Читать онлайн Эльфийский бык – 2 бесплатно

Эльфийский бык – 2

Глава 1. Где речь идет об очень высокой моде и появляются первые результаты трудов праведных

«Некоторым личностям так и тянет поправить корону на голове. И лучше бы – лопатой»

Из не вошедшего в общедоступный вариант автобиографии покойного Императора.

– Ну… – произнесла Маруся презадумчиво, пощупав рукав розового пиджачка. – Перья так-то отпороть можно…

– И перекрасить, – Таська попыталась отковырять стразик. – А штаники я, пожалуй, и примерила бы…

– Забирай, – щедро разрешил Иван, поскольку сама мысль о примерке этого вот… чуда вызывала в душе глухой и стойкий протест.

– А ты?

– А я…

– А он, – не удержался Император, – если что, в носках пойдет. У него уже и опыт есть!

Иван почувствовал, что неудержимо краснеет.

– А что? – Таська сняла пиджак с вешалки и на плечи накинула. Потом и вовсе руки в рукава сунула, отчего розовые перышки встали дыбом, открывая спрятанные под ними дырки. – Обычно так-то без носков?

– Обычно кроме носков что-то надевают, – Император стянул с блюда длинное луковое перышко.

– А он…

Все посмотрели на Ивана. Даже Бер. Причем последний – с явной укоризной.

– А он так…

– Это маскарад был, – ухо зачесалось.

– Ага… и ты примерил костюм эксгибициониста? – уточнила Аленка и добавила. – Идите уже есть, а то вон, человек голодает.

Император, изо рта которого торчал хвостик недожеванного лука, спешно кивнул, подтверждая, что почти уже совсем уголодал, едва ль не до смерти.

– Боюсь, – Таська попыталась свести полы розового пиджака, но внутри что-то захрустело. – У нас все ж провинция, глухая. Могут и не понять… так что… не сходится.

– Просто не на тебя шито, – Маруся тряхнула штаны с лампасами. – А эти ничего… трактор ремонтировать сойдет, если так-то…

– Нет, ну вот чего не сходится? Сейчас сойдем…

– Тась, порвешь… вещи-то чужие, – Аленка перышко-таки выдрала и в волосы вставила.

– Не в этом проблема, – Иван пересел за стол, потеснивши Императора. И подумалось, что благоговения перед верховной властью он и прежде не испытывал, а теперь оно и вовсе исчезло. Может, оттого, что Его императорское Величество сковородку к себе подвинули.

И ладно бы с тушенкой.

Сковородка была чугунною, явно рассчитанную, если не на все семейство Сабуровых, то на половину его точно. Ныне на ней в полупрозрачном, сдобренном приправами жиру, плавали куски мяса, полупрозрачные ломтики жареного лука и белоснежные острова глазуньи.

На блюде высилась гора картофеля.

На другом – еще одна гора, квашеной капусты.

И главное же ж есть хочется. Вроде недавно только у речки сидели, тушенку вкушая, а теперь чувство такое, будто Иван дня три не жрамши.

Вульгарнейшим образом.

– А в чем? – осведомилась Таська, отправляя пиджак на вешалку.

Дом Сабуровых стоял на окраине деревни, почти у самого леса. Солидный, в два этажа, он продолжался длинным навесом, который в свою очередь то ли упирался, то ли опирался еще на одно строение – кузницу. Из-под навеса выглядывал трактор, рядом примостился знакомый уже броневик, слегка прикрытый тентом. Внутри виднелись смутные очертания то ли техники, то ли просто каких-то железок. Разглядеть не вышло, да и не сильно-то Иван стремился разглядывать.

– В том, что нам и вправду надеть нечего, – Бер решительно набросал себе в тарелку картошки. Капустой тоже не побрезговал. – Так-то мы много взяли, но Ванькин… питомец сожрал.

– Не сожрал! – возмутился Иван этакой несправедливости. – Просто…

– Слегка пожевал, а что не пожевалось – соком извазюкал.

Девчонки переглянулись.

– Ну… – Аленка почесала в макушке. – Там выпускной костюм сохранился… братьев…

– Ага, – подтвердила Таська, устраиваясь на широкой лавке. – Который они надевали по очереди.

– Так… – Аленка пожала. – Я им говорила, что каждому свой справить надо, но их же не заставишь в магазин поехать. Семка так и сказал, что нафиг надо, что они одинаковые все. И чего выпендриваться. Зато как на свою зазнобу интернетную, так денег не жаль. Донаты, чтоб его…

– Это она про что? – тихо спросил Император.

– Потом расскажу, – Иван зацепил кусок мяса.

– А говорят, что эльфы мяса не едят… – произнесла Таська, усаживаясь на лавку.

Кухня в доме была огромной. Она-то почти весь первый этаж и занимала. И стол внушал. И лавки. Явно делались, если не на века, то почти уже.

– Почему? – Иван вот мясо очень даже ел. Хотя и от картошки не отказался. После суслятины из банок картошка с маслом – почти деликатес. – Очень даже едят…

– Ага, а еще говорят, что эльфы – пацифисты, – не удержался Бер.

– Эльфы не пацифисты. Эльфы считают себя пацифистами, – Иван и яйцо подцепил, перетаскивая на тарелку. – Но если так-то в морду дать могут.

Все задумались.

Или скорее занялись ужином.

– Не пойдет… – произнесла Таська. – Твои-то здоровые… а они помельче будут.

– Не настолько уж… хотя… – Бер вздохнул. – У меня джинсы вон… почти не грязные.

– Ага, а дырки девчата подлатают, – Аленка фыркнула. – И перышками сверху… Батино вовсе на вас велико будет. Да и не та у него одежда… можно в Осляпкино попробовать. Или в Конюхи…

– В Конюхах – два секонда. В Осляпкино – рынок и те же секонды. А на райцентр прямую дорогу перекрыли. В объезд если, через Осляпкино, то на обратном пути точно какую гадость сообразят… – Маруся призадумалась. – Может…

И замолчала.

– Марусь, – не выдержала Таська. – Договаривай уже…

– Да… ерунда-то так… но там на чердаке у нас сундуков хватает. И одежды… женскую мы перешивали… ну… раньше. И не всю, потому что бальные… ну их трогать, все одно без толку.

Кажется, она смутилась.

– А вот мужская осталась. От деда и прадеда. И раньше. Только… там мода… столетней давности.

– Лучше уж столетней, – Иван повернулся к розовому пиджаку, перышки на котором трепетали, привлекая к себе внимание. – Чем это вот… хотя бы без перьев.

– Кстати… – Бер облизал вилку. – А если так-то… то можно обыграть. У тебя ж сарафан отпаднейший. Сделаем прикладную реконструкцию. Скажем, в рамках локальной культурной программы… я отчет напишу.

Глаза его заблестели.

– Марусь? – Аленка чуть склонила голову.

– Что? Я ж не против… только там… моль и все такое. И не факт, что подберется чего… и… и вообще… там и пуговицы спороли, которые золотые. И… ветхое оно будет.

– Ветхое – ерунда. Кстати, ткани, поскольку находятся в постоянном контакте с телом, довольно неплохо поглощают силу, – Бер явно оживился. И Ивана это несколько даже пугало. В прежние времена подобный Беровский энтузиазм плохо заканчивался. – Предки ваши были одаренными?

Девушки кивнули.

– Вот… значит, немного доработаем. А пуговицы…

– Есть медные. Целая банка…

– Позолотим, если будет с чего. Покрыть тонким слоем я смогу. От золотых не отличишь… ну на взгляд точно. Вам надо будет в тему как-то… для равновесия.

– Будет, – Таська кивнула. – Сарафан или нет, но найдем… в общем, так понимаю, к нам?

За окном громыхнуло, и грохот этот заставил весь дом содрогнуться.

– Завтра, – сказала Маруся. – А то ж дождь…

– Дождь – это хорошо, – Иван дотянулся до картошки. – Землю прольет… сила в ней немалая дремлет. Там над ней кто-то хорошо ворожил.

Стало тихо.

И слышно было в этой тишине, как тарабанят по стеклам капли дождя, и шелестит, шубуршится ветер, норовя проникнуть внутрь.

– Ань, а батя твой где? – поинтересовалась Таська, разрушая момент.

– Так, в лесу…

– Дождь же, – Маруся повернулась к окну. – И остальные…

– И остальные в лесу. Только Стасик огонь держит. Ну и Семка с ним, помогает. А те два оглоеда… – Аленка прищурилась. – Пускай помокнут. Им оно на пользу будет, охолонуть. Я вам там постелю, над кузней. Там и тепло будет, и сухо. Крыша хорошая… в доме, извините, оставить не оставлю. Не по правилам это, чтоб у незамужней девицы ночевать…

Иван не возражал.

Сытость разливалась по телу истомой. И в сон клонило, как оно бывает после резкого опустошения резервов. Собственное тело показалось одновременно и тяжелым – не шелохнуться – и легким до готовности воспарить в неведомые выси. Но кулак Бера воспарить не позволил.

– Идем, – сказал Бер. – А то прямо тут и заснешь…

– Молочка принести? – Маруся тоже встала.

– Я коров обещал посмотреть, – сказал Иван, осознавая, что на коров сил точно не осталось. Но Маруся отмахнулась только.

– Завтра посмотришь. Или потом. Как-то они до этого жили, недосмотренные. Так молоко будете?

– Дождь же.

– И что? Я, пусть и не ученая, но щита выставить могу… да и идти недалече. Тась?

– Проводим и пойдем, – Таська тоже поднялась.

– Это как-то мы вас провожать должны, – проворчал Бер.

Иван ничего не сказал.

Говорить было лень, как и шевелиться.

– Другим разом, – отмахнулась Таська. – Вон, сейчас пусть Семка свою монстру заводит. Мигом домчит…

И это было выходом.

Сеновал над кузницей к великому удивлению Ивана мало чем от сеновала над бычарником отличался. То же сено, пахнущее сладко и терпко, покрывала.

Одеяла.

И огромная миска с пирожками, которую Аленка всучила напоследок. Императору, само собой… но если так-то – поделится.

Снизу что-то гудело. Теплый воздух, пробиваясь сквозь крышу, нагревал и доски, и само сено.

– Интересно, с точки зрения пожароопасности – это как? – Бер поерзал и прежде чем Император успел возмутиться запустил руку в миску с пирожками.

– Надеюсь, что как-нибудь… ну, амулеты там, заклятья, – Император подвинул миску поближе к себе. – Кстати, ты и вправду сможешь?

– Что? – Бер пирожок разломал. – С капустой… и грибами.

– Не нравится – не ешь.

– Нравится!

– Тогда жуй и молчи. А так я про костюмы. Восстановишь?

– Попытаюсь… мы как-то в музее работали. Ну, то есть практика была… у меня неплохо получалось. Да и… всяко лучше будет, чем это, прости Господи… слушай, а может, указ какой издашь? Такой вот…

– Премудрый? – Император протянул пирожок Ивану.

– Ага…

– С премудрыми сложно. Да и в целом… теоретически я-то могу чего указать. И даже исполнят. Но весь вопрос в том, как исполнят. Как бы оно хуже не вышло. Еще решат, что если запрещаю, то значит, ущемляю.

– И все ринутся отстаивать свободу самовыражения, – произнес Иван, забрав сразу два пирожка. Чтоб лишний раз не тянуться.

– Вот-вот… у нас же как… если что-то запрещают, то это что-то сразу всем становится нужно. Так что пускай лучше так творят… думаешь, вырастет чего?

– Думаю, что всенепременно… вопрос – чего, – Ивану попался пирожок с творогом, что было тоже неплохо. – Но завтра увидим… вот с утра встанем и пойдем смотреть…

– Слушай, – Бер даже приподнялся. – Если семена голубые, то и эта… штука… тоже будет голубой?

– Не факт…

– Хорошо бы…

– Почему?

– Красиво… представь, приходим мы, а там во всю ширь и даль голубое поле…

…поле и вправду было голубым.

Ярким-ярким. Местами голубизна его казалась светлою, почти до прозрачности, местами – темной, в знакомый уже Ивану ультрамарин. Насыщенность окраса, как он понял, зависела от стадии роста. По самому краю растения были маленькими, с ладошку, и цвет имели бледный. А вот чем ближе к центру, тем выше поднимались травянистые стебли, раскидывая весьма характерные пальчатые листья.

– Вань… а Вань… – очень тихо произнес Бер. – Вань, скажи, что мне это мерещится?

– И мне, – добавил Император. – Что я просто сплю, а не это вот все…

Он махнул рукой по-над полем. И поднятый движением ветерок прошелся по вершинам, заставив тонкие пока стебелёчки задрожать, склониться перед государем.

Следовало признать, что ритуал удался на славу.

Взошли если не все семена, то большая их часть точно. И главное, ровненько так, едва ли не под линеечку.

– Вань… это выходит, что мы… вырастили… целое поле конопли? – Бер шепотом озвучил общую мысль.

Иван заторможенно кивнул.

Посмотрел и еще раз кивнул.

– Вот госнаркоконтроль-то порадуется… – протянул император.

– За нас? – с надеждой поинтересовался Иван.

– За себя. Это не случайные посадки, где только штраф и грозит. Это явное незаконное культивирование наркосодержащих растений в особо крупных размерах… тут точно больше трехсот кустов. А еще и совершенное группой лиц по предварительному сговору. До восьми лет.

– Чего?

– Каторги, Вань… каторги.

– Да ладно вам страдать. Взгляните на этот вопрос иначе.

– Как?

– Ну хотя бы в разрезе государственного величия. У всех там наркобароны, а у нас целый наркоимператор! – возвестил Бер. – В авторитете будешь… заодно посмотришь, как там люди живут… Ладно, извини… это у меня от нервов. Слушай, Вань, а почему она синяя?

– Потому что эльфийская, – произнес государь-император, закрывая лицо руками. – Твою же ж…

И Иван всецело с ним согласился.

Твою же ж…

А главное, конопля продолжала расти… и весьма себе бодро.

Глава 2. В которой кое-что проясняется, а кое-что запутывается

Никогда не жалуйся на судьбу. Ей с тобой может тоже не особо и повезло.

Житейская мудрость

К ферме Леший подходил еще днем, так, исключительно в целях предварительной разведки местности. И уже тогда отметил некоторые, показавшиеся донельзя странными, детали.

Забор вот высотой в два человеческих роста.

Вышки вдоль него вида прехарактерного. И витки колючей проволоки, что лежали поверх забора ровненько так, идеально.

Ворота в стене имелись, как и пропускной пункт. Подходившие молоковозы останавливались, подвергались досмотру и пропускались далее. Выезжающие машины тоже досматривались, причем весьма тщательно.

В общем, как-то оно мало походило на ферму в представлении Лешего.

Тогда, днем, он не рискнул выбираться из леса, потому как тот обрывался весьма резко и укрепленную эту ферму со всех сторон окружали поля.

А ночью – дело иное.

И дождь опять же. Пусть, конечно, и не сказать, чтобы приятно, когда сверху льет, зато случай донельзя удобный. Грех не воспользоваться.

Пусть и команды не было, но…

Он, прислушавшись к окружающей тишине, нарушаемой шелестом и шорохом дождя, осторожно двинулся вперед. На вышках врубили фонари. И пятна света скользили по земле, но медленно, нехотя. Да и сам этот свет, размытый ливнем, был скорее данью заведенным порядкам, нежели и вправду имел какой-то смысл.

Леший без труда добрался до ограды. Оценил ворота. Окна КПП светились. Шлагбаум был опущен, но сами ворота – открыты. Небось, заедает механизм. А выходить на дождь охране неохота.

Леший их чисто по-человечески понимал.

Набросив легкий полог незаметности – дождь вымывал силу на раз – он с легкостью проскользнул внутрь. Огляделся… где-то рядом нерешительно тявкнул пес. И тут же смолк.

И что дальше?

Точнее куда?

Фермы высились длинными белесыми строениями. Пахло… как на фермах и пахло – коровами да навозом. Что-то гудело, урчало и хлопало.

Из ближайшего здания выполз трактор с прицепом, чтобы скрыться в следующем. Леший, подобравшись поближе, осторожно заглянул внутрь. Сумрачно. Лампы светят, но как-то едва-едва. Хотя разглядеть что-то можно.

Ряды. Междурядья.

Коровы.

Люди. Людей немного. Доярки? Похоже на то.

Леший двинулся к следующему… странно все-таки. Коровы и доярки. И стена эта. Вышки. Зачем они? И ведь работают, что вышки, что охрана. А значит, идет обслуживание. Электричество тратится. Да и люди на вышках не за идею стоят. Стало быть, кто-то на всю эту охрану деньги выкидывает и немалые. В следующем здании было то же самое – много коров и немного людей. Там пахло хлебом и свежим сеном. Слышались голоса, которые то ли спорили, то ли переговаривались о чем-то.

А ферма не сказать, чтобы сильно большая.

Нет, не маленькая, но и не комплекс из тех, высокотехнологичных, которые труда человеческого требуют минимум. На комплексах Лешему случалось бывать, сопровождая объект. И то, что здесь никакими высокими технологиями не пахло, он понял.

Дальше…

– Ну и чего ты кобенишься, а? – этот голос раздался почти рядом, и Леший прижался к стене.

– Отстань.

А вот второй он узнал. И нож сам лег в руку.

– Ни рожи, ни кожи, а все одно глянулась ты мне… и чего, спрашивается, морду воротишь?

Говоривший был рядом.

Здоровый.

Он не был выше Весняны, но все одно как-то нависал над ней. И стоял неудобно. Нет, снять его Леший снимет, но что потом с телом делать?

Оставлять?

Не вариант. А незаметно… через стену…

– Тебя не учили, что бабе надо ласковою быть… ласковая баба, она свое с любого мужика поимеет.

Главное, чтоб эта малохольная не испугалась. А то крик еще поднимет…

Леший подобрался.

– Твердин! – рев откуда-то со стороны заставил мужика обернуться. И Леший выдохнул. Не то, чтобы совесть мучила… совесть у него давно подобной ерундой не мается. Но вот реально с трупаком пришлось бы морочиться. – Чтоб тебя, где ты там…

– Сейчас! – заорал мужик в ответ. – Иду… а ты… ты подумай. Я ж пока по-хорошему… я ж не последний человек, чай… и словечко за тебя сказать могу. А то и вовсе попрошу себе, и будешь жить, горя не знаючи…

И ушел.

Вовремя.

А то возня возней, но Леший почти уже решил, что не так оно и муторно. Что иные люди в покойном виде ему куда как более симпатичны.

Весняну он окликать не стал. Но та сама повернулась и спросила тихо-тихо:

– И зачем пришёл?

– За тобой, – Леший даже не удивился, что увидела. Нож вот убрал.

– Не тронь здесь никого. Только хуже будет, – сказала она, накидывая на плечи капюшон. Дождевик был старенький, неприглядный, как вся-то её одежда. – Иди… за воротами жди. Сейчас все пойдут. И я с ними.

Спорить Леший не стал.

За ворота выбрался. Видать, и вправду время было народ отпускать, если даже шлагбаум подняли. А охрана из КПП не выглянула.

Дождь же.

И гремит вон, перекатывается в облаках.

