Читать онлайн Новый Вавилон бесплатно

1

Тетаману[1], архипелаг Туамоту, Полинезия

Это утро началось как обычно. Руперт Вельт смотрел на длинный белый пляж деревни Тетаману и думал, что, не изобрети человек телепортацию, он все равно прожил бы остаток жизни здесь, вдали от остального мира, на атолле Факарава, где солнце светит круглый год.

Руперт сделал несколько шагов по песку и позвал свою собаку, немецкую овчарку, убежавшую метров на сто вперед, под кокосовые пальмы. Пес с упоением толкал носом валяющиеся на песке орехи.

– Рольф!

Вельт не мог отвести взгляд от волшебных бирюзовых вод лагуны. Больше нигде в мире не встретишь такого чистого цвета. «Рай, – думал Руперт, – я живу в раю!» То есть жил бы, не будь этой треклятой телепортации! Минна требует, чтобы они хоть раз в день куда-нибудь отправлялись. Все равно куда. «Всего на полчасика, Руппи, совсем ненадолго, дорогой!» – умоляет жена, желая насладиться красотой заката на другом конце света или подышать свежим воздухом на вершине горы в Азии или Сибири. Как же, знаю я твои полчасика…

Руперт поддал ногой кокос, Рольф мгновенно кинулся за ним и принес обратно.

На что ему закат на другом конце света и свежий, но разреженный воздух в горах? Он по горло сыт пикниками на Килиманджаро, марш-бросками по улицам Рима, Парижа и Токио, пешими походами по Непалу и вылазками к водопадам Танганьики и теперь заработал право спокойно сидеть на собственном атолле!

– Рольф!

Руперт сдвинул на лоб зеленую бейсболку с надписью Privado Laguna, брезгливо взглянул на подгнивший обслюнявленный орех, который пес положил у его ног, рассчитывая на продолжение игры, но вдруг, потеряв к нему интерес, Рольф уставился на море, насторожился, навострив уши, хвост напрягся… Руперт осмотрел горизонт за Южным проходом Тумакохуа в направлении Тихого океана. Почему забеспокоился Рольф? Что он увидел в воде? Да нет там ничего. Шесть утра, на атолле все спят.

Руперт пожал плечами и снова пнул кокос, Рольф засомневался было, но все-таки рванул за орехом.

«Да, – продолжил внутренний монолог Руперт (он обожал стоять вот так в одиночестве на песке, рассуждая обо всем и ни о чем), – спасибо Рольфу, здорово помогает мне избегать беспрерывной телепортации в разные уголки планеты!» Пес весил пятьдесят один килограмм – в отличие от большинства немецких овчарок, чей максимальный вес не превышает сорока, – поскольку Руперт кормил его, как восточного набоба, и хитрый план сработал. Всемирная Организация Перемещений внесла в Конституцию 2058 года нашумевшую статью 19, запрещающую телепортироваться с багажом тяжелее пятидесяти килограммов, будь то чемодан или домашний питомец. Руперту таким образом приходилось торчать на атолле – не сажать же, право слово, Рольфа на диету, а о том, чтобы доверить заботу о нем соседу, вообще смешно говорить. Жена стала путешествовать одна или с подругами, постоянно перемещаясь в новое место. Все устроилось как нельзя лучше: Минна порхала по миру, а Руперт вел на пляже долгие беседы со Стефаном, Гансом, Йозефом и Микой или дремал на солнце, как пожилой краб. Они потратили целое состояние, чтобы получить право приватизировать остров и пользоваться им в свое удовольствие. Пять супружеских пар – все немцы, все пенсионеры, все бездетные (наследников им заменяли собаки и кошки), все сколотили капитал, торгуя электричеством, – стали совладельцами атолла. Каждый согласился следовать драконовскому законодательству частных атоллов архипелага Туамоту, будь то Рангироа, Анаа или Матаива: строгое ограничение на число гостей, запрет передавать кому бы то ни было личный телепортер, присутствие на острове охранника для контроля за соблюдением границ частного пространства в акватории кораллового рифа.

Руперт обвел взглядом невидимые границы, «проведенные» по океану за последними языками песка и пальмами, тянущими к воде свои жирафьи шеи, будто намереваясь омыть листья. Никого и ничего. «Куда же подевался этот бездельник?! Он ведь должен вставать раньше всех, до рассвета обходить остров с проверкой, чистить пляж, а вместо этого…» Неожиданно Рольф, забыв про кокос, повел ушами и снова уставился на море.

У Руперта возникло необъяснимое ощущение опасности. Он проследил за взглядом пса, прищурился из-под козырька и наконец-то увидел его. Совершенно отчетливо.

Парус.

Белый парус.

Невозможно!

Да, время от времени какой-нибудь псих телепортируется на доске для серфинга или виндсерфинга и скользит по морю до границ частного пространства, но охранник бдит – за это ему и платят, – и чаще всего любители острых ощущений ловят высокую волну и тут же телепортируются в другое место.

Но никто больше не плавает на… яхте.

Белый парус между тем приближался. Кто-то использует судно как средство передвижения.

Бред какой-то…

– Ко мне, Рольф.

Пес неохотно расстался с кокосом и откликнулся на команду. Руперт решил обойти атолл – это займет не больше двадцати минут, – отыскать и растолкать Фишера, наверняка спящего под пальмой. Пусть телепортируется с надувной лодкой (слава богу, ее вес позволяет) и выяснит отношения со странным судном, словно вынырнувшим из тьмы веков.

«Ну-ну, не преувеличивай!» – поправил себя Руперт. К моменту первой телепортации человека ему было всего одиннадцать лет, и люди все еще плавали на кораблях, ездили на машинах, велосипедах, ходили пешком, выгуливали собак в своем квартале – как он сейчас на острове. В щенячьем возрасте Рольф весил куда меньше пятидесяти кило, идиотский закон еще не приняли, и Руперт с хвостатым другом играли на сотнях пляжей, где загорала Минна. Потом он понял, что Рольфу плевать, где бегать – на Копакабане в Рио-де-Жанейро или на Бора-Бора во Французской Полинезии. Пес просто не видел разницы между песком на Маврикии и в Гонолулу. Как и его хозяин.

Белый парус приближался. Надвигался прямо на него – светлый треугольник четко выделялся на фоне оранжевого утреннего неба.

А дармоед Фишер все еще блистательно отсутствует.

«Ладно, тем хуже для него…» Руперт достал темные очки, настроил их на максимальную дальность, надел и едва не потерял равновесие: еще одно чертово изобретение, вызывающее головокружение, а то и тошноту. Кому нужны очки, позволяющие разглядеть, что происходит за километры от тебя?! Кое-кто при этом не замечает, что творится у него под самым носом.

Изумлению Руперта не было предела.

Парусник!

Он ясно видел мельчайшие детали судна и… человека, стоявшего за штурвалом, белого мужчину лет сорока с короткими светлыми волосами.

Неужели моряк?

Они еще существуют? Не в книгах, не в старом кино – в жизни? Руперт обежал взглядом палубу парусника и обомлел: у ног блондина лежало оружие.

Оружие!

Он не спит и не бредит, явившийся из ниоткуда моряк перевозит оружие, и не какие-то там ножи и пистолеты, а тяжеленные длинноствольные армейские винтовки, что объясняет, почему он не телепортировался, а путешествует по старинке.

Тысяча чертей, кто он такой?! Полицейский? Куда провалился бездельник Юстус Фишер, единственный вооруженный человек на Тетаману?

– Давай-ка поторопимся, Рольф.

Руперт отключил зум в очках и прибавил шагу – он не станет ждать, когда незнакомец причалит. Нужно разбудить Минну, потом Стефана с Гансом и всех остальных. На мгновение в памяти промелькнули кадры из глупых фильмов о пиратах, грабящих отдаленные острова, но он прогнал видение – у блондина явно нет деревянной ноги, на мачте не развевается «Веселый Роджер», а главное, на Тетаману уж точно не зарыт клад. Здесь живут десять безобидных пенсионеров, которые не хотят, чтобы им досаждали непрошеные визитеры.

Это их остров.

Какой же он болван – забыл свой телепортер на прикроватной тумбочке… Перенесся бы сейчас к жене, а не тащился по пляжу, увязая в песке.

«Не оборачивайся!» – приказал он себе.

Легко сказать… Руперт не удержался и, снова подключив оптический зум, оглянулся через плечо.

О господи!

Белокурый моряк смотрел на него в упор через солнечные очки с круглыми стеклами! До берега оставалось не меньше километра, но он явно видел Руперта так же четко, как тот его.

«Будь ты неладен, сучий потрох!»

Швырнув очки на песок, Руперт скомандовал овчарке:

– Вперед, Рольф, вперед! – и ринулся бегом, чего не делал уже много лет, заменив все виды спорта неторопливыми прогулками по острову с собакой.

Руперт, как и все обитатели атолла, тучным не был, но лишний вес все-таки набрал, что неудивительно, поскольку в булочную, на террасу бара или на трибуну стадиона люди попадали, нажав на кнопку наручного телепортера.

– Шевели толстой задницей, Руппи! – задыхаясь, подбадривал он себя вслух. За теми кокосовыми пальмами придурку его не разглядеть. Сейчас обитатели острова соберутся с силами и встретят этого ублюдочного морского волка.

Тело, словно вспомнив прежние времена, послушно подчинилось. Оно вибрировало, скрипело, однако ноги несли его, все уснувшие мышцы проснулись и вроде бы неплохо себя чувствовали.

Рольф решил, что хозяин затеял игру, как годы назад, когда они резвились на пляжах всех континентов Земли. Руперт споткнулся о кокос, едва не упал, но удержался на ногах и почти не потерял скорость. Пес вильнул в сторону, на лету подхватил почерневший орех, тот треснул. Пес удивился и выплюнул бело-зеленую жижу.

На острове было очень тихо, только волны подавали голос, набегая на песок.

Рольф расстроенно повел ушами – игрушка сломалась! Он проследил взглядом за движением странной штуковины того же цвета, что листва пальм, и чуть темнее бейсболки хозяина…

В следующее мгновение череп Руперта взорвался, разлетевшись на куски.

2

Порт Гонконга

– Что мы празднуем в этом году, дети? – спросила Клео, и двадцать шесть рук взметнулись вверх. – Говори, Кенни.

– Столетие телепортации, мадам!

– Очень хорошо, Кенни. Ты молодец.

Клео намеренно дала слово одному из самых непоседливых мальчишек, чтобы он отличился, пусть правильный ответ знали все, просто не могли не знать. Уже целую неделю она каждое утро говорила с классом об этом юбилее и тщательно подготовилась к внешкольному уроку. Клео, в отличие от множества других преподавателей, старалась как можно реже выгуливать питомцев по планете. Она хотела научить их концентрироваться – например, целый час спокойно сидеть на стуле, занимаясь грамматикой, а совместный выход в свет считала исключительным событием, детально проработанным и встроенным в программу обучения.

И у нее получалось. Даже неугомонный, как колибри, Кенни поддавался, вот только все еще называл ее «мадам», и она то и дело говорила: «Клео, Кенни, зови меня Клео, в крайнем случае – мадемуазель!»

Некоторые ребята так и не опустили руку, другие ждали следующего вопроса.

– Отлично, Кенни! – Клео улыбнулась мальчику. – Первую в истории квантовую телепортацию – тогда использовали полную формулировку – осуществил сто лет назад, в 1997 году, в Инсбруке профессор Антон Цайлингер[2]. Ему удалось телепортировать на несколько сантиметров частицы света – фотоны.

Научный подвиг не слишком впечатлил школьников.

– А теперь, – продолжила Клео, – кто скажет, где мы сейчас находимся?

Дети начали озираться, крутили головами, тянули шеи, но видели только помещение, способное вместить тысячи людей. Огромный склад из кирпича и железа. Пустой. Холодный.

– Ну…

Никто не поднял руку, не рискнул дать ответ, и Клео недовольно поджала губы. Сколько раз она показывала детям схемы, чертежи и объясняла, что такое хаб, а они ничего не запомнили! Понятия положения в пространстве, широты, долготы, центра, периферии оказались самыми трудными для усвоения, как своего рода математическая абстракция. Для детей существовали отдельные места – без всякой связи друг с другом, – и места эти делились всего на две категории: «у меня дома» и «в другом месте». Склад относился ко второй категории и выглядел уродливо!

– Мы в Гонконге, дети, – начала терпеливо объяснять Клео, – на юге Китая. Это был один из самых больших хабов в мире, построили его в начале 2040-х годов, как только научились телепортировать более тяжелые и крупногабаритные предметы.

Она показала пальцем на висевшие на стене выцветшие, но все еще различимые идеограммы, и ученики заинтересовались странными символами.

– Это остатки старого китайского алфавита. Его умели читать только китайцы.

Клео вдруг поняла, что это простое объяснение слишком абстрактно, ни один ребенок девяти лет не способен вообразить, что меньше ста лет назад люди говорили и писали на разных языках и не понимали друг друга. «Не смешивай все в одну кучу!» – одернула себя Клео и попыталась сконцентрироваться на задаче первого этапа их «вылазки»: ученики должны запомнить коротенькую историю о хабах, забытую теперь даже большинством взрослых.

Она жестом велела ребятам собраться в кружок.

– Давайте продолжим. Пришлось ждать очень долго, целый век, чтобы перейти к телепортации более крупных предметов. Первые успешные испытания прошли в 2030-х, вашим бабушкам и дедушкам тогда было столько лет, сколько сейчас вам. С этого времени прогресс ускорился, и всего за десять лет исследователи перешли от телепортации мелких предметов – монеток, ручек, книг – к очень крупным, в том числе столам, кроватям, холодильникам, причем на все более далекие расстояния. Это ничего не меняло в технике квантовой телепортации – за исключением количества требовавшейся энергии. Важно осознать и запомнить главное: как только испытания завершились, телепортация заменила все другие виды транспорта – грузовики, самолеты и, главное, корабли. Все знают, что такое корабль?

Дети дружно закивали, но Клео не была уверена, что хоть кто-то из них видел контейнеровоз, пароход или парусник. У большинства слово «корабль» наверняка вызвало ассоциацию с болтающимся по воде предметом.

– До изобретения телепортации, – решила уточнить Клео, – люди перевозили все, что требовалось для жизни – еду, одежду, мебель и игрушки, – в больших ящиках, которые грузили на корабли, очень большие корабли. Они плыли по морям-океанам и доставляли товары в города – тогда их называли портами. Там все распределяли по заводам, магазинам и жившим вокруг людям. Все понятно?

Объяснения Клео слушала едва ли треть учеников, остальные отключились, и первым – Кенни. Дети явно витали в облаках, но она не сдалась:

– После изобретения телепортации ящики, они назывались «контейнеры», отправляли напрямую с одного конца света на другой, минуя автострады, небо и океаны. Из Америки – в Азию. Или в Австралию. Однако в те времена, ребята, средства телепортации еще не были такими миниатюрными, как сейчас. (Последние усидчивые ученики посмотрели на наручные телепортеры.) Центры телепортации занимали большие помещения, нуждались в огромном количестве энергии и гигантских складах для получения и переадресации миллионов контейнеров. Начиная с 2042 года в мире построили двадцать крупных центров, в основном на месте старых портов, в том числе здесь, в Гонконге. Их назвали хабами. (Только Сара и Доротея, самые серьезные ученицы, записали незнакомое слово.) Города-порты были огромными и до изобретения телепортации, но продолжали расти как грибы после дождя вокруг хабов, население некоторых достигало ста миллионов человек. Пришлось ждать до 2050-х – тогда родились ваши родители, – чтобы приступить к миниатюризации телепортации и начать строить хабы в небольших городах.

Почти весь класс, кроме Сары и Доротеи, перестал слушать. Кто-то уже играл на пыльном полу, другие носились от стены к стене и, оказавшись достаточно далеко от учительницы, издавали вопли, чтобы послушать эхо. Клео вздохнула. По данным Всемирной организации образования, любой ребенок начинает скучать ровно через десять минут после телепортации.

