Читать онлайн Главная проблема дракона бесплатно
Глава 1
В новый мир нужно приходить как на работу: чтобы тебя ценили, уважали и боялись. С первым и вторым у меня, правда, не задалось. Зато сердечного трепета у единственного свидетеля имелось даже в избытке. Еще бы: ведь не младенец на свет явился, а покойница поднялась из гроба.
Этот неловкий момент случился как раз тогда, когда какой-то усатый тип склонился надо мной и с деловитым видом начал обшаривать руки и шею, явно что-то ища. А усопшая я возьми да и открой глаза. И не просто распахни их, а еще и заговори.
– Нашли что-нибудь интересное? – сипло поинтересовалась я, увидев перед собой одутловатое рябое лицо с полуоткрытым ртом. В нос ударило дурное дыхание замершего надо мной типа.
Он, услышав мой голос, вытаращился, замер, а потом тихо проблеял: «Ма-ма», – покачнулся и… потерял сознание. Видимо, от избытка чувств. У меня их, к слову, тоже оказалось немало. Правда, в основном не тонко-возвышенных, а банальных: голода, холода и саднящего горла.
Потому что я вдруг ощутила, как вокруг было стыло, жестко и темно, точно в склепе… Села в гробу, огляделась и поняла, что «точно» тут, похоже, лишнее. Беленые стены, небольшое оконце, расположенное выше человеческого роста. Через него была видна круглая луна. Ее свет лился сейчас через проем, превращая совсем уж непроглядный мрак в игру серых теней в углах.
Впрочем, я смогла все же различить каменные надгробия. Их было с десяток. У дальней стены стоял постамент из светлого то ли мрамора, то ли гранита. На нем возвышалась статуя девы в балахоне. Распущенные волосы, венок на голове, взгляд, воздетый к низкому сводчатому потолку, руки, сложенные на груди в молитвенном жесте, – все намекало на то, что покоиться тут, по правилам хорошего тона, положено с миром, а не воскресать посреди ночи.
Но я никогда не была поборницей этикета, так что критически глянула на саркофаг, в котором оказалась: плита того была сдвинута наполовину.
Да уж… Не нужно было быть гением, чтобы понять: меня похоронили! Заживо!
Что случилось? Я попала в аварию? Инсульт в двадцать с небольшим после селекторного совещания? Закоротило зарядку мобильного, и меня ударило током? Почему я здесь?
Попыталась вспомнить и… ничего! Словно я сама уже проснулась, а голова – еще нет. Мозги висли и не загружались, как тормозящий процессор.
А может, это оттого, что я начала осознавать: если бы не этот вор, то Дарья Стрельникова, очнувшись под плитой, могла бы…
Вот только почему я в склепе и саркофаге, а не в могиле и деревянном гробу? Это было бы… привычнее что ли. Хотя умерла я впервые, и предпочтения в вопросе погребений еще не успели сформироваться. Единственное, что стало ясно: у меня явно непереносимость к кремированию… Да такая, что от нее и помереть можно. С гарантией невоскрешения.
Да уж… Реши скорбящий отец не уложить дочурку сюда, а развеять прах по ветру, меня бы уже на этом свете не было. Хорошо, что папа был человеком практичным. И в делах собственной фирмы, и в семейных.
В любом случае я разберусь во всём, что случилось, только вот выберусь отсюда… Желательно не только живой, но и здоровой. Последнее было под вопросом, потому как холоднющий саркофаг ненавязчиво так намекал на насморк.
А я же лежала в нем в одном тоненьком саване. Жиденькая подушка и две простынки в качестве посмертного наследия не в счет.
Так что, я постаралась встать. Вот только тело, судя по всему, пока лежало, задеревенело и слушалось меня плохо. Даже мелькнула мысль, что, может, я и вправду стала каким-нибудь умертвием? Испугавшись, прижала дрожащий палец к яремной вене на шее и почувствовала учащенный пульс. Нет, все же живая…
С такими мыслями я и взяла ноги в руки. Вернее, ногу. Обхватила ее за голень ладонью и… Судорожно сглотнула. Пальцы были не мои! Слишком тонкие, музыкальные и без какого-либо намека на маникюр!
Лихорадочно начала ощупывать тело, искать себя. И… не нашла! Ни пресса, над которым работала в спортзале, ни короткой дерзкой стрижки, ни пирсинга в левом ухе… Вместо этого имелись тонкая талия, длинные светлые локоны и, судя по всему, большие неприятности.