Леший отошел к опушке, откуда и наблюдал за тем, как выходят из ворот люди. Сейчас они казались на диво одинаковыми. Размытые темные фигуры, что смешивались в одно черное пятно. Оно же и втянулось внутрь старенького автобусика, который выбрался за ворота последним.

Впрочем, уехали не все.

Весняна, шагнув навстречу, скинула капюшон и руки выставила, собирая дождь в ладони. Им же и умылась, и вдохнула глубоко-глубоко.

– Зачем пришёл? – спросила она.

– Проводить.

– Сама дорогу найду.

– Мало ли. Ночь… лес…

Сказал и понял, что глупо звучит. Этот лес ей родной, в нём скорее сам Леший заблудится. Но смеяться она не стала. Кивнула только:

– Спасибо.

– Да… не за что. Данька не приходила.

– Значит, не смогла, – Весняна, кажется, нисколько не встревожилась.

– А корова?

– Сейчас подою. Будешь молоко?

– Я-то буду, но, может, вам оно нужнее?

– Мы столько не выпьем, – Весняна стянула дождевик.

– Не простудишься? – Леший нахмурился. Летние дожди коварны. Только кажутся ласковыми. А одежда намокнет, прилипнет к телу, потянет из него живое тепло.

Этой вон много не надо.

– Нет. Мне от воды беды не будет. Разве что когда дождь, то кличет сильнее… зато и взять могу силы, – Весняна подняла руки, и стало видно, что вода, стекая по коже, эту кожу будто прозрачным маревом окутывает. – Сегодня еще дождь особы… кто-то силу выплеснул.

– Не чувствую.

– Просто сила иная… не твоя.

– Может, и так, – согласился Леший. Тогда понятно, почему со связью перебои. То есть, не особо понятно, его уверяли, что связь любой энергетический всплеск выдержит, но тут пусть умники разбираются.

– Идем? – Весняна забросила дождевик на плечо.

И сапоги сняла.

– Давай сюда, – проворчал Леший. – Бестолковая…

– Почему?

– Потому… как вы вообще тут оказались?

– Обыкновенно. Нам-то с сестрами срок невелик дан по земле ходить. Родники… когда слышать начинаешь, с каждым годом сильнее зовут. Манят. Звенят. Обещают… – она замолчала.

– Что обещают?

– Покой. Ни забот. Ни тревог. Ни обид. Ни радости. Ни печали. Ни любви, ни… ничего.

Прозвучало жутко.

– И чтоб удержаться, надо корни в землю пустить… но сами мы не можем. Не дано… говорят, что у таких, как я, души нет.

– Кто говорит?

Весняна не ответила, только плечами пожала.

– Мы за мужа цепляемся, за семью. Муж душой делится. Мы – силой. Такой вот обмен. Всем хорошо.

Она шла, босая, ничуть не стесняясь этой босоты. И не боясь ступать по мхам. А ведь коварные, там, под зеленью, и сучки острые, и коренья скрытые. Да только Весняна ступала легко, танцуя.

– Вот и посватался ко мне один… не подумай, никто нас не неволит. И тетка тоже говорит, чтобы мы выбирали с оглядкой, чтобы не на теперь думали, а вперед. Строгая она… а уже тогда проблемы начались. И людей в Подкозельске крепко убавилось. Я поняла, что… в общем, выбор и невелик был. Да и те, кто был больше на сестер глядели. Они старше, сильнее… красивей опять же. А тут и ко мне посватались. И сразу серьезно так. Мне это очень польстило. Ты не думай, Егор хороший был. Добрый. И с душою светлой… слабой вот только. Но я понадеялась, что хватит её. Если с моею силой, то точно хватит.

Лес расступился.

На поляне тоже шел дождь. Вода стекала по серебристой шерсти коровы, но та, кажется, не слишком печалилась. Во всяком случае голову подняла, повернулась в сторону Весняны и мыкнула, как почудилось, с упреком.

– Сейчас, хорошая моя… – Весняна нырнула в какие-то кусты, чтобы вынырнуть уже с ведром, табуреткой и бутылкой воды. Водой она ополоснула ведро, потом, смочивши какую-то тряпку, тщательно отерла вымя коровы. – Мне бы вспомнить, что и сил у меня не так много. Но… кому не хочется любить? И быть любимой. А Егор любил меня. По-настоящему… увез. И несколько лет мы жили… хорошо жили…

Леший отошел в стороночку, чтобы корову не нервировать. А она, склонивши увенчанную рогами голову, наблюдала. Да что там, явно следила и глазах коровьих читалось недоверие.

– Данька родилась. Он радовался очень… матушка его, правда, была не слишком довольна.

– Это та, что за Данькой присматривает?

– Она.

– А тут как оказались?

– Егор… он все хотел сделать больше для нас. И матушка его… она почему-то считала, что у него большие способности. Что их надо использовать и все такое, а он при моей юбке и шагу ступить боится. Он не боялся, просто… не его это было. И чуял, что не его. Но тут друг появился. Предложил дело. Выгодное… я о многом узнала уже потом, после. Данька тогда только-только родилась, силы все забирала…

Струйки молока зазвенели, разбиваясь о подойник.

– Егор стал исчезать. Возвращался нервный, то веселый, то злой… дело их вроде бы пошло. И он радовался. Маму на моря отправил. Шубу купил. И мне вот тоже… украшения стал дарить. Дом затеял ставить взамен старого.

Леший, кажется, понял, что дальше будет.

– Я… мне это все не нравилось. Но я даже не понимала, чем. Я пыталась спрашивать, а он отмахивался. Мол, не в свое дело лезу. Он мужчина и разберется… а потом в один день его задержали. Оказалось, что их фирма занималась не совсем законными делами. Началось расследование. И чтобы не посадили, пришлось платить… много… он продал, что было. И землю тоже. И дом. Чудом не сел, но…

– Оказался нищим.

– Да. Я сказала, что можем вернуться. В Подкозельске всегда нужны люди, которые будут работать…

Егору захотелось набить морду.

Пусть покойник, но все равно. Поднять из могилы и набить морду.

– Тем более, что я при муже, не буду у других силу брать или теснить. Даньке, конечно, тяжко пришлось бы, но, глядишь, чего бы и придумали.

– Отказался?

– Сперва согласился. А потом пришел и сказал, что ему предложили место получше. Что и дом дадут, и помогут на первое время.

Лешему была видна спина Весняны.

И светлая коса её, которая казалась почти белой.

– Обещали карьеру сделать… мол, знающий человек сможет с легкостью занять подобающее место. А там можно и с землей вопрос решить. Мы и приехали сюда. Мне… не понравилось. Но…

Уйти, как Леший понял, она не могла.

– Слово, – словно почуяв его сомнения, ответила Весняна. – Было сказано. И я сама с ним связала жизнь. Так что без него жизни бы и не было бы. Тем паче я сама виновата… видела же, что слабая душа. Неможно было такую трогать. А я еще забрала от нее… вот и не справился.

– Обманули?

– Если бы обман, можно было бы судиться или просто уйти. Но нет. Дом нам дали. И работу. Ему… мне тоже предложили, – Весняна провела ладонью по боку Красавицы. – Её вот на коровник пристроить. Я отказалась. Ей гулять надо, а не стоять, как те несчастные. Их и летом-то почти не выпускают.

– Почему?

Леший не то, чтобы по коровам был большим специалистом, скорее уж дед вспомнился, и деревня, и коровы, которых выгоняли с утра. И они, собираясь в стадо, убредали куда-то вдаль, где и паслись до самого вечера. А уж вечером возвращались, неспешно так, оставляя на улице следы от копыт и лепешки.

Были еще и колхозные, которых держали отдельно, на особом поле…

Зачем коровник?

Трава вон. Свежая. Бесплатная…

– Их кормят какой-то пакостью, от которой удои хорошие. Но и живут они недолго, – Весняна похлопала Красавице по боку и спросила. – Будешь молоко? Свежее?

– Буду.

– Не боишься?

– Чего?

– Не знаю… сырое многие не пьют.

– Рискну.

– А еще очаровать могу…

– Очаруй, – Леший пожал плечами. – Если охота.

Весняна чуть нахмурилась.

– Не говори так больше, – тихо сказала она. – Слова – никогда не просто слова. Для людей – возможно, для нас… мои сестры могут принять это за разрешение. А ты один. Не связанный ни с кем. Мигом очаруют.

– И что тогда?

– Ничего. Женишься. Семью заведешь. Будете жить… – это Весняна произнесла почему-то печально. И ведро протянула. – Подержи.

– Может, я и не против, чтоб жениться и семью завести. Ну, так-то… в теории… правда, я для семейной жизни бестолковый…

– А кто толковый-то?

Весняна вернула скамеечку куда-то в кусты, из которых появился кувшин.

– Давай, отолью. И людям своим отнесешь.

– А ты откудова про людей знаешь?

– Птицы говорят. Не думай, они ж только нашим. Да и девочки не обидят. У нас… если слово дано, то уже не отступить, не разорвать. Говорят, раньше маги таких как мы сами привечали. От нас и дети одаренные родятся… силы отцовской в сыновьях только прибавится.

– А теперь не привечают?

– Теперь… своей силы, видать хватает. Да и где те маги…

– Ну да. Поставь кувшин на землю. Придерживай чуть.

Леший и щит поставил, чтоб дождь в молоко не капал. А самого его много вышло, вон, ведро почти до краев. И молоко это кажется плотным, тяжелым да густым, будто и не молоко – сливки живые. Течет тонкой струйкой, наполняет кувшин.

– С магами мы хорошо ладим. Им силы только прибавляется. Мы берем её и возвращаем сторицей.

– Рекламируешь?

– А то… случай-то такой, что пользоваться надобно. Сестер у меня много. И не все хотят к воде возвращаться.

– А сама?

– Сама… что уж теперь…

– Второй раз замуж выйти нельзя?

– Почему? Так-то запрета нет. И с Егором связь у нас слабою вышла, если я тут, с Данькой, остаться сумела. Но… вот кому я нужна-то?

– Потом решим, кому ты нужна, – проворчал Леший. – Ты рассказывай, давай…

– А ты пей, коль не боишься, – и снова улыбается.

– Не боюсь. Не хватало мне тут еще всяких малохольных бояться…

Смех у нее, что звон ручейка. И молоко сладкое, теплое, живое. Такое, какого он никогда-то не пил…

– Свежее – самую силу имеет… ты кликни, чтоб забрали.

– Погоди, – Леший остановился. – Даньке надо же…

– Вот налей опять, а остальное пусть твои забирают. Только ведро чур вернуть.

– Ворон? – потянулся Леший к связи.

– Тут я… а ты там все не выхлебай! И вообще… тут крепко покумекать надо, если правда, что она говорит…

– Так вы слушали?!

– Ну… ты сам не отключился. А мы просто приглядели. На всякий случай. А то мало ли… вдруг бы заманила тебя в чащобу?

– Ворон!

То, что связь не отключил, это по привычке. Но почему-то стало неудобно, хотя ничего-то этакого Леший не говорил. И не слышал.

– А там бы домоглась жестоко. Мы б тогда помогли…

– Чем?

– Ну… советом премудрым?!

– Шеф, – подал голос Мазин, спасая Ворона от того, что Леший готов был высказать. – У меня племяш есть. Славный парень. И одаренный… уровень четвертый, конечно, не ахти, но если так-то… может, им там кто в деревне на работу надобен? Он холостой…

– Так, – Леший аж головой затряс. – Отставить! Я еще только свахой не был…

Весняна глядела, чуть склонив голову на бок.

– Ворон, молоко забери. Ведро вернете… и помыть мне! А я вон… пройдусь.

– Правильно, шеф, – поддержал Залесский. – Женщину проводить надобно. А то чуть отвернешься, сразу какой маг нарисуется с недобрыми намерениями.

Да чтоб их всех…

– Здрасьте, – Ворон поднялся из кустов и, кивнувши на Красавицу, уточнил. – Не забодает?

– Доброго вечера, – Весняна положила руку на шею коровы. – Добрых людей она не трогает.

– На, – Леший сунул ведро. – И чтоб глаза мои тебя не видели!

– Не увидят… а…

– Сгинь!

Не хватало всяких тут с наглыми рожами. И ведь женатый, а туда же, кланяется, того и гляди руки целовать полезет. А оно Лешему надо?

Вообще…

– Я до дому проведу, – буркнул Леший. – И что там дальше приключилось?

– Дальше… дальше обживались. Работали… а потом оказалось, что муж мой дурное зелье попробовал. На работе поднесли. Магом-то он был, но силы невеликой. А работы много. Выкладывался. Не получалось что-то. Ему и сказали, что если зелье использовать, то сил прибавится.

Идиот.

Вот как еще человека назвать, который в этакую-то сказку поверит? Душа сильная, слабая – это душа. А мозги в голове наличествовать должны бы. И хорошо б работающие.

– Я сперва и не замечала. Да на нем и не сказывалось особо… я ж, пусть младшенькая, но берегиня… – Весняна шла рядом. И Леший чуть растянул щит, потому как вода водой, но когда сверху льется, оно приятного мало. И спорить, отказываться Весняна не стала. – Ему и хорошо было. Сил становилось много, а последствий и никаких. Пока однажды не слег. Оказалось, что рак…

На белых ресницах повисла капля воды.

Воды ли?

Леший не стал уточнять.

– Сначала ведь и понятно не было, насколько серьезно. Рак ведь сейчас лечат и неплохо. И я думала, у нас получится. И в клинику его устроили. По программе для сотрудников. Лечили… я помогала. Но становилось лишь хуже и хуже. И денег не хватало. Он перестал работать, и оказалось, что дом совсем не бесплатный, как и переезд. Что мы должны и много. Потом еще за лечение… а ему все хуже и хуже становилось. В страховке отказали. Выяснилось, что Егор употреблял препараты, и значит, сам виноват. Нам даже штраф грозил, но… не стали вешать.

Лес закончился как-то совсем быстро и Весняна остановилась.

– Тебе не обязательно…

– Обязательно, – Леший отряхнулся. – Сейчас… программу сменю.

– Увидят.

– Пусть видят…

Вряд ли в этом Осляпкино есть кто-то, кто с Лешим знаком. Да и в дом он не полезет.

– Пойдем, посмотрим, что с малой… и документы передашь.

– А…

– А если увидят, скажи, что жених.

Весняна фыркнула.

– Какой жених?

– По сети познакомилась и в гости позвала. Сила тебе нужна? – спохватился Леший и руку протянул. – Бери…

А она взяла, хоть явно собиралась отказаться, но в последний момент передумала. И правильно. Вон, кожа да кости…

– Значит, кредиты…

– Сказали, что раз я наследница, раз в доме живу, то и наследство приняла, вместе с кредитами. Да и брали их на семью.

Хитро.

Хотя разбираться надобно.

– Правда, обещают, что если я отдельный контракт подпишу, то все долги исчезнут.

– Не вздумай!

– Я не глупая, – сказала Весняна. – Точнее уже поумнела.

Сила потекла к ней, знакомой дорожкой. От и ладно… Лешему не жаль. Если так-то, силы у него хватит…

– Но они не отстанут, – Весняна сама убрала руку. – Хватит. Много – тоже не хорошо.

Ну… пускай. Завтра он её снова встретит. А то и вправду, лес этот, что двор проходной. Шарятся, кто ни попадя.

– Идем, – Леший локоть оттопырил. – Цепляйся давай… что? Раз я жених, то пользуйся… в общем так, контрактов никаких подписывать не смей. И вообще бумаг. Пустых, заполненных. Даже вон, извещений почтовых, если что… я тебе маячок сделаю. Даньке сделал и тебе дам. Если вдруг случится чего, то… но пока сиди тихо. Бумажки твои посмотрим, и дальше будет видно.

– Что?

– Что-нибудь…

– Мама! – из дождя вынырнула Данька. – А ты тут… а я ждала…

– Ночь на дворе, – буркнул Леший.

– Ага…

– И дождь! Вымокнешь вся!

– Вырасту, – Данька нырнула маме под руку. – Водяницы под дождь растут… а там тетки приходили. Из опеки.

Весняна споткнулась и застыла.

– И чего хотели? – поинтересовался Леший.

– Меня забрать. Только Яков Павлович не дал. И бабушка София тоже. Сказала, что раз баба Нина не может за мною смотреть, то они могут. А еще она ту тетку прокляла. Немного. Не до смерти. А Яков Павлович бумагу показал, что типа ты меня им доверила…

– Это кто?

– Соседи, – тихо ответила Весняна.

– Ага. Смешные такие… старые, а под ручку ходят! Яков Павлович сказал, что они как второй раз поженились. А почему во второй раз?

– Не знаю, – рука Весняны дрожала мелко и часто. Она и дышать-то дышала через раз. И Леший слышал, как колотится сердце. – Не важно. Они ведь не успокоятся… пока… надо… тебя к тетке Анне отправить. Сейчас. Идем.

– Не-а… – Данька покачала головой. – Не надо. Яков Павлович сказал, что они теперь неделю-другую точно не сунутся, а потом уже поздно будет… а бабушка София… то есть София Никитична сказала, что такими темпами на две недели у нее терпения точно не хватит. И вообще у некромантов нервы слабые…

Чтоб вас…

– А вы чего? – Данька высунулась с другой стороны, умудрившись забраться под руку Лешему.

– Ничего, – ответил тот. – Гуляем… вот до дома вас доведу и пойду обратно.

Только еще глянет одним глазком на эту бабушку-некроманта.

Лешему случалось знать одну очень милую даму в годах и при своеобразном даре, которую по странному совпадению тоже Софьей Никитичной звали… только откуда ей было в Осляпкино взяться?

Глава 3. О прикладных проблемах сельского хозяйства

Легкая придурковатость делает человека практически неуязвимым

Одно жизненное наблюдение

– Конопля. Нет, и вправду конопля, – Маруся пощупала листочек характерной зубчатой формы, еще надеясь, что глаза её обманывают, да и в целом тут все мерещится. Иллюзия там… но листочек был до отвращения материален. – Синяя… синяя конопля… у нас поле, мать вашу, ярко-синей конопли…

– Скорее голубой, даже я бы сказал бирюзовой, – уточнил Бер.

– Вы… вы… – Маруся махнула рукой.

– Вообще-то, – счел нужным заметить Иван, – что дали, то мы и посеяли. А вот чего взошло, так это мы не виноваты!

– Ага, – только и смогла выдать Таська.

– Вы не виноваты… мы не виноваты… никто не виноват… но теперь у нас поле голубой конопли! – рявк Маруси вспугнул стайку пташек. – Ах да. Бирюзовой!

Вот Свириденко-то обрадуется…

Он еще когда намекал, что, де, в заповедных лесах стоит ревизию провести на предмет особо опасных или просто запрещенных растений. А тут – нате… и главное, будь конопля зеленой, глядишь, внимания не привлекла бы. А синяя?

– Хотя странно, – заметила Таська, взявши Марусю под руку. – Я, конечно, не специалист, но семена у конопли другие совершенно. Это какой-то песок был…

Маруся снова поглядела на поле с надеждой, что, может, и вправду ошиблась. Шок там… мираж… или просто чего похожее.

