обнял меня в ответ, крепко сжал… Слишком крепко.

– Дамир?!.

Попыталась оттолкнуть его и не получилось. Он расплавился, превратился в чёрную массу, которая сдавливала мои рёбра и лёгкие, не давая сделать и вздоха.

– Отпусти!.. Нет!.. Дамир?!.

Давление усиливалось. Я задыхалась. Последние секунды. Последние капли кислорода…

***

Резко открыла глаза и дёрнулась всем телом, вскочила с кровати. Кошка с диким мяуканьем соскочила с моей груди на пол и зашипела. Я громко чихнула, а потом ещё раз и ещё. Глаза принялись слезиться, а в горло и нос словно угли засунули.

Вот же чёртово животное! И как только пробралась в мою комнату?!

Стянула с себя рубаху, быстро накинула первое попавшееся под руки и выскочила на свежий воздух, глубоко задышала. Солнце только-только выглянуло из-за горизонта. Было свежо, звонко пели петухи, очень печально мычала корова, словно звала своего телёнка. Раздражённо гавкала собака, и зло галдели гуси, мужской голос костерил чёртовых птиц.

Я довольно потянулась, наконец-то чувствуя, что спина не болит. С наслаждением зевнула и опять чихнула.

– Пусть Мать Марина защитит вас! – раздался звонкий женский голос.

Оглянулась и увидела Неждану. Она как раз наполняла кроличьи кормушки травой и длинными тонкими ветками с острыми колючками, зелёными листиками и фиолетовыми цветами.

– Спааа.. Пчих!.. Спасибо!

– Шо с вами? Не чай простудились? – взволнованно спросила она.

– Нет, – сипло ответила, криво улыбнувшись. – Ко мне ночью залезла в кровать кошка, а у меня аллергия на шерсть.

– На шерсть? Никогда раньше о таком не слышала.

– Чего только в мире не бывает, – развела я руками. – Подскажите, пожалуйста, где мне найти Мирослава Потаповича?

– В главной хате. Батеньке плохо после вчерашнего, так он огуречным рассолом отпаивается.

– Благодарю!

Сколько бы ни выпил, а голова на утро не болит? Ну-ну! Надеюсь, похмелье не помешает ему отвести меня к бывшей ведьмовской хате.

К моему удивлению, староста выглядел довольно бодрым. Завидев меня, он вскочил на ноги и радостно сказал:

– Ну что, магистр, завтракаем и отправляемся смотреть ваш новый домик?

Богдана достала из печи пирог, и комнату наполнил запах… запах мечты. Увидев мой взгляд, женщина горделиво улыбнулась.

– Мне передали, шо вы уж очень хотели попробовать пирог с яйцом и луком. Поэтому я встала пораньше, чтобы успеть испечь.

– Огромное спасибо! – поблагодарила от чистого сердца.

Поедая самую вкусную в жизни выпечку, я слушала в пол-уха Мирослава Потаповича и размышляла о том, какие всё же многослойные бывают люди. Впрочем, я сама не без греха, чтобы судить кого-то.

Глава 5. О том, как мотивы идут в разрез с помыслами

Дорога заняла больше часа. Если бы не староста, то справились бы минут за сорок, на Гербере и вовсе за двадцать. Мирослав Потапович вначале шагал бодро, размахивая руками и рассказывая о том, какая тут прекрасная природа и щедрая земля, несмотря на то, что Путкино соседствует со Старым Лесом. Но чем дальше мы шли, тем тяжелее становилось дыхание мужчины и замедлялся шаг. В конце концов, он вовсе скис и еле плёлся: наливка, видно, всё же дала о себе знать. От предложения забраться на мою лошадь мужчина горделиво отказался, о чём, я уверена, жалел. Не зря же потом кидал такие болезненные взгляды на пустое седло.

После крепкого сна и плотного завтра я чувствовала себя превосходно. Тропинка вела нас вначале через поле, а потом устремилась в лес. Деревья с каждым шагом, казалось, становился всё толще и пышнее – это была почти граница Старого Леса. А как шуршала листва на ветру – просто услада для моих ушей! Было много птиц, особенно ворон. Они недовольно перекаркивались, словно перемывали косточки вторгнувшимся в их владения незнакомцам. Осеннее солнце еле грело, но этого хватало, чтобы не продрогнуть. Да и мой камзол был сделан из специальной заговорённой ткани, поэтому летом в нём было не жарко, а зимой не холодно. Мирослав Потапович кутался в кафтан, а вот на Сенославе была только рубашка. Притом старая, выцветшая и в заплатках.

Я когда увидела, то очень удивилась и спросила, сдерживая раздражение:

– Сенослав не замерзнет в одной тонкой рубахе?

– Да ему всегда тепло! – староста лишь отмахнулся от моего замечания. – И горячий он, словно раскалённая печь. Як не верите, можете сами его потрогать, магистр!

От предложения я отказалась, и, надеюсь, мужчина не заметил вспыхнувший на щеках румянец.

Да уж… Хороший из него старший брат, ничего не скажи. Тогда я спросила у Сени, не холодно ли ему, но в ответ получила лишь невинно-непонимающий взгляд и широкую улыбку… Эх…

Тропинка повела нас с горки, и староста заметно приободрился, зашагал быстрее.

– Ну, уже не долго осталось, – сообщил он с улыбкой, стянул с головы науруз и вытер им пот со лба. – Щас скоро полянка будет, там и домик стоит.

– Мирослав Потапович.

– Чего?

– Я спросить хотела, почему Сенослав вас «батько» называет?

– Ну это… – Мужчина остановился и неловко замямлил: – Просто… Ну так… вышло… Он… Он просто другого слова не запомнил. Вот! Запомнил меня, как «батько», а новому его научить тяжко, поэтому я и рукой махнул. Пусть называет, как называет.

Да, врать Мирослав Потапович не умеет, но обличать его не стала. Даже виду не подала, а с широкой улыбкой задала другой вопрос:

– В детстве он вас тоже «батько» звал?

Мужчина раздражённо нахлобучил шапку на голову и зашагал вперёд.

– Магистр, я не пойму, откуда такая заинтересованность Сено… славом? – Запинку в голосе я отметила. – Ну понимаю, он парень красавец, наши девкина него тоже облизуються, но в хозяйстве с него мало проку. – Мужчина кинул на меня быстрый взгляд. – Да и в постели…

– Вы это на что намекаете?! – Я встала, как вкопанная, и в шоке уставилась на старосту. Мне не послышалось?

Может, я иногда и смотрю на Сенослава, как на привлекательного мужчинку, но о подобном никогда не думала!