– Так, Дашка, решаем проблемы по мере их поступления, – произнесла я вслух, чтобы хоть как-то приободрить саму себя.
Зря. Голос, прозвучавший в тишине склепа, был явно не предназначен для воодушевляющих речей, постановки задач и вообще руководства. С таким только подаяния и просить. Тьфу! Как меня так угораздило…
Зато злость добавила сил, чтобы восстать… Хотя, скорее, вывалиться из гроба. И едва я оказалась на полу, как увидела валявшийся на камнях ломик. Им, похоже, и отжимали надгробие. А рядом с инструментом, собственно, и самого отжимателя. И надгробия, и ценностей у покойников, почивших в склепе.
Судя по тому, как неспешно, едва заметно поднималась грудная клетка у рябого, он был жив. Только в обмороке. В нем же пребывали и все мои приличные слова по поводу того, как здесь холодно. В саркофаге, оказалось, еще ничего, не так мерзло…
Взгляд упал на вора. Тот был всяко богаче меня в плане одежды и обуви. Их-то я и решила позаимствовать. А что – кто первый очнулся, того и сапоги!
Так что стянула их с грабителя. А заодно и плащ. Стало теплее. Но, увы, ясности в происходящем не добавило. А вот совестно стало: все же лежавший на полу мужик мог из-за меня подхватить воспаление легких.
Прикинула: весил он вроде не так и много, можно и закинуть в гроб…
Вот только что для меня прежней было «не так и много», для новой оказалось «ого-го сколько». Но упорство-то было старым! Так что я, пыхтя, затолкала типа в каменный ящик, чтоб не застудился, прикрыла простынкой, и тут веки рябого дрогнули, нос-гуля с шумом втянул воздух, и мой спящий некрасавец начал пробуждаться.
Я же на всякий случай схватила с пола ломик. С ним было не так страшно. К тому же других крепких аргументов и железных доводов для предстоящей беседы у меня не было. А поговорить было очень надо…
Вот только очнувшийся вор оказался не слишком разговорчивым. Он предпочитал орать. В основном – благим матом. А еще пытаться удрать от меня из гроба. Вот только рябой от страха запутался в простыне, ударился сначала ногами о наполовину сдвинутую крышку гроба, потом затылком о стенку у изголовья и… вновь отбыл в обморок.
– Да ты издеваешься… – ошарашенно выдохнула я, глядя на то, что вор вторично самоуспокоился, и решила, пока грабитель в отключке, его еще и связать. Чтоб не нанес себе в очередной раз тяжких телесных, плохо совместимых с продуктивным допросом, повреждений.
В ход пошла все та же злополучная простынка, которую я порвала на лоскуты, связала их и зафиксировала получившейся веревкой руки и ноги рябого.
А тот все не приходил в сознание. Пришлось коротать время, осматривая склеп. Прочитала выбитые на надгробиях слова. Сделала сразу три открытия. Во-первых, начертание букв здесь было совершенно иным. Во-вторых, я понимала, что местными литерами написано. В-третьих, фамилия Костас, что встречалась чаще всего, ни о чем мне не говорила.
Куда больше я почерпнула из холщовой сумы, на которую наткнулась у самой двери. Торба лежала у гранитных ступеней лестницы, в тени, и я, пока об нее не запнулась, и не заметила.
Внутри оказались ножи, набор каких-то крючков, судя по всему, отмычек. Бутыльки с какими-то жидкостями и бутерброд. Вернее, его подобие: ломоть от ковриги хлеба и кусок вяленого мяса. Все это – завернуто во что-то похожее на старую газету.
Последнюю я отложила, уделив все свое внимание еде – дал о себе знать голод. Но едва начала жевать, как почувствовала резкую боль и…
Меня вывернуло. Первая мысль, которая пришла после того, как отдышалась: не нужно было брать чужого, а вторая… Второй не случилось. Меня накрыла волна воспоминаний. Я, или не совсем я, сижу в столовой зале, прихлебываю чай с маленькими пирожными, рядом под ногами тявкает левретка, я что-то отвечаю уже немолодой собеседнице, что сидит в чепце с воланом напротив меня, а потом резко темнеет в глазах, чашка выпадает из рук, и я теряю сознание. Последнее, что слышу перед тем, как отключиться, – это властный холодный мужской надтреснутый голос, спросивший: «Хайрис умерла?». А дальше – ничего. И лишь странный привкус на губах…
По последним я машинально провела рукой. Хотя сейчас на них точно яда уже не осталось. В том, что это был именно он, отчего-то сомнений не было. А вот в череде нахлынувших воспоминаний – еще как. И это имя – Хайрис. Вернее, фамилия. Неужели…
Догадка поразила молнией. Я судорожно сглотнула и невидяще посмотрела на надгробия. На одном из них, рядом со мной, был газетный лист.