Конопля покачивалась и тянулась к небесам.

– Растения в Предвечном лесу меняются… – Иван заложил руки за спину. – Точнее их меняют. Мог и вид семян измениться. Она же ж магическая… сейчас вот сейчас силу жрет со страшной силой. И прет поэтому.

– А это не ты постарался? – Сашка стоял у края поля, глядя на него с видом задумчивым. – Я думал, что ты…

– Я толчок только дал, а там внутренний заряд такой, что оно и поперло.

Поперло. Иначе не скажешь. Вон, по краю уже выше пояса, а ближе к центру поля вовсе почти с человеческий рост.

– Так что это магически модифицированная конопля… – завершил Иван. – Особого сорта…

– Ладно, понятно, что никто не хотел, но получилось, как получилось… – Сашка принюхался. – Пахнет так… вкусно… выпечкой. В общем, вопрос «кто виноват» оставляем за его неразрешимостью, и остается один – что, собственно говоря, делать…

– Сжечь? – предложила Таська и тут же вздохнула. – Жалко… красивая какая…

– Не получится… – Иван прикрыл глаза и руки в стороны раскинул, а потом шагнул в бирюзовые заросли. Причем конопля расступилась, чтобы сомкнуться за его спиной.

Смотреть на это было слегка жутковато.

– Почему?

– Потому что говорю же… это не просто конопля, а магически модифицированная. И я чувствую, что огонь её не возьмет.

– Итого, у нас поле не просто конопли, а голубой эльфийской магически модифицированной и несгораемой… – заключил Бер. – Вань… а ты её в обратно не откатаешь? В семена там…

– Нет. Она корни пустила… она… ей здесь понравилось.

– Так и скажу, когда проверка примчится, – буркнула Маруся, опершись на сосну. – Коноплю не трогайте, ей здесь нравится.

– Я еще ритуал один… нашел… поле заклял… теперь она тут будет расти… точнее, только она и будет.

– И долго? – Маруся уточняла так, порядка ради, ибо не с её везением рассчитывать на что-то хорошее.

– Ну… так-то лет пять, если по схеме. Но я сил прибавил, чтоб уж наверняка закрепилось. И вообще место у вас тут странное, но хорошее, да…

– Вань, ты там дыши неглубоко! Бредишь уже! – крикнул Бер.

– …так что и двадцать все…

– Двадцать лет… – произнесла Таська. – Так-то, глядишь, и выйдем уже… если судья хороший попадется.

– …а может, и дольше… ритуал вообще отлично лег! – это прозвучало до того радостно, что Маруся не выдержала, ступила на конопляное поле, желая одного – отвесить затрещину.

Ладно, с семенами, конечно, вышло… нехорошо. А ведь были у Маруси подозрения, были… но Таська уверила, что ничего-то страшного… что, помилуйте, может вырасти из синей пыли?

Так, позабавиться…

Позабавились.

Но зачем было поле заклинать?! Двадцать лет…

Конопля радостно зашевелила листиками и почудилось, что потянулась даже к Марусе.

– Тихо мне, – сказала Маруся, и конопля послушно листики убрала. Никак и вправду дышать надо не глубоко, а то уже мерещится… всякое.

– Вань, а Вань… – донеслось сзади. – А как её курить, если она несгораемая?

– Она сгораемая! – белесый затылок полуэльфа маячил впереди. Светлые его волосы, стянутые в хвост, покачивались и манили схватить за этот самый хвост, дернуть и высказать все, что Маруся думает об инициативах и ритуалах. – По отдельности. Но в сумме все поле обладает серьезным магическим потенциалом. И его вполне хватит, чтобы погасить пожар. И не только пожар.

Иван добрался до середины. Здесь конопля сравнялась с его макушкой. И цвет имела яркий, насыщенный. Пахла она, к слову, как-то вот донельзя знакомо, то ли свежим хлебом, то ли кокосом, что вовсе было странно. И главное, запах этот неуловимый успокаивал.

Так…

Дышать. Не глубоко.

– Хорошая, – сказал Иван, погладивши ближайшее растение. – Можно сказать, уродилась…

Маруся кивнула и, все еще не способная осознать размер катастрофы, уточнила.

– А убирать её как?

– Ну… – Иван задумался. – Вообще… тут кое-что странное…

– Да ну?!

– Конопля – растение однолетнее, насколько помню. А тут по ощущениям, что… она не на один год. Сейчас их корни сплетаются вместе… получается своего рода сообщество… это нормально для леса, скажем. Там у древесных многие корни объединены, да еще с грибницей… и вместе питаются-растут. А здесь… как будто она не однолетняя.

– Ага… несгораемая многолетняя конопля, которая объединилась, чтобы противостоять ударам судьбы, – Маруся вытащила из кармана особо наглый стебель и сказала: – Ключи не трожь…

– В теории… когда она достигнет стадии образования семян. И семена эти образует, то можно будет надземную часть срезать…

Конопля зашевелилась, затрясла листочками, явно возмущенная услышанным. Так, спокойно. Это растение… странное эльфийское растение. А у растений слуха нет.

И разума тоже.

– А до того?

– До того вряд ли получится… хотя… ей тесновато. Слишком густо посеяли… она часть стеблей уберет… да… ага… – Иван замер, явно зависнув. Это он с коноплей общается? И ведь какая упертая, лезет и лезет в карман. А второй стебелек сзади на плечо опустился синею лапой. И третий по щеке погладил, то ли ласкаясь, то ли примеряясь. Вспомнились вдруг разом все ужастики сельскохозяйственной направленности.

– Кажется, оно будет не против… коров. Точно! Коровы… сюда нужно коров пригнать!

– Зачем?

– Они будут есть коноплю. И прореживать её. А их… фекалии – это удобрение. И поскольку коровы эльфийские, то…

– Дерьмо у них тоже эльфийское! – Бер вынырнул из зарослей и протянул руку. – Пошли, а то как-то она растет, того и гляди вас потеряем. Со стороны это жутковато. Таська переживает…

Конопля и вправду поднялась уже выше Марусиного роста… это не трава, это уже реально лес какой-то. Голубой. И воздух в нем сладкий, душевный.

– В общем, – Сашка стоял на границе. – Подводя итог…

И замолчал.

– Эльфийские коровы, – продолжил Бер, – будут есть эльфийскую коноплю. И гадить эльфийским дерьмом, которое в свою очередь будет жрать сама конопля…

– Это называется биоценоз, – Иван задрал голову. – А вообще… ну да, все правильно. Я ж такое видел!

– Коноплю?

– Нет. Отдельные участки леса… у эльфов тоже есть свои производства. Скажем, шелковника. Растение такое, из него тот самый шелк и получают, который нетленный. Так вот, люди высевают какую-то культуру, а потом собирают, чтобы на следующий год высеять новую. И повторяют каждый год. Эльфы же создают сообщество, которое само себя поддерживает… ну, используя силу Предвечного леса. И просто снимают урожаи. Вот! Это макрос. В мешке был конопляный макрос, по сути концентрат сообщества в виде семян! А они не семена даже, а микроэлементы макроса, которые при попадании в почву и добавке силы развернулись вот.

– Удобненько, – оценила Таська. – Выходит, поля пахать не надо, сеять не надо. Обрабатывать, как понимаю, тоже? Химией там…

– Не надо. Им проще изменить растение, чтобы оно само выделяло отраву, скажем, против тли там или мошки…

– Круто. Правда, Марусь?

– Ага, – Маруся задрала голову. – И сколько еще она расти будет?

– Ну… к полудню притормозит… но коров надо, потому что, говорю ж, густенько посеяли… в следующий раз надо пореже.

– Нам бы этот пережить, – сказал Сашка.

– То есть, мошка его не сожрет… – продолжала допытываться Таська.

– Не сожрет.

– Мошка не сожрет. Огонь не возьмет. Трактор… я бы не рискнул запускать, – Бер поглядел на бирюзовую стену, которая чем дальше, тем более монолитной выглядела. – Разве что тот, который на броневик похож…

– Это танк, – поправил его Сашка. – В будущем. Когда вырастет…

– Вот когда вырастет, тогда и пошлем. Будем на танке убирать магомодифицированную коноплю… слушай, а она коров не сожрет?

– Нет. Для нее коровы – это… своего рода естественный… нет, не враг. Не знаю, как правильно перевести. Это как необходимый, но неприятный элемент нормального существования. Она с ними договориться.

– С коровами ладно… а с наркоконтролем что? Тоже договорится? – Маруся оперлась на дерево, испытывая огромное желание постучать головой по стволу.

– Может… замаскировать как-то? – Бер отступил и прищурился. – Скажем, накинуть сеть… как на военную базу. Такую, зелененькую. Я в передаче одной видел. Танки под ней прятали. У вас, случайно, не завалялось?

– Маскировочной сетки на пару гектар поля? – у Маруси вырвался нервный смешок. – Нет, извини… а может, вы без сетки? Вы ж маги все-таки… как-нибудь так…

– Пробовал, – отозвался Сашка. – Хотел отворот поставить, да только рассыпалось заклятье.

– Она просто растет быстро, вот и поглощает силу, до какой только дотянется, – сказал Иван. – Тут ни одно заклятье не удержится надолго… Марусь, коровы реально нужны!

– Мне вот коровы тоже нужны!

– Да не навредит она им! Напротив даже… если они часть её цикла, то только лучше станут. Она ж питательная очень. Много ценных элементов… обогатят…

– Молоко. Ага. И будем продавать обогащенное синей коноплей молоко, – произнесла Таська. – Для особо тонких ценителей.

– Слушай, а зачем вообще это хранить было? – Сашка склонил голову, взгляд его слегка затуманился, и явно мыслями он пребывал где-то далеко.

– Ты у меня спрашиваешь? – немного нервно поинтересовался Иван.

– Ну ты ж эльф, знать должен…

– Не должен! Если хочешь, то даже в Предвечном лесу не принято лезть в личные дела других. Может, ему тут жилось скучно. Тоска мучила.

– Эльфийская, – поддержал беседу Бер. – А так коноплицы поле засеешь, и на душе сразу легчает. И жизнь играет новыми красками. Горизонты восприятия опять же расширяются…

– Да нет в ней ничего такого! – возмутился Иван.

– Какого?

– Никакого… такого, чтоб горизонты расширялись. Она… не знаю, может, если как-то обработать специально, но так… по ощущениям… это просто растение!

– Ну да, заметно…

– В общем… есть же техническая конопля! Да и раньше вообще её сажали много. Веревки делали. И еще ткани. Кур кормили. Вроде. И сейчас тоже садят. Правда, разрешения нужны. Согласования и все такое.

Маруся повернулась к полю.

Согласования…

В жизни им это поле не согласуют. Скорее уж Свириденко напьется на радостях, этакий шанс заполучив.

– Есть еще один нюанс, – сказал Иван. – Сугубо с точки зрения прикладной биологии эта конопля не является классическим видом, скажем, нельзя со всей уверенностью определить её, как коноплю посевную или индийскую…

– Точно, – Сашка определенно обрадовался. – А если в списке запрещенных к выращиванию видов нет именно этого вида, то выращивать её можно! К тому же подпадает под декрет о магических растениях. Заявим, что эльфийские коровы жить не могут без эльфийской конопли…

Прозвучало как-то слишком уж радостно.

Маруся хотела ответить, что плевать тут хотели на декреты. И на виды. И на остальное. Свириденко сумеет повернуть себе на пользу. И с главой жандармерии местной он дружен, и со всеми-то вокруг… так что вариантов немного.

– Коров не дам, – сказала Маруся.

– Марусь…

– Не дам!

– Но ей надо, – Иван от обиды даже губу выпятил. И конопля зашевелилась, зашелестела, пересказывая новость. В этом шелесте даже возмущение почудилось, что совсем уж ни в какие ворота.

Еще конопля контрабандная возмущаться тут будет!

– А если они потравятся?

– Не потравятся! Наоборот! Им будет лучше… легче… это как часть мозаики. Большой такой…

– На гектара два-три, а может, четыре-пять, ну, если навскидку… Саш, ты чего столько распахал?

– Сколько выделили, столько и распахал.

– Единственное, молоко может окраситься…

– Нет…

– Голубое молоко – это прикольно…

– И голубой творог, – продолжила Таська. – Голубой йогурт и голубой сыр…

– Что? – Маруся обернулась.

Таська открыла было рот и закрыла, сообразив. Потом посмотрела на поле. На Марусю…

– Быть того не может, – сказала она тихо.

– Чего? – сразу уточнил Иван.

– А… это точно безопасно? Для коров? – переспросила Маруся, чувствуя, как заколотилось сердце.

– Для обычных – не уверен, а вот для эльфийских вполне себе. Им даже понравится… честно.

А если просто совпадение?

Если…

– Марусь, – Таська подхватила под руку и сказала на самое ухо. – А ведь это и объясняет все… ну, что рецепт простой. И не было никаких секретных добавок…

Ну да, не было.

Ни красителей.

Ни растертых цветов василька или там лаванды, с которой Маруся промучилась весь прошлый год. Ни даже порошкового китайского чая. Нет… всего-навсего голубая эльфийская конопля, от которой молоко тоже станет голубым.

А сыр – бирюзовым.

Точнее аквамариновым.

– Марусь… ты понимаешь, что если у нас получится, если… – глаза Таськи загорелись.

– Если нас не посадят, – Маруся давно привыкла к тому, что не стоит радоваться так уж заранее. Что излишняя превентивная радость потом боком выходит… – И если у нас получится, то…

…то появится шанс выбраться из этого болота.

Хороший такой шанс.

Глава 4. Про Сивку-бурку и срочную надобность в богатырях

Медведь, научившийся кричать «ау», никогда не останется голодным.

Мудрость, изложенная старым лесником Ануфриевым после одной охоты

Леший задумчиво изучал бумаги. Во всяком случае пытался. Странное ощущение, что писано вроде бы русским языком, и буквы родные, и даже слова знакомые изредка встречаются, а в сумме выходит какая-то маловнятная хрень, от которой голова начинает болеть. И хуже того, появляется острое чувство его, Лешего, неполноценности.

А ведь кто-то ж это написал…

Вздыхая, Леший отвлекался, поднимал голову, взглядом цепляясь за синее поле травы. Трава была такой, характерною, и если бы не цвет её, Леший бы сказал, что эта ботаника ему знакома.

Но цвет смущал.

Кажется, не только его, если объект к полю приходил сперва в компании двух парней, с которыми долго и весьма эмоционально обсуждал происходящее, потом еще и девицы к обсуждению присоединились. А Леший вернулся к бумагам.

И мыслям.

Мысли были какими-то на диво бестолковыми, что тоже злило. Нет, ну как в здравом уме и твердой памяти можно было это вот подписывать?

Договор на дом.

А оценили этот дом… да его квартира в столице почти в такую же сумму обошлась.

На землю… причем не покупку, а пользование… отягощение. Страхование кредита. Помесячное обслуживание. Штрафные санкции и пени. И главное, Леший чуял, что ему и понятна, хорошо, если третья часть.

Второй договор.

Третий… этот вообще больше на добровольное рабство похожий. Обязательства, обязательства… снова обязательства. А прав и нет. Правильно, какие права у рабов?

Но суммы зарплатные неплохие.

В теории.

Нет, эту малохольную надо вытаскивать, потому что…

…он бы и вытащил. Вот честно. Пусть бы не сам, сам он занят, сторожит объект и конопляное поле, но вот нашел бы кого дернуть. Адвоката какого или еще, чтоб приехал, с этими договорами разобрался, закрыл долги и увез малохольную с Данькой вместе.

Мысль, что он, Леший, может так сделать, грела душу.

И сделал бы. И даже вчера всерьез прикидывал, кого выдернуть, чтоб занять.

Но…

Он оторвал взгляд от очередного листа, в котором за хитросплетением мудреных слов скрывались чужие долговые обязательства с ограничениями вкупе, и подавил зевок.

…Чесменова Леший узнал сразу, пусть даже в спортивных штанах и ярко-лиловой рубахе с пальмами князь несколько выбивался из привычного образа. Но у Лешего память тренированная. И людей опознавать он приучен вовсе не по рубахам.

А потому и узнал.

Сразу.

Хорошо, что издали глядел, да и сам князь был весьма увлечен беседой с Софьей Никитичной, которую Леший тоже признал. И совсем уж… удивился.

Мягко говоря.

А потом еще раз удивился, ибо Софья Никитична, запомнившаяся Лешему дамой весьма строгой и суровой даже – даром, что и сам Кошкин в присутствии матушки робеет – весело смеялась и, ручкой помахивая, что-то князю отвечала.

Он тоже улыбался.

И вовсе беседа эта, подслушать которую Лешему весьма хотелось бы, да он не посмел, казалась этакою, весьма душевною и любезною разом.

– Это бабушка Софья? – спросил Леший тихонечко, в тень отступая.

– Ага, – подтвердила Данька и тоже в тень отступила. – Я сказала, что спать пойду… они хорошие, но бабушка Софья боится, что меня украсть могут, вот и никуда не пускала.

– И ты сбежала? – Весняна отступать не стала, но руку вытянула и по воздуху провела. – Они же волноваться будут.

– Не… они гулять пошли. К речке.

Судя по тому, что в руках Софья Никитична держала крупную кувшинку, а штанины спортивных брюк князя были подвернуты выше колен, прогулка к речке состоялась.

– А откуда они тут взялись? – поинтересовался Леший и тогда даже обрадовался, потому как репутация у Чесменова была своеобразная.

Да и нужные люди, в число коих Леший входил, знали о небольшом таком подразделении, столь секретном, что и названия у него не имелось, главою которого числился князь. Где-то там наверняка числился. В совсем уж секретных бумагах.

В общем, тогда Леший подумал, что с бумагами ему можно не разбираться, если Чесменов тут, но, возможно, стоит предложить посильную помощь в делах.

Трупы там убрать.

Допрос провести…

– Приехали, – ответила Данька. – Недавно. Говорила же, что поженились и приехали…

Вот тогда-то Леший окончательно завис.

– Они раньше тут жили, когда молодыми были… давно еще. И теперь вот тоже. Молодость вспомнили. Так бабушка Софья сказала. А Яков Павлович сказал, что чего её вспоминать, когда он и сейчас молодой. Он смешной…

Ну да… хотя многие, кому случалось столкнуться с Чесменовым, пожалуй, не согласились бы.

– А бабушка Софья сказала, что ему надо быть серьезным и ответственным. А он сказал, что он серьезный и ответственный на службе. А тут он несерьезный и вообще отдыхает.

Вот в отдых Леший не поверил.

Во все остальное…

Тоже не поверил бы. Но Софья Никитична засмеялась, да и кувшинка. И мокрые шлепанцы, которые босой князь в руках нес… и не стал бы он так шутить. Все ж Кошкина – это княгиня целая, к Её императорскому Величеству приближенная, чтоб с нею шутить…

В общем, всю ночь Леший маялся, пытаясь понять, чего видел, а потом плюнул и бумагами занялся. Хотя получалось ничуть не лучше, чем с пониманием.

– Леший! – прервал размышления громкий крик объекта. – Леший, выходи…

Чтоб вас всех.