Клео повысила голос:

– Дети! Дети, а ну-ка осмотритесь! Видите, какие тут высокие стены? Теперь представьте, что у каждой стоят контейнеры, на сто метров в высоту, то появляясь, то исчезая, и так весь день.

Ученики плевать хотели на контейнеры. Клео вообще-то тоже. Она родилась много позже 2050-го, когда уже исчезли расползшиеся во все стороны города, грузовики и легковушки не застревали в пробках вокруг хабов, не имея возможности доставить товары, не было больше подземок, забитых людьми, живущими в башнях… Клео и ее ученики с трудом воспринимали все эти апокалиптические образы. Неужели «доисторические» времена и впрямь были настолько жуткими? Как только человечество могло так жить?

Вибрация на запястье вывела Клео из задумчивости.

Сообщение.

Она машинально посмотрела на свой телепортер.

От матери.

Только ее еще и не хватало! Ведь знает же, что у дочери урок!

Клео попыталась справиться с раздражением. Она прочтет, когда освободится. Если не забудет…

– Встали в круг, дети!

Клео похлопала в ладоши, и двадцать шесть учеников мгновенно образовали кольцо, поняв, что пребыванию в скучном помещении без окон подошел конец.

– Кто скажет, что случилось после хабов?

Руки подняли все, даже Кенни.

– Да, Сара.

Клео решила поощрить одну из двух учениц, внимательно слушавших ее до самого конца. Но бедняжка не успела и слова сказать – многоголосый хор выкрикнул:

– Юки! Юки!

– Юки, мадемуазель, – прошептала Сара.

Белая мышка Юки стала первым животным, телепортированным 29 сентября 2051 года.

Дети возбудились, потому что все знали эту историю, видели передачи по телевизору, читали в книжке, спали, обняв плюшевую мышку, носили футболки с изображением Юки. Она была не менее популярна, чем Микки-Маус в прошлом веке.

– Молодцы, ребята. А теперь я настрою ваши телепортеры на следующий этап нашей вылазки. Раскрывайте глаза пошире – сейчас мы перенесемся в Музей Передвижения.

3

Горный лес Троодос, Кипр

Ровно в 17:00 будильник майора Артема Акиниса разразился замысловатым рингтоном из репертуара Led Zeppelin.

Солнце только собирается вставать. Все наручные, настенные и башенные часы, все будильники и ходики на Земле перенастроили на Универсальное Время, чтобы каждый житель планеты мог перемещаться по миру, не сталкиваясь с неразрешимой проблемой часовых поясов. В Троодосском лесу, в самом сердце острова Кипр, как и повсюду в мире, неважно, день там или ночь, было 17:00.

Майор Акинис резко откинул простыню и не открывая глаз потянулся к будильнику, чтобы приглушить звук. Немного. Вообще-то он любил просыпаться под рев старого доброго рока. Мгновенно вскакиваешь и целый день держишь темп.

Энергично поднявшись, он обошел единственное жилое помещение шале. Большая комната, полностью обшитая панелями, служила ему спальней, кухней и ванной. Артем распахнул французское окно и шагнул на террасу, построенную, как и сам дом, из кипрского кедра.

Гитарный перебор Led Zeppelin вырвался из дома и через росший вокруг лес устремился в долину реки Криос Потамос, что в переводе с греческого означает «холодная река». Несколько мгновений Артем любовался видом: на переднем плане – гигантские вековые сосны Троодосского леса, за ними тянутся к небу бесплодные изгибы Олимбоса, высочайшей вершины Кипра, а над Средиземным морем встает красное солнце. Нагота Артема никого не могла шокировать или оскорбить, равно как и громкая музыка, поскольку ближайшее обитаемое шале находилось на расстоянии двухсот метров, за бесконечными складками горного хребта, да еще и скрытое среди двадцатиметровых сосен.

Артему ужасно хотелось еще несколько минут вот так постоять, но его утренний ритуал перед началом смены во Всемирной Организации Перемещений, ровно с 19:00 по Универсальному Времени, был неизменен. Четверть часа на завтрак, еще четверть – на «Новости», сорок пять минут на пробежку и последние пятнадцать на душ.

Он вернулся в шале за кофе, а денситограф уже предлагал ему первое направление.

– Оверленд Трек, Тасмания, максимальная разница высот 1300 метров, постоянная температура 21°, влажность 33 %, вид на море – 37 % маршрута, солнце зайдет ровно через 13 минут. Население в данный момент составляет 39 человек, то есть плотность 2,76 на километр. 11 свободных мест.

Женский голос продолжил перечислять набор характеристик паркура, а денситограф проецировал на стену изображения любителей прогулок, дремлющих на поросших густым мхом склонах горы Осса, и изменение характеристик в режиме реального времени. Свободных мест осталось девять – телепортировались еще два джоггера.

– Дальше, – скомандовал Артем, включив кофеварку.

Он любил готовить кофе по старинке, ничего не программируя. На стене появилась новая картинка, и голос продолжил:

– Трек Аскья, Исландия, максимальная разница высот 768 метров, вид на кальдеру озера Эскьюватн – 78 % маршрута, постоянная температура 12°, влажность 23 %, солнце на «полузакате». На паркуре 72 человека, 28 свободных мест.

Артем на секунду замер, глядя на фантастический вулканический пейзаж в угольно-черных и синих, с зеленым отливом, тонах. Он купил денситограф пять лет назад и с тех пор каждое утро наслаждался выбором пунктов назначения, предлагаемых алгоритмом. Устройство безотказно сортировало в своей бесконечной базе критерии, заданные самим Артемом: разнообразие панорамных видов и континентов, сложность маршрутов в соответствии с жесткой программой тренировок, принимающей во внимание физическую форму, климатические условия и – главное – посещаемость того или другого места. Артем, в отличие от многих джоггеров, не любил бегать гуськом по тропинкам или модным пляжам и без конца обгонять незнакомцев, тратящих больше сил на пустую болтовню.

– Дальше… – произнес он и отошел в ванный уголок.

Каждое утро он пропускал четыре или пять направлений, смакуя собственную переборчивость, и жалел, что не может оказаться одновременно в Танзании, Финляндии, Гималаях и Андах.

– Тропа инков, Перу, – чувственным голосом произнес денситограф.

На стене ванной появилось изображение развалин Мачу Пикчу – цитадели инков XV века. Артем ходил по шале, и кедровые стены, будто руководимые его шагами и направлением взгляда, зажигались и гасли, превращаясь в экраны с подсветкой, на которых отображались пункты назначения. Так он мог заниматься делом и одновременно отсматривать предлагаемые направления. Лоскуты фирна[3] на отрогах Андских Кордильер показались ему привлекательными. И правда, почему бы не Перу?

Разные места планеты обозначались теперь горой, островом, районом или прежними названиями стран – Перу, Финляндия, Танзания, – хотя границы между государствами давно исчезли.

Артем постоял перед застывшим кадром. Иногда он принимал решение в последний момент, если в объектив камеры попадало стадо верблюдов, яков или жирафов и нужно было телепортироваться через секунду, чтобы не упустить шанс побегать с животными.

Он вдруг вспомнил, как год назад оказался на маршруте Мачаме, одном из самых популярных вариантов восхождения на Килиманджаро, и много километров бежал, не сбавляя шага, между зебрами и импалами. «Гони из башки эти потрясающие красоты, пока ностальгия не отравила твой мозг!» – скомандовал он себе, пустил холодную воду, умылся, обтерся и растопыренной пятерней причесал длинные черные волосы. Во время бега Артем надевал на голову повязку, а после душа собирал волосы в хвостик. У мужчины в зеркале были рельефные грудные мышцы, упругий, без грамма жира, живот и крепкие бедра, а в каждой ноге реактивный двигатель. Треть населения Земли имела лишний вес, три четверти пробегали за день меньше километра, но Артем принадлежал к «поколению телепортации», и ему нравилось совмещать преимущества мгновенного перемещения с удовольствием от интенсивных физических нагрузок.

«Тело мечты в месте мечты», – сулили сладкоголосые рекламщики.

В побуждениях Артема не было ни капли эстетства. Он держал себя в форме, следил за весом и тренировался каждый день по сугубо практическим соображениям. Шеф антитеррористического подразделения Всемирной Организации Перемещений обязан быть в безупречной физической форме.

– Вернуться к предыдущей картинке, – велел Артем, закрутив кран.

Вот так, сочетая приятное с полезным, он выбрал Тропу инков. От Куско до Виньяй-Вайны, на всем маршруте до обитаемого жилья не один километр, а плотность сократилась до трех джоггеров, чего точно недостаточно, чтобы потревожить кондоров на вершинах.

Сделав три шага к кровати, он надел тайтсы, широкую футболку, головную повязку, сунул ноги в кроссовки и положил указательный палец на свой телепортер, чтобы подсоединить его к денситографу. Незачем попусту тратить время, программа все сделает сама.

Артему не терпелось оказаться на высоте 4000 метров и глотнуть обжигающего разреженного воздуха. Он принялся шнуровать правую кроссовку, решив, что с левой разберется на месте. Телепортация стала настолько привычной процедурой, что люди начинали и заканчивали обыденные движения в разных местах, не отдавая себе отчета в смене декораций.

Ничего не произошло.

Артем не телепортировался.

Всего секунду, одну лишь секунду майор пребывал в растерянности, прикидывая, что случилось – то ли телепортер с денситографом сбоят, то ли чертова группа туристов опередила его и телепортировалась на Тропу инков, изменив «заполняемость места». В следующее мгновение экраны на всех стенах запульсировали, а мелодию Led Zeppelin сменило завывание сирены. Голос, лишенный какой-либо эмоциональности, повторял и повторял оповещение о тревоге:

– Наивысший уровень. Террористическая атака. Архипелаг Туамоту. Атолл Факарава, пролив Тетаману, или Южный. 16°18′ южной широты, 145°36′ западной долготы. Несколько жертв. Никаких следов нарушения частного пространства. Максимальная мобилизация. Немедленный сбор. Полный приоритет. Наивысший уровень…

Взгляд Артема остановился на стене шале, куда вернулось мирное изображение кондоров, парящих над развалинами цитаделей инков. Сегодня утром он птицам не помешает. Увы… Он знал, что его сотрудники, кореянка Ми-Ча и сенегалец Бабу, получили аналогичное сообщение, но шеф антитеррористического подразделения должен оказаться на месте происшествия первым.

4

Музей Передвижения, Амстердам

– Ух тыыыыы!

Ученики Клео хором издали восторженный вопль. Она уже три года устраивала эту экскурсию в музей, и всякий раз с феерическим успехом. Двадцать шесть школьников разбежались по залам. Девочки ахали возле дилижансов, мальчишки пришли в восторг от паровозов, «кадиллаков» пастельных тонов и ярко-красных «феррари», пятеро застыли перед макетом самолета с турбовинтовым двигателем в натуральную величину. Большинство, конечно, уже видели старинные средства передвижения в фильмах и на картинках в книжках, но оказаться к ним так близко – это же совсем другое дело.

– Они настоящие, учительница? Они работают?

– Думаю, да, – ответила Клео, не имея ни малейшего понятия, так ли это. – Подойдите сюда, ребята.

Ожил планшет – скорее всего, опять мама… Что ей нужно? Не имеет значения, подождет еще немного, до конца урока всего час.

Дети нехотя возвращались к Клео, чтобы послушать рассказ про мышку Юки, без которого не обходилось ни одно посещение музея. Она была вездесуща, то тут, то там на глаза попадались ее изображения – статуэтки, рисунки на стенах, наклейки на стеклах витрин и информационных стендах.

– Итак… – Клео хлопнула в ладоши, чтобы привлечь внимание учеников. – Мы остановились на мышке Юки, первом живом существе в истории человечества, совершившем телепортацию. Кто может объяснить принцип телепортации людей?

– Я, я могу! – закричал Кенни, даже не подняв руку. – Тебя разбирают на части, потом снова собирают, но так быстро, что не успеваешь понять.

Кто-то хихикнул, другие изобразили испуг («Брр, ужас!»), но Клео быстро всех утихомирила.

– Примерно так, Кенни, браво!

Самые робкие и правда испугались, и она поспешила с разъяснениями:

– Успокойтесь, телепортация гораздо менее опасна, чем все средства передвижения прошлого.

Клео помолчала, глядя на стенд с графиком за спинами учеников. Юки на графике показывала, сколько жителей Земли погибли за год на транспорте: 1,3 миллиона в 2020-м, 1,8 – в 2040-м и всего 118 человек в 2060-м. Наглядно, но детям объяснить непросто. Ничего, она справится.

– Видите эту машину? – спросила Клео. Все посмотрели на оранжевый «фольксваген-жук». – Квантовая телепортация похожа на разборку автомобиля на части до самой маленькой гайки, а потом на сборку, но в другом месте. Телепортация живых существ напоминает механический процесс, однако люди долго не могли принять этот принцип. Им казалось, что, прежде чем где-нибудь «ожить», сначала нужно умереть.

– Мой папа считает, что во время телепортации мы умираем! – сказала Сара. – А потом воскресаем.

Слова учительницы убедили не всех, дети с опаской поглядывали на свои телепортеры. Смерть? Ужас какой! Родители явно не объясняли им основ квантовой физики.

– Все гораздо сложнее, – успокоила девочку Клео. – Никто, конечно же, не умирает, мы… раздваиваемся – в каком-то смысле. Квантовые физики считают, что можно находиться одновременно «здесь и в любом другом месте».

– Нет, не в любом, – встрял хитрец Сэмюэль. – Если пространство чье-то, лезть туда нельзя!

– И если там, куда собираешься, уже слишком много народу, – добавил штатный умник Ясон.

– Это точно! – воскликнул главный шутник Бен. – Я точно не стану телепортироваться в школьный сортир, если ты сидишь там на унитазе.

Все захохотали, и последние страхи развеялись – Бен прекрасно изложил суть принципа «контролируемой плотности».

– Молодец, – похвалила мальчика Клео. – Между телепортирующимися всегда соблюдается безопасная дистанция в несколько метров, и каждому общественному пространству присваивается уровень плотности, так называемый Уровень занятости, который нельзя превышать. Он меняется в разное время суток, зависит от времени года.

– Не так уж и меняется, мадам, – капризным тоном возразил Дилан. – Я давным-давно мечтаю увидеть слонов на свободе, в парке Аддо, но в саванне всегда слишком много посетителей, а папа постоянно не успевает зарезервировать место. Я никогда туда не попаду!

– А вот я, – подала голос Доротея, – три раза видела слонов. – Это просто, достаточно…

– Папа и мама, – перебила ее Кирсти, – повесили на стену в моей комнате список тысячи и одного самых красивых памятников мира, и я уже видела шестьсот двенадцать! В воскресенье мы посетили целых семнадцать! Запретный город в Пекине, Сиднейский оперный театр, собор Саграда Фамилия в Барселоне, пирамиду Хеопса в Египте…

– Подууумаешь! – насмешливо произнесла Аурелия. – Видеть видела, но внутрь не заходила! А я прошлым летом была в шанхайском Диснейленде и…

– Стоп! – скомандовала Клео. – Все вы правы, а запомнить нужно вот что: благодаря телепортации люди делают, что хотят! Могут не покидать весь день свое частное пространство или телепортироваться каждые десять секунд в разные места. Главное – свобода перемещений, а не пункт назначения! Свобода, старая как мир. Взгляните.

Ученики обернулись, чтобы еще раз полюбоваться дилижансами, пирогами из дерева и шкур, санями на полозьях и монгольфьерами, чьи белые шелковые шары касались потолка. Клео решила, что пора задать следующий вопрос.

– А теперь скажите, на что вы непременно должны обращать внимание, когда телепортируетесь, помимо Уровня занятости и соблюдения границ частных пространств.

Вверх взлетел лес рук, ребята отвечали, не дожидаясь разрешения.