Я судорожно схватила его, развернула. «Имперский новостной лист» – гласил заголовок. А ниже оказалось движущееся изображение и какая-то статья. Я подошла к окну, где света было больше, и вчиталась в строки об объявлении помолвки его высочества Ричарда и княжны дивного леса.
Судорожно сглотнула и неверяще перевела взгляд на портрет наследника. Четко очерченные скулы, волевой подбородок, решительный разлет бровей и прямой взгляд того, кто всегда добивался своего – будь это лицо на билбордах, оно отлично бы продавало дорогие авто. Да и любую мечту современного человека втюхало бы кому хочешь!
Пепельный блондин взирал на читателей имперского вестника с долей снисходительного величия. Да уж… Этот тип был уверен в себе и в каждом своем жесте настолько, что еще немного – и это бы начало подбешивать. Но нет. Граница оказалась не пересечена, а потому образ его широкоплечего высочества вызывал лишь восхищение.
Именно так и должен был выглядеть дракон, главный герой романа. Моего, между прочим, романа, который я втайне от родных писала уже второй месяц как, и хотела поскорее закончить. А вот чего я не чаяла – так это того, что вместо эпилога будет эпитафия. А я сама окажусь в роли главной героини. Ведь, судя по всем признакам, я в ее тело и угодила… Только как?
Напрягла память, пытаясь выяснить этот животрепещущий момент. И… ничего! Провал. Из головы напрочь вышибло все, что касалось прошлого вечера. Зато то, что к нему, похоже, привело, в сознании отложилось отлично.
А началось все с книг… Они были моей отдушиной, тайной слабостью. Тайной, потому как явных у дочери Ярослава Стрельникова быть не могло. И точка! Отец держал бизнес твердой рукой, подчиненных – в страхе, конкурентов – за их Фаберже. В общем, был настоящим зверем на работе.
Да и дома он был суровым. Возможно, будь мама жива, папа был бы мягче. Ведь ее он не просто любил, а боготворил. О нас же, трех дочерях, заботился. Еще переживал, чтобы мы выросли успешными, сильными, независимыми, теми, кто может справиться с любыми трудностями. А для этого нужно иметь опыт в их преодолении. Вот отец нам последний усиленно и обеспечивал. Закалял, как говорится, и телом, и духом. С самого детства. Упала – вставай. Нет сил – продолжай. Положили на татами на лопатки – сучи ножками до последнего.
И старшая – Адка – сучила. Да так, что стала юниоркой. Это был ее способ добиться внимания вечно занятого отца. А Ленка в четырнадцать лет победила на крупном вокальном конкурсе. Папа ею тоже гордился. Я хотела, чтобы и на меня обратили внимание. Только вечно занятой господин Стрельников не всегда успевал следить за бизнесом, какая уж тут младшая дочь…
Поэтому я, желая побыть рядом, начала помогать: сначала – отвечала на письма, в выпускных классах – и вовсе взяла на себя большую часть обязанностей секретаря. Приходила в офис сразу после школы.
Отца это устраивало: я знала всю подноготную его бизнеса, мне не нужно было объяснять нюансов, и когда встал вопрос о поступлении в вуз, то отец только усмехнулся:
– Даш, менеджмент? Зачем тебе тратить столько лет, сидя на лекциях и учась теории, которая давно отстала от реалий, если ты уже отличный практик? Мне не нужен диплом, чтобы через пару лет назначить тебя своим замом. К тому же сейчас очень нужна твоя помощь…
Папа был убедителен. А еще его бизнес как раз масштабировался, выходил на мировой рынок…
В общем, я решила, что поступлю на следующий год. Только немного помогу отцу, семье, а потом… Но нет ничего более вечного, чем временное. Так что к двадцати трем я знала все об управлении, но почти ничего – о студенческой жизни.
Для всех сотрудников я являлась Дарьей Стервовной: несгибаемой, как медный прут, с железным характером, со стальными нервами… Одним словом, была человеком, который точно не пройдет рамку металлоискателя так, чтобы та не заорала. Эта репутация была моей маской, броней, под которой жила я настоящая. И себя такую я скрывала ото всех. И от отца, который считал художественные книги напрасной тратой такого ценного ресурса, как время, – в первую очередь.
Книги были моей маленькой радостью. Ну, почти всегда радостью.