Не задание, а цирк какой-то, с императором в главной роли. А Леший, выходит, то ли клоун, то ли…

– Леший, я знаю, что ты тут…

К опушке леса его императорское величество направились бодрым шагом, весьма надеясь, что не ошибаются. Потому как если ошибаются, выглядеть он будет преглупо.

Над головой качнулись ветки.

Повеяло прохладой. И привычно уже, приветственно, зазвенели комары.

Император огляделся, на всякий случай бросил сканирующее заклятье, которое, как и ожидалось, ничего-то и никого не обнаружило.

Оглянулся…

Девушки ушли. Иван все так же бродил по краю поля, размахивая руками. Издали, долговязый и худой он чем-то напоминал голенастого журавля. Но конопле махания нравились и она, покачивая верхушками, тянулась к солнцу.

Урожайный будет год…

Император вздохнул.

Не хотелось ему, но…

– И что дальше? – осведомился Бер, осматриваясь. – Если думаешь поле сосновыми ветками замаскировать, то вряд ли выйдет…

– Думаю, что разрешение выправлю. На посадки. Оформлю как технический сорт.

– Но…

– В нормальных условиях можно было бы и так побрыкаться, без всяких разрешений. Потребовать, чтобы доказали, что это именно конопля и все такое. Но когда те, кто доказывать должен, служат одному человеку, это не имеет значения.

– Твоя правда, – согласился Бер. – А объяснишь как?

– Ну… как-нибудь… как участие в гранте по развитию прикладного коноплеводства… или вообще пойдет по линии магически-активных биоценозов.

Александр уже и так, и этак прикидывал.

Все упиралось в Свириденко, который этаким шансом не может не воспользоваться. А стало быть, без разрешения никак. В конце концов, его можно просто не показывать, ну, пока совсем край не настанет.

– Ладно… как-нибудь справимся, – Император еще раз огляделся и крикнул во всю мощь: – Леший!

Орал он не так и долго.

Бер не мешал, сказал лишь, дождавшись паузы.

– Ты неправильно зовешь.

– В смысле?

– Сивку-бурку зовут иначе. Надо встать и сказать громко, внятно. Сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мной…

– А в морду? – раздался донельзя мрачный голос Лешего. Александр и сам вздрогнул. Он готов был поклясться, что еще недавно вон под той елкой ничего-то не было, кроме кучи прошлогодней листвы. Сейчас же эта куча поднялась и расправила плечи.

– Сивки-бурки, – Бер развернулся и не растерялся. – В морды не бьют, а верно служат…

– Смотря кому, – буркнул Леший.

– Служат или бьют?

– И то и другое.

– Это Леший, – Александр указал на Лешего. – А это Бер.

Бер протянул руку. А Леший, чуть прищурившись, уточнил.

– Волотов?

– Точно. Обычно меня не узнают. Я в дальнюю родню пошел…

– И мелкий.

– Сам знаю.

– Сила похожая, – отозвался Леший и зачем-то добавил. – Теперь хоть понятно…

А что ему понятно, не сказал. Император и уточнять не стал. Не его это дело.

– Спасибо, что отозвался.

– Да ладно, – Леший сбросил капюшон и головой потряс. – На чем засыпались?

– Ни на чем. Просто предположение. Поржавский скорее прибил бы меня, чем без охраны выпустил.

– Ну… – Леший потряс головой. – Так-то… в общем… мы тут.

– Пятерка?

– Ага.

– И как тут вам?

– Да… нормально. Воздух свежий. Комары дикие.

– Тех, кто на оборотней охотился, вы взяли?

– Взяли, – повинился Леший. – Помяли чутка… но отдали уже. В разработке они.

– Это хорошо…

– Ладно, – Бер перевел взгляд с Лешего на Императора и обратно. – Я пойду, пожалуй… прогуляюсь… коров вон помогу перегнать, пока вы тут… слушай, а это выходит, что наша конопля под охраною будет? Императорской…

И заржал.

Вот же ж…

– Сообразительный парнишка, – нарушил молчание Леший, дождавшись, когда Бер удалиться. – Так понимаю, ситуация… накаляется?

– Именно, – Император сел на пенек и велел. – Рассказывай.

– Что?

– А что знаешь. В Осляпкино бывал?

Осторожный кивок. И уточнение.

– Заглядывал только.

– Вот и потихоньку… сверимся… что-то мне происходящее тут не нравится, но гвардию вводить пока рановато.

– Зачем гвардия? – Леший даже обиделся. – Сами справимся.

– Верю… в общем, садись. Будем информацией обмениваться, – из кармана появилась хорошо знакомая Лешему записная книжечка. – Связь с центром имеется?

– Вчера сбоила, – признался Леший.

– Энергетический выброс был, – Император книжечку открыл и призадумался, с чего начинать. – В общем, давай сперва ты…

– Ну с мужиками просто, – к концу доклада Леший слегка вспотел. Хотя, может, дело было не в дотошности его императорского величества, который и бумаги отобрал, сказавши, что сам с ними разберется, и вопросами замучил уточняющими, а в том, что солнышко поднялось высоко.

И день обещал быть жарким.

От этого и волосы взмокли, и пот потек под маскировку, хотя обычно-то справлялась с погодою.

– Черноморенко надо. Он только порадуется. Сам-то женатый, но из ребят там мало кто пристроился, – Леший тоже сел, ибо объект страсть до чего не любил, когда над ним нависали.

– Почему? – удивился Император.

– Ну так… старый проект… давешний еще. Набирали одаренных, выискивали сирот, у которых дар более-менее с перспективой развития. Определяли в спецуху, аккурат для службы. Он и растил, и учил… племянничков. Вот. Не, они нормальные ребята. Толковые. И силой не обделены. Только… – Леший даже смутился, потому что прежде он с объектом об этаких вещах не разговаривал. – В род им хода нет с имперской службы. Личное дворянство у всех имеется, но наследное – мало у кого. Деньги получают немалые, если по сравнению с простыми, но не такие, чтоб совсем уж. На частных подрядах, пожалуй, и больше поиметь могут. Но…

Леший вздохнул и признался.

– Характер у нас такой, что… не привыкшие прогибаться. И они тоже. Вот и выходит, что ни туда, ни сюда…

Император слушал превнимательно.

– …да и большую часть они то в море, то еще где… и какая нормальная баба в это «где» попрется? Особенно если там секретность и из развлечений всех – чаек над морем считать.

– Это ты по собственному опыту?

– Дядька Черномор жаловался как-то, что вроде и срок выслуги подходит, что там уже можно и на пенсию куда. А куда, когда сами-то жить неприученные? Он же ж к ним, как родным прикипел… там и женить пытался, да все заканчивалось разводом. Ну у нас это вовсе дело такое, частое…

– Черноморенко, значит, – произнес Император презадумчиво.

– Только… – Леший смутился. Как-то не получалось у него никогда просить. Не умел и все тут. Хотя мог бы, наверное. Император не жадный и заслуг у Лешего хватает, и… все равно не получалось.

Раньше.

А тут вроде ж не за себя.

– Как я понял, им землица нужна. Водяничкам. Чтоб своя… чтоб семья…

– Вот чего-чего, – Император усмехнулся. – А земли в России хватает… наделю. Только ты своему Черноморенко передай, что все по доброму согласию, иначе…

– Да он сам не позволит, чтоб иначе… – отмахнулся Леший.

– А ты его откуда знаешь?

– Так… я ж с той самой спецшколы, – Леший пожал плечами. – Он меня в интернате подобрал. В спецшколу вывез. Учиться заставил. Да и так, мозги на место вернул. Это уже после, при вашем батюшке, школу эту закрыли.

– Почему?

– Ну…

Леший замялся. Вот как сказать самодержцу, что батюшка его, тот же самодержец, великим умом не отличался?

– Вроде как нужды особой нету… раздувание штатов и все такое… наоборот… ни с кем же ж не воюем, и на кой оно? Сейчас, знаю, что там половина задач гражданского толку, по согласованности. А если без нее, то и вовсе закрыли бы.

– Да уж… а с Чесменовым не ошибся?

Леший головой мотнул:

– Чесменова я знаю. И у Софьи Никитичны бывать доводилось. С Кошкиным… очень гостеприимная дама… а остальное – не буду врать, что точно. Гуляли под ручку. Цветы дарил. Данька говорит, что женились и приехали, но… она ж дитё. Может, поняла чего не так.

Хотя что тут можно не так понять-то?

– С Кошкиным Чесменов игры играть не станет, – произнес Император задумчиво. – Но и ко мне за разрешением на брак не приходил. Может, через секретариат подал, он порой слишком уж принципиален, а там все зависло в мое отсутствие. Нехорошо, если так… если без разрешения, то брак выйдет недействителен.

Ну да… и Чесменов дураком себя покажет.

И Кошкин скандала с матушкой не простит. Он к Софье Никитичне очень даже привязанный.

Император задумался и думал долго, пока мысли не прервал телефонный звонок.

– Слушаю, – Император на звонок ответил. И слушал даже. А потом как рявкнет: – Какие, на хрен, суслики?!

Леший вскочил и вытянулся, на всякий случай.

– Завод… да вы там что, белены объелись? Сусликов… да в жопу ваших сусликов… не буквально. Образно говоря… да, просто не трогайте сусликов! Пусть себе живут, как живется… лучше мне пловцов организуй.

Император глянул на Лешего.

– Группу Черноморенко. Да, в полном составе, даже расширенном… чтоб человек тридцать, а лучше – больше. И сам пусть едет… задание? Лешему обрисую, он скажет. Ну, секретно, само собой… очень секретно. Переведи под мое личное командование… А! Еще надо, чтоб это… как бы выразиться… разрешение. На культивацию конопли. Вельяминовым. И срочно… да. Нет, немного. Гектара два-три…

– Больше, – заметил Леший.

– Пять-семь… а, давай все десять, мало ли, вдруг еще разрастется. Что? Случайно получилось, а теперь жалко и вообще… да, для технических нужд. Коров кормить будем… ах да, и передайте там матушке, чтоб поздравила Кошкина за матушку. Нет, не юбилей, со свадьбой. Там проследи, похоже в секретариате опять бардак. Пусть все сделают чин по чину, а то еще обидится… за кого вышла? За Чесменова. Вот-вот, говорю, он гордый, потом притомимся выяснять, кто это прошение о браке потерял. Так что сделай, чтоб красиво и по правилам. Вот… да, его тоже можешь поздравить, если найдешь. Хотя, конечно… в общем, чтоб никто дурного не подумал, пусть матушка как-нибудь одобрение выразит. Высочайшее. Подарок там выберет. Цветы и что еще положено…

И трубку положил.

И на Лешего посмотрел. А Леший взгляд выдержал и поинтересовался.

– А при чем там суслики?

– Суслики? Понятия не имею… с чего-то решили суслячью тушенку выпускать. Может, оно, конечно и неплохо на вкус, но уж больно своеобразно. Народ не поймет… в общем так, с Черноморенко сам свяжешься? Лучше бы напрямую, а то там перепоручат, перенаправят, пока цели поставят, задачи… в итоге переврут и пришлют, хорошо если к осени. А нам тут надо, чтоб вчера. И желательно, чтоб они там доить научились. Ну… сам понимаешь…

– А легенда? Нужна будет?

– Нужна, пожалуй… – Император опять задумался и вздохнул. – Вот как можно объяснить появление тридцати трех боевых пловцов с умением доить коров? Чтоб правдоподобно?

– Понятия не имею. Это к аналитикам надо…

– Нет уж… сами разберемся. Без всяких там… будет моим родственником. Дальним, но любимым дядюшкой… с племянниками.

Легенда была так себе, но Леший спорить не стал. Император же поднялся.

– А мне чего делать? – уточнил Леший.

– А чего ты делал?

– Безопасность блюл.

– Молодец. Блюди дальше.

– Может… прогуляться? Пообщаться… скажем, женихом там назовусь… на работу попрошусь… свободные вакансии мы им организовали.

Император чуть задумался, но после покачал головой:

– Нет, Леший. Ты всем хорош, но… прямой больно.

Прозвучало обидно.

– Новеньких или будут держать подальше от основного дерьма, а потому ничего толком ты не узнаешь. Или постараются втянуть поглубже. Так что лучше тут посиди… поле вон постереги и в целом.

– А если…

– А если кто решит проявить свою неприязнь действием, то по обычной схеме. Ну и вообще, ты умный, сам разберешься, что да как. Считай, полномочия я тебе выдал.

– А документы?

– А документы, – Император скатал бумаги трубочкой. – Я почитаю. Давно столь занимательного в своей извращенной противозаконности договора не читал… иди уже. Ах да… за Чесменовым тоже пригляди. Нет, я знал, конечно, что ему некромант нужен, но чтобы вот настолько…

Глава 5. Где речь идет о ребрендинге и имидже сусликов в глазах народа

«Чем старше я становлюсь, тем лучше понимаю сказочных ведьм, которые селились в глухом лесу и убивали всех, кто их побеспокоит»

Откровения одной весьма занятой и деловой дамы

Князь Поржавский обвел собравшихся взглядом. Не покидало некоторое ощущение неправильности происходящего. И слегка растерянные взгляды старых знакомых лишь усиливали его.

– Уверен? – поинтересовался Прохор Кудрявцев, покосившись на группу экспертов, возглавляемую невысоким, но с виду очень стильным юношей в стального цвета костюме. Выбеленные волосы юноши торчали мелкими иголочками. А в левом ухе поблескивало сразу три серьги. Сам Прохор, заведовавший особым отделом службы безопасности, к таким вот, стильным, испытывал глубокую личную неприязнь неясного происхождения.

– Нет, – честно ответил Поржавский.

– А твой человек больше ничего не говорил?

– Говорил. Но ясности не прибавилось. В общем, как я понял, Волотовы купили завод по производству тушенки.

– Факт, – согласился Прохор и добавил. – Я себе тоже прикупил парочку. На всякий случай…

Поржавский поморщился. Вот… вечно вперед лезут.

А ему что делать-то?

– Тем же вечером наследник Волотовых самолично отнес в лес два ящика тушенки из суслятины. Которые и забрал объект.

– Думаешь, дегустация? – Саволенко, посвященный в нюансы дела в знак высочайшего доверия, нахмурился.

– Есть ели… а дегустация или что там… не верю я в таки совпадения. Оно, конечно, может, с заводами и поспешили, но… давай послушаем, что скажут…

Поржавский махнул рукой, приглашая специалистов начинать презентацию.

Те засуетились.

Оно-то, конечно, времени маловато прошло, чтоб толком в вопросе разобраться. Но и вопрос такой, что и не угадаешь, сколько времени займет толком разбираться. И если дело и вправду стоящее, то времени этого как раз и нет.

Вот и приходится, чтобы быстро да с наскоку.

– Добрый день, господа, – произнес тот самый парень в костюмчике.

Костюмчик – хороший, сразу видно, что не на рынке шит.

И парень ничего. Лощененький и смотрит нагло, как и подобает редкостным прохвостам. И чуя этакое за собой, достал очочки из кармана, нацепил на нос, хитрющие глаза скрывая.

– Позвольте представить вам… это наш бренд-менеджер и специалист по стратегическому позированию… Емельян.

Поднялся парнишечка в розовом пиджаке, накинутом поверх чего-то, весьма напоминавшего рыболовную сеть.

– А чего позиционировать будем? – громко поинтересовался Прохор и брови сдвинул, явно показывая видом своим, что этакую легкомысленную особу к великой науке стратегии и близко не подпустил бы.

– Все, – смело ответил первый парень. – Василиса – наш таргетолог…

Поднялся второй парень.

То есть, еще недавно Поржавский был готов поклясться, что это парень, потому как зачем девице брить голову налысо?

– …она отлично разбирается в вопросах формирования общественного мнения. Ну а я… Иннокентий, – благоразумно представился парень. – Я буду осуществлять общее руководство. Состав творческой группы в перспективе планируется расширить, но пока, сколь понял, важно достичь консенсуса…

– И дать ему по морде, – произнес в сторону Пахом, – чтоб дурью не маялся…

Поржавский поглядел с укоризной. И вздох подавил. Тем временем Иннокентий включил экран, на котором возникла диаграммка. Такая вот кругленькая, как пирог, и с выделенным желтым кусочком.

– Василиса, прошу…

– Доброго дня, – голосок у Василисы оказался тонким и звонким. – Господа, к сожалению, времени на проведение отдельного исследования у нас не было. Поэтому мы ограничились опросом в отдельных группах… итак, как вы видите, рынок пока не готов к принятию нового продукта. Тушенку из суслятины готовы попробовать лишь семь процентов респондентов…

– А я тебе сразу говорил, – не удержался Пахом. – Что хрень это…

Хрень или нет, но Волотовы же влезли. А у них чутье на такие-то вещи…

– …при этом пропорция в целом не меняется… гендерных различий также… – диаграммы сменяли одна другую.

– Чего? – шепотом переспросил Саволенко.

– Бабы эту погань тоже жрать не будут. Ну или мужики… может, на военные поставки рассчитывает?

– …поэтому очевидно, что к поступлению нового продукта рынок нужно готовить! – завершила выступление Василиса. И передала пульт парнишке в розовом.

– Стратегия пока предварительная, – поспешил предупредить он, глянув на Иннокентия. И тот поддержал:

– Это, если можно выразиться, просто черновые наброски. Наши общие мысли о проблеме… так сказать… суммарное её видение. Все упирается в то, что люди не воспринимают суслика как достойную добычу. Поэтому на наш взгляд необходимо провести глобальный ребрендинг!

– Чего? – не удержался Пахом.

– Изменить имидж суслика в глазах народа!

Переспрашивать Пахом не решился.

– Начать стоит с семантических смыслов. Ведь кто такой суслик? Мелкий зверек, считай, крыса… то ли дело… – Емельян щелкнул на пульт. – Сусл!

Закашлялся Пахом, подавившись водой. Саволенко непроизвольно перекрестился. И было с чего. С экрана смотрел зверь, в котором, если приглядеться, просматривались суслячьи черты. Но весьма и весьма отдаленно. Зверь стоял на задних лапах, растопырив передние. Грозно поблескивали стальные когти. С клыков сусла на заляпанный вражеской – Поржавский надеялся, что вражеской – кровью живот капала слюна. И сами клыки эти размером больше подходили какому-нибудь тигру или льву на худой конец.

Глаза сусла горели алым.

– Это…

– Сусл! – Емельян махнул рукой, и картинка сменилась другой. Теперь за спиной сусла возникла тень не менее грозная. Было в ней что-то узнаваемо-богатырское, то ли шлем остроконечный, то ли меч в руке… или может кольчуга, которая смутно проглядывала сквозь тьму. – Мы бросим народу вызов! Мы скажем ему – добудь сусла!

Это было произнесено с таким воодушевлением, что даже Саволенко подскочил, никак поддавшись призыву.

Кадр сменился.

– А сусл – зверь серьезный! Он хитер и коварен. Он кровожаден и свиреп. Добыть сусла его нелегко. За ним охотились легионеры Древнего Рима!

На картинке накачанный мужик в римской тоге пытался попасть копьем в сусла. Причем, то ли легионер был мелким, то ли суслы в Древнем Риме достигали размеров хорошего кабана, но Поржавскому смотреть на это было очень переживательно.