– Нельзя телепортироваться без родителей или если тебе меньше шести лет!

– Нельзя брать с собой багаж тяжелее пятидесяти килограммов!

– Нельзя никому одалживать свой телепортер!

– Перед телепортацией нужно узнавать погоду, чтобы правильно одеться.

– Если пристал незнакомец, нужно сразу телепортироваться домой.

Клео улыбнулась. Ее ученики росли с телепортацией и отлично усвоили все правила. Каждый в шесть лет надевал на руку TéléPuerto Cuerpo, знаменитый телепортер размером с часы, позволяющий переместиться в любое место, введя правильные координаты. Хорошо, а теперь пора перейти к самой сложной части объяснения. Она предложила детям сесть перед большим учебным экраном, на котором по кругу демонстрировали изображения прежних видов транспорта и сценки из жизни: бесконечные заторы в городах, битком набитые вагоны метро, рой самолетов в аэропортах, вереницы грузовиков перед межгосударственными границами, велопарковки на каждом углу в Амстердаме, шведских лыжников, пекинских рикш.

На противоположной стене, под портретом президента Немрода, была выгравирована статья 1 Всемирной Конституции 2058 года:

Одна Земля, один народ, один язык.

Повсюду в музее висели разноцветные бумажные фонарики, гирлянды и флажки – залы ненадолго украсили к столетию телепортации.

– Сейчас я задам вопрос потруднее, ребята. Кто назовет главное последствие человеческой телепортации после эпохи хабов, когда умели перемещать только предметы?

Желающих ответить не нашлось. Все просто удивленно наблюдали, как по улицам старых городов хаотично движутся люди, напоминающие обезумевших муравьев. На другом экране, слева, показывали отрывки из древних научно-фантастических фильмов «Метрополис», «Бегущий по лезвию», «Пятый элемент». Клео решила зайти с другой стороны:

– До вашего рождения люди думали, что в будущем все будут жить в очень больших городах, в стоэтажных домах, и перемещаться на летающих автомобилях, а всю работу за них будут делать роботы. Ни один писатель, ни один кинорежиссер не сумел вообразить сегодняшний мир. Кто-нибудь знает, зачем были нужны города?

Оказалось, что и этого никто толком не знал.

Она не позволила ученикам погрязнуть в неправильных ответах и продолжила демонстрацию.

– Для сокращения расстояний! В любом городе главенствовал простейший принцип, нужно было постараться поместить максимум необходимого в одном месте. «Сгруппированные» вместе люди, заводы, офисы, жилые дома, магазины, кинотеатры, игровые и концертные залы, церкви позволяли горожанам сводить расстояния к нулю. А что произошло, когда мы стали телепортироваться?

Клео сделала секундную паузу и воскликнула, чтобы ученики не гадали и не запутались, придумывая фантастические ответы:

– Нам больше не нужны города! Расстояния исчезли! Телепортируйтесь куда душе угодно. Сегодня население Земли составляет чуть больше десяти миллиардов человек, но места еще много, в среднем – десять тысяч квадратных метров на человека, площадь двух футбольных полей. Телепортация поставила перед нами до смешного простой вопрос: зачем тесниться в городах, если для всех найдется кусок земли в другом месте? Почему бы не жить в горах, у моря, в лесу, а на работу и встречи с друзьями добираться с помощью телепортации? За несколько лет надобность в городах просто отпала. Мы, конечно же, сохранили памятники, небоскребы и стадионы, а люди… люди рассеялись по планете в соответствии с собственными вкусами. Ученые назвали этот период деурбанизацией. Это было сорок лет назад и очень быстро завершилось. По мнению Всемирной жилищной организации, почти все земляне удовлетворены местом, где поселились. Я уверена, вы тоже не захотите переезжать. Я права?

Ребята обрадовались простоте вопроса, каждый захотел ответить.

– Я хожу на пляж пешком! – похвасталась Сара. – До него от моего дома всего двести метров!

– А мне больше нравится жить в горах, – заявил Бен, – и наблюдать за птицами, а к морю можно телепортироваться.

– Я живу посреди большущего поля, – сообщил Дилан, – и вижу только траву, потому что у моих родителей мало денег.

– У меня много домов, – важным тоном произнесла Доротея, – один в Монреале, на Королевской горе, другой на Солнце и…

– У меня…

Клео хлопнула в ладоши:

– Вы у меня молодцы, а теперь пора по домам. Урок окончен. Настройте ваши телепортеры и не забудьте выполнить домашние задания. До завтрашнего утра.

В следующую секунду музей опустел.

Клео осталась одна.

Завибрировал планшет.

Мама!

5

Тетаману, архипелаг Туамоту, Полинезия

– Сколько жертв, Артем?

– Десять. Пять супружеских пар. Все пенсионеры. Они купили этот кусок атолла, чтобы мирно стареть там. Большинство убиты в своих постелях, во сне.

Ми-Ча прикусила губу и бросила взгляд на пустой пляж.

– Чертовщина какая-то… Я… Кажется, я никогда не видела столько покойников разом.

Капитан Ми-Ча Ким быстрым шагом направилась к пяти крытым соломой бамбуковым бунгало, стоявшим за кокосовыми пальмами. Артема всегда восхищали ее собранность и решительность, в двадцать шесть лет Ким была одним из самых эффективных сыщиков Бюро криминальных расследований. Три года назад эта маленькая кореянка закончила обучение первой на курсе, Артем сразу взял ее в команду и с тех пор не раз убеждался, что Ми-Ча не зря называют вундеркиндом. Она была неутомима, ее мозг работал точнее электронного, она обожала спорт и – главное – любила время, в котором жила. Девушка из Кореи родилась не с «серебряной ложкой во рту», а с телепортером в колыбели и с трудом понимала, как люди веками жили, не перемещаясь за секунду в любую точку планеты. Компьютерный гений на все руки, Ми-Ча прекрасно разбиралась в тайнах «Пангайи» – искусственного интеллекта, координирующего и регистрирующего телепортации по миру. Кроме того, она идеально сработалась со вторым заместителем майора Акиниса, лейтенантом Бабу Диопом.

– Убиты десять человек и один пес, – произнес низкий голос за спиной Артема.

Бабу Диоп только что телепортировался на пляж и теперь пытался восстановить равновесие. Гигант-сенегалец взмахнул руками и в последний момент сумел удержать свои сто двадцать килограммов веса в вертикальном положении.

– Никогда не привыкну к проклятой дезинтеграции! – пророкотал он возмущенно.

Ми-Ча с веселым любопытством рассматривала сандалии Бабу – подметки были такие тонкие, что скользили по песку, как лыжи по снегу. Она точно знала, что телепортироваться нужно в удобной обуви и подходящей одежде. Бабу должен брать пример с нее, вон в какие прочные и элегантные кроссовки «Стартрек» она обута, а мини-юбка и топ от «Вивальди» из изотермического материала адаптируются к любой климатической зоне. Можно быть суперэффективной, оставаясь суперсексуальной! И плевать, что за шмотки пришлось отдать половину недельного жалованья – целое состояние.

Бабу взглянул на застреленную немецкую овчарку, лежащую на песке в метре от точки, куда он телепортировался. В глазах лейтенанта были печаль и мудрое спокойствие, которое Акинис ценил в Диопе превыше всех остальных качеств. Бабу был самым старшим в Бюро, ему уже исполнилось шестьдесят, он пришел задолго до того, как Артем приступил к исполнению своих обязанностей, но никогда не хотел быть начальником. «Новые технологии для меня темный лес! – говорил он всякий раз, когда ему предлагали это место. – Предпочитаю расследовать по старинке, как в давних сериалах, где никто не уносит улики с места преступления, а легавые часами допрашивают преступников».

Бабу пошел следом за Ми-Ча к бунгало, Артем бросил последний взгляд на Тихий океан и догнал коллег, которым всецело доверял. Он искренне считал, что во Всемирной Организации Перемещений нет дуэта сыскарей талантливее и надежней, несмотря на полное несходство их характеров.

В двух метрах от них, под пальмами, лежало первое тело. Судя по всему, этот крупный пожилой мужчина плотного телосложения получил пулю в голову, когда бежал предупредить обитателей атолла об опасности. Телепортер на руке отсутствовал. Зеленая бейсболка с половиной мозга бедняги лежала чуть дальше на песке, ошметки серого вещества забрызгали упавшие с деревьев кокосовые орехи.

– Зачем? – твердила Ми-Ча. – Зачем?

Она плакала, забыв о накрашенных ресницах, тушь растекалась черными дорожками по лицу, и Бабу не выпускал ее из объятий, как медведь птенчика.

– Все будет хорошо, малышка Ча, все будет хорошо.

В 2040-х, до начала эпохи телепортации, когда Бабу был маленьким, повсюду в мире происходили кровавые столкновения, провоцируемые популистами, но он никогда об этом не рассказывал.

Сыщики продолжили свою мрачную разведывательную миссию. В бунгало под названием «Плюмерия» они обнаружили первую супружескую пару, убитую во сне. Обоим стреляли в голову через москитную сетку, и в помещение через два отверстия от пуль налетели насекомые, вившиеся теперь вокруг окровавленных ран.

Невыносимое зрелище…

Ми-Ча била дрожь, но она взяла себя в руки и уже не плакала.

В двух других бунгало их глазам открылась такая же жуткая картина. Муж и жена. Убиты. Во сне. Пир для трупоедов.

Обитатели бунгало «Гибискус», судя по всему, успели проснуться. Полностью обнаженная женщина лежала на полу в ванной. По следам, оставленным окровавленными пальцами на белой плитке, можно было восстановить последние мгновения жизни: вот она упала, проползла несколько метров – и получила пулю в затылок. Мужа, немолодого человека с жемчужно-седыми волосами, убили в кровати, перерезали горло, и серый берберский ковер пропитался кровью. Они проснулись, услышав шум? Успели что-то увидеть? «Вряд ли, – подумал Артем, – иначе телепортировались бы».

С появлением телепортации число тяжких преступлений неуклонно сокращалось, и не потому что на планете стало меньше психопатов, ревнивцев, насильников и грабителей. Все объяснялось очень просто: у людей постепенно выработался спасительный рефлекс телепортации, у всех людей, в том числе у потенциальных жертв. На большинстве телепортеров есть тревожная кнопка, но эти двое убитых ее почему-то не активировали, хотя уже не спали.

В последнем доме, «Бугенвиллея», мертвая женщина – видимо, жена человека, убитого на пляже во время прогулки с собакой, – с седыми, пропитанными кровью волосами, лежала на кровати. Артем увидел телепортер, забытый хозяином дома на тумбочке, а рядом, в круглой корзинке, три кокосовых ореха – игрушки немецкой овчарки.

– Зачем? – повторила Ми-Ча. – Зачем было убивать этих пенсионеров? Что за безумие? Мы должны рассматривать бойню как заявление преступника? Чего он хочет? Решил отомстить? Свел счеты? Хотел что-то украсть? Но что?

Они вышли на цветущий двор, окруженный пятью бунгало, но избавиться от запаха смерти удалось не сразу.

– Список твоих вопросов можно продолжить, Ми-Ча, – мягко сказал Бабу. – Один человек не сумел бы устроить подобное, так сколько тогда было преступников? Кто они? И как вообще сюда попали, ведь в частное пространство телепортироваться невозможно?

– Кроме того, почему чужаков не обнаружили сразу после появления? – включился Артем. – На всех подобных территориях, принадлежащих состоятельным людям, есть охранники. Куда подевался здешний? Его тоже убили?

– Нет, – ответила Ми-Ча.

Артем и Бабу удивленно уставились на бледное, в потеках туши, лицо молодой коллеги, защищенное четырьмя слоями тонального крема (она всегда так делала, отправляясь в тропики).

– Нет, – повторила Ми-Ча, уверенная, что не ошибается. – Охранник Тетаману ждет нас на другом конце острова, я заблокировала его телепортер, и он никуда не денется.

Бабу усмехнулся – он давно привык к трюкам напарницы, а вот майор Акинис в очередной раз изумился.

– Я оказалась на атолле за две минуты до вас, – пояснила Ми-Ча. – Юстус Фишер, охранник, сидел на песке, спрятав лицо в ладонях, это он нашел тела и поднял тревогу.

– Ладно, – буркнул Артем, – давайте для начала допросим его. Он у южного пролива?

Ми-Ча кивнула и потянулась к кнопке телепортера, но Бабу задержал ее руку:

– Пройдемся пешком.

– Ты бредишь?! – возмутилась кореянка. – Туда тащиться минут пятнадцать, не меньше!

– Ты же сама сказала, что деваться ему некуда, а у нас будет время подумать, – возразил сенегалец.

Он зашагал по песку, а Ми-Ча застыла на месте, не в силах поверить, что кто-то может променять мгновенное квантовое перемещение на древнее пешеходство. Лейтенант Диоп обернулся и одарил ее широкой улыбкой:

– Продолжишь изображать хромую блоху, станешь жирдяйкой почище меня!

Ми-Ча нехотя поплелась следом, но не преминула поддеть Бабу:

– Черта с два! Я упражняюсь побольше твоего! Спорим, когда ты выйдешь в отставку, вообще перестанешь вылезать из норы, домоседом заделаешься, так?

– Сбудется моя вековая мечта! – хохотнул Бабу.

Домоседами называли ничтожно малую в статистическом отношении часть населения Земли, категорически отвергавшую телепортацию. Как правило, такие люди жили изолированно от общества, сами производили все необходимое или покупали товары у коммивояжеров.

– Смотрим в оба! – распорядился Артем. – Надеюсь, твой охранник не дал деру вплавь…

Юстус Фишер не сбежал. Он сидел на камне и жевал лакричную палочку. Этому седому жилистому человеку в форме цвета хаки на старый армейский манер было на вид лет сорок. Он выглядел искренне удрученным.

– Не повезло им, – начал он свой рассказ. – Меня и не было-то минут пятнадцать, отлучился к водопадам в национальном парке Крка в Хорватии, у меня там сестра живет. Хотел позавтракать с ней и отпросился у Руперта Вельта. По утрам у нас тихо, он один встает… встал рано. А когда я вернулся, все были мертвы. Их перебили… Десять человек меньше чем за четверть часа.

В серо-голубых, стального оттенка глазах читался страх, охранник понимал, что сам чудом избежал гибели, но, скорее всего, по его вине убиты жители атолла. Хватило бы секунды преимущества перед убийцами, чтобы атолл опустел и все остались живы.

– Вы не могли знать, – успокаивающе сказала Ми-Ча. – Вчера и сегодня утром все было как всегда?

Фишер кивнул.

– Подумайте хорошенько, – резко сказал Артем.

И охранник подробно описал, как прошли предыдущие дни.

– Все было нормально, один день на атолле похож на другой… Уже месяц ни один чужак не телепортировался рядом с Тетаману. Последними приближались к нам молодые ловцы черепах, они следовали за гигантами, совершавшими планетарную миграцию.

– Ладно, Фишер, оставайтесь поблизости, – приказал Акинис. – Вы понадобитесь на опознании, когда прибудут судебные медики.

Сыщики отправились на главный пляж.

– Этот несчастный будет до конца жизни винить себя в смерти десяти человек, – тихо произнесла Ми-Ча.

– Он врет, – уверенно сказал Бабу.

– Что?!

Артем кивнул, соглашаясь.

– Фишер врет, это очевидно. Я не утверждаю, что он соучастник, но в чем-то виноват, это точно.

– Доказательства? – запальчиво спросила Ми-Ча. – На каком основании ты его обвиняешь?

– Исключительно на основании собственного опыта, малышка. Это нетрудно. Устраиваешься поудобнее и наблюдаешь за соседями, вместо того чтобы прыгать по миру, чтоб купить хлеба или выпить с приятелем.

Кореянка пожала плечами и поддела белый песок носком кроссовка.

– Подключись к «Пангайе», Ми-Ча, и проверь все перемещения Юстуса за два месяца, включая сегодняшнее утро, – распорядился Артем.