– Как второй том? – ошарашенно выдохнула я, убеждаясь: обратная сторона любви к чтению вовсе не ненависть. Нет. Это возмущение! История, которая так понравилась, оборвалась на самом интересном моменте!
Почему нельзя вместить всю историю в одну книгу, пусть и очень большую?! И какая же это мука – ждать продолжения… А на него пока не было и намека.
Воображение так и рисовало варианты развития сюжета, не отпускало героев. Я ужом вертелась в кровати, пытаясь задремать, напоминала себе, что завтра важный день и стоит поспать – все тщетно. Наконец психанула, решила, что, раз автор не написал продолжение, я возьму дело в свои руки! Включила компьютер и села в кресло.
Чувствовала я себя при этом пилотом. Даже на миг захотелось пристегнуться: было полное ощущение, что я лечу. Правда, не вся, а только крышей… Но зато на какой скорости!
То, что чердачок у меня зашиферил, было очевидно: перед глазами уже стояли целые сцены, в ушах звучали диалоги… оставалось только заснуть.
Очнулась я только в шесть утра. Голова гудела, глаза слипались, а перед глазами были ровные строчки текста. Только вот почему-то совершенно не того, какой я планировала. Это были совершенно другие герои!
Он – наследник трона, дракон, красавец, учившийся на последнем курсе чародейского права, и помолвлен со знатной эльфийкой, которую видел только на портретике. Она – из обедневшего дворянского рода, сбежала из дома опекуна и поступила в академию магии. Первый взгляд, искра, пламя, поцелуй в беседке…
В голове уже была полная картина, где эти двое у алтаря, в то время как в файле – всего лишь в начале первой главы, когда взгляд Одри встретился со сталью глаз принца Ричарда, стоявшего в тренировочном круге академии.
Кончики пальцев зудели от желания продолжить историю, но… День. Офис. Монитор. Созвоны…
Так что писала роман ночами и довела-таки героев. Правда, не до алтаря, а до плахи, на которой и казнили главную злодейку. Но в планах было и пылкое объяснение в любви. И именно этих глав так ждали читатели…
Да, я не смогла удержаться. Взяла себе псевдоним и начала выкладывать написанные главы под ним в сети. И,удивительное дело, история Одри и Ричарда нашла отклик. Все ждали свадьбы…
При мыслях о последней в мозгу словно что-то закоротило. Я начала вспоминать прошлый вечер. Вот я, как обычно, села за ноутбук, начала описывать казнь и тут увидела, что аккумулятор почти на нуле. Полезла за зарядкой. У той белый пластиковый кабель слегка надломился. Давно нужно было купить новую, но все не доходили руки. А вот ток через оголенный провод дошел сразу. И я испытала озарение. Да такое, что искры разом и из глаз, и из провода. А за ним – замыкание проводки, сознания и обрыв жизни…
Только если это посмертие по моему личному сценарию, почему я не в академии с принцем, а в склепе с преступником?
Вспомнив о последнем, я глянула на гробницу, в которой ворюга начал подавать признаки жизни.
– У-у-у-уф! – замычал связанный и дернулся.
Я же обошла саркофаг, крепко держа ломик и прижимая тот к груди, как невеста – букет. Глянула на активно покоившегося «женишка», который извивался, пытаясь освободиться от импровизированной веревки, и вкрадчиво поинтересовалась:
– Побеседуем?
На это предложение грабитель затрясся как осиновый лист и побледнел. На висках выступил холодный пот. Я, глядя на это, поджала губы: вот только хочешь поговорить по душам с человеком, как дух из этого самого типа норовит удрать! И откуда такой пугливый вор взялся? Из объявления, что ли? Никакой профподготовки! Пришлось даже правила поведения этому трусу объяснять:
– Значит так, сейчас я выну кляп, а ты не дрожишь от страха, не заикаешься, не теряешь сознания, а четко отвечаешь на вопросы. Если понятно – кивни.
Тип, усиленно изображая согласие, забился затылком о жиденькую подушечку, которая почти не гасила ударов. Так что по склепу разнеслось приглушенное «Бум-бум-бум».
Я приняла это за хороший знак и аккуратно выдернула кляп…
– Спасите от упырицы! Мертвячина очнулась!!! – тут же взревел, как оглашенный, грабитель.