Он обернулся, цыкнул, а потом тяжело вздохнул и виновато произнёс:

– Простите, магистра, я не хотел вас обидеть… Ну просто, он словно ребёнок, пусть и выглядит взрослым. Слов не понимает, всё делает из-под палки, да ещё и жрёт как не в себя!

– Я прекрасно понимаю, что у Сенослава нарушение развития, – раздражённо ответила, чеканя каждое слово, – и испытываю я к нему лишь сочувствие – не более. Ваши слова оскорбительны!

– Ну ещё раз прошу прощения, – он склонил голову. – Я правда не хотел вас обидеть.

– Надеюсь, впредь вы не позволите себе подобные высказывания, – холодно отрезала и пошла вперёд, кинула взгляд на Сеню.

Виновник нашей беседы стоял у дерева и на что-то смотрел, запрокинув голову. Я подошла ближе и увидела наверху белку. Рыжая проворно прыгала с ветки на ветку, иногда останавливалась и чистила лапками свою шерстку.

– Сеня… – дотронулась я до плеча Сенослава.

Он обернулся, взглянул с удивлением и всё той же широкой улыбкой.

– Белка? – кивнула я на рыжую зверюшку.

– Бе-л-ка, – повторил он, сосредоточенно нахмурившись, а потом радостно повторил уже увереннее: – Белка! Белка! Гладить белка!

– Увы, не получится.

Он продолжал смотреть на меня вопросительно-непонимающим взглядом.

– Нет, – ответила проще и ко всему покачала головой.

– Нет? – Это слово он понял и грустно склонил голову. – Жалко.

– Пойдём, Сеня, – махнула рукой.

– Пойдём, – повторил он мой жест и широко улыбнулся.

Когда поравнялись со старостой, я спросила уже спокойным голосом:

– Вы его вообще учили?

– Пытались, – со вздохом ответил Мирослав Потапович, – но всё бестолку. Он может запомнить только самые простые слова и команды.

– Команды? – вновь начала злиться я. – Он вам животное, что ли?

– Нет, конечно, – тут же взволнованно ответил мужчина. – Ну поймите и вы меня, магистр: мы даем ему кров и еду – а ест он чертовски много! – а в ответ лишь просим помогать нам и соседям по хозяйству. Ну там дров нарубить, воду принести, коровник почистить…

– За лошадьми поухаживать? – подсказала я.

– Шо? Ну нет! Это ж нужно уметь… – Староста задумчиво нахмурился. – Ну, однажды я его поймал в конюшне и…

– И?

– Ну перепугался я за него тогда сильно! – вспылил Мирослав Потапович, кинув на брата взгляд. – Вдруг лошадь его ударит… Он и так на голову того, не хватало, чтобы ещё и калекой стал!

Понятно. Представляю, как именно он «перепугался», раз Сеня так бурно отреагировал, когда я застукала его вчера в конюшне.

Я хотела задать ещё один вопрос, но староста выкрикнул:

– Ну наконец-то!

Посмотрела вперед и увидела, что среди деревьев проглядывается что-то тёмное – наверное, ведьмин домик. Через несколько минут мы вышли на большую поляну, окружённую высокими деревьями и густыми кустами, словно забором. Домик среди них смотрелся, как огромный старый гриб. При этом стоял он на самом краю полянки, а перед ним находились заросшие травой грядки. Это было видно по характерным холмикам на земле и вставленным палкам, через которые обычно протягивали бечёвку.

– Ну вот, – указал Мирослав Потапович на него руками. – Как я говорил, ведьма пару лет как померла и за её избой не смотрел никто. Она, чай, уже и для жизни не пригодна.

Домик был небольшой, старый и накренившийся. Несколько лет простоя и сырости сделали своё дело, поэтому деревянные стены и крыша поросли мхом и белёсыми грибами. Одно окно со ставнями было заколочено, а дверь заела и вовсе не открылась, поэтому пришлось её выбить.

В общем, вид изба имел довольно удручающий.

Внутри дела оказались не лучше. В нос резко ударило сыростью и затхлостью, пылью и чем-то тошнотворно-кислым. Было темно, поэтому я создала на руке заклинание «светлячок», озарившее окружающее пространство жёлтым светом. Староста достал из сумки, куда Богдана сложила мне немного провизии и некоторые нужные вещи, лучину и огниво. Внутри места оказалось катастрофическим мало, вдвоём мы еле смогли поместиться. Почти всю комнатушку занимала печь. Остальную часть – лавка, на которой лежала старая одежда; стол с белой ажурной скатертью и самоваром; полка на три отделения, заставленная посудой и кухонной утварью; в углу расписной сундук. На единственном окне занавесочка, серая от пыли и в паутине. С потолка свисали сухие травы, ветки и засушенные куски мяса. Когда притронулась к пучку лаванды – сухие цветы обратились в труху.

– Ну главное, что печь цела! – вынес после беглого осмотра Мирослав Потапович и хлопнул в ладоши, отчего поднялся столп пыли и я звонко чихнула. – Остальное можно и починить.

Мы вышли на улицу, и мужчина кинул на меня взгляд.

– Ну что, магистр? Вы сами всё видите. – Он развёл руками.

– Меня всё устраивает, – ответила с улыбкой и добавила оптимистично: – Немного уборки, ремонта – и домик будет как новый!

– Ну убраться тут, конечно, надобно. С этим вам Сено… слав поможет, а мне пора возвращаться.

– Мирослав Потапович, у меня будет к вам просьба, – достала из кошеля серебряную монету и протянула мужчине. – Можете пораспрашивать, будет у кого-нибудь перина на продажу?

– Ну зачем спрашивать, я вам свою могу отдать! – Увидев как у меня недоуменно приподнялась бровь, он поспешно исправил: – То есть у меня есть лишняя – вы на ней сегодня спали.

– Великолепно. Тогда можете принести мне сюда эту перину и в течение трёх-четырёх дней снабжать меня едой?

– Ну можем, – забрал он монетку из моих пальцев.

– Мне ещё нужно будет съездить в Бортимир за мебелью и другими мелочами. У кого я смогу одолжить телегу?

– Ну, бросьте, магистр, я вас сам смогу свозить, – махнул рукой мужчина. – Скоро жешь день Молора, и в Бортомире будет большая ярмарка! Я как раз собирался туда двадцать восьмого поехать, чтобы к тридцатому обернуться.

Точно, в последнее дни рюенья проходит великий праздник – день Молора, или, как его ещё называют, Проводы Молора. Считается, что в этот день бог уходит в спячку до первого сушецка, или дня Встречи Молора, а с ним засыпает и земля, поэтому она больше не даёт урожая. В эти дни принято устраивать пышный праздник и приносить подношения, чтобы Молор увидел, что его труды не прошли даром и люди воспользовались дарами природы.