– Ведь суслы – это сила! Мощь! На них охотились сообща… когортами…

Воображение мигом нарисовало римскую когорту, отгородившуюся щитами и ощерившуюся копьями. Медленно и неотвратимо наступала она на могучего саблезубого сусла, готового жизнь отдать, но не покориться…

Поржавский даже головой потряс, удивляясь себе самому.

– Именно благодаря мясу суслов легионы Древнего Рима завоевали весь мир!

– Боюсь, историки с вами не согласятся…

– Это смотря сколько вы им заплатите, – деловито заметил Иннокентий. – И насколько серьезные историки вам нужны. Можно составить список кандидатов наук или даже докторов, которые вполне научно выступят на каких-нибудь круглых столах. Статьи продавить в соответствующих журналах…

– Более того, – продолжил Емельян, снова сменяя кадр. – Чингисхан ел мясо суслов… и сумел…

– Завоевать весь мир? – Поржавский постарался сохранить серьезное выражение лица.

– Именно! – Емельян подскочил. – Видите, вы поняли мой мессендж!

– Чего?

– Посыл, – перевел Пахом. – Творческий…

Настолько творчески Поржавского, пожалуй, еще не посылали.

– Можно даже показать историческую преемственность сакрального знания. Скажем, древние монголы узнали секрет величия у древних римлян…

– В личной беседе, – Саволенко все же не удержался. Хотя его, кажется, не услышали.

– Мы будем внушать населению… – Емельян выставил руку вперед. – Что если хочешь стать успешным, то надо есть суслов! Все великие люди ели суслов, добывая их с немалым риском для жизни.

На экране замелькали кадры, на которых люди, порой незнакомые, сражались с суслами. Особенно впечатлил Пушкин.

– И он тоже? – указал на снимок Саволенко.

– Конечно! Он очень узнаваем, поэтому будет неразумно не использовать настолько мощный образ, – влез Иннокентий. – У нас есть договоренности с парой литературоведов, которые могут провести передачи или там открытые столы о роли сусла в поэзии Пушкина, Лермонтова… есть еще искусствоведы. Можно пустить новость об утерянных полотнах, которые запечатлевали какой-нибудь подвиг с суслом…

Поржавский пытался понять, кто более сошел с ума, Император, затеявший возню с сусликами – будто ему пингвинов мало – или эта троица.

– Кстати, в сети можно кинуть и более дерзкий клич. Молодежь очень хорошо откликается на вызовы. Что-то вроде: «Не будь лохом, добудь сусла!». Затем, на стадии закрепления позитивного образа, мессендж изменится на что-то более нейтральное. Скажем… «Суслятина императорская – в каждый дом»… но тут еще стоит подумать, – Иннокентий собрал бумажки вместе. – Вариантов много, подходящий соберем.

– Также планируем запустить цикл медицинских или околомедицинских программ, где будут рассказывать о пользе суслятины для здоровья, – уже спокойным голосом продолжил Емельян.

– К сожалению, многое упирается в бюджет…

– Все и всегда упирается в бюджет, – проворчал Поржавский.

– …чем выше популярность программы, тем сложнее будет пропихнуть туда нужный сюжет. Дороже, – поправился Иннокентий. – Возможно, если делать ставку на более молодую аудиторию, стоит обратиться к блогерам. Ставки тоже весьма разные.

– Создадим постеры… хорошо бы написать игру…

– Какую?

– Компьютерную или мобильное приложение. Что-то там про охоту на суслов. Люди такое любят. Заодно и будут привыкать к мысли, что суслы съедобны.

– Выпустим мерчи…

– Чего?

– Майки и кепки. Чем чаще призыв будет попадаться на глаза людям, тем скорее они осознают необходимость покупки суслятины…

Нет, это сам Поржавский с ума сошел, если сидит и слушает эту хрень.

– Отдельно… не знаю, насколько нужно, но как по мне данная сфера обещает куда большую доходность, чем простая тушенка, – Иннокентий поднял папку. – Можно выпустить отдельную линию косметики, с жиром сусла…

– И кто её покупать станет?

– Не скажи, – произнес Пахом в стороночку. – Я у своей жены как-то глянул… почитал на свою голову, из чего её зелья варят… так что жир сусликов – это еще нормально. Чай, не хуже улиточной слизи или гнезд ласточек.

– Именно… рентабельность здесь выше, да и ввести такой продукт проще…

– В принципе, стратегически, – Иннокентий махнул, позволяя Емельяну вернуться на место. – Можно начать с упором на эксклюзивность. Люди очень любят эксклюзивные товары, особенно, если создать легкий искусственный дефицит… так вот, что-то такое… очень изысканное… скажем… «Суслячьи яйца императорские»…

Он запнулся, явно осознав, что звучит как-то своеобразно.

– Лучше «Чингисхановские» или «Тамерлановские», – пришла на помощь Василиса.

Конечно, лучше. Что Чингисхану, что Тамерлану уже все равно, а вот его императорское величество могут этакого двусмысленного творчества и не понять.

– «Суслячьи яйца Чингисхановские – деликатес для избранных»… и цену побольше.

– Цена там и так будет…

– Почему яйца? – Поржавский хотел было сказать, что суслики не несутся, но воздержался. И как показал итог, правильно.

– Бычьи яйца – деликатес, как и бараньи. Продукт высокой добавочной стоимости. А у сусликов будет еще деликатесней. Зверек небольшой, яйца мелкие… может получиться дороже черной икры. Правда, зоозащитники возмутятся…

И суслики.

Суслики точно возмутятся. Поржавский даже понимал их где-то в глубине души. В конце концов, одно дело на тушенку, и совсем другое – яйца резать.

Даже для Чингисхана.

– Правда, есть один нюанс… – произнес Иннокентий, слегка смутившись.

Надо же, только один…

– Какой же? – Пахом поерзал, стараясь не пялится на экран, где суровый сусл глядел в закат, явно предчувствуя тяжелые времена, которые того и гляди настанут для всего суслячьего народа.

– Предварительная оценка… очень предварительная… – поспешил добавить Иннокентий, отгораживаясь от мрачных взглядов папочкой, – показывает, что нынешнего количества сусликов надолго не хватит. Можно будет построить завод, конечно, но в дикой природе сусликов не так и много. И отлов их нерентабелен.

– Суслячьи фермы, – Поржавский произнес это с мрачной обреченностью. – Нам нужны будут суслячьи фермы…

– Именно, – обрадовался Иннокентий. – И можно будет делать репортажи… и интервью с потомственными сусловодами. Даже подключить малый бизнес… хотя все равно. Расчеты показывают, что для полной загрузки линий понадобится слишком много сусликов… и я предложил бы чистую суслятину выпускать отдельной ограниченной серией. А в массы давать в смешанном виде.

Он выдохнул и сменил кадр.

– В тех же регионах хорошо развито коневодство. И продукты из конины пользуются спросом. Поэтому и тушенку можно делать смешанную, конина с суслятиной, скажем, в пятидесятипроцентном соотношении. Один суслик, один конь. Должно получиться выгодно…

– Простите, – Пахом приподнялся, явно оживившись. – А вы уверены, что это будет пятидесятипроцентное соотношение.

– Конечно, – Иннокентий даже папочку опустил. – Складываем и делим пополам. Среднее арифметические…

И позволил себе тень снисходительности во взгляде, отчего Пахом даже несколько растерялся.

– Не думайте. Я с математикой дружу. У меня даже по всероспису пятерка была.

– Чему-чему?

– Всероссийской письменной работе, – пояснил Иннокентий. – По математике. Так что…

– Спасибо, – Поржавский осознал, что не желает вникать еще и в эти подробности. – Работу вы проделали отличную…

И руку даже пареньку пожал.

А что, и вправду старались… нет, за это было заплачено, конечно, и немалая сумма, но ведь старались же. Без старания подобный бред сочинить сложно.

– Где ты их нашел-то? – поинтересовался Пахом, оставшись в тишине.

– Внук посоветовал, – Поржавский поежился, вспоминая налитые кровью глаза сусла. – Сказал очень… эти ребята… как же он выразился…

Неудобное слово не сразу вспомнилось.

– А! Вот. Что их команда выдаст настоящий русский креатив.

– Ага. Бессмысленный и беспощадный.

Саволенко вытащил из кармана портсигар.

– Извините… но нервы уже не те.

– Может, – Пахом достал флягу. – По коньячку? Для успокоения нервов.

– Это да… а самое страшное что? Самое страшное, что я и сам задумываться начал. Про сусла этого… – Саволенко покосился на погасший экран. – Контакты сохрани… на всякий случай… слушай, может, позвонишь самому? Спроси ты… а то… старый я уже стал. Сердце вон… ёкает.

– Это ты просто суслятины мало ешь, – поддел его Пахом, разливая коньяк. – А ел бы суслятину, сердце было бы как у сусла…

– Не издевайся.

– Да я так…

Поржавский, вновь оглянувшись на дверь, все же набрал известный номер. Длился разговор не так и долго, и пока длился, Пахом с Саволенко сидели, затаив дыхание.

– Ну? – первым решился заговорить Пахом.

– Удивился… сказал, какие на… – Поржавский вовремя остановился, сообразив, что не стоит цитировать высочайшее удивление столь уж прямолинейно. – Сказал, чтобы сусликов оставили в покое.

– Радость-то какая… – Пахом даже перекрестился. – А что там…

– Сказал, что Чесменов женился.

– На ком? – Саволенко даже вперед подался.

– Сколь понял, на Кошкиной… но объявлений не было, да и в целом не докладывали…

– Это ж Чесменов, – Пахом вытянулся в кресле и узел галстука ослабил, явно радуясь, что народ не придется знакомить с русским креативом. – Он еще тот тихарь. Не удивлюсь, если все тайно организовал, с его-то возможностями… да и вообще он давно некроманта искал.

– Думаешь, настолько отчаялся?

– Понятия не имею… но вряд ли… там же уровень пятый-шестой… но да, поздравить стоит. Глядишь, и подуспокоится теперь, с женой-то…

– А все же проект совсем закрывать не стоит, – Саволенко от радости рюмку поднял. – С сусликами и суслами…

– Чего это?

– Арктика, она ж маленькая, – он пальцами показал, сколь мала Арктика. – Острова те и того меньше… пингвинов на всех не хватит. То ли дело степи…

Он мечтательно прикрыл глаза.

– Вот… я бы прям сейчас кое-кого сослал в потомственные сусловоды…

Поржавскому подумалось, что толика здравого смысла в оных рассуждениях имеется. Впрочем, посмотрев на телефон, он вернулся к беседе.

– Еще просил срочно выправить Вельяминовым разрешение на коноплю. В смысле, на посев конопли.

– Конопля… – Саволенко и пиджак скинул. – Конопля – это хотя бы понятно… это наше родное, считай, посконное…

– Гектар на пять-шесть, может, семь… или десять, – продолжил Поржавский. – Вроде как случайно там выросла… сказал, что разрешение нужно срочно. Чтоб Лешему передали и не светились рядом… ах да, и еще нужна группа Черноморенко в расширенном составе.

– Зачем ему в Подкозельске боевые пловцы?! – Пахом снова разлил коньяк, подумавши, что служба – дело, конечно, хорошее, но в последнее время уж больно она непредсказуема. – Там что, море есть?

– Там есть десять гектар конопли, – Саволенко смотрел на вещи куда приземленней. – Одному по-любому не выкурить. А у пловцов легкие хорошие…

– Конопля, как я понял, для коров. Коровы будут есть и давать молоко…

– Знаешь… вот не хотел этого говорить, но мы в его возрасте были как-то… попроще, что ли… есть конопля? Берем и курим. А коровы и прочее… ладно, твое здоровье. Главное, что без сусликов… суслики все-таки перебор.

И Поржавский с этим согласился.

Глава 6. О том, что все в природе взаимосвязано и что тайное зачастую становится явным

Поцеловал Иван-царевич лягушку, а папарацци тут как тут…

Очень грустная современная сказка

Настасья свистнула, и коровы, до того пасшиеся мирно, подняли головы, повернулись в сторону свиста и отозвались приветственным хоровым мычанием.

– А ты не боишься? – поинтересовался Бер, когда стадо, повинуясь взмаху руки, тронулось с места.

– Чего?

– Они же ж вон какие… здоровущие.

– Это да… Свириденко как-то пробовал украсть. Точнее не он сам, а Севрюгин. Ну и тот, конечно, не лично… – Настасья стояла, скрестивши руки и смело глядела на приближающихся коров. Те ступали неспешно, но все одно зрелище было завораживающим. – Прислал людишек, собак обученных. Думал, уведет от стада.

– И как?

– Потом жаловался, что машины поуродовали. Претензией грозился… приезжали из райцентра даже разбирательства учинять. Мол, как так вышло, что наши коровы грузовики помяли. А вот так и вышло. Потом у них еще поля затопило, на той стороне. Вся пшеница полегла…

– Тоже коровы?

– Не-а. Девочки обиделись.

– А где они?

– Так, день же ж… в родники ушли, в речку… ты туда пока не ходи.

– Не пойду.

– Вот и правильно, не ходи, – Таська даже прищурилась. – Потому как голову задурят и женишься, сам того не заметивши.

– Не-а, – Бер все же не отступил, даже когда огромная, увенчанная рогами, размером с молодую луну, коровья башка ткнулась ему в плечо. – Я ж сказал, я на тебе женюсь.

Таська только фыркнула, этак, недоверчиво.

– Так они тут одни пасутся?

– Яшка приглядывает. Яшка! Покажись!

Тишина…

– Опять куда-то уперся… обычно он поблизости бдит. Ну да ладно. Пошли, девочки…

– А они понимают?

– Поверь, они понимают больше, чем иные люди. Положи руку на шею и веди.

– Эм…

Корова глядела как-то слишком уж внимательно.

– Ладно… – Бер осторожно коснулся мягкой шерсти. – Какая ты… красавица.

Женщины любят ласку.

И вообще… и вправду красавица.

Она вон даже кивнула благожелательно.

Таська же что-то сказала другой корове, с шерстью цвета топленого молока. И та дернула ухом, вздохнула и издала низкий протяжный звук, созывая все стадо.

– Не думай, я Ваньке верю… – поспешил сказать Бер то ли Таське, то ли корове. – Если он сказал, что конопля эта нормальная, значит – нормальная… и не отравятся, но…

– Когда-то давно, когда землю эту восстанавливали, сюда и вправду приехал эльф. Поговаривали, что наследник и сын самой владычицы, – Таська встала по другую сторону коровы и закинула руку на её шею. – Сперва он думал скоренько исполнить договор и убраться восвояси. Но скоренько не вышло. После той битвы земли пострадали очень сильно. Да и в целом получилось, что в этом месте связались узлом многие силы. А потому просто поправить все разом не выходило. Он и остался. Женился… коров завел, точнее привел… для водяничек. Научил сыры вот делать.

Корова шла неспешно.

Она была горячей, а еще её словно облако силы окутывало, едва заметное, такое, что будь Бер посильнее, и не почуял бы.

– Потом, когда не стало, а дети выросли, он ушел. То ли к эльфам вернулся, то ли по миру странствовать. А коровы вот остались. Но дело не в них. Тогда Вельяминовы начали делать особый сыр. Синий, что камень аквамарин, что цвет васильковый, что… в общем, описание красочное. Там даже целая линейка, как я понимаю была, от разной степени зрелости и все такое…

Корова чуть прибавила шагу. И Бер с ней.

– И как сыры были на вкус?

– По семейному преданию, лучшие из лучших. Настолько хороши, что договором от тысяча четыреста тридцать третьего года продаваться могли только государю. И платили за них золотом по весу.

Бер прикинул нынешний курс золота.

– Ничего так…

– Рецепт считался утерянным. Все же, пусть тут и глушь, но и Вельяминовых порой задевало… в Северную войну досталось. При Наполеоне… при нем новую усадьбу и сожгли, считай, дотла. А с усадьбой сгорело многое. И семейные рецепты в том числе. И архивы частично. А что в памяти… память – вообще штука ненадежная. Маруся пыталась восстановить рецепт. Мы то вытяжки делали из василька, то лавандовые, то… получалось интересно, тоже хороший продукт, но не такой.

– Думаешь, получится?

– Думаю, рискнуть стоит. Правда…

– Что?

– Обязательства… мы должны выдавать ежемесячно определенный ассортимент и количество продукта. Иначе там такие штрафные, что… – Таська махнула рукой. – Кое-что, конечно, удается оставить… через одного старого партнера продаем. Он готов взять и больше, но… если выплывет, то выйдет нарушение договора. А там вплоть до конфискации. Земли в залоге. Сам понимаешь.

Коровы шли неспешно, но все же впереди показался лазурный край поля. Ишь ты, даже переливается все, дразнит оттенками синевы, напоминая о море…

– Красиво, – сказала Таська руку убирая.

– Красиво…

– Ну, дальше сами дойдут, а там посмотрим. Если получится…

– Получится, – Бер протянул руку. – Вот увидишь, все обязательно получится. Или я не я буду. Так, ты там еще что-то про трактор говорила? Который реставрировать надо. Отведешь?

Оно, конечно, раньше Бер цветы бы подарил.

Или конфеты.

Но что-то подсказывало, что конкретно в данном случае с трактором оно куда вернее, чем с конфетами.

Князь Кошкин отложил папку с очередным отчетом, чувствуя в себе преогромное желание отправить эту папку, если не в камин, коих в кабинете не наблюдалось, то хотя бы в окно. Окно, благо, было. Он даже поглядел на него, мысленно представляя, как папка вылетает и расправляет кожаные крылья, рассыпая стопку белоснежных листочков. Затем вздохнул, ибо мусорить нехорошо, а уж отчетами – тем паче, и открыл папку, поставивши на последнем из листочков визу.

Вот…

Занимается всякой ерундою. И главное, в державе все на диво спокойно, чему бы порадоваться, и Кошкин радуется, но как-то не совсем искренне, что ли. Ощущеньице, будто его запихнули в этот кабинет бумажки читать и подписи ставить.

А ему…

Додумать не успел, поскольку дверь приоткрылась, пропуская князя Поржавского и отчего-то с цветами.

– Доброго дня, – в глубинах души шелохнулась надежда. Нет, не на катастрофу, конечно, но на некое событие, которое потребует немедленного присутствия Кошкина лично, на переднем, так сказать, крае.

– И вам доброго дня, – Поржавский улыбнулся во всю ширь фарфоровых зубов. Те были ровны и белы, и этой излишней ровностью да чрезмерною белизной ввергали в трепет.

Сам Кошкин стоматологов боялся прямо до дрожи.

С детства.

И глядя на слишком идеальные зубы потрогал левый нижний клык, который уж три дня как тихонько ныл, намекая, что некоторых встреч избежать нельзя.

– Спешу вот поздравить… – сказал Поржавский и корзинку на стол поставил, аккурат меж квартальным отчетом, заявками на оборудование и еще какой-то донельзя важной ерундой.

– С чем? – Кошкин покосился на корзинку с опаской.

Что-то он, кажется, упустил.

Не день рождения матушки… и не Ванькин вроде… и что тогда?