– Не надо так вопить, – предупредила я, перехватывая ломик. – У меня со слухом все хорошо. А вот с нервами – не очень. Могу и пристукнуть…
Не знаю, что успокоило ворюгу: мой вкрадчивый голос, вид знакового инструмента в девичьих руках, мерный свет луны, лившийся из оконца под потолком, или в целом кладбищенская тишина вокруг, но орать связанный перестал. Лишь вытаращился на меня и, стуча зубами, вежливо так произнес:
– Мож-ж-жешь надругаться надо мной, мертвая дева, только не ж-ж-жри. А если все же будешь жрать, то левую руку – она мн-н-не не так нужна…
Да уж, Дашка, таких предложений руки тебе еще не поступало…
– А сердце с кольцом будут? – деловито уточнила я.
– С-с-сердце – чье? – поинтересовался грабитель, и взгляд его стал куда осмысленнее, словно он поверил: с этой мертвой можно и договориться. – Собачье подойдет? А колечко у меня с собой есть – как раз сегодня только у одного покойничка стян… Одолжил.
Я выразительно посмотрела на этого песьего сына.
Ворюга сник, но не настолько, чтобы не продолжить торговлю:
– Ну так как? Я все вмиг добуду, только развяжи, госпо…
– Какая я тебе госпожа? – поинтересовалась я, желая уточнить свое новое имя.
– Простите, леди! Леди!!!
– А поточнее? Какая именно леди? – С этими словами я вскинула бровь и вздернула ломик. Или наоборот? Признаться, я боялась не меньше, чем грабитель, лежавший в гробу, только виду не подавала.
– Одриана Хайрис, – с готовностью отозвался ворюга. – Вас только сегодня днем похоронили. С почестями так, скорбя. Духовник шел впереди процессии, осеняя всех знаком вышних богов. За ним – ваше тело на носилках тащили, а рядом плакальщицы шли, а за ними – сам лорд Костас. По всем правилам. И венок пышный на надгробие положили… Богато хоронили!
– И ты, значит, решил приобщиться к этому богатству? – уточнила я у расхитителя гробниц.
Тот гулко сглотнул и попытался, несмотря на свое связанно-горизонтальное положение, прогнуться. Если не физически, то лингвистически.
– Прекрасная леди Одриана, – начал он свои гимнастические упражнения, – не корысти ради, а исключительно дабы прокормить жену и детишек… – заблеял вор, и по его интонации стало понятно: сейчас будет душещипательный рассказ, вся цель которого – вышибить слезу из глаз и деньгу из кошеля. Ну а в нашем случае – хотя бы развязать и отпустить. Вот только мне было не до чужого прошлого (кстати, наверняка придуманного на скорую руку!), мне бы свою предысторию узнать. В смысле Одри. А то как-то, когда я писала книгу, не задумывалась о том, что же было до поступления героини в академию. Кажется, взяла за основу классику академического жанра – побег из дома от навязанного жениха…
Вот только как-то это не вязалось со склепом, но, увы, дальнейший допрос картины не прояснил. Могильный вор был хоть и из местных, но мало что знал: лишь то, что лорд Костас вроде как был опекуном Одри, и приехала она, то есть я, в поместье не далее как две недели назад. Померла и удостоилась чести быть похороненной в семейном склепе.
Узнав это, я призадумалась. Вариантов было два: отправиться в столицу поступать в академию или в дом, где, кажется, меня отравили. Я склонялась к первому. Правда, далеко ли я уйду в саване, плаще и чужих сапогах, не зная ничего о мире, который сама же и придумала. М-да… И тут я решила уточнить:
– А какой сейчас месяц?
– Так аккурат начало серпня, – охотно отозвался грабитель, и я помрачнела. До поступления еще была минимум пара недель.
И почему я не написала, что экзамены начинаются в августе?! А что? Осенью же у господ в прежние времена устраивались бальные сезоны, аристократы на них слетались. Значит, и в выдуманном мире им в это время не до учебы бы было и зачислений. В таком случае сиятельным логично раньше подсуетиться, академии – распахнуть двери для приема магов, а мне получше проработать матчасть! Глядишь, не пришлось бы сейчас раздумывать, как выжить до академии.
В надежде, что грабитель ошибся и на календаре все же начало осени, я уточнила:
– Если еще лето, тогда что ж так холодно-то?
– Так это только здесь, – отозвался связанный. – На улице-то теплее… – выдал он, а спустя пару секунд проорал: – Эй! Ты куда? А как же я?!
А все оттого, что я решила проверить слова грабителя: так ли тепло там, снаружи. Заодно и сумку ворюги прихватила. А то она так сиротливо валялась у входа… А что до связанного проходимца в гробу – так я не сомневалась, что этот паразит выберется. Да даже я бы выбралась. Правда, не быстро, но все же.