– Хорошо, тогда утром двадцать восьмого я приду.

– Лучше, магистра, вечером двадцать седьмого. Я спозаранку выеду.

– Вы правы.

Обсудив ещё несколько вопросов со старостой, я проводила его удаляющуюся спину взглядом. Сенослав хотел было пойти за ним, но тот его остановил.

– Стоять! Помогать! Кормить! – Мужчина ткнул в мою сторону пальцем.

Сеня проследил взглядом и уставился на меня с удивлённо-невинным выражением, медленно растянул губы в широкой улыбке.

– Помогать. Кормить, – счастливо повторил он.

– Да, – кинула. – Поможешь мне и поедим.

Перевела взгляд на домик и тяжело вздохнула. Работы будет много. Особенно с учётом того, что я задумала сделать.

– Сеня, – позвала я, но, ожидаемо, не получила ответа. Подошла, дотронулась до плеча, невольно отметив, что кожа у него действительно необычно горячая, раз я даже через льняную рубаху жар почувствовала. – Сеня…

На меня наконец-то посмотрели.

– Нужно убраться в доме.

– Ну-ж-но уб.. уб… ра… – начал повторять он за мной, но предложение, видно, было для него слишком трудным, поэтому он ещё несколько раз попробовал, а потом замолчал, нахмурился. Я видела, как изменяется его выражение лица: удивление, попытка осмысления, досада и даже промелькнула боль. В результате он бросил попытку и гаркнул так, что я аж подскочила: – Помогать! Кормить!

– Хорошо-хорошо, – закивала.

Значит, нужно выражаться проще. Поманила за собой в дом, и Сеня послушно последовал. Когда создала на ладони «светлячок», он восхищённо воскликнул что-то непонятное. По глазам было видно, что мужчина хочет что-то сказать, но просто не находит слов.

– Магия, – подсказала я.

– Ма-ги-я, – зачарованно повторил он и протянул руку, но остановился и поднял взгляд: – Можно?

– Держи, – с улыбкой вложила в большую ладонь «светлячок».

– Магия! – восхищённо воскликнул Сеня и провёл второй ладонью. – Гладить магия!

Я аж рассмеялась от неожиданности, чем заработала от него удивлённый взгляд.

Его детская непосредственность была такой милой, что я не сдержалась и погладила его по голове. Благо была ему по плечо и легко могла дотянуться до кучерявой макушки. Он вначале дёрнулся от моей руки, но потом застыл, глядя на меня большими удивлёнными глазами. Даже голову немного опустил, чтобы мне удобнее было.

– Гладить? – спросил он со странной интонацией в голосе.

– Гладить Сеню, – подтвердила я, а потом убрала руку и опустила на «светлячок». Она прошла сквозь свет, и я чувствовала лёгкое покалывание в кончиках пальцев из-за энергии. – Магию нельзя гладить.

Сенослав повторил за мной и с удивлением смотрел, как его пальцы так же проходят через свет.

– Нельзя гладить магию, – в конце концов вынес он вердикт и поднял на меня взгляд. – Нельзя гладить магию!

– Молодец! – вновь погладила его по голове.

Сеня понял, что его хвалят, так как он широко улыбнулся и несколько раз повторил, что он «молодец».

– Теперь нужно убираться, – со вздохом протянула я, осматривая предстоящий объём работы.

– Чистить? – понимающе спросил Сеня, кивнув на комнату.

Вдвоём нам тут совсем не хватало места.

– Да, чистить.

– Вода нужна.

Да, нужна. Хорошо, что совсем не далеко от домика протекала река. Осталось только найти, куда эту самую воду можно набрать. Поэтому для начала не помешало бы вытащить всю утварь из избы, а потом уже приступить к чистке.

– Нужно вынести всё отсюда, – решительно произнесла я.

Сенослав остановился, обернулся и вопросительно посмотрел на меня.

Что ж, значит не только займусь уборкой избы, но и новым словам Сеню обучу!

***

– Эй, ведьма!

Я устало взглянула на двух мужчин, в которых не сразу признала сыновей Мирослава Потаповича.

Мы с Сеней сидели возле избы на вытащенной лавке и доедали холодные пироги. Уже вечерело, время пролетело совершенно незаметно. Но зато сколько мы успели сделать! И вещи на улицу вынести, и отмыть дом внутри и снаружи, и тайную дверь в подвал найти, откуда и шёл тот тошнотворный запах. Там предыдущая владелица закатки хранила, и за годы что прокисло, что сгнило – отсюда и вонь такая стояла.

– Мы от батьки, перину тебе принесли и еду! – произнёс Премислав.

– Спасибо, – устало поблагодарила я и твёрже добавила: – Я магистр, не ведьма.

– А в чём разница? – спросил Светослав.

Разница была огромная, но сейчас объяснять у меня не было ни сил, ни времени, поэтому коротко ответила:

– Ведьмами рождаются, а магистрами становятся.

Светослава, видно, моё пояснение не удовлетворило, так как он с жаром задал ещё один вопрос:

– Правду говорят, что до времён Старого леса не было таких, как вы? Шо вся магия – это бесовское порождение?

– Это не совсем так, – сказала с вымученной улыбкой.

Мальчик, твои интерес похвален, но давай ты закидаешь меня вопросами в другое время? Он хотел было ещё что-то спросить, но старший брат позвал его помочь затащить перину в избу.

– Сено пусть тебе поможет! – крикнул раздражённо Светослав, но к брату пошёл. – Сено! Помоги! Сюда!

Сеня вскочил с лавки, лишь заслышав своё имя, и уже намеревался пойти к братьям, как я выкинула вперёд руку, останавливая его. Он перевёл на меня удивлённый взгляд и повторил, словно пытаясь объяснить свой порыв:

– Помогать!

Ишь чего вздумали! Он вам не ломовая лошадь!

– Нет, – решительно ответила я и обернулась к двум парням, которые в удивлении вытаращились на нас: – Сенослав целый день мне помогал убираться в доме и устал, поэтому будьте так любезны и занесите её сами. – Посмотрела на Сеню и мягко сказала с улыбкою: – Садись и ешь.

Мужчина перевёл взгляд на племянников, потом на меня, опять на племянников и вновь на меня, а потом… опустил голову и виновато сказал:

– Идти… Помогать… Так надо…

Да уж, выдрессировали они его «превосходно»! Аж злость берёт! Вот только поделать я с ней ничего не могла. Да и, честно говоря, нужно ли?