Бабу задумчиво смотрел на море.

– А мы поищем ответы на три вопроса, – сказал майор. – Кто это был? Откуда взялись эти коммандос? Какие задачи им поставили?

Бабу зачерпнул горсть песка, пропустил его сквозь пальцы.

– Имею как минимум один ответ.

6

Хаконе, остров Хонсю, Япония

Клео наслаждалась тишиной.

Она обожала свой класс, своих учеников, их смех, бесконечные вопросы, неуемную энергию и чувствовала себя капитаном, попавшим в водоворот, единственным взрослым, которому доверены ребячьи мечты, чтобы он защищал и развивал их. Но еще больше ей нравилось мгновение, когда все они нажимали на кнопки личных телепортеров, возвращались по домам, вдруг наступала тишина, и пятьдесят два глаза не отслеживали каждое ее движение, а двадцать шесть языков не бомбардировали мозг вопросами. Насладившись моментом, она включила телепортер и перенеслась к себе.

Одна.

Ее дом стоял на холмах Хаконе. Типичный японский дом с островерхой крышей, стенами из древесины кипарисов и бумажными перегородками, затерянный в сакуровой роще. Она искала его много месяцев, бродила с севера на юг острова Хонсю, гонимая наваждением юности. Они с матерью жили в хижине над нормандскими прибрежными скалами, и она мечтала о доме в Японии, похожем на те, что видела в старых мультфильмах Миядзаки «Мой сосед Тоторо» и «Унесенные призраками». Клео обрела покой в доме своей мечты, ей никогда не хотелось никуда телепортироваться (школа не в счет!), она много гуляла, читала, предавалась фантазиям и была счастлива.

Одна.

Ее частное пространство было скромным, всего пятьдесят квадратных метров, но никто никогда не появлялся рядом с ней, так далеко от берегов озера Ашиноко и синих с отливом склонов Фудзиямы. Почти все люди жили у моря, от ее дома до ближайшего соседа было три километра.

Клео любила тишину, но порой все же слушала музыку на максимальной громкости, распугивая птиц, лакомившихся вишнями на деревьях. Ничего, они вернутся, всегда возвращаются.

Погода стояла волшебная. Клео распахнула двери и окна, подперла ставни спинками плетеных стульев и включила музыку.

Грянули аккорды композиции Supremacy группы Muse, столь энергичные, что запросто могли растопить снег на вершине Фудзи.

Счастье – чистое, беспримесное счастье. Еще чуть-чуть – и Клео подчинилась бы порыву, сбросила бы одежду и принялась танцевать обнаженной среди розовых флоксов на холме шибазакуры[4] или у бортика крошечного прудика с кувшинками, обустроенного перед домом. А почему нет? Она одна! Она свободна! Она вольна творить что захочет!

Клео вернулась в комнату, полюбовалась строгими шелковыми какэмоно[5], висящими на бумажных стенах, уже взялась за полу шелковой блузки, чтобы снять ее через голову, и тут из пространства между кроватью и шкафом раздался голос:

– Что это ты делаешь?

Она так испугалась, что едва не подпрыгнула – секунду назад в комнате никого не было! Сердце колотилось, как безумное – сначала от страха, потом от злости.

– Мама?

– Ждала кого-то еще? Ты даешь доступ в частное пространство мужчине? Соизволишь сообщить, если…

– Что ты здесь делаешь?

– Да ничего особенного, навещаю дочь. Мою дочь, не отвечающую на сообщения.

– Я работала, мама.

– Знаю, потому и появилась сейчас, а не раньше.

Клео молча смотрела на мать. Строгий серый костюм Милен Луазель казался еще более строгим в контрасте с ярким нарядом Клео. В свои пятьдесят два года Милен была по-прежнему очень красива, многие ровесники наверняка цепляют ее взглядом, но… не останавливаются. Клео так и не смогла понять, почему ни один мужчина, даже ее отец, не задерживался рядом с Милен дольше чем на полгода. Видимо, дело в характере. Слишком властная и бесцеремонная?

Как бы там ни было, не имея возможности опекать мужчину, мадам Луазель отыгрывалась на своей покладистой дочери. Впрочем, Клео работала над собой, пытаясь исправить этот недостаток.

– Мама, я сто раз просила: не телепортируйся ко мне без предупреждения! Мне двадцать девять, я давно не в том возрасте, когда ты появлялась в ванной, где я принимала душ, или сидела рядом с кроватью, карауля мое пробуждение. Если не перестанешь, я перекрою твоему телепортеру доступ на территорию!

– Поступишь так с матерью?

– Да.

Милен нарочито расхохоталась, не приняв угрозу всерьез.

– Выруби для начала эту безумную музыку.

Раздраженная Клео подчинилась – очарование момента все равно разрушено, – но тут же включила телевизор, давая матери понять, что не намерена убить вечер на разговор с ней. Экран высветился на стене напротив кровати.

– Ты теперь интересуешься новостями, Клеофея?

– Клео, мама, Клео! Ты же знаешь, что я терпеть не могу свое полное имя. Честно говоря, ты не смогла бы найти имечко нелепее, даже если бы очень захотела.

Милен подошла к окну и рассеянным взглядом обвела лужайку, усыпанную лепестками сакуры.

– Клео… Фея… Лесная колдунья. Имя подходит тебе как нельзя лучше. Ты хороша собой, ты чудесная выдумщица, не хватает только… сама знаешь чего.

Клео прибавила звук. Мрачный ведущий рассказывал о самом кровавом преступлении против личности за многие годы. Десять убитых. Картинки на экране не было, поскольку, агенты спецслужбы запретили репортерам телепортацию на место происшествия. Председатель Всемирной Организации Перемещений Галилео Немрод с минуты на минуту даст пресс-конференцию.

Мать Клео повысила голос, решив перекричать телевизор, ее не волновала жуткая участь жертв, погибших на другом конце света.

– Знаешь, детка, я заявилась сюда, чтобы сообщить тебе хорошую новость. Очень хорошую.

Милен замолчала, открыла дверцы гардероба и продолжила:

– Сегодня вечером ты обязана навести красоту.

– И зачем это?

– Ты приглашена Элиасом, твоим женихом.

– Он мне не жених.

– Ошибаешься. Он тебя обожает! Не знаю почему, но это факт. Вперед, детка! Элиас – красивый парень, да еще и с положением, ты ему интересна, так что не бери пример с меня, не упускай свой шанс. Мужчины – рыбы, они не заплывут в сети добровольно, их приходится ловить, выдергивая из косяка холостяков. Не вытащишь самую крупную особь, она достанется другой.

– Мама, Элиас милый, умный, у него куча достоинств. Но он мне не нравится.

Мадам Луазель вздохнула.

На экране появился председатель Немрод. Оператор взял его лицо крупным планом на фоне Мемориала мира в Хиросиме. Первый этаж Атомного собора Генбаку и нижнюю часть галстука Немрода закрывала бегущая строка, на которой в режиме реального времени демонстрировались результаты последних опросов: телезрители отвечали на вопросы, заданные Экклесии[6].

– Ты стала слишком скучной, Клеофея. Ни с кем не встречаешься, кроме своих учеников, смотришь только на сакуры. Что с тобой стряслось, дорогая? Раньше ты напоминала ведьму. Помнишь тот вечер, когда ты одолжила телепортер мальчику из лицея, чтобы он пришел в твою комнату?

– Мне было пятнадцать!

– А сейчас двадцать девять. Продолжишь в таком же духе, умрешь старой девой. Ладно, поговорим об Элиасе… Ты не отвечаешь на его сообщения, не принимаешь приглашений, и он, как человек сообразительный, решил обратиться напрямую к твоей матери.

Элиас был другом детства Клео. Они учились в одной школе, располагавшейся в небольшой висячей долине в Нормандии. Его родители подружились с Милен и общались с ней, пока не переехали в Монтевидео. Насколько Клео знала, Элиас сейчас архитектор в крупной строительной компании.

– Ладно, мама, чего он хочет?

– Жениться.

– Что?

– Не сию секунду, время есть. Элиас решил сочетаться браком в 2118 году, 31 мая.

Клео без сил опустилась на кровать, а ее мать продолжила перебирать вешалки.

– Мама… – Клео судорожно вздохнула. – Что еще взбрело тебе в голову?

7

Тетаману, архипелаг Туамоту, Полинезия

– Они пришли морем, – сказал Бабу.

Великан не отрываясь смотрел на горизонт. Лейтенант Диоп, капитан Ким и майор Акинис находились на главном пляже атолла. Глядя на аметистовое море и мелкий, сверкающий, будто алмазная пыль, песок, трудно было поверить, что здесь недавно произошла кровавая бойня.

– Хочешь сказать, они телепортировались в пределах частного пространства Тетаману? – спросила Ми-Ча. – Я об этом сразу подумала, и мы с «Пангайей» за несколько минут проверили все телепортации, утром не было ни одной. Ни одной! Даже в диаметре ста километров.

Артем присвистнул сквозь зубы, в который уже раз подивившись интуиции Бабу и эффективности Ми-Ча. Сам он чаще всего играл роль арбитра. На этот раз кореянка повела со счетом 1:0.

– Ты подтверждаешь мой вывод, – сказал Бабу, нимало не смущенный информацией, выданной Ми-Ча. – Они пришли из более далекой точки.

– Объясни! – потребовала Ми-Ча.

– Из Новой Зеландии или Австралии.

– Да это же за тысячи километров отсюда!

– Они телепортировались в один из портов, а потом…

– В порт?! – изумилась Ми-Ча. – А ты в курсе, что никаких портов уже лет сто не существует?

– Всего двадцать или тридцать, – поправил ее Бабу. – А плотины и причалы остались на своих местах. Команда убийц телепортировалась в одном из ближайших портов, а оттуда по воде они добрались до атолла.

Ми-Ча собралась было возразить, но Артем опередил ее:

– Откуда такой вывод, Бабу?

– Ну, во-первых, другие возможности отсутствуют. Атолл – охраняемое частное пространство. Телепортироваться сюда имеют право только друзья владельцев, а таковых вряд ли было много.

– Хорошо, мы это проверим.

Темнокожий гигант опустился на колени и зачерпнул горсть песка.

– Идем дальше – следы. Вот, взгляните, они прямо перед нами. Волны не все смыли. Остался след лодки, которую втащили на пляж.

Ми-Ча и Артем посмотрели на борозду во влажном песке.

– Судно? – спросила Ми-Ча. – В школе нам объясняли, как функционировали все эти доисторические машины, винты, турбины и тарахтящие моторы, но сегодня на Земле не осталось сжигаемого топлива. Объясните мне, как можно преодолеть тысячи километров без телепортации!

Бабу поднялся на ноги и улыбнулся.

– Очень просто, крошка Ча. С помощью большого полотнища – парус называется – и ветра.

Ми-Ча хмыкнула и поджала губы, наклонив голову к плечу, словно пыталась вообразить, как это – плыть по морю, ждать, когда ветер соизволит подуть в нужную сторону, продвигаться вперед, километр за километром, переваливаясь с волны на волну.

– Начинаем работать, – подвел черту Артем. – Бабу, ты не слишком большой любитель общения с компьютером, но возвращайся в контору и займись проверкой на «Пангайе» всех подозрительных перемещений в местах, похожих на порты, на всех окрестных островах. Ми-Ча, ты вплотную займись охранником Юстусом, выясни, где он находился во время убийств, а я останусь здесь и дождусь экспертов.

Подчиненные исчезли, и Артем отправился через кокосовую рощу к бунгало. Перспектива новой встречи с десятью трупами не радовала – жители планеты Земля, в том числе полицейские, все реже сталкивались с насильственной смертью. Теперь если кто-то становился жертвой несчастного случая, сердечного приступа или разрыва аневризмы, парамедики оказывались на месте через пять секунд, а еще через секунду доставляли жертву в больницу. Мало кому доводилось присутствовать при агонии. Майор вынужденно оставался на атолле: прежде чем телепортировать тела с Тетаману, экперты и судебные медики должны прочесать каждый сантиметр поверхности.

Артем надел перчатки и обыскал два первых бунгало, но не нашел ничего, что бы хоть как-то объясняло случившееся побоище. Пенсионерам, судя по всему, нравилась жизнь на острове, и они покидали его, только чтобы сделать покупки в магазинах «От производителя», поужинать в ресторане, совершить туристическую поездку или долгую прогулку, посетить футбольный матч. Билеты, программки и афиши, сложенные стопками в ящиках и на полках, давали первое представление о досуге местных жителей, однако придется запросить в «Пангайе» все их перемещения.

Майор покинул «Плюмерию», вдохнул-выдохнул и пошел к «Гибискусу», где лежали трупы мужчины и его застреленной в ванной жены, но, почувствовав зловоние, притормозил у пальмы и замер, с омерзением глядя на распахнутую дверь.

И вдруг…

Что это за тень?

Рука инстинктивно потянулась к кобуре с «астрой 800». Нет, ему не показалось. За стеклом был ясно виден силуэт человека.

Акинис лихорадочно соображал, как поступить, уже заняв позицию для стрельбы: указательный палец правой руки на курке, левая рука обхватывает запястье правой, большой палец на кнопке телепортера. Этому обучали во всех полицейских школах: вынуть пистолет из кобуры, прицелиться, оставаясь готовым телепортироваться при первом признаке опасности.

Он медленно и осторожно, целясь в окно, направился к дому, прокручивая в голове упущенный фактор обстановки. Что, если убийцы все еще здесь? Спрятались? Или вернулись уничтожить следы?

Ждать нельзя, нужно застать их врасплох!

Артем инстинктивно решился на телескачок в бунгало, материализовался между входной дверью и кроватью, прижался к стене, чтобы никто не зашел со спины. Комнату он держал на прицеле.

– Спокойно, Арти, свои, – произнес чей-то голос, и майор облегченно выдохнул.

Уф, Валерия.

Она стояла прямо перед ним, врач Валерия Аверьянова, руководитель отряда парамедиков Всемирной организации здравоохранения. Именно ее чаще всего вызывали на криминальные трупы, и они с Артемом не раз пересекались по работе.

– Могла бы предупредить, что ты…

– И подать запрос, лучше в трех экземплярах, чтобы ты выдал разрешение прибыть на место преступления? За своей подписью. Или за росчерком самого Галилео Немрода.

Майор вздохнул и убрал оружие в кобуру.

– Телепортацию, дорогой Артем, изобрели не для того, чтобы ждать разрешения, прежде чем оторвать задницу от стула, – съязвила Аверьянова. – Читать умеешь? Видишь, что написано на моем халате? Па-ра-ме-дик!

Артем знал, что разрешение прибыть на Тетаману врач получила напрямую от «Пангайи». Только парамедики имели право телепортироваться на любое частное пространство без предварительного согласия владельца, что наделяло их огромной властью.

– Проклятое ремесло! – продолжила Валерия. – В те времена, когда доктора ездили по вызовам на «скорых», у них хоть было время отдышаться по пути. А сейчас… Угадай, сколько вызовов я получаю за день?

Майор Акинис понятия не имел.

– Больше ста! Мой личный рекорд – сто семьдесят пять! И что мне с ними делать? Не отвечать? Пусть люди подыхают? Я телепортируюсь каждые десять минут в разные уголки планеты, чтобы спасти умирающего, и один раз из трех все-таки опаздываю. Констатирую смерть. В лучшем случае – ха-ха! – человек испускает дух у меня на руках. Сам видишь, мой красавец майор, остается не слишком много времени на рассылку предупреждений о приземлении на диванчик пациента. Ничего, люди не в обиде из-за нарушения этикета.

– Не кипятись, Валерия, не стоит, у нас тут десять уже остывших.

Артем хорошо знал Аверьянову, закоренелая скандалистка была одной из самых ответственных, а потому и наиболее востребованных специалистов в своей области.

– Да я в курсе, дружище. Моя команда будет здесь, как только найдутся пять свободных минут. Займемся твоими жмуриками между двумя живыми пациентами, ждущими спасения.