Когда затворяла дверь, за той послышался звук упавшего тела и стон. Ну вот, из саркофага уже выпал. Дело за малым – перетереть веревки. На это у мужика уйдет около часа. И я тоже… уйду. Только куда?
Влажная от росы трава мерцала под луной. И под ее тусклым светом вдали можно было различить на холме громаду поместья. Его силуэт вырисовывался на фоне ночного неба. Пара окон в здании светилась – видимо, кто-то полуночничал.
Вдали виднелась деревня: приземистые светлые домики, черепичные крыши. Где-то из трубы вился дымок. Идиллия.
Вот только, если я заявлюсь туда, не поднимут ли меня на вилы, как упырицу? Да и вообще, без денег и понятия, куда двигаться, далеко не уйдешь. Ни в бизнесе, ни в жизни. Даже если та – сказочная.
А значит, нужно разжиться сведениями и деньгами. Последние можно взять у лорда Костаса. Раз он был опекуном Одри, что-то же ему от нее досталось? Потому как, помогая с ведением бизнеса отцу, я утратила веру в бескорыстную добродетель. Да и вообще многих иллюзий лишилась еще в школьные годы.
Может, кстати, поэтому и описала героиню этакой нежной фиалкой, которая краснела, бледнела, трепетала ресницами: внутри меня жила девочка. Вот такая, которая хотела платьишко и на ручки, а вместо этого приходилось размазывать по стенке слоем в нанометр контрагентов, просрочивших поставки.
Вот только если Одри по сюжету такая, как я ее задумывала, то у меня намечалась проблема. Я привыкла решать все как папа: жестко и быстро. А это значит, даже если я и скажу, что потеряла память и воскресла, мне не поверят, если я не буду вести себя как ранимая леди.
– Ну, значит, буду мягкой и наивной, – решительно выдохнула я, повесила сумку так, что ремень наискось пересекал грудь, закинула ломик на плечо и отправилась в сторону поместья. Навестить опекуна и всех, кто меня похоронил.
Вот только, едва я оказалась у ворот, возникла первая проблема: те были заперты. Да и кованая ограда как-то не располагала к гостеприимству. Ну ничего. Я была девушкой простой, потому, задрав юбку савана повыше, полезла по чугунным финтифлюшкам.
И ровно в тот момент, когда похождение на пики, увы, не горные, а металлические, было в апогее, со стороны особняка раздался собачий лай. Я замерла на месте, не зная, сдавать назад или же рискнуть и идти напролом.
Пока я решалась, к ограде вылетел здоровенный волкодав. А за ним с невозмутимой миной шествовал в пижаме и ночном колпаке какой-то тип. Перед собой он нес фонарь. Тот освещал мужику путь, ну а заодно и его мину, преисполненную невозмутимой гордости.
Правда, всю ее этот господин растерял, увидев меня.
– Леди Одриана? – чуть севшим голосом осведомился он, но в обморок не упал.
– Она самая. Живая и здоровая, – заверила я светским тоном. Ну, насколько тот может быть светским, с учетом того, что оседлала при этом забор. В саване и сапогах гренадерского размера. Не хватало только ломика в руке. Но тот я уже успела перекинуть через забор.
Пижамоносец вздернул бровь, выражая сомнение в услышанном, но больше ничем не выразил своих эмоций. Я даже зауважала мужика. Вот это выдержка! И поинтересовалась:
– А с кем имею честь беседовать, а то после летаргического сна я слегка запамятовала…
– Гарвид, дворецкий, – лаконично представился тип, поднимая фонарь повыше.
Я обрадовалась и, забыв о том, что должна быть нежной фиалкой, по-простому произнесла:
– Гарвид, как хорошо, что вы тут! Уберите, пожалуйста, пса.
Последний, к слову, больше не лаял. А сидел под забором и, глядя на меня, выразительно облизывался.
Дворецкий же глянул с тем же выражением, что и собака, а затем резко выдохнул:
– Падла, уйди!
Признаться, в первый момент я решила, что это адресовано мне. И лишь по тому, как псина разочарованно проныла и, поднявшись, с опущенной головой побрела к дворецкому, стало понятно, к кому именно дворецкий обращался.