Мирослав Потапович задал тогда правильный вопрос: «Откуда такая заинтересованность Сенославом?». Будь честна с собой, Олли, с самого начала тебя привлекла его внешность, а потом стало за него обидно, отсюдова твоё сочувствие и внимание. Но где-то внутри сидит мысль, что бы было, если бы Сеня был обычным мужчиной… Помог бы тогда он забыть тебе Дамира?

Так что хватит за него цепляться. Ты не сможешь его спасти!.. Ты никого не способна спасти! И твои помыслы совсем не честны, какими бы мотивами ты ни руководствовалась!

Я убрала руку и заставила себя произнести:

– Иди.

С понурой головой мужчина отправился к племянникам. Я смотрела на спину Сени и чувствовала, как разрывается сердце.

Прости, но я не способна спасти даже себя…

Глава 6. О том, как гордость магистра приняли за ведьминский норов

Сон не шёл. Мешал сладко-тошнотворный запах, которым, казалось, хата провоняла полностью; звук скрипа и завывание ветра в дырках крыши; перья в перине, колющие бока и спину; но главное – мысли.

Обдумав всё, я поняла, что отныне мне нужно игнорировать Сеню. Не знаю, на сколько тут задержусь, но нельзя допустить, чтобы он привязался ко мне. Ведь в конце концов я уеду, а он останется. Да и если посудить, его жизнь не настолько плоха. Есть крыша над головой, еда и семья… Которая его ни во что не ставит и за человека не считает!

Ухх… Так, Олли, успокойся!

Решительно поднялась и стремглав выбежала на улицу. По плечам прошёл прохладный ветерок, и я вздрогнула, но в хату за одеждой и обувью не вернулась. Может, это поможет остудить голову.

Прикрыла глаза и прислушалась. Сладко шуршала листва, ветер слегка завывал в верхушках деревьев, где-то вдали одиноко кричала птица, словно звала кого-то.

Может, сейчас пойти туда? Зачем откладывать? Чем быстрее я начну проводить эксперимент, тем скорее смогу подтвердить, что в вычислениях не было ошибок. Я смогу очистить наши имена и вернуть свою жизнь!

И убедиться…

Болезненная мысль оборвалась, и я стремительно вернулась в избу. Сменила ночную рубаху на штаны с камзолом, натянула сапоги, схватила сумку и вышла на улицу. Решительно направилась на север – в сторону Старого Леса.

Вначале двигалась быстро, даже яростно, но с каждым метром мои шаги замедлялись, и в конце концов я застыла… в ужасе.

Я заставляла, молила и приказывала себя сделать хоть ещё один шаг вперёд, но так и не смогла его совершить.

Страх был сильнее. И боялась я не Старого Леса, диких животных или нечисть, которая там обитает. Нет. Этот страх поднимался из глубин моего сознания, подпитываемый воспоминаниями…

…оглушающий крик. Это была женщина. Она вопила так, что, казалось, мои ушные перепонки могут сейчас лопнуть. Мне хотелось приказать ей замолчать. Пока я не увидела, что половина её тела уже была сожрана…

…сомнениями…

– Оливия! Хватит! Тебя не вздёрнули на виселице лишь из-за положения твоей семьи и прошлых заслуг.

– Папа! Это! Не! Справедливо! Это наш проект и наши расчёты! Как они могут отстранить меня и забрать все наши наработки?! Я должна встретиться с князем и уговорить его вернуть меня в проект… Я докажу, что в расчётах не было ошибки, если мне дадут возможность повторить…

– Довольно! Погибло столько человек… Дамир до сих пор числится без вести пропавшим… Как ты вообще можешь думать о чём-то подобном?!

…сожалениями…

– Оливия, мне кажется, что-то идёт не так!.. Эти магические колебания слишком странные. Я впервые вижу подобное. Давай остановим эксперимент?

– Дамир, подожди! Траектория всего на ноль целых семь десятых отклонилась от рассчитанного направления. Подождём ещё минуту.

…и потерянной надежды…

Я вытащила из-под одежды кулон на плетёном шнурке и сжала его. Острые грани впились в кожу. Надавила сильнее. Боль отрезвляла. Возвращала сознание в реальность, а мысли приводила в порядок.

Резко развернувшись, я направилась обратно.

Минуты стало достаточно… чтобы всё уничтожить.

***

Когда вернулась к избе, то оглядела её придирчивым взглядом и заключила:

– Для начала не мешало бы привести это место в порядок.

Хату определенно нужно увеличить и добавить комнат. Сейчас перина лежит на полу возле печи, отчего места вовсе не осталось и ходить приходится по-над стеночкой. Зимой, конечно, можно спать на печи, но я всё же привыкла к кровати. Да и совсем не понимаю это привычку спать там, где ешь.

Потом хочу окно, круглое и во всю стену. Вот буду зимой писать мемуары и любоваться заснеженным лесом. Значит, нужно будет в Бортомире заказать стёкла. Надеюсь, мастера найдутся. Местные окна не застёкливают. Оставляют проемы пустыми, а на ночь закрывают ставнями. Те, кто побогаче – используют слюду, но мне она не подойдёт из-за своей замутнённости.

Ещё нужна конюшня для Герберы. Сейчас она просто у дерева привязана, но совсем скоро начнётся сезон дождей, а потом, не успеешь оглянуться, зима придёт.

И, конечно, уборная и баня. Пока относительно тепло, я могу ещё бегать по кустам и купаться в речке, но вот зимой подобное мне будет недоступно. Да и, признаться, осточертело уже! Хочу нормальный сортир и душ!

Я оглядела поляну внимательным взглядом, мысленно расставляя будущие «постройки». Потом вернулась в хату и вытащила перину на улицу. Точнее, попыталась, но она оказалась неподъёмно тяжёлой! Пришлось привязать её к Гербере и вытащить с помощью лошади. Сама бы ни за что не управилась. Затем достала несколько разноцветных камней и выставила их так, чтобы между ними прочертить линии, складывающееся в пентакль Истока.

Разулась, скинула камзол и встала в центр магической формулы. Подняла руки и зашептала слова заклинания.

Лес мгновенно откликнулся на зов. Листва, казалось, зашуршала на каждом дереве. Звук был почти оглушительным. Лес ещё не спал, и это хорошо. Зимой этот фокус ни за что бы не удался.

Слова набирали силы. Просьба о помощи – и Лес легко делится энергией. Он всегда с радостью отдавал. Но и так же легко забирал. Впрочем, так устроен мир – всегда выживает сильнейший.

Линии пентакля зажглись золотом, и столп света взмыл вверх.

Я купалась в энергии, глотала её, словно живительную влагу, чувствуя себя переполненной… такой живой… такой сильной… несокрушимой. А затем в едином порыве отдала всю энергию поляне.