Артем улыбнулся и направился к «Бугенвиллее», дому мужчины, погибшего на пляже, его он еще не осматривал.

Методично, как во всех предыдущих бунгало, он проверил все стенные шкафы и гардеробы, заглянул под кровать, в каждый ящик каждой тумбочки… и внезапно замер.

Этому здесь не место! С какой стати чета пенсионеров, не замеченных ни в чем предосудительном, прятала в спальне такой, прямо скажем, опасный, даже подрывной предмет? Что это, первая улика? След? Руперт и Минна Вельт жили под фальшивыми именами? Он поправил перчатки и потянулся за книгой.

– Артем… – На пороге возникла Ми-Ча. – Пойдем скорее, надо еще раз побеседовать с Юстусом.

– С охранником? Ты что-то выяснила?

– Да! Вы с Бабу обалдеете!

8

Хаконе, остров Хонсю, Япония

На стене комнаты Клео появился Галилео Немрод, толпа журналистов тянула к нему микрофоны. Президент Всемирной Организации Перемещений коротко излагал факты, не выходя за рамки сообщений информационных агентств. Массовое убийство на тихоокеанском атолле, название которого будет обнародовано позднее. Десять жертв – их имена пока известны только следствию. Полиция работает на месте преступления, общественности сообщат новые факты по мере их поступления.

На ленте появился очередной вопрос к Экклесии.

Считаете ли вы необходимым расширить периметры безопасности вокруг частных пространств?

Из 17 % жителей планеты, принявших участие в опросе, 48 % ответили «да».

– Мама… – Клео посмотрела на мадам Луазо, – объясни, что за чушь ты бормотала насчет свадьбы в 2118 году?

Милен проигнорировала вопрос. Разочарованная гардеробом дочери, она отвернулась к окну и сказала, глядя на вишневый сад:

– Мне жаль Элиаса, он будет разочарован туалетом своей спутницы. Тебе совершенно нечего надеть, дорогая! Скажи честно, ты надолго задержишься в этой дыре? Не хочешь выбрать дом поприличнее? Сегодня все живут у моря или в любом другом месте с красивым видом.

– Мне и тут нравится.

Милен, не скрывая раздражения, швыряла юбки и платья Клео на кровать, даже не думая возвращать их на вешалки.

– Милая моя, ты с рождения носишь на руке маленькую волшебную коробочку, потому и капризничаешь без зазрения совести. Ты гораздо больше ценила бы свободу, если бы видела хабы, населенные миллионами людей, и квартиры, похожие на тюремные камеры.

– Перестань, мама, тебе было пять лет, когда люди начали телепортироваться.

– Может, и так, но я помню, что…

Клео перебила мать, не желая в очередной раз слушать рассказ об «адски тяжелом детстве» Милен:

– Так что это за история со свадьбой?

Мадам Луазель села на кровать, прямо на кучу одежды, и расплылась в улыбке.

– Ты не поверишь! Это невероятно, но Элиасу удалось купить часовое окно, чтобы обвенчаться с тобой в 2118 году не где-нибудь, а в базилике собора Святого Петра в Риме.

Клео онемела от удивления, а Милен продолжила с нажимом в голосе:

– Надеюсь, моя избалованная дочь, не знающая цены вещам, понимает всю значимость события? Население Земли составляет больше десяти миллиардов человек, у доброй половины есть партнеры, и все мечтают пожениться в одном из самых знаменитых мест планеты. Давай-ка подсчитаем: даже если проводить церемонию каждые полчаса, днем и ночью, в Риме смогут обвенчаться всего пятьдесят избранных пар, то есть около пятнадцати тысяч в год и миллион за семьдесят лет. С учетом миллиардной численности землян при таком положении вещей всего одна пара влюбленных на тысячу, даже на десять тысяч, получит шанс на чудо! А Элиас сумел вырвать целый час – и всего через двадцать лет! Разве это не доказательство любви? Собор Святого Петра, собор Парижской Богоматери, Тадж-Махал и Голубая мечеть Султана Ахмета – четыре самых изысканных места, где соединяют любящие сердца. Пораскинь мозгами, детка, дважды судьба подобных подарков не делает. Элиас застолбил время, и он непременно женится, а если не на тебе, так на другой, не такой бестолковой дуре, как ты! Выпал бы мне подобный шанс…

Клео смотрела на мать и не верила своим ушам, надеясь, что та шутит.

– Брось, мама, никто не резервирует время за двадцать лет до гипотетического венчания. Да еще неизвестно с кем.

– Элиас не мог упустить возможность. Кроме того, он хочет жениться именно на тебе… во всяком случае, пока.

– Мог бы поинтересоваться моим мнением, вдруг я предпочитаю буддийский храм? Или синагогу, пагоду, православный собор?

– Да какая, к черту, разница, Клеофея?! Когда тебе дарят сумку от «Луи Виттон», не стоит отказываться со словами: «Я предпочитаю „Эрмес“!» Все эти… «бренды» – Аллах акбар, Иисус Христос, Будда Блаженный – взаимозаменяемы. Конфессии стараются заработать, сдавая внаем памятники, и правильно делают – следует признать, что с мохнатых времен ничего романтичнее в мире не построили. У них отлично налажен кросс-мерчандайзинг: крестики, статуэтки Будды, рука Фатьмы и глаза святой Луции Сиракузской. Люди давно перестали быть мусульманами, протестантами и кем там они еще были. Религии исчезли, девочка моя, вместе со странами и языками. Да кому я рассказываю, это ты у нас учитель истории!

Клео пожала плечами и отвернулась к стене, нарочито проигнорировав зажигательную речь матери.

Галилео Немрод начал отвечать на вопросы журналистов. Желая притушить тревогу, вызванную теле- и радиотрансляциями, он апеллировал к первым статьям Конституции 2058 года. По данным бегущей строки, уже 53 % землян из 19 % принявших участие в опросе ответили утвердительно на вопрос о расширении периметров безопасности.

Клео пришла в такое раздражение от непостоянства общественного мнения и от диких идей матери, что порывисто вскочила, выбежала из дома и кинулась в рощу. Ей требовался чистый воздух.

– Ладно, мама, я запомнила. 31 мая 2118 года, – крикнула она. – Я подумаю над этим вопросом. И дам тебе ответ через двадцать лет.

Милен хмыкнула. Она не пошла за дочерью – телепортировалась на тридцать метров и оказалась перед ней. Как же Клео ненавидела подобные фортели! Она то и дело одергивала своих учеников, чтобы те не развлекались подобным образом во дворе во время перемены.

Мадам Луазель сорвала цветок сакуры и воткнула его в прическу.

– У Элиаса масса достоинств. И он совсем не глуп. Хочет пригласить тебя заранее, у него есть сюрприз почище венчания в Ватикане.

– Наши парные похороны в 2166 году в Вашингтоне, на Арлингтонском кладбище?

– Идиотка! Он приглашает тебя сегодня вечером! Не понимаю как, но ты его околдовала.

– Сегодня вечером? А что будет сегодня вечером?

– Доченька, ты одна не в курсе. Сегодня вечером в Рио, на стадионе «Маракана», состоится финал чемпионата мира по футболу.

Ах да, пресловутый финал… Дети в классе уже неделю только о нем и говорят.

– Ну футбол, и что с того?

Ее мать выдержала театральную паузу секунд на тридцать, любуясь своим зыбким отражением в бассейне с кувшинками, и переспросила:

– И что с того? Элиас достал два билета! Вся планета будет с замиранием сердца смотреть на футбольное поле не в 2118 году, а сегодня вечером. Вся планета, миллиарды жителей! И только сто двадцать тысяч телепортируются на трибуны «Мараканы». И Элиас с избранницей будут в числе счастливчиков.

Клео посмотрела на стену через открытое окно, не возвращаясь в дом. Молодая журналистка задавала свой вопрос президенту Немроду, но голос матери звучал слишком громко и заглушал ее слова. Вообще-то Клео они мало волновали, зато ее заинтересовал симпатичный репортер – смуглый, с орлиным носом и глазами ловчего сокола.

– Ты меня слушаешь, Клеофея?

– Да, конечно. Конечно, слушаю…

– И что же передать Элиасу, нахалка ты этакая? Пусть перепродаст билеты, потому что ты не любишь футбол и предпочитаешь поужинать в «Жюль Верне», на верхотуре Эйфелевой башни? Или он может отдать лишний билетик твоей несчастной мамочке? А почему нет? – Милен нежно коснулась указательным пальцем цветка сакуры в волосах. – Или…

– Передай, что я согласна.

От изумления Милен совершенно растерялась.

– Правда?

Клео колебалась, но, мысленно взвесив все «за» и «против», решила принять приглашение. Она мало что знала о правилах игры в футбол, но ей нравилась праздничная атмосфера, царящая на стадионах, всеобщее веселье, разноцветные флаги и вымпелы, яркая форма игроков. Она купит сувениры для всех своих учеников, раздаст им программки и значки. Клео будет максимально честна с Элиасом – как, впрочем, и всегда. Никакой двусмысленности! Она не влюблена в него и много раз давала это понять, в том числе во время редких совместных ужинов, прогулок и походов в музеи, но Элиаса ее холодность только еще сильнее заводит. Наверное, он воспринимает Клео как неприступную крепость и бросит ее в тот самый момент, когда она сдастся.

– Правда? – повторила Милен, словно все еще не могла поверить. – Ну так за дело!

В следующее мгновение она телепортировалась к гардеробу и принялась перебирать оставшиеся вешалки с юбками и платьями. Клео не торопясь подошла и встала рядом.

– Я написала Элиасу, – сказала она. – Дала ему доступ в мое частное пространство. Он сейчас будет здесь, поэтому оставь нас одних, мама.

Милен взглянула на дочь, решая, всерьез та говорит или шутит, потом улыбнулась, махнула рукой, скрестила пальцы на удачу и исчезла, точно фея-крестная.

9

Тетаману, архипелаг Туамоту, Полинезия

Ми-Ча и Артем телепортировались к южному проливу атолла – на этот раз майор категорически отказалась идти пешком.

Бабу ждал их, присматривая одним глазом за Юстусом, а другим за хороводом безобидных черных колючих акул.

Ми-Ча пошла в наступление, едва материализовавшись перед охранником.

– Где вы были сегодня утром, господин Фишер?

Юстус ответил, глядя исподлобья:

– Я уже говорил, на острове Крка, у сестры, и…

– Великолепно! Я тоже обожаю Хорватию. Проверим? Нет ничего проще, вот точные географические координаты места, куда вы отправились сегодня утром.

Ми-Ча ловко подсоединила три телепортера к машинке охранника.

– Поехали!

Юстус и рта не успел открыть, как он сам и трое полицейских телепортировались и вдруг оказались в густом лесу. Здесь стояла тропическая жара, как на Тетаману, но этим сходство ограничивалось. Они находились в сердце джунглей – где-то в Центральной Африке или Амазонии. Издалека доносился шум воды, кто-то громко смеялся.

Они прошли еще метров пятьдесят, раздвинули густые папоротники и ветки тикового дерева, и с вершины утеса их глазам открылась картина фантастической красоты.

Тридцатью метрами ниже волшебный водопад обрушивал свои воды в бирюзовое озеро.

– Водопад Куангси близ Луангпхабанга[7], – прошептала Ми-Ча, – тайный райский уголок.

Артем и Бабу смотрели не на каскад. Ошеломленные мужчины уставились на озеро, в котором плескались двадцать обнаженных женщин, одна красивее другой. Длинноволосые, пышногрудые, с тонкой талией, бесконечно длинными ногами и упругими ягодицами, эти чудные создания могли бы с полным правом пройти по подиуму конкурса красоты на звание «Мисс Вселенная». Они хохотали, брызгались водой, скользили по прозрачной воде, являя миру идеально сложенные тела.

Ми-Ча дала коллегам еще три секунды и прервала бесплатное развлечение:

– Все, больше нам тут делать нечего, хорошенького понемножку!

Она перенастроила телепортеры, и все четверо вернулись в начальную точку, на атолл Тетаману, к южному проливу и пустой глади Тихого океана.

– Рассказывайте, Юстус.

Бабу просиял белозубой улыбкой, Артем остался невозмутимым.

– Которая из них ваша сестра? – совершенно серьезно спросила Ми-Ча.

Бабу едва не подавился смехом.

– Ну… – проблеял Юстус, – раньше, когда я был помоложе, то работал секьюрити, охранял всяких знаменитостей, был, так сказать, телохранителем у манекенщиц и топ-моделей… Потом постарел и оказался на Тетаману, у пенсионеров. Мне здесь нравится, но… уходя с прежнего места, я сохранил несколько конфиденциальных сведений. Только для себя, клянусь вам! Сами понимаете, сколько мужиков на планете хотели бы заполучить такие знания. – Юстус попытался подмигнуть Бабу и Артему. – Видели тех секс-бомб? Я не делаю ничего плохого, держу рот на замке. Только смотрю, границ частного пространства не нарушаю. Я редко так поступаю…

– Ну да, только за последний месяц – двадцать раз! – язвительно сообщила Ми-Ча. – Я проверила.

– Хозяева Тетаману доверяли вам, господин Фишер, – вмешался в разговор Артем. – Вы понимаете, что ваше подглядывание стоило жизни десяти невинным людям?

Юстус понурился.

«И спасло вам жизнь», – добавил про себя майор. Окажись Фишер на атолле, когда высадились коммандос, его бы наверняка убили вместе с остальными.

Они оставили охранника наедине с угрызениями совести и заблокированным телепортером. Коллеги из Бюро криминальных расследований допросят его и передадут по инстанциям. Адвокаты красоток вряд ли заинтересуются убитыми пенсионерами, но за покушение на частную жизнь клиенток спросят с охранника по полной. Полицейские шли по пляжу, волны выносили на берег крошки расколотых раковин, окрашивая песок в розовые и перламутровые тона.

– Хорошая работа, Ми-Ча, – похвалил Артем. – Но об убийцах мы так ничего и не узнали. Что нового насчет портов, Бабу?

– Готов список всех телепортаций за неделю на площади пять тысяч километров, с упором на укромные места, где можно спрятать яхту. Даже посреди Тихого океана их оказалась чертова прорва!

– Мы сократим твой список, сопоставив его с реестром всех лиц из раздела «Связь с манифестами террористов».

– С какой целью? – удивился Бабу.

– Нам нужны те, кто выступает за независимость всех сортов, и националисты, так или иначе ставящие под сомнение принципы Всемирной Организации Перемещений и Конституцию 2058 года.

– В чем мы их подозреваем?

– Я нашел книгу в спальне супругов Вельт, в ящике прикроватной тумбочки, – с секундной задержкой пояснил майор. – Труд Оссиана «Право крови».

Ми-Ча сделала большие глаза, поскольку впервые слышала это название, Бабу же удивленно присвистнул.

– «Право крови»… Непростой литературой увлекались наши пенсионеры.

– Может, и меня просветите? – буркнула Ми-Ча.

– Этот, с позволения сказать, трактат запрещен цензурой. Можешь себе представить опус вроде «Майн кампф»? Учебник, защищающий идеологию, способную поставить под сомнение любую организацию современного мира.

– Думаешь, мы имеем дело с террористами? – спросил Бабу. – Безобидные немецкие старички на самом деле тайные наци или вроде того?

Ми-Ча мало что поняла. «Майн кампф», нацисты и прочая лабуда – все эти слова ни о чем ей не говорили. Она отошла в тень пальмы, боясь сгореть, на таком адском солнце никакие слои тонального крема не спасут.

– Нужно все сопоставить и не торопиться, – сказал Артем. – Кроме книги, ничто не позволяет заподозрить в немцах активистов любого из движений. Ни на атолле, ни в пунктах перемещений.

– А вот это?

– Что – это?

Они подошли к трупу немецкой овчарки, и Бабу кивнул, указав подбородком на ствол дерева с вырезанными на коре пальмы маленькими буквами: питчипой[8].