– Со свадьбой вашей матушки… конечно, понимаю, что ввиду… некоторых особенностей князя свадьба прошла тайно…

И подмигнул.

У Кошкина нервно дернулся глаз, что Поржавский явно принял за ответное подмигивание, поскольку улыбка стала шире и радостней.

– А…

– Не волнуйтесь, Его императорское Величество осознают всю сложность ситуации и потому… сделают все возможное, чтобы сохранить репутацию Софьи Никитичны…

Кошкин только и сумел, что кивнуть.

Еще и император.

Если Поржавского он бы послал с его домыслами, то… император?

– А уж как Её императорское Величество обрадуется… надеюсь, когда вся эта история закончится, вы устроите настоящее торжество… все же редкий момент… объединение родов столь важных для Империи…

– Каких? – поинтересовался Кошкин, вперившись взглядом в букет.

Корзинка была изящною, из соломки. Над ней поднимали головы цветочки белые и большие, вида незнакомого – говоря по правде, знакомы Кошкину были розы и еще лилии он мог отличить, но больше по запаху – над ними покачивались другие цветочки, синенькие. И еще третьи, четвертые, сплошь незнакомые, но на диво изящные. Завершая композицию в разные стороны топорщилась трава.

– Ну как же… – с легкою укоризной произнес князь. – Кошкины и Чесменовы… хотя, конечно… думаю, логичнее будет оставить двойную фамилию. Кошкина-Чесменова… или Чесменова-Кошкина. В любом случае, мои искренние поздравления…

Чесменов.

Стало быть, Чесменов… чтоб его…

– Ах да… подарок я велел отправить на дом… конфиденциально.

И удалился, оставив Кошкина наедине с цветами, мыслями и ноющим зубом. Правда, долго думать ему не позволили. Спустя минуту пиликнул селектор и секретарь осведомился:

– Павел Иванович, а куда цветы девать?

– Цветы?

Кошкин встал из-за стола, снял корзинку, намереваясь оставить её где-нибудь в приемной… ну, матушка… или скорее Чесменов, зараза… придумал очередную аферу и матушку втянул.

А теперь что?

Чесменова-Кошкина…

Какая, на хрен, Чесменова-Кошкина.

– Вот… – Кошкин хотел было сказать, чтобы цветы поставили куда-нибудь, желательно за пределами кабинета, но так и замер. Цветы… цветы стояли на полу, на стульях и креслах, на кожаных диванах, предназначенных для посетителей, на подоконниках, полках и везде-то, куда только падал взгляд. за цветочными горами скрылись и стол, и секретарь, явно растерявшийся.

– С самого утра несут и несут, – сказал он жалобно весьма. – С карточками, с поздравлениями какими-то… Павел Иванович, у вас праздник?

– Праздник, – мрачно произнес Кошкин, вдыхая насыщенный ароматами роз и лилий воздух. Не удержавшись, чихнул. – Вызови кого… пусть домой отправляют… хотя… да, пусть отправляют.

Там все равно который день пусто.

А он, оказывается, этой пустоте значения не придал, решивши, что матушка где-то задерживается или вовсе… да… она что-то там про подружку говорила.

Или про отдых в санатории?

Кошкин нажал кнопку вызова, но ровно затем, чтобы услышать, что абонент временно не доступен. Князь Чесменов тоже не ответил. И отчего-то эта обоюдная недоступность заставила напрячься куда сильнее странного подмигивания Поржавского.

Несколько мгновений ушло на то, чтобы вспомнить, с кем матушка приятельствовала.

– Пашенька? – серебряный голосок Есении Лопухиной зазвенел в ухе, вызывая отчего-то острый приступ зубной боли. – Ах, Пашенька… не ожидала я от Софьюшки такого!

Стало быть, правда?!

– И главное, мы с ней беседовали как раз… мол, если ты позвонишь, чтобы сказала, что она на курорте! Я уж думала, завела себе любовника…

Матушка? Любовника?

Брови поползли вверх.

– …а она возьми да замуж! Просто чудо!

– Чудо, – ляпнул Кошкин первое, что в голову пришло.

– И за кого? Как ты вовсе допустил такое! Чесменов – еще тот женоненавистник… и главное, когда?!

Вот и у Павла несколько не складывалось. А и вправду, когда. С Чесменовым он разговаривал недавно, тот с матушкой побеседовать желал.

Просто побеседовать.

А потом раз и замуж…

– А она так… правда, теперь все ясно!

Вот Павлу ничего-то ясно не было. Скорее уж наоборот.

– …они встречались и собирались пожениться, а потом разлучились… Пашенька, а ты не знаешь, почему они разлучились?

– Понятия не имею.

– И вот теперь встретились вновь… и старая страсть вспыхнула. Это так романтично! У нас все в полном восторге!

А уж Кошкин-то в каком восторге, прям дыхание перехватило, то ли от восторга, то ли от сладкой цветочной вони, что проникала в кабинет.

– …Её императорское Величество сказала по секрету, что это очень тайный брак…

Ну да, о котором теперь знает весь высший свет.

– …и что князь даже украл нашу Софьюшку, чтобы жениться…

Есения что-то еще щебетала, и Павел даже отвечал, ибо выучкой обладал отменною. И комплимент сделать не забыл, и слово дал, что на прием большой, бракосочетанию посвященный, он всенепременно Есению пригласит.

А потом отключился и завис.

Он слышал, как хлопала дверь… секретарь что-то там кому-то говорил. Кажется, принимал очередные цветы, которых скоро станет столько, что самому Павлу места не останется. А… Чесменов.

Зараза.

И главное, даже в морду не дашь, потому как неприлично. Еще и император… тот император, о котором упорно ходили слухи, что он исчез. Император исчез. Чесменов исчез. Матушка… тоже исчезла. И вышла замуж. С благословения император. Кошкин отмер, головой потряс и, выглянув в приемную, убедился, что все случившееся ему не примерещилось. Цветов стало еще больше.

– Свяжись… – сказал он, когда взгляд сфокусировался на секретаре. – С… конторой Чесменова. И поинтересуйся, где он… скажи, что Кошкин поговорить хочет.

Секретарь кивнул.

И поглядел, как почудилось, с искренним сочувствием.

– А цветы? Все домой к вам отправить?

– Домой… все домой… матушка… вернется… порадуется. Наверное.

Если вернется.

Почему-то мысль о том, что матушка может и не вернутся, вдруг напугала до невозможности, словно Кошкину снова лет десять и он того и гляди потеряется в пустоте этого огромного чужого дома.

Вере еще позвонить надо…

Ваньке…

Чтоб вас всех… нет, Чесменову он в морду все-таки даст. По-родственному. Но без скидки на возраст, ибо… ибо заслужил!

Глава 7. Где собираются гости и рассказываются предания старины глубокой

«Некая гражданка, пребывая в глубоком душевном расстройстве и рассеянности, перепутала гадательный салон с приемной некроманта. В результате муж к ней, конечно, вернулся, но предыдущий, до того уж лет пять покоившийся с миром…»

«Новости и сплетни»

Усадьба Вельяминовых располагалась на берегу реки. И берег этот здесь поднимался круто, этакою зеленой стеной. Потому-то и дорожка в обход ложилась.

– Там… – Маруся явно смутилась. – Может… неприятно находиться… с непривычки.

– Ага, – добавила Таська, опираясь на перила мостика.

Мостик, переброшенный через речушку, поблескивал свежим лаком и казался махоньким, а еще нарядным донельзя.

– Поэтому, если поймете, что вовсе невыносимо, что если не пускает, то… я кого из Сабуровых попрошу. Семена вон. Он и притащит ящики.

Иван прислушался.

Ничего-то этакого он не ощущал, кроме солнца, которое ныне разошлось на полную силу, и прохлады, что тянулась от воды. А в остальном – пели птицы, стрекотали кузнечики, комарье кружило голодными стаями, правда, уже не вызывая желания спасаться бегством.

Дом…

Такой вот… Ивану случалось бывать в родовых усадьбах. И большая часть их, даже если была построена во времена незапамятные, то после перестраивалась сообразно модам, прибавляя себе в обличье изящества и беломраморности, обзаводясь колоннами, портиками и прочими жизненными излишествами. Усадьба Вельяминовых колонн не имела.

Портиков, впрочем, тоже.

Как и лепнины с мрамором.

Сложенная из камня, темно-красного, цвета крови, она казалась приземистою и даже несуразно-грубой. Высокие стены. И махонькие узкие окна, больше походившие на бойницы. Жесткость линий.

– Ух ты… – Бер даже голову запрокинул. – Какая красота! Когда её строили?

– Давно, – Маруся сунула руки в карманы. – Очень давно… потом, веке в семнадцатом, поставили другую, в стороночке. Её потом и перестраивали, и украшали. Парк разбили… потом даже архитектора из Италии пригласили. Он настоящий дворец возвел… ну, если деду верить. А потом пришел Наполеон и все развалил. Ну, не лично, а во время войны… а эта вот…

Это строение не всякая пушка возьмет.

Главное, теперь, по мере приближения, Иван ощущал неладное. Причем что именно не так, сложно понять… чувство, будто они переступили незримую границу, и теперь солнце палит уже не так нещадно, а приятная прохлада сменилась ледяным дыханием…

Смерти?

Старого погоста?

– Как вы тут вообще живете… – Бер поежился и потер руки. – Слушай, а разве бывает так, чтоб одновременно и холодно, и жарко?

– Это другой холод, – Иван присел и коснулся земли. – Там… что-то очень древнее лежит. И недоброе. Мягко говоря… мертвое, но…

– Погоди, – Бер тоже наклонился, потом и вовсе на коленки стал, а в конец даже прилег, прижавшись ухом к земле. – Там… там… да там же хрень такая… жуткая! Так это… легенда, которую вы сказали… там этот… хан? Черный?

У него и глаза заблестели от восторга и осознания перспектив.

– Не тут конкретно. И… – Таська поглядела на Марусю, а та вздохнула и сказала:

– Честно говоря, в детстве это воспринимаешь… ну как страшную сказку. Мы вообще не чувствуем ничего такого… то ли сила привычки, то ли кровь.

– Да? – Бер зачерпнул горсть земли и сжал в руке, потом стряхнул и сказал. – Как это можно не чувствовать? Земле же ж тяжко…

И встал.

Поглядел на дорожку, что ложилась широким полукругом, уводя выше, на тот самый обрезанный берег, к каменному кубу дома.

– Ну вот так… – развела руками Таська. – Мы не чувствуем, а вот другие сюда заглядывать не любят. Сабуровы и те, если и приходят, то ненадолго. Им тяжко. Прям корежит… Аленка только способна. Мать её могла. Но она вообще везде могла ходить. И пока в силе было, то и всем полегче. А потом ушла, Аленка же в силу еще когда войдет, если войдет.

– Ничего не понятно, – признался Иван и тоже земли коснулся, травы.

Сделал шаг, прислушиваясь к себе.

И еще один.

Ничего. Нет, по-прежнему ощущения двойственные, но не сказать, чтоб так уж невыносимо все. И корежить не корежит.

– А когда войдет? – уточнил Бер, тоже замедлив шаг.

– Когда замуж выйдет. Поэтому её и сватают… ну, пытаются во всяком случае. Надеются, что выйдет замуж и землю закроет. Думаешь, почему Свириденко до того сидел тихо? Гадить гадил, но издали…

– Опасался?

– Он… давно еще, мы маленькими были, но мама Вася сказывала, что Свириденко заявился с людьми. Вроде как силой хотел дело решить. Чтоб мы документы подписали и все такое… и вот Аленкина матушка тогда разозлилась… очень.

Шли неспешно.

И дорожка сама ложилась под ноги. И главное, что Иван не сразу заметил, комарье отстало. Впрочем, птицы тоже смолкли.

– Дед сказал, что она силу живую забрала из них почти до капли, а после вернула. И сказала, что если еще раз на глаза ей попадутся, тогда не пощадит. А потом и родники с земель увела. Ненадолго, правда. Земля ж не виновата, что у нее хозяин дурной. Но Свириденко хватило, чтоб понять. Вот и держался в стороне… а как прознал, что тетя Леля ушла, тоже сперва сторонился, может, думал, что Аленка такая же… потом одно, другое.

– Пробовал на прочность? – предположил Бер.

Иван же коснулся тонкого стебелечка травы и палец к губам прижал. Все и замолчали.

Нет, ничего…

Да, там есть, темное и недоброе, такое, которого лучше не касаться. И сила от него идет, пробивается сквозь толщу земную, да не вредит.

Живые чувствуют, сторонятся, а вот растениям напротив очень даже сила эта по нраву. Ишь, пьют да буяют. Крапива вдоль дороги вовсе зеленой стеною выстроилась, жирная, с огромными листьями. Благо, Иван вовремя успел отступить.

– Боишься? – не удержалась Таська.

– Аллергия у меня, – Иван осторожненько отвел листочек в сторону. – На крапиву… буду весь… краснорожий, если что. А потом чесаться и шелушиться.

Поглядели на него с сочувствием.

– Значит, Свириденко сидел смирно…

– Ну как… издали пакостил. С Севрюгиным вон придумал. Потом свататься пытался… одновременно через банки давил. Ну и по мелочи, то одна комиссия, то другая…

Ощущение тяжести проходило.

И дышать становилось легче, шаг за шагом. Нет, вовсе чувство иного не исчезло, скорее уж отодвинулась куда-то на край сознания.

– Теперь вот как-то совсем берега потерял… и с вечером этим не понятно. Одно время нас приглашали, но больше из вежливости, – теперь говорила Таська. Она и вперед пошла, раздвигая стебли крапивы, причем голыми руками. – А потом и он, и все-то соседи стали делать вид, что таких в округе нет… ну и ладно, не больно-то хотелось. Тут вот снова… явно задумал пакость. Может, унизить хочет, показать, кто мы есть…

– А кто вы есть? – уточнил Бер, который тоже вперед вырвался.

А чумазый.

Руки черным чем-то испачканы, и пусть Бер их отмывал, но то ли старался слабо, то ли чернота эта въелась в кожу намертво. И пахло от него потом и железом, и еще бензином, но не тем, привычным, что на заправке. При всем этом Бер выглядел весьма довольным жизнью.

– Мы? Нищее отребье… – отозвалась Маруся, глядя с тревогой. – А аллергия сильная?

– Помереть не помру. Не должен во всяком случае, но буду отекшим, красным и чешуйчатым.

– Прямо тянет поглядеть, – Таська обернулась. – В общем, скотина он. Я Свириденко имею в виду.

Желающих спорить не нашлось.

– А почему вы крапиву просто не выкосите? – уточнил Бер, ныряя под особо тяжелую ветку.

– Ну… тебе надо – ты и коси.

– И покошу!

– И коси!

– Погоди, – Маруся придержала Ивана. – Ты бы сразу сказал… я еще когда хотела принести мазь, а потом как-то вот и запамятовала. Извини.

– За что?

– Да так… просто… я думала, что вы – еще одна проблема… сунули нам кого-то… ну, так, чтоб… не знаю…

– В ссылку?

– Вроде того. Что от вас пользы никакой.

– А от нас польза есть? – Иван нырнул под покачивающийся стебель с характерными листьями-сердечками. – Дай подумать… машину утопили. Дом развалили… что еще? А, поле распахали, но это не мы. А вот конопля – уже мы.

Маруся засмеялась.

– Да… пожалуй что… не знаю.

– Не сердишься?

– Как-то сил уже нет сердиться. Хотя иногда вот взяла бы и придушила. Собственными руками, – она и руки вытянула.

– Не, не, душить не надо… мы тебе еще пригодимся!

– Коноплю убирать?

– И это тоже… хотя там ближайшие лет пару убирать нечего. Это… там отдельное сообщество. И оно само будет поддерживать себя. Особенно потом, когда закрепиться. Может, еще чуть земель захватит… я попробую поставить барьер, чтоб сильно не разрасталось… хотя… они изначально компактные. Относительно.

– А почему у нас ничего не вырастало? – уточнила Маруся.

Заросли расступились, и подъем закончился. Появился дом, такой красно-бурой громадиной. Теперь он казался еще больше, тяжеловеснее. И Ивану подумалось, что дом этот давит на землю, что собственным весом он запирает того, кто лежит под горой.

– Потому что для запуска процесса нужна сила.

– Эльфийская?

– Природная… хотя, может, природная-эльфийская. Я ж так… в общем, странно, что то поле пропало. Оно вполне может существовать и без присмотра, само по себе. Его должны были оставить. И коровам полезно, и конопле… Возможно, семена были собраны на всякий случай. Все же случаются катаклизмы…

– После Наполеона тут вроде бы всю округу разграбили. Могли и поле сжечь. Хотя ты говорил, что она негорючая…

– Не совсем верно. В сумме она обладает неплохим защитным потенциалом. И вполне оградит себя от лесного пожара или даже наведенного силой. Но если задаться целью, если несколько магов или там… скажем… один, но сильный… или снаряды зачарованные, пушки… сражения. То поле вполне могло погибнуть.

Маруся слушала превнимательно.

– Похоже на правду. Дед говорил, что тогда от усадьбы там одни камни остались, от новой. И всю округу… и стадо почти под ноль вырезали. Чудом успели быка спасти.

– А старую не тронули?

– А к старой и тогда подходить не стали. Люди её сторонятся. Дурное место, – Маруся криво усмехнулась. – В её подвалах Вельяминовы и укрывались. И жили… хотя там… в общем, не важно.

Еще одна чужая тайна?

И Иван сделал вид, что не услышал и не заметил. Пускай. Возможно, позже раскроют и эту.

– Хуже всего, что с новой усадьбой сгорели и документы. Дневники. Архивы… там прапрадед библиотеку организовал. Очень гордился ею… в нее почти все и перенес. Мечтал создать труд по истории рода Вельяминовых… спасти не успели. Так что я могу лишь предания изложить.

– Предания! – донесся голос Бера. – Предания мне для отчетности тоже нужны! Так что даешь предания!

– Предания… так вот… Вельяминов, конечно, вобрал в себя все большое зло… – Маруся спрятала руки за спину. – Но оставалось еще другое, всякое-разное, малое и среднее. Пролитая кровь, загубленные души, проклятья, которыми люди сыпали на обе стороны… земля была отравлена на многие версты окрест. А с такой земли добра не родится.

– А родник?

– Родник помог. Но родник невелик, а земли… много земли… тогда и люди, и нелюди сошлись на том, что надобно всю эту землю очистить. Берегиньки тьму из воды тянули, куда она из земли попадала. Люди сеяли зерно, которое черным всходило и есть его было невозможно. Тогда-то эльфы и прислали коров. Те порченную траву ели, а молоко вот нормальным получалось. Ну и эльф с ними… в общем, он тут надолго остался. И сделал так, чтобы вся чернота в одно место сливалась, вроде как отстойник…

– И этот отстойник…

Иван посмотрел на усадьбу.