До самой капли. Ничего не жалея и не оставляя себе.

По земле пошли трещины, и из них выбился золотой свет, а потом полезли корни. Они с каждой секундой увеличивались в размерах, закручивались, приобретали желанную мне форму.

Избушка словно взорвалась изнутри. Корней становилось всё больше, они объединялись и сплетались, превращаясь в пол, стены, небольшую веранду с лесенкой и забором, крышу, проемы для окон и дверей. Рядом с новым домом вылезали ещё корни, они уже приобретали форму конюшни и других зданий.

Последние капли сил и сознания ушли на том, чтобы засыпать трещины в земле.

Вот теперь всё!

Я сделала три шага вперёд, упала на перину и отрубилась.

***

– Ведьма…

Через сон слышала чей-то женский голос. Веки никак не хотели подниматься. Голова была тяжелее перины. Во рту неприятный, кислый привкус. Хотелось в уборную, попить воды и вновь отрубиться на лет сто.

– Ведьма…

К противному голосу присоединилась рука, которая подёргала меня за плечо. Накатили волны тошноты. Мочевой пузырь предупреждающе сжался, но я продолжала игнорировать всё и вся.

– Ведьма!

Ну это уже ни в какие ворота не лезет! И почему так холодно?! А… точно, я же вчера отрубилась на улице. Без обуви и камзола. А значит на мне только колюты и шёлковая сорочка с кружевной отделкой.

– Ведьма!

– Да сколько можно повторять: я магистр! – открыла глаза и зло уставилась в лицо старухи, склонившейся надо мной.

Мирослав Петрович её вроде Матфеевной называл.

Женщина удивлённо моргнула и ответила раздражённо:

– Это ты в своей столице магиср, а у нас ведьма! – Черты лица сразу смягчились, и она продолжила со странной улыбкой: – Хотя ладно-ладно… магиср так магиср.

У Матфеевны не хватало зубов, поэтому слово она произносила, проглатывая букву «т». Звучало оно из-за этого довольно странно и наводило на глупую ассоциацию.

– Благодарю, – буркнула и поднялась на ноги.

– Я чего это пришла… – вторила она за мной, но я прервала её, так как сил терпеть уже не было:

– Подождите, мне нужно отлучиться.

Пришлось идти в лес. Хоть ночью и создала нужно место, но там ещё яму нужно выкопать, поэтому пользоваться им пока было невозможно.

Утренний лес был наполнен всевозможными звуками. Судя по солнцу, стояло раннее утро. Я запоздало поняла, что стоило натянуть сапоги и накинуть камзол. Было прохладно, кожа покрывалась гусиной кожей, а грудь неприятно ныла.

Когда вернулась, Матфеевна кинула на меня взгляд и всполошённо замахала руками.

– Ведь… Магиср, накинула б ты что-нибудь, а то ходишь тут, персями своими светишь перед мужиком!

– Кем? – застыла на месте и испуганно прикрылась руками.

– Да Сено вон, – кивнула она куда-то в сторону дома.

Я только сейчас заметила: и вправду, у лестнички на три ступеньки сидит Сенослав и что-то усердно выстругивает на балках перил. На нас он не обращал никакого внимания. Я вернулась к перине и накинула верхнюю одежду, обулась.

– Он меня сюда и принёс, сама бы я ни за шо не управилась в такую даль топать. Да и страшно – Старый Лес, нечай, тут за горкой. Мало ли какая шваль на мои старые кости польстится, а Сено у нас лоб большой. Да и кулаки шо кувалды: один раз ударит – и зубов как не бывало. С ним поспокойнее будет.

Я подошла к вытащенному нами вчера на улицу столу, за которым сидела старуха, и уже более спокойно спросила:

– Что вам нужно?

– Да в гости…. в гости я пришла, магиср. Вот гостинцев принесла. – Она выставила на стол плетёную корзинку и сдёрнула с неё белую вязаную салфеточку. Да так показательно, словно фокусник со шляпы, где исчез кролик. На какую-то секунду мне показалось, что она даже скажет: «Тадам!». Но старуха лишь внимательно следила за моим выражением лица и как-то загадочно усмехалась. А вот у меня улыбаться, увы, не получалось. Откат от взятия энергии, полное истощение магического резерва, непродолжительный сон – всё это делало меня хмурой и раздражительной, не способной прятать свои настоящие эмоции.

Внутри корзинки оказались несколько яиц с картошкой, кринка молока, полколечка кровяной колбасы, пару перьев зелёного лука и свежая буханка хлеба. Запах от неё поднялся великолепный. Мой живот тут же голодно заурчал, отчего старуха лишь широко улыбнулась.

– Я часто к Аглае – ведьме, которая тут раньше жила – в гости захаживала и никогда без гостинцев не приходила! И даже не сразу поняла, шо это её хибара – так сильно ты тут всё поменяла! Как тебе эт удалось, магиср?

– Магия, – сложила руки на груди и пожала плечами.

– Ох, маги-и-и-я, – понимающе протянула женщина, словно хоть что-то понимала в этой самой «маги-и-и-и». – М-да… Аглая так не умела.

– Потому что она была ведьма, а я магистр земляной магии. Это огромная разница. Так за чем именно вы пришли?

– Называй меня Мария Матфеевна, а то мы чай и не познакомились. Не по-людски это. А тебя как родители назвали, магиср?

– Магистр Рейвен будет более чем достаточно. Я последний раз спрашиваю, зачем вы пришли?

– Да шо ты с ней будешь делать! – вплеснула старуха руками. – Я тут такой путь проделала, в гости к ней пришла, гостинцев принесла, а в ответ ни словечка о моём здравии, ни приглашения к столу, ни чаю… Магиср, нечай в вашей столице совсем не знают о гостеприимстве?

– Знают, – с усмешкой ответила. – Так же, как и о правилах приличия, которые обязывают прислать письмо перед тем, как прийти в гости. А не вламываться в дом без приглашения и требовать после этого гостеприимства.

– Кто вламывался-то?! Да и грамоте мы не научены, поэтому уж простите, обойдёмся и без подобного люботребства.

– Извините? – недоуменно спросила я. – Чего именно?

– Ну этого… люботребства.

– Эм… – я оторопело уставилась на женщину и опустила руки, – простите, я впервые слышу это слово.

– Ну как ты не знаешь, что такое люботребство! Ты ж столичная!

Я медленно вздохнула, присела на лавку, спрятала лицо в ладонях и истерично захихикала.

Это будет очень тяжёлый день.

***

Через некоторое время мне всё же удалось выяснить, что слово это было «любезность». Но вот о своей цели визита старуха молчала, словно шпион, которого захватила в плен вражеская держава. И всё пододвигала мне свою корзинку, приговаривая, что негоже отказываться от гостинцев. Не по-человечески это.