Я же просить о помощи больше не решилась и попыталась спуститься сама, попросту спрыгнув. Вот только подол савана оказался категорически против как понижения градуса напряжения, так и тел в пространстве, и остался гордо реять наверху, зацепившись за один из пик кованой ограды. Одним словом, план быть невинной и застенчивой провалился с треском. Трещала в основном ткань подола. Когда я приземлилась, оказалось, что на шипе забора реет белый лоскут, точно знак капитуляции. Сдавали позиции в основном моральные принципы: все же я сомневалась, что леди здесь щеголяли в столь смелых саванах до середины бедра.
Судя по тому, как задергался глаз дворецкого, мои догадки были недалеки от истины. Но мужик – кремень! – ничего не сказал. Правда, обзавелся нервным тиком, но это уже детали…
Так что я решила брать пример с его невозмутимости и сделала вид, что все под контролем. Но белый стяг все же сдернула, дабы он не трепетал на ветру, и, смотав, запихнула в сумку. И когда я почти закончила, Гарвид вкрадчиво поинтересовался, почему же я не воспользовалась воротами. Пришлось пояснить, что те были закрыты.
– Но вы могли приложить ладонь к замку. Для членов семьи Костас двери этого дома всегда открыты… – чопорно протянул дворецкий.
А я поняла, что первая ночь в этом мире у меня сплошняком состоит из неловкостей. И сейчас как раз была одна из них. Но признаваться же слуге, что я не знаю как следует собственного дома, мира и магии в нем, было как-то не с руки, да и момент, чтобы сообщить об амнезии, – слегка не подходящий. Так что я предпочла озвучить теорию, не сообщая, правда, что это всего лишь мои домыслы, а не факты.
– Меня вычеркнули из членов семьи путем погребения, – глубокомысленно изрекла я, давая собеседнику возможность додумать нужный мне вариант концовки.
Так и вышло.
– Не учел, – кашлянув, отозвался слуга.
Я же гордо выпрямилась и царственным жестом повелела:
– А теперь, Гарвид, отведи леди в дом, – и, подняв с земли ломик, определилась куда именно хочу, уточнила: – Я голодна и хочу пить.
– Кровь, плоть, жажда мщения? – осведомился Гарвид.
– Только если кровь с чесночком в колбасе. А плоть лучше телячью, прожаренную. А мщение оставьте себе. У него всегда привкус горечи, я предпочитаю сладости.
После этих слов произошло неожиданное: щека дворецкого дернулась, и он выдохнул:
– Вы все же живая, леди… Мертвые не шутят.
– А до этого были сомнения? – изумилась я. Ведь дворецкий вел себя вполне спокойно и адекватно.
– Да, – ответил дворецкий, – были.
– Тогда могу сказать, что вы держались достойно и невозмутимо.
– У меня просто большой опыт общения с нечистью. Например, я знаю, что при встрече с ней нельзя поворачиваться спиной, делать резких движений или перечить…
– Вы бестиолог? – изумилась я.
– Нет. Теща – сущая упырица, – поведал Гарвид.
Вот за таким светским разговором мы и добрались до кухни. Та не многим отличалась от склепа. В смысле, была тиха, темна и зловеща. За последнее отвечали блестевшие в лунном свете ножи и начищенные до блеска кастрюли.
Впрочем, когда дворецкий зажег магические светильники, все оказалось вполне обыденно. Я уже было собралась проверить, что тут есть, и сообразить перекус на скорую руку, как дворецкий произнес:
– Я разбужу повара, чтобы он приготовил для вас, что пожелаете.
Упс… Едва себя не выдала! Потому как объяснить потерю воспоминаний можно амнезией, а вот как леди, ни разу сковородки в руках не державшая, ловко жарит плебейские гренки – уже труднее. А что-то мне подсказывало, что девица Хайрис не орудовала чапельником, венчиками и лопатками на здешней кухне.
Так что мне оставалось лишь кивнуть слуге в знак согласия, мол, я соизволю видеть повара, зовите.
Едва Гарвид получил мой ответ, как подхватил фонарь и чинно удр… ушел.
А я и мой зверский голод остались. Быстро осмотрела кухню, обнаружив лежавшие в корзине яйца, кринку молока, под полотенцем была коврига хлеба. В баночках – джем. Рука уже было потянулась к последнему, как я остановилась.
Если верить воспоминаниям героини – в этом доме меня уже пытались отравить. И даже успешно.
Так что стоило быть осторожнее со всем, что ем. Особенно если это принесут на серебряном подносе исключительно для леди Одри. Ну а пока я беру своей рукой, шансы выжить гораздо выше. К тому же моего появления не ждали, а значит, и яд навряд ли припасли.