Майор коснулся ладонью ствола и понял, что надпись сделали максимум два-три часа назад.

– Питчипой… Можешь предположить, что это значит, Бабу?

Сенегалец не только знал, но и отдавал себе отчет в том, что вытекает из мрачной находки. Он собирался ответить, но его опередила Ми-Ча:

– Эй, ребята, хоть я ничего и не понимаю в ваших исторических выкладках, но, как сказал бы Бабу Мудрейший, достаточно замереть на две секунды и оглядеться, чтобы найти решение.

Она спрыгнула на песок.

– Хватит интриговать, говори, куда смотреть! – нетерпеливо велел майор.

Довольная кореянка скромно потупилась:

– На собаку.

– Что с ней не так?

– Глаза. Они все еще блестят, а ведь не должны.

– Ну и?..

– Хозяин имплантировал в глаз пса микрокамеру. Понимаете? Нет? Это значит, что бедный пес видел все, что произошло, и поделится с нами.

10

Мемориал мира, Хиросима, Япония

Галилео Немрод знаком велел задернуть занавес перед входом в Мемориал мира Хиросимы. Он терпеть не мог заканчивать пресс-конференцию телепортируясь, поскольку считал, что внезапное исчезновение производит впечатление поспешного бегства. Нужно уходить медленно, занавес закрывать тоже медленно, это получается гораздо торжественнее.

Немрод бросил взгляд на результаты опроса – с начала его выступления количество ответов «да» на вопрос «Считаете ли вы, что следует расширить периметры безопасности вокруг частных пространств?» выросло до 49 % при участии 26 % жителей Земли. Если утвердительно отреагируют 66 %, Конгресс должен будет собраться и узаконить решение. Сто девяносто семь избранных членов Всемирного конгресса постоянно ставили вопросы на Экклесии, население планеты немедленно принимало участие в голосовании, а конгрессмены выносили решение с учетом результатов.

Появились новые данные: всего 64 % одобряли празднование столетия телепортации. «Придется сражаться еще и на этом фронте», – подумал Галилео. До происшествия на Тетаману (кто-то слил информацию в «Индепендьенте Планет») было на 10 % больше. Президент не слишком обеспокоился, поскольку с момента установки Экклесии он научился не реагировать на каждый чих землян. Наипрямейшая демократия. Худшая из систем, если не считать все остальные.

– Президент, вам пора на Тристан-да-Кунью, на строительство Нового Вавилона, – рискнул напомнить Гарольд, один из советников Немрода. – Тридцать минут назад собрались все архитекторы и…

– Ну и что? Они ждут меня в зале? У них нет других дел? Могли бы телепортироваться, поработать и вернуться, когда я освобожусь.

– Они полагали, что…

Галилео Немрода бесил весь этот никчемный политес, который надо было соблюдать, общаясь с архитекторами, советниками, депутатами Конгресса, журналистами.

Он уже пятнадцать лет возглавлял Организацию и в свои сильно за шестьдесят, если верить опросам, оставался популярным у 60 % населения, но не обольщался, понимая, что люди просто привыкли видеть его на всех экранах. Им нравилось его лицо «благородного старца», его густые, с проседью волосы, его уверенный и хорошо поставленный голос, властные интонации. Немрод был символом мира, защитником, кем-то вроде древнего бога. Если безопасность землян окажется под угрозой, если они почувствуют хоть малейшую опасность, кривая любви немедленно поползет вниз. Людям плевать на историю с географией, технические параметры телепортации, политические основы организации мира, они хотят одного – как можно свободнее передвигаться по планете и быть в безопасности у себя дома.

– Пусть начинают! – с трудом сдерживая нетерпение, бросил он. – Они в любом случае компетентнее меня. Мне будет достаточно ознакомиться с планами.

Он сам задернул занавес, взглянул на Мемориальный парк мира Хиросимы с Атомным куполом Гэнбаку и кенотафом с именами семидесяти тысяч жертв. Когда-то в центре мемориала горел Вечный огонь – его погасили, когда уничтожили все ядерное оружие. Человек десять журналистов не разошлись после пресс-конференции и продолжили что-то оживленно обсуждать. Лучшие, считал Галилео, всегда так поступают, а посредственности спешат в редакции, чтобы состряпать очередную сенсацию.

– Вон тот! – Президент кивнул Гарольду на молодого темноволосого корреспондента. – Из «Индепендьенте Планет». Пусть подойдет.

– Зач…

– Бросьте вы эту манеру вечно задавать лишние вопросы. Эксклюзив. Тридцать минут. Скажите, что он сможет опубликовать полный текст.

Немрод посмотрел на цифры Экклесии, и советник наконец понял.

– Конечно, президент, я сейчас же приведу парня…

11

Стадион «Маракана», Рио-де-Жанейро

Северный вираж стадиона «Маракана» был золотисто-зеленым. Красиво, подумала Клео, очень красиво. Она и себя чувствовала красивой в коротком платье в золотисто-зеленых тонах с умело рассчитанной глубиной декольте. Длинные волосы она убрала с помощью заколок-бабочек, купленных у Летиции в ее маленьком ремесленном бутике во время прогулки по берегу реки Манакапуру (этот приток Амазонки не пользовался популярностью, и туда редко кто телепортировался).

Да, Клео больше всего на свете ценила свою уединенную жизнь, но ей неожиданно очень понравилось царившее на трибунах веселье. Сидевший рядом, на месте 38Б, Элиас был в безукоризненно отглаженной желтой рубашке и зеленых бермудах. У него была неотразимая улыбка торговца недвижимостью, обещающего клиенту дом-сказку в одном из красивейших мест земного шара. Миллионы женщин наверняка мечтали бы оказаться на месте Клео и провести остаток дней рядом с этим мужчиной, сделать его счастливым, а она…

Клео злилась, подбирала аргументы в пользу своей правоты, выискивала недостатки в характере Элиаса, способные объяснить, почему она ничего не чувствует к другу детства, для которого она лучшая женщина в мире. Выискивала – и не находила. Парадоксальным образом Клео нравился только его единственный недостаток – детская робость в выражении чувств.

– Я… мне жаль, Клео. Правда жаль, что пришлось прибегнуть к посредничеству твоей мамы, чтобы пригласить тебя. Вообще-то все было не совсем так. Я сказал моей маме, что у меня есть два билета на финал, а спутницы нет, она передала твоей, они немножко поинтриговали у нас за спиной, вот и…

Это признание многие женщины сочли бы детским лепетом, проявлением трусости, а то и вовсе хамством, но Клео нашла его очаровательным. В конце концов, Элиас – холостяк, доверяющий сердечные тайны матери, что тут плохого?

– Ты все точно рассчитал. Пригласи ты меня напрямую, я бы точно не согласилась. Мы знакомы с коллежа, и ты в курсе, что я редко отвечаю на сообщения. В мое частное пространство допущена только мама. Кстати, это просто кошмар! Не знаешь, как помешать ей телепортироваться с чашкой чая и тостами, когда я наслаждаюсь первым завтраком?

Элиас расхохотался.

– Как я тебя понимаю! Однажды, в какой-то праздничный вечер, я дал доступ двадцати приятелям и теперь, возвращаясь с работы, регулярно нахожу на своем диване с десяток незваных гостей.

Клео развеселилась.

– Какая же ты красивая, когда смеешься! Ты никогда не была так хороша.

«Застенчивый мальчик постепенно раскрепощается». Она поблагодарила за комплимент и коснулась крылышек амазонских бабочек в волосах.

– Мне все-таки удалось провести десять благословенно одиноких минут в ванной, я сама выбрала платье, а потом выставила маму, соврав, что ты сейчас телепортируешься.

– К тебе?

– Да.

Элиас покраснел.

«Ему идет, – подумала Клео. – Он выглядит очень милым, хоть и глуповатым. Интересно, он хоть раз телепортировался в спальню к девушке?»

Клео сделала глоток свежевыжатого мангового сока, за которым Элиас, как истинный кавалер, смотался в модный бар Рокгемптона, города в восточной части Австралии, а сам удовольствовался кока-колой. Она пила и оглядывала гигантский стадион «Маракана», на котором буйствовали сто двадцать тысяч человек, купившие билеты по немыслимой цене. Такая удача выпадает раз в жизни.

Больше всего было бразильских желто-зеленых флагов, но на трибунах то и дело растягивали и другие – тремя рядами ниже группа азиатов размахивала корейскими, китайскими и японскими флагами.

– От существовавших когда-то государств остались только спортивные команды, крупные компании осыпают их золотом, – сказал Элиас. – В детстве я знал все двести десять флагов. Мама каждый вечер проверяла меня, и я ни разу не ошибся. Потом появились другие увлечения, и я выучил логотипы ста крупнейших мировых компаний, гербы старинных европейский замков…

Клео показались милыми мании этого так и не повзрослевшего мальчика.

Элиас тоже одиночка – на свой, особый манер.

Возможно, она в конце концов все-таки поддастся его нетипичному очарованию.

12

Тетаману, архипелаг Туамоту, Полинезия

Ми-Ча протянула Артему микрокамеру, чтобы они могли посмотреть запись каждый на своем планшете. Майор Акинис подключил крошечное устройство к планшету, посмотрел на воду лагуны, переливающуюся всеми оттенками голубого и синего, и перевел взгляд на микроскопическую камеру, больше напоминавшую сейчас сгусток крови. Малышка Ми снова сыграла с ним шутку. Кто бы мог поверить, что эта стильная корейская красотка не моргнув глазом вырежет глаз у мертвой овчарки, безо всякой брезгливости нащупает камеру и выдернет ее?

Бабу протянул напарнице свой шикарный носовой платок, и она вытерла руки.

– Хозяева имплантируют камеры в глаза своим питомцам, чтобы всегда знать, где те находятся. Камеры бывают полезны страховщикам, если любимец сбежит, но все это не главное, а главное их назначение – шпионить за соседями.

Бабу присвистнул и достал из кармана планшет – древность, которой пользовался уже полгода.

– Ладно, давайте посмотрим, что там наснимала несчастная псина, – сказал Артем, синхронизировал между собой три устройства и вывел их экраны на раздвигающуюся панель.

Майор перемотал видео до отметки предположительного времени убийства, на пять часов назад. Сначала экран оставался черным – видимо, пес спал, – потом на нем судорожно задергались ноги, появилось изображение травы, песка и возникла более четкая картинка пляжа.

Так продолжалось несколько минут, они прокрутили малоинтересное мельтешенье мошкары и колыхание пальмовых листьев, но вдруг взгляд животного замер на линии горизонта: пес что-то увидел в море.

Артем, Ми-Ча и Бабу нетерпеливо морщились, пытаясь разобрать, что углядел Рольф (они узнали кличку, когда его позвал хозяин, пожилой мужчина в зеленой бейсболке). Картинка застыла – пес смотрел на тихоокеанскую гладь, затем раздался крик и действие ускорилось.

Мужчина бежал по пляжу, Рольф обогнал его, остановился – камера зафиксировала кокосовый орех, – оглянулся, и внезапно череп человека разлетелся. Беззвучно. Стреляли с расстояния больше километра.

Трое сыщиков смотрели на крупный план трупа глазами Рольфа, не понимающего, что случилось с хозяином. В следующую секунду красная волна залила экран и все опрокинулось.

Рольфа убили через несколько секунд после Руперта Вельта.

Артем что было сил пнул песок. Собачья камера ничего не показала! Ни убийц, ни средства передвижения, на котором те добрались до Тетаману. Преступники проявили предусмотрительность и избавились от всех свидетелей, находясь далеко от атолла. Даже самое сильное увеличение не позволит идентифицировать их.

– Чертовы ловкачи! – проворчал Артем. – Но идея была хороша, Ми.

Кореянка с трудом скрывала разочарование. Они двинулись к бунгало, где команда Валерии Аверьяновой занималась телами.

– Должен быть способ узнать, что тут произошло, – сказал майор. – Нас не поймут, если облажаемся, весь мир следит за этим расследованием.

Молчавший все это время Бабу вдруг резко остановился в тени кокосовых пальм, глядя на соломенную крышу «Плюмерии». Акинис и Ким тоже остановились, пытаясь понять, что его заинтересовало.

– Просвети-ка меня, малышка, – сказал Бабу. – Раз уж люди совсем чокнулись и начиняют глаза любимых собак камерами, почему бы им не поступать так же… с котами?

Очень даже живой полосатый кот наблюдал за ними с крыши.

Кореянка не успела ответить – командир опередил ее:

– Ты у нас самая ловкая, Ми-Ча, ну-ка, достань нам этого зверя! Если каким-то чудом…

Он даже не договорил, а Ми уже проворно карабкалась по бамбуковым стенам. Три судебных медика прекратили работать и любовались мини-юбкой от «Вивальди».

13

Эспланада мечетей[9], Иерусалим

– Это большая честь, президент. И для меня лично, и для моей газеты.

– Не тратьте время на пустые любезности, я могу уделить вам всего полчаса.

Лилио де Кастро включил планшет. Каждый житель Земли по-прежнему носил его в сумке, рюкзаке или кармане – для получения информации, обмена картинками, определения Универсального Времени или игр.

Журналист нарочито неторопливо огляделся. Они с президентом Немродом телепортировались на холм, который когда-то звался Эспланадой мечетей. Место в самом сердце Старого Иерусалима обезопасили, сведя Уровень допустимой заполненности до двух человек, но у Стены плача, как всегда, собралась толпа туристов. Солнце мерилось золотом с Куполом Скалы[10], отражаясь от панелей солнечных батарей, расположенных между захоронениями на Масличной горе.

Немрод поставил между ними бутылку воды и два стакана.

– Позвольте поинтересоваться, президент, – начал журналист, – почему я? Моя газета далеко не самая читаемая в мире.

– Зато самая дерзкая, и вы это знаете. Только она устроила обсуждение принципов Конституции 2058 года, напечатала карты старого мира и осмелилась публиковать издания на былых языках.

Журналист улыбнулся.

– Проект провалился, президент, больше на этих языках никто не может читать. Разве что коллекционеры купили пятнадцать миллионов экземпляров на английском и мандаринском.

– Только вы решились опубликовать рецензию на запрещенную книгу «Право крови», – продолжил Немрод.

– Разгромную рецензию, президент.

– Пусть так, но решились только вы.

– Давайте будем честны, так называемая запрещенная книга триумфально шествует по миру, – сказал Лилио. – Так почему бы не предложить читателям аргументированную критику?

– Совершенно с вами согласен, господин де Кастро, хотя Конгресс моего мнения не разделяет. Потому-то я и захотел с вами поговорить. Попытаюсь убедить ваших читателей. С чего начнем?

– С главной новости? С бойни на Тетаману?

Немрод покачал головой:

– Вы меня разочаровываете, господин де Кастро. Я только что рассказал все, что мне известно. Пока мы тут беседуем, полиция делает свою работу. Я выбрал вас, потому что ваши читатели задумываются о базовых ценностях нашего мира и принципах, которыми руководствуются его институции. В мои планы не входило обсуждать это происшествие.

Лилио отпил воды и обвел взглядом огромную пустую площадь. Он, разумеется, понимал, зачем Немрод устроил их встречу в этом месте. Много столетий подряд самые жестокие мировые религии вели здесь схватку за… камень, потому что мечеть Аль-Акса якобы стоит на развалинах древнего иудейского Храма.

– Ладно, раз вы решили давить на чувства, ответьте на один вопрос. Вам не кажется, что Конституцию 2058 года сегодня можно было бы, скажем так, смягчить?

– Статью 1?

– В том числе. И все следующие.

Немрод потер ладони и улыбнулся в седую бороду, как преподаватель, оседлавший любимого конька.