– Именно. Он под домом… точнее туда тьма уходит, чтобы потом переработаться, очиститься и вернуться в земли, родники и все прочее… там… – Маруся чуть запнулась. – В общем есть кое-что… но оно работает медленно, а тьмы было много. И нужны годы… века… да и добавляется постоянно… та же сгоревшая усадьба. Или люди, которые полегли в сражениях… или просто. Главное, со временем все очистится и успокоится… только когда – этого никто сказать не может. Вот… что еще? Вельяминовых поставили на эти земли хранить их, оберегать и делать так, чтоб тьма эта за порог не вышла…

– А…

– Пока не вышла, – пожала плечами Маруся. – Пришли… в общем так, вы пока на чердак идите. Таська?

– Провожу.

– А мы ужином займемся. Аленка потом Сашку приведет… ну… на ночлег оставить не смогу, извините… и связи тут тоже нет. Никакой… специфика места и все такое. Но если вдруг почувствуете, что плохо становится, то говорите, не геройствуйте. Сейчас… время тяжелое. Мало нас осталось. И порой… бывает… выплескивает. Разное.

Она явно хотела сказать больше, но промолчала.

Не доверяет пока?

Впрочем, Иван тоже не доверил бы. Им и так многое сказано.

– А на чердаке что?

– А чего там только нет, на этом чердаке, – сказала Таська нарочито-весело. – Туда еще от начала времен все не слишком нужное стаскивали. Так что, вы там, главное, не потеряйтесь. Кстати, на ужин что?

– Что будет, – решительно ответил Иван.

– Да… главное, не суслятину, – поспешил добавить Бер. – Если можно…

– Картошка пойдет?

– Пойдет.

– Вот и хорошо.

В доме пахло… да обычно пахло. Деревом вот, таким старым, впитавшим немало масла и воска. Камнем еще. Сухими травами и, кажется, сдобой. Ощущение иного, темного, не исчезло. Напротив, обострилось до того, что Иван не удержался и ухо почесал.

Чуждая сила воспринималась легким звоном, причем именно в левом. Поэтому ухо подергивалось, и вовсе возникало желание сунуть в него палец. Но Иван держался.

– Здесь неплохо на самом-то деле… так-то мы с Марусей ничего и не чувствуем. Мама Вася силу забирает… ну, не важно, – Таська отмахнулась. – Порядка вот нет. Прислугу и не на что нанять, да и никто в здравом уме сюда не пойдет. Сами справляемся, как умеем. Большую часть комнат закрыли. Ну и вещи продавать пришлось… не все… многое тут силы набрало, поэтому разве что для некроманта и сгодится.

В доме было слегка сумрачно.

И желтый электрический свет наполнил холл тенями.

– Ух ты… – Бер присел. – Это ж змеевик? Или змеевый камень? Красиво…

– Он самый. Это давно делали… не знаю даже, когда… многое же сгорело. Да и в целом… род… слабел, – Таська поморщилась, поскольку признавать это было неприятно.

Пол казался цельным. Иван не знал, бывают ли камни такого размера или же сложили все так, что казался камень единым. И эта природная мозаика, эти переливы всех оттенков зеленого завораживали. То ли река, то ли змеи, сплетшиеся воедино. Каменное покрывало тянулось к ступеням лестницы, чтобы подняться по ним.

Камень укрывал и стены, но иной, более светлый.

Где-то высоко, едва ли не под самым потолком, виднелись оконца. Света они давали маловато, как и тяжеленное колесо хрустальной люстры.

– Электричество прадед провел. Тут… понадобилась особая схема. Водопровод тоже имеется, – на всякий случай уточнила Таська. – Идем… на втором этаже пустовато. Картины еще когда продали. Думали, долги погасить. Но там в принципе мало кто живет. Третий – раньше был для прислуги, а теперь по сути продолжение чердака.

Лестница.

И снова камень.

Камня здесь много. И Бер постоянно останавливается, чтобы оглядеться, прикоснуться то ли к мрамору, то ли к подобию его. И потому путешествие на чердак несколько затягивается.

– Как вы? – осторожно поинтересовалась Таська уже перед лестницей иного свойства, тоже каменная, но грубая, явно деланная не для того, чтобы радовать глаз.

– Нормально в целом, – Бер и этот неровный камень погладил. – Дом… строили не без нашей помощи. В смысле, не без Волотовых.

– Очень может быть. Тогда многие тут отметились, правда, сейчас вряд ли о том вспомнят, – Таська поднялась первой. Чердак не запирался. Не от кого? Или знают, что в доме ровным счетом ничего ценного.

– Знаешь… Волотовы на самом деле редко строят. Ну, чтобы дома… – Бер шел, не отрывая стены от руки, – но если уж берутся… дом устоял бы перед Наполеоном. И сейчас… не факт, что даже ядерный взрыв возьмет. На века…

– Что ж… радует. А еще радует, что никто, кроме Вельяминовых, тут жить не может. Свириденко и порог переступить не сумел, до того покорежило, – произнесла Таська и довольно резко. – Электричество есть и тут, но лампочки иногда гаснут. Надеюсь, вы не боитесь темноты?

Еще недавно Иван бы ответил, что не боится, но…

Почему-то промолчал.

Глава 8. В которой говорится, что служба порой и опасна, и трудна, и приносит немало неожиданностей

«…форма одежды – без оружия»

Суровые армейские будни.

Разговор с Лешим заставил полковника Черноморенко задуматься, и вовсе не об отставке, о которой он в последнее время задумывался частенько и даже мысленно уже согласился, что пора.

Уходить там.

Давать дорогу молодым и все такое… ну и здоровье, конечно. Здоровье давно было не тем. Правда, супруга, когда он начинал заводить разговор об этой самой отставке, насмешливо фыркала и говорила, что если уж Черноморенко и вправду так к красотам вольной жизни тянет, то надо бы дачу присмотреть.

С теплицей.

Под помидоры.

Потом принималась перечислять, что на даче помимо теплицы и помидор понадобится, и всякое желание уходить со службы пропадало. Нет, помидоры Черноморенко любил, но не до такой же степени, чтоб прям так сразу теплицу и поливать.

Хуже, что вариантов у него и не осталось.

В столицу Черноморенко вызвали еще недели две тому и вовсе не за тем, чтоб поздравить с юбилеем, хотя да, вручили и цветы, и медаль за выслугу, но после намекнули непрозрачно, что грядут сокращения.

Времена ноне мирные.

А боевые пловцы державе дорого обходятся. Тем паче такие неспокойные, с которыми кроме самого Черноморенко никто справиться не способный. А потому стоит подготовиться к реорганизации.

Унификации.

И прочим «циям».

От намеков оных сердце расшалилось не на шутку. Вон, в последние дни Черноморенко только и делал, что визитки в альбоме перебирал, прикидывая, кого из ребят да куда пристроить.

А тут звонок.

Леший.

И остальное… главное, звучало бредово. Но логично. И все одно бредово. Хотя это не отменяло, что логично… а еще не понять, что дальше, потому как слова – одно, а приказ должен быть оформлен по правилам. И у кого его спрашивать, этот приказ?

– Доброго дня, – размышления Черноморенко прервали самым наглым образом. Дверь просто открылась, пропуская человека, которому в казармах, даже придворцовых, делать было нечего.

– Доброго, – буркнул Черноморенко, поднимаясь.

– Сидите, сидите, – князь Поржавский замахал руками. – Не стоит… всей этой военщины. Я человек сугубо гражданский. Всегда, знаете ли, несколько пугаюсь, когда начинают каблуками щелкать и иными способами выказывать свое надо мною превосходство.

– Смешно, – оценил Черноморенко.

– Ну да… чувство юмора у военных тоже… отличается своеобразием.

Князь огляделся.

– Кабинетом это не назовешь… – заметил он.

Чистая правда. Кто такой Черноморенко, чтоб ему тут целый кабинет выделять. Вот, комнатку дали и уже ладно.

– Я тут временно… до отставки.

– И секретаря, который бы кофию подал, тоже нет… и кофию…

– Кипятильник есть, – Черноморенко открыл тумбочку и вытащил кипятильник, который возил с собой уж лет двадцать как. Его и кинул в графин с водой. Достал пачку чая.

Нашлись и сушки. Кажется, даже не слишком деревянные, хотя Поржавский поглядел на них с подозрением.

– Могу еще вяленой рыбы предложить, – Черноморенко решил проявить гостеприимство. – Хотите?

– Гм… воздержусь, пожалуй.

Зря. Рыба была хорошей. В столице такую не купишь. А что запах своеобразный, так ведь… рыба.

Вяленая.

Не розами же ж ей пахнуть.

Впрочем, чего от гражданских ждать-то. Но чаю Черноморенко заварил, а князь, устроившись на слегка треснувшем стуле проявил изрядное терпение. И чай принял с благодарным кивком. И от сахару отворачиваться не стал, пусть бы и обыкновенного, кускового, в коробке лежащего.

В общем, заставил насторожиться.

– Полагаю, вам уже звонили? Алексей?

– Леший? – не сразу сообразил Черноморенко. – Да. Звонил.

– И суть задания… изложил?

– Изложил.

– А не могли бы вы… вкратце, так сказать… чтобы было с чего приказ оформить. А то я только и знаю, что его величество затребовали вас… в полном составе, причем… в Подкозельск. Коров доить.

Сказал и задумчиво бросил в стакан четвертый кусок сахара. Добавил пятый.

Размешал.

– В целом… верно, – Черноморенко по старой привычке без сахара обходился. – Честно говоря, я и сам не все понял…

– Если полагаете, что не вправе разглашать…

– Да нет, не разглашать приказа не было.

– Вот за что люблю военных, так это за четкость, – усмехнулся князь. – Итак?

В пересказе все звучало еще более бредово, нежели в изначальном исполнении. Но Поржавский бредовости не удивился, скорее еще больше задумался. Во всяком случае сладкий, что сироп, чаек он выхлебал в три глотка.

– Стало быть… вот как… – произнес он. – Уровень у твоих какой?

– У двоих – третий, а там второй-первый… хорошие ребята.

– Хорошие, – согласился Поржавский. – Весьма… в общем, так. От Кутаисова я вас всех забираю, раз уж ему вы без надобности.

– И куда?

Будь Черноморенко менее опытным, он бы обрадовался, ибо с Кутаисовым у него сразу вот отношения не сложились. И отнюдь не ввиду скверности характера, скорее уж причиной этой несложившести являлся двоюродный племянник Кутаисова, человек, может, и не сильно близкой, но все ж родной. А потому способствование Кутаисова карьере оного племянника было по-человечески понятно.

Но все одно обидно.

И главное, Кутаисов сам понимал, что ребята замену не примут. Вот и решал вопрос кардинально. Одно подразделение расформировать, а потом, после очередной реорганизации, другое сформировать. Так что…

– А туда… – князь печально поглядел на опустевший стакан. – Пойдете под прямое подчинение, так сказать… пусть сам разбирается, коноплю вам косить, коров доить или еще чего.

Вариант был… неожиданным.

Черноморенко в чудеса не больно-то верил. И лишь больше насторожился.

– Числится будешь при гвардии. Отдельным подразделением. В гвардии как раз боевых пловцов и нету. Некомплект, да… будем исправлять упущение. А дальше – как договоритесь.

– А с заданием чего?

– Чего-чего? Собирайтесь. Поедете в этот… Подкозельск… чтоб его… только ты сперва с ребятами там поговори, объясни, что да как… ну, чтоб без сюрпризов и в целом аккуратно. Проведи… эту… рекогносцировку, правильно? Связь через Алексея и держите, он передаст легенду. На место явитесь, отметитесь и сами сообразите где и как расположиться, чтоб тихонечко, не привлекая особого внимания.

Поржавский поднялся и смерил Черноморенко взглядом.

Тяжко вздохнул и сказал:

– То ли дурить изволит, то ли там и вправду нечто… важное. Но честно, уж лучше вы, чем суслики…

При чем тут суслики, Черноморенко не понял. Но чаек допил. А там, из кабинету выглянув, обнаружил Мишку, делавшего вид, что дремлет.

– Собирай, – сказал он. – Всех. На вводную… давай, чтоб часа через два.

– А…

– Всех, – повторил Черноморенко веско. – Отпуска там, увольнения… короче, кто не явится, пускай на себя пеняет.

Явились все.

Кутаисов, даром, что генерал, самолично заглянул, вот сразу после князя. Был он какой-то взбудораженный и даже растерянный. И хмурился, и улыбался, будто подозревая нечто этакое, недоброе, но в подозрениях сомневаясь. И потому он явно терялся, не зная, как себя вести.

Ну да хрен с ним.

Кутаисова Черноморенко выбросил из головы быстро. Другое дело задание… Леший на вопросы отвечал, но как-то вот так, осторожно, словно опасаясь сблотнуть чего лишнего. Хотя основное Черноморенко понял. Оставалось малое – донести понятое.

Он окинул взглядом бойцов, отметив общую настороженность. Махнул рукой, обрывая приветствие…

– Садитесь, – произнес Черноморенко, занимая место за кафедрой. – В общем… новость хорошая – расформировывать нас не будут.

Вдох.

И выдох.

– Но переводят… в гвардию.

– Во дворец, что ли? – Тимофеенко не удержался.

– В Подкозельск.

– А на хрена в Подкозельске гвардия? – удивился Мишка Найденов, который по молодости лет еще умел удивляться.

– Задание у нас, – Черноморенко поглядел на интерактивный экран, оттягивая момент, когда придется-таки запускать презентацию. – От… Его императорского Величества! И работать, как я понял, будем непосредственно… под личным контролем.

Ответом была тишина.

Настороженная.

Все ж ребята опытные с большего и понимали, чем чревата излишняя близость к начальству.

– Необходима негласная силовая поддержка. Вероятность прямого столкновения с противником низкая, однако наше присутствие снизит уровень напряженности в указанном регионе.

На экране показалась карта, в которой Подкозельск был отмечен красной точкой.

Фотошоп Черноморенко начал осваивать уже давно и, глядя на точку, понял, что не зря. Красиво получилось. Он щелкнул, меняя кадр.

– По легенде мы – группа доярок…

– Кого?! – Тимофеенко аж привстал.

– Дояров, – поправился полковник. – В перспективе. Планируем организацию собственного молочного производства, вследствие чего остро нуждаемся в проведении производственной практики так сказать на месте. А потому по протекции родственника и прибываем на ферму дабы освоить новую для себя профессию.

Он обвел зал взглядом, отмечая некоторое недоумение.

– Задача – устроиться на работу. И работать.

– Кем?

– Доярами, – Черноморенко щелкнул, опять же кадр меняя. – Итак, вводная…

– Это корова! – воскликнул Тимофеенко.

– Считай, что это вводная корова! – Черноморенко позволил себе повысить голос. – Доярам положено знать…

Он отер пот со лба.

– У каждой коровы есть сиськи, – за прошедшие пару часов он прочел многое, в том числе и про коров, но теперь испытывал сомнения, нужно ли столь глобальное погружение в тему. – Точнее сиська.

Молчание становилось напряженным.

– Может, я вас удивлю, только в отличие от бабы, сиська у коровы одна. Но большая…

– Вообще-то две, – донеслось с задней парты. – Только они срастаются.

– А вот соска четыре…

– Потому что каждая сиська разделена на два сегмента, передний и задний!

– Кто это там такой умный?

– Я, – привстал Матвей Завьюжный. – Просто тетка моя ветеринаром работала. И корова у была. Я вот…

– Может, и доить умеешь? – Черноморенко даже обрадовался.

– Только в теории… та корова злой была. Бодалась, – пожаловался Завьюжный. – Знаете, какая она здоровущая была!

– Ну… ты тоже с тех пор подрос маленько. И чего в теории?

– Ну… – Завьюжный поднялся. – Там-то все просто… садишься, берешь за соски и легонечко так раз…

Он вытянул руки, показывая, как именно «раз».

– Вообще-то аппараты давно придумали, – подал голос Тимофеенко. Ишь, неугомонный.

– Может, и придумали, но доить придется вручную, – Черноморенко окинул собравшихся грозным взглядом. – Завьюжный, пойдешь за старшего. Иди вот, будешь рассказывать, как правильно коровам сиськи мять.

– Не надо их мять! – возмутился Матвей, выбираясь из-за стола. – Нежно надо, с пониманием…

Черноморенко поднял взгляд к потолку.

– Главное, – донеслось с противоположного угла. – Что это коровы, а не косатки, а то Михрютин говорил, что скоро косаток выведут, которых тоже доить надо будет…

– Да врал, небось.

– Не, я тоже по телику видел, министр говорил…

– Может, тренировка…

– А ну тихо! – рявкнул Черноморенко и, окинувши подопечных взглядом, веско произнес: – А ты, Пергоев, постыдился бы. Родина скажет, и косатку подоишь!

Вода закипала быстро. Маруся бросила картошку.

– Что скажешь? – спросила она Таську, которая вернулась на кухню и занялась морковкой.

– Ну… по крайней мере не сбежали. Уже плюс.

– Плюс.

– А ты что думаешь?

– Сугубо по силе подходят… и парни вроде бы неплохие, но… – Маруся вздохнула. Картошка плюхалась в воду почти без брызг. Пар поднимался над кастрюлей, уходя в широкий зев вытяжки. Та тихо гудела. Таська поставила рядом массивную чугунную сковородку.

– Страшно?

– Не знаю… в том и дело, что нет. Какое-то вот… понимаю, что если ошибемся, то это все, конец, и не только нам. А все равно не страшно. Я дура, да?

– Тогда не только ты.

Таська плеснула масла и морковку бросила. Лук она шинковала быстро, только нож постукивал по доске.

– Если бы дело в одной лишь силе… точно бы не ушел отсюда холостым, – сказала она, чуть склонив голову.

– Если бы…

Маруся подавила вздох.

– Вот именно, – Таська потянулась за лопаткой. – Вот именно…

– И что предлагаешь?

– Предлагаю не спешить, – лук отправился в скворчащее масло. – Для начала вон ужин сделаем. Потом займемся реставрационными работами. Кстати, Серега сказал, что трактор почти как новый, только с электроникой не вышло. Но там уж Степка поковыряет. Если что, то сделает в обход. Так что трактор у нас, считай, в строй вернулся.

– Хоть что-то…

– Да ладно тебе, Марусь… тебе не говорили, что у тебя очень негативный взгляд на жизнь?

– Кто?

– Ну да… действительно… кто ж тебе такое скажет.

– Тась… у нас дикие долги, которые нам нечем отдавать. Стадо… ладно, они волшебные, поэтому и доятся, хотя нормальные уже давно из цикла вышли бы. Но и эти коровы не бесконечны. Добавь разрушенную технику. Менельтора, который снова в тоску впал и выпадать не собирается. И Яшку сбежавшего. Вторые сутки в лесах…

– Не, вернулся уже. На поле, то самое… видела.

– Хоть что-то… ах да, в активах еще поле свежепосаженной неуничтожимой конопли… и вряд ли там, – Маруся ткнула вилкой в потлок, – согласятся, что это не та конопля, которую сеять нельзя.

В кастрюле громко булькнул кипяток.

– Свириденко точно такой шанс не упустит.

– М-да… как-то оно и вправду неоптимистично, – согласилась Таська. – С другой стороны…

– С другой стороны Свириденко явно придумал какую-то пакость. Причем, чувствую, такую, что конопля – это так… мелочи жизни.

– Ага… – Таська снова согласилась и добавила. – А еще нам одеть нечего!