В результате я не выдержала и повысила голос:

– Да что вам нужно от меня?!

– Говорю ж – в гости я пришла и гостинцев принесла! – раздражённо крикнула она в ответ. – Щас чайку сделаешь, и мы посидим, поговорим за жизнь…

– Довольно, – хлопнула ладонью по столу. – Я не идиотка и прекрасно понимаю, что вы пришли сюда не за этим. Поэтому, пожалуйста, скажите, что вам надо, чтобы я наконец-то могла вам отказать и отправить обратно домой.

– А чего эт сразу «отказать»?! – вскочила на ноги Мария Матфеевна и уставилась на меня вытаращенными глазами. С учётом того, что один зрачок у неё был в белой пелене, выглядела она довольно угрожающе. Склонившись надо мной, старуха зло зашипела: – Я ваш род знаю, мне Аглая однажды проболталась!

– О чём же? – заинтересованно подняла я бровь.

– Вы не имеете права в просьбе отказать! Вот! Вам сила в помощь людям была дана, и если кому откажете – боги обратно её заберут!

Если это правда, то я искренне сочувствую ведьмам. Маги Аромской империи не имели права отказывать лишь одному человеку – князю. Иначе легко можно было получить статус «изменник родины» и, в лучшем случае, показную казнь на площади. Поэтому если тайная канцелярия меня всё же найдёт, то на подобное милосердие мне рассчитывать не придётся.

Резко вскочила на ноги, и женщина отпрянула, а потом и вовсе села обратно на лавку, когда нависла над ней уже я.

– Вы, возможно, чего-то недопонимаете, Мария Матфеевна, – широкая улыбка появилась на моём лице, – я – маг! Магистр земляной магии. И приехала я сюда не за тем, чтобы выслушивать ваши жалобы и, тем более, выполнять какие-то там просьбы. И за отказ мне ничего не будет. Совсем ничего. Надеюсь, ясно выразилась?

Некоторое время старуха смотрела на меня, а затем слегка плаксиво спросила:

– Тебе шо жалко, магиср?

Я обессиленно опустилась на лавку и приложила ладонь ко лбу.

– Что. Именно. Мне. Жалко?

– Понимаешь…

– «Те». Понимаете, – прервала я, потеряв последние остатки терпения. – Я не помню, чтобы давала вам право обращаться ко мне в панибратской форме.

Мария Матфеевна нахмурилась, недовольно поджала губы.

– Вот те на! Мне, поди, побольше твоего будет, чтобы я у всяких молодух разрешение спрашивать! Ты хоть столичная, но сильно не зазнавайся! Иначе с таким норовом и люди от тебя отвернутся, и мужика себе найти не сможешь! Будет, вон, токмо Сено к тебе приходить, а толку с него мало. Несмотря на то, шо рожа красивая. – Она издала этот противный звук, отчего я даже плечами передёрнула.

Ещё одна… Вы там все спятили, что ли? Или издеваетесь?

– Я была бы только счастлива подобному исходу, – ответила с улыбкой. – Поэтому, надеюсь, вы передадите всем остальным, что им тут не рады.

Поднялась на ноги и направилась к Сени.

– Постой!.. Ты же не дослушала!.. Ведьма!..

Когда подошла ближе к лестнице на веранду, то не смогла сдержать вздох восхищения. Балку обвивало необычное вырезанное растение: длинная гибкая ветка; мелкие, кажущиеся острыми на вид цветы росли прямо на ней; длинные тонкие листки. Могу поклясться, что впервые видела такую форму. Выглядело это необычно и поразительно красиво.

Очень аккуратная и кропотливая работа.

– Сеня, – позвала и притронулась к его плечу.

Он поднял на меня взгляд, широко и радостно улыбнулся.

– Красиво? – спросил он, кивнув на свои труды.

– Красиво, – зачарованно подтвердила я. – Ты молодец.

– Хвалить! – радостно сказал он и немного склонил голову к моей руке. – Хвалить!

Меня заполнило сожаление и вина: вот как можно игнорировать такое солнышко? Он такой милый и добрый, пусть и выглядит детиной под два метра ростом. Если отвернусь от него, то что я за человеком буду?

Опустила руку на мохнатую макушку и погладила слегка вьющиеся волосы. Они были немного жёсткие и торчали во все стороны, но хоть чистые.

Может, когда поеду в Бортомир, возьму ему какой-нибудь бальзам… Или лучше не стоит. Хорошее отношение – это одно, а вот подарки – совсем другое. Как бы это не дало ненужную пищу для грязных сплетен. Мне-то на них всё равно – по сравнению с высшим обществом, уколы местных не страшнее комариных, – но вот на Сеню нападки могут только ужесточиться.

– Ведьма! – к нам подошла Мария Матфеевна. – Не по-человечески это!

– Сеня, – позвала, притронувшись к плечу мужчины, и, когда он поднял на меня взгляд, мягко попросила: – Отведи, пожалуйста, Марию Матфеевну домой.

Несколько секунд он смотрел на меня не мигая. Я прямо видела, как шестерёнки крутятся у него в голове в попытке осмыслить просьбу. А затем Сеня медленно повторил:

– Отвести… домой?

– Правильно! – улыбнулась я и вновь погладила его по голове. – Сеня молодец!

– Вернусь… Хвалить? – неожиданно спросил он.

Я сначала растерялась, а потом обрадовалась. Или человеческое обращение даёт свои плоды, или Сеня умнее, чем хочет казаться своей семье.

– Да, – искренне улыбнулась и вновь провела по его волосам.

Мужчина резко вскочил, отчего я невольно отшатнулась, шагнул к старухе и взял её на руки. Не как тогда меня – перекинув через плечо и руку ещё положив на интересное место, – а довольно аккуратно. Но женщина этого всё равно не ожидала, поэтому удивлённо вскрикнула и вцепилась в его шею.

– Эй, стой, дубина! Кому сказала, стоять! – завопила она, когда испуг прошёл и Сеня резко так двинулся по тропинке размашистым шагом. – Ведьма, корзинку верни!.. Стой!.. Ведьма, останови его!..

– Кто же гостинцы забирает-то? – громко спросила с усмешкой. – Не по-человечески это!

Вначале я хотела всё же догнать их и вернуть «гостинцы», но потом решила, что они станут Сене платой за поездку, о чем и крикнула вдогонку.

– Да чтобы вы подавились!.. Ведьма! – незамедлительно прилетел ответ. – А ты Пустая Башка!