– Всемирная Конституция принята 29 мая 2058 года. Итак, статья 1: Одна Земля, один народ, один язык. Статья 2: Земля есть собственность всех землян. Все границы упраздняются, за исключением границ частного пространства. Отныне существуют две формы владения пространством Земли – индивидуальная и всеобщая. Любая территория, не принадлежащая отдельному индивиду, принадлежит всем землянам. Все другие формы коллективного владения территорией, будь то местные, региональные или национальные, считаются губительными для свободы и демократии, а следовательно, запрещенными. – Президент сделал короткую паузу и продолжил: – Статья 3: Нет и не может быть ограничений свободного перемещения индивидуумов при соблюдении Уровня допустимой заполненности каждого места на планете, определенного Уровнем занятости.

– Этот Уровень занятости – прекрасный инструмент для обогащения, – прокомментировал Лилио.

– И он же спасает жизни. Вы забыли, что в начале XXI века людей запирали в их собственных жилищах, чтобы контролировать пандемии? Здоровье удалось сопрячь со свободой только после того, как законом была введена разграничительная дистанция между индивидуумами.

– Да согласен я, согласен! – раздраженно воскликнул журналист. – Я признаю положительные стороны Конституции 2058-го и затвердил наизусть ее главный принцип: единственная приемлемая граница – это граница индивидуальной частной собственности. Любое неприватизированное пространство принадлежит – а значит, доступно – каждому землянину. Но зачем жестко применять это правило? Возьмем убитых на Тетаману немцев. Они были совладельцами атолла.

Президент нахмурился, недовольный тем, что Лилио де Кастро так быстро разнюхал конфиденциальную информацию.

– Десять человек – разрешенный максимум, но почему бы не позволить группам, насчитывающим десятки, сотни, тысячи землян, управлять территорией и нести за нее ответственность? Людям, похожим друг на друга, с общими вкусами, историей, да просто соседям.

Этот вопрос понравился Немроду, он откинулся на спинку кресла и одобрительно посмотрел на журналиста.

– Земляне забыли свою историю, господин де Кастро. Многие уверены, что до их рождения просто ничего не происходило. Ну или не имеет значения. Позвольте мне объяснить. Потом решите, что публиковать.

Президент пустился в рассуждения, сыпал историческими ссылками, то отвергая возражения Лилио, то взывая к нему, словно к неразумному дитяте, которому все приходится объяснять по нескольку раз. Но убедить журналиста явно не получалось.

Через двадцать пять минут Немрод выдохся и у Лилио на вопросы осталось всего пять. Де Кастро смотрел на холмы Иерусалима, не в силах представить убийства, творившиеся здесь тысячелетиями только потому, что значительная часть человечества свято верила, будто с этого самого места Магомет телепортировался в рай, а другая часть не сомневалась, что подвиг несколькими веками ранее совершил некто по имени Иисус Христос. Он постарался сосредоточиться. Всего пять минут на три горячие темы. Все решится здесь и сейчас – с помощью нескольких фраз.

– Итак, президент, давайте поговорим о Новом Вавилоне, если не возражаете. Мировое общественное мнение все менее благосклонно относится к празднованию столетия телепортации. Люди считают, что в нынешней тревожной обстановке устраивать подобное мероприятие опасно. Как относитесь к этой проблеме вы?

– Я? – Немрод мастерски изобразил удивление. – Решаю не я, а Экклесия, то есть население Земли. Через несколько часов все станет ясно. Вы, я и десять миллиардов жителей планеты смогут наблюдать за голосованием в прямом эфире.

Лилио посмотрел на часы, в его распоряжении меньше трех минут.

– Продолжим, президент. Вы начали наш разговор с книги Оссиана «Право крови». В ней содержатся некоторые возражения вашей планетарной утопии. Оссиан пишет об изгоях – гражданах, лишенных права на свободу передвижения.

– Это миф, господин де Кастро! Рядом с нами живут мирные домоседы, и мы должны уважать их выбор. К несчастью, есть и кучка преступников, которые ради собственного обогащения вторгаются в пределы чужих частных пространств, но наше Бюро криминальных расследований неизбежно находит их и берет под арест, потом их судят и выносят приговор. Самые опасные лишаются права покидать личное частное пространство, но в нашем мире нет специальной зоны для изгнанников, куда не мог бы телепортироваться кто-то еще. Таковы факты, все остальное досужие домыслы и фантазии романистов.

Лилио заторопился. Осталось две минуты.

– Что насчет «Пангайи»? Теории Оссиана и впрямь могут показаться экстремистскими, но разве не опасно всемогущество этого искусственного интеллекта? Все наши перемещения становятся известны, архивируются, контролируются и анализируются с помощью алгоритма, который…

– «Пангайя» – всего лишь машина, которая каждую секунду управляет миллиардами данных с географической привязкой. Гигантская диспетчерская, лишенная души и настроений, вместилище заявок на перемещение. Практически все желания исполняются, каждый человек может попасть куда захочет. Но если бы все одновременно оказались в одном и том же месте, это создало бы некоторые трудности, согласны?

– Только не на церемонии в честь столетия телепортации, – заметил Лилио.

Туше. Немрод понял, что пропустил удар.

– Прошу меня извинить, господин де Кастро, я вынужден вас покинуть.

Журналист понимал, что должен рискнуть и выпустить последнюю стрелу. Он, никому не известный репортер, интервьюирует президента Немрода, так что надо действовать.

– Возвращаясь к происшествию на Тетаману…

– Кажется, есть новости, – перебил Немрод и телепортировался.

Лилио де Кастро остался на эспланаде один. Ненадолго. Почти сразу вокруг него появились десятки туристов. Телепортацию снова открыли, а в Иерусалиме Уровень допустимой заполненности территории составляет 0,78 жителя планеты на квадратный метр. Лилио подхватил оглушающий вихрь постороннего присутствия, он вспомнил последние слова президента.

Кажется, есть новости…

Надо торопиться.

Вот-вот раздастся сигнал к началу.

14

Стадион «Маракана», Рио-де-Жанейро

На поле вышли команды, и стадион взорвался воплем восторга. Многие зрители вскочили и начали размахивать флагами, приветствуя своих любимцев. Клео заметила, что в большинстве своем это были люди в возрасте, дородные, явно давно не занимавшиеся спортом. «Пожалуй, мама была права, Элиас действительно прыгнул выше головы, чтобы достать два билета на финал. Мы оба молоды, а наших ровесников на трибунах совсем мало…»

Клео заметила журналиста, который только что брал интервью у президента Немрода, он сидел несколькими рядами ниже и никак не реагировал на адский шум на трибунах. В профиль он напоминал орла, внимательно наблюдающего за происходящим. «Наверняка один из модных репортеров, имеющих право телепортироваться в любое место планеты, где камеры фиксируют важные события. Какая потрясающе интересная жизнь, он за день узнает о мире больше, чем мне удастся за всю жизнь!»

Элиас, охваченный коллективной эйфорией, разрушил волшебство момента, обняв ее за плечи. Он тоже размахивал флажком Бразилии и глуповато улыбался.

– Что может быть лучше атмосферы стадиона?!

Зрители скандировали фамилии игроков. Клео никого из них в лицо не знала и не участвовала в этом празднике жизни. Она попыталась снова найти глазами журналиста, но ей мешали вскочившие люди, аплодировавшие разминке двадцати двух футболистов.

– Помнишь, когда мы были маленькими, – сказал Элиас, – они попытались навязать нам Телеолимпийские игры? Повсюду проводили соревнования, чтобы привлечь как можно больше участников, но ничего хорошего не вышло. Пришлось вернуться к старой доброй схеме: мяч, две команды, поле и стадион.

– Где посмотреть матч может горстка привилегированных особ, – заметила Клео.

– И миллиарды телезрителей. Мечта объединяет мир. За какую команду ты болеешь?

Клео понятия не имела и не собиралась забивать голову такими глупостями, она смотрела на гигантские экраны, висевшие над трибуной напротив, выискивая лицо журналиста. Не дождавшись ответа, Элиас вдруг осмелел и положил руку на колено Клео, чуть ниже подола короткого платья.

Она вздрогнула и судорожным движением смяла в кулаке стаканчик из-под сока.

– Ты… хочешь что-нибудь еще?

Бедняга Элиас залился краской до самых ушей, рука у него задрожала.

– Нет. Спасибо, нет, ты такой заботливый…

Он забрал у нее стаканчик и бросил в отверстие для мусора у себя под ногами, туда же отправилась бутылка из-под кока-колы, и пустая тара прямым ходом проследовала на завод по переработке отходов где-то в далекой точке планеты. Элиас решил сменить тему, поняв, как мало Клео интересуется игрой.

– Не могу поверить, что когда-то весь мусор выбрасывали в баки, пакеты, коробки и проходили часы, а иногда дни, прежде чем являлся невезучий бедняга, чтобы собрать, утрамбовать и отправить все на свалку. Та еще работа! Сплошная антисанитария. Кажется, баки опорожняли раз или два в неделю. Можешь себе представить?

Клео по-прежнему смотрела на гигантские экраны, рука Элиаса застыла на ее голом колене, не осмеливаясь продвинуться выше, поскольку он сообразил, что монолог о помойке романтическому настрою не способствует, а игроки уже заняли свои позиции на поле в ожидании свистка арбитра.

– Угадай, почему почти все на стадионе болеют за Бразилию, – сказал Элиас.

О футболе Клео знала следующее: чемпионат мира проводится раз в четыре года, всегда на самых больших стадионах планеты, команды носят названия давно исчезнувших государств. И еще знала, что она сейчас станет свидетельницей великого спортивного события, ей завидуют десять миллиардов жителей Земли, половина которых мечтала бы занять ее место.

– Понятия не имею. – Клео посмотрела на него, вопросительно подняв брови.

– Сейчас объясню. У бразильцев всегда – то есть еще до телепортации – была отличная команда, а теперь в этой части мира побывали миллионы людей и она стала мегапопулярной. Бразилия – это солнце, пляж, самба, карнавал и смешение рас, а также место, где чаще всего занимаются любовью. – Элиас снова покраснел. – Говорю тебе как архитектор, большинство землян мечтают построить дом в Бразилии, это поднимает самооценку человека.

Пальцы Элиаса подползли к краю юбки Клео. «Он хорошо воспитан, умен, галантен, робок, но предприимчив, так почему же этот набор не возбуждает тебя, а, детка?» – спросила себя молодая женщина.

– Но им противостоят злобные немцы!

– Почему злобные? – удивилась Клео.

Элиас все же заслужил капельку внимания.

– Ну как же, подогреть страсти может только противостояние «плохих» с «хорошими». Раньше это не имело значения, люди поддерживали местные команды, а теперь у нас один народ, одна земля… Идеальный принцип для политики и прав людей, но спорт – другое дело. Если нельзя выбрать свою сторону, свой лагерь, незачем болеть, так что приходится придумывать «плохих» и «хороших». Почти все желают победы Бразилии и провала Германии – там холодно, море мелкое и скучное, люди только и делают, что работают. Кроме того, немецкий считался одним из самых некрасивых языков, а Германия очень долго была отмечена печатью нацизма. Но ты и сама знаешь, ты ведь историк, рассказываешь детям о мировых войнах, нацистах и всяком таком… Короче, Германию удобно не любить, болеют за нее разве что лузеры, ностальгирующие по большим автомобилям, которые некогда производили немцы.

Клео слушала вполуха и думала: «До чего же ты нудный, уж точно немец, а не бразилец!» Впрочем, ей были одинаково не близки и ordnung[11], и вечный карнавал. Если бы ей предложили выбрать, она бы предпочла простую сдержанность, свойственную жителям Северной Европы, например Исландии и Лапландии, или обитателям Маркизских и Галапагосских островов. Интересно, а у островитян были свои футбольные сборные?

Тут арбитр дал свисток, и трибуны немедленно взорвались радостным ревом. Публика аплодировала любому пасу бразильцев, кучка немецких болельщиков в блондинистых париках с банками пива в руках принималась бесноваться, как только их нападающий проникал на половину соперников. А когда он едва не забил гол, они завопили так, что Элиас испуганно стиснул колено Клео.

– Несколько лет назад, – пробормотал он ей на ухо, – немецкую команду заподозрили в жульничестве. Говорили, что их игроки используют микротелепортацию. Переносятся на один-два сантиметра незаметно для зрителей, что позволяет им перемещаться быстрее и прыгать чуть выше, а это строго запрещено. Доказательств, правда, не нашли.

Клео не было никакого дела до давних подозрений, каких бы футболистов в чем бы ни подозревали. На экране мелькнуло лицо журналиста и тут же снова исчезло.

Бразильцы прижали немцев к их воротам. Стадион скандировал: Vamos, vamos[12], а Элиас вдруг клюнул Клео в щеку.

Она не оттолкнула его, хотя и не почувствовала ничего, кроме раздражения и отчужденности. «Ну почему я не могу наслаждаться игрой и радоваться поцелую? Могла бы усладить мать рассказом об удачном свидании, а то и заняться любовью на солнечном острове, как нормальный человек, а через двадцать лет обвенчаться в соборе Святого Петра в Риме. Что же я за урод такой! Мне плевать на этот счастливый мир, у нас с ним нет ничего общего…»

– Расслабься же, Клео! – С этими словами Элиас вскочил и заорал вместе со всеми: – Оле! Оле! – Потом повернулся к Клео: – Расслабься и получай удовольствие, мы же в Рио! Мир прекрасен, мир никогда еще не был так прекрасен! Солнце, небо, музыка, свобода и праздник.

«Он прав, – подумала Клео, – не мир, а сплошной праздник».

– Más rápido![13] – не утихал стадион.

Клео рассказывала ученикам, что во времена первых телепортаций самым распространенным языком был английский, а потом, против всех ожиданий, главным стал испанский и за несколько лет задвинул английский, мандаринский, португальский и французский в ряд квазимертвых языков. Испанский был проще, на этом певучем языке говорили на солнечном юге, куда телепортировались девять из десяти землян. Испанский был языком праздника, и раз уж весь мир стал праздником, то на нем заговорили все.

Тем временем первыми шанс на гол получили немцы.

Бразильский защитник грубо сбил игрока у себя в штрафной. Пенальти!

– Árbitro vendido![14] – взревел стадион, обращаясь к арбитру.

– Все по сценарию! – крикнул Элиас и снова чмокнул ее в щеку. – Немцы забивают, бразильцы отыгрываются, забивают еще и выигрывают!

Центральный нападающий немцев подошел к одиннадцатиметровой отметке, стадион затаил дыхание. Драматургия матча была выстроена безупречно, и Клео встряхнулась, перестала выискивать на экране лицо журналиста и сконцентрировалась на игре и своем спутнике.

Ладно, она попытается полюбить Элиаса.

Клео наклонилась и приложилась губами к его щеке.

Нападающий не успел ударить по мячу, потому что случилось невообразимое.

15

Тетаману, архипелаг Туамоту, Полинезия

– Есть результат, Артем.

Майор повернулся к Бабу, оставив на время наблюдение за Ми-Ча, которая все еще пыталась поймать кота. Как только она зацепилась за крышу, полосатый разбойник перепрыгнул на ближайшую пальму. Капитан последовала за ним, а беглец вскарабкался на верхушку.

Ладно, подождем, время есть.

Из дома то и дело выглядывали эксперты, а Валерия костерила подчиненных, требуя сосредоточиться на пробах, вместо того чтобы глазеть на задницу этой девчонки.

– Что мы имеем?

Бабу ответил, не отрывая глаз от Ми-Ча:

– Список последних телепортаций на окрестные острова. У нас первая проблема, Арти. Чтобы устроить такую бойню, застрелить Руперта Вельта и его пса, требовалось тяжелое армейское вооружение весом больше пятидесяти килограммов. Как убийцы, даже если они телепортировались в тихоокеанский порт, сумели притащить его с собой? Получили разрешение от «Пангайи»? Не думаю, остался бы след…

– Значит, действовали – как ты сказал? – по старинке. Может, пересекли океан на судне с грузом оружия?

– Вряд ли. На это потребовались бы недели. Нет, они наверняка приземлились в одном из ближайших портов.