– Тебя реально это волнует?

– Можно подумать, тебя нет. Ты зачем в картошку столько воды налила?

– От нервов!

– Ну да… так вот, смотри, не знаю, чего эта скотина там планирует, но опозорить нас будет лишь рада. А я против, чтоб враг радовался! Поэтому…

Таська оттеснила от кастрюли и, подхватив ту, слила излишки воды. Потом споро закинула зажарку, добавила кусочек масла.

– …с платьями надо что-то да решать…

Глава 9. Где речь идет об исторических изысканиях и особенностях эльфийской моды

Самая животрепещущая проблема современной моды – это как натянуть мини-юбку на макси-задницу.

Откровенные размышления одной очень стильной леди

– О, глянь, – Бер почти с головой нырнул в огромный сундук, чтобы вытащить оттуда нечто… – Твой размерчик.

Нечто было весьма пыльным, трудноразличимого цвета и своеобразной формы.

– Так, держи… можешь примерить.

– Это что такое?

– Это аби, неуч. Своего рода однобортный кафтан… хотя здесь скорее что-то переходное, но для местечкового бала сойдет. Кстати, отличная сохранность, но к нему нужен жилет и кюлоты.

– Бер! Я это не надену.

– На меня не налезет, и по росту великовато. Это ты у нас длинный! – Бер снова нырнул в сундук, чтобы вытащить очередную тряпку. – Нам повезло, кюлоты тоже сохранились.

Он поднял очередную тряпку и расправил. Получились этакие весьма тесные с виду бриджи, но с пуговками. Некогда пуговки были обтянуты тканью, но за годы лежания в сундуке та треснула, и теперь в дыры выглядывало медное нутро.

– Чистый бархат! Будешь блистать! Ага… рубаха… знаешь, они и вправду были очень богаты.

– Вельяминовы?

Прикасаться к чужим бриджам Иван опасался. Впрочем, Бера не смутило и он аккуратно переложил находку на пол.

– Раньше одежда была ценностью и немалой. Её даже в завещаниях указывали. Особенно наряды из бархата там или атласа… это ж не современные ткани. Поэтому, что не снашивалось, то передавали. Младшим там родственникам или приживалкам… приживалам.

Пара желтоватых рубах.

– О! И жилеточка… а от них уходило слугам. Причем даже тряпье продавалось. Старьевщикам вон. Многие ткани, которые золотое шитье имели, сжигали, чтобы золото выплавить.

Жилеточка некогда, пожалуй, была роскошною. Иван даже оценил светлую ткань и сложный узор.

– И с цветочками… гвоздики – твоя тема.

– Это вьюнок.

– Да пофиг! Прикинь кафтанчик. Вань, ну не капризничай. Я вижу, что пыльный, но ты тоже пыльный, так что ущерба друг другу не нанесете. Мне просто понять надо, получится ли восстановить.

Иван все же накинул аби на плечи. Потом вздохнул и надел.

– Так?

– Вполне. Встань…

Ткань была пыльноватой, но отвращения это не вызывало. Иван слегка отряхнул кафтан, и из-под пыли проявился исконный темно-зеленый цвет. Правда, кое-где он выцвел, а метами пооблез, так, что появились еще не прорехи, но уже протертости.

– В плечах маловат, – пожаловался Иван, все же решившись надеть эту древность.

– Ничего. Ужмешься.

– Настолько – вряд ли. Перешивать разве что. И короткий какой-то… Панталоны эти мерить?

– Это кюлоты… к ним бы еще чулки. Ладно, давай дальше копать, авось чего еще отыщем. Чердак большой…

– А ты?

– А я… – Бер отряхнул руки и переместился ко второму сундуку. – Я верю в лучше… о! ты просто посмотри, это же… это же ж музейная ценность!

И на плечи накинул.

– Охабень, если не ошибаюсь, из камки!

– Чего?!

Больше всего эта штука походила на халат. Несомненно, когда-то очень и очень роскошный халат, потому что обычные не вышивают золотом. На темно-красной, винного оттенка ткани, а потому даже потускневшее за многие годы золото горело ярко.

– Погодь… сейчас. На от, подержи…

И весила эта штука прилично, а Бер уже нырнул в сундук с головой.

– Ферязь! – донесся радостный вопль. – Тут есть и ферязь! Вань, мы такую реконструкцию замутим! Полный улет!

– Я уже улетаю… Бер, тебя больше ничего не волнует?

– А чего? С коноплей, думаю, разрешение нам выправят. Ну, не нам, а Вельяминовым, но зуб даю, что государь наш император себя подводить под статью не станет. Так что успокойся. Да и в целом, сколь я понял, хрен Свириденко получит, магически модифицированный, а не Подкозельск.

Бер разогнулся, стукнувшись башкой о крышку сундука. И выругался.

– А эманации смерти? Не давят?

– Давят, конечно… но меня всю жизнь давят. Вань, у меня трое родных братьев и хренова туча двоюродных, каждый из которых норовил показать мне мое место, – Бер пытался вытащить из сундука что-то весьма большое, странного вида. – В школе тоже… и потом. Так что я привык, что на меня давят… можно сказать, обрел устойчивый иммунитет ко внешнему воздействию.

– Тяжко приходилось?

– Не то, чтобы совсем… ты глянь, какая красота! – Бер распрямил сверток. – Небось, под стазисом хранилась… думаю, не только она, иначе не уцелела бы.

Этот халат отличался от предыдущего интенсивно-золотым колером. Впрочем, шитье тоже имелось, как и мелкие камушки.

– Это ты называешь «уцелело»? – Иван с сомнением потрогал какой-то неестественно-длинный рукав, спускавшийся до самого подола. В рукаве виднелись откровенные дыры, да и в целом царь-халат производил удручающее впечатление.

– Это, Вань, как раз уцелело и даже сохранилось в отличном качестве! Да ему полтыщи лет… может, чутка меньше… обычно ткани без спецконсервации столько не держатся, рассыпаются. А это… даже браться за такое страшно.

Бер разложил ферязь прямо на полу.

– Сундуки непростые… подозреваю, сперва и хранили-то в зачарованных. Может, вынимали по особым случаям… а потом мода сменилась. Или просто новое пошили. А это осталось. И лежало себе… и если еще ткань с чарованием, то и…

– Долежало, – понял Иван.

– Точно… потом-то заряд закончился, но ткани пропитались, сохранили… вектор. Так, еще пояс нужен… твой вообще в суперском состоянии, там сил чутка. Кстати, надо будет сказать девчатам, что эти штуки стоят прилично. Костюмов того периода не так и много.

Он снова нырнул в сундук.

– Если решат продавать, подскажу, куда… я понял, что деньги им нужны.

– И я понял, – Иван сел. – А твои братья… они ж братья. Чего доставали?

– Братья? Ну они не хотели плохого… Ведагор вообще всегда опекал. Нянчился со мной, куда там матушке… тем паче она вечно занята. А я бесился. Я ж хотел показать, что не хуже… ну и что, что заморыш и без сил почти. Во! Пояс!

Широкое полотнище потянулось из сундука змеею.

– Вообще тут много чего… часть, что на дне, истлела, но там золота можно будет потянуть. Золото не истлевает, так что для реконструкции пригодится. Шитье вон восстановить, пуговицы позолотить… Украшения… надо девчонкам поискать, чтоб явиться группой… лучше в одном историческом периоде.

Бер крутанулся. Глаза его горели.

– Возьмешь тот сундук? – он указал на черную громадину, что скрывалась в углу. – Эх, боярскую бы шубу… хотя в ней жутко неудобно. Да и жарко… не, ферязи хватит. Там, кстати, и шапка была.

– А мне шапку?

– А тебе по историческому периоду не положено. Тебе парик положен!

Сундук был огромен, пожалуй, в него не то, что Ивана, троих Иванов запихнуть можно.

– Я не хочу парик.

– Надо, Ваня, надо… хотя, можно и твои завить. Помогай.

Бер попытался поднять крышку, но та не сдвинулась с места.

– Ишь ты…

– Давай вместе.

– Давай. Не надорвись только… братья решили, что если со мной заниматься, то я стану сильнее. А чтоб заниматься было веселее, чтоб стимул придать, то и злили… бесили…

Сундук был из темного дерева, и как Бер не старался, крышка не поднималась.

– Погоди, – Иван вдруг уловил отклик. – Убери руки. Это эльфийский кх-аар…

– Для хранения конопли? – уточнил Бер, но руки убрал.

– Просто для хранения. Не сразу узнал. Обычно они меньше и еще украшают, а это совсем простой. Дорожный, наверное… – Иван провел по крышке и, сосредоточившись, кинул импульс. Отклик последовал не сразу, Иван даже подумал, что ничего-то не получится, и тогда сундук придется пилить.

Хотя…

Каменное дерево можно пилить долго. Если кому-то процесс нравится…

– Потом уже я научился всех злить и бесить… ну и как-то вот. Повелось.

– Сложные отношения.

Крышка приотворилась беззвучно, и Иван, подцепив её за край, с легкостью откинул.

– Обычные семейные. А у тебя не так?

– У меня братьев нет. Ни родных, ни двоюродных. Здесь. А там, в лесу, со мной особо не хотели иметь дела. Я был неправильным… ну и в целом не принято там друг другу на шею бросаться. А тут… бабушка полагала, что у меня серьезная душевная травма. И всячески оберегала. Нет, как-то попыталась свести со внуками своих подруг, но…

– Не получилось?

– Меня обозвали длинноухим. И нелюдью. Я обиделся и сломал нос… ну и да, не получилось в итоге. Лезь, давай.

– А чего я?

– Ну не я же…

– Именно ты. А то вдруг этот твой эльфийский сундук только под эльфов и заточен. Я в него сунусь, а он крышкой кряк… не, Вань. Давай, действуй.

– Как?

– Да просто вытаскивай, что там есть…

Сверток.

И еще один. И с дюжину других. Ощущение престранное. И интересно до жути, что там, в свертках, и стыдно слегка, ибо не Иван их прятал. Получается, что он почти мародерствует.

Или не почти?

Или… если с разрешения хозяев, то это не мародерство?

– Все? – Бер осторожненько заглянул в глубины сундука и подтвердил: – Все. А такой большой…

– Скорее всего в нем перевозились вещи… потом хозяин уехал. Ушел.

– А сундук оставил?

– Коноплю он тоже оставил… может, уходить быстро пришлось. Или решил налегке, потом вернуться планировал. Или вообще отъезжал ненадолго.

– А это что? – Бер попытался подцепить край веревки.

– Это саалия, такое растение, типа помеси лопуха с лианой. У нее листья огромные. В них удобно заворачивать все. Тонкие, но крепкие. Стеблями обмотать можно. А еще они создают что-то типа стазиса. Удобно для хранения. К примеру, хлеб, завернутый в листья саалии, может несколько лет лежать, не теряя свежести.

– О! А это, Вань, внушает оптимизм. Надеюсь, хозяин там не три корочки сохранял на очень черный день… а как развязать?

– Вот так, – Иван надавил на центральную жилку, заставив лист развернуться. По краям тот иссох, потемнел, да и сами края загибались, выдавая, что лист этот был сорван очень давно. – Сундук наполнен магией… там или стазис, или что-то вроде того. Ну и саалия тоже… они вместе. В резонансе.

– Вань, не умничай… ты только погляди, – Бер не без опаски поднял нечто невесомо-белое. – Какая…

– Нижняя рубаха, – Иван пощупал. – Из эльфийского шелка.

– Женская?

– Мужская. Видишь, руны на горловине вышиты.

– Вижу.

– Мужские.

– Ясно. Поверю на слово… а тут…

Пояс.

И расшитые петлями вьюнка сапоги. И верхняя рубаха, тоже из шелка, но куда более плотного.

– Лаар-тье, – Иван сам развернул очередной лист. – Это вроде кафтана, только его носят без пояса…

– Как ферязь. Знаешь, по крою похоже… Вань, а тебе пойдет.

– Пойдет, – задумчиво произнес Иван, осторожно коснувшись зеленых камушков, складывавшихся в такой знакомый узор. – Только…

– Что?

– Надеюсь, там никто не разбирается в особенностях эльфийского костюма…

– Ну… я вот не разбираюсь. У нас про него рассказывали, но все свелось примерно к тому, что, мол, эльфы – еще те замороченные затейники, у которых каждый завиток шитья что-то да значит. А что именно – они об этом не скажут. И что расшифровкой традиционных эльфийских узоров занимается особый отдел при дипломатическом корпусе, но они тоже ни хрена толком не добились. Извини.

– Примерно так… – Иван позволил себе улыбнуться. – На самом деле все просто…

– Просто?

– Ну… на поверхности. Основные смыслы… скажем, чем выше род, тем более светлые ткани он носит. И шитье тоже светлое. Императрица носит белый цвет, расшитый белым.

– Говорю же…

– Узоры часто отсылают к истокам того или иного рода. И пошли от первых образцов рукоделия. Поэтому у каждой семьи свои… это как свой язык. Правда, схожие элементы встречаются, но у каждой семьи могут иметь свое значение. В зависимости от контекста, цветового сочетания или находящихся рядом уточняющих элементов.

– Короче, хрен поймешь…

– Ну да… трактовкой занимаются старейшины. Они же и следят за правильностью исполнения… в общем, узоры на ритуальных облачениях можно вышивать только после согласования со старейшинами рода.

– Ага, значит, и сами эльфы в них не разбираются…

– А в неритуальных есть ряд схем, которые можно просто использовать. Ну и принцип, что чем сложнее узоры, тем выше заслуги конкретного эльфа перед родом и семьей. У детей и молодежи – совсем простые… ну а вообще заключенный в узорах смысл считывают через силу и вязь заклятий, спрятанную в этих самых. Они же наносятся не руками… и вот это уже доступно лишь самим эльфам.

– А…

– Думаю, в дипломатическом корпусе все это знают прекрасно… да, исключения есть. Иногда рисунок делают ярким, чтобы подчеркнуть что-то… что-то важное.

– Вроде зеленых змей на белом… Вань?

– Да, это цвет императорского дома.

– Вань… – Бер пощупал рукав платья. – А… тебе уши не оборвут, что ты это… примеришь… в люди там выйдешь?

– Не оборвут, – Иван решительно накинул платье. Пусть поверх майки, но… – Я вполне имею на это право.

Лаар-тье в плечах оказалось слегка широковато, но в целом не критично.

– Если чего, – Бер пощупал. – Ваты напихаем… Вань, а ты ничего рассказать не хочешь?

– Да не то, чтобы хочу…

Брюки нашлись, из мягкой кожи того особого оттенка белизны, который лишь укрепил в подозрениях.

– Ты у нас… кто?

– Иван я, Кошкин… мой отец – сын Владычицы Пресветлого леса… третий. От четвертого мужа.

– Третий сын от четвертого мужа. Красиво звучит.

– Второй детей не оставил, – пояснил Иван.

– Ага… то есть… бабушка у нас…

– Ну да.

– Ага, – добавил Бер. – А… почему ты ничего не говорил? Ты у нас, выходит, не просто эльф, а…

– Потому и не говорил, что смысла в этом немного. С одной стороны, я принадлежу к правящему дому. С другой… бабушка в ближайшую сотню лет точно престол не оставит. За ней наследовать будет старший сын и его дети, которых у него уже двое. У второго – трое… ну а у моего отца – один я. И если память не отшибло, то в очереди на эльфийский престол я буду девятым… или восьмым. Может даже десятым, давно новостей не получал. Бабушка собиралась вычеркнуть моего отца из числа наследников, но… это довольно сложно.

– Ага…

– Что «ага»?

– То и ага, что куда ни плюнь, кругом одни императоры… ну или почти.

– Я и близко не почти. Даже если вдруг случится, что… не приведите боги, что бабушки не станет, как и дядьев с кузенами… – Ивана даже передернуло от такой мысли.

– А ты говорил, что нет у тебя кузенов… – не удержался Бер, поднимая еще одно платье из светло-серой ткани. – А это…

– Это женское. И среди людей нет. Так вот, если вдруг… то эльфы наизнанку вывернутся, но меня и близко к лесу не подпустят. Я ж глухой. И наполовину человек. Еще и с кровью некромантов… для эльфов это серьезно. Но вот платьице я позаимствовать могу без проблем.

– Как думаешь, Марусе подойдет? – Бер прижал платье к себе. – Цвет, конечно, скучненький… но можно что-нибудь там придумать. Бусинки какие позолотить…

– Эльфийские платья украшают не бусинами.

– А чем?

– Потом покажу… тут другой нюанс.

– Она не императорского рода?

– Да нет… это брачные одеяния.

– Чего?! – Бер торопливо отодвинул платье от себя и даже отложил на крышку сундука.

– Это наряд жениха и невесты. Видишь? Белый цвет – цвет императорского дома. Зеленый… зеленые змеи – это символ герба Вельяминовых. А серый – серебро. Змеи на сером. И мне надо украсить платье невесты белым. Это будет означать готовность двух ветвей объединится в одну. Своего рода аналог помолвки. С точки зрения эльфов.

– Ну… – Бер почесал макушку. – В принципе, аби и перешить можно… расставить там. Удлинить… ну или Марусю спросим. Вдруг она не против с тобой объединиться… соединиться… вот не надо нервничать, Вань! Не надо… ты ж у нас, если так, жених всем на зависть! Коноплю растишь, ушами шевелить умеешь…

Зараза он все-таки…

Глава 10. О сложностях реконструкции одежды и некоторых нюансах императорского бытия

Конечно, я злоупотребляю властью. А что еще с ней прикажете делать?

Искреннее недоумение одного императора

На кухне обнаружился Император.

Вот… у Бера сразу появилось желание сказать гадость. Какую-нибудь… в конце концов, они там делом заняты серьезным, а он на кухне сидит.

С пренаглою рожей.

И пирожки поедает. В одно, заметьте, лицо. Пусть и венценосное.

– Как дела? – поинтересовался Император.

– Спасибо, неплохо… – Бер поставил сундук – все же откопать удалось довольно много и не в руках же это тащить – на пол. – Кстати, Марусь, скажи честно… ты эльфов любишь?

– В принципе или конкретно? – Маруся поставила на стол огромную посудину, с виду напоминавшую ладью. Если бы викинги отливали ладьи из чугуна.

– В принципе… как насчет явиться на бал в образе эльфийской красавицы?

– Издеваешься? – в руке намеком появилась скалка.

– Интересуюсь… Ваньке наряд нашли, просто офигенный. И женский в пару имеется. В эльфийском так сказать, стиле… но есть некоторые нюансы.

– Я не влезу?

– Влезешь, – Иван поставил свертки рядом. – Платья дам шьются таким образом, чтобы… в общем, не отвлекаться сменой гардероба при некоторых… изменениях в очертании фигуры.

– Это они умно придумали, – согласилась Таська. – Давайте ужинать. Аленка пирожков прислала. Потом сама заглянет…

– Вижу, – Бер поглядел на императора с упреком, но то ли взгляд был недостаточно выразительным, то ли, что куда вероятнее, совести у венценосца совсем не имелось, ибо тазик с пирожками он на стол не поставил. И вообще от себя не оторвал.

Читать далее