С такими мыслями я отлила себе в кружку молока, отрезала хлеба, щедро намазав ломоть джемом, и откусила. Прислушалась к своим ощущениям. Желудок больше не бунтовал, как с бутербродом ворюги. Уже хорошо.
Перекусила быстро, не дожидаясь повара, и, прихватив один из светильников, приступила, собственно, к тому, зачем пришла – отправилась искать хотя бы вещи Одри. Правда, я слабо представляла, как смогу определить, что спальня принадлежит именно главной героине… Зря беспокоилась. Большинство дверей на втором этаже было заперто на ключ, но я, уже наученная дворецким, просто прикладывала руку, открывала створку и… обнаруживала абсолютно пустые покои без намека на жизнь. Зато на смерть в двадцать первых был не просто-таки намек – вопиющее утверждение.
Кровать, что стояла посредине, была застелена траурным черным покрывалом. В вазе, что возвышалась на туалетном столике рядом с изголовьем, стояли черные розы. А на стене висел портрет Одри, завешанный полупрозрачной темной вуалью…
– А я еще сомневалась… – протянула, глядя на это скорбное убранство, а затем решительно вошла.
Беглый осмотр шкафа показал, что героиня, хоть и не самая богатая девушка королевства, но явно и до паперти ей еще далеко. Десяток платьев пастельных расцветок, несколько пар обуви – все это слуги, похоже, еще не успели убрать из шкафа. В его же недрах обнаружился и внушительный саквояж. Запертый, увы, не на магический замок, а на самый обыкновенный. И это была засада.
Но тут я вспомнила о сумке ворюги и о ломике, оставленных на кровати. Но раскурочивать саквояж не хотелось, так что я поискала в сумке и выудила из ее недр связку крючков. Отмычек в своей жизни я еще в руках не держала, а уж орудовать ими и подавно не доводилось, но все приходится когда-то делать в первый раз.
Так что, высунув от усердия язык, спустя, по ощущениям, четверть часа я вскрыла нехитрый замок. И, как выяснилось, не зря!
На дне саквояжа я нашла, помимо кошеля с монетами, мешочка с серьгами, несколькими кольцами и жемчужными бусами, нечто гораздо более важное. Сопроводительное письмо! Конверт был распечатан, так что я достала сложенный в несколько раз лист и при тусклом мерцании магического светильника вчиталась в строки.
Внимательно так ознакомилась, вдумчиво, как с кредитным договором на двушку в центре и душу в придачу. И если я все правильно поняла из витиеватых фраз, то Одри не далее как месяц назад… перешла в наследство к лорду Костасу! Вот я думала, что так дома передаются, сбережения, но чтобы девицы?!
Что ж, новая жизнь оказалась полна открытий, которые иногда не мешало бы и прикрыть, как двери. А то сквозило от них неприятностями.
Зато теперь картина становилась гораздо яснее. Родители Одри скончались несколько лет назад и в своем завещании назначили опекуном старого друга семьи, некоего Вильгельма Ривейро.
Опекун до совершеннолетия героини должен был управлять делами имения. Оно перешло бы впоследствии Одри, как только той исполнилось бы двадцать. Или ее супругу, если вдруг раньше этого срока героиня вышла бы замуж. А до этого девица Хайрис обучалась в пансионе, за который регулярно вносилась оплата. Этой весной она его окончила и приехала к опекуну.
Но тут случилась неприятность – Вильгельм заболел и умер. Правда, успел после себя оставить распоряжения и, как я понимаю, надиктовать это письмо. Похоже, Вильгельм был не только старым другом, но, судя по письму, еще и просто старым…
– Интересно, а кому отходит наследство Одри в случае ее смерти?.. – тихо произнесла я, откладывая лист. За мной водилась эта дурацкая привычка размышлять вслух. Звуки собственного голоса помогали почувствовать себя увереннее. Но только не сегодня. Вышло как-то жалобно, что ли. А еще горло как-то подозрительно начало болеть.
К тому же укороченный саван не грел, а плащ я сняла на кухне и там же оставила… Так что, отложив письмо, решила переодеться. Не скажу, что справилась со всеми крючками и шнурками самого простого на вид платья бывшей хозяйки тела блестяще, но теплее стало однозначно. А уж когда накинула шаль, то меня и вовсе разморило. Я сама не поняла, как уснула. Только присела на кровать… И все – глаза закрылись.
А открылись они оттого, что в лицо мне кто-то что-то брызгал со словами:
– Изыди, демонское отродье!
– Сам изыди! Это мой сон, посторонним тут делать нечего, – зевая, отозвалась и попыталась укрыться с головой пледом.