Что же… Надеюсь, это станет уроком не только для Марии Матфеевны, но и для остальных. Что никого выслушивать не стану и тем более выполнять какие-то там просьбы за еду.

… Увы, помогло это не сильно. Точнее, совсем не помогло, отчего у меня закрались сомнения, как именно старуха передала мои слова. Ведь на следующий день меня так же разбудил женский голос. Но на этот раз звонкий, девичий.

– Эй… Ведьма, вставай!

Открыла глаза и уставилась на двух деревенских девушек. Они были мне совершенно не знакома.

– Что надо? – сонно спросила, ещё не до конца понимая, почему меня опять кто-то будит, хотя я засыпала в доме. Понимаю, пока в нём нет окна и дверей, но это же не повод входить без разрешения!

– Мы… это… гостинцев тебе принесли… И ты это… любовное зелье варить умеешь?

Я застонала и натянула плед на голову.

Глава 7. О том, что даже у магистра есть сердце

Мне понадобилось два дня на восстановление после того, как я использовала энергию леса и, можно сказать, вырастила себе дом. Почти всё время я находилась в неком подобии анабиоза, или, как его называют, магический сон. Это состояние, в которое себя вводит маг, чтобы быстро восполнить опустошённый резерв. В другое время я бы пробыла в нём сутки, а потом проснулась ужасно голодной, но магически полной. Но в этот раз некоторые факторы постоянно выдергивали меня из сна – Сеня и деревенские. И если первый будил и заставлял есть, то у вторых были менее добродушные намерения.

Объяснить Сенославу, что меня не нужно трогать, так и не смогла. Кажется, он вообще решил, что я заболела. Ведь пироги, мясная вырезка и картошка, которые староста отправлял до этого, сменились на густой бульон, варёную курицу и творог с молоком. Один раз вообще попытался меня покормить с ложечки, чем вначале смутил, а потом разозлил.

Хотя больше злили и мешали, конечно, деревенские. Чего только они у меня не требовали! И всевозможных зелий и заговоров; и проклятья для одного соседа и благополучие для другого; и поймать мужа на измене, или сделать так, чтобы у него не вставало на других баб; кто-то вообще попросил вылечить его от геморроя. В общем, я даже не знала, что делать: смеяться или плакать.

Попытки объяснить, что я никакая не ведьма, а магистр, не помогали. Кажется, с каждым отказом запросов лишь прибавлялось, а люди становились всё ретивее! Но сегодня я наконец-то полна сил, и раз не помогают слова, то значит убедят действия!

Неожиданно дымку сна согнали странные звуки, доносящиеся с «кухни». Это была самая первая комната, где осталась стоять нетронутая печь. В доме пока не было ни дверей, ни окон, ни мебели. Первым фактором прекрасно пользовались деревенские, входя ко мне без разрешения, не говоря уже о стуке! Или это может быть Сеня. Пришёл, наверное, бедную меня опять будить и кормить.

Словила себя на том, что при этой мысли улыбнулась. Вот же дела…

Поднялась с перины, накинула верхнюю одежду, спрятав кулон на шнуровке под камзол, и вышла из комнаты, которую в будущем собираюсь обустроить под спальню. В нос тут же ударил великолепный запах. Огляделась и увидела поразительную картину: в кухню внесли лавку и стол, на котором была расстелена белоснежная скатерть, стоял начищенный до блеска самовар и несколько тарелок с едой; печь растоплена докрасна, возле неё стоит Мария Матфеевна и жарит на сковородке блины; появилась входная дверь, а место под окно завешено тканью – видно, чтобы тепло не уходило.

– Здравия, магиср! – оглянувшись, сказала старуха и вернулась к печи. – Пусть Мать Марина вам сегодня благо принесёт!

– Доброе утро, Мария Матфеевна, – ответила я, не показывая удивления. – Пусть Мать Марина годов жизни вам прибавит.

В принципе, сейчас у меня было прекрасное настроение, поэтому даже наличие в доме постороннего человека не могло это изменить. Ко всему старухе, видно, действительно нужно было от меня что-то серьёзное, раз она прибралась тут, сама чай заварила и вон блины мне жарит. Хотя навёл порядок в комнате, скорее всего, Сеня. А вот под чётким руководством или по своей инициативе – это уже интересный вопрос.

Я присела на лавку, подпёрла подбородок рукой и так, совсем ни на что не намекая, протянула:

– Гость сам себе и чай сделал, и блинов нажарил… Как неожиданно.

Старуха некоторое время молчала, а потом повернулась со сковородой в руках, ловко скинула блин на башенку к другим.

– Магиср, мы с тобой не с того начали, – сказала она, когда подняла на меня взгляд.

– Это вы верно подметили, – подтвердила с кривой улыбкой.

– И уж не серчай, но выкать я тебе не стану. Вот поживёшь с моё и поймёшь, каково это – молодухам выкать!

– Дело-то не в выканье, а в отношении, – ответила серьёзно. – Я тут никому и ничего не должна, но почему-то все считают обратное. Приходят и требуют всякое разное… Не стыдно вам вначале натравливать людей на меня, а потом хозяйничать у меня дома, делая вид, словно ничего не было?

– Если честно, – старуха отставила сковороду и присела рядом, – нет. – Она пододвинула ко мне тарелку, налила в расписную кружечку чай. – Угощайся, магиср. Лучших блинов ты в жизни не ела! Это мой собственный рецепт.

Она оказалась права. Блинчики были словно близнецы: все тоненькие, румяненькие, немного сладкие, а на вкус – превосходные! Мария Матфеевна ещё к ним паштет из гусиной печени с брусникой принесла. Я с голоду съела штук семь и поняла, что объелась.

– Хорошо. Что вам нужно? – спросила спокойно, ощущая себя необычно доброй и сытой. – Только прошу, давайте в этот раз вы не будете ходить вокруг да около и сразу мне всё расскажете. И надеюсь, это будет что-то серьёзнее геморроя.

Вот жешь, что с человеком может сделать месяц питания солониной и сухарями! Так гляди и впрямь за еду начну прихоти деревенских исполнять!.. Хех!..

– Серьёзнее, магиср, серьёзнее, – Мария Матфеевна тяжело вздохнула. – Я и не за себя прошу, за кровинушку свою – Радомиру. Да ты видела нас. Мы с ней сидели вместе, когда ты токмо к нам в деревню приехала.

– Так она ваша внучка? – не на шутку удивилась я.

– Правнучка, – ошарашила меня ответом старуха.

– Сколько вам лет?!

– Мать Марина мне уже восемьдесят два годика дала, – сделала ритуальный жест женщина.