Майор взглянул на пальму. Ствол трясся так сильно, как будто пальма стала жертвой тайфуна, но кот намертво вцепился в шершавую кору.

– Ты сравнил данные «Пангайи» и Бюро? Кто-нибудь из наших клиентов телепортировался поблизости?

– Ни один. Ничего подозрительного, только обычные перемещения.

Бабу молчал, и Артем спросил:

– Что? В чем дело?

– Сравнение баз все-таки дало одно имя, но этот человек не имеет никакого отношения к преступному миру.

– Да не тяни уже.

– Журналист. Лилио де Кастро. Работает на «Индепендьенте Планет». Попал в картотеку Бюро за несколько материалов о первых статьях Конституции 2058 года. Я проверил, никакой он не террорист, более того, входит в президентский пул корреспондентов.

Майор насторожился.

– Странное совпадение. У немцев нашли «Право крови» Оссиана, а «Индепендьенте» – единственная газета, писавшая об этой книге.

– Да нет тут ничего странного, – покачал головой Бабу. – Де Кастро засранец и проныра, но уж точно не убийца.

– Поймала! – донесся сверху торжествующий вопль.

Сияющая и расцарапанная Ми-Ча держала на руках полосатого любителя высоты.

– Буду звать его Шпион. Бедняжка до ужаса напуган. Он жил в «Гибискусе» и сегодня утром осиротел. Хотите услышать хорошую новость, ребята? Несчастные хозяева этого зверя вмонтировали микрокамеру ему в глаз. Он точно все видел из укромного уголка, и убийцы об этом не знали. К счастью для тебя, малыш. – Ми-Ча погладила кота. – Сейчас доктор Валерия вытащит эту гадость, и тебе совсем не будет больно. Обещаю.

– Подведем итог, – сказал Артем. – Мы все еще не знаем, сколько было убийц, кто они, как добрались до атолла и зачем убили десятерых пенсионеров. Никто ни черта не видел – ни пес Рольф, ни охранник Юстус.

– Вся надежда на Шпиона, – добавила Ми-Ча, гладя кота, который растерянно таращился после того, как из его глаза осторожно и безболезненно удалили камеру. – Давайте посмотрим.

Они спроецировали изображение с планшета кореянки на белую стену бунгало. Валерия только что телепортировала тела жертв в морг Мариестада, и им никто не мешал. Артем и Бабу сели на кровать, Ми-Ча предпочла стоять.

Пушистый соглядатай действительно «вел съемку» с крыши и видел все, от пальм на пляже до маленькой площади между бунгало, и даже частично то, что происходило внутри – через двери и окна. Картинка была четкая и стабильная.

Сцена преступления разворачивалась перед глазами полицейских так же ясно, как если бы они сами прятались на крыше.

Они полагали, что увидят отряд коммандос, четверых или пятерых вооруженных киллеров в масках, но их ждал сюрприз. Киллер был один и не прятал лица. Блондин лет сорока в джинсе. Неторопливый и спокойный, как наладчик электронной аппаратуры. На поясе у него висел кинжал в ножнах, в руке он держал пистолет с глушителем. Именно этим оружием он методично, по очереди, убивал спящих пенсионеров. Киллер не запаниковал, поняв, что обитатели «Гибискуса» проснулись. Он обогнул дом, бесшумно вошел и зарезал мужчину в кровати, за спиной жены, стоявшей у раковины. Женщина обернулась, ей хватило бы секунды, чтобы нажать на кнопку телепортера и спастись, но убийца опередил ее. Он хладнокровно выстрелил ей в запястье, потом в грудь, а когда она попыталась бежать, выстрелил в затылок.

Его спокойствие и методичность ужасали. Кто этот хладнокровный преступник, не прячущий лица? Планшеты запустили поиск в планетарных базах данных распознавания лиц. В современном мире никто не остается анонимом, через несколько секунд они узнают личность чудовища.

Продолжение «фильма» оказалось душераздирающим.

Блондин вышел из «Гибискуса» и направился к дому Руперта и Минны Вельт, где достал из холщового рюкзака книгу и положил ее в ящик прикроватной тумбочки.

Оссиан. «Право крови».

С какой целью он устроил инсценировку? Хотел, чтобы дознаватели поверили, будто супруги Вельт ее читали, или это политическое послание? Если это террористический акт, почему здесь?

Базы данных ничем не порадовали. На распознавание лица обычно уходили секунды, но тут система все никак не могла выдать имя.

Ладно, с этим разберутся позже, сейчас надо досмотреть видео. Убийца открывал дверцы гардеробов и вытряхивал ящики комодов, он что-то искал и в конце концов вышел из «Плюмерии», держа в руках какой-то конверт, после чего снова направился к «Гибискусу», тщательно обыскал бунгало и в одном из ящиков нашел картонную папку, откуда достал два прямоугольника из плотной серебристой бумаги.

– Это что еще такое? – удивилась Ми-Ча.

– Не могу прочесть, – сказал Бабу. – Твой мохнатый друг должен был подойти ближе, а не сидеть на крыше.

Кореянка поцеловала Шпиона между ушей.

– Ну давай, показывай! – буркнул Артем.

Ми-Ча отдала кота Бабу – тот принял его с гримасой отвращения – и занялась планшетом.

– Будь я неладен… – прошептал сенегалец ошарашенно. – Это и есть тайное сокровище пенсионеров?

Убийца достал из конверта два билета на финальный матч чемпионата мира по футболу между командами Бразилии и Германии.

Майор Артем Акинис попытался соединить имевшиеся элементы.

Десять богатых немецких пенсионеров купили места на финал; убийца приплыл на судне и убил жителей атолла, чтобы украсть десять билетов; он намеренно положил на видное место книгу, которая считается манифестом террористов; перед тем как покинуть атолл, вырезал ножом на стволе одной из пальм слово питчипой.

– Когда матч? – спросил майор.

Ми-Ча сверилась с Универсальным Временем.

– Начался четверть часа назад.

– Вот же черт! – прорычал Артем. – Это теракт! Киллер собирается устроить бойню на «Маракане», и это покажут в прямом эфире. Я уверен, что его сообщники сейчас там.

16

Здание Всемирной Организации Перемещений, остров Манхэттен, Нью-Йорк

– Вы уверены, Акинис?

– Вам известно столько же, сколько мне, президент. Немецких пенсионеров убил не футбольный фанат, убийце требовалось попасть на стадион.

Майор устремил взгляд на отражение стеклянного дворца в воде Ист-Ривер. Сто лет назад здесь размещалась штаб-квартира ООН.

Президентская резиденция находилась на последнем, тридцать девятом этаже. Через знаменитый витраж Шагала[15] открывался потрясающий вид на Лонг-Айленд, где пустовали почти все здания.

Немрод погладил бороду, он думал. Президента считали мудрым человеком, всегда взвешивающим каждое свое слово, каждый поступок.

– Значит, он принес книгу Оссиана с собой? – спросил он наконец. – И специально оставил ее на видном месте в одном из домов, а потом нацарапал на коре слово «питчипой»?

– Так точно, президент.

Немрод опустил глаза на вход в здание. Двести национальных флагов, когда-то трепетавшие на флагштоках, исчезли, зато теперь резиденцию охраняла гигантская скульптура, огромный револьвер с завязанным в узел дулом – символ мира, где больше нет места насилию.

– Вы утверждаете, майор, что ни наши базы, ни камеры, ни банки лиц не смогли опознать киллера?

– Именно так. Настоящий призрак. Его лицо ни разу не попало ни на одну камеру.

– Кроме той, которую спрятали в глазу кота… – прошептал Немрод.

Он резко распрямился, словно показывая, что готов принять одно из судьбоносных решений, и в упор посмотрел на детектива.

– Я уверен, что это блеф, спектакль. Он хочет спровоцировать панику, но выбора у нас нет. Прикажите эвакуировать людей со стадиона, майор Акинис. Немедленно.

17

Стадион «Маракана», Рио-де-Жанейро

Игрок немецкой команды исчез прямо из штрафной площадки, когда готовился пробить пенальти.

Как и вратарь бразильцев.

И двадцать полевых игроков вместе с арбитрами.

На огромном поле одиноко замер мяч, трибуны стадиона стремительно пустели. Меньше чем за пять секунд исчезли сто двадцать тысяч зрителей.

Оглушительный шум сменился не менее оглушительной тишиной, контраст между абсолютным беззвучием и недавним ревом поражал.

Клео неотрывно смотрела на мяч, поставленный на одиннадцатиметровую отметку.

Почему она не телепортировалась?

Получив на свой телепортер тревожное предупреждение – НЕМЕДЛЕННАЯ ЭВАКУАЦИЯ, – она отчего-то не нажала на кнопку «Дом», чтобы вернуться в безопасность своего личного пространства, как поступили другие зрители.

Клео понятия не имела почему.

А вот заботливый Элиас мгновенно перенесся в свою квартиру на площади Пикадилли, даже не оглянувшись на нее. В фильмах-катастрофах герои обычно обнимают возлюбленных, чтобы сбежать вместе, а то и жертвуют собой ради подруг. Элиас же испарился, осталось лишь воспоминание о том, как рука его лежала на ее коленке. На какое-то мгновение Клео решила, что это она виновата, она ведь так желала, чтобы Элиас просто исчез, вот он и исчез – правда, с ним и весь остальной стадион.

«Не воображай так, дорогая! – усмехнулась про себя Клео. – Они просто сбежали. Таков уж современный мир. Вот мы в едином порыве ликуем, смеемся, танцуем, а в следующее мгновение каждый скрывается в индивидуальной норе, спасая свою шкуру».

Впрочем, какое все это имеет значение?

Клео не телепортировалась, потому что ждала чего-то… или кого-то? Того, кто не поддается стадному инстинкту, когда ему предлагают смеяться или бежать, а поступает по-своему…

– Впечатляет, да?

Клео резко обернулась.

– Кажется, мы остались вдвоем.

Журналист, тот самый, обладатель орлиного профиля. Теперь он сидел тремя рядами выше и смотрел на нее с ироничной улыбкой.

– Я мечтал остаться наедине с самой красивой болельщицей, и футбольный бог внял моей мольбе.

Клео улыбнулась – вообще-то ведь и она думала о чем-то подобном. Журналист спустился, и Клео заметила, что он невысокий, одного роста с ней.

– Оставаться здесь опасно, мадемуазель. Раз уж Всемирная Организация Перемещений приказала эвакуироваться, значит, есть серьезные причины.

Клео прижала палец к губам, призывая его к молчанию. Ей не хотелось, чтобы он разрушил волшебство момента. Она обвела взглядом поле, опустевшие трибуны, задержала взгляд на мяче.

– Значит, вы меня защитите. Кстати, почему вы остались?

Ему явно понравилась ее выдержка. Он сел рядом, на место Элиаса. Они смотрели на поле, словно ждали, что футболисты вернутся и игра продолжится – только для них двоих.

– Я журналист, я хочу понять, что тут происходит.

– И что происходит?

– Увы, похоже, ничего… Вроде бы.

Оба рассмеялись, он протянул руку:

– Лилио. Лилио де Кастро.

– Клео. Клео Луазель.

– Кажется, такой массовой эвакуации не случалось с Big One в 2057-м.

– Меня тогда еще не было на свете, – ответила Клео с улыбкой, она уже поняла, что де Кастро вряд ли намного старше нее.

– В 2057-м сейсмологи обнаружили, что разлом Сан-Андреас, на котором расположены Сан-Франциско, Лос-Анджелес и добрая половина Калифорнии, может не устоять и случится землетрясение, которого боялись двести лет. Калифорнийские города ухнули в недра земли за двадцать минут. Исчезли с карты. Случилась глобальная катастрофа, но никто не погиб. Ни один человек. Все получили тревожное оповещение, когда земля вздрогнула, и все телепортировались. Наверное, именно это событие окончательно убедило жителей планеты в необходимости телепортации человека. В следующем году была принята Всемирная Конституция.

Лилио говорил страстно, но Клео перебила его:

– Я видела вас… До начала матча, по телевизору.

Лилио кивнул, глядя на пустое поле.

– Да, я задал несколько вопросов президенту Немроду. Думаю, моя карьера после беседы с ним пойдет в гору. В последнее время все странным образом ускорилось.

«Он должен написать статью и сейчас смоется, оставив меня одну…» – подумала Клео.

Она машинально поправила прическу. Интуиция подсказывала, что этот явно амбициозный тип тоже не хочет расставаться.

– Что будем делать? – спросила она, кивнула на мяч и предложила: – Станьте в ворота, а я попробую забить.

Лилио рассмеялся.

– Куда желаете перенестись, Клео?

– Никакой телепортации, хочу просто пройтись.

Ей удалось заинтересовать де Кастро, и на этот раз не только внешностью.

– Вы странная.

– Вы тоже.

Клео не кривила душой. Этому человеку явно плевать на условности. А она самая заурядная женщина, старомодная, просто притворяется необычной, чтобы задержать этого Лилио еще на пару минут.

– Знаете фавелы?

– Это что-то съедобное?

Журналист захохотал. Клео нравился его громкий заразительный смех, в котором участвовало все лицо, даже черная бородка тряслась.

– Фавелы – это кварталы Рио. Старые кварталы. Фавела Мангейра[16] в двух шагах отсюда, за железнодорожной линией. Туда никто обычно не телепортируется, но на это стоит взглянуть. Зрелище поучительное и опасное, поэтому пообещайте телепортироваться, если там нас подстерегает что-то…

– Обещаю – если сделаете то же самое. Настроим кнопки «Дом» на одну и ту же точку? Венеция? Санкт-Петербург? Монмартр?

Лилио еще раз взглянул на словно вымерший стадион.

– Вперед, Клео! Вы правы, нам стоит пройтись. Давайте отправимся туда, где властвует мрак, таких мест еще много в этом мире. – Он протянул ей руку: – Доверьтесь мне.

Эксклюзивное интервью

президента Галилео Немрода,

данное Лилио де Кастро

для «Индепендьенте Планет»,

часть 1/3

Лилио де Кастро: Вы говорили о важной роли прошлого, президент?

Галилео Немрод: Верно, господин де Кастро. За те сто лет, что существует телепортация, почти все жители Земли забыли несколько тысячелетий истории человечества. Да, нашим детям преподают историю, у каждого есть реперные точки, каждый имеет некоторое представление о серьезных конфликтах, революциях, колонизации, двух мировых войнах, популистских кризисах 2040-х годов. Самые эрудированные помнят, как устанавливались границы государств, знают, что существовали империи, Соединенные Штаты Америки, Китай, Европейский Союз. Все эти старые языки, флаги, униформы, дворцы, соборы и замки стали экзотикой, но кто сегодня пробует оценить свершившуюся революцию мысли?

Лилио де Кастро: Революцию мысли? Не могли бы вы уточнить, что имеете в виду?

Галилео Немрод: Меньше века назад никто на планете, за исключением горстки провидцев, не обладал планетарным сознанием. Даже вам сегодня будет трудно представить, что житель Земли в то время реагировал на происходящее не как человек, а как житель маленького уголка планеты, который считал своим. Как француз, немец, китаец, американец, бразилец… Как бы странно это ни выглядело, другого образа мыслей не существовало. Из него вытекал любой политический выбор и все решения всех народных избранников каждого государства. Правило было простым: защищать свою территорию, чаще всего сложившуюся в результате исторических случайностей, объединенную языками, которые редко наслаивались друг на друга, и религиями, которым была неважна национальность. Французы были готовы умирать за Францию, немцы – за Германию, англичане – за свой остров. И вот что я вам скажу, господин Лилио де Кастро: если мы попытаемся подсчитать число людей, убитых, изнасилованных, отравленных газами, умерших от голода – чаще всего молодых и здоровых! – только потому, что группа индивидуумов хотела защитить свое жизненное пространство, занять территорию соседей или присоединить ее, выяснится, что в жертву принесли не миллионы, а миллиарды. Так вели себя Чингисхан, Наполеон, Юлий Цезарь и Гитлер.