Я еле сдержалась, чтобы не присвистнуть от удивления. Вот это она долгожитель! С учётом того, что средняя продолжительность жизни у дворян вальсирует примерно пятьдесят-шестьдесят лет, то в таких местах и меньше должно быть. У магов всё ещё печальнее, и лишь единицы переступают порог в полстолетия. Мы слишком сильно изнашиваем организм, поэтому если вовремя не остановиться и не прекратить использовать магию, то можно в прямом смысле умереть. Целители, конечно, создали разные микстуры и припарки, чтобы продлить нам жизнь, но там такой букет последствий, что решается на это не каждый. Да и ходит среди магов мнение, что короткий срок жизни – расплата мироздания за возможность обладать силой. Попытка противиться – лишь способ обрушить на голову беды.

– Это удивительно, – только и смогла произнести, не в силах сдержать удивление и восхищение. – Впервые встречаю долгожителя!

Мне о таком только мечтать остаётся! С учётом того, как много я использую магию, не уверена, что и до пятидесяти доживу. А тут человек почти столетие прожил! Она видела историю своими собственными глазами!.. Если, конечно, когда-нибудь выбиралась из Путкино.

– Кто-то скажет, шо это благословение, но я так скажу: нет ничего ужаснее, чем хоронить свою семью… А я и мужа, и детей… – Она опустила взгляд на сцепленные руки. Кожа у неё на пальцах была сморщенная, в тёмных пятнах, и я увидела, что длани у неё дрожат. – Даже внуков и правнуков. Одна Радомира у меня осталась.

– Это очень… печально, – не знала, какие подобрать слова. – Я вам очень сочувствую…

Даже представить не могу, каково ей! Никогда не задумывалась о собственной семье. Раньше просто знала, словно аксиому: в будущем у меня появятся муж и дети. Но сейчас это стало теоремой, которую не уверена, что смогу когда-нибудь доказать.

– Поэтому я и пришла к тебе, ибо тут только магия может помочь.

– Так что случилось? – нетерпеливо спросила я.

У меня скоро нервный тик начнётся от этой фразы!

– Прицепилась к ней какая-то нечеть, – старуха сделал вид, что сплюнула на пол, и вновь сотворила руками знак. – Радомира девка красивая и хоть давно замужем, но то с одним милуется, то с другим…

– Простите? – недоумённо нахмурила брови. – Я правильно поняла, она замужем, но мужу изменяет?

Я сама не была невинной девой, чтобы осуждать кого-то, но в институт брака верила. А тут ещё глубинка, где каждый друг друга знает и сплетни разлетаются быстрее лесного пожара.

– Да Прохор тот ещё дурак, – отмахнулась старуха и вновь издала этот странный звук. – Сейчас и на человека перестал быть похож. Спился… Ну у них своя долгая и тяжёлая история…

Которую вы предлагаете мне выслушать? Ладно…

– Отцы их дружили крепко, словно братья друг другу были. Вот и решили связать детей браком, несмотря на то, шо разница у них была почти десять лет. Как только Мать Марина у Радомиры первую кровь пустила, так свадебку и сыграли. Прохор тогда и не смотрел на свою молодую жинку, по бабам ходил. А Радомира, нескладная и страшная девчушка, с годами вытянулась, округлилась где надо, похорошела так, что на неё все парни засматриваться стали. Тут-то Прохор и вспомнил, что у него жена есть… Да вот ток пускать в свою постель она его не спешила и все измены вспомнила, словно записывала с кем и когда. Ему на это возразить и нечего было, поэтому поклялся он, что больше ни на одну бабу не взглянет и принялся вымаливать у неё прощение. Но Радомира оказалась на диво упёртой, явно вся в меня пошла! – Мария Матфеевна довольно хохотнула, правда, её улыбка тут же стала грустной. – Все его слова она не слушала, а подарки выкидывала. Однажды он ей рубиновые серьги из самого Бортомира привёз, так она в свинарник выкинула со словами, вот где имела его подачки! – Голос стал взволнованный, и она принялась потирать пальцами ладонь, словно в желании стереть пигментные пятна с кожи. – Однажды поругались они сильно… И до этого ругались, но в тот раз, видать, нервы у обоих сдали. Радомира сказала, шо если бы она ему изменила, то он не смог бы её простить, а Прохор в сердцах заявил, что даже если она со всеми в деревне, то всё равно примет назад… А слово, как известно, не воробей, вылетишь – и назад не воротишь. На следующую ночь Радомира не ночевала дома и вернулась под утро… По её виду было всё понятно.

– Патовая ситуация, – заключила я.

Как женщина, прекрасно понимаю Радомиру и её обиду. Я бы тоже измену никогда не простила! Но сама бы на подобное не пошла, даже в желании отомстить. Жаль, что о разводах в этих местах не знают.

– Пата?… – уставилась на меня женщина здоровым глазом. – Чего?

– Это шахматный термин, – пояснила. – Пат – эта такая ситуация в шахматах, когда невозможно ходить ни одной фигурой, при этом король не под шахом… Грубо говоря, это безвыходное положение.

– Да был бы выход, ежели б Радомира не была такой гордячкой, а Прохор – таким слюнтяем! – опять «сплюнула» старуха. – Он ж ей и слова не сказал! А я вот разозлилась сильно – такой позор! Мы с её матерью волосы хотели ей обкорнать, как продажной бабе… Моя дорогая Оленька ещё жива была. Пусть Глашта и Аглай её в хорошее место отведут, – она вновь сделала ритуальный жест пальцами. – Но Прохор не дал. Сказал, что они сами разберутся, и выставил нас из дому!

И где он «слизень и тюфяк»? Понимаю, мужик был не прав, но осознал это и принял последствия… Чудовищные последствия.

– После этого они вроде жить вместе стали, Мать Марина их дитятком наградила – моим праправнуком Белояром. – На его имени она очень тепло улыбнулась, а мне почему-то стало страшно.

Мысль, что можно дожить до праправнуков, показалась мне неестественной. Отталкивающей. Ужасающей.

– Но в пять годиков Глашта и Аглай забрали его…– продолжила Мария Матфеевна, не замечая, в какой гримасе ужаса исказилось моё лицо. – Под лёд он зимой провалился. Когда достали, уже не дышал… – Старуха помолчала, затем тяжело вздохнула, сделала ритуальный жест и продолжила: – Пусть Глашта и Аглай его в хорошее место отведут… Вот после этого Радомира перестала ночевать дома, а Прохор запил. Он и до этого пил, но тогда начал свинячить по-страшному. Всего за год постарел, расплыл. А парень-то какой видный был… Эх… – Она махнула рукой. – Сейчас без бутылки его не увидишь, а Радомира уже не скрывается, то с одним, то с другим…